Швамбрания

132 сообщения в этой теме

Опубликовано: (изменено)

14. 1860-90 годы: в огне тихоокеанских войн

Неизбежной чертой, присущей государственному сектору экономики, является государственное планирование его хозяйственного развития. В начале 1847 года по инициативе Кане Ампанихивы при министерстве финансов был создан так называемый четвёртый департамент (другие департаменты, входящие в структуру министерства финансов занимались: первый – сбором налогов; второй – акцизами и таможенными сборами; третий – составлением бюджета), прерогативой которого как раз и было государственное планирование. Касалось оно, естественно, в первую очередь государственного сектора – управлять частным сектором планирующими инстанциями не
приходило в голову, и оно определялось либо текущей рыночной конъюнктурой, либо налоговой политикой государства. План развития носил прогнозный характер, и законодательно не оформлялся – принятые в нём показатели служили ориентирами при принятии бюджета на очередной год, который утверждался парламентом. Каждые три года план регулярно пересматривался с исключением уже достигнутых позиций или добавлением новых.

Именно этой структуре предстоит сыграть важную роль в событиях второй половины XIX века, когда период относительно мирного развития страны сменился эпохой войн. Ибо с самого начала первейшей задачей государственного планирования являлось обеспечение всем необходимым вооружённых сил страны и поддержание их на должном уровне.

Как уже говорилось в предыдущих главах, первой серьёзной проверкой на прочность, которую пришлось пройти недавно созданной республике, стали конституционный кризис 1849-50 гг. и восстание в северо-восточных провинциях 1857-60 гг. В следующем десятилетии стране пришлось пережить сразу две крупные войны, причём если в первую Швамбрания оказалась вовлечена игрою случая, то вторая имела серьёзные исторические предпосылки, и в ней стране в который раз предстояло держать экзамен на зрелость.

... События, развернувшиеся в Америке в начале 1860-х годов - победа на выборах Авраама Линкольна и спровоцированное ею отделение ряда южных штатов – никаким боком не касались внутренних швамбранских проблем. Однако некстати случившаяся смерть Аурама Шринаята, произошедшая вследствие покушения, поломала сложившийся в республике баланс политических сил. Избранный в качестве нового Батаратхи в том же 1861 году Арья Пурам (14-летний уроженец провинции Савару) повёл решительную борьбу за расширение своих полномочий. Целью его, а точнее сказать – целью стоящей за ним агрессивной группировки видных индуистских религиозных деятелей и армейского генералитета, - было тотальное изгнание всех христиан (что после удачного подавления восстания казалось вполне осуществимым), искоренение последних остатков «европейства» и превращение страны в образцовую военно-теократическую монархию. Умеренно-полицейский тоталитаризм их не устраивал. В своих требованиях (которые, впрочем, по молодости лет Батаратха не формулировал сам, а лишь озвучивал, что ему нашёптывали советники) Арья Пурам исходил из того, что раз он, согласно конституции, является главой страны, то и осуществлять функции главы он должен не только на словах, но и на деле. То, что он, мягко говоря, был не совсем пригоден к осуществлению этих самых функций юношу нисколько не волновало – в конце концов, он же аватар Вишну, а не какой-нибудь смертный!

…Обстановка в стране вновь накалилась – по городам и весям день и ночь проходили многотысячные демонстрации под лозунгом «Вся власть Батаратхе!» К счастью, Кане Ампанихива, патриарх швамбранского политического олимпа, по-прежнему занимал пост премьер-министра и нашёл удачный выход. Премьер нисколько не сомневался как в законности и обоснованности требований аватара, так и в его способности творить чудеса. Однако чтобы получить всю полноту власти, претендент на неё был обязан совершить подвиг: природа божества должна быть явлена во всей своей истиной сути (дабы ни у кого не осталось и тени сомнений). А поскольку совершить его внутри страны (ввиду отсутствия внутреннего врага) уже было нельзя – восстание христиан успели подавить – оставалось искать подвига за рубежом. Например, в Америке, где только что началась гражданская война за освобождение негров. Неужели столь благородное божество, как Батаратха, откажется от совершения великого богоугодного дела?

Само собой, многочисленные советники Батарахи сразу раскусили куда клонит премьер – они наперебой кинулись увещевать своего патрона, что-де, предложение Ампанихивы смехотворно, ибо бог, чья природа по определению идеальна, никоим образом не может быть обязан чего-то там «подтверждать» или «доказывать»

Они не учли то, что с самого начала учитывал в замыслах своих премьер! Ибо юный Батаратха, что называется, «загорелся» и в гневе разогнал своих советчиков. Он совершит требуемое! Его подвиг превзойдёт подвиги Кришны! Только в его силах освободить несчастных чернокожих американцев от рабства. В конце концов, божество он, или нет?!

Летом 1861 года Батаратха публично объявил, что отправляется на войну. Естественно, вместе со своей сухопутной армией – и армейцам ничего не оставалось, как «взять под козырёк»...

10 августа того же года маршал Генерального штаба Аретоава Теранги отдал приказ об отправке на помощь сражающемуся братскому американскому народу Добровольческого экспедиционного корпуса – к тому времени запись добровольцев уже шла полным ходом. Костяк формирующегося соединения составили офицеры и унтер-офицеры трёх элитных гвардейских формирований – дивизий «Гаджа», «Кондор» и «Ягуар». (Армия постреволюционной Швамбрании комплектовалась исключительно из язычников, и потому наряду с традиционными знамёнами каждое боевое соединение получило свой священный тотем – в данном случае изображения слона, кондора и ягуара, носимые на манер древнеримских орлов.)

Идея отправиться воевать в Америку чтобы освободить чернокожих рабов оказалась настолько популярной (не забудем, что в основной массе своей швамбраны, в общем-то тоже чернокожие), что до конца осени экспедиционный корпус численностью 18 тысяч человек был сформирован. ВМС, проявив невиданную солидарность, также снарядил к отправке добровольческую дивизию морской пехоты, укомплектованную даже сверх штата - численностью в семь с половиной тысяч человек. (По штату, швамбранская дивизия насчитывала 6800 человек строевых и делилась на 2 бригады, бригада, в свою очередь – на 2 полка. Полк насчитывал 4 батальона. Батальон – 4 роты.)

Кроме того, без лишних проволочек, моряки предоставили в распоряжение сухопутных сил весь свой флот, который на тот момент флот насчитывал 10 паровых фрегатов (де-факто являвшихся корветами), 12 паровых корветов (фактически – шлюпов, вооружённых двумя-тремя крупными орудиями и полудюжиной мелких пушек), 28 канонерских лодок (корабли береговой обороны с единственным крупным орудием и двумя-тремя мелкими пушками) и свыше 30 различных вспомогательных единиц. (К чести швамбран, на 1861 год боевой состав ВМС был полностью оснащён паровыми двигателями.)

Впрочем, для переброски 25 тысяч солдат, с приданными им подразделениями кавалерии и артиллерии, тоннажа ВМС решительно не хватало – тем более, что многие корабли (например, канонерки) для перехода через океан просто не годились. Поэтому к участию в операции пришлось привлекать и торговый флот, и даже экстренно закупать пароходы за границей. Так или иначе, но трудности организационного порядка были преодолены, и дело оставалось лишь за малым – «уговорить Ротшильда» (то бишь, Авраама Линкольна), дать своё согласие.

Как это ни странно, но Линкольн согласие дал!

Не сразу, правда – многие американцы, к слову, в 1861 году вообще весьма слабо представляли, что это за страна такая, Швамбрания, и где она находится. Само собой, жители города Вашингтона, делавшие политику, были более осведомлены, однако (в силу этой осведомлённости) котировали швамбран крайне низко – где-то чуть повыше индейцев и примерно на одном уровне с мексиканцами – и к предложенной помощи отнеслись в высшей мере скептически. Но Линкольн, поразмыслив, решил предложение принять, тем более что после недавних весьма болезненных поражений от армии конфедератов, когда казалось, что ещё немного, и Вашингтон придётся сдать мятежникам, никакая помощь уже не выглядела лишней. Советники президента, правда, высказывали опасение, что вмешательство швамбран может спровоцировать Англию и Францию на ответное вмешательство, однако Линкольн отмахнулся от предостережений и в итоге оказался прав – в Лондоне и Париже долго хохотали, когда до них дошли известия о том, какой нежданный союзник объявился у янки…

Итак, незадолго до рождества В Алентоне прошла торжественная церемония передачи государственных регалий – золотой диадемы, украшенной перьями павлина и перстня с «Сердцем Вишну» (огромным рубином в тысячу карат) – которые Батаратха сдал на хранение Кане Ампанихиве, вновь сделавшемуся сикрером на период отсутствия главы государства. Взамен Аманихива вручил Арье Пураму, отправлявшемуся в поход, священный меч. В первых числах февраля верховный главнокомандующий сухопутными силами был уже в Сан-Франциско. Где началась выгрузка частей экспедиционного корпуса с транспортных судов. 6 февраля 1862 года войска выступили в поход на Восток – к строительству трансконтинентальной железной дороги ещё даже не приступали, и путь длиной в 1775 миль предстояло преодолеть пешком или на фурах, запряжённых волами. Швамбраны торопились не зря – помимо непростой для северян обстановки на фронте их подгоняла необходимость преодолеть пустыни Невады и Юты (самую тяжёлую часть маршрута) до наступления летней жары. Вместе с армией, подавая личный пример бойцам, шёл её главнокомандующий, проделавший весь длинный и изнуряющий путь пешком. (Спустя столетие его беспримерный подвиг будет воспет Серджо Леоне и Эннио Морриконе в своих бессмертных кинокартинах.)

Тяжелые испытания – голод и жажда - не раз ставили швамбран на край гибели. Однако всякий раз, когда смерть казалось неизбежной, случалась чудо, и люди находили пропитание, а когда в штате Юта окончательно иссякла вода – с неба вдруг пошёл проливной дождь. При переходе через Вайоминг и Небраску армии пришлось отражать атаки индейцев из черокских кавалерийских полков, сражавшихся на стороне Конфедерации. Пренебрегая телохранителями, Арья Пурам неоднократно лично вступал в бой, став источником постоянной головной боли для штаба экспедиционных сил и маршала Теранги (де-факто командование осуществлялось им) и заслужив неподдельное восхищение противника, не могущего не отдать дань храбрости Батаратхи – однажды, заключив перемирие, индейцы пригласили Пурама в свой лагерь, где посвятили в вожди, вручив костюм и головной убор из перьев. Батаратха с достоинством и уважением принял подарок, и с той поры все последующие правители страны в торжественных случаях носят костюм индейского вождя в качестве парадного мундира.

К началу июня 1862 года передовые части экспедиционного корпуса достигли Омахи, что на реке Миссури – изнурительный марш через горы и пустыни Дикого Запада остался позади.

К тому моменту у федералов на Западном театре боевых действий сложилось весьма непростое положение, причиной чему стал Альберт Сидни Джонстон, 59-летний чертовски талантливый генерал-южанин. 5 апреля 1862 года он нанёс федералам сокрушительное поражение при Шайло (что было достигнуто удачным распределением четырёх атакующих корпусов, осуществивших наступление параллельно). В итоге, северяне (вдобавок проявившие беспечность и не ожидавшие нападения) были сброшены в реку Тенесси, понеся огромные потери. Поражение лишило федеральную армию всех достигнутых к тому времени успехов, вынудив покинуть Теннеси и отступить в Кентукки. Пытаясь развить успех, Джонстон пытался их преследовать, дав мае 1862 года сражения под Копкинсвиллом и Боулинг-Грин, однако особых результатов не добился, и к началу лета линия фронта стабилизировалась к югу от реки Огайо.

Силы противников были примерно равны, однако прибытие швамбран обещало существенно изменить стратегический баланс, и с этой целью Джонстон (имевший сведения о приближении швамбранского экспедиционного корпуса) предпринял упреждающие действия, развернув наступление на Луисвилл – крупнейший город штата Кентукки. Целью его было разгромить северян до прибытия подкреплений.

Однако к полной неожиданности южан, подмога прибыли гораздо скорее, чем они ожидали.

Спустившись до Канзас-Сити на пароходах, а оттуда переброшенные по железной дороге, швамбраны успели к самому разгару сражения. 27 июня 1862 года они вступили в бой у городка Ричмонд (в штате Кентукки, не путать со столицей Конфедерации, располагавшейся в штате Виргиния). Вопреки всем мнениям скептиков, союзники янки продемонстрировали высокую боеспособность, ничем не уступающую армиям «белых людей» и невероятную стойкость.

Особенно ожесточённый бой разгорелся за персиковый сад, где закрепилась бригада дивизии «Кондор» под командованием полковника Кане Ловаланги. Использовав густую живую изгородь в качестве укрытия, его бойцы на протяжении нескольких часов держали натиск трёх бригад конфедератов. Ведя сразу с трёх сторон наступление плотными массами южане (по разным данным) предприняли здесь от восьми, до 14 атак, но встреченные плотным и частым ружейным огнём всякий раз откатывались обратно.

- Это настоящее осиное гнездо! – в отчаянии воскликнул один из командиров южан, и этот эпизод так и вошёл в историю, как «Битва за осиное гнездо».

В конце концов, подтянув артиллерию, южане обрушили на оборонявшихся шквал картечи. В довершении, сразу после артподготовки сам главнокомандующий конфедератов бросился в бой с обнаженной шпагой, чтобы лично повести в атаку кентуккийцев и теннесийцев. Порыв южан был столь неудержим и яростен, что швамбраны на этот раз не смогли устоять. Джонстон торжествовал победу, ему уже подвели коня и помогли взобраться в седло, но неожиданно, смертельно побледнев, он пошатнулся и упал на землю: в пылу рукопашной схватки он не почувствовал, как неприятельская пуля пробила ему ногу. Генерал истёк кровью. Последними его словами были: «На этот раз они меня опрокинули!»

Почти вся бригада Ловаланги (включая и командира) полегла в битве за осиное гнездо, однако, задержав натиск южан, она дала победу федеральной армии. На следующий день Пьер Борегар, принявший командование после гибели Джонстона, приказал отступать – потеряв свыше 14 тысяч человек, южане отошли обратно в Теннеси.

Положение на Западном театре окончательно стабилизировалось и до ноября 1862 года тут больше не происходило значительных событий.

В сражении при Ричмонде потери швамбран также оказались огромны – свыше семи тысяч убитыми и ранеными, ещё свыше четырёх тысяч потеряла американская федеральная армия (стоит отметить, что состояние медицины тех лет обрекало на смерть большую часть раненых). Лишившись трети численного состава, экспедиционный корпус был отведён на отдых в тыл.

Восполнение потерь представляло непростую задачу. Только в декабре из Сан-Франциско выступила очередная партия в составе 11 тысяч человек, которой предстоял всё тот же изнурительный четырёхмесячный марш через горы и пустыни Дикого Запада. Пока шло подкрепление, Арья Пурам успел нанести официальный визит в Вашингтон, где в канун Рождества 1862 года он был любезно принят американским президентом. На Авраама Линкольна (отличавшегося, как это ни парадоксально, расистскими воззрениями) наибольшее впечатление произвёл цвет кожи гостя – как он признавался потом, «ожидая увидеть мулата, он нашёл, что повелитель швамбран ничем не отличается от европейца и если бы не его костюм, то вполне мог бы сойти за француза». Как оказалось, дедом нового Батаратхи по материнской линии был католик, наполовину испанец, супругой которого была ирландка. Аватар Вишну унаследовал её внешность.

Так или иначе, обе стороны остались весьма довольны своей встречей – Батаратха был искренне рад тёплому приёму, оказанному ему в Вашингоне, который, как он признался, «заставил его отбросить прежние свои предубеждения в отношении христиан и, вообще, всей европейской культуры». Со своей стороны президент и его супруга нашли, что их гость не какой-то там религиозный фанатик. Каким его изображали в газетах, а «весьма остроумный и милый юноша, на удивление свободно владевший английским и французским языками».

В конце зимы швамбранский экспедиционный корпус был переброшен на запад на усиление Потомакской армии, в составе которой он и будет действовать до самого окончания войны. Вместе с этой армией швамбранам приняли участие в битвах при Чанселорсвиле и Геттисберге – наиболее кровопролитных и значимых битвах гражданской войны. И именно там, под Геттисбергом Арье Пураму суждено было погибнуть смертью героя. Продолжая искать подвигов, он, пренебрегая по своему обыкновению собственной безопасностью, он оказался на передовой, где его смертельно ранил неприятельский снайпер. Арья Пурам скончался 3 июля 1863 года и был кремирован три дня спустя. До сего времени на мемориальном поле Геттисберга, среди других памятных знаков высится обелиск, которым отмечено место его кремации. На памятнике выбита надпись: «Божеству и повелителю швамбран от благодарного народа Соединённых Штатов».

(Продолжение следует)
Изменено пользователем швамбран

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

Отменно и достойно похвал

Изменено пользователем Владимирович

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

14. 1860-90 годы: в огне тихоокеанских войн (Продолжение)

Гибель Батаратхи – уже вторая за каких-то четыре года - повергла Швамбранию в шок. Даже католики искренне сожалели по поводу этого печального события – само собой не потому, что имели основания любить и уважать Арью Пурама, но из опасения, как бы его смерть не повлекла волну христианских погромов. Однако 62-летний Ампанихива достаточно твёрдо держал страну в своих руках и не допустил такого рода эксцессов. Антонио Сикейрос, епископ Виджайский (сменивший на этом посту умершего в заключении падре Бетанкура), счёл необходимым – от имени всех швамбранских католиков - принести глубокие и искренние соболезнования правительству и народу страны. Над текстом его заявления пришлось, правда, основательно поработать, поскольку публично именовать покойного правителя страны «божеством» христианский епископ не мог, называть же его «человеком» было нельзя. Пришлось прибегать к максимально обтекаемым эвфемизмам и синонимам. Так или иначе, но референты не подкачали - премьер соболезнования принял, публично выразив своё удовлетворение.

Немедленно началась подготовка к выборам нового Батаратхи, которым в 1864 году стал Кане Вишвамитра, 13-летний уроженец провинции Нижняя Аваили. Извлекши должные уроки из конфликтов с его предшественником, Ампанихива загодя позаботился о том, чтобы нового Батаратху окружали бы люди, лично преданные премьеру. Таким образом, система государственного устройства Швамбрании обрела последние штрихи, окончательно лишившие божественного аватара всяких остатков самостоятельности – отныне у него не осталось даже права самому выбирать себе друзей и советников. Ответственный процесс подбора свиты правителя с 1863 года всецело находился в надёжных руках премьер-министра. Наверное поэтому правление третьего Батаратхи (в отличие от первых двух) оказалось продолжительным, безмятежным и исключительно успешным для страны.

Не в пример предшественникам, церемония ординации также была проведена очень скромно, сразу по её окончании Кане Вишвамитра отбыл в США к действующей армии, верховным главнокомандующим которой он являлся. Дабы поскорее прибыть к месту назначения, Вишвамитра отправился в Вашингтон морским путём, вокруг мыса Горн. По пути он нанёс визиты в Буэнос-Айрес и Рио-де-Жанейро (где, впрочем, его ждал довольно прохладный приём – латиноамериканцы швамбран не любили). Напротив, хозяин Белого дома встретил экзотического гостя из далёкой заморской страны весьма радушно, причиной чему в немалой степени способствовала доблесть, которую в боях с конфедератами успели проявить швамбраны. Встреча, однако, принесла разочарование обеим сторонам. В частности, гость остался недоволен Вашингтоном, не найдя на его улицах коров, а в его окрестностях – слонов, к которым он привык с детства. Владыка швамбран не знал английского языка, и общаться с президентом США ему пришлось с помощью переводчика. В довершении он оказался определённо темнее мулата… Позже президент Линкольн не без сожаления отметит, что новый Батаратха, не в пример предыдущему, лишён каких бы то ни было достойных упоминания талантов. Это было сущей правдой - к несказанной радости маршала Теранги преемник Арьи Пурама в пекло не лез и вообще всеми силами старался избегать подвигов, отчего и прожил долго.

Впрочем, недостатки главнокомандующего не бросали тени на его солдат. Вопреки опасениям, они зарекомендовали себя отменными вояками, превосходно освоившим все тонкости ведения современного боя – в частности, они с энтузиазмом взялись осваивать приёмы окопной войны, а после первых боёв немедленно бросили привычку ходить в атаку густыми цепями под неприятельским огнём. Напротив - освоив рассыпной строй, швамбраны стали передвигаться на поле боя короткими перебежками и по-пластунски, причём их офицеры вовсе не считали сие нарушениями устава и проявлениями трусости. За это, правда, они заслужили уничижительное прозвище «ползунов» (которыми их наградили как враги, так и союзники), однако в боях неказистые темнокожие выходцы Океании несли куда меньшие потери, чем вышколенные янки. Весьма пристальное внимание швамбраны уделяли и техническим новинкам, позаимствовав у федеральной армии новейшие модели вооружения - капсюльную винтовку Шарпса, магазинный карабин Спенсера, а также картечницу Эйджера (которую уже после войны в швамбранской армии сменила знаменитая митральеза Гатлинга). Так что можно сказать, что гражданская война в США пошла им на пользу.

9 апреля 1865 года южане капитулировали у Аппоматтокса. По поводу победы «над общим врагом» в воскресный день 16 апреля в Вашингтоне были запланированы большие совместные торжества, однако за два дня до этой даты Авраам Линкольн был убит в результате покушения, и вместо праздника юному Батаратхе пришлось присутствовать на его похоронах… По странному совпадению, почти одновременно – 26 апреля 1865 года в Алентоне на 64-ом году жизни скончался премьер Кане Ампанихива, бессменный патриарх швамбранской политики. Стране, которой он почти без перерыва управлял в течение 23-х лет, это сулило нелёгкие времена.

Осенью 1865 года ветераны Северо-Американской кампании возвратились на родину. Радость по поводу этого события, впрочем, омрачилась угрозой новой войны, сгущавшейся над их родиной.

…С конца 50-х годов правительство Испании предпринимало энергичные меры к восстановлению былого могущества своей страны, над которой когда-то не заходило солнце. На верфях адмиралтейств Картахены, Ферроля и Кадиса закладывались новые линейные корабли и фрегаты, оснащённые паровыми двигателями. Приводились в порядок заморские базы – на Кубе, Пуэрто-Рико, Филиппинах и Гавайских островах, где испанцы располагали великолепной гаванью и некогда мощной крепостью - не реконструировавшейся, правда, с начала XVIII столетия - Перла-Пуэрто («Жемчужная гавань», по-русски). Усилия правительства её величества Изабеллы II приносили плоды – к 1865 году испанский флот считался третьим в мире после британского и французского. Год от года всё чаще испанские эскадры появлялись в водах Тихого океана, некогда принадлежавших им безраздельно. Эта активность не могла не вызывать нервозности латиноамериканских государств, ещё не позабывших времена, когда они являлись колониями королевства на Пиренеях, не без оснований полагавших, что Мадрид не прочь возвратить те «старые-добрые времена».

В начале 60-х годов испанское присутствие в юго-восточном секторе Тихого океана обозначала эскадра контр-адмирала Луиса Эрнандеса Пинсона (дальнего потомка того самого Мартина Пинсона, что на паях с Колумбом открывал Америку). В состав его соединения входили фрегаты «Ресолюсьон» (флагман) и «Нуэстра сеньора дельТриумфо», винтовые корветы «Венседора» и «Ковадонга», а также ряд более мелких судов. Базируясь на Перла-Пуэрто, эскадра последовательно демонстрировала флаг у побережья Чили, Перу, Эквадора, а также Швамбрании. Для последней, где в буквальном смысле ещё земля не успела остыть от недавнего восстания христиан (готовых встретить испанцев чуть ли не как освободителей) подобные визиты казались в особенности провокационными.

Подозрения Алентоны относительно намерений Мадрида оказались справедливы. Хотя формальным поводом визитов Пинсона в Кальяо, Гуаякиль и Вальпараисо было ведение переговоров насчёт испанских судах, по разным причинам задержанных латиноамериканцами, фактически испанский адмирал вёл секретные переговоры о создании антишвамбранской коалиции Перу, Эквадора и Чили (под эгидой Испании). Переговоры шли туго – латиноамериканцы не проявляли склонности доверять друг другу, и тем паче - своей бывшей метрополии. К слову, наиболее распространённым поводом для задержания испанских судов служило подозрение какой-нибудь одной страны (ну, скажем, Перу) в том, что испанцы контрабандой поставляют оружие другой стране (скажем, Эквадору) с которой данная страна перманентно пребывала «на ножах». Обещания территориальных приращений и увещевания (насчёт необходимости помочь своим «христианским братьям», страдающим под «игом язычников») помогали слабо. Заинтересованность испанцев союзниках имела вполне прозаическое объяснение – везти солдат из Европы «за тридевять морей» было чересчур накладно…

В конце концов, дело решили деньги – тряхнув мошной (а попросту взяв кредит у французов) испанцы подмазали кого следует, и коалиционный договор был подписан – Перу, стремящееся к гегемонии на всём западном побережье Южной Америки, заключило коалиционный договор с Испанией сроком на 15 лет. Не до конца доверяя европейскому союзнику, перуанцы решили выставить собственную эскадру, приобретя в Англии ряд кораблей – в частности, они срочно закупили шлюпы «Уньон» и «Америка», а также срочно заказали броненосный корвет «Индепенденсия» и новомодный башенный броненосец-монитор «Уаскар».

Во второй половине 1864 года из Испании на усиление к берегам Латинской Америки вышла эскадра под командованием вице-адмирала Хосе Мануэля Парехи в составе фрегатов «Бланка», «Беренгела», «Вилья де Мадрид» и дюжины вспомогательных судов. Таким образом, к началу 1865 года в водах Тихого океана собралась весьма внушительная группировка в составе более чем тридцати вымпелов (считая и перуанские корабли). В сравнении с этой армадой, военно-морские силы Швамбрании, (10 паровых фрегатов, 12 корветов и 28 судов береговой обороны) казался даже более мощным, но не стоит забывать, что корабли, считавшиеся у швамбран «фрегатами», чьё водоизмещение не превышало 2-2,5 тысячи тонн, по европейским меркам могли быть отнесены лишь к корветам. Первые настоящие фрегаты («Эдера» и «Кускан») ещё только строились на верфях Сан Кристобаля и строились медленно из-за своих высокотехнологичных, и – увы – трудно осваиваемых в производстве железных корпусов. Меж тем, к отправке на Тихий океан уже готовился только что вступивший строй броненосец «Нумансия». С водоизмещением 7300 тонн, вооружённый четырьмя десятками 68-фунтовых (200-мм) орудий и защищённый бронёй (толщиной от 4 до 5,5 дюймов) он один был сильнее всего швамбранского флота.

Весь 1865 год прошёл в приготовлениях – Испания через посла Перу (с 1826 года её дипломатические отношений со Швамбранией были прерваны) посылала грозные ноты, тон которых раз от раза становился всё более вызывающим – если в январе Мадрид настаивал на выплате компенсаций за собственность, конфискованную у бывших испанских подданных, то к декабрю речь уже шла о возврате Новой Галисии, незаконно оккупированной швамбранами.

Новый премьер Вишванатан Танераи отверг наглые домогательства, что стало формальным поводом к началу войны.

План кампании, разработанный испанцами, носил наступательный характер. На первом этапе, введя боевые корабли во Внутреннее Швамбранское море, предполагалось изолировать остров Терануи. Разгромив дислоцировавшиеся там сухопутные силы швамбран, остров надлежало взять под полной контроль, превратив в свою базу. Одновременно испанская эскадра должна была осуществить морскую блокаду страны. На заключительном этапе испанцы рассчитывали перенести боевые действия на материк, добиваясь полной и безоговорочной капитуляции Швамбрании. Основной военный контингент в количества 80 тысяч человек должны были выставить перуанцы (за это им было обещано содействие в присоединении Эквадора), большие надежды, также, возлагались и на местных католиков, чьё восстание было подавлено пять лет назад – уже с 1864 года на территорию Швамбрании забрасывались испанские агенты, контрабандой завозилось оружие.

В январе 1866 года война началась.

