Макс Мах, Кондотьер

235 сообщений в этой теме

Опубликовано:

Эпично! :good:

ствол вскинутого в правой руке Вальтера Эйч Пи еще дымился

Тогда уж "Вальтера Ха Пэ" - это же немецкая фирма, а и английский здесь, вроде, не в фаворе.

А столица - в Новогрудке, значит.

Да, возможно. Привычки англоцентристского мира :) Спасибо за совет. Столица в Новогрудке.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Глава 4. Сарабанда или танец соблазнения

- Мне показалось или ты действительно не удивлен?

Он смотрел на нее без усмешки, но, словно бы, с укоризной.

- Не удивлен. – Слова произносил осторожно, как будто боялся испугать ее или обидеть. - Знал, догадывался, какая разница? Цеге фон Мантейфель? Нет, конечно! И откуда бы? Но все сходится. Тебе знакомы речевки и девизы Первого Шляхетского, значит, училась в женской гимназии Вагнера. Что из этого следует, знаешь? Из хорошей семьи. Скорее всего, дворянка из балтийских или новгородских немцев. Возможно, ингерманландка или датчанка… Но, почти наверняка, из протестантов. Гимназия, университет… ФАР и "Набат"… Внешность опять же. Так что, не из крестьян и очень сомнительно, что из работниц. Ну, и пальцы… Рояль с четырех лет?

- С трех, - сердце трепыхалось, как пойманное животное. Хорошо, что он этого не мог видеть. Или мог?

- С трех… - согласился с мягкой необидной иронией. – И из лука стреляла?

- Да.

- Диана-воительница… Клуб "Амазонки"?

- "Валькирии".

- Значит, с амазонками дрались на стрельбах в Кавголово?

- В Стрельне… после соревнований…

- Традиция, - кивнул он. – Я видел пару раз, как дерутся девчонки. Страшное дело! Хуже мальчишек, ей богу!

- О чем говорил Бекмуратов? Не скажешь? Тайна?

- Тайна? Нет, пожалуй! – Как ни странно, Генрих был серьезен, но нечто вроде улыбки блуждало по его губам. – Секрет. Так, наверное, будет правильно. Ты ведь не бросишься сообщать об этом товарищам по партии? Дашь мне день – два, чтобы разобраться с моими обязательствами?

- День – два?

"Так мало? – удивилась Натали. – Всего два дня? Но, что именно я узнала из разговора с господином жандармом? Да, ничего конкретного! И сообщать не о чем… Да, и некому, похоже…"

- Три дня, - сказала она, чтобы не молчать. - Хватит?

- С головой!

- А этот профессор... Я не поняла, он кто? - Вопрос не праздный. Возможно, ключевой во всей этой истории.

- Давай, пока не будем о нем, хорошо?

- Значит, на встречу с ним я не иду, - не вопрос, констатация очевидного.

- Извини.

- Да, не за что, я думаю. Твое право. Когда освободишься?

- Думаю, часам к семи. Как смотришь на ужин в Европе, на Крыше?

- Намекаешь, что мне надо одеться соответственно?

- И это тоже, поскольку, как мне кажется, после Европейской нас ожидает нескучное продолжение вечера.

- Опять со стрельбой?

- Не думаю, но всегда следует готовиться к худшему. Так что, не забудь про дополнительную обойму.

- Хорошо, как скажешь, - не стала спорить Натали. - Куда мы идем?

- Пока не знаю, но уверен, приглашения не заставят себя ждать.

- Не возражаешь, если я пока встречусь с Ольгой? - пробный шар, но отчего бы не попробовать?

- Да, разумеется, - кивнул он. - И знаешь, спроси ее, если не трудно, как зовут ее мать? Это возможно?

- Ее мать? Тебя беспокоит портрет, о котором упомянула Ольга? - сказано, как бы мимоходом, но Натали эту подробность не забыла. Помнила. - Ты знаешь, что это за портрет?

- Нет, пожалуй, - смущен, но неизвестно, чем или отчего. - Дело давнее, как я понимаю. Мог и забыть. Но не против - вспомнить, - мягкая улыбка, впрочем на лице Генриха даже такие улыбки полны опасного подтекста.

"Ты меня предупреждаешь? А сказать прямо, в чем дело, не хочешь? Надеешься, что пронесет?"

- В семь, - неожиданно закончил он разговор. - В Европейской. Можешь опоздать, но не более десяти минут. Идет?

- Попробую!

На этом и расстались.

***

На этот раз связным оказался не юноша. В книжном магазине Сытина на Садовой улице к Генриху приблизилась средних лет женщина. Подняла со стола томик поэта Пастернака, перелистнула задумчиво и, коротко, но явно внимательно, оглядев торговый зал из-под полуопущенных ресниц, шепнула, не разжимая губ:

- В пятнадцать ноль-ноль ровно. Набережная реки Мойки сорок восемь, на углу улицы Гороховой. Вход со двора. Второй этаж. Частный поверенный Поливанов.

Шепнула, отошла. Тронула еще одну книгу, другую. Перешла к полкам с журналами, взяла в руки одну из тетрадей "Искр". Генрих проводил ее взглядом, посмотрел по сторонам – несколько мужчин и женщин у полок с книгами, девушка кассир, занятая с покупателем, средних лет приказчик у поискового каталога - и вышел на улицу. Вдоль Садовой холодный ветер нес водяную взвесь, мало чем – по ощущениям – отличающуюся от ледяной пыли.

"А ведь это еще не зима, - подумал Генрих, поднимая воротник пальто и еще ниже надвигая на лоб шляпу. - Впрочем, это Петроград, и этим все сказано".

Он прошел мимо лавки Алферова и конторы завода Новицкого, перешел улицу, переждав пока не прогромыхает мимо оранжево-синий трамвай, и вошел под крышу торговой галереи. Здесь было спокойнее и, как будто, даже теплее: не так задувал ветер, и ледяная морось не летела в лицо.

"Профессор консерватории… Выходит, Иван помнит старые шутки и предполагает, что я их не забыл тоже. Вопрос, что с этим делать?"

Он прошел немного вперед, рассеянно рассматривая торговые витрины, и неожиданно заметил табачную лавку.

"Весьма кстати…" – Генрих постоял перед лавкой еще мгновение, переводя заинтересованный взгляд с трубок на сигары и с папирос на зажигалки и винтажные коробки спичек. – Почему бы и нет? – подумал он, поймав короткую, но неслучайную мысль. – Разве это не удачная деталь?"

"Да, - решил Генрих, толкая стеклянную дверь, – в этом определенно есть смысл, да и на вкус… Особенно в нашем климате".

Дверь поддалась, тренькнул колокольчик, и Генрих оказался в мире чудесных запахов. За высоким витринным окном властвовала холодная сырая зима, практически лишенная собственного запаха, в отличие от осени, то благоухающей созревшими плодами, то пахнущей кострами и опавшей листвой. Запахи же разговаривали с сердцем Генриха напрямую, без переводчиков и посредников, часто определяя его настроение и образ действий. И это оказалось немалой удачей для него, очутиться здесь и сейчас, на Садовой улице в доме 19, в заведении Якуба Дивеева, предлагающего "широкий выбор табачных и сопутствующих изделий". Насколько не нравились Генриху парфюмерные "ароматы", настолько же приятны и понятны были чайные дома, кофейные и табачные лавки, магазины ориентальных товаров. Но табак и чай… За этими словами скрывались великие миры, непознанные, загадочные, сулящие удачу, манящие новизной.

- Доброго дня, сударь! – поздоровался с Генрихом приказчик. – Чем могу быть полезен? Что-то определенное, или желаете рассмотреть варианты?

- И то, и другое, - усмехнулся Генрих. – Папиросы "Триумф", зажигалку… ну, скажем, вот ту, серебряную с чернением, карманную гильотинку – на ваш выбор – и… Что бы вы предложили человеку, желающему снова начать курить сигары?

- Так, так! – покивал приказчик. – Хороший вопрос, но начнем мы с очевидного. "Триумф". Не желаете взять сразу две коробки, вторая – за полцены?

- Да, нет, наверное, - покачал головой Генрих. – Не люблю, знаете ли, когда карманы пальто оттопыриваются.

- Хорошо-с! – не стал спорить приказчик. Это был симпатичный, чтобы не сказать, смешной, практически клишированный представитель своей профессии: низенький, плотный до полноты, сильно лысеющий и толстогубый. – Вот вам ваш "Триумф", - выложил он на прилавок коробку папирос, - а вот и зажигалка. Великий Устюг, ручная гравировка. Отличный выбор! Гильотинку, я вам могу предложить из той же коллекции. Вот-с!

- Беру, - согласился Генрих, взглянув на ценник. – Что с сигарами?

- А что вы курили раньше? – последовал быстрый вопрос. – Отчего прекратили? И как долго не курили с тех пор?

- Курил "Ла Глориа Кубана" или "Ла Флор де Кано". Бросил под настроение, года три назад, и с тех пор никакого желания вернуть прежние привычки не испытывал. А сейчас вот, посмотрел на вашу витрину, и вдруг захотелось. Так что скажите?

- Могу предложить доминиканские "Артуро Фуенте" или кубинские. Ту же "Ла Глория Кубана". Однако если хотите получить нечто оригинальное – но в вашем вкусе – возьмите "Панч". Чуть дороже, но не пожалеете.

- Ручной работы?

- Разумеется! Как можно-с! Я же вижу, с кем имею дело. Самые настоящие "Totalmente a mano"…

***

"Генрих, Генрих, где ты был? – Натали шла на встречу с Ольгой, но что очевидно, думала не о своей гимназической подруге, не о Годуне, Белуге или Косте, а о таинственном и притягательном, как бездна, полковнике Шершневе. – На Фонтанке водку пил. Выпил рюмку, выпил две… Да, полноте! Кружится ли когда-нибудь у Генриха голова? Болит, это точно. Но кружится?"

