pax amoria Сегодня Цезарь будет отомщён!

[Борис Толчинский]

Коллеги, сегодня у меня есть для вас небольшой подарок! Для тех из вас, кто помнит о Pax Amoria, ждёт новых текстов и не против снова погрузиться в атмосферу моего «Божественного мира».

Сегодня, как известно, мартовские иды. Ровно 2056 лет тому назад злые люди Рима убили своего величайшего правителя и полководца. Но именно благодаря им Гаю Юлию Цезарю суждено было стать и величайшим героем нашего жанра – альтернативной истории.

И именно сегодня и для вас я публикую здесь фрагмент из моего романа «Чёрная Саламандра». Роман является ключевым в «Божественном мире» и был вчерне анонсирован ещё 12 лет тому назад, но пишется только сейчас. Я сохраняю все свои прошлые задумки, но они оказываются на удивление актуальными в наше горячее время.

Фрагмент, который вы прочтёте, написан был вчера-позавчера и приурочен к мартовским идам.

Информация для тех, кто читал первые романы цикла: главная героиня «Чёрной Саламандры» отсутствует в «Нарбоннском вепре», «Боги выбирают сильных» и «Воскресших и мстящих» (на время их действия она еще не родилась), но есть в новеллах – «Триумф многоликого Януса», «Вепрь и Саламандра» и др. Все эти тексты можно найти у меня на сайте.

Для тех, кто в «Божественном мире» впервые: никаких попаданцев, твёрдая АИ, много жёсткой политики и интриг, красивых женщин и античных страстей в антураже «современных» Египта-Греции-Рима.

***

СЕГОДНЯ ЦЕЗАРЬ БУДЕТ ОТОМЩЁН!

(Мартовские иды Филиции Фортунаты)

Молодая августа быстро спускалась по лестнице. Лестница была крутая и узкая, выдолбленная в камне и окруженная камнем со всех сторон. Ни одна лампа или факел не освещали девушке дорогу, подобную спуску в Эреб. Но Филис не боялась этой непроглядной тьмы – она сама считала себя светом и быстро шла вперед, так как боялась: но не тьмы – боялась опоздать. То есть, она, конечно, не боялась, она знала, что не опоздает, но она спешила: ведь этот день она решила сделать судьбоносным для своей страдающей державы. Если она куда-то не успеет и где-то, в чем-то оплошает – все пропало, все ее планы пойдут прахом, и станет она, подобно первому римскому Цезарю, не гордым властелином мира, а несчастной жертвой обстоятельств.

Она быстро шла вперед по этой страшной лестнице, и она знала, что ни одна живая душа не встретится ей на пути. Все люди, которым могло быть известно о существовании тайного прохода из личных императорских апартаментов в подземные чертоги Палатинского дворца, унесли с собой это опасное знание, унесли в могилу – или в изгнание, как Учитель.

Филис невольно вздрогнула, как она вздрагивала всякий раз, вспоминая об Ульпине, и на мгновение остановилась. Где-то здесь, на этом лестничном пролете, должна быть дверь, конечно, тоже тайная, к садам Палатиума. Где-то здесь, в такой же непроглядной тьме, три года тому назад ее поджидал убийца. Кем послан был этот убийца, узнать она не успела; может быть, ее вероломным дядей Никифором, или злобной мачехой Виргинией, любовницей дяди; а может, это сам Учитель, по своему обыкновению, «всего лишь» проверял ее – достойна ли его науки ученица? И если бы убийцу ждал успех, то это значило бы – недостойна.

Ей вдруг почудилось, что она вот-вот наткнется на гниющий труп убийцы. Наткнется и, споткнувшись, покатится вниз по лестнице, сломает себе шею и погибнет. Филис прогнала наваждение. Нет, не споткнется она о труп того убийцы, поскольку трупа нет – она тогда сожгла его.

Она ли? Кто дал ей эту огненную силу – Учитель? Аватары? Сам Творец? Филис не знала этого, как не знала она, где начинается и где заканчивается эта сила, сила опасная, неверная, непредсказуемая. Трижды она спасала Филис жизнь – так, может, это все? Или у Саламандры, как у кошки, девять жизней? Она и этого не знала. Богиня оставалась тайной для самой себя. Филис и не рассчитывала на неверную богиню в своем теле, она рассчитывала только на себя, на живость своей мысли, на ум, и красоту, и силу духа. Она считала, что такие качества по нраву Творцу и всем великим аватарам, а значит, боги будут помогать ей, а если и не помогать, хотя бы не мешать; все, что возможно и что казалось невозможным, она сделает сама.

