Обитаемый Остров Дураков

[Gnat Kazhan]

Навеяно постом в теме "Стругацкие и архетипы". Возможно где-то уже было - тогда извиняйте ))). Наваял за каких-то полчаса в порыве острого вдохновения.

Обитаемый Остров Дураков.

1.

Незнайка приоткрыл забрало шлема, задрал голову и опасливо поглядел в небо. Небо здесь было низкое и какое-то твёрдое – настоящая лунная твердь из апокрифов профессора Звёздочкина. Впрочем, такое оно и было, если вспомнить, что небо это на самом деле лишь каменный свод, внутренняя поверхность Луны, каменным пузырём заключающей в себе маленькую планету-ядро. Ту, что он видел в разрывах облаков, когда несколькими минутами ранее падал из заоблачных высот, цепенея от ужаса и моля парашют, чтобы он не подвёл и раскрылся… Твердь эта равномерно фосфоресцировала. День. Наверное.

Незнайка поискал в зените дыру, через которую упал сюда, но дыры отсюда разумеется было не разглядеть: лишь в вышине, заслоняя жемчужно-голубоватый небосвод, проплывали облака.

Расстегнув скафандр, Незнайка выбрался из него и тотчас рухнул в высокую сухую траву – ноги после падения с небес отказались держать. Полежав и отдышавшись, он собрался с силами и сел. Воздух был горячий и разрежённый, пахло пыльной зеленью, гарью, нагревшимся асфальтом, скошенной травой. Трава была по пояс, неподалёку темнели заросли кустарника. Впрочем, присмотревшись, Незнайка понял, что это не кустарник – унылые кривоватые деревья. Каждое дерево лишь в полтора-два раза повыше Незнайкиного роста.

«Если есть растения – значит, есть и воздух», отстранённо и запоздало подумал Незнайка. Он сидел на пологом склоне холма, спускавшемся в низину: выше по склону раскинулась карликовая роща – впрочем, теперь уже было понятно, что скорее сад. Явно культурные деревья, яблони и груши, хотя и поразительно маленькие… Внизу раскинулась обширная пустошь, кое-где поросшая редкими кустами (а может и теми самыми деревьями – от того, каким здесь всё было МАЛЕНЬКИМ, поневоле делалось не по себе): через равнину протекала река, большая и спокойная, текущая на запад. А вдали за рекой высились полускрытые туманной дымкой нагромождения городских домов – и маленьких, и высотных, словно бы растущих от окраин к центру: и совсем уж вдалеке сквозь мутное марево проступали контуры какого-то огромного, высотного сооружения, не меньше космической ракеты в высоту – а то и больше… Вот и цивилизация.

Незнайка поднялся на ноги. Обошёл по кругу сидящий расстёгнутый скафандр, проводя ладонью по округлому шлему. Он обнаружил следы ударов там, где и ожидал. Вмятина на левом наплечнике – там, где он приложился плечом о сталактит, когда поскользнулся на обледенелом полу пещеры и покатился вниз. Царапина на забрале шлема – это он шаркнулся им о каменную стену тоннеля, уже летя вниз, и хорошо что совсем не высадил стекло. Коротышка снова посмотрел вверх. Заблудиться в лунных пещерах, поскользнуться и по отвесному тоннелю провалиться внутрь Луны, приземлившись на её обитаемое ядро – вероятность ноль целых ноль-ноль… Но ведь всякое возможное событие когда-нибудь да осуществляется…

Приключение, конечно, но толку с такого приключения. Умудрённые солидные коротышки не ввязываются в такие приключения. Умудрённые солидные коротышки дискутируют на кафедрах и чертят планы. Конечно, если ты непоседлив и никем не понят – иди на авантюру! Пробирайся ночью на борт лунной ракеты в компании трусливого и ненадёжного товарища, улетай с ним вдвоём на Луну из-за недоразумения, плутай в ледяных лунных пещерах. А потом – провались внутрь спутника, окажись на чужой планете без надежды выбраться, и гадай, что для тебя важней – вступить в контакт с местными аборигенами или найти еду. Какой-нибудь Знайка с умным видом поправит на носу очки и молвит авторитетно: «Осёл, как есть осёл, даже первый контакт запороть сумел!». А Кнопочка, небось, наморщит презрительно носик и скажет: «Ну, он как всегда…» – и это «как всегда» будет больнее и обидней ожога крапивой.

Куда идти – к реке или в сад – Незнайка решил не сразу. За рекой – город, огромные дома под железными крышами с телевизионными антеннами, сплетения улиц и зажатые со всех сторон домами площади (их он, кажется, мельком разглядел с небес во время падения), заваленный мусором ров, зубчатые стены и подъёмные мосты… Впрочем, последнее скорее было из тех старых сказок про драконов и волшебников, что он читал когда-то. Зато ветви деревьев были усыпаны крошечными, величиной с горошину, зелёными яблочками: и потому Незнайка поддёрнул канареечные штанишки, решительно поправил голубую шляпу и зашагал вверх по склону.

Сорвав одно яблочко, Незнайка попробовал его и тут же выплюнул, до того оно оказалось кислое. Неподалеку росли такие же карликовые лунные груши. Незнайка решил попробовать лунную грушу, но она была безвкусная – должно быть, еще незрелая. К тому же, чувствовался в её терпкой мякоти какой-то странный привкус, нехороший и неживой, как и в яблоке. Что-то, навевавшее мысли о запахах в фармацевтической лаборатории доктора Пилюлькина, куда Незнайка когда-то ненароком заглянул…

В кустах поодаль неожиданно полыхнуло, а затем грянуло, словно среди ясного неба ударил гром. Незнайка обернулся – вовремя, чтобы увидеть, как его скафандр дёрнулся вперёд, словно его пнули в спину, и завалился в траву. Грянуло второй раз, скафандр подпрыгнул в траве… И взорвался. С грохотом вдвое громче двух предыдущих хлопков на его месте вспух клуб огня. Закопченный прозрачный шлем улетел куда-то в кроны деревьев, оставляя за собой дымный шлейф. К небу потянулся столб чёрного дыма от полыхающего скафандра и сухой травы, гигантским штопором уходя в фосфоресцирующую небесную твердь.

Незнайка ошеломлённо уставился на пожар. Как такое может быть…? Объяснения Знайки на лекциях перед лунной экспедицией он слушал, вопреки своему обыкновению, внимательно – потому что тогда ещё надеялся полететь сам. И знал, что во всём скафандре вот так вот рвануть может всего одна вещь – баллон с кислородом в заплечном ранце. Но что его пробило? И как? Нет, понятно, что скафандр не мог вернуть его наверх, на внешнюю Луну, в ракету. Но ведь прилетит вторая ракета, наверняка прилетит, дома их скоро хватятся, они найдут путь внутрь – и что отыщут, обгорелые останки костюма? А что подумают о нём? Что же теперь будет? Кнопочка… Гунька… Знайка…

Потом он сообразил, что какое бы чудо природы ни сотворило такую беду – оно, чего доброго, может вот так же приключиться и с ним. А значит, надо отсюда уходить подобру-поздорову. Поэтому он поспешно развернулся и скрылся среди деревьев.

Сад оказался большой и порядком запущенный, так что сплетающиеся разросшиеся кроны иногда заслоняли небо. Продравшись через какой-то кустарник, Незнайка наконец вышел на открытое пространство – точнее, на обочину дороги. Дорога была широкая, неухоженная, но всё же самая настоящая – посыпанная гравием, с покосившимися каменными столбиками вдоль обочин. Плохая дорога, грубая дорога, но везде где дороги только есть – они ведут к тем, кто их построил… Незнайка уже прикидывал, в какую сторону лучше пойти – влево или вправо – когда из-за поворота вдруг донеслось глухое, ритмичное рычание и приближавшийся хруст гравия. Заробев, Незнайка вновь отступил в кусты и пригнулся, а для верности – сдёрнул с головы шляпу и спрятал за спину.

