Величайший Диктатор - АИ-рассказ

84 сообщения в этой теме

Опубликовано:

Прошло несколько недель. Чем я был занят всё это время? В двух словах, пожалуй, не объяснить. Не сказать даже "всем понемногу" - скорее, "всем и помногу". Начинать приходилось с полного нуля - сперва у нас не было даже места для работы. Конечно, Комитет заранее выбрал подходящее здание в Москве, но, к сожалению, во время уличных боев с мятежниками оно сгорело. Впрочем, на фоне остальных проблем, эта была совсем незначительной. Сколько раз тогда успел я пожалеть, что не остался во Франции...

Мы действовали быстро. За эти несколько недель Комитет взял под контроль газеты и радиостанции во всех городах Республики, нанял множество новых сотрудников, организовал филиалы в губерниях и превратился в реальную силу, влиятельную действующую организацию. Как бы скептически ни относились отдельные граждане к научному подходу, а без него все это было бы невозможно. Но нам, простым сотрудникам, дорого приходилось платить за такие успехи. Работать полагалось на износ, а свободного времени едва хватало на то, чтобы принять пищу и хоть немного поспать. Лишний час сна был для нас самой большой наградой. Увы, даже ночь не гарантировала отдыха и покоя - телефонный звонок в любой момент мог поднять из постели. Такие нежданные звонки, конечно, доставляли мало радости, но один из них оказался для меня поистине судьбоносным. Было два часа ночи, и поднимая трубку, я не мог скрыть раздражения.

- Алло! Кто говорит?!

- Администрация Генерального Комитета. Вас желает видеть президент Республики. Соберитесь, пожалуйста, машина заедет через сорок минут.

Надо сказать, что телефон в Москве был тогда примерно такой же редкостью, как сейчас ординатёр, и имелся лишь у важных и серьезных людей, поэтому ни о каких шутках и речи быть не могло. Я отнесся к звонку со всей серьезностью и немедленно стал одеваться. Машина приехала точно в указанное время, и мы сразу двинулись в путь. Ночные улицы Москвы, скудно освещенные, со следами недавних боев, производили тягостное впечатление. Честно говоря, новая столица Республики выглядела попросту убого. В дороге нам встретилось лишь два автомобиля - это были полицейские патрули. Машину Генерального Комитета они, конечно, и не думали останавливать. Вся поездка заняла четверть часа. Знаменитого "Главного Дома" тогда ещё и в проекте не было, его начали строить только после войны с Японией, а пока президент жил и работал в бывшем здании "Русско-Германского Банка". Оно прекрасно подходило для административных нужд, а интерьеры хоть и отличались некоторой безвкусицей, всё же не вызывали у Губарева такого отвращения, как пышное убранство Кремля.

Спецжандармы на входе обыскали меня и, не найдя ничего подозрительного, отвели в святая святых. Заходя в президентский кабинет, я на мгновение задумался: где-то теперь его бывший владелец, герр Фукс? Возможно, бедняга давно уже был мертв...

- Рад вас видеть, коллега ............!

- З-з-дравствуйте...

Я не боялся самого Губарева - тогда, во всяком случае. Меня привел в ужас его вид. Лицо, всегда отличавшееся бледностью, стало совершенно белым, зрачки расширились невероятно, да и сам разрез глаз как будто изменился. Это, несомненно, были последствия неумеренного потребления "голубого чая" - бокал с отравой стоял тут же, на столе. Сколько таких бокалов уже выпито? Вдруг они оказали на психику такое же воздействие, как на внешность? Взгляд этих огромных черных глаз казался совершенно нечеловеческим... Президент заметил моё смятение.

- Я не могу спать сейчас... - произнес он без всякого выражения, - сейчас не то время. В конце концов, всем нам приходится чем-то жертвовать ради блага Республики. Врачи говорят, что эти симптомы быстро проходят.

Я не нашел, что ответить, и только кивнул. Губарев продолжал.

- Нам нужно ещё по меньшей мере полтора миллиарда франков для войны с Японией...

После этих слов он сделал паузу, словно ожидая, что я достану чековую книжку, затем вдруг взял лист бумаги и быстро начал что-то писать по-французски. Эти записи не имели никакого отношения к нашему разговору - мне удалось разобрать слова "искусственный каучук". Кажется, они были подчеркнуты. Продолжая писать, президент вновь заговорил со мной.

- Полтора миллиарда сверх плановых расходов. Где их взять? У нас нет свободных средств, все уходит на программу "Сырье-Транспорт-Электричество-Образование". Её реализацию нельзя отложить - это означало бы крах всех наших планов, гибель Республики. Но и войны нам тоже не избежать...

- Можно конфисковать награбленное у старой верхушки! - предложил я.

- Разумеется. Этим мы сейчас активно занимаемся. Но я думал ещё об одном источнике... Представьте: огромные залежи золота, серебра, драгоценных камней - по всей стране, даже здесь, в центре Москвы. Понимаете, о чем я говорю, коллега?

- Не вполне. Наш золотой запас давно исчерпан, как мне известно...

- И все же кое-что осталось. Преступное богатство, имеющее основой народное невежество.

- Вы... говорите про Церковь?

- Именно. Даже вы произносите это слово как будто с большой буквы, если можно так сказать. На днях я имел беседу с их руководством. Да... Я выступал в роли смиренного просителя, я взывал к их русскому патриотизму - в конце концов, разве единоверцы на востоке не страдают под гнетом язычников-синтоистов? Я готов был пожертвовать всеми принципами социал-авангардизма, чтобы уладить дело миром, но результатом был провал. Они готовы лишь молиться о победе русского оружия, но не хотят потратить на это дело даже пятидесяти миллионов. Это враги... Враги, ненавидящие нас, наши планы, наши идеалы. Они предпочли бы власть микадо или лорда-протектора, если бы имели выбор. И эти бороды, эти золтые одежды... Прах средневековья бросает вызов миру будущего. А я ничего не могу сделать... сейчас. Народ нужно избавлять от дикости постепенно, он плохо выносит потрясения. Но все же кое-что я сделаю. Дети... У вас есть дети, коллега?

- Нет, к сожалению.

- Разумеется. Я читал ваше досье. И у меня нет. Но на самом деле... у нас миллионы детей! Да, миллионы детей, за которых мы несем ответственность, которых мы должны воспитать, которым обязаны дать будущее, подготовить для жизни в новом обществе! Недавно я сказал, что вы заслуживаете благодарности. Но сейчас единственная награда, которую я могу дать - это доверие. Я доверяю вам главное - наши будущие поколения. Вы назначаетесь руководителем группы отделов по моральному развитию детей и молодежи.

- Благодарю за доверие, коллега Губарев!

- Я расчитываю на вас. Взрослых людей уже тяжело исправить - в массе своей это невежественные суеверные мещане. Но дети... Окончится война с Японией - всё как-то утрясётся, устроится. И мы бросим всё, что имеем, чем располагаем: всё золото, всю материальную мощь на просвещение и моральное развитие людей! Человеческий мозг, сознание людей способно к изменению. Упорядочив его, мы незаметно заменим их фальшивые ценности на истинные и заставим их в эти истинные ценности поверить!

Эпизод за эпизодом мы будем наблюдать грандиозное по своему масштабу зрелище рождения самого великого на земле народа, возниконвения его самосознания. Из искусства и литературы мы постепенно вытравим его отсталую антисоциальную сущность; отучим художников и писателей – отобьем у них охоту заниматься живописанием тех мерзких процессов, которые происходят в глубинах темных народных масс. Литература, театры, кино – все будет изображать и прославлять самые высокие человеческие чувства.

Мы будем всячески поддерживать и поднимать художников, которые станут воспевать и внедрять в человеческое сознание культ свободных чувств, законопослушности, гуманности, братства – словом, новой нравственности. В управлении государством мы создадим порядок и эффективность.

Мы будем безжалостно, активно и постоянно препятствовать самодурству чиновников, процветанию взяточников и беспринципности. Бюрократизм и волокита станут смертным грехом. Честность и порядочность будут вознаграждаться и сделаются всеобщей нормой. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов – все это мы будем уничтожать, все это исчезнет.

Многие, очень многие встанут на пути этой великой миссии. Но таких мерзавцев мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдем способ показать их истинное лицо и объявить отбросами общества. Будем вырывать корни невежества, уничтожать основы народной дикости.

Мы будем улучшать таким образом поколение за поколением. Будем браться за людей с детских, юношеских лет, и главную ставку всегда будем делать на молодежь – станем воспитывать, учить и развивать ее. Мы сделаем из нее свободных людей, социал-авангардистов и граждан Европы.

Вот так мы это сделаем!

Произнеся эту безумную речь, Губарев потянулся за бокалом "голубого чая" и сделал несколько больших глотков. Это, кажется, привело его в чувство.

- Странные монологи рождаются в ночи... - уже совершенно спокойно сказал он, - Не обращайте внимания. Давайте лучше обсудим конкретные вопросы...

И мы ещё долго обсуждали эти "конкретные вопросы". Домой я возвращался с чувством, что угодил - который уже раз - в какое-то темное дело.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Все мы в те дни были подобны генералам, принявшим командование армией в самый разгар тяжелой битвы. Приходилось спешно бросаться от одного места к другому, спасая положение, затыкая прорванный фронт и останавливая бегущих солдат. Тяжелее всего, конечно, приходилось самому Губареву - утром ему докладывали о вылазке японцев, решивших прощупать нашу оборону в Сибири, днем - об угрозе эпидемий в Поволжье, вечером - о расхищении финансов новообразованными губернскими властями Харькова, а ночью - о мятеже уральских сектантов. Наблюдая за этой непрерывной борьбой с охватившим государство пожаром, сам каждоднево принимая в ней участие, я не мог не задаваться вопросом - почему французы, столь могущественные и многоопытные, не оказывают нам более действенной поддержки? Это вызывало раздражение и обиду. Конечно, Жаннере был занят тогда восстановлением собственной страны, сильно пострадавшей от войны, и переустройством покоренных государств на новый лад в условиях крайней враждебности англичан. И все же в его отношении чувствовалась какая-то игра, нечто вроде эксперимента - сможет ли Россия сама решить свои проблемы, достойна ли она на равных войти в новую Европу, или же наш удел - быть отсталой колонией.

Эту недостаточность поддержки со стороны Жаннере некоторые люди в России поняли по-своему. Мы тогда испытывали острейшую нехватку кадров, так что определенное количество царских чиновников, проявлявших при Михаиле умеренность в грабеже и наделенных известным опытом и здравым смыслом, продолжили работать на благо Республики. Они, конечно, поспешили объявить себя ярыми социал-авангардистами - то ли вдруг прозревшими, то ли давно таившими свои убежения от старого режима. Увы, суть этих людей осталась прежней, и президент с его требованиями усердной работы воспринимался как помеха на пути к сытому и беззаботному существованию. Через короткое время они установили тайный контакт с французами, пытаясь ловкой интригой лишить Губарева поддержки, дискредитировать его и выставить себя более надежными и выгодными партнерами. Конечно, ветераны закулисных баталий расчитывали с легкостью переиграть юного и неискушенного фанатика и хранили эту уверенность вплоть до того дня, когда были внезапно арестованы спецжандармами по обвинению в антиреспубликанской деятельности. Заговорщики не учли двух вещей: степени презрения жаннеристов к старой российской верхушке и игры Губарева, как говорят англичане, "на своем поле". Действительно, интриганы имели огромный опыт в прежней российской политике, кое-как могли вести дела с немцами, но про французов ничего не знали и до последнего времени не считали нужным знать. Чтобы действовать "на французском поле", требовалась информация, какую не печатают в "Эспри Нуво", и тут у молодого президента было подавляющее преимущество. Он знал, чем на самом деле занят Сенат, как в ОКРК относятся к КМР, что из генералов входит в "Субботний Клуб" и почему социал-авангардизм нельзя называть "жаннеризмом". Разумеется, Губарев вчистую переиграл неудачливых заговорщиков, после чего расправился с ними без всякой жалости. В России тюрьмы с Белыми Комнатами не были тогда ещё построены, и несчастных отправили во Францию - такая вот кооперация между двумя диктаторами... Как я ранее упоминал, "пожизненное заключение Второго типа" никогда не бывает по-настоящему пожизненным - узников освобождают или для Искупительного Труда, или "по медицинским показаниям". Губарев постарался, чтобы на бывших хозяев жизни, справляющих под себя нужду и беседующих с потолком, смогло полюбоваться как можно больше чиновников новой Республики.

В то время, как президент подавлял нелепый заговор "старой гвардии", я выполнял одно из его ночных поручений. Собственно, этим же была занята большая часть сотрудников Комитета - каждый в своей сфере, но моя группа отделов играла особую роль. Дети... Да, они и сейчас голодают - многие миллионы - и даже умирают от голода. Но сейчас это происходит только в неразвивающихся странах, а тогда - в центре России. В Республику хлынули потоки беженцев, спасавшихся от турок и японцев. С определенной точки зрения это даже играло нам на руку - несчастные в красках описывали гражданам возможную альтернативу французам и Губареву, и народ смирялся с новой властью как с наименьшим злом, считая жаннеристов если не благодетелями, то хотя бы защитниками от азиатских варваров. Но, с другой стороны, проблемы беженцев требовалось решить по возможности быстро - неспособность это сделать уронила бы наш авторитет. То же можно было сказать о сиротах-бродягах, у которых война и мятежи отняли родных. При мысли о страдающих людях, особенно детях, нормальный здоровый человек может испытывать только жалость, сострадание и желание помочь. Президент, однако, увидел в них новое орудие своих замыслов.

Комитет развернул по всей стране масштабнейшую кампанию "в помощь голодающим". Мы использовали все каналы со всей возможной эффективностью, так что сам коллега Бланк вынужден был был, образно выражаясь, снять шляпу. Символом кампании стала фотография, старательно отобранная из множества других - толпа истощенных детишек, на переднем плане - девочка протягивает руку за хлебом... которого нет. Укрыться от её взгляда было невозможно - в любом контролируемом нами городе, во всяком случае. Эти голодные оборвыши смотрели на людей с плакатов на каждой стене, с каждой газетной передовицы, с каждого киноэкрана. Моей, точнее, моей группы отделов, обязанностью было вести пропаганду среди детей и молодежи. Развесить плакаты в школах, было, конечно, лишь первым шагом. За этим последовали "Уроки Сочувствия", проводившиеся вместо отмененного Закона Божьего. В кинотеатрах перед каждим сеансом анимациона (три билета на копейку) крутили "Пятиминутку Сочувствия", она же предваряла цирковые вечера и вообще любое массовое действо. "Брошюра Сочувствия" прилагалась к детским книжкам, игрушкам и даже пакетам "Тульских Медовых", любимых детьми из семей с достатком. Мы, конечно, понимали, что одним лишь количеством и тупым механическим повторением со временем убьем весь эффект, а потом и вызовем обратную реакцию, поэтому старались максимально разнообразить "сочувственную пропаганду" по форме и содержанию, затрагивая с каждым разом все новые струны юной души. Кульминацией стали шествия детей (не голодных, а вполне благополучных) по улицам крупных городов. Мальчики и девочки несли плакаты и транспаранты, играли на скрипках и собирали пожертвования в пользу сирот и беженцев, проявляя неподдельный энтузиазм. Эти акции также приходилось организовывать нам совместно с муниципальной полицией.

Разумеется, такому же воздействию подвергались и взрослые, но нашу роль Губарев выделил особо. "Мысль взрослого человека, - объяснял он, - движется по ровной колее, минуя то, что его прямо не касается. Он всерьез задумывается над каким-то вопросом лишь в тот момент, когда этот вопрос задает ему его ребенок. Чтобы расшевелить взрослых, нужно воздействовать на детей".

Прямой результат, однако был невелик, сборы и пожертвования дали весьма скромную сумму. Во-первых, сказывалась послевоенная бедность, во-вторых... что и говорить, пресловутая "христианская народная мораль", о которой сейчас так любят восторженно вспоминать (тогда подобного термина вовсе не было) оставляла желать много лучшего. Впрочем, на этом и основывался наш расчет. Видя, что "сочувственная" пропаганда все усиливается, а эффект далеко не удовлетворяет власти, население логически пришло к выводу, что следующим шагом будут насильственные сборы или дополнительные налоги. При мысли о расставании с деньгами простого гражданина охватывали страх и уныние, но благая цель этих расходов после всей нашей пропаганды лишала его чувства внутренней правоты, какое обычно испытывают люди, не желающие делиться с государством. В нужный момент - как бы случайно, неожиданно - возникло решение, позволяющее людям спасти и кошельки, и самоуважение.

В нашем, как образно выразился президент, тактическом резерве имелось несколько довольно захудалых церквей в разных губерниях, от настоятелей которых правительство разными способами заранее добилось сотрудничества. В нужный момент они выступили с якобы спонтанной акцией, пожертвовав имеющиеся невеликие ценности "в пользу сирот и беженцев" и призвав к этому все остальные храмы и монастыри. Комитет немедленно оповестил о "благородной инициативе" всю Республику, и граждане радостно подхватили спасительную идею. Церковь пыталась сопротивляться, но её давно отлучили от прессы и радиоэфира, так что силы были неравны. Достоянием общественности становились лишь неудачные, дискредитирующие высказывания иерархов, в каковых высказываниях, надо признать, недостатка не было. Особый эффект, конечно, возымели наивные попытки перевалить все расходы на прихожан. Тут мы наглядно увидели предел религиозности народных масс и в дальнейшем действовали смелее. Через недолгое время "крестовый поход детей" завершился полным триумфом. Церковь пошла на компромисс - расставание с ценностями было преподнесено обществу как добровольный акт милосердия, их отбором занималось само священство, а Комитет приостановил свои нападки.

Подсчитав прибыль за вычетом расходов на пропагандистскую кампанию и, собственно, на самих сирот (из которых решили вырастить "авангард нового поколения"), Губарев остался почти доволен. Теперь подготовку к войне можно было усилить.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

С того самого времени и все последующие двадцать без малого лет я оставался руководителем группы отделов по моральному развитию детей и молодежи. Наверное, те же двадцать лет потребовались бы для подробного описания моей деятельности на этом посту. Многие зарубежные исследователи, даже вполне серьезные и осведомленные, не говоря уже про журналистов, называют Комитет "пропагандистским ведомством". Да что там иностранцы, я и сам не один раз употребил это выражение в своем тексте. И однако это верно лишь отчасти и не даёт полного представления об истинной сути морального развития. Наверное, всего десятую или, самое большее, пятую долю усилий мы тратили на прямую пропаганду в духе "сделай то-то" или "думай так-то". По большей же части Комитет занимался "преобразованием морального эфира". Выше я уже говорил об этом странном жаннеристском термине, повторюсь коротко: моральный эфир - совокупность всего, что окружает человека и влияет на его сознание. Соответственно, от нас требовалось преобразовывать и контролировать всё. Легко догадаться, что с такой работой скучать не приходилось.

Приведу в качестве примера документ, который мы составили и разослали по всем фабрикам и мастерским, занятым выпуском детских игрушек. Да, игрушки продолжали делать и в те нелегкие времена. Сейчас, конечно, такой товар было бы не продать: грубые, уродливые - под стать эпохе... Но нас интересовало не качество, а "моральное содержание". Именно способность видеть моральное содержание в куклах и паравозиках отличает жаннеризм от любого обычного режима, пусть даже сколь угодно жесткого. Вот она, эта историческая бумага - пожелтевший листок из архива...

/Справочный документ КМР/

Рекомендация производителям и продавцам детских игрушек.

1. Абослютно неактуальные игрушки вне зависимости от категорий:

1а. Любые игрушки, несущие религиозное значение (фигурки ангелов и пр.). Это относится ко всем религиям.

1б. Любые традиционные народные игрушки (матрешки, глиняные свистелки и пр.). Это относится ко всем народам.

1в. Игрушки, прямо не относящиеся к 1б, но покрытые традиционной народной росписью или орнаментом.

2. Куклы (мужские и женские).

2а. Неактуальные:

-2а-1. куклы в традиционной народной одежде.

-2а-2. куклы в сельской одежде или дикарских нарядах.

-2а-3. куклы в старинной одежде.

