На Лазурном берегу


1 сообщение в этой теме

Опубликовано: (изменено)

- Ваше величество, у меня нет слов чтобы описать наше потрясение и горечь сожаление... - сидевший на против премьер-министр из-за всех сил пытался говорить уверенно, но испарины пота, выступившие на его лбу и висках просто гроздями, выдавали крайнее волнение. Все его приятное и умное лицо становилось каким-то одутловатым. Решительно, я правильно поступил, заставив его, пожилого всё-таки человека, сесть в моем присутствии на предложенный стул, от чего он более менее уверенней мог пустить в ход свое красноречие: - От лица Франции мы приносим свои извинения за этот прискорбный инцидент. Террор нанес удар в том месте и в тот час, где мы не могли даже ожидать. Известные нам сведения о готовящейся злодеянии были должным образом проверены, но мы...
- Оставьте лишние слова, месье Думерг, - я коротко махнул здоровой рукой, пропустив по своему лицу череду мимических выражений, которые можно было бы принять как за гримасу боли, так и за лютую злость. Я сидел на стуле, облокотившись на спинку, пока стоявшие в окружении четырех здоровенных детин с широченными челюстями и злющими глазами врач и моложавая дама в прекрасном белом платье марин, испачканном брызгами моей собственной крови, перевязывали другую мою руку, задетую пулей. Рядом валялась моя шайкачка, ее шляпка из белой соломы, почерневший от крови бледно-голубой газовый шарф и снятая с меня портупея со шпагой. Витая гарда и рукоятка в виде атлета, душащего трехголовую гадину. Старый подарок от той самой Франции...
Я выдержал паузу, невольно задумавшись о событиях почти 20-тилетней давности. Я взглянул на Татьяну. Она по прежнему такая же свежая, стройная до хрупкости, полная самой жизни, хоть теперь закрашивает первые седые волосы и умело скрывает подтяжки лица и прочую пластику. Она злиться. В такие моменты ее лицо искажается и становиться чересчур резким, даже мужеподобным. Но вот она украдкой улыбнулась мне, так как умеет только она, так же умело справляясь с перевязкой. Как тогда, после бомбардировки с цеппелинов, она вытаскивала из моего плеча осколки немецкой бомбы, а я будто  не чувствовал ничего - контуженный, только смотрел в ее глаза, видя перед собой ангела, и наверное вел себя как последний дурак. Кажется, что тот день был вчера... Но стоит мне взглянуть на нынешнего премьер-министра Франции Гастона Думерга и сразу становиться понятно, что годы идут и людей время особо не щадит - вместо щеголеватого господина с пышными гусарскими усами и хулиганским галстуком в в горошек передо мной сидел импозантный, но какой-то сплюснувшийся старикан с коротко стрижеными седыми усиками и обрамленными морщинами умными глазами, отражавшими сейчас затаенное чувство крайнего напряжения и тревоги. Мое молчание было ему невыносимо. Я поспешил развить свою мысль.
- В этом нет вашей вины. У меня нет ни претензий, ни причин винить в непредусмотрительности правительство Французского государства или же отчитывать службы безопасности. Не мне говорить вам, месье, какие опасности грозят главе государства. А я увы привык жить опасно. В связи с случившимся, Однако я буду вынужден сократить свою программу пребывания в стране и оставить для наших переговоров обсуждение ключевых вопросов здесь, в Марселе, поскольку опасаюсь за жизни моих родных и членов Правительства Франции, но и жизни простых граждан города. Краля разорвало на месте, но как зрелищно! Голову должно быть подбросило прямо в кадр кинооператорам.... Мне не хотелось бы думать, что у этих безмозглых молодых людей могут быть другие сообщники с бомбами. В остальном, нам остается лишь благодарить Небеса, что кровопролитие не приняло большего масштаба.
Я перекрестился и следом все с моей стороны залы, кроме фиксировавшего швы доктора, осенили себя знамением.
- Я буду рад передать эти слова в Париж, - с видимым облегчением ответил премьер, отвесив почтительный поклон.
- Кхм.. В ходе перестрелки от пуль и давки пострадало всего тринадцать человек, четверо, включая полковника Пиоле и генерала Жоржа, отправлены в госпиталь, - вставил свое слово господин префект Марселя Совер, мня какую-то отчетную бумагу в руках, - Двое зрителей.. убиты ответным огнем полиции.
Думерг посмотрел на него как кот, одернутый за хвост. Префект был бледен как выгоревшее на солнце полотно. Призрак отставки со своего поста обретал перед ним куда более реальные очертания, чем перед премьером, но хуже для него была потеря лица в глазах аристократии, перед которой выскочка пытался заискивать, рассчитывая попасть в высшие круги. Моя жена бросила на него взгляд строгий и важный, от которого невольно бросало в дрожь всю французскую делегацию. Было от чего. Как я не пытался ее уговорить, она отказалась сменить свой испорченный морской костюм, бросив журналистам: "Пусть все видят, что они натворили". Впрочем, она не хотела этого делать и потому, что этот ее наряд весьма удачно маскировал надетый бронежилет, не полня фигуры.
