Макс Мах, Кондотьер

[MGouchkov]

..Даже больше чем бриллианты (которые любят скорее "вампы гламурные"; их чем золото и сбыть сложнее) девушки любят ясность.

..

"Поезд доедет", - судя по тому что и у Magnum'а его герой в кой-то веке долетел куда собирался, это новый тренд.

..

http://euro-map.com/karty-belorussii/podrobnaya-karta-belorussii-po-oblastyam.jpg

Верно ли я понял что тамгалактический Новогрудок,- на Немане возле устья речки Лебеды в этой галактике; меж в этой галактике сёлами Орля и Демяновицы?

[moscow_guest]

Даже больше чем бриллианты (которые любят скорее "вампы гламурные"; их чем золото и сбыть сложнее) девушки любят ясность.

Offtop: правда, под словом "ясность" они обычно понимают нечто иное, чем их мужчины. :rofl:

[Max_Max]

Поезд. Норд-экспресс придет в Новогрудок. Однако метафизический экспресс лишь набирает скорость. Куда и как он доедет, это совсем другой вопрос. Об этом, собственно, книжка.

Ясность. Это тоже тема книжки. Что такое ясность и в чем. Герои этим активно занимаются. Некую ясность по некоторым вопросам они получат лишь в эпилоге. Однако, поскольку все относительно, то на данниом уровне постижения реальности, им этой ясности хватит.

Новогрудок. Чуть ниже по течению. Там есть симпатичная излучина с островами и высоким берегом - для Чаромного замка

Недвижимость, бриллианты. Наша девушка больная на всю голову анархистка. С другой стороны, нет лучшего места для занятий теоретическим анархизмом, чем хороший дворец А террором заниматься вообще хватит. Вон чуть мужика не прибила, а он и не плох совсем

Спойлер. В следующем отрывке мы увидим Новогрудок, как он есть.

[MGouchkov]

Мaх_Мах

Новогрудок. Чуть ниже по течению.

Заштатный город Мосты этой галактики или почти остров возле устья реки Щары? В этой галактике - граница Лидского и Волковысского районов Гродненской обл; глушь - похоже что между мирами. Со Щарой ещё примечательно что она и в этой галактике - Огинский канал

http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9E%D0%B3%D0%B8%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%BA%D0%B0%D0%BD%D0%B0%D0%BB

Бриллианты очень-то полезны анархизму - любого экспроприатора спроси, но золото - удобне. Дворец полезен когда он загородный (а ещё лучше - при городный).

А с ясностью - во всей мегагаллактике безоблачное небо такое "ой".

[Max_Max]

Дворец полезен когда он загородный (а ещё лучше - при городный).

Спойлер. Ольгердов кром в 70 км. от Новогрудка на острове посередь реки, родовое гнездо Казареевых.

[Max_Max]

Глава 11. Фокстрот

Новогрудок город низкий и просторный. Высотных зданий практически нет, да и просто высоких - не так, чтобы много. Пара-другая колоколен, башни Черемного замка, телевышка да Сестрина крепь - надвратная башня в Ягеллоновой твердыне. А так что ж... Весь Старицкий Яр, к примеру, район, примыкающий к речному порту и сортировочной станции, застроен двух и трехэтажными кирпичными домами. Унылое место. Узкие улицы, потрескавшийся асфальт, железные в потеках ржавчины пожарные лестницы... Лавки, а не магазины, трамвай, а не подземка, и кабаки - не первый сорт. Шалманы, пивные, распивочные самого низкого пошиба. И публика в них соответствующая: работяги да бандиты, сцепщики со станции и докеры из порта, шлюхи, мелкая шпана, опустившиеся морфинистки...

- Тронешь сумочку, пальцы отрежу! - Натали не обернулась и на щипача даже не взглянула. Волков бояться, в лес не ходить, а она в трущобах не только бывала, но и жила периодами. Такова судьба всех революционеров. Ну, или большинства. Не всем же везет революции из Цюриха устраивать.

- Пугаешь, или инструментом владеешь?

- Я тебе, Гоша, сначала яйца коленом в пах забью, а потом уже перышком разрисую. Под Хохлому. Как считаешь?

- Ну, ты, Нюта, и сука! - радостно захохотал Гоша Гут, и тогда Натали обернулась. А гуте ментш[1] Гоша Гут никак не щипач. Этот здоровый рыжий еврей до "ухода в революцию" слыл удачливым медвежатником. Впрочем, анархист Григорий Гутман вскрывать сейфы не перестал, но делал это теперь исключительно из идейных соображений.

- В бегах, или где?

- Гоша, побойся бога! Меня же по телику третий день только что голую не показывают!

- Что, серьезно? На голую я бы на тебя посмотрел!

- И не мечтай! - почти на полном серьезе отрезала Натали, сама не на шутку удивившись своей неожиданной резкости. - Так ты что, Гут, на самом деле телевизор не смотришь?

- А на кой он мне?

- Тоже выбор.

- Но тебя, Нюта, я видеть рад, хоть ты и продажная сука самодержавия!

- Замени суку на шалаву, и будет складно.

- Да, мне Наталья Викторовна по барабану, Нюта ты или Наташа.

Хитрюга Гут знал уже, кто есть кто, в этом вертепе. Если и не по телевизору, то уж, верно, в газетах фотографии видел.

- Поговорить надо.

- Тогда, за мной!

Гоша повел широким плечом и заскользил куда-то вбок, удивительно ловко, с особой опасной грацией и изумительной деликатностью раздвигая своим огромным телом негустую толпу. Натали шла за ним, как задний мателот[2] в кильватере, ни разу не задев никого ни плечом, ни бедром.

"До чего же хорош! Так бы и ходила за ним, как... как пехота за танком! Нигде не споткнешься, ни обо что не ушибешься..."

- Ну, вот мы и дома! - ухмыльнулся Гут, когда они оказались в крошечной каморке под самой крышей. - Выглядит так себе, но зато говорить можно без опаски, да и срываться, если что, по крышам... Одно удовольствие!

- Тогда, определимся, - предложила Натали.

- Валяй! – прищурился Гут.

- Я никого не сдавала, и ни с кем, кроме собственного мужика не сотрудничаю.

- А мужик у тебя, Нюта, монументальный. И где ты такого надыбала?

- Где взяла, там уже нет. Мне его выставили на исполнение, а я промахнулась.

- Постой, а ты разве… - Гут не знал, чем конкретно занимается в подполье Нюта, они пересекались совсем по другим темам.

- Иногда… - кисло усмехнулась Натали, знавшая не понаслышке, что доверие – на пустом месте не родится. – Считай, на голую посмотрел.

- А меня как нашла?

- По ориентировке Жандармского Корпуса.

- Что?! – вскинулся вконец обалдевший Гут.

- То, что слышал! Да, сядь ты, Гоша! Если бы брать пришли, то, уж верно, без меня. Как мыслишь?

- Объяснись! – нахмурился Гут.

- Гоша, у меня источник образовался в жандармерии. Не все же им нас подлавливать, мы тоже можем, если очень захотим!

