конкурс-чб Змея в сердце Тьмы (C) Каминский

[Magnum]

Полная Луна отражается в водах огромного озера, раскинувшегося у подножья лесистых гор. На одном из затянутых туманом склонов высится большой дом, больше похожий дворец или замок: со сторожевыми башнями, изящными мраморными статуями и колоннами. Тем более чужеродно смотрятся рядом заброшенные африканские хижины и подступившие к ним вплотную джунгли. Ближе всех к дому стоит оплетенный лианами падук — и ветер шелестит его листвой, раскачивая все еще дергающееся в петле тело. Словно черные крылья трепещут полы расстегнутого фрака, надетого на голое тело, смешное и страшное в той беспощадной откровенности, что дарует людям смерть. Прокушенный в агонии язык сочится кровью и алые капли падают на землю, смешиваясь с семенем, исторгнутым застывшей в посмертии плотью.

Тонкая фигурка, облаченная в черное, плавно скользит меж деревьев, изгибаясь, словно в такт некоей неслышной музыке. Под надвинутым капюшоном мерцают холодно-зеленые глаза и доносятся слова причудливой молитвы-заклинания.

Семя ночи в крови пустило свои побеги,
Ползут они по хребту, питаются человеком,
Утренний свет не жди, мгла прожигает веки,
Сменится ночью ночь в самый кошмарный час,
Капает в темноту, кровь из открытых глаз.

Слова сменяются громким шипением — и в этот миг земля под повешенным вдруг покрывается чешуей множества извивающихся тел. В лунном свете видно как блестят недвижные глаза и мелькают раздвоенные язычки. Змеи сползаются прямо под повешенным, шипение из распахнутых пастей становится все громче — и тут глаза удавленника вдруг широко распахиваются. Выпученные, налитые кровью глаза, лопаются с мерзким звуком — и в этот миг земля под деревом приподнимается, будто вздохнув полной грудью. Лесной перегной словно взрывается, выпуская наружу нечто черное, с горящими алыми глазами. Вырвавшуюся из земли звериную голову тут же облепляют змеи, образуя вокруг могучей шеи шипящий, извивающийся воротник. Следом появляется и огромное тело, похожее на волчье, но больше чем у любого льва. Лохматая голова поднимается к Луне и из оскаленной пасти несется протяжный вой.

«Он имел власть чаровать или устрашать первобытные души дикарей, которые в его честь совершали колдовскую пляску; он умел вселить злобные опасения в маленькие душонки пилигримов…». (Джозеф Конрад «Сердце тьмы»).

— Вот там они все, — седоватый казак в потертой «колониальной» черкеске, указал на приближающийся берег. Моложавый офицер, с погонами штабс-капитана, с интересом приподнялся на сиденье и недоуменно вскинул брови. Темно-зеленые воды широкой реки почти смыкались с густыми зарослями, сплошной стеной тянущейся по обоим берегам. На близость какого-либо жилья в этих краях абсолютно ничего не указывало.

-Ты уверен, — с сомнением протянул офицер, — тут, похоже, даже черные не селятся.

-Раньше селились, — усмехнулся казак, — до тех пор, пока он здесь не обосновался. Вон, село было, — он указал на что-то, выступавшее из густых зарослей. Офицер присмотрелся и увидел остатки хижин, почти не видных за густыми деревьями.

-Деревню сожгли? — спросил он.

— Зачем жечь? — усмехнулся казак в прокуренные усы, — сами ушли. Да вы как с ним познакомитесь, сами все поймете.

Он развернул лодку кормой к берегу и заглушил мотор, дав суденышку мягко ткнуться об илистый берег. От него в лесной полумрак уходила небольшая лесная тропинка.

-Вот по ней идите, не сворачивая, — посоветовал казак, — за полчаса дойдете. Там не каждом шагу вешки расставлены, мимо не пройдете.

— А ты что, не проводишь? — возмущенно сказал штабс-капитан, — я же тебе заплатил.

-Чтобы я довез вас до места, — кивнул казак, — и я довез. И обратно в город отвезу, только туда я не пойду, хоть озолотите!

Офицер хотел что-то еще возразить, когда с противоположного берега реки раздался мерзкий крик и нечто большое пронеслось над головами людей, оглушительно хлопая крыльями. Существо исчезло под пологом джунглей столь быстро, что офицер не успел его рассмотреть — в памяти задержалось лишь то, что неведомая тварь больше любого орла, но при этом совсем не походила на птицу.

-Идите, ваше благородие, — понизив голос, произнес казак, — а я уж тут подожду.

И, когда офицер, пожав плечами, сошел на берег, украдкой перекрестился.

Первая «вешка» обнаружились спустя, примерно, пятьдесят метров — причем первым ее предвестником стало громкое жужжание мух. Вскоре обнаружился и источник звука: у края тропинки торчала насаженная на кол отрубленная голова. Покрытое запекшейся кровью острие выходило изо рта, вокруг которого и ползали мухи. Птицы и насекомые как следует, потрудились над бренными останками, но все же можно было разобрать, что при жизни голова принадлежала чернокожему мужчине, не слишком старому. Передернув плечами, штаб-капитан двинулся дальше и еще метров через тридцать наткнулся на новую «вешку». На этот раз она явно принадлежала женщине азиатского типа, судя по длинным черным волосам и с трудом, угадывающимся высоким скулам.

По дороге путнику встретилось с десяток жутковатых вешек, принадлежавших людям разного пола и возраста. Одно лишь роднило эти опознавательные знаки — у всех голов отсутствовали глаза. Причем, это не выглядело работой падальщиков: глаза были явно вырезаны намного раньше, возможно еще при жизни убитых. Особенно колоритно выглядела голова, которую офицер увидел под конец: помимо вырезанных глаз ее отличали еще и гвозди, во множестве вбитые в уши, лоб, щеки, а также в высунувшийся из распахнутого рта язык, пришпиливая его к подбородку. Под гвоздями просматривался некий знак, выжженный на наголо бритом черепе.

Миновав эту жуткую инсталляцию, штабс-капитан подошел к большой усадьбе, огражденной каменной стеной. У ворот стояли двое крепких мужчин в камуфляже. Один из них, — еще молодой парень, с усами пшеничного цвета, — щеголял новенькой кубанкой, украшенной хвостом гиены. Через плечо его свисала старенькая, но явно исправная «мосинка», на поясе крепилась нагайка из шкуры бегемота. Второй мужчина был много старше первого — белобрысый верзила, с автоматом Круппа и мачете на поясе. На заломленной набок фуражке красовалась кокарда с прусским орлом. При виде офицера белобрысый сорвал с плеча оружие, направляя ствол на пришедшего.

— Штабс-капитан Роман Дроздовский, — отчеканил офицер, — меня ожидают.

-Перестань, Курц, — лениво протянул казак, — если с ним что не так Атаман разберется.

— Я бы избавил Риттера от хлопот, — с ужасным немецким акцентом произнес мужчина. В брошенном исподлобья взгляде не читалось ни малейшей симпатии — бывшие хозяева Конго еще кое-как уживались с казаками, но к солдатам и офицерам Славянской императорской армии, относились с плохо скрываемой неприязнью. Правда, до сих пор никто из немцев не демонстрировал своего отношения столь открыто.

— Не обращай внимания, твое благородие, — хмыкнул казак, — Курцу любой наш военный как кость в горле, он все еще под Гданьском воюет.

— Данцигом! — рявкнул немец.

-Пойдем, провожу тебя к Атаману, — продолжал казак, — только оружие сдай.

Дроздовский поколебавшись, нехотя протянул казаку револьвер и шпагу.

— Вот и славно, — кивнул казак, открывая ворота, — я Игорь Шкуро, если что. Есаул.

— А чего не в армии? — не выдержал Дроздовский.

-А того, что я в армию воевать шел, а не сдаваться, — тут же окрысился казак, — ваша Директория только и может, что лапки перед каждым бандитом вскидывать. При Государе-Императоре такой хрени не было, а сейчас Атаман нам и царь и бог, а на вашу Директорию мне…- и он добавил сочное словечко.

Дроздовский пожал плечами, не собираясь отстаивать честь правительства. Шкуро провел его через внутренний двор, где пара десятков разбойного вида мужчин провожало гостя настороженными взглядами. Все три волны колонизации оставили свой след на разношерстном отряде — здесь были и бельгийцы и немцы и русские, — точнее казаки. Имелись тут, судя по всему, и уроженцы иных стран — пару раз Дроздовский уловил ругательство на английском. Что и неудивительно — контингент в здешнюю команду подбирался по иным признакам, нежели национальность или религия.

На пороге большой виллы, в «германском стиле», обоих гостей встретила невысокая изящная женщина. По-африкански цветастое одеяние, туго обтягивавшее все изгибы и выпуклости соблазнительной фигуры. Волосы укрывал столь же яркий тюрбан. На красивом лице цвета кофе с молоком выделялись огромные миндалевидные глаза. Изящную шею украшало ожерелье из клыков и когтей леопарда, открытые руки покрывали причудливые татуировки, изображавшие дерущихся тварей джунглей.

-Вот, — сказал за его спиной Шкуро, — к Атаману пришел.

-Пусть идет, — сказала женщина, разворачиваясь и заходя внутрь. Немного поколебавшись, офицер шагнул следом.

Женщина провела его узким коридором и остановилась у большой двери, украшенной резной африканской маской. Приоткрыв дверь, она жестом пригласила Дроздовского проследовать внутрь.

Немного наслышанный о человеке, к которому его послали с миссией, Дроздовский все же не смог сдержать изумленного вздоха, оказавшись внутри.

Перед ним открылось нечто напоминающее кунсткамеру. Вдоль правой стены тянулась длинная полка, уставленная человеческими головами. Головы, — преимущественно негритянские, хотя встречались и азиаты с европейцами, — были выделаны с необычайным искусством, сохранившим и блеск кожи и черты лица, так что казалось, что вот-вот все эти губы дрогнут и заговорят. В промежутках стояли бронзовые кадильницы, испускающие аромат благовоний и изящные подсвечники с красными и черными свечами. Именно они освещали комнату, лишенную ламп. На стенах висели маски африканских божков и духов. У левой стены стояли деревянные идолы, утыканные множеством гвоздей, украшенные кусочками металла и осколками зеркал. Посреди комнаты стоял большой стол, заставленный глиняными сосудами, наполненными разнообразным, резко пахнущим содержимым. Тут же лежала небрежно распахнутая книга на латыни и стояло еще несколько идолов, мало похожих на привычные африканские изваяния — мерзкие твари, напоминающие одновременно жаб, рыб и спрутов. Под столом находился большой террариум, где, средь влажных мхов, раздувала пузыри лягушка-голиаф, уставившаяся на штабс-капитана выпуклыми глазами.

