Разведка и контрразведка Российской империи


292 сообщения в этой теме

Опубликовано:

В Швейцарии (Цюрих) убит Феликс Вадимович Волховский (6 июля 1846, Полтава — 25 мая 1906, Цюрих) — видный деятель русского революционного движения 1860—1870-х годов.

Тоже ирландцы постарались? Вот сволочи ;)))

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

понятия не имею.

прям в ресторане кончили, где обедал.

и ушли.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

И ушли, размахивая веточками клевера.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

ну откуда же мне знать . умер и все. а они ушли.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

Я просто интересуюсь-Вы напрочь отметаете институт провокации?Опыт Зубатова?Одно дело-агентурное освещение о происходящих в недрах подполья событиях,и другое дело руками провокаторов из революционного подполья творить пакостные вещи.дискредитируя таким образом все подполье в глазах сочувствующих и обывателей.

Изменено пользователем master1976

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

они сами себя дискредитируют.

Тактики провокаций в спецслужбах официально не существует.

В ТЛ есть примеры операций спецслужб Российской империи.

в каждом году.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Вопрос только в том,что будет ли использоваться агентурная провокация как один из факторов борьбы с противуправительственными силами?Пусть не официально(кто ж позволит?),но по крайней мере не столь брезгливо как в реале.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Более организованные структуры ГБ данной реальности хотя и применяют данный метод, но он для них менее актуален.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

http://www.chekist.ru/article/2371

Какие же конкретно действия понимались в политическом розыске как провокация и насколько они урегулированы законодательными и ведомственными нормами? Поскольку среди революционеров бытовала привычка объявлять все действия охранки против них провокацией, объективности ради обратимся к инструкциям и циркулярам Департамента полиции, свидетельствам руководителей охранки.

Метод политической провокации был урегулирован правовыми нормами актов охранки. Параграф 8 Департаментской инструкции раскрывал цель оперативно-розыскных мероприятий: «все стремления политического розыска должны быть направлены к выяснению центров революционных организаций и к уничтожению их в момент проявления ими наиболее интенсивной деятельности, почему не следует «срывать» дело розыска только ради обнаружения какой-либо подпольной типографии или мертво лежащего на сохранении склада оружия, помня, что изъятие подобных предметов только тогда приобретает особо важное значение, если они послужат к изобличению более или менее видных революционных деятелей и уничтожению организации». Московская инструкция уточняла, что полученные сведения должны дать «полные основания для привлечения их (революционеров) к дознаниям или следствиям». Причем эта цель розыска не нова, она поставлена была намного ранее составления инструкций. Об этом сообщает Спиридович: «В борьбе с революционным движением на местах практиковались… два метода. Первый состоял в том, что организации давали сплотиться и затем ликвидировали ее, чтобы дать прокуратуре сообщество с большими, по возможности, доказательствами виновности» [28]. А к чему нужны эти «большие доказательства»? Ведь само по себе участие в «сообществе, составившемся для учинения тяжкого преступления», предусмотренного ст. 99 (посягательство на жизнь, здоровье, свободу или вообще на неприкосновенность священной особы царствующего императора, императрицы или наследника престола, или на низвержение царствующего императора с престола, или на лишение его власти верховной, или на ограничение прав оной) или ст. 100 (насильственное посягательство на изменение в России или в какой-либо ее части установленных Законами образа правления или порядка наследия престола ли на отторжение от России какой-либо ее части) Уголовного Уложения 1903 г., наказывалось каторжными работами на срок 8 лет или бессрочно [29]. Но доказывать это преступление было достаточно сложно. Впервые с проблемами доказывания жандармы столкнулись после принятия 19 мая 1871 г. Правил о порядке действия чинов корпуса жандармов по исследованию преступлений [30], внесенных впоследствии в Устав уголовного судопроизводства. Эти Правила возлагали на жандармов обязанности проведения предварительного следствия по государственным преступлениям. В результате, отмечает А. Е. Скрипилев, «доходившие до суда материалы таких дознаний подвергались уничтожающей критике защиты, указывавшей на бездоказательность многих фактов, приводимых обвинением» [31]. Привлекать сотрудника на суд в качестве свидетеля охранка не могла, поскольку это означало его окончательный провал, что, как указывалось выше, считалось в охранке недопустимым. Поэтому в суд надо было предъявлять явные улики преступления и свидетелей. На подыскание последних охранка обращала особое внимание: «Плодотворности розыска в смысле возможности судебного преследования будет содействовать внимательное отношение агентуры к указанию лиц, могущих быть допрошенными в качестве свидетелей» – гласил циркуляр Департамента полиции № 126034 от 2 марта 1908 г. [32]

Кроме того, ликвидация революционных организаций «в момент наибольшего проявления их деятельности», с явными доказательствами преступления, преследовала цель «быстрого применения судебной репрессии и принятия высших мер пресечения» [33]. Ведь статья 52 Уголовного Уложения 1903 г. недвусмысленно указывает, что «согласившийся принять участие в сообществе для учинения тяжкого преступления… и не отказавшийся от дальнейшего соучастия, но не бывший соучастником тяжкого преступления…, отвечает только за участие в сообществе» [34]. Именно это и не устраивало ни охранку, ни вообще власть. Здесь перед охранкой, имевшей в партийной организации одного или нескольких секретных сотрудников, вставала дилемма: следуя букве и духу закона, использовать агентов только как осведомителей и дожидаться, когда организация решится на явное выступление и подготовит его, рискуя при этом, что сотрудники не будут привлечены и выступление будет удачным, или поручить сотрудникам проявить активность в подготовке какого-нибудь явно преступного акта (террористический акт, экспроприация, забастовка и т.п.), имея некоторую уверенность, что сотрудник находится в гуще событий, обладает полной информацией и своевременно ее сообщит, а следовательно, цель розыска будет достигнута. Многие розыскные офицеры из «ловких людей, умевших показать товар лицом» [35], становились именно на такой путь ведения розыска.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Правила 1871 были пересмотрены. кстати надо будет вставить в ТЛ.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Согласен.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

В конце XIX в. между многими населенными пунктами России и Германии немцы установили голубиную связь. В числе этих городов значились Торн, Кенигсберг, Варшава, Новогеоргиевск, Пиллау, -202- Мемель, Либава, Двинск. Голубиная почта использовалась для передачи разведывательной информации. Поэтому еще в феврале 1888 г. в Высочайше утвержденном мнении Государственного Совета пропуск голубей из-за границы допускался с особого разрешения по согласованию с министром финансов. До 1906 г. руководство корпуса неоднократно поднимало вопрос о пресечении полетов почтовых голубей. Вопрос был решен, в 1906 г. было дано указание стрелять по голубям при их перелете через границу и обратно. Всех задержанных голубей осматривать и обнаруженные у них депеши, а «также и перья, если на них окажутся какие-либо знаки или клейма», передавать в штаб военного округа.

Западная граница часто нарушалась воздушными шарами. После появления иностранных шаров «с целью сбора разведывательных данных» по докладу военного министра в 1906 император отдал распоряжение, чтобы при повторении подобных случаев воздушные шары конфисковывались, а сами воздухоплаватели задерживались и направлялись в Варшаву, Киев и Вильно генерал-губернаторам «для точного разъяснения причины появления шаров в наших пределах».

Вскоре между Россией и Германией было заключено соглашение, регламентирующее режим полетов воздушных шаров.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

На нелегальном съезде в Бобруйске создана Социалистическая еврейская рабочая партия (СЕРП, идиш ??????????????? ??????? ???????? ??????? (Социалистишэ йидишэ арбэтэр партэй), назывались также «сеймовцами» или «сеймистами») — левая политическая партия еврейского населения Российской империи

Первая попытка создания СЕРП относится к декабрю 1905 года, когда за границей состоялась конференция еврейских интеллигентов из группы «Возрождение» (образована в 1903 г.) и представителей ряда кружков поалейционистов-территориалистов. Организационному комитету, избранному на конференции, было поручено созвать Учредительный съезд новой партии. Однако обострившиеся разногласия не позволили быстро осуществить объединение разнородных политических сил. И только в апреле 1906 г. произошло окончательное оформление СЕРП на I съезде, избравшем ЦК и принявшем Программу партии (составлена по поручению съезда ЦК). На этот раз основное ядро новой партии составили: группа, вышедшая из Сионистско-социалистической рабочей партии, и настроенное проэсеровски крыло организации «Возрождение». Лидерами и теоретиками партии стали немарксисткие социалисты Х. О. Житловский и М. Б. Ратнер.

