Швамбрания

132 сообщения в этой теме

Опубликовано:

Вся флора-фауна - потомки либо раннетриасовой биоты, либо того, что занесло на материк водой / ветром / само прилетело / приплыло.

А сохранится там что-либо при таком-то заселении? А то как в Океании останется пара перелетных птичек и все.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Вся флора-фауна - потомки либо раннетриасовой биоты, либо того, что занесло на материк водой / ветром / само прилетело / приплыло.

А сохранится там что-либо при таком-то заселении? А то как в Океании останется пара перелетных птичек и все.

Котилозавровая фауна не вытеснена динозавровой...

.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

А то как в Океании останется пара перелетных птичек и все.

В Океании - мелкие острова, на которых крайне туго с кормовой базой. А тут целый континент. Уэволюционируют, куда денутся. Дивергенция будет идти со страшной силой.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Котилозавровая фауна не вытеснена динозавровой...

В Океании - мелкие острова, на которых крайне туго с кормовой базой. А тут целый континент. Уэволюционируют, куда денутся. Дивергенция будет идти со страшной силой.

Так отделение произойдет ДО Великих Вымираний поэтому меня смущает сохранность флоры и фауны, но если выживет то проблем нет.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

5. Первые контакты с европейцами

Плавание Колумба в 1492 г. ознаменовало начало эпохи Великих географических открытий. Разумеется, «великими» и тем более «открытиями» они были не только для европейцев, но также и для тех, кого они открывали. Будь то ацтеки в Мексике, инки Перу, или подданные Виджайской империи, охватившей, как было сказано ранее, всю территорию Швамбранского материка и прилегающих островов – повсюду на Земле прибытие белых бородатых пришельцев из-за моря означало, что прежнему образу жизни, освящённому веками и тысячелетиями, наступал конец, и наступала новая эпоха, преисполненная горестями и бедами, но также и новыми соблазнами.

Фернандо Магеллан, первым совершивший плавание по Тихому океану, прошёл мимо Швамбрании. (Как выяснилось потом, пройдя в каких-то двухстах милях от побережья Улгелафулоа.) Первооткрывателем Швамбрании считается Франсиско Осес, капитан каравеллы «Санта-Лемес». Последняя входила в состав эскадры Гарсиа Хофре де Лоайсы, имевшей целью основать испанскую колонию на недавно открытых Филиппинах. Экспедицию, вышедшую в море в 1525 г. с самого начала преследовали неудачи, а страшный шторм, обрушившийся на испанские корабли 1 июня 1526 г. вскоре выхода из Магелланова пролива, разметал корабли. «Санта-Лемес» оказалась отнесена далеко к северу от проложенного маршрута, и через месяц, 2 июля 1526 г. испанцам открылся мыс Фанагери – крайняя южная оконечность Швамбрании. Далее, следуя вдоль неизвестного побережья на северо-запад, «Санта-Лемес» потерпела крушение на коралловых рифах в ночь с 12 на 13 июля 1526 г. К счастью, на море был штиль. Выбросив за борт пресную воду, груз и часть балласта, команда дождалась прилива. Каравеллу удачно стащили с мели и отбуксировали к берегу. Испанцы, в количестве 29 человек, включая капитана Осеса и судового священника падре Себастиана, высадились на сушу, куда до них ещё не ступала нога европейца. В удобной бухте, выбранной для ремонта, обнаружилось полинезийское селение Тангарева, жители которого встретили незваных гостей весьма радушно, устроив праздник в их честь. …Жарились отборные каплуны и самые жирные свиньи, хмельная кава лилась рекой, красивые девушки в соблазнительных тапу исполняли зажигательные танцы… Тем временем уездный арик (буквально «предводитель», в данном случае, нечто вроде капитан-исправника) выслал гонца с донесением такиарику (буквально - «ведущему арику», иначе говоря, губернатору провинции) Улгелафулоа Ближняя, а тот, в свою очередь, отписал императору, которым в тот момент являлся Парамесвара III (1521-59 гг.). Получив известие о неведомых белокожих пришельцах, явившихся из-за моря, император приказал немедленно задержать их и доставить в столицу. Для Осеса и его людей, которым местные жители уже успели показаться такими же кроткими и наивными, как какие-нибудь араваки с Антильских островов, конный отряд в сотню всадников, явившийся их арестовать, стал полной неожиданностью. В конце августа 1526 г. испанцы под конвоем были доставлены в Виджаю. Император отнёсся к пленникам милостиво и даже поселил их в собственном дворце. Две недели испанцы переводили дух, и когда Осеса и его людей допустили, наконец, до Его Величества, европейцы вновь оказались потрясены тем, что Парамесвара обратился к ним… по-испански. Как оказалось в императорском дворце стены имели не только уши, но и глаза – за пришельцами пристально наблюдали, записывая каждое слово, фиксируя каждый жест, так что к исходу второй недели Его Величество имел в распоряжении приличного объёма разговорник. Будучи от природы сообразительным Франсиско Осес тут же вызвался помочь императору в совершенстве овладеть испанским. Его Величество, в свою очередь пожелал, чтобы языку пришельцев были бы также научены его сыновья и придворные сановники. И впервые с начала визита, обе стороны пришли к полному взаимопониманию.

Кроме того, швамбраны проявили повышенный интерес к пушкам и аркебузам, обнаруженным на борту «Санты-Лемес». Хотя порох уже был им известен (его привёз ещё Гаджа Мада), но употреблялся он исключительно для производства фейерверков, а в военном деле – для наполнения зажигательных снарядов и мин, при осадах крепостей. Режим, установленный для пленников, отличался суровостью: хотя они по-прежнему жили во дворце, им запрещалось покидать его иначе, как в сопровождении охраны. Тем не менее, Франсиско Осес и помогавший ему падре Себастиан нашли благодарных слушателей, в числе которых были многие министры империи, придворные, а также наследный принц (будущий император Вишведева II). На юношу не могли не произвести впечатления поэмы об отважном Орландо, Сиде Кампеадоре, короле Артуре и рыцарях круглого стола (а падре Себастиан не только знал их наизусть, но, как всякий священник, был замечательным рассказчиком), что впоследствии принесло испанцам немало пользы. Вообще, надо заметить, что судовой капеллан уже с первых лет своего пребывания в Швамбрании, начав потихоньку миссионерствовать. Как ни удивительно, падре пошли навстречу – одно из дворцовых помещений оборудовали под часовню, а некоторые швамбраны, из числа тех, что общались с пленниками, сразу же выказали желание креститься, заявив, что-де «император им разрешил». (То есть, попросту говоря, «выполняя задание».) Впрочем, нашлись и истинно верующие, в частности придворный поэт Панди Видьяхираджа, на пылкое воображение которого проповедь падре Себастиана произвела огромное впечатление. Приняв в крещении имя Паоло, он с рвением неофита добился, чтобы христианство приняли его жена, дети и некоторые родственники. Со временем Паоло Видьяхираджа принял сан диакона, и стал помогать вести службы, а его семья сделалась ядром первой в Швамбрании христианской общины.

Тем временем в водах, омывающих Швамбранию, всё чаще появлялись каравеллы. В 1527 г. экспедиция Альваро де Сааведры, имевшая целью достичь Молуккских островов, спустя месяц по выходе из Акапулько увидела гористый берег неведомой земли, тянущийся с востока на запад. Это было побережье Тераити – острова вулканической дуги, окаймлявшей Швамбранию с севера. Затем, посетив Гавайи, Марианские и Каролинские острова, Сааведра прибыл к островам пряностей. На том удачи завершились: незнакомые с условиями плавания в здешних водах испанцы, трижды пытались пробиться на восток, и всякий раз встречные ветра и течения трижды отбрасывали обратно их каравеллы. После того, как от голода и цинги вымерла большая часть экипажей, испанцы сдались на милость португальцев. Из всех участников злополучной экспедиции в Испанию возвратилось лишь три человека, они-то и рассказали о совершённых открытиях. Так к 1540 г. первые, пока ещё весьма туманные сведения о местоположении Швамбрании сделались достоянием европейцев.

Два года спустя экспедиция Руи Лопеса де Вильялобоса, вышедшая из Акапулько к Филиппинским островам, вторично оказалась у Швамбранских берегов. Испанцы нанесли на карту северное побережье островов Терануи и Тераити (Вильялобос принял их за единый массив суши), не сделав, впрочем, попытки высадиться. После этого мореплаватель направился к Гавайским островам, которые в 1542 г. были официально присоединены к испанской короне, а в бухте Перла Пуэрто, что на острове Оаху, был заложен одноимённый форт, который со временем станет важной перевалочной базой на торговом пути к Филиппинам.

В 1536 г. одна из каравелл, следовавшая из Испании в Перу, была отнесена штормом на далеко запад от побережья Чили. Спустя некоторое время испанцы удивлением увидали гористый берег (сегодняшний мыс Альмерия). Воздержавшись от высадки и даже не предприняв попытки пройти вдоль побережья (на борту заканчивалось продовольствие), моряки повернули на восток, благополучно достигнув Кальяо. Определяя долготу, испанцы ошиблись на триста миль (типичная погрешность для тех лет), отчего следующие экспедиции разыскивали увиденную в 1536 г. землю много восточнее того места, где реально находилась Швамбрания. Правда, при этом удалось открыть остров Пасхи, необитаемые острова Хуан-Фернандес и скалы Сала-и-Гомес.

Однако уверенность, что к западу от только что открытого Нового Света существует ещё один материк, лишь укреплялась. Так Франсиско Писарро, отправившись покорять Перу в 1526 г. был немало удивлён тем, что местные жители, увидев прибытие конкистадоров из-за моря, не только как будто ожидали их визита, выйдя встречать испанцев, они тут же принесли золото… в обмен на лошадей! Писарро, ничего не поняв, золото взял, но коней, естественно отдавать отказался, приказав стрелять в индейцев, дабы те разбегались прочь. Немного света на загадочный эпизод пролила вторая экспедиция Писарро 1532-33 гг., когда среди войска Атауальпы конкистадоры к немалому удивлению увидели… три десятка всадников-индейцев, облачённых в стальные доспехи и вооружённых мечами! Это был особый элитный отряд телохранителей Верховного Инки. Впрочем, как выяснилось вскоре, в умении владеть мечом и ездить верхом инкские «рыцари» продвинулись не шибко: конкистадоры, пусть и не без труда, разбили их наголову, а Атауальпу взяли в плен. Тем не менее, Писарро очень заинтересовало, откуда у индейцев, ничего не знающих о железе и лошадях взялось и то, и другое. От пленных выяснилось, что уже долгое время каждые четыре года из-за моря приплывает «очень огромный корабль», на котором «морские люди» привозят диковинные товары для Верховного Инки – в том числе коней, оружие и доспехи. Причём, чтобы кони у инков не размножались, «заморские люди» предварительно холостят их, получая за каждого столько золота, сколько весит конь. Испанцы проверили – все до единого кони, взятые у инков, оказались меринами! И за этих-то «морских людей» индейцы ошибочно приняли испанцев в первый их визит, ибо по случайному совпадению очередное прибытие «очень огромного корабля из-за моря» должно было состояться весной 1527 года! Только почему-то в тот год корабль не пришёл, как не пришёл он и в 1531 году.

Писарро загорелся идеей подкараулить и захватить корабль «морских людей», однако засада прождала напрасно – и в 1535 году загадочный корабль не появился. Писарро, разумеется, не знал, что император Парамесвара ещё осенью 1526 г. повелел прервать контакты с Перу и не посылать туда больше кораблей, справедливо опасаясь, что сведения о его стране могут попасть к испанцам. Меж тем среди конкистадоров вспыхнули распри, кроме того, партизанскую войну против них развернули Манко Капак и последний Верховный Инка Тупак Амару. Всё это отвлекало внимание, и до поиска загадочной страны элементарно не доходили руки.

Однако император Швамбрании недооценил упорства, с каким европейцы ищут новые земли для своих королей и новую паству для Папы Римского.