Тут она, разумеется, лукавила. Хотеть-то многие хотели, но не у всех срасталось. Ведь не у каждого Ольга Федоровна Станиславская в подругах ходит. А Ольга, надо ей отдать должное, ситуацию оценила правильно, и со школьной подругой сблизилась не для вида. Что-то в истории с ней было нечисто. Первое впечатление Натали, что она знает, о чем идет речь, оказалось неверным. Ничего она, на самом деле, в игре Генриха не поняла. Не было у того причин, держать при себе офицера флотской контрразведки. Мог наказать, мог и отпустить. Это да. Судить и миловать стало теперь, после переворота, его особой привилегией. Однако Ольгу не осудил, вот в чем дело. И родственные связи никак не объясняли его поведения. О помиловании-то речь тоже не шла. Тогда что? Вопрос наводил на мысли, и мысли эти – если иметь в виду Ольгу – были не веселые. Оттого и задружилась. В создавшейся ситуации Натали могла оказаться для несчастной "родственницы поневоле", куда надежнее всех спецслужб вместе взятых. Но за такую дружбу приходилось платить взаимностью, не без этого. И тут выяснилось, что капитан-лейтенанту из флотской контрразведки готовы оказать "посильную помощь" в любом жандармском отделении. В рамках устава и должностных полномочий, естественно, но большего у них никто и не просил. Натали всего-то и нужно было, что сводки и ориентировки жандармские просмотреть, да пару запросов, не требующих санкции высокого начальства, сделать.

- Источник? – переспросил Гут. – Не слабо так… Впрочем… Сдал-то кто?

- Извини, не знаю, но сдали не тебя, а эту точку. Так что, съезжай, и дело с концом.

- Вот же люди! – вздохнул Гоша. – Ничего святого! А какая явка чудная была… Ладно, чем могу?

- Мне нужно встретиться с Вектором.

- А он, что в Новогрудке?

- Не знаю, - могло статься, что и нет, но попробовать стоило. – Но ты попробуй, ладно?

- Ладно… А что сказать? Ну, типа, если он действительно тута, чем мотивировать стану?

- Скажи, Лиза о встрече просит. Мотив… Ну, скажи, что о напарниках поговорить надо.

- Ну, это если он в Новогрудке.

- А как же еще! – поддержала Гута Натали. Гоша ей только что "открытым текстом" намекнул, что Вектор в Новогрудке, а информация эта была не только партийной тайной, но и дорого стоила, имея в виду личные интересы Натали. – Заранее тебе благодарна. И еще две просьбы.

- Жадная ты, Нюта, до удовольствий! Но ладно, телись!

- Где-то в Новогрудке живет один старик, он еще в организацию Волина[3] и Махно входил, партизанил, вроде бы…

- Зосима? – все-таки Гут недаром слыл знатоком околоподпольного мира.

- Да, - подтвердила Натали. – Знаешь его?

- Знаю. Но ты учти, старика не только наши, но и урки уважают, и он…

- Не у дел, - кивнула Натали. Она знала, кто такой Зосима, в жандармской картотеке содержались все необходимые сведения. Все, кроме адреса. – Сведешь со стариком?

- Нет, - нахмурился Гут. – Я к нему не хожу. Был случай… Неважно. Дам адрес, иди сама. Но не зарывайся. Он… Он разный бывает.

- Поняла.

- Немецкая слобода, Ручей, дом Горшковой.

- Спасибо.

- Не за что.

- Третий вопрос. Мне надо купить чистый ствол. Лучше пару. И немного кокаина. К кому обратиться?

- Ко мне, - хмыкнул Гут. – Сегодня… Знаешь подвал "I? pragaro"?

- "У черта"?

- Он. Ближе к полуночи… Сиди, слушай музыку, выпивай… я сам подойду. Только учти, место это козырное, так просто с улицы не попадешь. Тем более, сегодня. Зайди со двора. Скажешь, от Гута. Пристроят. Так я тебе все и принесу. Полторы тысячи… Можешь сейчас дать, если есть. Нет, приноси в кабак.

- Чего так дорого? – Натали открыла сумочку, достала деньги. Две ассигнации: пятьсот и тысяча.

- Стволы с завода, прямо из Тулы. И кокаин хорошего качества, от поставщика. Плюс за оперативность, минус за дружбу. Другому бы в две косых обошлось.

- Уговорил. А что с Вектором?

- Постараюсь узнать…

- Ты уж постарайся, пожалуйста!

- Да, я-то тут причем! – пожал плечами Гут. – Иди, Нюта, найди черную кошку в темной комнате.

- Особенно, если ее там нет…

- Ну, - поднял брови Гут, – а я о чем?!

[1] А гуте ментш - хороший человек (Идиш).

[2] Соседний в строю корабль.

[3] Всеволод Михайлович Эйхенбаум (1882 -1945), больше известный под псевдонимом Волин - российский анархо-коммунист.

[MGouchkov]

..Прода.. ..Какая чудесная у Империи Столица..

..Балтийский панк, неторопливый уютный и совершенно интергалактический..

[Max_Max]

Я вдруг вспомнил одну вещь... И как забыл? Был ведь еще один поезд Проза о транссибирском экспрессе и маленькой Жанне Французской. И вот какое дело. У сандрара (а он шпрехал по-русски, и даже Шагалу переводить документы помогал) был друг по фамилии Аполинер, у мамы которого - туш! - было имение в Новогрудке, как, впрочем, и у Мецкевичей :)

[Max_Max]

Ну, и в духе традиции, новогодний подарок: глава до конца.

***

Могло показаться, что найти кого-нибудь вроде Зосимы – дело простое. Незатейливое, как говорят в Ростове. На самом же деле, все обстояло ровным счетом наоборот. Не будь у Натали нужных знакомств, авторитета и наводки – в данном случае из самых что ни на есть темных недр всенародно презираемой Охранки – иди, девушка, найди этого старого каторжанина, который то ли заслуженный ветеран революционного движения, то ли совсем наоборот – бандюга с большой дороги. Но и найти - полдела. К такому подойти - целая наука. Впрочем, на счастье – или, напротив, на беду - анархисты своими смотрятся и в интеллигентских салонах, и на бандитских малинах. Так что за те шесть лет, что Натали состояла в организации - а вписалась она еще будучи гимназисткой - успела повидать и тех, и этих. И разговаривать на равных научилась с теми и другими. Поэтому и к дому Горшковой подошла спокойно. Не суетилась, не ежилась. Просто проверилась еще раз на подходе к Ручью - вроде бы, и стряхнула топтунов Генриха, а все равно "доверяй, но проверяй", - прогулялась по близлежащим улочкам, как бы занятая своими делами, да и вышла вдруг к деревянному двухэтажному дому с мезонином. Дом у госпожи Горшковой - кто бы ни скрывался под этим именем - оказался опрятным, как и большинство зданий на Ручье, и приятным на вид. Выстроен ловко, хоть и давно, крашен темной охрой, отделен от улицы палисадником и зеленым штакетником с резной калиткой как раз напротив двери. А там, у самой двери, рядом с крылечком сидит в кресле старичок, тихий да мирный, если на первый взгляд, и дымит трубочкой-носогрейкой. Ни дать, не взять - любимый типаж писателей-деревенщиков, того же Василия Ивановича Белова из Вологды или кого другого.

- Доброго вам дня, дедушка! - поздоровалась Натали, подходя к заборчику.

- И тебе всех благ, девушка! - голос у старика оказался сиплый и слабый, с присвистом. - Только какой же это день, милая, когда вечереет уже!

- Ваша правда, - кивнула Натали. - Вы Зосима?

- Я-то я, а ты кто будешь?

- Анюта.

- Из блядей, что ли?

- Не, - лениво, с растяжкой ухмыльнулась Натали, - из татей.

- О как! - качнул головой старик. - Гостинцев принесла?

- А то!

- Тогда, заходи!

***

- Извините, командир, но чудес на свете не бывает! - Людвиг не дерзил, "резал правду матку".

