Полярные сердца (часть II)

[Граф Цеппелин]

Уважаемые коллеги, наступил 2020-ый, и по этому случаю я выкладываю давно обещаное продолжение моего рассказа "Полярные сердца". К сожалению, этот год у меня выдался... очень непростым, и поэтому вторую часть дописал только к декабрю. Enjoy!

Рейтинг:NC-17
Жанр: Альтернативная история
Предупреждение: В тексте присутствуют упоминания сексуальных, в том числе гомосексуальных отношений. Не нравится - я полностью признаю ваше полное и абсолютное право не читать.
Все совпадения с реальными людьми - коих я старался избегать - совершенно случайны.


Говорит Москва! От Советского Информбюро!
Освобожденные народы мира поддерживают повсеместно дело неустанной борьбы с немецким фашизмом и японским империализмом. Вчера днем, тяжелые бомбардировщики армии “Савойя” Народной Республики Италия, действуя из освобожденного Сингапура, нанесли решительный удар по еще уцелевшим оплотам японских захватчиков на Филиппинских островах. Итальянские солдаты и моряки вновь и вновь демонстрируют в боях готовность искупить свою страшную ошибку – войну на стороне гитлеровской Германии.

Налет возглавила считающаяся отборной двести семьдесят четвертая эскадрилья, под командованием капитана Бруно Муссолини – сына экс-“дуче” империалистической Италии, ныне пребывающего под домашним арестом…



 

II

Серый рассвет тяжело, неохотно поднялся над серым морем, тускло осветив медленные холодные волны. Мутное светлое пятно, лишь очень отдаленно смахивающее на солнце, еле-еле приподнялось над почти неразличимой линией, где тяжелый свинец ледяной воды сливался с холодной серостью облаков.
( Свернуть )
Облокотившись на перила мостика, капитан Тобольцев смотрел на еле различимый горизонт, свободной рукой придерживая чашку чуть теплого кофе. Ветер, немилосердно трепавший старый линкор весь вчерашний день, сегодня чуть улегся, и теперь равномерно дул с северо-востока, неся с собой мелкие, почти невидимые снежинки. Несколько крупинок парящего льда упали прямо в чашку. Проследив, как они тают в черной жидкости, капитан со вздохом пригубил почти остывший напиток, и страдальчески скривился.

Тобольцев не любил кофе. Он предпочитал чай – янтарный, пышущий жаром только что пропевшего свою песнь чайничка, настоянный на тщательно высушенных, помолотых вручную ароматных травах и дополненный каплей (самую чуточку, чтобы ни в коем случае не перебить тонкий вкус) золотистого армянского коньяка. Вот это был напиток, взаправду достойный советского офицера! Но, увы – при всех несомненных достоинствах чая, кофе все-таки лучше справлялось с поддержанием бодрости в измученном бессоницей теле…

...- Подтверждение с “Гремящего”, товарищ командир корабля, - словно по волшебству, вахтенный возник у плеча Тобольцева, - Радарный контакт на горизонте. Прежний пеленг, дистанция сорок.
Тобольцев молча кивнул. Оснащенный американским поисковым радаром “Гремящий” был одним из эсминцев, выставленных в передовой дозор. Сейчас он двигался примерно в сорока километрах к юго-западу от “Архангельска”, что вместе с тридцатью-сорока километрами радиуса обзора радара давало эскадре почти сотню километров предупреждения. И примерно четверть часа назад, “Гремящий” доложил о группе надводных целей, появившихся со стороны Норвегии.

Весь остаток прошлого дня и всю ночь, советская и немецкая эскадры медленно и осторожно двигались навстречу друг другу. В принципе, они могли бы встретиться значительно раньше, но холодные волны Северного Ледовитого Океана служили прибежищем не только морской живности. Прямо сейчас, горизонт перед глазами Тобольцева плавно качнулся, а палуба под ногами накренилась, когда “Архангельск” тяжеловесно заложил очередной поворот своего противолодочного зигзага. Судя по тому, что докладывала воздушная разведка, немцы тоже не испытывали ни малейшего желания подставлять бока “Гнейзенау” под торпеды союзных субмарин.

При этой мысли, Тобольцев снова скривился, на этот раз от вполне объяснимого разочарования. Семь подводных лодок советского флота и две британские субмарины ждали в завесе между Норвегией и ними, и капитан – да и не только он - надеялся, что какая-нибудь из них да сумеет поубавить немцам прыти. К сожалению, эти надежды не оправдались: ни одна субмарина даже не заметила “Гнейзенау”, когда линкор под прикрытием ночной мглы пересек подводную завесу.

И да, они точно имели дело с “Гнейзенау”. Теперь уже никто не сомневался в этом. Не так, чтобы выбор был особенно велик – оставшиеся на ходу крупные корабли у немцев можно было пересчитать по пальцам – но вскоре после вчерашнего воздушного налета, поднявшийся из-под Мурманска самолет-разведчик сумел пройти над немецкой эскадрой, и сделать фотоснимки хорошего качества. Пересланные по радиофаксу на “Архангельск”, фотографии со всей очевидностью демонстрировали немецкий быстроходный линкор, вызывающе ощетинившийся кривыми крестами намалеванных на палубе свастик.

Эта новость произвела тяжелое впечатление на команду “Архангельска”. До этого, матросы и офицеры корабля еще могли надеяться (пускай и почти безосновательно), что командование все же ошиблось, и они имеют дело с чем-то меньшим – например, “Принцем Ойгеном”. Каким бы старым и изношенным ни был одолженный линкор, но крейсер, пусть даже и тяжелый, не был ему серьезным противником. Но против них был “Гнейзенау”: порождение военной технологии, на двадцать лет более прогрессивной, чем та, что создала “Архангельск”. И даже если не учитывать технологический разрыв, советский надводный флот… не так чтобы мог похвастаться впечатляющими успехами за прошедшие годы войны.

Смутное, тревожное напряжение пронизало, казалось, всю стальную громаду линкора, от отвесного форштевня и до покатого свеса кормы. Постепенно стихли привычные шутки, исчезли непринужденные разговоры. Проворочавшись полночи в койке, и так и не сумев толком заснуть, Тобольцев вышел из каюты в половине пятого, и его неприятно поразило, как много моряков, судя по всему, тоже провели последние часы, не сомкнув глаз.

За это время, авиация Карельского Фронта и летчики Северного Флота совершили четыре массированных вылета против “Гнейзенау” и его эскорта. Согласно все более бравурным радиограммам, поступавшим из Мурманска, немецкий линкор получил “не менее двадцати двух” бомбовых попаданий, и “весьма вероятно” тяжело поврежден. Изрядной ложкой дегтя реальности в этой бочке самодовольного меда прозвучало сообщение, что эти усилия стоили советским военно-воздушным силам двенадцати самолетов, уничтоженных или подбитых зенитным огнем “Гнейзенау”.

- В общем, все ясно, - вздохнул тогда Тобольцев, откладывая последнюю расшифровку, - Попали хорошо если дважды, да и то не наверняка. Как обычно.

- Вы сомневаетесь в информации, товарищ капитан? – с некоторым вызовом в голосе отозвался Куропасов. Замполит корабля почему-то принимал близко к сердцу любые намеки на неполноту или недостоверность приходящих от командования флота данных. Что, увы, было не редкостью.

- В том, что потеряли дюжину самолетов – к сожалению, не сомневаюсь, - угрюмо отозвался Тобольцев, - А вот в результатах… Если бы наши летуны действительно всадили две дюжины фугасов в “Гнейзенау”, то он бы не мчался сейчас нам навстречу, а полз домой самым малым ходом. Или вообще бы уже лежал на дне.

- Тогда что же они такое докладывают?