С самого начала кампания пошла не по плану. Хотя испанский флот безоговорочно превосходил швамбранский (и по силе кораблей, и по выучке экипажей), тем не менее швамбраны храбро атаковали, широко применяя свои небольшие мелкосидящие канонерки, весьма эффективно действовавшие у побережья, где узости фарватера и мелководье лишали инициативы малоповоротливые испанские корабли. Справедливости ради, стоит признать, что попытка тягаться с испанцами на равных закончилась для швамбран плачевно – в сражении во Внутреннем море их флот был наголову разбит и, потеряв 4 фрегата и один корвет и ряд более мелких судов, был вынужден спасаться бегством. Противопоставить врагу они могли лишь одно только геройство – ни один из кораблей не сдался неприятелю, и даже погибая не спустил боевого флага. В частности, в историю вошла гибель «Алентоны», экипаж которой, израсходовав все боеприпасы, вышел на палубу, чтобы на глазах у потрясённых испанцев уйти на дно вместе со своим гибнущим фрегатом под пение национального гимна. Предложение о сдаче было ими отвергнуто – с «Алентоны» не спаслось ни одного человека.

Впрочем, главным союзником швамбран стала логистика – ближайшей базой испанцев был Кальяо, удалённый на три с лишним тысячи миль от театра боевых действий, и один только переход отнимал две недели – и это по Тихому океану, известному своими штормами. Экономя уголь, командиры кораблей предпочитали ходить на парусах, но автономности всё равно не хватало, по причине чего блокировать остров Терануи наглухо не получалось – несмотря на риск и потери швамбраны упорно продолжали перебрасывать подкрепления для его гарнизонов. Надежда на массовые волнения христиан также не оправдались – после только что перенесённых потерь и жертв, последовавших за подавлением восстания 1857-60 гг., у них просто не было сил на вторую попытку. Отдельные мелкие выступления, оперативно подавлялись швамбранской армией. К лету 1866 года на Терануи уже была сосредоточена 78-тысячная группировка (40 тысяч солдат и офицеров морской пехоты ВМС и 38 тысяч из состава сухопутных сил), и сама идея высадки выглядела нереальной. И тем не менее, испанцы попытались её осуществить. В первых числах августа 1866 года испанская эскадра приступила к бомбардировке Сан-Хуана, к которой были привлечены броненосец «Нумансия», фрегаты «Вилья де Мадрид», «Ресолюсьон» и «Бланка», корвет «Венседора» и ряд других кораблей.

Канонада продолжалась трое суток. К немалому удивлению европейцев, их противник (которого они полагали не более чем за «обыкновенных чернокожих дикарей») вёл не удивление меткий ответный огонь. В «Ресолюсьон» попало три снаряда, в «Венседору» - два. «Бланка» и «Вилья де Мадрид» повреждений не имели, зато «Нумансии» досталось пять попаданий, не причинивших, впрочем, этому броненосцу существенных повреждений. Ответный огонь заставлял эскадру выдерживать приличную дистанцию, а сблизиться с неприятелем на «Нумансии» Парьеха не решился, не желая рисковать своим единственным броненосцем. В итоге подавить форты Сан-Хуана так и не удалось.

Не желая уходить несолоно хлебавши, Парьеха высадил на берег десант, который должен был атаковать крепость с суши. С моря его наступление поддерживали корабли эскадры. Однако тут вновь сказали свое слово швамбранские канонерки – «Турипака» и «Чупакабра». Маленькие, но защищённые бронёй судёнышки, водоизмещением меньше семисот тонн, но защищённые бронёй и вооружённые единственным 68-фунтовым орудием отважно открыли огонь по испанским кораблям, каждый из которых превосходил паровую канонерку едва ли не в десять раз. Однако защиты у фрегатов не имелось, и потому они были принуждены отступить. Парьехе ничего не оставалось, как бросить против нахальных «москитов» свой броненосец. Само собой, «Нумансия» сказала своё веское слово: вскоре «Чупакабра» пошла ко дну, а «Турипака», охваченная пламенем, выбросилась на берег. Однако пока суд да дело, швамбраны подтянули сухопутные войска, и вражеский десант, лишившийся поддержки с моря, был наголову разгромлен.

В конце 1866 года адмирал Парьеха был отстранён от командования за нерешительность. Новым командующим стал Мендес Нуньес - командир «Нумансии», срочно произведённый в контр-адмиралы.

К тому времени, обстановка для испанцев резко осложнилась – Чили, и ранее недовольная испанским присутствием в регионе, решительно выступила на стороне Швамбрании. Не то, чтобы чилийцы любили швамбран (по правде говоря, они их терпеть не могли), но Сантьяго ужасно не нравилась политика Пиренейского королевства, согласно которой гегемоном на тихоокеанском побережье должна была стать происпански настроенное Перу. Поэтому в декабре 1866 года правительство Чили (предварительно заручившись поддержкой Великобритании) официально уведомило Лиму и Мадрид, что находится в состоянии войны с ними.

Безусловно, не бог весть какой чилийский флот не мог серьёзно поколебать чашу весов стратегического баланса. Однако контролируя морской путь вокруг мыса Горн, чилийцы закрыли испанцам сообщение с Европой, до предела усложнив им логистику. Впрочем, воспитанные в истинно британском духе чилийские моряки оказались способны наносить смелые удары. Симптоматичным эпизодом стал захват корветом «Эсмеральда» под командованием капитана Хуана Вильямса Ребольедо испанского корвета «Ковадонга», посланного в порт Кокимбо. Чтобы приблизиться к вражескому кораблю, Ребольедо пошёл на хитрость, подняв на «Эсмеральде» британский флаг. В руках чилийцев оказались не только 197 испанских моряков, но и переписка испанского командующего, а также сигнальная книга, которая в те времена заменяла шифры.

Вступление Чили в войну рассеяло последние иллюзии Испании, и уже весной 1867 года в Панаме при посредничестве англичан начались мирные переговоры. В мае, зафиксировав довоенный статус-кво, был подписан мир, и корабли испанской эскадры убрались в Европу (при этом «Нумансия», первым из броненосцев, совершила кругосветное плавание), Испано-Перуанский союз также приказал долго жить. Прямым следствием неудачной войны, до предела обескровившей бюджет королевства, стала революция в Испании, вспыхнувшая в сентябре 1868 году, после чего эта страна навсегда покинула список великих держав.

Швамбрания же продолжала сосредотачиваться, готовясь к новым испытаниям.

(Продолжение следует)

Изменено пользователем швамбран

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Эпично!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

14. 1860-90 годы: в огне тихоокеанских войн (Продолжение)

Война 1866-67 годов наглядно продемонстрировала, что Швамбрании необходим сильный флот, и прямым следствием её стала Десятилетняя кораблестроительная программа, принятая парламентом в 1869 году. Согласно этому документу к 1880 году в составе флота предполагалось иметь четыре полноценных броненосных фрегата, десять неброненосных фрегатов и корветов (включая корабли, уцелевшие в войне с Испанией), десять быстроходных паровых шлюпов и не менее тридцати канонерских лодок и других вспомогательных единиц. Флот «европейского уровня», как успели окрестить его в газетах, был призван страховать Швамбранию от неприятельских вторжений, и служить весомым аргументам в дипломатических спорах с Латиноамериканскими государствами (отношения с которыми у республики не сложились с самого начала). Изрядной ложкой дёгтя, портившей благостную картину, было то очевидное всем обстоятельство, что крайне амбициозная программа была не по зубам местному судостроению. Первенцы «железного флота» - паровые фрегаты «Эдера» и «Кускан» - строились целых восемь лет, вступив в строй (соответственно, в 1871 и 72 гг.) будучи уже совершенно устаревшими кораблями. Не имея даже намёка на бронирование, они несли по 52 гладкоствольных дульнозарядных орудия, имевших очень мало шансов пробить защиту ранних броненосцев, вдобавок под парами фрегаты едва развивали девять узлов. Не отличались ходкостью и под парусами.

Ничего не оставалось, как спрятать гонор в карман и обратиться к опыту мирового судостроения (под коим в те годы, в первую очередь, подразумевалось судостроение Великобритании). В 1869 году швамбраны начали переговоры с рядом английских компаний о постройке броненосных кораблей. Итогом их стала закладка фрегата «Лианоа», состоявшаяся в 1872 году в Глазго. Данный корабль стал прародителем швамбранских броненосных крейсеров. Водоизмещением 4875 тонн, этот корабль приличную для тех лет защиту, состоявшую из 152-мм броневого пояса у ватерлинии и 127-мм цитадели. Вооружение его состояло из четырёх нарезных, заряжающихся с дула 254-мм орудий (данный калибр станет стандартным в швамбранском флоте) в центральном броневом каземате. Их дополняла батарея из восьми 127-мм среднекалиберных орудий и восьми скорострельных малокалиберных пушек. Скорость в 13,7 узла делала фрегат одним из наиболее быстроходных кораблей.

Своё дальнейшее развитие этот проект получил в 1876 году, когда в Биркенхеде был начат постройкой броненосный фрегат «Эссеаноа». Водоизмещение у него выросло почти на четверть, скорость достигла 15 узлов, а к четырём орудиям главного калибра, стоявшим по углам центрального каземата, добавилось ещё два, грозно торчавших из широких бортовых портов. Несколько улучшилось по сравнению с предшественником и бронирование.

Тремя годами ранее на стапелях компании «Лэйрд» и «Самуда» началась постройка сразу двух оригинальных единиц – «Кали» и «Гаджа Мада». Официально классифицируясь как «броненосные фрегаты» они относились к новомодному типу башенных кораблей и потому считаются первыми швамбранскими броненосцами. Прототипом им служил перуанский монитор «Гуаскар», в исходный проект которого благодаря более толстому кошельку заказчика был внесён целый ряд изменений. Прежде всего более чем в полтора раза увеличилось водоизмещение (достигнув 3915 тонн). Возросшие размеры позволили разместить в корме вторую орудийную башню, добавить полубак и полуют, значительно улучшившие мореходность. Также швамбраны настояли на оснащении судов парусами – оба фрегата несли полную оснастку трёхмачтовых кораблей, отчего силуэтами сильно смахивали на злосчастный «Кэптен». Памятуя о печальной судьбе последнего, швамбраны согласились несколько уменьшить высоту треногих железных мачт и нарастить надводный борт до 2,8 метров. Дополнительной защитой от штормовых волн служил полутораметровый фальшборт, откидывающийся при стрельбе из главного калибра. Основным вооружением броненосцев стали всё те же десятидюймовый дульнозарядные нарезные орудия, изготовленные заводом Армстронга в Эльсвике.

Ещё один крупный заказ в 1875 году получила компания «Джон Браун», подрядившаяся построить для Швамбрании сразу три корабля. Ими стали винтовые корветы – «Алентона» (названная в честь парового фрегата, погибшего в бою с испанским флотом), «Виджая» и «Укеа». Эти крупные боевые единицы (водоизмещением, составлявшим 4200 тонн, они почти не уступали фрегатам), весьма быстроходные и мореходные. Призванные служить дальними океанскими рейдерами для борьбы с неприятельской торговлей, они предвосхищали будущие бронепалубные крейсера, до которых корветы лишь чуть-чуть не дотянули: главный элемент – броневая палуба – на них, увы, ещё отсутствовал.

Размещение заказов за рубежом, впрочем, не означало, что швамбранские верфи должны были простаивать. С начала 1870-х в Укеа, Сан-Кристобале и Кускане приступили к крупносерийному производству новых железных канонерок (прежние суда этого типа были деревянными, из металла выполнялось лишь наружное бронирование каземата и обшивка в подводной части), а в 1876 году на стапелях были заложены винтовые шлюпы – «Пейгон», «Таука» и «Гуаваронга». Предназначенные для ведения разведки при эскадре они стали первыми судами, построенными в Швамбрании, чья скорость превысила 13 узлов.

Все эти корабли, вступив в строй к 1880 году, составили костяк обновлённого швамбранского флота. Работа для них нашлась сразу же – в регионе уже год бушевала война, получившая название Второй Тихоокеанской.

Причиной её стал конфликт между Боливией и Чили, не поделивших прибрежную полосу пустыни Атакама, где в 1841 году были открыты богатые месторождения селитры.

14 февраля 1878 года Национальная ассамблея Боливии приняла закон об отмене налоговых льгот для чилийских компаний, что, естественно возмутило правительство Чили. Последовали официальные протесты, в ответ на которые боливийские власти пригрозили конфисковать чилийские предприятия. В ответ в декабре 1878 года к побережью Боливии был послан чилийский корабль. Дабы продемонстрировать, что оно не страшатся угроз, в начале 1879 года правительство Боливии объявило о конфискации «Compania de Salitres y Ferrocarril de Antofagasta». Боливийцы не учли, что в добыче селитры было заинтересовано не только правительство Чили - в месторождения ценных удобрений были вложены деньги английских инвесторов, которые не собирались с ними расставаться. И под давлением англичан президент Чили Анибал Пинто отдал приказ о захвате главного центра приморской провинции Боливии — города Антофагасты. С этого и началась война, в которую довольно скоро оказалась вовлечена союзница Боливии – Перу.

Основные боевые действия развивались вдоль побережья Боливии и Перу. Ввиду труднопроходимости многих районов пустынь Атакама и Тарапака основную работу по снабжению и транспортировке войск взяли на себя чилийские и перуанские корабли, и потому исход противостояния зависел от того, чья сторона будет господствовать на море. Чилийские ВМС насчитывали в своём составе восемь крупных боевых кораблей. Основу его составляли казематные броненосные фрегаты «Адмирал Кохрейн» и «Вальпараисо» построенные в Англии в начале 70-х годов. Наиболее многочисленным типом кораблей стали паровые фрегаты - «Чакабуко», «О’Хиггинс», «Абтао», «Эсмеральда» и «Ковадонга» (захваченный в войне с Испанией). Вспомогательным (но от того ничуть не менее важным судном) служила канонерская лодка «Магальянес».

Флот Перу также насчитывал два броненосца – батарейного корабля «Индепенденсия» и башенного монитора «Гуаскар». Также в его состав входили корвет «Уньон», канонерская лодка «Пилькомайо», а также речные мониторы «Атауальпа» и «Манко Капак». Последние, впрочем, представлявшие интересы страны в бассейне Амазонки, никакого участия в войне с Чили принять не могли.

Хотя «на бумаге» превосходство чилийцев не казалось особенно заметным, фактически их флот, имевший более современный корабельный состав, был много сильнее перуанского, а личный состав возгла­влялся офицерами, прошедшими обучение в Англии, оказался просто вне конкуренции. Несмотря на отдельные успехи перуанцев (каким стало, например, потопление «Эсмеральды» в бою у Икике 21 мая 1879 года), чаша весов медленно, но неуклонно, склонялась на сторону Чили. Особенно положение перуанцев осложнила нелепая гибель броненосца «Индепеденсия», севшего на мель при попытке тарана чилийского корабля «Ковадонга» - во избежание захвата неприятелем его пришлось попросту сжечь. Оставшийся в строю «Гуаскар», благодаря своему опытному командиру – Мигелю Грау (ставшему за потопление «Эсмеральды» контр-адмиралом и командующим флотом) доставил немало хлопот чилийцам, однако 8 октября 1879 года в упорном бою с броненосцами «Вальпараисо» и «Адмирал Кохрейн» адмирал Грау погиб, а его изувеченный обстрелом броненосец сдался неприятелю.

С потерей своего последнего мощного корабля, берега Перу оказались беззащитны перед вражеским вторжением, чем и воспользовались чилийцы, перенеся боевые действия на территорию противника. 2 ноября 1879 г. 10-тысячная чилийская армия произвела высадку в Писагуа, отрезав перуанские войска, оборонявшие Икике. В апреле 1880 года чилийцы блокировали главный порт Перу - Кальяо и приступили к осаде Арики – главной крепости перуанцев, защищавшей юг страны. 17 июня 1880 года президент Пьерола был вынужден объявить о мобилизации всех мужчин в возрасте от 16 до 60 лет.

Положение перуанцев было отчаянное и именно в это момент в войну на стороне Перу вступила Швамбрания.

Причин, побудивших её к такому шагу было несколько. Наиболее существенной из них стали происки США. Их девятнадцатый президент Ратерфорд Хейс был весьма встревожен победами чилийского оружия, ибо совершенно справедливо рассматривал Чили главным проводником британского влияния на юге Латинской Америки (которому он был намерен решительно противостоять). Однако вмешаться в конфликт, дабы поддержать Перу, американцы не могли - отчасти из-за плачевного состояния своего флота, не модернизировавшегося со времён гражданской войны, отчасти потому, что напасть на Чили и тем бросить прямой вызов всемогущей Британии американцы опасались. Поэтому Хейс решил что куда разумнее попросить Швамбранию вмешаться, сыграв роль, как принято выражаться ныне американского «боевого хомяка».

Премьера Вишванатана Танераи, возглавлявшего страну с 1865 года, долго уговаривать не пришлось – впоследствии швамбранские историки не раз будут упрекать его за это (и многое другое), не упуская возможность сравнить «недостойного преемника» с «великим предшественником» - Кане Ампанихивой. Само собой, Танераи, безусловно, не был гением, но справедливости ради стоит сказать, что у рокового решения были и объективные причины – недовольство ростом влияния Чили в регионе было всеобщим, и идея поддержать перуанцев (несмотря на то, что они были врагами швамбран в Первой Тихоокеанской войне, в то время как чилийцы были тогда союзниками) нашла немало сторонников.

Планы швамбранских политиков были весьма амбициозны – в случае успеха предполагалось захватить Патагонию, острова Пасхи, Хуан-Фернандес, Галапагосы, Гавайи и Самоа, сделавшись в итоге хозяином всего юго-восточного сектора Тихого Океана. То что Англия наверняка будет противодействовать этим наполеоновским планам швамбран волновало мало – всё-таки республика была ещё молода, незрела и, можно даже сказать, «ветрена», не воспринимая пока всерьёз внешнеполитические угрозы. Тем паче, союзником Швамбрании были США – могучая держава (благодарная за помощь в гражданской войне) которая, безусловно, решит все проблемы с Англией, если таковые всё же возникнут.

10 июня 1880 года Швамбрания вступила в войну, но с самого начала боевые действия для неё пошли неудачно. Номинальное почти двукратное превосходство над чилийским флотом обесценивалось низким уровнем боевой подготовки швамбран, не успевших как следует освоить новейшую британскую технику. Ситуация усугублялась просчётами командования, действовавшего излишне осторожно, что было в особенности неприятно на фоне напористости и решительности чилийцев.

Именно отсутствие инициативы привело к тому, что решающее сражение, состоявшееся 3 июля 1880 года у островов Хуан-Фернандес, закончилось тяжёлым поражением для швамбранской эскадры. Не справившись с ситуацией, командовавший ею контр-адмирал Митхун Кумарагава в разгар боя потерял управление, вследствие чего эскадренный строй развалился, и сражение распалось на ряд изолированных стычек, преимущество в которых было на стороне более инициативных чилийцев. В итоге швамбранам пришлось отступать, бросив повреждённый и потерявший ход броненосный фрегат «Лианоа», который был затоплен своим экипажем. Следующими по значимости жертвами стали корветы «Виджая» и «Укеа». Первый погиб, вступив в перестрелку с броненосцем «Адмирал Кокрейн», при попытке прийти на выручку окружённой неприятелем «Лианоа», а «Укеа», тщетно пытавшийся уйти от преследования, был потоплен в неравном бою с четырьмя чилийскими корветами.

Отстояв своё господство на море, чилийцы решительно взялись за торговый флот Швамбрании, менее чем за три месяца уничтожив и захватив в качестве призов три четверти его судов. Доходило до того, что обнаглевший враг стал совершать набеги на порты восточного побережья, уничтожая и захватывая торговые суда прямо на рейдах.

Тем не менее, побеждённый но так и не уничтоженный швамбранский флот представлял для чилийцев немалую эвентуальную угрозу, отчего они согласились на переговоры, приняв посредничество США. Они начались 22 октября в порту Арика на борту американского корабля «Лакаванна». По итогам мирного соглашения, достигнутого представителями Чили, Перу, Боливии и Швамбрании, спорная боливийская провинция с месторождениями селитры отошла к Чили (оказавшейся единственным монополистом всех месторождений на Американском континенте). Южные города Перу – Писагуа и Арика также отходили к победителю. Швамбрания единственная не понесла территориальных потерь, однако была вынуждена публично отказаться от всех претензий на острова Пасхи и Хуан-Фернендес, которые официально закреплялись за Чили.

Неутешительным итогом проигранной войны стало второе креольское восстание, вспыхнувшее в 1881 году в целом ряде северо-восточный провинций Швамбрании. Оно продолжалось два года и было подавлено с немалым трудом. Политической карьере неудачливого премьера также наступил конец – в 1882 году парламент по-тихому отправил Вишванатана Танераи в отставку, назначив новым руководителем страны Рамаждаса Калигасаву.

(Продолжение следует)

Изменено пользователем швамбран

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

14. 1860-90 годы: в огне тихоокеанских войн (Продолжение)

Второе креольское восстание, последовавшее за поражением в войне против Чили, было вызвано, в общем, теми же причинами, что и первое. К началу 1880-х подросло очередное поколение молодых людей (уже второе по счёту), которое было недовольно сложившемся положением вещей и мечтало о переменах. Идеалы «Новой Галисии, свободной и независимой» по-прежнему были сильны среди католической части Швамбрании. Хотя к концу XIX столетия доля их несколько уменьшилась (по состоянию на 1880 год швамбранских христиан насчитывалось 57 миллионов 800 тысяч человек, из 412 миллионов, проживавших на тот момент в стране), католики по-прежнему оставались общиной, не могущей не внушать уважения ввиду своей численности, вдобавок убедительно демонстрирующей свою живучесть. Все планы по их искоренению, изгнанию и т. д. (публично обсуждавшиеся в газетах ещё два десятилетия назад) теперь казались несбыточными даже оголтелым фанатикам индуизма. Поэтому поиски взаимопонимания между властью и креольской общиной не прекращалась даже в разгар вооружённой борьбы.

В целом, восстание 1881-83 гг. носило ещё менее организованный характер, нежели первое, но от того оно было ничуть не менее упорным. В разгар движения, охватившего провинции Сундэ, Сан-Кристобаль, Сундэ и Терануи, против правительственных войск действовало до двухсот вооружённых отрядов, общей численностью свыше пятидесяти тысяч человек. Использую партизанскую тактику, они выводили из строя коммуникации, нападали на военные конвои, пытались захватывать города, совершали покушения на представителей власти. Католическая часть населения массово сочувствовала повстанцам. Пусть и не так активно, как в прошлый раз, сочувствие проявляла и заграница. Чили, например, оказывала поддержку «сражающимся христианским братьям» едва ли не на официальном уровне, осуществляя контрабандные поставки оружия. Попытки перехватывать их суда в нейтральных водах имели в итоге решительный демарш Великобритании, объявившей действия швамбран «пиратскими» (как правило, чилийцы в качестве прикрытия использовали английский флаг) – суда пришлось отпустить, выплатив компенсацию за конфискованный груз. К счастью, на высоте оказался Иностранный отдел Департамента общественного здоровья – внедрив свою агентуру, контрразведчики смогли отследить каналы поставок, после чего отряды полиции при поддержке армии стали захватывать контрабандистов и повстанцев на берегу, прямо во время разгрузки.

Весьма сочувственно борьбу креолов за своё освобождение восприняла и Европа. Желающих помочь в качестве волонтёров на сей раз оказалось, правда, совсем немного (но анархиствующие личности и просто искатели приключений из европейских государств, в том числе и из России, в составе повстанческих отрядов всё же попадались), однако всевозможные «Комитеты помощи», появившиеся в Англии, Франции, Италии, Испании и целом ряде других стран произвели немало шума. Не остался в стороне и Жюль Верн, выпустивший в 1883 году по горячим событиям антишвамбранский роман «Юнга Поль». Будучи типичным образчиком того, как европейцы представляли швамбран, вдобавок наиболее талантливо написанным по сравнению с другими произведениями литературы, написанными в те же годы и на ту же тему, он стоит отдельного рассмотрения.

Итак, почтенная британская семья Джеймса и Мэри Стронгбоу, вместе со своими детьми - шестнадцатилетней дочерью Элизабет и семилетним сыном Патриком – путешествует на судне «Меркурий». Целью их плавания является Перу, куда мистер Стронгбоу, направлен в качестве помощника консула. Во время долгого пути вокруг мыса Горн судьба сталкивает юную Элизабет с Полем Бове – восемнадцатилетним французом, служащим на «Меркурии» в качестве юнги и мечтающем когда-нибудь стать капитаном. Между молодыми людьми вспыхивает мимолётный роман, которому, само собой, решительно воспротивились родители девушки, отнюдь не обрадованные, что их дочь увлечена человеком не её круга.

В Тихом океане «Меркурий» попадает в шторм и терпит крушение у берегов Швамбрании. В схватке со стихией гибнет большая часть экипажа, юнге Полю с риском для жизни удаётся преодолеть буруны, протянув с терпящего бедствие судна канат. Закрепив его на скалах, пассажиры (в числе которых и семья Стронгбоу) с помощью юнги перебираются на берег, однако там их ждут новые испытания. К месту кораблекрушения вскоре прибывает отряд конной полиции, который немедленно арестовывает иностранцев, обвинив их в контрабандном ввозе оружия (поводом служат несколько винтовок, найденных среди обломков «Меркурия»). Избежать ареста удаётся одному лишь Полю, который, как только шторм утих, отправился на разбитое судно в надежде раздобыть продукты и воду, необходимые на пустынном и диком побережье. Поль вплавь спасается от полицейских - те стреляют по нему из ружей – Элизабет, в отчаянии, наблюдает за этим с берега и, охваченная ужасом, думает, что Поль убит или утонул.

Арестованных доставляют в город Уаскапан. За, якобы, помощь повстанцам им грозит расстрел. Мистер Стронгбоу протестует, упирая на то, что он дипломат и британский подданный. Следствие затягивается, и пока суд да дело следователь соглашается освободить из-под ареста его жену и детей, которой сдают на поруки Айшварии – супруге местного богатого судовладельца, согласившейся приютить иностранцев в своём доме. Будучи сердобольной женщиной, она ухаживает за своим парализованным мужем и, несмотря на то, что язычница, тепло привечает христиан. Однако тучи над несчастными продолжают сгущаться – супруг Айшварии умирает, и, в соответствии с канонами индуизма, местные власти принуждают её совершить сати – обряд ритуального самосожжения. Мать и дочь Стронгбоу до последнего пытаются её отговорить, но вдова принимает смерть при стечении народа на центральной площади города. Поскольку за Мэри и её детей поручиться больше некому, их вновь заключают в тюрьму.

Тем временем, выясняется, что Поль Бове не утонул – будучи ранен полицейскими, он, всё-таки, добирается до берега, где его подбирают повстанцы. Оправившись, в составе их отряда, юнга с «Меркурия» совершает налёт на тюрьму, откуда повстанцы освобождают заключённых – и в их числе семью британского дипломата.

Однако, радоваться рано – полиция и армия преследует малочисленный отряд буквально по пятам. Чтобы спастись, по совету Поля повстанцы захватывают шхуну, стоящую в порту, и на ней уходят в открытое море. Положение усугубляется тем, что кроме Поля никто не имеет представления о том, как управлять судном. И молодому юнге приходится на время стать капитаном. Французу благоволит Фортуна – в отличие от Дика Сэнда, Поль успешно справляется с задачей, и после двухнедельного плавания шхуна с беглецами всё-таки прибывает в Кальяо...

В конце, романа Джеймс Стронгбоу, убедившись, что избранник его дочери – достойный человек, благословляет Элизабет и Поля на брак, взяв, правда, с будущего зятя обязательство, что прежде тот всё-таки станет капитаном. Поль торжественно дат слово. Элизабет соглашается его ждать – как подобает верной спутнице моряка.

К сказанному выше стоит добавить, что в Швамбрании прославленный писатель-фантаст никогда не бывал, и материал для написания романа черпал даже не столько с чужих свидетельств, сколько из своих фантазий, содержавших полную коллекцию предрассудков, в которых безумные религиозные фанатики, «сжигающие своих жён» (на самом деле, обычая сати в Швамбрании никогда не было), смешались с «безумными властями», готовыми бросить в тюрьму каждого иностранца, и т. д. Впрочем, Жюль Верн и в России никогда не бывал, что не помешало ему написать аж девять романов, где действие происходит именно в этой «заснеженной стране»...

