Победоносная Казанская война 1530

[Shnurre]

Татары не могут идти на Львов имея у себя в тылу королевскую армию. Если бы Мехмет Герай из Поморян двинулся бы на запад, то оказался бы в мышеловке (на западе - сильные польские крепости, а позади "подпирает" Дмитрий с войсками). Т.е. Мехмет Гераю надо было либо срочно отступать (будучи преследуемым неприятелем), либо разбить королевскую армию, чем обеспечить свои тылы и свободный отход в случае надобности. Выбран был второй вариант, отсюда "странности" движения татарских сил. Возможно, для прояснения ситуации, дополню текст "раскрытием" ситуации.

Спасибо за пояснения, все логично.

ПМСМ, нет смысла. Дмитрий единственный наследник Ивана IV мужского пола, и после кончины отца он объединяет в личной унии все три государства. Вопросы инкорпорации будут решаться именно после этого. До этого момента Литовское и Русское государства лишь союзники (не объединенные даже личной унией), ибо Дмитрий хоть и сын царя, но все же пока отдельный государь.

Да, понятно что предложенный сценарий является жуткой натяжкой совы на глобус - такие действия явно оскорбят даже лояльную Дмитрию часть шляхты ВКЛ, в разы увеличат проблемы с Польшей, да и сами по себе, вроде бы, не имеют прецедента и вряд ли имеют смысл.

Просто любопытно, что несмотря на явно лучшее положение России в данном таймлайне, Литва в ее состав будет инкорпорирована позже чем в таймлайне Победоносной Ливонской Войны - а предложенный сценарий, каким бы малореалистичным он ни был, позволял этого избежать

Изменено 12 Sep 2016 пользователем Shnurre

[Леший]

То есть других сыновей у Катерины Ягеллонки не будет?

Ну так я уже указывал, что в вопросе количества детей Ивана IV от Екатерины Ягеллонки буду следовать РИ деторождению Екатерины от Юхана. А там, по конечному результату, один сын и две дочери.

[Ottokar]

Ну так я уже указывал, что в вопросе количества детей Ивана IV от Екатерины Ягеллонки буду следовать РИ деторождению Екатерины от Юхана. А там, по конечному результату, один сын и две дочери.

Ясно.

[Леший]

Падение Гомеля полностью изменило расклад сил в Литве. Путь в центральную часть Белоруссии был для королевских войск открыт. 20 августа армия Сангушко переправилась на правый берег Днепра. Конфедерация окончательно превратилась в обороняющуюся сторону, в успех которой уже мало кто верил. Но сами мятежные магнаты всё ещё надеялись на успех в этой схватке, рассчитывая на военную поддержку Швеции и Крыма.

В начале сентября без боя был занят контролируемый ранее мятежниками Минск, после чего, даже самым упёртым скептикам стало ясно, что победа клонится в сторону господаря, а казавшиеся ещё вчера всемогущими мятежные магнаты проигрывают эту войну. Это повлияло на настроения той части шляхты, которая ещё недавно предпочитала сохранять нейтралитет, ибо после разгрома мятежа, не было никаких сомнений, король вспомнит о тех, кто вместо участия в войне, выдвигал ему различные "непозволительные требования". Чему в немалой степени поспособствовало прибытие в Минск самого короля, который решил лично возглавить подавление мятежа, в расчёте на то, что присутствие "священной особы монарха" подействует на многих "отрезвляющим" фактором. И этот расчёт во многом оправдался - те поветы, которые уклонялись ранее от участия в конфликте, теперь, один за другим, срочно принимали решения о формировании хоругвей, которые посылались в королевский стан с заверениями в своей верности и горячем желании служить государю. Таким образом, к концу сентября 1575 г. под командованием Дмитрия была уже 12-тысячная армия, которую он был готов бросить на север, против главных сил мятежников.

Но в самый разгар приготовлений в Минск пришли тревожные сообщения с южных рубежей – сторожа сообщили о массовом появлении татарских разъездов, что говорило об угрозе скорого вторжения крымцев. Выступление на север было отложено, и все замерли в тревожном ожидании. 7 октября 1575 г. брацлавский воевода кн. Андрей Иванович Вишневецкий разгромил 3-тысячный татарский передовой отряд, но главные силы крымцев уже перешли Днепр и стали под Чёрным лесом. Киевский воевода Константин Острожский стал собирать ополчение для обороны Киевщины и Волыни, а казаков с Киева, Черкасс и Канева отправил по Днепру вниз. После нескольких стычек под Острополем и Синявой татары отказались от планов удара по Среднему Поднепровью, а после маневра вторглись в Подолье со стороны Днестра. Объединившись с Буджакской ордой, не встречая сопротивления, они дошли до Тарнополя, "распустили войну" в Волынские и Галичские земли, а затем с добычей и полоном ушли в Молдавию.

Но татарский набег не изменил планы короля. Как только крымцы ушли, он возобновил наступление на мятежников. 18 ноября 1575 г., южнее Вильно, под Олькениками, произошла встреча войск конфедерации (3 тыс. человек) и королевской армии (8 тыс. человек). Используя своё численное превосходство, Дмитрий связав главные силы неприятеля постоянными атаками, организовал под прикрытием леса обходной манёвр, зайдя мятежникам в тыл. Поняв, что они находятся под угрозой окружения, их военачальники бросили свои войска и бежали в сторону Кейдан. Оставшаяся без командования и придя в полнейшее расстройство, армия восставших сдалась на милость победителя.

После этого, Дмитрию больше ничего не мешало вступить в свою литовскую столицу – Вильно, который без сопротивления открыл ворота перед своим сувереном. Скорый разгром мятежа становился фактом, и бежавшие лидеры "васовской" партии попытались затеять переговоры с Дмитрием о своей дальнейшей судьбе. Не смотря на поражение под Олькениками, в их руках всё еще оставались сильные крепости, вроде Кейдан, Полоцка, Витебска, Быхова и Нежина. Всё ещё сохранялась надежда на вступление в войну Швеции, а успешный татарский набег вынуждал короля выделять значительные силы на оборону южной границы. Таким образом, в обмен на сложение оружия мятежники рассчитывали выторговать у господаря полное прощение и сохранение своего прежнего положения. Но в этом вопросе они просчитались. Дмитрий был твёрдо намерен покончить с противодействием своей власти, от кого бы оно ни исходило. И мятеж части можновладцев давал ему такой шанс. В декабре 1575 г. в Вильно был собран имповизированный сейм, на котором Дмитрий поставил вопрос о корректировке некоторых установлений Литовского статута, касавшихся господарской власти. Прежде всего, это касалось положений о Господарской Раде. В 1492 г., после кончины Казимира IV, Великое княжество Литовское временно разорвало личную унию с Польшей, избрав новым господарем не Яна Альбрехта (ставшего польским королём), а отдельного правителя в лице Александра Казимировича - следующего по старшинству сына покойного господаря. Но при таком условии господарской раде предстояло вернуться к своей первоначальной роли совещательного учреждения при господаре. Но паны-рада, набиравшиеся из крупной землевладельческой знати князей и панов, за время княжения Казимира привыкли чувствовать себя и сознавать "властелями" великого княжества, его хозяевами, и потому не могли помириться с той подчинённой ролью, которая их ожидала. Поэтому избирая Александра на великое княжение, они воспользовались случаем, для того чтобы оградить юридически приобретённое ими политическое значение и ограничить формально власть великого князя в свою пользу. По их настоянию великий князь александр не только подтвердил обывателям великого княжества права и вольности, дарованные его предшествениками, но и от "своей щедрости", как выражается его грамота, придал им ряд новых милостей. Он обязался вести дипломатические сношения с другими государствами не иначе как по совету с панами-радой, по обычаю, наблюдавшемуся его предшественниками. В делах внутреннего управления великий князь Александр обязался не изменять ничего, что уже было решено вместе с панами-радой; в случае несогласия панов-рады с его мнением при обсуждении государственных дел не держать на них за то гнева и выполнять то, что они посоветуют для его и государственного блага. Затем великий князь обязался не отнимать ни у кого урядов без вины и без совета с панами-радой, раздавать державы наместникам и тивунам по представлению воевод, а в окраинных областях – по совету с панами-радой; все доходы с мыт, питейного дела, или судных штрафов, отлагать в своём скарбе и расходовать их не иначе, как по соглашению с панами-радой. Паны-рада, таким образом, брали в своё ведение и финансы государства. Наконец, привилеем 1492 г. обеспечивалось и участие панов-рады в суде господаря. Великий князь обязался все важнейшие дела решать с панами-радой.

