575 сообщений в этой теме

Опубликовано:

Шутить изволите?!

Alexejew_Michail.jpg

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

это вы кому?

если мне то не шучу.

Ну вот предствьте.

Сижу я на своем месте на большой площади в 1991 году в начале августа и ко мне приходит некий и начинает мне рассказывать о том что будет. И чо ? пошлю. свои дела есть.

Мой объем знаний говорит о маловероятности события и мой опыт опять таки говорит что так потерять контроль нельзя.

Я ошибаюсь, но опровергните...

у Алексеева то же самое. У него чин, должность и знания в таком объеме что нам недоступен. Его опыт и знания говорят обратное.

его вывод. отвянь дурачок, не до тебя. Мы тута власть делим.

ну автор решил пророка поиграть, пошли ИЛМ в атаку...

ща товарищ сталин и промпатрон.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

это вы кому?

Это я топикстартеру от имени Михаила Васильевича :)

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

Да, что ж вы так серьезно-то? Это ж шутка)))

Мне по сюжету такой поворот даром не нужен. Просто мысль показалась забавной, вот и поделился)))

Изменено пользователем Владимир Бабкин

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Выложил на сайте начало шестой главы

"Новый Михаил". Глава 6. СТАВКА БОЛЬШЕ ЧЕМ ЖИЗНЬ (Начало)

Интерлюдия I. Заговор - http://2084.pro/index.php/chitat/galakticheskaya-biblioteka/zdorove/331-novyj-mikhail-glava-6-stavka-bolshe-chem-zhizn-nachalo

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Как правильно сказать о штатном оружии экипажа "Ильи Муромца" - карабин, кавалерийская винтовка или казачья винтовка? Встречалось и так и эдак...

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

штатным оружием был наган и МАДСЕН.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

штатным оружием был наган и МАДСЕН.

Мне тут скинули:

"Уважаемые коллеги, только что посмотрел книгу Марата Хайрулина "Илья Муромец - гордость русской Авиации" Ильи Муромца скорее всего был имел номер IX (командира отряда. Тип Е № 265. Командовал самолетом 1 мая 1917 года капитан Р. Л. Нижевский). Перелет был до Винницы - 650 верст - начало апреля 1917 года. Полезную нагрузку "Муромца" типа Е в 116 пудов составляли 7 членов экипажа (командир, артиллерийский офицер, механик, моторист и 3 пулеметчика). Бензина 48 пудов, масла 8 пудов, два пулемета "Виккерс", три"Льюиса", два "Мадсена", 10 пудовых бомб. перелет длился 3 часа 15 минут

Пулеметы Мадсена. Ставились в кормовом пулеметом гнезде. Калибр 3 линии (7.62) . были приспособлены под стрельбу русским ружейным патроном. Коробчатый магазин на 25 патронов. Вес 8.92. Пулемет Льюс: калибр 0,303 дюйма. 7.7 мм. Дисковый магазин 47 патронов. Вес 12.4 кг.

"Виккерс" -калибр 7.7. вес 18.7 (без воды). Короб с холщевой лентой на 250 патронов.

Поэтому Максим - быть не может в 1917.

Бортовое оружие казачья винтовка образца 1910 года. Калибр 3 линии (7.62 мм) с магазином на 5 патронов. Казачья винтовка выбиралась потому,что пристреливалась без штыка. В качестве личное оружие оружия экипажа широко использовались автоматические пистолеты "Маузер". Были 5, 10 и 25 фунтовые бомбы (Фугасные Орановского)

Единственное но: эскадра базировалась в Пскове."

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

это по кому они из нее стрелять будут?

по воромнам?

В позиционной войне 1916 г. (до наступлений русской армии) при полетах на 100—150 км в тыл противника «муромцы» брали 64— 80 кг (4—5 пудов) бомб и пятого чле¬на экипажа с пулеметом, при полетах на ближние расстояния — 128—160 кг (8—10 пу¬дов). 19 марта «Муромец» с 450 кг бомб был атакован двумя «фоккерами», получил более 40 попаданий, но смог отбиться. 2 члена экипажа были ранены, 1 умер в гос¬питале от потери крови. 3 апреля взрывом баллона со сжатым воздухом был повре¬жден один из «муромцев», еще четыре пострадали от бомбардировок немецкой авиа¬ции. 13 апреля «Муромец» поручика Констенчика был поврежден ураганным зенитным огнем противника и окончательно вышел из строя. 23 августа 4 корабля, имея до 13 пудов (212 кг) бомб на каждом, бомбили станцию гидроаэропланов.

10 сентября на Северном фронте корабль под командованием Головина из 2–го от¬ряда подвергся внезапной атаке истребителя. Истребитель был поврежден из «Льюи¬са», но и «Муромец» получил около 300 пробоин, ранены 3 члена экипажа, через 2 дня тяжелый бой вынес экипаж поручика Шарова, поэтому приказом по эскадре были запрещены боевые полеты одиночных кораблей на расстояния больше 30 км в тыл противника.

12 сентября запланировали вылет 3–го отряда «муромцев» (4 самолета), 12 «Вуа¬зенов» и двух отрядов истребителей «Моран–Парасоль». Никакого взаимодействия организовано не было, один «Муромец» стартовать не смог из за троекратного пожа¬ра моторов, другой вернулся, не перелетев позиций противника, в связи с «отсут¬ствием опытного помощника у командира». Поэтому немцы смогли сбить «Муромец» по¬ручика Макшеева, повернувший обратно из за неполадки с мотором, и «Вуазен», по¬теряв, по данным Михаила Никольского, от огня «Муромца» один истребитель. Лейте¬нант Вольф из немецкого полевого авиаотряда утверждал, что именно он сбил «Муро¬мец». Сначала огонь был открыт с дистанции 150 м, был поврежден один из правых моторов. Ответный огонь «Муромца» также попал в цель, но истребитель, маневри¬руя, подошел до 50 м, наблюдатель лейтенант Лозе вел огонь по кабине. Вскоре «Муромец» начало заваливать, и он перешел в крутую спираль, затем в штопор. Вме¬сте с ним, по данным Хайрулина, погиб один «Моран». В 1917 г. усилившийся зенит¬ный огонь заставлял неопытных пилотов прекращать выполнение задания, поэтому на опытные экипажи ложилась подавляющая часть нагрузки.

С 1914 г. до декабря 1917 г. в авариях и катастрофах разбилось еще тринадцать «муромцев» — аварии были настоящим бичом ранней авиации всех стран. В данном случае поломки и аварии на посадке были во многом обусловлены еще и манерой по¬садки, практикуемой Сикорским. Самолет снижал скорость с периодическим отключе¬нием и включением двигателей, выравнивался на высоте 5—6 м, максимально снижал скорость, а потом двигатели отключались и аппарат буквально «плюхался» с этой высоты. Если для легких самолетов посадка «на контакте», как тогда говорили, была приемлема, то тяжелые «муромцы» так могли сажать только очень опытные пилоты. Так, 20 июня 1917 г. корабль ротмистра Середницкого был тяжело поврежден при приземлении, а «Муромец» гвардии штабс–капитана Никольского при посадке зацепил верхушки деревьев, загорелся и взорвался, экипаж остался невредим.

Немецкие двигатели «Аргус» с началом войны были недоступны, а «Сальмсон» и «Санбим» отличались большим лобовым сопротивлением и ненадежностью, запасные части отсутствовали, механики и мотористы были недостаточно подготовлены. Сами самолеты изнашивались. Кроме того, из за слабой оснащенности аэродромов и низкой квалификации персонала были нередки случая повреждения «муромцев» от ураганов и шквалов.

Поэтому в январе—феврале 1916 г. за всю эскадру из 10 кораблей (4 на фронте) работал единственный боеспособный, в октябре было совершено всего два вылета од¬ним кораблем, в ноябре и декабре — один, 22 ноября. В начале 1917 г. из 30 (включая учебные) кораблей на фронте находилось 4, из которых два за зиму вообще не совершали боевых полетов из за устаревших или плохо работавших моторов.

Да, в 1913 г. «муромцы» были шедевром авиации, но в 1917 г. английский одномо¬торный DH-4 нес 200—209 кг бомб со скоростью до 170 км/ч, а «муромцы» с полным набором пулеметов — 150—200 кг при меньшей скорости и дальности. При этом DH-4 было построено примерно 1500, не считая почти 2000, выпущенных в США и достигших Франции во время войны. Французский «Бреге» 14, с широким использованием в конструкции алюминия, нес 3 пулемета и до 300 кг бомб со скоростью до 177 км/ч. С марта 1917 г. и до конца войны их было выпущено примерно 5500 (!).

На испытаниях в августе–сентябре 1916 г. тип «Е» на высоте 300—500 м развивал 130 км/ч, тип «Г» с моторами «Рено–Балт» — 115 км/ч, тип Д-2 — до 140 км/ч. В июне 1918 г. DH-4 с моторами «Роллс–Ройс» Eagle VI и VII развивали скорость в 102 мили в час на высоте 4,5 км, в сентябре с Eagle VIII — 126 миль в час (около 164 и 202 км/ч). В конце войны летчики «муромцев» как кладу радовались старому аэроплану с качественной французской проволокой, спасающей от плоского штопора, и избавлявшей от ежедневной регулировки. Моторы «Рено» имели номинальную мощ¬ность в 225 л. с., но требовали больших винтов, задевавших за кабину, а с возмож¬ными к установке развивали не более 170—180 л. с. В результате возрастала масса моторов и расход бензина.

К 1917 г. «муромцы» как летчиками, так и учеными, оценивались все более и бо¬лее критически. Например, так писал 13 июня в рапорте начальнику Эскадры ко¬мандир 4–го боевого отряда капитан Р. Л. Нижевский: «…продолжать боевую работу на существующих Воздушных кораблях безусловно возможно, но лишь на кораблях типа Г с моторами 150—160НР и при условии, что они построены по прочности не меньшей, чем строились таковые корабли до 1917 года, имея, главным образом, в виду каче¬ства материала и добросовестное выполнение самой постройки и если их авиационное качество будет не ниже…

Любого летчика с «Фармана», «Вуазена» и им подобных аппаратов, конечно, не¬льзя сразу сажать на корабль. Во многих случаях он с ним не справится, как и со всяким другим, более строгим, малым тихоходным аппаратом.

Резюмирую — у опытного летчика, который вообще желает летать, корабль типа Г с хорошими 4 моторами по 150—160НР не так уж неуправляем, а отсюда и не так уж опасен, чтобы в настоящее время отказаться на нем летать.

Корабль же типа Г с Рено–Балт, в силу его нерассчитанности под такую мощность (и тяжесть) моторов, является аппаратом трудноуправляемым и даже опасным, а по¬тому дальнейшие налеты на нем, даже после усиления, должны быть прекращены. Для последней комбинации моторов Рено–Балт должен быть совершенно переконструирован корабль (перенесена тяга винта и центр тяжести, усилен фюзеляж и пр.).

Что же касается корабля типа Е, то этот корабль, с боевой точки зрения, яв¬ляется очень неудобным, в управлении очень строгим, высоту берет слабо, конструкция крыльев для данной мощности неудовлетворительна и потому этот тип желательно переконструировать, приостановить дальнейшую его постройку в том виде, в каком он является в настоящее время…

На мой взгляд, было бы рациональнее выработать тип с 2 моторами, так как сле¬дующие два мотора уже приносят только отрицательные стороны с аэродинамической стороны и обслуживания корабля».

В протоколе от 14 сентября после испытаний было отмечено, что «Муромец» типа Г-3 «Ренобалт» при полезной нагрузке на 4 часа полета (бензин и масло — 48 пу¬дов, 6 человек экипажа — 30 пудов, пулеметы, патроны и приборы — 12 пудов, итого 90 пудов) бомб поднять уже не может, потолок в 3300 м «безусловно мал», скорость подъема на эту высоту в 1,5 часа также мала.

Из заключения Комиссии по вопросу о прочности аэропланов «Илья Муромец», со¬зданной после Февральской революции:

«1) С точки зрения прочности в полете аппараты опасны,

2) Дальнейших заказов аппаратов этого типа производить не следует.

3) В случае необходимости в больших аппаратах лучше выработать новый тип, чем заниматься улучшениями «И. М.».

4) Эти соображения в смысле прочности относятся также к аппаратам с четырьмя моторами Р. Б. завода, так как усилия в нем мало отличаются от усилий в рассчи¬танном аппарате».

Некоторые узлы несли напряжения, превышающие временные сопротивления их мате¬риала, вместо заявленного Сикорским запаса прочности примерно 4,5.

Серийный (46 самолетов модификации 0/100 и более 550 0/400) двухмоторный «Хендли Пейдж» воевал с марта 1917 г. Своеобразная ирония судьбы — английские моторы для этих бомбардировщиков, «Санбим» в 320 л. с., носили название «Казак». Италия, не самая сильная авиационная держава, смогла построить более 750 тяжелых бомбардировщиков «Капрони» разных модификаций («Капрони 4» поднимали до 1,5 т бомб, «Капрони 5» — полтонны), Россия — только около 80 «муромцев» и недостроенный биплан Ижорского завода.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

поэжтому милостью божьей долетели на металлоломе и слава богу.

переходите к вопросу следующих 10 км

рекомендую дать крестьянину 5 рублей и взять сани.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

переходите к вопросу следующих 10 км рекомендую дать крестьянину 5 рублей и взять сани.
Вот тут и понадобится винтовка)))

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

о лучше золотой ?,5 рублевик.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

ПРОДОЛЖЕНИЕ ГЛАВЫ 6. СТАВКА БОЛЬШЕ ЧЕМ ЖИЗНЬ. (Черновик)

ОКРЕСТНОСТИ МОГИЛЕВА. 27 февраля (12 марта) 1917 года.

Выстрел винтовки громыхнул в тишине ночного леса. Толчок в плечо.

- Слева!

Георгий не заморачивался всякими этикетами, лязгая затвором и вскидывая винтовку для нового выстрела. Резко обернувшись в указанном направлении пытаюсь взять на прицел скользящие между деревьями фигуры. Сзади дважды громыхнул маузер. Джонсон вел огонь с правого борта.

Стреляю. Ну, что я снайпер, попадать в движущуюся цель из маузера, используя летящие через ночной лес сани? Не попал, конечно. Не знаю, попадал ли кто-нибудь из нас, но мне казалось, что целей становилось только больше.

Слева от меня заковырсто подгонял свою клячу Тихон. Стоп, не клячу — лошадку. Вывези нас родная и я тебе куплю воз сена! Только быстрее !

Горшков стреляет и, к нашей секундной радости, одна из фигур кувыркнувшись затихла. Однако, это лишь разозлило остальных наших преследователей.

Мои два выстрела уходят в молоко. Попал ли Джонсон не знаю, но судя по возгласу, вероятно, попал.

- Гони! Гони, родная! - Кричал Тихон, хлестая лошадь вожжами. - Господь меня наказует за жадность мою! Вывези, Рыжуха, век не забуду!

Как он, вероятно, сейчас в душе костерит нас на чем свет стоит! И отдельно, наверняка, перепадает Джонсону, который так красноречиво его соблазнял на эту поездку.

Когда я впервые спросил хозяина огорода, которому мы свалились буквально на голову, о возможности срочно выехать в Могилев, тот лишь удивленно переспросил:

- Ночью? В лес?

Меня очень подмывало добавить фразу - «В багажнике?», но я добавил лишь окончание этого известного анекдота:

- Плохая примета?

Тихон, как оказалось, так зовут нашего собеседника, лишь хмыкнул:

- Шутник, ты барин...

- Что ж так?

- Дык, кто ж ночью зимой едет в лес? Тем более — волки. Вона их сколько за войну расплодилось. Стрелять-то некому, а в бесхозном лесу в лихолетье волк завсегда хозяин.

- Ну, так и нас несколько человек при оружии. Разве не проедем?

Тихон покачал головой.

- Ох, барин, не ведаешь ты, о чем просишь...

В разговор вмешался Джонсон.

- Разрешите, я с ним переговорю.

Дальше мы минут пятнадцать наблюдали сцену торга. Торговались ожесточенно. Николай Николаевич пару раз даже спросил крестьянина:

- Ты часом не еврей?

Но, торг был окончен и, весьма довольный Тихон пошел запрягать в сани лошадь, а в стороне, крайне раздраженный Джонсон, бурчал что-то себе под нос.

Горшков погрузил в сани винтовку и пару пистолетов «Маузер К-96». Через четверть часа мы выехали в сторону Могилева, оставив двух членов экипажа «Муромца» охранять и ремонтировать аэроплан.

И вот теперь мы неслись по этому лесу. Лунный свет заливал округу мертвенным светом. Черные деревья и мечущиеся между ними темные фигуры с горящими глазами создавали воистину фантасмагорическую картину. Наши выстрелы давали результат, но процент попаданий говорил о том, что мы круто попали. Не факт, что нам элементарно хватит патронов.

- Гони, Рыжуха! Ах ты...

Крик возницы слился с выстрелом из винтовки и в этот момент сани заваливаются набок. Лечу куда-то в сторону и, приложившись об что-то твердое, теряю сознание...

Изменено пользователем Владимир Бабкин

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Наши выстрелы давали результат, но процент попаданий говорил о том, что мы круто попали.

аднака...........

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Наши выстрелы давали результат, но процент попаданий говорил о том, что мы круто попали.

аднака...........

Что?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Вы ж вроде русский... А предложение корявое до изнеможения.............

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Гм... Примем меры.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

Продолжение главы 6. СТАВКА БОЛЬШЕ ЧЕМ ЖИЗНЬ.

* * *

ТЕЛЕГРАММА ГЕНЕРАЛА БЕЛЯЕВА ГЕНЕРАЛУ АЛЕКСЕЕВУ 27 ФЕВРАЛЯ 1917 Г. №198

Принята 27.02. в 19 ч. 35 м.

Совет Министров признал необходимым объявить Петроград на осадном положении. Ввиду проявленной генералом Хабаловым растерянности, назначил в помощь ему генерала Занкевича, так как генерал Чебыкин отсутствует. 198. Беляев.

* * *

ОКРЕСТНОСТИ МОГИЛЕВА. 27 февраля (12 марта) 1917 года

Грохот винтовочных выстрелов вытолкнул меня из забытья холодной лавиной упавшего с еловых веток снега. Звук выстрелов из множества винтовок слился с волчьим воем, смешался с ним и погнал его дальше в лес. Уцелевшие волки стремглав неслись в глубину леса подгоняемые пулями наших неожиданных спасителей.

Пока мы выбирались из под перевернувшихся саней, десяток солдат вели методичный огонь по волчьей стае и тем самым, нужно признать, спасли наши жизни от страшной смерти в волчьих зубах.

Выбравшись на утоптанный тракт и, убедившись, что непосредственная опасность миновала, я повернулся к командиру столь неожиданно появившегося отряда.

- Кто вы, наши спасители?

Офицер с погонами штабс-капитана цепко скользнул взглядом по нашей компании задержавшись на мгновение на подполковничьих погонах Горшкова, и, поняв что я тут главный, вытянувшись по стойке смирно отдал честь и представился:

- Штабс-капитан Мостовский, сто тридцать третий Симферопольский полк. С кем имею честь?

- Я, генерал-адъютант Великий Князь Михаил Александрович.

Мостовский вытянувшись, как на параде, попытался официально доложиться:

- Ваше Императорское Высочество, специальная группа...

- Отставить, штабс-капитан. Мы не на плацу. Хочу выразить вам благодарность от своего имени и от имени моих спутников. Право, если бы не столь счастливое появление вашего отряда, то не встретить бы нам завтрашний рассвет.

Крепко жму руку Мостовского. Тот явно польщен, хотя и пытается скрыть это под маской видавшего виды служаки. После чего он обменивается рукопожатиями с Джонсоном и Горшковым.

Беру инициативу в свои руки.

- Итак, откуда и куда вы, так удачно для нас, направлялись?

Мостовский несколько напрягся, но затем видимо на что-то решившись, ответил:

- В Могилев. В Ставку Верховного Главнокомандующего.

- Вот так презабавный случай! Мы направляемся туда же. Но, признаться, я полагал, что вы движетесь из Могилева на звуки выстрелов. Если не секрет, что вы делаете в лесу в столь поздний час?

Штабс-капитан, пока я это все говорил, цепко оглядывал окружающие кусты, словно ожидая там увидеть засаду или группу захвата.

- Мы, Ваше Императорское Высочество, пытаемся попасть в расположение Ставки, в обход возможных неприятностей. Простите, Ваше Императорское Высочество, но мы опасные спутники и я не уверен, что ваше присутствие остановит моих преследователей от атаки. Тем более что вы без формы.

Лязг затвора винтовки в руках Георгия подсказал, что словам Мостовского поверил не только я один.

- Любопытно. Однако, кто же вас пытается перехватить, если не секрет?

- Извините, Ваше Императорское Высочество, но я не могу ответить на этот вопрос. Это не моя тайна. Могу лишь сказать, что от этого, видимо, зависит судьба России.

