Победоносная Казанская война 1530

5 May 2014

Если русские уживутся с татарами, они получат первоклассную легкую конницу. Тем более и сами татары будут не против прогулятся с московитами по европам. Глядишь и окошко в европу раньше прорубится.

Если мне не изменяет память, реал.

5 May 2014

Ну да. Усилить только его.

6 May 2014

Усилить только его

Зачем? В ливонской войне и так ряд компаний проводился практически исключительно силами союзных татар. Но время легких иррегуляров уже уходит (до реформ Морица Оранского всего то 40 лет)

10 May 2014

Коллега Леший. мой вам полный респект.

И это была не единственная возникшая странность в поведении русских войск. Так, воевавший в Эстляндии Басманов, не смотря на свои многочисленные просьбы, так и не получил подкрепления своему отряду, с получением которого он мог бы в это время легко захватить Ревель (на тот момент не имевший серьезных укреплений). В результате чего ему пришлось, укрепившись в Везенберге, перейти к обороне ограничив свою деятельность набегами на незанятую русскими территорию.
А это с чем связано?Опять как в РИ-Ливонской войне хотим и на Севере и на Юг?

Нет, "южное направление" уже осознано как бесперспективное (воевать с Крымом и Турцией в одиночку, без союза хотя бы с ВКЛ в Москве не желали), а в случае с Басмановым простая "боярская спесь" - по родовитости он уступал остальным, вот и старались задвинуть.

Ну да. Усилить только его.

Легкая татарская конница хороша для набегов, но для "градоимства" не годится. В реале русские цари и так пытались, насколько это возможно, привлечь татар и ногаев к своим походам, и как это сделать в более крупном размере, чем в реале не знаю.

Изменено 10 May 2014 пользователем Леший

10 May 2014

Но, в целом, большинство ливонцев сохраняло удивительную беспечность, будучи уверенными, что в случае чего Священная Римская империя германской нации, леном которой считалась Terra Mariana ("Земля девы Марии" - официальное название Ливонии), не оставит их в беде, придя всей своей мощью к ним на помощь. Но уже очень скоро эти иллюзии рухнули под натиском суровой действительности.

А кстати, почему собственно СРИ не пришла на помощь?

Этот момент, раз на СРИ наделись, будет правильно в таймлайне отразить.

11 May 2014

Chugayster пишет:

А кстати, почему собственно СРИ не пришла на помощь?

А ей не до этого. Император воюет с турками (т.н. австро-турецкая война 1551-1562 гг.). Князья северо-восточной Германии требуют активных действий, но сами воевать не особенно и хотят. А Ганза в двойственном положении. С одной стороны захват русскими Ливонии это прямой удар по ней, а с другой коммерческие интересы требуют мирных отношений с Русским государством.

11 May 2014

Леший, а не была ли одной из причин пассивности императора необходимость союза с Россией против турок?

15 May 2014

Ottocar пишет:

Леший, а не была ли одной из причин пассивности императора необходимость союза с Россией против турок?

Тут трудно сказать однозначно. Отбрасывать эту версию нельзя, но с другой стороны тот же император поднимал на каждом рейхстаге "ливонский вопрос" и даже запретил городам торговать с Россией (но вскоре был вынужден отменить это запрещение, так как Ганза терпела большие убытки, а немцев успешно замещали англичане).

15 May 2014

тот же император поднимал на каждом рейхстаге "ливонский вопрос" и даже запретил городам торговать с Россией

Но ведь многие историки сходятся на том, что Габсбурги искали союза с Россией против османской угрозы.

17 May 2014

В данном случае не думаю, что это основная причина. Все же Ливония это имперский лен. Другое дело, что внутри Империи царил паралич государственной власти. Рейхстаги превращались в пустую говорильню, с массой красивых и решительных речей, но полным нежеланием жертвовать материальные средства на защиту отдаленной провинции.

Добавьте к этому войну с Францией, которую вел император Карл V.

Изменено 17 May 2014 пользователем Леший

17 May 2014

Все же Ливония это имперский лен

Но ведь де-факто империя никак не могла ему помочь, а после сецессии Пруссии Ливония и вовсе должна была для Рейха превратиться в прекрасное далеко? Неужели избираемого императора тешило фантомное членство Terra Mariana в возглавляемом им союзе земель?

Добавьте к этому войну с Францией, которую вел император Карл V.

А вот тут с Вами соглашусь целиком и полностью - война была тяжелейшая, да ещё вассалы так и норовили предать. На мой взгляд, причина действительно может быть в этом.

21 May 2014

Поскольку предыдущая часть была откорректирована, то ее удалил и выкладываю заново. Ну и продолжение тоже.

Фактически демонстративное игнорирование ливонцами принятых на себя обязательств вынудило русские политические круги перейти к более жестким мерам давления на Ливонию. Русским купцам было предписано, "чтоб нихто в Немцы не ездил ни с каким товаром", а весной 1554 года близ русской пограничной крепости Ивангород при впадении в Балтийское море реки Наровы, отделявшей русскую территорию от территории Ливонии, начали строить порт, где русские купцы могли бы без посредников встречаться с купцами из стран Западной Европы. Как сообщает летопись: "Того же года, Июля, поставлен город от Немец усть-Наровы-реки Розсене у моря для пристанища морского корабельного". А в конце того же года, был проведён "смотр" войск на северо-западных границах, который должен бы показать всю серьёзность русских намерений. Но когда в декабре 1553 г. в Москву прибыло очередное ливонское посольство, то обнаружилось, что оно не только не привезло обещанные деньги, но и стало просить уменьшить размер дани, установленной договором. Когда, наконец, была достигнута договоренность о размерах суммы, которую следовало уплатить, выяснилось, что послы не могут выплатить её немедленно и предлагают лишь обсудить вопрос о сроке, к которому они могли бы доставить деньги. В Москве пришли к заключению, что все это делалось, "чтобы государь ныне рать свою оставил... и вперед лгати". Переговоры были прерваны, и Иван IV приказал своим войскам напасть на владения ордена, что привело к корректировке военных планов Русского государства. Запланированное на начало 1555 г. очередное наступление на Крымское ханство было отменено, а собранное для этой цели войско было переброшено к русско-ливонской границе.

Военные действия начались в январе 1555 г. русские конные рати во главе с касимовским царем Шейх-Али и князем Михаилом Васильевичем Глинским вступили в Ливонию, сравнительно легко пройдя через восточные пределы страны. Во время зимней кампании русские и татарские отряды, насчитывавшие до 10 тыс. воинов, доходили до балтийского побережья, разорив окрестности многих ливонских городов и замков. Часть русских сил громило Южную Ливонию на пространстве двухсот верст; выжгли посады Нейгауза, Кирумпэ, Мариенбурга, Зоммерпалена, Ульцена и соединились под Дерптом с главными силами, которые взяли Алтентурн и также на пути своем все обратили в пепел.

Немцы осмелились сделать вылазку из Дерпта, конные и пешие, в числе пятисот: их побили наголову. Простояв три дни под городом, русские пошли к Финскому заливу, другие к реке Аа; еще разбили немцев близ Везенберга; сожгли предместья Фалькенау, Конготы, Лаиса, Пиркеля; были в пятидесяти верстах от Риги, в тридцати от Ревеля, и в конце февраля возвратились к Ивангороду с толпами пленников и с обозами богатой добычи.

Описывая первый поход русского войска, летописец отметил: "Да пошли царь {Шейх-Али} и воеводы направо к морю, а войну послали по Ризской дороге и по Колыванской и воевали до Риги за пятьдесят верст, а до Колывани за тритцать". Этот рейд стал откровенной демонстрацией сил Русского государства, призванной оказать силовое давление на нарушившие прежние договоренности и задержавшиеся с выплатой дани орденские власти. Позднее участник похода князь Андрей Михайлович Курбский писал, что царь послал воевод своих в Ливонию "не градов и мест добывати, но землю их воевати".

Подобная "акция устрашения" произвела нужное впечатление. В начале марта состоялось экстренное заседание ливонского ландтага в Вендене. Напуганные русским вторжением представители рыцарства, послы Дерпта, Ревеля и Риги потребовали пойти на уступки царю, чтобы избежать нового карательного похода. Решили собрать 60 тысяч марок для уплаты "Юрьевской дани". Однако к середине апреля удалось собрать лишь половину этой суммы.

Стремясь избежать нового вторжения, в Москву были отправлены новые послы с просьбой простить ливонцам задолженность по выплатам, так как необходимую сумму невозможно собрать, и с обещанием впредь выплачивать оговоренную дань вовремя. Подобное поведение вызвало закономерную негативную реакцию Ивана IV, который в ответ на это ещё более ужесточил свои требования к Ливонии, претендуя уже на признание своего господства над этой страной. Впрочем, переговоры продолжались Одновременно с этим активизировались переговоры ливонцев со шведским королём, которого убеждали немедленно начать войну с Русским государством, обещая свою помощь и содействие. И долго упрашивать его не пришлось. Густав I Ваза охотно откликнулся на эту просьбу и, будучи уверен, что магистр по обещанию также поможет ему против русских, начал военные приготовления. Причины этого решения шведского короля лежали на поверхности - ремесло в России по-прежнему задыхалось от нехватки цветных и благородных металлов, единственным каналом поступления которых оставалась торговля с Западом при накладном посредничестве ливонских городов. Отсюда русские соболя, горностаи, норки, белки и ласки расходились по городам всей Европы, чтобы стать украшением костюмов английской, немецкой, итальянской знати и бюргерства. Лен и конопля шли на снасти кораблей, бороздивших не только северные моря, но и бескрайние просторы Атлантики и Тихого океана. Поташ использовался на сукнодельнях фландрских городов Ипра и Гента. Свечи из русского воска освещали католические и протестантские костелы и кирхи. В Россию же при посредничестве балтийских городов ввозились сукна и металлы.

Но помимо ливонских городов, другим каналом русско-европейской торговли были города на Финском заливе, (в частности Выборг). Торговля через Выборг достигала колоссальных размеров сравнительно с численностью населения этого города. Но её дальнейшему росту препятствовали противоречия между Швецией и Россией в пограничных вопросах. Кроме того, шведов тревожили сообщения о том, что в 1553 г. англичане нашли обходной путь для торговли с Россией, через Холмогоры на Белом море, что грозило Швеции падением доходов от "выборгского торга". Густав Ваза даже писал английской королеве, безрезультатно упрашивая её запретить своим купцам вести дела с русскими; англичане не собирались ради неких абстрактных идей терять выгодный для них русский рынок. Поэтому уже в 1554 г. "немецкие люди" начали нападать на русские порубежные места и погосты, вызвав резкий протест русских властей. Позднее, в ходе завершивших войну переговоров, царь упрекал короля Густава в том, что его "люди, перелезчи за старой рубеж за Саю реку и за Сестрею реку и за иные записные рубежи в перемирных грамотах, земли пашут, и сена косят, и рыбы ловят, а людей наших бьют и грабят, а называют наши земли твоими землями, а рубеж называют в наших погостех, речку Руеть Саею рекою... А Мурманской наш данщик Васюнко Конин нам бил челом, что твои люди Нарбатцкие земли сына его до смерти убили и дань нашу взяли с дватцати погостов и вперед нашим данным людем нашие дани давати не велят… А игумен наш Святого Чюдотворца Николы, что на Печенге против Варгана и тот нам бил челом, что твои подовластные люди на него ся хвалят убивством и хотят монастырь наш разорити".

Полный разрыв отношений между двумя странами связан с задержанием в Выборге и арестом в Стокгольме русских купцов и "земца" Никиты Кузьмина - посланника новгородского наместника князя Дмитрия Фёдоровича Палецкого, отправленного в Швецию с жалобами на участившиеся нападения "немецких людей" на русские владения. Перешедшие границу шведские отряды начали "нашим порубежным людем многие насилства учали делати розбои и татбами и бои и грабежи, и многие села и деревни и хлебы пожгли и многих людей до смерти побили, и через Саю реку и через Сестрею реку и через иные старинные рубежи, которые писаны во княж Юрьеве грамоте и во княж Магнушеве грамоте, через те все старинные рубежи перелезчи в наши во многие земли и в воды вступались, а назвали те наши земли и воды твоими землями". Сообщив о произошедшем в Москву, Палицын в январе 1555 г. получил царскую грамоту, содержавшую повеление направить за рубеж, в Выборский уезд войска, усилив их земцами и "чёрными людьми", "а велети им над немцы учинити по тому ж, како они над нашими людьми чинили, а за грабежы бы свои взяли гораздо, вдвое и втрое". Однако противник ожидал ответных действий с русской стороны и сумел подготовиться к отражению готовящегося нападения. В боях на границе шведы смогли разбить русский отряд Ивана Бибикова, в который входили, как того потребовал царь, преимущественно местные ополченцы - "земцы и черные люди". Несмотря на эту победу, начинать широкомасштабные военные действия противник не спешил, сосредоточивая силы в г. Або.

Обострение на русско-шведской границе вдохновило имевшихся в Братстве рыцарей Христа Ливонии сторонников военной партии. В нарушении установившегося перемирия, в марте 1555 г. нарвский фогт приказал обстрелять русскую крепость Ивангород. Бургомистр Нарвы и нарвские ратманы запросили тем временем в Ревеле помощи – несколько артиллерийских орудий, а ревельские ратманы отдали приказ тамошнему гауптману с 60-ю аркебузирами выступать на помощь Нарве, сопровождая затребованные пушки и порох. Ивангородские же воеводы, памятуя о том, что между магистром и Москвой идет переписка относительно продолжения переговоров о заключении нового соглашения, запросили царского мнения относительно того, что им делать в создавшейся ситуации. И царь в ответ приказал по Нарве "стреляти изо всего наряду". Нарвские горожане отправили в Москву делегацию, отмежевываясь от действий своего фогта, но в Москве жестко потребовали передать русским воеводам "князца" и нарвский замок и принести присягу на верность царю; в этом случае, как заявили они делегатам, "вас государь пожалует... старины ваши и торг у вас не порушит". Нарвские горожане отказались принять эти условия, и боевые действия продолжились. Русские войска переправились на другой берег реки Наровы и окружив город со всех сторон открыли массированный артиллерийский обстрел, который привёл к крупным пожарам в Нарве. Большая часть защитников города бросилась тушить огонь и спасать своё имущество, оставив стены. Чем воспользовались русские войска, которым удалось проломить ворота и овладеть 11 мая нижним городом, нанеся ливонцам значительный урон. После этого, в том числе из захваченных орудий, был открыт огонь по верхнему замку для последующего приступа. Однако осаждённые, видя своё безнадёжное положение, и не получив поддержки от стоявшего в бездействии в шести верстах от Нарвы орденского отряда, сдались на условиях свободного выхода из города. Согласно летописи, было захвачено 230 больших и малых пушек и множество пищалей. Жители города принесли присягу на верность царю.

После чего 1,5-тысячный русский отряд во главе с Алексеем Басмановым, выступив из захваченной Нарвы, 25 мая осадил Нейшлот, который сдался 6 июня. Комендант крепости был отпущен "с немногими людьми", без оружия. Жители города и уезда признали себя подданными русского русского царя. Видя судьбу Нейшлота, соседний город Везенберг сдался добровольно, присягнув Ивану IV.

Тем временем, в конце мая 1555 года закончилось сосредоточение в Пскове 20-тысячной русской армии во главе с князем Петром Ивановичем Шуйским, которая 6 июня 1555 года осадила Нейгаузен, защищаемый гарнизоном из двухсот человек. Несмотря на малочисленность, защитники Нейгаузена стойко сопротивлялись почти месяц, пока 30 июня 1555 года не были вынуждены сдаться.

