Phoenix Purpura. Год Феникса. Тихий сон разума

[arturpraetor]

Я бы таки прекратил издеваться над коллегами, репостя свои старые наработки по Византии, но раз уж коллега daichimaru попросил - то таки сделаю это. Итак, вкратце о сути: когда я начинал альтернативить вообще, я начинал с Византии (точнее, с Испании, но там все быстро заглохло). Причем начал я с флота, запостил чутка броненосцев и линкоров с унылым уровнем отрисовки, парочку броневиков, парочку танчиков.... И тут с меня в каждой теме начали требовать хотя бы в общих чертах описать историю того, как Византия выжила. Я первоначально не хотел углубляться, но знаете ли, я человек вежливый, и раз просят - убегаю за горизонт стараюсь все же сделать. А так как я являюсь поклонником лит. цикла "Ересь Хоруса", в деле альтернатив был еще зелен и неопытен, а душа сильно требовала чегонить эпического, то в качестве точки бифуркации я выбрал 1453 год. Византия уже померла и воняет - ну так и что? Легионы космодесанта имперский пафос и не такое выдюжит! Византия это или нет? Ну а так как вырулить для Византии в этом году реально событие даже не фэнтезийное, а где-то за пределами добра и зла, я сразу же кинулся описывать этот замес. И настрочил на три довольно больших поста, сделав "закос" под исторический труд, с цитатами якобы личного летописца сына императора Константина Последнего. Получилось ли эпично? Вроде да. Получилось правдоподобно? Ну как сказать.... В общем, позднее я пересмотрел точку бифуркации, и начал со взятия Константинополя крестоносцами на два века раньше. Чтобы хоть как-то добавить реализма. Получилось, наверное, еще хуже)

Коллеги, обращаю ваше внимание! Я не просто так прикрепил к этому посту тег "юмор". Я знаю, что там полнейшая жесть в плане реформы армии и администрации. Я знаю, что со всей Мореи набрать 35 тысяч юнитов, и хорошо вооружить их - это полный сюр. Я знаю, что углубившись в описания битв, можно раскрыть факт употребления мной во время написания веществ, запрещенных в РФ и Украине. Мне это все известно. Но раз коллега daichimaru попросил - закину на сайт, что уж. Если что - это все он)))

Короче, начнем... Хотя нет, я не могу не добавить во вступлении эту картинку:

Фух, вот теперь можно начинать.

Часть I, бредовая

Михаил Палеолог

Рождение в 1429 году в семье Константина Палеолога и Маддалены (в православии Феодоры) Токко сына праздновалось всей династией. И хотя Константин фактически не был претендентом на престол Византийской империи, пополнение в семье всегда считалось хорошим событием. В день его рождения над Сантомери, где проходили роды, пролетела комета. Явление было признано благоприятным. И если обычно подобная трактовка не подтверждалась на практике, то у этого ребенка была великая судьба – судьба императора, возродившего Византийскую империю. Назвали его Михаилом.

С раннего возраста Михаил начал проявлять интерес к наукам. Закончив базовое (для того времени) образование раньше срока, он начал активно расширять свой кругозор. В возрасте 13 лет он уже был умнее всех в своем окружении, активно интересовался античной культурой и мифологией, военным делом, богословием. Особенно нравились ему истории про великие войны Античности. На фоне увлечения историями про Александра Македонского Михаил изучил все возможные трактаты по военному делу и ежедневно упражнялся во владении копьем и мечом, как в пешем строю, так и в конном. Не забывал он и про духовное развитие, не единожды жертвовал на нужды храмов деньги, что повысило его популярность среди клира.

Необыкновенно умный юноша привлекал различных людей. Так, Михаилом активно интересо­валось генуэзское купечество, которое видело в нем потенциал и всячески его поддерживало. Не отставали и венецианцы, которым требовались сильные союзники на востоке против агрессивной Османской империи. По тем же причинам выказывал свой интерес к Михаилу и Папа Римский, с которым у юного Палеолога даже велась личная переписка. Несмотря на нежелание Михаила признавать унию, между ними установились вполне дружеские отношения, и Папа признал, что должен всячески поддерживать Михаила «во имя благополучия христианства».

В это время происходит усиление влияния армянского купечества в Византийской империи – угнетаемые мусульманами, армяне начали искать поддержки в христианском мире. Они тоже приметили умного юношу. В отношения молодого Михаила с армянами вмешались и дела любовные – в возрасте 16 лет он влюбился в дочь гостившего в Мистре купца Амалию Тарханиот. Из-за нее между Михаилом и его отцом Константином, на тот момент уже деспотом Мореи развязалась настоящая «война», которая быстро окончилась поражением Константина, и Амалия стала женой Михаила. Эта связь положила начало укрепления влияния армян на Палеологов, и значительно обогатила Михаила. 

После свадьбы Михаил Палеолог продолжал интересоваться всем и вся, и даже вмешивался в дела управления Мореей. Его решения, порой радикальные, но всегда эффективные, вызвали уважение не только у собственного отца, но и у оппонентов в лице дяди Фомы и представителей морейской знати. Люди ученые, пользовавшиеся популярностью при Михаиле и наводнившие Мистру (столицу Мореи) в невиданных ранее количествах, называли его новым Октавианом Августом или Александром Македонским, втайне надеясь на то, что их льстивые предположения окажутся правдой хотя бы наполовину.

В 1449 году Константин Палеолог стал императором Византии, и по сложившейся традиции передал правление Морейским деспотатом своему наследнику – сыну Михаилу. Самому Михаилу на тот момент едва исполнилось 20 лет, но за бразды правления он взялся с решимостью истинного лидера.

Этот человек при первом взгляде ничем не выделялся из ряда таких же знатных ромеев, разве что вел себя более сдержанно и говорил меньше прочих. Но стоило ему прийти в движение или сказать дюжину слов, как становилось ясно - предо мной предстал величайший из представителей его рода. Михаил всегда действовал быстро, с твердым расчетом, основанным на долгих размышлениях и благословлении Господнем, а слова его находили слабое место в сердцах каждого, кто слышал его. По прибытии ко двору в Мистре мне довелось несколько минут пообщаться с ним, и тогда я, свободный летописец, встал на колени и поклялся ему в верности, ибо это было правильным и верным поступком для такого, как я. Каким же было мое удивление, когда юный Михаил поднял меня, усмехнулся и обнял как родного брата и посадил рядом с собой за трапезным столом. В тот момент я окончательно уверовал в то, что Михаил Палеолог - истинное будущее Византийской империи и всего христианского мира.

Андроник Летописец о Михаиле Палеологе, "Хроники Феникса"

Умирающий орел

Морейский деспотат при Михаиле Палеологе

Византийская империя представляла собой в 1449 году печальное зрелище. Государство делилось на две части – Константинополь, управляемый императором, и Морею. Четкая вертикаль власти отсутствовала, империя застряла где-то между феодализмом и чем-то вообще непонятным. Подчинявшиеся де-юре вассалы фактически могли вести себя независимо, без оглядки на своего сюзерена. Народ беднел, знать предпочитала заниматься интригами и брато­убийством вместо управления своими землями. Экономика являлась понятием относительным, казна пополнялась в основном за счет налогов, большая часть которых расходилась «по карманам». Реформы, проведенные императором Михаилом VIII после 1261 года, лишь незначительно повлияли на сложившееся положение (косвенным их результатом стал рост населения Греции). Текущее положение дел длилось в империи уже много лет (если не сказать столетий), и являлось одним из симптомов погибающего государства, изжившего себя. Оно должно было исчезнуть, это было закономерным следствием текущего положения дел. Но империи не погибают сами по себе, нужны лишь «варвары у границ», и они уже больше века существовали – османы, захватившие уже половину Балканского полуострова, чья победоносная армия не раз громила войска христиан. Гибель империи была лишь вопросом времени.

Именно это и не устраивала молодого деспота Мореи. Михаил трезво оценивал положение вещей и понимал, что предстоит серьезная борьба, и уже при его жизни Византии будет вынесен приговор – жить или умереть. При сложившихся порядках в империи ей оставался лишь один путь – гибель. Требовались решительные перемены – то, чего то ли боялись, то ли просто не принимали в расчет все предыдущие политические деятели Византии, цепляясь за «великие традиции прошлого» и игнорируя разрушительность текущей стагнации. И Михаил пошел на то, чего боялись все его последователи, начав проводить широкие реформы в своей Морее. В этом ему оказали помощь союзники - финансами генуэзцы, венецианцы и армяне – как в долг, так и в качестве даров, которые всегда тратились на общее дело.

Реформы не могли не вызвать неприятия. И если чернь и большая часть клира приняли реформы, то знать резко возмутилась. Начал формироваться заговор по убийству юного деспота, но стало ясно, что это вызовет ответную реакцию императора, и Михаила решили просто сместить силой оружия. Мятеж возглавили дяди деспота – Фома и Димитрий.

