1467 год: Западная Русь остаётся униатской

[сагайдак]

Предыстория вопроса: в 1439 году во Флоренции митрополит Киевский и всея Руси Исидор (наряду с большинством иерархов Константинопольского патриархата) подписал акт унии между православной и католической церквями. В 1441 году его (и акт, и Исидора) отвергли северо-восточные епархии, тем не менее православные ВКЛ и Польши признавали его юрисдикцию и дальше. В 1458 году на место ушедшего на повышение Исидора (готовившегося стать греко-католическим патриархом Константинопольским) папа назначил униатским митрополитом Киевским Григория Болгарина. Этот митрополит также не признавался Москвой, но не имел особых проблем с верующими западнорусских епархий. В тщетной надежде восстановить контроль над всей канонической территорией своей митрополии Григорий в 1467 году признал себя православным и подчинился Константинополю (к тому времени уже давно не униатскому). Так окончательно провалилась Флорентийская уния.

А если бы Григорий со своими преемниками остался греко-католиком?

Что это дало бы для развития культуры? Под какими лозунгами поднимались бы казацкие восстания? Была бы вообще война 1648 года? Могла бы РП, в себе не разъединённая, пережить XVIII век? Как относились бы друг к другу православные Московской Руси и греко-католики Руси Западной?

[Georg]

не имел особых проблем с верующими западнорусских епархий.

Имел.

Епископы признали его по приказу Казимира (да и то не все, Черниговский сбежал в Москву). Но вот паства прзнавала его не более, чем столетие с лишним спустя Рагозу и Потея. Король Казимир, спустя уже десять лет после прибытия Григория, писал к папе Павлу II, что в Литве и соединенных с нею русских областях обитает «великое множество еретиков и схизматиков», и что «число их со дня на день возрастает», и признавая недостаточность одних внешних мер против них, просил у папы дозволения основать как в Литве, так и в русских областях по два монастыря ордена бернардинов (fratrеs ordinis minorum obsеrvantiaе), чтобы они своею проповедью и жизнью могли приводить тамошних еретиков и схизматиков к единству Церкви.

Если схизматики - стало быть не признают Флорентийской унии, не так ли? Не понимать, что литовского митрополита в Москве не примут в любом случае, Григорий не мог. Отрекся от унии он именно для того, чтобы "легализоваться" в глазах основной массы собственной паствы.

[сагайдак]

Епископы признали его по приказу Казимира (да и то не все, Черниговский сбежал в Москву). Но вот паства прзнавала его не более, чем столетие с лишним спустя Рагозу и Потея.

<{POST_SNAPBACK}>

Грушевский это описывает так:

Становище Ісидорового наступника й найблизшого ученика митр. Григория задокументувало справу остаточно. Як я вже сказав вище, він по всякій очевидности вже дуже скоро по своїм приходї на руську митрополїю мусїв зложити якусь деклярацію в справі унїї — очевидно в тім же напрямі, в якім він вів свої пізнїйші, документально вже звісні заходи — дістати признаннє від царгородського патріарха. Се значило розрив з Римом і виреченнє унїї, бо царгородську катедру займали тодї православні, не унїяти. Якоюсь такою деклярацією мусимо собі толкувати, що руське духовенство й особливо руські князї в. кн. Литовського так скоро повернули від Іони до Григория. Колиб Григорию удало ся без такої деклярації позискати собі литовську й коронну Русь, то певно не старав ся б він пізнїйше знайти потвердженнє у патріарха, що було, розумієть ся, кроком для нього в високій мірі неприємним і прикрим, як Ісидоровому ученику, а супроти папської курії й литовсько-польського правительства навіть небезпечним. І мусїв він таку обіцянку зложить досить скоро, бо судячи, з грамот Іони, ще перед смертию його (март 1461 р.) переважна частина литовської Руси признала Григория: по своїх посольствах і листах, висланих до литовських епископів, князїв і панів, Іона пише потім нові грамоти тільки до епископів смоленського й брянського. Се, очевидно, не припадково, бо як раз в сих землях, пограничних з Москвою, московські впливи були сильні; в сих листах Іона може потїшити тих вірних йому владиків лише заявами князя Юрия Гольшанського та київської княжої родини, так близько спорідненої з Москвою, що мали запевнити Іонї свою повну солїдарність з в. кн. московським: „ми в своїм православию дивимо ся у всїм на православного в. кн. Василя Василевича і отцем своїм уважаємо Іону митрополита київського і всея Руси”, як переказував сю відповідь сам митрополит. Очевидно, иньші князї й пани та епископи не подали нїяких надїй Іонї — стали по сторонї Григория. Вкінцї маємо грамоту Іони до одного з епископів — правдоподібно остатнього й одинокого з його приклонників між епископами (був ним мабуть епископ брянський, що потім еміґрував до Москви); той епископ доносив Іонї про „бурю и развращеніє и великую налогу” від Григорія, та заявляв охоту йти за порадою Іони — подати ся в Московщину.