По некоторым данным, весной 1906 г. СЕРП насчитывала в своих рядах примерно 13 тысяч членов и действовала в основном в районах Южной и Юго-Западной России. Уже в октябре члены партии приняли активное участие в революционно-террористических выступлениях в Екатеринославе и Ростове-на-Дону. Её идеологи объявили партию «рабочей партией», заявили о своей приверженности «социализму и идее классовой борьбы», оформили федеративные связи и вступили в постоянный блок с Партией социалистов-революционеров. Это помогло привлечь им в ряды СЕРП некоторое число представителей еврейской интеллигенции, студенчества, рабочих.

Члены партии активно проявили себя. Их участие отмечается в руководстве незаконными забастовками, в коалиционных комитетах различных социалистических партий, в организации отрядов самообороны. По данным Штутгартского конгресса II 2-го Интернационала (1907 г.), численность партии к осени 1906 года возросла до 7 тысяч членов.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Раскрыта и ликвидирована сеть агентов германской военной разведки в Варшаве.

В Варшаве проживал некий молодой человек по фамилии Розов, служивший на складе фотографических материалов. В 1906 г. он начал постоянно бывать в мелких ресторанах и пивных, которые находились вблизи штаба округа и охотно посещались нижними чинами. Это был веселый, бойкий, разговорчивый человек. Розов не был скуп на угощение, небогатые завсегдатаи не отказывались от приглашения распить с ним бутылочку пива. Его внимание всегда было обращено на штабных писарей. Именно с ними охотнее всего он сходился в застольях, выясняя место службы, т. е. тот или иной отдел управления штаба Варшавского военного округа.

Среди знакомых чаще всего Розов встречался с писарем Федотовым, который служил в военно-разведывательном отделе штаба. Федотов был очень осторожным и наблюдательным человеком. Из разговоров с Розовым он вынес впечатление, что тот неспроста ведет кампанию, а делает это в целях шпионажа. Эти соображения он высказал своему непосредственному начальнику Н. С. Батюшину. Тот немедленно сообщил об этом в Варшавское управление Особого Департамента. С этого момента за Розовым учредили неослабное наблюдение. Федотову были даны указания не прекращать знакомства и встреч с «приятелем». Выражаясь современной терминологией, Федотов сдался секретным сотрудником в контрразведывательной операции.

Розов, ничего не замечая, стал упорно напрашиваться в гости к Федотову, который проживал в квартире, расположенной в казенном здании военного ведомства. Даже после отказа Федотова под предлогом запрещения начальства принимать гостей Розов продолжал напрашиваться в гости, и тогда Федотов пригласил его в квартиру «двоюродной сестры», которая в действительности была сотрудницей Варшавского управления ОД Маховой. Молодая, веселая, интересная женщина произвела впечатление на гостя, который весь вечер рассыпался в любезностях, а перед уходом просил позволения чаще бывать в ее обществе.

Махова в свою очередь ответила, что давно не встречала такого интеллигентного и воспитанного человека и что после занятий в дактилотехнической конторе все вечера проводит в одиночестве дома, а потому с особым удовольствием просит бывать у нее. Уже через несколько дней умелыми разговорами Махова внушила Розову доверие к себе настолько, что он подарил своей новой знакомой золотые часы и браслет. Правда, за это Розов предложил ей добыть при посредстве Федотова совершенно секретный приказ по Варшавскому военному округу № 74. Этот приказ касался дислокации войск округа и незадолго до этого был отменен. Поэтому по согласованию с командованием округа было решено передать Розову просимый документ. Махова нарочно долго оттягивала передачу ему приказа, а затем с большой таинственностью вручила ему интересовавшую его служебную бумагу.

С этого момента Розов стал считать Махову своим агентом, но посвящать ее в свою деятельность не торопился. Правда, он периодически обращался к ней просьбой добыть через Федотова тот или иной секретный военный документ. По соображениям контрразведывательной деятельности кое-какие бумаги приходилось выдавать Розову, но получение важных документов под благовидными предлогами оттягивалось.

Однажды Розов сообщил Маховой, что в Варшаву из Сосновиц приехали два знакомых коммивояжера, и пригласил ее поехать в театр, а затем поужинать в их компании в ресторане. Во время ужина ей удалось вытащить из кармана одного из компаньонов бумагу, которая оказалась зашифрованной. При расшифровке выяснилось, что текст содержал вопросы военного характера, поставленные этой группе шпионов германским Генеральным штабом.

Вместе с этим наблюдательные агенты выяснили, что Розов проживал вместе с отцом и сестрой, причем его настоящая фамилия была Герман. За ними было установлено наблюдение. Старик Герман оказался очень общительным человеком. В кругу его знакомых были исключительно офицеры, среди которых оказались лица, занимавшие высокое служебное положение. Негласное наблюдение установило, что все эти военные были лютеранами, а встречи с Германом маскировались сбором денежных пожертвований на расширение лютеранской церковной школы, в которой Герман был казначеем. Во время этих встреч он представлялся российским патриотом, как правило, переводил разговор на состояние современной российской армии и порой даже получал ценную информацию по стратегическим вопросам.

Весьма серьезные результаты дало наблюдение за сестрой Германа. Неожиданно эта девица выехала в Санкт-Петербург. Там слежкой было установлено несколько лиц, группировавшихся около отставного военного, который в то время служил в мобилизационном отделе железной дороги и имел связи с таким же отделом Министерства путей сообщения. Результаты негласного наблюдения вызвали серьезные опасения , что честные российские офицеры бессознательно для себя могли быть излишне откровенными. К тому же появилось опасение, что опытный противник мог заметить наблюдение. Поэтому руководством особого департамента было принято решение о ликвидации шпионской группы Розова-Германа.

Аресты начались днем, когда Герман-старший возвращался домой с портфелем в руках. В квартире во время обыска были обнаружены тайники. В частности, основные бумаги для его изобличения были найдены под привинченной мраморной доской умывальника. На страницах каталогов, лежавших на письменном столе Германа, оказались конспиративные записи, сделанные химическими чернилами, невидимыми для глаза. В двух банках на кухне вместо соды и соли оказались химические реактивы, необходимые для воспроизводства скрытых текстов.

Все участники шпионской группы были арестованы. Герман и его дочь дали чистосердечные показания. Старший Герман состоял в двойном подданстве — германском и российском. Ему удалось получить весьма ценную информацию о местах перевода кавалерийских полков, точное расположение в Привислинском крае 46 воинских частей, точные адреса офицеров, служивших в крепостных укреплениях Привислинского края. Склад фотографических материалов, где служил молодой Герман, был главной явкой для приезжающих шпионов. При обыске оказалось, что в пачках фотобумаги, импортированных из Германии, находились инструкции резидентам германской разведки в России из берлинского Главного штаба. Вскоре полицейская засада задержала несколько настоящих шпионов. Среди них оказался лесопромышленник, немец по национальности, который доставлял германским военным властям обширные статистические сведения по Западному и Северо-Западному краю, представляющие определенный стратегический интерес.

Дочь Германа созналась в том, что успела сообщить в Германию сведения о передвижении российских войск за последний месяц перед арестом. Из допроса Розова-Германа выяснилось, что тот прошел специальную подготовку по технике добывания военных секретов в иностранных государствах. Среди особо ценных документов, обнаруженных у него, оказался полный список адресов офицеров разведывательного отдела штаба Варшавского военного округа. На допросе он показал, что этот список составил сам на основе памятной книжки, похищенной у знакомого штабного писаря, которого предварительно напоил до потери сознания. Финалом этого нашумевшего дела был суровый судебный приговор.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Каков приговор?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

8 лет каторги.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Доклад Особого Департамента о причинах антироссийской кампании либеральных кругов в США в 1880-1903гг.

