Заброшенная дорога

[Henry Pootle]

Очень и очень недурно

[LAM]

В 5-м веке огромное количество арабов в Фиваиде, и не наёмники, а гражданские? Откуда?  В Нижнем Египте,  я бы ещё понял, но в Фиваиде? Или я чего то не знаю?

Изменено 8 May 2019 пользователем LAM

[Роберт]

Это локальная специфика. Коптос был связан караванными путями с красноморскими портами, торговавшими с Аравией. Уже в начале н.э. его называли «общим городом египтян и арабов» (Страбон, География, XVII.44).

[Владимирович]

Кто таков?

кое-что лучше бы вообще не знать - я, к примеру, узнал, что такое яой, и зря, полагаю

Изменено 9 May 2019 пользователем Владимирович

[Роберт]

3

– Нет, никого не убили, – сказал мальчишка-водонос, с опаской поглядывая на Фригерида. – Тот… рыжий воин, похожий на тебя… только пальцы кому-то сломал и ухо откусил. Когда дом загорелся, оттуда и так уже все сбежали. А Евмолп переехал в бывший храм Гарпократа. Заказал монахам изгнать бесов, а потом прямо внутри устроил заведение. Хотите, провожу?

– Не пустит, – качнул головой Фригерид. – Аретроя всё ещё у него?

– Мероитка-то? Ушла, – охотно поделился сведениями водонос. – Она ведь свободная, вольноотпущенница. Сказала, что не будет работать в храме. Кощунство, мол.

– Она язычница? – поинтересовался Маркиан. – Не то чтобы для меня это было важно…

– Она посвящённая жрица, – гордо сказал Фригерид. – Знает иероглифы!

– Ах вот оно что! – Маркиан понимающе покивал. – Везёт нам сегодня на посвящённых жрецов…

– Ты с ней поговори – сразу поймёшь, что не врёт. – Фригерид повернулся к водоносу: – И где она теперь?

– А тут рядом. Хороший дом с садом. У неё теперь богатый покровитель – Никанор, начальник таможни. Но ещё работает. Проводить?

Маркиан покосился на Фригерида.

– Девушка точно захочет тебя видеть? После всего, что ты учинил?

– А то! – Герул самодовольно приосанился.

– Ну тогда пошли. – Маркиан вручил водоносу монету.

Они развернулись. И увидели в просвете улочки единственного человека, долговязого в длинной белой тунике.

Долговязый дёрнулся, заметался, бросился прочь – и нырнул в боковой проулок.

Маркиан и Фригерид не сказали ни слова. Даже не переглянулись. Сработал инстинкт преследования: убегает – догнать.

Придерживая мечи, чтобы не болтались, они рванули по улочке.

Проулок, куда метнулась белая фигура, служил помойкой. Фригерид бежал впереди, Маркиан следом, поскальзываясь на арбузных корках, хрустя фисташковой скорлупой, распугивая крыс и воробьёв. Белая туника мелькнула в конце проулка и скрылась за углом.

Воины добежали до развилки и встали. Вправо и влево уходили совершенно одинаковые глинобитные проходы, узкие и замусоренные.

– Куда этот пёс дёрнул? – спросил запыхавшийся Фригерид. И тут справа захлопал крыльями, взлетел с противным карканьем ибис.

Преследователи бросились туда, перескакивая через высохшие добела нечистоты, рыбьи потроха, финиковые косточки.

Далеко бежать не пришлось. Переулок упирался в тупик между оградами двух пальмовых садов. Долговязый в белой тунике пытался перелезть через ограду. Ему хватило роста ухватиться за верх, но не хватило силы подтянуться на руках, и он бессильно шаркал ногами в скользких сандалиях по серому саману ограды. Фригерид и Маркиан остановились и стали с интересом наблюдать. Переулок был довольно широкий, они вполне умещались бок о бок.

– Ты бы сандалии скинул, – посоветовал герул, – цепче будет.

Долговязый с ужасом обернулся. Лицо было молодое, гладкое, с узкой чёрной бородкой-подковкой и тонкими усиками, волосы чёрные и длинные. Он послушался, сбросил сандалии, и вправду босиком сразу полез ловчее.

– Ты его знаешь, брат? – спросил Фригерид.

– Первый раз вижу. – Маркиан пожал плечами. – Я думал, это кто-то из монахов, но нет.

Герул неторопливо подошёл к беглецу – тот уже завалился животом на верх ограды, ещё секунда и перелезет, – ухватил за щиколотки и сволок. Долговязый завизжал, падая. Не теряя времени, Фригерид подсечкой уложил его на живот, навалился сверху и заломил руку. Тот завизжал громче. Свободной рукой Фригерид вздёрнул его за волосы.

– Кто такой? – рявкнул он. – Зачем за нами шёл? Кто послал?

Боль и паника в глазах долговязого сменились отсутствующим выражением.

– Господи Отче величия, – забормотал он, – спаси мя и очисти, и силы на одоление супостатов даруй, на Тебя же единого, Господи жизни и света и пяти небес, аз грешный уповаю…

Фригерид с силой ткнул его лицом в землю и повозил.

– Кончай блажить! Последний раз спрашиваю по-хорошему, дохлятина: кто такой? Зачем за нами шёл? Кто послал?

– Полегче, брат, – вмешался Маркиан в роли доброго следователя. Подобрал плащ, чтобы не испачкать в помоях, присел возле парня и мягко заговорил: – Ты, приятель, не бойся. Ты ничего плохого не сделал. Ну следил за нами, ну побежал от нас. Необычно, подозрительно, но это не преступление. Мы тебя не накажем. Объяснись и ступай своей дорогой. Кстати, я Маркиан из Константинополя. А ты, приятель, кто и откуда?

