Комната без дверей

[Astarot]

Энтризм - это понятно. А вот, что делали боевые ячейки? На улицах с «Аксьон франсез» дрались? Дело неплохое, но чтобы взорвать Пэтэна и вообще успешно действовать в условиях военного положения такого опыта недостаточно. (Правда, ещё есть испанский опыт, но он скорее отрицательный). К тому же с началом войны большинство боевиков наверняка в армию забрили

Могли и более серьезными делами заниматься. Я уже высказывал в основной теме обсуждения предположение, что в южных департаментах Франции творится что-то вроде итальянского "Красного двухлетья", фактически малая гражданская война. Опыт вооруженных забастовок и создания городских коммун нарабатывают. Да и почему испанский опыт отрицательный? В РИ для Сопротивления он скорее положительным оказался. Отрицательный он для "правильной" войны, а для городской и сельской герильи в самый раз.

Кстати, появляется дополнительная причина для раздела Франции на оккупированную зону и независимую вишистскую территорию, в которую и попадают красные районы. Мол, пусть французы самостоятельно с внутренними проблемами разбираются, пока рейх ко всяким "Морским львам" готовится.

Тогда таймлайн в студию, пожалуйста.

Займусь на днях, а то у меня, как у настоящего анархиста, все стихийно:D

Время, чтобы приспособить планы к изменившимся обстоятельствам всё равно требуется.

Ну про стихийность я чуть выше сказал уже Это не красивое словцо, а между прочим, важный идеологический принцип, анархистские идеологи много букв пишут о полезности стихийных выступлений. Платформа и была попыткой преодолеть такой подход. Полностью преодолеть не удалось Да по контексту уже и понятно, наверное, что максимум что им удалось - это пока что создать очаг напряженности - не более.

[Astarot]

Молодой человек примерился ледорубом к глобусу и медленно обозначил удар, словно хотел разбить модель земного шара. Сзади раздалось покашливание.

-А вам идет альпинистское снаряжение, - в комнату вошел седой сухощавый старик, в известных всему миру пенсне и с такой же знаменитой бородкой. В руках он держал несколько конвертов.

-Если вам наскучит в Альпах и вы захотите получше познакомиться с революционной Францией, то вот вам мои рекомендации. Смотрите только полиции с ними не попадитесь, хотя вряд ли вас будут серьезно досматривать при въезде в Италию.

-Благодарю вас, товарищ Троцкий, - молодой человек ангельской наружности небрежно бросил письма поверх распахнутого саквояжа, из которого торчали мотки веревок, какие-то железки и прочие непонятные далекому от альпинизма человеку, вещи. – Думаю ваши рекомендации мне не повредят, Франция – это весьма интересно, в свете последних событий.

-Ох уж эти последние события…, - престарелый лев революции погладил бороду и жестом пригласил собеседника в сад. Тот сунул ледоруб под мышку и последовал за ним.

-Уверен, что анархисты закончат как обычно, - продолжал Троцкий, щурясь на ярком мексиканском солнце, - хотя вам-то, конечно, все там будет интересно. Еще бы такая романтика… А для нас наступает ответственный момент. Как бы то ни было, но это выступление серьезно пошатнуло позиции сталинистов в западной Европе. Несознательный элемент бежит к анархистам, сознательный примыкает к нашим структурам, а вот со сталинискими банкротами якшаться никто не хочет. Надо бы закрепить успех, - задумчиво покачал головой Троцкий.

-Если я могу быть полезен в этом отношении, то всегда к вашим услугам, - отозвался Меркадер, примеряясь ледорубам уже к цветочной вазе.

-Да хватит вам уже этой штукой размахивать! Того и гляди разобьете что-нибудь. А вот некоторую пользу вы принести действительно сможете. Раз уж вы так хотите своими глазами посмотреть на происходящее во Франции, то заодно прощу вас, проведите неофициальную инспекцию французской секции Интернационала. Ничего сложного, просто посмотрите, что там у них, да и как. Свежим взглядом, так сказать. Секретов вам, конечно, не откроют, ну да вам они и ни к чему. Составьте общее впечатление, а по возвращении расскажете мне. Вам-то врать, я думаю, ни к чему. Чую, сейчас бардак там первостатейный, новые люди, новые проблемы…

- А какие у тамошней секции Интернационала отношения с повстанцами?

- Вам все на Махно живого посмотреть не терпится? – усмехнулся Троцкий, - посмотрите, не переживайте. Хоть отношения и не простые. Непосредственно Четвертый Интернационал анархистскую авантюру не поддерживает. Почему понятно – это азы марксизма. Но мы работаем с рабочими, ведем агитацию, помогаем им на разных уровнях,. По правде говоря, действуют несколько наших партизанских отрядов, все-таки боевой опыт людям необходим. Но все-таки стараемся держаться подальше от анархистов, а они придерживаются той же политики, Махно меня помнит, - ностальгически прикрыл глаза Троцкий. - Вот с кем мы поддерживаем хорошие, товарищеские отношения, так это остатки ПОУМ. Они официально в Интернационал не входят, все носятся с этим своим дурацким Лондонским бюро. Но в целом, ребята хорошие. Их очень много в анархистских отрядах, они давно сотрудничают, с испанских времен, часто на личном уровне. С ними вас наши и сведут, а они уж там и на Махно посмотрите. Одно их моих писем выведет вас на марсельский ПСОП, а это тот же ПОУМ, только французский, по слухам они даже объединяться собираются, хотя Герен их и тянет к анархистам... А как, кстати, ваша невеста? – неожиданно сменил тему Троцкий, - не огорчится отъезду?

