Рассказы на конкурс сентябрь 2014

[ВИП]

Голосование закончено, слоны розданы, всем большое спасибо и наилучшие пожелания!

1е место, 19 голосов - №1, "В оке бури", автор - коллега Ясмин Джакмич

2е место, 16 голосов - №2, "Семя гидры", автор - коллега Каминский

3е место, 14 голосов - №5, "Средство от самозванцев", автор - коллега Tayhard

4е место раз, 7 голосов - №3, "12 000 миль", автор - коллега Инженер

4е место ещё раз, 7 голосов - №4, "Гражданин верховный токи", автор - коллега Изяслав Кацман

-----------------------------------------------------------------------

Итак, свершилось!

Прошу любить и жаловать читать и голосовать, критиковать и комментировать

Рассказы выстроены в случайном порядке, по рекомендации калькулятора/генератора случайных чисел

Участник 1.

В ОКЕ БУРИ

Я нисколько не удивляюсь тому, что эта необыкновенная история, случившаяся на забытом суетой краю света, возбудила такой всеобъемлющий ажиотаж. Было бы ненормальным, принимая во внимание все экстраординарные обстоятельства и свойственное обывателю любопытство, если бы это событие осталось без должного внимания. Сомнительно, что её вообще когда-нибудь забудут. Вследствие единодушного желания всех ныне живущих участников этих событий избежать излишней огласки хотя бы на ближайшее время, по крайней мере, пока мы не нашли возможностей подтвердить наши предположения относительно причин

случившегося

- именно из-за наших стараний сохранить всё случившееся в тайне, - среди общественности распространились преувеличенные сведения, породившие множество совершенно неверных и откровенно нелепых представлений.

В нашем мире и окружающей его Вселенной случаются такие вещи, о которых лучше всего не знать широкой публике. Человек склонен верить в невероятные вещи, наделяя их силой своего воображения незаслуженным и чрезмерным для них могуществом, отнимающим силы мыслить, и следовательно, противостоять им. И всё-таки мне кажется, что дело такой

гуманистической

важности не должно оставаться безвестным. Вот почему стало необходимым, чтобы я - инженер Эдуард Харт - изложил от первого лица все факты - насколько сам сумел их понять.

Упреждая возможные упреки о предвзятости моего мнения в оценке деятельности доктора Сервэна и действиях профессора фон Штайгера на основании-де моего происхождения, я могу сказать лишь то, что никогда не интересовался ни этнографией, ни экологией, ни электроникой, ни физикой в сотой доли той меры, в какой эти одинаково одаренные и деятельные люди достигли немыслимых вершин. Болезненная и страшная склока между моей исторической родиной и Германией никогда не была для меня тем священным геморроем, которым его сделали разочарованные в режиме Бонапартов националисты и брошенные Республикой в бушующее море социальной беззащитности обездоленные и обозленные маленькие люди, для которых правительство и демократия - квинтэссенция козла отпущения, на которого списывают собственную неспособность наладить жизнь. Я пишу эти строки не для того чтобы очернить, или защитить кого-либо, лишь представить вниманию читателей

факты, факты

и только

факты

.

Вкратце обстоятельства этого дела таковы.

Четырнадцать лет назад, осенью 1873 года, когда под фанфары Всемирной выставки обвалилась Венская биржа, а принц Наваррский Шарль поднял из выгребной ямы корону предков, не давая чаевых маршалу Мак-Магону, казалось уже пресыщенный сенсациями мир взбудоражила новость об обнаружении одного из самых знаменитых кладов в недавней истории, - сокровища затонувшего «Ле Клошара», - оцененные в 650.000.000 фунтов стерлингов - были подняты русскими военными водолазами со дна Аравийского моря недалеко от своей базы в Порт Каликате.

Скрупулезный подсчет и придирчивая оценка драгоценностей ювелирами-экспертами из пяти стран, длившиеся почти целый год, дали английским и немецким газетам удобный повод в период Военной Тревоги и минувшей Турецкой войны лишний раз подколоть Российскую империю, обвинив в сокрытии истинных размеров сокровища и выдаче наследникам лишь 20% его стоимости. «Дейли ньюз» тогда писала, что истинная стоимость сокровищ приближается к 2,75-3

миллиардам

фунтов стерлингов, бо'льшую часть которых русские прикарманили для финансирования развития промышленности и ускорения проведения поземельной выкупной операции. Иллюстрированная «Штерн» высказалась ещё жёстче - русские намеренны скрытно поделить деньги пополам со своим ставленником королем Карлом XI. Неизвестно какой оборот приняло бы это кликушество, однако переезд нового папы римского француза Климента XV в Авиньон и визит инженеров компании Эдисона на Камскую гидроэлектростанцию напугали казённый и деловой Берлин самыми мрачными перспективами оказаться между интердиктом и расторжением многомиллионного контракта на поставки электрооборудования. Поэтому князь Бисмарк, к удовольствию принца Фридриха, поспешил официально откреститься от поддержки антирусской риторики.

После завершения всех официальных процедур колоссальная сумма была разделена поровну между двумя здравствующими наследниками - внучатыми племянниками полулегендарного эльзасского авантюриста Александра «Искандер-бея» Сервэна, каперствовавшего на «Ле Клошаре» в Океане под наполеоновским флагом. Оба они воспользовались деньгами для осуществления грандиознейших планов, и можно было только

удивляться, как непохожи были эти люди и их мечты.

Известный путешественник, этнограф, общественный деятель и доктор медицины Франсуа Сервэн, унаследовавший помимо состояния любовь к морю и приключениям, приобрел участок на Таити, где «в интересах всего человечества» построил уникальный «идеальный» город, спроектированный с учётом влияния на окружающую среду, с максимально эффективным использованием энергии, воды и продуктов питания без загрязнения воздуха и воды, названый им Фортуной. Мне не забыть впечатления от открывшегося моему взору зрелища - сияющий огнями ночных фонарей в предрассветных лучах город, стоящий у подножья зеленеющих вершины гор, возносящихся ввысь вершинами, подобно острым шпилям готических соборов, поросшие густым лесом ущелья, вымытые многочисленными горными потоками, целые пояса величественно держащих свои кроны кокосовых пальм, душистые апельсиновые и банановые рощи едва заметно расчерченные тропинками, заботливо возделанные поля, и ниже за отлогими обрывами потухших кратеров - белая пена бурунов над подводными скалами, купаемыми волнами Пасифики. Как описать скупым и невыразительным языком инжинера-электрика то изумление и восхищение, возникающее при виде растущих на крышах домов деревьев и цветущих кустарников, сплошь покрытых вьющимися кустарниками и цветущими вертикальными палисадами стен приветливых жилых домов. Этот мистический синтез величественно-прекрасной природы тропического острова и сияющего оазиса цивилизации, словно сошедшего с иллюстраций фантастических романов, бросает вызов всему индустриальному миру. Современная цивилизация в блеске и славе своих лучших технических достижений, живущая в потрясающей гармонии с окружающей природой. Этот город стал одним из самых невероятных проектов столетия, и безусловно самым красивым и похвальным начинанием из всех Великих Строек, санкционированных правительствами, магнатами и филантропами в качестве мер по организации общественных работ (1877-1883 гг). Разве что строительство Заполярной и Белкомурской железных дорог силами добровольцев и российских студентов, среди которых был и ваш покорный слуга, может сравниться таким искренним и живым энтузиазмом, таким

масштабным, романтическим проектом

как создание Фортуны. Тысячи верст разделяют хладный хвойный таежный воздух напополам с дымком костра и теплый ласковый тропический бриз, пропитанный ароматом экзотических цветов и морской солью, но и в нем витает то же неуловимое волшебное чувство, которые теперь уже вряд ли когда то стучится в сердца людей - предвкушение Свершений, прикосновения к Запредельному, ощущение творимого Чуда. Освоить этот райский уголок доктор пригласил почти 50 000 сирот, бедняков, безработных, составивших помимо нескольких тысяч природных активистов и энтузиастов основу его населения. Более того, доктор радушно пригласил и весьма щедро (рентой в 500 фунтов годовых) профинансировал почти 200 инженеров, конструкторов и изобретателей со всего света, чтобы они смогли свободно реализовать свои проекты и продемонстрировать всему миру их эффективность. Не много найдется на Тихом Океане городов с электрическим освещением, фильтруемым водопроводом, антиураганными домами, пневматическим метро мистера Бича и теперь еще с гелиотермальными станциями! И уж точно ни в пестром мультинациональном Шанхае, ни в суетливом Токио, ни в помпезном Сан-Франциско нет столько светлых лиц, нет воодушевляющего флера, нет такого ощущения радости от жизни.

Профессор физики инженер Эрик фон Штайгер никогда не выделялся подобным альтруизмом. В отличие от своего четвероюродного брата по материнской линии, это был бескомпромиссный и необузданный индивидуалист, прагматичный технократ, лишь своим блестящим умом, упорным трудом и дьявольской предприимчивостью пробившийся к успеху с должности рядового техника до управляющего компанией

Elemak

, усовершенствовав аппарат Рейса. Личность этого человека во многом остается тайной, отношение к которой очень неоднозначное. Было бы несправедливо приводить здесь многочисленные мнения злых языков и деловых конкурентов. Известные его поступки не обнаруживали ни душевной теплоты, ни внимания к личности, . Он яростно защищал немецкий приоритет в изобретении телефона, ожесточенно конкурировал с Зименсом и Вестингаузом, добился успеха, заключив выгодный контракт на поставку телефонного оборудования в османскую армию. И делал всё это хладнокровно и молчаливо, игнорируя интерес и нападки прессы, время от времени наказывая неугодные ему издания.

Что касается предмета его вложений, то достоверно известно лишь, что получив свою долю наследства в 1874 году фон Штайгер приобрел у вождей аборигенов концессии на островах Савайи и Уполу, где в краткие сроки обустроил образцовые плантации каучуконосной гевеи. В годы Самоанской междоусобной войны (1876-1881) агенты его компании снабжали противоборствующие стороны списанным из имперской армии оружием и контрабандными медикаментами, получая в замен землю, пайи, доли в собственности за десятые доли пфеннигов. Два года назад, когда я только прибыл в Фортуну, Германская империя установила протекторат над королевством Западного Самоа, профессор фон Штайгер уступил правительству 2/3 всего имущества, сохранив при этом в своих руках почти 10 тысячами гектаров плантаций, 6 крупных грузопассажирских судов и несколько десятков торговых факторий, разбросанных от Китая до Малайи. Весь этот грандиозный имущественный комплекс журналисты иронично окрестили

Штайгерландом

.

Многие ломали голову над вопросом, зачем электрик из Хайдельберга вкладывает свои деньги в колониальные приобретения, когда располагает таким несметным богатством, что может больше никогда не работать и не вести легкомысленных деловых игр. Продажа имущества государству сбивала бытовое сознание с толку - Штайгер мог в любой момент выкупить государственную ренту с пожизненным содержанием, чем сильно покошмарил бы британских флотофилов и французских националистов, но опять же вставал мучительный вопрос, какую выгоду он получал? Дворянский титул, пожалованный ему за заслуги перед Фатерляндом именным патентом от 6 декабря 1884-го? Ведь ему не составило бы большого труда купить себе благородное состояние, к счастью что двадцать четыре германских короны обладают правом его продавать - и потребностью в деньгах. Распространилось здравое мнение, имевшее под собой относительно точные основания, что на территории островов Самоа найдены и разведаны крупные месторождения меди, контроль над которыми позволил бы

Elemak

выйти вперед. Однако время шло, минуло десять лет с начала освоения плантаций и пять лет со времени геологоразведки Фогеля, а

Elemak

продолжала занимать свое скромное третье место и не предпринимала никаких шагов для расширения. Правда, в эти годы она выиграла конкурс на строительство телефонной сети в сеттльментах Кантона и Шанхая, но это был частный успех. Даже такие лютые деловые волки как Черный Дик Лайонс и Властелин Одесский Василий Захаров, обладавшие сверхъестественным чутьем и шустрыми ребятами, вставали в тупик. Обстановка полной секретности и жесткой режим безопасности вокруг плантации, поддерживаемый личной охраной профессора, на порядок превышавшей своей численностью колониальную полицию Самоа, не позволяли проверить эти сведения даже их шпионам. Безумная причуда богатея - так, пожалуй, были склонны думать многие. Так был склонен думать и я, натыкаясь в редкие минуты праздного послеобеденного размышления на историю наследства доктора Сервэна и его родственика.

Моя работа в Фортуне протекала в столь комфортных условиях невиданных ранее возможностей, что всецело поглотила меня. Достаточно сказать, выделенная доктором рента позволила мне в скором времени приобрести построенное на заказ собственное судно, чтобы не зависеть в своевременном подвозе материалов от неаккуратных и порой нечистых на руку перевозчиков. Таким транспортом стала тысячетонная парусно-моторная шхуна "Анастасия", построенная на верфях Лайонса в Инвернессе. Я нисколько не жалею об этом приобретении, поскольку обладание ею не только упростило транспортировку отражательных щитов, но и помогло завести дружбу с г-ном Марком Блеже, решительным и настойчивым молодым инжинером-подводником, одним из тех упорных и смелых парней, какие в наш безумный век становятся романтичными первопроходцами и дерзкими авантюристами. Хотя мы занимались различными отраслями физики и конструирования, были разными по характеру и темпераменту, очень хорошо поладили. Вскоре у нас появился еще один повод поддерживать знакомство - признаюсь, я начал ухаживать за мадемуазель Эстеллой Эймс, компаньонкой жены Марка, Алисой Сервэн. Вспоминая те дни, я могу лишь поразиться той безмятежности, с которой мы относились к жизни. Наверное, сама обстановка Фортуны так влияла на ее жителей. Солнце, море, белый песок, гирлянды разноцветных фонариков в сумерках, красивые девушки, орущие и смеющиеся дети и зажигающие старики, сваливающиеся на бальных площадках от радикулита и ожесточенно рубящиеся в казино ни на жизнь, а насмерть с игровыми автоматами. Этот трогательный, смешной, чувственный и красивый мир.

С середины апреля 1887 года Нашей идиллической жизни пришел конец, когда вулкан Силисили на Савайи неожиданно напомнил миру о себе - над его вершиной появился дым, послышался подземный гул, время от времени сейсмические волны чувствовались на поверхности. 20 апреля из вершины горы густо повалил пепел, который тонким слоем покрыл окрестности, улицы и крыши домов в Асау, лежащего на западном берегу острова. В течение двух суток над вулканом грохотал гром, по ночам сверкали молнии. Через пару дней все прекратилось, и жители Самоа вздохнули с облегчением, а я проклинал стихию за то, что из-за созданных грозами помех я допустил ошибку при сборе своей гелиоколлекторной установки, стоившей мне ожогов. Памятуя извержение Кракатау четыре года назад, обитатели городов и деревень по всему Тихоокеанскому региону были встревожены, боясь повторения тех последствий. Марк тогда очень обеспокоился, поскольку его наблюдения показывали нетипичные изменения в показаниях приборов. Помнится тогда он сказал, что внезапное затишье кажется ему каким-то фальшивым.

23 апреля 1887 года, когда верхушка Силисили взорвалась, осыпав остров камнями и пеплом, редкие хлопья которого к вечеру достигли даже нас, "Анастасия" прибыла в порт Фортуны в бухте Абрис-Вояджер с очень необычным пассажиром. На ее борту находился подобранный в море человек - мальчик самоанец лет двенадцати, называвший себя Вику'. Он был очень плох - у него на теле были странные следы ожогов, похожих не то на следы от щупалец медуз, не то на кожные остающиеся после попадания молнии. Его перевели в центральный госпиталь города, где он провел без сознания почти четыре дня. После этого его осмотрел лично доктор Сервэн, диагностировавший тяжелый постстрессовый синдром. Пациент постоянно порывался куда-то убежать и кричал о каком-то "оке бури", которое испепелит своим взглядом все вокруг.

Не могу знать, какие соображения были у врачей насчет причин шокового состояния этого мальчика, но вероятно он попал в грозовое облако, образованное вулканическим пеплом и был поражен шаровой молнией. Его состояние и бред произвели очень тягостное впечатление на доктора. Уход за ним взяла на себя лично дочь Сэрвена, Алиса.

24 апреля Блеже неожиданно покинул Фортуну глубокой ночью в спешке. Накануне он зашел ко мне и попросил о странном одолжении. Поскольку я располагал судном, готовым в любой момент сняться с якоря и отбыть путь, он попросил прислать "Анастасию" в определенную точку по указанным им координатам "после того как пепел изменит цвет". Причину своего отъезда он объяснил тем, что хочет совершить погружение у берега Савайи, чтобы изучить подводную геологическую активность во время активизации вулкана. Это требует спешки, потому что по его расчетам явление может продлиться недолго. Я как мог пытался отговорить Марка от этого сумасшедшего плана, поскольку считал вулкан очень опасным - мне было известно что иногда лава стекает в воду, раскаляя ее до кипения, - но он был непреклонен. Доводы о детях и Алисе на него не повлияли. Уходя он попросил случае невозвращения позаботиться о них и не держать зла.

Почти неделю активность вулкана колебалась - после двух трех дней напряженного дымления он ослабевал, после чего тревожные сигналы приближающегося бедствия. 27 апреля раздавались взрывы в кратере, те немногие кто смел к нему приблизиться слышали странные звуки кипения.

29 апреля кратер наплнился кипящим озером диаметром около 200 метров, в одной из районов Асау случилось нашествие змей, заполонивших улицы и дворы.Они убивали оказавшихся на пути кур, свиней, лошадей, собак, нападали и на людей. От укусов погибло почти 200 животных и пострадало 50 человек. В городе началась паника. Почти 5000 жителей оправились в Апию на острове Упоу. На следующий день сила подземных взрывов увеличилась. Над кратером Силисили в тучах золы и пепла сверкали молнии. Земля продолжала содрогаться. Над вершиной свирепствовала магнитная буря такой мощности, что в Фортуне остановилась треть генераторов. В Апии света не было.

4 мая ситуация с Силисили значительно ухудшилась - неествестено-белый пепел за ночь завалил дороги на Савайи и придал его ландшафту самый натуральный зимний вид. Кроме того, в прессу просочились сообщения, что теплолюбивые животные в панике оставляют остров, плывя на Упоу, поскольку пепел является... холодным. Люди забеспокоились. Генерал-губернатор счёл за благо эвакуировать женщин и детей с острова на Новую Гвинею "до прекращения вулканической активности". Большое число жителей Апии покинули город, но их место тут же заняли группы беженцев с Савайи.

Одновременно в Фортуне произошел странный инцидент, который определил мое участие в этой истории. От попадания пепла, достигшего моих аппаратов, на пластинах стали появляться... следы наледи. На одной из них при замерзании обнаружила наличие текста.

"Эдуард! Если Ты нашел эту запись, положение угрожающее. Немедленно высылай шхуну в квадрат четыре, возьмите с собой теплые одеяла, обувь и консервы". Тем же вечером я взошел на палубу своей яхты, мы подняли якорь и устремились в указанные координаты.

6 мая "Анастасия" подошла к Савайи с северо-запада на расстоянии 25-30 миль. Рассвет был ясным, день обещал быть солнечным. Столб пара из главного кратера Силисили поднялся выше обычного, и приобрел странный молочно-белый цвет, словно бы пар валил из гейзера.

Около 6:30 вахтенный сообщил, что слева по борту виден плывущий человек. Его поспешили подобрать, спустив шлюпку. Еще издали я заметил изумление лейтенанта Серова. И оно охватило всех нас, когда пловец взобрался на палубу. Это был Марк Блеже, задыхающийся, обессилевший,

замерзший с заиндевевшими бровями и волосами

. Мы не успели отнести его в каюту, лишь немного растереть, чтобы привести в себя.

В 7:25 минут колоссальный взрыв потряс небо и водную гладь. Пять оглушающих взрывов, слившиеся в чудовищную канонаду, пронеслись над океаном кошмарным хором тысячи стонущих голосов, выбросив в небо пугающую своим движением разрастающуюся белую тучу, которую пронизывали вспышки молний. Серебристо-белая мгла за считанные мгновения застелила половину небосклона. Порывом ветра "Анастасию" подбросило и подняло на гребне волны, оборвав весь рангоут, и если бы не отчаянные усилия экипажа и работа гироскопической установки, наше судно разделило бы печальную участь многих других судов-очевидцев коллапса Силисили.

Зрелище было фантасмагорическим. Мы видели, как катившиеся волнами и подпрыгивающие струями под напором неведомых сил

синие

языки пламени тысячами вырывались из кроны горы, как из газовой конфорки. Огромные белые тучи нависали над вулканом. Затем столб лазурного пламени взметнулся прямо к небу, затмив солнечный свет сиянием, которое невозможно было описать. Ультрафиолетовый фонтан время от времени склонялся то в одну сторону, то в другую, и снова напор заставлял его выпрямиться и подпрыгнуть выше. Моряки были в ужасе - русские, семиэтажно выругиваясь, крестились, мусульмане-малайцы голосили как испуганные дети. Опершись на мою руку, Марк смотрел на это светопреставление. Устало закрыв глаза, рассмеяться. И смеялся пока сознание не оставило его, утонув в обмороке. Все время слышался грохот, в котором нарастал ударный ритм. В какую то долю секунды облако дрогнуло, увеличившись в объеме, - прогремел взрыв, который отколол от кратера склон, увлекая камни и пыль на тысячи миль в воздух. Потом раздался звук, от которого кровь леденела в жилах. Звук, который должен был вырвался из глубин преисподней. Звук, который волей кошмарной иронии судьбы успели записать на фонограф на лайнере "Мардон Касл". Словно этот смертоносный ветер промчался по водосточной трубе, гремя тысячей пушек по стенкам гвоздями и битым стеклом, с лязгом, скрипом и скрежетом, походившим на тяжелый колокольный звон. И крик.... Боже Всемилостивый, это был крик

живого существа

!

Шшшшшххххиаааааааааааааааааааааааааааааааааыыыыыыыууууаааааааа....

Я не знаю, что делал Марк Блеже на острове Савайи. Я не знаю, причастен ли к этому извержению профессор Штайгер - его плантация оказалась погребена под ледяным дождем, ни его, ни кого либо из сотрудников его компании, работников плантации, что остались к тому времени на острове, не видели в живых. Я знаю лишь то, что 6 мая 1887 года в Полинезии шел снег. Самый обычный, пушистый, легкий, серебристый снег. Савайи обвалился, похоронив свою неземную начинку под толщей камней и талой воды. Сотни островов превратились в заснеженные горки с которых катались дети и зрослые. Марк выжил, но постарел почти на 10 лет. Сейчас он лежит в своем доме, укутаный одеялом, окруженный заботой жены и тестя. Мы ждем, когда он окрепнет на столько, чтобы смог рассказать о том, что он видел. А пока... игра в снежки.

Изменено 21 Oct 2014 пользователем ВИП

[ВИП]

Участник 2

СЕМЯ ГИДРЫ

1830 год

Безжалостное солнце нещадно изливало раскаленный жар на бескрайнюю равнину, где лишь изредка попадались чахлые колючие растения. То тут то там виднелись озерца и большие лужи, но усеивавшие их берега кристаллики соли, ясно показывали, почему здешние места столь уныло-безжизненны.

Но даже в этой юдоли скорби наблюдалось некое движение - по солончаку медленно шли двое изможденных людей в оборванной грязной одежде. Один из них был высок, тощ, с узким костистым лицом и рыжими волосами. Большая шляпа прикрывала голову от палящего солнца, за плечом висел карабин, несомый путником явно через силу. С пояса свисал большой охотничий нож.

