Дело о спорящих в пути

[ALL]

ДЕЛО О СПОРЯЩИХ В ПУТИ

 

1.

Багатур Лобо

Вторица.  Утро.

Проводы вышли простые, но сообразные.  Маленький Есуге остался дома под присмотром доброй чухонской девушки Марии, а Стася отправилась провожать мужа на александрийскую пристань сухопутных кораблей.  Да, есть в семейном расставании и всегдашняя тревога и некая внутренняя сладость.  А сколько мыслей, сколько чувств, не успеет исторгнуть коснеющий в смущении язык!  Особенно в последние минутки.  Они текут, текут….  Краткие, но такие поместительные!  Всё забывается вокруг.  Серое, пахнущее дождём небо над широченной террасой, толпа, машинные стуки, скороговорка громкоговорителей.  Но для двоих важны лишь касанья.  Для них лишь токи – невидимые токи меж сцепленных рук.  И взгляды – имя которым счастье….

-  Пора, Стасенька.

-  Я буду скучать по тебе.

-  Правда?

-  Конечно.

-  Сильно-сильно?

Кто услышит – улыбнётся.  Или удивится, даже.  Только невдомёк слухачу, что ритуал перед ним.  Ритуал совершаемый влюблёнными сердцами.  Сильна ритуалами Поднебесная, а вместе с нею и всё, разлитое словно океан, великое Семиулусье!  Пусть поездки для Бага дело сугубо привычное, пусть едет он не по служебной надобности, а к брату в Каракорум, но и это, Будда уже знает какое,  прощанье несомненно послужит для них зароком большой любви и добрых предзнаменований.

Баг, вздохнув, выпустил яшмовые запястья.  Стасины брови дрогнули на высоком лбу. 

-  До свиданья, милый.  Знаешь, я постою тут до отправления.  Немного осталось. 

-  Хорошо.  Поднимусь в галерею, помашу оттуда.

Снова эта улыбка и ощутимый даже со спины ласковый взгляд.  Подхватив вместительный баул и, стараясь не оглядываться, Баг устремился к проводнику, одетому в синий с серым – цветов Великого Пути – форменный халат.  Тот принимает именной ярлык с учтивым поклоном.

-  Рады видеть вас, драгоценный единочаятель, Багатур Лобо!  Предназначенная вам камора в самом конце коридорного прохода.  Соблаговолите пройти, отправление через шесть минут.

Ещё один служитель проводит Бага во внутренности сухопутного корабля.  Ничуть не хуже слезливого «Титаника»!  И не утонет, между прочим!  Всё просторно всё привычно, удобная камора обставлена на одного человека.  Дверь напротив приоткрыта, за ней обустраивается солидного вида, пожилой преждерождённый в круглой шапочке, выдающей учёного мужа.  Они успевают раскланяться, обоюдно успев подумать о ритуалах.  Как приятно встретить с самого начала пути хорошего человека!

-  Цзяньши истории, Лихвин Перепетуй Саулович.

-  Багатур Лобо, к вашим услугам, - ответствует довольный Баг.  Впрочем, сейчас ему надо спешить наверх.  Оставив баул, он вихрем мчится по лестнице на увенчанную толстым стеклянным куполом галерею.  Отсюда видна почти вся станция, но его взгляд впивается в один единственный, драгоценный кусочек платформы.  Ну, конечно, вот она!  Жёнушка, ненаглядная!  Уже под зонтиком, стоит пригорюнившись, смотрит вверх, да не туда, не туда!  Здесь помогает верная трубка, пулей выскакивающая на ладонь.

-  Стася, вот он я!  Правей, правее смотри!

Они встретились глазами.  Дождь, не дождь, а внизу, как по волшебству явился веер, чей взмах пленителен как крыло бабочки.  Сколь утончённо….  Впрочем махали уже все.  Динамики вещали об урочном отправлении.  Кто-то ещё суетился, бежал мужчина в потёртом европейском платье.  Никак на посадку?!  Сказано, рыжий….  Вот, бедолага, ещё и прихрамывает!...  Впрочем, когда он почти оттолкнул Стасю, Баг невольно нахмурился.  Люди на платформе вытягивали шеи.  Стася поглядела вслед незнакомцу, потом вновь обратила к галерее смущённое лицо.

-  Успел всё-таки, - прошелестела трубка.

-  Какой он….  Невежливый….

-  Ничего….  Ух!  Тронулись!  Передавай привет брату!...

-  А ты Дишке!

-  Он будет скучать.

-  Позвоню, дашь трубку.

-  Он скоро сам научится.  Гениальный кот….

Да, милые пустяки, столь потребные влюблённому сердцу.   И сколько можно тянется ещё ниточка взглядов, соединяющая людей через толстое вагонное стекло.  Громада трогается, медленно набирая ход.  Уплывает Стася, уплывает машущее толпище на платформе.   Люди, люди – в халатах и пиджаках – разные и такие знакомые Багу.  Свои.  Александрийцы.  Но вот уж и нет людей, одна грузовая эстакада, решётчатые подъёмники, целые поля с сотнями разномастных повозок, одиноко, без седоков млеющих под назойливым, до пузырей в бесконечных лужах, дождём.  Там, куда он едет, на востоке, скоро прорвётся солнце, но возвращаться домой, Баг будет непременно в этот хмурый, осаждённый тучами край.

-  До свиданья, Стасенька!

-  До свиданья, милый….

 

2.

Богдан Рухович Оуянцев-Сю

Вторица.  Утро.

-  Такая вот жмеринка выходит….  Укатил князюшко.   Прицепили Ставку к поезду и ту-ту по Великому Пути!  - Мокий Нилыч Рабинович, главный цензор Александрийского улуса, Великий муж, блюдущий добродетельность управления, попечитель морального облика всех славянских и всех сопредельных оным земель Ордуси пожевал бледными старческими губами и устремил на Богдана участливый взгляд.  Богдан отвёл глаза.  Если честно – нервировало его сейчас это участие!

-  Как же?  Куда же смотрели?  Что это за работа с документами?  Князь-то, прости Господи, старик, может напутать, но канцелярия куда смотрела?!

-  А то не знаешь, как бывает?  Раскачиваемся по полгода, а потом аля-улю, гони гусей!  Срочно, в двадцать четыре часа!...

-  Так что ж мне гусем туда лететь?  Или Лунного зайца оседлать, чтоб допрыгнул?!

Минфа аж вспотел от негодования, хотя Горний кабинет и охлаждался и отапливался всегда вполне соразмерно.  Досадное нестроение произошло на самом кончике александрийской властной вертикали, но задело также и цензорское дело и Богдана как такового.  Ведь несколько раз он предлагал вполне уместный по нынешнему моменту доклад о нравственном и духовном развитии снежных людей, существ редких и малоизученных даже в гордящейся своими науками Цветущей середине!  И что же?  Управление Пределов Знания только отмахивалось (подумайте, от кого отмахивалось!), ссылаясь на целую кипу других, стоящих, якобы вне очереди, документов.  Он даже звонил пару раз, а они только время тянули, до тех пор, пока князь сам не бухнул кулаком по столу.  «Подать!  Немедля!  В Ханбалык уж еду!  Честь улуса на кону!!!».  Плохо, ежели так с честью.  И Фотию плохо.  Не по силам воз на себе влечёт.  Да и не по уму – если сказать всю правду.  Было время  - народоправие пестовал, высокотехнологичную торговлю поднимал.  А теперь….  Но хоть бы к сединам его надо уважение иметь?!  Предупредить вовремя?!  Чтоб нужное дело хотя бы без крутости шло, без надсада!  Ведь сердце….  Оно у всех не железное…. 

-  Жалко его, - признался Богдан. - Того и гляди конфуз выйдет!  Перед царствующей фамилией….  Ужас!

-  Себя пожалей, - Мокий Нилыч разминал в пальцах очередную папиросу.  Держал их теперь он токмо для смирения духа, но из пальцев, как заметил Богдан, не выпускал. – У тебя с Фирой когда годовщина?

-  В эту шестерицу….

-  А у Гельки днюха?...  Э, не говори, сам помню.  На Отчий день приходится!  Так что крутись как можешь, а успей!

-  И как же….

-  На моём «Орлёнке» полетишь.  До Сарая, а там «Нефритовый дракон» целый час стоит.  Ноотбук при себе?

-  Спрашиваете! – мрачно улыбнулся Богдан. – Я и с авторитетами всеми переговорил.  Только….

-  Что?

-  Фира уж очень просила чтобы пораньше….  Не до ночи….  Хотела к Жасминному всаднику пройтись….  Вспомнить….  Хотя погода….

-  Страстотерпец! – Мокий Нилыч с несвойственным ему раздражением просыпал табак. – Нет тебе покою ни днём ни ночью.  Ни тёмной ни белой!  Моли бога, чтоб  к шестерице домой поспеть!

-  Молю!  Ещё как молю! – признался Богдан.  И перекрестился.

 

3.

Багатур Лобо

Вторица.  День.

Любит Ордусь путешествия!  Народ тут задорный, подвижный, едет со смаком, со всякой для себя и для ближнего пользой.  Кто на автомобиле в путь собрался, кто по древним каналам, кто на самолёте стрелокрылом мчится.  Некоторые считают, что на оленях лучше!  Но чтобы родину в подробностях увидать, глазами, что называется, пощупать, тут изрядней чем поезд ничего не найти.  Ведь это у извечно суетливых гокэ «время – деньги», а у настоящего ордуса время это жизнь, которую он проводит, стремясь к возвышенному.  Просто ехать?  Нет!  Любованием насытится!  Лицезреть текущие мимо равнины, снежную чистоту гор, шатры кочующих селений или, наоборот, миллионные города, полные обычных, но таких хороших, одухотворённых людей.  Вот и мчатся меж улусами поезда – драконы.  Гудит шестиметровая колея.  Смешиваются образы, идеи, понимание бытийного.  Мысль оттачивается на новых предметах.  Человек познаёт Дао страны и свой собственный, уготованный духами Путь.

Баг отдыхал, приноравливаясь к сухопутному кораблю.  «Нефритовый дракон» ничем не лучше и не хуже «Золотого» или «Жемчужного», но есть и отличия, подчас весьма привлекательные.  К примеру, столичная опера Цзинцзюй здесь особенно хороша.  Блистает в ней небезызвестный Ха-Бень, коего специально едут смотреть со всех концов Ордуси, иногда делая громадный крюк, попадая вместо Исфахана на колымскую трассу.  Китабрия, тож, славится старыми фолиантами.  Есть зал для музыкальных кончерто, желающих наставляют в искусстве у-шу или подкрепляют им телесное здоровье другими, многоразличнейшими, методами.  

А вот и вправду новинка – тайский массаж.  В корабельной новостнице – фотографии салона: босоногие варварки мнут кейфующих вповалку клиентов.  Удивительные женщины.  Маленькие, бронзово-смуглые, улыбчивые, как их текущее в зените, жгучее южное солнце.  Могут и на спину забраться, мягкими стопами по-свойски оттопать.  «М-да!» - хмыкнул про себя Багатур, закрывая многостраничную, брошюру. «Вот и Стасе порекомендую, если карма сподвигнет её на дальнее путешествие».

Он так расчувствовался, что курить захотелось.  Но не одымливать же цветочки, принесённые служителем!  Тем более, что вазочка, куда их поставили, ещё сунских времён! 

Взяв в бауле новую пачку «Чжунхуа», он вышел из купе, задвинув расписанную лотосами дверь, и постоял, размышляя, куда ему хочется больше. 

Курительная комната была рядом, но, похоже, пустовала.  А больше всего хотелось именно к людям. 

Тогда пойдём дальше.  Двойной тамбур, в котором гул тележек слышался немного отчётливей, служил переходом в соседний вагон.  Коридор, лестница, и вот он, Зал Дорожных Свиданий, уже полный всякого народу.  Первым делом, Баг откинул место встреч наблюдательным взглядом.  Привычка у него такая.  И увидел, в кипящей разговорами серёдке, своего ближайшего коридорного соседа.  Но что гораздо удивительнее  супротив Перепетуя Лихвина располагался давешний опозданец – кудрявый жилистый и внешне не очень-то симпатичный мужчина.   О чём-то они спорили….  Могли бы делать это и дальше.  Но тут Лихвин отвёл глаза, увидел Бага и сразу замахал приветственно. 

-  Уважаемый сосед!  Давайте к нам!

К вам, так к вам.  Заодно взгляд открыл новые подробности.  В пепельнице у обоих внятная гора окурков, чашки пустые - значит, разговор был относительно долгим.  Уж не с самого ли отправления?...  Тогда чего зовут?  Или надоело вести речи наособицу?...

Лихвин убирает свёрнутые «Ведомости», берёт стул, и старательно усаживает Бага.

-  Вот, познакомьтесь, давний приятель, можно сказать друг семьи, Ардалион Дуреску.

-  Ордалион! – «приятель» вскидывает веснушчатое лицо. – В честь государства назван, прошу покорно заметить!

Выговор у него немного чудной.  Как и манеры.  Впрочем, на просторах великого семиулусника и то и другое прибывает в неслыханном разнообразии.

-  Баг.  То есть Багатур Лобо.

Человекоохранитель протягивает ладонь.  Её торопливо жмут и смотрят прямо в глаза.  Строго, буквально на просвет.

-  Кем по роду занятий быть изволите?

