Боги Моря и Льда

[Каминский]

Вот что Спартак животворящий делает!

Яд в лекарство

[Оцелот]

-Именно так, Кассар, - произнес Баваддин,- и поверь, она может на это надеяться. В Черном Легионе и женщин и мужчин учили одинаково – и в Таврике неплохо сохранили это умение.

Я кстати запамятовал, а как Чёрный Легион в Причерноморье вообще попал по таймлайну?  И что Таврика как государство из себя представляло? 

[Каминский]

Я кстати запамятовал, а как Чёрный Легион в Причерноморье вообще попал по таймлайну? 

Когда меркиты разгромили Иудейский Аксум пара отрядов Черного Легиона/Отряда перешли на сторону захватчиков, а те использовали их для завоевания Европы, после которого позволили им осесть в Крыму.

И что Таврика как государство из себя представляло? 

Теократическое военно-аристократическое правление.

Изменено 22 Oct 2019 пользователем Каминский

[Каминский]

Ученья свет

 

-Ибо целомудрие и честь чрез него обретаемая, есть величайшее из девичьих сокровищ, что не купишь  ни за золото, ни за каменья драгоценные. И охоч за этим сокровищем враг рода человеческого,  улавливая отроковиц в  тенета порока.

 

Отец Пегидий,- дородный, важный, с окладистой черной бородой, степенно расхаживал меж парт, за которыми сидели воспитанницы Лекториума. Целомудренно опустив глаза, когда на них падал взгляд священника, они втихомолку давили смешки и перемигивались за его спиной.

 

-Всякая плоть слаба, но женская плоть наипаче,-  витийствовал священник,-  только  отречением от ее соблазнов побеждаем бывает Диавол. А там где смирения недостаточно и гордыня ввергает отроковицу в грех похоти или дерзости, там плоть надобно всеместно угнетать, дабы телесное начало не одержало верх над духовным.

 

Грета поерзала на сиденье – даже сейчас, спустя десять дней, давали о себе знать синяки и кровоподтеки, оставшиеся после «угнетения» Гризельдой «телесного начала»  Греты и Сарры. После экзекции девушек унесли в лазарет – обширный подвал на два этажей ниже их комнат. Из-за отсутствия окон здесь не скупились на свечи – они горели в закрепленных повсюду серебряных подсвечниках в виде змеи обвившейся вокруг чаши. Это позволяло видеть помещение во всех подробностях – и лежавшую на соседней кушетке, глухо стонавшую Сарру, и множество склянок с резко пахнущим содержимым и жуткого вида  лезвий висевших между человеческим скелетом и  крайне натуралистической гравюрой изображающей разрезанного человека в полный рост.  

 

К удивлению Греты, звероподобный мужик,  напоминавший ей псаря или мясника, оказался Адоунисом Каленте, медицинским светилом Лекториума. Именно он взялся лечить безжалостно выпоротых им же девушек: смазал кровоподтеки и ссадины смесью нескольких мазей, от которых отчаянно щипало все тело, заставил обеих выпить ужасно горькую настойку, после чего смазал девичьи тела иной мазью. У измученных студенток не было сил даже скривиться от омерзения, когда Адоунис, похотливо сопя над ухом, водил скользкими ладонями по их телам, старательно оглаживая и разминая соблазнительные округлости. Однако  само лечение оказалось на удивление действенным –  к утру обе девушки смогли доковылять до своих комнат. Джуанита и Малика встретили Грету как героиню и та, вдохновленная первой победой даже нашла  силы пойти на первые в своей жизни занятия.

 

Тогда она впервые  увидела Пегидия, преподавателя богословия в Лекториуме:

 

- Бесцельно и бездумно  растрачивают девицы свою молодость,- вещал он, - в мире, которым вы злоупотребляете и который скрывает от вас злобное коварство диавола! Вы кажетесь себе полными жизни, но подлинно вы мертвы пред Господом!

 

Он говорил еще много всего: красочно, проникновенно, то грозя девушкам адским пламенем за нарушение целомудрия, то елейным многословием увещевая их хранить чистоту. Первые пару дней это производило впечатление, но потом пафос отца Пегидия превзошел все разумные пределы и стал вызывать не почтение, но скрытый смех. Тем более, что сам Пегидий не производил впечатление аскета, денно и нощно изнуряющего плоть:  невероятно тучный, с румянцем на толстых щеках и золотым крестом на широченной груди. Впрочем, в своем предмете он разбирался, а для девушек в преддверии «пострига» знание азов богословия было совсем не лишним.

 

Пегидий был единственным мужчиной преподававшим у студенток до посвящения: остальные занятия распределялись между Гризельдой и еще парочкой сестер, невероятно занудно рассказывавших правила поведения незамужних девиц для в разных городах Лиги, - естественно с христианской точки зрения. Также они  читали студенткам наставления по замужеству, материнству и тому подобным вещам, от которых Грета всячески отбрыкивалась еще на родине.  Здесь же приходилось терпеть – зубрежка всей этой ерунды считалось неизбежной прелюдией перед настоящим обучением.

 

Сарра Грекос два дня не появлялась на занятиях, отлеживаясь в своей комнате. Принцесса уже начала надеяться, что униженная Сарра покинет Лекториум, но на третий день, когда они с подругами, оживленно болтая, шли по коридору, путь им  преградила Белла Орсини.

 

- Не зайдешь к нам? –  как ни в чем не бывало, обратилась она к Грете.

 

-Зачем? – бросила напрягшаяся принцесса.

 

-Есть разговор,- Белла улыбнулась краешком губ,- тот спор надо, наконец, закончить.

 

Грета оглянулась на своих подруг, потом на Беллу.

 

-Пойдем!

 

-Мы с  тобой! – влезла Джуанита и Малика подтвердила это энергичным кивком. Белла поморщилась, но возражать не стала.

 

Зайдя в комнату  «банды», Грета и ее подруги раскрыли рот от удивления. Перед ними на коленях стояла Сарра в одной ночной рубашке, склонив голову так, что длинные волосы касались пола. Точнее не пола – перед девушкой стояла взятая неизвестно откуда большая лохань  до краев наполненная водой. По бокам  стояли  ее соседки – Грета уже знала, что их зовут Рекеле и Анастасо,   что они дочери каких-то карфагенских богатеев. Обе не смотрели ни на Грету, ни на Сарру, старательно пряча глаза.

 

- Ну, смелее,  - Белла повернулась к Грете, - разувайся,

 

-Чего?! Зачем!?

 

-Чтобы она смогла омыть тебе ноги, - пожала плечами Белла,- все слышали, что она кричала, когда Гризда вас порола.

 

-Может она  еще и выпьет? - Грета хотела пошутить, но Белла лишь невозмутимо кивнула.

 

-Конечно. В этой комнате принято отвечать за свои слова.

 

Грета посмотрела на Сарру - та упорно молчала, опустив глаза в пол. Принцесса  перевела растерянный взгляд на подруг, но те пребывали в таком же ошеломлении.

 

-Мне этого не нужно, - помотала головой Грета,- надеюсь, она что-то поняла насчет меня.

 

-Она поняла,-  заверила ее Белла,- значит, вопрос закрыт?

 

- Если твоя подружка не захочет вновь создать себе проблем, - влезла Джуанита.

 

-Не беспокойся,- усмехнулась Белла, - она получила хороший урок.

 

Грета пожала плечами и вышла из комнаты. С тех пор Сарра и впрямь вела себя куда тише, опасаясь задирать не только Грету, но и остальных девушек. Белла же выказывала явное расположение нормандской девушке, хотя обе и продолжали выдерживать дистанцию. Сказать по правде, Грета даже ощутила некоторое разочарование: конфликт с Беллой и ее компанией придавал хоть какую-то остроту здешней жизни, во всем остальном представлявшем собой кромешную скуку. Дни состояли из занудных поучений, однообразных трапез и раннего сна с не менее ранним пробуждением для утренней молитвы. Молились тут, кстати, пять раз на дню: утром, в перерывах между учебой и трапезами, а также перед сном. За пределы Лекториума девушек не выпускали и вообще старались свести к минимуму их соприкосновение с внешним миром. Никого из  студентов Грета также не видела –  молодые люди жили  в другом крыле, причем посещение женской половины им строго запрещалось – как и студенткам посещение их комнат. Учебные часы также были распределены так, чтобы исключить случайные встречи женской и мужской половины Лекториума.

 

-Не переживай, - бодро сказала Джуанита, когда Грета пожаловалась ей на унылость здешней жизни,- все это только до пострига. Дальше будет легче.

 

-Чей-то с трудом вериться,- тоскливо сказала Грета.

 

-Надейся на лучшее,- подмигнула ей подруга,- и помолись святой Оливии об избавлении от уныния.

 

Грета сердито посмотрела на подругу, но совету ее последовала. Правда, молиться она стала не местной, совершенно чуждой ей святой, а Фрейе. Благо, подаренный дядей браслет она сумела незаметно пронести с собой – даже когда ее вели пороть, принцесса успела сунуть его под подушку. Найдя уединенное место, Грета,  перебирая меж пальцев золотых кошечек, воззвала с самой искренней молитвой, на которую она была способна.

 

-Я поклоняюсь Тебе, кто помогает при родах,- шептала Грета, - я поклоняюсь Тебе, кто исцеляет раны. Я поклоняюсь Тебе, о Богиня,  что правит любовью во всех ее масках!

 

В ту же ночь над Лекториумом разразилась жуткая буря, с грозой, дождем и градом. Нечасто случалось в Карфагене подобное ненастье: наутро выяснилось, что ветром вышибло ставни и налило воды в той  комнате, где они обычно слушали проповеди отца Пегидия. Пришлось перевести девушек  в иную аудиторию, находящуюся в  крыле, граничившим с мужскими помещениями. По пути им пришлось пройти через открытую балюстраду, проходящую над тем внутренним двором, которым Гретту впервые провели на «женскую половину». Возвращаясь обратно, Грета увидела, что двор уже не пустует.

 

Она знала, что программа обучения студентов куда обширней, чем для студенток, включая, среди прочего, и обучение военным навыкам. Сейчас она увидела яркое тому подтверждение: около двадцати молодых людей, облаченных в легкие кожаные латы, дрались  во дворе на деревянных мечах. В Нормандии Грета часто видела учебные бои, однако грубые, без особых изысков, поединки нормандских воинов не шли ни в какое сравнение с изящным, похожим на смертоносный танец искусством, с которым фехтовали студенты Лекториума. Бой шел на выбывание: сраженные «смертельным» ударом студенты отходили к обрамлявшим двор колоннам, громкими криками подбадривая оставшихся. Среди них особенно выделялся один – высокий, гибкий словно пантера, с гривой черных волос, выбивавшихся из-под легкого шлема. Он двигался так легко и быстро, стремительно отбивая удары  соперников и одновременно не пропуская ни единой ошибки своих соперников. Против него оставался только один противник, когда студент заметил девушек на балюстраде - даже на таком расстоянии Грета увидела, как блеснули глаза в прорезях шлема, - и с удвоенной силой обрушился на студента. Тот вскрикнул от боли, когда деревянный меч ударил его по запястью и в этот миг, юноша, перебросив оружие из правой руки в левую,  сорвал освободившейся рукой шлем, а второй, не глядя на соперника, ударил незадачливого фехтовальщика прямо в сердце. Грета жадно рассматривала  лицо молодого человека  с тонкими, красивыми чертами, волевым подбородком и  темными глазами, также восхищенно рассматривавшими красивую блондинку. Молодой человек отсалютовал ей мечом, склонив голову и Гретта, невольно улыбнувшись, послала ему воздушный поцелуй. Но тут  острые ногти вонзились ей в локоть и Грету  уволокли с балюстрады.

 

-Увижу такое еще раз,- прошипела Гризельда уже в коридоре,- поркой не отделаешься.

 

-Простите матушка,- кротко произнесла Грета, мечтательно улыбаясь внезапно нахлынувшему потоку мыслей,- такого больше не будет.

 

- А ты ему понравилась,-  уже вечером хихикнула Джуанита, когда подружки, по своему обыкновению, принялись шептаться перед сном, - это ведь перед тобой он рисовался.

 

-Ты его знаешь? – с жадным любопытством спросила Грета.

 

-Его знает каждая девушка в Карфагене,- рассмеялась Джуанита,- это Ганнибал даль-Рамия, сын и наследник стратига Асмундо.

 

Последующие десять стали настоящей пыткой для Гретты. Все это время девушек обязали поститься, вдвое увеличили число молитв и задолбали мелочными придирками на уроках «этикета», где недостаточное благочестие осуждалось прямо на конкретных примерах воспитанниц. Гретте доставалось больше всех – пару раз она, не выдержав, вступала в спор с самой Гризельдой, откровенно невзлюбившей принцессу. Один раз за пререкания ее даже отправили в  «карцер»: тесную келью, с низким потолком и брошенным на каменный пол  тонком матрасе, набитом какой-то колючей дрянью. Впрочем, это только добавило ей уважения у остальных воспитанниц.

 

Участились и визиты отца Пегидия, начавшего читать совсем уж дикие проповеди.

 

- Только через мучения очищается плоть от дьявольской скверны, - вдохновлено говорил он, - в чем примером отроковицам да будут святые девы-мученицы, под чьим омофором пребывает Лекториум и весь наш благословенный город. Как святая Агата отсекшая груди, дабы они не вводили никого в искушение или Святая Люсия, что дала ослепить себя, дабы не прельщаться соблазнами грешного мира. Ибо сказано в Писании: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну. И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну.»

 

Девушки втихомолку  фыркали в спину священнику, а тот, не переставая вещать, украдкой посматривал на заметные даже под монашеским балахоном груди Малики.

 

Однако и эти десять дней, показавшиеся Грете вечностью, наконец-то закончились.

 

Долгожданная церемония происходила в центральном нефе Собора, перед распятием из черного дерева, в два человеческих роста. Со стен на девушек взирали иконописные лики Мучениц, имена которых Гретта уже знала назубок: святая Агата, святая Люсия, святая Кристина и  самая важная для собора, святая Оливия. Пятой девой была сама Богоматерь, именовавшейся тут Карфагенской Девой, в память о явлении Марии над городом  во время восстания горожан против лангобардского тирана Фероальда.

 

Посвящение  в студентки Лекториума, конечно, не считалось полноценным монашеским постригом – хотя бы по причине своего временного характера. Однако  все это не мешало проводить церемонию со всей подобающей торжественностью: под пение церковного хора, мерцание множества свечей и удушливый запах ладана, пропитавшего воздух так густо, что он казался почти ощутимым. Пара девушек даже потеряла сознание и их пришлось вынести на свежий воздух, дав отдышаться, пока внутри шла, не прекращаясь, все та же церемония. Вел ее сам архиепископ Мануэль, стоявший перед мраморным алтарем, убранным золотом и драгоценными камнями.

 

Первой прошла посвящение Белла Орсини – дочь самого понтифика, естественно, пользовалась особым почетом. За ней прошли Сарра, Джуанита, Зухра и прочие. Грета оказалась девятой: склонив голову, она подошла к ректору-архиепископу.

 

…отрекаешься ли ты от прежней жизни, прожитой во тьме невежества, -  монотонно произносил размахивавший кадилом Мануэль, - дабы открыть свое сердце и разум ради познания мира, сотворенного всемогущим Господом.

 

-Отрекаюсь, отче,- смиренно отвечала девушка, морщась от едкого запаха

 

- Отрекаешься ли ты от блуда, честолюбия, гордыни и всех грехов человеческих, что искажают путь ищущего познание ложными надеждами и нечестивыми помыслами?

 

-Отрекаюсь! – произнесла Грета, целуя морщинистую длань.

 

-Ибо сказано в Писании: Когда мудрость войдет в сердце твое, и знание будет приятно душе твоей, тогда рассудительность будет оберегать тебя, разум будет охранять тебя, дабы спасти тебя от пути злого, от человека, говорящего ложь и от тех, которые оставляют стези прямые, чтобы ходить путями тьмы. И да свершится так с отроковицей Гретой и да оставит она жизнь полную заблуждений, дабы открыть душу для знания сотворенного богом мира. Во имя Отца и Сына и Святого духа. Аминь!

 

-Аминь!- эхом откликнулась Грета, а  монашеский хор затянул очередное монотонное песнопение. Под звуки его епископ Мануэль, продолжая читать слова посвящения, состриг несколько волосков с головы Греты и набросил ей на плечи темно-синий плат, расшитый золотыми изображениями четырех херувимов с ликами Дев-мучениц, окруживших фигуру Богоматери с младенцем.

 

Наконец, все положенные слова были произнесены и все девушки поднялись с колен полноправными студентками Лекториума. Все они трижды расцеловались с монахинями – в первую очередь с аббатисой Гризельдой. Лишь после этого им было позволено выйти   наружу. На огромной площади перед собором, выстроившись в несколько рядов, их уже ждали молодые люди – не меньше двух сотен студентов, в строгих черных одеяниях и замысловатых головных уборах. Сердце Греты екнуло и заколотилось сильнее, когда она увидела, кто стоит впереди всех в мантии из иссиня-черного бархата.

 

-Приветствую новую сестру,- сказал Ганнибал, шагая навстречу остолбеневшей девушке,- надеюсь, что годы в Лекториуме, станут самыми радостными в вашей жизни.

 

-Надеюсь, что здесь радостные годы только начнутся,- пошутила Грета, но тут юноша приобнял девичьи плечи и коснулся губами ее щеки.  Всю язвительность Греты сдуло как ветром, ноги ослабели, так что она едва устояла, впервые не найдя, что сказать.

 

-Через неделю День Святого Михаила,- улыбнулся Ганнибал, - когда студентов отпускают по домам. Может, увидимся где в городе?

 

Гретта могла лишь молча кивнуть в ответ. Ганнибал снова улыбнулся и отступил к остальным студентам, тоже приветствовавших новых сестер. Красная как рак Грета, не отвечая на смешки сокурсниц,  зашагала прочь, захлестнутая бурей тех самых помыслов, от которых ее только что предостерегали на посвящении.

 

Последующие дни, впрочем, заставили несколько потускнеть обуревавшие девушку чувства – наконец-то началась настоящая учеба. Уже на следующий день после пострига, войдя в комнату для занятий, девушки с изумлением увидели на кафедре некое замысловатое сооружение – несколько шариков, разных цветов и размеров, нанизанных на подвижные кольца, окружившие золотой шар куда большего размера. На этот новшества не заканчивались – позади кафедры, чуть ли не на всю стену, протянулось обширное полотно, расписанное причудливыми символами и  изображениями диковинных людей и животных, сопровождаемыми  надписями на латыни.

