Заброшенная дорога

[Роберт]

Даже не знаю, кто из моих героев Хеллборн, а кто Эверард...

[Magnum]

Пить - здоровью вредить. 

 

Эм хотеп, эм хесет

https://youtu.be/0wV9eaZUKIk

 

[Labinnac]

Придут варвары с севера... и придут варвары с востока

Христиане и мусульмане, хе-хе

Сорок сороков лет Нил будет течь водой, а после сорок лет нечистотами, а после сорок дней кровью, а после – снова и до скончания веков чистой водой. Боги и звери вернутся в Египет

+1600 лет - это где-то конец ХХ в., +40 лет (современность) и фуллаут ядерный потом? Или заповедник на всю дельту Нила забабахают?

[Treau Garold]

Христиане и мусульмане, хе-хе

Про варваров с запада таки зашло еще лучше

[Labinnac]

Про варваров с запада

Наполеон и западная цивилизация в общем.

[Treau Garold]

Наполеон и западная цивилизация в общем.

Ой, да шо ви такое гойворите? 

[Владимирович]

душевно, жизненно и поучительно, полагаю

[Роберт]

 

5

– Подтащи-ка этого. – Фригерид показал на ближайшего мертвеца.

Маркиан достал его веслом, зацепил, подтянул к барке. Мертвец был чёрный, распухший, в одном набедреннике, пышные волосы расплылись вокруг головы и колыхались, как водоросли.

– Блеммий, – определил Фригерид. – Видишь, соски отрезаны. Это блеммии своим пацанятам отрезают, чтобы не были похожи на баб. Жаль, что темно. При свете я бы его наколки разглядел – стало бы ясно, из какого племени… А вон смотри, наш плывёт! – он кивнул на утыканный стрелами труп в шлеме с центурионским гребнем. – Аретроя, подтяни-ка веслом, ты ближе!

– Даже не проси, – ответила она дрожащим голосом. – Ни за что не притронусь. Давайте выгребать отсюда поживее…

– Я думал, ты смелая, – сказал Маркиан. – С двумя пьяными головорезами плыть не побоялась, а мертвецов боишься?

– Да как же их не бояться? Даже одного непогребённого встретить – плохой знак, а тут их сотня! Да ещё и ночью! Да ещё и на Реке! Да ещё и в эпагомены! – Аретроя повышала голос почти до истерического визга. – Это всё я! Поклялась Севастию, и тут же клятву нарушила! Прогневила богов! Пропала! Пропа-ала! – завыла она, запричитала как плакальщица.

– Дура, держи руль! – рявкнул Фригерид. – С нами не пропадёшь, ясно? Клали мы на твоих богов – нас Христос хранит!… – Тут он увидел что-то и охнул: – Ох ты ж провалиться мне! На вёсла, брат, валим, валим!

Вода возле трупа центуриона взбурлила. Из реки высунулась крокодилья морда. Многозубая пасть раскрылась и захлопнулась, сомкнулась на боку. Зашипел сдувающийся из брюшной полости трупный газ. Со сдавленными криками Маркиан и Фригерид налегли на вёсла и принялись быстро выгребать из облака тошнотворного зловония. Несколько мощных гребков, и трупы остались за кормой. Впереди в тумане смутно тлели огоньки Максимианополя – уже почти во всю ширину горизонта.

Маркиан перевёл дыхание, отпустил весло.

– Ну и дела… По-твоему, как давно трупы лежат в воде?

– Пару дней, – уверенно ответил герул. – Плывут от Сиены или Элефантины, с самой границы. Серьёзная битва была. А в Коптосе ничего не знают. Похоже, блеммии там всех перебили, наши не успели даже гонца послать. Это, брат, не простой набег шайки скотокрадов. Это, похоже, царь Исамни пошёл войной.

Выплыли из тумана очертания пристани, барка ткнулась в причал. Фригерид выскочил с канатом в руках, пришвартовал к причальному столбу.

– Этот царь Исамни, – сказал Маркиан, вылезая на причал, – держит долину Нила от первого до второго порога, насколько я помню. А в здешней пустыне какие-то другие блеммии, независимые от него, верно?

– Верно. – Фригерид помог выбраться Аретрое, которую всё ещё трясло. – Караванные пути от Коптоса до Красного моря держит царь Яхатек, а над Максимианополем по суходолу Гриэя кочует Харахен, этот совсем мелкий, считается вождём, а не царём. Да, они независимые, не подчиняются Исамни. Но видишь ли, если одно племя сделает удачный набег, соседи скажут: «А мы чем хуже? Веди нас на римлян, вождь! Хотим добычи не меньше чем у Исамни!» – и пошло-поехало… Да что я тебе объясняю? У нас на севере – у готов, герулов, скиров – дела точно так же делаются.

Они втроём поднимались от пристани по ночной, совершенно безлюдной улице. Слабо тлели лампадки над дверями, зажжённые для защиты от злых духов в опасные ночи эпагомен. Бесшумными тенями перебегали дорогу крысы и генеты.