Все эти права признаны были за литовским панством и великим князем Сигизмундом, который при избрании своём на великое княжение подтвердил все права и вольности духовных и светских "станов" великого княжества. Выданный им в 1506 г. подтвердительный привилей ещё яснее и категоричнее установил непременное участие панов-рады в высшем управлении государства, в законодательстве, администрации и в суде. Земский привилей 1492 г. устанавливал только, что решения господаря с панами-радой имеют силу законов, обязательных для самого господаря, который не властен изменять их иначе как по совету с панами-радой. Но он не говорил прямо, что господарь должен все важнейшие решения принимать по совету с панами-радой. Привилей 1506 г. устранил всякое недоразумение в данном случае: на основании его все законы и распоряжения общего характера должны издаваться не иначе как по зрелому обсуждению с панами-радой, с их ведома, совета и согласия. Позже в статуте 1529 г. Сигизмунд, сверх этих обязательств, дал ещё новое – выдавать привилей на вечное владение только в бытность свою на вальном сейме с панами-радой.

И именно эти ограничения политической власти государя были провозглашены отменёнными. А Рада возвращалась к своей первоначальной роли совещательного органа при особе господаря. Собравшееся под столицей шляхетское ополчение горячо поддержало это решение, так что панство было вынуждено смириться и "добровольно" согласиться с подобным урезанием собственных прав.

Укрепив, таким образом, свою власть в великом княжестве, Дмитрий перешёл к добиванию мятежа. Следующий удар был нанесён по Полоцку. Выбор этого города не был случаен, поскольку с его взятием, конфедераты теряли контроль над двинским торговым путём и лишались гипотетической возможности получить шведскую помощь. В начале января 1576 г. 4-тысячная литовская армия выступила из Вильно к Полоцку, осада которого началась 1 февраляя. Город был хорошо укреплён, и его защищало целое войско, насчитывающее около 1000 наёмных солдат местного гарнизона и "почтовой" шляхты. Внутри города находились две мощные цитадели — Верхний и Нижний замки, возведённые на высоких холмах и обнесённые каменными стенами и башнями (Верхний замок насчитывал 7 двухъярусных башен, Нижний — 5 башен). Однако против защитников города играли настроения горожан, большинство которых было настроено прогосподарски, что вскоре сыграло решающую роль в падении этой твердыни.

5 февраля литовскими войсками была предпринят штурм полоцкого острога, окружавшего посад и две внутренние каменные цитадели — Верхний и Нижний замки, в ходе которого удалось захватить башню над Западной Двиной, через которую королевские войска проникли в город и начали выдавливать конфедератов в сторону Полоцкого замка. Последние, возможно, могли бы отбить это нападение немногочисленных сил осаждающих, но тут своё слово сказали горожане, которые после начала уличных боёв стали массово вооружаться и избивать подвернувшихся под руку мятежников. Воспользовавшись этим, королевские войска на плечах осаждённых пытались ворваться в Верхний замок и посреди городских улиц завязался упорный бой, шедший с переменным успехом, пока не подошло подкрепление, которому удалось оттеснить осаждённых в замок, но не удалось с ходу взять его.

5—6 февраля тяжёлая артиллерия была установлена напротив Полоцкого замка на городских улицах, в Задвинье и Заполотье. 6—10 февраля орудия били без перерыва целые сутки, методично разбивая замковую стену. В ночь с 8 на 9 февраля защитники замка предприняли вылазку всеми силами с целью уничтожения осадной артиллерии, однако вылазка не удалась. После непрекращающегося обстрела в течение 9—10 февраля в полоцком замке начался сильный пожар. К тому времени ядрами было разбита часть стен замка (из 240 городень внешней деревянной стены было выбито 40, а численность полоцкого гарнизона сократилась до 500 человек), а в ночь с 10 на 11 февраля осаждающие, подобравшись к стенам, ещё и подожгли их в нескольких местах.

За несколько часов до рассвета 11 февраля королевские войска начали подготовку к генеральному штурму, положение окончательно деморализованных защитников замка было безнадёжным, и они вступили в переговоры о сдаче, которые закончились капитуляцией замка на милость господаря.

Падение Полоцка вызвало "эффект домино". В Витебске, после получения известия об этом, в начале марта вспыхнул мятеж горожан. Правившие городом брятья Пацы были убиты, а уцелевшие сторонники "васовской" партии бежали из города. За Витебском последовало Жемайтское (Жмудское) староство, где шляхта наконец-то сформировала ополчение, которое занялось очищением своего староства от конфедератов. В одной из таких схваток между "васовцами" и сторонниками Дмитрия погиб один из лидеров конфедерации Ян Кишка, после чего Николай Радзивилл "Рыжий" и его два сына – Николай и Криштоф сдались в плен.

Впрочем, это не означало окончательное подавление мятежа. Ещё сидели, закрепившись в Быхове и Нежине, Ян Иеронимович Ходкевич и Николай Николаевич Радзивилл "Сиротка". Обострилось положение в Польше, где магистрат Данцига, воспользовавшись затруднениями Дмитрия в его родовом гнезде, категорически потребовал восстановления всех своих отобранных прав и привиллегий, окончательно отказавшись платить налоги до выполнения своих требований. А с юга снова грозили татары.

В марте 1576 г. к Нежину был послан Юрген Фаренсбах, которому было выделено 600 человек. Ему удалось занять собственно Нежин, но замок из-за отсутствия артиллерии ему захватить не удалось, после чего Фаренсбах был вынужден отойти. В мае к городу подошёл со своим войском лично Дмитрий, но ожидаемого сражения не произошло. Узнав, что к его резиденции приближается крупное королевское войско, Николай Радзивилл "Сиротка" со своими людьми бежал из города, бросив последний без какой-либо защиты. Но добраться, как он планировал, до Польши, чтобы оттуда перебраться в Германию, у него не получилось. Его спутники, поняв, что всё кончено, убили своего патрона и разграбили его обоз. К их разочарованию, огромных сокровищ (которые, как они думали, Радзивилл вёз с собой) ими найдено не было, что впоследствии привело к появлению легенды о "радзивилловом кладе" (в котором "Сиротка" перед бегством якобы зарыл большую часть своих колоссальных богатств, надеясь когда-нибудь вернуться за ними), и поиски которого увлекали людей не одно столетие спустя.

Гораздо сложнее оказалась ситуация с Быховым. В конце августа 1576 г. он был окружён королевскими войсками, но на требование безоговорочной капитуляции Ян Иеронимович Ходкевич ответил отказом. Осада продолжадась до 10 октября, пока не поняв всю бессмысленность сопротивления, Ходкевич не согласился сдаться, выговорив условие сохранения жизни себе и свои людям.

Тогда же, в конце октября, произошёл суд над мятежниками. Бежавшие за границу Остафий Волович и Ян Глебович были объявлены государственными изменниками, подлежали денобилитации, а их имущество, как и погибшего Николая Радзивилла "Сиротки" конфисковывалось в господарский скарб. Николай Радзивилл "Рыжий" с сыновьями были приговорены к смертной казни, но тут представители этого семейства проделали тот же финт, который некогда спас жизнь Михаила Глинского – они объявили о своём переходе в православие, и по ходатайству киевского митрополита Ионы III Протасевича были помилованы. Они были лишены своих государственных чинов, но получили назад большую часть своего имущества, но уже на правах поместного владения (т. е. эти земли больше не были их личной собственностью, а являлись государственным доменом выделенным Радзивиллам за их военную и государственную службу). Их примеру последовал и Ян Иеронимович Ходкевич со своими детьми, "вспомнивший", что от православия его ветвь рода отошла совсем недавно, и теперь "раскаявшийся" в этом деянии. У него были отобраны часть вотчинных земель, а в обмен выданы поместья в различных частях великого княжества. Быхов без всякой компенсации был конфискован в казну.

