Еще сто лет Синему Небу династии Хань

[Гера]

Китай. Поздняя Хань. Середина II века

«В царствование Хуань-ди и Лин-ди правители были никчемными людьми, - говорит Фань Е в «Хоу Хань шу», - правление расстроилось, судьба государства решалась в гаремных покоях. Ученые мужи стыдились иметь к этому отношение. Посему простые люди открыто выражали свой гнев, а мужи, не состоявшие на службе, начали высказывать свои суждения".

В чем сила, дэ, императора? «Лучший правитель тот, о котором народ знает лишь то, что он существует, – говорят китайцы, - Несколько хуже те правители, которые требуют от народа их любить и возвышать. Еще хуже те правители, которых народ боится, и хуже всех те, которых народ презирает». И Иню, мудрецу глубокой китайской древности династии Шан, приписывают следующие слова: «Когда благая сила дэ(государя) едина, все его действия приносят удачу; когда же дэ(государя) двойственно или состоит из трех частей, все его действия приносят несчастье».  И это в полной мере соответствует тому положению элит, что сложился в последний век существования династии Хань,  также было частым состоянием и при многих прочих династиях. Фу чэни-"совершенные мужи",, помощники Сына Неба - высший управленческий слой Срединной Империи - разделились на три конкурирующие части: 1)евнухов, непосредственных служителей императорских дворцов и гарема, "внутренним двором"; 2)ши, - "ученых людей", служилой знати, уже пропитанной Конфуцием административным аппаратом; и 3)сильных домов, земельной знатью полуфеодальных владений, кланами «внешнего двора», руками императриц оттесняющая императоров от власти и выбирающая его преемников, еще к ним с некоторой натяжкой можно причислить и «военных». Тот Сын Неба, что рубит им головы в такой именно последовательности, которая не дает ни одной из сторон почувствовать себя хозяином положения, только и обладает подлинной властью. Совершенное правление это поддержание баланса между условно тремя группами, конечно иногда достаточно размытыми, но тем не менее. Самодержавный государь, «гегемон» должен сталкивать меж собой и препятствовать объединению даже двух из них против третьей.  «Книжники  любят  рассуждать  об  „идеальных  правителях"  и  „гегемонах" – говорил «злодей и предатель» Цинь Хуй, тот самый  что казнил «героя и патриота» Юэ Фэя, - Я,  верноподданный,  считаю,  что  изъявление  искренности  и  назначение  на  службу достойных  — это  конфуцианское  учение.  Если  применять  его  в практическом  управлении  государством,  то  это будет „Путь идеального правителя".  Пользоваться уловками  и  назначать хитроумных  — это  „смешанное  учение".  Если применять его  в управлении,  то это  будет  „Путь гегемона". И Император Южной Сун согласился  с ним». Такой свободой рук в Поздней Хань обладали наверно только три первых хозяина яшмового трона в Лояне. Последующие в полной мере использовали принцип «недеяния»,  становясь игрушками в руках знати и дворцовых клик. 

Теперь непосредственно внутриполитическая история и подковерная борьба в Столице, "внешние" события - войны, восстания и бедствия - сознательно оставим в стороне, иначе пост и вовсе приобретет ужасающие  размеры. Краткое содержание последних серий. В середине 120х союз евнухов и служилых людей возвел на престол Шунь-ди, свергнув господствующий до того "внешний клан" Янь. И показалось, что пришла "эра очищения законов и преобразования устоев". Организатор переворота евнух Сунь Чэн был твердым сторонником реформ, в 131 году была восстановлена и расширена столичная конфуцианская академия "Тай сяо", возобновлены экзамены, ко двору были допущены многие авторитетные "чистые" - так назывались известные "праведностью", строгим исполнением законов и не запятнавшие себя сомнительными связями чиновники. Таких естественно было немного, но они были признанными авторитетами в бюрократической среде, воплощением конфуцианских идеалов служилой знати. В этих слоях достаточно осознавали происходящее в стране, бюрократический аппарат вполне принимал сигналы с мест, также были специальные ведомства фиксирующие "глас народа", даже наиболее обездоленных рабских его слоев, например в форме народных песен. Эра расцвета заложенная мудрыми  действиями Гуань-ди исчерпала себя, начинался кризис, они скорее всего понимали что ожидает государство при бездействии. Несмотря на то, что Шунь-ди оказался таким же безвольным императором, реформы кончились едва начавшись. И власть захватила новая "внешняя семья" императрицы Лян, "дух поколения Шунь-ди" дал начало многому последующему. Ляны объединились с евнухами и по смерти в 144 году Шунь-ди, полностью узурпировали власть, сменяли по своему желанию наследников, наконец остановив свой выбор на Хуань-ди, Лян Цзи уничтожил всех оппонентов и захватил полную власть над Срединной Равниной, ничего не делалось без его протекции, повсюду были его люди. Для упрочения своей диктатуры Лян Цзи, требовалось породниться с Сыном Неба, в 147 году он женил его на своей сестре, однако она через несколько лет умерла. В 159 году Хуань-ди задумал сделать женой свою наложницу Менню, Лян Цзи насильно удочерил Менню и попытался убить её мать, для Хуань-ди это стало последней каплей. Он заперся в своей уборной - единственном месте во дворце, где мог надеяться, что его не подслушивают - вместе с доверенным евнухом Тан Хэном, и попросить подобрать во дворце еще людей обиженных временщиком. Таких собралось еще четверо, они скрепили заговор клятвой, Хуань-ди вошел в тронный зал и отдал распоряжение об аресте Лянов, этого оказалось достаточно чтобы уничтожить их семью и семью его жены Сунь. В доме Лян Цзи и его людей была конфискована сумма в деньгах и подарках равная половине годового бюджета страны, "императорский двор опустел" - отмечает хроника - столько ставленников Лян было казнено или выгнано со службы. Чиновники воспрянули и опять были обмануты, главными выгодоприобретателями стали те самые пять евнухов-заговорщиков, получившие титул хоу, и стянувшие все нити управления в Поднебесной в свои руки. Угроза со стороны "больших фамилий" была отодвинута, конфликт между евнухами и чиновниками вошел в острую стадию, борьба с их засильем, их деньгами и связями, стала в некоем образе делом принципа и традицией служилой знати, со своими героями и мучениками. В этой борьбе конца 150х-начала 160х движение "чистых" в некотором роде приобрело некоторую самоорганизацию у неё появились свои центры и союзы на местах, градации кумиров и вождей, достойных мужей, таких как Чэнь Фань, Чень Ши, Лю Шу, Янь Бин, Ли Ин, Фань Пан, Го Тай. Все они ученые, администраторы, учителя-моралисты, конфуцианские проповедники, но ими список достойных мужей не ограничивается, далее идут списки людей достаточно незнатных, но известных в провинциях на местах. Серьезный резерв конфуцианцев составляли студенты столичной школы "Тай сяо", они постоянно составляли петиции в поддержку дерзких чиновников и их многотысячное мнение  двор не мог игнорировать. В этой среде казалось бы несколько особняком стоит фигура Доу У, главы "внешнего клана" Доу, в коем чиновная знать нашла горячего сторонника и одного из лидеров. Приведенное выше разделение властных элит на три "партии" носит достаточно условный характер - один вождей «чистых» Ли Ин был буддистом, из евнухов тоже встречались признанные конфуцианские мыслители, как например Ван Фу(хотя в основном в этой среде ценили Лао-Цзы и новомодный буддизм). Наследственная знать, несмотря на жажду личной власти в целом не мыслила себя вне рамок конфуцианской этики и морали. Воспитанная в боязни "потерять лицо", в их сравнительно узких провинциальных мирах, где всё на виду. Но так и среди бюрократов не редки беспринципные и тщеславные, стремящиеся к власти и обогащению любой ценой. Позиция Доу У выражала интересы той местной элиты что стремилась к высшим должностям в централизованном государственном аппарате, комплектовавшийся в первую очередь представителями влиятельных кланов из провинций, которые обеспечивали основную связь между двором и обществом на местах. На той же позиции «чистых» после стоял  Юань Шао, из семьи "возвышенных мужей" Юань, и был ярым врагом евнухов. Цао Цао был человеком евнухов на заре карьеры, но добившись самостоятельности и строя свое с сыном царство Вэй, слушал советы "чистых" ученых Чжунчана Туна и Чень Цюня, к слову внука Чень Ши, и именно в этом государстве Вей эта модель "чиновной аристократии" и во многом реализовалась. Род Доу в период смуты свержения Ван Мана поддержал Гуан У-ди, за это Доу Жун получил обширные владения в провинции Лянчжоу(Ганьсу), превратившись тут на Северо-Западе фактически в удельного князя. В 73 году в ходе военной кампании императора Мин-ди против южных сюнну, одна из четырех колонн возглавлялась фэнче-дувэем Доу Гу и единственная добилась успеха, Доу Гу взял Иилу(Хами) и Чеши(Турфан), нанес два поражения сюннускому Хуянь-вану и дошел до хребта Баркультаг. Тем самым начав новое ханьское завоевание Си-юя, Западного края, которое затем продолжил его протеже Бань Чао. Жена императора Чжан-ди из рода Доу стала залогом господства Доу в делах государства. Её брат Доу Сянь, в титуле да-цзянцзюнь, главнокомандующего, приравненного статусом к четырем гунам, сановникам самого высшего ранга, вел в 89-91 году успешную войну против северных хунну. Разбил их у Иньшаня, Иулу и Гашунь-Нур, северный шаньюй бежал к кангюйцам, 100 тысяч хуннских семей откочевали к сяньби. Однако новому императору Хэ-ди удалось с помощью евнухов сбросить с себя опеку Доу, род попадает опалу и сходит с политической арены на полстолетия. По странному стечению обстоятельств, с падением Доу, усмиренные в прошлое время тибетские кочевники цяны, занимающие частично Лянчжоу и сопредельные районы, вдруг резко стали враждебны Ханьской империи и война с ними с перерывами длилась больше 60 лет. 

В марте 165 года Хуань-ди внезапно охладел к ранее столь любимой Дэн Мэнню, ради которой и произвел шесть лет назад переворот, она была направлена в гаремную красильню, где через несколько дней спустя умерла "от печали". Встал выбор новой жены и служилая бюрократия буквально навязала императору в жены дочь Доу, Мяо. Доу У получил должности и уделы, через год в звании главнокомандующего стал контролировать столичный гарнизон, регулярная бюрократия медленно, но верно перемалывала "выскочек"-евнухов, все они либо умерли, либо были удалены. Ли Ин, занявший должность столичного инспектора, пользовался любым поводом для арестов сторонников евнухов, дошло до того что они вообще перестали выходить из Желтого дворца, отвечая "боимся управляющего Ли". В феврале 167 года, они нанесли контрудар, один из их доверенных людей, Лао Сю, подал Хуань-ди донос на Ли Ина, обвинение в создании "клики", "групповщине", "клевете на особу" и "связях с учащимися Академии", все эти стандартные обвинения которые в пору политической борьбы не вменял только ленивый. Ли Ин и его ближайшие сторонники были арестованы и подвергнуты пыткам, это вызвало негодование в чиновных кругах, придворные ученые один за другим просили разделить им "судьбу невинных", командующий Доу У потребовал своей отставки - император Хуань-ди отступил - Ли Ин и все схваченные отделались увольнением. Всем стало ясно предстоит решающая схватка за ведущее место у яшмового трона, ставки стали выше, и через шесть месяцев в начале 168 года Хуань-ди в возрасте 35 лет скончался. Хозяином положения в союзе со служилыми конфуцианцами стал Доу У, все опальные участники "клики" были возвращены, Ли Ин стал советником императрицы Мяо, пост занимаемый обычно евнухами, "Великим наставником" назначен Чэнь Фань, со всей страны в Столицу вызывались отставные чиновники имевшие репутацию компетентных и непримиримых "чистых". Однако о полной победе чиновной партии, монополии на государство "в пределах четырех морей", говорить было еще рано. Поначалу Доу У и Чэнь Фань не мудрствуя пошли в лобовую атаку, они предложили просто перебить всех евнухов разом, однако регентша Мяо согласилась только на казни уличенных в преступлениях. Трудно сказать почему Мяо, защитила евнухов перед отцом, возможно она опасалась его гегемонии, возможно просто недооценивала присмиревших служителей, без исполнения обязанностей которых дворцовая жизнь была невозможна. Тогда Доу У задумал комбинацию с целью уничтожения наиболее влиятельных придворных. Он поставил камердинером "Желтых ворот", комендантом "гарема", своего доверенного евнуха Шань Бина, велев выявить самых "отъявленных и дурных". Вскоре был арестован и брошен в гаремную тюрьму некий Чжэн Ли. Там Шань Бин и помощник главнокомандующего, советник Инь Сюнь, на основе выбитых показаний составили обвинительный акт против влиятельных евнухов Цао Цзе, Ван Фу и некоторых других. Это был непрошибаемый аргумент, по нормам китайской юриспруденции признание под пытками - царица доказательств. Однако далее произошло непредвиденное. Инь Сюнь и Шань Бин послали доклад патрону через гонца, однако случилось так, что тот уже ушел почивать в свою резиденцию. О, Тихэ и Фортуна! - от какой Вашей малейшей шутки могла подчас зависеть судьба всей Евразии! Курьер с секретным донесением не застав адресата отправился к его дочери, регентше Мяо. И здесь попало в руки её камергера, евнуха Чжу Юя, который решил его тайно вскрыть перед донесением императрице, когда тот осознал что попало к нему в руки, он немедленно созвал своих товарищей и сообщил обо всем Цао Цзе. Лин-ди было доложено об измене главнокомандующего, императора убедили пройти в тронный зал, посоветовав ввиду обстоятельств обнажить меч и подпрыгивать при ходьбе(не забываем, императору сейчас  тринадцать лет). Затем от имени императора назначил своего союзника Ван Фу новым камердинером Желтых Ворот и послал того в тюрьму арестовать Шань Бина и Инь Сюня, оба оказали сопротивление и были зарублены, Чжэн Ли был освобожден. Затем евнухи заставили императрицу Мяо выдать им имперскую печать и сфабриковали указ об аресте Доу У как мятежника. Чжэн Ли с небольшим отрядом попытался застать того дома, однако Доу У успел сбежать в казармы свое Северной Армии. Посланные туда люди Цао Цзе были перебиты, однако приказ был направлен и в другие части гарнизона, Ван Фу повел дворцовую стражу на поимку "мятежного" командующего. Понимая что отступать некуда Доу У сам повел своих воинов на дворец, обещая отличившимся титулы и награды. На рассвете следующего дня, 26 октября 168 года, обе армии сошлись у главных южных ворот дворца, но битвы не было. Воины предпочли выжидать, пока генералы осыпали друг друга оскорблениями, тем временем к Ван Фу подходили всё новые подкрепления и он приобрел перевес, солдаты по словам хрониста "привыкшие слушаться евнухов" начали перебегать к ним от Доу У. Войско его истаяло, сам он попытался бежать, был окружен и покончил собой, отрубленную голову затем выставили на главной площади Лояна. Та же участь постигла Чэнь Фаня, императрицу Мяо перевели в Облачную башню Южного дворца, ставшую местом её заточения до самой смерти в 172 году. " В те дни злые люди одержали вверх, а все чиновники пали духом" - заключает автор Хоу Хань-шу Фань Е. Одержав полную победу евнухи были более холоднокровны, они выждали почти целый год перед тем как развязать широкие репрессии. Летом 169 года на Столицу обрушился ураган с молниями и градом - генерал Чжан Хуань, прославившийся в битвах с цянами, в день гибели Доу У, не разобравшись в ситуации присоединил свои войска к Ван Фу, о чем затем очень жалел - воспользовался бурей и подал записку, что это связано с несправедливостью по отношению к "мятежникам". Лин-ди доклад понравился, но встретив отпор среди евнухов, он отступил, полководца лишили жалования и перевели в провинцию. осенью евнухи начали действовать, малолетнему императору сообщили о некоем обширном заговоре, был выпущен эдикт, предписывающий властям, "выявлять вовлеченных в клику", в результате, сообщает хронист " в Поднебесной всех выдающихся мужей, конфуцианцев и преданных справедливости объявили членами клики". На фоне разложения и банкротства, стремительно теряющей остатки народного доверия Ханской Империи, оказались парализованы, попали в опалу и подверглись преследованиям те немногие, кто обладал хоть какими то способностями и неравнодушием, гибель стала необратимой. . "Великим запретом" евнухи запретили высшим чиновником заниматься реальными делами, поддержание инфраструктуры легло на плечи провинциальных администраций, столица перестала выделять деньги. Вообще все мало мальски значимые должности были оккупированы их родственниками и прихлебателями, в удельной знати потерявшей доступ на столичные должности возобладали сепаратистские тенденции. Они воспользовались разгоревшимся крестьянским  восстанием и поддержали генералов отдельных карательных армий,  первым из которых стал Дун Чжо. Но перед этим, в канун 190 года Юань Шао таки выполнил намеченное Доу У, вырезав и утопив в Хуанхе всю гаремную камарилью, но было уже совершенно поздно. Фактический водораздел, смерть Империи Хань на самом деле и произошла в том конце 168 года  "Распоряжения провинциальных и окружных правительств поступают как раскаты грома; императорские указы просто развешивают на заборах как украшения", отмечает современник тех событий Цуй Ши игнорирование центрального двора и аппарата на местах. С этого времени провинциальные элиты группируются вокруг сильных полководцев, кланы объединяются на местах в дружины "самообороны", крупные землевладельцы набирают личные отряды, слабые сельские общины уходят в горы и скрываются в глухих местах. Дальше были "желтые повязки" Чжан Цзюэ, общество "Пяти мер риса", заброшенная ирригация, наводнения и голод, феодальные ополчения, окончательное обособление военных губернаторов, война меж ними и развал империи, 4/5 ханьских обывателей "времени перемен" не пережили, как писал тот же Фань Е "люди ели людей". О последнем акте гибели Империи кратко но ярко говорит нам сам Цао Цао, успевавший еще и сочинять стихи: 
Я так долго не снимал доспехов, что в них завелись вши, 
Ушли в небытие воины бесчисленных родов. 
Поля усеяны белыми костями, 
На тысячи ли не слышно даже крика петуха. 
Выживает только один человек из ста, 
Мысли обо всем этом раздирают меня изнутри. 

 

Однажды студенческий вожак Го Тай обратился к уважаемому конфуцианскому отшельнику Сюй Чжи, описывая дворцовую вакханалию: "надо что то делать"; на что Сюй Чжи ответил: "Когда падает большое дерево, его не остановить одной веревкой. К чему страдать, не находя себе покоя?" Го Тай поклонился ши и ушел, признав его правоту. Эрнест Ренан в "Гибели Античного мира" восклицает: «есть дни печальные, но нет дней неинтересных, бесполезных", всё так. Быть может в каком то мире и пришло время очередного "цикла", колапса и разрушения прежнего мира... Но в этом мире этого не случилось, у Доу У получилось всё так как он и задумал: 1)он задержался во дворце допоздна, 2)Чжэн Ли имел мужество сопротивляться пыткам дольше и подписал показания только на утро, 3)сами "следователи" решили не спешить, дождаться утра, и отнести бумагу самолично в расчете на большую награду, 4)наконец письмо попало не в руки Чжу Юя, а кому то менее любопытному, или просто в "правильные" руки. Доу У расправляется с дворцовыми евнухами, за счет них примиряя местные элиты и служилую знать, производится чистка и обновление администрации, при активном соучастии "чистых" проводятся реформы. Сам Доу У как военный с окраины, вероятно будет действовать вполне в духе Цао Цао, прямолинейно, тут по сути только два корректируемых направления - административный и земельный - обновление систем отбора и квалификации, возвращение доступа провинциальных элит в имперскую бюрократию, и перераспределение земельного фонда, новый кадастр и возможно натурализация налогов, "сглаживание" деревни и переселение малоземельных. Такие рецепты уже имеются у идеологов "чистых" и в целом воплощено Чень Цзю в царстве Вей, также идеализированную  философам древности «колодезную систему» - земельное  перераспределение в той или иной форме - уже пытались воспроизвести Ван Ман, Гуан У-ди и будет Цао Цао. Естественно сопротивление "богатых домов" сельской верхушки, будут мятежи и некая крестьянско-феодальная война. Население просядет, но не так катастрофично, администрация не прекратит сбор и распрделение хлеба и не забросит обслуживание ирригационных систем. Расходы двора будут кардинально урезаны, в реале Лин-ди не интересовало ничего кроме любовных утех и к концу его правления в год только на гарем тратилось до миллиарда монет при общем бюджете 4-5 миллиардов. Инерция системы чем более сложной, имеет тем больший запас прочности, и как описано выше, там в глубине до конца были элементы сопротивляющиеся деструкции. В истории самих Хань совсем недавно, уже были схожие экономические и демографические проблемы. Слабовольный престол и своеволие знати, узурпация Ван Мана, его эксперименты, восстание "краснобровых" с взятием ими Столицы, сепаратизм магнатов и выступление "роялистов", военные столкновения конкурирующих военачальников и приход к власти отдаленного отпрыска фамилии Лю Сю. Это новое обновление династии со сравнительно скромными жертвами, даже с половинчатыми реформами Гуан У-ди, продлило Небесный мандат Хань еще на почти полтора столетия. Конечно "реформы" не решат кардинально системных проблем, не отменят законов человеческого общества и не спрячут аграрного перенаселения, но некая отсрочка - лет сто или чуть больше, до начала IV века - возможна. Небесные законы победят земные, к IV веку в Центральной Азии  усилится аридизация и недостаток травы для выпаса погонит кочевников на окраины земледельческого мира. В Китае снова ослабнет центральная власть, случится разрушительное наводнение и не менее буйная крестьянская война, будет так и династия наконец рухнет, двинув  страну на новый этап её существования.

 

 

 

Изменено 30 Sep 2019 пользователем Гера

[Гера]

Степь, Центральная и Средняя Азия, Середина II века

В последние годы Хуань-ди и царствование Лин-ди в Степи необычайно возвысился сяньбинский вождь Таньшихуай, сын Тулохоу. Это был, пожалуй, самый великий из сяньби, равного которому это племя уже никогда не дало. Он сокрушил северных сюнну и они исчезли со страниц истории. Он отверг мир с Китаем и постоянно нападал на него, и хотя в основном, это были мелкие нападения, они очень досаждали пограничным округам. В 177 году при дворе среди евнухов созрел план крупной военной кампании против сяньби. Однако многие государственные чины стали против, советник Цай Юн так по-конфуциански многословно выразил их позицию, но если кратко:«Бедствия на границах подобны чесотке на руках и ногах, а крайняя нужда в Срединном государстве подобна нарыву на груди или спине. Если в настоящее время мы не можем прекратить воровства и разбоев в округах и уездах, как же мы сможем покарать отвратительных варваров?...Что более важно: голод среди народа или наказание далеких варваров?». Предложено было сосредоточиться на обороне,  сэкономить, обновить сигнальную систему и увеличить на границе маневренные отряды легкой конницы из покорных хусцев, так мы отсечем набеги мелких банд, кои и причиняют основной урон. Однако за наступательным планом стоял могущественный евнух Ван Фу, который искал лояльности пограничных генералов-приставов. Войско разделенное на три корпуса выдвинулось в Степь и было по частям разгромлено, были пущены по ветру и так невеликие средства слабеющего государства. С высокой вероятностью можно сказать, что в этом мире оборонительная концепция возобладает. Это вообще вполне в конфуцианском и чиновном взгляде на вещи - войны, и вообще армия, есть тяжелая неприятная ноша на теле общества, в идеале от вояк бы вообще избавиться, а оборону границ возложить на наемников, под легкой конницей подразумеваются мелкие приграничные кочевые племена. Конечно эти федераты когда нибудь осознают свое положение и хозяев скинут, но это будет потом, а пока при первом взгляде платить даже дешевле чем воевать. Таншихуай в 181 году умрет, потомки его наследие не сохранили, еще недавние выходцы из притаежной зоны сяньби в социальном плане похоже были еще примитивны, и  из державы Таншихая пока еще не получилось устойчивой федерации. Южные сюнну в течение века ежегодно получали "за лояльность" около 100 миллионов в золоте, шелке, товарах и монетах, на подкуп старейшин сяньби уходило около 270 млн, князькам Западного Края перепадало "подарков" где в районе 75млн, в целом на выплаты кочевников и найм их отрядов уходило около 7% бюджета Поднебесной. Понимая, что собственно китайские войска в это время представляли малобоеспособный сброд, вполне умеренная плата за спокойствие границ. Воевать выходило дороже, на подавление второго цянского восстания в западных пределах 107-118 годов было потрачено 24 миллиарда монет, всего полувековые войны с цянами высосали 45 миллиардов. Впрочем, если сравнивать с расходами до миллиарда в год на один только гарем императора Лин-ди в 170-180х, то вроде уже и нормально. Позднеханьский бюджет оценивать трудно, вероятно он был где то в районе 6 миллиардов, 4 млрд приходили в виде подушного налога и откупов, 1,5-2 млрд составлял поземельный налог, из них на зарплаты госслужащим около 2 миллиардов в год. В 168 году, еще находясь у руля, "чистые" успели провести налоговую реформу - поземельный налог был сокращен с 1/15 до 1/30, взамен был увеличен на эту же сумму имущественный налог, тем самым сокращая нагрузку с малоземельного крестьянства и перекладывая её на богатые и предпринимательские слои. 
Империя не разрушена и имеет средства на покупку "лояльности" северных и западных соседей - значит продолжает свое функционирование Великий Шелковый путь. Как видно, тесно связанные семейными традициями со всей имперской политикой в Степи и на Западе, семья Доу продолжает тот же курс. Средства что уходят из Китая, те самые 370-400 миллионов в год на найм степных дружин и "дружбу" князьков - де-факто "продукт неравного обмена" - в львиной доле это товары, прежде всего шелк, и есть практически весь экспорт Классического Китая. Которому собственно внешнеторговая деятельность как таковая не интересна, важны «внешние знаки», «моральная» зависимость варварской периферии от центра мира, Империи, распространяющей в окружающий хаос благодать. На китаецентричный взгляд, обустраивая мир монарх щедрее должен одаривать пришедших с выражением почтительности издалека, ибо, чем большее расстояние преодолел «паломник»  от местожительства, тем сильнее привлекшая его сила «дэ»  монарха, тем шире распространяется его «небесная харизма», так как пришедшие издалека затратили больше сил и средств на дорогу. Хотя и в крайность впадать нельзя, ханьцы понимали преимущества внешней торговли и были заинтересованы в пограничном обмене, в трактате «Спор о соли и железе» так говориться о торговле с хуннами: «Золото из рек Жу и Хань, дань тканью из тонких волокон конопли — вот чем завлекают государства периферии и выуживают ценности у варваров цян и ху. Ведь за одну штуку простого неузорчатого шелка из государства центра мы получаем от сюнну товар стоимостью в несколько слитков золота и таким образом сокращаем средства для расходов вражеского государства. По этой причине мулы, ослы и верблюды вступают[к нам непрерывной чередой, так что задние животные держат во рту хвосты передних; кулан и рыжие лошади с белым брюхом все без исключения становятся нашим домашним скотом». Как сказано выше золото не имело в классическом Китае исключительной ценности, бронза к золоту оценивалась лишь один к ста(для сравнения в Риме 1:700 при Августе, и  1:1200 при Константине). Далее, зачем хуннскому пастуху два халата, если еще не износился первый? Тут и появляются ушлые купцы из стран Судэ, городов-оазисов у Ледяных гор, они дадут тебе серебро и то чего ты не получишь с китайцев, взамен попросят то что ты взял у черноголовых за Стеной и увезут далеко на Запад... 

 

Там на Западе, под сенью высочайших гор континента, на перекрестке торговых путей в Индию, Парфию, Рим и Китай раскинулось царство Больших Юечжи, Гуйшуань, Кушанская держава. Когда то их предки отступили в Припамирье с верховьев Хуанхэ под натиском сюнну. Они сначала стали союзниками, затем вовсе захватили Греко -Бактрийское царство. Оказавшись в области земледельческой городской цивилизации, быстро восприняли их культуру, богов, земледелие, образ жизни, и похоже сильно смешались с ними. Первых царей кушан с подозрительно "тюркскими" именами Герай, Куджула Кара Кадфиз, Вима Токто Кадфиз, чеканившийся на монетах своим греческим подданным как Сотер Мегас, в последней трети I века сменяют цари с окончанием в имени "-шка", что вероятно кучинский диалект/тохарский-2. При одном из первых царей этой династии Канишке I , правившем в самом конце I - начале II века Кушанское царство пожалуй достигает пика своего могущества, совершенно случайно совпавшего периодом династических смут в Парфии. Канишка контролировал Бактрию и весь современный Афганистан, Хорезм, большую часть Согдианы и возможно Ферганскую долину, гранича с Кангюй и усунями с севера, в период ослабления в Западной Крае китайцев по крайней мере ближнюю к себе часть таримских оазисов, на Юге в Индии была покорена вся долина Инда и область современного Дели. Последующие цари продолжили расширение державы, главным образом в Индии, откуда в державу проник буддизм , претендовавший у кушан на статус государственной религии, одновременно и заметно эллинизировавшийся среди греко-бактрийского  и греко-индийского населения. Расцветший в кушанскую эпоху, греко-буддийский синкретизм сам по себе интересное явление, справедливости ради нужно сказать в этом тандеме буддизм превалировал, йоны-эллины Востока, оказались очень комплементарны  "пути бодхисатвы" и массово переходили в учение "гимнософистов". При этом контакты с эллинским миром на Западе не исчезли, в поздней традиции "Индия" стала примерно тем же что "Египет" в пору классики, например Филострат отправляет своего Аполлония постигать индийскую мудрость и прекрасно ориентируется в жизни кушанской столицы Индии Таксилы. Во II веке нашей эры Кушанская Империя являлась величайшей державой Центральной и Южной Азии, равной великим державам того времени, но в сравнении с ними почти совершенно забытой. Отчего дальше мы всё больше вступаем на умозрительный путь реконструкций и предположений.

 

Центральной областью и основой могущества Кушанской Империи были богатые торговые оазисы и города Тохаристана, Южной Согдианы и Северной Бактрии, Кабульская и Хайберская долина, частично Пенджаб. Собственно от торговли и началось их первоначальное возвышение из одной из пяти подразделений больших юэчжи, безвестной родо-племенной группы, занимавшей припамирскую алайскую долину. Вдруг, когда китайцы в поисках союзников против хунну открыли путь на Запад и по нему пошли караваны, кушанские вожди обнаружили что через их перевалы и долины идут наиболее прямые и удобные трассы этого маршрута. Главные прибыли они получали не только от торговли дарами Китая через Парфию в Римскую Империю. Не менее оживлен был торговый путь от таримских оазисов, через перевалы Памира в Бактры, затем через Беграм и Кабульскую долину в Таксилу на излучине верхнего Инда, и оттуда вниз по реке в порты Синда и Малабара, откуда уже вполне регулярно отплывали в Красное море и Персидский залив йеменские и индийские суда, и куда приходили другие из Египта. «Хоу Хань-шу» отмечает: «…там можно найти драгоценные вещи из Да Цин, тонкие хлопчатобумажные ткани, отличные шерстяные ковры, благовония всех видов, сладости, перец, имбирь и черную соль». "Перипл Эритрейского моря" ему отвечает:"Корабли весьма часто выходят из портов Ариака и Барыгаза привозя в эти отдаленные торговые города товары своих стран. пшеницу, рис, топленое масло, сезам, хлопчатобумажные ткани, кольца и тростниковый мед саккари." Ежегодно, отмечает уже Страбон, из красноморских портов Египта на Восток выходила флотилия из 120 судов. В буддийских пагодах того времени в развалинах древней Таксилы сегодня найдены  черепки винных амфор с печатями элитных виноградников Кампании. Гань Ин в 90х годах отправляясь из Си-юя именно таким путем отплыл из Синда, Шэньду китайских источников, и приплыл в Мессену(Нижнюю Месопотамию), откуда развернулся назад, причем в разговоре с местными моряками речь и далее шла о морском пути в обход Аравии в Египет. Вполне вероятно, китайцы до поры не знали сухопутного пути в Римскую Империи, и думали что до Лицзяна-Александрии Египетской и Да Циня вообще можно добраться только морем. "Краткая история династии Вэй" в III веке: "в прошлом говорили только о водном пути в страну Дацинь и не знали, что есть путь по суше". В 120ом году при ханьском дворе снова появляются музыканты и циркачи-фокусники из далекого Да Цин, есть мнение что они прибыли в Лоян вовсе через Бенгалию и Бирму, этот путь хоть был много менее интенсивен, но уже известен. Наконец в 160х годах в Срединной Империи появляется еще один путешественник с далекого Запада, назвавший себя послом императора Антонина, он прибыл вовсе морским путем через Вьетнам из Индии, по крайней мере ханьскому двору были поднесены подарки именно индийского происхождения. В середине III века путешественник Кан Тай пишет о Суматре: "Торговцы юэчжи непрерывно привозят лошадей в страну Цзяин морем. Король покупает всех. Если одна из них умирает в пути, то достаточно, если конюх покажет её голову и её шкуру, и король покупает её за полцены". Вообще, как кажется, если ханская элита и двор и испытывали потребность в каком то импорте, то это касалось прежде всего товаров и редкостей Индостана. Индийские мастера никак не уступали в мастерстве китайским, и некоторые продукты,  как перец - ху цзяо 胡椒,в первые века нашей эры возможно попали в Китай через кушан, иероглиф ху 胡,обозначает народы Центральной Азии. Кушаны захватив долину Инда и почти всю Северную Индию естественно стали, как пишут "чрезвычайно богаты и полновластны", держа под контролем многолюдные, плодородные и богатые земли. И экспорт через центральноазиатские горы в Китай – подозреваю, серьезно превосходил объёмами морскую торговлю с Римской Империей. В V веке китайский паломник Фа Сянь уже вполне описывает характер сложившихся торговых путей между этими двумя соседствующими великими цивилизациями Востока, сюда он прибыл через Западный край и перешел великие Снежные горы, однако обратно он предпочел вернуться на корабле, из низовий Ганга к Цейлону, затем к Суматре, Яве и наконец через Южно-Китайское море на родину. Торговые связи не могли не сопровождать обширные культурно-религиозные отношения, собственно о самом существовании кушанского царя Канишки мы узнаем прежде всего из жизнеописания составленного великим учителем Сюань-цзаном, еще одного путешественника на Запад. Благоприятствуя международной торговле, кушаны в своем государстве похоже придерживались религиозной  терпимости, можно было найти общины любых известных тогда в этой части Азии культов и богов. Так мы рассмотрели уже четыре маршрута движения из отправной точки в "Бактрии-Тохаристане", через перевалы и такла-маканскую пустыню на Восток. По старой "Царской дороге", через Парфию-Аньси в Месопотамию и Сирию, на Юг в Северную Индию через долины Парапамиса, затем либо вниз по Инду к портам Аравийского моря, либо по Гангу в глубинные районы Индостана в Бенгалию, и оттуда в Индокитай. Однако не стоит забывать и пятый не настолько еще важный перед первыми, но иногда возможном, не забудем что кушаны удерживали и Хорезм, откуда просматривается Северное Приаралье-Приуралье, владения Янцай и Янь, известные вывозом мехов даже в Китае. Имеются находки индийского экспорта по обоим сторонам Каспия и в Северном Причерноморье, кушанская монета найдена аж в Польше(впрочем находки кушанских монет в Аравии и даже на африканском побережье более часты). Кстати о монетах, еще одним фактором богатства этой страны являлась, возможно, стоимостная разница в драгметаллах окружающих стран, так для Европы обычная пропорция большей частью была 1:12. Но от времени и ситуации она могла меняться, в Китае издавна ценилось серебро, оно использовалось в монете, золото пользовались меньшей популярностью, в Индии совсем наоборот, золото обладало гораздо больше привлекательностью чем серебро, примерно также было и в Иране. Иран и в позднюю историю «выпускал» из себя серебро, как Китай охотно его в себя «впускал». Рим, торгуя в первую очередь с Индией и Персией, постоянно нуждался в золотой монете, которое выкачивалось из него на Восток, и совершенно не возвращалось обратно. И далее Европа отдавала всё свое золото на Восток практически до ВГО, отчего сама по себе пользовалась в основном серебром. Появление собственной золотой чеканки в позднее Средневековье знаменовало возрастание собственной экономической мощи. Любой находящийся на торговом перекрестке валютных систем, будет иметь при желании огромные барыши просто на так сказать спекуляции. А учитывая еще и собственные районы золотодобычи, "муравьиное" золото Бактрии известное с геродотовых времен, сила Кушанской империи абсолютно объяснима. Однако в том была и слабость Кушанской державы. Совершенно не преувеличивая значение международной торговли для аграрных и в массе натуральных гособразований древней и раннесредневековой истории в целом, именно в примере кушан многое говорит, что кушанские цари и элиты зависели от неё в большей, чем обычно степени. Элита, в значительной мере городская, привыкла к тому уровню доходов от посреднической торговли и участии в ней, к уровню благ распространяемых на неё верховной властью в обмен на лояльность, цари в свою очередь привыкли к большим тратам на свои честолюбивые проекты. И тут всё рухнуло. Империя Хань, основной партнер и потребитель погиб, он перестал нуждаться в кушанском серебре и индийских товарах, и перестал вывозить свои - ему стало не до поддержания имперского величия среди западных варваров. В последней четверти II века Хорезм начал чеканить собственную монету, что может быть одним из первых признаков кризиса Кушанского царства. В 202 году после долгого отсутствия своих послов в Лоян прислал Хотан, в 220 году - Хотан и Карашар, 222 год - Хотан, Кучи, Шаньшань, 227 год - снова Карашар - это указывает что в этот период таримские города выпали из гипотетической сферы Кушанского царства, и стали искать старой "дружбы" с Китаем. Наконец, есть сведение что в 230 году ко двору Вэй прибыло посольство от некоего кушанского "царя Бо-до", которого отождествляют с одним из Васудев. Всё это говорит что согдо-таримские торговые города и сами кушаны мучительно переживали прерывание торговли с Китаем и искали возможности его возобновления. Вэй не могли себе позволить прежней торговой экспансии и неизменно отклоняли их. Цари в начале III века еще пытались найти выход из кризиса, была усиленна экспансия в Центральной Индии. Однако это вызвало только раскол, цари этого века уже часто носили индуисткое имя Васудева и главным богом избрали весьма враждебного чужестранцам Шиву - полиэтничный баланс был нарушен, цари кушан уже были вынуждены ориентироваться на настроения местного населения глубинной Индии. Это вызвало роптание "греко-бактрийской" и возможно "тохарской" старой части их земель. Индийские порты Синда убедивший, что кушаны уже не обеспечат их китайскими товарами, вскоре тоже отложились - ведь собственно индийской продукцией средиземноморских купцов они могли обеспечивать и сами. Этому сопутствовало усиление Западных Кшатрапов, государства индийских саков. Удар Сасанидов сделал падение кушанского государства окончательным, вероятно первый поход на кушан произвел сам Арташир, захватив какие то смежные спорные территории, наконец в 240х Шапур I напал и разграбил сердце Кушанского царства, регион Северного Афганистана, культовую столицу Сурх-Котал(недалеко от совр. Пули-Хумри), крупный торговый город Беграм, Бамианскую и Кабульскую долины. Центральноазиатские владения распались на несколько владений, индийская часть государства "царя Васудевы" потеряла преимущество перед местными династами и начала сдавать им позиции. Пав под внешними обстоятельствами, Кушанская Империя отнюдь не исчерпала себя в глазах потомков, к её опыту и преемству в поисках легитимности обращались затем все новые хозяева региона вплоть до Западного Тюркского каганата(из кушанского наследия тюрки заимствовали некоторые общественно-политические термины, например титул ябгу),  последними эфталитские правители Забулистана вплоть до X века называли себя "потомки кушан". 