В это же время, 8-тысячный отряд магистра ордена Генриха фон Галена и Германа Везеля, епископа дерптского, стояли возле города Кирумпэ, в 30 верстах от Нейгаузена, однако так и не пришли на помощь, не решаясь напасть на русское войско. Узнав о падении крепости, они подожгли свой лагерь и поспешили отступить: магистр к Валке, епископ в Дерпт. Но организованная Шуйским погоня настигла магистра у Валки, где был уничтожен арьергард орденской армии и захвачен обоз.

11 июля 1555 года русские войска, заняв Варбек и Зоммерпален, подошли к Дерпту. Поначалу местное земское рыцарство собралось было по призыву епископа, как своего ленного владыки; но когда русское войско приблизилось, большая часть рыцарей покинула горожан и бежала в западные области, оставив защиту Дерпта на 2-тысячный гарнизон из немецких наемников. Кроме того, в городе поднялась распря между католиками и протестантами, которые в этот критический момент посчитали взаимные разборки более важным делом нежели защита своего города. В результате не видя смысла в дальнейшей борьбе, после недельного сопротивления, 18 июля 1555 года Дерпт капитулировал, что вызвало панику по всей Ливонии. Многие гарнизоны покинули свои замки без боя, только при появлении слухов о приближении русских. Используя сложившуюся ситуацию Петр Шуйский разделил свое войско на два отряда. Северный отряд (5 тыс. чел.) во главе с князем Василием Семёновичем Серебряным-Оболенским двинулся на север, где заняв брошенный ливонским гарнизоном Вайсенштейн и оставив в нем русский гарнизон, повернул на юго-запад, имея задачей отрезать Феллин от приморской крепости Гапсаль. Основные силы (12 тыс. чел.) во главе с самим Шуйским двинулся напрямую к Феллину.

Узнав о падении Дерпта и движении русских войск на запад, находившийся в Тарвасте, где он набирал новую армию, магистр Гален приказал феллинскому комтуру Иоганну Вильгельму фон Фюрстенбергу эвакуировать орденскую казну и артиллерию в Гапсаль, а сам срочно отступил к Вольмару для сбора новых отрядов. Но из этих планов ничего не вышло. Князь Серебряный успел отрезать город от побережья, в результате Фюрстенберг оказался заперт с небольшим (300 чел.) отрядом в Феллине, осадив который, армия Шуйского подвергла его трехнедельному непрерывному орудийному обстрелу, вследствие чего 30 августа 1555 года оборонявшие город наемные солдаты, не смотря на уговоры Фюрстенберга, сдали город вместе с комтуром русским.

Овладев Феллином, князь Пётр Шуйский, вопреки царскому наказу о немедленном выступлении на Ревель, двинулся на Пернау. Не имевший серьёзных укреплений город не мог долго сопротивляться и сдался на милость победителя после недолгой осады, после чего Шуйский повернул в сторону Ревеля. Но время было упущено. Тёплое время года заканчивалось, наступала дождливая осень. Ревельцы, после падения Феллина и ухода русских под Пернау, потратили полученное время с толком, лихорадочно восстанавливая городские укрепления, благодаря чему смогли встретить противника во всеоружии. Кроме того, выступая в поход, Шуйский не взял с собой стенобитенный "наряд" и потому так и не смог взять хорошо укрепленный город. Простояв под Ревелем 6 недель (до 18 октября), русские воеводы были вынуждены отступить.

В результате этого, с наступлением осени русское наступление стало терять темп, тем более, что в конце лета – начале осени 1555 г. части шведской армии и флота под командованием адмирала Якоба Багге выступили в поход. Шведы намеревались, воспользовавшись внезапностью нападения, захватить русскую крепость Орешек, развернув затем наступление на новгородском направлении. Однако начатая шведами подготовка к нападению на Орешек не осталась незамеченной русскими воеводами. Еще 14 августа 1555 г. новгородский наместник князь Дмитрий Палецкий сообщил царю, что "збираются свийского короля немецкие люди в Выборе, а хотят быти на царевы и великого князя украины". На русско-шведскую границу немедленно двинулись крупные силы. К Орешку выступило войско князя Андрея Ивановича Ногтева и Петра Петровича Головина. Большая часть этой рати должна была встать в Кипенском погосте, а отдельный отряд под командованием Петра. Головина предназначался для усиления гарнизона Орешка. Рать во главе с Захарием Ивановичем Очиным-Плещеевым направили к Кореле. Новгородское ополчение во главе с самим князем Дмитрием Фёдоровичем Палецким должно было стоять на левом берегу Невы, прикрывая подступы к своему городу от возможного нападения шведских отрядов. Поэтому, после захвата Феллина Шуйский прекратил активные боевые действия и только отряд князя Серебряного, заняв Пернов, направился на север, с намерением овладеть крепостью Гапсаль. Но встретившись с превосходящими силами эзель-викского епископа был вынужден повернуть назад.

Вскоре начались военные действия со стороны шведов. Русские войска успели усилить гарнизон Орешка, перебросив туда значительные подкрепления. В сентябре 1555 г. шведские войска, поддержанные флотом, начали осаду Орешка: "пришед Яков {адмирал Якоб Багге} от Выбора сухим путем на конех, и пешие с ним люди были многие, а в бусех с моря Невою пришли в то же время с нарядом многие же люди к Орешку же; и по городу из наряду били, и землю воевал, а стоял под городом три недели; а в городе был тогды Петр Петров" {Головин}. Другие неприятельские отряды "приходили х Кореле и многие села и деревни жгли и людей многих до смерти побили, а иных в полон имали, и в церквах образом божиим поругались, кресты с церквей снимали и образы кололи, а иные жгли". Один из таких отрядов, пытавшийся переправиться через Неву "на Новгородскую сторону", был разбит Сторожевым полком Семёна Шереметева. Начавшееся в октябре контрнаступление войска князя Андрея Ногтева и Захария Плещеева, к которому присоединилась часть новгородского гарнизона под командованием Семёна Васильевича Шереметева, вынудила шведское командование снять осаду Орешка и отойти к своей границе. Во время преследования отступающего противника русские "загоны" смогли захватить шведский корабль: "И воеводы на них приходили, князь Андрей да Захарьи, в загонех у них людей побивали да взяли у них бусу одну, - на ней было полтораста человек да четыре пушки, и людей всех побили и поимали, а не утек у них нихто ис той бусы". Вблизи рубежа произошло столкновение шведских арьергардов и русского Передового полка, закончившееся неудачно для русских. Московским и новгородским воинам пришлось отступить, так как "не в меру были им {немецкие} люди". Однако число погибших в этом бою было невелико. Как отмечено в летописи, "на обе стороны мертвых от стрел и от пищалей человек по пяти, по шти". Ответные действия русского командования не заставили себя долго ждать. В Новгороде сосредотачивалась армия под командованием князя Петра Михайловича Щенятева. Мобилизации подлежали и служилые люди Новгородского уезда. 1 ноября 1555 г. царь направил Палецкому требование собрать на службу помещиков и земцев со всех пятин и городо Корелы, Орешка и Ямы "на Николин день осенний" (6 декабря). Согласно разработанному в Москве плану предстоящей операции поход против Швеции должен был осуществиться зимой 1555/1556 гг. 20 января 1556 г. войско Петра Щенятева и Дмитрия Палецкого, насчитывавшее 10-15 тыс. человек, перейдя шведский рубеж у Смолина и Лебежья, начало наступление на Выборг. Несмотря на то, что под этим городом русская рать простояла всего 3 дня, поход можно было признать удачным. Отступив от Выборга, царские войска прошли вдоль реки Вуоксы, сжигая расположенные по ее берегам селения и только потом вернулись на свою сторону границы. Согласно отчёта: "Того же году, месяцу февраля 7 день, приехал от воевод из немецкие земли Шемяка князь Дмитрей Гагарин, а от царевича Уразлый-мырза Конбаров, и сказывали: как воеводы пришли за рубежь в Смолино и в Лебежье, и послали воевати по обе стороны, и к городу х Киновепи {русское название шведского города Кивинебба} послали же, и из города немцы побежали, а город зажгли, и воеводы за ними послали и многых". В ходе преследования погибло много шведов, а в Кивинеббе победители захватили семь пушек. Кроме артиллерии русским достались и другие трофеи: "рухлядь всякую многую имали, и город до основания сожгли, а сами пошли к Выбору, воюючи по обе стороны". Новое столкновение произошло в окрестностях Выборга – "И не доходя до Выбора за 5 верст, встретили немцы конные и пешие и пришли на яротоульской полк, - а в ертоулех были князь Никита Примков-Ростовьской да Федор Пушкин, - и Федора с коня збили и ранили добре, а князя Никиту ранили же, и полк яртоульской потоптали". На выручку разбитым авангардным частям поспешили другие русские войска. Первым к месту боя подоспел Передовой полк Семёна Васильевича и Никиты Васильевича Шереметевых, составленный из новгородского и ивангородского ополчений. Он контратаковал увлекшихся преследованием шведов и опрокинул их. Противник поспешно отступил назад, соединившись с основным своим силам. "И которые пришли на яртоульской полк, - записал летописец, - тех побили немцов и гонили их с версту по гору; а тут у них конные и пешие многие с пищалми стоять в каменье, приезд к ним тесен; и тут ранили воеводу Никиту Васильевича Шереметева". В разгоравшееся сражение втягивались все новые и новые отряды и полки. С фронта позиции ожесточенно сопротивляющихся шведов атаковала татарская конница царевича Хайбуллы, с фланга позицию противника обошел Полк правой руки воевода Иван Меньшой Васильевич Шереметев, который "пришел на них от города от Выбора; и побили их тут на голову и гоняли по самой Выбор и многих живых поимали королевъскых дворян". В этом сражении, по одним сведениям погибло 5 дворян и 80 кнехтов, по другим – 4 офицера и 111 кнехтов.

Одержав победу, "воеводы пришли всеми полкы к Выбору и велели князю Григорию Путятину по городу из наряду бить да голове стрелецкому Тимофею Тетерину с стрелцы; и стояли под городом воеводы три дни, из города вылазити прямо на полкы не дали, побивали из наряду и ис пищалей". Начиная осаду, большие воеводы направили "за Выбор верст со сто в Лавретцкой погост" отряды под командованием голов Богдана Юрьевича и Василия Юрьевича Сабуровых, Ивана Шарапова Замыцкого и Василия Васильевича Разладина "и иных многих голов". Им предстояло встретить большой шведский отряд (800 человек), шедший из Стокгольма к Выборгу "от короля". Обнаружив противника, русские атаковали его у Лаврецкого погоста и разбили.

Разорив все окрестные места рать Богдана и Василия Сабуровых, Ивана Шарапова Замыцкого и Василия Разладина разделилась на "загоны", которые "полону поимали безчислено и пришли к воеводам здорово". На третий день осады Выборга русское войско отступило от крепости и пошло "на реку Воксу {Вуоксу} и к городу к Дощаному посылали головы Семейку Вешнякова да Никиту Новокрещенова и иных многых голов, и немцы вышли из города. И тут воевали по обе стороны Воксы - рекы и посылали воеводы головы з детми з боярскыми и атаманов с казакы и головы с татары и сотники от голов с стрелцы, и воевали, многое множество поимали полону: купили полон в гривну немчин, а девка в пять алтын; и вышли на Корельской рубеж, дал Бог, здорово со всеми людми".

Обострилась ситуация и на южных границах. Бежавшие из татарского плена полоняники осенью 1555 г. сообщили, что крымцы намерены напасть на русские земли "со всеми людьми", поэтому в конце октября "на берегу" были развёрнуты полки для отражения возможного набега. И хотя татарский набег не состоялся, но отвлечение русских сил на другие фронты позволило ливонцам перейти в контрнаступление.

Собрав 9-тысячную армию (2 тыс. конницы и 7 тыс. кнехтов) ландмаршал Ордена Гаспар фон Мюнстер попытался вернуть утраченные восточные замки, прежде всего в Дерптском епископстве. В конце 1555 г. войска Мюнстера подступили к крепости Ринген, защищаемую гарнизоном, насчитывавшим всего "сорок сынов боярских" и 50 стрельцов. Русские упорно защищались, продержавшись более пяти недель, отразив два приступа. На помощь осажденным выступил 2-тысячный отряд воеводы Михаила Петровича Репнина. Его воинам удалось разбить передовую ливонскую заставу, взяв в плен 230 человек. Однако затем русский отряд был атакован главными силами Мюнстера и разбит. После чего ливонцы возобновили осаду Рингена, который продолжал отчаянно сопротивляться. Немцы овладели крепостью в ходе третьего приступа, продолжавшегося три дня, после того, как у осаждённых закончился порох. Последние, попавшие в плен защитники Рингена, были уничтожены.

Потеряв в боях под Рингеном пятую часть своего войска (почти 2 тыс. человек) и потратив на осаду около полутора месяцев, Мюнстер тем не менее попытался развить успех. Заручившись поддержкой шведов, ливонцы атаковали Дерпт. Разбив близ него отряд воеводы Захария Ивановича Овчина-Плещеева, они осадили город и в течение 10 дней безуспешно пытались разрушить стены огнём своих пушек. Не решившись на долгую зимнюю осаду или приступ, ландмаршал был вынужден отступить. Контратаковав арьергард ливонского войска, русские захватили более двух десятков пленных, сообщивших о намерении Мюнстера напасть на крепость Лаис.

В этом замке стоял небольшой русский гарнизон в 300 человек (100 детей боярских и 200 стрельцов). На помощь им была направлена стрелецкая сотня, успевшая войти в Лаис накануне подхода к этой крепости ливонских войск. Осада крепости началась в ноябре 1555 г. В ходе бомбардировки городских укреплений противнику удалось разрушить стену на протяжении 15 саженей, однако стрельцы успели заделать пролом деревянными щитами. Тем не менее, понадеявшись на многочисленность своего войска, ливонцы предприняли двухдневный штурм, успешно отраженный осаждённым гарнизоном. Мюнстер, потерявший в боях за Лаис 400 воинов, снял осаду и отступил к Вендену.

Эти действия ливонцев не могли остаться без ответа. Ещё осенью 1555 года Иван IV стал готовить новый, зимний поход на Ливонию, который начался в конце ноября – начале декабря 1555 г. (в реальной истории война со Швецией не помешала русским в то же самое время захватить Астрахань и вести боевые действия против Крыма, что позволяет предположить возможность русского наступления в Ливонии одновременно с боями со шведами). Наступление велось двумя колоннами, общей численностью 23 тыс. человек. Одна армия (14 тыс. человек), во главе с Петром Шуйским, выступив из Пскова вторглась в Леттланд; города Смильтен, Трикатен, Сесвеген и др. были сожжены. В январе русские, в числе 2 тыс. человек, приступили к осаде Мариенбурга. Выгодное географическое положение этого города, как и превосходные укрепления его, делали Мариенбург одним из важнейших стратегических пунктов и форпостов в Ливонии. Гален пытался оказать помощь осажденным, но несогласие между магистром и рижским архиепископом обеспечили успех русских, взявших город 14 января, и устремившихся на северо-запад, в сторону Тарваста. Не смотря на превосходство русских сил, ливонцы решили атаковать русский авангард. Но в столкновении с русскими войсками, произошедшем 12 января 1556 г. под Эрмесом главные силы ордена были разбиты. В бою русская конница разгромила и уничтожила отряд немецких рыцарей во главе с ландмаршалом Гаспаром фон Мюнстером (около 2 тыс. человек), пытавшемся внезапно атаковать отдыхавших на краю леса русских всадников. Среди убитых в сражении и взятых в плен ливонцев оказался 261 рыцарь. В плен сдалось 120 рыцарей и 11 комтуров, в том числе и сам ландмаршал.

Победа под Эрмесом открыла путь на Тарваст, который сдался русским без боя. Оставив в городе крупный гарнизон, Шуйский повернул на юг, в сторону Вольмара, который также сдался без сопротивления. В феврале 1556 г. русское войско осадило Венден, под которым простояли 4 недели, "пролом пробили великой, а, Кеси (русское название Вендена) не взяв, пошли от города".