Что она знала о Генрихе? Очень много и до жалости мало. Она знала, что полковник Хорн – один из самых известных наемников в мире. Он воевал в Китае – кажется, во всех китайских компаниях за последние двадцать лет, - в Испании и Квебеке, в Африке и в Британской Колумбии, то есть, практически везде, где власть или повстанцы, мятежники или регулярные войска нуждались в помощи наемников и могли себе это позволить. И репутация у полковника была неплохая: хороший, а возможно, и отличный военный, жесткий и волевой, блестящий тактик, крепкий профессионал. Как будто, не садист и не насильник. Не вешатель. Однако не без его же ведома – пусть и не по его приказу – творились все те злодеяния, что сопровождают военные действия в густонаселенной местности, тем более, если война – гражданская?

"Несет ответственность? Не без этого…"

Погода снова испортилась. Было пасмурно, сыро, холодно, и поминутно начинался мелкий ледяной дождь. Когда это случалось, Натали открывала зонт на длинной полированного дерева ручке и приступала к неравной борьбе с поднимающимся ветром. Однако вот, что странно. Ей не было холодно. Напротив, ее то и дело – стоило только набрести мыслью на какой-нибудь случайный отблеск прошедшей ночи – бросало в жар. И жар этот был такого свойства, что Натали не уставала удивляться своей предусмотрительности. Когда она покупала очки с темными стеклами, ни о чем подобном она не думала, даже не предполагала, но, по-видимому, интуицию не обманешь, и предвкушение соблазна уже тогда было растворено в воздухе, которым она дышала, бродило в ее крови.

"И кто же я, тогда, после этого? – спросила она себя, переходя Невский проспект по сигналу регулировщика. – Подстилка офицерская или сознательная революционерка?"

Впрочем, вопрос глупый. Революционеры, а Натали по жизни знала их немало, с кем только не спали. И революционерки тоже. О некоторых случаях в приличном обществе и не намекнешь, не то, что обсуждать. А полковник Шершнев ее не обманом в постель увлек, и не силой взял, хотя и пустил – не без этого - силу в ход. Не без ее, однако, на то согласия, пусть это согласие и выражалось всего лишь в нечленораздельных воплях.

"Н-да, орала я, полагаю, знатно… Впрочем, кто мне судья?"

Натали вошла в кондитерскую "Вольфа и Беранже" и огляделась в поисках Ольги. Та сидела в глубине зала и, заметив Натали, сразу же замахала рукой. Легкая, белокурая, светлая… Не женщина, а нимфа, лесная фея или еще кто.

"Типичный оперативник контрразведки!" – усмехнулась Натали, сунув зонт в корзину и передавая гардеробщику влажное пальто.

- Здравствуй, Ляша! – поздоровалась Натали, припомнив гимназическое прозвище подруги. - Надеюсь, ты вчера не пострадала?

- Здравствуй, Тата! - Ольга тоже помнила, "кто есть кто в гимназии Вагнера". – Честно говоря, я чуть не описалась, но, слава богу, пронесло!

- Да, удачный выдался вечерок! – усмехнулась Натали и повернулась к официанту. – Ромовую бабу и жасминовый чай.

- А ты всегда носишь с собой револьвер? – спросила Ольга, делая свои знаменитые "круглые" глаза, едва официант отошел от их столика.

- Это не револьвер, а пистолет, но, по сути, неважно. Да, ношу.

- А где ты так научилась стрелять? Ты же лучница, а не эта, как их? Ну, эти, которые из винтовок…

- Да, само как-то вышло, - пожала плечами Натали. – Научилась.

- Здорово! А кто это был? Ну, те, которые на твоего приятеля…?

- Не знаю, - снова пожала плечами Натали.

- Как это не знаешь? А он? А полиция, что говорит? А он ничего, кстати! Ты с ним спишь или как?

- Я… Что? – опешила от такого напора Натали. – Ах, да! Да, Ляша, сплю и получаю удовольствие! Полиция молчит, то же, по-видимому, ни хера не знает. А мой любовник, если и знает, мне не расскажет. Козел!

Теперь настала очередь Ольги. Тирада Натали – не сказать, что б спонтанная, то есть, выданная не без умысла – произвела на нее весьма сильное впечатление. Особенно некоторые слова. Во всяком случае, упоминание слова <a name="OLE_LINK34">"хер" заставило женщину вздрогнуть и покраснеть.

- Ой! - пискнула она. - Я...

- Ляша! Ну, не будь "блондинкой"! Можно подумать, ты не знаешь, о чем речь, и этих слов никогда не слышала.

- Да, нет, - краснея, пролепетала Ольга. - Мы это как-то по-другому...

- И как, если не секрет?

- Вещь в себе...

- В смысле Ding an sich? - не поверила своим ушам Натали. - Вы чем с Дмитрием в постели занимались? Кантианством?

- Мы не только в постели! - вскинулась Ольга, но смутилась от этого еще больше. - А "вещь в себе" - это когда не во мне... А когда во мне, это уже по другому назы...

- О, господи! Ляша! Угомонись! Проехали!

- Ваш чай, сударыня!

"Интересно, он слышал? Хотя шел бы он лесом! Мне-то что!"

Она кивнула половому и попробовала чай. Заварен он был на славу, и не только пах замечательно - буквально, благоухая жасмином - но и на вкус оказался безупречным.

- А этот твой Генрих, он кто?

- Ляша, - удивилась Натали, совсем уже собравшаяся уколоть вилочкой ромовую бабу, - что за вопросы? Это же ты его с детства знаешь, а не я!

- Я его совсем не знаю! Я его вчера вообще первый раз в жизни видела! - от переполнявших ее чувств Ольга забыла и про свой чай с молоком, и про пирожное безе.

- Но ты же сказала, что у вас дома хранится его портрет!

- Портрет есть, - согласилась Ольга. - У мамы в гардеробной. Так он кто?

- Полковник Шершнев.

- Полковник? Так он с папенькой служит? Или он в отставке?

- Господи, Ляша! Да, он не в нашей армии полковник! Ты что никогда не слышала про полковника Хорна?

- Хорн? - нахмурила лоб Ольга. - Этот тот, с которым папенька воевал в Хэйлунцзяне?

- Бои за Харбин? - попыталась вспомнить Натали. - Порт-артурское сидение? Да, пожалуй.

- Ничего себе! Откуда же, тогда, у маменьки его портрет?

- Ну, может быть, он был с твоей маменькой еще до твоего папеньки?

- Тридцать лет назад, что ли?

- Почему же тридцать? Тебе двадцать три. Прибавь еще год...

- Маргарите двадцать семь!

- Точно! - вспомнила Натали. - У тебя же старшая сестра есть!

- Вот именно!

- Подожди, подожди! Портрет маслом писан?

- Да, а что?

- Так он подписан, верно! - предположила Натали. - С обратной стороны!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Еще-еще=еще! Прекрасно, коллега, прекрасно.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Всплывать не хочется. Здорово, спасибо!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Спасибо на добром слове :) Продолжение пришло :)

Этот топтун надоел Генриху хуже горькой редьки. Унылый, монотонный - неимоверно раздражающий своим хамским поведением - хвост.

"Кто-то решил выяснить пределы моего терпения, а зря! - Генрих бросил мимолетный взгляд в зеркальную витрину, поправил шарф и вытер влагу, собравшуюся под носом. - Что за мерзость!"

Он прошел мимо собора, перешел проспект и вошел под застекленные своды Андреевского торгового двора. Народу здесь, учитывая дневное время и плохую погоду, было много, что радовало. Чем плотнее толпа, тем легче в ней раствориться. Особенно, если тебя подстраховывают. Курт чуть поддал плечом тюк с плетеными ковриками, который перетаскивал куда-то огромных размеров мужик. Лямочника повело, и, воспользовавшись моментом, Генрих скользнул вперед. А там уже Вальтер организовал за его спиной сутолоку, столкнув лоб в лоб двух теток, приценивающихся к валенкам с калошами, и никем не замеченный Генрих шагнул влево между тряпичными рядами, следуя за уходившим "в правильном направлении" Рихардом. Ну, а Людвиг, как и следовало ожидать, объявился только тогда, когда никто их встречи увидеть не мог. Зашли за колонну позади грибных рядов, закурили, посмотрели один другому в глаза.

- Топтуну ломать ноги будем? - спросил Людвиг.

- Обязательно, но прежде выясните, кто, откуда, кем послан.

- Обижаете, командир! - усмехнулся Людвиг. - Так и так допросили бы.

- У меня важная встреча в три часа на набережной реки Мойки 48. Нужна машина и прикрытие.

- Через двадцать минут в Бугском переулке. Серый "Тавриец" с грязными номерами. Парень за рулем помнит ваши китайские позывные. Он там, в роте связи служил. Кличка Пауль.

- Хорошо бы, заодно саквояжик мой получить. Это возможно?

- Вы же знаете, командир, для нас нет ничего невозможного! <a name="OLE_LINK68">Саквояж в машине Рихарда. Переместим. Еще что-то?

- Да, нет, все, пожалуй, - выдохнул Генрих вместе с табачным дымом. - Рассказывай, не томи!

- Ну, что сказать, командир! Знатную вы себе подружку надыбали. По-хорошему завидую, но, как говориться, все лучшее вышестоящим начальникам.

- Что, так крута?

- Аж, завитки берут! Честное фельдфебельское! Человек один из штаба боевой организации эсеров Наталью Викторовну вашу по фотографии опознал. Он ее знает, как Дарью Конецкую и как Татьяну Жлобину, но дело не в этом. Кличка Бес, девять успешных покушений... Ломов, Карпухин, графиня Половцева, Акимов... Семь эксов. Хазарский промышленный, Донской крестьянский, Кредитный, Георгиевский... И это только то, про что этот "товарищ" знает наверняка. Хладнокровна, умна, соображает быстро, действует стремительно, стреляет метко. Ходят слухи, что излишне жестока, но это ничем не подтверждено. Есть мнение, что из образованных, и чуть ли не княжна или еще кто. Но и это то же чек без покрытия. О ней мало кто знает что-нибудь наверняка. Скрытная дамочка и конспирирует так, что мало не покажется. Это все.