Фригерид снова вздёрнул парня за волосы. Лицо было в грязи, из носа текла кровь с соплями, но в глазах светилась молитвенная отрешённость.

– Господи света, душу предаю в руце Твоя, – проговорил долговязый и хлюпнул носом. – Сподоби мя венца мученика во имя Твое, яко апостола и пророка Мани сподобил еси. Аллилуйя, аллилуйя… Аминь, аминь, аминь…

– Манихей? – удивился Маркиан.

– Не знаю, манихей или кто, но парень крепкий, – уважительно заметил Фригерид. – Как у нас говорят, is habaith balluns. Это значит, – пояснил он по-гречески, – у него есть яйца.

– Я знаю.

– А я не для тебя говорю, я для него. Чтобы понял: скоро их не будет. – Фригерид придавил коленом спину долговязого и вытащил из ножен кинжал. – Последний раз, вот теперь уж точно последний, спрашиваю по-хорошему…

– Эй! – послышался гневный женский голос. – Вы что творите рядом с моим домом? Убивайте людей в другом месте, ради всех богов!

Фригерид поднял голову. Лицо расплылось в улыбке.

– Аретроя!

В проёме калитки садовой стены стояла девушка-эфиопка в коротком голубом хитоне, цветом кожи не чёрная, а вроде сегодняшних нубийцев – тёмного орехово-бронзового оттенка. Большие чёрные глаза сверкали гневом, но страха перед вооружёнными мужчинами в них не было. Смоляно блестящие волосы были по-гречески стянуты в узел. Медальон в виде диска, обрамлённого коровьими рогами, поблескивал тускло-золотистой бронзой между грудями в откровенном вырезе хитона. Аретроя скользнула взглядом по Фригериду, оценивающе смерила Маркиана, и гнев в её глазах сменился заинтересованностью.

– Девочка, мы никого не убиваем. – Маркиан встал с корточек и одёрнул пояс. – Просто немного допрашиваем. Мы бы занялись этим в другом месте – но так уж вышло, что мой друг Фригерид вёл меня именно к тебе.

– Твой друг остался мне должен двадцать четыре драхмы. – Эфиопка посторонилась и приглашающе указала на калитку. – Заходите, раз ко мне шли. И этого беднягу затаскивайте. Не надо мне нового скандала на весь город.

– А ну пошёл! – Фригерид поднял долговязого за шиворот и, согнутого в поясе, потащил к калитке.

Капая кровью из носа в пыль, манихей безропотно потащился за мучителем, но когда чуть не уткнулся лицом в декольте Аретрои, задрожал и дёрнулся назад.

– Нет! – пискнул он. – Лучше убейте! Не пойду в срамное блудилище!

– А-а, так вот чем можно тебя сломать! – обрадовался Маркиан.

– Сломаем, не сомневайся… Вперёд! – Фригерид с силой впихнул долговязого в калитку.

Маленький садик в густой тени финиковых пальм с трёх сторон окружали саманные стены. Двухэтажный дом из щербатого ракушечника выходил в сад портиком в две колонны, а сверху нависала галерея с резной решёткой из тамарискового дерева. Садик украшали терракотовые вазоны с цветущими в воде лотосами и статуэтки Приапа с венками на исполинских членах. Посреди были квадратом расстелены во много слоёв соломенные циновки. Всё звало к неге и отдохновению, тем более что и солнце поднималось к зениту, знаменуя начало сиесты.

– Прекраснейшая Аретроя, прости за такое необычное вторжение, – сказал Маркиан, расстегивая фибулу плаща. – Сейчас мы узнаем, кто этот человек, выставим его прочь и предадимся более приятным занятиям. И чтобы нам побыстрее покончить с этим… – Он повесил плащ на фаллос Приапа и расстегнул на поясе бронзовую пряжку в форме львиной головы. – … Я попрошу тебя об одной дополнительной услуге.

– En to prokto deka drachmai epiphora, – деловито сказала Аретроя.

– Я о другом, хотя предложение интересное. – Туда же, куда и плащ, Маркиан повесил воинский пояс с мечом и кинжалом в ножнах, подвесными кошельками и сумочками. – Помоги развязать язык этому парню. Он манихей и, кажется, дал обет воздержания. Если ты…

– Я поняла. – Эфиопка сочувственно глядела на манихея, припёртого Фригеридом к мохнатому стволу пальмы, а тот изо всех сил жмурился, лишь бы её не видеть. – Двадцать драхм за это, красавчик.

– Давай, Аретроя, покажи мастерство! – Фригерид отпустил манихея, но тот вжался в пальму и замер.

– Пойдём со мной, мальчик! – нежно позвала Аретроя. – Пойдём в дом! Да не бойся, не буду я тебя соблазнять! Пальцем не трону! Просто хочу, чтобы ты умыл лицо. Страшно смотреть на эту кровь…

С зажмуренными глазами, бормоча под нос: «Дево Света, молю, от скверны плотския оборони мя», манихей позволил ей увести себя в дом. Как только они скрылись, Фригерид толкнул Маркиана в бок и спросил:

– И как она тебе?

– Хороша эфиопочка, – признал гвардеец. – И даже лицом хороша. И явно уровень повыше, чем у тех дешёвых шлюх… Хотел бы я видеть, как она развяжет язык этому бедняге…

– Как, как, – передразнил Фригерид, тоже снимая плащ. – Развяжет пояс, а там и язык развяжется. Она дело знает, скоро сам увидишь… Тянем жребий, кто первый?

– Да погоди с этим. Как-то неприятно поворачивается дело, брат. Кто-то пустил за нами слежку. Кого-то очень интересует, куда мы поедем и что будем делать.

– Думаешь, те маги из крепости?