- Что совсем? - Генриху эта правда была ни к чему. Он и сам с усам, вот только легче от этого не становится.

- Она же Черт, командир! Ее Охранка четыре года взять не может. Уходит, и все тут!

- Но в Петрограде-то ты ее вел, как миленькую.

- Так она тогда в расстроенных чувствах пребывала, и возможностей наших еще не знала. Теперь не то. Ученая. Рубит хвосты и уходит.

- Твою мать!

- Это фигура речи, или вы действительно имеете в виду мою матушку?

- Людвиг, ну, какого хрена ты заедаешься? Не видишь, человек на нервах!

- А хотите, командир, я вам настроение подниму? - Людвиг не зубоскалил, не дразнил. Оставался серьезен, дальше некуда.

- Валяй! - разрешил Генрих.

- Вам немерено повезло, командир!

- Мне? – возмутился Генрих, знавший, как ему на самом деле "повезло", и чего ему это стоило. - Повезло?!

- Вас такая женщина любит, а вы, извините за мой русский, дурью маетесь!

"Ах, вот ты о чем!"

- Понимаешь, Людвиг, - Генрих вздохнул мысленно, но мгновение слабости уже миновало, - я не настолько старый, чтобы поверить в такую хрень, как любовь, но дело не в этом. Любит, не любит... Мне не нравится нынешняя ее активность. Причем сразу по нескольким совершенно не связанным между собой причинам.

- И какие первых две? - полюбопытствовал майор.

- Я не знаю, что она задумала, и это меня беспокоит. Наташа слишком опасный хищник, чтобы оставлять ее без присмотра.

- Интуиция вещь, конечно, ненадежная...

- Без предисловий!

- Полагаю, что опасаться вам нечего, командир. Пусть другие боятся!

- Звучит соблазнительно... Но ты учти, Людвиг, за ней еще один выстрел остался.

- Так и за вами тоже! Целых два!

- Я за нее беспокоюсь, - признал Генрих. - А что если влезет во что-нибудь эдакое? Тебе рассказать, сколько найдется желающих ей шею свернуть?

- Мне не надо, - поморщился Людвиг. - Это я и сам могу, и список у меня, командир, подлиннее вашего будет. Однако... Можно я по-немецки? - когда Людвиг нервничал, а случалось это крайне редко, он переходил на родной язык.

- Валяй.

- Это часть соглашения.

- Какого еще соглашения? - нахмурился Генрих.

- Брачного, я полагаю, - пожал плечами Людвиг. - Она от вас никуда не уйдет, командир, но вы должны принимать ее такой, какая она есть. Она же вас принимает!

- Она меня, черт знает, в чем подозревает, - Генрих знал правила: никогда не приближать к себе тех, кто на тебя не работает. Да, и тех держать на коротком поводке. Но одно дело знать, и совсем другое – все эти богопротивные правила соблюдать. Не машина, чай, не пражский глиняный болван! Однако, впустив Наталью в свое собственное жизненное пространство, пенять на ее осведомленность было поздно. Умная женщина. Можно сказать, талантливая. Должна заметить нестыковки, и наверняка заметила.

- Она меня, черт знает, в чем подозревает! – буркнул просто так, чтобы дать волю чувствам.

- Так не без повода же! – И ответ ожидаемый, Людвиг тоже не простак. Знает жизнь.

- То-то и оно… Ладно! Спасибо, Людвиг – дал выпустить пар. Иван где?

- В палаццо… К нему жена с сыном приехали.

- В палаце, - поправил Генрих.

- Не понял! – нахмурился Людвиг.

- Здесь говорят не палаццо, а палац.

- Палац, - повторил Людвиг. – Но по виду-то настоящее палаццо!

- Так палаццо и есть, - подтвердил Генрих, позволив себе тень улыбки, никак не более. – Строили по генуэзским образцам. Да и архитектор – забыл, как звали - итальянец. Так что – палаццо. Но в Новогрудке – называется палац. Компреву?

- Уи, месье! – позволил и себе улыбку Людвиг.

- Значит, вся семья в сборе.

- Как и планировалось. Приглашают встретиться за завтраком.

- Отлично! – кивнул Генрих. – Как думаешь, до утра госпожа анархистка объявится? Не хотелось бы, знаешь, идти на встречу одному…

- Вернется, - уверенно ответил Людвиг. – Захочет душ принять, переодеться… Обязательно придет.

- Ну-ну… Что слышно от Петра?

- Его императорское величество в запое.

- Понятно. Лаговский?

- Он в Ростове. Пытается собрать депутатов думы.

- Соберет?

- Кворума не будет, но человек пятьдесят вполне может собрать.

- Так и у нас человек девяносто плюс сенаторы.

- Он знает, но пытается взбить масло из сыворотки. Не хочет сдаваться. Упорный человек.

- Какие вести с Урала?

- Ждем.

- Ладно, жди! Остаешься за хозяина, а я поеду кататься с господами полковниками. Все одно, надо же чем-нибудь себя занять, а то, знаешь, Людвиг, порой кажется, крыша едет.

- Ну, это не одному вам, командир, кажется. Все под богом ходим, - и, щелкнув каблуками, Людвиг, затянутый в молодецкий мундир несуществующей армии, резко повернулся через левое плечо и зашагал по открытой галерее в южное крыло Ольгердова палаца, где по приглашению Ивана Константиновича, третий день гостили Генрих и его люди.

***

Было уже без четверти десять, когда она добралась до Дубровы. Ехать в Ольгердов палац было далеко и поздно. Пока туда, пока обратно, да и не факт, что все дороги открыты. Ситуация в этом смысле менялась по три раза на дню и не всегда в лучшую сторону. Ну, и еще, разумеется, Людвиг. Объявишься на пять минут, потом три часа хвосты стряхивать придется.

Натали вошла в кабинку уличного таксофона, вбросила в щель приемника гривенник и набрала номер.

- Добрый вечер! - поздоровалась с дежурным офицером. - Это...

- Минуту, сударыня, перевожу вас к майору Шустеру.

Длинная рулада, перезвон серебряных колокольчиков...

- Добрый вечер, Наталья Викторовна! - Людвиг безупречен даже по телефону. - Чем могу быть полезен? Прислать авто?

- Не стоит... Передайте, господину князю...

- Что вы придете поздно.

- Мне показалось, что я обрубила хвосты.

- Так и есть, но, полагаю, я прав. Вы ведь не собираетесь домой?

- Еще нет.

- Не хотите поговорить с Генрихом Романовичем?

- Хочу. Но не сейчас.

- Наталья Викторовна...

- Я просила вас называть меня по имени.

- Так точно! Наташа. Так нормально?

- Представьте, что вы в Праге.

- Отлично. Наташа, в городе неспокойно. Петр Константинович формально все еще император...

- Я поняла ваш намек, Людвиг. Я вооружена и крайне осмотрительна.

- Ну, разве что...

- Не слышу в вашем голосе энтузиазма.

- Его там нет.

- Извините, Людвиг! И передайте, будьте любезны... Все-таки некоторые кошки продолжают гулять сами по себе. Ошейник раздражает и... натирает шею.

- Весьма образно! Могу я…

- Можете! – разрешила Натали, которой Людвиг нравился. И чем дальше, тем больше.

- Иван Константинович пригласил вас с Генрихом Романовичем на завтрак… К нему, видите ли, семья присоединилась.

- Семья?

- Княгиня Анастасия Романовна – супруга Ивана Константиновича и поручик Збаражский, Роман Иванович, их сын.