 

 

 

Изменено 30 Sep 2019 пользователем Гера

[Гера]

Средний Восток. Конец II века - первая половина III века

Конечно, невозможно сказать для Парфянского Ирана прерывание Великого Шелкового Пути само по себе могло служить причиной его кризиса. Однако в силу как раз глубоко натуральной экономики, эти денежные подати и пошлины были наверно единственными регулярными валентными средствами, которым парфянская династия могла распоряжаться условно свободно.  В первую очередь на покупку лояльности своей и удельной знати, но и возможно каких то инфраструктурных проектов. На торговых караванах шедших по "Царской дороге" зиждилось благополучие Александрии Маргианы, известной на Востоке как крупнейший центр металлообработки, а также Гекатомпил, Нисы, Раги, Эктабан, Адиабены, Селевкии, и прочих торгово-ремесленных полусамостоятельных "восточных полисов" Месопотамии. И вот верблюды груженные отрезами шелка исчезли, начала чахнуть и прочая торговля. У "пана атамана стало нема золотого запасу". Баланс сил в не сильно стойкой федерации, какую из себя и представляла фактически Парфянская держава, сместился. Естественно в выигрыше оказались те кто относительно ничего не потерял, по той причине что и до этого ничего с этой международной торговли не имел, находясь на отшибе в горном Парсе. С одной стороны, раз Ханьский Китай не потерял интерес к вывозу шелка из страны и торговля, в том числе и по Шелковому пути продолжается, никакого мятежа Арташира просто не случиться и Парфянская федерация продолжит свое существование, медленно разлагаясь. С другой стороны Арташир, был в самом деле велик, и ханьские неурядицы, пусть в меньшей степени, но будут, значит будут перебои в караванной торговле. Одновременно кушаны имеют еще индийский рынок, в том числе индо-римскую морскую торговлю, и естественно будут "заворачивать" китайский шелк на свои трассы, что дает им шанс «перетерпеть» сбои, за счет парфян. Предположим, что зороастрийская удельная и жреческая знать Парса в лице Арташира всё таки выступит. И вот тут факт не ослабленной кардинально Кушанской империи уже может помешать возникновению Сасанидского Ирана. Кушаны вообще достаточно тесно связаны с Парфией и Аршакидами. Века политического соседствования и исповедание зороастризма и других богов ирано-туранского пантеона значительной частью подвластного ираноязычного кушанского населения ведет к тесному культурному и династическому общению. Кушаны в Pax Parfica вполне свои, примерно на том же удалении что и ПерсоАрмения Аршакидов. Если верить армянским авторам то кушанская ветвь Аршакидов существовала уже достаточно рано, в пользу этого говорит и сообщение из Поднебесной, что в 147 году туда прибыл аршакидский принц-буддист Ань Ши-гао, ставший первым переводчиков буддийских текстов, "Амитаба-Сутра" и других, на китайский язык. Согласно Карнамаку, Деяниям Арташира, после свержения и гибели последнего аршакидского царя Артабана, два его сына сбегают "в Индию", откуда они через несколько лет попытались вернуться и свергнуть узурпатора. После гибели дома Каренов, Перозамат последний из них также скрылся "в Кушании",  он числится в предках армянского рода Камсараканов(не менее славный род Мамиконянов также выводит себя из «Серики», то есть кушанских областей). Моисей Хоренский пишет что после падения Артабана, когда коалицию против Арташира возглавил Хосрой I, царь Армении, на сторону которого и стали Карены, кушаны откликнулись на его призыв и их "царь Вехсачан" прислал свои отряды, какой то отряд прислали и римляне. Арташир собрал лояльные себе силы и разбил роялистов, их союзники отступили через границу. Следом Арташир нанес удар уже по кушанам, согласно Ат-Табари он покорил Мерв(Александрию Маргиану), Балх, Хорезм, и к нему в Парс признать его сюзеренитет приезжали послы "царя кушан, царя Турана и Мекрана". Что возможно не совсем верно, так как при дворе Арташира упомянуты только царь Апренка, царь Кермана и царь саков, Систана, но какой то поход в восточноиранские спорные области, Маргиану, Арахозию и Систан он совершил, его сын Шапур I довершил начатое и создал в восточных пределах своей империи провинцию Кушаншахр. Однако возвращаясь к Моисею Хоренскому, и вторящей ему армянской традицией, залогом успеха Арташира в этом последнем серьезном акте борьбы за господство, стало то что он в обмен на свою поддержку обещал подарить парфянам "собственный их дом, называвшийся Пахлавом, престольный город Балх и страну Кушанов". Сурены и прочие знатные дома поверили и присоединили свои войска к Сасаниду, однако Каренов эти посулы не смутили. В этом мире, где Кушанское царство достаточно хорошо себя чуствует, верить посулам оснований еще меньше. Армяно-кушано-каренская коалиция подавит мятеж Арташира, вернет на престол одного из сыновей Артабана или отдаст его армянским Аршакуни. Парфянская федерация продолжит свое неустойчивое существование еще какое то время, до того момента как оправившийся от политического кризиса императорский Рим и одновременные вторжения хионитов и гуннов в середине IV века не разрушат ее. Канонический зороастризм не оформиться как государственный культ, а гносе-маркионитское халдейство пророка Мани распространившееся в то же время, возможно выиграет еще больше, и эта крайне устойчивая диссидентская народная секта вдруг станет официальной иерархией?

 

Признаться этот момент смены династий и восхождения Сасанидов очень запутан и почти никак не освещен специальными работами. По Ирану и Среднему Востоку первых веков нашей эры вообще довольно мало источников, тем более русскоязычных. Раз тут поле не паханное, это вдвойне интереснее, давайте попытаемся реконструировать события того многостороннего конфликта от начала до конца. Дед Арташира, Сасан, был правителем небольшого владения в Парсе близ Истарха и был наследственным жрецом-хватавом богини вод АрдвиСуры-Анахиты. Сасану удалось выгодно жениться на дочери Гочихра из рода Барзангидов, династов-правителей всего Парса. Затем Папак наследовал от отца земли и сан, а от деда получил вдобавок небольшой городок Хиру. У Папака было два сына, старшего звали Шапур, а младшего родившегося в районе 190 года назвали с претензией - Артаксеркс, ну или Арташир по простому. Он был отдан на "вскормление" одному из вассалов династов Парса владевшего крепостью Дарабгерд, тот был евнухом, и Арташиру удалось стать хозяином этой области. Далее около 208-9 года Папак, Шапур и Арташир совместными действиями свергают законного царя Парса, прямого наследника Гочихра, и царем становится старший сын Папака Шапур. Не без борьбы Артабан вынужден это признать, вскоре видимо Папак умер и между братьями начинается противостояние. И тут с Шапуром произошел несчастный случай, по преданию, когда он ехал на встречу с братом на него внезапно упала с крыши меткая такая черепица. После гибели брата Арташир расправляется с его ближайшим окружением и наконец становится шахом Истархдата и всего Парса. 

Дела к тому времени у Аршакидов шли мягко скажем не очень. Первым гвоздем судя по всему, помимо вечных проблем вокруг расплывчатого принципа престолонаследия и постоянных династических войн, стали еще в аврелиевые времена амбиции Вологеза III и попытка отмстить Риму за прежние обиды. Итогом стали опустошающая кампания Авидия Кассия, разрушение богатейшего города Месопотамии Селевкии-на-Тигре, разграбление зимней столицы Ктесифона с вывозом царских регалий, наконец, позорным для парфян новым миром по которому они теряли богатую Северную Месопотамию, прежде вассальную Осроену, Эдессу, Карры, Нисибин, Дура-Европос, граница пролегла по Хабуру, и наконец упустили контроль над Арменией. Житница парфян и основной регион их налоговых поступлений помимо военных действий неизбежно пострадал и от разразившейся на этом фоне чумы, продолжившей затем свирепствовать уже в римских пределах. Месопотамские эллинистические полисы оказались кардинально ослаблены, одновременно исчезают последние храмовые общины древнего аккадо-вавилонского населения. Неудачные войны и разорения уменьшают веру в царский "фарр" среди удельных династов окраинных областей, например Парса, Капитолин пишет что персы прислали Марку Аврелию собственное посольство, регулярно послов в Рим также посылала Гиркания, отдельное княжество на Среднем Тигре со столицей в Хатре утвердил некий Барсемий. 
В 191/2 году новым шахиншахом стал Вологез-Валарш №4, и казалось судьба снова дает Аршакидам шанс. На следующий год в Риме был убит Коммод, началась гражданская война между претендентами, в которой парфяне и их месопотамские сателлиты сделали ставку на Песценния Нигера. Однако еще до того как Вологез собрал силы для вмешательства Септимий Север в стремительной кампании сокрушил Нигера, и снял осаду с Нисибиса, осажденного контингентами Адиабены, Осроэны и Хатры, затем провел короткий рейд в Адиабену восстановив римское присутствие в Ассирии. Дальнейшему наступлению помешало обострение отношений с Клодием Альбином в Галлии и так и не сдавшийся в тылу Византий. Вернулся на Восток Север только в 198 году, за это время парфяне лишь неудачно попытались снова осадить Нисибис. Он отбросил парфянские отряды от Нисибиса, вошел в Адиабену, неудачно подступил к Хатре, затем быстро спустился по Тигру и обрушился на среднее Двуречье. Септимий уже не надеялся на возможность присоединения этих земель к Империи, города и селения уничтожались, население уводилось в рабство, на обратном пути он снова попытался взять Хатру и опять неудачно. Вологез никак не смог помешать Северу, когда тот намерено подрывал ресурсную базу парфян тотальным грабежом. Вскоре был заключен мир оставивший статус кво и Парфянскую державу в положении глубокого кризиса. Основной налоговый и продовольственный регион оказался дочиста разграблен возможно толком и не восстановившись с 160х годов, последние Аршакиды наверняка попытались хоть частично компенсировать это повышением требований к другим регионам, что наверняка вызвало в них еще больший взрыв недовольства. На это естественно наложилось катастрофическое падение доходов от караванной торговли с Востоком. В царских некрополях Нисы находят фальшивые слегка посеребренные монеты, что говорит о крайнем финансовом оскудении Аршакидов. "Хроника Арбелы" сразу после войны с Римом констатирует нарастание недовольства среди местной знати. В Адиабену состоялся карательный поход парфян против местного царя Нарсеса, отказавшегося давать войска в их войско для продолжения войны. В это же время против парфян выступили "войска персов и мидов", и лишь через некоторое время восстание было подавлено. Примерно к этому же периоду относят появление в Заевфратье арабского царства рода Лахмидов с центром в Хире. Государство парфян по факту распалось на 240 владений местной знати, в автономиях творился беспорядок, что явствует из истории прихода Арташира к власти в Истахре. 
В 207/8 году на престол взошел последний Вологез, Пятый. В это время его брат Артабан по сообщениям источников располагал свою ставку как раз в Фарсе, в Истахре. Видимо в последние годы Вологеза IV/воцарения Вологеза V некие "персы и мидяне" поднимают антипарфянское восстание отмеченное в "Хронике Арбелы", и в рамках его подавления Артабан становиться вице-королем в Парсе, подвергая область более плотной опеке, известно что Папак свергнув законных династов Истархдата просит у Артабана утвердить царем его сына Шапура. Возникшее затем противостояние между братьями-сасанидами видимо вполне устраивало Артабана, позволяя держать персидскую знать в узде. В 212/3 году Артабан поднимает мятеж против брата, его поддерживает Парфиана и Мидия. Он вскоре выбил Вологеза из Ктесифона, однако тот по прежнему удерживал Селевкию и еще какие то города Месопотамии. Уход Артабана из Парса дал Арташиру удобный момент для устранения брата Шапура со сторонниками. В ответ утвердившийся на большей части Парфянской державы Артабан шлет против Арташира своего сына Бахмана с видимо небольшим парфянским войском. Экспедицию постигла неудача, Бахман был несколько раз ранен и отступил, осуществить более основательную карательную операцию Артабану помешали сгущающиеся тучи на Западе. Каракалла был груб, жесток и неуравновешен, однако нельзя ему отказать в деятельном характере и некоторой доле государственного ума, вероятно он и его окружение почувствовали как никогда положение парфянской державы на краю пропасти, считая момент наилучшим для сокрушения вечного врага на Востоке и повторения подвига Александра. Дион Кассий приводит речь Каракаллы сенату по прибытии его в Рим, о состоянии дел в Парфии и её ослаблении. С этой точки зрения цепь лимитрофов на римско-парфянской границе стала излишней и к их ликвидации он рьяно и приступил в первую очередь, Осроэны и неудачно Армении. Следом он пытается выманить и захватить Артабана в плен, и выдвигается к Тигру, грабит Арбелу, и на зиму 217 года возвращается на зимовку в Эдессу. Весной 217 года Артабан все же собирает парфянскую армию для противостояния, готовится и Каракалла. Однако планы войны нарушаются заговором Макрина, первой ласточкой многих будущих волнений века солдатских императоров. Двигало ли Макрином просто слепое честолюбие, на что он в самом деле надеялся на фоне общей популярности династии Северов и самого Каракаллы в солдатской массе. Или он в самом деле опасался катастрофы, которая неминуемо бы последовала в процессе буквальной попытки повторения Восточного похода Александра, именно в случае победы на Артабаном? Так или иначе переворот состоялся, однако это не помешало трехдневному столкновению войск в сражении у Нисибина. Ни одна из сторон победы добиться не смогла, вскоре было установлено перемирие, и Артабан увидел, что пока он воевал с римлянами, у него в тылу мелкий князек превратился в серьезную опасность. Временное отсутствие угрозы со стороны парфян Арташир использовал с пользой, за эти годы он подчинил или разгромил всех прочих удельных князей Парса, включая сильнейшего из них Михрака-«змея», и подчинил соседний Керман. Начало активных боевых действий произошло около 220-21 года. Сначала Артабан шлет на него хузистанского шахраба Наргехуфара, визирь Арташира Абурсам разбивает того у Гура, сам Арташир совершает удачный поход на Исфахан, местный шахраб Шад-Шапур был взят в плен и казнен. На следующий год Арташир изгоняет из Хузестана Наргехуфара, еще через год окончательно покоряет Хузестан и также Месену-Харакену, в месте впадения Рек в Залив, разгромив местного правителя Бевду(Биндоя). Вероятно в 223 году он наносит удар по более слабому Аршакиду Вологезу, разбив и отобрав у него Селевкию и Ктесифон. С этого момента, где то с начала 224 года, Арташир достаточно становится силен для претензий на престол царя царей, к нему всё активнее начинаю перебегать все обиженные парфянским царем. В течении года состоялись две битвы, кровопролитные, но не принесшие перевеса ни одной из сторон. Однако за зиму в преддверии генерального столкновения настроение знати и удельных царей окончательно сменилось в пользу Арташира. На равнину Хормиздагана Арташир подошел раньше, приведя сюда помимо персидских ратей отряды Мидии и Месопотамии. Артабан подошел несколько позже с отрядами из Рея, Демавенда, Дейлема и Падахшваргара. Персы укрепили лагерь у источника рвами и хорошо отдохнули, парфяне были вынуждены идти в атаку сходу. Арташир одержал победу, царевич Шапур поразил визиря Артабана Дарвиндада, сам Артабан был взят в плен и казнен на поле боя на виду войска, по преданию отрубленную голову Артабана сохранили в качестве трофея, тело растоптано лошадьми.

 

 Однако схватка за небесный мандат, фарр, царя царей "Ирана и НеИрана" была еще совсем далека от завершения, в дело вступил великий шах Армении Хосров I, называемый Великим. Мы достаточно наслышаны о периоде великодержавия Великой Армении Тиграна II, между тем ничего не знаем о возможно столь же ярком возвышении армянского государства в царствование Хосрова I. Наверно более из за того, что эта попытка раздвинуть плечи столь могучих соседей была относительно краткой, захватив промежуток между концом 220х- 240ми годами. Самого Хосрова даже в армянской традиции постоянно путают с наследовавшим ему Хосровом II, сыном или братом, называют отцом Трдата II, Крестителя и Восстановителя, хотя это сложно представить даже технически, Трдат вероятнее был его внуком. Известный в узких кругах Lion, большей частью многостраничными постами на тему "Армения -родина слонов", свел в итог сообщения большей частью армянских писателей Хоренаци и Агафангела, соотнес с римскими сообщениями и предложил любопытную версию хронологии армяно-персидского противостояния. 
216 – разгром коалиции войск под предводительством басил – Хоренаци, книга 2, глава 65 
Апрель-май 224 – Первая атака на Атропатену, которая уже пала под власть Сасанидов. Месяцы даны с учетом того, что памятная битва у Вормздакана произошла в начале 224-а. - Хоренаци, книга 2, глава 71 (Но вторгшись в Ассирию, он получает горестную весть о смерти Артабана) 
226 – Вторая атака на Атропатену – Агафангел (И после этого продолжал пребывать в великой печали из-за происшедших событий, ибо ему ничего не удавалось сделать. В великой печали по поводу случившегося он пустился в путь и вновь возвратился в свою страну. 19. И вот в начале следующего года). Ясно, что армянский царь ”пребывал в печали” весь 225, когда же и собрал коалицию сил северян. 
226 – Битва в Месопотамии (наверно около Тизбона), логическое продолжение вышеуказанного – Агафангел (Но Хосров поднялся со своим огромным войском и теми, кто прибыл с разных мест, дабы стать в войне его соратником. И когда персидский царь увидел скопище огромного войска, которое, стремительно двигаясь, возникло перед ним, поднялся и он навстречу им, готовясь к битве. Однако он не сумел устоять и бежал. Преследуя его, [они] уничтожили все персидское войско, оставляя на полях и дорогах трупы; с остервенением [они] уничтожали [персов], наносили им тяжелые удары.) 
227 - Атака на Атрпатакан и Месопотамию - Агафангел (А с наступлением следующего года он [вновь] собрал огромное войско, составил полки и созвал ту же и даже большую, чем прежде, армию. И стал совершать набеги в сторону Асорестана, тем более, что и войска тачиков помогали и, разоряя всю страну, каждый, [овеянный] славой храбрости, возвращался к себе.) 
228-231 – последующие и каждогодние атаки на Атрпатакан и Месопотамию – Агафангел, это 4 из упомянутых Агафангелом 11 атак (Так в течение одиннадцати лет, постоянно разоряя, они опустошали все те пределы страны, которая находилась под господством и под властью персов.) 
232 – Атака персов и контратака армян с войском Александра Севера. Известно по римским источникам. 
233-237 - последующие и каждогодние атаки на Атрпатакан и Месопотамию – Агафангел, это еше 5 из упомянутых Агафангелом 11 атак. На этот раз удары были вправлении уже на Эктабан и собственно Парс. В итоге весь Атрпатакан и часть Гиркании, где Аршакиды до того имели достаточно поддержки, пали под вличние Хосрова. Сасанидам же остались в основном южные районы с самим Фарсом. 
238 – Контратака Сасанидов и взятие Мцбина с Харраном - Известно по римским источникам. 
242 – Нападение персов на Ассирию и Киликию и их отступление - Известно по римским источникам. 
243 осень – удачное вторжение Гордиана 3-ого и разгром персов. Известно по римским источникам. 
244 февраль 11 – Битва у Бет-Машкене, разгром римлян. Известно по Сасанидским источникам. 
249 - Битва в Месопотамии (наверно около Тизбона). Подмога из Филлипа - Хоренаци (Обретя столь многочисленную рать, Хосров устремляется на Арташира, обращает его в бегство в сражении и отнимает у него Ассирию я другие страны, управляющиеся (местными) царями.). Сасаниды окончательно теряют Месопотамию. Это предпоследний из "11 атак" Агафангела. 
250 – Битва в Атрпатакане (наверно у Экбатан), Хоренаци (он, однако, с собственным войском и остальными друзьями и соратниками и (при содействии) северных племен победил Арташира и преследовал его до Индийской страны.). Ясно, что новое нападение произошло в 250-ом. Сасаниды отступили до Индии, верховенство же над Ираном перешло к Хосрову до самой его смерти в начале 251 или 252 год. Об этом говорит также Парсадан Горгилидзе, (И убежали Шапух и его войско. И армянское войско преследовала их, всюду беря крепости и города. И Хосров преследовал Шапуха, который отступил до Индии, нагнал его и не оставил не одного места в Иране, всюду назначив своих людей.). Это последняя из "11 атак" Агафангела. 

И как мне кажется, что то в этом есть, особенно если дополнить её другими наблюдениями. В войну Каракаллы с Парфией Армения была занята собственной обороной. Отражала нападение римской экспедиции некоего Феокрита. Одновременно около 216 года серьезную коалицию степный племен некоего Внасепа Сурхапа прорвавшегося через Хонские(Каспийские) ворота в Закавказье. Война была достаточно тяжелой, погиб царь Валарш II, войну победой удалось завершить только его сыну Хосрову, воссевшему на престол в том же 216/17 году или "на третьему году Артабана". Армения могла продолжать боевые действия с кочевниками и дольше этого срока. Но кажется имеет место быть и общая политическая позиция самостоятельных царей Великой Армении - не вмешиваться в войны своих западных и восточных соседей, придерживаясь вооруженного нейтралитета. Как ранее в случае с просьбой Песценния Нигера, парфяне помогли, армяне ответили, что не будут вмешиваться и будут защищать только свои границы. Артабан так или иначе до поры воздержался от просьб армянам о помощи в противостоянии с Арташиром. Хотя возможно подавление мятежа считалось внутренним делом парфян, помощи до последнего было просить невместно. Так или иначе Хосров вступает в войну "не успев на битву", только в год решающего столкновения и гибели Артабана. Происходит это все же в 225 году, в чем наши с Lion-ом хронологии не сходятся и тогда нет непонятного промедления "в печали" целого года. Всю вторую половину 220х он наносил удары по Атропатакану и Месопотамии. И тогда же он возможно обратился к кушанам и вошел в контакт с Каренами. Известно что уцелевший после Хормиздагана сын Артабана Артавазд по крайней мере до 229/30 года сопротивлялся Сасанидам в горах Северной Мидии, вполне вероятно совместно с Каренами, чьи родовые владения были в соседней Гиркании. К 228-229 году относят некую попытку реставрации Аршакидов в Месопотамии, на какое время выбитый из Селевкии несколько лет назад Вологез V снова выныривает в этой истории, тут снова отмечен выпуск монет с его профилем. Вологез известный у ат-Табари под именем Пап опирался на поддержку арабских племен. Кроме того, в это же время некий Тиридат, контролирующий какой-то парфянский монетный двор выпускает монеты с двойным наименованием с упоминанием Артабана, себя при этом царем не называя. По одной версии это некий аршакидский полководец продолжающий сопротивление на севере страны, по другой это второе имя царя Хосрова I армянскиих источников, у Диона Кассия Хосров тоже называется Тиридатом(раздвоение имен в источниках разного происхождение имели место в армянской истории). Это достаточно похоже на следствия антисасанидской коалиции во главе с Хосровом Армянским. Арташир пытался противостоять своим противникам и предпринял где в это время неудачное нападение на Хатру в среднем течении Тигра. Этот момент отмечен у Диона Кассия: "Ибо некий перс Артаксеркс, разгромив в трех битвах парфян и убив их царя Артабана, пошел войной на Атру с тем, чтобы из этой крепости совершать в дальнейшем нападения на римлян. Ему удалось пробить брешь в стене, но, потеряв множество солдат, попавших в засаду, он отступил и направился в Мидию. Путем устрашения и переговоров он захватил отнюдь не малую часть как этой страны, так и Парфии, и устремился в Армению. Здесь ему дали отпор некоторые мидийцы и сыновья Артабана, так что одни рассказывают, что он бежал, а другие - что отступил, дабы собрать более многочисленное войско. Он стал для нас опасным противником, ибо он собрал огромное войско, угрожая не только Месопотамии, но и Сирии, и заявлял, что вернет всё то, что издревле принадлежало персам. 
И в 231-32 Арташир в самом деле предпринимает атаку на Сирию, возможно он узнав о том что месопотамские легионы убили своего командующего Флавия Гераклеона, посчитал это лучшим временем для нападения на римские владения. Берет огромную добычу и что интересно берет в плен большое число местных жителей. При первых Сасанидах Арташире и Шапуре нападения на римские провинции обязательно сопровождаются захватом и уводом жителей, это весьма намекает на недостаток населения в их владениях, разоренных ранее в описанных выше событиях. Первые Сасаниды известны градостроительной деятельностью, захваченные пленные строили Сасанидам города, новые энергичные династы прекрасно понимали, что города это основной источник доходов. Парфяне в предыдущий период городов особо не строили, им в целом хватало доставшихся полисов селевкидского периода.  Это еще раз говорит, что к моменту захвата власти Сасанидами прежние города оказались в глубоком упадке и потребовалось подстегнуть урбанизацию командными средствами. Далее происходит ответная кампания Александра Севера против персов, достаточно описанная Геродианом, известно, что он разделили свои войска на три корпуса. Северный был послан через Армению, "которая считалась дружественной римлянам, вторгнуться в страну мидян" и в отличии от прочих римских войск этот корпус действовал весьма успешно:"Войско, посланное через Армению, с трудом и риском перевалив через горы этой страны, скалистые и крутые (впрочем, в летнюю пору путь там был еще довольно сносен) и вторгшись в страну мидян, опустошало ее, сожгло много деревень и увело большую добычу. Перс, узнав об этом, пришел на помощь с военной силой, отразить же римлян нисколько не сумел, ибо сама страна, будучи каменистой, давала возможность идти пехоте уверенным шагом по удобному пути; конница же варваров из-за крутизны гор замедляла свой бег и с трудом могла преследовать и нападать." Можно предположить залог успехов римлян в Мидии был не только в удобной горной местности, но и союзной помощью армян. Эти успехи были сведены к нулю нерешительностью Александра, вынудившей северный корпус отступить на запад и погибнуть на зимних перевалах. Далее Александр планирует кампанию на следующий год, однако уже сам Арташир не горит желанием продолжать войну, Геродиан вскользь отмечает проблемы в тылу Арташира: "Пришло, однако, известие, что и перс, распустив свое войско, отослал всех по домам. Хотя и вышло так, что варвары в целом казались победителями, тем не менее они понесли ничуть не меньшие потери в частых стычках, происходивших и в Мидии, и в сражении в Парфии, где было множество убитых и еще более раненых... Немалое доказательство серьезного урона у варваров вот в чем: года три или четыре они оставались спокойными и не брались за оружие. Узнав об этом, Александр и сам проводил время в Антиохии; почувствовав себя более уверенно и в безопасности, освободившись от забот о войне, он посвящал свой досуг удовольствиям города. Между тем Александр знал, что в Персии не все остается в состоянии спокойствия и мира, но что у варвара имеются задержки и препятствия к новому нападению с войском". Еще одно наблюдение, едва став самовластным правителем Парса Ардашир Счастливый строит дворец-крепость Ардашир-хварре, у города Шахрегур или просто Гур, современный Фирузабад, в ста километрах южнее Шираза. Почти на крайнем юго-востоке своей области, на самой границе с едва покоренным Керманом , где править поставлен его сын, тоже Арташир. Но даже уже после свержения Артабана и установления вроде своего господства над всеми окрестными землями она остается его постоянной резиденцией, при этом очень серьезно по местным меркам укрепленной. От кого укреплять, говориться от нападений кочевников, каких кочевников если ближайшие в округе потомки саков Систана считаются достаточно рано покоренными, а имеющие здесь родовые владения Сурены лояльны Сасанидам. В нормальной ситуации правитель будет строить свою резиденцию самом средоточии своей державы, центре экономической жизни, а не на окраине среди песка и камней, но тут Ардашир продолжает прятаться в горах. Его наследник Шапур возвращает столицу назад в Истарх или лишь сильно позже 266 году, когда всякая опасность династии миновала строит собственную столицу Бишапур в Хузистане 

Сейчас крепость Гур, труднодоступный горный замок. Сегодня  от величия и роскоши дворца и крепости Ардашира, которые в те далекие времена послужили фундаментом претензий Сасанидов, кроме развалин и холмов из земли и камня ничего уже не осталось. 
Крепость Девы (маабад Ардвисуры Анахиты) и величественный дворец султаната с мощнейшими фортификациями, выстроенные шахом-жрецом Ардаширом Бабаканом в узком горном ущелье в настоящее время стали местной достопримечательностью. Расположение крепости на возвышенности дает великолепную возможность, как на ладони, видеть дорогу, уходящую в долину и ведущую в Фирузабад, а также всю прилегающую пустыню, от края и до края. У ворот замка имеется спуск с горы, выполненный в виде ступеней из земли. Вблизи основания конусообразной скалы берет свое начало русло мелководной реки. 
Крепость включает в себя несколько укреплений: 
1) внешний пояс - стены; 
2) внутренний пояс, которым является находящийся внутри замок; 
3) путь, который начинается от внешнего пояса укрепления, идет вдоль южной стены и заканчивается у ворот внутреннего пояса укрепления. 
Конструкция крепости имеет трехуровневое строение, каждый из которых свои особенности: 
1) нижний уровень представляет собой входную площадь; здесь же находятся дорожки, ведущие к лестницам; 
2) на среднем уровне располагаются прямоугольные залы для различных приемов, и спальни; 
3) верхний уровень - это купол дома, под которым находится терраса округлой формы. 
С верхнего уровня хорошо видна пустыня вокруг города Фирузабад, а также находящиеся в центре города Шахрегур развалины башни - особого строения, характерного временам Ардашира. Уровень высоты ущелья от его основания до верхнего уровня крепости составляет 145 метров. 

В течении 230х годов Хосров Армянский продолжает нападения на персов, однако в это время Арташир выводит из игры Артавазда и Каренов. В 238 году Арташир наносит удар по Хатре, судя по всему население города-государства отчаянно сопротивлялось и на этот раз, едва ли по другой причине Арташир все же взяв её, подверг город такому разгрому, что Хатра боле никогда не восстановилась. Видимо в рамках этой же кампании в Месопотамии Ардашир отбивает в правление Максимина у римлян Нисибин и Карры. По одной из версий он короновал своего сына Шапура еще в свое царствование 12 апреля 240 года при осаде Хатры, ат-Табари пишет что осада длилась от 2 до 4 лет. Через какое то время умирая Ардашир оставляет Шапуру, как кажется, саму Персиду с прилегающими областями Мидии и Хузестаном, большую часть Месопотамии, Керман, Систан, и центральные сатрапии. На коронации Шапура присутствует царь Кермана(Арташир, сын Арташира), царь Адиабены(возможно сын Арташира, следствие похода 238 года), царь Иберии(следствие армянской гегемонии в Закавказье), и царь Мерва-Маргианы(тоже Арташир, но не Сасанид, эллинизированный парфянец, судя по изображениям на его монетах и печатях богини Ники, Пегаса и некоего обнаженного мужчины). Северные горные области и Хорасан с Парфиеной Шапуру предстояло подчинять самому. Предание говорит, что Арташир первым задумался о кодификации и устройстве государственной религии, он сказал Шапуру такие слова:" знай, что вера и царствование - братья, и не могут существовать друг без друга. Вера - это основа царства, и царство защищает веру.". Считается, что еще при нем начался процесс централизации зороастрийской иерархии и создание единого авестийского канона, что связывают с именем мобеда Тансара. Он известен главным образом по т.н. "Письму Тансара правителю Табаристана(Гургана)", где увещевает его о вопросах веры и обстоятельствах избрания шахиншаха(в смысле доказывая законность избрания Шапура). Некий правитель Табаристана по тексту явно тут независим от Сасанидов. Каков был ответ "правителя Табаристана" нетрудно догадаться из следующей цитаты "Хроники Арбелы":"В то время умер Арташир, царь персов, и вступил после него Шапур, он был очень жесток по природе. В первый же год(или годы) была у него война с хорезмийцами, с мидянами гор и в жестокой сече победил он их. Оттуда он отправился и победил гелов, дайламитов, гурзанов, что обитают в дальних горах близ последнего моря. И напал страх на всякого человека". Затем он нападает на римские владения, захватывает Антиохию и доходит до Киликии. Это вызывает ответную достаточно успешную в 243 году кампанию молодого Гордиана, римляне отбили все взятые персами города и несколько раз разбили их. Во второй кампании 244 года была уже не столь успешной, свергнувший Гордиана Филипп Араб поспешил заключить с Шапуром мир на статус-кво и выплатил огромную контрибуцию в полмиллиона золотых денариев. Сразу после этого Шапур обрушился на другого армянского союзника - кушан. По археологическим данным известно что в 240х годах важные торговые города Баграм и Бамиан с их дворцами и храмовыми комплексами подверглись разрушению, вероятно это свидетельство похода Шапура на кушанское царство. Первую войну с ними вел еще Арташир примерно в конце 220х за какие то спорные территории Турана, как тогда в широком смысле называли полупустынные области Мекрана, Систана, Арахозии и Арейи. В 240е Шапур нанес удар уже по важнейшим кушанским областям, долинам Гиндукуша, где проходили главные торговые пути, связывающие две части кушанских владений в Индии и Трансоксиане. Кушаны были разгромлены, их держава вскоре распалась на как минимум два владения, прежде всего крупнейшее индийское. Сасаниды помимо присвоения себе титула кушаншахов должны были взять и огромную добычу, ценности накопленные за прошлые века на трансконтинентальной торговле. В результате, попавшие им в руки огромные денежные средства, римская контрибуция и награбленное в Кушании золото, позволили быть щедрыми к войску азадов-"свободных всадников", подтвердив их преданность Сасанидам. И главное, высшая знать окончательно определилась, прежде всего парфянские кланы Суренов, Михранов, Варазов, Андеканов, Спендиадов и Михранов, в "фарре" новой династии Ирана. В это примерно время в надписях почти пропадают фамилии собственно персидской знати, Фарреканов, Аспурканов, Киндуканов, частые "в начале славных дел" при Арташире. В 240х Хосров Армянский еще наносит несколько мощных ударов, но это уже не может принципиально ничего изменить, лояльность "Великих домов" уже куплена Сасанидами - золотом и завоеванными кушанскими землями "Балхом и священным домом Пахлавов". И среди армянских нахараров наверняка уже копится военная усталость, но Хосров по логике войны сам по себе уже остановиться не может. Наконец среди Суренов на армянской службе находится желающий всё это прекратить. Анак убивает Хосрова и Армения наконец идет на некий сепаратный мир, следующим царем становится некий Хосров II, брат или вероятнее сын, и скорее всего настоящий  отец Тиридата Крестителя. Также в этот период Армения на некоторое время подвергается непосредственной персидской оккупации, видимо после устранения Хосрова II. Естественное желание Хоренаци и всех церковных историков возвеличить армянского крестителя дополнительной припиской отцовства Хосрову Смелому, тоже один из косвенных доводов нашей гипотезы - у великого сына народа должен был быть не менее великий отец. 