Мятеж Фомы и Димитрия

Примерно так деспот Михаил решил проблему мятежа своих родственников и знати

Фома Палеолог фактически был соправителем еще брата Константина, но его роль при дворе была незначительна. После прихода к власти Михаила его постепенно оттеснили, и он покинул Мистру, столицу Мореи, отправившись в Патры. К нему примкнул еще один брат – Димитрий, славившийся своим «турколюбием» (поговаривали даже, что он тайно принял ислам). Вокруг них начали собираться сторонники «старых порядков», начала формироваться армия. Братьев поддер­живала большая часть знати, некоторые венецианские купцы. Имелась поддержка и со стороны османского султана, который уже готовился завоевать расшатанную империю и стремился еще больше ее ослабить. В результате к августу 1449 года мятежники перестали скрывать свои намерения и начали собирать свои войска в кулак. Очень быстро под их знаменами собралось несколько тысяч воинов (в основном – наемников, набранных на османские и венецианские деньги). Мятежники планировали сместить Михаила и разделить Морею пополам, оставшись при этом вассалами императора.

Ответ Михаила был быстрым и решительным. Собрав личную гвардию и конное ополчение в кулак – всего чуть менее тысячи тяжеловооруженных всадников, Михаил отправился в Патры форсированным маршем. Войско мятежников в своей беспечности не выставило патрулей и дозоров, а продвижение войска деспота было быстрым – в результате его появление стало полной неожиданностью. С последними лучами солнца 11 сентября 1449 года тяжелая кавалерия Михаила налетела на лагерь мятежников. Началась резня, которая закончилась уже после захода солнца. Потери лоялистов составили сотню убитых и раненых, войско же мятежников прекратило свое существование. Димитрий, Фома и большая часть знати, а также представители венецианского купечества и султана были взяты в плен.

Османских советников пришлось отпустить, дабы не портить еще больше и так плохие отношения с султаном. Венецианцев также отпустили – но уже за внушительный выкуп. Кроме того, вене­ци­анский дож Франческо Фоскари вынужден был предпринять меры против «отличившихся» купцов из-за опасений потерять свое влияние в Морее. С морейской знатью же Михаил поступил жестко – часть простил, но большинство были лишены знатных титулов и отправлены в изгнание, а их имущество частью пополнило казну деспотата, а частью разошлось по народу (что повысило популярность молодого деспота среди черни, ранее императоры не принимали ее во внимание, делая ставку на поддержку знати). Среди изгнанников был и Фома. Димитрий же и 14 представителей знатных родов были казнены по обвинению в предательстве – в процессе дознания открылись факты перехода их в ислам.

Вы предали мое доверие, но я прощаю вас, ибо это правильно. Вы не запятнали себя связями с иноземцами и иноверцами, не преломили хлеб с врагами ромеев, ваша вина лишь в одном - вы пошли на поводу злых языков, утверждающих, что я веду Морею к упадку. Вы были оболганы, ибо Морея, как и вся наша Империя - это орел, а орел не может сидеть на месте, иначе зачахнет и погибнет. Он должен двигаться вперед, стремиться к солнцу. Именно по этому пути я поведу Морею с благословления церкви и своего отца. Примкните же ко мне как братья, или уйдите в сторону и не мешайте. Грядет время великих свершений, и вам решать, как вас запомнят потомки - как великих воинов и спасителей, как предателей христианства и своего сюзерена, или же не запомнят вообще.

Из речи деспота Михаила перед прощенными морейскими аристократами, "Хроники Феникса" Андроника Летописца

После подавления мятежа и суда над его участниками Морея полностью подчинилась воле молодого деспота.  Начался период бурных реформ.

Морейская реформация

Первым, что начал реформировать юный деспот Мореи, стал административный аппарат. Взяв знать в ежовые рукавицы после мятежа Фомы и Димитрия, Михаил фактически лишил их власти на вверенных им территориях. Отныне дворяне лишь де-юре владели какими-то территориями и получали с них определенный налог, фактически же управление переходило в руки назначаемых лиц, к которым предъявлялись высокие требования по части образования. Таким образом, происходила резкая централизация власти, что вызвало возмущение – но оказалось важной вехой в процессе модернизации империи. К управлению широко привлекались и иностранцы с запада – но при условии перехода в православие. В то же время для восточных ветвей христианства (монофизитство и миафизитство) сохранялась широкая веротерпимость.

Большого размаха набрала борьба с взяточничеством и казнокрадством. За первое часто лишали всех званий, должностей и бросали в темницу, а второе приравнивалось к измене и каралось смертной казнью. После череды публичных казней взяточничество свелось к минимуму, а казнокрадство и вовсе удалось изжить – для наказания провинившихся Михаил не гнушался пользоваться услугами наемных убийц и использовал все средства, доставая приговоренных к смерти даже в Венеции и Риме.

После этого созданный свод законов 1450 года стал соблюдаться всеми – люди просто боялись нарушать его. Для наблюдения за соблюдением законов создавался корпус астиномов (полицей­ских), пока еще немногочисленный, но имеющий значительный потенциал. В случае нужды астиномы могли привлекать для решения своих задач и гарнизоны городов.

Поддерживая православие и церковь, Михаил свел влияние церкви на мирскую жизнь к мини­муму. Этому способствовало временное отсутствие фактического Вселенского Патриарха, что обез­главило православную церковь и позволило провести религиозную часть реформ. В то же время церковь стала основным инструментом воспитания всеобщего патриотизма (при попытках пропаган­дировать сопротивление реформам священники рисковали напроситься на визит астиномов). Это было одним из важнейших пунктов реформ Михаила – гражданам страны прививалась верность не церкви, а именно государству («золотому орлу», как говорили в то время). Для противостояния всем врагам требовалось объединить народ, который и так уже видел в Михаиле своего любимого лидера и будущего великого императора. Крестьяне, освободившись от своеволия местной знати, смогли свободно заниматься земледелием и скотоводством, что стало стимулом для развития экономики, чему способствовала и гибкая система налогообложения. Лучше стало жить и в городах, хотя все еще находились противники нововведений.

Реформы Михаила в Морее имели значительный потенциал, но для полного результата их требовалось время – годы, если не десятилетия. Как раз времени у империи и не было – было ясно, что османы вскоре попытаются сломить Византийскую империю, и единственным средством на пути этих «варваров» могла стать лишь имперская армия. И главные реформы коснулись именно армии.

После молитвы он вышел в народ, одетый просто и в то же время богато, улыбающийся, открытый. Его стража осталась позади, и простой люд окружил его. Михаил здоровался со всеми так, будто между ним и старым бедняком вовсе не было разницы кроме той, что у деспота были свои заботы, а у бедняка - свои. Он легко запоминал лица и имена, и спустя дюжину подобных разговоров с простолюдинами уже знал большинство из них в лицо. Михаил не боялся черни, не боялся возможной попытки убить его - а чернь не боялась его, полностью доверившись своему господину. Юный деспот ломал стену, воздвигаемую веками между простым людом и знатью, и грохот падающих камней ее был лучшей музыкой для верных ромеев. Не исполнилось и года с того момента, как Михаил стал господином Мореи, как он и его народ стали едины.

"Хроники Феникса" Андроника Летописца

Деспот Мореи собирает армию

Морейские ауксиларий и трапезит реформированной армии Михаила

Армия, которую создал деспот Михаил, сильно отличалась от той, что ранее выставляла в поле Византия. Молодой правитель прекрасно понимал все особенности современной войны и то, какую важнейшую роль в ней играет многочисленная османская кавалерия и огнестрельное оружие. Костяком его армии стали рекруты-пикинеры, вооруженные 4-м пиками и объединенные в турмы, которые, в свою очередь, делились на 3 тагмы. Каждая тагма включала в себя от 500 до 700 пикинеров (скутатов), к ним приписывались лучники (псилы) и первые в византийской практике аркебузиры (велиты). В начале боя активно использовались стрелки, которые в случае опасности должны были отходить под прикрытие копейщиков. Все скутаты и псилы значительное время проводили в учебных частях (схолах стратиотики), где обучались хождению в строю, ближнему бою и стрельбе, обращению с доспехами и простейшим тактическим приемам. При этом рекруты все еще могли вести свое хозяйство – т.е. фактически армия Мореи создавалась как полурегулярная. Кроме того, на время войны к каждой тагме причислялись подразделения ополченцев (ауксилариев), которые проводили в схолах гораздо меньше времени и имели значительно меньшую боеспособность по сравнению с тяжелой пехотой. Ауксиларии выстраи­вались во вторую линию и использовались для закрытия прорывов в строе скутатов и блокирования фланговых ударов. Впервые за долгое время формировались легионы, которые становились постоянными формированиями численностью до 10 тысяч пехотинцев (в мирное время от 4 до 7 тысяч). Ополченцев, как и рекрутов, активно тренировали в перерывах между сражениями. На флангах построения обычно применялись уплотнения из ауксилариев, которые в случае угрозы блокировали фланговые удары противника. Таким образом, построение византийцев становилось «крепким орешком» для атак кавалерии со всех сторон за исключением разве что тыла. Не забыл Михаил и про собственную кавалерию – при его войске имелись тагмы тяжелой кавалерии катафрактов и легкой трапезитов. При этом новые трапезиты сильно отличались от своих предшественников и являлись прообразом всей европейской легкой кавалерии в будущем, послужив основой для создания страдиотов. Упор при обучении трапезитов делался на разведку и стрельбу из лука в конном строю.