Таким образом, полыхавший почти два года мятеж в великом княжестве был окончательно подавлен, развязав Дмитрию руки на других направлениях, которые требовали его срочного вмешательства.

Изменено 18 Sep 2016 пользователем Леший

[Владислав]

Падение Гомеля

Могилева же

пости

почти

[Леший]

Могилева же

Могилев никуда не падал Он-то как раз устоял. Пал находящийся руках мятежников Гомель.

почти

Спасибо, исправил.

[Роман Широков]

Сейчас ка я понимаю Дмитрий будет Гданьск силой усмирять как Баторий в РИ?

[Леший]

Сейчас ка я понимаю Дмитрий будет Гданьск силой усмирять как Баторий в РИ?

А деваться некуда. Данциг давно надо было "курощать".

[Shnurre]

Большое спасибо за продолжение. Заметил несколько опечаток

 

1. Наверное, везде в этом куске текста вместо Нежина, находящегося на контролируемой Москвой Северщине, должен быть Несвиж.

2. "По их настоянию великий князь александр" имя должно быть с большой буквы.

3. "Но при таком условии господарской раде предстояло вернуться к своей первоначальной роли совещательного учреждения при господаре. Но паны-рада ..." Лучше второй "но" заменить на что-нибудь синонимичное.

 

Ясно, что отмена Литовского статута и переход самых влиятельных неправославных магнатов ВКЛ в православие, пожалуй, являются наиболее значимым последствием, но хотелось бы разобраться насколько велики чисто территориальные приобретения Дмитрия.

 

1. Владения Николая Сиротки - будущая Несвижская ординация( смотреть можно по вот этой карте https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/2/22/Posiadlosci_magnaterii_w_XVI-XVII_w.svg ; Сиротке принадлежала часть владений Радзивиллов вокруг Несвижа-Клецка вокруг Несвижа и севернее;  значительная часть владений Радзивиллов севернее Новогрудка и имение на Днепре Свержень) - конфискованы господарем.
При этом не вполне ясно что стало с владениями его братьев Альбрехта и Станислава ( которые в таймлайне не упомянуты)- будущими Клецкой ( оставшаяся часть владений Радзивиллов вокруг Несвижа-Клецка в районе Клека и южнее; владения Радзивиллов на Припяти вокруг Давид-Городка и некоторая часть владений Радзивиллов севернее Новогрудка) и Олыцкой( владения Радзивиллов на Волыни севернее Олыки и оставшаяся часть владений Радзивиллов севернее Новогрудка) ординациями. С одной стороны, на момент восстания Николай Черный уже 10 лет как умер (само собой, это в АИ могло и измениться) разделив свои владения между тремя сыновьями. С другой, формально договор о разграничении не подписан( по крайней мере так было в РИ), Альбрехт и Станислав наверняка участвовали в восстании и тоже могли попасть под конфискацию.
Если возможно, хотелось бы прояснить этот вопрос - все таки речь идет об огромных и богатых территориях.

 

2. Владения биржанско-дубинской ветви Радзивиллов - Николая Рыжего и его сыновей возвращены им, но на правах поместий. На карте это значительная часть владений Радзивиллов в собственно Литве.

 

3. Владения Остафия Воловича и Яна Глебовича полностью конфискованы. Волович владел  землями на западе ВКЛ - в Подляшье, Новогрудском и Гродненском поветах. Основные владения Глебовича - город Заславль под Минском и город Дубровна под Оршей.

 

4. Потерял часть владений Ян Ходкевич. Известно, что он потерял Быхов. Также, для обеспечения коммуникации по Днепру, вероятно, были конфискованы, возможно с компенсацией, Копысь и Шклов. Другие его имения - Свислочь( Волковыцкий повет), Гнезно( Волковыцкий повет) , Шкуды( Литва), Ляховичи( Новогрудский повет), Мышь( Новогрудский повет) и Бобр(Минский повет), кажется, не так важны в стратегическом плане и могли быть ему возвращены в качестве поместий.

 

5. Ян Кишка погиб и, вероятно, его владения - Ивье и Любча на Немане и его владения в Подляшье - были конфискованы.

 

6. Про Александра Ходкевича мы знаем только то, что в мае 1575 он прорвался в Быхов. Его владения - Супрасль и Заблудов в Подляшье, вероятнее всего, также частично конфискованы, частично переданы ему в поместье.

 

7. Вероятнее всего, была конфискована большая часть владений Пацей(в Гродненском и Лидском поветах) - Николай попал в плен, а Станислав и Доминик или Павел погибли при восстании в Витебске.

 

8.Обе линии Сапег - коденская в лице Павла Ивановича и Богдана Павловича Сапег и черейская в лице Льва Ивановича участвовали в мятеже, причем Богдан попал в плен при взятии Гомеля. Владения коденской линии - Кодань, Вишницы и другие владения в Подляшье, Гольшаны и другие земли в Ошмянском Повете, земли в Лидском, Берестейском поветах, вокруг Друи в Браславском повете.
Владения черейской линии сосредоточены на северо-востоке ВКЛ - в районе Лукомля, Друцка, Лепеля и Суража в Витебском и Полоцком воеводствах.
О судьбе Сапег мы знаем только то, что Богдан попал в плен при взятии Гомеля, но, вероятно, и часть их владений будет конфискована.

 

Видно, что хотя владения конфедератов разбросаны по всему княжеству территории запада Минского повета (западнее Птичи) Ошмянский, Лидский, Гродненский, Новогрудский поветы и Подляшье - основа владений большинства магнатов-конфедератов, причем их совокупные владения покрывают эту территорию достаточно плотно. Ясно, что конфискованы будут совсем не все владения магнатов, но все равно на этих территориях власть и владения Дмитрия усилится очень серьезно.

.Другим важным последствием конфискаций является увеличение надежности коммуникации по Днепру - Быхов, Дубровна и, вероятно, Шклов и Копысь поставлены под контроль великого князя.

Изменено 19 Sep 2016 пользователем Shnurre

[Леший]

Заметил несколько опечаток

Очередное большое спасибо. Исправлю.

При этом не вполне ясно что стало с владениями его братьев Альбрехта и Станислава

Да, упустил. Позднее дополню.

О судьбе Сапег мы знаем только то, что Богдан попал в плен при взятии Гомеля

Последуют пути Радзивиллов, с которыми в то  время тесно связаны.

Альбрехт и Станислав наверняка участвовали в восстании и тоже могли попасть под конфискацию.

Участвовали, и попали.

вероятно, Шклов и Копысь поставлены под контроль великого князя.

А вы не в курсе, когда Копысь перешла от Острожских к Радзивиллам (даты смены владельца не нашел)? Если на описываемый момент Копысь у Острожских, то последние союзники Дмитрия, и что-то  у них забрать не получится.

[Shnurre]

А вы не в курсе, когда Копысь перешла от Острожских к Радзивиллам (даты смены владельца не нашел)? Если на описываемый момент Копысь у Острожских, то последние союзники Дмитрия, и что-то у них забрать не получится.

На момент смерти Яна Иеронимовича Ходкевича в 1592 Копысью, вроде бы, владел он - вместе со Шкловом он завещал ее своему сыну Александру. Радзивиллы отсудили Копысь у Ходкевичей в 1596 году. Я считал, что и в 1575 Копысью владел Ходкевич(и соответсвенно она может быть конфискована с компенсацией), но подтверждения сейчас не нашел.

