Полярные сердца (часть I)

[Граф Цеппелин]

Идею написать АИ-рассказ о действиях советского флота в Великую Отечественную Войну я вынашивал еще с тех давних времен, когда прочитал широко известный (теперь уже в узких кругах ) "Вариант Бис". Однако, мне хотелось опереться на большую реалистичность. Перебрав возможности, я пришел к выводу, что наибольшие шансы на эпичное морское сражение все-таки были у Северного Флота - самого деятельного и эффективного в военные годы. И постарался представить возможное "что, если?" как можно ближе к тому, что потенциально могло бы произойти.

К сожалению, по ряду причин (как рабочего так и семейного характера) я успел вовремя закончить только первую часть. После долгих размышлений, я решил все же ее выложить.

Рейтинг:NC-17
Жанр: Альтернативная история
Предупреждение: В тексте присутствуют упоминания сексуальных, в том числе гомосексуальных отношений. Не нравится - я полностью признаю ваше полное и абсолютное право не читать.
Все совпадения с реальными людьми - коих я старался избегать - совершенно случайны.


Говорит Москва! От Советского Информбюро!
Нацистская Германия, терпя поражение за поражением на каждом фронте, не оставляет бесплодных попыток оттянуть свой неизбежный конец. Сегодня, германская авиация вновь попыталась бомбардировать Ленинград самолетами-снарядами Фау. Восемь самолетов-снарядов были уничтожены метким огнем зенитной артиллерии, остальные упали со значительным разбросом, нанеся лишь самый незначительный ущерб. Не сумев сокрушить цитадель Революции голодом, блокадой и обстрелами, немцы прибегают к столь бессильным мерам, представляющим опасность только для мирных жителей и не имеющим никакого военного значения.
В ответ на немецкий разбой, бомбардировщики наших британских союзников нанесли удар по пусковым установкам Фау в Прибалтике. По словам маршала Артура Харриса, в ходе налета были сброшены пятьсот тонн бомб, и немецким пусковым позициям и запасам самолетов-снарядов нанесен непоправимый ущерб...


 

I

Линкор был стар. Стар и изношен. Его массивный, громоздкий корпус сошел со стапеля три с половиной десятилетия назад, и с тех пор не знал более чем краткого покоя.

Холодные волны Арктики с глухим рокотом, гулко отдававшимся внутри громадного тела корабля, разбивались о его выцветшие, помятые борта. Соленая океанская вода сочилась сквозь разошедшиеся швы в старой обшивке, изъеденной ржавчиной на добрую треть прежней толщины. Машины, с усилием проталкивающие неуклюжее тело линкора сквозь волны, были под стать самому кораблю: древние, давно выработавшие некогда определенный им срок службы. Только лишь поистине нечеловеческие усилия опытных механиков еще поддерживали пламя в его механическом сердце, но изношенные, астматически сипящие котлы просто не могли больше давать достаточно пара для полной мощности турбин.

Линкор устал. За все годы своей службы он ни разу не прошел подлинно капитального ремонта. Немногие выпавшие на его долю починки были спешными и краткосрочными, направленными, скорее, на то, чтобы наспех залатать свежие раны и поскорее вернуть корабль флоту. Признанный слишком маленьким и старым, чтобы оправдать дорогостоящее обновление, он и по сей день оставался почти таким же, каким когда-то вступил в строй. Восемь его пятнадцатидюймовых орудий, смотревших на мир из четырех приплюснутых орудийных башен, все еще оставались, впрочем, грозной силой – но машины и приборы, управлявшие их огнем, были почти так же архаичны, как и сам корабль. Широкие “полотнища” антенн радаров, установленные поверх директоров главного калибра, смотрелись на линкоре чуждо и неуместно, словно добавленные в последний момент чьим-то запоздалым решением.

Словно чтобы заполнить до краев горькую чашу, линкор шел сейчас не под флагом создавшей его страны, управляемый не теми, для службы кому он некогда был построен. Облепленный мокрым снегом неуместно-яркий алый гюйс суетливо хлопал под порывами ледяного ветра. Тускло блестевшие на корме кириллические литеры “АРХАНГЕЛЬСК” не могли полностью закрыть пустое место, где раньше располагалось настоящее имя корабля - “ROYAL SOVEREIGN”.

В апартаментах капитана стояла тишина, нарушаемая лишь негромкими отзвуками ветра. Тихо гудели вентиляторы, унося сигаретный дым к потолку. Небольшой портрет Ленина смотрел со стены, чуть покачиваясь в такт мерным, тяжелым качаниям корабля. Судя по выражению лица вождя мирового пролетариата, он явно чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Как и остальные, собравшиеся в помещении.

- Мне по-прежнему эта идея не нравится, - наконец, нарушил молчание коренастый, плотно сложенный мужчина лет сорока. Пальцы его нервно барабанили по отполированной столешнице.

