МОРФАС 4.0

[Каминский]

Джефферсон Дэвис, первый и единственный президент Конфедеративных Штатов Америки, был, безусловно, выдающимся человеком, но все же недостаточно великим, чтобы возглавлять Юг в столь сложный период его истории.

 

 

 Многие историки полагают, что личные недостатки Джефферсона Дэвиса сыграли важную роль в печальной судьбе Конфедерации. Постоянная концентрация внимания на мелочах, нежелание делегировать полномочия, распри с губернаторами штатов, пренебрежение гражданскими делами в пользу военных, сопротивление общественному мнению работали против него. Большинство историков резко критикуют военные решения Дэвиса, назначение друзей на ответственные позиции, пренебрежение нарастающим кризисом в тылу, неготовность делегировать власть. Он уделял слишком мало внимания ослабевающей экономике Конфедерации; правительство печатало всё больше и больше бумажных денег для покрытия военных расходов, что в итоге привело к неконтролируемой инфляции и девальвации доллара Конфедерации.

 

Кроме того, Дэвис был достаточно болезненным человеком.

 

Джефферсон Дэвис на протяжении большей части жизни испытывал проблемы со здоровьем. Несколько раз он подхватывал малярию, получил несколько ранений в ходе американо-мексиканской войны, страдал от заболевания глаз, не позволявшего ему переносить яркий свет. Кроме того, у него была невралгия тройничного нерва.

 

В начале 1858 года работа Дэвиса в Сенате была прервана по болезни. На почве простуды у него развились осложнения — сначала ларингит, временно лишивший его голоса, а затем язва роговицы, вторичная глаукома и кератит, причинявшие сильную боль и грозившие полной потерей левого глаза. Дэвис был вынужден в течение четырёх недель находиться в затемнённой комнате, ощупью находя грифельную доску и записывая на ней свои мысли.

 

Развилка, соответственно не будет отличаться оригинальностью -  в декабре 1860 года Дэвис почувствовал очередное недомогание, оказавшееся столь сильным и продолжительным, что он просто физически не мог участвовать в борьбе за пост президента  Конфедерации.

 

 

Вместо Дэвиса президентом стал Роберт Тумбс.

 

 

В РИ данный деятель сильно критиковал военные и политические решения Дэвиса: в частности, он был против силового решения вопроса с фортом Самтер, опасаясь, что если Юг покажет себя агрессором, то это оттолкнет от Конфедерации колеблющихся.

 

С самим фортом, а точнее с действиями правительства Линкольна тоже не все ясно.

 

4 марта президент Линкольн узнал, что запасы в форте Самтер гораздо меньше, чем он думал. Почти месяц ушёл у президента на принятие решения, и только 29 марта оно было принято: он решил организовать морской конвой из нескольких торговых судов под прикрытием боевых кораблей федерального флота. 6 апреля 1861 года Линкольн уведомил губернатора Фрэнсиса Пикенса, что «будет осуществлена попытка снабжения форта только продовольствием, и не будет попыток доставить туда людей, оружие или снаряжение без предварительного уведомления, кроме случая, если форт подвергнется нападению».

 

Однако в то же самое время Линкольн организовал секретную экспедицию с целью занять войсками форт Пикенс в штате Флорида. Операция была поручена Джону Уордену. Экспедиции на Самтер и Пикенс готовились одновременно, из-за чего вышли организационные накладки: флагман «самтерской» экспедиции, пароход «Powhatan», по ошибке ушёл в сторону форта Пикенс. Секретный приказ на занятие форта Пикенс даёт основания полагать, что экспедиция в форт Самтер имела также военный и секретный характер.

 

Так или иначе, Тумбс не не отдал приказа о бомбардировке форта, продолжая, тем не менее, его блокаду. До сих пор неясно, что обострило ситуацию в момент подхода кораблей Союза, но так или иначе, первый выстрел сделали именно он. Разыгралось сражение, в ходе которого форт все равно пал, союзный флот ушел в море, а Север стал считаться «агрессором»,  несмотря на то, что Линкольн старался заверить всех в обратном.  Он же детерменистично объявил о мобилизации, что, в свою очередь вызвало детерменистичную «вторую волну»: Вирджиния, Северная Каролина и Теннесси проголосовали за сецессию.

 

Не имеет смысла особо останавливаться на ходе военных действий, внешней и внутренней политике Конфедерации под руководством Роберта Тумбса – достаточно сказать, что все вышесказанное отличалось от политики Дэвиса. Уже в 1862 году произошел резкий перелом в пользу Юга. Генерал Ли вошел в Вашингтон; Кентукки, Мериленд и Миссури также вошли в состав Конфедерации, а уже в 1863 году ее официально признали Англия и Франция, все годы войны усиливавшими помощь КША. И хотя Север еще пытался огрызаться, тем не менее, в 1864 даже самые упертые политики из северян, вынуждены были признать очевидное: Союз распался и, как тогда казалось многим, окончательно.

 

16 апреля 1864 года при посредничестве Великобритании был заключен мир, окончательно зафиксировавший существующее де-факто положение дел. Однако на этом все не закончилось – напротив, мир только начинался.

 

После победы Конфедерация продолжала округлять свои владения – к  ней мирным путем присоединился Канзас и военным – западная Виргиния. Отрезанный от основной территории Союза, Вашингтон формально оставался столицей США, но фактически центр политической и экономической жизни  Севера переместился в Нью-Йорк.

 

Особый статус в составе КША получила Индейская Территория и мормонский Дезерет, перешедший на сторону Конфедерации  в конце войны. Учитывая специфику региона, в данном случае рабство религиозно мотивировалось мормонским учением, согласно которому негры были обречены на рабство из-за «проклятия Каина» и «проклятия Хама».  Мормоны, под предлогом подавления про-союзных симпатий, расширились далеко за пределы современной Юты: ими была захвачена почти вся Невада (остававшаяся просоюзной всю войну), ряд территорий РИ Айдахо,  Вайоминга и Колорадо ( большая часть которого вошла в КША на правах территории).

 

В Аризоне, Нью-Мексико и Калифорнии продолжалась борьба между про-созными и про-конфедертскими силами. Армейские части, оставшиеся верными федеральному правительству, нередко уходили через мексиканскую границу, где получали поддержку от Бенита Хуареса и прочих республиканцев, воевавших против императора Максимилиана Габсбурга и поддерживавших его французских интервентов. Учитывая, что с самого начала Союз явно принял сторону республиканцев ( и вполне взаимно, учитывая что те же европейские державы, что участвовали в интервенции поддерживали и КША), Конфедерация как и в РИ закономерно поддержала Максимилиана.  Когда в 1866 году ввиду неизбежности войны между Францией и Пруссией французские войска вывели из Мексики, их сменили войска КША и Англии.

 

В итоге Мексиканская империя устояла – при поддержке Британии и КША к 1868 году удалось задавить основные очаги сопротивления. Бенито Хуарес попал в плен и был расстрелян вместе с ближайшими  сподвижниками. Однако за помощь Мексиканской Империи пришлось платить –собственными «северными территориями». Формально они остались под властью империи, но де-факто обширные пространства  отдавались в бессрочную аренду плантаторам  Юга, переносившим на земли  северо-восточной Мексики порядки Конфедерации.

 

К тому времени президентом КША стал, наконец, Девис, оправившийся от своего недуга – настолько, что он вновь мог вступить в политическую борьбу. В отличие от Тумбса, он поддерживал планы широкой экспансии Конфедерации. Он вмешался в так называемую «десятилетнюю войну» на Кубе, итогом чего стала война с Испанией и отторжение от последней Кубы и Пэурто-Рико. Эти, формально независимые государства, сразу оказались в кабале КША, а плантаторы-дикси стали скупать бывшие владения испанцев, остававшиеся верными метрополии и эмигрировавшими в нее после поражения Испании. Впрочем, очень скоро эти владения стали округляться за счет окрестных земель, выманиваемых теми или иными способами.

 

КША было сильно милитаризированным государством, как и весь Юг.

 

Милитаризм стал отличительной чертой Юга и выразился в склонности к военкому образованию, военному делу — одному из любимых занятий южан. Они традиционно поставляли стране военных министров, высших офицерских чинов. На Юге существовало много военных колледжей, академий. Пропорционально большее количество южан, чем северян, участвовали в войнах с Англией 1812 г., Мексикой 1846-1848 гг…Президент Конфедерации Джефферсон Дэвис заметил в беседе с английским журналистом У. Расселом, путешествовавшим в 1861- 1862 гг. по США: «Европейцы обычно смеются над увлечением южан военными титулами. Мы — военный народ, и эта черта игнорируется… Мы — единственный народ в мире, где джентльмены идут в военную академию, даже не намереваясь стать профессиональными военными».

http://america-xix.org.ru/library/suponitskaia-southron/

 

 

После войны вся эта воинственность, подогретая недавней победой, только возросла, ища себе выход все в новых направлениях. Несколько интервенций в Гаити и Доминиканскую республику позволило конфедератам установить на острове схожие с кубинскими порядки- пусть и несколько более завуалированно, используя подставных лиц из местной мулатской прослойки, формально владевшей плантациями, реальными хозяевами которых были все те же дикси ( которые продавали свою продукцию все тем же англичанам). И на этом Конфедерация не останавливались, нацеливаясь уже на Центральную и Южную Америку.

 

Но перед этим дикси пришлось прерваться, обратив внимание на закипавшей очагами новой смуты побежденный Север.