 

У стены стоял странный тип – высокий, худощавый мужчина, лет тридцати, с лихорадочно поблескивавшими черными глазами, подведенными сурьмой. Остроконечный колпак из синего бархата был расписан золотыми звездами и иными символами, схожими с теми, что виднелись на полотне. Из-под шапки торчали взлохмаченные  светлые волосы, сквозь которые, впрочем, проглядывала естественная чернота. Породистое, не лишенное приятности лицо, расплылось в приветливой улыбке при виде неуверенно топтавшихся у дверей девушек.

 

-Входите, красавицы, я не кусаюсь,- быстро заговорил он, широко разводя тощие руки, будто желая обнять всех студенток разом, - меня зовут Микаэль. Микаэль даль-Фар, если точнее, но кого волнуют громкие имена и титулы в Лекториуме. Уж точно не меня, ха-ха! Мои задача – не кичиться перед вами своим родом и не трепетать перед фамилиями ваших отцов – вы уже должны быть понять, что здесь  громкие имена стоят немного. Все что я хочу –  это поведать вам о величии мироздания, об удивительной небесной механике, о коловрашении светил приводящих в движение всю Вселенную.

 

Несколько ошеломленные таким потоком многословия, девушки молча рассаживались по партам, пока не закрывавший рот Микаэль, вводил их в курс дела. Из его жизнерадостной болтовни, девушки поняли, что он будет преподавать у них естественные науки, из которых лично он главными считает астрономию и астрологию.

 

- Для того, кто приоткрыл завесу над сокровенными тайнами небес, не осталось тайн на земле,-  тараторил преподаватель,- все травы, минералы, рыбы, птицы и звери, все на свете подлежит управлению того или иного светила. И также подвластны им все свойства человеческой натуры, все страсти и чаяния рода людского, сама его история, определяется небесной механикой. Красный от пролитой крови Марс покровительствует войне, Меркурий благоволит торговле, Юпитер направляет королей, ну а, Венера, как девушки, могут догадаться, благоволит любви,-  Микаэль расплылся в необычайно глупой улыбке, бросив случайный взгляд на Грету. Та потупилась, зардевшись алым, надеясь, что у нее не столь глупый вид, как у преподавателя. Впрочем, она заметила, что потупили взор и еще несколько девушек, в том числе и Малика, румянец которой не скрыла и природная смуглость щек.  Микаэль, похоже, тоже это заметил, его глаза вспыхнули довольным блеском и Грета вдруг поняла, что он не так прост, как хочет казаться.

 

-  Прекрасное звездное небо у нас над головой – единственная, подлинно великая тайна мироздания,- продолжал он,- все происходящее на земле можно объяснить движением звезд, но как объяснить сами звезды? Что скрывают они за собой? Быть может, каждое из светил таит в себе мир, подобный нашему, где идут такие же войны, пылают такие же страсти и куда, неизмеримой милостью Небес, сошел свой Спаситель?

 

Грета аж поперхнулась от таких слов, изумленно уставившись на Микаэля, только что изрекшего нечто, даже ей, неискушенной в богословии, показавшееся редкостной ересью. Точно также смотрели на него и остальные девушки, отчаянно пытаясь примирить только что услышанное со всем, что им вдалбливали раньше в Лекториуме. Микаэль, будто и не заметив, какое действие оказали его слова на юных слушательниц, продолжал сыпать словами, тыкая указкой в разбросанные по карте астрономические символы, объясняя каждое его значение, крутил созданную им модель движения планет вокруг Солнца, невольно заражая девушек энтузиазмом и смелостью своих высказываний. Жадно слушали студентки Лекториума лекцию своего преподавателя, невольно сожалея, когда он, внезапно прервавшись, объявил, что на сегодня урок окончен и, сгребя в охапку свои принадлежности суетливо выскочил за дверь.

 

-С нетерпением буду ждать следующей лекции,- сказала Грета и Джуанита кивнули, соглашаясь с сокурсницей. Вновь повстречались они с Микаэлем дар-Фаром уже через день –  на этот раз лекция посвящалась практическому применению небесной механики: в какие дни  влияние какой планеты сильно и чем стоит заняться исходя из этого знания; как накрывать стол, как ложиться с супругом, как вести домашнее хозяйство – все, опять-таки, исходя из астрологических законов.

 

Разумеется, студентки по-прежнему не были обделены  словом божьим – занятия отца Пегидия продолжались, но сейчас его лекции стали заметно интереснее: помимо обычных проповедей он рассказывал студенткам об истории Рима, Греции, об арабских и меркитских завоеваниях, о падении Лангобардской Империи и становлению Карфагенской Лиги. Немало говорил он и об истории самого Карфагена – как примера неизмеримой милости Божией.

 

-Пал злой город, сытый кровью невинных младенцев и слезами матерей, - вещал он, - пал низверженный с высоты своей гордыни, словно Сатана с небес, был разрушен и засыпан солью. Но милостью Божьей он воскрес из небытия, отринув нечестие прошлого и приняв в свое сердце Того, кто есть Вечный Свет и Жизнь Вечная. Благочестие святых подвижников и молитвы Дев-Мучениц, помогли Городу преодолеть все невзгоды, выпавшие на его долю и воскреснуть вновь, в небывалой доселе силе и славе.

 

Девушки по-прежнему редко пересекались с мужской частью студенчества, однако Грета надеялась на длившееся несколько дней празднество Святого Михаила, ожидая новой встречи с Ганнибалом даль-Рамией. Своими надеждами она поделилась с подружками, но те быстро остудили ее пыл.

 

-Студенткам запрещено находиться в городе без провожатых,- сказала Джуанита,- после исчезновения Луизины, ректор распорядился об этом самолично.

 

За все время,  проведенное в Лекториуме, Грета ни разу интересовалась судьбой ее прешественницы, но тут она подумала, что может и зря.

 

-А что с ней случилось? – спросила она у Джуаниты,- ты ее знала?

 

-Немного,- неохотно кивнула валенсийка,- она жила в нашей  комнате, зачисленная одной из первых, но исчезла через два дня после моего заселения. При мне она пару раз отлучалась из Лекториума и во второй раз не вернулась. После этого в Лекториуме и ужесточили все правила для студенток.

 

-И ты не знаешь, что с ней?- поинтересовалась Грета. Джуанита покачала головой, но глаза ее вильнули и Грета поняла, что подруга что-то недоговаривает. Впрочем, она быстро забыла об этой загадке, огорченная известием, что даже в городе ей не встретиться с молодым человеком. Накануне праздничного дня она снова молилась Фрейе, не особо задумываясь насколько уместны обращения к языческой богине накануне праздника христианского архангела.

 

Но богиня ее предков услышала голос принцессы Нормандии: утром Дня Михаила, девушки вышли на площадь перед собором, для встречи с родственниками и дальнейшего отбытия домой. Грету должен был встречать дядя Бенехард – и девушка почти сразу увидела грузную фигуру в цветастых одеяниях, приветливо машущую  рукой. А рядом, - ее сердце затрепетало от волнения, - стоял стройный юноша в бархатном черном одеянии и в черном же берете, украшенном страусовым пером. Завидев Грету, Ганнибал сорвал головной убор и склонил голову в поклоне.

 

-Я узнал, что ваш дядя собирается взять вас домой на эти выходные,- сказал юноша подбежавшей Грете,- и, поскольку в отсутствие отца, я являюсь хозяином поместья даль-Рамия, то я и взял на себя смелость, пригласить вас на прием, который я даю на своей вилле в честь первых студенток Лекториума. Приглашены вы и некоторые ваши подруги, разумеется, в сопровождении опекунов. Надеюсь почтенный Бенехард даст свое согласие,- он повернулся к нормандцу и тот, поймав умоляющий взгляд племянницы, добродушно кивнул в ответ.

[Magnum]

С нетерпением буду ждать следующей лекции

аналогично. 

 

[Antabus]

Интересно и здорово! Проды!

Мишка-астроном мне кого-то напомнил, не могу решить - кого именно? 

 

[Каминский]

Мишка-астроном мне кого-то напомнил, не могу решить - кого именно?

Много их таких, обуреваемых жаждой познания.

[Каминский]

 

Копье и клык

 

Клацнул рычаг и  струя горячей воды полилась в курящуюся паром купальню.

 

-Осторожнее, черное отродье Сатаны! - грузный Бенехард, оказавшийся слишком близко, спешно отодвинулся, расплескивая воду, - хочешь сварить меня заживо?

 

Ни один мускул не дрогнул на лице рослого негра, молча выслушивавшего брань нормандского герцога. Он добавил в воду настоя из ароматических трав и перекрыл кран, дабы дать набраться кипятку вновь.

 

-Не обижайте Гакэру, любезнейший Бенехард, - отозвался с другого края купальни Ганнибал даль-Рамия, - он не просто раб, но и давний соратник моего отца и мой давний, преданный спутник. Он лишь делает то, что ему приказали.

 

-Тогда вам стоило приказать ему не нагревать так воду,- проворчал Бенехард, бросив искоса взгляд на черного великана,- ладно, парень, я не со зла.

 

Гакэру сверкнул белыми зубами, дав понять, что не обижается, разлил по кубкам красного как кровь вина и начал обходить купальню, неся на подносе выпивку и закуски. Черную кожу покрывали капельки пота, могучие чресла прикрывала белая льняная повязка, бывшая единственным предметом одежды в купальне. С десяток человек,- от молодых парней до зрелых мужчин, -  разморенные от тепла и вина, лежали в большом бассейне, лениво переговариваясь.

 

- Ваш отец не собирается возвращаться? -  обратился Адоунис Каленте к Ганнибаллу,- до Лекториума доносятся лишь смутные слухи о том, что происходит в Бургундии.

 

-К сожалению, я знаю немногим больше,- рассмеялся Ганнибал,- все же он слишком далеко отсюда. Когда мне последний раз приносили вести от него, я слышал, что наше войско осадило Лион. Сейчас, возможно, он уже пал.

 

-Хотелось бы верить,- проворчал Бенехард, беря с подноса новый кубок, - может тогда кайзер пойдет на мир. Эта война чертовски мешает торговле.

 

-А я надеюсь, что вы ошибаетесь,- возразил плотный молодой человек, с круглым лицом и темными волосами, - надеюсь, что война не закончится хотя бы пока я учусь и я успею внести свою лепту в крах Рейха.

 

-Вы уже бывали на войне, Николаус? – поинтересовался Адоунис, как бы случайно коснувшись шрама на жирной груди,- в солдатской службе мало приятного.

 

-Барбы одна из самых богатых семей в Карфагене,- надменно вскинул голову Николаус,- так что я начну войну не рядовым. А что до моего опыта – он приобретается со временем, разве не так?

 

-Все так,- Адоунис поманил  Гакэру и ухватил с подноса кусок жирной ветчины, -  надеюсь  увидеть, как ваша статуя встанет на Площади Полководцев.

 

Николаус почувствовал усмешку в словах Каленте, но подавил желание отвечать дерзостью - дистанция, разделявшая студентов и преподавателей, здесь изрядно сократилась, но все же не исчезла. Лишь на хозяина дома это правило не распространялось, но Ганнибал, кривя тонкие губы в легкой усмешке, не торопился вставать на сторону сокурсника.

 

-А я согласен, - вдруг произнес доселе молчавший светловолосый молодой человек,- пусть война не заканчивается.

 

- Поражение Рейха вернет вам престол,- заметил Бенехард.

 

-Глаза бы мои его не видели, - фриз Вульфрам столь жадно хлебнул вина, что невольно закашлялся, - если бы вы знали, что за дыра эта Фризия. Чем дольше длится война, тем дольше я остаюсь в Карфагене.

 

- Вот об этом я и говорю,- возмущенно  вмешался в разговор худощавый веснушчатый парень, - войны устраивают люди, которым не приходиться рисковать жизнью. Они подсчитывают барыши на своих дворцах и виллах, а погибает простой народ.

 

- Слышал бы твой отец,- усмехнулся Ганнибал.

 

-Он  прекрасно знает, что я думаю обо всем этом,- вскинул голову юнец, - я ему не раз говорил, что это безнравственно – наживаться на поставках в этой войне. Дядя, вы же знаете, я с ним говорил не раз, - он обернулся за поддержкой к нежившемуся рядом Микаэлю дар-Фару.

 

-Все верно Заммит, не горячись,- преподаватель астрономии успокаивающе погладил его по плечу,- и я не раз вставал на твою сторону в этих стычках. Увы, войны были и будут в этом мире, пока с небосклона сияет кроваво-красный Марс, требующий от нас вечных жертв. Но к счастью для всех нас, существуют и иные светила, усмиряющие его ненасытную жажду крови – те же Венера и Меркурий, хоть порой и идут с Марсом рука об руку, но они же и усмиряют его буйный нрав. Торговать лучше, чем воевать, тут почтенный Бенехард прав и…

 

- И лучше заниматься любовью, а не войной,- воскликнул Заммит.

 

- Звучит красиво,- снисходительно хмыкнул Адоунис, - но, боюсь, не при нашей жизни.

 

-Как знать, как знать почтенный,- лукаво сощурился Микаэль, - пути звезд неисповедимы и кто знает, не решила ли Венера забрать линию судеб у Марса в этот судьбоносный час.

 

- С вами не поспоришь, наставник,- рассмеялся Ганнибал,-  может еще и скажите, согласится ли Венера дать нам свое благословение сейчас?

 

Микаэль не успел ответить: Ганнибал громко хлопнул в ладони и  в дверях купальни появились девушки - гибкие, юные создании в белых одеяниях, облепивших из фигуры, словно вторая кожа, подчеркивая самые соблазнительные детали их фигуры. Нежные руки сомкнулись на торсе каждого из купальщиков – кроме Микаэля, вежливо, но твердо отстранившего обиженную прелестницу. Ганнибал подмигнул Гакэру и тот, сбросив набедренную повязку, сошел в дымящуюся паром купальню. Мускулистые руки негра легли на узкие плечи астронома, привлекая его к себе. Вскоре  купальню уже оглашали похотливые стоны и томные вздохи, сопровождавшие разнузданную оргию в духе старых хозяев древних терм Антонина.

 

Через несколько помещений от мужской купальни находилась женская, с таким же большим бассейном, наполненным горячей водой. По краям бассейна стояли мраморные скамьи, устланные толстыми полотенцами. На этих  лежанках блаженно простерлись с десяток девушек – студентки и их более взрослые спутницы, приглашенных на виллу даль-Рамии.  Расторопные отзывчивые служанки старательно разминали им плечи и спины, расслабляя затекшие мышцы. К радости Стеллы, даль-Рамия не стал приглашать Гризельду и иных монахинь, так что присматривала за девушками его мать - почтенная матрона Виттория, известна богатыми пожертвованиями в Лекториум. Сейчас она лениво блаженствовала, под умелыми пальцами узкоглазой девицы с черной косой до пояса, и, казалось, совершенно не вслушиваясь в девичьи разговоры.

 

-Как думаешь, Вульфрам меня заметил? – шепнула на ухо Грете лежавшая рядом Малика.

 

-Думаю, ему и по сей день снятся твои пироженки,- ехидно ответила Грета.

 

-Если он будет хорошо себя вести, я, может, и разрешу ему полакомиться,-  рассмеялась критянка, переворачиваясь на спину и подставляя под руки рабынь полные груди.

 

-Малика!- ахнула Грета, с трудом сдерживаясь от смеха,- бесстыдная.

 

-Кто бы говорил,- Малика бросила быстрый взгляд на матрону, - думаешь, я не заметила, как ты старалась держаться поближе к Ганнибалу?

 

-Это он хотел быть поближе, - вступилась за подругу лежавшая рядом Джуанита,- и он в отличие от твоего Вульфрама не пялился на ее прелести.

 

- Там и пялиться не на что,- фыркнула Малика,- кому нужны эти бледные прыщики!

 

-Ах ты! – Грета задохнулась от возмущения и не найдя слов, просто хлопнула Малику по бедру. Шлепок получился столь громким, что на него обернулись остальные девушки и даже Виттория встрепенулась, строго глянула на студенток и вновь погрузилась в дрему.

 

- И вообще кто бы тут заступался, - понизив голос Малика, обратилась к Джуаните,-  кто, едва ступив на виллу, без конца точил лясы с племянником Микаэля дар-Фара?

 

- Мы говорили о приличном,- ответила Джуанита,- о поэзии, астрономии …

 

-  Будете ночью глазеть на звездочки? – усмехнулась Малика,- ну да, взялась за племянника, когда узнала, что дядюшку тебе не охмурить.

 

-Все же лучше, чем пускать слюни на  северного мужлана,- слишком громко, чем хотелось бы парировала Джуанита, - и вообще…

 

- И вообще вы стали забываться, сенориты, - вдруг  громко сказала Виттория,-  помните, кто вы и где вы находитесь. На сегодня купание закончено.

 

Она встала, поднимая руки и давая служанкам запахнуть на ней белую накидку из чистого шелка. Черные глаза строго взглянули на понурившихся девушек.

 

- В соседней комнате лежат праздничные наряды,- продолжала Виттория,- одевайте быстрее. Вы сможете на скорую руку перекусить в Большом саду, после чего мы  встретимся с мужчинами на Арене. А после представления начнется и главное пиршество.

 

Свое родовое гнездо Рамии устроили в Старом Карфагене – собственно поместье заняло большую часть изначального, древнего города. На этом, конечно, владения Асмундо не заканчивались: по совокупности ему принадлежало около трети всех земельных владений на Сицилии, несколько домов и обширное торговое представительство в Новом Городе, а также земли и недвижимость во многих городах Лиги. Однако поместье в Старом Карфагене затмевало их всех. На холме Бирса, где в карфагенские времена стоял храм Молоха, а в римские – Юпитера, нынче стояла церковь Богоматери Карфагенской, с мраморными колоннами и серебряными минаретами увенчанными золотыми крестами. Ниже простиралось собственно поместье: с огромным домом, обширными садами, парками и левадами, где выгуливали целые табуны арабских скакунов. Ближе к морю располагались два порта, оставшихся еще с карфагенских времен – Военный, принимавший боевые галеры, и Торговый, соединенный каналом с Лангобардским Озером. Именно этим каналом, минуя все таможенные барьеры, агенты Асмундо даль-Рамии  перевозили большинство товаров, коими торговало семейство. Дальше вглубь берега находились римские здания, старательно воссозданные семьей хозяина: Термы Антонина, театр, агора и, конечно же, Арена.