Я с удивлением смотрел на Мостовского. Вот так. Судьба России. Не больше и не меньше! Хотя лицо штабс-капитана и не допускала мысли о том, что он шутит или рисуется, но вот так, два человека, у каждого из которых есть некая секретная миссия в Ставку, просто так сталкиваются в ночном заснеженном лесу? И один из них спасает жизнь другого? Что это — каприз судьбы или ничего не значащий случай? Но события последних суток, полных жутких происшествий и чудесных спасений, жестко доказывали мне, что случайности вокруг меня в этом времени происходят крайне редко.

- Как ваше имя-отчество, господин Мостовский?

- Александр Петрович, к вашим услугам.

- Так вот, Александр Петрович, хочу предложить вам совместный вояж в Могилев.

- Но...

- Нет, нет, Александр Петрович, не возражайте. В крайнем случае у меня появится возможность вернуть вам долг и спасти в свою очередь вашу жизнь. Не лишайте меня такой возможности, прошу вас!

Мостовский на мгновение кинул взгляд в сторону своих бойцов и кивнул.

- Хорошо, Ваше Императорское Высочество. Я согласен.

_________________________________________

От автора:

В данном фрагменте описывается первая встреча двух главных героев романа.

Изменено пользователем Владимир Бабкин

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Продолжение главы 6. СТАВКА БОЛЬШЕ ЧЕМ ЖИЗНЬ

ЧЕРНОВИК

* * *

ИЗ РАЗГОВОРА ПО ПРЯМОМУ ПРОВОДУ ГЕНЕРАЛА АЛЕКСЕЕВА С НАЧАЛЬНИКОМ ШТАБА СЕВЕРНОГО ФРОНТА ГЕНЕРАЛОМ ДАНИЛОВЫМ.

27 февраля (12 марта) 1917 года.

- Ссылаюсь на телеграмму главкосеву [Главнокомандующему Северным фронтом — авт] военного министра от сегодняшнего числа №197. Государь Император повелел: генерал-адъютанта Иванова назначить главнокомандующим Петроградским военным округом. В его распоряжение с возможной поспешностью отправить от войск Северного фронта в Петроград два кавалерийских полка из самых прочных, надежных, одну пулеметную команду Кольта для георгиевского баталиона, который едет из Ставки. Нужно назначить прочных генералов, так как, повидимому, генерал Хабалов растерялся. [...] Такой же силы наряд последует от Западного фронта, о чем иду говорить с генералом Квецинским. Минута грозная и нужно сделать все для ускорения прибытия прочных войск. В этом заключается вопрос нашего дальнейшего будущего. До свидания. Алексеев.

* * *

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Продолжение главы 6. СТАВКА БОЛЬШЕ ЧЕМ ЖИЗНЬ

* * *

ОКРЕСТНОСТИ МОГИЛЕВА. 27 февраля (12 марта) 1917 года.

Пока мы беседовали солдаты Мостовского поставили на дорогу сани. За санями билась в конвульсиях Рыжуха Тихона. Тот причитал и гладил свою лошадку, а один из солдат что-то горячо втолковывал крестьянину. В конце концов Тихон кивнул и, погладив лошадь в последний раз, отвернулся. Раздался выстрел и все затихло.

Я повернулся к Джонсону и тихо спросил:

- Николай Николаевич, вы при себе имеете деньги заплатить Тихону за лошадь и сани? Я потом отдам.

Тот с удивлением посмотрел на меня и, кивнув, пошел общаться с крестьянином. Через пять минут заметно повеселевший Тихон, при помощи солдат, прятал в лесу сани.

- Вот прохиндей! - Джонсон аж задохнулся. - Уверял меня, что все сломано и придется покупать новые, а вот поди ж ты — прячет. Явно собирается их забрать, купив лошадь в Могилеве!

- Да, Николай Николаевич, все, все, что нажито непосильным трудом — все ж погибло...

Снова удивленный взгляд.

- Это вы о чем?

- Да так. Кино про инженера Тимофеева вспомнил. М-да. Так, где там Тихон?

- Здесь я, барин!

Тихон подскочил, как будто ожидал вызова. Я оглядел его с ног до головы и усмехнулся. Такой нигде не пропадет и своей выгоды не упустит. Вон, как разжился деньжатами за этот вечер. И лошадку новую купит. А может и не одну.

- Так что, Тихон, до города далеко?

Тихон помолчал, прикидывая, пару раз оглянулся, а затем изрек авторитетно так:

- Думаю я, что, значится, версты две с гаком.

- Пешком дойдем?

- Пешими-то? Почему б не дойти пешком-то? Волки не сунутся более, да и у нас прибавка вышла.

Джонсон фыркнул. Тихон степенно повернулся к нему и глянул так... снисходительно.

Через несколько минут мы двинулись по ночному тракту в сторону Могилева. Если верить прикидкам Тихона, то я рассчитывал дойти до города где-то за час-полтора, учитывая ночь, снег и мало ли что...

- Ваше Императорское Высочество, разрешите обратиться?

Оборачиваюсь. Мостовский поравнялся со мной и козырнул. Киваю.

- Обращайтесь, штабс-капитан.

- Вы более сведущи в дворцовых порядках. Подскажите — как попасть на аудиенцию к Государю в Могилеве?

С удивлением его рассматриваю.

- К Государю? Лично? Штабс-капитан? Перед самым отъездом Государя из Ставки? Право не знаю чем вам помочь! Вас не пустят даже к царскому поезду.

- Государь уезжает? - Мостовский явно расстерялся.

Вот баляба! Болтун - находка для шпиона. Вот может ли Великий Князь Михаил Александрович знать о том, что Государь уезжает ночью, если мы еще не добрались до Ставки? А Бог его знает. В любом случае нужно делать морду кирпичом и выкручиваться.

- Да. Такие предположения есть.

- Плохо.

Мостовский долго шел молча, а затем спросил:

- А, если не секрет, вы с Государем будете встречаться сегодня?

Я хмыкнул. Сегодня положительно мне везет на наглецов! Один Тихон чего стоит. Вон идет, морда аж светится от самодовольства. Ощущение такое, что положи ему еще рубликов сто и он своей физиономией будет нам путь освещать словно прожектор локомотива.

Штабс-капитан ждал.

- Это вполне вероятно. А, позвольте спросить, чем вызван такой неподдельный интерес простого офицера к распорядку дня и встречам Государя Императора? Уж не шпион ли вы, дорогой Александр Петрович? Откуда я знаю ваши намерения?

Мостовский безнадежно махнул рукой.

- Могу дать слово чести, Ваше Императорское Высочество. Я не шпион.

Я не знал - смеяться мне или плакать? Слово чести, что я не шпион! Забавно. Хотя, что я знаю о понятиях этого времени о чести? И может ли шпион в эти годы вот так разбрасываться клятвами? Прадед, в глубине моего сознания, почему-то ему верил. Но, говорят, прадед был вообще легко внушаемым человеком...

- Хорошо, штабс-капитан, я вам, допустим, верю. Но, что это меняет? В Могилев вы идете и так. В город патруль вас пропустит. А вот на военную платформу, где стоит поезд Императора, вас никто не пустит.

Мостовский помолчал. Затем нехотя проговорил:

- Давайте доберемся до города, а там будет видно.

Я пожал плечами.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

* * *

Тракт оказался неплохо утрамбован проезжающими санями и по колеям можно было идти довольно ходко. Ритмичное поскрипывание снега под нашими ногами и мрачный свет луны, сиявшей сквозь черные кроны деревьев, не располагали к романтическим мыслям. Чувствуя приближение решающих минут, я еще и еще раз возвращался к предстоящим встречам в Могилеве.

Безусловно, важнейшей для меня была встреча с царем. Именно от нее зависело мое личное будущее в этой стране, ну и, естественно, будущее самой России заодно. Если мне удастся уговорить Николая никуда не ехать, да еще и помочь ему удержать престол под своим мягким местом, то мне гарантируется вкусное будущее в ближайшие, а может и отдаленные, годы. Брат царя, это тебе не кум королю. Это куда круче при грамотном подходе. Что именно я собирался делать после победы монархизма в этой, одной, отдельно взятой стране, мне было еще неизвестно, но то, что я не собираюсь прожигать жизнь в Ницце, а собираюсь создать собственную торгово-промышленную империю — знал точно.

Но для этого сейчас я должен сделать все, для того чтобы Император остался у государственного руля. И я должен быть, ну ОЧЕНЬ убедительным. И вероятнее всего придется вступить в контакт с генералами типа Алексеева, стараясь их убедить в выгодности для них сохранения лояльности царю. Хотя, по большому счету, если мне удастся говорить Николая повременить с отъездом, остальное будет уже делом второстепенным. Даже если генералы позднее и будут продолжать заговор, то это будет уже иная история. Главное их разнести по времени с мятежом в Питере. И привлечь к наведению порядка в столице.

Хотя, чутье подсказывает мне, что навести порядок в стране, без значительных, а главное энергичных, реформ будет нереально. А значит, кроме того, чтобы уговорить Николая не ехать, нужно уговорить его на некоторые довольно радикальные реформы. И тут пожалеешь, что на престоле у нас сидит такой человек, как Коля Второй, а не такой крутой тиран, как Петя Первый. Поэтому, разговор с царем нужно построить в жестком ключе. Чем я рискую собственно? А ничем. Он мне ничего не сделает больше, чем сделали в моей истории революционеры. Вышлет из России? Вот испугал. Я еще и спасибо скажу, если все двинется по тому же историческому руслу, что и в прошлый раз. Так что, будем жестко давить на психику. Мягкие и почтительные разговоры с монархом всея Руси, как свидетельствует история, закончились катастрофой.

Да. Именно давить. Просто чувствую, что я тут единственный человек, который может стать той песчинкой, что клинит жернова истории. В конце концов именно для этого меня сюда и вызвали. А то, что вызвали не спросив моего мнения, так разве это интересует Ее Величество Историю?

Вопреки опасениям Мостовского до города мы добрались без всяких происшествий. На въезде патруль проверил наши документы, козырнул и выделил одного солдата для сопровождения в Ставку. Другого же солдата, офицер отправил бегом вперед с предупреждением о нас. Предложение вызвать автомобиль мы, по совету Горшкова, отвергли, дабы не тратить зря время на его ожидание. Могилев городишко совсем небольшой, тихий, да еще и набит войсками под завязку. Поэтому мы, ничего не опасаясь, двинулись в сторону центра.

МОГИЛЕВ. 27 февраля (12 марта) 1917 года. 22 часа 41 минута

Двое стояли в густой тени, которую отбрасывала стена дома, и из-за угла сарая смотрели на группу людей идущих по ночной улице. Группа была довольно необычна, даже по меркам этого времени в городе, который стал военной столицей Империи. Два офицера, два штатских, но с явной военной выправкой, мужик, явно местный крестьянин и несколько солдат с винтовками.

- Уверен в том, что это они?

Второй человек в тени дома кивнул:

- Да. Только что человек прибежал. Они прошли заставу и идут в Ставку.

- Странная у них компания.

Первый тихо хохотнул:

- Ну, а тебе-то что? Одним покойником больше, одним меньше.

МОГИЛЕВ. 27 февраля (12 марта) 1917 года. 22 часа 47 минут

- Ваше Императорское Высочество, я думаю, что нам нужно разделиться. У вас, я так понимаю, свой путь, а у нас свой.

Не успел я что-то ответить, как подал голос Джонсон.

- Я полагаю, что нам нужно сначала поселиться в гостинице и привести себя в порядок. Вид у нас отнюдь не для аудиенции. Да и форму одеть необходимо.

Я кивнул.

- Что ж, штабс-капитан, надеюсь на новую встречу. И, еще раз, спасибо за помощь.

- Пустое, Ваше Императорское Высочество, так поступил бы любой нормальный человек.

Я смотрел вслед уходящему Мостовскому и думал, а много ли людей в мое время ввязались бы в схватку со стаей голодных волков на ночной зимней дороге посреди черного леса?

МОГИЛЕВ. 27 февраля (12 марта) 1917 года. 22 часа 50 минут

- Они разделились.

- Вижу. Нам же лучше.

- Тогда готовься.

- Не сомневайся. Краснеть за меня не будут.

МОГИЛЕВ. 27 февраля (12 марта) 1917 года. 23 часа 31 минута

Я вытащил часы и посмотрел время. Половина двенадцатого. Нужно торопиться. Дело в том, что я не помнил точно, когда царь уехал из Могилева и где он сейчас. Мне казалось, что он должен быть в поезде, а поезд на военной платформе. Но так ли это? И если относительно местоположения Николая Второго я мог спросить, то вот о времени отъезда, возможно, точно не знает и он сам. Поэтому быстро застегиваю генеральскую шинель и присоединяюсь к Джонсону, который уже ждет меня у дверей моего номера.

Внезапно в коридоре гостиницы появился офицер и направился к нам.

- Ваше Императорское Высочество! Штабс-капитан Григорьев, честь имею! Прикомандирован в ваше распоряжение вместе с авто по приказу генерала Лукомского.

Козыряю ему в ответ.

- Здравствуйте, штабс-капитан.

- Какие будут распоряжения, Ваше Императорское Высочество?

- Вы знаете, где сейчас Государь?

- Так точно! Их Императорское Величество изволят быть в своем кабинете во дворце!

Насколько я помнил из истории, царь в Могилеве располагался в губернаторском доме. Но во дворце, так во дворце. Как говорится, красиво жить не запретишь.

- Значит во дворец.

- Прошу в машину, Ваше Императорское Высочество!

МОГИЛЕВ. 27 февраля (12 марта) 1917 года. 23 часа 38 минут

- Готов?

- Да...

- Что руки трясутся?

- Ничего. Не подведут. На святое дело иду. За свободу народную.

- Ты смотри, не урони со страху! Все, удачи!

МОГИЛЕВ. 27 февраля (12 марта) 1917 года. 23 часа 41 минута

Машина тронулась и отъехала от парадного. Мы с Джонсоном расположились на заднем сидении, а Григорьев сел рядом с шофером.

Внезапно впереди послышались какие-то крики. Николай Николаевич, к моему изумлению, быстро вытащил из кармана пальто браунинг и взвел курок.

Шепчу ему на ухо:

- Вы реально опасаетесь нападения?

Тот кивает и вглядывается вперед сквозь лобовое стекло.

И вот в снопах света от фар появляются запряженные тройкой сани из которых слышатся развеселые крики, женский смех и звон стекла.

МОГИЛЕВ. 27 февраля (12 марта) 1917 года. 23 часа 41 минута 17 секунд

Сани свернули к гостинице. В ночной тишине веселые крики смешивались с топотом лошадиных копыт и с их тяжелым дыханием. Из темных окон на выгуливающих дам офицеров смотрели удивленные лица. Многим их смех казался наигранным. Горожане озабоченно комментировали происходящее.

Между санями и автомобилем оставалось метров пятьдесят.

МОГИЛЕВ. 27 февраля (12 марта) 1917 года. 23 часа 41 минута 25 секунд

- И часто у вас так?

Григорьев покосился на меня и хмуро бросил:

- Опять господа офицеры развлекаются. Как переехал сюда Двор, так и пошло расслабление. Премьеры, дамочки...

Оборачиваюсь к Джонсону:

- Как видите, Николай Николаевич...

МОГИЛЕВ. 27 февраля (12 марта) 1917 года. 23 часа 41 минута 27 секунд

Сани весело бежали навстречу автомобилю. Сидящие в санях стали разворачиваться в сторону машины, кое-кто привстал в полный рост...

МОГИЛЕВ. 27 февраля (12 марта) 1917 года. 23 часа 41 минута 40 секунд

- ничего опасного не...

Краем глаза вижу тень выбегающую из-за саней. Джонсон резко толкает меня в сторону и вскидывает браунинг. Григорьев успевает лишь потянуться к кобуре...

МОГИЛЕВ. 27 февраля (12 марта) 1917 года. 23 часа 41 минута 42 секунды

Быстрее! Нужно обогнать так удачно подвернувшиеся на дороге сани пока Михаил не проехал мимо. Рука начала движение назад замахиваясь тяжелым саквояжем.

- Смерть тиранам! Да здравствует...

МОГИЛЕВ. 27 февраля (12 марта) 1917 года. 23 часа 41 минута 45 секунд

Два выстрела разносят вдребезги лобовое стекло. Григорьев кричит, шофер резко выворачивает руль вправо.

Выбежавший из-за саней человек успевает что-то прокричать, но вторая пуля находит цель и я, словно на премьере дорогущего блокбастера вижу, как удивленно раскрываются глаза нападающего и струйка крови брызнула из дырки в переносице. Ноги его подгибаются и из безвольно падающей руки выпадает саквояж...

МОГИЛЕВ. 27 февраля (12 марта) 1917 года. 23 часа 41 минута 48 секунд

Мощный взрыв потряс тихую улицу. Из десятков окон на мостовую брызнули разбиваемые стекла. Крики. Плач. Свисток дворника. Из-за угла выбежал толстяк-городовой и, увидев произошедшее, засвистел во всю мощь легких. Из домов выбегали наспех одетые люди. По заснеженной мостовой глухо зацокали копыта...

МОГИЛЕВ. 27 февраля (12 марта) 1917 года. 23 часа 45 минут

Сквозь вату забвения пробивались какие-то звуки. Кто-то тряс мое плечо и что-то от меня хотел. А может чего-то добивался. Но хотел ли я чего-то?

Больно то как...

- Ваше Императорское Высочество! Ваше Императорское Высочество! Вы слышите меня? Ваше Императорское Высочество!

С трудом открываю глаза и, резко дернувшись, закрываю. Что это было? Вторая попытка совершить открытие века смогла прояснить ситуацию. Надо мной склонился Джонсон и именно его окровавленная физиономия ввергла меня в шок.

- Ваше Императорское Высочество!

- Да что ж вы так меня трясете... Я ж не глухой вроде...

С трудом приподнимаю голову.

Картина представшая моему взору была чудовищной. Куски мяса на мостовой, кровь, обломки саней. Несколько тел на красно-черном снегу. Наша машина перевернута. Из под нее торчит рука с погоном штабс-капитана на плече...

- Что... это было?

- Бомбист, судя по всему. Вы не ранены?

- Не знаю. Нет наверное. Все болит...

Джонсон быстро ощупывает меня и удовлетворенно кивает.

Нервный смех пробирает меня:

- Отделался.. легким исп... испугом... В гробу я видел такой испуг.

Опомнившись, оглядываю Николая Николаевича.

- Вы, как сами-то?

Джонсон болезненно скривился.

- Чепуха. Голова разбита. Но не страшно. Вон и санитары прибыли.

Действительно, по улице неслась машина с красным крестом на борту.

- Уцелел еще кто-нибудь?

Джонсон покачал головой.

- Только одна девушка из саней. Но, говорят, что очень плоха. Вы куда?

Он пытается предотвратить мою попытку встать. Я, в свою очередь, стараюсь вырваться.

- Сколько времени?

- Какое время? Вам в лазарет нужно!

Однако, мне все же удается подняться на ноги. И я шепчу Джонсону:

- Как вы не понимаете?! Другого шанса предотвратить вот это все у нас уже не будет! Господу Богу было угодно оставить нас в живых! Зачем? Как вы думаете?..

Однако подбежавшие санитары силой подхватили меня под руки, а рядом на забрызганную мостовую уже устанавливали носилки...

ГЛАВА 8. ПОЕЗД ВНЕ РАСПИСАНИЯ

ПЕТРОГРАД. 27 февраля (12 марта) 1917 года.

- «Первое. В виду чрезвычайных обстоятельств Государь Император не считает возможным отложить свой отъезд и выезжает завтра в два с половиною часа дня. Второе. Все мероприятия, касающиеся перемен в личном составе, Его Императорское Величество откладывает до своего приезда в Царское Село. Третье. Завтра отправляется в Петроград генерал-адъютант Иванов в качестве главнокомандующего Петроградского округа, имея с собой надежный баталион. Четвертое. С завтрашнего дня с Северного и Западного фронтов начнут отправляться в Петроград, из наиболее надежных частей, четыре пехотных и четыре кавалерийских полка. Генерал Алексеев.»

Генерал Беляев отложил бланк телеграммы и посмотрел на растерянные лица присутствующих. Министры были обескуражены таким ответом Императора. Фактически, собравшись сегодня в четыре часа дня, они уже даже не пытались чем-то управлять, считая что все рычаги власти потеряны. Надеясь на чудо и в ожидании его они имитировали деятельность, принимая уже никому не нужные решения, но отказываясь от любых действий.

Так, например, с подачи генерала Беляева и Великого Князя Кирилла Владимировича, в надежде на успокоение улицы и автоматического разрешения проблем, был отправлен в отставку министр внутренних дел. Обиженный Протопопов сказал, что ему остается лишь застрелиться и покинул зал. Но, по обыкновению ответственных лиц тех дней, стреляться не стал, а просто спрятался в одном из служебных помещений дворца в надежде переждать бурю.

А правительство тем временем вяло решало новый вопрос - на кого бы спихнуть освободившийся портфель министра внутренних дел. Изобразив работу мысли, и не найдя кандидатур, решили просто поручить исполнение дел старшему из товарищей министра.

В шесть часов вечера князь Голицын послал Императору телеграмму о том, что Совет министров объявляет город на осадном положении и просит Государя поручить командование войсками столицы какому-нибудь популярному в войсках генералу, которого солдаты будут слушаться. Кроме того, в телеграмме сообщалось, что Совет министров просит Государя его уволить и поручить лицу, пользующемуся общим доверием, составить новое правительство.