Со всем этим убранством контрастировал хозяин комнаты, рассевшийся на небольшом стуле, потрескивавшим под его весом. Голый по пояс, одетый лишь в потрепанные камуфляжные штаны, мужчина поражал могучим телосложением, делавшего его похожим на огромную гориллу. Мощные руки бугрились огромными мускулами, широченную грудь покрывали рыжие волосы, напоминавшие кольца медной проволоки. Рыжей была густая борода, обрамлявшая квадратное грубое лицо. В правой руке он держал банку с пивом, пальцы же левой постукивали по лежавшему на столе кольту. Тут же стояло и небольшое серебряное ведерко наполненное чем-то бело-красным.

Холодные голубые глаза уставились на Дроздовского и тот вдруг ясно почувствовал, почему головорезы снаружи относятся к этому верзиле с таким почтением.

— Ну? — басом проронил мужчина.

Дроздовский, опомнившись, достал из-за пазухи конверт из желтоватой бумаги и протянул мужчине. Тот лениво сломал печать и достал сложенный вчетверо листок бумаги. Пробежался взглядом по строчкам письма, усмехнулся и, свернув листок в трубочку, поднес его к одной из свеч.

-Но… — штабс-капитан осекся, перехватив взгляд мужчины. Неспешно тот достал из ящика стола большую сигару, прикурил от горящего письма и небрежно сбросил его на пол, растерев подошвой сапога.

-Я знал, что там написано, еще до того, как ты вошел в эту комнату, — сказал рыжебородый Атаман, — Директория не меняется.

-Это не ради Директории, — сказал Дроздовский.

-Да? А ради кого?

-Ради людей.

— Людей, — рыжебородый усмехнулся, — придумал бы что-то не столь банальное.

Штаб-капитан хотел возразить, когда сверху послышалось хлопанье крыльев и на стол спланировала уродливая тварь, напоминающая помесь летучей мыши с крокодилом. Опешивший Дроздовский рассматривал перепончатые крылья, длинный клюв, усеянный острыми зубами, красную как кровь кожу. Чудовище напоминало химеру, средневековую горгулью, самого мерзкого из всех демонов Пекла — и в то же время оно было знакомо русскому офицеру. Именно эта тварь сорвалась с вершин деревьев, когда лодка, привезшая Дроздовского, причалила к берегу.

-Это конгамато, — пояснил рыжебородый, — эти твари еще встречаются на болотах Замбези. Его глазами я могу видеть все что происходит за мили вокруг, а он находит чужим глазам …иное применение.

Воин запустил пятерню в серебряное ведерко, где средь кубиков льда лежали белые шарики с красными прожилками. Зачерпнув их целой горстью, Атаман поднес ее к клюву исполинского птеродактиля. Тот, издав громкий курлыкающий звук, принялся жадно склевывать странное угощение. Дроздовский внезапно понял, чем именно кормится тварь и спешно отвернулся, чтобы его не вырвало.

-Ты видел, — послышался насмешливый голос, — наши знаки вдоль тропы?

— Да, — штабс-капитан все же нашел в себе силы обернуться.

— Тебе наверняка кое-что бросилось в глаза, — воин еще раз затянулся сигарой, — например, что у тех голов кой-чего не хватало?

-Я заметил, — буркнул Дроздовский, злясь на себя за слабость, — кем они были?

— Ты слышал о Патрике Асомбо?

-Да, — с отвращением произнес Дроздовский.

— С год назад я шел по следу, — негромко сказал рыжебородый, — мы настигли его близ Лоджи, но Патрик, с десятью головорезами успел войти в город. Там была церковь — при одной из миссий, оставшейся еще с бельгийских времен. Настоятель мне поклялся, что Патрик Асомбо прошел через город и опять сбежал в джунгли. Он был очень убедительным — и я поверил ему: ведь Асомбо родился в Лодже и конечно знал все крысиные норы. Тогда я еще не знал, что Патрик вырос именно в этой миссии.

Он зачерпнул снова пригоршню и протянул жуткое угощение крылатой рептилии.

— Там воспитывали детей, потерявших родителей — продолжал воин, — вроде самого Асомбо. В миссии было около тридцати детей — в основном девочки, от двух до двенадцати лет. Когда мы ушли в джунгли, Патрик вспомнил о них. Его люди были, конечно, христианами, но кроме Христа они верили и во множество иных вещей. Например, в то, что, переспав с девственницей, можно быстро разбогатеть. А поскольку девственности в Конго лишаются рано, значит, чем моложе, тем надежнее.

-Какой ужас, — прошептал Дроздовский, — бедные дети.

Рыжебородый криво усмехнулся.

— Они убили всех взрослых, — произнес он, — предварительно изнасиловав монахинь. Казнили мальчиков, без пролития крови, — некоторые тут верят, что веревка, который задушили ребенка это могучий талисман. А потом принялись за девочек — каждая из них пропустила всех солдат Асомбо. До утра дожили немногие — да и вряд ли они бы зажились после такого. Но Асомбо этого показалось мало. Понимаешь, тут верят, что многих детей выгоняют на улицу из-за того, что они ведьмы или колдуны. А в миссии как раз такие и были, от которых отказались родители. Чтобы эти дети не нашли своих обидчиков — им вырезали глаза и бросили умирать.

Атаман выгреб из ведра последнюю горсть.

-Когда я понял, что меня обманули, то вернулся в город, — сказал он, — одна девчонка в миссии еще была жива и рассказала все. А совсем недавно мы еще раз столкнулись с Патриком — уже здесь. К тому времени он уже именовал себя генералом: объединив под своим началом несколько повстанческих группировок, Асомбо объявил о начале революционной войны против мулопве. В его отряде были японские инструкторы, так что шансы у него имелись. Директория приказала не вмешиваться — в Петербурге еще рассматривали вариант, чтобы оставить Асомбо главным. Но мы сначала взяли деньги у мулопве, а потом взяли штурмом их базу. Она находилась как раз здесь — этот дом Патрик отобрал у одного из местных плантаторов, вырезав всю его семью и слуг. Мы взяли живыми с пару десятков — в том числе и самого Патрика. На той тропке он последний — Мари, девушка, что ты встретил на входе, родом из Бандунду и знает, как делать нкиси из чего угодно. Так что теперь Асомбо у нас вроде стража. Я не стал брать головы остальных в свою коллекцию — без глаз трофеи совсем некрасивые. Когда эти выродки, наконец, умерли, мы расставили головы вдоль тропинки, а их глаза — вот они!

И он протянул конгамато жадно сожранное им лакомство.

-Какая мерзость, — с чувством произнес Дроздовский.

— Здесь бывает и хуже, — пожал плечами рыжебородый. — В общем, после этого и некоторых других…инцидентов, мы и решили, что с Директорией нам не пути — она все равно кроме Алексеевска ничего не контролирует. Поэтому и подались на службу к мулопве Чомбе — какой-никакой, а все же монарх.

-Он не монарх, — презрительно протянул Дроздовский, — обычный самозванец.

— Может и так, — не стал спорить Атаман, — но платит он исправно.

-В Директории новое руководство, — напомнил штабс-капитан, — генерал Туркул намерен навести тут порядок.

-Если так, — воин прищурился, — что же он не задействует армию?

— У нас нет лишних войск, — нехотя протянул солдат, — с тех пор как Империя распалась, вскрылось столько проблем. С одной только Польшей столько мороки, а ведь есть еще и Чехия со Словакией и Галиция. Вроде и братья-славяне, а сейчас…

-Только идиот мог считать вас братьями, — хмыкнул Атаман, — в общем, Конго вашего генерала не волнует.

-Очень даже волнует, — взволнованно сказал офицер, — просто…

-Просто он не собирается наводить здесь порядок, — закончил воин, — разгребать все дерьмо, что оставила Директория, он предоставляет нам.

-Да нет же, — воскликнул Дроздовский, — он, конечно, понимает, что Конго России не удержать — да вы и сами понимаете. Но он хотя бы хочет оставить тут нормальное правительство, дружественное нам. Может в него войдет и этот ваш Чомбе, может даже возглавит. Всяко лучше, чем если власть захватят черные марксисты на подкорме у Токио. Вам, кстати, тоже не поздоровится.

-Тогда я найду себе более спокойное местечко, — пожал плечами рыжебородый.

— Вы достойны большего, — горячо воскликнул Дроздовский, — вы можете стать главнокомандующим нового государства, союзного России будущего!

-Есть ли оно у нее, — вслух пробормотал рыжебородый, — и что хочет ваш Туркул?

— На северо-востоке возобновил наступление Адольф Гбенье. Знаете такого?

— Знаю. Мерзавец похлеще Асомбо.

— На днях его армия захватила Новопознань.

— Это я тоже знаю. Хотите, чтобы я вернул город?

— Да!

— У Гбенье под ружьем тысяч десять, — прищурился рыжебородый, — а у меня и пятисот не наберется.

-Вы не хуже меня знаете, что его «войско» не более чем сброд, — возразил Дроздовский, — вооруженный чем попало. Стоит нажать как следует и они побегут.

-Китайцы не побегут, — покачал головой Атаман, — а японцы тем более. Там одних советников-азиатов больше, чем всех моих ребят.

-Вам дадут денег, чтобы вы набрали больше людей, — сказал Дроздовский, — и каждому из ваших будут платить по пятьсот фунтов за каждый день службы.

-Фунтов? Что, Лондон тоже в игре.

-Не официально. Но по ту сторону границы внимательно следят за тем, что происходит тут. Если обвалится Конго, за ним посыплется и вся Африка …прямо в пасть азиатам. Из Уганды, например, поддерживают сопротивление близ границы.

— Я думал, «Освободительная армия» давно вырезала всех белых на северо-востоке.

