Швамбрания

132 сообщения в этой теме

Опубликовано: (изменено)

815f60227bd5t.jpgdb447ccf7b0c.png

8. Революция 1825 г. и национально-освободительная война 1825-28 гг. (Продолжение).

Испанская крепость Ла Рейна располагалась выше столицы в четырёхстах километрах вверх по течению реки Пейгон. Выше крепости находился швамбранский город Ниоха. Северные и северо-западные сектора прикрывались топкой низиной и заболоченными руслами рек Ана и Солаха (правые притоки Пейгона), северо-восток, обращённый к Ниохе, защищал кронверк Сан-Фернандо (лёгкие земляные укрепления). Восточные подступы упирались в обрывистый берег Пейгона. Расположенные на высотах батареи держали под прицелом окрестные дороги и речной фарватер.

Крепость была заложена весной 1815 г., сразу после окончания швамбрано-испанской войны. Будучи возводима наспех, Ла Рейна первоначально имела лишь полевые укрепления. С 1818 г. на месте траншей и земляных палисадов стали сооружаться облицованные камнем валы. К началу осады перестройка крепости была ещё не завершена, однако в наиболее ответственных местах её бастионы уже приобрели грозный неприступный вид. Гарнизон насчитывал 1582 человека при 129 орудиях.

Осаду вели силы Народно-революционной армии (так отныне именовались бывшие имперские войска) в количестве 10 тысяч человек при 156 орудиях. (Кроме того, 24 пушки располагались на судах речной флотилии). Обладая громадным численным перевесом (в людях, в артиллерии – не очень) войска не отличались выучкой. До прибытия нового командующего бойцы Народно-революционной армии трижды безуспешно штурмовали крепость и, понеся большие потери, находились на грани мятежа.

Приняв командование, Черндраян первым делом начал с восстановления дисциплины, (потеснив революционных «самовыдвиженцев» проверенными командирами из числа старых офицеров и унтер-офицеров). Параллельно пришлось заняться вопросами пополнения, снабжения и обмундирования. (В частности для солдат, чья обувь пришла в негодность, у горожан Ниохи были реквизированы сапоги.) На крутом речном берегу возвели укрепления – точные копии бастионов Ла Рейны, на которых солдаты денно и нощно оттачивали технику взятия крепостей. 11 февраля, состоялась «генеральная репетиция» будущего штурма – две тысячи человек в составе четырёх сводных батальонов атаковали кронверк Сан-Фернандо, обороняемый трёмястами испанцами. (Формально именуемые «испанцами», они на самом деле являлись креолами Новой Галисии, более сходными с мексиканцами, нежели уроженцами Пиренейского полуострова.) Предмостные укрепления были взяты менее чем за час. Воодушевляя бойцов, командующий лично, со знаменем в руках, возглавил штурм одного из бастионов.

С 12 февраля шла непрерывная бомбардировка Ла Рейны, к которой была привлечена вся наличная артиллерия, включая суда речной флотилии. Мобилизовав в помощь местное население, солдаты подвели гати к северному и северо-западному фасам крепости. Командующий распределил войска вокруг крепости так, что у гарнизона возникло впечатление атаки со всех сторон, вынудив рассредоточить артиллерию вдоль всего периметра обороны. На самом деле, главный удар наносился со стороны кронверка Сан-Фернандо, где под покровом темноты Чендраян сосредоточил свыше половины солдат и три четверти артиллерии. 21 февраля за час до рассвета начался генеральный штурм, и уже спустя два часа швамбраны ворвались в крепость. К полудню большинство очагов сопротивления оказалось подавлено, на следующий день капитулировали последние защитники цитадели. Испанская твердыня пала.

…В числе взятых трофеев оказалась и испанская полковая казна. Не допустив грабежа, Чендраян лично проследил, чтобы всё захваченное золото «от имени революционных войск» было бы передано жителям Ниохи за ранее реквизированное имущество. Завоеванные, таким образом, симпатии гражданского населения впоследствии сослужили хорошую службу…

Почти одновременно с этими событиями сложная обстановка возникла в провинции Аваили Нижняя, где двенадцатитысячный испанский отряд попытался прорваться к осаждённой швамбранами Гавадалахаре. Силами Народно-революционной армии, в количества восемнадцати тысяч человек, командовал Карлос Кинченаиро, также получивший чин генерала от революционной хунты. Однако под Мадиуном противник нанес ему жестокое поражение. С большим трудом Кинченаиро смог отступить, закрепившись на реке Лилиаронга (к северо-западу от Алентоны) куда, к счастью для швамбран, вскоре подошли подкрепления. В решающем бою 8-12 апреля испанцы были основательно потрёпаны, и так и не сумев форсировать реку, были принуждены отступить, перед почти двукратно превосходившими их силами швамбран. Успех при Лилиаронге, безусловно, оказал влияние на ход войны, но не столь существенное, как хотелось бы его автору. Будучи честолюбив, генерал лелеял далеко идущие планы, памятуя о лаврах Наполеона. Ради этого Карлос Кинченаиро вступил в политический альянс с либералами, рассчитывая с их поддержкой стать верховным главнокомандующим Народно-революционной армии – ну, а там (если повезёт) и кем-нибудь повыше. Ведя опасную игру, Карлос имел неосторожность информировать о своих планах Нарена Чендраяна, которого по старой памяти, продолжал считать своим другом и возможным союзником. Однако к немалому удивлению и негодованию Кинченаиро, в своём ответном письме Чендраян отказался от сотрудничества – сын сапожника не желал быть ничьим подручным. Он хотел быть только первым и единственным! Отныне бывшие друзья стали смертельными врагами…

В начале 1826 г. Ла Рейна оказалась единственной неприятельской крепостью, взятой швамбранами. Тем значимей выглядела победа – Нарен Чендраян был удостоен ордена Чёрного Слона. Минуя генерал-майора, хунта произвела его в генерал-лейтенанты, избавив от уничижительной приставки «унтер», после чего отправила его командующим в Южную армию, которая вела упорные бои у стен Каваеронги.

Обстановка здесь сложилась крайне напряжённая. Не в пример Ла Рейне, Каваеронга была опоясана несколькими рядами укреплений, возводимых на протяжении полутора веков. Накануне осады испанский гарнизон насчитывал 3279 человек. Южной армии (40 тысяч человек при 388 орудиях) приходилось не только преодолевать его сопротивление, но и отражать атаки на внешнем фронте. За время осады, продолжавшейся с декабря 1825 г., испанцы трижды пытались деблокировать осаждённый гарнизон. В начале февраля был с трудом предотвращён прорыв крупного отряда неприятеля (8,5 тысяч человек, плюс обоз).

В первых числах апреля состоялась новая попытка, на сей раз силами 15 тысяч человек. Чендраян, как раз вступивший в командование, предпринял неожиданный (хотя и чрезвычайно рискованный) ход: упорно обороняясь, он вынудил неприятеля сосредоточить все силы в авангарде, оставив без внимания обоз, после чего захватил его. В итоге, испанцы прорвались, но, лишённые провианта и боеприпасов, оказались заперты в крепости точно в ловушке. Месяц спустя они направили к Каваеронге 20 тысяч человек. Это были все наличные силы, которыми располагал неприятель, тем не менее, испанцы решились сыграть в ва-банк…

Увы, Чендраян не оставил им ни одного шанса! Как и в прошлый раз, сковав авангард, швамбранский командующий разгромил обозы, после чего открыл противнику свободный коридор в Каваеронгу, де-факто превратившуюся в гигантский лагерь военнопленных. Вскоре им было суждено сделаться военнопленными и де-юре: 29 мая деморализованные испанцы капитулировали. Разом сдалось почти 30 тысяч человек – с их потерей у неприятеля не осталось войск на западе континента. 8 июня, перейдя в решительное наступление, Чендраян вступил в доселе неприступный Укеа – провинция Фаахоку, была завоёвана, Нарен Пабло Чендраян триумфально возвратился в столицу.

К тому времени Виджая сильно изменилась. В апреле 1826 г. было созвано Учредительное собрание, провозгласившее Швамбранию парламентской республикой. В мае состоялись выборы в парламент (в первый и последний раз на многопартийной основе). Поскольку согласно избирательному закону три четверти швамбран (преимущественно индуисты) оказались лишены права голоса, абсолютное большинство мест досталось либералам, которые и сформировали кабинет министров – новое правительство страны взамен сложившей полномочия революционной хунты. Военным министром и по совместительству главнокомандующим Народно-революционной армии стал Карлос Кинченаиро. Оттеснённые в оппозицию прогрессисты потихоньку выдавливались из активной политики. Не желая смиряться с уготованной им ролью «маргиналов», «ардиентесы» возглавили антиправительственный заговор и 12 июня 1826 г. попытались совершить «якобинский» переворот, однако Карлос Кинченаиро своевременно ввёл в город войска и подавил мятеж. Уличные бои в столице продолжались три дня. Многие видные заговорщики погибли на баррикадах, других расстреляли, часть прогресситов (в том числе и Мигеля Сальседу, бывшего главу хунты) бросили за решётку, остальных загнали в подполье. В такой-то ситуации появление в столице генерала, любимого в войсках и весьма популярного в народе, крайне обеспокоило стоящих у власти либералов. И тут, с подачи военного министра, родилась мысль сплавить его куда-нибудь подальше: военное счастье, как известно, изменчиво, да, ведь, ещё и убить могут! И подобно римским сенаторам, отправивших Цезаря покорять непокорных галлов, либеральный кабинет поручил Чендраяну довести войну с испанцами до победного конца – то есть завоевать Новую Галисию, об которую недавно почившая в бозе империя обломала свои зубы…

Не в пример вечно занятым государственным мужам, наш герой историю чтил (а прочитанные ещё в полковой библиотеке «Записки о Галльской войне», вообще, стали одной из его любимых книг), и потому рассудил вполне логично, что раз с ним поступают как с Цезарем, ему надлежит пойти навстречу и в самом деле стать Цезарем!

Перво-наперво, надлежало создать собственную политическую партию: страна, ведь, не батальон, её «во фрунт» не построишь. За сим дело не стало: Виджая была наводнена разгромленными и жаждавшими реванша прогрессистами. Больше того: недальновидно расправившись с лидерами радикалов, либералы существенно упростили задачу Чендраяну, рвущемуся на освободившееся место. Для этого сыну сапожника пришлось начать активную светскую жизнь, срочно осваивая на ходу подобающие манеры – посещать балы, бывать на приёмах, самому давать балы и устраивать приёмы, и т. д. (Благо революция существенно понизила планку такого рода мероприятий, введя моду на «демократичность».) Пришлось даже, изменив обыкновению, научиться очаровывать дам (ибо политик полный ноль, если не пользуется успехом у женщин).

Довольно скоро он обрёл множество сторонников, умудрившись ни разу не проговориться о том, что же, собственно, он намерен совершить: возродит ли «попранное дело революции», свергнет ли «коррумпированное правительство» или, быть может, станет императором, пойдя стопами Наполеона? Впрочем, зачем слова, когда идеи витают в воздухе? В атмосфере намёков наш генерал щедро раздавал авансы, так что «никто не ушёл обиженным»…

Само собой у правительства не могло не возникнуть обеспокоенности затянувшимся пребыванием Чендраяна в столице. В сентябре 1826 г. «как следует подготовившийся» генерал наконец-таки выступил в поход. Под начало он получил 37 тысяч солдат, которым противник мог противопоставить 28 тысяч своих далеко не отборных войск – большая и лучшая часть того, чем располагала Новая Галисия, была брошена против Боливара и Сан-Мартина в тщетной попытке удержать Новый Свет под властью Испании.

Тем не менее, креолы в который раз доказали свою храбрость и упорство. Атаки с обеих сторон заканчивались рукопашными схватками, в которых командирам не раз приходилось обнажать шпаги. В одной из боёв, Нарен Пабло Чендраян лично пленил генерал-майора Викторио Морелоса, командира испанской бригады. В другом - снова, как и при Сан-Фернандо, - ему пришлось со знаменем в руках вести в атаку свои дрогнувшие было полки. И на сей раз неприятель был опрокинут. (Уже после смерти на теле нашего героя найдут следы двадцати двух ран.) Так или иначе, но побеждают сильнейшие – 27 ноября 1826 г. Народно-революционная армия вступила в Сан-Кристобаль.