В 1548 г. Хуан Батиста де Вальдивия (не путать с Педро де Вальдивией, губернатором Чили), которому не давали покоя лавры Кортеса и Писарро. Будучи соратником Диего Альмагро, после бесславной гибели своего патрона Вальдивия оказался не у дел, и тогда на свой страх и риск он задумал предпринять экспедицию в Швамбранию (местонахождение которой по-прежнему толком никто не знал). Правда, было известно, что индейцы уже который год собираются на побережье, где вяжут большие плоты из бальсовых брёвен. На этих плотах, со скарбом и домочадцами, инки отплывают на запад. Некоторых беглецов испанцами даже удалось перехватить в открытом море.

«Раз они бегут, значит есть куда, - заключил Вальдивия, - стало быть, где-то поблизости за океаном имеется большая и, вестимо, сказочно богатая земля!»

Сколотив отряд в три сотни головорезов (многими из которых за совершённые деяния грозила виселица) авантюрист «приватизировал» (то есть, попросту говоря, захватил) в Кальяо несколько судов. Малочисленность своих сил Вальдивию не смущала: в конце концов, разве не такими же отрядами недавно были покорены Мексика и Перу? Смело взяв курс на запад, испанцы на исходе четвёртой недели плавания узрели снежные вершины высоких гор. Это было побережье на границе королевств Сундэ и Ируана – вассалов Виджайской империи. Несмотря на малолюдную местность (восточные берега Швамбрании представляют каменистую пустыню), конкистадор всё же отыскал несколько рыбацких селений, которых тут же недолго думая разграбил. Приказав пытать захваченных пленников (которые оказались индейцами кечуа, похожими на тех, что он видел в Перу), Вальдивия требовал указать путь к столице здешнего царства. Индейцы в ответ несли какую-то чушь про императора, «который живёт где-то очень далеко на западе», но рассказали также, что неподалёку, к северу от этой местности лежит город Уаскапан. Конкистадоры уже собрались выступить в указанном направлении, как вдруг в их расположение нагрянул отряд имперской армии, что была расквартирована в Сундэ. Получив сведения о бесчинствах имперский сиофеарета (буквально «военный надзиратель» - командующий имперскими силами, расквартированными на территории вассального королевства) отрядил тысячу человек, с приказом навести порядок.

Увидав неприятеля, всего втрое превосходившего их числом, конкистадоры смело ринулись в бой. И совершенно напрасно, ибо швамбраны оказались совсем не тем противником, с каким испанцы привыкли иметь дело. К полной неожиданности для испанцев, не в пример туземцам Нового Света, швамбраны, имели представление о тактике – пускай и не такой совершенной, как в Европе, но вполне достаточной, чтобы реализовать численный перевес. Но самое скверное – у швамбран тоже были аркебузы! (Их производство наладил в 1527-47 гг. специально для этой цели учреждённый Центральный Имперский Арсенал в Виджае.)

Потеряв в первой же стычке несколько десятков человек, Вальдивия осознал ошибку и приказал отступать. Швамбраны преследовали – в решающем бою на побережье полегла треть испанского отряда, в том числе и его злополучный командир, что с горсткой храбрецов прикрывал отход своих товарищей. Позже на месте его героической гибели испанцы возведут город, который будет назван Вальдивия.

На горизонте возник неприятельский флот - несколько швамбранских джонок попытались преградить выход из бухты. Однако, конкистадоры всё же прорвались, и даже сожгли один из швамбранских кораблей. Возвратившись в Кальяо, испанцы донесли о бесславных итогах своего похода. Однако морской путь в Швамбранию был, наконец, разведан.

По прошествии восемнадцати лет Лопе Гарсия де Кастро, очередной вице-король Перу, поручил своему племяннику Альваро Менданье де Нейра достичь дипломатией того, чего не удалось добиться военной силой.

В 1567 г. Меданья вышел из Кальяо, взяв курс на запад. Вскоре на западе возник гористый берег, показавшийся пустынным и весьма негостеприимным. Это был мыс Текоа – крайняя восточная точка континента. Двинувшись на северо-запад, каравеллы проследовали вдоль побережья полуострова Текагуана. Вскоре мореплавателей поджидал сюрприз – неширокий пролив «подобный распахнутым воротам в неприступной крепостной стене». Он вёл на юг, и следуя им (ныне это пролив Меданьи), испанцы оказались посреди обширного водного пространства, укрытого от холодных океанских течений и ветров – таким впервые предстало взору европейца Внутреннее Швамбранское море. Пересекши его с севера на юг испанцы, испанцы наконец узрели то, что так долго искали. Рыбацкие деревни и небольшие городки почти непрерывной цепью тянулись вдоль берега моря, перемежавшиеся живописными рощами кокосовых пальм, склоны холмов, подобно исполинским ступеням, избороздили рукотворные террасы рисовых полей. Это было северо-западное побережье провинции Керу. Бросив якорь в устье реки Гуаваронга, испанцы вступили в контакт с местными жителями, всячески изображая дружелюбие и отсутствие враждебных намерений.

Уже через несколько дней прибыли представители такиарика (губернатора) Керу, а месяц спустя (что также удивило испанцев скоростью почтового сообщения) высочайшее соизволение принять посольство вице-короля Перу прибыло и из столицы. Вскоре Меданья предстал перед императором.

К тому времени Парамесвара III умер, и трон занимал его сын Вишведева II. Не в пример своему подозрительному отцу, к христианам он благоволил (за что сильно порицаем позднейшей швамбранской историографией), поэтому при дворе швамбранского правителя Меданья встретил самый тёплый приём. Был заключён договор, по которому испанские купцы получали право беспошлинной торговли в Швамбрании (формально аналогичную привилегию получали и швамбранские негоцианты, но испанские власти в Новом Свете никогда её не соблюдали), испанцам предоставлялось право утроить торговые фактории и постоянные поселения на территории малоосвоенного острова Терануи (и уже через год там будет заложена крепость Сан-Хуан) и, наконец, на всей территории империи католической церкви разрешалось вести миссионерскую деятельность без всяких ограничений.

Само собой, при переговорах не могла быть не затронута судьба участников экспедиции Лоайсы, оказавшихся в Швамбрании, которые на тот момент пленниками уже не являлись, так как Вишведева, едва став императором, даровал испанцам свободу передвижения, и потому со стороны Его Величества не было ни малейших препятствий к тому, чтобы испанцы – все, кто пожелают, возвратились бы на родину с экспедицией Меданьи.

Из бывшего экипажа «Санты-Лемес» в живых осталось лишь пятеро, причём трое, приняв индуизм, обзавелись семьями, и возвратиться в Испанию, естественно, уже не могли. Падре Себастиан не мог оставить обретённую паству (дожив до преклонных лет, он умер в Швамбрании в 1591 г., и спустя полтора века будет канонизирован римско-католической церковью), и на родину в 1569 г. возвратился лишь Фернандо Осес. Испания встретила капитана «Санты-Лемес», сорок три года проведшего в плену у жестоких язычников, но так и не предавшего истинную веру, как национального героя. Король Филипп даровал ему титул маркиза. В 1570 г. в Мадриде вышла книга, повествующая о его приключениях, вскоре переведённая на многие европейские языки, сделавшаяся бестселлером на долгие годы.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Нет, это происходит потому, что Новая Гвинея это часть австралийской плиты. Вулканическая дуга на фронте её движения это Зондские о-ва - Молуккские о-ва - Новая Гвинея - Соломоновы острова - Фиджи - Новая Зеландия.

Хорошо. Тогда пусть будет вулканическая дуга к северо-западу и западу от Швамбрании. Примерно вот так:

7ac4a310b03ft.jpg

Пусть плита Кокос к северо-востоку будет больше. Эта молодая плита активно расширяется, как и плита Наска, следовательно, она станет надвигаться на Швамбранскую плиту и формировать островную дугу к северо-востоку от континента.

На самом деле на то, чтобы сфомировать такие горы мощности этих плит не хватит. Максимум на архипелаги уровня Карибских.

Кроме того а откуда она расширяется? Если оба края и западный и восточный формируют горы. Тогда там должен быть не слабый срединноокеанический хребет.

Насколько я понимаю (поправьте, если ошибаюсь) Восточно-Тихоокеанское поднятие - это и есть аналог срединно-океанического хребта. Стало быть, плиты Наска и Кокос - продукты его вулканической активности. В предлагаемом мной варианте, это поднятие должно быть смещено к востоку, относительно его реального местонахождения, и должно, стало быть, образовывать не две, а четыре плиты: две на восток, в сторону Америки, и две - соответственно - на запад. Надвиг последних и создаст островную дугу Терануи и цепь Швамбранских Анд. В любом случае, ИМХО, давление, оказываемое на материковую плиту должно быть максимальным со стороны Восточно-Тихоокеанского поднятия, а не с противоположной стороны (где будет находиться плита Пацифика), следовательно, область наиболее высоких гор должна появиться на востоке и северо-востоке континента, а не на Западе и северо-западе. Разве я не прав?

Но Вы уверены, что все эти геологические детали так уж необходимы? Может просто примем как есть?.

Согласен. Честно говоря, не хочется перерисовывать карту.

Бразильское нагорье заметно ниже. Большая его часть имеет высоты 500 - 1000 метров, и только отдельные хребты более километра - http://geography-a.r...еская-карта.png

Хорошо, шкалу высот я исправил (понизил на 500 метров).

Юг, да, засушлив, а юго-восток будет аналогом пустыни Атакама

На самом деле крайне врядли.

Пустыни перуанского и чилийского типа возможны только на западных побережьях, где море холодное за счёт во-первых антарктического подтока, во-вторых за счёт апвеллинга. В Вашем случае течение Гумбольдта уже трансформируеся в тёплое пассатное, а воздушные массы будут не сгонять тёплые поверхностные воды от берега, а нагонять на него

Судя по приведённой вами карте, на долготе Швамбрании течение Гумбольдта ещё не совсем тёплое. И потом есть же пример, когда восточное побережье засушливое, а не увлажнённое - Сомали, Кения, Танзания, хотя господствующие ветра здесь тоже нагоняют воду.

Также не отрицается возможность посещения ими острова Пасхи и других ближайших островов востока Полинезии.

Вот это точно отрицается. Никаких следов пребывания там индейцев не присутствует.

Про Галапагосы пока не скажу.

Следов длительного пребывания не присутствует. А кратковременные посещения вполне реальны. У Гуляева ("Доколумбовы плавания в Америку") приводятся примеры из европейских хроник, когда индейцы Антильских островов достигали Европы. За полторы тысячи лет (с эпохи Юлия Цезаря и до начала XVI века отмечены три таких случая. А ведь это 8500 км. В нашем случае от Эквадора до Швамбрании только 3000 км.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

Разве я не прав?

Не правы. Срединноатлантический хребет обеспечивает максимальное давление на обе Америки, вынуждая их двигатья на запад. У них горы со стороны Атлантики или Пацифики?

Море между Америкой и Швамбранией это своего рода мини-Атлантика.

Согласен. Честно говоря, не хочется перерисовывать карту.

Ну тогда пусть будет как есть.

И потом есть же пример, когда восточное побережье засушливое, а не увлажнённое - Сомали, Кения, Танзания, хотя господствующие ветра здесь тоже нагоняют воду.

Там за счёт муссонов ситуация сложнее. Плюс играет роль зона перегрева над поясом пустынь от Марокко до Белуджистана.

Но там побережье не только засушливое, но и очень горячее. Джибути - максимум по среднегодовым температурам (не пиковым). В то же время пустыни Перу - холодные.

За полторы тысячи лет (с эпохи Юлия Цезаря и до начала XVI века отмечены три таких случая. А ведь это 8500 км. В нашем случае от Эквадора до Швамбрании только 3000 км.

Одиночные заносы не обеспечат заселения. Как не обеспечили эти заносы в Европу такой малости как хотя бы открытие Америки...

Изменено пользователем Lestarh

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Вся флора-фауна - потомки либо раннетриасовой биоты, либо того, что занесло на материк водой / ветром / само прилетело / приплыло.