Сю „бурю” мусїла заспокоїти деклярація митр. Григория — обіцянка полагодити свої відносини до патріарха. Епископи, приступаючи до Григория, могли поставити йому від разу жаданнє, щоб він дістав признаннє від царгородського патріарха. І Григорий дїйсно робив коло сього заходи. Маємо звістку (від московського в. князя) про таке посольство його в р. 1469-70, за патріарха Симона: що Григорий до сього патріарха присилав послів з богатими дарами, й обіцяв ще більше на потім, аби патріарх дав йому „благословеніє и потвержденіє”, але з Симоном (що тим разом на патріаршім столї сидїв дуже коротко) ся справа не прийшла до кінця. За те новий патріарх Діонисий (десь не пізнїйше р. 1470) не тільки потвердив Григория на київській митрополїї, але, як ми вже знаємо, признав його й єдиним правним митрополитом всея Руси, та вислав в Московщину посла з сим сповіщеннєм.

Чи були сї заходи Григория звісні в правительственних і клєрикальних сферах Литви й Польці, треба сумнївати ся. Григория дала на київську катедру папська курія, і його перехід під власть царгородського патріарха міг йому приспорити з сеї сторони ріжні трудности. Се наказувало Григориєви свої відносини тримати по можности між своїми.

То есть общая картина такова: Григорий, приняв митрополию от папы, приехал на Русь, обещал пастве договориться с Константинополем, получил признание с её стороны (за вычетом пограничной Брянской епархии) и потом долго (но успешно) договаривался (всё это время изображая себя честным католиком перед папой и Казимиром). При более активном нажиме со стороны короля Григорий мог бы вести ту же двойную игру, но с прямо противоположной целью: изображая себя православным, постепенно продвигать униатски настроенных людей на епископские престолы. Так сказать, Шумлянский двумя веками раньше и в более крупном масштабе.

Полагаю, что шансы унии в XV веке существенно выше, чем в конце XVI - народ ещё безмолвствует, казачества нет, переубедить надо лишь считанные десятки епископов, князей и панов. Никого вроде Константина Острожского не видно. Князь киевский Симеон Олелькович обнадёживал митрополита Иону в письмах, но не препятствовал Григорию выполнять свои функции. Да и эмиграция брянского епископа в ВКМ свидетельствует о слабости антиуниатского движения даже в пограничье.

А ведь основная масса населения (в том числе и православного) концентрировалась в Белоруссии, Галичине и на Волыни. Там не видно было никакого протеста против унии. Вполне очевидно, что в 1439-1467 годах, пока киевскую кафедру занимали униаты, приходские священники умирали, и епископы, признававшие Исидора/Григория, назначали новых безо всякого противодействия паствы.

[Georg]

Так ведь это... Не вижу развилки. Лояльность Григорию соблюдали потому, что никаких поползновений в пользу реальной реализации унии - ни догматических, ни канонических - небыло. Григорий дурил голову папе? Ну так и Могила с Римом заигрывал. Православные на это и смотрели как на чистой воды дипломатию. В т.ч. князья. Сидел чисто потому, что никаких попытко внедрить унию не предпринимал. И по ходу намерений таких и не имел.

А о "перспективах унии" в те годы - см. пару десятилетий спустя, когда Александр Казимирович поставил на митрополию сторонника унии Иосифа и попытался ее реально внедрить. Что мы видим? Упорное сопротивление, и наконец мятеж удельных русских князей и потерю Смоленщины и Северщины (после чего униатская деятельность на 100 лет совершенно сворачивается).

То же самое было бы, начни Григорий реально внедрять унию. Те же самые князья, что позднее устроили заговор против Казимира (Бельские, Гольшанские, Олельковичи) - взбунтовались бы первыми.