– Или монахи. Или даже кто-то из наших. В любом случае мы вляпались в какую-то запутанную историю.

– Я бы сейчас выпил, – признался Фригерид.

– Я бы тоже. – Маркиан громко похлопал в ладоши, но никто не появился. – У неё что, нет ни одного раба?

– Есть, есть рабыня, – сказала Аретроя, выходя в сад. Вид у неё был мрачный. В руке несла египетскую мандолину с длинным грифом. – Только я отправила её погулять.

– Какая ты снисходительная хозяйка, – заметил Маркиан. – Это твой покровитель, начальник таможни приставил её к тебе? Следить, чтобы не принимала других мужчин?

– В точку. Умница. – Аретроя села на циновку и пристроила в руках мандолину. – Но Никанор слишком скуп, на одно его содержание не прожить. И слишком глуп: приставил дешёвую рабыню, которую я перевербовала за драхму с каждого гостя.

– Ладно, оставим интересные истории на потом, – сказал Маркиан. – Как насчёт нашего манихея?

– И как насчёт выпивки? – спросил Фригерид.

– Мальчишка сейчас выйдет, ему надо прийти в себя. – Аретроя медленно перебирала струну за струной. – Хотите выпить? Есть египетское пиво. Вам какого, жёлтого на дынных корках или красного двойной густоты на финиках?

Воины переглянулись.

– Нам главное чтоб покрепче, – сказал Фригерид. – Чтобы все эти финики не чувствовались. А всё-таки, что ты сделала с парнем, что ему надо прийти в себя?

Эфиопка не успела ответить. Манихей сам вышел из дома с чисто вымытым и совершенно изумлённым, отсутствующим лицом.

– Севастий, братец! – ласково обратилась Аретроя. – Сделай одолжение, спустись в погреб, принеси нам «чёрное пойло Анубиса»… Это не та бутыль, где танцующие вакханки нарисованы, а та, где блюющие скифы. И три кубка для питья.

От звука её голоса Севастий будто опомнился.

– Сейчас, госпожа! – Он стрелой метнулся в дом.

– Что ты с ним сделала? – поразился Фригерид.

– Сказала несколько слов, – печально ответила Аретроя. – Не волшебных. Простых слов, которые ему никто никогда в жизни не говорил. Теперь он мой. Только на кой он мне? – Она вдруг яростно прошипела: – Вот ненавижу быть такой лживой стервой! Ненавижу играть людьми. Гоните мои двадцать монет! – Глянула на Фригерида: – И твой долг. – И грубо завершила: – А если хотите binein, то с каждого ещё по тридцатке.

– Недёшево, – заметил Маркиан.

– А то! Я вам теперь не шлюха, я гетера.

Маркиан глянул на неё с интересом.

– А ты не проста. Ты производишь впечатление довольно городской, даже столичной девушки.

– Да, я такая. Знаешь, не все эфиопы дикари и бродячие пожиратели кореньев.

– Жила в Александрии?

– Жила в Мероэ, красавчик. Это не как Александрия. Это как Рим. – Аретроя не играла на мандолине, а бесцельно дёргала струны, но в её речи появилась некоторая меланхолическая распевность. – Наши цари были когда-то фараонами в Египте, а потом тысячу лет правили всей Эфиопией. Видел бы ты Мероэ… Лес пирамид, гигантские храмы Исиды, Аммона, Апедемака… дворцы, парки, дороги процессий, ристалища боевых слонов… Всё опустело, всё рухнуло. Крестопоклонники из Аксума разграбили храмы и похитили богов. Нубады пасут своих тощих коров на священных нивах Осириса… – Аретроя ударила по струнам резким аккордом. – О! Наконец-то Севастий! «Чёрное пойло Анубиса»! Наливай! – Меланхолия мгновенно сменилась у неё оживлением. – Тебе, братец, не предлагаю – знаю, что вам запрещено.

Севастий, с обожанием поглядывая на неё, разлил по кубкам тёмное пиво.

– Это то самое? – с опаской спросил Фригерид.

– То самое. – Аретроя чуток выплеснула из кубка богам и первая залпом выпила. – Севастий, братец, расскажи что-нибудь! – попросила она ласково. – Пусть эти воины узнают всё что им нужно, отвяжутся и оставят тебя в покое.

Манихей посмотрел на неё с болью.

– Но я дал клятву молчания…

– Севастий! Милый! – Ответный взгляд Аретрои был ещё жалостнее, ещё молитвеннее. – Пожалуйста, расскажи им… ради меня! Ради нашей дружбы!

Колебания терзали Севастия. Он пошагал по садику взад-вперёд, бормоча под нос молитвы Отцу света, Матери жизни, Первочеловеку, ангелам и ещё каким-то двойникам, и наконец решился.

– Аретроя! – Его голос дрожал. – Я всё расскажу. Я нарушу клятву. Но если погибнет моя душа, пусть спасётся твоя. Умоляю, поклянись, что ты оставишь блудодейство, покаешься перед совершенными, принесёшь обеты слушателей и пожертвуешь всё имущество церкви Сынов Света!

– Клянусь! – воскликнула Аретроя. Её выразительные глаза сияли религиозным экстазом.

– Поклянись своими богами!

– Клянусь своими богами! – Незаметно для Севастия она состроила пальцами какой-то знак за спиной.

– Тогда я всё расскажу. – Севастий судорожно перевёл дыхание. – Я сириец из Газы. Мои родители были людьми Света в чине слушателей. Конечно, моё рождение было для них величайшим горем, ибо нет хуже греха, чем заставить ещё одну живую душу страдать заточённой во плоти…

– Севастий, – сказал Маркиан, – не рассказывай всю свою жизнь. Ближе к делу. – Он отхлебнул из кубка.