– Мне надо очиститься, – сказала Аретроя. На твёрдой земле она слегка успокоилась. – Принести искупительную жертву за клятвопреступление. И как можно быстрее. А то пропаду совсем, да и вы со мной за компанию. Здесь есть хоть какой-нибудь храм?

– Нет, конечно, – ответил Маркиан. – Языческие жертвоприношения запрещены во всей империи. А если бы и был – где ты ночью купишь жертвенное животное? Успокойся, до утра доживём, а там придумаем что-нибудь…

– Да плюнь ты на своих богов! – посоветовал Фригерид. – Обратись к Христу! Вот кто от гнева каких угодно богов тебя защитит! Господь наш Иисус Христос всех ваших богов сильнее!

– Да, ваш Распятый – сильный бог, – сказала Аретроя задумчиво. – Когда аксумиты взяли Мероэ, они ведь и украшения богини ободрали, и священные сосуды осквернили, и меня лишили невинности прямо на алтаре – и ничего им за это не было! Ясно, что Крест их защитил от гнева Хатор. Но… Они-то всю жизнь почитали Крест, а я? Что если отрекусь от моих богов, а они ещё больше разгневаются, а Распятый под защиту взять не успеет?

– Знаешь, это тонкие богословские вопросы, – сказал Маркиан. – Мы простые воины, в этом не разбираемся. Видишь церковь? – Они как раз дошли до угла площади, где высилось простое кубическое здание с деревянным, блестящим в свете луны крестом на крыше. – Давай тебя отведём к священнику, и он всё правильно растолкует.

– Будить священника среди ночи, что ли? – засомневался Фригерид.

– А что? Он будет только счастлив обратить такую закоренелую язычницу. – Маркиан подошёл к домику рядом с церковью. В известняковой стене над дверью был глубоко вырезан равносторонний крест. Маркиан взялся за дверной молоток. – Ты был в этом городе, брат. Не знаешь, это дом священника?

– Откуда мне знать? Я в ваши афанасианские церкви не хожу.

– А, точно, ты же арианин. – Маркиан громко застучал молотком в дверь.

– Какой я тебе арианин? – строго спросил Фригерид. – Я в Христа верую, а не в Ария. Православные мы. Это вы – еретики с этим вашим дурацким единосущием…

– Брат, пусть о единосущии спорят святые отцы, – примирительно сказал Маркиан. – Простым парням вроде нас этого всё равно не понять. – В доме никто не отзывался, и он застучал сильнее.

– Это галиматью Никейского собора ни одному человеку в здравом уме не понять, – сильнее завёлся Фригерид, – а учение Ария совершенно ясно, трезво, разумно! Вот смотри, я тебе сейчас на пальцах объясню…

Дверь наконец открылась, и Фригерид замолк. Из темноты высунулся заспанный пожилой мужчина в одном наспех обёрнутом набедреннике, и судя по дородности тела – хозяин, а не раб-привратник.

– Отче! – Маркиан почтительно склонил голову. – Прости, что разбудили в такое время. Вот эту язычницу, – он вытолкнул вперёд смущённую Аретрою, – нужно наставить в вере и рассеять её сомнения. Прямо сейчас, время до утра не терпит. Почему – она сейчас сама объяснит.

Священник спросонья тёр глаза и, похоже, до сих пор ничего не соображал. Когда Маркиан подтолкнул к нему Аретрою, он испуганно попятился в темноту дома.

– Отче, помоги же её спасению! – Маркиан впихнул девушку внутрь, не давая священнику опомниться.

– А плащ я заберу, – Фригерид сдёрнул с неё свой плащ, оставив в одном лёгком хитоне, и захлопнул дверь.

– Надеюсь, он её обратит, – с сомнением сказал Маркиан. – Или хотя бы страх успокоит. – Они с Фригеридом шагали через пустынную, тускло освещённую луной площадь. Впереди высилась лагерная стена с башнями, а в ней – двое одинаковых ворот. – Кстати, куда мы, собственно, идём?

– Как куда? К здешнему воинскому командиру. Доложить о блеммиях, да и вообще мы должны перед ним объявиться…

– Это понятно, а кто здесь командир?

– Их тут два: Евтихий командует туземными конными лучниками, а Матерн – третьей алой дромедариев. Оба, кстати, терпеть не могут друг друга.

– Почему?

– Матерн – старый солдат, тридцать лет отслужил в этих самых дромедариях, поднялся от рядового до командира алы, а Евтихий – александрийский лавочник, должность купил ради почёта, сам и лука натянуть не может, и в седле еле держится. А при этом его часть выше по списку, так что нам надо именно к нему… Но ты меня отвлёк. Мы ещё о важном не договорили!

– Ты опять насчёт Ария и Никейского собора? – Маркиан вздохнул.