Баг опешил.  Такой тон, будто сидишь, на круглом, без спинки стульчике в нижнем этаже управления. 

-  Есть такая профессия – родину от плохих людей защищать, - чеканит он, но на Дуреску эти слова оказывают странное впечатление.  Он вздыхает и расползается в блаженной улыбке.

-  Военный, значит?

-  Почему? – удивляется Баг. – Сыщик.  Просто сыщик.

-  Военный это редкая птица, - замечает Лихвин.

-  Даже слишком редкая! – с запалом восклицает Дуреску.

-  Может я не к месту?... – с некоторых пор Баг начал деликатничать.  Богдан научил.

-  Нет, нет! – Лихвин машет рукой. – Мы тут обсуждали кое что, но уже закончили этот пустой разговор.

-  Не совсем закончили, - приподымается Дуреску. 

-  Закончили! - настаивает Лихвин.

Дуреску задумчиво смотрел на Багатура.

-  Рад был познакомиться.  Только пойду я.  Дела есть. 

-  Может ещё посидите? – предлагает Лихвин, но явно для проформы.

-  Нет!  Вон, что творится!  О своём думать надо!

Встаёт, кивая на газету.  Уходит хромая, но в остальном держась подчёркнуто прямо.  Может сам бывший военный, вроде соборного боярина Галицкого[1]?...  У Бага промелькнула мысль, что подданный, конечно, не в меру ершист, но чем-то к себе располагает. Честное лицо, без увёрток.  Такие могут заблуждаться, но даже в заблуждении их приличествует уважать.

-   Всяко политикой озабочен, - сообщает Лихвин, снова перекладывая «Ведомости». – Понятно, родители – европейцы, и сам за кордоном родился.  Тревога в генах сидит, всё грозящий им кто-то видится….  И хоть отчизнолюбец стал великий, а в прежнюю свою сторону без конца смотрит, от тамошних дел отрешиться не может.

-  Что ж тут чудного? – удивился Баг. – Я сам, сколько лет в Северной столице, а как вспомню….  Степь….  Керулен….

-  У него и другое наложилось.  В детстве зоологией увлекался, а потом стал авиацией бредить.  Да ни какой-то, а военной!  Услышал про налёты на талибских фанатиков и загорелся.  Зверушек в сторону – налёг на математику да физкультуру и к осемнадцати годам в Сарайское лётное училище поступил!  Почти поступил….  Всё сдал, зачислили, поехали с другом отметить и на мотоцикле в столб!  Друг ещё ничего, а Ордалиона по частям собирали….  Какая уж тут служба, да ещё в авиации….  До сих пор ему обидно, что не может за штурвалом покрасоваться, кнопку какую-нибудь нажать.

-  Это он сам вам рассказывал?

-  Ну а кто ж ещё… - вздохнул слегка удручённый шаньшу.    

Прибежал половой, наконец узревший вместе с Лихвиным нового посетителя.

-  Что-желают-драгоценные-преждерождённые-чай-кофе-маньтоу?...

Лобо спросил «Золотой пуэр», а пока заказ исполняли, закурил любимые «Чжунхуа».  Лихвин попыхивал «Анисовыми».  Какое-то время они степенно молчали.  Но не со скуки.  Обоим уже нравилось быть вместе.  Знакомство с таким культурным человеком, как цзянши Лихвин, да ещё и совершаемое в прекрасно обставленном Зале дорожных встреч, было положительной находкой.  Просто таки душа радовалась.  «Друг приехал издалека – разве не весело?».  А если он ещё и едет с тобою вместе?  Ну, пусть даже пока и не друг, но ведь преждерождённый и, почти наверняка, единочаятель!  Оцените по достоинству!  Баг оценивал и считал, что делает это правильно.

  В окнах скользили забывшие о дожде пейзажи, две широченные «плазмы» вещали об истории мест и досточтимых святынях, мимо которых мчался в данный момент «Нефритовый».  «О Валдай, Валдай, ты Валдайский слёт! У келейников предстояние…».  Лихвин с умилением поглядывая на мелькающие то на экранах, то на местности ступы и золотые купола.

-  Начинал здесь.  И жену нашёл, Катеринушку….  Знатный край, добрые люди….

Лобо вспомнил сражение с одним здешним шифу, но вида не подал.  В сущности хороших людей все равно больше.  Да и шифу был полезен хотя бы тем, что позволил Багу потренироваться в настоящей рукопашной, а потом, на собственном опыте, сведать ловкость и профессионализм славных ордусских медиков..

Принесли заказ: чайник, свежие чашечки, ватрушки.  Человекоохранитель отхлебнул великолепно заваренный пуэр, слушая как  Лихвин, повествует о своём увлечении:

-  Я ведь тоже в некотором роде сыщик.  Когда роешься в старых китабриях, по монастырям – много чего находишь.  Иногда в лавке, обычной лавке на базаре – такое!...  За какой-нибудь листок, строчку ухватишься и пойдёшь клубок разматывать.  Совершенно как в детективной повести какой-нибудь!

-  Вроде Холемусы? – усмехнулся Баг.

-  Да чего ж вроде?  В точности! – Лихвин поднёс к губам чашечку из тончайшего голубого фарфора. – Источник, это как от башмака след.  Чего там только не налипнет!  И когда написано смотрим, и кем, и где, и на чём основывался сочинитель.  Геродот на рассказах, а этот?...  Какая изначально форма была, а то ведь переписывают порой сколько….  И не прихвастнул ли автор, не напутал ли из высших соображений или незнания?...  Да ведь и сами мы порой не всё понимаем.  Из-за культурных различий.  Сколько времени прошло….  Видим в источнике то, что нам самим от него хочется….

-  В русле собственных представлений?

-  Да.  Нам всё мнится, что правитель о благе народном думает, а он о печёнке своей думает, или о зубах.  И сладкозвучный отряд заводит, чтобы боль заглушать, а не чтоб людей радовать.

-  Вот история и нужна, чтобы разобраться: кто хорош, а кто плох.  И не повторять следом плохого.

-  В лучшем случае мы можем установит лишь последовательность событий, а благо это, или во зло – здесь очень тонкая грань.  Вот помню разбирал я одну грамоту….

Лихвин весьма утончённо повестил о своих недавних работах, являя благоустроенность мысли и научный кругозор, прямо таки исключительный.  «Амитофо! – Думал Баг. -  Новый Сыма Цянь нашёлся!  Хотя….  Вот сфангистика, например.  А ведь мы тоже печати изучали…».

-  Ныне в Ханбалык еду, - заключил он. – Сквозным путём, так сказать.  Есть новый и весьма интересный материал.  Надо посовещаться кое с кем.  Пусть сделают заключение.  Вы бывали в Ханбалыке?

-  Ханбалык, да….  Это город….  Градище! – У Лобо нахлынули воспоминания.  Об одной принцессе.  Или студентке?...

-   Был приглашён читать лекции для молодого наследника.  Теперь уж император, конечно….   Интересный вьюнош.  Требовал, чтобы читали только на русском.  Улусными языками интересуется.  И ещё битвами нашего Александра.

Экранное краеведение сменилось рекламой корабельной лавки.  Красивейшая ютайка на чистом уйгурском наречии (строчки перевода резво бежали в нижней части экрана) зазывала покупать спортинвентарь, кухонную утварь и французские духи.  Лихвин, что называется раскочегарился.  И о родной псковщине начал вспомнил, и о причудах жены Катеринушки.   Рассказывал анекдоты.  Смеялся.  У Бага, грусть по поводу невозвратной Чжу Ли куда-то улетучилась, Ханбалык забылся.  Заказали ещё один чайник, а когда подошёл срок, Лобо уходил от учёного вполне по дружески.    Повезло, но повторим ещё раз: на то и поездки, чтобы знакомиться с людьми и набираться от них ума-разума!

Возвращаясь к себе, прихватил в буфете бутылочку «Нева-пейцзю».  То есть скучать и тут не собирался.   Ещё с утра следовало поздравить с повышением по службе однокашника, а потом лачжун льстил себя надеждой завалиться набоковую и открыть подробнейшее, с летописными экскурсами, описание нихонских мечей, каковое, в изумительном, на рисовой бумаге и лаковом картоне, издании прислал из-за моря обаятельный князь Люлю. 

Через пять минут поздравление было закончено, отправлено и впереди ожидался только выход из системы. Вот тут то и случилось непредвиденное.  «Платиновый Керулен» издал мелодичный свист, после чего в окошке замигало новое послание.  На быстрый ответ это как-то не походило.  Баг двинул мышью и обнаружил, что пишет ему родное Управление.  Ничего хорошего это не предвещало.  Он чуть успокоился, увидав, что письма рассылают не ему одному, а всем сотрудникам поголовно, но, тут же, и ругнулся, вскрыв и прочитав следующую ориентировку:

«По агентурным данным, в поезде Александрия – Ханбалык может находиться книжный вор Бинь Чао.  Он же Джон Христарадев.  Он же Навуходонозор Оймиконев.  Ныне, возможно, имеет при себе паспорт на имя Кадыр Аймак Цзиньхуа….  Внимание всем находящимся поблизости сотрудникам!  Принять необходимые меры!  Усилить бдительность!   Не допускать возможных человеконарушений!   Подписано: Шилан палаты наказаний (Редедя Пересветович Алимагомедов).

 «Вот так номер!» - Баг откинулся в кресле. – «Прямо хоть работу меняй….  Куда ни поедешь, хоть в Москитово, хоть в Мосэке…. – он с хрустом откупорил пиво. – А какой-нибудь Лихвин о преступности даже слыхом не слыхивал!  Эх ты, родина, лапти, эрготоу…».

Но и «Нева-пейцзю» показалось теперь не слишком вкусным….

 

4.

Богдан Рухович Оуянцев-Сю

Вторица.  Вечер.

Реактивный «Орлёнок» перенёс Богдана через пространство двух немаленьких улусов.  Издали он походил на лёгкий бомбовоз, в пристойном числе состоящий на вооружении ордусских ВВС, но имел намного более просторные вместилища и до сверхзвуковой скорости конечно не разгонялся.  Ведомство музыки и не позволило бы столь громоносные прыжки в мирное время, а военные будни помнил разве уважаемый бек Кормибарсов, да и тот ездил ради них за границу.  Впрочем – и слава богу!  Тысячи километров в час для чрезвычайных надобностей хватало вполне.  Не успел Богдан как следует углубиться в собственную писанину, а под крылом уже блеснул серебристый красавец Итиль, потянулись острова и спрямлённое каналами русло Ахтубы. 

Дальше был Сарай, город помнивший ещё Мамая и Дмитрия Прохоровских.  Словоохотливый возчик тараторил об улусных делах, об открытии нового банно-прачечного комбината («Чек якши!  Каракалла отдыхает!), о празднике в честь местной ляновой пирамиды.  Богдан слушал ничего не значащий трёп, крестился на церкви, и любовался изразцовыми палатами старинных усадеб.  

Так, за разговором, в другой конец города и приехали.  Поезд уже стоял на сухопутной пристани, светился на челе гербовый дракон, метровые лапки поигрывали земным шаром.  Атомный локомотив рождал невольный трепет, но Богдан велел протянуть дальше и вышел из повозки рядом с наглухо закрытым концевым вагоном.  Людей здесь почти не было.  Зато стоял на мостках дворцовый охранник весьма немалого ранга. 

Вэйбин шагнул навстречу, шевеля боевым веером. Круглое, буквально лоснящееся от сытости лицо выглядело знакомым.  Ба, да это начальник княжеской стражи!

-  Минфа Оуянцев?...

-  Оуянцев-Сю, - Богдан достал из рукава пайцзу.  Впрочем, дистанционный сканер мог выявит её заранее.

-  Прошу покорнейше простить!  Драгоценноуправляющий извещён и готов принять вас немедленно.

В домине на колёсах открылся продолговатый люк.  Внутри походная ставка блистала не роскошью, а скорее продуманным удобством.  Имелось, конечно, и красное и чёрное дерево и драгоценные занавеси, но Богдана провели не в тронный зал, а гораздо более скромную приёмную.  Там, склонившись над конторкой, что-то писал молодой, но уже лысенький официал.  Вэйбин не удостоил его даже взглядом, приоткрыл новую дверь.  Донеслись музыка, стук и напевы не вполне гармоничные.

-  Привёл….  Ага….  Пусть заходит?...  Ага…. 

Вэйбин обернулся, приманивая рукой.  Богдан кашлянул.

-  Можно?...

-  А тебя уже попросили! – раздался трубный, хотя и малость надтреснутый, голос.

Горница выглядела просто.  Да и князь Фотий предстал по-домашнему: свободные порты, шитая рубаха, волосы прихвачены кожаным ремешком.  На широкой, малость даже отёчной, физиономии, утопленными в плоть искрами светились хитрые, глубоко посаженные глаза. 

-  Здрав будь!  Как добрался?

-  Спасибо, хорошо.  Самолётом.  Очень быстро.

Из динамика неслась новомодная оперетка.  Про тягости забугорной жизни.  Популярно в этом сезоне.  Фотий слушал и предавался любимому развлечению – играл под музычку на липовых, собственноручно вырезанных ложках.

-  Юный, клерк, юный клерк, улыбнитесь….  Сколько ж мы не виделись, Богдаша?...

-  С год, - припомнил Богдан навскидку. – Вас Тебризский улус орденом награждал.  А вы про пингвинов говорить стали.