-Куда ж без этого, - развел руками юноша, - но я же не навсегда. Пару месяцев и обратно. Новых впечатлений наберусь, а больше мне ничего и не нужно.

- Эти ваши новые впечатления, не доведут вас до добра. Главное, берегите себя, - мягко улыбнулся Троцкий. – Будет очень жалко вас потерять.

..............................................

- Что ж ты, скотина, натворил? – гестаповец неодобрительно смотрел на пол. На полу лежало тело Волина, окровавленное, с неестественно вывернутыми, явно сломанными руками.

- Извиняюсь, херр гауптштурмфюрер, - виновато протянул Григорьев, споткнувшись на сложном слове, - кто ж знал, что он такой дохлый, окажется? Жиды то, покрепче обычно. Я как-то одного ювелира под Одессой допрашивал, так три дня жил.

- Ты не в Одессе, Никифор. А мы не казачья вольница. Он что-нибудь рассказал?

- Чуть-чуть рассказал, помер, жаль, быстро. Был у него выход на Махно. Через Псопа, какого-то контактировал, а больше ничего и не успел. Теперь Псопа этого разговорить надо.

- Через ПСОП, - поправил его гауптштурмфюрер. – А разговаривать с ним не надо. ПСОП – это большевики местные, антисталинские. Через них твоя группа и будет внедряться, используя якобы контакты с Волиным. Информации для этого у нас хватит, а выход на их местный комитет у нас тоже есть. Так что готовьтесь, граф. Ваш выход близится.

- Графья в Париже, - привычно и несмешно отшутился Григорьев.

[sanitareugen]

Троцкистско-фашистские элементы вновь показали свою сущность, как предателей революции. Сегодня в Париже подло убит герой Гражданской войны, прославленный народный командир, орденоносец Нестор Иванович Махно. Организатор подпольного движения против германского фашизма и буржуазных предателей, работавший в последние десятилетия над объединением сил трудящихся Европы на основе широкого фронта, он пал жертвой троцкистского прислужника, получившего непосредственно от этого Иудушки, этой, по словам Ленина, "политической проститутки" инструкции перед этим гнусным преступлением и воспользовавшегося его агентами во французском революционном движении для проникновения к Махно.

Усилим борьбу с контрреволюционными троцкистско-террористическими элементами!

(Передовая статья газеты "Правда". В том же номере на последней странице некролог Махно за подписью т. Сталина, на фото - Сталин вручае Махно орден Красного Знамени)

[Урус-хай]

суперская передовица. Вполне можно создать нужное впечатление у мира...

Например, что Махно уехал за границу, выполняя задание партии... или можно и так, честно признать - он не понимал важных обстоятельств, изменивших понимание социализма...

[krolik]

Недобре все-таки. Раз уж сохранили здоровье - пусть живет и зажигает, а не труп/пиар...

[sanitareugen]

Про "не понимал" - в теоретическом журнале "Большевик". Про "мелкобуржуазные элементы в сознании" и т.п.

А в массовом издании - герой взятия Перекопа, убитый троцкистами. И достаточно.

[Урус-хай]

Коллега, как у вас продвигается дело?

А если Махно поручит Меркадеру внедриться в доверие Гитлеру и проломить ему черепушку?

[Пулеметчик]

По тайным каналам получено подтверждение, что коллега Astarot не бросил написание и будет продолжение.

[Astarot]

Да, продолжение будет, но оно несколько стопорится из-за плохого знания матчасти

В связи с этим у меня возник к знающим людям вопрос. Вобщем, единственный способ выжить и более эффективно действовать - это принятие повстанцами концепции фокизма, которую придумал Мао, а развил Че Гевара. Такая тактика эффективна в крестьянских районах, при отсутствии у повстанцев численного и качественного перевеса. Процитирую Тарасова:

Мао Цзэ-дун разложил успешную партизанскую войну на три этапа.

Первый этап – это создание партизанской базы. Или, говоря языком самого Мао, «деревня выступает против города». Учитывая, что перед Мао стояла задача непрерывно вести пропаганду среди отсталого, неграмотного и не-европейски мыслящего крестьянства, он постоянно пользовался подобными яркими и афористичными, но некорректными, с точки зрения научного подхода, определениями. Понятия «город» и «деревня» означали, соответственно: «начальство, государственных чиновников и праздных бездельников», с одной стороны, и «трудовое население забытого богом уголка, которого это начальство постоянно обирает» – с другой.

Первый этап партизанской борьбы предполагает создание партизанской базы или очага (в латиноамериканской практике именуемого "foco") в удаленном труднодоступном неконтролируемом (или плохо контролируемом властями) горном или лесном районе.

Партизанский очаг представляет собой микросхему будущей народной власти. Здесь всё подчинено распространению движения вовне. При этом ведется массированная пропаганда в самых доступных формах. Мао Цзэ-дун, приходя в новый район, всегда начинал с того, что объяснял: наша задача здесь, в районе партизанского очага, заключается в том, чтобы разделить землю, ликвидировать помещиков и пока еще не трогать кулака. И всем говорить, что это пример того, что мы хотим сделать: всем крестьянам дать землю, по возможности освободить всех крестьян от налогов, и дать всем крестьянам в руки винтовки, чтобы они превратились в «вооруженный народ». Поскольку на нас нападают, то мы должны наши завоевания защищать. Пропаганда говорила: это – не попытка создать идеальный строй, «царство божие на земле». Все административные и социальные изменения, которые производятся в очаге, – это не схема того, что будет после всеобщей победы, всё это делается лишь для того, чтобы наше партизанское движение сейчас выжило и победило. А после победы все будет организовано совсем по-другому. Гораздо лучше.