Уязвимым местом новой армии Мореи было оснащение. Значительное число доспехов и лошадей, часть оружия, все аркебузы и порох пришлось закупить у венецианцев и генуэзцев. Это выну­дило пойти Михаила на уступки и истощило его казну. Ради обеспечения своей армии оружием ему пришлось распрощаться даже с большей частью личного имущества. Серьезную поддержку оказало армянское купечество взамен на определенные уступки со стороны деспота Михаила (тут сказался и выбор жены вопреки воле отца – армяне может и не поддержали бы чужого императора, но «родственника» без помощи оставить не могли, а семейство Тарханиотов было самым влиятельным и богатым среди армян). Единственное, на что он не пошел – это на продажу греческих территорий иностранцам. В результате Морея смогла выставить в поле 3 легиона (1-й «Феникс», 2-й «Лакония» и 3-й «Ахея»), 8 тагм катафрактов и 2 тагмы трапезитов, всего около 30 тысяч пехотинцев и 5 тысяч всадников.

Кроме собственной армии деспота Михаила, в 1452 году под его знамена успели прибыть  различные войска союзников из Западной Европы. Всего к моменту начала активных действий у морейцев числилось:

- 1 тысяча генуэзских аркебузиров под предводительством Пьетро Моро;

- 1 тысяча швейцарцев, нанятых генуэзцами;

- 1 тысяча наемных аркебузиров, нанятых венецианцами, формально подчиненные кардиналу Пикколомини;

- 5 тысяч швейцарских наемников, присланных Папой Римским, во главе с кардиналом Пикколомини;

- 3 тысячи волонтеров с территорий, контролируемых османами, под предводительством серба Лазаря Бранковича;

- 2 тысячи армянских волонтеров (тяжелая кавалерия) под предводительством брата жены Михаила, Гаспара Тарханиота;

На поле боя эти войска покажут разную эффективность. Самой полезной добавкой к собственно морейской армии оказались волонтеры и генуэзцы Моро, венецианцы же и папские наемники оказались не столь надежными, что по большей части является виной их командиров, а не самих наемников.

Тучи сгущаются

В конце 1451 года на малоазиатском берегу Босфора, прямо напротив Константинополя, османы начали постройку крепости Румелихисар, которая блокировала пролив, перекрывая выход в Черное море. Это стало фактическим объявлением войны Византии и ее союзникам – османы досматривали и захватывали почти все проходящие рядом суда, а в случае отказа на досмотр просто топили их. В 1452 году османская армия даже рискнула переправиться через Босфор и подошла к Константинополю, но вскоре отступила, убедившись в защищенности города. Осенью 1452 года к Гексамилиону – многокилометровой стене, преграждающей доступ из Греции в Морею – подошла 80-тысячная армия Заган-паши, одного из лучших командующих османского султана Мехмеда II. Основная же 170-тысячная армия османов под предводительством самого султана принялась постепенно осаждать прибрежные города близ Константинополя. Пали Месемврия, Ахелон и Силимврия. Корабли ромеев блокировали снабжение османской армии, совершали набеги на их тылы – но не могли остановить столь значительную массу войск. Император Константин XI призвал войска союзников и своего сына, хотя и не надеялся на его помощь ввиду осады Гексамилиона. Становилось ясно, что 1453 год станет решающим годом в истории Византии. Спасти ее не могли ни союзники в лице Генуи и Венеции, ни император с малочисленным гарнизоном Константинополя. Спасти империю мог лишь деспот Мореи Михаил Палеолог со своей новой армией – вероятность чего все равно была слишком малой, почти ничтожной. Фигуры были расставлены, и большая игра началась.

В свете случившихся в дальнейшем событий 1453 год в византийской историографии принято называть Годом Феникса – годом, когда старая империя погибла в огне жестокой и безнадежной войны, но на ее руинах возродилась обновленная и победоносная Византия.

Часть II, наркотическая

Империя на краю

Осенью 1452 году 80-тысячная османская армия Заган-паши осадила Гексамилион – стену, преграждавшую путь из Аттики в Морею. В это же время 170-тысячная армия султана Мехмеда II осадила Мессемврию, Силимврию и Ахелон. В Мраморном море хозяйничали османские галеры, Константинополь был фактически блокирован. Без особых объявлений войны она уже шла, и имелись первые жертвы.

По плану султана Мехмеда II планировалось захватить Морею и все города Византии перед тем, как бросаться на Константинополь. На то была одна, и очень серьезная причина – стены столицы империи. Даже полуразрушенные, защищаемые слабым гарнизоном, они являлись серьезным препятствием для армии любой численности, и любое вероятное подкрепление, которое мог получить Константинополь, стало бы угрозой планам османов. Для преодоления стен султан планировал использовать тяжелую осадную артиллерию (впервые в истории), но она же требовалась для взятия Гексамилиона, сильно укрепленного Михаилом в 1450-1452 годах. Потому немногочисленные орудия пришлось отправить на юг, вместе с Заган-пашой. После того как у Константинополя должны были закончиться союзники и возможные варианты помощи, Мехмед собирался осадить сам город и не уходить от его стен до тех пор, пока город не будет взят.

План постепенно выполнялся. До начала весны были взяты Мессемврия, Силимврия и Ахелон, 2 апреля султан Мехмед вывел свою армию к стенам Константинополя, но Заган-паша к нему не присоединился. А к концу месяца с юга до султана Мехмеда дошли плохие новости.

Осада Гексамилиона

Деспот Михаил на стенах Гексамилиона

Гексамилион представлял собой стену длиной 6 км, толщиной 3 метра и высотой до 10 метров. Незадолго до начала войны он был полностью восстановлен и улучшен. Гексамилион полностью блокировал путь в Морею. Не считая мелких калиток для тайных вылазок, Гексамилион имел всего два прохода – северный и южный. В километре за северным входом располагался портовый город Коринф, не имевший собственных стен. К югу от стены располагались высокие каменистые холмы, удобные для обороны. Единственным шансом избежать штурма Гексамилиона была пере­броска армии морем – но море полностью контролировалось генуэзскими и венецианскими кораблями (незадолго до начала осады деспоту Михаилу прислали эскадры в помощь).

Армия Заган-паши, рассчитанная на взятие Гексамилиона, располагала значительными силами. В основном она состояла из пехоты, в число которой входило значительное число башибузуков из владений христианских вассалов Османской империи. Имелась у Заган-паши и кавалерия – около 10 тысяч, в основном иррегулярная. Главной силой, которая должна была помочь османам взять Гексамилион, была артиллерия, в том числе 2 циклопических размеров бомбарды. По расчетам османов, Гексамилион должен был пасть к концу 1452 года.

Многие командующие, особенно папский кардинал Пикколомини и генуэзец Пьетро Моро заявили, что заявленная стратегия деспота Михаила бесчестна и недостойна представителя великой династии, на что он, поддержанный Лазарем Бранковичем, ответил, что османы не гнушаются бесчестья в ведении войны, и горе им, христианам, не ответить тем же врагам истинной веры. Генуэзец тут же согласился с деспотом, вспомнив множество поражений христиан в баталиях с османами, кардинал же Пикколомини, будучи гордым римским патрицием, ограниченным своей благородной спесью, так и остался при своем мнении.

Андроник Летописец, "Хроники Феникса"

Осада не заладилась сразу же. Подвоз артиллерии затруднился осенней распутицей (нехарак­терной для этого региона), проблем добавил генуэзский флот, высаживающий диверсионные группы в тылу османской армии. Каждая такая группа, включающая в себя 10-12 трапезитов, была сама по себе не опасна, но собираясь в сотни, эти конные отряды громили тылы османской армии и мешали подвозу провианта. Пушки они не смогли захватить лишь по той причине, что те хорошо охранялись – но даже когда силы противника превышали силы ромеев в два-три раза, они все равно атаковали. В таких схватках османская иррегулярная кавалерия начала нести серьезные потери. В случае же опасности ромейские конники отступали на корабли, которые всегда ждали их в условленных местах. Видя, как диверсионные отряды наносят мелкие поражения османам, начало подниматься местное греческое население, де-юре находящееся в подданстве Афинского герцогства или самих же османов. В тылу армии Заган-паши началась настоящая диверсионная война, где были свои маленькие сражения и свои герои. И потери тоже – причем потери османских войск росли с каждым днем.

Так и не установив сверхтяжелые бомбарды, Заган-паша принялся обстреливать Гексамилион из средних орудий. После того, как ромеи осознали угрозу артиллерии, начались активные вылазки гарнизона с целью вывести из строя орудия. Пленных не брали обе стороны. Осадная артиллерия османов несла потери, подвоз пороха был затруднен все той же ромейской кавалерией – и Заган-паша решил штурмовать Гексамилион. Два штурма в ноябре были отбиты с серьезными потерями, после чего случилась неожиданно суровая для тех мест зима, и лагерь османов занесло снегом. В результате боевые действия опять свелись к осаде и вылазкам. В лагере осаждающих начались серьезные проблемы с провиантом, начали распространяться болезни. Участились случаи дезертирства – от высокого боевого духа в начале осени 1452 года к весне не осталось и следа. У османов умерло большинство лошадей, из-за чего Заган-паша фактически лишился кавалерии - и единственного способа противодействия ромейским "наглым" трапезитам, которые уже совершали налеты на окраины османского лагеря. Среди сербских и валашских башибузуков начались волнения, появились идеи перейти на сторону христиан (то есть деспота Михаила). К марту от армии Заган-паши осталось около 50 тысяч человек, но отступать он не собирался, так как знал – поражение будет стоить ему головы. Задача усложнилась тем, что самые тяжелые пушки в марте отправились на север – они нужны были султану для осады Константинополя. В результате Заган-паша начал бросать свои войска на штурмы, чередуя их с обстрелами. Последние дали свой результат в конце марта – в один день в стене образовались два пролома близ северных ворот, сами северные ворота были разрушены. Заган-паша, видя критическое положение своей голодной и обнищалой без нормального снабжения армии (которая еще и сократилась к тому моменту до 35-40 тысяч), не зная толком о численности войск ромеев (и ошибочно предполагая, что их не более чем 15-20 тысяч), решил назначить на 8 апреля решающий штурм Гексамилиона.

