Хорошо, пусть будет так.     Россия майдаунская.     Москва, осень-1941.   На вокзале встречаются двое старых хороших знакомых – один настоящий москвич, второй из далёкого захолустья.  
Каким образом столь географически далёкие граждане исхитрились оказаться столь близко знакомыми – это осталось неизвестным, но, учитывая сумбур эпохи Великого Энтузиазма, такое вовсе не было  чем-то редкостным.
Оба года рождения где-то в районе 1915, а потому во времена великих Революций и Гражданской войны они были слишком маленькими, чтобы успеть поучаствовать в тогдашних Событиях. Однако же отцы и деды их – поучаствовали, и весьма немало, со всеми вытекающими из этого последствиями для потомков.   И вот прямо на вокзале приезжий говорит москвичу:   – Выручай! На тебя вся моя надежда!... У тебя же вроде как есть знакомства в старшем командном составе РККА?!....   Москвич отвечает:   – Ну, не в старшем, а всего лишь в среднем, и не очень-то хорошие знакомства, но кое-кто есть. А у тебя что за Проблема может быть в наше время, чтобы тебе там знакомства понадобились?!...   – Война идёт! Родину защищать считаю нужным!...  Вот и хотелось бы в РККА податься…   – Так что же тебе мешало призваться по месту жительства?!... Поехал бы на фронт в компании своих земляков….   – Во-первых, если по месту жительства – то это значит призываться на общих условиях. То есть – куда пихнут, там и служи!... А это невместно государственному содержанцу, чтобы меня как простую деревенщину на фронт угоняли... Во-вторых, ну куда могут пихнуть призывника из моих мест, если не в пехтуру?!... А я хочу в артиллерию!... Потому как я математике хорошо обучен, а в артиллерии это желательно.  И я в Осоавиахиме пушке проинструктирован, могу справку показать!... А для того, чтобы призывнику из захолустья уж точно попасть в артиллерию, нужно какое-никакое знакомство в верхах РККА… А оно из всех моих знакомых есть только у тебя…..   – Артиллерия – она бывает разной!  В какую ты хочешь – в зенитную?... В дивизионную?...  Или в крупнокалиберную, резерва Ставки?!...   – Не,  мне бы – в противотанковую, на пушку ЗиС-2. Её я хорошо изучил в клубе…   – Но это же «смерть врагу – конец расчёту»?!....   – А вот это – мы ещё посмотрим, кому конец будет!!!...   – Что ж, для такого твоего устроения и моих знакомств через край хватит… А впрочем….   Москвич задумался. А потом сказал:   – Есть хорошая возможность тебе попасть туда, куда хочешь. И безо всяких там знакомств! Причём ещё не успеешь в списки попасть, как уже героем станешь!...  Сейчас уже вечер, поехали ко мне. А завтра утром приведу тебя на Красную площадь, там и запишешься в добровольцы….   Оба пошли к трамвайной остановке. Заходя в трамвай,  козырнули своими карточками государственных содержанцев, коим проезд в общественном транспорте бесплатен. Едут на трамвае. Проезжают мимо одного из памятников героям не то Революции, не то Гражданской войны. Смотрят на памятник, рассуждают:   – Наши деды и отцы!.... Великие герои!... – Так героически воевали и побеждали!.... – Чтобы мы могли жить в своё Удовольствие!.... – А для чего же ещё?!... – Да, для чего же наши отцы и деды воевали так геройски, если не для того, чтобы нам можно было жить на государственное содержание и не работать?!.... – Хорошо быть потомками Героев!....   Доехали на трамвае, пошли по улице. Подошли к новому, лет десять как построенному под лозунгом «Всякому советскому человеку – по достойному жилищу!», красивому кирпичному дому, с колоннами, с пилястрами, с арками, с балконами, с лепниной и со статуями сверху. Москвич завёл приезжего сначала в шикарный подъезд, где широкая лестница с резными перилами, а потом и  в свою квартиру. Приезжий смотрит – а квартира восьмикомнатная, не считая коридоров, кухни, сортира, ванной, прихожей, балконов, антресолей, чуланов, кладовок и прочих альковов, коих в таких домах много. Комнаты большие, как футбольные поля; и потолки расписные, на трёхметровой высоте.   Москвич повёл приезжего на кухню:   – Отметим нашу встречу… Да и твои геройства будущие, завтра ты прямо с Красной площади направление в часть получишь… несомненно!   Растопил дровяную печку, поставил чайник. Достал из буфета графин коньяка с приличной закуской, в том числе и московские баранки. А приезжий вынул из чемодана настойку медицинского спирта на ароматических растениях,  стерлядку домашнего копчения, лук и чеснок с деревенских огородов, баранки далёкого от Москвы производства.    Выпили, закусили. Приезжий спросил москвича:   – Что, один и живёшь?…   – Один и живу – ответил москвич – если бы женился, дали бы двенадцатикомнатную… Но мне и так хватает…   Закипел чайник, напились чая с баранками,  обсуждая вкусовые достоинства московских и провинциальных. 