-   Юный клерк, юный клерк, подтянитесь….  Что ж та птица?...

-  С пингвинами вы гостей сравнивали.  Мол, халаты, шапки одинаковые, идут чинно – очень похоже.

-  Иль на службе вы получите расчёт!...  Смотри-ка!  Чего только не скажешь!  А ведь и вправду похожи, - князь опустил ложки. – Только теперь, Богдаша не о них речь.  Пингвины, это, ежели на Южный полюс.  А мы в Ханбалык, понял?  Диво мне там обещают великое!  Для наших научников кусок лакомый!  Йэти, такое дело!  Знаешь про йэти?  Это в Тибете, да в Юнани такие полузвери, полу люди – не разбери поймёшь!  Волосами обросли….  Не говорят, свистят больше.  Их восьмикультурный гвардеец в ущелье нашёл.  Ездил обычаи в тетрадку списывать и на тебе!

-  Целое семейство, - вздохнул Богдан.  Одного даже вниз сманили, полечить.

-  Ведаешь, значит, - Фотий насупил брови и минфа вновь укорил себя за бестактность. – А ведаешь ли ты, что не всё ещё  в этом дело?  Дарят нам одного.  Того, полеченного.  И тут тонко надо!  Принять, али не принять диковину?  Ежели человек, то принять никак не можем.  Не Америка чай, неграми не торгуем!  Но с другой-то стороны поглядеть – ежели он зверь лесной – то мы тогда хозяев обидим!  Пред всеми Чжу опозоримся!  И тут думать надо, с документами работать!  Такую бумагу сочинить, чтоб не просто всё верно, но и двор на правильные размышления об улусе навести!  Мол, александрийцы пример подают!  Ко всякой твари бережно относятся.  О душе звериной, или человечьей, о карме беспокоятся.  О Пути….  На бумагу посмотрят и сами лишний раз подумают.  Тем ещё свой улус возвысим!  Учти, Богдаша, о своих всегда думать надо!

-  Учту, - пообещал Богдан, маясь от рассуждений, коими был бы смущён любой ордусский первоклассник.  Ну, пятиклассник точно.  Поезд меж тем тронулся, и князь вновь схватился за ложки.  С минуту наяривал под песню биржевых горлодёриков:

-  Маны, маны. маны, маны!  Прохудилися карманы!  Позабыты кегельбаны и волчки!...  Эх, Богдаша, нам ли быть в печали!  Ни кризисов у нас ни стагфляций этих.  О другом думаем!  Поверишь, ночью проснусь и как представлю эту снежную бестию в улусе нашем….  Сколько уж писем получено….  И хочется народу, и колется!  Давай, пиши бумагу!  Нет для нас сейчас  темы важнее!

-  Завтра, как Тумень проедем, наверно и готово будет, - пообещал Богдан.

-  Во!  Только помни, Богдаша, не только передо мной, перед богом отвечаешь! – князь уставил палец в обитый войлоком потолок. – А как сочинишь, так приходи и рассказывай.  Своими словами.  Покалякаем вместе.  Обмозгуем….  Ру-у-удик!

Глотка княжеская не иначе как лужёная.  Из соседнего отделения появляется голова лысенько официала. Плешь, плешью, а вид, как заметил Богдан, не менее цветущий чем у главного вэйбина.  Хорошо живут дворцовые люди.  Без меры себя трудами не обременяют.

-  Святослав я, Фотий Борисыч.  Рудольф с Нижгородом разговаривает.

-  Всё равно.  Устрой драг-прер-еча и не обидь.  Чин у него о-го-го, и ещё выше метит!

Назваваный Святослав просочился в горницу и по ханьски, прижав к персям сжатые кулаки, поклонился Богдану.

-  Думный дьяк Святослав Непутович.  Прошу драгоценного преждерождённого единочаятеля Богдана Оуянцева-Сю следовать за мной. 

«Знает», - подумал Богдан. – «Впрочем, вполне сообразно.  На одной кухне варимся».

Зато в коридоре его уже по-простецки взяли под локоть. 

-  Идёмте.  Только места мало.  Даже на складе….  Зверознатцы!  Да и не с челядью же вас селить….  О!  Поживёте у нас.  Диванчиком не побрезгуете?

-  Да я и в гробу спал, - как всегда засмущался добродушный минфа. – Покаянное дело….

-  Надеюсь с нами вам каяться не придётся, - молодцевато подмигнул Святослав. – Сюда, пожалуйста….

Вместе они прошли через вагон и поднялись на второй ярус.  Помещение, куда привели, было просторное и тоже делилось на две части: спальня и кабинет.  В кабинете сверкал «Яшмовый керулен» последней модели и стоял тот самый, искомый «диванчик».  Весьма солидный, широкий, обитый мягкой чёрной кожей.

-  А вам работать… - заволновался Богдан.

-  А мы всё в палатах.  Днём у себя почти не сидим, - успокоил его хозяин.

Тут за портьерой послышались шаги и в кабинет вошёл….  Второй Святослав Непутович!  Богдан в изумлении поправил очки.  Нет, подумать только!  То же розовое лицо, тот же нос кнопкой, те же белёсые, зачёсанные назад, но ничего не прикрывающие прядки, толстые щёки, крепкие плечи, шёлковый чиновный халат….

-  В-вы т-так похожи?

-  Мы братья, близнецы, - сообщает первый, а второй кланяется и протягивает руку.

-  Рудольф Непутович.  Между прочим старший брат.  На двадцать минут, почти!  Но всё равно, с детства путают.

Рудольф смеётся.  Братья ходят туда-сюда и Богдан, у которого словно двоится во взгляде, тоже смеётся, но больше от нежданного, то ли чуда, то ли морока глазного.

-  Ну, как-нибудь разберу.  Тут главное с докладом разобраться….

-  Именно! – подтверждает Святослав (а может уже Рудольф?...) - С ним уж как следует.  Не напутайте!

-  Чтоб комар носа… - вторит Рудольф (а может Святослав?).

-  Полегче с этими йэти!

-  А то ещё придерутся, скажут чего….

-  За границей.  Не дай господь, обвинят в порабощении этих замечательных существ!

-  И если бы только одно это!... – многозначительно вздыхает один из Непутовичей, но его братец подносит палец к губам.

-  Потом поговорим.

Богдан затряс головой.

-  Спасибо.  Постараюсь как смогу.

-  Мы очень, очень, очень на вас надеемся! 

Братья машут рукавами и уходят в спальню.  Богдан присаживается на диванчик. 

«Какие предупредительные и даже симпатичные люди!  Цзюйжени политологии, несомненно.  Неужели именно из-за них произошёл сбой в княжеской канцелярии?  Не верится.  Просто не верится!».

 

5.

Багатур Лобо

Вторица.  Поздний вечер.

Имя Бинь Чао не то чтобы гремело в Управлении (преступлениям не греметь надо, а тихо, по тёмным углам прятаться), но почиталось известным и вменялось на запоминание всякому новичку – человекоохранителю.  Любое из имён, услышал - не проходи мимо!  Скрывавшийся под многими кличками воришка избрал особое, но от того не менее грязное поприще.  Тянул не бельё с чердаков, не яблоки на базаре, а редкостные книги и манускрипты, коим цены, в общем-то, нет!  Один раз Баг допрашивал его самолично.  Это когда пропал первый печатный славяно-китайский разговорник милостивых окриков, составленный ещё для русских чудо-богатырей, карауливших дворец славного Кублу-хана.  Впечатление от допроса сложилось отвратное.  Не человек – змея.  На всё пойдёт.

Ходили слухи и о старых связях Бинь Чао с богомерзским Цоресом, а бритья подмышек сей пронырливый тип избёг наверно только потому, что все свои преступления совершал исключительно в тиши частных собраний.  Духи, как говаривал  в своё время Богдан, прибывают в частных подвалах всё же заметно реже, чем в государственных музеях.

На какое-то время ворюга залёг на дно в хутунах.  Никто ничего о нём не слышал.  И вот на тебе – появился, да ещё в непосредственной близости от Багатура.  Ха!  Только этого тайфэну сейчас и не доставало!

«Ой, не хорошо!  Ой, как не хорошо!...» - с тяжёлым чувством, через особый сервер внешней охраны, Баг вышел на списки пассажиров.  Естественно.  Кадыр Аймак Дзинхуа собственной персоной!  Может и не собственной, но кому это сейчас нужно?  Выясняй как хочешь.  Кабинетных черепах интересовало только одно – чтобы кто-то не шёл за этим типом следом.  И если надо – тащил его в ближайшее отделение.  

«Три Янло мне…» - думал Баг, глядя в вечереющее окно.  Обязанности, обязанности….  Тем то и отличается человекохранитель от простых смертных, что всегда при исполнении.  Как врач.  Как наставник.  Но может один раз проморгать?  Так, случайно?...

В дверь осторожно постучали. 

-  Кого там…?! – взревел Баг не вполне человеколюбиво.  За исписанной лотосами створкой послышалось какое-то бормотание.  Пришлось подняться, толкнуть.  Что за чудеса?...  Дуреску!

-  Прошу прощения, если заняты. – подданный топтался в щели, жадно обозревая багову камору. – Дело в том, что….  В общем, срочно надо….  Потому как у меня донос….

-  У вас?  На кого?... – Баг сильно удивился, но всё же отступил, пропуская гостя.  Дуреску сделал шаг, встал на краешке ковра и тяжело вздохнул.

-  На себя.  Каюсь, и безусловно предаюсь….  Потому как чёрт попутал.  Завёл гад, в тайное общество!

-  Куда?

-  В тайную ложу «Ледяной шелкопряд»!

-  Вас?...

-  А кого же?! – Дуреско повёл серыми, словно лесное озеро глазами. – Попал я в историю! Сказано, ходи да плюй чрез левое плечё!...  Так я и плевал кажется, а вот подишь ты!...

-  Подданный Дуреску! – Баг приосанился, как положено на службе. – Знаете ли вы, что тайные общества запрещены законом?  Подданные имеют право собираться у себя на квартирах и за городом, в любом количестве без всякого уведомления, но при появлении сходбища с постоянным членством, всякий его член должен немедля донести уездным или улусным властям для его подобающей и законосообразной регистрации?

-  О том и пекусь!  Только поздно уже…  Разлетелось всё!...  Кончилось!

-  Тогда о чём же вы хотите донести?

-  О себе!  И не только!... – Дуреску в немалом возбуждении одёргивал свой пиджачишко. - Собрали-то поперёк властей!  Это не в уезде – везде разделение и подрыв!  При такой-то обстановке!  Влахи с уграми на ножах!  Скайхоки покупают!  Америка гадит!...   Шестиствольные пулемёты….  Знаете, как ревут!?!  А Антанта?...  Э, да что Антанта….

«А что Антанта?» - спросил себя Багатур, крайне редко вспоминавший о варварском союзе.  Да и СИН рассуждал о нём не часто.  А вот за границей….  «Сказано: никогда не включайте перед обедом спутниковой тарели!  Этот включал, насмотрелся.  Наверняка и похудел с того…».

Пришелец меж тем достал не очень чистый платок, громко высморкался и без спросу сел на чужой табурет.  Видя, что нервы у гостя слегка расшатаны, Лобо решил его состояние не усугублять, а скорее выяснить, в чём же заключается приносимый извет. 

-  Еч Дуреску!  Я понимаю ваше беспокойство о пограничных областях Европы, но вы начали разговор с другого.  Говорили о неком обществе.  Давайте о нём пообстоятельней!

-  Вот обстоятельно, - Дуреску протянул сложенный вчетверо листок. 

Баг развернул и изумился почерку.  «Амитофо!  И это разбирать?!...».

-  Читайте, читайте!  Всё там: и явки и пароли!  Всё написал!  Собирались на свою голову!  Ледяной шелкопря-я-яд!... Поможем Ордуси-и!...  А в результате фук!  В результате Непутовичи!...

-  Кто?...

-  Гады! – возгласил хромоногий и с чего-то стал оглядываться. – На вид розовые, как поросята, а сами, того и гляди, вцепятся!  «Как бы чего не вышло!...».  Нурсами бы таких, с полупетли!...   И хитрющие!  Князю, небось, теперь специально бумаги портят!...

О людях с такой фамилией Баг никогда не слышал.  Но князь – это князь.  О князе он, конечно спросит:

-  А причём тут этот… Фотий?

-  Как при чём?!  Дьяки они у него теперь думные!  Как цзюйженьство получили, так в канцелярию и пролезли!  Ой, лихо!  Мы же и помогали!  На кайцзюй[2] тянули!  Я одному экзаменатору даже жеребёнка сделал, особой породы….  Только не это главное.  Лихвин!  Вот что теперь главное! 

-  Гм….

Дуреску умолк и многозначительно уставился на Багатура.   А у того, в голове всё ещё крутилась депеша из управления.  Час от часу, что называется, не легче.  Да чего там – каждую минуту уплотнение!  То ложа, то Лихвин, то Бинь Чао.  Поехал в отпуск, называется!...  Может послать вас ечи, куда подальше?  С делами всеми вашими?  Если по-русски, то очень даже круто получится.  А пошёл ты на….   Только если и вправду всё это на дело потянет, то как потом начальству в глаза смотреть?  Или наставнику?  Баоши-цзы.  Он всё видит….

-  Что же главное в цзянши Лихвине?  Весьма достойный человек….