После двух лет упорной борьбы, властям удалось сломить повстанческое движение. С целью умиротворения мятежного северо-востока, центральное правительство взяло курс на национальное примирение, в рамках которого местное руководство всячески стало привлекать к сотрудничеству умеренную часть католической общины. С дискриминацией христиан было покончено не только на словах, но и на деле (сохранив в виде рудиментов лишь отдельные пережитки, вроде запрета католикам поступать в высшие военные заведения который в ХХ веке доставит немало хлопот Авроре Санчес – первой швамбранской космонавтке, но это другая история). Не сразу. Но эти меры принесут свои плоды, и в следующем столетии провинции северо-востока станут наиболее процветающим регионом Швамбрании.

Меж тем, два сокрушительных поражении подряд, постигшие швамбран на море, убедительно свидетельствовали, что флот по-прежнему сильно отстаёт от требований времени и нуждается в дальнейшем обновлении. Если первую неудачу ещё можно было объяснить тем, что испанцы пусть и второсортные, но всё-таки европейцы, то звонкая оплеуха, нанесённая чилийцами казалась тем более обидной. По возвращению на родину Митхун Кумарагава был предан военному трибуналу и расстрелян – к полному удовлетворению швамбран и бурному негодованию Европы, усмотревшей в смертном приговоре, вынесенном незадачливому контр-адмиралу, «очередной образчик дикости и варварства».

Тем не менее, Рамаджас Калигасава, занявший в 1882 году пост премьера, отдавал отчёт, что репрессиями боеспособность флота не поднять, а способствовать этому могут лишь новые капитальные вложения. Поэтому уже в том же году была принята очередная – на сей раз семилетняя – кораблестроительная программа, согласно которой к 1890 году флот должен был быть радикально обновлён уже в третий раз.

Как это ни парадоксально, но создание современных ВМС республики, оказалось связано с именем человека, сугубо сухопутного по своей натуре, да ещё и родившегося на противоположном конце Земли. Так уж распорядилась история, что честь им стать выпала бывшему подданному Российской империи Давиду Либерману (1842-1931 г.), уроженцу города Могилёва. Давид был старшим сыном Соломона Либермана, часовых дел мастера, который в 1849 году вместе со своим семейством перебралась на жительство в Пятигорск, где стал владельцем часовой лавки. Детство будущего строителя швамбранского флота прошло у подножия горы Машук, где он постигал науки в местной школе, а в свободное от учёбы время помогал отцу в лавке. Будучи аккуратным и усидчивым, мальчик с детства проявлял интерес к точным и сложным механизмам, так что уже с одиннадцати лет отец стал доверять ему отдельные несложные задания, а в тринадцать Давид уже самостоятельно принимал заказы клиентов. В 1857 году случилось событие, круто изменившее его жизнь - в лавку с необычной просьбой обратился офицер, направлявшийся к месту своей службы на Кавказ. Требовалось срочно починить вышедший из строя револьвер какой-то необычной и редкой системы, ремонтировать которую никто не брался. Давид принял заказ – хотя до того он сроду не держал в руках револьверов, ему хватило одной ночи, чтобы разобраться в механизме и изготовить новую деталь взамен испорченной. К утру оружие стреляло как новенькое – офицер, поблагодарив паренька и щедро расплатившись, уехал, а Давид, с того случая пристрастившийся к оружию, стал изобретать револьвер собственной системы.

Три года спустя, навсегда покинув Россию, он отправился в Америку, где надеялся создать собственную оружейную фирму. Увы, покорить Новый Свет, где безраздельно царили Кольт, Ремингтон и Винчестер, молодому эмигранту оказалось очень непросто. Хотя владельцы солидных оружейных фирм не раз предлагали Либерману заключить контракт и работать на них, Давид неизменно отклонял лесные предложения – будучи человеком с амбициями, он мечтал о собственной компании. Неизвестно, как бы сложилась его судьба, но весной 1863 году в Мэриленде (где Либерману удалось стать владельцем мастерской, занимавшуюся ремонтом стрелкового оружия для федеральной армии) судьба столкнула молодого человека со швамбранами.

По воле случая, как раз в это время части Экспедиционного добровольческого корпуса оказались расквартированы в Мэриленде, где они чинили снаряжение и приводили себя в порядок после битвы при Фредериксберге, готовясь к решающим сражениям летней кампании. Отменное качество и своевременность выполнения заказов, заставили обратить внимание на владельца оружейных мастерских, так что вскоре интерес к нему проявил не кто-нибудь, а сам Батаратха (которому очень скоро предстоит погибнуть под Геттисбергом). Арья Пурам, несомненно, обладал даром располагать к себе людей (а проекты молодого оружейника произвели на божественного аватара сильное впечатление), может быть, свое слово сказал и их возраст – собеседники были почти одногодки – но предводитель швамбран не мог не сделать предложения принять подданство и создать новую оружейную фирму в его стране. Давид предложение принял, и уже в 1864 году в Укеа была основана РМС («Тихоокеанская Механическая Компания»), совладельцами которой стали Давид Либерман и Лев Гохман (его соотечественник, уроженец Вильно, перебравшийся на жительство в Швамбранию ещё при империи, в самом начале XIX века). Последний вложил средства, составившие половину уставного капитала компании (вторую половину в виде субсидии предоставило государство). У Либермана средств не имелось, но были патенты на свои изобретения и целая куча идей в голове. Кстати, само название – «Механическая» - говорило, что владельцы компании уже с самого начала не собирались ограничивать своё дело лишь выпуском стрелкового оружия. Для Швамбрании это предприятие являлось, как сказали бы сейчас, своего рода «технопарком», где отрабатывались и внедрялись в практику самые передовые технологии (которые потом осваивались казёнными заводами).

Первым серьёзным заказом компаньонов стал выпуск флотской митральезы не уступавшей знаменитому Гатлингу (последняя по лицензии выпускалась для армии – вообще, и «сухопутчики», и моряки всегда старались перещеголять друг друга). Параллельно было освоено производство казнозарядных орудий – первых в Швамбрании нарезных артиллерийских систем. В начале 70-х в собственности компании появилась судоверфь, на которой была начата постройка канонерок – из 32-х единиц данного типа, пополнивших ВМС до начала 1880 года, шестнадцать было построено именно здесь. Не в пример другим боевым единицам, упорно сохранявшим паруса, канонерки Либермана были чисто паровыми судами. Впервые в местной практике эти корабли оснащались цилиндрическими паровыми котлами взамен старых коробчатых и струйными конденсаторами пара, позволившими поднять давление до 4 атмосфер. Новейшие компаунд-машины (достаточно сказать, что с их внедрением компаньоны РМС шли в ногу с европейскими коллегами), гарантировали неплохой для своего времени ход в 13 узлов, а двухвальная установка обеспечивала отличную маневренность. При скромном водоизмещении (не превышавшим тысячу тонн) этим скромным корабликам хватало угля, чтобы из порта Вальдивия дойти до Галапагосских островов и вернуться обратно без промежуточных бункеровок. По мнению многих военных историков, окажись хотя бы несколько канонерок (вооружение которых состояло из одного 254-мм орудия и нескольких малокалиберных пушек) в составе эскадры Кумарагавы – и исход битвы при Хуан-Фернандесе мог бы стать иным! Однако адмирал, убеждённый «марсофлот», от канонерок решительно отказался по причине отсутствия у них парусного вооружения…

Из всех боевых кораблей строившихся в Швамбрании, лишь изделия частной РМС вполне соответствовали европейскому уровню, заметно превосходя своими тактико-техническими характеристиками и качеством постройки продукцию казённых арсеналов, так что совсем неудивительно, что реализовать семилетнюю программу Калигасава решил поручить сорокалетнему предпринимателю. В январе 1883 года премьер предложил Либерману оставить свою преуспевающую корпорацию, чтобы занять кресло морского министра. Тот согласился и задним числом немедленно был произведён в контр-адмиралы (по швамбранской традиции морской министр должен был быть – хотя бы формально - военным). Впрочем, дабы не вводить никого в заблуждение, наш паркетный адмирал до конца жизни носил цивильный костюм, а свой военный мундир надел лишь однажды, а именно на всенародных торжествах по поводу победы над Чили в 1891 году (о которой будет рассказано в своё время).

Первым шагом новоиспечённого министра стало создание Адмиралтейского совета, основной задачей которого стало изучение и обобщение, строительства и эксплуатации кораблей, включая их боевое применение. Была также произведена реорганизация судостроительной промышленности, и в дополнение к Морскому арсеналу в Сан-Кристобале и Южной Адмиралтейской верфи в Укеа было основано ещё три предприятия - Северная Адмиралтейская верфь в Сан-Хуане, Морской арсенал в Тэнге и «Новое Адмиралтейство» в Сураве. Новое оборудование для них, закупленное в Европе, значительно обновило судостроительную базу.

Первенцами семилетней программы, строившимися на отечественных верфях стала крупная серия из шести бронепалубных крейсеров 2-го ранга, получивших названия в честь народов, населяющих Швамбранию: «Кечуа», «Менехупе», «Маори» (т. е. «полинезиец»), «Мелаю» (т. н. «малаец» - потомки переселенцев времён Гаджи Мады), «Хидана» (небольшая малочисленная народность, обитающая на островах) и «Попалаги» (буквально – «Белый человек» - так на швамбрано-полинезийском языке именовали креолов-христиан). Всё ещё сохраняя немало архаики (в частности, парусное вооружение на трёх мачтах), эти корабли являли собой существенный шаг вперёд, преодолев на ходовых испытаниях 17-узловый рубеж. Более крупные корабли по-прежнему являлись для судостроителей «крепким орешком. Согласно уже заведённой традиции, они были названы в честь городов – «Сурава» и «Кускан» (его предшественник, устаревший паровой фрегат, стал называться «Мауи» и был переведён в ранг учебных судов), прототипом им служил новейший крейсер «Сфакс», строящийся на верфи ВМС в Бресте. Местом постройки крейсеров для далёкой тихоокеанской державы стала верф «Ла Сейн» в Тулоне – оба корабля вступили в строй в 1889 году, будучи вооружены сильной, но уже безнадёжно устаревшей артиллерией (ввиду появления скорострельных пушек). Два их собрата – «Виджая» и «Укеа» - заложенные по тому же проекту, но уже в Швамбрании, из-за более длительной постройки (вступили в строй в 1891 году) успели получить по десять 120-мм скорострелок, в больше степени отвечая требованиям времени. Правда скоростью эти копии не дотянули до их французских прототипов, уступив им целый узел.

В 1887 году Либерману удалось договориться с Армстронгом о постройке в Эльсвике сразу трёх бронепалубных крейсеров – ими стали «Лилиаронга», «Сарабанг» и «Мадиун». Это были наиболее крупные и совершенные корабли данного типа – вступив в строй в 1889-90 гг., они несли пару 203-мм орудий, дополненных восемью 120-мм скорострелками. Защиту им обеспечивала 37-мм палуба, подкреплённая у бортов 76-мм скосами (в отличие от плоской палубы французов). На испытаниях вся тройка достигла 21 узла.

Для главных сил флота. Взамен погибшей «Лианоа» в Англии был заказан броненосный крейсер «Шриваджая». В качестве образца был избран новейший «Уорспайт», проект которого был несколько откорректирован. В частности. Вместо принятых в Англии 234-мм орудий главный калибр был приведён к швамбранскому стандарту – 10 дюймов. Орудия хотя и остались нескорострельными, но заряжались с казённой части и при длине ствола в 35 калибров и, согласно расчётам, должна были пробить устаревшую железную броню чилийских броненосцев с любой дистанции. Водоизмещение крейсера было увеличено на тысячу с лишним тонн (с учётом строительной перегрузки британского прототипа), мелкие улучшения были сделаны в бронировании и силовой установке. Впрочем, моральная устарелость этого полуфрегата-полукрейсера была очевидна ещё при закладке, и первоначально предполагавшаяся постройка второго аналогичного корабля была аннулирована. Вместо него, по настоянию Либерана, инженеры компании «Джон Браун» разработали совершенно новый проект, воплотивший последние достижения техники. Главный калибр крейсера «Тангароа» (всё те же 254-мм пушки) был размещён по-новому, в носовом и кормовом барбетах, прикрытых сверху куполообразными противоосколочными щитами. Их дополняли десять 152-мм пушек (также, к сожалению, нескорострельных) и дюжина 75-мм скорострелок. Новейшие водотрубные котлы Бельвиля в сочетании с машинами тройного расширения позволили кораблю, чьё водоизмещение вплотную приблизилось к 10 тысячам тонн, развить скорость свыше 19 узлов. Заложенная в 1889 году, «Тангароа» вступила в строй уже через два года, сделав превосходство швамбран над чилийцами просто подавляющим…

Благодарная Швамбрания по сей день глубоко чтит давно покойного морского министра. В 1932 году в его честь в храме Воительницы-Кали была воздвигнута нефритовая колонна (она является памятным, но не могильным знаком, как иудей по вероисповеданию, он был похоронен на еврейском кладбище Алентоны). За всю историю страны подобного увековечивания были удостоены лишь четверо. Моисей Кацман - вице-адмирал, прославленный герой трёх войн, погибший под Порт-Артуром на броненосце «Матлалькуэ». Ловаланги Теао – писатель и драматург, единственный нобелевский лауреат Швамбрании в области литературы (и, к слову, единственный из всех четверых уроженец этой страны). Аврора Санчес – первая в мире женщина-космонавт, совершившая суточный орбитальный полёт в апреле 1961 года. И Давид Либерман – строитель флота, которому он, будучи сухопутным человеком, отдал всю свою жизнь (пост морского министра он оставил лишь в 1927 году, за четыре года до смерти).

Но всему своё время, а пока в первом году последнего десятилетия XIX века швамбранские моряки напряжённо готовились к реваншу. Им предстояло уничтожить флот Чили, чтобы раз и навсегда решить вопрос о том, кому буду принадлежать воды на юго-западе Тихого океана…

(Окончание следует)

Изменено пользователем швамбран

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

14. 1860-90 годы: в огне тихоокеанских войн (Окончание)

Подавив креольское восстание, власти швамбрании, тем не менее, понимали, что внутренняя политика страны нуждается в кардинальных переменах. Без малого шестьдесят миллионов потенциальных бунтовщиков неминуемо превращались в гирю, препятствующую успешному развитию страны. В поисках взаимопонимания Рамаджас Калигасава объявил политику национального примирения, целью которой было привлечь к управлению страной и в центре, и на местах умеренную часть католической общины. Уже с 1882 года католиков повсеместно стали включать в состав местных цензорских комиссий, надзиравших за процессом выдвижения кандидатов, ходом предвыборной кампании и голосования (что до сих пор практиковалось лишь в исключительных случаях в отдельных округах). Данная мера раз и навсегда покончила со спекуляциями на тему «нечестных выборов», «прав, предоставляемых только для индуистов» и т. д. В 1884-1886 гг. была проведена так называемая «федерализация» – полномочия местных органов власти значительно расширились, а целый ряд провинций Северо-востока при этом был разукрупнён, с образованием более мелких единиц. С одной стороны, католики наконец-то получили вожделенное преобладание во многих регионах, но, с другой стороны, границы новых административных единиц были проведены так хитро, что эти территории не образовывали единого массива, перемежаясь своего рода «чересполосицей» с территориями, где преобладали индуисты. (В итоге, общее число провинций Швамбрании увеличилось с 22-х до 31-ой.) Предоставив, хоть и с немалым запозданием, полный объём гражданских прав своим иноверцам, власти наконец-то смогли преодолеть их сепаратизм, развязав, таким образом, руки во внешних делах. Как выразился премьер в 1889 году: «Тяжкий камень, столько лет мешавший свободно дышать, наконец-то скатился с груди нашего Отечества!»

Шаги на внешнеполитической арене последовали незамедлительно, и первым из них стала война с Чили зимой 1891 года, получившая претенциозное название «Третьей Тихоокеанской».

Надо сказать, что к этой войне активно готовились обе стороны. Заметное усиление швамбранского флота, произошедшее во второй половине 1880-х годов, не осталось незамечено чилийцами, принявшими в порядке ответных мер собственную кораблестроительную программу. Уже в 1881 году Армстронгу был заказан бронепалубный крейсер «Эсмеральда», прибывший на Тихий океан в 1885 году - самая совершенная на тот момент боевая единица своего класса. Компанию ей вскоре составили «Ковадонга» (названная в память о паровом корвете, уничтоженным брандером перуанцев) и «О?Хиггинс» (унаследовавший имя ещё одного парового корвета, который, в свой черёд, стал называться «Вальпараисо»). Имея более крупное водоизмещение, и вступив в строй несколько позже, эта пара получила на вооружение только что сконструированные 120-мм скорострельные орудия. Явно под влиянием французской «молодой школы», чилийцы решили развивать и торпедное вооружение, заказав минные крейсера «Адмирал Конделл» и «Адмирал Линч». Наконец не были позабыты и старые броненосцы, на которых была обновлена артиллерия (при этом «Вальпараисо» был переименован в «Бланко Энкаладу», чтобы передать имя вышеупомянутому паровому корвету). Впрочем, осознавая, что никакая модернизация не вернёт ценности старым казематным утюгам, чилийцы захотели обзавестись и более современным кораблём.

Поскольку строить столько же килей, сколько было у соперников, им не позволяли финансы (бюджет Чили уступал бюджету Швамбрании почти на два порядка), и двум броненосным крейсерам потенциального противника они решили противопоставить один полноценный броненосец. Но приняв решение, чилийцы совершили серьёзный промах, изменив своему обыкновению и заказав корабль французской компании «Ла Сен», чей проект «улучшенного «Марсо» показался им более современным, нежели предложенный британцами уменьшенный вариант «Коллингвуда». К тому же французы обещали скорость свыше восемнадцати узлов, тогда как англичане гарантировали лишь шестнадцать. Беда, однако, была в том, что скорость, развиваемая кораблестроителями к югу от Ла-Манша, никак не соответствовала скорости построенных ими кораблей! Как и следовало ожидать, постройка броненосца, получившего название «Капитан Пратт», затянулась, и к заказчику он поступил, когда особой нужды в нём уже не было…

Первопричиной зимней войны 1891 года стал возникший в Чили острый гражданский конфликт между сторонниками местного президента и так называемыми «конгрессистами» (сторонниками парламента этой страны – Конгресса). Начало ему неосмотрительно положил Хосе Мануэль Балмаседа, президент Чили. Последний желал навести порядок в деле добычи и экспорта полезных ископаемых (прежде всего – селитры), дабы ограничить господство иностранных монополий (в первый черёд – английских), и перераспределить доходы от эксплуатации недр в пользу чилийского народа. Однако, приступая к решительным реформам глава государства не захотел брать в расчёт, что тем самым он задевает интересы большинства депутатов Конгресса, тесно связанных с крупным чилийским бизнесом, который на тот момент полностью пребывал в подчинении у британского капитала. Парламентарии прямо обвинили своего президента в том, что он – тиран, стремящийся к неограниченной диктатуре.

Возник острый конституционный конфликт, в ходе которого Балмаседа попытался опереться на армию, назначив в состав правящего кабинета целый ряд известных генералов. В ответ конгрессмены саботировали принятие очередного бюджета, рассчитывая таким образом объявить импичмент главе государства. В итоге страна вошла в 1891 без бюджета, и когда президент объявил о продлении сроков принятия этого документа, парламент не только посчитал его действия антиконституционными, но и объявил главу государства вне закона. Балмаседе ничего не оставалось, как провозгласить диктатуру. Конгресс, в свою очередь, 6 января 1891 передал всю полноту власти капитану флота Хорхе Монтту, обязав последнего «защищать конституцию». На следующий день шесть военных кораблей покинули Вальпараисо и отплыли на север страны, где нашли поддержку торговцев селитрой. В конце января собравшиеся в Арике парламентарии объявили о создании временного правительства Чили, которое возглавили Хорхе Монтт (получивший по такому случаю чин адмирала), Вальдо Сильва и Рамона Барроса.

Премьер Калигасава не торопился вмешиваться в конфликт – в январе 1891 года новейший крейсер «Тангароа» всё ещё находился в Англии, где шли приёмочные испытания корабля. Опасаясь, что англичане задержат его передачу, глава правительства выжидал, внимательно наблюдая за событиями в стане своего соседа. Ситуация, сложившаяся к апрелю выглядела патовой – президент, прочно удерживая центральные провинции, предпринимал одну за другой безуспешные попытки наступления. Мятежники, господствуя на море, срывали его военные перевозки, а из-за удалённости и бездорожья снабжать сухопутные войска можно было лишь водным путём. Помимо нескольких наспех вооружённых пароходов, в руках президента имелись лишь бронепалубный крейсер «Ковадонга», чья команда осталась верна Бальмаседе, и два небольших минных крейсера, прибывшие в Чили уже после начала мятежа. Именно на их долю и выпал громкий успех, когда в ночь 23 апреля 1891 года миноносцы (официально классифицируемые как «торпедные канонерские лодки») потопили броненосец «Бланко Энкалада», стоявший на якоре в бухте Кальдера. Гибель корабля (а вместе с броненосцем утонуло 182 человека из 284, бывших на борту), заставила конгрессистов действовать осторожней, но в целом ситуация осталась без изменений.

В начале мая 1891 года «Тангароа» наконец-таки покинула берега «Туманного Альбиона», после чего швамбранский премьер незамедлительно приступил к активным действиям. Уже 16 мая через своего посла в Чили он начал переговоры о предоставлении Бальмаседе, «как законному президенту Чили» военной помощи. Само собой, она не была бескорыстной – в оплату услуг Калигасавы требовал острова Рапа-Нуи и архипелага Хуан-Фернандес, а также района Магелланова пролива с укреплённым фортом и городом (в ту пору – скорее посёлком) Пунта-Аренас.

Хотя положение Бальмаседы было шатким, и помощь ему требовалась как никогда, он всё-таки был страстным патриотом своей страны и согласиться на столь наглые домогательства никак не мог. Максимум, который он ещё был готов обсуждать, состоял в уступке острова Пасхи, передача же таких стратегически важных пунктов как Хуан-Фернандес и Десвентурадас (не говоря уж о Пунта-Аренасе) для Хосе Бальмаседы была равнозначна потере национального суверенитета, о чём он прямо и заявил швамбранскому послу. К полной неожиданности для всех, Калигасава проявил невиданное в истории дипломатии сочувствие к несчастьям своего коллеги – обе стороны сделали вид, что достигли согласия. В середине июня швамбранская эскадра в составе броненосного крейсера «Шриваджая» (флагман), бронепалубных крейсеров 1-го ранга «Лилиаронга», «Сарабанг», «Мадиун», «Виджая» и «Кускан», а также бронепалубных крейсеров 2-го ранга «Маори» и «Менехупе» прибыла в Вальпараисо, где к ним присоединились «Ковадонга» и миноносцы. 28 июня сюда же пришла «Тангароа», закончившая долгий переход вокруг мыса Горн.

Итак, все силы антиконгрессистской коалиции были в сборе, и уже спустя две недели союзники предприняли первую боевую операцию против мятежников, высадив крупный десант в Антофагасте. В распоряжении президента Чили был лишь один крупный пароход – быстроходный лайнер «Империал» - также принявший участие в походе. Остальные семь судов, задействованных в переброске войск, швамбранам пришлось мобилизовать из собственных резервов. Места для людей, артиллерийских орудий и лошадей, впрочем, всё равно не хватило, и часть из десятитысячного контингента, предназначенного к десантированию, пришлось размещать на палубах боевых кораблей. Действия швамбранской эскадры сводились к прикрытию швамбранских же транспортов, перевозивших чилийскую пехоту. Предосторожность оказалась далеко не лишней, так как «Эсмеральда» и «О?Хиггинс» дважды пытались атаковать суда (сначала на переходе, а затем и у места высадки), но оба раза были отогнаны силами эскорта. Десантирование прошло без особых затруднений – пустив в ход главный калибр «Шриваджая» и «Тангароа» быстро подавили береговые батареи, после чего конгрессисты поспешили оставить Антофагасту.

Заняв город и порт, оставшийся неповреждённым, союзники приобрели удобную базу всего в трёхстах пятидесяти километрах от Икике – главного оплота мятежников. Приободрившись, президент Чили удвоил натиск, заняв вскоре города Мехильонес и Токопилья. В ответ противник силами своего флота предпринял в ночь на 20 июля вылазку против Антофагасты.

План в общих чертах воспроизводил апрельскую диверсию - конгрессисты горели желанием показать, что и они, как говорится, «не лыком шиты». Правда, за отсутствием миноносцев, главной ударной силой должны были стать «Эсмеральда» и «О?Хиггинс», которым под покровом темноты предстояло прокрасться на рейд и поразить стоящие на якоре суда 356-мм торпедами. «На всякий случай», для их прикрытия Икике выдвинулись и оба оставшихся броненосца – «Адмирал Кокрейн» и «Гуаскар». Терять мятежникам было нечего, и, сознавая, чем им грозит поражение (ибо по законам гражданской войны бальмаседисты не церемонились с захваченными в плен сторонниками парламента), адмирал Монтт лично решился возглавить операцию, держа флаг на «Гуаскаре» - лидер конгрессистов играл в ва-банк…

Увы, чего не пожелал брать в расчёт опытный чилийский командующий, так это возросшее тактическое мастерство швамбран, много научившихся за предыдущие 10 лет. Не ощущая недостатка в быстроходные крейсерах 1-го ранга, они день и ночь осуществляли разведку Икике. Связь (поскольку до изобретения радио оставалось ещё четыре года) осуществлялась голубиной почтой – уже через три часа адмирал Омаи Хироа, командовавший военно-морскими силами союзников, узнавал обо всех перемещениях неприятеля. Поэтому получив в десять пополудни 19 июля донесение с «Сарабанга», гласившее, что броненосцы конгрессистов покинули базу (из-за недостаточно быстрого хода, им пришлось выйти загодя), он распорядился разводить пары и готовиться к бою. В сумерках эскадра снялась с якорей и вышла в море. Силы союзников составляли броненосные крейсера «Лианоа» и «Тангароа», четыре бронепалубных крейсера, а также «Маори» и «Менехупе». Для обороны порта и стоявших в нём транспортов в Антофагасте были оставлены «Ковадонга» (имевшая неполадки в машине) и относительно тихоходная, но вооружённая скорострельными орудиями «Виджая».

Главные силы медленно шли вдоль побережья на север. Идущие много мористее чилийцы разминулись с ними и, как и было задумано, предприняли нападение на гавань в час пополуночи 20 июля. Поскольку нападение не стало неожиданностью, особых результатов оно не принесло – правда, выпущенная в упор торпеда с «О?Хиггинса» поразила «Ковадонгу», которая села на грунт. «Эсмеральда», атаковавшая транспорт «Ниоха» (принятый в темноте за «Шриваджаю») промахнулась, однако торпеда, задевшая за якорную цепь, взорвалась, что было принято за удачное попадание. Уже на выходе чилийские крейсера, были освещены прожекторами с «Виджаи», открывшей ураганный огонь. Несколько 120-мм снарядов угодили в носовую часть «Эсмеральды», что спустя несколько часов приведёт её к гибели.

Взяв курс на Икике, конгрессисты пребывали в полной уверенности, что их операция блестяще удалась. Поэтому когда на рассвете сигнальщики на «Адмирале Кокрейне», идущем головным, разглядели дымы, приближающиеся с норд-оста, Хорхе Монтт решил поначалу, что это эскадра англичан. Увы, его ошибка оказалась поистине роковой…

Выполнив поворот «все вдруг», швамбраны легли наперерез и, быстро сблизившись, открыли огонь. При этом, они также допустили оплошность: на «Шриваджае» и «Тангароа» рассудили, что флагманом является «Кокрейн» (из-за занимаемого им места в строю), сосредоточив огонь на этом казематном броненосце. На самом деле, как уже было сказано выше, адмирал Монтт, находился на «Гуаскаре», идущему замыкающим – командующий конгрессистов опасался погони и заранее занял (как ему казалось) почётное положение… Впрочем, всё это было не важно – на «Кокрейна» обрушился шквал снарядов, и вскоре, потеряв трубу и мачты, броненосец остановился, объятый пламенем. Ответный огонь чилийцев практически не причинял вреда – из-за неудачной казематной компоновки, на цель могло быть наведено лишь одно орудие, и лишь изредка – два. «Тангароа» получила лишь одно неопасное попадание в броневой пояс, «Шриваджая» - ни одного.