Вряд ли раннетриасовая флора и фауна переживёт великое вымирание на рубеже мезозоя и кайнозоя (флора точно не переживёт, ибо семена цветковых растений будут занесены по воздуху - либо ветром, либо в желудках птиц). Чисто теоретически можно сфантазировать материк, в фауне которого нет млекопитающих (кроме рукокрылых), а нишу крупных наземных позвоночных - как травоядныХ, так и хищных - заняли нелетающие птицы. Этакая Новая Зеландия-супер...

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Одиночные заносы не обеспечат заселения. Как не обеспечили эти заносы в Европу такой малости как хотя бы открытие Америки...

Было где-то когда-то такое мнение, что изначальное население Южной Америки произошло от африканских негров, приплывших по морю.

А потом пришли индейцы и негров скушали...

Вряд ли раннетриасовая флора и фауна переживёт великое вымирание на рубеже мезозоя и кайнозоя. Чисто теоретически можно сфантазировать материк, в фауне которого Этакая Новая Зеландия-супер...

В Новой Зеландии выжили гаттерии, а они палеозойские реликты... даже не мезозойские!

Если там большой материк - то и реликтов таких весьма немало.... вплоть до трёхглазых крокодилов!

.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Разве я не прав?

Не правы. Срединноатлантический хребет обеспечивает максимальное давление на обе Америки, вынуждая их двигатья на запад. У них горы со стороны Атлантики или Пацифики?

Море между Америкой и Швамбранией это своего рода мини-Атлантика.

Нет, тут есть одно принципиальное отличие. В Атлантике межде материком и срединным хребтом нет промежуточной плиты: Южно-Американская плита тянется до самого срединного хребта. А по противоположную сторону - от хребта до Африки тянется единая Африканская плита. Потому вдоль берегов обоих контенентов нет жёлобов и, соотвественно - островных дуг и береговых хребтов. А на Тихоокеанском берегу Южной Америки прямо противоположная картина: между хребтом (в данном случае - Восточно-Тихоокеанским поднятием) и континентов лежит промежуточная плита Наска. Она-то, погружаясь под континент, и создаёт цепь Анд. Так вот, если убрать горную цепь с восточного берега Швамбрании, необходимо отказаться от плиты Наска, а тогда придётся убирать и горную цепь Анд на Южноамериканском берегу. ИМХО, тогда Южной Америки, в привычном для нас виде, вообще не должно быть - это будет низменный континент, во многих отношениях похожий на Австралию, очертаниями округлый, без вытянутой к югу оконечности.

Впрочем, теперь это чисто академический вопрос.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

Коллега Звёзды Светят подсказал замечательную мысль.

Если разместить Швамбранию, как он предлагает, тогда все противоречия геотектоники снимаются: Швмбрания будет дрейфовать не с запада на восток, а с востока на запад (навстречу Америке). Следовательно, горные цепи и островные дуги образуются, как и положено, на восточном побережье!

097f2571f7d3t.jpg0ad7709c6ae5t.jpg7321689cdf8et.jpgce36e052be6bt.jpg

Животный мир, естественно, станет иным. Действительно сохранятся остатки древней триасовой фауны. Гаттериевые займут нишу крупных околоводных и водных хищников (аналоги крокодилов). Аналогами млекопитающих станут зверообразные рептилии - терапсиды, вымершие на остальных континентах к концу триаса. Внешне они будут очень похожи на млекопитающих (вплоть до того, что будут вскармливать детёнышей молоком), но размножаться станут подобно утконосу и ехидне, откладывая яйца. У более высокоорганизованных форм может развиться яйцеживорождение, наконец особо продвинутые могут, независимо от планцентарных, приобрести какой-нибудь аналог планценты

Изменено пользователем швамбран

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

вплоть до трёхглазых крокодилов!

Это кто такие?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

вплоть до трёхглазых крокодилов!

Это кто такие?

Как-то в шестидесятые в "Науке и жизни" была статья на эту тему.

Что изначально сухопутные позвоночные были трёхглазыми.

Но потом некоторые утратили третий глаз, а некоторые вымерли.

И остались только двуглазые выродки....

И предки человека были трёхглазыми - от них остался эпифиз....

.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

Было где-то когда-то такое мнение, что изначальное население Южной Америки произошло от африканских негров, приплывших по морю.

Было мнение, что и от пропавших колен Израилевых. И чё?

Если разместить Швамбранию, как он предлагает, тогда все противоречия геотектоники снимаются: Швмбрания будет дрейфовать не с запада на восток, а с востока на запад (навстречу Америке). Следовательно, горные цепи и островные дуги образуются, как и положено, на восточном побережье!

Тогда да.

Действительно сохранятся остатки древней триасовой фауны.

Это перегиб. В триасе ещё Пангея только колется.

Будет верхнемеловая. То есть аналог Австралии.

У более высокоорганизованных форм может развиться яйцеживорождение, наконец особо продвинутые могут, независимо от планцентарных, приобрести какой-нибудь аналог планценты

Маловат континент для таких значительных эволюционных сдвигов.

Что изначально сухопутные позвоночные были трёхглазыми.

Скажем так - имели лишнюю дырку в черепе. Но какую функцию теменной глаз выполнял - точно никто не знает. Ибо перестал выполнять где-то ещё в каменноугольном периоде.

В принципе его рудимент сохранился у гаттерий. Но он подкожный и "глазом" именуется скорее по традиции.

Изменено пользователем Lestarh

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Будет верхнемеловая. То есть аналог Австралии.

И то хлеб. Дины рулят.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

6. Под властью Испании

Соображения, которыми руководствовался Вишведева, заключая договор с Испанией, сводились к тому, что европейцы значительно опережают швамбран (прежде всего в том, что касалось вооружений, судостроения, книгопечатанья, архитектуры и строительства и многого другого) и, следовательно, империи было бы весьма полезно сотрудничество с ними. Кроме того, давала знать застарелая проблема северных территорий: обширный остров Терануи, населяли не покладистые и цивилизованные кечуа, а воинственные и дикие полинезийцы. Эта территория, формально являвшаяся вассальным королевством, была слабо связана с остальной империей. Центральную власть здесь признавали неохотно, при каждом удобном случае строптивые туземцы бунтовали, изгоняя военные гарнизоны и гражданских чиновников. Взимание дани протекало со скрипом (фактически каждый раз превращаясь в военную экспедицию). Поэтому Вишведева был рад представившемуся случаю передать Терануи, так сказать, «в концессию» предприимчивым европейцам: последние приобретали право собирать налоги с непокорной территории, из которых, согласно договору, половина оставалась у испанцев, а половина должна была идти в имперскую казну.

Уже в 1569 г. на Тераити испанцами была заложена крепость Сан-Хуан. Возглавил его всё тот же Альваро Меданья де Нейра, назначенный вице-королём Перу «Губернатором испанских колоний в Швамбрании».

С 1570-х годов в Швамбрании развернул активную миссионерскую деятельность орден францисканцев. Поначалу швамбраны весьма прохладно встретили заморскую религию. Камнем преткновения стала христианская доктрина спасения, бессмысленная с точки зрения индуизма. В упомянутой уже книге Фернандо Осеса приводится пример из практики падре Себастиана. Как пишет Осес, прогуливаясь за городом в один из дней (это было уже после воцарения Вишведевы, даровавшего европейцам свободу передвижения), падре повстречал бородатого старика, отрешённо сидевшего на обочине дороги. Приняв за нищего, нуждающегося в помощи, падре попытался увлечь его проповедью. Как оказалось, это был индуистский аскет, проводивший, как предписывает вера, остаток жизни в отшельничестве. Старец внимательно выслушал падре, и когда тот кончил, рассмеялся в лицо: «Вам-де, христианам, бог бессмертие лишь обещает, тогда как мы, индуисты, уже бессмертны!»

С 1580-х годов к обращению швамбранских язычников в истинную веру подключились братья-иезуиты. В отличие от францисканцев, проповедовавших среди социальных низов, иезуиты обратили взоры на элиту империи, и сразу же нащупали слабое место в доселе непробиваемой идеологической стене.

К концу XVI столетия эпоха процветания, начатая правлением Гаджи Мады, подходила к концу. В империи всё явственней ощущались кризисные явления, вызванные недостатком свободной земли. Крестьянские хозяйства скудели, а с ними скудели и налоги. Возможности экстенсивного развития были исчерпаны. Империя охватила весь континент, расширяться было некуда - дальше был океан. В такой ситуации «образованный класс» всё сильнее тяготился центральной властью, с ностальгией лелея память о «старых, добрых доимперских временах» былой феодальной раздробленности. О том, что в ту пору Швамбранию раздирали междоусобные войны, что пленников тысячами приносили в жертву на алтарях, что человечиной было принято угощать гостей на пирах – об этом, понятное дело, никто не вспоминал. Зато дружно вспоминалось, что «тогда была свобода», что каждый князь в своих владениях «жил как хотел», и т. д. Короче, то было золотое время, «которое мы потеряли»… Иезуиты чутко уловили господствующие в обществе настроения, и семена христианства нашли, наконец, благодатную почву.

К началу 1590-х образованное общество охватила повальная мода на «всё христианское». Вместо прежних кембанов и сари придворные дамы облачились в пышные платья с корсетами, сшитые по последней испанской моде, а мужчины, забросив в сундуки тюрбаны и саронги, с видом истинных кабальеро щеголяли в беретах и камзолах, со шпагой на боку.

«Я вновь оказался в Мадриде!» - воскликнул потрясённый испанский посол, прибыв к виджайскому двору в 1589 году.

В том же году, не оставив мужского потомства, умер Вишведева II, и под именем Шакунталы IV императором был провозглашён его малолетний племянник – подросток одиннадцати лет. Фактическим правителем государства стал мапатих (первый министр) Сидеак Мангалобута, которому юный император приходился шурином (мапатих был женат на его старшей сестре).

К тому времени у части придворных сформировалось острое недовольство по отношению к испанцам. В Терануи, отданной в концессию, они хозяйничали как у себя дома, больше того, из тех налогов, что удавалось собрать с провинции, испанцы всё до последней копейки забирали себе, демонстративно игнорируя требования Виджаи соблюдать заключённый договор. Усилиями Менданьи население испанских колоний в Швамбрании быстро росло, ещё быстрее росли их вооружённые силы, достигнув к 1586 г. двадцати тысяч человек – частью испанцев, но большей частью набранные из местных - «войска европейского строя». Под предлогом защиты от английских и голландских пиратов воды Швамбрании контролировала испанская эскадра в количестве дюжины больших галеонов и более чем полусотни малых судов. Не желая ограничиваться лишь островом, в 1588 г. Менданья приобрёл землю в устье Гуаваронги (том самом месте, где он впервые ступил на землю Швамбрании), и заложил крепость Сан-Кристобаль.

Однако опасней всего оказалось то, что христианство сделалось знаменем сепаратистки настроенных князей, желавших отложиться от империи. В 1590 г. деятельность католических орденов была запрещена императорским указом. В ответ король Савару, давно вынашивавший планы сбросить ненавистный вассалитет, принял христианство и вступил в тайные переговоры с испанцами. И надо сказать, его пример оказался заразителен…

В 1592 г. долго копившийся нарыв, наконец, лопнул. Правительство Мангалобуты аннулировало сделку Менданьи, потребовав уйти из устья Гуаваронги, а когда тот отказался – осадило Сан-Кристобаль. Почти сразу же восстал король Савару, провозгласив независимость, он призвал на помощь испанские войска. Его примеру последовали губернаторы Эдеры и Сураявы, причём значительная часть войск, расквартированных в севере, поддержала мятежных правителей. Таким образом, у испанцев и их союзников оказалось 50 тысяч человек, имперское правительство могло противопоставить им свыше 90 тысяч, но эти войска, разбросанные по провинциям, ещё предстояло собрать.