С облегчением переведя дух, полагая, что более не отвечают за происходящее, министры ждали официальной отставки и возможности спокойно разъехаться. И вдруг такая неприятность — Государь их не уволил. Общее настроение присутствующих выражал сам глава правительства князь Голицын, который все время повторял одну и ту же фразу:

- Что же делать, что делать?

Министры растеряно переглядывались. Казалось, что все сейчас разрываются между желанием немедленно бежать и необходимостью соблюдать приличия придумав повод для бегства.

Внезапно кто-то распахнул двери в зал заседаний и закричал:

- Сюда идет толпа!!! Будут здесь с минуты на минуту! Спасайся!

Словно получив команду министры повскакивали со своих мест и, роняя стулья и никому теперь не нужные бумаги, рванулись к выходу. Шум паники охватил один из оплотов государственной власти России. Где-то хлопали двери. Зазвенело разбитое стекло. Погас свет.

Еще через несколько тягостных минут в опустевший дворец ворвалась толпа солдат и всякой веселой черни. Начался разгром.

Правительство, назначенное Государем Императором Николаем Вторым, перестало существовать...

ПЕТРОГРАД. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

Вот уже четверть часа члены Временного комитета депутатов Государственной Думы напряженно поглядывали на двери за которыми скрылся Родзянко. Бурные события последних дней, казалось, достигли кульминации в ночь на 28 февраля. Переворот приобрел реальные черты и теперь от решений собравшихся в этой комнате во многом зависел исход революции. Революции, которую готовили и подталкивали так много фигур разного калибра. Но в которую, как оказалось, почти никто из них не верил и готов к ней не был. Когда на окраинах столицы завертелось и закрутилось, большинство из «деятелей революции» рассчитывало просто погреть руки на беспорядках и, в очередной раз выступив «спасителями Отечества», пожинать дивиденды после восстановления порядка. Мало кто сомневался в том, что в итоге власть сумеет жесткой рукой удержать ситуацию под контролем. Однако растерянность власти привела к растерянности думских лидеров.

Годами вся эта публика раскачивала державную лодку в стремлении расширить свои полномочия и привилегии путем откусывания кусочков от пирога власти, который сжимали подрагивающие руки самодержавия. И вот теперь, когда к ним в руки рухнула власть, они озадачено оглядывались по сторонам, пытаясь понять что же им делать?

Некоторые, имеющие между собой организационную связь более высокого порядка и состоящие во всяких тайных обществах, попытались перехватить инициативу и подхватить власть. Однако, на настоящий момент, авторитет Государственной Думы был еще слишком силен, чтобы обойтись без нее в деле захвата власти в стране. И, в ожидании решительных действий, все взоры обратились к Родзянко.

Ситуация усугубилась тем, что сегодня утром был опубликован указ Императора о роспуске Государственной Думы. И наступил момент истины — как далеко в борьбе за власть готовы пойти депутаты в лице своих лидеров? Оказалось, что пока еще все лидеры не могут решиться открыто заявить об участии в мятеже против Государя. Так, в результате взаимного подбадривания и запугивания и возник этот ублюдочный Временный комитет депутатов — вроде и власть, а вроде и частная вечеринка, вроде государственный орган, а вроде и чаепитие.

Однако, продолжаться долго так не могло. С одной стороны в Государственной Думе боялись, что царь таки найдет исполнителя, который всем сильно умным эти умные головы и пооткручивает, а остальным Сибирь станет домом родным. С другой стороны улица выходила из под контроля. Громились казармы и склады. Толпа вооружалась. Солдаты объявляли нейтралитет или переходили на сторону восставших. Офицеры массово разбегались. Какие-то темные личности переодевались офицерами и отдавали войскам приказы, которые усиливали хаос. Из тюрем выпустили заключенных и теперь вчерашние «узники режима» также стремились к власти. Вот, прямо в этот момент, прямо в этом же дворце, организовывается некий Совет рабочих депутатов, с абсолютно непонятными полномочиями и легитимностью уличного митинга.

Поэтому на Родзянко наседали. Он же до последнего момента панически отказывался от роли «Ответственного за все вдруг что не так». Колебался и все время повторял:

- Я не желаю бунтовать.. Я никаких революций не делал и делать не желаю.

Долгие уговоры председателя со стороны Милюкова и остальных депутатов пока ни к чему не привели. Все аргументы о том, что поскольку правительство само себя распустило, то власть должен взять на себя избранный народом орган законодательной власти, действия не возымели. Родзянко, который столько сделал для того, чтобы революция состоялась, внезапно остановился.

Вдруг выяснилось, что Император вовсе не готов с ними торговаться. Более того, Государь двинул на Петроград генерала Иванова с верными власти полками. Запахло жаренным. Но, в отличии от правительства князя Голицина, опасность не парализовала депутатских лидеров. Поняв, что час расплаты близок, они, уподобившись загнанным в угол крысам, решили атаковать. Они коллективно кинулись к Родзянко уговаривать его в том, что другого выхода нет, кроме как взять власть в свои руки.

И вот теперь, практически все члены Временного комитета сидели в кабинете Родзянко и ждали его решения об измене Императору и осуществлении государственного переворота. «Тяжкие четверть часа, — писал позже Милюков, — от решения Родзянки зависит слишком многое: быть может зависит весь успех начатого дела. Вожди армии с НИМ в сговоре и через НЕГО с Государственной Думой.»

ПЕТРОГРАД. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

Родзянко сидел неподвижно. Его взгляд уставился в одну точку. Решение было очевидным. И страшным.

Много лет он играл с Императором в очень опасную игру. Он играл. Играл, как играет мальчишка, который лазит в соседский сад за яблоками. Для которого ценность яблок определялась не их вкусом, а сладостью опасной и рискованной игры с соседом, его злыми собаками, заборами и колючими кустами.

Ему нравилось нервное возбуждение перед лицом опасности. Нравилась сама игра с властью во власть и во имя власти. Часто он играл на грани фола, получая удовольствие от опасности, как во время самой схватки, так и в процессе планирования. Но, как и проказник залезающий в чужой сад, он отчаянно трусил и от всей души надеялся, что наказание за эту шалость будет не очень строгим.

Когда начинались беспорядки в столице, Родзянко был полон азарта. Наступил его звездный час! Он был сама энергия восстания! Вести с окраины вдохновляли, ожидание столкновений с войсками и полицией, будоражило кровь. Он — лидер! Он — народный трибун! Он окажется умнее и хитрее коварного врага!

Но сменялись дни и оказалось, что власть из Питера тихо ушла. Оказалось, что забор под сорванцом упал, собак нет, а сосед пьяный сидит в кабаке. Эйфория сменилась растерянностью. Яблоки — вот они, протяни руку! Но не влекут его яблоки. Стоит мальчик посреди чужого сада и готов заплакать от обиды и непонимания. Налетел ветер и яблоки начали падать ему под ноги и не нужно было больше обдирать руки о ветки. Но разве нужны ему эти яблоки? У него и своих в саду полно...

В последние сутки Родзянко охватила апатия. Победы не радовали. Острота ощущений ушла. Даже настораживающий отказ Великого Князя Михаила Александровича от прибытия в столицу под опеку Родзянко и безумный полет в Могилев не до конца вывел Михаила Владимировича из заторможенности. Да, на Великого Князя строились определенные планы, но не настолько критичные, чтобы все рухнуло. А в способность Михаила Романова решительно повлиять на события Родзянко не верил. Обдумав все он решил ничего не предпринимать. Все равно он до Ставки или не доберется, или доберется слишком поздно, или ни на что не повлияет. Не та фигура. И конечно же Родзянко не отдал никаких распоряжений по перехвату Михаила, о которых заявлял перед Керенским. Да и мысли сегодня были заняты совсем не братом царя.

Вечером события начали вызывать реальные опасения. Император вдруг проявил обычное ослиное упрямство и отказался идти на уступки. Более того заявил о посылке в столицу войск. А Родзянко, лучше чем кто бы то ни было знал насколько иллюзорна массовая поддержка революции со стороны солдат в Петрограде. Едва на горизонте объявится реальная сила многие немедленно объявят либо о нейтралитете, либо быстро вернутся под императорские знамена и сделают вид, что ничего не было. А остальные просто разбегутся. Ведь все успехи в захвате власти в столице полностью базировались на самоустранении высших офицеров и нерешительности командующих. Но едва стоило бы найтись решительному человеку во главе этого войска и все бы кардинально изменилось.

Поэтому нервничал Родзянко. Потому он до последнего момента твердил, что он противник революций и участвовать в них не желает. Чутье опытного политика подсказывало — многое еще может измениться и велик риск ответить за все яблоки в чужом саду. Даже за те, которые ты никогда не видел.

Но больше всего нервировало отсутствие определенности в отношениях с участниками заговора со стороны армии. Алексеев и Лукомский вели свою игру, а присутствие в Ставке Императора делало идею карательного похода на Питер конкретной и реальной. А известие о том, что Государь лишь завтра днем собирается выехать в Питер, отодвигало идею с захватом царского поезда в туманную даль. Император мог выехать, а мог и не выехать. Особенно, если этому поспособствуют эти прохиндеи с генеральскими погонами.

С другой стороны ситуация в столице требовала решительных действий. Власть, которая, как еще утром казалось, упала в руки Родзянко, к вечеру начала выскальзывать и разваливаться на отдельные куски.

Колебался Михаил Владимирович. Власть или виселица? Или обойдется все? Будет он вождем революции прославленный в веках или станет халифом на час? Как поступить?

Пока он не был готов заявлять о своем участии и лидерстве в мятеже. Генерал Иванов с войсками был том фактором, который превращал легкое наказание за шалость в приговор к смертной казни. Застыл Родзянко. Как сорванец, который вдруг увидел, что пьяный сосед вернулся домой, снял со стены ружье и вышел в сад. И смотрит малец на ружье в руках пьяного и думает: «Выстрелит или обойдется? Что у него в ружье? Соль? А вдруг нет? Что делать? Бежать? А вдруг выстрелит? Стоять на месте? А вдруг застрелит?».

Поедет царь в Питер или не поедет? Когда он поедет? Не будет ли поздно? Что сделает генерал Иванов? Какое решение принять?

И стоит испуганный шалун посреди чужого сада и бормочет:

- Я не желаю бунтовать.. Я никаких революций не делал и делать не желаю...

МОГИЛЕВ. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

- Итак, Владимир Николаевич, чем обязан столь позднему визиту? - Алексеев хмуро и раздраженно смотрел на дворцового коменданта генерала Воейкова, который только что поднял его с постели.

- Я к вам с повелением Его Императорского Величества.

- Слушаю вас.

Воейков с удивлением отметил некоторую иронию в словах генерала Алексеева.

- Хочу сообщить вам о решении Государя немедленно, по мере готовности поездов, выехать в Царское Село.

И без того хитрое лицо Алексеева стало еще более хитрым и он ехидно поинтересовался:

— А как же он поедет? Разве впереди поезда будет следовать целый батальон, чтобы очищать путь?

Воейков ошеломленно смотрел на Алексеева.

- Простите, Михаил Васильевич, но если вы имеете сведения об опасности этой поездки, то как верный Государю человек, вы обязаны сообщить их мне.

Алексеев поспешно ответил:

- Нет. Ничего не знаю такого. Я просто предположил.

Воейков пытливо смотрел на Алексеева.

— После того, что я от вас только что слышал, вы должны мне ясно и определенно сказать, считаете ли вы опасным Государю ехать, или нет.

Алексеев усмехнулся:

— Отчего же. Пускай Государь едет... Ничего...

Дворцовый комендант был поражен словами начальника штаба Верховного Главнокомандующего.

- Господин генерал-адъютант! Как верноподданный и патриот вы обязаны немедленно пойти к Государю и откровенно изложить имеющуюся у вас информацию. Если у вас есть хоть какие-то сведения о имеющейся опасности для жизни и правления Императора, вы должны приложить все усилия для отмены этой поездки!

Алексеев нахмурился и буркнул:

- Всенепременно. Только приведу себя в порядок. Спал я знаете-ли...

МОГИЛЕВ. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

Ночной морозный воздух наполнил легкие. Рядом со мной стоял очередной штабс-капитан присланный генералом Лукомским вместе с очередным автомобилем. Правда теперь к автомобилю прилагался грузовик с солдатами и конное сопровождение моей драгоценной персоны. Я с усмешкой вспоминал разговор с Лукомским, который произошел в кабинете главного врача госпиталя всего сорок минут назад.

Генерал залетел в больницу со скоростью паровоза. Шумел и пыхтел примерно так же. Излив на меня весь полагающийся случаю комплект охов, восторгов от моего чудесного спасения, пожеланий всяческого здоровья и удалив всех лишних людей из помещения, Лукомский сразу посерьезнел.

- Ваше Императорское Высочество, я наслышан и об остальной вашей эпопее. Решившись на столь отчаянный поступок, как перелет из Гатчины в Ставку, а затем мужественно пережив несколько катастроф и покушений на вашу жизнь, в стремлении исполнить свой долг вы снискали всеобщий восторг и уважение. Однако, ваше неожиданное появление в Могилеве, да еще и таким необычным образом заставило многих встревожиться. Чем вызвана подобная спешка и не несет ли она определенной угрозы? А учитывая ваше стремление попасть к Государю, как можно скорее, возникает резонный вопрос — а не имеется ли угрозы для Государя Императора? Как только весть о покушении на вас достигла Ставки, я счел своим долгом лично выехать к вам без промедления. Учитывая, что заболевший генерал Алексеев отправился отдыхать, а также спешку, с которой вы стремитесь к Государю, я допустил, что могут потребоваться решения незамедлительного характера. После столь тягостного покушения на вашу жизнь, вам необходим покой и медицинский уход. Вместе со мной прибыл дежурный взвод. И если Государю действительно грозит опасность я прошу вас располагать нами для немедленных действий.

Я благодарно смотрел на него. Вот же жучара! Каков красавец!

- Я признателен вам, Александр Сергеевич, за столь живое участие к моей судьбе и моему делу. Мое дело спешно и секретно, но для вас не тайно. Вы знаете о событиях, которые происходят сейчас в столице. Я пришел в ужас от происходящего. Мы на пороге гражданской войны. А кому, как не вам, генерал-квартирмейстеру Генштаба, знать о том, что гражданская война приведет к немедленному падению фронта и поражению в войне. А вместе с поражением в войне Россия рухнет в пучину хаоса.

- Да, Ваше Императорское Высочество, мне это понятно. Но чем вызван ваш спешный вояж? Эти сведения известны всем в Ставке и, я уверен, известны Государю. Однако вы неоднократно смертельно рисковали за сегодняшний день. А вашу обеспокоенность можно было передать по телеграфу. Или я чего-то не понимаю? - Лукомский состроил удивление на лице.

- Вы правы, Александр Сергеевич. Но моя миссия не в том, чтобы рассказывать Государю прописные истины, тем более, что мы беседовали об этом неоднократно. В последний раз не далее чем неделю назад. Но из Могилева не виден размах событий в столице. Государь тянет с принятием решений о смене правительства и о назначении популярного, но авторитетного генерала командующим в Петрограде. Каждый час промедления приближает нас к катастрофе. Зная, что убедить моего брата по телеграфу практически невозможно, я счел своим долгом лично отправиться к Императору и пасть к его ногам с мольбой о необходимости общественных реформ.

Лукомский внимательно смотрел на меня. Затем спросил:

- И кого, Ваше Императорское Высочество, вы видите во главе правительства?

- Александр Сергеевич, я уверен, что Русь-матушка полна одаренными и мужественными людьми. Кто-нибудь обязательно сыщется. Тут важно, чтобы эта фигура устроила Государя и Государственную Думу. А также устроила армию.

Выражение глаз генерала на мгновение изменилось, но затем он взял в себя в руки. Усмехнувшись про себя я продолжил развивать тему.

- Касаемо кандидатур, то, насколько я знаю, в обществе обсуждается несколько персон. Среди них Родзянко и князь Львов. Кроме того, сегодня днем, перед отлетом из Гатчины, я имел разговор по прямому проводу с председателем Государственной Думы Родзянко. Михаил Владимирович призвал вашего покорного слугу принять на себя обязанности диктатора, а также, возможно, регента. Однако, я не счел для себя возможным, дать окончательный ответ не заручившись поддержкой Государя и нашей доблестной армии. Я уверен, что только опираясь на авторитет и могущество Русской Императорской Армии, а также привлекая к выработке решений высший генералитет Империи, сможет выполнить свой долг будущий глава...

Я намеренно не стал заканчивать мысль, оставляя вариант толкования понятия «глава». Чего глава? Петрограда? Правительства? Государства? Бог весть. Тут пусть каждый фантазирует в выгодном ему ключе. Я же, в свою очередь, сохраняю возможность маневра вплоть до полного отрицания.

Но Лукомский, конечно же, был тертым калачом и продолжил зондаж моих намерений.

- Однако же, основные события происходят сейчас в столице. И даже если вы, Ваше Императорское Высочество, заручитесь поддержкой Государя и армии, как вы сможете влиять на события в Питере из Могилева? Да и, как показывает опыт последних дней, одной вооруженной силы не достаточно для усмирения черни. Не говоря уж о том, что войска массово переходят на сторону восставших.

- Вы абсолютно правы, Александр Сергеевич. Это очень серьезный вопрос. И без объявления широких реформ одной лишь силой не справиться. Должны произойти глубинные изменения. Общество должно быть привлечено к управлению. Однако, тут нужно быть предельно аккуратным и осторожным и не допустить узурпации власти в руках нечистых на руку дельцов или горлопанов. В условиях войны такие действия приведут к развалу армии и поражению. Поэтому, я уверен, что именно армия, как сила несущая на своих плечах основные тяготы войны, должна иметь больший вес в разрешении общественного кризиса. Исходя из этого я и счел невозможным для себя уехать в Питер не обсудив все это с Государем и высшим военным командованием. Это, знаете-ли, очень легко быть популярным в толпе и вести ее на слом всех устоев. Легко и безответственно. Безответственно перед сражающимися на фронтах. Безответственно перед Россией. Безответственно перед своей совестью. Поэтому, в этот критический для будущего Империи час, я пренебрег личной безопасностью и предпринял это путешествие. И я хотел бы, после встречи с Государем, обсудить все с высшими генералами для выработки совместных рекомендаций и решений. Надеюсь, Александр Сергеевич, на понимание и вашу поддержку в этом вопросе.

Лукомский пару мгновений размышлял. Затем, видимо приняв какое-то решение, ответил:

- Мне отрадно слышать, что в это судьбоносное время, вы, Ваше Императорское Высочество, мыслите не только как политик, но и как государственный муж и, более того, как боевой генерал. Что, в общем, не удивительно учитывая ваш фронтовой опыт. Многие беды России произошли из-за политики отстранения армии от политической жизни страны и ограничения влияния на происходящие события. И это не смотря на то, что армия, без сомнения, является наиболее здоровой и ответственной частью государственного организма, который, как вы, Ваше Императорское Высочество, правильно отметили, несет основной груз этой страшной войны. Я надеюсь, что сегодня на аудиенции у Государя вы сумеете убедить Императора в необходимости преобразований. Со своей стороны я и генерал Алексеев постараемся поддержать ваши рекомендации.

- Спасибо, Александр Сергеевич. Я рад, что мы поняли друг друга.

- Всегда к вашим услугам, Ваше Императорское Высочество! Я оставлю машину с солдатами для вашего охранения и сопровождения к Государю во избежание новых проблем. Думаю, что на сегодня хватит, не так ли?

- О, да.

- Я уверен, что все тревоги теперь позади. В течении часа за вами придет машина и доставит вас к Государю. За сим разрешите откланяться. Но я не прощаюсь, Ваше Императорское Высочество. Думаю, что мы сегодня еще увидимся.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

ГЛАВА 8. ПОЕЗД ВНЕ РАСПИСАНИЯ

(Продолжение. Черновик)

… И вот теперь я дышал ночным воздухом и размышлял о превратностях судьбы. Не прошло еще и суток с момента моего провала в эту жизнь. Менее суток понадобилось судьбе на то, чтобы вывалить на меня вагон и маленькую тележку всяких событий. Ужасы сменялись удачей, а катастрофы оборачивались новой ступенью в моем движении к цели. И хотя я движусь вперед, каждый шаг, каждый рывок дается с огромным трудом и требует огромных жертв. Причем теперь уже и настоящих. Сколько я еще должен пережить, прежде чем достигну цели? И какова она — эта цель? Хотя цель, к которой я стремлюсь сейчас, очевидна для меня и близка, как никогда, но все же не отпускает меня ощущение, что не будет все просто. И жертвы эти не последние.

Хотя, кажется, что остался последний рывок — встреча с Николаем Вторым, жесткая беседа и вот мой «любимый братец» уже никуда не едет. А за этим следует подавление мятежа для страны и куча благ для меня. Но сегодняшний день меня уже научил, что Законы Мерфи никто не отменял и в этом времени. Как там - «Когда дела идут хорошо, что-то должно случиться в самом ближайшем будущем»? Это именно мой случай.

Мои философствования были прерваны в этот самый момент. Разве я сейчас вижу не вестника катастроф, который опять явился ко мне и снова в образе штабс-капитана Мостовского? Хотя в последнюю нашу встречу вроде ничего плохого не произошло. Во всяком случае сразу. Но оценивая выражение его лица, что-то подсказывало мне, что проблемы у меня не кончились.