- Романовна? – переспросила Наталья, которую такое совпадение странным образом встревожило.

- Романовна, - подтвердил Людвиг. – Но я понял ваше недоумение, Наташа. Мой ответ: не знаю. Честное слово.

- Верю. Что ж… Передайте Генриху, я буду к завтраку.

- Удачи! – попрощался Людвиг.

- Спасибо! – Звучит странно, но она умела быть благодарной.

***

Ночь выдалась ясная. Чистое небо, полная луна. И почти не холодно. Градусов семь - восемь, никак не меньше. Одним словом, хорошая ночь для неспешной прогулки по уснувшему городу. Но Новогрудок не спал. На Одъязной поливане[1], в новом городском центре, выстроенном в прошлом веке, жизнь, как и "в мирное время", не прекращалась даже ночью. Пока ехали по Варшавскому проспекту и Ковенской улице, Генрих насчитал полтора десятка одних только казино, а ведь там и других улиц полно, да и не одной игрой жив человек. В этой части города, количество трактиров, кофеен и чайных, ресторанов, выстроенных на западный манер, рюмочных и пабов, кафешантанов, ночных клубов и варьете превосходило всякое воображение.

"Парижск..." - слово было нехорошее, глумливое, но зато верно отражало состояние души Генриха. Оно конечно, Новогрудок столица империи, но надо же и чувство меры знать! В городе с населением едва в миллион человек...

"Зато по количеству питейных заведений мы впереди планеты всей!"

- Вроде бы, раньше скромнее жили. - Высказал свои мысли вслух, ни к кому, конкретно, не обращаясь.

- Это вы, князь, насчет Отъезжего поля? - обернулся с переднего сидения полковник Таубе. Он представлял при Генрихе Генеральный Штаб и уже третий день изображал из себя кого-то, вроде Вергилия.

- Да.

- Все меняется, господин генерал, - полковник был или законченным дураком, или на редкость талантливым мерзавцем. Во всяком случае, банальности у него походили на откровения, и Генрих начинал подозревать, что сукин сын просто издевается. - За последние лет десять Одъязная поливана действительно превратилась в вертеп...

- Договаривайте! - потребовал Генрих.

- Зато Слобидка[2] стала куда интеллигентней, - прозрачные "чухонские" глаза смотрели на Генриха, словно бы вопрошая.

- В мое время там только притоны да кабаки были.

- А нынче - мастерские художников, галереи, букинистические магазины...

- А если выпить? - усмехнулся Генрих. Полковник, похоже, сообразил, что затянул игру и потихоньку сдавал назад, позволяя рассмотреть себя лучше.

- В кофейнях и чайных подают алкоголь.

- Вы ничего не сказали про музыку.

- На любой вкус, - самое любопытное, что Таубе говорил с ним сейчас на полном серьезе, как будто не городские новости обсуждал, а детали стратегического наступления озвучивал. - Классическую русскую лучше всего слушать в Псковском подворье, у них там настоятель в церкви Благовещенья - отец Андронник - из активистов, позволяет в свободное от служб время исполнение в соборе классической музыки. Вкус у старика отменный, но выступают большей частью хоры. Симфоническую музыку по пятницам и субботам можно послушать в Соборном зале Старой Думы. Зал там маленький, но акустика...

- Я помню, - прервал полковника Генрих. - За органной музыкой пошлете в Немецкий костёл, я прав?

- Да.

- Ну, а джаз или рок, где, Николай Конрадович, можно послушать в Новогрудке хороший джаз?

- У Черта.

- "I? pragaro"? - удивился Генрих. - Вы хотите сказать, что Енс Янонис все еще жив?

- Енс? Это вы, наверное, отца Рохаса Янониса помните, или даже деда. Рохасу лет тридцать, я думаю. Но у него и джаз первоклассный, и рок можно послушать. Недавно группа из Дартфорда выступала, "Перекати-поле"[3] называется... Весьма!

- А сегодня? Сейчас?

- Не могу знать! Не интересовался. Сами понимаете, князь, не до того было.

- Что ж, поехали, проверим! - предложил Генрих, но никаких иллюзий при этом по поводу присутствующих в машине людей не питал, его предложение - сродни приказу. Так что, не предложил, приказал.

- Есть! - Полковник снял с консоли трубку радиотелефона, пощелкал переключателем и начал отдавать приказы.

"Жалко Наталью с собой не взял! Посидели бы сейчас "У Черта", выпили самогонки... Интересно, там все еще подают яблочную самогонку или вместе с джазом перешли на виски?" - Необязательные эти мысли помогали сохранять самообладание. Сдерживали рвущееся наружу нетерпение, охраняли от поспешных решений. Если не занимать голову ерундой, можно сойти с ума. Но одно верно, зря он отпустил Наталью - с ней ему всегда находилось, о чем подумать, - но и не отпустить не мог. Наталья не пленница, не вещь, не служанка. Захотела провести вечер без него, ее право. Она, впрочем, и не спрашивала. В лучшем случае, ставила в известность. И от охраны отказалась.

- Генрих, ты за кого меня принимаешь? Это же я твою спину стерегла, разве нет?

И ничего не возразишь. Права.

- Поедем по набережной до Нового моста, потом по Лидскому шоссе и по кругу через Сенной Двор[4] в Слобидку. По прямой не проедем, на всех главных магистралях войска и бронетехника... - прозвучало так, словно Таубе извиняется, но его вины в нынешнем бардаке не было. Если кто и виноват, то сам Генрих. Да, и он, по чести сказать, всего лишь случайный соучастник. "Течением к берегу прибило", только и всего.

Картеж развернулся и попер через Паневежис[5] к Броду. Промчались по сонным улицам, распугивая клаксонами припозднившихся обывателей, вылетели к реке и здесь притормозили, соблюдая деликатность. Во-первых, набережная Немана - историческое место, а, во-вторых, проезжая часть резко сузилась, когда вдоль особняков и дворцов встали бесконечной чередой трехосные армейские грузовики, броневики, полевые кухни, автобусы в камуфляжной раскраске и колесные танки. Впрочем, чудь дальше, на площади перед мостом Петра Анафемы Генрих увидел уже настоящие танки. Сорокатонные штурмовые Вепри Т-9М.

"Что ж, символично!" - отметил Генрих, охватив взглядом панораму: площадь с бронзовым Петром и танками, старинный мост, а за рекой - там, куда направлены стволы стодесятимиллиметровых орудий - замковый холм и Черемный замок о восьми башнях.

"Жизнь удалась, Петр Ефимович, сам видишь..."

Петр короновался в Великие князья три раза. Два раза был свергнут своими же братьями, а в третий раз - проклят митрополитом Акинфием, за что отчасти и получил прозвище "Анафема". Но уроки прошлого выучил на "ять". Подозревая - и не напрасно - что третьего свержения не переживет, Петр устроил в Великом княжестве форменную резню, устранив в течение считанных недель всех основных конкурентов на власть, старинных недругов и открытых недоброжелателей. Времена были жестокие, нравы простые. Кого не зарезали в постели и не отравили, тем рубили головы. Досталось тогда, к слову сказать, и князьям Степняк-Казареевым, Кузьме Емельяновичу, убиенному во время застолья во Владимире, Андрею Кузьмичу, обезглавленному в Ростове, и Марии Емельяновне - родной жене Анафемы, хоть и второй по счету. Ее после развода, так и не признанного, к слову сказать, церковью, заперли в дальний монастырь, где она по словам летописца, "и зачахла от огорчения". Насмерть зачахла, так что лицо синим от удушья стало. Таков был в жизни Петр Ефимович Анафема, но бронзовый памятник ему поставили не за это.