Сидевший напротив него худощавый, высокий офицер в темно-сером мундире, резко выделявшемся на фоне одежды остальных собравшихся, только пожал плечами в ответ. Поправив фуражку с золотой надписью “USS WATSON”, он флегматично щелкнул зажигалкой, прикуривая. Крошечный огонек заплясал у кончика сигареты – простой, дешевой, такой же, что поставлялись по ленд-лизу. Сидевший во главе стола капитан Дмитрий Тобольцев некстати вспомнил, как удивился в первый раз, увидев американца – “золотопогонника” и (по слухам) из важной семьи, курящим из такой же пачки, что и матросы…

- У вас есть лучшая идея, мистер Семьйонов? – с сильным акцентом, но вполне разборчиво поинтересовался американец. Русский язык он знал не так чтобы идеально, но вполне приемлемо для нормального общения. В том числе и на повышенных тонах.

- Вы хотите, чтобы мы полностью положились на инструментальные средства в бою с сильнейшим противником, - выпалил в ответ старший помощник Семенов, резко подавшись всем телом вперед. Широкое лицо старпома слегка покраснело, - Причем часть этой аппаратуры вообще будет стоять на другом корабле. Весь ваш план, товарищ Мэйсон, на этом строится.

- Еще раз: у вас есть лучший? – выдохнув дым, все так же спокойно повторил лейтенант-командор Джон “Джонни” Мэйсон. Правая рука его прошлась над столом в приглашающем жесте, - Прошу. Буду рад услышать.

- Да мне не нужен лучший план, чтобы видеть, что ваш-то рисковый! – не сдержавшись, Семенов резко хлопнул обеими ладонями по столешнице. Пара каких-то позабытых документов испуганными пташками вспорхнула в воздух, - Слишком многое может пойти не так, понимаете? Людьми же рискуем.

“И ведь Семенов в этом-то прав”, вздохнув, подумал про себя Тобольцев. Вслух же, он произнес: - Товарищи, давайте спокойнее. Одной лишь критикой друг друга мы точно ничего не добьемся.

Собравшиеся в помещении согласно закивали, пускай и не все – равно охотно. Судя по выражению Семенова, старпом как раз считал, что немного здравой критики в лицо (а может и чего потяжелее) самоуверенному американцу не повредит. Старший замполит “Архангельска”, Василий Куропасов, напротив, явно полагал, что если дискуссия перерастет в перепалку с участием иностранца, то спрашивать (в случае чего) будут с него.

- Тем не менее, я должен заметить, что в целом разделяю сомнения товарища Семенова, - продолжил Тобольцев, - Все это выглядит очень… переусложнено, - Не сочтите за недоверие, товарищ Мэйсон, но ваш план включает сразу несколько допущений, каждое из которых должно сработать по-отдельности.

- Полагаете, так не получится? – с едва ощутимой ноткой беспокойства в голосе поинтересовался Куропасов. Старший замполит был назначен на “Архангельск” сравнительно недавно, и ощущал себя “не в своей тарелке” куда чаще остальных офицеров. Не то чтобы на борту старого линкора это было чем-то неслыханным…

- Полагаю, что нужно тщательно взвесить все риски и рассмотреть альтернативы, прежде чем принимать решение, - подытожил капитан.

- Хорошо, какие альтернативы? – развел руками Мэйсон. В голосе американца звучала нотка раздражения напополам с чем-то вроде досады, - Давайте начистоту: да, план переусложненный. И по-хорошему, если бы мне его предложили, я послал бы всех к черту. Но пока что, я не вижу никакого другого решения, если мы действительно встретим “Гнейзенау”.

В помещении на мгновение повисла угрюмая тишина. Все, собравшиеся здесь, хорошо представляли, о чем идет речь. Возможно, слишком хорошо. Старый, изношенный корабль вокруг них словно вдруг стал еще старше и слабее.

- Мы пока еще не знаем точно, кто это, - наконец, неохотно отозвался Семенов, - Все, что нам пока сообщили из… - он на мгновение запнулся, вспомнив, что говорит с иностранцем, и подбирая политически верную формулировку, - …Сообщили соответствующие источники, так это то, что немецкий линкор принимает горючее в Альта-Фьорде. Воздушная разведка спустя шесть часов не обнаружила на стоянке ни тяжелого корабля, ни базировавшихся на Альта-Фьорд эсминцев.

- Если там и в самом деле был линкор, то это мог быть только “Гнейзенау”, - лейтенант-командор Мэйсон вновь щелкнул зажигалкой, - Других у немцев не осталось. Лайми думали, что прикончили его в Киле в 1942, но в прошлом году он все-таки объявился вновь…

Палуба под ногами качнулась чуть сильнее обычного. “Архангельск” приподнял нос на особенно сильной волне и тяжело осел обратно. Куропасов, ругнувшись, прижал к столу так и норовящие вспорхнуть бумаги. Потянувшись к лежавшему рядом портфелю, американец вытащил из папки потрепанный буклет, быстро пролистал его, пока не остановился на нужной странице.

- Тридцать семь тысяч тонн водоизмещения, двадцать девять узлов, - зачитал он, - Сначала строился под девять одиннадцатидюймовок, но после бомбардировки в Киле был перевооружен на шесть пятнадцатидюймовых орудий, такого же типа, как на “Тирпице”. Все старые зенитки и вспомогательные орудия поснимали в ходе ремонта, и заменили на единую универсальную батарею. Тринадцать с половиной дюймов… прошу прощения, тридцать пять сантиметров поясной брони, усиленной скосом бронепалубы...

- Говоря попросту, - сухо прервал его Тобольцев, - Он больше, быстрее, и современнее, чем наш. И лучше вооружен, вдобавок.

