Мир патрикия Григория

[magister militum]

В ДАННОЙ ТЕМЕ ВЫКЛАДЫВАЕТСЯ ТОЛЬКО ТАЙМЛАЙН МИРА. ОБСУЖДЕНИЕ ВЕДЕТСЯ ЗДЕСЬ

 

 

 

 

Выражаю свою огромную благодарность и признательность уважаемому коллеге Georg-у, без знаний, советов и помощи которого, данная тема так и не дожила бы до начала публикации своего таймалйна.

 

 

 

 

 

«Мир патрикия Григория»

 

 

 

 

ТАЙМЛАЙН

 

 

 

 

В скорби же Измаилитской [будут] люди в мучительном уничижении, не имеющие надежд на спасение или избавление из руки Измаильтян, ибо [те] унизят их и оскорбят, хвалясь победами своими. Они опустошат Перейду и Романию, Киликию и Сирию, Африку и Сицилию, Каппадокию и Исаврию, а также и живущих близ Рима, и острова, красующиеся, словно женихи, и богохульно скажут: не избавятся христиане от руки нашей!

 

 

 

 

Тогда внезапно восстанет на них царь Эллинский, то есть Римский, с яростью великой. Пробудится как человек, вставший ото сна, как бы [от] возлияний […]. Тогда восстанет он и прогонит их (Измаильтян) из их жилищ, и поднимет меч свой, и опустошит Ефрив, отечество их, и возьмёт в плен жён и детей их.

 

 

 

 

И нападет на них (Измаильтян) страх отовсюду. И жёны их, и дети, и кормящие младенцев, и все племена их, бывшие на земле, предадутся в руке Римского царя оружию и плену, погибели и смерти. […]

 

 

 

И будет иго Римского царя над ними в семьдесят семь раз сильнее, нежели [то] иго, [которое] они налагали [на Римлян]. И окажутся в великой нужде, голоде, жажде и скорби. И попадут в рабство как сами, так и жёны и дети их, и порабощены они будут порабощенными ими, и будет путь их горше и печальнее в сто крат. […]

 

 

 

 

Умиротворится земля, опустошенная ими, и возвратится каждый в землю свою, в наследие отцов своих: [в] Армению, Киликию, Исаврию, Африку, Элладу и Сицилию. Все, освобожденные из плена, возвратятся в отечество свое. Наполнят люди землю опустевшую и размножатся как саранча египетская. Аравия же опустошена будет огнём, [так же и] Египет сожжён будет, а Поморье останется в мире. И падёт вся ярость царя Римского на отрекшихся от Господа нашего Иисуса Христа!

 

 

 

 

Из «Апокалипсиса Псевдо-Мефодия» ок. 680-х годов VII столетия

 

 

* «Измаильтяне» (реже «Агаряне») - потомки Измаила, согласно Ветхого Завета сына библейского патриарха Авраама от рабыни Агари, 12 сыновей которого сделались князьями народов или племён Измаильских, под именем которых средневековые христианские авторы и хронисты понимали арабов, в частности арабов-мусульман, данный термин использовался ими также наряду с более древним названием арабов – «сарацины» («восточные люди»), упоминаемым еще Аммианом Марцеллином.

 

 

 

 

 

 

Вводная часть – «Авансцена до начала событий альтернативы»

 

Восточная Римская Империя к 40-м годам VII в н.э.

 

Сороковые годы VII столетия были очень тяжелым и страшным временем для Восточной Римской Империи («Византии») – «Империя римлян» постоянно подвергалась нашествиям внешних врагов и раздиралась изнутри собственными смутами и мятежами, - постоянные, идущие непрерывной чередой, разрушительные войны, голод, стихийные бедствия и эпидемии, обрушившиеся на земли Империи в VII веке, словно из страшного «рога изобилия», уничтожали последние остатки ее позднеантичной цивилизации, исчезавшие буквально на глазах в течение жизни одного поколения.

 

 

 

 

Враги беспрерывно атаковали Империю «по всем фронтам» - на Востоке по ее бывшим землям катилась всесокрушающая волна победоносного нашествия арабов-мусульман, - к середине 640-х годов Империей уже были почти или безвозвратно потеряны, в результате страшных поражений прежнего десятилетия, Сирия, Палестина, Месопотамия, Египет, Киренаика - арабские войска вторгались в земли Армении, Малой Азии и Триполитании.

 

На Западе остатки имперских владений в Италии периодически подвергались нападениям лангобардов, в конце VI века захвативших большую часть Апеннинского полуострова и создавших там свое королевство, расчленив тем самым, еще удерживаемые имперскими войсками территории, на полуизолированные анклавы, оборона и управление которыми было сосредоточено в руках «экзарха» - высшего военного и гражданского представителя власти Империи в Италии, с резиденцией в Равенне, обладавшего едва ли не императорской властью по отношению к населению и войскам подчиненных ему территорий. При этом натиск лангобардов на эти имперские анклавы периодически возобновлялся с новой силой, - так в 640 г. они захватили Геную, лишив Империю последнего плацдарма в Лигурии, а еще через три года нанесли тяжелое поражение войскам экзарха в Эмилии, в результате чего восточные римляне утратили еще ряд городов и крепостей.

 

Последние остатки владений Восточной Римской Империи в Испании, некогда составлявшие особую провинцию «Спания», были утрачены еще раньше – в 625 г. они пали под сокрушительными ударами войск короля вестготов Свинтилы (только отдельные крепости на самом крайнем юге полуострова, в районе совр. Альхесираса, еще удерживались отчаянными усилиями имперских гарнизонов, по данным археологии, по крайней мере еще до начала - середины 630-х годов, но затем и они были, в конце концов, оставлены).

 

На Севере, на Балканском полуострове, обстановка также продолжала оставаться для Империи крайне тяжелой – несмотря на то, что ее самый страшный противник здесь – Аварский каганат, после поражения понесенного под стенами Константинополя в 626 г., был до крайности ослаблен, буквально рухнув в череду внутренних смут и терпел поражение за поражением со стороны восставших против власти авар славянских племен и тем самым надолго утратил возможность воевать с Империей, но это, тем не менее, нисколько не улучшило для восточных римлян ситуацию в данном регионе, - наоборот, славянские племена, за годы войн каганата с Империей, прорвавшие и уничтожившие дунайский лимес и во множестве расселившиеся на завоеванных землях бывших имперских провинций во Фракии, Иллирии, Греции, Эпире и Далмации, в течении 630-х - 640-х годов продолжали, то на какое-то время «замиряясь» с Константинополем, то вновь начиная против него военные действия, упорно уничтожать еще державшиеся кое где на Балканах римские крепости и города – последние оплоты военной и гражданской власти Империи на этих землях, попутно занимая все новые территории. Более того, - славяне, обосновавшиеся на берегах Адриатики и на землях Греции к концу 630-х – началу 640-х годов «освоили» мореходство и перешли к активному морскому пиратству на имперских коммуникациях в Эгиде, начав совершать грабительские набеги и на тамошние острова и на побережье Италии (где от них правда доставалось и лангобардам тоже).

 

Этим, однако, неприятности Восточной Римской Империи далеко не исчерпывались, - огромной проблемой, во многом способствовавшей внутренней дестабилизации государства, являлся очень длительный и жесткий конфликт между последователями никео-ортодоксального («халкидонского») христианства и последователями древних восточных церквей, признававших постановления и исповедующих вероучительные догматы только первых двух или трёх Вселенских соборов. Попытка императора Ираклия в 630-х годах примирить враждующие стороны путем введения и насаждения, компромиссной, как ему казалось, доктрины монофелитства (зачастую эта деятельность осуществлялась довольно жестко и часто сопровождалось насилием, как например это делал в Египте Александрийский патриарх Кир, - с опорой на имперскую армию, он активно расправлялся со своим противниками из среды коптского духовенства), лишь еще больше ухудшила и без того тяжелую обстановку с религиозными противоречиями в Империи, поскольку монофелитство практически единодушно осудили как ересь, как представители одной, так и другой из враждовавших сторон, что в свою очередь посеяло семена ненависти и недоверия еще и к деятельности правительства, и это весьма скоро сказалось, например, в виде сотрудничества многих коптов с арабами, во время вторжения последних в Египет и в росте числа местных «сепаратистских» настроений в западных владениях Империи.

 

Сепаратистские тенденции на западе Империи

 

Подобные настроения, на западных территория Империи, подпитывались отнюдь не только (хотя и в значительной мере) противоречиями с «центром» в религиозных вопросах – к началу-середине 640-х годов продолжала накапливаться и «критическая масса», все более углублявшихся культурно-языковых различий, между окончательно перешедшим на греческий язык, в правление Ираклия, находившемся на Востоке центром Империи и ставшей «далекой окраиной» все еще преимущественно латиноязычным Западом.

 

В условиях крайней нестабильности государственной машины, постоянных военных поражений и разрушения экономики на протяжении всего VII столетия происходило и неизбежное ослабление контроля Константинополя за своими западными владениями, что в частности выражалось в проблемах с выплатой регулярного жалования воинским частям, расквартированным в Италии и являвшихся опорой власти Империи на этих территориях, тем самым, порождая проблемы с их лояльностью: пришедшие сюда в середине VI века регулярные византийские полки — “нумеры” постепенно натурализовались на Апеннинах. Они стали пополняться, преимущественно за счет местных уроженцев, городских посессоров. Солдаты и офицеры — выходцы с Востока обзаводились в Италии имуществом, покупали и арендовали землю. Армия приобретала территориальный характер: сформировались ополчения (“милиция”) — Равеннское, Пентаполитанское, Римское. Войско все более утрачивало регулярность. Речь не шла о снижении его боевых качеств или численности войск (по некоторым сведениям их «списочный состав» доходил до 32 тыс. чел.) – главной проблемой постепенно становилось то, что, как любое ополчение, оно было войском местным, с собственными локальными интересами, зачастую все более расходившихся с политикой проводившейся далекими константинопольскими властями.

 

К тому же сохранявшаяся и в VII столетии и своеобразная «историческая память» о временах «старого Рима», о временах разделения Империи на Западную и Восточную и наличии в то время на Западе собственного императора или «императора для Запада» продолжала циркулировать в умах представителей местной элиты и чем хуже шли дела у центрального правительства в деле управления и обороны своих латиноязычных владений на Западе, тем более эти настроения усиливались. – В основном это «состояние умов» было справедливо для Италии, но оказывало определенное влияние и на латиноязычную же имперскую Северную Африку. В конечном итоге это не могло не привести к появлению попыток узурпации власти и попыткам восстановления в том или ином виде Западной Римской Империи – так в 619 г., своеобразным «пионером» в этом деле стал равеннский экзарх Элефтерий, провозгласивший себя императором и даже отправившийся для коронации в Рим, но вскоре убитый по дороге туда своими солдатами (тогда они еще получали жалование от Империи и ощущая себя воинами регулярной армии в основном хранили ей верность). А в 640 г., хартуларий римского гарнизона Маврикий, попытался с помощью местных воинов поднять мятеж с целью захвата власти в Римском дукате, и хотя прибывшему из Равенны карательному отряду удалось навести порядок и зачинщик мятежа был в итоге казнен, «тревожные звонки» о том, что у центральной власти Империи большие проблемы с лояльностью войск и населения западных (в частности италийских территорий) уже прозвучали. [В последующий период имело место более «успешная» узурпация экзарха Олимпия, правившего владениями Империи в Италии независимо от Константинополя с 649 по 652 г.]

 

Восточно-римская Северная Африка - "Африканский" ("Карфагенский") экзархат

 

Единственной, более-менее относительно спокойной частью Империи в начале-середине 640-х годов являлась, отвоеванная в свое время у вандалов в правление императора Юстиниана, Северная Африка, за управление и оборону провинций которой, отвечал карфагенский экзарх (испанские владения империи, до их утраты ок. 625 г. юридически тоже были частью Карфагенского («Африканского») экзархата с особым статусом). В ходе предыдущего столетия и эта территория Империи тоже пережила немало драматических событий, но однако к концу VI столетия в результате побед, одержанных имперскими полководцами Иоанном Троглитой и экзархом Геннадием (I), над окружавшими земли экзархата племенами берберов («мавров») и возникшими во второй половине V века независимыми романо-мавританским княжествами, обстановка на границах африканских владений Империи стабилизировалась и в начале VII столетия была довольно спокойной – побежденные берберы – «мавры» стали либо «федератами» Империи, либо находились в статусе ее союзников и среди них активно и успешно велась христианская миссионерская деятельность, да так, что например, расположенный довольно далеко от границ экзархата древний Кидамус (совр. Гадамес на границе Ливии и Туниса), где власти Империи не было со второй половины III в., к началу VII века являлся уже христианским городом, со своим епископом. Среди романо-мавританских княжеств на первое место к началу VII столетия выдвинулась Альтава (Джедар), во главе которой стояли латиноязычные христианские князья, ведущие свое происхождение от римских офицеров местного происхождения – "препозитов лимеса" и претендовавших на царскую власть и над маврами и над местными «римлянами», и покорив своей власти в той или иной степени все основные романо-мавританские княжества, так что их владычество простиралась от горных районов Нумидии на востоке и до древнего города Волюбилюса включительно в совр. Марокко на западе, они вступили на путь военных столкновений с Карфагенским экзархатом, однако после жестоких поражений от имперских войск, владетели Альтавы признали зависимость от Империи и стали ее верными союзниками.

 

Экономика и инфраструктура

 

Несмотря на утверждения историков XIX века о том, что византийская Африка к началу VII века якобы жестоко страдала от набегов берберов и переживала экономический и демографический спад, современные исследования и археология доказывают, что это было абсолютно с точностью да наоборот.

 

Карфагенский экзархат в первой половине VII века являлся активно развивающимся регионом, успешно восстанавливающим свое хозяйство после потрясений предыдущий столетий – это была аграрная урбанизованная страна, буквально «изрезанная» необычайно плодородными полями, урожайность которых превышала показатели Средневековой Европы в 5-6 раз, садами, оросительными каналами, акведуками, многочисленными виноградниками и оливковыми рощами (например в соседней с экзархатом Триполитании оливковые рощи росли и в 150 км от побережья), наполненная как небольшими агрогородками, где проживало многочисленное лично свободное крестьянское население, среди которого отмечался устойчивый рост численности, - фактически византийская Африка по большей части была страной квазимуниципальных крестьянских общин, проживавших на землях принадлежащих государству либо церкви земле в качестве эмфитевтов и поддерживавших довольно сложную ирригационную инфраструктуру. Большинство местных рек и каналов были судоходными, что позволяло перевозить по ним товары в глубь страны, также на реках процветало рыболовство, особенно в районе совр. реки Меджерда.

 

В тоже время кое-где в африканских провинциях местами еще сохранялись укрепленные поместья-виллы местных крупных землевладельцев–аристократов, некоторые из которых все еще числили себя потомками старой римской сенатской знати и активно участвовали в провинциальной общественно-политической и духовной жизни в т.ч. занимаясь строительством и украшением новых церквей.

 

 Отдельные крупные города античного периода пришли в упадок в ходе прошлых потрясений V-VI веков, но основные провинциальные городские центры и особенно приморские города, «опоясавшиеся» во времена правления императора Юстиниана, мощными укреплениями, уцелели и продолжали существовать и развиваться как центры ремесла, торговли и прикладного искусства, в частности продолжало активно развиваться искусство мозаики. В Карфагене продолжал существовать и действовал монетный двор. Богатые корпорации купцов-судовладельцев из приморских портовых городов, - «навикулярии» вели активную морскую торговлю, как с другим регионами Империи, так и с франкской "меровингской" Галлией, - вплоть до окончательного захвата арабами к начале VIII века последних имперских владений в Африке торговля с франками была очень развитым и доходным делом для местных купцов – на экспорт «карфагеняне» везли главным образом зерно, вино, керамику, соль и оливковое масло, являвшееся главным экспортным продуктом, а также некоторые экзотические «реэкспортные» товары типа пряностей. Велась и транзитная, караванная торговля через Сахару с гораздо более удаленными странами и регионами, правда в меньшем объеме, нежели морская.

 

Фактически африканские провинции Карфагенского экзархата были одними из богатейших территорий Империи в VII веке, уступая, быть может, в этом отношении, разве, что Египту, до того как он был захвачен арабами.

 

Административное устройство Африканского ("Карфагенского") экзархата

 

Организационно Карфагенский («Африканский экзархат») включал в начале VII века следующие провинции: Зевгитану (собственно прежнюю «Проконсульскую Африку»), Бизацену, Нумидию, Мавретанию I, Корсику и Сардинию, а также Мавретанию II, которая включала в себя "анклав" Септем и Балеарские о-ва. Провинция Триполитания, со времен Юстиниана входившая в Африканскую префектуру, была "выедена" из нее в конце VI в. при императоре Маврикии и включена в египетский диоцез.

 

 

Африканский экзархат к 600 г. н.э.

 

Провинциальная элита

 

Интересно, что провинциальная элита Карфагенского экзархата, представленная местной земельной и военной аристократией, городскими, в т.ч. очевидно и торговыми верхами, чиновничеством и духовенством, приняла довольно таки достаточно активное участие в общественно-политических процессах произошедших в Империи в связи с узурпацией Фоки – так карфагенский экзарх Ираклий Старший, происходивший из рода потомственных римских военных, в тоже время возводивших свой происхождение от представителей царского рода армянских Аршакидов, назначенный на этот пост императором Маврикием ок. 600/602 г. и восставший против его убийцы - узурпатора Фоки в 608 г., опирался на некий «карфагенский сенат», (наделивший его и его сына Ираклия Младшего, будущего императора, консульскими званиями, после чего карфагенский монетный двор начал чеканку монет с портретами экзарха и его сына с консульскими регалиями) и о котором нет сведений у источников предыдущих периодов, но который, судя по всему, представлял собой что-то вроде совета знати местных провинций, известных по аналогии с подобными же собраниями в позднеримский период. [В чуть более позднее время, это или подобное ему объединение местной знати и духовенства поддержало в 646 г. выступление двоюродного племянника императора Ираклия – карфагенского экзараха патрикия Григория против власти внука Ираклия – Константа II, а затем на его поддержку опирался, сменивший Григория, «псевдо-экзарх» Геннадий (II).]

 

Вооруженные силы и военно-административное устройство Африканского ("Карфагенского") экзарахата

 

Армия, стоявшая на защите земель Карфагенского экзархата, и в середине VII столетия продолжала оставаться преимущественно позднеримским регулярным войском, состоявшим из регулярных частей «нумерий» («нумеров»), размещавшихся в лагерях-крепостях, получавших военную аннону и регулярное денежное жалование – «ругу», за счет средств собираемых богатыми провинциями экзархата, и пополнявшихя, в основном, как за счет добровольного поступления на службу, так и иногда за счет пополнения, в трудные времена, рекрутами по призыву – «конскрипции».

 

 

Согласно письму ( 687 г.) императора Юстиниана II римскому папе Иоанну V  войска размещенные в африканских владениях Империи (а также  на о-вах  Сардния и Корскиа) именовались Septensiansis  seu de Sardinia atque de Africano exercitu

 

 

Наряду с регулярными частями ("нумериями") в армейскую структуру также входили и части  «имперских федератов», набиравшихся из жителей завоеванных Иоанном Троглитой и включенных в состав экзархата бывших романо-мавританских княжеств («королевств») Анталы и Каваона, а также Капсы (Гафсы) - проходивших военное обучение и находившихся под командованием римских офицеров – «опционов»., так же к середине VII в. в структуре африканских войск сохранялись и "лимитаны" - военнопоселенцы-пограничники, которых отмечал в своих новеллах еще Юстиниан.

 

 Иррегулярную часть африканской армии составляли отряды различных «симмахов» (лат. вар. «эспонды») и "этнических федератов" - отряды вассалов-союзников Африканского экзархата из числа дружин властителей романо-мавританских княжеств Авреса, Ходны, (К-)Уарансениса и конечно Альтавы, а также наемные отряды из представителей «вольных» племен сахарских берберов и других чужеземных наемников.

 

Организационно армия Африки еще со времен Юстиниана была разделена на 5 дукатов (Бизацена, Нумидия, Мавритания, Септем и Сардиния), войска которых дислоцировались в крепостях данных дукатов, а «мобильный резерв» под командованием экзарха был расквартирован в Карфагене, при этом отдельным дукатом была Триполитания, при императоре Юстиниане еще входившая в африканскую префектуру, а во времена Маврикия переданная в египетский диоцез.

 

Стоит отметить, что  т.к.н. «мобильный резерв» находившийся под командованием экзарха и фактически являвшийся его личной гвардией, состоял из частей, действительно некогда являвшихся частями императорской гвардии – после подавления восстания «Ника» в 532 г., входе которого экскубиторы и схолы отказались сражаться за Юстиниана с восставшим народом, фактически бросив императора на произвол судьбы, который, в свою очередь, как только восстание было подавлено, рассчитался с предавшими его гвардейскими подразделениями, отправив их воевать в Африку в составе экспедиции Велизария, да там и оставил. В Константинополе же «новые» экскубиторы были набраны заново из заслуженных воинов армейских подразделений и из рядов букелариев, а «новые» столичные схоларии наоборот в дальнейшем пополнялись константинопольской золотой молодежью, «ссыльные» же экскубиторы и схоларии так и остались в Африке, составив в последствии гвардию экзархов.

 

В распоряжении африканских экзархов имелся и собственный военный флот, однако мы не располагаем точным данными ни по его составу, ни по численности. Из источников возможно лишь точно узнать, что на самом западном краю африканских владений Империи в Септеме, еще во времена Юстиниана была размещена военная эскадра, однако и по ее составу и численности мы не имеем сколько-нибудь подробной информации. Из изучения последующих событий, связанных с экспедицией Ираклия Младшего (будущего императора) в Константинополь, для свержения Фоки,  возможно узнать о наличии определенных сил военного флота  и собственно в самом Карфагене, однако вновь мы не располагаем никакими подробностями. Также, многие исследователи, предполагают наличие небольших сил флота в распоряжении дукса Сардинии, отвечавшего за оборону островов Корсики и Сардинии, а также, частично, за безопасность Балеарского архипелага.

 

Интересно, что при анализе провинциальной структуры территорий Карфагенского экзархата и его военно-административного деления на дукаты, фактически, сразу же бросается в глаза, почти полное совпадение границ и территорий соответствующих военных дукатов и "гражданских" провинций – т.е. каждая из «гражданских» провинций экзархата, по сути, являлась в свою очередь еще и военным дукатом, где гражданские чиновники "юдиксы" видимо занимали, в определенном смысле, "подчиненное положение" по отношению к местному военному руководителю - дуксу, что, в определенном смысле, "роднит" (хотя и не до конца) военно-административное устройство экзархата, с более поздними, по времени возникновения, византийскими фемами, правда полного слияния военных и гражданских властей, в отличии от позднейших фем, здесь не было.

 

Численность регулярных частей африканской армии, к концу правления Юстиниана, по разным источникам может варьироваться от 15 до 20 тыс. чел, - конечно, очевидно, что далеко не все части пришедшие в свое время с Велизарием в Африку продолжали существовать и в VII веке, особенно после бурных событий второй половины VI века, в тоже время вполне вероятно, что и в VII веке среди африканских войск еще можно было наверняка встретить и «старые» имперские части, созданные еще в IV-V веках, подобно тому, как они еще встречались, гораздо позднее в IX столетии, в византийской фемной армии. В определенной степени военный потенциал Африки мог быть ослаблен в начале VII столетия, когда в 610 г. карфагенский экзарх Ираклий Старший и его сын, будущий император, Ираклий Младший, свергли в Константинополе узурпатора Фоку, использовав для этого подконтрольные им африканские войска, флот и отряды берберских федератов и союзников – вернулись ли части, задействованные Ираклием в экспедициях в Египет, на Кипр и в Константинополь, обратно в Африку, нам к сожалению не известно, но известно, что регулярные войска продолжали находиться в экзархате и нести там службу все время его дальнейшего существования.

 

 

 

 

"Бриллиант в короне Империи" и "Ираклейская династия"

 

Т.о. к сороковым годам VII века, провинции Карфагенского экзархата, были, что называется, «бриллиантом в короне» Восточной Римской Империи, - денежные поступления и поставки с/х ресурсов из Африки, особенно после утраты Египта, сделались для казны и хозяйства Империи едва ли не критически важными, понятно, что контроль, над этим исключительно важным, регионом и размещенными там войсками должны были осуществлять надежные люди, связанные с правящей в Империи фамилией.

 

Ираклий Старший, в период своего правления экзархатом, сделал много для установления хороших отношений с местными элитами и «укоренения» свой семьи в Африке, первой женой его сына – Ираклия Младшего (впоследствии императора Ираклия I) стала местная уроженка Фабия (принявшая впоследствии царственное имя Евдокия), дочь местного аристократа-землевладельца Рогаса, - младший брат экзарха Ираклия Старшего - Григорий Старший также находился рядом с ним в Африке вместе со своею семьей и его сын Никита, вероятно, также был женат на местной уроженке подобно своему двоюродному брату Ираклию.

 

Неизвестно, кто конкретно возглавлял карфагенский экзархат, после смерти Ираклия Старшего в 610 г., вскоре после того как его сын стал императором, но скорее всего это вероятно мог быть его младший брат Григорий Старший – дядя императора, во всяком случае этот шаг выглядит достаточно логичным и если судить по косвенным данным, то пока двоюродный брат Ираклия – патрикий Никита покорял «для семьи» Египет вместе с возглавляемыми им берберскими «ауксилиями», очищая его от сторонников Фоки, его собственная семья все еще оставалась в африканских владениях Империи, вероятно при дворе его отца-экзарха в Карфагене; затем, в 618 г., когда Египет был захвачен персидским войсками, патрикий Никита оказывается уже в Африке, где по предположениям некоторых исследователей, он был назначен императором Ираклием экзархом и управлял Африкой примерно до 628/629 г., известно, что его родная дочь Григория была просватана за сына и наследника императора Ираклия – Константина III Ираклия, с которым она обвенчалась в 629/630 г., прибыв ко двору в Константинополь из африканских владений Империи (по некоторым данным из Пентаполя в Киренаике), судя по всему Григория родилась и выросла в Африке, как вероятно и ее родной брат Григорий Младший – двоюродный племянник императора Ираклия.

 

Именно это Григорий (лат. Флавий Григорий - Flavius Gregorius) носивший также как и его отец Никита титул патрикия, и был назначен карфагенским экзархом ок. 641 г., получив свое назначение то ли еще от самого императора Ираклия, то ли уже от его сына Константина III Ираклия, правившего всего около 3-4 месяцев), то ли уже от его сына (и соответственно внука Ираклия) Константа II, вероятно этому назначению могла поспособствовать и его сестра – императрица Григория, - во всяком случае на лицо факт передачи власти в экзархате, от отца к сыну, среди представителей младшей ветви Ираклейской династии и при формальном одобрении старшей.