Идти дальше было некуда – перед швамбранами простиралось море. Флот республики пребывал в младенчестве и не мог противостоять испанской эскадре. Десант на остров Терануи - в сердце Новой Галисии - казалась невыполнимой задачей, однако 35-летний генерал был не из тех, кто пасует перед трудностями.

В самом узком месте остров Терануи и материк разделяет 29-километровый пролив. Именно сюда, к городу Пируту, Чендраян стянул свои войска. По всему побережью шёл лихорадочный поиск плавательных средств – рыбацкие баркасы и куттеры контрабандистов, гребные боты и парусные джонки, понтоны, рассохшееся гнильё, что годами пролежало на берегу в ожидании разборки на дрова, - буквально всё, что могло держаться на воде мобилизовывалось, наскоро чинилось и приводилось в порядок.

Стоял декабрь 1826 г. Укрываясь от зимних штормов испанская эскадра, задачей которой было не допустить десанта, отстаивалась в порту Таманку – ближайшему к месту предполагаемой высадки. Улучив момент, когда очередной шторм вынудил испанскую эскадру прервать крейсерство, Чендраян приступил к форсированию водной преграды. Вечерело, утлые посудины, осевшие в воду почти по палубу, угрожающе раскачивались на крупной зыби… Расчёт был на внезапность, на ночную темноту, на беспечность противника, на то, что десант не встретят неприятельские суда…

И эти расчёты оправдались! Спустя семь с половиной часов посудины благополучно достигли противоположного берега. Хотя проводниками служили опытные контрабандисты, в ночной мгле часть судов не избежала коварных отмелей и прибрежных скал, но солдатам всё было нипочём: смело прыгая в воду, бойцы преодолевали буруны и выходили на сушу. То, перед чем спасовал сам Великий Наполеон, оказалось по плечу Нарену Пабло Чендраяну: презрев вражеский флот, сухопутная армия форсировала море!

Ещё затемно собрав войска, командующий двинулся к Таманку, точно ураган обрушившись на его ничего не подозревающий гарнизон!

…Пылали верфи, доки, береговые пакгаузы. Подобно разбуженному вулкану, многие мили окрест содрогались от взрывов, огненными столбами возносились к небесам пороховые погреба береговых бастионов. Прокладывая путь штыками и ружейным огнём, швамбраны по сходням врывались на палубы судов, что не успели вовремя отойти от причалов: так были взяты на абордаж четыре корвета и один фрегат. Пылающие головни, разносимые ветром, поджигали паруса спасавшихся бегством кораблей. Разгром оказался неописуем – к полудню испанская военно-морская база перестала существовать. Прямым следствием этого стала временная утрата испанцами господства над морем, что позволило швамбранскому командующему в ближайшие дни принять вторую, а затем и третью волну десанта, переправив на остров артиллерию и лошадей.

Оставив в тылу разрушенный Таманку, Чендраян двинулся на север. Для населения Терануи, за века не испытывавших вражеских вторжений, его приближение, казалось, знаменовало конец света: изменив практиковавшимся доселе обычаям и правилам войны, швамбраны беспощадно грабили и предавали огню всё встреченное на пути. Собравшись силами, испанский флот вновь попытался заблокировать Внутреннее море, однако их командующий не придавал значения сей мелочи: армия питалась за счёт местного населения, беспощадно реквизируя хлеб, лошадей, всякую другую скотину, одежду и обувь, и никто уже не заикался о том, чтобы выплачивать какие-то компенсации. На всякое сопротивление солдаты отвечали штыком и пулей. В жителях Новой Галисии Чендраян (как и подавляющее большинство его солдат) видел лишь врагов, «проклятых каналий» и «христиан», а побывав в лапах у инквизиции, Чендраян глубоко и люто ненавидел их. (Однако от имени Пабло, данного при крещении, он не отказался до конца жизни). Так однажды, он приказал запереть в сарае и сжечь живьём захваченных накануне доминиканских монахов... Око за око – зуб за зуб!

Был, впрочем, и практический смысл в подобных зверствах – методично уничтожая прибрежные селения, швамбраны ликвидировали базы испанской эскадры. Сухопутная армия боролась с неприятельским флотом единственно доступным ей оружием. В итоге, Новая Галисия оказалась потеряна для Испании – окончательно и бесповоротно.

Кампания на острове продлилась целый год. В апреле 1828 г. швамбраны вступили в Сан-Хуан. Крупнейший город Терануи решено было пощадить (коль скоро, он должен был стать главной базой оккупационных войск). Поднявшись на палубу корабля, Чендраян, спешно отбыл в столицу – приближался кульминационный момент его непростой, славной, ослепительной как метеор, судьбы.

Изменено пользователем швамбран

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

"Бренабор" дал третий свисток в десять тысяч верблюжьих сил!!!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Отныне и навсегда единственным повелителем Швамбрании является её народ

ну ШвСР

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

8. Революция 1825 г. и национально-освободительная война 1825-28 гг. (Окончание).

К весне 1828 г., овладев ситуацией, правительство предпринимало энергичные меры к тому, что либералы называли «восстановлением законности, стабильности и порядка». В крупных городах были сформированы надёжные и хорошо вооружённые части национальной гвардии (состоящие преимущественно из христиан), которые патрулировали улицы в ночное и дневное время. Уличные певцы больше не распевали свои куплеты (в дополнение к закону «О свободе слова» парламент принял закон «О соблюдении общественного порядка», где за самовольное исполнение песен «без разрешения полиции» полагалась тюрьма). Заодно куда-то пропали освобождённые из разрушенных арен быки (ставшие, было одной из примет революционной столицы). Ходили слухи, что их тайно отправили на скотобойни (муниципальные власти это категорически отрицали). Домовладельцы (а в городах они, поголовно, были добрыми католиками) взвинтили квартирную плату для язычников, дабы экономическими методами загнать «этих черномазых нехристей» обратно в гетто. Очаровательные фаворитки эмигрировавших августейших особ, сделавшись любовницами новых министров, опять блистали в высшем свете.

Тем временем, принц Хоакин Родриго и император Хуан VI нашли убежище в Париже, пригретые и обласканные лично Карлом X. «Больший роялист, чем сам король» не мог не озаботиться судьбой своих августейших коллег, восприняв их несчастья, как свои собственные. Тремя годами ранее французская армия восстановила на престоле Фердинанда VII, успешно подавив испанский мятеж. Теперь король Франции, преисполненный решимости повторить сей подвиг в Швамбрании, обратился к государствам Священного союза (России, Австрии и Пруссии) за соответствующей санкцией. В этом ему было решительно отказано, причём русский царь Николай I, со свойственной ему прямотой, предостерёг «доброго французского брата» от опасных заморских авантюр, ибо «верные и надёжные войска в скором будущем вам могут понадобиться у себя дома». Разгорячённый Карл X предостережениям, разумеется, не внял, обратившись за помощью к Англии. Надменные британцы холодно ответили, что без санкции Священного союза они ничего предпринимать не станут (а что этой санкции не будет, в Форин-офисе отлично знали – британские послы получили строгое указание оказывать соответствующее давление на Австрию и Пруссию, ну а мнение России и без того уже было известно).

Будучи в неведении относительно результата переговоров великих держав, принц Хоакин Родриго слал на родину манифест за манифестом, возвещая своё скорое возвращение. Их содержание было предметом живейшего обсуждения в великосветских салонах. Надо сказать, что правлением либералов недовольны были решительно все – и прогрессисты, за «измену делу революции», и монархисты, неудовлетворённые тем, что «с проклятой революцией ещё не покончено». Перспективе возвращения Хуана VI, по правде говоря, никто (даже из числа монархистов) особо не радовался. Поэтому обсуждались иные кандидаты на вакантный престол: герцог Орлеанский (будущий король Луи-Филипп), эрцгерцог Карл Людвиг Австрийский, а также великий князь Михаил Павлович.

Англия в лице своего посла решительно возражала против всех троих: иноземный принц на швамбранском престоле, буде он французским, австрийским или российским, в глазах англичан означал превращение Швамбрании во французский, австрийский или российский протекторат, с чем туманный Альбион был категорически не согласен. По тем же причинам решительно не годилась и традиционная кандидатура немецкого принца из какого-нибудь Вюртемберга или Ольденбурга (там было слишком сильно австрийское или российское влияние). Ну а всякие датские, шведские и прочие итальянские принцы не пользовались авторитетом. Одним словом, британский посол постарался донести до каждого монархиста, что времена «старой, доброй и славной империи» не воскресить, и потому надо поискать правителя из числа местных уроженцев. И тут очень кстати оказалась кандидатура Нарена Пабло Чендраяна. Считалось, что этот молодой и удачливый генерал привнесёт свежую струю в порядком увядшую общественную атмосферу, поведя обновлённую Швамбранию к вершинам прогресса и процветания.

Против, однако, решительно интриговал генерал Кинченаиро. Военный министр сам был не прочь сделаться императором. Памятуя о том, что в политической борьбе все средства хороши, его многочисленные сторонники всячески раздували давний эпизод с сорванным крестом, изображая его конкурента «врагом веры Христовой». Это была сущая правда, однако влияние христиан в стране сильно пошатнулось, и в глазах многих швамбран эта история лишь укрепляла авторитет Чендраяна. Однако наиболее фатальным недостатком Кинченаиро было, всё же, отсутствие военного таланта: в то время как его соперник одерживал одну победу за другой, Кинченаиро мог поставить себе в актив лишь битву при Лилиаронге, да кровавое подавление июньского восстания, за что очень многие имели все основания ненавидеть своего военного министра.

Что же до прогрессистов, то они ждали лишь сигнала, дабы схватиться за кинжалы. Чендраян, по их мнению, вполне годился в вожди. Любой из них мнил себя кто Брутом, кто Кассием, и потому высокая вероятность, что генерал захочет стать императором, прогрессистов не смущала: ведь, как гласит история, и на непобедимого Цезаря нашлась управа! Собственно, этот щекотливый вопрос был улажен ещё летом 1826 г., когда на полуконспиративной сходке один из революционеров прилюдно обнажил кинжал со словами: «Ты – мой вождь, Чендраян! Веди меня в бой! Но знай: если ты предашь дело революции, если пойдёшь стопами Наполеона, этот клинок первым вонзится в тебя!» На что генерал, пламенея очами, ответил: «Если ты сочтёшь, что я предал тебя – вот сердце моё! Рази без жалости!»

Итак, сторонники генерала, во множестве навербованные летом 1826 г. медленно, но верно готовили почву для грядущего триумфа. Генерал одерживал победы – газеты шумно трубили о них, и имя Нарена было на устах у жителей столицы. И как-то само собой получилось, что швамбраны, единодушно, желали видеть его во главе страны. Не были согласны лишь члены кабинета министров, да депутаты парламента, кои вдруг осознали, что дни их, похоже, сочтены.

…Итак весной 1828 г. Новая Галисия была, наконец, покорена. Чендраян собирался в столицу, дабы шумно справить подобающий ему триумф. В самый разгар этих приготовлений из Виджаи, вместо долгожданного приглашения, пришёл приказ, гласящий, что в столицу виновник торжества имеет право приехать лишь один, без войск. Боевой генерал, разумеется, взвился на дыбы, потребовав, чтобы ему, в качестве почётного эскорта, было позволено взять с собой героев войны, представленных к орденам и медалям – пять тысяч пехоты, полторы – кавалерии и не менее пятисот артиллеристов… Правительство решительно отказало в этой скромной просьбе, высокомерно рассудив, что и пятидесяти человек довольно – и это для триумфатора-то, разбившего непобедимых испанцев! В разгар сей переписки на стол генералу легло анонимное письмо, недвусмысленно предостерегавшее от поездки: сразу по прибытию в столицу Чендраяна-де собирались арестовать по обвинению в государственной измене. До сих пор у историков нет единого мнения, кем был тот таинственный доброжелатель (одни кивают на Кинченаиро, желавшего спровоцировать своего врага на вооружённый мятеж и тем погубить, другие - на британского посла, якобы намеревавшегося подтолкнуть события). Так или иначе, но развязку письмо и в самом деле ускорило: рассудив, что жребий брошен, Чендраян решительно перешёл через Рубикон и во главе пятитысячного войска двинулся на столицу.