Спуск завершился у двери, едва приметной в глухом камне. Филис ввела коды, и тайная дверь бесшумно отворилась, пропуская молодую августу навстречу ее судьбе. Девушка оказалась в небольшом полутемном чертоге. Редкие лампы на стенах чертога давали рассеянный желтоватый свет. В чертоге были люди – те, кто ждал ее, к кому она пришла. Едва она вошла, лампы зажглись ярче, оранжевый свет широко разлился по палате, и все взоры тотчас обратились к ней.

Так же молча, как они ждали ее, все эти люди опустились на колени перед ней и склонили головы до пола. Чувство восторга волной прошло по телу Филис: всех этих людей, лучших из лучших, собрал в этом чертоге ее свет, ее огонь, ее харизма Воплощенной Саламандры. Ей захотелось танцевать и петь, ей захотелось обнять каждого, расцеловать и поблагодарить за верность. Она взяла себя в руки, улыбнулась и сказала:

– Доброго утра вам, мои друзья! Вставайте – я нуждаюсь в вас!

Это было то, в чем, в свою очередь, нуждались они. Первым поднялся высокий, стройный человек, уже седой, с пышными белыми усами и молодым лицом, на котором горели большие глаза, живые и ясные. Филис подошла к нему и взяла его руку. Это был человек, который почитал за счастье стать, как он сам о себе сказал, лучшим орудием ее ума; действительно, без него этой встречи бы не было. Или она нашла бы другое орудие – но, в самом деле, кто мог бы справиться с организацией ее личного ордена лучше?

– Как настроение, князь Анастасий? Готовы умереть сегодня за свою богиню? – она лукаво подмигнула ему; она знала, что он, как и она, не любит длинные и пафосные речи.

– Готов, – ответил Анастасий Целестин, – сегодня и всегда. Но предпочел бы жить и поражать врагов моей богини!

Он обернулся к окружающим их людям и продолжил:

– Все мы готовы жить и умирать, исполняя волю нашей богини и госпожи. Сегодня мы собрались здесь, чтобы скрепить нашу решимость вечной клятвой.

Люди склонили головы в знак согласия. Они были очень разные: совсем молодые, даже моложе самой Филис, и пожилые, как князь Целестин; больше всего было таких, кому можно дать от тридцати до сорока; впрочем, ни юные не выглядели слишком юно, ни пожилые – стариками, и это было объяснимо: Филис и ее тайный генерал не даром выбирали лучших. Тут были и мужчины, и женщины; патрисы и плебеи; иереи и офицеры; магнаты и воры; тут были многие и разные, объединяло их одно: они не верили в систему, которая их породила, но верили в свою августу, которая хотела эту самую систему изменить. Всего тут было человек под пятьдесят, и все были одеты так же, как и Филис: в черный облегающий костюм без каких бы то ни было знаков различия.

Тот глубоко сокрытый заговор, то тайное сообщество, о котором незадолго перед смертью узнал первый министр, а позже император Павел Юстин, но так и не смог (не захотел?) положить конец его существованию, предстало теперь перед молодой августой. Он догадался верно: его богиня и супруга стояла в самом центре этой паутины.

– Друзья мои, – сказала Филис, ­– скоро год, как вы служите моими верными глазами и ушами во враждебном мире. Вам надлежит быть ими и в дальнейшем. Но теперь вам придется не только наблюдать и слушать, но и действовать! Столетия тому назад в великом Риме, который поглотила тьма веков, в такие, как сегодня, мартовские иды, Гай Юлий Цезарь пал, сраженный трусами и предателями из своего окружения. Другие трусы и предатели сегодня окружают нас! Великий Цезарь в свое время не сумел распознать и упредить своих брутов и кассиев, а мы должны суметь вовремя разобраться со своими! В отличие от Цезаря, мы знаем имена своих врагов! Сегодня снова мартовские иды, сегодня Цезарь будет отомщен! Мы это сделаем, мы отомстим! Мы отомстим таким же подлым трусам и предателям, как те, кто наносил удары Цезарю!

Она всегда любила наблюдать, как загораются глаза ее слушателей. Эти глаза смотрели на нее с обожанием, и она в ответ как будто заряжала их своей энергией, а их энергия, в свою очередь, заряжала ее. Она знала: если приказать этим людям войти ради нее в огонь – они войдут, не размышляя, и выйдут из огня еще более сильными и верными. Собственно, для этой цели она их здесь и собирала.