Через минуту оно появилось – громоздкий, уродливый, приземистый транспорт, обшитый клёпаной бронёй, с уродливым горбом бронебашни на крыше и с торчащим из бойницы рылом ствола. Не ехало, не катилось – пёрло, попирая гравий тяжёлыми колёсами с мелькающими стальными спицами, взрыкивая и чадя чёрным дымом: прошло мимо и скрылось за поворотом дороги. Вроде бы сзади, на «запятках» экипажа, Незнайка разглядел пару фигур в серых шинелях и касках – но транспорт поднял слишком густой дым и пыль, чтобы что-то разглядеть. От вони непонятной, неживой гари Незнайка закашлялся. Да… это тебе не газированный автомобиль Винтика и Шпунтика… На чём же они ездят-то?

Выждав немного и выбравшись из кустов, Незнайка осторожно зашагал следом. Пройдя немного, вышел к высокому каменному забору. Забор поверху был утыкан железными пиками и увит перекрученной проволокой, тут и там перевязанной обрезками той же проволоки с топырящимися кончиками-колючками. Дорога заканчивалась у глухих железных ворот в стене, а над воротами на арке красовался герб – золотой клоп на бронзовом щите. Это Незнайку весьма удивило, но куда больше привлекло и заинтересовало его другое: разросшиеся у подножия стен кусты, по виду – малина. Вблизи это и в самом деле оказалась дикая малина, правда по сравнению с земной очень маленькая: изголодавшийся Незнайка принялся торопливо набивать ей рот.

Впрочем, насытиться он не успел. Приметив на ближайшем кусте несколько ягодок покрупнее, он сделал шаг в сторону, тотчас что-то лязгнуло – и он вскрикнул от боли: его что-то крепко схватило за ногу. Взглянув под ноги, он увидел, что попал ногой в капкан. Тотчас что-то сильно ткнуло его в спину: шипя от боли, Незнайка обернулся – и увидел наставленный на него черенок метлы. Метлу держал в руках небритый коротышка, одетый в потёртый рыжий пиджак и в ватные штаны, заправленные в высокие грязные ботинки со шнуровкой. На плечи его поверх пиджака была наброшена серая шинель с нашивками на плечах, а на голове криво сидел поношенный картуз с потускневшей кокардой. Коротышку звали Фикс, и если б Незнайка понимал значение нашивок на его плечах, то распознал бы в нём старшего надсмотрщика частной латифундии.

– Ни с места! – приказал с ходу Фикс. – Имя, звание? Кто командир? Как смеешь нарушать границу частного владения?

– Послушайте! – возмутился Незнайка. – Что это такое, зачем метлой? И ещё капкан тут!

– Мусоракш… – выругался сквозь зубы Фикс, употребив популярное среди отставников и ветеранов Мусорного Легиона (и не только среди них) ругательство, означавшее «загаженный мир». Похоже, лазутчик попался опытный – с ходу решил косить под дурака… – Разговорчики! Живо за мной, к господину Клопсу!

Конечно, «живо» не получилось – потому, что нога у Незнайки была в капкане. Досадуя на нерасторопность лазутчика, Фикс всё же освободил его из ловушки, потом зачем-то заставил положить руки на затылок – и в таком виде повёл через открывшиеся железные ворота, время от времени толкая черенком метлы в спину.

Пройдя в ворота, они зашагали по усыпанной гравием дороге, тянущейся меж овощных грядок. Незнайка не сразу понял, что это овощи – настолько крошечными были их кусты по сравнению с огромными земными, которые приходилось оглядывать, задрав голову, а для сбора урожая – взбираться на них по лестнице. Впрочем, если приглядеться, можно было понять – вон огурцы, а вот помидоры, а вон тыквы… Плантация тянулась по обе стороны дороги. Нужно сказать, все грядки выглядели отменно ухоженными. Правда, кое-где чернели странные чёрные проплешины, будто там жгли костры. Где-то вдалеке что-то изредка приглушённо бабахало.

Между грядками прохаживались коротышки, полуголые, в одинаковых поношенных штанах и резиновых сапогах – все как один унылые и исхудалые, будто только сегодня из больницы. Некоторые рыхлили землю, другие поливали грядки из шлангов. Тут и там прохаживались коротышки в таких же серых, как у Фикса, шинелях – и у всех на груди висели одинаковые неуклюжие железяки с длинным стволом и деревянным упором для плеча. Они ничего не делали, лишь понукали работников и лузгали семечки, поплёвывая на землю.

У некоторых не было странных ружей (а Незнайка уже догадался, что это, наверное, ружья – вот только, в отличие от ружья охотника Пульки, пробок у них в стволах не было видно…), зато за плечами висели приспособления вроде садовых опрыскивателей – ранцы с длинными шлангами. Только это оказались не опрыскиватели: это стало понятно, когда один из работников, пропалывавший грядку с тыквами, вдруг завопил – одна из тыкв неожиданно распахнула зубастую пасть в своём боку, вцепилась в его мотыгу и принялась неистово её трясти. Коротышка отскочил, а к тыкве подбежали двое с ранцами и обдали её струями пламени из шлангов своих «опрыскивателей». Тыква вспыхнула и с визгом принялась кататься по грядке, чадя чёрным дымом.

Незнайка содрогнулся и отвёл взгляд. Теперь ясно, какие «костры» тут жгут…

– Эй, там! Опять? – свирепо рявкнул Фикс. – Как посмели допустить, тунеядцы?!? Почему вовремя не выпололи?

– Виноваты, господин старший надсмотрщик! – плаксиво отозвался работник, оставшийся без мотыги. (Тыква уже догорела, и двое стражников отошли). – Нешто мы уследить могём? Они ж, мутыквы, с виду тыквы как тыквы – покуда не созреют и зубы не прорежутся! А ножом все незрелые протыкать вы сами не велите. Должно, семена господину Клопсу от господина Тупса дурные завезли – одно мутантное попалось: говорят же, что он, Тупс-то, оранжереи свои на краю Пустошей строит…

– Поговори мне ещё, мерзавец! Как смеешь на поставщика клеветать? Ещё слово, и без пайки останешься. Ну-ка, мотыгу в зубы… кхм, в руки – и работать! Мировой Свет ещё высоко!

Наконец они миновали небольшой садик (в отличие от внешнего, ухоженный и опрятный) и вышли к большому, на удивление красивому двухэтажному дому – с зелёными черепичными крышами, высокими арочными окнами и большой, открытой верандой с подпёртым колоннами портиком. Поодаль журчал фонтанчик, в центре которого красовалась мраморная статуя малышки в лёгком платье и с лирой в руках. (По крайней мере, Незнайка подозревал, что это лира: Кнопочка несколько раз таскала его на концерты – до того, как окончательно отчаялась приобщить его к искусству).

На веранде за столом сидел сам господин Клопс. Это был упитанный коротышка с утонувшими в щеках глазками и обширной лысиной. Одет он был в полосатую пижаму, а обут в шлёпанцы – но поверх пижамы на нём был плащ-пыльник, а на лысину он нахлобучил пробковый шлем. Господину Клопсу нравилось воображать себя колонизатором на плантации, а своих работников – порабощёнными туземцами. Для пущего сходства на перилах рядом с ним лежала магазинная винтовка, из которой давние предшественники Клопса когда-то отстреливали прямо с веранды нерадивых рабов. Сидя за столом, он делал сразу четыре дела:

1) ел белый хлеб с маслом и вареньем;

2) пил кофе с цикорием;

3) читал газету, и

4) время от времени хватал винтовку с перил и палил в кружащихся над верандой и громко жужжащих мух – не обычных мушек (мелких здесь, как и все насекомые на Луне), а каких-то совершенно страхолюдных панцирных тварей величиной с кулак коротышки: с красными глазами, жвалами, клыками, когтями и совсем уж страшными отростками. При попадании мухи разлетались вдрызг, а господин Клопс довольно хихикал.