- Передайте мои искренние и глубокие соболезнования родственникам погибших, мои пожелания скорейшего выздоровления этим благородным духом людям, что пытались остановить негодяев, и пожелание назначить им небольшую компенсацию из Ветеранского фонда, 100.000 франков погибшим и 75.000 франков каждому из раненных.
- Благодарю Ваше Величество за оказываемое гражданам Франции великодушие. Я внесу этот вопрос на рассмотрение кабинета немедленно по прибытию в Париж, - деловитым тоном добавил старик.
Префект несколько раз изменился в лице.
- Ваше величество, это очень щедро и великодушно, но Мы не находим это вполне удобным в сложившейся ситуации. Не будет ли выглядеть двусмысленно, что как будто оцениваются жизни...
- Я нахожу это удобным, месье Совер, - голос Татьяны прозвучал негромко, но внятно, его искажал акцент, - и все равно французам от его звуков делалось не по себе, - Если уж руководство города не смогло обеспечить должного режима безопасности, когда Матин и Ле Монд знают о подготовке покушения, то по крайней мере позвольте Их Величеству возместить этим господам и дамам за напоминание о том, что война и террор несут Европе, - на плечо мне она осторожно накинула мой мундир, а префект качнулся будто в предобморочной судороге. Чтобы не доводить до обморока Совера, я сказал:
- Вы очень меня обяжите, месье префект, если примете эти деньги и передадите пострадавшим как жест доброй воли народов Югославии Французам, помогавшим нам отстоять свою свободу. Прошу так же, окажите мне услугу - сообщите, когда состояние министра иностранных дел и генерала Жоржа станет стабильным, чтобы я смогу нанести им визит в госпитале.
- Разумеется, Мы при первой возможности известим Ваше Величество, - проговорил мужчина, с трудом держа себя в руках.
К этому моменту доктор Войтов закончил, и бережно согнул мою руку, которую Марко помог положить на перевязь. Я наклонил голову в знак благодарности и не без усилия поднялся со стула. Татьяна властным жестом передала мне бумагу. Думерг тут же вскочил, весь обратившись во внимание.
- Господа, пока эти люди опять не добрались до меня и не начали стрелять, прошу вас, господин премьер, принять нашу ноту по случаю визита и декларацию, адресованную высокой конференции. Всё, чего мы просим от сеньора Муссолини - уважать наш суверенитет, как Мы уважаем законные права Итальянского королевства. Если его дучество имеет возражения, Мы их выслушаем за общим столом переговоров - но не через крики националистов и прицел автоматического пистолета, - я вручил бумагу старику.
Думерг понял мои слова как желание присутствовать на конференции и удалился из покоев едва ли не вприпрыжку - это спасало Париж от очередного витка кризиса. Совара вытолкали помощник министра иностранных дел и военный атташе, причем делали это очень бодро. Когда вся делегация французов наконец покинула комнату, Татьяна вспыхнула, дав волю своим эмоциям.
- Они ещё хотели чтобы охрана оставались на "Далмации"! Тупоголовые скоты.. - она стиснула зубы и пинком отправила стул, на котором сидел Думерг, к противоположной стене, - Они ни во что тебя не ставят! Ты для них лишь промежуточное звено для их сговора с фашистами, а Ты так просто идешь у них на поводу! Предатели... Лицемерные малохольные.. - тут она выразилась такими словами, что я невольно удивился, как она в ее семье с ее воспитанием могла вообще узнать как ими пользоваться.
- Ты зовешь предателями этих обывателей, для которых их карьеры в политике развлечение и средство существования. Нет смысла сейчас метать громы и молнии, - прикрыв глаза, я подал знак остальным разойтись. Шкафообразные фигуры телохранителей отступили за углы и двери, доктор боязливо оглядываясь удалился. Я встал и поморщившись поправил руку в петле перевязи, повернулся к жене:
- Если Ты хочешь, чтобы они дали нужные нам гарантии, нам придется подыгрывать их заблуждениям. Вся политика соткана из умения врать в лицо.
Татьяна достала портсигара, извлекла папироску и закурила, прожигая стену взглядом. Она знала что подходить к окнам может быть опасно - даже здесь в нашем марсельском консульстве, и ее это злило.
- До каких пор... До каких пор, я спрашиваю, нам придется это делать... сколько нас будут унижать, - ее голос напряженно вздрагивал в такт поднимающемуся сигаретному дымку, - Я так устала ото всего этого!
- Почему тогда Ты не уедешь в Швейцарию или в Португалию с детьми, там может быть безопасней.
- Никогда! - почти что взрычала она, обернувшись ко мне и теперь уже вздрогнул я, -  Никогда, Ты слышишь, я не оставлю Тебя! Никогда не оставлю свою семью, ещё раз! Я уже потеряла весь мир, и не позволю никому отнять его у меня снова.... - голос Тании сделался по настоящему страшным, - Чтобы какие то безмозглые старики и провансальские, сассекские или пенсильванские обыватели указывали Нам как жить... Ты можешь быть гибким как тростник, но они не смеют оскорблять Нас....