— Ходят слухи, что поместье Войцицких еще держится — заметил Дроздовский, — хотя это и лакомый кусочек для бандитов. Многие хотели бы отомстить пану Болеславу, дотянувшись до его дочери.

-Разве Мирослава в Конго? — спросил воин, — я слышал она у матери.

— Наши люди в Кении сообщают, что она покинула «Счастливую долину» — покачал головой Дроздовский, — а куда ей еще отправляться, как не в дом, где она родилась? С тех пор как умер старый граф, она стала наследницей поместья — и попала в самое пекло.

— Вся в мать, — усмехнулся рыжебородый, — ладно, считайте, вы меня убедили. Как только мы получим задаток — я начну собирать людей. Вы же возвращайтесь в Алексеевск и готовьте остаток суммы. И без глупостей — еще в столице вам должны были рассказать, как дорого обходится вести двойную игру с Кейном.

«Перо отказалось бы описывать такие сцены, если бы стремление к правде не обязывало меня воспроизвести их во всей их отвратительной реальности.»(Жюль Верн «Пятнадцатилетний капитан»)

Черные бесы пляшут перед огромными кострами, кривя в жутких гримасах раскрашенные белой краской лица. Во тьме мелькают белки глаз, мясистые губы кривятся в нечеловеческой ухмылке, обнажая подпиленные зубы. Рокочут там-тамы, в такт которым черные дьяволы выкрикивают призывы к темным духам джунглей. И, перекрывая эти бессвязные крики, над сожженной деревней раздается нескончаемый вопль ужаса и боли. Словно проклятые души в пекле, корчатся несчастные пленники, поджариваемые заживо над каннибальским костром. В ожидании лакомого блюда, черные мучители хлещут дрянной ром, затягиваясь самокрутками с бумом. Доведенные до исступления собственными завываниями изуверы, не дожидаясь смерти жертв, острыми ножами терзают человеческие тела, отправляя кровоточащие куски в оскаленные пасти. Другие же, распаленные выпивкой и дурманом, сходятся с женщинами — полуголыми фуриями, еще более жестокими чем мужчины. Вращая пышными бедрами, полногрудые негритянки пляшут, разжигая первобытные страсти, пока обезумевшие от похоти мужчины не хватают их, увлекая на землю. Все устои строгой племенной морали безжалостно отринуты — участники оргии бездумно спариваются, словно змеи или ящерицы, извиваясь в еще теплой золе от сожжённых хижин.

 А чуть поодаль на все это бесстрастно смотрит невысокий человек в темно-зеленой форме и фуражке с красной звездой. Скуластое лицо бесстрастно как у бронзовой статуи, узкие глаза равнодушно смотрят на эту вакханалию кровавого безумия.

Захваченные происходящим действом, никто из его участников не видит, как за пределами круга костров, в окруживших деревню густых зарослях бесшумно скользит некий силуэт. Призрачные очертания колеблются, меняя форму, то и дело превращаясь из прямоходящего существа в исполинскую ползучую тварь. Лишь одно остается неизменным — светящиеся во мраке огромные зеленые глаза. Их свечение становится все ярче охватывая заросли, но никто из негров, захваченных разнузданной оргией, не замечает этого. Никто не видит и как мало-помалу затухает огонь и корчащиеся в пламени люди замирают в блаженной истоме последних секунд спокойствия перед смертью. Изуродованные страшными шрамами тела покрываются чем-то странным, напоминающим пепел — но на самом деле это белая сухая гниль. Белесым налетом подергивается испекшаяся кожа, белая плесень прорастает сквозь пузырящиеся от жара губы и сами трупы словно заметает никогда не виданным в этих краях снегом.

Первым это замечает желтокожий советник, изумленно округливший узкие глаза. Громким криком он пытается привлечь внимание африканцев — но его крик перекрывается оглушительным шипением, раздавшимся из зарослей, и что-то гибкое обвивается вокруг шеи азиата. Зеленая змея, хлеща хвостом, вонзает наполненные ядом зубы в набухшие вены и советник падает с лицом искаженным от боли и страха.

Одурманенные, потерявшие всякий человеческий облик, участники оргии не видят этой смерти — также как и потухших костров, где остывшие угли покрываются белесым налетом. На изуродованных телах белая гниль темнеет и затвердевает, превращаясь в плотную корку, наподобие яичной скорлупы. В следующий миг она покрывается трещинами — сначала едва заметные, они стремительно расширяются и через них обильно струится кровь. Течет она и из распахнутых в последнем усилии глаз — уже не алая, а темная, почти черная. Исполинскими лужами она растекается посреди каннибальского пиршества, пока тела замученных людей претерпевают жуткие изменения. Гниющая плоть отваливается от костей и сами кости крошатся и растворяются в зловонной жиже.

Оглушительное шипение раздается из черных зарослей — и только теперь до участников мерзкой оргии доходит все, что происходит вокруг. Холодно-зеленое свечение заливает поляну — и в его свете видно как меняются разлитые вокруг костров маслянисто-черные лужи. В них отражается полная Луна, светящая в ночном небе — огромная и ослепительно белая, словно выбеленный временем череп. В маслянисто-черной жидкости ее отражение приходит в движение, приобретающее некую форму, будто вырастая из земли. Оглушительное ржание разносится над поляной — и перед потухшими кострами бьет копытом черный конь с полыхающими белым огнем глазами. Ядовитые змеи вьются на его шее словно грива, а из пасти, оскалившейся зубами дракона, пышет алое пламя. Над поляной раздаются крики ужаса, тут же заглушенные новым ржанием. Острые зубы впиваются в трепещущую плоть, разрывая заметавшихся в панике бандитов.

«Напротив Кейна замаячило нечто огромное, бесформенное, непристойно уродливое. Жуткая, черная как ночь, пародия на человека. Угрюмая, неподвижная, заляпанная кровью. Ужас. Душа Африки. Ее Черный бог.» (Роберт Говард «Алые тени»)

— И Христос, бог черного человека дал нам власть изгонять духов зла из этих несчастных! Пусть их тела и страдают, но их души избавятся от скверны одержимости.

Говоривший в фанатичном экстазе поднял глаза к небу и, в переизбытке чувств дал очередь из автомата, зажатого в правой руке. Это был высокий худой негр в потрепанном камуфляже, покрытом пятнами засохшей крови. С тощей шеи свисало золотое распятие. У ног новоявленного священника, сжавшись, тихо плакал чернокожий ребенок, тощий настолько, что, казалось, ему можно было пересчитать все ребра. Правый глаз его заплыл и не открывался, вдоль хребта тянулись следы от плети.

-Этот мальчик во власти Дьявола, — торжественно провозгласил мужчина, — пусть сила божья очистит его от зла.

Он вновь торжественно вскинул руки и окружившие городскую площадь местные ответили криками вялого одобрения. В их глазах, впрочем, никакой радости не было и в помине — только животный страх, глубоко поселившийся в горожанах. Источник этого страха находился тут же — за спинами горожан стояли тощие подростки, почти дети, в грязной и рваной форме, явно не по размеру, но зато увешанные всевозможным оружием с головы до ног. Темные, блестящие словно кусочки антрацита, глаза смотрят с детских лиц, искаженных хищным шакальим оскалом.

Стоявший на площади мужчина подал знак — и один из малолетних солдат шагнул сквозь испуганно расступившуюся толпу. В одной руке юный революционер держал бутылку, наполовину заполненную прозрачной жидкостью, во второй громко хлопающего крыльями живого голубя. Юнец передал это все мужчине и тот, ухватив голубя за крыло, вгрызся в шею жалобно закричавшей птицы. Выплюнув откушенную голову, он поднес еще трепыхавшийся комок перьев к бутылке, так чтобы птичья кровь свободно стекала в горлышко. При этом мужчина бормотал «молитву»: нелепую тарабарщину, смешавшую библейские строки с туземными заклинаниями. Наполнив сосуд, мужчина отшвырнул окровавленный комок перьев и, ухватив мальчика за нос, заставил его открыть рот. Запихнув в него горлышко бутылки, негр заставил парня, кашляя и отплевываясь, проглотить полученное месиво. Убедившись, что бутылка опустела, мужчина чиркнул зажигалкой у рта «одержимого». Истошный крик тут же заглушил леденящий душу хрип, когда смесь бензина с кровью выжгла мальчику все нутро. Схватившись руками за горло, он повалился, корчась в пыли, пока не затих окончательно. Его убийца с отеческой нежностью посмотрел на ребенка, потом перевел взгляд на толпу.

-Пламя Святого Духа очистило его плоть, — громко произнес он, — его душа ныне поет в ангельском хоре. Но сколько еще среди вас несчастных, терзаемых демонами похоти и злобы, алчности и сребролюбия? Вот ты, — он вскинул руку, указав на вскрикнувшую от неожиданности молодую негритянку, — знаешь ли ты, что в тебе живет бесовский легион?

Он сделал знак и двое малолетних солдат подскочили к испуганно попятившейся девушке. Один из них уже схватил ее за плечо, когда, словно из ниоткуда грянул выстрел и молодой революционер рухнул наземь, отброшенный от своей жертвы на десять шагов. В его груди зияла дыра в которую можно было просунуть кулак. Новый выстрел разнес голову его напарнику, после чего оружие заговорило, казалось, со всех сторон площади. Чудом спасенная девушка, подвывая от страха, кинулась в проем между ближайшими домами. Следом за ней, словно очнувшись от оцепенения, кинулись и остальные горожане. Некоторые из их мучителей, подавшись всеобщей панике, также устремились в бегство, но пули настигали их и в толпе, порой разя и спасавшихся бегством людей. Другие пытались отстреливаться — прежде чем упасть с простреленными грудью или головой. Самозваный экзорцист с ругательством вскинул автомат и тут же с воплем выронил его — выпущенные кем-то пули раздробили ему кисть.

На колокольне собора, стоявшего напротив ратуши, вдруг вырос исполинский силуэт. Лучи заходящего солнца отражались от алых кудрей, создавая впечатление, что вся голова мужчины объята пламенем. Он ударил в колокол и раскатистый звон прокатился над площадью, привлекая всеобщее внимание.

-Этого брать живым! — раздался зычный голос, — остальных прикончить.