– Задумайся хоть самую малость, как один предмет может быть единосущен другому? Вот эта рука, – Фригерид помахал пятернёй перед носом Маркиана, – единосущна той руке?

– Ну да, – не очень уверенно сказал Маркиан. – Если не считать, что одна правая, другая левая. – Они подошли к мощным двубашенным воротам лагеря конных лучников. Никто не окликнул, и Маркиан забарабанил в доски ворот.

– Они подобосущны, балда! Не путай подобие с единством! Одна рука – одна сущность, две руки – две подобные сущности! И точно так же со Святой Троицей. Вот смотри, – Фригерид выставил три растопыренных пальца, – допустим, большой палец – это Бог-Отец…

– Кто идёт? – прервал его сонный голос часового.

– Всё, брат, хватит. – Маркиан полез в поясную суму. – Доставай подорожную.

Заспанный часовой впустил их, едва глянув на папирусы. Лагерь внутри не отличался от городских кварталов, разве только вместо отдельных домов вдоль улицы тянулись длинные казармы, но и они были разгорожены на семейные квартиры, мастерские и лавочки. Конные лучники стояли здесь много лет, воины жили семьями, и в свободное от караулов, тренировок и построений время зарабатывали кто чем мог. Точно так же, как в городе, над дверями тлели и коптили лампадки-обереги.

– Чем спорить о божественном, расскажи лучше о блеммиях, – сказал Маркиан. – Что это за народ?

– Кочевники вроде гуннов и аланов, – неохотно ответил Фригерид, – только на верблюдах. Пасутся по суходолам Восточной пустыни, где растёт хоть какая-то трава. К концу лета обычно всю траву в низовьях выедают и передвигаются в горы у Красного моря – там влажнее. Но в горах места мало, корма хватает не всем. Слабые племена голодают, а сильные затевают набеги. Чаще всего мелкие. Наезжает шайка молодых парней на какую-нибудь деревню на самой окраине долины Нила, грабят, угоняют скот, портят девок, в тот же день возвращаются в пустыню. Их не догнать, ничего с ними не сделать – но с другой стороны, и вреда особого нет. Хуже, когда в дело вступают цари…

У штаб-квартиры Маркиан и Фригерид свернули, обходя здание. Они направлялись к преторию – резиденции командира.

– Цари – люди довольно мирные, живут данью с караванов, – продолжал Фригерид. – Но представь: приходит к такому Исамни или Яхатеку какое-нибудь мелкое оголодавшее племя и просит принять на службу. Временно, за еду. Царь отказать не может: нельзя обрекать соплеменников на голод, свои же осудят. А раз принял на службу, то надо и кормить, надо и эту самую службу давать. И хочешь не хочешь, а приходится воевать. А с кем? Если посмотреть на Исамни, у него есть выбор – с нами на севере или с нубадами на юге. А у Яхатека без вариантов: Египет – единственный сосед.

– Но у них же нет шансов против нас, – сказал Маркиан, поднимаясь на крыльцо претория. – Одна карательная экспедиция, хотя бы только три-четыре алы – и конец этим царькам.

– И что? Царькам конец, а что делать с племенами? Всю пустыню ты не прочешешь. На следующий же год опять выдвинется какой-нибудь сильный вождь в цари. Ты знаешь, что Нижняя Нубия, где сейчас Исамни сидит, от первого порога до Такомпсо, была нашей? Сто лет назад Диоклетиан её уступил блеммиям. Так что не думай, что они слабы. И знаешь, я от Матерна слышал, что и верблюдов у них стало больше, чем лет тридцать назад, и ездят лучше, и стрел всё больше не с костяными, а с железными наконечниками… А что бывает после их набегов – ты сам видел на реке.

Через несколько пустых тёмных комнат и внутренний дворик они прошли в глубину претория. Сквозь занавеску столовой пробивался свет, слышались весёлые мужские голоса, звон посуды.

– А этот лавочник Евтихий, я смотрю, допоздна пирует, по-александрийски, – заметил Маркиан. Он откинул занавеску, шагнул в освещённую лампадами столовую, вытянулся во фрунт и отсалютовал: – Avete domini!

Изменено 30 May 2019 пользователем Роберт

[Крысолов]

Спасибо, коллега!

[Nevrik Xz]

эти бравые парни как то слишком погружены в теологию .. всеж ребята из варваров   академиями не испорчены ..им христианство должно быть ближе на уровне бытового шаманизма .. 

[Vediovis]

всеж ребята из варваров   академиями не испорчены ..им христианство должно быть ближе на уровне бытового шаманизма

Маркиан уже таки нет лет так сто-сто пятьдесят, иллирийцы в то время поримлянистее самых римлянистых римлян будут. А их погружённость в теологию... Сдается мне, это прямая отсылка не то к Симмаху, не то к Марцеллину, не то ещё к какому современнику, который писал, что невозможно пройти по городским улицам, дабы не ввязаться в теологический диспут с лавочником или кузнецом (не точно, по памяти). Чем в этом плане солдат хуже? Родившийся в Греции, кстати, а не где-то там в саксонских лесах.