– Хорошо. Когда родители умерли, я остался без средств, потому что закон запрещает нам наследовать. К тому же епископ Порфирий добился изгнания нас из Газы. Наша община рассеялась. Я и ещё несколько братьев отправились в Египет, чтобы принять обеты совершенных и поселиться в манистане в Ликополе. По дороге в пустыне на нас напали арабы и убили моих спутников, один я чудом остался в живых. Я добрался до Александрии, и там голодал и нищенствовал, пока не встретил Ливания…

– Наконец-то, – буркнул Фригерид, глотнул «пойла Анубиса» и стал слушать внимательнее.

– Я стал выполнять его поручения, сначала только за деньги, потом он принял меня в ученики. Когда Онуфрий, переписчик, ушёл к монахам, Ливаний велел следить за ним и за этими монахами. Сегодня утром я был в лагере легиона и слышал, как дукс приказал вам найти крепость. Я решил, что теперь будет правильнее следить за вами, а не за Онуфрием.

– Ты согласовал это с Ливанием? – спросил Маркиан.

– Нет. Ливания нет в городе, и я не знаю, где он.

– Что ты знаешь про заброшенную крепость? – вступил Фригерид.

– Это место сбора всех софиополитов. Я не знаю точно, где она находится, и когда будет сбор. Я пока ученик, не посвящённый даже в первые мистерии.

– Софио… кого? – переспросил Фригерид.

– Мир скоро погибнет, – без выражения сказал Севастий. – Так учил апостол Мани, так учили Гермес Трижды Величайший, Зороастр и Христос. Те великие посвящённые мудрецы, которым служит Ливаний, высчитали точные сроки. Старый Рим падёт на наших глазах. Но поднимется Софиополь, город мудрости. Он выстоит в буре, сохранит лучшее и лучших от нашего мира… И станет Римом будущих веков.

– Однако, пахнет заговором против римского народа, – пробормотал Маркиан. – Дело скверное. Эти мудрецы – манихеи?

– Среди них есть сыны Света, но есть и язычники, и иудеи, и даже ваши, называющие себя христианами. Неважно, кто какого бога почитает – так говорил Ливаний. Ибо есть некая сила выше богов.

Аретроя смотрела испуганно, но Маркиан не был особенно впечатлён.

– Ты знаешь других софиополитов, кроме Ливания? – продолжал он. – Знаешь, сколько их в той крепости? Вооружены ли?

Манихей лишь молча помотал головой. Он был мрачнее прежнего и, похоже, раскаивался в своих признаниях.

– М-мальчики! – Аретроя после нескольких кубков уже слегка заплеталась языком. – Знайте, я ничего этого не слышала. Ничего-ничего-ничего. Была пьяна. Провалы в памяти. Так и запишите. Официальный протокол. Может, уже отпустим бедного маленького Севастия?

– Разве можно отпускать? Он всё расскажет своему Ливанию. – Маркиан с сомнением поглядел на Аретрою. – У тебя есть какой-нибудь погреб?

– Только не тот, где выпивка, – добавил Фригерид.

– К-конечно, – удивлённо ответила эфиопка. Откинула угол циновки и показала круглый дощатый люк зерновой ямы. – Здесь пусто. Только не убивайте его, хорошо?

– Нет-нет. Подержим в погребе, пока мы у тебя. Потом отправим под арест, и он останется жить… Стой! Держи его!

Фригерид вскочил, рванулся вдогонку за манихеем и схватил за шиворот в шаге от калитки. Севастий завизжал. Маркиан откинул люк. Из ямы пахнуло затхлостью, крысами и залежалым зерном.

– Пять монет с вас за помещение. – Аретроя налила себе ещё кубок.

– Ты очень жадная, – сказал Маркиан. – Как и все… гетеры. Ладно, по рукам. – Когда Фригерид сбросил в яму орущего Севастия, он захлопнул люк и завалил циновками. – Ну всё, теперь можно отдохнуть!

Крики Севастия из-под земли доносились глухо и невнятно. Аретроя приложилась к земле и крикнула сквозь циновки:

– Братец, ты свою клятву нарушил? Нарушил! Чего же ты хочешь от слабой женщины? – Выпрямилась и залпом выпила кубок. – Ну всё, забудем о неприятном! – С нехорошей улыбкой встала и развязала пояс. – Начнём веселье!

Мужчины засвистели, зааплодировали. Аретроя отшвырнула пояс и стянула через голову хитон.

[Nevrik Xz]

хороша чертовка..

[Normalyk]

Время все идет, а секты так не меняются .............

[Labinnac]

– En to prokto deka drachmai epiphora, – деловито сказала Аретроя.

Т.е. 60 оболов или 43.2 г серебра? Однако.

Расценки в античной Греции (да, за 500-600 лет до сабжа, но цены, няз, не сильно туда-сюда гуляли)

 

• Книга: 100 мин за 3 книги Пифагора (Диоген Лаэртский, кн.3)
• Хороший дом в Афинах: 30 мин (стоимость дома отца Демосфена)
• Красивая танцовщица-наложница: 20—30 мин
• Образованный раб: до 5 мин
• Раб-ремесленник: 3—4 мины
• Лошадь: 3—12 мин
• Простой раб: 2 мины в среднем (200 драхм)
• Хороший плащ: 10—20 драхм
• Сандалии: 6—8 драхм
• Телёнок: 5 драхм
• Овца: 2 драхмы
• Посещение борделя: 2—6 оболов, плата за вход и подарок жрице любви
• Театр: 2 обола за место
• 1 кг пшеницы: меньше 1 обола
• 1 л вина: 1/2 обола за дешевое фракийское

Хотя на современные деньги это всего 20.75 $.