Второму путнику - тощему как жердь брюнету, с черными глазами, приходилось еще хуже, чем его спутнику – он едва волочил ноги по соленой грязи. Одна рука его поддерживала свисавший с пояса плоский бурдюк, вторую брюнет страдальчески прижимал к животу. Закатанный рукав открывал предплечье, крепко-накрепко перетянутое обрывками ткани. Ниже локтя рука распухла, кожа приняла нездоровый сизый оттенок. От запястья к локтю змеилась длинная незаживающая рана. Из потрескавшихся губ срывался сдавленный полустон-полухрип.

-Пиить! Пиить!

-Потерпи, Марко,- не оборачиваясь, бросил идущий впереди,- скоро мы найдем воду.

-Ты говорил это и вчера и позавчера, когда мы только углублялись в эту проклятую страну,- послышался позади голос,- но тут ничего нет, кроме этих чертовых озер. Почему ты не разрешаешь мне напиться из одного из них?

-Потому что это смерть!- резко сказал мужчина.

-Смерть,- изможденный Марко, издал короткий смешок, перешедший в надрывный кашель,- смерть тут повсюду. Смерть вокруг, смерть впереди, смерть позади. О Мадонна, ты самый жестокий человек на свете, Чарльз Стерт! Зачем ты спас меня от дикарей загнавших нас сюда? По-крайней мере, это положило бы конец мучениям.

-Умереть мы успеем всегда, Марко,- пробормотал рыжеволосый Стерт,- не стоит впадать в отчаяние. Смотри, солнце уже клонится к закату, а значит, не будет такого пекла. Может за теми холмами нас ждет оазис.

-Мы раньше умрем, чем перевалим через холмы,- послышался в ответ жалобный стон.

Закат застал путников у подножья холмов, когда идти дальше не было сил. В небольшой ложбине на берегу почти круглого озерца, они остановились на привал. Стерт зачерпнул рукой воды из озерца, осторожно попробовал и с отвращением сплюнул.

-Соленая,- произнес он,- ничего, может дальше нам повезет.

Они выпили по последнему глотку воды из уже пустого бурдюка, после чего провалились в глубокий сон, наполненный тревожными сновидениями.

Стерту снилась все та же равнина, покрытая солеными озерами, и холмы, под сенью которых они устроили ночлег. Однако сейчас эта местность не пустовала: в свете звезд Южного Креста от холмов и озер поднимались неясные тени, передвигавшиеся то на двух, то на четырех ногах. В темноте мерцали красные глаза и змеиная чешуя блестела в лунном свете. Медленно они подходили к нему – Стерт уже видел, как раскрываются зубастые пасти, приближающиеся к самому его лицу.

-Нет!- англичанин рывком поднялся. Его била крупная дрожь, руки сжимали карабин, глаза тревожно бегали по залитым лунным светом холмам, выискивая врага. Но вокруг было ни души - лишь жалкая темная фигурка скорчилась у края соленого озера. Было в ней что-то чрезвычайно обеспокоившее Стерта.

-Марко,- негромко позвал его Стерт,- с тобой все в порядке?

Ответа не было. С трудом передвигаясь по берегу, путник подошел к итальянцу и встряхнул его за плечо, переворачивая на спину. На него глянули пустые мертвые, черная борода была мокрой. Марко, наконец, обрел желанный покой.

-Все-таки не удержался,- Стерт покачал головой,- бедняга.

На мгновение его охватило чувство острой зависти к компаньону – он уже не страдал от голода и жажды, терзавших ныне Чарльза. Мелькнула мысль - использовать один из немногих оставшихся патронов, чтобы разом покончить со всеми мучениями. Однако жажда жизни все же победила, тем более, что Марко, сам того не желая, своей смертью даровал англичанину шанс немного подкрепить силы. Стерт долго не решался совершить чудовищное действо, что спасло бы ему жизнь, но и поставило рядом с самыми дикими и злобными племенами здешних краев.

-Прости, старина,- наконец сказал Стерт и, достав из-за пояса нож, склонился над телом.

Чуть позже он, словно насытившийся вампир, отвалился от трупа, утирая влажный красный подбородок. В теле умиравшего итальянца оказалось достаточно крови, чтобы утолить жажду. Вслед за ней властно напомнил о себе голод - и путник, содрогаясь от омерзения и презрения к самому себе, принялся вырезать куски плоти из тела бывшего спутника. Топлива вокруг не нашлось и Стерту пришлось есть кровавое мясо сырым, лишь обмакнув для вкуса в соленую воду.

Поглощенный каннибальской трапезой, Стерт все же не упустил раздавшийся со стороны холмов громкий шорох и мелькнувшую во мраке уродливую тень.

-Прочь!- англичанин сорвал с плеча карабин, направив его на вышедшее из холмов существо. Больше всего оно напоминало небольшого - футов в шесть - крокодила, подобных тем, что водились в болотах северной Австралии. Однако от тех монстров существо отличалось более короткой и тупой мордой и относительно высокими ногами- скорей как у сумчатого волка, нежели как у ящерицы или крокодила. Холодные глаза, казалось, одновременно смотрели и на вцепившегося в карабин Стерта и на лежавший у края озера истерзанный труп.

-Ты тоже хочешь перекусить?- путешественник хрипло рассмеялся,- что же, я могу себе позволить быть щедрым сегодня. Угощайся!

Несколькими ударами ножа он отсек от трупа распухшую изуродованную конечность.

-Эту руку уже пометила пустынная змея,- пробормотал он, бросая кусок плоти в сторону твари,- с чего бы ею не закусить пустынному крокодилу?

С рукой Марко сухопутный крокодил расправился в два счета, после чего осторожно начал приближаться к останкам трупа. Стерт отрубил несколько мясистых частей, предоставив доедать остальное хищной твари. Вдвоем они быстро устроили мертвому итальянцу погребение в собственных желудках. Заглотив последний кусок, сухопутный крокодил повернул голову в сторону англичанина. Холодный желтый глаз рептилии в упор уставился в Стерта, так что тот невольно вновь поднял карабин.

-Ты это брось, приятель,- пробормотал он,- иди, откуда пришел.

Рептилия, словно поняв о чем идет речь, не спеша затрусила к холмам. Но перед тем, как исчезнуть меж ущелий, повернула голову, бросив еще один взгляд на путешественника.

-Ты что?- растерянно спросил Стерт,- зовешь?

Тварь развернулась и исчезла в ущелье. Стерт, повинуясь какому-то неожиданному порыву, забросил за плечо карабин и быстрым шагом устремился за гадиной. Мелькавший во тьме уродливый силуэт то и дело норовил исчезнуть за холмами, так что скоро путешественник перешел на бег, чтобы не упустить из вида оказавшееся весьма проворным животное. Он бежал по ущелью, краем глаза замечая как сереет небо над головой, позволяя лучше разглядеть все вокруг. Путник видел, как безжизненные склоны холмов покрывает сначала редкая, а потом все более густая растительность. Откуда-то послышалось журчание ручейков, под ногами захлюпали лужи. Не удержавшись Стерт остановился и, зачерпнув воды, осторожно попробовал.

-Пресная!

Стерт жадно пил, стараясь вкусом воды заглушить мерзкий привкус человеческой плоти и крови- пил до тех пор, пока его не вырвало прямо здесь на берегу. Отдышавшись и утерев лицо мокрым рукавом, путешественник снова направился вперед. Его рептильный провожатый исчез из поля зрения, однако это уже не сильно беспокоило путешественника. Вытекавшие отовсюду ручейки, постепенно сливались в петлявшую между холмов небольшую речку, по течению которой пошел англичанин.

Спустя милю холмы кончились и Стерт замер, пораженный открывшимся зрелищем. В ста шагах от него катила темно-желтые воды большая река. На протвиположном берегу виднелась поросшая травой бескрайняя равнина, где паслось стадо кенгуру. А впереди река впадала в огромную, теряющуюся за горизонтом, массу воды, над которой вставало солнце. Свежий ветер пахнул в лицо Стерту, донеся до него рокот волн.

-Я нашел его,- восторженно прошептал путешественник,- Внутреннее море Австралии. Море Стерта!

Город на северо-западном побережье - Стертенвилль.

1937 год

-Ваш багаж мистер Садовски.

-Спасибо,- невысокий худощавый мужчина принял увесистый саквояж из рук стюарда и, пригладив густые темные волосы, начал спускаться по трапу парохода на широкий деревянный причал. В элегантном черном костюме пассажир выглядел белой вороной среди местных жителей – угрюмых рыбаков с волосами цвета речного песка и лицами, будто грубо вырезанными из камня. Одетые в засаленные куртки и штаны, с прилипшими к ним чешуйками, они подводили к берегу большие рыбацкие лодки, стоя по пояс среди груд пойманной рыбы, пресноводных крабов, больших черепах и еще каких-то водяных тварей самого мерзкого вида.

-Осторожно!- послышался рядом громкий рык. Пассажир в костюме нервно отпрянул, когда рядом с ним что-то тяжело грохнулось, разбросав когтистые лапы. Поначалу Садовский принял это существо за небольшого крокодила, но, приглядевшись к узкой морде с вывалившимся из пасти длинным языком, понял, что это большая ящерица.

Рядом с ней на причал прыгнул высокий мужчина с всколоченными рыжими волосами Серые глаза хмуро оглядели пришельца из другого мира, после чего рыбак повернулся к своему улову. Вместе с еще одним местным жителем - смуглым парнем с темно-каштановыми волосами - они подхватили огромную ящерицу за передние лапы и поволокли ее к поджидавшему на берегу грузовику.

А дальше, за причалом виднелся город, бывший родиной для большинства этих людей. Застроенный одноэтажными домами, с узкими улочками Стертенвилль выглядел совершенной глухоманью - при том, что он считался главным центром цивилизации на северном побережье Внутреннего моря. Кроме него вокруг было лишь еще несколько поселков, да отдаленные фермы, отстоящие друг от друга порой на несколько миль, населенные еще более темными селянами, угрюмыми и неразговорчивыми. Дальше к северу до самого залива Карпентария тянулись джунгли и мангровые болота, кишащие змеями и крокодилами. В иных местах там и по сей день не ступала нога белого человека. Казалось невероятным, что на южном берегу моря раскинулись шумные многолюдные города, в окружении больших пастбищ и возделываемых полей, меж которых пролегли удобные современные дороги. Здесь же единственной связью с внешним миром был пароход, совершавший один-единственный рейс в неделю.

-Мистер Садовский?- послышался позади вежливый голос.

-Да, это я, - пассажир обернулся. Перед ним стоял высокий светловолосый мужчина, явно из здешних, но выглядевший куда более презентабельно. На нем был ладно скроенная кожаная куртка, сапоги из крокодиловой кожи и шляпа с широкими полями.

-Ричард Маккамон,- он улыбнулся,- управляющий поместья Стертон. Хозяйка послала меня встретить вас и доставить в усадьбу Стертон.

-Рад встрече,- мужчины обменялись крепкими рукопожатиями, после чего управляющий жестом пригласил гостя следовать за ним.

Среди множества больших и малых суденышек, теснившихся у причала , выделялась новенькая моторная лодка. Ричард помог Садовскому спуститься и, отвязав канат, завел мотор. Они шли параллельно берегу, так что Садовский мог рассмотреть весь город. Впечатление о Стернетвилле, как о невероятной глуши, подтверждалось, чем дальше они отъезжали от центра. Иные из неказистых, полуразваливающихся домов подходили вплотную к морю, так что дверь открывалась прямо над водой. У входа порой виднелся кто-то из местных жителей, возившийся в лодке или чинящий рыбацкую сеть.

Город кончился, когда лодка обогнула выступавший далеко в море мыс, за которым открылось множество островов покрытых буйной растительностью. Здесь Маккамон сбавил ход, видимо, опасаясь подводных камней. Меж островов двигались небольшие лодки, выдолбленные из цельного ствола дерева. Сидевшие в них чернокожие рыбаки почтительно кланялись управляющему и тот сдержанно кивал в ответ.

-Это наши люди,- пояснил он,- они служат семье хозяйки несколько поколений.

Тем временем прямо по курсу лодки появился большой остров, где, выступая из пышной зелени, виднелся живописный особняк. Часть его стояла прямо над водой, поддерживаемая массивными высокими сваями. Этот большой дом напоминал старинные усадьбы плантаторов американского Юга. Сходство это усиливала стоявшая на поднимавшейся прямо от воды лестнице красивая женщина в элегантном белом платье. Роскошные рыжие волосы укладывались в замысловатую прическу, в тонких красивых чертах лица читалась «порода», также как и во взгляде больших зеленых глаз.

Маккамон пришвартовал лодку к небольшому причалу, от которого поднималась наверх лестница и его спутник, сделав несколько шагов вверх, застыл на ступеньках, по которым к нему спускалась леди в нарядном платье.

- Павел Садовский?- ее богатый грудной голос был под стать ее аристократичной внешности,- рада приветствовать вас в усадьбе Стертон. Я доктор Кэтрин Стерт.

Она протянула руку и гость, склонившись в галантном поклоне, поцеловал тонкую кисть.

-Вы не представляете, как я рад, наконец, видеть вас - галантно произнес гость.

Склонившись в поцелуе, он мог увидеть, что покрой ее платья, был более современным, чем ему показалось вначале, введенному в заблуждение старинным антуражем особняка. Вряд ли плантаторы позволяли своим женам одевать наряды столь плотно облегающие тело да еще и со столь смелым вырезом. Садовский знал, что годы хозяйки приближались к сорока, однако выглядела она лет на пятнадцать моложе.

-Можешь быть свободен Ричард,- сказала она управляющему,- я сама проведу гостя в его комнату. Исайя примет ваш багаж.

За спиной женщины маячила черная фигура - высокий мускулистый туземец, с грубыми, отталкивающими чертами лица. Темная, почти черная кожа, вьющиеся, как у африканских негров волосы, но борода отливающая рыжиной. Одет он был во вполне себе современную ливрею, смотревшуюся на нем довольно органично. Туземец протянул руку за багажом Садовского и тот отдал ему его, входя в двери огромного дома.

Большая часть острова представляла скальной монолит, ставший фундаментом и отчасти материалом для строительства особняка. Вместе с женщиной и ее чернокожим слугой Павел Садовский шел по вырубленному в камне просторному коридору, с множеством дверей. Окон тут не было, однако Кэтрин нашарила выключатель и вверху зажглась большая люстра, с множеством лампочек.

-Размещайтесь,- Кэтрин подошла к одной из дверей и распахнула ее,- думаю, эта комната вам подойдет.

Чернокожий Исайя уже застыл у входа, вопросительно посматривая на Павла.

-Я бы…эээ…не хотел откладывать разговор о деле,- произнес тот.

-Само собой,- ослепительно улыбнулась ему Кэтрин, - но вам же нужно отдохнуть с дороги. А вечером, за ужином мы обсудим все что вас интересует.

Ужинали на небольшой веранде в одном из верхних помещений. Из большого окна открывался изумительный вид на заходящее солнце, тонущее в водах Внутреннего моря. Ожидая когда слуги начнут подавать на стол, Садовский беседовал с Кэтрин, попутно разглядывая красующиеся на стенах портреты мужчин и женщин, облаченных в одежды разных эпох - от париков и камзолов восемнадцатого века до почти современных нарядов.

-Это ваш предок?- вежливо спросил Павел, кивая на мощного рыжеволосого мужчину на одном из портретов,- чувствуется сходство.

-Без него ничего этого бы не было,- рассмеялась Кэтрин. - Впрочем, и иные не хуже - вот например он,- она кивнула на соседний портрет с видным черноволосым мужчиной в старомодном военном мундире,- сэр Джозеф Блассенвиль. Один из самых богатых плантаторов Луизианы, еще той, довоенной. Он был первым из тех южан, кто, не смирившись с поражением в Гражданской войне, переехали в Австралию, вместе с домочадцами и рабами, не пожелавшими покинуть хозяев. Его старшая дочь вышла замуж за сына джентльмена на первом потрете, положив начало нашему роду.

-Я смотрю, у вашего семейства разветвленная родословная.

-Не без этого,- кивнула женщина,- по луизианской линии у нас есть родство со старинными дворянскими фамилиями Франции и Шотландии. А местные «тори» с которыми заключали «династические» браки плантаторы - ведь иные из них в родстве со старейшими аристократическими семьями Англии. Мой отец женился на леди Арабелле Марч из Шопшира - по преданию ее род вел происхождение от Эдрика Дикого. Но кого сейчас волнуют генеалогические древа и родовые гербы? Австралия - молодой континент и здесь еще меньше чем в Америке, может укорениться дух Старого Света- дух, почти покинувший саму Европу. Звучные титулы и знатность рода давно перестали быть ключом, отпирающим все двери, сказать по правде, тут это даже немного мешает…

Садовский вежливо кивал, отлично зная, что женщина лукавит - подобные ей по-прежнему решали многое на Зеленом континенте. Землевладельцы из числа чиновников и офицеров колониальной администрации, породнившись с бывшими плантаторами Юга породили могущественную олигархию, получившую монопольное право на использование труда ссыльных и закрепившую более чем полувековое господство над Австралией. Со временем им пришлось уступить веяньям времени: все больше бывших каторжников получало право голоса, все большее влияние обретали свободные переселенцы. Власть губернаторов постепенно ограничивалась в пользу премьер-министров - сначала отдельных колоний, а потом и всего Австралийского союза. И, тем не менее, потеснившись на политическом Олимпе, эти семьи по-прежнему имели решающее влияние в австралийской экономике, а также поставляли львиную долю высшего и среднего командного состава австралийской армии. Сочетание этих факторов, во многом и предопределили приход к власти «Новой гвардии», активным сторонником которой была и эта красивая женщина в белом платье.

-Сейчас все решает не знатность рода, а ум, предприимчивость и личная инициатива,- продолжала Кэтрин,- что можно только приветствовать. Нашей семье есть чем похвастаться и в этом плане, достаточно вспомнить хотя бы сэра Фредерика,- она показала на еще один портрет, с которого высокомерно взирал благообразный джентльмен, с орлиным профилем и окладистой седой бородой,- чем не гордость фамилии? За сорок лет научной деятельности он навеки вписал свое имя в анналы мировой этнографии и зоологии, а также медицины. Пример дедушки Фредерика побудил изучать медицину сначала отца, а затем и меня - в Аделаидском университете и в медицинской школе Сент-Джордж, в Лондоне. Конечно, многие считают, что это не женское дело, но после того, как мой муж погиб в Галлиполи, наука заменила мне все радости жизни. Я поставила целью сохранить и преумножить наследие отца и деда.

-Я много слышал об этом,- кивнул Садовский,- и я счел бы за честь принять участие в этих разработках.

-Обязательно примете,- кивнула женщина,- о, наконец-то еда!

В дверях появились темнокожие слуги, начавшие накрывать на стол.

-Попробуйте этот черепаший суп,- посоветовала Кэтрин, когда молодая служанка с выставленной вперед нижней челюстью поставила перед гостем большую тарелку. - Местные травы добавляют ему особый вкус.

Садовский взял ложку и зачерпнул мутное варево с крапинками жира, в котором плавали куски мяса и стебли каких-то растений, вроде хвощей.

-Может, стоит разогреть? – спросил он, осторожно пробуя чуть теплый суп.

-Ни в коем случае!- ответила Кэтрин,- этот суп едят именно таким. Попробуйте!

Павел Садовский послушался- блюдо и впрямь оказалось очень вкусным- с нежным, тающим во рту мясом. Плавающие там хвощи тоже оказались вполне съедобными.

-А вы, что же не едите? - спросил он, доедая остатки супа.

-Берегу фигуру,- улыбнулась Кэтрин,- этот суп слишком сытный для меня.

Павел пожал плечами- его эти сомнения явно не тревожили. Кэтрин и впрямь притронулась лишь к немногим блюдам, зато он отдал должное всему, что подавалось на стол. Он ел, одновременно слушая рассказ Кэтрин, вставляя редкие реплики.

-Абрахам, наш чернокожий повар изумительно готовит это блюдо,- рассказывала женщина,- это мясо миолании, гигантской черепахи, что еще водится на островах к западу от поместья. Некоторые мои охотники порой добывают этих животных на мой стол.

-Да, я слышал и об этом,- ответил Садовский, уминая очередное блюдо,- это, по-моему, единственное место, где остались живы эти гиганты.

-Море Стерта удивительное место,- с жаром ответила Кэтрин,- недаром здешние острова его именуют «затерянным миром в затерянном мире». Вы сейчас вкушаете мясо черепахи, которая во взрослом состоянии может быть размером с носорога. Есть еще вонамби- водяная змея, больше самых крупных питонов. Или мегалания - исполинский варан...

-Я, похоже, видел одного такого,- заметил Садовский,- там на причале. Здоровенная тварь, метра два, наверное.

-Семь футов?- пересчитала Кэтрин и пренебрежительно махнула рукой,- да это детеныш. Мегалания вырастает до двадцати пяти футов в длину. Кроме них встречаются и морские крокодилы, что добираются через цепь рек и озер с северного побережья. Ну и, конечно, самое удивительное из всех здешних существ - квинкана, сухопутный крокодил. Если бы не они, вероятно, мы бы с вами сейчас не разговаривали.

-Что вы имеете в виду?- спросил заинтригованный Садовский.

-Терпение, мой друг,- Кэтрин как-то загадочно улыбнулась,- скоро вы все узнаете.

Меж тем все было съедено и молчаливые слуги убрали пустые тарелки, принеся чашки с ароматным кофе. Уже стемнело и чернокожий Исайя зажег лампу. В ее свете Павел Садовский заметил еще один небольшой портрет на стене: худощавый рыжеволосый мужчина в больших очках и белом халате, казалось, строго смотрел на Павла и Кэтрин.

-Это ведь ваш отец?- спросил Садовский, указывая на портрет.

-Он самый,- кивнула Кэтрин,- вы знали его?

-Лично, к сожалению, нет,- покачал головой доктор,- но видел его фото в газетах и медицинских журналах. Я уже писал вам, что всегда восхищался вашим супругом, читал все его научные работы, следил за ходом всех исследований.

-Боюсь, немногие ваши коллеги, согласились бы с такой оценкой,- невесело усмехнулась Кэтрин.- Роланд Стерт проходил практику у Герберта Уэста, а вы, наверное, знаете, как в научном сообществе воспринимаются его теории, а тем более практика. В свое время отца вместе с Уэстом даже пытались линчевать в Бостоне.

-Великим людям суждено опережать свое время и терпеть гонения,- в тон ей ответил Садовский,- тем более, что ваш муж всей своей деятельностью опроверг измышления клеветников. Я читал отчеты, как он проявлял чудеса хирургии на Западном фронте, вырывая из когтей смерти тех, с кем у любого другого врача давно бы опустились руки.

-Это да,- с гордостью сказала Кэтрин,- Роланд Стерт был великим человеком. Но начало его научным открытиям было положено здесь.

-Неужели?- Павел вскинул вопросительный взгляд.

-По правде сказать,- добавила Кэтрин,- именно там, - она показала за окно.

-Вы меня разыгрываете!

-Ничуть,- ответила Кэтрин,- и скоро вы в этом убедитесь. Я думаю принять ваше предложение о совместной работе.

-Это правда? - Садовский не мог сдержать эмоций,- вы не пожалеете!