 

 

Изменено 30 Sep 2019 пользователем Гера

[Гера]

Теперь Рим оказался один на один с Шапуром. Конечно, армия Рима была уже совсем не торт, но есть и фактор ошеломления, римляне просто не ожидали столь массированного наступления, концентрации всех сил находящегося на подьеме сасанидского государства в Сирии. Ведь до этого тяготы войны с персами они делили с армянами и даже частично кушанами с другими антисасанидскими силами. Нападения на римские пределы начались почти сразу, как для Сасанидов решилась армянская проблема. Первым пал Нисибис, затем Дура Европос и Киркессий, сын Шапура Ормизд через Армению напал на Каппадокию. Наместник Сирии попытался организовать контрнаступление, закончившееся неудачным сражением при Барбалисе. Оценки различны, но имхо в ходе этого наступления персы ворвались и разграбили Антиохию. Император Требониан Галл, несмотря на тяжелое положение на Дунае должен был начать сосредотачивать силы на Востоке. Но прежде вал персидского вторжения застопорился при осаде Эмессы, где местный правитель, жрец Баала Самсигерам Ураний Антонин, организовал удачную оборону(возможно Септимий Оденат в то же время схоже организовал самооборону и своего города от нападения персов). Примерно в это же время по ат-Табари у Шапура начались некие волнения в Хорасане и шахиншах отбыл туда, прекратив поход, персы с огромной добычей и пленными ретировались на восток. Боевые действия активно возобновились в 259-60 года, Шапур осадил Эдессу, под её стены прибыл и Валериан с легионами. Считается, что после кровопролитного сражения с неясным исходом разложившиеся за последние полувека легионы сильно пали духом и Валериан чуть ли не спасаясь от собственного войска решился на переговоры. Это было опрометчиво с его стороны, Шапур видимо имел представление о состоянии войск противника и просто схватил прибывшего договариваться Валериана с другими высшими командирами. Среди римских войск началась паника, значительная часть армии капитулировала, персы начали невозбранно грабить Сирию и Каппадокию, взяли Кесарию Кападокийскую, попытались снова овладеть Антиохией, также Тарсом и Самосатой. Остатки римских войск в регионе собрались вокруг префекта Макриана с неким Каллистом по прозвищу Баллиста, котрый разбил передовые отряды персов у Корика в Киликии. Шапур повернул домой, и тут на его обремененных добычей воинов на переправе через Евфрат обрушился Оденат, разбил их и отбил награбленное. И после этого пальмирец ураганил по Месопотамии еще семь лет, пока его не убил в походе к понтийскому побережью кузен подговоренный римлянами, испугавшимися могущества пальмирского dux totius Orientis. Это тоже последний, складывающийся вполне в канву "размышлизм". Неожиданность столь фееричного выступления Пальмирской державы, вчера только богатого караванного города и не слишком примечательного в военном плане, ничем не отличного от столь же богатых Петры, Герасы или Дамаска. Конечно же фактор личности - Септимий Оденат был явно неординарным человеком. Еще сей расцвет пытаются объяснить резким вакуумом власти на Римском Востоке, деградацией её военно-политического присутствия, на который местные греко-арамейские элиты были вынуждены реагировать. Но откуда вдруг у Пальмиры из ничего выросла армия готовая обеспечить столь стремительное возвышение? Старые традиции есть у той же Эмесы, когорты эмесенских конных и пеших сагитариев известны со времен Веспасиана, они участвовали в походах Траяна, в Маркоманской войне, служат на Дунае, в Африке и Египте, во времена Максимина они даже попытались провести своего императора-претендента. Чуть менее отличились в истории когорты из Осроены, и на этом фоне одна когорта пальмирцев в крепостном гарнизоне Дуры-Эвропос смотрится блекло. Конечно какие то полумилиционные отряды должны были быть и самом в городе, весьма благоволивший местной знати Септимий Север в свое время подарил Пальмире такие права, но они не могли быть действительно значимыми. Предполагается, что Оденат взял под командование остатки римских легионов, число легионеров не могло быть действительно большим, основная масса угнана в Персию, другие примкнули к Макриану. И сомнительно, что под командой римских командующих те когорты вчера не могущие противостоять персам, сегодня под командой пальмирцев стали неотразимы. К пальмирцам перебежала скорее разношерстная толпа беглецов и дезертиров рассеянных частей, но возможно ли в краткий срок получить действительно боеспособное спаянное  войско. На мой взгляд аспектов тут несколько, выдающиеся успехи Септимия Одената происходят не только от военного и организаторского таланта царя Пальмиры и его жены, но и относительной слабости персидского присутствия в Месопотамии. Несмотря на то, что Сасаниды сильнее деморализованной римской армии, они не так сильны относительно небольшой, но организованной и мотивированной армии Пальмиры. Такое могло быть только в одном случае, если Месопотамией персы овладели недавно, неуверенно, не успели закрепиться и освоится среди местного населения, и возможно подавить последние очаги недовольства. Если принять всё вышеописанное это так и есть, регион завоеван буквально считанные годы назад, а до того служил ареной борьбы с армянами и союзными арамейскими племенами вроде племени Кудаа жителей Хатры. То что Шапур оперирует в Сирии мало что означает, саcанидское войско en masse конное ополчение, сегодня у подножия Гиндукуша, завтра у подножия Тавра, сам характер кампаний Шапура явно набеговый, первые же неудачи и все скачут обратно домой с тем что успели прихватить в седельных сумах. И сам Оденат нам дает еще один намек, приняв на себя в период своих рейдов к Ктесифону титул шахиншаха, если бы "целевой аудитории" благосклонной к такому шагу уже не осталось, он не имел бы никакого смысла. На этом мы завершим историческую ретроспективу и подумаем, как всё могло произойти при новых обстоятельствах. 

 

Изменено 28 Sep 2019 пользователем Гера

[Гера]

Римская Империя. Восток. Конец II века

Война есть известный способ решить внутренние проблемы. Возможно, также полагал Вологез Четвертый, наблюдая беспорядок в восточных провинциях и клиентах Римской империи после "года трех императоров". В случае успешных военных действий азады великих парфянских домов и дружины вассалов могли рассчитывать на богатую добычу, а крестьяне на некоторое послабление податей. Возврат областей Северной Месопотамии отнятой в результате походов Авидия Кассия лет тридцать назад восстановили бы уже пошатнувшийся авторитет Аршакидов и пополнили казну. В далекой стране, за ледяными горами и жаркими пустынями, на крайнем Востоке в ходе удачного дворцового путча группировки элит смогли восстановить баланс интересов. Гибель Империи на какое то время была отсрочена - караваны с шелком продолжают отправляться в Западный край и далее в Гуйшуань и Аньси - казалось бы, перед парфянским династом уже не стоит тот комплекс проблем что в реальности, но детерминизм и соблазн велики. Пока внимание римлян было приковано к борьбе между Севером и Нигером, Вологез спровоцировал антиримские выступления в Осроене, Адиабене и Хатре, войска из этих областей осадили Нисибис. После гибели Песценния Нигера мятежники даже послали послов к Северу и выставили ему счет за то что боролись со сторонниками Нигера. Впрочем обещали вернуть захваченные трофеи и пленных, если Север признает их независимость и откажется от посылки в очищенные от римлян города гарнизонов. В конце весны Септимий Север пересек Евфрат, вступив в мятежные земли. Правитель Эдессы Абгар IX первым переметнулся обратно, отдал своих сыновей в заложники и присоединил войска. Объявила о нейтралитете Армения. Римляне трудным маршем достигли Нисибиса, расположив вокруг крепости основное войско, Септимий выделил отдельные оперативные отряды под командованием Секстия Латерана, Тиберия Кандида, Корнелия Ануллина, своего зятя Проба и Лета. По видимому, он вернул все ранее потерянные территории и вытеснил пропарфянские силы за Тигр и вошел в Адиабену. Лишь обострение отношений с Клодием Альбином вынудило Севера отступится от дальнейшего похода на парфян. Вологез казалось бы воспользовался предоставленным временем. Он снова напал на ключевую крепость Нисибис, однако благодаря отчаянной обороне оставленного здесь Лета осада затянулась. Возможно успехи римлян и копившиеся промахи Вологеза вызвали некое восстание "иранцев" с центром в Хорасане, Аршакид выступил туда с большим войском. Перейдя некую маленькую реку, воины Вологеза обнаружили что окружены со всех сторон. Попав в засаду аршакидские войска были вынуждены бежать куда то в горы, бросая лошадей и имущество, враги рубили бегущих. Однако тут верные войска смогли перегруппироваться и контратаковали сами, опрокинули и гнали восставших до какого то "моря"(Каспийского?). Возвращаясь с победой, Вологез столкнулся с еще одним повстанческим войском, которое после двухдневного сражения заставил бежать "под покровом ночи", и вернулся в столицу с триумфом. Царь Адиабены Нарсес уклонился послать своих воинов в этот хорасанский поход и возможно вошел в сношения с римлянами. Парфянский шах вторгся в Адиабену, ограбил и сжег несколько городов, не успокоившись пока по словам Мшиха Зеха не утопил Нарсеса в реке Большой Заб. В 197 году Септимий Север вернулся на Восток и готовился к генеральной кампании против Парфии - специально для нападения в дунайских провинциях были набраны I, II и III Парфянские легионы, из Африки был большей частью переброшен III Августов - римская армия в эту эпоху достигла вероятно пика своей численности 600 тысяч воинов. До этого Север также существенно повысил жалование легионерам, военные расходы в целом достигли угрожающих для экономических возможностей Империи размеров, вызвав рост налогов и стремительно нарастающую инфляцию, уже для этого шага Септимию потребовалось начать кардинально "облегчать" монету. Римляне обязаны были владеть какой то информацией о состоянии дел своего векового антагониста на Востоке, о кризисе в связи с упадком торговли и соответственно пустой парфянской казне, о нарастающем сепаратизме удельных окраин и растущем скепсисе парфяно-иранской знати к собственной династии. Вполне можно предложить что парфянская кампания Севера носила не ситуативный, а вполне продуманный характер, как удобный момент для окончательного решения "восточного вопроса". И тогда бы это финансовое сверхнапряжение вполне окупилось бы, Рим раз и навсегда избавившись от парфянской угрозы приобрел бы новые богатые провинции в Месопотамии и удобные позиции для торговли с восточными странами. Следуя этому предположению - казалось бы в нашем рассказе оснований для столь радужных планов нет - Север поведет себя скромнеев тех же военных реформах и, скажем, формирует к кампании меньше войск. Но узнавая Септимия Севера сложно представить что он уклонился бы вообще от активных военных действий. И  наблюдая также ход второй парфянской кампании, мы видим что римлянам едва ли даже хватало тех сил и ресурсов, что были собраны в действительности. Во время одного из отчаянных приступов Хатры, удалось сделать пролом, один из храбрых центурионов в запале боя обратился к императору: "Дай мне пятьсот добрых солдат и я возьму город!", на что Септимий грустно ответил:"А скажешь, откуда я должен их взять?" - это в реальности, где Септимий толком и не столкнулся с основным войском парфян. Также считается, что римляне в период боев и взятия месопотамских городов исключительно жестоко обращались с местным населением, жгли дотла города и угоняли их жителей рабство, в этот раз в них не оставлялись гарнизоны в отличие от времен Траяна. Значит Север и не ставил перед собой цели установления системного контроля над новыми территориями, и речь идет главным образом о подрыве материальной базы парфянского государства в так сказать превентивной войне. В итоге можно решить, что состояние парфянской державы в ту или иную сторону не влияет на решение Септимия провести вторую решительную кампанию на Востоке, тем более когда речь шла о подавлении антиримских возмущений в первую очередь среди пограничных княжеств-лимитрофов в непосредственно римской зоне влияния. В конце 197 Север с войсками и приближенными покинул Италию и весной следующего 198 года вышел из Антиохии на помощь запертому в Нисибисе префекту Лету. Парфяне в виду действительно огромного римского войска от большого сражения уклонились и отступили на восточный берег Тигра. Тут будем считать, что сражение восточнее Низибина все же состоялось и завершилось победой Севера, ведь по другой версии какое то сражение с парфянским арьергардом все же произошло, и к Септимию перешел или был взят в плен некий брат Вологеза. Также перед Римом вновь склонился царь Адиабены. В конце 198 года армия Севера спустилась по Евфрату, парфяне эвакуировали Вавилон и Селевкию сосредоточившись на обороне Ктезифона, зимней столицы аршакидских царей. Тем не менее город вскоре был взят штурмом и разрушен настолько, что в реальности в полной мере восстановился только при Сасанидах под названием Вех-Ардашир. Далее Север двинулся вверх по Тигру и осадил Хатру, столицу одноименного княжества арабов. Город располагался на возвышенности и был очень хорошо укреплен, по всей видимости римляне провели под её стенами практически всю кампанию 199 года. Стены крепости остались нерушимы, также весьма вероятно парфяне поддерживали осажденных своими операциями в долине Тигра. Тем временем в тылу начались волнения в Иудее в среде самаритян и Север счел нужным пойти на переговоры, Вологез согласился - был подтвержден довоенный статус-кво - Рим закреплял за собой Осроену с границей по Хабуру, персы возвращали контроль над Адиабеной и какие то восточно-армянские районы, в условно нейтральной Армении в целом принимался приоритет интересов Рима. Для Аршакидов, как мы уже выше говорили, война в итоге сложилась неудачно, как и в реале, став еще одним камнем у их могилы и ведя к тем же описанным выше событиям падения царского дома Арсака. При размышлении, взращенная Септимием плеяда легионных командиров, реформированные и обласканные им когорты, в военном столкновении в данный момент явно превосходят сборные воинства парфянской федерации Вологеза. Но как показала дальнейшая история, династии Северов их военные предприятия тоже неокупились ив конечном итоге обошлись тоже очень дорогой ценой. Кто то сказал, что в войне не бывает победителей и побежденных, проигрывают все, и это вполне применимо к данному случаю. Римская империя в образе принципата в правление Септимия Севера, пожалуй, предприняла последнее безуспешное сверх усилие, наконец исчерпав себя как систему. Из всего комплекса пресловутого "кризиса III века", о проблеме которого так много дискутируют, остановимся только на военно-политической её составляющей. Изложу только совсем очевидные размышления, из которых выходит, что он, как некий период правовой и экономической нестабильности, перестройки общественной модели на фоне внешней острой опасности детерминирован даже в этих смягченных в ходе развилки и её следствий условиях. Надо понимать, что имперский Рим принципата, от Августа и до как минимум раздела Империи, это военная монархия. С некими рудиментами общинно-республиканских традиций, этикой и моралью античного полиса. Но прежде всего император это военный вождь тридцати с лишним легионов, армия это непосредственный источник власти «принципа» над Империей, инструмент его монополии на насилие.  Все официальные письма императоров начинались словами: "Если вы здоровы, хорошо; я и мои легионы здоровы". Вообще  вся история Рима это история крайне милитаризированного общества, где война, политика и право единственно достойные занятия благородного гражданина. «Диархия» эры Антонинов примечательна тем, что сохраняла некую внешнюю форму непротиворечивой иллюзии, консенсуса между различными группами элит. Выборности "хорошего" императора, "первого среди равных", "сенатом, войском и Городом". На самом деле "полевые командиры" легионов, легаты и даже средний комсостав выбирали из своей среды наиболее способную и компромиссную фигуру, легионы провозглашали аккламацию, сиречь избрание, тот делал "ку" сенату, «старейшины» благосклонно вотировали решения цезаря за оказанное уважение. Хотя так выходило не всегда даже у "хороших Антонинов". Не в ладах с сенатом был Адриан, которого выбрало ближнее окружение умирающего Траяна, но система в целом работала от Августа и до начала III века. В Империи случались гражданские конфликты, были "год четырех императоров" и "год трех императоров", но все быстро разрешалось и входило в колею. На последней трети II- рубеже III века произошла достаочно резкая смена социального наполнеия и можно сказать сознания обитателей военных лагерей. Переломным моментом в этой трансформации тут считается правление Марка Аврелия. Это была эпоха Парфянской и Маркоманнской войн, почти одновременно отягченая массовой эпидемией, потребовавшая больших мобилизационных и финансовых усилий. До того римские легионы представляли an masse армию городских низов, плебеев италийских и крупных провинциальных городов и колоний. Также крестьянства, мелкого частновладельца, пусть уже лишь частью Италии, но средиземноморских "старых" достаточно латинизированных провинций, в равной мере носителей полисной городской культуры, единого языка, некой грамотности и кругозора, достаточной для осознания «общины римского народа».  Траян, для своих чрезвычайных кампаний один из двух своих новых легионов набрал только из городской бедноты многолюдной Александрии. Чума настолько проредила население особенно больших городов, что  теперь солдатским большинством стали почти вовсе не латинизированные «варвары» «дальних» провинций. Бывшие ранее основой новобранцев свободное крестьянство, мелкое и среднее землевладение италиков и ближних «ветеранских» провинций вытеснялось и разорялось крупным латифундиальным землевладением, налоговым бременем, вырастающими ценами на рабов, делавшими хозяйства нерентабельными. «Призывной ареал» соответсвенно всё более сдвигался на периферию, большей частью на Север, все дальше от  приморского,  более богатого и открытого мира Юга. Естественно в первую очередь в солдатах оказывались лишние люди более  замкнутых аграрных общин, изгои, сельские дурачки, бродяги или вовсе бандиты-latrones, с соответствующим кругозором, часто даже не знавшие общеимперских языков общения, латыни и койне. Также сильно выросла еще одна призывная категория, origo castris, солдатские дети канаб и лагерных лупанариев, не менее оторванная от традиционного гражданского общества. Один из первых признаков новых настроений уже во время дунайских кампаний Аврелия можно заметить в особом всплеске среди войск суеверий, теургии и прочей магии, в особые жертвы, предсказания, чудодейственные дожди. Что важно, уже не связанных с традиционным италийским культом, а каким угодно другим экзотичным, новая солдатская масса не испытывала старых привязанностей и искала новые религиозные смыслы(и в итоге нашла). Римлянином стало быть не модно, эти веяния уже можно уловить в эпатаже Коммода, и далее в описании Каракаллы, его подражании германцам, поклонении Серапису и Исиде с игнорированием "отеческих богов". Следом начал меняться и командный состав легионов, сначала низовой и средний, наконец высший. До того момента центурионы, трибуны, префекты, да и легаты легионов происходили из муниципального нобилитета городов и провинций Империи, так или иначе идущего из римских фамилий, рассеянных и укоренившихся по провинциям латинских колоний. Принадлежа одному слою, единообразно образованные, со множеством взаимных связей в едином культурно-правовом поле "государства Римской общины", они понимали и мыслили одинаково, что и облегчало им нахождение взаимного консенсуса. Конфликты интересов случались, однако не могли быть продолжительными и острыми, все партии находясь в одной системе координат вполне понимали друг друга. Каждый претендент должен был находить поддержку в достаточно широком слое римской элиты, пользоваться и политическими средствами борьбы, при этом он должен был обязательно утвердится в Риме, столице "Империи одного Города", чем и проверялась его дееспособность. С приходом III века со сменой социального состава и упрощением культурного мира армейской массы многое изменилось. Ранее служба в войсках была обязательным этапом circus honorum знатного молодого человека из хорошей семьи, где он получал некие административные навыки, полезные связи, познавал наконец большой мир вне своей маленькой муниципии, но что он мог получить теперь среди вчерашних пейзан и солдафонов с еще большей глухомани едва изъяснявшихся по человечески? "Был у Марка префект Бассей Руф, который, будучи в других отношениях отличным человеком, в силу своего деревенского происхождения не имел образования и начало своей жизни провел в бедности. Кто-то однажды застал его, когда он срезал виноградные лозы, вьющиеся по дереву, и поскольку он не спустился вниз по первому призыву, тот упрекнул его и сказал: «Давай-ка, префект, слезай!» Он обратился к нему таким образом как к тому, кто ведет себя высокомерно для своего низкого положения, а судьба впоследствии наградила его именно таким званием. Однажды, когда Марк обратился к кому-то на латинском наречии и ни тот человек, и никто из присутствующих не поняли сказанного, префект Руф воскликнул: «Неудивительно, Цезарь, что он не понимает того, что ты говоришь: он ведь не знает и греческого». Очевидно, что и сам он так и остался в неведении о том, что было сказано. Марк произнес слова, непонятные самому Руфу, который, будучи в других отношениях отличным человеком, в силу своего деревенского происхождения не имел образования. Он не добровольно поступил на военную службу, но был найден, когда срезал виноградные лозы, вьющиеся по дереву. Впоследствии же он достиг вершин власти." Афро-сирийский всадник Север, как заметный военный реформатор, не только стремился улучшить положение рядовой массы, а больше привилегиями расширить привлекательность и статус легионного комсостава, как для заслуженных ветеранов, так и провинциальной куриальной знати. Что показывает, что в его эпоху нехватка образованных кадров в армии, потеря интереса к армейской карьере, уже стала фактором ухудшающим общее качество армейского управления. С другой стороны цезари в противостоянии с сенатской оппозицией в некоторой мере были заинтересованы в истощении притока отпрысков знатных сенаторских фамилий. Планомерно отирая представителей сенатской знати от высших командных постов в пользу более зависимых всадников, одновременно всячески упрощая вхождение во всадническое сословие служак из низов. Они понятно стремились расширять пропасть между римской сенатской знатью и армейской верхушкой. Но с карьеным ростом провинциалов из низов одновременно вырастали трещины и в прежде монолитном офицерском корпусе, заполняемом энергичными, но разноплеменными и чуждыми римской традиции людьми. Горизонтальные связи в армейской верхушке, как способ компромиссного решения при столкновении интересов, уступали исключительно силовым методам решения разнообразных проблем. Рассказывают всё о том же Бассее Руфе, в бытность Аврелия участвовавшем в прогремевшем тогда процессе Герода Аттика, афинском философе и политике, могущественнейшем человеке Ахайи. Того уличила в злоупотреблениях группа его соотечественников-афинян, они и Герод были вызваны в Сирмий на верховное разбирательство Аврелием. На процессе Герод в запале обратился с упреком судейства Аврелия, - Бассей, то ли будучи одним из судей, то ли как начальник охраны Марка, обнажил меч и пригрозил старому философу смертью. Солдатский вождь совершенно не понял риторичности восклицания постаревшего воспитателя еще молодого Аврелия, и самой сути судебного сутяжничества как одного из главнейших действ полисной античности. Во времена Марка Аврелия неуклюжесть и грубость таких генералов с приграничья еще можно было назвать исключением и анекдотом, но неизбежно они составили большинство. 

 

И уже вошедших на вершину римского Олимпа таких военачальников и собравшихся вокруг них офицеров стало принято называть "солдатскими" императорами, они не составляли единой корпорации, делились на территориальные группировки и их уделом была постоянная конкуренция с такими же. Примечательно, что теперь они и не стремились к немедленному овладению Римом, в их глазах он уже не обладал сакральностью и достаточной легитимностью(их метрополия это военный лагерь), стал чужим, военные пограничные ставки становились столицами. Была и группа так называемых сенатских императоров, генералов-осколков старой курульно-сенатской системы, подчас даже не понимавших что происходит. Что римские войска стали непостоянны и индифферентны, пренебрегали занятиями и с трудом переносили тяготы службы, легко воодушевлялись и легко снова впадали в панику, легко покупались и вели себя в своей стране словно в завоеванной, в прежней непобедимости появились позорные поражения, разумеется это произошло не сразу, но неуклонно. Приобрести верность и популярность можно было лишь постоянными дисциплинарными уступками, подарками и прибавками, которые только росли с появлением каждого нового командующего ищущего лояльности. Для легионов производилась непрерывная эмиссия для выплат, ускоряющая инфляцию и одновременно ужесточая налогообложение. Так и не оправившееся после упадка при Аврелии финансовое состояние жителей Империи в таких условиях улучшиться не могло, с этого времени появляются первые сообщения о движении багаудов, протесте в самой Италии. Особенно кардинально выплаты солдатам возросли при Септимии Севере и его наследниках. Когда спустя два десятилетия его сын Каракалла в 211 году, стремясь после убийства Геты обрести популярность в солдатской массе, и еще раз серьезно увеличил жалование, вскоре оказалось что государство банкрот и столько платить не в состоянии. Его преемник Макрин снизил жалование до уровня Севера, и был убит, в том числе из- за солдатского недовольства этой вынужденной мерой. Следующие Северы размер жалования снова увеличили, впрочем это уже ничего не значило, прогрессирующая инфляция в реальном выражении уже съела и этот уровень. Гелиогабал, взойдя на престол через подкуп солдат III Гальского легиона, с последующим Александром Севером столкнулись помимо нескольких военных мятежей с восстаниями населения обеих Мавретаний, Иллирика, Восточной Анатолии, в западных провинциях вновь поднялось и более не затухало движение багаудов. Гиперинфляция, во многом из-за облегчения монеты, вообще лишила денежные подати всякого смысла, экономика начала натурализовываться. Резкое ужесточение налогового бремени в течение века привело не только обнищанию свободного крестьянства, мелкого собственника вообще, но и разорению среднего землевладельца и горожанина, на котором собственно и базировался античный полис. Дополнительный тяжелый удар по населению нанес свирепствовавший в середине III века мор, вторая волна аврелиановой чумы или какая то другая убийственная эпидемия. Тяжкое бремя гипертрофированной армии на истощающейся Империи возможно прекрасно понимали и современники, панегирист "солдатского императора" Марка Аврелия Проба, отмечая его успехи в войнах с германцами, мечтательно вздыхает: "... какое блаженство охватило бы всех, если бы при его правлении больше не брали бы в солдаты. Провинции не должны были бы содержать гарнизоны, никаких выплат на армию от общественных щедрот, сокровища Рима остались бы нетронутыми, землевладельцы больше не облагались бы налогами! Это был бы действительно золотой век, обещанный им". Но в том и дело, в нашей реальности этому было невозможно состояться. На Pax Romana как никогда с силой напирали обновленный Иран и северные варвары. В альтернативной восточные соседи заняты борьбой за парфянское наследие и у Рима остается только один по настоящему опасный фронт.

 

 

Изменено 30 Sep 2019 пользователем Гера

[Гера]

Римская Империя. Север. Восток. начало III  века

К III веку карта Варварского мира выглядела следующим образом. Для порядка, начнем вдоль римской границы с крайнего левого угла постепенно переходя направо. Тут, на севере острова располагались племенные союзы пиктов и каледониев, достаточно беспокойные соседи британских провинций Рима. Для своих набегов они использовали любой благоприятный случай, особенно в ходе местных восстаний 155-58 и 181 годов, оба вала и многие форты были разрушены. В 196-97 эти варвары воспользовались тем, что Клодий Альбин увел солдат британских легионов под Лугдун сражаться в гражданской войне с Септимием Севером, и совершили особенно глубокое вторжение вплоть до Лондиния. Восстановление пошатнувшейся римской власти на острове, наказание обнаглевших варваров, и привело к последней большой экспедиции императора Септимия Севера. Предпринятая концентрированными силами всей Империи настоящая попытка полнейшего завоевания острова Британия, состоявшееся усмирение по крайней мере племен Лоуленда, прерванное лишь смертью императора, вполне вписывается в тот порядок рассуждений, в которых я подозреваю Септимия Севера. Возможно сам он, как прекрасный полководец и толковый администратор, или его окружение, вполне ощущали исчерпание физических возможностей того состояния римского общественного  устройства, и всё было поставлено на еще одно последнее сверхусилие выпестованной им военной машины в течении его правления. Как уже сказано, такая попытка сначала была предпринята в отношении западных областей Парфии, провалена, и несколько позже в отношении севера Британии, что уже позволяет задуматься о неслучайности действий Севера. Ведь при удаче, а она рисовалась вполне достижимой - римляне со времен Агриколы знали, что Британия остров, и относительно небольшой - исчезли бы довольно заметные оборонительные расходы на защиту этих отдаленных провинций, освободились бы многие воинские части и какие то можно было перебросить на материк на более опасные участки. Но этого не произошло. Каракалла и Гета, стремясь скорее в Рим, отвели армию назад за вал Адриана. Однако при Каракалле сложилась новая достаточно эффективная тактика обороны провинций. Римляне обустроили несколько впереди вала линию аванпостов, занимаемых разведывательными частями, exploratores, и нерегулярными местными отрядами относительно лояльных бриттских вождей, вотадинов, дамнониев, селговиев и аттакотов, такие посты были в Хай Рочестере, Ризингеме, Бьюкасле, Незерби. Это оказалось удачной тактикой, отныне основная тяжесть обороны легла на федератские дружины северных бриттов, поддерживаемых римскими ресурсами. Позднее, с постепенным уходом римлян, эти несколько "оцивилизовавшиеся" федераты превратятся в бриттские королевства Yr Hen Ogledd, Древнего Севера, седых легенд о Коэле и его сыновьях. Ну а пока, успех этой меры можно оценить по тому факту что на протяжении III века и до второй половины IV века британские провинции никаким масштабным нападениям по крайней мере из-за Стены уже не подвергались. Потому больше они в нашем обзоре присутствовать не будут. На другой стороне Северного моря по правому берегу Рейна формировался фризский племенной союз. Первоначальным местом их расселения была современная провинция Фрисландия, отсюда они распространились на юго-запад до рейнских рукавов, присоединив к себе каннинефатов и правобережных батавов, на восток же они продвинулись до Эмса, ассимилировав частично хавков. В это же время здесь оказалась скорее всего немногочисленная, но агрессивная группа западных герулов, откуда они постоянно предпринимали пиратские и разбойничьи набеги, пока в VI веке не были ассимилированы рипуарскими франками. Располагавшееся несколько выше по Рейну от Липпе до Лана, и возможно Майна, франки состояли из нового объединения старых племен бруктеров, хамавов, узипетов, ампсивариев, хаттуариев, тенктеров, тубантов, и чуть позже присоединившихся сигамбров. Однако франкский племенной союз еще находился на достаточно ранних этапах формирования и до 260-х годов не представлял серьезной опасности для римлян. Основную головную боль для римского лимеса на столетия вперед уже начали представлять разместившиеся еще южнее аламанны. Они жили между Дунаем, Верхним Рейном и Майном, и видимо состояли из элементов прежних племен гермундуров, свевов-семнонов, ютунгов, брисигавов, буцинобантов. Долину Майна между новыми союзами франков и алеманнов продолжали занимать хатты, прежде доминировавшие в регионе. Восточнее, на территории современной Чехии и части Моравии по прежнему оставались маркоманны. Также в Моравии и Западной Словакии располагались их старые соседи квады. Восточную Словакию и верховья Тисы заняли перешедшие карпатские перевалы вандалы, часть которых получила от Рима земли на дакийской границе. И гепиды по ту сторону Карпат в Галиции, Волыни и заметной части Польши. В междуречье Дуная и Тисы, и прикарпатских равнинах, кочевали многочисленные сарматские кочевники - языги и возможно роксоланы. В предгорьях Трансильвании на северо-западных границах провинции Дакия жили так называемые "свободные даки",  это скорее всего уже не собственно даки, а скорее некий микс иллиро-северофракийских племен с немалым добавлением германского элемента. Косвенным намеком на уже германское давление на них, тут может быть сообщение Диона Кассия о том что 180-ом году, уже после завершения войны, около 12 тысяч "свободных даков" покинули эти места и были приняты в границах Империи. Под 208 годом также известна посмертная эпитафия из Сирии некоего Гоуты, сына Эрменария, погибшего там в бою. В прикарпатских горах севернее Дакии располагались прежде могучие бастарны и костобоки, также испытывавшие давление со стороны германских миграций, готов, гепидов и вандалов. Восточнее и юго-восточнее Дакии вплоть до низовья Дуная и Черного моря уже скорее всего находились сами готы, а также карпы, аланы и роксоланы. 
Постепенно наметившаяся агрессивность аламаннского союза вынудила римлян принять меры. Убив брата в канун нового 212 года, Каракалла первейшие усилия обратил на обретение солдатской любви, для чего открыл столичному гарнизону эрарий-сокровищницу и кардинально повысил жалование легионерам и всем чинам. Однако для этого требовались большие деньги, коих в казне было маловато, для изыскания средств он обратился к уже испытанному его отцом способу, репрессалиям и конфискациям у старой земельной римской знати, определившим отношение к нему позднейших писателей. Но этот метод уже не давал необходимых средств, потребовалось снова серьезно повысить налоги, что и вызвало главным образом появление на свет Constitutio Antoniniana. Последую мнению современных авторов и тоже не придам того чрезмерного значения эдикту Каракаллы в свете развернувшегося несколько позднее всеобщего кризиса этого века. Вызван эдикт был прежде всего поисками расширения налоговой базы, ведь многие местности и общины дальних провинций имели относительно малое финансовое обременение, не облагались некоторыми видами податей, которые ложились на собственно римских граждан. Теперь все платили одинаково больше и стали уравнены в правовом положении .  Прежние деления на граждан, неграждан и рабов к тому времени уже не имели серьезной значимости, укрупнение землевладений и прежде всего земель фиска делало невозможным непосредственный контроль над трудом рабов, расширялся их перевод в условно «свободные» колоны. Воздвигались новые социальные перегородки и формализировалась нарождающаяся бюрократия.
Отдельный вопрос насколько германские вожди были в курсе политической обстановки в Империи, но так или иначе сразу ряд племен на границе в этот и последующие годы пришли в движение. Аламанны атаковали Рецию, вандалы и карпы напали на Нижнюю Паноннию, на границе с Дакией заволновались свободные даки, также враждебность Риму проявил вождь квадов Гавиомар. Каракалла был вынужден отреагировать, были собраны вексиляции по всей Империи, и из Египта перевезен II легион Траяна Фортис. В кампании 213 года в Реции в серии мелких сражений аламанны были разбиты, римляне преследовали их родных местах и вторглись в земли хаттов севернее, и тут потерпели поражение от славнейшего в прошлые века племени. 

 

Каракалла счел за благо откупиться от хаттов и отойти за Дунай, далее он с войсками переместился в Паноннию в Бригецион, где начал кампанию 214 года с умиротворения квадов, заставив их принести голову их вождя Гавиомара. Из Паноннии он форсировал Дунай у Лугио и перешел в Дакию прямо через пушту по трассе военной Панноно-Понтийской дороги, затем двинулся на север провинции в Поролиссум и провел какие то "беспорядочные стычки" со "свободными даками. Они были удачны, варвары были умиротворены и у них были взяты заложники. Далее Каракалла продолжил свою поездку на Восток, пройдя ущельем Красной башни через горы в Олтению и переправившись через Дунай у Эска. По дороге "во Фракии" Дион Кассий также говорит о неких стычках с "гетами", хотя такого фракийского племени существовать уже не могло, возможно писатель просто обобщает Дакию с придунайскими правобережными провинциями, но возможно какие то банды в самом деле просочились через речной лимес и терроризировали Фракию. Косвенно нам об этом говорит происхождение Максимина Фракийца, коему приписывают отца-гота по имени Микка и мать-аланку Габабу. Несмотря на более показной, декларативный характер кампаний bellum Germanicum Каракаллы, преподнесенного римлянами урока варварам хватило достаточно долго, по крайней мере на срок жизни одного поколения, в следующий раз ситуация на границах обострилась только с начала 230х. 
О Парфянском походе Каракаллы и его некотором влиянии на обстоятельства борьбы за власть над Ираном мы уже говорили, потому повторяться не будем. Несмотря на некоторые удачные ходы, общая политика Антонина Каракаллы поставила римское государство у опасной черты, не решив финансовых проблем, он настроил против себя и знать с простым населением провинций. В ходе восточной кампании, во время паломничества к храму Луны в Харране император был убит префектом претория Макрином, от группы сенатской оппозиции, обстоятельства побудившие его к перевороту он достаточно ясно описал в отправленном почти сразу послании на имя сената. Он действительно несколько снизил налоги поднятые ранее Каракаллой, амнистировал многих осужденных, нормализовал отношения с армянами признав их царем Трдата-Хосрова, отпустил дакийских заложников домой, и вернул жалование легионерам до прежних размеров как было до Каракаллы. Спорным можно назвать и окончание парфянской эпопеи, он повел себя пассивно с Артабаном Парфянским и возможно понес от него некоторое поражение в 217 году, после чего стороны заключили достаточно унизительный для Рима в сравнении с исходными обстоятельствами сепаратный мир. Парфии за признание довоенных границ была уплачена значительная контрибуция. Издалека, из провинций, Рима, и военными "ястребами" такой шаг мог выглядеть слабостью и ошибкой, не добавляющей очков Макрину. Но в свете описаной в постах выше обстановки в разваливающейся Парфии он приобретает новую подоплеку - выглядит поддержкой Аршакида в его борьбе с персами, возвышение которых явно грозит новыми еще большими проблемами для интересов Рима. Другое дело, что урегулировав отношения с восточным соседом, он не торопился отпускать в провинции всю собранную на Востоке армию в их родные края. Особо непривычные к азиатской жаре западные легионы роптали больше всего, но и у этого был свой резон, тут он держал легионы под своим контролем, отпустив войска, он бы дал козырь другим пограничным наместникам Империи, кои по знатности имели не меньше прав на императорское достоинство. На этом деятельность Макрина и остановилась, праздность и отсутствие интереса к военным делам отвратили от него военных. Предали даже не западные, а сирийские легионы, возбужденный Бассианами расположенный в Сирии Третий Гальский легион вскоре восстал, к нему присоединилась большая часть прочей восточной армии, Макрин был разбит в двух сражениях и убит. Генералитет и солдаты хотели нового Каракаллу, Юлия Меса и Соэмия видимо на какой то момент убедили их, что им может быть Антонин, более широко известный как Гелиогабал. Постепенно у многих начали копиться сомнения в его адекватности, до времени армия это терпела, Каракалла ведь тоже был достаточным оригиналом. В "правление" Гелиогабала начали происходить наконец первые военные мятежи на местах, помимо других, интересно что восстал в 219 году сосед ставшего привилегированным III Гальского по сирийской провинции, IV Скифский легион во главе со своим легатом неким Геллием Максимом. Причины его возмущения можно предположить, но дальнейшие сведения о нем неизвестны, весьма вероятно что он был раскассирован. Несколькими годами позже, после свержения "безумного Лжеантонина" в первые годы правления Александра Севера, бывший до того в фаворе III Гальский попал в опалу и также был расформирован, большая часть его солдат была переведена в состав III Августова в Африку. Я далек от мысли, что где то в глубине властной элиты Римской Империи мог существовать некий единый "мозговой центр", осознающий, что в своей численности армия превратилась в многоголового монстра, сосущего последние соки из государства, и его нужно сокращать под любым благовидным политически предлогом. Но по факту, мы и наблюдаем этот процесс, после появления в Северной Месопотамии новых двух I и III легионов Парфика и заметным ослаблением противника на Востоке, два сирийских легиона в ставшей тыловой провинции стали избыточны - они и исчезли. Восстановление одного, возможно и обоих, было произведено только в связи с возобновлением угрозы с Востока уже от Сасанидов через десять лет, в ходе подготовки кампании Александра Севера. Не будь этой угрозы, они бы исчезли навсегда, также еще через десятилетие в связи со следующей политической коллизией был расформирован III Августов в Африке. Серия таких действий и можно подумать, что где то в сенатско-чиновных кругах было мнение о необходимости сокращения войск для уменьшения расходов и снижения влияния военных. Но в той исторической ситуации общего усиления военной опасности на границах осуществиться эта линия на самом деле не могла. Да, многие "старые"легионы в перипетиях вторжений и борьбы за власть были фактически уничтожены, но на смену им приходили новые формирования создаваемые сильными императорами, списочная численность в целом не уменьшалась по крайней мере до времен Адрианополя. 
С начала 220х годов ослабление власти Аршакидов и последующая междоусобица в Парфянской державе стало совершенно ясным фактом для римских наблюдателей. Правительство Александра Севера, тем более он сам, известный полным отсутствием военных амбиций, не проявили никакого желания воспользоваться моментом, Рим наоборот отреагировал на это сокращением военной группировки в регионе. В предыдущее время римляне уже убедились в исчерпании своих стратегических наступательных перспектив в этом направлении. С другой стороны всё больше нарастала напряженность с варварскими, в основном германскими, племенами. Приход к власти Александра считается установлением некоего компромисса интересов армейской верхушки переплетенной как со "старой" антониновой знатью(условный "сенат"), так и с "новой", поднявшейся уже при Севере(условный "женский двор"). Были устранены многие перегибы "проклятого безумца", несколько поправились финансы, Мамея на первых порах держала себя в рамках, слабовольный Александр никому не мешал и в принципе всех устраивал. Несмотря на многие кажущиеся послабления, новый режим оставался жесткой военной диктатурой с достаточно лояльным генералитетом. Совсем тихим это время не назовешь: разорение от прежнего налогового бремени и произвол провинциальной администрации, в том числе военной, вызывали при Александре восстания населения обеих Мавритании, в Иллирике, Каппадокии и Киликии. В качестве выразителя солдатской массы большее беспокойство на протяжении всего правления доставляли в основном преторианцы размещенного в Альбе Второго Парфянского легиона. Но в столичном регионе они сами по себе не могли стать горючим материалом переворота, уравновешиваясь заведомо враждебным отношением плебса, городские столкновения в Риме между «альбанцами» и народом происходили практически перманентно. Все могло измениться, и в итоге изменилось, с выездом императора с гвардией в войска, которые постепенно воочию убедились в полном отсутствии качеств военного вождя у миролюбивого Александра. В этом течении истории таких военных оказий на Востоке не случилось, кушано-армянская коалиция вместе с роялистами более успешно сдерживала персов, Арташиру было совсем не до атак на римские владения. Александр не покинул Рим ради Антиохии, не было досадных поражений и обидного бездействия, заставляющего усомниться в императоре. Известно, что главным катализатором новой волны атак варваров на рейно-дунайский лимес стал уход 231-33 годах значительной части прикрывающих границу войск на Восток на войну с Арташиром. Хотя наибольшая угроза в тот момент исходила от аламанн, разграбивших Рецию и Лугдунскую Галллию, нападения произошли и на придунайские провинции, и данный военный кризис также порой называется как "Скифская война" 233-38 годов. Особо активными тут по видимому были карпы, также сарматы, и возможно певкины. На завершающем этапе в войну вступили готы, против которых значительную роль в обороне принял наместник Нижней Мезии Туллий Менофил, который в итоге склонил готов к союзу против карпов. В реальности в связи с военной опасностью на всей дунайской границе, свергнувший Александра Севера, Максимин Фракиец почти всё свое правление провел с легионами в Сирмии, откуда и выступил в 238 году против аристократического мятежа на Рим для своей гибели под Аквилеей. Если с аламаннами и прочими племенами "Германии Магны" всё в достаточной степени понятно, то в случае военной опасности на Нижнем Дунае просто необходимо заглянуть в "туман войны", во второй эшелон боевых порядков племен. 