– Фикс, почему так дурно исполняете свои обязанности? – благодушно поинтересовался он при виде Фикса. – Мутыквы на грядках расплодились, шкварцуки вот летают – а ведь вы их гнездо найти и сжечь обещали… Вы ж в Мусорном Легионе служили, чего ж мусор не убираете? – Он смачно отпил кофейку из чашки и блаженно зажмурился. – Пристрелю-ка я вас, Фикс, вот прямо после обеда и пристрелю. Напомнить мне не забудьте…

– Так точно, господин Клопс, – обречённо кивнул Фикс. – Извольте взглянуть, вот лазутчика поймал.

– А ну-ка, по форме!

– Виноват. У ограждения периметра задержан вот этот коротышка. Жрал малину, в капкан попался.

– Так-так… – протянул Клопс, поднявшись из-за стола. – Ну я тебе покажу, ты у меня попляшешь. Как посмел вторгаться на территорию частной латифундии? Зачем малину жрал?

– И не жрал, а ел, – немного обидевшись, возразил Незнайка. – И не вторгался я никуда: что такое ваша… э… «лахудрия»… «лахундия»?

– Как? – От изумления господин Клопс всплеснул пухлыми руками и едва не сел обратно в кресло. – Как это – что такое? Да это же моя земля!!!

– Как это – «ваша земля»? – в свою очередь удивился Незнайка. – Почему она ваша?

Господин Клопс икнул от изумления. Фикс, тоже возмущённый таким поведением, пырнул Незнайку черенком от метлы в спину – так, что тот ойкнул. Отдышавшись, Клопс подозрительно уставился на вторженца. Не сумасшедший ли он: вон как странно одет…

– Это – моя латифундия, – стараясь говорить спокойно, проговорил он. – Вся земля, что внутри ограды – моя: герб видел на воротах? Мой личный, пожалован Благодетелями… И та, что за оградой – тоже моя, от пустыря и до границы с землёй господина Воблинса… И всё, что тут растёт – моё. И малина – тоже моя, понял?

– Ваша? – не понял Незнайка. – Вы её посадили?

– Я? – всколыхнул щеками Клопс. – Да ничего я не сажал, она дикая! Я вообще ничего не сажаю, за меня садовники садят! Она на моей земле выросла, и потому – моя! МО-Я! Ясно?!?

– Не… – смутился Незнайка. – А земля почему ваша? Как это она «ваша» может быть? Там, откуда я… у нас там всё одно на всех, и земля на всех тоже: и всё вместе растим, а что вырастим – поровну делится. У вас разве не так?

От такого откровения у господина Клопса голова кругом пошла: он упал-таки в кресло – шлем при этом съехал на нос, и он даже не сразу его поправил. Фикс от изумления утратил дар речи, и теперь гадал, что сделать – то ли отколотить мерзавца метлой, то ли вызвать охрану и расстрелять прямо у стены особняка.

В этот момент по дорожке к крыльцу подбежал запыхавшийся коротышка, одетый так же как и Фикс – только у этого на плече висело двуствольное ружьё. Под мышкой он сжимал что-то круглое, вроде аквариума для рыбок.

– Что такое, Фекс? – страдальчески выговорил Клопс, приподняв пальцем шлем.

– Разрешите доложить, господин Клопс! – выдохнул Фекс. – Совершал обход периметра наружной территории: на границе с пустырями вижу – сидит в траве такой, в костюме как у водолаза, ко мне спиной. Я ружьё-то с предохранителя снял… Первый выстрел – как положено, предупредительный в спину, второй в затылок контрольный… А он бух! – взорвался!!! Вот так вот! – Фекс раскинул руки, при этом круглый предмет упал и покатился: сторож поднял его и продемонстрировал Клопсу. – Вот, только это вот в кусты улетело. Я так думаю, господин Клопс, он взрывчаткой обвязан был – вот и рванул…

– Это же моё! – вскричал Незнайка, опознав в «аквариуме» шлем от своего скафандра: он дёрнулся вперёд – но Фикс схватил его за руки. – Это мой шлем! Вы же мой скафандр расстреляли!

– Что? – опомнился господин Клопс. Поднявшись с кресла, он прищурился на Незнайку. – Погоди. Этот… костюм, значит – он твой был, да?

– Ну, да… Вообще не совсем мой, он из раке…

– Молчи! И там… было, чему взрываться, да?

– Ну, было. Только это случайно наверное выш…

Клопс вскинул пухлую руку, призывая молчать: Незнайка, уже совершенно понявший что между ним и этими коротышками возникло какое-то странное и неприятное недоразумение, покорно умолк – чего доброго, опять метлой стукнут.

В голове у Клопса меж тем с натугой крутились подзаплывшие жирком шарики и ролики. Вот как, получается. Если этот тип с чем-то взрывчатым сюда пробрался… стало быть, не просто лазутчик – террорист! А вдруг он готовил покушение на него самого, господина Клопса? От этой ужасной мысли ему едва не сделалось плохо, но он мужественно (как ему хотелось думать) взял себя в руки. Будь это простой воришка, он, пожалуй, велел бы устроить на него развесёлую охоту в парке – с собаками, флажками и с любимой винтовкой. Давно он так не развлекался, а в пределах своей латифундии – своего маленького поместья-государства за оградой – Клопс, как и всякий богач, был всесилен. Но террорист… это уже серьёзней.

– Ну вот что, Фикс. Дуйте-ка к телефону да вызовите сюда полицию. Чует моё сердце, это дело по их части. И поскорее!

* * *

…Начальник Полицейского комиссариата Четвёртого сектора Давилонского Округа, штурм-капитан Мигль, уверенной рукой заполнял бланки. День выдался жаркий, и окно с железной решёткой было распахнуто настежь. За окном ветер бродил по пустой улочке, гоняя пыль: ветер тревожил развешанные на стене кабинета фотороботы преступников – большей частью сопротивленцев и оппозиционеров, хотя была и пара страхолюдных физиономий «уродов». Государственный герб – коронованный орёл, на груди у которого красовался щит с литерой «Ф» – сурово взирал бдительным оком с противоположной стены на галерею негодяев, суля возмездие.

Стоявший перед столом коротышка – тощий, бедно одетый и востроносый паренёк – робко вертел в руках потёртую шляпу и время от времени с плохо скрываемым восхищением глазел то на начищенные (в отличие от тусклых пуговиц) награды на мундире Мигля, то на карту во всю стену за его спиной. Награды, как самодовольно отмечал про себя Мигль, были знатные – медаль «За отвагу» третьей степени, Орден Брехенвильского блица… На карте же была изображена вся Страна Благодетелей, с её многолюдными городами, морскими и сухопутными рубежами, закрытыми зонами (эти выглядели «белыми пятнами») и границами полицейских округов.

– Ну что ж, милейший, – протянул Мигль, поставив точку и пришлёпнув бланк печатью. – С документами у тебя порядок, так что скоро будешь защищать порядок, хы-хы… Вот с этим свидетельством явишься через два дня в комиссариат, в сто третий кабинет – запомнил? В штат тебя зачислят, приписан будешь к Четвёртому сектору. Пока походишь в констеблях, если с хорошей стороны себя проявишь – прямая дорога тебе в Полицейскую Гвардию. Нам сейчас каждый нужен… Понятно?

– Понятно… – робко отозвался кандидат: потом опомнился, выпятил тощую грудь и изо всех своих невеликих сил выкрикнул: – Так точно, господин штурм-капитан!

– Во-от, – довольно хмыкнул Мигль. – Учи Устав, учи: помнить должен, как собственное имя. Кстати, об имени… – Он покосился в документы. – Если испытательный срок выдержишь, то это своё имечко, Козлик – забудь и не вспоминай. Тебе новое выдадут, как положено: младший офицер Стригль, например… Ты ж с порядками знаком?

– Так точно, знаком!

