«Альхесирасская куртка» стала слишком узка…

[master1976]

В свое время мною уже предпринималась попытка рассмотреть второй марокканский кризис и представить, что его несколько иное развитие могло бы привести к возникновению европейской коалиционной войны, перерастающей в войну мировую.

http://fai.org.ru/forum/topic/37033-1911voyna-nachalas-v-1911vtoroy-pryizhokpanteryi/

 

В настоящей теме предпринимается попытка вновь рассмотреть второй марокканский или Агадирский кризис и прикинуть варианты получения Германией «компенсаций» за Марокко. Рассмотреть варианты, при которых французы вынуждены удовлетворить притязания Германии. Рассмотреть варианты, при которых притязания Германии будут закреплены решениями международной конференции по типу ранее созываемой Альхесирасской.

 Итак...

После Алхесирасского соглашения 1906 г. борьба за Марокко не завершилась. Считая, что Франция чрезмерно укрепляет свои позиции в этой стране, германские политические лидеры попытались ей помешать.

Марокко давно привлекло Германии богатством своих ресурсов и выгодным военно-стратегическим положением. Потерпев неудачу в своих притязаниях на Марокко в 1905-1906 гг., Германия попыталась вновь получить контроль над этим формально независимым государством.

2-3 марта 1911 года в Рейхстаге проходило обсуждение бюджета германского внешнеполитического ведомства. Обсуждению предшествовало выступление статс-секретаря фон Шена на бюджетной комиссии парламента, где он от имени канцлера давал объяснения «по делу» братьев Маннессман в Марокко.

Один из братьев Маннессман, Рейнгольд, уже после подписания Альхесирасского соглашения с помощью германского посланника в Марокко добился от султана Мулай Хафида признания его приоритета на обнаруженные там рудные залежи. Констатируя те преимущества, которые имела Германия в Марокко в то время, и благоприятные результаты, достигнутые Германией по улаживанию недоразумений и трудностей с Францией, статс-секретарь фон Шен заявил, что германское правительство не считает возможным и логичным поддержать требования Маннессмана, основанные на сомнительных правовых началах и идущих в разрез со статьей 112 Альхесирасского договора. Со своей стороны канцлер заявил, что «…поддержка требований в желаемом Маннессманом размере привела бы к конфликту с остальными державами...».

Бетман-Гольвег подчеркнул сложность торгово-политических задач Германии, необходимость поощрения частной предприимчивости, энергию и выносливость немецкого купца, прокладывающего новые мировые пути для дальнейшего развития страны. Канцлер также заявил, что франко-германское соглашение, подписанное в феврале 1909 г. об экономическом сотрудничестве в Марокко, прежде всего в колониальной области, не осуществлялось.

Между тем, возраставшее  недовольство ущемленностью немецких экономических интересов в Марокко постановлениями Альхессирасской конференции проявилось в дебатах при обсуждении бюджета внешнеполитического ведомства Германии. Часть депутатов  высказалась за укрепление позиций Германии в Марокко, поскольку было очевидным(после выступлений статс-секретаря фон Шена и  канцлера Бетман-Гольвега), что Франция стремится обосноваться у Атласских гор. За спиной этой части депутатов рейхстага стояли  силы, требовавшие контроля над Марокко, поддерживаемые пангерманским союзом, промышленниками и влиятельной группой чиновников германского внешнеполитического ведомства во главе с помощником статс-секретаря по иностранным делам А. Циммерманом.

Извещенный о дебатах в рейхстаге, глава МИД Германии Кидерлен-Вехтер решил предпринять внешнеполитическую акцию с целью давления на Францию в получении компенсации за ее односторонние действия. Как это бывало и в 90-е годы XIX в. для германской дипломатии внешнеполитический успех был важен для утверждения мирового значения Германии. В ситуации 1911 г. немецкие лидеры опасались сильного роста социал-демократии на предстоящих выборах в рейхстаг, и внешнеполитический успех был особенно желателен. 7 марта 1911 года Кидерлен встретился с лидерами парламентских фракций, затем, 11 марта, за несколько дней до заседания правления Пангерманского союза Кидерлен встретился с председателем правления союза Г. Класом, который еще в 1904 г. требовал создания в Марокко немецкой колонии. Кидерлен считал полезным давление Пангерманского союза на правительство в этой ситуации и одновременно высказывался за усиление агитации прессы влиятельными промышленниками. 23 апреля Кидерлен решил добиваться отправления в марокканский порт военного корабля с целью давления на Францию.