-  Достойный, - Ордалион водил по ковру носком ботинка. – Учёный….  Только учёные все эти легкомысленные больно.

О блуждающих в лесу кистей научниках, Баг мог бы выразиться похоже.  Достаточно припомнить какого-нибудь Джимбу из патриаршей ризницы.  Но в данном случае  сработала профессиональная жажда подробностей.  Ведь иногда и научники становятся ценными свидетелями.

-  Вы спорили с ним о чём-то.  Когда я подошёл в зале….

-  Убеждал его обнародовать один исторический документ. – Дуреску покусывал губу и нервно барабанил пальцами.

-  Важный?

-  Ещё бы!  Всё перевернёт!  Непутовичам это поперёк горла будет!  А Лихвин молчит.  Тянет время.  Как будто оно у нас есть!

-  Что же за бумага эта, коли не секрет?

Дуреску расплылся в улыбке.  Горькой, или презрительной – не разберёшь.

-  Какие от вас секреты….  Для того ведь и пришёл….  Завещание это, начальник!

-  Чьё же?

-  Чингизхана.

Баг моргнул и забыл даже о Янло-ване.  Челюсть потихоньку отвалилась и только большим усилием была водворена на место.

-  Дела….

 

6.

Богдан Рухович Оуянцев-Сю

Средница.  Первая половина дня.

Миновали Тумень, а Богдан не с князем общался, а с близкими.  Переписывались помалу.  Фотий же, столь возрадовался появлению минфа, что хватил лишку и по примеру йога Гайрутдина ушёл в глубокий астрал.  В коем прибудет, по мнению Непутовичей, целые сутки.  

Это тоже называлось у них «работать с документами».  Честно сказать, плакало по такой работе хлёсткое, листа эдак на три, дацзыбао.  Кто ж так за стариком смотрит?  Но взгрустнув, Богдан писать не стал, а как мальчишка окунулся в сеть.  Бек раз за разом присылал строгие аяты, вменяя зятю также и приуготовление торжественного плова. Джигит должен делать это сам, не доверяя ветреным женщинам.  И обязательно с собственноручно зарезанным молодым барашком!  М-да…  Спасибо, тестюшка! Хорош был бы Богдан с ножом в руке, полосующий горло ни в чём не повинному животному!  Обморок гарантирован.  И уж не праздник, а неотложку пришлось бы торопить!  Лекарей звать – откачивать….  А их и так пожалеть надо – в Отчий день дежурят, бедные!

Потом стала нащёлкивать из туманного далёка Фирузе.  Сообщала, что в настоящую минуту они на детской площадке, наконец слезли с качелек и почемучка опять пристаёт с вопросами.  Папа любит только тебя, или других тёть тоже?...  «Ты опешил?  Нет, речь не о Жанне…».  Конечно не о Жанне – откуда ей знать!  Но, оказывается, Гелька подружилась с одной из соседских девчушек, дочерью славного таджикского парня Хасана Мусорло и активно набирается от неё ума-разума.  Ведь жён у Хасана целых три!  По мнению Фиры это огромное счастье.

«Как хорошо, что в Цветущей Середине бросили клич «Люби свой народ, знай его соседей»! Сколько людей приехало к нам по обмену!  Семья Хасана – это настоящий общежительный, как у вас говорят, идеал.  Сколько мудрости, кротости, терпения!  Очень хорошо, что наша подружилась с его дочкой.  Большая семья, это всегда замечательный опыт…».

Богдан тронул щёки.  Горят.  Подпалило, конечно, «Жанна», но не унимаются и теперь.  Тоскливо Фире, что поделаешь – тоскливо!  Трудно одной дожидаться праздника.  Не дай бог провести его в одиночку! 

Помолившись и кое как восстановив равновесие, он послал на её адрес несколько ободряющих слов.  Мол, дружбу с Азой полностью одобряет и хотел бы увидеть их вместе.  Что произойдёт буквально на днях….  Вот-вот….  Не сомневайся….

Груда бумаг, шелестя, рухнула на пол. Стал поднимать и, почти сразу, за спиной открылась дверь.  Явились хозяева.

-  Как вам нравится опера Цзинцзюй?...  О!  Простите, еч Богдан, сейчас поможем….

-  Нет, нет, я уже сам, - он криво запихивал страницы под стоящую у «Керулена» хрустальную курильницу.  – Не знаю, почему упало….

-  Возможно, двинулись неловко, - Рудольф (а может Святослав?) остался в полупоклоне. – Идёмте на представление!  «Корабли-горы» - пьеса новая, но чрезвычайно интересная.  Говорят, собираются ставить даже в Теплиссо.  А здесь адмирала будет играть сам Ха Бень!  О, это что-то!  Поверьте, «Нефритовый» держит марку!  Идёмте, есть ещё места!

-   Да вот… - Богдан самоотверженно поводил мышью.

-  Благородный муж сочетает трудовые подвиги с утончёнными удовольствиями! – от Святослава (или Рудольфа?...) веяло отличными духами. – Идёмте!  Дорогой Оуянцев, сменим рабочую обстановку!  А там и князь пробудится….

«Оуянцев-Сю!» - мысленно поправил Богдан.  Уверенность братьев в том, что всё вокруг скроено по наилучшей мерке стало уже капельку раздражать.  Ладно.  Посмотрим на вас самих в нерабочей обстановке.  Ведь ещё Учитель в 22 главе Люнь Юя призывал изучать людей не когда они копают, а когда они поют, ибо не в работе, а в удовольствии они предстают самими собой,  не скрывают душевных порывов и глубинных желаний. 

А братья и не думали что-то скрывать.  Прибывали расфуфыренные и говорливые, словно не в оперу шли, а к весёлым певичкам. 

 Усыпив систему ноутбука, и накинул свой, чуточку потёртый халат, Богдан нагнал шумную парочку уже в коридоре.  Двери из княжева во второй от хвоста вагон имели особую блокировку, но с георгиевской пайцзой замки пропускали без задержки.  Непутовичи открыто хвалились, что в корабле им что хочешь откроют - у начальника охраны над всей электроникой власть!  Конечно, встроенным в такую «вертикаль», чего же им на одном месте сидеть и других людей стесняться?... 

Так за пределами ставки Богдан впервые смешался с обычными пассажирами.  Надо сказать, что однопуты и сами, потоком, струились по коридорам, через тамбуры – все (или почти все) в залу, где готовилось представление.  Тяга к прекрасному свела на оперу значительную, если не большую часть поездного люду.

Корабельщикам и тут было, чем гордится.  Обширное вместилище украшали малахитовые колонны, фонари и роскошные стяги.  У большинства пришедших виднелись в руках программки, отпечатанные поверх изящных вееров.  Мужчины обмахивались, знакомясь друг с другом, женщины читали, или делали вид, что читают.  Грамота на веерах была ханьской.

Братья уселись сбоку, под бронзовой решёткой балкона.  Почти сразу на сцене взгремело и из-за матерчатых боковин хлынули артисты.  Пошло-поехало: ловкое верчение и напевные речитативы героев.  А поскольку игрался не Гендель, то и  обсуждали всё привычно, в полный голос:  

-  Ха Бень, Ха Бень!  Ой, душка….

-  Восемь обликов актёра и четыре эмоции налицо – факт!

-  Цзин!  Нарисованная маска!

Колоритнейший, во всех смыслах, персонаж совершил неторопливый круг по сцене, волнообразно помавая  флагом.  Для мужественного адмирала воды уже покрыли всё вокруг, а когда прозвучала знаменитая ария «У одних приказ – на Запад, нам – в другую сторону…» - зал буквально взорвался.  У кого не взыграет чувство при мысли о патриотичнейшем Чжэн Хэ, возглавившим, без малого, семь великих морских странствий, направленных чтобы ознакомить удалённые народы с успехами империи Мин и подбодрить их любознательность обилием привезённых ордусских диковинок?  Да, можно сказать, что уже и ордусских, потому как если Чжэн Хэ завоёвывал для ханьцев океанские просторы, его непосредственный начальник, император Юн Лэ, налаживал связи с великим северным соседом.  Чтобы невдолге слиться с ним в братском и общепользительном взаимопроникновении.  Корабли-горы, способные легко взгромоздить на себя парочку колумбовых каравелл, годами рассекали зелёные и синие волнистые глади, красовались в экзотических портах, давали приют не только просоленному морскому люду, но и учёным мужам, составившим тысячи свитков с описание победительных шествий.  В общем, целомудренный адмирал только что Америки не открыл, да и то, наверное, к счастью.  Осваивать её, множа груз проблем и ошибок, да ещё и дичая, подлаживаясь к варварскому обиходу воинственных прерий, было бы, наверное, излишним.  Пусть себе небоскрёбы строят.  Вопиющие различия между людьми, на самом деле только добавляли живую изюминку разнообразия, множа и число направлений, где ищущий ум находит себе поприще для благородных деяний.

 Первую часть завершали под сплошные крики «Хао»[3]!  В перерыве Богдан встал размяться и поглядеть на богатые инкрустации.  Внезапно его внимание привлёк коренастый, физически очень развитой еч в коротком спортивном халате, тёмных очках и с усиками над верхней губой.  Явно стараясь не привлекать постороннего внимания, человек приближался к Богдану.

-  Лодина, лодина, лапти, эрготоу….

«Вот так встреча!» Богдан с вымученной улыбкой повернулся к братьям.

-  Мне надо прогуляться….  В туалет….

Отделанный мрамором кабинет задумчивости был почти пуст.  Коренастый молодец вошёл следом и сдёрнул с носа очки.

-  Ну, знаешь, Бог…дан!  Ты меня поражаешь!

-  Чем же?

-  Что ни встреча, то дело!  Или наоборот!  Кабинетные черепахи унюхали в нашем поезде одного заблужденца….  Надо найти, а потом, если что – тащить и не пущать.  А я ведь в отпуске – к брату в Каракорум еду!  И теперь ещё ты….  Тоже на расследование собрался?

-  Никуда я не собрался, – вздохнул Богдан. – И не собирался.  Просто князю срочно моё мнение потребовалось.  Вот и вызвали.

-  Что, и князь здесь?!... – изумился Лобо, но придушенным голосом.  Хлынула вода, и дальнюю кабинку покинул увенчанный чалмой бородатый хорезмиец.

-  Да… - Богдан умолк, сторонясь и пропуская человека.  – Едет в Ханбалык.   О снежном йэти знаешь?

-  Все улусы гудят.

-  Надо решить – принимать как подарок, или нет.  Я доклад подготовил, а Фотий….  Стыдно молвить….  С документами, работает!

Баг фыркнул.

-  Не в первый раз.  Слухи давно ходят.  Мне ещё интересно: с тобой кто?  Одинаковые такие….

-  Дьяки, официалы княжеские.  Братья Непутовичи.

-  Непу….  Понятно… - на скулах тайфэна заходили крутые желваки.

-  Знаешь о них?

-  Чего только не наслушаешься!...  Сам-то ты, что думаешь предпринять?

-  А что ж, Баг?  Мне домой надо, - Богдан заморгал печально и нерешительно.  Чувствую, что обстановка вокруг князя не та.  Разбираться надо.  Но здесь и сейчас….  Не выходит.  Понимаешь, не выходит! Годовщина у меня с Фирой….  Пять лет вместе.  А потом Ангелина…. Без передышки праздники.  Дома надо быть.  Если бы приготовили всё во время, разве я бы поехал!...

-  Стареем никак… - Баг задумчиво поглядел в зеркало, хотя признаков старения там никто бы не сыскал, даже под лупой. – У меня самого вначале в животе скрутило.  От одной мысли….  Но всё ж, Богдан помоги.  Князю доклад, а мне надо знать, не появится ли с Непутовичами один тип….  Я тебе фотку пришлю.  Возможно, он охотится за одним древним документом….  И Непутовичи тоже.   Появятся при тебе вместе – звякни.  Идёт?...

-  Идёт, куда денешься….

-  Тогда давай обратно.  Перерыв кончится.

-  Погоди, мне и вправду надо….

-  Ладно, а я пойду, - Лобо водрузил на нос очки.

Богдан заскочил в кабинку и облегчённый телесно, но отнюдь, не душевно, возвратился в залу.  Баг устроился рядов за пять.  Можно быть уверенным – подмечает входящих чуть ли не затылком.

 Скоро представление возобновилось. Утончённо загремело, уместно забомкало.  Люди с драконами на халатах, флаги десятитысячного войска, палки заменяющие коней, куклы заменяющие младенцев….

 Напутовичи ахали, вместе вопили «хорошо!» и тут же начинали противоречить друг другу:

-  Ци Баоце выделял шесть категорий спектакля.  Утончённый, потом изящный….

-  Потом вольный, яркий….

-  Умелый и содержательный….

-  Ха Бень и Сучжоу за пояс заткнёт.  Это утончённый – ясно!

-  Не всегда он в ударе.  Изящный!

-  Нет, утончённый!

-  Не спорь со мной!...  Впрочем, всё равно здорово!  Х-а-а-о!!

  Богдан чуть не заткнул уши.  С такими знатоками невольно чувствуешь себя невежей.  Но о князе он забыть не мог.  Неужели под покровом культуры лицемерие и скверна?...

Через час выходили из зала, буквально колеблясь от набранных впечатлений.  Если это отдых, то сегодня какой-то странный.  Богатур исчез в толпе, а братья трещали без передышки, переходя с достоинства конкретных масок на величие самой ханьской культуры.

