Я: Великий и Ужасный (Хрен с Горы-2)

[Высокий]

А где вчерашняя прода?! И комментарий в отношении содержания пропал.

[марик]

Тут весь форум отполз назад дня на три. Так что если чего писали, придется восстанавливать в ручную. 

[Изяслав Кацман]

 

 Дубль два.

Глава восьмая.

 

В которой герой осознаёт смысл слова «быковатый», борется со священными коровами и ничего не понимает в музыке бронзового века.

 

 

Да, давно я не заглядывал во владения Ньёнгно. Изменения бросаются в глаза: периметр загона для скота растянулся на пару перестрелов, если не больше. Трава внутри ограждения местами вытоптана до самой земли, красновато-коричневой, как и почти везде на нашем острове. По вечернему времени подопечные маленького тагирийца были на месте: как Туни с Охиу, так и тёлки, выменянные на продовольствие у тенхорабитов. Ну и разумеется, главная достопримечательность сего уголка – Малыш. Впрочем, Малышом назвать данный экземпляр крупного рогатого скота как-то язык не поворачивался. В загородке из крепких жердей стоял матёрый бычара, взирающий на мир со столь специфическим выражением на морде, что, глядя на него, становилось совершенно ясно, откуда в русском языке появилось не очень лестное определение «быковатый».

Да, матёрый зверюга вымахал. «Распорядитель стадами», перехватив мой восхищённый взгляд, затараторил с жутким акцентом, что, дескать, отличный витух вырос, от него пойдёт хорошее потомство, надо только дождаться, когда «невесты» подрастут. Я машинально перевёл взгляд на телок, меланхолично жующих траву в отдельном загоне.

-И сколько ещё ждать, пока они подрастут? – интересуюсь.

-Приплод могут дать, если он покроет их уже сейчас – отвечает Ньёнгно – Но лучше подождать середины дождей.

 Я прикидываю: сухой сезон всего месяц, как наступил, до «середины дождей», то есть разгара влажного периода, больше полгода.

В сущности, моё сегодняшнее появление на «протоферме» связано как раз с тем, что наступает пора навигации, и нужно решать вопрос с закупкой в Тагире крупной  партии коровьего молодняка: сможет ли мой «распорядитель стадами» отправиться в экспедицию, готов ли он оставить имеющихся «кэрээсин» на своих местных подручных.

Скоро приплывут вохейские торговцы. И их ожидает не очень приятный сюрприз: основной объём тонопу, что в прежние годы выменивался ими на привозимое оружие у десятков, если не сотен туземцев, нынче сосредоточен в руках Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками. Точнее – верного помощника нашей повелительницы и по совместительству руководителя братства «пану макаки»

 Чирак-Шудай за полгода успел немало сделать. И если качество и количество железа оставляло желать лучшего, то с бронзой дела обстояли, на мой взгляд, просто великолепно. Сам мастер-металлург, правда, постоянно ворчал. Всё было, по его мнению, не так: работники из моих папуасов хреновые – дрессировать и дрессировать их ещё, идиотизм с тасканием руды из Верхнего Талу до побережья, вместо организации производства где-нибудь в Кесу или Среднем Талу, чтобы на двадцать с лишним километров до Мар-Хона тащить уже выплавленную медь, весящую от силы треть первоначального сырья. И т.д., и т.п. Я конечно согласен, со стариком – и насчёт оценки качества туземцев как рабочей силы, и по поводу необходимости тратить лишнее время на перетаскивание руды. Ну, ничего, со временем приданные мастеру тинса-бунса с хонами выучатся. Да и над решением второй проблема работаем: между мной и Ботуметаки было проведено несколько бесед, в ходе которых кесский таки получил твёрдое обещание поддержки со стороны братства «пану макаки» в случае конфликтов с непокорными «сильными мужами» своей земли. А поскольку повод найти всегда можно, то туда уже отправился Кано с полусотней бойцов – поддерживать правителя в споре со старостой деревни, расположенной как раз на пути от медных рудников до Уке-Поу. Разумеется, условия «другу Ботуметаки» были поставлены весьма определённые: в обмен на помощь в подчинении соплеменников таки «слушает дружеские советы по управлению страной» от моих людей, а также разрешает строительство на границе Кесу и Талу медеплавильного производства и пользование тамошними лесами для пережигания в уголь.

В общем, благодаря стараниям металлурга-тенхорабита наше собственное производство изделий из мышьяковистой бронзы  теперь превосходит вохейсктй импорт. Две трети изготовляемого, конечно, уходит на вооружение «макак» и воинов лояльных «сильных мужей», да и сельскохозяйственный с прочим инвентарь тоже требовался. Но оставшегося вполне хватило, чтобы большая часть ракушек, столь нужных чужеземным торговцам, перекочевала в руки типулу-таками. Причём немало вообще в долг, под моё обещание выгодно выменять тонопу на заморские мечи и топоры: нынешний мой статус заметно отличался в лучшую сторону от такового двухлетней давности – одно дело наместник Вэя-Хона, в любой момент могущий лишиться своего места вместе с головой, а совсем иное – первый советник и без пяти минут муж Солнцеликой и Духами Хранимой.

Сочетание возросшего предложения на местном рынке металлических изделий с фактической монополией на основной предмет нашего экспорта неслабо подсократит прибыли вохейских торговцев по старой схеме: ткани с железом в Тагиру – бронза в Пеу – тонопу в Вохе. Зато у них появляется возможность компенсировать потери за счёт транспортировки к нам на остров телят. Причём я настолько великодушен, что возместят свои потери, в конечном счёте, заморские купцы с лихвой. Потому что улов «денежных» ракушек в этом году существенно прибавился: мелководья Тинскоского залива для их сбора подходят не меньше, чем отмели у западного побережья. Вдобавок, почему-то доля более дорогих розовых в Тинсоке на четверть выше, чем в Хоне.

 

 

Отдав дань туземным приличиям, согласно которым сразу же переходить к делам некультурно, то есть, поговорив о том, да сём, я приготовился завести разговор о командировке Ньёнгно на историческую родину, как увидел кое-что, не очень мне понравившееся.

Беседуя с «распорядителем стадами», я краем глаза засёк компашку туземцев, направлявшихся к загону. Остановившись в паре шагов от ограды, за которой стоял Малыш, они поставили на землю несколько корзин с корнеплодами. Вышедший вперёд хонец начал что-то торжественно нараспев декламировать, обращаясь к быку. И судя по спокойному, даже равнодушному, поведению молодого быка, подобного рода посетители не редкость для обитателя загона. Заинтересованный происходящим, я медленно подошёл поближе к пришедшим. Малыш дружелюбно обнюхивал говорившего, положив голову на жерди ограждения.

Ну, всё, приплыли… Я присутствовал при оправлении недавно зародившегося не то магического, не то религиозного обряда: у быка немало-немного просили, в обмен на сладкий кой, поделиться силой и мужским здоровьем. Священных коров нам здесь, на Пеу не хватало. В общем, вспылил я…

Просители, опознав в извергающем в их адрес ругательства вперемешку с непонятными заклинаниями самого великого и ужасного Сонаваралингу-таки, немедленно ретировались. Бедный Ньёнгно, который не мог последовать примеру незадачливых быкопоклонников, съёжился в два раза.

«На нём пахать можно, а перед ним тут церемонии разводят!!!» - не мог никак успокоиться ваш покорный слуга – «Никаких священных коров!!!» Тагириец испуганно молчал, не зная, что и сказать. Наконец, мой пыл иссяк, и я смог относительно спокойно выяснить: что тут за хрень творится, когда всё это началось, сколько народу вовлечено во вновь возникающий культ, и прочее.

В общем, со слов «распорядителя стадами», окрестные папуасы повадились шастать поглазеть на заморскую диковину давно. Сперва просто из праздного любопытства. Ну и подкармливать Малыша многие норовили. Ньёнгно это только на руку – меньше времени уходило на заготовку травы. Потом как-то само собой поползли слухи о некоторых магических способностях иностранной животины: дескать, прикоснувшийся к быку увеличивал свою силу – как физическую, так и специфически мужскую, а также удачливость. Вот и началось паломничество. Причём подношения чудодейственному зверю последнее время иной раз таких объёмов достигают, что тот не успевает съедать. Так что остаётся тагирийцу с его помощниками – как назначенными мною, так и добровольным.

Я не очень добро поинтересовался, не является ли сам Ньёнгно инициатором возникшего культа. Тот испуганно начал тараторить, что ни в коем разе. Заодно принялся успокаивать насчёт возможных осложнений по части использования цхвитукхов в качестве рабочей скотины: на Малыше пахать всё равно не получится, ибо бык-производитель – животина довольно опасная, в его родных местах в повозки и плуги запрягают исключительно кастрированных. А такого красавца лишать мужского достоинства просто преступление. Вот когда массово пойдёт потомство мужского роду, тех будет не жалко кастрировать. В дальнейшем всё будет просто: волам (так, вроде бы по-русски именуют кастрированных быков) никакой дурак поклоняться не будет, а относительно немногочисленным быкам-осеменителям пусть поклоняются, от них не убудет. Дальше тагириец добавил несколько презрительно насчёт невежд, надеющихся повысить мужскую силу столь глупым способом. Я с интересом уточнил: неужели у них в Тагире все такие рационалисты и материалисты, в  магию не верящие. Увы, здесь меня ждало разочарование.

-Не знают они настоящих заклинаний и ритуалов – пояснил Ньёнгно – А мой дед знал и мне с братьями передал.

-А почему им тогда не сказал, что они неправильно делают? – любопытствую.

-Нельзя всем подряд такое знать – ответил тагириец – Тебя, Сонаваралингатаки, могу научить. Ты великий колдун.

-Спасибо – благодарю – Но я обойдусь. Сам я пока что не нуждаюсь в увеличении мужской силы. А если услышу, что у кого-то из моих людей с этим плохо, лучше  отправлю к тебе, Ного – коверкаю имя «распорядителя стадами» на папуасский манер – Некогда мне заниматься такими делами.

-Хорошо, Сонаваралингатаки – соглашается тот со мной.

-Я пришёл к тебе – перехожу, наконец-то, к действительно важному – Чтобы обсудить поездку в Тагиру за новыми витуками.

Ньёнгно молчит.

-Я решил отправить тебя, чтобы ты выбрал самых лучших из них – продолжаю – Но можешь ли ты, Ного, оставить уже имеющихся у нас витуков на своих местных помощников?

-Могу – после непродолжительного раздумья ответил тагириец.

-Хорошо – пожимаю плечами на папуасский манер – В этот раз договорюсь с вохейцами о целом корабле для перевозки витуков. А ты должен будешь найти самых лучших и проследить потом, чтобы их довезли до Мар-Хона живыми и невредимыми.

После короткой паузы продолжаю: «С тобой поплывут люди, которых выделит Тонеки. Также я намерен отправить вместе с вами Тагора. Вам будет дано много тонопу – все, что останутся после того, как вохейцы возьмут свою долю за использование их корабля. Тагор и люди Тонеки должны найти и привезти… разные вещи. Но это уже их дело. Если твоя помощь в поиске тех вещей понадобится, твои спутники попросят тебя о ней. Ты же должен в первую очередь выбирать самых лучших из витуков. Мы поговорим с купцами о том, сколько ракушек нужно за одну голову, и сколько корабль может перевезти за один раз с учётом потребного для витуков корма. Если сумеешь обменять тонопу на витуков более выгодно для нас, чем ожидалось   – то можешь выручить из плена своего брата, коль сможешь найти его. Но смотри – чтобы это было не в ущерб главному, зачем ты будешь послан». Пристально смотрю сверху вниз на тщедушного тагирийца и добавляю, придавая голосу жёсткости: «Ты всё понял?»

-Да, Сонаваралингатаки – пищит «распорядитель стадами».

-Тогда готовься к плаванию – заканчиваю разговор.

 

 

Начало торгового сезона нынче выдалось весьма бурным. Нет, импровизированный рынок на пляже возле вохейских кораблей не полнился желающими обменять провизию и связки ракушек на заморские товары. Скорее наоборот – жители Мар-Хона и гости портового поселения не спешили туда.

  Страсти кипели не на берегу, а в Цитадели, где почтенные негоцианты на десяток голосов в разнобой выражали недовольство установленной нашей Солнцеликой и Духами Хранимой правительницей монополией внешней торговли. Точнее даже не самой монополией, а следующим из данного факта резким повышением обменного курса ракушек к привозным товарам.

Мало того, что я сам вынужден был выслушивать претензии и упреки заморских гостей, так ещё на помощь пришлось призывать всех, способных дать отпор столкнувшимся с резким падением барышей торговцам. То есть Тагора и Шонека с учениками. Сектанта я привлекать не стал: пусть лучше доводит до ума деревянные стены крепости.

Больше всего меня в этой ситуации убивало то, что ещё в прошлый сезон купцы вроде бы могли догадаться: спрос на иностранный металл среди моих папуасов будет падать, так что нужно искать другие товары, которые имеет смысл везти на Пеу. Так нет же – из девяти судовладельцев, в этом году приплывших к нам, только один сообразил. Да и то, как чуть позже оказалось – не сам, а с подачи Тшур-Хапоя, которому приходился не то двоюродным, не троюродным братом. Типхок-Чугой не стал наматывать лишние тысячи «перестрелов», делая крюк к берегам Тагиры, и совершать ставший традиционным обмен тканей и железа на бронзу: вместо этого поплыл прямиком к Пеу с грузом самых дешёвых и грубых шерстяных и хлопковых тканей, а также семенным зерном трёх видов этеша.

И, разумеется, сумел опередить своих коллег на полмесяца, несмотря на некоторую задержку по сравнению с остальными на старте, вызванную пережиданием последних  весенних штормов  - это вдоль берегов и между островами убогие вохейские скорлупки рисковали плавать, не дожидаясь полного окончания сезона штормов, в открытом же океане они более-менее уверенно себя чувствовали только в те два-три месяца, когда стояла ясная и сухая погода. Впрочем, полной гарантии от прихотей Тобу-Нокоре не было и в самое спокойное время года – считай, каждый навигационный сезон пропадало с концами не одно судно. Но мало того, что Типхок-Чугой сумел добраться первым, так ещё и сумел получить даже не обычную для прежних лет прибыль, а большую – потому как, во-первых, сумел сэкономить на продовольствии, которое требовалось на дорогу от Вохе до Тагиры, во-вторых, он нагрузил свой корабль отборными розовыми тонопу, насчёт которых постарался Тшур-Хапой, в-третьих – его товары пришлось покупать по ценам, установленным торговцем. Ну, разве что тенхорабиты, обосновавшиеся на северо-восточном краю острова, и для которых и предназначалось зерно, сумели немного сбить его стоимость, безбожно придираясь к тому, что, дескать, семена подмочены морской водой, и потому годны только на корм скоту, а не на посев или питание людей.

Мне же, как единственному покупателю тканей, пришлось, скрипя зубами, согласиться на те расценки, что выставил наглый торгаш: через несколько лет завезённые мигрантами овцы размножатся настолько, что шерсти с них будет хватать на одежду рабочих в Верхнем Талу, но нуждаются мои рудокопы в ней уже сейчас. Оставалось только утешать себя, что переплачиваю за материю один единственный раз.

Неудивительно, что незначительная уступка тенхорабитам нисколько не расстроила Типхок-Чугоя. Равно как не счёл он серьёзной неприятностью и то, что четыре человека из его команды заявили вдруг о намерении остаться на острове. Оказалось, что они из Идущих Путём Света и Истины, которые собираются присоединиться к своим единоверцам. Торговец просто пополнил команду моряками с корабля Тщшур-Хапоя. Тот оставил собственное судно тенхорабитам, взамен получив расписку на немаленькую сумму. Часть матросов, успевшая найти за дождливый сезон себе туземных жён, была готова продолжать служить и новым хозяевам.

Из обмолвок со стороны Хишшты и Шонека я понял, что оборотистый торгаш настроен продолжать оказавшийся столь выгодным бизнес по экспорту из Вохе в Пеу сектантов: он планирует заказать или купить новый корабль с некоторыми изменениями в конструкции, позволяющими более комфортно перевозить пассажиров. И, если повезёт – совершить в следующую навигацию два рейса туда и обратно. Обратно же на север он тоже надеется непустым возвращаться. Далее Тшур-Хапой намерен перезимовать в Мар-Хоне, закупив ракушки, а весной отправиться с грузом тонопу домой. В этот раз корабль оставлять купец здесь не собирался.

На мой вопрос, не боится ли торговец гнева жрецов и покровительствующих им «сильных мужей», тот отмахнулся – дескать, всё в руках богов. А Шонек просветил меня, что хитрый торговец всё своё имущество, в том числе и корабли, уже переоформил на родственников, среди которых и Типхок-Чугой. А сам намерен вообще не появляться в родном Вохе, обосновавшись на Икутне. Да, выгодное, видно, дело – экспорт-импорт тенхорабитов, коль торгаш рискнул впасть в немилость перед властями.

 

 

Другие заморские гости также кроме проблем торгового характера столкнулись с массовым дезертирством членов экипажей: тем, у кого расчёт брал один матрос или двое – трое, ещё, можно сказать, повезло. У Выхкшищшу-Пахыра, бывшего хозяина Тагора, вообще треть команды заявила о намерении остаться на берегу.

И, разумеется, опять ко мне претензии: дескать, Сонаваралингатаки, как управитель Вэй-Хона (превратившись с премьер-министра и почти принца-консорта, я как-то не удосужился подыскать себе замену на посту наместника Побережья) обязан привлечь к ответственности моряков, злостно нарушивших договорённости о найме.

Эти претензии оказались куда серьёзнее, чем споры вокруг того, в каком соотношении обменивать заморские товары на туземные ракушки. Сначала то я не придал жалобам купцов особого значения и отмахнулся от них: дескать, это ваше внутреннее вохейское дело – как хотите, так и разбирайтесь с отказниками. Тем более, что мне массовое нарушение местного трудового законодательства со стороны морского пролетариата на руку – это ж сколько можно в экипажи на стажировку засунуть своих папуасов.

Но потом подумалось: сейчас я посылаю подальше торговцев с их вполне понятными претензиями, а потом у меня самого могут возникнуть проблемы с моими людьми в Вохе. Пришлось срочно обсуждать возникшую щекотливую ситуацию с Шонеком, Тагором и  тенхорабитскими старшинами. Все были согласны со мной, что, с одной стороны, почтенные купцы имеют право требовать привлечения к ответственности нарушивших договорённости моряков. Но с другой стороны – данные нарушители свои сукины дети.

Кстати, моя догадка, возникшая, когда количество желающих остаться на нашем острове матросов перевалило за второй десяток, полностью подтвердилась. Вестник не стал отпираться и признался, что действительно, Идущие Путём Света и Истины   решили сэкономить на транспортировке единоверцев: всё же пассажирское место на торговом судне куда дороже пары кувшинов кислятины, которая у вохейцев идёт в качестве вина низшей ценовой категории. Именно столько требовалось для гарантированного отправления в запой морячков с нужных кораблей. Оставалось только дивиться стойкости бронзововековых мореманов, способных накачиваться такой «низкооборотистой» гадостью. Мой личный опыт употребления заморского вина говорил: чтобы им упиться «в лёжку», нужно ну очень сильно постараться.

 Я поинтересовался также насчёт Выхкшищшу-Пахыра – специально, что ли, у бывшего тагорова хозяина треть экипажа заменили, зная о моих с ним «тёрках». Нет, оказалось – вышло совершенно случайно. И вообще тамошние участники по внедрению тенхорабитов в экипажи совершенно не в курсе про наши местные расклады. Хотя, когда до Шонека и Хишшты дошло, что их собратья невольно подгадили тому самому торговцу, который вмешался в гражданскую войну на стороне моих врагов, они повеселились. В общем, все сошлись на том, что Вигу-Пахи будет трудновато в этот сезон добраться домой:  двух-трёх моряков в команде ещё можно заменить туземцами, но не девятерых же сразу.

Да, подкинули эти незапланированные матросы-невозвращенцы проблем. С одной стороны, конечно, автоматически решился вопрос с устройством на вохейские корабли всех запланированных мною стажёров. Заморским торговым гостям волей-неволей придётся принимать в экипажи туземцев, худо-бедно понимающих язык.

Но это с одной. А с другой – теперь мне, как Глазам, Устам и Деснице Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками, и, следовательно, блюстителю законности и порядка, надлежит выслушивать претензии купцов и предпринимать какие-то действия.  Вот только что именно следовало делать…

К счастью, разбирать этот массовый трудовой спор, грозящий перейти в  международный конфликт, пришлось не в одиночку. Группа консультантов у меня солидная: Шонек с Хишттой проповедь тенхорабитскую, кому хочешь, прочитают – дескать, когда перед богами или предками предстанете, стыдно будет. Ну а Тагор, с доброй улыбкой головореза многозначительно поглаживающий рукоять короткого меча, ненавязчиво намекает, что произойти это неизбежное в жизни каждого событие может очень скоро. Так что разговор очень быстро перешёл в конструктивное русло.

Итак, констатировал я: если верить уважаемым заморским гостям, налицо грубое и массовое  нарушение соглашений о найме на работу со стороны моряков. Купцы дружно загалдели, дескать, да, так оно и есть.

-Уважамый Тонеки будет передавать мои слова всем присутствующим, если кто плохо понимает язык Пеу – говорю, тщательно подбирая вохейские слова. И перехожу на более привычный туземный: «Начнём с начала. Наши гости из-за моря говорят, что тридцать семь человек с их кораблей (вохейский термин сам собой срывается с моих губ) изъявили желание остаться на нашем берегу, а не возвращаться обратно».

Несколько голосов в разнобой подтвердили мои слова. Впрочем, стоило задать уточняющий вопрос, так тут же выяснилось, что кое-то из моряков просто исчез безо всяких объяснений.

-Я слышал слова уважаемых Вигу-Пахи, Буту-Мика, … - перечисляю всех присутствующих торговцев поимённо, демонстрируя уважение – Но может ли кто-нибудь ещё, подтвердить их слова? Пока что есть их слова против слов тех, кого они просят привлечь к ответу.

-Неужели слово уважаемого человека значит столько же, сколько слово того, кто ему служит? – подаёт голос Выхкшищшу-Пахыр, сумевший без перевода Шонека как понять мою мысль, так и сформулировать ответ.

-У нас на Пеу слово любого значит не больше и не меньше слов других – отвечаю – Если почтенному Вигу-Пахи это не нравится, он может свою жалобу высказывать у себя за морем, где его слово будет весомее слова простого гребца.

Здесь я, допустим, немного преувеличил: до вохейского бесправия низших перед аристократией на нашем острове, конечно, далеко, но и у папуасов сплошь да рядом «одни равнее других», да и деление на даре и гане никуда не делось. Но мы же стремимся строить правовое государство с беспристрастным правосудием и презумпцией невиновности. Коль в разбирательствах между обитателями Пеу стараюсь выслушать все стороны и принять решение на основе точных свидетельских показаний и неоспоримых улик,  то  и жалобы одних чужеземцев на других сам Тобу-Нокоре велел рассматривать с такой же дотошностью и непредвзятостью. Причём все тридцать семь случаев по отдельности…

«Для начала я, Сонаваралингатаки, Глаза, Уста и Десница Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками, хотел бы услышать точные условия, на которых договаривался каждый из почтенных гостей нашей страны с каждым из тех людей, на которых они жалуются. И на что точно жалуются уважаемые. Вы будете излагать, а почтенный Хишшта записывать» - опять пришлось употребить вохейское слово – «Потом каждый ознакомится с записанным почтенным Хишттой и, своей рукой в присутствии свидетелей удостоверит, что почтенный Хиштта малейшим образом не исказил его слова».

Вестник бодро оттарабанил перевод, а его младший товарищ уже во всеоружии разместился за низким столиком: пачка сероватой бумаги, чернильница, в руках перо.

 

 

Солнце успело проделать большую часть своего обычного дневного пути,  и теперь стремительно уходило куда-то за край Мархонского залива, на прощание окрашивая его воды в пёструю палитру красного и оранжевого. Очередной купец только что закончил описание обстоятельств, при которых он нанял двоих моряков, перечислил свидетелей заключения устного договора, а также подробно рассказал, какими словами и когда эти двое оповестили его о своём нежелании плыть обратно в Вохе. А ещё трое  почтенных негоциантов ждали своей очереди.

Я уже и сам начал жалеть о своей идее взять торговцев судебно-бюрократическим измором. Не известно, кому хуже в итоге будет: купцам, каждый из которых потратит несколько часов своего времени на изложение претензий; или же мне, которому придётся выслушивать не один день сперва самих жалобщиков, потом свидетелей, затем нарушителей трудовой дисциплины, вина которых будет доказана.

Пока что из выслушанных за сегодняшний день неполных трёх десятков жалоб удалось отфутболить только четыре –  по ним у заморских купцов не нашлось свидетелей, которые смогут предстать пред очи Сонаваралингитаки. Насчёт остальных торговцы обещались привести свидетелей.

Это на сколько же затянутся  все эти разбирательства? А мне ведь нужно ещё и делами государственного управления заниматься. Потому я с чистой совестью оповещаю, что на сегодня закругляюсь, а завтра никаких жалоб рассматривать не буду: типа, в расписании дня судебных заседаний не предусмотрено. Да и в дальнейшем буду тратить на всё это не больше нескольких часов в неделю.

Эти мои слова вызвали бурные эмоции среди купцов – как тех, до кого не дошла очередь, так и тех, кто успел уже изложить претензии, и оставался не то ради любопытства, не то из солидарности с коллегами.