- Что им показалось, то и докладывают, - снова вздохнул капитан, - Не так-то просто с высоты, да еще и под огнем, понять, что там на самом деле случилось. Нет, все-таки придется исходить из того, что немец в лучшем случае слегка потрепан. Не время для оптимизма.

Этот разговор состоялся вчерашним вечером. Между тем, сведения о выходе в море “Гнейзенау” продолжали расходиться со скоростью реакции растревоженной военной бюрократии. Внезапно вернувшаяся угроза арктическим конвоям – спустя месяцы после уничтожения “Шарнхорста” и “Тирпица”, казалось, окончательно очистившего северные воды от немецких кораблей – вызвала волну почти панической реакции от Мурманска и до Вашингтона.

Из Скапа-Флоу торопливо вышло скомпонованное в жуткой спешке британское Соединение 50 – быстроходные линкоры “Энсон” и “Хоув”, в сопровождении линейного авианосца “Формидейбл”. Три стальных великана, окруженные целой армадой кораблей эскорта, сейчас резали форштевнями волны Норвежского Моря, двигаясь на восток так быстро, как только могли. Отделившись от ближнего прикрытия возвратного конвоя RA60, на помощь русским мчался быстроходный итальянец “Андреа Дориа”, и шесть эсминцев. Но расстояния, а равно и незримая угроза германских субмарин, играли против них. К тому моменту, когда помощь доберется до конвоя, все уже будет кончено.
Так или иначе.

- Дымы уже видно? – поинтересовался Тобольцев у вахтенного. Тот неопределенно пожал плечами.

- Трудно сказать, товарищ командир корабля, - наконец, сформулировал он, - Видимость неважная. Пару раз с “Гремящего” замечали что-то такое, - он неопределенно повел пальцами в воздухе, - на горизонте, но опознать не удалось. Соответственно приказу, попыток сблизиться не предпринимали.

Тобольцев медленно кивнул, не отрывая взгляда от еле различимого горизонта. Пока что он был чист: ни единая колонна дыма не нарушала серой равномерности неба и сливающегося с ним воедино моря. Глубоко вздохнув, Тобольцев поболтал чашкой в воздухе, и залпом допил остывший кофе.

- Корабль к бою изготовить, - объявил он, выпрямляясь. Затекшая спина ощутимо заныла, и капитан с трудом удержал готовое сорваться с губ крепкое словечко, - Дозорной линии отойти на воссоединение, поддерживая радарный контакт с противником. По эскадре, доложить о готовности к реализации плана “морской крот”.

- Есть, товарищ командир корабля! Корабль к бою изготовить. Дозорной линии отойти, поддерживая радарный контакт. По эскадре доложить о готовности реализации плана “морской крот”, так точно!

- Исполнять, - кивнув, Тобольцев повернулся к заиндевелой двери, ведущей внутрь мостика. Но прежде чем уйти в теплое нутро корабля, он, оглянувшись через плечо, бросил еще один взгляд на далекий горизонт. Пока что, он был все еще чист…
 

-----

…Скорчившись в неудобном металлическом кресле глубоко в недрах стального корпуса линкора, Мишка Соколин нервно облизнул пересохшие губы. Центральный пост управления огнем был укрыт в самой защищенной части “Архангельска” – ниже ватерлинии под основанием носовой надстройки, прикрытый сверху глухой крышкой двух броневых палуб и с боков могучими плитами пояса и траверсных переборок – но даже здесь, под защитой наиболее толстой брони корабля явственно чувствовалось растущее напряжение.

Как и большая часть экипажа “Архангельска”, Михаил был новобранцем. Ну ладно, хорошо обученным новобранцем. Несмотря на тяжелое положение, в котором пребывал советский флот, абы кого в радиометристы все же не брали. Еще перед войной Мишка окончил с отличием радиошколу, и считался технически ценным специалистом. Однако весь его предшествующий опыт был сугубо “сухопутным”: наладка и ремонт корабельной радиоаппаратуры в мастерских Северного Флота.

Когда пришел приказ о назначении его радиометристом на “одолженный” британцами линкор, Мишка сначала решил, что произошла какая-то ошибка. Он, конечно, знал, что западные союзники согласились усилить Северный Флот СССР несколькими старыми кораблями. Но никогда не думал, что окажется в числе тех, кому предстоит этими кораблями управлять. И все же оказалось, что его опыт работы с радиолокаторами – в том числе иностранными – был, в глазах командования, более ценным, чем думал сам Мишка.

Когда же оказалось, что Владьку назначают на тот же самый “Архангельск” Мишка всерьез задался вопросом: а не существует ли предопределение на самом деле?

Потом была Британия – странная, необычная. Серая громада линкора, неподвижно застывшая в заливе Скапа-Флоу. Непривычный говор, непривычные нравы. Как и все моряки, выбранные для укомплектования иностранных кораблей, Мишка знал английский, но одно дело – уметь объясниться на уровне несколько выше чем “моя твоя понимай”, и совсем другое – правильно воспринимать на слух беглые инструкции англичан-лекторов, объясняющих принципы обращения с тонкой аппаратурой. Но с этим он справился, он был готов учиться.

Гораздо труднее оказалось привыкнуть к тому, что они с Владькой не могут в свободное время просто гулять, взявшись за руки, или смачно целоваться в парке на скамейке. Чопорная отсталость британских нравов порой ставила Мишку в тупик: как вообще эти застрявшие в позапрошлом столетии люди сумели построить такую громадную империю?

Обратный путь в СССР, вместе с очередным конвоем, был нелегким. На старом линкоре ломалось практически все, что не успело сломаться до этого. Англичане (по-видимому, вовсе не горевшие особым желанием одалживать корабль) снабжали советский экипаж неохотно, необходимые запчасти для тех же локаторов приходилось добывать со скандалами и бесконечными жалобами “наверх”. В середине перехода пришел слух, что немцы послали в море эскадру, чтобы уничтожить конвой. Но тогда обошлось, не считая нескольких тревожных контактов с подводными лодками.

И вот теперь он шел навстречу своему первому настоящему сражению. Сражению, в котором – вот уж пацану свезло так свезло, как сказал бы на этот счет Владька – ему предстояло играть если и не решающую, то очень важную, возможно, ключевую роль.

И он совершенно не был уверен, что готов и к десятой доле такой ответственности…
Пытаясь отвлечься от мрачных мыслей, Михаил пристально, словно в первый раз, обвел взглядом помещение ЦПУАО. Результат, впрочем, оказался очень далек от ожидаемого: увиденное откровенно не внушало оптимизма.

Будучи старым, толком не модернизированным кораблем, “Роял Соверен” - “Архангельск” - использовал почти то же самое оборудование, с которым в шестнадцатом году шел навстречу флоту кайзера при Ютланде. Большую часть поста управления огнем занимал массивный вычислительный планшет Дрейера. Широкий чугунный стол, увенчанный медными циферблатами, механическими графопостроителями и дисковым калькулятором Думарека, казался некой фантасмагорической конструкцией из старого фантастического романа, а не составной частью военного корабля. Современные корабли использовали другое, более компактное и точное автоматическое оборудование.
Но “Архангельск” получил свою систему управления огнем еще при рождении, и за два десятилетия его службы никто так и не удосужился заменить архаичный прибор на что-нибудь более современное…

По выкрашенным в тускло-желтый цвет стенам отсека тянулась сплошная паутина кабелей в толстой оплетке (местами перемотанной изоолентой), соединявших между собой серые коробки распределительных щитов, индикаторные панели с многочисленными циферблатами и ряды управляющих переключателей. Через равные промежутки из стен выступали кожухи телефонных аппаратов, соединявших пост управления огнем с остальными частями корабля. Стрелки на циферблатах передавали на пост управления огнем сведения о скорости корабля, направлении его движения, силе и скорости ветра, и – самое главное – оценки скорости и направления движения неприятеля, от расположенных на верхушках мачт и орудийных башен линкора артиллерийских дальномеров.