Его тут же объявили мятежником, однако отряды, посылаемые навстречу, переходили на его сторону, так что к городу Алентона Чендраян подошёл, располагая уже тридцатью тысячами. Здесь его ожидала 60-тысячная правительственная армия, которой командовал Кинченаиро. В течение трёх дней (со 2 по 5 июня 1828 г.) противоборствующие стороны стояли на позициях, ничего не предпринимая. За это время в ставке правительственных войск случайно оступившийся вьючный слон повалил боевое знамя, что, разумеется, было истолковано как дурное предзнаменование. Зато ослепительный метеор, пронёсшийся по небу в ночь перед сражением, солдаты Чендраяна (все как один бывшие индуистами) истолковали как добрый знак, решив что это стрела Арджуны, посланная во врага.

Не желая проливать кровь в братоубийственной битве, генералы решились на переговоры – меж враждующих армий была разбита палатка, по обе стороны от которой по тридцать человек эскорта встали в караул. О чём они говорили с глазу на глаз так и осталось неизвестно, но, по воспоминаниям очевидцев, когда командующие покидали палатку, на глазах у обоих стояли слёзы…

Затем началась битва – армия Чендраяна храбро атаковала вдвое превосходящего неприятеля. Сражение, продолжавшееся до темноты, носило исключительно упорный характер, и исход его решила одна-единственная бомба, разорвавшаяся возле ставки правительственных войск. Кинченаиро был сражён наповал. (Согласно легенде, пушка была заряжена лично Чендраяном, который затем и произвёл удачный выстрел). Гибель командующего оказала катастрофическое воздействие на солдат-язычников: они начали массово сдаваться в плен. Христиане (составлявшие половину правительственных сил), напротив, бились до конца, не пожелав отступить (хотя сгущавшиеся сумерки предоставили им такую возможность), и почти все полегли на поле брани… Сражение закончилась в полной темноте, братанием бывших противников.

Битва у Алентоны, как некогда битва у Мульвиевого моста, раз и навсегда решила вопрос, какому богу отныне будет молиться Швамбрания: язычники одолели христиан. Проявляя уважение к павшему врагу (Чендраян, вообще, уважал врагов, в особенности мёртвых), Кинченаиро был похоронен со всеми надлежащими почестями там, где его застигла смерть. Спустя много лет Чендраян распорядится воздвигнуть на этом месте двадцатиметровый каменный крест.

Однако к живым врагам Чендраян редко проявлял почтение. При первом известии о его приближении, члены кабинета министров ударились в бега, покинув столицу. Законодатели, напротив, отказались оставлять здание парламента, дав друг другу клятву «защищать демократию до последней капли крови». 30 июня, приветствуемый восторженными толпами, Чендраян вступил в Виджаю. Одни лишь парламентарии отказались отдать ему почести, потребовав специальным декретом, чтобы мятежный генерал дал отчёт своим действиям. Объяснение с парламентариями состоялось на следующий день.

Чендраян попытался произнести речь, однако едва он начал говорить, как его тут же стали перебивать – упрёки и брань неслись со всех сторон, включая и президиум: «Вы попрали священную конституцию!» «Вы разожгли пожар гражданской войны!» «Вы намерены узурпировать власть!»

Потерявший терпение Чендраян повысил голос: «Нет, это вами попрана священная конституция и права граждан, большинство которых вы лишили права голоса! Это вами узурпирована власть, отнятая у народа! Народ – единственный законный повелитель Швамбрании, и я явился сюда, дабы восстановить его в правах!»

В ответ, негодующие выкрики переросли в единогласный рёв.

«Он новый Наполеон!» – вопили одни – «Новый Цезарь! Республика в опасности!»

«О, Бруты! Где ваши кинжалы?!» – патетически восклицали другие.

Увы – кинжалов под рукой ни у кого не оказалось, ну, хоть плачь! Тогда депутаты стали дружно ломать скамьи, дабы, вооружившись хотя бы палками, покончить с ненавистным узурпатором (который, напоминаю, явился в зал законодательного собрания один, без сопровождения). Неизвестно, чем бы кончилось дело, но, к счастью для нашего героя, солдаты, случайно оказавшиеся возле здания парламента, услыхав шум, ворвались в зал заседаний. Буквально в последний момент они вырвали своего основательно помятого командующего из рук разъярённых депутатов.

«Ребята! – неистовствовал Чендраян, размахивая шпагой, - Бей эту сволочь!!!»

«Ребята», не заставив себя ждать, обрушив на парламентариев удары прикладов и пинки солдатских сапог. В дверях мгновенно образовалась давка, спасаясь от солдат, многие депутаты прыгали в окна (к счастью, тут был только второй этаж) – в считанные минуты разгромленный зал опустел.

Тут наш герой опомнился и, вложа шпагу в ножны, отдал приказ задержать членов парламента. Солдаты пустились в погоню за разбегающимися депутатами, устроив облаву по всей столице. Упиравшихся, трясущихся от страха народных избранников, этих несостоявшихся Брутов и Кассиев, волокли обратно в парламент. Ценой немалых усилий, к утру следующего дня необходимый кворум удалось собрать, и 2 июля заседание парламента возобновилось. На сей раз были приняты строгие меры предосторожности: солдаты взяли парламентариев в плотное кольцо штыков, так что никто не смел даже пикнуть. На повестке дня стояли три вопроса: а) принятие новой конституции, б) утверждение Нарена Пабло Ченбраяна синкрером (то есть диктатором) Швамбранской республики, в) самороспуск законодательного собрания – впредь до внеочередных выборов, которые должны были состояться спустя полгода.

Не тратя времени на ненужные прения, депутаты единогласно приняли все три пункта, после чего им, наконец, было позволено разойтись по домам.

Итак, Нарен Пабло Чендраян встал во главе огромной страны с населением 160 миллионов человек. Был ли он искренен, когда вечером 2 июля объявил об этом народу, прилюдно поклявшись в верности Республике? Помышлял ли он идти «стопами Наполеона»? Вот его доподлинное высказывание о великом корсиканце: «Жалкий фигляр сделался императором! Какая честь! Стать богом и штурмом взять небеса – вот предназначение того, кто истинно велик!» Именно это – стать богом – ему вскоре и предстоит.

Изменено пользователем швамбран

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Швамбран велик!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

:yahoo:

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Проды!

Именно это – стать богом – ему вскоре и предстоит.

Убьют его, что ли?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

22 октября 1925 года - революция в Швамбрании

25 декабря Революционые войска берут штурмом столицу Империи

22 октября 1927 г. - заключение военого союза СССР/Швамбраниия

7 ноября революция в Корее

11 апреля 1928г. начало ГВ в Сша

22 мая- революция в Японии

30 марта 1929 г. заключение военого союза ЯНДР/КНДР

1 ноября - заключение Московского пакта ( Военный союз- ссср, швамбрандии, кндр. ЯНДР )

7ноября 31 года революция в Мексике

9 ноября штурм Мехико войсками революции

11 ноября приглашение Троицкого на пост 1 Генсек ЦК КПМ

Изменено пользователем Князь

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Прочитал тему и отрывки таймлайна, вписанные в корабельную тему альтфлотофага.

Вопрос - а почему паровоз не убили, пока он чайник США не втоптали Швамбранию в конце 90-х XIX века вместо Испании или в начале XX века параллельно с Русско-японской?

И по участию в РЯВ. Для Швамбрании Петропавловск не нужен с целью проникновения в Китай ибо он, мягко говоря, в стороне. Ей бы Фомозу, а следовательно - конфликт с Японией.

На 1905-й - интересный расклад получается.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

одни кивают на Кинченаиро, желавшего спровоцировать своего врага на вооружённый мятеж и тем погубить, другие - на британского посланника, якобы намеревавшегося подтолкнуть события

Посла, однако. Представитель великой державы носил ранг посла, а не посланника, как представитель страны второстепенной.

ЭПИЧНО!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Вопрос - а почему паровоз не убили, пока он чайник США не втоптали Швамбранию в конце 90-х XIX века вместо Испании или в начале XX века параллельно с Русско-японской?

Надо полагать, по той же причине, что не смогли в реале завоевать Вьетнам и Сомали!

Полезли воевать, получили по рогам, да и отлезли...

Возможно, имела место быть какая-то поддержка от России. Монархия помогла монархии против республиканщины...

И по участию в РЯВ. Для Швамбрании бы Фомозу, а следовательно - конфликт с Японией.

Конфликт ограничился дипломатией, поскольку Швамбрании дорого далось отражение атаки США и потому она не была готова к войне с Японией.

Хотя каких-то добровольцев вполне могла послать...

.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Надо полагать, по той же причине, что не смогли в реале завоевать Вьетнам и Сомали!

Полезли воевать, получили по рогам, да и отлезли...

Вы концы не путайте. 19 и 20 века. К тому же войны со США не описано. Описана урывками кстати война с ЮАС.

Конфликт ограничился дипломатией, поскольку Швамбрании дорого далось отражение атаки США и потому она не была готова к войне с Японией.

Вы о чем? В урывках таймлайна описан захват Петропавловска-Камчатского швамбранами - союзниками Японии.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Очень интересный таймлайн.

А продолжение будет?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

6026713m.png

(текст последует)

Изменено пользователем швамбран

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

9. Краткий обзор: индуизм в Швамбрании

Поскольку после революции и гражданской войны 1825-28 гг. господствующей религией в Швамбрании сделался индуизм (впрочем, законодательно его главенство было оформлено не сразу, о чём будет рассказано в следующей главе), стоит, пожалуй, остановиться на нём особо. Тем более, что швамбранская версия индуизма весьма отличается от классической, принятой в Индии.

Будучи привнесён в Швамбранию в начале XIV века из малайской империи Маджапахит (о чём было рассказано в 4 главе) индуизм, укоренившись на местной почве, претерпел существенные изменения, важнейшим из которых стало редукция кастовой системы. Последняя оказалась сокращена всего до двух каст, а именно – касты священнослужителей, или браминов (брахманов), обязанных блюсти телесную и душевную чистоту, необходимую для совершения религиозных обрядов, и, так сказать, «касты всех остальных» (иначе говоря, «мирян»). Последняя вобрала в себя прежних кшатриев, вайшьев, шудр и даже неприкасаемых со всеми их бессчётными подкастами и прочими разновидностями.

Данное изменение отражало основную особенность религиозных воззрений швамбран, полагавших занятие религией несовместимым с мирской жизнью, пропитанной разнообразными грехами, что, в частности, лишало их священнослужителей любых иных источников дохода, кроме пожертвований прихожан. Если, скажем, священник желал заниматься ремеслом, торговлей или, будучи землевладельцем, распоряжаться сельскохозяйственными угодьями, он в первую очередь должен был сложить с себя сан, став мирянином. С другой стороны, если мирянин по какой-либо причине возжелал бы посвятить себя служению богам, он был обязан отречься от земной жизни, с её благами и удовольствиями, избрав суровое, аскетичное существование при храме. Иначе говоря, швамбранский индуизм допускал переход из одной касты в другую. Разумеется, как это бывает во всём мире, швамбраны искали и находили множество уловок, позволяющих обходить строгие запреты. В частности, брахманы сознательно шли на то, чтобы не все их сыновья шли по стопам отцов, а становились бы торговцами, ростовщиками и т. д. При этом отец, по праву старшего, мог (до известной степени) распоряжаться капиталами сына-мирянина, оформляя это как пожертвования в пользу того или иного храма. С другой стороны, даже самый последний мирянин мог (при наличии у него усердия и способностей) стать брахманом – для этого он должен был дать священный обет и, освоив грамоту и получив необходимые знания в храме, выдержать экзамен перед собранием индуистских богословов (именно так крестьянский сын Матур Бабу Вишванатх стал брахманом и видным реформатором индуизма). Тут, правда, существовала масса ограничений – путь к священному сану существовал только для мальчиков не старше пяти-семи лет, в противном случае они могли стать лишь храмовыми прислужниками – и, тем не менее, путь не был закрыт совсем.

Следует особо подчеркнуть, что хотя корни индуизма уходят в седую древность, нынешняя индуистская организация Швамбрании появилась относительно недавно, сформировавшись в первой половине XVIII столетия. Как уже говорилось выше, начало ей положила Алентонская школа, основанная Вишваннатхом в 1724 году (в следующем столетии она получит статус университета, готовящего индуистских богословов). Именно из её учеников сформировалось ядро будущей общины, которой будет суждено перестроить дедовскую религию. Её главенствующей доктриной являлся вайшнавизм – почитание Вишну как верховного божества, прежде для Швамбрании нехарактерный. В знак принадлежности к общине Вишваннатха его последователи стали носить тилаку – знак, наносимый на лоб (в прежние времена его носили постоянно, ныне, как правило, лишь по праздникам). Правом ставить тилаку обладают лишь особые священнослужители – бхакты (букв. «служащие») – за каждым из которых закреплена определённая территория, где они являются полновластными хозяевами (в этом отношении они весьма напоминают христианских епископов, чью организацию и иерархию они, в общем, и копируют). Совет двенадцати высших бхактв (своего рода, кардиналов) – «Священный совет» - является руководящим органом швамбранской индуистской церкви.