-Нам скоро нужно плыть обратно! – крикнул Бухшук-Мишка, выражая общее неудовольствие  - А ты, Сонаваралингатаки, говоришь ждать твоего суда! У нас людей не хватает!

-Если уважаемым гостям Пеу некогда ждать – отвечаю, медленно подбирая слова – То они могут возвращаться в свои родные края. Кому не хватает людей, могут поискать среди наших. В прошлый год четверо их плавали в Вохе, и я слышал, что они неплохо справлялись с работой моряка. А с той поры десятки  жителей Пеу успели побывать  помощниками на корабле почтенного Туку-Хабу, который оставался в дожди на нашем острове. Можете выбирать. Сегодня уже поздно, а завтра я оповещу народ Мар-Хона и окрестностей, что нашим заморским друзьям нужны люди на корабли.

-Что до самих ваших жалоб – продолжаю – Уважаемый Хиштта записал слово в слово, что мне говорил каждый из вас. Если я не успею рассмотреть их чью-то жалобу до того, как этот человек уплывёт к себе домой, то продолжим на следующий год.

Торговцы с недовольными лицами дружно повалили к воротам цитадели. А я и мои сегодняшние помощники и консультанты (то есть Шонек с Хишттой и Тагор) собрались на кухню. Компенсировать калории, сожжённые на нервной почве. Лучше бы сегодня вместо судилища поучаствовать в какой-нибудь битве: глядишь, убил бы кого. Чего мне сейчас очень хотелось. Не знаю, правда, кого бы я с большим наслаждением нашинковал мелкой стружкой: торгашей, почти не делающих в своём бронзововековом варварстве разницы между рабом и наёмным работником, или же тенхорабитов, вздумавших сэкономить на проезде до нашего острова. А мне теперь их экономия боком выходит.

Так я и шествовал в сторону навеса, где орудовали поварихи, погружённый в философские сожаления по поводу горькой судьбы правителя, которому нельзя убивать подряд всех, кто мешает править на благо народа и заставляет отвлекаться от обдумывания и проведения прогрессивных реформ. Да и не подряд в односторонний путь по Тропе Духов отправлять получается не всегда…

Потому, откуда нарисовался неизвестный чувак, я так и не въехал: только что кроме тройки чужеземцев и пары охранников-«макак» никого рядом не было, а в следующий миг невысокий, но плотный мужик, одетый в обычную вохейскую юбку из крашеной в коричневый и жёлтый ткани, налетает на Тагора. Никто не успел среагировать, а  крепыш о чём-то балакает с экс-наёмником на непонятном языке. То есть, совершенно непонятном – в вохейской то речи я хотя бы одно слово из десяти узнаю.

Причём тузтец, судя по всему, встречей удивлён, но в то же время и обрадован. Тут, наконец, спохватившись, бывший «дикий гусь» обращается ко мне: «Сонаваралингатаки, это Кирхит, один тех троих моих знакомых, которым я отправлял весточку через наших друзей» - кивок в сторону тенхорабитского Вестника.

«Я рад видеть человека, за которого поручился Тагор» - говорю. Тузтец переводит. «Скажи Кирхиту, что мы направляемся ужинать. Если он желает, может присоединиться к нам». Тагор бросил очередь из  гортанных слов. Толстяк улыбнулся, что-то ответил, сопроводив это хлестким ударом кулаком по своему пузу. «Когда это наёмник отказывается от еды» -  услышал я вполне ожидаемый перевод.

 

 

На отсутствие аппетита старый тагоров знакомый не жаловался, с удовольствием уплетая за обе щёки печёные корнеплоды и обгладывая свиные ребра. Попутно ухитряясь беседовать со своим бывшим коллегой по ремеслу наёмника и заодно с тенхорабитами. Ради последних он перешёл с гортанного  тузтского на вохейское шипение. Говорил Кирхит, правда, с жутким акцентом, так что даже известные мне слова я почти не угадывал. Так что персонально для меня то Тагору, то Шонеку приходилось делать перевод на туземный.

Оказалось, Кирхит приплыл сегодня утром на последнем из купеческих кораблей. Разумеется, нанявшись матросом. Полдня потратил на поиски своего друга Шагора, которого следует искать, согласно письму, в резиденции местного правителя. В условиях полного незнания местного языка и малой плотности носителей вохейского – задача непростая. Но нет таких крепостей, которые не способны взять бронзововековые «солдаты удачи». Хотя в нашем случае брать штурмом Цитадель не пришлось. Нужно было только найти её и попасть внутрь. Последнее при обычном папуасском разгильдяйстве в сочетании с толчеёй торгового сезона оказалось легко. По крайней мере, поискам наёмник в своём рассказе уделил больше времени, чем проникновению  в мархонский кремль.

Возле самой крепости «дикому гусю» повезло упасть на хвост группе купцов, направлявшихся, как стало ясно из разговоров, на суд, который будет править какой-то Сонаваралингатаки. Причём из контекста следовало, что шишка этот «таки» немаленькая. Так может, при нём и друг Шагор обретается. Охрана у ворот не обратила на Кирхита особого внимания: одним «вохе» больше, одним меньше, какая разница, чужаки эти вообще к Сонаваралинге-таки шляются, как к себе домой.

Увидев старого своего товарища возле увешанного оружием и ожерельями из всякой всячины важного дикаря, наёмник не стал сразу же пробиваться к Тагору, а решил подождать подходящего момента. А немного послушав и разобравшись, что тут разбирают, счёл за лучшее вообще не высовываться, пока не уберётся прочь последний из купцов.

От описания пути Кирхита до берегов Пеу и от мархонского порта до Цитадели  разговор перетёк к жизни приятелей-наёмников за те три года, что они не видели друг друга. Толстяк воевал, по его словам, то там, то тут. Особыми доходами от своего ремесла в последнее время похвастаться он не мог. Неудивительно, что сразу же откликнулся на приглашение старого товарища и отправился в нашу папуасскую глушь.

Мне мало что говорили названия островов и правителей, мелькавшие в речи Кирхита. В отличие от остальных участников беседы. Несмотря на то, что Тагор с Шонеком старались давать пояснения. Так что я быстро потерял нить разговора. Впрочем, кое-какие любопытные факты на заметку брал: например, общее неважное течение дел у наёмников объяснялось резким изменением внешнеполитических раскладов по местному Земноморью и окрестностям вкупе с развалом и резким сокращением торговли и упадком ремесла в крупных центрах.

Нарушение привычного баланса сил, по идее говоря, должно было бы наоборот, сильно повысить спрос на «продавцов своих мечей», как иносказательно иногда именовали наёмников. Если бы не существенное падение денежных доходов потенциальных клиентов. На службу и сейчас принимают целыми отрядами и вохейцы, и кабиршанцы, и прочие – но только плату предлагают брать зерновым довольствием вместо звонкой монеты или хотя бы гремящих ракушек.

Также быстро выяснилось, что родом Кирхит с Тузта, как и Тагор (впрочем, сомнений в этом почти и не было)  - только в отличие от своего приятеля, родившегося в бедной, но благородной семье во внутренней части острова, происходил из портового города, да и аристократическим происхождением похвастаться не мог, будучи сыном простого моряка.

Я обратил внимание на один из двух мешков, которые Кирхит таскал с собой: вроде бы пустой, в отличие от первого, весьма увесистого, вдобавок ко всему, какие-то трубки торчат. На мой вопрос толстяк, приняв неожиданно напыщенный вид, бросил пару коротких фраз.

«Когда отряд идёт в бой, Кирхит играет на этом» - пояснил Тагор, добавив какое-то тузтское слово, видимо обозначающее музыкальный инструмент – «Веселя бога войны и внушая ужас врагам».

Я, разумеется, не удержался и спросил: «А просто так сыграть он может? Это не будет оскорблением вашего бога войны?» «Может. Не будет» - коротко ответил лучник. И бросил очередь гортанно-шипящих слов. Толстяк, усмехнувшись, взял свой инструмент в руки. Теперь ваш покорный слуга узнал в нем волынку, какую показывают в фильмах про шотландцев. И приготовился…

Увы, даже ожидание неприятного не помогло: звуки, извлекаемые Кирхитом путём вдохновенного дутья в трубки и сжиманий кожаного бурдюка, били по ушам и корёжили мой слух, не смотря на его полную немузыкальность. Я не выдержал и пары минут пытки, махнув рукой, чтобы толстяк прекратил. Шонек и Хиштта, судя по их лицам, перенесли акустический удар немногим лучше меня.

Когда «музыка» стихла и, слух начал возвращаться к вашему покорному слуге, Цитадель ещё долго не могла успокоиться: какой-то «жаворонок», успевший уснуть, спросонья витиевато ругался, где-то плакали дети,  появлялся то один, то другой из моих подчинённых, интересуясь чего тут Сонаваралингатаки демонов, на ночь глядя, мучает. Приходилось объяснять народу, что потусторонние сущности не причём, а столь жуткие звуки издавал заморский музыкальный инструмент, в подтверждение своих слов кивая на Кирхита. «Макаки» уходили успокоенные. Правда, самые скептически настроенные, сдаётся мне, нисколько не поверили, оставшись при своём. Не допустите предки, ещё толстяка-наёмника в демоны запишут. 

-Надеюсь, в мирное время на этом играют редко? - спрашиваю, приходя в себя, у Тагора.

-Да, не очень часто - соглашается тот со мной.

-Это хорошо – говорю – А то беременные свиньи приплод бы теряли постоянно, а урожай б на корню гиб.

Лучник усмехнулся, оценив шутку.

А тузтский бог войны суровый мужик, коль его такая какофония веселит. Или он  садист, и прикалывается, глядя как людишки мучаются? Вполне возможно – ответственный за насилие и разрушения как-никак.

«Следующие два дня будешь своему другу показывать и рассказывать, где и что у нас находится, и кто есть кто» - продолжаю уже серьёзным тоном – «От других дел можешь быть свободен. Кирхит пусть сразу начинает учить наш язык. На первое время приставь к нему кого-нибудь, кто вохейский знает. И чтобы до конца дождей он уже говорил и понимал по-нашему. И постепенно заменял тебя в качестве наставника воинов. Ты, Тагор, нужнее будешь в Мужском Доме для отпрысков сильных мужей». Вспомнив, каким образом толстяк добрался до Пеу, добавляю: «И ещё. Моему человеку не гоже прятаться, подобно тенхорабитам. Я поговорю с хозяином того корабля, на котором Кирхит приплыл, чтобы у того не было никаких обид».

 

 

Следующие несколько дней делил примерно пополам между подробным разбирательством жалоб почтенных купцов и разговорами с ними же насчёт плавания к берегам Тагиры за крупным рогатым скотом. Вопрос же замены бросивших работу моряков туземцами я полностью переложил на Ванимуя и Шонека с Хишттой.

Трудовой арбитраж по-прежнему был сплошной головной болью: за три дня заслушал всех заморских гостей и свидетелей с их стороны, которые могли подтвердить факты договорённостей между капитанами или владельцами судов и  моряками. По семи случаям из трёх с лишним десятков удалось дать отвод – поскольку не нашлось свидетелей самого факта найма и заключения устного договора. Но насчёт остальных купцы теперь требовали розыска и наказания. На мои слова, что поиск их требует времени и сил, которых у меня недостаточно, Бухшук-Мишка заявил: «А разве Шонек не знает, где искать? Ведь это его дружки-тенхорабиты».

Мне пришлось спросить Вестника, что тот может сказать о местоположении бросивших работу вохейских моряков. На что получил лаконичный и совершенно честный ответ: «Ни чего не могу сказать». Причем старик не соврал ни капельки – принимали единоверцев и занимались их дальнейшей переправкой на северо-восток острова представители тамошней общины. У Шонека, загруженного работой в Обители  Сынов Достойных Отцов просто не было времени этим заниматься.

«И почему такая уверенность, что и пропавшие именно сбежали?» - задаю вопрос – «Может, они утонули или стали жертвами плохих людей? Увы, такие есть на Пеу. Мы с ними боремся, но, увы, они еще попадаются». 

В общем, спустя несколько дней споров и препирательств пришли к консенсусу: в виду отсутствия самих нарушителей трудовых контрактов допросить и, тем более, наказать их пока не представляется возможным, но в случае обнаружения указанных почтенными купцами лиц они непременно предстанут перед судом. А тенхорабитская община Пеу отвечать может только за тех шестерых, которые однозначно заявили, уходя с кораблей, что направляются именно к единоверцам. Вот за них я и присуждаю штраф в пользу хозяев. Шонек и староста нового поселения горестно покивали головами – дескать, что же творится, полное беззаконие, но всё же согласились выплатить указанное количество тонопу. Только предложили получить деньги в Вохе. Потом ещё долго спорили, по какому курсу переводить ракушки в серебро – пеусскому или вохейскому. На чём они там сошлись, меня волновало мало – это не мои проблемы. Пусть Идущие Путём Истины и Света скажут спасибо, что и так отделались малой кровью. Не хрен было меня в известность не ставить насчёт своих планов по экономии на переброске собратьев. Из-за этих умников у меня теперь отношения с торговцами напряжённые будут. И чует моё сердце, на мозги мне по поводу покинувших рабочие места матросов капать не перестанут ещё долго.

Вот с Кирхитом решилось всё легко. Едва я завёл разговор с хозяином, на чьём корабле толстяк-наёмник приплыл, что хотел бы взять того на службу, так почтенный Тушка-Чика сразу же изобразил понимание и уважение к просьбе столь важной персоны, как Сонаваралингатаки, Глаза, Уста и Десница Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками. Когда купец добросовестно воспроизводил на ломанном туземном моё нынешнее титулование, подумалось вдруг, а не добавляет ли кто, обращаясь ко мне, про себя к «глазам», «устам» и «деснице» некоторые другие части тела, коими я верно служу нашей обожаемой повелительнице. В общем, Тушку-Чику вполне устроила предложенная замена в виде молодого хонца, сносно понимающего ворхейский язык и прошедшего практику на корабле Тшур-Хапоя.

Лёгкость, с которой удалось договориться с работодателем Кирхита, зародила идею, которую ещё пару дней обдумывал, а потом взял и вновь пригласил торговцев. Ну и тенхорабитских лидеров. И выдал следующее предложение: во избежание недоразумений и обид с чьей-либо стороны в дальнейшем, узаконить найм моряков в один конец – с Вохе до Пеу.  Но, чтобы почтенные негоцианты не испытывали сложностей, при заключении договора желающий остаться на нашем острове должен сразу говорить об этом работодателю. Это, во-первых. А во-вторых – свободен по прибытии на Пеу он будет только в том случае, если предоставит замену из числа туземцев или иных лиц.

После непродолжительного обсуждения купцы готовы были принять предложение с небольшими уточнениями: нанятый в один конец моряк обязан участвовать в выгрузке и погрузке товара, а освобождается окончательно от своих обязательств в день отплытия корабля работодателя; плата ему полагалась в четверть от принятой при экспедиции к нашему острову (т.е., учитывая, что плывёт моряк только в один конец, половину от обычной за данную работу); замещающий его туземец работает только за кормёжку. Также торговцы заявили, что такие нанятые в одну сторону будут платить за некоторые вещи, обычно полагающиеся морякам за счёт хозяина корабля.

Ну, и дополнительно потребовали, чтобы впредь Сонаваралинга, как, Глаза, Уста и Десница Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками, гарантировал выдачу нарушителей контрактов: тех, кто вздумает обмануть хозяев, нанявшись без уведомления о намерении остаться на Пеу, а также не предоставивших замену.

На что я резонно заметил, что могу обещать, как представитель нашей повелительницы в Мар-Хоне, по возможности содействовать соблюдению договорённостей между нашими дорогими гостями – в том числе и силой заставлять. Но сто процентную гарантию даже Тобу-Нокоре дать не в состоянии, чего уж такого ожидать от смертного мужа, пусть и отмеченного особо Морским Владыкой.

Торговцы дружно начали уверять меня, что вполне понимают невсемогущность людскую, и готовы смириться, если кто-то из нарушителей конвенции ускользнёт от наказания, и не будут считать, что Сонаваралингатаки или его люди укрывают беглецов или потворствуют им.

Обнаружив понимание в одном вопрсое, тут же я решил сделать некоторые поправки в части оплаты моих папуасов: вполне логично, если за еду будет работать не имеющий никакого  моряцкого опыта житель Пеу. Но человек, уже плававший на вохейских кораблях, заслуживает вознаграждения, пусть и не в таком объёме, как моряки со стажем.

-Если человека с Пеу готовы взять и во второй или третий раз в команду судна,  это значит, что он вполне может выполнять работу моряка – говорил я – И тогда ему полагается плата. Потому предлагаю договориться так. Первое плавание наш человек будет работать только за еду. Однако на его хозяина возлагается обязанность позаботиться о его крове и пропитании в Вохе, пока корабль будет ждать окончания сезона дождей. За это хозяин может потребовать от него выполнять определённую работу. На следующий год, если уроженец Пеу вновь пожелает наняться на корабль, хозяин или отказывается услуг от этого человека, или же обязан ему платить столько же, сколько и нанятому в один конец. Если же уроженец Пеу пожелает остаться дома, то он обязан будет предоставить хозяину корабля взамен себя другого человека. Если же уроженец Пеу уходит от одного хозяина к другому, то первый обязан дать о нём свой отзыв: стоит того нанимать или нет.

После нескольких часов торга, почтенные негоцианты приняли моё предложение. Ага, ещё бы не принять: на мигрирующих тенхорабитах и заменяющих их папуасах в своих экипажах они  неплохо наварятся за счёт резкого понижения зарплаты. Да и гарантии неповторения нынешнего безобразия получили. На этом фоне некоторые уступки насчёт оплаты дикарей сущая мелочь. Так что уходили купцы довольные

 

 

А на следующий день – новый раунд переговоров. На этот раз о плавании в Тагиру за коровьим молодняком. До этого разговоры носили предварительный характер. Теперь же речь пошла о конкретике. Если думаете, что проклятые торгаши уже умаялись рядиться и спорить, то глубоко ошибаетесь. Я тоже на это надеялся. А хрен то.…  Едва только пошло обсуждение прибыльного предприятия, у вохейских купцов открылось второе дыхание.

К счастью, с нашей стороны тоже было кому поторговаться. Помимо Шонека с   Хишттой и Шивоем активное участие в перетягивании  связок с тонопу принимал весь тенхорабитский актив – кроме представителей основанного на востоке Пеу поселения, которые прибыли встречать единоверцев, к сему увлекательному занятию подключился даже Чирак-Шудай, выбравшийся ради этого в Цитадель из своих мастерских.

Из семи приплывших к нам в этот навигационный сезон полноправных судовладельцев, которые могли распоряжаться кораблями по своему усмотрению и менять график и маршрут плавания, только Кушма-Чика и Бухшук-Мишка согласились выделить каждый по кораблю в Тагиру за телятами. Те ракушки, что предназначались для отправки в Вохе, они будут грузить на другие свои суда, а в «страну чёрных» поплывут, гружёные нашими тонопу. Ещё трое купцов сказали, что телят повезут из Тагиры в следующем году – вместо тамошней бронзы, коль спрос на неё здесь упал.

Если с тем, кто согласен поработать скотовозом, разобрались быстро, то детали обсуждали ещё долго. Шонек присутствовал на переговорах, как я понял, в основном из-за авторитета, к поддержке которого прибегали в случае чего. Основную же активность с «нашей» стороны проявляли Шивой и Курот-Набал – плюгавенький, и весь какой-то внешне нелепый, мужичок, тем не менее, среди тенхорабитов пользовавшийся немалым уважением. Ну и Ньёнгно  тоже подключился – как главный эксперт по крупному рогатому скоту. Я сначала думал, что Идущие по Пути Света и Истины, которые этим своим  путём  дотопали до восточного угла Пеу, столь активное участие принимали по исключительно по просьбе своего Вестника и из благодарности к Сонаваралинге, давшему им приют. Ага, слишком хорошо я о людях думаю. У этих сектантов-пейзан был вполне корыстный интерес: хотелось им пару-тройку быков заполучить. Ибо пахать друг на друге за прошедший год беженцам уже надоело. Так что пришлось мне согласиться заранее на резервирование двух телято-мест за подопечными Шонека. Тем более, что он их с полна отработали, безбожно торгуясь.

Мне сильно вникать в торг вокруг условий контракта на доставку «папуасских тракторов» было не с руки: в любом случае, как перевозить скотину – молодой тагириец разбирается лучше меня, а мигранты-тенхорабиты умеют торговаться не намного хуже  своих бывших земляков. А у нас как раз политический кризис в Кесу подошёл к своей самой острой фазе. Отряд Кано с военными задачами справится. Но политическую сторону вопроса на моего дальнего родича полностью перекладывать нельзя, несмотря на подробные инструкции, выданные ему. Так что Сонаваралинге-таки просто не терпится отправиться на север. Единственное, что держит – заморские гости. Как-то за эти годы, что имею с ними дела, не привык оставлять Мар-Хон во время массового наплыва чужеземцев без присмотра. Какое-то прямо иррациональное нежелание: понимаю ведь прекрасно, что, пожелай вохейцы, они бы и захватить порт с окрестностями сумели, и ничем бы я им не помешал, и дела с местными мимо меня крутить в моё присутствие, коль захотят – тоже будут.

Целых два дня продолжали торговаться. Я бы на месте «моих ручных тенхорабитов»  точно не выдержал бы. Но у вохейцев торгашество видать в крови. Наконец, к вечеру второго дня Шивой с Шонеком предъявили мне для ознакомления на нескольких листах сонайского папируса договор, так сказать, на перевозку крупного рогатого скота. На вохейском, до сих пор понимаемом с пятого на десятое. Но общий смысл угадывается.

И, сюрприз – на папуасском, тагоровым алфавитом. Причём написано довольно грамотно – по крайней мере, я сумел прочитать, почти не морща лица от неправильных, на мой взгляд, написаний слогов. Первый вопрос, сорвавшийся с моих губ: «Кто это писал?» Указываю, разумеется, на туземный вариант документа.

Шонек скромно признаёт авторство. Но тут же начинает перечислять помощников в этом деле: в основном, конечно подростки-заложники из тинса-бунса, как самые сведущие в папуасской грамоте, но также и сам автор алфавита.

Больше часа убиваю на изучение документа: вроде бы всё чётко прописано, и довольно божеские условия – выгоднее, чем первый раз, когда доставили Малыша и его безвременно усопшую подружку. Финансы наши вполне подобную торговую операцию потянут. Немного ракушек даже остаться должно. Вестник с помощником клянутся, что вохейский текст идентичен туземному. Ничего не остаётся, кроме как одобрить соглашение и дать команду перетаскивать ракушки на корабли Кушмы-Чики и Бухшук-Мишки. Не сегодня, конечно, потому что до темноты всё равно с погрузкой не справятся.

А когда старый и молодой тенхорабиты оставили меня одного, вдруг подумалось: а ведь сегодня родился первый в истории нашего острова официальный документ на местном языке. Исторический, можно сказать, момент.  И что увидят потомки – не договор с иноземной державой, не летописание о деяниях Солнцеликой и Духами Хранимой и её верного помощника Сонаваралинги-таки, не какой-нибудь указ нашей правительницы. Нет, всего лишь соглашение о перевозке телят. Просто стыдно перед историками будущего Великого Пеу. Хуже даже, чем у того медведя из сказки Салтыкова-Щедрина, которого послали кровопролития учинять, а он чижика съел. Ведь я тоже войду в историю, как пить дать, не в качестве человека, окончательно объединившего Пеу, укрепившего монархию и положившего начало прогрессу. Нет же – все будут помнить, что Сонаваралингатаки «коров за морем покупал». И хорошо еще, если не употреблял их в сексуальных целях…

 

 

Восстановил восьмую главу. Девятую надеюсь выложить чуть побыстрее, чем эту.

 

Изменено 31 Jul 2017 пользователем Изяслав Кацман

[Роман Широков]

[Крукс]

многозначительно погладывающий рукоять короткого меча,

Какая вкусная опечатка!  

 

А вообще - 

[Изяслав Кацман]

Коллега Крукс , спасибо за найденную оЧЕПятку:)

Исправлю.

Надеюсь, количества стёба не превышает допустимого уровня, и повествование не скатывается в петросянство?

 

Изменено 31 Jul 2017 пользователем Изяслав Кацман

[Изяслав Кацман]

Прода.

Глава девятая

 

В которой герой сначала гневается на своих подчинённых, получает весьма неприятное известие, а в завершение довольно мягко обходится с виновными.

 

 

 

Нет, я смотрел на эту компанию не как на врагов народа. Вообще никаких мыслей не было: вроде бы взрослые люди, понимающие, что за подобное дикарский правитель, которого мне приходится изображать, должен  пустить их на корм рыбам, предварительно поджарив в пальмовом масле, освежевав и щедро посыпав солью. Нет, догадаться, какова будет реакция Сонаваралинги-таки, эти четверо должны были. Но, тем не менее, я услышал от Тагора, поставленного главным в вернувшейся торговой миссии, что оказывается, эти господа хорошие ухитрились заключить договор на поставку доброй сотни голов коровьего молодняка – в обмен на весь улов денежных наших ракушек за два года вперёд. Тагирийские торговцы, которым предложили столь выгодное дело, не будь дураками, согласились. И даже привезли первую партию. Поэтому теперь на мархонском песке лежат, сушась, не два корабля, отправлявшихся за коровами, а три.  И потому в авральном порядке расширяется старый загон для скота, и строится парочка новых.