 

Соответсвенно крепости на днепровском пути, которые могут быть кофискованы Дмитрием - Быхов, Шклов и Копысь у Ходкевича(последняя только если он действительное ей владел на 1575, что, однако, вероятно), Свержень у Николая Сиротки и Остафия Воловича(в РИ Радзивилл в 1571 купил половину Сверженя у потомков Яна Храптовича, в 1578 году вторую половину у Воловича; соответственно на момент восстания обе половины должны принадлежать мятежникам) и Дубровну, которая принадлежала Глебовичу.

 

Также у Дмитрия, вполне вероятно, образуется очень серьезный домен к востоку от Птичи на несколько десятков километров к югу и северу от Немана до его поворота на север и в Подляшье, где сосредоточено большое количество владений мятежников, включая большую часть владений Сиротки и других сыновей Николая Черного Радзивилла. Ясно, что конфискованы будут не все владения в очерченной зоне - какие-то владения мятежникам не принадлежали, какие-то будут оставлены им в качестве поместий, однако господарь будет иметь в розданных поместьях большую часть этой области, причем, вероятно, больше половины земель будут не в поместьях бывших конфедератов, а в поместьях, которые после восстания Дмитрий раздаст мелкой и верной шляхте.

Из серьезных приобретений остаются оставшиеся владения РИ клецкой и олыцкой ординаций Радзивиллов на Волыни и вокруг Давид-Городка, и конфискованные поместья в остальных частях ВКЛ(из основных - та часть биржанско-дубинской ветви Радзивиллов и других мятежников, которая не была им возвращена в современной .Литве; также, вероятно, будут конфискованы частично или полностью владения Сапег на северо-востоке - вокруг Друи, Луклмля, Дуцка, Лепеля и Суража).

Изменено 19 Sep 2016 пользователем Shnurre

[Данил Писарев]

Спасибо за проду Коллега! Пишите еще!

Вопрос что в это время делает прусский герцог? Он как никак вассал Дмитрия.

[Леший]

Вопрос что в это время делает прусский герцог? Он как никак вассал Дмитрия.

Он вассал польского короля, а не литовского великого князя.

[Леший]

На момент смерти Яна Иеронимовича Ходкевича в 1592 Копысью

Нашел инфу. Первоначально Копысь была владением Острожских. Затем, этот город, как приданное Екатерины Острожской, в 1578 г. отошел к Радзивиллам, но впоследствии  был заложен Ходкевичам. Но на описываемый момент Копысь владение Радзивиллов.

[Shnurre]

Нашел инфу. Первоначально Копысь была владением Острожских. Затем, этот город, как приданное Екатерины Острожской, в 1578 г. отошел к Радзивиллам, но впоследствии был заложен Ходкевичам. Но на описываемый момент Копысь владение Радзивиллов.

Кажется, все-таки Острожских. Екатерина, вроде бы, по возрасту вряд ли могла выйти за Николая Перуна до восстания, да и первая жена Николая в РИ на момент восстания еще была жива.

 

Если хочется, чтобы Копысь была конфискована в домен, наверное, Копысь Ходкевичу могут заложить Острожские, а не Радзивиллы.

Мотивация такая - в АИ ВКЛ ведет войну в зоне основных интересов Острожских на юге и у них есть отличная возможность в случае победы при активном участии Острожских получить хорошее приращение вотчины на вновь отвоеванных землях. Но для активного участия в войне денег нужно много. В результате, идея заложить или даже продать крепость на севере, с тем, чтобы на полученные деньги активнее действовать на юге, не кажется такой уж плохой.

Изменено 19 Sep 2016 пользователем Shnurre

[Леший]

Если хочется, чтобы Копысь была конфискована в домен

Думаю, можно сделать проще. С Дмитрием в ВКЛ прибыла целая свита молодых представителей русской знати. Самое время им "пускать корни". Женить одного такого на Екатерине Острожской, осадить в Копыси, и тем самым разбавить литвинскую аристократию своими людьми, которые еще долгое время будучи оставаться в Литве "не своими" будут просто вынуждены ориентироваться на господаря, как их главного защитника и покровителя. Осталось только найти подходящую кандидатуру.

[Shnurre]

Думаю, можно сделать проще. С Дмитрием в ВКЛ прибыла целая свита молодых представителей русской знати. Самое время им "пускать корни". Женить одного такого на Екатерине Острожской, осадить в Копыси, и тем самым разбавить литвинскую аристократию своими людьми, которые еще долгое время будучи оставаться в Литве "не своими" будут просто вынуждены ориентироваться на господаря, как их главного защитника и покровителя. Осталось только найти подходящую кандидатуру.

Да, так действительно куда проще и правдоподобнее

Изменено 19 Sep 2016 пользователем Shnurre

[Леший]

Для начала - некоторые изменения в прошлой части таймлайна. В XVIII части, вместо:

Но перед тем, как отправить своего брата в Нидерланды, королю Карлу IX требовалось заключить мир с гугенотами. Генрих Анжуйский вступил в переговоры с горожанами, убедив их 13 июля 1573 г. капитулировать в обмен гарантии городских вольностей, и утверждения прав и привилегий. Таким образом, после заключения мира и издания Булонского эдикта в июле 1573 г., завершившего очередную религиозную войну в стране, во Франции развернулась подготовка к нидерландской экспедиции. Что не могло пройти мимо Филиппа II Испанского. Проблема осложнялась ещё и тем, что после взятия Харлема для герцога Альбы наступила "чёрная полоса". Попытка захватить Алькмар завершилась неудачей, вынудив испанцев 8 октября 1573 г. снять осаду. А 11 октября флот повстанцев нанёс поражение в Зюйдерзее испанскому флоту. В довершение всех несчастий и в Зеландии дела обстояли не лучше. Всё более туго затягивалась петля вокруг королевских войск, защищавших Миддельбург. 1 августа они потеряли городскую гавань Раммекенс, а 16-го один французский военачальник завладел от имени принца Оранского Гертрейденбергом. Становилось ясно, что отстаиваемый герцогом Альбой вариант сугубо силового подавления мятежа в Нидерландах не оправдывает тех огромных расходов, которые несла испанская казна на содержание армии в этих провинциях (только за период с февраля 1567 г. по февраль 1572 г. из Испании было прислано 8 млн. флоринов). Таким образом, ещё в январе 1573 г. Филипп II принял решение сменить штатгальтера, назначив на эту должность нового человека. В реальной истории им стал Луис де Рекесенс-и-Суньига. Но в условиях возрождения французской опасности испанский король будет склонен к большим уступкам мятежным провинциям, как и будет нуждаться в более авторитетной личности на должности штатгальтера, к тому же хорошо проявившего себя в качестве военачальника. Самым оптимальным вариантом был бы приезд в Нидерланды самого короля, на чём настаивали многие тамошние сторонники Филиппа II, убеждавшие его, что один приезд монарха в беспокойные владения усмирит многие мятежные сердца и возродит былую преданность народа к своему суверену. Но занятый своими средиземноморскими делами Филипп II не мог покинуть Мадрид, и был вынужден искать замену своей персоне для поездки на север. Его собственный сын Карл скончался в 1568 г., а будущий Филипп III даже не родился. Поэтому ещё в 1572 г. Филипп II вёл переговоры со своими австрийскими родственниками о посылке одного из принцев этого дома в Нидерланды в качестве королевского наместника. Но в тот момент этот проект так и не был реализован (в реальной истории к нему вернулись в середине 1590-х гг.), но в 1573 г. возникшая кризисная обстановка в этих провинциях требовала быстрых решений, и по совету Луиса де Рекесенса, а также некоторых иных государственных деятелей, на эту должность был назначен сводный брат короля Хуан Австрийский (в реальной истории назначен штатгальтером в 1576 г.), который после возвращения в Мессину с Крита получил предписание как можно скорее отправиться на север и сменить герцога Альбу.