Ещё одной местной достопримечательностью является почитание Батаратха – живого бога, являющегося с точки зрения швамбран, десятой аватарой Вишну (согласно воззрениям традиционного индуизма, у Вишну было девять аватар, приходивших на землю в прошлом, десятая аватара – это Калки, который должен прийти в будущем, чтобы обновить мир в конце калиюги).

Батаратха весьма напоминает непальский культ Кумари (девочки, являющейся воплощением богини Таледжу), с той, естественно, разницей, что воплощать в себе бога может, естественно, только ребёнок мужского пола. Именно Баратха, согласно конституции Швамбрании, является верховным правителем государства (естественно, номинально, поскольку реальная власть находится у премьер-министра и парламента), а также религиозным главой всех индуистов (опять же, номинально, так как фактически индуистской церковью руководит, как уже сказано выше, «Священный совет»). Наконец, согласно той же конституции, Батаратха является и верховным главнокомандующим сухопутными войсками (именно сухопутными, так как верховным главнокомандующим ВМС и ВВС является премьер-министр, в Швамбрании рода войск не имеют общего командования) – и опять же номинально: фактически сухопутными войсками командует маршал Генерального штаба (В Швамбрании маршал – это не звание, а должность). За всю историю страны Батаратха реально руководил войсками на поле боя только однажды – им стал Анан Чакраватин, командовавший швамбранскими экспедиционными силами на советско-германском фронте в 1941-45 гг. Однако, поскольку самым первым Батаратхой (задним числом, о чём будет сказано позже) был провозглашён уже известный нам Нарен Пабло Чендраян – герой освободительной войны 1826-28 гг. – каждый Батаратха, блюдя традицию, обязан являться полководцем (хотя бы паркетным).

Почитание Батаратхи для Швамбрании в какой-то степени компенсировало исчезновение в ходе революции института монархии. Прежде живым воплощением бога на земле считался император из династии Виджаев. Естественно, что после того, как императоры обратились в католицизм, они больше не могли в глазах своих подданных, в подавляющем большинстве оставшихся язычниками, являться воплощением Вишну. Вот почему нисхождение его аватары (а именно так индуисты восприняли революцию), было расценено как поворотный пункт истории, восстановивший связь времён, нарушенную императором-нечестивцем Педро I.

Функции Батаратхи сводятся, в основном, к религиозным церемониям. В частности, только он имеет право наносить тилаку членам кабинета министров и спикеру парламента (если они, естественно, привержены индуизму). Высшие бхакты - члены «Священного совета» также получают тилаку только от Батаратхи (а неполучение оной означает, по меньшей мере, недовольство божества). Кроме того аватар Вишну принимает жертвы. Совершаемые по особым праздникам, даёт благословение, приносит исцеление и т. д. Резиденцией Батаратхи является Батаратгар – небольшой дворец, расположенный в центре Алентоны, входящий в состав грандиозного храмового комплекса, возведённого на месте прежней резиденции Нарена Пабло Чендраяна.

Поскольку Батаратха считается живым воплощением бога, то это налагает на него определённые ограничения, первым из которых является целомудрие. Батаратх не может прикасаться к женщине, так как это умаляет его божественную сущность (однако есть одна тонкость – женщина имеет право прикасаться к нему, например, чтобы получить благословение, или исцеление, и Батаратх не вправе ей отказать). Батаратх может жениться на богине. Но поскольку богини на Земле в настоящее время не живут (если не считать непальской Кумари), то он обречён на безбрачие.

Также, подобно Кумари, Батаратха, являясь божеством, помещённым в человеческое тело, смертное по природе, не может исполнять свои обязанности пожизненно, ибо должен выглядеть привлекательно, как подобает божеству. С наступлением старости (момент которой определяется наступлением седины или облысением), а также приобретением какого-либо физического изъяна (исключение делается лишь для раны, полученной в бою - она изъяном не считается) он обязан сложить с себя полномочия, становясь ачарья – индуистским святым – проживая остаток жизни в уединении.

Сразу после ухода очередного Батаратхи «Священный совет» приступает к поиску нового воплощения Вишну. Обычно, эта процедура занимает один год. Кандидатов отбирают со всей страны (участвовать в них, естественно, могут лишь дети из индуистских семей) после чего среди них устраивают соревнования в несколько туров, окончательный победитель которого и провозглашается новым воплощением аватары Вишну – считается, что божество само выбирает, в чьём именно теле оно будет жить, и тот, на кого падает этот выбор является победителем. До 1904 года кандидатов отбирали из числа подростков в возрасте 13-14 лет, состязания между которыми (особенно в заключительных турах) отличались исключительной жестокостью. В финале два последних претендента обязаны были сражаться насмерть (убитый в поединке считался принесённым в жертву). Весной 1904 года четвёртым Батаратхой стал четырнадцатилетний Нарен Бандаранаике, уроженец деревни Тергани провинции Улгелафулоа, который уже через три года добровольно отрёкся от божественности. Причиной, заставившей его столь беспрецедентный поступок, стала взаимная любовь меж ним и юной односельчанкой, вспыхнувшая ещё до состязаний. Он так и не смог забыть любимую, обратившись к «Священному совету» с немыслимой просьбой – разрешить ему вновь стать человеком. После долгих споров собрание высших бхатв удовлетворило его просьбу, после чего Нарен вернулся в родную деревню, где женился на своей избраннице (дождавшейся его). Прожив оставшиеся 70 лет жизни как простой рыбак, он умер в 1977 году в возрасте 84 лет, успев стать отцом шестерых детей и дедом двенадцати внуков, в Улгелафулоа его до сих пор почитают как святого. С 1908 года во избежание повторения подобных историй, возраст кандидатов был снижен до пяти лет, а сами состязания между ними стали несравнимо более гуманными.

Список правителей Швамбранской республики:

1. Аурам Шринаят – родился в 1829 г., Батаратха 1843-59 гг. Убит в результате покушения.

2. Арья Пурам – родился в 1847 г., Батаратха 1860-63 гг. Погиб в битве при Геттисберге, где швамбранский экспедиционный корпус сражался на стороне северян. Находился при войсках, хотя и не командовал ими.

3. Кане Вишвамитра - родился в 1851 г., Батаратха 1864-1903 гг. Первый аватара, сложивший полномочия по достижении старости.

4. Нарен Бандаранаике – родился в 1890 г., Батаратха 1904-07 гг. Добровольно отрёкся от божественности.

5. Бандар Сингаланг - родился в 1903 г., Батаратха 1908-21 гг. Умер от болезни (причина заболевания официально не сообщалась).

6. Анан Чакраватин - родился в 1917 г., Батаратха 1922-68 гг. Командовал швамбранскими экспедиционными силами в СССР. Трижды Герой Советского Союза. Кавалер ордена Победы.

7. Тапи Сурьянанда - родился в 1964 г., Батаратха 1969-2010 гг. Сложил полномочия по достижению старости

8. Леа Аянанга – родился в 2006 г., Батаратха с 2011 года.

Изменено пользователем швамбран

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

О, наконец-то дождались продолжения. ;)))

Большое спасибо.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Великолепно!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

10. Швамбранская республика – первое в мире тоталитарное государство (государство нового типа)

Возникшую в ходе революции и последовавшей за ней гражданской войны Швамбранскую республику, бессменно управляемую государственным синкрером (то есть, диктатором) и сохранившую лишь видимость парламентаризма, принято считать первым в истории тоталитарным государством. И действительно, многими своими чертами эта республика, созданная в 1828 году, предвосхитила политические режимы, которые будут господствовать в ХХ столетии. Ибо в основе всех их (с небольшими вариациями) лежала одна и та же модель государственного капитализма. Предпосылки этой экономической модели в Швамбрании постепенно складывались на протяжении всего XVIII столетия, и начало им положили реформы императора Педро I, впервые учредившего крупные казённые мануфактуры и другие принадлежащие государству предприятия, необходимые для нужд империи (в первую очередь – армии). И хотя, наверное, трудно было бы сыскать больших антиподов, чем первый император-христианин и низвергатель империи, люто ненавидевший христиан, но ирония исторического процесса в том и заключалась, что политика Нарена Пабло Чендраяна стала логическим завершением преобразований, начатых Педро Виджаем!

К началу XIХ века Швамбрания являлась аграрной страной, где только 10 % населения проживало в городах. Крупнейшим из них являлась Виджая, в которой (считая и бывшие языческие гетто, после революции ставшие составной частью города), согласно переписи 1829 года, проживал 1072356 человек. Второе место, со значительным отрывом, занимал Сан-Кристобаль - 389759 человек. Несколько меньше – 326710 жителей – проживало в Укеа. Кускан, Бандар, Савару, Эдера и Сан-Хуан насчитывали от 300 до 200 тысяч жителей. В Алентоне, ставшей столицей в 1836 г., проживало 172 тысячи человек. Население же большинства городских поселений (в том числе и провинциальных центров), как правило, не превышало 100 тысяч человек.

Уже с XVIII века страна занимала прочное место на мировом рынке. Основными предметами швамбранского экспорта были селитра (второе место после Чили), натуральные красители, древесина ценных пород, табак и сахар. К середине XIX века к этому списку добавились хлопчатник, а к концу столетия – натуральный каучук. Импортировалось железо (в последние годы империи – почти две трети от всего объёма, потреблявшегося страной), станки и машины (до 90 %), орудия сельскохозяйственного производства (до 50 %), ткани (порядка трети) и другие промышленные товары. В стране практически отсутствовал собственный торговый и военный флот – причине того, что до национально-освободительной войны 1826-28 гг. все наиболее удобные гавани принадлежали испанцам, отчего внешняя торговля находилась под контролем иностранных компаний. Поэтому, помимо прочего, создание и развитие собственного торгового флота стало одной из первоочередных задач постреволюционного правительства.

Несколько лучше был развит речной флот, осуществлявший судоходство по Пейгону и другим крупным водным путям. Первый пароход – «Императрица Августина» - в Швамбрании был спущен на воду уже в 1819 году, однако котлы, машины и многие другие механизмы для него пришлось заказывать в Англии.

Важной и весьма влиятельной политической силой Швамбрании были крупные землевладельцы, чьи латифундии приносили основной объём экспортной выручки. Политическим выразителем их интересов была партия либералов. Хотя последняя и потерпела поражение, но помещики рассматривали правление Нарена Пабло Чендраяна как временное недоразумение и открыто готовились к реваншу. С этой целью они ударились в популизм, заигрывая с малоимущими слоями населения, всевозможными люмпенами и лицами без определённых занятий, которых стало особенно много после революционных потрясений. Из этой среды они вербовали сторонников, создавали вооружённые отряды для охраны своих имений и домов в городах – настоящие частные армии.

Таким образом, проблемы стоявшие перед постреволюционным правительством (премьером которого в 1830 году стал 29-летний Кане Ампанихива – исполнительный, честный и беззаветно преданный синкреру), требовали, как принято сегодня говорить, системного решения: разрядить сложную социальную обстановку и обеспечить построение современной крупной промышленности.

Первым шагом стал изданный уже осенью 1828 года указ «О бродягах и нищих», согласно которому все лица без определённых занятий принудительно переселялись из городов в качестве бесплатной рабочей силы на специально создаваемые государственные плантации. Последние частично учреждались на базе конфискованных земельных владений бывших членов императорской фамилии, а также ряда политических противников новой власти, эмигрировавших в Европу, а частично создавались на новых, ещё не освоенных землях. Подневольный труд был, разумеется, малопроизводительным, но дешёвым. Срок пребывания на государственных плантациях определялся в пять лет, после отбытия которых работнику предоставлялся собственный земельный участок.

Второй важной мерой правительства стало начатое в 1829 году массовое переселение крестьян на земли недавно завоёванной Новой Галисии. Предполагалось не только решить проблему малоземелья, обострившуюся в целом ряде центральных провинций, но и изменить этнический состав в присоединённых владениях Испании, «разбавив» местных креолов-христиан, враждебных новой власти, лояльными ей индуистами. Последние водворялись на новых территориях целыми общинами, образуя крепкие колонии вооружённых поселян, становившиеся надёжным тылом оккупационных войск. Поселяне поставляли им продовольствие и рекрутов, а в целях самозащиты им разрешалось владеть оружием. В этой связи эти поселенческие колонии нередко сравнивают с военными поселениями, создававшимися примерно в эти же годы в России, однако этот взгляд ошибочен. Швамбранские поселяне оставались крестьянами, а не солдатами.