[Nevrik Xz]

Чем в этом плане солдат хуже? Родившийся в Греции, кстати, а не где-то там в саксонских лесах.

как отсылка возможно .

а если подходить с точки зрения простой рациональности то пусть не двоеверие но куда более меркантильный подход должен процветать .

и мы это прерасно видим в тексте в словах жрицы и этих славных парней..а потом внезапно Спор о решениях никейского собора ..а сии ребята всеж военные именно регулярных войск 

как приказало начальство так и молимся а все иное уже попахивает нехорошим.. 

с лавочниками то все понятно они спорят именно о  вопросах правильного исполнения обрядов проистекающих из теологического спора ..

дабы распятый бог их хорошо слышал и охотно помогал ..а этим то парням чего задумываться над такими вещами?  за них начальство думает и это вбито в подкорку за годы службы.. 

[Vediovis]

а если подходить с точки зрения простой рациональности то пусть не двоеверие но куда более меркантильный подход должен процветать . и мы это прерасно видим в тексте в словах жрицы и этих славных парней..а потом внезапно Спор о решениях никейского собора ..а сии ребята всеж военные именно регулярных войск  как приказало начальство так и молимся а все иное уже попахивает нехорошим..  с лавочниками то все понятно они спорят именно о  вопросах правильного исполнения обрядов проистекающих из теологического спора .. дабы распятый бог их хорошо слышал и охотно помогал .. 

Маркиан, для начала, так себя и ведет. Точнее, ему это просто всё решительно малоинтересно и вяло оппнирует он, скорее, из вежливости. А Фригерид... Арианин, родился в Греции, вполне возможно (чем чёрт не шутит, на самом деле), что прошёл тривиум и квадривиум (он же не из федератской бригады, он просто "внутренний варвар", наподобие исавров и их земляка Тараксикодиссы, известного в истории как император ВРИ Зенон, который кое чем известен на религиозном поприще), живёт в окружении никейских христиан... Тема сущностей и ипостасей вполне могла его торкнуть ещё в юнешские годы. Почему бы и не потрепаться "о" с собратом по оружию, пока начальства нет рядом?

[Роберт]

Я их представляю немного по-другому. Фригерид всё-таки полуварвар с минимальным образованием. Но он крещён, ходит в церковь, слушает проповеди, так что более-менее в курсе тринитарной полемики. Другое дело, что его понимание этих вопросов - на уровне понимания международной политики средним телезрителем.

Маркиан же - столичный аристократ. Может быть, остальная аристократия смотрит на ему подобных как на солдафонов-скалозубов, но всё же он имеет подобающее образование. Именно поэтому он понимает всю сложность богословских вопросов и не хочет в них лезть, тем более что они ему и неинтересны.

[Vediovis]

Я их представляю немного по-другому.

Прекрасно же.

[чукча]

но куда более меркантильный подход должен процветать . и мы это прерасно видим в тексте в словах жрицы и этих славных парней..а потом внезапно Спор о решениях никейского собора

Ну таксистам же можно Спорить о геополитике, макроэкономике и прочем. А почему им нельзя про актуальную в то время тему?

Собственно и греческая философия, например, именно так и родилась - набухаются солдаты, торговцы и прочие матросы, и вместо того чтобы о бабле и бабах(точнее скорее всего в дополнение) заведут умные речи о природе вещей. Более респектабельной она стала лишь со временем.

Изменено 30 May 2019 пользователем чукча

[Роберт]

Сдается мне, это прямая отсылка не то к Симмаху, не то к Марцеллину, не то ещё к какому современнику, который писал, что невозможно пройти по городским улицам, дабы не ввязаться в теологический диспут с лавочником или кузнецом (не точно, по памяти)

Григорий Нисский. "Всё полно таких людей, которые рассуждают о непостижимых предметах; спросишь, сколько нужно заплатить оболов - философствуют о рождённом и нерождённом; хочешь узнать о цене на хлеб, отвечают: Отец больше Сына; справишься, готова ли баня, - говорят: Сын произошёл из ничего".

[Nagel]

Интересно, спасибо.

[Magnum]

эти бравые парни как то слишком погружены в теологию

Религиозные диспуты как самая популярная тема для споров во всех слоях общества в позднем Риме, ранней Византии и окрестностях - это общее место и литературная традиция. Скажем, у Говарда варвары пафосно движутся на Рим, но находят время для 

– Здешние жители – еретики, и если бы мы, язычники, согласились принять арианство...

– Нет! – Тяжелые челюсти Гунгайса с лязгом сомкнулись (будь у него зубы помельче, они разлетелись бы вдребезги). В темных глазах вспыхнул огонь фанатизма – черты, выделявшей его народ из всех славян. – Никогда! Это они должны покориться, а не мы! Мы-то знаем суть арианства, и если эти ничтожества африканцы не поняли еще, какую совершили ошибку, мы откроем им глаза! С помощью огня, меча и дыбы, если понадобится!