Выказав немалый военный талант, Менданья действовал решительно – высадившись в Савару, он соединился с отрядами мятежного короля, после чего снял осаду с Сан-Кристобаля. Не давая имперским армиям сосредоточиться, Менданья разбивал их по частям, одну за другой. 18 октября 1595 г. в решающем бою у Авилы (провинция Керу) Альваро Менданья де Нейра погиб, но это оказалось слабым утешением – швамбраны потерпели поражение. Военные неудачи стоили власти правительству империи, мапатих и ряд высших сановников, обвинённые в растрате государственных средств и других преступлениях, были казнены, а регентом при малолетнем императоре стал князь Хаинувеле – ставленник иезуитов. По итогам войны Швамбрания не только де-факто, но и де-юре была вынуждена признать, что колонии европейцев более не контролируются империей – они стали испанским вице-королевством, получившим название Новая Галисия.

Страна была разорена трёхлетней кровопролитной войной. Казна опустела. Отчаянно нуждаясь в средствах, Хаинувеле занимал деньги у испанцев, взамен предоставив им право взимать налоги со всей территории империи на срок до 20 лет. Таким образом, экономика страны перешла под контроль иноземных захватчиков. Кроме того, Хаинувеле признал независимость Савару и Сураявы, над которыми отныне устанавливался прямой протекторат Испании (Эдера была присоединена к Новой Галисии). Католическим орденам возвращались ранее отнятые привилегии.

Далеко не все швамбраны оказались готовы мириться с происходящим. В противоположность «испанской» образовалась также и «патриотическая» партия, боровшаяся против иноземного засилья. В течение 18 лет в обстановке мятежей и заговоров Хаинувеле удерживал власть, но в конце 1613 г. он был свергнут и убит. Мапатихом стал лидер патриотов Харам Чхандараук.

Испанцы ответили на это новой войной, нанеся удар в сердце империи. Вторгнувшись в долину Пейгона, их войска предали беспощадному грабежу города и деревни. Швамбраны защищались храбро, но всё-таки были разбиты: противостоять регулярной армии европейской страны (испанские войска на тот момент не без оснований считались сильнейшими в Европе) средневековая империя «образца династии Мин» на равных не могла. В 1616 г. испанцами была взята Виджая, причём в числе прочего оказался разграблен и сожжён императорский дворец, Шакунтала IV был вынужден спасаться бегством. Потерпев поражение, Харам Чхандараук лишился власти, а вслед за тем, обвинённый в мятеже против законного правительства, и головы. По требованию испанцев, император Шакунтала назначил мапатихом очередного ставленника иезуитов Семара Батарагуру.

По итогам второй империя лишилась ряда земель на восточном побережье, где под контроль испанцев перешли крупные месторождения золота, серебра и селитры (последняя приобретала важное стратегическое значение, так как служила швамбранам сырьём для производства пороха). Теперь здесь было создано испанское генерал-капитанство Вальдивия. Однако самым ценным приобретением испанцев стало возобновление откупа на сбор налогов на территории империи.

В 1619 г. Шакунтала IV умер, и на престол вступил его сын Ловаланги I. Он и все последующие швамбранские правители до самого конца существования империи сделались послушной креатурой испанцев. Передача престола проходила под их контролем, а фактическим хозяином страны сделался орден иезуитов.

Надо заметить, что «Общество Иисуса» оказалось на высоте положения. Они охотно шли на контакты с побеждёнными язычниками, спасая их от расправ. Хотя влияние потерпевших поражение «патриотов» и было ограничено, однако усилиями иезуитов они не были окончательно исключены из политической жизни страны. Проводя весьма тонкую политику, иезуиты стремились сохранить хотя бы видимость независимой и сильной империи. Они вовсе не настаивали на немедленном обращении в католичество правителей страны и их подданных. Их вполне устраивало, чтобы правители благоволили христианам, а подданные постепенно пропитывались бы идеями христианства. С 1600-х годов в крупных городах Швамбрании «Обществом Иисуса» создаётся сеть учебных заведений - колледжей, семинарий и академий - для подготовки будущей элиты страны, центром которой становится Университет Святого Игнатия в Сан-Кристобале, основанный в 1624 г.

Однако в отличие от Нового Света, католицизм в Швамбрании так и не стал доминирующей религией. Даже в Новой Галисии к началу XVIII столетия почти две трети населения исповедовало индуизм. Что касается империи, то там христиане составляли немногим более 10 %. Несколько выше процент христиан оказался в Савару и Сураяве – 22 и 18 соответственно. И лишь в генерал-капитанстве Вальдивия количество исповедовавших католицизм доходило до трёх четвертей – и то потому что здесь практически отсутствовало сельское население, а жители городов являлись либо испанскими иммигрантами в первом поколении, либо их потомками.

Причин, по которым язычества в Швамбрании уцелело было несколько. Эпоха конкистадоров ушла в прошлое. Время железных людей, типа Кортеса и Писарро, готовых преодолеть любые препятствия на пути к поставленной цели безвозвратно ушло, а пришедшие им на смену вовсе не горели желанием терпеть лишения – неизбежные спутники подвигов. Испанцы XVII века устали от высоких идеалов, желая проводить жизнь «в комфорте и неге», потому и отношение к язычеству у них стало более терпимым.

Вторая важная причина заключалась в том, что с 1620-х годов из-за поражений в Тридцатилетней войне Испания переживала всё возрастающие экономические трудности. Страна отчаянно нуждалась в средствах, и в этой ситуации 80-миллионная Швамбрания оказалась поистине даром небес. Конечно, золотые рудники имели немалую ценность, но куда важнее и эффективнее оказались налоги, взимаемые с крестьянства. Податями в деревнях облагалось всё: земля, урожай, луга и водопои, отхожие промыслы… Сейчас уже невозможно сказать, кому из испанских чиновников пришла замечательная идея обложить налогом… язычество! Однако «налог на веру» очень скоро сделался важным источником пополнений для отощавшей испанской казны. И с этого момента главным препятствием в распространении католицизма стало испанское финансовое ведомство: дабы не сокращалась налогооблагаемая база, королевские чиновники всячески препятствовали деятельности миссионеров (впрочем, лишь за пределами городов).

Таким образом, к рубежу XVIII столетия в империи сложилась до боли знакомая ситуация, когда простой народ, населявший деревню и элита, обитавшая в городах, настолько отдалились друг от друга, что практически превратились в две разные нации: они даже разговаривали на разных языках, ибо элита предпочитала испанский. И даже вера была разной, так как образованный класс по большей части успел обратиться в католицизм. Впрочем, часть образованного общества продолжала придерживаться индуизма, упорно ища путей сблизиться с собственным народом.

В начале XVIII века в среде испанской знати усилилось недовольство иезуитами, орден которых, по мнению колониальных властей стал проводить чересчур независимую политику, в ущерб интересам испанской короны. И хотя до запрещения «Общества Иисуса» оставалось еще 70 с лишним лет, влияние ордена пошатнулось, прямым следствием чего стало крушение политики искусных сдержек и противовесов. По заложенной иезуитами традиции императором Швамбрании становился язычник, благожелательный к христианам. Однако в 1705 г. вице-король Новой Галисии добился (вопреки предостережениям иезуитов), чтобы на престол взошёл принц-христианин Хуан-Александр-Педро Виджай, принявший имя Педро Первого. Это возмутило язычников, знаменем которых стал принц Туанараума Виджай, чья мать-индеанка происходила из рода Ируанских царей. Обычно Туанараума присоединял к своему имени имя матери – Арагуава. Под этим именем принц и вошёл в швамбранскую историю.

В это время в Европе бушевала очередная война – на сей раз за испанское наследство. Англия, пристально отслеживавшая ситуацию в стане своих врагов, сочла сложившийся момент удобным, дабы прибрать к рукам Швамбранию. Туда со специальной миссией был послан Генри Дженнингс, известный флибустьер с патентом капера Её Величества королевы Анны. Вступив в переговоры с Арагуавой, Дженнингс обещал поддержку и признание со стороны Англии. Кроме того он привёз оружие для сторонников принца.

Прибытие английского эмиссара подтолкнуло доселе колебавшегося Арагуаву к активным действиям. Весной 1707 г. он поднял мятеж. Ненависть к испанцам и собственной происпанской знати была настолько велика, что вскоре треть Швамбрании была охвачена восстанием. Увы – умение воевать не входило в число талантов Арагуавы. Его многочисленное, но плохо организованное войско заняло ряд городов – Кане, Мадиун, Укеа, но в решающем бою близ крепости Каваеронга потерпело сокрушительное поражение от втрое уступавших числом правительственных сил. Армия империи осталась верна императору Педро и совместно с испанцами подавила мятеж (хотя отдельные отряды, перейдя к партизанской тактике, смогли продержаться до 1709 года). Преследуемый испанцами, Арагуава бежал, и на корабле Дженнингса отбыл в Англию.

Оказавшись на берегах Туманного Альбиона, принц проживёт в качестве политэмигранта ещё четверть века, продолжив свою борьбу против испанцев и их прихвостней, теперь уже не шпагой, но пером. Ему удалось сохранить связи с родиной, где, несмотря на разгром и жестокие репрессии, уцелели многие из его сторонников. Так уж получится, что скверный воин и неважный дипломат обнаружил недюжинный писательский дар и талант философа. В Лондоне из-под его пера вышло немало книг, в том числе фундаментальная «История Швамбрании с древнейших времён», а также философский «Диалог Шанкары и Святого Петра». Последний труд произвёл фурор в среде швамбранских интеллектуалов, ибо в наступившем XVIII столетии вопросы, затронутые в нём, оказались наиболее актуальны: «Нужно ли учиться у Европы?», «Есть ли у Швамбрании свой исконный путь развития?» и т. д. Арагуава видел будущее своей страны на пути язычества «ибо лишь индуизму призвано отразить душу швамбранина, так же как Христу - душу европейца». Однако делая такой вывод, автор ставит также вопрос о реформе традиционной религии, ибо, как показала практика, «в том своём состоянии, каком он существует теперь, индуизм не может стать основой ни научного, ни нравственного прогресса». За столь крамольное заключение на автора немедленно ополчились все индуистские священнослужители…

Арагуава умер в изгнании в 1733 г., оставив философский трактат в качестве духовного завещания. Его далёкая родина, вместе с остальным миром вступала в «век просвещения» с его социальными бурями и политическими страстями.

9fdc26f0b38at.jpg

Изменено пользователем швамбран

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Продолжения!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Продолжения!
ППКС (благо оно тут одно)

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

7. Последний век империи: накануне революции.

Своеобразной антитезой к судьбе добродетельного индуиста стала жизнь и деятельность его главного политического врага – императора Педро I (р. 1678, пр. 1705-1734 гг.). Природа щедро наградила его не только умом, но и здоровьем, ибо не в пример тщедушному вождю язычников император-христианин отличался могучим телосложением (что, кстати, сослужило немалую службу пропаганде и наглядной агитации тех лет). Обыгрывались в агитках и их гастрономические пристрастия: так весёлый император, восседая пиршественным столом, предлагал своим подданным отведать мяса, в то время как печальный Арагуава, сидючи на дырявом коврике, на земле, угощал своих сторонников рисом и бобами...

Однако та же природа явно обделила императора добродетелями: будучи жестокого, тиранического нрава, он был необуздан в гневе и подобно Герниху VIII готов был казнить любого, не делая исключения, ни для собственных жён, ни для детей. Педро I был женат четырежды, последовательно отправляя на плаху своих жён, и до него казни императриц были явлением неслыханным, лишь Хулиане - последней супруге императора – посчастливилось уцелеть. Единственного сына от первого брака – дона Карлоса Швамбранского (не путать со злосчастным сыном Филиппа II, тоже доном Карлосом) - заподозренного в соблазнении третьей своей по счёту жены, император удавил в 1730 г., причём, по слухам, собственноручно. Как прокомментировала поэтесса Анна Мерседес де Молина: «Соскреби с любого из швамбран тонкий слой позолоты, и под ним обнажится чёрная душа людоеда». В свободное от казней время император предавался всевозможным порокам (пьянству, кутежам, сексуальным оргиям), что, впрочем, не мешало ему успешно вершить государственные дела.