Глубоко вздохнув я дал команду охране пропустить Мостовского к моей обожаемой персоне.

- Ну, что Александр Петрович? Какую злую весть вы мне принесли?

Мостовский растерялся.

- Почему вы так решили?

- Ох, Александр Петрович, Александр Петрович... - Качаю головой. - Жаль, что у меня с собой нет большого зеркала, вы бы сами насладились выражением собственного лица. Итак, милостивый государь, не отбирайте моего времени — у меня его в обрез. Государь вот-вот уедет. С чем пожаловали?

- Да собственно с этим и пожаловал. Простите, Ваше Императорское Высочество, где бы мы могли переговорить наедине?

- В машине, как вариант.

Через минуту мы, предварительно выгнав из машины шофера, сидели на заднем сидении моего временно персонального авто.

- Итак?

- Можно вопрос, Ваше Императорское Высочество? Это очень важно!

- Задавайте.

- Вы не могли бы, если это не большая тайна конечно, сообщить мне ваше личное мнение — должен ли Государь в ближайшие часы уезжать из Ставки или же лучше было бы ему остаться в Могилеве?

Я внимательно рассматривал Мостовского. Вопросики у него однако... С чего бы?

- А позвольте, господин штабс-капитан, поинтересоваться целью этих расспросов? В прошлую нашу встречу вы мне дали слово, что вы не шпион. Отлично. Тогда кто вы, господин Мостовский? Может вы заговорщик?

Мостовский устало покачал головой.

- Я выполняю личное секретное поручение командующего восьмой армией генерала Каледина. Я должен любым путем передать некий пакет лично Государю.

- Почему генерал Каледин лично не передал письмо Его Императорскому Величеству? Ему ведь это сделать было бы несравнимо проще?

- Не могу сказать. Возможно, он не хотел привлекать внимание к письму.

- Странное объяснение, право. О чем письмо?

- Простите, Ваше Императорское Высочество, но...

- Ах, да. Я не ответил на ваш вопрос, не так ли?

Мостовский кивнул. Я усмехнулся и с иронией посмотрел на него.

- А хотите я угадаю о чем письмо?

- Сделайте одолжение.

- В этом сверх и архисекретном послании генерал Каледин сообщает о том, что Государь не должен ехать в Петроград? - Видя удивление на лице Мостовского продолжаю. - Это не сложное умозаключение. Вы спрашивали мое мнение о том, должен Государь ехать или нет. В лесу вы были явно обеспокоены моими словами, что Государь уезжает. Вы стремились срочно, не смотря на ночь, попасть к Императору. Да, и кроме того, я знаю Каледина и могу себе представить его отношение в возможному выезду нашего благословенного монарха из Ставки в эти тревожные дни, а также причины его побудившие написать такое письмо. Мне одно не понятно — почему пакет отправили через вас? Или вы не единственный курьер?

Мостовский молчал.

- Ну, хорошо. Я скажу вам мое мнение, которое я буду отстаивать — Государь не должен ехать в Петроград в ближайшие дни. И я все сделаю для того, чтобы его в этом убедить. Вы удовлетворены?

- Да, Ваше Императорское Высочество. Вы правы почти во всем. - Штабс-капитан вздохнул. - Я действительно не единственный курьер, который вез такое письмо. Но, насколько я могу судить, ни один из курьеров до Государя не добрался. Я также не могу попасть к Императору. Значит я должен найти вариант письмо передать лично в руки Государя. И такой вариант у меня есть только один — передать письмо через Ваше Императорское Высочество. Других вариантов нет.

- Что в письме?

- Информация о заговоре генералов против Государя. Среди заговорщиков много высших военных чинов. В частности главнокомандующий Юго-Западного фронта Брусилов. Именно по его приказу некие люди пытались меня перехватить. Я потерял трех человек — двоих по пути и одного уже здесь, в Могилеве. Охота идет, а времени больше нет. Ваше Императорское Высочество, вы согласны передать письмо Императору?

- Я могу прочесть письмо?

Мостовский отрицательно покачал головой.

- Нет. Простите, Ваше Императорское Высочество, но оно адресовано лично Государю и вскрыть письмо может лишь он.

- Где письмо?

Штабс-капитан все еще не мог решиться отдать свой секретный груз.

- Дайте мне слово, что письмо откроет лично Государь Император.

- Даю слово.

Мостовский достал пакет. Разорвал его и вытащил из него еще один. Я взял в руки запечатанное письмо. Действительно, адресовано «Государю Императору Николаю Александровичу в собственные руки».

М-да... И что мне с ним делать? Собственно, это идиотизм, тащить письмо для передачи Императору, без чтения, проверок на безопасность и так далее. Или в этом времени еще не изобрели всяких гадостей, которые можно было бы засунуть в письмо? Да нет же, вспомним Дюма с его «Королевой Марго» - пропитанные ядом страницы были в ходу уже в далекие средние века. Но не верю. Сложно все как-то. Заговорщики реально не нуждаются в подобных письмах, у них уже запущен механизм переворота. Кто еще? Эсэры какие-нибудь? Те скорее бомбу бы бросили, как в меня. Интересно, кстати, кто же это меня приголубить пытался? Кандидатов у меня целый список. Но с этим разберемся позже. А пока Мостовский со своим посланием... Рассмотрим вопрос иначе. Если в письме не белый порошок, а именно то о чем говорит Мостовский — информация о заговоре. Поможет ли мне это письмо? Вполне вероятно. Чем я рискую? Да особенно ничем — если все в письме так, то это мой лишний козырь в нашей словесной дуэли. А если не так... А что не так? Письмо - вот. Везли его издалека, судя по его внешнему виду. Правду ли говорит Мостовский? Или он все же диверсант засланный?

В окно машины постучали. Я выглянул. Это оказался приданный мне штабс-капитан.

- Ваше Императорское Высочество, прибыл курьер от генерала Лукомского. Вам пакет.

Киваю. Беру. Вот теперь еще одно письмо у меня. Но это хотя бы адресовано мне. Вскрываю.

«Ваше Императорское Высочество! Сообщаю Вам, что наш Государь Император изволил выехать к поезду. Отправка состоится в самое ближайшее время. Если Вы намерены встретиться с Его Императорским Величеством, то вам следует поторопиться. Желаю здоровья Вашему Императорскому Высочеству и полного успеха в той помощи, которую Вы хотите оказать Государю Императору. Генерал Лукомский»

Вот баляба! Я, блин, сижу тут, философии развожу с Мостовским, а царь-батюшка ушмыгнет из под носа и буду я, как последний лох, кричать вслед ушедшему паровозу! Так, все, поехали!

- Хорошо, я беру письмо и постараюсь его передать Государю. А сейчас, прошу простить, я вынужден с вами расстаться. Всего доброго!

Через минуту наша колонна из грузовика, легковой автомашины и кавалерийского конвоя, двигалась по ночным улицам Могилева.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

ГЛАВА 8. ПОЕЗД ВНЕ РАСПИСАНИЯ

(Продолжение. Черновик)

ЦАРСКОЕ СЕЛО. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

Леопольд Иоганн Стефан граф Бенкендорф именуемый в просторечии Павлом Константиновичем сидел неподвижно в кресле в своем кабинете. Александровский дворец затихал в тревожной полудреме. Суета последних часов все еще прорывалась отдельными звуками приготовлений к отъезду.

Шутка ли за несколько часов подготовить выезд царской семьи? Особенно учитывая тот факт, что сборы нужно было провести спешно, но не ставя в известность Государыню и не беспокоя августейшую семью?

Даже это, первое распоряжение Императора, расстроило обер-гофмаршала своей традиционной половинчатостью. Как обычно в последнее время, Государь старался решать вопросы таким образом, что до конца мало какие дела доводились. И в прежние годы Николай Второй отличался определенной нерешительностью, но после убийства «Друга» - Распутина, фатализм Государя принял прямо таки вопиющие размеры, которые все больше приближали, как чувствовал Бенкендорф, и Россию, и самого Императора к катастрофе.

Вот, скажите на милость, чем можно объяснить такое распоряжение — подготовить спешный вывоз царской семьи, но вывоза не осуществлять и в известность Государыню не ставить? И это на фоне ужасных событий в столице?

Тем более, что в течении дня по телефону из Петрограда сообщались просто ужасные новости. Государыня крайне расстроилась известиями об измене войск в столице, в особенности гвардейских. И то, что изменяли не кадровые части, которые были на фронте, а запасные батальоны Императрицу ничуть не успокаивало. Последнее известие об измене части Преображенского полка вызвало настоящий шок. Царица пыталась казаться спокойной, но всем было заметно, что она очень волнуется. Особенно с учетом болезни детей и того, что Цесаревичу стало значительно хуже. Окружающие же старались ее не информировать об ужасах того дня.

Александра Федоровна слала мужу тревожный телеграммы. От нее естественно не укрылась вечерняя суета, но о подготовке к отъезду ей никто не сообщил.

Павел Константинович окончательно утвердился в ощущении грядущей катастрофы после реакции Государя на сообщение от Родзянко. После того, как пару часов назад генерал Беляев передал через генерала Гротена сообщение от председателя Госдумы, Бенкендорф был настолько уверен в грядущих указаниях Императора, что, еще до ответа из Могилева, отдал все необходимые распоряжения о подготовке поезда для царской семьи. Ибо игнорировать совет Родзянко в сложившихся условиях было бы верхом легкомыслия или фатализма. Можно, как угодно относиться к Михаилу Владимировичу, но никак нельзя отбрасывать совет сегодня же вывезти августейшую семью из Царского Села, ввиду того, что он ожидает уже завтра прибытие восставших толп из Петрограда!

И вот теперь Бенкендорф буквально впал в прострацию поле переданных генералом Воейковым повелений Государя о том, что вместо вывоза семьи, Государь собирается прибыть в Царское Село лично. Обер-гофмаршал еще и еще раз перебирал в уме возможные варианты и не мог представить более недальновидного шага своего Императора.

ПЕТРОГРАД. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

В эту ночь в Таврическом дворце заседал еще один новый орган революционной власти — Совет Рабочих и Солдатских Депутатов. Собравшиеся делегаты, которые большей частью были самочинно выдвинутыми от якобы каждой тысячи рабочих и каждой солдатской роты, ошалело крутили головами и восторженно слушали выступающих ораторов.

Однако, в отличие от привычно тонущей в пустопорожних разговорах Государственной Думы, собравшиеся здесь были людьми более наглыми и решительными. Еще сегодня днем их было аж девять человек, объявивших себя «Временным Исполнительным Комитетом Совета Рабочих Депутатов». И эти девять человек, половина из которых еще утром пребывала в тюрьме, развернули кипучую деятельность.

В казармы и в цеха были посланы представители «Комитета» с призывом присылать делегатов. В казармах заявлялось, что «Комитет» уже принимает меры по улучшению их довольствия и о питании тех солдат, которые «отбились» от своих частей.

И вот, привлеченные обещаниями и вдохновленные «ветром свободы», люди собрались в Таврическом дворце. Член Государственной Думы Чхеидзе открыл заседание. После коротких выступлений был избран Исполнительный Комитет председателем которого оказался социал-демократ Чхеидзе, товарищем председателя — Керенский.

Исполком назначил комиссаров во все районы столицы, приказал на местах формировать Красную Гвардию, утвердил Продовольственную комиссию для организации питания солдат и назначил «Штаб» из нескольких человек, в задачу которых входила организация обороны дворца от «царизма».

Но никаких войск в распоряжении штаба не было. В ту ночь, все что реально контролировал и защищал этот орган, была комната 41, в которой он и располагался. Никакими войсками на тот момент не командовал и Временный комитет депутатов Государственной Думы. И напрасно панически ждал их нападения генерал Хабалов. Вооруженные толпы на улице в ту ночь подчинялись лишь сами себе и не настроены были подставлять свои головы под пули.

Столица замерла. Безвластие достигло апогея.

Этой ночью некими молодыми людьми был арестован председатель Государственного Совета Российской Империи Щегловитов. Керенский лично запер его в одной из комнат дворца, а ключ положил себе в карман...

ЦАРСКОЕ СЕЛО. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

Ближе к утру граф Бенкендорф был вызван к телефону генералом Хабаловым.

- Доброй ночи вам, Сергей Семенович!

- Шутить изволите, Павел Константинович? Какая ж она добрая? - Хабалов нервно охнул.

- Вам виднее. С чем пожаловали, Сергей Семенович? Я так понимаю, вы вовсе не о превратностях ночи хотели поговорить в столь поздний, или уже ранний, час?

Было слышно, как на том конце провода засопел Хабалов.

- Я к вам, Павел Константинович, по делу. Под моей командой верные войска взяли под охрану Зимний дворец. У главных ворот поставили два орудия...

Бенкендорф перебил собеседника:

- Сергей Семенович, это безусловно очень интересно, но что вы от меня-то хотите?

- Проблема у нас, которую можете решить только вы, Павел Константинович. Дело в том понимаете ли, что войска голодны, а пищу из запасов дворца нам не дают. Говорят, что нет у них такого распоряжения. Вы уж дайте указание, Павел Константинович, а то и эти разбегутся, понимаете? Итак уж Западный Кавалерийский полк сообщил нам, что у них нет пищи и фуража, да и смерти они не хотят. Не хотят нам и не хотят себе, понимаете? Поэтому делегаты от полка нам и сообщили, что полк покидает нас и походным порядком уходит в Новгород в свои казармы. Остальные то это видят, понимаете? И моральный дух у них, скажу я вам... Вы меня понимаете? Так что если еще и этих не накормим, то сами понимаете...

Пораженный Бенкендорф молча слушал нелепое бормотание растерянного командующего Петроградским округом и понимал, что столица Государем уже потеряна.

ПЕТРОГРАД. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

Родзянко сел на председательское место и обвел взглядом напряженные лица присутствующих. Мастерски выдержав театральную паузу он произнес лишь два слова:

- Я согласен.

Эти слова вызвали бурю восторга у присутствующих членов Временного Комитета депутатов Государственной Думы. Итак, официально курс на переворот взят!

В последовавшем далее пространном выступлении председателя Госдумы было заявлено о том, что Временный Комитет объявляет себя правительственной властью. Родзянко потребовал от присутствующих полного подчинения. Были отданы первые распоряжения...

Однако перед глазами Михаила Владимировича то и дело всплывали строки из телеграммы, которую ему только что принесли в «комнату раздумий». Текст телеграммы гласил: «ВЫЕЗЖАЕТ СЕГОДНЯ НОЧЬЮ В ЦС». Прочтя это, Родзянко понял — генералы решились и в ближайшие часы механизм государственного переворота пройдет точку невозврата. Рубикон перейден. Карты сданы. Ставок больше нет...

МОГИЛЕВ. ЛИЧНЫЙ ВАГОН ЕИВ ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

Я смотрел в лицо царя. Я видел тысячу раз этого человека на портретах и в кинохронике. Я помнил всю его жизнь своей второй памятью. Я встречался с ним. И теперь я был поражен.

Я вдруг понял почему победила революция.

Я увидел перед собой смертельно уставшего человека. Многие отмечали фатализм присущий последнему русскому царю. Этот фатализм ставили ему в вину и называли одной из главных причин поражения. Но, то что я понял стало для меня откровением. Именно фатализм позволял ему ВСЕ ЕЩЕ не упасть под тяжестью короны. Какое-то непостижимое сознание богоизбранности. Но не той, богоизбранности, осознание которой многим срывает крышу от самовлюбленности. Именно жертвенной богоизбранности. Обреченной. Невыносимой.

Он очень постарел за последние дни. Только внутренняя сила воли все еще держала ровной его спину и расправляла плечи. Но вот глаза...

В его глазах была усталость и смирение. Именно смирение, а не обреченность или безразличие! Многие утверждали, что Николаю Второму и его жене перед самой революцией приходили странники, в церквях говорили пророческие слова монахи, возможно и сам Распутин попал на благодатную почву чувствующей, готовой поверить в свою жертвенность своего служения царской четы? Что повлияло на это? Болезнь Цесаревича? Тяжелейшая и полная поражений война? Кто знает...

Он похоже все для себя решил. Не знаю кем он себя чувствовал в эти дни. Вероятнее жертвенным агнцем, чем мессией или пророком. Некоей искупительной жертвой, которая должна быть принесена для спасения России? Возможно. Не было в его глазах того божественного огня, который поднимает миллионы и ведет их на подвиг. Лишь пепел...

- Итак, ты испросил срочной аудиенции...

Голос его сух. В словах слышится усталость.

- Да, Ники.

- Настолько срочной, что ради нее ты преодолел за один день шестьсот верст и пережил столько опасностей?

- У меня действительно очень срочный разговор.

Николай внимательно смотрит мне в глаза.

- Что-то стряслось или должно случиться?

- Ники, откажись от своего намерения сегодня выехать из Ставки в Петроград. Железная дорога блокирована мятежниками. Я предпринял головокружительное путешествие в том числе и потому, что не смог проехать по железной дороге.

Царь парировал слегка иронично:

- Я не верю, что какие-нибудь скоты посмеют остановить поезд Государя. К тому же со мной будут мои гвардейцы.

Качаю головой.

- Для того, чтобы остановить поезд в чистом поле нужно лишь блокировать пути впереди и сзади. Например, опрокинуть вагоны. Дело не хитрое.

Император сидит недвижимо. После некоторой паузы бросает:

- Меня сегодня решительно все уговаривают не ехать. Почти все...

- Почти?

Печаль и отблеск какой-то обиды скользнул по осунувшемуся лицу Хозяина Земли Русской.

- Алексеев, например, совсем не против этой поездки...

Пробую провести разведку боем.

- Поверь, есть человек, который самым решительным образом будет тебя уговаривать отказаться от поездки и остаться в Ставке. И человек этот, как ты правильно отметил, преодолел сегодня шесть сотен верст, трижды был на грани гибели, рисковал жизнями верных тебе людей только для того, чтобы убедить тебя, мой Государь, не делать этой фатальной ошибки!

Николай неопределенно пожал плечами.

- И человек этот, понятно, ты? И что же ты мне хочешь сказать? Что может перевесить мою решимость выехать немедленно и мое беспокойство о больных детях? Ты мне будешь рассказывать о беспорядках в Петрограде? Но это не повод отложить поездку. В Царском Селе беспорядков нет и гарнизон верен мне. И я уверен, что мне гарантировано расчистят путь к Царскому Селу не смотря ни на каких бунтовщиков.

- Но зачем тебе пытаться прорваться в Царское Село? Зачем августейшему семейству сидеть и ждать твоего возможного прибытия в то время, когда смертельная опасность нависла над их головами? Не разумнее ли было бы вывезти их в Могилев, под охрану георгиевского батальона?

По прежнему никаких эмоций на его лице.

- Я рассматривал этот вариант и даже дал команду готовить отъезд семьи из Царского Села, но потом вынужден был отказаться от этой идеи. Цесаревич очень плох. Да и девочки больны. Им вредна поездка.

Зайдем с другой стороны.

- Но, Ники, разве безопаснее оставлять семью и, в особенности, Наследника Престола в зоне непосредственной близости от очага мятежа? Не далее чем завтра мятежники будут в Царском Селе! Родзянко предупреждал о...

В глазах Николая мелькнул стальной блеск, но он с усилием подавил вспышку гнева и подчеркнуто спокойно ответил:

- Я не желаю больше слышать о Родзянко, о его письмах, телеграммах и предупреждениях. Не желаю.

Я уставился на «обожаемого монарха».

- Это, позволь спросить, почему же?

Царь раздельно произнес:

- Потому, что я не желаю. Это моя воля и оставим эту тему.

Возникла пауза и я лихорадочно разрывался между желанием расхохотаться или покрыть его венценосное величество многоэтажным загаром. Разговор явно смещался в эмоциональную сторону. Нет. Стоп. Держи себя в руках! Ты совершил этот дикий вояж не для того, чтобы он тебя выгнал из поезда. Поэтому стараюсь говорить аргументировано.

- Как прикажешь, брат. Твоя воля - закон в нашей благословенной Империи. Жаль только, что не все эту волю признают.

Николай очень раздражен, но старается говорить не показывая внутреннего огня.

- История знает массу примеров, когда даже самым лучшим правителям приходилось время от времени подавлять мятежи. В этом нет ничего сверхъестественного. В мое царствование уже была подавлена одна революция и я не вижу причин, чтобы в этот раз было иначе.

- Нет, кое-что изменилось с тех пор. Тогда войска оставались верными Императору. Но и то, та вспышка волнений и восстаний продлилась целых два года. Сможет ли Россия выдержать подобное в условиях третьего года мировой войны, когда истощены ресурсы и озлоблены подданные? Боюсь, что сегодня в столице, а завтра и в Царском Селе их будет слишком много. А войск, которые ты посылаешь для подавления мятежа, напротив, слишком мало. Они не справятся.

Самодержец, явно неосознанно протянул руку к кофейной чашке, но, не взяв ее, погладил край стола.

- Генерал Хабалов проявил отсутствие воли. Столица кишит смутьянами, а войска растеряны отсутствием твердого командования. Но сегодня в Петроград отправится генерал Иванов и, я уверен, что он сможет недрогнувшей рукой восстановить порядок в городе и окрестностях.