 

Вообще, карфагенские законы запрещали гладиаторские бои, однако данный запрет, формально весьма суровый, предприимчивые люди  научились обходить множеством способов. Жестокие сражения насмерть – как между людьми, так и с животными, пользовались огромной популярностью у всех жителей исполинского города. Для простонародья организовывались незатейливые и грязные бои в подвалах  и дворах  Клоаки, средней руки торговцы посещали чуть более изысканные зрелища в портовых городах вроде Неаполя Африканского, ну, а для подлинно высокородной публики, привыкшей чувствовать себя над законом, устраивались  пышные и кровавые представления, под стать Древнему Риму. Еще дед Асмундо даль-Рамии восстановил римскую арену в своем поместье и с тех пор здесь устраивались сражения, по праву считающиеся лучшими в этом жестоком спорте.

 

-Мне обязательно надевать ЭТО? - Марува недовольно посмотрела на предлагаемое облачение, больше подходящее дорогой шлюхе, нежели бойцу Арены. Короткая юбка из леопардовой шкуры, едва доставала ей до середины бедер, чаши  серебряных нагрудников также не закрывали и половины ее грудей. На голову ей крепился плюмаж из страусиных перьев, усыпанных золотой пылью.

 

- Все женщины-гладиаторы сражаются в чем-то похожем,-  сказал Кассар, - особенно если они молоды и красивы. Это, прежде всего, зрелище, а уже потом бой – и лучше тебе не забывать об этом. Не волнуйся на твоем сопернике одежды будет не больше.

 

- Так себе утешение,- проворчала Марува неохотно напяливая дурацкое одеяние. Несколько подняло ее настроение привычное оружие – длинный, слегка изогнутый меч,  скорей даже нечто среднее между саблей и тесаком. Сколь бы бутафорским не было одеяние, оружие ей предлагалось настоящее.  Марува уже  успела привыкнуть к таким клинкам, несколько раз выходя на арену в Неаполисе и Бизерте. На этом настоял Кассар, желавший подстраховаться, прежде чем предъявить Маруву  высокородным господам. Успех выступления превзошел все ожидания, так что бывший ростовщик  особо не противился, когда Боваддин, настаивавший на выполнении им своего обещания, уговорил Кассара взять черную амазонку в поместье даль-Рамии. Сама Марува ждала этого выступления с неменьшим трепетом: за каждый из пяти условленных боев ей выплачивалось пять золотых плюс оговоренный ранее процент от каждой ставки. Большую часть монет, конечно, забирали Кассар и Боваддин, но и она не оставалась внакладе - и рассчитывала, что так будет и впредь.

 

Сейчас она стояла перед решетко,  кованной из прутьев в два пальца толщиной,  отделявшей ее от залитой солнцем песчаной арены. Слушая восторженные крики снаружи, Марува, вся дрожала от прдвкушения, едва слыша Кассара и Боваддина, дававших черной амазонке последние напутствия перед боем.

 

- Первого соперника можешь убить быстро,- выговаривал ей Боваддин,- у тебя впереди тяжелый день и вряд ли против женщины выпустят кого-то сильного. Нечего попусту растрачивать силы на всяких середнячков. Побереги их для настоящего боя…

 

-Не забывай о зрителях,-  зудел в другое ухо Кассар,-  благородные любят, когда бойцы дают им понять, что сражаются ради них. Поприветствуй их, рукой помаши или…

 

-Да заткнитесь вы оба!- рявкнула выведенная из себя Гиена, - слышать не могу.

Когда там этот чертов бой!?

 

Словно в ответ снаружи, перекрывая все остальные звуки, послышался рев труб, и решетка поползла вверх. Кассар и Боваддин спешно отступили в боковые проходы, тогда как Марува, вращая клинком над головой, вышла на Арену. В уши ей со всех сторон ударили приветственные вопли, над ее головой взвилось разноцветное облако, накрывшее ее ворохом душистых лепестков роз. Выругавшись, Марува отряхнулась и сделала несколько шагов, настороженно осматриваясь. Арена представляла собой обширный овал засыпанной песком земли, окруженный стенами из желтого песчаника, вздымавшихся на высоту в три человеческих роста. Еще выше находились скамьи, на которых что-то кричала приглашенная публика – разодетая в шелк и бархат, усыпанная драгоценностями, огражденная от солнца балдахинами или зонтами, которые держали слуги, сами изнывавшие от жары. Между скамей сновали юркие пареньки и девушки, разносившие на подносах еду и напитки.

 

А прямо перед Марувой виднелась большая ложа, в которой, удобно рассевшись на кресле сидел красивый молодой человек, в темно-синем камзоле, такого же цвета шароварах и черном берете с ярким пером. Рядом с ним, в пышном платье с бантами и кружевами,  сидела черноволосая женщина, средних лет, судя по схожести черт, мать молодого человека.  Вокруг этих двоих  расселись еще какие-то люди, среди которых Марува приметила красивую светловолосую девушку в темно-зеленом платье. Марува поняла, что это хозяева празднества и поприветствовала их воинственным кличем своего народа.

 

-Интересная девушка,- Ганнибал повернулся к Грете,-  слишком красивая для подобных вещей. Как вам кажется, сенорита, она достойна ставки?

 

-Думаю, это не женское дело,- сказала нормандка, с неожиданной ревностью взглянув на черную воительницу,-  я бы не торопилась…

 

-Согласен, подождем, второго бойца,- кивнул Ганнибал.

 

- Свирепая фурия из людоедского племени,-  заливался  с трибуны распорядитель боев,- человеческое мясо – ее хлеб. Кровь врагов – ее вино! Она считает себя лучше мужчин, поклявшись вырвать сердце любому, кто посмеет оспорить это. Найдется ли  среди воителей кто-то столь смелый, чтобы бросить вызов черной дьяволице?

 

Под тон этому кровожадному спичу, Марува ходила кругами по арене, вращая глазами и кровожадно скаля зубы. Весь этот спектакль ее порядком утомлял – она жаждала, наконец, настоящего боя.

 

-Я  не прочь устроить с ней совсем иное сражение,-  усмехнулся Николаус даль-Барба.

 

-Она тебя разжует и выплюнет,- откликнулся Заммит,- на такую нужен кто-то вроде…

 

-Да погодите вы!- дрожа от возбуждения, перебила их Джуанита,- вот и второй.

 

Вновь взревел рог и  ворота под ложей распахнулись. Прищурив глаза, Марува наблюдала, как из мрака  выплывает некий силуэт, с каждым шагом обретающий до боли знакомые очертания. Воздух огласил воинственный клич.

 

-Ух ты!- сидевшая рядом Малика подскочила, сжав кулачки, - вот это зверюга!

 

Марува смотрела на приближавшегося противника, чувствуя, как внутри нее разгорается давно затухшая ненависть. Она сразу узнала этот клич!

 

К ней, косолапо загребая  песок ногами, подходил огромный мужик – высокий и широкоплечий, с обьемным пузом, выпирающим из-под  подвязанных алым кушаком шароваров. Другой одежды на ее враге не было: даже песок попирали босые пятки. Несмотря на свои немаленькие габариты, двигался ее противник с необычайной для такого грузного тела быстротой, а под слоем жира перекатывались огромные мускулы. Загорелую кожу покрывали причудливые татуировки, хорошо знакомые Маруве – также как и прическа в виде тонкой черной косы, в центре обритой наголо макушки. В руках воин держал две сабли, казавшиеся тонкими прутиками в мясистых ладонях.

 

При виде Марувы  в узких глазах тоже вспыхнуло пламя ненависти.

 

-Чернота!

 

-Казарла! – рявкнула в ответ Марува, метнувшись вперед. В прыжке она занесла клинок, обрушивая его на бритую голову. Казарла, поймав меч в перекрестье сабель, попытался выдернуть его из рук Марувы, но та, извернувшись в воздухе, удержала свое оружие, упав вместе с ним  и тут же откатилась в сторону, уворачиваясь от лязгнувших над ее головой сабель. Еще миг – и ее голова была бы отрублена, словно гигантскими ножницами! Босая нога ударила по песку, стараясь засыпать ей глаза, однако лицо Марувы прикрыли  перья плюмажа. Не успев порадоваться, что дурацкое украшение хоть на что-то сгодилось, она сорвала его и метнула во врага, метя в голову. Острые сабли мигом превратили плюмаж в ошметки, однако Гиена успела резануть по ноге казака. Тот отскочил, но недостаточно быстро - на его бедре заалела глубокая рана.

 

-Они что знают друг друга? – спросила Грета, с интересом глядя как черная амазонка и грузный воин мечутся по арене, сыпя явной бранью на незнакомом ей языке.

 

- Девушка из Таврики, - пояснил Микаэль даль-Фар, - ею долго правили потомки воинов Черного Легиона. А ее противник – из Казарлы, заклятого врага Черной Таврики.

 

-Ну что, кто-то решил вопрос о ставках? – весело сказал Ганнибал.

 

-Два золотых на казака!- крикнул Николас.

 

- Еще два! -  азартно крикнула Джуанита.

 

- Принято!- кивнул Ганнибал и повернулся к Грете,- вы что скажете?

 

-Думаю, вы изрядно проиграетесь сегодня,-  улыбнулась принцесса,-  золотой на казака!

 

-Принято!- кивнул принц и посмотрел на арену, - ну давай, зверюга!

 

Марува кружила словно пантера перед буйволом, нанося и отбивая удары, выискивая бреши в  защите казарлы, но никак не находя их. Ей казалось, что рана замедлит его движения, но казак, словно  не замечая струящуюся по ноге кровь, снова и снова атаковал ее с яростью бешеного вепря. Клинки так и мелькали в его руках, наносящих удары с невероятной силой и быстротой. Вот одна из сабель свистнула над головой Марувы, срезав прядь волос, но Гиена, успев присесть, крутанулась на одной ноге, выбросив, почти не глядя, руку с мечом. Изогнутое лезвие полоснуло по толстому брюху, на миг оставшемуся без защиты. Побледневший казак, выпучив глаза и выронив сабли, ухватился за живот, стараясь удержать вываливающиеся из страшной раны жирные кишки.

 

Марува неспешно подошла к согнувшемуся противнику и, ухватив за косу, заставила вздернуть голову, заглядывая в искаженные от боли и ненависти глаза.

 

-Привет от клана Гиены,- сказала она, выпуская волосы и занося клинок. Свистнула сталь и бритая голова покатилась по песку. Марува подхватила ее за волосы и, вскинув в воздух, издала боевой клич, показывая свой первый трофей восторженно орущим зрителям. Она взглянула на трибуну – довольно улыбавшийся хозяин Арены принимал от своих гостей золотые монеты. Марува поймала на себе разочарованно-раздраженный взгляд блондинки и почувствовала как ее губы раздвигаются в невольной ухмылке. Она медленно облизнула губы, глядя в глаза незнакомой аристократке, потом  подмигнула ей. Блондинка, вспыхнув как маков цвет, гордо вскинула изящную головку и возмущенно отвернулась. Довольно хмыкнув, Марува швырнула голову на песок и прошествовала к открывшейся решетке.

 

-Середнячок, значит? -  войдя под своды туннеля, она усмехнулась в лицо Кассару,- кто же тут тогда именуется сильным противником?

 

-Еще увидишь,- заверил ее бывший ростовщик, пересыпая с руки на руку золотые монеты,- дальше самое интересное.

 

Красная как рак, возмущенная до глубины души Грета чуть ли не лопалась от злости. Что эта черная мерзавка себе позволяет?! Она украдкой оглянулась и несколько успокоилась, поняв, что никто из ее спутников не заметил ее переглядок с гладиаторшей. Грета посмотрела на арену и, к  своему удивлению, увидела как к служителям, уволакивающим труп казарлы, приближается знакомая грузная фигура. Адоунис Каленте, занявший место в первых рядах, сунул что-то одному из слуг и тот, пожав плечами, вручил ему отрубленную голову.

 

-Наш костоправ заполучил новый экспонат в свою мясницкую,- сказал над ухом Греты Ганнибал,- но нас ждет следюущий бой.

 

С  зрительских скамей уже слышались новые крики, пока на арену выходили два новых бойца – один светловолосый молодой великан,  в кольчуге и с двуручным мечом; второй, не менее рослый, но черноволосый и смуглый, с крупным кривым носом и курчавыми темными волосами. Он орудовал чем-то напоминающим боевой молот, с закругленным ударным концом с одной стороны и  удлиненным клювовидным острием – с другой. Оба бойца, не торопились вступать в бой, осторожно кружа вокруг друг друга и ожидая удобного момента.

 

С не меньшим интересом наблюдала за ними и Марува, оценивая  сильные и слабые стороны обоих бойцов – ведь ей могло выпасть сражаться с победителем.  Рядом с ней следили еще двое – коренастый, плотный меркит с кривой саблей и высокий худой нубиец, вооруженный длинным копьем. На арену никогда не выпускали двоих бойцов из одной двери, так чтобы у гладиаторов не возникло соблазна покончить с соперником еще до боя предательским ударом в спину. Поэтому здесь между бойцами царило если и не согласие, то, по-крайней мере, нормальное общение.

 

-Откуда эти двое?- спросила Марува у меркита.

 

-Светловолосый – имперец,- сказал тот, - а вот кто второй не пойму…

 

- Он из Амхараштры, - произнес нубиец, с ненавистью глядя на смуглого воина,- проклятый язычник! О Аллах дай мне убить это отродье Иблиса.

 

Марува, усмехнувшись, повернулась к арене. Похоже, нубиец чем-то расстроил своего бога – оба гладиатора, наконец, схлестнулись  и немец явно вел в этом сражении. Его противник все с большим трудом отражал удары, на смуглой коже виднелись сочащиеся кровью порезы. Амхарец почти не пытался атаковать, уйдя в глухую оборону, но это ему не помогло – вот взметнулся меч, отбивая занесенный молот, и в следующий миг германский клинок, описав кривую дугу, разрубил врага почти пополам

 

-Хеймдалл!!! – взревел немец, выдергивая меч, застрявший в окровавленном трупе и вскидывая его над головой. Под крики ликующей толпы, немец направился к решетке, за которой стояли Марува и два других гладиатора.

 

-Саид! - рявкнул сзади Кассар,- на арену!

 

Разочарованный нубиец подхватил копье и устремился к поднимавшейся решетке, лишь на миг посторонившись, чтобы пропустить внутрь имперца. Тот скупо кивнул меркиту и неожиданно приветливо улыбнулся Маруве.

 

- Я видел тебя на арене,- одобрительно кивнул он,- неплохо для новенькой.

 

-Новенькой?- заломила бровь Марува, - хочешь сказать, ты не первый раз здесь.

 

-Такое случается, если знаешь, с какой стороны держаться за меч,  - усмехнулся немец,- тебе, похоже,  незнание не грозит.

 

-Не жалуюсь,- хмыкнула Марува и посмотрела на арену – нубиец, крутя копьем, наступал на прикрывшегося длинным щитом иберийца, вооруженного шипастой булавой. Она пожала плечами и обернулась к новому знакомому.

 

 - Ты из Рейха?

 

-Угу,- кивнул немец, - Иоганн Шварценшвайн, брат-рыцарь Ордена Святой Вальпурги, из Боснийской Марки.

 

Марува кивнула – она слышала краем уха, что в Боснии, находящейся на переднем краю обороны от двух меркитских орд, Империя разместила комтурства всех трех своих орденов: Михаила Архангела, Святой Валупург и Святого Витта.

 

- Попал в плен сразу после посвящения, чуть ли не в первые дни войны,- рассказывал Иоганн, - а меркиты меня продали сюда. Несколько лет бился на арене и вот сегодня соберу достаточно монет, чтобы выкупиться на волю, да еще и останется.

 

- А куда потом? –  заинтересовалась Марува,- обратно в Германию?

 

-Если и туда, то уж точно не в Орден,- мотнул головой немец,- хватит с меня святош. Война, похоже, затянется и я собираюсь предложить свой меч тому кто лучше заплатит.

 

-Здесь с этим дело обстоит лучше чем где-либо,-  заметила Марува.

 

-Это точно,- рассмеялся немец,- ну, если  Карфаген победит, глядишь и моя Карантания освободиться от власти Трира. Ты сама как, думала о свободе? Ты хороший боец и мне пригодится хороший напарник, когда я выберусь отсюда.

 

- Я свободная женщина,- слегка покривила душой Марува, - и могу покинуть этот город когда захочу. Здесь я только ради денег.

 

-Так даже лучше!- воскликнул Иоганн, - ни за что не поверю, что ты предпочтешь драку на потеху этим обезьянам настоящему бою.

 

Марува посмотрела в голубые глаза и без труда уловила в них восхищение  далеко не одним ее воинским умением. Это неожиданно понравилось Маруве, также не оставшейся равнодушной к стати белокурого гиганта.

 

-Может, поговорим об этом после боев? – улыбнулась она,- если переживем.

 

- Я знаю одну неплохую таверну в Новом Городе!-  воскликнул немец и  посмотрел на арену,- так, похоже, этот готов.

 

Марува проследила за его взглядом, как раз, чтобы увидеть, как ибериец, отбив щитом очередной удар копья, метнул булаву в нубийца. Тот рухнул на песок с размозженной головой, а ибериец, слегка пошатываясь, направился к своей решетке.

 

-Ты следующая! - вынырнувший откуда-то Кассар протянул Маруве  безрукавку с нашитыми на нее бронзовыми пластинами, кожаную юбку и пару поножей. Марува, ничуть не стесняясь, сбросила свое скудное одеяние и, подмигнув присвистнувшему от восхищения немцу, быстро облачилась в обновку.

 

-Клянусь Солнцерогим, надеюсь, нас не поставят друг против друга, - усмехнулся он, - было бы жалко убивать такую красоту.

 

-Мне тоже,- засмеялась Марува, мимолетным движением взъерошив светлые волосы.

 

-Иди уже,- пропыхтел Кассар, всовывая ей в правую руку флиссу, а в левую –  цепь с увесистой шипастой гирькой,  - потом будете точить лясы.

 

Подмигнув немцу, Марува выбежала на арену, подбросив над головой меч и подхватывая его на лету.

 

- Пять золотых на черную!- весело сказал Ганнибал.

 

- Вы так в ней уверены,- Грета бросила ревнивый взгляд на амазонку, - даже не видя с кем она дерется?

 

- Один раз меня эта ставка уже не подвела,- рассмеялся даль-Рамия,- сами не желаете рискнуть деньгами?

 

Грета не успела ответить – вновь рявкнули трубы и вторые ворота распахнулись, выпуская нового бойца. Рядом восхищенно присвистнула Малика, будто не заметив недовольного взгляда Вульфрама.

 

-Вот это да!

