Таймлайн Мира Императора Германа 2.0

[Georg]

Витигес был приведен в Константинополь и почтен саном патриция; он прожил там более двух лет, пребывая в милости у императора, после чего ушел от дел человеческих. Матасунту же, супругу его, император сочетал браком с братом своим Германом, патрицием. От них родился сын, тоже Герман. В нем соединился род Анициев с поколением Амалов, и он, с божьей помощью, таит в себе надежду и того, и другого рода.

Иордан. «Гетика».

Развилка этого мира произошла в тяжелых для Римской империи 550ых годах. Все дело управления империей в этот период испытывало большие затруднения в связи с экономическими потрясениями, вызванными Чумой. Все виды человеческой деятельности надо было начинать заново, но ни для одной отрасли это положение не верно настолько, насколько верно для финансов. Система налогообложения пришла в расстройство, и ее едва ли удалось восстановить до конца правления Юстиниана. Состояния колебались, изменялись и исчезали. Нечто подобное происходит с земными пейзажами после землетрясения. Для того чтобы вернуться к прежнему порядку, надо было кропотливо работать много лет. В результате правительство Юстиниана стало бедным правительством.

Сам Юстиниан, хотя и несколько оглушенный и ослабленный, был готов до конца идти по намеченному пути и толкать по нему других. Его иллирийская кровь, будучи упрямой стихией, не позволяла ему задуматься о том, что на свете существует отступление. Подданные Юстиниана с благоговением и ужасом взирали на растущую суровость цезаря, понявшего, что его усилия тщетны, но не оставившего свою решимость даже после того, как решимость растаяла в сердцах его подданных.

Юстиниан, положив остаток жизни на реанимацию экономики империи, стал очень неохотно тратить деньги. Весь остаток его царствования государственная мудрость диктовала необходимость строжайшей экономии, и, хотя расходы были уменьшены ниже всякого допустимого уровня, доходов все равно не хватало на содержание самых необходимых государственных служб.

Именно эта ситуация обусловила неудачу второй экспедиции Велизария в Италию. Юстиниан не имел свободных средств для финансирования войны с Тотилой, и предоставил Велизарию самому содержать себя и свое войско за счет той же Италии. Не было особых причин сомневаться, что такая задача по плечу Велизарию. Предыдущие войны в Африке и Италии кормили себя сами. Инновация заключалась в том, что отныне упразднялся государственный финансовый контроль, имперский командующий в Италии имел свое независимое казначейство, неподконтрольное правительству.

Поддерживать и пополнять свою казну командующий должен был самостоятельно, на свой страх и риск. Это таило в себе определенную угрозу - предоставление командующему итальянской армией независимых от государства финансовых полномочий могло автоматически привести к созданию независимого италийского королевства. В некоторых кругах, так утверждает Прокопий, были уверены, что Велизарий немедленно поднимет знамя независимости, как только окажется на достаточном расстоянии от Константинополя. Возможно, Прокопий писал только о своих ожиданиях. Если так, то ему пришлось разочароваться. Велизарий отнюдь не рассматривал сложившуюся ситуацию как повод к мятежу. Ибо хорошо знал предел своих возможностей.

До того, как Велизарий прибыл в Италию и ознакомился со сложившейся там обстановкой, он сам выступил с предложением, чтобы война кормила себя сама. Первая горькая истина, которая дошла до его сознания, заключалась в том, что отныне в Италии такие методы ведения войны невозможны. Тотила захватил позиции, которые невозможно было отбить без больших сил, но Велизарий не мог даже собрать собственную дружину из людей, которых мог получить в свое распоряжение в Италии. Рушилась дисциплина и управляемость войск. Они не стали хуже, но утратили ту надежность, которую каждый военачальник должен чувствовать в своих подчиненных. Войска бунтовали и требовали денег, которые Велизарию негде было взять.

Окончательно лишила Велизария надежд смерть Феодоры, скончавшейся от рака в 548 году. Благодаря тому что Антонина долгие годы являлась alter ego Феодоры, Велизарий не только полагался на поддержку императрицы, но и оказался благодаря Антонине связан е ее придворной партией. Теперь эта партия рушилась. На первое место при дворе выходили враждовавшие с Феодорой родственники Юстиниана по мужской линии, прежде всего – его племянник Герман, благодаря браку и усыновлению причисленный к знаменитому римскому сенаторскому роду Анициев.

Покойный Глушанин на основе анализа ряда военных кампаний времен Юстиниана считал что как полководец Герман превосходил Велизария. Но благодаря вражде с Феодорой его регулярно задвигали. Пока Велизарий покорял королевства, Герман оборонял старые рубежи Восточной империи (громя славян и кутиргуров во Фракии) либо подчищал хвосты за Велизарием (давя восстание Стоцы в Африке). Теперь была очевидна решимость Германа вернуть свое. Велизарий, не добившийся за это время в Италии ничего, благоразумно отступил и подал в отставку с поста магистра Италии.

Впрочем он не слишком прогадал. К моменту когда он прибыл в Константинополь, был раскрыт «заговор Артабана», в коем косвенно засветился Герман (в заговоре не участвовал, но именно его заговорщики собирались возвести на трон империи). Входя во все более жесткое противостояние с аристократией, которую облагали налогами, а так же с финансовой олигарихией, которую ограничение ростовщического процента и введение госмонополий лишало прибылей (и которая в ближайшем будущем составит «заговор аргиропратов» с целью убийства императора) Юстиниан нуждался в прочной опоре в столице. Герман, по смерти своего брата Вораида сосредоточивший в своих руках крупнейшее состояние в империи, становился центром притяжения аристократии.

Посему прибывший Велизарий был назначен командующим императорской гвардией. В сложившейся ситуации императору было гораздо спокойнее, когда Велизарий находился в Константинополе, а Герман — в Италии. Вопреки традиционной версии об «опале Велизария» должность, занимаемая им теперь, вовсе не была синекурой – в этой напряженной ситуации Велизарий снова, как во времена Ники, обеспечивал Юстиниану опору в столице. Велизарий пышно титуловался презентальным магистром, комитом схол и патрицием. Как пишет Гетеростеригос, Велизарий в это время принимал участие в работе Шестого Вселенского собора, ведя переговоры с итальянскими епископами и папой Вигилием (точнее прессуя их по поручению императора).

Только в 562 году, когда несколько доверенных офицеров Велизария приняли участие в заговоре аргиропратов, Велизарий по постановлению сената официально оказался в опале, на его имения был наложен секвестр а сам он показался под домашним арестом, но по окночании следствия Велизарий был оправдан. Как пишет Феофан Исповедник в своей хронографии под 562 годом:

"19 июля месяца патриций Велизарий был принят царем, причем получил по прежнему и все свои достоинства. Тогда же возвратился из Персии и магистр Петр, который заключил мирный договор с Хосроем на 7 лет относительнно Лазики и восточных провинций."

Скончался Велизарий в почете в марте 565 года, за полгода до смерти самого Юстиниана.

Напротив, Германа, идя на встречу его желанию, Юстиниан назначил магистром Италии.

Прокопий приводит достаточно фактов преследования Германа императорской четой при жизни Феодоры. Так, Юстиниан по настоянию Феодоры вмешался в наследование имущества умершего бездетным брата Германа Бораида, изменив завещание последнего не в пользу Германа и его детей. Феодора вплоть до своей смерти настойчиво разрушала все брачные проекты детей Германа. Когда же прославленный Иоанн Кровавый, племянник Виталиана, твердо вознамерился взять в жены дочь Германа, в чем поклялся последнему, императрица прямо заявила, что ради расстройства этого брака она не остановится даже перед убийством Иоанна. Вероятно, тем самым Феодора стремилась не дать потенциальным наследникам Юстиниана усилить свои позиции в обществе родственными связями с прочими представителями имперской аристократии и не вызвать возможные заговоры или даже узурпацию. Вне зависимости от того, в самом ли деле члены императорской фамилии участвовали в заговоре или нет, то, что во время "заговора Аршакуни" Аршак и Артабан рассчитывали на их помощь, заставило Юстиниана маневрировать. Конец 540ых был временем когда целый ряд масштабных внешнеполитических неудач наложился на жуткий экономический и финансовый кризис. Авторитет Юстиниана упал катастрофически ("Тайная история" написана Прокопием именно в это время по заказу оппозиции). Юстиниану пришлось действовать очень осторожно, и если ранее Велизарий и Вуза за проявленную во время болезни Юстиниана политическую активность поплатились разжалованиями, конфискациями, а Вуза и заточением, то на этот раз никто из заговорщиков не понес наказания. Наоборот, многие из них спустя год получили новые назначения и были отправлены в Италию. Брак Иоанна Кровавого с дочерью Германа был разрешен; сам Иоанн получил пост магистра Иллирика с приказом принять участие в походе в Италию. Не понес кары даже глава заговора, Артабан Аршакуни, которого, лишив звания презентального магистра, сделали магистром Фракии и так же отправили воевать на запад, в Сицилию, а затем в Бетику. Герману было разрешено жениться на Матасунте, внучке Теодориха Великого, и в ранге "военного магистра с империем" он должен был возглавить поход в Италию в 550 г.; оба его сына, Юстин и Юстиниан, отправлялись вместе с отцом. Таким образом, император под почетным предлогом стремился удалить заговорщиков из столицы. Примечательно, что Юстиниан не побоялся предоставить бывшим заговорщикам (как прямым, так и поневоле) армии. Очевидно, он увлек их перспективой плана занять видные места при будущем “малом дворе” в завоеванной Италии, которой управляли бы Герман и Матасунта. Судя по масштабу "отступного", Герману был обещан если не официальный цезарат, то по крайней мере все полномочия цезаря в Италийской префектуре.

Герман взялся за дело очень энергично и создал ту армию и подобрал тот офицерский корпус, с коими позднее Нарзес в РИ завоевал Италию. Как пишет Прокопий:

«Своего племянника Германа император назначил полномочным вождем для того, чтобы вести войну против Тотилы и готов. Войско ему он дал небольшое, но денег дал значительную сумму и поручил ему собрать возможно более крупные силы во Фракии и Иллирии и со всей поспешностью двигаться в Италию. Он приказал вместе с ним двинуться в Италию и герулу Филемуту с отрядами симмахов, и Иоанну, бывшему зятем Германа и племянником Виталиана (назначенный магистром Иллирика, он имел там свое пребывание).

Тогда Германа охватило великое честолюбие, он захотел увенчать себя победой над готами, чтобы за ним в будущем осталась слава, что для Римской империи он сохранил Ливию и Италию. Когда в прежнее время Стоца стал узурпатором власти в Ливии и очень сильно упрочил за собой власть над нею, то Герман, посланный императором, победив сверх ожидания в открытом бою восставших, прекратил этот незаконный захват власти и вновь возвратил Ливию под владычество римлян, как мной рассказано в прежних книгах. И теперь, когда дела в Италии пришли в такое критическое положение, как я только что рассказал, он хотел приобрести себе и здесь великую славу за то, что покорив Италию, он вернул ее под власть императора. Прежде всего (так как у него давно уже умерла жена по имени Пассара) он взял себе е законные жены Матазунту, дочь Амалазунты и внучку Теодориха, так как Витигис уже умер. Он надеялся, что если вместе с ним при войске будет она в качестве его жены, то готы естественно постыдятся поднять оружие против нее в память владычества Теодориха и Аталариха. Затем, тратя большие деньги, полученные от императора и не щадя никаких личных средств, он неожиданно для всех собрал в самое короткое время большое войско из очень воинственных людей. Дело в том, что римляне, как люди опытные в военном деле, покинув без внимания многих начальников, у которых они были их личными букеллариями, последовали за Германом как из Константинополя, так и из Фракии и Иллирии. Большую энергию в этой вербовке проявляли сыновья Германа, Юстин и Юстиниан, которых, уходя на войну, он взял с собой. С разрешения императора он набрал себе некоторые отряды и из регулярной конницы, находившейся во Фракии. Также многие из славян, которые жили около реки Истра, привлеченные славой имени Германа, явились сюда и, получив крупные суммы денег, соединились с римским войском. Стекались сюда и другие варвары, собираясь со всех концов земли. И король лангобардов, имея готовыми тысячу тяжело вооруженных всадников, обещал немедленно их прислать.

Когда слухи об этом, даже превосходя действительность, стали достигать Италии (а в человеческих делах всегда так бывает, что молва, чем дальше, тем больше растет), готы отчасти испугались, отчасти почувствовали себя в безвыходном положении, если им придется воевать с потомками Теодориха. И римские воины, которые принуждены были против воли быть в рядах готов, отправив к Герману посла велели ему дать знать, что как только они увидят, что он явился в Италию и что его войско стало там лагерем, они без промедления всеми средствами постараются соединиться с ними. Ободренные всем этим, воины императора в Равенне, а также и в других городах, которые еще удалось их удержать в своей власти, воспрянули надеждами, почувствовали новую силу и решили со всей тщательностью охранять эти места для императора Также к те, которые раньше с Вером или с другими вождями, вступая с врагами в открытый бой, были побеждены при столкновении с неприятелями и бежали и теперь поодиночке скитались, кто где мог, когда они услыхали, что этим путем идет Герман, собрались все в Истрии и, поджидая его войска, не предпринимали ничего. В это время, так. как наступал срок, условленный между ним и Диогеном относительно Центумцелл, Тотила послал к нему и велел согласно договору сдать город. Но Диоген ему ответил, что он уже не уполномочен это сделать, так. как он слыхал, что полномочным военачальником в этой войне назначен Герман и что он ее своим войском находятся недалеко; что касается заложников, то он желает получить обратно своих, возвратив тех, которых он получил от готов Отпустив тех, которые были ему присланы, он усиленно наблюдал за охраной города, с нетерпением ожидая Германа с его войском. Вот в каком положении были здесь дела. Окончилась зима, и с ней кончился и пятнадцатый год (549-550) войны, которую описал Прокопий.»

Быстро выступить в Италию Герману не удалось – Тотиле удалось натравить на империю славян. Герман, стянув к этому времени армию в Сердике, выступил против них. Как пишет Прокопий:

«Славяне же, узнав точно от пленных, что Герман находится в Сардике, почувствовали страх. Среди этих варваров Герман пользовался большой известностью по следующей причине. Когда Юстиниан, дядя Германа, вступил на престол, анты, ближайшие соседи славян, перейдя Истр, с большим войском вторглись в пределы римлян, Незадолго перед тем император назначил Германа начальником войск всей Фракии. Герман вступил в бой с войском неприятелей и нанеся им сильное поражение, почти всех их перебил. За это дело Герман получил великую славу среди всех, а особенно среди этих варваров. Боясь его, как я сказал, и полагая, что он ведет с собою весьма значительную силу, как посланный императором против Тотилы и готов, славяне тотчас прервали свой поход. Избавившись от этой заботы, Герман велел всему войску готовиться, чтобы через два дня начать поход на Италию. Но какая-то злая судьба поразив его внезапной болезнью, заставила его окончить свой жизненный путь.

Так внезапно умер Герман, человек исключительной храбрости и энергии, во время войны прекрасный и искусный военачальник, все делавший самостоятельно, хороший организатор, во время мира и при счастливых обстоятельствах умевший очень твердо охранять законы и порядок государственной жизни; он был самый справедливый судья, ссужавший всем нуждающимся большие суммы и за них не бравший никогда никаких процентов, во дворце и при народе наиболее строгий и гордо державшийся, дома же радушный, приятный в обращении, откровенный и приветливый. Насколько у него было сил, он не позволял, чтобы во дворце происходили какие-либо правонарушения против установленных порядков; он никогда не принимал участия в заговорах византийских партий и не имел с ними общения, хотя многие из власть имущих доходили до такой глупости.»

Итак, злая судьба решила подождать. Герман не заболел (или же отравителю не удалось сделать свое дело), и прожил еще долго…

[Georg]

Отразив славян, Герман выступил в Далмацию, где было решено зазимовать, организовав в Салоне базу для весеннего вторжения в Италию. Здесь, в Салоне, в старом дворце Диоклетиана, Матасунта родила сына, названного Германом Младшим. Этот ребенок в глазах остготов должен был стать неоспоримым кровным наследником Теодориха Великого.

 

Тотила осознавал весь масштаб угрозы - стало очевидным, что если Герман с полномочиями правителя (а то и цезаря) Италии, Матасунтой и новорожденным правнуком Теодориха Великого вступит в Италию, почва уйдет из-под ног "войскового короля". Единственным спасением власти Тотилы могло быть только недопущение появления Германа в Италии, и Тоттила принялся за дело со всей возможной энергией.

 

 

Его визави на другом берегу Адриатики стал король гепидов Туризинд. Гепиды находились в состоянии "холодной войны" с империей с 537 года, когда во время войны Империи с остготами гепиды заняли остготский Сирмий. Походные силы Иллирика, попытавшиеся отбить у гепидов Сирмий, были разбиты, потеряв убитым даже своего командующего, магистра Каллука, а гепиды, развивая успех, захватили Сингидун и всю Верхнюю Мезию. Поскольку Верхняя Мезия, еще со времен Аттилы начисто опустошенная и не имевшая романского населения, с городами в руинах, вернулась в состав ВРИ только при Анастасии (до этого принадлежа гуннам, а затем гепидам), и римские гарнизоны занимали там лишь несколько ключевых крепостей, Юстиниан, не желая отвлекать силы от завоевания Италии, временно смирился с этой потерей. Но пригласил в союзники лангобардов, признав захват ими Паннонии Валерии и Внутреннего Норика (который Витигис уступил франкам, но лангобарды успели раньше) и сделал все возможное чтобы натравить их на гепидов.

 

 

Теперь Туризинд, осознавая явную враждебность империи и справедливо опасаясь удара в тыл во время войны с лангобардами, вступил в союз с Тотилой и взял у него деньги для привлечения к союзу других варваров. Ему удалось побудить к выступлению Дунайских склавинов, а так же кутиргуров, приславших войско к берегам Тисы.

 

 

Надо сказать что рубеж нижнего Дуная к этому моменту стал практически непроницаемым для вторжений. С момента разгрома Аттилой римского лимеса Мезия и Скифия были опустошены, а их оборона рухнула. Римляне выстраивали новый рубеж по Балканскому хребту, и даже когда после побед Аспара над гуннами контроль над этими провинциями, равно как и над Дакией Прибрежной (Верхнюю Мезию, как указывалось выше, удалось вернуть лишь при Анастасии и то не надолго) был восстановлен, римские гарнизоны занимали там лишь отдельные крепости, край же был предоставлен федератам. В придунайских провинциях базировались остготы; после ухода большей их части во главе с Теодорихом в Италию через дырявую границу начались систематические вторжения коалиции "гуннов, склавинов и антов", которые сумели разгромить в сражениях магистров Иллирика и Фракии. Созданный Анастасием корпус императорских федератов (наемных, в отличии от прежних "этнических федератов"), возглавляемый комитом федератов, временно исправил положение, но затем втянулся в мятеж Виталиана и был разгромлен в гражданской войне, после чего набеги возобновились, доходя до Фермопил; Анастасию пришлось выстроить "Длинные стены" для защиты окрестностей Константинополя.

 

 

В правление Юстина Старшего Герман, тогда еще совсем молодой, был назначен магистром Фракии с новыми, реформированными войсками, насыщенными конными лучниками, и эффективно пресек набеги "гуннов, склавинов и антов", "истребив в сражениях множество варваров", так что его имя продолжало внушать страх задунайским соседям даже 20 лет спустя. Его преемник Хильбудий развернул превентивные операции за Дунаем; попытка варваров возобновить набеги после гибели Хильбудия была пресечена победой Ситты на Янтре. Все это время Юстиниан восстанавливал дунайский лимес. В начале 540ых годов для управления и постройки лимеса была создана особая магистратура - "военный квестор", под управление которого перешли придунайские провинции. Военный квестор не только получил всю полноту военной и гражданской власти в Мезии, Скифии и Дакии Прибрежной, но так же административное управление некоторыми внутренними богатыми провинциями (например Кария и Кипр), все налоги с которых направлялись на содержание и строительство лимеса, а так же Архипелаг - для набора моряков на создаваемые на Нижнем Дунае речную и морскую эскадры. Назначенный военным квестором патриций Бон, "муж выдающегося ума и очень опытный в гражданских и военных делах", как характеризует его Агафий Миринейский, блестяще справился с задачей. Две линии мощных цитатделей - по Дунаю и Балканскому хребту с гарнизонами из воссозданных дунайских лимитанов, перекрытые сетью кастелл и сторожевых постов, несколько крепостей, выдвинутых на противоположный, славянский берег Дуная; мощная мобильная флотилия, контролирующая реку от Дельты до Железных ворот, наконец пустынная "полоса отчуждения" между Дунаем и Балканским хребтом, на которой отсутствовало земледельческое население (населенные земли начинались к югу от хребта, а лимитаны лимеса получали поставки провианта из Египта) - все это сделало организованный Боном лимес непроницаемым щитом, прорыв которого славянами был безнадежным делом. Брать крепости славяне не умели, равно как не имели и организации для сбора и снабжения больших армий; племенные отряды, которыми они обычно совершали вторжения, были вполне по зубам лимитанам. Их могла истребить флотилия на переправе, атаковать лимитаны при высадке; на открытой и пустынной равнине Мезии римская кавалерия, застигнув славян, перестреляла бы их словно зайцев или куропаток из мощных луков, оставаясь вне досягаемости славянских стрел и дротиков; затем предстояло прорываться сквозь укрепленные перевалы Гема (Балканского хребта, представлявшего собой вторую линию лимеса), ибо севернее хребта взять было нечего; и даже достигнув Фракии, пробиться через все это обратно с добычей и пленными представлялось уже и вовсе невозможным делом. С момента прихода Бона на должность и до появления Аварского каганата прорваться через организованный им лимес удалось только Забергану, но удалось в уникально благоприятных обстоятельствах - крепости были разрушены мощнейшим землетрясением, а необычайно суровая зима сковала нижний Дунай надежным льдом.

 

 

 

Но именно вражда между Империей и гепидами позволила славянам во второй половине 540ых годов найти иную лазейку для набегов на Империю - Верхнюю Мезию. Там не было римских крепостей на Дунае - оба берега великой реки принадлежали гепидам, и в отсутствии надежного естественного рубежа римские крепости, разбросанные по Дардании, Превалитании и Внутренней Дакии, не были соединены в единую систему; там не было римского флота - он не мог пройти через Железные ворота; там не было непроницаемых укрепленных линий в тылу - горные хребты (в отличии от Фракии, где Гем, протянувшись с запада на восток, защищал населенные римские земли) в Иллирике тянулись с севера на юг; там наконец можно было не бояться страшной римской кавалерии, ибо славяне, за время житья в предгорьях Карпат став специалистами горной войны, в бою на пересеченной местности имели преимущество перед римлянами, и, двигаясь исключительно предгорьями вдоль этих самых хребтов, могли прорываться во Фракию и Македонию с шансом уйти обратно с добычей. Правда часть оной добычи приходилось отдавать гепидам за пропуск через их земли и переправу через Дунай, поэтому до 550 года славяне предприняли по данному маршруту лишь пару набегов. Но путь был разведан, и теперь, когда гепиды наоборот были готовы сами заплатить за вторжение остготским золотом, славяне поднялись на войну с империей.

 

 

Надо сказать, что к 550 году походная армия Фракии практически перестала существовать. Начиная с 530ых годов Юстиниан выделял из нее вексилляции для войн персами, готами и вандалами; войска, ушедшие на запад, так и не вернулись. Теперь из войск фракийского магистерия в распоряжении императора оставался лишь "федератский корпус", детище покойного Виталиана, возглавляемый Артабаном Аршакуни, объединившим должности магистра Фракии и комита федератов. Иллирийская армия так же была ослаблена многократным выделением вексилляций для войны в Италии. Презентальная же армия, дислоцированная в окрестностях столицы, была раздергана на подкрепления в Африку к Троглите и в Лазику к Мартину, и насчитывала менее трети списочного состава. Теперь Юстиниан вручил Герману последние презентальные отряды и всю оставшуюся иллирийскую армию; все эти силы зазимовали в Далмации, готовясь к вторжению в Италию.

 

 

 

 

Весной Тотила начал вторжение на Сицилию, чрезвычайно важную для империи как ключ ко всему западному Средиземноморью, вынудив этим самым Юстиниана отправить туда морем последние подразделения Фракийской армии во главе с Артабаном. В момент когда флотилия Артабана вышла в море, славяне уже переправлялись через Дунай на гепидской территории, немногим выше Железных ворот. Оттуда по внутренней стороне Балканского хребта они стремительно двинулись во Фракию.

 

 

Получив известие о движении большого отряда славян во Фракию, Герман бросил на восток иллирийские тагмы во главе с Иоанном Кровавым. Но пока Иоанн из Далмации мчался на восток, славяне уже разоряли Фракию, приближаясь к Адрианополю. Не имея под рукой никаких иных войск для защиты процветающей южной Фракии, Юстиниан (согласно выводам Глушанина) выслал в бой все, что было под рукой - протекторов-доместиков и схолы, столичную гвардию, не имевшую никакого боевого опыта. То, что эти силы возглавил евнух Схоластик, говорит что Юстиниан бросил в бой даже спафарокубикулариев - внутреннюю охрану личных покоев. Император сознавал реальную боевую ценность раззолоченных столичных гвардейцев - ибо сам поставил на поток продажу мест в дворцовой гвардии за деньги представителям константинопольской золотой молодежи. Схоластику был дан приказ, используя внушительный вид блестяще экипированной кавалерии, взять славян "на понт", заблокировать и ни в коем случае не давать решительного боя до подхода войск Иоанна.

 

 

Славяне, застигнутые отрядами отлично экипированной и роскошно наряженной тяжелой кавалерии, окопались на холме, огородились повозками и приготовились со славой отойти к богам. Командиры, зная чего стоит их воинство, блокировали славянский лагерь и повели осаду. Но их подчиненные схоларии, с одной стороны жестоко страдающие без высокосортного вина, горячих бань и не менее горячих столичных гетер, с другой же - абсолютно убежденные что сейчас раздавят этих несчастных варваров, через несколько дней просто взбунтовались и потребовали атаки. Атака, предпринятая вверх по склону холма на укрепленную позицию, немедленно спасовала под градом славянских дротиков, а когда осмелевшие варвары контратаковали - столичные красавчики обратились в бегство что есть мочи.

Эта победа сыграла для славян роковую роль - одолев саму "царскую дружину", они потеряли всякую осторожность, и были застигнуты иллирийцами Иоанна Кровавого на открытой равнине. Взяв в клещи варваров, Иоанн устроил бойню, истребив славянский отряд практически поголовно и отбив добычу (включавшую штандарты гвардейских схол).

 

 

 

Однако нашествие отнюдь еще не закончилось - славяне, уничтоженные под Адрианополем, были лишь авангардом. Главные и наиболее мощные силы славян («огромное полчище»), пропущенные гепидами через Дунай у Сингидуна, оказались Иллирике. В то же время от того же Сингидуна в Дакию Внутреннюю и Фракию двинулись кутригуры, которых ранее призвали гепиды в качестве наемного войска для борьбы с лангобардами. Герману пришлось лично выступить против славян, причем с явно недостаточным войском – необходимо было оставить часть войска в Салоне, которой угрожал флот Тотилы. Герману пришлось отказаться от сражения и применить иную тактику - следуя за славянами, непрестанно маневрируя и беспокоя их нападениями, не давать им распускать войско для захвата добычи и пленных и не давая им выйти из предгорий.

 

Иоанн меж тем должен был прикрыть Фракию от кутиргуров, но этого не потребовалось – утиргуры, отрабатывая получаемую от Юстиниана субсидию, напали на кочевья кутиргуров, и тем пришлось быстро уйти с римской территории. Впоследствии за Дунаем между кочевниками произошло сражение, в котором кутиргуры были разбиты. Иоанн срочно двинулся на помощь Герману в Иллирик. «Полчище» славян было перехвачено Германом и Иоанном у Дуная и разгромлено. Пленные славяне были включены в армию для похода в Италию.

 

 

Тотила все это время безуспешно пытался взять Анкону. Его флот курсировал в Адриатическом море вдоль побережья Греции, блокировал Салону и оказывал помощь войскам, осаждавшим Анкону. Остготы разорили Керкиру и сделали высадку на побережье Эпира, очевидно рассчитывая действовать совместно со славянами. Но в конце лета имперский флот во главе с патрицием Либерием атаковал остготов у Анконы. Как писал Прокопий, «варвары, вследствие неумения вести морской бой, вели это сражение в полном беспорядке». Победа, одержанная Либерием, вернула имперцам господство на море, позволив свободно использовать морские коммуникации.

 

К началу 552 года были устранены все препятствия для похода в Италию. Обескровленный понесенными потерями дунайский союз славян более не угрожал империи, и, как и в РИ во все оставшееся царствование Юстиниана не было ни единого славянского набега. Кутиргуры были заняты войной с утиргурами, а гепиды – с лангобардами. Флот Тотилы был уничтожен, что обеспечило безопасность Сицилии и побережья Иллирика, а так же позволило снабжать уцелевшие имперские гарнизоны в Италии. Меж тем король лангобардов Аудоин разбил гепидов в решающем сражении. Иоанн Кровавый, преследуя славян, вступил на территорию гепидов и захватил Сингидун, откуда гепиды ушли на защиту Сирмия. Вскоре при посредничестве Юстиниана был заключен мир, по которому гепиды возвращали империи Сингидун с большей частью Верхней Мезии (которую Юстиниан уже не восстановил как отдельную провинцию, а присоединил к Дакии Прибрежной) и соглашались даже дать воинов для войны против Тотилы. Таким образом все бывшие союзники Тотилы вынуждены были принять участие в войне против него.

 

 

 

Настала весна, и объединенная армия Германа двинулась из Салоны. Это была устрашающая сила. По численности это было самое большое войско из всех, какие Юстиниан посылал против готов. Велизарий завоевал Африку Гелимера и Италию Витигиса, имея армии численностью пятнадцать—двадцать тысяч человек. Армия, во главе которой Герман вышел из Салоны, насчитывала до двадцати пяти тысяч воинов. Оно составляло четыре соединения. Главной силой были букелларии, в которые Герман привлек лучших воинов империи, квалифицированных всадников, отлично управлявшихся как с копьем, так и с луком. Второе соединение состояло из регулярной иллирийской кавалерии Иоанна Кровавого. Третьим соединением командовал старый соратник Велизария Иоанн Фага, четвертым — Дагисфей, опытный ветеран лазикских и персидских войн. В качестве «симмахов» с армией Германа двигался навербованный из эмигрантов персидский отряд под предводительством Кавада, беглого племянника Хосрова. Был здесь также большой отряд переселившихся в империю кутиргуров во главе с Саннием и несколько меньший отряд союзных теперь гепидов, которых вел Асбад. Было также два отряда герулов — общей численностью около трех тысяч под началом короля Филемута и приблизительно столько же под началом другого вождя, Арута. Последним по списку, но не по значению, выступал со своей дружиной около пяти тысяч сильных, закованных в железные латы всадников король лангобардов Аудоин.

 

 

Когда армия прибыла на Адриатическое побережье в районе Истрии, Герману пришлось соблюдать осторожность. Вокруг простирались владения франков, которые оккупировали в Италии часть Лигурийской провинции и почти всю Венетию. На просьбу о разрешении свободного прохода к Равенне франки ответили вежливым отказом, мотивируя его тем, что не могут позволить войску лангобардов пройти по франкской земле. Вcкоре выяснилось, что отказ франков не имел практического значения, так как войско не могло пройти на юг: в Вероне расположился Тейя с авангардом готского войска, и все мосты через Аджидже были блокированы.

Проблема была решена дерзким советом Иоанна Кровавого, который хорошо знал здешнюю местность. Вместо того чтобы идти к югу по дорогам, ведущим к Вероне или побережью, он предложил отойти к Альтинуму и двинуться по берегу моря. Воспользовавшись понтонами для переправ через устья рек и лагуны, войско сможет обойтись и без мостов. Таким способом армия приблизительно 6 июня добралась до Равенны, где все еще сидел имперский гарнизон. Матасунта после многолетнего отсутствия вступила в родной дворец.

 

 

 

 

Остготы явно были «повергнуты в уныние». Тотила еще зимой пытался провести с империей переговоры, выговорить сохранение остготского королевства в Италии с обязательством платить дань и выставлять войско для империи. Но Юстиниан отказал. Непреклонной была и позиция Германа – остготы должны подчинится римской власти и римским законам, и лишь в этом случае смогут сохранить привилегированное положение в Италии, будучи зачислены на римскую службу. От них будет зависеть их дальнейший успех на этой службе.

 

 

Предложенные Германом условия были отвергнуты большинством, которое поддержало Тотилу и решило продолжить войну «за господство над италиками». Но тем не менее в Италии разительно изменилась духовная атмосфера. Многие готы не желали сражаться против супруга Матасунты. Многие имперские воины, вступившие в готское войско, зная о славе и щедрости Германа, готовы были перейти на его сторону. Еще когда Герман находился в Салоне, готский аристократ Рагнарис, командовавший на юге Италии и имевший резиденцию в Таренте, вступил в секретные переговоры и поклялся перейти на сторону Германа. Когда Герман вступил в Италию, часть воинов Тотилы (в основном из римлян) – перебежали к нему. Но и многие готы воевали теперь «без энтузиазма». Тотила прекрасно осознавал это, и в обращении к войску представил грядущее сражение «божьим судом», который определит, суждено ли народу остготов остаться державным, либо же превратится в служилых римских федератов. Дождавшись подхода с севера Тейи, Тотила выступил на встречу Герману.

 

 

Отдохнув в Равенне всего несколько дней, Герман двинулся на юг, не задерживаясь на осаду крепостей и ища генерального сражения. Со своей стороны Тотила так же принужден был искать этого сражения – его подстегивали вести с юга полуострова. Секретные переговоры, которые Матасунта вела из Салоны с остготской знатью, дали плоды – готские «дуксы» Апулии и Лукании-Бруттиума, Рагнарис и Мора, вступили в контакт с византийским комендантом Гидрунта (Отранто), грузином Бакуром, согласившись признать власть Германа как правителя «готов и италийцев». Пример их мог оказаться заразительным, и спасти Тотилу теперь могла лишь победа.

 

 

Битва произошла у тех же самых Галльских могил, и ход ее не отличался от РИ. Тотила пал.

Но последующие события развивались совершенно иным образом нежели в реальной истории. Признав произошедшее «божьим судом», готы организованно приняли решение покорится супругу Матасунты. Племянники Тотилы Тейя и Алигерн, возглавившие остготов после гибели Тотилы, вступили в переговоры с Германом, который принял их в Равенне, восседая на троне Теодориха рядом с Матасунтой.

 

 

Уступки готам были сделаны в общем большие. В этом Герман отчасти пошел против воли Юстиниана, но теперь было очевидно, что Юстиниан вынужден будет признать решения нового правителя Италии. Остготы во многом сохранили то положение в стране, которое имели при Теодорихе. Их обязали подчиняться римским законам, но их семейные и личные отношения были оставлены под юрисдикцией готского обычного права. Все воины армии Тотилы были зачислены на римскую службу. Властные полномочия войскового собрания готов, игравшие решающую роль по свержении Теодата, были упразднены, а готская знать отныне могла иметь политическую власть лишь по статусу, занимаемому на имперской службе. Арианская церковь сохраняла свои храмы и землевладения, существовавшие при Теодорихе.

 

 

 

Герман понимал, что военная победа, одержанная готами под его предводительством, укрепит верность готов новому правителю Италии. Поэтому, объединив под своим командованием остготское и римское войско, он в начале 553 года развернул военные действия против франков, удерживавших в Италии провинции Венетию и Коттийские Альпы (западный Пьемонт с генуэзской Ривьерой). Остготское войско Тейи, базируясь на Тицин, при поддержке атаковавшего Геную византийского флота зачистило франкские гарнизоны в Коттийских Альпах, меж тем как сам Герман до конца 553 года очистил от франков Венетию. Франки были разбиты при Форуме Юлия (Фриуль), причем в битве пал франкский наместник в Италии, галло-римский патриций Лантакарий.

Теперь Герман имел под своей властью всю Италию. Но очевидно было что франки не смирятся с потерей своих захватов в Италии и решающая схватка впереди.

 

В мае 554 года огромное войско австразийских франков и алеманнов во главе с майордомом Австразии Левтарисом и герцогом Алеманнии Бутилином двинулось в Италию. Герман не пытался задержать франков в горных проходах – он стремился не к отражению нападения, а к разгрому и уничтожению франкской армии. Эвакуировав население и усилив крепости, Герман позволил франкам выйти на равнины Падана. Битва была более грандиозной, так как сражающиеся армии были в два раза многочисленнее (франки еще не понесли потерь от эпидемий, а армия Германа была усилена остготами). Но протекала она по той же «схеме Канн» - попытка франков продавить римский центр плотной фалангой, охват флангов римской кавалерией и перекрестный расстрел франко-алеманнской фаланги конными лучниками. Битва как и в РИ закончилась грандиозной бойней бегущих, заполнивших реки трупами. Из армии вторжения почти никто не вернулся обратно за Альпы. Завершая кампанию, Герман занял южную Рецию в границах позднейшего РИ Тироля (его власти подчинились полудикие воинственные «прототирольцы» - автохонное горное племя бреонов, которые еще со времен последних западных императоров обладали федератским статусом и несли militaria officia, противостоя алеманнским набегам), и, установив контроль над ключевыми перевалами Альп, приступил к укреплению рубежей Италии.

 

 

 

 

Через несколько месяцев после разгрома Левтариса и Бутилина, самом начале 555 года король Австразии Теодебальд скончался бездетным от давно подтачивавшей его болезни. Его дядя Хлотарь, привлекший на свою сторону австразийскую знать, захватил все его королевство. Но это тут же привело к острому конфликту с братом Хильдебертом, потребовавшим свою долю. Посему уже в августе 555 года к Герману явилось посольство Хлотаря с просьбой о мире. Хлотарь отступался от Италии и верхней Реции и предлагал Герману союз. Стороны очень быстро пришли к соглашению. Хлотарь был пожалован пышными римскими титулами, а главное – Герман обещал ему полную поддержку в конфликте с братом Хильдебертом. Договором 555 года была завершена бесконечно долгая, почти 20-летняя италийская война. Италия снова стала частью Римской империи, впрочем сохраняя особый статус – Герман, объединяя всю полноту военной и гражданской власти, получил цезарат, остготы же не обинуясь называли его королем. Симмахи были теперь отпущены, регулярные части, приданные Герману Юстинианом, по большей части вернулись на Балканы - Иоанн в Иллирик, а военный квестор Бон (как и в РИ, принявший участие в походе в Италию с вексилляцией дунайских лимитанов) - в Мезию. В распоряжении Германа остались лишь войска, навербованные им самим, и большая часть подчиненных ему вооруженных сил оказалась теперь готской. Впрочем Герман уже успел создать в готском войске преданный себе офицерский костяк, имевший статус его личной дружины.