Помимо ближней цели, правительство в отношении колонистов имело и далеко идущие планы, поскольку с самого начала стремилось, чтобы их хозяйственное функционирование велось на индустриальных началах – предполагалось, в частности, что продукция этих крупных общинных хозяйств станет сырьевой базой для будущей промышленности. В этом отношении переселенческие общины швамбран, создававшиеся на присоединённых территориях, являлись прообразами колхозов и совхозов, хорошо известных нам по истории СССР.

В целом, переселенческая политика преследовала ту же цель, что создание государственных плантаций – задачей ставился подрыв господства помещиков. С началом массового переселения стоимость рабочей силы на селе выросла, и латифундисты стали испытывать проблемы с наймом сельскохозяйственных рабочих. Государственные плантации, как уже было сказано выше, недостатка в рабочих руках не испытывали.

Аналогично селу, преобразования коснулись и городов. Сосредоточив в руках значительные финансовые средства (частично полученные в ходе конфискации имущества своих политических противников, частично – от эксплуатации государственных плантаций) государство, начиная с 1830-х годов, приступает к созданию современных промышленных фабрик. Последние создавались, прежде всего, для переработки сельскохозяйственного сырья, производившегося в стране – основу их продукции составлял выпуск хлопчатобумажных и шерстяных тканей, бумаги, сахара и других пищевых продуктов. В 1832 г. в Сан-Кристобале был основан первый в стране Морской арсенал, на верфях которого строятся первые в стране морские суда. К 1842 году аналогичные предприятия появились в Укеа, Сан-Хуане, Кускане и Эдере. Хотя значительную часть судовых механизмов, по-прежнему, приходилось ввозить из Англии, швамбранами был взят твёрдый курс на импортозамещение. Первым пароходом, полностью собранным их отечественных комплектующих, стала 900-тонная «Лакшми», оснащенная машиной в 245 лошадиных сил. Она была спущена на воду в 1847 году. Вопросами судостроения занимался лично премьер Кане Ампанихива, что впоследствии привело к тому, что флот по устоявшейся традиции стал прерогативой премьер-министра. (Вплоть до того, что именно премьер стал формально считаться верховным главнокомандующим ВМС, аналогично тому, как Батаратха являлся верховным главнокомандующим сухопутных сил.)

В целом, однако, экономика Швамбрании, как в городах, так и на селе, оставалась смешанной, многоукладной, а доля госсектора, появившегося в результате реформ, составила чуть более 30 % (уменьшившись к концу века до 25 %). При этом к концу XIX столетия оформилось своеобразное «разделение труда» - государственный сектор со временем занял господствующее положение на внутреннем рынке, ограждённом покровительственными пошлинами от импорта, в то время как частный сектор продолжал ориентироваться на внешний рынок, где царила свободная конкуренция.

Эволюция политической системы страны шла вслед за экономикой. В конце 1829 года состоялись очередные выборы в парламент. Они прошли по новому избирательному закону, согласно которому к выборам допускались лишь кандидаты-самовыдвиженцы. Это, впрочем, не означало, что всякой политической жизни настал конец – по новой конституции, принятой на первом всенародном референдуме (проведённом за полгода до выборов), политические партии в стране допускались, но лишь как неформальные «группы по интересам». Участвовать в выборах могли только беспартийные кандидаты. Тем из них, кто ранее состоял в партиях, должны были добровольно покинуть их ряды. (То же самое касалось и членов кабинета министров). Организация и проведение выборов (а также референдумов) находились в ведении специально созданных Комиссий цензоров (аналог нашего Центризбиркома). Формально в стране продолжали действовать свобода слова, печати, собраний, митингов и демонстраций, но данные положения конституции соблюдалось весьма избирательно и далеко не всегда. Сохранялась независимость суда – но лишь в области уголовного и гражданского права. В ведении политических дел суды оставались подконтрольны государству.

Эпоха правления Нарена Пабло Чендраяна вошла в историю Швамбрании как одна из самых динамичных, за которую страна совершила колоссальный рывок в экономике, и, в то же время, одна из самых мрачных, в ходе которой народу пришлось претерпеть множество страданий и бедствий. Часть из них носила объективный характер – в середине 30-х страну поразила очередная эпидемия холеры, унёсшая более двух миллионов человек (после которой во всех крупных городах появились, наконец, централизованное водоснабжение и система канализации). Часть стала порождением самих реформ. Государственные плантации были крайне непопулярны в народе (практически - первые в мире трудовые лагеря). Интеллигенция не могла простить (и не прощает до сих пор) политические ограничения и борьбу с инакомыслием. Однако, можно сказать, что именно при своём первом синкрере Швамбрания, в целом, сформировалась такой, какой мы её знаем сегодня.

Нарен Пабло Чендраян остался в истории сложной и противоречивой фигурой. Страстный патриот, искренне любящий свою страну и свой народ, был, в то же время подозрителен и злопамятен. Так многие его бывшие сослуживцы по полку, где он начинал свою карьеру военного, были впоследствии казнены по разным смехотворным обвинениям. Невозможно отрицать, истинно причиной этому стала затаённая на долгие годы злоба на прежние унижения и постоянное третирование, которым Нарен подвергался в юности. Но, пожалуй, самым неоднозначным его деянием на посту синкрера стала религиозная реформа, начатая в 1832 году.

Стоит заметить, что мотивы для её инициирования были вполне разумны – положение, при котором в рамках одной страны существовали две враждебные друг к другу нации – было нетерпимо. Образованное, католическое меньшинство, рассматривало себя как часть европейской цивилизации. Малообразованное индуистское большинство, считало, что лишь оно является единственным носителем и выразителем швамбранского духа. Диалог между представителями этих разных культур практически отсутствовал: католики рассматривали своих языческих соотечественников как дикарей и варваров, индуисты воспринимали христиан как нечестивцев и святотатцев. И их непрекращающиеся распри укрепили синкрера в мысли упразднить в стране и христианство, и индуизм, основав взамен неоязыческий культ. За основу были избраны религии индейцев Доколумбовой Америки – так главным божеством этого искусственно сконструированного пантеона стал Пачакамак верховный бог Кечуа. Видное место в нём занимали Шочикецаль и Шилонен – богини древних ацтеков, Ишчель – богиня древних майя и т. д. Вообще. Надо заметить, что богини в этом пантеоне играли куда большую роль, чем боги, ибо Чендраян явно питал слабость к последним. Всю жизнь сторонившийся женщин (он так никогда и не женился, более того, неизвестно, была ли у него вообще связь хоть с одной женщиной), Нарен явно демонстрировал неравнодушие к богиням.

Однако, не в пример другим преобразованиям, религиозная реформа потерпела неудачу. Индуисты не могли понять, чем провинились перед синкрером старые-добрые Брахма, Вишну и Шива, а что касается католиков, то последние прямо заявляли, что скорее умрут, чем согласятся почитать идолов. В ответ на глухое сопротивление власть ответила репрессиями, причём особые гонения начались на христиан.

С большим трудом премьер-министру Ампанихиве (как правило, никогда не перечившему синкреру) удалось добиться приостановки религиозной реформы – премьеру это стоило отставки и опалы, впрочем недолгой. Болезненно переживавший неудачу, подозрительный ко всему синкрер поспешил удалиться из Виджаи в провинциальную Алентону, куда в 1836 году была перенесена столица страны. Но душевного покоя он не обрёл и там.

В Алентоне синкрер возвёл для себя резиденцию Чендрагар – гигантский квартал (площадью больше Московского Кремля), отгороженный от города глухими стенами, где денно и нощно его охраняли вооружённые до зубов гвардейцы. Прожив остаток жизни в затворничестве, он именно здесь встретит смерть, наступившую 12 мая 1842 года вследствие инсульта.

(Окончание следует)

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

10. Швамбранская республика – первое в мире тоталитарное государство (Окончание)

Внезапная смерть первого синкрера (которому в феврале 1842 года исполнилось 52 года) во многом стала неожиданной как для сторонников правящего режима, так и для его многочисленных тайных врагов. В этих условиях главное слово сказал премьер Кане Ампанихива, сумевший в решающий момент оказаться в решающем месте.

Ампанихива родился в 1801 году, будучи старшим сыном в семье богатого индуистского торговца, проживавшей в языческом гетто города Кускан (столица провинции Сураява). Неудачная для империи война 1812-15 гг. способствовала росту благосостояния семейства, занимавшемуся поставками для армии. Благодаря деньгам и связям, отец смог обеспечить сыну неплохое образование (что в поздней империи стало реальностью и для индуистов). Оказавшись весьма способным и смышлёным юношей, Кане Ампанихива уже в девятнадцать лет возглавил одно из семейных предприятий, располагавшихся в Виджае – столице империи.

Впрочем, столь блистательно начатая карьера не избавила молодого человека от свойственных его возрасту романтических порывов – ещё до революции Кане примкнул к одной из радикальных группировок «ардиентес» (буквально: «пламенных»), а после неё принял активное участие в восстании 1826 года. Участники его пытались свергнуть либеральное правительство, дабы установить в стране революционную диктатуру на манер французских якобинцев. Захваченный на баррикадах с оружием в руках Ампанихива предстал перед трибуналом, приговорившем его к расстрелу. От смерти его спас отец, успевший дать кому нужно солидную взятку. Чудом избежав гибели, молодой человек не охладел к революционным подвигам, вскоре пополнив ряды сторонников Нарена Пабло Чендраяна, кропотливо готовивших его приход во власть. Исполняя поначалу обязанности секретаря у одного из соратников революционного генерала, Ампанихива, вхожий к преуспевающим промышленникам и финансистам (и, в особенности, благодаря своему отцу, с его деловыми связями) очень скоро стал главным казначеем политической группировки, осуществляя финансирование её деятельности.

Оцененный по заслугам сразу же после переворота 1 июля 1828 года Ампанихива вошёл в состав правящего кабинета в качестве помощника министра почт и путей сообщения. Спустя год он стал помощником министра финансов, а в следующем году возглавил правящий кабинет в качестве премьера.

Одной из первоочередных задач, которыми ему пришлось заняться на этом посту, стало строительство швамбранского флота – торгового и военного. Усилиями премьера уже к 1832 году были основаны Морской арсенал и Школа корабельных инженеров в Сан-Кристобале, Морские кадетские корпуса в Кускане и Укеа. На базе выпускников последних с 1836 года в Швамбрании стали формироваться Гвардейский флотский экипаж и Корпус морской пехоты. Беззаветно преданные премьеру, их офицеры и матросы стали как бы его личной гвардией, что Ампанихиве очень пригодится впоследствии.

В 1837 году карьера премьер-министра едва не рухнула из-за саботажа осуществляемой Чендраяном религиозной реформы. Будучи убеждённым индуистом, Ампанихива (в первый и единственный раз публично возразив правителю страны) отказался принимать неоязыческий культ, за что подвергся опале – лишённый всех постов он был сослан в провинцию.

Однако уже через три года Ампанихива был возвращён из ссылки и вновь назначен премьером – синкрер не мог обойтись без его услуг.

Теперь, когда правитель умер, Ампанихива действовал решительно и быстро – введя в столицу верные ему войска (костяк которых составили части Корпуса морской пехоты), он взял под усиленную охрану почту и телеграф, не допуская распространения слухов о кончине главы государства. Под охраной морских пехотинцев оказались также парламент, министерства, Верховный суд, Государственный банк. Казармы столичной гвардии, офицеры которой поголовно являлись неоязычниками (относительно их лояльности у премьера имелись обоснованные сомнения) были блокированы. На чрезвычайном заседании парламента, состоявшемся вечером того же дня, премьер добился утверждения себя в качестве нового синкрера страны.

Затем состоялись торжественные похороны Нарена Пабло Чендраяна, которые по настоянию нового синкрера были проведены по индуистскому обряду – траурные торжества продолжались не одну неделю. Надо сказать, что индуистское духовенство встретило происходящее, мягко говоря, неоднозначно – и простые священники, и бхакты не могли простить покойному его религиозную реформу. Однако Ампанихива (мобилизовав все свои дипломатические способности, а когда они не помогали – прибегая к открытым угрозам) сумел убедить священнослужителей, что проявление почтения к бывшему владыке (со всеми его заблуждениями и ошибками) гораздо важнее и выгоднее, сведения личных счётов. И, уступая его давлению, после долгих препирательств совет высших бхактв всё-таки дал согласие на обожествление Чендраяна.