 

Марува, почти оцепенев, смотрела как к ней неспешно подходит высокий широкоплечий воин. Под его темной кожей перекатывались могучие мышцы. Облаченный в куртку из стеганой ткани и набедренную повязку, негр держал в одной руке трезубое копье-рунку, а во второй - небольшой топор. Но не это заставило Маруву оторопело смотреть на нового противника. Курчавые волосы были приподняты при помощи глины и  тонких веточек, образуя причудливую прическу схожую с бычьими рогами. Руки и ноги негра покрывали татуировки изображающие могучих быков, сшибающихся в жестокой битве.

 

- Два золотых на черного! – крикнула Джуанита.

 

-Принято,- кивнул Ганнибал и повернулся к Грете,- вы решили?

 

- Вряд ли ей повезет второй раз,- мило улыбнулась девушка,- три золотых на негра.

 

-Как скажите,- усмехнулся Ганнибал,- я поднимаю ставку! Десять золотых на амазонку!

 

-Принято!- крикнул Микаэль даль-Фар, не отрывая горящих глаз от черного воина.

 

-Как твое имя? – негромко спросила Марува, неотрывно глядя на приближающегося негра,- и как Буйвол попал сюда?

 

- Буру,- проворчал черный исполин, - а попал так же как и ты…

 

-Будешь сражаться с Сестрой на потеху этим шакалам? – спросила она, опустив флиссу. Лицо негра исказила гримаса презрительной жалости.

 

- Нашей Таврики больше нет… сестренка,- пророкотал он,- теперь каждый сам для себя. Кровь Гиены – самое пойло для шакалов.

 

Он ударил без предупреждения – столь быстро, что будь на месте Марувы кто-то менее проворный, он бы уже лежал с расколотым черепом. Однако в последний момент, преодолев оторопь, девушка вскинула меч, отбивая топор и одновременно, изогнувшись всем телом, смогла уклониться от коварного удара гунки. Негр, свирепо сопя, не хуже зверя, давшего имя его клану,  устремился на  амазонку,  с одинаковой ловкостью орудуя топором и трезубцем.  Марува отбиваясь одной рукой, все время отступала, обмотав цеп вокруг запястья и сжимая гирьку с такой силой, что шипы впились ей в ладонь до крови. Негр, не уступая ей в проворстве и росте, превосходил ее силой и массой, не давая ей перейти в наступление. Но на миг он все же открылся и Марува, уловив в этом свой шанс, взвилась в воздух, обрушив флиссу прямо меж двух «рогов». Такой удар раскроил бы негру череп надвое, но в последний момент Буйвол  поймал ее оружие меж зубцов и, рванув на себя рунку, вырвал флиссу из рук Марувы. Одновременно он с силой лягнул девушку в грудь и та, отлетев на пять шагов, покатилась по песку.

 

-Надо было повысить ставку,- Грета ехидно улыбнулась помрачневшему Ганнибалу. Мимоходом она посмотрела на своих спутников и неприятно поразилась кровожадной и одновременно сладострастной гримасе исказившей лицо, столь, казалось бы безобидного Микаэля дар-Фара. Пальцы впились в подлокотники кресла так, что побелели костяшки, губы тряслись, словно пытаясь что-то сказать, глаза горели непонятным торжеством. Таким же и даже более кровожадным азартом горели глаза и его племянника.

 

С торжествующим ревом негр навис над поверженной девушкой, занося топор, когда Гиена метнула оставшееся у нее оружие. Цепь с гирькой захлестнула  ноги Буйвола, заставив его зашататься,  удерживая равновесие. Шатаясь, он махал топором, направо и налево, пытаясь второй рукой сорвать с ног обмотавшуюся цепь. Трезубец он выронил и Марува подхватив его на лету, поднырнула под руку с топором. В следующий момент три лезвия вонзились в горло Буйвола, выйдя у него изо рта и глазниц. Прежде чем черный воин рухнул на землю, Марува, подхватив из разжавшейся  руки топор, с остервенением дикого зверя обрушила на Буру град ударов. Остановилась она лишь тогда, когда кровь покрыла ее с ног до головы, а тело могучего Буйвола превратилось в окровавленную груду рубленной говядины.

 

-Кажется, я озолочусь на ней,- рассмеялся Ганнибал, принимая монеты от проигравших.

 

-Порой Венера страшнее Марса,- Микаэль улыбнулся Грете, пытающейся понять – не привиделся ли ей этот лихорадочный блеск в его глазах?

 

- С меня хватит крови,- сенора Виттория решительно поднялась с кресла,-  пойду проверю, как идет подготовка к пиршеству. Развлекайтесь!

 

-Как скажешь матушка,- улыбнулся Ганнибал. Как только матрона покинула ложу, он подмигнул Грете и похлопал ладонью по освободившемуся сиденью. Нормандка мигом уселась рядом и молодой человек как бы невзначай накрыл ее руку своей. Грета мило улыбнулась, но руку убрала, демонстративно уставившись на арену. Там один за другим сменяли друг друга гладиаторы, чьи сражения  перемежались менее кровавыми зрелищами: в промежутках появлялись жонглеры, поглотители огня, музыканты, развлекавшими зрителей перед новой бойней.

 

Марува, выходя на арену в третий раз, сразилась со странным смуглым воином, с резкими, «орлиными» чертами лица и в причудливом облачении из ярких перьев. Не менее странным выглядело и его оружие– плоская дубинка, напоминающая весло, утыканное по краям острыми шипами из обломков полупрозрачного черного камня. Этим странным оружием воин орудовал с большой ловкостью, да и двигался он очень быстрото, так что Маруве, вышедшей с боевым топором, скоро перестало казаться, что ее противник слишком легко вооружен против нее.

 

-Это воин из языческого царства по другую сторону океана,- пояснил неведомо когда поднявшийся в ложу Адоунис Каленте.  -  Тамошние жрицы, как никто иной сведущи в том, что касается тайн человеческого тела.

 

-Почему? –  поинтересовался Ганнибал.

 

-Потому что мало так поднаторел в расчленении как они,- плотоядно улыбнувшись, пояснил Каленте,  - пленникам, захваченным в специально затеваемых войнах, они вырывают сердца на вершинах ступенчатых пирамид, посвященных кровавым богам.  А мертвые тела они пожирают. Я бывал за морем и видел как это происходит

 

-Фу!- сморщилась Грета, с отвращением посмотрев на мельтешащего перед черной воительницей заморского воина. Впервые она  обрадовалась за негритянку, когда ее противник, оттеснив амазонку к краю арены, промахнулся, ударив своим мечом-дубинкой по каменной стене. Присевшая Марува подставила подножку врагу, сбила его на песок и одним взмахом топора снесла ему голову.

 

Четвертый раз она вышла  на арену вооруженная длинным копьем, с широким листовидным клинком. На этот раз ее противником был не человек, а огромная обезьяна, покрытая короткой серой шерстью. В огромной лапище она держала увесистую суковатую дубину, которой она уже размозжила череп одному берберу. Маруве пришлось попотеть, прыгая вокруг зверя, с трудом уклоняясь от взмахов дубины. Под конец она все же вогнала копье в могучую грудь, но даже умирая,  чудовище тянуло к ней свои лапы. Лишь когда копье, на которое зверь в ярости, насаживался все сильнее, вышло из мускулистой спины более чем наполовину, огромная обезьяна рухнула замертво. Марува, пошатываясь, прошла к решетке,  а за ее спиной арену уже  выбегал Адоунис, взявшийся помогать служителям выволакивать труп обезьяны.

 

-Откуда хозяин откопал эту тварь? – выдохнула Марува, едва живая от боли во всем теле.

 

-Такие обезьяны живут далеко на юге,- пояснил Боваддин, - еще южнее, чем моя родина, у берегов великих рек и на склонах огнедышащей горы. Но даже я не слышал, чтобы кто-то вез зверей для арены из этакой дали.

 

-Когда есть деньги, возможно многое,- усмехнулся Кассар,- мой следующий трофей как раз из таких. Что Иоганн, готов встретить свое чудовище?

 

- Не могу же я ударить в грязь лицом, когда девушка сразила такого зверя,- рассмеялся  молодой немец, за все это время так и не скрестивший оружие с Марувой,  - это финальный бой, так что помни про мой ужин.

 

Он подмигнул Маруве, спешно наряжаясь в панцирь, поножи и даже шлем. Вместо привычного меча Иоганн взял алебарду с широким луновидным топорищем и  клиновидным острием, длиной в локоть. Его тело покрывала кровь, но если не считать мелких порезов на руках и плече, вся она была чужой. Воительница вымученно улыбнулась, объятая нехорошим предчувствием по поводу того, с кем будет сражаться немец. Решетка опустилась за Иоганном и Марува, прижавшись лицом к отверстиям между прутьев, с нарастающей тревогой вслушивалась в слова распорядителя.

 

- Ненасытный пожиратель плоти, воплощение ночных кошмаров,- заливался тот соловьем, - адская тварь, ужаснее которой еще не видел Карфаген. Сможет ли этот белокурый герой, подобный Ахиллу, сразить чудовище с темного юга?

 

Иоганн вскинул меч, издав воинственный крик и, словно в ответ ему  послышался леденящий душу хохочущий вой. Марува застонала, словно пораженная в самое сердце, когда железные врата распахнулись и оттуда вылетело желто-серое тело, одним прыжком, оказавшееся на середине арены. Клацнули страшные челюсти, чуть не ухватив алебарду посредине древка, но немец, вовремя отдернув оружие,  ткнул острием в злобно рычащего зверя. Одним ударом он мог закончить схватку, но огромная гиена успела припасть к земле, так что копьевидный клинок только оцарапал загривок. Взвыв, чудовище отпрянуло к краю арены, капая кровью из рассеченной холки. Завывая словно сотня дьяволов, гиена металась вокруг немца, пытаясь поймать зубами копье, но всякий раз  отскакивая от направленного на нее острия. Немец, то рубя, то коля алебардой перед собой, удерживал гиену на расстоянии и одновременно загонял ее в угол. За спиной Марувы слышался довольный смешок Боваддина и разочарованное  кряхтенье Кассара, уверенного в скорой потере своего лучшего приобретения. Впрочем, ему было грех жаловаться – полученные за этот бой монеты с лихвой окупят все  расходы. Маруве же не было дела до его барышей – каждая рана, нанесенная гиене, отзывалась настоящей болью в каждом ритуальном шраме на ее коже.

 

Сжавшись в комок, гиена издала  хохочущий рык, заставивший половину зрителей забубнить молитвы от нечистой силы, и совершила исполинский прыжок, стараясь перепрыгнуть через голову немца. Тот вскинул алебарду, словно пытаясь поймать на нее чудовище, но в последний момент откачнулся, испугавшись, что зверь раздавит его своим весом. Будь он чуть смелее, гиена бы насадилась прямо на острие, а так клинок лишь пропахал глубокую борозду в ребрах зверя. Жалобный вой огласил арену и гиена, извернувшись в воздухе, рухнула на песок рядом с решеткой, за которой стояла Марува. Иоганн, сбросив сбившийся на голову шлем, подскочил к зверю, занося алебарду и готовясь покончить с гиеной одним мощным ударом. Случайно он поймал взгляд черной амазонки и ободряюще улыбнулся ей, приняв страх в ее глазах за тревогу за него. Марува улыбнулась в ответ, но тут же в ее глазах появился неприкрытый ужас, рот приоткрылся словно в предостерегающем крике, она со страхом уставилась на что-то за спиной Иоганна. Немец резко обернулся, но не увидел никого – зато гиена не упустила внезапно предоставленного шанса. Могучее тело, рванувшись в отчаянном броске, сбило Иоганна с ног, алебарда выпала из его рук и мощные челюсти сомкнулись на  его голове, разгрызая ее словно гнилой орех.

 

-Фуууу!!! – Малика отвернулась, ее вырвало, - Вульфрам выведи меня отсюда!

 

-Кто ставил на зверя? – спросил ошеломленный Ганнибал, но в ответ ему было лишь молчание. Грета сидела бледная как смерть: перед ней еще стоял полный ужаса взгляд черной амазонки, устремленный прямо на нее – будто вместо нормандской принцессы в ложе воссел сам Сурт, со всем своим  огненным воинством. Именно это взгляд вынудил немца оглянуться через плечо, что стоило ему жизни.

 

-Она убила его, - чуть слышно прошептала Грета.

 

Ее шепот потонул в оглушительном вое арены, наблюдавшей как рычащая гиена терзает изуродованный труп. Грета глянула на черную девушку  – та неотрывно смотрела на могучего зверя и в ее темных глазах причудливо смешивались горечь и облегчение.

 

-Ладно,- усмехнулся Ганнибал,- тогда финальный бой будет иным.

 

Он хлопнул в ладони и за его спиной вырос чернокожий Гакэру. Ганнибал шепнул ему на ухо несколько слов и черный слуга, понятливо кивнув, умчался вниз. Хозяин дома вновь откинулся на спинку кресла с довольной улыбкой.

 

- Может, кто желает принять ставки на это чудище? – он  кивнул в сторону гиены, - сейчас ставки на нее вырастут.

 

-Покажи сначала кого ты выставишь против, - сказал Николас и остальные ответили согласным гулом. Грета заметила, что Малики и Вульфрама среди них нет – похоже, они и впрямь покинули Арену.

 

-Сейчас увидите, -  заверил Ганнибал и, словно в ответ, взревел рог и огромные ворота, все сражения остававшиеся закрытыми, со скрипом начали раскрываться. Из-за них послышался громкий топот и  гиена, оторвавшись от своей кровавой трапезы, настороженно посмотрела в сторону источника звука. Шерсть ее встала дыбом, из оскаленной пасти вырвалось злобное рычание.

 

-Что? – Марува повернулась к Кассару и Боваддину,- разве то был не последний бой?

 

Ответа она уже не услышала: не успевшие открыться ворота с грохотом распахнулись от мощного удара изнутри и на арену вынеслась исполинская серая туша. Маленькие подслеповатые глазки злобно рассматривали орущих людей, огромная голова, увенчанная большим рогом, медленно поворачивалась из стороны в сторону. Вот зверь увидел гиену и с жутким ревом устремился в ее сторону.

 

-Открой! – заорала Марува, в бешенстве тряся решетку,- открой живо!

 

-С ума сошла! – воскликнул Кассар,-  эта тварь тут всех порвет!

 

Он замолчал, когда Марува, подхватив копье, приставила его к шее «хозяина».

 

-Скажи ему, чтобы открыл решетку,- прорычала она, глядя в испуганные глаза бывшего ростовщика,- скажи или я воткну тебе это копье в рот, так что оно выйдет из задницы.

 

--Открой, - заорал перепуганный Кассар,- пусть подыхает со своим зверем.

 

На мгновение наступила тишина, прерываемая лишь топотом носорога. А потом наверху что-то лязгнуло и решетка поползла вверх. Не дожидаясь пока она поднимется полностью, Марува ухватила копье и пролезла под решеткой.

 

-Марува!- крикнул Боваддин вслед амазонке,- бей за ухом!

 

Амазонка на миг обернулась, благодарно кивнула, и,  подняв копье, встала рядом с ощетинившейся гиеной. Тут же решетка за ее спиной с лязгом опустилась.

 

-Вот это да!- воскликнул Ганнибал,- такого еще не было!

 

-Ты не остановишь это? – спросила Джуанита.

 

-Ни в коем случае! Ну, кто сделает ставки! Пятнадцать золотых на носорога! Двадцать! Тридцать!

 

- Вы решили изменить своей любимице? – рассмеялась Грета,- пятьдесят на них с гиеной.

 

Все взоры в ложе как по команде оторвались от происходящего на арене и устремились к нормандской принцессе. Та мило улыбнулась Ганнибалу и тот, справившись с изумлением, широко улыбнулся в ответ.

 

-Принято!

 

Марува и  гиена едва успели отскочить, когда носорог со всей дури вломился в железную решетку. Делали ее на совесть – она выдержала, хоть и сильно прогнулась. Пока зверь пытался вырвать застрявший рог, гиена кинулась на врага, вгрызаясь ему в правую ногу. Перегрызть ее, впрочем, ей ее не удалось - носорог повалился набок и гиена  вынуждена была отскочить, чтобы не быть раздавленной тяжестью его веса. В этот миг Марува ударила копьем, целя в  глаз, но лишь нанесла глубокую царапину на толстой коже. Носорог, высвободив, наконец, рог, ринулся на амазонку,  когда в его ногу снова вцепилась гиена. Зверь лягнул противника, отбросив его к стене и, развернувшись,  кинулся  на гиену, нагнув голову и готовясь поддеть ее рогом. Оглушенная сильным ударом, гиена не успевала отскочить, когда из-за спины носорога послышался хохочущий клич и сверху на него запрыгнула Марува, отчаянно пытаясь удержаться на мечущемся звере. Она чуть не упала под месившие песок копыта, но успела схватить носорога за ухо, распластавшись по его спине  и  крепко сжав ногами хребет. Зверь вставал на дыбы и тряс головой, отчаянно пытаясь стряхнуть непрошеную наездницу, но амазонка, вцепившись словно пиявка, держалась изо всех сил. Ухватив копье как можно ближе к наконечнику, она отчаянно пыталась поразить зверя в заветное место за ухом. Однако острие копья только тупилось о прочную кожу, не в силах достичь цели из-за судорожных метаний зверя. Маруве казалось, что она содрала всю кожу о его панцирь,  носорожье ухо норовило  выскользнуть из ее пальцев – казалось, еще немного и чудовище стряхнет ее, как назойливую муху, растоптав в кровавую лепешку.

 

Носорог, наверное мог бы раздавить ее, просто покатившись по земле, но ему мешала непрестанно атаковавшая гиена. Особо удачный прыжок позволил ей сомкнуть челюсти на  морде носорога. Если бы гиене удалось схватить его всей пастью то, возможно, она бы и смогла разгрызть прочные кости, однако она вцепилась только в верхнюю губу. Обезумевший от боли носорог с силой встряхнул головой и гиена отлетела в сторону, сжимая в зубах вырванный с мясом лоскут кожи. Хлестая кровью из растерзанной губы, носорог кинулся на гиену, но тут Марува, исхитрившись таки сесть на горбу зверя в полный рост, перехватила копье поудобнее и со всех сил воткнула  его позади уха зверя. Предсмертный рев вырвался из пасти носорога, его передние ноги подкосились и он медленно рухнул на песок.

 

И тут же притихшая было арена взорвалась приветственными криками.

 

Марува, спрыгнув с поверженного носорога, положила правую руку на загривок подошедшей гиены, а вторую, с копьем, вскинула над головой, приветствуя толпу. Взгляд ее упал на ложу и она увидела сияющую от восторга блондинку, держащую в ладонях горку золотых монет. Амазонка усмехнулась и, поискав глазами Кассара и Боваддина, подала им знак, чтобы им открыли путь с арены.

