Мир Королевы Барбары

[moscow_guest]

http://i2.guns.ru/forums/icons/forum_pictu...355/1355949.png это карта Северной Америки накануне Семилетней Войны.

<{POST_SNAPBACK}>

Отлично! От неё и буду танцевать. Завтра внесу окончательные изменения.

Огромнейшее мерси!

P. S. На новой версии карты почему-то Детройт снова французский.

<{POST_SNAPBACK}>

Изменения стёрлись!

Ну это тоже завтра поправлю.

Изменено 13 Jun 2011 пользователем moscow_guest

[MGouchkov]

moscow_guest писал:

Крупный город, центр торговли между двумя державами, почему не нужна?

Потому что для шведского Ниена, которому опасность угрожает с востока, значение "аванкрепости" имеет Нотебург.

При такой конфигурации границ и отношениях эти места не "центр торговли меж державами", но "медвежья" полоса для контрабанды. "Официальной торговле" через Ригу / Ревель куда ближе.

Изменено 13 Jun 2011 пользователем MGouchkov

[moscow_guest]

При такой конфигурации границ и отношениях эти места не "центр торговли меж державами", но "медвежья" полоса для контрабанды. "Официальной торговле" через Ригу / Ревель куда ближе.

<{POST_SNAPBACK}>

В РИ торговля Швеции и России через устье Невы шла регулярно. Здесь через него будут торговать те же самые регионы, что и там. Естественно, до уровня Ревеля или Риги город не дотянет, но вполне себе торговым центром останется.

Изменено 14 Jun 2011 пользователем moscow_guest

[Shnurre]

Огромное спасибо за новую карту.

Похоже, в этом мире у нас появится возможность увидеть Британию без выхода к Тихому Океану (то, что США остались только на восточном побережье, вроде, ясно из романа).

[MGouchkov]

moscow_guest писал:

В РИ торговля Швеции и России через устье Невы шла регулярно.

В РИ у московии не было для торговли с протестантской Швецией другого пути не через третью страну.

У Цесарства же в АИ прибалтика от Либавы до Гданьска.

А Швеция- католическая как был в АИ до этого значимое время Новгород...

А вот АИ Моонборг действительно вырисовывается чётко (и место для приключений соответствующее).

Естественно, до уровня Ревеля или Риги город не дотянет, но вполне себе торговым центром останется.

Древнейшее в РИ упоминание о Териоках (Зеленогорске), в шведских архивах за 13лохматый,- "..осуждён контрабандист из Териок..".

Изменено 14 Jun 2011 пользователем MGouchkov

[moscow_guest]

вот АИ Моонборг действительно вырисовывается чётко (и место для приключений соответствующее).

<{POST_SNAPBACK}>

А почему Моонборг? Он вроде бы в РИ прикрывал вход в Рижский залив. Здесь Рижский залив (а главное - сама Рига) Швеции не принадлежит, зачем же крепость на острове, который можно (двигаясь к Ревелю по Балтике с запада) без проблем обойти с моря? Как чисто базы для флота в Финском заливе достаточно того же Ревеля (или АИ-"Рогервика"/"Палдиски") и Гельсингфорса.

Изменено 14 Jun 2011 пользователем moscow_guest

[Олег]

В РИ торговля Швеции и России через устье Невы шла регулярно. Здесь через него будут торговать те же самые регионы, что и там.

<{POST_SNAPBACK}>

Кстати, если у шведов хватит ума не задирать таможенные пошлины, то железо с Урала будет идти в Варшаву через Неву.

[moscow_guest]

Кстати, если у шведов хватит ума не задирать таможенные пошлины, то железо с Урала будет идти в Варшаву через Неву.

<{POST_SNAPBACK}>

Эта идея мне нравится! Скажем, из Онежска (РИ-Петрозаводск). Логичный. хотя и несколько противоестественный транзит. Фредрика Гогенцоллерна хватит на то, чтобы извлечь из этого свою выгоду рациональным уровнем пошлин.

[Олег]

Скажем, из Онежска (РИ-Петрозаводск).

<{POST_SNAPBACK}>

Честно говоря, я имел ввиду уральское железо. ИМХО олонецкие заводы без Питера и балт. флота вряд ли сильно разовьются.

Фредрика Гогенцоллерна хватит на то, чтобы извлечь из этого свою выгоду рациональным уровнем пошлин.

<{POST_SNAPBACK}>

Если 80% из этого железа пойдут на экспорт, вытесняя шведское, могут быть очень интересные таможенные (а может и реальные) войны.

[MGouchkov]

moscow_guest писал:

А почему Моонборг? Он вроде бы в РИ прикрывал вход в Рижский залив.

У вас на карте граница меж Цесарством и шведской Эстляндией проходит точно посреди Моонзунда (Вяйнамери)

http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D1%8F%...%B5%D1%80%D0%B8

Весь Рижский залив, да- Цесарства, вместе с Ирбенским проливом.

http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%98%D1%80%...%BB%D0%B8%D0%B2

Его уже некая крепость/форт Цесарства должна бы охранять (АИ аналог батареи мыса Церель)

..зачем же крепость на острове, который можно (двигаясь к Ревелю по Балтике с запада) без проблем обойти с моря?

Обходу мористее можно противодействовать морфлотом, а вот оборона фланга возможного сухопутного фронта (линии) против десанта тн "гребным флотом" и требовала в РИ XVIIIом веке подобных сооружений.

***

Посмотрел вашу карту ещё раз. Да у вас весь Эзель (Саарема) - шведским остался! Его, и по берегам обоих проливов (и посреди побережья в Рижском заливе) шведам и укреплять и упреплять, какой Котлин!