 

Сам по себе, исторический процесс германского, готского заселения Причерноморья, Ойума, миграции и захвата сугубо лесным народонаселением лесостепного и вовсе степного ландшафта не особо типичен - и тем интересен. Во II веке нашей эры слава "Великой Сарматии", "Аорсии царя Фарзоя", стала далеким прошлым, богатейшие курганы-захоронения в Северном Причерноморье уже не встречаются, среднесарматская культура сменилась позднесарматской, более простой и непримечательной. С чем связан упадок именно северного Причерноморья западнее бассейна Дона не совсем понятно. Возможно с климатическим сдвигом-засухой, неясными политическими изменениями и прибытием новых групп степного населения. Сейчас уже преобладает мнение о центральноазиатском происхождении аланского союза, в Поволжье они появились уже в конце I века, и вскоре доминировали по видимому над всеми степями Сарматии, кочуя в треугольнике Предкавказья, Волги и Азово-Дона. Это судя по всему вызвало движение прежних местных сарматских номадов на запад через Карпаты в Придунавье, усиливая давление на римские границы. Прикубанский политический центр характерно в упадок не впадает, очевидно что это связано с производимыми достаточно регулярно набегами алан на Закавказье вплоть до Иранского нагорья и римских азиатских провинций. Им соседствует в Терско-Дагестанских степях родственный аланам новый кочевой союз маскутов, вероятно пришедших из Средней Азии массагетов, месаитов. Из Заволжья в бассейн Нижнего Дона постоянно прибывают все новые группы кочевого населения,  в  Танаисе в 150-180 годах фиксируется появление новых иранских имен, неиспользуемых в регионе ранее. Относительным запустением степей Северного Причерноморья и Меотиды первыми воспользовались боспориты, надпись из Танаиса от 193 года гласит, что они "завоевали тысячи сираков и скифов, подчинили Таврику". Сираки фиксируются в районе "Ахиллова Дрома", то есть Тендровской косы и степи от устья Днепра до Перекопа и похоже степного Крыма. В это же время прекращают свое существование позднескифские городища Гавриловское и Золотая Балка. Но например Красный Маяк продолжает существование, при этом показывая новые типы захоронений, не исключено что Нижнее Поднепровье также подверглось экспансии Боспора. При этом еще часть сарматского и скифского населения откочевала западнее в Молдавию(некрополь Новые Бедражы и Молога), и на восток в правобережное Поволжье. Впрочем владычество боспоритов не смогло продлится долго, уже в в 200-210х года в степи из лесов северо-западнее выходят германцы, выходцы вельбаркского и пшеворского культурных ареалов. Черняховские памятники в тот момент уже формируются, но локализуются в относительно малом районе среднего левобережья Днестра и верховьями Южного Буга. Севернее, в лесной и лесостепной зоне еще в сарматский период перед приходом германцев, происходит угнетение и постоянные перемещения постзарубинецких разрозненных групп, вызванное  вторжением сармат в лесостепное Правобережье. В ходе этих "перетасовок" на этом же рубеже II-III века формируется Киевская культура постзарубинецкого круга. Эта культура достаточно аморфна, в ней постоянно происходят какие то изменения, вливаются новые какие то группы с севера и запада, население памятников типа Почеп вскоре покидает Подесенье и уходит еще далее на восток, взамен него с Псела и Днепра ниже поднимается населения типа Картамышево. Киевский круг древностей не имеет прямой преемственности с ранней классической зарубинецкой, вернее с зарубинецко-поянештинской общностью, что обычно ассоциируется с бастарнами, но влияние её через вариации типов постзарубинецкого круга несомненно. И на этом общем постзарубинецком этапе, их уже можно увереннее связывать с "тацитовыми венедами", кои "во множестве ради грабежа рыщут по лесам и горам", понятно что сами себя они называли как то иначе. Племена киевской исторической общности вообще известны своими постоянными хаотичными перемещениями как внутри ареала, так и вовне, рекомбинацией, быстрой сменяемостью разных параллельных небольших групп. Так северный, деснянский вариант этой культуры, абсорбировав колочинскую финскую культуру, достаточно быстро продвинулся вглубь лесной зоны в Среднее Поднепровье, показав здесь памятники типа Абидня. И почти сразу же начале IV века еще дальше в верховья Днепра и Двины, тип Заозерье-Узмень, где смешавшись с каким то фино-восточнобалтским элементом, проложил связь к известной культуре длинных курганов и сопок. Другая миграция этих племен, уйдя из киевского ареала постзарубинецкого населения типа Рахны-Почеп, продвинулась достаточно далеко по лесостепной зоне на Восток. Их памятники отмечены непрерывной линией Верхнего Донца и Оскола, на Верхнем Дону и Воронеже, на Хопре множественными поселениями типа Инясево, в одном из таких поселений, Шапкино-II, найдена интересная посуда серолощенной керамики пшеворского/ранневельбаркского образца. Эти "венеды" занимают с сарматами разные экологические ниши, кочевники контролируют степные водоразделы и плато, новые поселенцы селятся в облесенных поймах рек. В военном плане кочевники вероятно доминировали, однако явных следов их господства на инясевских поселениях пока нет. Меж тем в зоне лесостепи ближе к лесной границе это "венедское" население похоже преобладало начиная с начала III века до конца позднесарматского времени. Хронологически далее, в уже в гуннский период имеет место движение еще восточнее за Волгу - памятники типа Лбище, очень развитые по местным меркам в фортификационном плане городища с богатой мисочной лощенной керамикой, схожей керамике зарубинецкой и вельбаркской культур. Ставшая более известной именьковскоя культура чуть позже не есть прямой продолжатель этих памятников, все три скорее параллельны, но достаточно родственны. Вполне возможно, что они все не прерывали контактов с готским Причерноморьем, опосредовано входя в пресловутую "державу Германариха" по Восточному пути-«Аустрвег». Полагать так можно и потому, что на исходном ареале Киевской культуры, Левобережье Днепра, в эту эпоху существовала вполне спокойная чересполосица "киевцев" с "черняховцами", первые занимали пойменные речные берега и луга, вторые черноземные склоны. 
 

 

Изменено 30 Sep 2019 пользователем Гера

[Гера]

Римская Империя. Север. Первая половина III века 

Итак, в первые десятилетия III века готский племенной союз видимо уже выходил в степную зону вдоль Черного и Азовского морей, на своем правом фланге тесня карпов и прочие местное население к морю и дунайскому лимесу. В частности в это время отмечена некая военная опасность для полисов Тиры и Истрии. Далее явные следы готской активности появляются уже к концу 230х годов, следами пожарищ в слоях Тиры и Ольвии, упоминанием о начавшейся постройке в 236 году новых стен Танаиса, в 238-42гг. прерывается чеканка монет Боспора. Однако сама по себе эта активность на тот момент непосредственной угрозы Империуму не несет, гораздо большую представляют выдавливаемые к лимесу карпы и сарматы, роксоланы и прочие. С готами на тот период руками наместника Менофила был заключен союз, установлены выплаты, готские воины нанимались для военных кампаний, в частности персидского похода Гордиана. Но вернемся к Александру Северу и войне с сарматами и скифами, готы теснят карпов, те в свою очередь и вместе с готами заставляют роксалан и близкие им сарматские группы покидать Мунтению и Буджак, откочевывая в степи между Дунаем и Тисой к языгам. Постепенное добавление в Пуште всё новых сарматских групп продолжалось в течении столетия, и вызвало вполне понятную напряженность между кочевниками, ведь Пушта совсем не безгранична. Мы знаем, что значительная часть роксолан была принята на земли Империи, федератские отряды всадников служили в римской армии и были достаточно сильны, чтобы поучаствовать в беспорядках выдвигая и устраняя претендентов из числа "солдатских императоров". Опираясь во многом на сарматский мобресурс Галлиен в свое время смог провести военную реформу и расширение численности и роли армейской кавалерии. Другой стороной происходящего понятно становились участившиеся набеги через Дунай, а также междоусобные племенные войны среди сарматских становищ, так уже в следующем веке мы не знаем языгов и роксолан, появляются совсем новые племенные объединения: аргарагантов, амицензов, лимигантов, метанастов. Выходит, что и без персидской войны Фортуна испытывает молодого императора другими военными испытаниями и заботами, к которым как мы понимаем он совершенно не готов. Агрессивные свево-аламаннские дружины всё равно перейдут границы с целью грабежа, также неизбежно нападут карпы, также ищут земель, славы и добычи сарматские всадники концентрирующиеся напротив Паннонии. Не так важно, кто ударит из них первым, и в какой последовательности. Нерешительный Александр Север не имеет на них ответа в любом случае, войска будут совершать бесцельные марши, строить переправы через Дунай и бросать их не переправившись, обстраивать лагеря и снова забрасывать их, изматывать себя в бесчисленных мелких стычках, чтобы после развлекать дикарей подарками и унизительными переговорами. Более того, полуварвар Максимин Фракиец пребывая в Сирмии и имея, как пишут источники, теплые отношения с роксоланами и "гетами", вероятно имел и другие каналы общения со многими вождями. Плод беспокойной границы, он понимая этот варварский мир, где-то угрозами и интригами, в реальности похоже обеспечил безопасность дунайских провинций и без активных военных кампаний, хотя сам в 236-38 году несколько раз пересекал Дунай. И мы понимаем, что Александр совершенно неспособен совершать подобное, соответственно ситуация как минимум с сарматами будет гораздо опаснее. Итогом неизбежно станет его свержение и убийство весной 238 года, армия устав от недееспособных отпрысков выродившейся династии, выдвинет на сей раз командира из собственной среды, им вполне может опять оказаться Гай Юлий Вер Максимин. Максимин за время своего царствования не разу не смог уделить времени для поездки в Рим, то он совершал глубокие рейды вглубь зарейнской Германии, то действовал в Паннонии против сармат и вольных даков. Тут он отразит в этом году вторжение карпов и готов в Мезию, на чем не остановиться, и развернет новые карательные экспедиции против всех немирных племен, такова его прямая солдатская натура. Война и более всего щедрые раздачи солдатам быстро исчерпали и так невеликую казну. Он прибег к поборам и конфискациям имущества высшей земельной знати, круги которых обвинял в заговорах. Наконец это и привело к настоящему заговору. Ядром заговора детерминистично могут знать крупные землевладельцы Африки спровоцированные ярыми поборами прокураторов Максимина. Опять Гордианы, выступление сената и общеиталийское восстание, выступление Капелиана и гибель старших Гордианов, ослабление и смерть Максимина от рук собственных солдат. Несколько политических пертурбаций и снова поворот, в конце 242 года отпрыск династии выдвиженцев от аристократии мальчик Гордиан Третий вдруг "люб" солдатам и приходит к власти на преторианских штыках. Парню 17 лет, он красив, крепок телом, обходителен и деятелен, умеет располагать к себе людей, достаточно образован и не чурается военных дел - неужели Империи наконец повезло с императором?! 

 

Некоторая начальная неопытность юного Гордиана в государственных делах исправляется тестем, непотопляемым Гаем Фурием Тимесифеем. Персидского похода Гордиана в этом мире не происходит, но оба они ведут родословные из знати восточных провинций и обращают на них большое внимание, не исключено что они предпринимают частичное участие в восточных войнах, допустим ограниченным вспомогательным войском в Месопотамию-Харакену против недавно воцарившегося Шапура. Основные военные действия Гордиан на это раз ведет на Нижнем Дунае, в 246 году карпы прорвали limes Transalutanus и напали на Мезию, тяжелое положение сложилось и в Дакии, на которую напали чуть ли не со всех сторон. О масштабах войны можно сказать, что помимо собственно двух нижнемезийских и двух дакийских легионов, сюда были брошены вексиляции VII и XI Клавдиева легиона Верхней Мезии и XXII Перворожденный из Верхней Германии, вспомогательная конница из Мавретании. Гордиан завершил здесь две удачных кампании 246 и 247 года усмирив это племя. Но к тому времени мудрый тесть Тимесифей все же умер, и вокруг молодого цезаря потихоньку сплели свои сети братья Юлии, Приск и Филипп. Филипп на волне победы над карпами уговорил императора под новый 248 год отказать готам в дальнейших субсидиях. Готы конечно ответили войной, летом 248 года вожди западных готов - визи и тервингов - Аргаит и Гунтерих, присоединив также ранее битых карпов, певкинов-бастарнов, вандалов-асдингов и тайфалов, обрушились на южный берег Дуная, осадили Маркианополь и Истрию. Вместо замирения начался новый этап Скифской войны. В следующую генеральную кампанию первыми на римскую территорию, в Добруджу вошли видимо опять готы Артаига и Гунтериха, укрепившиеся ранее в Певке, гирле Дуная. Затем карпы, выделившие для войны 3 тысячи воинов, традиционно атаковали Дакию. Весной 250 года пришло в движение основное войско варваров, готов короля Остроготы и "короля Книвы" с союзниками, античные авторы пишут о неимоверных количествах варваров до нескольких десятках тысяч воинов  - это нападение уже совсем не напоминало обычные набеги разбойников. Отряд Артаига без серьезного сопротивления пересек Гемы и осадил крупный фракийский город Филиппополь. «Книва» форсировал Дунай у Эска и двинулся вниз по южному берегу реки, но у Нов был оттеснен легатом провинции Требонианом Галлом. Однако готы вовсе не пали духом, а поднялись по Янтре и осадили Никополь. Тем временем основная римская армия пребывала еще за Дунаем, расправляясь с карпами и возможно с другими готскими союзниками ворвавшимися в Дакию. Всё это время Филипп Араб всячески подогревал среди них недовольство новым императором, используя для того и искусственные задержки продовольствия, последним аргументом в пропаганде против Гордиана стало требование вернуться за Дунай для отражения нападения на "старые" провинции. Наконец, под давлением Гордиан отрекся от власти, признав над собой "регентство" Филиппа, видимость законности до времени была соблюдена, и войско стремительным маршем переправилось в Мезию. Однако Филипп застал Никополь уже разоренным и покинутым, готский предводитель увел свои отряды за Гем. Римляне преследовали их, перешли через Шипку и были уже в нескольких днях от Филипополя. Похоже такая спешка уже не имела большого смысла, осажденный готами Филипополь пал уже летом 250 года, запертый местный гарнизон провозгласил своего командира Приска императором, надеясь договорится с готами. Однако варвары, овладев столицей Фракии, жестоко разграбили его вырезав почти всёх горожан, но не сообразив захватить провинциальную казну. Объединяя отряды «король Книва» развернулся и атаковал отдыхающих в Берое после преодоления перевала легионеров. Римляне спешно отступили назад через перевал к Новам, поражение было достаточно серьезным, но еще не критическим. Впрочем, этого оказалось достаточно, чтобы солдаты обвинили во всех неудачах Филиппа. Тот предвидел изменчивость солдатских настроений и еще при вести о падении Филипополя приказал убить Гордиана, что на фоне поражения стало еще одним камнем ему на шею. Филипп Араб был растерзан разьяренными солдатами, легионы провозгласили императором наместника Нижней Мезии Требониана Галла. Пока же на зиму перевалы были закрыты готы стали полными хозяевами Фракии, захватывая огромную добычу и массы пленных, их шайки хозяйничали даже в Македонии. Лишь весной 251 года готы не торопясь двинулись на северо-восток в Добруджу к Дунаю. Требониан тем временем привел в порядок римское войско, присоединил подкрепления и выступил наперехват готам. Римляне уничтожили несколько отставших и отделившихся от основного войска варварских отрядов и наконец Требониан решился на атаку готского лагеря стоявшего под Абриттом.

 

На этот раз готы не смогли создать необходимого уровня организации войска и выигрышного построения, и римляне совершенно разбили готов, вернув добычу и пленных. В реальности, несколько ранее, Деций, подавляя последствия узурпации Марина Пакациана, как поклонник старых правил и дисциплины соответственно обошелся с поддержавшими Пакациана легионами, источники сообщают что некоторые дунайские части после этого чуть ли не в полном составе перешли к варварам. Есть мнение, что этими римскими перебежчиками к готам и захваченной в ходе балканских походов значительной массы пленных можно объяснить достаточно "реактивный" прогресс черняховской культуры практически во всех сферах со всеми чертами вполне латенской, провинциально-римской культуры. И в не меньшую очередь это должно было коснуться военных новаций, возможно именно римскими "военспецами" объясняется довольно высокий для варваров уровень организации масштабного вторжения 250-51 года. Также, под Абриттом готы идеально воспользовались рельефом местности, построив войско в совершенно нетипичный и сложный боевой порядок в три линии, первые две линии стояли перед болотом скрывая его от глаз римлян, последняя стояла уже за болотом. Легионы Деция проломили центр готского войска и оказались в болоте пред лицом третьей линии, фланги же первых двух готских линий разошлись и ударили в бока римского центра. Разумеется, в этой реальности готы не в состоянии устроить римлянам хрестоматийные "Канны", да и сам Требониан Галл, с его способностями, незаслуженно обделен вниманием. Однако, несмотря на ясную победу, правление этого императора будет омрачено мятежами и узурпациями, на германской границе снова активизируются аламанны и первые нападения начнут совершать франки. Но главной бедой Империи надолго стала новая вспышка "чумы", некой эпидемии начавшейся в 248 году и опустошавшей римские провинции вспышками все 250е года, на её негативную роль для экономики и вообще "кризиса III века" почему-то обращено сравнительно мало внимания. Затем эпидемия возвращалась еще одной вспышкой в конце 260х-начале 270х. Восточные готы-грейтунги тем временем в 251 году подвергают разгрому Танаис, и похоже вторгаются в Крым, считается в это время пропадают последние позднескифские городища низовий Дона, степного и даже горного Крыма, прерывается на несколько лет монетная чеканка в Боспоре. Война с готами на Дунае вскоре возобновляется, сам Требониан после победы над готами был все же осторожен и дал готам некие субсидии в обмен на найм воинов и спокойствие границы. Но следующий легат Мезии, пусть опять Эмилиан, решает отказать им в деньгах, шайки варваров дерзнувшие грабить Мезию с уроном отброшены назад, войска полководца провозглашают его императором. Новый виток борьбы за власть и императором в 253 году становиться Валериан. Валериан и его сын Галлиен первые в принципате опробовали систему диархии - соправительства двух императоров-родственников - усиление военной опасности на границах и сложность административного управления вынудили их разделить управление на Запад и Восток. В целом римские легионы в это время справлялись с обороной провинций от варваров, основные проблемы Империи скорее находились во внутренней сфере, провинции оправлялись от вспышки чумы, впервые за полвека обострились гонения на христиан, было подавлено несколько местных восстаний. В реальности никакой передышки не было, именно в те годы Шапур I развернул генеральное наступление по возвращению персам "наследства Ахеменидов". Валериан в ответ, закрыв глаза на угрожающее положение на других участках, стянул всё возможное на Верхний Евфрат, чтобы дело окончилось величайшим римским позором при Эдессе - именно эта военно-политическая катастрофа по общему мнению стала низшей точкой кризиса - обособленные гарнизоны не смогли воспрепятствовать лавинообразному падению лимеса от Рейна до Дуная. Были потеряны Десятинные поля, варвары разгуливали по Галлии и Испании, входя в Италию, фактически потеряна Дакия, отложилась Галлия и Британия, и заявила о претензиях на весь Восток Пальмира. Но в этой реальности наследник Арташира Шапур в любом случае не обладает возможностями для подобной масштабной угрозы азиатским провинциям. Шелковый путь функционирует и сильное кушанское государство самим своим существованием, независимо от воли армян и талантов Шапура, ставит Иран в положение меж двух огней. Собственно такое стратегическое положение и удерживалось позднее, c середины IV века, когда Сасанидам приходилось учитывать малейшую активность на своих восточных границах хионитов, кидаритов, эфталитов и наконец тюркютов. При такой расстановке, как показала история реальной борьбы двух держав, несмотря на некоторые превратности, вполне хватало постоянного состава войск Востока без чрезвычайного привлечения всех военных сил Империи. И значит Валериан и Галлиен удерживают текущий рубеж обороны против северных племен. Это и в реальности заставило готов и прочие причерноморские племена искать другие пути для нападений, в "Скифской войне" наступает период морских набегов, к которому римляне надо сказать оказались не готовы. Рим, давно превратив Средиземноморский бассейн с прилегающими водами в Маre Nostrum, к морской войне оказался не готов и не имел возможности прикрыть все прибрежные земли просто физически, а на Черном море в значительной мере полагался на лояльный боспорский флот. Но варвары, подойдя вплотную к землям боспоритов, частью угрозами и прямыми захватами, полностью нейтрализовали и даже поставили его себе на службу. Первое нападение на Питиунт на восточном берегу Понта Эвксинского произошло в 255/256 году и с этого момента пиратские нападения на Средиземноморье не прекращались как минимум до середины 270х. 

 

Стратегия варваров предельно проста, частыми бессистемными набегами они прощупывали место наименьшего сопротивления и именно туда смещали затем основную долю интереса. Так и в реальности, потерпев поражение от Эмилиана и заключив мирное соглашение с Валерианом на Дунае, готы сместили свою активность значительно восточнее, в Крым, Меотиду, Черноморское побережье Кавказа и даже Закавказье. Новые нападения на европейские провинции происходят только с 262 года на фоне сильнейшего ослабления римской военной мощи, когда Галлиену пришлось воссоздавать римскую армию параллельно с серьезнейшей её военной перестройкой. С Галлиена и далее римская кавалерия перестает быть служанкой римской пехоты, общая мобильность армии повышается, происходит вынужденный отказ от старой линейной тактики обороны в пользу подвижной с обороной узловых рубежей. Без чрезвычайного положения в котором оказалась римская армия в 260-х острой необходимости в столь резких шагах для Галлиена и следующих императоров уже нет. Что не отменяет самой тенденции на возрастание роли кавалерии и мобильности полевой армии. И другой тенденции: скорее всего иллирийский генералитет воспользуется своим могуществом и большинством, пусть может и сравнительно позже приведя к власти императора из своей среды, допустим Аврелиана и затем Проба. Лимес не рухнул, вторжения готов с союзниками на Дунае не увенчались даже кратким успехом, к концу 260х - в 270х римляне смогли организовать в прилегающих водах достаточную флотилию для пресечения и серьезных морских набегов, закрывая и эту возможность. Для разбойничьих рейдов приходилось все дальше углубляться на восток, косвенно это показывает и последний набег реальности 275 года. Готы, объединившись с какой то частью аланов-сармат некоего вождя Арташира перейдя Меотиду двигались восточным берегом Черного моря в Иберию, форсировали Риони, и принялись грабить Понт и Каппадокию, однако тут получили отпор от войск Тацита и Флориана. Каппадокийский отряд, видимо аланский, был полностью разгромлен, действующие в Понте германцы частью погрузились на корабли, крейсировавшие здесь же, но были перехвачены римским флотом совместно с новым боспоритским царем Тейраном, часть осталась в Понте и была разбита уже новым императорм Пробом чуть позже. Самые сложные десятилетия были преодолены, Империя оправилась и перестала быть относительно легкой добычей. К концу 270х враждебные действия и западных и восточных готов сходят на нет, хотя и получив за это достаточно щедрые субсидии, но с одним существенным отличием - изрядно разрушенная Дакия все же не была оставлена. Амалам, Балтам и прочим вождям стало гораздо выгоднее без лишнего риска брать с Рима золото за мир и свою воинскую силу на других опасных границах, торговать с Римом мехами и другими дарами бескрайних лесов Восточной Европы. Именно в этот период готы наконец развернулись от римских границ и обратили внимания на окружающие их пространства, положив начало так называемой "державе Германариха". На Западе в той же мере, если Валериан не забирает вексиляции для своего персидского похода, действия алеманнов и франков не так безнаказанно успешны, земельная знать Галлии не чувствует себя брошенной на произвол и не так сепаратистски настроена. Ютунги возможно и повторят свой самоубийственный рейд, с тем же результатом. В последней четверти III века усилилась пиратская активность у берегов Британии и Северной Галлии со стороны франков, саксов и фризов, пока в 280-х римляне и здесь не создали сильную флотилию Саксонского берега. Со снижением натиска на римские граница как и в реале усилилась межплеменная конкуренция, их военные силы обратились друг на друга. Готы в союзе с тайфалами и виктуалами напали на гепидов и вандалов, хотя возможно и наоборот, но победу одержали готы с союзниками. Гепиды отступили назад вглубь Барбарикума, в бассейн Вислы и западнее, где в свою очередь нанесли поражение бургундам. Вандалы были оттеснённые из придакийского приграничья к границе Норика и Паннонии, на которые попытались неудачно вторгнуться совместно с маркоманами и квадами уже в 276-78 годах, и на этот раз не получили от императора-иллирийца земель на южном берегу Дуная. Бургунды в свою очередь потесненные гепидами обратились против восточноаламанских племен, также сами попытались атаковать Рецию в середине 280-х, но вскоре стали римскими союзниками против тех же аламанн. С другой стороны готы и прочие германцы постепенно вытеснили с исконных мест обитания карпов, бастарнов и "вольных даков", остатки этих племен в конце концов были поселены в придунайских провинциях, где они достаточно быстро ассимилировались в родственной массе илллиро-фракийского населения этих провинций. Наконец, среди скученных в пуште сарматских племен начинаются усобицы и вражда между двумя новыми их группами, так называемыми "сарматами-господами", и "сарматами-рабами". Под последними видимо скрываются новые волны сарматских кочевников из причерноморской степи, которые вытеснили в конце концов "сармат-господ" на римскую территорию, в обмен на военную службу те были расселены императорами серией колоний от Британии до Азии. Основной сармато-аланский кочевой массив Причерноморья под давлением готов и с упадком причерноморских полисов потеряв торговых агентов в целом сдвигается к Волге и Северному Кавказу, также отмечено движение в лесостепную зону  Средней Волги и Предуралья. Нетрудно увидеть что основная борьба между barbararum gentum populis идет именно за участки непосредственно прилегающие к римскому лимесу, каждый сильный племенной союз стремился иметь такой выход к границе. Ведь он был залогом обогащения, не только путем грабежа, но вымогательства римского золота на обещание их прекращения и "дружбу", предоставления наемных дружин для римских войн, и наконец от прибыльной пограничной торговли. И напротив, племена-аутсайдеры оттеснялись от рубежей Pax Romana. Если у наиболее "оцивилизованных" племен давно находившихся в контакте с Римом был вариант просить убежища, разумеется с потерей многих племенных прав и иммунитетов. То, "новым племенам" приходилось подчиниться более сильным. Либо оттесненными на периферию снова пропасть со страниц хроник. Но был и шанс искать у границ "цивилизованного мира" еще не освоенное другими "слабое место". 

 

Изменено 30 Sep 2019 пользователем Гера

[Гера]

Степь, Центральная Азия. I век до н.э.- начало III века н.э.

Вернемся почти снова в начало, на восток Евразии. Если промотать наш «курсор» за леса и лесостепи Восточной Европы через земли совсем незнаемые, за Волгу, где в пустынях бродят вовсе неведомые Гог и Магог, то мы вступаем почти в terra incognita. Блуждание в этом великом степном белом пятне Истории меж Понтом и Великой Стеной не идет ни в какое сравнение даже с очень спорными нашими прежними рассуждениями. Любое утверждение и попытка интерпретации событий само по себе уже вполне может оказаться  той самой альтернативной историей. Всё чем мы обладаем, это скупые археологические данные, сухие отчеты китайской дипломатической и придворной переписки и прошедшие через третьи руки слухи-сообщения  греко-римских авторов.  Такой простор  из недосказанности и допущений позволяет достаточно вольно оперировать немногими фактам и представлять собственный вариант возможного течения событий. Прощения просят и далее часто использующиеся оговорки: «возможно» и «вероятно».

 