Целью своего правления Педро считал сделать из Швамбрании образцовую европейскую державу, и на пути к осуществлению мечты император не замечал никаких препятствий. То, что народ империи исповедует чуждую европейцам веру, правителя нисколько не смущало: о народе Педро высказывался в том смысле, что это просто сборище двуногих говорящих животных, «удел коих работать и отращивать шерсть, дабы я регулярно стриг оную».

Взойдя на престол, как уже было сказано, в 1705 г. Педро I рьяно взялся за дело. Перво-наперво, была проведена военная реформа: всю регулярную армию (а не отдельные части, как до сих пор) перестроили на европейский лад, вооружив новейшим, по тем временам, оружием. Для производства оного в Швамбрании создавалась современная промышленность: оружейные и полотняные мануфактуры, чугунолитейные и медоплавильные заводы и т. д. За 20 лет была реконструирована дорожная сеть, возведены постоянные каменные мосты, улучшены водные пути. Города значительно разрослись, в том числе и столица империи Виджая, капитально перестроенная в 1710-40 гг. Окончательно европейскими сделались система государственного управления, суды и законодательство.

Как ревностный католик, император ненавидел язычников. Последние отныне не имели права занимать государственные должности, свидетельствовать в судах против христиан, служа в армии они не могли рассчитывать на чин выше рядового. Эдиктом 1711 г. индуистам запрещалась проживание в городах, а если кто-нибудь из них находился в услужении у христиан, то по окончанию рабочего дня обязан был удалиться за пределы города в специально отведённое для этого гетто. Все индуистские храмы в пределах городов подлежали разрушению, золото и прочая утварь изымались в имперскую казну.

Зато число христианских храмов за годы правления императора-христианина утроилось, а грандиозный кафедральный собор Виджаи (законченный, правда, уже при Хуане II в 1759 г.) размерами и роскошью убранства соперничал с собором Святого Петра в Риме.

Впрочем, новый век диктовал и новые приоритеты, и в 1711 г. была учреждена Швамбранская Академия наук, а в следующем году – Имперский университет (прежде университеты были лишь в вице-королевстве Новая Галисия). Наука и образование были вырваны из рук иезуитов. Изгоняя из империи последних, Педро благоволил к их заклятым конкурентам – доминиканцам. Те, как известно, заведовали святой инквизицией, которую император считал одной из опор своего трона, и в то время как в Европе и Новом свете инквизиция медленно но верно сходила на нет, в Швамбрании её расцвет лишь наступал…

Бурная и, надо сказать, успешная реформаторская деятельность, не могла не отразиться на взаимоотношениях с испанскими колониями. В начале XVIII в. они были реорганизованы: генерал-капитанство Вальдивия оказалось упразднено, обе его аудиенсии были присоединены к вице-королевству Новая Галисия (при том, весьма сократившись в размерах). Также к Новой Галисии испанцами была присоединена стратегически важная провинция Фаахоку, в устье Пейгона, занятая испанскими войсками при подавлении восстания Арагуавы в 1708 г. В порядке компенсации испанцы отказались от сюзеренитета над королевствами Сураява и Савару, что веком ранее отпали от империи. Оба королевства были упразднены, став обычными швамбранскими провинциями. Заключая в 1723 г. соответствующий договор (гарантом которого являлась Испания) Педро I обязался выплатить правившим в Савару и Сураяве династиям выкуп за утраченные владения, однако швамбранский император с самого начала не собирался его выполнять. Кроме того, наведя порядок в финансовых делах, Педро прекратил практику передачи сбора государственных налогов в откуп иностранцам, лишив Испанию самой важной из привилегий.

Далёкому королевству на Пиренеях оставалось лишь молча проглотить унижение: общеевропейская война 1702-13 гг. на нет свела былую мощь, испанский флот пришёл в упадок. С прежним положением дел, когда империя фактически являлась испанской полуколонией, было решительно покончено, однако окончательно ликвидировать испанские владения, у швамбран не было сил. Мобилизовать их не позволял раскол нации на христиан (составлявших хорошо организованное, активное, но крайне малочисленное меньшинство) и индуистов (многочисленных, но бесправных, выброшенных из политической жизни, и потому ни в малейшей степени не заинтересованных в победах и процветании империи). В противостоянии между испанскими колониями и империей само собой установилось шаткое равновесие.

По поводу вице-королевства Новая Галисия известно высказывание Педро I, сказанное как-то в узком кругу: «Сто лет они нам ещё нужны будут. А там сковырнём, да и прогоним мелкоту взашей».

Как в воду глядел!

Прожив долгую жизнь, Педро I скончался в начале 1734 г. шумно празднуя кончину принца Арагуавы (в чём индуисты усматривали волю Шивы). Поскольку единственный сын Педро, как уже говорилось выше, погиб четырьмя годами ранее, престол перешёл к двоюродному брату покойного императора, взошедшему на престол под именем Хуана I (р. 1681, пр. 1734-39 гг.). Преемник не отличался ни умом, ни здоровьем, но имел пятерых детей мужского пола, основав последнюю линию швамбранских императоров. За неполных сто лет их сменится восемь – шестеро Хуанов и два Педро.

Стараниями Педро I страна добилась немалых успехов, а её столицу и императорский двор современники ставили в один ряд с Мадридом, Веной и Санкт-Петербургом.

Заметным событием в культурной жизни Швамбрании стало появление европеизированной литературы и театра. У истоков их стоит уже упоминавшаяся Анна Мерседес де Молина, урождённая де Кастро-и-Сигериамалуна (1721-1754 гг.). Мать Анны - донья Изабель де Кастро-и-Сигериамалуна, происходила из богатой знатной семьи. Предками её являлись крупные землевладельцы провинции Нижняя Эссэаноа – коренные швамбраны, принявшие католичество в начале XVII. Будучи, как принято, очень рано выдана замуж, и довольно скоро овдовев, донья Изабель нашла утешение у святого отца Антонио Ривейры, являвшегося её духовником. Как часто случается у католиков, некоторое время спустя их отношения перестали быть платоническими - у них родилось трое детей, Анна Мерседес была их вторым ребёнком.

Девочка была умна не по годам – уже в шесть лет освоила грамоту и написала первые в своей жизни стихотворения, а в десять знала три языка (испанский, швамбрано-полинезийский и кечуа), что позволило перечитать все книги в богатой библиотеке своего деда Хуана Сигериамалуны, который занимался её образованием и воспитанием. Через год, в надежде подыскать выгодную партию, девочку впервые вывезли в свет, где она усиленно занялась самообразованием. В 1735 г. в Виджае вышел первый том её стихов, в следующем году – ещё один. О восходящей звезде испаноязычной литературы заговорили все, отзываясь не иначе, как о новой Хуане Инес де ла Крус (известная мексиканская поэтесса второй половины XVII в.)

Увы, являясь незаконнорожденным ребёнком, Анна Мерседес не могла рассчитывать на сколько-нибудь приличное приданное, и потому, хотя на неё довольно скоро обратили внимание при дворе и зачислили в штат в качестве фрейлины, надежды на замужество не оправдались. Каждый был готов предложить сердце очаровательной креолке, и никто - руку! В ту пору как раз входила в моду профессия придворной куртизанки, и Анне Мерседес, отличавшейся, кстати, редкой красотой, неоднократно делались соответствующие предложения, однако будучи глубоко набожной, она не желала «жить во грехе». Поэтому у неё твёрдо созрело желание уйти в монастырь, и в 16 лет девушка приняла постриг, став отныне Анной Мерседес де Молина. Вступительный взнос в монастырскую общину внесла за неё вдовствующая императрица Хулиана. (Молина была девичья фамилия императрицы, которую Анна Мерседес считала своей крёстной матерью.)

Устав ордена Святого Иеронима, не отличался строгостью: монахини жили в комфортабельных кельях, больше похожих на номера богатого отеля, им дозволялось регулярно бывать в свете, посещать театр, иметь прислугу. (На сотню монахинь и послушниц приходилось пятьсот служанок, которые, впрочем, в монастыре постоянно не жили, а, являясь язычницами, обитали в гетто, откуда каждое утро приходили на работу.) Поэтому, сменив придворное платье на сутану, Анна Мерседес продолжала вести тот образ жизни, к которому привыкла. Настоящей её страстью стал театр, для которого она написала более двух десятков пьес.

Первый постоянный театр в Виджае появился в середине XVII в. Репертуар составляли классические произведения Лопе де Вега, Тирсо де Молина и Хуана Руиса Аларкона. Немногочисленные пьесы швамбранских авторов представляли довольно малоудачные переделки Шекспира, Мольера и других европейцев. Первым полностью оригинальным произведением (имевшим, к тому же, шумный успех) стала комедия Анны Мерседес де Молина «Попутанные бесом», поставленная в 1740 г. Комедия на целый век предвосхитила Гоголевского «Ревизора»: в провинцию приезжает некий путешественник, которого принимают за инспектора из столицы. Приезжего тут же берутся осаждать как губернатор с чиновниками, предлагая взятки, так и обыватели с жалобами на произвол и беззакония губернатора т. д. В конце выясняется, что вороватые чинуши обознались, и настоящий инспектор, прибывший по высочайшему повелению, «требует губернатора сейчас же явиться к нему».

Помимо пьес, перу Анны Мерседес принадлежит ряд поэм, несколько, как сказали бы сейчас, «женских романов», «Петрониада» - биография императора Педро I (из-за массы скандальных подробностей, касающихся личной жизни монарха, книга вышла лишь посмертно в 1760 г. будучи урезанной на треть, «доцензурная» авторская редакция восстановлена по черновикам и издана в 1832 г.). Кроме того писательница являлась автором большого количества полемических сочинений, в которых она ведёт спор как с индуистами («Послания к Вишванатху, или против язычников»), так и с иезуитами («Послания к сестре Химене»). Последние приведут в восторг самого Вольтера, и он неоднократно станет их цитировать во многих своих произведениях.

Жизнь незаурядной женщины трагически оборвалась в 1754 г. во время эпидемии холеры. Исполняя христианский долг, она ухаживала за больными, от которых заразилась сама и, скончавшись, была похоронена в братской могиле на окраине Виджаи. Спустя сто лет благодарными потомками тех самых язычников, на которых Анна Мерседес так яростно нападала в своих искромётных памфлетах, в её честь будет воздвигнут памятник.

Мишенью для острых стрел матриарха швамбранской литературы был видный философ-индуист Матур Бабу Вишванатх (1683-68 гг.). Происходя из бедной крестьянской семьи (всё той же провинции Нижняя Эссэаноа), он пяти лет от роду был отдан родителями (лишёнными возможности его прокормить) в храм богини Кали. Мальчик оказался развит не по годам. Уже очень скоро Матур Бабу помогал жрецам совершать богослужения, в девять лет выучив санскрит и самостоятельно освоив грамоту, начал читать и уже скоро наизусть цитировал целые главы из «Бхагават-Гиты». В 13 лет, ощутив себя достаточно самостоятельным, Матур Бабу с разрешения настоятеля оставил храм, отправившись в паломничество к Топаратуари – знаменитому в те годы отшельнику-аскету, жившему в провинции Дальняя Маорики, на другом конце страны. Путь, который подростку пришлось прошагать пешком, занял более года.

Индуизм швамбран весьма отличается от классической индийской религии. Он не признаёт каст, притом впитав многое от древнейших шаманских практик, восходящих ещё к эпохе неолита. Именно таким полужрецом-полушаманом и являлся Топаратуари, учеником которого стремился стать юный Матур Бабу, и сделать это было потруднее, чем Анне Мерседес получить образование – отшельник попросту игнорировал пришельца, равнодушным молчанием отвечая на любые попытки вступить в контакт. Построив шалаш подле обиталища аскета (обиталищем служила пещера в скале, посреди непроходимых джунглей), юноша прожил в нём целых семь лет, прежде чем Топаратуари впервые соизволил заговорить с ним (как оказалось, это было первое испытание, входившее в обязательный курс обучения). Последующие семь лет Матур Бабу постигал искусство йоги, самадхи (умение впадать в транс) и многие другие премудрости. В 1712 г. он возвращается в цивилизованный мир. Вскоре в храме Танцующего Шивы, что близ города Мадиун (сделавшегося главным центром индуизма после изгнания язычников из городов) состоялся экзамен, который Матур Бабу держал перед собранием видных индуистских богословов. Успешно пройдя испытания, он был посвящён в сан жреца, получив имя Вишванатх.