К корчившемуся и кричавшему изуверу, продираясь через разбегавшихся в панике черных, устремилось двое наемников. А с вершин крыш и из соседних улочек продолжали греметь выстрелы, оставлявшие в окровавленной пыли тела молодых революционеров.

— Это здесь, — есаул Шкуро посторонился, пропуская вперед рыжебородого Атамана. Кроме них в помещении находилось еще несколько наемников, окруживших сколоченную из широких досок крышку от погреба. В нее было вделано массивное железное кольцо, изрядно тронутое ржавчиной. И не только ею — схватившись за него, Кейн почувствовал, что касается чего-то липкого. Приглядевшись он понял, что кольцо, как и сама крышка покрыта коркой запекшейся крови. Он с силой дернул на себя и поморщился от пахнувшего из черной дыры могильного смрада.

-Дай сюда, — Кейн взял у казака фонарь и посветил внутрь. Ему открылось жуткое зрелище — небольшой подвал был завален трупами. Белые и черные, мужчины и женщины, дети и старики — все несли следы бесчеловечных пыток. У некоторых не хватало рук и ног, у других полоски мяса были вырезаны из бедер, у третьих извлечены внутренности.

— Во внутреннем дворе мы нашли яму, — подал голос казак, — там лежит то, что взяли у этих — завернутое в пальмовые листья и присыпанное землей.

-Большинство бойцов из племени бамбала, — заметил Кейн, — они считают особым деликатесом человеческое мясо, пролежавшее несколько дней в земле. Приведите мне, кто у них был за главного. И да, достаньте мне отсюда какой-нибудь труп.

«Полковник Конголезской освободительной армии», самозваный пастор Робер Кавасомбе, начинал этот день как властитель целого города, а заканчивал как связанный пленник, с изуродованной, наспех перевязанной тряпкой рукой. Однако столь радикальная смена статуса не сломила его — даже стоя на коленях в оскверненной ими же церкви, он с ненавистью смотрел на рыжеволосого великана, усевшегося на алтаре.

— Ты знаешь, кто я такой? — густым басом произнес мужчина. Робер вскинул на него полыхающие ненавистью глаза.

-Я знаю кто ты, демон! — с презрением сказал он, — но не надейся, что я испугаюсь. Пусть суеверные глупцы верят, что ты сам Мвене-Путо во плоти — для меня ты был и останешься проклятым убийцей, ты, сын Дьявола.

-Твои сведения не совсем точны, — холодно улыбнулся Кейн, — с тем о ком ты говоришь, я в несколько…дальнем родстве. Впрочем, это неважно. Портневилль мой, твои люди мертвы или скоро умрут. Но у тебя есть шанс — если ты скажешь, то, что я хочу знать.

Пастор презрительно усмехнулся, сплюнув кровавую слюну.

-Алмазы, — пояснил Кейн, — я уже знаю, что вы творили в Кинду. Город удержать не удалось, но вы сорвали там неплохой куш. Годовой выход алмазов с тамошних приисков — хорошее подспорье для вашей революции.

-Тебе они не достанутся, — проворчал Робер.

-Тебе тоже, — усмехнулся Кейн, — и даже Гбенье. Камушки предназначались японцам — в обмен на дальнейшую помощь. Но я найду им лучшее применение. Так где они?

-Лучше убей меня, белый дьявол, — сказал негр, — я попаду в рай, а ты…только Ад знает, что за муки уготованы тебе, когда ты, наконец, окажешься там.

-Ты уж точно окажешься там раньше меня, — усмехнулся Кейн, — поспорил бы еще, но тороплюсь. Раз ты не хочешь разговаривать со мной — может ты будешь более словоохотлив с теми, о ком говоришь так легко.

«Вновь озарение осенило его…что жизнь человеческая — всего лишь одна из мириад возможных ее форм, что внутри миров таились еще миры и что многообразие планов существования не сводилось к одному материальному миру» (Роберт Говард «Шаги за дверью»)

Робер Квасомбе, голый и связанный стоял в центре круга, начерченного кровью посреди церкви. По краям красовались жуткого вида печати и знаки, незнакомые не только полуграмотному пастору из бандитской армии — в лучших университетах мира, не нашлось бы человека столь ученого, чтобы он смог разобрать эти письмена. Рядом с ними горели черные и красные свечи. За пределами круга лежал труп белой женщины, одной из тех, кого достали из подвала. На месте грудей зияли жуткого вида шрамы, от бедра также был отрезан кусок плоти. Остекленевшие глаза слепо уставились на Робера.

-Алмазы, пастор, — послышался из темноты голос Кейна, — скажи и ты умрешь легко.

-Провались в ад, проклятый, — выкрикнул Робер.

-Ладно, — в темноте, казалось, пожали плечами, — раз ты не хочешь по-хорошему.

С губ Кейна сорвалось еще несколько слов на неведомом никому языке, — и черноволосая голова вдруг поднялась, а сам труп задергался, словно пытаясь встать. Широко распахнутые мертвые глаза изменились — выпуклые, черные, они словно состояли из множества маленьких глазков, как у огромного насекомого.

-Скажешь? — негромко спросил Кейн. Чудовище открыло рот — меж тонких как иглы зубов извивалось нечто похожее на клубок огромных червей. Пастор уткнулся в пол лицом и заскулил, мужество оставило его.

— Они на вилле губернатора, — услышал он собственный голос, — в спальне его младшей дочери, под детской кроваткой. Там никто не захотел оставаться, после…

-После того, как ты изгнал демонов и из нее, — понятливо хмыкнули во мраке, — ты должен был отвезти их Гбенье или он приехать за ними?

-Он, — раздался дрожащий голос, — он собирался тут расплатиться с японцами и сразу начать наступление на Кинду. Завтра в полдень приезжает поезд.

-Похоже, что и тут не врешь, — одобрительно произнес Кейн.

Пастор бросил взгляд на тварь — чудовище поднялось и теперь бродило вокруг круга, что-то неразборчиво бормоча под нос. Двигалось оно как-то дергано, будто ходить на двух ногах было ему непривычно.

-Ты уберешь его, — почти умоляюще произнес он, — ты же сказал…

-А вот я тебе соврал, — прервал его бесстрастный голос, — ты говорил, что умеешь изгонять демонов. Попробуй провернуть это с ним.

Грянул выстрел, потушивший одну из свечей, а заодно и пробивший границу круга. Тварь, обрадовано взвыв, затряслась как в падучей и вдруг взорвалась, разбросав по стенам куски плоти и внутренностей. На месте трупа корчилось невыразимо омерзительное создание — словно огромный клубок из извивающихся щупалец, фасеточных глаз и ритмично пульсирующих присосок. Вот один из тонких отростков нащупал брешь и устремился вперед, целенаправленно двигаясь к пятящемуся Роберу. С губ его сорвался истошный крик, когда он увидел, что подобно исполинской капле, чудовищная тварь перетекает внутрь защитного круга.

— Господи спаси! — истошно взвыв, пастор-убийца метнулся из круга, но метнувшиеся к нему длинные щупальца мигом оплели его тело. Новый крик боли и ужаса быстро стих, сменившись жадным чавканьем присосок, выпивавшим все соки из Робера Кавасомбе.

Кейн вышел из собора, как раз когда наемники заканчивали обкладывать дверь ее связками хвороста. Тут же стоял Курц с канистрой бензина наготове.

— Сожгите тут все, — бросил Кейн и немец кивнул в ответ. Вскоре уже на стенах уже плясало яростное пламя, жадно пожиравшее оскверненную церковь.

— Ниже по течению водопад Стэнли — позже говорил Кейн своим лейтенантам, собравшимся на совет губернаторской вилле, — река там не судоходна.

Он провел карандашом по разложенной на столе карте, задержавшись на короткой жирной линии, идущей параллельно небольшому отрезку реки.

— Портенвиль и Новопознань соединяет железная дорога, — продолжил он, — и завтра по ней должен прибыть поезд с бандитами. Я хочу, чтобы вы заложили мины вот тут, — он черкнул пару мест на карте, — приготовим Гбенье небольшой сюрприз.

Он улыбнулся, увидев как его люди хищно осклабились, предвкушая кровавую потеху.

-Эти леса кишат черными, — пробурчал Курц, — и каждый второй — сочувствует Гбенье. Если кто-то из них нападет пока мы будем работать.

— Не нападет, — Кейн усмехнулся, — я кой-кого направлю туда до темноты, кто припугнет излишне смелых. Может, заодно, и высмотрю парочку крысиных гнезд.

Он произнес несколько слов на одном из местных наречий и от окна послышалось хлопанье крыльев. Спустя миг на плечо Кейна опустился кроваво-красный птеродактиль.

«Отсюда же и переданное халдеями мистическое учение о том, что Геката четырехглава, по числу четырех стихий. И огнедышащая лошадиная голова ее очевидно должна быть отнесена к сфере огня; бычья голова, издающая рев, подобно некоему ревущему духу, — к сфере воздуха; голова гидры, по природе горькая и неустойчивая, — к сфере воды; голова же собаки, карающая и мстительная, — к сфере земли» (Иоанн Лид «Трактат о четырех месяцах»).

Конгамато летел над рекой — впереди слышался шум воды и виднелось белое облако пара. Низвергающиеся водопады знаменовали приближение того рубежа, на котором заканчивалась Луалаба и начиналась великая река, давшая имя этой многострадальной стране. Словно исполинская змея извивалось Конго, огромный питон, опустивший свою голову в море и охвативший своими кольцами сердце Черного Континента. А сердце самой змеи находилось здесь — бьющееся, грохочущее, живое.

И, как и вся страна, сейчас это сердце истекало кровью. Алые струи текли вместе с рекой, разливаясь от выступавших из белой пены огромных валунов. На них лежали тела, — раздавленные, растерзанные в клочья, разметанные по камням. Кое-где виднелись и обрывки камуфляжных одеяний, а возле берега, прибитая течением, покачивалась на воде фуражка с красной звездой и черным кулаком.

Повинуясь беззвучному приказу, крылатое чудовище опустилось рядом с одним из трупов, чтобы сидевший у него в голове колдун мог рассмотреть мертвых поближе. Но, повинуясь своей хищной природе, конгамато не смог удержаться и от того, чтобы как следует полакомиться мертвой плотью.

И тут позади птеродактиля раздался оглушительный рев и следом — стук копыт.