-  Воистину ханьцы каркас государства!

-  Кровь Вэйдад Ердоусы!

-  Умалять это - ни-ни!

-  Что ещё скрепляет Псковщину и Тонкинщину, если не проживающие всюду хуацяо?  Они принесли с собой благородные мотивы человеколюбия и преданности.

-  И постоянство, постоянство не забудь!

-  Все племена должны относится к ним с сыновьей почтительностью. 

-  Особенно монголы….

- А при чём тут монголы?... – ахнул Богдан, которому сразу пришли на ум и встреча в зале и разговор в туалетной комнате. 

Непутовичи переглянулись.

-  Потому….   Потому что основы подрывает… А зачем вы так волнуетесь, еч Богдан?

«Я?...  Волнуюсь?...  Возможно…».  Минфа с досадой подумал, что так и не научился владеть лицом. Далеко ещё до каменноскулых человекоохранителей!  Любая несправедливость, даже словесная, в краску ввергает.

-  Народоправственные эдикты Дэ Дзуна запрещают давать предпочтение, или относиться с пристрастием к каким либо народам.  Царствуй соединяя многоразличное - на сём принципе улусы держатся лет двести.  А может и раньше.

-  Законность и у нас в крови! – взметнув шёлковые рукава, горячо заверил Рудольф (или, может, Святослав?...). – Мы без пристрастия и к иным народам относимся.  Западным, южным….  Любым!  И к Европе.  Были.  Знаем.  Святые там камни, воистину святые!  Но….  Но как бы чего не вышло!... 

-  Да.  Чтоб не вышло ничего! – подтвердил задумчивый Святослав (или Рудольф?...).

«Чего они боятся?» - пытался сообразить Богдан.  «Или, как говорил Учитель – Пугливый тот, в ком совесть не чиста?  Может они не только с докладом проворонили, но и взятки берут?...  За доступ к князю?...  Вот ужас-то!  При деде сибирскому правителю за взятки подмышки брили.  И что же, снова?!...».

Встречные текли по своим делам, рассасывались в личных каморах.  Замаскированного Бага нигде не было видно.   Снова, пайцзой, откупорили в конечном притворе замки, вошли в княжеский вагон. И тут всё по-прежнему, редкие служки бегают по своим делам, а за дверьми только что храп не раздаётся.

-  Ну, вам понравилось? – любопытствовали Непутовичи, явно в ожидании восторгов.

-  М-м.  Наводит на размышление… - минфа опустился на прохладный диванчик.  Он и вправду вернулся к себе более задумчивым, чем раньше.  Братья кисло переглянулись.

-  Тогда мы вас пока оставим.

-  Да, оставим.

Братья удалились в спальню.  Шушукались там.  Между прочим, было очень неприятно.  Богдан разбудил ноутбук, заглянул в почтовый ящик.  Наверху уже стояло багово письмо, с прицепным, весьма немаленьким файлом.  «Увидишь с ними, звякни!» - твердил своё лаконичный человекоохранитель. 

Фотография раскрылась под курсором.  Очень официальная, даже грубоватая по манере исполнения.  Снимали, видимо, при обязательной обработке, которую испытывал на себе каждый заключённый.  Лицо….  Ну, так себе.  Обычное, может быть с чересчур прижатыми ушами.  Черноголовый, раскосый ханец.  С первого раза пройдёшь и не заметишь.  Только всмотревшись, Богдан уловил жёсткий, как у змеи взгляд, грубый очерк ноздрей и сеточку морщин на коже – следы лишений или излишеств.  Да.  Заблужденец.  Матёрый заблужденец!  Таких от павильона крепких заключений далеко не отпускают.  А он, подишь ты, по всем улусам разгуливает, с добрыми людьми вперемешку!  Правда, как бы чего не вышло!...

 

7.

Богдан Рухович Оуянцев-Сю

Средница.  Вечер.

После обеда, Непутовичи опять расхаживали вдоль корабля, а Богдан непринуждённо двигался следом, оглядываясь в поисках Бинь Чао.  Уроженцы Цветущей Середины встречались на каждом шагу, что в залах на первом ярусе, что на застеклённой галерее идущей поверх вагонов.  Но искомое лицо как в воду кануло.

За стеклом, до самого окоёма, мелькали степные пейзажи.  «Нефритовый» быстро спускался к югу, вступая в одну из засушливых областей Тяньшаньского улуса.  Промелькнул и исчез вдали уютный городок Семизарплатинск.  «Где только не езжено – размышлял, между делом, Богдан, глядя на яркий, летний закат. – И ведь мчишься, а всё дома, дома….  На Западе уж давно бы до Лижбао приморского проскочили и финита – как там – ля комеди?...  А тут леса, поля, просторы.  Конца нет дороге!  А значит и совершенству конца не предвидится.  И бессмертию – оно ведь только в бесконечном возможно?..».

Богдан достал узорную книжицу и перо – мысль показалась ценной.  Навстречу, улыбаясь шли Непутовичи.

-  Вдохновляетесь перед докладом?

-  Пожалуй, - минфа едва ли кривил душой.  По крайней мере, неудобство даже не проклюнулось.  «Закаляются нервы потихоньку, закаляются…». 

Братья тоже смотрели и кивали.

-  Князь большой любитель природы.  Среднерусской, конечно.  Вы бы ему про сено  ввернули, про берёзки.

Берёзок тут ждать до следующего ледникового периода, наверное.  Вот мелькнул солончак,  Богдан проводил глазами серебристое пятно и узрел пониже, у переплёта выцарапанный кем-то крестообразный символ.  Мандала.  Камешком развлекались.  Старательно так….  И сразу вперекор прежнему накатило: благой знак, конечно, но зачем же на новом стекле?!  В новом то вагоне?!...  Эх, как же у нас ещё далеко до окончательного просветления, возвышения, благости!  Плачут, плачут прутники конопляновидные по чьей-то заднице.  Горькими слезами обливаются!...

Чуть не потянулся затирать пальцем.  Но оглянувшись, понял, что увлёкся.  Возле братьев, а дело происходило уже в конце вагона, крутился еч общеханьского вида.  Круглая, стриженная голова, придавленные уши, неброский лиловый халат….  И профиль, профиль с фотографии!  Непутовичи что-то показывали ему, доставая из рукавов припрятанные бумажки.

«Заблужденец!» - сообразил Богдан. – «О чём-то шушукаются!  Эх, подойти бы поближе!...».

Не слагалось никак.  Всего десяток слов, и Бинь Чао уже расстался с дьяками, юркнув вниз, на лестницу.  Непутовичи степенно повернулись.  И тут, обогнав, и почти оттолкнув Богдана, вырвался навстречу некий лохматый тип.  Рыжий, хромый, в потёртой клетчатой рубахе.   Машущий руками и гогочущий самым варварским образом.  Явно нарывающийся на скандал.  Но, похоже, хорошо знакомый братьям.

-  А!  Вот они, супчики!  Замышляете чего?!

-  Мы не понимаем о чём вы, еч Дуреску….

«Пресвятая Богородица, ещё и Дуреску какой-то!», – схоронился за штатив с биноклем минфа. – «Надо бы послушать».

-  Как же, не понимаете!  Окрутили князя, вражья сила! – разорялся поименованный. – Сами розовые и пушистые, а внутри тигры хищные!  Силу нашу пожрать хотите!  Волю обломать!  Мелким, слабым, глупым поддаться!

-  Порядка мы хотим.  Тишины и покоя.  Дружбы всеобщей! – заперечислял в ответ Рудольф (Или же Святослав?...  У Богдана и по сию пору возникали сомнения).

-  Дружба не служба, порядка не будет!  Всех в один кулак собрать, тогда и покой!

-  На кладбище….

-  На кладбище и идём!  Пока мы тут лясы точим, там шестиствольные пулемёты покупают!  Знаете как ревут?!

-  Вы бы сами ревели потише, еч Дуреску….

-  А я вам не еч!  Разным путём идём!  Вы меж Европой, да Ханью гоняете, а я стою крепко!  Яса, приказ – вот сила!  Хребет всеобщий, а из него во все строны вразумительные походы, если надо.  Порядок!  Всё по грамоте одной!  И никаких разговоров!

-  Нет, куда мы катимся! – всплеснул руками один из братьев.

-  В глубины Азии! – хрипел Дуреску, указуя на оконные дали.

-  Вместе с вами, между прочим.

-  Да не туда, куда вы хотите!  Для чего дорога строилась?!

-  Чтобы людей, грузы возить….

-  Неправда!  Чтобы Путь постигать!  В степях силы черпать!  На подвиги, на славу!  В едином кулаке чтоб всё, а не по тайным комнаткам!...

-   Нет, это невозможно, - ближайший Непутович повернулся, демонстративно закладывая руки за спину. – Пойдём, брат, у него одна пластинка….

-  Куда?!  К учёному честнейшему подлащиваться?!  Он работал, а вы….

-  Пойдём.  Правда.  Как бы чего не вышло!...

-  Выйдет, выйдет!  Вся дрянь из вас выйдет!...

Но Непутовичи уже не слушали.  Быстро, сложив на груди халатные рукава, уходили с галереи.  Рыжий только вслед покрикивал, на всеобщем и весьма нелестном обозрении.  «Сумасшедший какой-то» - решил Богдан.  Кто бы ни были эти, связавшиеся с человеконарушителем братья, но скандалить прилюдно, это верх непросвещённости.   В публичном месте таких, вообще-то, принято задерживать и отводить в ближайшую караульню, где старший вэйбин вдумчиво зачитывал наставление о правилах хорошего тона.  Наставления, как и прутняки, делились на малые и большие, последние длились часа три и зачитывались вэйбинами по очереди.  Но как раз сейчас Богдан совершенно не имел времени на проработку одичалого еча.  Иное дело было на подходе.  Срочно требовалось переговорить с Багом.

-  Алё, еч, тут….  В общем ты был прав.  Твой Бинь Чао только что переведался с Непутовичами.  Показывали ему что-то.  Выходит блат у них, связи….  Сращение с преступным миром.  Думаю, что и чистая уголовщина не за горами.  Да….  Спасибо.  Буду смотреть дальше.

А про Дуреску не сказал.  Чёрт с ним – прости Господи!

 

8.

Багатур Лобо

Средница.  Вечер.

Баг решительно постучал в дверь напротив.  Некоторое время длилась тишина.  Потом вопрос «Кто?...» возвестил о присутствии хозяина. 

-  Перепетуй Саулович, это я, Баг, ваш сосед.  Очень надо переговорить!

-  Баг?...

-  Багатур.  Ну вы что, не помните?  Сидели за чаем, и….

Дверь отодвинулась ладони на две.  Лихвин улыбался, но чуть натянуто. 

-  А, это вы, милейший Лобо….  Ну так сразу бы и сказали.  А то «Баг!», «Баг!».  Слишком молодёжно для моих седин.

-  Это сокращение, Перепетуй Саулович.  Я человекоохранитель.  Работа требует быстроты.  И на словах тоже.

-  Тогда чем могу служить, человекоохранитель?  Заходите, да выкладывайте и, если можно, побыстрей.

В купе наблюдалась рабочая обстановка.  Лежат книги, открыта старомодная тетрадь.  А вот распространившегося повсеместно ноутбука не видно.  Таких подвижек лихвинский опыт пожалуй ещё не учитывал.

Сам учёный выглядел подтянуто, бодро, но казался чем-то озабочен.  Встревожен.  Баг списал бы это на свой нежданный приход, если бы не имел других, весьма грозных поводов для беспокойства.

-  Драг прер еч!  Вам грозит опасность, - начал он без обиняков. – Ваш манускрипт….  Да что там!  Это ведь завещание самого Чингизхана!...  Знаю, знаю, не удивляйтесь – работа!...  Так вот, оно интересует нескольких заблужденцев.  Вместе с вами, на корабле едет опытный преступник, специализирующийся на похищении старинных документов.   И, похоже, у него есть подельники.  Что им надо  - не ясно.  Денежная стоимость их интересует, или другие соображения, но тот у кого сейчас завещание подвергает себя большой опасности!

Пока Баг тараторил, у Лихвина опускались уголки рта.  Всё лицо оплыло, превратилось в унылую маску.

-  О завещании вам, конечно, Дуреску сказал.  Бедняга, он почти одержим этим свитком….

-  Но вы и других известили, - продолжил Баг. – Всю ложу.

-  И об этом?... – учёный сделался ещё угрюмее.

-  И даже о том, что все переругались по поводу завещания.  Перепетуй Саулович вы поступили опрометчиво, утаив манускрипт от мира.  А теперь за вами идут совсем другие люди!

-  Дорогой человекоохранитель, вы будете смеяться, но я сам чувствую за собой слежку, - доложил Лихвин безрадостным голосом. – И, если честно, не ожидал такого исхода.  Да, я сам нашёл пергамен в разбитом кувшине и решил, что такую ценность надо вынести прежде всего на суд своих друзей.  На суд лучших из тех, кого я знал.

-  Но не все оказались друзьями.

-  Увы! – Лихвин опустился за усеянный книгами стол. – Слишком рано я начал.  Исследования не завершены, а дело получило огласку.  В Ханбалыке есть великий знаток текстов, старец….  Впрочем, его имя вам ничего не скажет.  Я собирался обговорить с ним некоторые аспекты письма и обстоятельства, при которых был создан документ.  Без этих подробностей нельзя закончить описание и монографию.