- В общем, да, - пожал плечами Мэйсон, - Однако, наши… то есть британские радары управления огнем, установленные на “Архангельске”, лучше немецких. Что, как я уже говорил прежде, и дает нам необходимое преимущество. “Гнейзенау” не сможет сражаться с тем, что не сможет увидеть.

- Если “Гнейзенау” действительно не сможет использовать свои радары, - критически вставил Тобольцев, тщательно скрывая раздражение, - Вы-то точно уверены, что с ними справитесь?

- Немецкие радары рассчитаны на работу только в паре-тройке стандартных частот, - отмахнулся Мэйсон, - Забить их наглухо, это пара пустяков, - невысказанное “для американского флота” неприятно повисло в воздухе, - Вопрос в том, сможет ли ваш экипаж вести бой вообще без оптики.

- Экипаж “Архангельска” выполнил все нормативы, поставленные командованием, - холодно отпарировал Семенов.

- Советские нормативы, - мрачно отозвался американец, - Это и вправду должно меня обнадежить?

“Архангельск” вновь качнулся – тяжело, почти мучительно выпрямляясь. Стон напряженного металла прокатился по всему огромному телу линкора, эхом отдаваясь в коридорах. Откуда-то из-за переборки донесся звонкий лязг, и затем приглушенные расстоянием встревоженные голоса.
Устало вздохнув, лейтенант-командор Мэйсон затушил окурок. Вытащил из пачки новую сигарету, щелкнул зажигалкой, прикуривая, и созерцая сквозь облачко сизого дыма лица собравшихся. Семенов смотрел в ответ с плохо скрываемым раздражением. Выражение лица Тобольцева было нарочито нейтральным. Куропасов, похоже, вдвойне чувствовал себя не в своей тарелке. Вздохнув, американец опустил сигарету.

- Кэптен Тобольцев, - негромко произнес он, наконец, - Давайте начистоту. Ваши люди реально выкладываются по полной, и даже больше того. Их целеустремленность, их энтузиазм и настойчивость заслуживают самой лучшей оценки. Я говорю это без малейшей иронии. Едва ли кто-нибудь смог бы добиться большего за столь короткий срок, чем моряки “Архангельска”. Но…

- Но?... – подтолкнул его Тобольцев?

- …Но боеспособного экипажа у вас нет, - холодно отчеканил в ответ Мэйсон, пристально глядя в глаза советскому офицеру, - Ваши люди едва успели хоть как-то научиться управлять кораблем, не говоря уже о том, чтобы на нем сражаться. Если вы в таком состоянии вступите в открытый бой с “Гнейзенау”, он вас прикончит. И затем разделается с конвоем.

Капитан и старпом невольно покосились на карту, где тонкие пунктирные линии обозначали путь конвоя JW61. Двадцать девять транспортов, груженых под завязку военным снаряжением для сражающейся Красной Армии, и одиннадцать охраняющих их военных кораблей вот уже семь дней осторожно пробирались через опасные воды Арктики. Несколько предыдущих конвоев смогли проскочить мимо Норвегии незамеченными, и командование флот (как советского, так и британского) надеялось, что JW61 также удастся избежать внимания германской воздушной разведки.
К сожалению, эти надежды не оправдались.

- Эскорт конвоя с “Гнейзенау” тоже не справится, - продолжал американец, - План, который экстренно разработало NAVEUR (1), дает нам, по крайней мере, шанс. Видит Бог, он не оптимален. Переусложнен. Но мы сможем справиться… если повезет.

- Если повезет, то мы с неприятелем вообще не встретимся, - подавшись вперед, откровенно заявил Тобольцев. Подтянув к себе разложенную по столу карту, он пальцем нашел нужную точку, - Вот. Здесь. До тех пор, пока мы находимся здесь, между ними, “Гнейзенау” никак не сможет добраться до конвоя без того, чтобы встретиться с нами.

Пальцы Тобольцева очертили на карте фигуру, напоминавшую песочные часы. Одна ее сторона примыкала к пунктирной линии курса конвоя. Другая – значительно более широкая – обозначала возможное расположение противника. И в центре, на пересечении, находился “Архангельск”.

Даже в своем нынешнем – старом и изношенном – состоянии, “Архангельск” все еще мог поддерживать непрерывно крейсерскую скорость в десять узлов. Или немногим меньше двадцати километров в час. На первый взгляд не так уж много, но старый супердредноут мог поддерживать такой ход сутками, и морские “дороги”, в отличие от дорог наземных, были прямыми априори. Десять часов крейсерского хода могли переместить “Архангельск” на две сотни километров от исходной точки в любом направлении.

До тех пор, пока “Архангельск” оставался между немцами и конвоем, “Гнейзенау” не мог его обойти – разве что выписав совсем уж громадный крюк по морю, и почти гарантированно упустив при этом уходящие на полном ходу транспорты.

- Немцы об этом тоже прекрасно знают, - завершил Тобольцев, откидываясь на спинку кресла, - Едва ли они станут рисковать “Гнейзенау”, ввязываясь в бой со всем нашим соединением, да еще и эскортом конвоя. Прежде, они всегда отступали при встрече с равными силами.