 

- А вы хитрая бестия, сенорита,- тем временем говорил Ганнибал,- не каждая смогла бы увести у меня из-под носа чемпионский выигрыш. Уже решили на что его потратите?

 

-  Пока не все,- лукаво сощурилась Грета,- но со своей первой покупкой я определилась. Как насчет места рядом с вами на сегодняшнем пиршестве?

 

Под дружный смех собравшихся Ганнибал, улыбаясь, протянул руку и сияющая от восторга Грета вложила в его ладонь золотую монету.

 

Двухпалубный неф Кассара неторопливо шел по широкому каналу, соединявшему Торговый порт с Лангобардским озером. Марува расположилась  на нижней палубе, в большом помещении на корме, куда  была врезана большая клетка. Черная амазонка дремала, положив голову на пушистый бок зверя – обе Гиены, двуногая и четвероногая, отдыхали после тяжелого дня. У морды зверя  валялись  обглоданные кости, среди которых выделялось бедро носорога – так Ганнибал даль-Рамия распорядился наградить одного из  победителей Арены. Награда самой Марувы была куда существеннее: пояс приятно оттягивал кожаный мешочек до отказа набитый золотыми монетами. Хотя, конечно, это была лишь малая доля выигрыша от всех ее побед: даже сейчас с верхней палубы доносилась ленивая ругань Кассара и Боваддина  увлеченно деливших сегодняшние барыши.

 

Внезапно что-то  ударило в борт нефа, заставив судно остановиться. Послышался чей-то негромкий крик и почти сразу – ответ Кассара. Впрочем, тревоги в его голосе не было и, схватившаяся было за тесак Марува,   расслабилась.

 

- Спокойно!- шепнула она зарычавшей гиене. За перегородкой рядом с ними послышался торопливый топот, потом шум передвигаемых ящиков и почти сразу – новый топот, но уже менее шумный, будто люди тащили наверх что-то тяжелое. В ноздри ударил знакомый едкий запах и Марува  поморщилась – похоже, Кассар не брезговал любым товаром. За бортом плеснули весла, снова что-то стукнуло о борт нефа, также пришедшего в движение. Марува подошла к небольшому окошку под потолком  и еще успела увидеть, как отходит большая галера с тремя рядами весел. Она шла по каналу в направлении, противоположном тому, откуда прибыло судно Кассара – то есть в поместье даль-Рамии. Никаких опознавательных знаков галера не несла и все же Марува почему-то решила, что она принадлежала кому-то очень знатному. Вскоре незнакомое судно растаяло в сгущавшихся сумерках.

 

- Не бери в голову, сестра,- проворчала Марува, укладываясь рядом с гиеной,-  воякам вроде нас ни к чему вникать в дела торгашей.

 

Холодный нос ткнулся в плечо амазонки, над ее ухом послышалось дружелюбное сопение, под которое Марува, блаженно вытянув ноги, вновь погрузилась в дрему, окончательно выкинув из головы таинственную галеру.

[Magnum]

Спартак - чемпион! 

[Каминский]

Спартак - чемпион! 

Рррр

Тогда уж не Спартак, а вот эта:

Больше всех меня бесила

[Каминский]

В чреве Тофета-2

 

-Кто вы!? Где я!? Что вы со мной хотите сделать?

 

Душный мрак, давивший на нее почти осязаемым, тяжким грузом, в ответ взревел, всхохотал множеством голосов, раскололся я вспышкой багрового пламени. Струйки приторного сладковатого дыма окутали плачущую девушку, дрожащим от страха голосом продолжавшую задавать вопросы, на которые уже не чаяла получить ответа. Меж тем дым окутывал ее все сильнее, едкий, приторный запах, в ноздри, застилая разум и усиливая безотчетный страх.  Вскоре глаза ее привыкли к свету, но понятней ничего не стало – предметы вокруг нее менялись, приобретая причудливые, пугающие очертания, беспрестанно меняющиеся. Уродливые, затянутые в черное фигуры, плясали вокруг нее, издавая жуткие бессвязные звуки, размахивая зажженными факелами и чем-то, напоминающим пальмовые ветви.

 

-Ктооо вы! – снова всхлипнула она и в этот миг раздался низкий утробный хохот, заглушивший все остальное. Прямо перед ней выросла исполинская фигура с огромными глазами, горящими будто факелы. Исполинская лапища протянулась к ее грудям и девушка, сгорая от нахлынувшего стыда, вдруг поняла, что абсолютно голая. Толстые пальцы с неожиданной нежностью коснулись ее сосков и девушка невольно застонала, объятая одновременно стыдом и похотью, пока неведомое существо ласкало ее.

 

-Малаки мелехи мелех,-  обжигающий мрак, вновь сомкнувшись вокруг нее, забормотал, забубнил множеством голосов. Сквозь них едва слышны были стоны девушки, окруженной спускавшимся откуда-то сверху приторным дымом. Что-то невидимое, продолжало настойчиво ласкать ее тело, особое внимание уделяя обнаженным грудям: их гладили нежные пальцы, целовали настойчивые губы, казалось,  принадлежащие множеству незримых существ. Невнятное бубнение постепенно сменялось стройным песнопением,  до ужаса знакомым, столь дико звучащим в этом ужасном месте.

 

-Малаки бааль элогъяни мелех, -  вкрадывается в это многоголосие вкрадчивый шепот и по бокам от нее с ревом вздымаются огненные столпы. Пляшущие вокруг фигуры убираются в тень, кроме одной, приобретающей необыкновенную четкость очертаний. Прекрасно сложенный, совершенно голый великан с окладистой курчавой бородой и бычьими рогами нависает над ней. Глаза полыхают красным огнем, будто два закатных солнца, в огромной лапище - большой изогнутый серп. Резко опускается заточенная сталь и девушка, не верящими глазами смотрит, как падают на пол, отрубленные одним могучим взмахом холмы белоснежной плоти. Две алые струи, словно фонтаны, изливаются из обрубков, заливая все вокруг, но боли нет, как и страха – только безграничное изумление.

 

-Мелехи преззесант гата,- раздается сбоку неразборчивое бубнение и в этот момент сама тьма подхватывает ее, с неодолимой силой неся навстречу огненному исполину. Благообразный лик великана  сменяется оскаленной львиной мордой, в пасти которой  уже пышет жаром багровое пламя. В этом миг приходит и жуткая, нестерпимая боль, и животный, всепожирающий ужас. Из распахнутого рта девушки вырывается истошный крик, но его тут же заглушает рев объявшей ее огненной Геенны.

[Magnum]

вот эта:

Мне больше немка из последнего сезона нравилась. 

 

[Каминский]

Мне больше немка из последнего сезона нравилась.

Эта?

Да, мне тоже. Но применительно к данному произведению, больше подходит все таки негра.

[Magnum]

Эта?

Да. Кстати, возвращаясь к тому разговору, войну в сериале фактически немцы выиграли и пообещали вернуться. Я бы сказал, это было надругательство над линией партии. 

 

[Каминский]

Кстати, возвращаясь к тому разговору, войну в сериале фактически немцы выиграли и пообещали вернуться.

Один, конкретно взятый "немец", с любовником-сирийцем. Я бы сказал, что с линией партии все более чем хорошо. В духе трендов, даже с некоторым опережением.

 

Изменено 15 Nov 2019 пользователем Каминский

[Magnum]

Я уже таких подробностей и не помню...

Пересмотреть что ли... нет, неохота. Эти негодяи продолжение обещали, но так и не сделали. 

 

[Каминский]

Загадки множатся

 

Острый стилет скользнул по сероватой коже,  распахнувшейся длинным разрезом от пупка  до адмова яблока. Лица девушек разом приобрели зеленоватый оттенок, больше половины отвернулись,  троих вырвало завтраком прямо на грязный пол.

 

-По окончании лекции вымоете пол,- невозмутимо произнес Адоунис Каленте, отгибая края разреза и показывая внутренности, - так, на чем мы остановились? Значит печень чревоугодника, отличается от печени пьяницы тем, что…

 

Он увлеченно говорил, делая один надрез за другим, вынимая розовато-серые потроха и аккуратно раскладывая их на столе, указывая на мельчайшие детали, неприметные неученому глазу. Шокированная не меньше других, Грета все же нашла силы внимательно вслушиваться в слова преподавателя. Но ее, как и всех студенток вначале изрядно ошеломило тем, что среди прочего им придется пройти и курс медицины, включавший в себя и изучение внутреннего строения  человека.

 

- Женщины хоть и не воюют сами, но все же война часто не обходит их стороной,- объяснил им Адоунис Каленте,- в госпиталях при монастырях, например, за ранеными часто ухаживают монахини. Женам приходится брать на себя ответственность за дом, когда муж в отъезде, порой защищать его от неприятеля, а значит и смотреть, если нужно, за ранами своих воинов. Приходится им ухаживать и за собственным мужем, если он ранен или занемог. Лекториум гордится тем, что в его стенах воспитываются люди, готовые встретить любые  вызовы судьбы и я не собираюсь делать поблажек никому, только на основании, что у кого между ног. Поверьте, я видал достаточно и мужских и женских трупов, чтобы не придавать этому большого значения…

 

Все это звучало довольно убедительно, но Грета все равно не видела оснований в том, чтобы учиться   на расчленненных трупах. Однако авторитет Адоуниса в Лекториуме был достаточно высок, так что девушка приходилось, бледняя и зажимая носы, не только слушать, но и смотреть на омерзительные наглядные пособия.

 

-Малике бы это не понравилось,- шепнула Грете на ухо Джуанита,- помнишь, как она ушла  с Арены?

 

-О ней все еще никаких вестей? – тихо спросила Грета, делая вид, что рассматривает очередную груду ошметков мертвой плоти, вываленных Адоунисом на стол.

 

-Нет,- покачала головой Джуанита. Грета потупила глаза, чувствуя себя виноватой за то, что не углядела за подругой. Но празднество оказалось столь пышным, людей на нем так много, а Ганнибал столь обходителен, что Грета забыла обо всем на свете, кроме него. Как и обещал наследник Асмундо, Грета сидела с ним за столом, причем он то и дело подливал ей вина, так что девушка быстро захмелела. Сидевший рядом Бенехард, поначалу хмуро поглядывавший на ухажера племянницы, в конце концов, размяк, подобрел от вина и перестал даже делать вид, что присматривает за принцессой. Он даже позволил ей прогуляться с Ганнибалом даль-Рамией вдоль обширного пруда среди благоухающих садов. Оставшись наедине с парнем, Грета позволила ему некоторые вольности, краснея от стыда и трепеща от собственной смелости. Впрочем, далеко за пределы приличий Ганнибал не заходил, чем даже немного разочаровал нормандку. И, тем не менее, от вечера у нее остались наилучшие воспоминания, а также надежды на повторную встречу, клятвенно обещанную ей Ганнибалом. Домой на виллу они с дядей вернулись глубокой ночью, причем девушка сразу завалилась спать и проснулась, когда солнце стояло уже высоко. О подругах, потерявшихся на пиршественном многолюдстве, она вспомнила только после праздников и теперь мучилась чувством вины, хотя и понимала, что не обязана была приглядывать за Маликой.

 

-Может она убралась домой? – предположила Джуанита,- как  Луизина?

 

- Кстати, а она нашлась?- спросила Грета.

 

-Я не слышала,- пожала плечами Джуанита.

 

-Дома ее не видели,- вмешалась Белла, как оказалось, внимательно вслушивавшаяся в разговор,- я получаю кое-какие весточки с родины. Говорят ее отец весьма встревожен и требует объяснений у лектора Мануэля.

 

Джуанита и Грета переглянулись и больше ничего не сказали. Однако тревога Греты усилилась, когда  одна из студенток за ужином обмолвилась, что Вульфрама тоже  никто не видел после праздника. Фриз же был последним кого видели рядом с пропавшей девушкой. Когда руководство Лекториума в должной мере осознало эти факты, то встало на уши - вместе с половиной Сената. Малика была дочерью человека, на котором во многом держалось влияние Лиги в Греции. Вульфрам же был ставленником Мерсии и Карфагена на трон Фризии. К тому же, стало окончательно ясно, что пропала без вести и дочь Сикарда, герцога Беневенто. Соответствующие магистраты задействовали всех своих людей, вся городская стража была брошена на поиски молодых людей, но тщетно – Вульфрам и Малика будто провалились сквозь землю.

 

- Ибо силен враг человеческий и множество его соблазнов  подстерегает молодых на  их жизненном пути,- витийствовал отец Пегидий, - пороки, коим преполняет мир бог века сего, что ведут к гибели и тело и бессмертную душу. Вознесем же молитвы Господу, чтобы он в милосердии своем дал любящему отцу вновь обнять непутевую дочь.

 

Грета была готова вознести самую горячую молитву, кому угодно, лишь бы Малика вернулась живой и здоровой, когда посреди лекции-проповеди, стукнула дверь и на пороге появились сестра Гризельда и архиепископ Мануэль. Едва взглянув в лицо ректора, Грета поняла, что случилось что-то крайне необычное и очень плохое.

 

-Нашелся Вульфрам,- ответил ректор на невысказанный вопрос  всех присутствующих.

 

Будущий правитель Фризии был найден в одном из самых мерзких притонов Клоаки, в компании десяти проституток обоего пола. Вся веселая компания была голой,  пьяной, да еще и укуренной  убойной дозой кифа. После быстрого обыска, в комнате нашли платье, явно принадлежавшее знатной даме, покрытое запекшейся кровью. Некоторые шлюхи носили золотые украшения, - как вскоре выяснилось, и они и платье принадлежали Малике. Сам Вульфрам не помнил, ни как тут оказался, ни что случилось с девушкой – вообще ничего о том самом достопамятном вечере.

 

Поскольку речь  шла о достаточно важных особах, механизм следствия стал раскручиваться быстро. Сенат собрался на внеочередное совещание, где разбирательство поручили «Святейшему дознаванию» -  одному из монашеских орденов при Лекториуме. Малика была студенткой, а Вульфрам хоть и не принял пострига,  мог посещать лекции на правах «вольного слушателя». Там его, впрочем, почти не видели, жил он на одной из вилл и вообще поступил в Лекториум чтобы сблизиться с учащейся там «золотой молодежью» Карфагена. Но, тем не менее, сейчас он числился в юрисдикции Лекториума на основании чего тот и занялся его судьбой. Несостоявшийся король Фризии исчез в подвалах Собора Святой Оливии, откуда  уже не вернулся. Однако его судьба не осталась тайной  – вскоре студенты узнали, что Вульфрам признался, что сначала изнасиловал, а потом и  убил Малику ради ее драгоценностей, после чего, не в силах выдержать тяжести своих преступлений попытался заглушить их вином, кифом и блудом. Также он признался, что еще раньше он расправился и с Луизиной.

 

Приговор был суров – Вульфраму залили в горло золото, расплавленное из тех самых украшений, что нашли на шлюхах. Тех, кстати, казнили еще раньше, простым повешением. Тела всех преступников вывезли за пределы города и бросили на растерзание стервятникам.

 

-Ты не говорила, что Луизина встречалась с Вульфрамом,- упрекнула Грета подругу вечером в комнате.

 

- Я и сама не знала,- оправдывалась Джуанита, - она ничего не говорила о своих сердечных делах.

 

Ее голос дрогнул и Грета, и без того напуганная смертью подруги, не выдержала.

 

- Ты врешь!- только что не крикнула она. На кроватях беспокойно заворочались соседки и Грета, понизила голос, - ты что-то знаешь о ней, но не хочешь говорить. Почему?

 

Даже в темноте Грета ощутила, что Джуанита краснеет.

 

- Наверное, я должна была сказать сразу,- пробормотала она, - не хотела тебя расстраивать…

 

-Расстраивать? Почему?

 

- На второй день после моего приезда,- сказала Джуанита,- ночью я проснулась, чтобы выйти…по нужде. Тогда я еще плохо знала коридоры и возвращаясь, свернула не туда и вышла к  внутреннему двору. Двери оказались открыты и я увидела Луизину во дворе рядом с молодым человеком. Они стояли в тени большой оливы, но я узнала и ее и его.

 

-Это был Вульфрам?- спросила Грета. Джуанита покачала головой.

 

-Это был Ганнибал.

 

Последующие дни прошли для Греты как в тумане: ошарашенная, как  смертью подруги, так и гнетущим подозрением, тяжким грузом повисшим на ее душе, она вполуха слушала лекции. Джуанита  пыталась утешить ее, но получалось у нее плохо – валенсийка и сама пребывала в смятении после жуткого известия.

 

Небольшим проблеском света средь сгустившихся  туч стало возвращение дяди Арнульва – старый воин явился в Лекториум вместе с Анастасиосом Бусалибом, жаждущим как следует разобраться со смертью своей дочери. Арнульв, несколько сблизившийся с критским торговцем, выражал ему всяческую поддержку и епископ, не желая спорить сразу с двумя влиятельными вассалами Лиги, разрешил нормандцу встретиться со своей племянницей, дабы остаться наедине с убитым горем отцом.

 

Арнульв встретился с Гретой во внутреннем дворе Лекториума, где и рассказал племяннице о своих приключениях на востоке.

 

-Повоевать нам так и не пришлось,- с некоторым сожалением сказал старый воин, - хотя одно время казалось, что стычки не избежать – особенно когда Ногай взял  Константинополь. Но потом мы узнали, что старый мерзавец умер на пиру, празднуя разгром Рума, а его родня начала грызться у еще не успевшего остыть трупа. Что бы там не было дальше, но сейчас угроза с востока миновала. Я возвращаюсь  и узнаю, что в этой проклятой богадельне, где тебе льют в уши разные проходимцы, знатных девиц режут словно овец. Клянусь Тором и Фрейром, тебе нечего делать в этом городе!

 

-Не нагоняй страху, дядя,- вяло возразила Грета,- убийца ведь пойман.

 

- А это еще кто его знает,- буркнул Арнульв,- помню я этого Вульфрама. Не так чтобы большого ума парнишка, но убийцей он мне не показался.

 

-Дикий север,- вспомнила Грета слова Джуаниты, - дикие обычаи.

 

-На Севере хватает жестокости,- кивнул Арнульв,- но резать тайком беззащитных девиц не в тамошних нравах. Я бывал во Фризии и Дании, я знаю, что говорю. В конце концов, наши предки именно оттуда.

 

-И наши предки были не ангелами,- хмыкнула девушка, чувствуя, как рядом с дядей пробуждается ее фамильное упрямство,- да и сейчас мы ими не стали. А Вульфрам достаточно времени провел в Карфагене, чтобы усвоить здешние нравы Я, понимаю, что ты беспокоишься, но этот спор ни о чем. Я не вернусь домой, пока не закончу обучение.