Коринфская битва

Поле боя Коринфской битвы

В ночь с 8 на 9 апреля османы пошли на штурм Гексамилиона. Вопреки ожиданиям, ромеи почти не защищали стену, и небольшие заслоны быстро отошли к Коринфу. Ошеломленные отсутствием сопротивления турки в нерешительности остановились и стали ждать утра. Тем временем в городе сосредоточились силы "Иностранного" легиона (генуэзские, папские и венецианские наемники, сведенные в отдельный легион незадолго до начала штурма Гексамилиона) под предводительством генуэзцев Моро и легиона «Ахея». Население города заранее эвакуировали, на улицах были созданы баррикады из сваленных повозок и срубленных деревьев, в распоря­жении Моро имелись небольшие отряды трапезитов, главным предназначением которых была разведка и быстрые наскоки на ряды противника. Захват Коринфа был стратегически выгоден османам, в основном благодаря значительным запасам, которые были сосредоточены там (на самом деле они были вывезены вместе с жителями города за несколько дней до битвы) – из-за действий флота союзников и диверсий большинство османов шли в бой голодными.

Утром 9 апреля османы двинулись на Коринф, над которым, словно издеваясь, развевались флаги Михаила Палеолога – золотые орлы с крестом на алом фоне. Здесь Заган-паша совершил свою не первую, но самую важную ошибку, посчитав, что все силы ромеев сосредоточены в городе. В результате османы оставили открытым свой растянутый на километр фланг. Первые столкновения в городе начались около 9 часов утра на улицах города и вылились в сплошную яростную схватку. Пехота ромеев, выставив щиты и пики, отстреливаясь из аркебуз и луков от османов, стойко держала улицы, ауксиларии заставляли заплатить за каждый захваченный дом османской кровью. Мобильные группы трапезитов совершали налеты на строй османов друг за другом. Кроме этого, ромеи использовали горшки с «греческим огнем» для поражения противника, и очень скоро на улицах города разразился настоящий ад, со стонами умирающих и жаром от множества пожаров. К полудню Заган-паше доложили, что продвижение в городе дается ценой больших потерь, но он лишь приказал бросить в бой все подразделения своей армии. В это время его головные части уже прошли Гексамилион, но часть войск еще оставалась за стеной (в основном это были башибузуки из числа славян, валахов, венгров и немцев) – для переправы на другую сторону явно не хватало места. Именно в этот момент над полем боя прозвучал рев труб, на который ответили десятки других. На холмах к югу от Коринфа появились сотни знамен с золотым орлом – на поле боя, из-за гребня холмов выступала тяжелая кавалерия деспота Михаила. Во главе конной лавы из 6 тысяч тяжелых всадников был он сам, в великолепном доспехе итальянской работы, подаренном ему женой. Без заминок, широкой лавиной ромеи двинулись в стремительную атаку прямо по центру растянутых османских порядков.

Удар был ошеломляющим и жестоким. Передние ряды османов, выдвинутые навстречу ромейским катафрактам, были попросту сметены. За ними последовали десятки, сотни других османских воинов. Остатки легкой кавалерии Заган-паши также не смогли спасти положение и быстро пали. Сразу за кавалерией ускоренным шагом шли в развернутых боевых порядках легионы «Феникс» и «Лакония», которые тоже вступили в бой. По звуку рога силы Иностранного легиона и «Ахеи» также ринулись в атаку, а спустя несколько минут по тылам османской армии ударили силы партизан, сербских волонтеров и экипажей генуэзских кораблей.

План деспота был прекрасен, но еще более прекрасным было его исполнение. Стоя на крыше дома в Коринфе, я смотрел на лавину ромейской кавалерии, несущуюся на осман, и на ум приходили только цитаты древности о великих битвах, полубогах и павших титанах. Я воочию смотрел на то, как "непобедимая" османская армия исчезает под копытами и мечами лучших христианских воинов. Рядом со мной на крыше стояло семейство дома, отказавшееся покинуть город, и они ликовали и обнимали друг друга, видя то, как гибнут чужие им завоеватели.

Андроник Летописец о Коринфской битве, "Хроники Феникса"

Очень быстро османские порядки начали ломаться. Надломленный долгой осадой и голодом боевой дух османов пошатнулся, началась паника, которая вскоре переросла в полномасштабное бегство – но бежать было некуда, и тысячи турок заметались между городом, Гексамилионом, заливом и ромеями. Очень быстро кавалерия Михаила рассекла порядки османов насквозь и разделилась на турмы, продолжая дробить строй противника на мелкие группы. Линия легионов отжимала османов от дороги на Афины, а в городе противника уже выбивали с окраин. Силам же генуэзцев и сербских волонтеров противостояли башибузуки, отличавшиеся еще более низким боевым духом. Кроме того, там было много христиан из вассальных османам государств, и умирать за мусульман никто не спешил. Видя панику в рядах своих господ, те заметались – а возглавлявший атаку Лазарь Бранкович как раз не стремился сражаться со своими соотечест­вен­никами и единоверцами. Первыми оружие сложили сербы, за ними валахи и прочие. Более того, некоторые группы башибузуков-христиан переметнулись на сторону союзников и бросились на ближайшие ряды осман. В Коринфе, к западу и к востоку от Гексамилиона началась бойня, которая закончилась лишь к вечеру.

Больше половины собственно османских воинов были перебиты, часть сдалась. Сербские и валашские башибузуки перерезали османских командиров и перешли на сторону Морейской армии. Некогда сильная 80-тысячная армия фактически перестала существовать. Сам Заган-паша был убит во время рубки с налетевшими на него трапезитами. Потери союзников составили около 4 тысяч убитыми и раненными, из командного состава потерь не было – лишь Пьетро Моро и Лазарь Бранкович получили легкие ранения. Такой впечатляющий результат стал возможен благодаря активному использованию всех наличных ресурсов деспотом Михаилом и его чрезвычайно удачному плану сражения, где важными элементами выступали Коринф, холмы к югу от него и даже взятый османами Гексамилион. Талантливый администратор, Михаил показал себя в этом сражении еще и выдающимся полководцем.

Марш к Константинополю

Воин "Иностранного" легиона и ромейские ауксиларии

Уже через пять дней после сражения, 14 апреля 1453 года, армии Михаила пришлось выступать на Константинополь ускоренным маршем. Часть обоза (кроме самого необходимого) погрузили на корабли генуэзцев, которые шли вдоль берега и поддерживали армию. На пути не было встречено ни единого серьезного заслона противника. Идущие в авангарде вездесущие трапезиты с легкостью рассеивали османские патрули и освобождали от турок малые и средние города. На пути армии имелось единственное серьезное препятствие – крупный портовый город Фессалоники. Оставлять за спиной крепость с сильным гарнизоном было опасно. К ее стенам армия вышла 5 мая.

Возиться с осадой или оставлять часть войск для блокады крепости Михаил не мог – слишком мало сил, и времени у него было. В то же время не было ни единого шанса взять город штурмом – стены Фессалоник уступали в Греции лишь Константинополю и Гексамилиону. К счастью, в городе нашлись неравнодушные люди, открывшие в ночь на 7 мая городские ворота. Предупрежденные ромеи воспользовались этим. Им на помощь пришли сами жители города, в результате чего османский гарнизон был частично перебит, частично взят в плен. Войскам дали несколько дней отдыха. За эти несколько дней армия деспота Михаила значительно увеличилась – весть о том, что османы разбиты юным деспотом Мореи, быстро разошлась по Греции, и множество добровольцев решили примкнуть к нему во имя победы над османами. Люди прибывали каждый день, их тут же определяли в легионы в качестве ауксилариев, снаряжали (в основном за счет экипировки убитых османов) и старались обучить хотя бы главнейшим элементам военного дела.

Чем ближе был Константинополь, тем сильнее становилось напряжение в рядах воинов. Но стоило появиться Михаилу на своем белоснежном коне среди воинов, как дух их вновь обретал крепость сродни камню. Его взгляд, добрые слова и вера в то, что они успеют к Константинополю вовремя, возрождала в сердцах надежду, и армия шла дальше. То, что она дошла до столицы ромеев вовремя, целиком и полностью заслуга деспота Михаила.

Андроник Летописец, "Хроники Феникса"

Но время поджимало. Армия не могла увеличить скорость передвижения, особенно ее основные силы. Из-за проблем, а также участившихся налетов мелких турецких банд на обозы и авангарды армии скорость еще более снизилась. Но армия все равно шла вперед, стремясь если не спасти Константинополь от падения, так испортить османам празднование победы. Вечером 24 мая из-под Константинополя вернулись разведчики – город пылал под обстрелом турок, стена была проломлена в нескольких местах. Рискнув всем, Михаил отправил ускоренным маршем передовой отряд из трапезитов, легиона «Феникс» и сербских волонтеров с целью сорвать подготовку осман к штурму и тем самым спасти Константинополь.