 

Экзарх

 

Возглавивший византийскую Африку в 641 г. патрикий Флавий Григорий т.о. был фактически наследником власти своей семьи правившей этой территорией, по меньшей мере, несколько десятков лет и будучи вероятно сам местным уроженцем, скорее всего имел родственные связи среди местной романизированной элиты, как среди «римлян» так и среди «мавров» - арабскими источниками фиксируется немалое уважение вождей и князей берберов к персоне «царя Джурджира» - Григория, что вероятно могло быть как следствием популярности прежде среди берберов его отца патрикия – Никиты, который сперва с берберскими отрядами покорял Египет, а затем управлял Африкой, так и результатом деятельности самого Григория на посту экзарха, к тому же есть еще один довольно любопытный факт из его биографии - к 647 г. у него уже была взрослая дочь «на выданье», так что женат патрикий вероятно тоже скорее всего был на местной уроженке и судя по откровенно мужскому воинскому воспитанию данной особы, (которая, тем не менее, не была ни в коей мере мужеподобной, но напротив, в арабских источниках описывается красивой и храброй девушкой - его дочь отличавшаяся необыкновенной красотой и храбростью; она с ранних лет училась ездить верхом, стрелять из лука и владеть мечем и выделялась между самыми передовыми бойцами богатством своего одеяния и оружия) ее мать могла происходить из княжеских фамилий одного из союзных - вассальных или федератских княжеств - «мавров», где женщины воительницы действительно в раннем Средневековье целом были составной частью местной культуры, а не эпатажными персонажами и соответственно наследница патрикия могла отчасти быть воспитана в таких традициях, если это были традиции народа ее матери (если это конечно не была блажь отца, хотевшего сына, а когда родилась дочь решившего воспитать ее как мальчишку). Вероятно и сам патрикий внешне был привлекательным человеком – судя по описанию Фредегара и особенно Льва Грамматика император Ираклий и его родня, очевидно сохраняли древний армянский генотип – это были крепкие, сильные и высокие люди, часто голубоглазые с рыжими (золотистыми) волосами. По крайней мер старшие поколения семьи обоих ветвей этой династии, вероятно, получили хорошее образование, - будущий император Ираклий помимо всего прочего мог свободно общаться на нескольких языках, включая латынь, греческий, армянский и возможно знал некоторые восточные языки.

 

Важно также отметить, что помимо хорошей репутации, прочные связи с местными элитами и скорее всего местное же происхождение нового экзарха, во многом обуславливало в Карфагенском экзархате отношение к новому правителю как к «своему», а его власть, как высшего военного и гражданского представителя империи, была огромна – экзарх являлся единым руководителем всей иерархии имперского управления на «подведомственных» ему территориях, – в области административной он возглавляя весь чиновничий аппарат управления Африкой и осуществлял высшее руководство всеми сферами исполнительной власти, в области военной экзарх являлся главнокомандующим всех римских подразделений на территории провинций входивших в его экзархат, в области юридической он был высшей судебной инстанцией, как непосредственно отправляющей юридические процедуры, так и апелляционной. Наконец, он же был наделен высшей церковной властью в стране. Претенденты на высокие церковные посты, в том числе епископы, утверждались экзархом. Экзарх сам вел переговоры с иноземными послами и государями, от имени императора начинал войну в Африке и заключал мир. Также имел даже право чеканки собственной монеты. Двор экзарха отличался исключительной пышностью и не уступал дворам многих тогдашних европейских властителей. Его постоянной резиденцией был дворец бывших вандальских королей в Карфагене. Аудиенции у экзарха сопровождались особым церемониалом. При обращении к нему к титулу «экзарх» всегда добавляли предикат «excellentissimus». Атрибутами власти экзарха являлись высокий трон, и особая мантия, или «хламида». Вторым человеком в аппарате экзарха являлся его собственный префект претория, от имени экзарха непосредственно руководивший высшим гражданским управлением страны – префектурой претория, где работали чиновники – praefectiani. Личная гвардия карфагенского экзарха состояла из подразделений экэскубиторов и схолариев, так же он имел собственных букелариев, в число которых включались и букеларии находившиеся на службе у провинциальных дуксов, а также собственные кандидаты.

 

Т.о. экзарх Григорий фактически обладал в богатейших провинциях Африки, по сути, императорскими полномочиями и властью, ограниченной едва ли лишь формально, далеким Константинополем и видимо он довольно хорошо это осознавал и вероятно уже к 645 г. мог «дозреть», по целому ряду причин, до идеи по отделению от Восточной Римской Империи.

 

 

 

 

 

На пути к мятежу

 

Если и не сразу, то вскоре после своего назначения экзарх Григорий должен был столкнуться с последствиями арабского нашествия на Империю, - уже летом 642 г, после завоевания Египта и Киренаики арабское войско под предводительством победоносного покорителя этих земель Амра ибн аль-Аса совершило опустошительный грабительский рейд по Триполитании, - формально этот дукат не входил в территорию экзархата, относясь к египетскому диоцезу (однако прежде, до правления императора Маврикия Триполийский дукат относился к африканской префектуре и в Карфагене должны были об этом помнить), но появление войск противника вблизи территории экзархата не могла не встревожить экзарха Григория его офицеров. Арабы меж тем стремительно пройдя по восточной Триполитании мимо Лептиса Магны и двигаясь по старой римской дороге вдоль ливийского побережья осадили богатый и хорошо укрепленный Триполи, осада которого продолжалась около месяца, после чего, воспользовавшись удачно подвернувшимся случаем, арабы смогли проникнуть в город, подняв там панику и разграбить его, но вскоре, прихватив богатую добычу Амр повел свое войско дальше, а восточно-римский гарнизон спешно покинувший город на кораблях в обстановке паники, вновь вернулся в Триполи и снова занял его. Амр между тем продвинулся далее на запад и с налету взял прибрежный торговый город Сабрату, - жители и воины гарнизона пребывали в полной уверенности, что противник еще осаждает Триполи и растеряли бдительность, за что и поплатились, - после разграбления Сабраты, Амр также стремительно повел свое войско назад в Киренаику, по дороге также внезапным налетом захватил и основательно пограбил и столицу дуката Лептис-Магна, которую он прежде обошел и где его также никто не ждал. Вероятно, стремительный рейд Амра был внезапным и неожиданным и для властей дуката и для соседнего с ним Карфагенского экзархата (хотя видимо никто из них и не предполагал, что Киренаика падет столь быстро и противника просто не ждали). Помимо чисто грабительского и разведывательного рейда, результатом похода Амра видимо стало установление власти арабов на большей части восточной части Триполитании, непосредственно примыкающей к Киренаике. И хотя, тем не менее, из западной части Триполитании арабы тогда ушли, а гарнизоны восточных римлян вновь заняли разграбленные арабами города, но «осадок» явно остался, - Империя очевидным образом не смогла защитить свои территории и ее африканским подданным видимо стоило в будущем надеяться только на свои силы и готовиться к возобновлению схватки.

 

 

Другой проблемой для экзарха, оказывавшей влияние на его отношения с "имперским центром"  являлась религиозно-богословская. Еще с средины 630-х годов из захваченных арабами восточных владений Империи в спокойную и, как тогда казалось, далекую Африку, устремился поток беженцев из Сирии, Палестины, а затем и Египта. Помимо военных и гражданских репатриантов с византийского Востока в городах Северной Африки оказалось и значительное число представителей духовенства, всех конфессий, включая и ортодоксов, и коптов, и монофелитов, что вкупе с продолжающейся практикой насаждения Константинополем монофелитской доктрины, привело к резкому обострению религиозных споров и началу столкновений на религиозной почве в относительно спокойной до того, в этом отношении, Африке. Экзарх Григорий, являясь очевидно уроженцем латиноязычной Африки и воспитанный в соответствующих культурных традициях латинского богословия, как и абсолютное большинство людей проживающих на западных латиноязычных территориях Империи, являлся приверженцем халкидонской ортодоксии и монофелитские нововведения, исходящие из Константинополя, где у власти с конца 641 г. находился его племянник Констант II, явно воспринимал без особого энтузиазма. Более того, судя по житию св. Максима Исповедника экзарх Григорий оказывал всяческое участие и помощь именно ортодоксальным монахам и клирикам прибывавшим в Африку с Востока в пику монофелитам и особое почтение экзарх оказывал самому Максиму Исповеднику (с 640 г. проживавшего в монастыре близ Карфагена, где он вел богословскую и писательскую деятельность в т.ч. и активного критика монофелитов), в котором особо ценил его блестящую богословскую образованность. Прибытие же в конце 641 г. – начале 642 г. в Карфаген «в ссылку» смещенного Константинопольского Патриарха Пирра, известного сторонника монофелитства, жаждавшего своего восстановления в патриаршем сане и потому почти сразу же по прибытии развернувшего «бурную деятельность», что лишь «подлило масла в огонь». На этом фоне у экзарха видимо могли начать постепенно обостряться отношения с Константинополем и тамошней правящей родней, ибо Максим в своих публичных проповедях, на которых часто присутствовал и экзарх, едва ли не открытым текстом говорил, что: «Господь не будет милостив к римской державе, пока во главе ее стоит потомство Ираклия» и информация о подобных высказываниях естественно доходила до столицы.

 

 

В июле 645 г. для урегулирования внутрирелигиозных противоречий в Африке экзарх, при поддержке африканского духовенства и знати созвал в Карфагене Собор, в рамках которого было устроено публичное богословское состязание – диспут между Максимом Исповедником и Пирром. В результате, в ходе этого диспута, свидетелями которого были экзарх, светские представители высшего общества и епископы, монофелитское учение было подвергнуто Максимом беспощадной критике, а Пирр был вынужден признать себя побежденным, после чего духовенство представлявшее все провинции Африканского экзархата тут же на соборе единогласно высказалось против навязываемых Константинополем монофелитских новшеств и анафемствовало всех тех, кто сделал хотя бы попытку коснуться догматов, установленных соборами и святыми отцами. Решение карфагенского Собора было поддержано и папой Римским Федором (Теодором) I – таким же ярым противником монофелитов, предавшего анафеме Константинопольских Патриархов монофелитов Пирра и сместившего его Павла. Более того, посланец папы вскоре доставил письмо Максиму Исповеднику с приглашением посетить Рим и с описанием якобы имевшего место видения, которое посетило папу, в ходе которого он видел два хора ангелов Запада и Востока, одна из которых (восточная) возглашала победу "Августу Константу", а вторая (западная) "Августу Григорию", причем первая все затихала, а вторая усиливалась. Тем самым фактически «намекая» экзарху Григорию на возможность его поддержки Римской церковью, если тот решится провозгласить себя императором. Фактически решения Карфагенского Собора резко осудившие саму доктрину монофелитства и тем самым отвергнувшие и анафемствовавшие ее комплексное изложение "Экфесис" ("Изложение веры"), изданый императором Ираклием в 638 г., уже сами по себе были дерзким вызовом центральной власти, но тем не менее в 645 г. «гром еще не грянул», а главные участники исторического диспута – св. Максим и Пирр отправились в Рим к папе Федору. В конце того же года экзарх, очевидно, получил известие, что имперский флот высадил сильный десант в Александрии и войска во главе с магистром Мануилом смогли легко занять город и даже начать вылазки в Дельту – данное извести могло вселить и в экзарха и в его офицеров некую надежду, что Империя сможет отвоевать Египет, а следовательно арабская опасность может еще и отступить.

 

 

Но события следующих месяцев разрушили эти надежды, - войска Мануила не смогли развить успех, атаки на Фустат провалилась, более того, вернувшийся из Киренаики Амр ибн аль-Ас (к тому времени уже смещенный халифом с поста наместника, но после потери Александрии вновь оперативно возвращенный «в строй») мгновенно разобрался в обстановке и перешел к решительным действиям, - Мануила и его войска вытеснили обратно в Александрию, после чего в начале лета 646 г., город оказался в осаде и вскоре пал – по одной из версий арабы смогли с помощью осадной техники сокрушить стены и прорваться в город, по другой имело место предательство одного из стражей ворот, в любом случае повторный захват Александрии был страшным, - город был отдан на разграбление, многие горожане и солдаты погибли в начавшейся резне и пожарах, пока сам Амр не остановил избиение на месте, известном с тех пор как «Мечеть Милости», впрочем части горожан и воинов удалось спастись на кораблях, но магистр Мануил погиб в сражении на городских улицах.

 

 

Вскоре спустя совсем недолгое время Империя получила новый чувствительный удар по своим восточным позициям - назначенный в начале того же 646 г. халифом Османом правителем всей Сирии Муавия, после долгой осады и ожесточенного трехдневного штурма взял ливанский Триполи, - немногие уцелевшие защитники города, сумевшие прорваться из города на кораблях на Кипр рассказывали, что арабы при штурме города активно применяли построенные с помощью перебежчиков осадные машины и даже пытались заблокировать городскую гавань, невесть откуда взявшимся у них лодками и кораблями, пусть пока и не очень умело... Единственным приморским городом-крепостью под контролем Империи на Востоке после падения Триполи, остался древний Арад (финикийский Арвад) расположенный на острове вблизи финикийского побережья, но мало кто сомневался, что и его черед тоже скоро настанет...

 

"Возмущение в Африке"

 

Тем же летом патрикий Григорий пошел на разрыв с Константинополем, провозгласив себя в Карфагене «императором Запада» и начав, согласно арабским источникам, чеканку собственной золотой монеты, где был изображен с императорскими инсигниями. По версии излагаемой арабскими источниками, непосредственной причиной стала конфликт патрикия со своим царственным племянником – императором Константом II из за 300 фунтов золота (около 136 кг), которые тот якобы запросил с дяди сверх обычных выплат получаемых из Африки, - судя по последующим событиям, случившимся в реальности, сменивший Григория «псевдо-экзрах» Геннадий, смог в короткий срок собрать с помощью африканской знати и духовенства порядка 1 т 320 кг золота, чтобы откупиться от арабов, вероятно и патрикий Григорий мог бы спокойно выплатить Константу II требуемые им «сверх положенного» 300 фунтов золота, но видимо не захотел. Вероятно, что для окончательного решения о разрыве и провозглашения себя императором, у патрикия Григория сложился комплекс причин, а спор из за размеров доп. выплат стал лишь поводом, скорее всего патрикий, неплохо представлявший тяжесть положения на «основных фронтах» Империи мог принять решение после получения известий об окончательном поражении имперской армии в Александрии и падения ливанского Триполи, решив, что Константинополю в подобной обстановке точно будет не до него, к тому же он уже видимо при поддержке африканского и римского духовенства начал ощущать себя «вождем» ортодоксальной партии в Империи, противостоящей столичным «еретикам», да к тому же видимо он ощущал и значительную поддержку местных военных и знати, в том числе и берберской, очевидно считавших, что в подобной ситуации, в условиях радикальных религиозных разногласиях с центром и на фоне очевидного бессилия Империи остановить арабов, наличие «своего» императора и «своей Империи» будет значительно более полезным для Африки. Вероятно, эта поддержка «широких народных масс» византийской Африки, могла быть недвусмысленна выражена и при самом провозглашении Григория императором в виде собрания представителей знати, духовенства и военных, и очевидно в связи с чем, в Хронографии Феофана Исповедника сказано, что патриций Григорий с африканцами произвел возмущение в Африке. То, что, мятежный экзарх произвел свое «возмущение» именно вместе «с африканцами» вероятно, указывает на широкий характер его поддержки в экзархате, что косвенно подтверждается и арабами, утверждавшим, что патрикию удалось выставить против них просто фантастическое по численности войско из союзных берберов, что было бы не возможным не имей он поддержки и среди их князей.

 

Суровые будни "Императора Запада"

 

 

Впрочем, «головокружение от успехов», в связи с триумфальным провозглашением себя императором, должно было вскоре пройти у Григория, поскольку, несмотря на то, что хоть он и именовался теперь «Августом Запада», реально его власть признавалась лишь в его собственном экзархате, да в западной части Триполитании (по арабским источникам власть Григория простиралась от Атрабулуса до Танджи (т.е. от Триполи до Танжера)), где местные гарнизоны перешли на его сторону, предпочтя близкого императора в Карфагене, от которого хотя бы возможно было надеяться на получение помощи, далекому владыке Константинополя. В Италии же, несмотря на всю благожелательность и поддержку со стороны папы Федора, все имперские владения, включая и сам Рим, сохранили верность Константу II, будучи под жестким контролем равеннского экзарха Платона. Осталась верной Константинополю и Сицилия, имевшая свое гражданское правительство и своего дукса.

 

В подобной обстановке, становилось понятно, что Григорий пока, несмотря на заявленные претензии, по сути, является только «африканским императором», а Константинополь, сохраняя власть над Италией и Сицилией, по крайней мере, хотя бы теории, имел рядом с Африкой значительные военные силы, которые возможно было использовать для организации карательной экспедиции в Карфаген, хуже того, осенью прибывавшие с Востока разведчики и купцы, один за другим стали приносить сведения, что в Египет и Киренаику из Сирии и аравийской Медины прибывают все новые арабские войска и становилось все более очевидным, что мусульманами затевается новый большой поход, куда именно, точно было не известно, но сам характер концентрации новых войск на близких к владениям «императора Запада» территориях, не оставлял сомнений, куда будет направлен следующий удар «нечестивых агарян»…

 

Очевидно, что вчерашний экзарх не располагал значительным флотом, который мог бы остановить возможную карательную экспедицию из Константинополя или из Италии,  - причин отсутствия значительного числа военных кораблей в экзрахате в сереине 640-х годов мы не знаем, хотя известно, что военный флот у африканских экзархов был, - именно его использовал в свое время Ираклий, к тому же отдельные патрульные эскадры со времен Юстиниана имелись в Септеме и возможно на Сардинии, это были небольшие соединения, использовавшиеся для патрульной службы и связи, к тому же некоторое число кораблей имелось в портах перешедших под власть Григория городах западной Триполитании, - возможно этих сил «морской охраны побережья» не хватало для того чтобы организовать полноценный флот, астроить новый в условиях к подготовке отражения арабского вторжения патрикий счел не своевременным, возможно также, что моряки просто не поддержали узурпации патрикия и ушли например на Сицилию, а могло и так статься, что корабли карфагенской эскадры и возможно какие-то африканские части были задействованы в неудачной попытке вернуть Александрию и в Карфаген уже не вернулись…

 

В подобных условиях император Григорий решил перенести свою резиденцию из Карфагена, который, тем не менее, оставался столицей его «африканской» Империи подальше от моря и соответственно, по возможности, ближе к вероятному театру военных действий – в качестве таковой «военной» столицы вчерашний экзарх, а ныне император, выбрал старинный и богатый город Суфетулу (совр. Сбейтла) расположенный в юго-западной части провинции Бизацена, - этот город с одной стороны находился на достаточном удалении от моря, с другой стороны его окружали богатые равнины и предгорья, где можно было собрать (и прокормить) значительную армию из собственных частей и отрядов берберских союзников и наемников. Также императору предстояло по возможности произвести усиление гарнизонов города и крепостей Триполитании, как передового рубежа обороны африканских провинций, призванного задержать продвижение врага.

 

 

В самом конце 646 – начале 647 г. император Григорий, занятый мероприятиями по сбору войск в Суфетуле, получил вести о том, что по крайней мере 20 тыс. воинов из Медины и южных аравийских земель ранее собиравшихся в Египет, готовы к походу, в самом Египте местные арабские войска (тоже по большей части состоявшем из уроженцев аравийского юга – Йемена), числом до 10-15 тыс. человек также готовы к выступлению на Запад, возглавит поход в Ифрикию сам наместник Египта – Абдаллах ибн Саад, опытный воин, прошедший много военных компаний. Вскоре к арабским войскам в Египте прибыл и второй «младший» военачальник – Абдаллах ибн аз-Зубайр, - молодой, но уже опытный воитель, который привез приказ халифа Усмана о начале военного похода.

 

Арабское вторжение

 

В конце зимы 647 г. арабское войско выступило в поход. В отличии от разведывательного, по сути, рейда Амра, теперь предполагалось и завоевание, если не всей «румийской» Африки сразу, то по крайней мере значительных ее территорий. Быстро пройдя Киренаику и вступив в восточную Триполитанию, арабское войско, двигаясь на запад по старой римской дороге, вскоре остановилось неподалеку от небольшого городка Тубактис, в страхе покинутого местными жителями, на месте городка было начато строительство города-лагеря Тубакт (совр. Мисурата), специального арабского военного поселения, по типу других «военных городов» - Куфы, Басры, Мосула, в которых завоеватели жили изолированно от местного населения и которые становились их опорными плацдармами на вновь завоевываемых территориях. Заложив основные кварталы, мечеть, склады и земляные укрепления, командующий ибн Саад продолжил поход. В этот раз арабское войско уже не стремилось захватывать города и крепости внезапным налетом, теперь если они оказывали сопротивления, их прост обходили, оставляя достаточные силы для блокирования и правильной осады, а основные силы продвигались дальше на Запад. Опустошенный Амром (и ранее серьезно пострадавший от нападений берберов в VI веке) Лептис Магну просто обошли, остави силы блокирования - большая часть уцелевших жителей еще раньше покинули разоренный город, отчаянно обороняемый теперь лишь небольшим гарнизоном, большую добычу там было уже не взять, а тратить силы на уничтожение упрямых «румов» было нецелесообразно – рано или поздно сами сдадутся, зато возле, оправившегося после прошлого налета Амра, хорошо укрепленного Триполи захватчики оставили сильный осадный лагерь - возглавил осаду опытный и умелых полковдец - Буср ибн Абу Арт. Города Сабрату, Гигтис и Гирбу, также в значительной степени оставленные жителями, после прошлого разорения и обороняемые лишь небольшими гарнизонами, арабы осадили, оставив для их блокирования необходимые силы.

 

 

Следующим узлом сопротивления римлян, лежавшим на пути завоевателей в земли экзархата, должен был стать старинный приморский город Такапес (совр. Габес), расположенный практически на границе между землями дуката Триполитании и собственно южными землями провинции экзархата Бизацены. Император Григорий наделся, что этот укрепленный город сможет задержать захватчиков у старой границы экзархата, а вести о его осаде будут сигналом к тому, что враг уже "на пороге" и нужно будет немедля выступипть ему на встречу, но тут завоевателям крупно повезло, - местный трибун, командовавший гарнизоном, не ожидал скорого появления противника, уверенный, что арабы заняты осадами Триполи и иных городов, о чем он прежде успел получить известия и теперь он откровенно говоря «проспал» внезапное появление сразу всего арабского войска под стенами своего города, - развязка была быстрой и кровавой - смяв стражу и толпу бегущих в город под защиту стен окрестных крестьян, арабы ворвались в городские ворота и после недолго сопротивления город пал, - лишь немногие из воинов гарнизона и горожан сумели бежать на кораблях в Карфаген и Юстианополь (древний Гадрумет), чтобы сообщить скорбную весть о падении Такапеса , хуже того, император Григорий, находившийся в Суфетуле и еще продолжавший сбор войск со всего экзархата, с опозданием получил вести не бо осаде, но о падении Такапеса, когда в начале лета, уже его собственные берберы-разведчики донесли ему о том, что летучие отряды противника уже находятся в Бизацене и грабят сельские поселения в поисках фуража и добычи, а основное арабское войско стремительно идет за ними, продвигаясь, собственно, уже по землям экзархата.

 

 

Приняв решение, не дожидаться еще некоторых не подошедших к месту сбора отрядов, и полагая численность уже собранного под Суфетулой войска достаточной (по арабским источникам одних только союзных берберов в войске Григория якобы было до 100 тыс., человек, что скорее всего является легендарным преувеличением, но вероятно отражает какие-то реальные факты довольно значительного присутствия берберов в войске «царя Джурджира») – возможно численность африканского войска, с учетом союзников и наемников, могла колебаться в районе 20-25 тыс. человек и т.о. быть примерно равной по численности арабскому войску, император Григорий приказал выступать на встречу врагу, однако, далеко двигаться не пришлось, - вскоре передовые дозоры столкнулись с разведкой противника, двигавшейся в авангарде стремительно продвигающегося вперед главного войска арабов. Весьма скоро главные силы обеих армий расположились в виду друг друга на равнине неподалеку от Суфетулы и сперва, «по традиции», арабы прислали посла-переговорщика, который изложил Григорию, набор «традиционных» требований, периода арабских «великих завоеваний», предлагавшихся на выбор каждому правителю вновь покоряемых земель от имени халифа мусульман – либо принять ислам, либо покориться и сохранив свою веру платить установленную подать, либо принять сражение, - Imperator Romanorum Флавий Григорий думал не долго, - указав послу, на то , что арабы уже пришли с войной в его владения и уже пролили кровь его подданных в Триполитании, он посоветовал им готовиться к сражению.

 

 

Следующие несколько дней, оба войска провели в маневрировании и небольших стычках передовых отрядов, пытаясь занять более выгодную позицию или обойти противника, в тоже время «римляне» очевидно старались избегнуть, по возможности крупных столкновений и измотать противника в коротких налетах и стычках, и при этом не хотели сильно далеко удаляться от своего полевого лагеря в окрестностях Суфетулы, чтобы не дать противнику отрезать себя от этого города – своей тыловой базы и центра коммуникаций, арабам же важно было постараться выманить противника в поле и разгромить в "правильном сражении", чтобы затем спокойно двинуться дальше на покорение провинций экзархата не опасаясь возможного удара с тыла, - при этом, однако, арабских командиров ветеранов прежних походов неприятно удивила значительная численность африканского войска римлян вместе с их берберскими федератами и союзниками, - после ряда значительных сражений в начале прошлого десятилетия в Сирии, Палестине, Месопотамии и Египте, победных для арабов, «румийцы» вновь выставили против них в поле значительное войско, в то время как большинство их молодых воинов из последних наборов в основном прежде имели дело с небольшими отрядами и гарнизонами "румийцев", кое где еще оборонявшихся в стремительно сокращавшихся владениях Империи на Востоке и в Киренаике и привыкли к легким победам, а предстоящее дело обещало быть трудным, так и произошло…

 

Изменено 13 Jul 2015 пользователем magister militum

[magister militum]

«Поле Суфетулы»

 

 

Основное сражение начавшееся на третий день взаимного маневрирования, начавшись со стычек противостоящих войск, внезапно принялось разворачиваться в полную силу вовлекая все большее число сражающихся, - император Григорий, поняв что очередная стычка на равнине перерастает в нечто более значительное, развернул свои пехотные нумерии в центре боевой позиции, прикрыв их фланги кавалерией своих нумерий, конных федератов, дружинами букелариев берберских князей-союзников и отрядами наемников из сахарских племен - длинные ряды ряды греков и африканцев.