-Я надеюсь,- женщина склонила красивую голову,- я почитала ваши статьи в медицинских журналах. Должна признаться, что ваши достижения впечатляют. Даже странно, что такой выдающий хирург как вы не остался в СССР.

-Я вовремя понял, что такое Советская Россия,- усмехнулся Садовский,- поэтому и успел сделать оттуда ноги. Хотя, мне и предлагали остаться и, надо признать, там и по сей день живо интересуются работами вашего мужа.

-Чтобы воскресить Ленина?- усмехнулась Кэтрин,- боюсь, такой подвиг был не под силу даже Роланду Стерту и Герберту Уэсту, вместе взятым. Что же радует, что вы, наконец, нашли достойную нишу для приложения своих трудов, а я - компетентного и знающего помощника. С тех пор как умер отец, мне нелегко вести дальнейшие исследования, а от меня требуют все больше.

-Кто требует? - с деланным равнодушием обронил Садовский.

-Военные, кто же еще,- пожала плечами женщин,- они сотрудничали с отцом, еще со времен Великой войны и это сотрудничество досталось мне в наследство.

-Да, до меня доносились какие-то слухи,- небрежно сказал Садовский,- довольно жуткие, надо признаться. Какой-то скандал в Славяно-британском легионе, во время боев под Архангельском. И на юге России была какая-то история.

-Ну вот,- кивнула женщина,- теперь вы видите, что его работа тесно увязана с нашей страной - и с вашей тоже. Но начало открытию Рональда Стерта было положено здесь, на островах Внутреннего моря. Уже завтра вы сможете приобщиться к его наследию.

-Я сгораю от нетерпения,- искренне ответил Садовский.

Узкая протока между островами была настолько насыщена зеленой ряской и тиной, что весло вязло в воде, словно в густой каше. От растущего по берегам тростника, поднималось тучи насекомых, неумолчный гул которых смешивался с оглушительным кваканьем местных лягушек. По поверхности ряски, меж больших ярко-синих кувшинок скользили водяные змеи, исчезающие в «окнах» темной воды средь зеленой тины.

Две узкие лодки, выдолбленные из цельных древесных стволов, медленно продвигались меж поросших лесом островов. В одной из них сидело не менее пяти, весьма скудно одетых аборигенов. Темную кожу покрывали белые татуировки, из всколоченных рыжеватых волос торчали перья и косточки мелких животных. Мощными гребками, они заставляли судно продвигаться в вязкой трясине, оставляя за собой черную полосу чистой воды. В этот импровизированный канал вплывала вторая лодка, которой правил почти двухметровый чернокожий, с прямыми черными волосами. На шее туземца на кожаном шнурке болтался амулет из костей, с пояса травяной юбки свисал небольшой мешочек, в котором что-то негромко брякало.

На корме лодке негромко беседовали Кэтрин Стерт и Павел Садовский. Женщина сменила платье на мужскую одежду- штаны, сапоги и легкую куртку, поверх которого был небрежно накинут белый халат. Примерно такой же наряд был вручен и Павлу.

-Как вы не боитесь отправляться в путь с этими дикарями,- произнес русский, искоса поглядывая на кормчего. Тот, словно поняв, что говорят о нем, обернулся, блеснув крупными подпиленными зубами.

-Их предки служат моим уже несколько поколений,- пожала плечами Кэтрин,- они доказывали свою преданность нашей семье еще там, в Америке. И ни разу у меня не возникало сомнений в их преданности.

-Ну, если вы так говорите,- пожал плечами Садовский. - Кстати, сильно отличаются от тех негров, что мне доводилось видеть раньше,- эти рыжие волосы, черты лица.

-Когдаи белые люди впервые пришли на северный берег моря, - сказала Кэтрин, - здесь жило племя, называвшее себя ньоронга - высокие темнокожие люди, с рыжими волосами и лицами, напоминающими морды орангутангов. Другие аборигены не любили этот жестокий народ, доставлявший немало хлопот соседям. Ньоронга убивали воинов иных племен копьями, чьи костяные наконечники смазывались ядом водяных тайпанов, а потом пожирали человеческое мясо. Они поклонялись множеству духов, принимающих обличье водяных змей, крокодилов и прочих болотных гадов.

Ее голос, ставший внезапно глухим и словно завораживающим, оказывал гипнотическое воздействие на Садовского. Перед его взором проносились неясные картины: уродливые черные силуэты в густом лесу, каннибальские пиршества меж костров на скрытых полянах. И огромные чешуйчатые твари, выползающие из сырых болот, чтобы поспеть к раздаче лакомой человеческой плоти.

-Когда, в середине прошлого века, сюда пришли белые люди, ньоронга встретили их копьями и каменными ножами, жестоко истязая и убивая каждого европейца, что попадал в их руки. Белые ответили тем же - ньоронга истребляли как бешеных собак, травили ядами, назначая награду за каждого убитого. Тогда по Земле Ван-Димена как раз прошелся Черный Корпус, показав, как надо поступать со столь зловредными дикарями. Так было и когда пришел Джозеф Блассенвиль, вместе с каджунами и черными рабами, привыкшими к болотам Луизианы. Они покончили с ньоронга…но не совсем.

-Что значит «не совсем»? - невольно заинтересовался Садовский.

-Не все черные, пришедшие сюда из Америки, смогли взять с собой жен,- кивнула леди Стерт,- среди переселенцев, как всегда, женщин было много меньше мужчин. Поэтому сэр Джозеф велел холостым молодым неграм взять в жены женщин ньоронга. Они, кстати, славились как умелые шаманки, свершавшие большинство обрядов во славу местных богов. Ньоронга смешались с луизианскими неграми, их духи - с богами вуду, а порожденное ими племя стало самым верным союзником нашей семьи. И совсем скоро вы узнаете, как много пользы принесла эта преданность нам.

Заинтригованный Садовский хотел было задать следующий вопрос, однако в этот момент нос лодки мягко ударился о берег. Кэтрин вскочила на ноги и, приняв поданную ей руку чернокожего кормчего, легко перескочила на влажную землю.

-Пойдемте, мистер Садовски,- кивнула она,- вы сейчас все увидите сами.

Только подойдя вплотную к берегу можно было заметить узкую, почти невидную тропинку, уходившую вглубь острова. Первым по ней двинулся чернокожий великан, за ним Кэтрин, на удивление споро поспевавшая за могучим кормчим. Шедший за ней Садовский то и дело цеплялся за какие-то лианы и колючие кустарники. Замыкали процессию двое туземцев из второй лодки. Один из них принял из рук Кэтрин небольшой металлический контейнер с плотно завинчивающейся крышкой.

Узкая тропинка, петляя меж густых зарослей, уходила куда-то вверх. В душном, насыщенном влагой воздухе было трудно дышать из разливавшегося в нем запаха прелой листвы и аромата больших цветов, распускавшихся над головой. Дорогу то и дело преграждали обвитые лианами скалы, с которых, потревоженные приближающимися людьми, соскальзывали большие зеленые ящерицы. При виде этих рептилий Садовский невольно вспоминал рассказы Кэтрин о здешнем «затерянном мире». От его глаз не укрылось то, что двое чернокожих, шедших за ним, несли охотничьи ружья, а халат женщины оттопыривался от висевшей на бедре кобуры. Тем не менее, пока им не попадалось сколь-нибудь крупных животных, хотя и от более мелкой фауны Садовский был не в восторге. Под кронами деревьев возле больших фиолетовых цветов с противным жужжанием роились крупные жуки с зеленовато-синим отливом черных крылышек, иногда подлетавшие так близко к лицу, что приходилось брезгливо отмахиваться. Несколько раз путникам приходилось останавливаться, чтобы снять с одного из туземцев больших черных пиявок- незащищенные части тела аборигенов представляли лакомую приманку для этих кровопийц. В лесной подстилке копошились многоножки, крупные черные насекомые, напоминающие тараканов, и слепые безногие ящерицы. За всеми ними охотились большие бурые жабы, прыгавшие прямо из-под ног путников.

-И здесь они,- мимоходом хмыкнула Кэтрин,- вот уж не думала, что эти милашки так быстро доскачут из Квинсленда.

-Вы про жаб? - спросил Садовский.

-Да,- кивнула женщина,- это аги. Их завезли в Квинсленд из Южной Америки для борьбы с вредителями на плантациях и с тех пор они расплодились на пол-Австралии.

-Мистер Садовский,- продолжала она,- пройдите сюда. Я хочу вам кое-что показать.

Она сделала несколько шагов в сторону и русский последовал за ней. Через несколько шагов тропинка кончилась, упираясь в большую скалу, поросшую густым мхом и лианами. Поверх скалы покоилась в неустойчивом равновесии огромная глыба размером с автомобиль, почти идеальной сферической формы.

-Что это?- недоуменно спросил русский.

-Таких камней много в пустынях к западу от Внутреннего моря,- сказала Кэтрин,- здесь на островах известно только с пяток таких. Белые зовут их Шарами Дьявола, а аборигены - Яйцами Радужной Змеи. Впрочем, мои черные именуют их еще Яйцами Дамбаллаха.

-Это конечно все очень интересно, но…

-Это еще не все,- прервала его Кэтрин,- пройдемте.

Они вместе обогнули Шар Дьявола и тут русский невольно приоткрыл рот от изумления. На камне, чуть ли не в полный человеческий рост, белой, красной и черной краской было изображено странное существо. Отдаленно оно напоминало человека, точнее женщину, с тщательно прорисованными грудями и бедрами. Растопыренные руки оканчивались непропорционально длинными пальцами, непристойно раскинутые ног закручивались спиралями, так же как и длинный хвост. Голова существа мало напоминала человечью- вытянутая, с большими глазами закрашенными черной краской и огромной пастью, полной острых зубов, меж которых высовывался красный раздвоенный язык.

На всем теле достаточно точно, - Садовский мог оценить это как врач, - были прорисованы скелет и внутренние органы существа. Особенно детально и натуралистично изображалось лоно, из которого устремлялись наружу извивающиеся черточки, напоминающие мелких змеек или червяков. Эта деталь показалась Садовскому особенно отвратительной в этом и без того отталкивающем изображении.

-Что это?- спросил он.

-Ньоронга так изображали Радужную Змею,- спокойно ответила Кэтрин,- главное божество аборигенов. В разных частях Австралии Змея Радуги представляют то в мужской, то в женской ипостаси, но здесь почитали именно Богиню. Ее культ смешался с вудуистским почитанием Айда-Гуедо, супруги Дамбаллаха, Сигуелоа- богини-змеи, питающуюся человеческим мясом и Мами Вата- богини моря.

-Очень мило,- проворчал Садовский,- больше похоже на крокодила, чем на змею.

-Она – мать всех гадов земных,- сказала Кэтрин,- змей, ящериц, крокодилов. На островах Внутреннего моря обитают самые крупные рептилии мира, здесь же эпицентр всех преданий и поверий аборигенов: о Радужном змее, буньипе, огромных змеях и ящерицах, о которых рассказывают страшные сказки племена пустынь…

-Все это, конечно, очень интересно,- Садовский не смог сдержать язвительности,- но какое это имеет отношение к исследованиям вашего отца?

Кэтрин улыбнулась и, поманив Павла, с заговорщицким видом показала на землю.

-Смотрите!

Во влажной почве виднелся пятипалый след с мощными когтями.

-Уже совсем близко,- прошептала Кэтрин, ее глаза возбужденно горели,- пойдемте.

-Близко от чего?- Павел не на шутку встревожился,- кому понравится оказаться в джунглях рядом с сумасшедшей, да еще и в сопровождении преданных ей дикарей.

-Не бойтесь,- Кэтрин улыбнулась, видимо поняв сомнения доктора,- я не сошла с ума. Я все вам расскажу, когда мы вернемся в особняк, ну, а пока - просто поверьте мне.

Она обогнула камень и исчезла меж зарослей. Поколебавшись, Павел отправился за ней, терзаемый сомнениями и в то же время, надеясь на что-то необыкновенное.

За скалой с причудливым изображением открывалась узкая тропинка, уходящая под уклон во влажные заросли. Спускаться по ней приходилось осторожно- подошвы скользили по поверхности, явно не предназначенной для человеческих ног. Приходилось цепляться за ветки деревьев и тщательно выбирать место, куда поставить ногу.

-Главное без шума,- произнесла Кэтрин,- чтобы не вспугнуть Ее.

-Кого?

Женщина прижала палец к губам и жестом показала вниз. Впрочем, Садовский уже и так понял, что лучше не поднимать лишнего шума - вокруг было полно следов лап с растопыренными когтистыми пальцами. Осторожно, по одному, все пятеро спустились в небольшую котловину, уютно укрытую меж холмами. По бокам ее покрывал невысокий подлесок, чуть выше человеческого роста, затем он переходил в поросшую папоротниками широкую поляну. В центре нее виднелась огромная куча сгнивших растений. От нее по всей поляне расходился резкий мускусный запах,.

-Вот она,- довольно прошептала Кэтрин,- Аарон, приступай.

Чернокожий великан кивнул, доставая из мешочка на поясе небольшую костяную дудочку. Прорезанные в ней отверстия, разной формы и размера, располагались в причудливой конфигурации. Приложив ее к толстым, вывороченным губам, он исторг из трубочки громкий противный звук, напоминающий поросячий визг.

-Ох ты же…- невольно вырвалось из уст Садовского, когда куча сгнивших трав зашевелилась и оттуда высунулась уродливая чешуйчатая морда. Звучно клацнула пасть с острыми зубами. Аарон склонил голову и испустил еще серию визжащих звуков - теперь уже в иной тональности. Тварь подняла голову, внимательно прислушиваясь.

-Уводи ее,- шепнула Кэтрин и чернокожий, кивнув, заскользил по опушке, не переставая испускать очередную порцию режущих слух звуков. Садовский мимоходом удивился тому, как бесшумно абориген двигается по топкой грязи - сам он, не мог и шагу ступить, чтобы с замиранием сердца не услышать чавкающий звук. Тем временем чешуйчатая тварь на поляне заерзала, замотала головой и вдруг резко вывернулась из-под кучи наваленных трав. Упав на короткие, толстые лапы, существо потрусило в сторону подлеска. Садовский с интересом и в то же время рассматривал покрытое крупными щитками тело, длинный хвост с острым гребнем, холодные желтые глаза. Вскоре тварь исчезла в лесу, откуда продолжали раздаваться «трели» костяной дудочки, которой сухопутный крокодил отвечал протяжным рыком.

-Пойдемте,- Кэтрин дернула Садовского за рукав,- сейчас сами все увидите.

Сбитый с толку, заинтригованный русский двинулся вслед за женщиной и аборигеном, держащим металлический контейнер. Поминутно оглядываясь по сторонам, все трое подошли к куче гниющей растительности.

-Вот смотрите,- Кэтрин разворошила травы,- только не прикасайтесь.

Руки самой женщины уже прикрывали белые перчатки- Садовский не заметил откуда она их достала. Он склонился над гнездом и увидел четыре крупных грязно-белых яйца.

-Мы пришли сюда за яйцами этой твари?- недоуменно спросил Садовский.

-Не совсем,- леди Стерт осторожно отодвинула в сторону одно из яиц, копаясь в гниющих растениях. Одуряющий запах мускуса и перегноя стал таким сильным, что Садовский хотел отвернуться, когда Кэтрин вдруг выпрямилась, подняв руку. Садовский скривился от отвращения, увидев в ее пальцах слабо шевелящийся комок дурнопахнущей слизи размером с мышонка. По студенистому телу пробегали волны, заставлявшие выпускать в разные стороны тонкие щупальца. Высвободив пальцы от цеплявшегося за них мерзкого создания, женщина осторожно положила его в услужливо приоткрытый контейнер, в котором плескалась мутная жидкость. Леди Стерт повернулась и вновь принялась осторожно копаться в гнезде сухопутного крокодила. Так ею было извлечено еще три полипа, которые были столь же аккуратно помещены в контейнер. В глазах чернокожего помощника, державшего его, Садовский прочитал явное благоговение, с которым он смотрел одновременно и на слизистых тварей и на достававшую их женщину, будто Кэтрин совершала сейчас некое священнодействие. Впрочем, тут же понял Павел, так оно и было на самом деле.

-Больше вроде нет,- сказала леди Стерт, тщательно проверив гнездо, - а, вот и сигнал!

Со стороны леса раздался протяжный звук, резко отличающийся от всего, что они слышали раньше – Садовский понял, что Аарон, подавал знак, что пора уходить. Прикрыв яйца прелыми листьями и стеблями, Кэтрин двинулась в сторону леса, за ней двинулся Садовский и абориген, сжимавший в руках контейнер с вновь плотно закрученной крышкой. Они едва успели скрыться уйти с поляны, когда на опушке появился квинкана. Настороженно поводя мордой из стороны в сторону, самка сухопутного крокодила дошла до гнезда и вновь зарылась в гниющие растения, выставив наружу лишь глаза и кончик носа.

-Ну все, пора возвращаться,- бодро сказала Кэтрин и переведя взгляд на недовольно нахмурившегося Павла, добавила,- уверяю вас, мистер Садовский, после вашего возвращения я полностью удовлетворю ваше любопытство.

-Надеюсь на это,- сухо сказал русский,- пока что…

Его слова оборвал пронзительный крик, вырвавшийся из леса. Полный ярости и мучительной боли он резанул по ушам, словно ножом, разом заставив взметнуться с вершин деревьев стаю разноцветных птиц. Самка квинканы поднялась в гнезде, настороженно оглядываясь по сторонам, из пасти вырвалось угрожающее шипение.

-Это Аарон!- леди Стерт дернула Садовского за рукав,- бежим!

Крик повторился, но был уже тише и слабее, сменившись жалобным стоном. Кэтрин, Садовский и два аборигена, продравшись сквозь густые заросли, оказались рядом с большой скалой. На ней лежал поверженный чернокожий, бессильно распластавший руки и широко открывший глаза, полные смертельной муки. Над ним, терзая тело зубами и когтями, нависло чудовище, сразу же узнанное Садовским - подобную, только мертвую ящерицу, он видел на причале Стертенвилля. Только эта тварь была гораздо больше - от раздвоенного языка, выпрыгивавшего из зубастой пасти до кончика хвоста было не менее пяти метров холодной рептильной злобы и неумолимой прожорливости. Заметив новых врагов, варан, раздув толстую шею, издал угрожающее шипение, хлеща хвостом по бокам, покрытым серо-зеленой чешуей. Чувство абсурдности, нереальности всего происходящего захватило русского. Казалось, он перенесся в те, непостижимо древние времена, когда была возможна такая жуткая сцена - распластанный на земле человек каменного века и пожирающий его заживо огромный ящер.

Грохот выстрелов вернул Садовского к реальности, - так быстро, что никто не смог за этим уследить, леди Стерт сорвала с пояса пистолет и выпустила всю обойму прямо в распахнутую пасть. Пули из револьвера сорок пятого калибра буквально разнесли безобразную башку. Извиваясь в предсмертных судорогах, огромное тело упало с камня, приминая хвощи и папоротники. Павел посмотрел на Кэтрин Стерт и поразился страстному злобному торжеству на ее лице.

-Быстрее,- сказала она двум аборигенам,- берите его и несите к лодке.

Она обернулась к русскому.

-Вам повезло, доктор,- ее губы раздвинулись в слабой улыбке,- если Аарон доживет до поместья, вы сможете увидеть практический результат сегодняшних изысканий.

………………………………

Конечно, Павел Садовский и раньше не позволял себе обманываться нарочито старомодным видом особняка. Он видел моторную лодку, на которой его доставляли из Стертенвилля, видел более чем современные наряды его хозяйки. Были и иные свидетельства- типа большой антенны замеченной им на одной из крыш- верный признак того, что хозяйка поместья Стертон держит постоянную радиосвязь, причем, судя по величине антенн, с кем-то достаточно влиятельным.

Однако только оказавшись в глубине лаборатории, помещение для которой было вырублено в самой толще скальной породы, Павел Садовский, наконец полностью осознал сколь серьезные силы были вложены в то, чтобы научное наследие Роланда Стерта сохранялось и преумножалось с каждым днем.

Узкие столы, стоявшие у выложенных белым кафелем стен, были сплошь уставлены пробирками, колбами, чашками Петри, в которых булькало непонятное содержимое. Не меньше десяти микроскопов, разных размеров и степени увеличения. В дальнем углу стоял большой холодильник, где, как небрежно обмолвилась Кэтрин, хранились образцы крови и тканей. В стоявших вдоль стен больших баллонах с формалином замерли, искривленные в причудливых позах, жуткие чешуйчатые твари, скалившие острые мелкие зубы. Такие же твари- только гораздо больше и страшнее- смотрели на двух людей с больших фотографий. Ими были увешаны все стены, вперемешку со схемами анатомических разрезов – как людей, так и различных пресмыкающихся.

Однако центром всего этого герпетолого-анатомического великолепия являлся широкий операционный стол посреди комнаты. На нем сейчас неподвижно лежал чернокожий гигант- Аарон, с лицом, покрывшимся пепельной бледностью. Выглядел он сейчас страшно - грудь его покрывали глубокие раны от огромных когтей, так же как и руки. Страшно изуродована была и изжеванная вараном шея- зубы и когти огромной ящерицы чудом не задели сонную артерию. Чудом было вообще, что чернокожий смог дожить до поместья - да даже до лодки, до которой его пришлось нести, поднимаясь сначала в гору, а потом еще с милю спускаясь, наспех остановив кровь кусками подходящего мха. В лодке, с помощью захваченной Кэтрин аптечки, двум докторам удалось оказать раненому первую помощь, однако пока они добирались до поместья, Садовский каждую минуту ожидал, что Аарон умрет у них на руках. Этого не случилось - благодаря везению или своему могучему здоровью абориген еще жил, но, глядя на его истерзанное тело, Садовский был уверен, что это ненадолго.

Леди Стерт по пути в поместье объяснила, что произошло. Гигантский варан и сухопутный крокодил - вечные соперники, с особым удовольствием пожирающие яйца и молодняк друг друга. Этот варан бродил рядом с гнездом квинканы, надеясь на отлучку самки, когда на него наткнулся абориген, выманивающий крокодила из гнезда.

Сама женщина явно не разделяла пессимизма своего спутника- поручив «подготовить тело к операции», она, что-то мурлыча себе под нос, возилась с большой колбой, до краев наполненной прозрачной жидкостью. В ней, лениво перебирая щупальцами, плавали студенистые колышущиеся полипы.

Леди Стерт достала очередную пробирку, наполненную чьей-то кровью, слегка взболтала ее и, до отказа наполнив ею шприц, осторожно выпустила в колбу.

-Смотрите, сейчас что будет,- широко улыбаясь, сказала она. Ее красивые изумрудные глаза лихорадочно поблескивали и Садовский вновь подумал, что эта женщина не в своем уме. Тем не менее, он послушно посмотрел, куда ему указывали. По мере того как ярко-красное облачно расплывалось по всему сосуду, колыхавшиеся полипы приходили все в большее возбуждение. По телу их пробегала дрожь, ложноножки хлестали по стеклянным стенкам, с такой силой, что колба сотрясалась. Один за другим от массы студенистой слизи стали отделяться небольшие комочки, делящиеся на другие, еще более мелкие.