– Ну вот. Думал, почему нас всех так одинаково зовут-то? В полицию вступил – ты, считай, новый человек: имя новое, документы новые… Может, и физиономию поменять придётся – чтоб не выделялся. А то, чего доброго, укокошит кто из старых дружков. – Мигль невольно поймал себя на том, что уже толком не помнит собственного лица до «перелицовки» – все его старые фотографии сожгли вместе с прочими документами давным-давно, на церемонии принесении присяги. – Не боись, процедура отработанная. У нас, милейший, за деньги все можно сделать. И внешность свою изменить, и даже нос другой себе прирастить…

Скрипнула дверь, и в кабинет вступили двое. Один – рослый коротышка в мундире констебля, с начищенной медной каской на голове. Одной рукой полицейский поигрывал индивидуальной УРДЭК – усовершенствованной резиновой дубинкой с электрическом контактом, другой удерживал за шиворот совершенно несуразного субъекта – вихрастого, растрёпанного, в жёлтых коротких штанах на лямках и в огромной, широкополой голубой шляпе. Задержанный потрясённо озирался по сторонам.

– Докладывает констебль Фигль! – выпустив воротник задержанного, отрекомендовался констебль. – Поступил вызов из личной латифундии господина Клопса: охраной был задержан данный субъект. Самовольное пересечение границы, покушение на частную собственность. Ведёт себя неадекватно, на поставленные вопросы не отвечает. По всем приметам – шпион!

– Вольно, констебль. – Мигом посуровев, Мигль поднялся из-за стола, упершись в столешницу мощными руками и угрожающе набычив свою коротко стриженную голову. Задержанный оглядел кабинет и робко улыбнулся, будто всё случившееся с ним было лишь досадным недоразумением и скоро должно было разрешиться само по себе. Кандидат Козлик же уставился на несуразного типа с потрясением: ничего себе, неужто и впрямь настоящий шпион?

– Братцы… – первым нарушил молчание коротышка в шляпе. – Это, братцы… вы не поняли чего-то. Я, честное слово, ничего не пересекал! Меня Незнайка звать. Я путешественник, я к вам…

– Р-разговорчики! – оборвал его Мигль. Выйдя из-за стола, он обошёл подозреваемого кругом, подозрительно разглядывая со всех сторон. Тот вертел головой, следя за ним, и всё не переставал нерешительно улыбаться. Констебль Фигль у дверей хмыкнул: Козлику понадобилась пара секунд, чтобы сообразить – «незнайка» на криминальном жаргоне означает задержанного, который скрыл улики и притворяется невиновным, уходя в «несознанку». Отягчающее обстоятельство, между прочим…

– Путешественник, значит… Все так говорят, милейший, абсолютно все! Я, дескать, путешественник: я, дескать, в ознакомительных целях… А у самих – три пояса со взрывчаткой под рубахой, два пистолета в носках, и в шляпе – секретная видеокамера! – Молниеносным движением он сорвал с головы названного «Незнайки» шляпу, встряхнул и заглянул внутрь, будто впрямь ища камеру. (Коротышка удивлённо ойкнул и схватился за голову). Не обнаружив камеры, напялил обратно.

– Да нет же, братцы! Я к вам с Земли! Я с миром! Мы в ракете…

– Молчать! – Мигль отвесил задержанному тычка в плечо, так, что тот пошатнулся. – С какой земли? «Москит», «кошак»? Имя? Звание? Какое касательство имеешь к стратегическим ракетам? Отвечать!!!

Незнайка страдальчески скривился от боли в ушибленном плече и шмыгнул носом. Ему было решительно непонятно, чего хотят от него эти угрюмые коротышки в чёрных мундирах и с кусачими электрическими дубинками (с этим оружием он уже познакомился по пути из владения господина Клопса в комиссариат): непонятно, за кого его приняли и в чём он вообще провинился. Худшего сценария «первого контакта» он и представить себе не мог: от обиды и унижения слёзы на глаза наворачивались.

Мигль рассматривал приунывшего задержанного (ну хоть эта дурацкая улыбка с его физиономии исчезла) со смесью брезгливости и холодного презрения. В его дурацком наряде штурм-капитану виделось личное оскорбление, будто мерзавец полагал, что нелепый костюм поможет ему выдать себя за иностранного путешественника и обмануть полицию. Ха! Путешественник! Знаем мы, какие «иностранцы» пробираются на территорию родимой Страны Благодетелей, желая порушить её счастье и мудрый порядок. Интересно, какая из вражеских держав его подослала? Хонт-Комарик, терзаемый гражданской войной за свои иллюзорные свободы? Паноптия, ограждающая свою «чудесную утопию» от всего мира стеной вдоль границы? Или того хуже…? При взгляде на жёлтые штаны мерзавца у Мигля заныло сердце – там, где три года назад скальпель доктора Шприца вырезал из него пулю. Ненавистный цвет напомнил ему о чёрной глади ночного моря и вздымающихся из неё узких, покатых спинах морских тварей: о щупальцах смертоносного огня, прочерчивающих ночное небо и тянущихся с моря к мирно спящему побережью…

– В каталажку его! – сквозь зубы выговорил он, отвернувшись. – Авось, к утру запоёт как… канарейка!

Изменено 22 Jun 2014 пользователем Gnat Kazhan

[Серая Зона]

А кончится это вот так:

http://fai.org.ru/forum/index.php/topic/14648-%d0%bd%d0%b5%d0%b2%d0%b5%d1%81%d0%be%d0%bc%d0%be%d1%81%d1%82%d1%8c-%d0%b8%d0%b4%d0%b5%d1%82-%d0%b2-%d0%bd%d0%b0%d1%81%d1%82%d1%83%d0%bf%d0%bb%d0%b5%d0%bd%d0%b8%d0%b5/#entry203556

[Drow]

Проды! Однозначно нужна прода.

[Неисторик]

Однозначно нужна прода.

!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! УГУ.

[Владимирович]

Душевно

[Наполускр]

Проды просим таки.

[Gnat Kazhan]

Пасиба, коллеги, за лестные просьбы проды: не ожидал ))). Будет, и надеюсь в ближайшее время.

[ВИП]

Автор велик!!! Ибо воистину!!

Сам подумывал юзать Незнайку в худлите, но совсем по другому поводу и про другое

Тем приятнее

Проды, конечно же!

Народ хочет героизма, брутальных сцен и унижений!

И хорошего закрученного сюжета.

[Владислав]

ПРОДЫ!

[Gnat Kazhan]

Работа над продой идёт, коллеги (слов нет, как польщён таким вниманиеМ))). Пока что не прода, но аддон: первую "главу" дополнил ещё одним эпизодом - из первоначального варианта вырезанным дабы не перегружать текст. Извольте!

[Наполускр]

Ждем

[Gnat Kazhan]

Аддон уже в тексте первого поста, так что для затравки пока он )

[Наполускр]

А, нашел. Благодарствую. Еще есть?

[Gnat Kazhan]

А, нашел. Благодарствую. Еще есть?

Бесплатно только первая доза Ещё будет )))

[Drow]

Ручку метлы на ствол ружья замените, а то как-то не так :)

[Gnat Kazhan]

Ручку метлы на ствол ружья замените, а то как-то не так

Ну так в оригинале метла была ) и потом, Мусорный Легион - такой спецназ, что метлой вернее чем ружьём укокошить могут.

[Наполускр]

А Незнайка будет там по крышам скакать и огромным ножом врагов резать? Он же раз в 6 сильнее.

[Gnat Kazhan]

А Незнайка будет там по крышам скакать и огромным ножом врагов резать? Он же раз в 6 сильнее.

Щас пишу вторую главу, в ней точно ещё не будет - но то, что он де-факто крепче лунатиков, частично приравнивает его к Максиму Каммереру. Кстати, это был ещё один стимул ).

[Наполускр]

А кровькишкидохлыелоли? Ну немножко. Для оживляжа.