Ньёнгно не собирался париться и, хотел всю скотину загнать в то же огороженное место рядом с Цитаделью – дескать, чтобы всё было под его приглядом. Но я вовремя вспомнил про умершую первую подругу Малыша. И в связи с этим - о необходимости карантина для вновь прибывших животин. Потому на первое время поместили мычащих пассажиров международного рейса в старый загон, а троих его обитателей переселили на южную окраину Мар-Хона, за Покохоне, под надзор ребятни, пока плотники во главе с Сектантом ускоренно строили забор. Ещё одну площадку, посовещавшись с распорядителем стад (теперь уж точно без кавычек), организовать решили рядом с тропой, ведущей с Тенук. Но это уже для следующей партии витуков.

Тагириец, кстати, воспринял достаточно легко и идею карантинной передержки вновь доставленных животных, и содержание уже имеющихся мелкими партиями, дабы избежать эпидемий – благо у него на родине вспышки болезней среди скота не редкость, и кое-какие меры для спасения поголовья жители «страны  чёрных» уже успели выработать. Правда, в условиях тагирийской саванны, где стада насчитывали сотни и тысячи голов, ограничивались, в случае массового мора,  отгоном здоровых животных подальше от уже заражённых. Что нередко давало противоположный результат – угоняемые от очага болезни быки с коровами разносили заразу на тысячи «перестрелов».

Я же решил подойти к вопросу системно,  пусть знания относительно эпидемий были у меня довольно поверхностными. И через пару часов постоянно сопровождающий меня подросток-бунса, в последнее время превратившийся как-то незаметно в секретаря при Сонавралинге-таки, записывал черновик документа с рабочим названием «О ввозе в Пеу витуков и прочих заморских животных». Кроме обязательного пятидесятидневного карантина  предусматривалось содержание кэрээсин стадами не более тридцати голов и минимальное расстояние в пять сотен «перестрелов» между коровниками.

Ньёнгно пробовал возразить, что при местной скрученности населения вряд ли удастся соблюсти такие строгие нормы – даже на внутренних равнинах его родины стада из разных деревень нередко пасутся совсем рядом. Чего уж говорить о приморских низменностях, по густоте заселения сопоставимых с западной частью нашего острова.

Пришлось мне прочитать распорядителю стад небольшую лекцию об основных принципах витукизации Пеу. Я вовсе не ставил перед собой задачу обеспечить каждую из тридцати с лишним тысяч папуасских семей бычьей тягловой силой. По причине полной бессмысленности этого для моих планов по модернизации острова: будут туземцы пахать на быках, вместо того, чтобы рыхлить землю палками из твёрдых пород дерева или свиными костями – а дальше что? Я уже успел убедиться, что местный народ не горит пользоваться  увеличившейся производительностью труда для дальнейшего прогресса. И получив новые орудия для сельского труда, подданные Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками не расширять свои потребности примутся или больше налогов платить, а просто-напросто получат больше времени для битья баклуш.

Чисто теоретически один пахарь с быком, запряженным в лёгкий вохейский плуг, способен вспахать в десять-двенадцать раз больше земли, чем папуас, вооружённый деревянным дрыном. Ну, или в шесть-семь раз больше – орудующего мотыгой из шлифованного камня. Или в пять раз – больше оснащённого мотыгой из нашей мышьяковистой бронзы. В общем, учитывая папуасское раздолбайство и то, что к пахоте и рыхлению почвы сельхозработы не сводятся, на трёх-четырёхкратный рост производительности труда рассчитывать было можно. Другой вопрос – как в это высвободившееся время заставить туземцев работать, а не сидеть в теньке, травя байки.

Потому введение новой «техники» планировалось начать с тех папуасов, которых можно было принудить к труду на благо величия Пеу. В первую очередь массово витукизировать  планировалось платящих дань тинса-бунса – в перспективе я намерен был вернуть им прежний достаток свободных времён – пусть ценят. А в качестве эксперимента быки должны были выйти на те поля, с которых урожай шёл на прокорм «макак». В принципе, пахать там будут в основном те же обитатели болот, которые сейчас орудуют мотыгами. Вот они и попрактикуются для начала в Тенуке и Мар-Хоне, а потом станут внедрять прогрессивный метод дома.

Затем придёт черёд тех гане, которые оказались в распоряжении нашего братства после помощи «другу Ботуметаки».  Неподчиняющиеся кесскому  правителю «сильные мужи» вместе с большей частью своих недорегоев были отправлены строить дорогу Мар-Хон - Тин-Пау. А ганеоев, плативших этим сосланным дань, таки Кесу  в благодарность за помощь в возвращении власти над всей страной отдал в распоряжении Сонаваралинги-таки. Почему поступить следовало именно так, нашего друга пришлось убеждать мне лично. В ход пошли и красочные рассказы о будущих доходах от медного производства, и указание на тот очевидный факт, что всё равно эти четыре деревни Ботуметаки не контролировал, и не менее очевидный факт, что теперь там уже действует Кано на пару с Длинным. В общем, правитель Кесу согласился.

 

Немного разобравшись с резко увеличившимся коровьим поголовьем, я тут же вызвал на «ковёр» торговую делегацию. Точнее даже не всю её: с Ньёнгно и Чирак-Шудая какой спрос – каждый из них занимался чисто техническими аспектами. Первый отвечал за надлежащее качество закупаемой скотины, а второй должен был найти стабильный канал поставок олова для нашего бронзового производства.

Так что весь мой гнев выплеснулся на Тагора и Хиштту, как ответственных за финансы и заключение контрактов. Те же стойко выдержали начальственный разнос, смиренно изображая понимание и повиновение. Ну а когда я выдохся, экс-наёмник усмехнувшись одними губами, сказал: «Сонаваралингатаки, мы с Хишттой, когда заключали договор о покупке витуков,   ожидали, что ты будешь разгневан. Но известия, которые мы получили от тагирийских Идущих По Пути Света и Истины, заставили поступить именно так».

-Говори, что за известия – приказываю.

-Ещё в прошлом году тюленеловы вели переговоры о возобновлении торговли между островами Южного архипелага и странами Востока.

-И? – спрашиваю, уже догадываясь об ответе.

-Летом, когда вохейские торговцы от Икутны уже отплыли в Тагиру, был заключён договор между Палеове и Вохе. Основной товар, который пойдёт оттуда – это тонопу. Следующей весной первые корабли с ракушками прибудут в Вохе. Так что Кушму-Чику и прочих ожидает дома не очень приятный подарок. Цены на тонопу будут падать. И очень сильно. Причём в Тагире они упадут ещё не так, как на севере.

Тагор всё говорил и говорил, подробно расписывая, как они с Хишттой при помощи местных тенхнорабитов договорились с тагирийскими купцами. Но я слушал тузтца просто по инерции. Что тут сказать. Приплыли…. Все планы по модернизации Пеу – пальмовому крабу под хвост.

-Вы правильно поступили – наконец то выдавливаю из себя короткое предложение – Главное, чтобы «чёрные» потом не вздумали отказаться от этого договора. Нам же ещё восемь десятков и четыре витуха с них получить нужно.

Я уже успел разобраться  с подачи тенхорабита и тузтца в привезенном скоте: из тридцати шести голов разновозрастных телят четыре бычка и две телочки приобретены были на средства обосновавшихся на северо-востоке острова Людей Света и Истины, ещё четырнадцать наличными ракушками за счёт Солнцеликой и Духами Хранимой, а остальные шестнадцать – в долг по тому самому договору.

-Если откажутся, то просто подарят людям Пеу тех витуков, которых мы уже у них взяли – ответил Тагор – Так что им лучше будет соблюдать договор. В этом случае хотя бы половину или две трети цены получат.

 

 

На следующее утро я собрал всех хоть как-то разбирающихся во внешней торговле. Ничего удивительного, что ни одного туземца среди приглашенных не было. Кроме Тагора, Шонека с Хишттой и двух представителей тенхорабитского поселения присутствовали ещё Чирак-Шудай и неизвестный мне чужеземец непонятного возраста: ему можно было дать и сорок, и пятьдесят, и больше.

Вестник коротко представил незнакомца. Имя – Хухе. Прибыл на Пеу вместе с коровозакупочной миссией. Профессия – мастер по строительству каналов, плотин и прочих гидротехнических сооружений. Впрочем, информация, полученная из беглого  допроса при посредничестве бывшего наёмника и тенхорабитского патриарха, позволяла надеяться, что новый кадр способен и дорогу спроектировать, и даже здания.

Явление гидротехника широкого профиля несколько поменяло повестку сегодняшнего экстренного заседания. Но, выяснив, в первом приближении, сферу возможного использования очередного найденного религиозными фанатиками специалиста, я вернулся к неожиданно нарисовавшимся проблемам внешнеэкономической деятельности.

 

 

«Единственное, что можно менять за заморские вещи – это тонопу» - начал я, то и дело, вставляя в папуасскую речь вохейские слова – «Сейчас, когда ракушки повезут из владений тюленеловов, за них будут давать намного меньше заморских товаров, чем прежде. Я думал привезти из Тагиры сотни, или даже десятки сотен, витуков. Да и олово для выплавки бронзы нужно на что-то менять. И как нам быть теперь?»

-Цены на тонопу упадут сильнее всего на севере, в Вохе и Кабирше – сказал Шонек – В Тагире они тоже снизятся, но не так быстро и, не до вохейского уровня. Торговля со «страной черных» будет не такой выгодной, как прежде, но всё равно цхвитукхов  и олово оттуда доставлять можно.

-Насколько станет хуже? – задаю вопрос.

-Если этот корабль с дюжиной цхвитукхов  обошёлся в семь сотен связок тонопу, то в будущем за такой корабль придётся заплатить пятнадцать сотен связок.

-А вохейцы вообще будут приплывать на Пеу? – озвучиваю неожиданно пришедшую в голову мысль – Наш остров известен им давно, но пока тюленеловы не перекрыли поступление тонопу с Южного архипелага, торговцы не очень интересовались Пеу. Нам же вроде бы кроме ракушек нечего предложить чужеземцам.

-Не знаю – честно ответил Шонек.

-Ещё торговцы готовы брать круглые блестящие камушки, попадающиеся иногда в больших раковинах – подал голос Тагор.

Чёрт, про жемчуг я как-то позабыл, хотя и видел жемчужины в ожерельях и прочих украшениях папуасов: в гардеробе одной только Солнцеликой и Духами Хранимой пара килограмм наберётся.

-Таких камушков мало – возражаю – За ними приходится нырять на большую глубину, раковины с ними встречаются редко.

-Зато один такой шарик стоит десять, а то и больше связок тонопу – поддерживает тузтца Шонек – А за некоторые особо крупные и чистые можно получить целое состояние.

-Почему тогда торговцы не проявляли особого интереса к этим камням-из-раковин? – наконец-то вспоминаю туземное слово, означающее жемчуг.

-Они меняют их у жителей Пеу – просвещает меня Вестник – Редко. Потому что ваши люди эти шарики тоже ценят высоко. Не так, конечно, как вохейцы, но намного дороже, чем тонопу.

 

Уел меня религиозно-фанатичный дедок, совершенно не желая этого, уел…. Я, понимаешь, зациклился на одних денежных ракушках, и просмотрел вполне себе перспективный экспортный товар. И ведь жемчужины на глаза попадались мне постоянно в украшениях наших папуасов. Может, ещё чего пропустил? Хоть не садись с пером и бумагой и не составляй список всего, что туземцы добывают и производят – глядишь, ещё чего интересного найдётся.

-Хорошо, тогда поговорим о камнях-из-раковин с тагирийцамии и вохейцами, привёзшими витуков – выношу решение – Сколько они готовы взять, и по какой цене.

Ага… Главное договориться об объёмах и ценах поставок. А уж способы вытрясти жемчуг из папуасов я найду: самостоятельно или с помощью Длинного. В крайнем случае, раскулачу Солнцеликую и Духами Хранимую на часть её запасов. Типулу-таками вроде бы мои рассказы о прогрессе воспринимает вполне благосклонно. Другой вопрос, к чему относится это благосклонность – к собственно речам о благе подданных или же к персоне, коя эти речи произносит. Да как воспримет Рами покушение на святое для каждой женщины….

-Если вохейцы перестанут плавать к Пеу, плохо будет – неожиданно подал голос Чирак-Шудай – В Тагире олово очень дорогое. И его трудно купить. Я совсем немного смог достать. И то только при помощи наших братьев, живущих в Тсонго-Шогу. А нужно в десять раз больше. В двадцать раз больше.

-В чём дело? – я уже видел привезённую вместе с рогатым молодняком партию стратегического металла, но насколько его хватит, как-то не задумывался.

Металлург начал путано излагать, мешая вохейский и туземный языки. Шонек не выдержал и, прервав мастера, стал объяснять сам.

Всё было довольно запутанно…. Кроме наблюдавшегося после захвата палеовийцами островов Запада, бывших основными поставщиками олова, дефицита, сказывались ещё разные нюансы международных отношений. Тагира, как оказалось, была намного обширнее той «страны чёрных», что лежала на побережье напротив Пеу. На самом деле это целая империя, протянувшаяся от верховьев реки Узеш на востоке до океана на западе.  В среднем течение этого самого Узеша располагается царство Узгереш, колыбель местной цивилизации.

Как это ни странно, но нынешний Узгереш, территориально совпадая отчасти с тем, древним, давшим местному миру письменность и многое другое, имеет к нему отношения гораздо меньшее, чем Тагира. Оказывается, за последние полтысячи лет в тамошних краях довольно серьёзно поменялась этническая карта: несколько волн вторжений полукочевых племён из Восточной пустыни и дикарей с северного берега Узких морей привели к тому, что потомки древних узгерешцев в большей части долины Узеша теперь в меньшинстве. В низовьях, в Таноре, преобладают пришельцы из-за моря, а на территории,  именуемой и ныне по старой памяти Узгерешем, обосновались пастухи, по какому-то недоразумению присвоившие имя прежних хозяев. И только в верхнем течении великой реки, в Тагире, удержались старые обитатели – те, чьи предки строили гигантские ступенчатые пирамиды, рыли многокилометровые каналы и придумали иероглифы, выцарапываемые на глиняных табличках.

Под натиском чужаков с севера и востока тагирийцы стали переселяться из долины Узеша в южном  и юго-западном направлении – в пояс горных плато, где царила «вечная весна». Близкий к субтропическому климат высокогорий походил на привычный жителям Реки. За несколько веков переселенцы поглотили не очень многочисленные племена местных «чёрных», сами изрядно потемнев кожей. На юге же они уперлись в жаркие саванны с многочисленными и воинственными скотоводами. Ну а на западе дошли до океана.

В общем и целом границы нового государства совпадали с границами зоны «вечной весны». Разве что кое-где территория Тагиры заходила в саванну. Ну и приморская низменность была включена в империю. Здесь на полосе шириной от двух до трёх тысяч «перестрелов» и длиной чуть больше десяти тысяч не одно столетие существовала своя собственная цивилизация, имевшая контакты по морю с Кабиршей и Вохе. Единого государства береговые «чёрные» создать не успели, и потому стали относительно лёгкой добычей централизованной Тагирийской империи. На завоёванных землях было образовано несколько провинций, управляемых назначаемыми императором наместниками – как правило, родственниками правящего дома, благо отпрысков от многочисленных жён и наложниц повелители Тагиры производили немало, и всех их нужно было куда-то пристраивать.

Сказать, что вхождение «страны чёрных» в империю проходило совсем уж гладко, было нельзя, но ужасы чужеземного завоевания были ныне в относительно далёком прошлом, а унижения и притеснения от господства чужаков худо-бедно компенсировались выгодами  нахождения в большом централизованном государстве с его порядком, отсутствием войн между городами-государствами и широким рынком сбыта.

Но всю эту информацию исторического характера я слушал краем уха – так, для общего развития. Гораздо более интересным было вытекающее из лоскутного характера Тагриийской империи довольно специфическое внутреннее устройство, и следующие из него особенности внешней политики крупнейшего государства Диса.

Даже относительно компактные Укрия с Тузтом и Вохе с Кабиршей были, насколько я мог судить из рассказов Тагора, Сектанта и Шонека, далеки от привычного мне государственного устройства. Два первых являлись какими-то рыхлыми  объединениями полуавтономных городов и сельских областей, в которых власть принадлежала либо собраниям полноправных граждан, либо местным царькам, правящим обычно опять же с оглядкой на «общественное мнение». Ну а верховные сюзерены Укрии и Тузта, «цари царей», в свою очередь вынуждены были считаться с мнением «царей» низшего уровня и тех же народных собраний.

В Вохе и Кабирше же в государственном устройстве деспотическая власть верховных правителей совершенно непостижимым образом сочетались с прямо таки феодальной вольницей местных князьков и наместников. Да, именно так и обстояло дело: теоретически вохейский Повелитель Четырёх Берегов и кабиршанский Любимый Сын Бога-Потрясателя Земной Тверди могли в отношении неугодных подчинённых творить, что заблагорассудится, и нередко эту теоретическую возможность осуществляли на практике; но это нисколько не способствовало контролю со стороны центральной власти над провинциальною верхушкой. В общем – царь был в состоянии казнить неугодных наместников хоть по отдельности, хоть всех скопом, но при этом добиться того, чтобы распоряжения из столицы  выполнялись так, как угодно правящему милостью богов, было практически невозможно: это касалось как полноты взимания налогов и податей, так и сбора войск в случае войны или выполнения царских указов насчёт ограничения ростовщического процента либо запрета «сиротения», т.е порабощения свободных крестьян.

Судя по всему, проблемы с выполнением местной верхушкой законных и разумных требований со стороны центра не у меня одного – все  самодержцы и их верные сподвижники страдают практически в равной мере. Не удивительно, что тот или иной правитель не выдерживает и начинает рубить головы знати направо и налево. Тут уж скорее удивляться приходится, что монархов с прозвищами «Грозный», «Ужасный», «Жестокий» и прочее не так уж и много в местной истории.

Тагирийская империя, протянувшаяся в направлении северо-восток - юго-запад на «сто тысяч перестрелов»,  вполне ожидаемо страдала теми же  самыми болезнями. Ещё непонятно, как за несколько веков, прошедших после падения Древнего Узгереша и начала экспансии на высокогорные равнины, она вообще не развалилась на десяток государств. То есть, дважды Тагира не то едва не распадалась, не то даже успевала распасться – но каждый раз находились достаточно энергичные представители правящей династии, которым удавалось буквально чудом собрать страну в единое целое. Так что худо-бедно, империя продолжала существовать и даже расширяться. И, по крайней мере, вохейско-кабиршанский уровень централизации тагирийцы как-то ухитрялись поддерживать. Но не более того.

В итоге отдельные провинции сохраняли свои особенности в части общественных отношений, экономики, законов, а их правители не только обладали немалой свободой во внутренних делах, но и во внешней политике – вплоть до ведения военных действий без санкции тагирийского императора.

Вот и правитель провинции, название которой я воспринял как «Тубушам», устроил несколько лет назад свою персональную пограничную войну с Кабиршей. Кто прав, кто виноват, Шонек точно сказать затруднялся: вроде бы чьих-то купцов ограбили, или не только ограбили, но и казнили; а может, не купцов, а обыкновенных разбойников; а может, купцов, которые разбоем не гнушались; а может, разбойников, что вздумали сбыть хабар. Итог был один: сатрап Тубушама разорил несколько приграничных кабиршанских деревень. Подданные  Любимого Сына Бога-Потрясателя Земной Тверди в ответ устроили рейд по тагирийской территории. А может, наоборот, первыми начали кабиршанцы. Да кого волнуют мелкие пограничные стычки за тысячи «перестрелов» отсюда.

Как-то само собой «маленькая победоносная война» с обеих сторон затихла, свелась к обычным мелким набегам и угону скота. Но Любимый Сын Бога-Потрясателя Земной Тверди успел между делом ввести запрет на вывоз в Тагиру олова. В империи свои месторождения были, во-первых, весьма скудные, во-вторых, в приморской «Стране чёрных» их вообще не наблюдалось. Конечно, эмбарго в бронзововековом исполнении не отличалось строгостью, дыры в местных таможнях скорее правило, чем исключение. Но проблем тагирийцам сие решение соседнего правителя доставило – особенно в комплекте с общим дефицитом стратегического металла после захвата палеовийцами «оловянных» островов на западе. И хотя война давно сошла на нет, запрет никто не отменял.

Более того – к Кабирше присоединились вохейцы и контролируемые теми мелкие царства. Я удивился – с чего это они вздумали поддержать своих исконных соперников, с которыми не раз воевали. Шонек терпеливо разъяснил: «Бессилие перед тюленеловами заставляет царей дружить друг с другом. Или, по крайней мере, забыть на время про старые обиды. Теперь Любимый Сын Бога-Потрясателя Земной Тверди и Повелитель Четырёх Берегов большие друзья. Кроме того, вохейцам самим не хватает олова, покупаемого в Кабирше. Вот они и запретили его перепродавать соседям. Только с «младшим братьями» и «почтительными сыновьями» Тишпшок-Шшивой ещё делится».

«Младшие братья» и «почтительные сыновья» - это названия правителей, находящихся в разной степени вассальной зависимости от более сильного царя. В чём различия между двумя этими категориями – я ещё не до конца въехал. Вроде бы «братья», пусть и младшие, обладают несколько большей степенью независимости по сравнению с «сыновьями».

Ну, вот теперь понятно. Союзные обязательства, скорее всего, не на первом месте – по крайней мере, если судить по тому, что стальное оружие вохейские торговцы в Тагиру везут без проблем, и никто препон им не ставит. А вот дефицит стратегического для бронзового века металла куда важнее.

Я ещё немного порасспрашивал тенхорабитского Вестника насчёт строгости соблюдения эмбарго и прочего, пока Хиштта не попросил слова.

-Говори – разрешаю, сопроводив разрешение кивком головы.

-Такое дело – неуверенно начал помощник Шонека….

Через несколько минут я уже начал смотреть на молодого тенхорабита с некоторым уважением даже. Предлагал тот ни много, ни мало организовать канал поставки олово из Кабирши в Тагиру. С нашим островом в качестве перевалочного пункта.

И действительно, чего это я зациклился на торговле только продуктом нашего, папуасского производства. Словно не было перед глазами у меня в прошлой жизни целой страны, жившей перепродажей импортного ширпотреба.

Идея, высказанная Хишттой, после небольшого обсуждения была признана стоящей практически всеми присутствующими. Самым большим скептиком оказался ваш скромный слуга: я вполне резонно высказался насчёт того, что несколько странно выглядит концепция международной морской торговой компании, когда у нас нет ни кораблей, ни достаточного количества обученных людей в экипажи.

Шонек, однако, при полной поддержке всех своих единоверцев отмёл данный аргумент, заявив, что для начала под такое выгодное дело пару судов можно взять в долг. Причём с деньгами и процентами договорятся тенхорабиты на Икутне и Тоуте. На Тоуте, кстати, на верфях, и закажут корабли. Ну а если чего не срастётся, то на первый сезон можно будет договориться с кем-нибудь из тех торговцев, которые пострадают в ближайшее время из-за открытия палеовийцами торговли с Южным архипелагом. С тем же Тшур-Хапоем, коль он и так уже во всю повязан в делах с Людьми Света и Истины.

Тогда я засомневался насчёт того, что в Вохе нам продадут стратегический металл. Вестник на это ответил: «Будем прямо в Кабирше закупать. Им всё равно кому продавать, главное, чтобы не тагирийцам». И тут же добавил фразу, сильно поколебавшую мое желание влезать в столь прибыльное дело: «От Кабирши прямо на Пеу и плавать безопаснее, чем  с Вохе. К югу от Икутны, да ещё в открытом море, опасность встретиться с кораблями нехороших людей мала. Не то, что в водах Шщукабы».

Я потребовал подробностей: что за «нехорошие люди» такие, и какая такая Шщукаба? Последнее слово, оказывается, обозначает внутреннее море между Кабиршей и Вохе. Цепь островов, самым крупным из которых является Икутна, ограничивает Шщукабу с юга. А что до «нехороших людей», то те воды просто кишат пиратами – благо изобилие мелких островов и укромных бухт, словно специально созданных богами для создания убежищ, равно как и узких проливов, где так удобно караулить добычу,  сильно способствуют промыслу, которой можно поистине назвать народным для тамошних мест. А неопределённость границы между сферами влияния Кабирши и Вохе и соперничество двух держав за контроль над теми водами и островами добавляли к благоприятным для морского разбоя географическим условиям не менее благоприятные политические.

Потому по внутреннему морю купеческие корабли  предпочитают передвигаться в составе больших караванов: например, вохейские торговцы, плавающие на Пеу, сначала добираются до Икутны в составе флотилий из разных портов Вохе, а там уже объединяются для плавания в Тагиру. Побережье империи в плане пиратов поспокойнее Шщукабы, хотя и вблизи берегов «Страны чёрных» «джентльмены удачи» пошаливают. А уже из Тсонго-Шобе к нам негоцианты добираются поодиночке: «нехорошим людям» в  открытом океане делать нечего –  проще подстерегать добычу на подходе к портам или в проливах, которых никому не миновать; вот и стараются купцы на последнем этапе опередить коллег-конкурентов.

 Услышанное как-то не вдохновляло: не для того я своих папуасов пристраиваю на вохейские корабли, чтобы они рисковали попасть в загребущие лапы морских разбойников. Знал бы раньше, не стал бы с таким рвением предлагать своих подопечных торговцам в экипажи. Теперь же буду переживать за каждого из трёх дюжин туземцев, что в этом году отправились с купцами на север.