– Друзья мои! Сегодня мартовские иды, с сегодняшнего мы начинаем возрождение

Державы Фортуната. Сегодня наша Родина слаба, она унижена, она почти погибла, она по-прежнему во власти тех, кто и привел ее к самому краю бездны. Они должны уйти! Произойдет это не сразу, поскольку враг, который, как проказа, пронзил все поры государства, силен и не намерен уступать. Но мы сумеем одолеть его и возродить нашу державу! Сумеем ли мы сделать это? Да или нет?!

Восторженное «да» было ей ответом. Филис кивнула князю Анастасию, и он сказал:

– Мы принесем нашей богине клятву кровью. Пусть наша кровь насытит ее нашей верой, и пусть ее божественная кровь дарует нам терпение, смирение и силу.

Сверкнул стилет, князь Целестин подал его августе. Та обнажила руку выше запястья и уверенным движением, не размышляя ни секунды, пустила себе кровь. Князь подставил кубок, кровь Филис начала капать в него тонкой струей.

– Из этого кубка пил сам Великий Фортунат, отец нашей священной веры и основатель Империи, ­– проговорила Филис. – Сегодня он с высот Эфира смотрит на нас, на всех аморийцев: на тех, кто оказался недостоин, и на других, в кого он еще верит. Так будем же достойны его славы и оправдаем его веру!

Затем князь Анастасий обнажил запястье, Филис сделала надрез и смешала его кровь со своей в кубке, из которого когда-то пил Великий Основатель.

– Я принимаю вашу кровь в знак вашей верности и веры, – сказала Филис.

А затем повторила тот же ритуал с каждым из присутствующих. Наконец кубок Фортуната оказался полон, Филис высоко подняла его и сказала:

– Вот наша кровь, моя и ваша! Мы пьем ее во имя и во славу нашей Амории!

С этими словами она отпила из кровавого кубка. Ее губы, и без того ярко-алые, как будто запылали. Во взглядах собравшихся был ужас, но был и восторг. Наверное, подумала она, никто из них, детей высокоразвитой цивилизации, не думал никогда, что будет пить живую человеческую кровь! Филис мысленно усмехнулась: о, это только лишь начало! Она еще не раз сумеет удивить не только самых преданных и близких, но всю страну, всю Ойкумену!

Она сама придумала этот ритуал. Она, конечно, не верила в кровавые клятвы больше, чем в клятвы души, но ей казалось важным закрепить душевные, неосязаемые клятвы живой и теплой кровью, как люди это делали всегда, во все века.

Итак, она отпила первой из кубка, полного теплой человеческой крови, потом отпил князь Целестин, кубок пошел по кругу и, наконец, вернулся к Филис почти опустошенным – почти, но не совсем.

Такого в плане не было, видно, кто-то постеснялся или не смог отпить больше, но Филис в этом увидела новый знак.

– Остаток нашей крови я посвящаю Фортунату-Основателю! Когда бы он был с нами не вечным благим духом, а человеком, во плоти, он выпил бы ее и тем благословил бы нас!

Ее слова утонули в восторженных криках. Одной рукой держа этот кровавый кубок, другой августа начертала в воздухе знак Саламандры. И на глазах у потрясенных зрителей этот священный символ нынешнего царствования как будто ожил, запылал огнем. Огненная ящерица парила над головами собравшихся, заставляя сердца трепетать.

Князь Целестин воскликнул:

– Знак, верный знак богов! Они благословляют нас на очистительную битву! Все на колени перед их избранницей – нашей богиней, Воплощенной Саламандрой!

В этот момент у той, кто была для них избранницей богов, снова мелькнула мысль: они – мои до гроба, они меня не предадут, они пойдут туда, куда я поведу, и сделают все, что я велю им. Никто, сам Хаос не сумеет свести их с этого пути!

Потом, когда люди пришли в чувство, Филис сказала им:

– Как ваша богиня, представляющая среди людей Творца и аватаров, и как Великий Понтифик аватарианской веры, я отпускаю вам любые грехи, все прошлые, настоящие и будущие, которые вам придется совершить на пути к нашей священной цели – возрождению Державы Фортуната. Теперь ступайте, возвращайтесь в мир, и исполняйте все, что я вам прикажу, сама или устами князя Целестина!

***

Самого князя Целестина она, однако, задержала.