Тревожно встрепенувшись, конгамато расправил перепончатые крылья, но тут же застыл, как никогда походя на уродливую горгулью — но засевший в голове человек ничуть не удивился. Глазами крылатого ящера он смотрел, как из леса выходило животное похожее на буйвола, но размером с небольшого слона. Изогнутые, подобно полумесяцу, огромные рога покрывала засохшая кровь. А на спине исполинского быка сидела стройная красавица с зелеными глазами и изящным носиком, окруженным россыпью веснушек. Темно-рыжие волосы, словно жидкое пламя, разметались по изящным плечам. Красной была и небольшая змея, обвивающая шею молодой женщины. Кроме живого гада, с шеи нежданной гостьи на серебряной цепочке свисал амулет в виде двух змей свившихся в восьмерку — причем одна из кусающих друг друга за хвосты рептилий представляла собой скелет. Серебряным был и перстень с массивной печаткой, на которой изображалась четырехрукая и четырехликая женщина, держащая кнут, факел, кинжал и связку ключей. Одеяние же самой девушки было сплошь черным — жакет для верховой езды, обтягивающие кожаные брюки и сапоги из змеиной кожи.

Оказавшись на расстоянии десяти шагов, молодая женщина остановила буйвола и, соскочив с его спины, бесстрашно подошла к конгомато. Присев на ближайший камень, она прямо взглянула в глаза крылатого ящера.

-Надо поговорить…папа.

Она провела странный ритуал в Познани, чтобы вызвать Лилит. Она получила несколько сообщений. Вот одно из них:
«Делай, что пожелаешь, вот весь закон.
Я, Лилит, Королева Польши, старейшая женщина Земли, говорю вам…»

(Из предисловия Филиппа Писье к сборнику поэзии Лилит фон Сириус)

— Достаточно, — Кейн кивнул японцу, застывшему возле накрытого стола, — можешь идти.

Эдзо Накамура, бывший капитан Императорской Гвардии, коротко поклонился и исчез за дверью. На веранде остался стол, накрытый из чудом уцелевших запасов покойного губернатора. Кейн взял бокал с красным вином, а его рыжеволосая гостья, отставив свой бокал, щелкнула зажигалкой, прикуривая тонкую сигаретку.

— Ты куришь? — вскинул бровь Кейн.

— Ты не поздно занялся моим воспитанием? — рассмеялась девушка, — я делала вещи и похуже.

-Не уверен, что хочу об этом слышать, — усмехнулся Кейн, пригубливая из бокала, — как давно ты знаешь, что Болеслав Войцицкий — не твой отец?

-С тех пор как впервые увидела тебя в нашем поместье, — улыбнулась молодая женщина, — только слепой мог не увидеть сходства.

-Тебе было восемь лет, — заметил Кейн.

-Да и ты с тех пор совсем не изменился, — девушка потушила сигарету в керамической пепельнице и взяла с блюда большой гранат.

— Зато изменилась ты, — сказал Кейн, — впрочем, в поместье у Арабеллы иначе и быть не могло. Мать рассказывала обо мне?

— Да и немало, — Мирослава очистила плод и жадно вгрызлась, брызгая красным соком, — впрочем, о многом я догадалась сама. Я только не могла понять — знал ли граф?

— Кстати, как он умер? — вдруг спросил Кейн.

— Повесился, — пожала плечами молодая женщина.

— И ты сразу же появилась в Конго, — кивнул Кейн, — ну что же, сам виноват. Ты спрашивала знал ли он — еще как знал! Более того, это была его идея.

-Даже так?

— Именно. Ты знаешь, почему он оказался в Конго?

— Не поладил с премьером, как мне рассказывали, — пожала плечами девушка, — политические разногласия или что-то в этом роде.

— «Что-то в этом роде», — кивнул Кейн, — Чинский решил, что оккультные эксперименты графа слишком…смелы. Поэтому Чинский и выдворил его из России.

-Чинский выгнал за оккультизм, — девушка рассмеялась, — это ведь что-то вроде «из борделя за разврат»?

-Грубовато для леди. И не совсем точно: Чинский не переходил граней, которые он считал запретными. Ему было достаточно спиритических сеансов и гаданий с Таро для императорской семьи. Ну и сеансы исцеления для наследника — вполне успешные, надо отдать ему должное. Войцицкий пошел намного дальше…

— «Орден Гекаты Светоносицы», — кивнула девушка, — я знаю.

-Я вижу, что знаешь, — хмыкнул Кейн, скользнув взглядом по перстню, — но да, так оно все и обстояло. Чеслав Чинский хотел лишь земной власти — чего он, в конце концов и добился, став «серым кардиналом» Славянской Империи. «Возвращение древних богов», кровавые ритуалы и обряды сексуальной магии его совсем не вдохновляли. Но он терпел Войцицкого, пока тот не перешел черту, втянув в сексуальные ритуалы одну из великих княжон. Скандал удалось замять, но чтобы не попасть на каторгу, Войцицкому пришлось покинуть Империю — ни в Петербурге, ни в Варшаве, ни даже в Праге ему больше не было места. Можно было переправиться в Лондон, — Кроули, конечно, уговорил бы Мосли дать графу протекцию. Однако сам граф решил иначе — тогда как раз закончилась война и Пруссия передала Конго Славянской Империи. О колонии ходили разные слухи и Чинский решил, что назначить Войцицкого конголезским генерал-губернатором — более чем достойное наказание. В 1933 году пан Болеслав прибыл в Алексеевск, — тогда еще Вильгельмштадт, — а еще через несколько лет отстроил в Лунных горах собственную «Счастливую долину», с храмом и жрицами.

-А где твое место во всей этой истории? — Мирослава уже расправилась с гранатом и принялась за финики в меду, — как ты сам оказался в Конго?

— Меня сослали вместе с графом, — усмехнулся Кейн, — строго говоря, «Орден Гекаты Светоносицы» был моим детищем. В «Орден» тогда вступило несколько генералов и высокопоставленных чиновников, да я и сам занимал не последний чин в имперской жандармерии. Если бы Болеслав не полез к той княжне — заговор мог кончиться удачей. А так пришлось бежать в Африку — ко мне у Чинского было куда больше претензий чем к Войцицкому. Даже в Конго не было мне места — поэтому я и ушел в Кению. Арабелла Марч — моя давняя знакомая и не последний человек в «O.T.O», так что в «Счастливой долине» меня ждал хороший прием. Это я познакомил графа с Арабеллой и рассказал о ней правду — впрочем, ты и сама ее знаешь.

-Не просто знаю, — хмыкнула Мирослава, — прочувствовала на себе.

— Возможно мне стоит перед тобой извиниться, — тоном, в котором не чувствовалось ни малейшего раскаяния произнес Кейн, — но идея графа мне показалось интересной. Такие любовницы, как твоя мать встречаются нечасто — а мне, поверь, есть с кем сравнивать. Так что я согласился — и Арабелла тоже. Все было очень романтично — полная Луна, кровавая жертва на алтаре Гекаты, заклинания на греческом…

-А в результате родилась я, — хмыкнула девушка.

-Да и граф тут же дал тебе свою фамилию и объявил наследницей, — сказал Кейн. — Ранее был оформлен брак с твоей матерью, хотя семейная жизнь у графа не задалась — Арабелла имела свои…особенности.

-О них я тоже в курсе, — рассмеялась Мирослава, — чья идея была отправить меня к матери?

-Моя, — усмехнулся Кейн, — с тех пор как умер Чинский и в империи началась смута, я решил, что «Счастливая долина» тебе подойдет больше. В принципе, я так считаю и сейчас — Конго не лучшее место для женщин.

— Да, я женщина, — тут же ощетинилась Мирослава, — и я имею право желать и реализовывать свои желания. А желаю я получить поместье Войцицких — и всю эту страну впридачу. И я не уступлю ее ни Директории, ни японцам, ни даже тебе.

Кейн задумчиво покрутил в руке бокал.

-Граф считал, что Конго не зря именуют «Сердцем Тьмы», — заметил он, — не только в метафорическом, но и в буквальном смысле. Если бы он знал, насколько был прав.

-А ты знаешь? — иронично заметила Мирослава.

-Да, — кивнул Кейн, — эта земля скрывает множество мрачных тайн, ведомых только мне. Я знаю, где находятся копи царя Соломона, руины проклятой Негари и яшмовые залы кровавого Ксухотла. Я видел мраморные храмы в честь Богини Луны, что носила тогда другое, забытое ныне имя. Ведомы мне и более древние города, охраняемые стражами, оставленными еще с тех времен, когда далекие предки людей с писком разбегались из-под ног драконов. Человечество живет при вспышке молнии, до которой на Земле царил мрак. Но в этой древней и злой земле Тьма не рассеивалась никогда

— И лишь мне под силу озарить ее факелом Гекаты, — сказала девушка, — или в моих жилах не течет кровь Змеи — по матери и по отцу? Разве моя бабка не была той самой змеей, что вручила запретный плод первой паре? Геката и Лилит — лишь две из множества граней Матери-Змеи, на путь которой я ступила еще до рождения. Европа давно отвергла память о Ней — но здесь Змеиную Богиню все еще чтут под именем Мами-Ваты, владычицы Вод. Река Конго — ее земное воплощение, а ее сердце — на водопадах! Именно там состоится битва, что решит кто будет владеть Сердцем Тьмы. Ныне это сердце бьется неровно — и от этого страна корчится от страха и боли, а голодные крысы разрывают ее на части. Войны и катастрофы, голод и мор — это и есть Мать-Змея, от ударов хвоста которой сотрясается вся Африка. В наших силах убедить Ее схватить себя зубами за хвост, оплести эту страну кольцом Уробороса, который скует, остановит мясорубку Смерти.

— Я знал многих, кто лелеял не менее честолюбивые мечты, — усмехнулся Кейн, пригубливая из бокала, — и был не менее убежден в своем высоком предназначении. Будет интересно проверить — насколько обоснованы твои притязания. Ныне новолуние — время, когда Геката оборачивается к миру самым тайным и самым важным своим ликом. Сможешь ли ты призвать Ее на помощь в такой час?

— Я пробудила три Лика, — уверенно сказала Мирослава, — значит, смогу призвать и четвертый. И тогда Сердце Тьмы забьется в унисон с моим желанием.