 

Сам император с гвардейским резервом и телохранителями поддерживал один из боле слабых флангов, не давая арабам его опрокинуть или обойти. Арабы меж тем применили сходную «технологию» - развернув в центре свои части пешей фаланги - "кадрусы", причем значительная часть всадников спешилась, заняв места в пехотном строю вместе с другими "аскари", остальные же атаковали боевые порядки противника верхом ...

 

Завязавшееся таким образом жестокое сражение длилось уже несколько часов на африканской жаре и явно начинало утомлять «воинов ислама» не ожидавших встретить столь упорного противника, при том что натиск «неверных» и не думал ослабевать – ибо у их врагов, помимо всего прочего, имелся один очень интересный и немаловажный стимул : "Рядом с Григорием, как рассказывают, сражалась его дочь, отличавшаяся необыкновенной красотой и храбростью; она с ранних лет училась ездить верхом, стрелять из лука и владеть мечем и выделялась между самыми передовыми бойцами богатством своего одеяния и оружия. - Ее рука и сто тысяч золотых монет были обещаны патрикием тому, кто принесет ему голову арабского командующего, и африканское юношество было воодушевлено перспективой такой блестящей награды".

 

 

 

 

Меж тем «младший» арабский командующий аз-Зубайр, понимая, что ход сражения может сложиться не в пользу арабского войска, решил применить военную хитрость и временно покинуть сражение, чтобы осуществить широкий «обходной маневр» боевых порядков противника и затем ударить по грекам с тыла, - с отрядом элитной кавалерии облаченного в трофейные персидские доспехи, - он сумел искусно выйти из боя и начать задуманный маневр, но император Григорий заметив это, отправил несколько отрядов берберских федератов и легковооруженных  «симмахов», стоявших в резерве, преследовать его.

 

 

В тоже время «старший» арабский командующий ибн Саад, получил ранение стрелой, при попытке наконец прорвать в центре баталии тесные ряды пехоты «румов», выстроившей неприступную «стену щитов», в передовой линии состоявшей из тяжеловооруженных бойцов и активно поддерживаемую стрелами и метательными дротиками из-за спин стрелками с других линий, - арабские копейщики и мечники "аскары" из пеших "кадрусов" никак не могли прорвать этот строй "румийцев" и командующий решил личным примером воодушевить бойцов, возглавив очередную атаку, но в итоге получил ранение и его телохранители эфиопы с трудом смогли вывести его из гущи схватки и увезти его с поля боя в его лагерный шатер, - это видело множество рядовых арабских воинов и весть о ранении и бегстве командующего в лагерь мгновенно разнеслась по их рядам, - многие из них дрогнули и под нажимом вражеских нумерий попятились к лагерю, - «римляне» же и берберы, предчувствуя скорую победу лишь удвоили натиск, постепенно, шаг за шагом, тесня боевые порядки противника – отдельные их отряды уже даже местами прорывали дрогнувшие арабские шеренги и прорывались к самом арабскому лагерю, вступая в схватки с его охранением, - казалось, еще одно усилие и...

 

 

Как вдруг многочисленные, полные ужаса, истошные панические крики и возгласы раздались среди римского войска, накатывая, подобно волне от стоявших в тыловых  крайних рядах воинов к передовых шеренгам, – сильный арабский кавалерийский отряд внезапно вылетев из за дальних холмов, поднимая клубы пыли, появился теперь в тылу римско-берберского войска и пройдя сквозь лагерь греков на полном скаку, посеяв там смерть и разрушения, с ходу врубился теперь в ряды противника "со спины", точно ударив по гвардейцам императора Григория, - это хитроумный аз-Зубайр сумев таки оторваться от своих преследователей в холмах и точно все рассчитав вышел в тыл войску «румийцев» и сейчас решил одним ударом закончить сражение, ударив по ставке императора – моментально все смешалось, гвардейцы императора – экскубиторы, схоларии, императорские букеларии и кандидаты оказались разделены внезапно атаковавшим их противником – все боевые порядки пехоты и кавалерии оказались нарушены, воины с обеих противоборствующих сторон оказались перемешаны друг с другом и на этом фланге бой разбился на отдельные отчаянно кипевшие кровавые схватки, - отважно сражавшаяся дочь императора Григория – нобилисса Валерия, оказалась оттеснена этой внезапной атакой врага от отцовских телохранителей и теперь вместе с оказавшимся рядом случайными бойцами из разных частей, собравшихся вокруг нее, отчаянно пыталась пробиться к отцу ...

 

 

В этот же самый момент, взявший себя в наконец руки ибн Саад, которому слуги промыли и перевязали рану, вышел из своего лагерного шатра и стоя в окружении телохранителей принялся собирать отступавших и бегущих в лагерь с поля воинов, - затем, верно оценив обстановку, он с этим импровизированным резервом контратаковал римлян и берберов, отдельными отрядами уже прорывавшихся к арабскому лагерю и опрокинув их, двинулся затем на подмогу своим дрогнувшим боевым порядкам. А на фланге, где на месте расположения императорских гвардейцев и полевой ставки императора уже вовсю кипела жестокая кровавя свалка, аз-Зубайр, вычислив императора и его личную ближнюю охрану по пурпурным плюмажам и плащам, отчаянно ринулся к самому императору Григорию и сошелся с ним в жестокой рукопашной схватке, - более молодой и проворный (на момент сражения аз-Зубайру ок. 23 лет, императору Григорию в районе 37-40), он явно обыгрывал своего противника в скорости, но и император был опытным и сильным бойцом, компенсируя недостаток скорости мощью ударов, но вот наконец аз-Зубайр изловчился и …

 

 

---- РАЗВИЛКА ----

 

… и казалось бы его точно рассчитанный смертельный удар ушел в никуда, - клинок лишь скользнул по панцирю императора и в ту же секунду сильная рука потомка славных Аршакидов могучим ударом, несмотря на защитный воротник доспеха, почти перерубила шею арабскому воителю, который покачнувшись, резко упал с коня, словно срубленное дерево обливаясь потоком крови хлынувшей из страшной раны … Вопль отчаяния и ужаса из тысяч глоток мусульман взметнулся к небесам над полем боя, - ансар Пророка, первый мусульманин родившийся в Медине, внук праведного халифа Абу–Бакра и племянник любимой жены Пророка Аиши, славный воин, прошедший немало битв с восточными римлянами и персами, Абдаллах ибн аз-Зубайр, лежал в пыли с почти отрубленной головой – войско мусульман и до того державшееся едва ли не «последним усилием воли» оказалось моментально морально сломлено, с этого момента его вера в победу угасла, и каждый из воинов уже не думал о победе, а помышлял лишь о том, как бы сбежать с этого проклятого поля смерти, - "римляне" же и берберы, словно хищники почуявшие кровь жертвы, «шестым чувством» уловившие эту слабину противника еще больше усилии свой натиск, словно бы обрели "второе дыхание" и наконец прорвали арабские боевые линии по всему фронту сражения, погнав противника в лагерь беспощадно истребляя...

 

 

 

 

Нобилисса Валерия пробилась к позиции отца с освоим отрядом, буквально изрубив в капусту, оставшихся еще там арабских кавалеристов из отряда Зубайра, - император был жив, хотя и получил в предыдущих и последующих схватках несколько ран и ушибов, продолжал сражаться и управлять боем в окружении немногих выживших телохранителей и гвардейцев, - он радостно обнял дочь в запыленных и окровавленных доспехах посреди среди сражения и тут же на поле брани громко провозгласил славу Христу Пантократору и победу римского оружия. В этот момент на краю поля битвы и рядом с частично разгромленным римского лагерем раздались звуки боевых труб - это из-за холмов показались незадачливые преследователи аз-Зубайра "потерявшие" его отряд в холмах и теперь спешащие исправить свою "оплошность" - император немедля отправил к ним гонцов и вернул в бой, бросив преследовать бегущего противника...

 

 

Напрасно оставшийся еще дееспособным, хотя и раненый, уцелевший «старший» командующий ибн Саад пытался остановить свое бегущее воинство – людская волна бегущих захватила его не обращая внимания ни на его крики, ни даже на мольбы и увещевания, - лишь благодаря неимоверным усилиям его личной охраны старого полководца удалось вырвать из этого бегущего «куда глаза глядят» месева людей, лошадей и верблюдов, где его чудом не затоптали собственные, обезумевшие от ужаса и страха воины, тем самым спасая от неминуемой гибели – «Римляне» же и берберы буквально «висевшие» на плечах бегущих ворвались в арабских лагерь и рубили там теперь всех без разбора, - и воинов, и лагерную прислугу - мало кто из арабов попадал в плен, - особенно усердствовали в резне наемники "симмахи" - полудикие кочевники из сахарских племен – богатые трофеи виде хорошего оружия, добротных и богато украшенных персидских доспехов, дорогих одежд и хороших коней, сокровища лагерных шатров и палаток значили для них куда больше, чем жизнь пленников, которых еще нужно было где-то содержать, кормить, да потом еще и выгодно продать, - не только в лагере шла резня – кавалеристы из нумерий, конные федераты и симмахи увлеченно гонялись за конными и пешими группами бегущих арабов, в тщетной надежде на спасение разбегавшихся с поля битвы по всей равнине в направлении на восток и на юго-восток, надеясь лишь на собственные усталые ног или резвость своих боевых скакунов, - безжалостные «румы» и «барбари», также уже усталые, но опьяненные кровью и чувством победы, настигая беглецов «правоверных» иногда пленяли их, но чаще все же истребляли, завладевая вожделенной добычей …

 

 

Телохранителям ибн Саада и здесь удалось совершить чудо и ценой своих жизней многих своих товарищей спасти командующего, буквально вырвав его из лап у неизбежной смерти или плена, хотя он и получил при этом еще одно ранение - на этот раз дротиком в ногу, - его маленький отряд сумел прорваться и теперь отчаянно отрываясь от преследователей во весь опор скал на восток, в сторону недавно захваченного Такапеса, имея своей целью далее продолжить путь к осадному лагерю под Триполи, где у арабов еще оставались определенные силы и была надежда, собрав выживших в сражении беглецов, организовать сопротивление безжалостным преследователям…

 

 

На равнине же близ Суфетулы лишь стремительно спускавшиеся южные сумерки постепенно прекратили истребление несчастных арабских беглецов…

Изменено 5 Jun 2015 пользователем magister militum

[magister militum]

«За порогом победы»

 

 

 

 

… Еще до того как черная африканская ночь пала на землю, подарив измученным воинам-победителям спасительную, после знойного и кровавого дня, прохладу, император Григорий с дочерью, ближними офицерами и уцелевшим телохранителями объехал поле битвы заваленное останками сраженных и оглашаемое криками и стонами умирающих – на месте жестокой схватки у фланговой позиции, где располагалась его полевая ставка, процессия остановилась – один из императорских букелариев, с товарищем, оба лангобарды по происхождению, отыскали тело павшего молодого вождя арабов аз-Зубайра и «отделив» кинжалом, его, почти срубленную императором в схватке, голову, преподнесли ее императору Григоррию – тот распорядился отправить ее в Карфаген в кадке с медом (для сохранности), где водрузить на длинной пике на площади перед императорским дворцом для публичного обозрения народом , тело же аз-Зубайра было захоронено на местном иудейском кладбище (в реале нечто похожее также случилось с его телом и после реальной гибели аз-Зубайра в Мекке в 692 г., после которой, в знак пренебрежения, враги захоронили его на еврейском кладбище Медины) – в 640-х годах христиане, особенно западные, в основном, еще весьма слабо представляли себе, что такое на самом деле представляет собой явление ислама и не разбирались в его тонкостях, зачастую считая его некой одиозной несторианской или иудейской сектой.

 

 

Наступившая ночь, вместо столь необходимого отдыха, принесла императору Григорию новые трудные задачи, требовавшие немедленного решения – по начавшим поступать, пока еще первым и неточным докладам, командиров частей начала вырисовываться неприятная картина тяжелейшей победы, едва ли оказавшейся не «пирровой» (было ясно, что истинная картина состояния войск прояснится во всей полноте лишь на следующий день) - потери почти во всех нумериях и в большинстве отрядов федератов и союзников были ужасающими, - одни части потеряли едва ли не половину своего состава убитыми и ранеными, где-то потери достигали едва ли не 70% и по всей видимости их требовалось переформировывать в дальнейшем едва ли не заново, более непонятной была ситуация с отрядами «симмахов», многие из которых несмотря на наступление ночи, очевидно продолжали преследовать бегущего противника и пока не возвратились в лагерь, но, судя по общей картине, значительные потери были у них… Также тяжелые потери понесла и императорская гвардия, погибли или получили тяжелые ранения многие схоларии и императорские букеларии, но самые тяжелые потери были среди экскубиторов и кандидатов, - последние полегли едва ли не в полном составе в схватке с прорвавшейся кавалерией аз-Зубайра…

 

 

Император Григорий понимал, что с одной стороны его людям просто физически необходимо отдохнуть после тяжелейшего сражения, а потрепанные части важно привести в порядок, решив при этом массу вопросов с отправкой раненых в тыл, справедливым разделом добычи меж воинами и наградой для отличившихся, починкой оружия и снаряжения, с организацией захоронения павших и т.п., что требовало, как минимум, весь следующий день провести в лагере на поле битвы, но с другой стороны, он также понимал, что если он хотел, победив в сражении, затем не проиграть всю компанию, то нужно было немедленно действовать быстро и решительно, с тем чтобы, пока противник деморализован и дезорганизован после поражения, если и не добить его окончательно, то уж, по крайней мере, не дать ему прийти в себя и оправиться и, по возможности, вообще изгнать его из «пределов Африки». Поэтому император отдал распоряжение собирать все «опоздавшие» к сражению конные отряды собственных войск, федератов, союзников и «симмахов», с тем чтобы с первыми лучами солнца бросить их на преследование арабов, заодно организовав таким образом импровизированную разведку местности, - таких частей было немного, но они были «свежими» и их можно было «стимулировать» обещанием наград и посулами к легкой добыче. В течение следующих суток также надлежало сформировать отряды конных «охотников» из состава кавалерийских нумерий, федератов, союзников и «симмахов» принимавших участие в сражении и также бросить их на преследование врага и «зачистку местности» ...

 

 

 

 

Всех же немногочисленных выживших арабов, попавших в плен на поле боя и в его окрестностях, следовало выкупить у воинов и суфетульских купцов, во множестве уже наводнивших лагерь, за счет казны и использовать для получения всей возможной информации о возможностях и планах действия врага…

 

 

Лишь колоссальными усилиями, к исходу второго дня после сражения, императору Григорию удалось более-менее собрать боеспособное «ядро» своего войска из всех наличных частей, доходившего числом теперь едва ли до неполных 14-15 тыс. человек, с тем, чтобы ранним утром третьего дня выступить по дороге на запад, - попутно император приказал еще остававшимся командирам многих «расстроенных» частей, по мере приведения их «в порядок» сразу же выступать в поход, с тем чтобы и нагнать основное войско.

 

 

В следующие дни воинство «римлян и мавров» во главе с самим императором двигалось, как могло скоро, в направлении на восток - к границам Триполитании, поначалу пробираясь по дорогам, заваленных трупами арабских воинов, обобранных их преследователями, а также усеянными останками их лошадей и верблюдов, уже начавших разлагаться на африканской жаре…

 

 

Довольно часто, передовым воинам, попадались на встречу, возвращающиеся назад к Суфетуле, разнородные отряды римской и берберской кавалерии, состоявших из ранее высланных императором для преследования неприятеля воинов и разведчиков, приносивших вести и сведения об обстановке впереди колонны и иногда даже приводившие новых пленников, - эти отряды, как правило, присоединялись к войску, за исключением некоторых отрядов сахарских «симмахов», обильно нагруженных добычей и теперь считавших свою «миссию» выполненной и скорее спешивших в родные места насладиться «плодами» победы, - императорские военачальники особенно не старались их удерживать, понимая, что это может лишь вызвать ненужные осложнения, но приглашали вновь присоединиться к императорским войскам в будущем, когда это будет необходимо, - впрочем другие отряды «симмахов», наоборот присоединялись к войску, продолжая совместное движение, надеясь на еще большую добычу и награды…

 

 

Практически сразу, как только войско императора Григория пересекло южную границу Бизацены и вступило на земли западной Триполитании, к голове колонны прискакал запыленный гонец, который принес неожиданно радостные и обнадеживающие вести – важный приморский город Такапес, первый среди западно-триполитанских городов, лежащих вдоль побережья на старой римской дороге по пути с запада на восток в Киренаику, был освобожден от удерживавшего его арабского отряда храбрым наследником престола княжества Альтавы, «союзником и другом римского народа» - доблестным молодым воителем Акселем Цецилием – этот отважный юноша, будущий властитель ("архонт") самого сильного из княжеств «латинских» мавров – наиболее важного и сильного вассала-федерата и ценного союзника Империи из всех окружавших земли африканских провинций «владений мавров», обратил на себя внимание императора еще в ходе самого сражении при Суфетуле, где он несмотря на свой молодой возраст, проявил себя отважным воином (в реале ему тогда было ок. 17-18 лет) и неплохим командиром, - он едва ли не одним из первых выступил на восток преследовать бегущих арабов, во главе многочисленного отряда своих личных букелариев, выдвинувшись из лагеря чуть ли не на следующее утро после сражения.

 

Аксель Цецилий теперь извещал императора, что, собрав вокруг себя по пути многих императорских воинов и «симмахов», из числа тех, что еще с первой ночи после битвы, бродили по окрестностям в поисках добычи, в крупный отряд, он напал на след сбежавшего с поля боя «старшего» арабского командующего ибн Саада и принялся преследовать его и хотя тому все же удалось от него оторваться, но через некоторое разведчикам Акселя вновь удалось напасть на его след и продолжить погоню – вражеский полководец, меж тем, теряя по пути людей и обессиленных коней, чьи тела устилали путь позади его маленького отряда, опередил таки своих преследователей и первым добрался до города Такапеса, где провел примерно пол дня, - за время отдыха ему промыли и перевязали раны, он сменил почти загнанных коней и усилив свою охрану оправился далее на восток к войскам осаждавшим Триполи, приказав при этом начальнику отряда, занимавшего город, сжечь Такапес и затем немедленно выступать в след за ним, - но арабским воинам из здешнего гарнизона, хоть и весьма напуганным теми страшными известиям о разгроме их «непобедимого» войска, что принес им командующий ибн Саад, все же не хотелось уходить с пустыми руками из богатого города и пока одни из них поджигали городские здания, другие тут же принялись, готовясь к бегству, грузить на верблюдов богатую добычу у городских ворот, а из несчастных горожан обоего пола, уцелевших при захвате города, отбирать наиболее молодых и красивых для дальнейшей продажи в рабство, сгоняя их на площадь и связывая веревками – за этим «занятием» их и застали врасплох воины Акселя Цецилия, отряд которого осторожно и скрытно приблизился к городу и после проведенной разведки, убедившись, что арабы не подозревают о близком присутствии его воинства, внезапно ворвался в город, учинив расправу над захватчикам, которые в панике рассеялись по городу. Ныне же императорская власть в Такапесе и его округе восстановлена, а сам Аксель Цецилий восстанавливает управление городом и обеспечивает его охрану (в реальности, ромеи смогли вернуть город в конце 640-х годов, по всей видимости, после того как, арабы получив выкуп ушли из экзархата, чтобы затем вновь потерять его в 660-х годах, - «Косейле» удалось вновь освободить Такапес в самом начале 680-х годов, после его победы над Окбой инб Нафи, в данной же АИ это событие является результатом победы ромеев при Суфетуле)

 

 

Вскоре императорское войско, споро двигавшееся по дороге, ободренное добрыми вестями, вышло к воротам Такапеса, где императора Григория, окруженного гвардейским эскортом, в городских воротах встретил в окружении своих воинов и горожан сам «молодой герой» Аксель Цецилий, после чего император спустился с коня и обнял наследника Альтавы, освободившего от врага первый римский город Триполитании. Проведя недолгое время в освобожденном Такапесе и оставив в городе достаточный гарнизон, «Август Запада» Флавий Григорий с войском выступил далее на восток, - в свите императора теперь был и Аксель Цецилий, отныне считавшийся приближенным императора и получивший почетное звание «кандидата», причем многие потихоньку шептались, что это только начало возвышения молодого "архонта", которому явно благоволит фортуна и сам император…

Изменено 5 Jun 2015 пользователем magister militum

[magister militum]

 

«В Триполитанию!»

 

 

 

 

 

К исходу второй недели, с тех пор как он спешно покинул Такапес, ибн Саад со своим маленьким отрядом наконец достиг осадного лагеря у стен ливийского Триполи. По дороге полководец рассылал гонцов ко всем отрядам арабов, что еще вели осаду или блокирование городов западной Триполитании, с приказом им немедленно сворачиваться и уходить на восток на соединение с основными силами под Триполи – при этом воинам предписывалось, по возможности не вступая в схватки с наступающим «войском румов», постараться основательно разорить сельские округи осажденных городов – если уж в этот раз, Ифрикию покорить не удалось, то нужно хотя бы постараться причинить врагу как можно больший урон, ограбив ту ее часть, что еще контролировалась арабскими войскам, с тем, чтобы «румийцы» вступали в разоренную страну, где им будет тяжело снабжать свои войска.

 

Едва вступив в лагерь, занятый буднями осадной жизни, ибн Саад, узнал, что командующий силами осады Буср ибн Абу Арта недавно возвратился из успешного рейда на оазис Ваддан, что лежал юго-западных землях в восточной части Триполитании (230 км южнее совр. г. Сирт) – местный берберский вождь – «царек», некогда, подобно своим предкам, числившийся «другом и союзником римского народа», уже давно властвовал в оазисе сам по себе и не оказал завоевателям никакого сопротивления, покорно впустив их на территорию оазиса и его одноименную столицу, обеспечив арабов всем необходимым и пообещав выплачивать халифу установленную дань. Страшные известия Сада о разгроме арабского войска под Суфетулой и гибели аз-Зубайра мгновенно испортили приподнятое настроение командующего силами осады, - после удачного похода на Ваддан, он рассчитывал все же взять богатый Триполи, который, по его мнению, вот-вот должен был пасть, но теперь ему приходилось подумать о других вещах, - Абу Арта, был опытным военачальником, прошедшим египетскую и сирийские компании против ромеев и прекрасно понял, что за катастрофа произошла с «армией вторжения» в южной Бизацене. На коротком военном совете, военачальники решили, что ибн Саад, как «старший» полководец, должен немедленно отправиться в свое наместничество в Египет и Киренаику, с тем чтобы подготовить их к обороне от возможного ответного вторжения «румов» с запада и также оградить земли Верхнего Египта от вероятных набегов нубийцев, которые вскоре наверняка могут попытаться воспользоваться сложившейся ситуацией, попутно Саад должен будет проинформировать халифа о произошедшем несчастье и взяв на себя ответственность за случившееся, попросить у того дополнительных сил для скорейшего усиления египетских войск, сильно поредевших после неудачного похода. Абу Арта же в свою очередь, соберет вокруг себя, насколько возможно, все отступающие сейчас со всей западной Триполитании «осадные» и тыловые отряды, а заодно и выживших беглецов из под Суфетулы, после чего, даже если Триполи все еще не падет, он отступит в город-лагерь Тубакт, где займет прочную оборону против войск «царя Джурджира», продвигающихся сейчас на восток, и попытается сдержать или отразить его, впрочем Саад, дозволял Абу Арту в случае крайнего осложнения обстановки и с тем, чтобы сберечь остатки войск, даже покинуть и новопостроенный Тубкат, эвакуировавшись в Киренаику.

 

 

Меж тем войска императора Григория форсированным, на сколько это было возможно, маршем двигались на восток в сторону осажденного Триполи по старой римской дороге. После выдвижения армии из Такапеса, отряды противника, по началу, ей на встречу практически не попадались, - как правило разведчики лишь фиксировали клубы пыли от отступающих арьергадных отрядов арабов, зато следов их пребывания в здешней сельской округе хватало с лихвой – сожженные селения и фермы, на пепелищах которых лишь редкие уцелевшие обитатели в истерзанных рубищах со слезами на глазах встречали императорских воинов, - вытоптанные поля, засыпанные колодцы, сожженные или вырубленные местами сады, виноградники и оливковые рощи, в возделывание которых поколения «ливийцев» вкладывали колоссальный труд, дополняли безрадостную картину. Конечно тем силами, что еще оставались здесь у арабов, да еще и в условиях поспешного отступления, невозможно было физически за короткий срок превратить всю округу в «пустыню», но тем не менее значительный ущерб хозяйству и беды местным жителям они все же причинили…

 

Особенно мрачное впечатление это унылое зрелище повсеместного запустения и разорения производило на воинов-федератов - уроженцев оазиса Капсы, по крови принадлежавших к племенам берберов-амазигов и, по сути, являвшихся местными уроженцами, - некогда их предки и родственные им племена, населявшие с древних времен южные земли провинции Бизацена - как собственно сам оазис Капса , со столицей в одноименном городе (совр. Гафса в Тунисе - с 540 г. город именовался Юстниана-Капса и являлся резиденцией дукса Бизацены, примерно в тоже время он был окружен новой крепостной стеной), так и окрестные земли и горы, то покорялись Империи, то вновь восставали и воевали против нее, но после впечатляющих побед Иоанна Троглиты (воспетых в одной из последних латиноязычных эпических поэм Античности Iohannis, seu de Bellis Libycis ), разгромившего в середине VI в. "конфедерацию Каваона", (к которой примкнули и местные берберы), они были окончательно "усмирены", и вот уже почти сто лет тому как, успешно состояли на военной службе у Империи в качестве "имперских федератов" под командованием римских офицеров - "опционов", - как и у всех трансграничных жителей, в ныне разоренных селениях западной Триполитании, уроженцам Капсы кто-то кому-то приходился дальним или близким родственником или просто знакомым и если прежде, предки нынешних имперских федератов, случалось и грабили здешних поселян, то их потомки защищали эти территории от своих более «диких» сахарских сородичей и вполне взаимовыгодно сосуществовали с местным оседлым романизированным населением, но вот от невесть откуда взявшихся арабов, как видно своих соседей и земляков они сберечь не смогли, зато в их понятиях, теперь они могли славно отомстить за их гибель или пленение, чем активно и занимались – федераты из Капсы теперь обычно сами просились в передовые дозоры и если им случалось настичь зазевавшихся арабских фуражиров или отставших бойцов арабских арьергардов, то, как правило, всех их безжалостно уничтожали… (в реале оседлые и полуоседлые берберы Капсы (Гафсы), даже после завершения арабского завоевания Северной Африки, еще очень длительное время продолжали сохранять определенную автономию и преимущественно оставались христианами, а их язык, по сути оставался «осколком» африканской «версии» позднеантичной народной латыни – подобная латынь, как устная так и письменная, сохранялась в Гафсе, по свидетельству Аль-Идриси, вплоть до XII столетия и называлась на арабский манер – «аль-латини аль-африки» (букв. "африканская латынь"). Возможно, что в горах и оазисах Капсы, под защитой дружественных берберов, в период арабских завоеваний нашли приют многие жители и воины из павших городов и крепостей Карфагенского экзархата, решивших не покоряться завоевателям, - по некоторым сведениям, уроженцы Гафсы, среди прочих латиноязычных христиан Туниса, активно помогали норманнам во время их завоевания Сицилии и походов в Африку, и даже поддерживали крестоносцев, в XIII веке некоторое их количество «выселилось» на Сицилию, куда их приглашали местные короли и феодалы, взамен изгнанных мусульман).