Эта тактика «умеренных преобразований» в зоне партизанского очага чрезвычайно прагматична и плодотворна, поскольку, как показывает опыт партизанских движений 60-х годов, попытки партизан создавать в зоне очага органы Советской власти, или проводить кооперирование, или коллективизацию крестьянских хозяйств, или наладить промышленное производство и провести локальную индустриализацию неизменно приводили к поражению этих партизанских движений или, в лучшем случае – к краху подобных явно преждевременных экспериментов.

Мао Цзэ-дун же был сугубым практиком и прагматиком. Он проводил в зоне очага ряд мероприятий, которые обеспечивали партизанам-коммунистам популярность среди местного населения и поддержку большей части сельских жителей. Но при этом населению постоянно разъяснялось, что все это лишь полумеры, а полностью-де осуществить свои прогрессивные преобразования мы не можем, поскольку вынуждены вести постоянную войну с правительственными войсками. А вот когда мы победим, тогда и вы заживете так, как никогда прежде еще не жили. Это была психологически и пропагандистски очень правильная линия потому, что население в партизанском очаге все свое недовольство тяжелой судьбой (понятно, что жизнь при разрушении привычных хозяйственных связей там была нелегкая) преобразовывало в ненависть к «проклятым гоминдановцам» или японцам, которые никак не дают осуществить партизанам долгожданные преобразования.

Второй этап партизанской войны Мао назвал так: «деревня окружает город». На этой стадии партизанские действия выходят за границы партизанской базы и создаются партизанские районы. Не следует думать, что партизанские районы – это районы, полностью контролируемые партизанами, районы, где установлена новая народная власть. Это всего лишь районы, где партизаны проводят свои боевые операции. Они эту территорию еще не захватили, они продолжают действовать партизанскими методами, но на территории этих районов они постоянно проводят свои походы, рейды и вылазки. При этом сфера действия партизанских соединений распространяется далеко за пределы первоначальной базы. Таким образом партизаны не дают возможности противнику постоянно атаковать саму базу, противник вынужден гоняться за ними по окружающим территориям, во-первых, а во-вторых, эта тактика дезорганизуют жизнь и нарушает коммуникации противника во всем этом районе. Задача второго этапа: измотать силы противника, создать атмосферу неуверенности и неустойчивости.

Как показала практика, эта тактика была абсолютно верной. Во Вьетнаме бойцы Фронта национального освобождения Южного Вьетнама применяли именно такую тактику. Нельзя было сказать, что вьетнамские партизаны полностью контролировали ту или иную территорию. Там не был создан аппарат новой власти, не собирались налоги, не проводилась коллективизация. Все выглядело совершенно иначе. В принципе территорию партизанских районов контролировали сайгонские марионетки и американцы. Они ее плохо ли, хорошо ли, но контролировали. Но из-за того, что основные коммуникации в районе были нарушены, невозможно было поддерживать этот контроль постоянно. А в борьбе с вооруженным противником необходим постоянный контроль над местностью.

Представьте: в деревню в партизанском районе прилетают из Сайгона или из провинциального центра американские «джи-ай» на вертолетах. Они высадились, установили пост, назначили старосту, попробовали собрать налоги, кого-то арестовали и улетели. Тут же из джунглей выходят партизаны, ликвидируют пост (это плевое дело – на каждую деревню гарнизонов не напасешься), вешают старосту и предателей – и американский контроль заканчивается. Смысл такой тактики в том, чтобы продемонстрировать местному населению, что формальное начальство – далеко и летает на вертолетах. Ему хорошо – оно прилетело и улетело, а вам здесь жить. Ведь партизаны – все время где-то здесь, под боком. Только «начальство» улетело – они вышли и кого надо наказали и, если им надо, ушли назад. До «начальства» далеко, его власть эфемерна, а власть партизан близка и реальна. Официальная власть связана формальными процедурами. У нее – рутина, писанина, бюрократия. Любое решение требует согласования. А здесь неизвестно кто ночью вышел из джунглей, убил, приклеил на дверь записку с приговором – и жаловаться некому. Какая власть реальная, какая формальная? Формальная власть – в центре, реальная – в лесу.

Смысл такой тактики в том, что противник, силы которого во много раз превосходят силы партизан, бесплодно расходует свои материальные и людские ресурсы, постоянно раз за разом устанавливая контроль над одной и той же точкой, одним и тем же населенным пунктом.

Третий этап партизанской войны Мао Цзэ-дун назвал «деревня захватывает город». К тому моменту, когда официальные власти начинают выдыхаться в бесконечной борьбе с герильей, они пытаются сосредоточить все свои силы в крупных городах, в стратегических центрах, на важнейших военных базах. Противник полностью утрачивает стратегическую инициативу. В партизанской войне самое главное – это не утрачивать инициативу. Вы создали базу – инициатива в ваших руках, поскольку до этого момента на данной территории очага сопротивления не было, и власти были уверены, что все в порядке. Выход за территорию базы и создание партизанского района – опять овладение инициативой. При этом желательно сначала создать несколько баз, чтобы при потере одной базы иметь возможность отходить на другую. Противник может сосредоточить крупные силы, окружить базу и ее разгромить. Чтобы сохранить инициативу, нужно отходить на другую заранее подготовленную базу. В этом случае потеря базы не станет поражением. Мао Цзэ-дун называл это «стратегическим отступлением».