Вся эта архаичная аппаратура сверкала полированной медью, матово отблескивала выцветшей краской, и недвусмысленно намекала, что место ей – в музее. Втиснутая среди древнего, разменявшего не первый десяток лет оборудования, рабочая станция радара казалась здесь таким же анахронизмом, как трамвай при дворе Ивана Грозного. И стоило только представить, что на этом доисторическом снаряжении им придется решать исход боя с современным быстроходным линкором…

От невеселых размышлений Мишку отвлек лязг открывшейся двери. Старший лейтенант Борисенко, начальник секции управления огнем, шагнул в помещение, торопливо записывая что-то в блокноте. Задержавшись на пороге, он поднял взгляд на подчиненных, и прокашлялся.

- Товарищи, - офицер на мгновение запнулся, странно дернул головой, и, словно собравшись с духом, продолжил, - С центрального КДП только что сообщили. “Гнейзенау” на горизонте.
Мишка немедленно представил, что видят сейчас наблюдатели на мачтах и надстройке “Архангельска”: как медленно, с обманчивой неторопливостью встает из-за горизонта темно-серая громада нацистского линкора. Адреналин мгновенной вспышкой выжег из нервов накопившуюся усталость и тревогу. Долгое ожидание боя, наконец, завершилось.

По команде Борисенко, операторы немедленно приступили к работе. Защелкали переключатели. На тусклых до того приборных панелях вспыхнула радуга разноцветных лампочек. Звуковые сигналы издавали пронзительные трели, словно прокашливаясь перед какафонией боя. Стрелки на циферблатах, прежде застывшие в нейтральном положении, начали неторопливо смещаться - по мере того, как наверху, на палубе линкора медленно проворачивались навстречу врагу громадные орудийные башни.

В основе всей теории управления огнем на море лежали две фундаментальные величины: дистанция до цели и угол визирования цели. Непрерывные, последовательные замеры этих двух величин позволяли выстроить закономерности и описать положение неприятельского корабля, его скорость и направление движения в любой конкретный момент времени. И – что было наиболее важно – предсказать положение неприятеля в ближайшем будущем. Полет снаряда на большую дистанцию мог занять больше минуты, и единственным способом надежно накрыть цель, было точно предсказать, в какую точку упреждения надо наводить орудия.

Вся установленная в отсеке ЦПУАО древняя и современная аппаратура предназначалась именно для решения этих задач: выстраивать закономерности и определять точки упреждения. Установленные на мачтах и в артиллерийских башнях “Архангельска” оптические дальномеры (а с недавних пор – также и радары) непрерывно замеряли дистанцию и угол визирования выбранной капитаном цели. Эти данные стекались на центральный пост управления огнем, где усреднялись, аппроксимировались, преобразовывались в “величину изменения расстояния” и “скорость смещения” цели относительно поля зрения, и затем, после учета множества и иных факторов, перебрасывались к орудиям – теперь уже в форме готовых углов возвышения и градусов горизонтальной наводки.

Именно эти “скучные” для обывателя действия и являлись ключевой составляющей артиллерийской войны на море.

Склонившись над своим пультом, Мишка перекинул группу переключателей. Экран артиллерийского радара замерцал, по зеленому стеклу сверху вниз протянулась белая нить электронного луча. Бросив взгляд на стрелку индикатора, Мишка убедился, что радар смотрит точно в нужном направлении и прокрутил ручку настройки.

На белой линии проступили три отчетливо различимые горизонтальные полоски. Одну из них – ближайшую - Мишка сразу отбросил как помеху самого радара. Остальные же две… Мишка задумчиво закусил губу, разглядывая изображение.

- Товарищ старший лейтенант, вижу две отметки, - обернувшись через плечо, отчитался он, - На тридцать две пятьсот и тридцать четыре ровно.

- Бери ту, которая на тридцать четыре, - сверившись с блокнотом, приказал Борисенко, - Немец идет в окружении эсминцев. Плохо видно этих чертей, погода портится.

- Есть, товарищ старший лейтенант! – вновь склонившись над пультом, Мишка аккуратно прокрутил ручки настройки, сужая “окно” восприятия радара. Ближайшая из пары белая полоска расплылась, затем сгладилась, исчезла: теперь фильтры радара автоматически отсекали все сигналы, кроме тех, которые приходили с задержкой, соответствующей дистанции порядка тридцати четырех тысяч (плюс-минус пара сотен) метров, - Радар ведет цель.

- Странно что-то… - пробормотал от планшета Дрейера оператор Воронцов.

- Что там? – обеспокоенно рванулся к нему (а вернее, к планшету) Борисенко, - Чего случилось? Что еще тут у тебя сломалось?!

- Да не здесь! – Воронцов мужественно заслонил собой полутонный чугунный стол от надвигающегося офицерского беспокойства, - Я о “Гнейзенау”. Почему он не стреляет? Его пушки на тридцать шесть километров достают, не меньше.

- Тьфу ты, черт! – с явным облегчением ругнулся Борисенко, - Да какое тебе дело, почему нацист не стреляет? Не стреляет, и ладно. Делом займись лучше! Своим причем.

- А чем мы стрелять будем? – вдруг поинтересовался Мишка. Ему только что пришло на ум, что эта инструкция “сверху” вроде как так и не поступила...

На мгновение воцарилась недоуменная тишина: затем, яростно ругнувшись то ли на бестолкового себя, то ли на начальство, почему-то решившее, что подчиненные умеют читать мысли, Борисенко сорвал со стены трубку телефона.

- Алло, мостик? – проговорил он в микрофон, - Это ЦПУАО. Уточните тип заряжаемого боеприпаса… Да. Ясно, - повесив трубку, он вновь обернулся к операторам, и выразительно прочистил горло:
- Бронебойный, марка тринадцать-А, с суперзарядом.

Собравшиеся на артиллерийском посту, не сговариваясь, синхронно переглянулись.

Не проходившие масштабной и дорогостоящей модернизации орудийные башни “Архангельска” могли поднимать стволы орудий не больше чем на двадцать градусов – что ограничивало дальность их стрельбы двадцатью тысячами метров. По нынешним меркам, этого было уже недостаточно. Поэтому, в попытке хоть как-то сохранить боевое значение своих старых линкоров, британское адмиралтейство ввело практику использования “суперзарядов”: самых больших пороховых зарядов, которые (теоретически) могло выдержать орудие.

Применяя суперзаряды, “Архангельск” мог послать снаряд на двадцать шесть тысяч метров. Казалось бы, не так уж и много; однако, самое дальнее попадание за всю историю морской артиллерии было достигнуто (между прочим, таким же орудием, что и стоявшие на “Архангельске”) на дистанции в двадцать три тысячи семьсот метров. Вот только…

- Шеф, никто никогда еще не пользовался суперзарядами в настоящем сражении, - первым озвучил общие сомнения Воронцов, - Черт его знает, как пушки это выдержат.

- А я что, по-вашему, не в курсе?! – яростно обрушился на него Борисенко, - Значит, будем первыми! Может, медаль за это выдадут! Ну, чего уставился, как на призрак коммунизма? А ну вводи для суперзаряда!

- Есть вводить для суперзаряда! – отрапортовал Воронцов, склонившись над планшетом Дрейера, - Начальная скорость две тысячи шестьсот сорок метр… тьфу, футов, футов в секунду. Вес - тысяча девятьсот тридцать восемь фунтов… спячу я от этих допотопных мерок, вот ей-богу…

По мнению Мишки, британскую систему мер можно было смело считать преступлением если не против человечества, то против здравого смысла - но его мнением по этому вопросу как-то никто, кроме Владьки, не интересовался.