Напрасно Шонек уверял меня, что нашим кораблям через пиратоопасные воды пробираться от силы два или три дня – от берега Кабирши до пролива между Икутной и Кувакутной. А насчёт тех, кто уплыл нынче, успокаивал: дескать, Шщукабы  вохейцы достигают уже на границе сезона штормов, когда «работники абордажной промышленности» больше отсиживаются по своим укрывищам, нежели караулят добычу.

 

 

Впрочем, совсем уж испереживаться за бедных, белых, пушистых и беззащитных папуасов,  отправленных мной по неведению на съедение к злым северным бармалеям, мне сегодня не дали.

Только обсудили вчерне проект будущего коммерческого предприятия по перепродаже стратегических ресурсов, и кто за что в нём отвечает, и собирались уже устроить обед, так появился смутно знакомый мархонец, с ходу начавший тараторить: «Сонаваралингатаки, беда, чёрные чужаки побили наших!» Никаких подробностей добиться не удавалось. Пришлось брать дежурную группу «макак» и топать в порт, гадая по дороге, чего же там натворили горячие парни с чёрной кожей разных оттенков…

Ну, вот и берег с гудящей на разные голоса толпой. Расталкивая туземцев, добираюсь до тагирийского корабля,  окружённого враждебным человеческим морем – так что и к морю настоящему, в данном случае не столь опасному, несмотря на уже наступающие шторма, хрен пробьёшься. Собравшиеся, при виде великого и ужасного Соноваралинги-таки во главе с верными «макаками», начинают замолкать. Так что последние шаги к эпицентру конфликта идём практически в полной тишине – даже слышно как шуршит прибой.

К счастью, до смертоубийства, судя по наблюдающейся картине, дело не дошло: имеется куча синяков и шишек с обеих сторон, один тагириец сидит, держась за кровоточащий бок, пара мархонцев лежат, но, вроде бы, дышат.

-Чего не подели?! – громко спрашиваю.

И мархонцы, и заморские  гости молчат.

-Ну?! – добавляю металла в голосе.

Тягостная тишина начинает надоедать, и я уже собираюсь назначить первого свидетеля-добровольца, как у одного из туземцев прорезался голос: «Да это. Они первые начали.…» Ну, разумеется, «мы» никогда первыми не задираемся – всегда виноваты «они».

-Из-за чего началось? Кто зачинщики? – дальше допрос идёт по стандартной схеме.

По версии местных обитателей, наглые чужаки начали приставать к «нашим» девушкам, бравые дареои вступились за честь соплеменниц, а дальше всё завертелось…. В мордобое честно сознаются все, имеющие «боевые» отметины. А вот чьи это руки держали нож, случайно воткнувшийся под рёбра тагирийцу, никто не видел.

-А где к девкам то вашим чужаки приставали? – неожиданно поинтересовался Тагор – В селении?

-Нет, здесь -  простодушно ответил один из мархонцев.

Ну, понятно, шлюх местных не поделили: порядочным дамам нечего делать на берегу, где из достопримечательностей кроме стоянки чужеземных кораблей ещё только трущобы. О чём я и высказался, добавив к характеристике «дам полусвета» несколько подходящих определений относительно умственных способностей граждан, которые едва не устроили смертоубийство из таких-то потаскух.

Закончил же, обращаясь к участникам драки: «Если сейчас же тот, кто ударил ножом чужеземца не объявится, все, у кого найдём следы побоев, будут признаны виновными и ближайшие пять лет будут либо болота в Бунсане копать, либо в Талу мёрзнуть».

Долго ждать не пришлось – из толпы вышел испуганный парень лет двадцати. «Ну, я ударил. А чего они Токолу по голове дубиной ударили!»

«С чужаками я ещё буду разбираться» – прерываю словоизлияние явившего с повинной – «Молодец, что не побоялся сам признаться. Это тебе зачтётся, когда участь буду решать». И обращаясь к стоящим слева «макакам»: «Взять его». Те привычно выполняют команду.

Потом обращаюсь к Ньёнгно, которого догадался прихватить с собой, несмотря на спешку: «Скажи своим землякам, что тех, кто нанёс увечья жителям Мар-Хона, следует судить по нашим законам. Потому пусть сами выдадут их. Иначе задержим корабль на время разбирательства».

Распорядитель стад принялся было втолковывать капитану тагирийского судна, чего я от того хочу. Но почти сразу же растерянно повернулся ко мне: «Я их с трудом понимаю».

-Почему?

-Язык моего племени отличается языка жителей побережья.

Проклятие…

-И как ты в Тагире витуков покупал?

-На большом рынке, где продают рогатых, много из моего племени или соседей, которые говорят почти как мы.

-Если Сонаваралинга-таки не против, я могу помочь – неожиданно прозвучал голос вохейского капитана.

-Спасибо, Охуш-Чикмай – отвечаю – Ты бы очень помог.

Вохеец бодро прощелкал длинную фразу на языке «чёрных». Его тагирийский коллега с сомнением, как мне показалось, что-то ответил.

-Утунхо спрашивает, что грозит его людям – перевёл вохеец.

-Скажи почтенному Утунхо, что если пострадавшие останутся живы, то нанёсшие им увечья  по нашим законам должны работать на семьи пострадавших до выздоровления последних. Если умрут – то судьбу убийц буду решать я. Но с содействием Утунхо или без – я найду виновных. А если не найду – заставлю всю команду корабля работать на родственников потерпевших. Или отвечать за убийство.

На этот раз два капитана переговаривались достаточно долго. Потом Охуш-Чикмай сказал: «Утунхо говорит, что до захода солнца выдаст Сонаваралинге-таки для суда тех, кто покалечил его людей».

-Хорошо. Тогда до темноты виновные должны стоять предо мною. Вон там – показываю на видную и с берега Цитадель. И, обращаясь к Тагору – Поставь охрану, чтобы местные с чужаками вновь не сцепились, а «черные» не вздумали бежать.

А у меня сегодня ещё одно дело. Настроения, конечно, после сегодняшнего «инцидента» никакого. Посидеть бы сейчас просто в тишине или слушая болтовню «макак» из разряда «ни о чем». Но такова доля властей предержащих – заниматься делами, несмотря ни на какие обстоятельства, выбивающие из колеи.

 

 

Вернувшись в Цитадель я приказал подростку, выполнявшему обязанности секретаря при моей персоне: «Тируку,  найти Тонеки и скажи, что Сонаваралингатаки просил его прийти на площадку собраний». Молодой бунса помчался искать Вестника. А пока Шонек не появился, я в последний раз выстраивал в голове предстоящий сейчас разговор.

Пожилой тенхорабит появился быстро.

-О чём Сонаваралингатаки хотел поговорить со мной? – поинтересовался он – Может, ему нужен совет, как рассудить участников безобразия, случившегося сегодня  на берегу?

-Нет – пожал я плечами на папуасский манер – Сегодняшнее дело я рассужу сам. Убить никого не убили, порезанное мясо заживёт, а у тех двоих, что по головам получили, мозгов всё равно нет, так что повредить ничего не повредило.

Шонек вежливо улыбнулся моей шутке и вопросительно посмотрел на меня.

-Как обстоят дела в Обители Сынов Достойных Отцов? – решаю начать разговор издалека.

-Неплохо – отвечает Вестник – Хотя могло быть и лучше.

-Что именно не устраивает уважаемого Тонеки?

-Главное, что меня не устраивает, это моё собственное плохое знание языка и обычаев людей Пеу – усмехнулся старик – И мой возраст не устраивает. Который мешает быстро учиться новому.

-А местные учителя в Обители Сынов Достойных Отцов? – уточняю – С ними у уважаемого Тонеки нет…. недоразумений?

-В чужих обычаях многое может показаться странным и неправильным – Вестник улыбнулся – Но мне довелось прочесть десятки, даже сотни, книг о разных народах и странах. Да и повидал я немало разных земель и их жителей. Но самое главное, чему я научился за эти годы – это тому, что в чужой стране лучше знакомиться с тамошними обычаями и правилами жизни, а не поучать хозяев, тому, что считаешь пристойным ты сам.

-Настоящая мудрость приходит с годами. Правда, не ко всем – отвечаю после некоторого раздумья – Но как же желание нести вашу Истину? И тот наш разговор, в котором я просил почтенного Тонеки стать наставником в Обители Сынов Достойных Отцов?

-Дело, что Сонаваралингатаки поручил мне, требует большой осторожности – Вестник вздохнул – Оскорбив по незнанию какой-либо из обычаев Пеу, я утрачу доверие в глазах наставников и учеников Обители Сынов Достойных Отцов. Потому лучше вначале ознакомиться с тем, что люди Пеу считают плохим, а что хорошим.

-Но если в обычаях моего народа что-то будет мешать учить народ Пеу новому, тогда что, отступиться? – разговор начинает приобретать совершенно неожиданный для меня оборот.

-Нужно понять, что серьёзно мешает приходу нового, а что нет – отвечает Шонек – Например, мужеложство, которое царит в ваших мужских домах, и которое очень не нравится уважаемому Сонаваралинге-таки, нисколько не  помешает  узнавать ученикам новое. А вот вера во всевозможных духов, которые будто бы стоят за всеми событиями, может очень сильно мешать, препятствуя  постижению тех законов, что управляют природой и людьми.

Я невольно скривился: и этот туда же…. Мало мне, что Тагор постоянно недоумевает и даже слегка подтрунивает над моим негативным отношением к папуасской педерастии. Но Вестник принял гримасу на лице варварского правителя на счёт «наезда» на туземные предрассудки.  Хотя чего ему тут корчить представителя просвещённой нации – рядовые тенхорабиты от моих папуасов недалеко ушли по части суеверий, не брезгуя всякими магическими обрядами и оберегами. Местных домовых уж точно подкармливают и задабривают.

Прерывая возникшую неловкую паузу, я спросил: «Как идёт обучение Сынов Достойных Отцов тому письму, которое создал Тагор? Не сильно ли оно для них сложно?»

-Я учу их меньше «дождя» – ответил Шонек – За это время  кто-то научился читать и теперь учится писать, а кто-то и сотни знаков не заучил.

-А как обстоит с грамотой у тех детей, которых уважаемый Тонеки опекает? – я имею в виду тех сирот, что Вестник насобирал после подавления восстания среди Болотного Народа.

-У них тоже успехи разные. Но большинство уже хорошо читает и неплохо пишет. Тируку, которого ты держишь при себе, пожалуй, один из лучших.

-Мне нужно много людей, которые будут способны учить других грамоте. Я хочу, чтобы через десять или двадцать дождей все воспитанники Мужских домов по всему острову учились чтению, письму и счёту.

-На Пеу несколько сотен деревень. В каждую нужен будет наставник, способный научить грамоте – говорит Шонек. Кажется, я в очередной раз сумел удивить тенхрабитского патриарха.

-Вот за ближайшие десять лет и нужно будет подготовить таких наставников – говорю спокойно, как само собой разумеющееся – Так что тебе, Тонеки, придётся делить время между Обителью Сынов Достойных Отцов и школой для будущих наставников в рядовых Мужских домах. И не забывай, что люди Пеу уважают, прежде всего, силу с ловкостью и храбрость. Потому эти наставники, которым предстоит разойтись по всему острову, должны не только грамоте учить, но и за себя постоять. Тем более, что многим из них уготована участь чужаков. Ибо первыми учителями будут бунса с тинса, да вэи с хонами. Впрочем, укрепление духа и тела воспитанников – забота Тагора.

-Может быть, Сонаваралингатаки, начать с малого и доступного, и попробовать ввести всеобщее обучение пока что в Вэйхоне, Текоке и Бунсане с Тинсоком? – предложил Шонек – Для этих земель мы сумеем подготовить учителей в ближайшие несколько лет. И они не будут здесь чужаками. А «дождей» через десять или чуть раньше первые воспитанники Обители Сыновей Достойных Отцов вернутся в свои родные селения. И если усвоенное здесь даст им уважение и влияние среди соплеменников, то многие захотят обучать своих детей грамоте.

Что ж, Вестник умеет подбирать слова, дабы мягко и деликатно остановить полёт  фантазии. А то я чего-то размечтался – за десять лет ликвидировать неграмотность среди народа, который письменности то до вчерашнего дня не знал. Скромнее надо быть, скромнее. Так что, действительно, начнём внедрять образование с тех территорий, на которых моя власть более-менее установлена. Причём кроме проблем с кадрами согласиться с предложением старого тенхорабита меня побуждают и соображения политического характера: в условиях слабой централизации Пеу нужно использовать любое преимущество областей, контролируемых верховными правителями острова, над окраинами. Глядишь, тогда и завинчивание гаек и святое дело борьбы с первобытно-коммунистической анархией пойдут быстрее и бодрее.

Поэтому вежливо отвечаю: «Здесь я соглашусь с уважаемым Вестником. Действительно, любое большое дело всегда начинается с малого».

 

 

За похлёбкой из птичьего мяса с приправами и кусочками коя я немного порасспрашивал Шонека о делах в учебном заведении «вообще». Тенхорабит прихлёбывая мясной бульон, между делом отвечал. От этих его ответов тоска полная накатывалась: сколько же ещё придётся ломать и переделывать папуасов. Даже дети и подростки полны туземных предрассудков. Которые из них  вряд ли удастся выбить полностью. В лучшем случае школа для детей-заложников заложит только основу для дальнейшего движения. А мне и не увидать, скорее всего, того будущего Пеу, где не умирают при рождении каждый десятый новорожденный или роженица, где дети учат таблицу умножения или законы Ньютона, а не слушают наставления шаманов о том, как следует добиваться благого расположения со стороны духов.

Поэтому появление теплой компании из двух капитанов - Охуш-Чикмая с парой своих моряков и Утунху, сопровождаемого тройкой «чёрных», было встречено мною чуть ли не с радостью – хоть отвлекусь на судебное разбирательство. Впрочем, как тут же выяснилось, один из сопровождающих тагирийца – дюжий детина звероватой наружности – скорее сам был сопровождаемым, точнее конвоируемым. Ибо являлся тем самым злоумышленником, умудрившимся свалить с ног двух мархонцев. Обо всём этом поведал вохейский капитан, разумеется, со слов чернокожего коллеги.

-Он двоих успел избить? – с сомнением в голосе уточняю у переводчика.

-Да – подтверждает Охуш-Чикмай, переспросив у Утунху.

-Бывает всякое – моё недоверие вполне понятно: каким бы здоровым лбом ни был этот Гынбу, но, кажется, что капитан решил отделаться малой кровью, выдав одного из виновных. Ну да ладно, примем версию тагирийской стороны на веру – мне, по большому счёту, на хрен не нужно скрупулёзное отправление правосудия с поиском и наказанием всех виновных и причастных, достаточно будет продемонстрировать и чужакам, и своим, что Сонаваралинга стоит на страже законности и порядка. Во избежание, так сказать, эксцессов в будущем. Поэтому я говорю: «Его судьбу, равно как и о наказание того, кто ранил «чёрного»,  буду решать завтра».

Как раз первая половина дня у меня отведена под разбор жалоб и споров подопечного населения. Вот первым номером и пойдёт дело о массовой драке, повлекшей телесные повреждения. А на сегодня мой рабочий день уже закончен.

Все чужеземные моряки, кроме тут же взятого под стражу верзилы, удалились. А тому ночевать пришлось в уже готовой стараниями Сектанта тюрьме. Камер там было целых четыре. Обычно они почти всегда пустовали. Иногда даже там ночевал кто-нибудь из гостей Цитадели, когда таковых было слишком много – при открытых дверях, разумеется. Сегодня же случай практически исключительный – ранее заключёнными никогда не были заняты сразу две камеры.

 

 

Возможно, набившаяся в Цитадель публика рассчитывала на шоу, но я жестоко обманул ожидания почтенных, и не очень, мархноцев и гостей порта. В нескольких фразах изложил суть дела, поинтересовался у присутствующих, не желает ли кто-нибудь поправить, дополнить или в чём-нибудь опровергнуть меня, уточнил о состоянии здоровья  серьёзно потерпевших с обеих сторон, удостоверившись в том, что жизнь их вне опасности. Потом подсудимые дали признательные показания. После чего я вынес решение: местному оболтусу по имени Похотонку – учитывая явку с повинной, год «улагу» в Бунсане. Тагирийцу – работать на семьи пострадавших от его рук, в соответствие с папуасскими обычаями. Тут же пришлось сделать заявление, адресуясь как к тем, на кого назначенному соотечественниками «козлом отпущения» предстояло пахать ближайшие месяцы, так и к его соплеменникам: «Пусть семьи дареоев Топирикуру и Такни помнят, что чужак, который будет работать вместо их родственника, находится под защитой Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками и её верного слуги Сонаваралинги-таки. Я буду следить, чтобы Гинбу выполнял только такую работу, которую не стыдно выполнять мужчине, а также за тем, чтобы чужака не оскорбляли и не причиняли ему никакого вреда, за исключением случаев, когда тот сам будет зачинщиком». И недобро посмотрел на кучку родственников пострадавших мархонцев: дескать, случись что с чужеземцем, узнаю всю правду, и тогда, смотрите у меня…

На сём судебное заседание закончилось: Гынбу уныло поплёлся за туземцами, на которых ему ближайшие месяцы предстоит горбатиться, Похотонку вновь отправился в «камеру», дожидаться ближайшего этапа в Бунсан, тагирийцы по быстрому предпочли свалить на берег, к своему кораблю. Капитан Утунху напоследок поинтересовался через вохейца, может ли он со своими людьми отправляться домой, получив ответ, что да, могут на все четыре стороны катиться.

Ну а я занялся остальными делами. Ничего серьёзного не было, потому разобрался до наступления полуденной жары. Так что информацию о том, что тагирийцы спускают свой корабли на воду и грузят полученные накануне связки тонопу, до меня донесли быстро.

«Пусть плывут» - равнодушно прокомментировал я сообщение бойца из «макак», примчавшегося с берега. Тагор, который командовал охраной на берегу, уже в курсе, что «чёрные» выдали преступника, и вроде бы нужды удерживать их нет, но всё же решил подстраховаться и уточнить.

Мне же никакой разницы нет – сыты тагирийцы нашим гостеприимством, и собрались домой – это их дело. Вохейцы, по словам Охуш-Чикмая, также намерены пережидать сезон штормов Тсонго-Шобе. Ну, этих то понять легко – с началом навигации они доставят на Пеу новую порцию коровьего молодняка, опередив остальных на несколько недель, и снимут все сливки.

То есть, это им кажется, что они, как самые первые, смогут лучше коллег-конкурентов расторговаться. На самом деле у них есть неиллюзорный  шанс получить кучу обесценивающихся ракушек, ещё не зная о «сюрпризе», подготовленном палеовийцами.

Не знаю, каким уж образом про грядущее открытие торговли с Южным архипелагом пронюхали тенхорабиты,  но кроме моих друзей-сектантов (по крайней мере в Тагире)  больше никто никто не слышал. Шонек вслед за Хишттой при этом был в информации уверен на все сто процентов, упорно отшучиваясь насчёт её источника…

 

 

 

 

 

 

 

 

Изменено 5 Oct 2017 пользователем Изяслав Кацман

[Крукс]

Если этот корабль с дюжиной цхвитукхов  обошёлся в семь сотен связок тонопу, то в будущем за такой корабль придётся заплатить пятнадцать десятков сотен связок.

Тут точно не ошибки в цифрах? 

7 и 150, больше чем в 20 раз инфляция? 

 

[Изяслав Кацман]

Тут точно не ошибки в цифрах?  7 и 150, больше чем в 20 раз инфляция? 

Да, ошибка. Запутался я с этой папуасской системой счёта, в который нет простых числовых обозначений для величин, больших сотни.

Спасибо. Исправлю.

[Изяслав Кацман]

В честь прошедшего 7 Ноября очередная прода.

Глава десятая

В которой герой оказывается в затруднительном положении.

 

 -Значит, так и сказали? – уточнил я.

-Да, так и сказали – подтвердил Хурак-Чикна слова Хиштты – Говорят, корабль тагирийский. А вывоз чибаллы в «Страну чёрных» запрещён.

-А почему в самой Кабирше не задержали? Почему на Икутне?

-Не могу знать - вохеец, служивший помощником капитана на арестованном судне нашей «Оловянной компании», ответил несколько виновато. Хотя никакой его вины в произошедшем не было. И добавил чуть помедлив – Когда Тунбал-Пакхыр и Хиштта стали узнавать, можно ли договориться с тамошними портовыми чинами по-хорошему, то оказалось, что за всем стоит сам господин Шиншой-Тушха, наместник Повелителя Четырёх Берегов.

-Но что-нибудь известно? – продолжаю пытать обоих – Зачем, почему?

-Увы… - вохеец мотнул головой – Слухи ходят самые разные. Но точно никто ничего не знает.

-Да, так и есть – добавил Хиштта – Я попросил наших братьев узнать подробнее. Но за те дни, что оставались до отбытия корабля Кушмы-Чики, никто ничего нового не сообщил. Разве только, что наши слова о том, что «Пять перьев топири» принадлежит правительнице острова Пеу, приняли к сведению. В том числе, и из-за того, что почтенный Кушма-Чика свидетельствовал в нашу пользу. Поэтому и обошлись к командой достаточно мягко – не стали их бросать в тюрьму, как обычно поступают с теми, кого ловят на провозе товара, запрещённого волей Повелителя Четырёх Берегов. Только, как сказал старший писец при господине наместнике, свидетельства одного человека будет мало. Вот когда на Икутне появится кто-нибудь из иных вохейцев, которых я перечислил как свидетелей покупки корабля у тагирийцев, тогда решат его судьбу. А когда эти купцы появятся? Бухшук-Мишка и Охуш-Чикмай уже успели уплыть к «чёрным», а остальные вообще на Икутне в этом году не появлялись. Этих двоих ждать придётся несколько месяцев, а других вообще неизвестно где искать: Шщукаба большая, а на юге в этом году делать нечего.

-Ладно – говорю – Идите, отдыхайте. А вечером соберём совет.

М-да…. ситуация…. дерьмовая ситуация в общем. По-другому не назвать. Из двух имеющихся в распоряжении нашего торгового общества кораблей один задержан на Икутне. Второму удалось каким-то чудом избежать чрезмерного внимания верных слуг как  Повелителя Четырёх Берегов, так и Любимого Сына Бога Потрясателя Земной Тверди и благополучно добрался до Мар-Хона с грузом олова ещё две недели назад. Потому до сегодняшнего дня я пребывал в счастливом неведении. Пока сегодня на паруснике Кушмы-Чики не приплыли помощник попавшегося капитана и Хиштта, ответственный за саму торговую операцию.

Соображалось туго. Все мысли сводились к «Усё пропало, шеф!!!». Тот факт, что «шефом» был я сам, как-то мало утешало. Скорее наоборот – отвечать то за всё мне. Сама по себе арестованная лоханка тагирийской постройки, в общем-то, не большая беда. Её  всё равно следовало убирать с рейсов в открытом океане. Я уже успел наслушаться от Тунбал-Пакхыра и Хурак-Чикны много «хорошего» про своё прошлогоднее приобретение. «Не гонялся бы ты, любимец Тобу-Нокоре, за дешевизной»…. Зато сколько радости было в конце прошлого торгового сезона, когда забрал у купцов-«чёрных» один из их кораблей за половинную стоимость от обычной цены в счёт долга за привезённое олово.

Из того, что я сейчас выслушал, следовало, что вроде бы корабль даже могут отпустить – через несколько месяцев, когда Бухшук-Мишка и Охуш-Чикмай поплывут домой. Впрочем, нет никакой гарантии, что они вернутся на север именно через Икутну. Обычно этот остров служит транзитным пунктом из Шщукабы в «страну чёрных» или к нам, на Пеу. Но Тобу-Нокоре тип капризный, может закинуть их на любой из клочков суши, ограничивающих Внутреннее море с юга. А то  и к берегам Кабирши вынести, или протащить мимо, прямиком до Вохе или Тоута. В таком случае экипаж, состоящий наполовину из моих папуасов, будет куковать в икутнском Цхолтуме невесть сколько, пока туда не занесёт кого-нибудь из тех вохейцев, кого позвали свидетелями при передаче Утунху тагирийской лоханки в мои руки. Да даже если купцы-свидетели всё же окажутся в конце этого навигационного сезона на Икутне, Тунбал-Пакыр вряд ли рискнёт выйти в море в преддверии штормов, тем более на тагирийской лоханке. В любом  случае нынешний год потерян.

Конечно, если верить рассказам как Тагора с Кирхитом, так и Вестника, Хиштты и прочих тенхорабитов, о порядках, царящих на бронзововековых таможнях, есть некоторые шансы выручить этот шедевр тагирийского судостроения не вполне законным путём – либо через тамошних Идущих Путём Истины и Света, либо банальным подкупом ответственных лиц. Только не известно, стоит ли «Пять перьев топири», как я окрестил после консультаций с приближёнными не очень удачное своё приобретение, возни и денег на взятки. Если бы не застрявший на Тоуте экипаж, в котором больше половины мои родные папуасы, я бы решил, что проще будет не заморачиваться судьбой проклятой лоханки. Да и арестованное олово, из-за которого весь сыр-бор, и которое в разы ценнее  корабля, интересует. При попытке договориться частным порядком, в обход вохейских законов, его, скорее всего, можно смело списать в убытки: сидя в крабовом углу здешнего мира, разумеется, трудно судить о том, как в цивилизованных, по местным меркам, странах обходятся с контрабандой, но что-то подсказывает мне – возвращать с извинениями никто ничего не будет. Скажите спасибо, что вас самих и ваше корыто отпустили.