Отступление в партизанской войне не является поражением. Партизан действует по принципу: «появился – ударил – отступил». Если вы потеряли базу и отошли на другую базу – это совершенно нормальное явление, будни герильи. Стратегическое отступление в герилье это не то же самое, что потеря крупного стратегического рубежа в нормальной позиционной войне. Там это означает поражение, а для партизан основной задачей является не защита базы, а максимальное изматывание противника, нанесение врагу максимального урона и сохранение собственных сил. Пока противник доберется до следующей базы, куда вы отвели значительную часть своих сил, пока он очистит этот второй партизанский район от ваших «бандформирований» – за это время можно подготовиться к следующему стратегическому отступлению (или, наоборот, наступлению). К перемещению на третью (а возможно, и назад – на первую) базу. Пока правительственные силы готовятся захватить вторую базу, можно вернуться на ту базу, которую они уже захватывали.

Таким образом, по логике Мао, партизанская война – это бесконечная игра в поддавки. Которая партизанам в кайф, а для правительства – вечная головная боль. Потому что у правительства отчетность, формальный подход, если армейский генерал отрапортовал о взятии населенного пункта, а там вновь появились партизаны, то с генерала начальство, конечно, спросит – за то, что он мается дурью и не может никак захватить одну эту несчастную партизанскую базу. И вот, когда на третьем этапе партизанской войны правительственные войска тотально утрачивают стратегическую инициативу, города начинают «самозамыкаться» и постепенно терять связь друг с другом. Тогда основная цель партизан сводится к максимальному разрушению коммуникаций между этими правительственными анклавами, чтобы они не могли общаться друг с другом, перебрасывать воинские соединения на помощь друг другу и вообще проводить согласованные действия. После чего партизаны начинают давить поодиночке территории, контролируемые врагом. Партизанские силы переходят к крупным стратегическим операциям по захвату укрепленных пунктов противника. Как правило, это означает, что в начале гибнут наиболее удаленные от столицы гарнизоны правительственных войск, а в конце партизаны занимают столицу.

Именно по такой схеме действовали все победившие партизанские движения после окончания II Мировой войны. Если обратиться к конкретным примерам, то мы увидим, что, скажем, на Кубе боевые действия полностью соответствовали описанной выше схеме. Вначале был создана база в Сьерра-Маэстре. Потом – две базы. Затем – партизанский очаг в соседней провинции. Таким образом, возник партизанский район. Затем был открыт «второй фронт» – новая база в Камагуэе, а вокруг нее сформировался второй партизанский район. После чего были проведены два стратегических похода в сторону Гаваны. По той же схеме действовала и победоносная сандинистская герилья. Вначале на севере страны на границе с Гватемалой были созданы последовательно одна, две, три партизанские базы. Затем весь север был превращен в партизанский район. После чего сандинисты попытались перейти к третьему этапу – стратегическим походам и захвату города Масая. Из Масаи сандинистов, как известно, выбили. Оказалось, захватывать города на этом этапе еще слишком рано. Тогда сандинисты открыли «второй фронт» на юге, создали партизанский район на границе с Коста-Рикой. И таким образом взяли Сомосу в клещи. И лишь вслед за этим перешли к стратегическому наступлению на Манагуа.

Насколько это реально в южной Франции и испанской Каталонии? Если с испанцами попроще, то ситуацию "на селе" во Франции я представляю очень плохо. Насколько такая тактика может быть эффективна?

[п-к Рабинович]

Кроме уж совсем высокогорных местностей, ни в Испании, ни во Франции не найти территорий типа Янани или боливийских джунглей, где хотя бы пару недель мог бы просуществовать такой очаг. А указанное высокогорье - это, пардон, пастушьи хижины да часовни. Да и туда при желании полицейские дотопают.

[Урус-хай]

п-к Рабинович

У французских макизаров вполне получалось. У полицейских тоже есть семьи... да и не все они любят бошей.

Да и каменные джунгли куда опаснее, чем обычные.

Партизанская база - и будет выглядеть для всех пастушьей хижиной. Тем более Махно использует собственнный опыт партизанской борьбы с немцами (1918 год).

[Astarot]

Оп!

Махно грелся у костра. В октябре в предгорьях Пиренеев еще тепло, но стоит чуть подняться в горы, как дыхание превращается в пар, а ранения, туберкулез и больше, чем полвека неспокойной жизни принимаются наперебой рассказывать о себе каждой клеточке усталого тела. Холодно во французских горах.

Рядом кряхтя, подсел еще один участник маленького отряда.

- Отоспался, Аршинов? – не отводя глаз от костра тихо спросил Махно.

- Отоспался, Нестор.

- Рассказывай, что привез.

- Газет тебе принес, - Аршинов сунул Махно сверток и сам протянул руки к огню. Батька перебрал несколько разноязыких изданий и улыбнулся: - «Правда», надо же! Двадцать лет про меня не писали!

-Чего ты раскричался, - добродушно пожурил Аршинов, - двадцать лет не писали и еще столько же не напишут. Но ты все равно посмотри. Под передовицей.

Махно пробежал глазами заметку и развеселился еще больше, не столько из-за содержания, сколько из-за текста на кириллице. От привычного с детства алфавита он уже отвык. – Ты гляди, а! Как это говориться… хорошая мина при плохой игре, да? – Он с выражением зачитал, - На юге Франции продолжается героическая борьба французских патриотов, под руководством Французской коммунистической партии. В движении Сопротивления также значительную роль играют члены рабочих организаций и левые социалисты… Слышь, Аршинов, ты как думаешь, мы для них рабочая организация или левые социалисты?

-Все одно прогресс, - благодушно проговорил Аршинов, - раньше если бы они нас социалистами и назвали, то только мелкобуржуазными.

- Да ладно мы, - Махно продолжал смеяться и Аршинов про себя отметил, что нужно чаще привозить ему советские газеты, - это ж они и про троцкистов тоже, получается! Вот Лева сейчас в своей Мексике раздувается небось!