Между тем, французское правительство, готовясь к оккупации Феса и Рабата, и предвидя неизбежные осложнения, обратилось к России с просьбой о поддержке и просило Петербург признать возможные действия Франции в Марокко «корректными и естественными». Кроме того, во Франции уже на ранней стадии Марокканской акции высказывалось мнение, что за Фес потребуется компенсация. Решение о военной экспедиции принималось в правительстве не единодушно. Раздавались предостерегающие голоса. Безответственно вела себя и пресса Франции, утверждая, будто не следует принимать во внимание ответные действия немецкой стороны. Возможно, французский министр иностранных дел Круппи поддался этим утверждениям, во всяком случае, он не думал, что Берлин приготовит ему большие затруднения.

28 апреля 1911 года французский посол в Берлине Ж. Камбон объявил германской стороне о том, что занятие Феса французскими войсками ген.Муанье. является «естественным и необходимым» актом. Кидерлен не протестовал; он только ядовито заметил, что не сомневается в лояльности Франции, но что «события часто бывают сильнее, чем это представляется». Они иногда приводят к последствиям, которых люди не предвидят. Кидерлен добавил, что если французские войска останутся в столице, о независимости марокканского султана, конечно, говорить уже не придётся. Следовательно, и Альхесирасский трактат фактически утратит силу. Тогда и Германия не будет считать себя больше связанной трактатом и возвратит себе свободу действий.

Свои соображения о дальнейших действиях Кидерлен изложил в подробном меморандуме канцлеру и кайзеру, который составил к 3 мая. Франция, по мнению Кидерлена, рано или поздно поглотит Марокко. Этому трудно будет помешать. Но можно воспользоваться обстоятельствами, которые возникнут в результате оккупации Францией Феса, и направить германские корабли в Агадир и в Могадор. После этого Германия могла бы спокойно взирать на дальнейшее развитие событий в Марокко в ожидании подходящих компенсаций, какие предложит Франция в своих колониальных владениях за уход немцев из Агадира и Могадора. «Оккупация Феса, - писал Кидерлен, - подготовила бы поглощение Марокко Францией. Мы ничего не достигли бы протестами и потерпели бы благодаря этому тяжкое моральное поражение. Поэтому нам следовало бы обеспечить себе для предстоящих переговоров такой объект, который склонил бы французов к компенсациям. Если французы водворятся в Фесе из „опасения“ за своих соотечественников, то и мы вправе охранять наших соотечественников, которым угрожает опасность. У нас имеются крупные немецкие фирмы в Могадоре и Агадире. Немецкие корабли могли бы направиться в эти гавани для охраны этих фирм. Они могли бы совершенно спокойно оставаться там лишь для предотвращения предварительного проникновения других держав в эти важнейшие гавани южного Марокко».

8 мая германская пресса запустила «пробный шар», опубликовав сообщения о том, что Германия готовится послать в Марокко три крейсера, которые бросят якоря под Касабланкой, Рабатом и Могадором.

15 мая кайзер одобрил предложения Кидерлена и поручил германскому ведомству иностранных дел разработать детальный план всей «агадирской авантюры». Кидерлен в тот же день уехал в месячный отпуск на курорт.

17 мая французы начали свое продвижение на Фес, и главный вопрос, который на следующий день задал германский посол в Лондоне граф Меттерних английскому министру иностранных дел Грею, был вопрос о Марокко. Грей не стал отрицать, что Англия склоняется к поддержке Франции. Но как это может проявиться, министр послу не сказал.

Первые дни после захвата Феса германское правительство хранило загадочное молчание. Берлин выбрал весьма искусную и выгодную позицию: не возражая против образа действий Франции, он оставлял за собой свободу в каждую данную минуту заявить о нарушении Альхесирасского акта и необходимости его пересмотра(а Германия при этом должна получить компенсацию на Атлантическом побережье или в Средиземном море). Зато немецкая пресса бесновалась: она требовала то самых широких компенсаций в других колониях, то прямого раздела Марокко.

Поведение Германии не могло не волновать Парижа. Французская дипломатия, как и в 1905 г., стала осторожно сама заговаривать с Германией о компенсациях, например о постройке железной дороги из Германского Камеруна к реке Конго. Особенно добивался франко-германского соглашения министр финансов Кайо, Еще 7 мая, через своего неофициального агента, директора пароходной компании в Конго Фондере, заинтересованного в сотрудничестве с немецким капиталом, Кайо предлагал немцам часть территории Французского Конго.

На основе меморандума Кидерлена к 12 июня 1911 года в германском ведомстве иностранных дел был разработан детальный план комбинации. Автор плана, Циммерман, считал необходимым направить в Агадир и в Могадор по два крейсера. Предполагалось также, что германская пресса настроит общественное мнение в благоприятном духе.