Николай встал и подошел к окну. Затем продолжил.

- Мои данные говорят о том, что размеры волнений сильно преувеличены. Во всем виновата паника и растерянность власти в столице. Они нуждаются в твердом и решительном руководителе. Потому я и назначил генерала Иванова. А количество войск... В таких ситуациях все решает не количество штыков и сабель, а моральное превосходство. Уверен, что излишне ставить вопрос о том, у кого большее моральное преимущество — у солдата, который воюет за своего Императора или у мятежника, который думает лишь о воровстве и разбое. Как только в столице появятся верные мне войска, мятеж быстро пойдет на спад.

Киваю.

- Допустим. Но повторюсь, разве в такой тревожной обстановке нужно покидать Ставку? Войска останутся без управления, что в условиях смуты чревато самыми серьезными проблемами. Как только поезд тронется ты станешь слаб и беззащитен. Еще раз прошу тебя не уезжать из Могилева. Я понимаю твое беспокойство о семье и здоровье детей. Вывези их сюда.

Самый главный человек на Руси молчит. Пауза затягивается.

- Позволь спросить тебя, как брат брата?

Кивок.

- Знаешь ли ты, что происходит вокруг тебя? Что происходит в столице и вокруг нее? Что происходит в головах окружающих тебя генералов и сановников?

Царь гневно обернулся и четко выговорил:

- Смею надеяться, что да.

- В таком случае ты знаешь о том, что Петербург пал? Что в столице больше нет императорской власти и практически не осталось верных тебе войск? Прости мою дерзость, но твой долг, как Государя и Верховного Главнокомандующего, оставаться на посту во главе Ставки и спасти Россию. А сделать это ты можешь лишь реально опираясь на войска. Необходимо издать Манифест, пообещать некоторые реформы и тем самым...

Император не дал мне договорить и буквально взорвался.

- Ты думаешь, я не знаю о заговоре? Или, быть может, ты допускаешь мысль, что я не осведомлен о твоем участии в этих позорных сборищах? О том, что тебя собираются сделать регентом при малолетнем Алексее? Ты смеешь мне, Самодержцу Всероссийскому, говорить в чем состоит мой долг перед Россией?? А ты помнил о долге, когда спутался с этой интриганкой? Ты, ТЫ давал мне слово не жениться на ней и свое честное слово, слово данное своему Государю и Главе Императорского Дома нарушил! Ты помнил тогда о долге? А теперь твоя женушка ходит по светским салонам и ее принимают там, как будущую регентшу! А ты, ты, мой младший брат, прибыл уговаривать меня сделать уступки этим скотам?! Как вы собираетесь меня устранить? Ударом табакерки в висок или удушить гвардейским шарфом? Или быть может будет что-то новомодное и вы устроите показательную казнь на гильотине на потеху черни? Как ты смеешь, после этого всего, мне еще что-то советовать?

Николай стоял у окна весь красный и тяжело дышал. Я с трудом сдержался от ответных реплик понимая, что как только наша аудиенция перейдет в формат крика с обеих сторон, мое дело можно считать полностью проваленным.

Переждав всю эту бурю я твердо заговорил:

- Государь! Я благодарен тебе за то, что ты напомнил мне о моих ошибках. Именно память о них помогла мне сделать мой выбор в этот решающий для судеб Отчизны час. Именно моим долгом и верностью присяге было продиктовано это решение. Да, ты прав, Государь, я действительно принимал участие в некоторых собраниях и встречах людей, которые нынче встали на путь мятежа. Соглашаясь на эти встречи я преследовал лишь цель определения наилучшего пути для развития нашего Отечества. Я никогда не скрывал от тебя своих воззрений о том, что России нужны реформы и разумная политика смягчения противоречий. Ситуация в России дошла до уровня общественного взрыва и, если мы не устроим революцию сверху, взрыв социальной революции сметет Россию и Династию. Я говорил это раньше и абсолютно убежден в этом сейчас. Мы еще можем предотвратить катастрофу. Я пытался убедить тебя, мой Государь, в этом напрямую. Я пытался убедить тебя через других лиц. Среди этих лиц были высокопоставленные сановники и военноначальники. В том числе среди них были и многие члены Императорской Фамилии. Я не считал свою деятельность изменой Государю ибо направлена она была лишь на выработку советов Самодержцу о вариантах обустройства России. Но то, что я узнал о планах заговора, повергло меня в смятение и ужас. Люди, которые так громко говорили об облегчении доли простого народа, на деле оказались государственными преступниками и изменниками замыслившими свержение Помазанника Божьего. Я узнал о замысле заговорщиков выманить тебя из Ставки и о плане блокировать твой поезд где-то между станциями, где они собираются принудить тебя к отречению в пользу Алексея. Мне предложено стать регентом Империи и осуществить все свои чаяния и идеи самому от имени малолетнего Императора.

Николай мрачно слушал мою тираду, но не перебивал.

- И вот, сегодня утром Родзянко вызывал меня в столицу для объявления себя диктатором и регентом. Государственная Дума поддержала бы нового правителя-регента и узаконила переворот. Но я, может быть, плохой брат Императора, но все же я брат и член Императорского Дома. Узнав об этом я сел в аэроплан и поспешил предупредить тебя и отговорить от выезда. Вот, Ники, как доказательство моих слов, текст моих сегодняшних переговоров с Родзянко.

Я протянул царю ленты моих телеграфных переговоров, которые я прихватил из Гатчины после фразы Родзянко: «Берегите себя...».

Император взял бумажки и быстро просмотрел текст. Затем спросил:

- Дворцовые перевороты случались со времен сотворения мира. И часто совершали их именно ближайшие родственники или даже наследники Государя. Почему я должен верить твоим словам, а не фактам, которые мне докладывали регулярно?

Я пожал плечами.

- То, что я здесь и убеждаю тебя не ехать в Петроград, а не сижу в Таврическом дворце во главе революции, разве само по себе не доказательство моей лояльности Императору? Если я хочу стать регентом, то что я здесь делаю? Ты можешь сказать, что я прибыл в Ставку для того, чтобы взять под контроль армию, после того как ты уедешь? Но я тебе на это отвечу следующее — в этом случае я бы просто пожелал тебе счастливой дороги.

Николай молчал, а я, вдохновленный снижением сопротивления, продолжил наступление:

- Тебя предали все. Тебя предала Государственная Дума. Тебя предала аристократия. Тебя предали твои генералы. Пусть не все открыто уже встали на сторону мятежа и ждут удобного момента для измены. Но многие из них колеблются и хотят выступить на стороне самого сильного. На стороне победителя. У тебя есть лишь один шанс — остаться во главе армии и из Ставки склонить колеблющихся на свою сторону.

Самодержец вскинулся.

- Что? Я должен убеждать подданных, что я законный Император, в верности которому они клялись? Я должен простить изменников и уговаривать их в том, что я все еще силен? Ты в своем уме?

- У нас нет иного выхода! Спасение России требует от правителя смирить свою гордость и проявить хитрость. Со скрытыми изменниками можно будет разобраться позже. Да, многие генералы предали тебя. Да, войска в столице открыто перешли на сторону мятежников, а воинские части на твоем пути из Могилева в Царское Село уже ждут твоего приближения для начала мятежа и захвата царского поезда. Да, многие на фронте сочувствуют лозунгам восставших. Но, прошу тебя, Ники, прояви твердость и решительность! Останься в Ставке и возьми бразды управления армией в свои руки! Используй с кнутом пряник и даруй подданным некоторые вольности, объяви о даровании Конституции, текст которой будет вырабатывать специальная комиссия. Что будет в этой Конституции разберемся потом. Главная задача настоящего момента — сбить накал выступлений...

Николай резко перебил меня.

- Что?! Какая Конституция? Я никогда не пойду на это! Наш родитель завещал нам беречь самодержавие, как самобытное естество России, а ты предлагаешь такое! Помнишь, как наш венценосный отец говорил - «Конституция? Чтоб русский царь присягал каким-то скотам?»

- Знаешь, может некоторые из них и скоты, но большинство твоих подданных — русские люди, которых ты обещал беречь и защищать, о коих ты обещал заботиться. Разве русский человек не достоин лучшей жизни? Разве не обязанность правителя — спасать свой народ от чужаков даже поступаясь своей гордостью? Если ты не объявишь о новом времени для подданных, то всякие дельцы сначала уничтожат монархию в России, а затем загребут все в свои жадные ручонки. И не будет царя, который смог бы защитить народ от их произвола. Я знаю далеко не о всех планах заговорщиков, но уверен в том, что если монархия падет, то не пройдет и года, как Россия подпишет капитуляцию перед немцами. А затем страна погрузится в многолетнюю гражданскую войну, по сравнению с ужасами которых война нынешняя будет выглядеть дракой между мальчишками на гимназической перемене. Дай согласие и я встану рядом с тобой в любом деле, которое потребуется для спасения Отчизны. Нужно будет — выступлю посредником по мирному урегулированию, а прикажешь — лично возглавлю карательную экспедицию для подавления мятежа в столице! Решайся! Отмени выезд из Могилева!

Император вскипел, но уже потише.

- Но почему? Почему я должен отменять поездку к семье? Если это так необходимо, то я могу ее отложить на вечер, а за это время подготовить и объявить о некоторых реформах! Впереди будет двигаться генерал Иванов с войсками и я уверен в успешности своей поездки! Руководить подавлением мятежа я могу и из Царского Села! Да и в конце концов, ты можешь остаться в Могилеве и присмотреть за генералами!

- Нет, Ники, боюсь я не смогу обеспечить лояльность генералов. Я им не начальник и слушать меня они не обязаны. А Верховный Главнокомандующий тем временем наглухо застрянет на какой нибудь станции и будет принужден заговорщиками к отречению. И если раньше приемлемым для заговорщиков было отречение в пользу Алексея или даже меня, то теперь они будут добиваться полного упразднения монархии и сосредоточения всей власти в руках лидеров Думы.

Новый взрыв.

- Что ты такое говоришь?! Да ни один скот не принудит меня отречься от Престола!

Я продолжать давить:

- Тебя блокируют в вагоне и все руководители армии, включая генерала Алексеева и главнокомандующих фронтами, потребуют от тебя отречения во имя спасения России. А делегация Временного правительства, которое учредят мятежники, прибудут к тебе для получения Манифеста об отречении. И у тебя не будет другого выхода, кроме как отречься!

- Почему ты в этом уверен?

- Потому что они захватят в заложники твою семью.

Николай вскочил.

- ЧТО?!! Нет! Не может такого быть! Никаких мятежников не допустят в Царское Село! Там надежный гарнизон!

Киваю.

- Вот именно они и захватят. Мятеж назначен на 28 февраля, то есть уже на сегодня. Ники, выход только один — немедленно дать команду Бенкендорфу о спешной отправке августейшей семьи поездом в сторону Могилева. Генерал Иванов должен двигаться им навстречу и расчищать путь. Если путь расчистить не удастся задачей Иванова будет взять под охрану царскую семью и обеспечить ее безопасность. Можно будет даже подумать о вывозе Государыни и детей на аэроплане.

Император ошарашено смотрит на меня.

- Да ты что? Тебе твоего полета мало? Это же опасно! Да и дети больны!

Снова киваю.

- Опасно. Но значительно безопаснее той судьбы, которая им уготована мятежниками.

- Какой судьбы? О чем ты? Что ты знаешь?!

- После отречения ты и вся твоя семья будут расстреляны по приговору революционного трибунала. А ваши тела обольют кислотой, затем бросят в шахту и забросают гранатами.

Николай без сил опустился в кресло. А я продолжил.

- Похожая судьба после революции ждет всех членов Императорской Фамилии, включая меня самого. Революционеры постараются сделать все для невозможности реставрации монархии и уничтожат всех Романовых под корень.

Я помолчал давая Императору освоиться с этой страшной новостью и добил его.

- Ты меня спрашивал о том, почему я так рвался к тебе сквозь катастрофы и покушения? Почему в меня кидали сегодня бомбы? Теперь понимаешь в чем мой интерес? Понимаешь, что лично я сделаю все, что только возможно для подавления мятежа?

Потрясенный самодержец сидел опустив голову. Я ждал. Наконец Император проговорил.

- Если армия на стороне мятежа, то что мы можем сделать? Алексеев вот тоже советует ехать...

- Брат, наша задача обезопасить августейшую семью, а также призвать верные части. Далеко не все генералы предали тебя. Келлер, Хан Нахичеванский и Каледин предоставят свои армии и корпуса в твое распоряжение. Если в Могилеве у нас будут сложности, то можно будет вылететь к ним. Тот же Каледин провел целую операцию для доставки тебе этого пакета. Мне его сейчас передал верный человек генерала Каледина. Адресовано лично тебе. Здесь списки заговорщиков и планы переворота, которые ему стали известны от генерала Брусилова — одного из лидеров заговора.

Николай взял пакет и спросил:

- Брусилов тоже?

- Да. Обиделся он на тебя, что ты ему орден не дал.

Царь грустно кивнул и распечатал пакет. Вытащил листы бумаги. Посмотрел на них. Перевернул. Поднял взгляд на меня. Листы были пусты...

Я лихорадочно соображал.

- Очевидно, это тайнопись! Прикажи принести керосиновую лампу!

Через несколько минут я спешно водил листами над лампой. Государь мрачнел все больше и больше. Спустя пять минут я сдался. Листы местами побурели, но текста не было.

- Возможно тут другая тайнопись, нужно найти офицера, который привез пакет, очевидно он должен знать...

Я бормотал все это, хотя уже понимал, что ничего Мостовский не знает, иначе бы он мне об это сказал. Мог он забыть такое? Нет, не верю. Что же делать?

Николай молча смотрел за моими телодвижениями и явно выходил из того гипнотического транса, в который он впал под напором моих речей. Наконец он сказал:

- Будем считать эти листы списками заговорщиков. Но в них ничего нет! Возможно в них, что-то было и волей Проведения исчезло. А может там и не было ничего. Я склоняюсь к мысли, что это все происки Родзянко, а твой офицер, как впрочем и ты сам, стали жертвой мистификации призванной поссорить меня с моими верными генералами, с моей верной армией. Прости, но я не верю в твой рассказ. Слишком он фантастичен и чудовищен. Да и в гарнизоне Царского Села я уверен. Как и в том, что генерал Иванов подавит мятеж в ближайшие дни. Господь не оставит меня и не оставит Россию.

Он помолчал, а я стоял как оплеванный. Император добавил несколько слов и они стали мне приговором:

- Ты, Миша, всегда был таким легкомысленным и доверчивым...

Конец первой части книги

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. БИТВА ЗА ИМПЕРИЮ

ГЛАВА 9. РОССИЯ ВО МГЛЕ

МОГИЛЕВ. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

- А ведь я его почти убедил! Если бы не этот идиот Мостовский, то я бы его точно смог уговорить! Впрочем, почему Мостовский идиот? Это я -- идиот! Как можно было в самую решающую минуту воспользоваться письмом, о содержании которого я не имел ни малейшего понятия? Мостовский сказал? Так он и сам, по его словам, письма не читал и не знал, что там ничего нет. Вот, как я так опростоволосился?

Глоток коньяка.

- Я собственными руками дал Николаю Ящик Пандоры в виде этого пакета от Каледина. И он его открыл. А теперь, мой дорогой Николай Николаевич, оттуда посыплются миллионы бед и смертей... Знаете, а я ведь почти поверил, что смогу изменить историю. Даже какой-то азарт появился. Эх...

Снова глоток.

- Похоже накрылся мой собственный свечной заводик.

- Простите? - Джонсон удивленно уставился на меня.

Пару мгновений смотрю на него. Потом до меня доходит смысл вопроса.

- Ах, ну да... "Двенадцать стульев" еще не написали. Ладно, не обращайте внимания. Это я к тому, что вероятно нам с вами все же придется быстро перебираться в Рио-де-Жанейро. В России нам скоро места не будет, кроме двух квадратных аршин в лесу под Пермью.

Николай Николаевич тих и подавлен. Но его голос выдает внутренний ураган противоречивых чувств.

- Неужели больше ничего нельзя сделать?

С иронией его рассматриваю.

- Например? Вывезти Николая на аэроплане в Могилев? Связав его перед этим? Или устроить государственный переворот и взять власть в свои руки?

* * *

ПЕТРОГРАД. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

От Временного Комитета Гос. Думы.

Временный Комитет членов Государственной Думы при тяжелых условиях внутренней разрухи, вызванной мерами старого правительства, нашел себя вынужденным взять в свои руки восстановление государственного и общественного порядка. Сознавая всю ответственность принятого им решения, Комитет выражает уверенность, что население и армия помогут ему в трудной задаче создания нового правительства, соответствующего желаниям населения и могущего пользоваться его доверием.

Председатель Государственной Думы М. Родзянко

* * *

МОГИЛЕВ. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

Мы смотрели вслед уходящему царскому поезду. Сделав еще глоток я отдал Джонсону флягу с коньяком и задумчиво оглядел провожающих. Ну, не дать не взять - группа членов Политбюро провожает дорогого Никиту Сергеевича Хрущева в тот его последний отпуск. Смесь напряжения, облегчения и страха витала над военной платформой. Ощущение близких и грозных перемен прочно поселилось в общей атмосфере этой ночи. Невдалеке от группы тихо переговаривающихся генералов Ставки переминалась с ноги на ногу толпа казаков Собственного Е. И. В. Конвоя, которые в массе своей не успели погрузиться в спешно отправившийся поезд. Их растерянные лица и возбужденные голоса добавляли тревожности этой полной событий ночи.

Великий Князь Сергей Михайлович был мрачен. Строгий и нелюдимый по жизни, сегодня он был просто таки символом духа близившийся катастрофы. Как близкий друг Императора, он пытался убедить Николая Второго не выезжать из Ставки, но Государь сегодня не слышал никого и ничего. И теперь уходящий поезд увозил с собой всю привычную и понятную жизнь Великого Князя. Жизнь, которая неумолимо растворялась в сгущавшемся Мраке и которая стремительно приближалась к роковому дню убийства на краю Нижне-Селимской шахты...

Генерал Алексеев сосредоточено смотрел вслед ушедшему поезду и на лице его отражалась усиленная работа мысли. Понять их ход можно было лишь зная всю подноготную череды заговоров и интриг, адская смесь которых помноженная на вечный российский бардак и разгильдяйство, собственно и привели Россию к революции. Вот и сейчас Алексеев пытался еще раз решить для себя наилучший вариант действий в нарастающем хаосе, искал пути завершения Большой Игры с наилучшими, по его мнению, результатами. Результатами, которые приведут его к гибели от воспаления легких в тяжелую осень гражданской войны в восемнадцатом...

Лукомский старался не демонстрировать свои размышления, но очевидно его мысли двигались в схожем направлении с Алексеевым. Однако хаос революции был и к нему скор на расправу -- уже через месяц генерал Лукомский был отправлен командовать армейским корпусом, а затем, за участие в корниловском мятеже, был в августе арестован по приказу Керенского все тем же генералом Алексеевым...

Генерал Иванов стоял напыщенный и торжественный, всем своим видом демонстрируя свою великую миссию восстановления порядка, порученную им лично Государем Императором. Он еще не знает, что сумев, в отличие от Николая Второго, добраться до Царского Села, он получит две телеграммы. Одну - от генерала Алексеева: "Частые сведения говорят, что в Петрограде наступило полное спокойствие. Войска примкнув к Временному Правительству в полном составе приводятся в порядок. Временное Правительство, под председательством Родзянки, заседая в Государственной Думе, пригласило командиров воинских частей для получения приказаний по поддержанию порядка. Воззвание к населению, выпущенное Временным Правительством, говорит о незыблемости монархического начала в России, о необходимости новых оснований для выбора и назначения правительства. Ждут с нетерпением приезда Его Величества, чтобы представить ему всё изложенное и просьбу принять это пожелание народа. Если эти сведения верны, то изменяются способы ваших действий, переговоры приведут к умиротворению, дабы избежать позорной междусобицы, столь желанной нашему врагу, дабы сохранить учреждения, заводы и пустить в ход работы. Воззвание нового министра Бубликова к железнодорожникам, мною полученное окружным путём, зовёт к усиленной работе всех, дабы наладить расстроенный транспорт. Доложите Его Величеству всё это и убеждение, что дело можно привести к хорошему концу, который укрепит Россию. Алексеев". Вторую - от обожаемого монарха: "Царское Село. Надеюсь, прибыли благополучно. Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не предпринимать. Николай. 2 марта 1917 г. 0 часов 20 минут". После ареста генерал Иванов будет взят на поруки лично Керенским. Всего этого Николай Иудович еще не знает и готовится стать Спасителем Отечества...

Главные Игроки могилевской части Большой Игры готовились выбросить кости и сделать каждый свой ход. Но, как известно, хочешь рассмешить Бога -- расскажи ему о своих планах...