Москвич постелил приезжему на диване, со словами:   – Выспись, сколько сможешь, на мягком! Неизвестно, когда тебе ещё так мягко и вволю поспать доведётся, и доведётся ли…
Спали до полудня следующего дня. А как встали – москвич нагрел горячую воду, чтобы приезжий мог хорошо побриться, и даже презентовал ему доставленную недавно кем-то из его знакомых с фронта трофейную золлингеновскую бритву, ещё и одеколон «Красная Москва».    Перекусили гречневой кашей, в которую москвич не пожалел бахнуть полную банку довоенной тушёнки. Пошли на Красную площадь.   Пришли, смотрят – а там стоит толпа голов этак от сотни тысяч до полумиллиона. В большинстве своём – молодые мужчины, но присутствуют и старые, и малые, и даже женщины всех возрастов. Гудит, орёт толпа! И – плакатами машет. А плакаты – самодельные, кое-как сделанные, и надписи на них кое-какерские, тяп-ляп  разноцветными красками намазанные.
Москвич ведёт приезжего через толпу, а приезжий читает плакаты: «Требуем немедленно выгнать немцев с территории СССР!»; «Требуем немедленно завоевать господство в воздухе!»; «Требуем взять Берлин к Новому году!» и тому подобные.   Слушает приезжий и разговоры в толпе:   – Безобразие! Сколько можно отступать!...   – Давно пора бы военным оправдать затраты на них, кои в мирное время были грандиозными!...   – А всё эти начальнички, которые чинодралы!...    От прослушивания разговоров в толпе приезжему стало понятно, что собравшиеся здесь граждане во всём плохом обвиняют тех самых карьеристов, которые озабочены своим собственным благополучием, а вовсе не заботой о советском народе. И что некоторых из таких горе-выдвиженцев уже выдавали толпе на расправу – всего-то несколько дней назад  эта толпа разорвала живьём Димку Павлова и ещё несколько битых генералов, со всеми их семьями; а особенно жестоко рвали женщин и детей. А сейчас в толпе раздаются уже и голоса:   – Не пора ли потребовать у товарища Сталина глупую голову Тимошенки?....   Идут дальше, протискиваясь сквозь толпу. Из разговоров и криков в ней приезжий узнаёт также и то, что каждый день и даже не один раз в день толпе на расправу отдают ещё и пораженцев – которые вовсе не ждут для себя чего-то плохого от немцев, а как раз наоборот, считают, что культурные европейцы будут лучше править Россией, чем дорвавшиеся в семнадцатом году до власти голодранцы и пролетарии из ВКП/б/. Ещё узнаёт, что от этой толпы часто отпочковываются толпы поменьше, и ходят по Москве – ловят разбрасывающих немецкие листовки и самосудно расправляются с ними, то есть живьём рвут их на куски. А после того, как товарищ Сталин лично попросил граждан не мусорить на улицах, эти самые куски стали не разбрасывать где попало, а оттаскивать на помойки.   Прошли сквозь толпу к противоположному концу Красной площади, смотрят – а там стоит палаточный городок. Москвич объяснил приезжему:   – Вот здесь собравшиеся граждане ночуют, которые из них не москвичи. Вот здесь их кормят, от наркомпищепрома. Вот здесь у них гальюны. А нам – ещё дальше…   Попутно прошмыгнул по одной из кормовых палаток, где его, надо полагать, знали – потому как он сразу же вынес оттуда большой бисквитный торт в картонной коробке, перевязанной шпагатом, и вещмешок военного образца, набитый хорошей едой (приезжий краем глаза заметил, что там есть даже бутылка коньяка со штампом престижного московского ресторана).   – А это тебе на дорогу! – сказал москвич приезжему.   Приезжий спросил москвича:   – А что ж вся эта публика здесь горлопанит, а не на фронте воюет?!... Или – на военных заводах почему не работает?!...   