- Про Леву я с тобой и хотел поговорить. В Марселе эмиссар его сейчас обретается. Вроде как к тебе приехал.

- Ишь ты, - удивился Махно, - и зачем я ему? У него тут без меня своих друзей хватает. Или он как совсем с голой жопой оказался, решил со всеми дружить?

- Может и так, - пожал плечами Аршинов, - В него ж стреляли недавно, художник какой-то, сталинист. Боится Лева один остаться.

- Так что он хочет, эмиссар этот?

- Не знаю, я ж до Марселя так и не добрался. Мне о нем другие люди рассказали… Да, Марсель… Плохие новости оттуда, Нестор. Волина убили.

- Да что ты…, - лицо Махно перекосило судорогой и снова стало спокойным. Аршинов знал цену этому спокойствию. Нужно теперь в те несколько дней, что он будет оставаться в лагере, присмотреть за командиром. И держать его подальше от спиртного.

- Кто убил, Петя, как?, - Махно зябко укутался в легкую кожаную куртку и подался к костру.

- Известно кто… Хотя неизвестно, на самом деле. Тело нашли за городом. Избит, руки переломаны. Полиция говорит – ограбление.

- Что слова полиции стоят, я с детства знаю, - голос Махно стал жестким, - У Мюзама тоже руки сломаны были. Значит так. Отдохнешь – поедешь в Марсель. Во-первых, - батька скинул куртку и сосредоточенно заходил по земле, - посмотришь, кто там от Троцкого приехал и зачем. Если дело того стоит – переправишь ко мне. Стоит или нет – сам разберешься. Во-вторых, - детально выясни, что там с Севой. Одно дело, если бы они его официально прихлопнули, тут все понятно было бы. А когда вот так, тишком, то большие последствия иметь может.

- Я не дурак, Нестор. Разбираются уже люди с Волиным.

- А ты сам, Петя, разберись! – злобно крикнул Махно, - Сам! Мало нас осталось, а больше мы ему ничего сделать не сможем. И вот еще… детям деньгами помоги, - Аршинов кивнул, а Махно вернулся к сосредоточенному тону, - Но это не самое главное. Самое главное – наладь в Марселе хорошую ячейку в порту, по испанскому образцу. К Новому году в Испании большие дела будут. Нужно, чтобы транспорты из Марселя плохо ходили. Чем хуже, тем лучше. У тебя с рабочими хорошо получается, а в Марселе наших мало, организация слабенькая. Наладь, Петя.

-А что в Испании?

-Ну ты языком не болтай-то. Это секрет. Городскую герилью Дуррути будет устраивать.

-Это еще что за зверь?, - удивился Аршинов.

-Это не зверь, - Махно почесал в затылке, - это я сам придумал… Просто по-испански звучит красиво. Как имя женское…

***************************************

Бои за городок шли второй месяц. Точнее это в газетах так писали «вчера, в ходе боев…» ну и так далее, как газетам положено, обыватели же никаких боев не видели. Да и писали-то про них, где придется, между фронтовой сводкой и криминальной хроникой. Понятно почему – фронта тут официально нет. Тыл здесь, да еще и глубокий, вдобавок. А на криминал, пусть даже и на организованные бандитские выходки, события тоже не тянут. Масштаб не тот. Вобщем, было совершенно не понятно, война за окном или мирное время.

С одной стороны, войны никакой и нет, раз никто не стреляет. Оккупантов тоже почти не видно, набегут и исчезнут. Да и какие это оккупанты – испанцы? Испокон веков город с ними контрабанду держал, по-испански каждый второй говорить умеет. Как родные, только форма чужая. Гарнизона своего испанцы в городке не держали. То ли размениваться не хотели на такую мелочь пузатую, то ли имели какой-то хитрый план. Впрочем, для проформы, один раз заглянули. Походили по улицам, девок пощупали и назначили мэра, лояльного новому режиму. Еще бы не лояльного – дочка в Барселоне замужем. После этого испанцы ушли.

Той же ночью пришли опять испанцы, только другие. Эти городок собственностью ничьей не объявляли. Даже наоборот, сказали, что если кто-то с этого дня где-то, пусть даже и в пьяном виде, про собственность заикнется, того там и повесят, потому как пулю жалко. Для начала повесили новоиспеченного мэра, объявили на послезавтра выборы в совет коммуны, желто-красный флаг над муниципалитетом сменили на красно-черный и были таковы. Нужно ли объяснять, что было дальше?

Вот так и чередовались дневные испанцы и ночные месяц за месяцем. Не подряд, конечно, чередовались, иной раз между визитами могло и четыре-пять дней пройти, но войны не было. Гибли только горожане – причем в зоне риска оказывались, как правило, назначаемые мэры и потенциальные кандидаты в члены совета коммуны. Друг с другом же испанцы почти никогда и не сталкивались. Вот и попробуй тут разбери, идут за город бои или нет.

Но однажды, солнечным осенним днем, все изменилось. То, что что-то не так стало ясно сразу – с чего бы это ночные испанцы посреди дня заявились? Маленький отряд занял все подходы к городку и выставил дозоры, после чего на маленькой часовенке зазвонил колокол. Колокол не звонил уже давно: кюре ночные испанцы отправили вслед за мэром еще один из первых визитов, а на церкви написали краской «Ни бога, ни хозяина». Надпись, правда, закрасили дневные испанцы, но желающих демонстрировать свою религиозность в городке поубавилось.