Так что арестованное судно и груз, двести десять весовых кабиршанских «четвертей» олова, на покупку которых потрачено было две с лишним тысячи полновесных золотых с профилем нынешнего вохейского Повелителя Четырёх Берегов Тишпшок-Шшивоя, или по-простому, «повелителей», зависли в непонятном статусе на весьма неопределённый срок. Что крайне неприятно….

Триста пятнадцать «четвертей», что удалось привезти, «отбивают» все понесённые затраты – как внесённые из личных средств пайщиков «Оловянной компании», так и из взятых взаймы. И даже ещё останется на выкуп с царских верфей Тоута двух «шухонов», заложенных под барыши этого года и перспективы расширения торговли стратегическим металлом. В том числе один из них должен заменить тагирийское корыто в следующую навигацию. И на привезённых в этот сезон «чёрными» телят должно хватить. Прибыль, правда, после выплат долгов и процентов по ним ростовщикам на Тоуте и Икутне, будет стремиться к нулю. И не густо будет с наличностью для новых закупок олова – а значит, Хиштта с его единоверцами на островах Шщукабы опять пойдёт на поклон к местным протобанкирам-кровопийцам. Дела, конечно, с ними и так вести придётся – но одно, когда приходишь к менялам обращать в звонкую монету долговые обязательства тагирийских купцов, а другое – когда оставляешь свои собственные расписки с обещанием отдать через полгода на четверть больше.

И это ещё божеский процент, который предоставили под гарантии тамошних тенхорабитов. С обычного купца бы содрали все сорок или пятьдесят процентов (за полгода – за год под сотню набежит), а попавшему в трудную ситуацию крестьянину или ремесленнику светило бы годовых вообще процентов двести. Формально в большинстве стран действуют законы, ограничивающие процент, но всегда существует куча лазеек обойти царские указы, да и куда пойдёт лишившийся урожая или скота селянин жаловаться на менялу-ростовщика, от доброй воли которого зависит его выживание. Ничего удивительного, что Идущие Путём Света и Истины практикуют «кассы взаимопомощи», к помощи которых любой Услышавший может прибегнуть в трудную минуту. Кстати говоря, подобная практика немало способствует притоку новых членов в ряды тенхорабитов. Хотя нередко сектанты не делают особой разницы  между единоверцами и просто соседями в тяжелых ситуациях. Что, впрочем, скорее, ещё больше привлекает новых «собратьев» - когда сосед дал в займы пару серебряных монет, благодаря которым ты смог выкрутиться и не продать за бесценок свою мастерскую или лавку, как-то поневоле начнёшь уважать его странную веру, а там потихоньку, не заметишь, как начнёшь ходить на их сборища и слушать проповедников.

Нет, конечно, нам можно в этот раз извернуться, вновь влезть в долги. Вот только кто даст гарантии, что в будущем аресты кораблей «Оловянной компании» не продолжатся….

Да и тагирийские покупатели вообще-то рассчитывают не на три сотни «четвертей» металла, а на несколько большее количество. И именно под  обещанный в прошлом сезоне объём поставок они влезли в долги под немалые проценты.

Потому  произошедшее следует «разрулить» как можно скорее…. А ведь как всё хорошо начиналось два неполных года назад.

Как только уплыли после драки и последовавшего суда тагирийцы, Тшур-Хапой привёз вторую за сезон партию тенхорабитов (почти поголовно женщин и детей, чьи мужья и отцы добирались до Пеу «односторонними» матросами на кораблях других купцов). По идее говоря, лучший друг Идущих Путём Света и Истины должен был появиться ещё месяца полтора назад, чтобы успеть до штормов отправиться домой. Но что-то не срослось не то у него, не то у тоутских сектантов. И теперь у торговца нарисовывалась перспектива проторчать дождливый сезон в Мар-Хоне. В свою очередь это означало, что двух плаваний за следующую навигацию у лучшего друга тенхорабитов может не получиться. Что влекло недополученную прибыль.

Не удивительно, что наше с Шонеком с предложение в следующий сезон кроме пассажиров доставить прикупленные в Кабирше полсотни или чуть больше «четвертей» олова почтенный негоциант воспринял с энтузиазмом: металл, в отличие от двуногого или четвероногого груза есть-пить не просит и вообще требует меньшего комфорта – главное, правильно распределить слитки в трюмах и закрепить понадёжнее.

Как «четверть» я перевёл  для себя с вохейского название, обозначающее, не трудно догадаться, одну четвертую долю обычной местной единицы измерения товаров. В данном случае подразумевалась четверть кабиршанской «меры» - то есть литров шесть или семь. Учитывая немаленькую плотность олова, должна получиться увесистая чушка, которую, тем не менее, вполне по силам тягать здоровому взрослому мужику.

Для начала было решено не посвящать Тшур-Хапоя в будущие планы, потому торговцу сообщили полуправду: дескать, закупаем для нужд собственной металлургии, попытались в «Стране чёрных» приобрести, а там с этим тяжело. Торговец, успев побывать, подобно большинству своих коллег, в мархонской медеплавильне, представлял масштабы нашего производства и наши потребности в олове. Поэтому выразил некоторое недоумение: дескать, на хрена его столько.

На сиё я ответил рассказом о планах по многократному увеличению выплавки – вон даже сами мастерские переносим ближе к месторождениям. А Вестник добавил, что цены на чибаллу всё время лезут вверх, не так резко, конечно, как лет десять назад, когда тюленеловы начали резвиться на просторах Земноморья, но всё же. Потому и решили закупить побольше за один раз. Да и от причуд кабиршанского Любимого Сына Потрясателя Земной Тверди никто не застрахован: а ну как взбредёт тому в голову вовсе запретить вывоз олова из своей страны. Сейчас-то только тагирийцы страдают, а ну как на всех запрет распространит.

Поверил лучший тенхорабитский друг нам полностью или нет, оставалось на его совести. Но согласился со столь выгодным предложением, немного поторговавшись для приличия вокруг своих услуг и попеняв по-приятельски, чего не заказали чибаллы весной – пара-тройка «четвертей» его бы совершенно не стеснила, а оказать небольшую услугу хорошим людям Тшур-Хапой всегда рад.

Наверное, хитроумный торговец рад был бы выступить в данной коммерческой операции не простым перевозчиком, но условия выставлены ему твёрдые: закупать олово будет Хиштта, а нашему другу отводится только роль транспортировщика – и так плату получит немалую.

На что же мы собирались покупать дефицитный, а потому и достаточно дорогой, металл? Ну, во-первых, до меня наконец-то дошли деньги за проданных в рабство вожаков мятежа «болотных червей». Причём неизвестный мне контрагент, не знаю даже, тоутец, вохеец и или икутнец, прислал твёрдую валюту этого мира – вохейские золотые  с  профилем Тишпшок-Шшивоя, те самые «повелители». Конечно, десяток довольно тусклых кружочков –  не бог весть, какая сумма. В операции с оловом это капля в море. Но тобеки по зёрнышку клюёт. Ракушки на север в свете имеющихся сведений никакого смысла везти не было – выгоднее будет их сбывать в Тагиру. А вот жемчуг другое дело. Я уже начал компанию по его сбору. Жителям деревень на берегу Тинсоксого залива было объявлено, что семья, предоставившая пять камней-из-раковины, будет на целый год избавлена от обязанности посылать мужчин за пределы Болотного края, а десять жемчужин освободят от повинностей и внутри Тинсока с Бунсаном. Ну и «сильным мужам» Вэйхона обещано было много заморских ништяков, если они до конца штормов предоставят Сонаварилинге-таки камней-из-раковины: чем больше перламутровых бусин, тем больше топоров, кинжалов, чаш и ярких тканей получат мои друзья. Вот типулу-таками «расжемчужить» не удалось – робкое вербальное поползновение со стороны вашего покорного слуги на сокровища своей перьеплащеносной подруги вызвало такой шквал негодования, что я по быстрому замял тему и больше к ней не возвращался.

Если же монет, вырученных от продажи жемчуга, не хватит на покупку всего запланированного олова, то Шонек пообещал по тенхорабитским каналам занять недостающую сумму у тоутских или икутнских менял. Кроме этого Хиштта ухитрился за оставшиеся сутки, которые прошли между первым разговором об образовании нового торгового общества и экстренным отплытием тагирийских купцов после драки с папуасами и скоропостижного моего суда над причастными, переговорить с «чёрными». Сделал это подручный Вестника вообще-то с моей санкции. А вот чего конкретно он успел тем наобещать, оставалось только догадываться. Но результатом явилась кучка разномастных монет в качестве небольшого аванса за обещанный стратегический металл: по большей части серебро и даже медь всевозможной чеканки – от тагирийских прямоугольников с отверстием посередине до тузтских «чешуек», но была пара  вохейских «повелителей» и даже один кабиршанский «землетряс». По прикидкам обоих тенхорабитов на десяток золотых эта мечта нумизмата тянула.

В итоге занимать пришлось не так уж и много по сравнению с общим объёмом сделки: всего шестнадцать десятков «повелителей». Жемчуг потянул на сорок пять десятков вохейских золотых, а два десятка монет у нас уже было. «Четверть» олова в Кабирше с учётом вывозной пошлины стоила  чуть меньше одиннадцати портретов Тишпшок-Шшивоя – если точно, то десять целых девяносто пять сотых при переводе в привычную для меня систему исчисления. Откуда такая скрупулёзность, никто ответить не мог. Пятьдесят болванок обошлись в 548 «повелителей» - вообще-то точно должно быть 547,5, но округлять принято в большую сторону. А в общей сложности с  учётом стоимости аренды корабля и расходов на продовольствие и воду вся торговая операция обошлась в шестьсот сорок восемь портретов Тишпшок-Шшивоя. Тагирийцы, же приплывшие чуть позже Тшур-Хапоя,  готовы были купить доставленное олово за тысячу сто сорок один полновесный вохейский «тугрик», из которых десяток они уже давали в качестве аванса. Итого чистая прибыль должна была составить четыреста девяносто три полновесных монеты. И это учитывая, что перепродано не всё олово: на пять «четвертей» наложили лапу Чирак-Шудай с Тухупу.

Впрочем, вохейским золотом наши партнёры из «страны чёрных» могли заплатить меньше двухсот монет. Остальное предлагали взять частью серебром имперской чеканки, а частью расписками, оформленными ещё в Тагире на икутнских менял – с соответствующим дисконтом. Я начал придираться к «ценным бумагам», хотя точнее буде – «ценным тряпкам», натравив на покупателей Хиштту с Шонеком и приглашенного в качестве эксперта Тшур-Хапоя. Несколько боязно доверять каким-то кускам материи с текстом вроде бы на вохейском и непонятными оттисками.

Но «лучший друг тенхорабитов», подтвердив подлинность подписей и печатей, а  также то, что процент, который возьмут за «обналичку» расписок менялы на Икуте, даже немного перекрывается предоставленным тагирийцами дисконтом, неожиданно начал докапываться до серебряных «тилихов».

Шонек со своими помощниками, основываясь на опыте полугодичного проживания в Тсонго-Шобе, считали, что десять «тилихов» соответствуют одному вохейскому «повелителю» - примерно такой была их покупательная способность в сравнении с вохейской валютой, и так они разменивали в случае нужды у местных менял. Тагирийцы один к десяти и предлагали оценивать – дескать, это для нас даже чуть выгоднее официального обменного курса, составляющего  где-то 9,8-9,9 «тилиха» за один золотой. Мне было без особой разницы, что отправлять на север в оплату новой партии олова, и я уже собирался согласиться.

Но Тшур-Хапой заявил, что реальная цена – за один «повелитель» двенадцать, а то и тринадцать тагирийских серебряков – в зависимости от года чеканки. Старые «тилихи» можно и в двенадцать оценить, а новые – и тринадцати мало будет. Я, разумеется, потребовал разъяснений.

Оказывается, тагирийские императоры последние десятилетия, пытаясь компенсировать расходы на войны по округлению границ державы, то и дело балуются порчей денег, потихоньку увеличивая в «тилихах» содержание меди и свинца. Соответственно, чем новее монеты, тем меньшую истинную ценность они представляют. Во внутренних расчётах это не столь заметно, хотя доверие к национальной валюте подрывается и, цены потихоньку растут. А вот при внешнеторговых сделках порчу тагирийского серебра всегда учитывают. Крупные меняльные конторы держат в штате хорошего ювелира, который способен оценить состав монет. А прочие могут воспользоваться услугами «проверочных лавок». Ну, или менять через серьёзных игроков.

Вохеец теперь упирал на то, что в нашей глуши определить качество «тилихов» невозможно из-за отсутствия специалистов – и потому брать тагирийскую валюту следует по самому низкому курсу. Я мысленно взял на заметку, что нужно озаботиться данным вопросом на будущее. Для начала Чирак-Шудая озадачить: не может быть, чтобы фанатик-металлург да не знал о способах анализа драгоценных металлов.

Старался Тшур-Хапой, разумеется, не просто так: узнав про провёрнутую у него под носом выгодную сделку, купец загорелся желанием присоединиться к проекту в дальнейшем, вот и показывал, какой он ценный партнёр.

В итоге тагирийцы вынуждены были согласиться на обмен один к тринадцати. И шесть тысяч триста «тилихов» превратились в эквивалент четырёхсот восьмидесяти пяти вохейских золотых вместо шестисот тридцати, как рассчитывали «чёрные». Из-за чего обнаружилось, что расписки теперь не покрывают всю разницу между наличной монетой и полной стоимостью олова. Тогда-то покупатели и предложили для покрытия  образовавшегося финансового разрыва один из тех кораблей, на которых привезли телят по прошлогоднему контракту.

В отличие от вохейцев, торгующих каждый на свой страх и риск и конкурирующих друг с другом, подданные Империи выступили как единое купеческое общество. Не знаю уж, как они между собой разбирались…. Тот тагириец, что владел кораблём, заявлял:  стоит его судно двести золотых, но он, так и быть, согласен отдать его за сто шестьдесят шесть монет – разницу, которую надо покрыть.

Тут уж обошлись без Тшур-Хапоя – Хиштта и Шивой сумели и своими силами сбить цену до сотни монет. А на оставшиеся шесть десятков и полдюжины купцы написали коллективную «личную» расписку, которая составлялась самими заинтересованными сторонами и заверялась подходящими свидетелями. Ну и, разумеется, такой документ, в отличие от бумаг, выправляемых в меняльных конторах, никто бы не принял в другой стране или даже в соседнем городе. В общем, смысл она имела только как обязательство одного лица перед другим. В третьи руки такие расписки передавались редко. Это крупные менялы, друг с другом общающиеся, повязанные взаимными интересам и обладающие связями повсюду, могли ещё надеяться выловить недобросовестного заёмщика на просторах Земноморья. Если честно, не понимал особой ценности данного документа, и на фоне намечающихся в перспективе доходов согласен был бы оценить парусник с рядами вёсел  по бокам и в назначенную владельцем сумму. Но северяне принялись уверять, что деньги лишними не бывают – в крайнем случае, пустим долговое обязательство на покупку скота.

Немного подумал, и решил, что этот долг действительно можно обратить в новую партию витуков. Предыдущую-то, ту, под которую «чёрные» получили ракушки на два года вперед, на Пеу уже полностью привезли. Ну и сказал тагирийцам, что расписку вручу Шивою, который отправится на одном из их кораблей в Тагиру. Вот моему эмиссару пусть эти шестьдесят шесть золотых долга и выплачивают по мере необходимости. Тенхорабит будет закупать в течение сезона штормов телят. Помогать же ему в этом будет наконец-то нашедшийся брат Ньёнгно. Тот неплохо устроился, попав в рабы к крупному землевладельцу, который оценил умение ухаживать за скотом. В итоге Чимбо  выслужился в распорядители стадами. Неволей при этом он, кажется, совершенно не тяготился. Впрочем, рабство в «стране чёрных», как я понял из рассказов Ньёнгно и купцов-тагирийцев, было мягче даже того, что практиковалось в Вохе или Кабирше. На севере раб тоже не был «говорящей вещью», которой хозяин волен распоряжаться как угодно. А давать вольную через десять-двадцать лет безупречной службы, вообще являлось, скорее правилом, чем исключением. В тагирийских же провинциях, заселённых чернокожими, невольники и вовсе проходили по разряду «вечно младших членов семьи» - а детей или внуков их уже практически не отличали от других членов клана.

На плоскогорьях и в саваннах корова или вол не стоили и пяти «тилихов», даже порченных местным монетным двором. Лишь только самые суперэлитные бурёнки и быки-производители могли потянуть на «повелителя» или даже больше. А молодняк в том возрасте, в каком отбирают его для перевозки на Пеу, оценивался раза в три, а то и четыре, ниже взрослых животин. В приморской «стране чёрных» цены на скот были чуть выше. С учётом того, что брат Ньёнгно должен отбирать самых лучших телят, а также из-за расходов на содержание и корм, цена может приблизиться к шести тагирийским серебряным квадратикам. Ну а транспортировка обойдётся в два раза дороже покупки на скотном базаре в Тсонго-Шобе. В итоге одна голова будет обходиться в восемнадцать «тилихов», или полтора «повелителя». Причём если на покупку и содержание витуков деньги будут по мере надобности давать в счёт долга мои партнёры, то за провоз с ними рассчитаемся оловом – из расчёта четыре слитка за сто голов, доставленных в целости и сохранности.  

Ну, это в случае, если тагирийцы обойдутся в ближайшее время без очередной «маленькой победоносной войны» с «дикими» пастухами в южных саваннах. Или какому-нибудь из наместников трёх приморских провинций не взбредёт в голову провести очередную кампанию по борьбе с недоимщиками среди своего собственного населения - типа той, под которую попала деревня моего «распорядителя стад». Тогда военная добыча или конфискат сильно собьют цены на скот. По методам получения, равно как и последствиям для тех, кто лишался в процессе мероприятий имущества, а то и свободы или жизни, впрочем, выбитые недоимки ничем не отличались от боевых трофеев. Не зря же о том, что Ньёнго стал рабом именно в результате законных действий представителей власти, а не в  ходе войны, я узнал, когда маленький тагириец научился говорить на папуасском более-менее свободно.

 

«Лучший друг тенхорабитов» был не единственным из числа вохейских торговцев, кто навязывался в акционеры  нашей компании. Я бы с удовольствием провернул сделку втайне от подданных Тишпшок-Шшивоя. Вот только, учитывая, что и олово перегружали на тагирийские корабли, и деньги за него таскали мешками на виду у всех, никакой секретности не получалось. Ничего удивительного, что ближе к концу прошлогоднего навигационного сезона северные торговые гости начали закидывать удочки насчёт своего возможного участия  в новом прибыльном виде бизнеса. Понять почтенных негоциантов можно было: на их глазах какие-то папуасы делают гешефт, прежде никому из плавающих к берегам Пеу немыслимый – самый удачный «треугольный» рейс вохейского корабля приносил прибыль, за минусом всех издержек, в размере не более трёх сотен золотых монет. А уже начавшееся падение цен на тонопу, которое грозило вообще превратиться в натуральный обвал, интерес к оловянной торговле только усиливало.

Кстати, появление на рынках Земноморья ракушек с Южного архипелага уже привело к уменьшению числа приплывших вохейских кораблей: вместо обычных двенадцати-пятнадцати на мархонском пляже лежало их всего девять. Общее количество иноземных посудин несильно изменилось в сравнении с прежними годами только благодаря тройке тагирийских «пенителей морей», которые доставили телят в соответствие с прошлогодним контрактом – как и два вохейских корабля, владельцы которых больше надеялись заработать на перевозки цхвитукхов, чем на обычной «треугольной» торговле.

Купцы из «страны чёрных» уже почуяли, вслед за северянами, снижение цены на ракушки. Но их попытка пересмотреть условия договора была отбита Хишттой: тот  монотонно грузил тагирийцев пунктами соглашения, для наглядности махая перед широконосыми лицами текстом контракта, при этом, совершенно не обращая внимания на эмоциональные вопли и жестикуляцию требующих поправок торговцев. Иногда у меня возникала мысль: на хрена вообще этот гусь пошёл в тенхорабитские священники – такой талант по коммерческой части в землю зарывает чувак.

В конце концов, подданные Императора отступили. Впрочем,  я мог утешать свою совесть, что тагирийцы компенсируют незначительные потери от падения стоимости тонопу  участием в оловянной торговле. Да и со следующего года скот будет закупаться уже в твёрдой валюте.

 

Из пяти прибывших на Пеу самостоятельных хозяев кроме Тшур-Хапоя в пайщики «Оловянной компании» вошли Кушма-Чика и Бухшук-Мишка. Остальные купцы просто не потянули бы участие.

Если «лучший друг тенхорабитов» вкладывался своим кораблём – тем самым, который мы уже использовали для перевозки первой партии товара – и парой сотен золотых, то неразлучная парочка друзей-конкурентов предложила в качестве взноса целых девятьсот «повелителей» наличкой, а также помощь в займе в Вохе денег, недостающих для закупки нового олова.

У меня с тенхорабитами пока что имелось только  сто девяносто монет. Остальное существовало в виде расписок и тагирийского серебра непонятного качества. Впрочем, Тшур-Хапой утверждал, что гарантировано на Тоуте или Икутне за то и другое вместе взятое можно выручить не менее восьмисот сорока «повелителей»  - а если повезёт, то на десяток-другой больше. Если приплюсовать к действительной и потенциальной наличности купленный корабль и «личную» расписку на шестьдесят шесть золотых, оказывается, что поступления  от первой сделки даже выше номинальных тысячи ста сорока одной монеты. Вот только для новых закупок олова нужно куда больше денег. Тут даже очередная порция собранного жемчуга несильно поможет – ну будет ещё пара-тройка сотен «повелителей» в дополнение к имеющимся, но что это на фоне требующихся нескольких тысяч.

Исходя из вносимых каждым из четырёх участников компании средств, я предложил распределить участие в компании следующим образом: Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганиве пятьдесят паёв из ста, Тшур-Хапою – девятнадцать, Кушме-Чике – четырнадцать, и Бухшук-Мишке – семнадцать. Разумеется, долей правительницы распоряжаться придётся её верному Сонаваралинге-таки.

Подобное разделение возражений не вызвало. А вот когда я потребовал дополнительные сорок паёв за, так сказать, политическое прикрытие и предоставление территории для проведения операций, все три торговца в один голос возмутились. Впрочем, в конце концов, им пришлось согласиться на увеличении доли Солнцеликой и Духами Хранимой – выторговав, правда,  вдвое меньшую величину. Ну да ладно, мы, дареои Пеу, народ не жадный. Тем более, что я тут же объявил о передаче девяти выбитых долей в пользу тенхорабитской общины острова, добавив, обращаясь к Шонеку сотоварищи, что  передаю паи всем Людям Света и Истины, которые поселились или ещё поселятся во владениях типулу-таками, а уж кого они назначат управлять  и принимать решения – дело самих тенхорабитов.

По идее, кроме некоторой доли в прибылях я ничего не терял – сектанты и так реально занимались всеми вопросами, связанными с оловянной торговлей, за пределами Пеу, и, имей они такое желание, могли бы «обувать» меня как угодно. В общем – для меня сущая мелочь, а хорошим людям доброе дело сделал. Да самому приятно оказаться благодетелем в чьих-то глазах.

Шонек, когда купцы убрались восвояси, высказался коротко: «Это дорогой подарок. Достойный настоящего вождя. Мы с нашими братьями оценим его». Присутствовавшие не переговорах тенхорабитские старшины – и от только прибывших и теперь собирающихся двигаться к единоверцам на восток, и от самого Вохе-По, как туземцы окрестили поселение чужаков на отшибе от всего мира – были настолько ошарашены, что даже пробовали упасть мне в ноги, наперебой благодаря «достопочтенного господина» за щедрость. Я от такого несколько прихренел: папуасы как-то не проявляли подобных знаков уважения ни к кому, вплоть до таки и типулу, а вохеййские торговцы полагали себя чересчур высокого полёта птицами, чтобы лебезить перед каким-то дикарским правителем.

 

Едва только урегулировали распределение долей и объявили в присутствии свидетелей из числа вохейцев и тагирийцев об учреждении нового торгового общества, так новые пайщики тут же  приступили к переговорам с торговцами-«чёрными» об объёмах, ценах и условиях поставки и оплаты на будущее. Мне, глядя как две группы купцов обсуждают мельчайшие нюансы, стараясь вырвать друг у друга (хотя точнее подошло бы если не враг у врага, то конкурент у конкурента – точно) малейшую уступку, стало даже неудобно за ту дилетантщину, которую мы вместе с тенхорабитами устроили.

Перво-наперво обсудили возможные объёмы торговли. Конечно, несколько сотен «четвертей» металла, которые предполагалось закупить в следующий сезон в Кабирше, это капля в море потребностей Тагиры. К моменту, когда «тюленеловы» перекрыли путь скилнского олова на Восток, через вохейских купцов в «страну чёрных» шло не меньше пяти тысяч болванок в год: в основном с запада, но частично и кабиршанского. Ещё, наверное, столько же шло караванами через горные перевалы во внутренние провинции империи. Первые годы после захвата палеовийцами далёких островов у берегов Ирса те негоцианты, что специализировались на перепродаже стратегического металла, были просто в прострации от резкой пропажи источника доходов. Позднее резкий рост стоимости олова вкупе с увеличением его выплавки подданными Любимого Сына Бога Потрясателя Земной Тверди вызвали некоторое оживление, увядшей было, торговли: прибыльность от каждой сделки превышала прежние времена, но общие объёмы идущего в Тагиру олова, хоть и росли достаточно сильно год от году, всё еще не дотягивали до «Старого порядка».