К тому времени в Лондоне Арагуава успел опубликовать первую часть своего скандального «Диалога Шанкары и Святого Петра», тотчас вызвавшего яростную полемику среди индуистов. Поначалу Вишванатх был в числе тех, кто с негодованием встретил умствования «лондонского изгнанника». Однако, познакомившись с сочинением Арагуавы ближе, молодой жрец признал справедливость многих его аргументов. И Вишванатх отправился в Лондон.

Поскольку средств на поездку у него не было, он в качестве знахаря-врачевателя (не раз помянув добрым словом Топаратуари) нанялся на китобойное судно. До Лондона он добраться лишь в 1716 г., где был тепло принят Арагуавой. В столице Англии Вишванатх прожил пять лет, выучив английский, французский и испанский языки, что позволило любознательному швамбрану познакомиться с последними достижениями европейской научной и философской мысли, и возвращаясь на родину (тайно, кружным путём, так как за общение с беглым государственным преступником грозила плаха) Вишванатх уже был убеждённым и преданным сторонником реформы индуизма.

Признавая необходимость занятия йогой, самадхой и другими шаманскими практиками, он, однако, считал, что в основе своей вера должна содержать рациональное начало, поставив во главу угла не общение человека с богами, но общение человека с другими людьми. Именно эти принципы станут девизом школы, которую Вишванатх открыл в 1724 г., поселившись в языческом гетто города Алентона. Там же в гетто в 1729-65 гг. он напишет девять из десяти главных своих сочинений, составивших знаменитое «Десятикнижие», лёгшее в основу обновленного индуизма.

Активная общественная деятельность алентонского проповедника неминуемо вызвала подозрения у официальных властей, однако формальный повод для репрессий отыскать было непросто, поскольку, будучи весьма осторожен, Вишванатх никогда не призывал к насилию, проповедуя среди единоверцев необходимость соблюдения законов и мирного сосуществования с христианами. Тем не менее (поскольку законы для всех должны быть едины), он требовал, чтобы христианские власти уважали права индуистов. Школу в алентонском гетто неоднократно закрывали, но Вишванатх, находя влиятельных покровителей (и будучи весьма неплохо юридически подкован), всякий раз добивался, чтобы та открывалась вновь. В конце концов, в 1765 г. его бросили за решётку, однако власти так и не решились казнить популярного в народе человека: к стенам тюрьмы, где томился Вишванатх, днём и ночью стекались толпы народа, и узника попытались уморить голодом, переведя в помещение без единого окна, замуровав дверь в него на полгода. Каково же было изумление тюремщиков, когда по истечению срока за дверью камеры их встретил не иссохший скелет, но живой, бодрый и весёлый Вишванатх! Как утверждают индуисты, случившееся чудо произвело столь сильное впечатление, что потрясённые тюремщики отвергли Христа, уверовав в индуизм!

Правда это или нет, но сторонники индуизма явно имелись и среди тюремщиков, ибо даже будучи в заключении Вишванатх сохранил связи со своими сторонниками, оставшимися на воле, и именно в тюремной камере им была написана последняя книга десятикнижия. Тем не менее, пережитые лишения подорвали здоровье, и в 1768 г., по-прежнему оставаясь в заключении, Матур Бабу Вишванатх умер.

Изменено пользователем швамбран

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

ЕЩЁ

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

7. Последний век империи: накануне революции. (Окончание)

Усилия Педро I, который, по словам Анны Мерседес де Молина «стремился превратить Швамбранию в более европейскую страну, чем сама Европа», своим побочным следствием имели то, что идеи европейского просвещения крепко укоренились среди образованного общества империи (которое к тому времени состояло уже из одних только католиков). Для аристократической молодёжи поездки в Европу стали обычным делом уже в начале 1730-х гг. Первоначально центрами притяжения для них были Мадрид и Рим, а с 1740-х гг. – Париж. Возвращаясь на родину, они привозили с собой не только новые моды и нравы, но и новые идеи – Монтескье, Вольтер, Руссо и Дидро сделалась властителями дум швамбранских интеллигентов. Однако мир, в котором выпало жить, являл собой образ, бесконечно далёкий от исповедуемого ими идеала всеобщего братства, добра и свободы духа. И это трагическое несоответствие мучительно терзало образованную молодёжь, заставляя искать выход.

Довольно быстро в течении мысли швамбранской интеллигенции оформились три главных направления. Идеалом старшего поколения был Вольтерьянский просвещённый абсолютизм – дальнейшее проведение реформ и преобразований в духе Педро I, но без изуверских казней и прочих жестоких пережитков средневекового варварства. Увы, преемники Педро, сменявшие один другого на троне империи, явно не соответствовали возлагаемой на них роли, являя жалкое зрелище сибаритов и глупцов, самодержавная власть которых оборачивалась беззаконным произволом придворных фаворитов и неописуемым воровством провинциальных чиновников.

Начиная с 60-х годов XVIII в. всё большую популярность завоёвывает либеральное направление, требовавшее, в соответствии с идеями Монтескье, ограничения власти монарха, независимого суда и «учреждения парламента по британскому образцу» и т. п. Ввиду отсутствия последнего, главным пристанищем либералов стали популярные печатные издания – газета «Hijo de la Patria» («Сын отечества») и журнал «Observador» («Наблюдатель»).

Так как власть отнюдь не спешила идти навстречу чаяниям либералов, из их среды в середине 1770-х выделилась радикальная группировка прогрессистов, жаждавших решительных перемен. На них особое впечатление произвели восстание североамериканских колоний и Великая Французская революция. (Ряд видных представителей из числа прогрессистов даже успели принять в них участие). Однако виды на скорую революцию в Швамбрании отсутствовали, и прогрессисты очень быстро раскололись на так называемых «ардиентес» (т. е. «пламенных», «разжигающих пламя») и «месионьерос» («проповедников»). Первые (чьими кумирами были французские якобинцы), ввиду пассивности народных масс, взялись целью подтолкнуть их к решительным действиям. С этой целью они добывали оружие, уходили в горы и леса, где создавали отряды «герильяс» («партизан»). Они совершали нападения на имения крупных землевладельцев, наиболее ненавистных чиновников и судей, пытаясь при этом агитировать крестьян, освобождали узников из тюрем, стремясь тем самым завоевать симпатии в народе.

Вторые вполне справедливо считали, что народ для начала, не худо было бы научиться понимать. Проблема эта, кстати, стояла как нельзя более остро, ибо за два предыдущих века, швамбраны, как уже было сказано выше, раскололись на нации, чуждые друг другу и по культуре, и по исповедуемой религии, и по языку. К концу XVIII столетия язычники в своём громадном большинстве совершенно не владели испанским, который каждый христианин - представитель образованного класса - буквально впитывал с молоком матери. (Исключение составляли обитатели пригородных гетто, которым по роду занятий необходимо было знать испанский язык – разумеется, не литературный – однако в гетто было не так уж много населения: основная масса проживала в деревне.) И вот впервые за кои-то веки образованные швамбраны вновь взялись за изучение давно позабытого языка своих предков.

«Мисионьерос» ставили задачу «поднять культурный уровень народа до своего собственного», то есть европейского уровня. Будучи христианами («проповедники», кстати, в большинстве своем остались католиками, в то время как «пламенные» скоро увлеклись новомодным в ту пору атеизмом), «месионьерос» вполне искренне полагали, что простой народ пребывает «во тьме невежества», откуда вывести его есть их христианский долг. С этой целью «проповедники» основывали миссии в деревнях и пригородных гетто, где открывали школы для детей, больницы и другие благотворительные заведения. В сущности, они считали себя продолжателями «великого дела Педро I», достойного упрёка лишь за то, что «император не был до конца последователен и не крестил весь свой народ в истинную веру». (К слову, презиравший язычников император-христианин на деле всячески противился их обращению в католичество, ибо вслед за испанскими откупщиками рассматривал налог на язычество важным источником пополнения бюджета империи.)

Реакция властей была одинаково жёсткой как на вооружённые выступления «партизан», так и на мирную пропаганду «миссионеров». Ибо конечной целью «герильяс» и «мисионьерос» было низвержение абсолютизма (неважно, насильственными ли, или мирными средствами), чего империя никак не могла допустить. На прогрессистов незамедлительно обрушились репрессии, многие участники движения были казнены. Больше того, напуганные перспективой возможной революции (под впечатлением французских событий), власти империи пошли на ряд уступок индуистам: с 1790-х гг. законы в отношении них были смягчены. В частности, им было разрешено занимать государственные должности (впрочем, дискриминация сохранялась и тут – в частности, для язычников предусматривался более жёсткий ценз при продвижении по службе), расширены права самоуправления в гетто, несколько видных индуистских богословов ортодоксального толка были допущены в правительствующий сенат – совещательный орган при монархе, и т. д. Однако наиболее ненавистные установления – запрет проживать в городах и налог на язычество - остались в неприкосновенности, что вызвало лишь озлобление в народе.

Впрочем, власти империи по-прежнему полагались не столько на «пряник», сколько на «кнут». На рубеже XVIII- XIX вв. заметно ужесточилась цензура, усилилась инквизиция, для которой заметно прибавилось работы.

Основной заботой инквизиторов было выявление так называемых «скрытых язычников» среди так называемых «конверсорс» («новообращённых»), которые стали появляться в особо массовом порядке после эдикта 1711 г. Не желая переселяться в гетто (что требовал эдикт), швамбраны фиктивно принимали крещение, продолжая тайно исполнять индуистские обряды. Дабы распознать этих «фальшивых конверсорс» Священный трибунал (отделения которого имелись во всех городах и весях) практиковал весьма изощрённые меры. Например, подозреваемому предлагалось отведать мяса (говядины) или в ближайший из дней посетить бой быков. Последний приобретала особое пропагандистское значение: матадор, убивающий быка, символизировал торжество христианства над язычеством. Поэтому если в других странах католическая церковь осуждала корриду, как греховное зрелище, недостойное христианина, то в Швамбрании она, напротив, всячески поощрялась, а профессия тореро официально признавалась одной из самый почётных (многие матадоры получали дворянство).

В каждом городе империи имелась большая или малая арены (а в крупных городах, зачастую, несколько арен), которые в Швамбрании появились на сто лет раньше чем в Испании, где бой быков вплоть до XIX в. проводился на городских площадях. Крупнейшей ареной империи был столичный «Колизеум», возведённый в 1712-1726 г., трибуны которого вмещали 75 тысяч зрителей. (После революции он будет снесён с той же неумолимой последовательностью, с какой парижане снесли Бастилию, а в центре образовавшейся площади в небо взметнётся 150-метровый обелиск – Памятник убитым быкам).

К концу XVIII в. проблема, как ни странно, продолжала обостряться, так всё возрастающее количество швамбран (многие из которых уже являлись потомственными христианами в третьем-четвёртом поколениях) стало интересоваться древней историей своей страны. Неожиданно популярным стал жанр исторического романа, распространилось увлечение археологией, стали предприниматься раскопки древних городов Пунской эпохи (которая для Швамбрании была чем-то вроде Римской империи), многие их которых полторы тысячи лет простояли поглощённые джунглями. Высший свет поразила повальная мода на всё языческое: дамы и кавалеры вновь стали появляться в казалось бы навсегда позабытых сари и саронгах, а в гостиных и будуарах загадочно улыбались золочёные статуи индуистских божеств…

Почуяв запах серы, Священные трибуналы трудились не покладая рук: если за всё XVII столетие в империи, Сураяве, Савару, Новой Галисии и генерал-капитанстве Вальдивия был вынесен 171 смертный приговор по делу о «ереси», а за неполный XVIII в. – 685 приговоров (причём далеко не все они были приведены в исполнение), то с 1790 по 1820 г. на костёр в империи было отправлено 1159 человек. Основанием для приговора, как правило, было одно и то же – «вторичное впадение в ересь», как на языке следствия квалифицировалось обращение христианина в индуизм. И это происходило как раз в те годы, когда в Европе влияние инквизиции сходило на нет, и даже в Испании функция её, по большей части, сводились к обыкновенной цензуре!