Тем временем, вторая армия (9 тыс. человек), под командование князя Семёна Ивановича Телятевского-Микулинского, действовала южнее. В отличие от армии Шуйского, войска Микулинского были скорее "набеговыми", в задачу которых входило опустошение вражеской территории, подрыва его материальной базы и отвлечения части сил противника от направления главного удара русских войск. Разорив окрестности Мариенгаузена, рать Микулинского развернула наступление на Ригу. 17 января 1556 г. под Тирзеном встретились войска рижского архиепископа под командованием Фридриха Фёлькерзама и русский Передовой полк во главе с воеводой князем Василием Серебряным. В упорном бою немцы потерпели поражение. Фёлькерзам и 400 его бойцов погибли, остальные попали в плен или разбежались. После этого русское войско беспрепятственно совершило зимний рейд по землям Ордена "по обе стороны Двины", дойдя до самой Риги. Здесь русская рать простояла три дня, и спалив у Дюнамюнде рижский флот, далее вышла к границе Курляндии. В самой Риге царила страшная паника; весь форштадт был выжжен. На городские укрепления нельзя было надеяться – они были очень плохи; военные же силы ливонцев были рассеяны по отдельным городам 10, 20, 30 и 40 милях друг от друга. Число кнехтов, находившихся в Риге, не превышало 2 тысяч. Конницы было ещё меньше. Если бы русские решились на штурм, то город бы не смог долго сопротивляться. Но сначала Микулинский потерял время, дожидаясь подхода войска Шуйского, а затем, получив в конце февраля сообщение (оказавшимся ложным) о подходе к рижанам крупного подкрепления, повернул назад, выйдя к Опочке.

Между тем неудачный поход Мюнстера на Дерпт и успешная зимняя кампания русских войск 1555 – 1556 гг. положили начало фактическому распаду Ливонии. Первым положил почин дерптский епископ, ещё в июле 1555 г. обратившийся к датскому королю с просьбой о помощи, обещая назначить его сына принца Магнуса наследником дерптского стола. Но падение Дерпта почти сразу после этого, сделало его предложение неактуальным. Но эстафету принял эзель-викский епископ Иоганн фон Мюнхаузен, который тоже обратился к Кристиану III с просьбой о покровительстве. Более того, не дожидаясь официального ответа из Копенгагена, направил своего брата Кристофа фон Мюнхаузена в Ревель с крупным отрядом, который прибыв в город стал уверять всех в скорой помощи датского короля, благодаря чему привлек на свою сторону городской совет, а спустя некоторое время поставил под свой контроль городскую крепость, которую ему передал в обмен на финансовую помощь (для выплаты жалования кнехтам) орденский фогт. Таким образом в северной части Ливонии фактически воцарилось двоевластие, а "датская партия", выдвигавшая идею возвращения Эстляндии под власть Дании, значительно усилила свои позиции. Однако возникла проблема с нерешительностью датского короля в этом вопросе. Хотя Кристиан III был полон желания восстановить власть датчан над Эстляндией, но не был готов к возможной войне с Русским государством из-за этой территории. Особенно в условиях растущей угрозы конфликта Дании с Лотарингией, где нашли себе убежище наследники свергнутого и находящегося в заточении Кристиана II, собирающие силы для возвращения "законного короля" на трон. Кроме того нарастал внутренний конфликт в Дании, где аристократия не могла примириться с мыслью, что король кассировал почти все их сословные прерогативы, что он успешно действовал в духе подчинения аристократов и обращения их из знатной сословной касты в служилый класс, что он наносил сильные удары сословной обособленности аристократии и дал возможность представителям других сословий дослужиться до высших должностей, выдвигая таланты, способности, а не родовитость. В этих условиях король опасался ввязываться в сомнительную военную авантюру на востоке, результаты которой были непредсказуемы.

Этим воспользовались представители Ордена, сумевшие на время восстановить своё влияние в Ревеле. Но на сцену выходила ещё одна сила в лице шведского короля Густава I Ваза. Его агенты давно вели в городе работу по привлечению горожан на сторону Швеции. Но до недавнего времени безуспешно. Ревельцы искоса посматривали на шведов, с которыми у них был острый конфликт из-за т.н. "выборского плавания", нарушавшего монополию Ревеля на торговлю с русскими. Но окончательно проявившаяся зимой 1555 - 1556 гг. неспособность ордена защитить свои земли вновь возродили идеи перехода Северной Ливонии под власть иноземного государя. Мюнхаузен возобновил переговоры с Кристианом III, которому он предлагал продать своё епископство. А в Ревеле начала усиливаться "шведская партия".

Ещё в 1555 г. Густав I Ваза обратился к орденским властям с предложением ссудить магистру 200 тыс. талеров за уступку ему некоторых городов в Ливонии. Кроме магистра, он сносился и с магистратом Ревеля, куда был послан постоянный представитель короля с целью разведки ситуации и агитации в пользу Швеции. Первоначально его усилия не приносили больших результатов, но уже в конце 1555 г. остро нуждаясь в деньгах Гален предложил уступить шведам на 20-30 лет города Зонненбург и Аренсбург на острове Эзель в обмен на денежную помощь в 200 тысяч талеров. Однако на этот раз шведский король заявил, что готов предоставить помощь Ливонии только в обмен на уступку Ревеля. На что не мог согласиться уже магистр. Дело заглохло, но неудача осеннего контрнаступления ливонцев привела к росту прошведских настроений в фактически отрезанном, после захвата русскими Пернау, от остальной Ливонии Ревеле. 26 марта 1556 г. в город прибыли послы Густава I, предложившие ревельцам принять шведское подданство. В охваченном брожением городе их предложение было воспринято благосклонно, чему в немалой степени способствовал конфликт между горожанами и орденским гарнизоном, доходящий до прямых стычек. Между ревельским городским советом и шведским королём завязались переговоры, а 3 мая 1556 г. Ревель принял решение передаться под власть Швеции. Тщетны были все попытки Ордена удержать город за собой; ничего кроме пустых обещаний ливонские власти дать не могли. Единственным препятствием оставался орденский гарнизон в городской крепости, но даже в нём не наблюдалось единства. Часть кнехтов дезертировала, перейдя на сторону шведов. А после прибытия 16 мая шведского флота с несколькими отрядами кнехтов и пушками, командующий шведскими силами Клас Кристерсон Горн начал правильную осаду крепости.

Во время осады крепости города шведами Горн вёл переговоры с городским советом. За городом подтверждались его привилегии, ему даровалась религиозная свобода, он мог сохранить своё положение среди ганзейского союза. Дело оставалось лишь за крепостью города. 21 мая шведские послы обратились к гарнизону крепости с требованием капитуляции; 29 числа с тем же требованием обратились к нему рыцарство Гаррии, Вирланда и городской совет Ревеля; они советовали начальнику гарнизона признать покровительство Швеции; ведь крепость, говорили они, не может существовать отдельно от города, она отдельная часть его, а потому должна быть с ним связана. Это обращение привело к желательному результату: 4 июня 1556 г. крепость Ревеля сдалась шведам.

Взятие Ревеля шведами произвело значительный переворот в ходе ливонской войны; теперь сношения ганзейских и других торговцев с Нарвой стало ещё затруднительнее; возникает соперничество между Ревелем и Нарвой, и взаимные отношения северных держав так переплелись, что и датчане, и ганзейцы в конце концов стали служить русским интересам.

Весть о падении Ревеля произвела удручающее впечатление на императора и имперских князей; все ожидали, что имперская опала постигнет непокорный город. Но известия из Южной Ливонии затмили "ревельскую проблему", окончательно похоронив надежды на сохранение Ливонии как единого государственного организма.

Активизация русской политики в Ливонии привлекла внимание литовских политиков к этой стране. Для чего у них имелись важные причины. Подобно Русскому государству, и Великое княжество Литовское несло ущерб от принудительного посредничества ливонских купцов, причём ущерб в данном случае был, вероятно, даже большим, так как Великое княжество Литовское было вовлечено в систему европейских экономических связей гораздо сильнее, чем Русское государство. Попытки литовских политиков добиться изменения положения с помощью дипломатии также оставались безрезультатными. Отсюда их попытки подчинить Ливонию своему политическому влиянию, вмешиваясь в её внутренние дела. Для такого вмешательства у Сигизмунда II было гораздо больше возможностей, чем у Ивана IV.

Больше всего литовских политиков привлекла возможность установлению своего контроля над Ригой – портом, через который шёл основной поток товаров из Великого княжества Литовского в страны Западной Европы. К середине 50-х годов литовским политикам удалось добиться тайного соглашения с рижским архиепископом Вильгельмом об избрании его будущим преемником-коадъютором брата мекленбургского герцога Иоганна Альбрехта, Кристофа Мекленбургского, связанного с польским двором. Став позднее рижским архиепископом, тот должен был добиваться превращения архиепископства в особое княжество под патронатом Великого княжества Литовского. В ноябре 1555 г. юный Кристоф Мекленбургский (родился в 1538 г.) прибыл в Ригу. Две недели спустя, 9 декабря, Вильгельм отправил магистру Генриху фон Галену письмо, в котором извещал о прибытии Кристофа и о своем желании назначить его своим коадъютором. А 28 января 1556 г. рижский капитул, собравшийся в замке Лемзаль, избрал Кристофа коадъютором. Тем самым магистр просто был поставлен перед фактом. Однако истинные мотивы рижского архиепископа не были секретом для Галена, который выступил резко против этого шага. Тем более, что кандидатура Кристофа Мекленбургского противоречила рецессу Вольмарского ландтага 1546 г., по которому представитель наследственной аристократии не мог быть назначен коадъютором или епископом, поскольку это грозило секуляризацией ордена.

8 марта 1556 г. собравшийся в Вендене ландтаг рассмотрел вопрос о коадъюторстве Кристофа Мекленбургского. Орден выступил против, ссылаясь на Вольмарский рецесс 1546 г. Ливонское духовенство поддержало Вильгельма и Кристофа. Тогда было принято компромиссное решение: признать Кристофа коадъютором, но ограничить его полномочия особыми условиями, состоящими из 21 требования. Ему запрещалось жениться, слагать с себя сан, секуляризировать архиепископство, занимать какие-либо другие должности, кроме коадъюторской, заключать какие-либо договоры с польской Короной, действовать во вред независимости Ливонии и т. д.

Компромиссные решения, призванные, казалось бы, устроить обе стороны, на самом деле обострили противоречия. Орден остался недоволен тем, что ему фактически навязали кандидатуру Кристофа Мекленбургского. А Вильгельм с Кристофом и стоявшая за их спинами Корона сочли эти требования неприемлемыми и отказались их выполнять. Тем самым Венденский ландтаг марта 1556 г., вместо того чтобы разрешить назревавший конфликт, лишь усугубил его. Напряженности ситуации добавлял спешный отъезд в феврале в Германию дюнабургского комтура Готхарда фон Кетлера для вербовки наемников: по официальной версии, для войны с русскими; но, как справедливо опасался архиепископ, наемные войска должны были придать вес аргументам ордена в его споре с Вильгельмом. Во всяком случае, у рижских архиепископа и коадъютора теперь появился повод обвинить орден в "нападении" на них.

Венденский ландаг принял ещё одно решение, обострившее обстановку до крайности. Генриху фон Галену также был нужен коадъютор, на должность которого претендовали динабурский комтур Готхард фон Кетлер, известный своими пропольскими симпатиями, и придерживавшийся противоположных внешнеполитических взглядов новый ландмаршал Кристоф фон Нойхоф. Не смотря на все усилия "польской партии" магистр Гален, опираясь на давнюю традицию, согласно которой ландмаршал всегда наследовал магистру, избрал своим коадъютором именно Нойхофа. Это означало, что магистр фон Гален намерен противостоять рижскому архиепископу и его заграничным покровителям.

Попытки поляков "разрулить ситуацию" ни к чему не привели. Польский посол Каспар Ланский получил прямолинейный сухой ответ, что избрание коадъютора состоялось, и его результаты пересматриваться не будут. Дальнейшие события нарастали, как снежный ком. 5 мая силы архиепископа предприняли неудачную попытку захватить Дюнамюнде. 10 мая 1556 г. он отправил Сигизмунду II зашифрованное письмо с официальной просьбой о польской военной интервенции, но оно было перехвачено орденом, который начал наступление. Отряды рыцарей и наёмников нападали на замки, гарнизоны которых были готовы поддержать рижского архиепископа. 8 июня о неподчинении мятежному архиепископу заявила Рига, а 16 июня Вильгельм получил официальный акт объявления войны. 18 июня орденским отрядом был атакован замок Ронненбург и взят к вечеру 21 июня. 24 июня орденские войска взяли Зербен, резиденцию секретаря Вильгельма Кристофора Штурца, и замок Пибальг, принадлежавший коадъютору Кристофу Мекленбургскому. Сам Кристоф вместе с Вильгельмом были осаждены 28 июня в Кокенгаузене.

После непродолжительной осады к осаждающим выехал Кристоф Мекленбургский с сообщением, что Вильгельм желает сдаться и требует немедленно начать переговоры о своей капитуляции. Уже 30 июня обоих высокопоставленных пленников вывезли из Кокенгаузена к местам их содержания.

Не ожидавший, что казалось дышащий на ладан орден перейдет к столь радикальным и решительным действиям, Сигизмунд II тем временем пытался продолжить переговоры с архиепископом Вильгельмом фон Гогенцоллерном. В Ливонию вновь отправился Каспар Ланский с тайными письмами и инструкциями для мятежников. Однако розиттенский командор Вернер Шалль фон Белль перехватил гонца. Ему помогли местные крестьяне. Ланский отказался остановиться и пошел на прорыв. Возникла стычка, несколько людей польского посланника погибли, а его самого взяли в плен и убили — один крестьянин, не слыхавший о тонкостях дипломатии и неприкосновенности послов, нанес ему удар сзади.

Хуже всего для Польши было то, что ливонцы конфисковали письма Сигизмунда II Августа. Их содержание совершенно недвусмысленно указывало на поддержку Короной ливонских мятежников. Закрыть глаза на это было невозможно. Орден оказался на грани войны с Королевством Польским и Великим княжеством Литовским. Тем более, что Корона была страшно возмущена убийством посла. Тогда же появились слухи о смерти не перенесшего оскорбления и дурного обращения архиепископа, да к тому же ливонцы конфисковали корабли и товары литовских купцов в Динабурге.

Изменено 21 May 2014 пользователем Леший

23 May 2014

:good: :good: :good: :good: :good: :good: :good: :good: :good:

23 May 2014

А не согласится ли орден в условиях войны с Россией на назначение Кристофа? А то после падения Нарвы и Дерпта им польская поддержка станет ой как необходима.

24 May 2014

Novice пишет:

А не согласится ли орден в условиях войны с Россией на назначение Кристофа? А то после падения Нарвы и Дерпта им польская поддержка станет ой как необходима.

Согласиться на признание Кристофа, это означает согласиться на секуляризацию и отделение от Ливонии владений рижского архиепископа, на что Орден пойти никак не мог. Недаром ливонцы соглашались на Кристофа только при официальном отказе с его стороны от секуляризации, но это уже не устраивало самого Кристофа и польского короля.

Да и "польская поддержка" означает признание власти польского короля и уступки ему части земель. А это для ливонцев тоже, мягко говоря, неприятно (даже пропольски настроенный Готхард Кетлер торговался с Сигизмундом II Августом до последнего). Так что пока есть надежда на поддержку Империи, Дании и уже воюющей с Россией Швеции, то думаю держаться постараются до последнего.