«Маори» и «Менехупе» также согласовано обстреливали «Магелланес» - старый паровой корвет, взятый для сопровождения броненосцев. Его деревянный корпус был не в состоянии противостоять современной артиллерии, и корабль быстро затонул, возглавив скорбный список потерь.

«Лилиаронга» и «Мадиун» сошлись в поединке с «О?Хиггинсом». Чилийцы продемонстрировали, что не зря слывут лучшими моряками своего региона – прежде чем пойти ко дну, их крейсер добился четырёх попаданий 203-мм снарядов, несмотря на то, что то и дело был вынужден переносить огонь с одной цели на другую. На «Лилиаронге» оказался убит 21 человек и 54 ранено, крейсер пострадал так, что, согласно воспоминаниям очевидцев, по возвращению в Антофагасту «едва держался на плаву», и если бы не тихая погода, то, вряд ли добрался бы до порта. На «Мадиуне» погиб только один член экипажа, зато раненых оказалось 59 человек. В конце боя чилийцы предприняли неудачную попытку таранить неприятеля, выпущенная впопыхах торпеда также прошла мимо. «О?Хиггинс» затонул, так и не спустив флага, с него спаслось лишь семь человек.

Зато бой с «Эсмеральдой» вышел весьма упорным и продолжительным. В ночном нападении крейсер получил несколько пробоин у ватерлинии и потому не мог поддерживать высокого хода. «Кускан» без усилий настиг его. Однако «Эсмеральда» проявила себя «крепким орешком» - ведя бой против швамбранского крейсера (а позже – и против подоспевших ему на помощь «Маори» и «Менехупе»), он продержался свыше четырёх часов. Увы, чуда не случилось, и чилийский корабль, в конце концов, ушёл на дно, унеся с собой почти половину команды. На «Кускане» жертвами столкновения стали восемнадцать человек, 57 были ранены.

Тем временем, командующий швамбранской эскадрой бросился в погоню за уходящим «Гуаскаром», препоручив «Тангароа» добивать повреждённого «Кокрейна». Новейшие десятидюймовки без усилий дырявили старую железную броню чилийского корабля, град шестидюймовых снарядов сокрушал небронированные борта и надстройки. Почти все орудия были разбиты, чилийцы практически прекратили ответный огонь, однако крепкий корабль, спроектированный Эдвардом Ридом, главным кораблестроителем Британии, упорно держался на воде, найдя упокоение в морской стихии лишь после того, как его экипаж сам открыл кингстоны.

С гибелью «Кокрейна» сражение закончилось – единственным кораблём конгрессистов, избежавшем гибели, стал «Гуаскар», ещё раз подтвердивший репутацию счастливого корабля. «Шриваджая» из-за не вовремя сдавших котлов так и не смог догнать неуловимый монитор. Несмотря на этот момент, несколько смазавший общую картину, швамбраны, без сомнений, смогли одержать впечатляющую победу, доказавшую, что флот тихоокеанской республики занимает далеко не последнее место в мировой «табели о рангах»! Если до сей поры на её темнокожих моряков взирали снисходительно, как на «новых турок», то теперь (задолго до японцев!) их стали публично величать «германцами южных морей». И именно в бою у Антофагасты суждено было взойти звезде Моисея Кацмана, что в чине капитана первого ранга командовал крейсером «Тангароа». Впрочем, флотоводцем и победителем морских сражений ему ещё предстоит стать, и о нём мы расскажем особо. Пока же сообщим читателю об окончании Третьей Тихоокеанской войны и её итогах.

…Бесславно возвратившийся в Икике «Гуаскар» принёс поистине скорбную весть о том, что восстание, похоже, потерпело крах. Однако именно в этот момент премьер-министр Швамбрании Калигасава вновь поднял вопрос о передаче его стране оспариваемых у Чили территорий. Стоит добавить, что к концу июля все земли, на которые швамбраны имели претензии – остров Рапа-Нуи, острова Хуан-Фернандес и Десвентурадас - уже втихомолку, под предлогом недопущения туда мятежников, были заняты ими. Некоторую проблему представлял форт Пунта-Аренас, гарнизон которого категорически отказался допускать в крепость швамбранских союзников. Тогда десант в количестве трёх тысяч человек осадил Пунта-Аренас и при поддержке броненосцев «Кали», «Гаджа Мада» и крейсера «Эссэаноа» штурмом овладел чилийской твердыней, чей гарнизон не превышал трёхсот человек. Из-за отсутствия связи в Саньтьяго не сразу узнали о событиях в Пунта-Аренасе - лишь 12 августа посол Швамбрании официально уведомил президента Чили об этой и других аннексиях, предложив главе государства признать их «задним числом». Ярость Бальмаседа была неописуема – ничего, разумеется, не подписав, он собственноручно вытолкал посла взашей, пригрозив, что если «этот негодяй ещё хоть раз переступит порог», то он собственноручно застрелит его, не посчитавшись с дипломатическим статусом.

Премьер Калигасава вполне предвидел такой исход, и ещё до аудиенции 12 августа начал наводить контакты с конгрессистами. На тот момент правительственная армия уже находилась на подходах к Икике, и будущее не сулило лидерам мятежников ничего, кроме громкого суда и смертного приговора за государственную измену. Поэтому, в отличие от Бальмаседа, они не стали устраивать сцен, а сразу же согласились на все условия, предложные им премьером Швамбрании…

21 августа отряда конгрессистов, переброшенные по морю, высадились в Вальпараисо. Поскольку практически все правительственные войска в этот момент сражались на севере, времени что-либо предпринять у президента не осталось. Защищать столицу страны, фактически было некому – после недолгих боёв, 29 августа отряды конгрессистов вступили в Сантьяго. Хосе Мануэль Бальмаседа, пытавшийся укрыться в посольстве Южно-Американских Соединённых Штатов, 19 сентября покончил жизнь самоубийством. Дома его сторонников были разграблены и сожжены, те, кто не успел вовремя убежать были убиты. В следующем году на прошедших в Чили президентских выборах победу одержал Хорхе Монтт, подписавший со Швамбранией «капитулянтский» договор о передаче острова Пасхи и островов Хуан-Фернандес.

Правда, под давлением Англии, вставшей на защиту Чили, швамбраны были вынуждены отказаться от прямой аннексии Пунта-Аренаса, оформив своё приобретение как «аренду», сроком на 25 лет, без права возводить здесь укрепления, а также гарантировав свободный проход британским судам через Магелланов пролив в любое время. Что касается островов Десвентурадас, то последние были возвращены чилийцам.

Тем не менее, главная цель Швамбрании была достигнута. В гражданской войне 1891 года чилийский флот уничтожен. «Ковадонга», торпедированная в Антофагасте, хотя и была поднята, но из-за отсутствия средств в разорённой государственной казне так и не была восстановлена. Уцелевший «Гуаскар», ввиду полного морального устаревания, вскоре был исключён из боевого состава и превращён в корабль-музей, в статусе которого существует и поныне.

В 1890-е чилийцы частично восполнили потери, получив от Франции броненосец «Капитан Пратт», а от Англии – новые крейсера «Эсмеральда» и «О?Хиггинс», названные в честь погибших кораблей. Однако на звание сильнейшего в своём регионе их флот уже никогда более не претендовал. Что касается швамбран, то война 1891 года ознаменовала резкое охлаждение с Англией, которая, начиная с этого момента, стала рассматривать тихоокеанскую державу как одного из своих многочисленных врагов (наряду с Россией и Германией). Прежнему военно-техническому сотрудничеству настал конец. Швамбранам нужно было искать нового друга в Европе. И они нашли его – их «стратегическим партнёром» стала Германия.

(Продолжение следует)

Изменено пользователем швамбран

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

15. Краткая история Южно-Американских Соединённых Штатов

Государство, о котором здесь пойдёт речь, своим появлением на свет обязана Бартоломе Митре (1821-1906 гг.). Полководец и государственный деятель, поэт, журналист и переводчик (между прочим, переведший на испанский язык «Божественную комедию» Данте Алигьери), один из основателей научной историографии Латинской Америки – это была невероятно разносторонняя личность с поистине наполеоновскими амбициями. «У него самое серьёзное, холодное, железное лицо, украшенное чёрными, проницательными глазами и чёрной бородой, он ни разу не улыбался», - таким он остался навсегда в памяти современников. Именно этому человеку было предначертано судьбой вывести страны Латинской Америки – Аргентину, Бразилию, Уругвай, Парагвай и Боливию - из состояния перманентного хаоса и бесконечных войн, в котором они пребывали, создав Южно-Американские Соединённые Штаты, могучую мировую державу, главного заклятого врага Швамбрании. История их возникновения настолько необычна и поучительна, что ей и будет посвящена данная глава.

Начало XIX века во всём мире было ознаменовано небывалым подъёмом национально-освободительного движения, и территория Латинской Америки не составляла исключения. Более половины этого континента принадлежало Испании, являясь её заморской колонией. Теперь жаждавшие свободы креолы повсеместно свергали ненавистный королевский режим, провозглашая независимость от Калифорнии до Ла-Платы. Беда была, однако, в том, что каждый из революционеров мнил себя Наполеоном (или, как минимум, Робеспьером), и потому все они проявили хроническую неспособность договориться между собой. Собрат по революционной борьбе казался более опасным, чем король Испании, против которого все они сражались. Лишь угроза реставрации (вполне реальная до середины 1820-х годов) ненадолго смогла объединить всех этих Боливаров, Сан-Мартинов, Идальго и Морелосов, и как только приходом революции уже в саму Испанию эта угроза исчезла, вместе с нею исчезли последние остатки единства латиноамериканцев. Многочисленные вожди тотчас перегрызлись друг с другом, а возглавляемые ими независимые республики погрузились в пучину бесконечных междоусобных войн и государственных переворотов.

Лишь Бразилия смотрелась на этом фоне «белой вороной», и всё потому, что главным революционером тут оказался не кто-нибудь, а принц Педро, сын португальского короля Жуана VI. Его величество, спасаясь от наполеоновского нашествия, избрал именно эту заморскую колонию в качестве прибежища, а когда миновала опасность, то возвращаясь со всем своим двором обратно в Лиссабон, он оставил в Рио-де-Жанейро старшего сына, поручив Бразилию его заботам. Энергичный и честолюбивый юноша довольно быстро сообразил, что папа далеко и ничего ему не сделает, а посему в 1821 году провозгласил себя императором – независимым правителем Бразилии Педру I. Впрочем, вся его революционность ограничилась лишь сферой внешней политики – во внутренних делах новоявленный император проявил себя вполне заурядным консерватором, сохранив, в частности, рабство для негров, тем самым, ублажив своих белокожих подданных. Созданная им держава сумела сохранить единство и внутреннюю стабильность, став, в итоге, самой крупной и сильной в военно-политическом отношении страной континента, однако цена этого процветания оказалась чересчур высока. Основанная на рабском труде экономика, принося стабильные и высокие доходы, не создавала никаких стимулов для научно-технического прогресса, что неизбежно превратило империю в вечный сырьевой придаток европейских государств.

К середине столетия Бразилией правил император Педру II – сын Педру I. Непосвящённому взгляду его страна казалась цветущим раем. Исправно поставляя в Европу сахар и кофе, в обратном направлении она вывозила промышленные изделия. Всё - начиная от паровых машин и заканчивая сукном, для пошива солдатского обмундирования, – приходилось покупать за границей, поскольку собственная промышленность оставалась практически неразвитой.

Впрочем, в сравнении со своими ближайшими соседями Бразилия смотрелось ещё неплохо. Аргентина, чьи земли лежали к юго-западу, в бассейне реки Парана, никак не могла выбраться из трясины гражданской войны, то затухавшей, то разгоравшейся с новой силой, и тянувшейся чуть ли не с самого момента обретения независимости. Страна фактически распалась, и центральное правительство в Буэнос-Айресе контролировало лишь небольшую территорию к югу от залива Ла-Плата, а остальные провинции признавали его власть ровно настолько, насколько им того хотелось. Окраинные земли – Боливия и Парагвай – отпали, став самостоятельными государствами. Ещё одна территория, лежавшая на северном побережье залива Ла-Плата, которую испаноязычные жители называли Уругвай, а португалоговорящие бразильцы - Сисплатина, превратилась в вечное яблоко раздора между империей и конфедерацией провинций Аргентины, вызвав целую серию военных конфликтов. Именно ей выпадет сомнительная честь стать детонатором Великой Южноамериканской войны, в ходе которой возникнут ЮАСШ.

… В феврале 1852 г. доселе тихо тлевший внутренний конфликт вновь обострился. Население Аргентины в очередной раз восстало против очередного Буэнос-Айресского диктатора, которым в тот момент являлся генерал-капитан Хуан Мануэль Росас. Восставших немедленно поддержали соседи – Асунсьонский диктатор Карлос Лопес, который, воспользовавшись моментом, под шумок, де-юре провозгласил независимость Парагвая (по факту Парагвай стал независим ещё с начала 20-х годов) и бразильский император Педру II. Получив помощь от иностранных войск, Хусто Уркиса, губернатор аргентинской провинции Энтре-Риос, разбил армию Росаса в битве при Касерос, и в мае 1852 года, поддержанный губернаторами других провинций, стал временным правителем Аргентинской конфедерации. Первым его шагом на данном посту стала конфискация (в свою пользу, разумеется) имений бежавшего из страны Росаса и всех его сторонников… Право, ему не стоило поступать так банально, ибо эта конфискация не только не прибавила популярности свежеиспечённому правителю, но и затронула интересы многих влиятельных людей. И в первую очередь – богатых скотопромышленников провинции Буэнос-Айрес, местных «олигархов», бывших главной опорой павшей диктатуры. Уже 11 сентября 1852 года в здесь вспыхнуло восстание против временного правительства, закончившееся тем, что столичная провинция попросту… вышла из состава Аргентины. Возглавил победоносное восстание Бартоломе Митре, впервые громко заявивший о себе. В ту пору ему лишь недавно исполнился 31 год. Он родился, как уже было сказано, 26 июня 1821 года в семье греческих эмигрантов, и был крещён как Варфоломей Митропулос – лишь много позже, занявшись политикой, он сократит свою фамилию, чересчур длинную и вычурную на испанский слух, до короткого и звучного «Митре». Теперь, заняв ключевые должности в провинциальной администрации, где он одновременно являлся депутатом законодательного собрания, военным министром и министром иностранных дел, Митре сделался фактическим главой новообразованного государства. Надо сказать, что политические воззрения его никак не соответствовали той политике, которую он оказался вынужден проводить – Митре вовсе не был сепаратистом, являясь убеждённым унитаристом, сторонником единой и неделимой Аргентины (куда по его мысли должны были вернуться и Уругвай, и Парагвай, и даже Боливия). Увы, путь к светлой цели, как всегда, оказался прихотлив и тернист, и начинать его пришлось с сепаратизма – Митре утешал себя тем, что он создаст из Буэнос-Айресской провинции могучее и надёжное ядро, вокруг которого соберутся все испаноязычные территории континента.

Само собой, эти планы не вызывали никакого сочувствия у Уркисы, продолжавшего своё правление над тем немногим, что ещё оставалось от Аргентины – война с Буэнос-Айресом не прекращалась, и победы часто сменялись поражениями. В 1859 году политической карьере Митре едва не настал конец – собравшись силами, Уркиса разгромил сепаратистов в битве под Сепедой, принудив мятежную провинцию признать его власть. Однако, пережив позор неудач, Митре не отказался от продолжения борьбы, и в 1861 году вновь поднял восстание. В битве при Павоне Уркиса потерпел поражение, бежал и вскоре оказался убит. Президент Аргентинской конфедерации Сантъяго-Дерки, формально бывший главой этого несчастного государства (по факту главой являлся Уркиса) отказался от должности, поручив Митре созвать в Буэнос-Айресе национальное собрание. Оно и было созвано 25 мая 1862 года, провозгласив Аргентину единым государством, а Митре – его президентом. За образец были взяты США – прежние провинции страны стали называться штатами, сохранив за собой некоторую самостоятельность в законодательной и исполнительной власти, однако большая часть полномочий (в первую очередь, армия и финансы) сделались прерогативой федерального центра в Буэнос-Айресе. Тем самым, был найден удачный компромисс между унитаристами, к числу которых относился Митре и федералистами, коим был покойный Уркиса.

Торжества по поводу долгожданного мира были как никогда всеобщими и искренними – с бесконечной гражданской войной было, наконец, покончено. И за потоком речей и высокопарных слов, никто тогда так и не обратил внимания на симптоматичную оговорку нового президента, назвавшего свою страну не «Соединёнными Штатами Аргентины», как положено, а «Южно-Американскими Соединёнными Штатами»: ну, ошибся человек – с кем не бывает? Но Митре никогда не ошибался…

Тем временем, в соседнем Парагвае скончался диктатор Карлос Лопес и новым хозяином Асунсьона сделался его сын - Франсиско Солана Лопес, лелеявший весьма амбициозные планы. Новый президент предполагал сделать Асунсьон столицей огромной империи, включающей в себя весь бассейн Ла Платы, то есть территорий, которые предполагалось отторгнуть у Аргентины, Бразилии и Уругвая. К этому, как он считал, у Парагвая были все необходимые средства. За предыдущие 22 года, усилиями его отца, эта страна превратился в самую экономически развитую территорию всего региона. В Асунсьоне были построены арсенал и завод по производству вооружений. Сюда в качестве инженеров въехало немало англичан, под руководством которых, парагвайцами была освоена постройка паровых судов. В связи с тем, что государство не имело выхода к морю, сообщение с внешним миром осуществлялось по рекам Парана и Парагвай, а также их многочисленным притокам.

Теперь Франсиско Лопес решил преумножить отцовское наследство. К несчастью, при всех его непомерных политических амбициях, ему недоставало элементарного человеческого такта. В частности, вознамерившись провозгласить себя королём, он публично стал свататься к дочери Педру II. Его величество, император Бразилии возмущенный такой бесцеремонностью, с негодованием отверг сии домогательства, заявив, также публично, что никогда не отдаст замуж свою белую дочь за какого-то сына индейца, да ещё и тирана вдобавок. Сватовство закончилось страшным сандалом, после которого война между Парагваем и Бразилией стала неизбежна.

Президент Митре в Буэнос-Айресе внимательно следил за разворачивающимся конфликтом. Занятость государственными делами своей страны, разорённой многолетней гражданской войной, нисколько не мешала ему уделять внимание и тому, что происходило вокруг неё. Надо сказать, что ещё с юных лет будущий аргентинский президент был непримиримым врагом Бразильской империи. В начале 40-х годов он вместе с самим Джузеппе Гарибальди сражался за свободу Уругвая против вторгшихся туда войск Педру II. Впоследствии в своей «Автобиографии», изданной в 1904 году, он так опишет свои намеренья:

«…Любая попытка воссоздать былое единство земли Ла Платы, с тем чтобы братские народы Уругвая, Парагвая и Боливии, разделённые искусственными границами, навязанными предыдущим поколением политиков, вновь обрели бы единство с народом Аргентины, любой шаг навстречу этому неизбежно встречал препятствие в лице правящей в Бразилии императорской династии, кровно заинтересованной в том, чтобы в испаноязычных землях царили бы вечная разобщённость и нужда. Невозможно было подлинное объединение, без устранения этого мрачного заповедника рабства, прибежища всего затхлого и косного, давно изгнанного из Европы, тормоза общественного прогресса. Подобно тому, как Виктор-Эммануил Савойский объединил Италию, силой оружия выдворив с Апеннин обанкротившиеся династии местных правителей, подобно Бисмарку Прусскому, сумевшему объединить германцев, лишь победив Австрию на поле брани, так и мне предстояло объединить латиноамериканские народы ценой сокрушения выродившейся династии Браганса. (…)

...С другой стороны, невозможно было игнорировать и Парагвай, который на протяжении многих десятилетий создавал нам великое множество проблем. Сеять раздоры, искусственно разжигать конфликты, чтобы вмешиваться в них, играя роль «арбитра» - такой являлась истинная суть политики парагвайских диктаторов, чья жестокая тирания, превратившая несчастную страну в одну исполинскую казарму, была как две капли воды похожа на нынешний политический режим Швамбрании. Будущее, стало быть, не могло быть прочным, без устранения и этой угрозы. (…)

…Стоит подчеркнуть, что Аргентина находилась в гораздо менее выигрышном положении, нежели Пруссия, ибо она не располагала армией, численность которой была бы сравнима по величине с сухопутными войсками Педру II, или силами диктатора Лопеса. Каждая из противостоящих нам сторон насчитывала свыше ста тысяч человек. Мы же - после всех потерь, понесённых многострадальным Отечеством в братоубийственных гражданских конфликтах - едва были в силах выставить 30 тысяч солдат. И потому представившуюся возможность противопоставить одного нашего врага другому нашему врагу, никак нельзя было упускать. План мой заключался в том, чтобы использовать парагвайского диктатора, как тяжёлый таран, предназначенный к сокрушению прогнившего здания бразильской монархии, который, исполнив предначертанное ему, в свою черёд, также должен был исчезнуть со сцены. Поддержав Франсиско Лопеса, народы Ла Платы, тем самым, проложили путь к собственному триумфу – созданию теперешнего союза латиноамериканских наций».

Итак, в 1863 году в Уругвае в очередной раз вспыхнул внутриполитический конфликт между партиями «Колорадо», правившей страной и «Бланко», пребывавшей в оппозиции. Как это часто случается в Латинской Америке, политические разногласия быстро переросли в вооружённое противостояние, в ходе которого оппозиционеры, поддержанные Лопесом, свергли изгнали из Монтевидео своих противников. Митре, в свой черёд, незамедлительно вступился за последних, и вскоре лидеры свергнутой «Колорадо» вновь вернулись в столицу, выгнав оттуда бланкистов, недолго пожинавших лавры победителей. События в Монтевидео едва не привели к войне между Аргентиной и Парагваем – после тяжелейших переговоров Митре удалось найти компромисс, пойдя на целый ряд серьёзных уступок Лопесу. Самая главная из них состояла в том, что Асунсьонский диктатор признавался посредником в урегулировании конфликта в Уругвае, что неизбежно превращало эту небольшую и слабую в военном отношении страну в протекторат Франсиско Лопеса. Император Педру II стерпеть подобное не мог - ибо сам имел виды на Сисплатину (как бразильцы именовали Уругвай). Потребовав, чтобы посредником назначили его, правитель Бразилии ввёл свои войска в Монтевидео. Император был уверен, что Митре поддержит его шаг и также выступит против Лопеса, однако Буэнос-Айресский президент официально объявил себя нейтральной стороной и впоследствии отрицал что давал императору какие-либо обещания.

Поняв, что Уругвай уплывает у него из рук, Лопес, давно уже готовый к такому шагу, объявил Бразилии войну и двинув войска в Мату-Гросу и Парану – пограничные провинции империи.

На январь 1865 года в регулярной парагвайской армии насчитывалось 38 тысяч хорошо подготовленных офицеров и солдат при четырёхстах орудиях, ещё 60 тысяч солдат пребывало в резерве. Флот Парагвая состоял из канонерской лодки «Такуари» и 23-х мобилизованных гражданских пароходов, а также целого ряда более мелких судов и несамоходных барж. Заказанные в Европе 5 речных броненосцев не успели прибыть до начала боевых действий, и позже были перекуплены Бразилией.

Армия Бразилии серьёзно уступала в численности парагвайским войскам. К началу боевых действий в составе регулярных формирований империи имелось лишь 16 тысяч человек, вдобавок разбросанных по многочисленным гарнизонам. Основу сил составляли разнообразные ополчения, собиравшиеся в отдельных провинциях. Так из национальной гвардии провинции Риу-Гранди-ду-Сул была сформирована кавалерия. Правда, Бразилия располагала мощным флотом, состоявшим из 42-х судов с 239 орудиями и личным составом в четыре тысячи моряков. При этом значительная часть флота под командованием маркиза Тамандаре уже была сосредоточена в бассейне Ла-Платы (осуществляя оккупацию Уругвая). Кроме того, в Уругвае на стороне бразильцев действовали вооружённые сторонники партии «Колорадо» - последних насчитывалось четыре тысячи человек.

Недостаточная численность войск усугублялось их отвратительной подготовкой. В целом, бразильская армия была плохо организована, кое-как укомплектована, скверно вооружена. Многие ополченцы были, вдобавок, рабами, присланными землевладельцами, избавлявшимися таким способом от престарелых, больных и негодных работников. Неудивительно, что уже с первых дней бразильцы стали терпеть одно поражение за другим. К концу 1865 года весь юг Мату-Гросу был оккупирован парагвайскими войсками, занявшими ключевые города и крепости этой малонаселённой территории. В Паране бои шли с переменным успехом. Основные же действия развернулись на юге.

Ещё в марте 1865 года правительство Ф. С. Лопеса обратилось к аргентинскому президенту Митре с просьбой пропустить через аргентинскую территорию армию из 25 тысяч человек под командованием генерала Венсеслао Роблеса, направлявшегося в Уругвай, где сторонники партии «Бланко» вели бои против вторгшихся туда бразильцев. Митре отказал в проходе по суше, однако не возражал, если парагвайцы будут передвигаться только по воде – на том обе стороны и согласились, заключив секретное соглашение.

Спустившись вниз по реке Парана, отряд Роблеса внезапно атаковал эскадру Жоакима Лисбоа, маркиза Томандаре, который, не подозревая подвоха, стоял на рейде Монтевидео, осуществляя морскую блокаду и препятствуя доставке в Парагвай военной контрабанды. Бразильский адмирал, пребывая в совершенной уверенности, что аргентинцы строго блюдут свой нейтралитет (в чём Митре лично его уведомил), предпочитал ночевать на берегу, в комфорте. Его примеру следовало и большинство офицеров. Внезапная атака парагвайцев, коварно воспользовавшихся ночной темнотой, стала для них полнейшей неожиданностью. В итоге, фрегат «Амазонас», корвет «Жекитиньонья» и две канонерки были взяты на абордаж (наверное, это последний в истории случай массового и удачного абордажа). Корветы «Паранаиба» и «Бельмонте» и ещё две канонерки, с трудом отбившие нападение, оказались принуждены бесславно ретироваться. Позор был слишком велик…

Покончив с эскадрой неприятеля, генерал Роблес занял Монтевидео и стал развивать наступление на север, изгоняя из Уругвая бразильских оккупантов. И хотя 17 августа 1865 года крупный отряд парагвайцев под командованием майора Педро Дуарте, был наголову разбит в сражении у местечка Жатаи, (что на берегу реки Уругвай) это никак не могло изменить общей картины. В декабре 1865 года Роблес уже перенёс боевые действия на территорию империи, приступив к осаде Потру Алегри – главного города провинции Риу-Гранди-ду-Сул.

Тем не менее, стратегически положение парагвайцев оставалось весьма шатким – их армии, действовавшие на севере и юге, разделяла узкая полоска принадлежавшей Аргентине провинции Корриентес, что крайне усложняло координацию. В последней надежде переломить ход войны, Бразилия поспешила воспользоваться создавшейся ситуацией.

К осени 1866 года Луис Алвис ди Лима и Силва, маркиз Кашиас, назначенный императором главнокомандующим, закончил реорганизацию бразильской армии. Благодаря мобилизации, осуществлявшийся весь предыдущий год, под ружье удалось поставить свыше ста тысяч человек, существенно улучшилась и доселе хромавшая боевая подготовка. Также были приняты меры по организации лечебных учреждений (ибо от холеры и других эпидемией армия несла большие потери, чем от боевых действий), значительно улучшилось снабжения войск. Воспрянув духом, силы империи перешли к решительным действиям. План бразильцев состоял в том, в том, чтобы зайти в тыл южной армии генерала Роблеса, осуществив её охват с левого фланга. Выполнение этой операции возлагался на 1-ый корпус бразильской армии под командованием генерала Полидора да Фонсека Кинтанилья Жордана. Параллельно ему в направлении города Корриентес, что стоял у слияния рек Парана и Парагвай, вести наступление должен был 2-ой бразильский корпус под командованием генерала Мануэла Маркеса ди Суза, барона Порту Алегри. На последнего возлагалось не только обезопасить корпус Фонсеки от возможного контрудара с севера, но и, взяв город, пресечь сообщение по реке, полностью изолировав южную армию парагвайцев от Асунсьона.