Петр перевел столицу из Рязани в Новогрудок, твердо заявив права Русского государства на западные земли. Прижал к ногтю чрезмерно возомнивший о себе Новгород, не только взяв его штурмом и "зело разорив", но и унизил, основав в устье Невы город своего имени. В конечном же счете, именно Петр Ефимович первым короновался на царство, а в конце жизни - пусть и не долго - успел побывать королем Польши. Так что Петр I два раза подряд, и Петр III в качестве Великого князя России и Литвы...

***

В "I? pragaro" она бывала и прежде. Не часто, но достаточно, чтобы запомнить и составить о "склепе"[6] собственное мнение. Хорошее место. Уютное, стильное, немного шумное и бестолковое, но в этом есть своя прелесть. Много людей, лиц и рук, разговоры, смех, музыка и алкоголь.

Натали устроилась за крошечным столиком в тени полуколонны, поддерживающей подпружную арку высокого сводчатого потолка. Место удобное и спокойное. Сидишь как будто со всеми вместе, но в то же время несколько в стороне. Видишь почти весь зал и, разумеется, сцену, но при этом сам почти невидим, окутанный нарочитой полумглой. Козырное, одним словом, место. Только для своих.

- Ваш заказ! - половые в "I? pragaro" все как на подбор: молодые, высокие, аккуратные и сдержанно вежливые.

- Спасибо! - Натали заглянула парню в глаза, но ничего кроме выражения доброжелательного интереса там не нашла.

"Придется обождать!"

Натали, собственно, и не предполагала, что Гут появится так быстро, сразу и со всеми подарками. Однако "надежда умирает последней", не правда ли?

"Святая правда!" - она отпила из стакана и закурила, поглядывая то на сцену, то по сторонам. Головой не крутила, следила глазами, прикрывшись, как вуалью, затемненными стеклами очков. За сегодняшний день она в третий раз изменила внешность. Оно и понятно, одна и та же женщина никак не могла и Гута в Старицком яре найти, и Зосиму в Немецкой слободе навестить. Но на такой случай имелась у Натали сказочная явка в Дуброве - ателье по пошиву театральных и исторических костюмов госпожи Суровцевой. У Екатерины Павловны и передохнуть можно было, попить, скажем, чаю в задней комнате, просохнуть после дождя или просто отдышаться, и переодеться, меняя внешность и обзаводясь подходящими аксессуарами. Однако в "I? pragaro" Натали пошла в своей собственной одежде. В том самом наряде цветов осени от Карлотты Бьяджи, в котором неделю назад ходила с Генрихом на прием к Ростовцевым.

"Как бы снова стрелять не пришлось!" - усмехнулась она мысленно и сделала еще глоток. Яблочный самогон оказался неплох. Несколько крепковат, пожалуй, если ты не напиваться пришел, а по делу, но хорошо очищен и на вкус недурен.

"Вполне!"

Вообще, если иметь в виду чисто материальную сторону жизни, все обстояло "просто зашибись", как говорят на философском факультете Питерского университета. Поздний вечер, почти ночь. Просторный полуподвальный зал с высоким сводчатым потолком. Приличная публика, - большей частью молодежь - и отменный джем-сейшн[7]. Во всяком случае, те музыканты, что играли сейчас, Наталье нравились. Особенно девушка - саксофонистка. Феодора Курицына - такое странное имя выкрикнул ведущий - играла на альте[8] и делала это превосходно. Мелодия, словно бы, рождалась сама собой, жила в горячем и диком воздухе, которым дышали слушатели, бродила в крови, играла невероятно женственным телом Феодоры. Это и всегда казалось Натали стильным и эротичным, когда женщина играет на саксофоне, но у Курицыной, судя по всему, был недюжинный талант. Причем, не только к музыке. Однако Натали пришла сюда не ради джаза, тем более, не ради этой раскованной девушки - Феодоры Курицыной.

<a name="OLE_LINK106">"Уж полночь близится, а Германна все нет..."[9]

Время перевалило за полночь. И перед Натали стоял уже второй стакан с выпивкой, и самогонки в нем оставалось - на самом дне. Начинало надоедать ждать. Становилось тошно и муторно. Одиноко...

"И каждый вечер друг единственный

В моём стакане отражен

И влагой терпкой и таинственной,

Как я, смирён и оглушён".[10]

Натали знала это настроение. Ненавидела, но ничего с собой поделать не могла. Если накатывало, то накрывало с головой. Тогда оставалось только терпеть, и надеяться - до и после, но, увы, не вовремя - что не застрелится как-нибудь ненароком в одно из таких паскудных мгновений.

"Генрих..." - удивительно, что она вспомнила именно о нем. Сейчас, здесь, во время острого приступа депрессии.

Выстрел. Вспышка. Пуля ударила в грудь, и Генрих сделал шаг назад, отступая перед неодолимой силой, но не упал. Устоял. Стоял, как вкопанный и ощупывал грудь. Под затянутыми в перчаточную кожу пальцами ткань пальто быстро намокала, и темное пятно растекалось книзу.

Пауза затягивалась.

"Отчего он не падает?"

Но на самом деле, главный вопрос формулировался иначе:

"Отчего я не стреляю?"

Натали стояла на мосту, ощущая под ногами неровности булыжной мостовой, дышала холодным ночным воздухом, вдыхая мороз и выдыхая пар, смотрела на Генриха, на его освещенное светом фонаря лицо, и не стреляла.

"Отчего я не выстрелила? И что случилось бы потом, после моего выстрела? И чего не случилось?"

Генрих тот еще тип. Наемник. Кондотьер. Злой гений нынешней контрреволюции, случившейся так удачно, что и нарочно не подгадаешь. Натали не заблуждалась на его счет. Генрих тот, кто он есть, и, приехав на переговоры с пригласившими его к сотрудничеству людьми, он имел в виду и других, к которым, в конце концов, и перешел. Грех было не воспользоваться ситуацией. И Натали не осуждала его, нет. Он таков, чего уж там! Увидел возможность получить больше - вернуть утерянное и отомстить недругам - воспользовался ситуацией, не колеблясь, и, наверняка, дожмет, получит свое до последней копейки. И все-таки...

"Генрих!"

- Прошу прощения, сударыня! - перед ней остановился половой. Кажется, тот же самый, что и в прошлый раз, но, возможно, другой. - Вам презентует этот напиток один из наших музыкантов.

Картонная подставка, резная салфеточка, сложенная вчетверо, стакан толстого стекла, на треть заполненный самогоном.

"Это я так популярна, или Гут объявился?"

- Спасибо! Но передайте, что я не заинтересована в продолжение знакомства.

- Как прикажете! - поклон, движение глаз, указывающих на бумажную салфетку.

"Господи прости! Генрих! Где тебя носит, когда я в беде?!"

Она не помнила сейчас, что сама ушла от Генриха. Убежала искать неприятности на собственную задницу. Или, напротив, спасать ее, эту самую задницу, потому что влипла в историю, всей сложнозакрученной мерзости которой так до сих пор и не поняла. Не смогла понять за скудостью доступной информации.

"Генрих!" - она через силу заставила себя выйти из холодного оцепенения и закурить. Табак показался горьким, и еще в нос шибануло вдруг запахом горелой соломы.

"У меня что, папиросы с анашой?" - но грасс курили за соседним столиком.

"А жаль..." - возможно, немного "пыли" ей и не помешало бы.