- Ведете ее?

- Обязательно, но на длинном поводке. Раз опытная, значит топтунов мигом срисует.

- Это да, - кивнул Генрих. - Увидимся завтра. Связь по обычной схеме. Бывай!

***

- Ну, ты только никому не рассказывай, хорошо?

Но Натали было не до комментариев. С портрета, выдержанного в коричневых тонах, словно бы, сквозь тонкую золотистую дымку на нее смотрел Генрих. Его глаза, его улыбка. Высокий лоб, знакомый прищур. Молод, победителен, полон невероятной энергии и харизмы, одет...

"Бриллиантовые запонки стоимостью в целое состояние... И кто бы это мог быть?"

Она перевернула картину. Как и следовало ожидать, подпись оказалась в правом нижнем углу. З. Серебрякова, седьмое сентября 1938 года...

"Двадцать семь лет тому назад. Марго уже родилась, значит, мать Ольги была замужем. Внебрачная связь? Любовник, портрет которого пишет Зинаида Серебрякова... Генрих Шершнев? Генрих Николаевич или Генрих Романович?"

- Ну, что ты, Ляша! Никому. Честное слово! А как, кстати, зовут твою маму?

- Мою маму, Тата, зовут Ларисой, девичья фамилия Ланская. Еще вопросы?

Ей бы обратить внимание на интонацию, на понизившийся тембр голоса, на синтаксис, наконец, но куда там! Слишком сильные впечатления, слишком много дури в тупой голове. А удар оказался резким и сильным и нанесен был правильно, то есть, квалифицированно и точно. В солнечное сплетение. Но главное - неожиданно.

От мгновенной боли выбило дыхание, и перед глазами поплыли кровавые круги.

- Еще добавить или хватит пока? - Голос Ольги звучал незнакомо, долетал издалека. - Ну?

"Мне же не ответить! Сука! Я же дышать не могу!"

Пока пыталась продохнуть, получила еще пару ударов по ребрам и между ног. Не смертельно, да и боль не сопоставима с тем, что испытываешь, получив в "подвздох", но Ольга отработала по ней, как по груше и, судя по виду, едва не кончила от удовлетворения.

- Хорошо тебе, милая? - ну, чистый ангел, а не вдовица. - Тепло, уютно?

- Б... лядь п...

- Подзаборная? - милая улыбка дриады, ясный взгляд, солнечное сияние в волосах.

- Ох!

- Поговорим или начнем с ноготков?

- Т...ы в св...

- В своем ли я уме, Тата? - очаровательная особа, нимфа или вила, нежна, добра безмерно, но пуглива и наивна. - В своем. И не надо изображать святую невинность! Я знаю, Тата, про тебя такое, что легко могу упаковать "в крепость" или на каторгу. Пожизненно. Ты меня понимаешь, Бес? В твоем досье девятнадцать эпизодов... Пожалуй, и под повешенье подвести - без проблем.

- Сука!

- Капитан-лейтенант Станиславская, но чести, извини, не имею: отдала Дмитрию-покойнику на брачном ложе. Подробности рассказать, ну, типа, куда он, и что я? Нет? Сама знаешь? Вот и ладно. Говорить можешь?

- Да, пошла ты!

- Можешь, - в голосе удовлетворение, в глазах - смех. - Хочешь подраться?

- А вдруг захочу? - говорить было тяжело и больно, но и пасовать не хотелось.

- Что такое "китайская рука"[1], знаешь?

- Допустим.

- Дзесинмон, черный пояс. Хочешь попробовать? - но вопрос такой возможности не подразумевал.

- Не хочу.

- И правильно, - кивок, улыбка. - Сядь, кукла! Слушай! Не перебивай. Пока... пока я не сломала тебе пару костей, ты можешь выйти отсюда целой и свободной. Потом, только боль, Шлиссельбург и виселица. Но не сразу. Будь уверена, я получу тебя в свою собственность настолько, насколько захочу. Подробности объяснять?

- Чего ты добиваешься?

- Правды, как ни странно. Помнишь у латинян? Правда и ничего кроме правды. Хорошо сказано. Лаконично и по существу. Кто такой Генрих?

- Ты же знаешь, полковник Шершнев.

- А это что? - кивок на портрет.

- Ты же видела, я сама об этом портрете ничего не знала! Ни вчера, ни сегодня.

- Допустим. Второй вопрос, зачем он здесь?

"Ну, вот мы и дома! Не надо было мне с ним идти! Ох, не надо было!"

***

Вход со двора оказался вполне цивилизованным. Не черная лестница, одним словом. Вернее, черная-то черная, но только по происхождению, а по нынешнему статусу давно уже обычная – для клиентов, не желающих мелькать перед фасадом. У каждого ведь своя история, и не все любят рассказывать о себе любимых в полный голос.

Генрих поднялся по лестнице, осмотрел не без любопытства тяжелую дубовую дверь с бронзовой пластинкой - "Частный поверенный, доктор права Поливанов В.Г." – и нажал на кнопку звонка. Ни во дворе, ни на лестнице никого не оказалось: ни охраны, ни самого ничтожного наблюдателя. Оставалось гадать: или у них здесь все по высшему разряду устроено, с телекамерами и группами огневой поддержки, спрятанными за темными окнами чужих квартир, или, и в самом деле, предполагается приватная встреча на нейтральной территории. Могло случиться и так, особенно если игра только начинается, и главные действующие лица не решили пока, когда и как им выходить из тени.

Дверь открыл сам Иван. Показался в проеме, медведеподобный, сутулящий широкие покатые плечи, иронично-дружественный.

- Ага! Это ты, стало быть! Ну, здравствуй, Генрих! Обнимемся?

- А без этого никак нельзя? – вопросом на вопрос ответил Генрих. – Здравствуй, Иван!

- Входи.

- За тобой.

- А дверь закрыть? – усмехнулся Иван.

- У тебя замок с собачкой, - улыбнулся в ответ Генрих, – сам захлопнется.

- Умный ты, Генрих, и при оружии. И вообще чужой стал, не искренний…

- Тебе напомнить, где я свою искренность оставил?

- Мне жаль.

- Мне тоже.

Между тем, они прошли через просторную приемную, но в кабинет частного поверенного входить не стали, хотя контора была абсолютно пуста – ни одного свидетеля – а вышли через боковую дверь в коридор и прошли по нему до глухого закутка, где располагался небольшой конференц-зал. Просторная комната с плотно занавешенными окнами, длинный матовой полировки стол, обставленный стульями с высокими спинками, буфетная стойка в углу.

- Кофе, чай? Немного коньяку?

- Спасибо, я возьму сам, - Генрих уверенно прошел к стойке и стал изучать этикетки.

- Ну, я тебя обслуживать и не собирался, - Иван тоже подошел к буфету, двумя пальцами "выдернул из строя" высокую узкую бутылку с блеклой этикеткой, взвесил на ладони. – Вкус у Поливанова дерьмовый, честно сказать. Парвеню[2]. Но вот этот, вроде бы, неплох. Сорок седьмой год, как полагаешь?

- Плесни, узнаем, - пожал плечами Генрих.

- Тебя позвал Варламов. Что предложил?

- Скажи, Иван, ты все еще играешь на виолончели? Выступаешь?

- Играю. Хочешь послушать?

- Не сегодня, - Генрих взял со стойки бокал, чуть взболтнул, понюхал. – Так ты выступаешь?

- Только в частных домах. Не люблю, знаешь ли, публичности.

- Тогда и начинать не стоит, - Генрих отпил немного. Вкус ему понравился, но сказать определенно, хорош ли коньяк, он не мог. Когда-то умел, но все позабыл. Время и обстоятельства не способствовали.

- Я готов изменить жизненные принципы, - Иван тоже выпил и находился теперь в некоторой задумчивости. Словно бы оценивал свои ощущения. - Так зачем ты понадобился Лаговскому?

- Спроси Бекмуратова, он и сам должен знать, и поболее моего.

- Конспиратор!

- Иван, я к тебе в гости не напрашивался. Есть что сказать, говори.

- Все еще обижен!

- Полагаешь, не за что?

- Я ничем не мог тебе помочь!

- Спорное утверждение.

- Бесспорное, поскольку я могу свои слова подтвердить фактами. Завтра, максимум послезавтра получишь это дело со всеми потрохами. Мне сказали, там две картонных коробки гадостей и подлостей, и все они твои. Договоримся или нет, делай с этим хламом все, что заблагорассудится. Сожги, и следов не останется. Но прежде почитай, я за свои слова отвечаю!

- Серьезный ход, - согласился Генрих и сделал еще один глоток.

"И ведь, похоже, не врет".

- Каков твой официальный статус? – Это был важный вопрос, но только первый из трех.

- Частное лицо, - Иван смотрел на него поверх бокала, пить не торопился. - Несколько титулов, землицы сколько-то, пай в татарской нефти, счета банковские…

- Чем станешь мотивировать, если все-таки "Да"?

- Бекмуратов нашел один любопытный документ.

- Бесспорное свидетельство?

- Неоспоримое свидетельство! – жестко поправил Иван.

- Даже так… - Генрих допил коньяк и вернулся к буфетной стойке. Похоже, на свой второй вопрос он получил исчерпывающий ответ. Что ж, оставался третий вопрос.

- Каковы твои планы?

- Они самого решительного свойства, Генрих. – Иван допил коньяк и тоже подошел к стойке. – Решительней некуда. Но ты не спросил меня о своих обстоятельствах.

- Ладно, считай, что спросил.

- Полковник Хорн должен будет исчезнуть.

- Совсем? – прищурился Генрих.

- Как не было.