А Цесарству- строить кресость возле мыса Домеснес (Колка)

Изменено 14 Jun 2011 пользователем MGouchkov

[moscow_guest]

Посмотрел вашу карту ещё раз. Да у вас весь Эзель (Саарема) - шведским остался! Его, и по берегам обоих проливов (и посреди побережья в Рижском заливе) шведам и укреплять и упреплять, какой Котлин!

А Цесарству- строить кресость возле мыса Домеснес (Колка)

<{POST_SNAPBACK}>

Посмотрел на карту непредвзято и пришёл к выводу, что Вы, коллега, правы. Устье Невы находится в глубине "шведского" Финского залива, так что рациональнее (и вполне по-фредриковски) прикрыть флотом и крепостями сам вход в залив, а не его "крайнюю точку". Тем более, что на момент начала строительства крепости Рига ещё принадлежит шведам.

Вывод - ПОКА никакой крепости на о.Ретусари-Котлин не будет, а будет она (т.е. на 1761 г. уже ЕСТЬ) на о.Моон-Муху, как Вы и предлагали.

Изменения на карту и в текст внесу ASAP.

У вас на карте граница меж Цесарством и шведской Эстляндией проходит точно посреди Моонзунда (Вяйнамери)

<{POST_SNAPBACK}>

Нет-нет, южнее. На карте видно, что северный "острый уголок" польско-шведской границы на побережье километров на 50 южнее острова Моон-Муху (соответствует примерно РИ-границе Латвии плюс километров двадцать в сторону Пернау-Пярну).

И вообще, по невнимательности я её нарисовал неправильно.

Наступление поляков в сторону Эстляндии шло не по побережью, так что оно осталось шведским уже километров на 50 на север от Риги. Просто я "выгнул дугу" не в ту сторону и теперь это тоже надо исправить.

Исправил карту. Текст на очереди.

Теперь и текст о Свеаборге приведён в соответствие.

Изменено 15 Jun 2011 пользователем moscow_guest

[moscow_guest]

Герцогиня и её герцог

По окончании Второй Войны за Бранденбургское наследство отношения Цесарства и Швеции стали стремительно, как по мановению волшебной палочки, улучшаться. Оба государя – и Фредрик Гогенцоллерн и Александр Собесский видели в войне не более, чем инструмент политики, причём далеко не самый главный. Понятие "войны ради славы" было им чуждо, хотя они охотно использовали такое стремление к славе у своих офицеров. Война закончилась – и хорошо, теперь продолжим нашу игру без использования мушкетов и пушек. Такова была логика обоих балтийских монархов.

Теперь ни Киев, ни Стокгольм не проявляли друг в отношении друга никакой враждебности, наоборот, и в Киеве и в Стокгольме государи демонстрировали свою исключительную любезность к послам недавнего противника, а также обменивались исключительно учтивыми письмами. Фредрик, как воплощение рационализма, пришёл к выводу, что война с Цесарством представляла бы для Швеции слишком большой риск в соотношении с возможными приобретениями. В его планах на первом месте стояла "датская проблема" – копенгагенскоий двор не укрывал своих реваншистских устремлений в отношении Норвегии. При наличии "датской опасности", в шведских жизненных интересах было иметь самые лучшие отношения с двором в Киеве.

Александр же поддерживал "почти союз" с Фредриком (в частности, регулярно "не замечал" писем своей сестры Анны-Кристины Датской с предложением возобновления антишведского блока) потому, что стремился заручиться поддержкой или хотя бы нейтралитетом Гогенцоллерна в вопросе о кандидатуре нового бранденбургского герцога. Поначалу в Бранденбурге правил "триумвират" – генералы фон Цитен и фон Зейдлиц, а, кроме того, неофициально "надзиравший" за ними посол Цесарства Станислав-Антоний Понятовский. Отрекшийся от престола Карл-Фридрих-Альбрехт безвыездно проживал в своём поместье и не проявлял ни малейшего намерения вмешиваться в государственные дела. Тем не менее, он самим своим существованием препятствовал любым планам официального избрания нового герцога. Мария-Терезия и её супруг император Франц I Лотарингский по-прежнему признавали герцогом и электором Бранденбурга именно его и никого другого – о чём был прямо проинформирован цесарский посол в Вене.

Но в июне 1762 г. эта проблема "приказала долго жить" – вместе с самим Карлом-Фридрихом-Альбрехтом Гогенцоллерном. После его смерти между Киевом и Веной "заискрилось". Герцог Бранденбургский был имперским электором – и, с формальной точки зрения, вопрос о его наследнике при отсутствии бесспорной кандидатуры должен был быть решён императором. В Вене ещё не приняли конкретного решения, колеблясь в выборе "своего" кандидата – от одного из "побочных" Гогенцоллернов (чтобы "сохранить преемственность") до одного из бранденбургских генералов (чтобы создать там "австрийскую партию"). Были даже планы передать титул электора шведскому королю, но Фредрик Молодой не намеревался отступать от Штеттинского договора "ни на йоту" – о чём и сообщил австрийскому послу.

Естественно, канцлера Меншикова и самого Александра "австрийские кандидаты" ни в коем случае не устраивали – не для того цесарские солдаты проливали свою кровь, чтобы Бранденбург слушался кого-то, кроме Цесарства. У Александра было всё, чтобы поставить на своём – в первую очередь гарнизоны гетмана Виссариона Госевского, стоявшие в почти каждом крупном городе герцогства. Их присутствие сильно помогало послу Понятовскому в обеспечении необходимого влияния на дела в Бранденбурге. Другим "фактором", укреплявшим польские позиции в Бранденбурге, была очаровательная супруга цесарского посла. София Понятовская великолепно разбиралась в людях (некоторые говорили, что делает это значительно лучше, чем её муж) и умела найти к каждому индивидуальный подход.