 

-Пока этот мерзавец не прирежет еще кого,- хмыкнул Арнульв,- не верю я в признания под пытками.  Ладно, мы еще поговорим об этом.  Анастасиос намерен вытрясти из епископа правду – может, тогда ты подумаешь по-другому.

 

Однако Анастасиос не узнал ничего нового: позже хмурый работорговец рассказал обоим дядьям Греты о разговоре с ректором Мануэлем. Тот, рассыпаясь в, тем не менее, стойко держался версии о причастности Вульфрама. По его словам, молодой северянин, прихвативший с собой казну Фризии, в Карфагене промотал все  золото. Привыкнув жить на широкую ногу, он влез в долги и, чтобы рассчитаться с ними, решился на грабеж и убийство. Наведя справки у знакомых ростовщиков, Анастасиос узнал, что Вульфрам и впрямь задолжал им немало. Большую часть драгоценностей Малики так и не  нашли – Мануэль предположил, что Вульфрам припрятал их, надеясь продать, когда все уляжется. Так что и Анастасиос и, - с еще большей неохотой Арнульв,- были вынуждены признать, что обвинения против юноши могли быть правдой.

 

Вопрос о прекращении Гретой обучения был отложен, а со временем вернулось и ее прежнее рвение. Единственное, что не давало ей покоя – так это судьба Луизины. Ее драгоценности пропали вместе с ней и лектор предположил, что их Вульфрам спустил еще до того, как влез в долги. Версия выглядела правдоподобно, вот только никто не мог припомнить, чтобы Вульфрам общался с Луизиной, хотя бы так как с Маликой.

 

А ведь был еще Ганнибал!

 

Грета не видела молодого человека с тех пор как покинула поместье – в Лекториуме учащиеся вернулись к жесткому разделению на женскую и мужскую половину. Грета сама не понимала, что ее больше беспокоит– то, что Ганнибал общался с исчезнувшей и предположительно погибшей студенткой либо то, что он вообще проявлял интерес к девушкам до нее. Своими опасениями она поделилась с Джуанитой, но та мало чем могла утешить подругу. Грета старательно гнала мрачные мысли, но они упорно возвращались в ее голову – особенно ночью, когда она без сна ворочалась в собственной кровати, изнуряя себя навязчивыми подозрениями.

 

Однажды, заявившись на лекцию Микаэля даль-Фара, студентки увидели вместо него нескладного молодого человека, с лицом, усыпанным крупными веснушками. Грета и Джуанита сразу узнали пылкого племянника преподавателя астрономии.

 

-Мой дядя  занемог,-  сказал Заммит,  смущенно улыбаясь девичьим взглядам, - и уговорил ректора, чтобы я подменил его. Могу заверить вас, что Микаэль считает меня своим лучшим студентом отнюдь не потому что мы родственники – надеюсь, вы и сами в этом убедитесь. Итак, сегодняшняя лекция снова посвящена планетам. Невооруженным взглядом мы видим пять планет, но можем ли мы утверждать, что на этом их число ограничивается? Теодорос из Александрии считает, что…

 

Заммит и впрямь не бахвалился, называя себя лучшим учеником Микаэля: цифрами, фактами и именами он сыпал не хуже дяди, невольно заражая своим энтузиазмом. В чем-то его взгляды оказались даже смелее, чем у старшего родственника…

 

-Одно солнце светит всем нам, - пылко говорил Заммит, - одни звезды мерцают у нас над головой, управляя судьбой каждого из нас, дав нам одни и те же вечные законы. Так что же вновь и вновь разделяет род людской: на язычников и христиан, знатных и простолюдинов, богатых и бедных? Есть ли в этом воля звезд или всего лишь прихоти кучки людей, в своем самомнении, возомнивших себя равными небесам?

 

Когда лекция закончилась и девушки потянулись к выходу, Заммит придержал за руку недоуменно посмотревшую на него Грету.

 

-Ганнибал хочет с тобой встретиться, - шепнул он, - сегодня ночью, во внутреннем дворе, возле большой оливы.

 

Грета кивнула, чувствуя как бешено заколотилось сердце. Еле  дождалась она ночи  а, когда все уснули, тайком выскользнула из комнаты и, пробравшись нужным коридором, вышла во двор. Возле уговоренного дерева уже стоял молодой человек, приветливо махнувший рукой девушке.

 

-Тебе не надо было приходить,-  упрекнула, подойдя, Грета,- если Гризельда узнает.

 

-Мне надо было прийти давным-давно,-  возразил Ганнибал, - я и так слишком долго тебя не видел. И твоя старая Гризда мне не указ.

 

-Но…- Грета пыталась возразить, когда Ганнибал, вдруг обхватил ладонями ее лицо и привлек к себе. Протестующий писк принцессы был заглушен страстным поцелуем, на который девушка, посопротивлявшись мгновение, ответила со всей своей юной страстью.

 

- И это я тоже должен был сделать давным-давно,- усмехнулся Ганнибал, прервавшись,- если бы та знала, как мне не хватало тебя эти дни.

 

-Да? - Грета отстранилась, внезапно вспомнив причины своих недавних терзаний, - ты это говоришь и другим девушкам?

 

-Другим девушкам? – Ганнибал вскинул бровь,-  о чем ты?

 

Грета замялась, коря себя за несдержанность, но деваться было некуда и она рассказала все, что узнала от Джуаниты. Ганнибал, к ее удивлению, лишь спокойно кивнул.

 

-Теперь понятно. Нет, у нас с ней не ничего не было и быть не могло. Мне не нравятся девушки, которым нравится Вульфрам.

 

-Ты…знал, что они?  - вымолвила девушка.

 

-Да,- кивнул Ганнибал,-  это он попросил меня передать  ей весточку.

 

-Весточку? О чем?

 

-О том, что им нужно встретиться,-  усмехнулся Ганнибал,- сам он не мог прийти сюда, а ее не отпускали. Вот он и попросил меня передать, что хочет встретиться с ней во время службы в соборе и чтобы она встала там, где он сможет к ней подойти.

 

-Думаешь, они встретились? – спросила Грета, сама устыдившись охватившего ее огромного облегчения, что Ганнибала ничего не связывало с Луизиной.

 

-Думаю да,- сказал Ганнибал, - понимаешь, это ведь она была влюблена в него как кошка, а для него эти отношения были скорее в тягость. По крайней мере, мне он говорил именно так.  Поэтому я и не удивился, когда она исчезла – как и все думал, что она сбежала домой, только не от учебы, а от несчастной любви. Мне и в голову не могло прийти то, что он тогда задумал – да и кто бы догадался?

 

-Да, - Грету передернуло,  - такой ужас. Он никогда не выглядел убийцей.

 

- Больше слушай Адоуниса,- хмыкнул Ганнибал,- он объяснит, что настоящие убийцы никогда не выглядят таковыми. Нужда толкает людей на страшные вещи.

 

- Как бы то ни было,- уныло протянула Грета,- теперь нам вряд ли удастся повидаться – разве что вот так, украдкой. После этих смертей за студентками смотрят еще строже – да и трудно ожидать иного. Теперь я выйду отсюда только по окончании…

 

- Не вешай нос,- рассмеялся Ганнибал,-  через пару месяцев Рождество и даже ректор не сможет нарушить традицию – отпускать студентов по домам.  Я передам приглашение твоему дяде – даже двум дядям, если сенор Арнульв еще будет здесь. Вы вновь сможет посетить мое поместье – и не на пару дней, а на всю Рождественскую Седьмицу.

 

Грета не успела обдумать эту мысль, показавшуюся ей слишком скоропалительной, но тут Ганнибал вновь привлек ее для поцелуя и все сомнения разом вылетели из ее головы. Теперь ее беспокоило только одно – как бы не умереть от нетерпения, жадно считая дни до того счастливого момента, когда она вновь окажется в Старом Карфагене.

[Magnum]

А я знаю, я знаю, кто убийца! 

 

Убийца - дворецкий. 

 

[Каминский]

А я знаю, я знаю, кто убийца! 

Все кричало об этом  Но не все так однозначно.

[Каминский]

В  нашем мире Марува выглядела бы как-то так:

И занималась бы примерно тем же

 

Изменено 16 Nov 2019 пользователем Каминский

[Каминский]

Предательство

 

- И, конечно, мой хозяин хочет снова увидеть на Арене эту бесстрашную амазонку!

 

Высокий негр, в синем халате и золотистом куфи, прикрывавшем бритую голову,  небрежно кивнул в сторону Марувы. Девушка коротко поклонилась в ответ, пряча довольную улыбку: предстоящие бои обещали стать для нее настоящим золотым дном.

 

Кроме девушки  в гостиной находилось с десяток чернокожих телохранителей, окруживших  развалившегося в кресле Иму Боваддина. Рядом, в таком же кресле восседал Кассар – единственный не-черный в этой комнате.

 

- Твой господин останется доволен, Гакэру,-  произнес бывший ростовщик, отхлебнув вина из золотой чаши,-   у меня лучшие бойцы и самые свирепые звери.

 

- Один зверь это точно,- кивнул чернокожий Гакэру,- Ганнибал хочет, чтобы в финале  обе Гиены  дрались вместе.

 

-Если доживут, - заметил Кассар, - бои ведь идут всю седьмицу.

 

-  Пусть постарается,- усмехнулся Гакэру, -  все эти дни ей придется хотя бы раз в день выходить на Арену. Выложись как следует,- он повернулся к Маруве, - выжить будет еще трудней, чем в прошлый раз.

 

- Я все же  постараюсь,-  ответила Гиена, - досадно будет умереть на Рождество.

 

-Мы все надеемся, что этого не случится,-  сказал Боваддин, - ладно Марува, у тебя осталось два дня до Седьмицы   – проведи это время с толком. Ступай.

 

Марува снова кивнула и, бросив последний взгляд на гостя, вышла из гостиной. Уже закрывая за собой дверь, она услышала как Кассар говорит Гакэру.

 

- Ваш товар уже завтра  доставят в Клоаку -  галера заберет его вместе со зверем. Что же касается главного дела…

 

Стены  только что не рушились от  толчков, сотрясавших небольшую лежанку, слишком маленькую и хлипкую, чтобы выдержать разразившуюся на ней бурю. Два мускулистых тела – эбеново-черное и цвета темного кофе, - переплетались в жарких объятьях,  похотливые всхлипы и стоны разносились далеко за пределы небольшой комнаты, заставляя проходящих мимо рабов  завистливо переглядываться.  В самой комнате Марува,  лаская полные груди, скакала на  мускулистом воине, закатив глаза, так что видны были лишь белки. В свете единственной свечи тела обоих любовников блестели от пота, насквозь пропитавшего цветастое покрывало, наброшенное на лежанку.

 

Наконец Марува издала громкий крик и без сил рухнула на лежащего под ней мужчину, тоже еле живого от этой безумной скачки. Сердца обоих бешено колотились, бока ходили ходуном, а из прокушенной губы Марувы на грудь мужчины стекала струйка крови.

 

- В тебя словно вселился Зимви,- шепнула она на ухо мужчине, - но дай мне только передохнуть и…

 

- Передохнуть? – негр воздел глаза,-  ненасытная сучка, тебе все еще мало?

 

- Может это моя последняя  ночь,- рассмеялась девушка,- конечно, мне мало.

 

Она игриво куснула черное ухо и, рассмеявшись на вскрик боли, грациозно поднялась с кровати. Не озаботившись тем, чтобы прикрыть одеждой свою великолепную наготу,  Марува подошла  к небольшому столику, где рядом с горевшей свечой лежали засахаренные фрукты. Бросив горсть в рот, она взяла со столика зеркальце в черепаховой оправе и придирчиво посмотрела в него, поправляя растрепавшиеся волосы.  На нее глянула утомленная, но еще не истратившая все силы девушка, с распухшими от поцелуев губами и шальным блеском в темных глазах. Подмигнув самой себе,  Марува уже хотела положить зеркало, когда в нем случайно отразился ее сегодняшний любовник. На ее глазах он достал из-под подушки небольшой мешочек и  что-то сыпанул в одну из больших чаш для вина. При этом он на миг отвел глаза от девушки и она успела положить на место зеркало, так быстро, что мужчина  не успел заметить его в руках подруги.

 

- Это будет славный бой,- чернокожий подняла с пола расписную амфору, разливая вино,-  давай выпьем за то, чтобы ты вернулась с кучей золота.

 

-Давай,- Марува обернулась к нему с широкой улыбкой. Ее спутник уже поднялся с кровати, держа в руке одну чашу вина и протягивая Маруве другую. Та, не переставая улыбаться, поднесла чашу к губам и, не меняясь в лице, выплеснула ее мужчине в глаза. Извергая ругательства, тот пытался протереть глаза, когда почувствовал на горле прикосновение  холодной стали: это Марува, ухватив со столика небольшой кинжал, приставила его к шее незадачливого любовника.

 

-Молчи! – прошипела она, надавив так, что из пореза выступила кровь,- или кричать тебе придется новым ртом!

 

Она надавила еще сильнее, заставив мужчину пятиться назад, пока он не упал обратно на кровать. В следующий миг Марува уже сидела сверху приставив кинжал к горлу любовника и сверля его ненавидящим взглядом. Второй рукой она вытащила из-под покрывала загадочный мешочек и  осторожно принюхалась.

 

-Яд зомби,- процедила она, - что это значит, Баако? Кто дал тебе это?

 

Негр отвел глаза, что-то злобно пробормотав. Впрочем, Марува и так знала ответ: только один человек в Клоаке знал секрет приготовления проклятого зелья.

 

- Зачем Боваддин хочет моей смерти? – резко спросила она и, по тому как изумленно распахнулись глаза негра поняла, что попала в точку, - говори, ублюдок!

 

- Его уговорил Кассар, - нехотя выдавил Баако, - Они не хотят неожиданностей…

 

Холодок проступил у Маруве по коже, когда она сопоставила только что сказанное с попыткой отравления.

 

- Боваддин хочет  выставить на арену зомби? – она посмотрела на Баако и тот неохотно кивнул. Марува знала, что умелый боккор может превратить человека в свою послушную куклу, сохранив все его навыки - в том числе и боевые…

 

-Они хотят, чтобы ты не знала поражений,- кивнул негр, - зомби ведь может сражаться даже с ранами, что свалят обычного бойца. А в последний день седьмицы, когда никто не осмелится поставить против тебя,  Кассар сделает эту ставку, а…

 

- А Боваддин шепнет Слово,- понятливо кивнула Марува,-   меня на радость зрителям порубят в рагу, а оба мерзавца загребут самый большой куш. Умно!

 

Ее рука сделала чуть заметное движение и Баако, булькая кровью из рассеченного горла, осел на кровать. Марува равнодушно посмотрела на него – Баако был одним из доверенных лиц Боваддина и вряд ли врал ей. Что же, она и так засиделась в Клоаке.

Амазонка быстро оделась и, заткнув за пояс большой тесак, выскользнула за дверь.

 

С тех пор как Боваддин  казнил предателя Хуту, его дом, приведенный в порядок после пожара, стал местом приема гостей черного хозяина Клоаки. Так было и сейчас – и Марува, выбравшись из отведенной ей комнаты, без труда находила дорогу в уже знакомом ей доме. Но Боваддин не был бы собой, если бы не предвидел возможность неудачи Баако: за первым же поворотом коридора, Марува наткнулась на двух черных телохранителей Иму. Оба уставились на амазонку как на живую покойницу, - а может и ожидали увидеть ее в этом качестве,- как бы то ни было, их замешательство оказалось на руку амазонке. Тесак Марувы со смачным хлюпаньем врубился меж глаз ближайшего негра, разрубив его голову почти пополам. Второй с проклятьем отскочил, выхватывая саблю и громкими криками сзывая на помощь. Не став дожидаться, пока на подмогу сбежится весь дом, Марува запрыгнула на ближайший подоконник, пинком вышибла ставни и спрыгнула со второго этажа. Внизу оказался хорошо знакомый ей грязный переулок, с разрушенной церквушкой – той самой, где в прошлый раз она помешала Хуту сбежать от Боваддина. Сейчас на ступенях церкви дремал какой-то побирушка, в грязных, вонючих лохмотьях. Похоже, он был настолько пьян, что приземление Марувы даже не разбудило его и девушка, выкинув нищего из головы, оглянулась, выбирая направление для бегства. Жаль, конечно, что  сейчас ей не  поквитаться с Боваддином, но, если ее сейчас убьют подходящего случая не представится вообще никогда .

 

Уловленное краем глаза невнятное движение спасло ей жизнь - Марува еще не поняла  в чем дело, но уже припала к земле, откатываясь подальше. Над ее головой свистнуло и воткнулось в стену  разваливающейся хижины большое копье. Черная амазонка вскочила на ноги, выхватывая из-за пояса тесак и готовясь встретить нового врага.

 

Перед ней стоял все тот же пьяный нищий – только он уже не выглядел таким безвредным как миг назад. В одной руке он держал дубину, утыканную острыми кусками камня, второй срывал с себя грязные лохмотья. Вот он разорвал ветхий капюшон, открыв лицо и Марува изумленно распахнула рот, не веря своим глазам.

 

- Великая Гиена!!! – выдохнула девушка,- вот же старый дьявол!

 

Перед ней стоял, слегка покачиваясь, человек, которого она давно считала покойником. Смуглая кожа приобрела  сероватый цвет, узкие глаза пялились белыми бельмами, без зрачков, но это не помешало Маруве узнать полукровку Хуту, бывшего подручного, а позже злейшего врага Боваддина. Старый Иму не стал его убивать, но, превратив в послушного раба-зомби, поставил охранять тот самый тайный ход, которым Хуту некогда пытался скрыться. Воистину мстительность Боваддина была равна только его извращенному чувству юмора.

 

Хуту не издав ни звука, с необычайной быстротой кинулся на Маруву. Превращение в зомби не убавило ему ловкости, а силы, пожалуй, добавило – Марува, отражая его удары, чувствовала как отдает в плечо тупая боль. Пару раз ей удалось полоснуть Хуту тесаком, но тот, казалось, и не заметил раны, из которой вытекло лишь несколько капель крови. Мерно размахивая дубиной, зомби теснил Маруву, загоняя ее в угол, и не давая  перейти в наступление. Краем глаза та увидела как в окне, из которого она выпрыгнула, мелькнуло несколько черных лиц, услышала как где-то хлопнула дверь. Стоило кончать с этим, пока к ожившему мертвецу не прибыла подмога.