- А как же быть с теми, кто все еще помнит?

- Они забудут! – махнул огромной ладонью Иван. – Все!

[1] Каратэ.

[2] Парвеню - человек незнатного происхождения, добившийся доступа в аристократическую среду и подражающий аристократам в своем поведении, манерах; выскочка.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Чудно знатно интригует этот 65ый год даже при том что фабула - идея госпереворота за который ГБ и против - армия вырисовывается..

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

И да, и нет, коллега. Все еще запущенее :)

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Ну я и не думал что так запущенная Империя отражается в тексте только в один слой.

Не компартия Швеции

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Вы правы. Будет пару слоев :)

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Несмотря на непогоду, на площади перед Константиновским дворцом, на Ивановской улице[1] и Невском проспекте в седьмом часу вечера было оживленно. В начале восьмого традиционно начинались представления в Опере[2] и в варьете на флорентийской[3] улице, в семь тридцать открывался Большой зал филармонии, и это не считая Александринского театра, Нового балета, Театра Буф и Комической оперы, находившихся чуть в стороне. К тому же по соседству – в доме купца Елисеева - располагалось кабаре "Ампир", а на Екатерининском канале в доме Зингера – "Энигма"[4] - самое стильное казино на севере России.

Памятуя о том, что свято место пусто не бывает, особенно в час "Пик", Генрих зарезервировал столик в ресторане "Крыша" Гранд отеля Европа заранее, и в семь часов ровно был на месте. Сидел, рассеянно слушая Чайковского – попурри из композиторов второй половины 19 века исполнял струнный квартет, – пил кахетинскую чачу, заказанную в качестве аперитива, и попыхивал кубинской сигарой, оказавшейся, и в самом деле, хорошей. Во всяком случае, по мнению Генриха, она стоила затраченных на ее покупку денег. А раз так, он мог позволить себе расслабиться и не думать пока о том, куда катится мир, как и том, отчего все империи заканчивают на один и тот же манер. Хаос пожирает лучшее, на что способны люди. Энтропия торжествует, порядок – посрамлен.

"Но можно ли верить Ивану?" - вопрос без ответа, практически из разряда риторических, поскольку у Генриха просто нет достоверных сведений, чтобы осмыслить его и попытаться дать вразумительный ответ.

Каким Иван был четверть века назад, Генрих, вроде бы, помнил. Но не было уверенности, что память не подводит, да и привходящих хватало. Иди знай, что было у Ивана в голове тогда, тем более, о чем он думает теперь.

"А Лаговский? Так ли прост этот хитрован?"

Могло случиться и так, что Лаговский играет свою хитрую игру, причем со всем не ту, в которую пригласил играть Генриха.

"Будет смешно, если меня попросту обведут вокруг пальца, но ведь и знать наперед нельзя! Однако... - он увидел в дверях Наталью и непроизвольно отметил, что прошедшая ночь пошла, похоже, женщине на пользу. Чуть меньше ненастья на челе, чуть больше шика в поведении... И да, тело не молчит! Надо только уметь увидеть, как оно поет.

- Рад тебя видеть! - встал он ей на встречу. - Чудесно выглядишь!

- Тебе нравится? - морщинка между темных стрелок бровей, сомнение, возможно, тень удивления.

- Это не комплемент!

"Отчего бы и не сказать правду? Не все же актерствовать, ей богу!"

- Генрих, ты не забыл? Позавчера я выстрелила в тебя из Люггера. В грудь! Ты жив чудом!

- Но я жив, - усмехнулся он. - Садись, Тата, я расскажу тебе страшную сказку.

- Серьезно? Что пьешь?

- Кахетинскую виноградную водку. Куда лучше узо или ракии. Попробуешь?

- Ну, если ты рекомендуешь...

- Повторите! - бросил он официанту. - И даме то же самое.

- С каких пор ты куришь сигары?

- Мы просто недавно знакомы, ты не успела этого узнать.

- А мне порой кажется, мы знакомы вечность.

- Значит, хорошее знакомство! - улыбнулся Генрих. - И вот, к слову, о страхе и сигарах. Дело было в Квебеке. Французы выбили нас из Альмы, но мы закрепились в горах у озера и сожгли лягушатникам на дороге с дюжину танков. И тогда генерал де Голь - он командовал французским экспедиционным корпусом - вызвал штурмовики. Теперь представь, стою я около командного пункта, попыхиваю сигарой, под локтем стек, в другой руке бутылка местного виски, и вдруг налет. Вой, свист и взрывы чередой, словно мальчишка кинул в озеро пригоршню камешков. Мгновение, не больше, я вижу эту дикую сцену, а в следующую секунду встаю с земли, машинально отряхиваю с куртки грязь и снег, и вдруг понимаю, что бутылка разбита, стек сломан, а вокруг меня лежат искалеченные тела, и ни одного выжившего. Твое здоровье! - он аккуратно отсалютовал ей рюмкой и сделал осторожный глоток. Время было еще раннее, и планы на вечер не определились, так что напиваться никак не резон.

- Стою, - продолжил он, отставляя рюмку, - пускаю дым, и никак не возьму в толк, что же это такое происходит, и отчего в ушах такой звон. Потом решил осмотреть зенитную батарею. Прошел по позициям метров сто пятьдесят, вышел к орудиям, и тут нас накрыло минометным залпом. Ты этого, наверное, не знаешь, но реактивные минометы визжат, как черти в аду. Я этот визг даже сквозь звон в ушах услышал. А потом они упали. Залп - двенадцать мин калибра сто десять миллиметров. Кучность у французов не ахти какая, но на открытой местности в паре вершков от земли осколки выкашивают все подряд. Понимаешь, к чему клоню?

- Ты остался невредим.

- Верно, - кивнул Генрих. - Как заговоренный. Стоял посреди этого ада, дышал вонищей от сожженной химии и даже не додумался упасть на землю. Впрочем, в оправдание себе замечу, что, судя по всему, был контужен. Вечером, попозже, меня и тошнило, и голова кружилась, но в тот момент... Де Голь не знал - он просто не мог знать - как плохо обстоят наши дела, а потому, спустя четверть часа, повторил минометный налет.

- Дай, угадаю! Ты провел это время, стоя посередине чистого поля?

- Так точно! - кивнул Генрих. - Опять в чистом поле и снова ни царапины. Вот тогда я и понял, что у судьбы - или у Господа, если угодно - свои резоны, и не мне их знать. Волков бояться - в лес не ходить, а я в лесу давно живу. Что же делать?

- Ну, для начала, давай поужинаем. Ты ведь пригласил меня на ужин, а я страсть какая голодная!

- Что ж, давая уже закажем что-нибудь, а то они тут, наверняка, марку выдерживают - подавать не спешат!

Судя по всему, Наталья действительно сильно проголодалась, и, пока Генрих неторопливо расправлялся с салатом из камчатского краба, съела под пару бокалов Лорент-Перье[5], заливное из щуки, судака и лососины под хреном и несколько пшеничных и гречневых блинов с осетриной икрой. От горячих закусок Генрих благоразумно воздержался, но Наталью попросил, "ни в чем себе не отказывать". И она, надо отдать ей должное, не посрамила ни своего титула, ни анархистского подполья, откушав в преддверие императорской ухи с расстегаями и имбирной водкой порцию фуа-гра[6] жареной с медом и сопровождаемой еще одним бокалом шампанского. Ела она быстро и, как бы сказать, методично. Но и о приличиях не забывала, не нарушив - даже по случаю великой спешки - ни одного из многочисленных правил политеса. Однако внимание к себе привлекла. Эта женщина умела быть невидимой, но когда хотела обратного, получала все и без ограничений. Вернее, добивалась этого сама, и так эффективно, как только можно вообразить.

Генриху, впрочем, представление понравилось, но здоровый аппетит молодой женщины в очередной раз напомнил о его собственном возрасте, и это было уже лишнее.

"Ну, ну! - подбодрил он себя. - Не возрастом меряют!"

Что именно не меряют возрастом, Генрих, однако, не уточнил. Возможно, что и неспроста, а по подсказке подсознания. Его интуиция бывала иногда до противного предусмотрительной.

- Просили передать, - уведомил тихим голосом, едва ли не шепотом, официант и положил рядом с тарелкой куриного бульона с лапшой сложенный вчетверо листок розовой бумаги.

- Ты становишься популярен! - от съеденного и выпитого Наталья чуть порозовела, и даже выражение угрюмой упертости, как будто, исчезло из ее глаз. Новая жизнь явно шла ей на пользу, хотя Генрих замечал уже первые признаки кризиса. Шарахнуть могло когда угодно, а о силе истерики пока можно было только гадать. - Мне начинать ревновать? Кто она?

- Кстати любопытно! - Генрих промокнул губы салфеткой, вытер кончики пальцев и взялся за листок. - Как ты будешь ревновать? Скрытно или открыто? А скандал ты мне закатишь? Драться полезешь? Посуду побъешь?

Говоря это, он разворачивал записку, но и Наталью - скорее по привычке, чем по необходимости - из внимания не выпускал, посматривал краем глаза. Оттого и заметил, странную реакцию женщины на его "драться полезешь". Как-то неадекватно она отреагировала на шутку. Вздрогнула взглядом, чуть напряглась. Мгновение, не более, но факт на лицо.

"И что это было? Отголоски прошлой ночи, или у нас возникли непредвиденные проблемы, о которых я пока не осведомлен?"

- Тэкс! - сказал он вслух, пробежав незамысловатый текст записки глазами. - Как я и предполагал, мы приглашены на прием. В девять вечера, в доме Нелидова.

- У Софьи Викентьевны и Павла Георгиевича? - Натали даже есть перестала, оставив императорскую уху и так понравившуюся ей имбирную водку.

- То есть, с семьей графа ты знакома?

- Мы дальние родственники.

- Хороший выбор, - отметил Генрих, складывая послание и убирая в карман. - И наверняка не без задней мысли...