Изменено 12 May 2019 пользователем Labinnac

[Роберт]

В помпейских лупанарах ранней империи цены за сеанс были от 5 до 16 ассов. Асс - медная монета около 10 г. По металлическому номиналу это примерно равно нумму - наиболее ходовой бронзовой монете константиновской чеканки. Именно она в Египте (предположительно) называлась драхмой, так что это совсем не полновесная серебряная афинская драхма, это грошик.

Да, цены на неквалифицированный физический труд были шокирующе низкими, в том числе и на такой.   

[boroda]

Прочёл три части и так и не понял это АИ или нет?

Текст красивый, много интересных подробностей. Но как то всё нудновато, напоминает обычную графоманию. Автору бы не помешало добавить динамичности к сюжету.

[Vicore Mikt]

Комиксы на соседней полке.

[Parafin]

Очень хорошо, более чем!

[Vediovis]

Отлично, душевно. Один занудный вопрос только, по Notitia Dignitatum у дукса Фиваиды 42 подразделения (неполный список):

Cuneus equitum Maurorum scutariorum
Cuneus equitum scutariorum
Equites sagittarii indigenae (5 separate locations)
Equites promoti indigenae Legio tertia Diocletiana
Legio tertia Diocletiana
Legio secunda Flavia Constantia Thebaeorum
Legio secunda Traiana
Milites Miliarenses
Legio prima Valentiniana
Legio prima Maximiana
Legio secunda Valentiniana
Equites felices Honoriani
Ala prima Abasgorum (2 separate locations)
Ala secunda Hispanorum
Ala Germanorum
Ala quarta Britonum
Ala prima Hiberorum
Ala Neptunia
Ala tertia dromedariorum
Ala octava Palmyrenorum
Ala septima Herculia voluntaria
Ala prima Francorum
Ala prima Iovia catafractariorum
Ala octava (missing)
Ala secunda Herculia dromedariorum
Ala prima Quadorum
Ala prima Valeria dromedariorum
Cohors prima Lusitanorum
Cohors scutata civium Romanorum
Cohors prima Apamenorum
Cohors undecima Chamauorum
Cohors nona Tzanorum
Cohors nona Alamannorum
Cohors prima felix Theodosiana
Cohors quinta Suentium
Cohors sexta saginarum
Cohors septima Francorum

К какому герои относятся?

[Роберт]

К какому герои относятся?

Они относятся к комитату дукса, Фригерид - буккелларий, Маркиан - прикомандированный (deputatus) протектор-доместик.

[Роберт]

Но как то всё нудновато, напоминает обычную графоманию.

Это и есть обычная графомания.

[Крысолов]

Прочёл три части и так и не понял это АИ или нет? Текст красивый, много интересных подробностей. Но как то всё нудновато, напоминает обычную графоманию. Автору бы не помешало добавить динамичности к сюжету.

Лучший каммент в теме!

А я еще добавлю что все очень предсказуемо, уже в середине второй части я стал подозревать что Маркиана в конце расстреляют

[Labinnac]

Маркиана в конце расстреляют

Из промежуточного пилума.

[Граф Цеппелин]

Лучший каммент в теме!

Это Борода, что вы еще от него хотели?

[de_Trachant]

Из промежуточного пилума.

Промежуточным болтом, запущенным из коллиматорного гастрапета, стоящего на командирской башенке боевого слона.

[Роберт]

4

В Риме день клонился к вечеру. Визиготское войско растеклось по всему Городу, но не распалось, не разложилось на толпы мародёров. Аларих держал дисциплину на высоте: каждый вождь со своей дружиной грабил строго отведённую ему часть города, и никто не смел нарушить неприкосновенность храмов святого Петра в Ватикане и святого Павла за стенами. Не трогали и дворцов на Палатине – то была собственная доля Алариха. Он занял их, торжественно проехав со свитой через императорские форумы, и почтительно принял сдачу в плен августы Плацидии, сестры Гонория. Его сопровождали шурин Атаульф, второй человек в готском войске, и отставной марионеточный император Аттал. Саллюстиевы сады всё ещё горели. В тех кварталах, докуда не добрались визиготы, бесчинствовали местные бандиты и взбунтовавшиеся рабы. Беженцы валили прочь из всех ворот обречённого Города. К вечеру первые из них добрались до порта Остии. Те, кому удалось вынести какие-то деньги, за безумные цены покупали места на кораблях; остальные продавали себя или своих детей в рабство, лишь бы покинуть Италию.

Плацидия успела отправить гонца к брату в Равенну. Гонец выбрался из Рима пешком, незамеченный в толпе беженцев. Он решил не ехать по Фламиниевой или Соляной дорогам, где в эту войну уже несколько раз прошлись готы, а сделать крюк в девяносто миль по Клодиевой дороге через Флоренцию. К обеду он дошёл до Баккан, первой почтовой станции. Государственная почта всё ещё работала, и подорожная с печатью августы возымела действие. Гонцу выдали коня. К закату он доскакал до станции Форум Кассия, сменил коня и двинулся дальше, не собираясь останавливаться на ночлег.

Египетское солнце закатывалось за холмы Ливийской пустыни, отражалось огненной дорожкой в зеркале Нила. Был сезон половодья. Над разлившейся во всю ширь долины Рекой темнели пальмовые острова деревень и тонко прочерченные линии дамб.

Небольшая безмачтовая барка стояла на мели, вынесенная течением на заливное поле. Над носом и кормой высились изящно изогнутые штевни, с кормы свисало рулевое весло. Над каютой – тентом из грязного, латаного холста – клубился дымок курильницы для отгона комаров. Комары звенели и вились тучами, но человек на барке не обращал на них внимания. Севастий, а это был он, стоял на коленях, самозабвенно отбивал поклоны и бормотал:

– Слава, слава двунадесяти мирам Света Твоего… Слава, слава мирам Света, яко самоцветы величие Твое украшающим… Слава, слава ефиру живому, предивных миров лучезарному вместилищу… Слава, слава, слава…

Из каюты со стоном выполз Маркиан в одной распоясанной тунике. Держась за голову, он перегнулся через борт и принялся хлебать нильскую воду. Севастий даже не взглянул в его сторону.

– Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя… Воззываю ко богам, да хранят мя от злобы века сего, от гнета его и раздора и беззакония… Воззываю ко ангелам и двойникам, да хранят мя от всякия беды… Ибо время конца пришло, яко апостолом и пророком Мани предсказано. Аминь, аминь, аминь. – Манихей положил последний поклон и принялся отмахиваться от комаров пальмовой веткой.

– Где мы? – хрипло простонал Маркиан. – Как мы здесь оказались?

– Ты ничего не помнишь? – без выражения спросил Севастий.

Маркиан прихлопнул на шее комара и задумался.

– До чего же коварная штука, – проговорил он, – это «чёрное пойло Анубиса». Последнее, что помню – пришёл какой-то козлобородый в синем плаще и стал допытываться, кто мы такие, и что мы делаем на его женщине. Дальше всё смутно. Помню только общую атмосферу веселья. А что было-то?

– Я не видел, – ответил Севастий. – Я сидел в яме. Только слышал много шума и крика. Потом стало тихо, и ты сказал, что надо поскорее убираться из города. Аретроя сказала, что пойдёт с вами. Мол, после всего, что вы сделали с Никанором, ей в Коптосе точно не жить, и теперь вы как честные люди должны стать её покровителями. Ещё она вспомнила про меня. Сказала, что нельзя же оставлять Севастия в яме, и Фригерид согласился, что свидетелей оставлять нельзя…

– Господи! – Маркиан схватился за голову. – Неужели мы его убили?

– Нет, – сказал Севастий, – когда меня вытащили из ямы, трупа не было. Только много статуй было разбито, в вазоне с лотосом плавала отрезанная борода, а на верхушке пальмы висел синий плащ. Вы долго искали кинжал Фригерида, а потом решили, что Никанор, видать, так и убежал с рукояткой кинжала в заднице. Фригерид сильно ругался. Вы оделись, и мы все направились на пристань. Вы захватили кувшин, и по дороге очень много пили…

– А до того мы мало пили? – просипел Фригерид, вылезая из каюты на нос барки. – Ой-ой, как мне плохо… Как же мне плохо… Нет, всё, эту египетскую дрянь больше никогда… ни капли в рот… Осталось ещё? – Он потряс пустой кувшин, выругался: – Thunras bloth! – Перегнулся через борт у форштевня и тоже принялся пить из Нила.

– Что дальше? – тоскливо спросил Маркиан.

– Мы пришли на пристань к барочникам. Ты достал подорожную и стал требовать, чтобы нас бесплатно довезли до Максимианополя. Поскольку никто из вас не смог выговорить «Максимианополь», пришлось говорить мне. Одна из барок не успела от вас уплыть, и мы в неё сели…

– Где кормчий и гребцы? – с опаской спросил Маркиан. – Мы с ними тоже… что-нибудь сделали?…

– Нет, гребцы сами попрыгали в воду, когда ты начал плясать иллирийский народный танец с кинжалом. Потом, когда Фригерид к тебе присоединился и стал плясать герульский народный танец с мечом, кормчий тоже выпрыгнул. Потом Аретроя потребовала прекратить танцы, иначе выпрыгнет она сама, и вам придётся блудодействовать друг с другом…

– Так и сказала «блудодействовать»? – вступил в разговор Фригерид.

– Нет, – сухо ответил Севастий. – Ты обиделся и стал спрашивать: неужели вы недостаточно доказали ей, что вы мужчины? Она ответила, что нет, совершенно недостаточно. После этого вы втроём ушли в каюту, и позвольте не рассказывать, что я оттуда слышал. Сам я встал к рулевому веслу и попытался управлять баркой. И вот… – Севастий обвёл рукой панораму заливных полей под закатным небом. – … Мы здесь.

– Ладно, – сказал Маркиан, – это понятно. Непонятно другое. Зачем потащился с нами ты? Почему не побежал докладывать своему Ливанию?

– Ливаний в Александрии. Я бы всё равно не успел – вы доберётесь до крепости раньше, чем я до него. И ещё… – Севастий мечтательно вздохнул. – Я не теряю надежды обратить Аретрою. Да, да, она живёт во грехе и скверне, но я чувствую отблеск Света в её душе, и…

– Погоди-погоди, – перебил Маркиан. – Севастий, ты же понимал, что мы отправим тебя за решётку, как только протрезвеем? Почему не сбежал, пока мог? Или, раз уж так сильно хочешь быть с Аретроей, почему не выкинул нас за борт на середине реки?

– Я бы на твоём месте так и сделал, – добавил Фригерид.

– Вы что? – обиделся Севастий. – Убийство живого существа – величайший грех против Креста Света… Нам даже комаров убивать запрещено! Мне и в голову не пришло так поступить… – Он замолчал и как-то странно задумался.

Маркиан с Фригеридом переглянулись.

– В Максимианополе мы тебя арестуем, – сказал Маркиан. – Тебя ждёт следствие по делу о заговоре. Возможно, пытки. Возможно, казнь. Если, конечно, – добавил он со значением, – ты не сбежишь по дороге.

– Ага, – сказал Фригерид. – Если мы вдруг случайно отвернёмся и не увидим, как ты улепётываешь по мелководью.

– Да беги же, болван! – крикнула Аретроя, вылезая из каюты. Она была совершенно свежа и бодра. – Совсем намёков не понимаешь?