«Они были завоевателями, а для этого нужна только грубая сила, — хвастаться ею не приходится, ибо она является случайностью, возникшей как результат слабости других людей.» (Джозеф Конрад)

С оглушительным ревом по железной дороге мчался поезд. Когда-то он был пассажирским — даже несколькими поездами, ныне соединенными в один огромный состав. Узкоглазые спецы с Востока, долго что-то колдовали над двигателем, так что теперь некогда слабосильный состав тянул казавшуюся бесконечной череду вагонов, извивавшихся меж джунглей подобно исполинской змее. Из окон состава высовывались хмурые юнцы и взрослые мужчины, одетые во что придется — но всегда украшенное нашивками с красной звездой и черным кулаком. Лишь немногие бойцы «Конголезской освободительной армии» имели современное оружие — большинство держали в руках старенькие винтовки, с разграбленных колониальных складов, допотопные охотничьи ружья еще бельгийских времен, а то и вовсе копья да луки с отравленными стрелами. Резким контрастом с этой архаикой выглядели пулеметные точки, оборудованные на открытых платформах в начале, середине и конце состава. За пулеметами сидели белые — французы из Убанги-Шари. Не простив русским и англичанам захват бывших колоний, Седьмая Республика согласилась на роль младшего партнера в войне за очередной передел Африки. Через французские колонии японцы организовывали воздушные и сухопутные коридоры в Конго, а наемники из Иностранного легиона порой воевали на стороне повстанцев. Ослепленные своими обидами французы не замечали, что новые союзники отводили им роль не более чем «полезных идиотов» — в своей «прекрасной Африке будущего» японцы не видели у власти вообще никаких белых.

Сами же азиаты также стояли на открытых платформах — японцы, китайцы, корейцы. Особенно много их находилось во главе состава, где угрожающе пялилась в небо переносная установка ПВО. Хотя повстанцы были лишены авиации, это не мешало им эффективно ей противостоять. Единственный рейд русских бомбардировщиков в мятежный район кончился позорным разгромом. Больше колониальное командование не рисковало и без того немногочисленной авиацией, стянув ее к столице.

В центре состава невольно выделялся черный вагон, оснащенный броней, способной выдержать попадание артиллерийского снаряда. Внутри вагона, на диване, устланном леопардовой шкурой, восседал тучный негр в японской форме тщательно подогнанной по его нескладной фигуре. Бритую наголо голову венчал берет все с той же красной звездой и черным кулаком. Перед ним стоял изящный столик из слоновой кости — трофей из дома одного из бывших хозяев. На столике же, без особых затей, высилась бутылка «смирновской» — водку привозили измаявшимся от ностальгии колониальным чиновникам. Тут же стояло несколько гранённых стаканов и блюдо с жареным мясом из которого, словно победное знамя торчала наполовину обглоданная человеческая кисть. Одной рукой негр держал стакан с водкой, второй — обнимал за талию сидевшую у него на коленях азиатку, одетую лишь в фуражку да блестящие черные сапоги. А перед ними стоял белый человек — скорчившись, он прижимал ладонями пах, превратившийся в багрово-черный кровоподтек. Голую спину покрывали длинные кровоточащие шрамы, один глаз заплыл и не раскрывался. Здоровым же глазом человек смотрел в пол, изо всех сил стараясь не привлекать к себе внимания.

— Эй, Миша, — ненавистный гортанный голос, коверкающий русскую речь, развеял все эти надежды, — Миша, выпьешь с генералом?

Молодой человек вскинул полные слез глаза, встретившись с издевательскими взглядами своих мучителей, и робко кивнул.

-Фусако, налей Мише, — с издевательской заботой протянул негр, — мы совсем забыли о тебе, белый мальчик. Разве так принимают сына губернатора?

Азиатка, лениво потянувшись, встала на ноги и, налив полный стакан, покачивая бедрами, подошла к съёжившемуся мужчине. Ухватив русые волосы, женщина заставила его запрокинуть голову и влила целый стакан ему в рот. Давясь и захлебываясь, мужчина проглотил обжигающий горло напиток, безуспешно пытаясь отдышаться.

-Пусть закусит, — расхохотался негр и, ухватив с тарелки жареную кисть, швырнул ее Фусако. Та поднесла ее к лицу молодого человека, пытаясь пропихнуть ему в рот. Пленник с отвращением отвернулся, за что сразу же и поплатился — японка с силой врезала ему сапогом по гениталиям. Мощный удар раздробил костяшки пальцев и отозвался жуткой болью, как от раскаленного металла. Мужчина глухо застонал и хотел упасть на пол, но азиатка удержала его и тут же пнула его по животу.

-Убели луки, — произнесла девушка. Иному могло показаться смешным, как она коверкает русскую речь, но не Михаилу — трясясь от страха, он выполнил приказание и Фусако, зло улыбнувшись, с размаху пнула его в промежность.

-Дай ему еще выпить, — рассмеялся негр и когда девушка вновь залила в горло мужчины стакан водки, спросил, — а теперь закусишь?

Перепуганный насмерть молодой человек все же отрицательно качнул головой, за что и получил очередной удар в пах. Гениталии его превратились в кровавую кашу, изо рта текла струйка крови от прокушенного языка, из-за чего молодой человек даже не мог кричать. Но он все еще оставался в сознании — азиатка знала как бить, чтобы веселье не прекратилось слишком быстро. Меж тем негр, опрокинув стакан с водкой, расстегнул штаны, надрачивая уже возбужденный орган.

-Брось это белое дерьмо, — прорычал он, — иди сюда.

Азиатка кивнула и, крутанувшись вокруг своей оси, впечатала каблук в пах молодого человека. Застонав тот, наконец, упал на пол, держась за гениталии и скуля от невыносимой боли. Азиатка, подойдя к негру, запрокинула ногу через бедро и уселась на его член. Вскоре вагон заполнили похотливые стоны, заглушившие плач жертвы.

Руководил истязанием Адольф Гбенье — человек, собравший самых оголтелых черных революционеров и создавший армию, взявшую под контроль чуть ли не на треть Конго. Но самому Гбенье и его желтокожим кураторам этого было мало. Удар на юг подарил бы завоевателям богатую Катангу. Именно ради нее азиаты согласились и дальше оказывать помощь «Конголезской освободительной армии» — алмазы из Кинду являлись всего лишь задатком, тогда как основной платой должны были стать концессии. Вагон Гбенье являлся, по сути, клеткой, за которой стояли желтые дрессировщики с «Арисаками». Самураи, элита элит бывшей Японской империи, после революции оказались перед сложным выбором. Некоторые последовали за тэнно на Окинаву и Тайвань, где британский флот оберегал этот последний клочок Империи. Другие рассеялись по свету, влившись в том числе и в наемные отряды. Однако большинство нашло новое применение своему фанатизму в Восточноазиатской социалистической сфере, вобравшей в себя Японию, Корею, большую часть Китая, Лаос и половину Вьетнама. Гбенье помогал японцам распространить свое влияние и на центральную Африку, но сам был лишь страшной куклой, надетой на хрупкую длань азиатского кукловода.

Адольф был не настолько глуп, чтобы не понимать своего положения и осознание этого жгло его как огнем. Однако он уже зашел слишком далеко, чтобы сыграть в свою игру. Свое унижение, вождь, коего левая пресса всего мира восторженно именовала «новым Робеспьером» и «черным Катаямой», пытался заглушить выпивкой, женщинами и дикими расправами над населением. В этом новые хозяева его никак не ограничивали — в жестокости желтые изуверы ничем не уступали черным. В разгоряченном похотью и алкоголем мозгу Адольфа представали потоки крови, коими он зальет Катангу, а заодно и свою уязвленную гордость. Пусть он и не стал свободным, получив новых хозяев, но зато как следует отомстит старым.

С утробным рыком Гбенье излил свое семя в азиатскую матку, когда поезд вдруг резко дернулся, замедляя движение, пока не остановился совсем. Обеспокоенный Гбенье, ссадил с себя девушку и поднялся навстречу сунувшемуся в купе японцу

-Что случилось? — бросил он.

-Ничего страшного, Адо-сан, — безукоризненно вежлив, как всегда, — на пути состава груда камней. Обвал или что-то в этом роде. Сейчас дорогу расчистят и мы поедем да…

Его слова прервала серия взрывов, сотрясших состав. Гбенье, отлетел в угол не удержавшись на ногах. Со звоном разбилась о пол бутылка водка. Черный вождь поднялся, вытирая кровь, стекавшую из рассеченного лба, сорвал со стены автомат и шагнул к двери, из-за которой уже раздавалась отчаянная пальба. Вслед за ним, на ходу натягивая китель и нащупывая во внутреннем кармане пистолет, скользнула азиатка. На мгновение она задержалась над корчившимся на полу мужчиной и, достав из голенища узкий кинжал, полоснула им по горлу жертвы.

«Истребляйте всех скотов!» (Джозеф Конрад).

Железная дорога от Новопознани до Портенвилля пролегла между водопадами Конго с одной стороны и зеленой стены джунглей — с другой. И именно из леса на поезд «Освободительной армии» обрушился шквал огня, когда состав встал перед грудой камней, заваливших железную дорогу. Не успели растерявшиеся головорезы ответить, как тут же грохнуло несколько взрывов — это были приведены в действие мины, заложенные под мостами, пересекавшими пару речек, по которым проезжал поезд. Взрывы не просто повредили несколько вагонов — с пару десятков молодых революционеров, забившиеся в поезд как селедки в бочке, оказались разорваны в клочья. Те, кто находился с ними сейчас, крича, пытались остановить хлещущую из оторванных конечностей кровь. Однако платформы с пулеметами, укрепленные куда лучше других, почти не пострадали — и поэтому невидимый враг прицельно обстреливал именно их. Одно из пулеметных гнезд и впрямь удалось вывести из строя, выкосив застигнутый врасплох расчет. Однако остальные укрылись за наспех воздвигнутыми блиндажами из мешков с песком и теперь огрызались короткими очередями.

Наемники тоже несли потери — после того, как у французов и азиатов прошел первый шок они весьма результативно отстреливались. Однако убитых они не видели: Кейн запретил наемникам выходить на открытую местность, чтобы враг не понял, как сильно они уступают ему численностью.