- Разговорчики убрать! – раздраженно рявкнул Борисенко, - Скорость ветра?

- Двадцать пять миль в час, северо-западный. Установлен.

- Температура воздуха?

- Минус двенадцать Цельсия, установлена.

- Давление?

- Семьсот десять. Установлено.

- Установлено, запускаем Дрейер.

Синхронно щелкнули выключатели, и монументальный планшет Дрейера вдруг ожил, деловито загудел, застучал шестернями. Зажужжали электромоторы графопостроителей, неторопливо перематывая с ролика на ролик длинные полосы бумажной ленты. Перья грифелей скользнули по бумаге, старательно прочерчивая пока еще ничего не значащую прямую.

- Азимут на цель? – затребовал Борисенко.

- Двести шестьдесят два, семь минут, по центральному дальномеру, - доложил наблюдавший за циферблатами мичман.

- Дистанция?

- Центральный дальномер дает двадцать семь тысяч пятьсот, - Кирюшин, кивнув, сместил рамку печатного аппарата на объявленную величину, и ударил по клавише “С”, ставя на бумаге метку.

- Башня “А” – двадцать семь тысяч двести, - новая отметка, теперь с литерой “А”, появилась на ленте.

- Башня “B” – двадцать семь тысяч четыреста, - третья отметка, с литерой “B”, дополнила предыдущие.

- Радар дает двадцать семь тысяч четыреста пятьдесят ровно, - отчитался со своего поста Михаил. Пока что его действия сводились лишь к этому: следить за положением отметки напротив градуированной шкалы, нарисованной на стекле экрана. “Его” радар был сейчас подчинен директору на передней надстройке линкора, двигаясь вслед за движениями дальномера и, по сути, дублируя оптику.

Вся процедура повторялась снова и снова, каждый раз добавляя на лист новую серию точек и новые значения азимутов. Спустя пару минут, во внешне хаотичном разбросе помеченных соответствующими буквами меток, проступила вполне очевидная тенденция, и Кирюшин объявил, что центральный дальномер “ведет” цель.

Взявшись за обод Думарека, лейтенант Машхадиев аккуратно провернул циферблат калькулятора, поставив его соответственно пеленгу на цель. Затем, прокрутив несколько раз маховик, он повернул отполированную медную рамку над прибором, противоположном направлении до отметки в двадцать семь градусов, задавая тем самым курс самого “Архангельска”, и сдвинул ползунок на рамке к отметке “18 узлов”, устанавливая скорость линкора.

Вместе с ползунком сместилась и поворотная рейка, подвешенная под медной рамкой. Эта часть механизма служила для установки скорости и направления движения цели. Осторожно прокручивая маховички, Машхадиев развернул рейку так, чтобы она соответствовала вычисленному по результатам многократных наблюдений курсу неприятеля, и сместил ее вперед до отметки в “27 узлов”.

- Скорость сближения – восемьсот ярдов в минуту ровно, - прочитал он с циферблата, - Смещение – вправо четыреста.

- Поправка минус четыреста, - кивнув, распорядился Борисенко. Кирюшин крутанул ручку установки. Линия на листе графопостроителя раздвоилась: одна продолжала следовать за наблюдаемым курсом “Гнейзенау”, другая же, бегущая параллельно, теперь отмечала его предполагаемое положение двадцать секунд спустя.

- Цель сопровождается. Готовность к открытию огня! – Борисенко надавил на клавишу, и резкий прерывистый треск огласил помещение, - Товьсь!

Пронзительно зазвенел зуммер артиллерийского сигнала. Мгновение спустя, тяжелый, глухой грохот, донесшийся откуда-то спереди и сверху, прокатился по отсеку. Никто из находящихся на посту, разумеется, не мог видеть самого залпа, но все они прекрасно представляли, что именно произошло: два огромных пятнадцатидюймовых орудия башни “А” разрядились одновременно, метнув в пространство полторы тонны стали и тротила.

Спустя неожиданно долгие (на взгляд Мишки, во всяком случае) тридцать секунд, резкий сигнал переговорного устройства, ведущего от центрального дальномера, нарушил воцарившуюся в отсеке тишину.

- Перелет! – доложил, прижав трубку к уху, связной от индикаторной панели. Взгляд его не отрывался от внезапно пришедших в движение стрелок, - Дальность двадцать шесть тысяч пятьсот, двадцать шесть тысяч двести с центрального, двадцать шесть тысяч триста, двадцать шесть тысяч семьсот с башни А, башня B не наблюдала. Смещение вперед на шесть.

- Изменение расстояния и смещение прежние, - отчитался от планшета Кирюшин, - Цель скорости не меняла.

- Корректируем, товарищи, - приказал Борисенко, - Цель медленнее, чем мы думали. Поправка тысячу пятьсот. Упреждение минус шесть… - звон зуммера прервал его слова. Вслед за ним, рокот нового залпа раскатился по кораблю.

- Перелет, - отчитался связной, - Дальность двадцать шесть двести, двадцать шесть четыреста. Смещение вперед на шесть.

Вновь заработал калькулятор Думарека. Торопливо внесенные поправки преобразовались в новые решения по возвышению и упреждению, немедленно отправленные к орудиям. Новый залп, теперь уже с новыми параметрами, сотряс корабль…

- Перелет, - доложил связной, - Двадцать шесть… - он на секунду умолк, вслушиваясь в голос из трубки.

- Двадцать восемь – и? – нетерпеливо повторил Борисенко. Все присутствующие невольно задержали дыхание: если второй снаряд лег с недолетом, то, значит, цель оказалась в “вилке”, а там и до попадания недалеко…

- Второго падения не наблюдали, - наконец, отозвался связной, - Снег усиливается.

Борисенко глухо выругался.

- Работаем дальше, товарищи! – тяжело приказал он, - Работаем…

-----

- Огонь, - поднимая бинокль, приказал капитан Тобольцев, и стоявший у приборной панели мичман тут же нажал на залповую кнопку. Пронзительно зазвенел зуммер артиллерийского сигнала.

Мгновение спустя, тяжелый грохот артиллерийского залпа раскатился по кораблю, и башня “B”, окутавшись дымом, метнула свои снаряды в сторону далекого – пока еще – врага.

Приставив к глазам окуляры, Тобольцев вгляделся в почти невидимую полосу там, где серое море встречалось с серым небом. Где-то в этой серой дали виднелось расплывчатое темно-серое пятно – “Гнейзенау”. Мостик “Архангельска” поднимался почти на двадцать метров над волнами, и с этой возвышенной позиции капитан мог видеть горизонт в шестнадцати километрах, и выступающие над ним мачты немецкого корабля.

Спустя полминуты, позади темно-серого пятна поднялись вверх две тонкие белые полоски, постояли секунду-другую, и затем исчезли.

“Опять перелет”, недовольно подумал Тобольцев, медленно опуская бинокль. Судя по взметывающимся точно за целью фонтанам всплесков, артиллеристы “Архангельска”, наконец, нащупали правильное упреждение, но никак не могли отыскать дальность.

“Гнейзенау” все еще не отвечал. Пока не отвечал. Тобольцев без особого труда догадывался, почему: условия видимости оставляли желать лучшего, и немецкие артиллеристы не собирались тратить снаряды впустую, пристреливаясь по плохо различимой цели. Они могли себе это позволить: они-то не сомневались, что сумеют пристреляться быстро и точно.