 Между тем, Ж.Камбон, 11-12 июня, предпринял зондаж германского правительства относительно возможных компенсаций: какой ценой немцы согласились бы считать похороненными Альхесирасский акт и франко-германское соглашение 1909 года. Сначала Камбон разговаривал с Бетман-Гольвегом и кронпринцем и поставил вопрос весьма ясно: что следовало бы сделать для удовлетворения германского общественного мнения, чтобы оно могло «спокойно наблюдать за развитием политического влияния Франции в Марокко». На следующий день Камбон провел встречу с Кидерленом. По ее итогам Камбон направил в Париж депешу, в которой указывал на вероятность того, что Германия не будет требовать ни Агадир, ни Магадор, ни какой-либо иной пункт Марокко.

13 июня последовал удар Кидерлена- на состоявшейся встрече с Камбоном он заявил о необходимости рассмотрения вопроса о разделе Марокко для удовлетворения «справедливых требований Германии». Это было то, чего так боялся Камбон и на что он должен был ответить отказом, ибо этого стремилась избежать французская дипломатия-ибо весь хитроумный план использования союзников мог рухнуть, а вслед за этим можно было ожидать «непредвиденных последствий».

19 июня германский посол в Англии Меттерних встретился с Греем и заявил, что поскольку Лондон больше не настаивает на ограничении темпов судостроения, (ибо согласно германской флотской новелле 1908 г., после 1911 г. должно было произойти его законное снижение с 4-х до 2-х кораблей в год), германское правительство при известных оговорках, готово вести разговор с английской стороной о неиспользовании этой ситуации для инициирования нового морского документа.

Германия, по мнению целого ряда военно-морских экспертов, не выдерживала темпов гонки морских вооружений, и, таким образом, утрачивала перспективы обеспечить себе средство давления на Великобританию в двустороннем конфликте. Поэтому германская сторона пыталась достичь соглашения «сохранив лицо».

Это заявление было новостью для английского правительства и серьезным ударом по позиции самого Грея, который не верил в возможность снижения немцами темпов флотского строительства и интересовался только вопросом обмена информацией о строящихся судах.

20 июня Грей встретился с французским послом Полем Камбоном и сообщил тому о германских инициативах…Грей заявил Полю Камбону: «Мы ни о чем не договорились с германской стороной, но предположили, что консультации между экспертами могут иметь место, но при этом они не должны рассматриваться как обязательство, связывающее каждое из правительств и понуждающее его к какому-либо действию». Это была традиционная британская оговорка, дающая возможность Лондону юридически не связывать себя с конкретными обстоятельствами, при которых он был бы обязан принять какие-либо серьезные меры.

Тем временем, франко-германские  переговоры были перенесены в Киссинген, где Кидерлен «работал с бумагами». Жюль Камбон желал выяснить позицию Германии. Беседа с министром состоялась 21 июня. Камбон искал соглашения, говорил о компенсациях, но не скрыл от Кидерлена, что о прочном утверждении немцев в Марокко не может быть и речи. Кидерлен отмалчивался, давая понять, что ждёт конкретных предложений. 22 июня Камбон заявил об отъезде в Париж, так как у французского посла накопилось много пожеланий, высказанных за эти дни Кидерленом.

«Привезите нам что-нибудь из Парижа», — сказал Кидерлен, расставаясь с Камбоном, на что французский посол ответил: «Можно поискать где-нибудь в другом месте». Кидерлен тотчас парировал: «Нет, ищите только в известном месте. В Марокко». 23 июня Камбон уехал. В тот же вечер он прибыл в Париж и пообещал министру иностр.дел Круппи представить доклад о переговорах с Кидерленом следующим утром. Однако утром, 24 июня, когда Камбон прибыл в МИД, Круппи уже не был министром-накануне кабинет премьер-министра Мониса ушел в отставку. Формировать новый кабинет было поручено бывш.министру финансов Кайо.

25 июня на Орсейской набережной были получены известия от Поля Камбона. Французский посол в Лондоне извещал правительство о складывающейся в британском кабинете ситуации, но тем не менее сообщал, что сэр Эдуард Грей заверил его в «неуклонном намерении своего правительства строго соблюдать обязательства, принятые Англией по отношению к Франции». Франция не на шутку встревожилась.

Еще 24 июня Кидерлен уехал в Киль, для доклада кайзеру. С Бетман-Гольвегом он обсудил создавшееся положение. Результатом обсуждения была телеграмма, отправленная в МИД-«Корабли одобрены». В тот же день командиру канонерской лодки «Пантера» было приказано следовать в Агадир.