Публичные аутодафе, устраиваемые в лучших испанских традициях на городских площадях, при массовом стечении народа, не могла не произвести подвижки в умах подданных империи, которым христианство всё чаще начинало казаться явлением, насильно навязанным извне, чуждым и враждебным духу швамбран.

Таким образом, былая сплочённость христиан уходила в прошлое, что неминуемо ставило под вопрос их безраздельное господство. Больше того: к концу XVIII в. брожение стало приникать и в армию – доселе незыблемую опору правящего режима.

Приступая к реорганизации вооружённых сил на европейский лад, император Педро имел твёрдое (и вполне естественное) намерение закрыть всякий доступ в её ряды для язычников. Намерение оказалось неосуществимым: солдат элементарно не хватало (за исключением элитных полков столичной гвардии укомплектовать войска одними лишь благонадёжными католиками оказалось нереально). Скрепя сердце, пришлось зачислять на военную службу и язычников (по рекрутской системе, сроком на 25 лет), которым высочайшим указом было запрещено присваивать какие бы то ни было чины, кроме рядового. Процесс, однако, на этом не остановился.

Вся беда заключалась в том, что офицерский корпус в Швамбрании, как и везде, комплектовался выходцами из образованного класса, но на протяжении всего XVIII в. престиж военной службы с этой среде неуклонно падал. «Золотая молодёжь» всеми правдами и неправдами стремилась отвертеться, мечтая, само собой, о Европе, а отнюдь не о казарме. Поэтому уже в правление Хуана II (р. 1708 г., пр. 1739-60 гг.) в армию поразил хронический кадровый дефицит, да и унтер-офицеров тоже не хватало. И с 1742 г. указом императора было разрешено производство язычников по выслуге лет сперва в унтер-офицерские, а потом и в офицерские чины. Однако, он же устанавливал и потолок, которого могла достичь служебная карьера язычника – при Хуане II они могли рассчитывать на лейтенантский чин, при его преемнике, Хуане III (р. 1731 г., пр. 1760-1775 гг.) – на капитанский. Однако до конца изжить кадровый дефицит всё равно оказалось невозможно, более того – обозначилась нехватка и высших офицеров. Дошло до того, что командовать полками и даже бригадами, расквартированными где-нибудь в отдалённой провинции, приходилось назначать язычников, а поскольку установленный потолок оставался неизменным (отменить его совсем не позволяла христианская часть офицерства, не желавшая, чтобы её уравнивали в правах с язычниками), то получалось, что полком командует всего лишь капитан. Или даже целой бригадой!

Сознавая нелепость ситуации, Альфонсо Кахуанелуну, военный министр при Педро II (р. 1756 г., пр. 1775-79 гг.), настоял, чтобы специально для таких командиров были бы учреждены особые чины капитан-майора и унтер-генерала. Вполне возможно, именно это и стоило ему жизни, так вскоре после обнародования высочайшего указа столичная гвардия взбунтовалась, и военный министр, как теперь принято выражаться, скоропостижно скончался «от апоплексического удара табакеркой в висок». Штурмом взяв дворец, гвардейцы перебили массу придворных (в числе которых оказались камергер, шталмейстер, несколько камер-юнкеров и множество камер-пажей, а также личный камердинер Его Императорского Величества, в то время как вдовствующая императрица Мария-Тереза, фрейлины и другие придворные дамы были принуждены прятаться в шкафах опочивален и других укромных закоулках дворца). Де-факто захватив в плен собственного императора, гвардия потребовала отмены ненавистного указа, внеочередной выплаты жалования, «немедленного удаления со службы всех язычников», и много чего ещё. Надо отдать должное юному самодержцу: ему хватило самообладания с улыбкой встретить наглые домогательства бесчинствующего офицерства, с готовностью согласившись на все их требования. После чего, усыпив бдительность бунтовщиков, Его Величество совершили удачный побег, и уже очень скоро во главе армейских полков из провинции, сохранивших ему верность, Педро II возвратился в Виджаю, дабы справедливо покарать мятежников. Семерым зачинщикам отрубили головы, порядка сотни из числа «особо отличившихся» повесили, прочих участников, «лишив чинов и званий», разжаловали в рядовые и, прогнав сквозь строй, отправили служить в отдалённые гарнизоны.

Однако насладиться победой сполна Педро II не пришлось – довольно скоро он внезапно занемог и умер. Ходили слухи, что император был отравлен.

На троне воцарился Хуан IV (р. 1757 г., пр. 1779-1792 гг.). Он подтвердил незыблемость злополучного указа своего покойного брата, однако от дальнейших экспериментов на данном поприще решено было воздержаться. Как оказалось – навсегда.

Итак, прежнее монолитное единство правящего класса Швамбрании дало трещину. Пусть и не очень заметная, она уже в ближайшем будущем принесла фатальные последствия.

Великий гром прогремел в 1825 году…

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Швамбранская ССР?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Скорее Исламская Республика Иран + Непал (так как по конституции глава государства - живой бог на Земле, воплощение Вишну).

Однако, не будем забегать вперёд.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Швамбранская ССР?

Скорее Исламская Республика Иран + Непал

Скорее подобие Японии после реставрации Мэйдзи.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

8. Революция 1825 г. и национально-освободительная война 1825-28 гг.

В 1810 г. вследствие вспыхнувшей в Европе Французской революции и последовавших за ней наполеоновских войн власть Испании над своими колониями в Новом Свете пошатнулась. Движение за независимость возглавили лидеры местной креольской знати, рассчитывавшие таким образом, во-первых, стать правителями собственных независимых государств, а, во-вторых, добиться экономического и культурного процветания родины, под которым давно уже подразумевалась не далёкая Испания, а Мексика, Новая Гранада, или, скажем, Ла-Плата.

Новая Галисия и Филиппины составили примечательное исключение в этом ряду. Причина была прозаична: господствующее испаноязычное меньшинство здесь так и не смогло преодолеть барьер отчуждения, стеной пролёгший меж европейцами и их потомками с одной стороны и большинством туземцев – с другой. В итоге испаноязычная элита так и осталась во враждебном окружении чуждого ей по духу народа, лишь в малой степени затронутого христианским влиянием. Например, доля католиков в Новой Галисии к началу XIX века достигла двух третей, однако испаноговорящими (для кого испанский сделался единственным языком) было чуть больше 10 %. Согласно переписи 1805 г. общая их численность равнялась 2 миллионам 185 тысячам человек, при общей численности населения Новой Галисии 20,5 миллионов. Хотя порядка 60 % жителей колоний в той или иной степени владели испанским, родным для них по-прежнему остался швамбрано-полинезийский язык.

Благодарить за это следует иезуитов, полагавших, что испанский язык развратит незрелые умы швамбран (и, кстати говоря, братья-иезуиты во многом оказались правы), и потому могущественный католический орден всячески противился распространению европейской культуры среди народных масс. Культура предполагалась лишь для элиты общества, которой у всех народов и во все века самой природой было определено пребывать в состоянии перманентного разврата!

Поэтому хотя радикалов, мечтавших о независимости, хватало и в Новой Галисии, подавляющее большинство испаноязычных креолов (а от их умонастроений и зависела судьба колонии) остались верны вице-королю и его администрации. Отдельные мелкие выступления, имевшие место в Сан-Хуане, Эдере, Авиле, Валенсии и Пуэрто-Рохасе в 1810-11 гг. были без труда подавлены властями. Однако помимо внутреннего врага, у Новой Галисии имелся давний внешний враг, и он год от года копил силы...

Уже упоминавшийся прежде император Хуан IV скончался в 1792 г., будучи бездетным. Престол перешёл в итоге к младшему брату Педро II, воцарившемуся под именем Хуана V (р. 1759 г., ум. 1824 г., пр. 1792-1801 гг.) В 1801 г. его сверг собственный сын Хосе Альфонсо Педро Мануэль, воссевший на трон как Педро III (р. 1779 г., пр. 1801-1823 гг.). Не в пример своему российскому коллеге, что в тот же год воцарился в Санкт-Петербурге, швамбранский император не стал убивать отца, а лишь заточил в монастырь. Сей честолюбивый юноша (появившийся на свет в сумятице гвардейского мятежа, под грохот пушек и свист картечи), ребёнком мечтал о подвигах и славе, а сделавшись наследником престола уверился всерьёз, что именно ему завещано исполнить давнее пророчество Педро I. («Сто лет они нам ещё нужны будут. А там сковырнём, да и прогоним мелкоту взашей», - так, якобы, высказался он однажды.) Едва став императором, Педро III начал готовиться к войне, избрав моментом для её начала антииспанские восстания в Новом Свете: император вполне разумно рассудил, что в создавшейся обстановке испанские владения в Швамбрании останутся изолированными и не получат помощи извне.

Чего Его Величество не учёл, так это слабости собственного тыла и высокой пассионарности креолов. На защиту Новой Галисии, которую они с полным основанием считали своей родиной, поднялись всё испаноязычные подданные вице-королевства, и значительная часть местных туземцев. Былые распри – политические и социальные – оказались разом забыты. В строй вставали и стар, и млад, в осаждаемых неприятелем городах женщины приносили еду на позиции, перевязывали раненых, а когда погибал последний защитник, тоже брались за оружие, на манер легендарной Августины Арагонской. К концу 1814 г. на покорение испанской колонии была брошена уже вся армия империи в полмиллиона человек! Молодой и талантливый Антонио Хименес де Ульва - командующий испанскими войсками – был в состоянии противопоставить лишь 60 тысяч солдат и примерно триста тысяч плохо обученных, недостаточно вооружённых, но отчаянно храбрых ополченцев. Последние развернули партизанскую войну в занятых швамбранами аудиенсиях.

Умело маневрируя, де Ульва поистине творил чудеса, нанося поражение втрое, а то и впятеро превосходящему числом неприятелю, но силы были не равны. Повелевая многолюдной страной, Педро III, без труда восполнял потери, в то время как у испанцев в буквальном смысле не осталось мужчин, способных держать оружие – призыву уже подлежали 14-летние подростки. В отчаянный момент, когда поражение казалось неминуемым, подоспела подмога – покончив с Наполеоном и подавив восстания в Новом Свете, далёкий Мадрид поспешил прислать помощь истекавшей кровью Новой Галисии. 15 тысяч человек были переброшены из Новой Гранады (в основном из числа союзных испанцам льянерос), ещё порядка 15 тысяч прибыло с Филиппин.

Получив подкрепление, де Ульва действовал по-суворовски решительно: воспользовавшись осадой Сан-Кристобаля, сковавшей главные силы империи, он внезапно высадился в провинции Фаахоку, где в начале 1815 г. ещё держался Укеа. Сняв осаду с города, де Ульва двинулся прямо на Виджаю. Силы, что имперские власти успели выставить у него на пути (запасные полки, вспомогательные части, инвалидные команды и прочее) были наголову разбиты у стен Каваеронги, после чего всякому организованному сопротивлению настал конец. Огромный город с миллионным населением без единого выстрела капитулировал перед 45-тысячной армией неприятеля… Не дрогнула ни одна рука, ни один палец не шевельнулся! Для империи то было грозное пророчество: «мене, мене, текел, упарсин»…

Из императорских покоев победитель продиктовал условия мира, каковым восстанавливался довоенный статус-кво. Кроме того, Педро III обязался заплатить испанцам контрибуцию, до полной уплаты которой испанские гарнизоны заняли ряд городов и крепостей вокруг столицы – Каваеронгу, Ла Рейну и Гавадалахару… Похоже, что во всей швамбранской истории нет эпизода более позорного, чем злополучная война, начатая Педро третьим!

Однако истории было угодно, чтобы именно на этой позорной, бездарно проигранной войне, впервые заявил о себе человек, что вскоре необратимо и навсегда изменит свою родину – разрушит прежнюю, и на её месте возведёт новую Швамбранию. Его звали Нарен Пабло Чендраян.