– Аретроя! – Севастий вскочил, его глаза засияли. – Умоляю, уйдём вместе! Поверь, Отец Жизни милосерден и всепрощающ. Сколько бы ты ни грешила, ещё не поздно покаяться, спасти душу, обратиться к Свету…

– Если мы уйдём вместе, дурачок, – с жалостью сказала Аретроя, – то не я исправлюсь, а ты испортишься. Уходи! Забудь меня! И прости, если сможешь.

Она отвернулась от Севастия, а тот, всхлипывая и шмыгая носом, вылез из барки и поплёлся прочь по щиколотку в воде. Выбрался на дамбу, обернулся и выкрикнул:

– Вы пропадёте! Не вернётесь живыми из той крепости! Узнаете силу великих мудрецов! Если бы… – Не договорив, Севастий махнул рукой и побрёл прочь по дамбе.

Маркиан и Фригерид на него даже не оглянулись. Они в изумлении глядели на мероитку.

– Аретроя, – проговорил наконец Фригерид, – ты же пила больше всех…

Она самодовольно усмехнулась.

– А как ты думаешь, почему ромеи не смогли завоевать эфиопов?

– Я всегда считал, что из-за трудностей снабжения армии через пороги Нила, – сказал Маркиан. – А на самом деле вы нас просто перепили? Возможно… Кстати, никто не хочет спросить, куда нас занесло? Спросить, например, вот у него?

На ближайшей дамбе стоял крестьянин в высоко подпоясанной тунике и молча разглядывал барку непрошеных гостей на его поле. Красный диск солнца уже закатывался за гребень холмов на том берегу.

– Бог в помощь, добрый человек! – крикнул Маркиан и вполголоса спросил у спутников: – Я ведь правильно говорю? К крестьянам именно так принято обращаться? – Снова крикнул: – Что это за место? Мы уже проплыли Максимианополь?

– Я не коворить креческий. – Крестьянин попятился на шаг, но продолжал глазеть на пришельцев.

Маркиан вздохнул.

– Аретроя, ты знаешь египетский?

– Я жрица-пророчица Хатор из знатного мероитского рода, – гордо ответила та. – Я владею иероглифическим, иератическим и демотическим письмом, я наизусть знаю «Книгу мёртвых» и сама сочиняла гимны на священном языке, но вот насчёт разговоров с деревенским мужичьём… Ладно, попробую… Эм хотеп, эм хесет нет Амэн!…

Аретроя говорила торжественно и довольно долго. Бесполезно. Египтянин ничего не ответил, а только попятился ещё на несколько шагов.

– Что ты ему наговорила? – спросил Фригерид. – Надо было просто спросить, где мы.

– Я так и спросила, – ответила Аретроя слегка обиженно. – Я сказала: «Мир тебе, и да будет благосклонен к тебе Амон, о землепашец, радующий Осириса трудом рук своих! Во имя Маат, поведай этим заблудшим путникам, жрице и воинам фараона Феодосия (да будет он жив, невредим, здрав!), в какой из номов Верхней Страны, на чью залитую благодатной водой ниву принесло эту барку течением божественного Хапи?» Ну что вы так смотрите? На священном языке короче сказать нельзя!

– Давай лучше ты, – сказал Маркиан Фригериду. – Вроде ты можешь связать пару слов по-египетски? Спроси уже наконец по-простому: где мы?

– Это я не знаю, – буркнул Фригерид. – Знаю только, как будет «где деньги». Вот так: «ноув пе тоон»?

Он произнёс это вполголоса, но крестьянин всё равно развернулся и бросился бежать по дамбе прочь, в сторону ближайшего острова-деревни.

– Вот и пообщались с местным населением, – подытожил Маркиан.

Солнце село, быстро смеркалось, в небе ещё горели розовым отсветом заката перистые облака, но меркли и они. Почти в зените светился молодой полумесяц. По берегам загорались тут и там дрожащие огоньки светильников.

– О, я понял, где мы! – обрадовался Фригерид. – Вон те огоньки на левом берегу – Тентира, а эти, прямо по курсу – Максимианополь! Мы выше него. Давайте убираться, а то комары едят – мочи нет.

Барка сидела на мели, но когда Фригерид и Маркиан, разувшись, спрыгнули в воду, она всплыла. Толкая с двух бортов, они легко вывели её с поля в канал, заскочили обратно и с бранью принялись обдирать с ног пиявок. Когда с этим было покончено, сели на вёсла, а Аретрою поставили к рулевому веслу. Они вели барку неумело, постоянно тыкались в дамбы по берегам узкого канала, но всё-таки наконец выбрались в главное русло Реки. Здесь уже не надо было грести – только немного рулить веслом, чтобы держать нос по течению. Уже царила ночная тьма, лишь полумесяц серебрил воды, и мерцали впереди огоньки Максимианополя. Холодало, над водой стелился туман.

– Как ты попала в Египет, жрица? – спросил Маркиан. – И как дошла до жизни такой? Наверняка у тебя припасена интересная история.

– История совершенно обычная. – Аретроя слегка дрожала в своём лёгком хитончике. – Аксумиты взяли Мероэ, угнали меня в рабство. Продали в Адулис, там перепродали в Беренику, оттуда в Коптос. Однажды я хорошо заработала и выкупилась на свободу. Вот и всё. А если хочешь соблазнительных подробностей – плати драхму. И кстати, скифчик, – обратилась она к Фригериду, – будь другом, одолжи плащ, а то стало холодно, как у тебя на родине…

– Я вообще-то родился в Греции, но держи. – Герул кинул ей плащ.

– Соблазнительных подробностей пока не надо, – сказал Маркиан, – а расскажи-ка лучше вот что… Ты раньше знала Севастия?