- Нас..- я прервал ее, коснусь ее плеча, уняв дрожь в теле - Каждый француз, англичанин, янки, даже итальянец, прошедший через войну, чей муж, сын, брат не вернулся, как не вернулись мои братья... Они негодуют сейчас. Большинство из них не знают таких стран, как Хорватия, понятия не имеет что македонцы культурно ближе к болгарам, а что болгары и сербы не один и тот же народ. Но они помнят, что воевали против хорватов и болгар. И с Божей помощью, этот Черноземский будет французским Бруно Хауптманом, которому можно будет отрубить голову потому что он когда-то воевал против нас. Их политиканы, журналисты могут сколько угодно бросать в меня камни - я умею пропускать их мимо. Но чем же эти малохольные могут унизить Тебя, моя царица? Ты забываешь, что Ты сделала, Тания...
Она чуть ощутимо дрогнула, и дыхание ее изменилось.
- Сколько Ты обманывала саму смерть своим спокойствием. Сколько твой аристократизм, твое самообладание сбивали с ног самых упоротых варваров. И как этого не доставало мне, потому что всегда я боялся что потеряю тебя, мальчиков и Алису... - я перевел взгляд на панель, увитую цветочно-геометрическим узором. Потянувшись в карман, я достал складную пепельницу и раскрыл ее перед Татьяной на столике, ввинченном в стену.
- Ты помнишь Могилев?
- Меня он мучает в кошмарах...- он коснулась своего виска ладонью, утерев слезу.
- Неужели наше знакомство внушает тебе такой ужас?
- Ты такой дурак...
- А когда этот лысый начал бомбить Задар? Ты прилюдно вылила ему в лицо ведёро с талой водой, - я смотрел на ее лицо, стараясь уловить момент, когда мои слова подействуют. Она уже не была так напряжена, но ещё смех не выгнал страх, терзавший ее душу.
- Кто может позволить себе так поставить на место самого Муссолини? Кто может поправлять премьер-министра Англии, что если югославы все одинаковые и нет разницы между ними, то нет разницы между Англией и Анголой? Кто, Только Ты, королева Югославии Татьяна, первая красавица, безукоризненно икона стиля, Мать мох детей.
Я взял ее руку и вынув ненавистную сигарету положил на край пепельницы, тут же приложившись своими губами к ее ладони. Она закрыла глаза и уголки ее губ чуть приподнялись. Чудовищное выражение лица, так похожее на лицо ее отца, наконец-то исчезло.
- Почему на всем свете.. Ты один убеждаешь мир, что страна может жить. И один Ты убеждаешь меня, что в мире стоит жить...
Стук в дверь нарушил момент супружеской нежности.
- Ваше Величество, из Сюрте звонят! - окликнул голос, - Они схватили одного из убийц, некоего Кватерника.
***
Глобус на черно-белом экране вращается под бодрый мотив не то марша, не то фанфар. "Синедис Ньюсрил" Выпуск новостей от 11 октября 1934 года. Противный, но зычный мужской голос читает текст на английском:
"Покушение на югославскую королевскую чету в Марселе!
- Король Александр и королева Татьяна прибыли в цветущий порт на Средиземноморском побережье Франции, чтобы отдать почести погибшим в Мировой войне, возложив венок у монумента Бойцам Салоникского фронта *В кадре прибытие небольшого среднетонажника-лайнера "Далмация" в порт Марселя, сход на берег моложавых мужчины в аскетичной югославской военной форме нового образца и симпатичной женщины лет 30-35 на вид в светлом платье под матросский костюм. Он сосредоточен, чуть покачивая рукой и отдавая честь, она широко улыбается, размахивая подаренным букетом мимоз*. После приветствия королевская чета в сопровождении генерала Жоржа и министра иностранных дел отправляется в лимузине к монументу. Марсельцы радостно встречают высоких венценосных гостей. Виват Александр, Виват Татьяна"
- Но что это?! *Камера, находившаяся, очевидно, на треножнике в машине, и потому не трясшаяся в пьяном треморе как у оператора Юниверсал, зафиксировала как из толпы выскочил крепкий человек в соломенном канотье с вытянутой рукой. Он кричит и торопиться вскочить на подножку автомобиля. Король резким движением пригибает свою жену вниз, к ногам, толкая туда же министра иностранных дел, и громко что то крича выхватывает пистолет. Звучат выстрелы* - Внезапно из толпы встречающих появляется вооруженный человек! Он хочет стрелять в пассажиров лимузина. *Пуля цепляет руку короля, брызжет кровь, он кажется не замечая этого, стреляет в упор в человека. Тот падает. Полицейские, стоявший в патруле, сбегаются и обступают убийцу* Злодей схвачен, но конец ли это *Толпа перетекает с тротуара, начинается мешанина. И вдруг с другой стороны улицы раскрывается облако дыма - камера вздрагивает и ее объектив ловит чудовищный кадр: по воздуху летит оторванная человеческая голова. Сутолока, крики, начинается пальба - полицейские не видят куда стреляют. Камера успевает "заглянуть" внутрь лимузина - министр лежит, почти что лишенный сознания, поддерживаемый королем. Рядом генерал, у которого кровью залито лицо. Королева в почерневшем местами жакетике рвет свой шарф чтобы перевязать им как жгутом руки и торсы пострадавших. Машина уезжает*