-2а-4. куклы с длинными косами, несовременными прическами, усами, бородой.

-2а-5. куклы с искажениями человеческих пропорций (огромный живот, короткие ноги и т.д.).

-2а-6. куклы, изображающие представителей недружественных наций (германцы, англичане, американцы, турки, японцы).

-2а-7. клоуны.

2б. Актуальные:

-2б-1. куклы в современной городской одежде.

-2б-2. куклы в специальной одежде (водолазный костюм, полицейская форма, летный комбенизон и т.д.).

-2б-3. куклы в фантастической одежде будущего (например, в костюмах из фильма "Навигаторы пространства").

-2б-4. реалистически выполненные куклы-младенцы для воспитания материнства.

3. Игрушечный транспорт.

3а. Неактуальный:

-3а-1. Конные повозки, телеги и экипажи всех видов.

-3а-2. Старинные паровозы.

-3а-3. Парусные и гребные корабли и суда, старинные колесные параходы.

-3а-4. Транспортные средства, выполненные со значительными искажениями по сравнению с реально существующими (очень большие или очень маленькие колеса или пропеллеры, отсутствие места для двигателя и т.д.)

3б. Актуальный:

-3б-1. Грузовые и легковые автомобили, автобусы, троллейбусы и трамваи, мотоциклы, тракторы и тягачи, строительные и сельскохозяйственные машины, паравозы и электровозы с вагонами, суда и корабли современного типа, аэропланы, геликоптеры и т.д.

-3б-2. Фантастические машины будущего (например, звездный корабль из фильма "Навигаторы пространства").

4. Игрушечные животные.

4а. Неактуальные:

-4а-1. Лошади в любом виде.

4б. Актуальные:

-4б-1. Все виды домашних и диких животных (кроме лошадей).

5. Игрушчные постройки и сооружения.

5а. Неактуальные:

-5а-1. Традиционные крестьянские избы и хозяйственные постройки.

-5а-2. Старинные городские дома, дворцы, замки и прочие образцы отжившей архитектуры.

5б. Актуальные.

-5б-1. Современные жилые и административные здания, фабрики, заводы, склады, станции, вокзальные, портовые и аэродромные сооружения в функциональном стиле.

-5б-2. Фантастические здания будущего (например, дома марсианского города из фильма "Навигаторы пространства").

6. Игрушечная мебель, посуда, утварь, инструменты, предметы быта и домашнего обихода.

6а. Неактуальные.

-6а-1. Традиционные народные, деревенские или старинные городские (самовары, мещанская мебель, лавки, чугунки, коромысла, косы и пр.).

6б. Актуальные.

-6б-1. Современная мебель в функциональном стиле.

-6б-2. Современная посуда в функциональном стиле.

-6б-3. Домашние приборы и механизмы (пылесосы, газовые плиты, электронагреватели, стиральные и швейные машины, рефрижераторы, радиоприемники, приемники Розинга и т.д.).

-6б-4. Столярные и слесарные интсрументы фабричного типа.

7. Игрушечные солдатики, оружие и военная техника.

7а. Неактуальные.

-7а-1. Солдатики в старинных мундирах и доспехах, в царской форме, кавалеристы.

-7а-2. Игрушечные мечи, сабли, пики и копья, луки со стрелами, кремневые ружья и пистолеты, щиты, доспехи, старинные пушки и камнеметы.

-7а-3. Игрушечные линкоры.

-7а-4. Игрушечные солдатики, оружие и военная техника, грубо отличающиеся от реально существующих.

7б. Актуальные.

-7б-1. Солдатики, изображающие бойцов Республиканской Армии (соответствующие по форме и оружию).

-7б-2. Игрушечные пистолеты, пистолет-митральеры, карабины, пулеметы, пушки, танки, броневики, автомобили и боевые аэропланы, сходные с современными образцами французского производства, состоящими на вооружении Республиканской Армии. Техника должна нести принятую в Республиканской Армии раскраску и опознавательные знаки. (примечание: игрушечное ручное оружие рекомендуется выполнять в масштабе 1:2, технику - 1:35).

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Увы, разделение игрушек на "актуальные" и "неактуальные" было самым безобидным из наших занятий. Подобному же разделению подверглась и вся русская культура. Можете не поверить, но я часто плакал, возвращаясь домой из Комитета - настолько чудовищными делами приходилось нам заниматься каждый день. Это было своего рода палачество, только вместо людей уничтожались книги. Как часто до войны употреблялось выражение "бессмертный шедевр", и насколько ложным оно в итоге оказалось - любой шедвр очень даже смертен. Смогут ли потомки когда-нибудь исправить то, что мы натворили, оказавшись в плену губаревского фанатизма?

Я называю Губарева фанатиком не оттого, что хочу его мстительно оскорбить. Фигура эта, во многом трагическая, ещё ждет верной и объективной оценки, и было бы ошибкой рисовать образ нашего первого президента одной лишь черной краской. По крайней мере, он являлся бескорыстным энтузиастом, лично ничего не получившим и не пытавшимся получить от своей деятельности. Лишения и гонения до войны, аскетичная жизнь в непрерывной работе - после, вечное одиночество, отсутствие семьи, друзей, нормального человеческого общения, сознательно принесенное в жертву здоровье - редкий человек позавидует такой судьбе. Губарев был в какой-то степени безумен, потому что являясь величайшим ненавистником России и русских, сам он искренне принимал эту ненависть за любовь. Да, он страстно желал для своей страны справедливого общественного устройства, разумных и действенных законов, богатства, безопасности границ, всеобщей просвещенности, расцвета наук и искусств - всего того, что составляет силу и гордость государства. Но при этом он считал не имеющими ценности и подлежащими устранению наши традиции, особенности народного характера, религию, духовность, культуру и даже саму историю. Что же он любил в России? Одно только её название. То была не любовь, а фанатизм, потому я и называю Губарева фанатиком. Сердце его не замирало при виде старой церквушки в окружении серых покосившихся изб - холодный разум уже видел на их месте механизированный агрокомплекс и ряды типовых каменных зданий. Нашим президентом стал не патриот, укрепляющий и развивающий родную страну, а усердный колониальный чиновник, насаждающий цивилизацию среди диких туземцев. В этом, однако, не следует видеть какую-то специальную неприязнь именно к русским. Губарев был вообще весьма низкого мнения о всех нациях, даже о французах до их переделки жаннеристами. Многие народы он и вовсе считал откровенно дикарскими. Помню, как меня изумила его радость по поводу отпадения кавказских республик, возникших стараниями турок и англичан. Сожаления удостоились лишь нефтяные скважины...

- Наши предки веками проливали кровь, чтобы утвердиться на этих землях... - не выдержал кто-то из присутствовавших.

- Лучше бы они потратили эти силы, чтобы вырыть ров или построить стену против горцев, - отвечал диктатор, - Хотя, думаю, в наше время осколочные мины решат проблему более эффективно. А если попытаются прорваться большой ордой, можно будет залить их газом...

Тогда меня сильно покоробили эти слова, но в гораздо большее уныние привел другой разговор - не помню, к сожелению, состоялся он раньше или позже. Речь шла о списке литературных произведений для изучения в школах. Кроме меня и Губарева присутствовал министр просвещения, умный и деятельный человек, но, к сожалению, совершенно никудышный жаннерист. Мы с ним сильно воевали из-за злополучного списка. Министр был вполне доволен имеющимся, Комитет настаивал на некоторой актуализации в виде добавления переводной литературы - она, по нашим планам, должна была занять четверть или даже треть от всего объема. Моя попытка употребить власть вызвала очень бурную реакцию и поток жалоб в Генеральный Комитет, так что Губарев, относивший вопросы морального развития к числу важнейших, вызвал нас для доклада. В тот день у него было приподнятое настроение - среди огромного числа якобы гениальных открытий, сделанных рускими учеными-самородками, но отвергнутых (по большей части с полным основанием) старой верхушкой, вдруг обнаружилось что-то действительно ценное из области химического производства. На моё счастье, министр рвался выступать первым. Бедняга, кажется, должен был уже получить достаточное представление о губаревских идеях и взглядах, однако наивно пытался убедить диктатора в своей правоте. Он жаловался на Комитет и требовал защитить великое духовное наследие от внесения чужеродных элементов. Выслушав эту пламенную речь, Губарев перевел взгляд на меня и холодно поинтересовался:

- И как много чужеродных элементов вы собираетесь внести в духовное наследие?

- Из-за противодействия министерства этот вопрос ещё не решен с точностью, примерно от четверти до трети, если считать по учебному времени...

- От четвверти до трети? - голос его стал уже совершенно ледяным, - Вы начинаете меня разочаровывать, коллега. Это в корне неправильный подход.

В глазах министра мелькнуло торжество. Он уже чувствовал себя победителем...

- Правильный подход - выбросить великое духовное наследие на свалку! - продолжал Губарев, - Всё целиком. Я больше не позволю портить наших детей русской так называемой литературой. Все эти метания нравственных импотентов в трех соснах не представляют никакой ценности для нового общества! Чему мы хотим научить будущие поколения? Бездеятельному оплакиванию своей горькой судьбы? Подражание героям, неспособным совершить малейшее усилие? Столкнулся с обстоятельствами, метнулся пару раз туда-сюда, сложил руки и помер, разочарованный в жизни... В русской литературе деятельны и активны бывают только мерзавцы, и то лишь изредка. Человек достойный там никогда ничего не делает, он занят переживанием своей трагедии. Драма из жизни улиток... Знаете, почему Раскольников потерпел крах? Отчего он мучался весь роман? Не оттого, что согрешил, убив старуху. Нет, все дело в том, что он поставил перед собой цель, пусть преступную и дурацкую, приложил сознательные усилия и выполнил задуманное. Вот это и есть главный грех в русской литературе, после такого не живут. Ну, на то он и преступник. Остальные не напрягаются вовсе. "Вы меня любите, я вас люблю, но мы не можем быть вместе". Почему не можем, как смочь? Ответа не бывает никогда. Счастливого конца тоже не бывает никогда. Жизнь - болото, оптимизм - глупость, действие - грех, у хороших людей ничего не получается кроме нытья. Это мы хотим донести до будущих строителей нового мира?

Министр сидел как на собственных похоронах. Ему теперь было уже не до духовного наследия. Губарев, меж тем, продолжал изобличать русскую литературу, коснувшись даже "неактуальных сказок про торжество дураков и лежебок". Напоследок он обратился ко мне:

- Я вас больше не задерживаю, коллега. К концу месяца представьте мне готовый список с обоснованием. До свидания!

Вот так наши дети остались без литературной классики. Взамен они получили чужих героев - уверенных, деятельных и полных оптимизма. Я отбирал их собственными руками. Это было много лет назад, и теперь, когда я ловлю себя на мысли, что нынешние молодые люди похожи на пришельцев из неведомой страны, память всегда обращается к тому дню. Диктатор назначил меня Дантесом и я, кажется, не промахнулся.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Если бы меня попросили одной короткой фразой характеризовать период губаревского правления, особенно первые его годы, то я не стал бы говорить о великих свершениях, героизме, военных победах, экономическом подъеме, моральной революции и прочих романтических банальностях. Не стал бы я упоминать и о гильотине, Белых Комнатах, Искупительном Труде, актуализации и деаллеманизации. "Приходилось очень много работать" - вот самое сильное впечатление, оставшееся у меня от той эпохи. Фундамент благополучия - не гениальные озарения, а каждодневный тяжелый труд. Думаю, тут будет уместно небольшое сравнение. Недавно мне в руки попали дневники Николая II. В отличие от Михаила, бывшего царем лишь по названию, Николай реально обладал всей полнотой власти, так что его роль соответствует нынешней роли президента Республики. Не меньшей была и ответственность. И что же? Дневники оказались на редкость пустым документом - сплошь описания охоты, увеселений, праздных поездок, игр с детьми, семейных дел, посещений церкви и тому подобного. Странное времяпровождение для руководителя огромной державы в роковой момент её истории. И хотя в человеческом плане предпоследний российский царь гораздо симпатичнее первого российского президента, результаты деятельности говорят в пользу бессонных ночей и "голубого чая", а не балов и молитв.

Это касается не только верховных правителей, но и всего государственного аппарата. Я не знаком, к сожалению, с распорядком дня царских министров, но уверен, что мы работали куда интенсивнее, чем они. Это отчасти служило защитным механизмом, препятствующим попаданию во власть карьеристов и корыстолюбцев. Когда более высокий пост означает в первую очередь увеличение объема работы, а занятость такова, что украденные деньги некогда даже потратить, государственная служба становится уделом энтузиастов. Не скажу, что это работало в каждом из случаев, но ситуация, когда важный чиновник просил понижения по службе, была совершенно немыслима при старом режиме. У меня лично, впрочем, выбора не было - только вперед, ведь позади осталась Белая Комната. Так что в ответ на каждую новую затею президента я всегда брал под козырек.

А затеи эти были одна чуднее другой. Например, Губарев испытывал совершенно необъяснимую, прямо-таки звериную ненависть к уголовной преступности. Ничто другое не вызывало у него столь сильных чувств - про своих политических противников, например, он говорил вполне спокойно, а про японцев и других внешних врагов даже равнодушно. Но если речь заходила о преступниках, диктатору требовалась вся его воля, чтобы сдержать ярость. Причины этого странного обстоятельства мне непонятны. Период биографии Губарева между нашей первой встречей и началом войны даже сейчас ещё посредственно изучен, но нет никаких данных о том, что будущий президент становился жертвой преступности или имел с ней какие-то контакты. Напротив, заключение в одиночной камере (считавшееся тогда наиболее жестким наказанием) должно было вызвать сочувствие к положению узников, многие из которых не закоренелые злодеи, а просто оступившиеся люди, жертвы судьбы. Когда Губарев пришел к власти, сидельцы и каторжане ждали от "своего" президента широкой амнистии. Вместо этого начался пересмотр приговоров в соответствии с новым криминальным кодексом, уникальным в своем роде документом. Если все остальные законы были скопированы с французских без малейших изменений, то драконовские наказания, установленные Жаннере, показались его русскому ученику слишком мягкими... В итоге люди, приговоренные царским судом к двадцати годам, отправлялись на гильотину, а вместо дсяти лет назначалось пожизненное искупление. Освободились лишь те, чьи преступления новый закон перестал считать наказуемыми - в основном, всякого рода развратники и богохульники.

На этом, конечно, диктатор не собирался останавливаться. Он объявил войну преступности - не в переносном смысле, как это регулярно делают иностранные политики, а практически официально. В радиообращении к нации преступники были названы "вражескими диверсантами, убивающими мирных граждан и подрывающими экономику", а все, кто им так или иначе помогает - "государственными изменниками, сотрудничающими с врагом в военное время". В спецжандармерии стали создаваться особые отряды, куда принимали людей, потерявших от рук преступников кого-то из близких родственников. Эти мстительные головорезы, вооруженные пистолет-митральерами, обращали мало внимания даже на собственное жандармское командование. Спецтрибуналы вошли в широкую практику, равно как облавы силами штурмовых батальонов и внезапные обыски в целых кварталах. Полицейский террор свирепствовал более полугода - не берусь даже представить, насколько от этого разладилась нормальная жизнь страны и сколько пострадало невинных людей. Поистине, то была библейская борьба с грехом путем отрубания собственной руки. Лицемерное требование Губарева "не допустить произвола в войне с преступностью" вылилось в малый террор уже против самих полицейских и жандармов со стороны их отделов внутреннего порядка, а призыв "беречь экономику" всего лишь означал соблюдение следственных норм, обычный гражданский суд и адвоката специально для предпринимателей - весьма неприглядный факт для "государства всеобщего равенства".

Разумеется, Губарев не ограничился столь грубыми методами и потребовал от Комитета самого активного участия в его крестовом походе. Мы должны были не только обеспечить пропагандистскую поддержку войны с преступностью, но и полностью декриминализировать моральный эфир. На практике, как всегда, это вылилось в нечто совершенно чудовищное. Оказались под запретом любые книги, фильмы и песни, где преступники изображались хоть с малой толикой сочувствия или даже просто нейтрально, где их действия находили бы хоть малейшее оправдание. Серьезность кампании можно оценить по тому, что вместо обычного термина "неактуальный" употреблялся веющий смертным приговором "антиреспубликанский". Нежелательные фрагменты переделывались или вымарывались, если же таковые составляли суть произведения, оно запрещалось целиком. Нарушитель закона отныне мог изображаться лишь абсолютным нелюдем, более страшным и отвратительным, чем любой японский головорез. Ни один режим, борющийся с политической или религиозной крамолой, и близко не подходил к столь масштабной ревизии культуры. Наверное, за год полки библиотек и книжных лавок опустели наполовину. Мы не знали жалости - "Ринальдо Ринальдиньо", "Робин Гуд" и "Дубровский" были переработаны в бумажную массу вместе с "Преступлением и наказанием" и "Отверженными". Такова оказалась для страны цена личной фобии одного человека. Меня утешало лишь то, что все наши страшные действия локальны и не являются полностью неисправимым злом. Божией милостью и английскими интригами на севере сохранилась нетронутая частица старой России, где уцелели запретные книги и живая культурная традиция передалась следующим поколениям.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Первые полтора года после основания Республики прошли под знаком подготовки к войне. Это может показаться странным - совсем недавно Россия потерпела разгромное поражение от французов, и вот нам уже не терпелось ввязаться в новую битву с весьма неявными шансами на успех. И однако стремление к войне имело под собой веские основания, пусть не всегда очевидные простому человеку. Губаревское правительство было пока лишено широкой и прочной народной поддержки, опираясь фактически на штыки - свои и французские. Между тем оно принимало множество непопулярных мер, да и сам по себе жаннеризм вызывал мало восторгов у населения, особенно крестьянской его части. Экономический успех и рост национального богатство, конечно, примирил бы с режимом основную массу недовольных, но тут мы пока не могли похвастаться радикальными достижениями. Программа "Двадцати двух ступеней вверх" много обещала, но мало могла дать на первом этапе. Простой гражданин взирал на Францию, образец социал-авангардистского государства, и ждал от новой власти индивидуальную квартиру в каменном доме, вуатюр и розинговский приемник. Губарев же был пока занят вещами скучными и малопонятными: расширением добычи сырья, модернизацией транспортной сети, увеличением электровыработки, обучением рабочих и инженеров по французским стандартам - всем тем, что, образно выражаясь, нельзя намазать на хлеб. "Строить дом начинают не с крыши, а с фундамента" - говорил президент. Сложно поспорить, однако крыша над головой нужна была прямо сейчас - нельзя ведь жить в фундаменте. Рационализация старой экономики дала, конечно, некоторый положительный эффект, но при этом сделала нашими врагами торговцев и промышленников - жаннеристские правила нормирования ресурсов, обязательной стандартизации, упорядоченной конкуренции, гласной отчетности, пропорционального распределения прибыли и неснижаемого цикла явственно отдавали марксизмом и, разумеется, не могли понравится предпринимателям. Так или иначе, обеспечить населению французский уровень жизни за год-другой, чего многие ждали, было решительно невозможно. Подготовка же к войне разом объясняла и оправдывала всё - отсутствие немедленного процветания, жесткие полицейские меры, диктаторское самоуправство. А грядущая победа должна была, как считал Губарев, продемонстрировать патриотизм, силу и эффективность новой власти, легитимизировать её в глазах народа, вернуть самому народу уверенность в своих возможностях и породить вспышку широкого энтузиазма, который предстояло направить в русло мирного строительства. Первый успех после многих десятилетий позора и неудач символически ставил точку в истории старой России и достойно открывал историю России новой.