Последний был официально признан Батаратхой, аватарой Вишну, «бессмертным богом, единственным и вечным правителем Швамбрании». Немедленно стартовала подготовка к выборам новых кандидатур для Батаратхи, победителем которых осенью следующего года стал Аурам Шринаят, уроженец провинции Эдера. Ритуал выборов Ампанихива разработал лично, став также главным распорядителем на торжественной процедуре ординации.

Проявив немалую мудрость, ни запрещать, ни осуждать неоязыческий культ не стали, а просто сделали его необязательным, после чего подавляющее большинство неоязычников вернулось в лоно индуизма. (Своеобразным отголоском этого культа стала система наименования боевых кораблей, многие их которых с тех пор получают названия в честь майянских и ацтекских богинь.) Даже храмы в честь новых божеств, что были начаты постройкой, достроили – правда, уже как индуистские святилища. Так, возводимое в Алентоне ступенчатая пирамида Шочикецаль (161 метр – выше пирамиды Хеопса) стало храмом богини Лакшми. Чендрагар, сочтённый новым синкрером чересчур большим для резиденции, был перестроен в общественный комплекс, центральным сооружением которого стал храм Воительницы-Кали (который для швамбран со временем сделался тем же, чем храм Ясукуни является для японцев). Стены, окружавшие огромный квартал были снесены, сделав его территорию свободной для посещения – кроме возвышенной северо-западной части, где расположился дворец Батаратгар, служащий местом пребывания Батаратхи. Для посторонних вход туда закрыт и по сей день.

Все пострадавшие в ходе гонений за сопротивление религиозной реформе Чендраяна (преимущественно это были католики, но и индуистов в числе репрессированных также оказалось немало) были амнистированы с полной реабилитацией и возвращением конфискованного имущества.

Своеобразным подведением итогов стала новая – третья по счёту – конституция Швамбрании, принятая в 1845 году. Утвердив её на референдуме, Кане Ампанихива сложил с себя полномочия синкрера, вновь став премьер-министром (по новой конституции должность синкрера стала временной, на период чрезвычайных обстоятельств). По этой конституции страна живёт и доныне.

Специфические потребности тоталитарного государства, наложили глубокий отпечаток на культурный облик страны. Прежде всего, власть нуждалась в мощном средстве пропаганды, которого в эпоху, где ещё не было ни телевидения, ни радио, ни кино попросту не существовало. Газеты, ввиду того, что грамотными были лишь жители городов, а три четверти населения страны не умели ни читать, ни писать, были бесполезны. В этом, кстати, и состояло одно из важнейших отличий Швамбрании от, скажем, СССР. Ибо партия большевиков, как известно, родилась из газеты, называвшейся «Искра», и вокруг газеты же – «Правды» - формировалась. Откуда и вытекало их трепетное отношение к печатному слову, последствия которого так болезненно отразились на писателях советской эпохи и, вообще, интеллигентах. Лидерам постреволюционной Швамбрании выпало расти и формироваться как политикам совсем в иную эру, конца XVIII - начала XIX века, и политической школой для них являлись не редакции газет, а светские салоны, рауты и банкеты. (А для тех, кто поднимался из народных низов – соответственно – ярмарочные балаганы, уличные празднества и карнавалы.) Посему к печатному слову верхи Швамбрании относились, скажем так, снисходительно. Театр – да - цензурировался строжайше, на печать же было принято глядеть сквозь пальцы. Ибо кто, вообще, читал книги и газеты? Ну, интеллектуалы их читали… А последних, как известно, никогда не бывает много. И мнение их, как правило, дальше их узкого круга не распространяется. Поэтому Швамбрания являет редкий случай тоталитарной страны, сохранившей полную свободу печати, отчего швамбранская интеллигенция (не в пример российской, германской или китайской) служит уникальным образчиком толерантного отношения к тоталитарному государственному строю. Диссидентов в Швамбрании нет!

Хотя государство прилагало огромные усилия по скорейшей ликвидации безграмотности, создавая по всей стране сеть школ и училищ, обеспечить поголовный уровень хотя бы трёхклассного начального образования в полной мере удалось лишь к концу 1860-х годов.

Поэтому единственным массовым средством коммуникации оставался театр, и именно ему суждено было стать для государства «важнейшим из искусств». Хотя строительство специализированных театральных зданий было развёрнуто во всех городах – и больших, и малых – главный упор был сделан на уличный театр, точно по мановению волшебной палочки превратившийся из гонимого и презренного, в один из наиболее уважаемых и почитаемых жанров. Ведь именно он в популярной и доступной простому народу форме был призван разъяснять суть проводимой в стране государственной политики. При этом руководителям и чиновникам всех рангов предписывалось принимать в этих регулярных представлениях непосредственное участие (общаясь с руководимым ими народом), а курс актёрского и режиссёрского мастерства стали обязательными предметами при сдаче экзаменов на государственную должность.

С тех пор одной из визитных карточек Швамбрании стали разнообразные уличные празднества сельского и городского, а также регионального уровней (участие в которых было обязательным для всех граждан). Главными же праздниками страны стали карнавалы, которые проходили четыре раза в год – три малых (в дни летнего и зимнего солнцестояния, а также осеннего равноденствия) и один великий, проходящий в течение 10 дней, чья кульминация совпадает с кануном Великого поста у христиан (чтобы последние отмечали бы его наряду с язычниками). По этой причине Швамбранию – вслед за Бразилией – нередко именуют «страной карнавалов», и, надо сказать, именно карнавалу удалось совершить невозможное – преодолеть вековую отчуждённость индуистов и католиков, которые в дни уличного веселья ощущают себя единой нацией.

Изменено пользователем швамбран

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Душевно

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

11. Первый конституционный кризис

Свой баланс система государственного управления Швамбрании обрела далеко не сразу. Генеральское прошлое первого синкрера неизбежно задавало сильный крен в сторону армии – первостепенной своей задачей Нарен Чендраян во все годы своего правления считал заботу о вооружённых силах. Весьма велика оставалась роль армии и после смерти первого синкрера – перспектива бесконечных военных переворотов, так отравивших жизнь странам Латинской Америки, была вполне реальна и для Швамбрании. Гениальным решением, позволившим этого избежать, стало разделение вооружённых сил на армию и флот. Сложившееся положение, при котором части морской пехоты выступили в роли карманной армии премьер-министра (опираясь на которую Ампанихива претворил в жизнь конституционные преобразования) было законодательно закреплено. Сухопутные войска подчинялись Батаратхе (фактически ими командовал так называемый «маршал Генерального штаба», назначавшийся на этот пост Батаратхой из списка кандидатур, представленных Генеральным штабом). Над флотом «шефство» получил премьер, обладавший правом назначать «верховного адмирала» из аналогичного списка, представляемого Советом Адмиралтейства. Спецификой Швамбранского флота являлось то, что далеко не все его части (изначально так, вообще, подавляющее большинство) были морскими. Помимо моряков они включали массу сухопутных частей, официально именуемых «Силами береговой обороны», расквартированными в провинциях, которые в столице дополнял элитный «Корпус морской пехоты». Здесь была не только, собственно, пехота, но также кавалерия и артиллерия – море все они если и видели, то, в лучшем случае, иногда. Предназначенные для сухопутного боя, «морские пехотинцы» от обычных армейцев отличались разве лишь фасоном и цветом мундиров (традиционными цветами армии были зеленое и чёрное, в то время как морской пехоты – синее с белым). Ну и, само собой, армейцев и моряков отличало соперничество, доходившее до взаимной неприязни – едва ли не менее сильной, чем между королевскими мушкетёрами и гвардейцами кардинала, воспетой незабвенным Дюма.

Это противостояние, в котором армия и флот взаимно компенсировали друг друга, по мысли Ампанихивы, надёжно страховало Швамбранию от военных переворотов.

Однако опасность подкралась к премьеру с другой стороны. В числе других реформ, предусмотренных новой конституцией, в стране также водился пост президента. Последний стал уступкой парламентариям, на которую пришлось пойти в июньские дни 1842 года, когда их поддержка требовалась Ампанихиве как воздух. По конституции 1845 года, в части государственного управления полномочия президента были не слишком велики, но весьма важны в процедурных вопросах. Именно президент вручал мандат на формирование кабинета кандидату в премьер-министры, и если кабинет сформировать не удавалось, президент отзывал мандат и предоставлял право формировать правительство другому претенденту. Только президент имел право распускать парламент и назначать внеочередные выборы. Данная мера применялась, если нижняя палата парламента выносила правительству вотум недоверия. Президент либо отклонял его (за сим следовал автоматический роспуск парламента), либо утверждал (тогда кабинет подавал в отставку). Парламент Швамбрании состоял из двух палат – нижней или Законодательного Собрания, и верхней – Государственного Совета. Нижняя палата насчитывала 255-и депутатов (по 12 от каждой провинций, плюс три депутата от Виджаи, Алентоны и Сан-Кристобаля, выделенных в самостоятельные округа). Именно эта палата утверждала бюджет, вотировала налоги и принимала законы. Полномочия верхней палаты, состоявшей из 63 членов, (по три от каждой провинции) ограничивались ратификацией постановлений нижней палаты. Депутаты Законодательного Собрания выбирались на пять лет по мажоритарной системе, что касается членов Государственного Совета, то двое из трёх представителей провинции выбирались пожизненно, а третьего (также пожизненно) назначал премьер. «Пожизненно», впрочем, не стоит понимать буквально: каждый член Госсовета имел право подавать в отставку (так сказать, «досрочно») – например, по состоянию здоровья. Также, если же возникали сомнения в его добропорядочности, члена Госсовета могли отрешить от должности, для чего требовалось согласие его коллег, в количестве не менее чем 32-х голосов.

Президент избирался всеобщим голосованием на срок продолжительностью десять лет, который имел право занимать лишь один раз. Первым президентом Швамбрании стал, избранный в 1846 году Маноике Раванелуна, и именно в его правление выстроенная премьером модель государственного устройства подверглась первому серьёзному испытанию.

Как оказалось, представители либеральных сил, отстранённые от власти восемнадцатью годами ранее и, казалось, навсегда ушедшие в тень, отнюдь не расстались с мечтами «покончить с исторической ошибкой», вернув страну к старым временам, когда царила «истинная демократия». Воспрянув духом, они попытались взять реванш, ибо президент Раванелуна как раз был из их числа. Едва вступив в должность, он заявил, что стране настоятельно необходимы дальнейшие конституционные реформы. Его слова тут же подхватили газеты либерального толка - в их изложении суть этих реформ сводилась к тому, что чрезмерные полномочия премьера необходимо сократить, в то время как полномочия президента – расширить. Читателю прозрачно намекали и на то, что неплохо было бы разрешить и парламентские фракции. Наиболее же смелые покушались на святое – требовали полной свободы политическим партиям, заодно позволяя себе публично сомневаться в божественности Батаратхи… И хотя газеты правительственного лагеря им всячески оппонировали, но джинн уже был выпущен из бутылки… Надо ли повторять, насколько взбудоражено оказалось общество, растревоженное поднявшейся шумихой? Масло в огонь подлил экономический кризис, разразившийся в Европе во второй половине 40-х годов, серьёзно подорвавший как спрос на сырьё – основу экспорта Швамбрании – так и снизивший цены на импортные промышленные товары (что больно ударило по ещё не окрепшей швамбранской промышленности, и без того не шибко конкурентоспособной).

В такой весьма напряжённой обстановке весной 1848 г. в стране состоялись очередные выборы в Законодательное Собрание. Хотя политическим партиям участвовать в выборах и даже вести агитацию в отношении тех или иных кандидатов было запрещено, запрет этот фактически не соблюдался, в результате чего половина мест в нижней палате досталась или явным либералам, или сочувствующим им. Проявив куда большую согласованность в действиях чем их оппоненты, они довольно скоро сформировали парламентское большинство, открыто вступив в конфронтацию с правящим кабинетом.

Около года Ампанихиве удавалось удерживать ситуацию под контролем, однако летом 1849 года кризис всё-таки разразился. Поводом стал спорный правительственный законопроект о таможенных тарифах – предполагалось дополнительно повысить их, дабы оградить промышленность от дешёвого импорта.