 

 

Вторым освобожденным городом западной Триполитании стал старинный портовый город Гигтий (Гигтис), времена его расцвета, свидетелем которых остались форум и термы времен Антонина Пия, давно миновали, но и в VII в. город продолжал существовать, - опоясанный мощными «юстиниановыми стенами» он избежал разорения во время похода Амра четыре года назад и теперь все еще стойко удерживался гарнизоном и местным ополчением – арабы блокировавшие город несколько месяцев дисциплинированно отступили на восток по приказу ибн Саада, предварительно опустошив его округу, и избежали тем самым столкновения с имперским войском.

 

 

Однако, все же, императорским войскам вскоре удалось перехватить крупный отряд арабов, не успевший вовремя переправится с о. Гирбы (совр. о. Джерба в Тунисе), что лежал за узким проливом практически напротив Гигтия – в позднеантичное время этот крупный прибрежный «плоский» остров был связан с материком, периодически обнажавшимися косами-отмелями (в наше время остров отделяет от материка узкий мелкий пролив, а связывает автомобильная дорога проходящая по косе), по которым на остров можно было попасть сухопутным путем, примерно как по «адамову мосту» на о. Шри-Ланку. Город-столица острова, носивший одноименное название Гирба, лежавший на севере острова, был процветающим торговым портом, в котором проживала в т.ч. и довольно большая и богатая древняя еврейская диаспора (сохранившаяся синагога Эль-Гирба, возраст которой достигает 2000 лет, считается самой древней в Африке и одной из старейших в мире), а сами островитяне в большинстве своем были довольно зажиточными крестьянами, мелкими ремесленниками и рыбаками, производившими в условиях мягкого климата и плодородных почв острова (даже сейчас температура воздуха на о. Джерба всега на 1,5-2 градуса теплее чем на континенте, а сам остров является крупным туристическим центром с развитой талассотерапией) на продажу пшеницу, оливки, фрукты (в основном финики и инжир), вино, гончарную продукцию и продукты рыбной ловли. Остров "словно лесом" был покрыт многочисленными тенистыми садами и фруктовыми рощами, которые поливались водой из многочисленных колодцев.

 

Когда арабы вторглись на остров небольшой местный гарнизон и ополченцы какое-то время удерживали их на переправах, давая тем самым многим сельским жителям возможность укрыться за городским стенами Гирбы, а затем отступили и сами, после чего арабы заполонили весь остров и ни шатко ни валко повели осаду Гирбы, периодически торгуясь с местным епископом и купеческой верхушкой об условиях капитуляции или размерах выкупа с города и островитян и откровенно расслабились, расположившись на постой в богатых селениях острова, укрываясь в тамошних садах от летнего зноя. Прибытие гонца ибн Сада с приказом о немедленном отступлении с острова и разорении округи, было подобно грому средь ясного неба, прервавшего эту ленивую негу. Так и не добившись сдачи Гирбы, арабские «оккупационные» отряды принялись опустошать остров, где еще недавно предавались отдыху, собирая там богатую поживу и постепенно стягиваясь к естественным песчаным отмелям-«переправам» в юго-восточной части острова, где дождавшись отлива и максимального "осушения" переправ, арабское воинство растянувшись длинной колонной начало выходить с острова на материк и... в тот момент  когда "голова", вышедшей с острова арабской колонны, состоявшей из верениц груженых награбленным скарбом лошадей и верблюдов, с привязанными к ним плачущим пленниками и пленницами уже казалось достигла противоположного берега их внезапно атаковали конные берберские разведчики императора Григория, во главе которых шел со своим букелариями наследник престола Альтавы Аксель Цецилий.

 

 

Лихо сбив охранение и буквально врубившись в арабскую колонну берберская конная разведка римлян посеяла панику среди заметавшихся по косе отягощенных скарбом арабов, которые то и дело сталкиваясь друг с другом или с берберами и римлянами, периодически опрокидывались с песчаных отмелей косы на мелководье вместе со своими верблюдами и лошадьми и бессильно там барахтались, настигаемые безжалостным оружием «румийцев». Постепенно на берег выходили все новые и новые кавалерийские нумерии и прочие отряды "африканского воинства" и многие императорские воины и наемники «симмахии», конные и пешие, бросались на помощь разведчика в кипевшие, то тут, то там, на косе и мелководье, отчаянные схватки - кровавая сеча, где по щиколотку, где по колено, а где и по пояс в соленой, уже окрасившейся алым цветом, воде и на мокром песке под лучами безжалостно палившего солнца, была жестокой, - арабы, как зверь, попавший в смертельную ловушку, бились храбро и отчаянно, неистово пытаясь вырваться с проклятой косы, но силы были неравными и когда на берег, в окружении гвардейцев выехал сам император Григорий, все уже было кончено…

 

 

На некоторое время продвижение римлян замедлилось, с одной стороны император Григорий понимал, что упускает драгоценное время, давая противнику шанс оправиться, с другой стороны следовало дать время на отдых войску и устроить местные дела, к тому же в портах Гигтия и Гирбы находилось небольшое количество патрульных кораблей, принадлежавших местным гарнизонам и некоторое количество различных купеческих судов – мобилизовав эти импровизированные «флотилии», император организовал с их помощью морскую разведку побережья и установил связь с остальными городами западной Триполитании, - в частности выяснилось, что жители прежде богатой, но разоренной Амром четыре года назад, Сабраты, на этот раз не стали искушать судьбу и после недолгой осады сдали свой город арабам «по соглашению», чтобы избежать его повторного его разорения, с трудом уплатив им при этом выкуп, для сбора которого захватчикам отдали даже церковные сокровища, местный же гарнизон этой «капитуляции» не принял и на своих судах ушел в Триполи, усилив тамошних защитников. Некоторое время назад арабы организовано покинули город, не тронув горожан, но всю округу основательно пограбили и разорили.

 

 

Император тут же немедленно отправил  несколько частей с задачей занять оставленную врагами Сабрату, а заодно и выступить в качестве передового авангарда своего войска. Также моряки рассказали, что Триполи еще держится и ждет помощи от императора, а вокруг города все еще находится сильное арабское войско и к противнику постоянно пребывают различные отряды, видимо бегущие или отступающие с запада, под напором имперских войск, тем самым, однако, усиливая контингент осаждавших, что было не совсем приятным сюрпризом для императора и его офицеров, но, самым удивительным известием было то, что все еще не пал Лептис-Магна, с трудом, но удерживаемый своим гарнизоном – полуразрушенный, пришедший в упадок и многократно разоренный в прошлом, некогда прекрасный и многолюдный город, являвшийся прежде главным военно-административным центром римской Ливии и родиной знаменитого императора Септимия Севера, теперь он сам по себе не представлял для арабов особого интереса, кроме как в том отношении, чтобы блокировать его немногочисленных защитников, засевших в непролазных руинах, и не допустить тем самым себе удара в тыл с их стороны. Отправив на кораблях необходимые запасы и некоторое количество пехоты для усиления гарнизонов осажденных городов, император вновь двинулся на восток.

 

 

Миновав Сабрату, ранее занятую передовыми частями, в начале сентября месяца, императорское войско через несколько дней марша приблизилось к Триполи – разведчики авангарда и моряки с кораблей докладывали, что противник, очевидно готовится дать сражение и в арабском осадном лагере и вокруг него происходит постоянная суета.

 

 

Абу Арта старался следить, по мере возможностей, за продвижением  войска "румийцев" и в точности следуя инструкциям ибн Сада, который, по его расчетам, уже должен был прибыть в Барку, собирал во круг себя все наличные арабские силы отступавшие из западной части Триполитании, впрочем, формальное возрастание численности его войск, за счет новоприбывших, отнюдь, не добавляло оптимизма командующему – если отряды, прежде блокировавшие города, в основном прибывали в его лагерь в порядке и часто даже с добычей, давали определенные надежды, то в тоже время постоянно прибывавшие немногочисленные беглецы из под Суфетулы, чудом вырвавшиеся из бойни на бродах Гирбы и даже ускользнувшие из Такапеса разрозненные беглецы, днями и ночами, жалкими кучками добиравшиеся до лагеря из последних сил, производили на командующего тягостное впечатление, - потрепанные и изможденные, имевшие многочисленные ранения и крайне жалкий вид, эти горе-воины попав в лагерь и едва придя в себя, теперь начинали сеять панику среди его воинов, рассказывая им об ужасных стотысячных полчищах жестоких берберов, идущих за ним по пятам и питающихся «плотью правоверных» и коварных "румийцах", - они помышляли теперь не столько о битве и добыче, сколько о бегстве, призывая своих товарищей и их командующего немедленно отступать из этих проклятых земель и просить помощи у халифа. Пока Абу Арту более менее удавалось гасить эти настроения, но боевой дух его войска, формально насчитывавшего уже около 10 тыс. человек, оказался надломан, особенно это почувствовалось, когда осажденные триполийцы воспряли духом, получив подкрепление по морю, и даже стали совершать ночные вылазки, а когда вскоре пропало несколько дозорных отрядов, полководец понял, что «царь Джурджира» и его воинство находятся уже где-то совсем неподалеку...

 

 

Вскоре начались столкновения передовых частей, а спустя недолгое время и все императорское войско, численно превосходившее противника, подобно разлившейся реке "выплеснулось" с запада на подступы к Триполи и сходу развернуло свои боевые порядки начав, постепенно продвигаясь на встречу врагу, все более вытягивать один из своих флангов по фронту, стараясь охватить и окружить огромный осадный лагерь, - Абу Арта, в свою очередь, зная моральное состояние своего воинства, также понимал, что его попытка дать в такой ситуации "правильное" генеральное сражение численно превосходящему и владеющего инициативой противнику будет фактически самоубийством, особенно когда в тылу у арабов находится непокорившийся Триполи, чей гарнизон и ополченцы могут в самый трудный момент сражения попросту пойти на вылазку и ударить в тыл его сражающимся частям. Поэтому, как только закипели первые жестокие схватки передовых дозоров, полководец, составил сильные арьергадные отряды из наиболее стойких и дисциплинированных частей и бросил их в бой, поручив им сдерживать «румов» до последней возможности, по сути пожертвовав лучшими из своих воинов, а сам принялся организовывать отход «по частям» остального войска на восток в сторону города-лагеря Тубакта, одновременно начав поджигать лагерные строения, осадные машины и походные шатры, что бы этой своеобразной «дымовой завесой» прикрыть эвакуацию лагеря и от глаз наступавших "румийцев" и от глаз осажденных триполийцев, со стен и башен своего города напряженно взиравших на разгорающееся сражение.

 

 

Поняв, что противник ускользает, император Григорий, был готов "зарычать" от ярости - он немедленно бросил в бой все имеющиеся у него силы и резервы, а также сам вместе со своим гвардейцами принял участие в этой атаке, его дочь - нобилисса Валерия также сопровождала отца в этом сражении, как и при Суфетуле, вдохновляя воинов – римлянам и берберам удалось решительным натиском опрокинуть противника и оттеснить его к границам осадного лагеря, когда с городских стен громко запели римские трубы и из распахнувшихся ворот на вылазку на встречу наступавшим императорским войскам вышли горожане и воины городского гарнизона. В отчаянном порыве уцелевшие воины арабских арьергардов и многие из тех их товарищей, что еще не успели покинуть лагерь, попытались удержать наступавших спешившись и припав на одно колено, направив копья на врага, создав тем самым нечто вроде стены копий, но поскольку единого командования уже не было и их «кадрусы» оказались перемешаны, полностью организовано осуществить задуманное построение им не удалось – римляне и берберы уже во многих местах прорвались в лагерь, расчленяя импровизированный строй арабов, а кое где римским и берберским всадникам удалось, обойдя лагерное расположение, ударить в хвост последней отступавшей колонны арабов, - Абу Арта, бывший в в это время уже центре отходящих арабских порядков бросил все резервы какие у него были, включая и свою личную охрану, для того чтобы попытаться отбросить этих преследователей и тем самым дать возможность отступающим оторваться от наседающих "румов", - в целом его замысел удался – в хвосте отступающих арабской колонны закипели новые жестокие схватки, а оставшиеся в лагере воины арьергарда продолжали ожесточенно сражаться, чувствуя свою обреченность и императору Григорию пришлось, сконцентрироваться на их уничтожении, пожертвовав подмогой тем, кто преследовал уходящее арабское войско, что позволило остаткам воинства Абу Арта наконец оторваться от преследователей и более или менее организовано продолжить свой отход на восток.

 

 

Ближе к вечеру горящий арабский лагерь пал – торжествующие императорские воины и вооруженные горожане-ополченцы из Триполи метались по его «улицам» добивая выживших и раненых арабов, а зачастую просто бросая этих несчастных в огонь разросшихся лагерных пожаров. Лишь через несколько часов, более менее восстановив управляемость своими войсками, император Григорий, наконец, выслал, в сгущающихся сумерках, на преследование ускользнувших арабов сводный отряд из несколько кавалерийских нумерий, во главе с наиболее опытными командирами, к тому же, усилив их некоторыми конными отрядами федератов и «симмахов», поручив возглавить все эти войска, общим числом до 2 тыс. чел, в деле преследования противника, "архонту" Альтавы Акселю Цецилию.

 

 

Проведя ночь на поле боя, на следующий день после восхода солнца, обдуваемое свежим осенним утренним ветерком, дувшим с моря, императорское войско, под звуки труб, радостно приветствуемое горожанами, вступило в Триполи.

Изменено 8 Jun 2015 пользователем magister militum

[magister militum]

«Конец похода»

 

 

 

 

После победы в битве у стен Триполи, император Григорий дал своим воинам неделю отдыха, с тем чтобы его вновь поредевшее, хотя все еще победоносное войско могло пополнить свои запасы, разместить на постой и лечение раненых и подтянуть немногочисленные резервы, - теперь годных к битве солдат нумерий, федератов, союзников и наемных «симмахов», в строю оставалось едва немногим более 8 тыс. человек, еще примерно около полтора-двух тысяч было отправлено во главе с Акселем Цецилием преследовать отступавших арабов. Конечно, император мог частично восполнить потери присоединив к войску гарнизон Триполи и отряды из городских ополченцев, но в этом случае город остался бы практически беззащитным, от возможного нападения, а во вторых, городское ополчение, успешно справлявшееся с обороной родных стен, «в поле» было мало боеспособно, да к тому же и солдаты гарнизона и горожане-ополченцы были весьма серьезно утомлены, и даже вернее сказать истощены, трудностями многомесячной тяжелой осады, и сами нуждались в отдыхе и восстановлении сил…

 

 

В это же время, морем из Карфагена в Триполи к императору прибыл «префект претория» Геннадий (в реале «псевдо-экзарх» Геннадий (II), управлял Карфагенским экзархатом после гибели патрикия Григория при Суфетуле на основе договоренностей с императором Константом II, хотя и не был утвержден последним в должности) – старый соратник императора Григория, он был выходцем из военно-служилой африканской знати и вероятно даже состоял в каком-то родстве с известным экзархом Африки Геннадием (I) (в свое время много сделавшим для защиты африканских владений Империи и добившегося серьезных побед над окружающими племенами и княжествами берберов), он также имел значительные связи среди африканской светской и церковной элиты и обладал серьезным опытом военного и гражданского управления, и вероятно исполнял должность «префекта претория» еще в бытность патрикия Григория экзархом, сохранив свой пост фактического «главы правительства» при нем и после его провозглашения императором.

 

 

Префекту претория Геннадию предстояло в короткий срок организовать работу по началу восстановления нормального функционирования управления освобожденными территориями и взять на себя заботу об организации снабжения действующей армии, в то время как сам император собирался продолжить поход на восток.

 

 

Вскоре императорское войско выступило в направлении Лептис-Магны, - больше недели оно двигалось от Триполи к руинам древней столицы римской Триполитании (ок. 160 км) по старинной римской дороге, окрестности которой были полны следов бегства арабов и жарких схваток их преследователей с настигнутыми ими беглецами… Через некоторое время, после длительного марша, перед взором императорских воинов на горизонте показались безжизненные руины прежде обширных и многочисленных городских пригородов и предместий, а также полуразрушенные стены и башни некогда великого города, на которых, тем не менее, горделиво возвышались императорские знамена.

 

Запыленные и усталые воины и всадники, пройдя под триумфальной аркой Септимия Севера, минуя развалины и импровизированные завалы-баррикады из булыжника и старинных колонн, могучими потоками, поднимая клубы пыли из песка и каменного крошева, "вливались" на пустующие городские улицы и площади, вновь наполняя своим разноголосым шумом и гомоном величественные руины древнего города, некогда называвшийся его основателями на финикийский манер «Лепки», затем в свою очередь прозванный эллинами «Неаполем», при римской власти ставший Лептисом, а в последнее время все больше на берберский лад именовавшийся в просторечии «Лаблой».

 

 

 

 

Жизнь, в этом некогда огромном и прекрасном городе, число жителей котрого в в середине II века было более 80 тыс. человек, теперь едва-едва теплилась вокруг района укрепленной городской гавани, где при императоре Юстиниане был возведен «второй ряд» внутренних стен, когда стало понятно, что сильно сократившемуся, после многократных тяжелых разорений и разграблений города в V и в начале - первой половине VI веков, населению невозможно было успешно оборонять весь периметр старых римских стен. Последний удар по городу, в начале VII столетия все еще формально являвшегося столицей Триполийского дуката и средоточием имперской военной власти в регионе, нанесло его жестокое разорение Амром в ходе "разведывательного" рейда последнего в Триполитанию в 642-643 г., после чего, еще то немногое остававшееся в Лептисе прежнее городское население, что не погибло и не было уведено в плен завоевателями, начало разбегаться из города «куда глаза глядят» (в реале немногие уцелевшие жители Лептиса видимо бежали в Триполи и Карфаген, восточно-римский же гарнизон, согласно данным археологов, присутствовал в городе, по крайней мере, еще в середине 650-х гг., а самые последние обитатели покинули руины погибшего города ок. 690-го года).

 

 

 

 

Хотя, прежде великолепный город и превратился в «живописную руину», напоминая собою теперь остов гигантского кита, выброшенного бурей на берег и затем долго и мучительно медленно умиравшего, городской порт и гавань тем не менее все еще действовали, в древних подземных цистернах собиралась и хранилась вода, спасая городской гарнизон и немногочисленные остатки прежнего населения Лептиса от жажды, а огромный древний маяк, больше похожий на крепостную цитадель, по-прежнему грозно возвышался на мысу над входом в гавань.

 

 

 

 

В Лептисе, помимо немногих «жалких жителей», угрюмо ютившихся в небольших жилых строениях в районе укрепленной гавани и неподалеку от нее под защитой немногочисленного городского гарнизона и занимавшихся в основном его обслуживанием, императора встретил также Аксель Цецилий и воины из отрядов под его командованием, что прежде были отправлены императором преследовать отступивших из под стен Триполи арабов. Молодой военачальник и сопровождавшие его «старшие» товарищи, доложили императору Григорию общую обстановку на театре военных действий и поведали о результатах своего рейда по преследованию отступавшего противника – им удалось неплохо «потрепать» врага на пути его следования своими постоянными «наскоками» на его арьергады и отряды бокового охранения, что прикрывали основную колонну отступающих, - противника «беспокоили» и днем и ночью, - иногда удавалось даже уничтожить отдельные отставшие от основного войска маленькие отряды противника и многих из обессиливших арабских воинов, что  время от времени, в одиночку или небольшими группами, то и дело отставали от своих подразделений не в силах выдерживать стремительного темпа отступления, больше походившего на бегство, что позволило их преследователям захватить богатые трофеи и пленников – арабы уходили спешно и своих отстающих не ждали, однако, о том, чтобы полностью уничтожить войско Абу Арта, речи конечно же не шло – как только завязывалась серьезная схватка, арабский полководец тотчас лично бросался туда с резервом, останавливая движение атакованной части колонны и Акселю приходилось скорее отводить своих людей из боя, чтобы не оказаться, в итоге, сражающимся против всего воинства арабов, после чего движение арабских колонн возобновлялось, а римляне и берберы, через какое-то время, вновь «беспокоили» отступающих…

 

 

Мимо Лептиса Магны, Абу Арта провел свое воинство практически не останавливаясь, лишь походя пополнив в его окрестностях запасы воды и присовокупив к себе отряды, прежде блокировавшие город, да прикрывшись немногочисленными заслонами от возможных вылазок городского гарнизона. Аксель, идущий со своим отрядом «параллельным» арабскому войску «курсом» смял немногочисленных воинов арабского заслона и вошел в город, основав здесь свою временную «ставку» и тыловую базу, после чего сразу же отправил своих подчиненных оперировать против спешно уходивших войск противника отдельными «летучим отрядами», придерживаясь той же тактики «удар»-«отход» и лично участвуя в подобных рейдах - иногда отдельным отрядам преследователей даже удавалось обогнать всю арабскую колонну, засыпая на ее пути колодцы или поджигая траву и пару-тройку раз отчаянно храбро атаковать ее авангарды и передовые дозоры, приводя этим противника в смятение, - лишь железная воля Абу Арта, помноженная на его военный опыт, безжалостно гнала арабов дальше на восток, не давая при этом их войску окончательно превратиться в дезорганизованную толпу беглецов … (примерно так в начале 680-х гг. реальный Аксель Цецилий – «Коцилла»/»Косейла», вместе с одним из сыновей "царицы" Кахины, загонял в ловушку, отступавшее после «глубокого рейда» из земель современного Марокко и Алжира в тунисский Кайруан, войско Окбы ибн Нафи, в конечном итоге погибшее вместе со своим предводителем от рук «Коциллы» и его воинов в битве при Табудеосе (Тахуде) в августе 683 г.).

 

 

Таким образом, отважные преследователи «проводили» арабское войско практически до самого Тубакта, - передовые дозоры из небольшого войска Акселя сейчас стояли в окрестностях спешно покинутого арабами небольшого старинного городка Суголина (лат. Sugolin, совр. Злитен) лежащего практически посредине пути между Лептис-Магна и Тубактом (в 35 км к востоку от Лептис-Магна и в 40 км западнее Тубакта), а отдельные «скауты» и небольшие группы самых опытных разведчиков скрытно находились уже неподалеку от самого Тубакта и разведывали тамошнюю местность и обстановку…

 

 

Сутки передохнув в Лептисе, войско «Августа Запада» вновь выступило на восток и на исходе двухдневного марша достигло Суголина, где император получил сведения, что практически все отступавшее арабское войско уже укрылось в Тубакте. Суголин был хоть и весьма небольшим, но древним и прежде очень богатым портовым финикийским городом, - в эпоху расцвета Империи в I-II вв. это был развитый торгово-ремесленный центр, а также центр крупной аграрной агломерации, окруженный многочисленными виллами богатых римлян и представителей местной романизированной знати и оливковыми рощами (сегодня из памятников того периода особенно известна т.к.н вилла «Дар Бук Аммера» со своей «Злитенской мозаикой»), с тех пор, как говорится, «много воды утекло» и в первой половине VII века это был небольшой приморский городок, окруженный, маленькими сельскими поселениями и руинами своего прошлого величия. Арабы без особого сопротивления заняли город еще в период похода Амра в Триполитанию и теперь также без боя его оставили, в самом городке и его окрестностях размещались в ожидании подхода основного императорского войска передовые дозоры из отрядов Акселя Цецилия, да в городскую гавань, намерено полуразрушенную арабами при отступлении, все же вошло несколько императорских кораблей, опередивших основную армию и высадивших там небольшой отряд пехоты.

 

 

Позволив войскам короткий отдых, вскоре, однако, император вновь приказал выступать на восток – теперь путь его воинов лежал к Тубакту, а кораблям его немногочисленной эскадры предстояло провести разведку побережья восточной Триполитании и по возможности выяснить обстановку в тамошних городах - «Авуст Запада» теперь надеялся наконец-то окончательно разгромить противника и завершить трудную компанию...

 

 

Через несколько дней марша, в начале последней декады сентября, императорское войско, наконец, увидало на горизонте длинную линию земляных укреплений арабского города-лагеря – прежний римско-финикийский уютный городок Тубактис, окружный финиковыми пальмами и рыбацкими пристанями, исчез, теперь он представлял собой громадный город-лагерь Тубакт, наполненный палатками, шатрами, шалашами и кое где уже и новопостроенными домами, своих новых обитателей, многочисленными складами, мастерским, загонами, коновязями, базарами и конечно же мечетью (в которую обратили прежнюю церковь) и резиденцией правителя, расположившейся в центре поселения. Город-лагерь был окружен хоть и земляными, но достаточно сильными укреплениями, на которых сейчас собралось множество их вынужденных защитников и членов их семей, теперь тревожно старающихся заглянуть за утонувший, в поднятой множеством ног и копыт облаке густой пыли, горизонт, откуда один за одним, в направлении города, выходили отряды безжалостных «румов» и «барбари»...

 

 

В тоже время наступавшим римлянам практически сразу стало ясно, что с ходу город взять не удастся, - едва атакующие приблизились на достаточное расстояние, как со стен, где собралась масса народу и поднялся страшный гомон – то арабские женщины истошно подняли свой улюлюкающий крик, а муллы яростно призывали правоверных на бой, тут же засвистели первые стрелы и со скрипом открылись городские ворота, из которых на наступающие порядки римлян бросились несколько конных «кадрусов», сразу же немного потеснившие римские авангарды, но затем, видимо, чтобы не дать себя окружить, они спешно отступили обратно в город,– императору Григорию, наблюдавшему за боем передовых частей и обозревавшему панораму городских укреплений, стало понятно, что противник, видимо, не только готов к длительной обороне и осаде, но и готов даже совершать вылазки в поле, - он остановил наступление на город, приказал разбить лагерь и выслал в окрестности города дополнительные команды разведчиков, а вечером приказал собрать своих военачальников на военный совет, поскольку по всему выходило, что для того, чтобы взять и разрушить Тубакт, его придется долго и трудно осаждать...