Они подоспели к городу днем 27 мая 1453 года, за день до намеченной последней атаки осман на измученных защитников города. Их появление в тылу османской армии послужило началом Константинопольской битве, которая навсегда останется в памяти ромеев как последняя битва старой Византии, и в то же время как основа для будущего величия новой империи.

Часть III, эпическая

Осада Константинополя

Карта Константинополя накануне осады. Большая часть его лежала в руинах, население упало до 80-100 тысяч человек.

2 апреля 1453 года османская армия во главе с султаном Мехмедом II вышла к стенам Констан­тинополя. В ее составе числились, по разным оценкам, от 150 до 170 тысяч воинов. Османы планировали использовать многочисленную артиллерию, начиная от относительно небольших кулеврин и заканчивая двумя бомбардами, которые ранее обстреливали Гексамилион. Им противостояли от 7 до 9 тысяч ромеев, генуэзцев, венецианцев и каталонцев. Кроме того, в заливе Золотой Рог находился союзнический флот из 26 крупных кораблей с опытными экипажами (османы имели флот из 131 корабля, но все они были низкобортными гребными галерами). Возглавлял оборону император Константин XI, который до последнего надеялся на вмешательство высших сил или прибытие армии своего сына, деспота Мореи Михаила.

6 апреля Константинополь был полностью блокирован. Первым делом османы занялись фортами за Феодосиевыми стенами города, которые назывались Ферапия, Студиос и Принкипос. Все форты пали за несколько дней, выжившие ромеи были посажены на кол на виду у защитников и жителей города.

9 апреля турецкий флот подошёл к цепи, перекрывавшей Золотой Рог, но был отбит и вернулся в Босфор.

11 апреля началась первая в истории бомбардировка осажденного города из пушек. С неболь­шими перерывами обстрел продолжался до самого конца осады.

12 апреля османы на кораблях атаковали цепь, перекрывавшую вход в Золотой Рог. Атака вылилась в морской бой с кораблями, прикрывавшими цепь снаружи. Турки подплыли к ним и пытались поджечь или взять на абордаж. Более высокие корабли ромеев, венецианцев и генуэзцев-волонтёров смогли отбить атаку и даже перейти в контратаку, попытавшись, в свою очередь, окружить турецкие корабли. Турки вынуждены были отойти в Босфор.

18 апреля турки начали штурм участка стены в месте, где ее пересекала река Ликос. После захода солнца они бросились на укрепления, стараясь поджечь возведённые ромеями деревян­ные постройки и растащить бочки с землёй. Отряды генуэзца Джустиниани Лонго сумели без потерь отбить эту атаку.

20 апреля в Константинополь прорвались с боем четыре корабля с провиантом, оружием и небольшим пополнением. Кроме того, вместе с ними пришли вести о том, что деспот Михаил готовится дать крупное сражение армии Заган-паши сразу после прорыва осман за Гексамилион (к этому моменту Коринфское сражение уже произошло, но прибывшие в Константинополь не знали этого).

21 апреля османские артиллеристы вели обстрел городских стен, и одна из башен (Виктиниева башня) возле речки Ликос рухнула, внешняя стена перед ней также лежала в развалинах. По ошибке османы не пошли сразу на штурм, что позволило ромеям укрепить оборону на этом участке и ликвидировать временную слабость. К этому моменту в городе начало назревать недовольство, вызванное тяготами осады. Впрочем, к открытым действиям горожане не пере­ходили, прекрасно понимая, что может последовать за взятием города османами.

22 апреля османские отряды через Галатский холм сумели сушей протащить в обход прегра­ждавшей залив цепи свои военные корабли. Ошеломленные ромеи бездействовали, так что османы получили возможность штурмовать городские стены со стороны Золотого Рога.

28 апреля венецианцы и генуэзцы предприняли ночную атаку на османские корабли в Золотом Роге, но из-за предательства одного из ромеев османы оказались предупреждены, и атака провалилась. В результате в плен к османам попали несколько десятков венецианских моряков, которые на следующий день были казнены на глазах защитников. Победа османского флота оказалась омрачена полученным в этот день известием о разгроме армии Заган-паши. Султан приказал форсировать осаду города, дабы взять его до подхода Морейской армии.

7 мая османские отряды предприняли штурм западных стен города. Главный удар направлялся к городской стене у Месотихиона. Упорный ночной бой продолжался несколько часов, однако ромеи сумели отстоять укрепления и не дали османам прорваться сквозь бреши в стенах.

В ночь на 13 и 14 мая османы предприняли ещё одну попытку штурма, на этот раз Влахернского квартала. Ромеи отбили штурм, но для этого потребовалось снять с кораблей часть матросов, так как нехватка солдат была уже весьма ощутимой.

Разрушив в некоторых местах стены при помощи пушек, османы приступили к самим укреплениям и стали заваливать рвы. Ночью ромеи расчищали рвы и укрепляли пробои брёвнами и корзинами с землёй.

16 мая турки начали вести подкоп под стены возле Влахернского квартала, но ромеи обнаружили его и начали копать свой тоннель для закладки контрмины. Подземная минная война закончилась в пользу осаждённых, они взрывали и затопляли водой проходы, вырытые османами.

18 мая османские артиллеристы сумели разрушить до основания башню святого Романа. Затем османы подтащили туда осадную машину и поставили её поверх рва, после чего начался очередной штурм. Отразив все атаки, ромеи ночью сумели частично восстановить башню Романа и сжечь осадную машину осман.

Последние дни

Схема Феодосиевых стен Константинополя

Чтобы понять весь масштаб разрушений, причиненных Константинополю, мало слов. Великий город, самый желанный в мире, за время многолетнего упадка лежал в руинах, османская же осада и штурмы превратили его в каменистую пустыню.

Андроник Летописец, "Хроники Феникса"

21 мая султан предложил Константину XI мир, по условиям которого требовалось сдать город. Ответом послужил отказ – сдача Константинополя была как раз тем единственным условием, на которое ромеи никогда бы не согласились. Более того, гарнизон и жители города понимали, что слово османов ничего не стоит, и даже в случае сдачи их могли бы просто перебить.

23 мая ромеи сумели подвести под туннель османов мину и взорвать его. После такой неудачи османы отказались от дальнейших попыток делать подкопы.

25 мая султан Мехмед собрал совет, чтобы обсудить вопрос о дальнейших действиях. Мнения его советников разделились – часть советовала отложить осаду на следующий год, разыграв тот же план, но уже с поэтапной концентрацией на Морее, и лишь затем на Константинополе. Большин­ство же выступало за решительный штурм в ближайшие дни, так как армия деспота Михаила могла подойти к Константинополю через неделю или две. Мехмед II встал на сторону большинства. В тот же день султан заявил, что требует для себя лишь стен и домов города, а все богатства отдаст на разграбление. О жителях города не было сказано ни слова, что подразу­ме­вало их вероятное истребление. Тем же вечером через перебежчиков это стало известно и в городе.

26 мая Константинополь был подвергнут сильной бомбардировке из всей наличной артиллерии. Османские артиллеристы соорудили специальные платформы ближе к стене и вытащили на них тяжёлые орудия, чтобы стрелять по стенам в упор. Уже вечером в стенах образовались проломы, окраины города запылали (та часть, которая еще не успела выгореть из-за постоянного обстрела города).

К тому моменту в распоряжении Мехмеда II имелось от 100 до 120 тысяч человек – столь велики были потери в предыдущих сражениях. В Константинополе к тому времени большинство защит­ников были ранены и истощены постоянными сражениями, численность его сократилась до 4,5 тысяч. Пожары в городе уже почти не тушили – не хватало людей. Вестей извне не было. Император Константин XI готовился умереть среди защитников как простой воин.

27 мая обстрел продолжился, османские ядра расширили проломы в стенах, готовя их к штурму. Полководцы султана предлагали закончить бомбардировку после заката и дать войскам день для отдыха для того, чтобы 29 мая отправить всех на штурм. Султан одобрил этот план днем, но уже спустя несколько часов его взору предстал напуганный дозорный, сообщивший тревожную весть. В это же время, несмотря на продолжающийся обстрел, на стены города вышли все его защит­ники и даже уцелевшие жители города.

Далеко к западу, на краю горизонта развевались алые полотнища с золотыми орлами. Морейская армия деспота Михаила пришла на помощь Константинополю.

Константинопольская битва – день 28 мая

Ошеломленные османы не знали, что делать, и день 27 мая был для них потерян. Лишь к утру стало ясно, что ромеев прибыло мало, и султан приказал бросить на них кавалерию (в основном легкую иррегулярную), оставив тем временем пехоту на отдых перед генеральным штурмом 29 мая, который решили не откладывать. Тем временем подкрепление в составе легиона «Феникс» под командованием стратега (легата) Виктора Нотараса, сербских волонтеров Лазаря Бранковича и трапезитов Николая Асеня не теряло времени. По сравнению с османской армией их было относительно немного – чуть более десяти тысяч, кроме того, они были утомлены быстрым маршем. Обоим было ясно, что утром последует атака османской кавалерии, и что просто так им не выстоять – а требовалось просто тянуть время до подхода основных сил армии деспота Михаила. Тогда же Лазарь Бранкович (по другой версии – один из венгров, бывших в составе его отряда) предложил за ночь разбить лагерь и укрепить его за счет выставленных по краю обозных телег. Так как их не хватало (форсированный марш проходил налегке), было решено дополни­тельно нарубить деревьев, навалить камней и насыпать земляной вал. В результате к утру лагерь был окружен неким подобием вагенбурга, за которым расположились уставшие и озлобленные ромеи. При этом кавалерия Асеня была отведена далеко на север в качестве козырной карты на случай, если «стены» лагеря будут взяты османами. Сигналом для их атаки, как и при Коринфе, должна была послужить труба.