Между прочими – к члену "триумвирата", "неукротимому кавалеристу" генералу Фридриху-Вильгельму фон Зейдлицу. Генерал поддерживал близкие контакты со Станиславом-Антонием Понятовским ещё со времени их памятной "ландсбергской сделки", но только супруга польского посла смогла окончательно превратить его в твёрдого сторонника Цесарства. "Твёрдого", естественно, только в той степени, в какой это было возможно в нестабильных реалиях Бранденбурга, где все успели привыкнуть к "быстрой смене сторон". "Злые языки" утверждали, что красавица София использовала в качестве главного аргумента в переговорах с гусарским генералом отнюдь не слова, а иные, более "постельные" аргументы. Так утверждали, в частности, послы Австрии и Саксонии в депешах своим государям. Польский посол, впрочем, не прислушивался к подобным сплетням о своей любимой жене. Он по прежнему был счастлив тем, что в апреле 1762 г. супруга подарила ему дочь Марию-Александру (получившую имена в честь матери и бабки царствующего монарха).

Несомненно, не без влияния неутомимой "Софи" в Бранденбурге возникло оригинальное решение вопроса о кандидатуре нового герцога. В ноябре 1762 г. в Берлине собрался бранденбургский ландтаг. Представители местных сословий собрались, чтобы высказать своё мнение при обсуждении кандидатуры своего нового монарха. Ещё до его начала Зейдлиц и его люди "провели работу" с приехавшими депутатами. В результате на заседании 23 ноября ландтаг от имени жителей Бранденбурга предложил занять трон "его превосходительству Станиславу-Антонию Понятовскому, испытанному другу несчастного народа Бранденбурга". Посол, которому предложили стать герцогом, не был, однако, так поражён этой честью, как можно бы было ожидать. Он принял депутатов ландтага, поблагодарил за избрание, но ответил, что не может взойти на трон Бранденбурга без согласия на то своего цесаря.

Вместе с Понятовским и его супругой на этой церемонии в резиденции цесарского посла присутствовал и фон Зейдлиц (мемуаристы отмечали, что он стоял непосредственно за спиной Софии), но отсутствовал третий "триумвир" фон Цитен. Оттеснённый "в сторону" альянсом Понятовский-Зейдлиц, он сослался на своё слабое здоровье и выехал за границу, в австрийский Карлсбад "на воды". Кстати, тем "одним из бранденбургских генералов", фигурировавших в так и нереализованных планах венского двора, был именно он.

Получив (благодаря усилиям жены и её "сердечного друга") официальную поддержку сословий, Понятовский стал главным "процесарским" кандидатом на бранденбургский трон. Обоих Александров – цесаря и канцлера, почтительное письмо посла в Бранденбурге, где он в исключительно осторожных выражениях просил у цесаря согласия на свой "переход в новый статус", невероятно рассмешило. "Ну что же, дядя", – сказал Александр Собесский Александру Меншикову, – "теперь Вам придётся называть своего бывшего слугу не иначе, как 'Ваше Высочество'!". Информация о ноябрьском решении ландтага не стала для Киева неожиданностью – цесарь получал письма не только от своего посла, но и от его супруги, так что он (и его дядя-канцлер, естественно) был в курсе предстоящих событий и полностью их одобрял.

Осторожный Понятовский на бранденбургском троне гарантировал Цесарству свою верность – "граф Олек" был уверен, что у него просто не хватит ума на "успешную" измену. Разумеется, его супруга была лишена этого недостатка, но без поддержки Цесарства и без влиятельных родных в Германии она значила бы немного – всего лишь ещё одна амбициозная одинокая женщина. Поэтому в её собственных интересах было бы держаться цесаря и следовать его политике. Цесарь дал согласие на принятие Станиславом-Антонием Понятовским бранденбургского трона. Разумеется, это вызвало протест посла императора Франца I, а Мария-Терезия на аудиенции очень остро и язвительно выразилась в присутствии цесарского посла и посла Бранденбурга о Софии Понятовской, но это не имело значения – у Вены не осталось уже никаких "рычагов влияния" на ситуацию.

15 января 1763 г. Понятовский вступил на трон Бранденбурга под именем Станислава-Августа I. И уже на следующий день получил среди берлинских остряков титул "герцога при своей герцогине".

Изменено 17 Jun 2011 пользователем moscow_guest

[moscow_guest]