В отличие от традиционного русофильского взгляда на Россию как на проводника христианской и цивилизационной миссии, Россия рассматривается как «пятно на цивилизации». Life. May 8. 1890.

В 1881 г., когда кровавое убийство царя Александра II вызвало всплеск интереса американцев к России, журналист Джеймс Уильям Бьюэл решил пуститься в рискованное путешествие в царскую империю. Стремительно проехав летом 1882 г. всю Россию, он вскоре после этого опубликовал толстую, богато иллюстрированную книгу «Русский нигилизм и жизнь ссыльных в Сибири», которая была полна противоречий. Несмотря на свое презрение к «пассивному равнодушию» крестьян в «крепостном поселении», напоминавшем «хижины негров, все еще встречающиеся на плантациях американского Юга», Бьюэл полагал, что русские были бы очень полезны Америке в качестве терпеливых и трудолюбивых иммигрантов. Вопреки своему пренебрежительному отношению к русским революционерам как к людям «буйным» и «сумасшедшим», Бьюэл предсказал, что «будущее России принадлежит нигилизму», «кровавое господство» которого необходимо для того, чтобы «очистить нацию и сообщить ей новое развитие». Хотя Бьюэл сомневался в способности самодержавной России быть более прогрессивной, чем ее соседи-варвары, он открыто заявил о том, что Россия будет «продвигаться вперед постепенно и, в конце концов, утвердится как свободное и совершенно просвещенное государство». Наконец, хотя Бьюэл восхищался красотой русских соборов и был очарован «сладостной» музыкой русских хоров, он яростно клеймил Православную Церковь, священнослужители которой, с его точки зрения, были коррумпированными пьяницами, а сущность символа веры, по мнению Бьюэла, сводилась к невежеству и суевериям. Бьюэл утверждал, что поскольку главной причиной отсталости России была «Греческая Церковь», то «первый важный шаг к реформированию России должен быть направлен на ограничение власти и влияния церкви». Вдохновленный этой миссионерской мыслью, Бьюэл смело пророчествовал: «Цивилизация стремительно распространяется на восток, она не может остановиться на границах России или обойти ее, и, с помощью ли штыка или молитвенника, она пройдет через все владения царя»» .

Книга Бьюэла представляет особый интерес не только потому, что она предвосхитила развернувшееся в посткоммунистическую эру движение «цивилизации» на восток, но и потому, что в ней одновременно нашли свое выражение два в корне различных подхода к России, два отношения к ней. До 80-х годов XIX столетия немногие американцы проявляли особый интерес к преобразованию России. Большинство воспринимало ее как далекую, дружественную христианскую державу с отсталым населением, неспособным к демократии. С одной стороны, бьюэловское сравнение русских крестьян с черными рабами, а также его восхищение православной службой были ключевыми элементами в оппозиции американских русофилов к радикальной перестройке России. С другой стороны, выраженные Бьюэлом англосаксонские, республиканские и протестантские установки содержали намек на культурные посылки того крестового похода за свободную Россию, который получил развитие в последующие годы. В результате двух накатов крестоносной горячки (особенно с 1890 по 1893 и с 1903 по 1905 г.) новый миссионерский дух подорвал традиционное русофильство, а затем мог полностью вытеснить его.

На сегодняшний день выдвинуты три основные интерпретации этой трансформации во взглядах американцев на Россию.

1. Романтические пророссийские чувства просто уступили место более «реалистическому» критицизму в отношении к угнетению, осуществлявшемуся правительством Вашего Величества. Главными изъянами этого подхода является следующее:

1.1.игнорируется тот факт, что американские критики изобретательно, с фантазией преувеличивали ужасы царизма;

1.2. движение за реформу России интерпретируется как почти исключительно политическое явление, при этом не учитываются экономические, культурные и религиозные влияния; и

1.3. не объясняется, почему американцы, до 80-х годов XIX века не проявлявшие особой озабоченности политическим гнетом и погромами, очень быстро приобрели все возраставшую склонность поносить российское самодержавие.

2. Ответственность за усиливавшуюся враждебность к России возлагается прежде всего на английскую и еврейскую пропаганду. Это объяснение представляется неглубоким и неполным: оно игнорирует глубинные процессы в американской культуре и обществе, которые и обусловили восприимчивость американцев к антирусской агитации.

В конце XIX и начале ХХ вв. многие мыслящие американцы были озабочены постоянно проявлявшимися проблемами, дискредитировавшими высокое предназначение США и подтачивавшими их жизнеспособность. К ним относились упадок религии, деморализующий материализм, позорное обращение с коренными американцами (индейцами), линчевание афро-американцев и лишение их политических прав. Беспокойство, которое вызывали эти беды, побуждали журналистов, издателей, священнослужителей и других лидеров общественного мнения подчеркивать проблемы России, по сравнению с которыми несовершенства жизни американского общества меркли. Таким образом, Россия мало-помалу превращалась в «темного двойника» или «воображаемого близнеца» США.

Для того чтобы в полной мере понять сдвиг в отношении американцев к России, необходимо дополнить ранее выдвинутые интерпретации признанием важности усиливавшейся демонизации варварского царизма и одновременного вовлечения американцев в освободительные миссии в Россию. Отношение к России, как к мальчику для битья и как к потенциальной получательнице благ американской филантропии, укрепило у многих американцев нерушимое чувство уникального превосходства США. Можно утверждать, что это было самым главным мотивом, побуждавшим американцев включаться в крестовый поход за «свободу России».

Самым значительным участником крестового похода за свободную Россию был, разумеется, известный журналист Джордж Кеннан. Со времени своей первой поездки в Россию с американо-русской географической экспедицией (American-Russian Telegraph Expedition) в 1865 г. и до начала 80-х годов XIX века Кеннан был горячим другом русского правительства. Например, в опубликованном в 1882 г. докладе Кеннан утверждал, что ссыльно-каторжная система в Сибири не хуже американских тюрем и что злоупотребления властью в России не доказывают «жестокости полуварварского характера» царизма. Опровергая нападки на имперскую Россию со стороны любителей сенсаций, Кеннан приходил к выводу о том, что американцам, живущим в стеклянном доме, не стоит бросать камни в своих постоянных друзей-русских.

Однако вскоре взгляды Кеннана стали изменяться. Спровоцированный своими схватками с критиками России и, возможно, присущим ему пониманием высокой заинтересованности общества в дискуссии, Кеннан в 1885 г. вернулся в Россию для того, чтобы глубоко изучить ссыльно-каторжную систему. Хотя Кеннан представлялся царским чиновникам как друг России и позднее изображал себя перед американцами беспристрастным исследователем, к моменту, когда он достиг Восточной Сибири, он превратился в инквизитора ссыльно-каторжной системы, который жадно искал доказательств ее «пороков». Одним из оставшихся недооцененными факторов, обусловивших переориентацию Кеннана, было переосмысление им характера и типажа русских политических диссидентов. Ранее Кеннан изображал нигилистов «длинноволосыми» людьми с «безумными глазами», но ссыльные, которых он встретил в Сибири, были представителями «русских белокурых юношей» с манерами образованных, благородных людей. Такие встречи заставили Кеннана пересмотреть свои предвзятые исходные посылки. Позднее он пытался убедить американских читателей в том, что русские революционеры были не «недоучившимися школьниками, жалкими еврейчиками и женщинами распутного поведения», как утверждало наше правительство, а изощренно мыслящими, вестернизированными интеллектуалами.