И все же одних этих причин было бы недостаточно. Губарев не любил войну и военных. "Самое плохое в войне, - сказал он однажды, - даже не гибель и страдания невинных граждан, не убытки и разрушения, а то, что люди начинают думать, будто все проблемы можно решить размахивая шашкой". С таким отношением президента мы имели шанс избежать прямого столкновения с Японией, однако на чашу весов легли внешние обстоятельства. Жаннере упорно толкал нас к войне, и точно также Мосли поступал с японцами. Французский диктатор тогда уже окончательно принял решение по САС и заранее думал о будущих выгодах для этого надгосударственного образования. Ради прямого наземного сообщения между берегами Атлантического и Тихого океанов мы были обречены на дорогостоящее кровопролитие. Убедившись в непреклонности швейцарца, Губарев все же сделал две попытки вывернуться. Сперва он хотел переложить решение японского вопроса на французскую, а ещё лучше - всеевропейскую армию, приводя различные аргументы от громадных технических и организационных трудностей до якобы природной неспособности русских воевать. Увы, добиться от союзников масштабного прямого участия не удалось. Тогда миролюбивый президент решил договориться с японцами, предлагая им гарантии сырьевых поставок и самого выгодного экономического сотрудничества в обмен на возвращение захваченных территорий. Никакого эффекта это не дало и война стала неизбежной.

Дело предстояло нелегкое: обширная, почти лишенная в то время дорог и покрытая лесами местность сильно затрудняла наступление, так что стремительные действия здесь едва ли были возможны. Японцы держали против нас армию в семьсот тысяч человек, в том числе несколько своих лучших дивизий усиленного типа. Единственным путем снабжения для обеих сторон являлся Транссиб, ограниченные пропускные возможности которого были заметны ещё в первую Русско-Японскую. В довершение всего, вражеское командование сделало выводы из европейского опыта и не собиралось разом подставлять все свои войска под воздушный и танковый каток.

Наша армия являлась почти полной копией французской, с поправкой на худшую оснащенность техникой и дурное качество волонтеров. В остальном мы точно переняли тактику, уставы, структуру, даже военную форму и систему званий. Все полтора года новых солдат и офицеров Республики интенсивно обучали французские военные, благо в них недостатка не было - бывшие оккупанты, а ныне союзники уходить не собирались. Увы, полностью решить проблему организованности и технической грамотности за этот срок не удалось. Что касается тактики, то уровень самих французов, на которых мы равнялись, был не слишком высок - немцев они сперва поразили внезапностью, потом задавили конвейером, австрийцы сражались в условиях внутреннего краха, а царскую армию с деревянными ружьями не одолел бы разве что Муссолини. Жаннеристское войско - это не героические легионы, а огромная масса посредственных солдат с кучей техники и прекрасным снабжением. Впрочем, уцелевшие ветераны их "легальной" довоенной армии, которых в основном и назначали на инструкторские должности, были великолепны. Очень хороши были и легионеры-испанцы, но их Жаннере готовил для другой роли.

По оружию мы сильно превосходили японцев. Наши танки, что французского, что русского производства, соотносились с японскими как линкоры с легкими крейсерами. Японская артиллерия всех видов была плоха и малочисленна, основным транспортом служили лошади, радиооснащенность никуда не годилась, радиолокация была вовсе неизвестна. Против скорострельных карабинов и пистолет-митральеров у врагов имелись лишь магазинные винтовки, их бедренные минометы не шли в сравнение с нашими ручными мортирами того же калибра, бронебойные ружья не поражали защиту современных танков. Лишь японская авиация находилась на высоте, да простит мне читатель этот каламбур. Кроме того, солдаты императора отличались стойкостью, выносливостью, фанатизмом и восточным коварством, что в условиях дикой и удаленной местности вполне компенсировало превосходство нашей техники. Война с ними должна была стать первым серьезным экзаменом для новой российской власти, армии и всего государства.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Тогда же состоялся наш выход на международную арену в роли ещё не вполне самостоятельного, но активного игрока. Это шло вразрез с первоначальными планами Жаннере, считавшего, что Париж должен полностью взять на себя вопросы внешней политики всего социал-авангардистского содружества. Губарев в целом был не против, однако настаивал на создании более гибкой системы, которая принимала бы в расчет интересы отдельных стран. Проблема заключалась не в амбициях российского президента, а в насущной необходимости - чтобы успешно противостоять Японии, нам требовалось объединить усилия с её давними врагами, китайцами.

Французы, однако, относились к Китаю с большой настороженностью. Как они считали, страна со столь огромным населением, объединившись и достигнув европейского уровня в промышленности и военном деле, сможет диктовать свои условия всему миру, поэтому для всего мира выгоднее сохранять имеющееся положение. Вопрос социал-авангардизации Китая, насколько я знаю, поднимался в Париже неоднократно, и решение всякий раз было отрицательным. Аргументы противников, в сущности, сводились к одному: утрате Францией главенствующего положения в содружестве. Куда больший энтузиазм вызывало привлечение на нашу сторону Японии, однако этого нельзя было сделать без предварительной военной победы, которая, в свою очередь, требовала сотрудничества с китайцами. Для французов, впрочем, пока все это было скорее отвлеченной теорией, но мы находились в иной ситуации. Губарев твердо решил обеспечить себя активными союзниками в новой войне и добивался от Жаннере разрешения установить контакт с варлордами. На фоне отказа французов прямо участвовать в грядущих боевых действиях эти трбования выглядели более чем справедливыми, так что в конце концов Париж пошел на встречу Москве. Был заключен тайный договор с пятью наиболее могущественными и решительными варлордами, согласившимися выступить на нашей стороне. За это Россия обязалась снабжать их деньгами и оружием, а Франция предоставила военных инструкторов. Поистине странный оборот - золото московских церквей, изъятое на нужды голодающих сирот, утекало в Перревилль, откуда в виде пушек и пулеметов доставлялось китайцам. Неудивительно, что этот факт всегда скрывался от российских граждан. Девиз французской армии, в точности скопированный армией российской, гласил: "Цель войны - победа". Неразборчивость в средствах при таком подходе как бы заранее подразумевается.

Столь значительная деятельность, конечно, не могла укрыться от вражеской разведки, но должные контрмеры приняты не были. Японцев подвели два обстоятельства: во-первых, по опыту стремительной кампании в западном Китае они слишком низко оценивали своих противников, во-вторых, численность сухопутных войск в любом случае не могла достаточно увеличиться за короткий срок, поскольку императорская армия вела жесткую борьбу за финансирование с собственным флотом и борьбу эту проигрывала. Флот же с самого начала относился к сибирской авантюре весьма прохладно. Таким образом, японцам приходилось расчитывать лишь на имеющиеся силы, в то время как за Россией даже при самом худшем развитии ситуации оставался могущественный французский союзник.

Все полтора года мы накапливали в Сибири войска и различные припасы, строили военные лагеря, склады, ремонтные парки, аэродромы и РЛУ. Такая масштабная работа была совершенно необходима, поскольку снабжать огромную наступающую армию через Урал по Транссибу не представлялось возможным. Японцы трижды пытались сорвать наши приготовления, но всякий раз действовали слишком ограниченными силами и не имели успеха. Разумеется, Комитет преподносил народу эти удачные для русских, но все же эпизодические столкновения как великие триумфы. Можно сказать, мы торжествовали авансом. Интересно, однако, что и японская пропаганда, за которой соответствующий отдел тщательно следил, также хвастала победами. На последнем этапе, впрочем, наша армия в Сибири достигал такой численности, что враг оставил всякую активность и лишь готовился к обороне. Фактически Россия перебросила на восток все имеющиеся силы, оставив несколько жандармских бригад следить за порядком. Защиту от возможного нападения фашистов великодушно взяли на себя французы, развернув корпусные группы в южном и северном направлении. В последнем случае меры были даже излишними: новообразованные кавказские республики уже успели развязать друг с другом несколько войн, так что их английские и турецкие покровители были целиком заняты усмирением разбушевавшихся горцев.

Стоит ли говорить, что Комитет все это время активно участвовал в подготовке к войне, благо сами японцы максимально облегчили нашу задачу - достаточно было правдиво информировать народ об их варварском поведении на оккупированных землях. Даже если бы мы вовсе молчали, хватило бы и одних только рассказов беженцев. Все эти зверства до сих пор находятся за пределами моего понимания - как мог народ, вставший, казалось бы, на европейский путь развития, благородно и цивилизованно сражавшийся ещё в начале века, вдруг снова опуститься до азиатской дикости? Что было причиной этой чудовищной перемены? Тут поневоле задумаешься о врожденной кровожадности монгольской расы. Невозможно представить, чтобы европейский народ, пусть даже немцы, опустился до чего-то подобного, убивал пленных, сжигал на уже занятой территории деревни вместе с жителями... Я видел, конечно, руины французских и германских городов, и это ужасное зрелище, но европейские солдаты не рубили головы мирным жителям, не поднимали младенцев на штыки... Пожалуй, лишь события в Польше являются трагическим исключением, но они несравнимы по масштабу с азиатскими преступлениями. Русских людей переполнял священный гнев, желание отомстить желтокожим зверям в человеческом обличии. Солдаты и офицеры, ещё недавно пребывавшие в апатичном унынии, теперь рвались в бой. Дух нашего народа поднялся до высот, каких никто уже от него не ждал. В последний месяц перед началом войны Комитет довел интенсивность пропаганды до совершенного максимума, так что, казалось, промедли Губарев с приказом о наступлении - и армия не выдержит, своей волей пойдет на восток до самого океана. То был благородный порыв, но теперь, бывает, я смотрю на него другими глазами: ведь любую нацию можно умелым воздействием довести до подобного состояния, разжечь в ней ярость не только против злодеев, но и против невинных людей. А ведь в современных арсеналах хранится оружие куда страшнее аматоловых бомб Второй Японской войны....

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Недавно мне в руки попала книга американского адмирала Хайнлайна "Military History of Social Avantgardism", где автор называет Вторую Русско-Японскую войну "скучным взаимоистреблением неумелых солдат под руководством бездарных военачальников". Обидная и несправедливая оценка, но кое-что в ней все же имеет основания: действительно, для непрофессионалов бои в сибирской глуши представляют мало интереса. Война оказалась бедна на яркие эпизоды, вместо грандиозных сражений между корпусами или целыми армиями она дала лишь массу однотипных несвязных операций, где редко сходились силы больше полка. Но и такие действия требовали своего рода мастерства, возможно, не меньшего, чем управление танковыми колоннами на полях Европы.

Как я уже говорил выше, французская тактика, которую мы копировали, не отличалась особой изощренностью. Она исходила из трех предпосылок: войска должны наступать, они должны превосходить противника по мобильности и силе удара, противник должен линейно концентрировать свои силы. Удар наносился массами танков и аэропланов в одном или нескольких местах, после чего бронепехотные дивизии оказывались в тылу обороняющихся и весь вражеский фронт разваливался. Возможных вариантов противодействия было два: первому атаковать тем же способом или держать в резерве мощные подвижные соединения для ликвидации прорывов. Из-за слабой технической оснащенности оба этих метода не подходили японцам, и они придумали третий - то, что англичане назвали впоследствие "ежовой тактикой". Линейный фронт заменялся сетью относительно небольших изолированных гарнизонов. Преимуществ перед обычной системой было два: такая оборона имела очень большую глубину, а падение одного укрепленого пункта не влияло на положение остальных. Однако при этом защитники, лишенные сообщения с основными силами, не могли расчитывать на помощь и снабжение. Оставаясь один на один со всей массой наступающих, они фактически являлись смертниками. Наверное, из всех народов мира только японцы с их воинственным фанатизмом могли замыслить и реализовать подобный план. Для этого сокращенные дивизии (типа С) и часть средних дивизий (типа В) были разбиты на множество отрядов численностью от секции до неполного полка, занявших полевые укрепления с круговой обороной. Также наш путь преграждали три настоящие крепости с бригадными гарнизонами.

Мы выступили одновременно с китайскими союзниками, никому не давая объяснений и не заявляя о каких-то специальных поводах для наших действий - поводом была вся история японских зверств на оккупированных землях. Народ Республики воспринял известия о наступлении с крайним энтузиазмом, выражавшимся порой очень неуклюже. Даже граждане фашистского Новгородского государства приветствовали освободительный поход вопреки холодной реакции своих правителей. Франция и все социал-авангардистские страны заявили о полном одобрении наших справедливых действий, но этим, к сожалению, вся международная поддержка и ограничивалась. Британия выступила с осуждением "беспричинной атаки на японские войска, находящиеся в пределах всемирно признанного государства Росиа-Го по приглашению законного правителя царя Алексея". Соединенные Штаты, не симпатизировавшие ни одной из сторон, сделали настолько туманное заявление, что я даже сейчас затрудняюсь понять его суть. Муссолини хранил молчание, выжидая, кто больше заплатит ему за поддержку.

Лично для меня эта война послужила, кроме всего прочего, показателем нового статуса. Одному из первых лиц в Комитете уже не было нужды трястись в вездеходном автомобиле, догоняя наступающую армию, ночевать в поле и прятаться от бомбежек. За ходом боев я следил из своего кабинета, а не из ближайшей траншеи. Радостное обстоятельство, учитывая, что молодым коллегам, отправленным на фронт, предстояло вместе с войсками одолеть путь в две с лишним тысячи километров по сибирской глуши.

Формально нашими войсками руководил Краснов, на деле же престарелый генерал был лишь симвволической фигурой. Губарев осознавал, что победитель японцев станет всенародным героем, поэтому не хотел отдавать эту роль какому-нибудь будущему наполеону и создавать себе опасного соперника. Краснов, стоящий одной ногой в могиле, подходил идеально. Действительно, через два года после окончания войны он умер во сне, вполне оправдав этим президентские ожидания. Фашистская пресса писала, будто старика отравили агенты Объединенного Комитета по личному приказу Губарева. Лично я не верю в это, но и считать подобнуый вариант совсем уж невозможным, к сожалению, не могу. Так или иначе, Краснов управлял войсками лишь на страницах наших газет - в действительности все планы разрабатывал французский "наблюдатель", генерал Тассиньи, а воплощала его замыслы группа молодых русских военачальников. Это были толковые командиры, хотя нынешние восхваления "звездной плеяды военных гениев" сильно преувеличены. Некоторые были вовсе случайными людьми: так, например, один офицер получил должность корпусного генерала благодаря личному знакомству с де Голлем ещё по Великой Войне, когда они были... сокамерниками!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Если для нашей армии выбранная японцами тактика создавала известные трудности, то для Комитета она означала едва ли не катастрофу. Генералом нужно было одержать победу, нам же - представить её народу в максимально выгодном свете. Аустерлиц прославил Наполеона, но разбейте Аустерлиц на сотню, тысячу мелких боев, растяните его по времени на год - что останется от этой славы? Республика ждала громких успехов, а военные могли похвастать лишь очередной уничтоженной японской ротой и очередным пройденным километром тайги. Можно было бы, конечно, превращать на страницах газет роты в дивизии, но через пару месяцев даже самый доверчивый читатель заподозрил бы неладное.

Армию, естественно, наши проблемы не волновали. Генерал Тассиньи думал не о том, как повторить Аустерлиц, а о том, как избежать повторения 1812 года. Он продвигался с черепашьей скоростью, непрерывно подтягивая тылы и выстраивая целые укрепленные линии на флангах. Этот некогда отважный полководец, столь решительно действовавший во Франции, Германии и на Украине, как будто оставил за Уралом весь хваленый elan. День начинался с общей разведки по всему фронту, затем по выявленным узлам японской обороны начинала работать артиллерия, выдвигались танки и штурмовые батальоны, а под конец на руины вражеских укреплений выходила пехота и тут же начинала готовить оборону. Тем временем в ближнем тылу инженеры и многочисленные бойцы второй волны приводили в порядок местность, занятую накануне. Для подобных целей у трех инженерных дивизий имелись специальные машины, нечто вроде танков с огромными дисковыми пилами. Эти, как их называли французы, les barbiers de Sib?rie легко срезали даже самые могучие деревья. Следом двигались титанических размеров блиндированные бульдозеры фирмы "Марвэн Гимье Индюстри", настоящие мастодонты, сгребавшие древесные стволы будто сухую траву и на ходу корчевавшие пни. Расчищенную просеку строители превращали в некое подобие временной грунтовой дороги. Стоит ли говорить, что такой способ наступления исключал всякую стремительность?

Лишь бои в воздухе давали хороший материал для нашей пропаганды - и, думаю, не только для нашей. Японские аэропланы отличались большим радиусом полета, так что с подвесными баками могли не только достигать линии фронта, но и бомбить склады и линии сообщения далеко в нашем тылу. Успех подобных действий поставил бы крест на и без того очень неспешном русском наступлении, поэтому обе стороны сражались в воздухе с отменной решительностью. Враг атаковал с размахом, бросая в бой целые армады истребителей и бомбардировщиков, а мы, в свою очередь, посылали свои армады им навстречу, так что в небе над Сибирью происходили грандиозные бои, каких не бывало даже между немцами и французами. Авиаторы единственные позволяли Комитету создать из унылой череды мелких стычек и дорожных работ яркую картину эпического противостояния, но генералов Республики такая воздушная активность совсем не радовала. Даже перебросив значительные силы в Китай, японцы все ещё превосходили нас числом аэропланов, их машины были хорошей современной конструкции, а летчики очень умелы и отважны. В прямом столкновении у российской авиации не было бы шансов, но, по счастью, мы запасли несколько тузов в рукаве.

Дело в том, что французы, уничтожив для себя всякие огранчения, теперь спешили воплотить в металле огромную массу проектов, годами разрабатывавшихся тайно от немцев. Техника развивалась тогда стремительно, "спортивные" и "почтовые" аэропланы, вчера бывшие оружием победы, завтра грозили стать бесполезным хламом и остро требовали замены, а лучшим способом проверки новых идей и конструкций оставался реальный бой с сильным противником. Так на сибирских аэродромах появился официально не существующий 19-й корпус Воздушной Армии. Его бойцы получили новые документы и временно оказались Ивановыми и Кузнецовыми, а поверх красно-бело-синиих кокард на крыльях и фюзеляжах нарисовали красно-сине-белые. Форму менять не пришлось - она у двух армий и так отличалась лишь рукавными нашивками. Настоящих русских, конечно, к секретным аэродромам не подпускали и на пушечный выстрел, но формально мы стали обладателями новейшего и самого мощного на тот момент воздушного оружия. Французы не могли пересекать линию фронта, однако благодаря агрессивной японской тактике этого и не требовалось - враг сам регулярно являлся на бой.

Другим нашим козырем были РЛУ на выдвижных мачтах новой конструкции. У японцев система радиолокации отсутствовала вовсе, и мы получили то же преимущество, что имеет зрячий перед слепым. Одиночные аэропланы тогдашние локаторы не могли засечь, но враг действовал целыми эскадрами, поэтому о его приближении всегда становилось известно заранее. Зная координаты, скорость и вектор движения незванных гостей, наши летчики могли собраться в большом количестве и занять выгоднейшую позицию для атаки, так что даже слабые бойцы получали хороший шанс. Но активнее всего этим пользовались французы - их новые машины отличались великолепной высотностью, скоростью и вооружением, что позволяло использовать своего рода бандитскую тактику. Поднявшись на недосягаемую для других высоту, пилоты 19-го корпуса стремительно пикировали, разнося вражеские аэропланы в клочья батареями скорострельных пушек. Уступавший в скорости враг не мог их преследовать. Особенно досаждали японцам "летающие сигары" Ледюка. Эти странные машины, целиком состоящие из двигателя, с маленькими крыльями и кабиной в носу, не могли даже самостоятльно оторваться от земли - их поднимал в воздух транспортный аэроплан. Они регулярно терпели крушения, топлива хватало самое большее на час полета, но огромная скорость искупала все недостатки.

Против бомбардировочных эскадр, ощетинившихся десятками стволов, использовалась другая новинка - телеуправляемые крылатые снаряды, запускавшиеся с двухмоторных аэропланов-носителей. Когда аппарат влетал в глубину вражеского строя, наводчик подрывал мощный заряд стальной шрапнели. Было испробовано несколько типов - с ракетными и винтовыми двигателями, с разными системами управления. Против маневренных одиночных истребителей от такого оружия было мало толка, но группу тяжелых машин иногда удавалось поразить. Подобные снаряды запускались и с наземных станков - некоторые по размеру сами были как аэропланы.