Будущий вождь швамбран родился в провинции Аваили Верхняя в 1791 г. Отцом его был сапожник, живший в гетто города Кане, мать служила прачкой. Семья жила в нищете, и хотя у них родилось довольно много детей, только одному из них – Нарену – посчастливилось выжить. Не имея ни малейшего желания продолжать дело отца, ребёнок оставил дом в одиннадцать лет и, вскоре, приписав себе лишних два года, записался в один из армейских полков барабанщиком (принимали только тринадцатилетних). Ему предстояло пройти все ступени карьерной лестницы военного – от рядового, до генерала.

В 1805 г. он рядовой, в 1810 г. – капрал. Накануне войны, его производят в сержанты.

Дальнейшая карьера протекала стремительно – неоднократно доказав храбрость в бою в 1812 г. Нарен становится унтер-офицером, а через полгода получает первый офицерский чин – подпрапорщика. В ту пору индуисты уже пользовались определёнными правами и могли делать успешную карьеру, однако, желая ускорить продвижение в 1813 г. молодой и честолюбивый офицер крестился, приняв в католичестве имя Пабло. Впрочем, уважения со стороны сослуживцев-христиан он тем не завоевал, и те продолжали звать его то «кастратом» (за то, что наш герой всячески сторонился женщин), то Хануманом (принадлежа по крови к потомкам менехупе, Нарен был невысок ростом, чернокож, и несколько волосат, отпуская чёрные кудри до плеч, что дозволялось уставом). Из всех офицеров полка лишь один проявлял дружеское расположение к нашему герою, и о нём, пожалуй, стоит рассказать подробней, так как в дальнейшем судьбы их не раз пересекутся.

Товарища Чендраяна звали Хуан Карлос Мануэль Кинченаиро. Он происходил из семьи богатых землевладельцев провинции Аваили Нижняя, чей родоначальник – Хосе Кинченаиро – получил титул маркиза от самого Педро I. Как младшему сыну, Карлосу ещё с рождения была уготована карьера военного, и ещё пребывая в пелёнках он, в чине рядового, оказался приписан к армейскому полку, расквартированному в Мадиуне - столице провинции (туда же потом поступит и Чендраян). В семнадцать лет, сразу по окончании гимназии, для Карлоса, ставшего к тому времени уже лейтенантом, началась действительная служба. Будучи старше Нарена на пять лет, именно Карлос Кинченаиро оказался его ротным командиром, и в дальнейший их карьерный рост проходил на глазах друг у друга. Не раз им доводилось попадать в разные (забавные и не очень забавные) ситуации, из которых товарищ выручал товарища. Однако – и, вероятно, так было угодно судьбе – преодолеть до конца пропасть сословного отчуждения им было не суждено.

Так или иначе, но третируемый и потому лишённый возможности проводить время в «офицерском обществе», Нарен посвятил свободное между боями время (а его, как ни странно, на войне довольно много) самообразованию в полковой библиотеке. К этому у него оказались способности, что позволило после войны (которую Нарен Пабло Чендраян закончил в чине лейтенанта) успешно сдать экзамены в Имперское артиллерийское училище. Через три года, 28-летний свежеиспечённый капитан артиллерии получил под начало батарею 12-фунтовых полевых пушек. Служба шла своим чередом…

…Тем временем, возвратившись в обесчещенную столицу, незадачливый Педро втрое взвинтил налоги: государственная казна, разорённая четырёхлетней войной, настоятельно требовала пополнений. Кроме того, нужно было заплатить испанцам огромную контрибуцию. Исстари было заведено, что за поражения монарха должен расплачиваться его народ, однако в железный век «бури и натиска», народ не горел желанием следовать обычаям, установлённым от века. Тем более – воочию узрев «гнилость и бессилие» своей империи. На повышение налогов, народ ответил восстаниями, вспыхнувшими во многих провинциях. Толком не остыв от сражения с внешним врагом, имперская армия вновь была брошена в бой – теперь против врага внутреннего. В воздухе, наконец, запахло революцией, и чаша позора не миновала части, в которой служил Чендраян – в составе полка, на усмирение восставших была брошена и его батарея.

И тут произошло событие, ознаменовавшее коренной поворот в судьбе нашего героя. Нарен отказался исполнить звериный приказ командира полка, велевшего стрелять картечью по толпе бунтовщиков. Быть может, он отделался бы трибуналом и разжалованием в рядовые, но – на беду или на счастье – Чендраян тут же совершил и второе, ещё более ужасное преступление. Сорвав с груди нательный крест, он запустил им в некстати подвернувшегося полкового священника, пытавшегося вразумить строптивца.

Капитан был немедленно арестован, и предстал перед трибуналом, но не, военным, а Священным. От костра его спасло лишь то, что факт поклонения идолам, неупотребление в пищу говядины и прочие признаки «вторичного впадения в ересь» следствию доказать не удалось (а без того, совершённое деяние тянуло лишь на святотатство, за которое полагалась пожизненная каторга). Естественно, как всякого угодившего в лапы инквизиции, Чендраяна жестоко пытали, однако – палачи ли оказались нерадивыми, или упрямец попался стойкий – капитан держался мужественно, и не оговорил себя. Больше года он провёл в одиночной камере, закованный в кандалы, покуда в один из дней 1825 года Нарена и других узников не освободили революционеры.

Двумя годами ранее, не снеся позорных неудач своего правления, император Педро III почил в бозе, и под именем Хуана VI правителем был провозглашён его восемнадцатилетний сын. Поскольку за данным юношей вообще не водилось никаких, достойных упоминания талантов, делами государства заправлял младший брат покойного императора, принц Хоакин Родриго. Вот никогда не нужно давать будущим правителям подобных имён! Ибо подобно вестготскому Родриго, продувшему маврам битву при Гвадалете, швамбранский Родриго правил столь же неудачно. Крестьянские бунты и волнения в пригородных гетто день ото дня ширились, войска отказывались повиноваться присяге, а кое-где, отдельные части переходили на сторону протестующих.

Разбуженные событиями интеллектуалы, представители высшего света и разночинцы – все как один задумались, что, похоже, всерьёз настала пора делать революцию. Ради такого дела прогрессисты – и «поджигатели» ардиентеры, и «проповедники» месионьеры – позабыв про былые распри, объединились и выступили общим фронтом с либералами (в кои-то веки!) и даже (невероятное дело!) сумели увлечь и перетянуть на свою сторону многих колеблющихся сторонников просвещённого абсолютизма. Либералы были в численном большинстве, зато прогрессисты оказались лучше организованы, рьяно взявшись за осуществление планов, лелеемых уже третье десятилетие. Благо, образчик имелся – недавние события во Франции и ещё более свежие события в Новом Свете были у всех на слуху.

В декабре 1825 г. монархия пала – принц Хоакин Родриго и император Хуан VI бежали из охваченной восстанием столицы. С балкона императорского дворца Мигель Нуньес де Сальседа-и-Андиранаике (в прошлом видный «месионьерос», а ныне глава революционной хунты) торжественно возвестил, что империя упразднена: «Отныне и навсегда единственным повелителем Швамбрании является её народ!» Тут же с балкона были оглашены первые декреты хунты: вводились свобода слова, печати, собраний; отменялись ненавистный налог на язычество и запрет для индуистов на проживание в городах. Наконец, законом вводилась свобода вероисповедания: каждый швамбранин получал право исповедовать любую религию, а всякое попрание, преследование или оскорбление его веры впредь не допускались.

Индуисты, понятное дело, истолковали закон по-своему. Уже на следующий день, возбуждённые толпы почитателей Вишну, Шивы, Брахмы и иных богов и богинь, вооружившись кирками и ломами, с неописуемой яростью громили арены, где недавно убивали быков, разбирая амфитеатры по камешку. (Потом из этих камней будут возведены индуистские храмы.) Быки, выпущенные из загонов, угрюмо бродили по улицам, пугая прохожих. Посланные остановить беспорядки солдаты самовольно встали в оцепление, не собираясь вмешиваться в происходящее. Как потом объяснял их командир: «У меня в батальоне девятеро из десяти – индуисты. В своих единоверцев стрелять ни за что не стали бы. А начни я настаивать – меня бы подняли на штыки».

…Церквей пока не трогали, хотя кое-где камнями высаживали окна, разбивали цветные витражи, на улицах поколачивали священников. Увы, но как ни печально это признать, революционная хунта оказалась не на высоте положения: подобно лавине, сорвавшейся с крутого склона, разбуженная народная стихия неслась вперёд, никем не управляемая, готовая снести всё на своём пути. Популярность новой власти падала ещё скорее, чем у старого режима, и в соответствии с разрешённой свободой слова, на площадях Виджаи уличные куплетисты вовсю распевали скабрезные песенки, о том что «нашему Мигелю пора бы уже определяться, кто он: Сальседа или Андиранаике!»

Тем временем, свергнутые правители империи нашли убежище в испанских владениях. От имени императора принц Хоакин Родриго обратился к де Ульве с просьбой помочь в подавлении мятежа. Поскольку войск, сохранивших верность, у монарших особ, не имелось, принц просил прислать испанского командующего своих непобедимых солдат, обещая в обмен провинцию Савару.

Надо сказать, что момент для отчаянной просьбы был не самый подходящий: у Антонио Хименеса де Ульвы и без того хватало забот. Получив от короля Фердинанда VII звание маршала, он был назначен верховным главнокомандующим испанскими экспедиционными силами, с задачей, во что бы то ни стало покончить с затянувшимся мятежом в колониях. Вместе с подчинёнными ему Пабло Морильо и Хоакином де ла Песуэлой, де Ульва вёл ожесточённую борьбу против отрядов Симона Боливара и Хосе Сан-Мартина. Война шла с переменным успехом: революционные повстанцы закрепились в Венесуэле, Ла-Плате (будущей Аргентине) и в Парагвае. Испанцы прочно удерживали Эквадор, Перу и Боливию. Сражения шли за Колумбию и Чили. Надёжной тыловой базой правительственным силам служила Новая Галисия – отсюда де Ульва получал резервы, в доках Укеа, Сан-Кристобаля и Сан-Хуана чинились корабли.

Лишних войск, скажем прямо, у испанского главнокомандующего не имелось. Тем не менее, он счёл просьбу швамбранского принца заслуживающей положительного ответа, тем более, что имелся и практический интерес: с окончания прошлой войны в трёх крепостях – Каваеронге, Ла Рейне и Гавадалахаре стояли испанские гарнизоны. С началом революции они оказались заблокированы и, фактически пребывали в осаде. Революционная хунта требовала немедленного вывода оккупационных войск, де Ульва настаивал на уплате контрибуции. Гарнизоны, оказавшиеся яблоком раздора, были не бог весть какие – от полутора до трёх тысяч человек – но для испанского главнокомандующего то были боевые товарищи, коих не подобает бросать на произвол судьбы. Потому, «подметя по амбарам», де Ульва наскрёб 30 тысяч войска, которым вменялось деблокировать осаждённые крепости, ну и заодно уж - восстановить на троне Хуана VI.

Итак, как это всегда бывает, следом за революцией началась война.

В создавшейся обстановке революционной хунте настоятельно потребовались опытные боевые офицеры. Особенно высоко ценились офицеры-артиллеристы: ввиду откровенной беспомощности швамбранской пехоты, в намечавшейся кампании предполагалось максимально широкое использование артиллерии.

Таким образом, сама судьба вновь нашла и призвала в строй нашего героя. Тем более, что, как пострадавший при старом режиме, он внушал революционерам полное доверие. Авансом произведённый в унтер-генералы, Нарен Пабло Чендраян немедленно отбыл в войска. Ему предстояло штурмовать крепость Ла Рейна.

Изменено пользователем швамбран

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Создайте учётную запись или войдите для комментирования

Вы должны быть пользователем, чтобы оставить комментарий

Создать учётную запись

Зарегистрируйтесь для создания учётной записи. Это просто!


Зарегистрировать учётную запись

Войти

Уже зарегистрированы? Войдите здесь.


Войти сейчас