Вместе с тем, смещение Хуана Австрийского с должности командующего флотом Священной лиги и назначение нового, в лице Джованни Андреа Дориа окончательно обнажила давно вызревавшие проблемы внутри коалиции. В Венеции и Риме склонялись к мысли, что подобное кадровое решение короля вызвано его желанием переориентировать морские силы Лиги с Леванта на Берберию, в которой у испанцев были свои интересы. Впрочем, остальные члены Лиги также не демонстрировали готовности сражаться за общее дело. Римский понтифик Григорий XIII, на словах призывавший всех откинуть свои частные интересы ради общего блага, на деле демонстрировал прижимистость и даже скупость в выделении средств на войну. В Венеции шли ещё дальше. В республике, истощённой тремя годами бесплодной войны, стали превалировать настроения в пользу замирения с Османской империей, и победой под Канеей венецианское правительство предпочло воспользоваться в качестве аргумента в мирных переговорах с султаном, с целью выторговать себе более выгодные условия мира. Однако их надежды на уступчивость турок не оправдались. Те были готовы пойти на мир, но выдвинули в качестве условий полный отказ Венеции от Кипра и Крита, а также выплату последней крупной контрибуции. Что вызвало возражения венецианцев. Если на Кипр они давно смотрели как на "отрезанный ломоть", то на Крите они хотели сохранить в своих руках, как минимум, всё ещё удерживаемые ими Кандию, Суду, Спиналонгу и Карабузу. В конце концов, переговоры закончились ничем, но ставший достоянием общественности факт их проведения сильно подорвал доверие к Венеции, что дало испанскому королю дополнительные аргументы в пользу своего плана действий. Фактически, к весне 1574 г. Священная лига существовала только на бумаге. Каждый из её участников готовился вести свою войну, не согласовывая свои замыслы друг с другом.

Впрочем, некоторые практические результаты разгром турецкого флота под Канеей принёс. Узнав об этом, Мехмед Соколлу в срочном порядке покинул Трансильванию и, опережая собственную армию, примчался в Стамбул. Таким образом, только что взошедший на трансильванский трон Иштван Батори оказался практически один на один с Яношем Запольяи, который и не думал складывать оружия, проведя вербовку войск в Венгрии и Трансильвании и продолжив вооружённую борьбу.

Будет:

Но перед тем, как отправить своего брата в Нидерланды, королю Карлу IX требовалось заключить мир с гугенотами. Генрих Анжуйский вступил в переговоры с горожанами, убедив их 13 июля 1573 г. капитулировать в обмен гарантии городских вольностей, и утверждения прав и привилегий. Таким образом, после заключения мира и издания Булонского эдикта в июле 1573 г., завершившего очередную религиозную войну в стране, во Франции развернулась подготовка к нидерландской экспедиции. Что не могло пройти мимо Филиппа II Испанского. Проблема осложнялась ещё и тем, что после взятия Харлема для герцога Альбы наступила "чёрная полоса". Попытка захватить Алькмар завершилась неудачей, вынудив испанцев 8 октября 1573 г. снять осаду. А 11 октября флот повстанцев нанёс поражение в Зюйдерзее испанскому флоту. В довершение всех несчастий и в Зеландии дела обстояли не лучше. Всё более туго затягивалась петля вокруг королевских войск, защищавших Миддельбург. 1 августа они потеряли городскую гавань Раммекенс, а 16-го один французский военачальник завладел от имени принца Оранского Гертрейденбергом. Становилось ясно, что отстаиваемый герцогом Альбой вариант сугубо силового подавления мятежа в Нидерландах не оправдывает тех огромных расходов, которые несла испанская казна на содержание армии в этих провинциях (только за период с февраля 1567 г. по февраль 1572 г. из Испании было прислано 8 млн. флоринов). Таким образом, ещё в январе 1573 г. Филипп II принял решение сменить штатгальтера, назначив на эту должность нового человека. Самым оптимальным вариантом был бы приезд в Нидерланды самого короля, на чём настаивали многие тамошние сторонники Филиппа II, убеждавшие его, что один приезд монарха в беспокойные владения усмирит многие мятежные сердца и возродит былую преданность народа к своему суверену. Но занятый своими средиземноморскими делами Филипп II не мог покинуть Мадрид, и был вынужден искать замену своей персоне для поездки на север. Его собственный сын Карл скончался в 1568 г., а будущий Филипп III даже не родился. Поэтому ещё в 1572 г. Филипп II вёл переговоры со своими австрийскими родственниками о посылке одного из принцев этого дома в Нидерланды в качестве королевского наместника. Но в тот момент этот проект так и не был реализован (в реальной истории к нему вернулись в середине 1590-х гг.). Некоторые из советников короля предлагали на эту должность его сводного брата Хуана Австрийского, который был хоть и внебрачным, но всё же признанным сыном императора. Но Филипп II не доверявший своему чрезмерно честолюбивому родственнику предпочёл назначить новым штатгальтером в конце 1573 г. Луиса де Рекесенса, который получил предписание как можно скорее отправиться на север и сменить герцога Альбу.

Вместе с тем, на Средиземном море окончательно обозначились давно вызревавшие проблемы внутри коалиции. В Венеции и Риме склонялись к мысли, что король намерен переориентировать морские силы Лиги с Леванта на Берберию, в которой у испанцев были свои интересы. И эти подозрения были вполне обоснованы. Успехи Лиги в восточной части Средиземноморья приносили пользу только Венеции, в то время как Испания, несшая главное военное и финансовое бремя войны ничего кроме славы от этого не получала. Из-за чего Филипп II всячески пытался переориентировать главное направление удара на Северную Африку. Впрочем, остальные члены Лиги также не демонстрировали готовности сражаться за общее дело. Римский понтифик Григорий XIII, на словах призывавший всех откинуть свои частные интересы ради общего блага, на деле демонстрировал прижимистость и даже скупость в выделении средств на войну. В Венеции шли ещё дальше. В республике, истощённой тремя годами бесплодной войны, стали превалировать настроения в пользу замирения с Османской империей, и победой под Канеей венецианское правительство предпочло воспользоваться в качестве аргумента в мирных переговорах с султаном, с целью выторговать себе более выгодные условия мира. Однако их надежды на уступчивость турок не оправдались. Те были готовы пойти на мир, но выдвинули в качестве условий полный отказ Венеции от Кипра и Крита, а также выплату последней крупной контрибуции. Что вызвало возражения венецианцев. Если на Кипр они давно смотрели как на "отрезанный ломоть", то на Крите они хотели сохранить в своих руках, как минимум, всё ещё удерживаемые ими Кандию, Суду, Спиналонгу и Карабузу. В конце концов, переговоры закончились ничем, но ставший достоянием общественности факт их проведения сильно подорвал доверие к Венеции, что дало испанскому королю дополнительные аргументы в пользу своего плана действий. Фактически, к осени 1573 г. Священная лига существовала только на бумаге. Каждый из её участников готовился вести свою войну, не согласовывая свои замыслы друг с другом.

Впрочем, подобное положение дел даже в чём-то устраивало испанцев, которые избавившись от необходимости хотя бы для вида блюсти интересы союзников, наконец-то приступили к осуществлению давно задуманной операции против Туниса. В начале августа 1573 г. испанский флот отплыл из Сицилии в Африку, и 8 августа был перед Ла-Гулеттой (совр. Хальк-эль-Уэд). 9 августа была произведена высадка 27-тысячной армии, а 10 числа войско подошло к Тунису, население которого покинуло его, не сопротивляясь, и который был взят без труда.

На собранном военном совете было решено сохранить город для короля Испании (хотя сам Филипп II предполагал только разрушить городские укрепления) и в нём был оставлен 8-тысячный гарнизон под командованием Габриэля (Габрио) Сербеллони. За этой мерой последовали другие, в частности назначение местного управляющего Абу Абдаллах Мухаммеда, брата прежнего (свергнутого турками в 1570 г.) правителя Абуль-Аббас Ахмада (что означало создание протектората), а также строительство крупного форта, господствующего над городом.

После этого, также без сопротивления, испанцы заняли Бизерту и Порто-Фарину (совр. Гар-эль-Мельх), а 1 сентября Хуан Австрийский отплыл назад в Палермо.