 

После поражения Союза, очень многим нищим эмигрантам из Европы пришлось распрощаться с мечтой о землях на западе, поскольку Гомстед-акт, хоть и был принят Линкольном, но остался фикцией, поскольку на западные земли уже нацелились плантаторы. На севере же, противниками гомстедов выступали промышленники, не желавшие терять дешевую рабочую силу, вынужденную работать буквально за гроши. Тем более, что сам по себе Север начал беднеть, ввиду того, что всю промышленную продукцию, что ранее покупал у них Юг, теперь он  закупал в Европе, прежде всего – в Англии.. В штатах Среднего Запада – Огайо, Иллинойсе, Индиана и Айове крепло движение «Медноголовых» в свое время сыгравших весомую роль в подписании перемирия с Югом. Но теперь им хотелось большего – они хотели воссоздания Союза, пусть на условии полного подчинения Югу. Эти демократы, объединенные в «Рыцарей золотого круга» немало способствовали дестабилизации обстановки.

 

Дальше на запад, вдоль канадской границы, территории Союза сотрясались из-за восстаний сиу, лакота, шайеннов и прочих индейских племен, почувствовавших ослабление «бледнолицых». Впрочем,  от помощи других бледнолицых индейцы не отказывались – англичане старательно разжигали костер войны, снабжая индейцев оружием. Само собой, что на эти земли желали переселиться немногие.

 

Естественно, все это способствовало нарастанию левых настроений на Севере, благо, что Первый Интернационал уже существовал и идеи Маркса, Бакунина и тому подобных товарищей пользовались все большей популярностью среди  бедноты Севера. К тому же немало европейских революционеров осело на Севере еще со времен Гражданской войны и убираться назад как-то не стремилось, вместо этого активно ведя революционную агитацию. В итоге под влиянием событий во Франции, в 1871-72 гг происходит серия выступлений в крупных городах, где провозглашаются "коммуны". Самой долговременной оказалась Нью-Йоркская коммуна, угрожавшая распространиться на весь штат. Приход к власти коммунаров везде сопровождался разнузданными грабежами и резней, причем не только по классовому, но и по расовому признаку - местные социалисты, на поверку, оказались пропитаны расизмом побольше любого южанина.

 

Не в силах самим справиться с революционным безумием, северные финансовые и промышленные элиты попросили  Юг  и Британию вмешаться. В 1873-74 гг прошла «Северная война», по итогам которой установилось то, что можно образно назвать «Кошмар Карла Маркса»:

 

Отказавшись от своих завоевательных планов, южная Конфедерация признала бы свою нежизнеспособность и отказалась бы от цели, которая ставится сецессией. Ведь сецессия произошла только потому, что в рамках Союза превращение пограничных штатов и территорий в рабовладельческие штаты оказалось более невозможным. С другой стороны, мирно уступив южной Конфедерации спорные области, Север предоставил бы рабовладельческой республике более чем три четверти всей территории Соединенных Штатов. Север потерял бы целиком побережье Мексиканского залива и Атлантического океана, за исключением узкой полосы от бухты Пенобскот до залива Делавэр, и сам отрезал бы себя от Тихого океана. Миссури, Канзас, Новая Мексика, Арканзас и Техас последовали бы за Калифорнией. Крупные земледельческие штаты, расположенные в котловине между Скалистыми горами и Аллеганами, в долинах Миссисипи, Миссури и Огайо, будучи не в состоянии вырвать устье Миссисипи из рук сильной и враждебной им рабовладельческой республики на Юге, были бы вынуждены в силу своих экономических интересов отделиться от Севера и присоединиться к южной Конфедерации. Эти северо-западные штаты, в свою очередь, вовлекли бы в тот же водоворот сецессии и все прочие северные штаты, расположенные далее к востоку, за исключением, быть может, штатов Новой Англии

 

Таким образом, в действительности произошло бы не распадение Союза, а реорганизация его,реорганизация на основе рабства под признанным контролем рабовладельческой олигархии. План такой реорганизации был открыто провозглашен главными ораторами Юга на конгрессе в Монтгомери и воплощен в том параграфе новой конституции, который предоставляет любому штату прежнего Союза право свободно присоединиться к новой Конфедерации. Рабовладельческая система заразила бы весь Союз. В северных штатах, где рабство негров практически неосуществимо, белый рабочий класс был бы постепенно низведен до уровня илотов. Это вполне соответствовало бы открыто провозглашенному принципу, что только определенные расы могут пользоваться свободой и что, если на Юге самый тяжелый труд является уделом негров, то на Севере он является уделом немцев и ирландцев или их прямых потомков.

 

http://america-xix.org.ru/library/marx-civilwar/07-11-1861.html

 

Примерно так все и произошло в РИ. «Пятая колонна» в лице «медноголовых» сдала Огайо, Иллинойс, Индиану и Айову. Небраска, Пенсильвания и Нью-Джерси были раздавлены превосходящей силой, хлебнув полной мерой прелести оккупации. После упорной борьбы пала и «Нью-Йоркская комунна». Надо отметить, что даже в РИ, где Нью-Йорк оставался одним из наиболее просоюзных штатов, в нем была «пятая колонна» все тех же «медноголовых», с подачи которых, в частности, в 1963 году поднялись «Бунты против призыва». Экономика Нью-Йорка была тесно связана с Югом и еще в  1861 году  мэр  Фернандо Вуд призывал к отделению города от Союза. В этом мире все так и случилось: хоть Нью-Йорк и не вошел в Конфедерацию, власть, после разгрома «Комунны», захватила олигархия, нацеленная на торговлю с Югом. По иронии судьбы, ирландцы и прочие эмигранты, в годы Гражданской войны устраивавшие беспорядки и избиения чернокожих, по подначке «медноголовых», по итогам подавления коммун оказались чуть ли не столь же бесправны, что и черные рабы на Юге.

 

Союз возродился. Но это был совсем другой Союз.

 

Почти весь Север придавила «железная пята» олигархии. Избежать ее удалось лишь немногим: в первую очередь штатам Новой Англии, организовавшихся после войны в сильно урезанную  республику. Захватить ее не дали англичане, не заинтересованные в полном восстановлении Союза. Туда же бежало множество квакеров и иных жителей северных штатов, категорически не согласных жить под властью южан. Под  крыло англичан ушли   Висконсин, Мичиган и восточная Миннесота, расположенные слишком далеко от Юга, чтобы конфедератам можно было найти себе опору. Дальше на запад тянулся американо-канадский «фронтир» формально принадлежавший «возрожденному Союзу», но де факто представлявший зону влияния Британии, точнее Канады. Здесь поселения колонистов, куда менее многочисленные, нежели в РИ, перемежались территориями индейских племен, обладавшие очень широкой автономией, вожди которых слушали больше Лондон, чем Вашингтон (да, туда снова перенесли столицу). Туда же бежали и множество индейцев из Дезерета: мормоны свирепо преследовали «Ламанийцев», обращая их в рабство, вместе с неграми. Бежавшие на Север индейцы в полной мере компенсировали полученные унижения отрываясь на белых. Арбитром между белыми и индейцами (а также между  периодически враждовавшими племенами) предсказуемо выступала Корона, на которую оглядывались даже изначально сочувствовавшие конфедератам некоторые жители РИ-Монтаны.

 

Британия же, под шумок, аннексировала предмет давнего спора  с США – территории Вашингтон и Орегон, присоединив их к Канаде. Конфедераты этого почти не заметили, сосредоточив усилия на южной экспансии. Ряд интервенций в страны Центральной Америки установили здесь марионеточные режимы, по типу тех, что ранее были установлены на Кубе и Пуэрто-Рико. Многие крестьяне сгонялись с их земель, превращенных в плантации, все восстания жестоко давились.

 

Впрочем, далеко не все подобные интервенции делались именно по государственной инициативе. Большая децентрализация в Конфедерации, порождала  определенную свободу рук для разных местных  сил, использовавших пресловутый «южный милитаризм» в своих целях. Эти цели причудливо переплетались как с государственными интересами, так и с интересами союзных Конфедерации государств – прежде всего Британии. Создавались наемные отряды, возглавляемые авантюристами в духе Уильяма Уокера. Среди них, кстати, были не только уроженцы Юга -  разбитые  северяне тоже нередко подавались за границу и там, в чужеземном окружении волей-неволей находили общий язык с какими-никакими, а соотечественниками. Тем более, что при подавлении Комунны вчерашние враги сближались – далеко не все бывшие солдаты Союза поддались социалистической пропаганде.

 

Падение Севера и сохранение Мексиканской Империи нанесли сильный моральный удар по противникам рабства и монархии в Бразилии. В итоге там так и не отменили рабство, что не оттолкнуло от бразильской монархии ее сторонников из плантаторов. Республиканцы все равно попытались совершить переворот, но размещенный в столице полк «добровольцев» из присланных в рамках «дружеского визита» конфедератов, а также британский флот, помогли удержаться Бразильской Империи.

 

Много ранее подобный отряд «авантюристов» помог удержаться президенту Эквадора Гарсиа Морено, пригласившего  американцев для своей охраны. Этот отряд смог предотвратить покушение на последнего в 1875 году, укрепив и обезопасив устроенную им диктатуру. Прожив до 1890 года, под конец жизни, Морена, выходец из  аристократического испанского рода и монархист по убеждениям, вдохновляясь примерами Бразилии и Мексики, сам провозгласил в Эквадоре монархию.

 

 

Невольно  победа Конфедерации поспособствовала сохранению и еще одной монархии – на этот раз не в Новом, а в Старом Свете. Точнее – в Африке.