Обычно вторгшуюся в наше небо японскую эскадру сперва атаковали французы, а уже после них на потрепанные и растроенные вражеские порядки кучей наваливались русские истребители. И даже при всем при этом мастерство японских пилотов было таково, что Республика в три месяца лишилась воздушных сил. На наше счастье, противник и сам оказался обескровлен. Японская промышленность производила достаточно аэропланов, но летные училища не успевали покрыть убыль экипажей - у системы, готовящей отборных бойцов, обнаружилась своя слабая сторона. К тому времени осень сильно попортила наши временные дороги, инженерные части принялись укреплять их бревнами и досками, разделывая спиленные летом деревья, и наступление окончательно потеряло всякий темп. Воздушная активность обеих сторон сократилась до уровня одиночных вылетов. Армия Республики, вступавшая в войну с таким энтузиазмом, не прошла и двухсот километров.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Посредственные успехи нашей армии стали головной болью для Комитета - и не только для него. Президент вызвал руководство отделов на совещание по вопросу "грамотного освещения хода военных действий". Надо сказать, я не любил подобные встречи: каждый раз они начинались безумными нотациями о строительстве нового общества, а заканчивались требованием совершить какую-нибудь очередную мерзость. Эта хотя бы проходила не t?te-?-t?te. Мы собрались в зале директорского совета бывшего "Русско-Германского Банка".

- Коллеги! - начал речь Губарев, - Нам нужно больше работать! Народ воспринял тактику генерала Та... Краснова без энтузиазма. Вы ознакомились с отчетом коллеги Тимощука?

Мы дружно кивнули. Тимощук был руководителем отдела социокогностики, заменявшей у нас социоаффектологию. Стандартные методики вроде опросов оказались неприменимы в жаннеристском государстве. Строго говоря, они использовались, и даже гораздо шире, чем в других странах, но только на нейтральные в политическом плане темы: предпочитают граждане двухдверные или четырехдверные автомобили, считают ли, что долговечность для одежды важнее элегантности и тому подобное. По более острым вопросам ждать откровенности не приходилось - диктатор успел к тому времени запугать народ своими чрезвычайными мерами. Поэтому для изучения общественных настроений существовал печально известный отдел социокогностики - фактически, агентурная разведка Комитета, только действующая на собственной территории. Сейчас этой организации приписывают некую зловещую роль, обвиняют в поиске и уничтожении недовольных режимом. Ничего подобного, конечно, не было. За лояльностью служащих государственного аппарата следил 5-й отдел Объединенного Комитета, за простыми гражданами - полиция и Спецжандармерия. На практике, как это ни странно, "человека без портфеля" вообще нельзя было привлечь к ответственности за политические взгляды, если только он не пытался донести их до широких масс. Эта особенность вовсе не означает мягкости режима, даже напротив. Буквальное понимание губаревского призыва "действовать не силой, а убеждением" является ошибкой. Как и в случае с многими другими жаннеристскими лозунгами, проблема заключается не в прямой лжи, а в неочевидности их истинного смысла. Этот, например, подразумевал, что физически уничтожить врагов Нового Общества невозможно, поскольку для Нового Общества врагами являются абсолютно все, начиная с самих уничтожителей. Ограничится же отдельными неосторожными личностями - значит проявить слабость и не добиться целей. Единственным выходом, следовательно, является "убеждение" - не мирная проповедь, а жесткое и планомерное изменение сознания каждого человека. Тогда, впрочем, нам предстояло решить чисто тактическую задачу - заставить народ увидеть в черепашье переползании от кочки к кочке стремительный победный натиск.

- Итак, граждане по-прежнему поддерживают цели нашей борьбы с японцами, но разочарованы её методами. Необходимо ликвидировать это разочарование. Прошу коллег излагать соображения. Помните, мы сейчас разрабатываем общую стратегию, так что не замыкайтесь на своих отделах.

Как это было заведено, первым слово взял младший из присутствующих.

- В отчете указано, что многие винят в недостаточных успехах военное командование, конкретно - генерала Краснова. Его обвиняют в бездарности, старческом слабоумии и даже прямой измене. Возможно, имеет смысл пожертвовать генералом, списав на него все неудачи.

Прошу читателей обратить внимание на этот момент: он говорит о роли Комитета больше, чем любые пространные объяснения. В каком ещё государстве (кроме, конечно, других жаннеристских диктатур) возможна ситуация, когда второстепенный чиновник пропагандистского ведомства мимоходом предагает избавиться от командующего армией, пусть даже и номинального? Губареву, впрочем, эта идея не понравилась.

- Слишком простые решения редко бывают удачными. Можно объявить Краснова предателем или слабоумным, но что скажут о правительстве, назначившем такого командующего? Пора раз и навсегда покончить со сказками о добром царе и плохих боярах. Народ должен знать, что мы выбираем людей сознательно и обоснованно, а не ставим на высокие посты случайных проходимцев. В этом коренное отличие от старого режима. К тому же, от устранения Краснова реальное командование и тактика не изменятся, так что скоро станет ясно, что дело было не в нем, и старика просто сделали козлом отпущения. Нет, это не годится. Другие идеи есть? Прошу, следующий...

- Моя мысль такая: вся беда - в неверных аналогиях. Поясню. Мы, собственно, до начала войны ничего конкретно не говорили про тактику, не называли сроков, не давали каких-то смелых обещаний. И все же люди чувствуют разочарование, будто бы их обманули. Почему? Дело, мне кажется, в том, что простой человек мыслит аналогиями. Он смотрит на французов: какие полчища те громили, с какой скоростью наступали. А раз мы теперь идем по тому же пути, что и Франция, то и от нашей армии ждут подобных успехов. Но это неверная аналогия, мы ещё далеко не равны, мы в начале пути. Сравнивать нужно не с французами, а со старым режимом - и всё встанет на свои места. С такой точки зрения дела идут отлично: сколько мы уже воюем, и все ещё не разбиты, даже напротив, наступаем, хоть и медленно, зато без лишних потерь. Нужно ярче, образнее раскрыть этот момент: например... О! "Армия республики проходит два километра в день, царская армия проходила тридцать. Разница только в направлении."

- Спасибо, коллега. Да, в этом есть некий резон. Но работать только в одном направлении недостаточно. Нужно больше идей! Следующий, пожалуйста...

Постепенно очередь дошла до меня.

- Я задавался тоже вопросом: почему наша армия действует успешнее, чем когда-либо за последние семьдесят лет, а народ все равно недоволен? Коллеги говорили о ложных аналогиях. Справедливо, но, на мой взгляд, дело не только в этом. Война - одна из тех сфер, где каждый мнит себя великим специалистом. Стоит компании из трех человек собраться, раскупорить бутылку - и через час у них готовы три плана как в две недели захватить Токио. Естественно, на фоне этих смелых замыслов наши реальные успехи выглядят бледно.

- Да, - печально согласился президент, - тут вы правы. Нам присылают множество прожектов - отправка пятнадцати тысяч диверсантов через Китай, парашютирование трех дивизий воздушной пехоты, танковый удар в Монголии... Но что вы думаете противопоставить этой волне народного творчества?

- Есть, для начала, одна идея... Снимем фильм. Название... Что-нибудь вроде "Кухонные стратеги". Типичная ситуация: собираются - за бутылкой, конечно - этакие карикатурные наполеоны-белобилетники, начинают излагать свои планы... Отберем наиболее типичные, это несложно. И после каждого выступления - показывается наглядно, с объяснениями, к чему он привел бы в реальности. Ну, скажем, какой-нибудь торговец керосином требует собрать все танки в кучу и нестись к Тихому Океану по триста километров в день. Сцена меняется: вот Сибирь, вот эти танки несутся, их продвижение на карте, потом очень доходчиво, можно даже в виде анимациона, рассказывается про фланги, снабжение, что Сибирь - это не Бавария... И вот уже эти танки ржавеют в лесу, валяются трупы замерзших солдат... А в конце такая сцена: палуба линкора, на ней стоят наши "стратеги", и микадо награждает их японскими орденами за разгром российской армии. Основная мысль: теперешняя тактика - единственно возможная в таких условиях.

- Что ж... Над этим можно поработать. Кухонных стратегов давно уже пора извести под корень. Спасибо, коллега. Следующий...

Наконец, все мы высказались, составили примерный план кампании и даже успели прикинуть объем финансирования. Можно было расходиться, но Губарев решил поднять ещё один вопрос. По его знаку жандарм подошел к стоящему в углу механизму - то ли приемнику, то ли проигрывателю - и нажал кнопку. Из звуковода раздался чей-то хриплый голос:

- ...Война, которую вы ведёте – есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, хана Тохтамыша, Пусяня Ваньну! Евразийское дело правое. Иудоевропейский враг будет разбит. Победа будет за нами!

- Что з... кто это?! - изумился руководитель кинематографического отдела.

- Это, - ответил Губарев, - так называемый царь Алексей, японская марионетка. Ему разрешили набрать армию в двадцать тысяч штыков для помощи захватчикам, так что мерзавец теперь агитирует народ воевать с нами. Но дело не в его армии - такое войско мы разгоним парой залпов. Дело в идеях. Японские ставленники относятся к движению евразистов. По сравнению с ними продажная клика - рыцари прогресса. Евразисты - дремучие мракобесы, считающие нашу нацию толпой диких азиатов, стремящиеся загнать русский народ в юрты... Они хуже фашистов, хуже даже самих японцев! Каждый из этих мерзавцев уже заслужил Белую Комнату, но... Боюсь, ко времени полного освобождения Восточной Росии их дикие идеи успеют пустить некоторые корни. Эти корни мы должны будем безжалостно вырвать. Подготовьте план по ликвидации евразийских идей. Ответственный - коллега Ростовцев. Коллега Алешин будет вас консультировать, он специалист по антиреспубликанским учениям. На этом все. До встречи, коллеги!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Тогда нам удалось заставить людей смириться с долгой войной. Фильм "Кухонные стратеги" сыграл в этом свою роль - думаю, она была вполне весома. Комитет всегда делал главную ставку не на книги и газеты, а на радио и, в особенности, на кинематограф. Как говорил Губарев, "покуда Россия ещё не охвачена сетью розинговского вещания, важнейшим инструментом морального развития для нас является кино". Вдобавок к имевшимся ранее, мы открыли множество новых кинотеатров, так что доступ к ним получил едва ли не каждый гражданин Республики. Билеты были очень дешевы: фактически, вся система работала в убыток и прямо субсидировалась государством. Это напоминало времена древнего Рима, когда императоры устраивали бесконечные гладиаторские игры и прочие развлечения, чтобы удержать плебс от волнений. Тираны прошлого знали на что тратить деньги, и Губарев по достоинству оценил их опыт. Когда в Соединенных Штатах приемники Розинга стали доступны широким массам, и владельцы кинотеатров начали жаловаться на убыточность своих заведений, мы нашли ситуацию весьма забавной: российское правительство ежегодно тратило не один десяток миллионов на поддержание системы проката, а мысль получить с этого дела прибыль казалась явным безумием.

Между тем, в Европе развернулись события, на фоне которых бои в Сибири перестали являть для мировой общественности какой-либо интерес. Континент вновь оказался на грани большой войны, и вновь источником угрозы оказалась Германия - теперь уже не по своей воле, но как безвольное орудие в руках победителей. Судьба этой несчастной страны в тот момент все ещё не была решена. Французы, контролировавшие три четверти территории и такую же долю населения, всячески затягивали создание новых государственных структур и распоряжались напрямую через Оккупационный Комитет. Многочисленные пленные, вопреки законам войны, не были распущены по домам, а использовались в отрядах Искупительного Труда для восстановления разрушенного хозяйства западной Франции. Прочие немцы также оказались лишены всяких свобод: захватчики взяли под свой контроль экономику и ввели трудовую повинность. Вместо фиксированных репараций попросту вывозили что и сколько хотели, не делая малейшего снисхождения для частной собственности. Во всех жаннеристских государствах народам целенаправленно внушалась ненависть к Германии и её жителям. Бедных немцев прямо обвиняли во всех бедах человечества начиная с грехопадения Адама и убийства Авеля Каином.

Трижды прерывавшиеся и возобновлявшиеся англо-французские переговоры о будущем устройстве Европы закончились ничем. Слишком уж отличались позиции сторон. Мосли желал видеть Германию единой и независимой - по крайней мере, независимой от французов. Такое великодушие вполне соответствовало британской дипломатической традиции - создавать мощный противовес слишком усилившейся континентальной державе. Жаннере был категорически против и требовал разделить Германию на множество небольших государств. Он боялся немецкого реванша, а кроме того не хотел терять прямое сообщение между Францией и её союзниками на востоке. Разочаровавшись в переговорах, англичане пошли на односторонние действия и провели в своей оккупационной зоне выборы, закончившиеся триумфальной победой Германской Фашистской Партии. Французы ограничились дипломатическим протестом, но следующий шаг противника вызвал уже совсем иную реакцию...

Правительство Фашистской Республики Германия объявило о создании новой армии в сто пятьдесят тысяч человек с тремя бронедивизиями и воздушным корпусом. Оружие и технику взялись поставить англичане. Франция потребовала от Британии "немедленно пресечь возрождение германского милитаризма", причем заявление сделал не сам Жаннере, а министерство иностранных дел "по настоянию Сената". Это означало крайнюю степень недовольства и серьезности намерений, но Мосли решил идти до конца. ФРГ была официально признана "союзником под британской защитой", а её правительство - единственной законной властью на всех немецких землях. Над Европой нависла угроза новой войны. Французы и их союзники провели дополнительное развертывание войск, угрожающим образом концентрируя их против английских позиций. На суше жаннеристы значительно превосходили фашистов и теоретически могли за месяц выкинуть их с континента. Новгородское правительство пребывало в паническом состоянии и держало под парами быстроходный крейсер для бегства в Англию, но даже это не гарантировало безопасности. Генерал Сеплинье обещал превратить ненавистный остров в пустыню, а королевские линкоры - в подводные лодки. Однако у Жаннере были другие планы. Под прикрытием бронепехотных дивизий он начал "войну плебисцитов": через месяц население Валлонии и Люксембурга проголосовало за вхождение в состав Франции. Если в первом случае действительно имели место очень сильные профранцузские настроения, то Люксембург был насильно принужден к отказу от суверенитета. Тогда у жителей герцогства был собственный язык, по крови они отличались от соседей и никаких причин соединяться с чужим народом не имели. Не успел Мосли отреагировать на эту акцию, как ему уже пришлось решать новую проблему: в Испании начался хорошо спланированный жаннеристский мятеж. Среди населения этой страны давно уже были популярны социал-авангардистские идеи, и лишь противодействие Германии мешало их носителям захватить власть раньше. На помощь восставшим выступили соотечественники-легионеры, по странной случайности собранные в полной готовности на границе и немедленно дезертировавшие с оружием, транспортом, танками, офицерами-французами и всей системой тылового снабжения. Английские деньги и винтовки не помогли монархистам - в три месяца все было кончено.

Но главная, самая масштабная и чудовищная акция французского диктатора была ещё впереди. Незадолго до её начала я получил случайный намек на будущие зловещие события - намек, оставшийся непонятым. В то время наша группа отделов уделяла основное внимание работе по созданию "РосАнимациона". Очень многое из того, чем я занимался на службе в Комитете, мне совсем не нравилось, порой даже было отвратительно. Этот случай является приятным исключением. Я и сейчас горжусь, что стоял при рождении одной из крупнейших и лучших анимационных студий мира, особенно учитывая, что начинать приходилось практически с нуля. Дело это было для России новое. При Михаиле крутили в основном диснеевские ленты, иногда немецкие, отечественные же поделки вовсе никуда не годились. Так называемая "самобытная отечественная школа анимациона" - не что иное, как сочетание убогой рисовки с примитивным сюжетом. Нам требовалось нечто совершенно иное: не только требования Комитета, но и простые эстетические чувства взывали к обновлению. Мастера "старой школы", как выяснилось, попросту не умели и ленились рисовать, так что пришлось в первую очередь решать эту проблему. Я отправил в главный отдел заявку на выделение дополнительных средств для создания школы художников-аниматоров и получил странный ответ: денег в этом организационном году не будет, но через месяц мы бесплатно получим нужных специалистов с хорошим опытом. Ситуация с российскими так называемыми специалистами на тот момент оказалась уже изучена досконально, поэтому воспринимать такие обещания всерьез было невозможно. Я счел их своего рода издевательской формой отказа и велел остановить все работы по анимациону до следующего года. Увы, как выяснилось, чиновники главного отдела знали о чем говорят...

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Европа в те роковые дни балансировала над пропастью. Слишком огромны были две военные машины, в слишком многих местах они соприкасались. Как случайная искра уничтожает целый лес, так случайный выстрел мог тогда уничтожить цивилизацию. Я не преувеличиваю. Не прошло и года, как зажглось серебряное пламя, вспыхнула яркая звезда. Великое счастье, что это случилось в обстановке относительного мира, а не в разгар тотального истребления. Мы прошли по лезвию бритвы, но ведь все могло сложиться иначе. Недавно в Соединенных Штатах вышел фильм "Горящий закат", красочно показывающий зрителю ту неслучившуюся войну. Сам сюжет, как это часто бывает в новом американском кино, весьма бредовый, но завязка основана на реальном событии: "собачьей драке" над Ла-Маншем. Действительно, случайная схватка двух воздушных патрулей едва не переросла тогда в грандиозное сражение - сотни истребителей, поднятые с аэродромов по обе стороны пролива, лишь в последний момент получили приказ возвращаться. Успей они вступить в бой, и дороги назад, скорее всего, уже не было бы.

Но катастрофы удалось избежать. Это вдвойне удивительно, если взять во внимание, что именно тогда французский диктатор впервые стал демонстрировать явные признаки безумия. Я, конечно, говорю не о банальном сумасшествии вроде того, что под конец жизни настигло Сеплинье. С генералом все было ясно: когда он стал проводить целые дни, наблюдая за тренировкам пловцов, некогда грозного сокрушителя городов тут же отправили на пенсию. Это извращение, во всяком случае, оказалось куда более безобидно, чем его прежняя влюбленность в бомбы, ядовитые газы и зажигательные смеси. Болезнь Жаннере была иного рода. Швейцарец достиг всего, что только может быть доступно человеку. Он стал абсолютным диктатором, перестроил общество на новых началах, разгромил сильнейшую державу Европы, распространил свою власть от Пиренеев до Сибири... Любой другой на его месте остановился бы, но Жаннере пошел дальше. Это и было началом безумия. Есть вещи, которые под силу изменить одной гениальной личности, но есть вещи, подвластные лишь высшим силам. Назовем мы её божественным провидением или историческим процессом, суть одна: то, что естественным образом сложилось за многие века, нельзя изменить президентским указом. Человек, ставящий перед собой подобные цели, просто не воспринимает очевидную реальность.

Жаннере утратил в какой-то момент способность отличать возможное от невозможного. Добившись за короткий срок впечатляющего роста экономики и военной мощи, он решил проделать то же самое с численностью населения. Вообще, это было его навязчивой идеей: диктатор считал, что французов должно быть никак не менее ста пятидесяти, а для верности двухсот миллионов. Такое число объяснялось двумя необходимостями: на равных противостоять многолюдной Америке и держать первенство среди социал-авангардистских государств, среди которых была теперь и огромная Россия. Между тем во Франции перед войной насчитывалось всего сорок миллионов человек, присоединение Эльзаса, Лотарингии, Валлонии и Люксембурга дало ещё около шести миллионов - ничтожно мало для выполнения столь масштабных задач. За предыдущие сто пятьдесят лет французское население едва удвоилось, а Жаннере хотел ни много ни мало учетверить его. Более того, для этих будущих миллионов он заранее искал место - с привычным европейцу климатом, окультуренной природой, не отделенное от метрополии океанами или враждебными землями...

Я помню тот ноябрьский день. Мы обсуждали с коллегами из Комитета Физического Развития роль пропаганды в укреплении здоровья молодежи. С тех пор, кажется, и пошело то дурацкое представление, ныне накрепко вбитое в сознание всех российских юношей и девушек - будто бы человек должен непременно обладать атлетической фигурой. Нелепый с медицинской точки зрения, ложный и вредный идеал навязывали с самого верха - с самого парижского верха - и я мог лишь осторожно бороться против его излишне агрессивного внедрения. "Физисты" оказались весьма упорными, дискуссия застряла на частностях, и мы уже собирались взять time-out для обеда, когда раздался телефонный звонок. Это был один из секретарей главного отдела.