Однако, будучи внешне эффектной успешная "Тунисская операция", при более внимательном рассмотрении таила в себе гораздо больше проблем, чем давала преимуществ. Для победы недостатчоно было захватить Тунис, его нужно было удержать. Испанская армия получила в свои руки лишь небольшую часть бывшего Хафсидского государства. Но вопрос о продвижении вглубь его земель, о попытке подчинить себе обширную страну даже не поднимался.

Сохранение контроля над огромным городом становилось в этих условиях крайне тяжёлой задачей. Труднее всего было обеспечивать 8000 солдат, оставленных здесь вместе с тысячным гарнизоном Ла-Гулетты. Это было тяжёлое бремя для интендантских служб Сицилии и Неаполя, финансовое истощение которых делало операции по снабжению большой проблемой. Внимание же Филиппа II было больше приковано к северным проблемам, в сторону Генуи и Нидерландов, а также в сторону Франции, которая снова начала строить козни. В этих условиях захват и удержание Туниса лишь открывал новую статью расходов (недаром король желал лишь разрушения города), но, поскольку, официально закрепив Тунис за Испанией, дон Хуан Австрийский поставил брата перед свершившимся фактом, последний счёл предпочтительным дать на это своё согласие.

Впрочем, не смотря на противоречия между союзниками, некоторые практические результаты, кроме захватат испанцами Туниса, разгром турецкого флота под Канеей принёс. Узнав об этом, Мехмед Соколлу в срочном порядке покинул Трансильванию и, опережая собственную армию, примчался в Стамбул. Таким образом, только что взошедший на трансильванский трон Иштван Батори оказался практически один на один с Яношем Запольяи, который и не думал складывать оружия, проведя вербовку войск в Венгрии и Трансильвании и продолжив вооружённую борьбу.

Изменено 9 Oct 2016 пользователем Леший

[Леший]

Продолжение:

Часть XX

Буря мечей

Пока в Литве происходили вышеописанные события, в других частях Европы жизнь также шла своим чередом. В конце февраля 1574 г. границу полыхающих огнём мятежа Нидерландов пересекла армия Генриха Анжуйского и Людвига фон Нассау-Дилленбурга, начавшая движение вглубь страны. Главный расчёт делался на поддержку их дела со стороны населения, и мятежи в испанской армии, солдаты которой давно не получая жалование в это время бунтовали против своих командиров. Но как показали дальнейшие события, оба этих расчёта базировались на ложных препосылках. Они плохо знали психологию испанских солдат. Те могли сколько угодно выступать против своего командования, но после получения известий об иностранном вторжении бунтари немедленно приняли решение временно прекратить неповиновение, и скорым маршем под командованием Санчо д’Авила испанское войско двинулось в сторону неприятеля, намеревался не допустить вторжения войск Генриха Анжуйского в Брабант, а также соединения его в Голландии с силами Вильгельма Оранского, который сосредоточил на острове Боммел 6 тысяч пехоты. А местное население хотя и недолюбливало испанцев, но не горело желанием менять их власть на французскую, поэтому не спешило оказывать содействие непрошенным "освободителям", которым вместо планируемого триумфального входа в открывающие ворота нидерландские города пришлось осадить Маастрихт.

Однако, узнав о приближении испанцев, Генрих Анжуйский отказался от взятия города, и 8 апреля двинулся на соединение с Вильгельмом Оранским по правому берегу Мааса. 13 апреля он, имея 7 тысяч пехоты и 3 тысячи конницы, расположился в районе деревни Мок, неподалёку от Грава. Бой с испанцами не входил в его расчёты, так как наёмники требовали выплаты задержанного жалования. Авила решил сорвать манёвр французов и преградить им путь в Голландию. Для этого он двинулся по левому берегу Мааса, обогнал противника, построил понтонный мост через реку восточнее деревни Мок, переправился на правый берег Мааса и встал на пути у Генриха.

Разъезды доложили Генриху Анжуйскому, что испанцы находятся совсем рядом, и тот был вынужден принять решение дать бой в невыгодной тактической обстановке (местность не позволяла ему использовать преимущество в коннице).

Поле боя представляло собой узкую равнину между рекой Маас и грядой возвышенностей; посередине равнины располагалась деревушка Мок. У Авилы было 4 тысячи пехоты и менее тысячи всадников; в день боя к нему прибыло ещё около тысячи человек, а 15 апреля должно было подойти ещё 5 тысяч, но он не мог ждать, так как противник мог уклониться от боя и уйти на соединение с Вильгельмом Оранским.

Генрих Анжуйский укрепил своё левое крыло глубокой траншеей от деревни Мок до реки Маас. За траншеей построилось 10 рот пехоты. В центре выстроились главные силы пехоты; на правом фланге четырьмя квадратами расположилась конница. Из-за недостатка места часть конницы размещалась на склоне небольшой высотки.

25 рот испанских копейщиков и аркебузеров построились четырьмя терциями, расположенными в одну линию, правый фланг которой был прикрыт рекой Маас. На левом крыле испанского расположения находилась конница, перед флангами которой были выдвинуты уступами вперёд небольшие отряды аркебузеров. Строй конницы имел форму полумесяца; в первых шеренгах находились карабинеры, а за ними — конные копейщики.

Рано утром 14 апреля испанцы небольшими силами атаковали франко-нидерландскую пехоту на линии траншеи. В десять часов утра Генрих Анжуйский приказал всем сигнальщикам трубить вызов противнику на бой. Авила колебался, так как часть командиров советовала ему выждать прибытия утром 15 апреля свежих войск.

Опасаясь упустить противника, Авила выслал дополнительные силы для атаки левого крыла неприятеля, в результате чего испанцы завладели траншеей и деревней Мок. Генрих направил в бой отряд пехоты, выбивший испанцев из деревни. Авила приказал всем своим терциям атаковать франко-нидерландскую пехоту, и испанцы вновь овладели деревней и траншеей. Видя поражение своей пехоты, Генрих Анжуйский повёл в атаку кавалерию против слабой испанской конницы. Конные аркебузеры были сбиты первым натиском и в панике бежали, спасшиеся разнесли слух о поражении испанцев.

Так как французские карабинеры после первого выстрела должны были развернуться и отступить, чтобы перезарядить карабины, то испанские кавалеристы, воспользовавшись этим моментом, бросились в контратаку и опрокинули франко-нидерландскую конницу. Генрих Анжуйский и Людвиг фон Нассау собрали остатки своей конницы и повели их в последнюю атаку, в надежде отбросить испанцев. Эта атака оказалась буквально самоубийственной - в ней погибли как Генрих Анжуйский и Людвиг Нассау, так и младший брат последнего – Генрих. Франко-нидерландское войско потеряло убитыми 4 тысячи человек, частью попало в плен, и лишь немногим удалось спастись бегством.

Победа была полной, но после неё у испанцев начались проблемы с собственной армией. Разгромив противника, солдаты снова стали бунтовать, требуя уплаты жалования. Назначенный нидерландским наместником Рекесенс, будучи по образному выражению историка "скорее дипломатом чем полководцем", впал в расстерянность, но щедро раздавая обещания, всё же смог уговорить солдат прекратить бунт. Однако эффект от победы под Моком из-за этого мятежа оказался "смазанным".

Созванные штатгальтером Генеральные штаты, на которых Рекесенс частичными уступками намеревался добиться мира в стране, заняли непремиримую позицию. Они отказывались вотировать новые налоги, протестовали против назначения испанцев комендантами нидерладских крепостей. Повсюду вспыхивали новые бунты, казна была пуста, а снятие испанцами осады с Лейдена в начале октября 1574 г. подняло престиж повстанцев. Попытки переговоров в Бреде с последними закончились неудачей – изначально настроенный на продолжение конфликта Вильгельм Оранский смог представить в общественном мнении дело так, что в срыве мирных переговоров виноват именно король. И хотя возобновившиеся в 1575 г. военные действия первоначально принесли испанцам успехи – 7 августа они захватили Оудеватер, 24 августа – Схонговен, а 29 сентября они завладели островом Дейвеланд, перейдя глубокой ночью через пролив под непрерывным обстрелом голландского флота. На следующий день они перешли по шею в воде через канал, отделявший Дейвеланд от Схоувена, и направились к Брауверсгавену, сдавшемуся на следующий день (1 октября). 30 октября взят был штурмом Бомменеде, и началась энергичная осада Зирикзее.