Вот над вагоном появился Гбенье: дав очередь из автомата, он прокричал команду и тут же проворно соскочил вниз. Пущенная в него пуля снесла полголовы неосмотрительно высунувшейся Фусако. Однако приказ был дан и все пространство между железной дорогой и лесом, будто закишело огромными черными муравьями, когда повстанцы устремились к лесу. Сзади их прикрывали французские и азиатские пулеметчики, массированным огнем подавляя точки, откуда велась пальба. Черные отчаянно рвались схлестнуться с врагом лицом к лицу: их не останавливало даже то, что азиатские союзники, поливая джунгли свинцом, не особо заботились о том, чтобы не задеть свое пушечное мясо. Средь папоротников уже лежало с десяток черных тел с окровавленными, дырами в спине. Да и наемники, хоть вынужденные маневрировать, все равно не прекращали стрельбы. Но напор черных не останавливался — и первые фанатики, ворвавшись в лес, вступали в рукопашную с ненавистными «белыми гигантами».

За всем этим защитники поезда, — черные, белые, желтые, — почти не оглядывались на бурлившую за их спинами Конго, тем более, что шум водопада почти перекрывался грохотом взрывов и нескончаемой пальбой. Поэтому никто не заметил, как на вершине водопада, в ореоле сверкающих брызг, появилась гибкая фигурка. Дрогнули алые губы, произнося странные, пугающие слова.

Ночь твоя — прах и пепел,
Сон — первозданный хаос,
Шаг порождает землю,
Давленье творит алмазы.

За ее спиной, расправив крылья, с криком взмыл птеродактиль и солнечное небо вдруг потемнело, заволакиваемое набежавшими неведомо откуда тучами.

Всплываешь, плещешься, сияешь чешуей,
Твой позвоночник — бритвенные пики:
Все тот же безымянный и безликий
Глубинный ужас, обернувшийся змеей.

Эти слова, перекрывая шум битвы, прозвучали из леса — и произносил их мужской, звучный голос, тут же узнанный армейцами. На звук этого голоса ударило сразу несколько пулеметов, к ним добавилась беспорядочная пальба из ружей, а черные, не обращая внимания на то, что оказываются на линии огня, с воинственными криками метнулись к говорившему. Все заволокло дымом, наполнилось предсмертными криками и отчаянными ругательствами. За всем этим никто уже не обратил внимания, как рыжеволосая девушка, раскинув руки, нырнула в клокочущую воду.

Перед прыжком Мирослава забросила в рот горький шарик, скатанный из вязкой массы — ибога, дьявольское зелье культа Бвити. Чувство необыкновенной легкости охватило ее, за спиной будто распахнулись крылья и, девушка бесстрашно шагнула в ревущую и бурлящую воду. Ледяной холод объял тело, ее закружило в водяных вихрях, перед глазами замелькали черные пятна. Разрастаясь словно исполинские кляксы, они быстро заполонили все непроглядной тьмой. Куда-то сгинули водопад и река и сам мир — вокруг девушки простерся кромешный мрак, сквозь который проносились ледяные ветра, хохочущие и воющие на множество голосов. Откуда-то пришло понимание, что на эти голоса надо отвечать. Перекрикивая глумливый смех и заунывный вой, она принялась выкрикивать — и вскоре бессвязные вопли сложились в нечто осмысленное.

Имя. Множество имен одной и той же сути. А вслед за именами пришли и видения.

….Пюрипну… Подаркэ… Гиппопросопэ…

Невыносимый свет ярче тысячи солнц. Потоки расплавленной лавы, стекающиеся в огненное озеро. Рев пламени переходящий в оглушительное ржание. Исполинский черный конь, пышущий жаром из ноздрей. Лошади с огненными гривами и клыками гиен, терзающие обнаженных женщин, вырывая им внутренности и откусывая груди.

…Кератопис… Тауроморфэ… Тауродракайна…

Черный смерч, сметающий все на своем пути. Великан с головой быка. Бык с хвостом и крыльями дракона. Раздувающиеся ноздри исторгают смертоносные вихри и шум от взмаха крыльев порождает величайший ураган.

…Люкайна… Скюлакагейя… Кюнолюгматэ…

Рыхлая земля сползает целыми пластами, открывая множество пор, напоминающих огромные червоточины. Слышится оглушительный вой и земля исторгает множество черных тварей, напоминающих поджарых гиен с длинными хвостами. Миг — и все эти звери оборачиваются множеством голов одного исполинского Пса. Во мраке блестят алые глаза и алая же кровь каплет с острых клыков.

…Дракайна… Офеоплакамэ… Зонодраконтис…

Непроницаемая зеленовато-черная толща воды. Чешуйчатые извивающиеся тела, раскрывающиеся со всех сторон зубастые пасти, пляшущие меж ядовитых зубов раздвоенные языки. Приподнимается огромное веко и темно-зеленый глаз с вертикальным зрачком будто смотрит прямо в ее душу. В черном зрачке она видит свое отражение, тут же сменившееся незнакомым женским ликом, со всех сторон окруженным шипящими змеями. Тянется покрытая чешуей рука с когтистыми перепончатыми пальцами. Они стискивают женское запястье и непреодолимая чудовищная сила возносит ее ввысь, словно подхваченную могучим течением.

«Иссиня-черная, ты чешуею змеиной покрыта; поясом — змеи тебе и власы твои змеями вьются» (Молитва Селене-Гекате)

Она вознеслась из бурлящей пены — прекрасная обнаженная девушка с ослепительно белой, чуть ли не светящейся кожей. За ее спиной, словно нити исполинской актинии, вились алые волосы. Женщина погладила себя по плечам и груди, затем ее руки опустились на живот, легли на бедра — и следом за ними сползала белая кожа словно старая шкура змеи. Под ней появилось уже черное тело, чернее ночи, будто поглощающее свет. Нижняя часть тела претерпевала еще более пугающие изменения — расплывшись, подернувшись темным туманом, она обернулась множеством черных змей. Громкое шипение заглушило все остальные звуки и повстанцы, наконец-то обернувшись, увидели метнувшиеся к ним треугольные головы с капающими ядом зубами.

Вновь загрохотали пулеметы, разметавшие, разорвавшие в клочья змеиные тела, но взамен их появлялись новые, еще больше чем прежде. Чешуйчатые твари, размножаясь с немыслимой быстротой, вмиг перекрыли всю реку, покрыв ее шевелящимся, шипящим ковром, выхлестнувшимся и на оба берега. А на середине реки, вскинув руки, замерла молодая женщина. Огромные зеленые глаза, со ставшими вертикальными зрачками, расширились на пол-лица, во рту блестели сочащиеся ядом длинные зубы, меж которых мелькал раздвоенный язык. Алыми змеями обернулись и ее волосы. Видя все это, многие черные бросали оружие и падали на колени, молитвенно простирая руки.

-Мами-Вата! Мами-Вата! Мать вод, пощади, смилуйся над нами!

Тех, кто бросил оружие, змеи не трогали, обтекая их по сторонам, но зато безжалостно расправлялись с теми, кто продолжал стрелять. С особенной яростью рептилии кидались на французов и азиатов. Один за другим замолкали пулеметные расчёты, возле которых, лежали обезображенные, раздувшиеся от яда тела убитых. Женская фигура посреди реки двигалась к берегу — и вместе с ней выползали новые и новые змеи. Шипя, заползали на покинутый всеми поезд: из тех, кто остался в живых, большинство, дрожа, падали на колени и, уткнувшись лбом в землю, читали молитвы Мами-Вате. Другие еще пытались прорваться в джунгли — пули наемников теперь пугали их куда меньше.

Одним из таких бегущих и был Адольф Гбенье — отстреливаясь, он убил двух наемников и почти исчез в лесу, когда перед ним выросла гигантская фигура с рыжей бородой. Узнав врага, черный вождь зло рявкнул и кинулся на Кейна, занося тесак. Рыжебородый, даже не пытаясь уклониться, перехватил черное запястье, пытаясь заставить Гбенье выронить нож. Руки обоих вздулись могучими мускулами, налитые кровью бычьи глаза негра уставились в холодные голубые глаза. Затем послышался жуткий хруст, тело Адольфа обмякло и нож выпал из его руки. Кейн, перехватив его на лету, обрушил тяжелое на голову Гбенье. Удар оказался столь силен, что разрубил и берет со звездой и бритый череп. Разбрызгивая мозги по зеленой листве, могучее тело рухнуло наземь.

Пошатываясь, — все же негр был не слабаком, — Кейн вышел к железной дороге и тут же понял, что битва закончена. Все французы и азиаты были мертвы, а оставшиеся в живых чернокожие бубнили молитвы, падая ниц перед новой королевой Конго. Кейн усмехнулся и вскинул руку в имперском приветствии.

 « И Святая Черная Мать — одно из моих Олицетворений.»

— Честно говоря, я не понимаю, чем вы недовольны, господин Дроздовский, — лениво протянул Кейн, — вы же хотели Конго нормальное правительство — так чем вас не устраивает Мирослава Войцицкая?

-Тем, что мы не затем свергали монархию у себя, чтобы создавать ее здесь, — пробурчал офицер, — в Петербурге до сих пор не могут прийти в себя…

-Ваше свержение монархии кончилось распадом Империи, — напомнил Кейн, — не думаю, что Конго нужен подобный опыт. Мирослава — дочь бывшего генерал-губернатора и прекрасно разбирается в местных раскладах. Черные ее боготворят, местных белых она тоже устраивает. Не вижу причин, по которым она не может устраивать и вас.

-Так то оно так, — нехотя признал Дроздовский, — но…

-Но сделать вы все равно ничего не можете, — жестко сказал Кейн, — все Конго в ее руках –и моих тоже. От вас требуется только мирно передать ей столицу — не дожидаясь пока мои ребята сделают это сами. Уже не спрашивая вашего разрешения.

Он в упор посмотрел на побледневшего офицера и мрачно усмехнулся, прочитав в его глазах неохотное согласие.

«Есть что-то жуткое в свете луны; в нем вся бесстрастность невоплощенной души и какая-то непостижимая тайна.»(Джозеф Конрад).