Интерес его касался именно "задней мысли". Кого первого имел в виду Бекмуратов: Генриха или Натали? Ну, и еще не лишне было бы узнать, кого черт принесет на встречу этим вечером! Ведь явно кого-то принесет, а иначе зачем весь этот паноптикум?

- Да, чуть не забыл, - он взял со стола ложку и приготовился "дохлебать супчик", - чем окончилась твоя встреча с Ольгой... Постой, как ее по мужу? Станиславская?

- Да, - подтвердила Наталья, глядя на него несколько необычно, из-под ресниц, - Ольга Станиславская.

Глава 5. Хора[7]

Пока ехали на извозчике в Мошков переулок, Генрих рассказывал о маскараде в Венеции. Натали слушала вполуха. Вставляла кое-где уместные замечания, но большей частью молчала. Сидела, откинувшись назад, курила, думала. Вспоминалась встреча с Ольгой. Прокручивалась снова и снова, как заезжаная пластинка. Припоминались новые детали, но общее впечатление не менялось. Как было поганым, таким и осталось. Генрих тоже не радовал. Ничего осмысленного о том, как и где, провел день, не сообщил, отделавшись пустыми, ничего не значащими словами. И на рассказ о портрете отреагировал неожиданно никак. Почти равнодушно. Переспросил, "Серебрякова?" Покивал, словно припоминая давнюю безделицу. "Да, да, конечно! Как же это я запамятовал?" "Как говоришь, зовут ее мать? Лариса Ланская? Вот как!"

- Ты ее знаешь? - спросила Натали, прерывая молчание и резко меняя тему.

- Прошу прощения? - обернулся к ней Генрих. Смотрел спокойно, ни обиды за то, что прервала, ни удивления. Одна только вежливость.

- Ты Ларису Ланскую знал... в молодости?

- Вопрос о том, спал ли я с нею? Ведь так?

- Допустим.

- Ты ревнуешь меня к прошлому?

- Я? Тебя? Что? - ей едва не снесло крышу. Генрих умел провоцировать. - Глупости! Мало ли кого ты там трахал! Мне-то какое дело! Подумаешь переспали, экая невидаль!

"Слишком много слов! - она понимала, что попалась, как ребенок, но ничего поделать с собой не могла и объяснить Генриху, с чего вдруг такая экспрессия, не могла тоже. - Слишком много слов. Слишком быстрый отклик. Слишком сильное чувство. Черт тебя подери, Генрих!"

- Да, мне кажется, мы были с ней близки какое-то время... - говорит осторожно, думает о чем-то своем, смотрит в спину извозчика, который от их разговора поменял цвет кожи с белого на бурый.

- Она была замужем?

- Да, похоже на то...

- Ольга думает, что это случилось еще до рождения Марго, ее старшей сестры.

- Да? И что? Это ее тревожит?

- Нет, просто любопытно.

- Давняя история.

- С Елизаветой Ростовцевой тоже давняя история?

- Я был молод, - прозвучало с ноткой грусти, - и весьма популярен.

"И это все, что ты готов сказать о двух женщинах, которые тебя любили? Сукин сын!"

Во всех хороших домах - а особняк на углу Мошкова переулка и Дворцовой набережной был из таких - есть свои приемные дни. Понедельники, скажем, вторники или среды - постоянные, словно религиозные праздники, и закрытые на манер английских клубов. Нелидовы традиционно принимали по четвергам. Это повелось еще со времен отца нынешнего главы семейства - Георгия Самсоновича, бывшего одно время даже вице-канцлером империи. В те времена Генрих бывал здесь часто, особенно в период увлечения младшей дочерью графа Нелидова Анастасьей. Но случилось это давно, и не факт, что Павел Георгиевич знает об этом или все еще помнит. Да, если и вспомнит, это же история его сестры, а не жены. Есть разница, как говорится. Другое дело Софья. Ей много о чем есть вспомнить, и слава богу, если Павел об этом не осведомлен.

- Генрих, - Наталья приостановилась перед самой дверью, уже распахнутой перед ними вышколенным до полного автоматизма швейцаром, - а кто я сегодня?

- А сама, как думаешь?

- Наверное, баронесса Цеге...

- Я не спрашивал тебя, Тата, но, если ты носишь этот титул...

- Я сирота, Генрих. Титул принадлежит мне.

"Грустно, но этого следовало ожидать".

- Пойдем, - предложил он, - нас уже ждут.

И в самом деле, в вестибюле прогуливался, покуривая, генерал Бекмуратов.

- Добрый вечер, баронесса! Рад вас видеть, господин Шершнев!

"Ну, вот, все точки над "i" расставлены, и не нужно гадать, кто есть кто, этим вечером в этом доме".

- Здравствуйте, генерал! Давно не виделись!

- Да, я тоже успел соскучиться, - холодная улыбка, благожелательный кивок. - Вечер в разгаре. Общество в сборе. Для многих ваш визит - из разряда полных неожиданностей, причем, даже не знаю, какого свойства. Приятных или напротив, однако надеюсь, никто глупостей не наделает, все-таки люди воспитанные. Вам стрессы тоже противопоказаны, как я слышал. От последней контузии, чаю, еще не отошли? Оно вам нужно?

- Ни в коем случае, но я ведь здесь не гусей дразнить и не буку показывать, я прав?

- Чуть позже подъедет Петр Андреевич...

- Варламов?

- Так точно, - кивнул Бекмуратов. - Вас, полковник, пригласят наверх, в кабинет Павла Георгиевича, там и поговорите.

- А Павел Георгиевич у нас нынче кто?

- Павел Георгиевич - губернатор Северо-Западного края.

- Губернатор? - не поверил Генрих, мысленно примеривая на Пашу Нелидова расшитый золотом мундир. Получалось нелепо.

- Не знали? - откровенно усмехнулся Бекмуратов. - Большой человек, не ссорьтесь с ним. Опасно.

- Спасибо! - кивнул Генрих. - Учту!

И, подхватив, Наталью под руку, увлек к лестнице.

- А как же профессор консерватории? - спросила она на половине подъема. Тихо спросила, заговорщицким шепотом, элегантно склонившись к невысокому своему спутнику.

Такими он их и увидел - себя и ее - в зеркале на вершине подъема. Натали казалась даже выше обычного.

"Смешно... - ему вспомнилось полотно одного мирискусника[8]. Кажется, это был Николай Ульянов. А картина называлась, дай бог памяти, " Пушкин с женой перед зеркалом на придворном балу". - Ну, я не Пушкин, да и Наташа - не Гончарова, так что... "

- Однако!

Генрих повернулся на голос, Слева на лестнице стоял мужчина в мундире дипломата. Седой, круглолицый, с нездоровым румянцем на белом рыхлом лице. Маленькие бесцветные глазки удивленно взирали на Генриха из-за поблескивающих в свете ламп стекол очков в тонкой золотой оправе.

- Прошу прощения, сударь?!

- Вы! - опешил мужчина. - Здесь?!

- Не знаю, право, о чем, вы! - пожал плечами Генрих, начиная, наконец, узнавать собеседника. - Разрешите представиться, Генрих Николаевич Шершнев.

- Генрих Ш...

- Баронесса Цеге фон Мантейфель, - продолжил между тем Генрих. - С кем имею честь?

- Пардон, месье! Как вы сказали? Шершнев?

- Полковник Шершнев недавно из-за границы, - холодно пояснила Натали, крепче сжимая руку Генриха. На его взгляд, несколько сильнее чем следовало.

- О, мой бог! Какой конфуз! - но, судя по всему, дипломат на столь откровенную ложь не купился. Просто отступил, чтобы не затеять ненароком скандал. - Разрешите представиться! Полонский, Эдуард Аркадиевич. Мадам, месье!

- Мадемуазель! - поправила Наталья.

- Миль пардон! - отступил Полонский, пропуская их наверх. - Прошу прощения! Обознался...

- Вашу карточку, сударь! - шагнул им на встречу мажордом в старорежимной ливрее.

- Я забыл наши карточки в машине, - процедил сквозь зубы Генрих, ему начинали надоедать неуклюжие маневры потенциальных нанимателей.

"Хуже китайцев, ей богу!"

- Объявите просто... Полковник Шершнев и баронесса Цеге фон Мантейфель...

- ... и баронесса Цеге фон Мантейфель! - объявил мажордом, и Генрих ввел ее в зал.

Общество на ее имя отреагировало довольно дружно. Она разом притянула все взгляды, кое-кто обернулся, другие повернули головы, и любопытство их случайным не назовешь: последний раз Натали выходила в свет, когда ей едва исполнилось восемнадцать, а сейчас...

"Почти двадцать четыре... Как быстро летит время!"

А ведь Мантейфели фамилия знатная. С историей и родственными связями, хотя и без денег, но это уже совсем другая история, поскольку происхождение и деньги не всегда идут рука об руку.

"И что теперь? Бить будете или обнимать?" - но мысль эта - всего лишь дань дурному настроению. Бить не стали бы, даже если бы узнали, кто она на самом деле. А вот обнять... Скорее всего, многие искренне рады тому, что она вернулась из небытия и безвестности. Другим - просто любопытно, но и любопытство - не порок.

- Натали!

- Екатерина Владимировна, милая!

"Ну, что мне стоит, в самом деле, пять минут побыть "душечкой" и "лапушкой"!"

- Полковник! Баронесса!

- Рад вас видеть, дорогая! Душевно рад случаю познакомиться... полковник!

- Генерал!

К ним подходили. Им улыбались. Вокруг них вели хоровод. Заговаривали. Задавали вопросы. Ждали ответов.

- Как ты изменилась, милая! Тебя, Тата, просто не узнать! Красавица! - Нона Бернсторф говорит громко, без стеснения. На ухо шепчет тихо, обдавая жаром губ. - Блядствуешь? Он богат?