Натали отхлебнула из стакана, алкоголь показался противным, словно керосин. Развернула салфетку.

"Меня зовут Фе. Мы любовницы. Не удивляйся!"

"Так меня баба клеит? Или не клеит, а..."

И в этот момент произошло сразу два события. Вероятность совпадений такого рода приближается к нулю, и, если бы не приступ черной меланхолии, Натали наверняка задумалась бы над тем, кто ей ворожит и за что, но у нее сейчас были иные заботы.

"Я... Боже мой, зачем?!"

Как оказалось, музыка прекратилась, хотя Натали этого даже не заметила. Музыканты оставили инструменты на сцене и разошлись кто куда. У всех нашлось дело по душе. Выпить, перекурить, сходить в уборную. Однако Феодора Курицына ничего такого делать не стала, она шла к столику Натали.

- Тата! - голос Феодоры вернул Натали к реальности. Она взглянула на Феодору, вспомнила о записке, и в этот момент в зал вошел Генрих.

"Генрих?!" - он был не один. Генриха сопровождали армейские офицеры в чинах, и это смотрелось более чем странно, ведь сам-то он все еще носил штатское.

- Тата, солнце! - Феодора подошла и села напротив.

- Здравствуй, Фе! Ты сегодня в ударе... - Слова давались с трудом, говорить не хотелось, хотелось умереть.

- У тебя ломка? - Феодора наклонилась над столом, посмотрела с внимательным прищуром, спросила шепотом, лаская кончиками пальцев щеку Натали.

"Ломка? Что за хрень? Ах, ломка!" - Вопрос Феодоры рассеял на мгновение унылый сумрак, в котором тонула Натали, и она, словно бы, вынырнула на мгновение на свет.

- У тебя есть мука? - голос звучал, как не родной. Чужой. Далекий.

- Мука есть в посылке.

- Мне... нужно... сейчас. - Надо же, в присутствии правильного человека, даже депрессия отступала прочь. Ненадолго и недалеко, но все-таки. А Натали много и не надо. Мгновение ясной мысли, и иди все пропадом!

Они сидели одна напротив другой, разделенные крошечным столиком, который при их росте и не преграда вовсе. Говорили шепотом, сблизив лица так, что со стороны, верно, казалось - целуются.

"Генрих!" - Генрих наверняка видел их сейчас. Не мог не видеть. Однако с того момента, как к ней подошла саксофонистка, бежать к Генриху за помощью, стало поздно.

- Держись, подруга! - Фе обняла Натали через стол и потянула вверх. – Пошли, пошли! Сейчас приведем тебя в божеский вид, будешь, как новенькая! - шептала она, вынимая Натали из-за стола. Жаркое дыхание Феодоры обжигало щеку, запах пота щекотал ноздри.

- Ну, давай, Наташа! - и Натали сдалась. Не начинать же скандал в кабаке. И еще Генрих вылупился, как на невидаль заморскую в ярмарочный день.

"Вот ведь паскудство! Всем до меня есть дело! А меня спросили?" - бешенство, поднимавшееся в душе, было грязным, мутным, от него жить становилось еще хуже. - Уроды, мать вашу! Шелупонь столичная!"

***

- Это Феодора Курицына! - перехватив его взгляд и оценив интерес, прокомментировал Таубе. Наталью он, как видно, в лицо не знал. - Весьма многообещающая исполнительница. Играет на альтовом саксофоне...

- Вижу! - ему решительно не понравилась сцена, которую он вынужден был наблюдать.

"Что за притча!" - Наталья прилюдно обнималась с какой-то саксофонисткой Курицыной, и, похоже, одними поцелуями дело не обошлось, потому что, оставив столик с недопитыми стаканами, фемины устремились куда-то за сцену, в служебные помещения, надо полагать.

- Прошу вас, генерал! - А им, оказывается, уже приготовили столик, вернее, вынесли в зал и составили на чудом освобожденном пятачке три небольших квадратных стола. Как раз на пять человек.

- Спасибо, Николай Конрадович! А что, эта Курицына здесь часто выступает?

- Частенько... Она, видите ли, местная, из Новогрудка... Ее тут все, собственно... Пиво, виски, самогон?

- Самогон яблочный?

- Так точно.

- Тогда, самогон. - Генрих сел за стол, медленно оглядел зал, остановился на сцене, небольшой и едва приподнятой над полом. Раскрытое пианино с полупустой кружкой пива на верхней полке, контрабас, прислоненный к боковой стене, ударная установка конфигурации мини в глубине и одинокий саксофон, аккуратно поставленный в специальную стойку.

"Зачем она здесь? И что это, прости господи, за демонстративное лесбиянство?"

О таких наклонностях Натальи он даже не догадывался. Женщина по всем признакам имела нормальную ориентацию.

"Или я что-то пропустил? Бывают же еще эти... биполярные... То есть, нет, не биполярные, конечно же, а..."

Разумеется, Генрих знал, что биполярными бывают расстройства психики, а тех, кого он имел в виду - в Европе называют бисексуалами. У него у самого в штабе двое или трое таких. Но одно дело свобода быть самим собой, продекларированная вообще, и совсем другое - частные случаи. Особенно если они затрагивают твои собственные интересы. А Наталья и была, вне всяких сомнений, его личным интересом. Причем размер этого "интереса" оказался куда больше, чем он предполагал. Чем мог и хотел признать.

"Курва его мач!"[11]

Однако матерись или нет, факт на лицо, и Генрих не тот человек, чтобы отвергать очевидное только потому, что оно ему не нравится. Впрочем, оставалась надежда, что вся эта клоунада провернута в конспиративных целях. Но тогда возникали нешуточные опасения за саму Наталью. Если ей приходится так конспирировать в городе, где в ее распоряжении - ну, почти в ее - армия, спецназ и, бог знает, кто еще, то дело плохо.

"В какое говно ты умудрилась ступить на этот раз?" - Однако могло случиться и так, что Наталья вынуждена платить по прежним обязательствам, а к Генриху обратиться за помощью - сочла ниже своего достоинства.

"Это - да. Это как раз в нашем стиле! В смысле, ее..."

Изменено 30 Dec 2013 пользователем Max_Max

[Max_Max]

***

В уборной "для девочек" – не в ватерклозете, а в артистической уборной с зеркалом и вешалками – никого не оказалось. Феодора втолкнула Натали внутрь и сразу же закрыла дверь на засов.

- Да, сядь ты! – приказала она, когда повернувшись к Натали, обнаружила ту стоящей посередине комнаты. – И не делай мне рож! Это я тебе помогаю, а не ты мне!

Похоже, выражение лица у Натали стало сейчас "тем самым", от которого, как говорили товарищи по партии, скисает молоко у кормящих матерей. Мрачное, одним словом лицо. Угрюмый, ненавидящий все на свете взгляд.

- Что так плохо? – раздражение Феодоры неожиданным образом сменилось сочувствием. – Плохо дело. И главное, как не вовремя! Ну, да ладно! Это мы сейчас!

Она полезла куда-то в угол, где было свалено всякое барахло, покопалась с минуту – Натали по-прежнему стояла в центре помещения и почти с ненавистью наблюдала за "лишними движениями" саксофонистки. Ну, на кой ей, на самом деле, сдалась эта баба? Не для того же, чтобы трахаться, или слова сочувствия выслушивать? А Гут? Куда подевался сука Гут?

"И какая нелегкая привела сюда Генриха?! Ему-то что здесь надо? Оставили бы все ее в покое! Так нет, лезут и лезут, и каждый норовит в душу насрать!"