[Gnat Kazhan]

А кровькишкидохлыелоли? Ну немножко. Для оживляжа.

Я понял, понял что вам нравится расчленёнка: ВСЕ уже поняли ))). Поверьте, в интернете и без моего креатива хватает охренительных историй/картинок про сдирание кожи и расчленение бензопилами.

[Gnat Kazhan]

2.

Пока констебль Фигль вёл Незнайку по коридорам комиссариата, незадачливый контактёр вертел головой по сторонам: всё здесь ему было внове. И грязно-зелёные облупленные стены, и драный линолеум на полу, и свисающие с потолка лампочки в жестяных колпаках. А снаружи – как он успел заметить, когда Фигль выволок его из вонючего кузова полицейского драндулета и погнал ко входу в здание – комиссариат напоминал здоровенный кирпич с зарешеченными окнами-бойницами. И никаких украшений, никаких цветов на клумбах, только пара чёрных флагов с какой-то вышитой золотом птицей над дверьми. Всё просто, надёжно и грубо. Коридоры комиссариата вселяли в сердце тоску и отчаяние одним своим видом.

Лишь одно яркое пятно на весь коридор привлекло внимание Незнайки: это был плакат на стене. Около него Фигль вдруг остановился, щёлкнул каблуками и почтительно отдал плакату честь – так, что Незнайка получил возможность рассмотреть всё подробно. На плакате в трёх цветах – жёлтом, сером и коричневом – был изображён тучный лысый коротышка в строгом костюме. Лицо у коротышки было щекастое, с тонким крючковатым носом и маленькими глазками под мохнатыми бровями: сложив руки на груди, он строго взирал с плаката на зрителя. За спиной его виднелись ещё несколько силуэтов, почти неразличимых – только у одного на голове была шляпа-цилиндр, а у другого голова была какой-то квадратной формы.

По верху плаката красовалась надпись жёлтыми угловатыми буквами. Все буквы были Незнайке знакомы, но поначалу его удивило написание – некоторые были повёрнуты в другую сторону или вообще перевёрнуты. Так, лозунг на плакате гласил:

!БЛАLОДЕТЕЛN ВСЕLДА ПОWНRT О НАС!

После секундного разглядывания Незнайка понял, что это означает: «Благодетели всегда помнят о нас!». Ему вспомнилось, что тот противный толстяк Клопс говорил о каких-то Благодетелях. Наверное, это они и есть…? Дальше он подумать не успел, потому что Фигль сердито цыркнул на него и погнал в прежнем направлении.

Наконец они подошли к железной клёпаной двери с кучей засовов и узким окошечком, закрытым заслонкой. У двери дежурил ещё один полицейский: повозившись с засовами, он отворил дверь – и Фигль резким движением втолкнул Незнайку внутрь. Дверь за ним тут же захлопнулась, и снова залязгали засовы.

Незнайка очутился в каталажке. Слово это, услышанное им из уст Мигля, было ему незнакомо – и пока его вели сюда, он гадал про себя, что оно значит. (Судя по звучанию, он подозревал, что это – какая-то комната для налаживания котов, как бы нелепо это ни звучало). В действительности же она оказалась чем-то вроде «холодильника» в милицейских участках Солнечного города – место, куда свозили задержанных и где их держали. Это была большая комната с цементными стенами и полом, слабо освещённая единственной тусклой лампочкой над дверью. Посреди помещения красовалась жестяная печурка с уходящей в потолок трубой, а вдоль стен в три яруса тянулись голые деревянные лежанки. И на всех сидели или лежали коротышки.

Незнайка настороженно осмотрелся, присматриваясь в полутьме к новым соседям: некоторые из них подняли головы и уставились на него в ответ. Большинство из них выглядели неопрятными, были растрёпаны и небриты, у кого-то физиономии были исцарапаны, а под глазами красовались синяки. Некоторые были одеты не полностью – кто без рубашки, кто бос, кто в драном пиджаке на голое тело: другие полностью, но в сущее рванье: третьи – вроде и не в рваньё, но вообще как-то несуразно. Одни о чём-то переговаривались друг с другом, другие шлёпали засаленными картами, третьи прихлёбывали заваренный дочерна чай из жестяных кружек. А один коротышка, сидя на верхней лежанке, наигрывал что-то нескладное и тоскливое на губной гармошке.

Наконец несколько коротышек поднялись со своих нар и подошли к Незнайке: тот от неожиданности прижался к двери спиной, отчего все прочие заухмылялись – но без злобы, а понимающе. Видимо, здесь он был такой не первый.

– За что замели? – поинтересовался ближайший к нему коротышка, нечёсаный и полуголый, в подвязанных верёвочкой штанах. Остальные с интересом прислушались: в чём провинился новичок перед полицией – означало, в какую «масть» его определить.

– А? Куда замели? – не понял Незнайка. От этого вся камера дружно расхохоталась. Похоже, новичок попался особо занятный – ни понятий, ни жаргона не знающий вообще.

– Ну, арестовали за что? – отсмеявшись, смилостивился полуголый. – За что тебя фараончики к нам? «Фараончики» – полицейские, значит, – добавил он, по глазам угадав следующий вопрос Незнайки.

– А, это… – Незнайка при всей своей наивности всё же догадался, что «полицейские» эти вроде милиционеров в Солнечном городе. Только те задерживали коротышек за всякое хулиганство, а эти-то за что? он же ничего не сделал. – Да сам не знаю, братцы. Говорят, в какую-то лахун… ла-ти-фун-дию без спросу залез. К какому-то господину Клопсу…

– К Клопсу?!? – Слова Незнайки вызвали оживление: коротышки в камере оживлённо загомонили. Такими подвигами мало кто мог похвастаться.

– Ну, ты отчаянный, однако, – заметил один из коротышек. – К Клопсу соваться – страшное дело, он та ещё сволочь: и пристрелить может, и собаками затравить… Только как же ты к нему попал-то, у него ж сторожа с ружьями по границам рыщут, муха не пролетит!

– Так уж не пролетит! – возразил с нар один коротышка, тощий и жилистый, с бритой наголо головой и тусклыми серыми глазами под мощным лбом. У этого руки от плеч и до локтей были сплошь изрисованы какими-то затейливыми синими картинками. – Вот у Воблинса, у того охрана такая, что держись! Все внешние владения – проволокой опутаны, вышками с пулемётами обставлены, трава выжжена, а снаружи ограды мины заложены. Боится он за свою шкуру, Воблинс-то… только от пера всё равно не убережёт. А у Клопса – так себе.

– Да не, к нему тоже не пробраться! – заметил другой, черноглазый и небритый, в драной рубахе и потёртом зелёном берете. – Так как ты к нему залез-то, с Луны, что ли, упал?

– Ну, упал, и что… – машинально отозвался Незнайка, а потом вдруг опомнился. – Как это «с Луны»? Мы ж сейчас на Луне как раз!

Вся камера вновь залилась хохотом.

– Во даёт… – заметил лохматый. – Ты что? Луна – она наверху, а вот это, – он выразительно топнул ногой по полу, – Земля. Малая Земля! Ты с Луны случайно не головой вниз упал?

– Да я не… – Незнайка окончательно растерялся. Сегодняшний день подкидывал ему всё новые потрясения. Он-то уж точно знал, что такое Земля, и что это – Луна: а теперь получается, будто эти лунные коротышки считают Землёй свою маленькую внутреннюю планетку? – Подождите: ну я ж с Земли! В смысле, с Луны, но я сначала на неё с Земли…

– Ишь ты! – Откровения новичка, видимо, веселили камеру всё больше и больше. – С Земли на Луну, значит? А как же ты на неё попал-то, на воздушном шаре взлетел, что ли?

– А потом шар лопнул, и он обратно на Землю свалился! – выкрикнул кто-то, и все опять дружно захохотали. Незнайка ничего не мог понять, но обидно было до ужаса. Он ведь и не врал даже!