Из-за задержки первая атака османской кавалерии началась лишь после полудня. Столкнувшись с заграждениями на границе лагеря, спешенные османские кавалеристы попадали под огонь из аркебуз, луков и арбалетов. В тех же местах, где ограды не было, стояла ромейские скутаты, выставив вперед пики. Осман­ская кавалерия понесла потери и была вынуждена отступить. До захода солнца она предприняла еще несколько массированных атак, в которых участвовало, по разным данным, от 30 до 50 тысяч человек, включая анатолийцев, и каждый раз атаки заканчивались серьезными потерями. Во время одной из атак погиб высокопоставленный военачальник осман Караджан-паша. Впрочем, положение ромеев в лагере все равно было тяжелым: несмотря на малое число погибших, было достаточно много раненых, заканчивалась питьевая вода, порох, стрелы. Но командующий ромеями Виктор Нотарас не унывал и с заходом солнца отправил к месту расположения своей кавалерии посыльного с приказом действовать свободно.

Константинопольская битва – ночь с 28 на 29 мая

Вместе с легионом «Феникс» к Константинополю прибыла тысяча трапезитов во главе с Николаем Асенем. Он был немногим старше деспота Михаила, но уже успел прославиться как отчаянный рубака и авантюрист. Его «банда», действуя в тылу армии Заган-паши, не раз решалась на отчаянные атаки против превосходящих сил противника – и всегда выходила победителем. Перед взятием Фессалоник его назначили командующим всеми трапезитами – хотя к тому моменту к трапезитам приписали и множество прочих легких всадников, хуже экипированных и обученных. Тем не менее, это все еще была грозная сила, и после получения ночью 28 мая приказа действовать свободно от Виктора Нотараса Николай Асень решил заняться тем, что у него выходило лучше всего – разбоем во славу Византии в особо крупных масштабах.

В результате за одну ночь его тысячная масса легкой кавалерии бурей прошлась по тылам османской армии. Перебив патрули, всадники Асеня разграбили один из пороховых складов, неосмотрительно сооруженных в глубоком тылу лагеря, и подожгли крайние палатки. В результате разгорелся большой пожар, унесший жизни множества осман и лишивший сна всех выживших. Недооценив численность противника, султан послал несколько сотен лучших всадников в погоню – их перебили полностью, как и несколько других подвернувшихся отрядов. Османы было собрали свои силы в кулак и приготовились двинуться сразу за наглыми ромеями – но те уже успели уйти к своему лагерю, заодно доставив осажденным там стрелкам порох из сожженного склада. Всадники не стали задерживаться у лагеря долго и ушли на запад, навстречу армии Михаила (впрочем, отойдя на 10 километров к западу, Асень остановился и дал отдых своим людям, так и не встретив армию Михаила).

Многие считали Николая Асеня выскочкой из малоизвестного рода, легкомысленным и ненадежным, но именно эти его черты дали самый лучший результат из всех возможных тогда, когда под его командование отдали трапезитов. Годами после во время переговоров султана Орхана и императора Михаила султан расскажет мне, что османские матери пугают Асенем своих детей, что тот придет и заберет их на своем вороном коне. Не знаю, насколько эта история правдива, но императору и самому Асеню она понравилась.

Андроник Летописец, "Хроники Феникса"

Рейд конников Асеня нанес серьезный урон османам, причем больше моральный, чем матери­альный. Сам султан Мехмед, до этого уверенный в победе, заметно пал духом и все утро провел в нерешительности по поводу своих дальнейших планов. Кроме того, конники позволили осажденному лагерю Нотараса пополнить запас воды, пороха и стрел, а главное – приковали на ночь внимание к себе, позволив воинам отдохнуть.

Константинопольская битва – вечер 29 мая

Лишь к вечеру османской армии удалось привести себя в порядок и подготовиться к атаке. Султан, будучи уверенным в том, что перед ним находится вся Морейская армия и что именно она совершила ночью дерзкий налет на его лагерь, решил во что бы то ни стало разобраться с ней перед тем, как брать Константинополь. Возможно, он хотел ослабить таким образом боевой дух защитников города перед тем, как начинать штурм.

В результате лагерю Нотараса пришлось выдержать три мощные атаки с участием кавалерии и пехоты до заката, и еще одну после. Пленных не брали обе стороны – было просто не до того. Кровь лилась рекой. Особенно серьезные потери понесли сербские волонтеры Бранковича, их предводитель был серьезно ранен, но все равно сражался наравне с другими, показывая полное презрение к смерти. Во время второй атаки на лагерь Нотараса вылазку сделали защитники города. Эта атака была рискованной, но неожиданной, и в результате османы были вынуждены вернуть часть войск обратно в лагерь, на защиту пушек. Последняя атака, предпринятая уже в темное время, оказалась не более успешной и не менее кровавой, чем предыдущие. В результате султан решил оставить против лагеря ромеев заслоны, а основные войска днем бросить на штурм города. Его шаткое положение меж двух огней сильно мешало делу, кроме того, некогда высокий боевой дух его армии пошатнулся еще больше после неудачных попыток взять лагерь Нотараса. Константинополь же был здесь, рядом, с проломленными стенами и измученным долгой осадой малочисленным гарнизоном.

Константинопольская битва – ночь с 29 на 30 мая

Оставшиеся против лагеря Нотараса заслоны мешали воинам выйти за баррикады в поисках воды. Серьезному прорыву мешало то, что за день все очень устали, и им противостояла османская кавалерия, с которой в поле пока что опасались сталкиваться ромейские команду­ющие. Османы прекрасно понимали это и считали лагерь полностью блокированным.

Каковым же было их удивление, когда после полуночи они получили сильный удар со стороны прибывших ромейских конников Асеня. Он полностью снял блокаду лагеря и передал Нотарасу, что армия Михаила уже очень близко и должна прибыть к вечеру 30 мая, передав заодно и приказ (выраженный в форме пожелания) подготовить своих воинов к генеральному сражению. Нотарас попросил Асеня повторить опыт прошлой ночи – отвлечь внимание османов и дать нормальную передышку своим воинам. Асень отказался – его люди и лошади устали, находясь третьи сутки без нормальной передышки. Вместо этого он предложил другой план – вместо рейда большой массы кавалерии нанести множество мелких и быстрых ударов на разных участках лагеря османов. Нотарас согласился.

Результат серии этих ночных атак вышел сомнительным. С одной стороны, османы вновь провели тревожную ночь, опасаясь за себя, и понесли очередные потери. С другой стороны, разбитые на мелкие группы кавалеристы напали на противника, находящегося на взводе и готового к подобному развитию событий. В результате было потеряно множество всадников (в основном из числа набранных после Коринфской битвы волонтеров), и легкая кавалерия Асеня фактически выбыла из строя. Тем не менее, главная цель – выиграть передышку для воинов Нотараса и Бранковича – была достигнута. Выжившие конники Асеня присоединились к ним в лагере после рассвета.

Константинопольская битва – день 30 мая

Османская армия штурмует стены Константинополя

Около 10 часов утра османы начали капитальный штурм Константинополя. Удары наносились по проломам, штурм шел со стороны Золотого Рога, при этом артиллерия не прекращала стрельбу (впрочем, уже к полудню она расстреляла последние запасы пороха). Ромеи несли потери. Войска союзников таяли. Османы шли в атаку без передышки, не считаясь с потерями. Единствен­ные части, которые не участвовали в штурмах и не понесли серьезных потерь – янычары – готовились нанести последний удар. Ромеи из лагеря Нотараса, вновь блокированные османской кавалерией, не могли ничего сделать для помощи защитникам города и были вынуждены лишь смотреть на происходящее.

К пяти часам вечера османам удалось закрепиться в проломах. Убыль в рядах защитников была таковой, что рядом с мужчинами уже начали сражаться женщины, прекрасно понимающие, что с ними сделают османы после взятия города, но сил все равно уже не хватало. Султан Мехмед II уже готовился ввести в бой янычар и отборные войска (всего до 10 тысяч), возглавив их лично, когда далеко на западе, на горизонте показались новые знамена войск ромеев. Впереди шла развернутая лавина тяжелой кавалерии во главе с самим деспотом Мореи. Их появление нанесло столь серьезный удар по боевому духу османов, что те сами по себе, без приказа прекратили атаки. Султан так и не ввел в бой янычар. Защитники города не перешли в контратаку, истощенные дневным сражением. Мир замер, и лишь армия Михаила медленно двигалась вперед. Заняв позиции так, что лагерь Нотараса оказался на ее левом фланге, Морейская армия остановилась. К этому моменту солнце окончательно зашло, и над полем боя сгустилась тьма и тишина – в эту ночь не прозвенел ни один клинок, и не было ни единого выстрела из лука или аркебузы. Обе стороны понимали, что 31 мая станет решающим днем Константинопольской битвы.

Когда к нам навстречу вышел Виктор Нотарас со своими людьми, я узрел их величест­венный вид. Они были избиты и измучены, голодны, но в глазах светилась такая вера в свои силы, которая бывает только у людей, ценою великих потерь исполнивших свой долг.