Путешествие на юг<br><br>С апреля по июль 1763 года Александр Собесский находился в большой поездке по южным областям своей империи. Первая его длительная остановка была в устье Днепра, где по утверждённому им плану была произведена закладка нового города, в перспективе второй (после Александрова) базы флота, крупной верфи и крупнейшего торгового порта на Чёрном море. Местный воевода уговорил цесаря провести торжественную церемонию присвоения имени будущей черноморской цитадели в присутствии гарнизона и строительных рабочих, составлявших пока что единственных его жителей. Александр изъявил согласие, и церемония "крещения" прошла без сучка и без задоринки. Имя для нового города цесарь, не мудрствуя лукаво, выбрал из календаря. В этот день (30 апреля) именины обходил, между прочими, Квирин. Цесарю пришлось по душе латинское имя для будущего оплота империи, и универсалом от 30 апреля 1763 г. днепровский порт получил имя "Квиринов".<br>Из Квиринова монарх двинулся сушей дальше вглубь Черноморской комиссарии – в Крым. Он осмотрел ханский дворец в Бахчисарае (зрелище постепенно приходящей в упадок былой роскоши произвело на него гнетущее впечатление), осмотрел виноградники и попробовал местное вино (по его мнению, неплохое, но всё ещё уступающее "коренному" молдавскому), и, разумеется, проинспектировал столицу комиссарии – Александров, поднялся на борт флагмана Черноморского флота (50-пушечника "Цесарь Якуб Собесский", построенного в Воронеже) и осмотрел крепость на берегу Ахчиарской бухты. Материальное воплощение силы Цесарства на Чёрном море произвело на него неизгладимое впечатление.<br>Покинув Александров на фрегате "Св.Станислав", цесарь обогнул Южный Берег Крыма и задержался на несколько дней в Кафе. Он нашёл город в запустении после изгнания оттуда большей части татар. Для привлечения новых жителей (а в особенности – купцов) городу был дарован ряд льгот, в том числе торговых. Затем цесарь изменил план поездки – в то время как его ждали в Азове, он дал волю своей любознательности и приказал капитану плыть не через Керченский пролив на север, а в сторону турецкой границы на юг. Монарх много слышал о Кавказских горах на границе Европы и Азии (ещё в 1730-х гг. Цесарская Академия Наук определила в качестве границ Европы не Дон, как считалось со времён Полибия и Страбона, а Урал и Кавказ) и страстно желал увидеть их заснеженные вершины собственными глазами. <br>"На всякий случай" цесарский фрегат шёл не один, а в сопровождении ещё двух фрегатов: "Св.Катажина" и "Черкасск". Адмиралы не желали вводить турок "в искушение" возможностью лёгкого захвата в плен польского государя. Неподалёку от устья р.Хоста цесарь сошёл на берег. Местные жители, обеспокоенные появлением вблизи их селения военных кораблей и высадкой на берег каких-то вооружённых людей, вышли навстречу пришельцам с саблями и заряженными ружьями. Инцидент, впрочем, скоро выяснился – узнав, кто именно стоит перед ними, они преклонили перед Александром колена, а затем пригласили на устроенный в честь его прибытия праздник. В дальнейшем убыхи (так называлось проживавшее в этой местности племя) очень гордились тем, что их государь начал своё посещение Украины именно с их земель и даже в честь этого события переименовали своё селение около устья Хосты в "Цесарский Брод" (в дальнейшем это название распространилось и на возникший поблизости город). <br>Наконец в середине мая Александр Собесский прибыл в Азов. Ожидавшие его гетман Чекельский и казацкая старшина перевели дух, а то задержка прибытия цесаря порождала всевозможные слухи: от грядущей опалы гетмана до скорого начала новой войны с турками. Поэтому (опять же на всякий случай), торжества превосходили всякую меру. Достаточно сказать, что для цесаря был выстроен специальный деревянный дворец, в котором несколько дней подряд устраивались балы и приёмы. Александра, впрочем, больше интересовали не банкеты, а состояние азовских укреплений. Наконец, на третий день он прервал празднества и отплыл на своей галере вверх по Дону в Черкасск. Наученный горьким опытом, князь Мартин выслал в столицу гонца с приказом отменить все запланированные торжества и ограничиться самым скромным приёмом.<br>Несмотря на чрезмерную "заботливость" локальных властей, цесарь остался доволен своей инспекцией украинской столицы. Как состояние фортификаций, так и вооружение и выправка войск черкасского гарнизона не вызвали его нареканий. Сам Черкасск ему, правда, не понравился – улицы комиссариальной столицы были, по его мнению, чересчур грязными. По словам смущённого гетмана, виновато в этом была не городское начальство, а случившееся за пару недель до приезда цесаря наводнение. Факт, что столица Украины регулярно заливается водой, вызвал озабоченность Александра – он предложил Чекельскому выбрать для неё новое, не столь "опасное" место. Но пока что всё оставалось по-прежнему – и у Цесарства и у комиссарии были и другие, более важные проблемы.<br>Из Черкасска путь цесарской галеры лежал в Воронеж – на тот момент центр черноморского кораблестроения. Здесь государь остался надолго – почти целый месяц он осматривал верфи, разговаривал с моряками и мастерами, вникал в технические и организационные детали. При нём был спущен на воду 50-пушечный корабль "Цесарь Ян Собесский", а также фрегат и шлюп. По словам очевидцев, лицо монарха в этот момент припоминало "лицо охотника, наблюдающего за своей новой гончей".<br>Из Воронежа Александр вернулся в Киев верхом во главе кавалькады всадников, не воспользовавшись приготовленной для него каретой. По дороге он задержался на поле старой битвы возле Конотопа, где почти сто лет назад "родилось" его Цесарство. Он многое видел и многое обдумал. Теперь ему предстояло многое сделать. <br><br>

[moscow_guest]

Путешествие на юг

С апреля по июль 1763 года Александр Собесский находился в большой поездке по южным областям своей империи. Первая его длительная остановка была в устье Днепра, где по утверждённому им плану была произведена закладка нового города, в перспективе второй (после Александрова) базы флота, крупной верфи и крупнейшего торгового порта на Чёрном море. Местный воевода уговорил цесаря провести торжественную церемонию присвоения имени будущей черноморской цитадели в присутствии гарнизона и строительных рабочих, составлявших пока что единственных его жителей. Александр изъявил согласие, и церемония "крещения" прошла без сучка и без задоринки. Имя для нового города цесарь, не мудрствуя лукаво, выбрал из календаря. В этот день (30 апреля) именины обходил, между прочими, Квирин. Цесарю пришлось по душе латинское имя для будущего оплота империи, и универсалом от 30 апреля 1763 г. днепровский порт получил имя "Квиринов".

Из Квиринова монарх двинулся сушей дальше вглубь Черноморской комиссарии – в Крым. Он осмотрел ханский дворец в Бахчисарае (зрелище постепенно приходящей в упадок былой роскоши произвело на него гнетущее впечатление), осмотрел виноградники и попробовал местное вино (по его мнению, неплохое, но всё ещё уступающее "коренному" молдавскому), и, разумеется, проинспектировал столицу комиссарии – Александров, поднялся на борт флагмана Черноморского флота (50-пушечника "Цесарь Якуб Собесский", построенного в Воронеже) и осмотрел крепость на берегу Ахчиарской бухты. Материальное воплощение силы Цесарства на Чёрном море произвело на него неизгладимое впечатление.