 

Настало время «залечить раны Италии». Герману предстояло устроить мирную жизнь многострадальной страны. Хотя разорение Италии в этом мире было меньше чем в РИ – ибо нашествие франков и алеманов, в РИ прошедшее весь Аппенинский полуостров, здесь удалось остановить на севере, а война с остготами, очаги сопротивления которых Нарзесу пришлось в РИ давить до 558 года, здесь завершилась уже в 552 – все же постигшая Италию экономическая и демографическая катастрофа была очевидна. Предстояли десятилетия кропотливого труда для восстановления.

 

 

 

Прежде всего предстояло в условиях мирного времени урегулировать отношения с готским "народом-войском", признавшим Германа своим королем. Это были уже не те остготы, что при Теодорихе - в состав готского войска при Тотиле влилось значительное количество римских дезертиров, италийских колонов и даже беглых рабов, разбавив его состав так, что готский язык переслал быть языком общения в военной среде (даже природные готы вынуждены были в повседневном общении перейти на латынь), а арианство перестало быть сплачивающей готов религией, так как их состав был сильно разбавлен кафоликами. Всем этим были заложены предпосылки для быстрой - за поколение - римской ассимиляции готов, их превращению из народа в сословие. Их статус как "служилого сословия" в Италии был определен еще на переговорах Германа с Тейей и Алигерном.

 

 

 

Римская армия времен Юстиниана состояла из трех частей - milites (по гречески стратиоты), федератов и симмахов. Милитес составляли регулярные части кавалерии и пехоты, в мирное время базировавшиеся в военных лагерях и получавшие постоянную продуктовую и денежную аннону. Симмахи представляли собой отряды "внешних варваров", предоставляемые по договору или за единовременную оплату союзными королями и князьями; по окончании войны их рассчитывали и отпускали восвояси.

 

 

 

Федераты же VI века были теперь совсем не похожи на тех "этнических" федератов, которые служили империи в V веке (историки именуют их "императорскими федератами" в отличии от прежних "этнических"). Это уже были не племенные отряды во главе со своими племенными вождями, а кавалерийские бригады "внутренних варваров", живущих внутри империи под римской властью и по римским законам, поступивших на службу не племенными отрядами, а по индивидуальным контрактам, воевавших под командой не своей племенной знати, а римских офицеров. Иными словами федераты превратились теперь в некий аналог "летов" и "гентилов" IV века, за тем исключением что лэты и гентилы выставляли рекрутов для постоянной службы в ауксилиях, а федераты призывались на войну лишь в военное время. В мирное время тагмы федератов располагались на отведенных им и освобожденных от налогов землях в так называемых "федератских кантонах" - сплоченными поселениями соплеменников, что позволяло им сохранять и культивировать свои боевые традиции. Во главе каждой тагмы федератов в мирное время стоял префект-оп­цион, отвечавший за снабжение и организацию, в во­енное же время — назначаемый для этого специально командир тагмы в ранге трибуна из числа кадровых офицеров. В мирное время федераты вели собственное хозяйство, зачастую с использованием рабов, получая от государства натуральную аннону, выдаваемый с определенной периодичностью донатив и своеобразное административное покровительство - что в совокупности поддерживало служебную годность федерата. В военное же время, будучи призван на службу, федерат получал такое же жалование, содержание и донативы, как и элитные части регулярных войск.

 

 

 

 

 

Во время поселения остготов в Италии при Теодорихе не было проведено ни конфискаций, ни разделов земли. Вместо земельных владений готы получали часть собираемых с этих земельных владений налогов ("готскую треть"), которые собирались городскими куриями и передавались местным «комитам готов». Земельные же участки готы могли покупать в частном порядке, и владеть ими как полной "квиритской собственностью" по римскому праву, платя с них обычные римские поземельные налоги. Но теперь, в разоренной стране с опустевшими городами, не было возможности платить войску денежные оклады - трети муниципальных налогов было теперь явно недостаточно для содержания готов. И Герман пошел единственно возможным путем - готское войско (за исключением нескольких тагм, зачисленных на регулярную службу в гвардию Германа под славным именем "оптиматов") вошло в римское общество в статусе императорских федератов италийского цезаря. Воинам были выделены участки земли из запустевших муниципальных земель или выморочных владений римской знати (значительное количество которой погибло во время прошедшей войны) со свободой от налогов, выплачивалась натуральная аннона за счет поставок из Сицилии, Сардинии и Африки, и время от времени выдавались денежные донативы из казны цезаря. Трибуны, командовавшие федератскими тагмами, назначались из готов, прошедших службу в рядах "оптиматов" Германа (набираемый из готов гвардейский корпус оптиматов превратился в кузницу офицерских кадров, и там отныне начинала службу вся готская знать).

 

 

Но чтобы встать на ноги, превратившись в зажиточных воинов-посессоров, рядовым федератам нужны были деньги для приобретения инвентаря и рабов (которыми, в обмен на золото и ремесленные товары, готовы были в изобилии снабдить Италию франки и лангобарды). Цезарь Герман не мог дать им достаточно денег, но их мог дать август Юстиниан - за службу. Император, ранее на переговорах с Тотилой требовавший возвращения поступивших в готское войско рабов их римским хозяевам, теперь санкционировал их принятие в федераты в полном составе - не только потому, что не мог воспрепятствовать этому решению Германа, но и потому что теперь, когда "экзерцитус готорум" снова стал одной из имперских армий, не стоило разбрасываться ветеранами с боевым опытом, будь то даже бывшие рабы - солдат у императора оставалось хронически мало, а фронтов - еще достаточно много. Собственно уже Тотила, ища мира с Юстинианом, предлагал ему готские войска для войн на фронтах империи; теперь вексилляции "италийской армии" двинулись на эти фронты - за императорским жалованием и добычей, в то время как их семьи дома продолжали получать продуктовую аннону. Сильная готская группировка под командованием Юстина, старшего сына Германа, сражалась в Лазике против персов, затем, по заключении мира с персами, готские войска в составе группировки того же Юстина стояли на Дунае против авар; когда в начале 560ых убийство короля Авреса Куцины, "друга и союзника римского народа", префектом Африки Иоанном Рогацианом вызвало новую войну с берберами, готские федератские тагмы были направлены и в Африку. Состав этих тагм, сражавшихся вдали от Италии, раз в несколько лет ротировался - отслужившие италийские федераты возвращались домой с жалованием и добычей, их место заступали другие.

 

 

 

Несколькими законами были урегулированы поземельные отношения. Как и в РИ, римские посессоры получили всю ту недвижимость, которой они владели при Теодате – последнем остготском короле, которого Империя признавала законным. Римский сенат сильно пострадал во время войны, но все же меньше чем в РИ – ибо не было той резни знатных римских заложников, истребившей под корень целые фамилии, которую в РИ Тейя устроил в Павии после разгрома и гибели Тотилы. Сенаторы получили все свои землевладения, сенат был окружен прежним почетом. Но реальное значение сената было невелико. Он практически превратился в городскую курию Рима. Отошла в прошлое пышная бутафория – ни выборов консулов, ни великолепных игр более не устраивалось за неимением средств. Полуразрушенный Рим нуждался в первую очередь в восстановлении инфраструктуры, и это должно было стать основной заботой и сферой компетенции сената. Через несколько лет, когда сенаторы восстановили хозяйство в своих имениях, Герман обременил их, как римскую курию, литургиями на восстановление города. В то же время в гражданской администрации почти все посты были снова заняты знатными италийцами, преимущественно из тех римских сенаторов, которые сражались в императорской армии либо служили в Константинополе. Префектом претория Италии стал сенатор Флавий Аврелиан, важное место заняли доверенные офицеры Германа, примкнувшие к нему еще при вербовке армии - братья Авл Адуаций, Гай Туберон и Луций Рейциард, сыновья римского сенатора Луция Гальбина Тициона, который сражался еще в армии Велизария и погиб при осаде Равенны.

 

 

Впрочем, и готы, доказавшие свою лояльность Герману сохранили часть своих позиций в управлении. Высшими военными командирами оставались комиты Трасарих, Синдила и Унигильд. Гот Гудуин стал дуксом Реции, гот Гудискалк – дуксом Лигурии, гот Гульфар – дуксом Коттийских Альп.

 

В РИ частные землевладения готской аристократии и готских воинов, не покорившихся империи, были конфискованы Юстинианом и обращены в императорские домены, а вскоре путем пожалований перешли к византийским офицерам, чиновникам и римской церкви. Здесь все эти земли остались за готами. С учетом раздачи служебных участков федератам, север Италии стал зоной преимущественно готского землевладения. В руки Германа перешли государственные домены, существовавшие при Теодорихе и расположенные преимущественно в южной Италии.

 

 

 

Новое правительство приложило большие усилия к восстановлению экономики. Были заново отстроены разрушенные города – Медиолан, Форум Корнелия и пр., проводились масштабные восстановительные работы в Риме – восстановление государственных мастерских, очистка русла Тибра, благоустройство форума, реставрация зданий. Постепенно производилось восстановление акведуков и бань. Стремясь поддержать разоренный, опустевший Рим и вновь превратить его в густонаселенный город, правительство восстановило выдачу аннон беднейшим гражданам и государственные раздачи. Зерно доставлялось из Сицилии, где оно взымалось в качестве натурального налога. За время правления Германа были так же восстановлены школы и государственное содержание грамматиков, риторов, медиков и юристов.

 

Принимались меры по восстановлению городского ремесла. Источники свидетельствуют о сохранении в городах Италии ремесленного производства и после готской войны, а организованный Германом приток искусных ремесленников с Востока, призываемых на льготных условиях, этому способствовал. К концу правления Германа в таких городах как Рим, Медиолан, Неаполь, Равенна существовало уже развитое ремесленное производство. Ремесленники по прежнему были объединены в старые римские корпорации, имевшие свои статуты.

 

Возвращение Италии в лоно империи привело к восстановлению оживленных торговых связей с Востоком – Константинополем, Александрией и Сирией, что стимулировало и возрождение торговли внутри страны. Для облегчения связей с востоком была проведена унификация монетной системы. Греческие и сирийские купцы стали не только регулярно приезжать в Италию, но и обосновываться в ее городах на постоянное жительство. В Риме к середине 560ых годов существовала отдельная корпорация купцов из Александрии.

 

 

Правительством была принята масштабная программа ремонта и строительства дорог, мостов, портов и гаваней. Из-за постоянной нехватки средств программа эта осуществлялась медленно и была завершена лишь к концу правления Германа.

 

Правительство стремилось к восстановлению полноценного муниципального управления. Городские курии пополнялись новыми богатыми собственниками, по прежнему оправляли свои судебные и налоговые функции, управляли городским хозяйством и были окружены внешним почетом. Административно-финансовая и полицейская власть в городах находилась в руках куратора, избираемого сроком на один год принципалами курии и епископом. Провинциальное управление (за исключением военизированных пограничных дукатов севера) было организовано согласно "Прагматической санкции" Юстиниана на особых основах - Италия, колыбель Римской Империи, стала теперь ее единственным регионом, где во главе провинций встали не назначаемые префектом претория губернаторы - "президы", а выборные "судьи провинции" - judices provinciarum. Юдики не назначались, а избирались коллегией "приматов провинции", в которую входили избираемые городскими общинами дефензоры и patres civitatis, епископы, посессоры высшего цензового ранга, а так же постоянно проживающие в провинции отставные чиновники и офицеры высших сенаторских рангов. При этом в законе особо оговаривалось, что юдиком может быть избран лишь житель той провинции, которой он будет управлять. Выборы юдика ратифицировались префектом претория и вступали в силу по его декрету. В своей административной деятельности юдики были непосредственно подчинены префекту претория, а их канцелярия возглавлялась двумя скринариями, назначаемыми из префектуры претория. Префект претория мог потребовать от юдиков отчет об их деятельности, в случае правонарушения - предать суду и отрешить от должности.

 

 

 

В Равенне Герман и Матасунта попытались в меру финансовых возможностей восстановить традиции двора Теодориха Великого. Наряду с римскими традициями при нем культивировались и готские. Проводились военные игры готской молодежи – прообразы грядущих турниров, в каковые втягивались и природные римляне, на пирах исполнялись произведения германского эпоса. Глубокое отчуждение между римской и готской элитой постепенно преодолевалось. Законодательное разделение между готами и римлянами было уничтожено, смешанные браки, ранее запрещенные, теперь поощрялись. Начинался процесс формирования новой италийской нации. Случаи перехода готов из арианства в православие учащались. Уже после смерти Германа, в 579 году сын вышеупомянутого комита Унигильда, воспитанный в православии, станет папой Римским под именем Пелагия II, и именно ему удастся совершить окончательное воссоединение – собор остготского арианского духовенства примет решение о принятии православия. А через несколько лет, в понтификат того же папы-гота аналогичное решение будет принято и Толедским собором в Испании – вестготы последуют за остготами.

 

Из своего монастыря в Бруттиуме был извлечен старик Кассиодор. Будучи уже в духовном сане, он не мог, да и не стремился занять никакой государственной должности, однако стал близким советником Германа. В Равенне была под руководством Кассиодора организована академия семи свободных искусств и крупнейший на западе переводческий центр, занимавшийся переводом и продажей книг.

 

Пока Герман трудился надо восстановлением экономики Италии, ту же работу на востоке проводил Юстиниан, и проводил весьма успешно. Эмфитевзис, эпиболэ, жесткий контроль над корпорациями и гибкая налоговая политика были теми мерами, коими ранее процветающее хозяйство востока теперь поднималось из руин. Снова оживали города, товаропоток снова устремился по привычным руслам. Доходы государства по сравнению со временами дочумного процветания были чрезвычайно низкими (и в ряде случаев приходилось переводить денежные налоги обратно в натуральные и возвращаться к практике Диоклетиана), доходы элиты резко сократились, публицисты исходили ядом в адрес императора, знать и финансовая элита кипели негодованием и устраивали заговоры. Но благодаря обилию свободной земли и дефициту рабочей силы уровень жизни народа повышался – а это означало и повышение рождаемости и позволяло надеяться на скорое восстановление.

 

Во второй половине 550ых годов империя была стабильна и хорошо защищена. В Италии Герман восстановил альпийские крепости и создал пограничные дукаты в Венетии, Реции и Коттийских Альпах, оборудованные множеством крепостей и связывающих их дорог. В Испании Атанагильд, взошедший на престол при помощи византийских войск, попытался было изгнать византийцев из Бетики, но, потерпев поражение и имея в тылу союзных империи свевов, овладевших Лиссабоном и Саламанкой, уступил империи большую часть Бетики и побережье Испании Картахенской и признал верховную власть императора. На границах Африки благодаря блестящим победам Иоанна Троглиты еще в 548 году был установлен стабильный мир, продолжавшийся почти до конца правления Юстиниана. Победы Троглиты были настолько решительными и впечатляющими, а дипломатические усилия умелыми, что по словам Прокопия Кесарийского, «мавры были покорны, как рабы».

 

Не менее успешно складывались дела и на востоке. Дунайский союз склавинов был обескровлен нанесенными Германом поражениями и долго еще не смел выступить против империи. Анты стали верными союзниками, и несколько тысяч антов, поселенных в крепости Туррис на северном берегу Дуная, стерегли рубежи империи. Кутиргуры были разгромлены союзными империи утиргурами, и 2 000 их воинов, поселившихся в Мезии в качестве императорских федератов, участвовали в походе Германа в Италию.

 

По приказу императора дунайский лимес строился теперь еще выше по Дунаю - от Бононии (Видин) до Сингидуна, на возвращенных от гепидов землях бывшей Верхней Мезии. В планах императора лимес должен был теперь закрыть всю балканскую часть ромейской державы: Иллирик, Далмацию, Фракию, Македонию, Элладу и, конечно же, сердце страны, центр мира, мозг Вселенной - Константинополь.

 

Но крепости - лишь последний рубеж обороны, за который нельзя отступать. Перед ними же надо расположить союзников — варварские племена, готовые верой и правдой служить новому Риму. К 550ым годам Юстиниан выстроил целую систему «клиентских царств» на северной границе. Лангобарды, после падения остготского королевства Витигиса получившие Паннонию Валерию и Внутренний Норик, оставались лояльными союзниками империи. Гепиды, усмиренные совместным оружием империи и лангобардов, ныне тоже попросились в союзники и обещали оборонять рубежи империи. Были приняты и пожалованы. Знает император, что крепко не любят друг друга лангобарды с гепидами. Но в империи от этого только мир и покой — пока варвары режут горло соседям, в их головы не лезут мысли о набегах на ромеев.

 

 

Боспорские города. Сколько усилий было приложено, чтобы защитить их, оставить в руках империи. Но Боспор возвращен. И теперь аланы, как верные часовые, сторожат проходы в Кавказских горах и подступы к богатым черноморским городам.

А сколько денег ушло, сколько посольств отправлено, дабы склонить на сторону римлян безбожных гуннов-савиров и воинственных утигуров. Стоило все это недешево, но ведь и вторая линия укреплений — дружественные союзные варвары — была также возведена: лангобарды и гепиды, анты и утигуры, савиры и аланы — вот кто должен отражать всех врагов еще на дальних подступах к империи.

 

Только на востоке существует равный противник – Сасанидская Персия. Сама граница с персами спокойна в силу заключенного соглашения, но в Колхиде идет война за контроль над этой стратегически важной страной, и победа пока не склонилась ни на ту, ни на другую сторону.

 

Весной 555 года император Юстиниан принимал в Священном Палатии своего внучатого племянника Юстина, приведшего остготскую кавалерию для войны в Колхиде. Император удовлетворенно взирал на рослых остготов, стоящих рядом с Юстином перед его троном. Сколько крови выпили из Римской империи эти готы, и вот наконец они – ее послушное орудие. В письме Германа, которое император читал накануне, говорилось что Тейю и Алигерна по окончании похода следует наградить, пожаловать высокими титулами, поместьями и… оставить в Константинополе, не отпустив обратно в Италию. Что ж, разумно. А войско пусть отдохнет и через пару недель выступает на восток.

 

Прибыв в Лазику, Юстин с готами как раз успел принять участие в битве при Фазисе, где сыграл решающую роль в разгроме персидской армии Нахогарана - его 10тысячный конный корпус, о подходе которого персы ничего не знали, вызвал в рядах персов страшную сумятицу, приведя к коллапсу их левого фланга. Потеряв под Фасисом свыше десяти тысяч воинов, Нахогаран двинулся назад в Кутаиси, где оставил большую часть конницы под командованием «знаменитейшего мужа» Вафриза, а сам уехал зимовать в Иверию. Несколько месяцев спустя весть о поражении Нахогарана под Фасисом дошла до шаханшаха Хосрова. Он вызвал к себе Нахогарана и за проявленную трусость предал страшной казни, содрав с него кожу.

 

 

 

В Фазисе меж тем состоялся суд над убийцами царя Губаза, и, поскольку все высшие военначальники оказались в той или иной степени в нем замешаны (как минимум знали о намерениях Мартина и не помешали) Юстиниан, ища надежного союза с лазами, назначил командующим в Лазике ни в чем не замешанного Юстина. Как напишет Агафий, «Юстину, связанному с ним близким родством и вообще человеку большого авторитета в то время, император передал власть, вызвав его в Константинополь, и снова отослал к колхам уладить там последовательно все дела».

 

 

Перед римской армией, которой Юстин привел сильное подкрепление, стояла задача отбить те территории Лазики, которые персы еще удерживали. Усиление лазийской группировки 10 000 готов позволило римлянам вести военные действия сразу на двух направлениях - меж тем как в кампании 556 года Вуза подавил восстание мисимиян, завладев Кодорским ущельем, Юстин развернул наступление на позиции персов в Имеретии, которое во всяком случае не позволило им помочь мисимиянам (что позволило Вузе покорить их на год раньше РИ). Отбив, как и в РИ, Родополь, Юстин безуспешно осаждал Кутаиси, к зиме отступив в Археополь. Однако успешное покорение мисимиян на год раньше позволило Юстину в следующем 557 году предпринять экспедицию в Сванетию (которая в РИ так и осталась за персами) - персы были изгнаны и в Сванетии посадили лояльного Риму и Лазике князя.

 

 

 

На этом активные боевые действия прекратились. Персы еще удерживали в Лазике часть Имерети с Кутаиси и проходы в Лихских горах, но сидели в крепостях, не предпринимая активных действий. «Ни персы не собирались возобновлять войну, ни римляне не наступали, но обе стороны принимали меры предосторожности и взаимно, насколько это было возможно, изучали и разведывали планы противника». Как напишет Агафий: «Хосров же убедился, что он не в состоянии воевать против римлян в Колхидской земле, так как они, владея морем, легко посылают туда все, в чем нуждаются, он же вынужден с величайшим трудом длинными и пустынными путями посылать в свои лагеря даже небольшое количество продовольствия при помощи носильщиков и вьючных животных. Поэтому он решил заключить мир повсеместно, чтобы он не был частичным и неполным, ограниченным только определенной местностью, и поэтому шатким, но таким, какой одинаково везде был бы прочным.» Перемирие было подписано в конце 557 года (позднее, в 562, был заключен мир на 50 лет, по которому Лазика признавалась сферой римского влияния, все персидские гарнизоны были из нее эвакуированы, а Империя в свою очередь по прежнему платила Ирану каждые 5 лет субсидию за оборону кавказских проходов). Юстин оставался во главе армии на востоке в ранге магистра Армении до мирного договора 561 года.

 

 

 

Римская империя восторжествовала на всех фронтах, победоносно завершив все "войны Юстиниана". Но ненадолго. Вот-вот явлению «народа незнаемого» из глубины азиатских степей предстояло опрокинуть хитроумную систему Юстиниана на северных подступах к рубежам империи.

 

 

Этим народом были авары. Как напишет Менандр Протектор: «558 год по Р. Х. Авары, после долгого скитания, пришли к аланам и просили их вождя Саросия, чтобы он познакомил их с римлянами. Саросий донес о просьбе Аваров царю Юстиниану, который велел отправить посольство аваров в Византию. Первым посланником этого народа был избран некто по имени Кандих».

Формально Юстиниан аварам ни в чем отказывать не стал и даже отправил к ним спафария Валентина (одного из видных дипломатов) с подарками. Но пришлое племя быстро раскусило политику хитромудрых византийцев — тянуть время и выжидать, наблюдая, чем все обернется, а земли для поселения пока не давать.

 

 

 

 

В июле 558 года, буквально через несколько месяцев после того, как аварских послов привечали в Константинополе, там же весьма любезно приняли делегацию лютых врагов аваров - тюрок. Сразу за тем, как свидетельствует Менандр, авары «завели войну с утригурами». Это был вызов, брошенный беглецами самой могучей державе того времени. Ибо напасть на утигуров, являвшихся проводниками интересов Византии в Причерноморье, значило объявить Юстиниану: «Иду на вы!».

Обрадованный таким поворотом событий вождь чуть было не истребленных кутригуров Заберган, едва лишь почувствовав себя в безопасности с Востока, тут же предпринял новый поход на Константинополь, первый за последние семь лет. В марте 559 года, перейдя Дунай по льду (сковавшему нижний Дунай прочным ледяным панцирем в ту суровую зиму), кутригуры вторглись в пределы империи. Однако в отличии от РИ боевые действия в Италии уже завершились, и войска вернулись на Балканы. Магистр Иллирика Иоанн Кровавый с мобильными иллирийскими тагмами подошел в Мезию на помощь "военному квестору" Бону (в РИ войска и того и другого на 559 год были еще в Италии). Кутиргуры были остановлены на рубеже Гема, а затем отброшены к Дунаю. При переправе через вскрывающийся Дунай по предательскому весеннему льду кочевники понесли больше потери - значительная часть кутиргуров сдалась и была принята в федераты. Меж тем хан утиргуров Салдих напал на их кочевья и ограбил кутиргуров дочиста.

 

 

Жадность, однако, стоила утигурам свободы. Аварская армия, внезапно налетев на их владения, наголову разгромила это воинственное и могучее племя. Произошло данное событие настолько неожиданно, что Византия не сразу даже осознала, что же, собственно, случилось. Тем более что эти непостижимые авары тут же принялись громить еще и другое гуннское племя — залов, а затем и третье — савиров.

 

 

Невероятно было не только то, что немногочисленная орда беглецов с Востока разгромила сильнейшие гуннские племена, но и та быстрота, с которой это все имело место быть. Растерянный Менандр напишет в своем труде всего одну строчку: «Авары вскоре завели войну с утигурами, потом с залами, которые гуннского племени, и сокрушили силу савиров.

В течение одного года аварам удалось полностью сломить сопротивление и подчинить себе практически все остатки державы Аттилы — агрессивные племена Поволжья, Северного Кавказа и Причерноморья. Недорезанные кутиргуры воевать с ними не стали, а сразу и безоговорочно признали себя подданными аварского вождя. Пришельцы называли его каганом. А имя ему было Баян.

 

 

Юстиниан мгновенно осознал – его система в Причерноморье рухнула. Появился новый сильный враг, коему может быть противопоставлена только сила. Необходимо было срочно сосредоточить сильную армию на нижнем Дунае.

В то же время нельзя было оголять восточную границу – с Ираном ведь лишь хрупкое перемирие (мир будет заключен лишь в 562 году). Император отозвал с Кавказа Юстина его готскими федератами, и назначил магистром Фракии, в то же время затребовав подкреплений от Германа. Юстин явился на Дунай с отведенным с востока войском остготов и прибывшей с запада половиной корпуса испытанных отцовских букеллариев, принял под командование иллирийцев и лимитанов, и приступил к вербовке союзников. И действительно довольно быстро сумел сформировать сильную армию, окружив регулярное ядро отрядами симмахов – герулов, гепидов, лангобардов и дунайских склавинов.

 

Но пока эта армия формировалась, последний союзник империи, стоявший меж ее границами и победоносными аварами – анты – истекал кровью.

Анты, представлявшие собой «бессчетные племена», когда-то «самые могущественные» среди «венедов», имели немало оснований надеяться на успех. Но с началом военных действий их князья «были поставлены в бедственное положение и против своих надежд и впали в несчастье». Авары имели возможность атаковать антов по всей границе — от днепровского Левобережья до Подунавья. При таком натиске отдельные племена не смогли соединить свои силы, тем более что до создания единой «монархии» антов было далеко. Первенствующий среди их равноправных князей — Мезамер, брат Келагаста,— только выделялся, обретая неформальное влияние. Каковы бы ни были причины поражения антов (а здесь мы неизбежно не сможем зайти дальше догадок), итог его ясен— «авары сразу же стали опустошать землю и грабить народ».

 

 

Последствия нашествия авар для антов могут быть с достаточной ясностью восстановлены из последующих событий. Авары утвердились на Левобережье Дуная в его низовьях, создав непосредственную угрозу для границ Империи. Тыл их был не только надежен—он был открыт для далеких рейдов в обход Карпат, через редконаселенные пока земли нынешней Польши вплоть до границ Франкского государства. Таким образом, анты — даже племена, жившие далеко на севере, на Верхнем Днестре,— перестали представлять для авар не только угрозу, но и преграду. Нет, таким образом, никаких оснований сомневаться, что авары добились на том этапе от антов покорности и дани.

 

 

 

И не только от антов. Археологи находят аварские трёхлопастные наконечники стрел не только по всему пеньковскому ареалу: от Прута до Дона. Брянский археолог Василий Падин обнаруживает подобные "подарки" от кочевников на территории колочинских городищ бассейна Средней Десны. Получается, что аварские всадники в тот период прочесали так же земли "Колочинской культуры". Такие же наконечники стрел выявлены и по всему ареалу Корчакской культуры, не только в верховьях Днестра и Прута, где обитали хорваты, но и намного севернее, в дулебских владениях на берегах Припяти, в частности на поселении Хотомель, или в селении Рипнёв, у истоков Западного Буга. Городище Зимно, расположенное на берегах реки Луг, неподалёку от Владимира Волынского, считается у историков столицей дулебского союза племён. Но в его слоях, помимо следов пожаров и разрушений, найдено немало смертоносных аварских стрел.

 

 

 

Следует предположить что за два-три года, вторгаясь в лесостепную и лесную зоны широким фронтом, как правило зимой (когда славяне не могли попрятаться по лесам) и возможно мобилизовав силы вассальных кочевых племен, авары покорили всех славян, от Дона до Вислы - Корчакской культуры (дулебы и хорваты), Пеньковской (анты) и Колочинской ("северы"). Подводя итоги анализа письменных памятников и версий исследователей, – пишет украинский историк Леонтий Войтович – можно предполагать, что в 561-567 годах авары завоевали Волынь. Дулебы вплоть до восстания Само (предположительно 623 год) находились под аварским гнётом. Как и считали А.А. Шахматов и М.Д. Присёлков и другие исследователи, этот период нашёл отражение в песне-былине о впрягании дулебских женщин в аварские телеги". При этом львовский исследователь думает, что покорение восточноевропейских земледельцев случилось в тот же самый период, когда кочевники разбирались с антами: "С определённой точностью аваро-дулебскую войну можно датировать 561-562 годами".

 

 

 

Поскольку западнее Вислы археологией в первой половины VI века не выявлено (как пишет Алексеев " нет вообще подтверждений тому, что области между Вислой и Одером к югу от Балтийского моря были в ту пору сколько-нибудь плотно заселены.....массовое расселение славян на землях современной Польши датируется только второй половиной VI столетия.....то же самое относится и к нынешней территории Восточной Германии между Одером и Эльбой") - над всеми славянами (возможно за исключением забравшихся далеко в северные дебри протокривичей "культуры Длинных курганов") к 562 году установилось жестокое "аварское иго", а авары были обеспечены зерном и рабами. Только Дунайские склавины избегли аварского ига, сами вступив в союз с Империей.

 

 

 

 

 

На эти три года, когда авары покоряли славян (с 559 по 562) между Римской империей и аварами установились довольно странные отношения. Баян предлагал Юстиниану в общем-то выгодный контракт, создававший на Дунае подобие сарацинского государства Гасанидов, о котором авары, скорее всего, ничего не знали, взяв в своих требованиях за основу известные им в общих чертах федератские договоры с гунно-болгарскими племенами, заключённые византийским правительством в IV—V вв.. Император Юстиниан, знавший о достоинствах наступательной и оборонительной энспондии с Гассанидами, имел в виду при переговорах с аварскими посланниками либо эту модель военного союза, либо другую, но не менее удобную и финансово выгодную - омайхмию. В противном случае для него не имело смысла юридически отличать вновь прибывшее на Балканы гуннское племя от прежних - утигуров, кутиргуров и прочих. В итоге Империя в 559 г. согласилась заключить с аварами удобный ей союзный договор, аналогичный тому, что давно существовал между империей и Гасанидами, однако официально названный не энспондией, а омайхмией, то есть так, как обычно именовались военные наступательные и оборонительные союзы императора с отдельными варварскими вождями .

 

Форма омайхмии в этом случае была, вероятно, результатом компромисса, достигнутого в ходе консультаций и переговоров. Византийская версия этого союза предполагала следующие кондиции: размещение варваров на той земле, которую они уже фактически занимали, и которая не представляла для Византийского государства никакого интереса (в данном случае это Левобережье нижнего Дуная и Паннония Сирмийская); оплату племенной верхушки регулярными, но не ежегодными «подарками», состоявшими из малоценных для императорской казны предметов, которые, однако же, представляли богатство для варваров (украшенные золотом цепочки или шнурки, шёлковая одежда, вообще - «предметы нега») ; военную и политическую поддержку в данном регионе племенной власти союзника. У аварского кагана, однако же, имелось отличное от имперского представление об условиях военной помощи византийскому василевсу: плодородная земля за Дунаем, в провинции Малая Скифия, ежегодная оплата деньгами и подарками, самостоятельный выбор аварами объектов нападения. После обмена посольствами был достигнут компромисс, в основе которого, однако же, лежала византийская версия союзного договора. На уступки пошла аварская сторона, по мнению которой достигнутое соглашение носило временный характер (авары были плотно заняты завоеванием славян и не могли нажать на императора). Недаром авары вновь и вновь возвращались к нему, требуя от императора принятия условий, ими озвученных изначально . Юстиниан успокаивал посланников кагана подарками, вскоре превратившимися в «обычные», а новых переговоров о форме союза умело избегал.

 

 

 

 

 

Наконец в начале 562 года, когда авары завершили покорение славян, в Константинополь явилось новое аварское посольство. Как записал Менандр: «Юстиниан принял посольство аваров, которые требовали, чтобы им было позволено осмотреть землю, куда их племя могло бы переселиться». Но и Юстиниан к этому времени подписал "вечный мир" с Ираном и вызвал во Фракию с Востока всю презентальную армию. Юстин, сын Германа, командующий на Дунае, к этому времени превратился в главного эксперта по аварам. Именно он, командуя в Лазике, принял первое аварское посольство, прибывшее через Аланию, уже тогда оценив отличия авар от былых кочевых соседей империи - рослые сильные кони вместо низкорослых лошадок, чешуйчатые доспехи, покрывающие коней и всадников, железные стремена... Получив командование на Дунае, Юстин продолжил изучение авар, и, вводя в своей армии оцененные им аварские новации, сумел меж тем даже наладить свою агентуру в стане кочевников.

 

 

 

"При всем том полководец Юстин отправил в Константинополь аварских посланников и дал знать царю, чтобы тот подольше задержал их в городе. Он успел привязать к себе одного авара по имени Икунимон, который объявил ему за тайну, что авары одно говорят, а другое думают, что они употребляют самые умеренные слова и прикрывают кротостью обман, что под видом, будто хотят перейти по сию сторону Истра для утверждения дружбы с римлянами, они на самом деле умышляют совсем другое и намерены, если только удастся им, переправиться через реку, напасть на римлян со всеми силами. Узнав это, Юстин писал царю о задержании аварских посланников в Константинополе, потому что авары не решатся перейти реку, пока посланники их не будут отпущены. Между тем как Юстин действовал таким образом, он также заботился и об охранении на реке переправы. Он поручил Бону, начальнику дворцовой стражи, оберегать реку. Посланники аварские, не достигнув цели своего приезда в Константинополь, получили от царя обычные подарки, купили все для себя необходимое, между прочим и оружие, и были отпущены. Однако же царь дал Юстину тайное повеление каким-нибудь образом отнять у них оружие. Полководец, приняв посланников на возвратном пути, исполнил данное ему повеление. Отсюда началась между римлянами и аварами вражда, которая уже давно тлела под спудом; поводом к ней в особенности было то, что не тотчас отпущены посланники, тогда как Баян очень часто приказывал им возвратиться; но царь, зная хорошо замыслы Баяновы, всеми мерами так устраивал обстоятельства, чтобы посланники задержаны были в столице".

 

 

 

Послам Баяна вежливо ответили, что император выделяет кагану и всему аварскому племени богатую провинцию и действительно за Дунаем — Вторую Паннонию, что расположена между реками Савой и Дравой. О лучшей земле и мечтать нельзя. Только вот одна неувязочка — земли эти только считались имперскими, а жили на них частично лангобарды, частично гепиды и именно за этот лакомый кусок постоянно ссорились и враждовали между собой.

И еще. Император отказал аварам в пропуске их войска по территории империи. А это значит, что во вторую Паннонию им, придется идти самим через земли гепидов или лангобардов. Самое главное, что продираться им пришлось бы через восточные Карпаты, а в ту пору это было не так просто сделать. Венгерский археолог Иштван Бона вообще считает эти места практически непроходимыми. Он пишет: "Археологические данные о поселениях VI века свидетельствуют, что земли вдоль северных и восточных склонов Карпат были необитаемы и окружены лесной полосой, шириной в среднем в 120 километров (до 150-200 километров в отдельных местах). Для обитания людей и содержания скота эта зона была непригодна, даже если она непосредственно и не включалась в 80-100-километровый горный барьер высотой 1500-2000 метров. Схожее положение складывалось и в северной части внутренней Карпатской котловины – в долинах Верхней Тисы и низовьях реки Сомеш: с начала VI столетия нет никаких археологических следов человеческой жизни в данном регионе". Венгерский исследователь полагает, что преодолеть сплошную стену горного массива, к тому же густо покрытую лесными дебрями, с обозом и стадами, в это время вряд ли кому бы удалось. Проникнуть в Среднедунайский регион с Востока можно было лишь через несколько горных проходов в долине Олта или вдоль течения Нижнего Дуная, в районе так называемых Железных ворот, где пролегли построенные ещё в римскую эпоху дороги. Но эти стратегически важные места охраняли гепиды. Здесь находились крепости, постоянно дежурили боевые посты. Меж тем, степная конница, непобедимая на равнине, весьма уязвима в ущельях и теснинах. Прорываться через горные крепости на перевалах для кавалерии равносильно самоубийству. Авары это прекрасно понимали.

 

Иштван Бона: "Исторические и археологические свидетельства указывают, что славяне не могли проникнуть в Карпатский бассейн в то время как края были под гепидским господством. Они (славяне) не имели доступа к лесной зоне, которой гепиды возможно сознательно окружили свои поселения, не были они в состоянии преодолеть и мощные оборонительные позиции гепидов на горных перевалах. "Лесная оборона" восточных германцев не была ограничена лишь линией Карпатских гор; вероятно, схожая обстановка складывалась по большей части в районах Хунедоар, Караш-Северин, и в регионе Тимиш, а также вокруг реки Сомеш и верховьев Тисы. Эти лесные массивы позволяли легко сдерживать любые атаки врагов малыми силами обороняющихся."