* * *

"Конечно, мы должны признать, что ответственность за совершающееся лежит на нас, то есть на блоке Государственной Думы. Вы знаете, что твердое решение воспользоваться войной для производства переворота принято нами вскоре после начала этой войны, знаете также, что ждать мы больше не могли, ибо знали, что в конце апреля или начале мая наша армия должна перейти в наступление, результаты коего сразу в корне прекратили бы всякие намеки на недовольство, вызвали б в стране взрыв патриотизма и ликования. История проклянет пролетариев, но она проклянет и нас, вызвавших бурю"

Милюков Павел Николаевич,

лидер Конституционно-демократической партии,

министр иностранных дел Временного правительства,

почётный доктор Кембриджского университета.

* * *

МОГИЛЕВ. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

Однако общий пессимизм повлиял на меня неожиданно тонизирующе. Взглянув еще раз на господ генералов, я прошелся по платформе. Джонсон последовал за мной то и дело бросая на меня пытливые взгляды. Взглянув на него я неожиданно тихо пропел арию из "Летучей мыши":

- Не чересчур ли строго

Бог поступил со мной?

Я вопрошаю Бога:

За что, о Боже мой?

За что, о Боже мой?

За что, за что, о Боже мой,

За что, за что, о Боже мой,

За что, за что, о Боже мой,

За что, о Боже мой?

Николай Николаевич хмыкнул и поинтересовался:

- Придумали что-нибудь?

- А как вы думаете?

- Знаете, Михаил Александрович, вы меня сегодня не перестаете удивлять. Так что, глядя на озорной огонек в ваших глазах, я не удивлюсь чему-то эдакому...

В это время генерал Иванов раскланялся с остальными "членами Политбюро" и покинул платформу.

Глядя ему вслед я, усмехнувшись, произнес:

- Вот как? Занятно. Весьма призанятно получается. Ну, Николай Николаевич, раз я не перестаю вас удивлять, то зачем менять добрую традицию?

* * *

Телеграмма группы из 23 выборных членов Государственного Совета

"Вследствие полного расстройства транспорта и отсутствия подвоза необходимых материалов, остановились заводы и фабрики. Вынужденная безработица и крайнее обострение продовольственного кризиса, вызванного тем же расстройством транспорта, довели народные массы для отчаяния. Это чувство ещё обострилось тою ненавистью к правительству и теми тяжкими подозрениями против власти, которые глубоко запали в народную душу. Все это вылилось в народную смуту стихийной силы, а к этому движению присоединяются теперь и войска...Мы почитаем последним и единственным средством решительное изменение Вашим Императорским Величеством направления внутренней политики, согласно неоднократно выраженным желаниям народного представительства, сословий и общественных организаций, немедленный созыв законодательных палат, отставку нынешнего Совета министров и поручение лицу, заслуживающему всенародного доверия, представить Вам, Государь, на утверждение список нового кабинета, способного управлять страною в полном согласии с народным представительством. Каждый час дорог. Дальнейшая отсрочка и колебания грозят неисчислимыми бедами.

Вашего Императорского Величества верноподданные члены Государственного Совета.

Барон Меллер-Закомельский, Гримм, Гучков, Юмашев, Савицкий, Вернадский, Крым, граф Толстой, Васильев, Глебов, Зубашев, Лаптев, Ольденбург, Дьяконов, Вайнштейн, князь Трубецкой, Шумахер, Стахович, Стахеев, Комсин, Шмурло, князь Друцкой-Соколинский, Марин."

* * *

МОГИЛЕВ. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

Глубокий вдох.

Выбора нет. И дело вовсе не в свечном заводике или в других материальных благах. Как раз они почему-то, за последние сутки, стали интересовать меня все меньше и меньше. Что повлияло? Кто знает. Возможно окунувшись в этот мир, в это время, время эпических страстей и потрясений, я вдруг почувствовал, что банальная куча бабла стала для меня слишком пресной целью? Или, быть может, повлияли тело и память моего прадеда, для которого, возможно в силу его высокого происхождения и обеспеченности, деньги были куда менее ценны, чем любовь, честь, долг, дружба в конце концов?

Делаю первый шаг.

Выбора нет. Я не смогу жить жизнью простого обывателя. И дело не в банальном подсаживании на все увеличивающиеся дозы адреналина в крови. Вернее не только в этом. Я вдруг ощутил вкус к жизни. Вкус свершений и, наверно, самое главное ощутил восторг от возможности что-то совершить значимое, запредельное, что-нибудь такое, о чем в прежней жизни не смел и мечтать. И пусть это звучит напыщенно - возможности банально спасти мир. И почему-то эти высокопарные слова у меня больше не вызывают ироничной ухмылки.

Второй шаг.

Выбора нет. Пусть я еще не сроднился с этим временем, но что-то в душе уже начало таять, стала пропадать отстраненная ироничность всезнайки, который смотрит на происходящее с безразличием телезрителя и апломбом университетского профессора. Я вдруг ощутил, что мне эти люди уже не безразличны. Я перестал их воспринимать тенями давно минувших дней, прахом, который интересен разве что археологам и историкам. Нет же! Люди вокруг меня были живыми! Пусть чужими, но реальными. Со своими страстями и недостатками, характерами и чувствами, стремлением жить и желанием что-то изменить. И вдруг я почувствовал, что именно я обрекаю их на ту страшную судьбу, которая ждет их, ждет не только их, ждет миллионы людей в самом ближайшем будущем. Сегодняшний взрыв, озаривший адским пламенем тихую могилевскую улицу, вдруг стал для меня фантасмагоричной проекцией того, что ждет всех и каждого в ближайшие дни, годы, десятилетия. Чувство вины царапает меня все время, как будто я виноват в том что случится в грядущем, как будто я предатель, который бежит в Рио-де-Жанейро, в бухту у белого города. Города, в котором будет жить на чужие миллионы предатель в белых штанах. Глупое чувство. Но очень больно моей душе.

Третий шаг.

Выбора нет. Если бы мне еще утром об этом сказали, то я бы не поверил. Ни за что бы не поверил. Но, у меня вдруг в этом времени появился человек, который мне стал небезразличным. Вокруг меня было множество людей, они совершали геройские или подлые поступки, спасали мне жизнь или покушались на нее, втягивали меня в интриги или оберегали от опасностей. Но какие-то струны в душе задел лишь один человек. Лишь один маленький человечек -- сын моего прадеда Георгий. Совершенно для меня неожиданно тот его возглас "Папа!" что-то перевернул в моей душе. Возможно потому, что у меня самого никогда не было детей и где-то в глубине сознания я мечтал о сыне? Кто знает. Но мне вдруг неожиданно стала небезразлична его судьба.

Шаг четвертый.

Как там сказал Нил Армстронг ступая на поверхность Луны? Один маленький шаг для человека и огромный для всего человечества? Я делаю шаг, который, возможно, станет более значимым для истории человечества чем высадка человека на Луну, хотя знать об этом буду лишь я один. И еще Ее Величество История.

Итак.

Пятый.

- Господа, прошу вас уделить мне несколько минут вашего внимания. У меня такое чувство, что для нас четверых ночь только начинается...

МОГИЛЕВ. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

- Господа! В трудный для Отчизны час собрались мы в этом кабинете. Дым пожарищ потянулся по просторам России. Смута, вызванная непродуманной и нерешительной политикой, разгорается с каждым часом. Все вы знаете, что погасить зажженную спичку можно легким дуновением. Знающие люди говорят, что пожар в первую минуту можно погасить обыкновенным стаканом воды. Во вторую минуту на это потребуется уже целое ведро воды, а в третью -- целая бочка. Если же еще затянуть с гашением, то на месте пожара останется лишь пепелище.

Ловлю ироничный взгляд Алексеева. Ну, понятно, явился местный Иванушка-дурачок и будет их, умудренных и опытных, учить жизни толкая разный патриотический бред.

Взгляд Лукомского более оценивающ, ну да мы с ним общались сегодня и он наверняка заметил какие-то перемены в царском брательнике.

А вот "дядя" - Великий Князь Сергей Михайлович просто в непонятках, что это его недалекому племянничку в голову стукнуло? Зачем он уважаемых и уставших людей отрывает от сна?

Продолжаю речь.

- Пожар в нашем общем доме уже невозможно загасить ни дуновением ветерка, ни стаканом, ни даже ведром воды. Смута охватила обширные территории. Столица фактически в руках мятежников. Балтийский флот на грани измены. Войска в Петрограде в массе своей либо перешли на сторону восставших, либо заняли позицию выжидания. Растеряны или выжидают многие высшие чиновники в столице и на местах. Правительство князя Голицина преступно самоустранилось и прекратило свое существование. Военные начальники в Петрограде демонстрируют полную беспомощность переходящую в предательство.

Не вызывает сомнений, что подобная позиция ответственных лиц продиктована либо чувством обреченности, ввиду общей нерешительности и неопределенности власти, либо тайным или явным сочувствием лозунгам мятежников. Одни считают, что без радикального обновления Россия не сможет выиграть эту войну. Другие мечтают укрепить свои позиции в результате мятежа. Третьи просто заигрались. И таких, господа, большинство! Но они забылись и не отдают себе отчет, что реальная жизнь отнюдь не балаган, а они не паяцы. Хотя насчет последнего я не стал бы говорить так уверенно, ибо их действия часто вынуждают всех здравомыслящих людей сомневаться в нормальности их рассудка.

Скука на лице Алексеева нарастает. Понятно. Очередной бред восторженно-романтического Миши.

Лукомский похоже разочарован. Взгляд потихоньку гаснет.

Сергей Михайлович смотрит в окно.

Что ж. Все как и ожидалось. Вещаем далее.

- Я уверен, что каждый из присутствующих в этой комнате, отдает себе отчет в том, что в настоящее время Россия ведет войну в крайнем напряжении своих сил. Для победы нам необходим высокий боевой дух в войсках, порядок в тылу и воодушевление народа. Многие с симпатией и пониманием относились к общественным процессам, которые декларировали необходимость обновление общества, полагая, что только через обновление и устранение наиболее одиозных фигур, Россия сможет, на волне общественного подъема, победить в этой войне.

Признавая необходимость обновления нашего общества и расширения народного самоуправления, невозможно не отметить, что мятеж обернулся не той струей свежего ветра, о котором многие мечтали. Свирепый ураган вырвался на свободу и мощь его растет с каждым часом. Черная волна смуты уже уничтожила всякое подобие власти в столице.

На лице Алексеева насмешка.

Лукомский скучает.

Великий Князь борется с желанием уйти.

Разогреваем почтенную публику дальше.

- В ближайшие часы в Петрограде образуется несколько самозваных органов власти. Среди них будут и заигравшиеся политиканы из Государственной Думы, и радикалы из крайних левых партий, и просто проходимцы. Каждый из этих, так называемых органов революционной власти, будет стремиться завоевать благосклонность черни, которая в данные минуты громит улицы столицы и окрестностей. Каждый из них будет давать все более дикие и нелепые обещания, каждый из них будет заявлять о себе, как о наиболее радикальной революционной власти и, как следствие, будет все больше разжигать пожар русского бунта.

Впервые на лице Лукомского проявляется удивление. Он рассматривает меня, как будто видит заговоривший о стратегии диван.

Алексеев все еще скучает, но проблески иронии мелькают во взгляде.

Дядя Сергей оторвал взгляд от темного окна.

Эх, господа хорошие, не слышали вы меня, когда я клиентов убалтывал.

Поем дальше. Больше пафоса.

- Анархия ширится по стране и еще несколько дней, как вся наша доблестная армия прекратит свое существование утонув в митингах и самосудах. Всякое понятие дисциплины и стойкости войск исчезнет уже в ближайшие сутки-двое. Офицеры из военных руководителей превратятся в крыс загоняемых улюлюкающими бандами вчерашних солдат Русской Императорской Армии. Расстрелы командиров станут обыденностью. Кто не будет расстрелян, тот будет изгнан из армии под предлогом чистки от монархических элементов. Стоит ли говорить, что в условиях войны этот бунт неизбежно приведет к просто таки разгромному поражению России?

Наша Отчизна будет унижена и раздавлена, на ее пепелище будут еще долгие годы греметь сражения гражданской войны, а наши нынешние враги, как впрочем и наши нынешние союзники, введут в Россию оккупационные войска.

Клиенты снова расслабились услышав очередной бред. Ох, господа, не знаете вы, что ждет вас в реальности! И почему я не классический тип попаданца со всякими техническими приблудами, ноутбуками и прочим гаджетом? Почему все так несправедливо? Ладно. Будем бить их так, как говорится, со всей пролетарской ненавистью.

- Кто виновен в таком положении дел? Мятежники-революционеры? Политиканы из Госдумы? Иностранные шпионы? Нет, господа. Я убежден, что не смотря на активные телодвижения и шум со стороны всех этих крикунов, главная вина не на них. В этом виноваты мы с вами. Да, господа, в первую очередь именно мы, присутствующие в этой комнате. Именно на нас лежит крест ответственности за судьбу России, за судьбу Династии, за здоровое будущее Отечества. Мы же безответственно ждем, уповая на то, что все как нибудь разрешится само собой и придет к нужному нам результату. Господа, дайте мне договорить!

О! Первая реакция! Клиенты негодуют! Алексеев с раздражением вскинулся. Лукомский что-то пытается возразить. Дядюшка просто возмущен. Эмоции при переговорах -- первейшая вещь! Клиент уж не безразличен и готов вступить в диалог. Едем дальше!

- Так вот, господа, именно мы обязаны были убедить Государя Императора осуществить те шаги, которые изменили бы ситуацию в обществе и не допустили бы нынешней смуты. Да, господа, я знаю, что Государя трудно убедить, особенно в тех случаях, когда он не хочет быть убежденным. Я также знаю, что на Государя влияли не только военные, но и правительство и Государственная Дума. Но, господа, что взять со штатских политиканов, которых интересует лишь популярность? Разве они могут принимать непопулярные решения? Такие решения может принимать лишь военная элита Империи, которая долгое время была отстранена от принятия политических решений, и которая на полях сражений собственной кровью доказала свое право влиять на будущее России!

Алексеев с Лукомским быстро обменялись взглядами. Сергей Михайлович разглядывает меня, как будто я только что вошел в кабинет.

- Обязанность военных в условиях тяжелейшей войны - взять ответственность на себя и очистить общество от безответственных политиканов, зарвавшихся хамов и пьяного отребья, которое пытается захватить власть в стране.

Три пары глаз в упор смотрят на меня.

- Я всегда был противником того, чтобы Государь принимал на себя обязанности Верховного Главнокомандующего. Критиковать решения Императора я не могу, но мое мнение -- главковерхом должен был стать наш уважаемый Михаил Васильевич, а Государь должен был сконцентрироваться на делах в тылу нашей благословенной Империи. Но решения были приняты и мы пришли к тому к чему пришли. Но, насколько я помню, в отсутствие Верховного Главнокомандующего в Ставке его обязанности выполняет наштаврех, а значит дела военные, вопросы обеспечения устойчивости фронта в Могилеве есть кому решать.

Отмечаю легкий интерес в глазах Алексеева. Лукомский кивает чему-то своему. Дядюшка весь внимание и пытается понять к чему я клоню. Не будем разочаровывать господ генералов.

- Но устойчивость фронта неразрывно связана с порядком и дисциплиной в тылу. К чему привели тыл болтуны-политиканы мы видим сегодня со всей ужасающей ясностью. С такой же ясностью всем ответственным людям понятно, что демагогия и попытки снискать дешевую популярность среди проходимцев, смутьянов и дезертиров, ведет Отечество к катастрофе. Значит России с такими политиканами не по пути. А оберегать Отчизну -- первейшая обязанность людей, которые одев погоны, поклялись защищать ее от всякой угрозы.

Господа-политики предлагают армии ждать окончания революции и не вмешиваться. Сидеть и ждать того, к чему сможет придти кучка политических негодяев. Ждать того, к чему они там договорятся между собой. Ждать того, что профессиональные интриганы будут помнить о том, что идет война и у Империи есть свои интересы, которые отличны от их собственных мелких интрижек и безмерного самомнения возомнивших о себе карликов? Может ли это все позволить армия? Позволить себе и, самое главное, может ли армия позволить другим так думать и действовать?

Господа-политики предлагают армии ждать окончания революции и не вмешиваться. Сидеть и ждать того, к чему сможет придти кучка политиканов. Ждать того, к чему они там договорятся между собой. Ждать того, что профессиональные интриганы будут помнить о том, что идет война и у Империи есть свои интересы, которые отличны от их собственных мелких интрижек и безмерного самомнения возомнивших о себе карликов? Может ли это все позволить армия? Позволить себе и, самое главное, может ли армия позволить другим так думать и действовать?

У меня ощущение, что еще чуть-чуть и в комнате можно будет расслышать звук падающих за окном снежинок. Генералы ошеломлены. Нет не тем, что я сказал. Ошеломлены тем, что это сказал я. Местный Иванушка-дурачок, романтический Миша, любитель светской жизни и лошадей, как сказали бы в мое время -- известный тусовщик, вдруг заговорил о вещах, которые от него меньше всего можно было бы ожидать. Так я еще не все сказал, господа!

- Гражданское правительство князя Голицина, по моему убеждению, исчерпало себя. Однако рвущиеся ему на смену толпа политических говорунов дискредитировала себя еще не придя к власти и не сформировав свое правительство. Митинговая демократия улиц приведет на вершину власти ловких махинаторов, которые опасаясь за свою власть постараются уничтожить армию, как единственную силу, которая может устранить их от власти. Уничтожить, даже ценой поражения России в войне. И постараются они уничтожить армию уже в ближайшие часы. Максимум в ближайший день-два нам будут явлены ужасающие доказательства разрушения армии и первым на что покусятся новоявленные Мараты и Дантоны будет дисциплина в войсках и замена кадровых генералов на революционно-сознательных прапорщиков, массовые братания с врагом и еще более массовое дезертирство.

В принципе я это уже говорил, но тогда они меня слушали вполуха. Но, как учит нас опыт переговоров -- если клиент тебя толком не слушал, то повтори эту мысль позже другими словами и у клиента возникнет ощущение, что это он уже где-то слышал и тема когда-то с кем-то обсуждалась. Повысим градус эмоций...

- Мы не можем допустить ослабления фронта в результате нынешней смуты. Победа России в войне должна быть обеспечена любыми средствами, а всякая угроза ее достижению устранена без всяких сантиментов и колебаний. Всякая гниль должна быть вырезана из общественного организма и открытые раны необходимо прижечь. Мы должны отделить зерна от плевел, выполоть сорняки и дать возможность вырасти здоровым побегам. Я уверен, что именно армия является той здоровой частью общества, тем хребтом, который позволит навести порядок в тылу, победить в этой войне и, в результате, спасти Империю.

И вбрасываем предложение, от которого трудно отказаться...

- Поэтому мое глубокое убеждение, что только военное правительство, составленное из проверенных войной ответственных лиц, пользующихся заслуженным авторитетом в армии и народе, сможет в этот переломный для страны час принимать взвешенные и прагматичные решения, которые так необходимы нашей Отчизне в настоящее время.

Почтенная публика оживилась. Еще нет решения о покупке, но появился определенный интерес. Генералы активно переглядываются и делают многозначительные выражения на лицах. Но опасения банального разводняка пока еще берут верх, над желанием совершить покупку. Но уже идет оценка рисков и подсчет возможной прибыли. Зайдем с другой стороны...

- Армия всегда была опорой трона и надеждой Империи. Но армия слишком долго держалась в стороне от выработки решений на уровне государства. Кризис в стране зрел давно и сейчас мы пожинаем бурю после тех, кто безответственно сеял ветер. Ошибки в политике и экономике, крестьянский вопрос, нищий голодный народ, жирные коты вокруг Престола и органов власти -- все это причины нынешней смуты. Мы, высшее командование армии и я грешный, были обязаны убедить Государя в необходимости решительных действий в сочетании с декларированием широких общественных реформ. Но, к сожалению, нам это не удалось. Мне это не удалось.

Как вы все знаете, я имел обстоятельный разговор с Императором перед его отъездом. Согласившись с основной массой моих предложений, мой любимый брат и наш Государь Николай Александрович, не принял никаких окончательных решений, отложив их до приезда в Царское Село.

Вот мы добрались и до сути. Генералы ждут финала моего выступления словно я им сейчас оглашу номера выигрышных лотерейных билетов.

- Императорский поезд ушел, господа. Ушел, оставив нам неразрешенными целый ворох проблем. Проблем, которые усугубляются с каждым часом. Мятеж ширится. Но в ближайшие часы, а возможно дни, Государь не сможет отдать приказ о наведении порядка в стране.

А как же экспедиция генерала Иванова, спросите вы? Я вам отвечу. Я уверен, что сил, которые выделены для этой экспедиции крайне недостаточно. Двигаться войска будут разрознено и вероятнее всего до цели не доберутся. А генерал Иванов, при всем известной прямоте и решительности вряд ли сможет что-то действенное предпринять. Особенно в условиях отсутствия связи с Государем и противоречивости поступающей информации. Более того -- я бы повременил с доставкой этих сил в зону непосредственного контакта с мятежниками до того, как они соберутся вместе и придут в состояние организованной военной силы, управляемой и подчиняющейся приказам. Иначе мы увидим повторение перехода растерянных и разрозненных отрядов на сторону бунтовщиков во избежание уничтожения.

Мой голос звенит в абсолютной тишине кабинета.