- Генрих! Вот так встреча! Вы по-прежнему увлекаетесь охотой? Присоединяйтесь! Я послезавтра на боровую дичь хочу выйти.

- У вас, граф, кажется, континентальные легавые?

- Хорошая у вас память, ... полковник. Точно так. Но я тут по случаю приобрел еще и ротвейлеров... Будет весело! И баронессу с собой берите! Ты же не обидишь, Натали, дядьку Федора отказом?

- Ну, что вы Федор Алексеевич, конечно нет! Но у Генриха... Николаевича, возможно, есть другие планы на выходные...

"У нас есть планы? Или планы есть у тебя, а я тут ни при чем?"

- У тебя есть планы, дорогой? - спросила вслух, назло взглядам, упершимся в лоб, словно стволы винтовок расстрельной команды.

- Помнится, планы были у нас обоих...

Следовало признать, Генрих держится великолепно. Спокоен, ироничен, в меру раскован. Не то, что она. А она...

<a name="OLE_LINK54">"Я веду себя, как баба! Психую, а не думаю... Votze[9]!"

Но грубость не помогла, скорее, наоборот, а материться по-немецки, и вообще, моветон. Хочешь назвать женщину "дыркой", называй по-русски.

Она взяла бокал шампанского. Зубы клацнули об узорчатый хрусталь. Впрочем, тихо - никто и не услышал. Или почти никто! Генрих бросил быстрый взгляд, словно хотел удостовериться, что с ней все в порядке.

"Ты прав, Генрих! Не время устраивать истерику".

Между тем первая волна суеты, поднятая их эффектным появлением, миновала. Страсти несколько ослабли, волнение улеглось. "Толпа" рассосалась, и никто уже, кажется, не увлекал их с Генрихом в сомнительной аутентичности хоровод. Все, как будто, вернулось на круги своя, однако "осевшая пыль" неожиданно открыла перед Натали совсем другую интригу. Похоже, дело было не в ней. Вернее, и в ней тоже, но внезапное "воскрешение" в Свете брутальной дебютантки шестилетней давности не шло ни в какое сравнение с тем впечатлением, что произвел на собравшихся ее спутник. Очень непростое впечатление, не рядовое и неоднозначное. Выходило, что кое-кто здесь, включая и хозяев дома, был знаком с Генрихом еще в былые - вполне былинные по-определению - времена, и, возможно, даже более чем просто знаком. Во всяком случае, во взгляде Софьи Викентьевны Нелидовой Натали разглядела такую вакханалию чувств, что оставалось лишь робко предполагать, что и как происходило между ней и Генрихом в годы их молодости. Однако на словах графиня была более чем сдержана. Не расточал словес и ее супруг. Оба они оставались внешне корректны, холодно приветливы, но не были и равнодушны. Истинный нерв их отношений с неожиданным гостем был упрятан не столь уж глубоко, чтобы Натали его не разглядела. Другое дело, что недоумение ее от этого только возросло. Кто же он такой, Генрих Шершнев? Кем был и куда сплыл? И что он мог, прости господи, такого натворить, что и спустя годы, его собственные бывшие любовницы не смеют назвать его настоящее имя вслух?

"Есть мнение, что имя и отчество господина Н. нам известны… Генрих Романович. Но вот фамилия! Фамилия его, разумеется, не Шершнев, но притом никого этот псевдоним отчего-то не удивляет... "

Итак, дано: Шершнев, который не Шершнев, но Шершневым, тем не менее, может назваться по некоему никем так и не озвученному праву. Замысловато и интригующе.

"Фамилия матери? Может статься, но кто, тогда, у нас мать?"

[1] В нашей реальности Михайловский дворец, площадь Искусств и Михайловская улица.

[2] Михайловский театр (Малый театр Оперы и балета).

[3] В нашей реальности Итальянская улица.

[4] Enigma, Энигма - загадка, головоломка, что-то таинственное, невыразимое, или шарада или сложная задача.

[5] Шампанское.

[6] Гусиная печень,

[7] Для исполнения хоры танцоры - мужчины и женщины собираются в круг, берутся за руки и начинают движение вправо сначала левой, потом правой ногой. На следующем шаге левую ногу ставят за правой, и снова делают шаг правой. Эти движения повторяются сначала в медленном, а потом в быстром темпе. При большом количестве танцоров люди делают несколько кругов, один в другом.

[8] Т.е. члена художественного объединения "Мир искусства". Н.П. Ульянов (1875-1949) замечательный русский живописец. Портрет Гончаровой и Пушкина перед зеркалом он написал в 1937 году.

[9] П-зда (нем. бранное) - в переносном смысле - женщина, девушка.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Понимаю еще меньше, нравится больше. Парадоксально, но факт!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

Спасибо, коллега Max_Max, вот теперь "день сделан"..

ДевушкО появляющаяся в Свете после того, как упокоила семерых его представителей, и девять раз помогала грабить банки, так озабочена тем что ж натворил её любовник.

Трансгалактично по петербургски, в служилом в бОльшей части обществе,- так и надо,.

".. ..И только разведка Флота.."

..Вот так и кончают Империи

К вашему тексту "2капитана2" ещё больше подходят

Изменено пользователем MGouchkov

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Что такое 2капитана2?А девушка чудить не перестанет, тем более, что это не все еще о ней, как и разведке флота :)

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

"Два капитана 2"

http://ru.wikipedia..../Два_капитана_2

Антидот от передозировки АИ

"..И только Флот, сохраняя патологическую верность.. .."

Это - оттуда дословно.

Его очень не любят "серьёзные альтисторики"

..Когда кто с кем как спит важнее "Судеб Империи" то есть надежда миновать чашу патологического интереса к танковым калибрам..

..Эх, жаль что события в 65ом, Николаю Степановичу Гумилёву уже под 80, а если б чуть ранее, то его "совершенно необходимое" появление в тексте..

Изменено пользователем MGouchkov

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Да, спасибо! Я совершенно забыл про этот фильм. 2о лет прошло, однако :) Калибры не обещаю, но стратегия с тактикой подверстаются, несколько позже ;)

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Калибров всё равно - нет бОльших чем у Magnum'а

..[имхо] Ткань мира - одежда - манеры - транспорт (на войне в Городе в пейзанстве) - архитектура.

Это одинаково видят сами - по разному одетые и разное пьющие и вкушаюшие

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

ну, где-то так и есть

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

Текст работает как концентратор текстов. Очень здорово. Да, коллега Гучков очень к месту Гумилёва вспомнил... Кстати, Шершнев - ровестник 'простого солдата бронепоезда', по совместительству досточтимого мастера ложи 'Северная Звезда' Гайто Газданова.

Изменено пользователем favorov

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Текст работает как концентратор текстов. Очень здорово. Да, коллега Гучков очень к месту Гумилёва вспомнил... Кстати, Шершнев - ровестник 'простого солдата бронепоезда', по совместительству досточтимого мастера ложи 'Северная Звезда' Гайто Газданова.

Бронепоезд не обещаю, но сцену в салон-вагоне (состав Петроград-Новогрудок) - как раз обдумываю :) С другой стороны, обещаю (ну, попробую, во всяком сючае, еще и сцену в некоей единице бронетехники. возможно, танк. Возможно, броневик. Без секса, но со смыслом. А вот я забыл, Клер какая была?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

Клэр была больна. Это первая фраза романа. Интересно, если перечитать весь роман, можно вспомнить хоть что-то о ней, кроме этой первой фразы?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

***

Судя по всему, Наташа пользовалась в обществе известной популярностью, хотя никто из присутствующих - даже князь Бекмуратов, пусть он и намекал на обратное, - не знал всей правды. Они помнили девушку из хорошей семьи, знали цену ее титулу. Догадывались, что она не появляется в Обществе не без причины. Не просто так. И все-таки, они и представить себе не могли, кем стала за эти годы баронесса Цеге фон Мантейфель.

"Ирония судьбы... Впрочем, если вспомнить историю... Да, пожалуй. Если вспомнить историю, не она первая".

Сейчас, "унесенная потоком", Наталья оказалась вблизи рояля. Там собралась "молодежь", если, разумеется, это определение уместно для гостей графа Нелидова. На самом деле, всего лишь несколько в той или иной мере холостых мужчин и незамужних женщин, достаточно молодых, чтобы все еще оставаться в этой возрастной категории. Незнакомый - "А кого я здесь, собственно, знаю, кроме стариков?" - гвардейский штаб-майор, как раз из приснопамятного Первого Шляхетского полка, традиционно стоявшего не в Новогрудке, а именно в Петрограде, играл что-то романтическое. То ли из Густава Малера, то ли из Рихарда Штрауса. Остальные слушали, несуетливо общаясь между собой неслышным на таком расстоянии полушепотом. Рядом с Наташей оказался высокий спортивного сложения господин. Породистое лицо, безупречный смокинг с камербандом[1], прямой пробор в коротко стриженных пшеничного цвета волосах, узкая полоска светлых усов над верхней губой. Генрих наблюдал за ними краем глаза, пытаясь понять, отчего его вдруг заинтересовало с кем и о чем беседует Наталья. Не анархист, скорее всего. И не агент конкурентов. Возможно, бывший любовник. Может быть, будущий.

"Твою мать!"

- На два слова, если позволишь! - Павел подошел с той технической улыбкой, с какой, по идее, радушный хозяин осведомляется, все ли хорошо у его гостя и не может ли он чем-нибудь быть ему полезен.

- Я полностью в твоем распоряжении! – Все личное, что могло между ними стоять, осталось, как надеялся Генрих, в далеком прошлом. Остальное – от лукавого. Не захотел бы Павел принимать "такого гостя" в своем доме, мог и отказать. Губернатор, все-таки, не говоря уже о том, что аристократ и богач.