а у Спрэг де Кампа герои заходят в грязную забегаловку пропустить по стаканчику и внезапно 

— А тебе готы не нравятся?

— Конечно, после таких-то гонений!

— Гонений? — удивился Пэдуэй.

— Религиозных, — пояснил собеседник. — Долго мы их не потерпим.

— Я думал, готы позволяют всем свободно исповедовать свою веру.

— То-то и оно! И мы, ортодоксы, вынуждены покорно сносить, как на наших глазах всякие ариане, несториане и монофизиты спокойно совершают свои грязные обряды, будто они хозяева в этой стране! Если это не гонения, то как же это, по-твоему, называется?!

— То есть, по-вашему, вы подвергаетесь религиозным преследованиям, потому что еретики им не подвергаются?

— Ну конечно, разве не ясно? Мы не потерпим… Между прочим, чужеземец, а ты-то какой веры придерживаешься?

— Я конгрегационалист, — ответил Пэдуэй. — У меня на родине так зовутся ортодоксы.

— Гм-м-м. Ничего, мы еще сделаем из тебя настоящего католика. Пока ты не из числа несториан…

— Это кто тут смеет чернить несториан? — К столику незаметно вернулся Томасус. — Мы единственные, кто логически верно понимают природу Сына — как человека, в коем Отец…

— Чушь! — рявкнул бровастый. — Бредни доморощенных теологов! Лишь наши взгляды истинны, ибо двойственная природа Сына многократно подтверждена…

— Все вы безумцы! — вмешался высокий мужчина с песочными волосами, голубыми печальными глазами и гортанным акцентом. — Мы, ариане, люди благоразумные и терпимые. Но если желаете знать истинную природу Сына…

— Ты гот? — перебил бровастый.

— Нет, вандал, ссыльный из Африки. Я вам растолкую. — Светловолосый растопырил пятерню. — Либо Сын был человеком, либо Он был Богом, либо кем-то посредине. Ну, совершенно ясно, что Он не был человеком. Однако Бог только один, значит Он не был и Богом. Следовательно…

Затем события стали развиваться так быстро, что Пэдуэй не мог за ними уследить. Бровастый вскочил и как одержимый что-то нечленораздельно заорал, внятно произнося лишь термин «вонючие еретики». Светловолосый не остался в долгу, и вскоре кричали уже со всех концов помещения:

— Кончай его, варвар!

— Это страна ортодоксов! Кому не нравится, пусть убираются туда, откуда… — …гнусные выдумки о двойственной природе! Мы, монофизиты…

— Я якобит и запросто уложу любого, кто…

— Вышвырнем отсюда всех еретиков!

В воздухе засвистело, и Пэдуэй едва увернулся от кружки. Когда он осмелился вновь поднять голову, комната превратилась в сплетение рук и ног. Бровастый держал якобита за волосы и молотил ею лицом о стол. Светловолосый ревел боевую песнь вандалов и размахивал деревянной скамьей. Пэдуэй пихнул какого-то ревнителя ортодоксальности; на его месте появился другой и немедленно пихнул Пэдуэя. Потом их захлестнул поток тел.

[Vediovis]

Спрэг де Кампа

О! Его вандала со "стрелами эльфа в боку" я как-то подзабыл. Тот тоже долго и нудно рассказывал о причнах всех болезней человечества.

[Владимир Станкович]

Если вся книга будет такая - есть шанс пристроить в "Вече" - а если запилить попаданца Атлантиду или инопланетян -то и в Эксмаст

[Роберт]

Если вся книга будет такая - есть шанс пристроить в "Вече" - а если запилить попаданца Атлантиду или инопланетян -то и в Эксмаст

Я не очень понял, это комплимент или наоборот, но в любом случае книгу не планирую, это будет небольшая повесть.

(А изначально вообще планировал рассказ, действие должно было начинаться с прибытия в крепость).

[MGouchkov]

А.. ..можно мне в эту пьянку?

Что правильно в тексте и непривильно у авторитетов процитированных Мagnum'ом это никто себя в те времена "арианином" или "несторианином" НЕ называл.

"..Мы-то - православные" (католики), "..а вот вы.." 

Единственное что у настоящих ариан ни про какое "подобие" речи быть не могло. Никто (даже Сын) не может быть подобен Богу (Отцу). Про "подобие" это позднейшая клевета (не без интриги).

Другое дело что вряд ли арианин полезет в диспут потому как должен б сказать - "..а вот вы (никейцы) ТРОЕбожники". А это уже сразу повод к мордобою. 

..Осознал что "..вера в семерых.." годное стебалово именно на эту тему  

Похоже что Мартин тоже типа "неосоцианин" это в последнее время снова модно средь "рационально мыслящих" людей 

Изменено 2 Jun 2019 пользователем MGouchkov

[Magnum]

непривильно у авторитетов процитированных Мagnum'ом это никто себя в те времена "арианином" или "несторианином" НЕ называл.