Когда на площади собралось достаточно народа, на ступени церкви вышел пожилой мужчина в красно-черном шейном платке и заломанном берете с вышитыми буквами «CNT». Он откашлялся и заговорил, оказавшись самым, что ни на есть французом:

-Товарищи! Работники и работницы! Я такой же как вы. Простой рабочий, всю жизнь на заводе в Лионе отбатрачил. Только одним я от вас отличаюсь – знанием. Я знаю, в какую эпоху мы живем, поэтому я здесь. Вы не знаете – и сидите дома. Так что я расскажу – много времени это не займет. А эпоха – великая. Не было еще такой. Если проспим – то и не будет больше.

Говорил он, вопреки тому, что обещал – долго, но с площади никто не ушел, очень было интересно. Говорил просто и понятно, но про такие вещи, про которые горожанам и думать раньше не доводилось. Рассказывал про то, что государство – это не просто вещь ненужная, а даже и вредная, специально придуманная, чтобы над людьми измываться. С этим все согласились. Вреда большого от родной Франции или соседней Испании никто не видел, но вот пользы и подавно. Сплошные неудобства – то налоги новые введут, то жандармы нагрянут, контрабандистов ловить. Вы б лучше дали зажить по человечески – может и не было бы никакой контрабанды, а то, что еще молодежи делать? Тем более, что жизнь без государства оратор обещал вполне сносную и даже лучше.

- Ты когда виноград собираешь – у чиновника спрашиваешь, как это лучше сделать? Так зачем тебе у него спрашивать, когда ты жениться собрался или, наоборот помереть? Что, без бумажек этого не сделаешь? Сделаешь, конечно, только одного дармоеда содержать не придется. А полиция? Кто твой дом лучше тебя самого защитит? А сам не можешь – соседа попроси. Собрались улицей – выбрали себе полиц… милиционера то есть, такого, который лишнего не возьмет и которому доверяете, вот он пусть и охраняет, а вы его за это кормите. Плохо охраняет – не кормите, другого выбрали. Главное – вы его содержите, вот он вас и охраняет. А сейчас полицию кто содержит? Правильно – государство. Вот они его и сторожат. От вас сторожат.

Затронул оратор и тему денег и опять с ним все согласились, что без денег жизнь-то на самом деле справедливей будет. Про религию, правда, немного поспорили, но оратор не упорствовал, обещал тему обязательно раскрыть в другом выступлении. Вобщем, горожанам ночные испанцы пришлись по-нраву, а то раньше как-то толком поговорить не удавалось. Поэтому когда под конец выступления оратор достал документ Всеобщей Конфедерации Труда и зачитал постановление о всеобщей мобилизации рабочего населения Франции, никто не просто не возмутился, а наоборот, собравшихся охватил всеобщий восторг (хотя кто-то и промолчал). Оратор объяснил – всем под ружье становиться не нужно. Каждый труженик должен теперь понимать, что он часть одного большого коллектива и этому коллективу нужно помогать всеми силами (про взаимопомощь и самоорганизацию он говорил между деньгами и религией). Деньгами, едой, кому-то все-таки и в боевые отряды отправиться. Кто не хочет – тот предатель своего рабочего класса. Рабочему классу нужна свобода и либертарный коммунизм. Для этого нужно прогнать немецких и испанских фашистов и не поддаваться провокации голлистских буржуйчиков, которые корчат из себя патриотов. Они-то, может и патриоты Франции. Да только нам Франция кто? Франция нам угнетатель, такой же как и Германия. Предположение о том, что де Голль после победы встанет к станку, собрание встретило здоровым смехом.

К вечеру, вслед за ночными испанцами, ушли почти все парни от семнадцати до тридцати пяти, а остальные получили разнарядку на ресурсы. Разнарядку составили всем миром, с учетом пожеланий горожан. По специальной таблице деньги и продукты можно было заменять оружием и боеприпасами.

Всеобщая мобилизация ВКТ шагала по стране.

[Пулеметчик]

:)

"Лютая погодка, воля- задарма..."

[krolik]

:umnik: :)

[Magnum]

Весьма!

[Astarot]

Южное небо давило низкими звездами и огромным месяцем. Анри кивнул подбородком в сторону двоих мужчин на другой стороне улицы. Мужчины были навеселе. Хотя в Марселе и действовал комендантский час, но для работников ночных предприятий предусматривались специальные пропуска. Порт относился к таким объектам, а портовые рабочие пользовались ночными пропусками, чтобы в свободную ночь прогуляться в подпольный кабачок. Полиция на это не обращала внимания – лишь бы пропуск был в порядке. Да и заглядывала полиция на приморские улочки нечасто. У Аршинова пропуск был в полном порядке – типографские рабочие всегда отличались высокой сознательностью. Печати же подделывать он умел еще в Российской империи.

- Двое? – тихо спросил он.

- Один скоро свернет. Он нам не нужен, не стоит размениваться.

И точно. На одном из перекрестков гуляки шумно распрощались, один исчез в темноте, а за вторым они продолжили наблюдение.

- Сейчас, - больше для себя шепнул Анри. Из узкого проулка мелькнула тень, словно ночь выпустила псевдоподию, и слизнула одинокого прохожего. Анри махнул рукой и они, придерживая высокие воротники плащей, ринулись вслед за ним.

В переулке все было кончено. Припозднившийся гуляка – крупный мужчина с моржовыми усами испуганно хлопал глазами и мычал через кляп. Он был накрепко привязан к балке, на которой трепыхались чьи-то простыни. Прислонившись к ней молодой человек раскуривал сигару.

-Это он один его так? – подивился Аршинов, - Он же раза в два меньше. Крепкие у вас кадры.