 

 

В ходе обсуждений и горячих споров на совете, императору пришлось осознать ту неприятную истину, что его войску, сильно поредевшему в боях за последние месяцы, теперь крайне сложно будет растянуть свои силы, для того чтобы полностью охватить город и накрепко замкнуть вокруг города периметр «правильной» осады, и следовательно, что бы все-таки осадить Тубакт, придется разделить свои силы на несколько небольших осадных лагерей, расположив их, в своего рода укрепленных «фортах», напротив основных городских ворот и на основных путях, связующих Тубакт с внешним миром, что в свою очередь, с одной стороны не гарантировало бы полной изоляции города, а с другой, могло поставить под удар, раздробленные таким образом силы самих осаждающих, особенно принимая во внимание, что укрывшееся в Тубакте войско, хоть и уступает в числе императорскому, однако же все еще довольно значительное, к тому же существовала гипотетическая возможность появления арабского подкрепления из Киренаики, с целью деблокировать осажденных и тогда уже самим осаждающим придется очень худо…

 

 

Еще одним досадным фактом, стало и то обстоятельство, что Абу Арта успел вывести за периметр возможной осады и рассредоточил в окружающих селениях и оазисах многочисленные вспомогательные отряды, которые должны были теперь постоянно тревожить занятых осадой римлян и берберов, срывая им осадно-инженерные работы и фуражировку (что в свою очередь, в условиях заранее разоренной противником местности, также представлялось трудным делом), особенно же неприятным обстоятельством было то, что значительная часть из этих вспомогательных войск состояла из представителей племенного союза восточных берберов – «левафа», по сути местных уроженцев, которые хорошо знали окружающую местность и как-то сумели наладить отношения с арабами, в целом находясь на их стороне в этой войне (Данные племена, издревле населявшие степные и полупустынные земли Мармарики и южной Киренаики, с давних пор находились в сложных отношениях с Империей, часто воюя с оседлым романизированным населением этих областей, изнуряя его набегами и грабежами, хотя, в тоже самое время, значительное количество представителей левафа накануне арабских завоеваний вполне оседло и мирно проживало под властью Империи в той же Барке, но большинство из них в VII веке все еще оставалось кочевниками или полукочевниками. Примерно с начала VI в. «свободные» левафа постоянно пытались продвинуть к западу от изначальной территории своего обитания, претендуя на имперские владения в Триполитании и на земли Феццана, некогда входившие в древнее царство гарамантов и к середине VII в. некоторые отдельные кланы левафа уже смогли закрепиться в оазисах к югу от Триполи… Во время завоевания Киренаики в 642 г. знаменитым покорителем Египта Амром ибн аль-Асом именно с вождями левафа, а не с имперским властями, арабы заключили мирный договор, по которому эти берберы уплатили им дань в размере 13 тыс. динаров, а в последствии, именно племянник Амра – Окба ибн Нафи установил прямо-таки дружеские отношения с вождями левафа, многих из которых он привлек на свою сторону и обратил в ислам и активно привлекал к своим завоевательным походам в византийскую Африку).

 

 

К тому же в тылу у арабов оставались занятые их сильными гарнизонами и хорошо укрепленные города Сиртий (лат. Syrtium, совр. Сирт) – он же древний финикйский город-порт Macomedes-Euphranta, хорошо защищенный «естественными укреплениями» в виде топких прибрежных болот и коварных течений, (что еще Вергилий упоминал в своей «Энеиде», называя здешние места и воды «опасными для судоходства», повествуя своему читателю о «заболоченном Сиртисе»), и лежавший за ним много далее к востоку, практически на границе с киренаикским Пентаполем, также древний город Филены (или «Алтари Филенов»- лат. Arae Philaenorum, юго-восточнее от совр. Рас-Лануфа), через эти города у арабов проходили устойчивые коммуникации с Киренаикой, откуда к ним могла прийти помощь…

 

 

И все же многие молодые командиры, во главе с Акселем Цецилием, окрыленные недавними победами и своими успехами в деле преследования отступавших арабов, ратовали, если не за немедленное начало штурма «земляных куч», как они презрительно именовали укрепления Тубакта, то за его осаду, с тем что бы все же добить арабское войско. –Их более старшие товарищи резонно возражали, говоря, что войска утомлены потерями, дальним походом и непрерывными боями, что длятся уже в течение нескольких месяцев, и хотя их боевой дух, после многих побед и захваченной добычи, пока еще весьма высок, но возможные трудности со снабжением, особенно в данной разоренной местности, могут пошатнуть их стойкость, на хорошее снабжение, из собственных тылов, также особенно рассчитывать не приходится, поскольку оставшаяся в тылу западная часть Триполитании, разорена арабами при отходе. Противник же в свою очередь, хоть и ослаблен, но не изолирован полностью полноценным кольцом осады, создать которое в нынешних условиях практически невозможно, а значит, он может не только доставлять трудности осаждающим, но и сами они могут, в свою очередь, столкнуться с опасностиью получить «удар в спину», от возможного вражеского подкрепления из Киренаики и Египта, что при неблагоприятном исходе сражения, может привести вообще к полной гибели всего войска, далеко в оторвавшегося от своих основных баз, а значит тем самым, по сути, «преподнести на блюде» врагу всю недавно освобожденную территорию, да вообще всю римскую Африку, сведя на нет все результаты побед последних месяцев…

 

 

В итоге римские военачальники спорили до глубокой ночи, но в конце-концов император принял «соломоново решение» - осаждать в нынешних условиях Тубакт нельзя, войска ослаблены, снабжение на месте крайне затруднено, оторванность от своих баз и растянутость коммуникаций существенна, а силы противника все еще значительны и он, несмотря на все понесенные поражения, все еще сохраняет способность сопротивляться, но и отступить просто так, покрыв позором римское оружие, тоже нельзя, - хоть эти земли сейчас и удерживаются врагом, это все же римская земля и рано или поздно придет черед сразиться за нее с арабами в другое время, и значит, если сейчас полностью разбить врага не представляется возможным, то нужно так продемонстрировать ему свою силу, чтобы у него еще на долго отпала охота воевать против «африканцев».

 

 

Отряды конных федератов и «симмахов» следовало отправить в набеги на поселения и стоянки левафа, а также в рейды на дороги связывающие Тубакт с другим городами восточной Триполитании, с тем чтобы ослабить коммуникации врага и одновременно получать информацию о происходящем у него в тылу. Основное войско останется в полевом лагере и будет «дамокловым мечем» нависать над Тубактом, пугая осажденных, как самим фактом своего присутствия, так и теоретической возможностью начал штурма или других активных действий, - конные стрелки будут ежедневно беспокоить осажденных на стенах, а летучие разъезды патрулировать окрестности. Остальным же соединениям предстояло заняться принудительной эвакуацией на подконтрольную Империи территорию западной Триполитании всего оседлого христианского романизированного населения, которое находится на прилежащих землях и разрушением местной инфраструктуры – эвакуированные жители т.о. не будут более работать на завоевателей, зато, будучи перемещенными со своим скарбом в западные земли, хоть в какой-то мере смогут пополнить убыль населения западной Триполитании, а врагу останется лишь «выжженная земля»…

 

 

Вскоре федераты и «симмахи» отправились на совершение набегов и дальних рейдов, в ходе которых они доходили даже до границ Киренаики, - однажды одному из подобных отрядов даже удалось лихим ночным налетом захватить и ограбить небольшой прибрежный городок Харакс (Charax или вар. Xapa), лежавший восточнее Сиртия, - местных жителей, искавших спасения в церкви не тронули, тогда как почти всех найденных в городке арабов перебили, - основное же императорское войско, расположившись в окрестностях Тубакта, выполняло задачу по эвакуации населения с прилегающих земель и его последующей отправки в тыл, - время от времени римские и берберские воины периодически вступали у стен Тубакта в схватки с арабами, то и дело выходившими на вылазки, либо вызывавшими храбрецов из «румов» на «молодецкие схватки» один на один со своим удальцами, или же императорские воины отражали нападения «внешних» отрядов арабов и берберов левафа, иногда проверявших бдительность «осаждающих», что у многих "острословов" из римского войска даже породило сравнение подобной "осады" с легендарными событиями десятилетней осады Трои, воспетыми Гомером в "Илиаде". Впрочем, время от времени представители сторон сходились на переговоры по вопросам выкупа или обмена пленников.

 

 

В середине октября вернулись моряки, прежде отправленные императором на разведку побережья, еще когда его армия покинула Суголин, - вести, которые они принесли, лишь убедили императора в правильности ранее принятого решения, - моряки продвинулись вдоль побережья практически до самых западных границ Киренаики, - им удалось несколько раз перехватить местных рыбаков из различных городов и селений и сведения полученные от них были удручающим – позиции арабов в городах восточной Триполитании были прочными, население смирилось с их властью, кое кто даже считал, что она едва ли даже не лучше имперской, на христианскую веру местных арабы пока явным образом не посягали, практически вся местная гражданская администрация, сохранила свои позиции и так или иначе сотрудничала с «новыми хозяевами», в Киренаике же они вообще чувствовали себя столь уверенно, что многие знатные арабы даже принялись строить себе дворцы и резиденции в тамошних городах, но самым худшим из услышанного были слухи о том, что в Александрии и городах Леванта, с помощью коптов и других ренегатов арабы строят военный флот… Данная информация в целом дополнялась и теми сведениями, что в своих рейдах добывали конные разведчики и в конце концов, в начале ноября император посчитав, что цель демонстрации римской мощи арабам достигнута, а окрестные земли основательно разорены и пришло время возвращаться домой, отдал приказ отступать на запад.

 

 

Войска начали отход поэтапно, как правило, в ночное время, сопровождая группы уходящих беженцев, а чтобы создать у осажденных в Тубакте арабов иллюзию присутствия под стенами большой армии и скрыть от их глаз начало отступления войск, некоторые отряды кавалерии время от времени специально перемещали туда-сюда на глазах у осажденных, чтобы заставить врага поверить в прибытие новых подкреплений, а в лагере вечером зажигали большее количество костров, в то время как каждую ночь новая часть уходила на запад. При этом «летучие отряды» продолжали совершать дерзкие рейды. Не снижая своей активности, выполняя еще и функции прикрытия, уходящих войск. Наконец, в конце ноября, в ночь на «Михайлов день» императорские воины зажгли огромное количество костров, да так, что осажденным в Тубакте в ночи казалось, будто языки пламени достигают небес, а на утро ни на пепелище покинутого лагеря, ни в его окрестностях не видно было ни одного человека, впрочем, некоторых особенно любопытных арабов, захотевших осторожно прокрасться на пепелище лагеря «румов» и посмотреть что там и как, внезапно поразили невесть откуда прилетевшие стрелы - это немногие притаившиеся «симмахии» обеспечивали прикрытие ушедшим войскам и одновременно следили за действиями арабов…

 

 

Римское же войско, растянувшееся длинной колонной маршировало домой на запад – загодя эвакуированный Суголин и его пустынные окрестности войска проходили в тяжелом молчании, в то время как специальные команды поджигали городок и жгли и разрушали покинутые окрестные селения – Суголин был слабо укрепленным городом и держать гарнизон для его защиты с точки зрения императора Григория было бессмысленным, особенно принимая во внимание наличие в тылу опустошенного Лептиса, которому теперь предстояло стать «передовым рубежом» обороны новой Западной Римской Империи от арабской опасности с востока, что также должен был отделить «римскую», западную часть Триполитании, от «сарацинской», восточной. Сам же новый рубеж должен был пройти немного восточнее Лептиса, по руслу пересыхающей реки Кинипс (лат. Cinyps, совр. Вади Каам) и далее на юг, через ряд «укрепленных ферм», некогда составлявших триполийский лимес, а ныне заброшенных и по руслам высохших и пересыхающих рек до укрепленного поселения Гирза (лат .Ghirza, около 250 км юго-восточнее совр. Триполи), некогда основанного, как легионерская колония, императором Септимием Севером, - в VII веке этот укрепленный оазис с одноименным городком, уже давно находился вне фактической власти Империи и был населен двумя враждующим группами населения – общиной берберов и потомками гарамантов, чьи вожди все еще формально числились «препозитами лимеса» - призвать их к порядку и вновь утвердить в тех местах власть Империи, еще в самом начале отхода войск, был послан Аксель Цецилий, во главе крупного сводного конного отряда, - далее на юг от Гирзы рубеж обороны планировали провести до границы сахарских песков у старого форта Гарбия (лат. Garbia)…

 

 

К Рождеству 647 г. медленно отходившее на запад войско «Августа Запада» Григория благополучно прибыло в Лептис Магна – в еще сохранившейся городской базилике была с размахом отслужена праздничная служба, а войскам розданы подарки в виде дополнительных денежных пожалований от императора – фактически на этом кампания в Триполитании была завершена…

 

 

«Дела восточные»

 

 

Поражение и гибель большей части «египетского» войска халифата в походе на «Ифрикию» летом 647 г., а также значительные потери, понесенные арабами, в ходе последовавшего за битвой у Суфетулы «ответного» похода императора Григория в Триполитанию, вскоре самым неожиданным образом «отозвались» на дальнем, - «восточном фронте» арабской экспансии, - там где арабские войска уже второе десятилетие вели планомерное завоевание земель стремительно распадавшегося Сасанидского Ирана и преследовали его несчастливого шаха Ездигерда (Йездигерда) III, который, в свою очередь, после страшных поражений своих войск в двух великих битвах при Кадисии (637 г.) и Нехавенде (642 г.) стремительно отступал, или даже вернее сказать бежал, с жалкими остатками своих войск и двором в восточные пределы своего царства, надеясь получить поддержку тамошней знати и организовать с помощью сил восточных провинций Ирана новое сопротивление захватчикам, однако, как вскоре оказалось, надеждам шаха не суждено было сбыться…

 

 

Для того, чтобы понять, какое значение и какие последствия победа африканских римлян над арабами, совершенно неожиданно оказала на судьбы Персии, следует провести небольшую «ретроспективу» прежде происходивших там событий:

 

 

К лету 647 г., когда африканские римляне и арабы сошлись в сражении на поле у Суфетулы, арабы уже заняли всю персидскую Месопотамию (Ирак), Хузистан (древний Элам), захватили Рей (Раги) и Исфахан (Спахан), а также древние Мидию и Атропатену (Азербайджан), практически всю кавказскую Албанию вплоть до Дербента и проникли в кавказскую Иберию (Грузию), - продвинувшись после захвата Рея на далее на восток, они отрезали от остального Ирана северные прикаспийские горные области Дейлема (Гилана) и Табаристана, впрочем на их практически неприступных рубежах движение захватчиков приостановилось и не сумев их захватить, арабские отряды вновь стали продвигаться восточнее, проникнув в Гурган (древняя Гиркания) и т.о. оказавшись как на западных границах обширных земель Хорасана, так и выйдя к старой северной сасанидской границе с «кочевым миром».

 

 

 

 

После поражения при Нехавенде в 642 г., в государстве Сасанидов фактически начался полный развал всей системы государственного управления, впрочем, с учетом всех иранских смут VII в. бывшей и без того весьма шаткой, - фактически большая часть провинциальной знати так или иначе саботировала волю шаха, утратив остатки лояльности и ему лично и олицетворяемой им центральной власти, которая лишившись большинства своих войск, погибших при Кадисии и Нехавенде, теперь практически уже не могла на них сколько-нибудь повлиять.

 

 

По сути, главной позицией иранских провинциальных феодалов, в условиях вражеского нашествия и краха собственной государственности, стал принцип позднейшей удельной Руси - «да держит каждый отчину свою», - воевать с арабами или же, наоборот, достигать с ними какого либо соглашения, теперь едва ли не повсеместно в Иране зависело от личной воли и мотивации провинциальных владетелей. Причем принцип «соглашательства» с захватчиками, ради сохранения собственных земель, богатств, а главное власти, стал для провинциальной иранской знати основным - весьма характерна, например, позиция сдавшего арабам без боя хорошо укрепленный Дербент марзбана Сарвараза, который, сложил оружие на условиях сохранения его власти, освобождения его и его людей от уплаты подушной подати и включения их в «армию воинов ислама», другим примером «соглашательской позиции» является быстрое подчинение большей части земель Азербайджана и капитуляция там остатков персидских войск и местных ополчений, что стало возможным благодаря действиям местного знатного уроженца Исфандияда, возглавлявшего тамошние воинские силы, - такой важный и крупный иранский город как Рей пал благодаря измене Фаррухана - главы одной из влиятельных семейств этого города - «Зинави», оспаривавшего верховную власть над городом у главы другой местной влиятельной семьи «Меран» – Сиявуша (родича знаменитого Бахрама Чубина), бывшего сторонником решительных действий против захватчиков и оказавшего им ожесточенное сопротивление, - после совершения своего предательства, повлекшего падение города, Фаррухан получил вожделенный им пост правителя Рея из рук арабов. Другой важный иранский город - Исфахан был, фактически, без боя сдан арабам «по соглашению» местным правителем Матйаром, перед этим поссорившимся с шахом, который пытался укрыться от арабов за мощными стенами Исфахана (согласно традиции якобы шаху пришлось покинуть город после того, как Матйар избил его камергера, не пускавшего того к шаху без доклада). В Гургане, местный наследственный правитель - князь, тюркского происхождения, именовавшийся титулом «сул», который правил этой провинцией с опорой, на поселенных здесь в прежние времена иранским шахами, тюркских военных поселенцев, обязанных защищать эти земли от набегов своих сородичей из Средней Азии (в определенном смысле тюркские военные поселенцы Гургана напоминают римских варварских «федератов» IV-V вв.) и воевавший, как со среднеазиатскими тюрками, так и конфликтовавший и со своими оседлым подданными иранского происхождения и с вождями горцев соседнего Табаристана, так и вовсе просто «сменил» более чем формальную подчиненность одному далекому «сюзерену» - шаху, на почти призрачный контроль со стороны другого, еще более далекого правителя, - мединского халифа, достигнув почетного соглашения с арабским предводителем Сувайдом, - «сул» сохранял всю полноту военной и гражданской власти над Гурганом, сохранялись все прежние законы и даже зораострийская религия оставалась в Гургане тогда не тронутой, единственная же зависимость от халифа принятая на себя «сулом» состояла в обязательстве «не вредить арабам», продолжать защищать провинцию от внешних врагов из степи, а обычные подати, собираемые в провинции отправлять не шаху, а халифу…

 

 

 

 

Несчастный шах Ездигерд, у которого на глазах разваливалось и погибало его древнее и некогда могучее царство – наследство его прежде грозных и славных предков, вынужден был метаться между дворами своих неверных вассалов, от одного к другому, в тщетной надежде, хоть где-то получить временную передышку, оторвавшись от шедших у него по пятам арабских отрядов и вновь организовать активное сопротивление захватчикам (напоминая в этом отношении, в чем-то, другого «последнего» персидского «царя-царей» - Дария III Кодомана, после поражений персидских войск при Иссе и у Гавгамел от фаланги Александра Македонского),

 

 

Среди все еще формально признававших власть шаха восточных провинций, однозначно безусловную лояльность Ездигерду сохраняли лишь две горные области – первой из них была древняя родина его рода и «сердце» персидской державы – область Парс (Фарс), - гористая «страна замков», - земля «зубчатых гор» и узких горных проходов, разделявших взращивавшие зерно долины и соленые озера. Некогда из этих земель вышел царский род Сасанидов, здесь все еще стояли, основанные предками Ездигерда, древние и богатые города-столицы первых шахов из рода Сасана, упорно сохранявшие верность нынешнему шаху и посреди нынешней всеобщей измены и краха.

 

 

Другой горной «страной», на верность правителей которой мог опереться шах, или, на худой конец, укрыться там со своим семейством и двором, был северный край Табаристан (и соседние с ним земли Дейлема-Гилана), что лежал у южного побережья Каспийского моря, огражденный от остального мира неприступными горными хребтам, покрытыми густым лесом и достигавших наибольшей высоты на внушительной вершине Дамаванд. Через эти горы проходили лишь несколько узких дорог, которые легко можно было перекрыть на перевалах, закрыв дорогу любому захватчику и обороняться небольшими силами, а местные горцы были гордым и воинственным народом.

 

 

Фактически перед шахом Ездигредом III, в начале 640-х годов стал выбор – или закрепиться в одном из этих лояльных горных анклавов - и организовав их устойчивую оборону постепенно разворачивать против захватчиков «партизанскую войну» (или как-то договариваться с арабами) и … тем самым по сути стать «удельным» князем с громким титулом, запертым у границах одной из областей, или все же попытаться вновь собрать большое войско в еще незанятых восточных провинциях и набрать контингенты наемников/союзников из тюрок и все-таки нанести поражение захватчикам и даже если потом не восстановить целиком всю персидскую империю, то, по крайней мере, хотя бы изгнать арабов из Ирана.

 

 

Когда после битвы при Нехавенде, в 642 г. шах с двором сперва попытался укрыться в Исфахане, а затем вынужденно перебрался в Рей, к нему туда прибыли князья из горного Табаристана, буквально умолявшие его укрыться с семьей и двором в их горах, с тем, чтобы, собрав вокруг себя горцев и «переждав» нашествие, затем начать постепенное отвоевание захваченных арабами земель, если к тому времени это будет возможно, однако, «персидский империалист» победил в Ездигерде «персидского националиста», - как говорится на этот счет в «Шахнаме»:

 

 

«Ирана цветущую землю и знать,

Венец, и престол, и немалую рать

Покинуть, спасенья ища своего?

Нет, разум и честь не приемлют сего!»

 

 

Ведь в горах Табаристна невозможно было бы собрать и что важнее прокормить большое войско, требовавшееся для отвоевания у арабов западных и центральных земель сасанидской империи, о чем шах, видимо, все еще лелеял надежду и, не собираясь превращаться в горного князя, он решился отправиться в южные и восточные пределы своего царства, чтобы собрать там новое большое войско и все же попытаться изгнать арабов из пределов Ирана:

 

 

«Там с нами не схватится вражеский стан.

Имею немало я в той стороне

Могучих бойцов, искушенных в войне»

 

 

Перед тем как отправиться на юг шах утвердил спахбеда Табаристана, выдав тому царскую грамоту «по всей форме» и перстень-печать, подтверждавший его полномочия (в последствии в реале это позволяло владетелям горного и так фактически до конца непокоренного арабами Табаристана и в VIII – X вв. возводить свое происхождение к Сасанидам, а их дворы представляли собой заповедник иранской культуры и языка, где зародился «персидский ренессанс» - великое культурное возрождение X в, давшее такие шедевры как «Шахнаме» Фирдоуси). Вскоре после падения Рея, арабы вышли к границам Табаристана, отрезав его от остальных иранских земель, но захватчики даже не вступили в его неприступные горные пределы – спахбед заключил с арабским командующим Сувайдом соглашение, по которому он со своей стороны обязался не допускать набегов горцев на контролируемые арабами районы и согласился ежегодно выплачивать небольшую дань халифу в «дихремах местной чеканки», но все внутренне устройство края оставалось прежним, как и власть сапхбеда, мусульманам же лишь разрешалось посещать Табарситан, но только с разрешения его правителя и безоружными, те же условия были гарантированы лежавшему чуть западнее Гилану.

 

 

Ездигерд же, со своим двором, насчитывавшим до 4 тыс. человек: царских рабов и слуг, конюхов, поваров, евнухов, секретарей, телохранителей, жен и прочих женщин, стариков и детей из царской родни, а также представителей различных знатных семейств Ирана, живших при дворе в качестве «гостей»-заложников, отправился в пределы Парса, древней родины своего рода. Здесь шах ок. 643 г. остановился в столице области – древнем городе Истахре, где сделал продолжительную остановку.

 

 

Меж тем население и правители округов Парса самостоятельно в целом более менее справлялись с задачей обороны своей территории от арабов с самого начала нашествия и без особой поддержки со стороны своего владыки - так в 638/639 г., воины Парса смогли отбиться от нападения с моря со стороны байхрейнских и оманских арабов - десант мусульман, насчитывавший по разным источника до 3 тыс. чел. фактически был разгромлен и только небольшая часть нападавших, пробиваясь вдоль побережья, сумела достичь Хузистана, где отступавших прикрыли спешно прибывшие из Басры сильные подкрепления, которые смогли остановить персов-преследователей и в конце-концов вынудили их отступить обратно в Парс. Правда, бахрейнцам удалось захватить ряд остров у побережья Парса, в частности был захвачен остров Абаркаван (совр. Кешм), где они смогли обосноваться, начав оттуда набеги на прибрежные округа Парса, а попытка персов отбить острова, инициированная по приказу шаха, несколько позднее, правителем Кермана, отправившего на острова экспедицию из Ормуза, не увенчалась успехом.

 

 

Арабы понимали все значение Парса для сасанидской официальной идеологии и персидского национального чувства, - это было «родовое гнездо» правящей династии, - в Парсе находился древний город Истахр, откуда вышел род Сасанидов, бывших первоначально жрецами-стражами храма Анахиты и первые шахи из рода Сасана, такие как Ардашир и Шапур построили здесь свои столицы – «круглый» город Гур и построенный руками пленных римских легионеров Валериана по эллинистическому образцу город Бишапур, здесь же в Парсе стояли великие памятники древней персидской династии Ахеменидов, и свидетелями их древнего величия служили дворцовые колонны Персеполя, Парс также являлся оплотом зароостризма – здесь же находился еще один «круглый» город-цитадель Дарабджирд, который Балазури называет не иначе как «источник науки и религии зароостризма», управлявшийся не светскими властями, а зароострийским религиозным лидером – хербадом, поэтому «воинам ислама» нужно было покорить этот край во что бы то ни стало и в начале 644 г. арабы вновь вторглись в Парс, на это раз уже большим войском, насчитывавшим около 15 тыс. чел двумя, мощными колоннами с севера и с юга, причем действия южной колонны поддерживал флот бахрейнцев и оманцев, базировавшийся теперь на захваченных островах.

 

 

Шах не стал «искушать судьбу» и на это раз и вместо того, чтобы возглавить сопротивление, вновь решил остаться "царем царей", а не горным князем и отправился со двором на восток «собирать войско», теперь уже в Керман, впрочем приняв определенное участие в укреплении обороны покидаемого им края.