Покинув Александров на фрегате "Св.Станислав", цесарь обогнул Южный Берег Крыма и задержался на несколько дней в Кафе. Он нашёл город в запустении после изгнания оттуда большей части татар. Для привлечения новых жителей (а в особенности – купцов) городу был дарован ряд льгот, в том числе торговых. Затем цесарь изменил план поездки – в то время как его ждали в Азове, он дал волю своей любознательности и приказал капитану плыть не через Керченский пролив на север, а в сторону турецкой границы на юг. Монарх много слышал о Кавказских горах на границе Европы и Азии (ещё в 1730-х гг. Цесарская Академия Наук определила в качестве границ Европы не Дон, как считалось со времён Полибия и Страбона, а Урал и Кавказ) и страстно желал увидеть их заснеженные вершины собственными глазами.

"На всякий случай" цесарский фрегат шёл не один, а в сопровождении ещё двух фрегатов: "Св.Катажина" и "Черкасск". Адмиралы не желали вводить турок "в искушение" возможностью лёгкого захвата в плен польского государя. Неподалёку от устья р.Хоста цесарь сошёл на берег. Местные жители, обеспокоенные появлением вблизи их селения военных кораблей и высадкой на берег каких-то вооружённых людей, вышли навстречу пришельцам с саблями и заряженными ружьями. Инцидент, впрочем, скоро выяснился – узнав, кто именно стоит перед ними, они преклонили перед Александром колена, а затем пригласили на устроенный в честь его прибытия праздник. В дальнейшем убыхи (так называлось проживавшее в этой местности племя) очень гордились тем, что их государь начал своё посещение Украины именно с их земель и даже в честь этого события переименовали своё селение около устья Хосты в "Цесарский Брод" (в дальнейшем это название распространилось и на возникший поблизости город).

Наконец в середине мая Александр Собесский прибыл в Азов. Ожидавшие его гетман Чекельский и казацкая старшина перевели дух, а то задержка прибытия цесаря порождала всевозможные слухи: от грядущей опалы гетмана до скорого начала новой войны с турками. Поэтому (опять же на всякий случай), торжества превосходили всякую меру. Достаточно сказать, что для цесаря был выстроен специальный деревянный дворец, в котором несколько дней подряд устраивались балы и приёмы. Александра, впрочем, больше интересовали не банкеты, а состояние азовских укреплений. Наконец, на третий день он прервал празднества и отплыл на своей галере вверх по Дону в Черкасск. Наученный горьким опытом, князь Мартин выслал в столицу гонца с приказом отменить все запланированные торжества и ограничиться самым скромным приёмом.

Несмотря на чрезмерную "заботливость" локальных властей, цесарь остался доволен своей инспекцией украинской столицы. Как состояние фортификаций, так и вооружение и выправка войск черкасского гарнизона не вызвали его нареканий. Сам Черкасск ему, правда, не понравился – улицы комиссариальной столицы были, по его мнению, чересчур грязными. По словам смущённого гетмана, виновато в этом была не городское начальство, а случившееся за пару недель до приезда цесаря наводнение. Факт, что столица Украины регулярно заливается водой, вызвал озабоченность Александра – он предложил Чекельскому выбрать для неё новое, не столь "опасное" место. Но пока что всё оставалось по-прежнему – и у Цесарства и у комиссарии были и другие, более важные проблемы.

Из Черкасска путь цесарской галеры лежал в Воронеж – на тот момент центр черноморского кораблестроения. Здесь государь остался надолго – почти целый месяц он осматривал верфи, разговаривал с моряками и мастерами, вникал в технические и организационные детали. При нём был спущен на воду 50-пушечный корабль "Цесарь Ян Собесский", а также фрегат и шлюп. По словам очевидцев, лицо монарха в этот момент припоминало "лицо охотника, наблюдающего за своей новой гончей".

Из Воронежа Александр вернулся в Киев верхом во главе кавалькады всадников, не воспользовавшись приготовленной для него каретой. По дороге он задержался на поле старой битвы возле Конотопа, где почти сто лет назад "родилось" его Цесарство. Он многое видел и многое обдумал. Теперь ему предстояло многое сделать.

Изменено 19 Jun 2011 пользователем moscow_guest

[moscow_guest]

Застенчивая невеста

Вернувшись в столицу, цесарь пригласил к себе маршалов Сейма и Сената. Дело, к которому он собирался теперь приступить, было не столь впечатляющим, сколь назревшим и необходимым. За последние десятилетия правовая система Цесарства весьма усложнилась. Сейм утверждал законы (конституции), цесарь издавал универсалы – и все эти правовые акты во многих случаях принимались под влиянием требований текущей ситуации, но оставались в силе надолго, противореча один другому в различных пунктах. Особенно "прославилась" количеством принимаемых конституций эпоха "Золотой Вольности" (1740-1753), когда послы руководствовались в первую очередь соображениями, имевшими мало общего с государственными интересами.

Передвигаться в этом "правовом море" было нелегко. Далеко не всякий адвокат мог разобраться в хитросплетении статей, параграфов и примечаний. Тем более что внутренние противоречия в законодательстве позволяли ссылаться одной из сторон на один закон, а другой – на другой. Путаница усугублялась наличием "комиссариальных законов", во многом противоречащих актам, утверждаемым центральными органами власти.

Поэтому на аудиенции с маршалами Александр поднял вопрос о немедленном проведении упорядочения и кодификации существующих законов. Эта работа должна была стать для Сейма и Сената первоочередной задачей. Более подробно цесарь изложил своё видение этого вопроса во время своего выступления на совместном заседании обеих Палат 30 июля 1753 г.

Речь цесаря (позже её развёрнутый вариант был опубликован отдельной брошюрой под названием "О законах Цесарства" – современники обратили внимание на схожесть названия с заглавием знаменитого трактата Монтескье "О духе законов") была посвящена предстоящему началу работы по разработке нового кодекса законов.