Вторым аспектом трансформации воззрений Кеннана, упущенным авторами прежних работ о нем, было воздействие полученного им религиозного воспитания, которое сформировало его впечатления о России и определило возникновение духовных кризисов под влиянием этих впечатлений. Молодой Кеннан, выросший в «семье пуританского происхождения», до своего путешествия из Калифорнии в Сибирь в 1865 г. был воспитан «на безусловной вере в Библию» и считал ее истинным боговдохновенным откровением. Однако увиденное в дебрях Дальнего Востока убедило Кеннана в том, что «мир не был создан…так, как это описано в Книге Бытия», а размышления над Писанием долгими арктическими ночами побудило его отвергнуть «ветхозаветную концепцию Бога». Вторая поездка в Россию в 1870–1871 гг. еще более повлияла на духовный мир Кеннана: во время путешествия на Кавказ он столкнулся с «множеством новых фактов, нуждавшихся в объяснении». Вернувшись в США, Кеннан несколько лет провел в мучительных размышлениях над своими религиозными сомнениями, старательно исследуя противоречия между религией и наукой. В конце концов он отбросил «старую кальвинистскую теологию». Покинув лоно пресвитерианской церкви, Кеннан занялся поиском новых философских основ и преуспел в построении «действующей теории жизни», однако она не удовлетворяла его духовные запросы. И хотя Кеннан избавился от сомнений, терзавших его в 70-е годы XIX в., и к 80-м годам обрел известность как лектор и журналист, он тем не менее продолжал искать достойную интеллектуальную замену духу праведности, который был присущ ему в юности.

Жестокие условия сибирской ссылки, свидетелем которых оказался Кеннан в 1885–1886 гг., убедили его в том, что «во всей вселенной вне сердца человека нет ни жалости, ни любви, ни милосердия». Позднее Кеннан вспоминал, что, видя, как ссыльные вроде Е.К.Брешко-Брешковской благородно и мужественно переносят свои страдания, он испытал «духовный подъем», какого никогда ранее не испытывал. Обратившись к глубинам своей души, Кеннан поклялся посвятить свою жизнь искуплению грехов, совершенных им тогда, когда он защищал царизм и сомневался в благородстве революционеров. Таким образом, произошло, в самом полном смысле, обращение Кеннана в «антицаристскую» веру. В Сибири старый «пуританский» огонь вновь вспыхнул в груди Кеннана, нашедшего новую религию – гуманизм.

Возвратившись в 1886 г. из России, Кеннан выполнил свое обещание поведать миру о мученичестве ссыльных и об их революционном Евангелии. В период с 1887 по середину 90-х годов XIX в. он опубликовал десятки пламенных статей, написал насыщенную подробностями книгу «Сибирь и система ссылки» (1891 г.) и прочитал сотни исполненных драматизма лекций.

Для того чтобы передать глубину и страстность своих убеждений, Кеннан и в своих опубликованных работах, и в частных письмах вновь и вновь обращался к религиозному языку. Одно из зол царизма, объяснял он в 1889 г., это стремление царского правительства, не полагаясь на самосознание граждан, постоянно регулировать их поведение и ограничивать предприимчивость. Русская полиция, таким образом, играла роль «своего рода некомпетентной бюрократической замены божественного Провидения». Полицию использовали даже для того, чтобы принудить «безразличных или отступившихся от веры христиан принимать Святое Причастие». Осуждая этот принудительный патернализм и критикуя гонения на религиозных диссидентов, Кеннан стремился воздействовать на протестантов англосаксонского происхождения, которые считали рациональную религию и свободу совести ключевыми условиями прогресса и с презрением относились к авторитарным церквам, как к бастионам застоя.

Апеллируя к евангелическому духу американцев, Кеннан также стремился изменить сложившийся стереотип русских. Когда он поставил под сомнение «широко преобладающее в Америке мнение» о том, что революционное движение в России сопряжено с «чем-то весьма специфическим и таинственным – с чем-то, что западный ум не в состоянии до конца постичь», – он в неявной форме утверждал, что Россию не следует относить к категории экзотического восточного «иного» и что ее надо считать постижимой частью западного мира. Открыто опровергая утверждения о том, что отсталые славяне нуждаются в авторитарном правлении, Кеннан заявлял, что «русские так же годны для свободных институтов, как и болгары».

Главные доводы Кеннана в пользу того, что русские способны к самоуправлению и что царизм чудовищно жесток, были основаны не просто на сведении воедино неоспоримых свидетельств, как это утверждают некоторые. Напротив, Кеннан в значительной мере полагался на драматические рассказы и на воображение. Например, в книге «Сибирь и ссылка» он признал, что условия в тюрьме, которую он посетил, в момент посещения не были ужасными, но предлагал читателям вообразить, что в другое время года «тюрьма была совершеннейшим адом». Появляясь в залах, где он читал свои лекции, в одеянии и кандалах русского каторжника, Кеннан создавал впечатление того, что политические заключенные были воплощением сущности России, скованной тираническим правлением. Хотя Кеннан отрицал то, что его книга имела своей целью представить обобщенную картину русского общества, и критики и сторонники его были убеждены, что его работа создавала представление о России как об «огромной тюрьме», заключенные которой страстно желали стать свободными для того, чтобы последовать примеру Америки.

Главными препятствиями для восприятия американцами взгляда на Россию как на страну, способную к демократии, были представления о неграмотных, вечно пьяных русских крестьянах и сопряженное с этим ощущение того, что славянские народы принадлежат к низшей расе. Стараясь развеять такие представления, Кеннан столкнулся с трудностями. Возлагая на самодержавие ответственность за обнищание и деградацию крестьян, он не мог, например, избавиться от беспокойства по поводу того, что состояние самого крестьянства делает Россию неспособной к самоуправлению.

Самой поразительной иллюстрацией того, как расовые воззрения Кеннана осложняли ему изображение России, является его миссия по освещению военной кампании, которую вели США за прекращение испанского владычества на Кубе. Отправляясь из Флориды на Кубу, Кеннан постоянно и много думал о России: например, одежда кубинских партизан была «похожа на одежду, которую летом носят сибирские каторжники», а в Сантьяго дома с окнами, забранными решетками, напомнили ему русские остроги. Описывая, как он «нанял цветного кубинского рыбака», который должен был свозить его на экскурсию по местным достопримечательностям, Кеннан объяснил, что взял себе за правило обращаться к кубинцам на русском языке, поскольку кубинцы «понимали этот язык чуть лучше, чем смогли бы понять английский». Темнокожие кубинцы были, с точки зрения Кеннана, не готовы как к тому, чтобы воспринять англосаксонские институты, так и к пониманию английского языка, а общение с ними на «разговорном русском», на котором принято разговаривать с неграмотными русскими, создавало своеобразный мост для взаимопонимания. Несмотря на то, что Кеннан, таким образом, ставил русских на более высокую ступень расовой иерархии, чем кубинцев, сам факт, что он сравнивал русских и кубинцев, ставил под сомнение сделанные им в других работах утверждения о том, что русские – это братья-«арийцы», столь же способные к самоуправлению, как и американцы.

Одним из побочных следствий сравнения русских с чернокожими было то, что в первых рядах движения за свободу России в начале 90-х годов XIX в. оказались бывшие аболиционисты и их дети. Собственно говоря, Общество Американских Друзей Русской Свободы (SAFRF) с базой в Бостоне многим показалось возрождением аболиционистского движения. Так, Эдмунд Нобл, секретарь SAFRF и редактор «Free Russia» («Свободная Россия»), журнала этой организации, заметил, «что всегда возникает подлинная и близкая аналогия между агитацией за отмену рабства в США и движением, которое ныне стремится принести блага свободных институтов политическим рабам в России».

Происхождение SAFRF помогает объяснить, почему активисты движения за свободную Россию обычно сравнивали кампанию против деспотизма царизма с крестовым походом против рабства. Уильям Дадли Фулк, адвокат из штата Индиана и один из наиболее видных деятелей SAFRF, был потомком квакерской семьи, которая принимала самое непосредственное участие в движении за отмену рабства. Детство этого человека прошло в доме, который был одной из станций знаменитой «подземной железной дороги», по которой черные рабы из южных штатов перебирались на Север. В своем обращенном против царизма полемическом трактате «Славянин или Саксонец» (1887) Фулк утверждал, что русские радикалы, проповедовавшие революцию «ради пятидесяти миллионов бедных невежественных крестьян», «похожи на Джона Брауна» тем, что стремятся не к личным выгодам, «а к освобождению угнетенного человечества». После того, как в 1893 г. сенат США ратифицировал соглашение об экстрадиции с Россией, негодующие друзья русской свободы потребовали отмены этого договора, который они неоднократно сравнивали с законом о беглых рабах. В то время как Фулк утверждал, что этот договор превратит американцев в «охотников за рабами для Московии», романист Уильям Дин Хауэллс, вторя ему, громогласно заявлял о том, что этот договор «ставит нас в точности в то же положение, в котором мы находились при законе о беглых рабах, с той, пожалуй, разницей, что мы будем выдавать беглецов иностранцам, а не американским владельцам».