 

 

Для того чтобы отразить нападение арабов марзбану Парса Сухраку (Шахраку) пришлось разделить свое войско на две части, и если первую арабскую колонну, наступавшую на древний город Истахр, самоотверженным защитникам Парса, во главе с самим марзбаном, удалось разбить на голову и обратить в бегство, то но на юге персы наоборот потерпели жестокое поражение – второй колонне захватчиков, продвигавшей из Басры под командованием Османа ибн Абу аль Аса и Абу Муссы аль-Ашари удалось захватить южный прибрежный город Таус (Тавваз, Таввадж), в захвате которого приняли участие и арабский флот, прибывший из Омана - персидские войска сконцентрированные в Таусе, вынуждены были разделиться для отражения, как нападения с моря, так и сухопутного войска из Басры, потерпев в итоге поражение на обоих направлениях. После чего город остался практически беззащитным и быстро пал, - арабы создали в захваченном Таусе свою опорную базу – город-лагерь «миср» и вскоре двинулись в глубь Парса. Марзбан Сухрак, усилив оставшееся у него войско неизвестно откуда взявшимися отрядами курдов (вполне возможно нанятых шахом и отправленных им на помощь защитникам Парса), от Истахра двинулся на юг навстречу наступающим арабам и встретился с ними у города Рев-Ардашир, - развернувшееся сражение Балазури по драматизму и ожесточению приравнивает чуть ли не сражению при Кадисии, арабам в итоге удалось с огромным трудом одержать победу, но только лишь, благодаря гибели в сражении самого марзбана Сухрака, при этом арабские потери были столь велики, что нечего было и думать о полноценном захвате оставшихся городов и крепостей Парса, защитники которых, правда, в свою очередь, лишившись своего предводителя и централизованного командования, а также  многих из своих товарищей, павших в бою, тоже оказались в весьма сложном положении и в результате знать из нескольких городов Парса сама пошла на «почетную капитуляцию» на первоначально очень мягких условиях и «по соглашению» арабам сдались города Бишапур, Казерун и Гур, «столичный» же «центр» Парса – Истахр так и остался тогда непокоренным арабами, по причине отсутствия у них сколько-нибудь серьезных сил как для его полноценной осады, так и для покорения других, еще оставшихся под властью шаха, наряду с Истахром, городов и округов Парса.

 

 

Впрочем, и в сдавшихся «по соглашению» городах Парса власть захватчиков продержалась недолго, - как только, в 646 г. земель Парса достигли вести о смерти халифа Умара (Омара) и провозглашении новым халифом Усмана (Османа), в прежде сдавшихся арабам городах Парса полыхнуло мощное восстание, - известно, что к этому приложил руку и все еще находившийся в Кермане шах Ездигерд, рассылавший в занятые арабами города Парса призывы к восстанию. Арабские гарнизоны были изгнаны, а в Бишапуре собравшаяся туда военная знать Парса избрала нового марзбана – брата погибшего Сухрака. Тот, однако, оказался малоспособным полководцем и после ряда сражений, с экспедиционными силами арабов, прибывшими из Басры на подавление восстания, и не принесшими явного успеха ни одной из сторон (впрочем, арабы сохранили свою опорную базу в Таусе, которую восставшие так и не смогли захватить) был вынужден пойти на новое перемирие с арабами, обязавшись уплачивать налоги в казну халифа.

 

 

 

 

Однако, через год, весной 647 г., марзбан, по неизвестным причинам, разорвал соглашение с халифатом и вновь изгнал арабских представителей из Парса, который вновь «целиком» формально сделался «верноподданной» провинцией шаха Ездигерда, сам же шах к тому времени еще продолжал оставаться в Кермане и вероятно оказывал какую-то небольшую помощь, защитникам Парса, правда сам он находился в довольно стесненных обстоятельствах, поскольку его отношения с правителем Кермана все время ухудшались. Чтобы вернуть «отпавшие» города под свой контроль и подавить выступление персов в этой провинции, все воинские силы мусульман, которые летом того же года смог наскрести арабский командующий в Парсе Осман ибн Абу аль Ас, ему в итоге пришлось бросить к «военной столице» марзбана - Бишапуру, где он, без особого успеха, начал осаду этого хорошо укрепленного города и в итоге завяз в боях, как с защитниками города, так и другими отрядами персов, пытавшихся прорвать внешнее кольцо осады. (Бишапур был большим и древним городом, который лежал посреди плодородной долины у подножья крутых гор, с известняковых обрывов которых падали на равнину хрустальные холодные горные реки. На обрыве по приказу строителя города грозного царя Шапура I был высечен рельеф, изображающий его победы. В сердце города стоял громадный храм огня, выстроенный, как собственно и весь город руками римских военнопленных, захваченных после победы Шапура над римским императором Валерианом в 260 г. Рядом находился подземный храм богини вод Анахты (Анаиты). Вокруг них раскинулся сам город, построенный по плану «сетки», как греческий или римский полис. Населеный изначально потомками римских военнопленных, угнанными в Персию жителями Антиохи и других сирийских городов, к VII в. Бишапур в значительной степени «ориентализировался», однако его жители все еще помнили о своем «румийском» происхождении и существенно отличались от остального населения Праса. В реале в 647 г, горд был взят арабами и жестоко разграблен, после того как к ним прибыло сильное подкрепление из Басры числом до 20 тыс. чел, после чего Бишапур «захирел» и к VIII веку был покнут населением, перебравшимся в соседний Казирун и новую мусульманскую метрополию – Шираз).

 

 

Довольно скоро Осман ибн Абу аль-Ас, понял что его сил явно недостаточно для подавления, все разраставшегося сопротивления восставших, к тому же приближалась осень и командующий начал умолять халифа о помощи, прося направить к нему новое подкрепление из Басры, под командованием его старого соратника по походу 644 г. - Абу Муссы аль-Ашари.

 

 

Просьба Османа была удовлетворена халифом и Мусса уже было получил приказ двигаться в Парс и готовился к выступлению со своим воинством числом в 20 тыс. чел. на подмогу своему «коллеге» Осману, безнадежно застрявшему под Бишапуром, но … не успел он начать движение, как новый гонец из Медины, загоняя верблюдов и лашадей, привез военачальнику Басры новый и категорический приказ халифа, предписывавший ему срочно двигаться в совершенно другом направлении - в Египет… а его товарищу Осману ибн Абу аль Асу, приказывалось «очистить» Парс, кроме Тауса, гарнизон которого следовало укрепить, организовав его снабжение по морю с Бахрейна, - самому же Осману предписывалось заменить собой в Басре Мусу на посту командующего, а его войсками предстояло занять собой место их собратьев спешно уходивших в Египет…

 

 

Событием, заставившем халифа Османа столь спешно изменить ранее принятое решение и фактически свернуть компанию по покорению Парса, было известие об ужасной катастрофе постигшей войско «правоверных» в ходе похода на Ифрикию, которое он получил от спасшегося руководителя этого несчастливого предприятия - Абдаллаха ибн Саада.

 

 

Саад, покинув осадный лагерь под Триполи и тамошние войска под командованием Абу Арта, что есть мочи устремился в Киренаику, где лишь достигнув Барки в начале августа, позволил себе небольшой отдых в во дворце наместника этой провинции Окбы ибн Нафи – молодого племянника покорителя Египта Амра ибн аль-Аса откуда и написал халифу письмо-отчет о случившемся.

 

 

В своем послании полководец с одной стороны сгустил краски, изображая войско противника едва ли не бесчисленной ордой, числом подобной песку в пустыне, которой правоверные не смогли противостоять ни смотря на свою храбрость, с другой, честно возлагал на себя всю ответственность за случившееся и был готов принять любую кару и даже смерть от своего повелителя. Вместе с тем Саад указывал, что какое бы решение не принял халиф в отношении лично его Сада, он все еще полководец и наместник халифа в Египте и в сложившейся обстановке он должен прежде всего заботиться о безопасности вверенных ему египетских провинций, - этого драгоценного «бриллианта», среди остальных земель халифата, а эта безопасность, в свою очередь, требовала как можно скорейшего восстановления погибшего под Суфетулой египетского войска, - планы «царя Джурджира» были не известны Сааду, но по всему было видать, что «румы» попытаются отбить Триполитанию, а там кто его знает, быть может, грозный повелитель Карфагена скоро пошлет своих безжалостных воинов и берберских союзников в набеги на Киренаику и Египет…

 

Кроме того, отмечал Саад, ослабление воинских сил халифата в Египте уже привело к нехорошему «движению» на южной границе Египта в Нубии, где соседом арабов выступало сильное христианское царство Макурия, со столицей в Донголе – полководец напомнил своему владыке, что никто иной как сам покоритель Египта Амр уже посылал не так давно большое войско арабов под командованием своего племянника Окбы против Макурии еще в 642 г. и тот поход окончился для мусульман позорной неудачей, когда они понесли чувствительное поражение в «Первой битве у Донголы», после чего им пришлось спешно отступать обратно в Египет, а спустя еще три года после вялотекущих военных действий в приграничье, им заключить с нубийцами шаткое перемирие в 645 г., которое, впрочем, периодически нарушалось обеими сторонами и если в том, что войска «царя Джурджира» или его союзники берберы в скорости смогут достичь Египта и атаковать его, еще можно было сомневаться, то в том, что мстительные нубийцы, весьма скоро, постараются мечом «прощупать» крепость арабской обороны Верхнего Египта, в случае получения ими известий, о том, что ушедшее из Египта в «западный поход» арабское войско погибло (а в том, что эти вести скоро достигнут и Нубии,  Саад был уверен), сомневаться особо не приходилось и командующий выражал сильные сомнения в том, что ему удастся сдержать войска Макурии, если их царь всерьез решит начать большую войну, или хотя бы организует серьезные набеги, воспользовавшись ослаблением обороны Египта. Так же не стоило сбрасывать со счетов и мстительных аксумитов-эфиопов, имевших и с мусульманами, в частности, и с арабами вообще давние счеты, а в нынешнюю длительную войну против Империи, по мере сил оказывавших даже посильную помощь "румийцам" (Еще летом 630 г. эфиопы организовали крупный набег на территорию Аравийского п-ва и с этого времени по существу находились в состоянии постоянной войны с Халифатом. При этом они находились в тесном военном союзе с нубицами Макурии, совершавших набеги на захваченный арабами Верхний Египет, причем активно помогали последним. Так, арабы в течении семи лет не могли изгнать эфиопские гарнизоны, занявших прежние византийские пограничные крепости и городки в округе ал-Бийама в Верхнем Египте.)

 

 

Халиф Осман, осознавал всю сложность сложившейся ситуации и поспешил успокоить своего полководца, напомнив ему, что в свое время спас его жизнь после захвата Мекки мусульманами, когда сам Пророк велел его казнить, не для того чтобы отбирать теперь (молодой Саад, в свое время, был активным противником Мухаммеда и даже высмеивал его, за что Пророк приговорил его к казни после захвата Мекки в 629 г., но Осман тогда спас своего товарища, к тому же нежелание как-то наказывать Саада за поражение в данной АИ, помимо гуманности и личной привязанности, тем более, что он не совершил ничего порочащего чести командира, а «военное счастье» как известно изменчиво, вполне могло бы быть продиктовано и той политикой опоры на своих родичей курейшитов в деле управления халифатом, которой придерживался халиф Осман в течении всего своего правления и что в конечном итоге привело его к гибели в реале), халиф так же написал Сааду, что постигшее правоверных в Ифрикии ужасное несчастье, есть ни что иное как «кара Аллаха» наложенная на арабов за их гордыню и остается лишь смирившись принять неизбежное, предначертанное Создателем…

 

 

Впрочем, халиф пообещал Сааду сделать со своей стороны все возможное, чтобы укрепить оборону Египта и не допустить его утраты или разорения, для чего направляет в Египет войско Басры, прежде готовившееся к походу в Парс, поскольку других значительных свободных резервов сейчас нет, (ведь халифат продолжает вести тяжелую войну против «царя» восточных «румов» Константа II) хоть и признавал, что это, в свою очередь, неизбежно приведет к ослаблению арабского наступления в Иране, где "царь царей" Ездигерд все еще пытается противиться неизбежному…

Изменено 8 Jun 2015 пользователем magister militum

[magister militum]

«Limes Tripolitanus»

 

 

 

 

Отпраздновав Рождество в Лептисе, император Григорий, распустил по домам большую часть еще находившихся при войске наемных берберских симмахов, однако, не все из них покинули войско, направившись в родные места с туго набитыми кошельками и седельными сумами полными добычи, - многие решили и дальше остаться на службе у "Августа Запада", - из них, император предполагал вскоре сформировать новые военные части "имперских" федератов, так же по домам были распущена большая часть войск "этнических" федератов и дружины берберских князей – приграничных вассалов его Империи, впрочем, благозвучно и почетно именовавшихся «союзниками» - оставив т.о. при себе, в основном лишь, свою сильно поредевшую гвардию, части "имперских федератов" и регулярные нумерии, император переформировал и усилил гарнизон Лептис Магны, снабдив его всем необходимым, после чего с оставшимся войском совершил переход к Триполи.

 

 

В первую декаду января 648 г., императорское войско достигло Триполи и расположилось на отдых, как в самом городе, так и став лагерями в его окрестностях, - прежде усталые и потрепанные части постепенно приводились в порядок, а сами солдаты и императорские гвардейцы воспользовавшись рождественским праздниками отдыхали и расслаблялись, тем успешнее, что встретили хороший прием в лице местных горожан - ополченцев городских "димов" и гарнизонных солдат Триполи и теперь все воины вместе широко отмечали празднества, считая друг друга боевыми товарищами, с которыми они плечом к плечу, не так давно сражались у стен этого самого Триполи с арабами Абу Арта. Военные гуляли так, что какой-нибудь интеллектуал-современник или графоманствующий образованный офицер, подражая Аммиану Марцеллину, мог бы даже, наблюдая это непринужденное солдатское веселье, в своих «записках», заняться морализаторством, сетуя, на то, мол как современные ему вояки, которых их местные товарищи, под час, волокут под руки в казармы после неумеренных совместных возлияний в кабаках и тавернах, а также пирушек и званых обедов у зажиточных горожан, отличаются в не лучшую сторону от «скромных» римлян «прежних времен Фабия и Сцеволы»…

 

 

Сам же император Григорий в эти дни держал совет со своим военачальниками и ближайшими советниками, во главе с префектом претория Геннадием, о дальнейших действиях, которые теперь необходимо было предпринять, для обеспечения безопасности Империи.

 

 

Собственно, наиболее насущными вопросами являлись: во-первых, организация новой военной границы в удерживаемой африканскими римлянами западной части Триполитании, а также укрепление и реорганизация воинских сил в этой провинции; во-вторых, учитывая все насущные сложности и непростые особенности текущего момента, необходимо было, во что бы то ни стало, как-то попытаться все же договориться с императором Константом, ибо, оставаясь в состоянии войны, со столь грозным противником, которым оказались арабы, балансировать все время на грани войны еще и с константинопольским двором, ожидая с его стороны возможного вторжения карательной экспедиции морем, было бы самоубийственным; третьей же важнейшей задачей являлось общее восстановление, после понесенных потерь и укрепление армии империи и воссоздание полноценного военного флота, как для противостояния арабам, так и для противодействия, возможным враждебным шагам Константинополя…

 

 

Осуществление каждого из этих важных начинаний требовало от государства больших затрат материальных ресурсов и еще больших трат денежных средств, для получения которых, правительству требовалось предпринять некоторые неординарные меры, для чего требовалось провести более существенное обсуждение положения с представителями знати и торговых кругов Империи, на гораздо более широкой и представительной основе, нежели заседание императорского консистория, - для этого префект претория Геннадий, рекомендовал императору Григорию, по примеру его двоюродного деда экзарха Ираклия Старшего, собрать в Карфагене местный «сенат», а точнее представительную ассамблею провинциальной знати римской Африки Concilium Africae …

 

(Примерно тоже самое Геннадий сделал и в реальности, когда, заняв место фактического правителя Африки, после гибели патрикия Григория под Суфетулой, он был вынужден вступить в переговоры с арабами и для уплаты им колоссального выкупа, в качестве платы за их отступление из земель экзархата, ему пришлось собирать представителей провинциальной знати и духовенства, а также видимо и богатейшего городского купечества в Карфагене, для организации сбора необходимых средств… в данной АИ собранные Геннадием, с помощью «консилиума», аналогично реалу, колоссальные суммы пойдут вместо казны халифата на укрепление армии "Августа Запада" и строительство нового военного флота.)

 

В эти же дни в Триполи с юга прибыл и Аксель Цецилий, прежде отправленный императором с сильным отрядом в оазис Гирзы, для восстановления римской власти над этим важным пограничным поселением, которому отводилась одна из ключевых ролей, в деле организации новой военной границы с арабами. Аксель доложил императору, что ему удалось, в ходе своего рейда, восстановить власть империи над Гирзой, – он силой оружия подавил сопротивление местной общины враждебных империи пришлых берберов из племени левафа и подчинил их «архонту» местных гарамантов, в целом, лояльных империи, закрепив т.о. за последними полный контроль над этим поселением и оазисом, - с их «архонта»,  была взята клятва верности императору Григорию, а также дано обещание, зачислить его и его подданных на военную службу императору, как некогда и его предков в качестве препозитов лимеса. Новоиспеченный имперский «пограничник», в свою очередь, «нижайше» просил, через Акселя, у «священной особы» императора прислать к нему инженеров для починки сильно обветшавших и кое-где разрушившихся старых римских укреплений, построенных еще при императоре Септимии Севере, да возобновления уплаты жалования, а также выражал пожелание получить, по примеру предков, знаки отличия римского офицера, что было найдено императором Григорием вполне справедливым. Также Аксель доложил, что его разведчики, как предписывал приказ императора, продвинулись до самой границы песков и обследовали старый передовой имперский форт Гарбия, располагавшийся в небольшом оазисе - оказалось, что постройки и укрепления форта уже давным-давно полностью разрушены и никакого постоянного населения, кроме нескольких бедных семей берберов, родом из самых слабых кланов левафа, пасущих скот в его окрестностях и проживавших в одной из разрушенных угловых башен, там обнаружить не удалось, впрочем, разведчики сообщали, что старая цистерна все еще исправна (сохранилась до наших дней) и там даже собирается достаточное кол-во воды, а главную сторожевую башню форта вполне возможно вновь приспособить для наблюдения за местностью, - поэтому Аксель, берет на себя смелость предложить императору, учитывая большую удаленность, малонаселенность и слабую связь этого форта с основной территорией Триполитании, разместить пока в руинах Гарбии небольшие силы разведчиков-скаутов, которые будут вести наблюдение за близлежащими территориями, а восстановление самой крепости и организацию постоянного гарнизона, отложить пока до лучших времен, - что, со своей стороны, также было сочтено императором Григорием и его советниками вполне разумным решением.

 

 

Т.о. установив крайней юго-восточной точкой восточной военной границы с арабами в Триполитании оазис Гирзы (прикрытой с юга действиями разведчиков, размещенных в руинах форта Гарбии), можно было подумать о собственно самой реорганизации Триполийского дуката, так, что бы его военные силы позволили бы не только обеспечить безопасность местных прибрежных городов от нападений сахарских кочевников, как прежде, но, что наиболее важно, в гораздо более значительной мере, прикрыть остальные африканские провинции Империи, в качестве мощного передового рубежа, от арабских вторжений.

 

 

Для такого дела, мало было просто укрепить города западной Триполитании и усилить их постоянные гарнизоны, - фактически необходимо было заново организовать и наладить жизнь местного населения и сам аппарат государственного управления, перестроив их практически полностью на военный лад и тем самым, превратить Триполитанию в своеобразный «военный сектор», который мог бы, с одной стороны, «своими силами» нейтрализовать небольшие набеги противника, а с другой, в случае нового большого арабского нашествия, существенно задержать продвижение основных вражеских войск, тем самым, выиграв необходимое время, для сбора в «тыловых провинциях» основных регулярных войск и контингенты союзников Империи.

 

Для реализации этой грандиозной и амбициозной задачи, правительству императора Григория, требовалось провести масштабное восстановлении местной системы укреплений, состоявшей из небольших укрепленных поселений-фортов и значительного числа т.к.н. «укрепленных ферм», прежде носившей наименование centenaria, что была организована на территории Триполитании еще во времена императора Диоклетиана – для восстановления и нового заселения большей части этих, ныне, по большей, части покинутых и полуразрушенных, укрепленных поселений и ферм, требовалось вновь заселить их военными поселенцами, которые вели бы хозяйствование на окрестных территориях и одновременно бы занимались их защитой.

 

 

Для решения этой проблемы императорским правительством решено было действовать по нескольким направлениям, - после того как правительство изыщет достаточные средства, следовало провести комплексную реконструкцию и качественное усиление фортификационных сооружений всех городов западной Триполитании, по сути, затеяв самое масштабное крепостное строительство в этих местах со времен императора Юстиниана, далее следовало, по мере организации заселения прежде опустевших укрепленных ферм, фортов и иных поселений, восстанавливать их укрепления и военную инфраструктуру, самих же будущих военных новопоселенцев следовало привлечь из следующих источников – император планировал организовать переселение в Триполитанию остававшихся еще в некоторых районах Нумидии общин старых имперских пограничников-лимитанов, что были поселены в тамошних землях вскоре после экспедиции Велизария против вандалов, - в нынешних условиях, когда после походов Иоанна Троглиты и экзарха Геннадия в конце VI – начале VII столетий, основной груз ответственности за охрану рубежей африканских провинций империи вновь был возложен на препозитов лимеса из числа властителей замиренных романизированных берберских федератских княжеств («королевств»), лимитаны, постепенно теряли боеспособность, все меньше занимаясь военной службой, абольше ведением хозяйства и торговлей, постепенно превращаясь в зажиточных крестьян и провинциальных посессоров, при этом, все еще формально числясь императорскими воинами – для дела обороны империи, теперь гораздо полезнее было бы, чтобы эти люди и их потомки, имевшие бы соответствующие военные навыки и способности к ведения хозяйства в неспокойном приграничье, были бы привлечены к обороне Триполитании, чем к сбору богатых нумидийских урожаев, - вместе с лимитанами следовало переселить и некоторую часть их соседей из числа горской молодежи из горных областей Нумидии, довольно воинственных, но оседлых мавров, для которых был довольно чувствителен вопрос малоземелья в их многочисленных общинах, также можно было разместить в Триполитании, наряду с ними и эвакуированное романизированное население из земель восточной Триполитании, что войска императора Григория перемещали на запад еще в период осады Тубакта, - размещение этих беженцев, по преимуществу крестьянского происхождения, вместе с нумидийскими лимитанами и горцами на опустевших землях дуката, позволило бы создать прочный фундамент для военных поселений. Причем и перемещенные беженцы и "испомещаемые" горцы должны были быть включены в военное сословие и соответствующие структуры наряду с лимитанами.

 

Организационно размещение новых переселенцев и их военно-поместное управление можно было оформить как путем их «внесения» в «каталоги» старых частей лимитанов, переводившихся в дукат из Нумидии, так и путем создания из них новых подразделений лимитанов – «ливийцев», на постоянной основе размещаемых в зоне centenaria. Однако при этом, следовало признать, что по крайней мере первое время, боеспособность таких вот перемещенных и вновь сформированных, из прежних крестьян, частей будет мягко говоря очень низкой и даже перевод в них в качестве инструкторов и командиров ветеранов из регулярных нумерий не сильно бы изменил общую картину, - для того чтобы стать полноценными стражами-поселенцами у новой границы им требовалось бы значительное время, в т.ч. и для получения соответствующего военного опыта, поэтому наряду с оседлыми в той или иной степени романизованными поселенцами следовало привлечь в Триполитанию и других. – Император поручил правительству провести переговоры с вождями наемных сахарских берберов «симмахов», из числа тех, что участвовали в прошлом походе и завербовать воинов из их племен на постоянную на службу империи с правом предоставления им для проживания земли в Триполитании, которую они должны были бы оборонять, для чего к ним следовало направить послов в их оазисы и кочевья, сами же места для их поселений следовало определить в южных частях зоны centenaria, более пригодных для разведения скота в степной и полупустынной зоне, - с т.з. создания военной организации из этих полукочевников выделяемые для их поселения территории следовало прежде занять войсками  имперских федератов, вновь сформированных из числа тех берберских симмахов, что после завершения похода, император уже принял к себе на постоянную службу – предполагалось, что данные части получат в честь императора название «григориаков» и именно в их ряды будет осуществляться найм и последующее распределение с поселением нанятых на службу сахарских берберов. Император также считал очень важным, то обстоятельство, что помимо переговоров о найме воинов, его посланникам следовало бы постараться убедить (естественно подкрепив свои слова щедрыми подарками и выплатами) вождей берберских "вольных кланов" отправиться наступающей весной в набеги на восток - на подконтрольные арабам земли Киренаики и Египта, пообещав при этом, от имени императора, выкупить возможных пленников-христиан по хорошей цене.

 

 

Т.о., «в идеале», военачальникам императора Григория, обновленная военная организация Триполитанского лимеса, представлялась основанной на базе системы, состоящей из хорошо укрепленных прибрежных городов-крепостей, с размещенными в них регулярными частями (обладающими и своим небольшим корабельными силами), в свою очередь, дополняемой размещенными южнее в укрепленных фермах, поселениях и фортах зоне centenaria оседлыми и полуоседлыми военными поселенцами - лимитанами и "имперскими" федератами, которые, в свой черед, «обеспечивались» бы как деятельностью небольших сторожевых отрядов скаутов-разведчиков, установивших свои «дозорные» посты на руинах самых «дальних» старых римских укреплений III века, расположенных на «границе песков», так и пограничной службой вновь признавших над собой власть империи вождей племен из небольших оазисов - "препозитов лимеса".

 

Для осуществления столь грандиозного замысла и его поэтапного воплощения в жизнь, нужно было подчинить гражданскую власть дуката на местах нуждам военных, хотя бы на время, а на пост дукса Триполитании подыскать деятельного военачальника и организатора, хорошо знакомого с особенностями военной службы и ведения дел в пограничных землях, - в условиях, как «перманентной войны» с соседом противником (в том, что очень скоро определенные военные действия на новой «военной границе» в западной Триполитании со стороны арабов возобновятся, никто из военачальников императора особо не сомневался, как не сомневались и в том, что будут и нападения с юга, со стороны «вольных» сахарских берберов, среди которых были и самые западные кланы из враждебного Империи племени левафа – пустыня огромная и далеко не все из населяющих ее племен кочевников стремятся стать императорскими симмахами, наверняка найдутся и те, кто после уход основных императорских войск несомненно захочет пограбить ослабленную арабским нашествием провинцию…), так и в условиях возможного вражеского нашествия. И такой человек отыскался – префект Геннадий вспомнил, что в одной из провинций «под надзором» проживает сосланный а Африку еще покойным императором Ираклием, бывший «эпитроп» (правитель) месопотамской провинции Осроены – Иоанн – этот способный человек, в прошлом возглавлял провинциальные ополчения Месопотамии и Осроены, среди которых были и вчерашние горожане и крестьяне-ополченцы и небольшие части тамошних лимитанов, которых кое-где на восточной границе Империи воссоздавал император Ираклий сразу после персидской войны в конце 620-х гг., и он, следовательно, был неплохо знаком с организацией и деятельностью подобного рода войск в приграничных землях, к тому же Иоанн имел более менее успешный опыт противостояния арабам. (В 637-638 гг.. Иоанн успешно защищал с помощью своих ополченцев и лимитанов месопотамские провинции, недопустив переправы арабских отрядов через Евфрат, затем летом 638 г.. когда императорское войско высадилось в Финикии и, разбив тамошние войска арабов, двинулось в глубь Сирии к Эмесе (Хомсу), то навстречу этому продвигавшемуся от побережья десанту, тесня разрозненные арабские отряды, выдвинулись из Месопотамии тамошние ополченцы под командованием Иоанна и даже казалось, что эта соместная операция, в случае успеха, сможет переломить общую неблагоприятную военную обстановку в северной Сирии в пользу восточных римлян, но .... арабские военачальники оперативно среагировали на появившуюся угрозу и смогли, в отсутствие в заефратских землях значительных сил местного ополчения, организовать опустошительный набег на Месопотамию и Иоанну пришлось спешно разворачивать своих воинов и с потерями отходить назад, а императорское войско тем временем потерпело поражение от арабов под Эмесой. Ополчение Осроены и Месопотамии сумело отбросить захватчиков из своих провинций, но после поражения императорского войска под Эмесой, оно фактически осталось один на один с завоевателями, к тому же ополченцы были ослаблены понесенными потерями и когда, на следующий год, началось новое наступление арабов, в том числе и со стороны Ирака, Иоанн счел, что не сможет долго сражаться на два фронта и чтобы, хоть на какое-то время, приостановить натиск арабов, он отправился с посольством к арабскому командующему Ияду в его тогдашнюю ставку в Киннесрин. Иоанн смог выторговать временное перемирие с арабами, уплатив тем годовую подать, за что те в свою очередь обязались в течение года не переходить Евфрат. Подобное «самоуправство», однако, совершенно не понравилось императору Ираклию и едва он узнал о соглашении, как немедленно сместил Иоанна, назначив на его место другого военачальника – некоего Птолемея, который, впрочем, по истечении перемирия не смог эффективно противостоять арабам, и в итоге завоевателям один за другим сдались Эдесса, Харран, Самосата и др. города и крепости провинции. До последнего с врагом сражались лишь защитники Дары, - только после гибели почти всех римских воинов эта мощная крепость была захвачена арабами.) Император велел отыскать Иоанна, уже седьмой год жившего в ссылке в его африканских владениях и вернуть его на военную службу, назначив дуксом Триполитании, пока же, до прибытия нового командующего и передачи ему дел, оперативное управление дукатом должен был осуществлять префект претория Геннадий и назначенные им лица.