-  Но завещанию ещё нужно доехать до вашего старца! – напомнил Багатур. – А нападение?  Амитофо!  Эти типы не шутят!

-  Что же делать?

-  Отдайте манускрипт мне.

-  Вам?... – Лихвин покачал головой.

-  Да.  Надо же кому-то доверять!

-  Но это ценность, великая ценность….

-  Ну, давайте, я в залог отдам свой наградной шлем.  Везу показать брату….  Три Янло….  Да что мы, не ордусские что ли?!  Хотя бы до Каракорума!...  Отдайте, жизнь дороже!

Лихвин ощутимо колебался, но ещё раз взглянул на Бага и, кажется, понял, что иного выхода нет.  Встал, полез в чемодан на полке и вынул оттуда плоскую деревянную коробу.  Без всяких украшений, резьбы – обычный пенал.  Внутри лежал кусок сероватого материала.  Совсем невзрачный, густо исписанный красными, но заметно поблекшими буквами.  Они, словно цепочки трудолюбивых муравьёв бежали сверху вниз, к синей, с оттиском летящего сокола, печати.

-  Это уйгурское письмо? – выдохнул Баг

-  Разумеется, - Лихвин натягивал перчатки.

-  Вы прочтёте мне?

-  Секунду….

Он достал пергамен.  От растрёпанных краёв так и веяло древностью.  И если представит, чьи руки касались его раньше….  Нет, немыслимо!  Немыслимо!

-  Силою вечного неба….  Повелением великого могущества.  Тот, кто противится воле хана, подвергнется ущербу и умрёт….

Через десять минут, прижимая коробку к вздымавшейся груди (грудь благоговела, и это была не пустая фраза), тайфэн перешёл в своё купе и наскоро отщёлкал Богдану новое послание:

«Скажи Непутовичам, что документы у твоего, едущего в поезде, друга.  У меня, то есть.  Придумай что-нибудь»

Почти сразу пришёл ответ:

«Да скажи, что вы всё ищете?  Что придумывать?».

Багатур занёс палец, вздохнул и пробил:

«Найдено завещание Чингизхана.  Подлинник.  Если такое уйдёт за границу, это будет почище. чем катастрофа с Ясой.

«О!  Ну, если так….  Но это опасно!  Они наверняка прейдут за завещанием втроём!».

«Не привыкать.  Говорят, много врагов – много чести».

«Хорошо.  Наведу на тебя.  Какой у тебя номер?».

«Одиннадцатый».

«Будь осторожен!».

Баг усмехнулся.

«Буду опасен и смел».

 

9.

 Богдан Рухович Оуянцев-Сю

Средница.  Поздний вечер

-  Хороший доклад, понимаешь. – крякнул Фотий, оглаживая крепкий – утюжком – подбородок. – Весомый, надёжный.  Видно, не одну ночку над ним корпеть пришлось!

«И ещё одна на подходе» - думал Богдан, глядя в тёмное, изредка вспыхивающее путевыми фонарями окно.  Слабые зарницы блуждали над холмами.  Судя по движущейся карте, на подходе был многомиллионный Улумуцы, но в это как-то слабо верилось.

-  И большеногов канадских не забыл, - весомо продолжил Фотий. – Никак их вдругорядь присоединять будем?

-  Вот от этого я бы воздержался! – ответствовал Богдан, начиная складывать бумаги. – Оттаву тоже понимать надо.

-  И я того ж мнения, - князь встал, согласно кивая.  Крепкий сон и следующие за ним оздоровительные процедуры явно пошли ему на пользу.  Фотий лишь несколько раз приложился к кувшину с клюквенным морсом, а в остальном слушал очень даже внимательно.  И мнение, кажется, составил для себя выверенное, переиначивать вряд ли станет.

-  Верно говоришь, верно.  Всем понимание надо.  Хоть эскимосы там, хоть саахи с фузянами….  Попробуй недодумай!  Такое начнётся….  И это обычных людишек касательно!  А у тебя вообще философия целая.  Что есть человек, понимаешь!...  Философия!  А ты раз, два и всё теперь ясно!  И как с правящим домом решать.  Чтоб в лужу не сесть со всем улусом….  Да….  Полезен ты, Богдаша!  Знаешь, что….  А переходи-ка ты ко мне служить!  

-  Ой! - кажется Богдан даже икнул от неожиданности.  У сидевших за столом Непутовичей синхронно расширились зрачки.  Князь взял ложки и стал тихонько побрякивать.

-  Чего сразу «ой»? Личность ты известная, по танскому и иному уложению дока.  Сам патриарх мне в уши дудел.  С того самого дня, как мы Шмороса[4] злоехидного, провели.  Заметь, говорит, добряк, каких поискать!  И в вере твёрд, паки алмаза якутского!  Два – три может таких на всю Александрию, только куда им с твоими знаниями тягаться?  Будешь у меня канцелярией заведовать!  Жалованье положу….  В два раза больше чем у тебя сейчас!  Дом у залива купишь, жён себе заведёшь….  Хоть французских, хоть гишпанских, хоть прямо из Рио, мулатку с карнавала выпиши….  Ну чего?...  Ну чего, прямо перекосило тебя?  Али не хочешь?...

У братьев под халатами мелко тряслись плечи.  А у Богдана в душе настоящая буря кипела.  С трудом в себе её придерживал.  Внутри всё, внутри!  Уже ясно – грех с Жанной до гроба замаливать придётся.  А там….  Простит ли Бог?...

-  Вот про жён, Фотий Борисыч, не надо, - твёрдо глядя в пол, вымолвил Богдан. – И вообще.  Не в ту степь разговор повёлся.  Не за тем сюда звали.

-  Ну прости, коли так… - князь всё крутил в руках ложечный прибор. – Это я, может просто….  Попугать кое кого хотел….  Иди, отдыхай!  До встречного недолго осталось.  Перелетишь и айда!  К милой своей, под бочёк.

Засмеялся беззлобно.  У Богдана щёки свекольным соком налились.  Того гляди бородка вспыхнет.

-  Это….  Уж как придётся…. 

-  Гляди, чтоб ей по нраву пришлось! – Фотий встал, потягиваясь. – Идите, черти!  А я поблукаю, малость, пусть мысли обсядутся….

От благородного дела чувствовалась усталость.  И опустошение, как обычно бывает.  Перекипело внутри.  Да и сколько всего вообще было за этот суматошный день! 

Втроём они покинули княжеские покои.  Непутовичии и сами, с облегчением.  Проехался по ним князюшко.   Но дьяки  виду не подавали, шли, как обычно, пускаясь в досужие разговоры:

-  Думаю, внешняя реакция будет удовлетворительной, - говорил Рудольф, облачённый, нежданно, в отличный от брата халат. -  Но болтать надо поменьше.  За нашими пределами – не наше дело.

-  Потому как угрозой могут счесть, - поддакивал Святослав.  – И так огромные, над всем миром висим.  Страх, он ведь подталкивает человека на безнравственные поступки.  Делает его хуже.  И это будет наша вина.  Наш безнравственный поступок.

-  Поспорю с вами, - вмешался Богдан. – Если преступник боится человекоохранителя и потому не совершает преступлений, разве это делает его хуже?  Или хуже становится мир вокруг?... 

Братья переглянулись.  Рудольф взыграл пальцами.

-  Ну, а если оный, как вы выражаетесь, преступник вспотеет со страху, или паче чаянья, даже испортит воздух, то будет ли это поступок достойный благородного мужа?  А?  Вот то-то же!  А в результате виновником сего неблагородства будет именно ближайший человекоохранитель и никто другой.

-  Но, простите!  Испорченный воздух всё же меньшее зло, чем ограбленный прохожий.

-  А мы должны стремиться, к тому, чтобы в государстве не было никаких зол! – отрезал Рудольф. – Ни пяти больших, ни одиннадцати малых.  Даже потенциальных зол надо избегать всеми средствами.  Ведь мы для всего человечества пример!

-  Для всего мира, - кивал Святослав. – Гуманный и многообразный.  Сколько народов, а нет меж ними войн, редки преступления.  Бедные не слишком бедны, а богатые не чрезмерно богаты.  И вот, представьте.  Какой-нибудь молодой человек, ну, к примеру, в Саксонии.  Жизнь у него серенькая, неказистая, без широты, без высоких порывов.  Люди вокруг самые обыкновенные.  В книжках по истории – сплошная резня.  Что бы там не кричала пропаганда, а видя всё это изнутри, такое государство не возлюбишь.  Но он знает, что где-то на планете есть великая Ордусь.  Далёкая и прекрасная.  Гуманная, человеколюбивая, равная для всех.  Там могучая культура, красивые люди, изысканные церемонии.  Ордусь делается для него лучезарным символом.  Маяком среди тусклых буден.  Он счастлив мечтой об Ордуси. 

-  Вот, - продолжил Рудольф. - И вдруг этот символ оказывается такой же как все.  Ведёт себя….  Ну, как Барбаросса какой-нибудь!   Начинает кого-то пугать, не приведи Аллах, захватывать.  Что ж тогда?  Что любить?  На что надеяться?  Где же хорошо?!  Нигде?...  Так рушится его небо.  В лучшем случае человек опускает очи и ещё в этой жизни превращается в мелкое землеройное животное.  В худшем….  Так и до самоубийства недалеко.

-  И даже до убийства! – усугубил Святослав. – У новых чингизханов научится.  Куда пойдём!  Сказать страшно!

Они стояли перед дверьми в купе.  Мягко светились потолочные лампы, глухо дудели внизу неугомонные тележки.  Уже не вечер – ночь незримо текла над вагоном.  Богдан решился:

-  Если вам интересно, то на корабле едет мой знакомый, который недавно приобрёл у одного учёного документ, связанный с временами Чингизхана.

-  Оч-чень интересно! – Рудольф застыл с вынутым ключом, Святослав зачем-то сдвинул на затылок шапку. – Где же обитает ваш друг?

-  Хотите познакомится? 

-  Очень, очень!  Мы ведь тоже большие любители истории!

-  В одиннадцатом номере, пятый вагон.  Но поторопитесь, он выходит в Каракоруме.

-  Премного благодарны, - поклонился Рудольф. – Обязательно постараемся его навестить.

Вошли.  Богдан сел на свой законный диванчик.  Странно, но его даже не трясло.  Может потому, что он сказал Непутовичам чистую правду?  Только если не считать слова «приобрёл».  Но кому нужны такие подробности?...

-  Спите, а мы разбудим, - обещали братья. – Собственно «Золотой» пройдёт мимо в шесть, не раньше.  Это ещё сколько времени!

Время и потянулось.  Тридцать минут корабль стоял в ночном Улумуцы, потом сызнова загудел на трассе.  Богдан ворочался сквозь дрёму, перебирая в голове то строчки доклада, то собственные слова и поступки.  Правильно ли он всё сделал?  Как теперь пойдут дела у Бага?...

В нервическом полубреду чудились шорохи, шаги, чьи-то разговоры.  Наконец Богдан очнулся в темноте.  Сработанная в Нанкине занавесь пропускала весьма подозрительные звуки.

-  Ш-ш-ш!  Тихо ты! – донёслось ворчание одного из братьев.

-  А этот?...

-  Потом, когда вернёмся.  Меч взял?

-  Спрашиваешь!

-  Тогда пошли.  О Аллах, не выдай!...

Щёлкнуло в дверях.  Не дыша, Богдан схватился за телефонную трубку.

-  Баг, Баг, к тебе идут, слышишь?!...

 

10.

Багатур Лобо

Ночь со средницы на четверицу

-  С тех пор мотоциклы ненавижу!  И этих, в косухах, терпеть не могу!

-  Зато дедсадовские не нарадуются.  Стася говорит – утренники не в пример затейнее стали.

-  Всё равно.  То ли дело лошадка!...

Дуреску улыбнулся мечтательно.  Как понял Багатур, с лошадьми он был в самых близких отношениях.  Работал младшим осеменяющим на конном заводе одного из бояр Гласного Собора.

-  Благородное животное.  Право, легче с ними, чем с людьми.  Раз я прошение подавал – конницу возродить.  Для трудных мест – самое то.  В Трансиль….  Тьфу!  В Тяньшанских горах.

-  И что ответили?... – Баг достал клинок, проверил остроту пальцем.  В свете потолочных ламп металл чуть золотился.

-  Ответили… - Дуреску насупился. – В свете современной военной доктрины….  В условиях применения оружия всеобщего поражения….  При нынешней моторизации….  Короче бла-дла-бла!  Отписались ретрограды!

-  А не жалко лошадок?  В бою их первых, того….  Они ведь больше людей, попадать легче.

-  Долг!  Как приказ дан – жалость в топку!  Нет большего счастья, чем ясак исполнить!  А  умереть - так все сдохнем.  Хоть ты лётчик военный, хоть золотарь в Яссах на базаре….

Дуреску – мрачный, решительный – подкинул купленную в лавке городошную биту.  В тот же миг заулюлюкало, и Баг взял телефон.

-  Да еч….

В трубке шуршало почти панически.  Лобо привстал.

-  Без нервов.  Идут – встретим.

Снова зашуршало.

-  Помощь?...  Посмотрим.  Лучше будь на связи.