- Включите радио в 15.00 на волне "Онд Премьер". Будет выступать коллега Жаннере. Речь программная...

- Простите, коллеги!- несколько ироническим тоном обратился я к "физистам", - У меня радиосеанс с Парижем.

Я настроил приемник и стал ждать. Сперва проиграли песню "Этот рассвет не сменится закатом", потом - "Мы смотрим вокруг и видим новый мир", потом - "Детей огня и стали"... Наконец, из звуковода донесся голос Жаннере.

- Коллеги! Сегодня я обращаюсь ко всем европейцам. Тысячелетиями наш общий дом...

Да, это была та самая речь. Выражение "жизненное пространство" впервые прозвучало на второй минуте, на четвертой Жаннере заявил, что все беды Европы идут от неразумного расположения стран и народов, на шестой даже у едва понимающего французскую речь "физиста" стало вытягиваться лицо. Я застыл как громом пораженный.

- За последние семьдесят лет Германия развязала четыре захватнические войны. Сейчас фашисты готовятся к пятой. Мы должны раз и навсегда остановить эту непрерывную агрессию. Само расположение Германии толкает её к бесконечным нападениям на соседние страны. Немцы - многочисленный развитый народ, склонный к промышленному труду. Однако их страна мала, скудна ресурсами и неудачно расположена. Будет это через год или через сто лет, но география неумолимо потребует от немцев расширения границ. Мы признаем законность этого естественного требования и готовы его удовлетворить быстро, бескровно и до таких пределов, о которых мечтать не могли императоры и канцлеры. Границы Германии расширятся до границ самой Европы! Каждый немец сможет полностью удовлетворить свою тягу к труду и творчеству в нашем новом общем доме. Франция и Испания, Польша и Россия, Венгрия и Румыния, все социал-авангардистские страны мирно примут тех, кто ещё недавно пытался вломиться силой...

Так начался последний акт немецкой трагедии. Со времен изгнания евреев из Палестины мир не видел ничего подобного, и едва ли увидит до конца времен. Величайшее преступление двадцатого века словно поделило историю человечества на "до" и "после", на старый мир, где столь хладнокровное и расчетливое варварство было невозможным, и на жестокий мир будущего, в котором один безумец способен росчерком пера отменить существование целого народа.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

По просьбам трудящихся нарисовал карту.

4bfc9062cc4c.jpg

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Словами не описать моё потрясение. Кое-как выпроводив "физистов" (для этого пришлось согласиться, что человек будущего и впрямь должен напоминать греческую статую), я замер, обхватив голову руками.

Раньше ещё-можно было питать некие иллюзии относительно сущности жаннеристского режима, но теперь стало ясно: на мировую сцену вышло абсолютное зло. И если этой темной силе удалось пленить волю народных масс, тем большая ответственность ложилась на плечи немногих честных и здравомыслящих людей. Настал момент, когда все порядочные граждане должны были объединиться и положить предел диктаторскому безумию. Нет сомнений: окажись перед таким выбором немцы в эпоху своего могущества - тысячи, миллионы их решительно выступили бы против злодейских планов. Ни один германский политик не смог бы сохранить власть и свободу после чудовищных рассуждений об уничтожении целого народа. Следовательно, человеческим долгом было отнестись к немцам так же гуманно, как они отнеслись бы к нам. Я расчитывал найти единомышленников в КМР и, возможно, среди сотрудников в других комитетах и министерствах - мы имели возможность регулярно общаться с ними по служебным надобностям. Сто или двести высокопоставленных и влиятельных коллег - сила, с которой придется считаться. Выступив скоординированно, можно навязать Губареву свою волю... или отправиться в Белую Комнату. Нет, чтобы твердо расчитывать на успех, нужно иметь за плечами послушные штыки. Власть юного фанатика покоилась на четырех, так сказать, слонах - армии, полиции, Спецжандармерии и Объединенном Комитете. Можно ли привлечь их на свою сторону?.. Мои размышления прервал телефонный звонок.

- Завтра к пятнадцати часам коллега президент вызывает всех руководителей отделов на совещание по текущим вопросам. Присутствие обязательно.

- Да, конечно. Спасибо...

Я продолжал строить планы. Чтобы вступить в переговоры с сотрудниками других ведомств, тем более с охранниками режима, нужно сперва организовать сплоченную группу в самом Комитете. Я достал лист бумаги и начал составлять список порядочных и надежных коллег. Один, другой, третий... Потом красным карандашом стал вычеркивать фамилии тех, кто мог бы после тайной беседы отправиться писать донос. Нельзя же, например, вверять свою жизнь человеку, первому согласившемуся с предложением Бланка - даже без единого дня в Белой Комнате. Или карьеристу, метящему на мой пост. А этот - просто болтун... Коллега Мышеедов вошел, по своей дурацкой привычке, без стука.

- Что за дела?! Ваш детский сад присылает какие-то наглые императивы без согласования с главным отделом - снимите, дескать, кино за сорок тысяч, а мы когда-нибудь спишем из резервного фонда... Э! Что за список?!

Боже! Он смотрел прямо на листок с фамилиями, он умел читать вверх ногами, как и я сам... Меня вдруг охватил ужас. Надо что-то быстро придумать...

- Составляю список врагов - кто меня не поздравил с днем рождения.

- Негодяй, я же тебя поздравлял!

- Да? А, ну так я тебя и вычеркнул...

- Понятно. Нельзя делать такие записи, тем более держать их прямо на столе. Тебя что, не учили? Ладно, съемки потом согласуем, я на встречу опаздываю...

Мышеедов вышел. Меня била дрожь. "Тебя что, не учили?" Что он имел в виду? Кто мог меня учить? Люди из Объединенного Комитета? Как и его самого? Значит, он завербован... И думает, что я тоже. Или он принял меня за фашистского шпиона? В любом случае, скоро об этом узнают на проспекте Знаний... Теперь их адрес совсем не казался мне забавным. Что делать? Бежать, спрятаться - невозможно... Сперва надо уничтожить список! Измельчитель даёт слишком крупные обрезки, поджечь нечем... Я стал тереть злополучную бумагу между ладонями, пока она не превратилась в труху. Старый детский способ... Какая глупость, разве это может спасти? Спецтрибуналу не нужны улики... О немцах, которых нужно было защитить, я уже думал с ненавистью - теперь из-за них предстояло вернуться в Белую Комнату. Стыдно признаться, но страх в момент уничтожил и благородство, и решимость.

Сказавшись больным, я отправился домой. Меня и впрямь лихорадило. Когда по дороге следом пристроилась жандармская машина, сердце едва не выпрыгнуло из груди - к счастью, это оказалось случайностью, и через пару минут мы разъехались. "Страх убивает вернее пули" - эту формулу, кажется, внушают нашим солдатам. Остается лишь согласиться. Всю ночь я глотал успокоительное и ждал звонка в дверь. Хотя какой там звонок - дубликаты всех ключей хранятся в полицейских участках. Просто войдут без предупреждения... Я подпер дверь стулом и решил, что если её начнут ломать, лучше будет сразу выброситься из окна. Но никто не пытался войти. Ночь прошла тихо. Боже, как хорошо быть простым слесарем или конторщиком - их никто не подозревает, никто не может привлечь к суду за отсутствие лояльности... Спокойная жизнь, словно и нет безумного режима. Если в этот раз пронесет, - подумал я, - под любым предлогом постараюсь уйти из Комитета и стать обычным человеком, скромным гражданином вне политики. Никакие деньги, никакая власть не стоят этого страха. Второстепенные шестеренки реже ломаются. Утром, взяв себя в руки и разом выпивив целый флакон успокоительного, я поехал на службу.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Почти сразу же в мой кабинет зашел коллега Мышеедов. Стоит ли говорить, что это меня мало порадовало.

- Привет главному по детишкам! Я вчера вечером всё хорошенько обдумал и решил поговорить.

- Э... Поговорить?

- Не бойся, здесь можно. В понедельник мы как раз все проверяли - никаких лишних проводов из твоего кабинета не идет. А через эту дверь снаружи ничего не слышно.

- Вы?

- Мы. Я немножко помогаю Объединенному Комитету. Даже ты вчера об этом догадался, судя по разом позеленевшему лицу. А вот ты точно работаешь не на Объединенный Комитет, я даже уточнять не стал. Я знаю, на кого ты работаешь.

- Да ну? - при всем ужасе ситуации, мне вдруг стало интересно, что он скажет.

- Это элементарно. Кто может к нам внедриться? Англичане, новгородцы, японцы, американцы... Французы... Все они - серьезные ребята, поэтому все они отпадают. В мире есть только одна контора, работающая настолько топорно, что её агент может держать секретный список прямо на рабочем столе и чиркать в нем красным карандашом, а попавшись - врать как первоклассник и менять цвет лица как калейдоскоп. Стиль российской Спецжандармерии трудно не узнать.

- Положим, это так. И о чем ты хотел поговорить с тупым жандармом? - если он играл со мной в кошки-мышки, мне в любом случае оставалось лишь подыгрывать, благо выпитый утром флакон успокоительного позволял вести беседу с ледяным спокойствием.

- Ну, ты вовсе не тупой. Ты просто не умеешь заниматься такими вещами. Вот, например, вчерашний список... Ты его ещё не отослал?

- Нет, - абсолютно честно отвечал я.

- Это хорошо. Что бы там не значили твои красные зачеркивания, мне не нравится, что они идут поверх моей фамилии. Ты не угадал. Я честный социал-авангардист, и не хочу быть во всяких-там черных списках. Видишь ли, сотрудничество между нашими организациями в России налажено ещё хуже, чем во Франции - по вашей вине, конечно. Так что если друзья-жандармы приедут на десяти броневиках с пистолет-митральерами брать антиреспубликанских заговорщиков, у меня может и не оказаться иммунитета. Потом, конечно, все разъясниться, но не хотелось бы приобретать неприятный опыт... по второму разу. Поэтому прошу убрать меня из твоего дурацкого списка. Ну, и впредь характеризовать как честного коллегу. За это я могу подкидывать кое-какую информацию, сам-то ты, как вижу, за сто лет ничего путного не раскопаешь.

- Положим, ты вычислил мою принадлежность по неумению работать... - я решил сыграть на банк, - Но сам-то ты, видимо, умеешь?

- Позволю себе напомнить, что это я раскрыл тебя, пусть и случайно, а не наоборот.

- Значит, умеешь. Так что ты, как раз, можешь оказаться и новгородцем, и англичанином. А историю про Объединенный Комитет рассказал, чтобы обеспечить себе защиту на будущее. Я совсем не обязан тебе верить.

- Справедливо. В субботу на восьмой полосе "Московского прожектора", рубрика "Литературная мастерская", ищи опечатку - знак параграфа вместо буквы "а" в слове "сделал". Заметь, я не прошу у тебя в ответ подтвердить свою принадлежность опечаткой в "Волне". Так что, будем дружить?

Я молчал, потрясенный открывшейся картиной неумелого межведомственного шпионажа прямо в сердце Республики. Мышеедов воспринял это как знак сомнения.

- Ты, конечно, можешь сегодня сообщить о нашем разговоре своему начальству. Мне-то в итоге ничего не будет, работать на Объединенный Комитет - не преступление, скорее наоборот. А вот для тебя это станет первым и последним успехом за всю карьеру. Без посторонней помощи ты даже эфиопского шпиона в сибирской деревне не поймаешь. Я могу оказывать такую помощь время от времени - достаточно часто, чтобы ты стал лучшим сотрудником своей конторе. Заметь, это будет абсолютно качественная информация, а не ваше обычное "у имярек сегодня кислая физиономия, наверное, хочет взорвать Сенат". Но если решишь сыграть против, я об этом обязательно узнаю и тоже буду играть против. Угадай, кто выиграет.

- Верю, верю... Убедил.

- Вот и отлично. В знак нашей дружбы прими мой первый подарок, раз уж ты так любишь составлять списки... О программе деаллеманизации новых граждан пока не было прямо объявлено, вероятно, коллега Губарев сделает это на сегодняшнем совещании. Но некоторые сотрудники уже решили её тайно саботировать. Часть их фамилий - в списке, грязные подробности заговора прилагаются. Заметь, я раскрыл все это за один день, да ещё отвлекаясь на тебя.

- Часть?

- Ну, я все же работаю не на вашу контору. Тебе хватит и этого. Только, умоляю, не размахивай бумагой по коридорам, не держи её на столе и не вздумай где-нибудь потерять.

Я развернул листок. На нем была напечатана какая-то нудная служебная записка с требованием утвердить расходы через главный отдел.

- Что за черт?

- Думаешь, мне самому не стыдно писать симпатическими чернилами? Будто какой-то школьник-конспиратор... Но, зная ваш профессионализм, приходится. Если ты все же потеряешь бумагу, её принесут назад в твой кабинет, ничего не заподозрив. Любой из заговорщиков может вертеть этот листок в руках, и так и не поймет его смысл. Кстати, видимый текст тоже имеет значение. Служба службой, работа работой. Все должно проводиться через главный отдел, особенно если это связано с расходами. Горизонтально мы можем только консультировать. Или извольте расплачиваться из своих фондов, если уж так сильно надо.

- Мы и собирались расплатиться из своих, но только по факту выполнения работы! Сколько раз можно повторять... А, ладно. Будь по-твоему.

- Вот и славно. Прости, мне нужно бежать. Дела... До встречи на совещании, и не забудь про свою часть договора!

- А... До встречи.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Я задумчиво вертел в руках оставленную Мышеедовым бумагу. Список заговорщиков в моих руках! Те самые люди, которых я ещё вчера мечтал найти... Теперь, конечно, об этом и речи быть не могло. Но что делать с документом? Мышеедов дал понять, что и сам отправит список в Объединенный Комитет, но он вполне мог сделать паузу, проверяя меня. Если я действительно агент Спецжандармерии или хотя бы просто благонадежный сотрудник, то должен отослать бумагу. Положим, в ОК ещё ничего не знают и не узнают несколько дней... За это время жандармы должны отреагировать - иначе Мышеедов решит, что я участвую в заговоре либо, по меньшей мере, сочувствую антиреспубликанским идеям. В то же время люди из списка все равно обречены - независимо от моих действий их ждет спецтрибунал. Несколько минут я колебался, затем решительно отбросил недостойные помыслы и уничтожил бумагу, даже не проявляя скрытый текст с именами жертв. Увы, несчастные все равно оказались арестованы - через недолгое время они перестали ходить на службу, исчезли из списков... Открытого суда не было, так что я даже не знаю, что с ними стало. Набор вариантов, конечно, невелик - Искупительный Труд, гильотина или Белая Комната.

Заседание началось в положенное время. Губарев был необычно оживлен, глаза его светились злобным торжеством. Он встретил нас партийным приветствием, которым обычно пренебрегал из-за усталости или скверного расположения духа. Мы немедленно повторили его жест, причем у одного престарелого коллеги рука поднялась не вертикально, а "на десять часов", так что вышел фашистский салют. Губарев сперва замер, затем подошел к бедному старику и молча на него уставился.

- Суставы... - в ужасе пробормотал оконфузившийся коллега. Огромным усилием, кривясь от боли, он все же поднял руку почти до нужного положения.

Губарев молча кивнул и вернулся на свое место. Все ждали, что диктатор сразу поведет речь о переселении немцев, но он сперва решил обсудить все текущие вопросы и для начала гневно обрушился на нас за слабую работу по женскому равноправию.

- Мы объявили - впервые - о приеме женщин в военную академию, в суб-офицерские школы... Это очень важно. Женщины на военной службе - это не только удвоение мобилизационного потенциала, это символ новой эпохи, удар по пережиткам прошлого! И что же? Мало того, что мужчины-военные немедленно продемонстрировали средневековую дикость, что весь народ принялся потешаться, так ещё и сами женщины, исключая несколько душевнобольных, проигнорировали такую замечательную возможность. Любой нормальный гражданин костьми ляжет, чтобы стать лейтенантом противовоздушной службы с жалованием сто двадцать рублей, а они предпочитают сидеть по домам! Вы плохо развиваете население! Вот вы, например! - диктатор, о ужас, обращался ко мне, - Почему в детской графической новелле "Штурмовой батальон маленьких енотов" все еноты сплошь самцы? Инструкция о женских персонажах не для вас написана? Обращаюсь к всем: если хоть один отдел ещё хоть раз проигнорирует данную инструкцию, непосредственные виновные вместе с руководством отдела будут признаны саботажниками! Ясно?

Мы все старательно закивали. Вероятно, юный фанатик никогда в жизни не знал женщины, или даже вовсе был к ним не расположен, поэтому воспринимал прекрасный пол столь примитивно и умозрительно. Нормальный человек не погонит возлюбленную, спутницу жизни, мать своих детей, хранительницу очага служить в противоаэропланной дивизии.

- Далее. Коль скоро наш Институт Эстетики наконец-то приступил к работе, все визуальные материалы должны отсылаться туда для одобрения. Или, при необходимости, исправления. Порой даже самое глубокое содержание бывает испорчено убогой формой. Этого допускать нельзя! Вот, например, детская графическая новелла "Штурмовой батальон маленьких енотов". Вы, верно, расчитываете с ней победить в конкурсе "самая уродливая обложка года"?

Так прошла большая часть заседания. Любую критику Губарев иллюстрировал примером проклятого "Штурмового батальона маленьких енотов", так что я от стыда готов был провалиться сквозь землю. Лишь под конец диктатор перешел к самой важной теме.

- Как вы знаете, коллега Жаннере принял очень важное решение... и очень правильное. Фактически он отменил очередную всеевропейскую войну, которая в ином случае произошла бы в течение следующих двадцати лет. Для нас же это означает значительное ускорение программы "Двадцать две ступени прогресса". Россия получит миллионы опытных инженеров, квалифицированных рабочих, агрономов, ученых, всякого рода специалистов. Ваша задача - чтобы при этом она не получила миллионы немцев.

На наших лицах отразилось недоумение.

- Немцы, - объяснил диктатор, - должны перестать быть немцами. Мы не можем терпеть чуждое и враждебное меньшинство, способное в любой момент перейти на сторону фашистов. Более того, раз мы твердо и решительно превращаем самих русских в новую морально совершенную нацию, несправедливо делать послабления для других народов. Все должны слиться в единую нацию, нацию российских европейцев! Не будет ни эллина... ни, в особенности, иудея. Тяжело, конечно, ждать полного успеха в отношении взрослых, но их молодежь, их дети должны стать нашими! Иного выбора просто не будет. Мы очистим моральный эфир от всего немецкого! Все равно их культура по большей части неактуальна. Не будет немецких книг, музыки, песен... Даже пиво с сосисками исчезнет!

- Но позвольте, коллега Губарев, мы ведь и сами пьем пиво...

- И очень зря. Вредный и отупляющий напиток. Надо пить вино, хотя бы даже украинскую гадость, раз уж на большее нет денег. Но я не о пиве. Немцы не должны стать чужеродным элементом, пусть они растворятся в нас без следа. Конечно, тут будет мало одного грубого давления, нужна тонкая и всесторонняя работа. Даю две недели на общую разработку плана ассимиляции новых граждан... И про старых тоже не забывайте! Мы ведь не хотим, чтобы немцы просто сменили пиво на водку и заветы Бисмарка на Домострой? Вот и хорошо!

В последнюю очередь обсудили перспективы розинговского вещания - с помощью немецких техников его можно было наладить быстрее, чем ожидалось раньше. Когда все уже расходились, Губарев вдруг сказал мне:

- Коллега ......................., задержитесь на минуту.

Я остался с ним наедине, если не считать жандармов-охранников.

Печальные новости. Программу социал-авангардистского воспитания сирот придется, к сожалению, свернуть. Тех, кто уже перешел четвертую ступень, доучим до конца, но в дальнейшем такой нужды не будет.

- Что-то изменилось?

- Да. Отныне всех сирот из стран САС будет воспитывать французское государство. Ему нужны новые граждане - много и быстро. Более того, французские коллеги намерены для заселения освободившихся германских земель собирать таких детишек по всему миру. В следующих поколениях они перемешаются и дадут новую расу, мондиальную расу будущего... Но дело, разумеется, не в крови, а в идеальном воспитании, избавленном от дурного влияния родителей. Свободное поколение, не знавшее старого мира! Жаль, я и сам хотел этим заняться...