Новый залп сотряс воздух – на этот раз ударила башня “Y”. Выждав десяток секунд, Тобольцев поднял к глазам бинокль и навел резкость, высматривая всплески. Ждать долго не пришлось. Один столб воды взметнулся, как и прежде, позади немецкого линкора. Но второй белесой колонной поднялся впереди, словно перечеркивая собой темный силуэт “Гнейзенау”.

- Вилка, товарищ командир корабля! Есть первая вилка!

- Уменьшить разброс вдвое, - приказал Тобольцев. Следующий выстрел громыхнул в воздухе прежде, чем он успел договорить, и пришлось ждать невыносимо долгие полминуты, прежде чем орудия восприняли эту поправку. Наконец, башня “Х” на корме линкора разродилась двумя языками рокочущего пламени, и еще тридцать мучительных секунд спустя – два вставших почти бок о бок фонтана воды полностью скрыли за собой “Гнейзенау”.

- Накрытие! – проорал кто-то за спиной капитана.

- Накрытие, товарищ командир корабля! – запоздало отчитался связной.

- Залп давайте, залп! – нервно сжимая ремень бинокля, потребовал Тобольцев. Немецкий линкор был “накрыт” огнем: эллипс рассеивания снарядов “Архангельска” лежал точно поперек “Гнейзенау”, смещаясь вместе с неприятелем, и теперь задачей советского линкора было выпустить возможно больше снарядов, пока немцы не успели сманеврировать.

Пронзительно зазвенел зуммер залпового сигнала. Несколько секунд прошли в томительной тишине, а затем…

БРАМММ!

С оглушительным рокотом, четыре пятнадцатидюймовых орудия носовых башен – половина всей тяжелой артиллерии “Архангельска” – выстрелили одновременно, выбросив в холодный воздух огромные языки пламени. Густое облако белесого дыма на мгновение окутало корабль. Прежде, чем снаряды преодолели половину пути, оглушающее “БРАМММ!” раздалось вторично: это сказали свое слово кормовые башни.

Почти тут же с кормы корабля донесся какой-то громогласный лязг, совершенно не укладывающийся в обычный рокот залпа. От пронзительного визга металла, скрежещущего по металлу, у Тобольцева зазвенело в ушах. К счастью, зубодробительная какафония механики продолжалась какую-то секунду, но и этого хватило капитану, чтобы понять: что-то пошло не так.

- Что там?! - потребовал Тобольцев. В первое мгновение, он решил, что в корабль попал снаряд, но дальномерные посты, в задачу которых также входило и отслеживать вспышки неприятельских выстрелов, ни о чем таком не докладывали.

Связные уже торопливо срывали со стен отчаянно верещащие трубки переговорных устройств, выкрикивали вопросы в микрофоны. Подскочив к приборной панели, капитан осмотрел показания индикаторов. Стрелка, отмечавшая положение башни “Y” застыла на месте, более не проворачиваясь вслед за директорами корабля. Но пожарные сигналы молчали, и корабль вроде как не собирался взрываться у них под ногами…

Наконец, один из вахтенных обернулся к капитану:

- Товарищ командир корабля, башня “Игрек” докладывает… У них откатники не выдержали. Помпу сорвало, и масло хлещет из магистралей. Они… в общем, они не думают, что сумеют это быстро починить, товарищ командир корабля.

Тобольцев только беспомощно махнул рукой, с трудом подавив навязчивое желание отчаянно заскрежетать зубами. Винить в произошедшем было некого – разве что сквалыг из лондонского Сити, за два десятилетия так и не озаботившихся изыскать денег на модернизацию орудий своих старых дредноутов.

“Ну просто замечательно,” с едким сарказмом обратился он сам к себе, “Мы только вступили в бой, и уже потеряли четверть огневой мощи. Хорошенькое начало, ей-богу. И это при том, что немец пока еще даже не стреляет…”

Не успев мысленно договорить последнюю фразу, Тобольцев всерьез задумался: не должна ли советская наука перестать считать сглаз за глупое суеверие, и признать его подтвержденным феноменом природы?

Откуда-то издалека накатил тяжелый, воющий гул, и в следующее мгновение два огромных – выше мачт! – фонтана воды взметнулись в какой-то паре сотен метров по правому борту “Архангельска”. Ледяные брызги рассеянным дождем обрушились на мостик и надстройки старого линкора. Тобольцев рефлекторно прикрылся рукой от жалящих уколов воды, и повернулся к рулевому, собираясь отдать приказ. Прежде, чем он успел открыть рот, воздух снова загудел, и мгновение спустя еще два огромных водяных столба взметнулись на этот раз слева от корабля.

“Гнейзенау” ответил.

- Право руля! – гаркнул Тобольцев, и рулевой резко крутанул штурвал.

Палуба под ногами тяжело качнулась. Протестующее заскрежетал старый металл. С неожиданной скоростью для его массивного тела, “Архангельск” перекатился на новый курс, и теперь шел почти параллельно “Гнейзенау”. Очередной фонтан воды взметнулся далеко слева, едва не накрыв один из поворачивающих эсминцев. Но почти сразу же новая пара снарядов обрушилась с небес, и водяные столбы снова поднялись по бокам советского линкора, словно зажимая его между двух зловещих ледяных клыков.

- Огонь! – скомандовал капитан… но башни “Архангельска” молчали.

Капитан Тобольцев понял, что допустил глупую ошибку. Пусть на мгновение, но он забыл, что командует не “Фрунзе”, с его автоматическими стабилизированными вычислителями, а древним “Роял Совереном”, с примитивной, не способной при маневрировании поддерживать огневое решение системой управления огнем. Резкий маневр “Архангельска” практически не помешал стрелять немцам, но зато сбил наводку артиллеристам советского линкора.

Через томительно долгую минуту, артиллерия “Архангельска” вновь ударила - с недолетом, и впереди цели. Еще три немецких залпа обрушились в опасной близости от корабля, прежде чем канониры “Архангельска” сумели вновь нащупать правильную дальность и упреждение. Вновь громыхнул раскатистым “БРАМММММ!” бортовой залп: на этот раз (в связи с выбытием из строя башни “Y”) – трехорудийный. Вновь фонтаны воды взметнулись у расплывчатого силуэта “Гнейзенау”, в ответ зловеще сверкнувшего вспышками ответного огня. И снова. И снова.

Это было сражение машин; дуэль зубчатых колес, поляризованных реле, шаговых искателей и электромоторов, тесно упакованных в неуклюжие корпуса баллистических вычислителей. Роль людей вокруг них сводилась лишь к тому, чтобы по первому же требованию механических умов подавать им все нужные данные, и затем поспешно претворять их математически выверенные решения в жизнь - в углы наводки и возвышения гигантских корабельных орудий.

Любой человек на борту “Архангельска” мог быть оглушен, убит, разорван на клочки, и тут же заменен без потери эффективности: но системы управления огнем были незаменимы. Никакая отвага, выучка и изобретательность моряков не помогли, окажись вычислители Дрейера и Думарека выведены из строя. Без машин, обрабатывающих непрерывный поток данных о скорости и направлении движения самого корабля, скорости и направлении движения избранной цели, силе ветра, температуре разогретых от беспрерывной пальбы стволов, и преобразующих эти массивы данных в инструкции для орудийных расчетов, “Архангельск” был бы также бесполезен, как слепец со снайперской винтовкой.

Глухое “БАННГ!” вдруг огласило мостик. Палуба под ногами резко, неритмично завибрировала, словно в пароксизме лихорадки, и с правого борта линкора, чуть впереди от носовых башен, вверх взметнулось облако щепок от искрошенного палубного настила. Мгновением спустя, еще один фонтан воды – но заметно поменьше прежних – поднялся справа от корабля.

- Доклад! – рявкнул Тобольцев.