Тайфэн вырубил соединение, поправил лаковые ножны и чехлы с метательными ножами.

-  Еч Ордалион Дуреску!  Назначаю вас временно находящимся на должности фувэйбина!  Будьте смелы и решительны на боевом посту!

-  Служу Ордуси! – Дуреску отсалютовал битой. -  Сейчас их, супчиков!...  Куда становиться?...

-  Слева от двери.  Постучат – откроете.  Обезвреживать буду я.  По мере вхождения.  А вы – охраняйте тыл.     

Встали, как задумано.  Потом Лобо кинулся, чтобы выключить свет.  Снова встали.  В темноте гудел путь, напрягаемый тысячетонной массой вагонов, полз по стенам отсвет далёких огней.  Время тянулось, словно густая сливовая патока.

«Вазочку убрать.  Как бы вазочку не свалили» - подумал Баг, но отходить со своего места уже не решился.

Прошло ещё немного времени.

«Три Янло….  Становится скучно…».

Ещё чуток.

-  Еч Дуреску, а ну-ка, откройте, посмотрим….

В коридоре было на редкость тихо.  Пустынно.  Всем, кому надо было сойти в Улумуцы – сошли, все, кто загрузился, наверняка почивали в свежих постелях.  Тускло горело ночное освещение.  Дверь в купе Лихвина зияла чёрной щелью.  И высились рядом чудища в оскаленных масках – халаты с драконами, веер знамён, в руках кривые мечи.

-  Вылез, - сказала одна из масок.

-  Дурачёк думал, что к нему пойдём, - сказала вторая.

-  Подданные…, - сказал Баг, но вынужден был прервать словесное общение, потому как кривые мечи поднялись и ударили с решительным звоном. Лобо подставил клинок и оценил выпад на тройку с плюсом.  Во всяком случае, энтузиазма у нападающих хватало.

-  Демоны!  Бей демонов! - это уже Дуреску выбрался из купе, но получил случайный удар и отлетел к стенке.

-  А-а-а!!!...

Всё же фехтовальщики оба неважные.  Слишком тяжёлые железки в руках.  Никогда бы Баг не взял в руки таких железок.  Разве для смеху.  Но и тогда рубил бы пореже, зато не так бестолково.  На шестом, где-то, замахе Ордалион поднялся и огрел ближайшего к себе артиста дубинкой по спине.  Баг воспользовался моментом и обездвижил того лёгким тычком в шею.  Второй сразу поскучнел.  Умный на его месте давно бы сложил меч вместе с остальным реквизитом.

-  Подданный!...  Сдавайтесь!...

-  Ы-ы-ы!!!

«Сейчас «и-и-и» будет», - решил Баг и дедлибовским методом засадил носком туфли в коленную чашечку.  Второй рухнул с тонким звуком.  Дуреску тут же добавил кием.  Трёхглазая, маска свалилось и на свету заалело обморочное лицо одного из братьев.

-  С-супчики!

-  Фувэйбин Дуреску!  Взять шпагат, связать и охранять!  А я – туда!

Вообще «туда» надо было с самого начала.  Но попробуй прорвись мимо двух, хотя бы даже и никчёмных фехтовальщиков.  Во всяком случае задержка чуть не стоила Лихвину жизни.  Когда Баг появился на пороги разгромленного купе, научник уже прибывал в лежачем положении, со скованными руками, а заблужденец Бинь Чао подносил к его голове струящееся булатным узором, зауженное лезвие.

-  Колись, падла, куда ксиву заныкал!  Уши отрежу, век воли не видать!

«Какой дурацкий жаргон, - подумал Баг. – Хутуны, чистые хутуны…».

Бинь Чао поднял глаза.  Зрачки сузились, превращаясь в невидимые щели.  А сам он стал раздуваться, словно идущая в атаку кобра.

-  Вэйтухай….  Я узнал тебя, вэйтухай….  Ты допрашивал меня в управлении….  Требовал признаться….  Смерть тебе!!!

Сверкнул занесённый меч.  Но Баг оказался быстрее.  Намного быстрее.  Заблужденец распался на две большие части и с нехорошим звуком запачкал новенький ковёр.

« Какая неприятность….  Теперь и не допросишь уже…».

Почуяв сзади движение, Баг занёс клинок.  Вотще – то была не угроза.  В дверях, в одной сорочке, без шапки, но с пистолетом в руке стоял запыхавшийся Богдан.

-  Я вовремя?  Что тут у вас?...  Фу, ужас какой….

Мда, к таким картинам минфа явно не привык.  Ещё в обморок грохнется.

-  Ну, ужас был бы, если бы преступление всё же удалось совершить, - тихонько подталкивая ослабевшего друга, Лобо вывел его подальше от луж крови и куч сырого мяса. – Как видишь, времени даром не теряем.  Преступники обезврежены.  Ценности на месте.  При том что к нам никто даже не заходил.

-  К вам?  В одиннадцатое?...

-  Да.  Представь.

-  Но почему?...  – Богдан слепо переступал через спелёнутых братьев.  Всё шло в дело.  И верёвка и принесённые ими же пластиковые наручники.  Дуреску трудился на славу и как раз заклеивал Непутовичем рты.

-  Тебе просто не поверили.

-  Странно.  Я ведь сказал правду.

-  Потому мелкие люди и не поверили.  По себе судят.  Не привыкли.  Впрочем, всё хорошо, что хорошо кончается. – Баг добыл платок и вытирал сохранивший полную остроту циркониево-титановый меч. – В этот раз я управился сам.  Но ты мне помог раньше, не беспокойся!  Как из отпуска вернусь, отметим у Ябан-Аги.  Идёт?

-  Идёт, - согласился Богдан, бросая на часы квёлый, безо всякого боевого задора взгляд. – Мне в полшестого в ангаре уже быть положено.

-  Значит всё.  Фире от меня привет.

Баг пожал вялую от недосыпа руку.  Вернулся в своё купе, взял со стола деревянную коробку.  Немножко поблагоговел и позвал напарника.

-  Еч Дуреску!

-  Я!

-  Хватит их вязать.  Как куколки уже.  Займитесь учёным.  Вот завещание.  Приведите человека в чувство и отдайте пергамен.

-  А вы?

-  Пойду в караульню.  Надо оформить человеконарушителей и передать их по инстанции.

Удобно скрученных братьев лачжун просто взял подмышки.  Отчего-то вспомнилась мосыковская мумия Гора-Скорохвата.  Но в данном случае ноша была вполне живой и тёплой.  Баг мерным шагом проходил пустые коридоры, насвистывая и радуясь жизни.  Скоро, корабельные вэйбины, принимали двойной гостинец.  Непутовичей временно разложили в отдельной решетчатой каморе и усатый, весьма смахивающий на асланiца подхорунжий начал составлять протокол. 

От подхорунжего попахивало луком и, совсем чуточку, горилкой, но он был деловит, предупредителен и скромен.  Своих помощников услал собирать вещ-доки, у Непутовичей уменьшил путы и побрызгал на них водичкой.  Баг с удовольствием смолил крепкие чжунхуа и разглядывал пульт, светившийся десятками сигнальных огоньков.

-  Удивительно, как они к учёному соседу залезли.  Без стука, без звука.  Мы сами возле дверей стояли.  Могли бы услышать.

-  Шош вы дивуетесь, драг прер еч, когда мы уси у головново княжево тургауту у подчинении?  Оршаков йэго кличут?...  Отож, он мне и размовлял, шо, мол, открой!

-  Когда?

-  Да с полчаса тому було.  Мол, человеконарушителя там маэ….  А нарушители, то вон иде….

«Вот так-так… - ухмыльнулся про себя Лобо. – Похоже, ещё один скорпион нашёлся….  Интересно, как это Фотий ещё управляет при таких-то чиновниках?...».

Пока он думал, в рукаве шевельнулась трубка.  Снова Богдан.

-  Ну, еч, привет!  Успехов!  Я полетел на встречный.  Вместе с кем-то….  Тут кто-то ещё взлетает.

У Бага кольнуло сердце.  Невнятная, вроде, тревога, а отчего она – один Будда знает.

-  Ладно, давай….  Привет жене, дочке….

Глупое прощание.  Так друзья не расстаются.

-  Знаете, подхорунжий, - Баг встал и затушил сигарету.  Схожу я кое-куда.  Надо.

Вихрем промчался по вагонам.  Своё купе – пустое, покинуто.  У Лихвина – врачи, вэйбины.  Порубанное тело сфотографировали и как раз начинают собирать в мешок.

-  А Дуреску?... – Лобо чувствовал себя как полный дуцзи.  Оказывается, он даже не поинтересовался в каком купе путешествует его временный помошник!

-  Что?... – Лихвин с трудом шевельнул рукой.  Врач – молодая, симпатичная кореянка – перевязывала ему голову.

-  Дуреску, он приносил вам это….  Ну, вы понимаете….

-  Ничего он не приносил, - застонал бледный от пережитого Перепетуй Саулович.

-  Уважаемый Еч, - лицо кореянки выражало недовольство. – Неужели вы не понимаете….

Нет, Баг отлично понимал, что здесь ему делать уже нечего.   А потому, через секунду, он вновь частил по коридору с незабвенной трубкой в руках.  

-  Богдан, ты видишь второй геликоптер?  Да?!  Следуй за ним и ни в коем случае не теряй из виду!  Если сядет – садитесь тоже….  Зачем?...  Завещание там, вот зачем!!!

 

11.

Богдан Рухович Оуянцев-Сю

Четверица. Утро.

Тот, кого они догоняли, выдавал себя огоньком, вспыхивающим на фоне лимонного рассвета.  Внизу холмы, пески, тёмной полоской вьётся бесконечная стена.  Несущийся сзади, «Нефритовый Дракон» подходил к циклопическим воротам Дуньхуана.

В кабине «сикора» гул, свист и обстановка всё напряжённей.  Передний геликоптер явно уклонялся от выбранного прежде курса.   Богданов пилот щурится и тоже подрабатывает педалями.

-  Один раз я «Скайхок» у прицеле видел.

-  Господи!  Это где же?!...– выдохнул совершенно обалдевший от  нескончаемых тревог минфа.

-  На авиаторжище одном….   Вот то вёрток был!  А  это.…

Этот тоже ничего.  Вьётся мошкой, дважды резко меняет направление.  Спустился в ущелье, почти до земли, несётся над жиденькой лентой какого-то ручья.  «Чего он хочет? – напряжённо думал Богдан. – Неужели и вправду император может пойти на такое?  Спортсмен, красавец, говорят и охотой интересуется….  Или фотоохотой?...  Нет, немыслимо!  Но и свиток если сгинет – огромная потеря.  Столь же плохо – великое наследие пропадёт!  Ведь противуречивое наследие, но своё.  Родное.  Без него окривеешь вроде.  Как потом расти, двигаться?  Тоже криво?  Нет, нельзя!...  Так что же делать?  Военным звонить?  Ну должно же у них быть хоть что-нибудь, даже в этом месте!...».

Первый «сикор» проскочил то ли скалу, то ли огромный камень и, вздымая песчаную бурю, плюхнулся на сравнительно ровной косе у подножия серого склона.  Человечья фигурка выскользнула из лакированного яичка кабины, побежала вдоль ручья, и у Богдана крик застыл в горле – их машина тоже ухнула вниз, со скрежетом загребла полозьями щебень.  Откатилась дверь.

-  Давай!

Смотри-ка, лётчик настолько проникся общим делом, что уже и командует.  Богдан спрыгнул, пригибаясь под рубящим воздух винтом, со вздохом достал из кармана ветровки «ПМ».  Лётчик, размахивая монтировкой, соскочил с противоположной стороны.

-  Проверим, эй!

Чего, «проверим»?...  Геликоптер, на котором прилетел беглец?...  Увязая в крупном песке они подбежали ко второму «сикору», но только для того, чтобы увидеть пустую кабину.  Указатель топлива стоял на нуле.

-  Гляди, туда побежал!

Здесь Дуреску выдали следы.  Первое время шли по ним.  Дальше склон делался каменистым, но зато и долина сужалась, переходя в вертикальную стенку.  Похоже хищенец сам загнал себя в угол.  Богдан вместе с лётчиком прочёсывал каждую расщелину, пока за третьим или четвёртым поворотом не услышал каркающий откуда-то сверху голос:

-  Драться хотите?!  Ах вы сволочи!  Так всё своей тишиной и погубите!  И Балканы и Мексику, и всё-всё!

Впереди спадала по склону особенно трудная осыпь.  И до камня, из-за которого доносилось хуление, было весьма далеко.

-  Очнитесь подданный!  С вами никто не хочет драться.  Отдайте свиток и разойдёмся миром!

-  Ага, а влахи с уграми разойдутся?!  И в Америке….  И Абу Взорван….  Это добром не кончится!  Ещё на нас нападут!  Не!...  Всех, всех к миру принудим!  Я покажу завещание императору.  Он двинет войска к последнему морю.  Завоюем!  Всё завоюем!  И утвердится мир!!!

« Идти войной, чтобы мир утвердить.  Ну и сумасшедший», - подумал Богдан.

 

12.

Богдан и Баг

Четверица.  Утро.

С нарастающим свистом в ущелье спикировал ещё один геликоптер.  Знакомая фигура в укороченном служебном халате, выпала из стеклянного яичка.  Сзади, за спиной торчали ножны.  Богдан одним глазом следил как напарник карабкается в гору, а другой не спускал с убежища окопавшегося наверху Дуреску.