– Братцы! – воззвал он к коротышкам. – Да я ж всё правду говорю! Какое «обратно»? Я с Земли прилетел, с настоящей!

– Да и мы на настоящей, не на нарисованной же! – снисходительно возразил лохматый. – Ты что, верх с низом перепутал? Вот это – Земля, – он указал рукой на пол. – А вон там, наверху, вокруг Земли – Луна, наше небо! – он ткнул пальцем в потолок. – Луна – это твердь небесная, Земля – твердь земная. Понятно?

– Ну… наверное, – согласился Незнайка, смирившись с тем, что здешние коротышки почему-то тоже называют свой мир Землёй. – Только я с другой Земли, с той, которая больше. Вон там, снаружи Луны, – он тоже ткнул пальцем в потолок, – там пустота без воздуха, а в ней – такая большая-большая планета, и она тоже называется Земля! А Луна… и Малая Земля внутри неё тоже, значит… они вокруг неё вертятся! – Он покрутил пальцем в воздухе. – Вот так вот, понимаете?

После этих его слов веселье как-то увяло. Коротышки принялись переглядываться друг с другом, и вид у них был… нет, не недоумевающий и не рассерженный, а скорее понимающий. Тот лохматый, что с ним говорил, посмотрел на него с каким-то сочувствием, будто здоровый на больного.

– А-а… – протянул он. – Ты, значит, тоже из тех. Значит, найдётся тебе с кем поговорить: вон Лысик сидит, ему интересно будет. – Он ткнул пальцем в тощего лысого коротышку, обряженного в какой-то длинный чёрный балахон: коротышка этот сидел на нарах в странной позе, скрестив ноги и запрокинув голову. На лбу у него был намалёван сажей какой-то знак, а на лысине сидела склеенная из блестящей бумаги шапочка в форме пирамидки.

– Вон там твоё место будет: иди занимай. – Тощий бритый коротышка, явно считавшийся тут старшим, указал ему на одну из полок. Вздохнув, Незнайка покорно поплёлся туда и сел на указанное место. Все остальные, будто утратив к нему интерес, принялись переговариваться друг с другом и явно обсуждать его слова.

Незнайка чувствовал себя тоскливо: и оттого, что оказался заперт в этой «каталажке» с этими странными коротышками, и оттого, что решительно не понимал – в чём он провинился и почему все здесь такие странные. И спросить не у кого… Он осторожно подёргал за полу одежды Лысика с пирамидой на голове, но тот даже глаз не открыл. (Кстати, значок у него на лбу оказался нарисован сажей из печки и тоже напоминал глаз: два кружка, один в другом, а в центре – точка). Тогда он огляделся в поисках кого-то, кто мог бы ему всё объяснить.

– Эй, братец… – осторожно окликнул он небритого коротышку в зелёном берете, сидевшего на соседних нарах и читавшего какой-то обрывок газеты. – Слушай… Скажи хоть ты мне, что тут вообще такое? Что с нами дальше будет?

– С нами? – Коротышка взглянул на него и пожал плечами. – Ну, а что… Завтра к судье вызовут, заседание будет: судья решит, кому куда. Кого отпустят, кого – в тюрягу, кого – на плантации. Или могут до решения суда тут оставить, тогда сидеть останешься: некоторые по году, бывает, сидят. Что со мной будет, я примерно знаю, – здесь он вздохнул. – А по поводу тебя – трудно сказать. Клопс подонок мстительный, так что если деньжат судье не посулишь, меньше чем на плантацию я б не рассчитывал.

– Чего посулить? – зацепился Незнайка за незнакомое слово. Перспектива «плантации» и «тюряги» его не очень напугала, потому что он пока не представлял себе, чем это страшно.

– Деньжат. Ну, денег. Сантики, фертинги… – Коротышка взглянул на него с сочувственным недоумением. –Вот только не говори, что ты не знаешь, что такое «деньги»!

– Нет… – со стыдом признался Незнайка. Тяжело вздохнув и пробормотав «мусоракш», коротышка стянул с головы берет, выудил из-за оторванной подкладки несколько металлических кругляшков и показал Незнайке на ладони. Кругляшки были из тусклого желтоватого металла: с одной стороны на каждом была отчеканена буква «С», с другой – какая-нибудь цифра. Один был побольше других, и не жёлтый, а серебристый: на этом с одной стороны была отчеканена единица, а на другой – буква «Ф».

– Вот, видишь? Это монеты. Вот эти, медные – это сантики: это один сантик, это два, вот это – пять. А вот эта монета – это фертинг. Один фертинг стоит сто сантиков. Есть ещё банкноты, купюры: это бумажки такие – по пятьдесят фертингов, по сто, по пятьсот… – Коротышка мечтательно вздохнул. – Ты что, впрямь никогда денег не видел?

– Не… У нас их нету.

– «У вас»? – весело переспросил небритый. – Откуда ж ты такой? Точно не хонтиец, раз у вас даже денег нету. И не паноптиец: уж их я навидался… – При этих словах улыбка с лица его сползла, а глаза похолодели.

– А эти деньги… они зачем вообще? – отважился спросить Незнайка.

– Ну ты тёмный… – протянул коротышка. – Как «зачем», когда на деньги всё что угодно купить можно? «Купить» – значит, выменять, – пояснил он снисходительно, догадавшись, что и это Незнайка не поймёт. – Хочешь есть – плати деньги, и получишь еду. Не во что одеться – плати деньги, и тебе костюм отдадут! Засадили в каталажку… тоже плати деньги, и враз окажется, что ни в чём ты не виноват. Вот будь у меня тысяча фертингов, я б их сунул кому надо при задержании – и вышел бы отсюда свободный. И никто ни слова не сказал бы. Деньги всем и всегда нужны. Понятно?

Незнайка нерешительно кивнул, хотя ему было непонятно. Что такого ценного в этих «деньгах», что на них можно выменивать нужные вещи? Кто решает, сколько денег надо отдать за ту или иную вещь – или всякий раз спорят, как спорят коротышки у них в Цветочном городе, меняя грушу на штаны? И самое главное – где их взять, эти деньги, раз они так всем нужны? Но об этом спрашивать он уже не решился: где бы их ни брали, ясно, что в этой комнате их взять негде.

– Ты, видно, из-за Пустошей пришёл, – заметил коротышка в берете. – Говорят, там ещё кто-то живёт, и вроде даже радио оттуда что-то ловит: только скрывают же всё… Меня, кстати, зовут Мигс. Можно просто Мига. – Он протянул Незнайке руку.

– Незнайка, – уныло представился «контактёр», пожав руку: Мига хмыкнул, но ничего не сказал. – И вовсе я не из-за этих ваших Пустошей… Я ж говорю, что я с Земли, из внешнего пространства – только никто не верит…

– Да как же тут поверишь? – усмехнулся Мига. – Малая Земля – вот она, мы на ней живём. А другой нет, и быть не может!

– Ну как же так? – вырвалось у Незнайки. – Если есть Малая – то где же Большая? А она есть! Там, снаружи!

– Ну конечно есть! Эх… Вот, смотри. – Мига извлёк из своего носка ложку и принялся рукояткой царапать что-то на бетонной стене. Он очертил большой круг, а внутри него нарисовал круг поменьше.

– Вот, видишь? – показал он на внешний круг. – Это Луна. Каменная оболочка. Внутренняя её поверхность – небо. Внутри Луны – наша планета, Малая Земля. А снаружи…

– Пустота! – подхватил Незнайка.

– В голове у тебя пустота, новичок! – рассмеялся Мига. – Как у Лысика вот… Снаружи – Большая Земля: вселенская твердь. – Он несколькими царапинами заштриховал пространство за внешним кругом. – Одна сплошная бесконечная порода: а наш мир – как пузырь в ней, внутри атмосфера и сама Малая Земля. Вот так мир устроен, понял? Книжки читать надо!