Кстати, первые рейсы вохейских купцов к нашим берегам были связаны как раз с торговлей оловом: первоначально в Тагиру везли его, там закупали немного бронзового оружия и посуды с нехитрыми украшениями и у папуасов меняли ракушки на тагирийские изделия. Как я узнал ещё несколько лет назад, выгодным подобную «треугольную» торговлю делало сезонное изменение господствующего направления ветров, из-за которого именно из района Пеу удобнее всего стартовать в направлении Икутны. Резкое сокращение перевозок белого металла сначала вызвало около пятнадцати лет назад уменьшение рейсов к нашим берегам. Но буквально через считанные годы «тюленеловы» лишили жителей Востока доступа к тонопу. И тогда наш остров стал достаточно популярным у северных торговых гостей местом. Семилетней давности запрет Любимого Сына Бога Потрясателя Земной Тверди на продажу олова тагирийцам, поддержанный его царственным вохейским собратом, на фоне дефицита и высоких цен на ракушки нисколько не снизил количество приплывающих в Мар-Хон кораблей: один-другой сезон купцы сплавали в «страну чёрных» с полупустыми трюмами, а затем начали возить туда стальные изделия и увеличили провоз тканей.

Впрочем, не гнушались торговцы и мелкой контрабандой олова – припрятать пару-тройку «четвертей» особого труда не составляло, а небольшое подношение таможенному чиновнику гарантировало полную незаметность незаконного груза. Вообще, складывалось впечатление, что на самом деле тоненький ручеёк нелегальных поставок вполне устраивал все стороны: и вохейские власти на местах, имеющие с этого свой процент, и купцов, втридорога перепродающих металл, и тагирийцев, имеющих хоть какой-то его источник.

С объёмами поставок и опасностью обрушить нынешние цены вопросов не возникало: тройка «чёрных», как я понял, собиралась держать всю оловянную торговлю через Пеу в своих руках, сохраняя высокие цены. Мы то в первый раз продали им олово по двадцать пять с небольшим «повелителей» за «четверть», а в Тагире оптовая цена приближалась в последнее время к тридцати шести золотым. В свете грядущего расширения торговли наша компания согласилась округлить стоимость до двадцати пяти портретов Тишпшок-Шшивоя – разумеется, после небольшого, но бурного обсуждения. И с перспективой дальнейшего снижения – скрепя сердце пришлось признать, что существенное увеличение предложения на тагирийском рынке должно рано или поздно вызвать падение цены. О том, что точно также, в соответствии с законами рынка, рост спроса на олово может привести к ещё большему его подорожанию в Кабирше, пока предпочитал не думать.

В итоге сошлись ориентировочно на 500-600 «четвертях» в следующем торговом сезоне – на такое количество хватало наших финансов и тех средств, которые реально было занять у менял на Икутне и Тоуте.

С платёжеспособностью покупателей в тоже время было не очень…. Тысяч пять в золоте и серебре они обещали наскрести. Остальное же предлагали коровьим молодняком (часть моей доли) и расписками (или это можно уже назвать векселями?) на те же Икутну с Тоутом. Вохейцы тут же предложили выступить посредниками по займу – почему-то их участие в качестве кого-то вроде поручителей должно было сократить дисконт, с которым бумаги превратятся в звонкую монету на севере. Немного поторговавшись, две тройки купцов пришли к выгодному для обеих сторон соглашению: треть от того, что тагирийцы выиграют от обещанного северянами снижения процента по обязательствам, должны были достаться нашему обществу. Учитывая, что оформить бумаг предстоит на шесть или семь тысяч золотых, а Кушма-Чика и Ко обещали поспособствовать снизить процент с сорока с лишним до тридцати, выигрыш  «Оловянной компании» составит пару-тройку сотен «повелителей». Мелочь, а приятно.

 В общем, обо всём договорились в те последние дни перед началом затяжных дождей со штормами, и разошлись корабли в разные стороны: «шухон» Тшур-Хапоя и отданная за долги тагирийская «лоханка» - на север, остальные суда «черных» - на запад. С набором экипажа, правда, пришлось помучаться: десяток моряков выделили со своих кораблей Кушма-Чика и Бухшук-Мишка, в том числе и исполняющего обязанности капитана. Остальных пришлось вербовать из моих папуасов и тенхорабитов. До Икутны «Пять перьев топири» чисто теоретически дойти были должны. А там уж на долгой стоянке, пока пережидается пора ураганов, Тунбал-Пакыр дополнит экипаж до необходимой численности опытными кадрами.

Если честно, сезон штормов я провёл будто на иголках, ожидая возвращения как наших кораблей, так тагирийских партнёров. И когда судно Тшур-Хапоя пришло в Мар-Хон, у меня словно камень с души свалился. «Чёрные» начали подтягиваться буквально через пару дней. Сначала два корабля вдоль южного берега Пеу – я даже приказал принимать их в Тин-Пау, чтобы не гонять потом скотину в Бунсан и Тинсок, благо за прошедшие два года среди рекрутируемых на принудработы в Хон уже было немало тех, кто успел постажироваться в помощниках Ньёнгно, а кое-то даже поучаствовал в первых опытах по вспашке полей под Мар-Хоном в конце нынешних дождей. А затем и третий, обогнувший остров с севера – с этого мычащих пассажиров перегнали в загоны к востоку от порта.

Рано расслабился…. И ведь кроме арестованного корабля с оловом есть ещё тагирийцы, которым было обещано в прошлом году минимум пять сотен «четвертей» товара. И под этот объём «чёрные» написали расписок на икутнских ростовщиков. И что сейчас с этими расписками делать?

 

Так что экстренное собрание пайщиков и управляющих «Оловянной компании» можно таковым назвать с полным правом – как в связи с остротой обсуждаемого на нём вопроса, так и из-за скорости, с какой собрались господа акционеры и директора. Не все конечно, а кто имелся в данный момент в наличии. Шивой, как уже упоминалось, в Тсонго-Шобе занимается закупкой скота. Из троих вохейских купцов, вложившихся кто деньгами, кто кораблями в дело, присутствовал только один – Кушма-Чика. Тшур-Хапой сидит в тоутском Шутир-Шуфе, занимаясь, по большей части, какими-то своими делами, а также присматривает за строительством наших кораблей на тамошних верфях. Бухшук-Мишка же, скорее всего, где-то в море между Тагирой и нашим островом.

Поэтому пришлось довольствоваться теми, кто собрался: Шонеком с Хишттой, Кушмой-Чикой, Тагором и Чимрак-Шугоем – капитаном корабля лучшего друга тенхорабитов. Ещё присутствовал Курот-Набал, к началу торгового сезона выбравшийся из своей глуши, чтобы встретить очередную группу единоверцев, принять новую партию телят да забрать заказанные общиной товары.

Решение, впрочем, всё равно принимать только мне с Вестником и купцом: вес каждого голоса определялся ведь долей в капитале компании. Хиштта, несмотря на высокое доверие со стороны своего наставника и широкие полномочия заключать те или иные сделки от имени Людей Света и Истины, имел лишь сугубо совещательный голос. Равно как и тузтец, который, впрочем, особо не рвался лезть с советами относительно того, в чём плохо разбирался. Чимрак-Шугой, хоть и имел небольшую долю в деле своего работадателя, тем не менее, в «Оловянную компанию не входил, равно как и не обладал полномочиями высказываться от лица Тшур-Хапоя.

Если честно, в неписанном уставе нашего общества достаточный для обсуждения того или иного вопроса кворум как-то был обойдён вниманием. Но никто не стал выдвигать возражений процессуального характера. Из чего я заключил, что восьмидесяти четырёх паёв присутствующих из имеющихся всего ста двадцати, с точки зрения господ-акционеров, вполне хватает для того, чтобы считать сегодняшнее заседание легитимным.

Дабы избежать лишних ушей, собрались в ещё не достроенном первом кирпичном строении в Цитадели и вообще на Пеу. По моему замыслу здесь в будущем должны разместиться библиотека с архивом, а также проходить занятия воспитанников Обители Сынов Достойных Отцов. Пока были возведены стены, прорезанные узкими сводчатыми окнами, да сделана временная крыша из пальмовых листьев – чтобы работающие внутри туземцы и мигранты под руководством Хухе не мокли лишний раз под дождём. Капитально перекрыть полок должны через пару-тройку недель, когда готова будет первая партия черепицы на кирпичном заводике, организованном тенхорабитами с привлечением местных гончаров  –  если обжиг простого кирпича наладили относительно быстро, то глазурованный, для внешней отделки, равно как и черепицу, также требующую во влажном климате Пеу защитного покрытия, довели до более-менее приличного состояния только совсем недавно.

Сами единоверцы Шонека и Хиштты, правда, сокрушались, что качество не ахти – как бы не пришлось по новой перекрывать крышу и менять внешнюю отделку здания через несколько лет. Это на Вохе, особенно в восточной, более сухой, половине острова, можно обойтись даже просто сушёной глиной. Большинство крестьян в деревнях и городская беднота так и строят – и стоят дома десятилетиями. Те, кто позажиточнее, обожжённым кирпичом балуются. Ну а уж крупная знать и совсем уж богачи из непривилегированных каст обкладывает дворцы снаружи, да и изнутри тоже, глазурованной плиткой. Но это даже не для сохранности зданий, а красоты ради: там такие картины иной раз заказывают. Хумбак-Набал, дальний родственник тенхорабитского старосты и главный специалист по строительной керамике, попробовал описать мне, над чем доводилось ему работать, будучи помощником мастера на родине. Сектант добросовестно старался переводить, но мифологические сюжеты, как и вохейские реалии, да и многие растения или животные,  не говоря об особенностях тамошнего быта, совершенно далеки от жизни папуасов. Хорошо, если я понял из рассказа в переводе хоть половину.

Строители ушли незадолго до начала нашего заседания, так что мешать никто не будет. Конечно, разговоров на завтра о том, что Сонаваралингатаки с чужеземцами чего-то обсуждал в недостроенном «заморском доме», не избежать. Ну да ладно: в тайне  проблемы «Оловянной компании» все одно не сохранить. Кушма-Чика, конечно, велел  команде своей «Жемчужной раковины» помалкивать про арест «Пять перьев топири», но это не стопроцентная гарантия от того, что кто-нибудь не сболтнёт случайно. Да и само наличие отсутствия  корабля с двумя сотнями «четвертей» олова, которых так ждут покупатели, скрыть, мягко говоря, несколько проблематично.

За несколько часов, прошедших с прибытия «Жемчужной раковины», все, кому положено, уже успели узнать о тревожных известиях, потому я сразу же перешёл к делу: «Неприятность с кораблём делится на множество неприятностей, которые уже наступили или наступят в будущем». После чего сделал паузу, обозревая сидящих полукругом на низких скамейках людей. Не дождавшись уточняющих вопросов, продолжил: «Первая – судьба моряков «Пяти перьев топири». Они оказались в чужом порту в полной власти наместника Икутны».

-О них можно не беспокоиться – тут же ответил Хиштта – Ни капитана с помощником, ни тем более обыкновенных моряков не схватили. И с голода никто не должен умереть. Я оставил Тунбал-Пакхыру немного денег для экипажа. Кроме этого наши братья в Цхолтуме обещали помочь найти им работу.

-Хорошо – говорю – Значит, о судьбе наших людей можно пока не беспокоиться. Полгода, а то и больше, они как-нибудь переживут. Тогда стоит подумать о других неприятностях вокруг корабля. А ведь они будут не только у нас, но и у наших тагирийских друзей.

Я перевёл дух и продолжил, вполне свободно вставляя в речь на папуасском вохейские числительные, торговую терминологию и прочее: «Наши друзья заняли очень большую сумму, восемь тысяч «повелителей», в расчёте на то, что мы привезём им пятьсот с лишним «четвертей» чибаллы, которые «чёрные» продадут у себя на дома и получат свою прибыль. А тот металл, который привёз Кума-Тика, стоит всего семь тысяч восемьсот семьдесят пять «повелителей». Причём столько стоит вся привезённая чибалла. А ведь оно ещё нужно для наших мастерских. Я хотел оставить Чирак-Шудаю пятнадцать «четвертей». Теперь выделю ему только пять кусков чибаллы. Тогда мы можем дать нашим друзьям олова на семь тысяч семьсот пятьдесят «повелителей». Разница только двести пятьдесят монет. В этом году «чёрные»  должны привезти сто сорок витуков. А это ещё двести восемьдесят монет. Но за провоз витуков я рассчитаюсь собранными  камнями-из-раковин».

-Эти восемь тысяч, которые они привезли расписками, на самом деле стоят меньше семи – подал голос Кушма-Чика.

-Я об этом знаю. Потому сказал про восемь тысяч, хотя наши друзья говорили мне о девяти.

-Бухшук-Мишка должен был помочь им получить поручительства под одну четверть суммы вместо тридцати шести к ста – недовольно продолжил вохеец. Я мысленно перевёл: «под 25 процентов место 36».

-Да, они об этом говорили. Всё удалось сделать.

-А ещё здесь договаривались, что из выгоды от снижения платы менялам треть достанется нам.

-Тогда никто не предполагал, что мы потеряем почти половину чиббалы.  Мы не виноваты в том, что «Пять перьев топири» задержали на Икутне. Но наши друзья  в этом тем более не виноваты.

-Что ты предлагаешь? – несколько раздражённо спросил купец.

-Чтобы расходы по долгу ростовщикам несли и мы, и «чёрные». Так будет справедливо. Они должны знать, что с нами можно иметь дело и дальше.

-Не много ли им будет? И так тагирийцам помогли получить бумаги на более выгодных условиях.

-Тогда можно хотя бы отказаться от той самой трети? – не сдаюсь.

-Об этом можно подумать – нехотя идёт на уступки Кушма-Чика – Только лучше дождаться Бухшук-Мишку и обсудить это с ним. И с «чёрными» переговорить ещё раз и посмотреть расписки – какие в них точно суммы и условия указаны. Тогда и будем считать, кто кому должен. Хотя «повелителей» и «тилихов» от тагирийцев нынче не дождёмся, одни бумаги.

-Хорошо – соглашаюсь с вохейцем: действительно, решения принимать лучше максимально возможным консенсусом, да подсчитать с «точностью до ракушки» всю «бухгалтерию» лишним не будет.

Коль вопрос с расчётом между «Оловянной компанией» и нашими партнёрами откладывается на некоторое время, перехожу к следующему пункту: «А что мы можем сделать, чтобы выручить «Пять перьев  топири» и его груз?»

-Через два или три месяца Бухшук-Мишка и Охуш-Чикмай там появятся. Мы попросим их сразу же посетить помощника господина наместника по таможенным делам, чтобы подтвердить принадлежность корабля – сказал Шонек.

-Это если их корабли попадут на Икутну. Буку-Мика, конечно, может и туда отправиться, если не так далеко проходить будет. А Оку-Тикме какое дело до наших неприятностей? Слова одного Буку-Мики хватит для того, чтобы наш корабль отпустили?

-Это будет зависеть от воли наместника – снова отвечает Кушма-Чика.

-А если отправить на Икутну посланников от имени Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками? – задаю вопрос, который уже пару часов обдумывал.

-Зачем? – дружно спрашивают Вестник с помощником и купец-вохеец.

-Я прибуду на Икутну как посол нашей правительницы – поясняю – Среди купцов, которые собираются там, могут оказаться те, кто плавал в прежние годы к Пеу. Они могут подтвердить, что я именно тот, за кого себя выдаю. Последние два или три «дождя» все вохейцы, гостившие на Пеу, слышали про то, что здесь начали выплавлять медь. Если с их слов наместник Икутны поверит, что чибалла нужна нам самим, то удастся не только выручить «Пять перьев топири» с грузом и командой, но и договориться, чтобы нам не ставили помех в дальнейшем.

-Да – подал вдруг голос Тагор – Особенно Выхкшищшу-Пахыр охотно подтвердит твои слова, Сонаваралингатаки.

Присутствующие заулыбались: история с попыткой бывшего хозяина тузтца вмешаться во внутрипапуасские дела всем знакома. Равно как и неприятные для Выхкшищшу-Пахыра её последствия, которые вряд ли добавили ему любви к моей персоне – не зря же уже второй год не Пеу не появляется.

-Да, посольство может помочь – вновь возвращая на лицо серьёзное выражение, сказал Шонек – И корабль получить обратно, и договориться о торговле чибаллой без помех. Вот только…. – Вестник многозначительно замолчал – Любой из вохейских  сановников глядя на тебя, Сонаваралингатаки, скажет: «Какой это человек из далёких южных стран? Это же тузтец или укриец!» И доверия к посольству не будет.

Все задумались. Тагор бросил на меня многозначительный взгляд…

-Ничего страшного – отвечаю – Если это так важно, то для чужаков главой нашего посольства будет, к примеру, Вахаку.

Опять улыбки на лицах. Мой ручной «дикий гусь» даже заржал, представив себе верзилу в роли официального и полномочного посла за границу. Правда, быстро прекратил: как-никак на заседании солидного торгового общества, совмещённого с внешнеэкономическим ведомством государства,  присутствует, а не на дружеской пирушке.

- Я сказал: «К примеру» -  поясняю, стараясь  согнать улыбку и придать лицу официальное выражение – Если серьёзно, то подберём кого-нибудь из мархонских «сильных мужей» или их родственников, кто ведёт дела с заморскими торговцами и знает вохейский язык. Но я всё равно должен быть в посольстве. Пусть и под видом простого регоя.

-Тогда другое дело – соглашается Вестник.

-И случись что, тебя будет проще выручить под видом простого воина – говорит Тагор.

-Какое это имеет значение, когда мы будем во власти хозяев? – отмахиваюсь от слов экс-наёмника.

-Да я не про вохейцев. Мало ли что в пути случится – тузтец усмехнулся – Попадёмся пиратам, например.

Это вохейское слово, означающее тех самых «нехороших людей», промышляющих разбоем на морских торговых путях Шщукабы, я уже знал. Равно как и десятка полтора других, обозначающих любителей отъёма чужого имущества, несанкционированного властями. Просто поразительная разработанность терминологии:  есть свои названия для разбойников вообще, вне зависимости от места «работы», есть обозначения для сухопутных и морских, причём особые термины для действующих в глуши и в оживлённой местности, вблизи суши и вне видимости островов или материка. Имеются слова и для купцов, совмещающих разбой с торговлей, равно как сугубых профессионалов и крестьян, прибегающих к такому заработку время от времени. Ну и конечно нашлись прозвания и для воинов или стражей, которые пользуются для грабежа своим служебным положением. Ну и разумеется есть терминологическое различие для тех, кто промышляет в частном порядке и от лица того или иного государства. И ещё – совершенно разные слова для обозначения простолюдинов, вышедших на большую дорогу, и для  их знатных коллег. Просвещая меня насчёт разновидностей разбойников, Тагор рассказал байку про некоего достойного мужа, решившего подправить пошатнувшиеся семейные финансы грабежом купцов, и попавшегося «на горячем». В этом рассказе потерпевшие, назвавшие аристократа-разбойника не тем словом, получили полагающие за оскорбление  благородного пятьдесят палок по пяткам.

«Попадём мы в плен к пиратам» - продолжил меж тем Тагор – «Ты, Сонаваралингатаки самый ценный из нас.  И тебя нужно будет освободить быстрее всех, чтобы тут на Пеу не начали вновь власть делить. За простого воина и пары золотых выкупа достаточно. А за Уста, Глаза и Десницу правительницы потребуют сотню или две».

Я несколько удивлённо посмотрел на бывшего «дикого гуся».

-Думаю, не стоит начинать обсуждение посольства с опасностей пути – наконец-то выдавливаю из себя – Духи всё слышат и могут пошутить над слишком предусмотрительными.

 

 

 

 

[Крукс]

Духи всё слышат и могут пошутить над слишком предусмотрительными.

О! Золотые слова.  

 

А вообще - лично меня цифирь вообще и бухгалтерская в частности не напрягает, давно с ей работаю - но для среднего читателя не перебор ли с бухгалтерией? Может, детализацию вынести в примечания? 

Мелким-мелким шрифтом - по банкирски.   

 

Ну и время малость ускорилось - это хорошо.

[Роман Широков]

[Изяслав Кацман]

А вообще - лично меня цифирь вообще и бухгалтерская в частности не напрягает, давно с ей работаю - но для среднего читателя не перебор ли с бухгалтерией?

Думал я об этом. Может быть и поубавлю занудной бухгалтерии. Хотя и так половину расчётов, связанных с оловянной торговлей и монетной системой, которыми занимался несколько дней, в текст не включил.

Например:

- в расчётах исходил из примерного соотношения цен золото:серебро:медь =1:13:70.

-цена олова сильно варьируется в зависимости от страны, в Тагире чуть ли не в четыре раза выше, чем в Кабирше. В Кабирше оно в пятьсот с лишним раз дешевле золота и идёт к меди 1:2.

-золотой "повелитель" весит 8,5 грамм.  С пробой золота не определился... 

Может, детализацию вынести в примечания?  Мелким-мелким шрифтом - по банкирски.   

Ну или так. Или дополнительным файлом.

  Ну и время малость ускорилось - это хорошо.

Я вообще хотел сначала перескочить на четыре года вперёд. И даже начал писать. Но бэкграунды стали разрастаться до неприличных размеров - в итоге решил сделать несколько дополнительных глав.

А так, та  глава, что будет тринадцатой или четырнадцатой, должна была проходить под номером "9".

Это если "время ускорилось" относится к действию в книге, а не к скорости её написания....

Если же имеется в виду последнее - то замедление темпов писания в том числе связано было и с моим желанием перескочить ближе к кульминации с развязкой

 

[Крукс]

Это если "время ускорилось" относится к действию в книге, а не к скорости её написания....

К действию. Сколько конец ни оттягивай, а заглянуть в него и узнать развязку всегда подмывает.  

Думал я об этом. Может быть и поубавлю занудной бухгалтерии. Хотя и так половину расчётов, связанных с оловянной торговлей и монетной системой, которыми занимался несколько дней, в текст не включил.

С другой стороны - "атмосферность" создаёт очень выпукло. Во что ныне погружен ГГ головой и с головой. Совсем иная жизнь...

По факту, это уже где-то 3-я или 4-я жизнь ГГ в романе. Ну, или 4-я фаза. "бухгалтерская" (возможно - "бюджетно-финансовая", так благозвучнее и политичнее (и политотичнее  ).

После "вводно-удивляльческой",  "прогрессорско-заклепочной" и "героической".

 

 

[Изяслав Кацман]

Ну у героя ещё несколько фаз в жизни будет. Разных.

[Крукс]

Ну у героя ещё несколько фаз в жизни будет. Разных.

Прям как у человека.  

[RSquared]

Может быть и поубавлю занудной бухгалтерии.

Не стоит, по-моему. Въезжать было весьма интересно. Желательно было бы еще и позже вернуться под каким-нибудь другим углом. И потом, вот он качественный скачок-то какой. Без денег не столь и понятно.

[LAM]

За время отсутствия Сонаваралинги произойдет государственный переворот? Тем более, что я увидел в тексте намек на то, что отношения ГГ с типулу-таками  уже не совсем безоблачные.

Изменено 13 Nov 2017 пользователем LAM

[Высокий]

Зря автор написал про Ирс. Вся эта возня на фоне существования на планете цивилизации имеющей космонавтику выглядит именно что мышиной бесполезной возней. Может быть ГГ стоит не посольство направлять,  а организовать набег на город жадного наместника?! Мол, заморские черти нанесли обиду типулу-таками, отомстим! 

[Telcontar]

Зря автор написал про Ирс. Вся эта возня на фоне существования на планете цивилизации имеющей космонавтику выглядит именно что мышиной бесполезной возней.

Поддерживаю, да. Понимаю, что Ирс и Палеове важны для сюжета, но уж слишком бенадежный получается технологический разрыв. Тяжело болеть за заведомого аутсайдера.

[ВИП]

Тяжело болеть за заведомого аутсайдера.

Ещё не всё потеряно. И путешествие ГГ в центры цивилизации вселяет великий оптимизм.

Кто знает, кого он там встретит? Может знакомые попадутся?

Вариантов много.

Ещё неизвестно кто тогда окажется аутсайдером.

[Изяслав Кацман]

За время отсутствия Сонаваралинги произойдет государственный переворот? Тем более, что я увидел в тексте намек на то, что отношения ГГ с типулу-таками  уже не совсем безоблачные.

Возможно и произойдёт. Но возможно не в этот раз.

 В жизни героя ещё не один заговор со стороны неблагодарной папуасской аристократии будет.

Зря автор написал про Ирс. Вся эта возня на фоне существования на планете цивилизации имеющей космонавтику выглядит именно что мышиной бесполезной возней.

Палеовийцам существование Ирса не повредило. Ну, то есть, пока не повредило. Главное - с умом воспользоваться источником высоких технологий.

Может быть ГГ стоит не посольство направлять,  а организовать набег на город жадного наместника?! Мол, заморские черти нанесли обиду типулу-таками, отомстим! 

Каноку Завоеватель и Пилапи Старый со своим тёзкой, вошедшим в историю Пеу под прозвищем Великий, одобрительно смотрят на Вас с той стороны Тропы Духов. Набег - безусловно достойное настоящих дареоев и регоев деяние.

Вот только практически его осуществить, мягко говоря, не реально - весь морской флот Пеу состоит из арестованного парусно-гребного "шедевра" тагирийского судостроения и двух кораблей, которые ещё только строятся. Причём строятся на верфи вохейского вассала.

Поддерживаю, да. Понимаю, что Ирс и Палеове важны для сюжета, но уж слишком бенадежный получается технологический разрыв. Тяжело болеть за заведомого аутсайдера.