25 May 2014

в тему альтернативы вот этот ЖЖ http://thor-2006.livejournal.com/ автор историк, специализируется как раз на времени Ивана Грозного и Ливонской Войне

26 May 2014

в тему альтернативы вот этот ЖЖ http://thor-2006.livejournal.com/ автор историк, специализируется как раз на времени Ивана Грозного и Ливонской Войне

Я знаю. Но все равно спасибо.

15 Jun 2014

эх когда же(((

16 Jun 2014

эх когда же(((

Работа идет помаленьку. Правда на прошедших выходных поработать над темой не удалось, но надеюсь к следующим выходным кусок проды будет готов.

17 Jun 2014

бум ждат)

20 Jul 2014

Ожидающим продолжения просьба подождать еще. Сейчас добиваю часть посвященную Ливонской войне, и как только закончу, так обязательно выложу.

20 Jul 2014

Ожидающим продолжения просьба подождать еще. Сейчас добиваю часть посвященную Ливонской войне, и как только закончу, так обязательно выложу.

Ждём с нетерпением!

21 Jul 2014

Ждём с нетерпением!

ППКС. :)

26 Jul 2014

Часть VI

Сверкая блеском стали

Захват русскими Астрахани был воспринят в Стамбуле довольно болезненно. Одной из стратегических задач Турции в войну 1548-1555 гг. было использование северокавказского пути для проникновения в Иран с севера и для нападения на персидские войска с тыла; другой задачей, связанной с первой, было вовлечение в войну крымских сил, доставка которых к театру военных действий была возможна морем в Малую Азию на специальных транспортных судах или сухим путём через Северный Кавказ и Дербент в Закавказье.

С вопросом о Северном Кавказе была связана для Турции и третья стратегическая задача. Ещё во время ирано-турецких войн первой половины XVI столетия Османская империя искала союзников среди узбекских владельцев Средней Азии. Войны узбеков с Ираном, как и турецкие войны, проходят через весь XVI век. Военные кампании со стороны Средней Азии не раз совпадали с наступательными действиями турецких войск, что создавало для шаха особенно опасное положение.

После начала войны в 1548 г. турки немедленно связались с владельцем Самарканда Абд ал-Латифом, которому был послан отряд в 300 янычар с артиллерией. В свою очередь Абд ал-Латифом была обещана помощь в войне против шаха со стороны Средней Азии. В мае 1550 г. войско маверанахрских правителей Барак-хана и Абд-ал-Латиф Султана атаковало Герат. 24 мая храбрейший из узбекских военачальников, по имени Шах Мухаммад, хотел сходу смять заставу, преграждавшую путь к восточным воротам, но её защитники под командованием Санджар-султана Ашфара отбили атаку, вынудив противника отступить в предместья.

Тогда Барак-хан, возглавлявший весь экспедиционный корпус, решил использовать воинственный настрой Шах Мухаммеда и снарядил его в рейд по ближайшим районам. В течении примерно двух недель, грабя и убивая всех, кто подворачивался под руку, он прошёл по Систану с заходом в Фарах. Возвратившись в лагерь, он узнал, что за истёкшее время остальные ни на шаг не продвинулись вперёд, и тут же поклялся, что не слезет с коня, пока не сметёт со своего пути заграждения гератцев. На следующий день во главе 3-тысячного отряда он штурмовал заставу у мазара Шах-и зинде. Её защитники не выдержали мощного натиска превосходящих сил противника и обратились в бегство. Шах Мухаммад гнал их до самых городских стен. Но когда он повернул назад, возвращаясь к своим, кто-то из гератцев метко сбросил большой камень ему на голову, и убитый Шах Мухаммед свалился с коня.

Гибель лучшего военачальника подорвала боевой дух узбекского войска. Надежда захватить город с налёта не оправдалась, а для длительной осады, требовавшей огромных по масштабам землеройных работ и большего количества солдат, не хватало сил. Кроме того, до Барак-хана дошли слухи о кончине бухарского хана Абд ал-Азиза. Момент казался подходящим, чтобы попытать счастья и попытаться захватить власть в Бухаре. Поэтому 12 июня 1550 г. он двинулся в обратный путь. Однако это не устраняло угрозу новых узбекских вторжений в Хорасан, отвлекая силы иранцев на северо-восточные рубежи.

Таким образом, и для установления связей со Средней Азией северокавказский путь, этапами которого были Астрахань и Ногайские степи, имел для султана большое значение. Из-за этого "астраханское дело" волей-неволей вовлекало Москву в круг вопросов, связанных с ирано-турецкой войной. Появление русских в Нижнем Поволжье перерезало сношения турок с узбеками, а так же ставило под угрозу путь через Северный Кавказ по которому турецкие войска проходили для удара по северным владениям Ирана. И хотя задуманный Москвой большой поход против Крыма в 1551 году, после неудачи переговоров с литвинами, был отменен, но продолжавшаяся высокая активность русских войск на юге связывала силы крымцев, не давая туркам задействовать их в войне с иранцами.

Положение турок ухудшалось ещё тем, что в вассальную Османской империи Трансильванию, по соглашению с тамошним наместником Дьёрдем Мартинуцци, в 1551 г. вошёл 7-тысячный австрийский отряд во главе с генералом Джанбаттистой Кастальдо и войско венгерских сословий под начальством Иштвана Лошонцы. 19 июля 1551 г. венгерская королева Изабелла (вдова Яноша Запольи) подписала акт отречения от короны, а 6 августа, вместе со своим сыном Яношом Жигмондом, покинула княжество.

Для того чтобы воспрепятствовать переходу Трансильванского княжества под власть Фердинанда Габсбурга, султан направил крупное войско во главе с румелийским бейлербеем Мехмедом Соколлу (Соколовичем). В начале октября 1551 г. турки взяли крепости Бече, Бечкерек, Надьлак, Чанад и Липпу. Но осаду Темешвара 17-27 октября его защитники под командованием Иштвана Лошонцы выдержали. По просьбе Дьёрдя австрийцы прислали на помощь ещё 5 тыс. солдат. Одновременно с этим Мартинуцци объявил о сборе ополчения, в которое массово призывали крестьян. Благодаря этим мерам удалось набрать значительную армию.

К середине ноября войска Кастальдо и Мартинуцци освободили территорию, захваченную турками в 1551 г., кроме крепостей Бече и Бечкерек.

С 3 по 28 ноября войска Дьёрдя осаждали турок в Липпе, но не добившись успеха Мартинуцци послал в Турцию ежегодную дань и начал переписку с Мехмедом Соколлу. Турецкому гарнизону Дьёрдь разрешил свободный уход из Липпы. Явным было намерение наместника вернуть Трансильванию под власть султана. В конце октября 1551 г. Мехмед Соколлу отвёл своё войско на зимние стоянки. Но 17 декабря 1551 г. Дьёрдь Мартинуцци был убит по приказу Кастальдо и на следующий год султан назначил большой поход на Среднее Подунавье.

Не просто обстояли дела у Сахиб-Гирея. Султан требовал от него послать татарскую конницу в Иран, на Западном Кавказе взбунтовалось черкесское племя Жане, а с севера наступали русские, угрожая в любой момент захватить Нижнее Поволжье. Но энергичный хан не был бы самим собой, если бы опустил руки в подобной ситуации. Оправдывая перед Сулейманом невозможность посылки крымских сил в далёкий Иран, он писал об угрозе со стороны России, которая нависла над Астраханским юртом, завоевание которого русскими перерезало обходные пути сообщения между Турцией и Средней Азией, а также ставило под угрозу дорогу из Крыма в Северный Иран. Стамбул был вынужден согласиться с доводами хана и дать добро на развёртывание активные военных действий против Русского государства.

Окрыленный Сахиб-Гирей немедленно огласил приказ готовиться в поход, подобного которого не было уже тридцать лет: целью похода была Москва, а во главе войска стоял сам хан. В свою очередь, узнав в выступлении на Русь крымской армии, усиленной турецкими отрядами, русские сосредоточили главные силы под командованием кн. Ивана Петровича Шуйского у Коломны. Другие рати заняли позиции на правобережье Оки. В Зарайске находились воеводы кн. Пётр Михайлович Щенятьев и кн. Андрей Михайлович Курбский. Под Рязанью – кн. Александр Иванович Воротынский, в Туле – кн. Иван Фёдорович Мстиславский и кн. Михаил Иванович Воротынский, в Калуге – кн. Григорий Иванович Тёмкин-Ростовский и кн. Дмитрий Иванович Микулинский. В резерве, на случай неожиданного прорыва за Оку, на реке Пахре разместилось войско под командованием кн. Юрия Михайловича Булгакова-Голицына.

28 июля 1551 г. крымское войско вышло к русским границам. Первый удар обрушился на Зарайск. Горожане, однако, сумели отбиться в посадах "и к граду приступати не дали". В бою они захватили 9 пленных, которых немедленно переслали в Москву. Первая неудача не обескуражила Сахиб-Гирея, который ограничился уничтожением обезлюдевших окрестных селений. Отступив от Зарайска, он повёл свою армию к Оке, куда с Пахры прибыло и русское резервное войско. На место ушедших к "берегу" полков на Пахру направили новые рати во главе с воеводой Иваном Петровичем Фёдоровым-Челядниным. Иван IV, возглавлявший русскую армию, отпустил с ними "двора своего многих людей", тогда же было объявлено осадное положение в Москве, которую стали деятельно готовить к обороне.

К Оке "против Ростиславля" крымская армия вышла утром 30 июля. Все "перелазы" на противоположный берег оказались прочно прикрыты русскими полками и заставами. Сахиб-Гирей тем не менее решил прорываться, надеясь на прибывшую с ним турецкую артиллерию. Под прикрытием пушечного огня татары начали переправляться через реку, но прибытие новых русских полков принудило крымского хана прекратить наступление и отойти в "станы своя".

Русская позиция на Оке более укрепилась после прибытия на "берег" в ночь с 30 на 31 июля большого "наряда" (артиллерии). На следующее утро Сахиб-Гирей, не решаясь начинать чреватое гибелью всей армии сражение, отступил от Оки, решив изменить направление удара. Его войска двинулись на Пронск. 3 августа татары вышли к этому городу и начали штурм, подвергнув его сильному артиллерийскому обстрелу. Несмотря на небольшой гарнизон горожанам, тем не менее, удалось отстоять город. На следующую ночь, узнав о приближении русского войска, Сахиб-Гирей бросил бесполезный "наряд" и начал отходить в степь. Только его сын Эмин-Гирей попытался нанести отвлекающий удар на одоевские места, но, настигнутый русским войском, был разбит и также бежал в "Поле".

Однако произошедшее не остудило крымского хана. Стремясь восстановить свой авторитет, он в нарушение перемирия с Литвой, в сентябре внезапно напал на Брацлав. Не ожидавший нападения гарнизон крепости проявил беспечность и не был готов к обороне, а отсутствие воды в замке вынудило жителей Брацлава сдать город врагу. Хан сжёг замок и город и увёл в плен большинство жителей. Вернувшись в Крым Сахиб-Гирей стал немедленно готовить на следующий год поход на Астрахань и запросил Стамбул о военной поддержке и возвращении в Крым своего племянника Девлет-Гирея, которого намеревался сделать астраханским ханом.

Просьба была услышана, тем более, что Стамбул и так готовил армию, которая должна была обойти Иран со стороны Кавказских гор. В Крым начали прибывать турецкие войска под началом Казима-мирзы, из рода правителей Ширвана, которые должны были вторгнуться в Иран со стороны Дагестана. Но захват русскими Нижнего Поволжья вынудил Стамбул и Бахчисарай скорректировать свои планы. Опасаясь, что русские могут перерезать дорогу ведущую через Северный Кавказ в Иран, турки решили нанести первый удар по Астрахани, с целью выбить оттуда "неверных", а уже затем идти на Ширван. Нельзя сказать, чтобы Сахиб-Гирей был доволен последним. Рассматривая себя как наследника ханов Золотой Орды, он желал подчинить Астраханский юрт своему влиянию, а участие столь крупных турецких сил угрожало тем, что последние напрямую подчинят Астрахань своей власти, обойдя Крымское ханство. Но напрямую возражать султану он не стал, в надежде что непривычные к местному климату турки не выдержат тягот этого похода и будут вынуждены уступить первое место крымцам.

Так же была активизирована "ногайская политика", с целью отрыва Ногайской орды от союза с Россией и привлечения её на сторону турок. По приказу Сахиб-Гирея были отпущены все пленные ногайцы, а в Заволжье в апреле 1551 г. отправился турецкий посланник. Но тут их постигла неудача. Усидевший на бийстве во многом благодаря помощи русских Исмаил, хотя и был недоволен захватом ими Астрахани, но не спешил рвать отношения с Москвой и тут же проинформировал царя о турецко-крымских предложениях.

Впрочем, не смотря на ряд неудач турки могли считать, что в целом ситуация развивается для них благоприятно. В августе 1551 г. их войска захватили находившийся до этого в руках иоаннитов Триполи, а французский король Генрих II, заключив с Турцией союзный договор, объявил войну императору Карлу V, начав военные действия в Италии, где французы поддержав пармского герцога Оттавио Фарнезе в его борьбе с императором и новым римским папой Юлием III, овладели городками Кьери и Сан-Дамиано. Встревоженный судьбой Италии, которой угрожали как французы, так и турки, Карл V был вынужден перевести на Сицилию итальянские и испанские войска из Вюртемберга, ослабив своё влияние в Германии до минимума, чем тут же воспользовались противники императора. Весной 1552 года саксонский курфюрст Мориц, объединившись с маркграфом Альбрехтом Бранденбург-Кульмбахом и гессенским ландграфом Вильгельмом, а также вступив в тайный союз с французским королем, которому были обещаны в обмен за помощь города Мец, Туль и Верден, восстал против императора. В апреле 50-тысячная армия мятежных германских князей атаковала Инсбрук, где в это время находился практически беззащитный Карл V, вынудив последнего бежать. Одновременно с этим, французский король совершил "путешествие на Рейн": 10 апреля он занял Туль и Мец, в мае вышел к Рейну, а когда его немецкие союзники втянулись в переговоры с императором, благоразумно отступил на запад. При этом на обратном пути он захватил Верден.

Таким образом наступающий 1552 год казался туркам более чем подходящим для нанесения решающего удара на западном направлении с целью разгрома и вывода Габсбургов из войны, дабы затем без помех сосредоточить все свои усилия на востоке, против Ирана.

Получив известия о готовящемся походе Иван IV, срочным порядком послал на Нижнюю Волгу князя Петра Семёновича Серебряного-Оболенского с 15-тысячным войском, который возглавив астраханский гарнизон стал активно готовиться к обороне. Одновременно русским командованием был начат сбор войска "на берегу" для отражения возможного татарского набега. Впрочем, последнее оказалось излишним – не имея возможности выделить Казим-мирзе крупные силы, экспедиционный корпус которого насчитывал примерно 9 тыс. человек, турки обязали Девлет-Гирея поддержать действия своего военачальника всеми имеющимися у татар силами.

В начале июля 1552 г. турки начали поход на Астрахань. 15 августа они достигли места, где ближе всего сходятся реки Дон и Волга, где к турецкой армии присоединилось 30-тысячное татарское войско. К Астрахани объединенные турецко-татарские силы вышли 2 сентября. И хотя сам город они заняли без сопротивления, но недавно построенная на Заячьем острове русская крепость успешно отбила попытки захвата. Огонь русских пушек и удобное расположение крепости не позволили туркам начать осадные работы и блокировать город. Попытка сделать подкоп также провалилась – из-за близости реки подкопы быстро наполнялись водой.