– Вот так? – Незнайка оторопело уставился на круги. То, каким представляли мир лунные коротышки, его потрясло. Бесконечная твердь Вселенной? И никаких планет со звёздами снаружи? Значит, вот почему над ним смеялись, когда он рассказывал про то, что пришёл «снаружи»…

– Точно, из-за Пустошей ты, – удовлетворённо подытожил Мига. – Вы, небось, до сих пор верите, будто мир на трёх скунсах стоит, а те на медузе… Да и одеваться так вот, наверное, только там могут. Тебе, небось, шпионаж пришить пытались? – сочувственно поинтересовался он.

– Да, а откуда ты знаешь?

– Да полиция везде теперь шпионов ловит! – пожал плечами Мига. – Сейчас чуть что с тобой не так – ведёшь себя странно, говоришь там с акцентом, или просто Башню из фотоаппарата щёлкнул на память – тут же тебя вяжут и в комиссариат. А там один разговор – признавайся, откуда ты: из Паноптии или из Хонт-Комарика?

– А это где? – Про Башню Незнайка благоразумно предпочёл не спрашивать: чего доброго, этот Мига, единственный согласившийся его просветить коротышка, устанет от нелепых вопросов и прервёт рассказ. Сам же он припомнил, что вроде видел над городом какое-то очень высокое строение. Может, это и есть Башня?

– Это на западе, – вздохнул Мига, нахлобучив обратно на голову берет. При этом одна монетка из берета выскользнула, со звоном упала на пол и закатилась под нары. За монетой тотчас дёрнулся отиравшийся поблизости мелкий ушастый коротышка с жидкими усиками, и даже почти уже упал на четвереньки – но вдруг, побледнев, отпрянул назад. То ли его отпугнул свирепый взгляд Миги (тот, видимо, пользовался в каталажке некоторым авторитетом), то ли залезать под нары по каким-то внутренним законам каталажки было чревато неприятностями.

Мига взял со своих нар деревянную трость, наклонился вперёд, пошерудил ей под нарами – и вытащил-таки монетку. Когда он наклонился подобрать, короткая куцая рубаха на его спине задралась, и Незнайка заметил странную вещь. Вся спина у Миги была испещрена маленькими лучистыми шрамами, похожими на звёздочки. Похожий шрам был у Незнайки на плече – как и у всех коротышек в Цветочном городе с тех пор, как доктор Пилюлькин ввёл в практику прививки от оспы. Но тут – так много… Про это, немного подумав, Незнайка тоже решил не спрашивать. Мало ли что.

– На западе, – повторил Мига. – Это соседние государства так называются. Паноптия на северо-западе, Хонт-Комарик – на юго-западе. С Паноптией я повоевал в своё время, было дело…

– Повоевал? А… почему?

– Потому, что война была! – с некоторым раздражением бросил Мига. – И тогда была, и сейчас, говорят, тоже… А может, сейчас и нет – с западных границ вестей почти не поступает, кроме того что в новостях: а в новостях кроме вранья чего услышишь? – Он почесал спину. – Досталось мне там, в Паноптии-то, мусоракш…

– А-а, – протянул Незнайка. Донимать Мигу расспросами было неловко, но каждый его ответ порождал новые вопросы. Подлунный мир оказался каким-то непонятным, непривычным, ничто здесь не соответствовало его ожиданиям. (Хотя ожидал он всего, вплоть до того, что здешние коротышки окажутся зелёными, с тремя глазами и с антеннами на голове: но то, что они были совсем-совсем как земные, но при этом жили как-то совершенно по-другому, удивляло ещё сильней). – А «государство»… это то же, что и страна, да? А за что вы воевали? – Для него самого «война» была чем-то непонятным и небывалым, чем-то из старых сказок.

– За правду, – едко усмехнулся Мига. – Мы за свою, а они – за свою… – Он с хрустом потянулся. – Слушай, новичок, хорош уже: потом поговорим. Ложись вон, отдыхай! – С этими словами он сам подобрал ноги и улёгся на нары, подложив под голову кулак.

Незнайка со вздохом последовал его совету. Лежанка оказалась жёсткой и неудобной, кулак в качестве подушки с непривычки не годился. Поэтому спустя некоторое время Незнайка взял свою шляпу, свернул и подложил под голову – стало гораздо удобней.

В сон, однако, не тянуло совершенно. Незадачливый межпланетный путешественник был голоден – если не считать той злосчастной малины, во рту у него давно уже не было ни крошки: он был встревожен и подавлен – всего произошедшего с ним за этот день явно было многовато для одного коротышки, его явно подозревали в чём-то, чего он не совершал, а дальнейшая его судьба была совершенно неясна. В довершение всего, перемена «климата» с земного на лунный довольно сильно сказывалась на нём – он чувствовал слабость, время от времени накатывало головокружение, а все мышцы будто свинцом налились. Луна оказалась негостеприимна к нему во всех отношениях.

Какое-то время он бездумно разглядывал то стену, то верхние нары над собой. И стена, и нары были исписаны и изрисованы предыдущими узниками каталажки. Были здесь и изображения полицейских с ослиными ушами и хвостами, и ослов в полицейских касках, и хвостатой ослиной задницы в полицейской каске (похоже, фантазия заключённых по части этого была несколько скудновата), и проткнутых ножами сердец, и змей: были лозунги типа «!ПОЛNЦЕ?СКNХ НА ФАНАРЬ!» «!СВАБОДY ЖЫРТВАW РNЖNWА!» и просто «WNLЛЬ КАЗЁЛ». (Незнайке потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это означает «Мигль козёл»). Ну и, конечно же, многократно повторяющееся слово «мусоракш». Пожалуй, какой-нибудь любознательный учёный по этим рисункам, как по наскальной живописи первобытных коротышек, смог бы составить хронологию каталажки. Постепенно звуки камеры – приглушённые разговоры, смешки и чей-то храп, унылые напевы губной гармошки – как-то отдалились и поутихли: Незнайка почти задремал…

Но заснуть с первого раза не получилось. Неожиданно громыхнула и отворилась железная дверь, на пороге нарисовались четверо полицейских с дубинками наизготовку – все практически на одно лицо, удивительно похожие на уже виденных Незнайкой Фигля и Мигля.

– Подъём! – гаркнул передний полицейский. – В шеренгу стройсь, на выход по одному!

– Куда это нас? – боязливо поинтересовался Незнайка у Миги, ухитрившись оказаться позади него в шеренге.

– В живопырку и на дальняк, – буркнул идущий впереди них бритый коротышка с «разрисованными» плечами. Приглядевшись, Незнайка понял, что у того на коже не рисунки, а татуировки – переплетение шипастых лоз (а может, колючей проволоки), черепов, вееров игральных карт и каких-то ещё картинок.

– Ну, в столовую, а потом в туалет, – тихонько перевёл Мига, уже явно принявший для себя версию о происхождении Незнайки «из-за Пустошей», где бы эти пустоши ни были.

– В столовую! – обрадовался Незнайка. – Кормить будут, да?

– Слышь, новичок, будешь тут шутки шутить – зуб выбью! – не оборачиваясь, злобно посулил бритый. – «Кормить», ага: это разве кормёжка?

– Ррразговорчики! – гаркнул шагавший рядом полицейский. – Давно дубинкой по почкам не получал, Сверчок? – Бритый в ответ лишь злобно сверкнул глазами и что-то пробормотал под нос.

В столовой каждый из заключённых взял из стопки помятую жестяную миску и такую же ложку, после чего все выстроились в очередь на раздачу. Мрачный полицейский за стойкой – от прочих его отличал только замызганный фартук и застиранный белый колпак вместо шлема – плюхнул каждому в миску по черпаку какого-то клейкого сероватого месива. Сев за стол и погрузив в еду ложку, Незнайка обнаружил, что перед ним разваренная каша с волоконцами чьего-то серого мяса и единичными белыми штучками вроде фасолин. Еда оказалась пресная и еле тёплая, но Незнайка от голода даже не заметил вкуса – смолол всё за каких-то полминуты, и вычистил миску корочкой чёрствого хлеба. Остальные косились на него с брезгливым недоумением, хлебая свои порции. Правда потом, когда все уже выходили из столовой, Незнайка морщился – во рту стоял неприятный привкус скверного ужина.