"Слава Богу, - подумал я, - что у тебя этого не вышло. Пусть уж физические и моральные чудища растут на берегах Эльбы и Рейна, а не Волги и Днепра".

- Можно сказать, - продолжал диктатор, - это была моя мечта. Теперь она никогда не сбудется... У вас есть мечта, которая никогда не сбудется?

- Да?

- И что же это? - заинтересовался Губарев.

- Я хочу жениться.

- Ну, это не должно быть особой проблемой.

- Дело в том... как бы это сказать... я влюблен в собственную кузину. Мы оба любим друг друга уже очень много лет, с ранней юности. Но по закону нам нельзя быть вместе... Поэтому я на всю жизнь остался одинок, и она тоже. Мы храним друг другу верность, если не понимать это прямо в физическом смысле...

Губарев вдруг замер в полной отстраненности, обращаясь к глубинам своей памяти, подобно тому, как это делают нынешние ординатёры. Через минуту он очнулся и произнес:

- В новом Гражданском Кодексе про кузин ничего не сказано. Так что подавайте с ней заявление в префектуру вашего арандисмана и готовьтесь к свадьбе.

- Спасибо, огромное спасибо! Вы сделали для меня...

- Не стоит. Вы отняли у меня минуту времени, вместо того, чтобы самостоятельно потратить эту же минуту в библиотеке. Почему никто не знает законов?

Так решилось моё счастье. Спустя множество лет мы с ненаглядной .................. стали мужем и женой. Кто-то назовет это инцестом, но ведь кузина - совсем не то, что родная сестра.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

В конце сороковых - начале пятидесятых годов губаревский режим торжествовал на всех внутренних и внешних фронтах.

Война в Сибири, ставшая уже фоном повседневной жизни, неожиданно завершилась нашей победой. Осторожная тактика генерала Тассиньи принесла свои плоды - сделав тысячу маленьких шагов, мы проделали в итоге огромный путь. В последней битве, разыгравшейся у берегов Тихого Океана, японцы выставили против наступающей российской армии свои лучшие дивизии, оснащенные самым новым оружием. У них был неплохой шанс разбить наши измотанные войска в одном большом сражении, уничтожив тем самым результат столь долгих усилий. Но судьба распорядилась иначе - точнее говоря, не судьба, а Жаннере, в планы которого не входило поражение важнейшего и преданнейшего из союзников. На один день Россия стала атомной державой: Губарев подписал договор о покупке трех бомб по миллиону франков за штуку, и через пятнадцать минут три "Эксельсиора" взлетели с аэродрома. В этот раз поверх французских кокард уже не рисовали российские эмблемы - ни один вражеский аэроплан не был способен подняться достаточно высоко, чтобы пилот смог их увидеть. Через десять часов над изготовившейся к броску 1-й механизированной дивизией японцев вспыхнула "Софья Ковалевская", затем с промежутками в несколько минут ещё две дивизии были поражены "Дмитрием Менделеевым" и "Михаилом Ломоносовым". Пользуясь неразберихой в стане врага, российские войска перешли в наступление и отбросили японцев к Владивостоку. Увы, многие наши солдаты сами пострадали, двигаясь через ядовитые пепелища, но стратегический успех того стоил. Теперь у японцев не оставалось шансов на победу в открытом бою, и Армия прибегла к последнему, крайне унизительному для неё выходу - обратилась за помощью к Флоту. Генералы затребовали в свое распоряжение морскую пехоту и палубную авиацию, чтобы восстановить рухнувший фронт. Это, конечно, было немыслимо. Начались трудные переговоры между Армией и Флотом через посредничество нейтральных стран - Дании и Бразилии. Дважды дело чуть не дошло до резни и перестрелки генералов с адмиралами, в Токио пало сухопутное правительство и пришла к власти коалиция моряков и гражданских политиков. В итоге Морской Штаб решительно отказал Сухопутному Штабу в помощи, согласившись только быть посредником на переговорах между Армией и Россией. Начальник Сухопутного Штаба был вынужден смириться - продлжение войны создавало реальную угрозу уже для корейских и китайских владений. Он подписал мирный договор с Россией, после чего вместе вскрыл себе живот. Его примеру последовали несколько старших командиров. Мы вернули все восточные земли, за исключением только лишь Северного Сахалина. Вектор японской агрессии окончательно сместился из лесов и степей в океаны, а сама островная империя постепенно стала отходить от Британии в сторону САС.

Весть о нашей победе народ встретил бурным ликованием. После многих десятилетий позора и унижений - наконец, успех! Более наглядной домонстрации преимуществ нового строя и предсавить было нельзя. Даже вечно хмурый Губарев теперь воспринимался не как случайный проходимец на троне, а как патриотичный и мудрый руководитель, великий полководец, спаситель отечества. Стоит ли говорить, что Комитет приложил все силы, дабы удесятерить эту естественную реакцию масс. Наша задача, правда, несколько осложнялась из-за особенностей режима - правителя нельзя было превозносить так, как это делали фашисты, вместо личности на первом месте стояла сама система. Согласитесь, куда легче заставить народ полюбить бравого удальца в маршальском мундире, нежели всякие бесплотные абстракции вроде "научного подхода" и "нового общества". Но все же мы действовали, и действовали успешно. Даже в фашистской Новгородской Республике люди втайне от властей праздновали нашу победу.

Все ждали, что победный парад состоится на Красной Площади, но Губарев испытывал отвращение к этому месту. В первые годы из соображений экономии не велось никакого нового строительства, кроме, разве что, простых жилых комплексов для работников расширяющейся индустрии. Можно смело сказать, облик Москвы за вторую половину сороковых годов практически не изменился. Единственным исключением стала Площадь Республики - гладкий прямоугольник, со всех сторон окруженный бетонными коробками. Окружающий город оказался совершенно не виден изнутри этого колодца, и можно было подумать, что вы находитесь где-нибудь в Перревилле. Не стоит думать, будто такая особенность случайна - Губарев лично отдавал распоряжение архитекторам, он расчетливо создавал уголок нового мира среди старой Москвы. Именно там и решили провести парад.

Множество камер, - объяснял диктатор, - будут снимать это историческое событие. Я не хочу, чтобы в кадр попала церковь или ещё что-нибудь неактуальное. Нужно продемонстрировать подлинный триумф нового строя!

Я наблюдал за проходом войск, стоя в секторе для заслуженных коллег. Зрелище, надо сказать, мало чем отличалось от парада в Перревилле - та же горчичная форма, та же военная техника, та же маршировка. Мы были дурной копией с французского образца - и армия, и все государство. Впрочем, именно этого Губарев и добивался. Он и сам копировал Жаннере - многие надеялись, что руководитель державы-победительницы явится на парад в мундире, как то приличествует в день торжества, но диктатор последовал примеру своего учителя, оставшись в штатском. Жаннере после победы над Германией не произвел ни одного из своих генералов в маршалы, точно так же оказались обделены российские военачальники. Вообще, оба правителя не любили армию и военных. За всю церемонию Губарев даже не взглянул на стоящего рядом Краснова и лишь парой слов перебросился с Тассиньи. Через недолгое время оба командующих, реальный и номинальный, умерли - один в Москве от старости, другой в Париже от рака - и у победы остался лишь один живой хозяин.

Решив проблему с Японией, вновь Губарев обратил взор к внутренним врагам. К тому времени первые партии заключенных, получившие свои сроки ещё при царе, стали понемногу освобождаться из Отрядов Искупительного Труда. Диктатор не испытывал ни малейшего сочувствия к этим настрадавшимся людям. По его мнению, они вредили новому обществу не какими-то рецидивными преступлениями, а одним фактом существования.

- Вся эта каторжная сволочь, - заявил он, - развращает молодежь. Они подобны чумным бациллам - стоит одному мерзавцу поселиться в приличном квартале, и через год все вокруг уже мечтают о воровской доле.

В результате и без того драконовские законы подверглись новому ужесточению. Теперь полиция должна была надзирать за всем освободившимися из заключения. Несчастные могли получить новый срок за "антисоциальный образ жизни" - к нему относилось общение с другими бывшими заключенными, отсутствие постоянной работы, слушание "криминальных песен" (обычного человека могли покарать лишь за исполнение), употребление криминальной лексики или просто сквернословие, агресивная манера общения, отказ удалить наколки, пьянство и так далее. Можно представить, сколько невинных людей стали жертвами карательной машины. Однажды оступившийся гражданин раз за разом обречен был возвращаться за решетку по воле полицейского, злобного соседа или сварливой жены - и так до самой смерти... Отсутствие милосердие - вот главная суть жаннеристского государства, прямо идущая от безбожия. Жалость к узникам, всегда являвшаяся добродетелью русского народа, Губареву казалась величайшим пороком, заслуживающим безжалостного искоренения. Увы, заниматься этим искоренением приходилось в первую очередь нам.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Пятидесятые годы были временем бурного экономического роста, и позиции Губарева упрочились невероятно. Конечно, система, основанная на непрерывной стимуляции и расширении спроса рано или поздно обречена на крах, но кто об этом думает в эпоху расцвета? Соблазн простых решений всегда сильнее разумной естественности.

Разумеется, Губарев никогда не смог бы достичь таких успехов самостоятельно. Хоть он был талантлив, энергичен и обладал своего рода интуицией, но систематического образования ему явно недоставало. В юные годы будущий диктатор последовательно пытался выучиться на гидротехника, историка и финансового советника, но всякий раз неудачно. Явилась ли тому виной "политика", либо же какие-то другие причины - не знаю, но факт остается фактом: самый пламенный энтузиаст научного подхода был прискорбно несведущ в науках. К счастью, как и обещал нам коллега Бланк в день основания Республики, у Жаннере знаний хватало на всех. Планы строительства российской индустрии составлялись в Париже, в Москве их лишь дорабатывали. Такую же помощь получили и все прочие страны САС. Увы, в этих планах интересы отдельных государств учитывались во вторую очередь после интересов социал-авангардистского союза. По мнению французского диктатора, производственные и экономические связи обеспечивали единство куда надежнее, чем политические договоры или военная сила. Сгорит бумага, затупится меч, но от экономики никуда не деться. Поэтому, например, автомобильный завод в России не мог нормально работать без поставщиков из доброго десятка союзных государств, равно как и наоборот. Лишь сама Франция сохраняла некоторую самодостаточность, но и она нуждалась в сырье и топливе. Стоит ли говорить, что при таком подходе научная организация производства нередко приносилась в жертву политике. Наверное, оконные стекла для чешских вагонов удобнее делать также в Чехии, а не где-нибудь в Испании - но как ещё привязать Чехию к Испании? Приходилось терпеть убытки, зато любой политик понимал: стоит его стране выйти из Союза, и через пару недель промышленность встанет.

Простым рабочим и инженерам подоные тонкости были безразличны. Новый режим купил их - надежным заработком, жилыми комплексами, медицинской страховкой и "желтыми карточками". Эта последняя жаннеристская придумка особенно развращала народ. Дело в том, что для русского человека всегда были важны соборность, общинность, братство, чувство локтя. Он как бы противопоставлял себя начальству, прикрывал оступившегося товарища, не ставил деньги выше человеческих отношений. "Желтые карточки", гарантировавшие каждому работнику свою долю от прибыли завода или фабрики, явились инструментом, разрушившим это патриархальное единение. Все стали друг за другом надсмотрщиками, каждый следил - не работает ли кто-нибудь меньше или хуже остальных, не срывает ли процесс получения прибыли, не вредит ли производству. Не только отдельные люди, но и цеха с отделами находились в постоянной войне - кто нарушил график, кто вовремя не поставил детали, кто больше выдал брака. После работы, словно и не устав за день, эти мелкие и мельчайшие буржуа шли не домой, а на свои сборища, где клеймили и обличали слабых, неудачливых коллег, где требовали для них наказаний - оштрафовать, отобрать карточку, уволить, где затевали судилища с поставщиками и сбытчиками... Такого-то "нового человека" сделали жаннеристы из честного труженика и христианина. За пятидесятые годы "новый человек" приоделся, переехал из лачуги в каменный дом с водопроводом и электричеством, завел обстановку и вуатюр, но внутренне все это время изменялся только в худшую сторону. Он превратился в натурального /зачеркнуто/ негодяя, готового выбросить товарища на улицу ради лишней двадцатки. Появившиеся во множестве немцы со своим тупым усердием, исполнительностью и трудовитостью ещё усугубили положение, заставив русских отчаянно тянуться в ту же сторону. Дорогой ценой дался нам губаревский "расцвет"!

Но если горожан новый режим только развратил, то селян он уничтожил. Губарев видел в деревне не становой хребет народа, а просто источник продовольствия. И, одновременно, средоточение всяческой дикости и отсталости.

- Старая деревня, - говорил он, - должна быть уничтожена без следа. Для аграрного сектора довольно будет пяти процентов населения, да и им ни к чему жить в деревянных берлогах. Нужно вырвать корень дикости и невежества! Жаль, что нельзя добывать пищу прямо из угля, тогда бы мы вовсе обошлись без пейзанства...

Таков был его подход. Вся обрушивишиеся на сельское хозяйство революции - механизация, централизация, интенсификация, химизация - все это преследовало одну цель: максимально сократить деревенское население, вытеснить его в города, бросить в жернова растущей индустрии, а остатки превратить из крестьян в "аграрных рабочих". В деревенском мужике фанатик видел своего естественного врага.

И все же некоторые достижения пятидесятых можно признать благом, пусть и с известными оговорками. Хотя частные гимназии были закрыты, число бесплатных государственных школ сильно увеличилось, а уровень их поднялся. Впрочем, образование стало несколько однобоким: все иностранные языки, кроме французского, равно как и классическая литература, были принесены в жертву новым предметам - "технике", "медицине", "общественной этике" и "законам Республики". Высшие заведения стали доступны для любого человека, выдержавшего вступительные испытания и взявшего учебный кредит с двадцатилетней рассрочкой. Увы, сама университетская система оказалась при этом скопирована с новой французской, и я не могу сказать о ней доброго слова. Сложно одобрить и такое образовательное новшество, как совместное с женским полом обучение - и вдобавок начиная с самого раннего возраста. Неудивительно, что разврат среди молодежи с каждым годом процветал все сильнее, более того, это было прямой и первостепенной целью режима! Впрочем, тут следует остановиться подробнее...

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

У жаннеристского режима имелась, по крайней мере в России, одна особенность, отличавшая его от всех предшествующих - отсутствие здорового консерватизма. Сам Губарев с предельной откровенностью высказался об этом на одном из наших заседаний:

- Помните неактуальный роман "Отцы и дети"? Маленький эпизод тысячелетней войны, длящейся со времен Египта и Вавилонии до наших дней. Каждое новое поколение идет в бой против предыдущего, и всякий раз государство всей своей мощью становится на сторону отцов и против детей. Но мы - впервые в истории - должны поступить наоборот! Социал-авангардизм есть революция сознания, революция, отличная от всех предшествующих. Это не бунт буржуа против дворян или рабочих против буржуа, это бунт того, чего ещё нет, против того, что есть, но что должно исчезнуть. "Вы жили неправильно" - бросают дети упрек своим отцам. Разве можно с этим не согласиться? "Мы хотим жить по-другому" - продолжает молодежь. Разве можно это не приветствовать? Если мы станем защищать гнилое прошлое, дикую мертвечину от горячего и искреннего протеста юности, разве останемся мы социал-авангардистами? Такой поворот полностью противоречил бы духу социал-авангардизма. Ведь это дух будущего, дух чистоты и свободы, смелых стремлений, порыва и бесконечного развития. Наши потомки будут завоевателями вселенной! Наш символ - атомное пламя, невероятная энергия, освобожденная силой разума из плена ничтожной мертвой материи. Если мы позволим себе консерватизм, охранительство, трусливое целомудрие - от социал-авангардизма отпадет его авангардность и останется только социальность. Останутся исправно работающие заводы, гладкие дороги, тугие кошельки и полные прилавки, но исчезнет всякий шанс построить новое общество, создать нового человека...

...В этот момент крамольная мысль о желательности именно такого исхода, кажется, отразилась у меня на лице. Во всяком случае, Губарев вдруг замолк и пристально посмотрел в мою сторону. Нет, все же это была лишь драматическая пауза. Диктатор продолжил:

- Старое поколение мертво. Оно слишком закостенело, слишком сильно заражено предрассудками. Мы должны делать ставку на новое поколение, быть с ним по одну сторону баррикад. Более того, мы должны строить эти баррикады везде, где только возможно. Наше вечно юное государство - друг молодежи! Чего хочет молодежь?

...Это была уже не пауза, а прямой вопрос. Мы без промедлений засыпали Губарева ответами: молодежь, конечно, хочет быстрее построить новое общество, достичь морального совершенства и так далее. Президент слушал со скучающим выражением лица.

- Молодежь хочет одного, - произнес он, - le co?t.

- Только не наша! - не сдержался кто-то из пожилых коллег, - Французская - возможно, но наш народ никогда не давал этому лишнего внимания. Ученые доказали, что из-за климата...

- Перестаньте! Когда я учился на гидротехника... - при этих словах Губарев вдруг погрустнел, будто вспоминая о некоем опыте, вызывавшем теперь сожаление. Или об отсутствии такого опыта... - Когда я учился на гидротехника, все студенты плевать хотели на климат. Их бы едва ли остановили даже сибирские морозы. Естественный инстинкт... Мы должны сделать его своим орудием, поставить на службу социал-авангардизму!

- Но как нам поможет насаждение разврата?

- Водораздел! Водораздел между старым и новым поколениями, между Союзом и внешним миром. Нечто, что будет для наших юношей и девушек естественным, но что при этом было бы недопустимо и преступно для их предков из старой России или для их ровесников из фашистских стран. Ну, например, как винопитие отделяет христиан от магометан сильнее любых разночтений в священных книгах. Свободный le co?t - символ нового общества, воплощение духа свободы. Человека, проникшегося таким духом, уже не привлекут монархисты или фашисты с их пыльной проповедью целомудрия.

- Но до какой степени мы можем это поощрять? Мы ведь, вслед за французскими коллегами, уже узаконили и инцест (при этих словах я внутренне содрогнулся), и содомию... Теперь будем насаждать промискуитет?

- Думаете, я отправлю жандармов сгонять народ на римские оргии? Это ни к чему. Мы просто сделаем шаг к разумной естественности. Если, положим, мне кто-то нравится... - это прозвучало как фантастическое допущение, - и я при этом пользуюсь ответной симпатией, то зачем себя ограничивать? Просто... своего рода развлечение. Как бильярд. Скучно всю жизнь играть в бильярд с одним партнером, не так ли?

Ответом было молчание. Перед нами словно открылась бездна, картина насаждаемого государством порока одновременно ужасала и завораживала. Наконец, кто-то взял слово.

- Но ведь этот бильярд разрушит семью! Кто тогда будет воспитывать детей?

- Напротив, уничтожив ревность, мы сделаем семью неразрушимой. Жене, может, и не слишком приятно, когда муж идет после работы к друзьям пропустить стаканчик-другой или во что-нибудь сыграть, но бурных чувств это не вызывает, и привязанность не убывает. Точно так же в будущем станут относится и к acte charnel. Не будет ни Отелло, ни Дездемоны... Новую семью, семью социал-авангардистскую, такая свобода лишь сильнее укрепит. А старая патриархальная семья и беспокойства не стоит, все равно она только портит детей своим домостроевским воспитанием. Государство справится с этим гораздо лучше. К сожалению, французы отняли у нас весь материал... Но ничего, скоро это не будет иметь значение. Никто не помешает нам вырастить новое поколение свободных людей. Раскрепощение чувств - вот что сделает возврат к прошлому невозможным. Семья, говорите? Вся Республика, весь Союз станут одной семьей! Сбросив оковы старой нравственности, человек станет хозяином своей судьбы.

- Это пахнет марксизмом...

- Вовсе нет. Мы не стремимся разрушить семью. Напротив, как я уже говорил, мы таким способом укрепляем её. Мы строим для наших потомков не казарму, а райский сад...