Увы, такова логика сюжета. Когда я только отправил ГГ на Пеу, планировалось, что он сумеет совершить рывок от палки-копалки к паровым машинам. Но по ходу написания приходилось постоянно "урезать акулу".

Но в итоге не таким уж и аутсайдером будет Великое Пеу. В одном моменте даже окажутся круче всяких Вохе с Кабиршами. Что будет предметом национальной гордости и вызовет у кое-кого головокружение от успехов.

А в конце успеют в колониализм поиграться....

Ещё не всё потеряно. И путешествие ГГ в центры цивилизации вселяет великий оптимизм.

Ну, после того, как Палеове вышло на политическую арену, эти центры сильно в бок сползли....

Кто знает, кого он там встретит? Может знакомые попадутся?

Попадутся. Только не те....

Вот в эпилоге я, может быть, устрою герою встречу со старым знакомым.

Вариантов много. Ещё неизвестно кто тогда окажется аутсайдером.

Лидера гонки догнать проблематично. А вот в основной группе возможны существенные изменения.

[Крукс]

Ну, после того, как Палеове вышло на политическую арену

... стало ясно, что "заведомых аутсайдеров" нету. 

 

В гонке за второе место, ессно.

P.S. Лично мне как раз интереснее история построение не-ГИ (которых было уже "тысячи их"). Ну или словами неплохого литератора Г. Ю. Цезаря: "Интереснее наблюдать за первым в деревне, чем за вторым в Риме". 

 

[Изяслав Кацман]

Новая глава.

Глава одиннадцатая

В которой герой собирается в дальнюю дорогу.

 

Купцы наконец-то ушли. С немалым облегчением я выбрался вслед за ними  из «заморского дома» и пошёл, топая задубевшими за многие годы пятками прямо по лужам, к столовой. Повариха, дородная тётка, увидев Сонаваралингу-таки, привычно плюхнула в глубокую глиняную миску обычный мой ужин: птичью похлёбку с кусочками корнеплодов и каких-то бобовых.

Последние стали появляться в моём диетическом супу совсем недавно, благодаря тенхорабитам, которые привезли на Пеу не только три вида злаковых, похожих на пшеницу, ячмень и рожь, но и несколько растений, среди которых я определил что-то вроде гороха, а также ещё какие-то стручки, содержащие какое-то подобие фасоли, а может быть и сои.

Большинство заморских чужаков предпочитали селиться в своей глуши, куда пешком добираться больше недели. Однако некоторые оставались в Мар-Хоне и Тенуке. Мужчины или занимались ремеслом, или шли работать в металлургические мастерские Чирак-Шудая, а женщины разводили огороды. Так что папуасы постепенно знакомились с чужеземными растениями. Злаковых, кроме пары пиу на полях типулу-таками и «макак», никто из туземцев не сеял, а вот тыквы и дыни пришлись им по вкусу. По слухам, даже в Бонко их уже сажают. Фасоль пользовалась меньшей популярностью, но и её выращивали многие.

И «куриц» стали разводить помаленьку. Ну, то есть, это я так назвал птичек заморского происхождения. Отдалённое сходство с земными курами они имели, но и только. Самки пёстрые, реже белые, ещё походили на квочек, но самцов с петухами уж точно не спутаешь. Да и кукарекать не кукарекают – зато достаточно пронзительно кричат. Но поскольку я совсем не зоолог, пусть будут курицы. Тем более, что папуасы с моей подачи их так и звали -  «кури». Что всяко проще, чем то шипение, которым называли этих пернатых вохейцы. Теперь во многих деревнях Хона, Вэя и Текока рядом с хижинами можно увидеть клетки из гибких ветвей или бамбука. Растут «кури» быстро – за полгода до килограмма вымахивают, к еде не прихотливы – и зелень клюют, и насекомых с червяками, и рыбьи отходы. Вот и у нас и появился свой курятник. Мой супчик на его обитателях, как раз. Да и яйца ничего – по мне, так вкуснее черепашьих, и достаточно крупные.

Ухватив поудобнее миску с похлёбкой, направился к соседнему с кухней-столовой навесу. Вообще-то обитатели Цитадели обычно ели рядом с местом готовки. Но я решил совместить вкушение пищи с наблюдением за очень ответственной работой.

Увидев Сонаваралингу-таки с дымящейся чашкой, сидевший с краю парень-бунса быстро двинул стопку бумаг на одну сторону занимаемого им  столика. Я осторожно поставил свою ношу, поблагодарив: «Спасибо Укухе». И потихоньку прихлёбывая суп, следил за тем, как обученные грамоте ребята записывают за «знающими людьми» истории про разные судебные прецеденты, решения вождей по тем или иным вопросам и обычаи, которые можно отнести к сфере права. Здесь сейчас напряжённо трудились три пары,  состоявших из писца и рассказчика каждая. Ещё двое бывших заложников занимались тем же самым в Тенуке.

В планах было откомандировать ребят после завершения работы в Мар-Хоне и столице в Хопо-Ласу к Раминакуитаки, чтобы они зафиксировали и тамошние нормы да правила. Впрочем, до этого ещё далеко – пока что даже занесению на бумагу с папирусом того, по каким принципам судят в Текоке, Хоне и Вэе, конца-краю не видно. А по хорошему, нужно описать юридическую практику и обычаи по всему острову – чтобы потом хорошенько проанализировать и выработать общие для всего государства законы. Увы, видать, придётся составлять первые пробные Кодексы на основе обобщения обычного права трёх ил четырёх областей.

Подвигла меня затеять законотворческую деятельность обнаруженная разноголосица в юридической сфере: разбирая споры и конфликты между папуасами, каждый староста или «сильный муж» решал по-своему, в меру собственных знаний обычаев и личных представлений о справедливости. Потому судебная практика поражала разбросом в принимаемых решениях – от штрафа в размере полугодового урожая за мелкую кражу до нескольких ракушек за сожжённую хижину со всем имуществом.

Беглое знакомство с тем, чего моя «канцелярия» успела уже зафиксировать в письменном виде, хватило, чтобы понять: никакого «просвещённого» законодательства в европейском ключе внедрить среди туземцев не получится. В лучшем случае удастся кодифицировать имеющееся нагромождение обычаев и прецедентов, привести их к некоему общему знаменателю, который можно распространить на весь остров, да попробовать убрать в будущих писаных законах самую вопиющую дикость. Хотя последнее будет ох как трудно – так что в папуасском УК предвижу статьи за колдовство, зато изнасилование будет проходить у нас в качестве административного проступка.

От не очень весёлых размышлений о проблемах законотворчества в условиях перехода от каменного века к бронзовому мои мысли вновь перескочили на недавний «круглый стол» с участием всех причастных к оловянной торговле.

Вопреки первоначальным опасениям, разговор получился достаточно деловой и конструктивный. Вначале, конечно, вохейцы с тагирийцами устроили ор – да такой, что слышно был, наверное, на улице. Но потом быстро успокоились и принялись считать прибыли и убытки – с вои собственные, и друг у друга. Делали это они по профессиональному чётко и быстро. Я временами просто не успевал за скоростью математических операций, совершаемых с помощью устройства, отдалённо напоминающего деревянные счёты, стоявшие в каждом советском магазине. Но обе группы купцов нисколько не путались и не сбивались. В общем: «Но капитан был в математике горазд. Он чегой-то там сложил, потом умножил, подытожил….» Садиться в тюрьму, как герою песни Высоцкого, правда, никому не пришлось.

Договорились просто, что мы вернём разницу между стоимостью привезённого в этот раз олова и суммой взятых «чёрными» расписок с погашением на Икутне и Тоуте, «как только сможем» - с выплатой тех процентов, под которые бумаги выдали  ростовщики в Тсонго-Шобе. Мой долг за перевозку телят тагирийцы, так уж и быть, согласились забрать жемчугом – не забыв при этом попенять на его качество, и всем своим видом показывая, что оказывают небывалую милость.

В итоге после всех расчётов, выходило: бумаги, врученные в руки Хиштты, как главного ответственного по контактам с менялами на берегах Шщукабы, должны превратиться в восемь тысяч триста сорок «повелителей». Из которых четыре тысячи сто пятьдесят нужно сразу отдать тем же самым менялам. Семь сотен и четыре десятка вернуть в следующем сезоне тагирийцам. Тысячу сто монет потратить на выкуп кораблей на тоутской верфи. Итого «Оловянной компании» остаётся две тысячи триста пятьдесят портретов Тишпшок-Шшивоя.

Что делать дальше с этими деньгами, пока не понятно.  «Повелители», как и два «шухона», которые должны быть готовы к началу следующего навигационного сезона, являются чистым активом нашего торгового сообщества. Но вкладывать ли их в дальнейшие операции с чибаллой или же разделить золото и суда сообразно паям в компании – ясно будет по итогам планируемого посольства. Удастся убедить власти на Икутне, что олово закупается исключительно для собственной металлургии Пеу – значит, будем и в последующем крутить свой бизнес. Нет – тогда разделим имущество в соответствие с установленными договорённостью паями. Предварительно я уже получил согласие Кушмы-Чики и Бухшук-Мишки, что мне с тенхорабитами достаются оба строящихся  корабля, а остальное деньгами. Тшур-Хапой забирает обратно свой «Кыхылай» и получает золото, как и два других акционера. По итогам раздела имущества вроде бы по моим прикидкам в убытке никто не остаётся. Доход, правда, тоже ракушечный получится.

При таком вот неблагоприятном исходе я планировал на этих двух «шухонах» заниматься торговлей и перевозками совместно с Людьми Света и Истины. Экипажи наберу в основном папуасов, благо среди подданных типулу-таками число тех, кто успел поработать на заморских кораблях хотя бы сезон, уже перевалило за сотню, а квалифицированных специалистов найму из вохейцев. Будем потихоньку возить в Тагиру тонопу с жемчугом, а обратно скот и чужеземные предметы роскоши. Прибыль, конечно, не сопоставима с той, которую давала бы чибалла, но не жили богато, нечего и начинать.

Торговый сезон нынешний получился какой-то скомканный. Почти все вохейские корабли, пришедшие в этом году в Мар-Хон, везли скот из Тагиры, получив плату жемчугом, которая и обещает стать основным доходом судовладельцев. Ещё один «шухон» был с нашим оловом. Кушма-Чика же доставил тенхорабитских переселенцев, которые рассчитались ещё до отплытия с Тоута. Весь сбор ракушек в этом году  достался «чёрным» - за прошлогодних витуков.

Нервозности добавляли «односторонние» матросы – по кораблям таких насчитывалось от одного до четырёх. И купцы опасались, что, в свете сокращающейся торговли и слухов о полном её сворачивании, туземцы не будут наниматься вместо вохейцев,  выбывающих из команд. К счастью для торговцев эти опасения оказались необоснованными  – два «шухона» в Тоуте требовалось укомплектовать экипажами, потому всем покинувшим свои суда в Мар-Хоне морякам нашлись заместители из местных.

Моё настроение, несмотря на туманность перспектив, было довольно приподнятым: удастся договориться с представителями Тишпшок-Шшивоя в южных пределах Шщукабы – хорошо, будем дальше химичить с оловом, не прокатит – хрен с ними, со сверхприбылями, продолжим понемногу менять жемчуг с ракушками на витуков  да заманивать на Пеу тенхорабитов.

Среди последних иной раз и случайно оказываются ценные кадры - кроме организовавшего кирпично-черепичный заводик Хумбат-Набала, например, в прошлогодней волне мигрантов, нашлось несколько толковых мужиков, принятых в медеплавильню, парочка мастеров по дереву. Причём один из них, обладая некоторыми навыками механика, был способен соорудить немало полезных устройств – от ткацких станков разной конструкции до водоподъёмных колёс и прессов для отжима масла. Ничего удивительного, что такого уникума я отдал в распоряжение Чирак-Шудая – пусть помогает главному металлургу механизировать производство, благо быстрых речушек в качестве источника энергии на границе Кесу и Талу хватает.

Но самый большой мой интерес в прошлом году вызвали специалисты-печатники. Шонек представил отца и сына Курод-Шугала и Шхим-Шугала со смехом: «Ты, Сонаваралингатаки хотел иметь книги на языке своего народа. Вот люди, которые смогут это сделать».

Оказывается, Люди Света и Истины кроме печатной продукции с заокраиного запада пользовались и своей собственной: здесь и что-то вроде газет, и речи проповедников, и учебники, потребности в которых не всегда успевали оперативно покрыть типографии Ирса. Качество, конечно, не сравнить с заморским, но какое есть….

И в отличие от высококвалифицированных оружейников, металлургов с кузнецами, судостроителей и некоторых иных мастеров, легко находивших могущественных покровителей вплоть до царя, немногочисленные тенхорабиты-типографы в нынешнюю эпоху перемен ещё не воспринимались за пределами своей общины в качестве особенно ценных кадров. А может, дело было в том, что сфера просвещения и идеологии с пропагандой, где печатники бы пригодились, находилась до сих в руках жречества старых богов.

Но, так или иначе, семейство Шугалов не пожелал взять под защиту какой-нибудь вельможа, с удовольствием бы принявший носителей более практичных с точки зрения вохейских «сильных мужей» знаний. И они в общей массе собратьев, не представляющих ценности для властей, самостоятельно искали пути к спасению от озверевшей толпы или храмовом алтаря. Когда пошли разговоры о том, что где-то далеко за морем есть малоизвестный остров, правитель которого принимает Идущих Путём Света и Истины, Курод-Шугал решился и, собрав всё своё семейство, распродал нехитрое имущество и погрузился на корабль, идущий к берегам Пеу. Перспектива вернуться к грубому крестьянскому труду всяко меньшее зло, нежели гибель от рук соседей или слуг Солнечного бога или Повелителя Распускающихся Листьев.

И какой сюрприз ждал пожилого вохейца в конце пути: дикарь, увешанный какими-то камешками и ракушками, проявил неожиданный интерес к печатному слову, в отличие от большинства собственных соотечественников.

В общем и целом, чего мне хандрить и горевать: планы постепенно претворяются в жизнь, пусть не так быстро, как порой хотелось бы; вокруг достаточно интересных людей, которые готовы вместе со мной работать над превращением Пеу в цивилизованную страну; самочувствие, если не обращать на мелкие болячки,  превосходное; наконец, меня любит молодая и красивая женщина, которая вот-вот родит второго нашего ребёнка.

И даже предстоящее путешествие не портило настроения. Куда сильнее заботила необходимость объясняться на этот счёт с Солнцеликой и Духами Хранимой. С приходом первых кораблей я торчал в Мар-Хоне и не виделся с Рами больше месяца, обмениваясь с ней письмами. Но ни в одном из них за последнюю неделю, дабы не нервировать тэми лишний раз, не обмолвился о планах возглавить посольство к вохейцам. Да, в сущности, пока что идея отправиться за море не вышла за пределы узкого круга пайщиков и сотрудников «Оловянной компании». Мне подумалось: прежде чем начинать подготовку к мероприятию, следует обсудить его с правительницей Пеу и Советом Солидных И Разумных Мужей. Потому пока что все посвящённые молчат.

А так-то я уже прикинул состав делегации: зиц-председателем, то есть формальным главой, будет Гокурегуй, двоюродный брат Ванимуя, обладавший достаточно фактурной внешностью, безупречными с точки зрения моих папуасов манерами и неплохими актёрскими данными, чего, надеюсь, хватит, чтобы сыграть важную варварскую персону из крабового угла Земноморья. Помощников его изображать предстоит кроме Сонаваралинги-таки парочке «макак», Хиштта должен выступать в роли переводчика, Тагор – командовать охраной, совмещённой с почётным эскортом. Сейчас тузтец раз обдумывает, кого брать. Ограниченная вместимость вохейских кораблей лимитировала общую численность делегации не более двенадцати человек  – именно столько максимум мог взять пассажирами Чимрак-Шугой на своего «Кыхылая», что означало какую-то хищную птицу – не то орла, не то сокола, не то ещё кого. Так что силовое сопровождение вместе с его руководителем получается не больше чем из семи бойцов. Конечно, можно было бы своими охранниками заменить часть экипажа – но, увы, подходящие по бойцовским  качествам и представительной внешности «макаки» не обязательно окажутся хорошими моряками. Так что решили не рисковать – тем более что домой предстоит возвращаться с первыми штормами, когда от искусности каждого матроса зависит судьба корабля. Да и, в конечном счёте, численность охраны, когда окажемся в гостях у наместника Икутны, особого значения иметь не будет.

 

Покончив с похлёбкой, я немного ещё посидел, наблюдая, как Укулемуй с Тономуем диктуют писцам. Первый рассказывал историю про  решение Пилапи Старого о дележе имущества умершего тенукского «сильного мужа» между сыновьями покойного, второй же перечислял различные виды наказания за оскорбление словом и делом. Записывающий за Укулемуем начал уточнять – насколько вердикт, вынесенный типулу-таки, отличался от общепринятой практики. Да, работы в законодательной сфере не на один год – пока немногочисленные папуасские грамотеи запишут тысячи прецедентов и обычаев, пока это нагромождение будет хоть как-то там рассортировано и сгруппировано, пока удастся сформулировать общие положения, подходящие к любым стандартным ситуациям.

Оторвав седалищную часть тела от деревянной табуретки, я направился в свою хижину. Предстояло собираться в Тенук. С торговцами все вопросы урегулированы. Насчёт олова окончательно – сегодня, а коровий  молодняк принят, пересчитан по головам и осмотрен на предмет болезней и травм ещё два дня назад. Вохейцы и тагирийцы, участвовавшие в перевозке скота, получили свою плату, а также небольшой мешочек с жемчужинами для передачи Шивою – на проживание в Тсонго-Шобе и закупку новой партии телят. В письме, написанном Шонеком, молодому тенхорабиту предписывалось в грядущем году приобрести всего четыре десятка витуков с подробным объяснением столь скромных планов по закупке.

Возле входа ждал Кирхит с группой «макак», которые должны сопровождать меня,  Хиштту с Шонеком и Курот-Набала в столицу. Толстяк за два года неплохо освоился, вполне заменяя Тагора в качестве инструктора и командира. Тот же больше занимался обучением воинскому делу воспитанников Обители Сынов Достойных Отцов. По идее говоря, по части тактики, связанной с применением огнестрельного оружия и противодействия противнику, таковым вооружённому, Кирхит мог сказать гораздо больше своего друга. А будущая элита нового Пеу должна непременно разбираться в военных новациях. Но, к сожалению, этот тузтец имел склонность к мальчикам самого нежного возраста. Так что я старался держать его подальше от учащихся…. Хорошо ещё, хоть Тагор сразу же честно предупредил насчёт сексуальных предпочтений своего земляка. А то бы пустили козла в огород.

Так что на занятиях по военному делу детям «сильных мужей» приходилось довольствоваться  пересказами кирхитового опыта моим ручным «диким гусём». По-хорошему не мешали бы практические занятия – например, ради того, чтобы не боялись ружейных выстрелов  хотя бы будущие офицеры той пеусской армии, которую ещё предстоит создать. Но до сего момента все попытки раздобыть «палеовийские жезлы» в Вохе, через связи Шонека, не увенчались успехом, а мастеров по огнестрелу среди тенхорабитов, прибывающих на Пеу, не попадалось. Потому проходили пока только теорию.

В хижине я пробыл недолго: добавил к висящему на поясе ножу бронзовый топорик, кинул в заплечный мешок несколько безделушек заморского происхождения. Больше брать нечего: припасы, чтобы перекусить в дороге, тащат рядовые бойцы, бумаги возьмёт Шонек или его молодой помощник. «Макаки» же несут и маленько украшений, сделанных в нашей мастерской – раздать нужным людям и их жёнам с дочерьми. Оружия в этот раз в Тенук не несём – производство меди в Кесу временно приостановлено, там как раз закончили большое водяное колесо, которое будет приводить в движение молоты для дробления руды и меха для подачи воздуха в плавильную печь. И теперь занимаются его установкой, а также сооружением и отладкой передаточных механизмов между колесом и оборудованием. А запасы металла в мархонской литейке тоже подошли к концу.

«Пошли» - скомандовал я своей свите, собрав вещи.

Троица тенхорабитов присоединилась к нам уже у ворот. Спустившись по изрядно облагороженной за последние годы тропе, миновали старый загон для скота. В нос ударило запахом навоза – да, четыре с лишним десятка телят это серьёзно….  Надо будет, кстати, озаботиться утилизацией образующихся в результате жизнедеятельности витуков отходов – удобрения на поля лишними не будут. Да и свиней не мешает привлечь к повышению урожайности папуасского сельского хозяйства – заставить население держать хрюшек в загонах, от чего выйдет двойная польза: и на улицах деревень чище станет, и  можно будет собирать «произведения» и вывозить на поля. Если честно, опасность наступить ногой в плетёном тапке в дерьмо до сих пор напрягает меня. Начну кампанию за порядок с Мар-Хона и Тенука, а там распространим это начинание на весь Пеу.

На ночлег остановились в селении, лежащем в паре часов хода от Цитадели на берегу Широкой Алуме. Ночевали, как заведено у папуасов, в Мужском доме Комуси-Хопо. Заодно пообщался с юными караульными-сигнальщиками. Для этого, правда, пришлось прогуляться до холма, где и была оборудована приёмно-передающая станция нашего светового «телеграфа» – молодняк, ответственный за нормальное функционирование кострово-дымовой сигнализации, предпочитал тусоваться на «точке». Ребятня была в полном восторге от визита Великого и Ужасного Сонаваралинги-таки.  Надеюсь, моя небольшая речь, наполненная оборотами «торжественного языка», добавила у них энтузиазма, и подростки будут с ещё большим рвением следить за дымами-огнями со стороны побережья или столицы.

Староста деревни тоже был польщён тем, что столь славный деятель как я почтил Комуси-Хопо визитом – пусть неформальным и сугубо по делу – переночевать. Если честно, несмотря на расположение рядом с тропой между Тенуком и Мар-Хоном, я лично за то, время, что разрываюсь между резиденцией  типулу-таками и морскими воротами Пеу, в сей населённый пункт доселе не заглядывал. Обычно выходя из Цитадели в утро до рассвета, мы старались за день протопать всё расстояние между крупнейшими  центрами острова и с вечерними сумерками добраться до дворца Рами. Единственная причина, которая заставила меня нарушить принятый распорядок путешествия – жёсткий цейтнот. До начала штормов оставалось не так уж и много времени, каждый день был на счету. Так что следовало торопиться. А потерянные дни складываются из потерянных часов. И так целую неделю прождал, пока до Мар-Хона доберутся последние тагирийцы, участвовавшие в оловянной торговле, а также Бухшук-Мишка.

Особого желания разговаривать с боссом местного Урюпинска не было, потому отделался парой дежурных фраз, формирование которых за годы пребывания в папуасском истеблишменте я успел уже отработать до автоматизма: язык шевелится практически безо всякого участия мозга. Не знаю, насколько хорошо получается изображать принятую у туземцев светскую беседу, но мне в общем-то по барабану – детей с хозяином не крестить.

Поняв, что высокопоставленный гость не слишком расположен к общению, староста переключился на моих спутников. «Макаки», в отличие от своего «пану олени», всегда рады поговорить на достойные настоящих мужчин темы: военные подвиги и сексуальные похождения, мархонский торг с чужеземцами, общие знакомые, оружие и виды на урожай. В общем, есть о чём побеседовать. Кирхит, папуасский язык освоивший не на столько хорошо, чтобы поддерживать непринуждённую беседу, больше помалкивал, раскрывая рот только когда к обращались непосредственно к нему. Что, впрочем, не помешало толстяку-тузтцу уделить внимания юному поколению, обитавшему под крышей Мужского дома. Уже проваливаясь в сон, я с раздражением зафиксировал, как наёмник чего-то заливает невысокому мальчику, увлекая того в неосвещённую часть большого зала.

 

Переправа через Малую Алуме встретила полуденной тишиной и пустынностью – у лодок, лежащих на песке в ожидании путников, не наблюдалось никого из положенных дежурных. Зато в изобилии имелись свидетельства недавнего прохождения здесь стада телят, направленного в Тенук. Так что передвигаться приходилось осторожно. Наверное поэтому появление пары заспанных лодочников я пропустил. Кирхит, надо отдать ему должное, засёк перевозчиков, гораздо раньше – иначе тузтец реагировал бы на старика с подростком гораздо резче. «Вышли они из под камня, щурясь на яркий свет» - всплыла строчка стихотворения. Дедок, правда, в отличие от героя не то Скотта, не то Стивенсона, горбатым не был. Ну, так и устраивать допрос с пристрастием о рецептуре алкогольного напитка никто этим двоим не собирался. Хотя спросить, почему нагло нарушают трудовую дисциплину и дрыхнут посреди рабочего дня, не мешает. Что я и не преминул сделать. «Так в жару никто не ходит» - безо всякой тени смущения ответил старший паромщик – «Только ты, Сонаваралингатаки». В общем: все нормальные люди днём отдыхают, только полубезумный сонайский колдун со своими «маками» шляется туда-сюда.

Регулярная лодочная переправа в том месте, где тропа из Мар-Хона в Тенук пересекает Малую Алуме, из всех моих начинаний оказалась одним из самых востребованных. Народу, ходящего между столицей и портом, хватало ещё при деде Солнцеликой и Духами Хранимой, но путники обычно заглядывали в расположенное чуть выше по течению селение, где и договаривались насчёт лодки, попутно, по неистребимой папуасской привычке, потратив час-другой на общение с местными.