 

Жуткого вида дубина мелькнула перед ее лицом – Марува отпрянула в последний момент, - и врезалась в глинобитную стену. На миг острые осколки застряли в ней – и этого хватило Маруве, чтобы, вложив все силы в один могучий удар, обрушить тесак на шею зомби. Отрубленная голова покатилась в кучу отбросов, мгновение спустя туда же рухнуло и обезглавленное тело. Марува, выхватив из его рук дубину, ринулась меж грязных хижин и мусорных куч, направляясь в сторону порта.

 

На ее счастье все это происходило уже вечером – и в сгущавшихся сумерках Марува сумела ускользнуть от погони, затерявшись в лабиринте грязных улочек. Однако она понимала, что это ненадолго – Боваддин поднимает всех своих псов и ищеек, бросив их на поиски беглянки. Скоро вся Клоака кинется искать Маруву и вся ее сила и ловкость не помогут ей против некоронованного короля этой дыры. Ей нужно было быстро убраться отсюда, но она решительно не представляла где она может скрыться.

 

За этими невеселыми мыслями Марува и не заметила, как вышла к озеру.  Вдоль причалов стояли оставлены на ночь рыбацкие лодчонки, торговые суда и неказистые «плавучие хижины» на плотах. Марува задумалась – может ей стоит украсть лодку? Но куда и как далеко она уплывет?

 

Слева что-то задвигалось и, посмотрев в туда, Марува увидела как от берега медленно отчаливает огромное судно – большая галера с тремя палубами и тремя рядами весел. Было темно, но Марува сразу узнала ее – это была та самая галера, которую она видела в канале, когда они возвращались из поместья даль-Рамии.

 

Решение пришло мгновенно: Марува пробежалась по одному из причалов и с разбегу прыгнула в вонючую воду. Что же: как пришла в Клоаку, так и уходит. Кто бы не вел этот корабль, направлялся он скорей всего в поместье – разве не это судно поминал Кассар в разговоре с Гакэру? Если она проберется в поместье, то постарается найти Ганнибала и рассказать, как его собираются надуть Кассар и Боваддин. Вряд ли наследник одного из богатейших родов Карфагена спустит такое оскорбление. Сама же Марува выступит на Арене – но уже за себя и получит куда больше денег, чем могла рассчитывать в доле с бывшими хозяевами. А после…может Ганнибал возьмет ее в свою стражу?

 

Подбадривая себя этими надеждами, Марува мощными гребками рассекала теплую воду, подплывая к тихоходному судну. Пристроившись к корме, подальше от гребцов, она выбрала время и, оседлав небольшую волну, подпрыгнула, хватаясь пальцами за скользкие доски. Спустя мгновение она уже стояла на нижней палубе, настороженно озираясь. Здесь стояли какие-то тюки и ящики, судя по всему, с товарами. Стражи, вообще людей не наблюдалось и это было странно – как торговец мог оставить все это без охраны?

 

Во мраке вдруг загорелись два огромных зеленых глаза, уставившиеся на Маруву. Послышалось приглушенное рычание, неожиданно сменившееся дружелюбным повизгиваньем. Марува, осененная неожиданной догадкой, шагнула вперед и почти сразу наткнулась на прутья большой клетки, занявшей чуть ли не половину трюма. В ноздри ударил едкий звериный запах и шершавый язык смачно лизнул Маруву в  лицо. Вновь раздалось поскуливание, перешедшее в знакомый смешок.

 

-Тише сестра,- Марува просунула руку сквозь прутья и потрепала гиену по загривку. Она вспомнила, что Кассар говорил, что судно вместе с загадочным,- да не таким уж загадочным, - «товаром» заберет и зверя. Их собирались вместе выставить на арену,- не так уж и умен Боваддин, если думал, что гиена не заметит подвоха в зомби, - но гиену забрали раньше. Нетрудно догадаться зачем – этакий зверь на корме отобьет желание у любого воришки сунуться в трюм с товаром.

 

Марува нашла место, где прутья были чуть шире: для гигантской гиены слишком узко, но девушка, изрядно помучившись, сумела пролезть внутрь. Что-то брякнуло у нее под ногами – это гиена подтолкнула лапой большую миску, в которой осталось пара кусков вареного мяса. Быстро перекусив, Марува легла на пол, зарывшись в соломенную подстилку, положила голову на пушистый бок и начала засыпать.

 

Она не знала, как долго спала – привыкнув вскакивать от малейшего толчка, в этот раз Марува почему-то впала в такое забытье, что пропустила и прибытие в поместье и все что происходило позже. Проснувшись, наконец, она с трудом вылезла из-под навалившейся на нее гиены - та тоже спала непривычно крепким сном, не реагируя на окрики и тычки Марувы. Осененная внезапной догадкой амазонка взяла миску и осторожно принюхалась. Ноздри уловили знакомый сладковатый запах – сонное зелье, одно из тех, на которые горазд Боваддин. Марува знала, что оно действовало не сразу: похоже его подмешали в кормежку перед отплытием, чтобы гиена бодрствовала на озере, охраняя товар, а заснула уже ближе к поместью. Также как заснула и Марува – только что она съела мяса куда меньше, поэтому и проснулась намного раньше гиены.

 

Отчаявшись разбудить зверя, Марува начала оглядываться по сторонам. Они все еще находились в клетке, но сама клетка переместилась из трюма галеры в некое незнакомое место. Когда глаза Марувы привыкли к темноте, она увидела, что клетка стоит посреди небольшой круглой комнаты, напоминающей колодец с высокими стенами. Напротив нее угадывалось что-то вроде двери, но остальные стены были совершенно гладкими. Марува толкнула дверь клетки  –  она оказалась не заперта.

 

Оставив попытки разбудить мирно спящую гиену, Марува, настороженно озираясь, вышла наружу, каждый миг ожидая гневного окрика, а то и выстрела. Однако вокруг было тихо и Марува, держа наготове тесак, принялась обходить свое новое пристанище. Судя по всему, ей необыкновенно повезло: клетку со спящей гиеной так и перенесли с корабля, не рискнув сунуться внутрь и не заметив Маруву, надежно укрытую как  соломенной подстилкой так и телом могучей подруги.

 

Итак, она попала незамеченной в…а, кстати, куда? Марува подошла к двери в стене: массивной, сработанной из черного дерева и обитой железными полосами. На ворота, из которых выходили звери на Арену, во всяком случае, это не было похоже. Марува тщательно ощупала плотно подогнанные доски,  подергала, только что постучать побоялась – дверь была заперта на совесть. Из-за нее не раздавалось ни звука – если там и скрывалась Арена, то об этом ничего не говорило. Амазонка все больше убеждалась в мысли, что гиену тут разместили не для будущего боя, а для тех же целей, ради которых ее поместили в трюм – чтобы отвадить непрошеных гостей от этого места. Марува принялась обходить каменный мешок, ощупывая стены, и, наконец, ее пальцы коснулись чего-то отличного от камня. Это были скобы -  прочные металлические полукружия, вделанные в камень одно над другим. Поколебавшись, амазонка заткнула за пояс тесак и принялась подниматься по неожиданно подвернувшейся лестнице. Вскоре она оказалась на обширной каменной площадке, нависшей над «мешком» словно козырек. Шагах в шести от нее вздымалась стена, в которой светилась распахнутая дверь, уводящая в освещенный факелами коридор. И прямо на проходе застыл, изумленно хлопая глазами, высокий  смуглый мужчина в кожаных доспехах. Опомнившись, он схватился за висевшую за спиной пищаль, но Марува оказалась быстрее – быстро метнув тесак,  стараясь чтобы удар пришелся рукоятью в висок. Не стоило начинать с убийства там, где амазонка еще надеялась найти достойную работу.

 

Оглушенный стражник молча повалился на пол. Марува, подойдя к нему, быстро похлопала мужчину по щекам и, убедившись, что он вырублен надолго, без зазрения совести сняла с него пищаль. На входе в коридор обнаружилась караулка – небольшая комнатка, также освещенная парой факелов. Из мебели в ней оказались  лишь узкая лежанка и хилый столик, на котором стояло блюдо с жареной рыбой, пара лепешек и кувшин с вином. Над столом висело несколько клинков, разных размеров и форм. Судя по всему стражник тут дежурил один. Марува наскоро перекусила и выпила, после чего уже собиралась растормошить стражника и как следует расспросить его, когда из глубин коридора раздался женский крик, полный смертельного ужаса. Марува сняла со стены один из клинков,- слегка изогнутый меч, напоминавший ее тесак, но больше и длиннее, -  и осторожно двинулась навстречу источнику звука.

 

Примерно через сто шагов пол резко пошел под уклон, сменившись крутыми ступеньками, на которых, даже при свете факелов было легко сломать ноги. Женский крик повторился и, словно в ответ ему глумливо прозвучал визгливый смех, сменившийся смачным ругательством. Еще не понимая в чем дело, но уже обуревая дурными предчувствиями, все же Марува продолжила спуск, пока не уткнулась в очередную незапертую дверь. Снова раздался женский крик и черная девушка, успев подумать, что могла бы вести себя малость осмотрительнее, пинком распахнула дверь.

 

Ей открылась небольшая каморка, озаренная отблесками яркого пламени. Огненные языки вырывались из-под золотого сосуда, показавшегося Маруве похожим одновременно на саркофаг и большую ванну, до краев заполненную каким-то маслом. В нем кричала и извивалась обнаженная черноволосая девушка, связанная по рукам и ногам. Огромные заплаканные глаза умоляюще уставились на ошарашенную Маруву, пытающуюся понять, что здесь, черт возьми, происходит. Впрочем, понимание пришло быстро – об обычаях вроде этого  упоминалось во многих легендах  Таврики. Однако в преданиях Черного Отряда подобное все же делали с врагами, с великими воинами и воительницами, на которых рыдающая жертва походила меньше всего.

 

Странный сосуд покоился на возвышении, под которым и горел огонь. С одной из его стенок спускалась широкая, отполированная до блеска каменная плита, упиравшаяся противоположным концом в небольшую дверцу в стенке у самого пола. За ней, судя по всему, тоже горел огонь – Марува видела как из узких щелей вырываются рыжие язычки. Амазонка еще раз посмотрела на ванну и только сейчас заметила, что она стоит на небольших колесиках,  а скатиться ей не дает подложенный под них железный прут.

 

Позади Марувы послышался шорох, что-то тяжелое с грохотом упало на пол и Марува развернулась на источник звука, выдергивая из-за спины пищаль. Увиденное заставило ее еще больше выпучить глаза: под бронзовой статуей изображавшей бычьеголового демона, на грязной циновке, переплетались два обнаженных мужских тела – черное и белое. Огромного уродливого негра, покрытого ритуальными шрамами, Марува признала сразу –  как  признал ее и Гакэру,  смотревший со смесью злобы и удивления. Его любовника –  щуплого белого мужчину, с крашенными светлыми волосами, растерянно переводившего взгляд с черного раба на черную амазонку,  Марува видела впервые.

 

Воитеьница первой нарушила молчание.

 

-Что здесь происходит? – спросила она, кивая на плачущую девушку.

 

-Тебе какое дело? - огрызнулся Гакэру, вставая, - как ты здесь оказалась?

 

-Явилась рассказать одну историю твоему хозяину,- усмехнулась амазонка, - о том, как два проходимца надумали его надуть на Арене. Кассар и Боваддин хотели, чтобы я сначала выигрывала все бои, а потом…

 

Она прервалась, услышав странные звуки, издаваемые огромным негром. Это было столь неожиданно, что она даже не сразу поняла в чем дело.

 

Гаэкру смеялся.

 

- Вот же глупая девка,- сквозь смех произнес он,- неужели ты думаешь, что сына Асмундо даль-Рамии так легко провести? Он молод – но не дурак, к тому же у него есть я. Выигрыш делится не на две, а на три части, причем большая досталась бы Ганнибалу. Он тоже собирался ставить против тебя в финальном бою, а ты…ой дура!

 

Он снова захлебнулся от смеха и, словно в ответ, позади вновь раздался девичий крик, куда более сильный чем раньше – похоже, масло уже изрядно нагрелось Марува, сгорая от стыда и гнева, вскинула пищаль, но Гакэру оказался быстрее – схватив за шкирку своего любовника, он прикрылся им как щитом. Грянул выстрел и хлюпик, вскрикнув как женщина, ухватился за кровавую дыру в левом боку. Перезарядить пищаль Марува уже не успела: Гакэру, сорвав со стены кривую саблю,  перепрыгнул через стонавшего от боли любовника,  оказавшись лицом к лицу с Марувой. Та, отбросив бесполезный огнестрел, также выхватила меч и вскоре комната наполнилась лязгом стали, сопровождаемым тяжелым дыханием и злобными проклятиями сражавшихся. За их спинами кричала девушка, разбрызгивая масло, уже начавшее куриться слабым парком.

[Каминский]

Маски сорваны!

 

- Наш корабль, сенориты! – Ганнибал указал на судно, стоявшее у широкого причала, больше походившего на одну из центральных улиц Нового Города: вымощенного разноцветной плиткой, с мраморной оградой и статуями львов на высоких колоннах.

 

Сам корабль был под стать этому обрамлению –  трехпалубная галера, с тремя же рядами весел и с парусами, украшенными изображениями херувимов и серафимов. На самой высокой мачте гордо реял стяг, при виде которого стоявшие рядом с Ганнибалом девушки как по команде широко распахнули глаза.

 

-Это же…

 

-Именно так сенориты, - самодовольно кивнул Ганнибал, - на Рождество приглашены самые высокие гости, какие только есть в Карфагене.

 

-Теперь я понимаю, почему нас так легко отпустили домой,-  засмеялась Грета, даже не стараясь скрыть радостное волнение, обуревавшее ее с самого утра.  После завтрака, - по случаю праздника студенткам подали порцию ароматного жаркого с индийскими специями, тарелку приправленной оливковым маслом пасты и печенье с орехами на десерт, - сестра Анна шепнула  Грете и Джуаните, что обеих ждут на площади перед Собором. Девушки, собравшись в мгновение ока, чуть ли не бегом прошлись по коридорам Лекториума,  в сопровождении все той же сестры, - Гризельда занималась предпраздничными хлопотами, спихнув студенток на своих заместителей. Те вели себя с воспитанницами Лекториума не в пример почтительнее, явно рассчитывая на их благосклонность в будущем - вот и сейчас на черном лице полной монахини читалось искреннее желание угодить двум благородным сеноритам.

 

Грета ожидала увидеть на площади Бенехарда, а Джуанита – отца,  но вместо этого у ворот поджидал Ганнибал, сопровождаемый верным Гакэру.

 

-Спасибо, сестра,- он небрежно сунул Анне  небольшой мешочек, глухо звякнувший при передаче из рук в руки. Монахиня почтительно поклонилась,  - как будто сразу всем троим,-  и поспешно ретировалась в сторону собора.

 

- Удивлена? - Ганнибал подошел к  Грете, приобнимая ее и целуя в щеку.

 

- Не то слово, - выдавила девушка, - а как же…

 

- Твой дядя прибудет прямо в поместье,- объяснил Ганнибал, - также как и твой отец,- он коротко поклонился  Джуаните. – Оба заняты сейчас отправлением сенора Арнульва, поэтому они попросили меня присмотреть за вами.

 

Грета понимающе кивнула: она знала, что ее второго дядю, вместе со всем войском срочно  направляли в Ривьеру, для подавления мятежа барфоломеитов, разросшихся в серьезную угрозу тылам Асмундо. Надо полагать, Бенехард согласился втайне от Арнульва – тот бы не одобрил, что его племянница остается наедине с Ганнибалом.

 

Впрочем, не так уж и наедине.

 

-Заммит едет с нами,- сказал Ганнибал Джуаните, - он ждет вас на корабле…если вы, конечно, согласны. Ваш отец не возражает.

 

Разом просиявший взгляд девушки был ему ответом. Все трое сели в поджидавший за воротами экипаж, севший на козлах Гакэру хлестнул лошадей и повозка устремилась в сторону порта на «знатной» стороне Лангобардского озера.

 

Кроме галеры у причала стояло еще одно судно – тоже галера, немногим уступающая той, что прибыла за девушками и Ганнибалом. Над судном полоскалось красно-белое знамя с ключами Святого Петра и римской волчицей. На борту Грета заметила Беллу Орсини, а рядом с ней, к своему удивлению, Адоуниса Каленте. Заметив девушек Белла изумленно вскинула брови, ее губы напряглись, будто она пыталась что-то сказать, но Адоунис  что-то шепнул ей на ухо и римлянка промолчала, только махнув рукой сокурсницам. Грета неуверенно помахала ей в ответ, но Ганнибал и Джуанита сделали вид, что не заметили ни девушку, ни одного из преподавателей.

 

-Прошу на борт, сенориты, - от второй палубы спустился трап – длинная деревянная лестница с высокими поручнями. Держась за них девушки взошли на галеру, где перед ними открылась новая лестница, уходящая уже вниз. Спустившись, обе оказались в обширной каюте, убранной бархатными портьерами и александрийскими коврами. Посреди каюты стоял большой стол, заставленный блюдами с изысканными явствами и чашами с вином.

 

- Наконец-то,- вставший из-за стола  Микаэль дар-Фар, гостеприимно распахнул руки, словно был тут хозяином,- мы все извелись в ожидании столь прелестного общества.

 

-Прошу вас сенорита, - поднявшийся из-за стола Заммит, почтительно взял руку Джуаниты, усаживая ее рядом с собой. Грета села рядом с Ганнибалом, тут же наложившего ей на тарелку груду яств и подавшего чашу с вином. Грета улыбнулась и осторожно пригубила – вино было слишком крепким.

 

Кроме них за столом сидело еще с десяток человек, судя по богатству одеяний и резким, орлиным чертам, принадлежащих к самым что ни на есть верхам карфагенской элиты. Их Грета не знала – зато человека восседавшего во главе стола, она и Джуанита узнали сразу.

 

- Что же, теперь когда все в сборе, можно и выпить,-  настоятель собора святой Оливии, ректор Лекториума, митрополит Мануэль поднял золотую чашу,  усыпанную драгоценными камнями, - и да восславится Спаситель в преддверии рождения Его!

 

Он залпом опрокинул чашу и все вокруг последовали его примеру. Грета с трудом справилась со своей чашей – крепкое вино ударило ей в голову, перед глазами все поплыло, ноги внезапно подкосились.

 

-Кажется…мне нехорошо,- с трудом выдавила она, обернувшись к Ганнибалу. Молодой человек спокойно смотрел ей в лицо, на губах его играла пренебрежительная ухмылка.

 

-Что…что со мной? – недоуменно спросила Грета, видя как улыбающийся Ганнибал словно отдаляется от нее, теряясь во внезапно сгустившимся мраке. Грета еще успела увидеть как падает под стол Джуанита, когда ее саму обступили тьма и забвение.