 

В связи с расширением новых плантаторских владений, для них потребовались и новые рабы. Своих, с Юга явно не хватало – нужно было кому-то работать  на устраиваемых на западе плантациях. Местные зачастую работать отказывались - после нескольких кровавых восстаний на Гаити, эту идею оставили как чреватую осложнениями. И все же выход был найден: несмотря на то, что работорговлю к тому времени  отменили почти повсеместно, однако англичане, доселе энергично боровшиеся с этим злом, сквозь пальцы посмотрели на «добровольный найм» чернокожих работников в Африке. Благо что-то похожее практиковалось в другом доминионе - Австралии, с наймом «черных дроздов»- работников-канаков на плантации в Квинсленде. Этот найм, пусть и  более гуманным, нежели прежняя работорговля, по сути от нее мало чем отличался. Но плавать к берегам стремительно колонизируемой Африки для «найма» было довольно хлопотным делом - требовался продавец на месте. Таковым сначала стала Либерия, сохранившая тесные связи с метрополией и исправно поставлявшая на плантации «наемных работников» из числа местных племен. Однако одна Либерия не могла полностью покрыть потребность  в новых рабах – и тогда карибские плантаторы установили контакты с королем Дагомеи Беханзином. Тот как раз в описываемое время испытывал определенные затруднения с французами, пытавшимися колонизировать его страну. Понимая, что сам на сам Дагомея не справится с Францией, Беханзин решил искать союзников за рубежом. В реале он покупал оружие у Германии, здесь он тоже этим занимался, но в отличие от РИ  у него нашелся новый союзник. Через посредничество Либерии он установил контакты с американским правительством, пообещав бесперебойную поставку «наемных работников» на плантации. В Штатах сочли, что дело того стоит и поставили Дагомее не только оружие, но и своих солдат – из тех чернокожих, что имели военный опыт и  определенное привилегированное положение в КША, в силу тех или иных заслуг. Удалось мобилизовать и некоторых гаитян и доминиканцев и многих афрокубинцев.  Командовали ими, впрочем, все равно белые командиры, тем не менее большинство составляли черные, что делало затруднительным  идентифицировать их среди чисто африканских негров. Во всяком случае, это было сложнее, чем если бы против французов воевали белые. Во второй франко-дагомейской войне французские войска, не ожидавшие такой подлянки, были наголову разбиты. По условиям мирного договора Дагомее удалось вернуть себе Котону и Порто-Ново. После этого КША официально выступили в защиту Дагомеи, поддержанные Британией, Германией и Бразилией. Французы неохотно отступили, Дагомея стала своеобразным «буфером» между германскими, британскими и французскими колониями, исправно поставляя на карибские плантации «вольных работников» из числа подданных короля Беханзина.

 

 

Данный фактор изрядно охладил отношения французов с КША, и без того подпорченные тем, что конфедераты перехватили у них Мексику. Зрел также холодок и между Францией и Британией. Впрочем, на фоне иных конфликтов, обуревавших Европу и Азию, данное охлаждение было почти незаметно.

 

В Европе и  Азии, первое время все шло более-менее своим чередом. Точно также отгремела франко-прусская война, объединились Германия и Италия,  установилась Третья Республика во Франции. В Японии свершилась «Реставрация Мэйдзи», после которой эта азиатская страна встала на путь капиталистического развития и внешней экспансии. Также как и в РИ Японию опекала Англия, поддерживая ее против России.

 

Точно также шла колониальная экспансия европейских держав в Азии, Африке и Океании. И вот тут уже начинались нюансы. Ввиду того, что КША не особо интересовалась экспансией в Тихом океане,  образовался определенный вакуум силы, который поспешили заполнить другие державы. В первую очередь  -  Германия и Англия.

 

Уже в середине 70-х был оформлен фактический протекторат Британии над Гавайским Королевством.  Что не мешало, впрочем, Гавайям  сближаться еще и с Японией. Так в ноябре 1881 года гавайский король Дэвид Калакауа отправляется в заграничное путешествие по многим странам. Первой его целью становится Япония. Королю удалось лично встретиться с императором Муцухито. Была достигнута договоренность о трудовой миграции японцев на Гавайи, а также о женитьбе брата короля Уильяма Питта Лелеайохоку II на одной из сестер императрицы Шокен (супруги императора Муцухито) из клана Фудзивара. В РИ планировался брак племянницы короля Виктории Каиулани с японским принцем, сорвавшийся из-за несогласия японской стороны. Однако и имеющийся вариант был неплох: клан Фудзивара исправно поставлял супругов для императоров и императриц Японии на протяжении тысячи лет. В дальнейшем также появлялись перспективы для прямого брака между королевским домом Гавайев и японским императорским домом. На Гавайях во множестве появляются японские поселенцы, в том числе и многие самураи: не найдя себе места в новой Японии, они поступали на службу гавайскому монарху. Самураи женились на девушках из числа местной знати и вообще всячески старались интегрироваться в гавайское общество. С 1890-х началось проникновение на острова буддийских и синтоистских священников, несколько потеснивших христианских миссионеров.

 

 Все это, разумеется, шло под контролем и патронажем Британии.

 

В 1886-87 гг Король Гавайев Дэвид Калакауа инициирует объединение Гавайских островов и Самоа в конфедерацию под британским протекторатом. Попытка свержения короля Самоа Малиетоа Лаупепы, организованная немцами, заканчивается неудачей – не в последнюю очередь благодаря посланным гавайским королем самураям. Немцы были выдавлены с Самоа, однако  особо не унывали, поскольку еще ранее с лихвой возместили эти потери: Испания, униженная разгромом от КША, испытывающая нешуточные внутренние дрязги, в 1895 году продала немцам не только те острова, что достались им в РИ, но и Филиппины. Тогда же Германия детерменистично объявляет об установлении  протектората над Северными Соломоновыми островами (Бугенвиль, Бука, Шуазель, Санта-Изабель, Онтонг-Джава и острова Шортлэнд). В свою очередь Великобритания  оккупирует северо-восточную часть Новой Гвинеи, чтобы избежать ее захвата Германией и обеспечить безопасность своих тихоокеанских и австралийских владений.

 

Для России победа Юга означало оставление за собой  Аляски. Ее просто некому было продавать – урезанный Север не имел для этого  лишних денег, да и вообще у него хватало иных проблем, а Юг не интересовался экспансией в том направлении. К тому же Александр II, изначально симпатизировавший Северу, до самой смерти не  установил дипломатических отношений с КША, даже после того, как в их состав  вошел почти весь бывший Союз. На Аляске было усилено военное присутствие, власти пытались наладить в Русскую Америку более масштабную переселенческую колонизацию - с переменным успехом. Также Александр Второй разрешил селиться на Аляске тем беженцам-северянам, что не желали жить под властью англичан или конфедератов. На Аляске поселились даже некоторые мексиканские республиканцы.

 

В остальном внешняя и внутренняя политика России протекала более-менее в соответствии с РИ. Разве что на Берлинском конгрессе 1878 года Франция, обиженная на Британию за пренебрежение ее интересами в Мексике, поддержала позицию России. Бисмарк, старающийся перехватить российские симпатии и воспрепятствовать ее сближению с Францией также выступил де-факто на стороне Российской Империи (тем более, что в Германии тогда распространялись антибританские настроения из-за конфедератских гонений на немцев). Итогом стал более благоприятный для Болгарии исход войны: конечно, границ Сан-Стефанского мира она не получила, но все же она стала единым государством, сразу с Восточной Румелией и еще меньшей зависимостью от Турции. Германская позиция  стала причиной и некоторого охлаждения англо-германских отношений и обострившегося соперничества в Тихом океане.

 

Через три года Александр Второй был детерменистично убит террористом и на престол взошел Александр Третий. Его политика не особенно отличалась от РИ – разве что он проявил чуть больше интереса к той же Болгарии, благодаря чему, ему все же удалось пропихнуть на болгарский трон грузинского князя Николая Дидиани – под угрозой оккупации Болгарии. Это вызвало резкое охлаждение отношений с Австро-Венгрией и поставило крест на попытках Германии сблизиться с Россией. После этого, как и в РИ русско-французскому сближению не было альтернативы.

 

Кстати, именно Александр Третий признал КША в качестве преемника Союза.

 

Все эти события вызвали разного рода подвижки в жизни царственной фамилии и лично императора, так что крушения поезда императорского поезда в Борках так и не произошло, соответственно не вызвав болезни, раньше времени сведшей Александра Третьего в могилу. Он  царствовал на десять лет дольше, чем в РИ, скончавшись лишь в 1904 году. Смерть его была вызвана болезнью, спровоцированной горем от потери одного за другим старших сыновей: в 1891 году, в результате покушения в Японии погиб цесаревич Николай, а в 1899 от болезни скончался цесаревич Георгий.

 

На трон взошел четвертый сын Александра – 26 -летний Михаил.

 

 

Начало его правления было ознаменовано детерменистичной русско-японской войной: она и так чуть было не случилось после убийства Николая, но, после многочисленных извинений и всяческих заверений в своей глубокой скорби японского императора, а также ряда уступок по второстепенным вопросам, трагедию все же признали случайностью. Не в последнюю очередь из-за позиции Британии – та хоть и выражала  соболезнования императорской семье, но в то же время недвусмысленно дала понять, что в случае чего  выступит на стороне Японии.

 

Вопрос был замят, но осадок остался, а русско-японские противоречия объективно нарастали. Также как и  англо-русские – Британия отчетливо наметилась на Аляску, где в 1901 году детерменистично началась «золотая лихорадка», привлекшая в регион массу золотодобытчиков из Канады и прочих частей света, среди которых было полным-полно британских агентов.

 

Здесь была и японо-китайская война – с тем же исходом, - и «Тройственная интервенция», также схожая в общих чертах с РИ: разве что Россия навязала Японии чуть  более жесткие требования. Что вызвало в Японии соответствующие настроения. Восшествие на престол молодого императора показалось Японии удобным случаем, чтобы испытать Михаила на прочность – а заодно и изменить баланс сил в регионе в свою пользу.

 

Нет смысла вдаваться в подробности русско-японской войны – в общем и целом, она мало чем отличалась от РИ.  Под конец войны, как и в реале, начались волнения и внутри страны, переросшие в «первую русскую революцию»  – нового императора начали пробовать на прочность не только снаружи, но и изнутри. В итоге в 1905 году был заключен мир – еще более тяжелый, чем в РИ, также оставивший Японию без контрибуции, но отдавший ей весь  Сахалин. Что еще хуже – Англия, пользуясь сложным положением России, вынудила продать ей Аляску. И хотя полученные деньги, наряду с французскими кредитами, помогли сбалансировать бюджет и задавить революцию, тем не менее, осадок остался, а градус англофобии в стране - повысился.