Положение турок и татар ухудшило и прибытие 10-тысячного русского отряда под командованием князя Василия Семёновича Серебряного, который расположившись выше по течению Волги стал постоянными конными атаками и перестрелками тревожить турецкий лагерь и мешать фуражировке. Решающее сражение произошло 12 сентября. Связавшись с крепостью и договорившись с братом о плане совместных действиях, согласно которому астраханский гарнизон должен был сделать вылазку и начать фальшивую атаку на турецкие укрепления, в то время как прибывшая на подмогу рать подступит под турецкий лагерь, и займёт его своим нападением, на рассвете Василий Серебряный построил конницу в широкую лаву, позади которой поставил 5 тыс. пехоты так, чтобы ее не было видно из-за кавалерии, и выступил из своего лагеря. Как только в Астрахани заметили приближающуюся конницу, астраханский гарнизон сразу же предпринял вылазку, и атаковали турецкие полевые укрепления. Турки, увидев возле своего лагеря русскую конницу и, не видя пехоты, сочли это выступление привычной попыткой перестрелки, не обратили на это особого внимания и бросились толпой из лагеря к своим полевым укреплениям на помощь против наступающих астраханцев. Подойдя к неприятельскому лагерю на близкое расстояние, конница Василия Серебряного стремительно раздалась в стороны и на турецкий лагерь с максимальной быстротой ринулась пехота, ворвалась в него и овладела артиллерией. Оставшиеся в лагере турки, не ожидавшие такой неожиданности, бросились к полевым укреплениям, куда уже выбежала основная часть турецкого гарнизона, звать их на помощь против атакующих. Но пока турки подоспели обратно к своему лагерю, русские уже успели обратить против турок их собственную артиллерию и встретили сильным огнем. В это же самое время астраханцы заняли турецкие полевые укрепления. Оказавшись меж двух огней, турки отступили и преследуемые русской конницей отошли к татарскому лагерю.

Впрочем, это поражение не означало еще полный разгром турок. Последние хотя и потеряли артиллерию, но сохранили свои основные силы. Татарская конница также, хотя и проявляла пассивность, но оставалась грозной силой. Хуже было то, что в результате боя турки потеряли большую часть своих припасов, а снабжение за счет местных ресурсов было проблематичным. Малочисленные астраханские татары не могли кормить крупную армию, а ногайцы не спешили переходить на сторону султана.

Убедившись в бесплодности своих действий, Казим-мирза отвел войска от крепости и встал лагерем на старом городище, готовясь по повелению султана зимовать под Астраханью и дожидаться по весне подкреплений. Татарское войско должно было вернуться в Крым, однако известие об этом всколыхнуло всю турецкую армию, измученную тяжелым походом и ожиданием новых испытаний. Турки отказались подчиняться приказу султана, вынудив Казим-мирзу приказать 16 сентября начать отступление на Дон самым коротким путем - по Кабардинской дороге. Преследуемое по пятам русским войском оно превратилось в настоящее паническое бегство. Лишь четвертая часть турецкой армии добралась к 12 октября до устья Дона, где они прямо у стен турецкого города Азов были вновь атакованы русской конницей. Охваченные паникой турки ринулись внутрь Азова, надеясь за его стенами найти спасение. Но это привело лишь к обратному результату – хаос и неразбериха создавшиеся в воротах позволили группе русских ратников ворваться внутрь крепости и подпалить склад с порохом, взрыв которого разрушил часть городской стены, и только нерасторопность русских командиров, явно не ожидавших такой возможности, спасла Азов от захвата.

Не слишком удачно шли дела у Османской империи в 1552 году и на венгерском театре военных действий, где 28 июня турки под командованием второго визиря Ахмеда-паши начали осаду Темешвара, который взяли 26 июля. В июне будский паша Али занял Веспрем, а затем, в июле-августе, направился в Верхнюю Венгрию, где ему удалось сломить оборону крепости Дрегей. Разрушив Дрегей (9 июля) после четырехдневной осады, Али взял Шаг, Дьярмат, Холлоке, Буяк, Сечень. 11 августа потерпели поражение войска Фердинанда Габсбурга (18-20 тыс. воинов) при Палаште. 4 сентября войска Али и Ахмед-паши овладели крепостью Сольнок и окрыленные успехами двинулись на Эгер, двухтысячный гарнизон которого при активном участии местных жителей с 15 сентября по 18 октября 1552 г. успешно защитил город от крупных сил турок, отбив три штурма (29 сентября, 12 и 14 октября), вынудив турок отойти.

Хорошие новости поступили в Москву и из Ногайской орды, где в 1552 г. разыгрался последний акт полыхавшей там гражданской войны. Кековат Арслан, объединившись с нурадином Юнусом, воспользовавшись уходом поддерживающих бия русских сил, выступили против Исмаила. 23 июня того "согнали с Юрта" – Исмаил бежал, не приняв боя. Спешно созванный съезд провозгласил бием Юнуса. Однако Исмаил не сложил оружие. Он сразу направился к Астрахани и потребовал у русских подкрепления, получив которое тут же перешёл в контрнаступление. Сперва он напал на личные владению Юнуса и угнал табун. 12 июля совершил набег к Яику, где ему удалось захватить и убить нового нурадина. Кроме того, однозначная поддержка со стороны русских старого бия привела к тому, что кековат Арслан вновь сменил фронт, и переметнулся на сторону Исмаила, к которому также присоединились часть более мелких мурз.

Разгром турок под Астраханью окончательно переломил ситуацию в пользу Исмаила, который в октябре 1552 г. начал широкомасштабное и успешное наступление на своих противников. Потерпевший поражение Юнус бежал в Россию, где сдался на милость Ивана IV. Вопреки ожиданиям, к ногайскому беглецу отнеслись со всем уважением. Видимо, желая иметь в руках дополнительный рычаг давления на Исмаила, русское правительство приняло Юнуса с почестями соответствующими бийскому рангу и, не смотря на многочисленные просьбы со стороны ногайцев, отказалось выдать его победителю. Нельзя сказать что Исмаил был доволен подобным решением русского царя, но новое несчастье обрушившееся на Ногайскую орду вынудили его смирить гордыню и согласиться с подобной политикой Москвы. Война Исмаила с Юсуфом и его сыновьями сопровождалась взаимным разорением, ломкой традиционных кочевых маршрутов и стихийными бедствиями. Уже в середине 1552 г. наблюдатели отмечали первые признаки голода, а с наступлением зимы тот переродился в самый настоящий мор. Стремясь хоть как-то ослабить наступившее бедствие, Исмаил был вынужден запросить помощи у Русского государства. Иван IV согласился выделить ногайцам хлеб и деньги, но взамен требовал от последних полной лояльности, с чем бий был вынужден согласиться и отказаться от каких-либо претензий к Москве, будь то астраханский вопрос или взаимоотношения русских с теми или иными ногайскими мурзами. Фактически с этого времени Ногайская орда превращалась в русского вассала, вынужденного действовать в рамках политики своего покровителя.

И всё это совпало с другим знаменательным событием - с рождением 11 октября 1552 г. у царя долгожданного наследника, царевича Дмитрий (имя сына Ивана IV, как и дата его рождения, взяты из реальной истории), чьё появление на свет почти одновременно с прибытием сообщений об успехах в борьбе с "басурманами" многие сочли благоприятным предзнаменованием.

А вот для Сахиб-Гирея неудача под Астраханью оказалась фатальной. Вернувшийся в столицу Казим-мирза, дабы оправдаться перед султаном свалил всю вину за провал похода на крымского хана (не без оснований - крымцы старались оказать лишь минимальное содействие, а часто, по мнению турок, и прямо вредили), чем тут же воспользовались противники последнего. При дворе султана уже давно косо смотрели на излишне самостоятельного Сахиб-Гирея и искали возможность заменить его на троне более послушным воле Стамбула правителем. В последней роли наиболее подходящей кандидатурой им казался Девлет-Гирей, который после отступления из-под Астрахани, не доверяя своему дяде (опасаясь с его стороны покушения на свою жизнь), вернулся в Стамбул.

Получив в качестве эскорта около тысячи турецких воинов, он в 1553 г. двинулся в сторону Крыма. Обстоятельства ему благоприятствовали – восстание против крымцев западно-черкесского племени Жане вынудило Сахиб-Гирея покинуть Крым и выступить на Кавказ. Чем и воспользовался Девлет-Гирей, высадившийся со своими людьми в Гезлёве.

Прибыв в Бахчисарай и предъявив всем султанский указ, Девлет-Гирей получил доступ к ханской казне. Это и решило исход дела: раздавая направо и налево тугие кошельки, Девлет-Гирей с каждым часом приобретал всё больше сторонников.

Весть об этих событиях достигла и Перекопа, где стоял Эмин-Гирей. Калга-султан выступил с войском к столице и добрался до Альмы: дальнейший путь ему преградили сторонники Девлет-Гирея. Эмин-Гирей встал на ночлег, собираясь назавтра прорвать заслон – но утром обнаружил в своём лагере лишь семнадцать человек вместо вчерашних 15 тысяч: все его командиры, получив известия о золотом дожде, что проливается в Бахчисарае, бежали к новому хану, чтобы не опоздать к раздаче даров.

Узнав об этом находившийся на Кавказе Сахиб-Гирей, будучи уверен, что сможет убедить султана в своей правоте и изменить то, что ещё можно было поправить, решил плыть в Стамбул. Свита уверяла, что будет неотступно следовать за ним, но следующий день показал, чего стоили эти слова: удостоверившись у гонцов из Крыма, что дела у старого хана плохи, а новый славиться щедростью, мурзы и слуги разбежались от своего бывшего повелителя.

Кончина Сахиб-Гирея была страшной. Получив известие, что все его находившиеся в Крыму сыновья убиты, он добравшись со своим сыном Гази-Гиреем до Тамани пытался найти судно до Стамбула, но был настигнут людьми нового хана и убит вместе с сыном, после чего их останки были доставлены под Кафу, где их предъявили Девлет-Гирею в качестве доказательства того, что предыдущий хан покинул этот бренный мир и не сможет оспаривать у преемника право на власть.

В это время Россия получала дивиденды от свой победы под Астраханью. Прежде всего это проявилось в торговле с Ираном, который был вынужден большую часть своего шелка продавать европейским купцам транзитом через Османскую империю. Чем пользовались турецкие султаны, установившие государственную монополию на торговлю персидским шелком, и бравшие пошлину в размере 100% стоимости купленного товара (что давало султанской казне около 200 тыс. дукатов ежегодно). Как писал в XVII веке член шведского посольства Кильбургер: "шах очень неохотно видит, что ежегодно идет караванами в Алеппо через Турцию еще значительное количество {шелка}, которое потом продается из Смирны, Триполя, Александретты и других мест в Италию и Францию, ввиду того, что наибольший его враг - турок - извлекает из этого такую большую пользу и этим увеличивает свою казну; он потому тем более и старается отвлечь эту торговлю и всецело направить ее в Россию". Кроме того, идущая с турками война прервала традиционные торговые маршруты, вынудив персов искать другие пути вывоза своих товаров. Таких было два: южный - через занятый португальцами Ормуз, и северный - через территорию Русского государства. Однако первый вариант имел один серьезный недостаток – большая часть персидского шёлка производилась в северных провинциях Ирана и его вывоз к южным портам из-за отсутствия водных путей сообщения и разделяющих северную и южную часть Ирана горных цепей было довольно затруднительным делом. Оставался второй вариант.

Прямые (без посредников) торговые связи Русского государства с Ираном были установлены сразу же по завоевании Астрахани. Русские товары, экспортируемые в Иран - пенька, смола, юфть, сало и меха - составляли монополию казны. Казенные же монополии традиционно сдавались московским правительством на откуп группе богатейших московских купцов - гостям. Гости должны были вернуть в казну установленную правительством цену товара, за что отвечали своим имуществом. Все что им удавалось взять сверх того, составляло их прибыль. Поскольку в некоторых случаях один купец подобный откуп потянуть не мог, гости умели работать группами, объединяя свои капиталы. Именно они и произвели первые закупки шелка в Иране еще до установления монополии.

В 1552 г. прибывший в Москву иранский посол предложил государю закупать у шахской казны иранский монопольный шелк и продавать его на запад. В гавани Низабат между Баку и Дербентом была основана русская фактория. Оттуда шелк вывозился Каспием в Астрахань. Поскольку вверх по Волге приходилось в ряде мест идти "бечевой", караваны сопровождались военными конвоями - как стрельцами, размещенными на судах, так и шедшими берегом отрядами конницы. За лето речными путями товар перевозился в Балтийские гавани, откуда уже иностранные купцы увозили товар к берегам Франции и Нидерландов. Но русские купцы не ограничиваются шелком - в обратную сторону, в Иран, она экспортирует продукцию русской железоделательной промышленности, выделанные кожи, предметы вооружения, в том числе огнестрельное оружие, весьма редкое на Востоке, а так же реэкспортирует в Иран западноевропейские товары, закупаемые на европейских рынках - в первую очередь английские и фламандские сукна, а так же бумагу, стекло и цветные металлы - олово, медь, свинец. Из Ирана купцы кроме шелка ввозят так же многие виды готовых тканей - шелковых (камка, тафта, атлас, бархат и др.) и хлопчатобумажных (бязь, пестрорядь), ковры, хлопок, пряности, изюм, чернослив, миндаль и сахар, рис, москательные товары (краски, камедь, квасцы), нефть, употреблявшуюся на Руси главным образом в качестве растворителя в живописной технике, ладан, мыло, и наконец драгоценные камни и жемчуг, которые сдаются в государственную казну.

Ещё одним важным последствием русских успехов в Нижнем Поволжье стало установление связей с западными черкесами, которые в это время как раз находились в состоянии войны с Крымским ханством и искали сильного покровителя, на роль которого часть из них рассматривала далёкого "белого царя". В 1552 г. вместе с иранским посольством в Москву прибыли и представители некоторых черкесских князей, с предложением об их переходе в русское подданство в обмен на защиту от Крымского ханства и помощь в борьбе с соперниками из среды самих черкесов.

Всё это вдохновило русское правительство на продолжение "натиска на юг", но как и несколько лет назад встал вопрос с союзниками. Ногайская орда была охвачена голодом и не была способна ближайший год на активные действия против крымцев. Правительство Литвы по-прежнему избегало конкретных обязательств в деле совместных действий против татар и турок, предпочитая сохранять с ними мирные отношения. В этой ситуации русское правительство изменило тактику и вместо переговоров с Вильно стало напрямую апеллировать к населению южных областей Великого княжество Литовского, среди которого идея войны с Крымским ханством пользовалась большой популярностью. Новая тактика Москвы состояла в том, чтобы подвигнуть тамошних казаков и шляхту к самостоятельным действиям против татар, в расчёте на то, что эскалация конфликта на южных рубежах вынудит литовское правительство отказаться от своей тактики нейтралитета и выступить против крымцев.

Подобные расчёты русского правительства были вполне оправданы. В это время, как замечал современник Андрей Лубенецкий, в литовских землях появилось немало предприимчивой молодёжи – князья Сенявские, Струси, Гербуты, Претвич, Станислав Замойский, Потоцкий, Влодек, князья Вишневецкие, Збаражские, Заславские, Корецкие, Ружинские, а также шляхтичи, которые редко сходили с татарских полей; они считали своего рода охотничьей забавой, продолжает Лубенецкий, ходить в Поля лично или снаряжать туда свою челядь и подданных. Дело доходило до крупных военных походов. Так, в сентябре 1552 г., в самый разгар русско-турецкой войны под Астраханью, польские отряды, усиленные молдавскими эмигрантами и при поддержке белзского воеводы Николая Сенявского, разбили в сражении у местечка Шипоте войско молдавского господаря Иоана Жолди и посадили на престол боярина Петра Стольника, принявшего "тронное имя" Александр Лэпушняну. Кроме того, по мере укрепления русских южных рубежей путём строительства новых городов и засечных чёрт, набеги крымцев всё чаще направлены в сторону менее защищенных областей Великого княжества Литовского и Польского королевства, вынуждая местное руководство активизировать меры по обороне своих границ от татарских нападений.