- Повреждения незначительные, товарищ командир корабля, - отчитался спустя насколько минут связист, - Пробита палуба полубака. Напротив… - гром залпа заглушил слова, - …цатого шпангоута дырка в обшивке. Жертв и разрушений нет.

“Архангельску” повезло. Немецкий бронебойный снаряд зацепил советский линкор, но, встретив на пути лишь тонкие листы палубного настила и бортовой обшивки, прошел навылет, не разорвавшись.
В этот раз, удача – а равно и туговатый немецкий взрыватель – оказалась на их стороне. Но злоупотреблять недолговечными симпатиями этой ветреной дамы не стоило…

- Приказ по всей эскадре, - решил капитан, - Приступить к реализации плана “Морской крот”, схема три. Приказ по кораблю, к переходу на радарное управление огнем изготовиться. Выполнять.

Тускло-серая пелена протянулась за идущими впереди эсминцами, быстро густея, растягиваясь в стороны. Еще недавно кристально чистый арктический воздух наполнился остро пахнущим туманом. Передний край растущей завесы накрыл “Архангельск”, и очертания носа линкора, громадных орудийных башен вдруг расплылись, стали зыбкими и неразборчивыми в клубящейся химической дымке. Серый день за иллюминаторами еще более потускнел, сменился белесым сумраком, по мере того, как туманная пелена, казалось, заполонила весь обозреваемый мир.

Тобольцев с глубоким удовлетворением наблюдал за тем, как разрастается устроенный им туман. Все эсминцы эскадры взяли на борт так много дымовых шашек, как только смогли, почти опустошив ради этого склады реактивов Северного Флота. Сейчас, все эти запасы шли в корабельные дымогенераторы. Густая дымовая завеса разделила сражающиеся корабли, сведя эффективность корабельной оптики – и без того ослабленную погодными условиями – к абсолютному нулю.

Орудийные башни линкора, выпустив еще один залп, замолчали. Артиллеристам “Архангельска” требовалось время, чтобы перейти с оптического управления огнем на радарное. Огонь “Гнейзенау” тоже ослабел на время: немцы, похоже, гадали, что же именно задумала их цель. Возможно, они решили, что их первое же попадание нанесло “Архангельску” тяжелые повреждения, и советский линкор пытается выйти из боя? Или что он надеется сблизиться под прикрытием дымовой завесы?

Впрочем, едва ли это особенно беспокоило нацистов. Лучи их радаров пронизывали дымовую завесу также как и чистый воздух, отражались от бортов и надстроек “Архангельска” и летели обратно, унося с собой точное представление, где именно находится советский линкор. Немецкие артиллеристы не сомневались в своем превосходстве. Наивный маневр, предпринятый советским кораблем – от отчаяния, или же как неуклюжая хитрость – не помог бы ему избежать уничтожения.

“Впрочем”, Тобольцев мысленно усмехнулся, и бросил короткий взгляд на “Мэйсон”. Американский эсминец шел параллельно “Архангельску”, и капитан даже сквозь дымовую завесу различил огромный звездно-полосатый гюйс на корме, и лес хитроумных антенн на мачтах. “В немецкие расчеты всегда может вкрасться маленький такой сюрприз…”
 

-----

Яростная трель переговорного устройства вплелась в рабочий шум центра управления огнем “Архангельска”. Мишка вздрогнул. Машхадиев с трудом удержал на месте диск Думарека. Выругавшись (уже в который раз), Борисенко сорвал со стены надоедливую трубку.

- Это ЦПУАО, - отрывисто произнес он, - Что?... Да. Принято, - аккуратно, словно хрустальную, повесив трубку коммуникатора на место, Борисенко обернулся к подчиненным.

- Приказ командира, перейти на радарное управление огнем, - приказал он, - Выполнять!
Все взгляды немедленно обратились на Мишку, который, судорожно сглотнув, неестественно выпрямился в кресле и уставился на свою рабочую станцию.

Перед ним тускло мерцал покрытый зеленым люминофором стеклянный диск – A-индикатор артиллерийского радара. В центре экрана чуть подрагивала белая нить электронного луча. Примерно в середине экрана, светящаяся линия расширялась в поперечную полоску – отметку цели. Сейчас белая нить луча рассекала полоску строго посередине: правая часть была равна по длине левой, и это означало, что радар смотрит точно на цель.

Хотя система управления огнем “Архангельска” и не подвергалась серьезным модернизациям, но одно важное – ключевое! – изменение за последние годы в нее все-таки внесли. Мачты и дальномерные посты линкора теперь были увенчаны антеннами радаров, словно технологическими коронами новой эпохи войны на море. “Архангельск”, хотя и определенно относился к побочной ветви своей “династии”, но все же получил и свой “венец” из поисковых, артиллерийских и зенитных радаров.

Сейчас под управлением Мишки находилась РЛС Тип 284M – узкое прямоугольное полотнище, смонтированное на башенке носового артиллерийского директора. Хотя по нынешним меркам стремительно развивающейся военной технологии этот метрового диапазона радар не был “последним словом" радиоэлектронной техники, он отличался прекрасной надежностью и отличной точностью. Его широкая антенна попеременно генерировала два “лепестка” радиоизлучения, пересекавшихся друг с другом только в очень узком секторе – совпадавшем с оптической осью артиллерийского директора. Образуемый пересечением двух “лепестков” луч равносигнальной зоны (сигнал, отраженный от находившейся в ее пределах цели, одинаково воспринимался на обеих “лепестках” антенны), узкий как шпага, прорезал расстояние и отражался от стальных бортов “Гнейзенау”. Вернувшийся на антенну отраженный сигнал визуализировался горизонтальной полоской на экране осциллоскопа.

Еще в Британии, экипаж “Архангельска” отстрелял больше полутора сотен снарядов, тренируясь в “слепой” стрельбе при помощи радара. И получалось совсем неплохо. Но одно дело – учения, пусть даже и самые достоверные, и совсем другое – настоящее сражение с настоящим неприятелем. Который (в отличие от мишеней) будет стрелять в ответ.

Мысленно скрестив пальцы на счастье (не то, чтобы он всерьез верил, что старорежимный суеверный жест принесет какую пользу, но…) Мишка перекинул переключатель. Светящаяся табличка “SLAVE” над панелью погасла, загорелась соседняя с надписью “MASTER”.

В недрах паутины электрических цепей, соединявших отсек управления огнем с башенками директоров и орудийными башнями, пронеслись командные сигналы. Сухо щелкнули, переключаясь, реле, и архитектура системы управления огнем “Архангельска” изменилась зеркально. Радар и артиллерийский директор по-прежнему были соединены в одну систему, но роли их только что поменялись. Теперь не радар следовал за вращающейся башенкой директора, а оптический директор – за радаром.

Почти сразу же полоска цели на экране поплыла вбок, заметно сдвигаясь вправо. Цель сместилась относительно равносигнальной зоны, и теперь сигнал на правом “лепестке” значительно превосходил левый. Стиснув зубы, Мишка плавно прокрутил ручку управления, смещая луч радара вслед за целю. Полоска на экране вновь выровнялась, чуть покачиваясь из стороны в сторону. Удерживая полоску цели точно на линии луча, Мишка перещелкнул тумблеры настройки, переместив электронную сигнатуру “Гнейзенау” точно в центр диска.

- Дистанция двадцать две тысячи, - объявил он, - Смещение – вправо шестьсот. Радар ведет цель.

- Работаем, работаем! – прикрикнул на остальных Борисенко, - Двадцать две шестьсот, устанавливаем.

Снова головы склонились над планшетом Дрейера и калькулятором Думарека. Данные от радара легли на расчерченные бумажные ленты. Поправки ушли к орудиям. Прозвенел артиллерийский сигнал, и затем –

БРАМММ!