 

Медленно, будто выныривая из глубины, Грета приходила в себя. Сначала она почувствовала боль  в запястьях и на лодыжках стянутых крепкими путами. Кожу обдало горячим воздухом, она услышала рев огня, перекрывающий негромкий шепот, а приоткрывшиеся было глаза, невольно зажмурились от резанувшего по ним света.

 

Прищурившись, Грета осторожно осмотрелась. Она висела на каменной стене, совершенно голая. Непристойно раздвинутые ноги были привязаны за лодыжки к железным кольцам, вбитым в стену на две ширины плеч,  руки стягивали спускающиеся с потолка веревки. Голова кружилась от едкого дыма, испускаемого чадящими на стенах факелами. Определенно  это был уже не корабль  – большая комната или даже пещера. Посреди нее тоже стоял  узкий стол из черного мрамора, заставленный кубками и кувшинами с вином.  Еды не было, зато стояли курильницы в виде черепов с отрубленной макушкой. Из них  поднимался дымок, испускавший сладковатый запах, который Грета учуяла даже на расстоянии. Возле каждой курильницы сидела скрюченная фигура в темно-красном балахоне – всего около двадцати. Из под склоненных  над курильницами капюшонов слышалось монотонное бормотание, в котором Грета уловила обрывки фраз на латыни и еще каком-то, незнакомом ей языке.

 

А напротив Греты возвышался бронзовый идол: обнаженный великан ростом во всю стену, с окладистой бородой и бычьими рогами. Внутри его головы горел огонь – из пустых глазниц и распахнутого  клыкастого рта вырывались языки пламени. Еще одно пламя, судя по всему, горело и за раздвижной дверцей, размещенной меж массивных бедер монстра, впритык к каменному столу. Сама дверь была выполнена в виде оскаленной пасти, столь же огромной, что и на ужасающем лике.

 

Грета попыталась высвободить одну руку, но это движение отозвалось такой болью, что с ее губ сорвался невольный стон. Бормотание внизу прекратилось, капюшоны поднялись и Грета с содроганием увидела, что вместо лиц под ними  – звероподобные оскаленные хари. Не сразу она поняла, что это лишь искусно сработанные маски.

 

-Святая Кристина пришла в себя!- раздалось из-под одной из жутких личин, - поприветствуем же  Невесту Молоха!

 

- Мелехи мелех, - дружно грянуло в ответ.

 

-Что? – несмотря ни на что Грета узнала голос, - что здесь происходит, Ганнибал?

 

- Мне говорили ты хорошо учишься, - ответ пришел из-под другого капюшона, но Грета узнала и этот голос, - неужели мне врали, Кристина? Или врал отец Пегидий, когда говорил, что рассказал вам все о прошлом нашем славного города?

 

Балахон говорившего отличался от остальных – по темно-красному бархату расползались ярко-желтые узоры, напоминавшие языки пламени. Маска же была точной копией уродливой личины идола.

 

- Великая честь предоставлена тебе, Кристина…

 

- Почему вы зовете меня так? -  пролепетала девушка, - я Гре…

 

-Не богохульствуй, дщерь неразумная,- голос из-под капюшона звучал почти по-отечески, - ты  Кристина, невеста истинного Бога. Четыре Девы обречены ему в жер…то есть в жены. Люсия и Агата уже обрели счастье в объятьях супруга. Оливия и Кристина объединятся с ним сегодня, повторив духовный подвиг, что возвел их в святые …

 

От этой уверенности в голосе веяло запредельной жутью – говоривший не допускал и тени сомнений в правильности своих слов. Он обращался к Грете, как к Кристине, с такой уверенностью, что на какой-то миг она и впрямь засомневалась. Происходящее вокруг было достаточно безумным, чтобы допустить  что угодно. Грета попыталась вспомнить какие страдания претерпели Девы-Мученицы, прежде чем обрести святость: святую Люцию ослепили, святой Агате отрезали груди, а  святой Кристине…

 

Случайно Грета  глянула вниз и внутри нее все захолонуло от страха. Под ней, загибаясь кверху, торчал из стены большой зазубренный крюк. Рядом с ним, наклоненные под определенным углом, горели два факела, раскалявшие сталь докрасна.

 

-Нееет!!! – закричала она, забившись в путах. Тут же наверху что-то скрипнуло и веревки дернулись и удлинились, сдвинув ее вниз. В руках отозвалось острой болью, ее ноги поднялись и раздвинулись, а лоно  на локоть приблизилось к жуткому крюку.

 

-Не торопись,- снисходительно произнес ее собеседник,- все успеется.

 

- Малику убили вы?- спросила Грета. Из-под капюшона послышался добродушный смех.

 

- Святая Агата обрела покой в объятьях Молоха, да. Еще раньше это сделала святая Луизина, отдавшая глаза плотские, дабы увидеть величие Бога глазами духовными.

 

-Зачем!!! – Грета сорвалась на крик, но тут же замолчала – веревки, стягивавшие ей руки снова дрогнули и она спустилась еще ниже.

 

- Зачем вы это делаете?- уже тише проговорила она, - разве Молох – это не мерзость языческая? Разве ваш Бог не спас вас от жестоких обычаев.

 

- «Ваш бог»,- передразнил ее голос из-под маски Молоха, - ты будешь попрекать нас Христом, та, что носит оберег языческой богини?

 

По столу зазвенел небрежно брошенный браслет из сцепившихся золотых кошек.

 

- Я грешна, но я и не служитель Божий. Как же вы…

 

- Мне верно говорили, что у тебя пытливый ум,- величаво кивнул глава жуткого сборища,- и я помню, как тебе хотелось учиться. Что же, перед обручением с божеством, можно позволить последнюю лекцию. Брат Заммит, ваш дядя что-то задержался, готовя вторую невесту,- по всему сборищу прошелестел снисходительный смешок, - может вы снова замените его и расскажите Кристине что к чему?

 

- Почту за честь,  Первосвященник,- склонилась одна из голов, под маской похотливого сатира. Его голос  Грета тоже сразу узнала – да и достаточно было упоминания «дяди».

 

- Мой великий родич, долгие годы наблюдая за звездами познал  великую истину,- торжественно начал Заммит,- о Первопричине всех движений тел земных и небесных. Первопричине, что превыше всех священных писаний и глупых легенд язычников. Все они несут в себе часть истины, но написанные людьми и для людей, могут вместить в себе лишь ту толику Первоначала, которую способен осознать мятущийся и несовершенный человеческий разум. Стоит только принять это знание и все мироздание видится в ином свете. Для узревшего истину Молох и Яхве, Кронос и Христос, Баал и Аллах  – лишь грани единого Первоначала.

 

-А раз так,- продолжил Первосвященник,- значит и обряды посвященные обоим граням Единого равнообразно правильны. И мы, накануне великих перемен, очередных в истории нашего древнего города  проводим тайный обряд, венчающий наше прошлое и настоящее, дабы открыть нам будущее.

 

Он говорил все с большим воодушевлением, - уже не лекция, а неистовая проповедь. Понятно, что такая словоохотливость подогревалась выпитым вином и дурманящим зельем, пробуждавшим чрезмерное самолюбование, но была тут и искренняя страсть опытного оратора. Первосвященник Молоха говорил не для Греты, давно вычеркнутой им из списка живых, даже не для сидевшего за столом сборища - перед ним словно лежал огромный город, покорно выслушивавший уготованное ему будущее.

 

- Пред ликом Молоха собрались те, кто осознал, что Лига отжила свое. Бесполезная говорильня Сената, интриги алчных торгашей, заносчивость тупых вояк, вечно соперничающих друг с другом – все это должно быть заменено благотворной диктатурой тех, кто знает,  как вознести Карфаген к новому величию. Знает и может это сделать. Обручение Молоха это сигнал – уже завтра, услышав слово от наших людей, всколыхнется чернь в Клоаке, а Сенат узнает, что еще две благородные девы исчезли бесследно. Весь город придет в смятение, что подогреют скрытые всюду агенты, а когда все достигнет наивысшей точки кипения – выйдут верные нам отряды, железной рукой подавив смутьянов и установив новый порядок – более совершенный и более справедливый чем тот, что был при Лиге!

 

- Ганнибал!- вдруг с вызовом крикнула Грета,-  Асмундо даль-Рамия знает, что ты устроил в его поместье? Твой отец согласен со всем этим?

 

-Мой отец, - ставший ненавистным голос ответил из-под маски рогатого беса, - живет прошлым и не способен узреть величие нового мира. Его миссия, как и твоего дядьки – нанести как можно тяжкие раны Рейху, а после умереть во славу Единого. И не важно случится ли это в бою или на праздничном пиру в честь победителя. Дом даль-Рамия должен возглавить новый лидер – осознавший истину Единого, присутствовавший при обручении Молоха с Мученицами.

 

- «И враги человеку – домашние его»,-  кивнул первосвященник, - так сказано в Писании и так будет всегда, когда новое будет сменять отжившее старое.

 

Скрипнула дверь и в комнате появились еще две фигуры, закутанные в черное – одна рослая, с явной воинской статью, вторая щуплая и какая-то женственная.

 

-Все ли готово к обряду, братие?- вопросил их главный. Тот кто повыше молча кивнул.

 

-Тогда начнем!- сказал первосвященник, надавив на колено исполинского идола. Внутри него послышался рев пламени, скрежет невидимых рычагов и вслед за ним – мерный, нарастающий гул. Веревки над головой Греты снова дернулись, спуская ее. Ноги девушки задрались еще выше, до боли в суставах, она почувствовала, как ее выбритый наголо лобок обдало поднимавшиеся снизу горячим воздухом.  Еще немного – и она нанижется на раскалившийся добела крюк всем своим женским естеством.

 

Грета истошно орала от ужаса, но ее криков никто не слышал – их перекрывал рев пламени и голоса заговорщиков, вскинувших руки и громко распевавших какую-то литанию, в которой через слово поминался Молох. Лязг и грохот становились все громче и вдруг створки железной двери распахнулись словно от удара. На стол с грохотом выехало нечто уродливое, напоминавшее закрытый гроб на колесиках. Он проехал через весь стол и, несомненно, грохнулся бы с его другого конца, если бы более высокий из опоздавших, не подставил вовремя под колеса что-то вроде большой кочерги.

 

-И да узрит святая Оливия Супруга своего,- в исступлении выкрикнул первосвященник, - и да узрит Молох верных своих во всем их естестве.

 

Одним движением он сбросил и маску и балахон, выставляя напоказ дряблое старческое тело – архиепископ Мануэль не стеснялся его перед ликом огненного бога. Также разоблачились и все остальные: Грета узнала Заммита и Ганнибала, еше нескольких преподавателей, но большинство было ей не знакомо. И лишь стоявший у стола новоприбывший брат не снял свой балахон, также как и его щуплый спутник, осторожно пятившийся к двери. Мануэль нахмурился, послав недоуменный взгляд Ганнибалу.

 

-В чем дело Гакэру? – молодой даль-Рамия обратился к слуге,- разоблачись перед Ним.

 

В уши ударил жестокий смех,- совсем не напоминавший гортанный голос Гакэру, - и в следующий миг высокий «брат» поддел кочергой крышку гроба и с силой швырнул ее прямо в кучу собравшихся. Кто-то вскрикнул от прикосновения раскаленного металла, но остальные даже не услышали его, с ужасом уставившись в содержимое гроба.

 

Среди кипящего масла и жира, источая аппетитные запахи жаренного мяса, лежали, переплетенные в  тесных объятьях тела Гакэру и Микаэля даль-Фара.

[Каминский]

Кровь и любовь

 

Ошеломленные заговорщики все еще остолбенело смотрели на останки своих собратьев, когда лже-Гакэру сбросил балахон, оказавшись мускулистой чернокожей амазонкой. Хищным оскалом блеснула на скуластом лице белозубая улыбка и блестящая сталь, описав дугу, снесла голову Заммита даль-Фара. Два удара сердца безголовое тело молодого ученого стояло на месту, а потом, накренившись, рухнуло в гроб, рядом с телом дяди и его последнего любовника.

 

 И в этот миг зал взорвался испуганными воплями, угрозами и мольбами, заглушаемых смехом безумной Гиены. Словно черная пантера в стаде овец шла Марува, рубя и кромсая разбегающихся поклонников Молоха: отрубая руки, раскалывая черепа, выпуская кишки. Алая кровь залила стол, смешиваясь со столь же красным вином из опрокинутых кувшинов, шипя от соприкосновения с раскаленным металлом. Возможно, жертвы Марувы и смогли бы дать ей отпор – не будь они голыми и безоружными, да еще и одурманенными вином и кифом. Сейчас они представляли собой легкую добычу для разгневанной черной воительницы. Вот под ее рукой пытался проскочить Мануэль - первосвященник хотел добежать до двери, но Марвува небрежно взмахнула клинком и бородатая голова покатилась по столу. Гиена поддела ее острием  и швырнула в пышущую жаром печь.

 

Лишь Ганнибал пробовал сопротивляться рассвирепевшей амазонке – ухватив брошенную ею кочергу, он даже сумел отразить два направленных в него удара. Не будь он столь пьян и одурманен наркотиком, может он и сумел  продержаться дольше, а так все кончилось быстро: очередной замах, обманный выпад, замысловатая дуга и рука, державшая кочергу падает на пол, а наследник даль-Рамии с воплем хватается за кровоточащий обрубок. Но даже и сейчас он не собирался сдаваться: из последних сил он ударил ногой что-то под столом и Грета, доселе завороженно наблюдавшая за  резней, испуганно закричала, чувствуя как резко провисают стянувшие ее руки веревки. Истошный вопль словно заставил Маруву вспомнить о ее существовании: крепкая рука сдавила горло Ганнибалла и швырнула его прямо на стену.

 

Вряд ли амазонка успела спасти Грету, если бы невидимый механизм, опускавший пленницу, на миг не застопорился, лишенный ручного управления. Всего на один удар сердца Грета зависла в воздухе – но и этого мига хватило Ганнибалу, чтобы врезаться в стену под ней, нанизавшись спиной на раскаленный крюк. Почти сразу Грета шлепнулась голой промежностью прямо на напомаженные черные волосы. Боли от удара она почти не почувствовала, также как и от вывернутых лодыжек – столь велико было облегчение от того, что жуткий крюк ей больше не угрожает. Но тут же у нее появился новый повод для испуга: Марува, превратив всех ее обидчиков в груду кровавого мяса, небрежно помахивая клинком, направилась к все еще связанной девушке. Кроме них в зале никого не было – краем глаза Грета успела заметить, как загадочный спутник амазонки, выскользнул за дверь еще в начале бойни.

 

В двух шагах Марува остановилась, рассматривая белую девушку с непонятным выражением в раскосых глазах.

 

-А я тебя знаю, -  вдруг сказала Грета, - ты была  на арене…

 

-Я тоже тебя помню, - в тон ей хмыкнула Марува,- ты ведь ставила против меня?

 

-Я не… - открыла была рот Грета, когда Марува прыгнула вверх и вперед, занося  над головой меч. Принцесса  зажмурилась, прощаясь с жизнью, но клинок лишь несколько раз лязгнул по камню. В следующий миг Грета почувствовала необычайную легкость в руках и ногах,  освобожденных от пут. Без сил нормандка сползла со стены,  едва не насадившись на крюк, торчащий из груди Ганнибала. Тот еще был жив и даже в сознании: его глаза блестели, губы пытались что-то сказать, но изо рта выплескивались только струйки крови. Грета, не замечая бывшего ухажера, попыталась встать, но затекшие ноги подкосились и девушка чуть не упала, когда Марува поддержала ее за локоть.

 

-Спас…, - начала было Грета, но тут же сильные пальцы ухватили ее горло и приложили об стену так, что у девушки лязгнули зубы.

 

-Что? – она недоуменно смотрела на усмехавшуюся ей в лицо амазонку. Продолжая удерживать Грету одной рукой, второй амазонка расстегивала на себе куртку, стягивала штаны и сапоги. Вскоре она предстала перед Гретой, столь же голой, что и сама принцесса, мелко дрожавшая от страха. Марува, заметив ее испуг, плотоядно облизнула губы и,  ухватив крюк, торчащий из груди Ганнибала, с силой дернула на себя. Изо рта трупа хлынул поток крови и амазонка, набрав пригоршню, поднесла ее к губам.

 

-Что ты делаешь? – прохрипела Грета, когда Марува выпила темно-красную жидкость. Зачерпнув крови второй раз, она смазала ею соски темных округлых грудей, почти касавшихся упругих полушарий Греты. В третий раз Марува запустила пятерню между ног и, похотливо осклабившись, как следует протерла там все.

 

-Фууу,- Грета хотела отвернуться, но Марува ухватила ее за волосы, развернула к себе и, презрев слабое сопротивление принцессы, впилась в ее губы жадным требовательным поцелуем. Одновременно она запустила  пальцы между ног Греты, лаская нежные складочки. Вскоре девушка прекратила сопротивление, уже сама подаваясь бедрами навстречу грубым, но умелым ласкам.

 

-Там, откуда я родом,- произнесла Марува, оторвавшись от губ нормандской принцессы,- считают, что если одна из сестер не умеет защищаться, более сильная берет ее под опеку, пока та не научится постоять за себя…

 

-Сестер? – выдавила Грета, - но я не…

 

-Тссс,- Марува наклонила ее голову, прижимая к своей груди,-  разделенная кровь убитого врага создает узы  более крепкие, чем родственные.

 

После всего, что произошло сегодня у белой девушки уже не было ни сил, ни желания сопротивляться черной амазонке. То, что с ней делала Марува казалось малой платой за спасение жизни – причем платой все более приятной, – и поэтому Грета послушно припала к вымазанному кровью соску. Она высосала все до капли, после чего Марува положила руку ей на голову и властно пригнула к своему животу. Целуя рельефный пресс, Грета спускалась все ниже, пока не зарылась лицом меж стройных бедер. Марува запрокинула голову и громко застонала, наслаждаясь неумелыми, но старательными движениями теплого язычка.

 

Чуть позже в приоткрытую дверь проскользнула фигура в красном балахоне. Капюшон был отброшен, открывая мокрые черные волосы и  испуганное лицо Джуаниты. Широко распахнутыми глазами она смотрела на стол, где среди крови и отрубленных частей тел, сплетались в любовных объятьях две красивые девушки.

 

Что-то брякнуло по полу, покатившись под ногой Джуаниты и, опустив глаза, она увидела кувшин из-под вина. Подняв его девушка встряхнула – в нем еще что-то булькало. Припав к горлышку, Джуанита сделала большой глоток и тихо вышла из комнаты, притворив за собой дверь.

[Antabus]

Правильно! Ибо нефиг.

[talsterch]

и так будет с каждым доверившимся астрологам.