- Не знаю, во что ты ввязался на этот раз, - говорил Павел по-видимости спокойно, но спокоен, похоже, не был, а вот чем вызвано его беспокойство, можно только гадать, но гадание не лучший способ постижения истины. - Хочу, однако, предупредить по старой дружбе, - продолжил губернатор в полголоса, - Варламову верить нельзя. Он человек скверный, и преследует не вполне понятные мне цели. Карварский же и вовсе палач.

- А Бекмуратов? - в конце концов, в дом Нелидовых Генриха привел генерал, так отчего бы и не спросить хозяина дома?

- Бекмуратов – человек умный и в целом порядочный, но при этом себе на уме, а это при его профессии можно рассматривать и как достоинство, и как недостаток.

- Зачем же ты с ними водишься? - вопрос напрашивался.

- От безысходности! - ответ не из тех, что ожидаешь услышать в такого рода разговоре.

- Можешь объяснить?

- Ты совсем не в курсе наших дел? - Павел казался удивленным, но, скорее всего, так оно и было. Однако разубеждать его в своей "наивности" Генриху показалось - не с руки.

- Я третий день в городе, - чуть пожал он плечами.

- Что означает, ты третий день в России?

- Так точно.

- Что ж, - неодобрительно покачал головой Павел, - если коротко, у власти в России находится коалиция центристских и правых партий, и я второй номер во внепартийном списке "Традиция". То есть, правительственное большинство формируется с нашим участием. И вес нашего участия – двадцать семь мест в Думе. Петр Евгеньевич Львов – лидер "Традиции" – получил при формировании правительства портфель вице-канцлера. По-новому, он министр иностранных дел. Ну а мне достался Северо-запад, то есть, я тоже впрягся. Так что, пока Львов с Лаговским заодно, мне уходить некуда.

- Но Варламова ты не любишь.

- Презираю.

- А Карварского?

- У тебя есть более сильный эпитет, чем "презираю"?

- Нет, но я тебя понял. Спасибо.

- Даже и не знаю, зачем я тебе все это сказал.

- Может быть, по старой дружбе? – предположил Генрих. Ничего хорошего, на самом деле, он от продолжения разговора не ожидал, но не поддержать беседу, было бы моветоном.

- Скорее, по старой вражде, - кисло улыбнулся Павел. – Можешь наслаждаться, меня Софья попросила. И все об этом! – закончил он резко. – Иди! Тебя Варламов ждет. По той вот лестнице наверх, и направо по коридору. Дверь в кабинет открыта. Он там…

"Он там… Ты тут… а я в пути. Как же славно бывает, порой, переговорить со старым другом, даже если он давно всего лишь бывший враг".

***

- Ну, что вы, право, все вокруг да около! - Генриху надоело "наводить тень на плетень", пора бы и определиться, ей богу!

- А вы, как думали? - поднял бровь Варламов.

- Я думал, что имею дело с серьезными людьми, - сухо бросил Генрих. Он балансировал на грани вежливости: еще чуть сжать зубы, и выйдет оскорбительно.

- Полагаете, Статс-секретарь Государственного совета недостаточно серьезная фигура?

- Зависит! - Генрих достал папиросы и неторопливо закурил. Сигару он припас для другого случая. До того момента, когда удастся раскурить ее ради удовольствия, а не для дела.

- От чего же это зависит? - вывести Варламова из себя оказалось непросто, но попытка не пытка, не правда ли?

- От государства, например, - усмехнулся Генрих.

- Китайцы лучше? - улыбнулся собеседник, демонстрируя, что знает о Генрихе много больше, чем тому хотелось бы.

- Господин Сюжэнь серьезный собеседник, - пыхнул папироской Генрих. - Он сделал мне предложение. Я обещал его обдумать. И вот я здесь, в Петрограде. Думаю. Третий день. Между тем, всякая сволочь устраивает на меня покушения. Начальник штаба отдельного Корпуса жандармов не мычит не телится. Товарищ министра Внутренних дел выписывает арабески, да еще статс-секретарь Государственного совета... - последние два слова он подчеркнул интонацией.

- Значит, хотите определенности.

- Время деньги, Петр Андреевич, так, кажется, говорят голландцы?

- И бриты так говорят, - хмыкнул в ответ Варламов. - Но они нам, русским, не указ!

- Это они вам, русским, не указ, - поправил его Генрих. - А я деньги зарабатываю честным трудом.

- Честным трудом? - "Удивленно" поднял бровь Варламов. - А я думал, вы наемник, Генрих... Романович.

- Во-первых, если я сказал "достаточно", то так оно и будет! - Генрих был возмущен, но воли гневу не давал. Говорил нарочито спокойно. Разве что холодно, без эмоций, но это максимум того, что он себе мог позволить. Не унижаться же, в самом деле, перед каждым сукиным сыном?!

- Во-вторых, служба в наемном войске не позор. Во всяком случае, в старой России. И в-третьих, вы уж решите, Петр Андреевич, кто я для вас, Николаевич или Романович. Определитесь и тогда, милости просим, а пока, извините! Честь имею! - он небрежно вбросил дымящийся окурок в зев огромной бронзовой пепельницы, отвернулся и сделал шаг к двери.

- Постойте! - Все-таки он достал Варламова, и вот, что обидно, на ерундовый прием взял! Мелок оказался статс-секретарь, совсем не того пошиба фигурой, какую хотелось бы видеть во главе великой страны.

"Оперетка! Банановая республика! Ей богу, за державу обидно!"

- Да, постойте же вы! - Харламов явно испугался, что Генрих уйдет и уедет служить в Китай, но Китай Генриху не родина, и от случая, послужить отечеству он так скоро не откажется. Вот только Варламову и иже с ним знать об этом не обязательно. Этот народ от власти наглеет, а вот чувства ответственности за взятые на себя обязательства, как не было, так и нет.

- Поговорим о деле!

- Уверены? - обернулся от дверей Генрих. - Или опять начнем плести кружева?

- Возвращайтесь, Генрих Романович, - приглашающий жест, вежливая улыбка. - Садитесь, пожалуйста. Поговорим серьезно. Выпьете?

- Я могу и всухую, но отчего же не выпить, если предлагаете? Что там у вас?

- Все, что душе угодно! - усмехнулся довольный поворотом разговора Варламов. - У Павла Георгиевича отменный вкус!

- Тогда... Это что там у вас? - прищурился Генрих, вглядываясь в недра бара. - Это виски Port Ellen?

- Сейчас посмотрю, - Варламов достал бутылку, осмотрел, поднес к глазам этикетку. - Да, Port Ellen, тридцать два года. Должно быть стоит целое состояние.

- Да, нет, - отмахнулся Генрих. - Восемьсот фунтов, не более. Разливайте! Итак?

- Правительство обеспокоено положением в провинциях... - Варламов открыл бутылку и стал разливать виски по хрустальным стаканом, но следил, кажется, больше за своей речью, чем за бутылкой.

- Провинции на то и существуют, чтобы беспокоить, - пожал плечами Генрих. - Сначала их приобретают, как триппер, а потом удивляются, что зудит.

- Это вы про Хазарию или Сибирское ханство? - Варламов не улыбался, он был серьезен.

- Вообще-то про Сянцзан и Афганистан, на худой конец, про Померанию и Мекленбург.

- В Сянцзане вы нам не нужны, - покачал головой Варламов. - Зачем? Уж всяко разно две-три штурмовые дивизии Россия поднять еще может. Армия сдюжит, не сомневайтесь, даже при нашем нынешнем бардаке. А афганцев те же татары с жидами вырежут. Без проблем, как выражается нынешняя молодежь.

- Вот как! - задумчиво произнес Генрих. Он был удивлен, не без этого. Но все-таки не ошеломлен. Чего-то в этом роде он, на самом деле, от всех этих варламовых и ожидал, но даже ему, как выяснилось, не хватило цинизма, чтобы оценить их по достоинству.

"Татары с жидами... Н-да, те еще деятели!" - иудеев в Хазарии хорошо если набиралось процентов пятнадцать, да и те исторически носили прозвище жидовинов, а не жидов, как их европейские единоверцы. Но важнее другое - Хазария являлась частью России с пятнадцатого века, Сибирское ханство - с семнадцатого. Назвать эти земли - а их именования входили и в титулование российских императоров - провинциями все равно, что считать нацменами литвинов или поляков.

"Или малороссов..."

- Ну, а в Хазарии чем я могу быть вам полезен?

- Кое-где поднимают голову сепаратисты...

- Жандармерия разучилась ловить мышей? - оскалился Генрих, принимая у Варламова стакан с виски.

- Не разучилась, - покачал головой собеседник, - но даже самый большой кот не справится с армией крыс.

- Генерал Бекмуратов с такой оценкой отдельного Корпуса согласен?

- Не знаю, право, - пожал плечами Варламов. - Но в Сянцзане наши доблестные жандармы, мягко говоря, опростоволосились. И восстание, извините за выражение, просрали, и удар не выдержали. А ведь там стаяла целая бригада! С артиллерией, между прочим, и бронетехникой. Каково!

- Да, удручающе, - согласился Генрих. - А армию, стало быть, вы боитесь использовать из-за ее, так сказать, национального состава.

- Именно так.

- И кем же я, по-вашему, должен командовать?

- У вас ведь есть свои люди? - прищурился Варламов.

- Есть, - кивнул Генрих. - Две-три бригады. Четыре, если вымести всех подонков Европы подчистую. Но это дорого вам станет, да и недостаточно для таких густонаселенных районов. Объявлять вербовку в обеих Америках? Долгая история, и не факт, что ваши "друзья" в Пруссии, Австрии или Голландии не захотят воспользоваться моментом.

- Об этом и речь! Тут медлить нельзя! - оживился Варламов. - Дело следует сделать быстро и решительно, чтобы ни здесь, ни там никто и чирикнуть не успел. Жандармерия, к слову, понадобится, чтобы наших либералов и социалистов утихомирить, а армия на границах потребна. В Европе неспокойно, и не мне вам об этом рассказывать. Сами знаете, небось!

- Все равно не пойму, с кем же прикажете приводить к смирению непокорные провинции?