Наконец Баг плюхнулся рядом, привалился спиной к валуну.

-  Третью машину взяли….  Больше нет… - он судорожно отряхивал халат. – Говори, чего у вас?...

-  Поход к последнему морю проповедует, - вздохнул минфа. – Боюсь, как бы он что-нибудь с документом не сделал.  Или с собой.

-  Интересно, какое море у него последнее?...  Еч Дуреску, как понимать всё это?!  Завещание вам не принадлежит!

В ответ потекли гортанные крики:

-  Багатур, вспомни о своей славе!...  О своих предках!...  До последнего моря!...  Вперёд!...

-  Может сходить?..., - Баг заёрзал, устраиваясь на камешках. – К морю.  На Хайнань.  Там, говорят, столько диких обезьян….

-  Баг, ты женат, - напомнил минфа. – И вообще, лучше подумай, как нам его взять.

-  Ну, если мы зайдём с двух сторон….

-  …Сожгу, непременно сожгу! – донёсся вопль Дуреску.

-  Он что, нас слышит? – спросил, молчавший до этих пор лётчик.

-  Не думаю, скорее пластинка заезжена. – Богдан повернулся к Багу. – Так что ты говорил о заходе?...

-  Вы вдвоём, а я один.  Только, Богдан, не стреляй.

-  Не приведи Бог! – минфа перекрестился. – Хочешь, я тут ПМ оставлю?...

-  …Только ради мира….  Император всё может!...  На Берлин!...

-  Подданный, вы читаете по-монгольски? – заорал Баг не хуже самого Дуреску.

-  Шутишь, начальник!  Конечно читаю!

-  Тогда что написано в завещании?!

-  Силою вечного неба….

-  А дальше?... 

-  Повелением великого могущества!...

-  А потом?...   Баг делал знаки.  Богдан и лётчик стали взбираться по осыпи, прячась в неровностях склона.  Получалось это плохо, но Ордалион был вовсю занят разбором письма.

-  Кто противится воле хана, тот подвергнется ущербу и умрёт!

-  А дольше?

-  Повеление.  Ясак!  Завоевать все земли…  А!...

На склоне завозилась куча мала.  Богдан поверх Дуреску.  Потом под ним, так что камешки не в меру чувствовались затылком.  Ордалион пронзительно ругался, стараясь лягнуть ещё и навалившегося лётчика, но, почуяв железный захват Багатура, ослаб и затих.  Только глаза сверкали.

-  Предатели!

-  Но не глупцы, - Лобо сдувал пылинки с выпавшего свитка. – Эй, еч, ты живой?

-  Живой… - Богдан встал, чувствуя, что его изрядно приложили не только затылком, но и поясницей.  И очки….  Где очки?...

Нашёл сам.  Стёкла целы, но дужка отломилась.  Странно, что вообще так легко отделались.  От взгляда вниз, на брошенные в долине геликоптеры, кружилась голова.

-  Ох….  Всё бы хорошо, но эти захваты….

-  Не горюй, еч, - подбадривал Багатур. – Тебе ещё решать были ли на пергамене духи.  Что назначат – большие прутняки, зиндан, или бритьё подмышек….

-  На костёр пойду, а от своих убеждений не отрекусь! – заявил Дуреску, как раз, общими усилиями, поставленный на ноги.

-  Костра у нас нет….  И подмышки – вряд ли… - Богдан рукою придерживал на носу бесценные стёкла и очень внимательно следил за тем куда ступает.  Скованного Дуреску начали по шажку сводить соратники. – И многое зависит от самого текста….  Ты-то монгол, Баг.  Прочти, до конца, тогда поймём,…

-  Куда мне, я ж в Яссах всеобуч не оканчивал,  - ухмыльнулся Баг. – Написано-то по-тюркски!

Камни шурша потекли из под ног Дуреску.  Лачжун крепче поддержал его за локоть.

-  Ага.  И про войну там ни слова.  Только как улусы разделить.  Что Угэдэю, что Толую….  Мне Лихвин кое что рассказал.  Занятно.  Только не все его понимать хотели.  Особенно раньше.    

 

13.

Богдан, Баг и другие хорошие люди.

Четверица.  Первая половина дня.

Кое как, слив вместе горючее, нагнали на одном из геликоптеров уходящий на северо-восток поезд.  Дуреску отправился к тем же вэйбинам.  Теперь в павильоне корабельной изоляции сосредоточился весь набор заблужденцев.  Кроме Бинь Чао, разумеется – того принял к себе корабельный холодильник.

Пересадка на «Золотой Дракон» сорвалась, но Раби Нилыч договорился с цензором в Каракоруме и Богдан собирался вылететь оттуда на присланном «Орлёнке».  Высокая забота обещала своевременно возвратить домой, о чём он и возвестил заждавшейся Фирузе.  Пока же мчали к улусному центру, князь зазвал героев почаёвничать напоследок.  Разумеется, пригласили и Лихвина.

В затканной пышными шпалерами гостиной тонко позвякивали хрустальные подвески светильников.  Княжеский стольник разносил пиалы, сладкие шаньги и приготовленные на пару ханбалыкские пирожки.  Угощал Фотий как всегда хлебосольно.  Даже выпили по маленькой, но сам князь был на редкость воздержан.

-  Чтоб ни-ни!  Запретный Город скоро!  Там нельзя!

Выслушал рассказ о приключениях в дуньхуанском ущелье, об ошибке Ордалионовой, что думал призыв к сраженьям в завещании древнем найти.  Качал головой. 

-  До чего дойти, понимаешь!  Нас бы слушал – вернее было!  Угров то с ляхами мы уж помирили!

-  Влахов, Фотий Борисыч, о влахах речь шла… - поправил Богдан и снова зарозовел, застеснялся.

-  Да какая разница, Богдаша!  Нефть им послана…..   А «Скайхоки», да пулемёты эти, шестиствольные, мы себе откупили.  От греха подальше.  Снимем мерку и парочку в музей.  Прочее же под пресс.  К чему старьё-то?  Казённые мастерские наногвозди к блошиным подковам уж освоили.  Вот где искусство!  А тут….

О Непутовичах, однако ж, говоря, запечалился:

-  Кто подумать такое мог, а?  Прямо под боком?...

Лихвин, который, увы, знал, о чём речь, кивал перевязанной головой.

-  Глупо как-то получилось.  Нескладно.  Совсем нескладно. 

-  Надо всё в открытую делать, - заметил Лобо. – Вот я, от начальства ничего не скрываю.  От шилана, от наставника.  Если что – направят на путь истинный.  А вот где тайна – там извращения и преступления.  Темнота рождает чудовищ.  А на свету и следознатцам легче работать и люди друг другу больше доверяют.

-  Если в открытую всё делать, чего же боятся? – Богдан пригубил жасминный чай. – Всё можно напрямую, по известным установлениям.  Они веками проверены.  Сколько лет острые углы обходим!

-  Хотели ведь по своему, с особым избором.  Думали лучшие соберутся, - видно, что Лихвин всё ещё скорбел о неудавшейся задумке с ложей.

-  Ах, Перепетуй Саулович, неужели не понятно, что малая кучка гораздо легче впадёт в заблуждение, чем вся Великая Ордусь? – Богдан совсем не хотел читать морали, но за столом это получалось как-то само собой. – Широка страна.  Людей - два миллиарда!  Сбей, попробуй, с магистрального пути!  И хороших сколько.  Да почти все хорошие!  Их так много, что всякие гнусности и мерзости без остатка растворяются.  Как в глубоком омуте.  Булькнет камень преступления и всё.

-  Вот-вот! – приподнялся Фотий, добыл себе шанежку и сел на место, отмахнувшись от подбежавшего стольника. – У меня какая канцелярия была?  Триста человек.  Утунам, понимаешь, на смех.  Вот братья всем и крутили.  А уж теперь-то другому будет!  Теперь-то я штаты поменяю!  Вскрою коробчёнку, есть у меня, и наберу тридцать тысяч одних столоначальников!  А им в противовес – тридцать тысяч делопроизводителей!   Да пять тысяч курьеров.  В таком омуте что хошь булькнет! 

Довольный – вгрызся в начинку.

«Чудит князюшка, на покой пора», - подумал Богдан.

«Совсем сбрендил!  В богадельню, придурка!» , - подумал Баг.

-  Качества людей надо учитывать, - вздохнул, неизвестно что соображая про себя, Лихвин. – Нравственные качества.  Некоторые не учли и….  Пострадали!

-  Вот, - ухватился за мысль Богдан, - Числом тут горю не поможешь.  Каждую душу надо просвечивать отдельно.  Велика или мала.  Помышляет об общем благе, или только о своих мелких затеях.  Человек, человек главное!  Без него все эти противовесы звон пустой.

-  А если кто дурной найдётся, то и мы тут как тут, на пути запасном! – поддержал Баг. -  Звенеть не будем.  Но – разберёмся!  Другие это знают и тоже в нас уверены, что ежели чего – того!...

-  Силён! – князь покончил с шанежкой, запил чаем и вытер рот салфеткой. – Силён!  А переходи-ка ты, мил человек, ко мне служить.  Будешь над охраной командовать.  А что?  Честный.  Дерёшься лихо.  Жалованье положу….  Вдвое больше чем теперь!  Мечей себе накупишь….  Хошь нихонских, хошь германских.  Будешь, с двуручным ходить.  О-го-го!  Мамонты колымские разбегаться станут!

-  Гм-кха! – чай у Багатура потёк меж пальцев. – Это, драгоценноуправляющий, надо обдумать.  Если можно….

-  А ты подумай, подумай, покури пойди, проветрись! – омахивался князь салфеткой. – Я не тороплю.  И не обижу. 

-  Тогда я выйду, - Баг красноречиво посмотрел на Богдана.

-  И я, - поднялся минфа.

-  Идите, - молвил князь. – А я пока с шаньшу покалякаю.  Ведь учились, никак, вместе!

Багатур не в курительную пошёл, а наверх, под купол вагона.  И даже сигареты доставать не стал, а просто лбом к стеклу приткнулся.

-  Нет, ты как хочешь, а я к нему не пойду!  У нас это ещё со Стасей обговорено было, когда Джимба похожее предлагал.  Нечего!  Туда-сюда юлить, только нужную колею потеряешь.

-  Не подходит, так сам и скажи, – пожал плечами Богдан. – Он и мне предлагал, да я отказался.

-  Вот как?... – Лачжун встал вполоборота. – Всем, значит?...

-  Старенький он.  Может одиноко ему.  Знаешь, Баг, как наверху одиноко может быть?  Всем ветрам открыт.  Всем взглядам.

-  Внизу тоже….  Одиноким быть случается. – Баг с силой, аж побелели пальцы, сжал стальную, по краям окна, раму. – Стыдно мне.  Я ведь его ругать про себя начал.  Придурком обозвал.

-  Баг….

-  Молчи.  Про себя, конечно.  Это, еч, по твоему грех, а по моему – я себе карму испортил.  И так людей как капусту крошу, а тут ещё о власть предержащих такое.  А карма почище любого Пути будет.  Переродишься мясным опарышем и пока нужную дорогу проползёшь….

-  Баг, - у Богдана глаза повлажнели. – Я ведь тоже его, того….  Ну, не так, конечно….  Но тоже, сомневаться начал.  Засомневался….  А вот теперь мы оба и усовестились.  Ведь правда?...  Бог, он всё видит.   И карма твоя….  Может ты теперь, сейчас, свою карму и исправил?...

Снял очки, повертел в руках проволочную дужку.  Лачжун взирал с сомнением.

-  По-христиански уж больно.  Украл – в тюрьму.  Согрешил – покаялся.

-  Да не по христиански, по общечеловечески!  У нас всего много.  И стран.  И путей.  А главный-то один.  Зла избегай.  А набедокурил – исправься.  Вот середина золотая.  И тот, кто её держится, со всем миром в гармонии прибывает.  О чём тут говорить?  О чём спорить?

-  А я и не спорю, - Багатур наконец собрался закурить, щёлкнул зажигалкой, поднял смоляную бровь. – Смотри.  Прибываем уже.

-  Верно.  Дома, башни.... – Богдан смотрел в облитую солнцем, летнюю, но ещё не успевшую выгореть степь.

-  И опять вместе….

-  А там опять дела, дела….

Лачжун вынул сигарету, погрозил дымящимся концом.

 -  Если ты мне ещё и встречу с братом испортишь!...

У Богдана расширились глаза

-  Да три Янло мне! – возопил он и зажал рот в беззвучном хохоте. – Ох!...  Прости Господи!...

 

---

[1] О соборном боярине Данииле Казимировиче Галицком можно узнать на страницах «Дела о полку Игореве»

[2] Государственные экзамены по древнекитайской методе.

[3] Хорошо

[4] О воровской задумке миллиардера Хаммера Шмороса повествуется на страницах «Дела о жадном варваре».

[ALL]

Долго думал - выставлять или нет.  Тема не раскрыта.  Но всё же не удержался.

[ALL]

Ну что, коллеги, а где тапкопады, или хотя бы крики восхищения?   

Изменено 14 Dec 2015 пользователем ALL

[Magnum]

Не любят у нас на форуме ван Зайчика и его соавторов... 

[ALL]

А он вам привет передавал. Мол, коль пошлёт Будда здоровья, так я ещё....