Все эти рассказы написаны в тридцатых годах, надо понять и простить, тогда все так делали. 

 

Суть-то они передали верно! 

[Роберт]

 

Маленький званый ужин был устроен по-египетски: общего стола не было, а перед каждой парой стоял свой маленький столик. Евтихий и его жена Лелия угощали Матерна и его жену Меланию. Вопреки тому, что Фригерид сказал об вражде Матерна и Евтихия, обе четы общались вполне по-приятельски. Возможно, причиной было выпитое вино. Ужин близился к концу, на столиках остались только кубки, десерты и закуски, и лица у всех были весёлые и раскрасневшиеся. Пятый пирующий, незнакомый ни Маркиану, ни Фригериду, был средних лет египтянин в буром грубошёрстном плаще философа, с приятным лицом и аккуратной бородкой. На плече у него сидел белый попугай, и хозяин ласково подносил ему то финик, то изюмину, то медовое печенье.

Маркиан представил себя и Фригерида. Коротко доложил о трупах, виденных на Реке. Евтихий и Матерн озаботились: встали из-за столов и пошли поднимать свои части по тревоге. Неизвестно, что встревожило их больше: блеммии или свалившиеся на голову приближённые дукса (возможно, проверяющие). Скорее второе, потому что ни один из командиров не пожелал взять Фригерида или Маркиана с собой.

– Угощайтесь, господа! Вы наверняка с дороги голодные! – лучась гостеприимством, воскликнул Евтихий. Тучный, дорого одетый, увешанный украшениями, он и впрямь выглядел как лавочник, принимающий богатых покупателей. – Лелия, позаботься о гостях! – И поспешно удалился, а за ним и Матерн со своей молчаливой, оробевшей перед гостями женой.

Ярко накрашенная Лелия в китайском шёлковом платье, белом с розовыми пионами, хлопнула жирными руками в золотых браслетах.

– Первые блюда дорогим гостям! – приказала она рабам. – Мои господа, вы знаете Олимпиодора из Фив? – указала она на философа с попугаем. – Прославленный человек почтил нас присутствием!

– Всего лишь малоизвестный странствующий поэт, – поскромничал Олимпиодор. Белая птица с его плеча глядела на новых гостей, враждебно нахохлившись. – Напротив, это милейшие Евтихий и Лелия почтили меня приглашением. Ведь я не какое-нибудь высокое должностное лицо, а простой гражданин, хотя иногда и выполняю поручения василевса при западном дворе или в посольствах к варварским правителям.

– А, понятно, – сказал Маркиан. Раб поставил на его столик блюдо (жаркое из телятины с клубнями папируса и стручками рожкового дерева, посыпанное розовыми лепестками) и подал чашу для омовения рук.

– А мне непонятно, – Фригерид с чисто варварской жадностью принялся запихивать в рот кусок за куском. – Ты шпион?

– Я любознательный путешественник. – Нескромный вопрос ничуть не смутил Олимпиодора. – Собираю сведения о разных странах, народах и правителях исключительно из интереса и для своего будущего исторического труда. Ну а если мои сведения можно применить и на благо отечества – что ж, я только счастлив…

– Наш Олимпиодор недавно вернулся из Равенны, – пояснила Лелия. – Его принимал сам август Гонорий!

– Что творится в Западной империи? – спросил Маркиан, обмакивая кусочек телятины поочерёдно в мёд, уксус и италийский соус из рыбьих потрохов. – Готы из Италии ещё не ушли?

– Готы! – каркнул попугай так, что Фригерид вздрогнул и пролил вино. – Пр-роклятые готы!

– Незадолго до моего отплытия пришла весть, что Аларих низложил своего марионеточного василевса Аттала. – Олимпиодор с умильной улыбкой дал попугаю откусить от пирожного. – Это, как вы понимаете, добрая весть. Готы демонстрируют готовность к переговорам. К сожалению, в самой Равенне настроения… излишне боевые. Никакого желания хоть в чём-то уступать готам нет. Что довольно странно, учитывая состояние западных провинций и войск…

– Кто сейчас реально правит при Гонории? – с набитым ртом задал Фригерид очередной бестактный вопрос. – Всё ещё эта гнида Олимпий, убийца Стилихона?

– Нет, сейчас комит Констанций из Наисса. Ещё в начале года его люди в присутствии августа забили Олимпия насмерть, и теперь Констанций – главнокомандующий войсками Запада… точнее, того, что осталось от Запада.

– А что осталось? – Маркиан ополоснул пальцы после жаркого и глотнул белого мареотийского вина.