Снова смена кадра. Сидящие в больничной зале мужчина с перебинтованный рукой и плечом, его спутница. На постели лежит во всем белом пожилой усатый господин, который с трудом что то говорит - но говорит  уверенно. Панорамная съемка монумента. Король с рукой на перевязи, и королева уже в осеннем темном пальто, оба под плотным конвоем телохранителей, приносят венок сначала к монументу, а потом кладут цветы на свежие могилы убитых в перестрелке горожан.
- Несмотря на случившееся, король и королева навещают министра иностранных дел в госпитале с надеждой на скорое выздоровление и скорое продолжение переговоров по Восточному пакту *Король жмет руку лежащему министру - тот слабо улыбается, сжимая ладонь в ответ - склейка - Руки подписывают какую-то бумагу* В дни тяжелых испытаний дело сохранения Мира пробивает себе дорогу вперед, не смотря на преграды!

...И только где-то далеко в горах Баварских Альп чей-то бесноватый низкий голос кричал: "Аааааааааааааааааааааааааааааааааа, Александр! Погоди, мерзавец, Мы ещё встретимся!"

Изменено пользователем ясмин джакмич

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Создайте учётную запись или войдите для комментирования

Вы должны быть пользователем, чтобы оставить комментарий

Создать учётную запись

Зарегистрируйтесь для создания учётной записи. Это просто!


Зарегистрировать учётную запись

Войти

Уже зарегистрированы? Войдите здесь.


Войти сейчас