При прежнем неспешном течении жизни на просторах Пеу такое, может быть, и являлось нормальным, но для меня и это заруливание в деревню, и неизбежная потеря времени на «точение баляс» непроизводительная потеря времени. Причём, если Великому и Ужасному Сонаваралинге-таки было плевать на отрицательное мнение общества по поводу нарушения им туземных приличий, то остальные «макаки», мотавшиеся между Цитаделью и резиденцией типулу-таками, такого пренебрежения правилами этикета позволить себе не могли.

Так что учреждение переправы здорово экономило время моих людей. Расходов же особых не требовалось. Несколько лодок выделили ближайшие деревни, уже начавшие потихоньку закипать от зачастивших гостей, на кормёжку которых приходилось выделять свинину и сладкий кой. В этом плане моё желание экономить время «командированных» не шло в разрез с настроением обителей придорожных селений, разрывавшихся между необходимостью соблюдать обычаи гостеприимства и нежеланием кормить лишние рты. А дежурить деревенские выделили самых никчёмных односельчан – деда Ихиха и Титну-дурачка. Корзину баки и несколько лепёшек из пальмовой муки раз в десять дней лодочникам выделяли, а остальное тем приходилось добывать самим. Впрочем, жаловаться им не стоило. Рыба ловилась неплохо, да и заработок с переправляющихся какой-никакой шёл. Те, кто путешествует по надобностям типулу-таками и Сонаваралинги-таки, получали специальные жетоны – костяные пластинки с вырезанными трёхзначными числами, по которым переплывают бесплатно. А с остальных лодочники имеют полное право брать плату за проезд. Натурой, конечно – кто же им ракушки даст. Учитывая, что в день переправлялось не меньше десятка человек, а в сезон торга с чужеземцами иной раз и до сотни пассажиров доходило, то место довольно хлебное.

На нашем берегу я наблюдал только две лодки – одну четырёхместную и вторую на десяток человек. Ещё пара трёх- четырёхместных долблёнок валялась на той стороне Алуме. Дед Ихиха догадавшись, куда направлен мой взгляд, тут же предложил: «Мы сейчас с Тинту быстро сплаваем, пригоним».

«Ладно, не надо. Сколько поместятся в эти две, столько сейчас переправятся» - останавливаю перевозчика. Всё равно моя свита и в четыре лодки за один раз не поместится. «Потом с той стороны тебе помогут перегнать все лодки. На большой и паре маленьких оставшиеся на этом берегу точно переправятся. А одна останется здесь». Ихика согласно пожал плечами. А я добавляю: «И чтобы по одному на каждой стороне караулили. Нечего порядок нарушать». Старик опять послушно приподнял плечи. Хотя ведь точно знаю – всё равно эти паразиты будут торчать вместе. Скучно же часами ожидать клиентов в одиночестве. А так хоть с дурачком парой слов перекинется.

На практическое решение задачи про волка, козу и капусту в папуасском варианте ушло у нас где-то с полчаса. И чуть позже полудня я стою перед Солнцеликой и Духами Хранимой. За почти месяц, что мне пришлось провести вдали от своего бесёнка, живот стал ещё заметнее. Наверное, это единственное, что помешало Рами повиснуть на моей шее, как обычно она любила делать после долгого моего отсутствия. Нормы придворного этикета же подобного выражения радости не препятствовали. Боюсь, как бы, наоборот, благодаря типулу-таками папуасский дворцовый церемониал не обогатился новым элементом. Не знаю, правда, будет ли принято такое приветствие в отношении лиц одного пола, или же приживётся только в случае с разнополыми типулу и подданными. Равно как и то, на кого кто будет кидаться при встрече в случае правителя-мужчины – монаршия особа на подданных, отмеченных его милостью, или наоборот.

В общем, ограничились мы с Рами простыми обнимашками. Которым, правда, активно пыталась помешать юная тэми Комадарива, требующая свою долю моего внимания. Полтора месяца назад дочурка внятно произносила только «мама», «папа», «дай», и «ещё». Остальные слова и выражения, кои она употребляла, тяжеловато было понять без переводчика, в роли которого обычно выступали мать или няньки. За прошедшее время членораздельный словарный запас малышки существенно увеличился. Так что пожелание оказаться на руках Великого и Ужасного Сонаваралинги правнучка Пилапи Великого сумела выразить весьма внятно. А для пущей убедительности выразила данное требование пронзительным визгом, грозящим перейти в плач. Нет, плохой из меня безжалостный тиран и узурпатор, пронеслось в голове, когда Коми после нескольких эволюций угнездилась на моих плечах, обхватив за шею. Сначала она попыталась держаться за висящее на мне ожерелье из акульих клыков и полированных камушков, но была мягко остановлена – как-то рановато ещё помирать от удушения наследницей….

 

Совет Солидных и Разумных Мужей собрался по туземным меркам быстро: часа через три после моего появления в Тенуке. Как принято в нынешнее царствование, Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками уселась на резном троне. Само кресло - продукт Сектанта и его местных помощников, а узоры на нём уже самодеятельность доброго десятка резчиков и шаманов. Получилось, на мой взгляд, симпатично. Насчёт удобства сидения, вроде бы тоже нормально. По крайней мере, Рами не жаловалась по этому поводу, да и на задаваемые мною поначалу прямые вопросы типа «не устаёт ли спина», отвечала, что нет. А когда тенхорабиты преподнесли в качестве подарка повелительнице тюфячок и толстый плед из овечьей шерсти, то вообще восседать на престоле стало очень комфортно.

Ещё в Цитадели я подумал, что не следует оповещать всех поголовно о том, что Сонаваралингатаки, Глаза, Уста и Десница Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы, отправляется за море.  И, открывая заседание, об этом помнил. Впрочем, сначала разбирали текущие дела. Папуасы мало интересовались делами «Оловянной компании» и связанными с ними проблемами.

Первым пунктом повестки дня шёл мой отчёт об успехах нашей металлургии. Для наглядности я вывалил на стол, за которым заседал Совет Солидных и Разумных Мужей, ту часть безделушек, что предназначалась его членам и их родне. А потом добавил, что через несколько месяцев количество оружия и украшений должно резко увеличиться в связи с модернизацией производства. О планах по запуску железоделательного завода в тех же местах решил не говорить – всё равно народ местный мало представляет стратегическое значение нового металла.

Потом перешёл к вопросу витукизации страны. На стадо диковинных заморских зверей, пригнанных в Тенук, успели поглазеть все желающие. Так что рассказывать, кто такие витуки, не пришлось. А вот их пользу для папуасского народного хозяйства требовалось разъяснить поподробнее.

«Некоторые из вас могли видеть, как витуков использовали, чтобы готовить к посадкам коя поля под Мар-Хоном» – сказал я – «Из тех, которых пригнали в Тенук два дня назад, шестерых можно будет использовать для работы в конце будущих дождей. Остальным ещё больше года расти. Кроме того, что на витуках рыхлят землю, их ещё можно нагружать грузом. А самки дают молоко, из которого получать полезную и вкусную еду». Ага, только в непереработанном виде пить его не стоит – единственный опыт по употреблению молока от первой отелившейся коровы был довольно неприятный. Если меня просто капитально пропоносило, то парочка подопытных папуасов сутки валялись с желудочными коликами. А вот творог и масло из этого же молока народ употреблял безо всяких последствий, хотя и осторожно после того первого случая.

Кстати, и Ньёнгно, и вохейцы тоже удивились столь странному его употреблению  – оказывается, редкие везучники способны осилить простое молоко. Крестьяне с островов Шщукабы и пастухи из саванн знали и уважали что-то вроде простокваши, способ приготовления которой отличался от местности к местности, но практически нигде не принято пить никак не переработанное молоко – хоть парное, хоть охлаждённое. Разве Тагор вспомнил, как в каком-то описании народов Диса упоминалось, что некие кабуги, обитающие где-то в пустынях между Кавзинскими горами и Узгерешем, пьют «прямо из под коровы, и  желудки этих дикарей настолько крепки, что с ними ничего не случается». А Кирхит добавил, что вангры, населяющие холодные леса Лодиса, любят угощать гостей сырым молоком. Но делают ли они так, чтобы поиздеваться над чужеземцами, или же просто-напросто им самим такой напиток безвреден, а о проблемах иноплеменников вангры даже не догадываются – не известно. Я же себе сделал в памяти зарубку: подумать о внесении в будущий Кодекс Пеу о наказаниях поение молоком за мелкие правонарушения. Всяко не более жестоко, чем накачать водкой и оставить на утро без опохмела.

От заморских диковинных зверей перешли к двум главным бедам неведомо где находящейся России. Причём дураки с дорогами были связаны неразрывно. По причине того, что именно непонимающие и непринимающие политику нынешней власти и составляли основной контингент дорожно-строительных бригад – вместе с тем, кто имел глупость попасться на каком-нибудь бытовом преступлении.

За последние неполные три года приговорённые к «улагу» противники Сонаваралинги-таки и приплюсованные к ним асоциальные элементы успели проложить вполне приличную трассу от Мар-Хона до Тин-Пау с десятком мостов, попутно осушив свыше пятисот пиу заболоченной земли. В общем-то, работа закончена, и всю толпу в полторы сотни рыл можно перекинуть на строительство, скажем, нормальной дороги, пригодной для движения бычьих повозок, от столицы до побережья, вместо нынешней тропы. Но мне лично мало радости, что бывшие «сильные мужи» и их ближники окажутся совсем рядом с родными местами, где у них ещё хватает сторонников и друзей. Особенно сейчас, перед отплытием за море. Потому я озвучил намерение две трети «улагуаев» перевести на строительство дороги между Мар-Хоном и Вэй-Пау, а остальных отдать в распоряжение Чирак-Шудая – в Кесу много чего нужно строить. Например, железоделательный завод. Благо выход неплохой руды мастер нашёл буквально под боком, во владениях моего друга Ботуметаки.

Надеюсь, достопочтенные члены нашего Совета Солидных и Разумных Мужей не заподозрили меня в столь низменных мотивах, которыми я руководствовался, решая, куда перекинуть освободившиеся рабочие руки. Возражений и замечаний на данное решение не последовало. И потому последний пункт повестки дня.

«В прошлом году чёрные чужаки отдали Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-такими Пеу один из своих кораблей, на которых они провозили витуков» – начал я. Вохейское слово, означающее мореходное судно, уже успело войти в туземный обиход и в переводе не нуждалось. «Вместе с нашими друзьями Тур-Хапу, Кума-Тикой и Буку-Микой я, Сонаваралингатаки, волей типулу-таками отправил этот корабль за заморскими диковинами. Но правитель далёкого острова захватил его».

Участники Совета возмущённо зашумели: «Шелудивая свинья! Сын дохлой крысы!».

«Он поступил так, потому что решил, что корабль из Страны черных» - продолжил я, повышая голос, дабы перекричать «солидных и разумных мужей» - «На корабле везли среди прочего кибалу, которая добавляется в медь, чтобы получилось хорошее оружие. А кибалу запрещено вывозить на обмен из Вохе и союзных  стран к чёрным».

-Ну, так надо объяснить тамошнему правителю, что эта большая лодка принадлежит Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганиве – крикнул Кинумирегуй, заменив трудное для папуасского языка чужеземное слово на подходящий туземный оборот – А чтобы он лучше понял, пусть полюбуется на копья наших регоев и «пану макаки» перед своим носом.

-Показать силу людей Пеу, это хорошо – соглашаюсь с «сильным мужем», усмехнувшись про себя – Вот только как добраться до далёкого острова на севере? Самая большая лодка из тех, что строят жители Хона и Вэя, не сможет переплыть море.

-Нужно захватить большие лодки чужеземцев! – предложил Ванимуй. Сколько же среди «солидных и разумных мужей» милитаристов. Слава богу, бодливой самке витука рога духи-покровители не дали. Иначе бы они уже устроили маленькую победоносную войну.

-У нас нет такого числа умеющих обращаться с кораблями вохе людей – спускаю его с небес на землю.

-Заставим самих вохе отвезти туда – не сдаётся хонец.

-Среди вохе трусов не больше, чем среди людей Пеу. Многих ли можно заставить делать то, что нужно, приставив к горлу нож? Кроме того, гости из-за моря перестанут плавать сюда после такого обращения с ними. И мы лишимся новых заморских вещей.

-Так что же делать? Нельзя же оставить безнаказанным бесчестье нашей правительницы! – это опять Кинумирегуй.

-Правитель Вохе вообще не слышал про типулу-таками – отвечаю спокойно – Кума-Тика, который был свидетелем произошедшего с нашим кораблём, сказал тамошнему правителю, что «Пять перьев топири» не из «страны чёрных», а с Пеу. Но никто больше  это не мог подтвердить. Когда Буку-Мика и Тур-Паху приплывут домой, они подтвердят слова Кумы-Тики. Тогда корабль отпустят. Но лучше отправить в Вохе послов от Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками, которые договорятся с правителем Вохе и его союзниками, чтобы людей Пеу принимали на севере как друзей.

Господа советники некоторое время молчали, переваривая услышанное. Выждав, на мой взгляд, достаточное время, чтобы самый тугодум успел усвоить сказанное, я добавил: «Возглавлять послов будет Гокурегуй, родич почтенного Ванимуя. Ему доводилось общаться с людьми Вохе, он знает их язык. А помогать Гокурегую станут Тагор и Хита. Мы же сейчас должны решить, что послы могут говорить от имени типулу-таками, а чего ни в коем случае не должны».

  Ага, размечтался… Следующие полчаса ушли на выяснение, почему именно какой-то хонец будет главным. «Сильные мужи» Текока и Ласунга имели собственное мнение на этот счёт. В итоге мне всё же удалось отстоять кандидатуру ванимуева кузена – главным образом благодаря тому, что тот, в отличие от уважаемых людей из внутренних областей острова, понимает вохейский и, вообще, имеет опыт общения с заморскими гостями.

По большому счёту, и глава посольства, и его полномочия, с моей точки зрения особой роли не играли. Но ведь господа члены совета о его декоративной роли не ведали. Так что приходилось изображать свою активную заинтересованность и спорить.

Когда перешли к тому, что должен говорить Гокурегуй, господ членов Совета ожидал не очень приятный сюрприз: Солнцеликая и Духами Хранимая вдруг вздумала высказать своё собственное мнение. Ну, для меня то, допустим, это не стало совсем уж неожиданностью – учитывая характер, рано или поздно Рами должна была начать демонстрировать окружению, кто хозяин в Тенуке. А девочка она умненькая, живо впитывающая новую информацию и вполне способная оную анализировать не хуже взрослых мужиков, снисходительно воспринимающих типулу-таками с позиций папуасского мужского превосходства над глупыми бабами. Да и Сонаваралингатаки с юной правительницей не только созданием будущих наследников занимается. Причём, иной раз я сам удивлялся, до чего додумывался  этот бесёнок, выслушав очередной мой монолог по вопросам государственного управления.

Сюрпризом стало, пожалуй, то, что выступила правительница столь неожиданно и резко. С того дня, когда после переворота Раминаганива столкнулась с всеобщим неприятием своих кровожадных планов в отношении тех, из-за кого она была лишена на долгие месяцы общества любимого Сонаваралинги, типулу-таками предпочитала не высказывать собственное мнение, а внимательно выслушивать советников. Формально, конечно, Солнцеликая и Духами Хранимая выступала последней инстанцией, за которой было принятие того или иного решения по спорным вопросам, но на практике она всегда прислушивалась к мнению большинства. Ну, или к моему – если оно не совпадало с мнением остальных Солидных и Разумных Мужей.

Правда, я редко настаивал на претворении в жизнь именно своих предложений. В одних случаях признавая правоту оппонентов – не в смысле того, что предлагаемое мною не нужно или вредно, а в том, что нормально осуществить многое из желаемого не позволит папуасская косность. В других же просто-напросто предпочитал действовать мимо господ советников. Например, когда от лица братства «пану макаки» начал предоставлять земельные участки на осушенных местах вдоль дороги из Хона в Тинсок ганеоям из Текока, Ласунга и Хона с Вэем. С несколькими условиями: после двухлетнего льготного периода переселенцы должны будут поставлять с пиу земли по десять корзин коя, пять корзин вохейских бобов и одну годовалую свинью. Также каждый мужчина обязан был отработать на работах по строительству дорог, каналов и прочего тридцать дней в году.  Правда и бонусы они получали приличные: на каждого взрослого полагалось по три осушённых и пригодных к возделыванию пиу, а общее количество земли, которую переселенцы могли обрабатывать, ничем не ограничивалось, причём с тех участков, которые они сами осушат и введут в оборот, никаких поборов взиматься не будет в течение двадцати пяти лет. На каждые две семьи выдавались бык с коровой и лёгкий плуг.

Для обучения новым методам хозяйствования в поселенцы пришлось зачислить парочку уже подросших ребят из числа тех, кто ухаживал за скотом в предыдущие годы, а также одного из тенхорабитов  второй волны. Обычный крестьянин, овдовевший ещё дома, по просьбе Шонека остался в Мар-Хоне помогать управляться с возросшим стадом, да так и вписался в местный социум: сошёлся с матерью Туни и Ониу, ухитрившись обеспечить тех светлокожим братиком; отремонтировал и отчасти перестроил на вохейский манер хижину, где проживала вдова. К переселению из порта в южные болота Тумрак-Гыршынай отнёсся философски: раз Сонаваралингатаки, которого слушаться велел сам Вестник, приказал, то придётся выполнять.

Металлическими же орудиями труда поселенцев будет обеспечивать собственный кузнец из числа учеников Чирак-Шудая.  После Тин-Пау и Текока  Укулету-Хопо (то есть «Деревня на осушенном болоте») стало третьем населённым пунктом, получившим своего «колдующего над болотной землёй». Да и этих троих наш главный металлург словно от сердца отрывал – всё ему работников в мастерских не хватает.

В общем, в перспективе должен получиться надёжный источник прибавочного продукта и рабочих рук для всяких разных начинаний, при этом с довольно лояльным населением. Чему порука его племенной состав и одно на первый взгляд не слишком заметное изменение в статусе поселенцев – несмотря на необходимость платить натуральный оброк, жители Укулету-Хопо получали право вступления в ряды регоев и «макак». Таким образом по своему положению они приравнивались к рядовым мигрантам-тенхорабитам. Положа руку на сердце, я вообще взял бы и уравнял всё население Великого Пеу в правах и обязанностях – чтобы все они платили налоги в государственную казну и всех их можно было бы привлечь к службе в армии. Действовать, увы, приходилось вот так, постепенно: ганеои, конечно, будут рады получить возможность наравне с дареоями становиться воинами, но представители привилегированной касты не потерпят такого нарушения старых обычаев. Вот и остаётся мне только маленькими порциями переводить гане в новый статус. Причём эта новая деревня не последняя – будут и другие, благо Хухе в ближайшие год-два обещает только на юге Вэя и в Бунсане осушить не менее двух тысяч пиу земли.  Главное, удалось бы и дальше проводить ту же политику: чтобы переселяющиеся ганеои продолжали эксплуатироваться, но при этом получали право становиться воинами.   С ещё с большим удовольствием я бы превратил в податное сословие дареоев. Но здесь пока оставалось только мечтать. Впрочем, есть у меня одна задумка, которая при грамотном исполнении заставит моих папуасов если не платить налоги государству, то добровольно рвать жилы на благо прогресса.

  Точно также, безо всякой санкции Совета Солидных И Разумных Мужей, началась работа первых начальных школ в Мар-Хоне и Тин-Пау: по два учителя из выучеников Тагора и Шонека нашлось, а учащиеся набирались на сугубо добровольной основе. Впрочем, желающих было не так уж и мало, особенно в морских воротах острова – статус грамотеев, в массе своей находящихся где-то поблизости к Сонаваралинге-таки, оказался в глазах народа весьма высоким, и многие захотели такой же судьбы своим чадам. Так что я даже вынужден был распорядиться, чтобы учителя не стеснялись отсеивать и выгонять нерадивых школяров. Но, даже учитывая, что через пару месяцев занятий добрая треть учеников оказалась отчисленной, всё равно в мархонской школе обучалось больше шести десятков ребят и девчонок в возрасте от восьми до пятнадцати лет. В основном, конечно, преобладала сильная половина папуасского молодняка, но никто не запрещал и слабому полу приобщаться к новинке. В Тин-Пау, где не было наглядной агитации в виде писцов, пользующихся расположением Великого и Ужасного меня, нагрузка на первых учителей была поменьше – всего два с половиной десятка учащихся на двоих педагогов. Но лиха беда начало….

Во вспыхнувшую дискуссию о полномочиях посольства я встревал без огонька – так, для проформы. Особо бурный полёт фантазии способны остановить и Хиштта с Шонеком, присутствующие на совете в качестве консультантов, в этот раз – по внешней политике. Мне же пришлось только ближе к концу, когда все высказались и уже выдохлись, произнести итоговую речь, которая сводилась к нескольким простым тезисам: прибыть на Икутну, представиться местным властям по полной форме, озвучить озабоченность и недоумение по поводу задержанного корабля, выслушать суть претензий со стороны наместника, с привлечением свидетелей из числа вохейских купцов доказать, что «Пять перьев топири» никакое не тагирийское судно, договориться об условиях торговли между нашими странами.

Закончили обсуждения чуть ли не за полночь. В итоге никаких сил заводить с Рами разговор о необходимости моего участия в посольстве уже не оставалось. Добравшись до своего тюфяка в покоях типулу-таками, я почти сразу же уснул. Тэми приткнулась было у меня под боком, но посреди ночи расплакалась малышка Ками, и она перебазировалась в «детский» угол хижины.

 

Утром я опять не знал, как подступиться к разговору. От того начинал злиться на самого себя. В итоге Рами сама, заметив странность в моём поведении, спросила ближе к обеду: «Ралинга, что тебя тревожит?» Ненужных  ушей рядом не было, но я всё равно отвечать старался как можно тише: «Тэми, вчера на совете я не сказал всей правды насчёт посольства. Но от тебя скрывать не могу». Моментально посерьёзнев, она внимательно смотрела на меня, ожидая продолжения.

В очередной раз оставалось только порадоваться, какое сокровище досталось мне: никаких истерик или соплей в ответ на озвученное мною решение отправиться самому за море. Только хлопала растерянно своими темными глазёнками. А потом выдохнула на грани слышимости: «Ты точно вернёшься?» Что за странный вопрос…

«Конечно, Рами» - отвечаю также тихо. Притихший мой бесёнок вдруг оставляет меня одного. Ненадолго, впрочем. Вскоре появляется с небольшим мешочком, который вкладывает мне в руку: «Вот».

-Что это? – интересуюсь скорее машинально.

-Камни-из-раковин. Ты сам говорил, что за морем их очень ценят – голос правительницы сух и тускл.

-Спасибо, Рами. Но сейчас в них уже нет особой нужды – пробую отказаться от прощального подарка.

-Бери – кажется, сейчас она сорвётся в слёзы.

-Спасибо, тэми – повторяю ещё раз – Я вернусь. Обязательно вернусь.

 

Резкий ветер, непривычно холодный, бил в лицо. Вообще-то преобладающее направление ветров на Пеу юго-западное, но сегодня дует восточный. Верхнее Талу, зона «вечной весны» – поздней, наверное, потому что заморозков здесь не случалось, по отзывам тех, кому доводилось забредать сюда. Всего в нескольких километрах к югу и считанных сотнях метров по вертикали вниз – тёплые хвойные леса Талу Среднего, а ещё полдня  спуска по склону – окунёшься в уже привычную для меня тропическую жару конца сухого сезона.

Но это там, внизу. Здесь же открытые пронизывающим ветрам луга, только вдоль берегов ручьёв сменяемые кустарником. И стаи птиц разного размера: от воробья до курицы. И идти этим пустым простором ещё больше суток. Если бы не нетипичная для тропиков погода, сопровождающие меня папуасы сочли бы путешествие даже приятным: шагай себе да шагай, ни о чём не думая. Трава, конечно, несколько замедляла движение, но из графика наш отряд пока не выбился. А если и припозднимся немного, то день-другой Чимрак-Шугой Сонаваралингу-таки подождёт.

Задавшись целью сохранить свой отъезд с острова в тайне от членов Совета Солидных и Разумных Мужей и вообще от всех, я вынужден был, посадив участников посольства на «Кыхылая», отправиться инспектировать медеплавильный комплекс в Кесу. Там, я пробыл всего день, сразу же двинувшись дальше – в Верхнее Талу. Чтобы оттуда, согласно официальной версии, совершить вояж через весь север Пеу, добравшись в итоге до Сонава. Оттуда я должен нагрянуть неожиданно в Бонко, проведать «восточных  пану макаки».  Ну, то есть, как неожиданно – за время, которое должно занять путешествие по маршруту Кесу-Сонав, сто пудов до Такумала дойдут слухи о скором визите Сонаваралинги-таки.

Но это для широкой публики. На самом деле конечной точкой моего маршрута на территории Пеу должен стать тенхорабитский Вохе-По, куда направился «Кыхылай», покинув Мар-Хон. То, что по дороге до селения беженцев-сектантов я посещу обитающих в Береговом Талу гаров а также их восточных соседей сунуле – это  дополнение к основной программе, которое, впрочем, только придаст правдоподобия озвученной при прилюдном расставании с Солнцеликой и Духами Хранимой версии.

Мысли мои опять вернулись к последним дням, проведённым вместе с Рами, и глаза подёрнулись предательской влагой. К счастью, бьющий в лицо ветер мог запросто заставить их слезиться безо всякой сентиментальщины. И потому мои спутники не заподозрили, что бесстрашный воитель, ужасный колдун и циничный политик Сонаваралингатаки способен ронять слезу из-за какой-то там женщины, пусть и самой типулу-таками.

[Крукс]