– Британия полностью покинута, – начал перечислять Олимпиодор. – Местным жителям предоставлено своими силами защищаться от пиктов и скоттов. С тех пор никому неизвестно, что происходит в Британии. В Галлии на северо-западе царят мятежники-багауды. Рейнскую границу держат франки, которые считаются союзниками, но не совсем понятно, чьими. Дело в том, что южную Галлию удерживает не Гонорий, а узурпаторы Константин и его сын Констант – только не путайте с Констанцием из Наисса, который служит Гонорию. На территории между багаудами, франками и узурпаторами по-прежнему бесчинствуют вандалы, свевы и аланы, которые прорвались через франков ещё четыре года назад…

Олимпиодор промочил горло из кубка и позволил рабу вновь наполнить его до краёв.

– … Но поскольку в Галлии грабить уже почти нечего, – продолжал он, – часть этих варваров перешла в Испанию. Сама Испания до недавнего времени подчинялась Константину, но тамошний командующий Геронтий отложился и поставил василевсом своего сына Максима. Фактически они правят только Тарраконой, а в остальной Испании хозяйничают всё те же аланы, свевы и вандалы. Геронтий, кажется, пренебрегает этой мелкой неприятностью. У него есть задача поважнее – отбить остатки Галлии у Константина. В Равенне, конечно, бурно радуются этой склоке между узурпаторами. Что касается Равенны, ей всё ещё подчиняются Далмация, Африка, Сицилия и, можно сказать, Италия, хотя последняя совершенно разорена готской войной и не даёт ни солдат, ни денег. Чтобы не заканчивать на печальной ноте, скажу, что Равенна неприступна, флот ещё существует и обеспечивает бесперебойные поставки хлеба из Африки, Гонорий в наилучшем здравии, и его отношения с Востоком безоблачны. Многая лета василевсам Феодосию и Гонорию! – Олимпиодор поднял кубок.

– Феодосию и Гонорию! Феодосию и Гонорию! – закричал попугай, беспокойно переступая по хозяйскому плечу.

– Ещё когда убили Стилихона, я сказал: это конец Западной империи. Так и вышло! – Фригерид залпом осушил свой кубок. Подали запечённых в глине ежей. Он разломил глиняную скорлупу, в которой остались иголки, и принялся рвать на кусочки аппетитно подрумянившегося ёжика. – Я видел Стилихона пару раз, – продолжал он. – Вот кто был великий человек, вот кто истинный римлянин, хоть и сын вандала! Он мог спасти Запад, а этот наш… возлюбленный август Гонорий… – Фригерид махнул рукой, забрызгав соусом драгоценное шёлковое платье встревоженной Лелии.

– Мой Фригерид, никогда не произноси этих слов на Западе. – Олимпиодор щёлкнул пальцами, и раб подскочил к нему с ночным горшком, подсунул под плащ между расставленными ногами. – Стилихон всё ещё считается врагом отечества, а Гераклиан – тот самый, кто убил его собственноручно – занимает ключевую должность наместника Африки, – продолжал он под журчание струи. – И потом, вспомни, при каких обстоятельствах Олимпий поднял мятеж. Стилихон собирался воевать с Востоком – с нами. Уже направил союзных в то время визиготов Алариха в Эпир и стягивал войска к Аквилее. Он хотел отнять у нас Иллирик, а чего бы стоил Восток без Иллирика, где набираются лучшие воины, костяк нашей армии?

– Как иллириец благодарю, – Маркиан отсалютовал кубком мареотийского. – Но может, не будем углубляться в рискованные политические темы?

– Я вовсе не хочу сказать, что это мы, восточные ромеи, подстроили мятеж против Стилихона, – Олимпиодор проигнорировал предостережение. – Я даже прямо скажу: лично я в этом грязном деле не замешан, и насколько я знаю, для всех наших это оказалось неожиданностью. Но что если бы Олимпий не восстал? Что если бы Стилихона не убили? Скорее всего, Стилихон разбил бы нас, отнял Иллирик и с опорой на его войска восстановил бы порядок на Западе. А Восток, беззащитный без иллирийских солдат, раздёргали бы на куски гунны, персы, арабы, да хотя бы и разбойники вроде исавров и блеммиев. Кто знает – может быть, я сейчас возглашал бы многая лета Исамни, василевсу Египта?…

– А мы с Фригеридом мёрзли бы где-нибудь на стене Адриана в Британии, – добавил Маркиан и закусил ежиное бёдрышко солёным лимоном. – Ты хочешь сказать, что если бы устояла Западная империя, развалилась бы Восточная? По-твоему, одна из двух в любом случае обречена?

– Может, и не одна, – безмятежно сказал Олимпиодор. – Но давайте в самом деле оставим рискованные темы. К тому же я слишком много говорю… Расскажите что-нибудь о себе.

– Да-да! – энергично поддержала Лелия. – Вы здесь по личным делам или по служебным?

– Нас отправили искать крепость, – сказал Фригерид, отставляя блюдо с глиняными черепками и ежиными косточками. – Там устроились какие-то маги или философы, как их там…

– Софиополиты, – подсказал Маркиан. – Кстати, мой Олимпиодор, ты что-нибудь знаешь о них?