 

В 1905 произошло и еще одно изменение данного мира – как не странно, в Скандинавии. Ввиду общей нестабильности в США (Гражданская война, разного рода комунны и их подавление, с последующим установлением господства олигархии, индейский разгул на канадской границе) эмиграционная привлекательность США резко упала и тот поток эмигрантов из Швеции и Норвегии, что был в реале направлен в  Штаты, здесь сильно усох, а местами и вовсе развернулся вспять. Что в свою очередь увеличило градус напряженности в самой Скандинавии – ведь туда возвращались люди уже имевшие опыт революционной борьбы и привыкшие к силовому решению проблем социальной несправедливости и классового неравенства. Особенно выпукло это выглядело в Норвегии, где социальные лозунги перемежались с идеями национально-освободительной борьбы против шведской короны. Именно американские возвращенцы стали задавать тон в означенной борьбе, выдвигая идею не просто независимой Норвегии, но и превращения ее в демократическую, чуть ли не социалистическую республику. В 1905 году, как и в РИ этот нарыв прорвался грандиозным восстанием, провозгласившим ту самую Республику. В этих условиях, местные зажиточные круги, включая бывшего ярого сторонника норвежской независимости Кристиана Микельсена, стали подозревать, что шведское господство не самый худший вариант из всех имеющихся. В свою очередь и шведы решили сбить образовавшееся социальное напряжение «маленькой победоносной войной». В этом стремлении их поддержали Германия и Британия, заинтересованные в более сильной Швеции рядом с Россией. В 1906 году Норвежская Республика была задавлена и уния продлилась, переучрежденная на новых началах.

 

Меж тем в бывших владениях Османской империи заваривалась новая каша. Здесь тоже до поры до времени все было как в РИ: Боснийский кризис, Итало-турецкая война и Балканская война примерно с тем же составом участников. Балканский союз разбил Турцию, Болгария взяла Адрианополь, а Сербия, Греция и Черногория вторглись в Албанию, чья независимость как и в РИ была провозглашена еще в 1912 году. 13 сентября 1913 года Австро-Венгрия выразила свою поддержку Албании, а 16 сентября так же поступила Германия. МИД Австро-Венгрии предъявил всем трем государствам ультиматум с требованием вывести войска из Албании.Греция, Черногория и Сербия, опираясь на поддержку России и союзников на Балканах отказал. Тогда  Австро-Венгрия высадила десант на берегах Албании, постепенно продвигаясь вглубь страны. Предполагалось, что балканские войска отступят и они действительно хотели так сделать, однако  случайное столкновении австрийцев с сербами оказалось неожиданно кровопролитным. 28 октября 1913 года Австро-Венгрия объявила Сербии войну Франц-Иосиф I подписал указ о всеобщей мобилизации в Австро-Венгрии. В этих условиях  30 октября Михаил II отдал приказ о всеобщей мобилизации в России. Германия потребовала от Российской империи прекратить военные приготовления и, после отказа, 1 ноября 1913 года Германия объявила России войну. На следующий день войну Германии объявила Франция.

 

Началась Первая мировая война.

Величайшая бойня в человеческой истории началась с локального конфликта на Балканах, однако вскоре  наиболее значимые боевые действия переместились на иные фронты. Важнейшим из них, как и в РИ стал  Западный, где германская армия детерменистично вторглась в Бельгию. Как и в РИ бельгийскому правительству был предъявлен ультиматум, с требованием пропустить германские войска, но здесь Англия, не торопившаяся вступать в войну, настоятельно рекомендовала бельгийцам принять эти требования, заявив, что не будет вмешиваться. Скрепя сердце, бельгийский король согласился и германские армии, почти не встречая сопротивления, через пару дней вышли к границам Франции. Там их уже встретили французские войска – не надеясь на британскую помощь и вполне ожидая от бельгийцев принятия немецкого ультиматума, французы укрепились на бельгийской границе куда более существенно чем в РИ.

 

Впрочем, им это не помогло – потерпев поражение в нескольких пограничных сражениях, французская армия была вынуждена отступать. Уже к 17 ноября немецкие армии подступили к Парижу, форсировав Марну и обрушившись на позиции французов. Последующие события более-менее соответствовали РИ «Битве на Марне», разве что теперь ситуация была еще более угрожающей – несколько дней Париж  балансировал на грани взятия. Пару раз немцы прорывались в его предместья, но оба раза путем неимоверного напряжения сил были отброшены. Наконец, в первых числах декабря фронт стабилизировался: немцев удалось отбросить от Парижа примерно на двадцать километров. Фронт встал по Марне и Сене, однако все французские области, к северо-востоку оказались под немецкой оккупацией.  Однако главная цель немецкого наступления так и не была достигнута: Франция так и не вышла из войны.

 

Как и в РИ значительной, если не главной причиной немецкой неудачи стало русское наступление на Восточном фронте. Особенно удачно оно шло в Галиции: русский генштаб получил подробнейшие данные о дислокации австро-венгерских армий от Альфреда  Редля, разоблаченного слишком поздно, чтобы генштаб АВИ успеа скорректировать свои планы. Галицийская битва, шедшая с 14 ноября по 10 декабря 1913 года стала настоящим триумфом русского оружия: две австро-венгерские армии практически перестали существовать, еще одна в беспорядке отступила, потеряв не менее половины личного состава и орудий. Были заняты Тернополь, Львов, Перемышль, Черновцы, Ужгород; русские войска заняли большую часть Галиции и часть Словакии, осадили Краков.

 

Чуть более успешно развивались и военные действия в Восточной Пруссии: где русские чуть осадили Кенигсберг. Лишь спешно переброшенные на Восточный Фронт немецкие дивизии помогли вытеснить русских из Восточной Пруссии и поддержать Австро-Венгрию, не дав ей выйти из войны. Для Вены ситуация осложнялась тем, что переброска большей части своих войск на Восток, не просто сорвала планы взятия Белграда, но и позволило сербам и черногорцам, поддержанные двумя болгарскими дивизиями, перейти в контрнаступление, вторгшись в Боснию. Войска балканских держав подошли к Сараево, но взять его не смогли, а уже  к концу года, австро-венгерские войска, воспользовавшись стабилизацией Восточного Фронта, нашли свободные части, отбросившие сербско-черногорские армии обратно к их границам.

 

Относительный успех Антанты на Востоке подтолкнул к вступлению в войну Румынию. 12 декабря Королевство Румыния объявило Центральным Державам войну и начало наступление в Трансильвании – очень быстро, впрочем, захлебнувшееся.

 

Уже в начале 1914 года оба блока перешли к позиционной войне, наращивая силы для нового наступления.  Началось оно в марте 2014 года, когда немцы, решили сделать основной упор на действия на Восточном Фронте и. по возможности, вывести Россию из войны. Наступление началось из Восточной Пруссии, где сухопутные части активно поддерживал имперский флот. Опять-таки ввиду отсутствия войны с Англией, Германия могла сконцентрировать основные силы своего флота против России.  Южнее шло наступление на Польшу – Варшаву и Лодзь, с прицелом на снятие осады Кракова. На Юго-Западном фронте, Австро-Венгрия, еще не оправившись от Галицийской битвы, в в этом сражении в основном оборонялась.

 

На Западном фронте французы весной попытались перейти в контрнаступление, но итогом его стала лишь очередная бесплодная мясорубка, окончившаяся вничью. Немцы тоже попытались наступать на Париж, но довольно быстро закончили: на Западе германские войска в 2014 придерживались оборонительных позиций.

 

Зато на востоке наступление шло крайне удачно для немцев: в течении весны-лета 2014 года были оставлена почти вся русская Польша, Литва и большая часть Курляндии. В сентябре 2014  немецкие войска подошли к Риге. Летом 2014 года и Австро-Венгрия, при поддержке немецких армий начала наступление в Галиции, к октябрю вернув большую часть своей территории.

 

Параллельно, австро-германские войска начали наступление на Сербию и Черногорию.

 

Летом 2014, глядя на успехи Центральных Держав в войну вступила и Турция. Собственно она воевать  и не прекращала, просто теперь ее противниками стали не только балканские государства, но и Россия с Францией. Турция вторглась в Болгарию, осадила Адрианополь, но взять не успела: болгарские войска сначала отбили наступление, а потом, поддержанные греками и переброшенными в Болгарию русскими частями вторглись непосредственно на турецкую территорию.  В Закавказье турецкое наступление развивалось более успешно, даже был взят Батум, но данный успех туркам развить не удалось, а переброска войск к столице вынудили армию в Закавказье перейти сначала к обороне, а потом и отступлению.

 

На Дальнем Востоке тоже все было сложно. Китай, в отличие от РИ не испытавший своей Синхайской революции,  осторожно реформировался под управлением императора Гуансюя, вовремя сумевшего избавиться от регентши Цыси и сделавшего Кан Ювэя премьер-министром. В Китае внимательно наблюдали за мировой войной, прикидывая когда и как можно будет вступить в схватку - неважно на чьей стороне, у Китая имелись счеты к большинству великих держав Европы, а также к Японии. Последняя тоже выжидала, действуя до поры до времени в фарватере своего главного европейского союзника - Британской Империи. Англия же склонялась к поддержке Антанты, но в бой вступать не торопилась, выжидая пока оба  блока измотают друг друга.

 

В марте 2015 года пала Рига  и германские войска, развивая наступление, двинулись дальше, создавая угрозу Санкт-Петербургу. В центральной России немцы взяли Брест-Литовск, но дальше продвинуться не смогли. Началось и наступление австро-венгерских армий окончательно вытеснивших русских из Галиции. На Балканах австро-венгры и немцы повторно взяли Белград.