Несомненно, ключевым моментом жизни Великой Степи являются кочевые миграции, и для этого периода это прежде всего конечно передвижения позднего населения хуннской кочевой державы в последние столетия её существования. Сейчас уже понятно, что былое мнение об относительно быстрой миграции остатков хуннской орды на Запад и их генерации в европейских гуннов, прямой связи между первыми и вторыми, крайне упрощенно. Происходящие изменения культурно-этнического облика степей Евразии были значительно сложнее и продолжительнее. И для начала нужно обратиться к уже старинным временам великого сына Неба У-ди, своими походами и завоеваниями значительно расширившего пределы Поднебесной, амбиции которого дорого встали его поданным. С самого начала своего правления он показывает решительную наступательную активность во все стороны от границ Хань, сначала на Юг за Янцзы, после  и во все другие стороны света. В Западный край  была направлена разведывательно-дипломатическая миссия Чжан Цяня, были разведаны пути для будущих походов и заключен стратегический союз со стремительно усиливавшимися усунями. Усуни-асианы окончательно разгромили и вытеснили на запад в Среднюю Азию племенной союз юэчжи-аорсов, после того как шанъюй Лао-шань уже вытеснил их Наньшани и Хэси. Сами усуни в Восточном Туркестане и Джунгарии из-за усыхания степей не остались, сдвинувшись на более богатые горные пастбища Притяньшанья, Тарбагатая и Семиречья. Юэчжи заняли Трансоксиану, разделились на пять княжеств, одно из которых Гуйшуань основала Кушанское царство, часть их осталась в степях севернее и возможно захватили Хорезм и основали владение Кан, Кангзюй. В 127, 124, 121 и 119 годах до н.э. китайские полководцы не дают хуннам покоя, и даже иногда добиваются успехов, вытеснив их Ордоса и Гансуйского коридора. Объединение хунну раскололось, восточный (южный)шанъюй  переносит ставку в Гуйхуачэн, западный(северный) шанъюй уходит достаточно далеко из традиционного хуннского ареала в Джунгарию, разбив ставку в баркульской долине. В 104-100 годах полководцы У-ди совершают ряд походов на Давань/Фергану, в 99 году полководец Ли Гуанли застает хуннов у озера Баркуль, китайцы захватывают оазисы Чеши/Турфан и Гуйцы/Кучи. Наконец в большой кампании 90 года против сюнну посылаются сразу три армии, всего 120 тысяч, с большим трудом отраженные шанъюем Хулугу. Этот период нестабильности у зоны китайских интересов и усилившееся расширение центрально-азиатских песков вызывает движение  племен хуннов и подвластных им сако-сарматских племен подальше от китайцев на северо-запад и север, прежде всего на территорию Тувы и прилегающего Восточного Тянь-шаня и Приалтая. Сако-сарматы  мигрируют в ареал посттасмолинских древностей  Казахстана и западнее, что проявляется в смене прохоровского сусловским этапом среднесарматской культуры с явно восточными погребальными мотивами и инвентарем. Проявление в «сарматодинском населении» Алтая хуннского влияния  формирует булан-кобинскую культуру, возможно тождественная гяньгуням. При «сарматизации» пришедших  на приалтайские плато хуннов появляются новые кокельская и шурмакская культуры Тувы и Забайкалья, знаменующий новый этап культуры хуннов после «иволгинского» памятников типа Ильмова падь. Они более просты, явно провинциальны, меньше размером и номенклатурой, увеличивается доля оружия ближнего боя. Бледное, возможно отражение этих событий в записях, мы найдем в сообщении о некоем владетеле Учаньму, располагавшемся между кочевьями усуней и кангюйцами, которого сильные соседи притесняли, так что он отдался под покровительство  сюннов и откочевал к ним. Хулугу женил своего сына на его дочери, и послал его назад в свои кочевья, видимо подкрепив своей силой, так что тот спокойно вернулся в свои западные кочевья. Чуть позже этот сын Хулугу, принц Цзихоусянь, после неудачной попытки занять освободившийся трон, бежит со своими приверженцами на Запад во владения тестя. В первой трети I века до н.э., хуннам на время удалось стабилизировать державу и нанести ряд поражений соседям, но вскоре они  пострадали от зимнего джута, чем воспользовалась сколоченная китайцами коалиция усуней, ухуаней и динлинов в 72 году напавшая на хунну со всех сторон. В 67 году в войну вступили уже сами ханьцы, а в 61 году динлины вновь нанесли хуннам ряд поражений. Все перечисленные беды сыграли  большую роль в дальнейшем смещении хуннских интересов и населения далее от границ Китая в Южную Сибирь и в целом на Запад. Моменты этого движения северохуннской орды отражены в деятельности и злоключениях шанъюя Чжи-чжи. Брат нового государя Хуханье мятежный Хутуусы выгнал того на юг к китайской границе и принял тронное имя Чжи-чжи. Китайцы сделали ставку на обиженного Хуханье, и объединенными силами угрожали Чжи-чжи, так что тот около 49 года до н.э. счел безопасным откочевать на северо-запад на Тарбагатай с большей частью хуннской орды. Сначала он разбил в Джунгарии некоего «самозванца» Илиму, затем нанес поражение малому гуньмо усуней. После он покорил в северном походе племена уцзе(уге), гяньгуней и динлинов. Расположив свою ставку к северу от «хребта Боро-Хоро,  в землях гяньгуней», он снова ходил на усуней и считал себя вне досягаемости китайских войск. Затем он потребовал вернуть себе сына бывшего до того китайским заложником и в итоге решился убить ханьского  посланника. Китайцы в ответ  установили с Хуханье новый договор, очень выгодный для хунну, выросшие китайские выплаты по которому похоже вновь позволили вернуть двору Хуханье лояльность кочевой знати. Хуханье двинулся от китайской границы на север через Гоби в Монголию и Чжи-Чжи вдруг почувствовал себя совсем неуютно, так что у него возникла идея переместиться еще дальше на запад во владения Кангюй. Кангюйцы сами искали союзников в войнах с усунями, поддержали эту идею и предоставили вьючный скот для похода. По какой то причине  поход был проведен в большой спешке через зимние горы начала 42 года до н.э. Так что шанъюй потерял много людей и лошадей, возможно попав в снежную бурю, и в Кангюй пришло лишь 3 тысячи всадников-воинов. В 36 году воеводы Западного края Чэнь Тан и Гань Яньшоу не дожидаясь приказов из Лояна собрали сильный отряд отборной конницы, шаньюй был побежден, взят в плен и обезглавлен. Но перед этим Чжи-чжи успел до китайского вторжения основать некий «город» в долине Дулай(Таласа), а оказанная хуннами помощь была все же достаточна, чтобы в ряде сражений усуни оставили свою столицу Чигу и свои западные кочевья, временно оступив высоко в горы. Усуни лишь с помощью ханьского корпуса смогли водворить кангюйцев обратно и вернуть прежние пастбища, ценой усиления у себя ханьского присутствия. Китайская хроника сообщает о тотальном уничтожении людей Чжи-чжи, но принимая в расчет пропорцию 1:5-7, общая численность хунну была около 15-20 тысяч и судьба этой хуннской орды попавшей в Прибалхашье дальше неизвестна. И тем не менее это одно из первых документальных свидетельств хуннского проникновения из монгольских степей уже на территорию Казахстана , помимо уже явно плотного их присутствия в Джунгарии, Туве и на Черном Иртыше. Возможно, именно из этих передовых в казахстанских степях гунно-сарматских всадников происходит кочевой «милитаризированный» компонент джетыасарской культуры нижней Сырдарьи. Примерно с этого периода, середины последнего века до нашей эры, в джетыасарских погребениях проявляется мощный  слой керамики, керамических   котлов с лепными имитациями, инвентаря и украшений хуннского облика. Не сколько единичных военно-дружинных отрядов молодежи, а многокомпонентного именно «гражданского» общества(мужчины-воины погибли, дав женьщинам и детям возможность бежать дальше в глубину дружественного Кангюя). Следующий и ставший роковым для хуннов период произошел спустя столетие, в 46 году н.э. в степи была жестокая засуха и погибло много скота, вдобавок умер  правивший всего шесть месяцев шанъюй Удатихоу. Новым государем стал его брат Пуну, но часть племен выбрала шанъюя  Би, представителя боковой царственной линии. Хунну вновь раскололись, Би нанес поражение войску Пуну, откочевал к Великой стене и в поисках помощи признал себя вассалом Хань. Пуну откочевал севернее Гоби и этого момента  меж северными и южными племенам разгорается бескомпромиссная вражда. К поднявшим голову старым врагам присоединяются и возвысившиеся в последнее время сяньби, один из вождей их Бяньли каждый год ходил в набеги на хунну, и возвращался с набегов в свой Ляонин со свежими скальпами сюнну. Но пока правил Пуну северные сюнну еще держались, их закат начался со смертью шаньюя в 83 году. Северные хунну во главе со знатным родом Хоянь в 87-93 годах последовательно терпят тяжелейшие поражения сначала от коалиции сяньби, динлинов и чешисцев с гибелью шанъюя Юлю. Затем от южного шанъюя Туньтухэ и ханьских военачальников Доу Сяня и  Гэн Бина. Так, что по сообщению ханьского летописца «испуганный шанъюй, накинув на себя войлочные одежды и боясь даже дышать, бежал в земли усуней. Земля к северу от пустыни обезлюдела.» С этого времени и за дальнейшее полстолетие Империя Хань овладела всеми оазисами Западного Края. Вытесняемые  сяньбийцами в Восточный Туркестан, хунну пытались организовать сопротивление китайскому захвату Западного Края. В 107 году они поддержали восстание пулейских князей в Чеши, когда же ханьцы его подавили, переселили пулейцев в местность Хаву на Черном Иртыше. В 112 году разгромили китайский гарнизон в Иву(Хами), одновременно не прекращается  жестокая степная война с сяньби. Военная напряженность и явная перенаселенность края основным массивом племен хуннского круга, в свою очередь вызывает почти полный отток отсюда оставшихся алано-восточносарматского населения, прежде всего в Среднюю Азию и Южный Казахстан формируя там памятники кенколькой и карабулакской культуры. Это в свою очередь вызвало движение  уже местных сармато-массагетских племен далее вокруг Каспия в терско-дагестанские степи под именем маскутов. Некоторая часть алан также не остановилась в присырдарьинских и ферганских оазисах и продолжила движение в Заволжье/Западный Казахстан, поменяв прежнее название области Яньцзяй(Верхняя Аорсия) на Аланья. Изгоняемые теперь уже навсегда из Центральной Азии восточные сарматы уносят с собой и многое заимствованное у хуннов. Примерно с этого периода хуннские военные инновации и набор вооружения становятся достаточно широко известны на всем степном пространстве от Лобнора до Дуная, луки хуннского типа имеются даже в последних среднесарматских курганах Запорожья. Военная мода и статусные вещи, атрибуты власти при известной полезности всегда перенимаются и распространяются гораздо охотнее и намного быстрее других образов материальной культуры. Элиты кушан, тохар, юэчжей и усуней,  даже если не признавали политически над собой властителей степи даже в лучшие времена могущества, так или иначе «охуннились». С этого периода могильники их аристократии вплоть до Афганских гор(Тилля-Тепе) и Хорезма по инвентарю и обряду практически ничем не отличаются от собственно хуннских. Знать туркестанского Запада проявила склонность подражать аристократии степной империи, косвенно это можно увидеть в сообщении, что некий владетель Яркенда Хянь, объявил себя шанъюем, не имея на то никаких фактических прав. Он попытался создать собственную постхунскую державу в западном крае и временно занял Фергану. При том одновременно, в монгольской степи все больше заявляли о себе многочисленные сяньби.  В целом  они уступали сюнну в оружии дальнего боя, их луки были несколько меньше и не такие дальнобойные. Номенклатура их стрел также немного беднее, большую долю составляют универсальные листовидные наконечники. Сяньби делали ставку не на меткость и дальность, а на скорострельность в близкой сшибке и быстрый разящий удар панцирной конницы. Облаченный в тяжелый доспех сяньбийский всадник похоже превосходил легковооруженного всадника войска хунну, садился на жесткое седло  с металлическим  каркасом вероятно с помощью петли-ступеньки. Китайские авторы пишут, что в сравнении у сяньби «кони резвее, а железо острее», в самом деле бою клинковым оружием решительном близком столкновении в их тактике придавалось заметно большее значение. С начала II века можно уже уверено говорить, что в степях севернее Великой Стены настало сяньбийское время, 100 тысяч семей бывших сюнну назвали себя сяньби, в 117 году сяньби разбили уже южных хунну, прогнав их также в Туркестан. Сяньби теперь стали главным врагом и партнером Китая вместо хунну, претендуя на все те дани и выплаты, что прежде доставались хуннам. Выходцы  из маньчжурской притаежной зоны с пока архаичным образом жизни сяньби в это время института наследственной общеплеменной власти еще не имели, но нельзя сказать что процессы централизации и укрепления родовых вождей со временем всё не усиливались.  Уже до Таншихая известны их большие вожди, дажэнь, Яньлиань, Юйчоупэнь, Маньтоу, Улунь. Дажэнь Цичжицзянь в 120х имел под своей рукой  несколько десятков тысяч «натягивающих луки» и слыл главным степным врагом Поднебесной  и организатором набегов, стремясь задобрить его, ханьские власти присвоили ему титул хоу-князя.  Ему на смену из столь же славного рода пришел Таньшихуай, предание говорит, что уже в возрасте 14-15 лет он отличался умом, силой и храбростью, совершал такие подвиги, что «сяньбийские було испугались и подчинились ему». «Был выдвинут и сделан дажэнь»,  и первым делом «он ввел в действие законы и запреты, точно указав, что правильно, и что неправильно, и не было тех, кто осмелился бы нарушить  их». Ставка Таньшихуая по ханьски называлась «тин»(двор), также как у хуннских шанъюев, и находилась у Белой горы немного севернее Шангу. В 151 году хунну разоряют китайское поселение в Хами и провоцируют последнюю войну с сяньби, к 155 году они были окончательно разгромлены  Таньшихуаем , северный шанъюй бежит вероятно в Кангюй, центральноазиатская держава хунну прекращает свое существование. На западе сяньби совершают походы на усуней и динлинов, овладев всеми бывшими хуннскими землями, их влияние явно видно в улуг-хемской культуре Тувы и даже далее на север в поясном наборе таштыкских воинов.  Таньшихуай совершал регулярные набеги на китайские пограничные провинции и разгромил маньчжурское царство Фуюй. Таньшихуай полностью перекроил прежнее племенное деление сяньби из старых «бу/було» и «ило».  Все кочевья сяньби  были поделены на три больших «бу»-аймака и пятьдесят «и»-областей, 10 «и» в центральном, и по 20 в восточном и западном. Над каждым аймаком им был поставлен свой дажэнь, отныне все дажэни передавали свою власть по наследству, считается,  от правителей центрального владения ведут свой род Муюны и одним из западных вождей  был Туйянь, отец Шамо, предок рода Тоба.  Таньшихуай умер в 181 году на  сороковом году жизни и его сменил на престоле один из пяти его сыновей Хэлянь. Однако по способностям уступал отцу, правил недолго и погиб при осаде рядовой пограничной крепости от стрелы безвестного китайского арбалетчика.  Далее среди сяньби началась усобица за власть. Сын Хэляня Цяньмань был еще малолетен и начальствование над племенами взял сын старшего брата, Куйту. Когда Цаньмань достиг возраста, он завел спор с дядей, народ раскололся надвое. Когда Куйту умер, его удел занял его младший брат Будугень, вскоре победивший  в борьбе другого племянника Фулоханя. Чуть позже из второстепенного рода по соседству с китайской границей показал себя вождь Кэбинэн, он похоже получил некоторое китайское образование, либо имел представление о нем от ханьских перебежчиков. За свои качества, силу и храбрость, справедливость при дележе добычи и «исполнении законов» был выдвинут «народом и войском» в дажэни. В 216 году он принимал участие в разгроме Цао Чжаном ухуаней, убедившись в военной мощи новых китайских генералов. К 220 году он сравнялся по силе с Будугенем и превзошел западного дажэня Шамо, еще один князь, Татур, пал в войне с китайцами, но против Кэбинэна восстал его собственный брат Сипу. Вэйский император Вэнь-ди дал Кэбинэну  титул вана, среди сяньби он считается вторым после Таньшихая реформатором  «управляя народом, подражая Китаю» и в целом был поклонником всего китайского. В 223 году Кэбинэн предложил Будугэню договор мира и родства, тот согласился и казалось в сяньбийской степи наконец установился мир. Достаточно укрепившись,  Кэбинэн счел возможным улучшить свою позицию в отношениях с Вэй, в 233 году он спровоцировал восстание части пограничных племен и сам присоединился к ним. Войска Вэй устроили за ним погоню в степи, но были уничтожены, это привлекло к нему еще больше сяньби. Ответ Вей был нестандартен, в реальности в 235 году Кэбинэн был убит наемными убийцами посланными советниками  Цао Жуя - генералам, стоящим за государями династии Вэй надоел чрезмерно разумный и деятельный лидер кочевников. Это был один из редких случаев, когда китайцы предпочли решить вопрос радикально, а не закрыть глаза, откупится или вести обычные вялотекущие стычки(также несколько позже поступили и со взбунтовавшимся южнохуннским шаньюем Лю Мэнем).  Сяньбийские племена снова погрузились в раскол, из их среды стали вырисовываться новые  объединения, что еще прославятся в истории. Согласно концепции Барфилда,  короткая эра сяньби была отнюдь не случайным явлением, он заметил одну важную закономерность: зависимость сильных кочевых империй от благополучия на  Великой Китайской равнине. В реальности никакого государственного единства сяньби, и вообще никакого другого племенного союза в  Степи  в тот период быть не могло по причине отсутствия стабильности в самом Северном Китае. А вовсе не от отсутствия нужных организационных качеств у самих сяньби. Для кочевой стратегии в рамках централизованного степного государства  необходимы три вещи: 1)процветающий густонаселенный  Северный Китай, 2)наличие эффективной административной системы, 3)преобладающее влияние гражданских чиновников при дворе. Как не странно, наличие степного великодержавия также интересно и самому Китаю, это упорядочивает его отношения со Степью в более приемлемый самим китайцам формат. Также выгоднее и проще платить дань и подарки одному верховному вождю, чем сотне независимых голоштанных и ни за что не отвечающих атаманов.  Всеобщий лидер в свою очередь полностью контролирует распределение поступивших из Китая благ среди степной знати в зависимости от степени её лояльности, именно на этом столетия зиждилась власть шанъюя над хуннами. Крушение порядка в Китае не было благом для кочевников, гражданская война разрушила экономическую жизнь земледельческого Китая, а сами номады имели слабое представление  как управлять оседлым населением и откуда берутся все необходимые им товары, зерно и предметы роскоши. И главное, что необходимо для их воспроизводства. Собственно в атмосфере падения  империи Хань и последующих разорительных войн и смен краткоживущих династий наиболее развитые из приграничных кочевников южные хунну первые из племен приступили к собственным экспериментам государственного управления, но только спустя столетие.  И далее, когда последовавшие за хунну табгачи совсем окитаились, в Северном Китае и подошла к концу эпоха варварских царств. Одномоментно в Степи снова наметилась тенденция к централизации.  Северовэйский император Тай-цзу(386-409гг) удивительно по Барфилду подмечает: «Ныне Шэлунь, подражая Срединному государству, установил законы, ввел правила построения воинов и стал угрожать нашим границам. Как говорят последователи даосизма, когда рождается совершенномудрый правитель, появляются крупные разбойники, и это действительно так.»

 

Но в нашем случае все три пункта продолжают идеально выполняться.  Вопрос лишь в степени договороспособности и условий центростремительных процессов среди вождей сяньби и их общества. Таньшихуай и вожди его поколения, до Кэбинэна, еще оставались прежде всего военными предводителями своих объединений и оттуда черпали свои полномочия, прежде всего во время войн и набегов. Отчего  явно были не готовы к стратегии внешней границы и вступлению в договорные отношения с китайским правительством. На этом этапе только набеговая политика отвечала амбициям вождей и укрепляла их роль в родах и отдельных племенах. И тогда осевшие непосредственно в пограничных областях, в основном покинутых коренными ханьцами,  мелкие  племенные группы потомков южных хунну, ухуаней, цзе, ди и кянов исполняют роль буфера. Они несут пограничную службу, получают за это деньги и товары, заодно принимают на себя львиную долю ударов сяньби из глубины степи.  Но описания Кэбинэна  показывают, что сяньбийская племенная верхушка уже тесно соприкоснулась с пограничной китайской администрацией, и уже в достаточной мере  ознакомлена с оседлой регулярной системой управления и образом жизни, наконец подготовлена к политическому диалогу. При наличии прежнего объема направляемых  в Степь ресурсов Китая, снова возможен тот фонд, которым сяньбийский хаган  купит лояльность родовой знати и ограничит племенную автаркию. И естественно будет стремится закрепить таковые отношения, какие были в прошлом с Поднебесной у государей  сюнну. Выработанная хунну, стратегия внешней границы заключалась в уклонении от непосредственного захвата, но устрашении и принуждении имперского правительства к сбору необходимых средств и выплаты их кочевникам путем навязывания эксплуатирующих договоров неравноценного обмена. При этом продукция оседлого мира через стабильную дань и дары аккумулируется в единых руках степного властителя и доминирующего объединения. Так у хунну по большому счету за счет такой контрибуции функционировала вообще вся кочевая вертикаль власти. Распределение этих ресурсов среди элиты и дает цементирующий эффект для  кочевой империи. Однако в этом случае и Китаю и Степи становятся не нужны буферные элементы в виде пограничных племен-федератов.  Чиновному Китаю нет смысла тратить дополнительные средства, и при этом  бояться ползучей «варваризации» населения Северного Китая. Доминирующему объединению не нужны посредники в пограничной торговле, мобресурс на службе иногда весьма активных китайских генералов, и вообще другие конкуренты вблизи границ Поднебесной. Теряя возможность реализовать свои военные амбиции за счет походов на Китай, они должны подтверждать свою доблесть и силу в походах и подчинении вообще всех доступных народов «натягивающих луки». Как собственно и поступал каждых степной гегемон, получавший щедрую оплату своих услуг за «защиту» яшмового трона Сына Неба. Дело за Срединной Империей.

 

Изменено 30 Sep 2019 пользователем Гера

[Гера]

Китай. Поздняя Хань. Конец II века - первая половина III века

На этом наблюдении  мы снова вернемся к событиям нашей альтернативной истории, что же происходило далее после переворота в Поздней Восточной Хань. (Далее будет большое количество непонятных китайских фамилий и географических названий, которые могут оказатся понятными только игравшим  в последний Total War.) Итак, евнухи разгромлены и изгнаны со всех значимых должностей во «внутреннем дворе». Они отстранены из непосредственного окружения и воспитания малолетнего Лин-ди, оставшаяся часть ограничена размером строго необходимого   гарема.  Номинальная регентша императрица  Доу Мяо  как видно особо в политику не лезла и к непосредственному управлению не стремилась, хорошо как в реале в башню под арест до смерти не посадили и ладно. Страной управляет фактический регент командующий столичного гарнизона и дворцовой гвардии Доу У(Юпин) и группирующиеся вокруг него  сановники Чэнь Фань, Ли Ин, Юань Фэн, Фань Пан, Лю Шу и Ба Су, доверенный  помощник  Доу У и Чэнь Фаня. Хоу Хань Шу восхваляет их: «Преданный и искренний в Поднебесной – Доу Юпин. Не боящийся сильных врагов – Чэнь Чжунцзюй. Образец для Поднебесной – Ли Юаньли». Конечно Доу У продвигал на  все возможные места своих родственников из Лянчжоу, по другому его бы  не поняли его же чиновные единомышленники. Но важное отличие от сравнительного недавнего возвышения семьи Лян, Лян Шан не был обязан никакой партии за свое восхождение к вершине власти как тесть  Шунь-ди, но будучи человеком умным и осмотрительным, искал союзников, причем в обоих лагерях стремясь играть на противоречиях. До своего возвышения  Доу У долгое время он жил у себя на родине, где прославился как ученый, и лишь на склоне лет, в 165 году, оказался отцом третьей супруги Хуань-ди и получил высокий пост в дворцовой гвардии. Как  говорилось выше, тестем императора  он оказался собственно вопреки даже воле императора, только благодаря согласованной кампании бюрократической партии. Доу У, по сообщению Фань Е в Хоу Хань Шу, «призвал на службу многих славных мужей, сам был чист и ненавидел зло, был неподкупен, его жена и дети имели столько, чтобы хватало на еду и одежду. В те годы цяны и южные варвары чинили беспорядки, время было тяжелое, народ голодал. Убрал себе все награды, жаловавшиеся его родственникам в их половинах дворца, и без остатка раздавал их учащимся школы, а также выносил зерно на улицу и распределял среди бедного люда». Конечно понятно, что автор хроники как голос служилой знати, не избежал очередной идеализации образа регента и других вождей «чистой критики». Но и половины сказанного достаточно чтобы представить людей необычайно энергичных и решительных. Почти все они воплощали характерный тип позднеханьского сановника – выходца из служилой семьи, конфуцианского эрудита и моралиста, твердо верящего в свое высокое предназначение. Итак, что же они хотели и могли. В 168 году, еще до переворота, "чистые" успели провести налоговую реформу - поземельный налог был сокращен с вдвое, взамен был увеличен на эту же сумму имущественный налог. Тем самым сокращая нагрузку с малоземельного крестьянства, и перекладывая её на богатые  предпринимательские слои. В 166 и 167 году также, явно под их влиянием, крестьяне пострадавших от стихийных бедствий округов  указом были освобождены от налогов.  Подушный и поземельный переведены были строго в натуральную форму, в денежной форме оплачивался только налог на имущество и единый денежный налог для центральных округов Сы Ли и Юнчжоу, и также жителей городов. За счет некоторой общей экономии средств на содержание двора удалось несколько снизить дефицит бюджета, свободнее распоряжаться финансами.  Вслед за переворотом началась чистка  по всей стране со всех должностей в протеже и родственников ранее влиятельных евнухов. Они были выгнаны из Палаты Документов, усилена роль инспекторов, отправляемых в провинции для поиска нарушений. На места друзей евнухов и уличенных в преступлениях ставились оттесняемые ранее сторонники «чистых» и отправлены в провинции учащиеся столичной академии. В самой Академии Тай Сяо для её 30 тысячи студентов были вновь восстановлены регулярные экзамены,  сдавшие их не должны были задерживаться без должности, были восстановлены льготные квоты для учащихся из отдаленных провинций. Была объявлена новая перепись населения и обновление кадастра. Возобновлена монополия на железо и соль. Запрещена появившаяся уже при Лин-ди возможность преступникам откупаться от наказания. Восстановлена система регулярной  рекомендации для уже отличившихся чиновников по заслугам, специальный чиновник ланчжун проверял зарекомендовавших себя служащих и предлагал их на более высокую должность.  Отменена введенная было в последние года жизни Хуань-ди официальная покупка низших знатных титулов и должностей в столичной гвардии. В ходе переворота Доу У достаточно убедился в низкой боеспособности  и индифферентности гвардейских отрядов «тигров» и «лес перьев»,  самые бестолковые были выгнаны, остальная гвардия была послана на границу к заволновавшимся в те же года ухуаням во главе с генералом Чжан Хуанем.  Пока гвардия на границе, порядок в столице была призвана обеспечивать расширенные отряды чжунланцзян  - особой и личной охранной стражи телохранителей приказа охраны внутренних ворот дворца. Для их пополнения отбирали «сыновей и внуков  командиров, а также людей, сведущих в тактике боя, из чиновников и народа, и привести их в ведомство по охране дворца».  Вернувшаяся  затем из похода гвардия прежнего значения не имела и была сведена в т.н.«Армию Северного дворца» как мобильный корпус, из которого должны были регулярно выделять военные команды для борьбы с повстанцами и расплодившимися на дорогах разбойниками. Когда в следующем 169 году генерал Дуань Цзюн наконец подавил последнее восстание цянов, было решено несколько сократить и остальные провинциальные армии, сильные корпуса были оставлены только у пограничных дувэней-префектов. В 160х и последующее десятилетие вплоть до начала 180х Срединную Империю потрясала серия эпидемий, отголосок этой пандемии на другом конце Евразии стал известен как Аврелиева чума.  Одновременно опустошительные бои с восставшими цянами в западных округах, восстания собственных крестьян  и периодические нападения сяньби должны привести к тому, что Страна четырех морей не столь многолюдна, как кажется на первый взгляд.  Источники указывают угнетенную картину экономического положения малоземельного крестьянство стоящей  на постоянном пороге голодной смерти, массовый инфантицид, особенно женский. Её народонаселение к 180-м годам уже явно не составляет тех пресловутых 50 миллионов, каковую цифру она показывает только по последней переписи династии Поздняя Хань в 157 году. При этом обычно считается, что к коллапсу  180-х оно, несмотря на все вышеперечисленные социальные, экономические и экологические негативные факторы каким то, образом достигло пикового значения в 60 млн. человек!  С очень схожей ситуацией в свое время столкнулся Ван Ман, страна отделалась 5-летней  усобицей и потерей 1/3 населения, затем реформы Гуань-ди дали еще век стабильности. В той  же ситуации тысячу лет спустя оказалась династия Сун, но подоспела технология заливного риса и проведены реформы по освоению  целинных земель пригодных для неё на Юге, и это опять дало  сто лет, затем кризис и демографическая катастрофа. В аграрном обществе, неспособном к  резкому скачку производственных отношений и жизнеобеспечивающих технологий, внутренняя(и внешняя) колонизация единственный и конечно временный выход из мальтузианской ловушки. Также такой  временный выход  есть и в Поздней Хань, у которой в восточных областях действительно демографическое давление очень велико. Его интуитивно и нашла властвующая бюрократическая верхушка, стремясь сократить неповоротливую и неэффективную армию и снизить расходы на её оставшуюся часть. В реале несколько позже это вылилось в систему военных поселений «тянь-тун» опытного политика Цао Цао  и конфуцианского ученого Чжунчана Туна.  Солдаты размещалась на землю пяти и десятидворьями под командованием своих командиров, отдавали половину урожая на прокорм расположенных в округе отдельных более боеспособных частей, и при необходимости должны были сами браться за оружие и защищать свои поселения. Сэкономленные средства тратились на наем относительно небольших отрядов более эффективной легкой конницы из пограничных федератов.  Военные поселенцы расселялись в пограничных областях вдоль северной границы от Ляонина до Ганьсу, и в сильно опустевших вплоть до Чаньяни после цянских войн западных округах.  Идея витала в воздухе, еще в начале II века чиновники видели, что в восточных провинциях «земли мало, а людей много», и предлагали «оставить богатых и переселить бедных», сначала на Юг за Янцзы, а середине столетия уже на опустошенный цянами Запад. Система «тянь-тун» в первые десятилетия показала себя хорошо, и в «трудовые армии» военнопоселенцев начали грести молодежь из бедных семей Востока страны и даже государственных рабов. Такие селения появились  и на юге за Янцзы, несколько «армий» в разные годы были посланы восстанавливать китайские форпосты и увеличивать присутствие в Западном Крае, Си-Юе.  В ханьское время было обычной практикой отправлять  такие армии «молодых негодяев», набиравшиеся в войска для участия в походах в дальние страны взамен наказания за преступления.

 

А тем временем, в 171 году пришла пора жениться Лин-ди,  решено было что в женой ему будет девица из знатного рода Сун, дочь Сун Фэна. В этой реальности  Лин-ди больше ограничивали в общении наложницами Желтого дома, и он стал больше проводить времени в обществе жены. В 160х и в начале 170х правительство пыталось  переселять из восточных округов страдающих от малоземелья и голода крестьян на Юг за Янцзы, не всегда это было правильным. Река Хуайхэ делит  Великую равнину на просоводческий Север и рисоводческий Юг, и последний пока еще совсем не был преобладающей хозяйственной  культурой, «просоеды» из Янь, Цин и Цзи не обладали умением растить рис и еще больше страдали. Возникали конфликты со старожилами, в  налогах равнинным жителям вводились послабления, повинности перелагались на сравнительно более богатых южан. Ответом была с большим трудом подавленная серия крупных восстаний в южных областях. Известно,  в 174 году в нижнем течении Янцзы было подавлено восстание религиозной секты  Сюй Чана, объявившего себя императором, в следующем 175 году Лу Чжи подавил восстание коренного некитайского населения также на Юге. Решено было не отправлять за Янцзы живущих севернее линии Хуайхэ-Циньлин, и селить их в военные поселения в пограничных округах вдоль Великой Стены. В те же годы во многих областях продолжала свирепствовать эпидемия, погибало много народу, распространились всякие лжеучёные и предсказатели, даоские проповедники, одним из таких бродячих целителей  был Чжан Цзяо, даоский маг способный исцелять людей, нечестивые умирали, способные стать на путь Великого Благоденствия выздоравливали. В 174 году областной правитель Хэ Юй нанес поражение сяньби вторгшимся в Бей-ди, и был повышен до ухуаньского пристава, после чего начал ратовать за карательные удары против сяньби. В 177 году  сяньби провели сразу три летних набега на пограничную линию, при дворе возник спор, как поступить, военные ратовали за большой поход против варваров, но сановники убедили не делать этого, но улучшить пограничную сигнальную линию.  Сэкономленные средства были потрачены на расширение системы «тянь-тун» и помощь пострадавшим от голода и эпидемии в том же году, также частично простили налоги крестьянам пострадавших округов(налоги простили и в реале).  Но в том же году умер всесильный регент , генеральный инспектор столичного округа и главнокомандующий Доу У, мы не знаем когда он родился, но к приходу к власти он был уже далеко немолодым человеком, не будем плодить сущностей и на примере вышеназванного Лян Шана дадим ему те же 9 лет у власти. В том же году через несколько месяцев умерла его жена, мать императрицы Доу Мяо(в реальности она умерла в ссылке на вьетнамской границе еще в 171 году). Всё это, особенно смерть матери, больно ударило по настроению и здоровью  регентши, Доу Мяо окончательно удаляется от дел.  По китайской дворцовой логике, должность главнокомандующего и сопутствующие властные полномочия должны были перейти к тестю Лин-ди Сун Фэну. Сестра  Сун Фэна была замужем за влиятельным представителем «фамилии» Лю Ли, Бохайского вана. Всё это чрезвычайно усиливало не связанный альянсом со столичной группировкой «чистых» род Сун. Положение усугублялось поведением самого Лин-ди, поздние скоропалительные попытки привить достойное воспитание успеха не имели, избавившись от опеки он  ударился в загул, второй любовью императора  были деньги,  свои кутежи он оправдывал проведённым в бедности и  ограничениях детством, и сейчас  всё больше освобождаясь от забот властителя, с радостью наверстывал упущенное.  Будущая возможная диктатура «внешнего клана» и поведение Лин-ди грозило бюрократической «партии» отстранением от власти. Ряд ученых и сановников, в лице Цай Юна, Лу Чжи,  Хэ Сю и его сына Хэ Юна и братьев Ян Цю и Ян Бяо, начали встречаться под видом работы над составлением ханьской династической истории Хань Цзи на каменных таблицах. Тут в беседах они искали выход из положения, а пока всеми правдами и неправдами затягивали назначение Сун Фэна. Инспектором столичного округа был назначен лояльный  царедворцам Лю Мэн. Тем не менее, дальше прощупываний, завуалированных намеков и тайной переписки дело не шло, конфуцианским ши было сложно перешагнуть черту и поднять руку на Сына Неба. К марту  178 года затягивать назначение стало невозможно, императорский тесть был вызван в столицу и приезд Сун Фэна ко двору в Лоян стал вопросом нескольких дней. В этой обстановке решила действовать группа молодых решительных и амбициозных  офицеров особой охранной стражи последних наборов. Они собирались вокруг сыновей министра Юань Фэна, сподвижника умершего недавно Доу У, братьев  Юань Шао и Юань Шу, их связными с «обществом Хань-Цзи» стали также молодые командиры, сын уже умершего «великого маршала» Чэнь Фаня Чэнь И и ученик Лу Чжи Гунсунь Цзань. 18 марта они встретились отметить день рождения еще одного члена кружка, полусотника Сяхоу Цао,  тут и возникла идея убить  Лин-ди во время его ночных прогулок по Западному Саду.  Развратный император в последнее время завел себе любимую игру, изображать из себя странствующего путника и бродячего торговца, ищущего ночлег на постоялых дворах. Роль хозяек постоялых дворов исполняли наложницы, для которых в уголках Сада были построены специальные павильоны.  В момент одного из таких перемещений под покровом ночи в укромном уголке Сада путника и подстерегла засада, роль непосредственного исполнителя взял на себя более авантюрный Юань Шу, стремящийся во всем опередить сводного брата Шао. На следующий день собравшиеся сановники решили остановить свой выбор на одном  боковом представителе многочисленного семейства Лю, Лю Юе( в реальности уже в ходе гражданской войны Юань Шао в 190 году предлагал Лю Юю занять яшмовый трон). Тот уже был не мальчиком, а юношей достойного воспитания и характера, в этом плане манипулировать им как малолетним Лин-ди прежде не получалось. Но организаторы переворота готовы были с этим смириться, ведь одновременно и овдовевшая императрица Сун уже не могла претендовать на регентство, прибывший в столицу через несколько дней Сун Фэн в растерянности был вынужден ретироваться вновь. Так пришел к власти император Сяосянь-ди, двенадцатый император империи Поздняя Восточная Хань. В реальности  в большую политику он попал через десять лет в 188 году, назначенный в сотрясаемую военным мятежом и ухуаньским вторжением северо-восточную пограничную провинцию Ю-чжоу. До того здесь были убиты «желтыми повязками» правитель области Лю Вэй и военный начальник Го Сюнь. Лю Юй, оказался в числе  пяти «чжоу му» военных губернаторов с расширенными полномочиями, посланными в разные важные области страны, как последнее средство исправить положение на северо-востоке, он не мог оказаться в их числе случайно.  Главным возмутителем спокойствия в провинции был Чжан Шунь, бывший начальник округа Чжуншань, подняв мятеж, он склонил к нему еще одного окружного командира Чжан Цзюя и заключил союз с ухуаньскими вождями. Им сопутствовал успех, они  убили префекта –дувэня границы Дзи Чоу и двух начальников округов, число восставших дошло до 100 тысяч, союзные им ухуани Цяо-вана  в числе 50 тысяч действовали вместе с ними. Лю Юй не имел подобных сил для прямого противостояния, потому избрал единственно возможную для него тактику интриг и раскола коалиции инсургентов. Прибыв к месту службы, Лю Юй отправил к Цяо-вану гонца, чтобы склонить его перейти на сторону Хань, и обещал щедрую награду за головы Чжан Шуня и Чжан Цзюя. Цяо-ван согласился на сделанное ему предложение, после чего Чжан Шунь и Чжан Цзюй бежали за укрепленную линию, а их войска, оставшиеся без командиров, рассеялись. Вскоре Ван Чжэн, приближенный Чжан Шуня, убил его, а голову отправил Лю Юю.  Мятеж был подавлен и северо-восток умиротворился. Через два года когда в Лояне началась чехарда императоров и Дун Чжо захватил и разграбил столицу, превратив Сына Неба в своего заложника, Поднебесная погружалась в пучину анархии, а провинция Ю-чжоу усилиями Лю Юя  осталась островком благополучия.  Лю Юй реорганизовал местную экономику таким образом, чтобы принять беженцев с охваченного анархией центра : «В прошлом провинция Ю была вынуждена взаимодействовать с народами, жившими по ту сторону границы. Расходы были исключительно большими, каждый год более 200 миллионов монет взималось в виде налогов в провинциях Цин и Цзи для восполнения [дефицита в провинции Ю]. В это время(около 190г) все пути сообщения были прерваны, привоз зерна прекратился, а Юй носил старую одежду и веревочные сандалии, имел на обед только одну тарелку мяса и считал необходимым быть снисходительным к подданным. Он поощрял разведение шелковицы и открыл процветающий рынок для торговли с варварами [провинции] Шангу, доставил запасы соли и железа из [провинции] Юйян. Население наслаждалось урожаем… и более миллиона знатных людей и простолюдинов бежали от бедствий в [провинциях] Цин и Сюй и пришли к Юю. Он принял их, заботился о них с большим сочувствием, расселил их и дал средства к существованию. Все беженцы забыли о том, что они изгнанники». Эти меры видимо прибавили ему популярности в раздираемой гражданской войной стране. Позже Юань Шао, осознавая, что для успеха его коалиции необходим объединяющий символ и источник мотивации, предложил правителю Ю, стать самопровозглашённым императором в качестве символа восстания, в противовес малолетнему императору-марионетке, которого контролировал Дун Чжо.  Такой манёвр мог дать восстанию второе дыхание, но другие вожаки высказались против этого, да и сам Лю Юй отказался. Лю Се мог быть марионеткой, но он, тем не менее, оставался сыном покойного Лин-ди, а именовать себя императором при живом правителе - измена, и все последователи императора-самозванца - изменники.  В обстановке дальнейшей эскалации войны, уже между бывшими соратниками по коалиции после падения Дун Чжо мир в провинции Ю-чжоу не мог продлиться долго, она стала ареной противостояния Гунсунь Цзаня с Цао Цао и братьями Юань. Но вышесказанное уже достаточно говорит о его характере и способностях, с тем что выбор  нового императора был верен.