На руку русскому правительству играл и факт бездетности Сигизмунда II Августа. В конце 1552 г. ему уже исполнилось 32 года; к этому времени он был уже дважды женат, но ни первая, ни вторая супруги не подарили ему долгожданного наследника. Из-за чего рождение сына у Ивана IV привело к заметному оживлению в Великом княжестве Литовском, где пошли разговоры о признании новорожденного царевича наследником литовского престола. И хотя в 1553 г. Сигизмунд II Август снова женился (на Екатерине Габсбург, дочери Фердинанда Австрийского), но его третий брак оказался ещё более несчастным, чем предыдущие и распался спустя несколько лет.

Благодаря этим факторам уже в следующем году усилия русской дипломатии дали первые плоды. Летом 1553 г. в Москву прибыл посланец от одного из крупных литовских магнатов, князя Дмитрия Ивановича Вишневецкого. Назначенный в 1550 г. черкасским и каневским старостой он проявил себя сторонником активных действий против татар (тем более, что для самого князя, благодаря захватываемой добыче, это было гораздо выгодней в материальном смысле, чем пассивная оборона) и неплохим военачальником. Но при этом оказался никудышным хозяйственником. Проведенная в 1552 г. люстрация (описание государственного имущества) каневского и черкасского замков показала, что они находятся в очень плохом состоянии, а выделенные на их ремонт средства либо разворованы (впрочем, сам князь в этом вроде бы не был замешан), либо использовались нецелевым образом. Результатом стало отстранение Вишневецкого от должности и назначение на его место молодого князя Дмитрия Фёдоровича Сангушко.

Но энергичный и честолюбивый Дмитрий Вишневецкий не смирился со своей участью. Будучи полон грандиозных замыслов по созданию собственного княжества на границе с Диким полем, связавшись с Москвой он высказал желание перейти под покровительство русского царя (в реальной истории Вишневецкий в это самое время просил об этом турецкого султана, но в свете изменившейся ситуации, скорее всего, предпочтёт обратиться к Ивану IV). В России его просьбу восприняли благосклонно. Там уже давно мечтали закрепиться в низовьях Днепра, но закладка весной 1553 г. русской крепости в устье реки Псла (в месте её впадения в Днепр) вызвало немедленный протест со стороны Сигизмунда II Августа, который считал тот край своей собственностью. И хотя Псельский городок удалось отстоять, отписавшись, что он нужен только для обороны от татар; причём служит заслоном на их пути не только в русские, но и литовские земли. Однако от дальнейших планов создания в Среднем Приднепровье сети крепостей, которые бы служили форпостами русского проникновения на юг, пришлось отказаться. Предложение Вишневецкого русскому правительству давало возможность обойти эту проблему – поселение князя в низовьях Днепра и постройку им своего укрепления можно было выдать за его личную инициативу, к которой царь формально не имеет отношения. В то же время действующие в этом районе русские войска получали военную базу, используя которую могли расширить зону боевых операций и действовать против крымцев более эффективно.

После того, как стороны пришли к взаимному соглашению Дмитрий Вишневецкий, получив из России деньги и оружие, спустился со своими людьми вниз по Днепру, где должен был совершать поиски кочевий и препятствовать продвижению отрядов татар к русским землям. Дойдя до Перекопа, он на обратном пути взял штурмом небольшую турецкую крепость Ислам-Кермен (совр. Каховка), после чего расположился на острове Малая Хортица, где начал строительство укрепления, опираясь на которое он мог продолжать свои действия против крымцев. Но долго сидеть на Хортице ему не пришлось, поскольку в Великом княжестве Литовском в это самое время происходили события, оказавшие большое влияние на дальнейшую судьбу Вишневецкого.

Их начало надо искать в 1539 г., когда скончался староста брацлавский и винницкий князь Илья Константинович Острожский, завещавший огромное состояние своему, на тот момент ещё не родившемуся ребёнку. Благодаря чему появившаяся на свет спустя три месяца дочь покойного, названная Гальшкой (Елизаветой) оказалась одной из самых завидных невест Польско-Литовского государства. Благодаря этому от желающих заполучить юную княгиню Острожскую в жены (а заодно заполучить её наследство) не было отбоя. Положение осложнялось тем, что у Гальшки было несколько опекунов, среди которых были мать девочки – Беата Косцелецкая, родной дядя – князь Константин Константинович Острожский, и король Сигизмунд II Август (который по слухам приходился сводным братом её матери), у каждого из которых были свои взгляды на будущую судьбу подопечной. Когда девушке исполнилось четырнадцать лет Константин Острожский предложил в качестве жениха для своей племянницы князя Дмитрия Фёдоровича Сангушко. Молодой и красивый князь, к тому же овеянный славой борца с татарской угрозой, пришёлся Гальшке по сердцу, да и её мать первоначально согласилась с этой кандидатурой. Но против выступил король, который намеревался отдать девушку за польского вельможу Лукаша Гурку. После чего и Беата переменила своё мнение и отказала Сангушко даже в возможности видеться со своей дочерью.

Возмущенные этим, Сангушко и Острожский захватили Острожский замок и 15 сентября 1553 г. произошло бракосочетание Дмитрия Сангушко и Гальшки Острожской. Беата Косцелецкая тут же отписала о произошедшем королю, который приказал Дмитрию Сангушко немедленно покинуть Острог и отказаться от Гальшки. Сангушко отказался исполнять королевское распоряжение и вместе с юной женой бежал в Канев. Разгневанный Сигизмунд II Август лишил Дмитрия Сангушко всех должностей и приказал явиться в январе 1554 г. на королевский суд в Кнышине. Хорошо понимая, что ожидает его на суде, Дмитрий решил бежать вместе с молодой женой за границу. В качестве убежища была выбрана Москва (в реальной истории они направились в Чехию, надеясь укрыться у родственников). Поскольку русский двор поддерживал широкие связи с православной аристократией Великого княжества Литовского, в том числе и с князем Константином Острожским, то можно было рассчитывать на царское покровительство. Кроме того, супругой Ивана IV была сестра польского короля Екатерина Ягеллонка, чьё заступничество перед своим коронованным братом могла заставить последнего сменить гнев на милость.

Прибывший в Русское государство в конце 1553 г. Дмитрий был принят Иваном IV, который "…пожаловал великим своим жалованием и дал ему отчину город Белёв со всеми волостьми и селы, да и в иных городех села подлетные государь ему подавал и великими жаловании устроил", а также стал предметом активной дипломатической переписки между московским и краковским дворами, причём щедрость русского царя в отношении князя расценивалась польско-литовской аристократией как ловкий пропагандистский шаг, направленный на переманивание наиболее способных к военным и государственным делам литовских феодалов на русскую службу. Впрочем, частично они были правы. Царица Екатерина, учитывая бездетность своего брата Сигизмунда, просто не могла не думать об обеспечении литовской (а возможно и польской) короны за своим недавно рожденным сыном. И чтобы этого добиться была необходима поддержка внутри самой Литвы. Принятие на службу и покровительство Дмитрию Сангушко позволяло протянуть нить к литовско-русским знатным фамилиям, заручившись их поддержкой в своих притязаниях.

В самом Великом княжество Литовском произошедшие события привели к тому, что король "простил" Дмитрия Вишневецкого и весной 1554 г. восстановил его в должности черкасского и каневского старосты. Кроме того, он признал правильность постройки "Хортицкого замка" (но отказался выделять средства для него). Впрочем, на отношения последнего с Русским государством это мало повлияло. Москва по-прежнему посылала на Хортицу оружие и порох, а Вишневецкий снабжал царя информацией и предоставлял контролируемую им территорию для русских боевых отрядов.

В январе 1554 г. в Москве, получив известие о подготовке очередного татарского похода против черкесов, немедленно приступили к планированию нового удара по Крыму. Была задумана грандиозная операция, включавшая в себя даже возможность вторжения русских войск на Крымский п-ов. Только что прибывший в Русское государство князь Дмитрий Сангушко получил 5-тысячное войско и был направлен на Днепр на Монастырский остров, чтобы атаковать кочевья и городки крымчаков. Другой "экспедиционный корпус" под командование Ивана Васильевича Шереметьева-Большого, численностью в 8 тысяч человек, был направлен на реку Северный Донец, где Шереметьеву надлежало соорудить суда и на них совершить нападение на Азов, Керчь и другие места: "…приходити на Крымские улусы, суда поделав, от Азова под Керчь и под иные улусы". В апреле Шереметьев известил царя о том, что он "…побил Крымцов на Яндаре блиско Азова. Было их полтретьиста (т. е. 250 ) человек, а хотели ити под Казанские места войною". Татары были разбиты наголову, а 26 из них – взяты в плен, из которых 14 князь прислал в Москву, а 12 оставил у себя в качестве хозяйственной прислуги при обозе.

В мае Шереметьев напал на Азов, гарнизон которого с трудом отбился (во многом благодаря отсутствию у русских тяжёлой артиллерии). Но, не смотря на неудачный штурм, Шереметьев не отступил от крепости и приступил к её планомерной осаде, которую был вынужден прекратить в конце августа по прибытии к Азову турецкого флота, который деблокировал крепость, заставив русских отойти на север.

Отступив от Азова, русские опустошили турецкие и ногайские (часть этого народа, кочевавшая в Северном Причерноморье и Северном Кавказе, признавала власть крымского хана) земли на северном побережье Азовского моря в нижнем течении Дона и вышли на Таманский полуостров, оперируя по правобережью Кубани. В конце сентября русские, погрузившись на построенные своими силами челны, совершили набег на Керчь и её окрестности, но после появления турецких кораблей вернулись в устье Дона, где выше по течению от Азова (на месте современного Ростова-на-Дону) Шереметьев заложил крепость, названную в честь святого Дмитрия Солунского.

Одновременно с этим "пятигорские черкесы" захватили Тамань и атаковали Кафу, которой однако удалось устоять с помощью крымских татар. Севернее Дона другой русский отряд, под командованием кн. Юрия Ивановича Шемякина-Пронского заложил на реке Северский Донец крепость Изюм, которая по замыслу русского командования должна была стать центром новой оборонительной черты идущей от Дона до Северщины.

Успешно действовали и войска князя Дмитрия Сангушко. Спустившись вниз по Дону, и в очередной раз спалив Ислам-Кермен, русские переправились на западный берег Крыма, где разорив ближайшие татарские селения повернули назад.

В это же время, с началом весны, "на берегу", в Коломне, Кашире, Зарайске, Тарусе и Калуге под командование князя Ивана Дмитриевича Бельского происходило развёртывание главной русской рати, общей численностью более 40 тыс. человек, имевшей задачу по получении приказа начать выдвижение на юг, в сторону Крыма. Сигналом к этому должно было стать заключение мирного договора с Великим княжеством Литовским и привлечение его к антитурецкому союзу. Еще в феврале 1553 года для возобновления переговоров в Литву был послан русский посол, который должен был поднять вопрос о заключении "вечного мира" между Россией и Великим княжеством, на условиях "как меж государей ныне пописаны перемирные", означавшие, что русское правительство в обмен на мир готово на неопределенно долгий срок отказаться от претензий на "государевы отчины" - земли Малой, Белой и Червонной Руси.

Русская инициатива встретила в Литве, которая только что пострадала от крымского набега, самый благоприятный отклик. Предложения Москвы горячо поддержали такие влиятельные магнаты как Константин Острожский и Стефан Збаражский, предложившие не только заключить мир, но и расширить его до военного союза, с целью поддержки русским планам покорения Крыма. Но спустя год ситуация, в связи с состоявшимся литовско-турецким мирным соглашением (в начале марта 1554 г. султан Сулейман распорядился восстановить племянника польского короля Яноша Жигмонда Запольяи на трансильванском троне), резко изменилась и хотя прибывшее в начале марта 1554 г. в Москву посольство Великого княжества Литовского неоднократно заявляло о желании Сигизмунда II Августа "о всем добром и обороне христианской мыслить", но когда от общих слов дело дошло к конкретным предложениям, то дело мгновенно застопорилось. Стремясь убрать все препятствия на пути к миру, Иван IV согласился на огромные уступки в своих территориальных претензиях: "Мы прародителевых своих отчин, города Киева и иных городов русских, для доброго согласия, не учнём изыскивати; а король бы потому ж зашлые дела отставил". Русские дипломаты так конкретизировали эти "зашлые дела": отказ России от Киева, Волынской земли, Подолии, Витебска, а Литовского княжества – от Смоленска, Северщины и Новгорода. Но почти сразу выяснилось, что литовские послы понимали под "вечным миром" несколько иное, и требовали сначала Смоленск и Северщину, затем Заднепровье со Стародубом, Рыльском, Путивлем, а также Брянск, Чернигов, Дорогобуж, пытаясь вернуть границы своего княжества к состоянию на начало 80-х гг. XV века. Попытки царя склонить литвинов к заключению мира и союзу против татар также не увенчались успехом. Послы твердили свое: "Без отдачи Смоленска никак миру не бывать". Становилось ясно, что в действительности лица, стоявшие у власти в Литве, вовсе не думали серьезно о союзе с Россией против Крыма. Напротив, ликвидация Крымского ханства, с их точки зрения, была весьма нежелательна, так как баланс сил в Восточной Европе, и так сильно изменившийся в пользу России после ликвидации Казанского и Астраханского ханств, стал бы для Великого княжества после исчезновения Крымского ханства еще более невыгодным. "И только крымского избыв, и вам не на ком пасти, пасти вам на нас", — проговорился один из литовских дипломатов своим русским собеседникам. Напротив, рада Великого княжества Литовского старалась заключить союз с Крымским ханством, направленный против России. В этом русское правительство могло убедиться осенью 1554 года, когда в Москву были доставлены захваченные на днепровском перевозе литовские грамоты в Крым. В них говорилось, что король посылает в Крым "большого посла с добрым делом о дружбе и братстве" и обещает хану каждый год присылать высокие "поминки", чтобы тот "с недруга нашего с московского князя саблю свою завсе не сносил". Тем самым, не смотря на продление перемирия (в качестве компромиссного решения) до 25 марта 1562 года, доставленные грамоты ясно показывали нереальность расчетов российского внешнеполитического ведомства на союз с Литвой против Крыма.

Кроме того, в Москву поступили сообщения о том, что Девлет-Гирей "из Крыма выбежа и Поле пожогша, не пущая воевод московских в землю". Таким образом, известие о том, что татары выжгли степь, которое наложилось на неудачу переговоров с литвинами, привело к тому, что Иван IV окончательно отказался от плана предпринять большую военную экспедицию против Крыма, подкрепив действия передовых отрядов наступлением главных сил русской рати. 23 августа "царь и великий князь велел из Дедилова воеводу князя Ивана Дмитриеевича Бельсково отпустить и всех бояр и воевод отпустить".

По сути это был крах идеи захвата Крыма. Провал переговоров с Литвой, на которые делали ставку сторонники "войны до победного конца" с крымцами, привёл к тому, что они потеряли значительную часть своего влияния и были вынуждены уйти в тень, а планы "броска на юг" были временно положены "под сукно", тем более в это самое время в Москву стали поступать неприятные известия с противоположного конца государства, вынуждая русское правительство отвлечься от южных проблем и заняться своими северо-западными рубежами.