– Могу я этим людям доверять, как вы считаете? Они не предадут меня, как Брут и Кассий – Цезаря?

Князь Анастасий изумился:

­– Они ведь поклялись, душой и кровью! Какую еще клятву можно было взять с этих людей? Во всей Империи не сыщется людей честнее и достойнее, чем эти. Вы сами проверяли их, Ваше Величество.

– Мы проверяли, вы и я. Но Цезарь также проверял и был в своих товарищах уверен. Все клятвы – лишь слова, а кровь – вода, текущая по жилам, и не более.

Лишь с этим человеком, а еще с Максом Юстином, Филис могла себе позволить быть такой циничной, сомневающейся, неуверенной в себе; другие никогда ее такой не знали.

– Есть только одна достаточно надежная возможность выяснить пределы верности людей, – ответил Анастасий Целестин. – И вы отлично знаете, какая.

Они обменялись красноречивыми взглядами.

– Княгиня София Юстина и так считает меня подлой, вероломной тварью, чудовищем на троне Амории, исчадием диавола, которое необходимо уничтожить, пока оно не погубило всех. Чем ближе будем мы к нашей заветной цели, тем больше будет вокруг нас людей, которые считают как София.

– А разве же они не правы? – улыбнулся в усы Целестин. – Вы и должны внушать своим врагам ужас и трепет! Обычных страхов наши люди больше не бояться, тем паче, люди опытные, волевые, как София. Иное дело инфернальный ужас, давящий, удушающий и липкий, когда ты словно в пустоте и почва у тебя уходит из-под ног…

– Ох, ничего-то вы во мне не понимаете, мой славный иерарх, – вздохнула Филис. – Все, что я делаю, я делаю единственно ради любви!

– Любовь – обратная сторона страха. Лишь через страх они полюбят вас. Из горечи потери прежней жизни родится новая любовь, любовь людей к своей богине. Прежде, чем одарить их новою любовью, необходимо удалить остатки старой. Прежде, чем повести их в новый и прекрасный мир, необходимо, чтобы люди сами отказались от того, в котором были рождены и где прошла их жизнь. Прежде, чем они полюбят вас, они должны возненавидеть ваших недругов – врагов народа, трона и державы.

– И нет другого средства?

– Нет.

– Как это грустно…

– Вы это знали с самого начала и теперь не вправе отступать, – отрезал Целестин.

Сейчас на нее смотрел как будто совсем другой человек – глаза, в которых был огонь, опасно сузились, скулы заострились, усы подрагивали; князь Целестин как будто разом постарел и посуровел, сделался из верного слуги жестоким, беспощадным ментором. Чем-то он напомнил ей Учителя, и Филис стало не по себе от этого чувства. Впрочем, тотчас подумала она, Учитель всегда был предан лишь своей идее, фанатичной вере в «свободные республики трудолюбивых граждан» и скорое «освобождение от гнёта аватаров», а этот хитроумный князь всецело предан мне; в последнем она была почти уверена: почти, но не совсем.

– Скажите мне, мой друг, зачем вы делаете это? Вы выдающийся ученый, ваш авторитет непререкаем – зачем пришли ко мне, зачем решились помогать и сделались моею яркой тенью? Только не говорите мне красивых слов о славе и патриотизме. Они бы объяснили многое, но не всё. Что вы хотите лично для себя? Я понимаю, что не денег, славы или власти. Вы альтруист, и вы аскет; никто не может желать большей славы, чем была и есть у вас; и вы нисколько не властолюбивы, иначе бы вы домогались власти сами, а не выстраивали новую систему власти для других. О том, что вы творите для меня, никто не знает, и если мы одержим верх, и вовсе не узнает! Итак? Я жду от вас ответа.

– Мои научные заслуги – суета и тлен в сравнении с задачей, которой боги наградили вас, моя богиня. В сравнении с нею меркнут все подвиги Геракла, Тота и Асклепия. И если в моих силах помочь моей богине разрешить ее, я должен сделать это. Зачем? Что за вопрос! Ученые не задаются им. Да потому что я могу, способен это сделать! Могу и хочу, разве мало? Если угодно, моя госпожа, с меня довольно роли идеолога, подобной той, какую выполнял легендарный консул Юст Фортунат для своей сестры августы Береники.

– Но я не эта дура Береника! – фыркнула Филис.