28 июня Кайо сформировал наконец новый  кабинет. 29 июня Камбон представил свой доклад о беседах с Кидерленом новоиспеченному министру иностранных дел де Сельву. Решения о возможных компенсациях немцам принято не было, рассмотрение вопроса де Сельв отложил до разъяснения позиции, занимаемой Англией. В начавшемся германо-французском противостоянии Лондон ,казалось, занял позицию Парижа. Но предпринятый германским правительством 19 июня «ход морским конем» серьезным образом поколебал уверенность французской стороны в английской поддержке Парижа. Да и английская печать в первые дни разразившегося кризиса проявляла некоторую растерянность. 27-28 июня в Лондоне шли правительственные консультации. В Англии некоторые представители правящих кругов полагали, что понимают всю опасность создавшегося положения. У них имелись основания думать, что марокканский вопрос мог быть решен за спиной Англии между Францией и Германией, на чем последняя, заинтересованная в развале Антанты, особенно настаивала. Действительно, Франция попыталась, не обращаясь за помощью к Англии, договориться с Германией о компенсации .

В такой ситуации у английского руководства возникли опасения, что Франция в стремлении обеспечить германское признание французского протектората над Марокко пойдет на уступки, затрагивающие британские интересы в этом регионе. Кабинет вырабатывал политическое решение по поводу германских инициатив и готовил заявление, которое бы могло устроить и проправительственный блок и оппозицию. Утверждение Германии в непосредственной близости к Гибралтару и возможное создание здесь германской военной базы не устраивало английские правящие круги. Вечером 28 июня британский кабинет взял вынужденную паузу, рассчитывая посмотреть за дальнейшим развитием событий во франко-германских переговорах.

1 июля 1911 г. германская канонерская лодка «Пантера» вошла на рейд марокканского порта Агадир. Тотчас германский посол в Париже фон Шен заявил де-Сельву о решении его правительства «для защиты жизни и имущества германских подданных» в Агадире направить туда канонерскую лодку. В Париже известие о «прыжке «Пантеры» произвело «тяжелое впечатление». Кайо вызвал для консультаций министра иностр.дел де Сельва и морского министра Делькассе. Де Сельв предложил немедленно отправить в Агадир французский военный корабль, Делькассе посоветовал этого не делать, ибо такой шаг мог быть расценен во-первых, как признак слабости, во-вторых, как начало войны между Францией и Германией...

Поль Камбон получил указание от де Сельва запросить английскую сторону. Но до 3 июля Грея не было в Лондоне. А вернувшись, он заявил, что не может дать ответа до заседания правительства.

Впрочем, в тот же день, 3 июля, Грей заявил германскому послу в Англии Меттерниху, что германское правительство должно знать, Англия не останется пассивным наблюдателем нового решения по Марокко, принятого Германией, Францией и Испанией, и должна принять участие в этом обсуждении. Грей подчеркнул, что в данный момент он больше озабочен чисто британскими интересами, чем обязательствами перед Францией. Одновременно Грей сделал предупреждение Франции, заявив ее послу в Лондоне П. Камбону, что французское правительство в своих действиях должно консультироваться с английским, поскольку Великобритания заинтересована в решении марокканского вопроса.

Особо "горячие" головы в английских правящих кругах, сторонники более решительных действий, настаивали на незамедлительных антигерманских шагах. Так, Никольсон настаивал на посылке английского военного корабля в Агадир.

Между тем…

В британском обществе накануне второго марокканского кризиса имели место быть значительные разногласия как внутриполитического, так и внешнеполитического характера. Преобладали три позиции :

-«крестоносная», согласно которой война была оправдана в случае угрозы основным ценностям британского общества,

-«дефенсистская», где война допустима в оборонительных целях,

-«пацифицистская», где войну желательно, но не всегда возможно избегать.

В начале Агадирского кризиса британское общество в целом было скорее ближе к «дефенсистским» позициям, в то время как правительство представляло весь спектр от абсолютных пацифистов до «крестоносцев». При этом спецификой британского общества являлось то, что британское правительство было, вероятно, наименее свободно в осуществлении своей внешней политики без оглядки на общественность.

За оказание немедленной поддержки Франции в случае осложнения франко-германских отношений, могущих перерасти в открытое военное противостояние в правительстве были только Грей и министр внутренних дел Черчилль. Джон Морли (покинувший к тому времени пост секретаря по делам Индии и ставший лордом-председателем Совета), Джон Саймон (заместитель министра юстиции, защищающий интересы государства в судебных процессах),министр торговли Бакстон и ряд других министров были за отказ от поддержки Франции в случае войны и за официальное провозглашение нейтралитета Великобритании в этом случае. Большая часть министров – в том числе Асквит, Ллойд Джордж и Герберт Сэмюель – пребывали в разной степени нерешительности.