- Вот! – Феодора распрямилась и протянула Натали пакет, завернутый в жесткую оберточную бумагу и перевязанный бечевкой. Не дать, не взять почтовая бандероль.

"Она и есть", - сообразила Натали, принимая пакет из рук Феодоры. Там и штампы почтовые, оказывается, имелись, и надписи, и даже сургучные печати на узлах.

- Что это?

- Это? Это, Тата, посылочка тебе от Гоши. Он сказал там все, и даже "белая лошадь" без обману. Чистый продукт, только для своих.

- Белая лошадь? – переспросила Натали, начиная понимать.

- Ну! Ты же спрашивала про "муку", вот тебе и "коля"[12] с доставкой на дом! – улыбнулась Феодора. – Только ты поскорее давай, а то не ровен час начнется, а ты не в форме!

- Что начнется? – такое случалось с ней крайне редко, но все-таки случалось. Острый приступ депрессии. Обычно короткий, но могло случиться по-разному. Хорошей новостью было то, что в полную прострацию Натали не впадала. Плохой – то, что соображала она в этом состоянии медленно. Но все-таки соображала.

- Помоги мне! – попросила Феодору. – Много нельзя. Надо только поднять настроение.

- Так я открываю? – прищурилась Феодора.

- Ты же знаешь, что там… - Говорить не хотелось, хотелось забиться в угол, свернуться эмбрионом и скулить.

- Потому и спрашиваю.

- Открывай…

Следующие несколько минут тянулись, как постылый труд. Тяжело, муторно, но и бросить нельзя.

"Терпеть… Страдать… Терпеть…"

- Ну, погнали! – прервала монотонный речитатив Феодора. – Давай, Тата!

Стекло пудреницы, белая дорожка, бумажная трубочка…

"Ох, царица небесная!" – проняло почти сразу, бросило в жар, пробило потом на висках. Впрочем, возможно, это все еще был эффект плацебо… Однако Натали было не до штудий в области физиологии и психологии. Кокаин - или что уж там это было, - делал свое дело. Серая тоскливая муть рассеивалась, взгляд прояснялся…

- Где Гут?

- У Гоши неприятности! – похоже, Феодора и сама не возражала бы против дозы. – Он… Ну, ему пришлось срочно уехать…

- Что значит уехать? – думать становилось легче, жить – веселее.

- Он сказал… Постой! – Глаз косит на кокаин, брови хмурятся в попытке вспомнить.

- Вспомни и бери!

- Да, я и так стараюсь… Постой! Вот! Он сказал передать пакет, и сказать… Точно! К Вектору не ходи! Он сказал, Вектор – это имя. Ты знаешь.

- Не ходить?

- Ну! Я же тебе говорю! К Вектору не ходить! Что-то там не так пошло… или вышло? В общем, он еле убежал, но тебя ему сдавать не хотелось. Он сказал, совесть надо иметь. Вот!

"Вектор? А что! Все может быть! Или… И проверить легко!"

- Вот что, Фе! – она дождалась пока саксофонистка примет дозу и усадила ее в кресло перед зеркалом. – Посиди тут пока. Минут десять не высовывайся и за мной не ходи! Получай удовольствие!

- Как скажешь!

- Вот и чудно! – Натали достала из пакета пистолеты и наскоро осмотрела. Макаровы пятьдесят восьмого года Тип "Аэро" – для ВДВ и спецподразделений. Оружие серьезное, качественное, и, если действительно, прямо с завода, то цены этим стволам нет.

"Так это выходит, Гут с меня еще по-божески взял. Мог и по две штуки за ствол запросить!"

К оружию прилагались кобуры – наплечная и поясная – и несколько снаряженных обойм.

"Ну, если это ты, гад старый, я тебе сейчас все объясню и про мировую революцию, и про женский вопрос в России!"

Кольт, с которым она не расставалась все последние дни, Натали пристроила в левом кармане жакета, куда было так сподручно – и вроде бы, "не подозрительно" – сунуть руку при ходьбе. Макаровы же она разместила под левой подмышкой и сзади, на поясе юбки, так что пистолет оказался почти прямо на заднице, прикрытый, впрочем, длинными полами жакета.

- Ну, не поминай лихом, Фе! Авось еще увидимся! – Натали спрятала кокаин на груди и вышла из гримерки. Начиналась самая интересная часть ее ночных приключений.

***

Генрих, молча, осмотрел стоящих перед ним военных и мысленно вздохнул. Не имело смысла гневаться и вопить. Для какой цели изображать из себя кондового самодура? Унижаться, портить реноме?

"Бессмысленно!" – В большинстве своем эти люди штабные офицеры. Не спецназ, не разведка. Ничего, на хрен, не умеют, кроме как планировать операции войсковых объединений или какой-нибудь другой замысловатой херни.

"Дефияж, – прочел он на афише. – Романтическое "Ню" в исполнении "Госпожи Сабуровой". Дефияж… "Осыпание листьев"… Надо же, как элегантно можно назвать обыкновенный стриптиз!"

- Кто-нибудь один, - сказал он вслух. – Любой, кто владеет максимум информации.

Мгновенная пауза. Но, похоже, она может затянуться – информацией не владеет никто.

- Разрешите?! – чуть подался вперед штаб-капитан из оцепления.

- Докладывайте.

- Первый выстрел прозвучал в два часа одиннадцать минут, - сообщил капитан.

- Откуда такая точность? – усомнился Генрих. Ему хотелось надеяться, что хоть кто-нибудь в этом бардаке умеет ловить мышей, но, как говорится, верилось с трудом.

- Уличные часы висят напротив входа в трактир, - повел подбородком офицер.

- Дальше!

- Я стоял метрах в десяти выше по улице, у машины. Услышал характерный звук. Пуля попала в кирпич.

- А сам выстрел?

- Ни тогда, ни позже выстрелов мы не слышали. Стрелок находился вон там, - указал офицер рукой на крышу одного из соседних домов. – Стрелял из винтовки с глушителем. Наверное, и оптика была. Я так думаю.

- Верно думаете, - кивнул Генрих. – Дальше!

- Я оглянулся на звук и в этот момент увидел Наталью Викторовну. То есть, я не сообразил сразу, кто это. Увидел женщину. Она метнулась от входа к машинам.

"Разумно, - согласился мысленно Генрих. – Со света убиралась и с открытого места".

- Вторая пуля ударила в автомобиль. Третья тоже. Наталья Викторовна упала на мостовую, перекатилась вон туда, к колесу Волжанки, выглянула и несколько раз выстрелила по крыше.

"Получается, что она знала про снайпера заранее, иначе бы он положил ее сразу на выходе… Да и с чего выходить? Она же даже самогон не допила. Надо бы с этой Курицыной поговорить, порасспросить что там, да как, но вот ведь свинство - нельзя. Наталья обидится. Ладно, это терпит".

- Что было потом?

- Солдаты из охраны услышали выстрелы… То есть, они услышали выстрелы Натальи Викторовны, а не снайпера. Сержант стал кричать ей, чтобы положила оружие и встала, подняв руки.

- Идиот! – не выдержал Генрих.

- Наталья Викторовна выстрелила ему в колено.

- Молодец!

- А другим я крикнул, чтобы стреляли по крыше.

- Верное решение! – похвалил Генрих. – Дальше!