 

В мае-июле окончилась провалом попытка союзных греко-болгаро-русских войск взять Стамбул –  в первую очередь потому, что русские войска пришлось отвести, чтобы предотвратить наступление Центральных Держав в Украине. Немалую роль в этом, как и в РИ, сыграл приход в Проливы Средиземноморской эскадры германского флота, значительно усилившей турецкий флот и сорвавший попытки атаковать османскую столицу еще и с моря. Бесплодная Константинопольская операция, стоившая массу жизней союзным войскам, существенно подняла градус недовольства войной в Российской империи. Война в Закавказье протекала более успешно, быстро перенесенная на территорию противника, однако и там русские не смогли продвинуться далеко из-за проблем на других фронтах. Тем более, что означенные фронты все множилось: так на Дальнем Востоке войну России объявил Китай, выступив, по сути, на стороне Германии – соответствующий союзный договор был подписан в июле 1915. Китайские войска вторглись в Приморье и Забайкалье, впрочем, не продвинувшись далеко. Тем не менее это существенно осложнило положение Российской империи: немецкие войска, после взятия Риги продолжали ползти на север, а по другую сторону Балтикаи зашевелилась Швеция, уже начавшая мобилизацию и изо всех сил разжигавшая сепаратистские настроения в Финляндии.

 

Неладно и внутри страны, где развивалась ситуация примерно схожая с РИ:  недовольство народа затянувшейся войной, разные экономические трудности, рост политического радикализма и национализма окраин. В этих условиях император Михаил принял крайне спорное решение, 4 сентября 1915 года подписав  «позорный» Рижский мир, отдававший Центральным державам Польшу, часть Прибалтики и Украины, туркам  Батум, а китайцам – Благовещенск.

 

Покончив, как казалось немцам, с русской угрозой, Германия направила свои основные силы на Запад, где французы упорно пытались перейти в контрнаступление. Немцы, занятые в России, не могли какое-то время уделить этому фронту должного внимания, уйдя в глухую оборону. Теперь же они рассчитывали наверстать упущенное и покончить, наконец, с  французской проблемой, а заодно- и со всей этой войной.

 

Оставленные на востоке германские армии, вместе с австрийцами начали масштабное наступление на Балканах, навстречу туркам. В Берлине и Вене считали, что завершение войны здесь - дело от силы пары недель. Из Белграда, Софии, Бухареста и Афин шли настойчивые предложения о перемирии, но Германия, Австро-Венгрия и Турция на радостях выдвинули настолько тяжелые, кабальные условия, что балканским государствам ничего не оставалось, как продолжать войну.

 

И тут в игру вступила Англия.

 

В Лондоне поняли свой просчет: англичане не ожидали столь быстрого выхода России из войны, а также вступления в войну Китая, где реформаторское правительство долгое время считалось дружественным Японии и Англии. Впрочем, еще с конца 1914 весь 1915 год Британия расширяла свою помощь Антанте - финансами, оружием и всем, необходимыми сырьем, какое только было в распоряжении Империи. Наряду с Британией и ее доминионами, помощь Антанте оказывали и британские союзники в Новом Свете: КША, США (Новая Англия), Бразильская и Мексиканская империи. В самой Англии началась мобилизация, экономика страны постепенно переводилась на военные рельсы –   это шло давно, поскольку англичане с самого начала понимали, что избежать этой войны не удастся, и выжидали только благоприятного момента для вмешательства.

 

Но раньше Англии в войну вступила Япония – 6 октября 1915 года ее флот атаковал германские колонии в Океании, а также Циндао. Вскоре после этого японцы  высадились на Филиппинах. Китай немедленно объявил войну Японии, после чего Англия объявила войну Китаю. В ответ Германская, Австро-Венгерская и Османская империя объявили войну Британии и Японии. На помощь японцам пришло «братское» Гавайское Королевство, а «добровольческие» части из Аляски, представлявшей очень своеобразный доминион, управляемый смешанной англо-русской верхушкой, пришли на помощь русским.

 

Да именно русским – потому что с ноября 1915 Россия вновь вступила в войну, причем с новым монархом. Далеко не все в России были довольны подписанием  унизительного мира: царя Михаила многие упрекали в нерешительности, мягкотелости и чуть ли не предательстве России. Утверждали, что мир он заключил под влиянием своей жены -«немки» (интересно, что до того как позиция Великобритании определилась окончательно, враги царственной четы именовали императрицу «англичанкой»). В верхах созрел заговор и в России произошел переворот, возведший на трон популярного в войсках великого князя Николая Николаевича. Михаила планировалось мягко отстранить, но что-то пошло  не так и царь был убит случайной пулей.

 

Взошедший на престол 23 октября 2015 года император Николай Второй, немедленно покарал тех, кто был повинен в смерти племянника, объявил недельный  траур, повелел во всех церквях служить панихиды и устроил погибшему царю роскошное погребение. А 2 ноября  он разорвал Рижский мир и вновь объявил войну Центральным державам.

 

К тому времени поток военных грузов странам Антанты стал просто неостановим. Английский экспедиционный корпус высадился в Нормандии, на фланге немецкой армии, наступающей на державшийся из последних сил Париж. Британский флот в Северном море разбил германский, немало потрепанный в боях с русским Балтийским флотом ( к тому времени почти уничтоженным). Англичане высаживались в Греции и Месопотамии, наступали от Суэца и пытались высадиться в Проливах. Вместе с Британией в войну вступил и их фактический сателлит – США, готовилась к войне и Конфедерация.

 

Британская дипломатия сумела удержать Швецию от вступления в войну, пригрозив Стокгольму вновь разжечь беспорядки в Норвегии. Британские агенты поднимали против Турции арабов, а против Китая – тибетцев.

 

Британии же удалось втянуть в войну и Италию. Последняя колебалась – будучи с одной стороны членом Тройственного Союза, она могла выступить на стороне Берлина и Вены, тем более что нейтралитет Англии, до поры до времени, избавлял Рим от опасности британского флота. С другой стороны – Италия соперничала с Австро-Венгрией на Балканах и была весьма раздосадована высадкой австрийцев в Албании, на которую Рим имел свои виды. Никуда не делись и претензии Италии на Триест и Тироль. В 1913 году, в период наибольших успехов русского оружия в Галиции, Италия почти решилась атаковать австрийцев – и это, наряду со всеми прочими факторами, гарантированно выводило Вену из игры, с прицелом на дальнейшую дезинтеграцию Дунайской монархии и скорое окончание войны. Однако тогда итальянцев остановила Англия, опасавшаяся слишком быстрого разгрома АВИ. Сейчас же ситуация изменилась и хотя Центральные державы, казалось, были на подъеме, все же английские дипломаты сумели убедить итальянцев, вступить в войну. Что и было сделано 2 февраля 1916 года.

 

К весне 1916 года война, было затухавшая, полыхнула с новой силой, снова сделав неопределенными перспективы победы любой из сторон.

 

Британский корпус, высадившийся в западной Нормандии, все же был недостаточно силен, чтобы даже вместе с имеющимися французскими силами сорвать германское наступление на Париж. И все же часть немецких сил  англичане отвлекли на себя когда попытались захватить Руан. Это отвлечение помогло Парижу устоять, хотя немцы снова подступили к  самым окраинам. Немецкая артиллерия работала день и ночь, на французские позиции выпускали ядовитый газ и бомбили их с самолетов, однако французы еще держались, пусть и силы их были на исходе. Последнее, наиболее ожесточенное немецкое наступление шло с 27 марта по 11 апреля,  после чего Германия вновь была вынуждены отвлечься на восток.

 

Конец 1915 - начало 1916 гг ознаменовались крупными успехами Русской армии. Разгромив в Закавказье турок и перенеся войну на территорию противника, русская армия на Рождество одержала символическую победу, взяв Манцикерт, горячо поддержанная при этом армянским населением. Турции же приходилось все более тяжко – помимо русских ей приходилось воевать против англичан одновременно в Месопотамии, на Синае и в Восточной Фракии, где греки и болгары вновь перешли в наступление.

 

На Дальнем Востоке Россия вышибла китайцев со своей территории и, совместно с японцами, начала наступления вглубь Китая. Обе державы относительно быстро заняли родовые земли Цинов - собственно Маньчжурию, чем нанесли серьезный моральный урон престижу империи. Впрочем,  очень  скоро китайцам стало не до Маньчжурии – союзные войска подступали к Пекину. Поддержанная русскими провозгласила независимость и Монголия: во главе монгольского восстания  стояли  Богдо-гэгэн VIII и Джа-лама, в войне активно принимал участие и забайкальский казак Георгий Семенов.  Урянхайский край прямо перешел под русский протекторат.

 

Однако азиатские фронты оставались лишь вспомогательными направлениями – главным фронтом по-прежнему оставался германский. Русское наступление, начавшееся в конце марта привело к существенными успехам – сравнительно быстро были возвращены все утерянные губернии, кроме Польши, русская армия вновь вторглась в Галицию. Державшиеся из последних сил балканские государства (Сербия и Черногория уже фактически были завоеваны, лишь на границе с Болгарией и Грецией шло какое-то сопротивление), вновь воспрянули духом. Попыталась перейти в контрнаступление и Румыния, уже готовая капитулировать. Но на границах Польши русское наступление стало захлебываться – причем противостояли русским здесь не только немецкие армии но и отряды марионеточного Польского Королевства, во главе с германским принцем. Русская армия, с помощью Англии снаряженная всем необходимым, еще рвалась вперед, но наступательный порыв войск уже иссякал, усталость от войны, каждый год перемалывавшей десятки, если не сотни тысяч солдат, становилась все сильнее.