"Где лев возляжет на агнца" - мрачно подумал я.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

20 декабря 1959 года ко мне явился правительственный курьер и вручил конверт с эмблемой Генерального Комитета. Признаюсь, я надорвал край дрожащими руками, но внутри оказалось всего лишь приглашение на официальный новогодний прием в Главном Доме. Раньше из всего КМР подобной чести удостаивался только сам директор. Неожиданное признание заслуг? В последнее время Губарев не баловал меня похвалами. Впрочем, времени гадать не было, следовало хорошо подготовится к церемонии. Я даже не знал, как теперь требовалось вести себя в присутствии послов и прочих важных гостей и до какой степени старый этикет сдал позиции жаннеристскому демократизму и простоте. Добавила хлопот и Наденька - для такого случая ей непременно потребовалось новое платье за совершенно фантастические деньги, чуть ли не за пятьсот рублей.

- Пойми, - убеждал я, - Губарев не одобряет роскоши, для него это ненавистное мещанство. Да и не столь уж мы молоды, чтобы щеголять нарядами...

После этой невинной фразы Наденька не разговаривала со мной до самого Нового Года. Лишь когда настало время выезжать, она нехотя приняла извинения.

Перед Главным Домом уже скопилось множество автомобилей - черные "Авангарды" стояли вперемежку с "Роллс-Ройсами", "Паккардами" "Альфа-Ромео" и "Тойодами" иностранных гостей. Целых два места разом занимало нечто огромное, золотистое и шестиколесное с персидским гербом на двери. Я поневоле испытывал робость, входя в ярко освещенный зал мимо застывших изваяниями жандармов. Впрочем, само помещение кроме размеров ничем не впечатляло: гладкие белые стены, угловатая мебель и мертвенный свет газоэлектрических ламп - стопроцентный социал-авангардизм. Нас проводили к Губареву для обмена приветствиями. Кажется, президент был здесь единственным, кто явился без пары - он по-прежнему оставался одинок, что уже порождало в народе мерзкие и вредные слухи. Человек, посвятивший всего себя великому делу, редко бывает понят толпой.

Российских министров, генералов и прочих деятелей я, по большей части, уже видел раньше и со многими был коротко знаком, куда сильнейший интерес представляли иностранцы. Множество их столпилось вокруг леди Маргарет, британской посланницы. В последнее время фашисты ступили на тот же неверный путь уничтожения различий между полами, что и жаннеристы. Причина заключалась не только в политике. Мосли был большим ценителем женского пола, являя в этом деле полную противоположность нашему руководителю. Ходили слухи про целую армию любовниц фашистского диктатора, про его ненасытность... В свое время Губарев жестко пресек нашу попытку использовать эти сведения в антифашистской пропаганде.

- Вы так говорите, - удивленно произнес он, - как будто в этом есть что-то плохое.

Вот так, в свете новых веяний, британское посольство возглавила довольно молодая ещё женщина. Впрочем, независимо от пола она была в первую очередь фашистом: подойдя ближе я услышал такие слова:

- Официально я вам этого не говорила, но в России экономически целесообразно проживание пятнадцати миллионов человек...

Внимавшие ей смуглые мужчины во фраках с патронташами на груди согласно закивали. После Копенгагенских переговоров три десятка новообразованных фашистских и жаннеристских государств нехотя, под давлением Парижа и Лондона, признали друг друга и обменялись послами, так что в Москве появились дипломаты из Грузии, Армении и прочих экзотических мест. Лишь с новгородцами у нас по прежнему не было отношений. Пожилой азиат, видимо, представитель какого-то дружественного китайского варлордства, покачал головой:

- Экономически целесообразно пятнадцать миллионов, но уместится ещё как минимум восемьсот. Много земли, очень много...

Я усехнулся. Несомненно, рассуждения англичанки основывались не на экономических расчетах, а на бессильной ненависти. САС был на пике экономического и военного могущества, а дряхлая Британская Империя неудержимо катилась к распаду. Лишь потрясающая активность и изворотливость Мосли вкупе с атомным оружием кое-как удерживали бунтующие колонии. Последний кризис едва не привел к потере Индии - чтобы остановить инсургентов Армии Ганди, вооруженных французскими скорострельными карабинами и бронебойными ракетометами, потребовалось сразу пять атомных бомб. При этом ядовитый ветер накрыл отправленную в помощь хозяевам новгородскую бригаду, что вызвало немалый разлад в стане фашистов.

От разгагольствующей англичанки мое внимание отвлекли два яростно спорящих еврея, которых пытался утихомирить американский посол. Хотя жаннеристская Еврейская Республика и фашистский Израиль были разделены Средиземным морем и половиной Европы, эти родственные страны ненавидели друг друга вполне по-соседски. С одной стороны - совершенно европейское светское государство, развитое, богатое и миролюбивое. С другой - азиатская пустыня, фанатическая религиозность, нищета и милитаризм. Последняя вспышка "братской любви" случилась из-за Амхарского Кризиса. Дряхлый и больной итальянский дуче решил перед смертью прославить себя военной победой и в очередной раз напал на Абиссинию, однако наследники римлян были разбиты в трех больших сражениях, а сброшенная на армию негуса атомная бомба не взорвалась. От поражения итальянцев спасли еврейские фашисты, пославшие им в помощь корпус отборных головорезов - взамен Муссолини обещал депортировать из новой колонии тамошних многочисленных чернокожих евреев прямиком в Израиль. Узнав об этом, еврейские жаннеристы, закупив оружие, собрали и отправили в распоряжение негуса большой отряд летчиков и танкистов, так что у стен Аддис-Абебы разгорелось настоящее братоубийство.

- Что может быть отвратительнее еврейского фашизма?! - гневно воскликнул посол-жаннерист.

Я уже приготовился выслушать ответ, но тут оба спорящих перешли на идиш, хотя в Израиле официальным языком считался древний и мертвый иврит, а в Еврейской Республике - царфатский. К моему удивлению, американец последовал их примеру. Что-либо понять стало невозможно, и я направился к посланникам САС...

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

САСовцы оживленно беседовали с адмиралом Тагавой, японским послом.

- ...напрасные опасения. Социал-авангардизм вполне совместим с императорской властью. Народное Королевство Румыния служит тому примером...

- Разумеется, господа. Но если теоретически допустить, что некие важные лица в Империи заинтересовались подобным вариантом, то следует предположить, что их также в значительной степени беспокоит вопрос сохранения верховенства Флота при гипотетическом переходе к новому устройству державы. Увы, прошлое вашего Союза было омрачено гонениями на адмиралов...

- Гонения? Всего лишь маленькое недоразумение, господин посол. Действительно, в свое время пришлось подвергнуть психиатрическому лечению адмирала Коллера, поскольку тот явственно впал в сумасшествие. Согласитесь, его план создать флот в 92 линкора, 163 авианосца и 302 крейсера лежало за гранью реальности. Да, потребовалось ограничить аппетиты Морского Штаба. Только что была разбита Германия, ещё продолжалось освобождение России от власти петербургской шайки, половина Европы лежит в руинах - стоит признать, неподходящий момент для овладения океанами. Но, разумеется, мы не являемся принципиальными противниками военного флота. Напротив, как только положение выправилось, началось воссоздание морских сил. Разве не мы, основываясь на научном подходе, создали самую передовую, разумную и совершенную систему базирования и снабжения? Разве не мы, пользуясь новейшими производственными методами, максимально удешевили и ускорили строительство кораблей? Разве не мы первые заменили тяжелые орудия дальнобойными ракетами? Разве не мы первые разместили на палубах реактивные аэропланы? Разве не мы первые применили атомный двигатель? Разве не мы ввели унифицированную систему вооружения? Разве не мы производим десантно-геликоптеронесущие корабли революционно новой конструкции? Разве не мы изобрели подводные дыхательные аппараты? И разве сами вы не пользуетесь результатами наших трудов?

Я удивленно посмотрел на человека, с таким пылом и осведомленностью рассказывающего про флотские достижения САС. Это был посол Венгрии - страны, не имеющей выхода к морю...

- Конечно, господа, мы хорошо осведомлены об этих технических новинках и высоко оцениваем их значение. Но Флот - это не техника, Флот - это дух. Дух, дающий цель, дающий решимость пожертвовать всем ради увеличения морской мощи. Это касается не только моряков, но и каждого из подданных. Отдать себя Флоту без остатка! Есть ли такой дух в социал-авангардизме?

- Цель социал-авангардизма - построение Нового Общества.

- Ах, да... Нового общества, где женщины командуют мужчинами!

- Где женщины равноправны с мужчинами. Вы ведь и сами движетесь в этом направлении, признайте. Не ваши ли боевые отряды девочек-школьниц засветились при мартовской резне китайских инсургентов?

- Это другое. Была теория, будто подростки женского пола обладают некими особыми способностями... Чепуха, не стоит и вспоминать. Армия вечно что-нибудь такое выдумает. И потом, эти школьницы - просто солдаты, рядового звания. Не сравнить с госпожой Арсан, которая у вас командует авианосцем "Прогресс".

- Разве плохо командует? Уцелевшие моряки сиамского флота не жаловались...

Спеша уйти от скользкой темы, японец обратил свой взгляд на меня.

- Господин .........? Рад приветствовать в вашем лице воспитателя российского юношества!

- О, ваша осведомленность о моей скромной персоне делает мне честь, господин Тагава!

- Я с глубоким интересом слежу за вашей деятельностью. Пусть конечные цели её не бесспорны, но мастерство в любом случае заслуживает уважения. Особенно хорошо удаются анимационы. Мне кажется, это одна из сфер, в которых между нашими странами возможно плодотворное сотрудничество.

- Мы всегда открыты для столь заманчивых предложений.

- Очень хорошо. Некое лицо... выступает с идеей создания многосерийного анимациона, - глаза посла-адмирала загорелись энтузиазмом, - с таким сюжетом: в будущем, в двадцать третьем веке, Земля подвергается коварному нападению враждебных инопланетников. Чтобы защитить свой дом, земляне переделывают остов древнего линкора в межзвездный корабль...

- Простите, вы сказали линкора?

- Ну, да! Какой-нибудь линкор двадцатого века, утопленный в бою. Триста лет он пролежал на дне, а потом его подняли, оснастили ракетным двигателем и лучевыми пушками... Назовем этот анимацион "Звездный линкор Муцу"!

Мой интерес разом угас. Достаточно было представить реакцию Губарева на такое название. Диктатор ненавидел линкоры. Интересно, какую кару для меня он выберет - вздернуть на рее или протащить под килем?

- Господин посол, а может лучше вместо линкора - авианосец? Это ведь более мощный корабль, насколько я знаю?

- Зато линкор эпичнее. Ладно, пусть будет линкор-авианосец, у нас есть один такой.

- Ох...

К счастью, нашу беседу прервали. Время близилось к полуночи, и настала пора для торжественной речи президента.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Все взгляды устремились на Губарева. Он выступал, как всегда, без листа с текстом. Не знаю даже, продумывал ли диктатор свою речь заранее.

- Дамы и господа! Коллеги! Сегодня особый день. Мы не только встречаем новый год, мы вступаем в новое десятилетие. И это повод задуматься об итогах десятилетия прошедшего. Чем мы занимались, чего достигли?

Мы помним царскую Россию. Она была во всех смыслах отсталым государством. Я не буду сейчас сравнивать производство стали и зерна, станков и вагонов. Я хочу рассказать о прогрессе в иных сферах. Наша страна являлась практически германской колонией, но колонией осбого рода - не только не тяготившейся своим позорным положением, но и цеплявшейся за него до самого конца. Верные рабы, восторженные холопы! Таково было свойство не одной лишь продажной клики, но всей политической и экономической верхушки. Чтобы сохранять это положение вечно, чтобы заранее исключить малейший протест против берлинских хозяев и петербургских наместников, продажная клика старательно консервировала отсталость, убивала веру народа в свои силы, душила тягу к знаниям и прогрессу. "Мы уникальная нация! - говорили людям, - Мы не европейцы, мы отдельная цивилизация со своим путем и исторической миссией. Все вокруг - кроме Германии, конечно, - хотят разложить нас, погубить своим ядом. Не поддадимся!". И народ соглашался. Соглашался быть "уникальным", соглашался, что церковь - нужнее завода или университета, что любые изменения - к худшему, жить надо по прадедовским заветам, а небогоугодной наукой и промышленностью пусть занимаются развращенные иностранцы. Вот так народ России превращали в покорных дикарей.

Десять с лишним лет мы боролись, выжигая эту гниль и заразу, возвращая гражданам человеческое достоинство. Страх мы заменили верой. "Я слаб!" - говорил человек. "Ты силен, в мире нет никого сильнее тебя!" - отвечали мы. "Я ничего не знаю! - говорил человек. "Ты научишься, в мире нет ничего, что было бы неподвластно разуму!" - отвечали мы. "Я боюсь!" - говорил человек. "Не бойся, повелителю Вселенной нечего бояться!" - отвечали мы. День за днем, год за годом мы выковывали Нового Человека. Мы уничтожали пороки, веками культивировавшиеся старым обществом, мы пробуждали добродетели, подавлявшиеся с начала времен. Нелегкий труд, который ещё далек от завершения. Но результаты его уже очевидны. Без морального развития не было бы возможно развитие экономическое. Человек понял - "Я могу!". Не герой древности, не загадочный чужестранец - простой человек может изменить наш мир! Может созидать, развиваться, делать открытия! Может жить по-другому, по новому! Стоило это понять - и над бывшими пустырями выросли заводы и фабрики, в степи протянулись дороги, был побежден голод, уничтожена безграмотность, низвергнута преступность. Вчерашний лапотный крестьянин сегодня пашет на тракторе, собранном сыном-рабочим, и слушает по радио выступление дочери-певицы. И это только начало!

Мы вернули Россию в Европу, мы уничтожили всякую "особость" и "уникальность", "путь" и "миссию". Мы извели страх, ненависть и гордыню, которые стеной отделяли русский народ от цивилизации. С гордо поднятой головой вошли мы в братскую семью САС. Каждый школьник теперь учит французский, язык международного общения. Каждый гражданин может в любой момент отправится во Францию или Испанию, Чехию или Еврейскую Республику, в любое прогрессивное государство. Его встретят как равного, встретят как друга. Вместе мы работаем, вместе отдыхаем, вместе защищаем наш общий дом. Конечно, это было бы невозможно без победы социал-авангардизма, без помощи французских братьев, без мудрой и благородной политики коллеги Жаннере. Мы благодарны стране-пионеру и помним её героев.

Мы добились выдающихся успехов, но ещё больше предстоит сделать. Поэтому сейчас я не только благодарю коллег за работу, но и призываю их к новым свершениям. Мы начинали с нуля, теперь у нас появилась прочная опора. Все в наших руках! Пятидесятые годы были временем упорного труда, шестидесятые станут временем великого расцвета. Пусть новый год и новое десятилетие откроют для нас эпоху счастливого будущего. С Новым Годом, коллеги!

Губарев подгадал окончание своей речи ровно к полуночи. Как только он замолк, послышались удары электрического гонга - один, два, три... Двенадцать! За это время шустрые официанты успели наполнить каждый бокал шампанским. Veuve Clicquot по 50 франков за бутылку, специальный подарок Жаннере своему лучшему ученику... Хорошо, что у главного социал-авангардиста есть вкус - сам Губарев с вечным показным аскетизмом довольствовался бы вероятно, крымской шипучкой. После двенадцатого удара грянул гимн. Стоит ли говорить, что живой оркестр заменили - вполне в духе времени - электрическим аппаратом. Все осушили бокалы.

На минуту меня объяла меланхолия. Все вдруг показалось отвратительным - унылые белые стены, фанатичный диктатор со своей дурацкой речью, само новогоднее действо, заменившее светлый праздник Рождества. И гимн! Вместо величественного "Боже, царя храни!" из звуковода раздавалась "Песня строителей", высокоактуальное творение теперешнего главного поэта, бывшего сочинителя приключенческих романов о поручике Пеклове. Тошно... Говорить ни с кем не хотелось. Разве что Наденька... Но она о чем-то мило беседовала с супругой испанского посла, и я не стали их беспокоить. Грустные размышления прервал служитель.

- Коллега .............., вас просит подойти коллега Губарев.

Диктатор был настроен вполне доброжелательно.

- Вы хорошо поработали в этом году, коллега. Я хочу сделать вам маленький подарок.

Стоявшие за спиной диктатора жандармы-охранники расступились, пропуская служителя с блестящим подносом в руках. На подносе лежала небольшая коробочка продолговатой формы. Сердце моё замерло. Неужели?!.. Губарев сам поднял крышку. Да, это была она! Синяя в белую полоску, из лучшего материала... Я взял подарок дрожащими руками.

- Спасибо, коллега Губарев! Это огромная честь для меня! Я...

- Думаю, вам пойдет. Носите на здоровье.

Возвращаясь в зал, я на ходу сорвал шелковую "селедку". Новым статусом нельзя было пренебрегать ни секунды. Наконец-то! После стольких лет упорного - и успешного! - труда, после бессонных ночей, после битв и лишений... Лишь одно омрачало радость - слишком запоздалым было признание, слишком много людей куда менее достойных получили его раньше. Коллеги, заметившие перемену моего наряда, тут же рассыпались в поздравлениях. Я небрежно благодарил. Наденька всплеснула руками и расплакалась от счастья.

- Скорее, это надо отметить!

- Конечно! Теперь я в Клубе. Жизнь налаживается, Наденька, жизнь налаживается!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Жизнь действительно налаживалась. Через две недели курьер вручил мне официальное письмо из Парижа. На голубом конверте красовалась эмблема французского судебного ведомства. Это меня весьма удивило (не сказать, чтобы приятным образом), но разгадка оказалась простой: "...учитывая многолетнюю плодотворную деятельность коллеги .............. на благо Французской Республики и мирового социал-авангардизма (см. прим.), Генеральная Комиссия по Искупительному Труду на закрытом слушании 1568/42 (05.01.1960) постановила считать коллегу ................. полностью искупившим свои преступления. Исполнение наказания, предписанного приговором Спецтрибунала по делу №76847/3745 (см. прим.) отменяется за искупленностью вины". Разумеется, то была лишь формальность, но она хорошо демонстрировала значимость моего нового статуса.

В то время казалось, что Губарев был прав, и новому десятилетию действительно суждено стать эпохой великого торжества социал-авангардизма. 1 июня 1960 года капитан Делон на орбитальном аппарате "Авангард" впервые в истории поднялся за пределы земной атмосферы. Такого пропагандистского козыря в наших руках не было с окончания войны - беспилотные сателлиты запускались и раньше, но с полетом живого человека, конечно, это сравниться не могло. Стоит ли говорить, что Комитет использовал популярность первого спационавта на все двести процентов. Хотя Делон был офицером французской Воздушной Армии, формально и он сам, и перревильский конструкторский центр, и тулузский ракетный завод являлись лишь исполнителями заказа, выданного Обществом Космических Исследований САС. Проект финансировался совместно, так пропагандисты любой из союзных стран могли с чистой совестью говорить: "наш герой", "наша победа"...

Победа и впрямь была общей. От Мадрида до Владивостока - всюду царило ликование. Россия не стала исключением. Хотя люди старших возрастов реагировали более сдержанно (многие не вполне понимали, о чем идет речь), воспитанная в новом духе молодежь просто обезумела от восторга. Этим, конечно, нельзя было не воспользоваться. В Комитет поступило великое множество заявок от предприятий со всех концов страны. Каждый завод, каждая фабрика желали разместить на своих товарах портрет Делона, изображение "Авангарда", эмблему ОКИ и тому подобные картинки. Благодаря электрической связи мы могли реагировать мгновенно и удовлетворили (с теми или иными поправками) почти всех, кроме разве что гробовщиков. Институт Эстетики заранее разработал особый "космический стиль", который был рекомендован всем желающим заработать на успехах спационавтики. Патентное ведомство перешло на круглосуточную работу - одних только заявок на название "Орбита" было подано больше тысячи.