К сентябрю подготовка была завершена. Указав в своём официальном обращении на многочисленные факты нарушения Аргентиной своего нейтралитета, Его величество Педру II в ультимативной форме потребовал от Митре пропустить бразильские войска через территорию провинции Корриентес. В противном случае он угрожал войной.

Письмо императора, растиражированное аргентинскими газетами, вызвало бурю негодования в обществе, симпатии которого с самого начала войны были на стороне парагвайцев. «Защитим Отечество!» - под этим лозунгом десятки тысяч молодых мужчин спешили записаться в армию.

Тем не менее, несмотря на народный порыв, Митре не спешил, отлично осознавая, что время работает на него. Он отклонил ультиматум Педру, но никаких мер по защите провинции не предпринял. Оккупация данной территории была необходима, так как планы Митре предусматривал максимальное истощение и Бразилии, и Парагвая – оба клиента должны были как следует «созреть».

В итоге, империи ничего не оставалось, как объявить Аргентине войну, осуществив в конце 1866 года вторжение в провинцию Корриентес силами 1-го и 2-го корпусов. Бразильцы медленно продвигались вперёд, занимая узкую полоску болотистой земли между реками Парана и Уругвай – при этом они оказывались между северной и южной парагвайскими армиями, как меж двух огней, а их коммуникации опасно растянулись…

12 сентября 1866 года в Буэнос-Айресе состоялась встреча президентов Аргентины, Парагвая и Уругвая (последнюю страну представлял лидер бланкистов Атанасио Агирре), договорившихся о создании Тройственного союза и совместных действиях против Бразилии.

К началу лета (а в южном полушарии оно наступает в декабре) корпус Порту Алегри достиг города Корриентес – столицы одноименной провинции. Операция, которая по замыслам командования должна была решить исход войны, вступила в завершающую фазу. Союзники отдавали отчёт в том, что ситуация сложилась более чем серьёзная. О том насколько важной они считали удержание данной позиции говорит хотя бы то, что Франсиско Лопес (действуя по просьбе Бартоломе Митре) лично возглавил оборону Корриентеса. За город завязались ожесточённые бои.

С востока подходы к нему прикрывали укреплённые батареи Сентарио и Горостьяга. Барон Порту Алегри приказал захватить их. В отношении первой их них этот приказ был исполнен относительно легко – войска взяли укреплённый пункт неожиданной атакой, однако батарея Горостьяга (командир – генерал Хосе Эдувихис Диас) оказала ожесточённое сопротивление. Атака 20 000 бразильских солдат под командованием Порту Алегри, поддержанная судами речной флотилии, была отбита. В пылу битвы, сумев остановить своих дрогнувших солдат, Франсиско Лопес лично повёл бойцов в контратаку и погиб, сражённый неприятельским ядром. Гибель его удалось скрыть от своих солдат, которые в итоге, удержали позиции. Потери парагвайцев при Корриентесе составили три тысячи человек. Бразильцы только убитыми лишились пяти тысяч. Столь колоссальные жертвы, понесённые всего за несколько часов, привели к тяжёлому кризису в командовании и полной остановке их наступления.

Тем временем, генерал Роблес, перегруппировал свои силы и нанёс удар по растянутым коммуникациям бразильцев. В итоге оба их корпуса попали в окружение и в феврале нового 1867 года были вынуждены капитулировать – в плен сдалось свыше 15 тысяч человек, порядка 30 тысяч погибло или умерло от голода и болезней. «Решающая из битв» обернулась сокрушительным поражением империи, надломившем боевой дух бразильцев. Правда, парагвайцам пришлось снять осаду с города Порту Алегри, но это обстоятельство, как и гибель парагвайского диктатора, было слабым утешением. Закончив развёртывание сил, союзники стали медленно теснить войска империи на всех фронтах – к концу 1867 года Риу-Гранди-ду-Сул была оставлена, бои шли в провинциях Парана и Сана-Катарина. Последним отчаянным шагом императора Педру II стало объявление 1 января 1868 года тотальной мобилизации и назначение нового командующего – Луиса Орлеанского, графа д’Э (за которого Его величество отдал свою дочь). Увы, и французский зять оказался бессилен – армия империи таяла на глазах. В тылу то и дело вспыхивали восстания рабов, на подавление которых приходилось снимать войска с фронта. Банкротство политического режима стало очевидно даже самым рьяным монархистам.

В этой обстановке в среде высшего генералитета империи, недовольного, что ими командует француз, созрел заговор, имевший целью свергнуть династию Браганса и передать престол «более достойному правителю». Собственно, править страной должен был составленный целиком из военных министерский кабинет, первой скрипкой в котором предстояло стать бывшему главнокомандующему графу Кашиасу (отстраняя от командования, император в порядке утешения наградил его титулом графа). Императору, которого заговорщики собирались посадить на престол взамен Педру II, отводилась роль ширмы, придававшего ореол «законности» диктатуре, настроенной на продолжение войны с Аргентиной. Проблема была в том, что после бесславной гибели австрийского эрцгерцога Максимилиана, ставшего императором Мексики и расстрелянного в 1867 году, ни одна приличная европейская семья не пожелала бы отпустить своего отпрыска в эту ужасную Латинскую Америку, и переговоры у заговорщиков шли очень туго. Теперь уже не сказать, кому из них пришла в голову мысль, предложить корону Бразильской империи Бартоломе Митре, но в готовившем переворот лагере обозначился раскол, и в оппозиции к «ястребам» Кашиаса встали «голуби», жаждавшие скорейшего заключения мира и объединения обоих держав под одним скипетром. Неизвестно, чем бы кончилась борьба между этими партиями, но в дело вмешался случай. В конце 1869 года сведения о переговорах, которые эмиссары Кашиаса вели с рядом европейских королевских и княжеских домов достигли Рио-де-Жанейро. Император незамедлительно учинил расследование, по итогам которого Кашиас и его сторонники были арестованы и, по приговору военного трибунала казнены за государственную измену. Оставшиеся на свободе «голуби» немедленно начали переговоры с Митре, который, всячески демонстрируя гуманизм к пленными гражданскому населению занятых территорий, не уставал подчёркивать в своих манифестах, что он ведёт войну не против Бразилии и её народа, а исключительно против преступной династии Браганса, что вовлекла своих подданных в бессмысленное кровопролитие.

Митре отнёсся к его предложению сдержанно. Он сразу дал понять, что, как убеждённый либерал-республиканец, корону принять не может. Хотя саму по себе идею объединения Аргентины и Бразилии он нашёл весьма симпатичной. Однако Бразилия, по мнению Митре, должна принять республиканскую форму правления, «как более соответствующую общественному прогрессу». Также подлежало безусловной отмене и рабство. Все прочие права и свободы президент Аргентины был готов уважать и соблюдать, предоставив бразильцам полное внутреннее самоуправление.

Посовещавшись, заговорщики решили, что «чёрт с ней, с монархией, – лишь бы свои имения сохранить!»

В ноябре 1869 года, в результате переворота, Педру II был свергнут с престола, ему и членам его семьи пришлось навсегда покинуть Бразилию. По итогам договора, подписанного в Монтевидео весной следующего года, на свет появилось новое государство – Южно-Американские Соединённые Штаты – ядром которого становились Аргентина и Бразилия. За образец, на сей раз, была взята «двуединая» Австро-Венгрия: согласно конституции обе страны-учредительницы сохраняли национальные парламенты, за которыми закреплялась часть полномочий. Равноправными государственными языками были провозглашены испанский и португальский. Общими становились финансы (однако за национальными парламентами оставалось право вето при обсуждении тех или иных бюджетных статей), армия и внешняя политика. Высшим законодательным органом становилась Конституционная Ассамблея, в которой были поровну представлены депутаты от Аргентины и Бразилии. Главой государства являлся президент, избираемый на семь лет всеобщим тайным голосованием. Последнее для Митре было особенно кстати, так как срок его полномочий уже истекал.

Некоторые затруднения доставил спор о том, где должна быть столица ЮАСШ – бразильцы настаивали на Рио-де-Жанейро, аргентинцы (что вполне естественно) отстаивали кандидатуру Буэнос-Айреса. Впрочем, компромисс нашёлся весьма скоро – столицу решено было разместить в Монтевидео, для чего уругвайцам было послано предложение, «от которого нельзя отказываться». А именно – добровольно войти в состав ЮАСШ на правах отдельного штата. Уругвайцы, конечно, взвыли все как один, но выхода у них не было – в конце концов, столичным регионом быть тоже почётно. То касается Парагвая, то мнение его населения никто не спрашивал – с гибелью Франсиско Лопеса эта страна утратила всякие надежды и перспективы. Понеся колоссальные потери (Митре не зря спланировал своё участие в войне так, что парагвайская армия вынесла все тяготы боевых действий), парагвайцы, как мавр, сделали своё дело и теперь должны были уйти из истории. В 1871 году их страна также сделалась одним из штатов ЮАСШ. Последней – в 1885 году - в состав этого государства вошла Боливия.

К тому времени Митре давно оставил президентский пост – передав власть в надёжные руки преемников, он углубился сочинение стихов и исторических трудов, где также добился немалых успехов. А созданную им могучую державу ждали новые бури и битвы, в которых – так было суждено – южноамериканцам не раз пришлось скрестить своё мечи со швамбранами.

Изменено пользователем швамбран

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

:clapping:

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

СШЮА? При зашкаливающем местном национализма и трайбализме регионализме? Не взлетит

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

15. Приложение

Административное деление Южно-Американских Соединённых Штатов (по состоянию на 1900 год)

Союзные штаты Аргентины (административный центр – город Буэнос-Айрес, законодательный орган – Национальный конгресс Аргентины):

1. Буэнос-Айрес

2. Жужуй

3. Сальта

4. Чако

5. Корриентес и Мисьонес

6. Катамарка

7. Тукуман

8. Сантьяго дель Эстеро

9. Санта-Фе

10. Энтре-Риос

11. Ла Риоха

12. Кордова

13. Сан-Хуан

14. Сан-Луис

15. Мендоса

16. Ла-Пальма

17. Уругвай

18. Парагвай

19. Санта-Крус

20. Ла-Пас

21. Потоси

Союзные штаты Бразилии (административный центр – город Рио-де-Жанейро, законодательный орган – Национальный конгресс Бразилии):

22. Рио-де-Жанейро

23. Риу-Гранди-ду-Сул

24. Санта-Катарина

25. Парана

26. Сан-Паулу

27. Мату-Гросу

28. Гояс

29. Минас-Жерайс

30. Эспириту-Санту

31. Токантис

32. Байя

33. Пара

34. Мараньян

35. Пиауи

36. Сеара

37. Риу-Гранди-ду-Норди

38. Параиба

39. Пернамбуку

40. Алагоас

41. Сержили

42. Амапа

Административные территории:

1. Нижняя Амазония

2. Верхняя Амазония

3. Патагония

4. Огненная Земля

6181848m.png

Изменено пользователем швамбран

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Э, а с чего Жужуй, а не исконный Хухуй (Jujuy)?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Э, а с чего Жужуй, а не исконный Хухуй (Jujuy)?

Для благозвучия.

СШЮА? При зашкаливающем местном национализма и трайбализме регионализме? Не взлетит

После особо кровопролитной войны (в которой наиболее активных пассионариев выбивают) национализм имеет место ослабевать, а регионализм лечится дотациями из центра.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

6270430m.png

(Текст последует)

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

16. На рубеже веков

Взяв верх в единоборстве с Чили за господство в юго-западном секторе Тихого океана, политическое руководство Швамбрании притупило к обширным территориальным захватам, планы которых терпеливо вынашивались уже не одно десятилетие. В числе первых оказались аннексированы остров Пасхи и район Магелланова пролива, захват которых состоялся уже в 1891 году. Последнее обстоятельство повлекло бурную реакцию Великобритании, которая не могла позволить, чтобы в этом важном регионе мира, через который в страны Европы осуществлялся подвоз чилийской селитры, так резко нарушился бы сложившийся баланс. Вмешавшись в ход Швамбрано-Чилийских переговоров, Великобритания заставила молодую тихоокеанскую державу отказаться от части своих приобретений, заставив её, в частности, возвратить чилийцам острова Хуан-Фернандес и Десвентурадас – англичане опасались, что последние могут быть превращены швамбранами в военные базы, призванные «оседлать» селитряные коммуникации. Что касается района Магелланова пролива, то переговоры относительно их судьбы неожиданно для всех затянулись – контролировать морской путь и Атлантики в Тихий океан вызвался ещё один претендент – ЮАСШ. Официальный Монтевидео заявил, что южная оконечность материка и прилегающие острова должны принадлежать союзу латиноамериканских наций, а в подкрепление своих слов направил на юг эскадру в составе броненосцев «Президент Митре» и «Президент Фонсека», которые в январе 1892 года прибыли в Ушуаю. В конце концов, в 1893 году Англия согласилась с передачей большей части оспариваемой у Чили территории Швамбрании, оформив её как аренду. Алентону, однако, принудили взять обязательство не возводить здесь укреплений. Срок аренды определялся в 25 лет – в 1918 году дальнейшая судьба пролива должна была быть решена особым трёхсторонним соглашением, которое к указанному сроку должны были заключить между собой Великобритания, Швамбрания и Чили.

Свою долю приобрели и южноамериканцы - в частности им достался остров Наварино и восточная половина острова Хосте, вследствие чего мыс Горн оказался под их контролем (что вызвало немалые торжества в Монтевидео, Буэнос-Айресе и Рио-де-Жанейро). Намерения англичан были вполне прозрачны и очевидны для всех – Лондон также имел виды на этот клочок бесплодной субантарктической земли. Прямо аннексировать его у чилийцев было не совсем удобно (союзники всё-таки), другое дело швамбраны, перед которыми у британцев не было никаких обязательств. Запретив создавать здесь постоянную военно-морскую базу, Форин Офис лишил швамбран всякой надежды удержать этот район, и теперь Англия могла легко захватить его в течение указанного 25-летнего срока в любой момент, какой она сочтёт для себя подходящим.

Швамбраны однако не предавались унынию, отлично осознавая, что будущее прогнозу не поддаётся, а значит строить планы на длительный период – задача бессмысленная.

В 1897 году швамбраны аннексировали у Эквадора острова Галапагос – стратегически важный архипелаг, чья значимость особенно возрастала в свете предстоящей постройки Панамского канала. На сей раз, захват обошёлся без серьёзного сопротивления, а построенная на островах военно-морская база Пуэтро-Вильямиль стала важным пунктом, контролирующим подходы к Панамскому перешейку.

Ещё с начала 1880-х годов швамбранами неоднократно предпринимались попытки закрепиться на островах Самоа, который к тому времени оставался одним из немногих полинезийских королевств, ещё сохранявших независимость. Вплоть до 1830-х годов, когда на острова начали прибывать английские миссионеры и торговцы, контакт с чужеземцами был весьма ограниченным. В то время самоанцы заработали репутацию дикого и воинственного народа, так как были частые столкновения с французскими, британскими, бельгийскими, германскими и американскими силами, которые пытались использовать Самоа как промежуточную станцию для судоходства в Тихом океане. В этом плане, данный архипелаг имел немалое стратегическое значение, и потому сделался предметом вожделений целого ряда великих держав.

Что касается швамбран, то они рассматривали Самоа, как свою историческую прародину, откуда в IV веке нашей эры прибыли их полинезийские предки. На этом - пускай и довольно шатком с юридической точки зрения – фундаменте базировались их претензии на архипелаг. Однако каковы бы ни были исторические права, весомость требованиям придавали не они, а грубая военная сила, и в этом отношении – увы – Швамбрания никак не могла конкурировать на равных. Чтобы решить дело в свою пользу, швамбранам был необходим союзник, а поскольку Британия и США от заключения союза уклонились, то идти на поклон пришлось к кайзеровской Германией, также претендовавшей на этот тихоокеанский архипелаг. Случай заключить соглашение представился в конце 1880-х, когда в этом райском уголке, согреваемом солнцем тропиков, вспыхнула гражданская война.

Первопричиной внутреннего конфликта стало обострившееся соперничество колониальных держав. В ответ на действия Германия, которая с конца 1870-х открыто стала интересоваться островами, США предъявили на Самоа свои территориальные претензии. Британия также послала свои войска с целью отстаивания своих интересов. В 1881 году три страны договорились признать самоанским королём верховного вождя Малиетоа Лаупепу, однако в 1885 году он вступил в открытый конфликт с немцами, которые в ответ стали поддерживать его главного соперника - вождя Тамасесе. Воспользовавшись фактическим господством Германии на Самоа и отсутствием единства среди англичан и американцев, немцы в 1887 году свергли Лаупепу, провозгласив королём Тамасесе. Немецкий капитан Брандейс, которого новоявленный монарх тут же назначил премьер-министром королевства, обложил население высокими налогами. Эти действия повлекли за собой череду протестов среди коренных жителей. Во главе недовольных встал вождь Матаафа, пользовавшийся большой популярностью у туземцев. Кроме того, поддержку ему стали оказывать американцы, тайком снабжавшие сторонников мятежного вождя оружием. В конце концов, воины Матаафы взяли верх над войсками Тамасесе, после чего немцам ничего не оставалось, как отозвать Брандейса. В этих условиях немцам как воздух требовалась чья-нибудь поддержка, и такую поддержку им оказал Рамаджас Калигасава. В ходе своего визита в Европу летом 1888 года, премьер-министр Швамбрании подписал секретное соглашение с Вильгельмом II, недавно ставшим кайзером (и действовавшим в обход Бисмарка) о совместной аннексии островов Самоа. Согласно протоколу, Швамбрания предоставляла свои порты для немецких боевых кораблей в качестве пунктов технического базирования. В оплату Вильгельм обязался передать швамбранам половину архипелага.

Тем временем, уязвлённый неудачами, германский консул приказал атаковать с моря деревни сторонников Матаафы. Сей варварский акт обеспокоил правительства Британии и США, которые в порядке ответных мер решили послать на острова свои вооружённые силы. В начале 1889 года Великобритания и США направили к Апиа – главной гавани на спорных островах – военные корабли, дабы выдворить оттуда германскую эскадру, которую поддерживало несколько швамбранских крейсеров. Крупномасштабная война казалась неминуемой, однако неожиданный конец конфликту положила стихия. 16 марта 1889 года крупное цунами, внезапно обрушившееся на бухту, повредило стоящие на якоре корабли. Больше всего не повезло швамбранскому крейсеру «Хидана», который оказался выброшен на берег исполинской волной (после чего корабль пришлось списать, как не подлежащий ремонту). В итоге, над Самоа был провозглашён протекторат четырёх государств.

К концу 1890-х обстановка постепенно разрядилась, и претенденты нашли удобный компромисс – Германия добилась от Британии уступки в обмен на возврат архипелага Фиджи и некоторых других меланезийских территорий. В свою очередь, Швамбрания добилась аналогичного шага от США в обмен на предоставление союзнических услуг в намечавшейся войне против Испании. Оставшись вдвоём, Берлин и Алентона приступили к дележу столь тяжко доставшегося им «пирога». В 1899 году, согласно подписанному в Берлине соглашению, по 171-у меридиану западной долготы острова Самоа были разделены на две части: восточная группа, так называемое «Швамбранское Самоа», была отдана Швамбрании, западная – включающая наиболее крупные и богатые острова Уполу и Савайи – стала принадлежать Германии.

К тому времени вновь обострился вопрос так называемого «испанского наследства». Пиренейское королевство, ещё менее полувека назад наводившее ужас на страны тихоокеанского региона, теперь влачило жалкое существование «больного человека Европы». Тем не менее, у него в руках ещё оставались обширные владения заморские владения, на которые уже «положили глаз» более преуспевающие державы. В частности, Германия в 1885 году предприняла попытку оккупировать Каролинские острова. Интерес к Филиппинам и Гавайям всё откровеннее проявляли США и Япония.

К концу XIX столетия экономика Испании, переживавшая стагнацию, утратила последние связи с колониями, закрыв рынок метрополии для колониальных товаров. Взимались лишь таможенные сборы с местного экспорта - метрополия, по сути, паразитировала на непрерывном обнищании населения Кубы, Филиппин и Гавайских островов. Реакция на это оказалась вполне ожидаемой – жители колоний подняли вооружённую борьбу, требуя независимости. В результате средства, полученные от эксплуатации своих заморских владений, испанцы были принуждены тратить на бесконечную войну против повстанцев, в деле которой Испании принадлежит и такой сомнительный приоритет, как создание системы концлагерей. Принцип их организации был предельно прост - всякий, кто соглашался явиться в отведенные властями резервации, рассматривался властями как лояльный подданный, а кто не желал менять место проживания, считался пособником повстанцев и подлежал наказанию. То обстоятельство, что в «районах концентрации» люди голодали и в массовом порядке гибли от эпидемий, колониальными властями игнорировалось.

С середины 1890-х американцы всё более открыто начали вмешиваться в конфликт, начав поставки оружия повстанцам. В 1896 году в Белый дом пришел новый президент-республиканец Мак Кинли, настроенный весьма решительно в «кубинском вопросе». Важным его шагом на данном направлении стало заключение секретного соглашения со Швамбранией о совместных действиях против Испании, которое было подписано весной 1897 года. Заинтересованность США в союзнике диктовалась тем, что наиболее значимые с военно-стратегической точки зрения испанские владения – Филиппины, Гуам и Гавайи – располагались на Тихом океане, где американский флот, был наиболее слаб. Единственный броненосец «Орегон», который американцы держали на всём западном побережье, пришлось перебросить на усиление Атлантической эскадры. В результате азиатская эскадра адмирала Дьюи, сосредоточенная в Гонконге для захвата Манилы, состояла лишь из шести бронепалубных крейсеров и пары канонерок! Правда испанские корабли, собранные на данном театре, были ещё слабее, однако в Картахене уже готовились к переброске на Филиппины только что законченный постройкой крейсер «Эмперадор Карлос V» и прошедший капитальный ремонт броненосец «Пелайо», противопоставить которому было элементарно нечего. Не исключалось и вмешательство германской тихоокеанской эскадры, ибо Берлин, также нацелившись на Филиппины, не мог допустить их захвата третьей стороной. В этой связи отрыв Швамбрании от возможного германо-испанского альянса рассматривался администрацией Белого дома как важный дипломатический успех.

Задача швамбран в предстоящем конфликте сводилась к обеспечению Гавайской операции, на проведение которой американцам пришлось собирать корабли, буквально «с бору по сосенке». Так, помимо полудюжины транспортов, занятых переброской солдат, в состав сводного отряда входило лишь три боевых корабля – последними являлись канонерки «Йорктаун», «Мэчиас» и «Кэстин»!

Гавайские острова, как уже говорилось выше, были открыты испанцами в середине XVI века, став заморским владением Пиренейского королевства и важным перевалочным пунктом на пути из Нового Света к Филиппинам. Население архипелага в середине 1890-х годов насчитывало 445 тысяч жителей, из которых приблизительно пятую часть составляли испанские переселенцы и их потомки, а порядка трети – выходцы с Филиппин, ввозившиеся с XVII столетия для работы на плантациях. Около половины населения данной территории составляли коренные полинезийцы. К концу XIX столетия все жители архипелага исповедовали католицизм.

Главной твердыней испанцев на Гавайях была крепость Перла-Пуэрто, располагавшаяся на острове Оаху. Возведённая в конце XVI века, она прикрыла вход в одноимённый залив, располагавшийся на южном побережье острова и являвшийся одной из важнейших баз Испании на Тихом океане. За три века крепость неоднократно перестраивалась, однако концу 1890-х годов её форты и батареи безнадёжно устарели. Задуманная в 1896 году обширная реконструкция, предполагавшая установку бетонных батарей современных 240-мм дальнобойных орудий, так и не началась, по причине отсутствия необходимых средств. По той же причине к началу боевых действий защиту прибрежных вод осуществляли лишь два относительно новых авизо «Исла де Гавайи» и «Хорхе Хуан», а также три деревянных корвета, имевших ранг учебных судов. Впрочем, никакого участия в боевых действиях испанские корабли так и не приняли – артиллерия с них была снята, команды пополнили сухопутные части. Гарнизон Перла-Пуэрто достигал полутора тысяч человек.

Пунктом сосредоточения сил вторжения стала Тафаронга, куда американские корабли пришли в начале апреля 1898 года, ещё до начала боевых действий. Затянувшееся пребывание в чужом порту дало американцам возможность поближе узнать своего союзника. Из увиденного янки больше всего шокировал тот факт, что на швамбранских кораблях кочегарами служат исключительно… белые люди, в то время как все офицеры – почти сплошь чернокожие! Сие обстоятельство в глазах американцев ещё раз подтвердило репутацию Швамбрании, как страны «где всё перевёрнуто шиворот-навыворот», послужив пищей немалому числу шуток и анекдотов как с той, так и с другой стороны.

В состав союзной эскадры вошли броненосный крейсер «Тангароа» (предназначавшийся для бомбардировки укреплений), относительно новые, вступившие в строй в 1892-93 гг., крейсера 2-го ранга «Дон Кихот» и «Санчо Панса» (как правило, швамбраны ненавидят всё, что связано с Испанией, но для бессмертного романа Сервантеса делают исключение) и старый крейсер «Попалаги». Силы американцев представляли три уже упомянутые канонерки. Перевозку десанта осуществляли транспорты в количестве 14 единиц. Общее командование операцией осуществлял американский генерал Джордж Симпсон.

30 мая 1898 года гавайская операция началась – союзная эскадра уже спустя две недели достигла остова Оаху, приступив к высадке десанта, местом для которой была избрана бухта Канеохе – достаточно крупный и глубокий залив на восточном берегу острова, дававший неплохую защиту на случай шторма.

Испанские войска, дислоцировавшиеся на острове, сопротивления при этом не оказывали. Десантирование растянулось больше чем на неделю.

К 27 июня союзники приблизились к передовым позициям неприятеля, занявшего гору Сан Антонио и форт Канеохе. Первый представлял собой отрог скалистой горной цепи Сьерра-Коолау, опоясанный несколькими линиями траншеями с блокгаузами на вершине. Гарнизон насчитывал 498 солдат при четырёх орудиях. Форт Канеохе, выстроенный на окраине одноимённой деревни, был возведён в 1784 году, и с тех пор ни разу не подвергшись серьёзной реконструкции, безнадёжно устарел. Его защищало 500 солдат при 12 старых пушках (чуть ли не вдвое уступавшим в дальности стрельбы современным скорострельным орудиям).

1 июля против укреплений Сан Антонио американцы бросили 1-ю пехотную бригаду, численностью около 4,5 тысячи человек при нескольких десятках орудий. К атаке на Канеохе изготовилась 1-я швамбранская морская пехотная бригада, имевшая свыше 3,5 тысячи штыков, поддерживаемая 26-ю орудиями (не считая пушек американских канонерских лодок и швамбранских крейсеров, осуществлявших поддержку с моря).

К утру атакующие части заняли исходные позиции и изготовились к штурму. Была сделана попытка применить новинку – корректировать артогонь с аэростатов, но все пошло вопреки замыслам: шар подняли слишком близко к испанским позициям, и те без труда его сбили. Артиллерия янки «ослепла», взаимодействие было сорвано, но атаку решили не откладывать. Американцы пошли на штурм, который едва не завершился полным крахом. После серии атак части наступающих понесли большие потери и пришли в полное замешательство. Лишь после замены деморализованных частей свежими, имея почти десятикратное превосходство, к 14.00 они взяли разрушенные укрепления Сан Антонио, водрузив звёздно-полосатый флаг на вершине горы.

Канеохе его защитники оставили сами – оказавшись под убийственным огнём с моря, гарнизон форта не мог отвечать на бомбардировку, так как корабли атакующих стояли вне досягаемости старых испанских орудий. С наступлением темноты испанцы покинули полностью разрушенные укрепления.

По итогам дня, испанцы потеряли около 550 человек, американцы – 706 человек, швамбраны – 14 человек. Войска генерала Симпсона закрепились на захваченных позициях, откуда продолжили наступление спустя двое суток – американцы шли напрямик, через горный перевал Сан-Антонио, швамбраны осуществляли фланговый маневр через Каилуа с выходом на южное побережье острова.