Монархия объявлялась наилучшей формой государственного устройства. Монарх, согласно Александру – главный источник власти, он "соединяет" общество, создаёт и толкует законы и, вообще, отвечает перед Богом за "блаженство и процветание вверенного ему государства". Вместе с тем, в условиях такой большой страны, как Цесарство, даже цесарь не может охватить своей мыслью все без исключения уголки края и учесть все народные нужды. Поэтому он нуждается в органе народного представительства – Цесарском Сейме. Но и Сейм не может учесть всех локальных нужд – это уже задача Сеймов Комиссариальных. Чтобы не возникало путаницы, закон должен чётко определять круг тех вопросов, которые дозволено обсуждать на уровне комиссарии, и тех, которые подлегают исключительно ведению центральной власти.

Взаимодействие цесаря и Сейма должно, утверждал Александр, подчиняться гармонии. Цесарь доверяет мнению Сейма, особенно в вопросах финансов, а Сейм доверяет воле цесаря. Для этого все принимаемые Сеймом законы должны быть утверждены монархом. Принятые Сеймом и утверждённые цесарем законы обязательны к исполнению для всех подданных цесаря и на всей территории Цесарства. За исполнением законов должна следить подчинённая цесарю "средняя власть" – так Александр Собесский называл власть исполнительную. Роме законов, существуют подзаконные акты (к ним, в частности, относились цесарские универсалы). Они имеют ограниченный срок действия и могут быть отменены в зависимости от "нужд момента" ("potrzeb chwili").

Те лица, каковые не исполняют законов, подлежат неизбежному наказанию. Они попадают под юрисдикцию власти судебной. Власть судебная, по мнению цесаря, не должна зависеть ни от Сейма, ни от "средней власти". Высший надзор за судьями принадлежит исключительно самому цесарю. В уголовном законодательстве действует принцип "Neminem captivabimus", т.е. никто не может быть подвергнут заключению без решения суда. Исключением являются только "государственные преступления" ("przest?pstwa stanu"), связанные со злоумышленными действиями против "государственного порядка" и лично монарха.

Государство – это единый организм, провозглашал цесарь Александр (повторяя в этом своего противника Фредрика Шведского). И подобно, как в любом организме каждый член выполняет свою функцию, так и в государстве предназначенную ему функцию должно выполнять каждое сословие. Программа Александра была программой сословного общества – отмена сословий была бы губительна для Цесарства. Цесарь упомянул о свободе. Под ней он понимал "спокойствие духа. проистекающее от сознания собственной безопасности". Свобода, вместе с тем, не является абсолютной и не может подчинить себе "государственную гармонию". В качестве отрицательного примера "злоупотребления свободой" Александр приводил недавнюю эпоху "Золотой Вольности", приведшую Цесарство к "великим потрясениям". Вопрос об отмене крепостного права не поднимался – оно по-прежнему должно было составлять основу экономики Цесарства.

Для обсуждения и подробной разработки предстоящей законодательной реформы Сейм и Сенат утвердили специальную комиссию, получившую название "Большой Комиссии" ("Wielka Komisja"). Задачи, которые стояли перед ней, действительно были великими – предстояло подробно разобрать существующее законодательство и внести в него изменения с учётом пожеланий цесаря и мнений на местах. Впрочем, послы были к этому готовы – как-никак именно в этом и заключались их прямые обязанности.

Пока Большая Комиссия изучала и обрабатывала собранные материалы, цесарь и его канцлер решали текущие вопросы. Одним из них был вопрос о женитьбе Александра. Рассматривались различные кандидатуры. Дело, однако, решил случай. В 1764 г. была достигнута договорённость между регентом Саксонии Францем-Ксаверием (он возглавил Саксонию после смерти своего брата Августа и племянника Фридриха-Кристиана) и венским двором о женитьбе овдовевшего наследника австрийского трона эрцгерцога Иосифа на дочери покойного электора Марии-Кунигунде (на тот момент 24 года). Жених и невеста встретились в Теплиц, неподалёку от саксонско-австрийской границы. Мария-Кунигунда при этом так разволновалась, что не смогла произнести ни единого слова, кроме "Да, Ваше Высочество". Эрцгерцог вернулся в Вену, объявив о расторжении помолвки.

Услышав об этом, канцлер Меншиков решил действовать немедленно. Александра не было в Киеве (он инспектировал войска в Короне), поэтому старый канцлер предпринял смелую акцию на собственный страх и риск. Он отправил двух курьеров – одного в Дрезден с письмом "от имени и по поручению цесаря" с предложением выдать Марию-Кунигунду за своего государя, а другого – во Львов к Александру с изложением своего плана "перехвата" саксонской невесты и извинениями за свою "чрезмерную смелость". Александр Собесский, однако, и не подумал обижаться, оценив всю красоту меншиковской комбинации, позволяющей "увести" невесту (а вместе с ней и Саксонию) из-под носа своего австрийского "брата". Он (ещё из Львова) написал учтивое письмо Францу-Ксаверию с подтверждением слов своего канцлера и вернулся в Киев. "Вы без меня меня женили, дядюшка", – весело сказал он "графу Олеку", – "но я не в обиде. Австрияку не по душе застенчивая невеста, а по мне так – в самый раз. Молчаливая жена – о чём ещё можно мечтать?".

Иосиф, вернувшись в Вену, собирался продолжить переговоры о саксонской женитьбе – на этот раз на кузине Марии-Кунигунды. Но регент, обиженный "афронтом", который достала в Теплиц его племянница, уже согласился на нового жениха для неё. Не последним аргументом стало для него согласие цесаря "пойти навстречу" саксонскому двору в некоторых финансовых вопросах. Александр оказался щедрее Иосифа, что в немалой степени способствовало успеху высочайшего сватовства. Императору Иосифу II (к этому времени его отец Франц I уже скончался) пришлось "кусать локти" – в марте 1765 г. Мария-Кунигунда фон Веттин стала супругой цесаря Александра I, а Саксония – союзником Цесарства Многих Народов.