Сравнение властителей России с рабовладельцами американского Юга было умелым тактическим приемом, позволявшим преодолеть бесконечные напоминания русофилов о том, что царское правительство выступило как союзник Севера в критические годы Гражданской войны в США. Желая лишить Россию позиции исторического друга, Кеннан, Нобл и другие утверждали, что пораженная нетерпимостью самодержавная Россия не имеет ничего общего с либеральной и демократичной Америкой, противопоставляли американский свет русскому мраку и исключали царскую Россию из числа цивилизованных государств. Эта проповедь оказала сильное влияние на мышление американцев, заставив редакторов многих газет радикально изменить характер информации об отношениях между двумя странами и начать освещать их в категориях конфликта «цивилизации» и «варварства». Согласно комментарию нью-йоркской «Evening Post», хотя в США существовала «традиция дружественного отношения к России», Кеннан «приоткрыл завесу», скрывавшую «дикость» России, и убедил, что «любая страна, по уровню цивилизованности превосходящая Дагомею, должна проявлять холодность по отношению к России».

Представление о России как о темной, варварской стране, помимо акцентирования превосходства американской белой цивилизации, также способствовало консолидации крестоносного духа. Так, бостонский оратор Генри У.Патнем декламировал: «Не должны ли мы, стремясь на Запад, вырвать из мрака Россию и позволить радостному свету свободы проникнуть в суровую крепость Сибири, а движущимся вперед знаменам демократии войти даже в угрюмую твердыню московитского деспотизма?

Определив Россию как страну тьмы, которую можно просветить, американцы отнесли русских к той же категории, что и темнокожих, индейцев, филиппинцев и других потенциальных получателей благ американского гуманизма. Например, в одной из бостонских газет заметили, что Кеннан подобен исследователю Африки Генри Мортону Стэнли: и тот, и другой продвигают цивилизацию в варварских регионах, хотя и трудятся «на благо человечества в далеко разделенных сферах». Сходным образом, Э.Нобл предложил провести параллель между крестовым походом за свободу России и более ранними усилиями, направленными на просвещение освобожденных рабов и приобщение индейцев к цивилизации. Обрушиваясь на тезис о том, что русские «по природе не способны к развитию», Нобл на повышенных тонах заявил, что такой пессимистический взгляд должен удержать филантропов от «просвещения наших цветных» и от работы «по возвышению краснокожих». Хотя У.Д.Фулк утверждал, что «англосаксонская форма правления еще долгое время будет недоступна русским», поскольку для того, чтобы вывести их «из невежества и обычаев беспрекословного повиновения», «потребуется некоторое время», он очень надеялся на освобождение России, так же как позднее он надеялся на то, что «мы останемся на Филиппинах и дадим их жителям столько свободы, сколько они смогут переварить». Вопрос о том, хотят ли эти народы того, чтобы их вытаскивали из варварства, не имел значения и смысла: совесть и обязанности проводников цивилизации были, в конечном счете, важнее. Двусмысленное отнесение крестоносцами России в разряд «темных» стран и одновременно к числу целей цивилизаторской миссии Америки было, таким образом, обусловлено не столько реалистичным анализом российских условий, сколько всплеском веры в обучаемость русских и желанием продемонстрировать высокий идеализм Америки.

В той же значительной мере, в какой борьба Кеннана против места России в расовой иерархии была симптомом поглощенности участников дискуссии расовыми проблемами, личное религиозное мученичество Кеннана воплотило опыт сомнений, разочарований и возрождения, который был присущ северному англосаксонскому протестантизму и составил часть фона первой кампании по американизации России. В то же самое время, когда индустриализация бросила вызовы американской мечте об успехе, а массовый приток иммигрантов создал угрозу национальной идентичности Америки, научные открытия в области эволюции ввергли многих американских протестантов в кризис веры. Пока большинство христиан продолжало придерживаться традиционных убеждений, утонченно мыслящие протестанты вроде Кеннана, для которых старые ортодоксальные воззрения стали интеллектуально несостоятельны, а новый ревайвализм вызывал эмоциональное отталкивание, испытывали необходимость в переосмыслении своей религии. Низведение Бога со статуса вездесущего и всемогущего Отца до статуса первопричины вселенной разрешало некоторые интеллектуальные проблемы, но зачастую оставляло духовный вакуум. Подобно Кеннану, многие либеральные протестанты находили заменяющую религию в новом гуманизме, ставившем перед собой задачу возвышения всего человечества до уровня англосаксонской расы. Эта новая теология способствовала смещению внимания от традиционной сосредоточенности на уникальной природе американской континентальной империи к проблемам вселенского крестового похода, цель которого заключалась в миссии американизации всего мира.

В то время как многие прогрессивно настроенные протестанты критиковали фундаменталистское окостенение религии в Америке, более избранная группа развернула борьбу за освобождение русских от того, что, по их мнению, было бессмысленной мертвой хваткой русской церкви. На протяжении нескольких десятилетий Кеннан неоднократно клеймил русскую церковь за то, что она по его мнению внедряла в сознание своей паствы благоговейное подчинение царю, препятствовала просвещению крестьян, подвергала миссионеров варварским наказаниям, устраивала гонения на инаковерующих и подстрекала ксенофобствующих реакционных националистов. В том же духе «Free Russia» регулярно публиковала обвинения в связи с религиозными гонениями в России и критиковала закон против обращения православных. Допуская, что русские крестьяне искренне привержены своей вере и счастливы в ней, редактор Эдмунд Нобл выражал сожаление в связи с тем, что русские крестьяне погрязли в «невежестве, нищете и предрассудках». Как и Джеймс Бьюэл десятилетием раньше, Нобл объяснял, что для возвышения русских людей, вывода их из средневековья существенно важно приобщить их к протестантскому рационализму, который рассеет предрассудок, делающий русских крестьян рабами деспотизма. Итак, в те десятилетия, когда американские миссионеры-протестанты впервые проникли в Россию, участники крестового похода за ее свободу способствовали формированию представлений о том, что в царской империи помимо политического освобождения необходимо осуществить и религиозную реформацию.

Хотя Кеннан, Нобл и их соратники в начале 90-х годов XIX столетия оказали сильное влияние на всплеск негодования против бесчеловечности, инкриминируемой царизму, им не удалось предотвратить спад движения за свободу России в последующие годы. Американские Друзья Русской Свободы были вдохновлены «замечательным пробуждением национальной совести» в связи с соглашением 1893 г. об экстрадиции, но они и другие активисты не смогли добиться аннулирования этого соглашения. «Свободную Россию» рассылали в сотни газет, которые часто перепечатывали ее статьи, однако издание постоянно испытывало финансовые трудности и в июле 1894 г. было вынуждено закрыться. После 1894 г. реформаторы-крестоносцы сосредоточили свое внимание на других странах вроде Кубы и Филиппин.

После 1898 года реформаторы-крестоносцы потерпели самое тяжелое поражение за десятилетие. Разгром США двумя феодальными империями Германской и Испанской , гибель флота и поражение армии привели к кризису модель крестового похода за свободу.

Руины Статуи Свободы до сих пор служат зримым напоминанием о катастрофе крестового похода. Поход Балтийского флота совмствно с французским в 1898 году в НЬю-Йорк, посредничество России в окончании войны без тяжелых последствий для СШа привели к восстановлению традиционной веры в Россию как далекую , но дружественную страну.