Оппозиция не только провалила законопроект, но и организовала массовые выступления в целом ряде городов, прошедшие под лозунгом «Хотим дешёвых и качественных товаров!» (Само собой, английских и французских, так как свои не отличались ни качеством, ни дешевизной.) Разгорячённые достигнутым успехом, оппозиционеры немедленно поставили на голосование вотум недоверия правительству. Как это ни удивительно, он прошёл уже с первой попытки, набрав 142 голоса из требовавшихся 138-и. Президент Раванелуна немедленно утвердил его, после чего, повинуясь требованиям своей же конституции, Ампанихиве ничего не оставалось, как объявить об отставке. Уже на следующий день он и многие члены его кабинета были взяты под домашний арест, так как в отношении них оппозиция ещё загодя выдвинула обвинения в злоупотреблениях, коррупции и других грехах. Предвкушая скорую победу, либералы уже пили шампанское, но ситуация всё же обернулась против них.

Причина заключалась в том, что продолжительное, длившееся почти два десятилетия, неучастие в политической жизни е могло не пройти бесследно. У них попросту не нашлось яркого харизматичного лидера, способного в решающий момент овладеть ситуацией. Точнее будет сказать, их вдруг оказалось чересчур много – и каждый тянул одеяло на себя. И потому едва улеглись первоначальные восторги по поводу свержения правительства, как в лагере оппозиции немедленно начались склоки и дрязги. Дошло до того, что президенту пришлось трижды передавать мандат на формирование нового кабинета – собрать команду, устраивавшую всех, никак не удавалось.

За шесть месяцев в парламенте провалилось уже третья попытка утвердить кабинет. Всё это время страна жила как в лихорадке: резко возрос уровень безработицы, а цены взлетели до небес, и первоначальная эйфория от происходящих перемен в народе сменилась столь же сильным разочарованием.

После того, как правительство не удалось утвердить уже в третий раз, по закону нужно было распускать парламент и назначать досрочные выборы. Либералы, стремительно теряющие популярность, никак не могли этого позволить, и, уступая их требованию, президент Раванелуна пошёл на явное нарушение конституции, объявив кабинет утверждённым. В этой ситуации решительное слово сказали армия и флот. Что касается последнего, то военно-морские силы не могли простить оппозиции того, как она обошлась с бывшим премьером Ампанихивой, который для каждого из моряков был всё равно что отец родной. Армия первоначально колебалась – сухопутные премьера недолюбливали, памятуя о событиях 1842 года. Однако либералов они не любили ещё сильнее, и общий враг заставил армию и флот объединиться, что в истории Швамбрании, скажем прямо, происходило очень и очень нечасто.

Уже на следующий день после решения президента о том, что «утверждённое» правительство либералов может приступать к работе, к нации (также впервые в истории страны) обратился Батаратха, прямо назвав действия Раванелуны неконституционными. Заявив, что в создавшейся обстановке он обязан вмешаться в происходящее, Аурам Шринаят приказав сухопутным силам взять под охрану государственные учреждения в столице и других городах. Также Батаратха распорядился немедленно освободить Кане Ампанихиву и членов его кабинета, чей арест он навал незаконным. В специальном обращении Совета Адмиралтейства, распространённым сразу же после этого, флот заявил, что полностью поддерживает действия Батаратхи и требует немедленной отставки президента и роспуска парламента.

Угроза военной силы заставила либералов капитулировать. В некоторых городах, правда, имели место отдельные волнения, но они были быстро подавлены. Президент Раванелуна подал в отставку, парламент был распущен. Весной 1850 года в стране прошли досрочные выборы в Законодательное Собрание, давшие абсолютное большинство проправительственным силам. В очередной раз премьером был утверждён Кане Ампанихива (собственно, он вернулся на свой пост сразу же после освобождения из-под ареста – правда, в качестве и. о.)

Итак, к началу 50-х годов XIX века государственная система страны окончательно сформировалась. Последние штрихи внесла поправка к конституции, принятая в декабре 1850 года – полномочия Комиссий Цензоров по отсеву неугодных кандидатов были значительно расширены, а ценз для избирателей, наоборот, был существенно снижен (чтобы допустить до избирательных урн больше малоимущих, лояльных настроенных по отношению к властям, нежели образованная часть населения). Парламентский кворум, необходимый для внесения вотума недоверия правительству, был увеличен до 170 голосов.

Изменено пользователем швамбран

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

12. Эпоха пара и электричества

XIX век, пожалуй, как никакой другой, запомнился человечеству как эпоха революционных преобразований. И это неудивительно – ведь за эти сто лет облик планеты Земля успел измениться, как минимум, трижды. Галантная эра карет и роскошных дамских нарядов сменилась эпохой дилижансов и строгих костюмов, а она, в свой черёд – эрой электричества и бензиновых моторов. И не в пример иным государствам, Швамбрания не оказалась на обочине технического прогресса.

В числе первоочередных приоритетов государственного развития была связь – потребность в максимально быстром обмене информацией между столицей и провинциями страны выявилась ещё в ходе войны 1812-15 гг. Поэтому уже в последние годы существования империи в Швамбрании началась прокладка линий оптического телеграфа (системы Шаппа). Важность развития связи была настолько очевидна, что строительство телеграфных линий не прерывалось и во время революционных событий (и обходилось, надо заметить, весьма дорого). Уже с осени 1828 года развитие системы связи в стране осуществлялось централизованно на основе государственной программы, рассчитанной на 10 лет. 1837 году в стране действовали три оптические линии – Южная (связавшая Алентону и Укеа через Виджаю), Северная – (также идущую из столицы в Укеа, но через Мадиун) и Восточная, или Великая линия (связавшая Алентону и Сан-Кристобаль). Последняя, протяжённостью без малого 5000 км, требовала для своего обслуживания усилий 7950 человек, размещавшихся на 574-х промежуточных станциях. При хорошей погоде прохождение телеграммы занимало 88 минут.

В 1839 году была принята вторая десятилетняя программа развития коммуникаций и связи, во исполнение которой с начала 40-х годов полным ходом велась прокладка Северо-Западной и Северо-Восточных линий (соответственно, на Кускан и Савару). Впрочем, изобретённый американцем Самуилом Морзе электрический телеграф избавил правительство Швамбрании от их достройки, обходившейся казне в колоссальные суммы. Электрический телеграф стоил в разы дешевле и линии его прокладывались куда быстрее. Уже в 1845 году лицензию на усовершенствованный аппарат системы Морзе приобрела Швамбранская государственная «Компания всеобщих коммуникаций и связи», и в том же году была принята третья (откорректированная) программа, рассчитанная уже на 20 лет. К 1852 году медные провода, идущие из столицы, дотянулись до Кускана, Эдеры и Савару. Спустя пять лет подводный кабель, проложенный через Внутреннее море, соединил с центром Сан-Хуан, а Юго-восточная линия, преодолевшая на своём пути горные хребты и безводную пустыню Илаямпу, дошла до Пуэрте-Рохаса. К 1865 году столица каждой швамбранской провинции обрела быструю и надёжную связь с Алентоной.

Параллельно в стране разворачивалось железнодорожное строительство. В отличие от телеграфных линий, государство уделяло ему несравнимо меньше внимания и поначалу оно осуществлялось одним лишь частным капиталом. Первая швамбранская железная дорога была построена в 1839 году в окрестностях города Сан-Кристобаль. Имея протяжённость 97 км, дорога предназначалась для вывоза сельскохозяйственной продукции с плантаций в морской порт. Спустя два года аналогичная дорога была построена в Савару. Обе дороги относились к категории узкоколеек (1067 мм), практически всё оборудование для них и подвижной состав приходилось заказывать за границей. В 1845 году открылось движение по линии, соединившей Сан-Кристобаль с городом Авила. Её протяжённость составила 200 километров, а ширина колеи – 1676 мм (которую позже станут называть «индийской») - со временем станет стандартной для Швамбрании. Первоначально железнодорожное строительство велось на северо-востоке страны, в провинциях Савару, Сан-Кристобаль и Керу. В столичном регионе, где благодаря большому количеству судоходных водных путей основным видом транспорта оставались речные суда, к постройке железных дорог приступили начиная с 50-х, и здесь оно велось усилиями государственной копании «Швамбранские железные дороги». В 1858 году в эксплуатацию была сдана магистраль, проложенная между новой и бывшей столицами. На путь из Алентоны в Виджаю, протяжённостью 557 км, в середине XIX века уходило одиннадцать с половиной часов.

Вместе с тем, железнодорожное строительство в Швамбрании встречало гораздо большие трудности и велось более медленными темпами, чем, скажем, в России. Препятствиями служили и сложный рельеф (больше половины территории страны занимают горы) и относительная малонаселенность центральных районов континента, где на севере строителям приходилось прорубаться сквозь непроходимые джунгли, а на юге – тянуть пути через безводные пустыни. Поэтому средние темпы ежегодного ввода в строй новых линий в 1860-х годах не превышали 500 км, а в 1870-х 1000 км, и лишь к середине 90-х они достигли трёх тысяч км.

Вместе с тем, несмотря на все препятствия, железнодорожное строительство продолжалось. В 1860 году в столице открылась Железнодорожная Академия, готовившая инженеров-путейцев и других специалистов. Общая протяжённость эксплуатировавшихся путей на 1870 год составляла 5719 км, ещё свыше 12 тысяч км строилось. В 1870 году закончилось строительство 14,5 километрового тоннеля Ангаэва (до постройки Сент-Готардского – самый длинный тоннель в мире) благодаря которому было открыто движение между городами Сан-Кристобаль и Сарабанг. В 1880 году на Фаахокской железной дороге в эксплуатацию был сдан металлический 15-пролётный железнодорожный мост через Пейгон длиной 1827 метров – на тот момент крупнейший в мире. (Сама линия, проложенная между Виджаей и Укеа, к тому времени уже эксплуатировалась 10 лет, но переправа через реку осуществлялась на паромах.)

Значительную конкуренцию железным дорогам, как уже было сказано, составлял водный транспорт, чему способствовала как развитая речная сеть на западе страны, так и то обстоятельство, что Швамбрания по сути представляет собой гигантский остров, основная масса населения которого сосредотачивалась в прибрежных районах. Тем самым создавались идеальные условия для развития каботажного судоходства и, начиная с 1830-х годов, оно развивалось бурными темпами. За сорок лет общий тоннаж торгового флота Швамбрании (без учёта рыболовного) вырос в 10 раз, превысив к 1870 году 200 тысяч тонн, что составляло два процента от общемирового значения. Их них три четверти занимали каботажные суда, средней вместимостью от 200 до 700 тонн. В подавляющем большинстве это были парусники, доля паровых судов равнялась 20 %, однако к 1870 году уже все они строились на отечественных верфях.

Крупные суда, хотя и немногочисленные, строились по последним достижениям судостроения тех лет. Так, уже в 1850-х годах в практику были внедрены композитные корпуса с деревянной обшивкой и набором из стали. (Последнюю выпускал новый металлургический завод в Сан-Кристобале, открытый в 1850 году.) Именно с середины 1850-х, когда её корабли начали совершать регулярные рейсы в Европу, Швамбрания впервые смогла громко заявить о себе. Как правило, это были быстроходные трёхмачтовые парусники с полным вооружением. Имея среднюю вместимость от 1000 до 1500 тонн, океанские суда перевозили, главным образом, нитраты, отчего они вошли в историю мирового судостроения как «селитряные клиперы». Селитра (монополистами на добычу которой были Боливия, Чили и Швамбрания) в те годы пользовалась колоссальным спросом, и, не желая отдавать экспорт этого стратегического товара на откуп иностранцам, государство прилагало максимум усилий к тому, чтобы селитру транспортировали отечественные судоходные компании. (По специальному закону, принятому парламентом в 1858 году, доля иностранного капитала в предприятиях по добыче и транспортировке селитры не должна была превышать 30 %). В результате флаг Швамбрании - красно-белое полотнище с чёрным слоном – скоро стал узнаваем во всех крупных портах от Балтики до Чёрного моря.