 

 

Аваров буквально по пятам преследовали тюрки. Отважные всадники, которые не боялись в одиночку сразиться со всеми племенами Скифии разом, впадали в панику при любом упоминании "волчьего племени". А тюрки, как показали позднейшие переговоры, в свою очередь были готовы идти на немалые жертвы лишь бы добраться до неуловимых беглецов. Вот почему авары просили у римлян такую страну, которая находится по другую сторону Дуная, и потому надёжно укроет их от тюрков. Император в 558 году посулил им такую землю, но за время, прошедшее с 558 года авары настолько усилились, покорив всю Скифию, что пустить их через лимес выглядело актом клинического идиотизма. Ответ, который Юстиниан был вынужден дать в подобных обстоятельствах, звучал как форменное издевательство над пришельцами: землю мы вам даём, но как вы туда будете добираться – уже не наше дело, через Дунай мы вас в любом случае не пустим.

 

 

 

Разъяренный Баян предпринял попытку перейти Дунай, но эта попытка без труда отбита войсками Юстина. К сожалению исторических подробностей не сохранилось – соответствующий отрывок хроники Менандра до нас не дошел, а Агафий, не доведший свою историю до этого события, лишь сообщает в строках посвященных Юстину, что тот «стяжал великую славу отражением варваров на Дунае». Как бы то ни было, Баян понял что прорыв напрямую нереален и нужно искать обходных путей. Зная, что по их душу с года на год явится бесчисленное тюркское войско, аварские всадники повернули своих коней на северо-запад и двинулись в обход Карпатского хребта.

Изменено 10 Jun 2016 пользователем Georg

[Georg]

В середине VI века путешественник, пересекая нынешние польские земли от Западного Буга до Одера и даже двигаясь далее к Эльбе, мог не встретить здесь ни единого поселения. Что, собственно, и случилось, по свидетельству Прокопия, с изгнанными герулами, обнаружившими в данных краях "огромную пустыню" на всём протяжении от места жительства карпатских склавинов до области обитания варнов. Иордан на бескрайних просторах к Северу от Карпатских гор тоже заприметил лишь одних видивариев. Эти люди ютились в устье Вислы, "на побережье Океана, там, где через три гирла поглощаются воды реки Вистулы". Почти всё остальное внушительное пространство от Эльбы до Западного Буга оказалось тогда заброшенным. Между Скифией и Германией пролегла огромная пустошь.

Археологи в свою очередь подтверждают правоту древних хроник. В долинах Вислы и Одера им не удаётся обнаружить ни одной культуры в промежутке между серединой V и второй половиной VI века. Более того, польский исследователь Казимир Годловский с удивлением для себя обнаружил, что в этих местах не найдено ни единой римской монеты периода 491-565 годов. Новейшие методы исследований со всей очевидностью показывают, что центральная часть континента в данный период времени покрылась густой растительностью. Проще говоря, здесь лежали непроходимые дебри, начинавшиеся ещё в отрогах Северных Карпат. Как заметит по этому поводу академик Валентин Седов: "Вместе с тем, результаты пыльцевых анализов, произведенных на материалах многих пунктов, расположенных в низинных местностях междуречья нижнего течения Эльбы и Одера, достоверно свидетельствуют, что эти обширные области были полностью оставлены германским населением и в V-VI веках плотно заросли лесами. Славяне, заселявшие эти земли с востока, вынуждены были расчищать от леса участки для пахотных угодий.".

Борьба с зелёным морем требует немалого времени, а как раз его в распоряжении авар и не имелось. Изыскания археологов показывают, что ближайшей из всех пригодных для житья территорий в эпоху Великого переселения народов являлась долина Эльбы. Значит, туда и должны были пробиваться авары, стремившиеся скрыться от своих беспощадных преследователей.

В гуннскую пору на берегах этой реки сохранялось некое население, которое историки подчас собирательно именуют эльбо-германцами. Лидерами тут оказались лангобарды, которые начали движение с нижней Эльбы на Юг сразу после бегства гуннов. По словам их летописца Павла Диакона, "выйдя из Мауринги, лангобарды двинули в Голанду, где пребывали долгое время и затем как будто владели Антайбом, Бантайбом и Бургундайбом, что мы можем рассматривать как имена областей или каких-нибудь мест". Корсунский и Гюнтер в своем знаменитом труде "Упадок и гибель Западной Римской империи следующим образом толкуют данный фрагмент Павла Диакона": "Вероятно, лангобарды шли вверх по Эльбе или между Эльбой и Одером на юго-восток, пересекли область Бранденбурга и Лаузиц, нередко прерывая свой путь. Бантайб как будто лежит в Богемии, где археологами обнаружены остатки материальной культуры конца V века, которую продолжала культура лангобардов в Паннонии, датируемая VI веком". Бургундайб, в свою очередь, скорее всего являлся прозвищем Силезии – области, где ранее обитали бургунды. Методом исключения Антайб, видимо, следует связать с Лузацией, непосредственно примыкающей к Силезии.

Наиболее густо, как показывают археологические раскопки, были заселены здесь неким германским населением богемские земли, а также территории к Западу от Средней Эльбы, в междуречье Эльбы и Заале. Напротив, Силезия и районы к Востоку от Эльбы почти лишились жителей в то время. Богемия была традиционным местом обитания могущественного племенного союза свевов - объединения маркоманнов и квадов, которое в процессе Великого переселения раскололось на несколько ветвей - часть ушла на запад, в Испанию, часть, после долгих метаний по Дунайской котловине, обосновалась под властью отстготов в провинции Паннония Савия. На родине остались две ветви этого ранее монгочисленного народа - бавары, обитавшие в южной Богемии, и "северные швабы", занимавшие север Богемии и территорию позднейшей РИ Мейсенской Саксонии. Оба этих племени в конце V века подчинялись могущественному королевству тюрингов. Лангобарды в то же время занимали позднейшие Силезию, Лузацию и северо-восточный угол Богемии. Ниже по Эльбе жили варны, позднее растворившиеся в племенном союзе саксов, а еще ниже, в позднейших Мекленбурге и Шлезвиге - англы.

http://kdet.ucoz.ru/...re/Grif/750.png

В начале VI столетия (ориентировочно – в 508 году) лангобарды громят герулов и захватывают их королевство, расположенное в Моравии и западной Словакии. После смерти Теодориха Великого в 526 году это племя переходит Дунай и захватывает Паннонию Первую и Внутренний Норик. Наконец, в 546-547 годах лангобарды, нанеся поражение гепидам, занимают и Паннонию Валерию вплоть до Дуная и Дравы. По мере движения лангобардов на Юг, внутрь Карпатской котловины, поэтапно освобождались ранее занятые ими владения в Лузации, Богемии и Силезии, в летописных "Антайбе, Бантайбе и Бургундайбе". Моравию лангобарды продолжали удерживать за собой, и еще при короле Вахо там располагалась королевская ставка, при Аудоине переместившася в Паннонию.

http://kdet.ucoz.ru/...viane/544-1.jpg

Богемия таким образом почти целиком оказывается в составе вассальных франкских герцогств - Тюрингии и Баварии, но основной германский народ Богемии - бавары - начинает интенсивно переселяться за Дунай, в захваченный франками после падения державы Теодориха Норик Прибрежный, в следствии чего значительная часть края так же начинает запустевать. Лузация же и Силезия реально запустевают к середине VI века, но их росчисти еще не успевают покрыться непроходимыми дебрями. И как раз в эти земли в 562 году продвигается из Галиции высланное Баяном аварское войско.

Перейдя Эльбу, авары оказываются в пределах Тюрингии, и против них выступает молодой Астразийский король Сигберт. По свидетельству Григория Турского, Сигберт "прогнал" со своих земель явившихся с востока "гуннов". Очевидно авары, явившиеся в Тюрингию ограниченным контингентом, и обнаружив перед собой столь мощного противника как австразийские франки с их вассальными племенами, отступили без полномасштабного сражения. "Однако позже их царь через послов добился дружбы с Сигибертом" - сообщает Григорий Турский.

В 565 году, заключенный договор был аварами нарушен, и их армия - на этот раз главные силы во главе с самим Баяном - снова перешли Эльбу. "". :

"Против них с войском выступил Сигиберт, взяв с собой множество храбрых воинов. Когда они должны были вступить в сражение, гунны, сведущие в искусстве волшебства, явили им различные наваждения и разбили их наголову. А когда войско Сигиберта обратилось в бегство, сам он был задержан гуннами и содержался у них под охраной до тех пор, пока позднее, будучи ловким и проворным, он не подкупил дарами тех, кого не смог одолеть храбростью в сражении".

Как пишет Игорь Коломийцев в последней книге своей славянской трилогии - "В когтях грифона":

"Ни одна армия, тем более состоящая преимущественно из кавалерии, не способна решать боевые задачи, будучи заброшенной за сотни и тысячи километров от своих основных баз. Авары к этому времени безусловно господствовали на равнинах Скифии. Но с долиной Эльбы те края разделяли безлюдные пространства нынешней Польши, густо заросшие лесом. Даже перекинуть значительное войско с территории Галиции или Волыни на Эльбу было тогда проблематично. Не говоря уже о том, что любой армии необходимо место для отдыха, перегруппировки сил, лечения раненых, нужны припасы, корм для лошадей, кузнецы, ремонтирующие оружие и доспехи. Как всё это хозяйство тащить по горным тропкам или через лесные массивы, а главное, где его размещать, чтобы оно не попало в руки врагов? Вот почему захват земель в центре Европы сходу, без подготовки, был для любых завоевателей непосильной задачей. Но, похоже, авары таковую перед собой поначалу и не ставили.

Вторжение ограниченным контингентом в 562 году имело целью всего лишь продемонстрировать франкам серьёзность намерений пришельцев и заставить хозяев Западной Европы сесть за стол переговоров с ними. Потерпев запланированное поражение, степняки заключили договор, по которому им отошли, вероятнее всего, те наделы, на которые ни тюринги, ни франки всерьёз никогда не претендовали. Это могли быть земли к Востоку от Эльбы – территории заброшенной всеми Силезии и Лузации. Степнякам нужен был хотя бы краешек относительно благоустроенной земли, чтобы зацепиться за него своим острым когтем. Договор, видимо, предоставил кочевникам некий небольшой по размерам плацдарм по ту сторону сплошного зелёного моря. Кроме того, он дал агрессорам передышку сроком в три-четыре года, которой они, несомненно, воспользовались по полной программе. Ибо пока франки пребывали в благодушном заблуждении по поводу того, что навсегда пресекли поползновения "гуннов" на Запад, кочевники неустанно покоряли земледельцев Скифии, обращая тех в своих рабов, руками которых рубился тракт, соединивший Восточную и Центральную Европу, расчищались от леса участки земли в захваченной зоне, там возводились поселения, распахивались поля, строились амбары, кузни и литейные печи. Авары лихорадочно создавали здесь базу для будущей войны с франками. К тому моменту когда они убедились, что новый император римлян для них ничуть не лучше Юстиниана, всё уже было подготовлено к началу новой кампании, которую пришельцы неожиданно для всех блестяще выигрывают. Впрочем, мы с вами догадываемся, что степняки сумели перебросить свои основные силы в Тюрингию только потому, что им было где их разместить. Без опорной области в непосредственной близости к долине Эльбы победить могущественных франков не представлялось возможным."

[Georg]

В преддверии схватки с аварами сделаем экскурс в организацию римской армии к концу правления Юстиниана.

 

 

Традиционная позднеримская военная система, заложенная реформами Диоклетиана и Константина, была ориентирована на эшелонированную активную оборону границ империи - вдоль лимеса располагались лимитаны порубежных дукатов, их поддерживали региональные походные армии, возглавляемые военными магистрами, центральным резервом оставались презентальные армии, возглавляемые презентальными магистрами. Эта схема не могла сохраниться в период правления Юстиниана, когда империя вела активные наступательные действия, причем на нескольких фронтах и на территории, давно уже в империю не входившей. Все армии империи были многократно перетасованы, вексилляции бросались с одного фронта на другой (и зачастую не возвращались, оставаясь на завоеванных территориях). Некоторые региональные армии были настолько "раздерганы", что по факту прекращали свое существование, как например походная армия Фракии в 550ых годах и походная армия Востока после "вечного мира" с Ираном в 562 году (в обоих случаях в указанных регионах отставались только лимитанские части - подразделения "военной квестуры" во Фракии и дукатов обоих Армений, Месопотамии, Осроены, Евфратезии и Финикии на Востоке). Презентальные армии, ранее выступавшие в походы в полном составе во главе с императором или презентальным магистром, теперь так же направлялись по частям на разные фронты.

 

В результате престиж презентальных магистров падает, и они фактически превращаются в резервных полководцев верховной ставки. Термин "Magister militum" при Юстиниане фактически эволюционировал из должности-магистратуры в звание-титул, которое носили как действующие, так и временно оказавшиеся не у дел полководцы. Часть из них официально числилась презентальными или региональными магистрами, другие, которым не хватило традиционных магистериев, именовались "вакантными магистрами".

 

Реальное же военное командование в правление Юстиниана находилось в руках экстраординарных военных магистров, назначавшихся на определенный фронт для решения конкретной задачи. Такой магистр назывался на греческом «стратиг-автократор», а на латыни magister militum cum imperio ("военный магистр с империем") - т. е. полководец с неограниченными правами в рамках определенного театра военных действий. На вверенном ему фронте он командовал не только непосредственно подчиненными ему по должности войсками, но и другими магистрами, комитами, дуксами лимитанов и трибунами федератов вместе с их войсками, подчинявшимися в обычное время непосредственно императору. Его империй как правило распространялся и на гражданское управление в отведенной ему зоне. Такие права главнокомандующего оформлялись особой грамотой императора, в которой указывалось, что такой-то военный магистр получает власть, равную власти императора, на период военных действий в таком-то регионе.

 

Соответственно на конкрентный фронт при Юстиниане направлялась не огромная презентальная армия, а "магистр с империем" с частью оной презентальной армии, отрядом букеллариев и несколькими тагмами федератов. Остальные силы для предстоящей войны магистр либо набирал в качестве федератов и симмахов на деньги правительства, либо же получал их на месте с их командирами в виде региональных, лимитанских или уже до этого присланных туда презентальных отрядов.

 

При этом исчезает норма независимости и неподконтрольности друг другу командования походной и пограничной армии, заложенная в качестве конституционного принципа еще Константином Великим и неукоснительно соблюдавшаяся его преемниками. Существование параллельных командных систем являлось одной из гарантий политической стабильности в регионах. Но в ходе завоевательных кампаний Юстиниана эти войска неизбежно перемешивались. На одном фронте запросто могло оказаться даже несколько региональных магистров (в африканской кампании. 533 г. вместе с магистром Востока Велизарием участвовал и магистр Армении Дорофей), т. е. высших потестариев равного ранга. Учитывая, что magisterium potestas была высшей ступенью potestas в сфере военного управления, введение внутренней иерархии между такими потестариями, чтобы заставить прочих подчиняться одному, потребовало, не нарушая при этом общеимперский ordo dignitatum, временного предоставления imperium главнокомандующему. В свою очередь, это свидетельствует и о живучести магистратских основ полномочий армейских магистров.

В какой-то мере ситуация с военной администрацией при Юстиниане напоминает аналогичные процессы кризисной эпохи III в., когда армейские группировки целых регионов объединялись под единым командованием, экстраординарным по своему характеру.

 

Ондовременно на внутренних территориях империи полномочия региональных магистров урезаются, гарнизоны во внутренних провинциях, переходят под командование либо экстраординарных гражданских наместников провинций с особыми полномочиями -

проконсулов или модераторов, либо (чаще) викариев диоцезов; в их же ведение преходила и расположенная там армейская инфраструктура (в пограничных провинциях все эти функции по проежнему совмещались в руках дуксов, командовавших лимитанами). Викарию, ответственному за охрану внутреннего порядка в целом диоцезе, было предоставлено также право суда над военными, как если бы последние судились дуксами и магистрами; в обязанность викария вменялось снабжение всех категорий войск диоцеза. Магистры войск частично освобождались от управленческих проблем и от полицейских функций в регионах, превращаясь из военных администраторов, командующих крупными военными округами, в полководцев, занятых по преимуществу войной. Контроль над локальными повседневными проблемами военного администрирования был практически полностью передан гражданским чиновникам с тем, чтобы ничем не отвлекать магистров от полководческой деятельности. Прямым следствием этого процесса является то, что юстинианова военная верхушка постепенно утрачивала традиционный римский магистратский характер своих полномочий.

 

Со времен реформ Антемия, передавших чинопроизводство офицеров в ведение гражданской магистратуры (квестора священного дворца) офицеры достигали армейских магистериев путем долгого, “правильного” cursus honorum, служа нередко магистрами при

разных императорах (Аспар, Ардабур, Иоанн Скиф, даже Зенон), а нетрадиционные карьеры (прямое назначение магистрами войск без длительной предварительной службы) были характерны для членов правящих фамилий (Василиск, Ипатий).Теперь же “старт”

всей первой генерации юстиниановой военной элиты являет собой значительное отступление от сложившихся традиций чинопроизводства. Велизарий, Ситта и Хилбудий совершили просто головокружительную карьеру, превратившись из дорифоров Юстиниана в региональных магистров. Факт, что Велизарий некоторое время был дуксом Месопотамии, лишь подтверждает это, поскольку в подавляющей массе офицеры пограничной и походной армии могли выслужиться только в одной из категорий войск.

 

Карьера Ситты представляет собой наиболее яркий образец юстиниановой кадровой политики. Молодой дорифор вскоре после интронизации Юстиниана был назначен сразу командующим нового регионального магистерия, включавшего в себя Первую и Вторую Армению, Полемониакский Понт, Анзитену, Ингилену, Софену и Софанену, т. е. ему фактически была поручена организация новой крупной военно-административной единицы, поводом к чему послужило начало крупного конфликта с персами на фоне слабости оборонной системы Римской Армении. Очевидно, он хорошо с этим справился, поскольку уже в 530 г. его назначили презентальным магистром.

 

Вследствие отсутствия информации нельзя точно ответить на вопрос, утратили ли магистры оффиций свое право назначения младшего и среднего командного звена армии. Можно лишь предполагать, что такие назначения могли еще иметь место на территории восточных провинций, поскольку эта функция квестора священного дворца и магистра оффиций последний раз зафиксирована в юстиниановом кодексе (CJ. I. 30. 2—3), т. е. до начала готской войны.

 

По сравнению с предыдущим периодом бросается в глаза то, что военная верхушка империи в течение всего правления Юстиниана в массе своей состояла из одних и тех же военачальников, перемещавшихся с одного поста на другой, из одной части государства — в другую. Иными словами, все установки на временный, магистратский характер полномочий высших военных постепенно уходят в прошлое. Император предпочитал (кроме крайних случаев) не лишать своих магистров их должностей навсегда; да и сами смещения были редким явлением. Практически известны два таких случая, когда в 554 г. Юстиниан отстранил Бесса от командования, конфисковал его имущество и отправил в ссылку за грабежи и вымогательства в Армении; в 557 г. последовало предписание Мартину сложить командование в Лазике и удалиться в частную жизнь в связи с его участием в убийстве царя Лазики Губаза. Оба случая были из ряда вон выходящими - и Бесс и Мартин "перешли меру" в противозаконных действиях. Чаще практиковалось лишение должности за проступки на какое-то время: отозвание Велизария с поста магистра Востока в 531 г. как виновного за поражение при Каллинике; лишение полномочий магистров Востока и Армении Велизария и Бузы за политическую активность во время болезни Юстиниана. Но возможность продолжения военной карьеры для обоих была вскоре предоставлена вновь. Смещение Дагисфея с поста магистра Армении по обвинению его лазами в персофильских настроениях было явлением того же порядка уже потому, что через год он воевал в Италии. Император удалил своего магистра, просто не желая ссориться с союзниками.

 

 

Начиная со второй половины 550-х гг. проявляется отчетливая тенденция поворота Юстиниана к своим родственникам из нового поколения "юниоров", к назначению их на высокие посты в государстве. Эта тенденция в известной мере совпадала по времени с постепенной заменой старой военной элиты, выдвиженцев начальной фазы завоевательной эпохи. И уже поэтому мотивацию этой новой волны фамильной политики, очевидно, было бы неверно искать только в династическом факторе и стремлении престарелого императора обеспечить престолонаследие. Противоречивость и неоднозначность обоих процессов на фоне того, что Ситты (а в РИ и Германа) уже не было в живых, Велизарий фактически был не у дел, а его соратники и сверстники — Мартин и Буза — находились в зените своей военной славы выявляется уже в случае с племянником императора Юстином, сыном Германа, с которого, собственно, и началась новая волна фамильной политики. Его чинопроизводство в 557 г. в магистры с империем (с одновременным наследованием от смещенного Мартина и его поста магистра Востока) Агафий мотивировал как опытностью Юстина, так и его родством с императором. По версии Глушанина императору в тот момент просто не из кого было выбирать, поскольку и он сам и лазы подозревали, что все остальные командующие византийскими войсками, давние друзья и соратники Мартина (например, Валериан), были в той или иной мере замешаны в интриге, приведшей к убийству царя Губаза. Дальнейшая карьера Юстина вплоть до смерти Юстиниана протекала уже только на самых высоких постах. Под 562 г. вновь появляются упоминания о другом племяннике императора Маркелле, брате Юстина Куропалата, который в этом году был презентальным магистром, назначенным на этот пост в связи с постепенным возрождением презентальных резервных сил, первым шагом к которому было расквартирование в стационарном лагере у Гераклеи-Перинфа семи схол. В том же 562 г. Юстиниан отослал в Африку для умиротворения мавров Маркиана, “племянника его и стратилата” (Theoph. АМ 6055; Malala. 469). Надо сказать что и Юстин и Маркиан действительно зарекомедовали себя талатливыми полководцами.

 

 

Нужды завоевательной политики Юстиниана с неизбежностью потребовали увеличения количества командующих походными группировками в ранге высшего офицерства империи. Практика применения вакантных магистериев становится фактически постоянной, особенно после 535 г., как на Западе, так и на Востоке. Однако серьезных изменений в правовом положений офицеров, долгое время числившихся magistri vacantes тем не менее не произошло. Они так и продолжали оставаться вторым эшелоном и готовым резервом высшего военного руководства империи; частью военной элиты они автоматически, с приобретением вакантных магистериев, не становились. В источниках совершенно отчетливо прослеживается, что к элите военной организации относились только обладатели традиционных региональных и презентальных магистериев. Практически только им доверялась магистратура с империем (какие-то “правила” cursus honorum сохранялись); ими принимались ответственные военные и политические решения; они отдавали приказы вакантным магистрам. Фактически известен лишь один случай, когда магистром с империем стал офицер, до этого ни разу не занимавший ни один из официальных магистериев. Речь идет о Юстине, сыне Германа, которого император в 557 г. назначил вместо смещенного Мартина командующим в Лазике.

 

 

В некоторых регионах империи, например в Африке, “хроническое состояние войны вело к назначению чрезвычайного полевого командира с рангом, превосходящим ранг префекта претория Африки, или к тому, что то же лицо было и префектом претория и командующим. Иными словами, правление "военного магистра с империем" стало там перманентным. К концу правления Юстиниана magister militum Africae все еще комбинировал военные и гражданские функции. Позднее в РИ Маврикий учреждением экзархата только признал тот факт, что экстарординарная военная магистратура с империем реально превратилась там в ординарную.

 

В РИ экзархат был в итоге учрежден и в Италии, но при Юстиниане там старались возродить классическую магистратскую модель. В 542 г. Юстиниан даже назначил главнокомандующим в Италии префекта претория Максимина, происходившего из римских сенаторов и совершенно неопытного в военных делах, который должен был восстановить ординарную систему снабжения армии. При этом вакантный магистр Константиан оставался реальным главой византийских сил в Италии. Назначение главнокомандующим префекта претория Италии должно было продемонстрировать италийским посессорам возрождение гражданского управления с его твердо фиксированными ставками налогов и отмену бесконтрольных военных реквизиций. Провал миссии Максимина привел к возвращению военных форм управления завоеванными территориями Италии, но после победы над готами согласно Прагматической Санкции был назначен гражданский префект претория Италии Антиох. Согласно оригинальному и хорошо аргументированному предположению Бородина, Нарзес сменил (не сразу вслед за изданием Прагматической Санкции) Антиоха на посту префекта претория Италии, оставшись при этом главнокомандующим византийскими силами. В АИ Герман, получив полномочия цезаря, имел в своем подчинении весь военный и гражданский аппарат Италии, включая префектуру претория.

 

 

 

Подводя резюме, можно сказать следующее. Завоевания на Западе привели к преимущественно “ойкосному” строению экспедиций (когда лучшие воины из разных подразделений передавались главе экспедиции в качестве букеллариев) и становящимся нормой экстраординарным военным магистериям с империем. Переброска больших масс войск шаг за шагом вела к выхолащиванию прежних магистратско-потестарных компетенций региональных и презентальных магистров, к превращению их из магистратов в полководцев. На Востоке в течение 30—50 гг. VI в. протекал процесс передачи многих функций военного администрирования в руки гражданских властей - префектов претория и их викариев в диоцезах; в то время как на Западе эти гражданские власти оказались в подчинении у военных правителей. В перспективе развал прежней, устоявшейся со времен реформы Антемия военно-магистратской системы, обеспечивавшей контроль гражданского правительства за армией, привел к необходимости восстановления персональной связи императора с армией - начиная с Маврикия (а здесь с Германа), императоры, подобно августам IV века, все чаще лично участвуют в походах.

 

 

 

 

 

 

 

Как уже указывалось, восточно-римская армия VI века состояла из двух видов - регулярных milites, "занесенных в каталоги", и полурегулярных "императорских федератов". "Каталоги" составляли регулярные части кавалерии и пехоты, в мирное время базировавшиеся в военных лагерях и получавшие постоянную продуктовую и денежную аннону. Федераты же, служившие исключительно в коннице, были теперь совсем не похожи на тех "этнических" федератов, которые служили империи в V веке (историки именуют их "императорскими федератами" в отличии от прежних "этнических"). Это уже были не племенные отряды во главе со своими племенными вождями, а кавалерийские бригады "внутренних варваров", живущих внутри империи под римской властью и по римским законам, поступивших на службу не племенными отрядами, а по индивидуальным контрактам, воевавших под командой не своей племенной знати, а римских офицеров. Иными словами федераты превратились теперь в некий аналог "летов" и "гентилов" IV века, за тем исключением что лэты и гентилы выставляли рекрутов для постоянной службы в ауксилиях, а федераты призывались на войну лишь в военное время. В мирное время тагмы федератов располагались на отведенных им и освобожденных от налогов землях в так называемых "федератских кантонах" - сплоченными поселениями соплеменников, что позволяло им сохранять и культивировать свои боевые традиции. Во главе каждой тагмы федератов в мирное время стоял префект-опцион, отвечавший за снабжение и организацию, в военное же время — назначаемый для этого специально командир тагмы в ранге трибуна из числа кадровых офицеров. В мирное время федераты вели собственное хозяйство, зачастую с использованием рабов, получая от государства натуральную аннону, выдаваемый с определенной периодичностью донатив и своеобразное административное покровительство - что в совокупности поддерживало служебную годность федерата. В военное же время, будучи призван на службу, федерат получал такое же жалование, содержание и донативы, как и элитные части регулярных войск.

 

Воины делились на различные группы в зависимости от звания, занимаемой должности и получаемого (в звонкой монете) оклада(исчислявшегося в «аннонах», по 5 солидов каждая в год) плюс жалование на лошадей (исчисляемое в «калигах», по 4 солида каждый). Кроме того, каждый воин получал донатив ('подарок'). Выдавались эти донативы раз в пятилетку (по 5 солидов) и в начале правления нового императора (9 солидов). В начале службы новобранец получал оружие на 6 солидов, обмундирование на 6 солидов и коня стоимостью 7 солидов. Одной анноны и одного капита было достаточно для содержания одного полностью вооруженного всадника.

 

 

 

Пехота перестала играть ударную роль от слова совсем - ее задачей в полевом сражении было "стоять нескорушимой стеной", образуя опору боевого порядка, вокруг которой и через которую (при растягивании рядов) маневрировала конница. Пехота по прежнему, как и в позднеримское время, состояла из тяжеловооруженных фалангариев с длинными копьями, легковооруженных ланциариев и лучников-сагиттариев. Фалангарии или "скутаты" образовывали "нескорушимую стену" щитов и копий, умели растягивать и смыкать ряды, выстраивать "фулькон" против кавалерии и выполнять прочие строевые эволюции позднеримских легионеров. У них были большие (длиной 164 см) деревянные округлой формы щиты, обтянутые кожей и окрашенные в определенный цвет для каждой нумерии с металлическими оковкой по краю и умбоном посередине. Пики их были весьма длинными: это были контосы до 4,5 м длиной. Кроме того, каждый скутат имел 5 плюмбат или маттиобарбул (иначе — марсо-барбул, т. е. коротких дротиков с оперением на конце и свинцовым грузилом у наконечника), меч-спату герульского типа, пращу. Маттиобарбулы метали, видимо, примерно так, как кидают финку или томагавк, взявшись за конец древка у оперения. При повороте в момент броска грузило с одной стороны, а оперение — с другой не давали маттиобарбуле совершить более половины оборота и стабилизировали ее во время полета. Маттиобарбулы могли кидать как из-за головы, так и из-под щита. Скутаты должны были иметь еще шлемы с султаном и кольчуги с железными пластинами на плечах, на которых крепились султаны из волоса. На ногах у них были железные поножи.

 

Легкая пехота была представлена саггитариями и ланциариями. У саггитариев на плече висели горитыи колчаны на 30—40 стрел и небольшие щиты. У ланциариев в эпоху Юстиниана на вооружении состояли дротики с тяжелыми широкими наконечниками, называвшиеся "славянскими", маттиобарбулы в кожаных футлярах и праща.

 

В бою тяжелая и легкая пехота действовали как единое целое. Так в битве при Галльских могилах конный отряд остготов, посланный Тотилой "в тыл левому флангу римлян по тропе за холмом и оврагом", напоролся на отряд в 500 легионеров, и, многократно упорно атакуя по фронту, полег почти полностью, "убившись об стену" щитов и копий, из-за которой навесом сыпались стрелы и дротики.

 

 

Пехотный "полк" именовался по латыни нумерией, а по гречески арифмос - это было общее условное обозначение, официально же оные подразделения по прежнему именовались легионами и ауксилиями, и многие из них гордо носили имя старых римских легионов - Ланциарии и Маттиарии, Феодосиаки, Викторы, Пятый Македонский, Четвертый Парфянский... Согласно реформе Константина численность легиона и ауксилии была установлена в 1200 солдат, и таковой оставалась в IV-V веках. Но при Юстиниане упоминаемые Прокопием пехотные нумерии, как например 5 легионов, посланных с Велизарием в Африку, имеют численность в 2 000 солдат. Очевидно в римской армии VI века стандартом стал "сдвоенный легион", активно использовавшийся еще в IV веке ("Иовианы и Геркулианы", "Ланциарии и Маттиарии", "Корнуты и Бракихиаты", "Батавы и Регии", "Иовии и Викторы").

 

 

В текстах VI века уже не заметно применения торсионных баллист в полевых условиях, но на смену им приходит загадочная ballista quadrirotis. Изобретена она была еще в V веке, и Вегеций явно пишет о том что она не была торсионным орудием - торсион заменила arcus ferreus supra canalem, quo sagitta exprimitur, erectus - пружинная стальная дуга, сжатая между стойками. Согласно анализу R.P. Oliver. "A Note on the De Rebus Bellicis", изображение fulminalis из "De rebus bellicis" могло служить иллюстрацией к пассажу Прокопия о баллистах при обороне Рима Велизарием, поскольку на ней показаны keraia, в который помещалась стрела, канал, по которому скользил этот держатель, стойки (xyla), которые формируют akra дуги, короткий канат (brochos = validus nervi funis), который оттягивается, вынуждая стойки притянуться друг к другу и согнуть дугу, двойные вороты и «беличьи колеса», при помощи которых hoi amphoterothen оттягивает этот канат, и даже сравнительно короткая и толстая стрела с прикрепленным тяжелым наконечником, "подобная снаряду".

 

О силе натяжения пружинной баллисты можно судить по описанию в той же "De rebus bellicis" более крупного, станкового ее варианта - ballista fulminalis, тяжелого оборонительного артиллерийского орудия для стационарной установки на укреплениях. "De rebus bellicis" характеризует ее как "достаточно мощное для того, чтобы послать свой стреловидный снаряд даже через самую широкую реку, Дунай". Такова была "артиллерия, которая позволила Велизарию с крошечной армией удержать стены Рима против многочисленной орды варваров".

 

Само появление подобных орудий свидетельствует о значительном прогрессе в восточно-римской металлургии в позднеантичный период - сложность закалки пружинной стали растет пропорционально увеличению ее толщины почти по геометрической прогрессии, изготовление большой дуги, сделанной из равномерно закаленной пружинной стали и должным образом отформованной и зауженной, было задачей огромной сложности до внедрения в девятнадцатом столетии машин с механическим приводом. В погибающей ЗРИ V века это орудие не успело распространиться за отсутствием от слова совсем "производственных мощностей", но ВРИ к началу VI века сумела поставить на вооружение своей армии пружинную баллисту. По реконструкции Оливера такие баллисты возможно, были слабее классических больших торсионов по мощности, но однозначно превосходили их в скорострельности и сравнительной невосприимчивости к изменениям погоды (любая сырость была убийственна для торсионов). Источником этой инновации несомненно являлась Сирия, мастера которой выразили в анонимном химическом трактате VI века свой подход к делу (благодаря которому качественная сталь именовалась в Европе "дамаском"):

 

"Как необходимо каждый день есть и пить, так же необходимо и познание, которое приходит извне. Только путем производимого над веществами опыта, требующего много терпения, можно действительно научиться науке о металлах."

 

В катаклизмах начала VII, сопровождавшихся разгромом научных и производственных центров Сирии и Египта, технология очевидно была утрачена - в "темные века" и "Высокое Средневековье" подобных орудий нет ни у Византии, ни у арабов, пружинные стальные арбалеты появляются в Европе лишь в XIV веке. Представляется зело вероятным, что в случае непрерывного развития научно-технической традиции ВРИ в VII веке на очередь встало бы производство и ручных пружинных арбалетов.

 

 

 

 

Основной ударной силой восточно-римской армии VI века стала конница. Прокопий в самом начале своего знаменитого сочинения о войнах императора Юстиниана после пяти вводных фраз написал такие слова в защиту современной ему имперской армии:

 

 

Тому, кто желает судить по справедливости, покажется совершенно очевидным, что нет ничего более мощного и грандиозного, чем те события, которые произошли в этих войнах. В ходе их были совершены дела, более достойные удивления, нежели все те, о которых нам известно по преданию, разве только кто-нибудь, читая наш рассказ, не отдаст предпочтения старым временам и не посчитает события своего времени не заслуживающими внимания. В самом деле, некоторые, например, называют нынешних воинов стрелками, в то время как самых древних величают ратоборцами, щитоносцами и другими возвышенными именами, полагая, что такая доблесть не дожила до нашего времени. Поспешно и без всякого опыта составляют они свое суждение. Им не приходит в голову мысль, что у гомеровских лучников, которым самое название их ремесла служило поруганием, не было ни коня, ни копья; щит не защищал их, и ничто другое не оберегало их тело. Они шли в бой пешими и для защиты были вынуждены либо брать щит товарища, либо укрываться за какой-нибудь надгробной стелой. В таком положении они не могли ни спастись, когда приходилось обращаться в бегство, ни преследовать убегающих врагов. Тем более они не могли открыто участвовать в битве, но, в то время как другие сражались, они, казалось, что-то творили украдкой. Кроме того, они нерадиво владели своим искусством: притянув тетиву к груди, они пускали стрелу слабую и совершенно безопасную для того, в кого она попадала.

Таким было в прежние времена искусство стрельбы из лука. Нынешние же лучники идут в сражение, одетые в панцирь, с поножами до колен. С правой стороны у них свешиваются стрелы, с левой — меч. Есть среди них и такие, у которых имеется копье, а за плечами — короткий щит, которым они могут закрывать лицо и шею. Они прекрасные наездники и могут без труда на полном скаку натягивать лук и пускать стрелы в обе стороны, как в бегущего от них, так и в преследующего их неприятеля. Лук они поднимают до лба, а тетиву натягивают до правого уха, отчего стрела пускается с такой мощью, что всегда поражает того, в кого попадает, и ни щит, ни панцирь не может отвратить ее стремительного удара. И все же есть люди, которые, пренебрегая всем этим, благоговеют перед древностью и дивятся ей, не отдавая дани новым изобретениям. Однако вопреки этому мнению в ходе этих войн произошли дела величайшие и достопамятные.

(Procop. Caes. Pers. 1,1, 6—17).

 

 

 

Видимо, для Прокопия основной воин его времени — это конный панцирный лучник с мечом, или же с мечом, щитом и копьем. Такие лучники прекрасно владеют мощным гуннским луком и используют его в открытом бою при атаке, преследовании или же отступлении. Появление такого воина Прокопий считает главным достижением своего времени. Он несколько раз указывает на этих конных лучников у римлян как на главную причину побед в сражениях с варварами.

 

Всадники должны были быть одеты поверх войлочной подстежки, смягчавшей удары, в кольчуги или пластинчатые доспехи, спускающиеся до колен, общим весом весом до 16 кг. Поверх кольчуги — войлочное пальто с широкими рукавами для защиты воина и кольчуги от непогоды. На голове — шлем с небольшим султаном с кольчужным и войлочным спускавшимся на шею подшлемником. Железные поножи на голенях и наручи на руках — у первых шеренг. Каждый воин имел длинный двулезвийный меч-спату. Кони имели металлические нагрудники, налобники и сегментные кольца для защиты шеи - на войлочной прокладке. На вооружении копейщиков состояли пики длиной 2,5 м с петлей посередине для подвешивания их на плече, и большой овальный щит. У лучников - круглый щит и сложносоставной лук гуннского типа длиной 117—125 см, склеенный из различных сортов дерева, сухожилий и костяных накладок. Горит был широким, чтобы в нем можно было держать во время боя заранее натянутый лук. Стрелы имели длину 70 см и железные наконечники разных типов длиной от 1 до 3 дактилей. В колчане было 30—40 стрел, а также запасные тетивы и напильник для заточки наконечников. На левую руку надевали защитный браслет для предотвращения ранения ее тетивой и стрелой.