Свертывание кампании за реформирование России было также обусловлено контратаками американских русофилов. В течение двух десятилетий, с 1885 по 1905 г., когда русская литература, торговля и политика все более занимали умы американцев, образы России стали предметом ожесточенных споров. Если Кеннан был ведущим сторонником образа России как ожидающей освобождения страны рабов, то переводчик и критик Изабель Ф.Хэпгуд была главной защитницей мысли о том, что у русских есть своеобразная прекрасная культура, которую не следует подвергать радикальной трансформации.

В конце 80-х годов XIX в., когда Кеннан начал публиковать свои обличения ссыльной системы, Хэпгуд совершила путешествие в Россию, где ее беглая русская речь помогла ей очаровать даже полицейских и чиновников цензурного ведомства. Основываясь на впечатлениях от поездки из Санкт-Петербурга до Самары, Хэпгуд с 1890 по 1894 г. опубликовала серию статей в популярных американских журналах. Затем статьи были собраны и образовали основу книги «Поездки по России» (1895), которая удостоилась высоких похвал и закрепила за ее автором статус эксперта по России.

Столетием ранее немецкий философ Иоганн Готтфрид фон Гердер писал, что различные культуры проникнуты своим особым духом созидания, так что иностранцы могут понять чужую культуру, только если отбрасывают свои предрассудки и пытаются чувствовать себя представителями этой культуры. В том же ключе и Хэпгуд призвала читателей своей книги увидеть Россию «зрением сердца». Если Кеннан отстаивал идеалы узкого сегмента вестернизованных российских интеллектуалов, считая их дело делом русского народа, то Хэпгуд, хотя она и имела связи главным образом с культурной и церковной элитой, испытывала духовное родство с тем, что представлялось ей всей Россией. Позднее, развивая свои мысли, Хэпгуд заявляла, что, по ее мнению, глубокое понимание России требовало не только умения бегло говорить по-русски и знакомств с людьми из разных классов и частей страны, но и «того не поддающегося определению качества проницательности», которое позволяет человеку «постигать ментальные и духовные воззрения народа, который во многих отношениях смотрит на вещи под углом зрения, совершенно отличным от обычной точки зрения западных народов».

Хэпгуд, искренне любившую Россию и чувствовавшую ее сложность, оскорбляли упрощенные картины этой страны, и она упорно работала над тем, чтобы разрушить перегородки, которые пытались возвести Кеннан и другие. В рецензии на книгу Кеннана «Сибирь и ссылка» Хэпгуд обвинила автора в том, что посредством искусного сокрытия фактов и умолчаний тот представил лишь одну сторону вопроса. В своих последующих статьях и книгах Хэпгуд опровергла выводы Кеннана, утверждая следующее. Образ России как тюрьмы, страны со свирепой цензурой, вездесущими шпионами и императором, который по необходимости отдален от народа и которого надо охранять от гнева угнетенных, – это карикатура. Хотя Хэпгуд сказали, что, ежели она хочет быть популярной в Америке, ей следует «осуждать и фальсифицировать Россию», она стремилась завоевать для русских «немного понимания и доброй симпатии», утверждая, в частности, что Россия не так уж сильно отличается от Америки.

В то время как Кеннан льстил собиравшимся на его лекции американцам мыслью о том, что образованные русские просто умирают от желания воспринять совершенные институты США, Хэпгуд, осознававшая недостатки собственной страны, хотела, чтобы американцы почерпнули в русской культуре вдохновение, которое помогло бы им возродить США. Хэпгуд полагала, что американская цивилизация приходит в упадок: республиканский идеал исчезает, усиливается снобизм, старая этика труда выходит из моды, выборы коррумпированы взяточничеством, «грязные иностранцы» разносят в городах заразу – короче говоря, США быстро перестают быть тем, чем должна быть республика. Движимая таким видением будущего, Хэпгуд бросила вызов мысли о том, что Америка должна служить сияющим примером для России. Хэпгуд доказывала, что вместо того, чтобы хвастливо утверждать, что их цивилизация прогрессивнее и человечнее русской, американцам следовало бы просто вспомнить о том, что они живут в «стеклянном доме», что американские тюрьмы жестоки и что Америка сталкивается с другими проблемами, достойными почти такого же сожаления, как и условия, которые существуют в России и которые в любом случае «вряд ли можно исправить посредством вмешательства извне».

Пока Кеннан и Друзья Русской Свободы воодушевляли аболиционистов, отстаивая либерализацию России, слегка окрашенные расизмом взгляды Хэпгуд о русских крестьянах подкрепляли ее убежденность в том, что Россия не приспособлена для демократии или, по меньшей мере, не готова к ней. В «Поездках по России» Хэпгуд неоднократно приглашала читателей провести сравнения между потомками русских крепостных и потомками американских рабов. Из такого сопоставления Хэпгуд делала вывод о том, что русские крестьяне были столь же непригодны для голосования, как американские черные, и что поэтому было бы неподходящим для американцев продвигать демократию в России.

Расовые воззрения Хэпгуд не привели ее к мысли о том, что для предотвращения анархии необходимо суровое автократическое правление. Она утверждала, что крестьяне вовсе не являются раболепными людьми, управляемыми железной рукой, и обладают сильным, исполненным достоинства чувством равенства. Самое важное – наряду с другими русскими они разделяют религиозную преданность и любовь к царю, и эти чувства создают полумистическое основание национального единства. Таким образом, подвергая сомнению распространенные представления о царском гнете, Хэпгуд высказала предположение о том, что в России существует органическая взаимосвязь, которая совершенно отлична от социальных уз, действующих в демократической Америке.

Хэпгуд любила Россию именно потому, что Россия отличалась от Запада. Например, она с восхищением обнаружила, что колокола Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге звучат с «истинно православной мягкостью, неведомой в Западном мире». С другой стороны, ее огорчало, что русские фабричные работницы красят свои одежды американским фуксином: так «дурные моды» «разрушают прекрасные и практичные национальные одежды».

Все это не превратило Хэпгуд в законченную «ориенталистку»: она не считала, что Россия существенно или извечно отлична от Запада.

Акцентируя внимание на умеренности темпов и масштабов перемен в России, Хэпгуд сумела примирить свое восхищение незападными традициями России с одобрением социальных и экономических реформ. В 90-х гг. XIX в., работая рецензентом книг в журнале «The Nation», Хэпгуд неоднократно критиковала «опасно утопические» программы революционеров вроде С.М.Степняка (Кравчинского) и настаивала на том, что «огромную империю невозможно перевести на другой путь за несколько месяцев…». Отвергая резкую перестройку России по любым иностранным лекалам, она утверждала, что империи надо дать время для начала постепенных перемен, которые сохранят уникальные достижения ее культуры, отчасти объяснимые изоляцией России от Европы в критические периоды истории, в том числе во время Реформации.

В то время как агностик Кеннан стал воплощением светского, мирского варианта протестантского крестового похода, принадлежавшая к епископальной церкви Хэпгуд стремилась к достижению общности русского и англосаксонского христианства. Веруя в «близкое родство», почти тождество русской и американской ветвей христианства, Хэпгуд отдавала предпочтение воссоединению церквей и ради этой цели подготовила перевод на английский язык православного молитвенника.

Кроме того, Хэпгуд энергично боролась против предрассудков, с которыми американские протестанты относились к православию, считая эти предрассудки чем-то «очень далеким от понимания и симпатии, характерных для всех западных народов». Отвергая представления о недемократичности русской церкви, Хэпгуд обращала особое внимание на участие верующих в церковных песнопениях. Она утверждала, что «отсутствие в русских церквах отгороженных мест для важных персон, арендуемых мест для прихожан или каких бы то ни было сидений приводит к идеальному смешению всех классов». Хэпгуд настаивала на том, что русская церковь заслуживает не презрения, но восхищения: помимо того, что русская церковь «цивилизует и христианизирует Азию», у нее «миллионы христиан староверческого, евангельского толка» в самой России. В отличие от тех, кто возлагал на «византийскую» религию ответственность за отставание России в развитии, Хэпгуд считала православную церковь жизнетворной силой, которая должна сыграть главную роль в здоровом развитии страны. Хэпгуд связывала свои надежды на будущее с разумными реформаторами, отличающимися от революционеров и не порвавшими с национальной церковью.