 

 

Там же в Триполи, в конце января, император Григорий принял очень важное для судьбы своей династии и Империи решение. Вскоре после крещенских празднований император приказал собрать на городском форуме воинскую сходку, куда были собраны все старшие военачальники, находившиеся в тот момент при войсках, все командиры частей, а также особо отличившиеся в боях младшие командиры и заслуженные солдаты-ветераны, как из гвардейских частей, так и армейских нумерий. Император, в пурпурном плаще и парадных доспехах, вышел на форум в окружении своих кандидатов и экскубиторов, также в парадных облачениях, и вывел перед собравшимися, держа за руки, своего «кандидата» и одновременно «архонта» Альтавы Акселя Цецилия и свою дочь нобиллису Валерию, затем поднявшись вместе с ними на возвышение, где он, стоя, в обрамлении боевых знамен и военных значков, среди которых, то и дело, трепетали на ветру грозные "драконы", а иногда даже попадались старинные орлы тех нумерий, что вели свое происхождение от прежних легионов, произнес выразительную речь, в которой он известил собравшихся о том, что решил выдать замуж свою дочь и наследницу за такого «достойного мужа» и славного воителя, как Аксель Цецелий, в храбрости и военных способностях которого все собравшиеся могли неоднократно убедиться в ходе недавних событий, - император, в этой связи, также напомнил всем присутствующим, о своем обещании, данном им перед сражением у Суфетулы, - отдать руку своей дочери и богатое приданое храбрейшему из римских воинов, - тому, кто сможет сразить арабского военачальника, - учитывая, однако, что аз-Зубайра он сразил сам, а второй командующий арабов Саад трусливо сбежал сам (что тут же вызвало бурю смеха в рядах собравшихся, поскольку император не пожалел смачных "солдатских" выражений, для характеристики такого поступка своего противника), то наиболее достойным, среди всех его славных воинов, он считает молодого храбреца и своего верного "кандидата" Акселя Цецилия, который храбро бился с врагом у Суфетулы, а после сражения неустанно преследовал бегущего противника и лихой атакой освободил от "сарацин" первый римский город Такапес, затем он одним из первых обрушился на арабов у бродов Гирбы и храбро бился у стен Триполи, а вскоре после того, успешно «проводил» войско Абу Арта от стен Триполи до Тубакта, - вся речь императора была встречена бурными криками одобрения, из уст заполнивших форум военных (особенно, на сыром, дувшем с моря, зимнем ветру, душу воинов «согревал» то факт, что накануне император выплатил своим войскам щедрый «донатив», а также подогретое вино с пряностями, что обильно наливали и подавали воинам императорские слуги по пути на сходку), а следовательно, - продолжил император, - нет, по его мнению, никого более достойного в римском войске, кому он был бы счастлив вручить руку дочери и принять в свою семью, нежели славный Аксель Цецилий, - что также было встречено многочисленными и громкими криками одобрения.

 

По окончании речи, император Григорий вместе с дочерью нобилиссой Валерией и Акселем Цецилием, сопровождаемый эскортом кандидатов и экскубиторов, а также в окружении знаменосцев и всех собравшихся на форуме офицеров и солдат, двинулись все вместе, пышной процессией к находившейся неподалеку городской базилике, где их уже встречала депутация горожан во главе с городским префектом, а также префект претория Геннадий с рядом высших чиновников Империи и местный епископ с духовенством, и на состоявшемся там торжественном богослужении было проведено обручение будущих молодоженов. После чего, собравшимся на площади у стен храма, толпам народа было объявлено, что свадьбу императорской дочери и «архонта» Альтавы сыграют, сразу после празднования Пасхи в столичном Карфагене. Помимо эмоционального и пропагандистского измерения, за будущим барком представительницы императорской Ираклейской династии и потомка "Rex gentium Maurorum et Romanorum" стоял серьезный политический расчет, - по сути, это означало, что отныне одной из главных "опор" обновленной Западной Римской Империи в ее африканских землях (сейчас фактически составляющих ее основу) становится ее самый сильный союзник - "друг римского народа", из числа романо-беребреских владетелей, чье влияние в свое время распространялось от горного Ауреса на востоке и до далекого Волюбилюса на западе и чей авторитет и поныне был силен среди "народа мавров", тем самым создавая предпосылки для реинтеграции в Империю, в перспективе, тех территорий прежних мавританских провинций, что были ею утрачены не только в V-ом, но и даже еще ранее в III-ем столетии, а также означало начало еще более тесной интеграции во внутриимперские структуры и интенсивной романизации, как представителей романо-берберской знати, так и их подданных, что конечно же пошло бы лишь на пользу римскому государству.

 

 

Через несколько дней, в начале февраля император Григорий отдал приказ своим войскам «сниматься с лагеря» и покинув «зимние квартиры» выступать на запад к Суфетуле, - префект претория Геннадий пока еще оставался в Триполи, - ему необходимо было решить ряд организационных вопросов и дождаться прибытия нового дукса Триполитании Иоанна, - введя последнего в курс и передав дело управления дукатом в его руки, префект претория должен был, как только позволит навигация, морским путем незамедлительно прибыть в Карфаген и приступить к организации подготовки проведения консилиума – ожидалось провести его сразу после пасхальных и свадебных торжеств не позднее мая месяца, - императору представлялось неплохим поводом собрать представителей знати и духовенства провинций, а также всех подчиненных ему романо-берберских князей - «архонтов» в столице на свадебные торжества, чтобы затем, «плавно перейти» из-за пиршественного стола к обсуждению государственных дел. Сам же император в ближайшее время планировал, после совершения марша к Суфетуле, распустить оттуда войска по домам и начать нелегкие переговоры со своим «порфирородным племянником» …

 

 

«В поисках примирения»

 

 

 

 

 

Спустя несколько недель марша походное войско императора достигло Суфетулы и «Август Запада» Григорий не мешкая приступил к реализации ранее намеченных планов. Большая часть воинов нумерий и федератских частей с добычей и донативом была распущена по домам, также войско покинуло и большинство «симмахов», однако по приказу императора, из каждой части, что приняли участие в триполийском походе, командирами должно было быть отобрано некоторое число воинов, которые пока должны были бы остаться с ним в Суфетуле – кандидатов отбирали тщательно и из «цветущих молодостью» новобранцев, и из числа «покрытых шрамами и убеленных сединами» ветеранов, обращая особое внимание на их рост и выправку. Все воины, кого т.о. отобрали, сохраняли значки своих соединений, находились под командой своих офицеров, также прошедших отбор, но были размещены не в лагерях, а поставлены на постой в домах горожан, получив на руки приличные пайки и денежные награды, а вскоре интенданты императорской гвардии начали выдавать им новое обмундирование, которое однако они пока не должны были носить. Также в Суфетуле было оставлено некоторое количество «достойных» федератов и «симмахов», получивших также особое содержание, - все эти меры император Григорий задумал не просто так, -оставленные в Суфетуле воины, вскоре должны били принять участие в небывалом еще в римской Африке событии, - «по примеру предков» владыка Карфагена, решил отметить свои победы над арабским захватчиками с небывалым размахом, поразив население своей столицы ни много ни мало устройством самого настоящего «триумфа», подобного тем, о коих еще помнили в народе (ну или хотя бы рассказывали легенды или сказки) – во всяком случае, считал император, старики еще должны были помнить рассказы о триумфальном возвращении императора Ираклия из победоносного персидского похода в Константинополь (с последующим возвращением Честного Креста в «святой град» Иерусалим), а люди с образованием наверняка знали из книг, как и об относительно недавнем, по историческим меркам, триумфе прославленного Велизария, дарованного ему великим императором Юстинианом в Константинополе, после победы над вандалами и отвоевания Африки, так и более о древних римских триумфах. С одной стороны император Григорий хотел т.о. произвести сильное впечатление на собственных подданных, увековечив в памяти людей свою победу и спасение римской Африки от вражеского нашествия, с другой он хотел «уколоть» подобной пропагандой своей военной победы самолюбие своего «царственного племянника» Константа, который не мог похвастаться особыми успехами в борьбе с арабами. Что же касается последних, император надеялся, что и до них со временем дойдут вести о том, как «румы Ифрикии» празднуют победы над ними …

 

 

Все торжественные мероприятия, по замыслу Григория, должны были начаться в апреле, - сразу же после окончания Великого Поста и празднования Пасхи, - император планировал вступить в свою столицу во главе триумфального шествия в Светлое Воскресение, после чего вскоре должны были начаться и свадебные торжества его дочери с Акселем Цецилием, а по их завершении должна был начать свою работу и Concilium Africae - Ассамблея африканских провинций.

 

 

Пока же император со своей гвардией, будущим зятем Акселем Цецилием и дочерью, оставался в Суфетуле, а между этим городом, столичным Карфагеном и пограничным теперь Триполи (где все еще находился императорский префект претория Геннадий), загоняя лошадей, один за одним поскакали гонцы – правительство начало осуществлять подготовительные мероприятия, по подготовке переселения нумидийских лимитанов и горцев в Триполитанию, решать вопросы по их снабжению в пути и на новом месте, а также организацию из них на местах новых воинских соединений, также было необходимо обсудить меры по началу какого-никакого диалога с Константинополем о возможном (хотя бы и формальном) примирении.

 

 

На предстоящую свадьбу императорской дочери и архонта Альтавы были приглаешны все подчиненные и союзные Империи мавритаснкие князья -"архонты" – перпозиты лимеса, представители общин имперских федератов, а также князья и вожди берберских «свободных племен», что в минувшей компании выступили в союзе с Империей и дали ей свои «симмахов», собирались в столицу и представители знати изо всех провинций, городские магистраты и епископы (зачастую и бывшие, по совместительству, этим магистратами), приглашены были и богатейшие представители купеческих корпораций, в том числе и живших морской торговлей навикуляриев, также на торжества были пригласили и представителей из земель некогда древнего и могучего, но ныне пребывающего в упадке царства гарамантов – императорские послы были отправлены, как в старую столицу Гармантиды – Гараму (совр. Джерма), к тамошнему правителю, все еще носившему царский титул (правда давно уже не обладавшего всей полнотой властью даже над большей частью земель, которыми некогда правили его предки), так и в богатый торговый «вольный город»-оазис - Кидамус (лат. Cydamus совр. Гадмес), - некогда этот древний город, разбогатевший на транзитной караванной торговле, был частью царства гарамантов, затем его заняли римляне и в III столетии при императоре Септимии Севере на каменистом холме над городом была воздвигнута могучая цитадель, которую занимала вексиляция Третьего Августова легиона, - эта древняя крепость и в VII веке, спустя четыре столетия, продолжала грозно возвышаться над городом, однако теперь многое изменилось, - хотя и в первой половине VII столетия Кидамус все еще формально считался «союзником Империи», но там уже не было и тени прежней имперской власти, как и имперского гарнизона (хотя столетием раньше, во времена Юстиниана, Империя все еще держала там гарнизон, правда сильно сокращенного состава, по сравнению с прежними временами), - теперь вместо него в цитадели Кидамуса размещался разношерстный наемный отряд, занимавшийся охраной окрестностей оазиса и сопровождением караванов, и получавший за это плату от городского совета, состоявшего из богатейших и знатнейших горожан, во главе с местным епископом, также в городе существовало и свое ополчение-милиция, созывавшееся в случае крайней нужды. Император Григорий считал, что теперь пришло время, когда, для безопасности римской Африки, является очень важным вновь укрепить старые связи и союзы, «напомнив» союзниками и вассалами, о прежних обязательствах, при этом, со своей стороны, оказав им определенную поддержку, тем более, что прежним владениям царства гарамантов теперь отводилась значительная роль в деле прикрытия с юга и юго-запада рубежей восстанавливаемого Триполийского дуката.

 

 

В вопросе же возобновления диалога с Константинополем, чтобы несколько сгладить остроту конфликта и по возможности найти пути для возможного взаимного примирения (поскольку в условиях войны с арабами воевать еще и против бывшей метрополии было бы чрезвычайно тяжело, если не самоубийственно, особенно после чувствительных потерь африканского войска, понесенных в прошлой компании) император и его советники решили пойти сразу несколькими путями, - следовало, во первых, прозондировать настроения при константинопольском дворе и в окружении императора Константа на предмет возможности проведения переговоров и готовности Константинополя к этому шагу, а во вторых следовало повлиять и на самого императора, слегка подтолкнув его в направлении примирения с дядей.

 

Для достижения этих целей, префект Геннадий убедил императора Григория переступить через собственную гордость и первым обратиться к своему племяннику предложив мировую, для чего император Григорий написал ряд личных писем, во первых к своей сестре императрице Григории – матери Константа, а во вторых и к самому племяннику императору. В письмах к сестре он в самых любезных и теплых выражениях убеждал ее, в том, что у него и мысли не было причинить какого либо вреда ни ее сыну, ни тем более нанести ущерб римскому государству, что он никогда не жаждал власти над Константинополем, который по праву принадлежит Константу, а провозглашение его императором в Африке было лишь волей местного войска и провинциалов, что он и дальше остается ее любящим братом и будет надежным помощником ее сыну, правда при этом прозрачно намекал, что теперь им с Константом, как добрым родичам и христианам, нужно как-то договариваться чтобы избежать войны и пролития христианской крови на радость «безбожным агарянам», а саму сестру умолял спасти Африку, которая была и ее родной землей от возможного гнева своего сына, который мог вылиться в войну. В такой же манере, хотя и более сдержано, были сочинены и письма уже к самому Константу, к тому же Григорий не примянул напомнить племяннику и о многочисленных примерах из прошлого, что еще со времен Гонория существовал император «для Запада», что еще его великий дед Ираклий помышлял перенести столицу Империи в Карфаген, а сам он, Григорий ни в коем случае не узурпатор, но "римлянин", лишь всего подчинившийся воле «римского народа и войска» живущего в африканских провинциях, приняв на себя «царственный пурпур» в годину тяжких испытаний. – Передать эти послания в Константинополь не составляло особого труда, - несмотря на то, что разрыв Карфагена с бывшей метрополией, произошел уже более года назад, тем не менее открытых военных действий между дядей и племянником не велось, (не в последнюю очередь благодаря и тому обстоятельству, что оба были заняты войной с арабами), а между Африкой и Италией, Африкой и Константинополем продолжали спокойно перемещаться по своим торговым делам купцы, а также священники (при том что, отношения между константинопольским монофелитским клиром и сохранившими приверженность ортодоксии карфагенским священничеством отношения были мягко говоря натянутыми, в течении всего VII столетия, африканские епископы регулярно посещали Константинополь по своим надобностям, - хотя даже и в превратившемся, временно, в центр монофелитства Константинополе, всегда хватало как открытых приверженцев ортодоксии, так и временно «ушедших в тень» «сочувствующих», по крайней мере среди простых мирян, что прекрасно видно из описаний событий происходивших во время процесса над папой Мартином).

 

 

Хотя имперские войска в Италии и тамошний гос. аппарат и сохранили лояльность императору Константу и так и не перешли на сторону Григория, тем не менее, очень многие из числа италийских военных и гражданских чиновников с сочувствием относились к деятельности "самопровозглашенного" императора-ортодокса, в отличии от политики своего "законного"императора-монофелита, в самом же Константинополе в первой половине VII в. имелась значительная и влиятельная община выходцев с латиноязычного запада Империи – уроженцев Италии и Африки, которые занимали важные придворные и государственные посты, делая в столице Империи успешную карьеру (таковыми например были: экзарх Равенны – уроженец Италии Федор Каллиопа; некий «консул» Иннокентий – уроженец Африки, в качестве переводчика принимавший участие в судебном процессе над папой Мартином; участник заговора против императора Юстиниана II и бывший нотарий экзарха Равенны Иоаниций – сам уроженец Равенны, начинавший службу в качестве нотария тамошнего экзарха, он впоследствии обосновался в Константинополе, где занимал видное место в императорской канцелярии и т.д.), - с одной стороны все эти люди были несомненно лояльны императору Константу, с другой тысячи невидимых нитей связывали их с родными землями и у окружения императора Григория появлялась возможность, если и не повлиять с их помощью на принятие решений императором Константом, то по крайней мере, хотя бы подготовить саму атмосферу для поиска взаимного компромисса и получить необходимые сведения о настроениях при константинопольском дворе. После того как будет получен ответ о готовности Константинополя к диалогу и будут получены гарантии безопасности для послов, император Григорий был готов отправить в бывшую столицу своего полномочного представителя для проведения переговоров и заключения мирного соглашения с Константом...

Изменено 8 Jun 2015 пользователем magister militum

[magister militum]

 «Triumphus»  

 

 

 

 

В «Светлое Воскресение» апреля 648 г. императорское войско торжественно вступало в столичный Карфаген. Впоследствии данные события были известны для позднейших историков этого мира под клише «Пасхального триумфа». Император и все его воины - участники предстоящего торжества, бдели пасхальную всенощную в лагере за стенами города,  утром же, после торжественной праздничной службы, войска, построенные в соответствии с парадным ордером, в празднично убранном снаряжении и в до блеска начищенных доспехах, под звуки труб торжественно вступали в распахнутые городские ворота. Первым шествовал сам император Григорий в золоченых доспехах и пурпурных одеждах, за ним двигались бандофоры, несущие знамена, отряды гвардии, кавалерия и пехота регулярных нумерий, отряды федератов и «союзников», далее под охраной двигалось шествие представляющее трофеи и пленников.

 

  В городских воротах, император спешился, и взяв под уздцы белого коня, на котором он ехал впереди войск и пешим вступает в свою столицу, - пройдя в створ ворот, он преклоняет колено на ковре из лепестков алых, белых и розовых цветков роз, которыми горожане буквально усыпали  весь путь следования парадной процессии, по улицам через весь город, от крепостных ворот и почти вплоть до императорского дворца. Император Григорий принимает благословение и поздравления с праздником и с победой от епископа Карфагена и представителей городского магистрата, затем сняв императорскую диадему и отдав поводья своего коня телохранителю, в качестве какового выступал на триумфе его будущий зять, «архонт» Альтавы, император двинулся далее пешком, торжественно повторяя на протяжении всего шествия слова псалма: «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу, ради  милости Твоей и истины Твоей!»

 

 За императором торжественно следуют бандофоры с грозно развевающимися знаменами, трепещущими на ветру «драконами», - до блеска начищенных древних орлов несут аквилиферы («орнитоборы»), поставленные в один строй с бандофорами, далее верхом двигаются императорские гвардейцы – кандидаты, императорские букеларии, эскубиторы и схоларии - все в полном вооружении, с развевающимися султанами на шлемах, в одной руке гвардейцы держат красочные щиты, украшенные ликами святых, Богородицы, черным имперским орлом в красном поле – знаком главнокомандующего, в другой руке они сжимают грозные копья, - их феерично обвивают длинные и роскошные вымпелы, закрепленные под наконечниками, все кони в богатом парадном убранстве. Далее следуют трубачи-букинаторы, они открывают парад армейских частей – грозно двигаются облаченные в доспехи всадники кавалерийских нумерий, - кольца их кольчуг и "чешуя" ламелярных панцирей надраена до блеска и серебряным светом поигрывает солнечными зайчиками, алые вымпелы и яркие плюмажи полощутся на высоких аварских шлемах, накрепко притороченные у их седел мерно покачиваются и высокие пики с разноцветными вымпелами, и грозные тугие «гуннские луки», и полные острых стрел колчаны, с поясных перевязей в богато украшенных ножных свисают длинные мечи спаты.

 

Снова движутся трубачи, и вот на улицах столицы римской Африки появляется пехота – одна за одной по городу проходят стройные колонны пехотных нумерий, - коротко остриженные солдаты несут большие яркие округлые щиты, украшенные замысловатыми значками и окрашенные в цвета их подразделений, - это проходят грозные скутаты, в сражениях образующие первые линии боевого построения пехоты, - их длиннополые кольчужные доспехи также надраены до блеска, на ногах у пехотинцев тяжелые "готские" башмаки и наборные поножи, а сверкающие на солнце шлемы, в отличии от походного порядка, когда их несут в сумках, теперь одеты поверх голов, в руках крепко сжаты длинные копья, покоящиеся на плечах, на поясах мечи, а за спинами у многих из них в крепких кожаных чехлах приторочены метальные копья - грозные марсобарбулы,  следом за ними маршируют легковооруженные пехотинцы псилы - у лучников и метателей дротиков их оружие размещается за спиной и на поясах, в крепких колчанах и чехлах,  они облачены в облегченные кожаные или войлочные доспехи, одетые поверх ярких туник, на головах у них также надеты блестящие шлемы с парадными вымпелами, - за стрелками и метателями следуют саперы, с тяжелыми секирами на плечах - нумерии пехотинцев ведут их командиры и младшие офицеры, - они следуют верхом, впереди своих частей, - это настоящий лес флажков, штандартов и светлых вымпелов, окрашенных в цвета их нумерий, сверкание кольчуг, щетина луков, бряцание оружия в такт рыси командирских коней.

 

Все это время празднично одетые толпы народа, собравшиеся на доселе невиданное в Карфагене зрелище, буквально неистовствуют, - то и дело взрываясь в овациях, люди громко кричат от восторга, славя римские войска, императора и Господа за ниспосланную победу и избавление от опасностей вражеского нашествия, - под ноги проходящим солдатам бросают свежие цветы, меж тем, как, некоторые особенно перевозбудившиеся горожане пытаются пролезть сквозь ряды оцепления протягивая шествующим мимо них воинам небольшие бурдюки с вином, - переполненных эмоциями людей еле-еле сдерживают воины городской стражи и частично мобилизованные им на подмогу ополченцы городских димов, - недопущение давки и беспорядков, вот какова  их нелегкая работа сегодня в этот в праздничный день, - все окрестные балконы и крыши также усыпаны народом, в основном любопытной ребятней или почтенными стариками, испугавшихся толчеи, но не отказавших себе в удовольствии обозрения великолепного зрелища с безопасного расстояния, с тех же балконов и из распахнутых окон верхних этажей женщины и девушки, забыв о приличиях, посылают воинам воздушные поцелуи и бросают ворохи ярких цветочных лепестков на проходящую процессию… Среди всего этого столпотворения, одним им известными путями, снуют юркие и вездесущие торговцы водой, вином, закусками и снедью, различные лотошники и мелкие воришки…

 

 Праздничный звон многочисленных церковных колоколов сливается с громким пением медных воинских труб и радостными воплями тысяч горожан, вся эта громкая какафония поднимает в небо над городом насмерть стаи перепуганных голубей, ворон и воробьев и даже портовых чаек, кружащих теперь в страхе и недоумении, а меж тем на городские улицы уже вступают отряды «имперских» и «этнических» берберских федератов и союзников, во главе со своим командирами - опционами или с князьями - "архонтами", у них нет единообразия в одеждах и вооружении, а у многих из которых оно еще и выглядит весьма архаично, но зато все они богато и ярко разодеты, а их оружие и особенно конское убранством их скакунов поражает воображение яркостью всевозможных украшений и богатством отделки.

 

 Вновь проходят трубачи и перед взором собравшихся по улицам Карфагена вновь следуют всадники, -  на этот раз это специально отобранные гвардейцы из числа схолариев, они облачены лишь в богатые плащи и туники и везут, преклонив к земли захваченные в сражениях арабские знамена, тем самым «открывая» ту часть триумфа, где столичным жителям будут показаны трофеи и пленники прошедшей компании. Мерно покачиваясь в седлах, схоларии везут, приклонив к земле, ярко алые и черные знамена ансаров Пророка, белое знамя Омейядов и многочисленные значки и разноцветные вымпелы различных йеменских племен, составлявших основу разбитого египетского войска арабов, - чуть касаясь полотнищами земли они поднимают вверх, казалось бы, уже плотно утоптанные прошедшим войсками ворохи цветочных лепестков…за всадниками с поверженными знаменами следуют легкие открытее повозки, в которых везут сложенные прекрасные шелковые шатры, некогда захваченные арбами у персов, а теперь ставших трофеями римлян, а также богато украшенные персидские же «вороненые» доспехи и оружие. В след за повозками следуют празднично одетые коноводы, собранные из числа обозников регулярных нумерий, - они ведут под уздцы великолепных арабских скакунов и многочисленных верблюдов. Вскоре вновь проходит строй трубачей и перед изумленной публикой появляются вереницы медленно ступающих пленников, которые окружены строгим конвоем, и вот прежние крики радости горожан сменяются ревом негодования и отборной площадной бранью и в скорбный строй "полоняников", из толпы летят уже отнюдь не цветы… Для этого шествия императорские чиновники специально отбирали наиболее высоких, молодых и красивых из пленников, некоторых даже пришлось выкупить у уже купивших их купцов или берберских федератов, всех их отмыли, залечили им раны и их хорошо кормили все время подготовки к проведению триумфа, а также одели в традиционные бедуинские одежды, часто даже более богатые и красивые, чем те, что они носили прежде на свободе, использовав для этого богатые трофеи из разоренных арабских лагерей. Вслед за колоннами понурых пленников-мужчин, совсем не так мысливших себе, еще совсем недавно «свидание» со столицей римской Африки, появляются «стайки» испуганных молодых женщин (вплоть до середины VIII столетия арабские женщины обычно во множестве сопровождали своих мужчина на войну и находились при них в военных походах и лагерях), - император приказал отобрать из числа пленниц лишь молодых и «красивых ликом» девушек. Они также богато и красочно одеты, на многих есть даже золотые и серебряные украшения, но их прекрасные, цвета бронзы лица, украшенные у некоторых татуировками из хны, и черные как смоль волосы – о позор для дочерей Ислама!, открыты для всеобщего обозрения улюлюкающих сейчас врагов их павших отцов, братьев и мужей, что еще больше повергает несчастных в ужас… участь пленников и пленниц незавидна, сразу же по окончании торжеств большинство из них будет продано в рабство и для большинства из них скорбный рабский удел останется неизменным до конца жизни. И вновь проходят трубачи, наконец замыкая шествие.