К сожалению, канцлеру Меншикову не удалось увидеть своего успеха – 27 ноября 1764 г. он скончался в своём киевском дворце. Новое время – новые люди.

Изменено 26 Jun 2011 пользователем moscow_guest

[Владислав]

Европа после Штеттинского мира (1761 г.)

Увеличить в новом окне

У вас на карте почему-то затоплено Рыбинское водохранилище, которого тогда небыло

[moscow_guest]

У вас на карте почему-то затоплено Рыбинское водохранилище, которого тогда небыло

<{POST_SNAPBACK}>

Действительно - не обратил внимание на современную карту!

Исправлю.

Хотя есть подозрение, что на современной карте есть ещё пара-другая "анахроничных"водохранилищ.

Кстати, на 1761 г. не отмечена Корсика, как независимое государство - выглядит, как часть Генуи. Тоже исправлю в ближайшее время.

Изменено 25 Jun 2011 пользователем moscow_guest

[Владислав]

И Ещё один вопрос.

Как так получилось, что в Цесарстве основной язык польский, ведь русских (москали, хохлы, литвины) больше, чем поляков во всех слоях населения?

[moscow_guest]

Как так получилось, что в Цесарстве основной язык польский, ведь русских (москали, хохлы, литвины) больше, чем поляков во всех слоях населения?

<{POST_SNAPBACK}>

Польский - это местная "lingua franca". В смысле - был "lingua franca" шляхты и купечества на момент объединения Королевства и Царства (1670-е гг.). А после создания Цесарства со столицей в Киеве (чему предшествовала кровавая война с Михаилом Вишневецким и Степаном Разиным, изрядно сократившая удельный вес украинской шляхты), ВКР из-за наплыва шляхты со всех сторон (говорящей между собой по-польски) постепенно полонизировалась. Сторонники независимого ВКР ушли в "вишневчики", проиграли и остатки их бежали на Дон и Кубань, где возникла местная АИ-Украина. А в Киеве воцарился польский язык.

В Литве и в РИ шляхта полонизировалась уже к XVII в., а здесь и подавно.

В Москве же по-прежнему польский - только как "язык межнационального общения", между собой там употребляется "москворусский язык". С точки зрения столицы - блажь, но так как никто не подозревает москворусов в нелояльности цесарю, то против этого не возражают.

[Владислав]

Спасибо за пояснения

[LAM]

Кстати, на 1761 г. не отмечена Корсика, как независимое государство - выглядит, как часть Генуи. Тоже исправлю в ближайшее время.

<{POST_SNAPBACK}>

А разве есть карты РИ, на которых Корсика - независимая? Да реальная ситуация на Корсике 18-го века - сам чёрт ногу сломит, но официально, до 1768-го года остров принадлежит Генуе.

[moscow_guest]

А разве есть карты РИ, на которых Корсика - независимая? Да реальная ситуация на Корсике 18-го века - сам чёрт ногу сломит, но официально, до 1768-го года остров принадлежит Генуе.

<{POST_SNAPBACK}>

Формально да, но фактически в 1755-1768 на острове существовала независимая республика, власти которой не подчинялись Генуе и даже вели переговоры о союзе с Англией.

Кстати, сама по себе интересная развилка - Англия поддерживает корсиканцев против Франции (в РИ они плюнули на Средиземноморье в преддверии ожидаемого мятежа в американских колониях) и в результате Корсика остаётся независимой. Ну и, как следствие, некий Н.Буонапарте так и не становится офицером французской королевской армии... :rofl:

Изменено 26 Jun 2011 пользователем moscow_guest

[moscow_guest]

Новое время для Нового Света

Война за Отвоевание подтвердила силу французского оружия на Североамериканском континенте. Главным "канадским триумфатором" стал после гибели Монкальма губернатор Новой Франции маркиз де Водрейль (его удостоили специальной торжественной аудиенции), хотя, естественно, свою долю славы получили и военные, и моряки. Людовик XV наградил маркиза (не считая десяти тысяч ливров ренты) Большим крестом ордена Святого Людовика. Раздавались, однако, голоса, требовавшие не наградить, а наказать губернатора. Ему ставили в вину огромные расходы, "не всегда обоснованные", которые были сделаны за время его многолетнего пребывания на своём посту. Но король не желал портить атмосферу всеобщего ликования какими-то меркантильными претензиями к герою. "Победителей не судят", – объявил он с высоты своего трона и закрыл несостоявшееся "канадское дело". Но после окончания фейерверков, балов и торжественных приёмов в Версале перед королевством встал вопрос: что дальше?

Возможно, Водрейль и не был безупречен, но в делах вверенной ему колонии он разбирался. Тем более, что он имел много возможностей всё обдумать в период британской блокады американского побережья. А также споров (переходящих в ссоры и скандалы) с покойным Монкальмом, где неоднократно поднимался вопрос о дальнейших перспективах французской Америки, что в случае победы, что в случае поражения. Они были сданы только на собственные силы – и сил этих было явно недостаточно. Губернатор прекрасно понимал, что колонию удалось отстоять только благодаря помощи из метрополии – если бы блокада продержалась хотя бы ещё год, исход войны был бы совсем другим. Так он и доложил своему суверену во время совещания, посвящённому дальнейшей судьбе Новой Франции.