Деятельность Хэпгуд способствовала повороту к отказу от поношения России, который произошел во второй половине 90-х гг. XIX в. Натан Хэскелл Доул, конкурент Хэпгуд в области переводов, похвалил «Поездки по России» как «полное, целительное противоядие от того ядовитого мусора», который распространяли как информацию о России. После публикации своей книги Хэпгуд почувствовала, что тенденция одностороннего осуждения России ослабла. И хотя к моменту Карибской войны в некоторых периодических изданиях северо-востока США вновь стала подниматься волна пробританских и англофильских порицаний русской агрессии в Азии, тенденцию, определяющую отношение американцев к России, отражал поток статей, опровергавших сделанное Кеннаном осуждение ссыльно-каторжной системы. В них подчеркивались отсталость русского крестьянства, милосердный патернализм самодержавия и надежды не на радикальную реформу, а на постепенное развитие.

Подобно Хэпгуд, другие видные русофилы вроде сенатора-республиканца А.Бевериджа и профессора геологии Дж.Ф.Райта сравнивали русских крестьян с афро-американцами или филиппинцами, восхищались красотой и глубиной православия, хвалили усилия императорского правительства, направленные на модернизацию страны, и подчеркивали невозможность в один миг перестроить Россию, страну с многовековой историей, по англосаксонскому образцу. Таким образом, взгляды русофилов на национальный характер русских, их религиозные верования и политические институты были прямо противоположны представлениям участников миссионерского крестового похода.

Участи е России в урегулировании итогов Карибской войны, заключение русско0американского союза, франко-американский союз казалось вбили гвоздь в могилу русофобства в России, но все началось снова в 1903 году.

1903 год был поворотным пунктом в развитии расовых отношений в США.

На Юге, от Джорджии до Техаса, банды «белых капюшонов» изгоняли черных с их ферм. В штатах Делавэр и Индиана случаи линчевания привели к беспорядкам на расовой почве. На Севере США распространялся расизм, и даже бывшие аболиционисты старались не замечать проблемы лишения чернокожих политических прав на Юге.

Той же весной сообщения о погроме в Кишиневе, в результате которого сотни евреев были убиты и ранены, вызвали митинги протеста, прокатившиеся по всем США, включая маленькие городки Юга. Чувствительные к возможным сравнениям с расовым насилием в Америке, раввины, издатели и редакторы газет и другие лидеры общественного мнения утверждали, что погромы в России хуже линчеваний в США (которые в то время стали причиной гибели по меньшей мере сотни афро-американцев в год).

Осуждение погрома в Кишиневе позволило отвлечь внимание от расовых проблем в Америке. Одним из поразительных отражений этого процесса стало появление статьи в журнале «The Outlook», в которой Дж.Кеннан осудил правительство России за неспособность подавить антисемитские настроения и отрицал сходство погромов с линчеванием. Тем временем редактор «The Outlook» Лаймен Эббот довел до кульминации продолжавшуюся целый год кампанию, одобрив расовую сегрегацию, примирившись с лишением негритянского населения политических прав и заявив, что Юг «не является полем миссионерской деятельности». Подвергнутый громогласному осуждению за отказ от аболиционистского наследства, Эббот (один из первых членов Общества Американских Друзей Русской Свободы) приветствовал протест американцев против кишиневского погрома как доказательство того, что симпатия американцев к угнетенным других стран мира не иссякла и не ослабла.

И снова многие известные американцы распознали потенциальное сходство России и США – на этот раз сходство между «окутанной ложью экспансией царизма» и политикой отторжения Панамы от Колумбии, исподтишка проводимой США. Так, республиканец У.Д.Фулк высмеивал президента, говоря, что «макиавеллиевскую дипломатию тот проводит не лучше, чем русский царь, и что люди назовут Панаму американской Болгарией».

Уже в феврале 1903 г. И.Хэпгуд была встревожена тем, что «из России делают своего рода козла отпущения». Усиливающаяся демонизация России совпала по времени с возрождением крестового похода за освобождение России. Весной 1903 г. Элис Стоун Блэквелл, ведущая феминистка и дочь известных аболиционистов, сыграла важную роль в реорганизации Общества Американских Друзей Русской Свободы.

Как с удовлетворением отмечала Блэквелл, к концу 1903 г. гнев, вызванный событиями в Кишиневе , а также ущемлением Россией прав финнов , стал причиной усиления антипатии к «царскому деспотизму». Однако наличие русско-американского союза и активная деятельность газет Херста по переключению внимания на Японию привели к затуханию начавшейся волны.

В течение двух последующих лет, когда русско-американский союз показал свою силу и безусловную выгоду для США, когда американские компании получили права в Маньчжурии и Корее, сопряженные с недопуском их на рынки контролируемых Англией районов Китая,

враждебность к имперской России ослабла настолько, что американцы не нашли оправдание революционному насилию.

Однако движение крестоносцев оставило глубокий след в американском общественном мнении.

Выводы:

В период между убийством Александра II (1881) и революционным потрясением (1905) небольшая, но влиятельная группа журналистов и активистов периодически побуждала американцев принять участие в крестовом походе, чтобы освободить и реформировать земли царей, погруженные во тьму и дурно управляемые. Как мы видели, эта миссия была обусловлена переориентацией евангелического рвения и филантропической энергии американцев. В противоположность романтическим русофилам, изображавшим Россию страной темных крестьян и одновременно глубокой духовности и благожелательного самодержавного правления, участники крестового похода против царизма утверждали, что русские по природе своей – демократический народ белой расы, скованный религией предрассудков и «средневековым» деспотизмом. По мере того, как миссионерское мышление теснило традиционное русофильство, Россию начинали все более рассматривать как огромное пространство, населенное людьми, которые в будущем станут новообращенными, и как тюрьму, заключенные которой жаждут освобождения.

Включение в миссию освобождения России от политических репрессий и религиозных гонений сопровождалось побочным эффектом: погруженность в проблемы России помогала американцам забыть о множестве внутренних неурядиц и проникнуться большей уверенностью в особых преимуществах США. В то время как русофилы вроде И.Хэпгуд грезили о том, что влияние русской культуры и русской духовности может помочь возродить разлагавшуюся капиталистическую цивилизацию, Дж.Кеннан и другие активисты выступали за кампанию по спасению России, которая бы вдохнула новую жизнь в глобальную миссию Америки.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

1906

Указ Императора « О реорганизации системы пограничных консульств России в Европе»

1.Военному и морскому министрерствам:

1.1.Снабдить наших консулов в пограничных местностях инструкцией от Генерального штаба и необходимыми сведениями о современной организации и расположении германской и австро-венгерской армии в приграничных провинциях.

1.2. Предоставить консулам шифр для сношений непосредственно с Генеральным штабом и командованием русских пограничных округов?

1.3. Совместно с ОСВАГом определить лиц, через которых предполагается передавать от консулов Генеральному штабу сведения чрезвычайной важности, и выработать словарь условного языка для таких сообщений

1.4. Определить должности в системе консульств для лиц ответственных за разведывательную деятельность и подобрать тщательно выбранных агентов, обладающих, кроме военных познаний, утонченным тактом, испытанностыо и добросовестностью.

2. Особому Департаменту предоставить МИДу, а МИДу включить в состав посольств России сотрудников для контроля работы пограничных консульств.

3. Никаких других шифров кроме как вышеуказанного военно-дипломатического и дипломатического в консульствах не хранить.

4. Уменьшить привлечение иностранных подданных к работе консульств , исключив любой их допуск к секретным материалам.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Французский посол в России написал официальную ноту с протестом против вскрытия его писем.

В ответ им были получены в МИДе России уверения в невозможности такого немыслимого события по отношению к союзнику.

Георгий I вызвал Директора ОСВАГа тайного советника 2-го класса В.И. Ромейко – Гурко.