-Это не наши кадры, - ответил его спутник, вглядываясь в лицо связанного, - это по твою душу, потом с ним поговоришь. Я просто помочь попросил, - и шикнул на молодого человека, - Лопес, затушите немедленно!

Лопес пожал плечами и подчинился, а Анри выдернул кляп, предварительно предупредив: - Клемент, вякнешь, я вырву тебе глаз.

Здоровяк кивнул, а Анри перешел к вопросам: - Ты получал наши предупреждения?

- Получал, - флегматично ответил тот и Аршинов понял, что на самом деле этот Клемент или не боится или впал в безразличие.

- Ты игнорировал директивы ВКТ. Ты продолжал руководить бригадой докеров и выходить на работу. Ты брал сверхурочные. Такие люди называются штрейкбрехерами. Тебе есть, что сказать в свое оправдание?

- Есть. У меня двое голодных детей. Теперь убивай, Анри. Но тебе не жить.

- Мне в любом случае не жить, меня ищут коровы и гестапо. Детей у меня четверо. А вот убивать тебя много чести, - и Анри снова мастерски воткнул кляп бригадиру в рот. Протянул руку Аршинов: - Пьер…

Аршинов передал Анри молоток. И тут Клемент испугался и принялся извиваться. – Лопес, ногу, - спокойно скомандовал Анри, - Пьер, подержи вторую.

Аршинов всей своей массой навалился на левую ногу, прижал ее ступней. Напротив него Лопес крепко держал правую ногу бригадира одними руками и Аршинов снова удивился силе этого не очень габаритного с виду человека. Анри примерился молотком к колену Клемента и, прежде чем с хрустом вмять его коленную чашечку в землю, словно извинился: - Это не я, Клемент. Это история.

…Потом они долго и молча бежали по узким улочкам, перепрыгивали какие-то заборы, ползали в кустах и до конспиративной квартиры добрались только когда небо начало светлеть. Аршинов долго приходил в себя, сидя на полу маленькой кухоньки, пил воду: - Старый я уже для таких развлечений, - объяснял он Лопесу тихим шепотом, чтобы не разбудить детей хозяина, тоже портового рабочего. Лопес с интересом смотрел на него и не скрываясь курил. Анри спал, привалившись к стене.

Придя в себя Аршинов перешел к делу: - Это вы от Троцкого?

-Я, - флегматично кивнул тот, - а вы кто, Пьер?

-Моя фамилия Аршинов, если вам это что-то говорит.

-Говорит, - снова кивнул Лопес, - я читал вашу книгу в Испании.

-Я не знал, что мою книгу там издавали.

-Четыре года назад, - на спокойном лице Лопеса впервые за вечер появилась улыбка, - в Испании издавали все, где хоть один раз встречалось слово «анархия».

- Так что Троцкому нужно от нас? Раньше его контакты с анархистами не интересовали.

Лопес выпустил кольцо дыма: - Лев Давыдовыч умеет признавать ошибки и идти на компромиссы. А сейчас он хочет помочь. Очень серьезно помочь, благо у Четвертого интернационала есть такие возможности.

***************************

-Внедрился, значит…, - Берия задумчиво пробабарабанил пальцами по столу. Судоплатов молчал. Ждал, что еще скажет нарком, прежде чем продолжить. Но Берия ничего не говорил, задумчиво глядя в стену и постукивая пальцами.

-Вот еще, Лаврентий Палыч, - решился полковник. Нарком сцепил пальцы и кивнул, ожидая продолжения.

- Мы тут в отделе подумали и прикинули один вариант на перспективу. Если операция с Махно пройдет успешно, то нужно не бросать все на самотек, а перехватывать инициативу. Ликвидацией Махно мы анархизм в Европе не убьем. Если движение нельзя унчтожить…

- Значит, нужно его возглавить, - заинтересованно подхватил Берия. – Любопытно.

Судоплатов излагал детали своего плана, а нарком все больше загорался открывавшимися перспективами, посмеивался, поворачивал разговор в новое русло, дорисовывал плохо продуманные детали. Тем удивительнее было то, что в конце разговора Берия хлопнул ладонью по столу и отрезал: - Не санкционирую, Павел Анатольевич. Одни сплошные «если». Хозяин не поймет, зачем нам всю агентуру перенаправлять на авантюру с сомнительным успехом. План хоть и любопытный, но авантюра чистой воды.

-Есть у нас один козырь, товарищ нарком, - Судоплатов предвидел такой поворот событий, - есть одна персоналия, не хуже Махно. Только это наш Махно.

Он вытащил из портфеля заранее подготовленную папку с личным делом и протянул Берия. Тот глянул на фамилию и удивился: - Он жив еще? Как это?

-Да я и сам не ожидал. Думал Ежов его к общему знаменателю привел. Наверное, спасло то, что в политике никогда не светился.

-Ну так я про то и говорю. В политике не светился, зато в другом развернулся так, что даже на Кавказ слухи доходили… Я-то думал от цирроза помер уже.

-Лечат регулярно. В том числе и по нашему ведомству, он же почетный чекист.

Берия хмыкнул и перевернул несколько страниц: - Да уж, почетный чекист… Но это действительно козырь. Это бомба – если он снова в Европе объявится. Вот что, - он вернул папку Судоплатову, - это меняет дело. Даю тебе сутки. Посиди, отшлифуй все с учетом того, о чем мы говорили и с поправкой на этого почетного чекиста. А завтра вместе к Хозяину поедем. Сам ему расскажешь. Пора нам уже собственными партизанами обзаводиться…

[Пулеметчик]

Все интереснее и интереснее. Есть у меня догадка про одного лысого товарища, которому махновцы дали чертей аж два раза. И опять же, бывший анархист.