Серьёзное сопротивление, если не считать отдельных незначительных стычек, не было оказано ни тем, ни другим. 4 июля силы союзников соединились, приступив к осаде Перла-Пуэрто. Последняя была взята лишь 10 августа после ожесточённого штурма, всего за двое суток до окончания военных действий. В ходе боёв на Гавайях потери американцев составили 1178 человек, швамбраны потеряли 772 человека. Потери защитников Перла-Пуэрто составили 586 человек, более тысячи испанцев оказались в плену после капитуляции.

12 августа боевые действия прекратились – заключив перемирие, противоборствующие стороны приступили к переговорам. По итогам Парижского договора, подписанного в декабре 1898 года, Испания отказывалась от прав на Гавайские острова, переходивших под совместное управление стран-победительниц. Летом следующего года последние осуществили раздел архипелага. Большая его часть досталась США, за исключением самого крупного острова, ставшего владением Швамбрании. Причина, по которой американцы согласились уступить именно его, заключалась в том, что на нём отсутствовали бухты, пригодные для базирования крупных кораблей. Вдобавок, здешние каменистые почвы мало подходили для разведения плантаций (отчего процент коренного населения тут был заметно выше, чем в других районах архипелага). Поэтому, янки расстались с островом без сожалений. Грядущего прогресса авиации, вследствие которого остров Гавайи (как наиболее крупный из всех островов) окажется наиболее удобен для размещения аэродромов, в конце XIX века никто ещё не мог предвидеть…

(Продолжение следует)

Изменено пользователем швамбран

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

16. На рубеже веков (окончание)

В 1900 году, согласно очередной переписи, численность населения Швамбрании составила 494 миллиона человек. По средней продолжительности жизни (40,5 лет) страна обошла Австро-Венгрию и почти догнала Германию. Национальный доход составил 8,5 млрд. долларов и примерно соответствовал аналогичному показателю России, среднедушевой показатель, однако, уступал российскому почти в четыре раза. Целенаправленная политика властей заключалась во всемерном уменьшении разрыва в доходах между наиболее богатыми и наиболее бедными слоями населения, отчего вопиющее неравенство, ставшее характерной чертой России (как между представителями общественных классов, так и между городом и деревней, и между отдельными регионами) в Швамбрании не наблюдалось. К 1870 году более 90 % населения страны, имея четырёхклассное начальное образование, было способно читать и писать. К 1900 году все дети и подростки (включая и проживавших в сельской местности) в обязательном порядке получали семилетнее среднее образование.

Темпы роста швамбранской экономики в среднем за столетие составляли 3,5-4,2 %, заметно ускорившись в последнее десятилетие XIX века. Хотя за государственный сектором по-прежнему сохранялось большое значение, темпы роста частного сектора много опережали его, отчего для промышленных и сельскохозяйственных предприятий, принадлежавших казне, сократилась с более чем 33 % в первой половине столетия, до, приблизительно, 25 % ближе к его концу. К 1890 году национальная промышленность в основном обеспечивала потребности внутреннего рынка: в чёрной и цветной металлургии, лёгкой промышленности, транспорте – полностью, в машиностроении – более чем на три четверти, в станкостроении, электротехнике и связи – более чем на половину.

К 1900 году протяжённость эксплуатировавшихся железных дорог превысила 19 тысяч километров, ещё порядка 20 тысяч километров строилось. Стальные магистрали протянулись уже по всей стране, соединив с Алентоной столицы всех швамбранских провинций. Крупнейший остров Терануи связало с материком регулярное паромное сообщение. Совокупный тоннаж торгового флота насчитывал 871 тысячу бутто-регистровых тонн, что составляло чуть больше одного процента от общемирового уровня – относительная доля его немного сократилась по сравнению с 1870-ми годами (когда она составляла два процента), однако весьма изменился качественный состав. Приступив в начале 1880-х годов к восстановлению торгового флота (практически уничтоженного в результате войны с Чили) швамбраны сделали ставку на крупные металлические суда, вслед за Германией освоив строительство винджаммеров – трёх и четырехмачтовых коммерческих парусников, вместимостью от двух тысяч тонн и больше. С 1890-х столь же массовыми стали и пароходы. Настоящей национальной гордостью стал лайнер «Гаваики», спущенный на воду в Сан-Кристобале. Судно длиной в пятьсот футов и водоизмещением 12500 тонн, развивало скорость свыше 18 узлов и, принимая на борт почти одну тысячу пассажиров, с 1896 года совершало регулярные рейсы в Европу. По его образу и подобию в 1900-02 гг. были построены ещё более крупные «Марама», «Ману» и «Арарики», превысившие 20-узловый рубеж. (К несчастью, всю эту тройку ожидала жестокая судьба – «Марама» потерпел крушение в Магеллановом проливе в 1908 году, «Ману» пропал без вести в Северной Атлантике в разгар Первой мировой войны, «Арарики» будет уничтожен пожаром во время стоянки в порту приписки).

Год от года Швамбрания демонстрировала всё более заметные успехи. Продукция тихоокеанской державы постепенно прокладывала путь на внешние рынки – в первую очередь, в страны Латинской Америки, а с середины 1890-х в Китай. Разумеется, товары, произведённые в Швамбрании, значительно уступали по качеству продукции английских и американских производителей, и главным козырем оставалась дешевизна, обусловленная в разы более низкой стоимостью рабочей силы в этой тропической и многолюдной стране. «Дёшево, да гнило!» - ехидно отзывались на происки швамбран их конкуренты, и это было справедливая констатация факта, однако она не могла заслонить того обстоятельства, что экономическая экспансия тихоокеанской державы стала свершившимся фактом.

Однако, несмотря на ощутимые успехи, Швамбрания по-прежнему отставала от европейских стран в наиболее передовых технологических отраслях. Как сетовал один из членов Государственного Совета «европейцы изобретают быстрее, чем мы успеваем воспроизвести и освоить их изобретения». И более всего справедливость данной оценки демонстрировало военное строительство.

Военно-морской флот для страны, со всех сторон окружённой океаном, имел первостепенное значение. Поэтому развитие своих ВМС швамбраны уделяли самое пристальное внимание. В 1890 году усилиями премьера Калигасавы была принята очередная 10-летняя кораблестроительная программа, согласно которой флот должен был пополниться шестью новыми броненосными крейсерами и – впервые после долгого перерыва – таким числом настоящих эскадренных броненосцев. Также предполагалось обзавестись четырьмя современными бронепалубыми крейсерами первого ранга и четырьмя крейсерами-разведчиками второго ранга.

Во исполнение этих планов в 1891 году (также впервые после долгого перерыва) на верфях Укеа, Суравы, Сан-Хуана и Сан-Кристобаля были заложены броненосные крейсера «Ванеоро», «Эдера», «Савару» и «Аваили». Для Давида Либермана закладка крупной серии стала серьёзной проверкой выпестованной им судостроительной промышленности. (Пойти на этот шаг швамбран принудили обстоятельства, ибо о заказе в Англии боевых кораблей теперь нечего было и думать.)

Нельзя сказать, что экзамен этот был сдан блестяще – относительно небольшие корабли строились по шесть и более лет, откровенно не блистая боевыми характеристиками. Да и в полной мере отечественными считать их было рано – почти все основные компоненты, начиная от гарвеевской брони и заканчивая скорострельной артиллерией, приходилось заказывать за рубежом (на швамбранских заводах, помимо корпусов, изготавливались машины и 254-мм орудия – последнее, главным образом, и предопределило большой срок их постройки).

Ни один из представителей данной четвёрки не развил проектной скорости в 18,5 узлов (настоящим антирекордсменом здесь оказался «Савару», показав на испытаниях лишь 16,85 узла). Вооружение, состоявшее из пары десятидюймовок новой модели и дюжины 120-мм скорострелок, также не впечатляло. Из-за огромной строительной перегрузки (имея по проекту 6700 тонн, фактическое водоизмещение крейсеров достигло 7500-7800 тонн), броневой пояс едва ли не целиком погрузился в воду… Пожалуй, единственным достоинством новых крейсеров по сравнению с предшественниками стал 120-мм верхний пояс и 100-мм каземат, защитивший восемь пушек среднего калибра (ещё четыре орудия стояли открыто на верхней палубе). Впрочем, стояли они всё равно в общей батарее и могли быть выведены из строя одним удачным попаданием. Короче говоря, как это часто бывает, первый блин оказался комом, но опыт постройки и эксплуатации кораблей типа «Ванеоро» оказался поистине бесценен.

Несколько лучше удалось решить вопрос с бронепалубными собратьями крейсеров типа «Ванеоро». В 1892 и 1893 годах в Филадельфии на заводе Крампа были заложены «Пунта-Аренас» и «Рапа-Нуи». Согласно заключённому контракту, американская компания не только обязывалась разработать проект, но и передать чертежи для последующей постройки аналогичных кораблей на швамбранских верфях. Таковыми стали «Тангарева» и «Тафаронга», заложенные в Сураве и Укеа. В сравнении с американскими собратьями, их постройка затянулась более чем на год, а скорость, показанная на испытаниях, оказалась меньше на целый узел – 21 морская миля в час для 1898 года, когда они вступили в строй, выглядела уже маловато. Тем не менее, крейсера вышли крепками и мореходными, а машины и котлы Бельвиля зарекомендовали себя вполне надёжными в эксплуатации. Достаточно мощным для кораблей водоизмещением менее пяти тысяч тонн смотрелось и вооружение – пара 203-мм орудий в носу и корме и шесть 152-мм в бортовых спонсонах. Дополняла крупный калибр дюжина 75-миллиметровок.

В 1892 году швамбраны договорились с судостроительным заводом «Германия» в Киле о постройке современного броненосца. Прототипом для этого корабля, получившего название «Арагуава», был избран новейший германский броненосец «Бранденбург». Отдавая предпочтение среднекалиберной артиллерии (в духе последних мировых веяний), заказчики потребовали заменить среднюю 280-мм башню защищённой батареей 120-мм скорострелок. В виде компенсации несколько подрос главный калибр, доведённый до общемирового стандарта - 305 мм. В итоге получился компактный и довольно мощный корабль, введённый в строй швамбранского флота в 1895 году.

Попытка перенести продукт германского гения на отечественную почву провалилась. Задуманные как систершипы «Арагуавы» броненосцы «Матлалькуэ» и «Коатликуэ» уже на стадии проекта пришлось подвергнуть серьёзным изменениям. Главный калибр пришлось уменьшить до 254 мм. Средний – напротив, увеличить, установив новейшие 152-мм пушки в количестве, правда, восьми штук. Скорость (отечественные машины по-прежнему недодавали мощности) снизилась до 16 узлов, показанных на испытаниях, а на службе никогда не превышала 15 миль в час. В итоге получились более чем посредственные единицы второго ранга, серьёзно уступавшие большинству своих зарубежных сверстников, в частности «Лос-Андесу» и «Ла Плате», строившимся в Англии для ЮАСШ.

Ничего не оставалось, как вновь идти на поклон к немцам, заказав броненосцы компаниям «Блом унд Фосс» в Гамбурге и «Дешимаг» в Бремене. На сей раз за основу был выбран только что разработанный проект корабля «Кайзер Фридрих III». Водоизмещение по сравнению с прототипом увеличилось на четверть, полубак был доведён до носовой оконечности (швамбранскому броненосцу предстояло действовать в бурных водах мыса Горн), а главный калибр вырос до 12 дюймов. В порядке компенсации число 152-мм пушек сократилось до четырнадцати штук, из которых шесть стояли в одноорудийных башнях, а восемь – в казематах, располагавшихся в промежутках между башнями. Вступившие в строй в 1899 году «Ишчель» и «Учиаана» стали сильнейшими кораблями швамбранского флота.

В следующем году ВМС республики пополнили броненосные крейсера «Теравака» и «Ируана», созданные по образу и подобию германского крейсера «Фюрст Бисмарк». По всем статьям превосходя броненосцы типа «Матлалькуэ» (которым они уступали лишь толщиной главного пояса, достигавшем 150 мм крупповской брони, в то время как на броненосцах максимальная толщина гарвеевских плит составляла 300 мм), они были своего рода «линейными крейсерами», призванными обеспечить в эскадренном бою охват головы неприятельской эскадры.

Таким образом, к концу века в строю флота находилось или должно было вот-вот поступить шесть относительно новых броненосных крейсеров и пять броненосцев. Во исполнение программы 1890 года предстояло заказать ещё один броненосец, однако Давид Либерман, осознавая угрозу войны с Южно-Американскими Соединёнными Штатами (перспектива которой год от года становилась всё более реальной) настоял на закладке ещё одного корабля. Премьер Калигасава в данном вопросе пошёл ему навстречу, и в 1898 году на всё тех же вервях «Блом унд Фосс» и «Дешимаг» были начаты постройкой «Лакшми» и «Парвати». Новые линкоры были однотипны предыдущей паре, что положительно сказалось на сроке их постройки – немецкие верфи справились с заказом всего за два года.

Несмотря на многочисленные огрехи, швамбранские кораблестроители шаг за шагом набирались опыта. И создав на протяжении десятилетия целую серию откровенно неудачных единиц, под занавес столетия им всё-таки удалось блеснуть, показав миру высокую марку. В 1898-99 годах они приступили к постройке четырёх крейсеров второго ранга, призванных служить быстроходными разведчиками при боевых эскадрах. При выдаче заказа «Малади», «Аоникенка», «Каваеронги» и «Литаронги», многие серьёзно опасались, что верфи провалят его, как это уже случалось ранее, однако всесильный морской министр настоял, чтобы постройка крейсеров велась в Швамбрании. И он, в итоге, оказался прав – вскоре о новых швамбранских крейсерах заговорил весь мир. Рассчитанные, согласно ТТЗ, на скорость в 23 узла, все они превысили её, и рекордсменом оказалась «Каваеронга», развившая 24,71 узла! До постройки «Новика» она официально числилась самым быстроходным крейсером мира, да и после смотрелась куда выигрышнее своего российского конкурента, обладая более прочным и мореходным корпусом и в дополнение к традиционным 120-мм скорострелкам, неся четыре 75-мм орудия (позже вместо них будут установлены ещё две 120-мм пушки). Платой за это стало большее на 200 тонн водоизмещение и меньшее число торпедных аппаратов (три против пяти).

В конце 1900 года крейсера вступили в строй, свидетельствуя, что мучительный и долгий процесс превращения Швамбрании из отсталой аграрной страны в современную индустриальную державу близится к завершению.

Изменено пользователем швамбран

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Коллега забыл добавить, что среди разрешенных организаций в Швамбрании есть одна необычная-,,Орден странствующих рыцарей", основанная опальным испанским писателем-автором ,,Дон-Кихота", сбежавшим от церковных репрессий в Швамбранию.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

17. Южно-Американские Соединённые Штаты на рубеже веков

Появившиеся к началу последней трети XIX огромная держава (великая пока лишь территориально, но никак не экономически), контролировала большую часть Южноамериканского континента. Вместе с территориями бывших Аргентины, Бразилии, Уругвая и Парагвая она унаследовала и все их проблемы, бывшими типичными для латиноамериканских стран. Главенствующим типом хозяйствования являлась аграрная экономика. Национальная промышленность была развита крайне слабо, и всецело зависела от иностранного капитала.

Большая часть пахотной земли (до 80% обрабатываемой площади) принадлежала латифундистам – крупным помещикам. Из этой среды рекрутировались не только высшее офицерство и чиновничество, но и подавляющая часть торговой и промышленной буржуазии, а также лидеры всех основных политических партий, Образуя настоящую помещичье-буржуазную олигархию, выходцам данной социальной группы чаще всего и принадлежали командные посты в экономике и государстве. Интегрируясь в мировую экономику, латифундии почти не меняли своего характера, сформировавшегося ещё в период Испанского и Португальского колониального владычества. Основная масса сельского населения страдала от малоземелья и вынуждена была на кабальных условиях обрабатывать фазенды и гасиенды богачей. Их владельцы отнюдь не были заинтересованы в существенной интенсификации производства или в пропорциональном развитии экономики. Культивирование монокультур – хлопка, сахарного тростника (а с 1880-х кофе) усиливало и зависимость от иностранного капитала и конъюнктуры мирового рынка. Кроме кредитов и займов европейские державы охотно вкладывали средства в быстро окупавшееся строительство железных дорог, стремясь, однако, сохранить за ЮАСШ ставшее уже устойчивым положение мировой периферии, младшего партнера, сырьевого придатка.

Во внутриполитической сфере огромную опасность представлял сепаратизм – пусть и подавленный в результате военной победы, но не изжитый до конца. В стране так и не сформировалось единой общенациональной партии. В испаноязычных штатах ЮАСШ за голоса избирателей боролись консервативная (в которую была преобразована унитаристская партия прежней довоенной Аргентины) и радикальная партии (переформированная из прежних федералистов). Первая представляла интересы помещиков и крупной буржуазии, вторая – мелкую буржуазию, крестьян и интеллигенцию. В португалоязычных штатах данные политические ниши занимали, соответственно, национальная и республиканская партии. Значительная часть португалоязычных граждан ЮАСШ (в первую очередь белых) упорно продолжала считать себя бразильцами, полагая, вдобавок, что в недавно минувшей войне с ними, как с побеждённой стороной, обошлись жестоко и крайне несправедливо. Испытывали сильную ностальгию по временам почившей в бозе империи, они были не прочь отделиться от ЮАСШ. Выразитель их интересов – правоконсервативная Национальная партия – в числе других официально задекларированных пунктов своей программы ставила вопрос о восстановлении независимости. К счастью для Митре, большинство в Национальном конгрессе Союзных штатов Бразилии прочно удерживали леворадикальные Республиканцы, пришедшие к власти сразу после свержения монархии и являвшиеся сторонниками сохранения Союза. Как бы в порядке компенсации, в Национальном конгрессе Союзных штатов Аргентины, напротив, преобладали представители Консервативной партии, которые считали, что в Союзе главенствующая роль должна принадлежать Аргентине, а Бразилия должна занимать подчинённое положение. По этой причине президента Союза (отстаивавшего принцип равенства бразильских и аргентинских штатов) с ними сложились довольно натянутые отношения – за глаза Митре прямо называли «предателем идеалов унитаризма».

С таким невесёлым багажом Бартоломе Митре взял в свои руки государственный штурвал, и всеми последующими успехами новая держава была обязана, прежде всего, могучей, в полном мере харизматичной, личности этого человека. Нужно было во-первых, сломить господство латифундистов, и, проведя необходимые аграрные преобразования, сформировать слой свободных фермеров. Продукция их хозяйств позволила бы создать в стране внутренний рынок, на основе которого предстояло запустить механизмы экономического роста, обеспечив также надёжный фундамент для молодого и пока ещё достаточно рыхлого и непрочного государственного образования. Кроме того, предстояло коренным образом реорганизовать систему образования (почти не изменившуюся с начала века), чтобы обеспечить страну необходимым количеством специалистов. В этом деле Митре обрёл верного соратника и помощника - Доминго Фаустино Сармьенто (1811-1888 гг.), занявшего в 1871 году пост премьер-министра и министра просвещения ЮАСШ, которые он бессменно занимал до самой смерти. Потомок итальянских эмигрантов, Сармьенто начинал свою политическую карьеру так же, как и Митре, в рядах партии унитаристов. И хотя со временем он покинул их, официально более не состоя ни в каких партиях, тесные и дружеские связи с прежними соратниками он сохранил. Впоследствии, когда унитаристы, ставшие консерваторами завоевали большинство в Национальном конгрессе Аргентины, это обстоятельство весьма пригодилось, так как именно Сармьенто сделался посредником, улаживавшим неизбежные трения, то и дело возникавшие между Монтевидео и Буэнос-Айресом. Аналогичную роль в урегулировании столь же непростых отношений с Рио-де-Жанейро суждено было сыграть Маноэлю Деодоро да Фонсеке – оденому из лидеров антимонархического переворота, сразу после которого тот был произведён из полковников в генералы, а потом и в маршалы.

Несмотря на все объективные и субъективные трудности, первые два десятилетия своего существования ЮАСШ остались в истории этой страны как эпоха наиболее бурного экономического роста.

По данным переписи 1872 года (первой с момента образования страны) на территории Союзных штатов Аргентины (куда, напомним, на правах штатов были включены Уругвай и Парагвай) проживало 4,7 миллиона человек – без учёта индейцев, проживавших в Патагонии. Ещё 10,1 миллиона насчитывалось на территории Союзных штатов Бразилии. Из них порядка 3,5 миллионов составляли негры и мулаты, а более одного миллиона – индейцы. Белое население бразильских штатов (а только оно пользовалось избирательным правом и другими демократическими свободами) исчислялось в 5,6 миллиона человек. К концу столетия, благодаря интенсивному притоку иммигрантов, население огромного государства, охватившего большую часть Южноамериканского континента, более чем удвоилось и почти достигло 30 миллионов. Всего с 1870 по 1900 годы в страну въехало свыше 10 миллионов выходцев из Европы. Примерно половину их составляли итальянцы и испанцы, также довольно широко оказались представлены немцы, поляки, украинцы (как бывшие подданные Австро-Венгрии, так и России).

На начальном этапе существования государства предметом особой заботы центрального правительства в Монтевидео стал комплекс мероприятий, направленных на интеграцию прежней рабовладельческой экономики Бразилии в современное капиталистическое хозяйствование - так называемая «Реконструкция Севера» (по аналогии с «Реконструкцией Юга», затеянной в США в эти же годы). Уже в 1871 году специальным декретом президента Митре все рабы получили свободу. Надо сказать, что количество их не было так велико, как утверждала антибразильская пропагандистская кампания, развёрнутая аргентинскими газетами (и активно поддержанная Европой), утверждавшая, что «эта бескорыстная война ведётся лишь для того, чтобы принести свободу миллионам чернокожих невольников». Начиная с запрещения работорговли в 1831 году институт рабовладения в Бразилии медленно, но верно умирал. К началу 1870-х почти две трети чернокожих бразильцев уже пребывало в статусе так называемых «пеонов» - вольноотпущенников, которые хотя и оставались совершенно бесправными, но всё-таки уже пользовались определённой свободой (в частности, их нельзя было покупать, дарить или менять). Проживая на территории латифундий, пеоны были обязаны выполнять определённые работы в поместье (аналог российской барщины), а обрабатывая личный надел - уплачивать хозяину земли оброк.

Теперь и остававшиеся рабы (которых на 1870 год насчитывалось 761 тысяча человек), и крепостные пеоны (число которых превышало два миллиона) получили долгожданную свободу. Отмена рабства вызвала определённое недовольство среди белой части населения, выражавших опасение, что огромные массы освобождённых негров и мулатов заполонят города, сделав жизнь в Рио-де-Жанейро и Сан-Паулу «совершенно невыносимой». Раздавались даже призывы вывезти всех чернокожих обратно в Африку.

Митре, однако, нашёл другой выход, настояв на принятии государственной программы, согласно которой каждый желающий мог получить из федеральной казны подъёмные, дабы отправиться осваивать целину в бразильской сельве или аргентинских пампасах. Официально он значился арендатором государственных земель (собственником целины являлось государство), которые по истечении десяти лет он получал право выкупить (арендные платежи шли в зачёт выкупа), став уже полноправным собственником. Благодаря этому закону более двух с половиной миллионов негров, метисов и белых безземельных батраков отправились осваивать целину, тем самым снизив остроту аграрного вопроса. К концу 1890-х формирование прослойки свободных фермеров в ЮАСШ было, в основном, завершено.

Правда, решив одну проблему, власти неизбежно столкнулись с другой – а именно, с индейцами, которые проживали на той самой земле, где по воле Митре предстояло возникнуть новым сельскохозяйственным регионам.

Коренные жители континента, что проживали к югу от Рио-Колорадо, считали эту землю своей и не собирались никому отдавать её. Переселенцев они встречали стрелами и ружейными пулями, отчего федеральной армии более двадцати лет пришлось вести полномасштабную истребительную войну против многочисленных племён краснокожих. Лишь к середине 1890-х их сопротивление удалось сломить, загнав индейцев в резервации. Часть коренного населения Патагонии, впрочем, предпочла уйти на юг, в зону Магелланова пролива, которую с 1891 года контролировали швамбраны. Последние охотно принимали индейцев к себе на службу, создавая из них (взяв за образец российские казачьи и калмыцкие части) конные иррегулярные воинские формирования, предназначенные для несения пограничной службы.

В боевых действиях против индейцев особенно отличился генерал Хулио Рока, снискавший немалую популярность среди испаноязычной части населения, а также поддержанный на всеобщих выборах 1884 года португалоязычными штатами. Именно он был избран следующим президентом Союза, сменив в этой должности Бартоломе Митре, занимавшего два президентских срока подряд.

В 1891 году во главе ЮАСШ встал Маноэль Деодоро да Фонсека, в ходе двух туров голосования опередивший Хулио Року со столь незначительным перевесом (всего триста с небольшим голосов), что в роли верховного арбитра, определявшего итоги голосования, пришлось выступить Верховному Суду. По всей стране проходили массовые демонстрации взбудораженных граждан, причём если в Аргентинских штатах все единодушно требовали оставить Року на второй срок, то в Бразильской части Союза народ столь же рьяно требовал передать власть Фонсеке – угрожая, в противном случае, отделением. Многие всерьёз опасались развала страны и возобновления войны между Аргентиной и Бразилией. В этой критической ситуации, Митре (который давно уже не был действующим политиком, занявшись литературным творчеством и историческими исследованиями) пришлось «тряхнуть стариной» вновь выступив на авансцену. Мобилизовав всё свое красноречие, он смог утихомирить страсти призвав обе стороны дождаться судебного вердикта. Оно было вынесено 7 сентября, совпав по иронии судьбы с бывшим Днём независимости (который в Бразилии, как и в Аргентине, с 1870 года был упразднён и более не праздновался ибо взамен был учреждён День единения, отмечаемый 1 января, в годовщину подписания Союзного договора), после чего вновь сделалось бразильским национальным праздников, именуемым как «День победы маршала Деодору».

Так или иначе, но став первым президентом-бразильцем, Деодору в значительно степени реабилитировал Союз в глазах своих соотечественников, среди которых с той поры возобладало лояльное отношение к ЮАСШ.

С середины 1870-х на всей территории ЮАСШ небывало бурными темпами (доходившими в среднем за год до 8,5 %) развивается промышленность. К середине 1880-х страна уже полностью обеспечивала внутренние потребности в шерстяных и хлопчатобумажных тканях, производстве сельскохозяйственных орудий. В результате кровавых истребительных походов против индейцев в 1870-90-х гг. в руки белых колонистов перешло 41,8 млн. гектаров земли, где стало активно развиваться животноводство. С целью переработки его продукции во многих городах юга быстро развивалась консервная промышленность.

Бурными темпами увеличивалась площадь кофейных плантаций, что именно в эти годы превратило Союзные штаты Бразилии в главного мирового поставщика кофе.

Не менее важное значение имела и так называемая «каучуковая лихорадка», порожденная интенсивным спросом на резиновые изделия в странах Европы и США. Главным источником сырья, из которого на тот момент можно было получать каучук, был сок гевеи бразильской – дерева семейства молочайных, произраставшего в амазонской сельве. Экспорт каучукового сырья привёл к притоку иностранной валюты, однако до 90% выручки тратилось на развитие местной экономики. Каучуковая лихорадка дала начало интенсивному освоению внутренних штатов Бразилии: тогда были заложены новые города, построены железные дороги и другая инфраструктура.

В 1876 году в Буэнос-Айресе с помощью английских специалистов был пущен крупнейший на континенте чугунно и сталелитейный завод, с помощью которого вскоре удалось наладить производство рельсов, железнодорожных вагонов и локомотивов. К середине 1890-х годов машиностроение ЮАСШ на 100 % обеспечивала потребности страны в вагонном парке и более чем на половину в паровозах. В 1877 году открылось железнодорожное сообщение между Рио-де-Жанейро и Сан-Паулу, в 1879 году была закончена линия между Монтевидео и Порту-Алегри, проложенная вдоль атлантического побережья. К 1890 году стальные магистрали связали все главные города страны от Буэнос-Айреса на юге, до Витории на севере. Интенсивно прокладывались линии через штаты Минас-Жерайс и Байя на Салвадор, а также через Тукуман и Жужуй в Боливию.