 

На практике многие пикинеры кроме пик и щитов имели также и луки, а многие лучники — пики и небольшой щит, подвешенный на ремне. Общей тенденцией развития кавалерии в VI в. было постепенное стирание различий между лучниками и пикинерами и превращение восточноримского всадника в универсального воина, одинаково хорошо владеющего и луком, и пикой, и мечом. Но процесс этот шел медленно, и главной проблемой было своевременное обучение новобранцев стрельбе из лука. В этом плане наиболее перспективными оказывались "императорские федераты", выраставшие в военной среде в семьях потомственных воинов, а так же сыновья ветеранов регулярных подразделений, в силу своей подготовленности начинавшие службу сразу с унтер-офицерского звания цирцитора.

 

 

Боевой порядок римской кавелерии был расчленен как по фронту - на меросы, так и в глубину - на две-три линии. В разных частях Стратегикона подробно описывается четыре вида восточно-римской кавалерии: дефензоры, курсоры, плагиофилаки и гиперкерасты. Плагиофилаки (греч. plagiophylakes "охраняющие фланг") и дефензоры (лат. defensores 'защитники') были известны и ранее — в начале VI в.. Тогда плагиофилаки стояли на обоих флангах римского войска, а дефензоры являлись резервной второй линией. Теперь же, в середине VI в., плагиофилаки располагаются только на левом фланге, тогда как на правом стоят гиперкерасты (греч. hyperkerastai "охватывающие крыло"). Дефензорами теперь называется средняя часть любого мероса, называвшаяся раньше просто средней мойрой, а правая и левая части каждого мероса называются теперь мойрами курсоров (лат. cursores 'бегающие'). Выделение из линейной кавалерии курсоров и появление гиперкерастов — несомненное тактическое новшество, появившееся к середине VI в..

 

При атаке тагма дефензоров постепенно смыкала свои ряды настолько плотно, что к моменту удара по врагу лошади шли, практически касаясь боками друг друга и занимая каждая по фронту лишь один метр, а в глубину — чуть больше двух с половиной, и вся тагма представляла собой как бы единое тело. Такое сомкнутое построение позволяло наносить чрезвычайно сильный удар по противнику: передние шеренги всадников, подпираемые воинами, шедшими сзади и с краев (право- и левофланговыми), должны были просто проломить строй противника. Один-два десятка тагм дефензоров составляли при построении крупного (10—20 тыс.) войска основную линию каждого из трех меросов.

 

 

С дефензорами каждого мероса взаимодействовали две мойры курсоров. Они стояли по флангам каждого мероса, прикрывая построение дефензоров. Эти отряды либо стояли в общем строю с дефензорами, прикрывая фланги своего мероса, либо же действовали самостоятельно впереди на расстоянии — врассыпную, как отдельные летучие отряды (т. н. «клубки» или «друнги»). Курсоры составляли до трети всей численности меры и были лучниками, чаще всего набранными из федератов-кочевников. Задачей курсоров было завязывать бой в выгодный для римлян момент, беспокоить и преследовать отступающего врага, отрываясь от следующих за ними дефензоров на расстояние до двух римских миль при завязывании боя и только на одну милю при преследовании отступающего врага. Для этого курсоры покидали линию построения соответствующего мероса, делая резкие выезды вперед, а завершив атаку, возвращались под охрану дефензоров на прежнее место на флангах своего мероса.

 

 

На левом фланге первой линии рядом с курсорами на той же линии фронта стояли плагиофилаки (одна—три тагмы), и гиперкерасты (одна—две тагмы) — на правом фланге. Задачей плагиофилаков было не допустить охвата противником фланга римского войска. Для этого в самом начале боя они, будучи сначала построены как дефензоры, постепенно оттягивались влево на расстояние до 350 м и более при глубине их строя от шести всадников и менее. При этом они уравнивали ширину фронта римлян с шириной фронта врага, а если удастся, то и охватывали его фланг.

 

 

Задачей же гиперкерастов, бывших лучниками, было не только уравнять ширину фронта римлян и противника, но и обойти противоположный левый фланг противника, зайдя ему во фланг и тыл. Для этого одна тагма гиперкерастов строилась в линию — такую же, как и у дефензоров, но при меньшей (в два раза) глубине строя. Вторая же тагма гиперкерастов становилась позади первой рассыпным строем (друнгом). В результате обе тагмы гиперкерастов, сливаясь вместе, глубиной построения не сильно отличались от всего остального войска и таким образом не вызывали у врага подозрения. В самом же начале боя передняя тагма гиперкерастов, так же как плагиофилаки, растягивалась вбок на максимальное расстояние (до 350 м при глубине строя до двух всадников), а затем начинала охватывать фланг противника. При этом вторая тагма, стоявшая позади первой, неожиданно для врага по команде «exi!» (лат. "выходи!") выскакивала рассыпным строем из-за правого фланга первой тагмы и заходила в тыл уже ввязавшемуся в бой врагу, чем обрекала его на неизбежное поражение на этом фланге.

 

 

 

Позади первой линии Стратегикон рекомендует ставить вторую линию во главе с самим главнокомандующим на расстоянии одной римской мили от первой линии. Во второй линии следует ставить не более трети всей конницы. При этом в построении второй линии следует предусмотреть места для тагм первой линии на случай, если они потерпят поражение и побегут. Для этого вторая линия имеет своеобразные карманы, куда могут поместиться бегущие воины первой линии. Воины второй линии строятся отдельными меросами, оставляя между собой значительные промежутки. Эти промежутки заполнены воинами лишь одной тагмы, глубина их построения — один-два всадника. В случае бегства первой линии по команде «suscipe!» (лат. 'Принимай!') всадники этой тагмы отходили на уровень последних шеренг, оставляя свободное место для бегущих и не давая им бежать дальше.

 

 

На флангах второй линии стоят не плагиофилаки с гиперкерастами, а нотофилаки. Здесь сохраняется старый принцип постановки флангового прикрытия: нотофилаки, так же как и у Урбикия, оттянуты назад (на 350 м) и вместе с пехотой образуют третью линию.

 

Итак, бой начинался с многократных выездов курсоров, завязывавших сражение. Затем в решающий момент происходила атака всей первой линии дефензоров, таранным копейным ударом проламывавших строй противника. При этом в момент, когда дефензоры с присоединившимися к ним курсорами уже входили в соприкосновение со строем противника, плагиофилаки на левом, а гиперкерасты на правом флангах выполняли свои специфические задачи. В случае неудачи тагмы первой линии искали убежища в построении второй линии.

 

Петр Шувалов, анализируя описанные Прокопием сражения не предмет "маневра гиперкерастов" пришел к интересному выводу -

удачное применение этого маневра в сражениях эпохи Юстиниана в основном принадлежит никому иному как нашему ГГ - Герману. Именно Герман командует правым флангом римской армии Велизария в битве при Даре, где фланг противника был охвачен и персы разбиты. В то же время после отзыва Германа с востока Велизарий в битве при Каллинике не смог осуществить "маневр гиперкерастов" и был разгромлен персами. Герман же вскоре снова успешно применяет "маневр гиперкерастов" в битве при Скала Ветерес, где он разгромил мятежника Стоцу и его мавританских союзников.

 

На основании послужного списка Германа Шувалов делает вывод что Герман и был тем самым тактиком, который разработал и внедрил в римской кавалерии "маневр гиперкерастов".

Изменено 5 Mar 2017 пользователем Georg

[Georg]

Обеспечение.

Завоевательные войны Юстиниана I представляют интерес для исследования по финансам ВРИ, прежде всего, как сфера приложения имевшегося у распорядителей государственной финансовой системы опыта реализации масштабных проектов, как образец финансовой политики правительства. Войны Юстиниана I на Западе не опустошили казну; более того, они время от времени наполняли её золотом и позволяли полностью компенсировать не только дополнительные, но отчасти и регулярные военные расходы.

Император Юстиниан не был рабом идеи восстановления былой Римской империи. Идеология renovatio imperii, конечно, существовала в самом общем виде и до Юстиниана, но для того, чтобы она обрела черты государственной теории и вошла составной частью в его военно-политическую доктрину, необходимо было наличие множества факторов, и не в последнюю очередь - предвидение возможных последствий практической реализации идеи. Юстиниан очень осторожно подходил к подготовке каждого заморского похода, и одним из главных факторов, влиявших иа положительное решение вопроса о начале любого из завоевательных мероприятий, был финансовый -ожидание прибыли от завоевания. Поэтому завоевательные войны Юстиниана не разоряли казну и не наносили значительного ущерба экономике, как было принято считать в историографии юстиниановской эпохи на протяжении столетий вплоть до настоящего времени; мало того, они пополняли казну, временами весьма существенно, за счёт военной добычи и богатств завоёванных королевств. Итоговый баланс затрат и прибыли от ведения многолетних боевых действий может быть отрицательным, однако этот дефицит не означал финансового коллапса, так как не был значительным для государства, и, кроме того, присоединённые к нему территории обеспечивали поступление дополнительного налогового сбора и доходов от транзитной торговли.

В современной историографии ранневизантийской армии обоснованно утвердилось представление о том, что в условиях постоянного и даже нараставшего недостатка рекрутов государство в V—VI вв. практиковало адэрацию (перевод в денежный налог) рекрутской повинности и расширение вербовки добровольцев, а также увеличивало долю «союзников» в общей массе вооружённых сил, уменьшая при этом набор по конскрипции. Подобная политика позволяла, кроме прочего, сокращать прямые военные расходы: представляется, что высоко-профессиональная наёмная армия из «императорских федератов» и элитных регулярных частей "контрактников" - «букеллариев» - решала поставленные ей боевые задачи меньшим числом и успешнее, нежели армия, набранная по конскрипции. В походные силы включались подразделения и отдельные воины, откомандированные из регулярных войсковых единиц и из федератских бригад, а также приглашённые отряды варваров-симмахов . Как отмечается в специальной литературе, изменения в способах подготовки экспедиций являлись частью военных реформ Юстиниана, которая, в свою очередь, была обусловлена необходимостью повышения боеспособности армии при меньших, чем прежде, материальных затратах. Кампании должны были, по замыслу Юстиниана, организовываться с минимальным дополнительным расходом государственных средств и без потребности в экстаординарных истчниках покрытия. Как правило, они не сопровождались новым рекрутским набором; регуляры, попавшие в походную группировку, не требовали экстраординарного продуктового или денежного снабжения, так как продолжали свою воинскую службу в прежнем качестве. Наверное, то же самое можно сказать и о входивших в экспедиционный корпус императорских федератах - федераты в эпоху Юстиниана являлись частью регулярной армии, и, следовательно, получали такое же содержание. В мирное время федераты обеспечивали алиментарные потребности себя и своих семей в значительной мере за счёт собственного хозяйства, получая от государства небольшую натуральную аннону и своеобразное административное покровительство. Для участия же в боевых операциях правительство привлекало из определённого федератского «кантона» (термин Ж.-М. Карье) часть боеспособных федератов, которым на время похода полагалось равное со регулярами продовольствие и жалованье. Вызванное этим обстоятельством повышение казённых расходов не являлось чрезмерным и планировалось соответствующими финансовыми ведомствами ежегодно. Величину этого дополнительного военного расхода составляла, главным образом, сумма ежегодных аннон, помноженных на количество и статус таких федератов - участников похода.

Более существенной по сравнению с федератами статьёй дополнительных расходов при формировании экспедиционного корпуса могли оказаться симмахи, которые и призывались на службу, и оплачивались в особом режиме, ибо составляли в VI в. отдельный род войск, не смешивавшийся с регулярными частями. Но симмахами становились представители разных по численности населения и по уровню политической организации этносов, и поэтому разной была величина и, вероятно, форма оплаты контингентов, которые предоставлялись варварскими племенами в распоряжение императора. В то время как федераты в VI в. получали по своему статусу землю, льготы и аннону, симмахи-энспонды привлекались на службу в силу договора, который заключали варварский вождь и император или его представитель, а также посредством даров - «прекрасной землёй и прочими разными богатствами» и надеждой на военную добычу. Энспонды, которые были более свободны по отношению к империи, чем федераты, должны были получать и большие, чем они, материальные ценности («богатства»). Что понимал Прокопий под богатствами, которыми покупалась верность эспондов, понять несложно, ибо для обществ с уровнем развития, скажем, герулов в VI в. ценными считались вполне определённые вещи: скот (особенно лошади), качественные одежда и украшения, а также золотые монеты. Возможно ещё, что римские власти делали исключение в виде элитного оружия, запрещённого к вывозу за пределы империи во всех остальных случаях. Учитывая сложное военно-политическое положение на лимесе, а также высокие боевые качества симмахов, императоры VI в. нередко для их привлечения прибегали «к известной сумме золота, но не ежегодно, а по мере надобности». «Сумма золота» была известна современникам и для каждого племени определялась по преимущесву, обычаем. Сведений по этому предмету крайне мало, так что можно лишь утверждать, что если в переговорах между представителем императора и варварским вождём речь заходила о подобной субсидии, то её величина бывала обычно несколько большей, чем совокупная плата подразделению воинов-федератов, участвовавшему в походе рядом с отрядом варваров-энспондов . Военный вождь каждого из племён, принимавших приглашение участвовать в экспедиции, получал за это несколько сотен фунтов золота, так что данная статья расходов в рамках одного похода, в котором обычно участвовали представители одного—двух союзных племён, редко превышала 1000 фунтов золота.

Таким образом, формирование походной группировки требовало некоторых дополнительных расходов на федератов и симмахов, однако, во-первых, их величина была по меркам ранневизантийского государства незначительной (составляя от одной до двух тысяч фунтов золота за один поход или в год), а, во-вторых, этот расход с лихвой компенсировался известным по данным источников второй половины сокращением в VI в. численности регулярной армии за счет увеличения веса "императорских федератов" (в РИ впоследствии послуживших готовым образцом элитных частей "фемной армии").

Кроме личного оружия каждого из воинов, в походе предусматривался оружейный запас. Вопрос, однако, не в том, сколько запасного оружия собиралось в экспедицию, а в том, какой ценой создавался подобный резерв. Государственный характер оружейных мануфактур позволяет уверенно предполагать наличие в Ранней Византии центрального государственного оружейного стратегического фонда на складах, который пополнялся непрерывно и который обеспечивал потребности любой, а не только экспедиционной армии. Экстраординарных расходов в данной сфере государственная казна практически не несла. Приблизительно то же самое можно сказать и о военном снаряжении: упряжи животных, приспособлениях для штурма вражеских укреплённых пунктов и для собственной обороны, и т. п.

В связи с установившимся во второй половине V - первой трети VI в. порядком формирования походных армейских группировок меняется статус и функции военного эрария, учреждённого некогда Октавианом Августом. Из прежней легионной кассы, в значительной степени распределённой по центуриям и манипулам, aerarium militare превратился в единый финансовый ресурс всей походной армии, из каких бы частей она ни состояла. В условиях автономного существования за пределами обычных коммуникаций и источников снабжения экспедиционное войско должно было не только обеспечивать себя всем необходимым на месте, но и решать при помощи наличных денег дополнительные - кроме собственно военных - политические задачи. К числу таковых, например, относились: покупка (часто - в прямом смысле) лояльности местных элит; обретение новых союзников из числа соседних варварских племён; наконец, какое-то стратегическое строительство; - то есть, по сути, при подготовке армии предполагались и планировались все расходы, возможные в ходе завоевания и закрепления территории. Централизация денежных средств походной армии при одновременном увеличении их суммы потребовало учреждения особой должности "префекта военной анноны", который ведал экспедиционными расходами. Специфика этого административного поста с его относительносамостоятельностью в иерархии армейских должностей свидетельствует о значительных размерах войсковой казны. Походный эрарий формировался произвольно, на основании опыта предыдущих военных экспедиций. Размер предполагаемых затрат подсчитать невозможно, как невозможно было на основании имеющихся правовых норм требовать от префекта анноны или магистра финансового отчёта по таким расходным статьям и предъявлять обвинение в растрате. Эти соображения организаторов экспедиции вкупе с опасением дать денег меньше, чем могло бы потребоваться для успешного исхода завоевательной операции, обусловливали субъективный, но весьма взвешенный расчёт «произвольной» части экспедиционного эрария. Она, в конечном счёте, определялась реальным состоянием имперских финансов в тот момент времени и не превышала возможностей государственной казны, тем более что исход предприятия не был известен заранее. Юстиниан рисковал такой суммой денег, которая при любом исходе не становилась роковой для финансовой системы государства. Вероятно, размер этой части войсковой казны был рассчитан на удовлетворение только самые необходимых из возможных дополнительных расходов предстоявшей заморской кампании. Таковыми могли быть только «политические» расходы (заключение союза с варварскими племенами против главного противника, подкуп и т.п.). Поэтому рассматриваемая часть войсковой казны едва ли превышала тысячу фунтов золота, пригодных для покупки лояльности двух—трёх варварских вождеств, находящихся рядом с театром военных действий. Кроме денег, наверняка планировалось использовать и иные дипломатические приёмы.

Таким образом, наполнение казны походной группировки обходилось государственным финансам менее дорого, чем формирование личного состава самого экспедиционного корпуса. При этом не следует упускать из виду возможное сохранение средств военного эрария, в зависимости от хода и результатов завоевательной операции.

Флот.

Можно более или менее уверенно предполагать существование императорского военно-морского флота до начала серии завоевательных войн 30—50-х гг. - регулярный флот, вооруженный баллистами с горючими смесями, сыграл при Анастасии решающую роль в разгроме Виталиана. После успешного завоевания Африки в 533 г. увеличившийся ещё более государственный флот оказался настолько крупным, что большинство последующих морских походов осуществлялось без долгой предварительной подготовки («сбора»), упоминание о которой в источнике является свидетельством наличия во флотилиях кораблей разной формы собственности (как например при организации печально знаменитой экспедиции Василиска). Таким образом, к началу 30-х гг. VI в. произошло создание императорского флота, приспособленного для проведения широкомасштабных мероприятий от морского сражения до транспортировки значительного объёма грузов на большие расстояния. Немалая его часть была, вероятно, отстроена заново. Корабли новой, появившейся при Юстиниане модели - "дромоны" - вместе с уже имевшимися императорскими и государственными составили ядро того экспедиционного флота, который доставил армию Велизария в Северную Африку. Вероятно, его дополняли суда частных владельцев; такое предположение напрашивается в связи с большой численностью флота, подготовленного в 533 г., - численностью, позднее в VI в. не воспроизводимой из-за обнаружившейся её ненужности для целей завоевательной политики.

Подавляющая масса моряков-участников экспедиции находилась на фиксированном государственном содержании, подобно солдатам сухопутной армии. Корабли императорского флота укомплектовывались командами, члены которых приносили присягу императору, и, как всякие государственные служащие, получали натуральную или адэрированную аннону и какое-то жалованье; всё это предоставлялось казной из собранных налогов. Как и в случае с солдатами и федератами, плата государственных моряков закладывалась в бюджет каждого финансового года и не представляла собой экстраординарного расхода.

Таким образом на протяжении всей эпопеи "Юстиниановских войн" правительству как правило удавалось избегать губительных для экономики экстраординарных налогов, оставаясь в рамках регулярного обложения.

Ближайшим к воцарению Германа примером организации военной кампании может служить война с персами в Лазике. В силу известных причин римское войско в Лазике сохраняло характер экспедиционного, что роднит его с теми армиями, которые действовали в Африке и Италии. Колхида не была прежде римской землёй, поэтому реставраторская идеология в ней явилась бы неэффективной; не годилась здесь и методика прямой аннексии, так как она вела к упорному сопротивлению туземцев. Но Юстиниан нашёл наиболее верную модель поведения на союзнической территории: политическая корректность, военный союз и экономическое равноправие. Применительно к римским экспедиционным силам в Лазике эти общие принципы означали следующее: привлечение местного населения во главе с местными же начальниками к Персидской войне в качестве военной силы; снабжение ромейско-колхидской армии из местных ресурсов; вообще - внедрение западного опыта походной жизни и войны.

Походная армия в Лазике была неплохо вооружена и оснащена. Агафий отметил, что «римляне, обладая морем, легко отправляют туда всё необходимое» , хотя перечень того, в чём «там» могла нуждаться ромейская армия, будет коротким. Так, из вооружения и снаряжения осадные орудия изготавливались на месте при необходимости , плавательные средства для транспортировки грузов морем или по реке были римскими государственными. Личное оружие воинам подвозилось из специализированных фабрик, расположенных в одном-двух городах Армянского магистерия - предположительно в Понте. Очевидно, крупная партия оружия была ввезена со складов Константинополя лишь после поражения ромеев под Петрой в 549 г., когда их брошенный лагерь был разграблен «своими» же симмахами-цаннами; аналогичная потеря в 556 г. лагеря под Оногурисом компенсировалась богатой добычей персидского оружия и военного имущества, захваченного после победоносной битвы при Фазисе. Таким образом, больших расходов на вооружение лазикского корпуса Восточно-Римское государство не несло.

Продовольствие для этой армии в значительной мере закупалось на месте. В этом проявился не только опыт западных экспедиций, когда на начальном этапе завоевания предпочитали поддерживать добрые и взаимовыгодные отношения с местным «освобождаемым» населением, но и печальные последствия снабженческого метода Иоанна Цибе. Предгорья и горы Кавказа всегда изобиловали скотом; в долинах и низменностях Лазики выращивались овощи, злаки и виноград; базовый ассортимент входивших в рацион рядового воина продуктов питания в Лазике имелся. У командования экспедиционной армией были, очевидно, иные, нежели «ввоз всего необходимого», проблемы, а именно: обеспечивать нужный объём продовольственных поставок, поскольку Колхида - маленькая страна, а количество стоявших в ней воинов увеличивалось. Поэтому можно предположить, что часть воинской анноны и капитов (к примеру, зерно или соль) ввозилась морем из малоазийских провинций в виде натуральных поставок, тогда как основной объём продовольствия закупался на месте за деньги, полученные из Империи в виде "адэрированной анноны" - собираемый преторианской префектурой налог на содержание армии, переведенный в деньги и в мирное время направляемый на закупки провианта у внутреимперских поставщиков, здесь направлялся на закупки продовольствия у союзников за те же деньги. Существование натуральных взносов и услуг в пользу римской армии в Лазике подтверждается источниками, однако трактовать их сообщения как свидетельство подчинённого или даже даннического положения лазов затруднительно. Вероятно, лазы не за страх, а по совести и приказу своих царей помогали римскому войску воевать с общим врагом - Ираном.

При мощной поддержке местного населения, правильных установках юстиниановского правительства на минимизацию военных расходов и превосходной организации значительные дополнительные издержки в Лазике были теоретически исключены. Практически же они могли иметь место после любого серьёзного поражения, когда автоматически возникала необходимость восполнения живой силы, оружия и снаряжения. В Лазике, однако, в 549— 556 гг. таких случаев было немного; напротив, чаще случался захват персидского трофейного имущества. В общем, оценить дополнительные расходы ВРИ на данном этапе Второй Персидской войны в "кентинариях золота" невозможно ввиду того, что этот вид расходов был настолько незначителен, что не оставил упоминания о себе ни в одном из источников.

Модель Лазийских кампаний, на втором этапе возглавляемых Юстином, сыном Германа, очевидно послужит образцом для будущих военных кампаний на севере на территории союзников - гепидов и славян, причем Дунай (за исключением зимы) представляется не на много менее удобной транспортной артерией чем Черное море.

Численность.

Агафий Миринейский следующим образом характеризует численность армии в конце правления Юстиниана:

"В действительности римские войска были уже не таковы, как при древних императорах, но сведенные к ничтожной их части, далеко не соответствовали величине государства. Ибо все римское войско должно было насчитывать шестьсот сорок пять тысяч вооруженных людей, а в то время оно едва составляло сто пятьдесят тысяч, и из них одни были размещены в Италии, другие в Ливии, третьи в Испании, некоторые у колхов, иные в Александрии и Фивах египетских. Небольшая часть была расположена и на границах персов. Там не было нужды в больших силах, благодаря договорам и прочно установленному перемирию. Так нерадением властей многочисленные войска были сведены к незначительному количеству".

Лимитанские части постоянно дислоцировались на границах, но вексилляции из их состава могли отвлекаться в походы - так из плдразделений дунайской "военной квестуры" направлялись подкрепления в Италию во главе с самим военным квестором Боном. Понятие об их численности можно получить исходя из данных о персидских войнах, когда дукс Осроены Тимострат успешно действовал с 6-тысячным войском вдоль Евфрата у Каллиника. Любопытно сравнить размер его войска с данными Нотиции (ND Ог. 35), по которой у этого дукса в подчинении за сто лет до описываемых событий были: 3 тагмы иллирийских всадников (Дал-маты, Промоты и Мавры), 6 тагм местной конницы (Промоты, Сагиттарии и Осроенцы), 6 ал младшего латеркула, 2 когорты и части IV Парфянского легиона — всего 12 конных тагм и несколько пехотных. Двенадцать конных тагм в среднем по 500 всадников как раз и дадут шесть тысяч. Видимо, ситуация в Осроене в войсках лимитанов мало изменилась со времен Феодосия Великого! Следовательно, можно предположить, что рядом с указанными выше войсками действовали и другие соседние дуксы: Армении Второй (отсутствует в Нотиции), Месопотамии (по Нотиции у него — 13 конных тагм), Евфратенсии и Сирии (12 конных тагм), Финикии Ливанской (12 конных тагм). То есть каждый из пограничных дукатов Востока имел около 6000 солдат; таким образом пограничные силы востока насчитывали около 30 000 солдат, большая часть которых была однако рассредоточена гарнизонами по крепостям. Значительность сил дукатов во времена Юстиниана подтверждается событиями, описанными Прокопием, когда войска дукса Евфратезии и дукса Финикии Ливанской совместно с Гассанидскими арабами вторглись глубоко в сирийскую степь, достигнув владений Аламундара Лахмида около нижнего течения Евфрата. Они захватили большую добычу, но Аламундар бежал. Мобильность войск двух дукатов оказалась достаточной для такого мероприятия.

Не меньшую численность на один дукат можно предполагать и в подразделениях созданной Юстинианом "военной квестуры", защищавшей дунайскую границу - согласно нормам лимитанских сил из Нотиции вместе с гарнизонами (часть которых была закреплена за городами, как в Асиме) она должна была насчитывать не менее 16000 солдат. Причем в ситуации острое необходимости оказалась возможной временная переброска большей части этой группировки в Италию (кроме стационарных гарнизонов типа Асима).

Походных армий Востока и Фракии, как отмечалось выше, к этому моменту практически не существовало. Презентальная армия, после заключения мира с персами сосредоточенная на Дунае, насчитывала 12 000 высокопрофессиональных солдат (численность определяется по размеру донатива, который позднее выплатил этой армии Юстин II). Плюс около 6 000 гвардейской кавалерии схол, боеспособность которых к концу правления Юстиниана была восстановлена, дислоцировалось в окрестностях столицы, в Гераклее-Перинфе.

Западная группировка, направленная во главе с Германом (РИ Нарзесом) в Италию состояла из войск Иллирийского магистерия и остатков второй презентальной армии, и нассчитывала так же около 15 000 солдат (остальную часть составляли симмахи). В Италии в ее ряды после победы при Галльских могилах влились остатки тамоших имперских сил - около 6000. Представляется отднако наиболее вероятным, что Иллирийская армия - около 12 000 - после победы Германа здесь венется в Иллирик, а презентальные схолы будут отозваны на Дунай, увеличив сосредоточенную там перезентальную армию до 15000 солдат. У Германа останется не более 6000 римских солдат, зато в его руках окажется "экзерцитус готрум".

В Африке полевая армия, с которой воевали Герман и Соломон, составляла около 15 000 солдат, но неизвестно сколько состояло в лимитанах дукатов Мавритании, Нумидии, Бизацены и Триполитании, вербовавшихся в основном из берберов и имевших федератский статус. Наконец в Испании армия Артабана и Либерия очевидно была стандартной экспедиционной армией Юстиниана - предположим группировку в 12000.

Агафий указывает так же на наличие войск в Египте. По списочному составу под командованием комита Египта и дукса Фиваиды так же могло состоять до 12000 лимитанов.

В указанные расчеты входят только регулярные части, "занесенные в каталоги" - и их набирается менее чем на 100 000. Очевидно остальную часть - около 60 000 солдат - выставляли императорские федераты, призывавшиеся лишь на время военных кампаний.

Как бы то ни было, в АИ в состав армии империи вливается в полном составе войско остготов. Агафий утверждает что войско остготов при Галльских могилах превосходило численностью армию Нарзеса, составлявшую до 25 000 воинов. В целом можно принять численность готской армии Германа на 565 около 25 000 воинов как минимум. Таким образом на конец правления Юстиниана армия Империи составит 170 000 - если конечно доверять данным Агафия.

[Georg]

"Юстинианова чума" и "Великий кризис".

 

Примерно с 540 года на империю обрушилась волна природных бедствий. Невиданный рост сейсмической активности начался еще в правление Юстина Старшего. В 526 году в Сирии произошло мощнейшее землетрясение, в результате которого в одной Антиохии погибло (по возможно преувеличенным данным антиохийца Малалы) 250 000 человек а город был начисто разрушен. Землетрясения периодически продолжались на протяжении всей эпохи Юстиниана, причем трясло даже Галлию. В 551 году сплошная волна землетрясений прокатилась от Дуная до Палестины, причем были разрушены крепости в Балканских горах и Длинные стены. Расходы государственной казны на восстановление разрушенной инфрастуктуры городов при Юстиниане превысили военные расходы, и император, эдиктом создавая должность дискуссора, имевшего права наблюдать за финансовой деятельностью городских курий, словно извиняясь за это, пишет, что государственной казне приходится финансировать изрядную долю городских расходов.

 

Рост сейсмоактивности сопровождался серией извержений вулканов по всему миру. В империи не было значительных вулканов – хотя Везувий в этот период извергался дважды, в 516 и 526 году. Но благодаря серии извержений, климат менялся в глобальном масштабе. В конце 530ых годов, после почти синхронного извержения мощнейших вулканов в Индонезии и Америке наступила катастрофа. Плотный аэрозольный экран, отражающий солнечную радиацию и в то же время конденсирующий водяные пары, перекрыл тропосферу, приведя к резкому похолоданию. По данным дендрохронологических анализов период 542-561 годов был самым холодным за последние 2 000 лет.

 

Сельскому хозяйству был нанесен страшный урон. Как писал очевидец событий Иоанн Эфесский:

 

«Солнце померкло, и оставалось померкшим 18 месяцев. Каждый день оно светило только четыре часа, и свет его был лишь слабым мерцанием….. Фрукты не вызревали, вино имело вкус скисших гроздьев».

 

Пришли необычайно холодные зимы с обильным снегопадами даже в Месопотамии. Увеличение увлажнения привело к новым бедствиям – в 547 году высочайший разлив Нила затопил Дельту и помешал севу, в результате чего в Египте, житнице империи, разразился голод. Наконец, разбалансировка экосистем привела к невиданному размножению грызунов – переносчиков чумы. Наступила эпоха пандемий. Чума обрушилась на Средиземноморье в 540ых и снова вернулась в 550ых, унеся до половины населения империи.

 

 

 

Для Восточно-Римского государства эти события были суровым потрясением. Во-первых сокращались налоговые поступления сами по себе; во-вторых - рушились устоявшиеся экономические механизмы, к каковым были приспособлены государственные институты. Экономические последствия массовой смертности хорошо известны, но они изучены на ином, не ранневизантийском материале - в специальных трудах проводилось сравнение чумы 542 г. с «Чёрной смертью» 1348 г. в Англии, воздействие которой прекрасно описано в средневековых источниках. В подобных случаях резкое, скачкообразное сокращение населения (в среднем на треть) влечет за собой столь же резкий рост оплаты труда, особенно квалифицированного.

 

Кроме того на бюджет империи тяжким грузом легла борьба с последствиями разрушительных землетрясений - восстановления разрушаемой ими инфраструктуры античных городов. Источники говорят о «великой щедрости» императора, помогавшего государственными ресурсами восстанавливать павшие от колебаний почвы постройки, о том, что он послал деньги, или людей, или «многое» в пострадавшие районы; поддержка оказывалась не только «живыми» деньгами, но и поставками строительных материалов, организационными усилиями и льготами по налогообложению.

 

Наконец масштабные неурожаи вынудили государство взять в свои руки и борьбу с их последствиями. Недостаток продовольствия в городах мог привести к социальному взрыву, отражавшемуся на политическом имидже и даже на финансах императора. Но с этой проблемой правительство Юстиниана справлялось наиболее успешно, вообще не допустив возникновения голодных бунтов в городах. Периодически возникавшие проблемы с поставкой в города продуктов питания решались в рабочем порядке назначенными для этого чиновниками или - в случае малых городов - специальными литургами из местных куриалов. На такие случаи в городской кассе откладывалась определённая денежная сумма, с помощью которой организовывалась доставка зерна из других, более благополучных регионов . Кроме того, в Александрии, Константинополе и других "метрополиях" находились огромные хранилища «стратегического» хлеба, который использовался в неурожайные годы. Таким образом, у императора не было потребности реагировать на последствия случившегося недорода в экстренном порядке, изыскивая деньги для срочного их устранения. Система заготовок и поставок продовольствия была организована так, чтобы избегать экстраординарных затрат. Этим и следует объяснять отсутствие в источниках прямых указаний на действия Юстиниана в связи с произошедшей по вине природы гибелью урожая в отдельные годы. Еще Ле Гофф отмечал что неурожай, который в средневековой Европе привел бы к катастрофическому "голодомору", в римско-имперском государстве проходил без особых последствий - благодаря единому государству, великолепным дорогам и организационным усилиям централизованного аппарата как правило успевали организовать поставки из более благополучных регионов.

 

 

Что же касается прочих проблем, составивших в совокупности "великий кризис" - борьба с ними потребовала долгосрочной стратегии и поглотила остаток жизни и сил Юстиниана Великого.

 

Недополучение основных поземельных податей вызвало главную из непопулярных мер императора, заклейменных Прокопием - пресловутую "эпиболэ", принуждавшую крупных земельных собственников брать на себя ответственность за обработку запустевших в результате эпидемии земель и выплату с них поземельной подати, и превратившуюся теперь в главную меру по устранению недоимок по регулярным налогам. Как пишет наш исследователь Серов, "назвать эпиболе экстраординарной формой налогообложения можно с большой натяжкой, поскольку она постоянно существовала на Ближнем Востоке с незапамятных времён, а в годы, когда требовалось распространить её применение на территории, мало знакомые с данным институтом, введение эпиболе обставлялось с такими тщательностью и осторожностью, с таким вниманием к налогоплательщику и собственнику облагаемого имущества, что о его принуждении к выплате чужого долга не возникает и мысли".

 

Упоминание эпиболе в конституции, датированной 545 г., а также инвективы Прокопия указывают на связь этой финансовой меры с именем главного "антикризисного менеджера" Юстиниана - сирийца Петра Барсимы (Бар-Саумы), который на протяжении страшного "чумного" десятилетия 540ых бессменно занимал пост префекта претория Востока, и вторично вернулся на эту должность в 550ых. По замыслу Бар-Саумы эпиболэ была "кнутом", принуждавшим земельных собственников из сенаторского и куриального сословий "быть более эффективными", в то время как с другой стороны для них был заготовлен "пряник" - пакет законов об эмфитевзисе ("вечная" наследственная аренда с фиксированной неизменной ставкой арендной платы). Эпиболэ и законы об эфмфитевзисе представляли собой комплекс мер для привлечения землевладельцев к обработке заброшенных в результате эпидемии земель и к возделыванию пустошей. Особенно широк эмфитевсис практиковался Юстинианом на пустующих землях фиска и императора. Размер имений, отдаваемых в долгосрочную аренду, был различен — от больших земельных массивов до сравнительно незначительных участков, арендуемых простыми крестьянами. Характерно, что основное требование, которое предъявлялось правительством Юстиниана к эмфитевту, это, наряду с уплатой канона, — постоянная забота об улучшении обработки участка. Широкие права распоряжения участком давали вместе с тем большой простор для хозяйственной инициативы эмфитевтов. Поэтому правом эмфитевсиса активно пользовались лица, располагавшие средствами, достаточными для распашки заброшенного участка и налаживания на нем хозяйства, доходы с которого позволяли бы платить подати и канон и улучшать культуру земледелия. Эти землевладельцы уже не организуют на введенных в оборот землях рабских плантаций, а делят имение на мелкие парцеллы, которые передаются для обработки «посаженным на землю» рабам - правительство стимулировало эмфитевтов освобождать даже тех рабов, которые уже имелись в получаемом в эмфитевзис имении. Правительство Юстиниана поощряло эмфитевсис и на землях Церкви, ограждая в то же время ее интересы от возможных притязаний эмфитевтов на приобретение арендуемых участков в полную собственность. Законодательство содействовало освобождению уцелевших рабов из церковных имений и превращению их в зависимых людей, более заинтересованных в своем труде. Вообще недостаток рабочих рук отчасти компенсировался ввозом рабов извне, приток которых на рынок вырос как в результате победоносных войн Юстиниана, так и благодаря активному освоению восточно-римским купечеством западно-европейского рынка в результате нового превращения Средиземного моря в "римское озеро" - в частности рабы составляли наиболее важную позицию в каталоге товаров, экспортируемых франками через Марсель взамен на ремесленные изделия Востока.

 

 

Второй непопулярной антикризисной мерой, порицаемой Прокопием, была синонэ - принудительная государственная закупка у провинциалов продовольствия, главным образом, зерна. Назначением данной меры было обеспечение продуктами питания армии и жителей городов в периоды когда нормальный порядок снабжения по каким-то причинам не работал. Поэтому для податного населения coemptio являлась экстраординарным бременем , не особенно, впрочем, тяжёлым, если судить по тем правилам, которыми правительство ещё на рубеже V—VI вв. обставило процедуру сдачи зерна по чрезвычайной раскладке . С точки зрения официальной теории налогов, синонэ являлась законным взносом, поскольку его введение оправдывалось общественной необходимостью, а сбор производился с соблюдением норм, соответствовавших понятию справедливости в налогообложении, и оплачивался живыми деньгами по твердым ценам.