 

Усложнялась и внутриполитическая обстановка: в Думе, как и в РИ либералы и левые сообща требовали  «ответственного министерства», часть социалистов требовали и вовсе прекращения войны, как империалистической. Парадоксальным образом с ними солидаризировалась и часть правых, клеймивших царя Николая за попустительство убийству Михаила -«Миролюбца» ради продолжения проигранной войны. В этих условиях, под давлением военных кругов, Николай Николаевич под давлением военных пошел на роспуск Думы 16 мая 1916 года. В изданном царем манифесте заявлось, что в парламенте слишком много  «подстрекательских элементов» и что Дума возобновит свою работу после окончания войны.

 

Вкратце обрисуем политическую ситуацию в стране. Охранительские, «правые» позиции занимал блок монархических партий, придерживавшиеся националистических, клерикальных и антисемитских взглядов. В общем и целом, они напоминали РИ-черносотенцев, пусть и с несколько иными названиями партий. Все они в целом приветствовали решение императора. Исключение составляло так называемое «Русское христианское братство»,  в свое время выступившее против переворота, свергнувшего Михаила и открыто осуждавшее Николая. Вокруг этого союза группировалась высшая знать империи, поддерживаемая некоторыми великими князьями, считавшими, что их обошли с троном.

 

Либералов-центристов также представлял  блок партий, самой крупной из которых были детерменистичные кадеты, во главе с детерменистичным Милюковым. Поначалу приветствуя свержение Михаила и возведение на трон Николая, они очень быстро разочаровались как ходом боевых действий, так и усилением реакции внутри страны, став одними из самых яростных критиков «царизма».

 

 Российские левые  были представлены, как и в РИ, прежде всего социал-демократами и социалистами-революционерами. РСДРП раскололась не на две, а на три основные фракции, неформально именуемые по именам лидеров: «сведловцы», «мартовцы» и «троцкисты». Первая группа фактически находилась на нелегальном положении за антивоенные призывы, две другие фракции все же пробились в Думу, призывая «защищать отечество», но в то же время – и свержения самодержавия, установление социалистической республики ( более-менее буржуазной у «мартовцев» и радикальной «диктатуры пролетариата» - у троцкистов). Эсеры также раскололись на две группы - относительно респектабельную «правую» во главе с Черновым и радикально-террористическую во главе с Спиридоновой, Блюмкиным и Натансоном. Впрочем, в Думе не были представлены ни одни ни другие, обе находились на нелегальном положении. Левое крыло к тому времени практически слилось с анархистами, приняв многие их лозунги и методы - в первую очередь террор. В ответ на бесчинства левацких террористов, полиция ответила жесточайшими репрессиями, в рамках объявленного по всей стране чрезвычайного положения. Для борьбы с террором использовались, помимо полиции, еще и боевые отряды «правого блока», а также казачество.

 

Существовал еще ряд национально-ориентированных партий, нередко смыкавшихся с теми или иными из основных политических сил. Националисты также нередко прибегали к террору.

 

6 июля 1916 года во время инспекции войск на Юго-Западном фронте император Николай Николаевич был застрелен неким офицером, покончившим с собой сразу после убийства. Убийца был объявлен сумасшедшим, через некоторое время появилась версия о его причастности к тем или иным бомбистам, но концов найти так, и не удалось.

 

 

На престол взошел Кирилл Владимирович, однако его притязания на трон были оспорены иными великими князьями. Меж тем возобновилась работа Думы. На первом же заседании, 24 августа 1916 года левые и либералы, выступив единым фронтом потребовали введения конституции и ответственного министерства. Кирилл отказался, после чего левые,- легальные и нелегальные, - вывели своих сторонников на улицы, с аналогичными, а то и более радикальными требованиями. Царь направил войска на подавление, но часть солдат отказалась «стрелять в народ». Оставшиеся верными царю войска попытались разогнать толпу, начались уличные бои. Стихийно из представителей левых партий сложился Революционный комитет, координировавший действия бунтовщиков. Этому комитету, вскоре получившему, наименование Петроградской коммуны, подчинились и региональные комитеты означенных партий в других городах, также выведших людей на улицы. Все это совпало с новым витком ухудшения экономического положения, повлекшего за собой нехватку самых необходимых товаров, массовые увольнения и задержки заработной платы. Начавшиеся массовые стачки еще больше усугубили ситуацию, также как и ряд поражений на германском фронте. Дезертирство стало массовым, а  ушедшие с фронта солдаты охотно вливались в общую бучу.

 

Петроградская коммуна стала своего рода связующим звеном между  бунтовщиками и парламентом, где все громче раздавался голос партий, представители которых вошли в состав Коммуны. Под их давлением 2 сентября 1916  Дума обратилась к царю с требованием отречения. Это обращение поддержали некоторые министры и военные, отвернувшиеся от стремительно теряющего поддержку монарха. Император предпринял последнюю попытку подавить восстания силой, а заодно и разогнать Думу, но эта инициатива захлебнулась почти сразу. После того как протестующие, совместно с перешедшими на их сторону войсками, ринулись на штурм царского дворца, Кирилл сбежал из столицы, так и не подписав отречения. Государственная Дума объявила себя верховной властью в стране, однако уже через неделю, под давлением левых фракций передала полномочия Коммуне, в которую автоматически влились все левые депутаты. По всей стране начался стихийный захват государственных учреждений местными отделениями Коммуны.

 

Параллельно с этим начался и процесс отпадения национальных окраин.

 

Внутреннего единства в Коммуне не было – в ней были представлены все три фракции социал-демократов и обе фракции эсеров, причем пропорция их представительства могла меняться от города к городу, от губернии и к губернии. Тем не менее, до поры до времени их объединяла необходимость борьбы с «внешней и внутренней реакцией». Комунна издала ряд  декретов: о национализация крупных промышленных предприятий и внешней торговле, « о земле», «об образовании в армии временных революционных комитетов», о создании «красной гвардии» из рабочих отрядов и далее в том же духе. Созданное в ноябре 2016 «Управление по борьбе с контрреволюцией» (УБК),  быстро установило в стране режим жесточайшего террора.

 

Несмотря на то, что Коммуна пришла к власти, в том числе и на волне антивоенных настроений, тем не менее, войну она прекращать не собиралась, выдвинув лозунг «Превращения мировой войны в мировую революцию». Российская армия, не столь тронутая разложением как реальная в 1917, первоначально относительно спокойно приняла новые порядки, хотя, конечно, уже были недовольные. Выдвинув в демагогических целях лозунг о «праве наций на самоопределение», Всероссийская Комунна рассчитывала подстегнуть национальную рознь в враждующих странах. Прежде всего это касалось Австро-Венгрии, где новые поражения и ухудшающаяся экономическая и  внутриполитическая обстановка привела к массовым стачкам, протестам и выступлениями, где социальные лозунги причудливо переплетались с национальными.  Центральные державы, испытывали те же проблемы, что и многие страны Европы – резко уменьшившийся поток эмиграции в Америку, после победы Конфедерации, что в свою очередь усилило внутреннее давление в Европе. Более того: свирепое подавление в КША местных социалистов вызвало их отток на историческую родину, что еще больше подбросило углей в костер. И в Германии все чаще раздавались голоса левых депутатов о необходимости прекратить «грабительскую войну», о «демократическом мире без аннексий и контрибуций», все более масштабными и продолжительными становились стачки и демонстрации, с аналогичными требованиями, все труднее было их подавлять германской полиции. В ряде случае даже приходилось использовать войска: но, во-первых, для этого их приходилось снимать с фронта, а во-вторых далеко не всегда на них можно было в этом положиться.

 

В Бельгии и оккупированной части Франции развернулось широкое антигерманское сопротивление, где в скором времени тон стали задавать тоже радикальные социалисты. Когда немцам все же удалось разгромить основные центры этого сопротивления, смутьяны перебрались на неоккупированную территорию Франции, где влились в хор местных левых деятелей, требовавших чрезвычайных мер, «как в России»: национализация, создание Коммуны, как органа выражающего интересы трудящихся, «мир без аннексий и контрибуций». Переговоры предполагалось вести не с кайзером, а непосредственно с «революционными массами». Вступление в войну Англии не смирило, а наоборот, подхлестнуло эти настроения:  заявлялось, что война идет за то, чтобы «англичане загребли жар чужими руками» и установили в Европе подконтрольную Лондону  реакционную олигархию, наподобие КША.

 

Провозглашение Коммуны в России и начавшиеся там преобразования подстегнули аналогичные процессы и в Европе. 20 октября 1916 года во Франции также была провозглашена Вторая Парижская Коммуна, призвавшая «народ» к неповиновению властям. Французское правительство в этих условиях пошло на мирные переговоры с немцами, что быстро стало достоянием общественности, вызвав еще большее возмущение в народе. Левые во главе с Жаном Жоресом переобулись на ходу, начав  кричать, что «реакция» хочет сдать страну немцам и с их помощью вновь подавить Коммуну. Начались новые стачки и демонстрации, быстро перешедшие в уличные бои, вылившиеся в свержение власти. Президента Пуанкаре и ряд министров французского правительства задержали при попытке к бегству и, недолго думая, расстреляли. Вслед за Парижем аналогичные коммуны стали образовываться и по другим городам Франции, которые захлестнула волна «красного террора».

 

Париж можно было брать голыми руками – но немцы не спешили с этим, борясь с революционными выступлениями в собственной стране. Попытка наступления в России породило ответный шквал пропаганды, действующей крайне разлагающе на германские войска. Напротив, армия Коммуны, накачанная пропагандой, стремилась в бой. Вдобавок ко всему, рядом, наконец, начала сыпаться и Австро-Венгерская Империя - на ее месте провозглашались разные «республики», где с неизбежной быстротой брали власть социалисты той или иной степени радикальности. Кайзер направил свои войска на подавление этих республик – в Австрии и Чехии,  - но добился лишь того, что в войсках начались бунты, из-за которых подавление захлебнулось.