– Нет. – Аретроя одним грациозным движением закуталась в плащ и снова взялась за рулевое весло.

– А Ливания знала?

– Почему ты спрашиваешь? – удивилась эфиопка.

– Заметь, – сказал Маркиан Фригериду, – она не сказала «нет». – Снова обратился к Аретрое: – Ты одна из немногих людей, читающих древние египетские письмена. Ливаний и его софиополиты зачем-то собирают египетские рукописи. Когда Севастий побежал от нас, то почему-то в сторону твоего дома, и полез именно через твой забор. Не многовато ли совпадений?

Аретроя и Фригерид слушали с открытыми ртами. Аретроя даже бросила весло, и барку начало медленно кружить, но никто не обращал внимания. Маркиан продолжал:

– Севастий молчал, пока ты не поговорила с ним наедине. Вы с ним согласовали показания? Потом ты опоила нас этим мерзким зельем, из-за чего полдня напрочь выпали у нас из памяти. Севастий при этом вообще не пил, а у тебя нет ни малейших признаков похмелья. Выпила противоядие? Держала во рту аметист?

– Ну нет, брат! – вмешался Фригерид. – Если бы она держала что-то во рту, мы бы с тобой почувствовали! И вообще… Я ж Аретрою давно знаю! Какая она заговорщица! – Он почесал в затылке. – Слушай, а зачем ты тогда Севастия отпустил? Допросили бы перекрёстно…

– Ты прав, – согласился Маркиан, – зря отпустил. Просто у меня только сейчас всё в голове сложилось. Ну что, Аретроя? Я прав? Ты знаешь Ливания?

Аретроя приложила руку к сердцу, а другую воздела к луне.

– Клянусь! – провозгласила она торжественно. – Если я лгу, пусть Сехмет поразит меня чумой, пусть Исида сделает бесплодным моё чрево, пусть я останусь без погребения! Я не знала Севастия раньше! Он прибежал случайно! Я ни о чём с ним не сговаривалась! Я не опаивала вас нарочно!

– Брат, похоже, она не врёт, – сказал Фригерид. – Клятва серьёзная. И сам подумай: если Севастий бежал к ней, то зачем полез через забор? Она бы его в калитку впустила!

– Да, это дыра в моей версии, – согласился Маркиан, – но заметь: она уже второй раз уходит от ответа насчёт Ливания.

Аретроя тяжело вздохнула.

– Ладно, умник, этот александриец со шрамом был у меня. Но я знать не знаю ни про каких софиополитов! Всеми богами, жизнью и душой клянусь, что не состою в заговоре!

– Допустим, я верю, – сказал Маркиан. – Но зачем Ливаний к тебе приходил? Наверняка ведь не ради игр Афродиты?

– Этот kinaidos и пальцем до меня не дотронулся. Он хотел проверить перевод одного папируса. Кто-то другой перевёл, а мне Ливаний показал для проверки только первые и последние строки, остальное закрыл рукой.

– Ты помнишь эти строки?

– Слово в слово, – мрачно сказала Аретроя. – Письмо было иератическое, а начало такое: «Говорит Нефериркара: горе Верхней Стране, злосчастье Нижней Стране! Придут варвары с севера, сокрушат богов и заставят почитать своего единственного Бога; и придут варвары с востока, сокрушат варваров с севера и заставят почитать другого единственного Бога; и придут варвары с запада… » Дальше мне не позволили прочитать. А конец: «Горе Верхней Стране, злосчастье Нижней Стране! Сорок сороков лет Нил будет течь водой, а после сорок лет нечистотами, а после сорок дней кровью, а после – снова и до скончания веков чистой водой. Боги и звери вернутся в Египет. Здесь конец пророчества Нефериркара».

– Не очень-то прояснилось, – сказал Маркиан. – То есть вообще ничего не прояснилось. Ливаний больше не приходил?

– Нет. Молча заплатил и ушёл. Веришь мне?

– Верю, верю. Только следи за курсом, а то опять в какое-нибудь болото занесёт.

Аретроя схватилась за весло. Раздался тупой мягкий стук. Барка вздрогнула. Аретроя взглянула, на что наткнулось весло – и взвизгнула.

– Осирис, спаси от скверны! Утопленник!

– Где? – Маркиан привстал.

– А вон ещё один, – Фригерид показал в сторону. Вгляделся: – И ещё… Wodanas skeithis! Да их тут море!

И впрямь, повсюду вокруг, насколько хватало глаз в бледном курящемся тумане, тускло просвеченном луной, по воде плыли раздувшиеся трупы.

 

[Vediovis]

Скандалы, интриги, расследования. Хорошо

иллирийский народный танец с кинжалом

герульский народный танец с мечом

Такие действительно существовали или это просто импровизации по-пьяни?

[Роберт]

Такие действительно существовали или это просто импровизации по-пьяни?

Греческий народный танец с мечами существовал - пиррихий. Наверняка такие были и у этих воинственных народов.

[Normalyk]

Прям Джеймс Хелборн, поздноантическая версия ............ Спасибо, годно..............

[Владимир Станкович]

Я о другом, хотя предложение интересное

И явно уровень повыше, чем у тех дешёвых шлюх

Стилистика речи главгероев несколько хромает - современная -с

[Telcontar]

Прям Джеймс Хелборн, поздноантическая версия

Трое выглядывали из-за скалы и, сдерживая тошноту, смотрели на чудовищный обряд. "Почему Зеркало всегда должно располагаться в таких скверных местах?"  - шёпотом и на английском выругался Хеллборн. "И где, чёрт возьми, теперь искать развилку?" - прошипел в камень Эверард. "Куда вообще смотрит Префект Магии?" - досадно вздохнула Аретоя...