- Хотелось бы верить, что это так, - в голосе Мэйсона не звучало совершенно никакого энтузиазма, - Но не стоит слишком на это надеяться, кэптен Тобольцев. Немцы уже рискнули своим последним исправным линкором, просто тем, что вывели его в море. Чем бы они ни руководствовались при этом… - трепещущий огонек зажигалки в руках американского офицера нервно метался взад-вперед, - …но сегодня Рёдер явно играет по-крупному.
 

------

Кладовка для палубных тентов в кормовой оконечности “Архангельска” не относилась к часто посещаемым отсекам. Во всяком случае, точно не в зимней Арктике. И поэтому мичман-радиометрист Михаил (для друзей и знакомых – просто Мишка) Соколин, проходя мимо почему-то приоткрытой двери кладовки, совершенно не ожидал, что его вдруг ухватят за шиворот и рывком затянут внутрь.

- Чего?!... – со смесью возмущения и тревоги в голосе, только и успел брякнуть Мишка. Затем его припечатали к стенке, и бескомпромиссно заткнули рот поцелуем. Моментально придя к (правильному) выводу, что напал на него все-таки не нацистский шпион, Михаил позволил себе на мгновение расслабиться и ответить… прежде чем вырваться с возмущенным возгласом, - Владька, чертяка! Ты чего удумал?

- Сюрприз-мурприз, епта! - краснофлотец Владислав Гарев ослепительно улыбнулся во все двадцать девять крепких зубов. Три отсутствующих явно отсутствовали не по естественным причинам, - Я тебя тут уже битый час поджидаю.

- Вот же чертяка, - проворчал Мишка, привычно запуская пальцы в коротко стриженную шевелюру Владислава. Крепкий русоволосый парень довольно заурчал, очень напоминая в этот момент дорвавшегося до сметаны кота. Сильные мозолистые руки сомкнулись на плечах Михаила. Скосив глаза, Мишка заметил рассаженные костяшки на правой руке Владислава, и недоуменно нахмурился: - А это еще откуда? Когда успел?

- Да Генка-механик из второй секции, - беззаботно отмахнулся Владислав, - Начал, епта, подкалывать, что пацану с пацаном типа зазорно… Я ему физиоличность и подрихтовал, чтоб соображение имел…

- Что, опять в драку влез?! – потянувшись, Мишка отвесил Владиславу мстительный щелбан, - Владька! Ну сколько можно! По "губе" соскучился?

- Так никто ж не видел, - прагматично отметил Владислав, потирая лоб, - А Генке не только я намекал, чтобы звякало-то попридержал…

Михаил вовсе не был убежден, что “никто не видел – значит, не было”, это логика, достойная советского моряка и комсомольца (которым Владислав, к искреннему изумлению Михаила, все-таки являлся). И он уже открыл рот, собираясь высказать все, что думал на этот счет… но тут Владислав оперативно перешел в наступление, выцеловывая дорожку вдоль шеи Мишки, и тот на некоторое время блаженно отключился от реальности.

- Мишка-а… - жарко пробормотал Владька, с трудом оторвавшись от своего занятия, - Давай, а?... Ну давай?...

- Владька, ты вконец с ума спрыгнул?! – справедливо (хотя, надо признать не слишком-то охотно) возмутился Мишка, - А если войдет кто?

- Закон не запрещает, и вообще, я не на дежурстве, - отмахнулся Владислав, оперативно проникая ладонью под рубаху партнера, - А дверь и запереть-то можно…

- Ты спятил, - убежденно повторил Мишка, чувствуя, как горячие пальцы скользят по его коже, - Чего это на тебя вдруг нашло?

- Мих, нас завтра могут фрицы прикончить, - неожиданно серьезно произнес, чуть отстранившись, Владислав. Взгляд его серых глаз встретился с зелеными глазами Михаила, - А в “на том свете встретимся” сейчас только попы и старые бабки всерьез верят. Не я.

- Что-то рано ты помирать собрался, - попытался свести все к шутке Михаил, но слова прозвучали как-то вымученно и неубедительно. Даже для него самого.

- Ты это брось, епт, - покачал головой Владислав, - Я-то еще увидеть хочу, как последнего гитлеровца повесят. Но это ж война, Мих. А на войне всякое случается: кому фарт, а кому с кистями плацкарт…

Мишка только хохотнул на этакое “поэтическое” высказывание, но, к его собственному удивлению, он, похоже, задело-таки что-то в глубине души. Война, гремевшая уже пятый год, каждый день прерывала тысячи жизней. Кто мог поручиться, что завтра не придет его час? Мишке вдруг очень захотелось почувствовать своего парня рядом. Отбросив сомнения (и внутренне содрогаясь при мысли, ЧТО за карикатура украсит передовицу корабельной стенгазеты, если их сейчас застукают), Мишка обхватил Владислава за шею, рывком притягивая к себе…

Тяжелый рокот, пришедший откуда-то снаружи, потряс старый линкор, эхом отдавшись в отсеках. Оба парня мгновенно отпрянули от стены, ошеломленно озираясь. Палуба под их ногами тяжело пошла вправо - “Архангельск” резко приподнялся на неожиданной волне, выбившись из ритма привычной качки.

Мгновение спустя протяжно, хрипло завыла сирена воздушной тревоги.
 