-С ума сойти,- прошептал Садовский, даже забыв о раненом. За считанные минуты извивающиеся полипы распались на копии себе подобных - столь мелкие, что их нельзя было различить простым глазом. Кровь тоже куда-то делась - сейчас в колбе равномерно колыхалась нечто, больше всего напоминающее прозрачный, очень жидкий кисель. Кэтрин, чье лицо защищала марлевая повязка, а руки- перчатки, взяла другой шприц и, с величайшей осторожностью, набрала слизистую жидкость из колбы. Затем, подойдя к телу, принялась осторожно поливать раны Аарона. Странное месиво не стекало по телу, как любая другая жидкость- она словно присасывалась к окровавленной плоти, покрывая ее полупрозрачной «кожицей».

В течение десяти минут леди Стерт подвергала своего пациента столь необычной обработке, пока полностью не опустошила шприц. Раны аборигена больше не кровоточили, покрытые желеобразным налетом, порозовевшим от поглощенной им крови.

-Теперь все,- с облегчением вздохнула она, сбрасывая шприц в банку с формалином, а за ним и перчатки,- его лучше не трогать несколько часов. За это время, доктор, я с удовольствием отвечу на ваши вопросы. У вас же есть ко мне вопросы, верно?

-Чертова уйма,- протянул Садовский, задумчиво смотря на истерзанное тело. Дыхание Ароны сейчас приходило в норму, казалось, он просто заснул.

Разговор с Кэтрин Стерт состоялся в небольшом помещении бывшим чем-то средним между библиотекой и ее личным кабинетом. Вдоль стен тянулись шкафы, с полками ломящими от книг, написанных, если судить по заголовкам на самых разных языках. Наряду со специальной медицинской литературой тут встречались и «Век ящеров» Бэнфорта, «Crocodilia and Ophidia of the London clay» Оэуна, «Дегенерация: одна из глав дарвинизма» Рея Ланкастера, «Естественный закон в духовном мире» Друммонда. Русский изумленно поднял брови увидев книгу «Неведомые культы» фон Юнтца.

У дальней стены стоял большой стол, над которым висела большая картина. При взгляде на нее Садовский почувствовал себя неуютно- неведомый художник обладал богатой, но довольно болезненной фантазией. На переднем плане красовался огромный камень возвышавшийся посреди болота, поросшего, странного вида растительностью. Полная луна освещала собравшихся вокруг камня зловещих существ: крокодилов и огромных ящериц, с непропорционально длинными задними ногами, как у кенгуру и большими сумками на брюхе. Из сумок выглядывали жабы с небольшими острыми рожками и мерзкими личиками, похожими на человечьи. Тут же вились и огромные змеи. Возле огромного костра сидело несколько человекоподобных существ, с темной кожей и головами тилацинов. А в ночном воздухе реяли и вовсе неведомые твари, похожие одновременно на ночных бабочек, летучих мышей и сов.

Однако центром композиции были прильнувшие друг к другу женщины- вернее, два очень похожих на обнаженных женщин создания. Одна из них – невысокая худощавая с роскошными черными волосами и изогнутым, «орлиным» носом, - казалось, прожигала прямо с картины черными, слегка раскосыми глазами. Шею женщины, словно ожерелье обивала большая черная змея, острые уши, словно серьги, украшали изящные зеленые ящерицы. Изящные руки с когтистыми пальцами, обнимали вторую женщину, чье роскошное тело с великолепной грудью и бедрами, могло бы служить образцом женской красоты - если бы не мелкие чешуйки, покрывавшие ее кожу. Вместо волос вокруг женской головы вилось множество тонких красных змей с распахнутыми языками. Длинные ноги также оканчивались спиралевидно извивающимися змеиными хвостами, еще один хвост, с высоким гребнем отходил от круглых ягодиц. Из весьма натуралистично прорисованного лона по камню расползались существа, напоминавшие червяков или мелких змей. Меж острых клыков плясал красный раздвоенный язык.

Черты лица были очень знакомы - узнаванию не мешали даже вертикальные зрачки в изумрудных глазах- так же, как знакома и вся композиция.

-Присаживайтесь, мистер Садовский,- леди Стерт кивнула на один из стульев перед столом,- выпьете что-нибудь?

-Не откажусь,- искренне ответил Павел. Женщина достала из шкафчика прямо под картиной бутылку с виски и в два стакана.

-Автопортрет?- не удержался Садовский, кивая на картину на стене.

-Нет,- рассмеялась Кэтрин,- я не художница. Эту картину написала Розалин Нортон. Очень талантливая девочка, гостила у меня в прошлом году и, среди прочего, посетила и камень, что я вам показывала. Шар Дьявола настолько ее потряс, что, вернувшись она за неделю написала эту картину. Автопортрет это вторая девушка,- она показала на черноволосую «дьяволицу»,- ее лицо она почти полностью списала с себя.

Имя Розалин Нортон было знакомо Садовскому- несмотря на свою молодость, юная художница уже успела обрести скандальную славу в Сиднее, обвиняемая в «нарушении общественной нравственности», «аморальности» и чуть ли не «сатанизме».

-Я помогла ей устроиться в университет Эйра в Лейххардте,- добавила Кэтрин,- по моей протекции ей даже платят именную стипендию. Она этого заслуживает.

Голос леди Стерт потеплел, в глазах появилось мечтательное выражение. Затем она помотала головой, словно возвращаясь к реальности.

-Но вы ведь хотели беседовать со мной не о живописи, разве не так,- она посмотрела на Павла Садовского,- что вы хотели бы у меня узнать?

-Что это за слизистая гадость?- задал он вопрос в лоб.

-Эта гадость уже сейчас на вес золота,- слегка улыбнулась Кэтрин,- а если мы продолжим наши исследования, - она еще немало подскочит в цене.

-Звучит неплохо, но что это?

-Гидрис стертис,- ответила женщина,- полип Стерта. Отдаленный родственник европейской гидры, но, как вы могли видеть, заметно крупнее и в отличие от своего собрата, большая часть жизненного цикла этого организма проходит внутри животного. Проще говоря, это паразит, достигающий зрелости в теле квинканы, сухопутного крокодила. Из организма он выводится вместе с яйцами рептилии, причем его тело в этот момент представляет собой, по сути, огромный мешок, с семенем. Когда из яиц начинают вылупляться маленькие крокодильчики, гидра Стерта каким-то образом чувствует это, и выбрасывает из себя «семена» или «яйца», которые и облепляют детенышей квинканы. Те разносят их по окрестным зарослям, где и происходит окончательное созревание полипа. Со временем он, так или иначе, попадают вновь в тело сухопутного крокодила, где и живет некоторое время. Когда приходит время размножаться, он покидает тело и весь жизненный цикл повторяется снова.

-Исследования этого полипа впервые провел дедушка Фредерик,- добавила Кэтрин,- он смог проследить полный цикл жизни гидры, он же ее классифицировал и дал название.

-Но причем тут медицина ?! Все это интересно, но…

-Естественное развитие гидры может быть прервано,- продолжала леди Стерт,- если ее изъять из гнезда квинканы, прежде чем из яиц начнут вылупляться детеныши. И если ее поместить в питательную среду, вроде унции крови развитие полипа начинает идти совсем по-другому. Споры в его теле превращаются в подобия самого полипа, столь мелкие, что их нельзя различить простым глазом, вроде амеб. В подобном состоянии они уже готовы жить внутри живых существ, причем, каких именно - зависит именно от того, чья кровь побудила их к делению.

-Значит, кровь в той пробирке была…

-Человеческой, разумеется,- мило улыбнулась Кэтрин,- мои слуги понимают, что с ними может случиться то же, что и с Аароном и регулярно выступают как добровольные доноры. Кстати, попадать в тело полипы могут только через свежую, кровоточащую рану.

-Как с Аароном?

-Как с Аароном,- подтвердила женщина. - На начальном этапе гидра Стерта выступает не как паразит, а скорее как симбионт. После, укоренившись в теле носителя, он начнет, конечно, питаться соками его тела, но поначалу полип не берет у хозяина, он дает.

-Дает что?- недоуменно спросил Садовский.

-Сейчас это называют, кажется, генами. Гены рептилии, который полип несет в себе, побывав в теле квинканы. Причем он не просто вводит их в организм человека, но и заставляет его воспроизводить заново. Эти гены преобразуют человека, придавая его организму живучесть рептилии, ее способность к регенерации поврежденных тканей. И страшные раны, от которых скончалось бы любое млекопитающее, заживают - так же, как они зажили бы на квинкане.

-Невероятно!- русский врач, не в силах сдерживать волнения, вскочил с места,- все, что вы говорите просто немыслимо, невозможно!

-И, тем не менее, это так,- улыбнулась Кэтрин,- скоро вам представится возможность убедиться в этом собственными глазами, просто понаблюдав за тем, как будет выздоравливать Аарон,- это займет несколько дней, максимум неделю. Шаманы ньоронга открыли эти свойства полипа, помогавшего им врачевать даже, казалось бы, самые безнадежные раны. Ими был создан целый культ вокруг квинканы и полипа, культ, ставший органичной частью почитания Радужной Змеи. Когда сюда прибыли плантаторы, этот культ смешался с негритянским вудуизмом привнесшим в него представления о «яде зомби»- это направление ждет особого исследования. Дедушка Фредерик изучил все легенды и верования ньоронга, которые сберегли жены наших негров, а отец приумножил и развил его исследования, к которым позднее подключилась и я. О практических результатах, следующих из данных исследований вы, как я поняла, уже что-то знаете, а по мере дальнейшей работы узнаете намного больше.

-Я уже не раз говорил вам, что буду счастлив помочь,- воодушевленно сказал Садовский.

-Ну и отлично. Поверьте там еще много работы. Ну, а сейчас вы можете пройти в лабораторию и до ужина понаблюдать за Аароном. Думаю, это будет познавательно.

-Я тоже так думаю,- кивнул Павел, вставая и направляясь к двери.

-Пол?- окликнула Кэтрин.

-Да?- русский повернулся к ней.

-Вы что хромаете?- спросила женщина.

-Немного,- поморщившись, кивнул Павел,- похоже натер ногу, пока бродил по вашим островам. Наверное, с непривычки к новой обуви.

-При здешней влажности, это не редкость,- улыбнулась леди Стерт,- берегите себя.

-Постараюсь,- кивнул Садовский и, прихрамывая, заковылял к двери.

Он знал, что близок к цели. Все эти годы утомительной переписки и раздражающих славословий, переезд в Австралийский Союз, наконец, вынужденное нахождение в этом трижды проклятом особняке - все это не напрасно. Сейчас Павел Садовский близок к тому чтобы вырвать одну из самых тщательно сберегаемых тайн британского империализма.

Он начал сотрудничать с ЧК еще с Гражданской - молодой аспирант, недавний выпускник медицинской академии, начав сотрудничество с красными по необходимости, со временем стал горячим сторонником Советской власти. Операция по его «эмиграции» на Запад была тщательно продумана - западные спецслужбы так и не заподозрили в нем кого-то иного, нежели очередного беглеца из Страны Советов. Два года ушло на то, чтобы войти в доверие к Кэтрин Стерт и добиться нынешнего приглашения. Сейчас он готовился навсегда покинуть логово этой гарпии, гордящейся своей причастностью к самым реакционным кругам, ненавистным настоящему большевику.

Он уже видел достаточно, чтобы понять, что игра стоила свеч. Несколько дней он провел рядом с Аароном, поражаясь, как быстро восстанавливает силы могучий абориген, как затягиваются страшные раны. Результаты наблюдений он тщательно фиксировал в блокноте - все это пригодится ему для доклада в Москве. Сам Аарон, равно как и другие черные слуги, кстати, вовсе не вызывали у него сочувствия - пусть и были народом, угнетенным британским колониализмом. Слишком суеверны и слишком преданы своим эксплуататорам - Садовский не сомневался, что любой чернокожий с радостью бросится в пасть крокодилу, если прикажет Кэтрин Стерт. Этот дремучий болотный народ, смесь потомственных, «идейных» рабов и жестоких дикарей-людоедов служил прекрасной наглядной иллюстрацией сущности реакционной диктатуры.

Сама хозяйка вызвала у него смешанные чувства. С одной стороны он ненавидел ее- как подобает настоящему большевику- ненавидел и боялся. С ее бледной, совсем не тронутой загаром кожей, с тонкими, длинными пальцами, одинаково умело управлявшимися с вилкой и со скальпелем, она казалась ему не вполне человеческим существом. Тяжелее всего приходилось когда Кэтрин начинала светскую беседу за обедом. Считая, что имеет дело с очередным эмигрантом-антисоветчиком она оживленно рассказывала, как свирепо расправляется «Новая гвардия» с коммунистическим движением в Австралии, как австралийцы, рука об руку с британскими колонизаторами подавляют национально-освободительное движение в Юго-Восточной Азии.

-Русские большевики гадили в Австралии еще до вашей революции,- говорила Кэтрин,-«Большой Том», может, слышали? Да и после него находилось кому мутить воду - пока Эрик Кэмпбелл не начал наводить порядок.

Слушая эти разговоры, Садовский вежливо улыбался и поддакивал, при этом внутренне кипя от злости, слушая славословия лидеру «Новой гвардии». Он лично знал «Товарища Артема», во многом знания Садовского об Австралии основывались на рассказах пламенного большевика. И, хотя так думать ему не хотелось, но может и хорошо, что Федор Сергеев не дожил до того дня, когда он мог бы увидеть бесчинства, творимые по отношению к рабочему классу Австралии преступной фашистской хунтой.

«Ничего,- думал он, слушая саркастичные высказывания Кэтрин и содрогаясь от ненависти,- скоро я сотру эту высокомерную усмешку с твоего лица».

Ненависть Павла усугублялась тем, что он страдал от болезненного, гложущего его как червь, вожделения к этой женщине. Наряды, облегающие соблазнительное тело словно вторая кожа, влажный похотливый рот, глубокие вырезы, приоткрывавшие округлые полушария, молочно-белая кожа без единой морщинки, как у молодой девушки. Буржуазная сука дразнила его, испытывая садистское удовольствие, мучая мужчину бесплодными терзаниями по ночам. Садовский презирал себя за это, раз за разом вспоминая слова товарища Залкинда, что: «Половое влечение к классово враждебному объекту является таким же извращением, как и половое влечение человека к крокодилу». Составитель «Двенадцати половых заповедей» не мог бы найти лучшего наглядного примера, как не могла лучше отобразить всю суть леди Стерт художница-декадентка.

Для триумфального возвращения в Москву Павлу нужно было только одно- живой образец Гидры Стерта. Благо, он уже давно знал, где стоят колбы наполненные слизистой жидкостью. Полип наблюдался Кэтрин на самых разных стадиях своего развития, но особое отвращение вызывал у Садовского большой чан в одной из лабораторий. В нем пузырилась колыхающаяся, мерзко пахнущая масса - соединение эмбриональной ткани детеныша квинканы со сросшимися гидрами. После работы здесь Садовскому снились кошмары – затянутые туманной дымкой бескрайние болота, где вместо воды булькала все та же тошнотворная слизь, исполинские пугающие силуэты, двигающиеся в тумане, рев неведомых чудовищ и мерцавшие во мраке глаза. Откуда-то он знал, что это Малчера, Время Сновидений, предначальный Хаос в котором бродили странные бесформенные существа давшие начало всему живому.

Помимо душевных терзаний, его мучили и страдания физические- прежде всего от волдырей на лодыжках. Казавшиеся сначала незначительными, они не только не спали со временем, но наоборот становились больше, причиняя мучительную боль при ходьбе. Со временем, подобные отеки, наполненные кровянистой жижей, появились и выше до самых колен, окончательно разрушив надежду, на то, что это «натерла обувь».

-Не знаю, что и думать,- сказала Кэтрин, когда Садовский пожаловался ей на эти боли, -никогда с таким не сталкивалась. И я не слышала, чтобы и в городе кто-то жаловался на что-то подобное. Хотите, я проведу вам полное обследование?

-Думаю это лишнее,- произнес Садовский, натужно улыбаясь,- само пройдет.

Последние, что он хотел бы сейчас - это лечиться у леди Стерт. За операционным столом и в лаборатории она странно преображалась, пугая Садовского каким-то сладострастным упоением с которым она возилась с мерзкими паразитами, вживляя их споры в подопытных мышей и детенышей разных рептилий Внутреннего моря. При поместье был морг, таинственным образом никогда не пустовавший, хотя на вопросы Садовского откуда берутся трупы женщина отвечала загадочным молчанием. Павел прекрасно знал, что Кэтрин полновластная хозяйка не только в поместье - Стертенвиль во многом зависел от ее семьи, вместе с местным муниципалитетом и полицией. С каждым днем Садовский все хуже спал, представляя, как его труп окажется в том же морге. И все отчетливее проступала в его голове мысль, что отсюда надо бежать как можно скорее.

Хозяйка часто отлучалась из поместья- в ночь, не ставя никого в известность, кроме одного-двух аборигенов, с которыми она и отправлялась в ночные прогулки на их лодки. Так случилось и в ночь, которую Павел Садовский выбрал для побега. Он умел обращаться с моторной лодкой и рассчитывал, что ему хватит бензина добраться до западного побережья. Он собирался высадиться в небольшом портовом городке Атартинга, а там заплатить какому-нибудь погонщику верблюдов, чтобы добраться до Алис-Спрингс. Оттуда Павел рассчитывал сесть на один из поездов Кхэн и приехать в Аделаиду, где можно было рассчитывать на помощь подполья. О всех возможных препятствиях Садовский не думал, поглощенный навязчивой идеей о бегстве.

Морщась от боли в ногах - отеки не только не исчезли, но стали еще мучительней,- он пробрался к входной двери и, поминутно оглядываясь, сбежал к причалу. К груди он прижимал саквояж, с десятью плотно запечатанными склянками, с питательным раствором, в котором роились невидимые глазу гидры. Это - главное доказательство успешности его миссии. Вырванный им трофей укрепит советскую оборону в преддверии надвигающейся империалистической войны и поможет его стране вновь потрясти основы мира. В ярости красного шторма рухнет и этот проклятый оплот реакции и мракобесия!

Обо всем этом Садовский думал, заводя мотор и выводя лодку в открытое море. Слева от него тянулось множество островов, причудливо-пугающих в свете огромной луны. Ночью Внутреннее Море бурлило жизнью: в воздухе носились летучие мыши, со стороны островов слышался лягушачий концерт, то справа, то слева вода покрывалась рябью от множества рыб. Вот один косяк бросился врассыпную, когда нечто, казавшееся выброшенным бревном на песчаной отмели, вдруг пришло в движение, устремляясь в воду. Крокодил не успел проплыть и нескольких метров, когда вода вокруг него взбурлила, из нее поднялись огромные змеиные кольца, сдавившие прожорливого хищника со всех сторон. Чуть не забыв об управлении, Садовский заворожено смотрел на могучее змеиное тело, обхватом с большое дерево, на плоскую голову и огромную пасть, накрепко сдавившую крокодилью морду и судорожно проталкивая ее внутрь раздувающейся глотки. Русский агент содрогнулся при мысли, какие чудовища таятся под этой черной водой, что за скользкие чешуйчатые твари, возможно, именно сейчас поднимаются из глубины, чтобы утащить его на дно. Внутреннее море, с обитающими в нем холодными рептилиями, слились в воспаленном сознании Садовского со всей этой страной, с ее правителями, армией, олигархией в единое, устрашающее целое, многоглавую гидру, раскрывшую окровавленные пасти, дабы поглотить светлое будущее, за приближение которого боролся советский разведчик. И, чтобы не допустить этого, он все больше увеличивал скорость, не боясь быть обнаруженным, не боясь ничего - кроме того, что он может не успеть.

Берег возник неожиданно - невысокая, поросшая лесом гряда холмов, обрывавшаяся песчаной отмелью у самой воды. Садовский, заглушив мотор, выпрыгнул на землю. Острая боль пронзила его ноги, растекаясь по телу, однако он упрямо зашагал к берегу, прижимая к груди саквояж. Его била лихорадочная дрожь, лицо полыхало, будто в горячке, губы безостановочно шевелились, хотя с них не срывалось ни слова. Даже не оглянувшись на брошенную лодку, шатаясь словно пьяный, Садовский двинулся в лес.

Он шел, петляя по звериным тропкам, не обращая внимание на колючие ветви рвущие в клочья его одежду: то взбираясь на склоны невысоких холмов, то спускаясь во влажные низины пахнущие мускусом и перегноем. Под ногами чавкала жидкая грязь, в которой вязли ноги, сквозь прорехи в одежде к нему присосались пиявки, однако Павел Садовский упрямо шел вперед.

Сквозь густые заросли во мраке замаячил огонек- сначала слабый, потом все более яркий, приманивающий его словно мотылька. К обычным звукам ночного леса добавилось сперва едва слышное, но усиливающееся монотонное гудение. Из последних сил Садовский, не выпуская из рук саквояжа, пробился сквозь заросли колючих лиан и промокший, исцарапанный, грязный вышел на открытое место.

-Ну, здравствуй, товарищ!

Саркастично улыбающаяся Кэтрин стояла возле костра. По бокам от нее стояли двое высоких белых мужчин, держащих ружья наготове - отстраненно Садовский вспомнил, что забыл в лодке украденный карабин . Возле костра на корточках сидело пятеро чернокожих- пожилая, сморщенная женщина, с плоскими грудями и четверо молодых крепких аборигенов. Их обнаженные тела покрывали замысловатые узоры белой краской.

-Удивлены, мистер Садовски? - австралийка обратилась к русскому,- ваши хозяева в Москве, похоже, до сих пор думают, что мы – страна дремучих провинциалов, где люди вроде вас могут позволить себе резвиться, как им заблагорассудиться. О том, кто вы такой я узнала чуть ли не с первых же писем. Мои друзья из SIB предлагали схватить вас тут же по прибытию в Австралию, но я решила, что такие как вы заслуживают большего.

Она чуть отступила в сторону и Павел увидел за ее спиной огромный камень, почти идеальной сферической формы. На его гладкой темной поверхности виднелось изображение древней богини аборигенов.

-Эти рисунки всегда делались там, где проходят брачные игры квинканы,- пояснила леди Стерт,- можно только догадываться о том, каким опасностям подергались те, кто их делал. А там где сухопутный крокодил, там и его паразит. Это ведь его образцы в вашем саквояже, верно? Увы, вам бы они не пригодились - я нарочно упустила один важный этап. Хотите знать какой?

Садовский машинально кивнул, отреагировав на вопросительную интонацию, но почти не поняв смысла вопроса. В голове словно стучали маленькие молоточки, сердце бухало как кувалда, перед глазами рябило. Как сквозь вату он слышал голос Кэтрин.

-Волдыри так и не прошли, верно? Мне было интересно, догадаешься ли ты сам, но, похоже, тебе придется показать. Дик,- сказала она стоящему рядом верзиле,- покажи ему.

Австралиец кивнул и, с недоброй усмешкой, начал приближаться к Садовскому. Тем овладело какое-то безразличие ко всему, он безучастно смотрел на австралийца, пока резкий хук справа не сбил его с ног. Присев рядом с русским, Дик закатал ему штанину и достал большой нож. Павел вскрикнул, когда острое лезвие взрезало один из волдырей.

-Вот, смотрите,- подошедшая Кэтрин держала горящую ветку,- хорошо видно?

Из вскрытого нарыва медленно сочилась кровянистая сукровица и гной. В нем роились мелкие тонкие червячки, напоминающие личинки комаров.