 

Первые годы правления Лю Юй естественно во многом опирается и контролируется высшей служилой знатью выдвинувшей его на престол. Скорее всего потом вполне освоившись  к 187-188 сбросит эту опеку, впрочем без особого сопротивления, в представлении  «опекунов» конфуцианцев-традиционалистов и необходим сильный посредник с Небом, это главное что нужно для водворения в мире «великого благоденствия». Слабый император был в большей части выгоден «сильным домам» родственников императриц и в меньшей степени евнухам. Император поддержал все начинания  «общества Хань Цзи». Касаемо всеобщего крестьянского востания, не могло так быть, что в насквозь пронизанной бюрократическими структурами стране, чиновники на местах  не знали о подпольной сети «Тайпиндао» и деятельности Чжан Цзюэ. Но в обстановке опалы сколько-нибудь заметных авторитетов, рядовая масса предпочитала не высовываться и не навлекать на себя неприятностей доставкой  дурных вестей. Также вероятно оппозиция рассчитывала склонить Лин-ди на амнистию ссыльным членам мятежа 168 года, а для этого  использовать начало масштабного восстания. Тут такой необходимости совершенно нет, заговор будет вскрыт и известен в верхах заметно раньше назначенной даты восстания в апреле 184 года. Когда весной 182 года власти разгромили столичную подпольную организацию Ма Юаньи, Чжан Цзюэ пришлось призвать своих сторонников к оружию раньше времени. Восстание было более разрозненным и число повстанцев на раннем этапе стало не таким большим, но оно упало на благодатную почву отчаявшегося малоземельного крестьянства. Против «желтых повязок» двором были посланы полководцы-сановники  Лу Чжи, Хуанфу Сун, Ван Юнь и  Чжу Цзюнь. Наиболее ожесточенные бои в течении 182 года развернулись на Великой равнине в Хэбэе, Хэнани и Западном Шаньдуне, то есть в наиболее населенных «просоводческих» областях по обоим берегам Хуанхэ, Чжан Цзюэ действовал где в района вокруг Пекина. Хотя к концу года основные отряды общества «Тайпиндао» были разгромлены и все братья Чжан казнены, множество мелких повстанческих и просто мародерствующих отрядов растеклись по стране, к ним присоединялся тот горючий материал, что оказался неохваченным первоначальным его этапом. В Сычуани осенью подняли восстание последователи даосской сект «Пяти мер риса» Чжан Сю и Чжан Лу, на вьетнамской границе поднял мятеж  пограничный корпус, крупные отряды отступили в горы Шаньси, бои мелких повстанческих отрядов с дружинами окружных начальников сильных домов на Великой равнине продолжались еще несколько лет. Но события в глубине Поднебесной всколыхнули тлеющие угли другого давнего конфликта. Летом-осенью 182 года отряды «Желтого Неба» появились северо-западе в верхнем течении Желтой реки, для подавления мятежа в провинции Лянчжоу ханьские власти наняли вспомогательные части из цянов и цзиху. Однако уже зимой 183 года цянские ауксилии восстали, вскоре к ним присоединились цянские кочевья и  горные дзонги сразу четырех округов, летом  объединившие усилия туземные и китайские повстанцы угрожали уже бывшей западной столице Чаньани. Карательные войска Хуанфу Суна серьезного успеха не добились,  еще год шли бои с неясным исходом, не помог даже упавший в ходе одного из сражений на расположение бунтовщиков метеорит.  Хуанфу Сун был сменен на генерала Чжан Вэня. Восстание поставило в еще более трудное положение финансы  Срединной Империи, помимо содержания войск помимо Ланчжоу во множестве других угрожаемых районах, прервалась связь с торговыми колониями в Западном крае через Ганьсу, Двор по инициативе Сяосянь-ди перешел на режим жесткой экономии, однако от отвода войск из северо-западного края не отказался. А в лагере повстанцев среди вожаков начались конфликты, этим воспользовались новые командующие  Гэн Би и Фу Се и к лету  185 года в целом мятеж был подавлен, отдельные цянские вожаки отступили в горы. И можно бы передохнуть, но мае 185 года случилась новая напасть, полностью сгорел Южный дворец в Лояне, после долгих размышлений с сановниками решено было от восстановления дворцового комплекса  отказаться до улучшения положения в казне.  А также отказаться от предложения повысить подати, введением нового налога в десять монет с каждого му,  могущем стать последней каплей для множества земледельцев страны( в реальности налог был введен и привел к новой волне повстанческого движения). Но в среде знати, как  столичной , так и показавшей себя провинциальной с многочисленными и крепкими дружинами,  начали слышаться голоса о злом роке над Синем Небом. Уж слишком много бед и скверных совпадений последнее время  выпадает на долю Сяосянь-ди,  выбор которого из многочисленных более достославных членов рода Лю возможно был не столь удачен. Заговор группировался вокруг еще одного отпрыска царственного семейства Лю Яня, эта ветвь рода Лю всегда была мощной и влиятельной, производя себя из колена  потомков раннеханьского государя Цзин-ди,  от него же вел происхождение Лю Сю, создатель Поздней Хань Гуань-ди. В середине 180-х он  занимал важные посты, и показав себя хорошим администратором,  в реальности к  187-188 году достиг поста «тайчана»(распорядителя императорских церемоний), показал себя проницательным и искушенным в политических интригах. В реальности в 188 году он убедил Лин-ди, что причиной продолжающейся нестабильности в провинциях является то, что у местных властей не хватает  необходимых полномочий, и склонил его издать указ о назначении в ключевые области генерал-губернаторов, с правом сбора налогов, назначения чиновников и командования войсками. Лю Янь уже понял, что от центральной власти пришла пора держаться подальше, по указу в числе пяти генерал-губернаторов  он был назначен в провинцию Ичжоу, где входе гражданской войны  силой и манипуляциями превратил Сычуань в собственное государство. Разумеется, такой энергичный и знатный сановник не останется в стороне от большой политики и в нашей реальности. В конце 184 года командующий тогда в Лянчжоу Чжан Вэнь нанял 3-тысячный отряд ухуаней и поставил над ним Гунсунь Цзаня, из проблем со снабжением ухуани вскоре восстали и, грабя всё на своем пути, вернулись к себе домой. Чжан Шунь сам  хотел быть командиром этого отряда, и затаив обиду посчитал удобной возможность взбунтоваться. Все перечисленные тревожные события северо-востоке с объединением коалиции местных военных командиров, остатков «желтых повязок» и кочевников-ухуаней случились примерно так же как описано выше на несколько лет раньше. Восставшие убили нового, уже второго подряд начальника области Лю Чжэна, и в конце 185 года правительство  решило отправить в Ю-чжоу подальше от столицы набиравшего силу и влияние Лю Яня. И Лю Янь, к тайному неудовольствию Сяосянь-ди, блестяще справился с умиротворением провинции, более того набрал там силу, имел собственную большую армию,  привлек себе сильные кланы  и наладил доверительные отношения с удельными князьями Восточного побережья. Поначалу скрытое противостояние Сяосянь-ди и столичной бюрократии  с  набравшими военную силу в ходе подавления народного восстания  «сильными домами», чем дальше тем больше приобретало угрожающие размеры, грозя смутой и расколом страны. Нормальная работа чиновников центральной администрации, сбор налогов и общественные работы, на Востоке страны еще более осложнилась. В  188 году в восточных областях и княжествах случилось 5 крупных наводнений, это вызвало и очередную вспышку голода. Двор дождался наконец повода под благовидным предлогом вызвать Лю Яня в столицу. Якобы на большое государственное совещание, на самом деле арестовать, обвинив в сложившемся тяжелом положении на Востоке. После некоторых колебаний Лю Янь сначала сказывался больным, затем вовсе стал игнорировать посланцев из Лояня, фактически начав сепаратистский мятеж. Тогда Сяосянь-ди  попытался  убить мятежного родственника руками его приближенных, когда покушение провалилось, стороны начали в открытую собирать войска. Двор собрал у столицы три армии во главе с Хуанфу Суном, Лу Чжи и Юань Шао, и намеревался послать их на восток. Но все первоначальные планы спутал мятеж командующего в Бинчжоу Дун Чжо, этот энергичный и честолюбивый генерал сам претендовал командовать «северной колонной» направленных на Восток войск и, затаив обиду, присоединился к противоположному лагерю. Также вдруг вспыхнул мятеж на Югесреди неханьских народностей, куда был послан Сунь Цзянь, однако в тылу мятежников на стороне Центра выступил командующий на Ляодуне Гунсунь Цзан. «Восточная коалиция» тоже не сидела без дела, под её флагами собралась внушительная сила, однако по настоящему серьезной боевой силой была лишь пограничная армия Дун Чжо, всё остальное было сборищем случайных людей и феодальных дружин с несогласованным командованием. Год они провели крайне пассивно, против них хватило одной армии Юань Шао стоящей у Ханьгуского перевала, пока основные силы правительственных войск боролись с Дун Чжо. Тот оказался по настоящему крепким орешком, Хуанфу Сун, сменивший Лу Чжи Чжан Вэнь и большой контингент южных хунну с большим трудом теснили его из Шаньси и лишь подход и удар в тыл Гунсунь Цзаня  осенью 189 года переломил ситуацию. Дун Чжо с остатками своих войск заперся в Бэйхае, среди его младших командиров начались раздоры и он был вскоре убит Люй Бу. Люй Бу оказался способный генералом , переманил к себе несколько отрядов степняков и быстрыми кавалерийскими рейдами остановил дальнейшее наступление императорских войск севернее Хуанхэ. Сяосянь-ди снял с севера Чжан Вэня и теперь двумя армиями хотел наступать на провинции Яньчжоу и Ючжоу, но наступление  заглохло не начавшись.  Тощей дворцовой казны едва хватило на полтора года смуты, положение для яшмового трона сложилось уже совершенно критическое,  ведь разоренную страну лихорадило уже много лет, денег ни у кого не стало, нечем и некому было  платить налоги. Сяосянь-ди отправил  в переплавку на монету все бронзовые и медные статуи Лояна, сократил все расходы двора и оделся в простые одежды. Но главная житница Поднебесной тоже была в руках мятежников, до крайнего голода еще не дошло, однако солдаты оставались без жалования и уже начались перебои с продовольствием.  Плохо снабжаясь, войска начали грабить и настроили всё население против себя, в итоге завязнув во множестве мелких стычек.  Началось брожение и в некоторых властных кругах возникло мнение отвести и распустить войска, предложив Лю Яню перемирие на его условиях. Иначе армии скоро превратились бы в толпы разбойников и мародеров, или перекинуться к бунтовщикам у которых со снабжением было немного лучше. И тут зимой 190 года в дело вступили Сунь Цзянь и Сяхоу Цао. Годом ранее оба они имели отдельные сильные отряды, первый подавлял бунт некитайских народностей в Гуйнани, второй боролся с крестьянскими повстанцами в Сычуани. Успешно справившись каждый со своей задачей, они затем умиротворили все земли за Янцзы, имея спаянные и опробованные во многих боях с южными повстанцами корпуса. В намечающемся генеральном наступлении они должны был поддерживать правый южный фланг Юань Шао в Жунани как вспомогательные части. От них не ожидали больших свершений, флотилия Сяхоу Цао должна была действовать на Янцзы, Сунь  Цзянь южным берегом должен был занять княжество Гуянли. Они разбили противостоящих им бунтовщиков у Красной скалы и укрепились в Ечэне, прекращение наступления вовсе не устраивало этих решительных и способных воевод. Имея под рукой ресурсы относительно богатого и неразорённого Юга они могли вести войну дальше, но от них все даже во Дворце ожидали что они будут наступать дальше вдоль Янцзы на Бяньши, Гуанлин, Даньту  и надолго завязнут в устье этой великой реки . Однако они не стали тратить силы и время на второстепенном направлении, а ударили прямо в сердце земель сепаратистов. Сяхоу Цао сговорился с несколькими вождями недобитых «желтых», амнистировав и присоединив их небольшие отряды, и те провели правительственную армию через горы Дабешань. Затем стремительно форсировав  Хуайхэ у Цзюцзяна, скоро занял Пэй, затем были княжества Чу, Дунхай, Ланье, везде громя судорожно собиравшиеся ополчения закончив поход осадой Линьцзы. В принципе уже с занятием Пэй вся оборона мятежников на Великой равнине была дезорганизована, самые малодушные уже спешили каяться в Лоян, прочие пребывали в смятении. В Линьцзы, столице древнего царства Ци и одном из пяти крупнейших городов Империи, Лю Янь собрал все что у него осталось, кроме Люй Бу, который отказался присоединится к нему. Когда Линьцзы оказался в плотном кольце осадивших его Сяхоу Цао, Сунь Цзяна и подоспевшей от Иньчуаня армии Юань Шу, Лю Янь в отчаянии даже объявил себя императором новой династии Вэй. Но осада несколько затянулась из-за возникших с подходом этой армии вопросе о верховном командовании, его требовал честолюбивый Юань Шу упирая на то что он привел под стены самый больший корпус из трех, это не устраивало ветеранов юго-восточного похода. До того в тандеме неявно лидировал Сяхоу Цао, до поры менее амбициозного Сунь Цзяна это устраивало, но тут он заколебался. Споры кончились тем что Сяосянь-ди  назначил командующим  заслуженного генерала Чжу Цзюня, который больше исполнял обязаности третейского судьи между молодыми генералами. В конце лета был начать большой приступ и войска вошли в город,  Лю Янь покончил с собой. Люй Бу сопротивлялся в Цзичжоу почти  до конца года, и в конце него с оставшейся конницей попытался прорваться в приграничную мощную крепость Шангу с её большими запасами. Расчет был на быстрый налет и помочь нужного караула, но что то пошло не так, крепость взять сходу не получилось. Несмотря на зиму Люй Бу не стал ждать смерти от подходящих отрядов Гунсуней, а обошел их и зимними ухуаньскими степями попытался ворваться в Ляодун. Гунсунь Цзан набег все же отразил, Люй Бу с немногими сторонниками опять скрылся в маньчжурских снегах и спустя время объявился при дворе великого владыки когуресцев Ван Иимо.

На этом, не считая небольших пограничных набегов  и мятежей активные боевые действия  закончились.  Хуася, цветущая страна, потеряв в бурных 180-х от голода, болезней и войн, больше трети населения, смогла перевести дух и с большим трудом удержалась на грани полной гибели, жизнь постепенно возвращалась в прежнее спокойное русло.  Сяосянь-ди правил до 204 года, сдержанный в удовольствиях и деятельный, он до конца жизни не почивал на лаврах, продолжая в целом тот же государственный курс, что и вначале правления. Бюрократическая поддержка и временное усмирение земельной знати, позволило Сяосянь-ди под конец жизни даже увлечься дальнейшими аграрными экспериментами,  и сделать еще один подход к «снаряду» колодезной системы, идеи-фикс всех государственников-философов Китая. Благо обильное кровопускание устроенное «сильным домам» на время  склонило гордые  выи  феодалов.  Но даже в относительно благоприятные политические условия последних лет правления Сяосянь-ди, надельная реформа перераспределения общинной земли получила хоть какое то распространение лишь в центральных и частично восточных округах, и просаботирована во всех более отдаленных от столичной канцелярии провинциях. Практика же военных поселений с мирным временем стала еще более актуальной, так как потребовалось срочно сокращать непомерно разросшиеся за «ревущие 80-е» военные формирования и где то устраивать солдат. Не меньшей проблемой стали отличившихся за годы войн и восстаний «полководцы»,  сдерживание их непомерно разросшегося влияния и амбиций занимало львиную долю внимания этого сильного государя. Это значительно упрощалось , тем что «генералы» быстро рассорились и раскололись на несколько группок, сильные съели слабых, и вскоре осталось всего несколько военно-чиновных «клана»: Юани, Сяхоу, Суни и на крайнем северо-востоке чрезвычайно укрепились Гунсуни. Постепенно, благодаря раздорам сошла со сцены семья Юань, изъявили покорность Гунсуни,  удаленны  со двора в глухие южные провинции Суни.  Лишь Сяхоу Цао с многочисленными сыновьями и племянниками удалось  декларируемой преданностью и исполнительностью сохранить при себе милость престарелого императора, и умело манипулируя даже приблизиться сделав свою дочь Цао Цзе невесткой наследника. Передача власти наследному старшему сыну,  новому императору Вэнь-ди прошло спокойно, старый государь приложил напоследок  большие силы для этого, не в последнюю очередь руками семейства Сяхоу. Вэнь-ди был грозен, был воспитан строго, в обстановке гражданской войны и открытых дворцовых интриг, опираясь на отлаженный отцовский аппарат не пренебрегал  государственными заботами. Взяв многое от отца, был неплохим администратором, но бывало карал провинившегося чиновника за малейшее неудовольствие. Благо основной его гнев был направлен на многочисленных родственников, ближних и дальних, подозревая их в оспаривании его прав на яшмовый трон. Казнив своего брата и своего первого наследника по подозрению в заговорах, в отношении вовсе дальних родичей семейства Лю он и вовсе не испытывал  моральных затруднений. Он правил до 226 года и за это время сократил число удельных княжеств с 20 до 12. В начале правления воевал с сяньби и ухуанями  вождя Тадуня, что посчитал смену власти благоприятным моментом для нападения на империю. Тадунь(Татур, которого некоторые выдвигают в символического родоначальника татар) в борьбе за расположение племенной знати и воинов, ради славы и добычи выбрал войну с  Поднебесной.  В 207 году большое вторжение кочевников было отражено, и сам он был разбит и убит талантливым военачальником Сяхоу Чжэном. Еще одну большую войну он вел только под конец правления в 224-225годах в нескольких походах разбив коалицию южных маньских племен во главе с Мэн Хо, что не раз переходили границу и бунтовали некитайское население Ичжоу.  Под конец жизни Вэнь-ди произвел такое кровопускание среди родни, что пришлось вызывать из ссылки самого толкового из сохранившихся сыновей, пусть и нелюбимого. Новый  император Минь-ди оказался достаточно толков и осторожен, чтобы не ломать просто так устоявшуюся государственную машину и убирать с постов всех людей отца подряд. Также он не был лишен воинственности, вел войны на западных и северных границах,  впрочем почти всегда неудачно. Также большой нагрузкой на бюджет стало большое строительство новой серии плотин на Хуанхэ. Отец постарался окружить его регентами, прежде всего из Сяхоу. Минь-ди избавился от такой плотной опеки выделив большие уделы Сяхоу в провинциях, вместе с тем приблизив опальных южан Суней. Одновременно  неожиданный удар в спину влиятельному семейству нанесли их вчерашние клиенты, возвысившиеся в  их тени, Чжуге Лян и Сыма И. Все свое правление Минь-ди ловко сталкивал лбами, играл на противоборстве этих царедворцев и не спешил сразу соглашаться  с одним мнением, считаясь сильным правителем.  Такой стиль правления имеет один минус, он требует от государя достаточной меры изворотливости и характера, которой обладает не каждый. Наследовавший Минь-ди с такой задачей не справился и потерял все нити управления страной, престол опять с постоянством стали занимать безвольные сибариты и малолетние куклы в руках царедворцев. Страна снова погружалась во всё тот же набор пагубных обстоятельств, что был достаточно описан еще на первых страницах нашей истории Поздней Хань. Но в конечно счете погубило династию в этом варианте истории не совсем это, но об этом будет рассказано после.

 

Изменено 30 Sep 2019 пользователем Гера

[Гера]

Степь. Центральная и Средняя Азия. I-IV  века

В 151 году хунны  отступившие в кочевья Джунгарии предприняли последнюю попытку атаковать ханьские владения. Они кратковременно овладели Иу-Хами, но вскоре были выбиты подошедшими отрядами альянса ханьцев из Дуньхуана, чешиских князей и подошедших с востока сяньби. Это вызвало серию походов сяньби на запад, вероятно самого Таншихая, окончательно прогнавших северных хуннов куда то в пустыни от границ Китая. Больше мы о них после 155 года на страницах китайских хроник не услышим. Примечательно, что авторы после «Хоу Хань шу», «Вэй люэ», «Сань го чжи», «Цзинь шу», «Ди ли чжи», «Чжоу шу», «Лянь шу», «Бэй ши», несмотря на непростые для Срединного царства времена всё равно стараются не упускать из виду происходящее на далекой варварской перифирии, вплоть до Арала. Но нигде не замечают никаких хуннов, кроме «пристенных» подчиненных южных шаньюев. Имеются лишь на тех же старых местах кочевий  хусцы, ху или смешанные ху, не собственно привилигированные роды и племена давшие название  обьединению, а «черная кость»  их бывших подданных и подчиненных, оставшихся без хозяев, и частью охотно ставших сяньби. В эту же по происхождению группу включаются и цзе, цзи, цзиху/цзеху, наконец булоцзи. Происхождение этих «рабов/наемников  хуннов» спорно,  пригнаны ли они в пределы  Китая с запада из иранского ареала или это остаток местного жунского населения. Имеют ли они какое то касательство к племени хуцзе(или уцзе, людей Уцзе-Дуюя) связанных с Алтаем, вместе с цзянькунями-гяньгунями и динлинами покоренными в ходе хуннских западных походов Маодунем и повторно Чжи-чжи. Но они явно чем то отличаются от основного более монголоидного массива хуннских подданых, и похоже более явно выраженной европеоидностью. «Бородаты, горбоносы и голубоглазы» и может, в самом деле родственны прочим восточноиранским племенам, еще оставшимся в Центральной Азии, малым юэчжам, таримским сакам и согдам-сутэ.

Ну а что же их бывшие властители, куда же делись  остатки северных хуннов вместе со своим царственным родом. Общепринято считать, что они спасаясь от сяньби перевалили Тарбагатай, оставив на его склонах «слабосильных» Юэбань, и скитались  где то дальше. Малость одичали и затем для всех неожиданно и победоносно ворвались в Европу, вскоре организовав здесь из разноплеменного субстрата вполне себе державу, заставившую с собой считаться и более цивилизованных соседей. Но на самом деле это не более, чем версия, решительных доказательств прямого преемства азиатских хунну-сюнну и европейских гуннов  на самом деле крайне мало.  Сейчас ясно, что обычно перечисляемые их характерные признаки, не принадлежат исключительно им и не являются иновациями их «документального» европейского «пришествия». Пресловутый составной лук «гуннского» типа на самом деле регулярно появляется  погребениях позднесарматского населения Нижнего Повольжья уже на рубеже I-II веков(Пороги, Сусловский), тогда же здесь распространяется сопутсвующие ему трехлопастные массивные черешковые наконечники. Тогда же в Повольжье и Подонье появляется и процентно нарастает северная ориентировка покойников в прямоугольных узких ямах,  в ящиках-гробовинах и подбоях, ставших практически подавляющими уже позже в гуннское время. Деформация черепов также целиком среднеазиатская традиция связанная с азиатскими сако-сарматскими племенами момента сокрушения Греко-Бактрийского царства. Особенным характерным маркером считаются ритуальные  гуннские котлы, при всех их относительной многочисленности  и разреженности в пространстве и времени, в том числе и в постгуннское/раннетюркское  время. И ритуальные котлы характерны для многих культур скифо-сарматского мира, в том числе, таштыкской, также шурмак-кокэльской. Интересно, что котлы из той же типологической 2 линии локально появляются не только в Алтае-Саянах, но и в далеком  Подонье I-II века, по инкрустации считаются местной традицией  и не встречаются восточнее Волги.  Собственно гуннскими принято называть тип 4, но проблема в том, что их не находят восточнее Джунгарии(Урумчи), трудно представить что на этапе разгрома какая то часть бегущего постхуннского населения выработала совершенно новый тип своих ритуальных сосудов и далее цепко держалась за него, пронеся данный этнокультурный фетиш вплоть до Дуная.  Далее средний участок широтной линии находок таких бронзовых котлов более тяготеет к северной лесостепной и даже лесной зоне Западной Сибири и Волго-Уралья, концентрируется по одним лекалам в Приуралье, где видимо имел промежуточный производственный центр, и наконец выпадает в значительном количестве в Подунавье. Полихромный хуннский стиль, его своеобразие от так называемого общего скифо-сибирского зверинного стиля, большая «геометричность», также связывается с сарматским влиянием видимо из Туркестана. Тут в самом деле отдельные типы украшений и композиций  можно выделить характерными для возможно гуннского населения, но не весь полихромный стиль выходящий из общестепных традиции скифо-сибирского мира, повлиявший на большинство кочевников Великой степи.  В стиле гуннского времени известно, господствовали красно-зеленная композиции, гранаты, сердолик, бирюза и зеленная паста в различных но примерно равных соотношениях. Сарматы несколько более выделяли  красный цвет, а первооткрыватель таштыкской культуры Паллас отметил, что кладоискатели иногда находят погребальные маски в  достаточно хорошем состоянии, раскрашенные зелеными и красными красками. (Поразительно в этой связи сообщение Клавихо о празднествах устроенных Тимуром по возвращении из индийского похода: «В этот день... раскрасили слонов, которые были у царя, зеленым и красным цветом и на разные другие лады»). На эти степные традиции работало и ориентировалось множество мастеров и торговцев соседних оседлых стран,  т.н. «гуннские поясные пластины» современного Казахстана и Зауралья инкрустированны камнями имеющими индо-бирманского происхождение, составлявшие  уже в древние времена существенную часть индостанского экспорта. Популярные в гарнитурах гранаты имеют иранское происхождение, здесь же пластины изготовлялись иранскими, закавказскими и бактрийскими мастерами,  ориентируясь на художественные запросы соседствующих номадов. Далее они поступали в степи как плата за воинскую силу и сопровождение торговых караванов. Боспорские мастера специализировались на прочих видах украшений, но выработали «перегородочный стиль» клуазоне и технику зерни уже заметно раньше формального появления гуннов в Европейских степях. Также интересно, среди встречаемых украшений в могильниках гуннского периода не так уж и редки антропоморфные композиции, например бляшки в виде лиц служащие украшением узды и сбруи(в сравнении с известными пазырыкскими «хуннскими головами»), однако антропоморфные традиции у азиатских хунну  совершенно редки и обьясняются ханьским влиянием, петроглифы Яманы-Ус в Монголии пока единственные найденые изображения людей в эпоху господства здесь хуннов.  Артамонов  уже в свое время заметил общность инвентаря в погребениях ВПН, предостерегая от использования их в качестве этнографических значимых определений, вещевой комплекс  южнорусских степей сложившись здесь еще в I-II века в предгуннское время не претерпел здесь радикальных изменений вплоть до конца ВПН и хазарского времени. В целом некоректно вообще,  утверждать «связь» из одного генетического «кровного» родства и одной археологической атрибуции, племени, народу и народности – этнологическому и лингвистическому явлению, культурной, языковой и экономической общности. В этой связи более важное звено – это более консервативные «статичные» погребальные обряды. И в южнорусской  степи сарматские трупоположения в узких ямах с подбоем с северной ориентацией сложившись в первые два века от рождества Христова, абсолютно господствуют численно над прочими  вариантами столь же долгое время, достаточно медленно вытесняясь уже в тюркскую эпоху. В  связи с последним замечанием, не удержусь сравнить два достаточно известных и один малоизвестный эпизод произошедшие практически синхроно в совершенно противоположных окраинах Велкикой степи. Похороны Атиллы, достаточно известны.  Чуть менее известна  описанная Марцеллином кремация хионитского принца при осаде Амиды, поразительно напоминающая алтае-древнетюрский  похоронный обычай . Третий случай, не совсем так скажем похороны. В 311 году  против Ши Лэ, в тот момент удачливого степного командира хуннской династии Северная Хань со столичной армией выступил всесильный регент Сыма Юэ Дунхай-ван, троюродный брат У-ди и триумфатор войны восьми князей.  Воспользовавшись его отсутствием, в столице при дворе  Хуай-ди  возникла интрига против регента, узнав о том с огорчения Сыма Юй умер. Его труп вскоре захватил Ши Лэ и демостративно оскорбляя память покойного  сжег тело со словами: « этот человек поднял смуту, чтобы ничего о нем не осталось, я сожгу его кости в прах в наказание».

 

Представляется, что собственно гунны, составляли лишь часть, далеко не самую численно значительную общего движения номадов в общезападном направлении под давлением неблагоприятной ксеротермической фазы в степях Евразии. И вероятно не ведущую, хотя какая то вероятность, что благодаря относительно большему социально-политическому опыту  над прочими местными племенами, беглецы смогли выдвинуться на первые роли. Особенность степного ландшафта и кочевого общества в невозможности относительной изоляции и автаркии, любая тенденция быстро становиться общей. Племя или род,  хоть сколько то выделившее из общей инертной кочевой массы преобретает главенство, навязывая по Хизеру свой «ярлык» групповой идентичности, проецируя свою культуру и часто даже язык. В случае изгнанных хуннов возможно так же сыграл фактор «престижной моды», обаяния славы сгинувшей великой кочевой империи. Что севернее Китайской равнины уже не вызывало прежнего благоговения, вполне могло еще работать в среде отстающих глубого периферийных племен Средней Евразии. Следом за восприятием хуннского вооруженческого комплекса, костюма, значительной части инвентаря и украшений, возможно среди военно-племенной знати азиатских сарматов, угорских и раннетюркских племен постхуннское «подражательство»  было и более широким (в свете вообще космополитичности и интернациональности мужской воинской субкультуры). Возможно с этим связано и распространение этнонима хон/хун/хион(возможно кун) среди среднеазиатских кочевников(известны такие случаи смены этнонимов  в связи со значительными событиями в жизни племени, как  собственно 100 тысяч оставшихся хуннских кибиток после поражений назвали себя сяньби).  При том у нас нет уверенности, что термин хунну/сюнну не полностью китайский конструкт, как на самом деле называли себя представители гуй чжун «драгоценного семени» правящих родов Люаньти, Хуянь, Лань, Сюйбу и Цюлинь, мы точно не знаем.  Итак, осколки постхуннского племенного объединения лишь опосредовано спровоцировали общее движение племен - этап войн с сяньби и Китаем. И далее скорее уже не были основным двигателем широтной миграции, непосредственную волну которой можно для удобства очертить датой около 72-75 года и несколько ранее.   Эту смену племенной картины первым зафиксировал Плиний: сдвиг роксолан на нижний Дунай,  сираков в Нижнее Приднепровье и  объединение аорсов Фарзоя в Буджаке и вообще в Днепровском Правобережье. В это время на их старых землях, прежде всего в треугольнике Предкавказья-Нижнего Дона-Нижней Волги, закрепляются новые группы сармат с востока из Закаспия и Средней Азии. В первую очередь алан, которых от прочих сармат римские авторы в первую очередь отличают в  большей легкости в вооружении, они также меньше используют длинные пики-контосы.  Во внезапных быстрых набегах, аланы по выражению Марцеллина: «мало-помалу  подчинили себе в многочисленных победах соседние народы и распространили на них свое имя… Они объединились под одним именем, и все зовутся аланами вследствие единообразия обычаев, дикого образа жизни и одинаковости вооружения». В таких же выражениях – «обессилив их частыми стычками» - обясняет позже Иордан победу гуннов над аланами. С этим же движением связана кратковременная смена названия северо-западного Приаралья-южного Предуралья страны верхних аорсов Яньцайна Аланья/Аланьляо, и затем возвращение старого названия – разумеется старое сарматское население большей частью никуда не исчезло. Связывать это движение только лишь с хунно-ханьско-сяньбийскими войнами и вытеснением остатков хуннов в Туркестан  наверное нельзя.  Уже раньше на рубеже эр в полосу кризиса вошло и государство усуньских гуньмо, оказавшееся под сильным китайским влиянием.  Правительство Хань  при всё более явном ослаблении хуннов взяло курс  и на ослабление усуней, искуственно разделив их в 73 году н.э. на большую и малую орду, вероятно постепенно уменьшая и субсидии. Это вызвало раскол среди усуньской знати вылившийская в гражданскую войну и откочевки  проигравшего принца с 80-тысячной ордой на запад в Кангюй.  До своего  ослабления усуни-асианы вели борьбу с кангюйскими аланами за кочевые пастбища, и против больших юэчжи-кушанов, коих они и выгнали когда то за южные горы. В это время Кангюй явно усилился и контролировал большую часть казахстанских степей, в 86 году они послали в Давань-Фергану помощь для изгнания ханьских войск. Знать и у усуней и у кангюйцев называлась «сихоу», что обычно соотносят и с кушанским ябгу, еху(интересно в этой связи сравнение с общесарматским скептух, обычно сводимому к греческому скептрон - хотя в сарматских атрибутах власти жезлы и присутствуют, но инсигниями власти были головные уборы). Так или иначе, с этого момента Кангюй испытывает новый период довольно долгого подъема,  а соседний большой союз усуней-ассиан похоже распадается, значительная часть начинает движение на запад, малая часть замыкается в границах горных пастбищь Прииссыкульского Тянь-Шаня. Археологически это выражается в  переходе чильпекской культуры в позднюю стадию. По совпадению севернее в Поиртышье в это же время исчезает кулажургинская культура тесно связанная с каракобинской и другими культурами Горного Алтая. Вскоре рядом в Восточном Казахстане появляются новые образования вроде Юэбань, возможные  абары в союзе с сяньбийскими мукринами. В целом, под давлением аридизации наблюдается неуклонное движение прежде всего полукочевого населения иссыхающих мелких оазисов южнее в большие оазисы Трансоксианы. К IV веку и до конца VII века ситуация была близка к климату «малой ледниковой эпохи» XV-XIX веков, с понижением температур, их большой изменчивостью, суровыми зимами и джутами, резким усыханием особенно в южных районах. На разных концах засушливого пояса Днепр и Тарим показывают минимальный уровень обводнения. В Приаралье осушается Присарыкамышская дельта Амударьи, само озеро Сарыкамыш и сброс в Узбой, высыхает Жаныдарья и Кувындарья, формируется современное течение Сырдарьи, начинает усыхать значительное озеро на месте Дарьялык-такыра восточнее современной Кзыл-Орды, в которое также впадали Чу и Сарысу. Постепенный отток населения из зоны рискованного земледелия и скотоводства происходит повсеместно по всей северной границе пояса земледельческих культур. Занимавшее эти южноказахстанские земли часть смешанного населения «болотных городищ» джетыасарской культуры начинает смещаться вверх по течению Сырдарьи вплоть до Западной Ферганы и вовлекает также население её среднего течения, каунчинскую культуру. Движущую силу этого процесса видимо составляла некая степная воинская знать, выраженная в памятниках Кенкольской культуры, очень агрессивная с мощнейшим комплексом вооружения, заточенная на противостояние с тяжеловооруженными армиями земледельческих оазисов. Вероятно это был последний  поток восточносарматского индоевропейского населения из Синцзяна на рубеже эр отступивших от хунно-китайских войн в засушливую степь Бептак-дала, взяв под контроль полуоседлых автохтонов течения Сырдарьи. Сложно сказать, свергли ли «кенкольцы» какую то старую кангюйскую династию или органично вошли и смешались с уже существующей родоплеменной верхушкой «федерации». Так или иначе, они существенно потеснили усуней из равнинной части их владений, их форпоста на Сырдарье(Берккара),  долин Таласа, Чу, Кетмень-Тюбе, возможно нижнее Или, на юг заняли Ташкентский оазис, Чардару и  Западную Фергану, наконец  достигли Самарканда. Условной центром экспансии можно считать долину арыси, при впадении которой в Сырдарью была их столица Канга-Тарбан(Битянь), будущий Отрар. Скорее всего, это они названы в китайских источниках домом Чжаову, овладевшим престолами во множестве владений Средней Азии. Своими близкородственными группами, прежде всего из Синцзяна, пополнялись и кушаны, что выразилось в памятниках Тилля-Тепе тулхарской культуры, смене династии и начале больших завоеваний в Индии и на индо-парфянском пограничье. По поводу северных рубежей Кушании твердого понимания нет, но вероятно крайне северной точкой кушанского проникновения была стратегический важная переправа  в излучине Сырдарьи у Александрии Эсхаты – Кирополя – Ходжента. Давань/Фергана была независима, но Мараканда, оазис Бухары и Хорезм были зависимы. С более ранним этапом массового вторжения в Восточный Иран союзов даев-апарнов, саков и саков-сакарауков, тохаров, ассиан и пассиан можно связать сложение лявандакской культуры. С её более поздними памятниками у парфянских границ можно связывать активизировавшихся даев и саков, кочевавших в закаспийских степях от Мангышлака до Копетдага, они нападали на Парфиену/Хорасан несколько раз, уже в 60-е и начале 70-х годов I века . Наконец в середине 70-х произошел грандиозный набег закаспийских племен, основным инициатором его была некая  аланская  конфедерация, но привлечены к ней практически все племена по обес стороны Каспия. Деятельное участие принял царь Гиркании открывший удобные горные проходы «Железные врата» у Раг Каспийских, и возможно содействовали кушанские властители, парфянские соседи  имели политическую цель в  ослабления Парфии,  в виду воставшей против шаха  Адиабены, сорвав карательный поход на неё. Аланы с кочевыми союзниками естественно искали богатые области для грабежа, жестоко разорив Мидию, Атропатену, Армению, появились в Адиабене, ограбив собственно все северные провинции Парфии. Но не только, в виду описанной выше скученности номадов в междуречье Окса и Яксарта, перед  ними стояла и задача и поиска новых кочевий. И они нашли их, с добычей перейдя Кавказ и растворившись по эту сторону гор в северокавказских степях . Закавказские источники примерно с этого времени упорно используют этнонимы, маскутов-массагетов, басилов и овсов, можно к ним скептически относиться, но нельзя отрицать новую для региона обрядность захоронений с подбоями и катакомбами сходную с памятниками  в Фергане и Восточном Казахстане.  Именно с кенкольскими, родственными или вовлеченными в их движение племенами, имеет тождественность  население Степного Дагестана и Надтеречья.  Римские авторы определенно называют алан бывшими массагетами и первоначально расселяют их в по западному побережью Каспия: «Не стану говорить о Лукулле или Помпее, который, пройдя через земли Албанов и Массагетов, которых мы называем теперь Аланами, разбил и это племя(персов) и видел Каспийское море»; излагая события 375г., Аммиан прямо написал, «что гунны дошли до земли Алан, древних Массагетов». Масштаб вторжения был таков, что Вологезу пришлось унижаться до просьбы к главному стратегическому оппоненту, Риму и императору Веспасиану, о посылке легионов для помощи в отражении набега, и к такой экспедиции всерьез готовился младший цезарь Домициан. Римляне отклонили просьбу, но в итоге усилили свое присутствие в Закавказье, ими была отстроена крепость Мцхета для иберов и на какое то время размещен гарнизон в Алвании вблизи Чорского/Дербентского прохода. Ситуация во многом повторилась в 135 году,  Фарасман, царь иберов, стремясь округлить границы своего государства, открыл Дарьялский перевал. Аланы ворвались в Албанию и затем ограбили все северные сатрапии, в бою погиб шахиншах Вологез, Армения откупилась и каппадокийских легионов вытеснила кочевников  снова за Кавказ. Командовавший экспедицией Флавий Арриан заимел материал для своего писательства. Дион Кассий назвал напавших алан массагетами, возможно нападение состоялось не только через Кавказ, но и через Южный Каспий прошла еще одна группа кочевников.