-Что мы еще с почты получаем?

-нами завербован Главный почтмейстер Берлина.

-Бедный Вилли.

-почтмейстеры Парижа и Бухареста давно у нас на жаловании.

вся нужная для нас корреспонденция доставляется в наши миссии, посольства и консульства для перлюстрации прикомандированными сотрудниками красного кабинета.

-И все?

--работаем над другими столицами.

Работайте…

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

В присутствии министра Иностранных дел графа Ламсдорфа Заместитель директора Особого Департаментадействительный тайный советник Петр Николаевич Дурново? под расписку уведомил посла России в Австро-Венгрии об Императорском выговоре за задержку сообщения о раскрытии австрийцами военно-дипломатического шифра России, которое стало ему известно, на 2 дня и предупредил что в случае повторения подобного он будет привлечен к суду по обвинению в государственной измене.

В этот же день Император Георгий I в беседе с графом Ламсдорфом указал, что те послы, которые не только не признают совместной работы с военным агентом, но и стараются облечь деятельность подведомственных им канцелярий и свою собственную покровом тайны от него вызовут крайнее неудовольствие Императора. Как военные агенты обязаны всегда ориентировать посла в представляющих для него интерес военно-политических вопросах, так и посол обязан предоставлять сведения и разъяснения интересующие военного агента.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Военный агент в Швейцарии сообщил в Генеральный штаб, что из подслушанного разговора двух германских дипломатов он понял, что немцы в русском посольстве в Берлине имеют своего агента по фамилии Рехак.

Генеральный штаб запросил мнение военного агента в Берлине по этому вопросу. Ответ последнего раскрыл кошмарную картину безалаберности, беззаботности и халатности чиновников посольства.

Он доносил, что Юлиус Рехак действительно служил около 10 лет в русском посольстве в должности старшего канцелярского служителя. В его обязанности входили уборка помещения канцелярии посольства, покупка и выдача канцелярских принадлежностей, отправка почты, заделка курьерской почты, сдача и получение этой почты на вокзалах и пр. Кроме того, Юлиус, как его называли в посольстве, являлся комиссионером по каким угодно делам. Осведомленность его была поразительна. Во всех учреждениях и заведениях Берлина у него имелись «задние ходы».

Ясно, каким удобным для русской беззаботности человеком являлся Юлиус. Для того чтобы чины посольства и «высокие путешественники» еще более ценили Юлиуса, германские власти вообще и полиция в особенности помогали Юлиусу во всем. Он мог достать билеты на железную дорогу или в театр, когда они уже были распроданы, получить беспошлинно с таможни вещи или переслать их и т. д.

Когда военный агент поинтересовался у первого секретаря посольства, как они не боятся держать исключительно немецкую прислугу вообще и такую личность, как Юлиус, в особенности, тот с грустной улыбкой бессильного человека ответил: «Это невозможно. Если мы уволим Юлиуса, то германское министерство иностранных дел нас за это съест... Ведь мы его с поличным еще не поймали...».

У Юлиуса были ключи от помещения канцелярии посольства. Когда происходила уборка, а также ночью все шкафы посольства находились в его распоряжении. В посольстве имелось несколько хороших шкафов с секретными, но не шифрующимися замками. Ключи от этих шкафов находились в заделанной в стене кассетке, которая открывалась простым ключом. Потом ключи переложили в один из секретных шкафов. Однако вскоре у этого шкафа испортился замок. Никто не знал, как быть. Юлиус сразу пригласил слесаря, ему одному известного, который, как привычное дело, открыл шкаф в одну минуту... Осенью двое из чинов, подъезжая около 11 часов вечера к посольству, увидели ночного сторожа, стоявшего у приоткрытых ворот. Как только сторож заметил подъезжавших, он быстро шмыгнул в ворота и захлопнул их за собой. Чины посольства стали звонить, ибо своих ключей не имели. Только через порядочный промежуток времени тот же сторож, с заспанным лицом, открыл им дверь. «Вероятно, в канцелярии посольства шел обыск и надо было дать время захлопнуть шкафы и скрыться», — добавляет военный агент.

Только после этого случая Юлиус был заменен бывшим русским матросом, которого немцы начали бойкотировать.

«По слухам, — пишет военный агент, — у Юлиуса образовалось уже большое состояние. Он получал жалованья 100 марок в месяц, больше этого — «на чай» за комиссионерство и контрабанду. Полагаю, однако, что главный источник его доходов — разведка...

Начальник 2-го отдела ИНО ОУ ОСВАГа генерал-майор Я.Г. Жилинский ходатайствовал о награждении агента Юлиуса ( штабс-капитана ОКПС) орденом св. Анны 2-й степени.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Доклад военного министра «О разведывательной деятельности в Великобритании»

Военным агентом в Лондоне куплены за 13 000 рублей следующие документы :

«1. Хранимый под строгим секретом и трудно добываемый военный «Газеттир» Афганистана.

2. Укрепления Афганистана и их вооружение.

3. Новый план войны лорда Китченера в союзе с Афганистаном против России.

4. Военный договор с феодальными индийскими князьями, с замечаниями лорда Китченера.

5. «Газеттир», касающийся Персии и Малой Азии.

6. «Monthly minutes of India office», то есть ежемесячную сводку всех распоряжений и сведений индийского правительства.

7. Секретную дорожную карту Афганистана с укреплениями».

Военному агенту в Лондоне удалось склонить к сотрудничеству ряд агентов в Военном министерстве Англии, главное место из коих занимет агент, по кличке «Долговязый», получавший месячное жалованье в размере 150 фунтов стерлингов.

Имеются торостепенные агенты в министерствах иностранных дел, индийском . Эти агенты оплачивались также постоянно. Военный агент получил копии протоколов совещаний между главными штабами Лондона и Парижа по разработке общих военно-морских планов Англии и Франции , а также сущность соглашений между Англией и Францией по делам Китая, Персии и Турции». Все эти документы куплены за 1200 фунтов.

Е.И.В. соизволил начертать на докладе военного министра «Прекрасная работа»

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

После доклада военного агента в Австро-Венгрии полковника Марченко Императору ему увеличен отпуск финансовых средств с согласия Императора на 100 000 рублей в год. ОСВАГу и Особому Департаменту предложено всячески помогать военному агенту, как лицу выполняющему особую работу на Империю.

Началась создаваться легендарная сеть русской разведки в Австро-Венгрии «Круг Святого Вацлава». Многие детали ее неизвестны и по сей день.

К числу раскрытых на сегодняшний день е членов мы знаем адъютанта военного министра Австро-Венгрии майора Клингспора , поручика артиллерийского полка 27-й дивизии Квойко( в дальнейшем помощник начальника Генерального штаба Австро-Венгрии), полковники австрийского Генерального штаба Редль и Яндржек.

По непроверенной информации, которую и по сей день не раскрывает ОСВАГ, русскими агентами были как минимум 4 командующих корпусами Австро-Венгрии. Имена еще многих агентов, награжденных высшими орденами России до сих пор широкой публике не известны.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Начальник 2-го отдела ИНО ОУ ОСВАГа генерал-майор Я.Г. Жилинский ходатайствовал о награждении агента Юлиуса ( штабс-капитана ОКПС) орденом св. Анны 2-й степени.

Юлиус был двойным агентом и слал дезу и о его работе на ОСВАГ не знали в посольстве?

Я правильно понимаю?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

По непроверенной информации, которую и по сей день не раскрывает ОСВАГ, русскими агентами были как минимум 4 командующих корпусами Австро-Венгрии. Имена еще многих агентов, награжденных высшими орденами России до сих пор широкой публике не известны.

Не понял,завербованные иностранцы-предатели награждены русскими орденами?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Создайте учётную запись или войдите для комментирования

Вы должны быть пользователем, чтобы оставить комментарий

Создать учётную запись

Зарегистрируйтесь для создания учётной записи. Это просто!


Зарегистрировать учётную запись

Войти

Уже зарегистрированы? Войдите здесь.


Войти сейчас