[LAM]

Ну, дела. Все погибшие воскресают. Не Асторот, а Пастернак какой-то, право слово.

[Astarot]

Ну, дела. Все погибшие воскресают. Не Асторот, а Пастернак какой-то, право слово.

<{POST_SNAPBACK}>

Вот и неправда. Волин, Петэн и Эспиноса у меня, наоборот, умерли раньше.

[Astarot]

Все интереснее и интереснее. Есть у меня догадка про одного лысого товарища, которому махновцы дали чертей аж два раза. И опять же, бывший анархист.

<{POST_SNAPBACK}>

Не он. Этот немец и левый коммунист.

[Astarot]

Вроде только недавно выпал первый снег, но в Йене было уже холодно, как в каком-нибудь Стокгольме. Маленькая Ульрика хныкала что она замерзла, хочет домой, что папу ненавидит и что гулять по такому гололеду могут только черствые бездушные люди (и где она только таких слов набралась?). Вернер только вздыхал – гололед действительно хоть куда, а дворника на улице и не встретишь. Неужели все уже на фронте? В который раз задумаешься, стоило ли тогда отдавать голос этому краснобаю (да еще и жене пришлось соврать, будто проголосовал за социал-демократов), если вместо борьбы с безработицей Германия получила всеобщую трудовую повинность, вместо изобилия – продовольственные карточки, а что немцы получили вместо образования, директору музея не хотелось даже и думать. А теперь еще и дворники отстаивают интересы рейха не на улицах, а вообще непонятно где.

-Папаааа, - потянула его за руку Ульрика, - я замерзла! Пойдем домой!

-Сейчас погреемся, вот в том красивом доме, - попытался успокоить ее отец, но Ульрика раскричалась еще больше: - Не хочу в тот дом! Хочу домой!

Пришлось проявить твердость, а именно крепко сжать руку дочери и твердым шагом направиться в банк. Все-таки уже пора думать о рождественских подарках.

Прямо перед входом в маленькое отделение банка на Гритгассе какой-то идиот припарковал грузовик – огромный крытый «Мерседес». Водитель преспокойно курил в открытое окно машины и плевать хотел на неудобства посетителей. Вернер окинул его презрительным взглядом, но препятствие все равно пришлось обходить, что Ульрика не преминула отметить новыми криками. Наконец Вернер достиг заветной двери, пропустил дочь вперед и вошел в помещение банка.

Первым, что он увидел, был ствол пистолета, направленный ему прямо в лоб. Вторым – лежащих на полу людей, с заложенными за голову руками. Третьим – невысокого толстячка с модными усиками, который расхаживал прямо по конторской стойке. Больше ему рассмотреть ничего не дали – грабитель, который встречал посетителей, махнул пистолетом перед носом Вернера и скомандовал: - На пол!

Пришлось подчиниться. Ульрика присела было рядом с папой, но тут же снова вскочила и засмеялась. Вид распластанного на полу отца и еще десятка посетителей ее повеселил, хотя Вернеру было совсем не до смеха. – Немедленно ляг! – крикнул он дочери. На крик оглянулся тот, что расхаживал по стойке. Он остановил сообщника, рванувшегося к Ульрике: - Оставь девочку в покое!

После этих слов он поторопил кого-то, кого Вернер не видел, видимо другого сообщника, собиравшего деньги с касс, и спрыгнул на пол. – Привет, - добродушно сказал он девочке. – Оставьте мою дочь в покое! - рявкнул на него Вернер и сам испугался своей смелости, а Ульрика снова засмеялась. Грозный отец в смешной позе повеселил ее больше.

-Не трогаю я вашу дочь, - обиделся старший грабитель, - я просто хочу познакомиться, - и он протянул Ульрике руку, - Макс Гёльц, командир Красной армии Саксонии… и Тюрингии теперь.

- Ульрика Мария Майнхоф, - жеманно представилась Ульрика, и, подумав, неуверенно добавила, - девочка.

После чего перешла в наступление: - А вы террористы, да? Мне про вас папа рассказывал. Я когда вырасту тоже буду террористом.

Гёльц засмеялся: - Когда ты вырастешь в террористах уже не будет нужды. А если будет, то приходи. Сделаю для тебя специальную фракцию в своей армии.

-Фракция Красной армии Ульрики Майнхофф, - попробовала сочетание девочка, а Гёльц снова засмеялся. Из-за стойки вышли два человека с набитыми мешками.

- Пока, Ульрика, - попрощался Гёльц, - а вам, - обратился он к лежащим посетителям, - я еще приношу свои глубочайшие извинения. Не стоит расстраиваться, это не ваши деньги. Да здравствует Красная армия Саксонии и Тюрингии!

[Magnum]

Какая мерзкая и невоспитанная девчонка. Неудивительно, что из нее такое выросло!

[Урус-хай]

:rolleyes: круто!!!

Представляю, как отреагировал Гитлер на разгул анархизма...

А Сталин мирно раскуривал трубку - 1941 больше не грозил СССР...

[Урус-хай]

Astarot, и где продолжение рассказа о выжившем Махно?

[Astarot]

Я процитирую собственный ответ на предыдущий вопрос о продолжении, заданный на другой площадке:

Да вот боюсь я этого проекта. Он мне интересен и что дальше будет я продумал и концовку тоже, а вот как ни сяду писать, ничего не выходит. Так что сроки сказать не могу, но закончу обязательно. Пока же только могу спойлер дать

Вот, к сожалению, вот так пока. Не хочу обещать конкретных сроков, без уверенности в том, что я в них уложусь.