 

18 января 1917 года ознаменовалось грандиозной стачкой в Берлине, также перешедшей в уличные бои. Фронты сыпались, солдаты массово дезертировали, убивая офицеров и братаясь с революционными солдатами с обеих сторон. Наспех организованная из  перебежчиков «Германская красная гвардия» с обеих сторон фронта устремилась на родину вместе с союзными «красными армиями». Германию захлестнула волна стачек и бунтов, в ряде городов образовались коммуны, прямо захватывающие власть.

 

2 февраля 1917 года кайзер бежал из страны. Власть в Германии захватила Берлинская Коммуна, где также были представлены социалисты разной степени радикальности.

 

В январе-феврале 1917 года аналогичные коммуны образовались в Бельгии, Польше, Венгрии, Чехии, Прибалтике, Украине – где своими силами, где при помощи «красных армий».  Координацию действий между ними организовывал Социнтерн, избежавший РИ-раскола, но сильно радикализировавшийся. Через всю Евразию, от Тихого до Атлантического океана простерлось царство революционной анархии и красного террора, затягивающее в свой кровавый водоворот все новые страны и народы.

 

Окончание войны не принесло Европе долгожданного успокоения: многим казалось, что настал подлинный Апокалипсис, «последнее время» перед концом света. Великие империи рушились как карточные домики, а на их руинах возникали  красные Коммуны, во главе с фанатиками-социалистами. Над  Москвой и Варшавой, Берлином и Веной,  Брюсселем и Парижем взвивались красные флаги, знаменуя собой бунт против Собственности, Религии и Иерархии. Для того, чтобы противостоять красному шторму все средства казались хороши - и Британская Империя, последняя из великих европейских империй стремилась помочь любому, кто мог сражаться с оружием в руках против социалистов и радикалов всех мастей. Ставший премьером в 1916 году лорд Керзон объявил о создании «санитарного пояса» вокруг коммунистического колосса, союза европейских и азиатских государств способных остановить натиск красного зверя.

 

 И первым союзником Британии в Европе стала Италия.

 

В этой реальности Итальянское Королевство вело войну куда нежели в РИ.  Россия к тому времени снова вступила в войну, нанеся Австро-Венгрии несколько чувствительных поражений на восточном фронте,  где сконцентрировалась большая часть австро-венгерских сил. Оставшиеся части наступали на Балканах, да и в целом австро-венгерская армия  все еще преодолевала последствия Галицийской битвы. Немцы же вели очередную битву за Париж, поэтому не могли оказать действенной помощи своим союзникам. Поэтому Италия, хоть и не смогла продвинуться вглубь австро-венгерской территории, но и не испытала позора поражений при Изонцо и Капоретто. Боевой дух итальянской армии был относительно высок, в отличие от австро-венгерской, разъедаемой социальными и национальными противоречиями, вынужденной вести войну на три фронта. Кроме того, Италии активно помогала и Британия. Уже к лету 1916 года итальянцы высадились на восточном берегу Адриатики, вытеснив австрийцев из Албании (не торопясь возвращать эти земли сербам и черногорцам). А в сентябре 1916 года итальянцы  праздновали первую крупную победу на территории АВИ: им удалось взять Триест.

 

Революции в России, Германии, Франции и Австро-Венгрии не могли не сказаться и на Апеннинах. Здесь также было сильное социалистическое крыло, выступавшее за окончание войны и создание Итальянской Коммуны, но здесь выступления коммунистов удалось подавить. Одновременный крах сразу двух великих держав – соседей, помог  реализовать сразу чуть ли не все территориальные претензии Италии в Европе. В феврале-марте 1917 года итальянская армия смогла занять Далмацию, Тироль и Черногорию, очистив ее от остатков австро-венгерской армии. На западной границе в мае 1917 года Италия ввела войска в Ниццу и Савойю, поддержав собиравшихся тут французских «контрреволюционеров». К осени 1918-го помощью британского флота Италия также заняла Корсику, где поднял голову местный сепаратизм.

 

Все это время в Италии свирепо подавлялись выступления собственных социалистов, радикализировавшихся с каждым днем и получавших возрастающую помощь из-за границы. Кульминацией их выступлений стала так называемая «красная неделя» 1- 9 мая 1917 года, когда страну буквально захлестнула волна стачек и демонстраций, кое-где перешедших в уличные бои. Сил полиции не хватало, а армия была слишком занята на внешних фронтах. Тогда правительство пошло на легализацию стихийно складывавшихся боевых отрядов итальянских националистов и монархистов, вступавших в уличные бои с коммунистами. К крестовому походу против безбожников призвал и римский папа,  на Сицилии в роли борцов с красной угрозой выступили местные мафиози во главе с Франческо Куччиа.

 

Одновременно формировалась и идеологическая альтернатива радикальному социализму, идеология «контрреволюции». В основу ее закладывались «теории элит» Вильфредо Парето, радикальный итальянский национализм и национально окрашенный мистицизм,  основанный на идеях Артуро Регини и ему подобных деятелей, создающих эклектическое учение из  адаптированных к современности идей средневековых мистиков, античных философов и языческих римских культов. В его формировании приняли участие и зарубежные «гастролеры», спасающиеся от преследований в Коммунах, такие как Ланц фон Либенфельс .

 

В течение 1917-1920 гг вся эта гремучая смесь выкристаллизовывалась в более-менее непротиворечивое учение, способное противостоять социалистической идеологии. Непротиворечивость данной идеологии, впрочем, была относительной: среди его приверженцев были  католики-традиционалисты,  откровенные неоязычники и религиозно индифферентные националисты. Планы о будущем государственном устройстве они также имели самые разные: теократическая монархия во главе с Папой (при смутно представляемом компромиссе с Савойской династией), новое издание Римской Империи в современном антураже, просто военно-монархическая диктатура. Однако был и ряд черт сближавших всех указанных деятелей: антикоммунизм, элитаризм, монархизм, традиционализм, национализм и империализм. Важной чертой формирующегося учения стала апелляция к римскому прошлому и римскому величию – благодаря чему означенная идеология и получила именования «романизма». Наиболее яркой фигурой среди «романистов» стал, назначенный в 1918 году премьер-министром, герой войны и подавления «красной недели», Габриеле д’Аннунцио.

 

 

«Романизм» быстро перерос национальные рамки, породив местные вариации в странах, условно относимых к «романской» культуре. Одной из таких стран была Испания: не вступившая, как и в РИ, в Первую мировую войну, под влиянием революций в Европе, она испытала собственные волнения, примерно аналогичные тем, что были в РИ. Однако здесь эти волнения были куда сильнее - прежде всего из-за близости к революционной Франции. Сыграло свою роль и то, что в этой АИ в Испании не оказалось своей «сильной руки»: Мигель Антонио Примо де Ривера погиб молодым, пав при подавлении Филиппинского восстания (именно неудачный ход этого восстания и побудил испанское правительство продать свои владения Германии).  Разумеется, были и иные генералы, пытавшиеся подавить революцию в Испании, но успехи у них были так себе, революционеры побеждали, поставив под контроль две трети страны. Казалось, был уже недалек тот час, когда в Европе появится еще одна Коммуна, но тут уже вмешались внешние силы. В ноябре 1917 года в Испанию вторглись войска Великобритании, Италии, Португалии, Мексики и Бразилии. Им удалось подавить мятеж и установить в Испании клерикально-военную диктатуру, под влиянием Италии, быстро пропитывающуюся духом «романизма».

 

Португалия, в силу множества малозаметных изменений во всем мире, начиная с 1860 года, сумела сохранить монархию, оживившую к началу 20 века династические связи с Бразильской Империей. Португалия сумела удержаться на плаву и после ПМВ, оставшись в стороне от военных действий. Испания и Португалия образовали на Пиренейском полуострове военный блок, постепенно превращавшийся в западный фланг «романистской реконкисты» Европы.

 

Восточным таким флангом стали Балканы.

 

Бывшие югославянские земли АВИ полыхали от непрерывных восстаний, где националистические лозунги переплетались с социалистическими. Эти восстания, активно поддерживаемые из-за рубежа, усилились в разы после краха Дунайской монархии, перехлестнувшись на территорию сопредельных государств. Если Черногория, к тому времени, уже находилась под «опекой» Италии, то Сербию сотрясали стачки, забастовки и крестьянские восстания, с которым уже не справлялись королевские войска. Во главе местных социалистов стал Димитрий Тукович, объявивший в начале 1916 года о создании Сербской Коммуны. Аналогичные события происходили и в Болгарии: страна периодически вынуждаемая сражаться на два фронта, понесшая ужасающие потери при штурме Чатладжинских высот, так и оставшихся не взятыми. Заключение мира Россией вызвало в Болгарии страшное разочарование союзниками, не прошедшее даже после повторного вступления империи в войну, тем более, что Николайбольше не направлял войска в Болгарию, сосредоточившись на отвоевании уступленных Михаилом российских территорий. Антирусские настроения естественным образом перемежались с антимонархическими, против навязанного Россией «менгрельского царя». По всей Болгарии ширились выступления социалистов, возглавляемых Димитром Благоевым, Тодором Лукановым и Георгием Димитровым.

 

Иначе дело обстояло в Румынии.

 

От полного разгрома Румынское Королевство спасло повторное вступление в войну России и наступление на Румынском Фронте. Командовал русскими армиями тут генерал Федор Келлер, назначенный помощником румынского короля Фердинанда. Таким образом император Николай пытался ослабить сопротивление австро-венгерских армий в Галиции и, по возможности, заставить АВИ выйти из войны. Фактически  в подчинении  Келлера находились три русские и две румынские армии. Генерал Келер успешно воевал против австрийцев и немцев, сумел отвоевать Бухарест и готовился к наступлению в Трансильвании, когда его застало известие о свержении монархии, бегстве императора Кирилла и основании Коммуны. Новую власть Келлер, естественно не признал, сохранив преданность императору. Тот, укрывшись в Лондоне, призвал Келлера продолжать войну в Румынии, не допустить в ней революции и, по возможности, свергнуть власть Коммуны на  всех прилегающих территориях, готовя плацдарм для будущего «освободительного похода» от власти коммунистов (именно под этим обобщенным названием уже именовались скопом разношерстные партии в руководстве Коммун).