- Господа! Наступил момент истины! Мы не смогли убедить Императора в необходимости решительных действий. Каждый час промедления грозит России катастрофой и поражением в войне. Связи с Государем не будет в ближайшие десять-двенадцать часов. Но и по истечению этого срока Государь Император может оказаться блокированным мятежниками на какой нибудь глухой станции. А значит вероятность того, что в ближайшие дни он сможет реально править страной, крайне невелика.

Предстоят ужасные часы. Часы бессильного наблюдения за гибелью Отчизны, ибо не будет на бескрайних просторах России человека, который бы взял на себя ответственность и повел дела со всей решительностью. Человека, который воодушевит верных, вернет к присяге колеблющихся и устрашит смутьянов. Но в страшные для России времена всегда находились те, кто взваливал на свои плечи крест и вел народ к победе. Вел не смотря на кровь и смерти. Принося в жертву самое себя.

Итак, здесь нас четверо. Мы все военные люди, носящие погоны. Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего, генерал-квартирмейстер Генштаба, генерал-инспектор кавалерии и генерал-инспектор артиллерии. Кроме того, двое из нас -- члены Императорского Дома, Великие Князья. Я -- брат Императора и если, не приведи Господь, с действующим Государем что-то случится, вероятный Регент Империи при малолетнем Алексее Николаевиче.

Кому, как не нам четверым, глядя друг другу в глаза, ответить перед своей совестью и Господом Богом всемогущим -- будем ли мы ничего не делать, глядя на то, как гибнет Империя, или же решимся взвалить на себя ответственность за судьбу России?

Алексеев и Лукомский подобрались, словно перед прыжком. Вот интересно, что произойдет через минуту? На меня бросятся, как на бунтовщика, вызовут конвой и запрут где-нибудь подальше от греха? Или сочтут окончательно свихнувшимся Мишкой и начнут вязать простынями? Господи, что ж за имидж был у моего прадеда, что за разумные фразы его готовы в смирительную рубашку впихнуть? Вот угораздило ж меня так попасть. Во всех смыслах этого слова! Но, где наша не пропадала! Пережил разборки девяностых, что уж тут дрейфить? Получите и распишитесь. Сейчас узнаете, как вы будете жить дальше, мои хорошие...

- Ситуация в столице и вокруг нее на данный час такова, что ни одна из сторон не имеет реальной силы. Войска не подчиняются никому. Подавляющая масса солдат не готова проливать кровь за революцию. Они просто не хотят на фронт. Но, при реальном вступлении боеспособных войск в столицу, или даже при поступлении реальных известий о подходе таких войск, эти крикуны-дезертиры вероятнее всего разбегутся или примкнут к победителю. Толпы сами по себе бродят по улицам и заняты разгромом магазинов. Лидеры мятежа увлеченно делят портфели, но их реальная власть не распространяется дальше залов заседаний. Мятеж в данный час лишь колосс на глиняных ногах. И пожар мятежа еще можно погасить решительными действиями.

Ох, мне бы сейчас, как Борьке-алкашу, танки на прямую наводку да по Таврическому дворцу. Но сидящих передо мной придется давить безо всяких танков. Личным напором и собственной волей.

- Решения нужны немедленно. Смута разгорается с каждым часом. Но Император не может принимать решений. Законное правительство Империи пало. Государственная Дума распущена указом Императора. Возникло безвластие, столь опасное в любое время и смертельное в период великой войны.

В настоящий момент лишь один государственный институт является легитимным и пользующимся уважением народа. И институт этот -- армия. Армия, доказавшая свое право определять будущее России своей доблестью на поле брани. Армия, в которой собраны лучшие сыны Отечества, не убоявшиеся опасностей и не жалеющие жизни своей ради блага народа русского. И кому, как не армии взвалить на себя ответственность за будущее Империи?

Именно армия должна сказать свое решительное слово в это страшное время. Именно армия должна призвать к порядку зарвавшихся, наказать виновных и установить в России порядок и справедливость, которых так ждет русский народ. Именно армия, явившая миру образцы героизма и верноподданности русского солдата, должна помочь нашему обожаемому Государю Императору отринуть от Престола врагов народа русского и стать опорой ему в установлении того светлого порядка, той сакральной народной Правды, которую ждет Россия. Правды, которая станет образцом для всех свободолюбивых народов мира, жаждущих отбросить ярмо международных дельцов и кровопийц-банкиров.

Так, бросаться судя по всему не будут, но легкое недопонимание все еще присутствует в глазах моих визави. С чего это Великого Князя понесло в народную Правду? В социалисты записался? Поясним мысль для особо одаренных.

- Правды, за которой пойдут миллионы по всему миру. И в первую очередь в самой России и в самой русской армии. Правды, которая собьет волну желающих участвовать в нынешних событиях не на стороне русской армии и уж тем более перебегать из армии, которая борется за счастье народное на сторону каких-то проходимцев. Особенно если доказать, что они проходимцы...

Ну, что? Попустило? Прочувствовали перспективу? Вижу-вижу -- прочувствовали. Причем судя по глазкам Лукомского, он уже не сомневается, что я запросто докажу кому угодно, относительно кто тут проходимцы и почему. Что ж, последняя часть Марлезонского балета!

- Победа России в войне может быть гарантирована устойчивостью и легитимностью общественных институтов, которые призваны навести порядок в стране. А значит, для снятия любых сомнений в легитимности действий армии, необходимо чтобы ее действия были подкреплены авторитетом Правящего Императорского Дома. Поскольку, я следующий по близости к Престолу взрослый и дееспособный представитель Правящего Дома, в условиях угрозы гибели Империи и Династии, я готов принять на себя ответственность за все действия, которые будут необходимы в ближайшие часы или дни.

Я готов нести всю полноту ответственности за это решение перед историей и Государем. После того, как Государь Император сможет вернуться к управлению Империей, я сложу свои полномочия и преклоню колени перед Императором с мольбой утвердить наши действия и наши проекты реформ. Уверен, что Государь милостив, простит нас недостойных и поддержит наши действия. Если же нет, то я готов к любому повелению Императора относительно себя и приму такое решение спокойно. Ибо я буду знать, что я сделал для России все, что от меня зависело и Господь Бог тому свидетель.

А если с Государем случится непоправимое и на русский Престол взойдет Император Алексей Николаевич, то мне не будет стыдно перед моим новым Государем за то, что мы упустили время и не смогли уберечь его Империю.

Господа! Именно от нашего немедленного решения зависит, будут ли потомки вспоминать нас четверых с благодарностью или презрением. От этого решения зависит будем ли мы, господа, уважать сами себя...

Перевожу дыхание. Жду. Решающий момент наступил, но пауза затягивалась. Наконец Алексеев заговорил.

- Ваше Императорское Высочество! Мы выслушали ваше эмоциональное выступление и его эмоциональность нам понятна. Однако ряд моментов, высказанных вами заставляют отнестись к вашим желаниям с крайней осторожностью. В настоящее время силы армии напряжены до предела. Войска растянуты на всем протяжении фронта от Балтики до Черного моря. Задействование сколь нибудь значимых сил в наведении порядка в тылу мне представляется опасным с военной точки зрения.

- Почему? На улице зима, на фронтах затишье. Ожидать наступление противника по глубокому снегу вряд ли стоит. Да и не готовы они к масштабному наступлению. Значит у нас есть возможность задействовать резервы, которые готовятся к весеннему наступлению.

Алексеев хмурится и бросает быстрый взгляд на Лукомского. Тот включается в разговор.

- Это довольно сложно организовать без ущерба для готовности войск. Кроме того, вмешательство армии в общественные волнения является крайне неразумным с политической точки зрения.

Перебиваю его вопросом:

- Поясните свою мысль. Почему спасение страны является делом неразумным?

Лукомский морщится, но стараясь говорить спокойно, отвечает:

- Это решение неизбежно приведет к кровопролитию и большому числу жертв. В армии начнутся брожения. Кроме того, это произведет тяжелое впечатление на союзников. Европейская и североамериканская пресса просто взбесится рассказывая о русских варварах. Цивилизованные народы от нас отвернутся. Такое решение нам не простят и клеймо дикарей навечно ляжет на русских.

С трудом подавляю желание истерически расхохотаться. Эх, господа-хорошие, неужели ваше преклонение перед Западом и пиетет перед всем заграничным мешают вам понять, что Россия для них просто дикая территория заселенная белокожими индейцами, которые нуждаются в надсмотрщике в виде джентльмена в пробковом шлеме и стеком в руках? И никогда мы не станем для них цивилизованными. Даже если некоторые из нас станут покупать недвижимость в Лондоне целыми кварталами, устраивать грандиозные приемы на собственных фешенебельных яхтах и изо всех сил пыжится, доказывая этой "цивилизованной" публике, что они такие же, свои в доску "джентльмены". И все эти ужимки будут встречать лишь брезгливые улыбки на лицах хозяев мира. Потому что эти господа понимают и уважают лишь силу, только силу и помноженную на силу. Только так. И если я переживу сегодняшнюю ночь и, возможно, еще пару-тройку ближайших дней, то господа-демократы и общечеловеки узнают мою личную точку зрения на этот вопрос. И их мнение об этой точке зрения меня будет интересовать меньше всего...

Вслух же я спросил:

- Вы это серьезно говорите?

Лукомский запнулся. Лицо его начало приобретать багровый оттенок. Вмешался Алексеев.

- А какие части вы хотите привлечь для наведения порядка в столице?

- Прежде всего гвардейский кавалерийский корпус Хана Нахичеванского, 3-й конный корпус графа Келлера с Юго-Западного фронта, Отдельную Черноморскую морскую дивизию из Крыма и мою любимую Дикую дивизию с Румынского фронта.

Алексеев криво усмехнулся:

- Да уж, подбор частей у вас...

Смотрю на него в упор.

- Какой?

- Скажем так -- странный. Предлагаю другие, проверенные части из состава Северного и Юго-Западного фронтов. Генералы Рузский и Брусилов подберут надежные части.

О, да. Эти подберут. Да и реакция самого Алексеева не оставляет сомнений в его позиции. Ему видишь ли, выбор самых лояльных Императору частей кажется странным. Ну-ну, мой дорогой Михаил Васильевич, ну-ну...

Алексеев меж тем вел мысль дальше.

- Ваше Императорское Высочество, вмешательство армии в петроградские события крайне нежелательно. Процессы в обществе должны идти своим чередом. Революционная волна сметет всю накипь, все одиозные фигуры, которые мешают обновлению общества и рывку к победе. Только после того, как схлынет эта волна потребуется вмешательство армии, как силы, которая зафиксирует новый порядок и установит требуемый режим жизни. И мне, Ваше Императорское Высочество, право странно слышать ваши язвительные комментарии относительно реакции в Европе на события в России. Мы должны стремиться в Европу и равняться на цивилизованные народы. Именно в этом я вижу роль и значение русской элиты.

О, как! Занятно. Придется пропалывать и эту грядку в головах. Возможно прямо вместе с головами. Что ж, в целом итог ночного заседания мне понятен, но нужно довести спектакль до конца.

- Скажите, Михаил Васильевич, следует ли понимать ваши слова так, что к накипи вы относите и нашего благословенного Государя Императора? Ведь именно ваши действия сделали возможным весь этот заговор. Именно ваши действия обеспечат блокировку поезда Государя между где-нибудь у станции Дно. Ваши действия, генерал Алексеев, являются организацией и участием в мятеже с целью свержения законного Императора. Я вам дал возможность выйти из заговора и стать героем Отечества, но вы очевидно предпочитаете плаху...

Алексеев вскочил на ноги.

- Ах ты... Возомнил о себе много... Да знаешь ли ты, что ты нам и не нужен? Неужели мы не найдем кого на трон посадить? Да я...

Вмешался Лукомский.

- Я думаю, что до окончания всего дела придется вас подержать под замком в подвале Ставки. А там решим, что с вами делать...

- Нет, господа, я протестую! - Великий Князь Сергей Михайлович решительно встал. - Миша очень эмоционален и все что он тут наговорил -- следствие его вспыльчивой натуры. Да и сажать в подвал Великого Князя и родного брата Государя это как-то чересчур. Давайте посадим его под домашний арест в гостинице и ограничим ему круг общения. Он абсолютно не опасен, господа.

Лукомский и Алексеев переглянулись.

- Ну, будь по вашему, Сергей Михайлович. Пусть пока отдохнет в своем номере, остынет немного, а там уж может и найдем точки взаимопонимания.

Алексеев вышел в коридор и через минуту в комнату ввалились солдаты во главе с все тем же штабс-капитаном, которого приставил ко мне Лукомский.

- Штабс-капитан Добронравов! Его Императорское Высочество решением руководства Ставки взят под домашний арест до выяснения некоторых обстоятельств. Ваша задаче сопроводить Его Высочество в их номер в гостинице и взять под охрану. До особого распоряжения, покидать пределы номера ему и его секретарю не разрешается. Посетителей не пускать. Все. Выполняйте!

* * *

- Как дела в столице?

- В Петрограде все спокойно, но дом ваш сгорел и что сталось с вашим семейством, неизвестно.

(Из разговора бывшего министра Императорского Двора графа Фредерикса с военным и морским министром Временного правительства Александром Гучковым.)

* * *

МОГИЛЕВ. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

Створки дверей распахнулись и в лицо пахнул морозный воздух февраля. В проем по одному вышли солдаты конвоя. Штабс-капитан Добронравов вежливо указал мне на дверь.

- Прошу вас следовать за нами, Ваше Императорское Высочество.

На площади перед зданием Ставки было малолюдно. Часовые, патруль да несколько офицеров, спешащих по каким-то явно служебным делам. С неба срывался снег и его колючки ледяной ветер швырял прямо в лицо. Погода явно не располагала к прогулкам на свежем воздухе. Ночь, которая завершила такой безумный день и дала начало новому, еще более безумному дню, явно близилась к своему завершению.

Близилась к завершению и моя политическая карьера. Во всяком случае так думали господа, которые отдали приказ о моем аресте. Их логика была понятна и прогнозируема -- засадить меня под замок на несколько дней, а там сам ход событий решит, как им со мной поступить. Возможно, меня захотят предать скорому и пафосному революционному судилищу. Возможно, если все пойдет не по плану, я им могу понадобиться как предмет торга или в качестве зиц-Императора Фунта. А может тихо удавят шнурком от штор за неимением шелковых офицерских шарфов, да и прикопают где-нибудь в лесочке. И нет им уже дела до моих мыслей и желаний. Все. Фигура списанная в расход...

Я поднял глаза к небу. Еще немного времени и восток окрасится в розовые тона, которые впрочем вряд ли будут видны сквозь толщу туч. Но даже тучи не могли надолго задержать наступление последнего дня зимы. Последнего дня этого страшного для России февраля тысяча девятьсот семнадцатого года от Рождества Христова.

Вот не знаю почему, но я чувствовал, что сегодня именно двадцать восьмое февраля, а не тринадцатое марта по привычному мне счету дней. Возможно эпоха накладывала свой отпечаток, а может я, где-то в глубине того неуловимого, что зовут душой человеческой, чувствовал -- наступает решающий день. И мне было психологически комфортнее считать, что завтра наступит весна и все, буквально все, изменится. И в моей жизни и в жизни всего известного мне мира. И нынешнего и грядущего. Просто хотелось в это верить. Потому что это все, что мне осталось ибо я сделал все, что зависело лично от меня...

И вдруг, совершенно неожиданно и для себя самого, и уж тем более для окружающих, я напел:

- Па-ра-ра-ра-ра-ра-ра-рам па-ра-ра-ра-ра-ра-рам па-ра-ра-ра-ра-ра-ра-рам па-рам па-ра-ра-ра-ра-ра-ра-рам рам па-рам!

На меня резко обернулись. Кто-то из солдат нервно передернул затвор. Добронравов поежился. Бедные. В какой неподходящий момент им приходится знакомиться с легендарным хитом Эннио Морриконе из второй части тарантиновского "Убить Билла-2", а именно из той его части, когда похороненная заживо Беатрикс Киддо сбитым в кровь кулаком пробивает крышку гроба. Музыку мои конвоиры конечно не знали, но что-то в моем пении им крайне не понравилось. Солдаты нервно заоглядывались, а штабс-капитан поспешил распахнуть дверцу

- Прошу садиться, Ваше Императорское Высочество.

Добронравов указал на чрево автомобиля. Вслед за мной в машину сел сам штабс-капитан и еще один унтер. В салоне нас всего четверо, ну если считать с шофером. Остальные одиннадцать солдат позапрыгивали в кузов грузовика. Наша колонна тронулась в путь сквозь вьюгу.

Однако, вдруг оказалось, что грузовик с солдатами резко вильнул и встал посреди дороги. Резко затормозили и мы.

Добронравов обернувшись пытался понять сквозь тьму и снег причину остановки. Поняв, что не преуспеет в этом, он бросил унтеру:

- Сбегай, братец, узнай почему встали.

Тот кинулся исполнять приказ их благородия. А я мстительно пропел:

- Па-ра-ра-ра-ра-ра-ра-рам па-ра-ра-ра-ра-ра-рам па-ра-ра-ра-ра-ра-ра-рам па-рам па-ра-ра-ра-ра-ра-ра-рам рам па-рам!

- Прекратить! - Добронравов это буквально выкрикнул, но затем все же взял себя в руки и уже спокойнее добавил. - Прошу простить, Ваше Императорское Высочество, но петь нельзя.

С издевкой смотрю на штабс-капитана и спрашиваю:

- А то что? Расстреляете меня? Или в карцер посадите на хлеб и воду?

Добронравов промолчал. Через минуту унтер вернулся и сообщил, что шофер грузовика разбирается в поломке, но дело явно не минутное.

- Вот черт! Угораздило же... Митрофанов, сбегай в гараж, может другой есть.

Унтер возбужденно замахал руками.

- Никак нет, ваше благородие. Мы последнюю, значится, взяли из гаража. Остальные на разъездах и найти другую антамабилю никак не возможно, ваше благородие. Токмо ждать.

- Вот нелегкая! - Добронравов минуту думал и, посмотрев на мою ухмыляющуюся физиономию, спешно отдал команду. - Едем одни. По одному солдату на каждую подножку и поехали. Тут недалеко!

Через минуту наша машина завернув за угол скрылась в ночи, оставив на площади грузовик и столпившихся вокруг него солдат.

Я же продолжал психическую атаку:

- Штабс-капитан, а вы и ваши люди знаете о том, что вас ждет Сибирь за измену Государю Императору?

Добронравов промолчал, но покосился на унтера. Тот в свою очередь сморщил лоб и покосился на шофера. Я внутренне усмехнулся -- все с вами ясно, ребята...

- Я - Великий Князь Михаил Александрович, родной брат нашего Государя Императора и следующий, после Цесаревича Алексея, наследник Престола российского. По повелению Государя, я его представитель в Ставке Верховного Главнокомандующего на период отсутствия Императора в Могилеве. В настоящее время группой изменников из числа генералов Генштаба организован мятеж против Его Императорского Величества Николая Александровича. Я взят под стражу, как представитель Императора, что является актом государственной измены и все виновные пойдут на плаху или на каторгу. Я верю, что вы являетесь верноподданными Его Императорского Величества и исполняете преступный приказ не зная об этом...

- Молчать! - Добронравов аж задохнулся.

- Штабс-капитан, если вы готовы идти на плаху, как заговорщик и агент врага, который выполняет приказы иностранных разведок...

Офицер взорвался:

- Каких еще разведок!!! Что вы несете?!

- Ага! Значит по поводу заговорщика вы не спорите?

И тут он меня ударил. Вернее попытался ударить. Унтер перехватил его руку и прижал к сидению брыкающегося Добронравова. Тот, сверкая глазами, шипел на подчиненного:

- Митрофанов... Пусти... Сгною...

Тот, продолжая жестко удерживать штабс-капитана, ласково так, словно припадочному, объяснял:

- Вы не серчайте, вашброть, но невместно бить брата Государя то... Вам, благородным, оно што, а нас, мужиков, в Сибирю на вечные поселения или на плаху за дела господские... Не серчайте, вашброть, не пущу... Щас приедем, охрану выставим, а там разберемся хто за кого...

- Хочу вас проинформировать, господа, что целью заговора является не только свержение Императора. Главной задаче заговорщиков из числа генералов и крупных богачей является недопущение принятия Государем ожидаемых народом великих законов, в том числе и закона о земле.

Унтер охнул и... Тут мы приехали. Солдаты с подножек попрыгали на заснеженную мостовую и стали озираться по сторонам водя по воздуху винтовками с примкнутыми штыками. Митрофанов отпустил "их благородие" и злой Добронравов с ненавистью поглядывал то на меня, то на унтера. Затем, видимо приняв какое-то решение, приказал:

- Выходить из машины!

Через минуту, выстроившись боевой свиньей (Добронравов впереди, я в центре, унтер слева, шофер справа и два солдата сзади) мы двинулись к моему номеру.

Подойдя к двери мы увидели двух солдат, стоявших у входа в номер. Штабс отдал команду:

- Открывай!

Солдаты распахнули дверь и мы по одному начали заходить в номер. Сначала Добронравов, затем шофер, затем унтер, а уж потом я.