В английском парламенте противостояние развертывалось в плоскости «либерал-пацифисты»-консерваторы. Сильные позиции имела группа т.н. «нейтралистов». И не безосновательно-в Англии разгорался конфликт парламентских группировок по вопросу о гомруле и о парламентском билле, который оказался в центре политической борьбы. В этом билле не было речи о ликвидации верхней палаты английского парламента, но права ее существенно ограничивались. Из компетенции палаты лордов изымались бюджетные вопросы. Иными словами то, что издавна стало традицией, теперь закреплялось законом. Прочие законопроекты палата лордов могла отвергать дважды, но окончательное решение все-таки принимала палата общин, таким образом, палата лордов лишалась права абсолютного вето, хотя и сохраняла вето суспенсивное. Она по-прежнему могла тормозить принятие прогрессивного законодательства, но полностью заблокировать его уже была не в силах. Вопрос о парламентском билле в английском обществе встал весьма остро.

Бальфур, выступая во время первого чтения парламентского билля, прозрачно намекал на взрывоопасную ситуацию в стране весной 1911г.(«как бы я ни стремился к миру, как бы я не старался действовать методом компромисса, бывают столь значительные проблемы, что никакой компромисс невозможен»-говорил он).

Разумно ли со стороны правящих кругов доводить до крайности свои внутренние распри, если при нарастании массовых стачек любая искра может привести к взрыву? И уж тем более разумно ли, на фоне острого внутриполитического кризиса, грозившего по сути перейти в стадию гражданской войны, всерьез и вплотную заниматься вопросами внешнеполитического характера, урегулирование которых может быть возложено на непосредственных «заводил дипломатического противостояния по марокканскому вопросу»-Францию и Германию?

Но если Бальфур только лишь намекал на возможность сопротивления правительству иными, неконституционными средствами, то один из лидеров оппозиции, Остин Чемберлен говорил прямо: исправить положение и обеспечить порядок, нарушаемый биллем, можно только ценой гражданской войны. Фактически ответственный государственный деятель грозил бунтом, насилием и гражданской войной!

В это время уже наметилась тенденция крайне правых элементов консервативной партии вести дело к антиконституционным методам борьбы против либерального кабинета и его политики. В связи с подготовкой гомруля в Северной Ирландии создавались вооруженные отряды англичан-протестантов, выступавших против автономии Ирландии. Здесь формировались реальные предпосылки мятежа.

О возможности гражданской войны уже говорили многие-и в прессе, и в парламенте. Ольстерский юнионист Лонсдейл с трибуны палаты общин заявлял, что его друзья и единомышленники в Ирландии желают только поддержать закон и порядок, но в вопросе о гомруле они считают безусловным долгом оказать твердое и упорное сопротивление. И если это означает гражданскую войну-ответственность безусловно, должна пасть на правительство. Лорд Хью Сесиль, ссылаясь на ситуацию в Ирландии утверждал, что билль о гомруле и парламентский билль ведут к революции и беспорядку.

По мере того, как приближалось третье чтение парламентского билля и время его передачи в палату лордов противостояние парламентских группировок усиливалось.

4 июля состоялось заседание британского кабинета министров, который отклонил предложение направить английский корабль в Агадир, найдя эту меру слишком рискованной, и рекомендовал Грею добиться привлечения Англии к любым переговорам по определению будущего Марокко.

Правительство вновь собралось 5 июля и германского посланника известили, что Британия не останется в стороне от марокканских событий, но повременит с оглаской, пока не убедится в серьезности намерений Берлина(относительно военно-морского соглашения).

6 июля Асквит выступил с заявлением по поводу агадирского инцидента в английской палате общин. «Я надеюсь, — заявил он, — что дипломатические переговоры увенчаются успехом, и в той мере, в какой мы будем в них участвовать, мы должным образом примем во внимание необходимость защиты договорных обязательств по отношению к Франции, которые хорошо известны Палате». Асквит заявил, что Великобритания должна принять участие в решении марокканского вопроса, поскольку такое участие определяется как ее собственными интересами, так и ее договорными обязательствами перед Францией. Англия, по словам Асквита, не может более оставаться безучастной зрительницей упрочения Германии на Африканском побережье Атлантического океана, где ее появление могло бы угрожать морским сообщениям Британской Империи, с Южной Африкой. Асквит предложил отложить запрос по марокканскому вопросу. Тем не менее, хотя реакция официального Лондона на отправление немецкой канонерки в Агадир свидетельствовала о поддержке Франции, она уже не была безоговорочной…

8 июля Грей в беседе с Меттернихом поинтересовался планами Германии относительно Агадира. По мнению Грея, некоторые британские политические и военно-морские руководители считали, что действия немецкой стороны продиктованы не столько желанием получить от французов колониальные компенсации, сколько закрепиться в Агадире и превратить этот морской порт на Атлантике во «второй Гельголанд».