Доклад был долгим – Водрейль представил королю и королеве (Генриетта живо интересовалась положением дел в Новом Свете) не только собственные впечатления, но и таблицы с многочисленными цифрами, иллюстрировавшими подробности франко-британского расклада сил в Северной Америке. Нарисованная губернатором картина выглядела неутешительно – силы Британии превосходили силы Новой Франции в несколько раз. Само только население британских колоний вдоль атлантического побережья составляло около полутора миллионов человек против примерно восьмидесяти тысяч жителей Канады и десяти тысяч (по самым оптимистическим оценкам) – Луизианы. Кроме того, в число канадцев влились те несколько тысяч жителей Акадии, которые были депортированы британцами в начале Войны за Отвоевание, и теперь, согласно условиям Парижского договора, возвратились назад. Возвращение жертв "Великого Переполоха" не могло, однако, изменить подавляющего демографического перевеса британцев.

Во время войны "под ружьё" были поставлены практически все мужчины, способные держать оружие, и, тем не менее, смогли только замедлить продвижение британских войск в направлении Квебека. Вместе с тем, в ходе войны у французов выявилось преимущество перед британцами – отношения с индейцами, в конце войны открыто вставшими на французскую сторону, были близки к идеалу. Без помощи индейских отрядов оборона Канады и последующее наступление стало бы невозможным. Без участия микмаков Монкальму бы никак не удался бы его знаменитый "бросок к Галифаксу", а отсутствие в британском тылу восстания полковника де Понтиака позволило бы Амхерсту бросить все свои силы на Квебек и Монреаль. И что бы делали французские войска без многочисленных индейских проводников и разведчиков?

Поэтому Водрейль предложил королю Людовику сделать ставку на союз с индейцами. Даже больше – на полную интеграцию индейцев в общество Новой Франции. Формально индейцы уже "были" королевскими подданными, вот только сами ещё об этом не знали. Теперь же Начало уже было положено решением короля официально присвоить индейскому вождю офицерский чин и возвести в дворянское достоинство. Сам полковник де Понтиак, кстати, тоже прибыл в Версаль вместе с губернатором, произведя при королевском дворе фурор.

В многочисленных воспоминаниях современники отмечали гордость, с которой "этот дикарь" носил французский мундир. Ещё большее впечатление в Париже и Версале произвёл головной убор новоиспечённого виконта (Людовик XV даровал ему титул "виконта дез Утауэ"), представлявший собой обычную французскую офицерскую треуголку, но украшенную по всему своему периметру орлиными перьями. Такие же треуголки (только с меньшим количеством перьев) носили и сопровождавшие его индейские офицеры. Снять перья и привести свои шляпы в "цивилизованный" вид они, однако, отказывались наотрез, так что дело неоднократно доходило до скандалов и ссор. Впрочем, при аудиенции у короля он охотно объяснил причину своей неуступчивости. Каждое перо в таком головном уборе обозначало тот или иной подвиг или великое деяние, совершенное на войне или на охоте, т.е. выполняло ту же самую функцию, что медаль или орден. Головной убор из перьев был частью традиционной боевой одежды индейцев, поэтому они и "присоединили" его к европейским военным мундирам. Логично, что отказаться от "полагающихся" ему "знаков отличия" было бы для уважающего себя индейца позором.

Итак, после встречи с виконтом Утауэ и совещания с Водрейлем король утвердил предложения последнего. 25 июня 1765 г. он издал ордонанс о создании в Новой Франции "Королевского Корпуса Стражей Границы" ("Corps Royale des Gardes de Fronti?re"). В ведение "стражей" передавалась практически вся южная граница Канады и восточная – Луизианы, отныне составлявшая "Пограничный Край" ("Pays de Fronti?re"). Пограничный Край подчинялся – и это было новым во французской практике – интенданту, не назначаемому королём, а выбираемому советом представителей местных племён. Интендант "Границы" (как вскоре стали сокращённо называть новый регион), впрочем, подчинялся генеральному губернатору Новой Франции. Фактически это было официальным признанием права индейцев на автономию в составе Французского Королевства.

Первым интендантом стал, естественно, ставший теперь уже генерал-лейтенантом сьер де Понтиак, виконт дез Утауэ. Король лично вручил ему украшенную серебром и бриллиантами шпагу, а также белое знамя с вышитыми золотыми нитями лилиями – и которое отныне становилось символом и святыней для новых подданных династии Бурбонов.

Изменено 5 Jul 2011 пользователем moscow_guest

[LAM]

Пограничный Край подчинялся – и это было новым во французской практике – интенданту, не назначаемому королём, а выбираемому местным населением.

<{POST_SNAPBACK}>

Действительно, очень необычно. Особенно, учитывая, что у индейцев традиции выборов должностных лиц на межплеменном уровне нет. (В Ирокезкой лиге общих должностных лиц не было, общие дела решались советом представителей племён). Да и у французов того времени с выборностью тоже туго (кажется, даже мэры городов назначаются сверху). Не логичнее ли всё-таки назначать интенданта, но из числа индейцев?

P. S.

А вот создать что-то вроде индейского парламента - совета представителей племён, по-моему, вполне возможно

Изменено 5 Jul 2011 пользователем LAM

[moscow_guest]

Особенно, учитывая, что у индейцев традиции выборов должностных лиц на межплеменном уровне нет. (В Ирокезкой лиге общих должностных лиц не было, общие дела решались советом представителей племён).

<{POST_SNAPBACK}>

Возможно, я неточно сформулировал. Речь шла именно о главе союза племён (отныне объединённых в "Корпус Стражей").

Стоит исправить "населением" на "советом представителей".

Исправил.

Не логичнее ли всё-таки назначать интенданта, но из числа индейцев?

<{POST_SNAPBACK}>

Не логичнее никак. Индейцев больше, чем французов, так что физически навязать им свою волю губернатор не сможет. Соответственно, остаётся признать "интендантом Границы" того вождя, кого они сами себе выберут. Кнута-то нет, остаётся действовать пряником.

Что-то вроде мудрого короля в "Маленьком Принце", который повелевал солнцу всходить и заходить только согласно календарю.

Изменено 5 Jul 2011 пользователем moscow_guest