Спустя двадцать пять секунд, вторая короткая белая полоска возникла сверху от первой.

- Перелет! – до рези в глазах вглядываясь в экран, отчитался Мишка. Взгляд его словно прикипел к тонкой белой полоске. Показалось ли ему, или правая ее часть была длиннее левой? Мишка так низко склонился над экраном, что уткнулся носом в стекло. Нет, не показалось. Полоска быстро сжималась, по мере того как луч радара терял опадающий всплеск, но правая ее сторона укорачивалась медленнее левой.

- Перелет на шестьсот! – наконец, объявил он, - Смещение вперед на два.

- Корректируем, - приказал Борисенко.

БРАМММ! Новый залп глухо раздался в недрах корпуса “Архангельска”. На этот раз, белые отметки всплесков возникли точно на линии луча, но по-прежнему позади отметки цели.

- Перелет на триста, - отчитался Михаил. Следующий залп взял неприятеля в вилку. Две белые полоски возникли на экране, когда по обе стороны от “Гнейзенау” встали (“как кое-что в штанах на кое-чью попку”, не преминул бы спошлить тут Владька) фонтаны всплесков. Смахнув тыльной стороной ладони выступивший пот, Мишка аккуратно прокрутил ручку вертикальной настройки, вновь поместив отметку цели в центр экрана. Следующее БРАМММ! - глухо раскатилось по кораблю… и на этот раз отметка цели и отметки всплесков слились.

- Накрытие! – неверяще выдохнул он. Совмещение отметок означало, что снаряды упали так близко от “Гнейзенау”, что радар не в состоянии уже различить между задержкой отраженного сигнала от всплесков, и от самого немецкого линкора, - Товарищ старший лейтенант, накрытие, честно!

- Так держать! – выкрикнул Борисенко, срывая со стены трубку коммуникатора, - Мостик? У нас накрытие!...

БРАМММ!

Вслед за этим что-то оглушительно лязгнуло, казалось, прямо над потолком отсека. Помещение ощутимо дрогнуло: лампы мигнули, и мелкая пыль посыпалась из вентиляции. Спустя какую-то долю секунды, наверху раздался глухой “БДАМ!” и тяжелая вибрация потрясла артиллерийский пост.

- Это еще что за?... – словечко, которое употребил лейтенант Машхадиев, заставило бы всех присутствующих зардеться – будь оно высказано на русском.

- В нас попали, - сухо отозвался Борисенко, напряженно вслушиваясь в трубку, - Бронебойный пробил верхний пояс и разорвался на бронепалубе между носовыми башнями. Тушат пожар.

Мишка почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Попадание пришлось рядом. Совсем рядом с центральным артиллерийским постом. Пройди снаряд чуть дальше под броневую палубу, и… Судя по лицам остальных, они тоже в полной мере представили эту же самую картину.

- А ну, работаем! – яростно рыкнул Борисенко, - Подумаешь, в нас попали! Так не взорвали же. Ну!

БРАМММ!

“Гнейзенау” по-видимому ускорился – следующий залп лег на правильной дистанции, но за кормой. Артиллеристы откорректировали упреждение. Новый “БРАМММ!” вновь совместил метки залпа с меткой “Гнейзенау”, сигнализируя о накрытии цели. Из глубин центрального артиллерийского поста, впрочем, нельзя было понять, добился ли “Архангельск” попаданий, или нет. Разрешения радара для этого не хватало.

Орудийная стрельба на море была, по определению, статистическим процессом. Любая пушка, даже в полигонных условиях, давала некоторый случайный разброс снарядов как по дальности, так и по боковому отклонению. В боевой же обстановке, этот случайный разброс только увеличивался. Так как рассеивание по дальности было, как правило, больше, то зона падения снарядов имела форму вытянутого в длину эллипса, в пределах которого должны были упасть выпущенные пушкой снаряды.
Накрытие цели означало, что цель находится в эллипсе рассеивания снарядов “Архангельска”. Однако, только случайность определяла, как ляжет в пределах эллипса каждый конкретный снаряд – и на дистанции в двадцать тысяч метров, рассеивание снарядов “Архангельска” заметно превышало размеры “Гнейзенау”.

Еще один удар где-то впереди эхом разнесся по корпусу линкора. Корабль неуклюже качнулся: палуба под ногами чуть накренилась в сторону, затем медленно, неохотно вернулась в прежнее положение.

“Третье попадание”, мысленно отметил Мишка, “Третье попадание в нас. Эх, знать бы, добились ли мы хоть одного…”

БРАМММ!

Очередной залп сотряс корабль. Затем второй. И почти тут же, раздалась громогласная трель переговорного устройства.

- С радиорубки вызывают, - обеспокоенно покосился на коммуникатор Борисенко. Находившийся рядом связист сорвал трубку с крепления, прижал к уху, вслушался в торопливые слова.

- Товарищ старший лейтенант, с эсминцев докладывают - на немецком линкоре вспышка и дым в кормовой части!

- Попадание… - выдохнул Борисенко, - Черт возьми, мы попали! Мы в него действительно попали!...

В этот момент, тяжелый, вибрирующий удар сотряс корпус “Архангельска”.

(Продолжение, как нетрудно догадаться, следует)

Изменено 1 Jan 2020 пользователем Граф Цеппелин

[de_Trachant]

Думарека

Таки Дюмареска.

огромное спасибо за СУАО-порно, такого практически нигде не увидишь, а описано прям ваще!

[Граф Цеппелин]

Таки Дюмареска.

Хм! Не знал - думал, что "с" не читается. Спасибо, что поймали!

огромное спасибо за СУАО-порно, такого практически нигде не увидишь, а описано прям ваще!

О да, я специально старался именно это и передать - как все это работает в системе управления огнем) Тем более на старом корабле, с его множеством чисто ручных операций...

Очень рад, что получилось!

[Treau Garold]

СУАО-порно, такого практически нигде не увидишь, а описано прям ваще!

Концентрированный заклепкокавай)

спустя месяцы после уничтожения “Шарнхорста” и “Тирпица”, казалось, окончательно очистивших северные воды от немецких кораблей

Очепятка. Должно быть "очистившего северные воды"

[Граф Цеппелин]

Концентрированный заклепкокавай)

Спасибо)

Очепятка. Должно быть "очистившего северные воды"

О! Спасибо, что поймали!

[Tayhard]

Его пушки на тридцать шесть километров достают

Хм, дело-то на море, там в ходу мили и кабельтовы. Для артиллерии дистанцию все таки считают в километрах?

[Граф Цеппелин]

Хм, дело-то на море, там в ходу мили и кабельтовы. Для артиллерии дистанцию все таки считают в километрах?

Переводить, конечно, можно... Но это рискует создать путаницу...

[Юра 27]

Прям понравилось !

А здесь АИ СССР ? Это насчёт чопорной Британии и "толерастного" СССР. Исходя из РеИ, - всё надо было бы, описать наоборот : пацаны вырвались и оторвались по полной на тлетворном западе. Но, на авторский произвол не посягаю.

Подредактировать бы "СУАО-порно" : снаряд Мк13а, с 4-х калиберным оживалом и поэтому, на указанных в начале боя дистанциях, использован быть не может, даже с "суперчаджем", т.к. не долетит. Кажется, даже Мк12b не подойдёт, если угол возвышения до 30гр не увеличен.

И вот это : "У них откатники не выдержали. Помпу сорвало, и масло хлещет из магистралей."

У откатников нет помп, которые может сорвать. Т.е. либо откатные устройства потекли, либо разорвало магистраль гидронаведения(там помпа есть, но срыв её маловероятен), либо то и другое одновременно.

Дистанции у англов в ярдах, в скобках можно давать метры/километры, - у немцев в метрах (точнее в гектометрах).