Картину, которая предстала мне внутри, можно было заказывать у лучших фламандских живописцев. Или у режиссеров блокбастеров приснопамятного Голливуда. Добронравов (уже разоруженный) стоял посреди номера и смотрел на направленный ему в лоб маузер. Солдаты шедшие сзади меня были мгновенно разоружены "часовыми" у дверей. А успевшие войти в номер живописно стояли с поднятыми руками косясь на винтовки в руках обступивших их солдат. Джонсон сидел в кресле у стены, однако в руках также держал маузер.

Я усмехнулся:

- Что ж, Александр Петрович, я рад вас видеть в добром здравии.

Мостовский, поглядывая на то, как его орлы связывают руки Добронравову и отводят в угол остальных, спокойно ответил:

- Взаимно, Ваше Императорское Высочество. Не замерзли в авто?

- Нет. Мы долго не стояли. Грузовик -- ваша работа?

- Степан постарался. - Мостовский кивнул на унтер-офицера из своих. Тот подтянулся и доложился:

- Унтер-офицер Урядный, Ваше Императорское Высочество!

- Молодец, братец!

- Рады стараться Ваше Императорское Высочество!

- И как ты умудрился?

Гигант ухмыльнулся и подкрутил свой длинный ус.

- Дык, до войны у свояка в гараже работал, всю ихнюю железную нутрость знаю. Дело не хитрое...

Я пожал руку Урядному, тот аж раскраснелся от удовольствия.

- Александр Петрович, напомните мне после о Степане. Но, господа, дело еще не не завершено! Что там с письмом?

Мостовский вытянулся:

- Письмо доставлено адресату и встретило понимание. Нас ждут!

Я кивнул и обратился к бывшим моим конвоирам.

- Что ж, господа, я обиды не держу на вас, потому как вы выполняли приказ не зная о его преступности. Но сейчас всем, кроме штабс-капитана Добронравова, я предлагаю решить с кем вы -- с Государем Императором, который готовит принятие народных законов о земле, власти народной в уездах и деревнях, о особом статусе ветеранов войны и наделении их особо землей и хозяйством, о многом другом для простого народа или же вы с заговорщиками, которые хотят свергнуть Богом данную власть и грабить народ русский?

Народ зашумел. Люблю задавать вопросы с очевидными ответами, типа хочешь быть здоровым и богатым или старым, лысым и больным нищим негром? Реакция меня не разочаровала и не прошло и пяти минут, как мы все грузились в автомобиль и грузовик. Тушка штабс-капитана Добронравова была заброшена в кузов и наша колонна двинулась навстречу рассвету.

ГЛАВА 10. МЕСТО ВСТРЕЧИ ИЗМЕНИТЬ НЕЛЬЗЯ

МОГИЛЕВ. 28 февраля (13 марта) 1917 года. Несколько ранее.

- Ну, что там, Ваше Императорское Высочество? Пригодился пакет? Стоило он тех усилий?

Я хмуро поглядел на Мостовского.

- Ваши усилия, дорогой мой Александр Петрович, привели к катастрофе.

Видя его растерянную физиономию я пояснил:

- Фокус в том, господин Мостовский, что в вашем пакете ничего не было. В смысле ничего вообще. Он, видите ли, оказался пустым.

- Как пустым?! Как так?

Я промолчал. Мостовский нервно зашагал по перрону. Затем вполголоса горячо заговорил.

- Во имя чего же мы с боями прорывались в Могилев? Во имя чего я потерял несколько человек? Кому это было нужно?! А может мне дали неправильный пакет? Или письмо перепутали? Вместо письма положили чистый лист бумаги? Ведь, черт возьми, должно же быть рациональное объяснение этой нелепице! Я не понимаю... Вы уверены?

- Уверен.

Штабс-капитан опускает глаза под моим тяжелым взглядом.

Выслушав его сбивчивую речь я заметил:

- А еще я уверен, что ваше письмо погубило Императора и всю нашу Империю. Я имел глупость выполнить данное вам обещание не вскрывать пакет и несчастье воспользоваться вашим письмом для аргументации Государю. И вот, в момент, когда я его почти убедил, черт меня дернул за руку достать ваш пакет. Можете представить, какой эффект на Государя произвела чистая бумага вместо списков заговорщиков? Итог - Государь уезжает. Впереди его ждет западня, арест и принуждение к отречению от Престола. А Россию ждет анархия и гражданская война. Именно мы с вами, из-за вашего рокового пакета, теперь несем моральную ответственность за грядущую гибель России. Вот так, Александр Петрович.

Штабс-капитан подавлен. Нервно рвет ворот и пытается вздохнуть поглубже. Хрипло спрашивает:

- Неужели ничего нельзя сделать?

Жестко смотрю ему в глаза.

- Смотря на что вы готовы для спасения России и Государя.

Мостовский выдерживает взгляд и твердо отвечает:

- Приказывайте, Ваше Императорское Высочество.

С минуту мы бодаемся взглядами, а затем я киваю в конец императорского состава.

- Пойдемте, Александр Петрович, здесь не место для подобных разговоров.

В последнем вагоне я выгнал из тамбура солдата Императорского Конвоя и мы смогли продолжить беседу.

- Я собираюсь взять под контроль Ставку Верховного Главнокомандующего и арестовать заговорщиков. Вы со мной?

- Так точно, Ваше Императорское Высочество. Приказывайте.

С минуту я помолчал собираясь с мыслями, затем быстро заговорил.

- Итак, ваша боевая задача, господин штабс-капитан. После того, как я удалюсь с перрона вместе с генералами Алексеевым и Лукомским, а также с Великим Князем Сергеем Михайловичем, вы должны сделать следующее. Первое -- вы должны перехватить моего секретаря и вручить ему от меня записку, которую я сейчас напишу. Затем вместе с Джонсоном вы, любой ценой, должны попасть к генералу Иванову и вручить ему личное письмо от меня. Мой секретарь подтвердит, что вы действуете от моего имени и вам можно доверять. Второе. Я попытаюсь обойтись словами и постараюсь склонить Алексеева и Лукомского к переходу на сторону императорской власти...

Видя недоумение на лице штабс-капитана я пояснил:

- Существует военный заговор против Государя Императора. Его возглавляют Алексеев, Лукомский, Брусилов, Рузский, Гурко и ряд других генералов и высших офицеров. Цель заговора -- воспользоваться смутой в Петрограде и совершить переворот. Руководят заговором из-за границы. Силами заговорщиков поезд Государя будет блокирован между Петроградом и Могилевом, где и будет принужден к отречению или же его убьют. Царская семья будет арестована, а Алексей станет марионеткой в руках Регентского совета, который заговорщики и возглавят.

Мостовский был потрясен.

- Но... Тогда зачем с ними разговаривать?

- Я должен попытаться обойтись без рек крови. Если мне удастся с ними договориться хотя бы на время, мы сможем разобраться со смутой. Иначе гражданской войны не избежать. Если же мне не удастся их склонить на сотрудничество или, хотя бы, на его видимость, то нам придется зачищать всех.

- Зачищать?

Блин, следи за языком!

- В смысле арестовать всех заговорщиков. Но если мы не договоримся с генералами, то меня вряд ли выпустят. Вероятнее всего, меня возьмут под домашний арест, и если я правильно понимаю традиции и привычки, то очевидно местом моего заточения будет избран мой номер в гостинице. Ваша и Джонсона задача обеспечить мое скорейшее освобождение. Есть вопросы?

- Никак нет. Все ясно.

- Я надеюсь на вас и ваших людей, Александр Петрович. Мне пора возвращаться на перрон. Поезд вот вот тронется. Рубикон будет перейден.

* * *

(Дальнейший текст десятой главы будет позже написан моим соавтором Олегом Зарудневым от имени Александра Мостовского)

ГЛАВА 11. БРОСОК КОБРЫ

МОГИЛЕВ. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

Я неоднократно читал о том, что главным оружием генерала Иванова была его борода и вот, теперь, имел возможность воочию в этом убедиться, глядя на монументальную фигуру не имеющего сомнений человека, который стоял передо мной решительно выпятив вперед бороду.

- Ваше Императорское Высочество, я рад что с вами все в порядке! Взятие под арест брата Императора это неслыханная дерзость!

- Рад приветствовать вас, Николай Иудович. Дерзость -- это ерунда по сравнению с организацией заговора и изменой Государю. Вы получили мое письмо?

Борода качнулась вниз.

- Получил. Все что вы написали -- это очень серьезно. Как вы допустили отъезд Императора если обладали такими сведениями?

Наступал решающий момент. Если я не смогу его убедить, то вся затея провалится. И лучшее из того, что ждет меня будет опала и ссылка куда-нибудь в имение. Что ждет страну в этом случае я даже не хочу думать.

- Как вы знаете, Николай Иудович, я был последним, с кем Государь общался перед отъездом. Все имеющиеся у меня сведения и соображения я Его Величеству доложил. Кроме того мной было предложено ряд мер по выявлению заговора и аресту его лидеров. Государь выслушал мой доклад с полным вниманием и одобрил его. Однако, отложить свой отъезд Император отказался из-за тяжелого состояния детей и особенно Цесаревича Алексея. Кроме того он сказал, что не собирается давать повод говорить о том, что он боится каких-то скотов. Опираясь на мой доклад Государь повелел мне остаться в Могилеве, не допустить осуществления заговора и удержать контроль над армией, привлекая для этого все необходимые силы и принимая самые решительные меры. Вверенный вашему командованию Георгиевский батальон готов к выступлению?

Я до боли сжал кулаки в ожидании ответа. Иванов несколько секунд молчал, видимо колеблясь, но затем принял решение и выпятил вперед бороду.

- Георгиевский батальон поднят в ружье и ждет команды на построение.

Горячая струйка сбежала у меня между лопаток. Стараясь не дрогнуть голосом я заявил:

- Стройте батальон. Я хочу сказать им несколько слов.

ПЕТРОГРАД. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

Светало. В окно Адмиралтейства была видна толпа, которая скапливалась у ворот. Два орудия у входа и пулеметы в окнах еще сдерживали собравшихся от штурма, но волны гомона долетали даже сквозь закрытые по случаю зимы окна.

Бледный генерал Беляев с жаром говорил в телефонную трубку:

- Михаил Владимирович, вы должны повлиять на них! Ну, это же невозможное положение! Я знаю, что у вас есть влияние на этих...

- Что вы, Михаил Алексеевич, в самом-то деле! Вы преувеличиваете значение моей скромной персоны. Я предупреждал Императора о подобном, но он не хотел слушать меня! Теперь народ вышел на улицы и сам вершит свою судьбу.

- Но они же с минуты на минуту пойдут на штурм! Я буду вынужден отдать приказ об открытии огня!

- Не совершайте ошибку, Михаил Алексеевич! Революция уже необратима и вам припомнят все! Да и не уверен я, что ваши подчиненные выполнят этот приказ. Армия хочет быть с народом! Берите пример с Преображенского полка!

- Запасной батальон это еще не полк! Вы предлагаете мне брать пример с изменников?! Они нарушили присягу!

- Бросьте, Михаил Алексеевич, кому присяга-то? Революция устанавливает новые порядок и армия приносит присягу новому, революционному правительству. Только что гарнизон Петропавловской крепости подчинился командованию Временного комитета Госдумы. У вас есть только два выхода -- распустить ваш отряд или признать власть нового правительства!

В кабинет вбежал адъютант. Беляев прикрыл трубку ладонью и вопросительно посмотрел на офицера.

- Ваше высокопревосходительство! Разведка полковника Фомина докладывает, что в казармах Преображенского батальона получен приказ о штурме Адмиралтейства.

На площади раздались винтовочные выстрелы, заржала раненная лошадь, а в кабинете генерала Беляева брызнуло разлетаясь осколками оконное стекло...

МОГИЛЕВ. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

Светало. Четкий строй батальона застыл в ожидании приказа.

- Здорово, орлы!

Слитный хор луженых глоток гаркнул:

- Зрав-желав-ваш-имп-выс-во!

Глубоко вздохнув я громко заговорил.

- Братцы! Близок час нашей победы! На весну намечено грандиозное наступление русских войск, которое должно положить конец этой войне! Венгры и наши братья славяне уже вступили в контакт с нами и ждут нашего наступления для начала восстания! После выхода Австро-Венгрии из войны Германия будет вынуждена искать мира и выведет войска с нашей земли! На склады уже завезли комплекты новой формы для Парада Победы! По случаю победы в войне подписи у Государя ожидают долгожданные законы о земле, о народном управлении, о сокращении рабочего дня, о награждении всех воевавших землей и деньгами за каждый день на войне, за каждую рану, каждую награду! Все вы получите особое положение в Империи и личную благодарность Государя Императора! Скоро домой, братцы!

Генерал Иванов кивнул и строй слитно ответил:

- Ура! Ура! Ура!

- Но не всем по нутру благость народная! Хотят помешать нашему Государю подписать эти законы народные! Хотят отстранить народного защитника от власти и принудить отречься от народа своего, отречься от Престола! Хотят ограбить народ русский и загнать его в кабалу навечно!

В строю зашумели. Я продолжал накачку.

- В России заговор против народа русского. Мятеж против Государя Императора поднят кучкой богатейших депутатов бывшей Государственной Думы, которые соблазнили деньгами и властью некоторых генералов. Прикрываясь лукавыми словами о народной революции они хотят полной и бесконтрольной власти для себя, которая позволит им снять с народа последнюю рубашку!

Шум усилился.

- Братцы! Заговорщики занимая высшие посты в армии хотят сегодня арестовать Государя в поезде и принудить отдать им власть над Россией, власть над народом русским!

Гул стал угрожающим.

- Главари мятежа против народа и Государя -- генералы Алексеев и Лукомский! Я, брат Императора и его доверенное лицо, приказываю вам - все, кто верен присяге, кто готов отстоять право народа на землю и правду -- за мной! Мятежников и сочувствующих им брать под арест, а при сопротивлении стрелять без пощады! С нами Бог!

И демонстративно бегу к машине. Сзади слышится топот сотен ног.

Продолжение одиннадцатой главы пишется. Отзывы и оценки приветствуются!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Могилев 28 февраля (13 марта) 1917 года

Грузовики затормозили у здания Ставки и из них горохом посыпались георгиевцы. Солдаты быстро окружали здание.

Выходы из Ставки блокировались, окна брались на прицел. С криком: "Именем Государя Императора!" подавлялись стихийные очаги сопротивления. Где не хватало крика в ход шли кулаки и приклады, но пока обходились без стрельбы и кровопролития.

Двери кабинета наштаверха оказались запертыми. Несколько человек пытались прикладами открыть дорогу, но крепкая дверь держалась. Наконец унтеру Урядному это надоело и он с веселым матом приложился к замку своим огромным плечом. Треск ломаемой древесины слился с грохотом падающего тела. В образовавшийся проем бросился Мостовский, а за ним сдуру сунулся я. Пуля просвистела у моей головы и через мгновение Мостовский выстрелил в ответ.

Генерал Алексеев грузно завалился набок с дырокй в правом виске.

- Не стреляйте! Не стреляйте!

Голос звучал откуда-то из под стола для совещаний. Я хмыкнул:

- А это еще кто? О, да это же генерал Лукомский собственной персоной! Обыщите его!

Через пару мгновений генерал был обыскан и усажен на стул передо мной. Я усмехнулся:

- Вот видите, Александр Сергеевич, и двух часов не прошло, как мы снова свиделись. Я, признаться, рад нашей встрече. Вот Михаил Васильевич от радости так неудачно упал, что я даже несколько расстроился. Но с вами-то, надеюсь все в полном порядке?

Лукомский что-то неопределенно буркнул и я, кивнув, продолжил:

- Я рад, что вы себя хорошо чувствуете. В наше беспокойное время это немало. Так вот, Александр Сергеевич, раз уж вам не посчастливилось умереть при штурме, у меня к вам будет деловое предложение. Вы здесь и сейчас пишете несколько бумаг. Первая - рапорт на имя Государя о выявленном вами и вашими людьми заговоре против Его Императорского Величества. Лидерами заговора являются генералы Алексеев, Гурко, Брусилов, Рузский и далее по списку, а также господа Родзянко, Милюков, Шульгин, Львов, Керенскиий и прочие. Вы и ваши люди героически, рискуя жизнью, раскрыли заговор. Напишите все что знаете и я не советую вам о чем-то или о ком-то забыть. Лично мне ваши откровения даром не нужны - всю схему и подноготную заговора я знаю и без вас. Эта бумага для Государя.

Лукомский натурально разыграл праведный гнев.

- Ваше Императорское Высочество! Мне оскорбительно выслушивать ваши фантазии. Я...

- Вежливые люди не перебивают собеседников, Александр Сергеевич, тем более, как вы верно заметили, я выше вас по положению.

- Простите, Ваше Императорское Высочество, но я...

- Вы будете слушать то, что я вам говорю, а иначе я не стану предлагать вам никаких вариантов и перейду к альтернативе. Неприятной альтернативе хочется отметить.

Лукомский изобразил оскорбленную невинность.

- Слушайте молча, будьте добры. У меня мало времени, а вы не единственный мой собеседник на сегодня. Итак, я вам предлагаю взять на себя официальное раскрытие и расследование заговора. Вы указываете всех участников и все что знаете о заговоре. Все без всякой забывчивости. Если в процессе расследования выяснится, что вы что-то забыли, то лучше бы вас застрелили при штурме, ибо я вам не завидую. Отдельно укажете список ваших людей, которые вместе с вами раскрыли заговор. Им мы покажем ваш рапорт и возьмем с них рапорты обо всем, что они знают. Затем вы напишете вторую бумагу - прошение об отставке по состоянию здоровья. После завершения наведения порядка в Империи вы тихо и с почетом уйдете в оставку с мундиром и пенсией. Сможете на досуге развлекать высший свет героическими историями о том, как вы спасли Империю. Ваша семья, ваша прелестная супруга купаются в лучах славы, вы покойны и респектабельны.

Лукомский мрачно слушал меня. Затем поинтересовался:

- А если я не соглашусь?

Я отпустил ему светскую улыбку.

- В таком случае господин Мостовский сейчас же сорвет с вас ордена и погоны, а вы будете через четверть часа расстреляны во дворе Ставки. Ваше имущество будет конфисковано, ваша семья пойдет по миру - без денег и положения в обществе.

Генерал вскинулся.

- Это неслыханно! Без суда? На каком основании? Это незаконно!

Я усмехнулся.

- Бросьте, Александр Сергеевич, какой закон в данном случае? Чрезвычайное время рождает чрезвычайные методы, не так ли? Ведь вы затевая заговор не думали о соблюдении закона или хотя бы присяги? Мне представляется, что у нас беспредметная дискуссия. Итак, или-или - вы раскрываете заговор и арестовываете участников или вы не переживете этот час. Решайте. У вас две минуты, время пошло.

Я демонстративно вытащил карманные часы и открыл их. Лукомский достал платок и промокнул лоб. Мостовский вытащил револьвер и озабочено начал изучать количество патронов в барабане. Затем вытащил из кармана патроны и откинув барабан начал снаряжать его.

Наконец две минуты истекли. Штабс-капитан резким движением захлопнул барабан и прокрутил его. Лукомский вздрогнул и покосился на Мостовского. Тот встал. Генерал затравленно оглянулся на меня и поспешно спросил:

- Что я должен сделать?

Я пожал плечами.

- Мне кажется я уже объяснял. Садитесь за стол и пишите рапорт Государю.

Лукомский двинулся к столу, но наткнувшись на тело Алексеева вздрогнул и пошел вокруг.

Через пятнадцать минут генерал разродился несколькими листами исписанной бумаги. Я бегло просмотрел листы и кивнул.

- Что ж, я рад тому, что у нас есть такие патриоты. Вы станете героем, Александр Сергеевич, а героев, как говорил один хороший человек, у нас не вешают! Итак, теперь слушайте официальную версию событий. Вы и ваши люди раскрыли заговор против Государя. Вы доложились об этом мне. Мы потребовали объяснений у генерала Алексеева и он, подтвердив все изложенное в рапорте, как человек чести, попросил дать ему револьвер с одним патроном. Свидетельство тому валяется под столом с дыркой в правом виске. Далее. Вы назначаетесь исполняющим дела начальника Генерального Штаба. За вашей подписью в войска уйдут приказы об аресте всех лиц, которые указаны в рапорте. Не забудьте объяснить вашим людям о том, что они теперь герои Империи. Штабс-капитан Мостовский с коллегами поможет вам быть убедительным. Если вдруг, кто-то не захочет быть героем - таких немедленно изолировать, а при сопротивлении расстреливать на месте.

Следующее. С этого момента Мостовский является вашим адъютантом. Мимо него не должна пройти ни одна бумага, ни один приказ и ни один телефонный звонок. Люди штабс-капитана помогут вам с охраной. Ваши приказы и распоряжения будьте добры согласовывать со мной. И вот еще что. Александр Сергеевич, вы надеюсь понимаете, что после обнародования ваших приказов об аресте изменников возврата назад у вас не будет?

Лукомский тяжело вздохнул и буркнул:

- Понимаю. Что уж теперь-то...

Я кивнул.

- Думаю мы поняли друг друга. Теперь вы или со мной или...

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Создайте учётную запись или войдите для комментирования

Вы должны быть пользователем, чтобы оставить комментарий

Создать учётную запись

Зарегистрируйтесь для создания учётной записи. Это просто!


Зарегистрировать учётную запись

Войти

Уже зарегистрированы? Войдите здесь.


Войти сейчас