------

…Капитан Тобольцев выскочил на мостик как раз тогда, когда слева по борту взорвалась вторая авиабомба. Столб арктической воды, выброшенной вверх силой детонации двухсот килограммов аммотола, белесой громадой взметнулся выше мачт “Архангельска”. Пронзительно-холодные каскады брызг потоками обрушились на палубы и надстройки старого линкора. Ледяные капли упали на руки и лицо командира, и Тобольцев с трудом удержался от непечатного восклицания. После тепла каюты, вода осенней Арктики обжигала кожу, как кислота. Впрочем, капитан немедленно выбросил холод и пронизывающий ветер из головы, стоило ему только поднять взгляд вверх.

Бомбардировщики.

Они кружили в вышине над головой – шесть крылатых теней, еле различимых на фоне низких серых облаков. Слабая видимость не позволяла разглядеть детали, но Тобольцев без труда опознал характерный силуэт с двумя выступами двигателей по бокам от вытянутой кабины. Резко обернувшись, капитан успел поймать взглядом еще одну машину, стремительно уносящуюся от корабля. Черная свастика на стабилизаторе, казалось, издевательски подмигивала захваченному врасплох советскому кораблю.

Отчаянно выругавшись, Степанов бегом устремился на мостик, на ходу раздавая приказы по секциям и отделениям корабля. Взбежав по лестнице следом за старпомом, Тобольцев остановился на открытом крыле мостика, задрав голову и внимательно следя за бомбардировщиками. За годы службы в советском флоте, он в совершенстве усвоил нехитрую командную истину: “капитан определяет, что корабль делает – старпом определяет, как он это делает”. По его личному опыту, во время воздушной атаки место капитана было отнюдь не внутри закрытой коробки мостика (с близким к нулевому обзором неба), а там, где он мог видеть приближающуюся угрозу.

- Фрицы! Полный штаффель “сто одиннадцатых”! – прокричал подскочивший связист с нашивками лейтенанта.

- Как это они сумели подобраться незаметно?! – обернувшись, рявкнул Тобольцев, - Почему тревогу только сейчас подняли?!

- Да не узнали их! – отчаянно выкрикнул в ответ лейтенант, - Они, су… - грохот выстрелов заглушил его слова, - …ядские, подобрались с зюйд-зюйд-ост, прямо за патрульными "Бостонами" пристроились! На “семьдесят девятом” оператором мальчишка стоял, он не сообразил, что это фрицы, решил, что наши двумя группами с Мурманска летят!

Тобольцев тяжело оперся на перила ограждения, собираясь высказать все, что он об этом думает… но вместо этого только устало отмахнулся.

Ожидаемо. Все это было чертовски удручающе ожидаемо. Мэйсон был абсолютно прав в своих оценках: у него был корабль, и была команда, но все еще не было экипажа, соединявшего их вместе. Тобольцев невольно покосился на янки, словно ожидая услышать от него что-нибудь вроде “ну я же говорил”, но тот был занят своим делом – выхватив из рук подскочившего адъютанта трубку радиотелефона, лейтенант-коммандер Мэйсон неразборчиво выкрикивал что-то в микрофон, по всей видимости, передавая приказы на свой корабль.

- Право руля! – скомандовал Тобольцев рулевому. Тот, коротко кивнув, переложил штурвал, - Машинное, полный ход, - трель машинного телеграфа вплелась в какофонию воздушной атаки, - По всей эскадре: перестроение в ордер ПВО, на норд-ост. Исполнять!

Спаренные зенитные орудия по левому борту “Архангельска” оглушительно громыхнули, выбросив длинные языки дымного пламени. Черные облачка разрывов вспухли в сером небе – безнадежно далеко от стремительных крылатых теней. Следующий залп пришелся уже ближе, но задержка взрывателей была установлена слишком большой. Все снаряды разорвались выше германских самолетов. Прежде, чем зенитные расчеты нащупали-таки точную высоту, бомбардировщики уже снижались, стремительно скользили вниз на старый, медлительный корабль внизу.

- Руль на самый правый борт! – оглушительно рявкнул Тобольцев, не отрывая взгляда от стремительно приближающихся крылатых силуэтов над головой, -Турбины враздрай! Поворачиваем, поворачиваем! А ну быстро!

Палуба под ногами тяжело накренилась, когда старый линкор переложил до предела рули, поворачивая так резко, как только мог. Правая турбина корабля убавила обороты, в то время как левая продолжала толкать его вперед с прежней силой. Шедший справа по борту эскортный миноносец “Дерзкий” – характерный четырехтрубный силуэт которого ясно выдавал еще одного ленд-лизовского “гостя” – прибавил ходу, и резко вильнул вправо, чтобы избежать грозящего столкновения.

Возле трубы, на крыше надстройки, группа матросов под яростные тирады боцмана, лихорадочно готовила к бою левый восьмиствольный “пом-пом”. Массивная автоматическая пушка, слегка напоминавшая поставленный на лафет орган, тяжело разворачивалась под заунывный вой приводов. Другие моряки уже тащили тяжелые ленты с блестящими от машинного масла снарядами. Тобольцев проследил за ними мгновение, затем покачал головой: расчет явно не успевал изготовить свое сложное, капризное оружие к действию вовремя.