В туалете царила невероятная грязь и смердело так, что Незнайка чуть в обморок не рухнул (и с трудом удержал внутри ужин). Дополнительных неудобств добавляло ещё и то, что полицейские прохаживались по помещению взад-вперёд и окриками понукали всех заканчивать побыстрее и не задерживать «процесс». Наконец заключённые вернулись в камеру, и караульный захлопнул за ними дверь. Похоже, уже настал вечер – и пришла пора расходиться по своим нарам. Теперь сидельцы, бурча что-то под нос и почёсываясь, устраивались на ночлег.

– Слышь, Мига… – пробормотал Незнайка, улегшись головой на шляпу. – А эти вот ерундовинки в каше, круглые такие – это что было?

– Это? Картошка, что ж ещё… – отозвался Мига, вытянувшись на своих нарах. – Или картошки не видел никогда? У вас за Пустошами она что, другая что ли?

– Видел, – буркнул Незнайка. – Вот и другая: у нас дома она огромная, каждая картофелина с коротышку величиной! И не за Пустошами, а на Земле… на Большой Земле…

– Хватит брехать-то, – вяло возразил Мига.

– И не брешу я вовсе… Вот прямо так, с коротышку. А огурцы ещё больше, каждый как автомобиль. – Незнайка повернулся к стене, пряча лицо от света лампочки (которую на ночь отнюдь не гасили, чтоб полицейские из коридора могли подглядывать за заключёнными в «глазок» сквозь дверь). – А клубника во-от такая, руками не обхватишь. А арбузы с тыквами… так они вообще, как дом…

Мига не отозвался: он уже задремал. Ушастый коротышка с усишками, вроде бы тоже слушавший Незнайкины слова, отошёл и взобрался на свои нары. Со вздохом Незнайка закрыл глаза и постарался выгнать из головы все тревожные мысли, уже поняв, что ничего тревогой не изменишь.

Однако заснуть сразу опять не получилось. Когда шорохи и бормотания в камере уже стихли, и Незнайка начал было засыпать – кто-то ткнул его в бок. Мигом очнувшись, Незнайка вспомнил угрозу бритого Сверчка насчёт зуба, решил что тот собрался взыскать с него долг, и испуганно подскочил на нарах. Но это оказался не Сверчок: рядом с ним стоял тощий Лысик с пирамидой на голове. Глаза у странного коротышки оказались большие и словно бы выпученные, поэтому в полумраке каталажки выглядел он жутковато.

– Братец… – тихо произнёс он, и Незнайка изумлённо моргнул: этот коротышка был первым из лунатиков, кто обратился к нему совсем по-земному. – Я слышал, что ты говорил. Ты ведь заявляешь, что ты с Большой Земли, да? Из внешней пустоты?

– Э… да… – опасливо пробормотал Незнайка. Лысый чудик в ответ прикрыл глаза, коснулся пальцем рисунка на лбу и что-то беззвучно пробормотал. Незнайка невольно поджал колени к груди: кажется, этот коротышка сбрендил – сейчас ещё бросится… Однако Лысик бросаться на него не стал. Вместо этого он запустил пальцы под свою шапочку-пирамиду и достал оттуда что-то мелкое, оказавшееся сложенным вчетверо обрывком бумаги. Взяв Незнайку за руку (коротышка с Земли вздрогнул), он мягко вложил бумажку ему в ладонь и сжал его пальцы.

– Они не поверят тебе, как не верят мне, – шепнул Лысик. – Они непробиваемы, как их вымышленная вселенская твердь, чьей каменной толщей они отгородились от страха перед истиной. Но мы-то знаем правду. Если ты выберешься… – Он указал глазами на бумажку в руке Незнайки. – Здесь адрес… Там ты найдёшь того, кто тебе поверит и поможет. Не бойся, и помни: «Едины в разлуке». Ищи, братец! – С этими словами он отступил от нар.

– П… погоди! – опомнившись, зашептал Незнайка. – Ты… ты что, тоже… Кто ты?

Но Лысик лишь приложил палец к губам: затем ухватился за край верхних нар, рывком подтянулся – только ноги в грубых сандалиях мелькнули в воздухе – и скрылся из виду. Некоторое время повозился наверху, затем всё стихло.

Незнайка улёгся обратно на нары, уставившись наверх и сжимая в руке бумажку. В голове царила сумятица. Кто этот Лысик, чего он от него хотел? Какую помощь обещал? Он осторожно развернул бумажку, но разобрать накорябанные угольком из печи размазанные буквы в полумраке не сумел. Тогда он сунул «подарок» в карман и постарался успокоиться. Завтра. Завтра надо будет попробовать поговорить с этим Лысиком: если он знает что-то про Большую Землю – настоящую Большую Землю – то он нужен Незнайке как никто другой. Всё, завтра… обязательно…

* * *

Спустя час, когда камера погрузилась в сон, одна из фигур на нарах шевельнулась, приподнялась и села. Тощий ушастый коротышка воровато оглянулся, бесшумно соскользнул на пол и просеменил к двери. Несколько раз тихо-тихо стукнул в створку условным стуком. Пару минут спустя в замке зашуршал ключ и дверь отворилась – на этот раз удивительно бесшумно, на свежесмазанных петлях. Коротышка ужом выскользнул из каталажки.

В коридоре его уже ждал полицейский: заперев дверь камеры (ключ в смазанном замке провернулся так же бесшумно), он молча повёл ушастого вглубь здания. Миновав несколько коридоров, они оказались перед ещё одной дверью: ушастый вошёл – и очутился в крохотной комнатёнке со столом и парой стульев. За зарешеченным окошком под потолком царила ночь. За столом сидел полицейский в мундире, с опухшим от недосыпа небритым и мрачным лицом.

– Ну, с чем пожаловал, Ушан? – брезгливо осведомился он, сцепив короткие волосатые пальцы на столешнице. – Что нового слышно?

– Осмелюсь доложить, господин надзиратель Дригль! – подобострастно прошептал Ушан, присев на краешек второго стула. – У меня для вас есть информация, которая вас обязательно заинтересует…!

[Drow]

Скуперфильд и Спрутс в роли Неизвестных Отцов? Наваять чтоли плакатик...

А преемственность и перевёрнутые буквы это намёк на родственность цивилизаций Земли и Луны?

[Gnat Kazhan]

Скуперфильд и Спрутс в роли Неизвестных Отцов? Наваять чтоли плакатик...

Типа того, только в данном случае не Неизвестных Отцов, а Благодетелей - поскольку термин "отец" и тема отцовства/материнства коротышкам по-видимому незнакома в силу того, что они вообще неизвестно как появляются на свет. По Носову, они определённо старятся и даже помирают: но подучив матчасть я убедился, что тема родителей и детей не упоминается вообще - разве что Авоська и Небоська приходятся друг другу братьями, а у Сиропчика есть отчество - "Сахарин Сахариныч".

А преемственность и перевёрнутые буквы это намёк на родственность цивилизаций Земли и Луны?

Эту тему я ещё планирую раскрыть ) равно как и некоторые другие, затронутые в оригинальном произведении.

[ВИП]

И язык везде один. Носов не раскрыл!

А вообще коллега Gnat Kazhan великЪ!

[SimDim]

Текст блестящий! Продолжайте!

подучив матчасть я убедился, что тема родителей и детей не упоминается вообще

В "Незнайке на Луне" совершенно определенно упоминается наличие семьи. Там есть фрагмент, где прямо сказано, что рабочим нечем стало кормить свои семьи.