Но, не смотря на это, повстанцы и не думали складывать оружия, а отсутствие денег в казне не давало Рекесенсу возможности воспользоваться успехами испанской армии. Уже к весне 1576 г. положение в Нидерландах было столь плохим, что Рекесенс "рад был бы поскорее умереть, чтобы другим, а не ему пришлось сообщить королю о потере Нидерландов. Впрочем, врагам не придется даже завоевывать их: они будут просто им преподнесены потому, что вовремя не приняли надлежащих мер".

Впрочем, в это время в Мадрид приходили и несколько утешающие известия из Франции, где 30 мая 1574 г. скончался король Карл IX. Поскольку он не оставил после себя потомство мужского пола, то наследовать ему должен был младший брат. Первоначально наследником был Генрих Анжуйский, но пришедшие известия о его гибели в битве под Моком сделало новым королём Франсуа Алансонского, взошедшего на трон под именем Франциска III. Трусливый и двуличный, не пользующийся уважением даже в собственной семье, он был явно не тем монархом, который требовался в стране в это бурное время. За двенадцать лет хронической гражданской войны пышно расцвел анархизм, а погрязший в интригах и распутстве королевский двор терял в глазах людей какой-либо авторитет. Самый мелкий аристократ мнил из себя полновластного владыку, города и провинции были предоставлены самим себе, сельские местности стали вотчинами разбойников. Полиции больше не было, губернаторы стали практически независимы, верность армии гарантировали только деньги, а финансы находились в полнейшем расстройстве. Из всех политических сил король мог рассчитывать лишь на поддержку партии т. н. "политиков", выступавшей за установление внутреннего мира в государстве путём достижения компромисса между католиками и гугенотами. Но их влияние было небольшим, и не могло сравниться с силой католической и протестантской партий. Из-за чего новый монарх оказывался в положении между молотом и наковальней. И хотя в свою бытность простым принцем Франсуа Алансонский не скрывал свой религиозный инфантелизм и демонстрировал свою готовность идти на союз с гугенотами, то взойдя на трон, Франциск III обнаружил, что подобное соглашение скорее вредит ему, чем приносит пользу.

Тут необходимо сказать несколько слов о гугенотах – французских кальвинистах. Во Франции гугеноты были скорее не религиозным, а политическим движением, разделяясь на "гугенотов религиозных" и "гугенотов политических" – действительно активных участников религиозных войн во Франции, и состоявших в первую очередь из аристократов, лишь временно влившихся в среду кальвинистов. Они воспользовались организационными формами кальвинисткой церкви, но в массе были мало затронуты ее учением. По сути протестантизм стал во Франции идеологическим знаменем знати, боровшейся против усиления королевской власти и требовавшей сохранения всех старинных прав и свобод аристократии. "Имя гугенотов, - писал венецианский посол во Франции Джовани Микеле, - превратились в название недовольных, и борьба идет не из-за религии, а из-за "общественного блага", как во времена Людовика XI" ("Лигой общественного блага" называлась организация французских сеньоров, выступивших в 60-х годах XV века под предводительством бургундского герцога Карла Смелого против объединительной политики Людовика XI).

Об этом свидетельствовали не только оценки наблюдателей. Ненависть гугенотов к этому королю – объединителю Франции, была настолько велика, и, скажем от себя, понятна, что они не могли удержаться от надругательства над его останками. Они разрыли его могилу и развеяли по ветру его прах еще в самом начале религиозных войн. Эти сеньоры охотно переходили в кальвинизм. Реформа сулила им конфискацию церковных земель и – в идеальной перспективе – превращение их в самостоятельных потентатов на манер германских князей.

Правда, кальвинисткие публицисты говорили много и хорошо о "народе", но под этим словом они понимали не массу, не всех, а часть народа, высшее сословие. Его права и были для них важны, - об остальном они не заботились. Если борьба признавалась ими законной, то лишь в том случае, когда её вела знать. "Когда мы говорим обо всём народе, - высказывался видный гугенотский публицист Губер Ланге, - то понимаем под этим словом не весь народ, а лишь его представителей: герцогов, принцев, оптиматов и вообще всех деятелей на государственном поприще".

В своих выводах гугеноты опирались на Библию и на примеры, представляемые историей Франции и других государств. Когда они доказывали, что "народ" выше и могущественнее короля, что он избирает его, то имели ввиду примеры такого избрания в истории своей родины. "Разве франки, - говорили они, - не сажали на щит своих королей? Разве Гуго Капет по наследству получил корону? А в Польше, Испании и других государствах разве не магнаты, как и во Франции, всегда избирали своего короля?"

Но кальвинизм нужен был сеньорам и по другой причине. Многочисленные дворянские свиты знатных родов юга Франции в церковной организации кальвинисткой церкви обретали новые узы, которые связывали их с "оптиматами", превращавшимися в пресвитеров новой церкви. Для этих сеньоров религиозная война была и потому желательна, что внешние войны предшествующих царствований подняли авторитет королевской власти и дворянство стало уходить из-под влияния сеньоров. Теперь во главе своей религиозной общины сеньоры шли на борьбу с королевской властью за свои вольности, а в случае удачи – и за свою политическую независимость. Как писал современник событий Клод Антон: "крупные гугенотские сеньоры, группирующиеся вокруг Конде, мечтали вовсе не о высоких должностях при короле, но о разделе королевства на ряд самостоятельных провинций, в которых они были бы суверенными, не признающими над собой ни короля, ни кого-либо другого".

Таким образом, уступки протестантам со стороны короля означали умаление его власти и раскол страны на полунезависимые владения.

Ситуация осложнялась ещё и тем, что Франсуа Алансонский являлся последним сыном Генриха II. Поскольку его старшие браться не оставили потомства, то в отсутствие и у него детей встал вопрос о престолонаследии. Согласно действующему во Франции салическому праву трон можно было передавать только по мужской линии, а ближайшим родственником короля по этой линии был потомок младшего сына Людовика IX Святого Генрих де Бурбон, король Наварры, который, к тому же был одновременно зятем Франциска III. Проблема заключалась в том, что права Генриха Наваррского на трон вовсе не были беспорными, так как согласно постановлению юристов права кровного родства учитываются только до десятой степени, а Генрих был кузеном Франциска III  в двадцать второй степени. К тому же был одним из лидеров гугенотов, а в его искренний переход в католичество во время Варфоломеевской ночи никто не верил. Таким образом, в стране, опустошаемой гражданскими и религиозными войнами двенадцать лет, и в Европе, также разорённой, где международный договор, принятый в середине века, вынуждал людей придерживаться религии их государя; увидеть Генриха Наваррского на троне Франции означало угрозу увидеть переход страны на сторону протестантских сил, что ни французские католики, ни страны Южной Европы не были готовы допустить. Это привело к тому, что многие утверждали, что он не имеет права на наследование короны и что Генеральным штатам следовало бы выбрать нового короля.

Правда другая часть юристов полагала, что на наследование короны ограничение степеней кровного родства не распространяется, ибо такое наследование регулировал древний обычай королевства. Корона не является абсолютно наследственным достоянием, а передаётся по тем правилам, каких желает нация. Таким образом, при надобности французы могут признать такое право хоть за наследником в тысячной степени.