 

 

В отношении ещё одного вида дополнительного обременения поссессоров-провинциалов - диаграфэ - ограничимся согласием с удовлетворительными комментариями Б.А. Панченко, несмотря на давность не утратившими своего научного значения . Данная мера являлась классической "литургией", и помогала государству избегать дополнительных расходов, необходимость которых бывала вызвана разрушительными последствиями природных бедствий, коснувшихся городов. Правительство перекладывало (частично или полностью - в зависимости от ситуации) бремя восстановления пострадавшей инфраструктуры на местных богатых собственников и Церковь, которые полностью распоряжались бюджетами курий и имели способность возбуждать инициативу частных лиц в смысле пожертвования денег или материалов. Государство и император не получали от этого никакого дополнительного дохода, выигрывая на том, что избегали части дополнительных расходов, неизбежных по объективным причинам.

 

 

В связи с этим следует вспомнить об утверждениях "Тайной истории" что Юстиниан постепенно прибрал к своим рукам важнейшие финансовые фонды городов империи, ставшие отныне фактически частью государственного имущества - несмотря на многочисленные свидетельства о том, что к распоряжению ими широко допускались «отцы города» и епископ. Ситуацию проясняют конституции Юстиниана, обращенные к городским куриям о назначении "дискуссоров" - специальных чиновников преторианской префектуры, контролирующих бюджеты крупных городов. Император поясняет что оные чиновники назначены в связи с тем, что в условиях бедствий казне приходится финансировать изрядную часть муниципальных расходов, приходя на помощь городам; назначение дискуссоров является временной мерой. Действительно дискуссоры повсеместно исчезают по крайней мере к концу правления Юстиниана.

 

Правительство Петра Бар-Саумы принимало так же и меры, направленные на оживление городской экономики, где резкое сокращение количества рабсилы и удорожание оставшейся естественно вызвало спад. С одной стороны принимались чисто запретительные меры - Юстиниан даже пытался установить своим эдиктом потолок заработной платы наемных работников, а так же ввел ограничение рыночных цен на рабов — от 20 до 70 номисм, в зависимости от квалификации раба. Эти меры на практике имели не больше успеха чем в свое время попытка Диоклетиана регулировать цены, и в итоге так и остались "пожеланием" правительства. Был принят так же комплекс полицейских мер по борьбе с "тунеядством". Это не только принудительная отправка трудоспособных "бродяг" в места их проживания и возвращение к прежней деятельности, но и элементы принудительного трудоустройства — направление на работы в хозяйства и мастерские, нуждавшиеся в рабочих руках.Император повел решительную борьбу против "бродячего монашества", существовавшего «за счет общества» (милостыней), и "загнал" монахов в стены общежительных монастырей, в коих монахи занимались производительным трудом. Юстиниановская новелла «О монахах» категорически требовала, чтобы все они были «приписаны» к монастырям.

 

 

С другой стороны - принимались меры, направленные на борьбу с инфляцией и сбалансирование рынка - правительство устанавливало краткосрочные (на срок до нескольких месяцев) монополии на ключевые товары с целью сбалансирования цен, а так же девальвировало солид до номинала, позволившего использовать золотую монету "на микроэкономическом уровне". Но наиболее масштабные усилия правительства были приложены к тому чтобы в условиях резкого сокращения внутреннего рынка расширить рынок внешний, поддержав выгодность ремесленного производства и торговли в новых, "послечумных" условиях. По выражению академика Сказкина "ни в один другой период истории Византии не поощрялось столь активно развитие ремесленного производства и торговых связей с самыми отдаленными странами, как в правление Юстиниана; никогда, быть может, дипломатическая деятельность византийского правительства не была так тесно связана с торговыми интересами страны". Победоносное окончание "Юстиниановых войн", снова превративших Средиземное море в безопасное и контролируемое римским флотом "mare nostrum" и открывшее западноевропейский рынок, особо благоприятствовало этим усилиям. Во второй половине VI века наблюдается подлинная "торговая оккупация" державы Меровингов греками и сирийцами, которые основали свои торговые фактории во всех значительных городах Галлии и продвинулись на Рейн вплоть до фризского Дорестада - наряду с Квентовиком главного центра галльской торговли с Британией и Балтикой.

 

Как отмечает советская академическая "Византийская культура":

 

"Византийские купцы — греки, сирийцы, египтяне — проникали в отдаленнейшие уголки ойкумены. На востоке они торговали с такими сказочными в представлении европейцев странами, как Цейлон (Тапробана), Индия и Китай. На юге византийцы вели оживленный обмен с Аравией (с государством химьяритов), а на Африканском континенте установили торговые связи с изобиловавшей золотом, слоновой костью и благовониями солнечной Эфиопией (Аксумское царство). На севере корабли византийских мореходов достигали туманных островов Британии и суровых берегов Скандинавии. Оживленная торговля велась с Ираном и Согдианой (Средняя Азия). С востока византийские купцы привозили слоновую кость, золото и драгоценные камни, жемчуг, благовония и пряности, а вывозили туда ткани, вышитые одежды, ювелирные и стеклянные изделия.

 

В торговле с Западом по Средиземному морю византийцы долго сохраняли свою гегемонию. Торговые кварталы византийских купцов в это время располагались в Неаполе, Риме, Равенне, Массилии (Марселе), в Северной Африке, в Испании. Возросли масштабы торговли Византии со странами Причерноморья и Кавказа. Византийские золотые солиды имели широкое хождение и играли роль международной валюты. Никогда в последующее время византийская торговля не достигала такого огромного размаха, как в период до арабского завоевания и отторжения от империи ее восточных провинций. Недаром ранневизантийская эпоха оставила превосходные описания многих стран, куда совершали путешествия византийские дипломаты, купцы, миссионеры - Аравии, Эфиопии, Индии (Филосторгий, Косьма Индикоплов и Ноннос), Тюркского каганата на Алтае (Менандр Протиктор), страны серов, т. е. Китая (Феофан Византиец) и др.

 

Ей вторит Анри Пиренн:

 

"Действительно, среди археологических находок в Испании готской эпохи в основном встречаются именно предметы роскоши, а в разделах вестготского законодательства, посвященных торговле, говорится о крупных оптовых заморских торговцах с востока, привозивших для продажи ткани и всякого рода иные предметы роскоши....

 

Из документов Меровингской Галлии нам известно о товарах, привозимых для продажи: изделия из слоновой кости из Египта, образцы которых сейчас можно увидеть в наших музеях; изысканно украшенные одеяния, изготовленные в Саккаре (расположенной в Нижнем Египте близ древнего Мемфиса); кошели из Финикии, которые, как отмечает Григорий Турский, использовали практически все торговцы; восточные ткани.............. Константинополь являлся в то время таким же законодателем мод, как сегодня Париж; известно, что предметы роскоши были очень популярны при дворах Меровингов. Существует ряд письменных источников, в том числе и сохранившихся документов того времени, доказывающих, что мужчины в то время так же часто носили шелковую одежду, как и женщины."

 

Григорий Турский упоминает случай когда осевший в Галлии сирийский купец купил себе сан епископа и набрал себе клир исключительно из сирийцев. В одном из храмов Руана высеченная надпись упоминает о ктиторе этого храма - купце-сирийце, торговавшем с Британией. Свидетельства о масштабах торговой греко-сирийской экспансии в державу франков можно множить и множить.

 

 

 

 

 

Имеющиеся в нашем распоряжении свидетельства очевидцев буйства эпидемии указывают на огромные людские потери в Константинополе, Александрии, Антиохии и прочих крупных городах. Археологические данные дают гораздо более благоприятную демографическую картину в отдалённых от крупных метрополий сельских районах. Кроме того, археологические раскопки доказывают отсутствие периодов долгосрочного упадка в экономическом развитии крупных городов, которые были затронуты эпидемиями - как видно численность их населения быстро восстанавливалась за счет миграций. Тот же Константинополь, потерявший не менее трети своих жителей в 542 г. и немалое их число во время последующих эпидемий, не создавал у путешественников, посещавших его после завершения бедственных испытаний, впечатления обезлюдевшего и обнищавшего города. Второй по значению город империи, Александрия, насчитывал к концу VI века, после всех волн пандемии, 250 000 жителей (примерно в полтора раза меньше чем до Чумы) и занимал весь периметр античных стен (в то время как в результате персидского и арабского завоеваний в VII веке площадь Александрии уменьшилась в четыре раза, с 920 до 250 га, а население сократилось до 75 000 жителей). Прочие крупные города Египта - такие как Антинополь и Оксириних - насчитывало по 30-40 тыс. жителей. Антиохия во второй половине VI века переживала явный упадок, но на нее обрушились бедствия, далеко превосходившие чуму - в 525 году ужасающее землетрясение разрушило город практически полностью, а в 540 Хосров Ануширван взял Антиохию штурмом и угнал все население в Иран (где построил для своих пленников новую Антиохию на берегах Тигра). Тем не менее италийский паломник Ан­тоний из Плаценции, проехавший через Антиохию в конце VI в., называл ее «Великой», и ни словом не обмолвился о ее упадке, хотя в других случаях он отмечает упадок некоторых городов, через которые проезжал. Иерусалим быстро восстановился почти до максималь­ных размеров и имел около 30—40 тыс. жителей. Дамаск до VII в. не обнаруживал явных признаков упадка, продолжая су­ществовать в пределах прямоугольника римских стен, окружав­ших 105 га городской территории. Сарды, столица малоазийской Лидии, судя по данным раскопок во второй половине VI века продолжают процветать, поддерживая в хорошем состоянии античную инфраструктуру.

 

Характерной чертой "чумного" периода в истории ВРИ оказалось появление определенной (хотя и не очень значительной) доли рабского труда в ремесле, где до Чумы он почти не использовался - что совершенно очевидно было связано с дефицитом рабочей силы. В больших городах встречались эргастирии, в которых работало несколько сотен рабов. Во главе эргастирия стоял раб-эргастириарх: в его обязанности входило наблюдение за производством, закупка сырья и товаров, внесение энойкиона — платы за помещение хозяину дома, где была расположена мастерская. Рабов закупают не только частные предприниматели, но и "юридические лица" - муниципии. Рабы, принадлежавшие курии, выполняли все работы, связанные с поддержанием чистоты и благоустройством города; среди них источники упоминают, например, рабов-гидрофилаков, занимавшихся ремонтом и чисткой городского водопровода. Большинство государственных рабов в VI в. работало в государственных мастерских по изготовлению оружия и одежды для двора и армии. Поставляли рабов на рынок империи ее северные торговые контрагенты, по большей части франки.

 

 

С осознанием того что похолодание - это всерьез и надолго, происходили серьезные изменения в хозяйстве и быту. В северных регионах империи - Фракии, Иллирике и Северной Италии - переставшую нормально вызревать пшеницу сменяют рожь, овес, полба и ячмень, приходит в упадок виноградарство и садоводство, совершенно исчезает оливководство, распространяются экстенсивные формы хозяйства - германское "двуполье" (именно германцы становятся там "пионерами" новых методов хозяйства). Данные регионы, ранее в изобилии производившие вино, теперь вынуждены были ввозить его или довольствоваться "добрым темным элем". За счет снижения производства оливкового масла его начинает не хватать для "технических" целей, в связи с чем начинают распространяться восковые свечи (и спрос на воск). Еще недавно римляне и греки считали "одежду из звериных шкур" безусловным признаком варварства - теперь же в самом Константинополе появляются эргастирии "меховщиков", причем на Месе между форумом Константина и Августеоном, в одном из престижнейших кварталов столицы.

 

В общем и целом - благодаря усилиям императора Юстиниана и его скромного сирийского министра экономика империи приспосабливалась к новым условиям, восстанавливалась и перестраивалась. Агафий Миринейский, подводя итоги правлению Юстиниана, заключил что римлянам "следует уверенно смотреть в будущее, сохранять душевную бодрость и разумно относиться к опасности".

Изменено 25 Jun 2015 пользователем Georg

[Neznaika1975]

Хроники Незнайки.

Поскольку изучение благородных наук на ФАИ пришло в упадок, вернее сказать, пресеклось, то, хотя совершалось немало деяний как праведных, так и нечестивых, свирепствовала дикость язычников, росло неистовство королей, еретики нападали на церкви, а православные их защищали, вера Христова во многих горела ярким пламенем, а в иных едва теплилась, когда сами церкви то обогащались дарами людей благочестивых, то разграблялись нечестивцами, — в такое время не нашлось ни одного искушенного в красноречии знатока словесности, который изложил бы эти события или прозаическим складом, или мерным стихом. Потому и сетовали многие, не раз говоря: «Горе нашим дням, ибо угасло у нас усердие к наукам и не найти в народе такого человека, который на страницах своей летописи поведал бы о делах наших дней». Внимая постоянно таким и подобным им речам и заботясь, чтобы память о прошлом достигла разума потомков, не решился я умолчать ни о распрях злодеев, ни о житии праведников, хоть слог мой и неискусен.

 

Поэтому, пока Magister Militum  рассказывает про события в империи ромеев, ваш недостойный слуга Незнайка осмелится рассказать, что происходило в землях варваров, к северу от Альп и Дуная к 565-ому году.

 

Карта Европы середины 6-го века

 

В Британии кельты занимались своим любимым делом – воевали между собой, привлекая к своим разборкам разрозненные королевства германских переселенцев изза моря. В легендарной битве при горе Бадон в 520-х годах бритты так разбили саксов, что на долгие 50 лет установился мир. Саксы и англы жили лишь в Кенте, Восточной Англии, Восточном Йоркшире, в основном в районе побережья или берегов рек, так что бОльшая часть острова оставалсь за бриттам

Саксы континентальные и британские в середине 6-го века

Однако бритты еще не знают ни о готовящейся вспышке переселений среди саксов, после которой они рванут и на юг и на запад и лишь горестно оплакивают своих близких, массово умирающих от неизвестной «желтой чумы», особенно – в городах.

 

Приведенная выше карта не полностью показывает расселение саксов на континенте. Уже в 530-х годах, в союзе с франками, они заселили часть северных земель Тюрингского королевства. Со времен великих битв с бриттами и тюрингами прошло тридцать лет – и новое поколение желало добыть конунгу славы, а себе – чести (и немножко золота). В 555 году они смогли разбить конунга франках Хлотаря – и готовы были к новым подвигам.

 

Ситуация на Балтике почти не касается ТЛ - однако сам ТЛ касается Балтики, поэтому отмечу, что согласно мнению Петра Шувалова, сухопутный торговый путь Север-Юг: "готы-тюринги-видиварии-эстии-гауты" к концу 6-го века меняется на фризский путь по Северному морю, и укреплению фризов и частично - эльбских торговых центров, как раз в связи с приходом аваров

У франков, после смерти старого Хлотаря в 561 году, его сыновья от разных жен худо-бедно и почти без войны поделили королевство.

Карта раздела 561 года

 

Нас больше интересует Австразия и ее король Сигиберт. В 561 году он уже один раз разбил аваров – и сейчас, осенью 565-го с нетерпением ожидает приезда вестготской принцессы Брунгильды. Сложно сказать, являлась ли Брунгильда просто невестой из хорошего рода и с хорошим приданным (а на приданное Меровинги обращали немалое внимание) – или же она была знаком союза с вестготами. Союза – против брата Сигиберта, бургундского короля Гунтрамна. На мой взгляд, она была просто невестой. Он еще не знает, что в результате тридцати лет раздоров с женой его брата, Брунгильда войдет в легенды, став героиней «Песни о Нибелунгах».

Важно понимать, что нельзя считать бургундов ориентированными на торговлю и Рим, а австразийцев – дикими. Тот же Сигиберт имел такую же долю в Провансе (см. карту), включая марсельский порт, как и Гунтрамн. Просто уровень экономического развития и монетизации экономики у рейнских полуварваров был гораздо ниже, чем у бургундов – почему Сигиберт и так рвался к городам Прованса. И учитывая, что в королевстве франков почти не собирались прямые налоги (а инициаторов такого сбора обычно убивали) – то короли могли жить лишь на торговые пошлины на военную добычу и на подарки ромейского императора.

И если у бургундца Гунтрамна были византийские дотации, то австразиец Сигиберт должен был полагаться на военную добычу, чтобы баловать и лелеять своих «верных».

 

Не менее важно понимать, что заявления о «антивизантийских» позициях того или иного варварского вождя или о «антивизантийских союзах» (если не считать РеИ аварского кагана начиная с 570-х годов и франков в 540-х) – они не то что бы не верны … скорее, не отражают все полноты картины. В Европе 6-го века не было ни одного варварского вождя, не желающего быть союзником Империи (в переводе на русский – получать от нее золото, шелка и прочие предметы роскоши). И варвары делились на две части: те, что уже были союзниками (и получали ништяки); и те, что хотели бы ими стать, и готовы были добиться желаемого любой ценой, не останавливаясь перед нападением на Империю. В нашей АИ Гунтрамн является союзником Римской империи и получает подарки (основываясь на временах Брунгильды, предположу, что они могут достигать 50 тыс солидов в год). А Сигиберт не получает этих денег …

 

В бывшей римской провинции Реция с 540-х годов живут бавары, покинувшие Богемию в 530-х годах, во время крушения готской власти. Их земли простирались вдоль Дуная от Ингольштадта до Штраубинга. В 565 г. Фортунат причисляет к баварским землям и долину реки Лех. Сами бавары жили на равнинах, загнав остатки романского населения в горы.

Севернее баваров живут тюринги. Раньше они имели свое королевство, контролировавшее современную Тюрингию, Баварию и Богемию. Но в 530-х годах франки и саксы разбили тюрингов, и королевство превратилось в герцогство. Тем не менее, в 565-ом году тюринги номинально владеют землями Богемии, на которых как раз только что появились авары.

 

В горах Тироля против Германа поднял восстание и был разбит вождь герулов-федератов Синдуальд. Неизвестно, что сподвигло его к мятежу, но сохранилась виса, которую он сказал перед смертью:

За все что Герман, дал мне державный

За все достоянье, за дом и земли

Ему платил я клинком сверкавшим

В работе ратной ни витязей гепидских,

Ни свевских всадников, ни войска винильского,

К себе на выручку не призывал он,

Казны не тратил на слабых воинов,

Коль скоро первым я вступал в сражение

 

Скорее всего, герулы привыкли жить как "этнические федераты" под властью своих племенных вождей и своим родовым традициям - так они жили  при Юстиниане на Дунае, в Дакии Прибрежной, в таком виде пришли с Германом в Италию. Но Венетия - это не пустынная Дакия Прибрежная; конфликты герулов (ведущих себя с варварской наивностью) с местным римским населением вызывали возмущение римлян, и Герман решил ввести ордунг - похерив племенную структуру, перевел герулов в "императорские федераты" а-ля остготы, поделив их на "кантоны" и назначив туда своих  остготских сайонов в качестве "префектов -опционов".

 

В нынешней западной Венгрии сидят лангобарды. Они пришли туда 20 лет назад, отжав эти земли у гепидов. В 560-м году на тинге был поднят на щит новый кёниг – 25-летний Альбоин, сын умершего кёнига Аудоина И в 565-ом году началась новая война между гепидами и лангобардами. Разные источники по разному говорят о том, кто ее начал – то ли лангобарды (византийские источники), то ли гепиды (лангобардские источники). Для нас это не столь важно.

 

В нынешней Трансильвании сидят гепиды. Двадцать лет назад они были на грани потери независимости и лишь вмешательство византийцев сохранило их королевство, хотя и в усеченном виде. Сейчас они опять воюют с лангобардами – и как и в РеИ просят помощи империи, в обмен на возврат владений в Паннонии Второй (уже обещанной аварами)

 

Широкой полосой от Причерноморья до Праги вдоль северного склона Карпат простираются владения авар, уже покоривших как кочевые племена Причерноморья, так и славянские племена лесов – и антов – «пеньковцев» и склавинов-«корчаковцев». Авары знают, что империя принимала послов их злейших врагов – авар в 562-ом и 563-ем году и знают, что им нужно срочно сваливать из степи. Тем более, что Юстиниан пообещал им Паннонию Вторую (выделена красным кругом)

И в 565-ом году авары уже в Богемии. Возможно, они уже знают, что Истеми-каган в 8-девной битве при Карши разбил эфталитов, после чего земли «белых гуннов» были поделены между тюрками и персами. Кто знает, куда теперь повернут коней владыки Великой степи? Может быть на запад?

 

 

P.S. примерный расклад варварских племен на северной границе империи на условный 565-ый год (П. Шувалов)

 

Изменено 16 Jun 2016 пользователем Neznaika1975

[Georg]

Коллега Neznaika1975, передаю вам полномочия демиурга и хранителя. Берегите наше позднеантичное Средиземноморье, оно так прекрасно.

 

Почему-то так и не смог нигде разместить его в оригинальном размере, а потеря масштаба неприемлема, потому выкладываю в виде архива  - https://yadi.sk/d/yjx3hmVFsTNey.

 

Изменено 13 Jun 2016 пользователем Georg

[Neznaika1975]

передаю вам полномочия демиурга и хранителя. Берегите наше позднеантичное Средиземноморье, оно так прекрасно

не уверен, что Вы нашли правильного хранителя, и что через 50 лет по Средиземноморью не будут разгуливать орки на варгах варвары в волчьих шкурах - но я постараюсь

[Georg]

по Средиземноморью не будут разгуливать орки на варгах

Так ведь Валар не дремлют, коллега. Всегда помогут Хранителю откровением информацией.

[Neznaika1975]

текст переписан

566-ой год. Земли севернее Дуная и Альп.

Когда авары наконец прорубили (во всех смыслах этого слова) коридор в Богемию, каган получил весть о смерти Юстиниана и понял, что это шанс, который нужно использовать. Баян подозревал, что старый император его «кинет» и никакой земли для расселения его народ не получит. Но сейчас смена власти - пока новый император придет к власти, пока освоится и поставит своих людей, пройдет время. Если за это время авары урвут свой кусок благословенной паннонской земли и закрепятся там, есть шанс оставить эту землю своей. Ну, а если не получится – добыча лишней никогда не бывает. К тому времени лангобарды уже вели войну с гепидами – и Баяну не составило труда договориться с Альбоином о пропуске войск через лангобардскую Моравию. В отличии от РеИ, аварам пришлось пообещать лангобардам одну десятую долю добычи – поскольку Альбоин еще не находился в столь критическом положении, как в 567-ом, когда он был разбит объединенным византийско-гепидским войском.

По еще не до конца просохшей траве Баян выдвинулся в середине марта. 800 километров от Богемии через Моравию, Виндобону-Вену, Эквинк-Будапешт с выходом в северную Трансильванию, его кавалерия преодолела за 25 дней, ударив по гепидам в середине апреля. Следом, с опозданием примерно на две недели двигалась пешая славянская легкая пехота. Одновременно, удар с запада нанесла тяжелая конница Альбоина.

Конница аваров и кутиргуров рыскала по равнине; пылали неукрепленные поселения на землях, куда давно уже не прорывался враг. Король Кунимунд дал им серию боев, эвакуируя по возможности женщин и детей в хорошо укрепленные города Дакии, в Олтению и в Паннонию Вторую, прикрытую Дунаем. Вслед за ней, сея кровь и ужас, выметая подчистую все, что плохо лежит, двигались славяне. На западе бесчинствовали лангобарды.

В этих условиях, Кунимунду не оставалось ничего другого, как продолжая сдерживать противника, слать гонцов за помощью к союзникам. На то, чтобы доставить весть о нашествии Сингидума, а оттуда - до штаб-квартиры Дунайской и Иллирийской армий ушла неделя и несколько загнанных коней. Еще неделя – на пересылку Юстина с отцом. На пехотный марш по римским дорогам – 25 дней. Все это время, истекая кровью, гепидские отряды гибли под копьями лангобардских и аварских конников, стрелами авар и болгар, дротиками и топорами славян – но держались, уходя от генерального сражения. И продержались. В начале июня Дунайская армия достигла Белграда\Сингидуна, соединившись с Иллирийской – и через неделю перед Баяном стоял надменный буккеларий Юстина, передавая приказ о явке на переговоры в Сингидунум. Такой же приказ был доставлен и Альбоину.

Баян смотрел на тяжеловооруженного кавалериста, мало чем отличающегося от его собственных воинов

 

и вспоминал доклады шпионов.

Иллирийская армия – 12 тысяч воинов. Дунайская – еще 12 тысяч. Сохранившееся ядро гепидского конного войска и обозленные ополченцы-гепиды, умеющие стоять в стене щитов. И это против сопоставимого количества авар и лангобардов … если лангобарды не ударят в спину, договорившись с ромеями.

У молодого хана оставалось два варианта – или оставить славян в качестве заслона и уйти с добычей на север, став врагом ромеев, или рискнуть и попробовать договориться с ними. Как и всегда в своей пока еще не длинной, но богатой событиями жизни, Баян решил рискнуть. После переговоров и обмена заложниками, четыре воина встретились на понтонном мосту, перекинутом через Дунай.

Трое варваров почти не отличались друг от друга. Высокие, светловолосые, с загорелым лицом и бледным лбом, с мозолями на правой руке и на подбородке. Ромей был невысок, темноволос и смугл – однако мозолей от меча на его патрицианской ладони и от ремешка шлема на подбородке, было не меньше.

Переговоры были не очень длинными – поскольку Империя диктовала свою непреклонную волю задунайскими варварам и не собиралась ее обсуждать.

Попытка Баяна прикрыться грамотой Юстиниана на Паннонию Вторую не сработала. Юстин не стал заморачиваться юридическими отговорками: «Мол, срок давности кончился, да и одна из сторон умерла» С солдатской прямотой он объявил условия мира.

Римская провинция Паннония Вторая возвращается в лоно империи.

Гепиды возвращаются в Трансильванию, оставаясь союзниками Рима.

Лангобарды возвращаются домой, оставаясь союзниками Рима.

Авары тоже возвращаются домой, получая статус союзников Рима.

Кого не устраивает – могу представить двадцать пять тысяч дополнительных аргументов

 

Всех всё устроило.

Были оговорены подарки, которые будут получать от Рима высокие договаривающиеся стороны, а также пошлины (и освобождение от них для некоторых категорий купцов) при трансграничной торговле.

О взятой лангобардами и аварами добыче не было произнесено ни слова. О Розамунде, дочери Кунимунда, захваченной лангобардами и взятой Альбоином в наложницы, без принесения «утреннего дара» (что означало, что она не имеет статуса жены, и дети ее не могут быть наследниками) тоже промолчали.

Как всегда, империя оказалась в выигрыше.

Лангобарды и гепиды остались «при своих» - если не считать разграбленной Гепидии и похищенной дочери гепидского кёнига

Авары … они почти без потерь получили богатую добычу, но стратегически они по-прежнему были в тупике. Для того чтобы достойно содержать двадцать тысяч конных рыцарей, нужно примерно сопоставимое количество деревень, то есть порядка миллиона человек податного населения. Конечно, у нас нет точных цифр о количестве угнанных славян – но максимум, их было 100-150 тысяч, то есть явно недостаточно. Кроме того, в Богемии не было Степи. Не было душистого запаха ковыля, безбрежного простора …вместо этого были дубовые и березовые леса с небольшими опольями и необходимость заготавливать сено для коней.

Тем не менее, теперь у Баяна была своя земля, за пределами досягаемости тюрок. Несколько лет он мог подождать …

 

В том же году на другом конце Европы тоже случилась война. Нельзя сказать, что в ней было что-то особенное – в очередной раз Меровинг напал на Меровинга. Сигиберт решил завладеть богатыми городами Прованса, доставшимися Бургундии. Как говорит нам епископ города Тура:

Сигиберт пожелал захватить город Арль, принадлежащий его брату Гунтрамну. С этой целью он приказал жителям Клермона выступить в поход. Войско возглавил граф этого города Фирмин. Другое войско Сигиберта под командованием Адовария подошло к Арлю с другой стороны.

Узнав об этом Гунтрамн осерчал и

Направил туда армию под командованием патриция Цельса. Цельс выступил и взял город Авиньон, принадлежащий Сигиберту. Затем он подошёл к Арлю, окружил его и начал осаду города, где заперлось войско Сигиберта.

И тут, в нарушение всех правил джентльменской войны, в дело вступил сам Сигиберт.

Предоставим слово современном историку:

Сигиберт призвал к оружию не только франков, живших на берегах Мааса, Мозеля и Рейна, но также и все германские племена, которые обитали по ту сторону Рейна. Это были свевы, или швабы, и алеманны, затем тюринги и бавары, которые сохраняли свою национальность под властью наследственных герцогов, и, наконец, несколько народностей Нижней Германии, которые по доброй воле или по принуждению покинули грозную саксонскую лигу

Те 20 тысяч саксов, которые в РеИ пошли с Альбоином в Италию, и после ряда приключений оказались на берегах Роны в 570-х годах, в нашей АИ, таки оказались там, но на 10 лет раньше. Австразийская армия вторглась в Бургундию  в районе Дижона и, грабя, жгя и насилуя, двигалась на юг вдоль течения Соны. С востока ей навстречу грабили, жгли и насиловали аллеманы

Вот как описал последующие события уже другой хронист, австразиец;

Победоносный Сигиберт, неустрашимый и могущественный воин, пересек вместе со своими людьми Рону и разграбил бургундскую  землю до самого Лиона. Он обложил саму их столицу, знаменитый Лион. Он воздвиг линии на берегах Роны, на которых он разместил наступательные орудия типа таранов. Затем он продолжил свои линии, широко окружая город и, таким образом, обложил их. В промежутках он дополнительно провел тщательно спланированные работы. Когда известие об этом достигло главных людей и короля Гунтрамна, то те собрали свою объединенную армию, чтобы сразиться в решительной битве.

Однако, битвы не случилось. Устрашенный огромным и диким воинством Сигиберта, Гунтрам решил отступить, передав брату земли от Арля до Амбрёна. Но, как гласят австразийские хроники:

Злокозненный король Бургундии затаил зло на благородного короля австразийцев …

 

Продолжение следует – скорее всего, про события через 3-5 лет, но сначала нужно посмотреть, что напишет коллега Магистр

 

Изменено 20 Jul 2016 пользователем Neznaika1975

[magister militum]

"Император умер, - да здравствует Император!" (Римская Империя, год 565/566)

 

На момент смерти Юстиниана дождливой ноябрьской ночью 565 г. императорское правительство в Константинополе возглавляли префект претория Востока Этерий, препозит священного кубикула Нарзес (в этом мире не попавший в Италию) и куропалат Юстин, сын сестры Юстиниана Вигиланции (РИ император Юстин II). Город в последние годы Юстиниана снова раздирался борьбой партий, и чего стоит ожидать теперь, было очевидно по событиям годичной давности, когда в городе прошел слух о смерти выехавшего во Фракию Юстиниана (тогда Юстину и комиту экскувиторов Марину с огромным трудом удалось успокоить беспорядки).

 

 

Теперь смута вспыхнула, как только стало известно о смерти императора - народ атаковал хлебные склады, причем венеты и прасины, точнее принадлежащие к их димам отряды городской милиции, сошлись в полномасштабном побоище на Месе. Сенат провозгласил императором Германа и разошелся, опасаясь что возбужденная толпа в очередной раз сожжет курию. Префект Города Аддей бежал и укрылся в Палатии. Куропалат Юстин и комит экскувиторов Марин с гвардейцами взяли под охрану ключевые пункты столицы – на большее сил банально не хватало. Поджоги и «буйство черни» продолжались в течении недели.

 

Меж тем «в верхах» незамедлительно развернулась интенсивная закулисная борьба за власть, благо для этого имелась и «благодатная почва» и противостоящие друг другу группы знати.

 

 

Верхушка партии прасинов (представлявшая собой «восточную партию»),  опасалась Германа, который, связанный теперь с римским сенатом и папским престолом, вызывал опасения «восточной партии» в плане возможной реакции на религиозную политику Юстиниана. - «Восточная партия» не прочь была бы посадить на опустевший трон Юстина Куропалата, на которого, со своей  стороны, огромное влияние имела собственная жена – родная племянница покойной императрицы Феодоры –  София, женщина крайне честолюбивая и властная, мечтавшая играть ту же роль, что и ее знаменитая тетка. Она унаследовала все связи Феодоры и при необходимости могла уверенно опереться на партию прасинов, а это вкупе с популярностью Юстина и Софии у монофозитов (сохранились сведения, что София даже причащалась у монофозитских епископов и вовлекла также и Юстина в эту незаконную сакраментальную практику), давало Юстину немалую опору среди городских кругов Востока. Константинопольский патриарх Иоанн Схоластик, также выходец с Востока - из сирийской Антиохии, поставленный на патриаршую кафедру Юстинианом, после смещения им Евтихия, поддерживал дружеские отношения с Юстином. В качестве же своей потенциальной «силовой опоры», «восточная партия» во главе с Софией рассматривала, восстановленную Юстинианом в последние годы, вторую презентальную армию, к тому же стоявшую в окрестностях Константинополя. Во главе этого войска находился родной брат Юстина – магистр Маркел. Правда численность этой армии, стоявшей лагерем в Гераклее-Перинфе, составляла едва лишь около 6 тыс. человек, и, по большей части, это были войска, укомплектованные недавно призванными на службу из провинций Малой Азии молодыми рекрутами, еще не имевшими боевого опыта. Подобное воинство, конечно, не смогло бы сколько-нибудь успешно противостоять, гораздо более многочисленным и закаленным в боях, лояльным Герману италийским, дунайским и иллирийским войскам, но, при определенных условиях, смогло бы взять под контроль столицу и обеспечить «восточной партии» провозглашение Юстина императором.

 

 

Со своей стороны венеты, верхушка которых представляла собой «римскую (латинскую) партию» в сенате, ожидали что Герман сделает их своей опорой, и готовы были его поддержать, к тому же и ключевые министры правительства Юстиниана – префект претория Востока Этерий, магистр оффиций Петр Патрикий и перфект Константинополя, являлись сторонниками Германа.

 

 

Хитроумнейший же интриган и опытнейший царедворец-управленец Нарзес, «съевший собаку» на интригах и «закулисных играх» с димами, а также прекрасно представлявший себе все хитросплетения придворной и государственной политики, формально, как бы «оставался над схваткой». Однако он сочувствовал Герману и совершенно не хотел, чтобы новая смута и возможная гражданская война похоронили все, чего с таким трудом и крайним напряжением сил достиг покойный Юстиниан. Он прекрасно представляя себе и характер куропалатиссы Софии, и устремления «восточной партии» и  поэтому еще не успело остыть тело покойного Юстиниана, как Нарзесс, в руках которого были сосредоточены и огромные официальные полномочия и множество «невидимых нитей» управления жизнью императорского дворца и гвардии развил бешеную деятельность. Той же ночью он «изолировал» куропалатиссу Софию в ее собственных покоях и занял весь дворец гвардейскими частями, а затем «доверительно» побеседовал с Юстином Куропалатом «с глазу на глаз», после чего вступил в непростые переговоры с «восточной партией». Нарзес успешно доказал ее представителям всю безнадежность выступления против законного императора в условиях отсутствия серьезной военной опоры, намекнув и в т.ч. на  текущее состояние второй презентальной армии, на которую «восточная партия» предполагала опереться, а также применил все доступные ему методы «неформальной дипломатии». В итоге «восточная партия» так и не решилась на активные действия, а сам Юстин Куропалат, прекрасно оценив ситуацию, особенно после ночного разговора с Нарзесом, и, несмотря на устроенную ему потом истерику жены, решительно отверг все «намеки» некоторых, особо отчаянных, представителей «восточной партии». При этом, сам Нарзес, еще загодя, отправил тайных гонцов в Маркианополь, ставку командующего дунайской армией магистра Юстина (сына Германа), с отчаянным призывом к тому немедленно прибыть в столицу для наведения порядка и укрепления позиций сторонников своего отца, а чуть позже и в Гераклею-Перинф к магистру Маркелу, с письмом уже от его брата Юстина Куропалата (составленным под диктовку Нарзеса), с приказом ввести войска второй презентальной армии в Константинополь для «обуздания буйств черни» и «восстановления спокойствия в Городе, до прибытия туда магистра Юстина и императора Флавия Германа». Маркел был трезвомыслящим человеком и прекрасно осознавал создавшееся положение и не собирался «подыгрывать» «восточной партии» в деле возможного «перехвата власти», чтобы затем противостоять Герману своими ничтожными силами, поэтому, получив послание от своего брата Юстина, он сразу же выступил к столице для наведения порядка именем императора Германа.

 

 

В конце концов, когда примерно через неделю после смерти Юстиниана, магистр Юстин прибыл из Мезии в столицу, в сопровождении сильного отряда федератов, волнения в городе уже практически прекратились, а солдаты второй презентальной армии осуществляли охрану общественного порядка.

 

 

Получив в Равенне известия о смерти Юстиниана, Герман немедленно призвал к себе из Рима представительную делегацию сената и в торжественной обстановке 1 декабря 565 г. был  провозглашен императором «сенатом и народом Рима» и войсками, большая часть которых, являлась «экзерцитус готорум» («готское войско»), а затем незамедлительно выехал на восток сушей через Иллирик и Фракию, поскольку на море бушевали зимние шторма. При этом император забрал с собой из Италии часть своего корпуса букелариев и часть своих готских «оптиматов». Покидая Италию, Герман оставил ее полномочным правителем своего младшего сына, Германа Младшего. Герману едва исполнилось 13 лет, но он был для остготов природным королем, Амалом, что и решило его назначение. Герман окружил сына советом из верных соратников, как римлян, так и готов, в преданности которых не сомневался. Фактически власть в Италии делили префект претория сенатор Флавий Аврелиан и магистр милитум Италии Унигильд, ставшие главными советниками юного Германа, а в качестве «мудрого наставника и учителя» при юном правителе остался старик Кассиодор.

 

 

Быстро продвигаясь по старым римским дорогам, Герман прибыл в Константинополь в начале 566 года, - у «Длинных стен», в 50 км от города, его встретила представительная делегация константинопольского сената и городских «димов»  во главе Нарзесом, сыном  императора - магистром дунайской армии Юстином и магистром второй презентальной армии Маркелом, (который также представлял и своего брата Юстина Куропалата, оставшегося во дворце), после чего, император Флавий Герман I торжественно вступил в столицу Римской Империи.