Ночь раскинула черные крылья над водами исполинского озера, раскинувшегося у подножия огнедышащей горы. Дым сернистых испарений смешивался с запахом тлена, и темные волны бились о каменистый берег. Вот в их мерный шум вплелся мелодичный звон серебряных колокольчиков, приветствовавших появление прекрасного и пугающего создания, выплывающего из клубившегося над водой тумана. Обнаженная, как в день творения, белая богиня поднялась на стоявший у кромки воды золотой трон с когтистыми лапами вместо ножек. По бокам скалили зубы львы, леопарды, гиены и огромный зверь, напоминавший помесь медведя и пса — легендарный чемозит, африканский медведь. У подножья трона раскрывали пасти исполинские крокодилы, вились кольцами питоны и черные мамбы, а над спинкой расправлял алые крылья огромный птеродактиль.

Огромные костры полыхали по берегам озера и черные шаманы, бросая в них ядовитые травы, возносили хвалу Великой Матери Вод. Горные гориллы молотили в там-тамы и их рокоту вторило блеянье косматых сатиров с рогами антилопы и ногами зебры. Большеголовые карлики плясали под барабанный бой, а одноногие и однорукие огры оседлав уродливых ящеров с клыками, как у слона, гонялись за чернокожими ведьмами.

Черные тучи, клубившиеся над озером, расступились, открывая зловещую Луну, окрасившуюся в непривычные черно-красные тона. Лунный свет озарил огромную лодку, мерно двигавшуюся по черной воде. На веслах ее сидели полуистлевшие живые мертвецы, тупо уставившиеся перед собой пустыми глазницами. На носу же судна стоял рыжеволосый великан. В руках он держал золотой обруч в виде змея, кусающего себя за хвост. С четырех сторон этого обруча виднелись головы четырех зверей — коня, быка, собаки и змеи. Вот лодка ткнулась носом в берег и Кейн, шагнув к трону, занес над головой дочери королевскую диадему.

— О друг и возлюбленная ночи, — начал он, — ты, кому по душе собачий лай и льющаяся кровь, ты, что крадёшься в тени надгробий ты, что приносишь смертным ужас и взамен берешь кровь, тысячеликая Луна, даруй внучке своей Сердце Тьмы!

Он возложил корону на рыжие волосы и окружившее его сборище взорвалось многоголосым ревом, приветствуя новую владычицу Конго.

 

Изменено 9 Oct 2020 пользователем Magnum

[Урус-хай]

Великолепный и мрачный текст!

Особенно ярко получился конгамато. И Кейн с дочерью.

Можно снимать фильм ужасов

Изменено 2 Oct 2020 пользователем Урус-хай

[Стержень]

Жутко в хорошем смысле слова.

Хотя и несколько сумбурно (АИ какая-то странная)...

Я бы сказал, что это коллега Каминский, но стиль чуть-чуть слишком шершавый для него

В целом же-очень понравилось

 

[ясмин джакмич]

Так хорошо поставлена жуть, что мастерством явно выдается коллега Каминский

[Ottokar]

О, один из моих любимых сеттингов (про Кейна)!

Изменено 2 Oct 2020 пользователем Ottokar

[Ottokar]

Кстати, а где развилка?

[Омич]

Очень хорошо, драматично и динамично! Опять таки - настоящая АИ. Но сам жанр мне не по вкусу...

[Ottokar]

Очень хорошо, драматично и динамично! Опять таки - настоящая АИ. Но сам жанр мне не по вкусу...

Мне и жанр по вкусу, и написание... вот только хочется описание развилки или хотя бы текущей ситуации в мире. Как дошли до этого всего?

[Ottokar]

Только одно замечание - сын губернатора Конго Иван или Михаил?

[Омич]

вот только хочется описание развилки или хотя бы текущей ситуации в мире. Как дошли до этого всего?

Да, это было бы интересно. Возможно коллега Каминский (полагаю всё же он автор, прошу прощения если ошибся) позже опишет мир подробнее...

[Каминский]

вот только хочется описание развилки или хотя бы текущей ситуации в мире. Как дошли до этого всего

Возможно, автор решил дать возможность читателям додумать самостоятельно

[Ottokar]

Возможно, автор решил дать возможность читателям додумать самостоятельно

А мир автор не хочет как-нибудь зарисовать? В перспективе.

[Брян]

А мне понравилось, для мистической Африки самое то, узнается рука мастера

[Андрей Каммерер]

Каминский великолепен

[ясмин джакмич]

Все же за третье место переголосовал

[Стержень]

Я за первое проголосовал, хотя и ощущение жути и противности происходящего не покидало и не покидает...

Почему-то напомнило фильм "Мученицы" (хотя надо сказать рассказ все же более оптимистичен)

Но значит написано реально сильно

[maxab]

Хороший рассказ, легко читается. 

[Magnum]

Кровавая оргия в африканском аду! 

 

Постоянство есть тропа на пути к совершенству, и вместе с тем однообразие - это путь, ведущий в обратном направлении. Прочитал один рассказ коллеги Каминского - прочитал все.     

Это я не в укор - ибо сам не без греха, и вместе с тем в укор (кажется, это называется диалектика). Коллега, попробуйте в следующий раз сделать так, чтобы вас не опознали с первого абзаца. 

 

Вместе с тем рассказ зацепил, потому что... дьявол, как бы это сформулировать, ничего кроме банальностей "читается на одном дыхании" в голову не приходит. Это в большой плюс, автор не стал растекаться по древу, а все четко и быстро разложил по полочкам. Завязка, основное действие, кульминация, развязка, финал. 

 

Несмотря на очевидные отсылки, я решительно не воспринимал эту историю как ремейк "Сердца тьмы", а скорее как ремейк "Темной стороны солнца". Только на сей раз хорошие парни (ну, по стандартам коллеги Каминского  ) одержали решительную победу. 

 

[Magnum]

Кстати, а где развилка?

Кейн чуть-чуть получше подготовился.   Оказался в нашем мире (плюс-минус), и все заверте... 

 

[Ottokar]

Постоянство есть тропа на пути к совершенству, и вместе с тем однообразие - это путь, ведущий в обратном направлении. Прочитал один рассказ коллеги Каминского - прочитал все.      Это я не в укор - ибо сам не без греха, и вместе с тем в укор (кажется, это называется диалектика). Коллега, попробуйте в следующий раз сделать так, чтобы вас не опознали с первого абзаца. 

Я однажды даже составил табличку со списком архетипов коллеги с намерением закосить под него, но так и не решился.

[Magnum]

но так и не решился.

А зря! 

 

 

[Каминский]

а скорее как ремейк "Темной стороны солнца"

Даже не представляю о чем вы На ум приходит только это, но вроде как совсем не то. Ну и еще ваши рассказы, но там вроде сюжет другой.

я решительно не воспринимал эту историю как ремейк "Сердца тьмы",

Это ремейк много чего. И Конрада и Говарда и Уилбура Смита и ряда реальных эпизодов конголезской повседневности.

Кстати, а где развилка?

Если оставить за скобками фактор Кейна, то  по некоторому размышлении выработалась следующая  "рабочая гипотеза":

Короче, главная точка бифуркации - Танжерский кризис. Все зашло чуть дольше чем в РИ и Германия с Францией таки сцепились. Россия не пришла на помощь потому что она была слишком занята русско-японской (которая закончилась более удачно для России - возможно из-за поддержки Германии, заинтересованной в том, чтобы Россия как можно дольше возилась на ДВ). В общем, Германия вынесла Францию, а заодно и Бельгию с Нидерландами, чуток поправила свою западную границу, ну и отхватила себе ряд колоний у проигравших, в т. ч. и Бельгийское Конго. На какое-то время Германия малость успокоилась, переваривая добычу, но ближе к 30-м вновь почувствовала голод. В итоге уже в начале 30-х разразилась новая война, где в возглавляемом Германией блоке, была также АВИ, прогерманская марионеточная Франция, Турция, а также Япония, пылающая жаждой реванша. Против них имелся блок в составе России, Британской Империи, Италии, ну и, наверное, США. Англо-русский блок выиграл, соответственно произошел новый передел колоний, где Конго отошло России, а сама Россия объединилась с Польшей и Чехией в Славянскую империю, во главе с русским императором. Ну, а уже в 60-е в России произошло свержение монархии, распад империи и далее в том же духе. Меж тем , в Японии произошла коммунистическая революция, после чего Японская Социалистическая Республика  начала свой "экспорт революции" в Азию. Как-то так...

Я однажды даже составил табличку со списком архетипов коллеги

Интересно было бы глянуть)

Изменено 9 Oct 2020 пользователем Каминский

[Каминский]

Кейн чуть-чуть получше подготовился.   Оказался в нашем мире

Это, кстати, канон)

[Ottokar]

Это, кстати, канон)

Так мир Кейна и есть наш.

Короче, главная точка бифуркации - Танжерский кризис. Все зашло чуть дольше чем в РИ и Германия с Францией таки сцепились. Россия не пришла на помощь потому что она была слишком занята русско-японской (которая закончилась более удачно для России - возможно из-за поддержки Германии, заинтересованной в том, чтобы Россия как можно дольше возилась на ДВ). В общем, Германия вынесла Францию, а заодно и Бельгию с Нидерландами, чуток поправила свою западную границу, ну и отхватила себе ряд колоний у проигравших, в т. ч. и Бельгийское Конго. На какое-то время Германия малость успокоилась, переваривая добычу, но ближе к 30-м вновь почувствовала голод. В итоге уже в начале 30-х разразилась новая война, где в возглавляемом Германией блоке, была также АВИ, прогерманская марионеточная Франция, Турция, а также Япония, пылающая жаждой реванша. Против них имелся блок в составе России, Британской Империи, Италии, ну и, наверное, США. Англо-русский блок выиграл, соответственно произошел новый передел колоний, где Конго отошло России, а сама Россия объединилась с Польшей и Чехией в Славянскую империю, во главе с русским императором. Ну, а уже в 60-е в России произошло свержение монархии, распад империи и далее в том же духе. Меж тем , в Японии произошла коммунистическая революция, после чего Японская Социалистическая Республика  начала свой "экспорт революции" в Азию. Как-то так...

Спасибо.

[Каминский]

Так мир Кейна и есть наш.

Не факт. Он там в какой-то момент принялся по мирам скакать, так что неизвестно еще куда и когда его занесло.

Изменено 9 Oct 2020 пользователем Каминский