Слева по борту “Архангельска”, “Уотсон” капитана Мэйсона включился в бой. Пять орудийных башен американского эсминца развернулись с механической точностью, взяв прицел на ведущий бомбардировщик, и почти синхронно громыхнули залпом.

Тобольцев с невольной завистью - смешанной с восхищением - смотрел, как облака разрывов американских снарядов точно окружили немецкий бомбардировщик. Крылатая машина тяжело качнулась, резко пошла вбок, пытаясь уклониться от обстрела, но вычислители эсминца удерживали “Хейнкель” в прицеле со всей холодной неумолимостью точной американской автоматики. Новый залп зениток лег точно в цель. Установщики взрывателей у янки, похоже, обладали совершенно невероятной аккуратностью – все снаряды разорвались на той же высоте, что и “Хейнкель”, осыпая бомбардировщик градом осколков. Из правого мотора воздушного пирата вырвалось густое облако дыма, машина резко просела вниз. Два огромных столба воды взметнулись далеко впереди, когда немцы поспешно сбросили бомбовую нагрузку и попытались отвернуть, но “Уотсон” был слишком близко, полосуя подбитый “Хейнкель” огнем своих автопушек. Яркое пламя заплясало по фюзеляжу немецкого самолета, куски металла вырвались из пробитого 40-миллиметровыми снарядами крыла, и в следующее мгновение бомбардировщик вдруг просто перестал существовать. Ворох пылающих обломков градом осыпался в серые волны.

Тяжелый гул авиамоторов над головой вдруг усилился до почти невыносимого рокота. Низко, над самыми мачтами линкора мелькнуло светло-серое брюхо с жирными, разлапистыми черными крестами у законцовок крыла. В следующее мгновение, оглушающий грохот близкого взрыва потряс “Архангельск”. Огромный столб воды, поднятый авиабомбой, взметнулся по правому борту корабля, захлестывая палубу клокочущим ледяным цунами.

- Близкий разрыв! – перекрикивая шум боя, проорал выбежавший на крыло мостика вахтенный.

- Отчет о повреждениях! – приказал Тобольцев, не отрывая взгляда от уносящегося вдаль за кормой бомбардировщика. Зенитки правого борта проводили его запоздалым, но дружным огнем. Капитану показалось, что два облачка разрывов накрыли убегающий самолет, но на его резвости повреждения, похоже, не сказались, - Прекратить циркуляцию! Держать курс!

Сквозь грохот и хаос воздушной атаки, наконец, ритмичным громом зазвучала тяжелая дробь “пом-пома”. Восемь коротких стволов автопушки ритмично дергались взад-вперед, выплевывая в небо двухфунтовые снаряды, языки пламени и дыма бешено плясали на широких раструбах дул. Волны за уносящимся вдаль бомбардировщиком внезапно вспенились от врезающегося в них металла, когда автопушка с неожиданной для ее внешне неуклюжей конструкции стремительностью развернулась, рассекая воздух потоками трассеров. К ним присоединились другие – как с “Архангельска”, так и с окружавших его эскадренных миноносцев. Трассы снарядов и облака разрывов испещрили небо над эскадрой.

- Вмята обшивка буля по правому борту, товарищ капитан, - вахтенный вновь нарисовался за спиной Тобольцева, - В буле течь, но сам корпус, похоже, не поврежден и обшивка не прорвана, только швы разошлись. Повреждения уточняются…

- Почему нет барража? – перебил его капитан, перекрикивая гром зениток. Следующая пара “Хейнкелей” уже спускалась вниз, стремительно приближаясь к линкору. Тобольцев мысленно возблагодарил судьбу, что слабая видимость арктического вечера и не выдающиеся погодные условия не давали бомбардировщикам обрушиться на цель одновременно…

- Будет через пару минут, товарищ капитан. Электрики переключают ХАКС (2) на “восемьдесят второй”…

- Пусть пошевеливаются, - капитан прикинул дистанцию до соседних кораблей, поспешно перестраивающихся вокруг линкора, - Руль направо! Полный ход на обе турбины!

Зенитки снова ударили, грохотом раздирая небо. На этот раз, дымные облака разрывов вспухли прямо перед падающими бомбардировщиками, преграждая крылатым машинам путь. Один “Хейнкель” резко накренился на крыло и спиралью ушел влево, отказавшись от атаки. Но второй, чуть качнувшись, бесстрашно пошел на прорыв завесы дыма и раскаленного металла. Зенитные спарки “Архангельска” били так быстро, как могли, выплевывая снаряду в четыре секунды каждая, но момент был уже безнадежно упущен. “Хейнкель” мчался прямо на корабль, и тяжелые зенитки уже не успевали ни поворачиваться, сопровождая его стволами, ни выставлять нужную задержку взрывателей. Облачка дымного пламени вспыхивали то позади, то впереди летящего врага – слишком далеко, чтобы остановить его.

- Есть управление барражем! – внезапно провозгласил кто-то.

- Давайте барраж, - не оборачиваясь, приказал Тобольцев.