На что москвич ответил:   – Воевать – это работа военных, а здесь все гражданские. В РККА такие могут быть всего лишь объедалами, а зачем там это нужно? И – не все способны работать на военных и прочих заводах, вот эти там способны только ломать резцы и запарывать заготовки.... Потому как – неловкие, неуклюжие и неумелые… А если их приставить… ну хотя бы кирпичи грузить – обязательно уронят те кирпичи себе на ногу. И возись потом с ними, лечи их, недотёп… Уж такими они родились, и ничего с этим не поделаешь…   – Что, точно так?!... – удивлённо спрашивает приезжий.    – Точно так! – подтверждает москвич – Уж это я тебе гарантирую! Потому как я эту публику понимаю прекрасно... Ещё бы мне их не понимать – я и сам такой!... Только что не столь горлопанистый…. Эти-то хоть горлопанить на площади способны и согласны, а я и на такое не вытягиваю… И хотел бы, да не могу… А если и попытаюсь горлопанить наравне со всеми – то быстренько у меня голова заболит от этого шума и гама. Тоже таким родился, к величайшему моему сожалению… Ты вот – настоящий герой, и по математике горазд, десятилетку закончил; и в клубе осоавиахимовском отучился. А я – всего лишь семилетку, да и ту насилу… и какой мне может быть клуб, если я там ни бельмеса ни соображаю?!.... Ах, бедный я, несчастный, как мне не повезло!....  Вот мы и пришли!   И подвёл приезжего к палатке, стоящей сзади всех остальных. Приезжий смотрит, а поверх палатки укреплён плакат: «Запись добровольцев в РККА и РККФ». Возле неё околачивается несколько милицейских, несколько комендантских  и, непонятно почему, несколько гражданских.
Из палатки вышел самый обыкновенный гражданский человек, с мешком за плечами, гордо помахивающий бумажкой. Посмотрел на присутствующих и  с видом победителя заявил:   – В партизаны!...   Сунул бумажку во внутренний карман пиджака, да и пошёл в сторону трамвайной остановки.   В палатку, воровато оглядываясь, шмыгнул ещё один. Приезжий успел заметить на лацкане его пиджака значок выпускника Консерватории. А через несколько минут вышел оттуда вприпрыжку, танцующей походкой и одухотворённым голосом счастливого человека пропел:   – В подплав! В подплав, товарищи, в подплав!... Акустиком буду!.....   И такой же весёлой походкой пошёл от палатки, в которую никто после него пока не зашёл.   – Заходи ты!... – сказал москвич приезжему.   Приезжий зашёл, смотрит – а в палатке стоят конторские столы, и сидят за ними трое военных; однорукий, одноногий и одноглазый. 
Приезжий подошёл к ним и выложил всю свою историю – про математику, про захолустье, про ЗиС-2, про своё желание.  И показал справку из Осоавиахима, как и прочие документы.   Военные флегматично его выслушали, посмотрели в документы, и сказали по очереди:   – ЗиС-2 – это нетрудно. Можем дать вам направление в формируемый в недалёком Подмосковье ПТАП. Там как раз такие…   – А можем и в подразделение, оснащённое  ЗиС-30. Как вы насчёт повоевать на ЗиС-30?!...   – Выбирайте, товарищ….   Приезжий аж подпрыгнул:   – Конечно, на ЗиС-30!....   Военные сразу же выписали ему нужные бумажки. И пояснили:   – Садитесь на такой-то трамвай и езжайте до конечной. Там как раз эта часть и находится. Встретят вас там как героя, пошедшего на фронт добровольцем прямо с Красной площади. А вы уж, будьте добры, не подведите…   Москвич проводил приезжего до остановки трамвая:   – На тебя надеемся!... Что победишь немчуру, защитишь нас, бедных, несчастных… Кроме таких, как ты – некому о нас позаботиться…   И не забыл сунуть приезжему мешок с едой и коробку с тортом.   Когда приезжий уже из отъезжающего трамвая взглянул своим прощальным взглядом на москвича – то в прощальном взгляде его увидел что-то похожее на молитву….     Приложения.  
Вот это ЗиС-2:      
А вот это её самоходный вариант ЗиС-30:         .