В ответ, Меттерних заявил от имени германского правительства, Германия на переговорах с французами может вести речь о готовности «отказаться от своих политических интересов в Марокко в обмен на компенсацию в другом месте». То же самое было заявлено и на следующий день-в ходе начавшихся 9 июля франко-германских переговоров. Грей подчеркнул, что в данный момент он больше озабочен чисто британскими интересами, чем обязательствами перед Францией. Тем не менее, английское правительство, подчеркнул Грей, будет придерживаться своих договорных обязательств перед Францией. Грей заявил Меттерниху, что Англия, верная своим обязательствам перед Францией, не признает нового решения марокканского вопроса, выработанного без ее участия .

Грэй так же заявил Меттерниху-британское правительство готово идти навстречу германским предложениям и готово взять курс на смягчение напряженности в отношениях с Германией. Меттерних подтвердил сказанное ранее-Германия признает складывающееся положение дел, касающееся британского превосходства на море и обязуется не наращивать германскую кораблестроительную программу, а возможно и сократить эту программу насколько возможно. Но и Великобритания должна проявить готовность подтвердить взятый курс на смягчение англо-германской напряженности в отношениях. Со стороны Англии не должно быть препятствий германской экспансии. Германия начинает переговоры с Францией и настаивает в качестве компенсации за уступку в Марокко передачу ей всего Французского Конго .

10 июля Грей сделал предупреждение Франции, заявив ее послу в Лондоне Полю Камбону, что французское правительство в своих действиях должно консультироваться с английским, поскольку Великобритания заинтересована в решении марокканского вопроса.

12 июля в ряде австрийских газет появилось несколько материалов, так или иначе затрагивающих Агадирский кризис и ссылающиеся при этом на неназванные источники, близкие к внешнеполитическому ведомству Британской Империи(утечка информации была инспирирована немцами).

Прежде всего речь шла о том, что в Агадирском кризисе британское правительство больше озабочено чисто британскими интересами, чем обязательствами перед Францией, что британские политические и военно-морские руководители считают, что действия немецкой стороны продиктованы не столько желанием получить от французов колониальные компенсации, сколько закрепиться в Агадире и превратить этот морской порт на Атлантике «во второй Гельголанд», а подобное обстоятельство никоим образом не может отвечать интересам Лондона.

В одном венском официозе появилась статья, в которой автор упоминал о «германских предложениях британскому кабинету в вопросе о военно-морском соглашении» и отмечал в этой связи возможность «мирной эволюции» Германии. В статье говорилось, что внешнюю политику Германии в настоящее время скорее стоит назвать «шатанием» из стороны в сторону. Играя то вместе, то против Британии, проводя такую же неосторожную политику в отношении России и откровенно враждебную в отношении Франции, пытаясь стать лидером в Европе и одновременно колониальной империей, Германия приняла решение о создании флота в противовес британскому, а между тем, Германии, находящейся на пике своего возвышения, следовало парадоксальным образом отказаться от наращивания вооружённых сил и создания флота, отдав тем самым предпочтение «мирному возвышению», развитию науки и экономики, захвату мира не вооружённым путём, но методом культурной притягательности . Сократив армию до размеров, достаточных для обороны территории страны, Германия бы лишила страны Антанты формального повода для начала войны.

Хотя редакция газеты заявляла свое несогласие с автором статьи, но практически вся европейская печать оценила факт опубликования этой статьи крупнейшей австрийской газетой, как желание Германии искать пути для мирного урегулирования политического кризиса.

Французский премьер-министр Кайо, недовольный произошедшими утечками и публикациями венской прессы, на следующий день в сердцах заявил, что считает слабостью британской дипломатической службы и британского министерства иностранных дел скопление на высших постах людей, которые хотя и «не делали серьезных ошибок и отличались правильными суждениями и энергией, но не подходят для ответственных постов».

Сам по себе порт Агадир не представлял серьезного стратегического интереса (по расчетам Вильгельмштрассе, выбиравшего порт для демарша, он находился достаточно далеко от тщательно оберегаемого англичанами ключа от западного Средиземноморья – Гибралтара и таким образом их возражения (что в Берлине постарались учесть) по поводу занятия этого порта были бы необоснованны), акция Берлина должна была продемонстрировать Парижу (а заодно и Лондону), что в марокканском вопросе, превратившемся из франко-испанского в общеевропейский, еще не все предрешено, а вполне возможно, и оказать давление на Францию в случае вероятных двусторонних переговоров.

Немцы по-видимому, постарались учесть и те разногласия, что царили в высших кругах парижской правящей элиты в период Агадирского кризиса и смены кабинета в июне 1911г.