Свою долю в эти споры внесла и королева-мать Екатерина Медичи, которая желала видеть наследником трона родившегося в 1563 г. своего внука Генриха де Водемона, сына лотарингского герцога Карла III и Клод де Валуа, дочери французского короля Генриха II и Екатерины Медичи. Это её желание подкреплялось ещё и тем, что многие считали, что Лотарингский дом, по сравнению с Бурбонами, имеет больше прав. Действительно, лотарингские герцоги претендовали на происхождение от Карла Великого, тогда как Бурбоны происходили от Гуго Капета, который был всего лишь узурпатором, захватившим трон в конце X столетия, в ущерб правам Карла Лотарингского, дяди последнего Каролинга Людовика V. А многие жители королевства по-прежнему считали легитимными только Каролингов, и в их глаза Капетинги узаконили своё положение на троне только в середине XII века, когда Людовик VII, женившись на Адели Шампанской, происходившей от Карла Великого, в 1165 г. произвёл на свет сына, ставшего Филиппом-Августом, которого можно было величать "Каролидом". Как удовлетворённо отмечал один писец: "Королевская власть в его лице возвращена роду Карла Великого". Благодаря бракам Капетинги стали законными наследниками Каролингов. Это не вызвало возражений в те времена, когда для решения вопроса о престолонаследии не думали обращаться к салическому закону. Но для людей XVI века права на корону, которые Капетинги получили через жён, могли уже казаться спорными. А ведь ещё оставались Лотарингцы, в которых некоторые видели истинных наследников Каролингов. Правда, тут был один нюанс – признание преимущественных прав лотарингских герцогов давало право претендовать на корону Гизам, и в стране были такие, кто был не против увидеть представителя этого семейства на троне.

Нельзя сказать, что молодой король не понимал всю уязвимость своего положения. Поэтому одним из первых шагов нового монарха стал поиск себе невесты, которая став его супругой как принесла ему политические выгоды, так и родила наследника. Среди многочисленных претенденток были как вдова прошлого короля Елизавета Габсбург (брак с корой сохранял антииспанский союз с императором Максимилианом II), сестра короля Наваррского – Екатерина де Бурбон (против чего пылко восстала Екатерина Медичи), и шведская принцесса Элизабет (дочь Густава I Васа), свадьба короля с которой усиливала союзнические отношение с этой северной державой. В конце концов, остановились на последней кандидатуре. Переговоры о браке шли успешно, но над Францией снова стали сгущаться тучи. Гугеноты, помнящие как ещё совсем недавно Франсуа Алансонский "флиртовал" с их лидерами, надеялись на удовлетворение своих чаяний с его стороны, и тем сильнее было их разочарование, когда он взойдя на трон стал колебаться, пытаясь не поссориться с католической партией. К тому же его брак с Элизабет Васа в случае рождения сына лишил бы статуса наследника трона Генриха Наваррского. Непремиримость демонстрировали и католики, духовный лидер которых кардинал Карл де Гиз без устали выступал с яростными нападками на своих религиозно-политических противников. Обстановка накалялась с каждым днём, и даже "политики", которые стали превращаться скорее в "недовольных", стали отпадать от короля, вступив в союз с гугенотами и обратившись к Франциску III с просьбой созвать Генеральные Штаты для умиротворения страны. Стремясь укрепить власть, король арестовал по обвинению в заговоре перешедших в оппозицию своих недавних сторонников -  маршалов Франсуа де Монморанси и Артю де Коссе. Но это произвело обратный эффект. Управлявший Лангедоком как самосттятельным государством маршал Генрих де Монморанси-Дамвиль 4 ноября 1574 г. выпустил манифест, в котором требовал от короля ввести свободу вероисповедания для реформатов и изгнать советников-итальянцев. После этого, присвоив себе прерогативы верховной власти, он созвал в Монпелье провинциальные Штаты Лангедока и вступил в союз с гугенотами. В стране вновь заполыхала гражданская война.

В ответ Франциск III предложил тем же Штатам собраться в Авиньоне, где открыв сессию в картезианской церкви Вильнев-лез-Авиньон, он смог добиться вотирования необходимых кредитов. Но, к его сожалению, четырём королевским армиям, на которые была возложена задача остановить мятежников, посчастливилось куда меньше. Правильная осада так и не позволила взять Ливрон, маленькую крепость, из которой "недовольные" терроризировали область Конта. Провинция Дофине была превращена предводителем местных аристократов-гугенотов Франсуа де Ледигьером и Шарлем де Монбреном в неприступную цитадель, а маршал Монморанси-Дамвиль штурмовал расположденную неподалёку от Авиньона крепость Сен-Жиль.

Рассчитывая устрашить мятежников, король лично привёл под Ливрон свежие силы, но новая попытка штурма, как и прежние, закончилась неудачей. После чего, в начале 1575 г., уставший и потерявший надежду на успех король пошёл на компромисс с мятежниками и отбыл в Реймс, где должна была состояться его коронация и бракосочетание. На некоторое время в стране вновь воцарился мир. Но положение дел это улучшило ненамного. "У короля нет ничего на обед", - записывал Пьер де Летуаль в марте 1575 г. Казна была пуста, а все грядущие доходы короны истрачены по самый 1580 год. Что, впрочем, не мешало Франциску III расточать те немногие средства, что были всё же собраны на придворные празднества и подарки фаворитам. Стремясь хоть как-то раздобыть деньги, король пошёл на чрезвычайные меры – он ввёл налог на добавочную стоимость, ложившийся не на бедноту, привыкшую нести всю тяжесть фискального гнёта, а на богатые классы. Буржуа, коммерсантов, должностных лиц, финансистов обложили в индивидуальном порядке пропорционально их состоянию и престижу их дела. Свой вклад должно было внести даже духовенство.

Посягательство на налоговые льготы не прошло безнаказанно. Парижский парламент выразил протест, и только прибытие на заседание лично короля, подкреплённое несколькими ротами солдат, "образумило" его. Король собрал ещё три миллиона ливров, но настроил против себя имущие классы. Началась целая буря антикоролевских пасквилей, и волнения приобрели такой масштаб, что смутьяны сочли момент подходящим для выступления.

Изменено 10 Oct 2016 пользователем Леший

[Chugayster]

Любо!

[Ottokar]

Я так понял, детей у Франциска III не будет? Тогда или пройдет детерминизм, или на трон сядет Гиз или его ставленник (второе - более вероятно).

[Леший]

Я так понял, детей у Франциска III не будет?

Скорее всего. Пока придерживаюсь этого варианта.

Тогда или пройдет детерминизм, или на трон сядет Гиз или его ставленник (второе - более вероятно).

Тут еще ничего не решено. Тут есть несколько вариантов:

1. Генрих Наваррский, который тут все еще католик, а значит препятствий к занятию трона у него меньше, чем в РИ.

2. Попытки Генриха де Гиза самому короноваться. Но, как уже сказано выше, в связи с "католицизмом" Беарнца шансов у него намного меньше (т.е. апеллировать к тому, что королем не может быть протестант он не может).

3. Наследование трона Генрихом де Водемоном-Лотарингским. К сожалению, информации по проекту его "вынесения" на трон мало. Известно, что Екатерина Медичи лоббировала его кандидатуру, но правивший в РИ Генрих III отказался поддержать ее. Разумеется, Франциск III может занять другую позицию. Но насколько серьёзно тогда воспринималась кандидатура сына лотарингского герцога неизвестно.

Изменено 9 Oct 2016 пользователем Леший

[Ottokar]

Скорее всего. Пока придерживаюсь этого варианта.

Хотя... вот у Карла IX вроде была дочь от законной жены-Габсбургши и сын-бастард. Франциск II умер до того, как мог бы, кхм, приступить к активному размножению. А Генрих III после смерти нежно любимой Марии Клевской окружил себя миньонами и Луизой де Водемон почти не интересовался. Так что, возможно, у Франциска III есть шанс обзавестись сыном.

Изменено 9 Oct 2016 пользователем Ottokar

[Леший]

Генрих III после смерти нежно любимой Марии Клевской окружил себя миньонами

Скажем так, современными французскими историками рассказы про "альтернативную ориентированность" Генриха III уже не рассматриваются.

Так что, возможно, у Франциска III есть шанс обзавестись сыном.

У него, насколько мне известно, даже бастардов не было.

[Ottokar]

современными французскими историками рассказы про "альтернативную ориентированность" Генриха III уже не рассматриваются.

Генрих был бисексуален, но именно при нем появились миньоны, разве нет?

У него, насколько мне известно, даже бастардов не было.

Ну так возможно его, например, не интересовал, пардон, секс сам по себе.