 

  Триумфально шествующие войска, трофеи и пленники, неторопливо движутся к императорскому дворцу через весь город, что занимает довольно длительное время, лишь после обеда, уже едва ли не в предверии близких южных сумерек, торжественное шествие наконец достигает своей кульминации, - войска выстраиваются полукругом перед императорским дворцом, а в центре площади, на огромном украшенном и драпированном помосте, на троне в обрамлении военных знамен и значков уже восседает сам император Григорий, по обеим сторонам от его трона стоят его будущий зять и дочь в парадных доспехах и одеждах, чуть поодаль и несколько ниже императорского трона, восседает на небольшом епископском троне карфагенский епископ Киприан, в окружении церковного клира в праздничных одеяниях, а также высших офицеров и сановников, включая префекта претория Геннадия, - к подножью императорского трона схоларии бросают вражеские знамена – после завершения церемонии они будут заботливо собраны и далее будут помещены на хранение в императорской сокровищнице, - а затем подводят несколько особенно богато одетых арабских пленников из числа младших командиров, - среди них нет ни одного их руководителей завоевательного похода, но сомнительную честь «представлять» арабских командующих, теперь, подобным  образом, выпала им, - их ставят на колени, а затем и прижимают к земле сильные руки императорских кандидатов, после чего император (уже в диадеме и ингисниях), поднявшись  с трона «попирает» головы несчастных ногами – заполненная до отказа горожанами и войсками площадь взрывается овацией…

 

(Для моделирования и описания возможного данного события использовались отрывочные сведения о проведении позднеантичных триумфов Велизария и императора Ираклия, а также полулегендарные подробности встречи легендарной берберской царицы «Кахины» горожанами и клириками г. Булла Регия, освобожденного ею от арабов, плюс выборочно труд Ф. Осареса «Византийская армия в конце VI в. По «Стратегикону» императора Маврикия»)

Изменено 8 Jun 2015 пользователем magister militum

[magister militum]

«Concilium Africae»

 

 

 

 

  Вскоре, вслед за  «Пасхальным триумфом», в Карфагене, на праздничной пасхальной апрельской неделе 648 г., начались и долгожданные свадебные торжества. После торжественного бракосочетания молодых – дочери императора Григория нобилиссы Валерии и архонта Альтавы Акселя Цецилия в главном столичном храме базилике св. Киприана торжества переместились в императорский дворец, где, затем состоялся грандиозный праздничный пир, на котором присутствовало огромное множество приглашенных знатных гостей со всех концов владений «Августа Запада» и земель его вассалов и союзников – приглашенные ели, пили и веселились от души, - многочисленных гостей, пировавших в богато украшенных в пиршественных залах, также развлекали многочисленные музыканты, поэты и потешные актеры – всевозможные шуты, мимы и фокусники, специально приглашенные дрессировщики зверей, известные борцы и кулачные бойцы. Также в столице, по случаю бракосочетания императорской дочери и наследника Альтавы, были устроены грандиозные гуляния и угощения для простонародья, щедрые раздачи бесплатной еды и одежды нищим при столичных церквях, а также проведены дополнительные раздачи денежных подарков войскам, как принимавшим участие в столичном триумфе, так и тем, что прежде убыли, по завершении похода, в свои гарнизоны в других провинциях и, куда, «подарочные» деньги для раздачи воинам были посланы со специальными чиновниками.

 

 

  По завершению свадебных торжеств, продлившихся без малого неделю в Карфагене начал работу запланированный императором Григорием Consilium Africae – «Совет Африки» (хотя скорее его можно было бы назвать советом провинций). Абсолютное большинство «делегатов» открывшегося собрания, недавно хорошо погуляли в императорском дворце на свадебных торжествах и теперь находились в приподнятом (а кто-то даже все еще «на веселее) настроении духа, полные решимости принять участие, в меру сил и возможностей, в решении государственных задач. Проведение рабочих заседаний «совета» императорским чиновникам из дворцового штата и правительственным чиновникам из аппарата префекта претория пришлось организовать здесь же во дворце, – первоначально под эти цели предлагалось перестроить прежнее здание карфагенского «Одеона», восхищавшее путешественников еще двести лет назад, но к началу свадебных торжеств и, соответственно же, к началу работы «совета» с ремонтом и реконструкцией здания не успели – Одеон сильно пострадала в V столетии в период владычества вандалов в Африке, а после ее отвоевания Империей у местных властей хватало иных насущных забот и оставшийся без необходимо присмотра старинный «архитектурный объект» потихоньку расхищали на строй-материалы «несознательные граждане» - в качестве «площадки» для работы «совета» прежний Одеон подходил и своими размерами и хорошей акустикой помещения, что было бы немаловажно во время выступлений делегатов, но в силу обстоятельств, пока, пришлось удовольствоваться возможностями (впрочем, весьма немалыми) императорской резиденции – Sacrum Palatium («Священного дворца»).

 

 

  В первый же день работы «совета», его участникам в присутствии императора и его семьи, был торжественно оглашен императорский декрет, о том, что дочери императора дарован титул "Августы", а ее же муж и зять императора, Аксель Цецилий, «украшен достоинством» "Цезаря", - император Григорий лично облачил в зятя в соответствующие торжественные одежды и регалии – в тот же день карфагенский монетный двор начал соответствующий чекан специальных золотых солидов, приуроченных к этому торжественному событию.

 

 

  Далее «совет» приступил к рассмотрению тех актуальных вопросов военного и государственного строительства, что император Григорий и глава его правительства – префект претория Геннадий, наметили еще во время похода в Триполитанию.

 

 

Перво-наперво новой «Западной Римской Империи», следовало озаботиться восстановлением численности своих регулярных войск – пехотных и кавалерийских нумерий, понесших тяжелые потери в ходе прошедшей кампании, - для этого правительство собиралось вынужденно воспользоваться такой непопулярной, но критически необходимой сейчас мерой, как практикой проведения конскрипции (призыва) граждан на военную службу, - основная тяжесть выполнения мероприятий по призыву рекрутов ложилась на еще сохранившихся в Африке немногочисленных крупных землевладельцев, старост и сельских перфектов многочисленных свободных крестьянских общин, проживавших на государственных землях и занимавшихся там хозяйством на правах аренды, а также на епископов провинциальных городов, как на фактических руководителей муниципалитетов,  – контролировать выполнение призыва и заниматься распределением прибывающих новобранцев должны были с одной стороны гражданские провинциальные выборные чиновники юдиксы, вместе с представляющими интересы императорской власти наместниками - президами, а с другой стороны командиры воинских команд присланных для приема новобранцев из расквартированных в провинциях регулярных частей – нумерий. Правительство заранее признавало непопулярность вводимой меры, но с другой стороны упирало на ее необходимость в текущей ситуации, ссылалось на все еще сохранявшуюся военную опасность со стороны арабов (подразумевалась и все еще остававшиеся не урегулированными отношения с Константинополем), также правительство рассчитывало и на сознательность граждан и их патриотизм, побуждающий в тяжкую годину подняться на защиту Отечества, а также на тот немаловажный факт, что недавние победы над арабами, захваченная богатая добыча и денежные раздачи воинам вполне укрепляют престиж и популярность военной службы среди различных слоев населения. Далее затрагивались вопросы реорганизации дуката Триполитании, укрепления тамошних городов, переселения туда лимитанов из Нумидии, формирование и размещении в Триполитании новых частей имперских федератов.

 

 

  В том же ряду вопросов обсуждалось и увеличение размеров денежных субсидий (и иных видов довольствия) выделяемых за службу пограничным вассалам Империи - препозитам лимесов, союзным романно-берберским княжествам и этническим федератам, царству гарамантов и общине «вольного» города Кидамуса.

 

 

  Император также уведомил уважаемое собрание о мерах по восстановлению численности и своей блистательной гвардии, тоже сильно поредевшей в боях, для чего он предполагал в скором времени направить на Сардинию своего зятя цезаря Цецилия, поручив ему специальную миссию по набору в ряды своих экскубиторов тамошних воинственных горцев - илийцев, издревле проживавших в горной местности "Барбария" (совр. "Барбаджа") на востоке острова и в свое время так и  непокоренных жестокими вандалами, да и перед мощью оружия Империи, отвоевавшей остров во времена императора Юстиниана, склонившихся, в общем-то, совсем недавно. Также планировалось и увеличение общей численности гвардии, путем формирования новой гвардейской части – корпуса «оптиматов», содержать которых он планировал первоначально за счет личных средств, - по примеру императора Тиберия II, создавшего свой элитный корпус оптиматов чуть более 70 лет тому назад из «свирепых зарейнских варваров», император планировал послать специальную дипломатическую миссию в Галлию, чтобы выяснить возможность найма подобных воинов во владениях франкских королей, или в соседних с ними землях. – В разгар горячего обсуждения делегатами меж собой этой удивительной новости, нижайше обратившись к особе императора, слово попросил один из депутатов, - почтенный древний старик, «почтенный патриарх» старинного купеческого семейства и почетный глава одной из карфагенских торговых корпораций, - когда внуки и правнуки, благоговейно окружившие, своего «заслуженного» деда-депутата помогли ему, наконец, подняться на место оратора, то, обратившись к собравшимся, почтенный старец рассказал, что некогда, еще в пору его далекой юности, пришедшейся чуть ли еще не на годы правления императоров Юстина II, Тиберия II и Маврикия, ему довелось учиться в Константинополе, и там, в великой столице Восточной Римской Империи, где за двойной "каменной броней" могучих  стен Феодосия хранятся великие древности  Христианского мира и Империи римлян, в Императорской библиотеке, основанной еще императором Констанцием II - сыном самого Константина Великого, в одной из старинных книг он прочитал, что некогда, в прежние времена, славный император Констанций Хлор, родитель, блаженной памяти, великого императора Константина, набирал в свои непобедимые войска, командование над которыми затем перешло и к его знаменитому сыну, славных и грозных воинов из самых северных и воинственных варварских племен, что «обитали на берегах самого Океана и на острове Скандза» (имеется в виду Скандинавский п-ов, который и в VI в. и Прокопий Кесарийский и Иордан все еще считали «островом»), - старик рассказал о воинственных народах англов, саксов, ютов, фризов, свеев, гаутов и иных, что ныне, после того как они почти двести лет назад «во множестве водворились» на острове Британия и терзают с той войнами и разорением его прежних обитателей, - будучи бы теперь привлеченными под знамена императора Григория, эти могучие воины составили бы действительно «непобедимое войско». (Подобная теория о происхождении некоторых подразделений в армии Константина - корнутов, бракхиатов и, возможно, еще нескольких, высказывается, например, отечественным исследователем А.В. Банниковым, на основании исследования А. Альфельди "Cornuti: a Teutonic Contingent in the Service of Constantine the Great (1959)") Император Григорий крепко задумался над услышанным, - в римской Африке мало знали о самых дальних северных землях и странных жестоких народах, что их населяют, но примерное положение дел в Британии «африканцы» себе представляли и имели определенную информацию и о силе, и о воинственности поселившихся там германских народов, - знание это получалось посредством регулярных торговых морских экспедиций африканских и италийских купцов за оловом в далекую британскую Думнонию. – Поблагодарив почтенного седовласого купеческого старейшину за рассказ, император, задумчиво помолчал некоторое время, а затем  объявил свою волю, - по завершении работы совета, на Север будут отправлены два посольства – первое отправится к франкам и далее на север до реки Рейн, второму же надлежит отправиться в остров Британия и затем, по возможности, проследовать и далее, на северо-восток, к берегам далекой и таинственной «Скандзы».

 

 

  Отдельным вопросом на совете обсуждалась острая и насущная необходимость восстановления полноценного военного флота для защиты Африки – имеющиеся в распоряжении Империи патрульные эскадры комита Септема, дукса Сардинии и маленькие отряды кораблей из триполитанских городов не могли обеспечить достаточную безопасность африканских берегов, как от возможного удара строящегося флота арабских завоевателей, отрывочные сведения о котором африканские римляне получили во время похода в Триполитанию, так и от возможной карательной экспедиции из Константинополя (в Карфагене были уверены, что если с Константом II не удастся достичь компромиссных договоренностей, то рано или поздно то мог отправить свой флот против «мятежных африканцев») – возрождать военный флот планировалось во первых на базе карфагенских верфей и центрального морского арсенала столицы, а также за счет судостроительных мощностей верфей Юстинаполя-Гадрумета (соврем. тунисский Сус – в реале в IX в. уже Аглабиды,  по достоинству оценив возможности местной бухты, возродили старинные местные верфи, превратив Сус в один из центров своего военного кораблестроения) построенный на верфях Карфагена и Гадрумета флот должен был стать главным военно-морским щитом римской Африки – classis Africae – «Африканский флот». Отдельный «провинциальный» военный флот, меньший и по количеству судов и по боевым возможностям, но жизненно необходимый в условиях формирования новой военной границы с Халифатом в восточной Триполитании, следовало сформировать в Триполи и в подконтрольных Империи портовых городах западной Триполитании – classis Libyca –«Ливийский флот» должен был находиться в непосредственном подчинении дукса Триполитании и обеспечивать оборону побережья в этом районе, а также устойчивую связь по морю тамошних городов и их гарнизонов со столицей, к тому же в сознании и исторической памяти местных провинциалов этот вновь создаваемый военный флот должен был стать своеобразным «преемником» одноименного, старинного, провинциального флота, что существовал в Триполитании еще во времена Марка Аврелия.

 

 

  В деле создания и постройки новых военных кораблей, корабельных эллингов и арсеналов, складов и развития военной составляющей прочей портовой инфраструктуры правительство надеялось найти поддержку у богатых и влиятельных корпораций морских купцов из портовых городов – навикуляриев, которым предлагалось поучаствовать в строительстве флота «на паях» с государством, - почтенные «толстосумы», потомки и достойные наследники легендарных финикийских купцов, сперва мялись, но потом даже было принялись торговаться (и для вида и для поддержания репутации) с перфектом претория (с императором естественно не осмелились) пытаясь приобрести себе побольше выгод в данном деле, но в конце «сдались» согласившись, с доводами, что военный флот это в первую очередь безопасность и источников их дохода – морской торговли и собственно их жизней и благосостояния. Корабельные команды для будущего флота собирались набирать среди уроженцев приморских портовых городов, где всегда хватало людей с навыками хороших и отважных моряков, а также среди уроженцев Сардинии, Корсики и Балеарских островов – сардов, корсов и баларов, что в прежние времена, в массе своей, охотно служили на кораблях старого римского Мизенского флота. Абордажные же команды и отряды морской пехоты для флота планировали набрать среди тех же воинственных горских племен Нумидии, что еще грозный король вандалов Гейзерих привлекал для участия в своих пиратских набегах, приводивших в трепет все Западное Средиземноврье, да путем выделения некоторого числа солдат из регулярных нумерий, с переводом их для прохождения дальнейшей службы под начало флотских трибунов.

 

 

  Также среди военных вопросов «Советом Африки» рассматривались многочисленные и различные аспекты организации производства и закупки необходимого вооружения и военных запасов, строительство новых и ремонт старых арсеналов, складов с воинским снаряжением,  мастерских по производству осадных машин, конского снаряжения и флотских снастей, закупок продовольствия и заготовки фуража, ремонта укреплений городов и  «закладка» запасов оружия в городские арсеналы для нужд городских ополчений и т.д. т.п., - как все это распределить между государственной казной и какую часть расходов могут взять на себя провинциалы и городские муниципии решалось долго и непросто, - в конце концов участники собрания пришли к такому мнению, которое буквально «продавил» императорский префект претория Геннадий – во всех провинциях местные власти проводят «экстроординарный» сбор средств «на оборону», которые затем будут расходоваться центральным правительством, которое, в свою очередь, принимая во внимание нужды провинциалов, дарует им за участие в сборе средств, различные «льготы» и послабления, вплоть до отмены взимания налогов, сроком от года до двух в отдельным местностях (или для отдельных общин), или путем адресного снижения налоговой нагрузки или отмены пошлин для отдельных категорий «хозяйствующих субъектов» - ветеранов, купеческих объединений, церковных хозяйств и т.д. Средства должны были собираться исходя из реальных возможностей и уровня благосостояния общин той или иной провинции, города и богатства местных крупнейших собственников, - африканская Церковь с одной стороны, в лице своих иерархов на местах, зачастую являвшихся главами местных общин и муниципалитетов, выступала бы своеобразным «контролирующим органом» защищая граждан от возможного произвола государственных чиновников, а с другой стороны, сама, как крупный собственник, в лице архиепископа Карфагена приняла на себя обязательство внести значительные суммы, полученные от доходов со своей собственности, «на общее дело христиан». Предполагалось «разово» (хотя, на самом деле, правильнее, следовало бы говорить о нескольких месяцах) собрать  внушительную сумму в размере около 330 000 золотых солидов (т.е. ок. 1 т 320 кг золота), которой бы с лихвой хватило для реализации многого,  из намеченного на Совете (в РИ это был размер именно той суммы громадного выкупа, собранного при участии епископов и знати африканских провинций, карфагенским "псевдоэкзархом" Геннадием II и выплаченного им затем арабам для того, чтобы они наконец покинули Африканский экзархат (случилось это где-то приблизительно в первом полугодии 648 г.), который они, до того разоряли, с момента своей победы под Суфетулой летом 647 г. над войсками экзархата).

 

 

  Совет Африки заседал т.о. уже несколько недель, когда наконец, уже в начале мая его работа стала подходить к завершению и многие его участник стали уже было готовиться к отъезду по домам в сопровождении имперских чиновников и военных, для того чтобы приступить к практической реализации его решений, как в карфагенский порт  прибыл особый корабль – это был быстроходный посыльный дромон, который привез из Константинополя ответное послание императора Конастнта II своему дяде Григорию и его «африканцам», в котором Констант извещал, что готов к проведению переговоров и просил своего дядю немедлить с отплытием посольства, принимая во внимание «военное время» и «неослабевающий натиск нечестивых агарян», причем, Констант, учтиво приглашал прибыть на переговоры и своего дядю лично, во главе посольства, для то чтобы и по-христиански по-родственному «разрешить возникшие между ним «недоразумения», -  впрочем, самопровозглашенный «Август Запада» не собирался «подарить» своему царственному племяннику такой соблазн, как возможность захватить его в плен во время предстоящих переговоров и тем самым действительно «радикально разрешить недоразумения», поэтому главой посольства император Григорий назначил своего префекта претория Геннадия – опытного и влиятельного человека, обладавшего достаточным авторитетом и полномочиями, и которого сопровождал бы целый штат из императорских придворных сановников и специальных помощников, для помощи в проведении переговоров со своим «порфирородным» племянников по целому ряду важных вопросов. После публичного объявления императорской воли о начале мирных переговоров с Константинополем и назначения, для их проведения, полномочным послом префекта претория Геннадия, Совет Африки завершил свою работу.

 

 

  Между тем, помимо «официальных полномочий» Геннадий получил от своего императора и конфиденциальное поручение, он должен был передать лично Константу взятку, представленную как пасхальный дар, в размере 300 фунтов золота (ок. 136 кг) в слитках – именно такую сумму уже почти два года тому назад царственный племянник потребовал у своего дяди экзарха сверх установленных выплат, что, формально и «переполнило» чашу терпения, тогда патрикия, а теперь самопровозглашенного императора, - теперь следовало со всей учтивостью, передать данный «дар» Константу, для придания переговорам «конструктивного начала», - в том, что племянник примет этот «дар», император Григорий не сомневался – уж больше года Константинополь не получал из Африки ни денег, ни ресурсов, а дела «на фронте» против арабов у Константа шли неважно, такой ситуации, для него любые деньги будут не лишними, справедливо  полагал «Август Запада». – Через два дня, с попутным ветром, посыльный дромон был отправлен обратно в Константинополь с посланием о согласии императора Григория на переговоры с императором Константом, а также с извещением об отправлении к нему африканского посольства во главе с перфектом Геннадием.

 

 

  Еще через несколько дней, в гавани Карфагена, в торжественной обстановке, император Григорий провожал две небольшие эскадры, - лучшие и быстроходнейшие из кораблей, которые только смогли отыскаться среди тех военных судов, что остались в его распоряжении, должны были нести на своих палубах в далекий Константинополь его представительное посольство во главе с префектом претория Геннадием, - корабли должны были сделать обстановку на Сицилии, в Сиракузах, где от имени императора Константа, местный дукс должен был придать им для усиления эскорта еще несколько военных кораблей – на островах и архипелагах Эгейского моря, а также вблизи берегов Пелопоннеса, лежавших на пути посольства, было неспокойно «от славянских морских разбойников»… Другая эскадра представляла собой обычный купеческий караван, отправлявшийся по обычным торговым дела на Сардинию, впрочем, в его составе было и несколько военных кораблей, на которых на остров отправлялся его  зять цезарь Цецилий, а вместе с ним и его супруга, дочь императора - августа Валерия. После трогательного прощания и напутственного церковного молебна о даровании Всевышним покидающим берег благополучного путешествия «по водам морским», корабли «отвалили» от стенки и постепенно направились на веслах к выходу из гавани, где наконец «встав» на ветер и расправив паруса, обе эскадры «понеслись по волнам» на расходящихся курсах…

 

 

  Еда ушедшие корабли пропали за линией горизонта, как почти тотчас же на нем вновь возник одинокий парус быстроходного судна, шедшего с востока и, судя по всему, очень спешившего в Карфаген, - собравшийся уже было возвращаться в дворец император Григорий, со своим  эскортом и другие знатные провожающие, да и просто праздная портовая публика, до того с любопытством наблюдавшая за прощанием и отходом немногочисленных императорских кораблей, теперь напряженно следила за стремительно приближавшимся одиноким парусом, словно бы таинственное «шестое чувство» подсказывало людям, собравшимся в гавани, что это не простой «купец», а, скорее, «посыльный», везущий некие важные вести и вести эти, скорее всего, были неприятные, - уже много лет с востока в Карфаген не приходило добрых вестей. – Предчувствие не обмануло собравшийся народ, - подошедший к причальной стенке корабль оказался посыльным судном из Триполи, прибывшие на нем букеларии тамошнего дукса Иоанна, недавно вступившего в должность и принявшего командование над местными войсками, известили императора от имени своего господина, что день назад, в Триполи пришел одинокий и потрепанный бурей корабль из города Пафос, что на острове Кипр, корабль, выглядел как вырвавшийся из боя и был полон ранеными и умирающими римскими воинами и моряками, среди них было и много киприотов – в основном женщин, детей  и стариков – корабль изначально шел на Родос, но шторм отнес его к югу от Крита и принес ливийским берегам, где их едва не захватили арабы на рыбацких лодках у берегов Киренаики, но им, все же, удалось оторваться от преследователей и дойти до Триполи, и то, что сообщили спасшиеся на этом корабле дуксу Иоанну, через несколько мгновений повергло собравшихся на площади, у гавани Карфагена, людей в шок – огромный арабский флот, выйдя в море несколько недель назад, из гаваней Финикии и Палестины обрушился на Кипр подобно урагану, - пылают застанные врасплох неприятелем прибрежные города и села, - люди, кто не погиб от меча завоевателей и не попал в плен бегут, ища спасения, в горы, или пытаются спасаются на кораблях, прорывающихся сейчас от западных и северных берегов острова на Крит, в земли Карии, Ионии, Ликии и даже Эллады (РИ первое нападение арабов на Кипр многими исследователями относится в весне-лету 648 г.)  - громогласный вопль, полный гнева, горечи и негодования, раздался вскоре, после услышанного, и поднялся  в небеса, над заполненной сотнями людей гаванью Карфагена, но не было, однако, страха, в том многоголосом человеческом возласе, ибо «африканцы» уже били, доселе неведомого им, но гордого прежде своим легким победами, надменного супостата и лишь чувство справедливого возмущения и ненависть к врагу сжигала теперь людские души и взбудоражила умы…

 

 

Деловитые и богато одетые купцы-судовладельцы - "навикулярии", в сопровождении своих многочисленных приказчиков и слуг в этот день тоже были в карфагенской гавани по своим рабочим делам, - как и всегда прежде, они каждый день, когда позволяла погода и, если не было великих церковных праздников, деловито сновали здесь между многочисленными рыбаками, портовыми грузчиками или простыми зеваками, направляясь к своим складами или на пристани к готовыми к отправлению в путь торговым судам, чтобы шумно и суетливо, или, наоборот, неспешно и обстоятельно, руководить их погрузкой или, приемкой вновь прибывшего на судах товара, и, вот, теперь, после услышанного тревожного известия, очень многие из них, про себя мысленно благодарили Господа, за то, что тот, так во время и своевременно, «подсказал» императору Григорию мысль о возрождении военного флота Африки, а самих себя корили за неуместный «торг» затеянный ими было, «по привычке» на недавнем Совете Африки об условиях «паевого» участия в строительстве военных кораблей, а сам же император Григорий, в тоже самое время, направляясь в сопровождении своих гвардейцев из гавани обратно во дворец, думал о том, что теперь, ему похоже вполне ясно, почему его «порфирородный» племянник Констант, до того молчавший, теперь вдруг так настойчиво увещевал его, в своем недавнем послании, «скорее покончить с глупой враждой» и  не медлить с началом переговоров… 

Изменено 6 Aug 2015 пользователем magister militum

[Telserg]

Перемещено в "Главный Форум".

[Georg]

Коричневым отмечены границы мавританских княжеств, являющихся вассалами экзарха и федератами империи.

 

Не забываем воспользоваться кнопочкой "Полный размер" в левом нижнем углу картинки - у курсора появится плюсик.

 

Изменено 18 Jul 2019 пользователем Georg

[Georg]

Pax Christiana на момент развилки.

Не забываем воспользоваться кнопочкой "Полный размер" в левом нижнем углу картинки - у курсора появится плюсик.

 

Изменено 6 Aug 2019 пользователем Georg

[Урус-хай]

magister militum

Как у Вас с текстами?