- С народным ополчением! - судя по всему, иронии, небрежно спрятанной в вопросе Генриха, Варламов даже не заметил.

- С дружинниками Половцева и Семака?

- Их, между прочим, до ста тысяч набирается, и подготовку какую-никакую получили!

- Вот именно, какую-никакую. Мне рассказывали, что дружинники эти, скорее бандиты, чем солдаты.

- А для такого дела, Генрих Романович, солдаты и не нужны. Бандиты даже лучше. Мятеж следует не просто подавить, мятежников надо раздавить. И так это проделать, чтобы и другим неповадно стало. Вы ведь понимаете меня?

- На каталонский манер? – Генрих сделал аккуратный глоток виски и теперь закуривал. – Аля полковник Кейн?

- Скажете, плохо получилось?

- Вообще-то, плохо, - выпустил дым Генрих. – На мой вкус.

- А на мой вкус – вполне! – Варламов взял из потемневшей от времени деревянной, инкрустированной старым серебром сигарницы светлую "кохибу" и потянулся за настольной гильотинкой.

- Отчего же не пригласили его? – Генрих наблюдал за тем, как Варламов раскуривает сигару и думал о превратностях судьбы. Пару дней назад его чуть не убили, случайно перепутав с Кейном. Впрочем, случайно ли? И действительно ли перепутали? Начинало казаться, что нет.

- Кейн – чужой! – пыхнул дымом Варламов. – А вы мало что свой, доморощенный, так еще и с историей. И в Хазарии, может статься, человек не чужой.

- Звучит цинично.

- Зато честно.

- Это да, - согласился Генрих. – Хорошо, я обдумаю ваше предложение, но прежде – огласите цену.

- Всем выходцам из империи, вам, Генрих Романович, в первую очередь, полное забвение прошлого.

- Амнистия? – уточнил Генрих.

- Забвение, - повторил Варламов.

- А на бумаге вы это как оформите?

- Не бойтесь, не в первый раз! Так сформулируем, что и нам спокойно будет, и вас никто по судам не затаскает.

- Я в таких делах на слово не верю, - покачал головой Генрих. – Сначала я должен увидеть документ.

- Хорошо, через… - Варламов задумался. – Через три дня, я думаю. Да, пусть будет три дня!

- Значит, через три дня.

- Так вы согласны? – снова оживился Варламов.

- На что?

- На мое… на наше предложение!

- Я должен все обдумать, и ведь я ничего еще не слышал о гонораре.

- Вам миллион…

- Рублей?

- Золотых рублей, - подтвердил Варламов. – Остальным обычные расценки плюс 15 процентов.

- Двадцать пять.

- Вы с ума сошли!

- Не сошел, но, если вы предлагаете менее двадцати пяти процентов, мне и думать не о чем.

- Китайцы готовы платить вам двадцать пять процентов?

- Право, не знаю! – усмехнулся Генрих. – Но вы заплатите. Впрочем, и я еще не согласился, так что думайте!

***

Генриха не было полчаса. Может быть, чуть больше. Ей показалось - очень долго. Поговорил коротко с Павлом Георгиевичем и ушел куда-то наверх. Если верить Бекмуратову, в кабинет Нелидова, - чтобы встретиться там со статс-секретарем Варламовым, но самого Петра Андреевича она не видела. Тот, похоже, воспользовался другим входом.

"Знать бы еще, в чем интрига!"

Но чтобы понять "что к чему" и "зачем", не дурно было бы для начала узнать, отчего такой ажиотаж вокруг фигуры полковника Шершнева и зачем, черт побери, премьер-министру понадобился собственный кондотьер! Начать, разумеется, стоило с Генриха.

"Что ж, рассмотрим вводные, как они есть…"

Не претендуя на основательность своего знания, Натали все-таки отнюдь не поверхностно разбиралась в вопросах современной истории, а потому скромный чин Генриха – полковник – в заблуждение ее не ввел. Полковник – не звание, а дань традиции, не более, но и не менее. На самом деле, из того что помнила Натали, получалось, что с тем же успехом Генрих мог называть себя и генералом.

"Как минимум генерал-лейтенант… как максимум…"

Среди людей, начальствовавших в Великую войну над сопоставимыми воинскими контингентами, армиями и фронтами, крепостями, городами и провинциями, легко припоминались и генерал-полковники, и генералы от инфантерии и кавалерии, и даже маршалы и фельдмаршалы, если иметь в виду галлов и австрияков, но отчего бы их и не иметь?

Мысль получилась двусмысленная. От нее Натали сначала едва не бросило в жар, а потом пробило на смех. Она не засмеялась все-таки, но улыбнулась, и улыбка эта не осталась незамеченной.

- У вас хорошее настроение, мон шер? Вспомнили что-то приятное? – рядом с ней, буквально за левым плечом Натали, стояла графиня Нелидова. Невысокая, изящная, все еще более чем привлекательная, несмотря на возраст. На рельефно вырезанных губах вежливая улыбка, в глазах – вопрос.

- Да, ерунда всякая в голову лезет, - честно призналась Натали. – Думала о французах, пришел в голову каламбур, "улыбнуло".

- Господи прости! – притворно ужаснулась Софья Викентьевна. – И вы туда же! Титулованная особа, а изъясняетесь как, извините за выражение, э… работница из-за Нарвских ворот!

- Хотели сказать, как шлюха из-за Московских?

- А что нынче шлюхи Московской заставой обретаются?

- А черт их знает, любезная Софья Викентьевна, это я так – фантазирую от слабого знания предмета.

- А если серьезно, - улыбка Нелидовой стала еще шире, но во взгляде плескалось нечто уже вовсе безумное. – Вы давно с… полковником?

- Два дня, - как на духу призналась Натали. – Но оно того стоило. Впрочем, вы же знаете.

- Да, пожалуй. Экий оборот! Не думала, что так всколыхнет… Он… Ну, я думаю, вы знаете, он ввязался в опасную игру, а вы, мне сказывали, стреляете, как гусар…

- Я стреляю, как убийца, - графиня. – Но спасибо. Я учту ваше предупреждение. Praemonitus, praemunitus[2]… Так кажется?

- Кажется, так, - и, благосклонно кивнув, – как и следует в отношениях старшей и младшей, – Нелидова поспешила удалиться. Судя по всему, она и сама точно не знала, зачем подошла к Натали. Может быть, действительно, хотела предупредить, или все гораздо сложнее, и на самом деле графиня разговаривала не с Натали, а общалась с Генрихом?

- Не заскучала? - каким-то образом Генрих сумел застать ее врасплох, что, разумеется, скверно, но с другой стороны...

"Нет! - решила она, спохватившись буквально в последний момент. - Ничего хорошего в этом нет. Скверно. Отвратительно. Других определений нет и не будет. Не расслабляться!"

- Заскучала. Развеселишь?

- Возможно, - сдержанно улыбнулся Генрих. - Может быть. - Глаза потеплели, разгладились морщины на лбу. - С делами на сегодня покончено, как смотришь на то, чтобы начать с последней ноты?

<a name="OLE_LINK58">"Странный образ. Оркестр? Репетиция? Профессор консерватории?"

- Мы говорим о ковре на полу моей спальни?

- Нет, - задумчиво покачал он головой. - Трюмо? Подоконник? Кресло? Нет, кажется, все-таки постель. Мы закончили на цивилизованной ноте, не так ли?

- От твоей "цивилизованности", Генрих, у меня, верно, по всему телу синяки должны теперь выступить.

- Вот и посмотрим, - откровенно усмехнулся он, - где и что у тебя выступило!

[1] Камербанд - широкий пояс для талии, который часто носят со смокингом.

[2] Предупрежден, значит вооружен (лат.).

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

... ... "Просто" островато злободневный отрывок получился

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

... ... "Просто" островато злободневный отрывок получился

Да, я как-то и не задумывался. Само написалось :)

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

- Павел Георгиевич - губернатор Северо-Западного края.

Если столица - в Новогрудке, то как Петроград может относиться к "Северо-Западному" краю? Он же откровенно восточнее.

Харламов явно испугался, что Генрих уйдет и уедет служить в Китай,

"Варламов"?

Кстати, а что случилось после беседы Натальи со своей совершенно секретной подружкой - та её выпустила за просто так, а Наталья просто с ходу выбросила всё из головы?

Изменено пользователем moscow_guest

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано: (изменено)

moscow_quest писал

Если столица - в Новогрудке, то как Петроград может относиться к "Северо-Западному" краю? Он же откровенно восточнее.

Это - свойство кроссоверности мира. Относительно моей идеи что в "северо-западных русько-литовскiх АИ позитивах" (чтО в моём КЛИР, чтО в вашем МКБ) на острова в дельте Невы в окрестностях окружного центра - будут ездить мистики - "ловить глюки", - мира то ли использующего её то ли издевающегося.

Кстати, а что случилось после беседы Натальи со своей совершенно секретной подружкой - та её выпустила за просто так, а Наталья просто с ходу выбросила всё из головы?

Имхо,- авто - уважаемый коллега Max_Max достаточно прозрачно намекнул что совсем не "за просто так" Натали отпустили.

Интрига которую я увидел,- "Варлаамов представляет в Петрограде" Лаговского. Премьера, - интрига - настолько незатейливый "сортир", о котором Варлаамов - ГГ, действительно ли идёт от премьера, или сложнее.

В разведке флота походу - "Консерваторы - за дворянско-либеральные вольности" - типа Гёрделлера-Штауфенберга в РеИ (но наоборот - такие пока у власти и против путча)

Изменено пользователем MGouchkov

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Создайте учётную запись или войдите для комментирования

Вы должны быть пользователем, чтобы оставить комментарий

Создать учётную запись

Зарегистрируйтесь для создания учётной записи. Это просто!


Зарегистрировать учётную запись

Войти

Уже зарегистрированы? Войдите здесь.


Войти сейчас