Каждый спешил использовать новые обстоятельства в своих целях. Комитет Физического Развития, например, выдумал "общедоступную программу подготовки спационавтов", которая, впрочем, направляла молодежь все к тому же беганью, прыганью и отращиванию мускулов. Даже начальник полиции отличился анекдотическим выступлением на тему: "вот вступим в контакт с высокоразвитыми иномирянами, узнают эти иномиряне, что у нас до сих пор уголовная преступность не до конца уничтожена, то-то будет стыдно!".

Капитану Делону устроили триумфальное турне по всем странам САС. Поскольку Россия была вторым по важности жаннеристским государством, сразу из Франции юный герой прибыл к нам. Весь Комитет глаз не сомкнул, занимаясь всесторонним обеспечением визита. От эффектного перелета на боевом истребителе в последний момент решили воздержаться, удовлетворившись обычным пассажирским аэропланом. Всю церемонию - приземление в аэропорту, почетный караул у трапа, обмен приветствиями, торжественный проезд в открытом автомобиле по проспекту Победы, встречу Делона с Губаревым и их совместное отбытие в Главный Дом - можно было наблюдать на экранах прямо в здании Комитета. Установленные повсюду розинговские камеры были нашими "глазами и ушами". Впрочем, сам я вместе с директором Комитета и другими бабочниками ждал французского гостя на площади Республики. Да, мы тоже попали под влияние собственной пропаганды и теперь хотели вживую увидеть первого спационавта. Движимые тем же желанием, толпы народа собрались вдоль всего маршрута. Наша почетная трибуна тоже оказалась снабжена экранами, так что оценить масштабы всеобщей ажитации можно было в прямом эфире. Странное зрелище - целое живое море крохотных человечков у подножия каменных исполинов.

- Нам здесь нечего опасаться? - тревожно поинтересовался стоявший рядом директор Комитета Физического Развития, - Фашисты могут устроить диверсию...

- Не бойтесь, маршрут охраняют тысячи полицейских и жандармов, в форме и в штатском. Плюс к этому французы прислали множество своих агентов, плюс Объединенный Комитет, плюс розинговские камеры, плюс собаки...

- Собаки?

- Да, специальные собаки, чувствующие запах взрывчатки и оружейного масла. Нам нечего бояться, даже и без всех этих особых мер Москва - самый безопасный город в мире.

- Смотрите, едут!

Действительно, на экранах появилась машина с капитаном Делоном, сопровождаемая жандармским эскортом. Юноши и девушки пришли в невероятный восторг. Если бы не оцепление, они бы, наверное, понесли машину своего героя на руках, а так несчастным фанатикам оставалось лишь кричать и размахивать флажками. В ответ спационавт лучезарно улыбался и махал рукой.

- У этого молодого офицера очень располагающая внешность. Да ещё эта синяя форма... - вновь подал голос "физист", - У девушек к нему прямо эротическое чувство. Гмм... Да и у юношей... Интересно, французы специально выбрали такого красавичка?

- Разумеется. Их КМР следил за космическим проектом с самого начала. В таких делах случайностей нет. Наш русский спационавт, которого полетят в следующем году, тоже будет не квазимодо.

Народное ликование достигло пика, когда кортеж вьехал на площадь. Президент вышел навстречу герою, они обменялись рукопожатием и вдвоем поднялись на трибуну. Их речи я сушал без особого интереса - монолог для Делона заранее писался нашим Комитетом совместно с французскими коллегами, а Губарев, естественно, ничего нового не придумал и выступил в своем обычном духе. Но толпа восторженно внимала каждому слову. Закончив общение с народом, спационавт и президент сели в машину и отправились в главный дом, а полицейские осторожно принялись выпроваживать толпу с площади. Чтобы рассредоточить собравшихся людей назад по их арандисманам (а заодно продлить им праздник), по всему городу были устроены бесплатные концерты, в кинотеатры пускали без билетов, а кафе и бистро подавали с большими скидками. Не доверяя народному благоразумию, полиция изъяла весь крепкий алкоголь, и это единственное омрачало день торжества.

По другую сторону границы настроения были самые мрачные. Англичанам, не успевавшим со своим "спэйсменом" раньше 1963-го года, оставалось лишь поливать грязью удачливых конкурентов. Радио ВВС заявило, что никакого орбитального полета на самом деле не было, а все кинозаписи и фотографии - грубая подделка, неубедительно состряпанная французским КМР. Невесомость объявили недостаточно невесомой, тени - неправильно падающими и так далее. Забавно было наблюдать столь позорную агонию вражеских пропагандистов. Новгородцы, кроме пересказа ВВС, порадовали собственными открытиями: все космические полеты, конечно, тщета перед лицом Господа и жизнью вечной... Столь слабое и неорганизованное сопротивление противника на моральном фронте лишь упрощало задачу Комитета. Мы собирались с максимальным эффектом использовать капитана Делона не только в пределах САС - ему предстояло покорить мир.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Увы, за фасадом блестящих успехов скрывались тяжелые проблемы. С каждым годом усиливались нездоровые тенденции в экономике, вызванные бездумной и авантюрной политикой "принуждения к прогрессу". Ещё в тридцатые годы, во времена разработки и осуществления Первичного Плана, многие специалисты предупреждали Жаннере: разом созданная промышленность когда-нибудь так же разом и устареет. Называли конкретные сроки: кто-то говорил о двух, кто-то о трех десятилетиях. Диктатор и сам это понимал, но предпочел сперва решить сиюминутные задачи, а уж в будущем как-нибудь вывернуться, обмануть неумолимое время. Будущее наступило, и архитектор бросился спасать свое грандиозное, но непрочное здание.

Как только было завершено послевоенное восстановление, вступила в действие программа "экономической авангардизации" - впервые вместо детально расчитанного по дням и часам плана Жаннере прибег к пожарным мерам. Методы, впрочем, остались прежними - государственное насилие и произвол.

Во-первых, ни одно предприятие не могло больше оформить патент на изобретение или технологию, не дав обязательства его использовать в ближайшем будущем и не представив план такого использования. В противном случае результаты исследований изымались в национальную собственность и передавались тем, кто брался их применить на практике. Зато продемонстрировав "авангардный подход", можно было расчитывать на выгодный кредит.

Во-вторых, работники предприятий фактически поощрялись в заваливании своего руководства всякого рода прожектами вроде создания карманных ординатёров. Если прожект отвергался, автор мог уйти с ним на другое предприятие, игнорируя трудовой контракт. Если же (как это, конечно, случилось с карманными ординатерами) во всей стране не находилось желающих реализовать смелую идею, прожектер мог основать собственное производство, получив солидный долгосрочный кредит от государства. Зачастую деньги сопровождались гарантией правительственного заказа, чтобы "раскрутить маховик". Для всего этого требовалось только лишь заключение научной комиссии о том, что изобретение не противоречит законам физики, грубо говоря - не является "вечным двигателем". Расчитывать на успех мог не только француз, но и предприимчивый иностранец, даже выходец из враждебной страны вроде Тьюринга. При этом, разумеется, новые предприятия размещали не там, где хотелось их основателям, а там, где государство считало "технически оптимальным".

Старые фабрики и заводы тоже могли расчитывать на изливаемые казной блага - для этого достаточно было затеять модернизацию производства. Дирекция со спокойной душой подавала в Индустриальную Комиссию заявку на переоснащение, получала неизменное согласие и становилась в очередь на кредит. Когда приходил срок, оборудование разом заменяли на всем предприятии, а рабочие тем временем проходили переобучение за государственный счет. Для станкостроительных заводов наступил золотой век, но громадные траты на "экономическую авангардизацию" опустошали государственную казну. А ведь кроме промышленной модернизации, требовались средства на воспитание бесчисленных "детей Республики", на армию, на космическую программу, на бесконечное строительство... Верный своей политике бесконечного раздувания спроса, Жаннере не хотел поднимать налоги. Вместо этого деньги выжимались из союзников.

Напрямую это делалось через выплаты по старым кредитам, косвенно - через прибыли насильственно установленных монополий. Так, например, все почтовые и телефонные службы жаннеристских государств входили в Объединенную Компанию Связи, формально принадлежащую САС, а фактически - французам. Зеленые бумажки телефонных счетов были орудием грабежа: из каждого оплаченного по ним франка восемьдесят сантимов уходило в Париж. Слабым утешением служило лишь отличное качество связи и пристойные тарифы. Но этих старых способов вытягивания денег оказалось уже недостаточно для покрытия увеличивающихся расходов, и Жаннере придумал нечто новое: в качестве очередного шага на пути к превращению САС в полноценное единое государство (что было запланировано на 2100 год) Франция передала в союзное подчинение свой ядерный арсенал, океанский флот, дальнюю авиацию, морскую и воздушную пехоту, Иностранный Легион, "вольные отряды" и заморские базы. Вместе эти силы теперь назывались "Стратегическим Корпусом САС" и должны были защищать интересы союза по всему земному шару. Ловкий трюк обошелся Парижу в несколько тысяч франков (новые нашивки на форму и перекрашеные бортовые эмблемы) и позволил сэкономить миллиарды - ведь общую союзную армию и финансировать полагалось сообща... Для Губарева это стало тяжелым ударом - не сам факт очередного грабежа, а осознание того, что российские деньги пойдут на содержание плавучих железных громадин.

Впрочем, надо признать, что экономическая авангардизация, при всем безумии, порой приносила свои плоды. Один из этих плодов стал мощным орудием в руках Комитета - речь, конечно, идет о магнитоскопе. Первое такое устройство было размером со шкаф и ценой с роскошный автомобиль. Фирма CRR продавала их студиям розинговского вещания - каждый аппарат оформлялся через отдельный заказ и доставлялся грузовиком). В один прекрасный день троица младших инженеров, промотавших в ночном баре месячное жалование, решила поправить финансы с помощью какого-нибудь прожекта. Идея родилась быстро: компактный и недорогой домашний магнитоскоп для вечернего досуга простых граждан. За несколько вечеров три друга нарисовали изящную, но очень уж приблизительную схему, и отправились с ней к начальнику. Через неделю эту схему уже пытались довести до ума все инженеры CRR и четыре законтрактованых научных центра, КМР требовал не жалеть сил для скорейшего освоения высокоактуального устройства, а геодезисты вымеряли место под строительство нового цеха.

Первую партию новых аппаратов презентовали сенаторам на День взятия Бастилии. Те, люди пожилые, странные игрушки не оценили и передарили внукам, так что скоро магнитоскоп стал самой модной и желанной вещью для золотой молодежи, а это, в свою очередь, послужило лучшей рекламой для молодежи обычной. Впрочем, и в традиционной рекламе недостатка не было. Магнитомания быстро перекинулась на все страны САС, благо розинговские приемники там делались под единый союзный стандарт. CRR в первый же год учетверила прибыли, а счастливчики-инженеры заработали благодаря своей безумной идее полтора миллиона франков на троих, крепко поссорившись при дележе.

Для Комитета магнитоскоп стал новым оружием в борьбе за умы и сердца - оружием, которого не было у противников. Мы оказались в положении армии, вдруг получившей в свое распоряжение только что изобретенный танк или аэроплан. Оставалось лишь грамотно его использовать. CRR выпустила на мировой рынок магнитоскопы, переделанные под американские, британские и итальянские стандарты. Скоро новое развлечение приобрело популярность и за пределами САС. Теперь от приемника Розинга появился прок даже в регионах, где вовсе отсутствовало вещание - там, правда, такая техника была доступна лишь богачам. Мы могли воздействовать на весь мир. Дело в том, что обычный серийный магнитоскоп был лишь проигрывателем, для записи требовался аппарат другой модели, не продававшийся частным лицам и не поставлявшийся за пределы САС. Таким образом, иностранцы могли выбирать лишь между лентами, отобранными для них Комитетом. Это был прорыв - до сих в большинстве зарубежных стран фильмы из САС не могли проникнуть в прокат. Теперь же мы не только получили доступ к их экранам, но и стали своего рода монополистами. Начался новый этап идеологической битвы.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Разумеется, мы не собирались действовать напрямую. Комитет всегда избегал откровенно пропагандистских фильмов, где картонные персонажи непрерывно бубнят "социал-авангардизм", "научный подход", "идеи Жаннере", "Новое Общество"... Очевидно, что такое кино по доброй воле никто смотреть не будет, и уже тем более не станет покупать ради него дорогой аппарат. Поэтому для зарубежных рынков были отобраны ленты, интересные обычным людям и притом внешне безобидные в политическом плане - комедии, приключения, фантастика и, не в последнюю очередь, любовные истории. Жаннеристское государство и общество были в этих фильмах лишь фоном. Таким образом мы достигали сразу нескольких целей.

Во-первых, происходила нейтрализация вражеской пропаганды. Как раньше иностранцы представляли себе французов и прочих жителей САС? Ордой фанатиков, живых автоматов, целиком находящихся во власти безумной идеи, марширующих с военного завода на пропагандистское собрание. Или, наоборот, несчастных забитых рабов, страдающих в нищете и бесправии под гнетом тирании, преследуемых тайной полицией... Такой образ создавали иностранные газеты, книжные издательства, радиостанции, киностудии и розинговские каналы. Магнитоскоп разрушил эту картину: вместо инопланетных чудищ люди увидели таких же людей, занятых не подготовкой к уничтожению мира, а вполне обычными делами, людей со своими радостями и заботами, такими же, как у любого другого жителя Земли.

Во-вторых, тот самый жаннеристский фон, не раздражая зрителя и не слишком бросаясь в глаза, все же играл свою роль. Преимущества социал-авангардизма демонстрировались как бы между делом, естественно и ненавязчиво. Просто, например, в определенный момент герой фильма ложился в больницу, готовился к поступлению в университет или просто решал прогуляться поздним вечером по городским окраинам - ситуации вполне банальные, понятные и близкие обычному человеку. Таким образом, зритель узнавал, что в странах САС существует всеобщее медицинское страхование, двадцатипятилетние государственные кредиты для студентов и безукоризненный порядок на улице в любоее время суток. А узнав, невольно сравнивал с положением в своей стране. Надо кстати сказать, что не только наши общественные отношения, но и самые обычные материальные предметы зачастую становились для иностранцев откровением. Например, когда в американском фильме нужно было показать парижский автобус, для этого брали самую древнюю и уродливую развалину, причем американской же конструкции. Парадоксальный факт: зритель, посмотревший такой фильм, мог каждый день ездить на работу в отличном новеньком автобусе французского производства, пребывая в полной уверенности, что французские автобусы - дребезжащие гробы на колесах. Экран сильнее реальности, и победить его может лишь другой экран.

В третьих, мы "завоевывали будущее", воздействовали на молодежь. Тут уже не нужно было показывать себя обычными людьми, "простыми парнями", какие могут жить на соседней улице. Напротив, юной публике требовалась именно некая экзотичность. Не нужно было и демонстрировать безобидность - молодежь предпочитает решительность. Благо, более-менее разграничить эти два направления оказалось легко: на магнитоскопные катушки просто лепили этикетки с рекомендациями - "семейный просмотр", "молодежный", "детский"... Вечером родители включали комедию или нехитрую семейную драму, и удовлетворенно замечали: а ведь эти жаннеристы нормальные люди, совсем как мы, спокойные, живут хорошо, ни о каких войнах и революциях не думают... А днем их дети-подростки ставили свои катушки, и приходили к несколько иным выводам: эти жаннеристы не то что мы, умеют жить полной жизнью, и свобода у них, и приключения, думают о будущем, и к молодежи отношение правильное... Так мы умудрялись обработать два поколения разом.

Тут я не могу не вспомнить о роли российского Комитета и о своей лично. Дело в том, что обычно для зарубежного рынка отбирались в основном французские фильмы. Франция, как самая богатая и развитая страна САС, лучше всего подходила на роль рекламной витрины социал-авангардизма, да и сам кинематограф её был выше уровнем. От прочих стран брали лишь особо выдающиеся фильмы с наиболее удачными сюжетами. Россия, однако, стала исключением - правда, не за счет обычного кино с живыми актерами. Речь идет об анимационах.

Говоря об этой сфере моей деятельности, придется сделать небольшое отступление. Дело в том, что Комитет, в теории, вовсе не должен был сам обеспечивать граждан всякой информационной и развлекательной продукцией. Конечно, у нас имелось свое издательство, киностудия и так далее, но лишь для очень ограниченного круга задач. Львиную долю работы выполняли частные и получастные предприятия, а мы лишь направляли и корректировали их. Например, издательство присылало текст будущей книги, Комитет проверял его на актуальность и выдавал разрешение. Иногда следовали некоторые дополнительные рекомендации по актуализации, но в основном мы просто следили, чтобы люди развлекали других людей и зарабатывали на этом деньги, не портя морального эфира и действуя в некоем общем направлении. Коммерческими вопросами - каков планируется тираж книги, в какой типографии её напечатают, где и по какой цене будут продавать, выделят ли деньги на рекламу, и если да, то сколько - мы, естественно, не занимались. Кроме этого, очень часто требовалось выпустить книгу, фильм (или даже серию игрушек) которые бы содержали конкретный пропагандистский посыл - от самого общего (вроде уничтожения классовых различий в молодежной среде) до самого конкретного (познайте радость велосипедного отдыха). В таких случаях мы просто устраивали конкурс между частными подрядчиками, и победитель получал государственный заказ (обычно плата шла в виде двадцатипроцентной прибавки к итоговой прибыли от проката или тиража). Прямое управление вводилось лишь в чрезвычайных ситуациях.

Эту систему мы скопировали у французов, и в целом она работала неплохо. Но по меньшей мере в одной сфере российские особенности потребовали иного подхода. Если газеты, журналы, книжные издательства, радиостанции и киностудии в России худо-бедно существовали и при старом режиме, а Комитету оставалось лишь взять их под свое крыло, то с производством анимационов это оказалось решительно невозможно - такого производства попросту не было. Его пришлось создавать за государственный счет с полного нуля. Я сам занимался набором персонала (и следил, чтобы не просочились представители "самобытной школы"), составлял заказы на оборудование, вместе со сценаристами и художниками работал над первыми лентами... Нехватку опыта мы компенсировали самым тщательным и ответственным подходом, но вместе с тем не чурались и новаторства. Традиционные детские короткометражки с карикатурными персонажами мы дополнили настоящими рисоваными фильмами с полноценным сюжетом. Все производство изначально было организовано на основе научного подхода, причем настолько успешно, что через пять лет французские коллеги уже ездили в Москву учиться. Все сотрудники трудились с полной отдачей, лентяев мы не держали, и надо сказать, результат стоил усилий. В 1954 году французский КМР официально рекомендовал двадцать шесть наших анимационов для закупки всеми социал-авангардистскими странами "за высокую актуальность и непревзойденное качество исполнения". Полученные деньги пошли на расширение производства, и в конце десятилетия Россия вышла по анимационам на первое место в САС. К тому времени наши ленты уже закупались Японией (где их сокращенно называли "анимА"), Данией и Бразилией, а с появлением магнитоскопа стал доступен и весь остальной мир. Можно сказать, популярность перешагнула не только границы САС, но и границы собственно экрана, проникла в реальный мир. Вокруг наших творений создалась своего рода индустрия. Забавно было в один день получить два запроса от какой-то киевской фабрики: там хотели печатать картинки с персонажами анимациона на тетрадях и блокнотах. Первый запрос (об оценке актуальности и официальном разрешении) пришел в КМР, второй (с предложением заключить контракт) - в студию. Мне оставалось лишь дать два утвердительных ответа...

Итак, с помощью магнитоскопа французские фильмы и российские анимационы разошлись по миру. Разумеется, наши противники вполне осознавали подрывную силу этой новой технологии. Проще всего поступили британские фашисты - они просто запретили частные магнитоскопы, переведя их тем самым в категорию "запретных плодов". Новгородское правительство, конечно, последовало господскому примеру. И лишь американцы, как обычно, оказались умнее: они не стали бороться с товаром, пользующимся таким спросом. Они решили сами выпускать этот товар.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Создайте учётную запись или войдите для комментирования

Вы должны быть пользователем, чтобы оставить комментарий

Создать учётную запись

Зарегистрируйтесь для создания учётной записи. Это просто!


Зарегистрировать учётную запись

Войти

Уже зарегистрированы? Войдите здесь.


Войти сейчас