Такова общая картина масштабного движения племен Евразии в первые два  века нашей эры, для его центральной, в большей мере  засушливой части, выразившейся в движении племен в западном и юго-западном направлении. Синхронному  в целом  движению племен в Европе,  особенно германских, импульс  которых иссяк также одновременно. И к концу III века варварский мир замер в неустойчивом равновесии. Где то в этой большой волне, внешние признаки которого мы сейчас рассмотрели, затерялись азиатские  хунны,  все же успев перед растворением  передать формируемому кочевому объединению свое имя и некоторые черты. К первым немногим хуннским мигрантам на окраинах джетыасарского оазиса, постепенно присоединялись всё новые околохунские группы бегущие от войны. Выкристализовалось новое кочевое образование, что выразилось в новом переименовании владения Яньцай(Верхней Аорсии) из Аланьли в Сутэ-Яньцай.  К середине II века  по IV  век достаточно разросшееся обьединение кочевало по меридиану Приаралье/нижнее течение Сырдарьи на юге и Южное Приуралье, Тоболо-Ишимское междуречье и Поишимье в целом на севере. Обе зоны взаимоувязаны друг с другом, летом стада кормятся на богатом водой и травой лесостепной границе, зимой на песчаных менее подверженных джуту пастбищах Приаралья и Туранской низменности. Летом эти близкие племена контактировали с  саргатцами и кулайцами лесостепи и притаежья. Однако контакты с палеосибирским лесным населением возможны были и значительно южнее. Ведь усыхание аридной зоны сопровождалось увлажнением гумидной и носители таежной керамики - резной накольчатой, шнуровой и фигурно-штампованной - постоянно выталкиваются в степь, несомненно подпадая под верховенство номадов, взаимно смешиваясь. Ханьские источники называют это лесное население «янь», откуда названия владений Янь и Яньцай, платящих дань Кангхе( аорсы-аоцзянь видимо являясь одним из пяти «княжеств» Кангюя  владея землями на северо-запад). Гунны похоже заняли кочевую провинцию Арало-Приуралья  остро насильственным путем(может отголоски этого и донес нам Марцеллин), новые памятники гуннского периода не имеют прямой связи с предшествующими сарматами-автохтонами, те вытеснены в лесостепную и даже лесную зону по обе стороны Урала, за Волгу, и даже в болотные городища джетыасарцев(пленные?).  При этом о действительной этнокультурной консолидации населения гуннского союза говорить не приходится. Вероятно, там действительно верховодило стержневое гуннское племя, некие «царские гунны», схожих черт и притом достаточно особых достаточно, чтобы считать их комплексом. В частности к гуннам здесь в этом времени могут относится достаточно оригинальные гантелевидные курганы. В значительной же, особенно приволжской западной области продолжают значительно преобладать сарматоидные черты, в то же время чем восточнее, тем сильнее начинает ощущаться  предтюркское влияние. В лесостепном Поишимье оно выражается в нехарактерном ранее для региона обряде кремации и длительном воздействии огня в яме и на надмогильной площадке, обкладывании сооружений сырцовыми валками-кирпичами. Те или иные вариации в рамках некоторого культурного единства, не дают говорить только о статистической погрешности, обьединение было как минимум разнородным по составу. У Иордана со ссылкой на Приска сохранилось тотемическое предание господствующего рода, о том что корова(телка) открыла пастуху меч бога войны, предназначенный для вождя Атиллы. Этот фрагмент явно указывает на то что захвативший в конфедерации власть царственный род был скотоводческим, и может даже полуоседлым (участие же оленя ведет скорее в круг  охотничьих лесных племен). Всё больше находится  оснований говорить о более раннем, чем обычно принято проникновении прото-предтюркского населения  из районов Приалтайской степи и Алтая,  которому в степях Казахстана возможно приписать т.н. «курганы с усами», вместо более ранней их сакской атрибуции. Такое влияние с востока на запад вплоть до Иртыша наблюдается в берельской культуре.  И пока еще с острожностью к такому предтюркскому населению начинают относить распавшуюся накануне рубежа эр кулажургинскую культуру, имевшую тесные связи с Алтаем и Тувой, связывая её с населением откочевашим на  средний Иртыш из Горного Алтая при экспансии хуннов Модэ. Имеется мнение, что позднетасмоленские погребальные комплексы коргантасского типа имеют на самом деле слишком мало общего с сакскими памятниками предыдущего этапа  и более находят аналогии в памятниках хуннского времени Монголии и Забайкалья. Среди покоренных хунну племен на крайнем северо-западе, помимо динлинов и гянгуней, называются цюйше, кюйше, сдвинутых с Горного Алтая и возможно расселившиеся под  хуннским давлением  вплоть до Иртыша от западных предгорий Алтая, подчинив здесь большереченское население. «Вэй люэ», в III-IV веке отмечает разделение ареала древних киргизов, хегу, цигу на восточных енисейских и западных, где то рядом с усунями в Восточном Казахстане. Возможным движением алтайцев-«огнепоклонников» на запад объясняют аналогии  из таштыкских склепов в памятниках с трупосожжениями в Канга-кала, Куня-уаз и Чаш-тепе  в Хорезме, сравнивая с описанным Марцеллином похоронами хионитского царевича.

 

Но вернемся снова к гуннам, восточную группировку которых можно думаю пусть условно назвать акацирами, лесными людьми аgac-ar (хотя если западную еще более уверенней признавать «сарматоидной», то возникает закономерный вопрос, а где же тогда гунны?).  Зимой эти племена торговали и брали дань с земледельцев-джетыасарцев и других оазисов(возможно враждуя за этих данников с Кангюй), воспользовавший некоторым исходом  кенкольцев «дома Чжаову» южнее в богатые земли переживающей не лучшие времена кушанской «федерации».  Похоже малозначительные передовые группы именно этой конфедерации уже появляются в европейских степях в течении II века , что и мельком зафиксировали первыми Дионисий и Клавдий. Тем неожиданней греко-римские авторы откровенно упускают появление гуннские полчища на границах Империи, строя даже много после разнообразные гипотезы.  Они не замечают их дисперсные части под толстым слоем постоянных алано-сарматских пришельцев из Азии, неотличимых по облику, оружию и образу жизни. Для того Марцеллин задним числом вводит долгую войну меж гуннами и аланами, где первые непрестанными мелкими нападениями измотали вторых, неких аланов-танаитов, меж тем Танаис в этот период подвергается единственному разгрому в 250-51 годах и связан он с готами, далее он непрерывно функционирует уже как варварский город , обслуживающий запросы региона по крайней мере всё гуннское время. И вроде как враждующие племена гуннов  и алан(и алан-маскутов), по сообщениям вполне надежных Агафангела, Бардесана и Бузанда проводят совместные походы в Закавказье, задолго до некоего перехода через Волгу в 370е. Моментом истины для жителей Римской Империи, который уже было невозможно заметить стал приход  в Европейскую Сарматию  основных племен Арало-Приуралья, с заметно большей долей монголоидности. Вероятно, её носителем были  кето-самодийский субстрат вытесняемый идущими в той же волне древнетюрскими огурскими племенами из Притяньшанья и Алтая. Помимо большей доли монголоидности и принесшими за Волгу уже упомянутый раннетюрскиий обычай погребений с конем и кремаций. Несмотря на то что основная сарматская масса продолжала преобладать, новый экзотичный для  европейцев фенотип вытеснил всё остальные эмоции.  Отсюда столь экспресивное сообщение Марцеллина, не лишеное драматических преувеличений, литературных штампов и нестыковок. Но что же вызвало смену  кочевий гуннского объединения,  ксеротерм  ведь не обрушился внезапно, климатические факторы имеют большую инерционность в течении нескольких поколений людей.  Краткосрочные изменения (колебания) климата  постоянны даже в рамках векового цикла и недостаточны, чтобы вызвать кардинальные перестройки в кочевом обществе.  Да и приишимская и приуральская лесостепь остается благодатным краем в любом случае. Обстоятельства кочевания не изменились, ведь гунны Атиллы после смерти своего вождя и поражения при Недао вновь вернулись  в эти же степи, что видно по возобновлению археологических материалов в постгуннский период  V-VI века. Хотя  новый цикл увлажнения степи началс только в следующем VII веке. При естественном ходе событий цивилизованные народы быть может остались бы в туманном неведении о неких гуннах на краю мира. Гунно-сарматы по прежнему бы постепенно и незаметно для писателей цивилизованного мира инфильтровывались в сарматский мир европейских степей, какую то бы часть вытеснило к земледельческим оазиса Средней Азии, многие бы осели по кромке уральских и сибирских лесов, на смену саргатцам. Но вдруг в третьей четверти IV века происходит нечто, толчок, и западноказахстанские степи  снова обезлюдевают, количество памятников резко падает. Что же заставило гуннов сняться с места, оставив уже ставшими родовые кочевья? Очевидно произошел всё тот же «эффект домино» из какого то «эпицентра» и новое кочевое население вытеснило гуннов из основного их ареала на запад в европейскую степь. Что же такое и где случилось в середине IV века? Оглядимся, и ведь какое то имя в связи с этим уже звучало точно.

 

Ши Лэ происходил из племени цзи, цзиху, одного из племен южных хунну спрятавшихся за Великой стеной от гнева сяньби еще в последние ханьские десятилетия. Цао Цаопредполагал использовать их в качестве федератов против застенных варваров и поселил их в пределах северных провинций, разделив их на пять частей –«було» - разместив ставку южного шаньюя в Пинъяне.  Время шло, Цао-Вей, сменила династия Цзинь семейства Сыма, наконец и она дрогнула, погрузивщись в пучину междуусобной восстания князей-родственников. Очередной шаньюй китайских хуннов Лю Юань, посчитал что можно уже и самим править китайцами. И поднял пять варварских племен  против Цзинь, объявив династию Северная Хань. Тогда же он привлек в своё войско сначала разбойника и затем удачливого степного командира Ши Лэ. Похоже Ши Лэ был достаточно  верен Юаньхаю, фактически став независимы властителем северо-восточной части Китая, поссорившись с Лю Яо объявил собственную династию Познюю Чжао со столицей в Сянго. В процессе этой войны с династией  хунских шаньюев, их бывший поданный Ши Лэ считается и произнес единственное осмысленное предложение-двустишие на хуннском языке, предмет многих современных лингвистических  споров. Эти первые опыты кочевой знати по созданию «двоединой монархии» для управления китайским земледельческим населением были еще неудачны, кочевники ничего в этом не понимали, а привлекаемое китайское чиновничество продолжало питать глухую ненависть к инородческому засилью. Первая попытка сбросить чужеродное правление в исполнении Цзинь Чжуня не удалась, но патриоты вполне отыгрались при наследниках Ши Лэ. Усыновленный семьей Ши, китайский генерал Жань Минь тайно ненавидел своих покровителей и не упустил своего шанса. Он захватив власть, преследовал и казнил членов семьи Ши, заодно и вообще всех варваров  и продержался два года против соединенных сил всех варваров, хуннов, цянов и сяньби. Жань Минь развернул невиданный террор против непосредственной опоры свергнутой династии, народности цзи, или булоцзи, и вообще  всех хуннов в пределах государства. Как пишут  хроники: «тогда погибло много варваров с возвышенными носами», сообщая о том что в одной столице было убито 200 тысяч некитайцев, Жань Минь обещал любому кто принесет ему 10 голов варваров внеочередной чин. Понятно что древние литераторы драматически преувеличивают, но масштабы бойни явно были по китайски масштабны.  Поднебесная ушла на новый очередной виток войн всех со всеми, приведших в итоге к возвышению табгачей. Больше о народе цзи и булоцзи в Северном Китае мы не услышим, лишь в Хэси-Гансуйском коридоре остались  их родственные «застенные» группы, гансуйские цзиху.  Несколько после «Бэй-шу» фиксирует неких болочжи в составе племен теле: «К западу от Иу (Хами) и к северу от Яньци (Карашар) вдоль гор Байшань (Восточный Тянь-Шань) жили племена циби, болочжи, иде, супо, нахэ, уху, хэгу, едеу и юйниху".  Устроенная коренными ханьцами  «варфоломеевская ночь» произвела видимо неизгладимое впечатление на расселившиеся  в долине Хуанхэ многочисленные кочевья южнохуннских племен. С этого же времени инициативу в чехарде варварских царств перехватывают сянбийские династии. И древняя степная вражда на землях Великой равнины отнюдь не забылась, Мужун Цзюань подождал пока Жань Минь покончит хуннскими войсками во главе с уцелевшими принцами Ши, и увлекшись этническими чистками не успеет восстановить  свои силы. И только затем сам наносит  удар,  он уничтожил Жань Вэй и захватил весь Северный Китай, кроме Чанъяни, где укрепился диский командир Фу Цзянь. Больше  хуннские племена  ничего жизнеспособного  в пределах китайских земель не создали, за исключением Северной Лян в коридоре Ганьсу-Хэси, и она после пала под натиском Северной Вэй.  Остатки хунну Северной Лян отступили в Турфан(Гаочан) и продержались еще немного против  жужаней, среди них вероятно было и племя ашина, но это уже другая история. Бойня устроеная Жань Минем и наступление муюнов-сяньби вызвало отток значительной части кочевого населения из пределов Китая на запад вдоль ганьсуйского коридора в Джунгарию и на северную сторону Гоби.В 357 году племя «чиле» первый раз фиксируется в описании похода мужунов Ранней Янь, в 363 году муюнские вассалы тобасское княжество Дай нападает на впервые упоминаемых «гаоче», то есть высокие телеги. Как видно муюны-сяньби не успокоились и пытались преследовать своих бывших позднехуннских противников, тем самым отмечая для нас и их путь.  И китаизмы в древнетюркском языке ограничиваются тем же IV веком. Где то в это же время сяньбийцы-туйюхуни также продвигались по южной стороне Гоби на запад, очевидно сдвигая по пути прежнее население.   Разумеется «принцип домино» продолжил свое действие, пришедшие в движение племена должны были провоцировать движение уже других племен. И путь этой миграции думаю можно косвенно проследить. В середине-конце  IV века исчезают родственные друг другу  шурмакская и кокэльская культуры  постхуннского населения Тувы,   характерные шурмакские мечи найдены после на Средней Оби в составе верхнеобской культуры.  На самой Оби и лесостепном Алтае исчезает фоминский этап кулайской культуры, и лишь с перерывом на этих же местах появляется одинцовская верхнеобская культура «азов-аринцев», тесно связанная с этногенезом протокипчаков и карлуков. В Горном Алтае булан-кобинская культура переходит в последний уймонский регрессирующий этап. Вместе с кулайской в целом исчезает и саргатская культура лесостепной Сибири.  Это движение в глубинных степях для внешнего зрителя завершается вторжением гунно-сарматского населения в Северное Причерноморье и далее на Дунай, вовлекая и оттесняя местные западносарматские и восточногерманские племена. Акациры шли во втором эшелоне, встали от Дона до Волги, бывшие уге Прибалхашья  разместились на прежнем месте обитания этих ушедших племен, образовав огурский племенной союз. Тогда видимо где то в Притоболье и Поишимье появляется отмеченное в Бэй-ши этнополитическое образование Уи Бэй Го, буквально Северное государство угров.  Через век уже их сдвигает на запад  савирское объединение, коих теснят  в свою очередь некие «абары/вары». Начинается миграционный процесс,  обозначенный к концу VI века в Бей ши ремаркой: «Предки телэ - это потомки сюнну. Племён очень много. На востоке от Западного моря, по горам и долинам  живут  повсюду»

 

 

Изменено 30 Sep 2019 пользователем Гера

[Гера]

Средняя Евразия и Средний Восток. III век

Но первый удар приняла на себя Персидская империя Сасанида Шапура Великого. Буквально через несколько лет после бойни за Китайской стеной в 354-55 годах Аммиан Марцеллин сообщает: «Царь Персидский был запутан в войны с соседями и отгонял от своих границ дикие народы, которые в своем изменчивом настроении часто наступают на него, а иной раз, когда он идет на нас войною, оказывают ему помощь.» В другом месте он снова повторяет: «Персидские командиры, стоявшие в соседстве с составляющими границу реками, тревожили наши пределы грабительскими шайками, в то время как царь был занят в крайних областях своих земель. Они делали дерзкие набеги то в Армению, то еще чаще в   Месопотамию». Лишь в следующие 356-57 года римские легаты в Месопотамии «узнали из достоверных и подтверждающих друг друга сообщений лазутчиков, что Сапор, несмотря на тяжкие понесенные им потери людьми, лишь с трудом отражает в крайних пределах своего царства враждебные народы, то попытались завести тайные переговоры через каких­то солдат с персидским военачальником Тамсапором». Они уговорили его послать письмо Шапуру и сообщить о  намерении Рима заключить с ним мир, что поможет ему расправиться с этими далекими врагами. «Много времени прошло, пока это письмо дошло в область Хионитов и Евсенов, где проводил зиму Сапор» («eusenas» – «cuseni», т.е. кушаны). По окончании зимы 357–358гг. «царь персидский, все еще находившийся на приграничьях своего царства с самыми отдаленными народами, собрался уже вернуться домой, заключив союзный договор с Хионитами и Гелонами, отличавшимися особенной воинственностью. Тут он получил письмо Тамсапора». Некие гелоны упоминаются Марцеллином в конце книги в списке азиатских аланских племен(Амм., III, XXXI, 2, с.240, Марцеллин вообще делит алан на европейских и азиатских), но возможно всё несколько проще, гилянцы это мятежные горцы Дейлема-Гиркании, вставшие на сторону степняков против персов. Шапур выдвинул неприемлемые для римлян условия и мир не был заключен. В 359 году Шапур вместе с царями хионитов, албан и отрядами «прочих соседних народов» перешел римскую границу и осадил Амиду, с этого момента и Аммиан Марцеллин. Он же застал гибель хионитского царевича, сына Грумбата, «высоким ростом и красотой превосходившего своих сверстников», далее следует подробное описание с кремацией так напоминающее позже похороны у киргизов и древнетюрских ханов. Шапур выиграл войну с римлянами, что позволило ему сильнее вмешаться в армянские дела, однако  на восточной границе ситуация была отнюдь не безоблачная. Из-за постоянной тождественности у писателей кушан и хионитов( ипоследующих кидаритов с эфталитами) неизвестно что послужило причиной активизации населения быших кушанских владений - кушаншахра. Возможно, помимо действий племен хионитского союза паралельно кушано-юэчжийская общность получила мощную подпитку от родственных еще кочевавших где то в северных степях племен их круга. Так иначе в 370-71 году восстал некий сасанидский наместник, кушаншах из рода оставшихся аршакидов(кушанских?). Кушаны разбивают посланное Шапуром карательное войско, масштаб поражения был таков, что это сразу сказывается на борьбе персов с армянским сепаратизмом, и соответственно усилению там римского влияния. Поведший было самостоятельную политику царь Пап был вызван Валентом в Тарс и там убит, на армянский престол была усажена римская марионетка Вараздат. Шапур оставался лишь пассивным наблюдателем,  около 376 года Сасаниды вели новую неудачную войну с кушанами. Наращивая давление на Армению Валент начал подготовку к масштабному походу против Сасанидов, всё вело к решительному пересмотру позорного «Иовианова мира» на фоне последних годов жизни дряхлеющего Шапура Великого. Но готы перешли Дунай и случился Адрианополь, и еще одно «если бы» не свершилось. Фактически полевая армия Восточной империи прекратила свое существование на долгие годы, но Шапур и следующие Сасаниды оказались совершенно не в состоянии извлечь из этого какие то плоды. Более того, наметилась длительная «оттепель» в  отношениях двух геостратегических «заклятых друзей». У римлян были свои проблемы, персы же с большим трудом выдерживали прессинг своих северо-восточных соседей из-за Амударьи, Вароруда. И воюя с ними тоже не делали больших различий меж племенами этой похоже  единой по кочевому происхождению общности, так воеваший с «тюрками»-кидаритами и хионитами Бахрам Гур утверждает должность наместника Хорасана «марзбан-и кушан», т.е. «хранитель границы с кушанами».

 

 На этом завершим повествование о реальном ходе событий, и наконец скажем каким оно будет в этой реальности. Первое, что приходит в голову, гуннское вторжение произойдет не так, не тогда, при других обстоятельствах и другой обстановке в Римской Империи. Если вообще гунны перейдут Волгу – ведь в этом мире нет южнохуннских династов, нет  Ши Лэ и Жань Миня с его средневековым геноцидом. А второе, что Великий шелковый путь продолжает функционировать, по крайней мере весь III век. Ханьцы исправно продолжают задабривать степняков и союзников  изделиями  своей экономики, товары караванами поступают за ледяные Луковые горы и далее до далекого Дациня. Кушания по прежнему сильна, она цепко удерживает в сфере своего влияния небольшие владения  вплоть до Яксарта и просто не допустит военно-политической экспансии кангло-кенкольских отрядов на земледельческий юг, удержав их степном фронтире. Не сдвинувшиеся толком из своих степей они закономерно схлестнутся за пастбища-зимники с центральноазиатскими пришельцами, прервав их гуннский этногенез на взлете. Третье, сяньби при Кэбинене все же преобразовываются централизованное регулярное протогосударственное объединение по типу хуннской державы шанъюев. Логика  открытого степного ландшафта, как мы уже выше говорили, всегда размывает эфемерные границы  на лишенной естественных препятствий степной равнине - остаться должен один – основная историческая линия евразийской номадистики. Любой сильный племенной союз всегда претендовал быть единственной  степной империей под Небом над всеми народами натягивающими лук. Единственный преградой временами разделявшей евразийский степной пояс  были Белые горы(Тянь –Шань), но лишь в немногие эпохи относительной слабости Степи(в синхронные периоды относительного могущества  объединенного Китая). И сяньби не могут выйти из этой парадигмы, они будут добиваться сходного превосходства над всем доступным кочевым миром. Будут их Великие западные походы за Тянь-Шань, вероятно они и так обращали внимание на это направление, Таньшихай совершал походы на усуней, укрощал динлинов и по сообщению Вэй люэ с этого времени древние киргизы-цигу платили сяньби дань.  О западных миграциях скорее всего в сяньбийское время говорять версии этимологий ухуаней-авар, мукри-мохэ, возможно отдельные вырвавшиеся далеко на запад роды сяньби/сэрви стояли у основания савирского племенного союза. За факторами степной идеологии и кровной мести к древнему врагу стоят и чисто прагматические соображения - стремление контролировать  Шелковый путь на максимальной его протяженности, как это будет позже при эфталитах, жужанях и тюрках, наконец монгольской империи. И вот в четвертых, кушаны также не допустят попытки появления еще одного транзитно-торгового контрагента на своем участке в лице кенкольцев. В то же время алано-кангюйские воины кенкольской общности не являются вовсе чужеродным элементом для обосновавшихся здесь немного раньше столь же ираноязычных кушан-юэчжей, а также саков и согдийцев.  Всегда наблюдаемый здесь уже с писанного тюркского времени постоянный процесс седентаризации-оседания кочевого и полукочевого населения, пестрая черезполосица народностей, большое количество переходных этнических групп, обычаев, обрядов, элементов материальной культуры. Потому нападение Кангюя на кушанские владения не должно приобрести характер особо ожесточенных столкновений и войн на уничтожение, также и ответные действия кушан должны ограничится короткими военно-карательными экспедициями. Следующим этапом панцирные кангюйские степные дружины  не добившись в целом успеха в своем продвижении на юг, будут искать у кушанских правителей службы, продавая свою военную силу и внедряться в их воинскую элиту, подобно тому как это делали «хунны» из погребального комплекса Тилля-тепе. Но что же делать кушанским властителям с этой беспокойной воинской силой, жаждущей добычи и славы, куда же отвести степную ярость, обезопасив и свои северные пределы. И снова прокрутим назад и вспомним события второй половины I  века и предыдущей большой кочевой волны приведшей в конце концов в южнорусские степи первых алан, тогда вероятно сложилась очень похожая по накалу и давлению ситуация среди скопившихся в Средней Азии восточноиранских племен. И тогда в 70-е года I века правители Кушании и Гиркании нашли выход направив вооруженную силу племенного союза алан на Парфию, стремясь ослабить столь опасного соседа и главного противника, открыв границу перед ними(много после Махмуд Газневи будет иметь схожую дилему с сельджукидами). А теперь вспомним какой треш и угар творится в Иране уже какой десяток лет в этом мире. Один на один Хосров Армянский не может одолеть Ардашира и Шапура Сасанидов, чаша весов клониться то в одну то в другую сторону в зависимости от настроений нобилитета могущественных парфянских родов. От Рима действенной помощи не ожидается, ему вообще не сильно интересно усиление Армении, да и на Дунае не всё спокойно помимо политических неурядиц от последствий недальновидного правления Северов. Кушанское вмешательство также оказалось весьма ограниченным, так как их внимание в значительной мере должно быть приковано к индийским делам. Также как видим они вынуждены отвлекаться и на удержание «северного фронта». То есть серьезно Хосрову они помочь своими военными силами не могут и война бы скатилась  в вялотекущее противостояние, видимо до такого момента когда нахарарам не надоест.  То есть примерно так, как уже было описано выше, если бы кушанские цари-аршакиды  все же не нашли способ помочь своим союзникам.

 

К 233 году дажень сяньби Кэбинен умом и силой стал самым сильным из прочих вождей и родичей  Таньшихая и объединил большую часть племен. К 235 году он не был убит вэйским наемным убийцей, напротив, совершив несколько походов в долину Хуанхэ, он навязал китайским императорам свой «договор  дружбы и родства» и вынудил их на признание  великим шаньюем сам породнившись с семейством Лю. Тем самым он заявил о претензиях на всё постгуннское кочевое наследие, прежде всего конечно на пограничные южнохуннские племена прижавшиеся к земледельческим областям Срединного Государства. Однако ханьская администрация вовсе не собиралась уступать хитрому степняку и дальше. Империя и вправду была несколько заинтересована в централизации и упорядочивании отношений со Степью в удобные ей формы. Но вовсе не собиралась усиливать его бесконечно и сдавать своих федератов, нужных как барьер и мобильный резерв против того же Кэбинена. Впрочем, этот китаезированный варвар,  сделавший себя сам из мелкого приграничного вождя, пройдя весь путь  угроз, стычек, шантажа и лести рядом с большим соседом за Стеной к 235 году всерьез на такую уступку и не расчитывал. Великий караванный путь на Запад вовсю действовал, рядом но мимо текли реки золота, серебра, шелка и диковинных товаров, что было нестерпимо для уже наверняка немолодого сердца великого кагана(хэгань- опора, титул впервые встречаемый у сяньби, видимо собственно народное, в отличие от официального, заимствованного у хунну, потому далее мы будем называть эту политию сяньбийским каганатом). Сяньбийская латная конница снова после времен Таншихая обратилась на  запад, подчиняя торговые  оазисы Восточного Туркестана и ввязываясь в затяжную борьбу с китайским присутствием здесь. Тува уже была крайней периферийной «провинцией» сяньби, и теперь еще снова как при Таньшихае сяньби заставили признать своими данниками племена Алтая и Енисея, возможно проникли в верховья Иртыша. Кэбинен оставил хорошее наследство своим сыновьям, в сердцах же сяньбийских воинов уже разгорелся вкус к завоеваниям и добыче. В этих же сердцах не остыли угли старинной кровавой степной вендетты, древней как вечное Небо, не прошло еще и ста лет как в Степи шла отчаянная резня нового дерзкого народа против одряхлевшего гиганта. Еще пели те песни старые сказители-хурчи, не развеялись еще скальпы на бунчуках и иссушенные головы на конских уздах. Настало время добить заклятого врага уползшего зализывать раны далеко на запад за высокие горы, заодно утвердить свою волю среди всех народов натягивающих луки, взять с них дань - в Степи под Небом должен быть один. Сяньби напали на усуней и юэбань в Семиречье, вышли на пространство Срединной Евразии перейдя Тянь-Шань . Тем временем воинский союз кенкольских алано-иранских племен без особых успехов колотится в стены кушанских городов-оазисов за Сырдарьей, в то же время получая новое пополнение. Одну из последних ираноязычных волн из Синцзяна уходящих из под сяньбийского вторжения . Новое население требует пастбищ  и потому среди довольно близких племен «Кангюйской конфедерации» обостряется  борьба за ресурсы и лидерство, в процессе которой и  племена «гуннов» могут быть вытеснены  с нижнего течения Сырдарьи. В любом случае регион Приаралья и присырдарьинские песчанные степи испытывают демографический избыток населения, пагубный для хрупкого кочевого хозяйства и обостряющий межплеменные отношения. Это должен быть  болезненный удар для вероятно еще недавнего племенного объединения, лишившись безопасных зимних пастбищ , они вынуждены сражаться за зимники и концентроваться вдоль лесостепной кромки Западной Сибири и Приуралья. Скорее всего они в основной части постепенно перешли бы к полуоседлости, ведь теперь были бы вынуждены начинать заготавливать корма на зиму. Но проблема для них еще в том, что от  верхнего Иртыша и Алтая вдоль привычного им края сибирской тайги идут победоносные отряды сяньби, увлекая с собой и местное предтюрское население. Значит, где то в 240-х годах еще окончательно не сложившийся гуннский этнополитический союз разваливается. Значительная, главным образом «негуннская» автохтонная часть остается на старых кочевьях, приспосабливаясь к новой власти, благо сяньбийское присутствие в центральноказахстанских и южносибирских степях не будет значительным и скорее даже эпизодическим. Другая же часть наверное раньше перейдет Волгу, но эта миграция скорее всего рассеется среди родственных сарматских племен от северокавказских степей до Днепра и явно не будет столь политически едина чтобы претендовать на гегемонию.  В Северное Причерноморье в это время выходит из лесостепной полосы новый хищник, готский союз в это время напротив переживает период подьема и единства во главе с королем Остроготой и его наследником Энвилом(Книвой).  И есть ещеодна причина развала раннегуннского союза,  третья сторона света, куда тоже могут устремиться  беглецы.  Особенности взаимодействия государства кушан и варваров «кенкольцев» в принципе не должны сильно отличаться от подобных у  «цивилизаций» как западнее, так и восточнее. Потому же принципу подобия варвары будут пытаться тем или иным способом конвертировать в блага свою военную силу,  государство-«донор» будет пытаться использовать  их как инструмент в своих внешних акциях заодно нейтрализуя раздражитель. И фронт работ для такого применения как раз у кушан есть, уже какое десятилетие пылает в пламени войны и нестабильности Иран, аршакидская Армения  против сасанидского Парса и  каждый  парфянский дом сам за себя.  Нужно наконец  по настоящему помочь  Хосрову Армянскому, который кстати тоже вовсю использует в войне с персами  северокавказских кочевников, также успокоить  свои западные границы и вполне возможно под шумок их и округлить. Наконец, не забудем что Шелковый путь никуда не делся, караваны с товарами идут и «иранская пробка» - военная нестабильность на данном отрезке самой кратчайшей ветки - мешает всей торговле, а это бьет по карману всем «акционерам». Но «сasus belli» первым предоставляет сам Шапур, вознесшийся на отцов престол весной 241 года во время осады Хатры. После начатой еще Арташиром месопотамской кампании, когда помимо Хатры были захвачены римские Нисибис, Карры и Дура-Европос, Шапур обратился на северо-восток.  Местные  в основном горные племена  видимо оставались независимы и враждебны персам, именно эти области в первую очередь выступили в войске Артабана в сражении при Хормиздагане. Мы знаем имя их предводителя, Гушнаспа(если оно тронное, то не характерное для Аршакидов). Письмо зороастрийского первосвященника Тансара Гушнаспу именует его «принц и царь Табаристана, Баршавадгана(Падишваргара), Дейлемана, Гиляна и Думбаванда». Дипломатическая переписка не склонила непокорных горцев и Шапур сразу же по возвращении из Сирии организует новую кампанию, согласно «Хронике Арбелы» против хорезмийцев, мидян гор, дейлемитов, гелов(гилянцев) и гурзан(гурганцев). Вероятно в рамках этой войны «кони и люди Шапура» достигли Дербента(Чора, Албанских ворот) «учинив пожары и разрушения». Это же отвлечение в реальности позволило Гордиану на первых порах отбить большую часть потерянных несколькими годами ранее римских владений.  Северо-западный поход Шапура в 242-43 годах, его военная активность в непосредственной близи кушанских границ, возможный поток беглецов и просьб о помощи, возможно и послужит сигналом  к пониманию что они следующие и к действию. По одной вероятной  хронологии Шапур, закончив покорение северных гор, и в 244 году завершив войну с римлянами выгодным договором с Филиппом Арабом, имел временный лаг в 245-49 годах перед  своей активизацией  в Армении, завершившейся гибелью Хосрова.  В 245-49 скорее всего и были использованы Шапуром для походов на кушан, давших ему основании к 262 году отмечать в надписи на Каабе-и Зардуште: «Я — господин Ираншахра. И владею я шахрами…Партаном, Хиндом, Кушаншахром, вплоть до Пашкабура и дальше до Каша, Согда и границ Чача…И все эти многочисленные шахры и шахрдары и владетели областей — все мне платили дань и подвластны были». Впрочем, проявить инициативу призвать  кочевые орды может и «Гушнасп» при благожелательности кушан, как это сделали его возможные далекие предки гирканские цари, открывшие проходы алано-сарматскому вторжению. Кушанский царь, назовем его Васудевой III(Вахчесаном армянских авторов),  заключает союз с военными вождями «кенкольцев»,  обещая провести их через свою территорию за Окс и предоставить зимой продовольствие. Очевидно, что сосредоточение кочевых орд будет проходить зимой и ранней весной на пастбищах непосредственно примыкающих к кушанским территориям. Далее на юг по кромке песков и  земледельческих оазисов. «Кенкольцы», являясь дружинами панцирной конницы, привлекут и какую то часть из прочих племен в рамках «кангюйской федерации» - воздержимся пока называть этот кочевой субстрат аланами, хионитами, белыми гуннами и тем более просто гуннами, будем называть их нейтрально кангюйцами. Но туда в том числе входит и некий гуннский элемент на окраинах джетыасарских городищ,  ведь конфликты из-за зимних пастбищ пока еще не успели перейти из фазы заурядной барымты в ожесточенную резню всех до колесной чеки.  Если вторжение состоится ранней весной 244 года, то есть все шансы застать Сасанидов врасплох, ведь армия Шапура в это время сосредоточена в Месопотамии и бьется с римлянами под Эль-Фалуджей-Массисом. Но мы уже декларировали выше, что Гордиан не отправляется воевать на восток, вся мистерия вокруг его свержения разыгрывается позже на берегах Дуная. Значит, благодаря гурганцам и кушанам, степные варвары вторглись в пределы Ираншахра еще раньше - весной 243 года - переправившись через Окс  у Амуля и перейдя пески вошли в Маргиану, начав также грабить  Арабшахр, Парфиену/Партав, Хорасан и Арею. Однако с осадой крепостей и городов первоначально дело пошло туго. К лету, бросив все другие дела, сюда  пришел с сасанидским войском Шапур. Главная битва состоялась на равнине перед крепостью Чильбудж, главной тогда твердыней Мервского оазиса. Кангюйцев оказалось несколько больше, их исключительно конное войско имело органичную пропорцию тяжелобронированных и легких лучников. Шапур же до того не сталкивавшийся серьезно с таким противником и не принял угрозу всерьез, он уступал в конных стрелках, которых в его войске составляли саки-сегестанцы, не все парфянские роды поспешили присоединить к нему свои отряды. Поражение было оглушительным, саков было меньше и кангюйцы буквально засыпали персов стрелами, тяжеловооруженные азады не успевали за лучниками и постоянно стаскивались арканами из своих седел,  если же они оказывались опасно близко то в такие моменты выручали  удары кенкольских «катафрактов». Шапур спасся бегством набирать новую армию, и шахр Мерва Арташир решил далее не искушать судьбу и перебежал на сторону победителя. Следом после Мерва, постепенно сдались Серахс, Абивард и Ниса, снова против персов всколыхнулся Гурган с Табаристаном и ворота «союзникам» открыли Ферава  и Дехистан. Через какое то время предпочли откупиться, потеряв возможность пополнять  запасы продовольствия из-за разоренной округи Тус и Херат со всей долиной Бадгиса, крайней точкой сасанидского присутсвия остался еще держащийся Нишапур.  В руки  кочевых завоевателей неожидано пала достаточно обширная и населенная область, огромная добыча, пленные,  возделанные поля с кяризами, и главное искомые ими пастбища. Кочевники, вторгшиеся на окраину Ирана в 243 году уже с семьями и скотом,  стали лишь передовой группой. По Степи побежала весть об успешном походе, богатой добыче и пастбищах. И вызвала живой интерес - слишком значительно на фоне постепенной аридизации было создавшееся перенаселение в степях Южного Казахстана, вызванное завоевательной активностью сяньбийского каганата Кэбинена и его ближайших преемников. Уже осенью-в начале зимы того же 243 года новые массы переправляются через Окс-Амударью. Кочевники обходят Нишапур и некоторые другие еще сопротивляющиеся оплоты местного населения и устремляются на запад, грабят весь южный склон Элборзских гор вплоть до Рея. Они наносят новое поражение Шапуру у Гермсара, и главное им удается ворваться во стовратный Гекатомпил, большой торговый  город  региона расположенный на Царской дороге. Бывший когда то столицей первых Аршакидов, город давно потерял военное и политическое значение, стены были в плохом состоянии,  стража не смогла помешать небольшому отряду удальцов захватить одни из ворот. Следом за этим набегом последовали новые, прослышав о новых землях и богатой добыче, на юг двинулись и другие племена и рода вовлекая в движение население и из более отдаленных районов, усиливая почти перманентный процесс эпохи ВПН – тотальную перегруппировку населения - по крайней мере в этом отделе Евразии.  На следующий 245 год о «массагетах» напавших на Персию стало известно и римским информаторам, огромные их «толпы» обрушились на Мидию, разграбили окрестности Рея,  Эктабан, Кум и Апамеи, сожгли древнюю Варену и богатый Карадж. И опять они наносят серьезное поражение персам, те вынуждены дать большое сражение у крепости Ирадж, пытаясь защитить храм Тахт-и Рустам, Огонь Всадника. Этот святой огонь как место поклонения начал набирать популярность только недавно при Сасанидах, но обещал вскорости стать третьим по значению в стране, Шапур не мог равнодушно наблюдать захват зороастрийских храмов, тем более уже ощущая ропот за спиной. Будучи снова разбит, он заперся в своем оплоте Казвине, построенном ранее как опорный пункт для действий в северных провинциях. Шапур был велик и извлек уроки из своих поражений, начал формировать более легкие и подвижные отряды, привлек большие контингенты северокавказских алан и арабов, надеясь также изпользовать неприступность  иранских крепостей для кочевников.  Но по настоящему опереться теперь он мог лишь на выходцев из Парса, еще слишком хрупка была возникшая при сасанидской революции система, пережившая болезни роста только в следующие поколения при наследниках Шапура. Парфянские вассалы из благородных семей пахлавов начали потихоньку покидать его ставку, в основном они перебегали к Хосрову Армянскому, но кто то решался ехать и в лагерь степняков. Еще не успевшая сцементироваться землевладельческая верхушка распавшейся Парфянской державы увидела,  что еще неустоявшаяся новая династия неспособна справиться с возникшей проблемой, а значит «фарром» не обладает, со всеми вытекающими. Армяне получили преимущество и Хосров снова перешел в наступление, склонив на свою сторону нескольких колеблющихся царьков, римляне под шумок не привлекая особых сил вернули границу к статусу-кво и даже несколько больше. Когда кочевники ринулись в новый набег на Мидию, города открывали ворота и платили откуп уже с заметно большей покладистостью. Навстречу же им в Атропатену вторгся Хосров, одновременно в Адиабене был перебит персидский гарнизон. Вскоре до Шапура дошли вести, что варвары прошли через Кухистан и Дешт-Лут, появившись в окрестностях Кермана, а саки-сеистанцы отказались прислать свою вспомогательную конницу, отбивая свои пустынные стоянки от пришельцев. Шах Шапур бросил Казвин и поспешно отступил в Парс на юг. Разрушались прежние союзы и возникали новые, какая то племенная группа  возникнет уже здесь в Хорасане на новом месте, теперь для удобства назовем эти племена на западный лад хионитами,  армяне и индийцы хонами, китайцы пусть также будут называть  его «домом Чжаову». Большая их часть теперь  летом кочевала в долинах Туркмено-Хорасанских гор и на южных склонах Эльборзского хребта, зимой спускалась на более равнинные и засушливые места по обе стороны гор. Пришельцы вовсе не были таким диким народом, как представляют нам всех «скифов» античные авторы, у них были царственные роды, стратифицированное общество, развитая материальная культура, они имели опыт  взаимодействия с оседлыми земледельцами Китая, Туркестана и Средней Азии. Чего не расчитали кушанские власти, это масштаба миграции и количества желающих покинуть  становящиеся негостеприимными песчаные степи, без эксцессов не обошлось – кочевники по ходу переселения разграбили и заняли вассальные кушанам большие города Пайкенд и Варахшу в западной части Бухарского оазиса. Пала кушанская крепость Аяз-Кала и вместе с ней контроль над Хорезмом, где престол захватила очередная номадная династия. Но могло быть и хуже, так думал и Васудева III,  едва отбив нападение на Насаф, центр каршинского оазиса и столицу одного из кушанских уделов. Основная орда прошла мимо, хиониты в последующие годы продолжили движение во внутренние районы Ирана и скоро научились захватывать города. Первым известным «царем» хионитов, сильнейшим среди наверняка многочисленных вождей,  был Сарой, по крайней мере такое очевидно ираноязычное имя «царя» сообщают римо-сирийские авторы. Первую ставку цари хионитов разместили в Нисе, совсем недавно разоренной Сасанидами, как бы подчеркивая свою преемственность с парнами-парфянами, претендуя на все их бывшие владения. Кроме того, в их руках теперь была одна из важнейших святынь храм Адур-Бурзен-Михр(«Огонь Великого Михры»), несмотря на скорее всего разницу в обрядной практике, почитаемый и какой то значительной частью кочевников. Огонь Митры  был в фаворе при Аршакидах и почитался в среде старой парфянской знати, при новых ортодоксах Сасанидах стал клониться к упадку. На первые места, помимо Огня Девы в Парсе, вышли Огонь Ростама(Всадника) и Огонь Витшаспы у Шиза(Урмии), впрочем оба уже потерянные в пользу хионитов и армян. В следующие годы хиониты действуют на двух направлениях, меньшие силы ведут постоянные стычки с сегестанскими саками в Кухистане и вплоть до Кандагара, основные нападают на персидские владения, поделив Мидию с армянами и совершив  несколько раз глубокие рейды вплоть до Ефрата. Цари Армении расширив свои владения на юг вплоть до Ктесифона и на восток до Эктабан, платят хионитам за уступку Мидии, помощь в войнах и ненападение. Впрочем Ктесифон и Средняя Месопотамия совместными усилиями всех сторон приходят в упадок, обезлюдевают и постепенно  еще больше заселяются арабскими пастухами. Основной караванный путь смещается севернее через Эктабаны и Арбелу на Нисибис, или еще севернее от Рея на Табриз через Армению к Трапезунду  и в Каппадокию. Гурганцы-Дейлемиты сидят в горах, выставляя наемную пехоту и тем и другим.  Сасаниды из всей бывшей державы удерживают лишь  южные шахры примыкающие к Персидскому заливу, от Мессены в Южной Месопотамии до пустыни Гедрозии за Керманом. В начале 250-х тут в этих пустынях  в битве при Пхра(Профтасии)  еще один царь  гунно-хионитов Кудда/Кудах разбил ополчения саков и местных княжеств кушано-парфянского пограничья, подчинив в конечном итоге и Сакастан. Те саки что не подчинились ушли к своим родственникам кшатрапам в Индию. На западе в конце 251 года Шапур в сражении у Девичей переправы на Керхе смог разбить армян и установить предел их продвижению на юг. На этом весь порыв армянских нахараров закончился, Армения и так взяла больше чем способна переварить, в ашхарах-провинциях усилились военачальники-спарапеты почти перестав обращать внимание на стареющего Хосрова. Поражение в Лурестане было использовано как благовидный повод для заговора, Хосров в результате интриг был блокирован в отдаленной крепости и там убит в 252 году неким перебежавщим на армянскую службу  парфянцем из рода Суренов. Все устали от беспокойного царя, страна была разорена многолетней войной и борьбой за великодержавие, теперь еще и тяжелой данью хионитам. Свежезахваченные области попали в руки сильнейших нахараров, обьявивших себя бдешхи, автономных  правителей, следующих после самого Аршакуни. Центральная власть контролировала лишь старые земли Армении вокруг двух столиц. Престол дальше занимали несколько невнятных царей из боковых Аршакуни, настоящую власть держал в своих руках Мандакуни, вытащив под конец своей жизни некоего младенца и обьявив его сыном Хосрова Великого. Армянский бардак вполне устраивал римлян спокойных за свои восточные границы, хионитов устраивало зависимое положение Армении и удовлетворяла ежегодная дань.  Сасаниды уже не получили возможности воспользоваться вторым шансом, военные неудачи и крах дела всей жизни, своей и отца, подорвали здоровье Шапура. Шах еще смог отбить назад  в 252 или 253 году Ктесифон и Селевкию, но вскоре умер, не намного пережив своего армянского визави. Несмотря на завещание отца наследники - Шапур Месенский,  Бахрам  Лурестанский и Ормизд Керманский - решить кто из них основной наследник не смогли. Потому  тоже фактически поделили державу отца и деда, на три части. Затем, когда умер Шапур младший, Бахрам и Хормизд устроили маленькую гражданскую войну пока не победил Хормизд. По иронии, в данных границах Иран оказался горздо более монолитным и устойчивым государством, в полной мере персидским по языку и культуре,  с незначительными и разнородными  этническими меньшинствами. Небольшие доходы Сасанидов практически полностью уходили на строительство мощных крепостей, аргов, по всей линии от Испахана до Кермана и Хормизии на побережье, которыми они загородились от набегов из-за пустыни. Уже не требовался поиск толерантной универсальной веры для Империи, в поисках которой был Шапур, весь пыл персы посвятили покаянию за фейл и переработке великого наследия. Тут все также появился  Картир и вероятно раньше появиться Арта Вираз, зороастрийский Иоанн Богослов, со всеми поисками виноватых, ожиданием охирзамона-конца света и саошванта-миссии, конечно не обойтись без гонений на инаковерующих или верующих не так как надо. Околозороастрийские неформалы и сектанты побегут в соседние страны, в том числе в значительной части к хионитам.  Появление этих интелектуалов в царской ставке у Нисы Хорасанской в 260-х, начавшееся растворение среди многочисленного завоеванного населения, а также заигрывание с религией его большинства, выразилось в имени следующего «царя» Балана, возводящего себя к потомкам рода Фраяна-туранца. Сасанидская Персия в этом мире будет еще более  жесткой теократической монархией и гораздо рельефнее. Паралельно больше усилий будет на ассимиляции неперсидского населения луристанцев, эламитов, арамеев и арабов, получая конечно периодические бунты от осчастливленных. Постепенно всех прочих, кроме арабов, будет становиться все меньше, с последними сложнее, ибо их выталкивает пустыня, ты их в дверь –они в окно. Но в процессе наловчатся, да так что понравиться, персы займут как реале Бахрейн и всё южное побережье вплоть до Омана, постепенно продвигаясь в глубину Аравии, но это уже совсем другая история…