-Понял, да?- рассмеялась женщина,- или нет? Дело в том, что есть еще один этап развития гидры и пройти он должен в теле млекопитающего. Я соврала когда сказала, что прививка генов зависит от свойств крови, которой подкармливают взрослого полипа- нет, это зависит от вида животного в котором созревают вот эти милашки. Детеныши квинканы, разносят всюду эти яйца, которые особенно хорошо приживаются на этих хвощах. Споры проникают глубоко в ткань растения и остаются до тех пор, пока хвощи не съест какое-то млекопитающее - такое как вы, например. Надеюсь, вы помните мой черепаховый?

-Этот полип уникальное существо,- продолжала леди Стерт,- за несколько этапов развития, он фактически проходит несколько животных типов - простейшие, кишечнополостные, черви. Вот эта личинка - самый сложноорганизованный организм. Попадая в тело млекопитающего, он начинает бешено размножаться, за пару недель распространяясь по всему телу. Эти черви жрут тебя изнутри, Садовский и они же сводят тебя с ума. Мы пока не знаем, как они это делают- может, выделяют какой-то химический секрет, - но так или иначе, червь оказывает совершенно необыкновенное воздействие на мозг жертвы. У человека появляются галлюцинации, бред, навязчивое стремление куда-то идти, бежать, спасаться. В конечном итоге это бегство приводит туда, где проходят брачные игры квинкан. Нужно объяснять, как личинка попадает в тело рептилии?

Она улыбнулась в искаженное ужасом лицо Садовского- несмотря на все свое состояние, он сумел осознать смысл его слов- после чего отступила в сторону. Сморщенная женщина поднесла к губам поднесла к губам длинную трубку, раскрашенную в разные цвета- диджериду. Вновь зазвучала пугающая, вгоняющая в транс ритуальная мелодия.

-Туши костер,- сказала леди Стерт одному из аборигенов и тот послушно принялся забрасывать огонь мокрыми ветками,- квинкана не выйдет на свет.

- Ньоронга создали целый культ вокруг кормления пленника хвощами и последующим скармливанием сухопутным крокодилам его самого,- говорила она обреченной жертве,- Именно за это их так ненавидели соседи. Но в нашей семье всегда относились с уважением к этим верованиям - ведь именно квинкана, в свое время, не дал умереть моему предку Чарльзу Стерту, выведя его к берегам Внутреннего моря. А мне это этот культ особенно по душе- черные считают меня кем-то вроде своей верховной жрицы, может даже земным воплощением Богини. Думаю, Розалин тоже это почувствовала…

Садовский слушал ее вполуха - мучимый жуткой болью, он корчился в грязи, слушая как шелестят хвощи вокруг поляны, как ударяются друг о друга роговые чешуи и раздается громкое шипение. Сквозь застилавшую глаза пелену он видел, как на поляну медленно выходят уродливые приземистые тени.

-Прощайте товарищ!-послышался из тьмы издевательский голос,- забавно, что именно большевик, ненавидящий нашу страну, своей плотью и кровью послужит нашему делу!

С ее губ сорвался смех, в котором мелькнули шипящие звуки. Во тьме сверкнули огромные глаза с вертикальными зрачками, и русский вдруг понял, почему Кэтрин Стерт почти в сорок лет выглядит так молодо.

- Слава Австралии! Боже, храни короля!

Приветствие «Новой гвардии» заглушил крик мучительной боли и вслед за ним - хруст костей перегрызаемых могучими зубами. Мерно ударял барабан и в такт ему слышались шипение, уносившееся к полной Луне, равнодушно взиравшей на кровавое действо, что разворачивалось в этих местах за сотни и тысячи лет до того, как первый белый человек сошел с корабля на берег Зеленого континента.

[ВИП]

Участник 3

ДВЕНАДЦАТЬ ТЫСЯЧ МИЛЬ

1509 год, Малакка

– Суши весла!

Нос шлюпки по касательной ткнулся в высокий борт двадцатипушечной каракки. Сверху матросы сбросили веревочный штормтрап. Один из гребцов проворно наступил на нижнюю ступеньку-балясину, дабы облегчить подъем на борт важному, склонному к полноте господину, сидевшему в шлюпке.

Генерал-капитан Диогу Лопиш ди Сикейра очень не любил эти восхождения, во время которых громко пыхтел и обливался потом. В такие моменты ему все время казалось, что его авторитет командующего катится под гору. В результате Сикейра становился раздражителен и груб с подчиненными.

Сейчас, впрочем, он пребывал в добром расположении духа и потому исполнил сию неприятную для него процедуру с необыкновенной грацией (как ему казалось).

– Руку!

Старший офицер Франсишку Серран незамедлительно подал руку командующему и втянул его на борт флагмана.

Секейра пару раз глубоко вздохнул (горло его при этом извергло свистящее шипение), вытер потные ладони о черный бархатный колет. Стояла страшная жара, матросы разделись почти догола, но важный генерал-капитан не мог себе этого позволить. Он совершенно взмок в подбитом ватой колете и дорогой малиновой ропе, распашном кафтане, отороченном куницей. Фальшивые рукава ропы свисали почти до палубы, а настоящие, снабженные чудовищной толщины буфами, весьма стесняли движения.

Секейра стащил с головы берет и промокнул им лоб.

– Осмелюсь спросить, ваше превосходительство, как все прошло? – поинтересовался Серран.

– Неплохо, – пропыхтел командующий, – этот агарянин, полумавр-полуиндус, весьма обходителен и приветлив. Договор на факторию у нас в кармане. Думаю, вице-король будет весьма доволен. Франсишку, я в свою каюту, меня не беспокоить. После праведных трудов следует отдохнуть. Пусть принесут вина.

Капитан почтительно кивнул.

Следом за Диогу Лопишем на борт флагмана взошел подтянутый человек лет тридцати, одетый попроще и опоясанный мечом, выглядевшим более уместно, нежели новомодная итальянская espadas roperas командующего. Этот мужчина был темноволос, борода отличалась аккуратностью, что указывало на не слишком большой чин – авторитетной лопатой, спускавшейся до середины груди, из всех португальцев красовался лишь Секейра.

Серран скосил взгляд вслед удалившемуся генерал-капитану и весело подмигнул его спутнику.

– Рассказывай, Фернан.

– Франсишку, это Вавилон! – восторженно ответил Фернан ди Магальянш, командир одной из каракк португальской эскадры, – самый настоящий Вавилон! Столпотворение народу, десятки языков! Малайцы, индусы, арабы. Великое множество каких-то желтолицых и узкоглазых людей. Мы изредка встречали их и в Индии, а тут им просто нет числа. Я думаю, это подданные Великого Хана. Повсюду пестрота красок. А какие там здания!

– Я видел в подзорную трубу слонов, – сказал Серран, – тут тоже ездят на слонах?

– Ездят, – подтвердил Фернан, – слон правителя просто огромен, весь одет в золото, с ног до головы.

– Стало быть, мы нашли его? Золотой Херсонес, упомянутый Птолемеем?

– Да, теперь не сомневаюсь, что это именно он. А эта гряда, – Фернан указал в сторону гор, подпиравших восточное небо, – вероятно, страна Офир.

– А какой веры правитель? – спросил Серран, – язычник?

– Агарянин, именем Махмуд. Себя он величает султаном, но церемониал, обхождение, убранство дворца – скорее индийские. В этом он больше напоминает индийских заморинов-язычников, нежели арабов. Но и этих детей дьявола тут множество. Почти вся торговля в их руках.

– Как они отнеслись к вам?

– Смотрят злобно. Знают о том, что мы ведем с ними беспощадную войну на западе. Они даже слышали о битве при Диу.

– Вот как? – удивился Серран, – быстро же здесь расходятся новости.

Полгода назад, в третий день февраля, года Господа нашего тысяча пятьсот девятого, у западного берега Индии, возле города Диу, разыгралось сражение между эскадрой дона Франсишку ди Алмейда и объединенных сил египетских мамелюков, каликутского заморина и гуджаратского султана. Агаряне выставили против двенадцати христианских каракк и шести каравелл двести пятьдесят судов, из которых дюжина соперничала размерами с кораблями ди Алмейды.

Эту битву нельзя было назвать столкновением христианского и мусульманского флотов. На стороне португальского вице-короля сражалось много индусов и арабов, а в рядах их противников было немало португальцев-дезертиров, недовольных службой и отношением благородных донов к своим соотечественникам. Султанским флотом командовал некий Малик Айяз, бывший раб-славянин, принявший ислам и необычайно возвысившийся. Под его знаменами в бой вступило немало славян-наемников из Далматии, венецианцев и генуэзцев, которых совсем не устраивало явление португальцев в южные моря.

К сожалению, многочисленный флот Айяза состоял в основном из мелких судов и даже лодок, к тому же безнадежно проигрывал Алмейде в количестве пушек. Артиллерия португальцев довольно быстро отправила на дно большинство арабских доу, однако решающую роль все же сыграла не она.

Корабль, которым командовал Фернан ди Магальянш, двадцатидевятилетний капитан, принявший боевое крещение в битве при Каннануре три года назад, прорвался к флагману Айаза и, несмотря на огромные потери среди моряков-португальцев, взял его на абордаж. Амир аль-бахр, родившийся в стране, где вода замерзает зимой, был вынужден сдаться и подписать мир с вице-королем.

Впрочем, ему удалось спасти лишь себя. Озверевший Алмейда, у которого в сражении погиб сын, повесил несколько сот пленников. Португальцев удивила подобная «мягкость» вице-короля. Его предшественник, Вашку да Гама, проявлял к пленникам гораздо более изобретательную жестокость. Например, им отрубали руки и со связанными ногами бросали в море. А чтобы несчастные не могли развязать узлы на веревках зубами, их предварительно выбивали. Часто людей жгли заживо вместе с захваченными кораблями. Так португальцы однажды поступили с четырьмя сотнями паломников, возвращавшихся в Индию из Мекки.

Подобные методы, естественно, быстро привели к тому, что португальцев между Африкой и Малабарским берегом Индии лютой ненавистью ненавидели все, от мала до велика. К сожалению, после поражения Малика Айяза здесь уже не нашлось силы, способной противостоять пришельцам. Но рассказы об их зверствах быстро разошлись по всей этой части света.

– Что же, ты думаешь, они нападут на нас? – встревоженно спросил друга Франсишку.

– Не знаю, – ответил Фернан, – но нам следует быть настороже. Я возвращаюсь к себе, а ты гляди в оба. Мне кажется, наш генерал-капитал слишком доверчив, размяк от местного радушия.

Султан Малакки Махмуд, конечно, прекрасно знал, кто к нему пожаловал, но не стал предпринимать никаких враждебных действий. Пять португальских кораблей появились на рейде Малакки в середине сентября, в канун окончания празднования Рождества Богородицы. Эту экспедицию король Португалии Мануэл, прозванный Счастливым, отправил для поисков вожделенных Островов Пряностей. Колониальным властям было приказано оказывать всяческое содействие Секейре, потому вице-король отрядил с Диогу Лопишем один из кораблей своей собственной эскадры. Командовал им Фернан ди Магальянш.

Фернан состоял на королевской службе пятый год и не рассчитывал задержаться на этом поприще. Участие в экспедиции в Индию он рассматривал лишь, как возможность обогащения и собирался, подняв в этом богатом краю немало деньжат, вернуться в Португалию и жить припеваючи. Страсти к открытию новых земель, подобной той, что двигала знаменитым Бартоломеу Диашем, он не испытывал.

Фернан считался довольно неплохим моряком, но имел репутацию, скорее, храброго и сообразительного воина. Он признавал за своим другом Серраном больший опыт и талант в части кораблевождения. Они прекрасно дополняли друг друга – солдат и навигатор.

Португальцы не открыли султану Махмуду цель своего прибытия и показались ему не слишком опасным противником. Султан знал, что базы пришельцев довольно далеко и потому надеялся, что те не полезут на рожон.

Арабы, которые полностью заправляли здесь всей торговлей пряностями и оловом, нашептывали Махмуду, что Вашку да Гама тоже явился к Малабарскому берегу с пятью кораблями и принес неисчислимые бедствия, но султан поначалу отмахивался. Он оказал Секейре радушный прием. В ходе переговоров любезно согласился на постройку португальцами торговой фактории. Около ста человек во главе с Серраном сошли на берег, и приступили к работе. Тут-то все и случилось.

В конце сентября, в канун дня Святого Михаила, Фернан заметил, что рейд Малакки вдруг стал необычно тесен. Все пространство между большими кораблями оказалось заполнено лодками малайцев, китайскими джонками и небольшими арабскими доу. Это были торговцы. Они дружелюбно скалили зубы, наперебой предлагая португальцам свои товары. С виду ничего опасного, но бдительный и подозрительный Фернан насторожился. Такой набег купцов был бы вполне объясним в первый день пребывания португальцев в Малакке, но с чего бы это они так засуетились спустя полмесяца?

– Гарсиа! – закричал Фернан капитану самой маленькой каравеллы эскадры, стоявшей ближе всех к его кораблю, – Гарсиа, ты меня слышишь?

– Что случилось? – откликнулся капитан Гарсиа ди Суса.

– Что-то мне не нравится это столпотворение!

– А что тут такого? – удивился ди Суса.

Едва он договорил, как через борт перевалился улыбающийся полуголый малаец с сеткой, набитой кокосами. За поясом его торчал волнистый кинжал-крис.

– Эй, парень, куда это ты? Сюда нельзя. Давай, проваливай!

Малаец что-то не переставая трещал на своем языке и улыбался. Матросы начали отпихивать его. Гарсиа заметил, что правую руку тот все время держит у пояса, словно готовится выхватить кинжал.

Через борт перелезли еще четверо малайцев, все вооруженные. Одного удалось спихнуть в воду. Его товарищей это не смутило, они продолжали совать в лицо португальцам какое-то барахло.

– Гарсиа, смотри! – раздался еще более встревоженный окрик Фернана, – на берегу!

Ди Суса повернулся в указанном направлении. Над султанским дворцом поднимался густой столб дыма.

– Что это значит? – озадаченно спросил ди Суса.

– Не к добру это! – крикнул Фернан, – предупреди генерал-капитана! Я к Серрану!

Он приказал спустить шлюпки и, предчувствуя беду, взял с собой двадцать аркебузиров и арбалетчиков. Ди Суса в это время пытался докричаться до флагмана. Это ему удалось. Секейра встревожился и приказал спустить на воду баркас, дабы развернуть каракку правым бортом к берегу.

– К оружию! – крикнул ди Суса и вытащил из ножен меч.

Малайцы попятились.

Фернан в это время спешил на выручку Серрану. Обладавший превосходным зрением он уже безо всякой трубы видел, что на берегу идет бой.

Два десятка португальцев во главе с Серраном отбивались мечами, топорами и алебардами от наседавших арабов и малайцев. Казалось, противникам христиан нет числа.

– Огонь! – махнул рукой Фернан и его аркебузиры немного проредили ряды нападавших. Через пару минут гулко заговорили тяжелые бомбарды Секейры.

Дно шлюпки заскребло о дно. Фернан вскинул тяжелый арбалет.

– Бей!

Лук с низким гудящим выдохом распрямился, выплевывая короткий толстый болт. Фернан прыгнул в воду, размахивая мечом.

– Франсишку, держись!

Подкрепление спасло горстку покрытых ранами моряков, из последних сил отбивавшихся от толпы агарян и язычников. Отбить удалось всего двадцать человек.

– Где остальные? – крикнул Фернан, подхватив под руку раненого в ногу Серрана.

– Их пленили… – прохрипел Франсишку, – они застали нас врасплох…

Секейра пушечным огнем пустил на дно несколько джонок и доу, оставшись хозяином положения на рейде, но в город сунуться не решился. Следующие несколько дней прошли в переговорах об освобождении пленных, но результатом они не увенчались. Напряжение нарастало. Местные, получив чувствительную оплеуху, оправились от нее и снова скалили зубы. Португальцы были вынуждены уйти, оставив в плену около восьми десятков своих товарищей.

Обозленный Диогу Лопеш вымещал злобу на купцах, топя их суда в Малаккском проливе. Экспедиция вернулась в Индию ни с чем.

Пятилетний контракт Фернана на службу в колониях подошел к концу, и он в качестве пассажира сел на один из кораблей, увозящих в Португалию сокровища Востока. Но ему пришлось задержаться в южных морях. Вскоре после отплытия, три корабля флотилии, до краев нагруженные добычей, ночью наткнулись на мель в ста милях от берега. Люди спаслись, и добрались до Каннанура, но при крушении Фернан потерял все свои сбережения.

Возвращаться на родину нищим? Нет уж, увольте. Он остался в Индии.

В попытке поправить дела Фернан занялся торговлей, но купеческая стезя явно не была его путем, он потерял последние деньги. Пришлось возвращаться на государственную службу, чему весьма радовался новый вице-король, Аффонсу ди Альбукерки. Он ввел надежного испытанного офицера в свой ближний круг.

Два года спустя Альбукерки решил наказать вероломного султана Махмуда и с девятнадцатью кораблями явился в Малакку. В этом походе Франсишку Серран и Фернан ди Магальянш снова состояли при вице-короле старшими офицерами.

После полуторамесячной осады город пал. Во многом португальцам помогла помощь китайцев, решивших, что смогут за счет пришельцев выдворить арабов и поправить собственные дела. Глупцы просчитались. После взятия Малакки они стали не нужны вице-королю. Португальцы изгнали их, а кое-кого из бывших союзников даже повесили.

Теперь вице-король мог исполнить приказ Мануэла и отправить экспедицию на поиски Островов Пряностей. Ее начальником он назначил Серрана.

Фернан не жаждал идти путем друга. Кровавый штурм и грабеж Малакки, в ходе которого многие соотечественники ди Магальянша сложили головы (сам вице-король едва не отправился на встречу с Господом), принес ему неплохие барыши.

Фернан проводил Серрана, а сам вместе с вице-королем вернулся в Гоа, опять помышляя лишь о возвращении в Португалию. Но еще до того, как он покинул колонию, в жизни Фернана произошло событие, несколько изменившее привычное течение его мыслей. Правда, далеко не сразу. На его осмысление пришлось потратить несколько лет.

1512 год, Гоа

Эта таверна появилась в Гоа за год до прибытия на Малабарский берег кораблей Вашку да Гамы. Открыл ее некий испанский еврей. В год, когда их католические величества. Фердинанд и Изабелла, король и королева Кастилии, Леона и Арагона завершили Реконкисту, изгнав мавров из Испании, начались гонения и на евреев. Многие из них навсегда покинули родину и отправились на восток. Некоторых, подобно хозяину таверны «Палос» занесло аж за тридевять земель, в Индию.

Португальцы довольно долго боролись за Гоа, захватывали город, теряли, и покоряли вновь. Сейчас здесь располагалась столица колонии.

К хозяину таверны христиане относились неплохо, несмотря на то, что он был евреем, да еще и испанским евреем. Нет, веротерпимость тут не ночевала, дело было в другом – просто, когда кругом мечети и индуистские храмы с многорукими клыкастыми изваяниями слуг Дьявола, любая мелочь, напоминающая о доме, слишком мила сердцу, чтобы ей пренебрегать. А «Палос» выглядел, как островок христианского мира в море язычников. Хозяин – еврей? Да наплевать. Это не помешало заведению стать довольно популярным среди португальцев.

В тот день, незадолго до отплытия, Фернан зашел в таверну вместе с приятелем, Дуарте Барбозой.

Барбоза жил в Индии уже одиннадцать лет, выучил местный язык, собрал множество сведений об истории и нравах Малабарского берега. Писал об этом книгу. Он состоял переводчиком в свите вице-короля.

– Сегодня многолюдно, прибыл очередной отряд с родины, – сказал Дуарте.

– Я знаю, – ответил Фернан.

– Хочу тебя познакомить кое с кем. Тут у нас сегодня выдающаяся личность.

«Выдающейся личностью» оказался Перу ди Аленкер, главный навигатор первой экспедиции Вашку да Гамы, участник плаваний Бартоломеу Диаша, «лучший гвинейский лоцман», как говорили о нем в Лиссабоне.

Послушать рассказы опытнейшего морского волка набилось много народу. Моряки и солдаты жадно впитывали новости с родины, которую многие не видели уже четыре-пять лет. Постепенно разговор коснулся событий еще более ранних.

– Перу, правду говорят, будто Кабрал нашел какой-то остров на западе, где живут краснокожие люди?

– Правду, – ответил ди Аленкер, отпив вина.

– Это ведь ты подобрал на острове Святой Елены Альбигу Сумасшедшего?

– Расскажешь об этом, Перу?

– Чего тут рассказывать? Это почти десять лет назад было.

– Да столько небылиц вокруг плетут, а ты Сумасшедшего своими глазами видел.

– Во-во, может при дворе эту историю давно обсосали, переварили, да в нужник справили, а нам-то рассказать забыли.

– Правда, что Кабрал нашел город золота, с каналами, как в Венеции?

– Вранье, – сплюнул на пол ди Аленкер, – нет там никакого золота. Вообще там ничего нет, Да, остров. Может и большой, Кабрал не проверял. Джунгли, как в Африке. Люди живут. Красные. Вроде бы. Я сам-то не видел, но и те, кого Кабрал посылал в Лиссабон, это подтвердили, как и Альбигу Сумасшедший. Совсем дикие. Негры хоть срам прикрывают, а эти совсем голыми ходят. Железа не знают, дома строят на сваях. Да какие дома – хижины. Я же говорю, негры богаче живут. Вот вам и Венеция. Нету там ничего полезного.

– А верно, что Кабрал там двоих наших оставил?

– Говорил что-то такое Альбигу, – кивнул ди Аленкер.

– Так что, выходит, бросили их там?

– Да кому до них есть дело? Это же колодники, бунтовщики. Чай выжили, если Господь смилостивился. А нет, так нет.

После триумфального возвращения из Индии Вашку да Гамы, Мануэл Счастливый немедленно приступил к подготовке второй экспедиции. Король довольно ревниво относился к славе своих подданных, потому не стал ставить во главе новой эскадры да Гаму, столь блестящее справившегося с порученным ему предприятием.

Новым командующим был назначен Педру Алвариш Кабрал. Под его начало было отдано уже не пять, как да Гаме, а тринадцать судов. Одним из них командовал опальный, но от этого не менее знаменитый открыватель мыса Доброй Надежды капитан Бартоломеу Диаш. Экспедиция имела внушительное пушечное вооружение, везла восемь монахов-францисканцев, для обращения язычников в Христову веру. Кабралу были даны письма к султанам и заморинам, содержавшие дружеские предложения вперемешку с плохо скрытыми угрозами.

На тринадцатый день пути эскадра достигла островов Зеленого мыса, где уже давно располагался португальский гарнизон. Здесь Кабрал устроил совет, на котором решалось, каким курсом пойти дальше. Дело в том, что путь да Гаме преградили сильные шторма, и ему пришлось уйти значительно мористее. Так, что берега Африки совсем скрылись из виду. Зато он обогнул ее южную оконечность совершенно безопасно. Кабрал намеревался поступить так же. На совете было решено взять еще сильнее к западу.

Двадцать второго апреля тысяча пятисотого года матросы увидели на горизонте большую гору. Показался берег, покрытый буйной зеленью. Кабрал подошел к острову и нарек его землей Вера-Круш.

Португальцы встретили здесь совершенно голых людей, кожа которых была темна и имела чуть красноватый оттенок. Моряков поразил их обычай прорезать уши, нос и губы и вставлять в них деревянные палочки, за что дикарей прозвали ботокудами, «затычками».