 

На Ипподроме народ встретил императора  жалобами и требованиями. С первых же дней Герман вынужден был погрузиться в административные и финансовые проблемы. Главным помощником Герман на первых порах избрал старика Нарзеса, а все три сына императора – Юстин, Юстиниан и Герман Младший были «украшены высоким достоинством Цезаря», при этом Юстин практически сразу же отбыл к своим войскам на Дунай – во Фракию, - оставлять северные рубежи без должного внимания в такое время было нельзя. Юстиниан же, в то время, находился в Африке, где возглавлял экспедиционный корпус италийских войск, ранее направленный Германом, в качестве подкрепления для тамошних войск, сражавшихся под командованием магистра Маркиана против восставших мавров Аверсы. Будучи тоже известным военачальником, Юстиниан как полководец, однако, уступал старшему брату. Когда в РИ он командовал при Тиберии Константине в войне с персами, на его счету было поровну побед и поражений (после одного из которых он был смещен). Зато Юстиниан в полной мере унаследовал организационные таланты отца. Феофилакт Симокатта в РИ писал о нем, что по назначении на персидский фронт Юстиниан «старательно стал исправлять прежде недисциплинированное войско, придавая определенную форму тому, что было бесформенным, и нестройному сообщая стройный вид», в чем и преуспел.

 

Особой комиссии сената было поручено произвести расследования по поступившим жалобам. В результате комит священных щедрот (министр финансов) Аддай и комит императорских имуществ Евферий были преданы суду и сосланы. Опираясь на сенаторов «римской партии», Герман в то же время постарался наладить отношения с «восточными». Юстин Куропалат и Нарзес посвятили его в детали грандиозного проекта воссоединения монофизитов с православной церковью – цель, которой Юстиниан Великий посвятил многие годы, была почти достигнута, Яков Барадей, Иоанн Эфесский и прочие епископы «яковитского посвящения» готовы были принять компромиссную формулировку. Герман не мог не оценить огромного значения успеха этого проекта для Римской империи (он еще не знал, что согласие монофизитской элиты уже не в состоянии решить этот вопрос, и что уния будет сорвана рядовым монашеством и толпами фанатиков). Юстин Куропалат, получив от императора полномочия по делам унии, был назначен префектом-августалом Египта, и отбыл в Александрию, где патриарх Афанасий (в миру Анастасий, внук покойной императрицы Феодоры, принявший монашество после безвременной смерти невесты, дочери Велизария) неустанно вел переговоры с монофизитскими лидерами. В то же время префектом претория Востока был назначен хорошо известный Герману египтянин - опытный администратор Диомед, происходивший из древнего жреческого рода, племянник известного сподвижника Юстиниана Гефеста Кнебаммона. Вторым символическим «жестом» императора Германа в отношении «восточной партии» стало назначение военным магистром Иллирика патриция Бадаурия, прежде занимавшего пост «военного квестора», происходившего из военной семьи (его отец около 528 г. был дуксом Малой Скифии) и, в тоже время, связанного личной дружбой с Юстином Куропалатом. Бадаурий был опытным военачальником (в РИ участвовал в кампании против авар и лангобардов на Дунае в 566/567 г., оказав помощь гепидам, в 573 г. в ранге «комита конюшен» погиб в Италии возглавляя военную экспедицию против вторгшихся в эту страну лангобардов) и в Иллирике под его командованием оказалось «презентальное войско Иллирика» - немногочисленная, но отборная кавалерия из воинственных иллирийцев, ветеранов Иоанна Кровавого. Магистр второй презентальной армии Маркел, брат Юстина Куропалата, также сохранил свой пост.

 

 

Юстиниановская бюрократия, послужившая эффективным инструментом «антикризисного менеджмента», в последние годы Юстиниана (когда больной старик император почти отошел от дел) вызывала множество нареканий. Юстиниан передал полномочия по контролю над администрацией (с правом доклада в императорский оффиций) епископам, которые, избираемые курией и клиром, служили представителями своих городов. Теперь обилие накопившихся конфликтов городских курий и епископов с президами провинций, жалоб и судебных дел побудило Германа принять кардинальное решение (в РИ принятое Юстином II). Система управления, созданная в Италии, где провинциями управляли выборные юдики, оказалась благотворной, а отлаженный механизм контроля со стороны префектуры претория через «скринариев» и «дискуссоров» позволял держать выборных администраторов под контролем, оставляя их эффективным инструментом государственной политики. Согласно изданной Германом новелле все провинции Востока кроме пограничных (где власть окончательно перешла в руки военных дуксов) отныне управлялись юдиками, избираемыми по италийскому образцу коллегией «приматов провинции».

 

 

В административной структуре империи были проведены изменения, путем создания двух крупных военно-административных образований – «экзархатов», в руках правителей которых были бы сосредоточены все основные «нити управления»:

 

1)  «Италийский (Равеннский) экзархат». - Италия как и прежде продолжила пользоваться полной автономией – командование войсками, финансы и администрация были сосредоточены в руках ее правителя, который теперь один отвечал перед Константинополем.

 

 

2) «Африканский (Карфагенский) экзархат». - Де-факто он существовал уже при Юстиниане – Иоанн Троглита распоряжался в Африке со столь же широкими полномочиями, что и позднейшие РИ экзархи, официально носившими временный характер. В последний год правления Юстиниана в Африке вновь началась полномаштабная война – вождь береберов Аверса, федератский король Верхней Нумидии (Кабилии) Куцина, по договору с покойным Троглитой получавший денежную «стипендию», был убит в Карфагене преемником Троглиты, префектом претория Африки Иоанном Рогацианом. Юстиниан, сместив и предав суду Рогациана, направил в Африку своего внучатого племянника Маркиана (сына Маркелла и родного племянника Юстина Куропалата), молодого офицера, уже блестяще отличившегося в Лазике и на Дунае под командой Юстина. Организационно в состав нового экзархата кроме африканских провинций вошли также Балеарские острова и испанская Бетика. Поскольку на момент воцарения Германа его сын Юстиниан и Маркиан совместно и успешно воевали с «маврами» (в РИ, Маркиан за 3 года усмирил Нумидию), Герман утвердил Юстиниана экзархом Африки, а Маркиана назначил военным магистром Испании (с подчинением Юстиниану, как экзарху), тем более, что прежде командовавший испанским войсками магистр Артабан был уже «седым старцем» и давно просился на покой.

 

 

Император Герман явился на восток в окружении внушительной военной силы. Его личная дружина букеллариев в последние годы в Италии насчитывала 8 000 всадников. Половину этого корпуса Герман взял с собой на восток. Кроме того такое же количество отлично экипированных кавалеристов он навербовал из остготов, пожелавших последовать за императором. Эти подразделения составили две новые гвардейские тагмы – тагму букеллариев и тагму оптиматов. По замыслу Германа 4 гвардейские тагмы («старые» тагмы - экскувиторы и схолы, и «новые» тагмы - букеларии и оптиматы) – 12 000 элитной кавалерии – должны были составить императорский комитат – войско быстрого реагирования, которое можно было бы быстро перебросить на угрожаемый участок.

 

 

Но Герман тут же столкнулся с той проблемой, из-за которой Юстиниан не содержал в центре Империи большого войска – финансовыми трудностями. Комитат, с учетом ранее созданного корпуса федератов, никак не укладывался в смету. Выход был найден в италийской практике – подразделения тагм были расположены во Фракийской Астике, Вифинии, Лидии и Нижней Фригии, плодородных провинциях, хозяйство которых наиболее быстро восстанавливалось после Чумы благодаря близости к столице. Натуральная аннона, собираемая в этих провинциях, передавалась на содержание тагм, денежная часть жалования шла из императорского военного казначейства, и лишь в походе войска брались на полное государственное содержание и снабжение. Фактически Герман скопировал систему, изобретенную покойным Либерием для содержания остготского войска Теодориха Великого, которую сам эффективно использовал в Италии.

 

 

В то время как император занимался решением этих и других важных вопросов управления Империей, в апреле 566 г. в столицу с дунайского рубежа пришли тревожные вести – Цезарь Юстин извещал своего отца-императора, что в марте между лангробардами и гепидами началась жестокая война, при этом, также  пришли в движение и «бесчисленные» орды авар. Император, ранее, уже достаточно узнал от своего сына об этих «новых гуннах» и ясно представлял себе возможные последствия для Империи, если они вмешаются в конфликт на одной из сторон. Медлить было нельзя и император как можно скорее отправил ответных гонцов к Юстину во Фракию и к Бадаурию в Иллирик, а также к своему сыну Герману Младшему в Италию  – императорские войска  полевых армий должны были немедленно выступить к Дунаю...

 

Изменено 25 Feb 2017 пользователем Georg

[Neznaika1975]

Коллеги, текст начиная с 565 года переписан, с учетом комментариев.

565-567

В 565-ом году случилось два важных события для вождя авар. В Константинополе мер старый император Юстиниан, обещавший аварам земли в междуречье Дуная и Савы – но так и не выполнивший свое обещание. А далеко на Востоке, на землях современного Узбекистана, Истеми-каган, глава западных тюркских земель, завершил покорение эфталитов, разбив их в долгой битве.

Баян знал про слова Истеми: «Авары не птицы, чтоб, летая по воздуху, избегнуть мечей тюркских, они не рыбы, чтоб нырнуть в воду и исчезнуть в глубине морской пучины, они блуждают по поверхности земли. Когда покончу с эфталитами, нападу на аваров, и они не избегнут моих сил». Баян помнил, что на покорение степей от Алтая до Волги у тюрок ушло шесть лет. Молодой вождь понимал, что у него остается в лучшем случае год, чтобы увести остатки своего народа на запад, подальше от грозной тюркской конницы.

И все предпосылки для ухода на запад уже были созданы. Еще в конце 550-х-начале 560-х авары покорили кочевников Причерноморья от Волги до Днестра – сабиров, кутригуров, утигуров, и славянские племена антов, дулебов, хорват, сербов, живущих от Северского Донца до Буга (см приложенную карту). После этого, руками покоренных славян авары начали в прямом смысле прорубать коридор на Запад. Еще в 562-ом году авары заключили мирный договор с франками, получив от них право поселиться в заброшенном углу бывшего королевства тюрингов – Богемии. За прошедшие четыре года, силами покоренных славян они смогли создать там базу для того, чтобы наконец-то скрыться от тюрок.

 

Миграции славян и тюрок

(судя по всему автор тоже писал АИ и придерживался версии, что гепиды сами пропустили авар через Карпаты)

 

Новости о Юстиниане и тюрках застали Баяна кочующим где-то между Днепром и Днестром. Однако, в отличие от РеИ, когда его послы приехали в Константинополь за ежегодными «подарками» - их встретил не Юстин, отказавший им в дани и сбривший косы, а новый басилевс Герман, обошедшийся с ним любезно. Послы были заверены, что союзные отношения между ромеями и аварами продолжаются, однако им было указано, что империя отзывает разрешение поселиться на землях между Дунаем и Савой. Сирмий был нужен ромеям самим. Аварам было предложено оставаться в Причерноморье, при этом империя гарантировала безопасность своих союзников.

Нельзя сказать, что новое предложение ромеев сильно порадовало Баяна – практика показывала, что когда очередные союзники империи (как, например, анты) оказывались разбиты – Константинополь лишь вздыхал и заключал союз с победителем. Было ясно, что в случае прихода тюрок, с которыми империя уже обменивалась посольствами, авары будут «слиты».

И аварские войска (включающие в себя как тяжелую аварскую конницу, так и легких булгарских всадников и легковооруженных славян) начали готовиться к походу на Запад. К этому времени Баян уже хорошо представлял себе географию Центральной Европы и понимал, что его цель – Пушта, степь между Дунаем и Тисой. На картах мы видим, что Пушту относят к территории гепидов, но историки говорят нам, что поле Альсфельд было пустыней – естественной границей между лангобардами и гепидами

В это время между лангобардами и гепидами уже шла война, непонятно кем развязанная – то ли гепидами, то ли лангобардами. Скорее всего, просто прошло уже достаточно много лет после прошлой войны – и у старых врагов выросли новые поколения воинов, желающих повоевать.

В отличии от РеИ, ромеи пока не вмешивались в конфликт, предоставляя задунайским варварам возможность изнурять себя в битвах. С одной стороны при дворе крутились послы гепидов – тех гепидов, которые тридцать лет назад отняли имперскую провинцию и сейчас постепенно проигрывали. С другой – послы постепенно выигрывавших лангобардов. Тех лангобардов, с которыми бОльшая часть имперских военачальников прошла не одну битву и не одну пьянку в Италии. В общем, в отличие от РеИ, где Юстин, после первого разгрома гепидов согласился на их просьбу о помощи, и в обмен на обещание отдать Сирмий послал им на помощь своего зятя Бадуария, в АИ империя наблюдала.

Баяну нужно было выбирать – или он идет в нищую Богемию, наблюдая за конфликтом; или же бьет по лангобардам, чьи поселения в Моравии затыкали выход в Паннонию; или же вступает с ними в союз и бьет по гепидам. Баян выбрал союз с гепидами – поскольку помимо Пушты, вдобавок к уже занятым богемским землям, ему бы очень пригодились земли современных Моравии и Венгрии. За зиму аварские послы смогли договориться с Кунимундом о совместных действиях. Гепиды, под воздействием неудачного хода войны с лангобардами, были готовы на максимальные уступки новому союзнику – и войско Баяна не знало отказа в снабжении продуктами и оружием.

Примечание: Я понимаю, что союз гепидов с аварами и крушение лангобардов выглядит неортодоксально, но для современников не менее неортодоксальным выглядело и крушение лангобардов. В тот смутный период с учетом подавляющего военного превосходства авар и политики Империи по союзу «со всеми» были возможны самые неожиданные расклады.

Летом 656-го года армия Баяна вместе с гепидами ударила по лангобардам. В отличие от РеИ, кочевники прошли сквозь карпатские перевалы, пропущенные гепидами – и у них не было нужды делать кружной путь через Богемию и сталкиваться с франками.

В этот раз европейцы столкнулись с тактикой, которая положила к ногам тюрок полмира, но еще не была знакома в Европе. Тяжеловоруженные аварские всадники, одинаково легко владевшие и степным луком и пикой и мечом, скачущие на коне со стременами наголову превосходили тяжелую лангобардскую конницу. В отдельном посте я расскажу о вооружение народов Барбарикума, а пока просто поверьте на слово – в конце 6-го века аварская конница в Европе была «вундервафлей»  Авар сопровождали легкая пехота славян (как данники авар – племена пеньковской и пражской культур, так и союзники – дунайские племена Ипотештинской культуры), грабившая и сжигавшая все что можно и легкая конница подвластных аварам кочевников – болгар, савиров. Пока стороны готовились к решительному сражению, кочевники разорили Моравию и Паннонию, заставив лангобардов искать спасения на берегах Дравы. Там и разыгралась решающая битва.

Гепидский хронист писал, что: «Альбоин, хотя и был очень удручен и стеснен с двух сторон, все же убеждал своих воинов сразиться сначала с гепидами и, если удастся победить их, изгнать после этого войско гуннов из своей земли. Итак, началась битва. Сражались изо всех сил. Гепиды остались победителями и так свирепствовали против лангобардов, что почти совершенно истребили их, и от многочисленного войска едва выжил вестник поражения. В этом сражении Кунимунд убил Альбоина, отсек у него голову и приказал из черепа сделать себе бокал».

К тому времени, когда Иллирийская армия во главе с тем самым Бадуарием, который в РеИ помогал гепидам и Италийская армия, во главе с военным магистром Италии Унигильдом и формально возглавлявшим войском кёнигом Германом Амалом (он же цезарь Герман Младший) прибыли к в междуречье Дравы и Савы (не в гепидскую Паннонию Вторую, а в Паннонию Савию)

Дунайские провинции Империи

 – в основном все было кончено. В огрызке лангобардского королевства  скопились массы лангобардских беженцев, во главе с выжившим племянником Альбоина Гизульфом. Нельзя сказать что эти «массы» были очень велики. Как и в большинстве варварских племен, находящихся на ранней стадии этногенеза, сплоченное ядро «кометы», состоявшее из «этнических» лангобардов сопровождалось разноплеменным и разноязыким «хвостом». За реку ушла, в основном, лангобардская элита, а бесчисленные свевы, руги, герулы, остатки римлян и прочая разномастная солянка остались на месте – привыкать к новым хозяевам.

Списавшись с отцом, Герман и военачальники приняли решение о начале войны. Нельзя сказать, что ромеев так сильно волновало воссоздание королевства лангобардов. Империя понимала, что ее элитные бойцы – ограниченный ресурс и не собиралась разменивать его на почти неограниченный мобресурс варваров. В конце концов, какая разница между длиннобородыми германцами и носящими косички азиатами? Соединённые силы иллирийцев и италийцев могли разбить аваров и гепидов – но какой ценой!? В лучшем случае половина армии вернулась бы из такого похода. И ради чего – чтобы восстановить королевство, появившееся пару десятков лет назад?

Герман поставил перед сыном другую цель. Вторая Паннония. Несмотря на относительно малый размер провинции, она имела большое военное значение. Кто владел этой провинцией и ее столицей Сирмием (ныне сербский город Сремска-Митровица), тот держал в то время за горло всю Иллирию и Далмацию, да что там Балканы — в Северную Италию ходить мог, как к себе домой, ибо именно здесь располагались самые удобные переправы через великий Дунай.

Да и новому императору совсем не помешала бы «маленькая победоносная война»

Поэтому вассальное герцогство лангобардов было решено возродить на землях этой провинции – вместе с остатками бывшего королевства – Савией и Внутренний (Mediterranium) Норик. В этом случае империя получала естественную границу по Драве, возвращала провинции, еще не лишившиеся романского населения и вдобавок – получала с десяток тысяч лояльных тяжеловооруженых кавалеристов, имевших огромную мотивацию по защите границ от потенциальных нападений гепидов и аваров.

В результате, было принято бороться за Сирмий до последней капли крови последнего лангобарда. Однако до таких крайностей не дошло.

 

Расклад сил был следующий.

Ромеи – около 25 тысяч. И около десятка тысяч обозленных лангобардов, потерявших все – земли, богатство, многие -  семьи.

Им противостояли около десятка тысяч гепидов, выживших в битве, десяток тысяч авар, десять тысяч кутригуров и несчитанные тысячи славян.

Силы были сравнительно равны – но если со стороны варваров это были почти все их силы (за исключением части аварской орды, оставшейся в степях Причерноморья), то за спиной Юстина стояли мобилизационные возможности всей империи.

В этих условиях Баян сдал назад, сообщив гепидам, что они договаривались воевать с лангобардами, а с ромеями авары являются добрыми союзниками – и ушел на север, обживать приобретенные земли. В этих условиях, Сирмий продержался еще меньше, чем в РеИ он продержался во время осады аварами – и к концу 566 года имперские и лангобардские войска вошли в город.

Гизульф подписал обязательство охранять границы империи и выставлять по требованию императора симмахов. В самом Сирмии расположился ромейский гарнизон. На берегах Дравы началось строительство продолжения Дунайского лимеса.

 

 

На западе Европы весной 566-го года молодой король Австразии Сигиберт радовался свадьбе. Невеста была хоть куда – высокая, румяная, с длинными пшеничными волосами и большими титьками. И имя было соответствующее – Брунгилда, «воительница в броне». Происходящая из знатного рода вестготских королей, девушка была подходящей невестой.

Отпраздновав свадьбу, Сигиберт решил, что неплохо бы немножко увеличить свои владения. Вообще, земель у него было много – но большая часть земель, особенно за Рейном, почти никаких денег не приносила. Большинство тамошних поданных Сигиберта воспринимало идею налогообложения как кровное оскорбление. А на кровные оскорбления саксы, тюринги, бавары, алеманы, рейнские франки и прочие фризы реагировали одним способом – норовили засунуть обидчику поглубже скрамасакс или франциску. Поэтому основной поток денег шел из богатого Прованса, половина которого принадлежала Австразии, а половина – Бургундии, в которой правил родной брат Сигиберта Гунтрамн.

Нельзя сказать, что относительно цивилизованные жители Прованса были готовы платить налоги – они уже прониклись франкскими вольностями, и римлянами считали себя только когда возводили генеалогию к старинным сенаторским родам. А когда надо было платить налоги – они сразу же ощущали себя воинами-франками (я не говорю обо всех жителях Прованса – лишь об элите, которая зачастую объявляла себя франками, чтобы иметь законное право не платить прямые налоги). Но в Провансе была развита торговля – и от косвенных налогов меровингские короли получали неплохой денежный поток.

Цель Сигиберта лежала на самой границе с вестготами.

Как говорит нам епископ города Тура:

Сигиберт пожелал захватить город Арль, принадлежащий его брату Гунтрамну. С этой целью он приказал жителям Клермона выступить в поход. Войско возглавил граф этого города Фирмин. Другое войско Сигиберта под командованием Адовария подошло к Арлю с другой стороны.

Узнав об этом Гунтрамн осерчал и

Направил туда армию под командованием патриция Цельса. Цельс выступил и взял город Авиньон, принадлежащий Сигиберту. Затем он подошёл к Арлю, окружил его и начал осаду города, где заперлось войско Сигиберта.

В отличие от РеИ, сам Сигиберт не был занят неудачной битвой с аварами – и напал на Гунтрамна с севера.

Вот как описал последующие события уже другой хронист, австразиец;

Победоносный Сигиберт, неустрашимый и могущественный воин, пересек вместе со своими людьми границу и разграбил бургундскую  землю до самого Дижона

Гунтрамну пришлось срочно собирать войска для защиты северных границ – и богатые приморское земли вокруг Арля остались за австразийцами. Войска Гунтрамна и Сигиберта встретились неподалеку от Дижона … и сражения не случилось. Франки занялись своим любимым делом – переговорами. В результате Арль был признан собственностью Сигиберта, однако австразийцы уступили Гунтрамну часть доходов с епископских кафедр в Провансе.

На этом закончился 566-ой год.

567 год.

В 567-ом году тюрки, покорив эфталитов начали думать, куда девать весь тот шелк, который они получали от Китая. Иран не собирался пропускать тюркский шелк в Византию в больших объемах – и тюрки начали искать обходной путь. В Константинополь прибыло очередное посольство во главе с согдийским купцом Маниахом.

Тюркское посольство было с почетом принято при императорском дворе, и тюрки заключили с Византией военное соглашение против Ирана. Вместе с Маниахом в ставку кагана выехал византийский посол Земарх Киликиец, «стратег восточных городов» империи. Каган принял Земарха в своей ставке близ «Золотой горы», на Тянь-Шане. И сразу же предложил путешественнику сопровождать тюркское войско в походе на Иран. Попытка шаха дипломатическим путем остановить тюркское наступление не удалась, и тюрки захватили в Гургане несколько богатых городов. Впрочем, уже в 569 г. их войска вернулись в Согд.

 

У франков шла очередная серия «Санта-Барбары». Тесть Германа Младшего, Хариберт на 46-ом году жизни вновь решил жениться. Король очень нуждался в наследнике и решил взять в жены сестру своей бывшей жены – Мерофледу. Мало того, что по церковным законам женитьба на родственнице жены считалась инцестом – новая жена Хариберта еще и была монашкой. Но разве подобные мелочи могут быть преградой для королевской любви!?

Дальнейшие события кратко описаны в песне Аллы Пугачевой:

Я женюсь, я женюсь,

Я женюсь, - король сказал,

Но сбежались тут соседи-короли.

Ой, какой же был скандал,

Ну какой же был скандал,

Формально, сбежались не короли, а епископы, созвав аж целый собор – но, конечно, без братьев королей не обошлось. Но пока суд да дело, Хариберт в конце года помер и братья короли надумали делить наследство.

Поделили они его примерно так же, как и в РеИ – каждому брату по «базовому» королевству (за исключением Парижа, находящегося в совместнйо собственности) и баогатые торговые города побережья и Аквитании с Провансом – так, чтобы всем шел примерно одинаковы денежный поток.

Карта раздела 567 года

 

Авары, тем временем, обустраивались в Паннонии, Моравии и Богемии. Поскольку после «кидка» гепидов в конфликте с ромеями, отношения между союзниками испортились и гепиды отказывались пропускать через Карпаты авар и их данников – переселенческий поток шел по северным склонам Карпат в Богемию и далее на юг – вызывая раздражение Сигиберта. Сигиберт злился как на разгром лангобардских союзников, так и в связи с тем, что Богемия числилась пусть и окраинной, но частью бывшего королевства тюрингов, нынешнего франкского герцогства.

Во время обустройства авара, нарастал переселенческий поток из Паннонии в герцогство Гизульфа. Длиннобородые, которые сами были далеко не агнцами и оставили за собой нехороший след в РеИ Италии тихо охреневали от поведения переселявшихся в Паннонию славян. Дело в том, что наши предки первые 100-150 лет после переселения из своих лесов в относительно цивилизованные земли вообще не воспринимали не членов своего рода, племени, походной ватаги за людей. А кто у нас выглядит как человек, но не говорит на человеческом языке, не носит человеческую одежду и вообще – «не наш»? Правильно – «нелюдь» или скорее – «нечисть». А что нужно делать с таким существом? Правильно – забить ему осиновый кол в сердце (или посадить на этот самый кол), в ритуальных целях отрезать и съесть груди у женщин, младенцев с размаху головой о камень.

Позже, примерно ко второму поколению, жившему на чужбине, славяне потихоньку начали цивилизоваться – вырезали не всех, а только мужчин; подобрали для чужаков слово «немцы» - то есть немые. В общем – стали приобщаться к европейским ценностям. Но поначалу это были отморозки, по сравнению с которыми занимавшие Британию саксы могли считаться вполне цивилизованными людьми.

Конечно, в этих условиях существенная часть германо-романского населения Паннонии предпочитала «валить».

Комментарий. Интересно было бы обсудить, возможно ли формирование североиталийского германоязычного этноса на основе невырезаных готов (живших в основном на северо-востоке Италии) и лангобардов?

На мой взгляд, это маловероятно, поскольку истрический опыт показывает, что варвары смогли внедрить свой язык только там (Британия, Бавария, Голландия, Балканы) где

1.       Существенное уменьшение романского населения (геноцид или переселение)

2.       Отсутствие власти империи (к примеру в РеИ Греции после присоединения к империи в 9-м веке, славяне были постепенно «грекизированы»

Даже в Нейстрии, где было немало франкских поселений, уже через триста лет после переселения элита говорила не на германском, а на романском языке. Вестготы в Испании, ЕМНИП, перешли на латынь уже в 7-ом веке

 

Отдельно стоит остановиться на дунайском союзе племен т.н. «ипоштетинской» культуры. В 562 году они отказали в подчинении аварам, пафосно заявив что «Родился ли среди людей и согревается ли лучами солнца тот, кто подчинит нашу силу? Ибо мы привыкли властвовать чужим, а не другие нашим. И это для нас незыблемо, пока существуют войны и мечи». Хотя большинство ученых считает, что фраза придумана греческим историками, поскольку археология не подтверждает наличия у славян мечей и вообще – тяжелого вооружения, на мой взгляд элитные воины славян, ходившие в набеги на Византию и умудрявшиеся возвращаться, не могли не заиметь ромейское оружие. А то, что оно не сохранилось – ну, не было обычая класть в могилы оружие.

Отказав в подчинении аварам дунайцы заключили союз с Империей – который не мог не способствовать росту влияния вождей-получателей ромейских «подарков». По мнению Алексеева, дунайцы испытывали демографическое давление за счет переселенцев с Севера – как бегущих от авар, так и переселявшихся от неурожаев, вызванных глобальным похолоданием. В РеИ они сбрасывали его удачными и неудачными походами за Дунай. В АИ, после 15 лет отсутствия походов выросло новое поколение молодых и голодных «волков» (в прямом смысле этого слова – членов мужских «волчьих» союзов), нуждавшихся в добыче. Десять тысяч молодых бессемейных воинов ушло с Баяном на запад и там осталось, образовав вассальное аварам княжество на восточных склонах Альп, территории современной Австрии .

 

Изменено 20 Jul 2016 пользователем Neznaika1975

[Georg]

 

В начале 570ых годов Римская империя, управляемая Германом, уверенно выходила из кризиса. В основном Герман пожинал плоды долгих усилий своего предшественника. Но в стабилизации империи немалой была заслуга и самого Германа, возродившего экономику Италии и создавшего в ней сильную и лояльную Константинополю военную группировку, обеспечившую безопасность значительного периметра имперских границ. Проведенная административная реформа, передавшая управление провинциями юдексам, избираемым провинциальными выборными «коллегиями приматов», послужила эффективной «связкой государства и общества» и подняла престиж и популярность императора. Реформа так же довершила создание эффективного механизма взаимоконтроля фискального аппарата преторианских префектур  и местных властей, что позволило свести к минимуму казнокрадство и соответственно улучшить «собираемость налогов». Финансовая стабилизация позволила правительству к 570 году  сложить старые недоимки по налогам и в то же время погасить государственный долг (в РИ это сделал Юстин II). В 570 году император Герман принял консульство и отметил его роскошными играми в Константинополе и раздачами населению Города.

 

Границы империи не испытывали ощутимой угрозы. На севере магистр Италии Унигильд и магистр Иллирика Бадуарий достраивали северный лимес, который от дунайского Сингидуна протянулся по Драве и хребту Тауэрн к Альпам, ограждая новую провинцию империи – дукат Лангобардия.  В Африке уже к 567 году имперские войска, возглавляемые вторым сыном императора, экзархом Карфагена Юстинианом, довершили войну в Нумидии, разгромив Куцину и практически уничтожив королевство Аврес, после чего мир настал и в Африке.

 

В Испании король вестготов Атанагильд после неоднократных попыток вернуть  утраченную им Бетику в 567 году наконец  добился частичного успеха, сумев вступить в Гиспалис (Севилью). Этот свободный город, управляемый советом знати и обороняемый местным ополчением, находился под верховной властью империи, и реакция империи последовала немедленно. Новый магистр «Спании», племянник императора Маркиан, сменивший старого и больного Артабана Аршакуни,  прибыл в страну со значительным военным подкреплением. В королевстве вестготов нарастала смута – в конце 567 года Атанагильд скончался, а избранный ему в преемники дукс Септимании Лиува по состоянию здоровья не мог покинуть Нарбон. Маркиан летом 568 года беспрепятственно выбил вестготов из Гиспалиса и его округа, отбросив противника за Бетийские горы (Сьерра-Морену).

 

Весной 569 года Маркиан отослал с новой навигацией в Константинополь амбициозный проект  завоевания Вестготского королевства, в котором описывал печальное состояние этого государства в 568 году. В стране царила анархия; в разных регионах некоторые магнаты (как римляне, так и  готы) создали свои мини-государства, совершенно не считаясь с центральной властью. На северо-западе Испании, в королевстве свевов, произошел важный переворот – король Теодемир и «весь народ свевов» под влиянием пламенных проповедей епископа Мартина перешли из арианства в православие, после чего прислали в Гиспалис к Маркиану предложение союза против вестготов. Маркиан ручался что армия, подобная той с которой Герман осуществил завоевание Италии, в настоящее время в короткий срок положит к ногам императора всю Испанию.

 

Но этим же летом в Константинополь ко двору Германа явилась иная миссия – вестготская, присланная братом Лиувы Леовигильдом, которого Лиува назначил королем-соправителем, передав ему испанские провинции. Талантливый и энергичный Леовигильд, всеми силами стремившийся спасти королевство от краха, превосходно видел что любой конфликт с империей в настоящий момент скорее всего окажется для вестготов роковым. Вступив на трон в Толете, Леовигильд немедленно начал масштабную дипломатическую кампанию, стремясь не только достичь соглашения с империей, но и заручиться поддержкой императора. Он признавал договор покойного Атанагильда с Юстинианом Великим, вестготов – федератами, королевство вестготов – частью империи, а Бетику – ее непосредственным владением, и писал Герману практически в тех же выражениях, в каких Сигизмунд Бургундский когда-то обращался к Анастасию – «мои люди называют меня королем, но я – всего лишь ваш солдат».  Одновременно король развил дипломатическую активность в Италии – богатые дары и льстивые письма направлялись ко двору Германа Младшего в Равенну с уверениями в лояльности правнуку Теодориха и просьбой «замолвить слово» перед императором, знатные вестготы писали своим остготским родственникам (в время правления обоими королевствами  Теодориха Великого многие вестготские и остготские фамилии перемешались) с той же целью.

 

Переговоры растянулись почти на два года, но в итоге Леовигильд  достиг своего – весной 571 года (когда Лиува уже скончался в Нарбонне и Леовигильд оставался единственным королем вестготов) был подписан новый договор о статусе вестготского королевства в составе империи. В сущности единственным реальным знаком зависимости вестготов стало их обязательство выставлять для империи союзнический корпус в случае войны империи с маврами в Африке или с франками (от нападения последних империя так же обязалась защищать вестготов).  Леовигильд брал на себя обязательства обеспечивать исполнение римских законов, права и привилегии православной Церкви и свободу торговли. Во внутренних делах королевства Леовигильд, облеченный статусом римского имперского магистрата, сохранял полнейшую самостоятельность.

 

Решение василевса было вполне рациональным – лучшая часть Испании (Бетика) уже принадлежала империи, от скудных плоскогорий центральной Испании  и Лузитании толку было мало, а в Тарраконе, прочно освоенной вестготами (римская знать там была радикально зачищена еще на рубеже V-VI), ожидалось упорное их сопротивление, в результате которого страна досталась бы империи разоренной начисто. Но главной причиной, по которой проект Маркиана был отклонен, было неуклонное обострение отношений с Ираном (о чём ниже). Маркиану в ближайшие годы оставалось лишь «со скрежетом зубовным» наблюдать как Леовигильд наводит порядок в вестготской Испании. Для подавления мятежных магнатов и крестьянских восстаний Леовигильд опирался на королевских дружинников (букеллариев и сайонов), а также на ополчение, состоявшее из свободных вестготов. За свою службу они получали от короля земельные пожалования. Королевские владения, образованные из бывших императорских доменов в центре страны и в Лузитании,  пополнялись за счёт конфискаций у мятежных магнатов, которых Леовигильд разгромил одного за другим. Впрочем Маркиан в это же время занимался аналогичной деятельностью на юге – в 570 он вошел в Кордобу  и сделал ее своей резиденцией, фактически уничтожив прежнее республиканское правление; в ближайшие годы магистр поставил под контроль всю северную Бетику, уничтожив самостийность местных магнатов и общин. Вдоль границы с вестготами, по рубежу Бетийского хребта (Сьерры-Морены) возводилась цепь крепостей, связанная сетью кастелл.

 

 

 

Вышеупомянутая коллегой Незнайкой миссия Маниаха, направленная западно-тюркским каганом Истеми в Константинополь и ответное посольств Земарха поставили на повестку дня пересмотр отношений с Ираном.  Покойный Юстиниан Великий опробовал за время своего правления все варианты возможного поведения империи по отношению к потенциально враждебному её интересам Ирану: в начале попытался добиться быстрой и решительной победы, затем сдерживал персидскую военную машину, стремясь сохранить status quo, и, наконец, остановил свой выбор на концепции, в которой упор делался на дипломатию и использование сдерживавших активность иранского шаха противовесов в виде военных союзов с соседними народами и крупных платежей. Де-факто к моменту воцарения Германа проводимый в отношении Ирана курс предполагал поддержание мира всеми возможными способами, включая золото и терпимость к мелким пограничным конфликтам. «Партия ястребов», которую возглавил никто иной как старший сын и наследник императора, цезарь Юстин, считала такое положение позорным, а выплаты «за охрану кавказских проходов», которые покойный Юстиниан обязался предоставлять Ирану, не обинуясь называла данью, унижающей достоинство римлян. К Юстину примыкали знатные готы, которых  Герман привел из Италии – их лидеры, комиты Синдила, Гудвин и Гульфар намекали императору, что мечи готских и лангобардских  федератов ржавеют. Все они при покойном Юстиниане участвовали в последней персидской войне под командой Юстина, и понимали что в плане военного грабежа вся Европа за пределами империи – нищий и варварский край в сравнении с землями Сасанидов.

 

Но даже независимо от военных - все сколько-нибудь политически мыслящие римляне прекрасно понимали, что соседство бок о бок с мощным государством, руководимым сильной центральной властью, создавало угрозу новой и, скорее всего, неожиданной для империи войны с ним. Чего стоит «вечный мир» с персами – превосходно показал Хосров Ануширван в 540 году. Герман тогда был послан Юстинианом в Антиохию,  на которую шел шахиншах, и, не имея ни единого солдата чтобы спасти «великий Град Божий», стал свидетелем гибели Антиохии. Испытанные тогда унижение и боль император помнил до сих пор.

 

 

Вступив на трон, Герман немедленно принял меры предосторожности в отношении Ирана. В первый год своего правления император отправил послом в Персию Иоанна Коменциола, который «проездом через пограничные города заботился о необходимых вещах в соответствии с данным от василевса предписанием: в Даре он возобновил водопровод, устроил цистерны и удовлетворил другим потребностям на случай осады». В 568 году Герман удовлетворил просьбу старшего сына, предоставив ему командование восточной армией и управление диоцезами и магистериями Востока и Армении. Юстин, обосновавшись в Антиохии, принялся за укрепление восточной армии;  в569 году Евагрий Схоластик отметит обширный набор конкскриптов, проведенный в Малой Азии, преимущественно в областях Нагорья – Галатии, Ликаонии и Каппадокии. По словам Евагрия вербовали «пастухов» - то есть тех самых всадников из квазимуниципальных общин Анатолии, которых Юстиниан Великий в новелле характеризовал как «искусных в верховой езде и стрельбе из лука, легко воспламеняющихся и хватающихся за оружие». Новобранцы были зачислены в регулярные части армянского и восточного магистриев и Юстин приступил к их интенсивной «строевой и тактической подготовке». Проявлялась забота о своевременной и полной оплате воинов, о восстановлении некоторых крепостей, о поднятии боевого духа.

 

Тем не менее Герман, готовясь к отражению возможной иранской агрессии, не желал войны с Ираном, и скорее всего поддерживал бы заключенный Юстинианом Великим «вечный мир». Но в конце 560ых – начале 570ых произошел ряд событий, в итоге приведший к войне.