Часть VII

На границе тучи ходят хмуро

К середине XVI века резко возросло значение торговых путей, связывавших между собой по Балтийскому морю страны Западной и Восточной Европы, а также важнейших перевалочных пунктов на этих путях. Когда в XV—XVI веках начался интенсивный рост промышленного производства и городов в ряде стран Западной Европы, здесь возрос спрос на продукты сельского хозяйства, которые во все большем размере поступали на европейский рынок из Восточной Европы. Если на протяжении всего Средневековья главными предметами торговли на Балтике, поступавшими с Востока, были почти исключительно воск и меха, то теперь на Запад по Балтийскому морю везли более разнообразные товары: из Прибалтики — хлеб, из Великого княжества Литовского и Польши — хлеб и "лесные товары", из России — кожи, сало, лен и пеньку. Резко возрос товарооборот, возросли и доходы, которые приносила эта торговля. Однако эти доходы, которые могли бы обогатить русскую казну, оседали в прибалтийских портах — тех перевалочных пунктах, где потоки товаров переходили с морских путей на сухопутную дорогу. Сами купцы этих городов активной торговли не вели (судоходство на Балтике к этому времени находилось главным образом в руках нидерландских купцов), а пополняли свою казну благодаря установлению принудительного посредничества: они не позволяли русским купцам ездить за море, а западноевропейским купцам проезжать через Ливонию на территорию России; в самих же прибалтийских портах и те и другие могли заключать сделки только с местными купцами. В итоге торговая прибыль оседала в карманах ливонских купцов, а торговые пошлины — в карманах ливонских властей.

Власти Ливонии также хорошо понимали, что проводившаяся ими экономическая политика наносит ущерб интересам России, и поэтому предпринимали различные меры, чтобы не допустить чрезмерного усиления Русского государства. Одной из таких мер был запрет ввоза в Россию оружия и цветных металлов (олова, свинца, меди), которые могли быть использованы для производства вооружения. Кроме того, ливонские власти препятствовали приезду в Россию мастеров и ремесленников, которые могли бы принести в русское общество какие-либо новые знания. В конце 40-х годов XVI века русский агент саксонец Шлитте с разрешения императора Карла V нанял в Германии на русскую службу 120 мастеров самых разных специальностей. По дороге в Россию Шлитте был арестован и несколько лет провел в тюрьме, а нанятые им мастера должны были вернуться домой.

Такая политика, наносившая явный ущерб интересам могущественного соседа, могла успешно проводиться лишь с позиции силы, но Ливонский орден — некогда мощная централизованная структура, созданная специально для ведения агрессивной войны, находился в состоянии глубокого упадка. К середине XVI века он представлял собой довольно рыхлое объединение собственно владений Ордена, епископств и городов. Военные вассалы-ленники и Ордена, и епископов превратились в землевладельцев-дворян, занятых в своих имениях производством хлеба на европейский рынок, чтобы обеспечить жизнь по достаточно высоким для того времени жизненным стандартам. Их военные обязанности стали формальностью, настаивать на их выполнении власти Ордена были не в состоянии. Положение усугублялось тем, что во главе Ордена, находившегося под покровительством папы, стояли рыцари-монахи, а большую часть горожан и дворян Ливонии к середине XVI века составляли протестанты, отвергавшие сам институт монашества.

Слабость Ордена, становившаяся с течением времени все более очевидной, была, несомненно, дополнительным фактором, побуждавшим русские власти изменить невыгодное для России положение вещей. В реальной истории, из-за занятости на восточных рубежах, Русское государство вплоть до середины 1550-х гг. вынуждено было мириться с подобным положением вещей. Но более ранний разгром Казанского ханства позволяет русскому правительству занять гораздо более жесткую позицию по отношению к Ливонии, что проявилось на переговорах в 1550 году, когда для продления перемирия (возобновленного в 1534 г.) на новый срок ливонским сеймом в Вольмаре было отправлено посольство в Москву, которое в конце апреля 1550 г. начало переговоры с Иваном IV.

С самого начала переговоров русские представители в качестве основного условия для заключения нового перемирия потребовали от ливонцев возобновить уплату дани с Дерптской области в соответствии с прежними соглашениями; от ливонцев потребовали также возместить накопившуюся за прошлые годы недоимку по платежу дани.

Ливонских послов это требование застигло врасплох; никаких указаний от своих властей на случай выдвижения подобного требования с русской стороны послы не имели. Тогда ливонские представители сделали вид, что они "не знают, про какую дань идёт речь, ибо в своих записях они ничего не находили, из чего бы следовало, что великому князю платилась какая-либо дань". По словам послов, "во всей Ливонии не найдется человека, хотя бы и двухсот лет отроду, который знал бы что-либо об этой дани". И считая свой ответ достаточно убедительным, ливонские послы стали просить продолжить перемирие на старых условиях, т. е. без уплаты дани.

В действительности, послы были прекрасно осведомлены о том, что дань ранее существовала, обязательство уплаты которой Дерптской областью русским князьям упоминается в источниках ещё в 1463 г. (притом как уже давно существующее явление), а затем регулярно повторялось в договорах Дерптского епископства с Псковом конца XV – первой половины XVI в. Послы были правы только в одном отношении: дань действительно уже давно фактически не уплачивалась.

В ответ на заявление ливонских послов русские представители выдвинули стройную политическую концепцию, обосновывающую права России на ливонские земли. По сообщению ливонского хрониста, русский представитель сказал: "Как это послы не хотят знать, что их предки пришли в Ливонию из-за моря и, следовательно, вторглись в его (т.е. русского государя – авт.) землю, из-за чего много крови проливалось; чтобы избежать этого, его {государя} предки много сотен лет тому назад позволили им {немцам} остаться в стране, но с условием, что они должны будут им платить законную дань; однако они {немцы} поступили вопреки данному ими обещанию и этого не делали, зато теперь они должны явиться с полной суммой дани за прошлые времена".

В этой речи содержалась уже продуманная политическая теория, на основе которой Иван IV начинал борьбу за обладание Прибалтикой. Согласно этой теории, Ливония – исконное владение Русского государства, немцы-завоеватели являются лишь временными хозяевами, они были допущены в Ливонию по милости русских государей; дерптская дань, существовавшая со времён немецкого завоевания, является символом верховных прав Русского государства на ливонскую землю. Требуя возобновления уплаты дани, Русское государство подымает вопрос о своих законных правах на Ливонию.

Ливонские послы, понимая остроту создавшейся обстановки, стали и дальше твёрдо придерживаться тактики отрицания; согласие платить дань в этот момент было в известной степени признанием Ливонией её зависимости от России. Поэтому послы твердили, что в никаких мирных договорах Ливонии с Россией о дани ничего не говорится, и настаивали, чтобы русские документально доказали правильность своих требований.

Русские дипломаты, предвидевшие необходимость основательно аргументировать свою политическую линию, имели уже к этому времени наготове веские и совершенно очевидные доказательства. Ливонским послам были предъявлены заранее извлечённые из Царского архива подлинные договорные грамоты Русского государства с Ливонией за предшествующее время, в том числе договор 1503 г., в котором черным по белому были записаны пункты о дерптской дани.

Послы дерптского епископа пустили в ход новую дипломатическую уловку: они стали говорить, что дань если и упоминалась в прежних договорах, то лишь как почесть (herligkeit) царя, но не как обязанность (pflicht) платить ему что-либо, настаивая, что дерптские епископы "которые заключали много {раз} мирные соглашения, понимали дань не иначе, как что она должна по старине со стороны дерптцев включаться в договор, но не должна подразумевать какой-либо конкретной обязанности" и что в действительности дань никогда не уплачивалась.

Опровергнуть это утверждение было нелегко, ибо, как это было, конечно хорошо известно представителям обеих сторон, дань на самом деле на протяжении многих десятилетий фактически не платилась. Чтобы доказать правомерность, законность русских требований пришлось произвести специальные разыскания в Царском архиве, тщательно пересмотрев все имевшиеся там материалы о русско-ливонских отношениях XV–XVI вв. На основе проведённых разысканий русская сторона смогла выдвинуть новый, ещё более веский аргумент – в январе 1474 г. Иоганн Мен и ратман Иоганн Бибер произвели уплату дани с Дерптской области за восемь прошедших лет. Этот аргумент бесспорно свидетельствовал, что дань – не простая "почесть", что она, напротив, вполне реально уплачивалась ещё в относительно недавнем прошлом (всего 76 лет назад).

Припёртые к стенке ливонские послы стали придерживаться тактики проволочек, чем вызвали недовольство русских представителей и самого царя. Переговоры уже близились к завершению, но после всех приведённых доказательств основательности русского требования дани ливонские послы не нашли ничего лучшего, как снова повторять, что они не имеют полномочий на решение этого вопроса и просят оставить всё по старому, т.е. просят русское правительство отказаться от своего требования. Тогда выведенные из себя русские представители недвусмысленно заявили, что если послы и дальше не будут принимать поставленное условие, то уже царь сам пойдёт за данью.

Предъявленный ливонцам ультиматум сработал – к июню 1550 г. соглашение по всем вопросам (вкл. о русской торговле через ливонские города, о свободном проезде из других стран в Европы через Ливонию в Россию всех желающих поступить на русскую службу, о возвращении русским торговым людям зданий русских церквей в прибалтийских городах и др.) было достигнуто и ливонские послы не имея никаких инструкций от своих правителей, были вынуждены на свой страх и риск принять русские требования, в том числе обязательство выплатить дань со всего населения Дерптской области, "со всякие головы по гривне немецкой". Дерптский епископ должен был собрать и доставить эту дань на четвёртый год действия договора — в 1554 году, а власти Ливонии (великий магистр и архиепископ Рижский) должны были проследить за выполнением данного обязательства. В договоре подчеркивалось, что если ливонцы не станут выполнять условий договора, то царю придется "за их крестное преступленье искати своего дела самому". Царь специально позаботился о том, чтобы соглашение было подтверждено не только присягой послов, но и присягой ливонских властей.

Заключение договора дало в руки русских политиков сильное средство давления на Ливонию. Появилось и законное основание для войны, если бы русское правительство решилось такую войну вести. Однако в 1550 г. принципиальное решение о войне с Ливонией не было принято. Многое зависело от того, как ливонская сторона будет выполнять условия соглашения.

Политика ливонских властей в этом вопросе оказалась крайне непродуманной. Не принимая каких-либо серьезных мер на случай войны с Россией, они одновременно уклонялись от выполнения тех условий соглашения, которые считали для себя невыгодными. Никаких перемен к лучшему в условиях торговли русских купцов в Ливонии не произошло. Ливонские власти стремились уклониться и от выплаты дани. Уже в 1551 г. русская дипломатия была вынуждена вновь угрожать войной Ливонии, добиваясь свободы торговли для русских купцов. Но дальше угроз на тот момент дело не пошло; занятому войной на юге русскому правительству было не до боевых операций на северо-западном направлении. Тем не менее, ужесточение русской позиции в вопросе т.н. "Юрьевской дани" и усиление давления на Ливонию ясно указывало, что во внешнеполитическом курсе Русского государства происходят изменения и постепенная смена приоритетов.

Впрочем, первоначально в Москве не строили планов захвата Ливонии, и были вполне готовы удовлетвориться её благожелательным нейтралитетом с целью обеспечения безопасности северо-западных границ Русского государства, свободным транзитом через Прибалтику товаров из России и обратно, а также выплатой дани с Дерптской области, которая служила формальным подтверждением ливонцами принятых на себя обязательств. Но очень скоро стало выясняться, что подобные надежды не имеют под собой твёрдой основы. В середине XVI века Ливонию, которая представляла из себя конфедерацию из пяти государств (Ливонский орден, Рижское архиепископство, Курляндское епископство, Дерптское епископство и Эзель-Викское епископство), раздирали внутренние противоречия. Зародившийся в Германии протестантизм докатился и до этих мест, утвердившись сначала в городах, а затем стал распространяться и при дворах епископов, и в орденских бургах и замках, в результате чего даже магистры ордена, которые должны были исповедовать католицизм, относились к делу чисто формально и некоторые из них отдавали преимущество лютеранству. А внутри самого ордена развернулась борьба между собой сторонниками секуляризации (по образцу Пруссии, герцог которой Альбрехт Гогенцоллерн, бывший великий магистр Тевтонского ордена, активно вмешивался в ливонские дела с целью подчинения Ливонии своему влиянию) и желавшими сохранить прежний орденский строй.

Господствующий слой в Ливонии был в массе пришлым, его тенденции были чисто германскими, а чувство ливонского патриотизма отсутствовало. Начиная с магистра ордена и рижского архиепископа и кончая последним представителем дворянства, все думали только о расширении своей власти. Всякие обязанности, с которыми связана была общая польза страны, давили как невыносимая тяжесть материальные средства орденских рыцарей. В этой ситуации призывы к патриотизму и жертвенности ради спасения отечества оставались гласом вопиющего в пустыне.

На это накладывался конфликт ордена с епископами. Архиепископ рижский, и три епископа – эзель-викский, дерптский и курляндский, значение которых со времён реформации пало, всего более опасались возможного усиления магистра ордена, и за ним оставалось только чисто теоретическое значение главы, без всякой реальной власти. Будучи фактически независимыми, епископы не касались общего дела Ливонии. Каждый действовал и жил особняком, не интересуясь даже состоянием соседней епископии; его кругозор не простирался дальше собственных владений; епископ не всегда мог рассчитывать и на содействие своего капитула и ради собственного спокойствия он должен был предоставлять своим вассалам полную свободу действий. Каждый господин делал, что сам желал; мудрейшим признавался тот, кто успевал наиболее нажиться.

Кроме того, крупные города (прежде всего Рига и Ревель) будучи членами Ганзы (торговый союз северо-германских городов во главе с Любеком) всё меньше и меньше осознавали свою сопричастность к внутриливонским делам. Добившись вследствие благоприятных условий самостоятельности и свободы во внутреннем управлении и судопроизводстве, свободы податного права и владения землёй, и, наконец право иметь войско и чеканить монету, города обязаны были лишь время от времени посылать войска, да и этим часто пренебрегали.

Положение осложнялось ещё и тем, что помимо России на ливонские земли давно с вожделением посматривали и литвины, так как текущая через Ливонию Западная Двина была одной из главных торговых артерий Великого княжества Литовского, подчинить которую своему полному влиянию было заветной мечтой виленских политиков.

В подобной ситуации добиться какого либо однозначного решения, которое удовлетворяло если не все, то большую часть сторон было задачей нетривиальной. Каждая из сторон тянула одеяло на себя, не желая поступиться хотя бы частью своих интересов, но при этом совершенно не желая тратиться на защиту последних от внешних угроз. Впрочем, нельзя сказать, что ливонцы совсем ничего не делали в плане подготовки к возможному столкновению с русскими. Некоторые ливонские руководители в частном порядке завязали оживлённую переписку со шведским королём Густавом I Ваза, всячески убеждая последнего выступить против Русского государства и уверяя в полной поддержке со стороны всей Ливонии, которая якобы готова присоединиться к шведам в их возможной войне с "московитами". Но, в целом, большинство ливонцев сохраняло удивительную беспечность, будучи уверенными, что в случае чего Священная Римская империя германской нации, леном которой считалась Terra Mariana ("Земля девы Марии" - официальное название Ливонии), не оставит их в беде, придя всей своей мощью к ним на помощь. Но уже очень скоро эти иллюзии рухнули под натиском суровой действительности.