Здесь не обнаружилось даже намека ни на золото, ни на пряности, которые интересовали Кабрала. Дикари жили в страшной нищете. Тем не менее, Педру Алвариш отправил одну из каравелл обратно в Лиссабон. Капитан Гаспар ди Лемуш повез доклад об открытии, состоявший аж из двадцати семи страниц. После чего экспедиция отправилась в дальнейший путь.

И больше о ней никто ничего не слышал.

Прождав два года, король Мануэл снарядил еще одну экспедицию, гораздо более скромную по масштабам. Ее возглавил Жуан да Нова. Он благополучно добрался до Индии, во многом благодаря тому, что главным навигатором при нем состоял Перу ди Аленкер, которого не пустили в плавание с Кабралом. Португальцы загрузились пряностями и двинулись в обратный путь. В кровавые авантюры, которыми «прославил» свое имя да Гама, Жуан да Нова пускаться не стал.

В Мозамбике португальцы совершенно случайно узнали, что полтора года назад здесь видели корабль из Европы. Местные рассказали, что корабль был сильно потрепан и его команду перебили арабы. Да Нова вынужденно задержался для расследования. По ряду косвенных признаков удалось установить, что это был корабль экспедиции Кабрала. Им командовал Диогу Диаш, брат Бартоломеу.

Обогнув Африку, да Нова отклонился к западу и двадцать первого мая, в день Святой Елены, моряки увидели землю. Это был небольшой остров. Португальцы высадились на берег и довольно скоро наткнулись на следы человеческой деятельности. Причем, не дикарской. Через пару дней к ним вышел оборванный изможденный всклокоченный человек. Он протягивал к ним руки и что-то неразборчиво лепетал. С удивлением моряки узнали в нем соотечественника.

Этот человек назвался именем Альбигу, он был единственным уцелевшим матросом с корабля Бартоломеу Диаша, который разбился здесь. За почти два года одиночества Альбигу несколько тронулся умом, но все же от него удалось узнать, что же случилось с эскадрой Кабрала.

Оказалось, что вскоре после того, как Педру Алвариш отплыл с острова Вера-Круш, корабли попали в жесточайший шторм, страшнее которого Альбигу никогда не видел. Казалось, перед ним разверзлись адовы врата. В бушующей тьме корабли потеряли друг друга. Каравелла Диаша разбилась о камни возле острова Святой Елены.

О судьбе остальных Альбигу ничего не знал, но определить ее было теперь несложно. Почти все погибли. Одному удалось обогнуть Африку, но и там его ждала смерть.

По возвращении в Португалию да Нова предоставил отчет. При дворе долго обсуждалось, как следует в дальнейшем плавать в Индию. Победила точка зрения, что западный путь слишком опасен. В результате был выпущен королевский указ, предписывающий всем капитанам в дальнейшем строго придерживаться маршрута Вашку да Гамы. Доклад Кабрала об открытии острова на западе не вызвал большого интереса. Уже через пять лет о нем почти и не вспоминали, тем более, что следующие плавания в Индию были чрезвычайно успешны.

– Ну вот, собственно и все, – закончил рассказ ди Аленкер, – может его величество когда-нибудь и соизволит снова разведать эту землю, но пока негров хватать ближе и удобнее. А больше там ничего ценного нет.

Фернан рассказ выслушал с вниманием, но потом, когда разговор переключился на другие байки, выбросил из головы. Чтобы вновь вспомнить о нем четыре года спустя.

1514 год, Лиссабон

По возвращении в Португалию Фернан получил пенсию, размер которой его не очень устроил. Состояние, накопленное в Индии, почему-то истощилось с пугающей быстротой. Как оказалось, он действительно совершенно не имел способностей к обогащению. Пришлось снова поступить на службу.

Времена были непростые. После того, как кастильцы изгнали мавров, под рукой объединенной короны Кастилии, Леона и Арагона оказалось слишком много народа, который не видел иного занятия, кроме войны и грабежа. Тысячи обедневших, но невероятно гордых идальго нужно было чем-то занять, чтобы они не резали друг друга от безделья и не отправились на большую дорогу, ввергая страну в пучину разбоя.

Король Фердинанд организовывал поход за походом на мавров. Войны в Алжире, Тунисе и Марокко вытягивали все соки из кастильской казны, почти не возмещая ее. Испанцы с ревностью смотрели на жирующего соседа. Им тоже хотелось в Индию, но пусть сей был закрыт папской буллой от тысяча четыреста восемьдесят первого года, согласно которой все земли южнее мыса Бахадор «вплоть до Индии» отходили к Португалии. Кто же знал в ту пору, когда папа Сикст Шестой подписывал сей договор, что португальцам действительно удастся прибрать к рукам эту страну сказочных богатств? А кастильцы с ту пору были сильно заняты Реконкистой и о южных морях не помышляли.

Теперь же они видели, что просчитались и мечтали о реванше. Отношения между двумя католическими величествами накалились до предела.

В море появились пираты-кастильцы, нападавшие на португальские корабли. Особенно бесчинствовал один мерзавец по прозвищу Эль Роперо, «сын кастелянши», прославившийся жестокостью. Этот неграмотный, но чрезвычайно хитрый и изворотливый мужлан (некоторые утверждали, что Франсиско Эль Роперо происходил из крестьян, другие называли его бастардом весьма родовитого идальго) был прямо-таки дьявольски удачлив. Он пустил на корм рыбам немало христолюбивых моряков, а мавров и вовсе без счета. Причем португальцы и без того испытывали нехватку опытных матросов, большую часть которых забирала Индия. Дошло до того, что стали набирать неграмотных крестьян, которые не могли отличить левую сторону от правой. Уже на кораблях ди Альбукерки некоторые рулевые правили «на лук» или «на чеснок», которые привязывали по бокам от румпеля.

Фернан несколько раз участвовал в стычках с кастильцами и берберами. Был ранен в ногу, заработал хромоту и оставил военную службу. Осел в Лиссабоне, женился на сестре Дуарте Барбозы, который к тому времени тоже вернулся домой.

Фернан кое-как сводил концы с концами, существуя на одну только королевскую пенсию, но о морских походах больше не помышлял. До тех пор, пока не получил письмо от Серрана.

На долю Франсишку выпали удивительные приключения. Отправившись по заданию ди Альбукерки к Островам Пряностей, он потерпел кораблекрушение. Спасся и через некоторое время поступил на службу к царьку одного из островов. Женился на яванке и жил себе вполне припеваючи. Письмо, которое он написал Фернану, в португальскую Индию привезли арабы. Оно переходило от одного купца к другому и в общей сложности шло к адресату три долгих года. Размышляя над этим, Фернан вдруг подумал, что путь в Индию вполне может быть намного короче.

Так получилось, что как раз в это самое время он, пытаясь получить дополнительный доход, занялся картографией и получил доступ в королевский архив (благо, заслуги позволяли). Здесь ему попались на глаза выкладки некоего генуэзца-картографа, который более двадцати лет назад, явившись к королю Жуану, пытался убедить его в том, что Индии возможно достичь, отплыв на запад. Ведь обитаемый мир, шарообразен, что хорошо известно всякому моряку, обозревавшему с высокой мачты горизонт.

Согласно расчетам генуэзца, страна Великого Хана лежала в трех с половиной тысячах миль от Лиссабона.

Почему-то Жуан идеей не проникся. Генуэзец переехал в Испанию и долго испытывал терпение двора Фердинанда и Изабеллы, пытаясь продвинуть фантастический проект экспедиции на запад. Говорили, что королева даже была благосклонна к нему, но это все равно не помогло. Идея не получила развития и была забыта вместе с упрямым картографом, который, судя по всему, уже умер.

Фернана изрядно зацепила эта история и он начал копать вглубь, пытаясь встретиться с еще живыми участниками ученых диспутов с генуэзцем. Так он познакомился с Паулу да Коста, королевским архивариусом, человеком уже весьма почтенного возраста, но, несмотря на это обладавшим великолепной памятью. Двадцать лет назад да Коста принимал участие в ученом обсуждении проекта Кристобаля Колона, исполняя функции секретаря.

– Нельзя сказать, мой дорогой Фернан, что к его словам не прислушались вовсе, – рассказывал да Коста, – нет, его величество счел, что дело требует проверки. В тайне от Колона он послал на запад каравеллу, но она вернулась ни с чем. Команда, испуганная безбрежностью океана, взбунтовалась и вынудила капитана повернуть назад.

– Но они ведь не прошли этих трех с половиной тысяч миль?

– Конечно, нет, – улыбнулся да Коста.

– А вам известно, дон Паулу, как протекало обсуждение проекта при кастильском дворе?

– Да, это был поистине замечательный научный диспут. Поистине замечательный. Были привлечены лучшие умы. Колон заручился поддержкой кардинала Мендосы, архиепископа Толедского, но это ему не помогло. Все дело в том, что королевская комиссия сочла неизвестного никому в научном мире итальянца заслуживающим куда меньшего доверия, нежели признанный авторитет, хотя к тому времени уже покойный. Вам, молодой человек, известно о расчете Тосканелли?

– Да, я слышал о нем, – ответил Фернан, – но без подробностей.

– Ну, подробности расчета ведомы лишь самому покойнику и Всевышнему, а результат, как я полагал, общеизвестен.

– Я длительное время был далек от всего этого, – смущенно сказал Фернан, – не интересовался.

– Напрасно. С этого следовало начинать ваши изыскания. Хотя, пожалуй, тут бы они и закончились. Тосканелли еще в семьдесят четвертом со всей убедительностью доказал, что от Кабо да Рока до берегов Катая и Чипанго никак не меньше двенадцати тысяч миль. Колон пытался оспорить расчет, но не смог переломить авторитет Тосканелли. Комиссия сочла, что столь дальнее морское путешествие без высадки на берег невозможно.

– Но ведь берег есть! – с жаром сказал Фернан, – полагаю, дон Паулу, вам известно об острове Вера-Круш?

– Конечно, – кивнул да Коста.

– Наверняка к западу от него в океане есть и другие острова.

– Вполне допускаю это.

– Мой друг, Франсишку Серран пишет, что к востоку от Малаккского полуострова острова исчисляются тысячами. Нигде в мире нет большего изобилия. Цепь островов тянется на восток на тысячи миль. И населяют их смуглые люди с раскосыми глазами. Они ходят голыми, и покрывают свои деревянные орудия причудливой резьбой, подобной той, что украшала предметы, которые как-то выловил один наш лоцман, отплывший на тысячу триста миль на запад. И рыбаки вылавливали возле Мадейры доски, покрытые такими же узорами. Однажды и вовсе нашли лодку с двумя покойниками, непохожими ни на христиан, ни на мавров. Я думаю, эти Острова Пряностей тянутся до острова Вера-Круш.

– Но Кабрал не нашел там пряностей, – возразил королевский архивариус.

– А он искал?

Да Коста лишь покачал головой.

– Двенадцать тысяч миль, мой друг. Двенадцать тысяч. Вам не убедить короля. А остров, открытый Кабралом, насколько я понимаю, не представляет интереса в финансовом отношении. Тот же остров Святой Елены, найденный Жуаном да Нова, хотя и совершенно пуст и не содержит ничего ценного, куда более выгоден, если рассматривать его, как промежуточный порт на пути в Индию. А Вера-Круш лежит слишком далеко в стороне.

Ди Магальянш понял, что в Португалии его идея, как и во времена короля Жуана, не получит поддержки. Он задумался об эмиграции в Испанию. Но эту мысль пришлось сразу же отбросить. Португальцы так бережно сохраняли от кастильцев путь в Индию, что отъезд в Испанию столь осведомленного навигатора был бы немедленно приравнен к государственной измене. Перед глазами Фернана стоял живой пример в лице его приятеля Барбозы. Отец Дуарте чем-то провинился перед королем, и вся семья вынуждена была бежать в Испанию. В Португалии они были объявлены вне закона, а на Фернана, зятя Диогу Барбозы, стали поглядывать косо. О переходе на службу к кастильцам не могло быть и речи.

Тем не менее, Фернан не желал отказываться от своей идеи добраться до Островов Пряностей более коротким путем. Он внимательно изучил выкладки Кристобаля Колона, вступил в переписку с ректором Падуанского университета, в котором учился Тосканелли. Однако все было напрасно. Ученый мир продолжал считать эти самые двенадцать тысяч миль величиной, доказанной раз и навсегда. Это не говоря уж повсеместном хождении невежественных бредней, будто корабль, спустившись на запад по водяной горе, никогда не смоет подняться назад.

Тогда Фернан решил пойти другим путем.

«Надо вновь поступить на службу, завербоваться в Индию. Там будет легче добраться до Серрана. А там… Да хоть на малайской джонке, с командой язычников, от острова к острову, и доберусь до Португалии».

1521 год, Софала, Мозамбик

Восточная Африка в те времена была довольно густо населена. Здесь было много городов и торговых поселков, в которых жили арабы, индусы и местные аборигены, зинджи. Основными предметами торговли были слоновая кость и железная руда. Последняя пользовалась большим спросом. Самые знаменитые клинки, которыми славилась Индия и Персия, ковались из руды, добываемой в окрестностях города Малинди.

Вторжение португальцев в это «райское место», как они сами его называли, началось с обмана. Вашку да Гама на встрече с султаном Мозамбика заявил, что эти невиданные здесь корабли принадлежат мавританским купцам из Северной Африки. Султан был рад помочь единоверцам и выделил да Гаме лоцманов. С тех пор португальцы неоднократно «отблагодарили» местных жителей невиданными зверствами.

Теперь здесь, в Малинде, в Момбасе, и много южнее, повсюду стояли португальские форты, самый первый из которых был построен в Софале, древней гавани, которую арабы начали использовать за восемьсот лет до прибытия португальцев.

Фернан в Софале бывал дважды, но оба раза лишь по паре дней. Никогда бы не подумал, что ему придется тут застрять на год. Однако, человек предполагает, а Господь располагает. На подходе к Софале Фернана уложила с постель жестокая лихорадка. Офицеры решили, что капитан не жилец. Он и сам уже так думал. По достижении фактории, его отправили на берег. Нужно было принимать решение. Фернан имел вполне определенное задание, вез в Гоа пятьдесят аркебузиров, несколько чиновников, направленных королем в колонию, почту, европейские товары. Ждать выздоровления капитана не было никакой возможности, поэтому Фернану пришлось остаться в Софале, отправив вместо себя заместителя.

Лихорадка мучила его довольно долго, но все же Фернан оказался сильнее. Болезнь отступила, но ди Магальянш все равно не мог уехать в Индию. Опасался связываться с арабами, а португальские корабли скоро не ожидались.

Потянулись дни. От нечего делать Фернан знакомился с местными обычаями, изучал язык, даже охотился вместе с зинджами на львов. Обследовал береговую линию, составляя точную карту. Он просидел в Софале с марта по декабрь.

Незадолго до Рождества португальцы заметили на юге паруса. Прямоугольные. Такие использовали только европейцы.

Три корабля приближались к Софале. На мачтах развевались португальские флаги.

Фернан, вместе с комендантом форта выехали на небольшой парусной лодке встречать соотечественников, прибывших на трех каравеллах. Но едва они поднялись на борт самого большого судна, как матросы набросились на них и обезоружили.

Фернан даже дар речи потерял от изумления. Солдаты в кирасах и шлемах-морионах уперли ему в грудь острия алебард. Они говорили на чужом, но таком знакомом языке.

– Кастильцы! – крикнул кто-то из португальцев.

– Это Эль Роперо… – испуганно выдохнул начальник форта, – спаси, Господи…

На палубе появился статный высоколобый господин с окладистой бородой. Он был закован в недешевые латы. На поясе висела широкая шпага, скорее даже полумеч, с глухой чашевидной гардой, которая в последнее время становилась все более популярной. Офицер, который сопровождал известного пирата, показался Фернану знакомым. Да это же…

– Дуарте? – окликнул Фернан шурина, – это ты?

– Фернан? – удивленно проговорил Барбоза.

– Вы знаете его, сеньор Барбоза? – повернулся Эль Роперо к португальцу.

– Да… – пробормотал Дуарте, – это мой зять…

– Что вы здесь делаете? – прищурился Фернан и вдруг обмер, пораженный догадкой, – это ты их привел сюда, Дуарте? Ты выдал маршрут? Это же измена, что ты творишь?!

Острие алебарды неприятно кольнуло горло.

– Не надо кричать, – поморщился Эль Роперо.

Он повернулся к начальнику форта.

– Так-так. Это у нас, значит, представитель властей? Превосходно. Полагаю, вы, милейший, не откажетесь проехать со мной и моими людьми на берег, чтобы мы могли воспользоваться вашим гостеприимством без ненужных хлопот?

– Сдохни, кастильская собака! – прошипел начальник форта.

– Вы не вежливы, сударь. Придется вас поучить манерам.

Он повернулся к солдатам и указал на португальского офицера.

– Этого раздеть догола и бичевать, пока не лишится чувств. Только не убейте, он еще нужен. Как и этот, – пират посмотрел на Фернана, – его в трюм, я с ним побеседую позже.

– Сеньор Писарро, вы не смеете! – подался вперед Дуарте, – мы так не договаривались!

– Что? – удивился Франсиско Писарро, носивший прозвище «Сын кастелянши», – мы с вами, сеньор Барбоза действительно не обговаривали, что будем делать, если нам в Индии вдруг повстречается ваш зять. Но раз уж он повстречался… Я тут подумал, два лоцмана, наверное, лучше, чем один? Как вы считаете? Особенно, если один из них будет очень бояться, как бы с другого не спустили шкуру живьем? Вы пока посидите в своей каюте, сеньор Барбоза и подумайте, мы еще вернемся к этому разговору. Вы ведь знаете, я буду очень огорчен, если мне не удастся осмотреть здешние достопримечательности из-за внезапно нахлынувшего патриотизма лоцмана.

– Да как вы смеете?! – быстро проговорил Фернан, – вы попираете буллу престола Святого Петра! Вы нарушаете договор, это акт пиратства!

Писарро рассмеялся и от его смеха по спине Фернана пробежали мурашки. Последнее, что он услышал, прежде чем его втолкнули в темный трюм, был торжествующий голос пирата:

– Ну, вот мы и на пороге Индии, ребята! Да здравствует его католическое величество Карлос! Да здравствует Испания!

[ВИП]

Участник 4

ГРАЖДАНИН ВЕРХОВНЫЙ ТОКИ...

Пленники всё шли и шли: казалось, нестройной колонне из испуганных женщин, держащихся за матерей ребятишек, устало передвигающихся стариков и мрачно поникших мужчин не будет конца. Первые из них прошли, сминая траву, несколько часов назад. За это время тысячи пар грубых башмаков успели превратить девственную почву, не знавшую плуга, в чёрно-бурое месиво, по которому с трудом передвигали ногами следующие ряды побеждённых.

Хотя, побеждённые – это слишком громко сказано. Противником для армии федерации бутанмапу были не эти белые поселенцы в стране дождей и лесов, а немногочисленный гарнизон Вальдивии и чилийские пограничники, почти полностью полегшие в боях с войсками Араукании – лишь единицы из них сумели затеряться в холодных пустошах юга. А эти бледнолицые – просто жалкий двуногий скот, имеющий, конечно, несколько бОльшую ценность, нежели скот четырёхногий.

Из двух с лишним тысяч воинов-мапуче, принявших участие в экспедиции в неприветливые леса, пропитанные сыростью, лишь немногие смотрели на измученных чужаков с иными чувствами, нежели презрение или холодный расчёт хозяина, прикидывающего, какую прибыль принесёт ему новое приобретение. Невысокий и худощавый всадник, медленно едущий навстречу движению колонны пленных и их конвоиров, был одним из таких оригиналов.

Верховный токи всех мапуче цепко вглядывался в лица и фигуры идущих европейцев. Целую вечность назад он во главе кучки измученных беглецов из разгромленного фаланстера попал в страну людей земли. Именно в те первые месяцы, когда спасшиеся бегством члены коммуны приходили в себя и осваивались в новом окружении, Шарль Минье много успел передумать и пересмотреть.

В том числе, и о том, что идея организовать островок нового общества посреди океана мира угнетения и наживы была изначально обречена на провал. Главными врагами коммуны оказался не губернатор Консепсьона и даже не богатые землевладельцы, а живущие в нищете пеоны и крестьяне-арендаторы, видящие в пришельцах богохульников и святотатцев. И потому господину губернатору оставалось только не вмешиваться, а господам владельцам соседних с коммуной поместий – отправить в помощь погромщикам пару десятков вооружённых ружьями подручных.

Что ж, Шарль Минье сделал из всего этого выводы. Если не получилось построить фаланстер в так называемом цивилизованном окружении, то он попытается ещё раз – среди дикарей-арауко, или как они сами себя называют – мапуче. Надо только вывести их из варварства, не уничтожая коммунистических отношений.

И многое из задуманного ему удалось: с помощью своих товарищей по фаланстеру; с помощью токи Уэнуманки, который поверил странному бледнолицему с бесстрастным лицом и ледяными глазами; с помощью сотен индейцев из разных кланов-лоф.

Совсем мало осталось тех, прежних соратников, с кем начинал он строительство Арауканской Коммуны: кто умер от болезней или старости, кого сразили вражеские пули, кого — подвергли прокулону по приговору Народного Трибунала. Увы, были и такие – ставшие на путь измены общему делу.

Много пришлось пережить и преодолеть за прошедшие годы: ожесточённую борьбу среди индейцев-арауко, из которых часть не сразу приняла идей нового общества; строительство мануфактур и создание фаланстеров — сколько сил было потрачено на поиск на той стороне Био-Био специалистов в разных отраслях, готовых обучать «дикарей»; приспосабливать латинский алфавит к языку мапуче а потом готовить учителей из индейцев. И это было только начало. Потом было участие в войне 38 года на стороне Перу и Боливии. Рискованное мероприятие: с едва только создаваемой промышленностью, с наспех подготовленной армией, большинству солдат которой слово дисциплина мало что говорила. Но авантюра полностью себя оправдала: территория только что возникшего государства справедливости и равенства увеличилась вдвое — проклятые бледнолицые со своим имущественным неравенством, торгашеством и попами были изгнаны далеко на север, за Рио-Мауле. Не все, конечно — те, кто пожелал остаться, могли это сделать.

Разумеется, новым гражданом Араукании пришлось делом доказывать свою преданность идеалами коммунизма.В чём-то в тот период Шарлю, Верховному Токи бутанмапу, пришлось отступить от первоначальных планов. Коль примитивная уравнительная демократия мапуче распространялась только на мужчин-воинов, которые только и считались полноправными членами племени, то и коммунизм, вырастающий из этой демократии, тоже получался военным. И в нём новые граждане европейского и даже метисного происхождения вынуждены были довольствоваться подчинённым положением по сравнению с полноправными воинами-арауко. Ну, ничего, это всё временно, пока не вырастут новые поколения, полностью сформированные в обществе справедливости и равноправия.

Конечно, пришлось беспощадно давить частнособственнические настроения несознательных элементов из числа новых граждан Араукании. Эта борьба была, с одной стороны, тяжелее той, что ему довелось выдержать ранее за души мапуче – потому как неравенство и собственность имели среди креолов, метисов и даже индейцев к северу от Био-Био куда более прочные корни, нежели в обществе вольных арауко. Но с другой стороны, за Верховными Токи стояла теперь мощь первого государства справедливости и равенства.