Итоги уходящего века выглядели более чем радужно: по такому важному показателю, как ВВП на душу населения, Союзные штаты Аргентины более чем вдвое превосходили Италию и заметно обгоняли Францию (далеко не бедную страну Европы), и лишь на 20 % уступали США. На территории Союзных штатов Бразилии ВВП на душу населения был существенно ниже, однако также был вполне сравним с общеевропейским уровнем, а главное – рос такими темпами, что внушало самые оптимистичные надежды. Во всяком случае, Швамбрания в сравнении с ЮАСШ выглядела самым настоящим «заповедником нищеты»: как не без иронии отмечали тогдашние газеты, безработный в Буэнос-Айресе получает такое же пособие, каковое инженер в Алентоне или Сан-Кристобале имеет в виде жалования за свой регулярный труд.

По мере укрепления союзного государства и роста его экономики, всё большую роль в жизни страны начинала играть внешняя политика. В наследство от независимых Аргентины и Бразилии ЮАСШ достался целый ворох не до конца урегулированных территориальных споров с соседями – с Венесуэлой и Перу, претендовавшими на часть Амазонии, а также с Чили, предъявлявшей претензии на ряд территорий в Патагонии. Подливали масла в огонь и боливийцы, вошедшие в ЮАСШ в 1885 году во многом для того, чтобы вернуть тихоокеанскую провинцию Атакама, которую они считали незаконно отторгнутой. Однако главным соперником южноамериканцев с 1891 года прочно стала Швамбрания, которая (к полной неожиданности для Монтевидео) отторгла у Чили зону Магелланова пролива – стратегически важный район, на который ЮАСШ давно уже имела свои виды.

Вмешавшись в конфликт между Чили, поддержанной Англией, и Швамбранией, южноамериканцы смогли добиться от последней целого ряда уступок и, в частности, присоединения ряда островов в районе мыса Горн. Также от Великобритании им удалось подтвердить своё право на строительство укреплений в Ушуайе и Рио-Гальегосе, которые вскоре стали главными военно-морскими базами южноамериканцев. И это при том, что Швамбрания в спорном регионе аналогичного права так и не получила, зафиксировав в договоре лишь возможность держать боевые корабли на незащищённых якорных стоянках.

Создавшееся положение неминуемо должно было породить крупный конфликт, который не замедлил последовать в первом году нового века.

Изменено пользователем швамбран

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Что за конфликт?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

18. Патагонская война. Общие предпосылки

Конец XIX - начало ХХ столетия было ознаменовано целым рядом конфликтов, в которых молодые и старые империалистические державы, соперничавшие между собой, вели вооружённую борьбу за последние, ещё оставшиеся неподелёнными регионы планеты. В одном ряду с японо-китайским, испано-американским, англо-бурским и другими военными конфликтами, стояла, занимая видное место, и так называемая Патагонская война. Её участниками были Швамбранская республика и Южно-Американские Соединённые Штаты, оспаривавшие друг у друга контроль над Магеллановым проливом и прилегающими к нему территориями.

Последний был открыт в 1520 году великим испанским мореплавателем Фернаном Магелланом и изначально наречён «Проливом всех святых». Позже по воле короля Испании водный путь, отделяющий Южноамериканский материк от острова Исла-Гранде получил имя своего первооткрывателя. До строительства Панамского канала пролив имел первостепенное значение для мировой торговли, оставаясь единственным судоходным маршрутом из Европы к тихоокеанскому побережью обеих Америк. В середине XIX века, когда в Калифорнии вспыхнула знаменитая «золотая лихорадка» через эти суровые воды в обе стороны проследовали миллионы искателей приключений. Позже, с разработкой в Чили и Швамбрании месторождений природных нитратов, пролив стал главной артерией, снабжавшей европейские страны селитрой – важнейшим сельскохозяйственным удобрением и источником сырья для производства пороха. Владение проливом по сути означало контроль за этими исключительно значимыми для промышленно развитых стран товаропотоками.

Длина пролива равняется 575 километров, в самом широком месте его ширина достигает 20 километров, в самом узком – 3,5 километров. Минимальная глубина – 19,5 метров. Из-за сильных и подчас непредсказуемых ветров, течений, часто меняющихся в зависимости от времени года, Магелланов пролив считается одним из наиболее сложных в навигационном отношении регионов планеты. Дополнительные проблемы создавало и то обстоятельство, что вплоть до конца XIX века этот район был недостаточно изучен в географическом и гидрографическом отношении. Многие коварные рифы и отмели не были нанесены на карты.

Надо сказать, что территориальный спор, послуживший причиной конфликта, уходил своими корнями в седую древность.

Первую попытку закрепиться в этом стратегически важном регионе предприняли испанцы. В конце 1581 года в Магелланов пролив была отправлена крупная экспедиция на шестнадцати кораблях с 2 200 поселенцами на борту под командованием Педро Сармьенто да Гамбоа. Перед ним стояла задача основать колонию и крепость, чтобы запереть пролив для прохода иностранных судов. Из-за сильных штормов до цели добралось лишь четыре корабля с тремя сотнями колонистов, основавшими посёлок Рей-Дон-Фелипе. Суровый климат, недостаток продовольствия и нападения индейцев привели к гибели поселения. Посетивший эти места в 1587 году английский пират Томас Кэвендиш подобрал единственного жителя несчастного посёлка, кому посчастливилось выжить. Рассказ испанца, впечатлил даже известного своей жестокостью Кэвендиша, назвавшего место «Порт Голода». Под этим названием район и был известен следующие два века среди моряков, сходивших здесь на берег лишь при крайней необходимости.

В 1741 году в этом месте потерпел крушение британский военный корабль, которым командовал Джон Брайон. Именно он, высадившись на берег, назвал его Sandy Point («песчаный мыс»), нынешнее «Пунта Аренас» является его переводом на испанский язык. С окончанием испанского владычества соперничество за обладание оконечностью южноамериканского континента не только прекратилось, но разгорелось с новой силой. За право владеть этой точкой боролись Чили и Аргентина, одну за другой отправлявшие полувоенные экспедиции на юг, в негостеприимные и суровые воды субантарктики.

Лишь в 1848 году чилийцам удалось закрепиться на западном побережье полуострова Брансуик, основав первое постоянное поселение. Сделать это их побудило очередное обострение разногласий с Аргентиной по вопросу принадлежности южных территорий. 21 человек (включая двух женщин) под руководством британца Джона Уильямса Уилсона, принявшего чилийское гражданство, высадились на берег в начале здешней весны, 21 сентября.

Климат Патагонии оказался настолько суров, что охотников ехать сюда по доброй воле находилось немного. Помимо военного гарнизона, основными обитателями Пунта-Аренаса являлись заключённые местной тюрьмы, доля которых в отдельные годы доходила до 2/3 всего населения. В 1851 году они взбунтовались, подбив изменить присяге и часть гарнизона. Мятеж удалось быстро и относительно бескровно подавить благодаря отваге и доблести экипажа британского военного корабля «Вираго», случайно проходившего мимо. Ещё одно восстание - так называемый «мятеж артиллеристов», - имело место в 1877 году, нанёся городу гораздо больший ущерб.

В 1881 году между Чили и ЮАСШ было подписано соглашение о территориальном размежевании. Согласно этому документу, вся акватория Магелланова пролива отходила к Чили, ЮАСШ в порядке компенсации получал восточную половину острова Исла-Гранде (разграничительная черта была проведена по линии 68-го меридиана западной долготы). Вспыхнувшая в эти же годы золотая лихорадка и привлекшая в регион немало иммигрантов, дала значительный толчок развитию местных посёлков. За короткий срок их население выросло почти в десять раз.

К началу 1890-х в Пунта-Аренас уже получил статус города, где проживало три с половиной тысячи человек. Помимо военного гарнизона, располагавшегося в укреплённом форте, большую часть жителей составляли люди вполне мирных профессий, занятых в обслуживании крупного морского порта, обслуживавшего золотые прииски (как в чилийской, так и в аргентинской части южной Патагонии), и местной угольной станции, снабжавшей топливом транзитные пароходы, евро-американских линий. Уголь после открытия в середине 1880-х на крупных залежей полуострове Брансуик уже добывался на месте в целом ряде шахт.

Общая численность белого населения, проживавшего на берегах пролива к 1890 году приближалась к десяти тысячам человек, практически все из которых являлись эмигрантами в первом поколении, переселившимися из Австро-Венгрии (Хорватии), Ирландии и Германии. Что касается местных индейцев, то до прихода швамбран их никто не считал за людей и потому не учитывал в демографических выкладках. Поскольку индейцы, продолжавшие жить в каменном веке и не имевшие никаких понятий о собственности, мешали развитию овцеводства и добыче золота, то их нещадно преследовали, изгоняя с занимаемых территорий. В результате уже к началу 1890-х целый ряд племён местных туземцев успел исчезнуть, будучи истреблён до последнего человека.

Занятие данной территории швамбранами внесло значительные коррективы в складывающуюся ситуацию. Поскольку рассчитывать на лояльность белых колонистов, в большинстве своём исповедующих католицизм, было заведомо бесполезно, новые хозяева Магеллании (так стала называться эта территория) стали искать опору в индейцах, и довольно быстро добились взаимопонимания. Швамбран не интересовала здешняя земля и её хозяйственное освоение, включая и золотодобычу – Магелланию они рассматривали лишь как пункт для базирования своего военно-морского флота (и сам проект присоединения этой территории осуществлялся по инициативе командования ВМС). С этой точки зрения, индейцы в их замыслах должны были охранять с суши места стоянок боевых кораблей. Поэтому новая администрация с самого начала стала сотрудничать с индейскими вождями, заманивая на службу и снабжая современным оружием. Эксперимент оказался удачным, и к концу 1890-х из туземных племён были сформированы иррегулярные конные части (аналогичные казачьим и калмыцким частям Российской империи), чья общая численность равнялась 20 тысячам человек. Видя такое дело, в Магелланию откочевал целый ряд туземных племён с севера Патагонии, которые, потерпев поражение в войнах с аргентинскими колонистами и федеральными войсками, не пожелали признавать власть ЮАСШ. За какие-то десять лет они быстро поменяли свой хозяйственный уклад, занявшись вместо прежних охоты и собирательства овцеводством, которое индейцы переняли у белых (коневодство было освоено ими ранее).

Проводя целенаправленную политику «окультуривания» местных туземцев, новые местные власти уже с начала 1890-х начинает создавать сеть интернатов и кадетских училищ, где дети индейцев могли бы получать полноценное образование.

Швамбранская республика утвердилась на берегах Магелланова пролива в 1891 году, когда использовав в качестве предлога «недопущение мятежников-конгрессистов, ведущих вооружённую борьбу против законного президента Чили», направила сюда военную эскадру. Последняя относительно быстро осуществила захват города и крепости Пунта Аренас, а также посёлка Порвенир, лежащего на восточном берегу пролива. В дальнейшем Швамбрания потребовала от Чили передачи ей данной территории.

В ответ правительство в Сантьяго обратилось за помощью к Англии, которая немедленно вмешалась в конфликт. Однако, к полной неожиданности для Форин Офиса к спору подключились и южноамериканцы, недовольные компромиссом 1881 года и искренне полагавшие, что Магелланов пролив должен принадлежать только им. В начале 1892 года ЮАСШ отправили в спорный регион эскадру в составе броненосцев «Адмирал Браун», «Президент Митре» и «Президент Фонсека», мониторов «Эль-Плата» и «Лос-Андес», крейсера «Бентесинко де Майо», а также целого ряда других кораблей, ставшую весьма увесистым аргументов в не на шутку разгоревшемся споре. В этой обстановке Британия отошла от первоначального намерения безоговорочно поддержать Чили, разыграв роль «беспристрастного арбитра»: по итогам лондонских переговоров, продолжавшихся больше года, швамбран заставили отказаться от прямой аннексии, оформив своё территориальное приобретение как «аренду» сроком на 25 лет. Дальнейшую судьбу Южной Патагонии должна была решить международная конференция, которую предполагалось провести в 1918 году. До этого срока швамбранам воспрещалось размещать здесь военные гарнизоны и строить укреплённые базы, не возбраняя, впрочем держать боевые корабли на незащищённых якорных стоянках. Имевшиеся уже укрепления Пунта-Аренаса (представлявшие, впрочем, лишь музейную ценность) новых хозяев обязали срыть. Южноамериканцы были вынуждены удовлетвориться несколькими мелкими островами к югу от Исла-Гранде.

Нечего и говорить, что итогами переговоров оказались недовольны все их участники (кроме, может быть, англичан), но если реакция швамбран (как и положено для подданных тоталитарной страны) была весьма сдержанной, а мнение чилийцев мало кого интересовало, то буря негодования, охватившая соединённые штаты Южной Америки – как аргентинские, так и бразильские, - оказалась неописуемой и влекущей далеко идущие последствия. В своих печатных изданиях (и непечатно – на площадях своих городов) южноамериканцы старательно припомнили англичанам все их многочисленные грехи, начиная от незаконной оккупации Мальвинских (Фолклендских) островов и беззаконного запрещения работорговли в 1831 году (с чего-де и начался упадок бразильской экономики) и заканчивая откровенно неравноправными торговыми договорами последних лет. После чего, выпустив пар, ЮАСШ взялась за подготовку к войне против Швамбранской республики.

18. Патагонская война. Силы и положение сторон

Главной особенностью театра военных действий являлась крайняя удалённость малонаселённость данной местности, до предела затруднявшая логистику. Содержать здесь сколько-нибудь значимую военную группировку не представлялось возможным. Поэтому главным действующим лицом, которому определявшем исход конфликта являлся военно-морской флот.

Организационно флот Швамбрании состоял из так называемых Главных сил, предназначенных для ведения генерального сражения с неприятелем и четырёх Прибрежных эскадр, осуществлявших береговую оборону, соответственно в северном, западном, южном и восточном секторах. В состав Главных сил входили наиболее новые и мощные боевые единицы, к береговым эскадрам относились устаревшие и учебные суда.

К 1901 году костяк швамбранского флота составляли семь новых эскадренных броненосцев: «Арагуава», «Матлалькуэ», «Коатликуэ», «Ишчель», «Уичиаана», «Лакшми» и «Парвати». ЭБР Швамбрании (особенно последняя четвёрка) заметно превосходили корабли аналогичного класса во флоте ЮАСШ.

Броненосцев дополняли броненосные крейсера, из которых наиболее сильными являлись «Теравака» и «Ируана», заказанные в Германии и вступившие в строй буквально за несколько месяцев до начала военных действий. Четыре крейсера швамбранской постройки – «Ванеоро», « Эдера», «Савару» и «Аваили» значительно уступали как им, так и боевым единицам аналогичного класса своего вероятного противника.

Помимо шести новых броненосных крейсеров швамбраны также располагали тремя старыми единицами – «Эссеаноа», «Шриваджая» и «Тангароа».

Бронепалубные крейсера 1-го ранга в составе флота Швамбрании представляли 11 единиц. В их числе имелось четыре новейшие и три более старые единицы так называемого «эльсвикского типа» - «Пунта-Аренас», «Рапа-Нуи», «Тангарева» и «Тафаронга», «Лилиаронга», «Мадиун» и «Сарабанг». Ещё четыре корабля, являясь потомками «Сфакса», представляли «французский» тип бронепалубного крейсера – «Сурава», «Кускан», «Укеа» и «Виджая».

В роли разведчиков и защитников эскадр от новомодных носителей торпедного оружия – миноносцев – выступали крейсера 2-го ранга. Всего их было 11 единиц, из которых только четыре типа «Каваеронга» являлись новейшими, пять типа «Маори» успели безнадёжно устареть, ещё два корабля типа «Дон Кихот», построенные в начале 1890-х, занимали промежуточное положение.

Все устаревшие крейсера к началу 1900 года успели пройти модернизацию (некоторые – не одну) успев получить на вооружение современную скорострельную артиллерию калибром 120-152 мм.

Всё ещё наличествовавшие в составе флота старые корабли, включая и башенные броненосцы типа «Гаджа Мада», построенные в середине 1870-х, а также более ранние деревянные паровые корветы были выведены из состава Главных сил и состояли при Береговых эскадрах.

По итогам гражданской войны в Чили, продемонстрировавшей мощь торпедного оружия, швамбраны поспешили обзавестись миноносцами.

В начале 1890-х во Франции были заказаны торпедные канонерки «Таваке» («Фаэтон») и «Пеопео» («Буревестник»), водоизмещением 578 тонн. Ещё одна более крупная канонерка «Хеке» («Осминог»), водоизмещением 916 тонн, была построена самостоятельно. Все эти корабли считались экспериментальными и не рассматривались в качестве прототипов для массовой постройки. По-настоящему серийными для швамбран стали шесть миноносцев типа Т-11, заказанных в Германии фирме «Шихау». Миноносцы изготавливались в виде отдельных секций, которые на транспортных судах доставлялись в Швамбранию, где под наблюдением немецких инженеров осуществлялась их окончательная сборка. В 1899 году они вступили в строй, после чего уже в самой Швамбрании по германской лицензии было построено ещё 18 единиц. Несмотря на солидные размеры (по водоизмещению, превысившему 200 тонн, эти корабли почти догнали контрминоносцы), использование этих кораблей в бурных водах Магелланова пролива оказалось затруднительно. Дальность плавания была недостаточна, чтобы самостоятельно преодолеть путь более чем в 4000 миль, и в Пунта-Аренас миноносцы приходилось доставлять на буксире, что было весьма рискованно. Вот почему швамбран так заинтересовал проект контрминоносца «Бдительный», разработанный инженерами фирмы «Шихау» для России в 1898 году. По их настоянию та же судостроительная компания в 1900 году построила и для Швамбрании шесть аналогичных эсминцев типа «Хайра». К началу боевых действий все шесть указанных эсминцев а также пять миноносцев типа Т-11 сосредоточились в Пунта-Аренасе. Дополнение к ним составила старая торпедная канонерка «Хеке».

Специфический характер театра военных действий. Представлявшего настоящий лабиринт больших и малых островов и полуостровов, изобилующих извилистыми фьордами и узкими проливами, требовал специфического типа небольшого боевого корабля, относительно небольшого, тихоходного и мелкосидящего, пригодного к действиям на мелководье и в условиях стеснённого фарватера. Такими кораблями для швамбран стали канонерские лодки, несколько крупных серий которых было построено за десять лет. В 1890 году были заложены канонерки «Така», «Оваи», «Леа» и «Хаои», прототипом для которых послужили крейсера 2-го ранга «Маори». Избавившись от большей части парусного рангоута и уменьшив ход до 14,5 узлов, швамбраны смогли почти вдвое уменьшить водоизмещение, усилив вооружение до пяти 120-мм скорострелок и четырёх 75-мм пушек. Следующими в 1893 году были заложены «Арарики» и «Амаретоа», основой которым также послужили крейсера, но на сей раз типа «Дон Кихот»: с них сняли пару бортовых 120-мм пушек, оставив лишь орудия в носовой кормовой оконечностях, скорость снизили с 20,5 до 15 узлов.

Несколько ранее, в 1889 году на верфях Суравы, Сан-Кристобаля и Укеа были заложены три крупных (водоизмещением 2810 тонн) корабля, получивших длинное и несколько странно звучащее название – «мореходные броненосные канонерки». Прототипом для «Хону» («Черепахи»), «Тупа» («Краба») и «Моко» («Лангуста») послужили японские крейсера «Мацусима», информацию о которых швамбраны получили двумя годами ранее. С самого начала решив создавать корабли для нужд береговой обороны, кораблестроители тихоокеанской державы постарались по-максимуму уменьшить и удешевить проект, разработанный знаменитым Эмилем Бертэном. В качестве главного калибра было избрано 254-мм орудие, образцом которому (как и его установке) послужили одноорудийные барбеты крейсера «Шриваджая». Средний калибр, представленный пятью 75-мм пушками, из которых три открыто стояли на палубе, а ещё две располагались в незащишённых бортовых казематах полубаке, был откровенно слаб. В итоге получилось кургузое и несуразное судно с единственной трубой в корме и высокой мачтой в центре, увенчанной массивным боевым марсом. В отличие от «Мацусим», не имевших пояса, борта швамбранских канонерок прикрывали 254-мм плиты (правда, пояс оказался невысок и получился совсем коротким).

Другим немаловажным отличием стало то, что эти корабли от начала и до конца строились на отечественных верфях (для «Мацисим» комплекты деталей набора и механизмов изготовлялись во Франции, а в самой Японии осуществлялась лишь их «отвёрточная сборка»), что в конце концов обернулось самым настоящим долгостроем – швамбранские броненосные канонерки вступили в строй лишь в 1896-97 годах, морально безнадёжно устарев.

Наиболее же массовым стал тип «Тупипака», строившийся с 1896 года. На нём осталась всего одна 120-миллиметровка, дополненная тремя 75-миллиметровками по бортам и в корме, а скорость упала до более чем скромных 12 узлов. Зато осадка, не достигавшая и трёх метров, позволяла уверенно действовать в изобилующих рифами водах, буквально «проползая на брюхе» над коварными каменистыми отмелями, а отменная маневренность, обусловленная коротким корпусом с полными обводами позволяла разворачиваться «на пятачке». Всего было построено десять этих, без сомнения удачных и весьма полезных единиц, сыгравших немалую роль в предстоящем конфликте.

Несмотря на то, что по договору 1893 года Швамбрания не имела права строить укрепления в зоне Магелланова пролива, держать боевые корабли, как уже говорилось выше, ей дозволялось, поэтому уже в 1895 году из целого ряда учебных и вспомогательных судов, а также уже построенных канонерских лодок была сформирована пятая (или Патагонская) Береговая эскадра, базировавшаяся в Пунта-Аренасе. Командование ею возглавил капитан первого рана Моисей Кацман, который с первых дней своего пребывания в Магеллании приступил к знакомству с потенциальным театром военных действий. Каждый месяц командующий заново формировал отдельный отряд судов (куда обычно включались два-три корабля), который отправлялся а исследование лабиринта островов окружавших пролив Магеллана, продолжавшееся в течение двух-трёх недель. Помимо приобретения навыков плавания в условиях стеснённого фарватера и сложных погодных условиях, насущно необходимых офицерам и командам, такие отряды попутно выполняли гидрографические работы, занимаясь уточнением береговой линии и осуществляя промеры глубин в бухтах и проливах, разделявших острова. Тем самым за пять предвоенных лет, были значительно уточнены карты и открыты новые, ранее неизвестные судоходные фарватеры. Не забывали швамбраны и о дипломатических «визитах вежливости»: не реже одного раза в год то один, то другой корабль Патагонской эскадры показывал флаг то в Ушуайе, то в Рио-Гальегасе – главных базах южноамериканского флота. Обычно, Моисей Кацман лично участвовал в подобных визитах, навещая своего коллегу – контр-адмирала Луиса Филиппе-де-Саладанья-да-Гаму, являвшегося командующим Южной эскадрой флота ЮАСШ и с которым у него сложились самые тёплые и доверительные отношения…

(Продолжение следует).

Изменено пользователем швамбран

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

18. Патагонская война. Силы и положение сторон (продолжение)

Быстрое усиление военно-морских сил Швамбрании не осталось без внимания в ЮАСШ. Не собираясь уступать никому «ни пяди священной южноамериканской земли», эта страна не собиралась отказываться от попыток решить территориальный спор в свою пользу, и с этой целью в последние два десятилетие XIX века интенсивно наращивала свой флот.

Изначально военно-морские силы Южноамериканского Союза были созданы, так сказать «на паях» из флотов вошедших в это государственное образование Аргентины, Парагвая, Уругвая и Бразилии. При этом, в силу целого ряда причин, наибольшим оказался «пай» бывшей империи, включавший в себя несколько мониторов, паровых фрегатов (фактически являвшихся корветами) и паровых корветов (фактически – шлюпов). Все они в 1850-60 гг. были построены в Англии, причём мониторы изначально закладывались по заказу Парагвая и позже были перекуплены бразильцами.

Многочисленные и казавшиеся весьма внушительными непосвящённому взгляду военно-морские силы южноамериканской державы, на деле являли лишь иллюзию боевой мощи – для кораблей не хватало ни подготовленных офицеров, ни обученных команд. Ввиду непростого материального положения государства, только что пережившего тяжелейшую войну, средств не было даже на то, чтобы приобрести уголь, отчего боевые корабли практически не выходили в море. За первое десятилетие после объединения южноамериканских государств, флот пополнился лишь двумя крупными единицами – мониторами «Корриентес» и «Коскавел» (названных в честь сражений недавно завершившейся войны), построенными на британских верфях во второй половине 1870-х годов.

Положение стало меняться с начала 1880-х, когда по инициативе адмирала Кустодио Жозе де-Меллу, только что назначенного новым морским министром, была принята большая кораблестроительная программа, имевшая целью капитальную модернизацию флота. Ветеранов минувшей войны, чья боевая ценность упала ниже нулевой отметки, предполагалось пустить на слом – по мысли министра, на смену им должны были заменить новейшие боевые корабли, которые предстояло заказать в Англии.

Надо заметить, что военно-морские силы являлись предметом гордости и забот бразильских штатов. Португалоязычные офицеры и матросы численно доминировали над испаноязычными коллегами. Сверх того, в бразильских штатах бытовало всеобщее убеждение, что в прошлую войну флот империи сражался куда успешней сухопутной армии и, в отличие от последний, «не знал поражений». Неудивительно, что в начальный период существования ЮАСШ морской министр всегда оставался единственным представителем бразильцев среди прочих, «аргентинских», членов правящего кабинета. И вполне естественно, что представители обеих политических партий Аргентинских штатов – как консерваторы, так и радикалы – не желали отпускать средства на флот, проявляя в данном вопросе удивительное единодушие: первые потому, что находили более насущным продолжение войны против индейцев, вторые – по причине «необходимости осуществления социальных программ».

Однако Бартоломе Митре (занимавший в это время второй президентский срок) неожиданно для всех поддержал морского министра, и Большая кораблестроительная программа, рассчитанная на 12 лет, всё-таки была принята. Согласно планам, к 1893 году предполагалось пополнить флот тремя эскадренными броненосцами и двумя бронепалубными крейсерами. Первым уже в начале 1882 года на стапелях фирмы «Самуда» был заложен цитадельный броненосец «Алмиранте Браун». По сравнению с прототипом (которым послужил только что вступивший в строй броненосец «Инфлексибл»), водоизмещение нового корабля было уменьшено вдвое, составив 5000 тонн. Вооружение состояло из четырёх 234-мм казнозарядных орудия, помещённых в двухорудийные башни, из которых носовая была смещена к правому борту, а кормовая – к левому. Существенным шагом вперёд стало применение недавно изобретённой сталежелезной брони «компаунд» - пояс толщиной 280 мм заключал одну треть пространства корпуса между башнями, гарантируя защиту погребам, котлам и машинам. Носовая и кормовая оконечности защищала 76-мм палуба.

С некоторыми изменениями проект был повторён на следующих южноамериканских броненосцах. В 1885 году был заложен «Президент Митре», водоизмещение которого было увеличено до 6500 тонн, что позволило усилить главный калибр до 254-мм, дополнив его шестью 127-мм орудиями. Вместо одной дымовой трубы новый броненосец получил две узких, сохранив, однако, унаследованное от предшественника парусное вооружение брига. Сразу после спуска на воду второго броненосца, на освободившемся стапеле заложили «Президента Року» - корабль ещё чуть-чуть подрос, что позволило вместо шести 127-миллиметровок поставить восемь. Впервые на южноамериканском флоте линкор получил водотрубные котлы Бельвиля, которые позволили ему развить на испытаниях 17 узлов («Митре» - 15,7 узла, «Браун» с его старыми компаунд-машинами - 14,5 узлов). Наиболее заметным отличием от предшественников стало отсутствие парусов, взамен которых броненосец получил массивные боевые марсы на обеих мачтах. Единственным, чем «подкачал» новый корабль оказалось его имя – в октябре 1891 года «Президент Рока» звучало вызывающе, и проходивший ходовые испытания корабль срочно переименовали в «Президента Фонсеку», так что к месту своей службы весной следующего года флагман Южноамериканского флота прибыл с этим названием на борту. В Монтевидео, где по такому случаю состоялся морской парад, корабль лично встречал действующий президент Маноэль Деодоро да Фонсека, которого сопровождали члены правящего кабинета, парламентарии и послы иностранных держав.