Немцы отмечали наличие двух тенденций, преобладающих на тот момент во французской внешней политике: пробританской и прогерманской (ее олицетворяли Ж. Кайо и его сподвижники). Кстати, переговоры, продолжавшиеся четыре месяца, велись сразу по нескольким каналам. Кроме официальных дипломатических, у премьера Кайо был и свой канал переговоров с деловыми кругами Германии: Артуром Гвиннером – директором Дейче банка, видными банкирами Паулем Швабахом и Гинзбургом. Председатель французского Совета министров выходил на прямой контакт с Кидерлен-Вехтером.

Англичане не без оснований опасались франко-германского сговора по марокканскому вопросу-подобное дублирование со стороны Кайо обычных дипломатических каналов было не лишено оснований: центральному руководству МИД, главе МИДа, Кайо определенно не доверял. Относительно позиции Великобритании. Кайо был не склонен полностью рассчитывать на Великобританию. С одной стороны, французскому послу в Лондоне Полю Камбону, высказавшемуся в пользу совместной франко-британской военно-морской демонстрации, Грэй ответил отказом .

В «Таймс», занимавшей устойчивую антигерманскую позицию еще 6 июля было напечатано недвусмысленное предупреждение сторонникам возможного франко-германского компромисса: «Мы не привыкли отступать от данного нами обязательства или позволять другим державам вести за нашей спиной переговоры, затрагивающие наши важные интересы…Ничьи «права» не должны быть признаны, никаких «компенсаций» международного характера не должно быть дано, если они непосредственно и глубоко нас затрагивают, без нашего участия и нашего согласия»(намек на некоторое улучшение отношений Парижа и Берлина к весне 1911г. в целом? Ж. Кайо, будучи в тот момент министром финансов согласился вести франко-германские переговоры, в частности, по железнодорожным проблемам, по другим областям –по финансам, по рудникам и пр., но лишь при условии французского преобладания. Несомненно, это делало бы германское участие в возможном предприятии весьма проблематичным).

С другой стороны Великобритания дала понять Парижу, что она должна принять участие в решении марокканского вопроса, поскольку такое участие определяется как ее собственными интересами, так и ее договорными обязательствами перед Францией. Англия не останется пассивным наблюдателем нового решения по Марокко, принятого Германией, Францией и Испанией, и должна принять участие в этом обсуждении.

12 июля британский посол в Берлине вручил Кидерлену протест против устранения Англии от переговоров по Марокко. Английское правительство опасалось раздела Марокко между Германией, Испанией и Францией без участия Англии.

13 июля 1911 года Грей заявил о необходимости созыва новой международной конференции по марокканской проблеме и настаивал даже на компенсации Германии в Марокко, но не на Атлантическом побережье. Об этом в Париже не хотели и слышать.

14 июля Асквит заявил на возможность компенсации Германии вне Марокко, в другой части Западной Африки.

15 июля Кидерлен назвал цену за признание французских прав в Марокко:все Французское Конго. В Париже это германское требование произвело впечатление нового удара, последовавшего за «прыжком «Пантеры»…

16 июля Россия выступила с заявлением, что «военное столкновение из-за колониального вопроса не может вызвать симпатичного Франции подъема настроения в русском обществе» и высказалась за созыв новой международной конференции по марокканскому вопросу…

17 июля Кидерлен в беседе с русским послом Остен-Сакеном заявил, что возвращение к статус-кво более невозможно, а французы, которым «альхесирасская куртка стала слишком узка», к этому всерьез и не стремятся.

18 июля Кидерлен заявил французскому послу Камбону, что если вопрос о компенсациях так и остается нерешенным, его стоит передать на рассмотрение международной конференции. Камбон ответил, что Франция никогда не согласится на утверждение Германии в какой-либо части Марокко.

Столь усиленный нажим на Париж с требованием созыва конференции привел к тому, что французское правительство согласилось на проведение международных переговоров по марокканской проблеме и даже на возможный международный арбитраж.

Результатом международной конференции, созванной в итальянском Сан-Ремо в период с 14 по 27 августа 1911 года( с участием Франции, Италии,Испании,России, Германии, Англии) стала передача Германии отрезка морского побережья между Либревилем и Рио-Муни, территорий к северо-западу от рек Угуе и Алима в качестве «достойной компенсации» Германии за признание французских интересов в Марокко. Кроме того, Кайо согласился на заключение франко-германского секретного договора об уступке Францией права преемственности на Испанскую Гвинею.

 Кидерленом была достигнута главная цель-раскол Антанты, раскол между Англией и Францией…

Мир обещал быть?... 