Увы, убеждение и пример Араукании на новых территориях давали слишком медленные плоды. Пришлось применять силу. Не одну сотню убитых похоронили, прежде чем всё население от Био-Био до Мауле вошло в состав фаланстеров, где рациональное земледелие соединялось с промышленностью, применяющей последние достижения науки и техники. Были, конечно, эксцессы и после всеобщей фаланстеризации, когда агенты Сантьяго – попы и вчерашние латифундисты, пользуясь простодушием и доверчивостью недавних пеонов, подстрекали к мятежам против народной власти. Были и диверсии чилийских наймитов: сколько посевов погибло в фаланстерах, сколько скота было загублено – так что местами случался голод и даже голодные смерти. На что только не шли враги народа в своей ненависти к первому в мире государству трудящихся. Самое печальное – среди них оказались и вчерашние товарищи из числа нестойких.

Верховный токи остро переживал и гибель людей в контрреволюционных мятежах, и предательство соратников – причём не только и не столько то, что у нового мира есть враги, а то, что враги эти из числа людей труда – тех, ради кого он не жалел ни себя, ни других. Одно радовало – среди мапуче, по крайней мере, принадлежащих к бутанмапу, изменников практически не было.

Только пошла перестройка присоединённых территорий на коммунистический лад – новая опасность. Чилийцы зашевелились на южных границах Араукании, в стране дождливых лесов. Мапуче неохотно селились в тех негостеприимных краях, где плохо родит кормилец-маис и постоянный холод пронзает до костей. Только малочисленные кланы, живущие больше охотой и ловлей рыбы, нежели земледелием, бродили под сенью мрачных араукарий юга.

Испанцев, привычных к более тёплому климату, те места тоже не сильно привлекали: только редкие гарнизоны да разного рода бродяги и отщепенцы, мало чем отличающиеся по образу жизни от индейцев. Но внезапно нашлись бледнолицые, готовые жить и в столь неприветливых местах. И самое ужасное, что дорогу чилийцам мостить готовы были те, кто совсем недавно боролся против тиранов Старого Света: сотни, тысячи эмигрантов из Европы, спасаясь от расправ после поражения революций 48-49 годов, добрались и до Чили. А проклятые латифундисты и торгаши, правящие бал в соседней республике, воспользовались положением беглецов, направив поток колонистов на южные границы Араукании.

Верховный Токи сразу раскусил коварный план Монтта и стоящих за ним попов и помещиков: охватить свободное государство трудящихся кольцом чилийских владений. И как не сочувствовал он переселенцам, лишившимся родины за свои убеждения, как не хотелось избежать новой войны, пришлось собирать армию и идти на юг.

Из воспоминаний и раздумий Шарля вырвало какая-то заминка впереди, нарушившая монотонный ритм движения колонны пленных и сопровождающих её конных конвоиров. Он направил своего коня в ту сторону.

Конный воин-мапуче угрожающе направлял ствол ружья на мужчину, который заслонял собой женщину, присевшую рядом с упавшими на дорогу детьми – мальчиком лет шести и девочкой немногим старше.

Мужчина что-то пробовал объяснить конвоиру на ужасном испанском. Не удивительно, что молодой индеец, не очень хорошо знающий язык соседей-бледнолицых, ничего не понимал. Минье спросил у воина: «Калькин, что здесь происходит?» И по какому-то наитию повторил вопрос, обращаясь к пленному: «Was ist passiert?»¹

В прежней своей жизни Шарлю довелось побродить не только по Франции, но и Германии, и как оказалось, за прошедшие двадцать лет язык не до конца выветрился из головы.

-Мои дети устали и не могут идти – опередил мужчина конвоира, так же ответив на немецком.

Правитель Арукании смотрел на пленного сверху вниз: короткая борода с подпалинами, руки натруженные, ладони и пальцы покрыты въевшейся чёрнотой, глаза смотрят настороженно, но без страха.

-Они отказываются идти – добавил индеец.

Верховный Токи спрыгнул с коня и оказался рядом с женщиной и детьми. Если бы его сейчас видели участники Всеарауканского Бутанмапу,² то они смогли бы наблюдать непривычное зрелище: маловыразительное лицо на миг озарила мягкая улыбка, а холодные глаза, из-за которых несознательные элементы среди мапуче причисляли бледнолицего пришельца к колдунам-маки, смотрели на брата с сестрой добро и ласково.

Шарль погладил ребятишек по белобрысым головёнкам и сказал: «Хорошо, они поедут на моей лошади. Вы сможет держаться на коне, дети?» – спросил он, тщательно выговаривая слова на чужом языке. Те испуганно закивали головами.

Пару минут потратили на то, чтобы водрузить ребятишек в седле и подогнать упряжь под малый рост новых седоков. И компания из токи, семейно пары и их детей, подпрыгивающих в такт движению лошади, заняли своё место в колонне.

-Спасибо, господин, не знаю вашего имени – поблагодарил немец – Эрнст Ниббе, оружейник.

-Шарль Минье – Верховный Токи слегка приподнял поношенную шляпу.

-А это моя жена Герниетта – добавил пленный – Дети – Клаус и Эльза.

-Очень приятно – ответил правитель Араукании – У Вас чудесные дети.

Жена ремесленника в ответ улыбнулась.

Спустя некоторое время Шарль с удовлетворением отметил, что многие из воинов-мапуче последовали примеру своего предводителя и также спешились, посадив на лошадей детей, стариков или женщин.

****

Очередной пленный из почти сотни отобранных Хосе и Уго, имеющих нужные Республике специальности, вышел из кабинета токи. В душе Шарля нарастало раздражение: проклятый мир собственности, неравенства и угнетения вновь напоминал о себе этими бежавшими на край света немецкими псевдореволюционерами. Не удивительно, что они бездарно проиграли свои революции. Из добрых трёх дюжин кузнецов, слесарей и прочих, прошедших перед ним за полдня, все поголовно мыслили как лавочники, думающие только о том, как заработать лишний шиллинг для своего семейства.

Хозяин кабинета откинулся в кресле и посмотрел через маленькое оконце на улицу. Как всегда дымили многочисленные предприятия – сила и гордость Республики Фаланстеров: железоплавильни и кузни, оружейные и ткацкие мастерские, мануфактуры по изготовлению сельскохозяйственных орудий.

Займут свои места там и новые граждане – хотят они этого или нет, примут они коммунистическое общество или так и останутся коснеть в своих частнособственнических заблуждениях. Придётся, конечно, усилить свою бдительность верным сынам Араукании, чтобы буржуазная стихия не загубила ростки нового мира, долгие годы растущие в этом уголке на краю света.

«Хосе!» - крикнул Шарль своему секретарю – «Пусти следующего!»

Новый посетитель удивлённо уставился на Верховного Токи.

-Добрый день, герр Ниббе – приветствовал хозяин кабинета его.

-Добрый… день, месье Минье – выдавил наконец из себя немец.

-Вы, как я вижу, удивлены.

-Признаться, да – ответил тот – Те двое испанцев, которые расспрашивали нас насчёт прежних наших специальностей, сказали, что отобранные будут удостоены беседы с правителем Араукании. Но я не предполагал, что Вы и есть этот самый правитель.

-А кого же Вы здесь ожидали увидеть? – холодно полюбопытствовал Шарль – Надменного истукана в короне и мундире с золотым шитьём? Вам всем придётся привыкать к тому, что в нашей Республике все равны. И я – наглядный пример этого равенства. Ладно, разговоры на отвлечённые темы оставим на потом. Кроме Вас мне нужно пообщаться ещё с не одним десятком мастеров. У меня тут записано, что Вы работали в оружейной мастерской у… Дрейзе.

-Да – кивнул Ниббе – Восемь с половиной лет, пока не пришлось покинуть Германию.

-Нам нужно много оружия, чтобы защищаться от агрессии со стороны чилийских попов и латифундистов – сказал токи – Конечно, лучше было бы потратить труд сотен людей, занятых в оружейных мастерских Республики, на изготовление новых орудий созидания, а не убийства и разрушения. Но пока мы вынуждены делать ружья и порох с пулями к ним, а не жатки и сеялки, которых так не хватает сельскохозяйственным коммунам Араукании. Так что без работы Вы, герр Ниббе не останетесь. Главное, чтобы Вы хорошо трудились на благо Вашей новой родины. Деньги, правда, у нас не очень приветствуются, так что будете получать за работу продуктами и вещами с общественных складов – на Вас и на Вашу семью.

-Знаете, я и не ожидал, когда с Эльзой и ребятишками отправился за океан, что смогу здесь найти работу по специальности: на юге, пока ваши индейцы… ну, понимаете… пришлось фермерствовать. Иногда, правда, соседи обращались, когда нужно что-нибудь починить. А тут, значит, опять можно оружием заняться.

-Приятно видеть, когда желания человека совпадают с общественными нуждами – сказал Верховный токи – Извиняюсь, что не могу уделить Вам больше времени. Обратитесь к Уго – это тот коренастый, без двух пальцев на правой руке – он Вам объяснит, где найти начальника оружейников Алехандро. Покажите ему вот это – Шарль поставил печать на серый лист бумаги, исписанный неразборчивым почерком, и протянул его Эрнсту Ниббе.

Оружейник вышел, оставив хозяина кабинета наедине. Этот нескладный верзила неожиданно вернул Шарлю хорошее настроение. Что ж, и среди выросших в обществе угнетения и наживы попадаются стоящие люди. И в первую очередь, дело в условиях, в которые они поставлены, думалось Верховному Токи: сменится поколение, и дети недавних пленников будут рука об руку с сынами мапуче строить новый мир и расширять его границы всё дальше и дальше.

****

Сказать, что Верховный Токи был мрачен – значит, не сказать ничего. Проклятые саботажники и вредители… Четверо пробравшихся в руководство фаланстеров предателей расстались со своими никчёмными жизнями, ещё два десятка их прихлебателей отправились долбить руду в Уачипато.³ Но разве вернёт заморенных голодом трудящихся суровая, хотя и запоздалая, как и всякое правосудие, расправа. Да и доверие жителей пострадавших коммун к народной власти оказалось серьёзно подорвано.

Три дня прошло, как Шарль вернулся из инспекционной поездки на север, но до сих пор он никак не мог успокоиться, и всё думал и думал, как же добиться того, чтобы во власти в Республике пребывали только преданные народу люди. Увы, на ум приходили только меры из арсенала прежнего общественного строя: доносительство бдительных граждан (анонимное, чтобы инициатива трудящихся не сковывалась страхом расправ со стороны оторвавшихся от народа начальников), постоянные проверки деятельности властей любого уровня инспекторами Революционного Трибунала, и, неизбежные репрессии в отношении каждого проворовавшегося, продавшегося чилийским помещикам или отступившегося от дела справедливости, равенства и свободы.

Но ничего, скоро на смену родившимся и сформировавшимся в обществе лжи, неравенства и угнетения придут те, кто выросли в фаланстерах Араукании. И эти молодые люди, свободные и альтруистичные, будут управлять страной на благо всех граждан. Только подобного рода светлые мысли вкупе с каждодневными делами и заботами не позволяли Шарлю Минье окончательно скатиться в бездну отчаяния и преисполниться разочарования в окружающих и человечестве в целом.

Дел же было немало. Причём не все они, опять же были приятного свойства. Сегодня токи, например, предстояло разбирать взаимные претензии и обиды работников оружейной мануфактуры, коих накопилось немало: на столе лежала целая кипа анонимок от рядовых работников с разоблачениями подрывной деятельности мастеров и начальства, коллективных жалоб, записок директора Умберто Рохоя с претензиями в адрес несознательных рабочих и прожектёров в рядах мастеров и инженеров. В общем, опять пережитки общества угнетения и неравенства, где каждый тянет одеяло на себя.

Как всегда, стоило только лично вникнуть и разобраться, весь этот клубок проблем легко и просто распутывался: недовольство директора Первой оружейной мануфактуры по поводу отсутствия должного рвения у рабочих столнулось со встречными жалобами не только чернорабочих, но и литейщиков, токарей и слесарей на хамство со строны гражданина директора и инженеров с мастерами, плохие условия труда и маленькие продуктовые и вещевые пайки.

С этим всем разобрались быстро: Рохой вынужден был перед всем коллективом извиниться за некоторую горячность, переходящую в хамство, и пообещать отныне, что будет стараться избегать такого поведения; рабочие, устыжённые пламенной речью Верховного Токи, признали необходимость дисциплины и ударного труда на благо Республики, а тот в свою очередь заверил всех их, что он лично будет проверять работу комиссии, призванной улучшить условия труда и упорядочить расценки.

Гораздо труднее было со спорами между самими гражданами квалифицированными рабочими и специалистами. Шарль, будучи дилетантом в вопросах оружейного дела в частности и металлообработки и механики вообще, имел представление где-то между «не понимаю ничего» и «смутно представляю».

Впрочем, сегодня основная тема, вокруг которой нарастал вал взаимных претензий и обвинений, оказалась, как ни странно, более-менее понятной даже дилетанту. Причём в центре разгорающегося скандала оказался уже знакомый Верховному Токи Эрнст Ниббе.

-Я говорю, слишком дорогое в изготовлении и чересчур нежное это твоё игольчатое ружьё! — горячился тёмноволосый мастер-оружейник, жестикулируя и напирая на немца.

-Зато скорострельность в несколько раз выше, чем у обычного ружья, и на его основе можно штуцеры делать! — парировал Ниббе, машинально отступая — И один солдат с таким ружьём будет стоить нескольких с кремнёвками.

-А патроны к нему? Специальные же нужны!

-Конечно, боеприпасы к игольчатым ружьям сложнее в изготовлении, чем к обычным кремневым — уроженец Саксонии продолжал отстаивать свою точку зрения — Но наша промышленность их вполне в состоянии освоить. А если какого-то оборудования не хватает, то можно будет купить за границей. Всё равно же у вас иностранная торговля идёт.

Спор, временами уходящий в совершенно уж непонятные Шарлю Минье технические подробности, продолжался довольно долго. Настолько, что правитель Араукании сумел, в общем и целом, разобраться и даже принять решение.

Токи поднял руку, привлекая внимание.

«Граждане!» - начал он - «С одной стороны, это игольчатое ружьё действительно повышает огневую мощь армии, вооружённой им, по сравнению с армией, на вооружении которой стоят дульнозарядные кремнёвки. Но с другой стороны, подобное оружие требуют специальных патронов, изготовляемых фабричным способом, в то время как боеприпас для обычного ружья каждый солдат способен изготовить самостоятельно, имея порох и свинец. Наша армия — армия народная. Это эксплуататоры в Чили и других странах боятся вооружения своего народа, и потому им лучше иметь небольшую армию из наёмников, вооружённую такими вот скорострельными ружьями, патроны к которым будут делаться на фабриках, принадлежащих богачам. Народной же армии нужно демократическое оружие, боеприпасы к которому может сделать каждый трудящийся, вставший в строй. Конечно, наши солдаты будут стрелять в несколько раз реже, чем вооружённые этими новыми ружьями. Но на нашей стороне — поддержка не только всего народа Араукании, но и многих угнетённых в тылу наших врагов.

Кроме этого, для производства такого оружия с боеприпасами потребуются станки и химикалии, которые придётся закупать за границей — ибо не всё ещё способна производить наша промышленность. А такого рода закупки тяжкими бременем лягут на бюджет Республики и плечи трудящихся. Потому я полагаю, что игольчатое ружье нашей армии не нужно. И Вам, гражданин Ниббе, следует забыть об этом начинании, и заняться действительно нужными Араукании вещами».

Ниббе хотел продолжить спор, теперь уже с токи, но встретившись с ним взглядом, стушевался и промолчал, лишь махнув рукой. А Шарль Минье сделал себе в памяти маленькую зарубочку насчёт того, чтобы этот немец был под надёжным присмотром со своими мечтаниями и прожектами: ничего не стоит пускать на волю случая. Конечно, в скором уже будущем, когда задавать тон будут новые люди – те, кто сейчас ещё ходят в школу или лежат в колыбелях – весь сложный общественный механизм Республики Фаланстеров способен будет работать на благо всего общества без каких-либо специально выбранных или назначенных правителей и их помощников. А пока что требуется заботливый, но в то же время строгий пригляд за народом – для его же блага.

¹ Что случилось? (нем.).

² Бутанмапу (арауканск.) - союз кланов и одновременно - совет глав кланов, образующих такой союз. Всеарауканский Бутанмапу - парламент Араукании, созданный в 1836 году по инициативе Шарля Минье. Созывался и переизбирался обычно в случае необходимости.

³ Район железных рудников около вошедшего в состав Араукании в 1838 году Консепсьона. Разработка руды началась в 1840 году. На наиболее тяжёлых и опасных работах в рудниках были заняты осуждённые за деятельность, направленную против Республики Фаланстеров. Условия труда были очень тяжёлыми: смертность среди осуждённых в некоторые годы достигала 20-30%.

[ВИП]

Участник 5

СРЕДСТВО ОТ САМОЗВАНЦЕВ

1815 год.

Артур Веллингтон и его друг Генри Педжет восседали рядом на белых конях. Перед ними расстилалась равнина, покрытая мокрыми колосьями пшеницы; по правую руку поднимались поросшие лесом холмы. Штаб расположился в деревушке под названием Ватерлоо.

- Здесь мы поймаем Бонапарта. - уверенно заявил Педжет. - Других дорог на Брюссель нет.

- Закон и порядок - поддержал его Веллингтон. - Это негодяй перешел границы дозволенного. Я сделаю его рабом на плантации, как негра, если поймаю живым. Он это полностью заслужил, женившись на мулатке.

- Не делайте этого, друг мой!

- Почему же?

- Да ведь рабство, говорят, скоро отменят!

- )))))

И оба джентльмена, крайне довольные собой, принялись оглядывать войско. 47 мужчин, все опытные буканьеры - как здесь, в Новой Голконде, называют бушрейнджеров. Лошади свежие, довольно крепкие на вид; винтовки и пистолеты выглядят весьма грозно. Бонапарту не устоять.

- Нам не хватает только пушек - заметил Веллингтон, с удовольствием оглядывая своих дьяволов.

- Зато времени хоть отбавляй - проворчал нетерпеливый Педжет. - Становится жарко!

Они отошли в тенёк, привязали коней и пустили по кругу баклагу с водой. Огонь разжигать было нельзя, чтобы не выдать себя дымом. Прислонившись спиной к противно теплой пальме, Веллингтон стал вспоминать, как, черт возьми, он попал сюда, в Новую Луизиану....

Юность, дожди над Ирландией, зеленое сукно карточного стола.....Скрипка - о, он отдал много часов капризному инструменту, творению маэстро Страдивари. Потом была Бельгия, Франция, жизнь в Анжу....Еще одна отчаянная, юношеская влюбленность - и первый в жизни крупный выигрыш. Денег как раз хватало на офицерский патент; вернуться в Ирландию? Или остаться при дворе короля Людовика? Веллингтон остался.

Величие Франции в те годы было еще не столь велико; многие даже считали положение с финансами катастрофой. Еще неизвестно, как бы вывернулся тогда король, не принеси один из кораблей в 1780ом весть о золоте. Огромные ,сказочные россыпи; именно тогда и появилось название "Новая Голконда". Истории о двух авантюристах, ставших королями новой земли не верили; слухи ходили самые нелепые.

- Представьте, венецианский дож заявил что претендует на 10% годовых. Скромняга, не правда ли?

- Это что! Русский император Павел и вовсе признал самозванца своим папочкой! Не хотите ли увидеть "коссакс", скачущих на сумчатом аномалисе?

Кораблей у Англии не хватало. После того как Генри Кавендиш изобрел "висус", мощнейшую взрывчатку из меланжа и жира, ее секрет стал быстро известен в других странах. С помощью этого сверх-пороха была взята неприступная крепость Гибралтар; в Британии наступил настоящий траур. Разъяренная толпа сожгла лондонский дом графа Кавендиша; сам он, ни на секунду не растерявшись, сел на корабль в Гавр. Ордена Франции и Испании принял холодно и отстранено; но не отказывался.

Блокировать чертову Голконду, объявленную совладением Испании и Франции, англичане в те годы не смогли; золото утекало сквозь пальцы.

Веллингтон вспоминает Париж в конце 80ых. Торжествующего Леблана с его премией за способ синтеза соды, причудливые паровые механизмы "лунного общества" - был тогда такой кружок эмигрантов...Мрачная тень Бастилии, первые крытые стеклом пассажи, отплытие из Сен-Мало герцога Орлеанского. "Я сделаю Голконду жемчужиной в короне Его Величества!"

Не соврал, сделал. Через 50 лет после того как два бледнолицых сошли на берег в гавани Байреаля, все признавали Голконду чудеснейшим местом. Веллингтон вынул из кармана полновесный золотой пиастр, перевернул. Сдвоенный венецианский профиль смотрел на него с реверса, улыбаясь. "О чем ты думаешь сейчас?"

"Только бы телеграф не подвел" - подумал Веллингтон. С удовольствием представил, как служащий отстучит лавуазьянку - бандит и головорез Наполеон Буонапарт пойман и убит при попытке к бегству. А может быть, он доживет и до "железной девы" -этого новомодного изобретения великого русского инженера Кулибина....

1715 год.

Брокенская гора - ледяная вершина , обитель ведьм. На ее голую проплешину снег ложится в начале осени, и держится до самой поздней весны. Местные уверяют, что после "черной мессы" на сугробах остаются следы колдуний; некоторые также уверяют что к Брокену неравнодушны евреи (и сборщики налогов). Да, и это еще не упоминая огромных, человекоподобных призраков, которые часто видны с горы в солнечную погоду. Если от Брокена повернуть на норд-вест и проехать на хорошей карете (только не в дождь) денька три, то неминуемо попадешь в город Гаммельн, известный в германских землях легендой о крысолове. Почти 5 веков назад он шел здесь, играя на дудочке и навсегда уводя местных детишек. Тут надо сделать ремарку: разумеется, в те времена Ганновером распоряжался Антихрист на троне, некоторыми именуемый "Папой Римским". Ибо разве можно представить, чтобы честные протестанты разрешили какому-то прощелыге-шпильману вести своих детей неизвестно куда и без сопровождения взрослых? Вот видите, вы и сами смеетесь.

А теперь позвольте вопрос: как далеко от Гаммельна до владений английского короля? Человек невежественный скажет: далеко, очень далеко! Сначала по суше, а потом, вестимо, по морю...И будет неправ: ибо Гаммельн находится в дне езды от Ганновера, который нынче битком набит камзолами и плащами шеффилдской кройки. После того как местный курфюрст Георг Людвиг стал королем Великобритании Джорджем I, жители Брауншвейга неожиданно оказались в личной унии с англичанами. Заглянем в ратушу Ганновера, прямо в архив; там над пыльными фолиантами трудится герр Готфрид Лейбниц. Сегодняшний день принес еще одного изыскателя: это средних лет господин с сухим лицом адвоката-крючкотвора. Он с механической любезностью раскланивается с дряхлым стариком Лейбницем.

Некоторое время тишину в зале заполняет только скрип двух гусиных перьев; вместе они создают своеобразную гамму. Еще с полдюжины таких же торчат из парика герра Готфрида. В перерыве между бумагомаранием неизвестный наконец представляется Лейбницу; когда-то давно герр Готфрид знавал его батюшку. Над головой неизвестного сгустились тучи; чтобы развеять их он вынужден копаться в пыли генеалогических манускриптов.

- Судите сами. Наследник пропал 30 лет назад! Вот вы бы могли опознать человека, которого видели ребенком, 3 десятилетия спустя спустя? Берусь проэкзаменовать любого, готового провернуть эдакий трюк! Так нет же, баронесса, разумеется, полностью доверяет проходимцу, только потому что он назвался ее сыном. И у него на плече родинка, которая была у настоящего наследника.