Над головой, на открытой сверху башенке зенитного директора, шевельнулись длинные “усы” антенн радара. Радиолокационная станция Тип 282, предназначенная для управления заградительным огнем, включилась в работу. Где-то рядом с ней приникли к приборным панелям радиометристы, напряженно вглядываясь в циферблаты и мигающие индикаторы. Совершив оборот, антенна уставилась на падающую с небес смерть – хрупкая конструкция из реек и натянутых проводов, против немецкой машины воздушного разрушения. Сейчас, 282-ой был центром, на который замкнулась вся электронная “нервная система” линейного корабля.

В следующее мгновение, все зенитки “Архангельска” заговорили разом – спаренные 102-миллиметровки, восьмиствольный “пом-пом” левого борта, меньшие четырехствольные “пом-помы” на крышах орудийных башен и легкие “Эрликоны”. Грохот залпов тяжелых зениток, дробный рокот автоматов, слились в один сплошной непрекращающийся рев. Все, что могло стрелять по воздушным целям, сейчас било в одну, точно рассчитанную зенитными вычислителями корабля точку – на пути надвигающегося бомбардировщика. Сводя выбор немцев к двум возможностям: отвернуть и промахнуться, или же пройти сквозь сосредоточение всей мощи зенитной артиллерии старого линкора.

“Хейнкель” не отвернул. На полной скорости, бомбардировщик влетел в облако огня и рвущегося металла. Какое-то ничтожное мгновение казалось, что гамбит немецкого пилота удался, и самолет прорвался сквозь зону противовоздушного барража… но долю мгновения спустя, килограммовый снаряд “пом-пома” ударил в его правое крыло.

Семьдесят грамм взрывчатки вырвали здоровенный кусок обшивки, в крыле пробив зияющую дыру. Каким-то образом, пилот удержал подбитый бомбардировщик на курсе, но “пом-пом” продолжал рокотать, методично двигая своими восемью стволами, и мгновение спустя два облака дыма и пламени вырвались из гладкого хребта “Хейнкеля”. Огненные трассы “Эрликонов” скрестились на кабине самолета, вдребезги разнеся застекленный “фонарь”. Близкий разрыв снаряда 102-миллиметровой зенитки содрал свастику с вертикального стабилизатора, обнажив изломанные дюралевые ребра. Еще несколько снарядов “пом-пома” пришлись в левое крыло, бомбардировщика, заставив навечно умолкнуть двигатель…

А затем, беззвучно на фоне канонады, германский бомбардировщик сложился пополам и бесформенной грудой металла рухнул в море.

Оставшиеся бомбардировщики, видимо, сообразив, что элемент внезапности утрачен, предпочли не рисковать. Они сбросили свой бомбовый груз с безопасной (как для них, так, впрочем, и для их движущихся целей) высоты, и, провожаемые яростным огнем зениток всей эскадры, исчезли в облаках.

- Прекратить огонь, - распорядился Тобольцев. Зенитки замолчали. Капитан выслушал доклады, поступающие от разных секций корабля, распорядился отменить боевую тревогу и эскадре вновь перестроится в противолодочный ордер, и только после этого, наконец, осознал, что дрожит от холода. И что если он немедленно не уберется с открытого всем ветрам крыла мостика, то командовать кораблем завтра, того и гляди, придется Семенову.

- Принимайте командование, товарищ Семенов, - велел он старпому, - Удвойте зенитные посты, на случай новых атак, и свяжитесь с “Нараньей”: осведомитесь смогут ли они прислать нам истребители в помощь. И… да, и подготовьте мотобот для капитана Мэйсона, он наверняка хочет срочно вернуться на свой корабль…

Уже потом, сидя в нагретой каюте с большой кружкой горячего, пышущего паром чая, и составляя фантастический документ под названием “рапорт”, капитан Дмитрий Тобольцев смог оценить произошедшее. И не сказать, что его особенно вдохновили результаты.

Если подходить к вопросу формально, то первое боевое крещение “Архангельска” и его команды прошло вполне успешно. Два немецких бомбардировщика были сбиты, линкор получил лишь минимальные повреждения и не понес потерь. Однако… Тобольцев только покачал головой, вспоминая, сколько времени ушло у его команды, чтобы привести в действие зенитные орудия и подключить централизованное управление огнем. И то, что немцам удалось застать их врасплох, из-за банальной ошибки оператора… Капитан Тобольцев не собирался валить всю вину исключительно на оплошавшего радиометриста – эту ошибку мог совершить любой. Проблема и была именно в том, что эту ошибку мог совершить любой.

Мэйсон был прав. У него был корабль, и была команда, но экипажа все еще не было.

---------------------------------------
(1) - NAVEUR (NAVal force EURope) - Командование ВМФ США в европейских водах в годы Второй Мировой Войны.

(2) - HACS (High Angle Control System) - электромеханическая система управления зенитным огнем, использовавшаяся на военных кораблях британской постройки с 1931 года.

Изменено 9 May 2019 пользователем Граф Цеппелин

[Affidavit Donda]

Классно!

p.s. 

килограммовый миллиметровый снаряд

Недопонял.

[Граф Цеппелин]

Классно!

Спасибо! С Днем Победы!

Недопонял.

My bad. Остаток старой версии.

[ясмин джакмич]

Граф как всегда мастерски плетет узор повествования и альтернативной картины, с вниманием к старым линкорам) Если бы еще лайнеры транспорты были, вообще шедевр получился бы;)

[Омич]

Очень хорошо. И правда чем-то напоминает Вариант "Бис". Только, прошу прощения, но на мой вкус одна сцена лишняя. Конечно автору виднее...