 

Изменено 3 Dec 2017 пользователем master1976

[master1976]

Мир обещал быть?... 

Собственно, еще интересно,как сие повлияет на исход англо-германских "морских переговоров" осенью 1912 года?

[ясмин джакмич]

Собственно, еще интересно,как сие повлияет на исход англо-германских "морских переговоров" осенью 1912 года?

Англия из-за Франции с Германией не будет ссориться. Франглетеру их союз выгоден - каждый вроде как прикрывает и есть угроза Берлину обьяснятся с Лондоном, когда они пытаются наехать на Париж. И Париж будет бухтеть и давать удобный предлог Лондону отказаться в той или иной ситуации.
Амбиции немцев исключают возможность им самим согласиться на 2/3 тоннажа, а англичан вообще им верить.
 

[master1976]

Вопрос франко-германских противоречий по Марокко вроде бы решен. Франция компенсировала немцам потерю Марокко за свой счет. Англия должной поддержки не оказала. Позиция России также оказалась далека от идеальной. Вероятно охлаждение англо-французских отношений и как следствие-Англия в июле 1914 года может занять позицию невмешательства в конфликт, предоставив Франции и России право решать проблему с Германией.Своими силами...

Изменено 3 Dec 2017 пользователем master1976

[ясмин джакмич]

Англия должной поддержки не оказала.

Франция России тоже не оказала поддержки в должной мере в 1905-м и 1909-м - союз то от этого не распался

[master1976]

Франция России тоже не оказала поддержки в должной мере в 1905-м и 1909-м - союз то от этого не распался

Да. Не распался. И Россия в период Агадирского кризиса четко обозначила-поддержим Францию.Но колониальный спор? Это моветон для русского общественного мнения.Но реорганизация армии еще не завершена, следовательно в техническом отношении с точки зрения военной готовности настоящий момент не может быть признан благоприятным для военных действий.

Затем-Камбону в реале так и не удалосьсклонить английское правительство взять на себя формальное обязательство об оказании военной помощи Франции.А после того, как стало известно о том, что:

-четверть личного состава британской армии , в том числе и офицеры, в 1911 году не сделала ни одного боевого выстрела;

-1805 офицеров и 53360 солдат прошли только начальный, а не боевой курс обучения;

-в составе англ.территориальной армии насчитывалось 120454 чел., не умеющих стрелять и 2479 офицеров, не способных их этому научить;

-вооружить представлялось возможным( и отправить во Францию) только 60-80 тыс.чел. Адмиралтейство не могло перевести и их, из-за неподготовленности достаточного тоннажа...

и после того, как Лондон всерьез начал рассматривать вариант заключения оборонительного и наступательного союза Англии, Бельгии,Дании, Франции и России позиции проанглийски настроенной части французского кабинета резко пошатнулись.Оптимизьму сие не добавляет...

[Крукс]

.Но колониальный спор? Это моветон для русского общественного мнения.

Точно? 

Это когда с русским общественным мнением такое приключилось? После Цусимы, что ли? 

Любопытно.

[master1976]

Точно?  Это когда с русским общественным мнением такое приключилось? После Цусимы, что ли?  Любопытно.

Точно.

После Цусимы.В инструкциях русскому послу в париже Извольскому, данных совещанием под председательством Николая Второго, прямо указывалось на необходимость акцентировать внимание французов на неприятие русским общественным мнением колониальных потуг Французской Республики.

[Крукс]

В инструкциях русскому послу в париже Извольскому, данных совещанием под председательством Николая Второго, прямо указывалось на необходимость акцентировать внимание французов на неприятие русским общественным мнением колониальных потуг Французской Республики.

О как.

А есть какие-то объективные данные: это реально Хозяина Земли Русской волновало общественное мнение в нашем современном понимании - или  это  мягкая адаптация для лучшего понимания французов-республиканцев русского выражения  "Мы, Николай Вторый, имеем мнение - и, значит, оно по определению общественное, другого  тут быть не может"?

 

Как-то прям консенсус с большевиками получается. По колониальному вопросу.

Изменено 4 Dec 2017 пользователем Крукс

[master1976]

А есть какие-то объективные данные:

Доводилось встречать в некоторых источниках, что накануне совещания начальников генеральных штабов России и Франции(31 августа 1911) царю докладывались. что-то вроде "социологических сведений" о популярности-непопулярности идеи вступления в войну из-за колониальных распрей французов и немцев.Жилинский указывал прямо-на патриотический подъем рассчитывать не приходится.Со всеми вытекающими и вкупе с технической неподготовленностью.

Вообще склоняюсь к тому,что мнение России по франко-германскому спору оказалось решающим и отрезвляюще подействовало не только на Францию, но и на Германию.