- Стрелок попал в мужчину, тот как раз вышел на улицу из подворотни. Вот там, - указал он рукой. - Наталья Викторовна переместилась вот туда, к афишной тумбе. Дождалась следующего выстрела, выскочила на проезжую часть, выстрелила с двух рук и пробежала вон к той двери. После этого снайпер огонь прекратил. Но я сформировал группу, и мы побежали вслед за Натальей Викторовной. Она, если судить по приметам, на крышу выбралась, и все, в общем-то. Там мы ее потеряли. Крыши здесь все между собой связаны, но формы разные. Опять же высота… Лабиринт получается. И темно, так что иди найди кого-нибудь.

"Особенно, если этот кто-то не горит желанием, чтобы его нашли…"

- Обыскали там все, - продолжал между тем докладывать офицер, - но винтовку так и не нашли. И никого вообще не нашли. Хотя место, откуда стреляли, обнаружили.

- Вы, штаб-капитан, где раньше служили? – поинтересовался заинтригованный рассказом очевидца Генрих.

- В роте пластунов Амурской дивизии, господин генерал!

- А сейчас?

- Состою в конвойной роте штаба округа!

- Ко мне пойдете? Майором.

- Так точно!

- Спасибо, майор! Вы вели себя, как образцовый офицер. А вы, господа, учитесь докладывать по существо. А то устроили представление! А всего-то и надо было, что вот… Прошу прощения, господин майор, ваши имя и фамилия?

- Иван Никанорович Головнин.

- Спросили бы Ивана Никаноровича сразу, полчаса времени могли сэкономить! Ну, да ладно! Чего уж там! Поехали домой!

- А как же Наталья Викторовна? – осмелился спросить Таубе.

- Не маленькая! – отрезал Генрих, чувствуя, как тоска скребет по нервам. – Сама дорогу найдет!

[1] Отъезжее поле (бел.) - псовая охота, первоначально - места, куда выезжали с ночевкой на псовую охоту.

[2] Слободка (лит.).

[3] The Rolling Stones.

[4] Русское искажение литовского Senas dvaras - Старое поместье - исторический район в Новогрудке.

[5] Березовая Роща (лит.) - городской район.

[6] Склеп (белорусский) - подвал, погреб (в том числе винный).

[7] Совместная музыкальная сессия, когда музыканты собираются и играют без особых приготовлений и определённого соглашения, либо когда взять инструмент и выступить может каждый из присутствующих.

[8] Альт саксофон.

[9] Из оперы П. И. Чайковского "Пиковая дама", либретто Модеста Ильича Чайковского, брата композитора.

[10] А. Блок, Незнакомка.

[11] ... твою мать! (польский).

[12] Белая лошадь, мука, коля (Николай) - Кокаин.

[MGouchkov]

Max_Max писал

Был ведь еще один поезд

Поездов - бесчисленное множество во Вселенной. Различие меж ними - на Запад едут или на Восток..

было имение в Новогрудке

А здесь различие меж Александрийской и Антиохийской школами экзегетики Первая привязывается к Имени, вторая - к физическому контексту. А ведь если к Имени привязываться в "поствавилонских" языках, то никакая герменевтика будет невозможна - парадокс Соссюра - неразрешим. А физически - Город вы перенесли.

Ну, и в духе традиции, новогодний подарок: глава до конца.

СПАСИБО - С,. ..тут день думал что сказать..

..Молчал как рыбка Баскервиллей..

..Пока не врубил творчество одного удивительного (в частности)- "аранжировщика Вертинского" (кстати - так же незримо присутствующего здесь на ФАИ)

, и запивая "керосин питьевой" - Кока-Колой (а ночь - ещё - фоторедактерить), к сказанному выше по проблеме асимметричности дуализма языкового знака, говорю (ик)-

- С Наступающим!

Изменено 30 Dec 2013 пользователем MGouchkov

[favorov]

..Молчал как рыбка Баскервиллей..

и вспомнил про дирижабельщиков Русской Аляски, и имя женщины из одной реальности совпало с именем мужчины из другой, да возрадуется Александрия. С Наступающим, коллеги!

[Max_Max]

Петролиум Дэ 5 - штука посильнее Фауста Гетте, и уж точно - не мука

Кокаинистки, как и кокаинисты разные бывают. Да, и степень зависимости неодинакобые. Песня чудесная, но это не про Наташу, хотя общая тональность - вполне. В эсеровском подполье кокаином и морфином баловались многие. Вспомним хотя бы незабвенного Блюмкина. Об анархистах знаю меньше, но думаю, что и большевики не принебрегали.

И еще о поездах... Едет поезд... В данном случае поезд венского метро... Дело происходит чуть ли не в новогоднюю ночь. Линия Ю2, кажется... И вдруг... Выходим на Партизанен, - говорит мне спутница. Партизанен? - переспрашиваю, вмиг протрезвев, - имени каких именно партизан? Не знаю, - отмахивается умная женщина. - Может быть, там написано Протестантен?

Подозреваю, что мы попали тогда в локальную межмировую каверну. Срыв крыши, прорыв пространственно-временного континума... Что же, прости господи, произошло в той Галактике, если в Венском метро появилась станция Партизанен? :)

[favorov]

Что же, прости господи, произошло в той Галактике, если в Венском метро появилась станция Партизанен?

В Москве она появилась путём трасформации Сталинская -> Семёновская -> Партизанская, что наводит на размышления о других вариантах раздела секторов оккупации после WW2.

[Max_Max]

Не обязательно. Вена ведь могла остаться столицей СРИ, а вот в ней действительно могли завестись партизанен, если так фишка ляжет. А чуть раньше и протестантен могли образоваться, если бы у чехов выгорело ;)

[moscow_guest]

- Ну, а джаз или рок, где, Николай Конрадович, можно послушать в Новогрудке хороший джаз?

А у них ещё и рок есть? При том, что нравы и обычаи где-то из РИ-1910-х?

Приличная публика, - большей частью молодежь - и отменный джем-сейшн

Какое, однако, смешение эпох!

В Москве она появилась путём трасформации Сталинская -> Семёновская -> Партизанская, что наводит на размышления о других вариантах раздела секторов оккупации после WW2.

Измайловский Парк -> Партизанская

Курва его мач!

Душевно оно читается, кириллицей-то...

Изменено 9 Jan 2014 пользователем moscow_guest

[Max_Max]

Кирилица... рекомендуете вернуться к первоисточнику?

Смешение эпох - наше все! :)

[moscow_guest]

Кирилица... рекомендуете вернуться к первоисточнику?

Этого я не говорил!

Кстати, а польский язык здесь, случаем, новогрудские владетели на кириллицу не перевели? :yahoo:

Изменено 9 Jan 2014 пользователем moscow_guest

[Max_Max]

Кирилица... рекомендуете вернуться к первоисточнику?

Этого я не говорил!

Кстати, а польский язык здесь, случаем, новогрудские владетели на кириллицу не перевели?

Очень может быть! Хорошая идея. надо бы тогда и литовский на кирилицу перевесть :)

[Roggi]

Всё? Продолжения не будет?

[MGouchkov]

Уж затаив дыхание боюсь так спросить..

[Max_Max]

Всё? Продолжения не будет?

Уж затаив дыхание боюсь так спросить..

Побойтесь бога, господа! Сегодня всего лишь 20-е января, а я 30 декабря почти целую главу выложил ;)

[Roggi]

/нетерпеливо ёрзая перед экраном / дак интересно же

[Max_Max]

нетерпеливо ёрзая перед экраном / дак интересно же

Мне тоже :)

[favorov]

Давненько не ждал продолжения настолько целеустремлённо. Умеете Вы, коллега Max_Max, читателя загипнотизировать.