- Значит , - тихо пожевав губами, говорит герр Лейбниц - вы подозреваете нарушение тайны исповеди?

На секунду лицо адвоката перестает быть похожим на маску актера: настоящее, неподдельное удивление расширяет его зрачки. Впрочем, это длится всего лишь мгновение; потом шторы с сухим щелчком захлопываются.

- Осмелюсь спросить, почему вы так думаете?

- Это очень просто - улыбается Лейбниц. - Уравнение с одним неизвестным. Больше узнать про родинку, я полагаю, просто неоткуда. Итак, моя гипотеза оказалась правильной. Ваши дальнейшие действия?

Он смотрит на адвокат строго, словно на ученика, отвечающего выученный урок.

- Попытаюсь найти доказательства правоты моего клиента. - осторожно отвечает собеседник. Он уже начал побаиваться Лейбница и тщательно следит за своими словами. - Мне посчастливилось обнаружить письмо юного барона, написанное перед самым исчезновением. Я настаивал на сравнении почерков, но к сожалению самозванец отнюдь не дурак. Он заявил что много лет не притрагивался к перу и заново обучился писать только во взрослом возрасте. Так что теперь сей документ- не более чем клочок бумаги, годный лишь на растопку камина. Вот, взгляните.

И он протягивает Лейбницу старинный конверт со следами сломанной сургучной печати. Старик подносит к лицу лорнет и внимательно разглядывает бумагу.

- 1685 год. - говорит Лейбниц. - Отлично помню. Как раз тогда я издал свой "Discours de m?taphysique ". В тот год к нам стали прибывать первые беженцы- гугеноты...и гугенотки....мда.

- Мне было 12. - сообщает адвокат, чтобы заполнить паузу.

- А мне 39. Собственно, я даже помню юного баронета; но узнать его сейчас? Проще взять интеграл от причудливой поверхности морского коралла!

- Докажите это баронессе - ехидно заметил адвокат. - И я ваш должник.

- Долги, сделанные такой дряхлой развалине как ваш покорный слуга, все равно что не существуют. Однако, вы меня заинтересовали. Ваша задача в чем то подобна математической: нужно найти отличительный признак по которому можно безошибочно отличить одного человека от другого. Я, разумеется, ничего не обещаю....Но если вы дадите мне это письмо, я наверняка не забуду, что собирался исследовать это дельце. Дома, вынув его из кармана, я поразмышляю над вашим вопросом.

- Поторопитесь, баронесса можно сказать дышит на ладан.

- Завтра мы встретимся здесь же, если вам будет угодно. Думаю ответ - отрицательный или положительный - будет уже при мне.

- Простите...завтра?!

- У вас что, плохо со слухом? Или вы думаете, Готфрид Лейбниц потратит на ваш детский ребус всю неделю?

- Чтож - с деланным энтузиазмом заявляет адвокат - Ваши сроки меня устраивают...более чем.

- И последний вопрос: вот этот отчетливый отпечаток маленькой, очевидно детской, руки на обороте письма...Это, я так полагаю, след ладони самого юного барона, оставленный 30 лет назад?

- Весьма вероятно.

- Надо же, как отчетливо видно все мелкие узоры...пожалуй, по такому отпечатку...стойте! ваша проблема решена!

- Вот как?

Адвокату пришлось даже несколько отстраниться: 70-летний Лейбниц чуть не бросился его обнимать.

- Признайте, что математика - царица наук. - заявляет от растерянному собеседнику. - Тогда я буду считать что долг погашен.

-Охотнейше признаю!

- Теперь поклянитесь что сэр Ньютон....впрочем, неважно. Итак мы квиты. Суть моего решения проста как и все великое. Характер баронессы нам обоим прекрасно знаком. Верно ли что она души не чает в самых разных астрологах, прорицателях, алхимиках и прочих почтенных мастерах гильдии Обмана?

- Это так же верно, как и то, что римское право написано на латыни. Во дворце баронесы полно цыган, да что там - я сам видел как их табор преспокойно пасся у нее на лугу....

- А как цыгане предсказывают будущее? - хитро улыбается герр Лейбниц.

- Стойте...вы что же, полагаете, что....

- Именно, герр...ээээ...простите, забыл вашу фамилию. Проклятый склероз! Итак: вы идете к баронессе и вызываете ее самую любимую цыганку. Клин клином вышибают, даром что все эти нехристи обманщики, тут пусть приносят пользу! И вручаете этот отпечаток руки - как раз левой, судя по расположению пальцев. Линии ладони также видны весьма отчетливо....А дальше, повинуясь звону презренного металла в ваших карманах, цыганка сообщает, что линия юного барона пресекается в возрасте 7 лет...а? Каково? Разумеется, этак можно гадать на кофейной гуще и без отпечатка ладони, но тут - какой зрительный эффект! Сюжет, достойный Шекспира и Мольера! Надеюсь, вы со мной согласны?

После этих слов адвокат молча, не меняясь с лице опускается на одно колено и с чувством целует сухую, покрытую переплетенными венами, руку Лейбница.

1717 год

На лакированном, черного дерева столе разложены несколько листов бумаги. Над ними, низко склонившись с мощной лупой в руке, нависает сэр Исаак Ньютон. Некогда известнейший ученый, последние годы все более отдавал себя новому увлечению - толкованию Евангелия. Но история "улики Лейбница" пробудила в старом исследователе страсть к наблюдениям. Лейбниц - его давний соперник; теперь он на небесах. И все же сэр Ньютон чувствует, что история " улики " еще не закончена; этот отпечаток детской руки на бумаге не отдал человеку все свои тайны. Внимательно разглядывает сэр Исаак десятки чернильных отпечатков ладоней; не брезгует восковыми и глиняными слепками. Цыгане предсказывают судьбу; это факт. Линии на руке достаточно индивидуальны, их никаких не собрать в систему....И все же, все же....Полвека наблюдений живой и неживой природы сделали свое дело. Сэр Исаак откидывается на спинку стула; он кричит "Эврика!" и размахивает листом бумаги. Догадка, возникшая в ходе исследования подтвердилась: линии узоров на подушечках пальцев уникальны для каждого человека и не повторяются никогда. Можно писать письмо в Академию наук; немедленно сочинить послание на латыни и разослать ведущим ученым континента. Сэр Ньютон понимает, что облагодетельствовал человечество еще одним важным открытием: достаточно при рождении брать от новорожденного аристократа отпечатки пальцев, и многочисленные самозванцы исчезнут как ночной кошмар. Пожалуй, новый способ стоит назвать "дигитометрией" - измерением пальцев....

1767 год.

Порт-Луи назван так в честь Людовика XV Возлюбленного, короля прекрасной Франции. По европейским меркам это так, деревенька у моря, куда не заглянет не то что корвет, а даже приличная шхуна. Но здесь, в Южном полушарии, все наоборот. Что вы сказали? Да, разумеется, Порт-Луи расположен к югу от экватора; это ведь столица Французского Острова, Иль-де-Франс, на английских и голландских картах помеченного как Маврикий. Лет сто назад на месте нынешнего порта вили гнезда огромные нелетающие птицы-дронты; а гигантских, весящих как два человека черепах тут до сих пор полным -полно. Вон вдали исчезает парус - это корабль графа Бугенвилля; он возвращается во Францию из кругосветной экспедиции. По усеянному ракушками песчаному пляжу прогуливаются двое мужчин лет 40; один держится с неподражаемым изяществом и весьма хорош собой; второй если когда-то и был красив, то теперь скорее грозен: его лицо украшают два очень заметных шрама. Оказавшись рядом мужчины приглядываются друг к другу и церемонно снимают шляпы; страусиные перья метут по мокрым ракушкам каури.

- Так вы - тот самый Казанова?

- А вы - тот самый "русский царь Петр III"? Он же Стефан Малый из Монте-Негро?

И оба авантюриста, от души расхохотавшись, лупят друг дружку кулаками по спине. Южане -экспансивная нация; а между Раком и Козерогом условности тем более ни к чему.

- Боже мой, как вы тогда удрали из Венеции! Я в это время находился в Модене, и, клянусь честью....А эта интрижка с маркизой! Поистине превосходно!

- Ну а вы-то, вы-то! Вся Европа с замиранием сердца ждала, согласится ли "русский царь" на проверку отпечатков пальцев! До этого вы держались превосходно - неужели тут упали духом?

- Мьсе: вам ли не знать что в нашем деле главное - это вовремя смотать удочки!

- Ну, вы их смотали в несколько странном направлении - замечает Казанова. - Хотя...на нас обоих держат зуб венецианцы; а они не любят прощать, о нет.

- Не желаете ли вы составить мне компанию в этот вечер? В моем багаже найдется бутылочка винца.

- Лучший аргумент для этой дыры. Кроме темного рома, напитка работорговцев и моряков, здесь нет ни капли спиртного. А я то дурак взял сюда кроликов! Думал, буду тушить их с тмином, но сами понимаете, кролик без бутылочки анжуйского.....

+++++++++++++++++

- Не скрою - еще по пути сюда я думал о ваших необычайных талантах в искусстве соблазнения. Говорят, вы легко можете пронзить стрелой Амура сердце женщины, не зная ее языка!

- О, это такие пустяки что не стоит и говорить....Язык тела, так же как и восточный язык цветов или например язык музыки, столь универсален....

- А вы никогда не задумывались что могли бы стать повелителем целого огромного народа с таким дарованием?

- Конечно мог бы, клянусь честью!

- То-то и оно. Ваш талант в деле любви и мой талант в деле управления людьми могли бы свернуть горы, будучи применены правильным образом.

- Это каким же? Не люблю все правильное.....

- Доводилось ли вам, шевалье, слышать о Terra Australis Incognita? Это гигантский остров, расположенный к югу от Молукк. Во время последней войны англичане захватили Манилу, и нашли сведения о нем в архивах испанцев. Судя по тому что мне удалось узнать, его размеры превышают площадь Великобритании во много раз.

- Ничего себе!

- Решайтесь, шевалье. Одна экспедиция, один корабль; вы и я. Мне необходим кто-то, кто сломает языковой барьер и войдет в контакт с туземцами; остальное я беру на себя. Через 12...нет, через 8 лет они будут ходить строем, пудрить парики и читать Библию наизусть!

Казанова заметно морщится.

-Простите; я забыл о некоторых тонкостях ваших отношений со "святой нашей матерью церковью". И все же?

- Если бы вы знали, дорогой царь, как уродливы все эти туземки...что в Африке, что тут....Индианки немного лучше; и все же, я многое дал бы сейчас за любую простушку из Нормандии!

- Шевалье! - Стефан Малый умудряется сделать почти невозможное: он кричит шепотом. - Опомнитесь, прошу вас! Когда Терра Аустралис будет нашей, все золото и алмазы ее будут в нашем распоряжении! Дикари не ценят их, они делают детские игрушки из самоцветов! С таким богатством вам будут принадлежать самые лучшие красотки христианского мира!

- Вот как. - неожиданно трезвым голосом отзывается Казанова, и давит забежавшего на стол скорпиона. - А что будет принадлежать вам, дорогой друг?

- Монте-Негро - сдавленно отвечает Стефан Малый и трогает заживший шрам на щеке.

[ВИП]

Ну вот и всё.

Вроде никого не забыл?

Можете камментить

Срок голосования - ориентировочно 1 неделя, подсчёт голосов и раздача слонов в ПН 20-окт-2014

Всем удачи и приятного чтения!

[Archer]

Спасибо! Будем с интересом почитать. Только голосовалку, мне кажется, лучше было открыть не сразу а скажем завтра, а то мало ли кто начнет голосовать не читая Впрочем, это не так важно.

[ясмин джакмич]

Vaya con Dios!

[Tayhard]

"А почему так ма...."

[Magnum]

Это просто праздник какой-то.

[Tayhard]

Это просто праздник какой-то.

Мне кажется, или это было сказано голосом дона Рэбы? По аналогии, так сказать, с Веселой Башней...

[ясмин джакмич]

Это просто праздник какой-то.

Мне кажется, или это было сказано голосом дона Рэбы? По аналогии, так сказать, с Веселой Башней...

Голосом Этуша)

[Magnum]

Попрошу без инсинуаций. Это был великий конкурс, уровень шедевральности на квадратный сантиметр дисплея просто зашкаливает.

[Деметрий]

Конкурс удался! И это радует. Я в нем не участвовал, впервые за последний год, что меня порадовать не может.

Почему то пока никто не спешит высказать свое мнение по поводу каждого из произведений, хотя голосование уже успело выявить двух фаворитов, за которых ("В оке бури" и "Средство от самозванцев") и Ваш покорный слуга проголосовал. Что же, буду первым.

Общее впечатление - все рассказы хороши, все напоминают лучшие образцы научно-фантастической и/или приключенческой литературы. И, на мой взгляд, практически ни в одном из них не видать явной развилки. Понятное дело, что не в нашей реальности обстоят события. Но как "они дошли до жизни такой" - остается гадать.

Ну а теперь подробности.

1. "В оке бури". Рассказ в лучших традициях Жюля Верна. АИ составляющая слегка притянута за уши, как русская база оказалась в Аравийском море можно только гадать. В общем, если придумать другой способ, позволивший наследникам обзавестись деньгами предка-пирата, то это рассказу только на пользу пойдет. Стилем Жюль Верна рассказ меня и подкупил. Ну и какой-то недосказанностью, загадкой, которую автор оставил решать читателю. Автора не вычислил, по намекам потенциальных участников подозреваю даже нескольких, но, скорее всего, не прав.

2. "Семя гидры". Вещь слегка напомнила раннего Эдмонда Гамильтона, пока тот не увлекся космооперой. Но излишне мрачновата и соотечественника жаль. Автор настолько узнаваем, что поневоле думаешь, а он ли это в самом деле. АИ, очевидно, в альтгеографии Австралии. Неклассически, но имеет право на существование.

3. "12 000 миль". Не силен в описываемом периоде и географической привязке, понятно, что "Колумб не открыл Америку", но что там ещё альтернативного? Эта вещь хорошо бы смотрелась, разверни её автор в приключенческий роман. А так масштаб сработал против. Не хватило динамики, не зацепило, не за что переживать - на мой взгляд. Автора не угадал.

4. "Гражданин верховный токи". Вроде АИ есть, даже развилка почти мне видна. Хотя научного открытия, приведшего к развилке, толком не разглядел. Но что-то не зацепило. И, похоже, не меня одного. По поводу авторства терзают смутные сомнения, но слишком маловероятно, чтобы они были правдой.

5. "Средство от самозванцев". Даже не могу сказать, чем мне понравился рассказ. Вроде и несуразностей хватает. Но зацепило. И неожиданность, когда Веллингтон сотоварищи ловит Бонапарта совсем не там, где ожидаешь, за подобные вещи я и люблю рассказики в жанре АИ. И присутствующие в тексте Ньютон, Лейбниц и Казанова. В общем, понравилось и все тут. Что интересно, в авторстве подозреваю одного из тех коллег, кого подозреваю и в авторстве первого рассказа.

Изменено 13 Oct 2014 пользователем Деметрий

[Деметрий]

Что ещё можно сказать - лично меня отпугнуло Южное Полушарие. Похоже и не только меня одного. Опыт предыдущих конкурсов как бы намекает, что ширококому кругу интересны АИ-рассказы в которых:

- есть Россия, в любом её виде, поскольку наше и всем более-менее понятно и интересно;

- есть какие-то с детства знакомые исторические личности и знаковые события.

Это в равной мере, на мой взгляд, относится и к подымаемым на форуме темам.

[Tayhard]

И, на мой взгляд, практически ни в одном из них не видать явной развилки. Понятное дело, что не в нашей реальности обстоят события. Но как "они дошли до жизни такой" - остается гадать.

О-о. я честно старался, чтобы в моем рассказе это было очевидным. И до сих пор так думаю, но...клиент всегда прав. Можно будет потом обсудить с цитатами в руках.

[Изяслав Кацман]

1. "В оке бури". <....> Автора не вычислил, по намекам потенциальных участников подозреваю даже нескольких, но, скорее всего, не прав.

3. "12 000 миль". <.....> Автора не угадал.

4. "Гражданин верховный токи". <....> По поводу авторства терзают смутные сомнения, но слишком маловероятно, чтобы они были правдой.

5. "Средство от самозванцев". <....> Что интересно, в авторстве подозреваю одного из тех коллег, кого подозреваю и в авторстве первого рассказа.

Я лично имею предположения об авторстве 3-х произведений.

А понравилось больше всего "12000 миль". Двумя вещами:

1. Развилка понятна.

2. Все персонажи - РИ-личности.

[prostak_1982]

Надо бы прочесть.

[Сибиряк Комнатный]

Сам не участник и не собирался. Как коллегу Деметрия , ничто не отпугивало , просто нет ни желания , ни настроения. Читать буду потихоньку , времени свободного не очень много. Начнем с первого.

После этого его осмотрел лично доктор Сервэн, диагностировавший тяжелый постстрессовый синдром.

Что уже само по себе развилка , привязанная к научному открытию. Так как:

Канадский патолог Ганс Селье (1907 – 1982), автор концепции и термина «стресс» так определяет его понятие: СТРЕСС (англ. stress - напряжение) - состояние напряжения, возникающее у человека (и животных) под влиянием сильных воздействий.

В 1936 году он впервые опубликовал статью, посвященную этому явлению. Научная общественность приняла его изобретение на ура.

На полвека раньше , в рассказе то. А может и сам Сервэн лавры то стрессовые прибрал.

А в целом , несколько документально-суховато. Такое ощущение , что скомкано и наспех. Подозреваю , это неуспевающий коллега. Хотя , еще не читал остальных.

[Сибиряк Комнатный]

"Семя гидры". Интересно. Дикси рулят , Австралийский Союз - серьезное государство...

после того, как мой муж погиб в Галлиполи

Детерминизм? Или несколько по другому дела сложились? Оставив лишь название?

Землевладельцы из числа чиновников и офицеров колониальной администрации, породнившись с бывшими плантаторами Юга породили могущественную олигархию, получившую монопольное право на использование труда ссыльных и закрепившую более чем полувековое господство над Австралией. Со временем им пришлось уступить веяньям времени: все больше бывших каторжников получало право голоса, все большее влияние обретали свободные переселенцы. Власть губернаторов постепенно ограничивалась в пользу премьер-министров - сначала отдельных колоний, а потом и всего Австралийского союза.

Еще бы к 1937-му рабов оставить в наличии.

-Не все черные, пришедшие сюда из Америки, смогли взять с собой жен,- кивнула леди Стерт,- среди переселенцев, как всегда, женщин было много меньше мужчин. Поэтому сэр Джозеф велел холостым молодым неграм взять в жены женщин ньоронга. Они, кстати, славились как умелые шаманки, свершавшие большинство обрядов во славу местных богов. Ньоронга смешались с луизианскими неграми, их духи - с богами вуду, а порожденное ими племя стало самым верным союзником нашей семьи. И совсем скоро вы узнаете, как много пользы принесла эта преданность нам.

Я уже знаю , кто это написал!

леди Стерт сорвала с пояса пистолет и выпустила всю обойму прямо в распахнутую пасть. Пули из револьвера сорок пятого калибра

Досадные заклепки , режущие глаз.

Русский изумленно поднял брови увидев книгу «Неведомые культы» фон Юнтца.

Я так подозреваю , что подобная литература , у автора - настольная.

Это не в упрек , если что. Скорее - в восхищение.

-Гидрис стертис,- ответила женщина,- полип Стерта

Вот и второе открытие , наряду с географическим.

Вердикт. Я в восторге , автор - велик! И прекрасно пересекается с мирами ранее описанными. Пора издавать если не роман , то непременно сборник рассказов , пронизанных одной темой.

Лично для себя попрошу экземпляр с автографом. Даже сам за ним приеду , благо не так и далеко. ;)

[Неисторик]

Все хороши.

Однако:

В ОКЕ БУРИ

никогда не была для меня тем священным геморроем,

в бушующее море социальной беззащитности.

лишний раз подколоть...

Сдаётся мне, что эти словечки, термины и обороты слишком современны для 1797 года...

СЕМЯ ГИДРЫ

Всё прекрасно. !!!!!!!

3. 12000 МИЛЬ -- хорошо-с.

И да, как уже было сказано -- проситься на продолжение.

Дочитавши, поймал себя на мысли о том, что это --

отличный сценарий для первой серии -- пролога,

которая откроет большой сериал о том, как Франсиско Писсаро,

науськанный Фернаном, открывает Америку "с другой стороны" --

проплывши через Тихий, обойдя Южную Америку и вернувшись в Испанию через Атлантический...

ГРАЖДАНИН ВЕРХОВНЫЙ ТОКИ...

В общем, да, но неясно, а к чему всё это...

То ли к "развилке изобретения" -- игольчатое ружжо,

то ли к "развилке социальной"...

СРЕДСТВО ОТ САМОЗВАНЦЕВ

Отлично. !!!!!!!

"В оке бури" -- Джакмич, "Семя гидры" - Каминский. "Гражданин верховный токи" - ВИП,

Изменено 14 Oct 2014 пользователем Неисторик

[Сибиряк Комнатный]

12000 миль.

С реалиями времени знаком поверхностно , но разницу уловил. В целом понравилось.

ГРАЖДАНИН ВЕРХОВНЫЙ ТОКИ.

Хорошо! Альтернативно! Под коммунистическую Арауканию можно и мир создать при желании. Тем более , что и время интересное.

Жаль конечно , винтовка Дрейзе не прошла...

Но дальнейшее развитие этого мира , мне бы знать хотелось , да...

СРЕДСТВО ОТ САМОЗВАНЦЕВ

служащий отстучит лавуазьянку

- Признайте, что математика - царица наук. - заявляет от растерянному собеседнику.

"Машину Различий" зело напоминает.

достаточно при рождении брать от новорожденного аристократа отпечатки пальцев, и многочисленные самозванцы исчезнут как ночной кошмар.

Дактилоскопия , как средство защиты? Мне нравится!

Считаю , что конкурс удался!

Попрошу без инсинуаций. Это был великий конкурс, уровень шедевральности на квадратный сантиметр дисплея просто зашкаливает.

Совершенно верно!

Проголосовал за два рассказа.

[ВИП]

Считаю , что конкурс удался!

Я тож так думаю

Это конкурс один из самых великих по результатам.

Все рассказы тут круче, чем некоторые призовые места в некоторых прошлых конкурсах

Поэтому трудно выбрать даже - хоть за всех голосуй

Ну за всех наверно не буду, а за несколько точно надо

Присоединяюсь в оценках к коллегам выше.

Скажу ещё что некоторые авторы в этот раз родили свои самые лучшие из всех своих конкурсных рассказов за всё время.

В частности, если смотреть с их же предыдущими конкурсными, я считаю что авторы №2 и №1 поставили свои личные рекорды.

Другие, наверно, тоже, просто я там ещё полную оценку не провёл

[Ottokar]

Рассказ № 2 в сюжетном плане очень хорош.

P.S. Уже после названия угадал автора.

Изменено 14 Oct 2014 пользователем Ottocar

[Деметрий]

За эти 4 дня проголосовало 26 человек, для сравнения в первом туре майского конкурса за неделю - 20. Это ещё раз подтверждает, что конкурс удался. Уже хочется объявления итогов, раскрытия масок авторов... И нового конкурса, в котором я постараюсь принять участие, раз этот продинамил.