Андроник Летописец, "Хроники Феникса"

Константинопольская битва – утро 31 мая

Генуэзский пехотинец, ромейский лучник и император Константин XI утром 31 мая

План султана на дневное сражение был прост. Он прекрасно понимал, что защитников города осталось ничтожно мало, и их единственное преимущество – стены – не могли им помочь, находясь в руках османов. Одержимый идеей взятия города, султан решил штурмовать город силами одних лишь янычар, отправив в поле всю свою армию (на тот момент, с учетом потерь и без янычар – около 60-70 тысяч человек) под командованием Исхак-паши – единственного из его военачальников, который еще не опозорил себя поражением.

Исхак-паша расположил свои войска обычным для осман построением – пехота в центре, с правого фланга тяжелая конница османских вассалов, с левого – анатолийская (сипахи и тимариоты). Перед главными силами расположилась легкая кавалерия всадников-акынджи, которые должны были заманить своей атакой ромейский центр в клещи между флангами. Вместе с ними была и легкая иррегулярная кавалерия османов, сильно потрепанная за время атак на лагерь Нотараса. Кроме того, позиции османской пехоты опирались на окраину своего лагеря, который те успели укрепить.

В рядах защитников Константинополя к утру 31 мая в живых осталось немногим более 2 тысяч человек. По приказу императора все они были отведены на единственный рубеж, для защиты которого еще хватало сил – вал Константина. Вместе с ними отошли уцелевшие жители города, спрятавшись в Соборе Святой Софии. Общее настроение защитников было подавленным – несмотря на прибытие Морейской армии, никто не верил в победу. Воины готовились принять достойную смерть в бою. Среди них был и император Константин XI, поклявшийся, что в случае победы отречется от престола в пользу сына и уйдет в монахи.

Единственным оптимистом среди командиров был юный деспот Михаил. С учетом потерь отряда Нотараса и пополнениями, набранными во время перехода к Константинополю, в его распо­ря­жении имелось около 50 тысяч человек. При этом части сербских волонтеров и легион «Феникс» были сильно потрепаны, и их оставили в резерве (хотя Нотарас сам умолял императора не оставлять его легион в резерве, а Лазаря Бранковича пришлось долго успокаивать – воинственный серб требовал османской крови). Остальные же войска Михаил расположил так:

- крайними слева, в отрыве от основных сил – всю свою тяжелую кавалерию, 6 тысяч ромейских и армянских катафрактов;

- центр и правый фланг – легионы «Ахея» и «Лакония» с расположенным между ними "Иностран­ным" легионом во главе с генуэзцем Пьетро Моро, с которым Михаил тесно сдружился во время перехода. При этом правый край построения упирался непосредственно в Мраморное море. В первой линии располагалась тяжелая пехота и стрелки, в небольшом отрыве от них – ауксиларии;

- позади центра – потрепанные легионы «Феникс» и сербские волонтеры Бранковича.

План Михаила заключался в том, чтобы выманить османскую пехоту из лагеря и связать ее боем, а затем нанести сильный фланговый удар своей кавалерией. Ее расположение в то же время мешало обходу османами центра, а правый фланг прикрывало море – противник был обречен проводить лобовые атаки. Все зависело от стойкости воинов и того, как быстро османы начнут атаку.

Сражение началось с рассветом солнца атакой акынджи по центру. Ромейская пехота, выставив вперед щиты и копья, сдерживала атаки, но с места не двигалась, заняв жесткую оборону. В это же время обозначился проблемный участок – "Иностранный" легион, точнее, та часть его, которая оплачивалась венецианскими деньгами и подчинялась кардиналу Пикколомини. «Консерватив­ный» кардинал неудачно расположил свою пехоту, и та несла потери под огнем конных лучников и от наскоков легких всадников. Генуэзцы держались лучше, Пьетро Моро не единожды пытался сам поучаствовать в рубке, но его останавливали ближайшие воины. Соседние же легионы «Ахея» и «Лакония» держались стойко и огрызались огнем и стрелами, нанося османам чувствительные потери.

Исхак-паша, видя сложившуюся ситуацию на поле боя, увидел способ решения своей проблемы именно в "Иностранном" легионе. Так как левый фланг упирался в море и не мог открыться, он снял оттуда анатолийскую конницу и перебросил ее в центр. Его сильно тревожило положение на своем правом фланге, где вассальная конница стояла напротив ромейской, и он решил пока повременить с ее использованием.

Тем временем султан во главе янычар начал последний штурм Константинополя. Вал Константина не представлял собой военной ценности, но ромеи зацепились за него с отчаянием смертников. Янычары, будучи лучшей пехотой султана, все же медленно оттесняли защитников дальше в город, но каждый метр продвижения давался им большой ценой – воины Константина бились отчаянно, не жалея себя.

Константинопольская битва – день 31 мая

Около полудня Исхак-паша отвел потрепанных акынджи и бросил в атаку большую массу анатолийской кавалерии. Их удар задел легионы «Ахея» и «Лакония», но основная его часть пришлась по "Иностранному" легиону. Сразу за анатолийской конницей шла османская пехота, покинувшая лагерь. И если легионы под мощным ударом лишь немного отступили, стойко держа оборону, то на участке "Иностранного" легиона битва пошла по другому сценарию.

Удар тяжелой кавалерии сломил венецианцев и папских наемников. Несмотря на то, что их было еще достаточно много и они сражались, их командиры – в частности кардинал Пикколомини – запаниковали и покинули поле боя. Дрогнули и наемники. Линия прогнулась и прорвалась. В прорыв бросились ауксиларии второй линии – но их хватило лишь ненадолго, ополченцы не могли выстоять под ударами лучшей османской конницы. Линия центра ромейского войска прогнулась и начала ломаться. Анатолийские всадники вышли легионам «Ахея» и «Лакония» во фланг и тыл.

Возможно, виной тому стали злые языки, но еще до начала сражения всем было известно недовольство папского кардинала и венецианцев по поводу тех приемов, которые использовал при ведении войны деспот Михаил. После же рассказывали, как кардинал Пикколомини во время сражения, видя то, как сражаются и погибают его люди, уверовал в то, что деспот специально подставил его войска под удар, и дрогнул духом. Он и некоторые знатные венецианские патриции бросили свои войска и покинули поле боя, отправившись прямиком к венецианским кораблям, а затем - в Рим, дабы рассказать о страшном предательстве ромеев. Но в результате вышло так, что кардинал и венецианцы сами предали своих союзников, бросив свои войска, которые тут же побежали. Говорят, что именно в этот день случился раскол между Византией, Папой Римским и Венецией.

Андроник Летописец, "Хроники Феникса"

Видя сложившуюся ситуацию, Виктор Нотарас вместе с Лазарем Бранковичем без приказа двинули в бой свои потрепанные войска - легион «Феникс», уже построенный в боевые порядки позади общей линии вместе с сербскими волонтерами. Скутаты с 4-метровыми копьями бегом двигались вперед, к прорыву, стремясь закрыть его. Все решало время – и воины Нотараса успели. Османы легко справлялись с ауксилариями и паникующими венецианцами, но против уже повидавших огонь и воду ветеранов «Феникса» не могли выстоять. Потери резко возросли. Фланги «Ахеи» и «Лаконии» выгнулись, сомкнувшись с флангами легиона Нотараса – и анатолий­ская конница, цвет османской армии попала в полуокружение. Подоспевшая к тому времени османская пехота ничего уже не могла изменить – ромейские скутаты не собирались отступать, выставив вперед копья, а псилы и велиты активно обстреливали ряды врагов, нанося значительный урон.

Видя, что почти достигнутая победа уходит у него из рук, Исхак-паша отправил последний приказ – двинуть в атаку правофланговую кавалерию. Он отталкивался от того, что ромеи были близки к бегству, и стоит хотя бы немного надавить, пускай и ценой гибели правого фланга - и строй Морейской армии будет прорван, и победа будет достигнута. На полном скаку конница правого фланга бросилась навстречу открытому флангу легиона «Ахея» - подставляясь многотысячной массе тяжелой кавалерии Михаила.

Тем временем янычары в городе сломили сопротивление защитников, и началось их организован­ное отступление. Часть отступала к кораблям, часть – к Собору Святой Софии. В числе вторых был и император Константин XI, уже дважды раненный в ходе сражения. С ним был шехзаде Орхан – нежеланный претендент на османский престол, выросший в Константинополе и сражавшийся бок о бок с императором.

Константинопольская битва – вечер 31 мая

Удар, нанесенный правофланговой османской кавалерией по легиону «Ахея», был силен, и ряды ромеев прогнулись. Впрочем, до паники дело не дошло – воины видели, что битва складывается в их пользу, и от их стойкости сейчас зависит судьба империи. Тем более, что неосмотрительный бросок болгаро-сербской конницы открыл ее фланг и тыл катафрактам Михаила, и их удар был действительно страшен. Кроме того, сербские и болгарские, курдские и понтийские всадники, несмотря на высокую дисциплину, были не самыми верными слугами османов. В результате, попав под удар ромейской конницы, и те и другие быстро пали духом, начав разбегаться и сдаваться в плен. Михаил, возглавлявший атаку кавалерии, приказал не мешать им это делать и развил свой удар, перенаправив своих катафрактов в открывшийся фланг османской пехоты.