 

Первым в этой череде событий были тюркские посольства - каган Истеми добивался союза с империей против Ирана весьма настойчиво. Конфликт между тюрками и персами начался еще с конца 566 года, когда тюрки и персы совместно добили эфталитов. Решающее поражение эфталитам нанесли тюрки, но при этом тюркам достались только Согдиана, Хорезм, Чач и Фергана. Эфталиты, разбитые тюрками, предпочли сдаться персам, и признали своим царем Хосрова Ануширвана. Таким образом персы получили в непосредственное владение большую часть Тохаристана с Балхом. Под сюзеренитет Ирана перешло «эфталитское царство» Фагониша, включавшее восточный Тохаристан, Чаганиан, Хутталян и Бадахшан, и «кушанские царства» – Буст, Забулистан, Гур, Бамиан, Кабул и Ар-Рохадж (Арахозия). Львиная доля эфталитских земель отошла Ирану, и в Маверанагре граница между Эраншахром и Тюркским каганатом прошла по Гиссарскому хребту.

 

Истеми в качестве компенсации потребовал чтобы Иран выплачивал ему ту же дань, что и эфталитам, но Хосров отверг это требование. В следующем году столкновение произошло на другой стороне Каспия. Выйдя на Волгу, Истеми покорил «хазар, беленджеров и савиров». Новые подданные рассказали кагану что ранее Иран платил и им, откупаясь от набегов, после чего Истеми прибавил к требованию эфталитской дани требование дани савирской.

 

Но главной причиной конфликта была торговая политика Ирана. Персы жестко лимитировали продажу шелка в Византию и не пропускали на запад согдийские караваны, везущие шелк (огромное количество которого тюрки выкачивали из Китая в виде дани), сами же закупали шелк в ограниченных количествах. Пробить иранский барьер стало насущной потребностью тюрок. 

 

Вооруженный конфликт вспыхнул в 567 году – тюрки выбили персов из «городов сиров» (регион Дихистана и Балхана на территории современной Туркмении), ранее принадлежавших эфталитам. Но вслед за тем тюрки уперлись в старые персидские пограничные укрепленные линии, защищавшие Гурган от эфталитов – и ничего не смогли с ними сделать. Укрепления Дербента на другой стороне Каспия так же оказались для сынов степей непреодолимыми.

 

В свете всего этого Истеми добивался союза с империей, воины которой в совершенстве владели осадным искусством, весьма настойчиво. «Ястребы» в Константинополе указывали на возможность разгромить и радикально ослабить Иран, используя союз с тюрками. В 572 году должен был подойти срок платежа «за охрану кавказских проходов» (Юстиниан, подписывая мир в 562, заплатил за 10 лет вперед), и «ястребы» резонно спрашивали «за защиту от кого мы должны платить персам – от наших же союзников?».

 

Вторым подспорьем для «ястребов» стала Армения. Еще в конце V века, когда Иран терзали смута, стихийные бедствия и нашествие эфталитов, отец Хосрова Ануширвана шах Кавад подписал  со знатью Армении (де-факто освободившейся от  персидской власти благодаря успешному восстанию Ваана Мамиконяна) соглашение, согласно которому Армения вошла в состав Ирана практически как государство в личной унии – со своими законами, своей налоговой системой, своей администрацией, управляемой своей же знатью (даже марзбана шахиншах обязался назначать из армянских же нахараров). Эта полная автономия способствовала стопроцентной лояльности Армении Сасанидам – при Юстиниане Великом в римской части Армении знать бунтовала и перебегала к персам, меж тем как знать персидской Армении сражалась за шахиншаха.

 

Но в 562 году, заключив с Римской империей «вечный мир», Хосров решил взяться за Армению всерьез. К этому времени в Иране была проведена налоговая реформа, фактически скопировавшая римскую налоговую систему, с ее переписями и учетом не только площади обрабатываемых земель, но и качества земли, доходности выращиваемых культур, обеспеченность тягловым скотом и пр.. Теперь Хосров решил распространить эту реформу и на Армению. Замена архаичной армянской налоговой системы системой «реформированной», учитывающей все доходы, означало реально очень приличное повышение налогов в Армении. Но мало того – понимая что реформа встретит организованный саботаж со стороны армянской знати, Хосров де-факто упразднил и автономию самого царства, назначив марзбаном Армении перса Сурена (да-да, потомка того самого,  что разбил Красса при Каррах). Сурен, столкнувшись с сопротивлением знати, перешел к репрессиям и казнил одного из Мамиконянов; вскоре Сурен раздражил Церковь постройкой храма огня в Двине, а затем и весь народ – проведением в жизнь налоговой реформы.  В 571 году тайная миссия армянских нахараров явилась в Константинополь, и, сообщив что все готово к восстанию, попросила императора Германа принять под высокую руку единоверную Армению.

 

Но «последней каплей» послужили события на далеком юге, в Счастливой Аравии. С 533 года, когда взбунтовавшиеся эфиопские наемники свергли царя старой династии Сумайфу Ашву,  в Химьяре царствовал Абраха, бывший эфиопский офицер, возведенный на трон солдатами и восставшими горожанами. Признавая сюзеренитет Аксумского негуса и платя Эфиопии дань, Абраха в остальном пользовался полной самостоятельностью. Абраха был верным «другом и союзником римского народа», а кроме того через Йемен пролегал единственный неподконтрольный персам канал торговли римлян с Индией. Абраха подчинил Хадрмаут и пытался завоевать Хиджаз, но его поход на Мекку провалился из-за эпидемии в войсках. Он исповедал православное христианство и возводил грандиозные соборы в Сане и Марибе. Нельзя не отметить те исключительные трудности и сопротивление, которое встречали попытки жесткого подчинения арабских племен в Йемене. Абраха удерживал племенных кайлей в повиновении с помощью постоянного наемного войска из эфиопов, и пользовался тотальной ненавистью знати. Городское население изначально поддерживала Абраху, но к концу его правления содержание наемного войска стало разорительно и для богатых городов Йемена.

 

 

Стесненное положение химьяритской знати было очевидным, и часть ее решила искать защиты от Эфиопии у мощных держав Востока. Несмотря на связи империи с Эфиопией, можно было рассчитывать на независимые и самостоятельные действия Византии. Поэтому принадлежащий к старому царскому роду Химьяра Абу Мурра ибн Зу Язан был направлен в Константинополь, где он обратился к императору с просьбой освободить Химьяр от эфиопов, захватить его и прислать туда своего представителя, с тем чтобы Иемен находился в его власти. Посольство это прибыло на третий год правления Германа. В той ситуации Герман был не склонен вести военные действия в столь отдаленной стране, а Абраха как верный союзник совершенно устраивал империю.

 

Тогда химьяритская знать обратилась за избавлением к персам. Царь Хиры Амр Лахмид сообщил Хосрову об Ибн Зу Язане, которому была назначена аудиенция. Последний поставил персидского царя в известность о положении Йемена, жаловался на притеснения и просил военной помощи у Ирана. Но Хосров затягивал свой ответ, понимая что нападение на Абраху вызовет конфликт с империей. Ибн Зу Язан остался при дворе и даже сочинил в честь Хосрова касыду „на химьяритском языке", которую ему перевели. Стихи понравились, но посылать войска в рискованную заморскую экспедицию Хосров не хотел. Абу Мурра ибн Зу Язан так и умер при сасанидском дворе, не дождавшись, чтобы царь выполнил данное ему обещание помочь Иемену. Его сын Сайф продолжал околачиваться при дворе Хосрова, надоедая ему своими просьбами и уверяя что стоит ему высадится – и против Абрахи восстанут все племена.

 

В 569 году в Ктесифон пришло известие – Абраха умер. Агенты доносили что сын Абрахи Яскум молод и неопытен, а племенная знать замышляет восстание. Сайф снова явился к Хосрову, умоляя отправить его в Йемен хоть с небольшим войском; высокий покровитель Сайфа, царь Хиры Амр Лахмид, снова насел на шахиншаха. Не желая на этот раз прямо отказывать Амру, Хосров поступил по принципу «на тебе боже что нам негоже». Незадолго до того одна из частей дейлемской пехоты подняла бунт. Он был подавлен, и в тюрьмах Ктесифона сидело 800 воинов-дейлемитов, приговоренных шахом к смерти. Хосров, по предложению мобедан мобеда,  дал Сайфу в качестве войска этих смертников, сплавив наконец  с рук надоедливого арабского принца.

 

Дальнейшее показало, что эфиопская власть в Йемене действительно держалась лишь на силе. Как только Сайф летом 571 года высадился в Хадрмауте, царь этой страны, будучи вассалом Йемена, немедленно примкнул к Сайфу, а двигаясь дальше, Сайф поднял преданные роду Зу-Язан кланы и очень быстро собрал немалое войско. В бою Яскум, сын Абрахи, царь Йемена, был убит, после чего его растерявшиеся войска были разбиты. В старой столице Иемена, Сане, в знаменитом дворце Гумдан, новый царь — представитель химьяритской династии — принимал посланных от племен, выражавших радость по поводу избавления от эфиопского ига. Признав себя вассалом Ирана, Сайф обязался персидскому царю податью. «И назначил Хосров джизью и харадж чтобы он выплачивал ему в условное время и посылал ему».  

 

 

Утверждение в Йемене персидского вассала угрожало индийской торговле империи и затрагивало интересы довольно широких и влиятельных кругов восточно-римского общества. «Ястребы» получили благодаря событиям в Йемене столь мощную поддержку, что Герману было уже нечего возразить им. Весной 572 года император принял делегацию армян и согласился принять Армению в состав империи на условиях договора Ваана Мамиконяна с шахом Кавадом. Лидер повстанцев, князь Вардан Мамиконян Кармир, был назначен патрицием и императорским наместником Армении. Как напишет армянский историк Себеос «император принял князей армянских и дал им в помощь римские войска; они же, приняв те войска, устремились на город  Двин, и осадив его, разрушили цитадель его сверху до низу, и изгнали войска персидские, находившиеся в ней». Персидский наместник Сурен при взятии повстанцами Двина был убит.

 

 

Шахиншах  Хосров немедленно собрал карательную армию и направил ее в Армению, поручив командование Михрану из знатнейшей парфянской фамилии Михревандак. С другой стороны в Армению вступил цезарь Юстин с войсками восточного и армянского магистериев. Как напишет тот же Себеос:

 

«Пошел на него Михран Михревандак с 20 000 войска и со многими слонами. Произошло большое сражение на поле Хагамахья: войско персов было разбито страшным поражением и предано мечу, а слоны все пали. Михран с немногими спасшимися персами ушел восвояси.»

 

Очередная римско-персидская война началась.

 

Изменено 5 Mar 2017 пользователем Georg

[Georg]

 

Летом 572 года по старым римским дорогам в Армению двигались колонны кавалерии – император Герман перебрасывал на восток навербованные в Италии и Иллирике «тагмы оптиматов». В общем и целом не менее половины списочной численности «императорских федератов» Италийского магистерия – остготов и лангобардов – выступило на восток, причем на запись в эти «тагмы оптиматов» среди германцев был настоящий конкурс.  Комиты Синдила и Гудвин вели на восток до 20 000 всадников-федератов, защитное вооружение которых было улучшено из императорских арсеналов Константинополя. Сам император, недавно разменявший седьмой десяток лет и с постепенно ухудшающимся самочувствием, остался в Константинополе  - «военным магистром с империем», осуществляющим верховное командование в войне с персами, стал его наследник, цезарь Юстин.

 

Стратегическая концепция Юстина радикально отличалась от стратегии римско-персидских войн в правление Юстиниана. До сих пор военные действия сводились к позиционному противостоянию вдоль выстроенных обеими державами эшелонированных пограничных укрепленных линий и попыток глубоких рейдов на территорию противника с целью грабежа. Но сейчас ситуация была принципиально иной – переход Армении в подданство империи пробил огромную брешь в системе персидской обороны, и Юстин был намерен сполна воспользоваться этим. Сохраняя в Месопотамии традиционную позиционную тактику, Юстин атаковал из Армении тыловые провинции державы Сасанидов, никакими укреплениями не защищенные.  Цезарь в полной мере применял теперь к персам «персидскую методу», отличавшуюся наступательной активностью и использованием ресурсов противника. После победы над Михраном Юстин двинулся на восток, через Гер, вступая цветущую и беззащитную Атропатену. По словам персидского историка, «войска румийские рассеялись для набегов по лицу всей земли». Конница беспощадно опустошала Атропатену, отсылая добычу и рабов в Армению, отдельные отряды проникали в Мидию. Сам цезарь осадил столицу Атропатены, Гандзах, где находился чтимый всеми зороастрийцами прославленный храм огня. Как напишет позднее Феофилакт Симокатта, «цезарь вступил в Атропатену, в то время как варвары ничего не помышляли о войне. Таким образом, римские войска вторглись сюда, и так как для мидян это вторжение было неожиданным, то персидские земли испытали много ужасного: они были жестоко опустошены, разграблены и римское войско получило огромную добычу».

 

Хосров Ануширван, быстро понявший что недооценил противника и заплатил за это потерей и Армении, и армии Михрана, теперь уклонялся от полевой битвы,  собирая превосходящие силы. В Ктесифон стягивались военные силы восточных кустаков – благо с тюрками было заключено перемирие.  Его подписал Истеми еще в 570 году, поняв безнадежность  тюркских атак на персидские крепости Гургана и Хорасана. Каган перебросил войска на запад, и в 571 году тюрки, покорив утригуров и завладев степями Дона и Кубани, вошли в непосредственное соприкосновение с подконтрольной империи территорией – Боспором, обеспечив удобство сообщений. Известия об успехах Юстина стимулировали у кагана желание возобновить войну с персами, поживившись не только добычей, но и доходными землями с оседлым населением. Но кавказский рубеж Ирана был надежно защищен. В мощном «укрепленном районе» Дербента и горных крепостях вдоль северной границы Албании были расселены персидские воины - сиясикины или сияджины. Располагавшиеся вдоль северной границы Албании племенные княжества Дагестана Табасаран, Лакз, Филан и Серир были включены в сферу влияния Ирана - Хосров Ануширван отвёл им границы и назначил каждому из владетелей сан и титул, введя дагестанских князей в систему персидской иерархии. Сателлитом Ирана было и располагавшееся севернее укрепленного персами Дарьяла, в бассейне верхнего Терека и Аргуна, восточно-аланское царство Артаз (напротив западно-аланское царство Дигор, лежавшее на верхней Лабе и верхней Кубани, доходя до побережья, было сателлитом Империи и его правитель Саросий стал главным посредником между империей и каганатом). Меж тем как Юстин вел боевые действия в Армении, сын Истеми Турксанф, назначенный наместником западного улуса каганата (центром которого стала Хазария) принялся за покорение княжеств северного Кавказа.

 

К зиме Юстин отвел свои войска, в изоблии снабженные за счет разграбления Атропатены, на зимовку в Армению. Военные действия возобновились весной 573 года, когда сам шахиншах Хосров Ануширван двинулся с собранной армией в Армению.  Генеральное сражение развернулось на той самой позиции, где Вардан Мамиконян Старший 118 лет назад встретил персидскую армию – на поле Айрвайра. Поэтому и разыгравшаяся грандиозная битва получила название Второй Айрвайрской.

 

Хосров и его военначальники по опыту предыдущих кампаний уже знали о тактических инновациях Германа, и больше всего опасались «маневра гиперкерастов»; соответственно персы растянули фланги для того чтобы предотвратить обходные маневры римской кавалерии и по возможности самим обойти противника. Но именно на это и рассчитывал Юстин. Прибытие с запада мощной группировки готских и лангобардских оптиматов, совершенно не владеющих луком и стрельбой с коня, но зато сокрушительных в таранном ударе, давало Юстину возможность сделать то же самое, что в РИ Тиберий Константин и Маврикий сделали в 578 году, навербовав германских «оптиматов» на западе. Фланговые и тыловые меросы из конных лучников вместо попыток обойти персидские фланги должны были лишь предотвратить фланговый обход со стороны персов. В центре же формировался мощный бронированный клин из готов и лангобардов, который должен был проломить центр противника.

 

Этот маневр оказался совершенно неожиданным для персов. Как опишет ход боя Феофилакт Симокатта:

 

«И римляне, развернув свои ряды, подняли знамена. Заговорили трубы, поднялась к небу пыль, шум, как морской прибой, заполнил все пространство ржанием коней и грохотом оружия; все это, конечно, делало всякую речь нечленораздельной. Варварское войско растянуло свой строй в длину, желая этим создать видимость бесчисленного своего количества для тех войск, которые стояли против него. Римское конное войско выстроилось глубоким строем в несколько порядков, сильным своей сплоченностью; так и казалось, что ряды его как бы сколочены из одного куска и сбиты железом — настоящий медный строй, стоящий против врагов, наподобие неподвижно воздвигнутых статуй, лишь внешним своим видом дающих возможность думать, что они стремятся к бою. Варварское войско было поражено этим зрелищем, так что в душах мидян зашевелилось чувство расслабляющей трусости. Персы стали посылать стрелы в сомкнутые ряды римлян в таком количестве, что затемнили лучи солнца. Вследствие стремительного полета стрел перья, украшавшие гребни шлемов на головах римских воинов, казалось, полетели по воздуху, сбитые летучим оружием. Римляне, пришпорив коней, стремительно ринулись вперед во вражеский центр, стремясь к рукопашному бою, тесня варваров копьями и мечами и отражая обильно сыпавшиеся стрелы; затем, избежав обычных хитростей стоящих против них врагов, они стали одерживать верх в бою. Таким образом, здесь произошло славнейшее сражение между римлянами и парфянами; строй персов рассыпался, так как в глубину он не был построен в каре, а находящиеся в резерве силы вавилонского войска не знали что им делать, так как некому было стать против них. Затем, когда римское войско усилило натиск, варвары увидали, что дело идет к их гибели, и обратились в бегство. Пришлось персам познать, что не все надежды сбываются, и на примере научились они не слишком гордиться своими беззакониями. Побежденные вавилоняне, сколько у них было силы в ногах, бежали. Римляне, неуклонно продолжая преследование, дали парфянам испытать все бедствия. Сверх всего этого, они разграбили также и персидский лагерь, разграбили и царский шатер, и все что было там, забрали как блестящую свою добычу. Они завладели также и слонами и вместе с захваченной персидской добычей переправили их к императору. Персидский царь был побежден и совершал свое позорное бегство, законом обнародовав в виде надписи на каменной доске позор своего несчастья: он издал постановление, что в дальнейшем ни один из персидских царей не должен сам совершать военных походов.»

 

Победа при Айрвайре окончательно отдала инициативу в руки римлян. Цезарь Юстин двинулся в Арзанену (Агздник) – персидскую провинцию, клином вдававшуюся между Арменией и римской Месопотамией, и к зиме взял большую часть ее крепостей. В то же время на севере комит Коментиол с отдельным корпусом вступил в Иверию. Грузинская знать присягнула императору на тех же условиях, что и Армения, правителем был избран и утвержден князь Гуарам Багратиони. Тбилиси к зиме был взят Коментиолом, но персы удерживали укрепления в Дарьялском проходе. В Албании персидский марзбан, располагая крупным военными силами «укрепрайона» Дербента и поселенных в Равнинном Карабахе федератов-савиров, удержал страну под персидским контролем, отбив вторжение Коментиола.

 

 

Весной 574 года сдался персидский гарнизон Дарьяла – и к этому же времени Турксанф принудил к покорности аланское царство Артаз на верхнем Тереке. Истеми, побуждаемый известиями о ромейских победах, принял решение о полноценном возобновлении военных действий. На запад был направлен царевич Бури, который совместно с Турксанфом должен был двинуться в Закавказье и действовать в союзе с римлянами. Сам же каган, пользуясь ослаблением Ирана, решил пересмотреть раздел эфталитского наследства – его армия двинулась к Амударье, захватила Чаганиан, и, перейдя реку, осадила Балх.

 

Шахиншах всеми средствами пытался предотвратить объединение ромеев с тюрками. Весной 574 года в персидском штабе созрел план рейда в Сирию вдоль южного берега Ефрата – тем же маршрутом, которым Хосров вторгался в Сирию в 540 году (когда ему удалось ограбить всю провинцию и взять Антиохию). Богатая Сирия была жемчужиной империи, и персы не сомневались что ради ее защиты Юстин покинет Армению.

 

Весной 574 года Тамхосро выступил в поход из Нисибина. Минуя Дару, Константину и прочие крепости, он двигался к Эдессе, выжигая все на своем пути. Население Осроены в ужасе бежало в укрепленные города, обороняемые лимитанами Осроенского дуката. Юстин, узнав о вторжении, немедленно выступил из Двина на юг. Тамхосро намеревался разорить окрестности Эдессы, перейти Ефрат, и, объединившись с арабским воинством Кабуса Лахмида (которому так же был придан персидский отряд), ворваться в Сирию.

 

Но Кабус Лахмид со своим арабским воинством и приданные ему персидские части, следуя южным берегом Ефрата, напоролись на армию царя арабов-Гассанидов Мундара, и сопровождавшие ее лимтанские подразделения двух дукатов - Сирии и Финикии Ливанской. 20 мая 574 года произошла воспетая арабскими поэтами битва у источника Убаг.

«Мундар тотчас внезапно напал и истребил их. Кабус увидел ужас уничтожения и бежал с немногими. Мундар же расположился в его палатке, забрав весь его лагерь и все имущество, схватил и связал его родственников и некоторых из знатных.»

 

Сокрушительный разгром Лахмидов кардинально изменил ситуацию. Юстин уже подходил к Мартирополю (Тигранакерту). Возможность отхода на южный берег Ефрата теперь исчезла – там господствовали Гассаниды. Мало того, Мундар, не удовлетворившись захватом у врага огромных табунов и стад, перешел Ефрат и начал грабить персидскую Месопотамию. Имея в тылу враждебных арабов можно было в случае поражения потерять армию. Поэтому армия Тамхосро начала быстро откатываться из Осроены, побросав осадную технику. Юстин, вступив в Дару, узнал что персы три дня назад ушли к Нисибину, покинув римскую территорию. Тамхосро надеялся по крайней мере перехватить Мундара, но проклятый араб успешно ушел с награбленной добычей за Ефрат. Кампания завершилась взятием римлянами последних удерживаемых персами крепостей в Арзанене; персы огрызались набегами но дать новое генеральное сражение не рисковали.

 

 

 

В то время как Юстин мчался на юг, спасать Сирию, тюрко-хазарская армия Турксанфа прошла через Дарьял, и долиной Куры вступила в Албанию. Целью Истеми было не ограбление страны, а присоединение ее к своим владениям. "Если правители и вельможи страны той выйдут навстречу сыну моему, дадут ему страну свою в подданство, уступят города, крепости и торговлю войскам моим, то вы тоже позволите им жить и служить мне" – говорилось в инструкции Истеми военачальникам. В этом заявлении отчетливо звучала та программа, ради которой тюркюты ввязались в войну: торговля шелком, который можно было провозить в Константинополь не только через Хорасан, но и через Каспийское море и Кавказ.

 

Турксанф, выполняя приказ отца, предложил агванцам добровольно подчиниться. Он рассчитывал на недовольство персидским правлением – в их стране недавно проводились те же реформы, что и в Армении. Но католикос и знать, не зная, на что решиться, затягивали переговоры, и терпение тюркютов лопнуло. По заранее разработанному плану они приступили к систематическому разорению Албании.

"В домах и на улицах уста всех взывали: "вай, вай!". Крики варваров не утихали, и не было никого, кто бы не слышал убийственных возгласов злого неприятеля - и все это в тот же день и в тот же час. Потому что хищники заранее по жребию разделили наши области и села... и все в одно назначенное время простерли свои разрушительные набеги".

 

В один месяц вся страна кроме трех городов, имевших сильные персидские гарнизоны – Дербента, Партава и Пайтаракана – оказалась во власти тюрков. Католикос бежал в горы Арцаха (нагорный Карабах); тюрки выловили его там и снова предложили капитуляцию. Католикос собрал всех должностных лиц страны и предложил им решить, что делать: сопротивляться или покориться? Все единодушно высказались за покорность, и католикос лично повез дань к шаду, лагерь которого находился неподалеку от Партава. Турксанф принял католикоса ласково и сказал ему: "что же ты медлил прийти ко мне; тогда бедствие это не было бы нанесено стране твоей войсками моими". Турксанф приказал освободить всех пленных агван; его тиуны искали пленных в палатках и шатрах; "вытаскивали молодых людей, скрытых под утварью или между скотом, и никто не смел противиться им".

 

Режим, установленный тюрками в Албании, оказался нелегким.

"Он отправил смотрителей за разного рода ремесленниками, имеющими познания в золотопромывании, добывании серебра, железа и в выделке меди. Он требовал также пошлины с товаров и ловцов на рыбных промыслах великих рек Куры и Аракса, вместе с тем и дидрахму по обыкновенной переписи царства персидского".

Но шад знал что делал. Ему необходимы были средства на содержание тюркской армии (которую он с этого момента жестко удерживал от грабежей) в Албании. Ибо уходить, вопреки ожиданиям персов, Турксанф никуда не собирался. Расположив свою кочевую ставку на привольных пастбищах Утика (Равнинного Карабаха), Турксанф блокировал Партав, в то время как хазарское войско по его приказу осадило с двух сторон крепости Дербента. Тюркское войско оставалось зимовать в Албании.

 

 

 

В Константинополе, куда раз за разом приходили вести о блестящих победах цезаря Юстина над грозными персами, царило ликование. Но меж тем на Западе у империи внезапно появился новый и достаточно серьезный фронт в Африке.

 

Казалось победа над Куциной покончила с берберийским противостоянием империи – на южных границах Нумидии, Бизацены и Триполитании больше не оставалось силы, способной бросить вызов римскому владычеству. Аврес был покорен и разделен на федератские княжества, низведенные в статус былых «префектур лимеса»; Капса (Гафса) оккупирована и включена в состав римских владений с основанием военной колонии (и в РИ еще даже в XII веке местное население по свидетельству аль-Идриси говорило на «аль-латини аль-афри» т.е. на "африканской латыни"). Племенной союз левафа, ранее обитавший на южных границах Триполитании, был еще Иоанном Троглитой разгромлен и загнан в Гарамантиду (Феццан), границы же Триполитании стали безопасными. Но теперь и Гарамантида подпадала под римское влияние - крупный город и оазис Гидамус (современный Гадамес на стыке границ Ливии, Туниса и Алжира) принял христианское крещение и митрополит Карфагена посвятил туда епископа. Западнее, на южной границе Мавритании Ситифены княжества Ходна (область нынешнего алжирского Шотт-ель-Ходна) и Уарансенис (в долине Шелифа со столицей в Тахерте) так же стали надежными федератами империи. Но благодаря укреплению и расширению имперских владений в Африке на западе ее рубежи теперь вплотную сошлись с границами единственного крупного и хорошо организованного государства региона – мавританского королевства Альтава.

 

Город Альтава был расположен между Русадиром (совр. Мелилья) и Ораном. Город был населен преимущественно берберами, и при Септимии Севере занимался небольшим римским гарнизоном - Cohors II Sardorum, который защищал новые рубежи Римской империи, продвинутые на юг от средиземноморского побережья к новому стратегическому пути Nova Praetentura. Эта дорога шла от Рапида в Нумидии к Алтаве и Numerus Syrorum вплоть до границ Мавритании Тингитаны.

 

 Надпись из Алтавы, воздвигнутая в 508 г. в честь «короля мавров и римлян» Масуны — reg(is) Masunae gent(ium) Maur(orum) et Romanor(um), сообщает о постройке укрепленного лагеря, которую осуществил префект города Сафара и прокуратор Масгуин (Masguinus) (CIL, VIII, 9835)2. Кроме того, здесь упоминается Максим (Maximus), прокуратор Алтавы, и Иидир - прокуратор Castra Severiana, назначенный королем Масуной.

 

 Судя по последующим событиям, власть Масуны распространялась на огромную территорию - большую часть бывших римских провинций Мавритания Тингитана и Мавритания Цезаренсис. Представителями власти Масуны на местах   были прокураторы,   назначавшиеся, подобно Масгуину; ему же подчинялсь предводители мавританских племен, сохранявшие, как во времена римского владычества, титул "префект". Судя по всему Масуна являлся эдаким "мавританским Сиагрием" которому удалось сохранить независимость и римские управленческие структуры во время оккупации Африки вандалами. Почти наверняка Масуна был бербером. Возможно, он происходил из римско-берберской семьи и был назначен командиром федератов в римские времена, который просто продолжил осуществлять свои полномочия после вторжения вандалов. Может быть, он также был военачальником берберов, который распространил свою власть в хаосе вандальского нашествия за пределы земель кочевых берберских племен (они же мавры), чтобы охватить также романизированные города Мавритании.

 

 

Масуне наследовал в качестве мавританского короля Альтавы Мастигас (Мастиес), известный по монетам в конце 530-х гг.. Он поддерживал дружественные отношения с империей, и в надписи, опубликованной и прокомментированной Ж. Каркопино, восхваляется король Мастиес, "который никогда не совершил клятвопреступления и не нарушил верности ни по отношению к римлянам, ни по отношению к маврам".

О нем сообщает и Прокопий, говоря, что Мастигас (Мастиес) обложил всю свою страну постоянным налогом. По Прокопию, Мастигас был независимым правителем, который  владел  всей  бывшей  римской  провинцией Цезарейской Мавритании  кроме  ее  столицы Цезареи, которая была взята византийцами во главе с Велизарием во время Вандальской войны в 533 г.. Титулатура Масуны и Мастиеса отражает двойственный характер их власти. Они являются одновременно племенными вождями и преемниками власти римских императоров над романизованным населением («rex gentium Maurorum et Romanorum», «dux» и даже «imperator»). Здесь нельзя не видеть определенной политической тенденции к слиянию римлян и берберов в единую массу подданных берберского короля. Римляне рассматриваются не как завоеванные данники, но как группа населения, равноправная с завоевателями — маврами. Эта тенденция особенно явно выступает в надписи в честь Мастиеса.

 

 

Около 550 года Мастиесу наследовал Гармул, при котором королевство Альтава достигает вершины могущества. На западе ее границы простираются до Атлантического океана. Судя по тому что в РИ позднее, во время арабских войн, потомок Гармула Косейла опирался на могущественный племенной союз кочевников Санхаджа (тот самый, который в РИ в XI веке создаст державу Альморавидов) росту могущества Гармула, опираясь на которое он успешно бросил вызов империи, скорее всего послужило именно подчинение правителю Альтавы этой сильной кочевой федерации.

 

 

Конфликт начался в 572 году, почти синхронно с началом персидской войны, и начался с захвата Гармулом княжества Уарансенис (Тахерт) в бассейне Шелифа, правитель которого являлся федератом империи. Римляне не могли не ответить, и экзарх Карфагена Юстиниан, второй сын императора Германа, выступил в поход против Гармула. Римляне отбили Уарансенис, но затем в открытой степи мавританского плато были окружены со всех сторон отрядами берберов. Юстиниану пришлось начать тяжелое отступление, в итоге которого обескровленная римская армия откатилась в Нумидию, а Уарансенис снова был захвачен Гармулом.

 

 Юстиниан реорганизовал свои силы, и весной 574 года предпринял новое наступление на Альтаву. На этот раз кампания закончилась полной катастрофой - в горном дефиле Атласа римская армия попала в засаду и была наголову разгромлена, а сам экзарх Юстиниан погиб. Войска Гармула рассыпались для набегов по западным провинциям экзархата, доходя до Карфагена, хотя и не смогли взять ни одной значительной крепости.

 

 

Известие о гибели сына подкосило 70-летнего императора. Возможно с ним случился инфаркт, и хотя Герман выжил, но с этого момента почти не выходил из "постельного режима". Тем не менее больной император позаботился о защите Африки. Он отдал распоряжение магистру Маркиану преправиться из Бетики в Африку и принять управление Карфагенским экзархатом, а своему сыну Герману Младшему - направить в помощь Маркиану войско из остготов. 

 

 

Маркиан в начале 570ых годов все еще не оставлял надежд разгромить вестготов и стать правителем полноценного экзархата в Испании. В это время в королевстве свевов умер король Теодемир и на трон вступил воинственный и честолюбивый Миро, поставивший себе целью расширить границы своего государства за счет вестготов, выступая в качестве защитника православных римлян от ариан. Маркиан и Миро быстро пришли к секретному соглашению.  На втором году своего правления (572) Миро пошёл войной на русконов. Русконами (или рунконами) было племя, обитающее в Кантабрии, на севере Испании. Это нападение на народ находящийся в зависимости от Вестготского королевства, было явной провокацией. Русконы не оказали сопротивления - при приближении свевов у них произошел переворот и Миро утвердил у власти противников вестготского правления. Леовигильд вынужден был оглядываться на Маркиана, который держал в Бетике войско наготове, ожидая лишь повода для нападения, и объявил что "республика русконов" находится под покровительством империи. В 573 Миро, продолжая свою деятельность, уже стоял во главе федерации независимых северо-испанских общин, в которую кроме русконов вошли кантабры, а так же саппы (область которых, Сабария, была расположена между Саморой и Саламанкой). В союз с Миро вступили воинственные баски, и положение  Леовигильда оказалось крайне сложным - под угрозой была вся северная граница королевства.

 

 

 Поэтому разгром и гибель Юстиниана в 574 году оказались для Леовигильда настоящим подарком судьбы. Маркиан вынужден был отправиться в Африку, забрав с собой из Бетики большую часть римских войск. Леовигильд на основании того что королевство вестготов находится в состоянии войны с третьей державой  - свевами - отказал Маркиану в предоставлении союзнического корпуса (который согласно федератскому договору вестготы обязались выставлять римлянам для войн в Африке) и летом этого же 574 года развернул наступательную кампанию против свевов.  По словам Иоанна Бикларского, Леовигильд «войдя в Сабарию, опустошил Саппос (то есть область племени саппов)». О взятии Сабарии упоминает также Исидор Севильский: «Сабария была завоевана целиком».Захваченную провинцию Леовигильд передал в управление двум своим сыновьям от покойной супруги Эрменегильду и Реккареду, сделав их соправителями.

 

 Меж тем Маркиан, прибыв в Африку и получив подкрепления из Италии, к осени оттеснил берберов Гармула с территории Карфагенского экзархата. Но Гармул продолжал удерживать Уарансенис и вся Нумидия оставалась под угрозой набегов; в Мавритании же римляне удерживали теперь лишь отдельные города.

 

________________________________________________________________

 В январе 575 года 73-летний император Флавий Герман Аниций скончался во дворце Буколеон в Константинополе "после долгой и продолжительной болезни". "Сенат и народ" без проблем присягнули новому императору Юстину II, которого армия со своей стороны с ликованием провозгласила императором в зимнем лагере на берегах Тигра. Юстин II на полтора месяца прибыл в Константинополь, и, после похорон отца и принятия присяги сенаторов и высших чиновников снова отбыл к армии для начала новой кампании против персов.

Изменено 24 Mar 2017 пользователем Georg

[Neznaika1975]

568 –572

 

Извиняюсь за "прогиб"  – текст попался уж больно в масть

Блаженнейшему соавтору и избраннику небес, уважаемому Георгу, Незнайка, нижайший участник форума, с глубочайшим благоговением посвящает сию малую главу.

О, евангельский пастырь! С тех пор как я был принят Вами в состав участников темы, я, «прозелит и пришелец», прилагал многочисленные усилия к тому, чтобы не оказаться неблагодарным за столь великое благодеяние. Итак, вскоре я «увидел и услышал», что тема ваша чересчур умалена в привилегиях древней чести и сильно нуждается во многих руках строителей, а потому долго думал, каким памятником нашего труда я мог бы помочь обессиленной матери. Так вот, я много читал и много слышал о совершённых нашими предшественниками темах форума, которые кажутся достойными упоминания как благодаря своему величию, так и ввиду необходимости этого для темы. Но, поскольку память об этих событиях угасает, а история "Мира императора Германа" ещё никем не написана, то возможно кто-нибудь скажет, «что либо они не сделали в свои дни ничего достойного памяти, либо если что-то и сделали, то у писателей, которые должны были передать это потомкам, не было к тому особого рвения». Движимый этой необходимостью, я и приступил к написанию труда о каганах аварских и конунгах франкских, считая прямым долгом моего благоговения и делом вашей миссии, если я, сын форума, оживлю деяния святейших отцов, благодаря которым возвысился наш форум и альтистория распространилась среди невежественных

 

В 568-ом году авары продолжали обустройство на новых землях. Баян по-прежнему отслеживал ситуацию в Великой степи, которая складывалась все хуже для авар. В этом году ромеи заключили военный союз с тюрками против Ирана. Сами тюрки, в 567-ом году упершись, как баран в новые ворота, в оборонительные линии персов на востоке, продолжали наступление на запад – и, чтобы дойти до новых союзников византийцев, и, чтобы оказаться поближе к беглецам-аварам. Между 567 и 571 год тюрки стали хозяевами донских степей, выйдя к Боспору. У нас нет данных о столкновениях тюрок с аварами – возможно, Истеми-ябгу более нуждался в транзите шелка, чем в преследовании авар в диких западных землях.

В этих условиях, Баян как никогда нуждался в контроле над Карпатскими перевалами, через которые гепиды вполне могли пропустить тюрок, так же, как два года назад они пропустили авар. Но сначала, ему нужно было стабилизировать ситуацию на западе.

Обосновавшись в Богемии, авары уже вызвали неудовольствие короля Австразии Сигисберта. Разгромив королевство Альбоина – мужа сестры Сигисберта, авары еще более ухудшили отношения с восточными франками.

Летописи не говорят нам, где в РеИ была битва авар и австразийцев, упоминая лишь о том, что «Гунны же пытались вновь вторгнуться в Галлию». Наиболее естественный путь на Запад для авар лежал вдоль Дуная, к северу от него, по землям нынешней Баварии, в то время относившихся к землям тюрингского герцогства. Надо отметить, что подданные из тюрингов были еще те. К примеру, в 555-х году, король Хлотарь I послал войска для подавления восстания саксов. Поскольку тюринги помогли саксам  - Тюрингия подверглась опустошению.

В РеИ авары столкнулись с австразийцами на территории именно «Галлии», то есть к западу от Рейна.

Двигаясь вдоль северного берега Дуная и обогнув район Черных лесов,  авары прошли через тюрингские земли без особых стычек и переправились через Рейн в районе Вормса, откуда уже оставалось недалеко до столицы Сигисберта Меца.