– Софиополь! – проорал попугай. – Ковчег логоса! Софиополь! Республика мудрых!

– Ну вот, Левкон меня выдал, – с милой улыбкой признался Олимпиодор и угостил попугая сушёной смоквой. – Хотя я и не собирался ничего скрывать. Я не состою в этом обществе, но кое-что слышал. Учёный мир тесен, особенно в наши дни. Там несколько философов устроили нечто вроде монастыря. Собирают книги, что-то пишут, предаются беседам и размышлениям. Могу назвать несколько имён: афинский платоник Лонгин, механик Ктесий, грамматик Аммоний, бывший жрец Петесенуфис из Фил…

– Аммоний – это не тот ли, кто бежал из Александрии после разгрома храма Сераписа? – заинтересовался Маркиан. Раб поставил перед ним десертное блюдо с финиками, гранатами, виноградом и ягодами ююбы, другой раб вновь наполнил кубок вином. – Я учился в его грамматической школе в Константинополе.

– Да, он самый. Насколько я знаю, ему удалось спасти некоторую часть храмовой библиотеки…

– Надо же, не побоялся вернуться в Египет! – удивился Маркиан. – А ведь он закоренелый язычник, жрец какой-то обезьяны. И сам хвастался, что резал христиан во время тех событий.

– Что бы ни было в прошлом, сейчас это люди совершенно безобидные, – сказал Олимпиодор, – а их работа по сохранению редких рукописей нужна и полезна.

– Но они ждут конца света, а такие люди способны на всё в своём отчаянии, – возразил Маркиан. – И хотят основать какой-то новый Рим. И вообще, зачем бы они создали тайное общество, если не затевают ничего плохого?

Олимпиодор поглядел на него как-то по-новому. Его взгляд стал острее.

– Я понимаю тебя, – сказал он, – поскольку вращаюсь среди государственных людей и понимаю, как они мыслят и чего боятся. Но софиополитов я тоже понимаю, поскольку читал те же книги и размышлял над теми же идеями. Если бы вы взяли меня с собой в эту крепость, я помог бы вам и софиополитам найти общий язык и рассеять возможные недоразумения. В конце концов, – добавил Олимпиодор, – я дипломат, и это моя работа.

Маркиан и Фригерид переглянулись.

– А ты точно не софиополит? – спросил Фригерид.

– Прости, но это действительно странно, – сказал Маркиан. – Ты так охотно согласился ехать невесть куда, невесть с кем… Разве у тебя нет других планов? Может быть… поручения?

– Есть поручение, – кивнул Олимпиодор. – Наладить отношения с блеммиями. Я бы с удовольствием совместил поездку с вами и визит к местному блеммийскому филарху… кажется, Харахену. Если на юге действительно напал Исамни, контакты с другими правителями блеммиев приобретают первостепенную важность. Кроме того, если правительство выделит средства, мне нужно будет съездить и дальше на юг, к нубадам и мероитам. Вы, кстати, не знакомы с каким-нибудь толковым, знающим человеком из Мероэ? Мне понадобится переводчик и проводник…

Маркиан и Фригерид переглянулись снова.

– Ты не поверишь, – начал Маркиан, но его перебили на полуслове.

Аретроя откинула занавеску так резко, что чуть не оторвала, и выбежала на середину столовой. Её большие глаза сверкали яростью.

– Вот вы где, мерзавцы! – выпалила она, не обращая внимания ни на Олимпиодора, ни на ошеломлённую Лелию. – Кому вы меня подсунули? Это что, была шутка? Шли бы вы к воронам с такими шутками! Он не священник! Он домовладелец! Священник снимает у него квартиру, вы, два тупых каппадокийских осла!

– Как тебя пустили в лагерь? – только и смог выговорить Маркиан, первый, к кому вернулся дар речи.

– А это что, лагерь? – удивилась Аретроя. – Здесь порядка меньше, чем у Евмолпа в борделе! Ворота открыты настежь, все куда-то носятся, орут друг на друга, ловят лошадей, не могут найти оружие… Это ты, что ли, здесь командуешь? – обратилась она к позеленевшей Лелии, но тут же вновь обрушилась на Маркиана и Фригерида: – Я этого жирного борова, которого вы приняли за священника, как только ни ублажала, и совершенно бесплатно, лишь бы вашему богу угодить! И что он мне говорит под конец? Что он, видите ли, не священник! Всё было напрасно! Удивляюсь, как я его мелкий немытый kerkos не оторвала и в proktos ему не засунула! Ещё одна такая шутка, вы, два набитых сеном репоголовых чучела…

Маркиан повернулся к Олимпиодору. Странствующий поэт слушал излияния Аретрои с обычным доброжелательным любопытством, а его попугай внимательно наклонил голову и, казалось, впитывал каждое её слово.

– Возвращаясь к нашему разговору о знатоке Мероэ, – сказал Маркиан. – Повторяю: ты не поверишь…

Изменено 3 Jun 2019 пользователем Роберт