Фактически демонстративное игнорирование ливонцами принятых на себя обязательств вынудило русские политические круги перейти к более жестким мерам давления на Ливонию. Ещё в 1536 году близ русской пограничной крепости Ивангород при впадении в Балтийское море реки Наровы, отделявшей русскую территорию от территории Ливонии, построили небольшую крепость, чтобы контролировать вход-выход торговых судов из Наровы в Финский залив. В апреле 1553 г. Иван IV и Дума приняли решение в дополнение к этой крепости "на Нерове, ниже Иваня города на устье на морском город поставити для корабленого пристанища", одновременно приказав, чтобы "в Новегороде, и во Пскове и на Иване городе, чтобы нихто в Немцы не ездил ни с каким товаром". Разрядная книга уточнила потом эти сведения – город и пристань ставились в десяти верстах от Ивангорода "на море для бусного приходу заморских людей". Замысел этой новой стройки, завершенной спустя несколько месяцев, более чем прозрачен – перенацелить торговые потоки с Нарвы на русский город, "пристань для корабленого пристанища". Одновременно с этим, в конце того же года, был проведён "смотр" войск на северо-западных границах, который должен бы показать всю серьёзность русских намерений. Но когда в декабре 1553 г. в Москву прибыло очередное ливонское посольство, то обнаружилось, что оно не только не привезло обещанные деньги, но и стало просить уменьшить размер дани, установленной договором. Когда, наконец, была достигнута договоренность о размерах суммы, которую следовало уплатить, выяснилось, что послы не могут выплатить её немедленно и предлагают лишь обсудить вопрос о сроке, к которому они могли бы доставить деньги. В Москве пришли к заключению, что все это делалось, "чтобы государь ныне рать свою оставил... и вперед лгати". Переговоры были прерваны, и Иван IV приказал своим войскам напасть на владения ордена, что привело к корректировке военных планов Русского государства. Запланированное на начало 1555 г. очередное наступление на Крымское ханство было отменено, а собранное для этой цели войско было переброшено к русско-ливонской границе.

Военные действия начались в январе 1555 г. русские конные рати во главе с касимовским царем Шейх-Али и князем Михаилом Васильевичем Глинским вступили в Ливонию, сравнительно легко пройдя через восточные пределы страны. Во время зимней кампании русские и татарские отряды, насчитывавшие до 10 тыс. воинов, доходили до балтийского побережья, разорив окрестности многих ливонских городов и замков. Часть русских сил громило Южную Ливонию на пространстве двухсот верст; выжгли посады Нейгауза, Кирумпэ, Мариенбурга, Зоммерпалена, Ульцена и соединились под Дерптом с главными силами, которые взяли Алтентурн и также на пути своем все обратили в пепел.

Немцы осмелились сделать вылазку из Дерпта, конные и пешие, в числе пятисот: их побили наголову. Простояв три дни под городом, русские пошли к Финскому заливу, другие к реке Аа; еще разбили немцев близ Везенберга; сожгли предместья Фалькенау, Конготы, Лаиса, Пиркеля; были в пятидесяти верстах от Риги, в тридцати от Ревеля, и в конце февраля возвратились к Ивангороду с толпами пленников и с обозами богатой добычи.

Описывая первый поход русского войска, летописец отметил: "Да пошли царь {Шейх-Али} и воеводы направо к морю, а войну послали по Ризской дороге и по Колыванской и воевали до Риги за пятьдесят верст, а до Колывани за тритцать". Этот рейд стал откровенной демонстрацией сил Русского государства, призванной оказать силовое давление на нарушившие прежние договоренности и задержавшиеся с выплатой дани орденские власти. Позднее участник похода князь Андрей Михайлович Курбский писал, что царь послал воевод своих в Ливонию "не градов и мест добывати, но землю их воевати".

Подобная "акция устрашения" произвела нужное впечатление. В начале марта состоялось экстренное заседание ливонского ландтага в Вендене. Напуганные русским вторжением представители рыцарства, послы Дерпта, Ревеля и Риги потребовали пойти на уступки царю, чтобы избежать нового карательного похода. Решили собрать 60 тысяч марок для уплаты "Юрьевской дани". Однако к середине апреля удалось собрать лишь половину этой суммы.

Стремясь избежать нового вторжения, в Москву были отправлены новые послы с просьбой простить ливонцам задолженность по выплатам, так как необходимую сумму невозможно собрать, и с обещанием впредь выплачивать оговоренную дань вовремя. Подобное поведение вызвало закономерную негативную реакцию Ивана IV, который в ответ на это ещё более ужесточил свои требования к Ливонии, претендуя уже на признание своего господства над этой страной. Впрочем, переговоры продолжались Одновременно с этим активизировались переговоры ливонцев со шведским королём, которого убеждали немедленно начать войну с Русским государством, обещая свою помощь и содействие. И долго упрашивать его не пришлось. Густав I Ваза охотно откликнулся на эту просьбу и, будучи уверен, что магистр по обещанию также поможет ему против русских, начал военные приготовления. Причины этого решения шведского короля лежали на поверхности - ремесло в России по-прежнему задыхалось от нехватки цветных и благородных металлов, единственным каналом поступления которых оставалась торговля с Западом при накладном посредничестве ливонских городов. Отсюда русские соболя, горностаи, норки, белки и ласки расходились по городам всей Европы, чтобы стать украшением костюмов английской, немецкой, итальянской знати и бюргерства. Лен и конопля шли на снасти кораблей, бороздивших не только северные моря, но и бескрайние просторы Атлантики и Тихого океана. Поташ использовался на сукнодельнях фландрских городов Ипра и Гента. Свечи из русского воска освещали католические и протестантские костелы и кирхи. В Россию же при посредничестве балтийских городов ввозились сукна и металлы.

Но помимо ливонских городов, другим каналом русско-европейской торговли были города на Финском заливе, (в частности Выборг). Торговля через Выборг достигала колоссальных размеров сравнительно с численностью населения этого города. Но её дальнейшему росту препятствовали противоречия между Швецией и Россией в пограничных вопросах. Кроме того, шведов тревожили сообщения о том, что в 1553 г. англичане нашли обходной путь для торговли с Россией, через Холмогоры на Белом море, что грозило Швеции падением доходов от "выборгского плавания". Густав Ваза даже писал английской королеве, безрезультатно упрашивая её запретить своим купцам вести дела с русскими; англичане не собирались ради неких абстрактных идей терять выгодный для них русский рынок. Поэтому уже в 1554 г. "немецкие люди" начали нападать на русские порубежные места и погосты, вызвав резкий протест русских властей. Позднее, в ходе завершивших войну переговоров, царь упрекал короля Густава в том, что его "люди, перелезчи за старой рубеж за Саю реку и за Сестрею реку и за иные записные рубежи в перемирных грамотах, земли пашут, и сена косят, и рыбы ловят, а людей наших бьют и грабят, а называют наши земли твоими землями, а рубеж называют в наших погостех, речку Руеть Саею рекою... А Мурманской наш данщик Васюнко Конин нам бил челом, что твои люди Нарбатцкие земли сына его до смерти убили и дань нашу взяли с дватцати погостов и вперед нашим данным людем нашие дани давати не велят… А игумен наш Святого Чюдотворца Николы, что на Печенге против Варгана и тот нам бил челом, что твои подовластные люди на него ся хвалят убивством и хотят монастырь наш разорити".

Полный разрыв отношений между двумя странами связан с задержанием в Выборге и арестом в Стокгольме русских купцов и "земца" Никиты Кузьмина - посланника новгородского наместника князя Дмитрия Фёдоровича Палецкого, отправленного в Швецию с жалобами на участившиеся нападения "немецких людей" на русские владения. Перешедшие границу шведские отряды начали "нашим порубежным людем многие насилства учали делати розбои и татбами и бои и грабежи, и многие села и деревни и хлебы пожгли и многих людей до смерти побили, и через Саю реку и через Сестрею реку и через иные старинные рубежи, которые писаны во княж Юрьеве грамоте и во княж Магнушеве грамоте, через те все старинные рубежи перелезчи в наши во многие земли и в воды вступались, а назвали те наши земли и воды твоими землями". Сообщив о произошедшем в Москву, Палицын в январе 1555 г. получил царскую грамоту, содержавшую повеление направить за рубеж, в Выборский уезд войска, усилив их земцами и "чёрными людьми", "а велети им над немцы учинити по тому ж, како они над нашими людьми чинили, а за грабежы бы свои взяли гораздо, вдвое и втрое". Однако противник ожидал ответных действий с русской стороны и сумел подготовиться к отражению готовящегося нападения. В боях на границе шведы смогли разбить русский отряд Ивана Бибикова, в который входили, как того потребовал царь, преимущественно местные ополченцы - "земцы и черные люди". Несмотря на эту победу, начинать широкомасштабные военные действия противник не спешил, сосредоточивая силы в г. Або.

Обострение на русско-шведской границе вдохновило имевшихся в Братстве рыцарей Христа Ливонии сторонников военной партии. В нарушении установившегося перемирия, в марте 1555 г. нарвский фогт в ответ на опустошение окрестностей города русскими приказал обстрелять крепость Ивангород. Бургомистр Нарвы и нарвские ратманы запросили тем временем в Ревеле помощи – несколько артиллерийских орудий, а ревельские ратманы отдали приказ тамошнему гауптману с 60-ю аркебузирами выступать на помощь Нарве, сопровождая затребованные пушки и порох. Ивангородские же воеводы, памятуя о том, что между магистром и Москвой идет переписка относительно продолжения переговоров о заключении нового соглашения, запросили царского мнения относительно того, что им делать в создавшейся ситуации. И царь в ответ, отправив князя Григория Ивановича Тёмкина-Ростовского "со товарищи" опустошать юго-восточную Ливонию, разрешил по Нарве "стреляти изо всего наряду". Нарвские горожане отправили в Москву делегацию, отмежевываясь от действий своего фогта, но в Москве жестко потребовали передать русским воеводам фогта Эрнста фон Шнелленеберга и нарвский замок и принести присягу на верность царю; в этом случае, как заявили они делегатам, "вас государь пожалует... старины ваши и торг у вас не порушит". Нарвские горожане отказались принять эти условия, и боевые действия продолжились. Русские войска открыли массированный артиллерийский обстрел, после чего 17 марта нарвитяне запросили перемирия. Ивангородские воеводы согласились на две недели прервать обстрел. Однако не прошло и нескольких дней, как ситуация вокруг Нарвы снова резко обострилась. Как отписывали русские воеводы, ругодивцы "через опасную грамоту стреляют и роздор делают, а сами сроку упросили на две недели, а всю две недели из наряду стреляют и людей убивают". В ответ на это русские 1 апреля 1555 г. возобновили обстрел Нарвы. "И стреляли неделю изо всего наряду, – пересказывал потом летописец воеводскую "отписку", – ис прямого бою из верхнево каменными ядры и вогнеными, и нужу им {нарвитянам} учинили великую и людей побили многых".

Своего апогея бомбардировка достигла неделю спустя. Русские блокировали город с моря, постоянно совершали вылазки на левый, "немецкий" берег реки, опустошая окрестности города. Население и гарнизон Нарвы начал испытывать нехватку провианта, а доставить необходимые припасы было неоткуда и не на что – нарвская казна была пуста, и даже наемным кнехтам и рейтарам платить было нечем. Помощи же от магистра, продолжавшего уговаривать "лучших ливонских людей" решиться на войну с русскими, и Ревеля все не было и не было. И тогда 9 апреля "выехали к ним {ивангородским воеводам} ругодивские посадники {бургомистр Иоганн Крумгаузен и ратманы} и били челом воеводам, чтоб им государь милость показал, вины им отдал и взял в свое имя", а "за князьца (т. е. фогта) оне не стоят, воровал к своей голове, а от магистра они и ото всей земли Ливоньской отстали". Пророссийская "партия" в нарвском рате победила, и по ее настоянию было решено отправить в Москву посольство обговаривать условия перехода Нарвы в русское подданство. Однако мирного перехода Нарвы под руку русского царя не получилось. После отъезда бургомистра, фогт произвёл в городе мини-переворот, и верх в городском рате взяли противники ориентации на Москву. Чему очень скоро пришлось в этом убедиться русским воеводам, посланным принять присягу горожан. Прибыв на место, они сперва отправили в Нарву "сказати государьское жалованье", однако нарвитяне, придя в себя после памятной бомбардировки, "солгали", ответив русским воеводам, что они де не посылали своих послов к русскому государя с тем, чтобы "от магистра отстати". Оказывается, магистр откликнулся, наконец, на очередной призыв о помощи. Феллинский комтур Иоганн Вильгельм фон Фюрстенберг сумел собрать под своим началом небольшую рать (около 800 чел., в т.ч. 500 конных) и с этими силами 20 апреля он подступил к Нарве, разбив лагерь в 4-х милях от города. Получив весть об этом, "ругодивцы промеж собою и крест целовали, что им царю и великому князю не здатца…".

Убедившись в том, что нарвитяне передумали сдаваться, русские возобновили военные действия. Переправив часть своих сил на левый берег Наровы, они полностью окружили и блокировали город, не пропуская в него обозы с провиантом. Запаниковавшие нарвские ратманы 27 апреля отписали в Ревель, что из-за неприятельской блокады городу угрожает голод. Опасаясь, что безвыходное положение вынудит нарвитян снова переменить свое мнение, Фюрстенберг решил попытаться провести в город подкрепление и обоз. В ночь на 1 мая 1555 г. отряд рижских и ревельских кнехтов в сопровождении полусотни всадников попытались пройти в Нарву, но по дороге был обнаружен русскими заставами и атакован. С боем кнехты, потеряв 40 человек убитыми, ранеными и пленными, прорвались в Нарву, но обоз были вынуждены бросить. Эта неудача имела роковые последствия, тем более что ее эффект был усилен поражением, которое потерпело наутро конное ополчение Фюрстенберга. Но это стало очевидно спустя несколько дней, а пока ободренные полученной помощью, нарвские бюргеры и гарнизон окончательно решили отказаться от прежних договоренностей. Обстрел Ивангорода из нарвской артиллерии был возобновлен, русские не замедлили ответить, и, в конце концов, 11 мая в Нарве вспыхнуло несколько сильных пожаров. Как потом рассказывали бежавшие из Нарвы горожане и кнехты, заметив огонь и замешательство в городе, русские усилили обстрел города, а затем "переправились на лодках и плотах, подобно рою пчел, на другую сторону, взобрались на стены и, так как нельзя же было в одно и тоже время и пожар тушить и врага отражать, то жители и убежали в замок, а город предоставили неприятелю".

Потушив занявшиеся было в нарвском посаде пожары, русские стрельцы и дети боярские начали готовиться к штурму нарвского замка, где засели остатки гарнизона и те из жителей города, которые успели укрыться в нем. Под аккомпанемент русской артиллерийской канонады ратманы и гауптманы ландскнехтов собрались на совет. Оказалось, что замок совершенно не готов к долгой обороне – запасов в цитадели было всего ничего (три бочки пива, немного ржаной муки и хлеба, лишь сала и масла было в достатке), совсем мало свинца и пороху оставалось всего на полчаса стрельбы. И когда вечером 11 мая к воротам Вышгорода снова подошёл русский представитель и предложил капитулировать, на этот раз "прислали немцы бити челом, чтобы воеводы пожаловали их, князьца выпустили и с прибылными людми".

После кратких переговоров соглашение было достигнуто. По словам летописца, царские "воеводы князьца и немец выпустили, а Вышегород и Ругодив Божиим милосердием и царя и великого князя государя нашего у Бога прошением и правдою его взяли, и с всем нарядом и с пушками и с пищальми и з животы с немецкыми; а черные люди добили все челом и правду государю дали, что им быти в холопех у царя и у великого князя и у его детей вовеки".

Фюрстенберг, узнав о падении Нарвы, приказал своим войскам отступить, а в Москве получив известие о том, что Нарва взята, Иван IV прервал переговоры с ливонскими послами, заявив тем, что ему и его людям "Бог милосердие свое послал, Ругодив воеводы взяли". Потому он, государь, продолжал свою речь Иван IV, велел своим ратным людям "над ыными городами промышляти, сколко им Бог поможет", с чем и "отпустил государь послов безделных". Война между Россией и Ливонией официально началась.

Изменено 4 Oct 2014 пользователем Леший

26 Jul 2014

Леший, а есть шансы, что в этой АИ Эрика XIV всё же не свергнут? Ведь в этой АИ над ним не будет довлеть ливонская проблема.

P.S. Что там на западном фронте?

Изменено 26 Jul 2014 пользователем Ottocar

Победоносная Казанская война 1530

914 сообщения в этой теме

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Создайте учётную запись или войдите для комментирования

Создать учётную запись

Войти