– Конечно, нет, – улыбнулся Целестин. – Я отдаю себе отчет, что вы могли бы справиться и без меня…

– Нет, князь, я совсем не то хочу сказать…

– …Я также отдаю себе отчет, что буду нужен вам не вечно. И что когда-то вы, вполне возможно, захотите, чтобы я исчез. Сейчас это неважно.

– И?

– И я буду служить, сколько смогу и сколько вы позволите.

– Пусть так, – кивнула Филис, – но знайте: я до конца не доверяю никому. И даже вам! А после вашего чистосердечного признания – в особенности, вам.

– Но почему?

– Вы движимы тщеславием особого порядка; вы выбрали роль для меня и за меня. Но я сама выбираю себе роли и сама же ставлю все свои представления! Вот как сегодня, например. Кому верны вы будете, когда начнется наша драма, – мне или этой роли? Слушая вас, я задаю себе вопрос: что будет, если я сыграю свою роль не так, как вы хотите? Вы уничтожите меня, смиритесь или мне придется уничтожить вас?

Князь Анастасий склонил голову и произнес:

– Мне нечего сказать на это, моя богиня и госпожа; я просто не знаю. Но я преклоняюсь перед мощью вашего ума. Откуда в восемнадцатилетней девушке такой пронзительный и сильный ум?

Филис хмыкнула и не смогла сдержать улыбку.

– От жизни, князь, от жизни! Я никогда не убегала от нее, в отличие от брата и сестры. И вот я здесь, в отличие от них… Но хватит отвлеченных разговоров на сегодня. Давайте действовать! Должно быть, те, за кем был послан Макс, уже явились. Вам следует вернуться в Орден и ожидать развития событий.

Здесь нужно, наконец, сказать, что Анастасий Целестин, светлейший князь, сенатор и ученый, также был видным иереем, верховным куратором Ордена Саламандры, той части аватарианского Священного Содружества, которой, как и нынешнему царствованию, покровительствовал бог-аватар в облике Саламандры. Но никто среди коллег по Ордену и паствы князя Целестина вообразить себе не мог, что, помимо своего официального Ордена, он руководит еще одним – тайными «преторианцами» Воплощенной Саламандры.

– Прощайте, Ваше Величество, молю за вас Творца и аватаров!

– И вам желаю милости богов, ваше высокопреосвященство.

Князь Анастасий поклонился и уже собрался уходить, как вдруг случилось то, чего он ожидал меньше всего на свете. Филис, которая была ниже его на целую голову, когда он кланялся, вдруг резко притянула его к себе и страстно поцеловала в губы, поцеловала так, что укусила, на губах у князя выступила кровь. Он был ошеломлен и не успел ей помешать. Поцеловав, она тотчас же отпустила князя Анастасия и звонко рассмеялась.

– Что вы делаете? Вы сумасшедшая!

– А то вы раньше этого не знали, – подмигнула ему Филис. – О, нет, я в трезвой памяти! Примерно от такого поцелуя погиб мой бедный муж, мой император Павел. Он, на свою беду, оказался достаточно умен, чтобы проникнуть в мои планы, и недостаточно – чтобы понять меня саму. Но вы сегодня не умрете. Мой драгоценный друг, я умоляю вас: не повторяйте ошибки моего злосчастного супруга! Я вновь дала вам почувствовать вкус крови Фортунаты, поскольку одного раза оказалось мало. Теперь вы тоже, в некотором роде, Фортунат. Прошу вас, никогда не забывайте это!

Он чуть не возмутился вслух, он ей хотел напомнить, что он, как и она, является потомком Фортуната именно по крови, хотя, в отличие от нее, и не по прямой династической линии. Он удержал себя, поскольку все это сейчас было неважно. Он понял, что земной богине, как видно, показалось мало первой, общей

инициации

, и она посвятила его, Целестина, в доверенные слуги повторно и особо, как своего

верховного жреца

; что это может означать, ему лишь предстояло разгадать.

Послав ему воздушный поцелуй и оставив в смятенных чувствах, Филис покинула подземный чертог точно таким же способом, как тут и появилась. Ей предстоял тяжелый путь наверх, по той же лестнице, крутой и узкой, и в той же одинокой, непроглядной тьме. Но Филис чувствовала, что обратного пути она и вовсе не заметит. Она не шла по лестнице – она летела, словно судьба несла ее на крыльях.

«Сегодня мартовские иды, сегодня Цезарь будет отомщён…», – напевала она, пока взбиралась вверх из своего Эреба в свой Элизиум.

[Telserg]

Спасибо!