 

 

 

 

Изменено 30 Sep 2019 пользователем Гера

[Гера]

Не нынче то было

 

и не вчера,

 

это свершилось

 

в давнее время,

 

даже не в древности

 

- в годы древнейшие.

 

Было тогда,

 

когда  Унвен-ярл¹

 

сын Аустри²,

 

ходил на конунга Кьяра

 

за реку Видаву³.

 

Сильно было племя готов,

 

многие роды Великой Свитьод⁴  

 

они склонили

 

от Ейстрасалта до Мёрсахава⁵,

 

трон утвердя

 

 в блистающем доме Архейма⁶.

 

Кьяр конунг валов⁷

 

бился с готами,

 

многих оплакивал,

 

тысячи воинов, 

 

родичей близких

 

в битве погибших! 

 

Мудрым был Кьяр,

 

так он молвил:

 

«Спорить не стану

 

с норн приговором.»

 

Отпустил он

 

с добычей готов,

 

мир был предложен,

 

сидели они в палатах медовых,

 

дружбы хотел вождь меднокожих.

 

Так молвил:  

 

«Девы любовь будет с тобой,

 

мой гость многомудрый,

 

 если пойдешь, щитоносный,

 

биться со мной в Йорсалаланд⁸,

 

в земли далекие,

 

людей черноликих.»

 

Тогда встал Унвен.  

 

И когда он встал,

 

встали все ледрманы,

 

что до того сидели,

 

и подались вперед все те,

 

кто стояли в других местах,

 

 и хотели слышать,

 

что скажет владыка дружины.

 

Шум был большой

 

от множества готов

 

и лязга оружья.

 

А когда стало тихо,

 

сказал младой конунг: 

 

«У нас семь палат,

 

полных мечами,

 

их рукояти в резьбе золотой,

 

конь мой, я знаю,

 

коней всех ретивей,

 

острее мой меч,

 

красивей мой шлем из Кьярова дома,

 

кольчуги из золота,

 

и лук мой лучше всех асовых⁹ луков!»

 

Не соблазнился конунг,

 

всем ему лучше Ойум¹⁰,

 

 в излучине Данпа¹¹,

 

куда возвратился с добычей. 

 

Весело пили воины в доме,

 

за шумом не слышали стука копыт,

 

пока им рогом не подали знака.

 

Только Будли, старый наставник,

 

Почуял, и молвил вису:

 

«Странные слышатся звуки

 

От крова у крови земли,

 

- Снова сплетатель песен

 

 С Наиною льна в разлуке,

 

Это две куропатки

 

В схватке кровавой бьются.

 

Знаю, нагрянет скоро

 

Ссора костров Одина¹².» 

 

Так было, родич Амалов, 

 

Филимер¹³, давший готам владение,

 

изгнал из неё галирунов,

 

злокозненных ведьм,

 

теперь же в пустынях силу обретши

 

они возвратились,

 

 пока готы в походе,

 

в силе хундингов воинов Бьякки.  

 

Сказал Хлёд-горевестник:

 

«Сурт¹⁴ едет с юга с губящим ветви,

 

солнце блестит на мечах богов;

 

рушатся горы, мрут великанши;

 

в Хель идут люди, расколото небо.

 

От герулов прибыл я доблестных,

 

что на Дунхейде¹⁵: с востока,  

 

прибыл с такими вестями,

 

в пламени хёрг¹⁶ наш,

 

лес Ваналанда¹⁷,

 

залита кровью готов земля.»  

 

Сжал губы Унвин и долго молчал.

 

Затем окинул взором дружину,

 

что стала немногочисленна,

 

ведь многие сьехали в вики с добычей.

 

«Много нас было за чашею меда,

 

да мало осталось для ратного дела.

 

Нет в хирде моем никого,

 

кто бы поехал и щит бы понес,

 

чтобы вызвать на бой

 

хундингов войско,

 

хотя б я прибавил к просьбам награду.»

 

 Хлёд-ярл  сказал:

 

«Не стану просить в награду себе

 

 даже ничтожной золота доли;

 

но я поеду и красный щит понесу¹⁸,

 

чтоб хундингам вручить жезл войны.»

 

Вскочил на коня своего Грани¹⁹

 

 и спросил конунга: 

 

«Куда мне позвать

 

Сынов Муспелля

 

для сходки мечей?»

 

«К Дюльгье²⁰ зови их,

 

на Дунхейд зови,

 

зови их в пределы Ёссурских гор²¹;

 

там го́тов дружины в битвах

 

 нередко победу и славу себе добывали.»

 

 Долго скакал Хлёд,

 

прошел он чащу Мюрквида²²,

 

пока не достиг вражьего войска.

 

Он приблизился столько,

 

что его могли услышать,

 

и крикнул  голосом громким: 

 

«Войску разгром и гибель вождю!

 

Подняты стяги, против вас Один!

 

Зову я вас к Дюльгье,

 

на сечу сзываю на Дунхейд,

 

в пределы Ёссурских гор!

 

Усейте поля своими телами,

 

пусть Один направит копье,

 

как сказал я!»

 

Не тронули его братья

 

Бьякки и Хумли,

 

лишь говорили:

 

Ездить может хромой,

 

безрукий — пасти,

 

сражаться — глухой;

 

даже слепец до сожженья полезен

 

— что толку от трупа!

 

Ускакал ярл герулов

 

и молвил конунгу Унвену,

 

много людей в доме Беорна²³:

 

Шесть всего полков мужей,

 

в каждом полке пять тысяч,

 

в каждой тысяче тринадцать сотен,

 

в каждой сотне

 

вчетверо больше людей.

 

Услышав это, ответил Унвен :

 

«Гибнут стада,

 

родня умирает,

 

и смертен ты сам;

 

но смерти не ведает

 

 громкая слава деяний достойных.»

 

Веля созывать шлемоносных,

 

всех рожденных  с мечом

 

и резвым конем,

 

отправил гонцов во все стороны света:

 

«Пусть кони мчатся на тинг великий

 

 и скачет Спорвитнир и Спалинхрейд,

 

а Мельнир и Мюльнир до чащи Мюрквид;

 

 пусть не отстанет никто из воинов,

 

 из тех, чьи мечи наносят удары!

 

Хёгни зовите и Хринга сынов,

 

Ингви и Атли, старого Альва²⁴,

 

 —жаждут они в битве сразиться;

 

Хундингов рати мы разобьем!

 

Весь Ваналанд, яссурская земля

 

и поля Гнитахейд до гор

 

Химинфъёлль и Сольфьёлль будут наши²⁵».

 

На следующий день они начали битву,

 

силен был удар беорнлингов,

 

гнулись щиты и тупились мечи,

 

 пали многие готы.

 

Тогда вышел вперед 

 

Унвен, дружины водитель,

 

в руке его Тюрфинг²⁶,

 

и встал он в проходе,

 

сказав такую вису: 

 

«Стану в руинах живым последним

 

не отступлю и честь не сроню.

 

Пусть видят Норны,

 

 враги пусть бегут.

 

Павшие встанут со мною пусть.

 

Пусть помнят живые,

 

Бога разбудит пусть песня

 

о последнем живом.

 

Радуйся Один над не отступившим.

 

 Иду я, тот кто путь преградит,

 

Мужество мне не изменит!» 

 

Будлинги²⁷, души отважные,

 

Глядя на конунга,

 

встали крепко ступая,

 

каждый день приходили новые люди

 

 и готская рать не убывала.

 

 Вместе сошлись,

 

яростно сшиблись

 

стальные клинки у Волчьего Камня²⁸;

 

Унвен, убивший Хундинга в битве,

 

первым в бою был,

 

где б ни сражались,

 

рвался вперед он,

 

страха не ведал;

 

желудь духа²⁹ у мужа был крепок.

 

Ринулись с неба валькирии

 

в шлемах  на помощь,

 

бой разгорался;

 

волк пожирал ворона пищу,

 

молвила Сигрун:

 

«Будешь ты править долго и счастливо,

 

 Ты, не поддавшийся чарам³⁰,

 

 достойный, Амала потомок;

 

ты ведь сразил храброго Бьякки,

 

— был он убийца страх порождавший.

 

 Отныне, властитель, твои по праву

 

кольца из золота, знатная дева;

 

будешь владеть долгие годы

 

 дочерью Хёгни и Хрейдготами

 

 и многими землями;

 

кончена битва!»

 

Примечания

Эта скальдическая песнь-сказание  записана в Исландии в начале XIII века магистром права Нидаросской королевской коллегии Стурлусоном. Но также зафиксирована с небольшими вариациями изысканиями Кристианстадского университета  и на Кавказе, что указывает на её большую древность.  Восходит непосредственно к готской героической песне эпохи «великих переселений народов» (III-V вв.).  Как образец эпической поэзии скальдов входит в список Королевских саг, в сагу о Скьёлдунгах, т акже фрагментами присутствует в нескольких других сагах и сказаниях.Одним из признаков большой древности песни считается то, что в ней как бы сохранилась историческая основа сказания: в песни действуют не только отдельные герои, но и большие массы воинов, освещаются судьбы целых племен. Тем не менее, до сих пор не удалось точно установить, какие именно исторические факты отражены в песне и с какими  именно племенами столкнулись готы и прочие восточногерманские племена в движении на восток. Одно несомненно, такие столновения должны были иметь место.

1 Унвен ярл - Энвил и Унуил, сын Остроготы, первого исторического Амала, предводитель готского войска в большом удачном набеге 250-51 года, сопровождавшемся поражениями римских легионов. Дексипп совершает ошибку, называя его « Книвой», словом knewa, knewan германцы обозначали ближайшего наследника, сына конунга, принца. Происходит от knee - род, колено, племя, отсюда же раннегерманское kuni, kunja, то есть мы имеем дело с самой архаичной известной  формой титула конунг

2 Аустри  - Аустригот, восточный или блестящий гот. Первый достоверный король готов из рода Амалов Острогота, еще до раскола племенного союза на две группы, воевал и подчинил родственное племя гепидов, в его время готам в основном подчинялись и все прочие германские и негерманские племена региона. Распоряжался значительными силами варваров в несколько десятков тысяч, хотя указываемые греко-римскими авторами цифры в 300 тысяч конечно малореальны.

3 Видава - Широкая река, ahva, афа, ава,  - река, поток, текущая вода; Вид, одна из 10 мифических рек вытекающих из Нифльхейма,  восточные германцы также стали именовать Данубий, точнее его нижнее течение. Например: «Эгвальд, конунг Рогаланда, жил в Роги на Пустоши Ёсура. Она находится между Рогаландом и Теламёрком. Теперь люди называют это место Види». Рогаланд располагался в среднем течении Данубия, Ёсур, Ясеневые горы здесь явно перепутаны с Карпатами-Harvaða fjöllum( горцы-хорваты, жители Harvaða),так как Теламёрк скорее всего фьорд Данастра/Тираса, античная Тира. Значит в отрывке идет речь о дельте Данубия/Истра  и нижнемезийской равнине, населенной мезоготами.

4 Великая Свитьод – Холодная или Большая Свитьод, земля германцев на материке,помимо Скандзы, легендарная прародина, здесь Восточно-Европейская равнина в общем смысле.

5 Ейстрасалта - Eystrasalt или Austan haf, Восточное море, Балтийское море. Мёрсахав – Черное море, происходит от готского marisaiws – море, где к обще и.-е. mari, mere, подсоединена метафора и.-е. sai̥u̥os –дикий, злобный, бурный, то есть Бурное море.

6 Архейм, Археймар  - буквально, поселок или дом на реке, в Данпарстадире, á stöðum Danpar. Предполагаемая первая столица причерноморских готов

7 Кьяр конунг валов – валами древние германцы называли кельтов, и от них вообще римлян. Кьяр это кесарь, цезарь. В данном контексте очевидно Требониан Галл

8 Йорсалаланд  –  иерусалимская страна, очевидно позднейшая вставка, в данном контексте «библейские места», южные восточноримские провинции: Сирия, Палестина, Египет. Римляне нередко  использовали здесь наемные германские контингенты, в том числе и в своих восточных походах, считается, первым  большие контингенты готов нанимал на службу Гордиан III.

9 Асовых – непонятно, имеються ли в виду божественные луки асов, или вполне конкретные соседствующего сарматского населения, аланов-ясов, овсов.

10 Ойум – буквально земля на острове, водная страна, в присутствующую тогда климатическую фазу увлажнения гумидной зоны, восточным германцам такой могла представиться страна огражденная водами почти со всех сторон, с юга морем, с востока Днепром,  с севера более обширными чем сейчас Припятскими топями, с запада Данубием, Данастром, Бугом и Велынскими болотами.

11 Данп – Danpar, Nepr, Днепр.

12 Ссора костров Одина – битва, переносные речевые обороты, также как сходка мечей и великий тинг

13 Филимер - пятый король готов, сын Гудариха, скорее всего не принадлежал к роду Амалов. Продолжил движение  к Черному морю, перейдя некий «мост» разделивший племя на собственно готов и отставших гепидов, завоевал Ойум

14 Сурт – Черный. Великан-ётун, хозяин Муспелльхейма. По традиции конец мира и Рагнарек наступит тогда, когда Сурт во главе со своим потомством сынов Муспелля вырвется вовне и проскачет Биврёстом - мостом Асов – разрушив его. У скандинавов, как и у большинства народов, не принято было гостю и прочему человеку  пришедшему в дом, начинать разговор с хозяином сразу с дела, необходимо было какое то вступление.

15 Дунхейд - Дон

16 Хёрг – святилище, священное огражденное место для обрядов у скандинавов.

17 Ваналандом по скандинавской традиции считались земли по Танаису, предполагаемый Асгард размещался где то за Танаисом, под чащей Ваналанда видимо подразумевается какой то значительный пойменный лесной массив в болотистых низовьях Дона, местообитания воинственного племени герулов

18 Красный щит – символ войны, быть в походе и плыть на корабле с красными щитами на всеобщее обозрение, значить обьявить о военных действиях.

19 Грани – мифический конь героев у скандинавов, также звали и коня Сигурда/Зигфрида.

20 Дюльгъе, Дюльгвъе – очевидно подразумевается приток Дона Северный Донец. В отличие от грекоримских авторов, не отличавших Дон от Донца, готы имели полное представление о географии региона.

21 Ёссурские горы – также иногда Яссурские горы, обычно переводится как Ясеневые горы, что не отменяет чтение - горы ясов, ясские горы –  очевидно Донецкий кряж, горный, сильно пересеченный, холмистый район в окрестностях Дюльгъе/Северного Донца. Местность достаточно удобная для противостояния еще в значительной части пешего войска готов войску кочевников, хотя исход боя всё равно решила, судя по описанию, решительная конная атака «валькирий»(союзных сармат?).

22 Мюрквид – Myrkviðr, myrk — тёмный и viðr — лес, Темнолесье. Большой лесной массив в устье Днепра, Гилея Геродота.

23 Беорн – по сути мы имеем три имени для определения загадочных степных готских врагов  эпохи переселения народов - Хумли, Бьякки и Беорн – хундинги в список не входят, hunds готский собака, то есть это не более как оскорбительный эпитет  собачьи, песьи дети(но таких тотемов у ближайших известных племен не было, волк был тотемом только у усуней, теле-гаогюй и тюрок-ашина, и собака это не волк). Хумли анализу не поддается, кроме возможного приблизительного созвучия хум/хун с хунну/ хион. С Бьякки проще, это калька с бек/ беки, титула тюркской знати. Наибольший интерес представляет имя/род Беорна. По закону озвончения согласных Вернера, должно было звучать у столнувшегося с германцами раннетюрского субстрата как Пеор, Пер( возможно Пел, по тому же озвончению затухающей у тюркских сонорной «р»). Известно что многие тюрские языки и сейчас физически неспособны воспроизвести «ф», она в них переходит в  «б» и более архаичную «п», так же как иранская Фергана, дошла через тюрское посредство к китайским авторам в форме Полона(и третий известный царь хионитов Балана  значит Ферганец). Еще в Гатах Заратустры и Фравардин Яште Авесты есть  пространные восхваления роду Фриянов, правителей Турана и страны Хванирах, особено много внимания уделяется Йойшту(Юнейшему) Фрияну, разгадывающему загадки злого колдуна/бога(популярный и.-е. мотив и у скандинавов), в «Шахнаме» он превращается в знатного вельможу Пирана. В тюрской среде это имя должно звучать как Палана, Балана, подобно той же Фергане. Такой переход из иранской среды, через посредство раннетюрской фонетики в германскую с его ротацизмом превратился в «дом Беорна», похоже известнейшую тогда фамилию иранской степной аристократии. Примечательно, что разгромивший Армению и вторгшийся в Месапотамию в начале 340-х годов король Визимир во главе союза вандалов, аланов и свевов, похвалялся в Никомедии через своих послов, что держит на востоке союз с могущественным царем Балан(м)бером(Баланом из рода Беров/Беоров?).

24 Спорвитнир … старого Альва - Нет уверенности, перечисляются реальные союзники, вассалы  причерноморских готов или это целиком позднейшие вставки, отражающие уже более близкие ко времени фиксации саги скандинавские реалии. Однако интересны имена Спорвитнир и Спалинхрейд в связи с упоминаемыми античными авторами спалами/спорами, покоренными готами, тогда получаются  лунные(ночные, северные) споры и красные спалы. Также в сагах упоминается конунг Гардарики Хёгни, породнившийся с родом-владетелем Тюрвинга. Упоминается  также некий Атли, возможно из рода будлунгов

25 Ваналанд… Химинфъёлль и Сольфьёлль –  Очевидно топоним Ваналанд распространился на значительную часть бассейна Дона-Танаиса на север в местообитания племен венедов, и связавшись с этим лесным населением превратился в этнотопоним значительного пространства от левых притоков Днепра до средней Оки. Яссурская земля очевидно прилегающая к одноименным горам и вероятно населенная ясами-аланами, локализация поля Гнитахейд спорна, рискнем предположить что это степные пространства южнее Дона и/или Степной Крым; Сольфъёлль – Солнечные, Крымские горы; Химинфъёлль – Небесные горы, Кавказ.

26 Тюрвинг –мифический волшебный меч Амалов, выкованный гномами Двалином и Дурином и отданный первому конунгу Гардарики Свафрлами(Сигрлами) сыну или внуку Одина, и затем попавший к готам. Меч никогда не ломается, не ржавеет, с лёгкостью прорубает железо и камень и всегда приносит победу, его нельзя было вложить в ножны, не обагрив кровью.

27 Будлунги – тут в переносном смысле воины, люди конунга-воспитаника Будли,  возможно речь идет и о каком то подразделении в войске готов. В Гетике и Постройках, источниках более позднего времени, упоминаются некие будинги, будлунги в верховьях Дона и окском правобережье, торгующие мехом в Танаисе.  Также Norroen Dyrd, 80: «Было у Хальвдана с женою и девять других сыновей. Их звали: <…> седьмого — Будли, от него пошли Будлунги — из рода Будлунгов были Атли и Брюнхильд; восьмого — Ловди, он был великий конунг воитель, за ним шло войско, что зовется ловды, его потомки звались Ловдунгами(Ловать?), от них ведет род Эйлими — деда по материнской линии Сигурда Убийцы Фафнира…»

28 Волчий камень – помимо этого известны еще несколько «камней», некий камень «в излучине Данпа» и «межевой» камень в окрестностях города Эрк на Данастре, возможно речь идет о неких пограничных постах, укреплениях, замках

29 Желудь духа – в смысле сердце

30 Не поддавшийся чарам – Унвен, Энвила, Унуил, Hunuil – букв. «не поддающийся чарам(волшебству)»

 

Изменено 30 Sep 2019 пользователем Гера

[Georg]

Ниасилил.

 

Коллега, ну нельзя же такой объем зараз выкладывать. Вкусного понемногу. Тут, блин, неделя нужна чтобы адекватно переварить..

[Гера]

Сорри, вот накопилось, вдруг решил выложить, в скором времени больше не будет. И раньше чем через неделю мнений и не жду Очень интересно будет ваше

[Georg]

вот накопилось, вдруг решил выложить, в скором времени больше не будет.

Может стоит как-то структурировать текст? Что бы по крайней мере было четко понятно, где экскурсы в РИ и обоснование АИ, а где собственно само АИ?

[Крысолов]

Потрясен величием картинки.

Но детерменизмом не вполне доволен. Ладно Гордиана убьют (хотя он на 6 лет старше и мог отпрор дать), но тут сдается еще и Галлиена собираются уконтропупить? На это я категорически несогласен. 

[Chugayster]

Много и величественно, но тяжело воспринимать текст и понимать, где АИ.

[Владимирович]

проделаная работа вызывает уважение, полагаю

[Гера]

Может стоит как-то структурировать текст? Что бы по крайней мере было четко понятно, где экскурсы в РИ и обоснование АИ, а где собственно само АИ?

озаглавил посты по местам действия. основной текст и есть экскурсы с обоснованием, АИ(теперь синим) относительно немного,я думаю также как и Вы, развилка не может моментально вызвать кардинальные сдвиги сразу везде, сначала только Китай, затем Степь,Иран...

Но детерменизмом не вполне доволен.

И Римская империя в последнюю очередь,

решительное расхождение как раз на восточный поход Валериана и отсутствие этой сравнимой с Адрианополем катастрофы. Валериан и Галлиен мне тоже интересны, иначе бы вообще не упоминал и сразу бы начал "дунайских императоров" с Деция и не выпускал бы больше власть из рук панонно-иллирийской "братвы", а она у них остановиться рано или поздно тут ничего не придумаешь. Тут будет поспокойнее, Валериан не сгинет на Востоке и тандем Валериан/ Галлиен будет править вплоть до начала 270-х "Аврелиана" - весьма длинный срок даже в более спокойные времена - Валериан умрет своей смертью, с Галлиеном я еще не решил. Можно дать ему просто умереть от чумы/болезни как Клавдию с более менее "конституционным" переходом власти иллирийцам, можно довести таки до конфликта, а эти командиры одна банда однополчан, обидь одного и можно быстро рассориться и с остальными, как быстро созрел заговор против него из желающих заступиться за запертого в Медиолане Авреола. Кстати ему на этот момент уже 50 лет, немалый возраст по тем временам, если я ему накину еще 2-3 года, до Аврелиана, не факт что ими он воспользуется, он может и реформу мобильной армии и проводить в этой АИ не будет. Далее Аврелиан с Пробом, второй импонирует уже мне, думается он совершенно неоценен и будет здесь подольше,  подбирать толковых помощников он умел, уж преемника точно выберет, к этому времени Империя уже прочно выберется из политического кризиса. Система передачи власти "усыновленному" цезарю и соправление всеже неустойчива, долго не пролиться и некий "птенец" Проба установит нормальную монархию. Но персоналии уже должны быть другие, детерминизм далее не пройдет, все перечисленные были 210-220-х годов рождения формально до влияния развилки, самый последний Проб 232 года, дальше уже неспортивно

Ладно Гордиана убьют (хотя он на 6 лет старше и мог отпрор дать)

все годы он был под чьим нибудь влиянием, сначала сената, потом Тимесифея, потом старшего Юлия Приска и затем обоих братьев, он привык что рядом кто стоит и думаю еще 6 лет мало изменят, парень может и хороший, но правитель слабый. Да и если оба префекта претории, вторые люди в государстве, что то задумали - нужно очень хорошо постараться, чтобы сохранить голову на плечах

[Vediovis]

Иллюстрации по Риму анахронистичны: относятся ко временам либо Первой Дакийской, либо Аргентората, либо Тевтобурга.

стати ему на этот момент уже 50 лет, немалый возраст по тем временам

Ну, не знаю...

Траян - 63 года, умер от какого-то непонятного отёка.

Адриан - 62 года, тоже приболел сильно.

Антонин Пий - 74 года, лихорадка.

Марк Аврелий - 58 лет, чума.

Септимий Север - 64 года, хронические болячки.

Остальные императоры около того времени - чаще всего, насильственная смерть, потому рассматривать не имеет смысла. 

Не бьётся, в общем, ваше утверждение с реалом.

ПыСы. Аврелиану, кстати, 61 год был, когда его пырнули, а ничего так, бодрый дедушка, и Галлию, и Пальмиру нагнуть успел.

Изменено 30 Sep 2019 пользователем Vediovis

[Georg]

быстро созрел заговор против него из желающих заступиться за запертого в Медиолане Авреола

Какой такой заговор, почему не знаю?

Строго говоря, покушение на Галлиена организовала не целая "банда однополчан" а "кучка заговорщиков" в составе Марциана и Гераклиана. Причем поддержка в армии, судя по тактике "бросить дротик в потемках из-за угла и тикать" без возможности добить наверняка (раненный Галлиен умер в своем шатре в окружении соратников и охраняемый бурно выражающими преданность солдатами, лично назначив Клавдия преемником) - околонулевая. Окажись рана не смертельной - они ничего бы не смогли сделать.

Все согласно посмертной воле Галлиена признали императором Клавдия... который усёк голову тому самому Авреолу. А Галлиена обожествил.

 

То есть имел место не военный переворот, организованный сплоченным иллирийским генералитетом, а покушение из-за угла, осуществленное горсткой заговорщиков. Участие в заговоре как Клавдия Готика (который вообще с самого момента своего возвращения с Балкан в Италию находился на приличном расстоянии от Медиолана, в Тицине, прикрывая тыл Галлиена от возможной диверсии галльской армии Постума; да и пишут о его участии только Зосим и Зонара, писавшие века спустя в Византии, причем Зонара передрал у Зосима) так и Аврелиана (собственно биограф Аврелиана, Флавий Вописк, так же негативно относившийся к Галлиену, ничего не пишет об участии Аврелиана в заговоре; к заговорщикам Аврелиана причисляет наиболее завравшийся и наименее достойный доверия "скриптор" - Аврелий Виктор) - более чем сомнительно. Все на уровне слухов.

 

Первоисточник, который рисует "масштабный заговор иллирийских военных" - эта та самая "жалкая пачкотня" (как выразился еще Дельбрюк), которая была сочинена в послеадрианопольский период, крипта, в которой даже среди целых "тиранов и узурпаторов", типа поднимавших мятежи в провинциях, попадаются фигуры чисто вымышленные.

 

А так-то как из прочих источников,  так и по логике событий очевидно, что "иллирийская военщина" до конца оставалась лояльной Галлиену, и желающих врубиться за Авреола нашлись единицы. Среди которых правда оказался целый префект претория (Гераклиан). И в итоге власть удержали именно генералы, Галлиену лояльные, а Авреол лишился головы.

 

Изменено 30 Sep 2019 пользователем Georg

[honorik]

оно, конечно, так - но, как анализировали не на ФАИ, "психопрофиль" Галлиена как раз повышенно уязвим к покушениям в стиле:

"выманить ложным сообщением об атаке врага, 

"бросить дротик в потемках из-за угла и тикать"

 

если человеку естественно реагировать (в том числе на форс-мажоры) мгновенно, причем, на максимальной скорости - так что охрана отстает,

и это стало нормой жизни - что тут сделаешь?

[Крысолов]

Господи, коллеги. Да оставьте вы в живых Галлиена и пусть он оставит в преемниках Проба аккурат в 282 ом году. И волки сыты и овцы целы

[Nagel]

обоснованием, АИ(теперь синим) относительно немного,

Гера Велик. Это во первых.

А во вторых. Просветите, сага реальная или Ваше творчество? 

[Гера]

Господи, коллеги. Да оставьте вы в живых Галлиена и пусть он оставит в преемниках Проба аккурат в 282 ом году. И волки сыты и овцы целы

всё-всё, убедили, согласен. Осталось только понять почему он обходит в завещании Мариниана с дядей Лицинием Валерианом, в реале понятно случилось форсмажорно и они были убиты в Риме в бунте при известии гибели императора( вики почему то пишет что они оказались в Медиолане, то есть в заложниках у Авреола, со ссылкой на Евтропия, но я такого у него не увидел), но тут то при вроде как спокойной передаче власти

покушение из-за угла, осуществленное горсткой заговорщиков. Участие в заговоре как Клавдия Готика (который вообще с самого момента своего возвращения с Балкан в Италию находился на приличном расстоянии от Медиолана, в Тицине, прикрывая тыл Галлиена от возможной диверсии галльской армии Постума;

Ну не знаю коллега, вот Циркин  допустим сомневается, что "рафик неувиноват", скорее там среди "братвы" было по крайней мере было две соперничающие группы(не говоря уж о патрициях), одна во главе с магистром далматцев Цекропия совершила покушение, а условно вторая не вовремя отбила впрочем уже смертельно раненого Галлиена, а Клавдий вполне мог сидеть на двух стульях, это не отменяет возможности того что многим уже намозолил глаз этот весь такой умный и красивый греколюб 

сага реальная или Ваше творчество? 

нет конечно, это большей частью компиляция, в основном из саг могущих пропасть из за отсутствия в Европе гуннов и событий связанных с ними, только виса молодого конунга взята  у Гжендовича, уж больно понравился его псевдоскандинавский цикл со промовступлением на тему Беовульфа, кстати поучительном на тему попаданцев