[Граф Цеппелин]

Граф как всегда мастерски плетет узор повествования и альтернативной картины, с вниманием к старым линкорам) Если бы еще лайнеры транспорты были, вообще шедевр получился бы;) Цитата выделенного

Спасибо большое!) Должен признать, мне уже указали на один ляп - внезапность появления немецких самолетов не могла быть вызвана ошибкой одного сигнальщика. Буду думать, как обойти.

 

Очень хорошо. И правда чем-то напоминает Вариант "Бис". Только, прошу прощения, но на мой вкус одна сцена лишняя. Конечно автору виднее...

Спасибо!

[Омич]

он в совершенстве усвоил нехитрую командную истину: “капитан определяет, что корабль делает

Вроде капитан может быть только на гражданском судне. На военном - командир.

подскочивший связист с нашивками лейтенанта.

Может быть с погонами?

[Граф Цеппелин]

Может быть с погонами?

Спасибо за уточнение!

[СЕЖ]

++++

Ждем продолжения!

[~Картина-из-Бездны-Галереи~]

 
 /Режим Ожидания Проды - Активирован!/ 

 

 

 Выглядит вкусно и интересно :> 

 Cпасибо за Ваше новое творение - ещё один из штрихов, наполняющих эту версию Дня Победы, отличается от "просто копия предыдущего события", уруру ~>^o^<~ 

 ВДохновения Вам - и с Днём Победы всех!:D... 
 

[Граф Цеппелин]

++++ Ждем продолжения!

Спасибо! Однако, придется подождать. К сожалению, у меня сейчас не так много времени, как я предполагал...

/Режим Ожидания Проды - Активирован!/ Выглядит вкусно и интересно :> Cпасибо за Ваше новое творение - ещё один из штрихов, наполняющих эту версию Дня Победы, отличается от "просто копия предыдущего события", уруру ~>^o^<~ ВДохновения Вам - и с Днём Победы всех!:D...

Спасибо большое!)

[de_Trachant]

"...элитные педерасты Кригсмарине против крепкого союза американских геев и содомитов из РККФ..." :D

[Владимирович]

Закон не запрещает,

АИ, Киров жив, полагаю

[Affidavit Donda]

Может быть с погонами?

В СССР погоны были введены 6 января 1943 года для личного состава Красной Армии, а 15 февраля — для личного состава ВМФ.

[Омич]

В СССР погоны были введены 6 января 1943 года для личного состава Красной Армии, а 15 февраля — для личного состава ВМФ.

Так как речь идёт про "Архангельск" и конвой JW61, то предполагаю, что имеет место быть 1944 год.

[Papa Hotel Whisky]

Мелкие придиразмы:

- Руль на самый правый борт! 

- Руль направо! Полный ход на обе турбины!

На флоте так не говорят. Похоже на безграмотный перевод. "Право руля!" и "Обе машины/турбины самый полный!" точнее будет.

[Граф Цеппелин]

На флоте так не говорят. Похоже на безграмотный перевод. "Право руля!" и "Обе машины/турбины самый полный!" точнее будет.

Хм! Спасибо! Буду иметь в виду!

[Affidavit Donda]

конвой JW61

Грешноват. Постараюсь исправиться.

[Papa Hotel Whisky]

Руль на самый правый борт! – оглушительно рявкнул Тобольцев, не отрывая взгляда от стремительно приближающихся крылатых силуэтов над головой, -Турбины враздрай! Поворачиваем, поворачиваем! А ну быстро!

Ещё придиразм. А какое ориентировочно время реверса турбин на RS? Всё-таки корабль большой, да ещё и старый. Это эсминцы способны вертеться "на пятке", линкорам это не по чину. Если реверс требует 10..15 минут, команда не имеет смысла. Проще положить руль на борт, убрать обороты правой турбины до нуля (или до скольки там получится) и молиться. Ну или "краткий курс" читать  

Ну и "турбины враздрай" - это опять-таки не команда. Так можно в кают-компании сказать или в кабаке. А на мостике будет "Право руля, правая турбина стоп, левая самый полный!"

 

[Граф Цеппелин]

Ну и "турбины враздрай" - это опять-таки не команда. Так можно в кают-компании сказать или в кабаке. А на мостике будет "Право руля, правая турбина стоп, левая самый полный!"

Да, уже подсказали. Но спасибо все равно - учту!

[Омич]

Уважаемый автор, как там насчёт продолжения? Очень ждём...

[Граф Цеппелин]

Уважаемый автор, как там насчёт продолжения? Очень ждём...

Постепенно пишется. Увы, но это лето у меня выдалось... очень тяжелым и очень грустным.

[Граф Цеппелин]

Уважаемые коллеги, я ленивая... хвост таки сдвинулся с места и начал работу над продолжением)

- Шеф, никто никогда еще не пользовался суперзарядами на практике, - первым озвучил общие сомнения Воронцов.

- А я что, по-вашему, не в курсе?! – яростно рыкнул Борисенко, - Значит, будем первыми! Может, памятный знак за это выдадут! Ну, чего уставился, как на призрак коммунизма? А ну вводи для суперзаряда!

Искренне надеюсь закончить к новому году)