Пока австразийцы собирали ополчение, кочевники «грабили, жгли и насиловали», одновременно проводя разведку окружающих земель – Австразии, Северной Бургундии и Восточной Нейстрии.

Наконец, стороны договорились о месте для битвы – на котором встретились два противоположных войска.

Запад представляли тысячи бездоспешных воинов, в холщовых или льняных штанах, вооруженных иногда мечами-спатами, а в основном - топориками-францисками, среднего размера копьями-ангонами с V-образными наконечниками и широкими овальными щитами. Согласно франкским законам, шлем стоил столько же, сколько лошадь, а цена хорошей кольчуги равнялась двум лошадям или шести волам – поэтому основное оружие франков составляли топорики, копья и щиты.

Дружины короля и его лейдов состояли из всадников на небольшого роста конях. В отличие от пехотинцев, всадники были одеты в кольчуги и спангхельмы с нащечниками. Луков было мало.

Была на коне

ратная упряжь,

седло, в котором

сидел, бывало,

сам сын Хлотаря

 дружиноводитель,

когда, вступая

в игру мечевую,

не знал он страха

над грудами трупов

Франкские воины

 

Им противостояли тяжеловооруженные воины, покрытые пластинчатыми доспехами в цельнометалических шлемах. Крупные, восточных кровей скакуны с «лебедиными шеями», тоже были частично покрыты броней – по крайней мере спереди, чтобы наконечник копья пехотинца, бьющий в грудь коня, мог соскользнуть вбок. Стремена. Сложносоставные луки. Длинные копья, которые можно отбросить в ближнем бою и начать рубить лёгким однолезвийным палашом.

Штандарты сарматского типа, раздувавшиеся на ветру по принципу воздушного змея. Впечатление добавляли высокие сутаны из конского волоса на шлемах всадников и на сбруе лошадей.

Всадники без щитов – они достаточно защищены доспехами и могли атаковать как в копейном строю, а затем переходить к рубке, так и обстреливать противника из луков.

Авар сопровождали легковооруженные болгарские конные лучники и немного спешившихся лангобардов.

Аварские воины

 

Летописец рассказывает, что «войска несколько дней стояли друг против друга, ожидая подходящего момента. И наконец, битва началась. Франки стояли недвижимо, один рядом с другим, прикрывшись щитами и сформировав «стену льда, твердую как льды Севера». Эта стена была готова отразить любые атаки. Но, как и любая стена изо льда, она была не способная выстоять под лучами солнца.

 Поплыли над конным строем большие и малые разноцветные знамёна (по ним воины ориентировались в поиске своих подразделений). Воздух огласили громкие трубные звуки, забили тимпаны. Ощетинившиеся копьями, на франков понеслись стройные ряды закованных в сталь коней и людей.

Но вместо лобовой атаки – разворот направо и рой стрел, сеющий смерть в рядах франков.

И снова, и снова ...

Франки, устав стоять, двинулись вперед, падая под градом стрел и надеясь, что смогут зажать противника на ограниченном по размерам поле. Первыми в атаку бросились конные дружины, чтобы связать противника боем, пока до него дойдет пехота.

Авары встретили конных франков таранным копейным ударом, вынеся из седел большую часть врагов. Оставив болгар и лангобардов разбираться с остатками франкской конницы, аварф ударили прямо в центр вражеской фаланги где реял штандарт Сигисберта. Одновременно, в небо взвились большие воздушные змеи в виде драконов, издающие при полете ужасный свист (в РеИ летописец писал «гунны, весьма искусные в некромании, изготовили ряд фигур призраков, танцующих перед глазами франков. Так им легко удалось разбить франков»

Потрясенные гибелью вождей, тараном авар и завывающими в воздухе чудовищами, франки дрогнули. До конца рубилась лишь дружина короля во главе с самим Сигисбертом.

Когда король пал раненым, авары предложили воинам сдаться, на что получили ответ:

«Бюрхтвольд молвил,

щит подымая,

 

тряс он, яростный,

дротом ясеневым,

 

ратник старый

учил соратников:

 

"Духом владейте,

доблестью укрепитесь,

 

сила иссякла –

сердцем мужайтесь;

 

вот он, вождь наш,

повергнут наземь

 

Да будет проклят навечно,

кто из бранной потехи

утечь задумал;

 

я стар, но из стычки

не стану бегать,

лучше, думаю, лягу,

 

на ложе смерти

рядом с господином,

с вождем любимым».

 

Захватив раненого Сигисберта, каган дал приказ о возвращении за Рейн.

Король Австразии несколько месяцев оправлялся от ран. Возможно, он поправился бы и раньше, но выздоровлению мешала необходимость вести переговоры с Баяном. Каган хотел, чтобы земли тюрингов и баваров отошли к нему, и граница с Австразией пролегла по Леху, Майну и Фульде. С материальной точки зрения потеря была не велика – налогов тюринги и бавары давали как козел молока. Более того, получив Баварию, авары получали доступ к Бургундии – что ослабляло брата-соперника Гунтрамна. Да и половина границы с саксами тоже уходила к аварам – а значит и половина проблем с этими дикими лесовиками. Но гордость Меровинга не позволяли королю так легко прогнуться под непонятно откуда взявшегося захватчика.

Неизвестно, сколько бы продолжался добровольный плен Сигисберта, если бы не пришли вести о том, что Хильперик Нейстрийский захватил Тур и Пуатье, причитавшиеся Австразии после раздела харибертова наследства. За время отсутствия Сигисберта, отмороженный сводный братец мог и еще чего-нибудь захватить. В этих условиях приходилось принимать условия авар. Но несмотря на жесткие условия мира, включавшие в себя еще и поставки продовольствия – 500 коров от Австразии, 500 коров – от Аллемании и 500 – от саксов, вожди расстались в хороших отношениях. Будучи ровесниками и проведя большую часть своей жизни на войне, они понимали всю превратность фортуны и умели ценить чужую доблесть.

Сигисберт поскакал разбираться со своими делами, в результате чего между братьями начались традиционные разборки, а Баян начал разбираться с новыми землями

Тудуном Западного удела стал Апсих. Следующие несколько лет Баян занимался тем, что «перегонял» подданных из земель к востоку от Карпат на запад – в долины Богемии, Тюрингии, Моравии, Реции и горы Норика. Помимо насильственного перемещения, на запад с удовольствием переселялись словене дунайского союза. Путь за добычей и землей на юг был закрыт, а демографическое давление росло.

В результате разрушения лангобардского королевства,  и баварского и тюрингского герцогств, в центре Европы оказалось огромное количество «ронинов» - воинов-германцев, лишившихся земли или господина – тюрингов, бойев, свевов, лангобардов, варнов, ругов. Помимо этого на юг двигались саксы. На всякий случай, уточню, что это не те «саксы», которые переселялись в Британию. В Британию переселялась жуткая смесь жителей побережья - саксов, фризов, ютов, англов, свеев, гаутов, данов, ругов из норвежского Рогаланда, ругов с балтийского Рюгена, варнов – в общем «народов моря». Те саксы, что платили дань франкам и те, что ушли с лангобардами в Италию – это «юго-восточные» саксы-лесовики. Именно они, в основном (за исключением «саксов из Байе») и упоминаются во франкских и лангобардских хрониках.

Часть «ронинов»  ушла на юг, наемниками в империю – но империи хватало лангобардов и остготов. Часть ушла на запад, к говорящим на понятном языке франкам, но большая часть пошла проситься в дружину к Апсиху.

В РеИ Альбоин увел эту гремучую смесь в Италию, где они фестивалили пару десятков лет, периодически вторгаясь в Бургундию. Здесь рулить дикими ордами (к которым присоединились еще более дикие словене) пришлось Апсиху, который начал сбрасывать напряжение, посылая воинов в набеги на Запад. Набегать на Италию авары побаивались. В результате, основная тяжесть набегов в рамках пограничной войны понесла на себе зарейнская Австразия и вассальная австразийцам Алеманния. Но первые годы дело ограничивалось мелкими набегами в рамках пограничной войны. В то же время конные отряды болгар проводили относительно небольшие рейды, доходя до Страсбурга, Метца и Женевы.

 

Вскоре к Апсиху пришли послы новых соседей - саксов, постепенно сдвигавшихся на юг и попросили место для поселения молодых воинов.  Будучи «эффективным менеджером» Апсих решил, что «не можешь запретить – возглавь» - и около сорока тысяч германских и славянских варваров ввалились в Бургундию. Сигиберт, которому Гунтрамн в свое время не помог биться с аварами, спокойно наблюдал за вторжением и не препятствовал проходу через Аллеманию.

Григорий Турский рассказывал об этом вторжении: «Когда враги пришли сюда, они разделили между собой посевы, собрали с них урожай, обмолотили хлеб и ели его, ничего не оставив тем, кто его вырастил. Они разбредались по виллам соседних городов, грабили и уводили в плен жителей, и все опустошали»

Как и в РеИ, Гунтрамн направил навстречу северянам патриция Амата. «И когда началось сражение, Амат повернул назад и пал. Говорят, что варвары устроили такую резню среди бургундов, что невозможно было сосчитать число убитых. Нагруженные добычей, варвары вновь вернулись на Восток»

Когда раззадоренные успехом «ронины» вновь вторглись в Бургундию на следующий год – их встретил новый командующий бургундской армией, патрицийй Юний Мумол https://en.wikipedia.org/wiki/Mummolus Но несмотря на отличные полководческие способности Мумола и отсутствие единого командования у варваров, повторить свои РеИ победы Юний не смог. Слишком много пришло воинов с востока, чтобы убить их всех. Но Юний честно старался.

Григорий Турский рассказывал об этом вторжении: «Когда враги пришли сюда, они разделили между собой посевы, собрали с них урожай, обмолотили хлеб и ели его, ничего не оставив тем, кто его вырастил. Они разбредались по виллам соседних городов, грабили и уводили в плен жителей, и все опустошали»

Потрясенный епископ описывал то, от чего относительно цивилизованные германцы давно отвыкли: «очень крепко вбив в землю колья и сделав их весьма острыми, с большой силой насаживали на них несчастных… вкопав в землю на значительную глубину четыре толстых столба, привязывая к ним руки и ноги пленных, а потом непрерывно колотя их дубинами, варвары эти убивали… А иных они, запирая в сараях вместе с быками и овцами… безо всякой жалости сжигали … словене с удовольствием поедают женские груди, когда наполнены молоком, а грудные младенцы разбиваются о камни…»

Помогло бургундам то, что захватчики вынуждены были разделиться на несколько отрядов, чтобы прокормиться.

Первую победу Мумол одержал над сводным отрядом воинов различных племен: «Он окружил их со своим войском, сделал, кроме того, по дорогам засеки и, пользуясь окольными лесными дорогами, напал на них, многих убил, некоторых взял в плен и отправил королю, который приказал содержать их под охраной в разных местах; однако некоторым удалось каким-то образом бежать и известить других об этом поражении. В этом сражении принимали участие братья, епископы Салоний и Сагиттарий, которые вооружены были не небесным крестом, а шлемом и кольчугой, и, что всего хуже, они, как говорят, многих убили собственноручно».

Следующим оказался разгромлен трехтысячный отряд словен. Возвращаясь домой, на «огромном множестве повозок» они везли «большую добычу», а кроме того, гнали с собой пленников.

Так они и были застигнуты бургундами. Понимая, по какому маршруту будут возвращаться варвары, Мумол заранее встретил словен с пятитысячным войском. Варвары заметили франков первыми. Поняв, что также замечены, словене перебили из числа пленников всех боеспособных мужчин. Детей и женщин они согнали в середину спешно возведенного круга из повозок. Взойдя на возы, словене стали кидать дротики приблизившихся бургундом. Бургунды пешими ринулись на заграждение, стреляя в ответ на дроты. Словене упорно защищались. Но, наконец, одному из бургундов удалось заскочить на воз и сойтись с противниками лицом к лицу, пустив в ход меч. За ним последовали и другие. Когда бургунды разрушили кольцо повозок, словене, потеряв всякую надежду, перебили оставшихся пленников. Затем все они погибли в бою с франками, причем те одержали верх «с трудом».

Тогда же словене взяли первый бургундский город. Дойдя до Лиона, основная часть варваров укрылась в холмистой местности перед обращенными к востоку городскими воротами, где высокий отвесный холм поднимался над городской стеной. Небольшой отряд словен появился в виду ворот и принялся «беспокоить бургундов у зубцов». Решив, что число нападающих невелико, франки всем гарнизоном предприняли вылазку и атаковали их. Словене обратились в притворное бегство. Когда франки отдалились от городской стены, в тыл им ударила, отрезая путь к городу, вражеская засада. Спереди на них напали преследуемые варвары. Весь гарнизон пал, и словене ринулись на штурм. Жители города упорно оборонялись, используя камни, кипящее масло и смолу. Некоторое время им удавалось отражать натиск. Но, в конце концов, словене, используя упомянутый высокий холм, согнали защитников со стены стрелами, а затем взобрались на ее гребень по лестницам. Лугдун пал. Именно тогда словене впервые за время нашествия взяли пленников — всех женщин и детей. Но мужское население Лиона (несколько тысяч человек, по оценке Григория Турского) было перебито.

Несмотря на отдельные победы Мумола, захватчиков оставалось слишком много. И терять налогоплательщиков Гунтрамн не хотел. Поэтому он предпочел откупиться от варваров, выплатив им десять тысяч солидов, то есть один солид на троих или 1,5 грамма золота на человека. Копейки по византийским (да и по бургундским) меркам, но большие деньги для северных варваров.

Окупившись, Гунтрамн деятельно начал готовиться к следующему году, понимая, что один раз почуявшие вкус крови волки обязательно вернутся, и вступил в переговоры о союзе с Сигисбертом. Но на его счастье, в 572-ом году у центрально европейских варваров нашлось другое занятие.

 

Баян, в течение четырёх лет с тревогой наблюдавший за действиями тюрок в донских степях, не опасался решить гепидскую проблему, справедливо предполагая вмешательство империи.

Но в 572-ом году пришла радостная весть – ромеи напали на персов. Лучшие готские, лангобардские и иллирийские части ушли на Восток. Конечно, тех что остались, с лихвой хватало на защиту лимеса. Но действовать в Трансильвании они бы не смогли – учитывая еще и наличие непредсказуемой западной орды, которая вполне мола перейти перевалы и ударить по Италии. Тем более, что вожди составных частей западной орды были действительно непредсказуемы, и вполне могли решиться на дерзкие поступки даже без одобрения Апсиха.

Когда тяжелая аварская конница, сопровождаемая легкой болгарской конницей, тяжелой германской пехотой и легкими отрядами славян вступила на земли гепидов – Кунимунд не стал сражаться. После того, как по очереди были разбиты лангобарды, австразийцы и бургунды - король не сомневался в результате генерального сражения.

Конница аваров и кутиргуров рыскала по равнине; пылали неукрепленные поселения на землях, куда давно уже не прорывался враг. Кунимунд дал им серию боев, эвакуируя по возможности женщин и детей в хорошо укрепленные кастры Трансильвании и в Олтению. Вслед за ней, сея кровь и ужас, выметая подчистую все, что плохо лежит, двигались славяне. Гепидам ничего не оставалось, как сидя за крепкими каменными стенами наблюдать за тем, как захватчики жгут их деревни, режут их скот и жнут их зерно. Дело было летом и больших запасов в крепостях не было. Даже после того, как были выгнаны все рабы, осажденные страдали от голода.

В этих условиях, Кунимунд, продолжая сдерживать противника, слал гонцов за помощью к Империи, обещая в обмен все что угодно. Надо сказать, что Кунимунд и до этого пытался заключить с ромеями оборонительный союз. Но империя отказала, полагая, что мало толку тратить солдат для защиты гепидов.

Сейчас они также отказали Кунимунду в помощи, справедливо обращая внимание, что у них есть другая война.  Но намекнули что на пустующих землях Мезии найдутся земли для храбрых федератов.

Кунимунд понял, что другого способа спасения народа, как пойти по пути лангобардов у него нет. Но отказаться от сана конунга и стать византийским дуксом – на это у него не хватило сил. Да и все равно, кто-то должен был остаться, чтобы прикрывать отступающих.

Прошла неделя пересылок гонцов между осаждёнными фортами – и беглецы горными лесами потекли на юг. Две трети воинов сопровождала женщин, а треть – пошла к столице Трансильвании Напока. Их задачей было задержать авар, пока племянник Кунимунда Рептила, сын покойного короля Туризинда, не доведет беженцев до Дуная. Нужно было выиграть две недели …

Кунимунд начал отступать вслед за беженцами, устраивая засады в лесистых трансильванских горах и выигрывая день за днем. Так продолжалось десять дней, пока на пути авар не оказался последний римский форт, преграждающий прямую дорогу к Дунаю. Слишком долго описывать последнюю битву конунга – скажу лишь, что Кунимунд смог навязать аварам бой в городе и купил время, необходимое своему народу.

Рептила смог вывести беженцев за Дуная и Розамунда не попала в гарем Баяна. Но и живя в Империи она не утратила свой деятельный характер и привычку менять мужчин как перчатки, о чем будет рассказано в следующих главах  ...

Розамунда во время переправы беженцев через Дунай - две реконструкции (18+)

Кунимунд заплатил за собственную глупость – ведь он сам, в свое время, пропустил авар на Запад. Но в истории (ка это часто бывает) он остался не дураком, а героем. Долгие годы за пиршественными столами и франки, и готы, и гепиды с лангобардами повторяли песнь, которую сложил гепидский скальд, в схватках на тесных улицах:

Наши жизни потеряны нами!

рог последний судьбой осушен.

 

Мы ли труса праздновать станем,

нам ли в страхе просить пощады,

вместо доли, достойной героя —

пасть за честь своего господина?

 

Враг лавиной вломился в город:

двери домов поддаются секирам.

Наши кольчуги порваны в клочья,

плечи под ними в кровавых ранах.

 

Злобен лязг клинков и копий,

но никто не бежит из битвы:

лучше пасть со славой, чем жить в бесчестье.

 

Сколько пало во поле братьев:

смерть их косит, точно колосья,

кости блестят в потоках крови,

словно камни в ручье весною.

 

О, как мало ратоборцев

рядом с конунгом нашим бьется,

и как много — но нет, не приспеют —

надо новых бойцов для победы.

 

Кончились стрелы, сломались копья,

щиты расщепились до яростно сжатых кулаков —

гнет усталость героев.

 

С рук сорвем золотые запястья,

что в дни мира дарил нам конунг,

пусть нам тяжесть золота служит,

мощь удару руки придавая,

 

Смерть не властна над верностью нашей!

Пусть же бежит, боязнь, убоявшись!

Пусть оружье врага послужит

мерой доблести дренгов гепидских!

 

Жить после жизни, прожитой как должно,

память способна, и прах забвенья

до Рагнарека имя не скроет,

громкое славой имя героя.

 

В 573-ем году ромеи обнаружили на севере державу от Леха до Карпат. И задумались …

 

Изменено 12 Mar 2017 пользователем Georg

[Neznaika1975]

573-574

В 573-ем году ромеи обнаружили на севере державу от Леха до Карпат. И задумались …

 

Сделаем небольшое отступление, чтобы описать ситуацию в Каганате.

Орда чистокровных авар кочевала в междуречье Дуная и Тисы. Занимавшие ступеньку ниже болгары кочевали между Тисой и Трансильванией, а также в Моравии и западнее Дуная. Небольшой аварский гарнизон под командованием «Тудуна Западного улуса» Апсиха был размещен в Регенсбурге. Часть авар заняла высокогорные долины Альп, занимаясь отгонным скотоводством. Также, небольшие аварские гарнизоны были размещены на западных и восточных границах новообразованной империи.

Причиной разделения авар была не только необходимость контролировать завоёванные земли. Ключевым фактором являлись размеры Венгерской равнины. Хотя она и являлась превосходной кормовой базой, сама по себе эта равнина была гораздо меньших размеров, нежели равнины Великой Евразийской степи. Площадь в 42 400 кв. км составляет менее 4 процентов пастбищ, существующих, например, в одной Монгольской республике. Венгерская равнина теоретически могла бы обеспечить кормом 320 тысяч лошадей, однако эту цифру следует уменьшить, имея в виду диких животных, лесные массивы и т. д.; таким образом, резонно предположить, что равнина могла прокормить приблизительно 150 тысяч лошадей. Если учесть, что каждому воину-кочевнику необходимо как минимум 10 лошадей, чтобы периодически давать им отдых и не загнать насмерть, то следует, что Венгерская равнина являла собой достаточное пространство, чтобы прокормить лошадей не более чем для 15 тысяч воинов. Таким образом авары были вынуждены разделить единую орду.

 

Римляне отлично помнили события 140-летней давности, когда на той же территории находилась другая кочевая империя. И помнили, сколько народу полегло на Каталаунских полях, прежде чем гунны были укрощены.

Но еще не закончив войну с Ираном, влезать в еще одну затяжную, и не приносящую прибыли войну с северными варварами, Герман не хотел. Поэтому договариваться с аварами было поручено новому магистру Фракии, военному квестору Тиберию Константину (РеИ императору Тиберию).

 

Основной месседж Баяна состоял в: «Что-то вы меня, папаша, больно утесняете. Я без пропитания оставаться не могу, где же я буду харчеваться?»

Тиберий отвечал: «Что?! Какой я вам папаша! Что это за фамильярность? Называйте меня по имени-отчеству»

Возможно, сам император и готов был бы дать аварам разумную дотацию, чтобы приучить их «кушать из римских рук» и иметь рычаг давления на их элиту. В конце концов, это был старый добрый римский обычай, подкармливать варварских вождей и держать их на крючке денежных дотаций и позволения торговать. Но большинство его соратников было против. Военные не хотели кормить врагов, выгнавших из дома их дальних родственников – лангобардов и гепидов. Финансисты, которые должны были выделять дотации на размещение сначала лангобардов, а потом гепидов, также не горели желанием платить.

В результате, был очень большой шанс, что Баяну придется довольствоваться теми подарками, которые он начал получать при покойном Юстиниане и продолжал получать до сих пор.

Подарки были так себе. Как говорит Менандр Протектор: «Эти подарки состояли в шнурках, испрещренных золотом, которыми связывают беглых, также в ложах и других предметах неги.»

Золотые шнурки, конечно, до боли напоминают бессмертную фразу про «портянки от Версаче», и для обычного федерата, какого-нибудь Забергана, могли быть нормальным даром - но для владыки огромной империи это была жалкая подачка

И тут в дело вмешался случай …

 

С дотациями на размещение гепидов дела были не ахти. Конечно, до ситуации с вестготами двухсотлетней давности не дошло. Гепиды не умирали с голоду и не продавали детей в рабство – в крепостях военной квестуры существовали «стратегические резервы» зерна, а Тиберию хватало ума и воли, не давать чиновникам воровать … по крайней мере – воровать без меры. Но после зажиточного житья на покинутой Родине, в Мезии гепидам приходилось тяжко. Нужно было с нуля возводить дома, распахивать заброшенные поля – и все это без рабов и скота, которые остались на старом месте.

В этих условиях, слегка освоившись на новом месте, конунг Рептила Туризиндсон собрал дружины и в зиму 572-573-ого года по льду перешел Дунай. Дело казалось беспроигрышным – ну что дикари славяне, не имевшие мечей и воюющие дротиками и отравленными стрелами, могли противопоставить закованным в железо воинам гепидов.

И действительно, набег оказался удачным. «Жупан словен Добрыня» (он же Даврентий/Даврит греческих летописей) не принял открытого боя и отступил в глубину карпатских лесов. Большинство населения тоже ушло в лесные схроны, уведя с собой скот и унеся зерно. Однако все словене унести не смогли, и гепиды вернулись домой с хорошей добычей. Хотя славяне и умели прятаться – но в зимних условиях это получалось хуже. Как говорил Маврикий «нападения на (славян) следует производить главным образом в зимнее время; тогда деревья стоят обнаженными и за ними нельзя скрываться с таким удобством (как летом). На снегу тогда остаются заметными следы убегающих; запасов у них мало, сами они, можно сказать, обнаженные, да и реки вследствие сковывающего их льда легко проходимы.»

Конечно, без жертв не обошлось и немало гепидских дренгов получили в голову стрелу или дротик. Но в целом, на пирах по случаю конца зимы, довольные гепиды славили мудрого конунга, который смог обеспечить их необходимым для сева. Сам Туризиндсон тоже был доволен собой – без особых проблем взял хорошую добычу у слабого врага и планировал на следующий год повторить поход.

На северном берегу Дуная такие же планы строил Добрыня. У него не оставалось иных вариантов, как поставить гепидов на место. Дело было не только в случившемся набеге. Последние два десятка лет, словене жили в мире с империей и богатели на трансграничной торговле, занимая выгодное положение между дулебами и ромеями. Поскольку лимес был дырявый, то ни о каких таможенных сборах речь не шла, и за одно поколение бывшие дикари начинали привыкать к золотым застежкам плащей, сделанным на гончарном кругу глиняным амфорам и стальным мечам. Жупаны получили возможность содержать постоянные дружины. К примеру, дружина самого Добрыни насчитывала две сотни воинов, вооруженных мечами, щитами и железными шлемами-спангхельмами, включая два десятка конных.

Я знаком с тем, что писал о словенах Маврикий. Но знаком и с информацией об элитных отрядах славян, сопровождавших Ильдегиза или штурмовавших Салоники. Здесь численность дружин славянских жупанов и их вооружение приведена по аналогии с дружинами германских вождей 2-го века. В любом случае, человек, открыто «посылающий» аварских послов должен опираться на немалую вооруженную силу.

А теперь на границе появились новые хозяева, заявившие, что вся торговля будет идти через них. Ущерб от этого был гораздо выше, чем от одного набега.

Соединенных сил словен никак не хватило бы для наказания обидчиков. Но к услугам словен были неисчерпаемые ресурсы Севера, откуда, с дулебских и ляшских земель год за годом прибывали переселенцы – дреговичи, берзичи, лендзяне, каничи, илвичи и другие жители чащоб и болот. Пока земли хватало – но рано или поздно нужно было решать проблему расселения пришельцев.

Добрыня лично поехал на переговоры в столицу дулебов Зимно на переговоры с князем Мешко (он же Мусокий, он же Маджак). В результате, весь год словене и дулебы копили хлеб, чтобы прокормить армию вторжения. Армия была велика – летописцы называли цифру сто тысяч варваров. Даже если они и преувеличили – было ясно, вторглось не просто войско — целый «народ» шел с семьями в поисках новых мест поселения. В целом, цифра «сто тысяч» вполне вероятна.

К примеру, территорию, которой правил Мешко, по сообщениям источников можно было пересечь за три дня, следовательно, она простиралась на 100–150 километров – что даем нам примерно 15 тыс кв км или 30-50 тыс населения подвластных только Мешко. А ведь были и другие …

 Из этих «ста тысяч» примерно 15-20 тысяч составляли воины, что примерно сопоставимо с войском вестготов, разбившим Валента. Конечно, подавляющая часть славян шла в виде, описанном Маврикием – дротики, отравленные стрелы, неудобные щиты. Но даже если в РеИ славяне были способны выставить несколько тысяч отборных воинов, то после 25 лет контроля контрабанды на границе с империй – предположу, что треть войска составляли хорошо вооруженные воины.

Да и стимул у северян был – помимо похолодания, на севере появились авары, не дающие спокойно жить.

И зимой 573-574 славяне перешли Дунай.

Позволю себе небольшое литературное заимствование из «Руси изначальной» – впечатления Мешко.

Вдали, за самой широкой рекой из всех, встреченных на пути от Зимно, берег громоздился скалистыми кручами. Кустарники, цепляясь за дикие обрывы, казались издали пятнистыми лохмотьями одежды, прорванной жесткими костями старой земли.

На кручах – стены. Их длинные ступени, отходя в заречье, смыкаются в многоугольник. Даже отсюда видно – высоки они. Над стенами пучатся башни, будто исполинские ладони с обрубленными пальцами.

Так вот какова Дунай-река, кон-граница прославленной империи. Вот каковы ромейские крепости, охрана границы.

Велика река, велика. Ветерок тянет, но жарко. Мешко сдвинул на затылок кожаную шапку.

Донесся звук, далекий и знакомый. Бьет колокол, как на кораблях ромейских купцов. Нет на реке кораблей. Колокол звонил в крепости, на том берегу.

Бывалый конь сам себе выбирал дорогу в пойме реки. Дымом взлетали потревоженные комары. Кусты с громким шелестом струились по ногам всадника. Берег отлого опускался.

Чуть захрапев, конь остановился. Мешко увидел: из черных, изъеденных ржавчиной поножей торчали желто-серые кости голеней. В проломанном шлеме остался отвалившийся череп. Через ребра скелета проросли лозы. Черви источили древки копий, с которых наконечники отпали, подобно гнилым плодам. Щит покрылся опухолями мха. В кусках трухлявого железа с трудом угадывалось, что из него ковали.

Много, много останков встретилось дулебам на пути к ромейской границе. Что кости! Находились бывшие грады, былые станы, окопанные расползшимися рвами, завалившиеся колодцы, черные камни очагов, гряды пепла и углей, окаменевших от дождей и солнечного жара.

В начале пути дулебское войско двигалось границей лесов.

Шли на юг да на юг. Сберегая коней, не торопились ничуть, и всего-то за одну луну проделали весь поход от дома до ромейской границы.

Пологий, пойменный берег мелок, под крутым у ромеев, должно быть, глубоко. Конь медленно сосал через зубы. Ратибор не хотел пить. Он умел на походе, напившись с утра, не ощущать жажды до вечернего привала. Однако и он, нагнувшись, захватил горсть мутной, тепловатой водицы. Первый дулеб на ромейском кону и первый дулебский конь вместе пригубили дунайской воды.

Капли падали с мягких конских губ. Капли скатились по жестким усам Мечеслава. Пришел час прежде немыслимо-невозможный. Будь все это раньше, и забыл бы себя Мешко. Теперь он, походный князь дулебского войска, обязан иметь холодную голову и сердце держать в узде. Ему вспомнился молодой северянин, Индульф-Лютобор, томимый желанием найти невозможное на берегах Теплых морей. Нашел ли свое, или уже давно истлели погребенные под ржавым железом кости, и над ними тоскует птица-душа, не очищенная пламенем костра?

.

Ветер будто бы свежел. Опять послышался не то забытый Ратибором, не то на время прервавшийся звон крепостного колокола. И справа и слева от Ратибора к тихому Дунаю выезжали всадники и поили коней. Совсем рядом зашлепали копыта.

– Эй, князь! Хороша ли твоему вкусу такая вода? – спросил словенский старшой Добрыня.

– Мутна очень, – ответил Мешко.

– Кто ж не мутил ее, – ухмыльнулся Владан. 

…

Заброшенный на край империи, комес начальствовал над четырьмя сотнями пехоты и тремя сотнями конников. В их разноплеменном составе были подданные, навербованные среди нищего населения горных местностей империи, откуда при всем усилии сборщиков не поступали налоги. Были италийские военнопленные и доживали свой век несколько десятков герулов, были персы. Эти тоже предпочли служить базилевсу с мечом в руке, а не в ошейнике пашенного серва. На всех них империя могла рассчитывать, ибо им некуда было деваться. Солдаты третьего разбора. По численности их едва хватало, чтобы занять стены величественной крепости.

Еще вчера, сосчитав переправлявшихся варваров, комес отправил гонцов. О вторжении узнает Асбад, который стоит с шестью тысячами конницы в крепости Тзуруле, защищая фракийскую низменность. Будет предупрежден и патрикий Кирилл в Юстинианополе, где помещается префектура Фракии.

Письменные указания, которыми были надежно обеспечены крепости империи, предусматривали все случаи. Силы варваров превышали силы гарнизона. Комес был обязан сохранить крепость и завязать переговоры, дабы выиграть время и склонить варваров к примирению.

Сам комес успел одичать на границе. Когда-то жизнь улыбалась Рикиле Павлу. Однако же положение, сочтенное комесом только началом карьеры, оказалось венцом успехов

Конечно, здесь у нас другая реальность, но и в АИ – сил гепидов и немногочисленных гарнизонов не хватало, чтобы сдержать славянские силы.

В результате, гепиды нашли спасение за стенами крепостей, наблюдая, как сгорают свежепостроенные избы и северные соседи выводят из хлевов скотину и выгребают зерно.

 

Переправившись через Дунай, пришельцы разделились. Этого требовала логистика – чтобы прокормиться на малонаселенной земле, нужно было действовать относительно малыми группами. Но этого требовала и стратегия. В отличии от дулебов, словене прекрасно понимали численность сил, которые против них могли оперативно выставить ромеи – пять-шесть тысяч солдат иллирийской армии и примерно столько же солдат из личного комитата императора.

Затем – эти силы должны были увеличиться, за счет италийской армии, которая могла прислать дополнительно около десяти тысяч бойцов (если бы словне знали о гибели в далекой Африке сына императора и направлении туда италийских войск – возможно, они бы были более дерзкими. А может быть – и не были бы). Но и имеющихся у ромеев сил хватало, чтобы разгромить разделившиеся силы славян. Выход был один – объединиться, успеть разбить местные войска, взять добычу и уходить за Дунай. Или подставить под удар дулебов, быстро ограбить Мезию и уходить.

Как обычно, победили более храбрые (или более жадные). Для ромеев, планировавших заблокировать вторжение на Гемских перевалах стала сюрпризом способность славян, передвигаться горными тропами. В результате, и без того немногочисленные силы империи были распылены на поиски относительно небольших отрядов, рассыпавшихся по Фракии и Македонии.

В этой АИ жители империи не смогли «насладиться» набегами славян в середине века – поэтому сейчас они с ужасом смотрели на отмороженных варваров, которые даже не брали рабов, а тупо приносили в жертву богам сотни человек, в благодарность за удачный набег.  Хотя, может быть, помимо отмороженности, свою роль сыграл трезвый расчет. Более знакомые с имперскими реалиями словене понимали, что времени мало и уходить надо быстро. Поскольку добычи хватало – брали самое ценное, справедливо предполагая, что пленников можно взять на обратном пути. Несколько отрядов захватчиков были заблокированы конными стрелками, в результате чего воины этих отрядов направились на рабские рынки Филлипополя.

Но основная масса смогла уйти.

Квестор Фракии понимал, что взяв добычу один раз, славяне вернутся. И даже если словене сами не захотят идти в набег, предпочитая договориться о торговле – прущие с севера дулебы им не позволят.

Нужно было или самому наказывать славян – на что явно не было сил, либо найти того, кто способен это сделать.

 

И тут пригодился Баян. Были вновь проведены переговоры и достигнуто соглашение, что авары получают ежегодную дотацию в размере двадцати тысяч номисм (90 кг золота). Не самая большая сумма для империи, прямо скажем – жалование примерно двух тысяч конных воинов.

Для Тиберия это оказалось отличной сделкой – поскольку за эту сумму он получил ШЕСТЬДЕСЯТ тысяч «конных воинов в латах». С учетом ограниченности мест на византийских кораблях – Баян взял с собой элиту своей империи, всадников аваров.

Летом 574-го года войска были перевезены на имперскую сторону и по качественным византийским дорогам прошли от Белграда до Малой Скифии (см карту), где были перевезены обратно за Дунай. После чего авары широким загоном двинулись на север и на запад, как пастухи овец, загоняя славян в свои владения. Досталось всем – и словенам и дулебам и попавшим под руку антам – хорватам и сербам.

Арифметика простая – в условиях раннего средневековья на содержание тяжеловооруженного всадника требовался труд деревни из сорока человек. Чтобы содержать только элиту – авар, требовалось население в два с половиной миллиона человек. Земли, на которые можно было посадить людей были в наличии – от Карпат до Тюрингии, от Баварии до Галиции. Нужны были люди – и этих людей авары гнали на запад, уводя от тюрок.

 

В том же 574-ом году на западной половине Европы франки, уставшие от регулярных набегов, решили готовиться к большой войне с аварами. Перед этим, Гунтрамн Бургундский и Сигисберт Австразийский, больше всего страдавшие от набегов, решили обезопась себя от удара в спину.

В конце 560-х их сводный брат Хильперих Нейстрийский получил по зубам, после того, как попытался захватить австразийские Тур и Пуатье во время нахождения  Сигисберта в аварском плену. Дело осложнялось тем, что примерно в то же время Хильперих убил свою жену Галесвинту – дочь покойного Атанагильда вестготского, и что гораздо хуже для него – сестру Брунгильды, супруги Сигисберта. По всем понятиям, Сигсберт должен был отомстить за смерть родственницы. Заодно, нужно было решить вопрос о приданном Галесвинты -  Бордо, Лимож, Кагор, Беарн и Бигорр (почти вся южная Аквитания). Теоретически, эти земли нужно было отдать вестготам. Практически, франки этого, конечно делать не собирались – но Брунгильда как родственница Галесвинты, имела определенное право на эти земли. Нельзя сказать, что ее право было однозначным … но, когда за твоей спиной стоит армия Австразии, весомость твоих аргументов резко вырастает.

После нескольких лет бесплодных дискуссий, бургундцы и австразийцы объединились и отняли у Хильпериха эти города, постановив, что доходы с них будут поровну делиться между ними.

Узнав, что каган воюет далеко на востоке, франки решили выступить, чтобы покарать за набеги своих соседей – жителей бывших Баварии и Тюрингии

[Neznaika1975]

карта Мира Императора Германа в 573-ем году

 

[Крысолов]

Проводились военные игры готской молодежи – прообразы грядущих турниров, в каковые втягивались и природные римляне, на пирах исполнялись произведения германского эпоса

Дико извиняюсь, но я нашел эпическую песнь, исполняемую при равеннском дворе Германа Младшего во время очередной войны с аварами

 

 

 

Именно так все и было!

[sigulin.maxim]

Именно так все и было!

что то напомнило

https://yandex.ru/video/preview/8522931457706559023

 

[Chugayster]

Дико извиняюсь, но я нашел эпическую песнь, исполняемую при равеннском дворе Германа Младшего во время очередной войны с аварами

Спасибо за знакомство с этим каналом.

 

Если правильно понял, то в этой песне поют на латыни и готском.

Изменено 27 April пользователем Chugayster

[Magnum]