Вдобавок ко всему, легионы «Ахея» и «Лакония» не сговариваясь перешли в наступление, отжимая линию османской пехоты. В результате остатки анатолийской конницы были окружены и погибали на малом пятачке земли. Их стаскивали с коней, били копьями, рубили топорами и мечами. Главная военная сила Османской империи, обеспечившая ей не одну победу, прекращала свое существование, пока катафракты деспота Михаила разносили в пух и прах пехоту. Исхак-паша, видя бедственное положение армии, собрал все возможные войска (их оказалось совсем мало) и бросился в город, к своему султану. Михаил заметил это и направился в город, взяв с собой две тагмы катафрактов (учитывая неразбериху боя, за ним последовало чуть более 500 всадников). Уже на улицах Константинополя Исхак-паша и его воины были перебиты, а Михаил во главе всадников бросился дальше, к валу Константина и Собору Святой Софии, понимая, что сражение происходит сейчас именно там.

Пока Михаил во главе своих всадников мчался по улицам павшего Константинополя, пока его армия добивала тех османских воинов, которые не собирались спасаться бегством или сдаваться, у Софийского собора разыгрывалась последняя и, вероятно, самая большая драма этого дня. Потрепанные янычары во главе с султаном вышли на площадь перед собором, где их встретили лишь несколько сотен оставшихся в живых защитников города, впереди которых стоял император Константин XI. Завязалась последняя схватка, после которой осталось мало свидетелей. Они рассказали о том, как Константин отчаянно бросился с мечом в руках на османского султана и скрестил с ним клинки. Султан был молод и полон сил, а императору шел уже пятый десяток и он был ранен, но его меч направлялся свыше. Константин убил в поединке Мехмеда, но тут же был заколот окружавшими его янычарами. Спустя десяток минут на площадь перед Святой Софией ворвались катафракты Михаила, которые спасли выживших воинов и жителей города, закрыв­шихся в соборе, во главе с шехзаде Орханом.

Мне вкратце пересказал эту историю сам император Михаил, а ему - османский цезарь, сражавшийся рядом с Константином XI. Отец Михаила, будучи уверенным в своем поражении, определенно решил нанести османам последний и самый чувствительный урон, убив султана. Того защищали янычары, но это не спасло Мехмеда, и молодой владыка иноверцев скрестил клинки с императором ромеев. В этот миг как будто раскололись небеса, осветив божественным светом Константина, который в порыве самопожертвования наносил беспощадные удары, разбивавшие защиту юного Мехмеда. Все закончилось быстрее, чем сумела отреагировать охрана султана. Видя бездыханное тело повергнутого им султана, Константин с улыбкой отбросил меч в сторону и раскинул руки, принимая смерть мученика от рассвирепевших янычар.

Андроник Летописец о гибели Константина XI, "Хроники Феникса"

Сражение окончилось с закатом, но еще до утра следующего дня то тут, то там звенели клинки и слышались стоны умирающих. Османская армия прекратила свое существование – разбежалась или погибла, ее командующие, включая самого султана, пали в бою. Ромеи победили. Константи­нополь был спасен, но мало кто мог радоваться в тот день. Кто-то смертельно устал, кто-то потерял в бою близких. Все оплакивали павшего императора. Вместе с ним погибла и старая Византия – консервативная, замкнутая, сугубо религиозная страна, терпящая поражение за поражением. Настало время перемен.

Итоги

В ходе осады Константинополя и сражения у его стен османская армия потеряла около 120 тысяч человек убитыми и пленными, еще 50 тысяч дезертировали за весь промежуток времени (включая войска вассалов империи). Это был впечатляющий разгром, но дался он ромеям дорогой ценой - погибло около 11 тысяч человек, еще 15 тысяч были ранены. Среди павших были Лазарь Бранкович (убит османской стрелой, попавшей в шею), более 50 представителей морейских знатных фамилий, множество константинопольских патрициев и, конечно же, император. Уже 4 июня 1453 года состоялась скромная коронация Михаила как императора всей Византии. Тогда же он выступил с речью перед своими людьми, которую запишут и вскоре дословно распространят не только по Византии, а и за ее рубежом. Она стала одновременно концом и началом – концом старой Византии, которая погибла в огне кровавого сражения за столицу империи, и началом новой Византии, которой еще предстояло создать свое новое великолепие, обрести могущество и занять достойное место в мировой истории.

И вот после всего этого беспредела я заканчиваю публиковать свои наработки по альт-Византии на этом сайте. Материал еще есть, но лучше о нем забыть... 

[Chugayster]

свои наработки по альт-Византии на этом сайте

Но не прекращайте публиковать другие свои наработки.

 

[arturpraetor]

Но не прекращайте публиковать другие свои наработки.

И не собирался) Вообще, все, что я пока добавил на этот сайт - это старые работы. Надо что-то новое будет закинуть, хотя это все еще надо оформить - а оформляю я очень, очень долго. С уже готовым материалом для этой статьи, к примеру, больше часа ушло.

[daichimaru]

И не собирался) Вообще, все, что я пока добавил на этот сайт - это старые работы. Надо что-то новое будет закинуть, хотя это все еще надо оформить - а оформляю я очень, очень долго. С уже готовым материалом для этой статьи, к примеру, больше часа ушло.

не прекращайте коллега. Вы не представляете какие сокровища в процессе появляются на свет.

[daichimaru]

Назвали его Михаилом.

Вы наверное не знали насколько имя Михаил Палеолог ненавистно разбирающимся в истории потомкам византийцев

[arturpraetor]

Вы наверное не знали насколько имя Михаил Палеолог ненавистно разбирающимся в истории потомкам византийцев

Как я говорил в соседней теме - на другом сайте по Византии что-то творил я один. Так что сия информация от меня ускользнула. Тем более мне имя Михаил как для византийских императоров пришлось мне по душе - наряду с Константином и Мануилом.

[daichimaru]

(косвенным их результатом стал рост населения Греции).

 знали бы Вы ЧТО ДАЛИ ВИЗАНТИИ РЕФОРМЫ ЭТОГО *******

 

 

[daichimaru]

Как я говорил в соседней теме - на другом сайте по Византии что-то творил я один. Так что сия информация от меня ускользнула. Тем более мне имя Михаил как для византийских императоров пришлось мне по душе - наряду с Константином и Мануилом.

Могу посоветовать одно - читайте GEORGа, и в частности возрожденную Византию. Там все расписано.

[Ринн]

А по моему, это даже лучше (ну, или хоть интереснее) прошлой вашей темы. По крайней мере, пока в рамках этой небольшой истории, без мира с наполеонами и овд столетия спустя.

[~Картина-из-Бездны-Галереи~]

 
 Мило :"О 
 И интересно ) 
 
 
 Надо бы откомментрировать и другие... 
 ...но поздно. 
 Завтра?:")... 
 ~>^^<~ 
 

[wizard]

у меня родилась идея написать чего-нито про попаданца в Андроника II.

художественное. но не сейчас.

[arturpraetor]

А по моему, это даже лучше (ну, или хоть интереснее) прошлой вашей темы.

Мило :"О   И интересно )

Спасибо, коллеги. Не ожидал, что этот вольный полет фантазии хоть немного кому-то понравится)

у меня родилась идея написать чего-нито про попаданца в Андроника II. художественное. но не сейчас.

Рад, что подтолкнул вас к этой идее)

[Тарас]

Отлично получилось. Лично я прочитал на одном дыхании

[Normalyk]

Спасибо, коллеги. Не ожидал, что этот вольный полет фантазии хоть немного кому-то понравится)

годно , мало , проду 

[arturpraetor]

Отлично получилось. Лично я прочитал на одном дыхании

Спасибо, коллега)

годно , мало , проду 

Проды конкретно этого беспредела не будет, а вот еще одно мое художество по Византии, но уже касательно XIX века я пожалуй закину

[wizard]

Роскошно. какой дивный сюжет для попаданцев.

[John D. Long]

Шикарно. Коллега, это намного лучше той темы с ВМВ и Наполеоном, продолжайте в том же духе!

Изменено 28 Sep 2017 пользователем John D. Long

[Читатель]

Замечательно

[arturpraetor]

Спасибо, коллеги!

[Doctor Haider]

Наконец-то хоть что-то свежее на ФАИ. Много вопросов к матчасти, но мне нравится полет мысли. Браво.

[daichimaru]

но мне нравится полет мысли. Браво.

Не Вам одному. "Полет мысли" у коллеги arturpraetor вообще фишка. Чуть матчасть подтянуть и будут одни из лучших таймлайнов на форуме. 

Изменено 29 Sep 2017 пользователем daichimaru

[Doctor Haider]

Часть I, бредовая

Эх, как я в свое время Морею в итоге прокачал в Europe Universalis (не помню уже какая часть, играл только в одну, но точно не в первую), приятно вспомнить...

[arturpraetor]

Наконец-то хоть что-то свежее на ФАИ. Много вопросов к матчасти, но мне нравится полет мысли. Браво.

Спасибо, коллега!

Эх, как я в свое время Морею в итоге прокачал в Europe Universalis (не помню уже какая часть, играл только в одну, но точно не в первую), приятно вспомнить...

У меня и в Третьей, и в Четвертой это было  Вообще, в парадоксовских игрушках Византия - моя любимая страна. Пытался даже в Europe Universalis Rome устроить что-то такое эдакое, но с той игрушкой дружеские отношения у меня как-то не сложились. А в Вике 2 была парочка личных модов...