Время полёта на 25км, - это минута, а не 30 сек.

А вы точно хотите в начале боя стрелять бронебойными ? Обычно фугасными до первого попадания, - чтобы лучше видно было: попал-не попал.

Изменено 2 Jan 2020 пользователем Юра 27

[Граф Цеппелин]

Прям понравилось !

Спасибо)

А здесь АИ СССР ? Это насчёт чопорной Британии и "толерастного" СССР. Исходя из РеИ, - всё надо было бы, описать наоборот : пацаны вырвались и оторвались по полной на тлетворном западе. Но, на авторский произвол не посягаю.

Немного) Напоминаю, что СССР в 1920-ых был вполне себе "толерастен", и, ИМХО, переход к полной "чопорности" вовсе не был предопределен.

Подредактировать бы "СУАО-порно" : снаряд Мк13а, с 4-х калиберным оживалом и поэтому, на указанных в начале боя дистанциях, использован быть не может, даже с "суперчаджем", т.к. не долетит. Кажется, даже Мк12b не подойдёт, если угол возвышения до 30гр не увеличен.

Хм. Я ориентировался на NavWeaps за неимением более точных данных.

И вот это : "У них откатники не выдержали. Помпу сорвало, и масло хлещет из магистралей." У откатников нет помп, которые может сорвать. Т.е. либо откатные устройства потекли, либо разорвало магистраль гидронаведения(там помпа есть, но срыв её маловероятен), либо то и другое одновременно.

А вот тут спасибо за деталь!

 

[Юра 27]

Немного) Напоминаю, что СССР в 1920-ых был вполне себе "толерастен", и, ИМХО, переход к полной "чопорности" вовсе не был предопределен.

А когда статью ввели за энто самое дело ? Не в 30-ые разве ?

Хм. Я ориентировался на NavWeaps за неимением более точных данных.

Дык, там это и написано(см. последнюю таблицу на странице для 6crh снаряда при заряде SC). Т.е. дистанцию на три км убавьте и всё будет ОК.

И в конце, предыдущего коммента,  я пару пунктов добавил.

Изменено 2 Jan 2020 пользователем Юра 27

[Граф Цеппелин]

А когда статью ввели за энто самое дело ? Не в 30-ые разве ?

Yep.

Дык, там это и написано(см. последнюю таблицу на странице для 6crh снаряда при заряде SC). Т.е. дистанцию на три км убавьте и всё будет ОК.

Спасибо за совет.

А вы точно хотите в начале боя стрелять бронебойными ? Обычно фугасными до первого попадания, - чтобы лучше видно было: попал-не попал.

Хм... Надо подумать. Вот тут надо подумать.

[Юра 27]

Спасибо за совет.

Пжл.  И точно не помню, но ЕМНИП, стрелять на дистанции свыше 25 км, было нельзя без корректировки с самолёта, - не хватало высоты КДП (а вот с помощью артрадара, можно было).

[sanitareugen]

А когда статью ввели за энто самое дело ? Не в 30-ые разве ?

1 апреля 1934 года.

 

154-а. Половое сношение мужчины с мужчиной (мужеложство) —

лишение свободы на срок от трех до пяти лет.

Мужеложство, совершенное с применением насилия или с использованием зависимого положения потерпевшего, —

лишение свободы на срок от пяти до восьми лет.

 В Великобритании на это время смертная казнь за это уже отменена, заменённая с 1861 года на пожизненное заключение. При этом действовала "поправка Лабушера", применявшаяся при отсутствии доказательств полового акта, только за соответствующее поведение, и каравшая 2 годами каторги за "грубую непристойность" (по ней посадили, в частности, Оскара Уайлда). Эта норма применялась вплоть до 1956 года, когда была несколько смягчена. В 1967 уголовная ответственность за половые акты мужчин старше 21 года, совершённые по взаимному согласию и в "частной обстановке" (то есть в отсутствие третьих лиц и не в помещении общего назначения) была отменена в Англии и Уэльсе, с 1980 в Шотландии, с 1982 в Северной Ирландии. Затем нормы ещё смягчались, и с 2003 понятия «содомии» ( buggery) и «грубой непристойности» (gross indecency) были из уголовного кодекса исключены.

Изменено 3 Jan 2020 пользователем sanitareugen

[Граф Цеппелин]

В общем, СССР не требовалось значительных усилий, чтобы быть прогрессивнее Британии) Достаточно было быть на уровне Франции и Италии)

[sanitareugen]

Во Франции не преследовалось (кроме периода Виши), в Италии не преследовалось с 1890 по 1930 годы, причём введенный в 1930 кодекс Рокко первоначально предусматривал наказание от 1 до 3 лет лишения свободы, но в окончательном варианте уголовная статья была исключена, наказывала полиция в административном порядке, вплоть до ссылки.

[Рюрик]

В общем, СССР не требовалось значительных усилий, чтобы быть прогрессивнее Британии) Достаточно было быть на уровне Франции и Италии)

или хотя-бы Польши (где соответствующий кусок из польского УК убрали в 1932 году, так что санационная Польша 30-х годов в этом плане куда прогрессивнее сталинского СССР тех-же самых 30-х годов)

Изменено 2 Jan 2020 пользователем Рюрик

[Граф Цеппелин]

Во Франции не преследовалось (кроме периода Виши), в Италии не преследовалось с 1890 по 1930 годы, причём введенный в 1930 кодекс Рокко первоначально предусматривал наказание от 1 до 3 лет лишения свободы, но в окончательном варианте уголовная статья была исключена, наказывала полиция в административном порядке, вплоть до ссылки.

Yep. Собственно, по имеющимся у меня данным, в Италии даже административное наказание... практически не применялось.

или хотя-бы Польши (где соответствующий кусок из польского УК убрали в 1932 году, так что санационная Польша 30-х годов в этом плане куда прогрессивнее сталинского СССР тех-же самых 30-х годов)

Yep. Так что принципиальных причин, почему СССР не мог не наступать на эти грабли - ИМХО, нет.

[master1976]

прежде чем канониры “Архангельска”

Немножко царапнуло...Кажется, эти "канониры" выглядят несколько англинизированно для советского флота...

[Граф Цеппелин]

Немножко царапнуло...Кажется, эти "канониры" выглядят несколько англинизированно для советского флота...

Хм! Вы правы, действительно... несколько выбивается из стиля.

[Омич]

Вот спасибо! Замечательно пишете. Дождался таки продолжения... Только что же в старой теме не продолжаете? А впрочем не важно... Главное продолжайте.

[Граф Цеппелин]

Вот спасибо! Замечательно пишете. Дождался таки продолжения... Только что же в старой теме не продолжаете? А впрочем не важно... Главное продолжайте.

Спасибо больше, уважаемый коллега! Продолжу)

[de_Trachant]

не требовалось значительных усилий, чтобы быть прогрессивнее Британии)

... или Германии, где статья 175 продержалась в УК ФРГ аж до 1990 года (см. А Васильченко. Сексуальный миф Третьего рейха)

[Граф Цеппелин]

... или Германии, где статья 175 продержалась в УК ФРГ аж до 1990 года (см. А Васильченко. Сексуальный миф Третьего рейха)

Ну, уже в 1969 из нее исключили добровольные связи между совершеннолетними. Что забавно - в ГДР это сделали раньше)

[digger]

Открыто может и нельзя, но в Скапа Флоу это дело процветало и ГГ не мог этого не заметить.

[Граф Цеппелин]

Открыто может и нельзя, но в Скапа Флоу это дело процветало и ГГ не мог этого не заметить.

Ну, я бы заметил, что у ГГ есть постоянный бойфренд, так что его... не особенно волновало прочее предложение)