В середине века значительные изменения произошли в градостроительной сфере. Уже к середине 40-х годов в большинстве крупных городов имелось газовое освещение. (При империи газовым освещением оборудовались лишь два здания в столице - императорский дворец и оперный театр). В 1847 году в Виджае вступила в строй централизованная система городской канализации (раньше чем в Париже!) К 1860 году канализация была уже во всех крупных городах, что наконец-то избавило их жителей от эпидемий холеры, до того регулярно повторявшихся с периодичностью в 10-15 лет и бывших настоящим бичом для швамбран, так как каждая из них уносила несколько миллионов жизней. Значительные успехи медицины (число врачей на 10 тыс. населения в стране выросло с 0,5 в 1825 году до 3,1 в 1860) способствовали росту продолжительности жизни (которая в 1860 году составила 38,7 лет) и значительному увеличению населения. За тридцать лет оно удвоилось и по переписи 1860 года составляло 332 миллиона человек.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Миллиард к 1960 будет?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Нет

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

13. Швамбрания в середине XIX века

Несмотря на быстрый рост экономики и социальной сферы, что являло заметный контраст по сравнению, например, со странами Латинской Америки, Швамбрания в своём развитии продолжала испытывать немало трудностей и проблем. Главной из них оставалась интеграции христиан, составлявших хоть и малочисленную (разумеется, относительно всего населения страны – по состоянию на конец 1850-х, их насчитывалось около 57 миллионов человек, или почти 19 %), но тесно сплочённую общину.

Особенно это касалось ситуации в бывших испанских колониях, присоединённых сравнительно недавно. За два с лишним века существования в составе Испанской империи, эти люди (несмотря даже на то, что говорили они по большей части на швамбрано-полинезийском языке, а отнюдь не на испанском) привыкли осознавать себя отдельной нацией, чуждой остальным народам континента. Присоединение Новой Галисии к Швамбрании в 1828 году они воспринимали не иначе как оккупацию. И, надо признать, у них имелись к тому основания – политика новых властей в отношении присоединённых территорий долгое время ничем не отличалась от оккупационной. Полномочия местного самоуправления были значительно сокращены, избирательным правом пользовались не более 17 % населения (в остальной Швамбрании по состоянию на середину 1830-х гг. – свыше 30 %), комиссии цензоров, осуществлявшие контроль над выборами, и без того ставшие притчей во языцех, здесь отличались особой свирепостью. В довершении, власти активно заселяли земли бывшей Новой Галисии (ставшей провинциями Фаахоку, Терануи, Сундэ и Сан-Кристобаль) благонадёжными крестьянами из центральных районов страны – за четверть века, с 1829 по 1857 год сюда было переселено свыше девяти миллионов человек. Поощряя переезд, власти на 7 лет освобождали переселенцев от налогов, предоставляя им и иные льготы – колонисты рассматривались как главная опора оккупационной власти и потому на новом месте крестьянин-переселенец мог позволить себе много больше, чем по месту своего прежнего жительства. Доходило до того, что чувствуя безнаказанность, они насильно умыкали невест и захватывали землю у тех, кто имел несчастье проживать по-соседству с колониями переселенцев. Суды, имея соответствующую установку из столицы, взирали сквозь пальцы на их «художества».

Зато к местным уроженцам правосудие милосердия не знало. Все бывшие испанские подданные из числа наиболее активных и уважаемых, чья деятельностью так или иначе внушала подозрение новым властям, выселялись (как правило – насильно) в обратном направлении. В центральных провинциях Швамбрании их размещали или поодиночке, или очень малыми группами, под непременным надзором полиции. К 1855 году число этих ссыльных приблизилось к миллиону человек. Не дожидаясь, когда за ними придут, многие бывшие испанскоподданные предпочитали бежать добровольно – за весь XIX век Швамбранию покинуло порядка 30 миллионов человек, почти исключительно католиков. Поначалу обетованной землёй им служили государства Латинской Америки – Боливия, Перу и Чили (пусть и небогатые страны, но, по крайней мере, населённые единоверцами), а с началом «золотой лихорадки» предметом их вожделений сделалась Калифорния, недавно присоединённая к США.

Надо сказать, что относительно христиан власти старались проявить дифференцированный подход. Например в отношении протестантов (а позже и православных – как представителей официальной церкви, так и всевозможных сектантов, отколовшихся от неё) всячески подчёркивалось соблюдение их прав, предусмотренных конституцией республики. Объяснялось это тем, что протестантов и, в особенности православных, в Швамбрании было ничтожно мало и власти не ощущали угрозы с их стороны. Тем более, что модернизируя промышленность, страна отчаянно нуждаясь в новых технологиях, источником которых была Европа и, в первую очередь, Англия – а обижать протестантов означало испортить отношения с Англией, чего швамбраны никак не могли себе позволить. С другой стороны, демонстрируя свое расположение к протестантам, власти страны всегда имели под рукой удобный аргумент на публичные проявления сочувствия «к швамбранским христианам», терпящим гонения жестоких индуистских властей, что время от времени раздавались в Риме и Париже.

«Какие гонения?» - изумлялась официальная Алентона всякий раз, подчёркивая, что буквально на днях в таком-то городе такой-то провинции открылся очередной приход, где христиане совершенно свободно могут проявить свои религиозные чувства. То что приход этот был протестантским (лютеранским или англиканским), а не католическим, что число последних (в отличие от первых) власти старались любыми способами сократить – при этом, естественно, не уточнялось. Не то, чтобы европейцы не понимали всех этих уловок, но беда была в том, что англичане терпеть не могли католиков, и потому политика швамбранского правительства до поры (а если конкретно, то до 1891 года) сходила ему с рук.

Особым циркуляром все католические священники были взяты под негласный надзор полиции, их переписка в обязательном порядке перлюстрировалась. Прихожанам в обязательном порядке предписывалось информировать власти о содержании проповедей, которые им читают по воскресеньям, на предмет враждебной антигосударственной пропаганды. А поскольку прихожане (понятное дело) весьма неохотно шли на контакт, то правоохранительные органы вербовали осведомителей, склоняя отдельных членов католической общины к сотрудничеству (не брезгуя ни шантажом, ни другими грязными методами). С 1835 года ни один кардинал не мог ступить на швамбранскую землю – их регулярно назначали в Ватикане, но поддерживать сношения с паствой они могли лишь издалека (запрет действовал до 1902 года). В 1839 году репрессиям подвергся Игнасио Бетанкур епископ Виджайский, де-факто исполнявший обязанности духовного владыки швамбранских католиков. Усмотрев в проповедях святого отца покушение на государственные устои, (в Швамбрании в самом разгаре была религиозная реформа, осуществляемая синкрером Чендраяном, сильно беспокоившая христиан) власти заключили его в тюрьму, где спустя два года падре Бетанкур скончался (в 1889 причислен римско-католической церковью к лику святых).

Разумеется, это никак не способствовало улучшению отношений между католиками и индуистами и обстановка в стране медленно, но верно накалялась. К 1857 году выросло новое поколение людей желавших перемен и грезивших о независимости Новой Галисии, где католики из угнетённого меньшинства смогли бы стать хозяевами своей земли. Хоть это было и нелегко, с начала 1850-х они создавали тайные организации и поддерживали связи с заграницей. Понимая, что в одиночку против регулярной армии им не выстоять сепаратисты надеялись на помощь европейских держав, посылали эмиссаров в Европу, где они тайно закупали оружие.

Готовившееся восстание вспыхнуло в 1857 году. Поводом к нему послужили очередные волнения в провинции Терануи, спровоцированные бесчинствами индуистских колонистов. Недовольство ими оказалось столь сильно, что массовые волнения со скоростью степного пожара перекинулись на целый ряд соседних провинций. К концу года весь Северо-восток страны был охвачен мятежом. Контролируя, в основном, сельскую местность повстанцы осаждали крупные города – Савару, Сан-Хуан, Каили, Санта-Инес, военным гарнизонам которых, порой, приходилось занимать круговую оборону. К счастью для правительственных сил, из-за стихийного начала выступлений, восставшим никак не удавалось наладить централизованное руководство, которое могло бы придать их действиям скоординированость. Не оправдались надежды на иностранную помощь. Британская, империя занятая подавлением восстания сипаев, не имела ни сил, ни желания ввязываться в дополнительные авантюры. У Наполеона III (к которому обратился лично папа Римский) желание вмешаться присутствовало, но тому мешал ряд чисто технических моментов – Франция не располагала базами (безусловно, необходимыми для присылки крупной эскадры) в этом весьма отдалённом от Европы уголке Тихого океана. В принципе, такие базы можно было организовать в Чили и Перу, но тут решительно возражали англичане – французского присутствия в означенных странах (входивших в британскую сферу влияния) они никак не желали видеть. Поэтому поддержка повстанцев со стороны европейских держав ограничилась чисто дипломатическими демаршами. Более существенную помощь оказали представители европейских радикальных сил, оказавшиеся не удел, после подавления революции 1848-49 гг. Они развернули газетную кампанию в пользу своих «сражающихся братьев», организовали закупки оружия и снаряжения. Наиболее решительные взялись за оружие сами. В частности небезызвестный Джузеппе Гарибальди провоевал целый год в провинции Терануи, командуя одним из отрядов, однако известие о том, что Франция готовится выступить против Австрии, заставило его в декабре 1858 года возвратиться в Италию. (Забегая вперёд замечу, что на популярности Гарибальди среди швамбран этот эпизод никак не отразился, и в провинции Терануи, на местах былых боёв, по сей день стоят памятники Гарибальди «против которого мы сражались», а целый ряд кораблей швамбранского флота будет назван в его честь – такая стояла эпоха, когда человеческая доблесть и честь ценились выше национал-шовинизма.)

Так или иначе, но к концу 1858 года восстание пошло на убыль, и хотя в горных районах провинции Сундэ отдельные отряды сумели продержаться ещё несколько лет, к середине 1859 года движение сепаратистов было, в основном, подавлено. От тактики партизанских боёв уцелевшие повстанцы переходили к индивидуальному террору, уничтожая наиболее значимых, с их точки зрения, представителей власти. Наиболее громкое покушение осуществила организация «Салида дель соль» («Солнечный восход» - в противоположность Швамбрании, называвшейся «страной заходящего солнца», повстанцы именовали Новую Галисию, за которую они боролись, «Страной восходящего солнца», и солнечный диск, наполовину выглядывающий из-за горизонта, был одним из их символов).

11 июня 1859 год во время религиозной церемонии в Алентоне переодетый паломником террорист Пабло Куанегава смог приблизиться к Батаратхе (якобы, чтобы получить благословение, в чём аватар не мог отказать верующему) и несколько раз выстрелил в него из револьвера. Получив раны, несовместимые с жизнью, Аурам Шринаят первый избранный Батаратха скончался спустя час.

Толпа буквально линчевала его убийцу – вырванный из рук разгорячённых людей и доставленный в полицию Куанегава также скончался спустя короткое время, так что его даже не успели допросить. Покушение могло так и остаться нераскрытым, но в 1864 году, при провале одной из явок «Салида дель соль» полиции удалось напасть на след архива организации. Найденные письма позволили восстановить картину преступления и разгромить всю террористическую сеть.

Через год после гибели Аурама Шринаята состоялись новые выборы Батаратхи, которым стал Арья Пурам, уроженец провинции Сураява.

Подавив восстание, правительство осознавало, что чисто силовыми мерами проблему решить нельзя, и что политику в отношении католической общины придётся менять. С этой целью в 1860-х годах в отношении христиан были предприняты некоторые послабления. В частности была прекращено создание новых переселенческих колоний в местах традиционного проживания христиан, несколько расширились права местного самоуправления. Прекратились аресты лиц из числа католического духовенства (хотя надзор за ними продолжался). Парламентским актом 1867 года католики были полностью уравнены в избирательных правах с остальными жителями страны. Однако население северо-востока сочло эти меры чисто косметическими, и борьба против центральной власти, загнанная в подполье, продолжалась.

Чувствуя, что до победы ещё далеко, власть продолжила оттачивать репрессивные аппарат. С этой в 1861 году целью из состава полиции был выделен особый Департамент общественного здоровья, который за два десятка лет разросся по всей стране, пустив корни в каждом городе каждой провинции. По состоянию на 1870 год в штате этой организации состояло свыше полумиллиона сотрудников, на каждого из которых (по словам министра внутренних дел Анана Терганараи, сказанным в том же году) приходилось, как минимум, десять тайных осведомителей, чья деятельность регулярно курировалась ими.

В такой обстановке Швамбрания вошла в 1861 год, ознаменованный крестьянской реформой в России и гражданкой войной в США.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Создайте учётную запись или войдите для комментирования

Вы должны быть пользователем, чтобы оставить комментарий

Создать учётную запись

Зарегистрируйтесь для создания учётной записи. Это просто!


Зарегистрировать учётную запись

Войти

Уже зарегистрированы? Войдите здесь.


Войти сейчас