Наряду с линейными, получили обновление и крейсерские силы. Два бронепалубных крейсера, получившие наименования «Росарио» и «Асунсьон», были заказаны в 1889 году компании «Армстронг». При водоизмещении 3200 тонн они получили мощное и современное вооружение. Состоявшее из пары 203-мм и восьми только что появившихся 120-мм скорострелок. На испытаниях крейсера показали великолепную (для начала 1890-х годов) скорость в 21 узел.

Итак, к 1893 году флот ЮАСШ претендовал на звание сильнейшего в своём регионе, однако в разворачивающемся противостоянии со ВМС Швамбрании, силы его выглядели уже недостаточно. Поэтому в числе своих первоочередных шагов президент Фонсека добился принятия новой кораблестроительной программы, рассчитанной до 1903 года и предусматривавшей – ни много, ни мало - постройку шести эскадренных броненосцев, четырёх броненосных и такого же числа бронепалубных крейсеров первого ранга. Впервые в отечественной практике часть броненосцев решено было строить на собственных верфях – военных арсеналах в Пуэрто-Бельграно и Рио-де-Жанейро, построенных в предыдущее десятилетие. Впрочем, мощности их были пока явно недостаточны, и большую часть кораблей по-прежнему предполагалось заказывать за границей.

Программа стартовала в 1893 году, когда на стапелях завода «Фэйрфилд» в Глазго были заложены линкоры «Лос-Андес» и «Эль Плата».

За основу на сей раз был взят британский броненосец второго ранга «Центурион», проект которого, впрочем, пришлось основательно переработать. Южноамериканцы настаивали на вооружении кораблей 305-мм орудиями, и английские инженеры, ценой роста водоизмещения на 1150 тонн, совершили настоящее чудо, буквально впихнув в относительно небольшой корабль четыре двенадцатидюймовки. Ухудшения характеристик, казавшегося неизбежным, удалось избежать, и даже скорость осталась равной 18 узлам. Толщину броневого пояса пришлось, правда, уменьшить на три дюйма, но благодаря скосам броневой палубы (применённых на броненосце впервые) защита сохранилась на приемлемом уровне.

Серьёзными недостатками проекта стали архаичные установки главного калибра, допускавшие заряжение орудий лишь в диаметральной плоскости, а также отсутствие защиты у части 120-мм скорострелок, у которых только четыре пушки из десяти были помещены в бронированные казематы. Остальные шесть располагались открыто на верхней палубе.

Увы, «что можно Юпитеру, того нельзя быку» - попытка воспроизвести удачный проект на собственных верфях окончилась провалом. Заложенные в Рио-де-Жанейро и Пуэрто-Бельграно в том же 1893 году «Индепеденсия» и «Либертад» в сравнении с «британцами» оказались перегружены почти на тысячу тонн, не добирая два узла скорости. Несколько улучшился средний калибр, представленный 152-мм пушками, перемещёнными в бронированные казематы. Платой за это оказалось их меньшее количество – на броненосец поместилось лишь восемь скорострелок. Но хуже всего было, что строились эти линкоры мучительно долго – будучи заложенными в 1893 году, броненосцы вступили в строй лишь через семь лет, в то время как их заказанные в Англии собратья подняли южноамериканские флаги уже через три года после закладки.

Тем не менее, в 1895 году, едва лишь первая пара сошла на воду, на освободившихся стапелях была заложена вторая пара – «Конститусьон» и «Унидад». Ввести в их строй южноамериканским корабелам удалось в декабре 1901 года, опоздав к началу боевых действий на несколько месяцев.

Всего этого в середине 1890-х Маноэль Фонсека предвидеть, конечно, не мог, однако слабость отечественной промышленности не могла не внушать ему тревогу. Выиграв очередные выборы в 1898 году, президент добился принятия дополнительной кораблестроительной программы, во исполнение которой в Англии были срочно заказаны два броненосца, получивших названия «Мариано Морено» и «Алмиранте Кокрейн» (названный в честь Томаса Кокрейна, легендарного британца эпохи наполеоновских войн, успевшего побывать главнокомандующим военно-морскими силами Чили, Перу и Бразильской империи, бразильцы считают именно его основателем своего флота). Местом постройки первого стал знаменитый завод Армстронга в Эльсвике, второй строила компания «Джон Браун» в Клайдбэнке. На сей раз основой для проектирования послужил ЭБР «Канопус». Водоизмещение по сравнению с прототипом подросло на 700 тонн, что позволило усилить броневой пояс на один дюйм (состоявший, вдобавок, из плит, обработанных по методу Круппа, взамен прежних гарвеевских). В порядке компенсации меньше стали запасы топлива, что снизило дальности до четырёх тысяч миль. Главный калибр представляли орудия новой модели – Mk.IX – чьи усовершенствованные установки теперь допускали заряжение при любом угле поворота и возвышения. Средний калибр состоял из дюжины шестидюймовок, дополненных таким же количеством трёхдюймовых противоминных пушек.

Как и в предыдущий раз, английский прототип предполагалось «растиражировать», и как только в арсеналах в Рио-де-Жанейро и Пуэрто-Бельграно освободились стапеля, на них немедленно заложили «Алмиранте Тамандаре» и «Коммодор Ривадавия». Год спустя, в дополнение к ним, были начаты постройкой «Републисия» и «Эрнесто да Фонсека» (названный в честь старшего брата президента Фонсеки, героя Парагвайской войны). Увы – как и в первый раз срок постройки затянулся, и корабли, призванные раз и навсегда решить территориальный спор в пользу ЮАСШ, достроены были лишь после войны, «когда уже поздно было пить боржоми»…

В отличие от броненосных, крейсерские программы южноамериканцы осуществляли с опорой на иностранное судостроение, отчего их удалось исполнить своевременно. Четыре швамбранских броненосных крейсера типа «Ванеоро», заложенные в 1891 году, побудили южноамериканцев обзавестись аналогичным типом кораблей, призванных действовать на флангах ядра эскадры, образованного броненосцами. С этой целью у Италии в 1896-98 гг. были приобретены четыре крейсера типа «Гарибальди»: «Джузеппе Гарибальди», «Генерал Бельграно», «Сан-Мартин» и «Пуэйредон». Они по всем статьям превосходили своих швамбранских оппонентов, будучи и быстроходнее, и лучше вооружены, однако командование флота и Главный морской штаб находили их количество недостаточным, тем более, что вероятный противник не останавливался на достигнутом, продолжая наращивать свой крейсерский потенциал. Ничего не оставалось, как следовать его примеру, и в 1898 году, в рамках уже дополнительной программы, в Англии были заказаны «Монтевидео» и «Венгадора», к которым год спустя добавились «Санта-Фе» и «Вижилансия». Во внешнем облике и характеристиках этих боевых единиц без труда угадывались «фамильные черты» японских «асамоидов»: главный калибр составляли четыре 203-мм орудия, помещённых в носовую и кормовую башни, средний – дюжина 152-мм пушек в казематах и палубных установках. Весьма приличное бронирование не уступало новейшим броненосцам типа «Морено», скорость превысила 21 узел – и всё это удалось вместить в 9200 тонн водоизмещения. В их лице ЮАСШ приобрело отличные корабли, и при том весьма быстро.

Четвёрка новых бронепалубников строилась в два приёма: в 1893 году в Эльсвике были заложены «Ла-Пас» и «Баия-Бланка», в 1895 году, там же, - «Буэнос-Айрес» и «Росарио». Однако если первая пара в общих чертах повторяла предыдущие крейсера типа «Асунсьон», отличаясь лишь возросшим до десяти количеством 120-мм скорострелок, то вторая представляла качественный шаг вперёд: средний калибр возрос до стандартных шести дюймов, а в силовой установке были внедрены водотрубные котлы, с которыми скорость достигла 23 узлов.

По дополнительной программе 1898 года в Англии заказали ещё два бронепалубных крейсера – «Рио-де-Жанейро» и «Форталеза». Им суждено было стать самыми крупными кораблями данного класса во флоте ЮАСШ - водоизмещение вплотную приблизилось к шести тысячам тонн. Куда скромнее смотрелась последняя пара - «Пернамбуку» и «Аракажу» - появившаяся в те же годы. Водоизмещение в 3200 тонн и вооружение, состоявшее из восьми 120-мм орудий делало их, фактически, кораблями второго ранга.

Помимо крейсеров и броненосцев, флот ЮАСШ располагал весьма многочисленными минными силами. Начало последним положили пять единиц типа «Гайвота», построенных в Англии в 1888-90 гг. Прототипом для первых южноамериканских «торпедеро» послужил миноносец «Выборг», созданный для России фирмой «Ярроу». При водоизмещении 80 тонн они несли два 356-мм торпедных аппарата, жёстко закреплённых в носовой оконечности, развивая скорость 20,5 узлов. В 1890-96 гг. уже на отечественных верфях появились 7 единиц типа «Баллена». Будучи увеличены в размерах до 156 тонн, они несли всё те же два аппарата (правда, уже поворотных) и развивали около 19 узлов. И те, и другие являлись кораблями прибрежного действия и не годились для плавания в составе эскадр.

Первыми по-настоящему мореходными единицами стали 4 контрминоносца «Темпестаде», построенные в Великобритании в 1897 году – «Темпестаде», «Торменте», «Рафага» и «Хуракан». Достигая 280 тонн, эти корабли вооружались одним 76-мм орудием и тремя 57-миллиметровками, а также двумя поворотными торпедными аппаратами калибра 457-мм. Машины суммарной мощностью 4000 л. с. позволяли им развивать 26,5 узлов. Дальнейшим их развитием стали семь контрминоносцев типа «Артиллеро», пополнивших флот в 1900-1901 гг. Будучи больше на 70 тонн, они отличались несколько улучшившейся мореходностью, неся по две трёхдюймовки, две 57-миллиметровки, и всё те же два торпедных аппарата. Три единицы, построенные в Англии компанией «Торникрофт» - «Артиллеро», «Пикуэро» и «Москетеро» - достигли на испытаниях 27 узлов. Остальные, - «Драгон», «Ланцеро», «Хусар» и «Гаучо» - строившиеся по английским чертежам в Рио-де-Жанейро, оказались тихоходнее своих заморских собратьев ровно на два узла.

К 1901 году все перечисленные 11 контрминоносцев базировались в Южной Патагонии. «Англичанами» были укомплектованы 1-й и 2-й торпедоносные отряды, базировавшиеся в Ушуайе, четырьмя эсминцами отечественной постройки – 3-й торпедоносный отряд в Рио-Гальегосе. Что же касается миноносцев ранней постройки, то будучи непригодными к эксплуатации в суровых водах Магелланова пролива (по причине своих малых размеров), они базировались на тыловых базах Буэнос-Айреса, Рио-де-Жанейро и Сальвадора, находясь в статусе учебных кораблей.

Изменено пользователем швамбран

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

4565090m.png

(Текст последует)

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

18. Патагонская война. Начало военных действий

На взгляд стороннего наблюдателя, позиции ЮАСШ на предполагаемом театре военных действий к началу войны выглядели куда более внушительно и прочно. Не связанные, в отличие от швамбран, никакими ограничениями, южноамериканцы уже с 1893 года вели обширные строительные работы в Ушуайе и Рио-Гальегасе, имея намерение превратить их в неприступные крепости. Особое внимание, было уделено последнему населённому пункту, чья близость к швамбранской границе внушала немало опасений. К 1900 году этот город опоясала цепь железобетонных фортов, насквозь простреливавших окружающую равнину из тяжёлых орудий и рассчитанных на обстрел 229-мм осадных мортир. К 1905 году линию укреплений предполагалось сделать двойной. Что касается Ушуайи, то в отношении её первостепенной считалась защита с моря – само расположение этого порта на южной оконечности острова Исла-Гранде, практически незаселённого, где осадивший крепость неприятель не смог бы отыскать ни еды, ни крыши над головой, по мысли Жозе де-Меллу лучше всяких фортов защищал бы эту базу. Зато от вражеского флота защита казалась неприступной: несколько батарей 254-мм орудий, возведённых по обеим берегам проливов Бигля и Мюррея, перекрывали оба этих водных пути, ведущих к базе, непреодолимым кинжальным огнём.

Главным недостатком южноамериканской базы (оказавшимся в итоге фатальным) была её незавершённость: являясь развивающейся страной, ЮАСШ не могла отпускать на военное строительство столько же средств, сколько позволяла себе Англия или Франция, отчего, так или иначе, приходилось «экономить». В частности возведение складов, причалов и других невоенных объектов велось черепашьими темпами, а строительство сухого дока и судоремонтного завода, согласно плану, вообще предполагалось начать лишь в 1902 году. Отсутствие необходимых обслуживающих мощностей сказывалось на боеспособности Южной эскадры – так в 1901 году, сразу после прибытия в Ушуайю только что законченных постройкой крейсеров «Вижилансия» и «Венгадора», находившихся там с 1897 года «Джузеппе Гарибальди» и «Сан-Мартина» пришлось отозвать в метрополию, так как им требовался ремонт. По аналогичной причине Огненную Землю покинули броненосцы «Президент Митре» и «Президент Фонсека», которых сменили «Индепеденсия» и «Либертад».

Тем не менее, не смотря на все недостатки, именно Ушуайе отводилась решающая роль в предвоенных планах морского министра ЮАСШ. Базировавшаяся на неё Южная эскадра с началом военных действий должна была проследовать проливом Бигля в Тихий океан, и, войдя в Магелланов пролив с запада (так сказать, с «чёрного хода») захватить с моря беззащитный Пунта-Аренас. Атака с востока южноамериканцами исключалась – предполагалось, что швамбраны успеют перегородить минами восточный вход в пролив (точнее, главную его узость, соединяющую бухты Посессион и Фелипе). С первых дней своего назначения Моисей Кацман, командующий швамбранской Патагонской эскадрой, с завидной регулярностью предпринимал одну за другой учебные минные постановки в данном месте (причём, не только в дневное, но и в ночное время), и контр-адмирал да-Гама, командующий Южной эскадрой, следивший за своим швамбранским оппонентом не менее пристально, чем тот наблюдал за ним, хорошо знал об этом.

Стоит сказать, что ещё в 1898 году армейское командование предложило альтернативный план ведения войны, предусматривавший взятие Пунта-Аренаса исключительно силами сухопутных войск. Флот, по мысли армейцев, должен был обеспечить доставку двух или трёх пехотных дивизий с приданным им осадным парком (немногочисленным, впрочем, по причине отсутствия у швамбран укреплений) в Рио-Гальегос, откуда те должны были наступать на полуостров Брансуик. Однако данный план, отводивший ВМС лишь вспомогательную роль, никак не устраивал де-Меллу, и потому, воспользовавшись своей закадычной дружбой с президентом Фонсекой, только что переизбранным на второй срок (как-никак, оба они продолжали считать себя соотечественниками, пусть даже и бывшими), он добился отмены «сухопутного плана» в пользу плана «морского».

Ввиду этого, Рио-Гальегос рассматривался как тыловая база, где, помимо упоминавшегося выше отряда контрминоносцев, пребывали лишь вспомогательные и учебные суда.

Основные силы, находившиеся под командованием да-Гамы, в количестве шести ЭБР сосредоточились в Ушуайе. Ядро их составляли построенные в Англии броненосцы «Лос-Андес» и «Эль Плата» (образовывавшие 1-й броненосный отряд), а также «Индепеденсия» и «Либертад» отечественной постройки (входившие во 2-й отряд). Особняком стоял «Алмиранте Браун» - корабль начала 1880-х, непригодный к действиям в составе броненосной эскадры по причине тихоходности и устаревшей артиллерии, стрелявшей дымным порохом. Официально он числился в статусе «броненосца береговой обороны». Флагманом и местом пребывания его штаба служил броненосец «Мариано Морено», также остававшийся в единственном числе - его систершип «Алмиланте Кокрейн» всё ещё находился в Рио-де-Жанейро, поскольку процесс его освоения экипажем затянулся.

Ценным дополнением к линейным силам являлись крейсера, образовывавших 3-й и 4-й броненосные отряды: «Генерал Бельграно» и «Пуэйредон», а также «Вижилансия» и «Венгадора». К сожалению, для ЮАСШ, как уже говорилось выше, незадолго до войны целый ряд кораблей пришлось отозвать в Буэнос-Айрес для ремонта. Организационно (но не тактически), 1-й и 2-й отряды образовывали Броненосную бригаду, 3-й и 4-й – Первую бригаду крейсеров. Вторую бригаду крейсеров (также разделённую на два отряда) составляли бронепалубники 1-го ранга: «Баия-Бланка» и «Ла-Пас», а также «Буэнос-Айрес» и «Росарио». Наконец, семь имевшихся контрминоносцев были сведены в два тактических отряда, причём три новейших и более крупных корабля типа «Артиллеро» дислоцировались в Ушуайе, осуществляя её непосредственную охрану, а четыре меньших типа «Темпестаде» пребывали на базе лёгких сил, располагавшейся в посёлке Пуэрто-Вильямс (на острове Наварино). Держать миноносцы там заставляла (как уже было сказано выше) общая неготовность Ушуайи к базированию стремительно разраставшейся Южной эскадры – на главной базе не хватало причалов, угольных складов и казарм.

В отличие от своего будущего противника, швамбран не мучила слабость тыла. Не имея возможности строить укрепления, они ничем не были связаны в возведении объектов «небоевого назначения», и потому, хотя их средства были столь же скудны, как и у южноамериканцев, Моисей Кацман постарался обосноваться в Пунта-Аренасе как можно капитальнее. За семь лет здесь удалось построить судоремонтный завод и большой сухой док, способный вмещать суда до 180 метров длиной и 20 тысяч тонн водоизмещением. Англичанам, проявлявшим к строительству сего объекта повышенный интерес, было объяснено, что док необходим для обслуживания пассажирских лайнеров, ходивших через Магелланов пролив. Больше того, к южному лету 1901 года был завершён и второй док, меньшего размера, который будет использован для ремонта крейсеров. Не были позабыты ни снарядные, минные и торпедные склады (боеприпасы проходили по разряду «судового имущества», и потому их складирование в зоне пролива допускалось), ни утеплённые казармы («на всякий случай», рассчитанные на втрое большее количество людей, чем численный состав Патагонской эскадры), ни хлебный элеватор с мельницей, ни бани, ни госпиталя. Последние штрихи были нанесены за год до начала военных действий, когда из Пунта-Аренаса в посёлок Порвенир на острове Исла-Гранде был проложен подводный кабель, благодаря которому удалённые наблюдательные посты получили возможность оперативно оповещать штаб Патагонской эскадры о происходящем. Обратная сторона медали, правда, заключалась в едва ли не полной беззащитности всего этого великолепия. С суши город не прикрывался никак, если не считать лёгких полевых укреплений, срочно вырытых мобилизованными местными жителями уже после начала боевых действий. С моря он мог положиться лишь на минные поля (которые могли быть выставлены лишь после объявления войны), да артиллерийские орудия кораблей эскадры.

Патагонская эскадра, как уже говорилось выше, была сформирована в 1895 году, и поначалу выглядела довольно жалко. В её состав вошли три броненосных канонерки типа «Хону» и три бронепалубные канонерки - «Арарики», «Амаретоа» и «Оваи». Лишь четыре года спустя к ним добавилось шесть малых канонерок типа «Турипака». Эти небольшие суда дополняли устаревшие крейсера 2-го ранга «Кечуа» и «Мелаю», ещё более старый винтовой корвет «Алентона» (пребывавший в статусе учебного корабля), минный транспорт «Калеока», вспомогательный транспорт «Вангарева» (служивший в качестве плавбазы для четырёх паровых катеров), госпитальное судно «Пуакауа» и плавмастерская «Мауи».

Переломным для Патагонской эскадры стал ноябрь 1898 года, когда в ответ на принятие в ЮАСШ дополнительной кораблестроительной программы, в Пунта-Аренас была перебазирована четвёрка броненосных крейсеров типа «Ванеоро». Спустя год к ним добавился броненосец «Матлалькуэ», а также бронепалубные крейсера «Пунта-Аренас» и «Тафаронга». Численно швамбранские силы продолжали существенно уступать южноамериканским, что усыпляло бдительность противника.

Дабы пореже беспокоить южноамериканцев, крупные корабли нечасто покидали базу (на что была и вполне объективная причина, ибо риск потери столь ценной единицы в лабиринте бесчисленных островов и проливов, изобилующих рифами, был весьма велик), меж тем экипажам кораблей было настоятельно необходимо ознакомиться с будущим театром военных действий. Со свойственной ему находчивостью, Кацман отыскал выход – вскоре по прибытии командира и штурмана с каждого крейсера и броненосца (а также других офицеров) под каким-нибудь благовидным предлогом временно назначали на канонерскую лодку, на которой они совершали регулярные ознакомительные плавания по Магелланову проливу, осваивая здешнюю непростую навигацию. С этой же целью практиковались походы на паровых катерах, пара которых имелась на каждом крейсере.

Всерьёз готовясь к войне, швамбраны не брезговали никакими способами. Например где-нибудь в Норвегии, Дании или Голландии ими создавалась фирма-однодневка, заключавшая (на условиях весьма выгодных для клиента) контракт на поставку в Ушуайю или Рио-Гальегос продовольствия, угля, тёплой одежды и тому подобного. Судно, приходившее в означенный порт под флагом нейтральной державы, не вызывало никаких подозрений - и как было распознать в его офицерах (ни ростом, ни лицом, ни цветом кожи не отличавшихся от уроженцев Скандинавии), объясняющихся с местными властями на прекрасном английском языке, матёрых швамбранских разведчиков? К началу ХХ века в сознании иностранцев (и южноамериканцы не составляли тут исключения) уже прочно укоренилось представление о швамбранах, как о чернокожих папуасах. Так оно, конечно, и было, но лишь на девяносто процентов. Голубоглазые блондины, (причём не какие-то там потомки испанцев, а вполне натуральные язычники) хоть и были редкостью, но необходимое количество кадров для разведывательных операций обеспечивали. В результате к 1901 году швамбраны знали прилегающую к Ушуайе акваторию едва ли не лучше её хозяев, и были способны провести судно проливом Бигля даже в ночное время.

В 1900 году очередным пополнением для эскадры стала шестёрка миноносцев типа Т-11, которые, несмотря на малые размеры, вслед за канонерками немедленно принялись «обживать» здешние проливы.

Изложенные выше причины с самого начала предопределяли ход будущего конфликта. Осознавая, что Пунта-Аренас практически беззащитен, швамбраны могли уповать лишь на внезапное и решительное наступление, пока противник не успел сосредоточиться. Малейшая потеря инициативы грозила не просто поражением, а неминуемым разгромом, потерей флота и всей Магелланской провинции. Разрабатывая план операции, Давид Либерман шёл на страшный риск. Выбор, впрочем, у него был небогат: к войне готовились обе стороны, в ЮАСШ из своих намерений не делали секрета. Если в 1901 году преимуществом в силах обладали швамбраны (имея семь ЭБР против шести), то уже в следующем году, со вступлением в строй «Конститусьон» и «Унидад», а также окончанием ремонта на «Митре» и «Фонсеке» оно переходило к противной стороне (семь против восьми, плюс два старых броненосца). В газетах Буэнос-Айреса и Рио-де-Жанейро во всю обсуждались детали предстоящего захвата Пунта-Аренаса, и кандидатуры на пост нового губернатора Магеллании. Нужно было пользоваться благоприятным моментом, предоставлявшем возможность разбить южноамериканцев по частям.

В феврале 1901 года Магеллановым проливом должны были проследовать только что законченные постройкой броненосные крейсера «Теравака» и «Ируана», которые шли из Европы в сопровождении шести построенных там же эсминцев «Хайра». Под предлогом «устранения выявленных во время похода неисправностей» эскадра была задержана в Пунта-Аренасе. В середине марта – уже безо всякого объяснения причин – базы неожиданно покинули все шесть оставшихся швамбранских броненосцев: «Арагуава», «Коатликуэ», «Учиаана», «Ишчель», «Лакшми» и «Парвати». 1 апреля, вся эта внушительная компания неожиданно объявилась на рейде Пунта-Аренаса. Внезапность, с которой было произведено сосредоточение сил была необходима потому, что швамбраны де-факто, вели войну не только против ЮАСШ (чья разведывательная служба ещё не вышла из младенческого состояния и откровенно не блистала какими-либо достижениями), но и против Великобритании, с её могучими и славными на традиции спецслужбами. Если бы англичане успели что-нибудь пронюхать, они, безусловно, не преминули бы возможности предупредить южноамериканцев. Но англичане, к счастью для швамбран, остались в неведении.

Следующими в игру вступали торпедные силы. К операции были привлечены все 12 единиц. Под покровом ночной темноты миноносцам типа Т-11 предстояло войти в пролив Бигла с западной стороны и, прокравшись его фарватером на рейд Ушуайи, атаковать торпедами стоящие там корабли. Для их обеспечения к западной оконечности острова Гордон были заранее высланы транспорты «Вангарева» и «Калеока» (последний помимо угля привёз запас мин для активных постановок). Одновременно с торпедной атакой эсминцам «Хайра» - более крупным и мореходным – согласно диспозиции, назначалось обогнуть остров Наварино и перекрыть минами вход в пролив Бигла с восточной стороны. Тем самым, неприятель оказался бы закупоренным прямо на своей базе.

Сложная операция, к осуществлению которой швамбраны готовились несколько лет, была разыграна как по нотам. 25 апреля 1901 года, за два часа до восхода солнца (в южном полушарии в это время уже наступает глубокая осень), стоящая на внешнем рейде южноамериканская эскадра, была внезапно атакована торпедами. Потоплен был всего один броненосец – «Алмиранте Браун» - чьи устаревшие переборки не выдержали единственного попадания. Однако главная козырная карта южноамериканцев – «Мариано Морено», только что построенный в Англии также оказался повреждён. Корабль водоизмещением 14875 тонн не затонул, но как боевая единица фактически перестал существовать: с пробоиной, наскоро залатанной деревом и частично затопленными отсеками, броненосец так и остался стоять в гавани, ведя огонь по швамбранским войскам. Часть его пушек и большинство членов экипажа оказались на сухопутном фронте. В ноябре 1901 года, примерно за месяц до капитуляции крепости, «Морено» был потоплен огнём осадной артиллерии.

Впрочем, его обидчики также не избежали наказания: на обратном пути, когда уже наступили предрассветные сумерки, швамбранские миноносцы оказались под огнём батарей, перекрывавших пролив Бигля. Артиллеристы, проспавшие вылазку врага, постарались отыграться сполна – хлипкие кораблики, не имея возможности дать полный ход на узком и извилистом фарватере, понесли жестокие потери. Было потоплено три миноносца из шести, участвовавших в диверсии, ещё один миноносец, потеряв управление из-за полученных повреждений, нашёл конец на прибрежных камнях.

(Продолжение следует)

Изменено пользователем швамбран

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Ну вот и швамбраны забряцали оружием!Да еще как!

Моисей Кацман, командующий швамбранской Патагонской эскадрой,

Давид Либерман

А где адмирал Сатанатам?

25 апреля 1901 года, за два часа до восхода солнца (в южном полушарии в это время уже наступает глубокая осень),

Успеют ли?В Пунта-Аренас продолжительность светового дня в апреле кажется что-то около 6 часов...

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Ну вот и швамбраны забряцали оружием!Да еще как!

Моисей Кацман, командующий швамбранской Патагонской эскадрой,

Давид Либерман

А где адмирал Сатанатам?

Первый

Успеют ли?В Пунта-Аренас продолжительность светового дня в апреле кажется что-то около 6 часов...

От линии государственной границы до Ушуаий по карте порядка 50 км. Если эсминец будет двигаться по проливу Бигла со скоростью 10 узлов, то он преоделеет это расстояние за 2 часа 45 минут. Если в момент пересечения границы будет, скажем, полночь, а неприятельского рейда он достигнет в 2:45, то у экипажа будет порядка получаса, чтобы отыскать цель и выпустить торпеды. И ещё останется время, чтобы к восходу солнца успеть пересечь границу в обратном направлении.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Создайте учётную запись или войдите для комментирования

Вы должны быть пользователем, чтобы оставить комментарий

Создать учётную запись

Зарегистрируйтесь для создания учётной записи. Это просто!


Зарегистрировать учётную запись

Войти

Уже зарегистрированы? Войдите здесь.


Войти сейчас