 

С помощью Келлера румынский король сумел задавить все революционные выступления у себя в стране, после чего румыны перенесли боевые действия на территорию противника. Как и в РИ были захвачены Трансильвания и Буковина, очищена от коммунаров и Бессарабия. Ее Келлер считал территорией Российской Империи, румынская администрация сюда не допускалась, здесь было прямое военное управление. Сюда стекались разрозненные отряды русских белогвардейцев, а также правые политические деятели со всей России. Среди них был и уроженец Кишинева, один из лидеров правых партий в Государственной Думе, Владимир Пуришкевич. Именно он, вступив в контакт с румынскими националистическими политиками (Александру Кузой, Николае Йорге, Октавианом Гогой), способствовал сближению русского и румынского антикоммунистического движения, основанного на идеях монархизма, антикоммунизма, антисемитизма и православного мистицизма. В декабре 1917 года был создан «Союз Воинства Сил Бесплотных», ставшего  главной политической силой объединяющих русских и румынских правых.  Налаживались и связи  с итальянцами, под влиянием которых румынские правые испытывали все большее влияние «романизма» приобретшего в Румынии особые, византийские черты,  чем способствовал, прежде всего, Йорге.

 

Русско-румынская армия пыталась наступать за Днестра, но была отбита Красной Армией Украинской Коммуны, поддержанной Российской Коммуной. Тогда Румыния решила обезопасить тылы, расправившись с  болгарской и сербской революцией. 23 апреля 1917 года в Болгарии была провозглашена Коммуна, что стало предлогом для вторжения русско-румынских войск. С юга им навстречу шли греческие армии -  Греция, возглавляемая правительством Димитриоса Гунариса  и Иоанниса Метаксаса, воспользовалась случаем, чтобы под предлогом борьбы с «социализмом» оттяпать территорию у Болгарии, закрыв ей выход в Эгейское море.

 

К 1919 году сформировалась «Ось» - Рим-Бухарест-Афины, установившая свое преобладание на Балканах. Уже тогда в регионе распространилось влияние романизма( с местными вариациями), установившего не только военно-политическую, но и идейную близость трех держав. Ими были задавлены революции в Болгарии и Сербии ( при этом все три державы не поскупились на то, чтобы по максимуму удовлетворить свои территориальные претензии). А в феврале 1918 года румынская армия вторглась на землю Юго-Славянской Комунны, навстречу  идущей с запада итальянской армии. Вторжение совпало с путчем против Коммуны бывших хорватских генералов Австро-Венгерской армии: Светозаром Бороевичем, Стефаном Саркотичем и  Миланом Узелацем. В Банате румыны встретили ожесточенное сопротивление и, чтобы сломить его, на позиции армий Комунны был выпущен ядовитый газ, разработанный Корнелиу Шмулеану. В марте 1918 года Коммуна была раздавлена, а на ее развалинах возникло «Королевство Иллирия» королем которой стал принц Луиджи Амедео Савойский.

 

Гибелью Юго-Славянской Коммуны, был поставлен надежный заслон распространению коммунизма к югу от Дуная. Это было первое серьезное поражение коммунистов и крупный успех Италии, распространившей свою сферу влияния чуть ли не на все Балканы.

 

По другую сторону Эгейского моря шла медленная агония Османской империи, разваливающейся под ударами англичан, греков, арабских, курдских и армянских повстанцев, а также поддерживающих этих последних войск Закавказской Комунны. В самой Турции шла резня между «Шариатской армией» султана, националистически настроенными военными и отрядами местных коммунистов. Мустафа Кемаль в этой РИ так и не стал Ататюрком, погибнув на чатладжинских высотах, а второго, столь же авторитетного лидера не нашлось. Кончилось это тем, что султан сдал англичанам Стамбул и капитулировал под гарантии собственной безопасности. Западная часть Турции с центром в Смирне перешла греками, тогда как в остальной Малой Азии еще несколько лет шла ожесточенная война. Меж тем на арабской части бывшей османской империи уже ковались кадры для будущего Хашимитского Королевства, что объединило бы все бывшие арабские владения Османской империи, под британским протекторатом.

 

Еще дальше на восток англичане высаживались в Персии, помогая ей устоять против красного прилива с севера. При поддержке англичан была задушена Персидская Комунна в Гиляне.

 

В Северной Европе Швеция, так и не вступившая в войну на стороне Германии, теперь включилась в войну с Коммунами. В июне 1917 года, вторгшаяся в Данию Красная Армия Германии заняла всю Ютландию, но так и не сумела высадиться на островах, прикрытых шведским и британским флотом. С помощью шведов, осенью 1917 года, Дания перешла в контрнаступление и вернула континентальную часть страны. За эту помощь Дания уступила Шведско-Норвежской унии Исландию и Гренландию. На востоке шведы помогли  Финляндии устоять перед красным натиском и перейти в контрнаступление, в ходе которого была разгромлена Карельская Комунна, захвачены Мурманск и Петрозаводск. От Ботнического залива и до Белого моря установилась  диктатура генералов Маннергейма и Ренненкапмфа. Из Коммуны сюда стекалась разнообразная «контра» из России, тогда как в Швеции собирались беглецы из Германии. Через Нарвик и Мурманск потоком шло английское оружие, вскоре начали высадку и регулярные части Британской Империи. Шведы также активно поддерживали повстанцев в Прибалтике.

 

На Дальнем Востоке Китай, сотрясаемый от бесчисленных волнений и мятеже,  спешно заключил на мир с Японией, отступившись от всех своих требований и сделав ряд уступок англо-японскому альянсу. После этого был заключен военный союз  Японии, Британии и Китая, направленный против коммунизма. Китай, жестоко подавив самые мощные очаги сопротивления, вторгся в Приамурье, тогда как японские войска высадились под Владивостоком.

 

Все эти силы, по отдельности, казались слишком слабыми, чтобы противостоять красному колоссу, но действующие в едином порыве, они стали подобны стальным пальцам, сжимавшимся на горле бешеной собаки, не давая ей заражать остальных своим погромным бешенством.

 

К тому же вскоре бешеные псы начали жрать друг друга.

 

Успешность взятия социалистами столь многих стран во многом была обусловлена негласным соглашением между красными различных оттенков, сумевших временно преодолеть свои разногласия ради главной цели. В России это стало возможным из-за относительно ранней смерти Ленина: сумевшего разработать теорию марксизма-ленинизма, но не успевшего как следует применить ее на практике. Более-менее верных приверженцев Ленина объединил Яков Свердлов, однако в отличие от вождя он не стал окончательно рвать с меньшевистским крылом РСДРП, так как не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы взять полную ответственность за социалистическую революцию. К тому же между «ленинцами» вскоре также произошел раскол: из них выделились «троцкисты», ставшие своего рода центром и одновременно связующим звеном между «правым» и «левым» крылом партии. Точно также им получилось вступить в коалицию с «эсерами»,  «анархистами» и даже некоторыми партиями условных «левоцентристов». Глядя на русский опыт аналогично поступили и социалисты в других странах.

 

Однако, после столь, казалось бы, убедительной победы все прежние разногласия выползли на первый план. Более того, на  идеологические разногласия легли межэтнические и межгосударственные противоречия тех стран, на месте которых образовались  «Коммуны».

 

Первым  «межсоциалистическим» конфликтом стал «Эльзасский кризис». Падение Германской Империи сопровождалось провозглашением коммун в бывших королевствах, герцогствах и вольных городах. Позже все эти разрозненные Коммуны объединились в единую социалистическую республику – кроме Эльзаса. Образовавшаяся там еще в конце 1916-го Эльзасская Коммуна  тяготела к Франции, нежели к Германии – причем не сколько по принципу этнической или там языковой близости, сколько потому, что во Французской Коммуне тон задавали относительно умеренные реформисты во главе с Жаном Жоресом, заключившие союз с Партией социалистов-радикалов. В Германии же тон задавали упертые марксисты, наиболее близкие по взглядам к российским «свердловцам» во главе с( добавим немного детерминизма) Карлом Либкнехтом и Эрнстом Никишем. Созданная ими Коммуна отличалась повышенной агрессивностью и склонностью к экспансии, что многим позволяло говорить об унаследованном Германской Коммуной «духе прусского милитаризма». Внутри же самой Германии установление коммунистической власти сопровождалось массовыми расстрелами, арестами и экспроприацией зажиточных граждан, а также всех, кого новая власть отнесла к «контрреволюционерам».

 

25 февраля 1917 в Эльзасе прошел референдум, где большинство высказалось за присоединение к Франции. Красный Берлин не признал итоги референдума и отверг предложение французов вынести вопрос для урегулирования в Международное социалистическое бюро. Уже 18 марта 1917 года Германская Красная Армия вторглась в Эльзас, разгромив тамошнюю Коммуну. На защиту Эльзаса выдвинулась армия революционной Франции и уже в скором времени на франко-германской границе заполыхала новая война, еще более ожесточенная, нежели «империалистическая». К тому времени в руководстве Французской Коммуны к власти, оттеснив Жореса, пришли марксистские ортодоксы, во главе с Марселем Кашеном. На ожесточенность боевых действий это, впрочем, никак не повлияло, скорей наоборот.

 

В войну вскоре вмешалась и Бельгия –вернее Брюссельская Коммуна, выступившая на стороне Германии. Обе Коммуны также начали интервенцию в Нидерланды где все еще держалось королевское правительство. Параллельно Германия также вторглась и в Венскую Коммуну, где заправляли  чуть более умеренные социалисты во главе с Карлом Каутским.  В эту драку вскоре вмешалась и венгерская Коммуна, поддержавшая австрийцев и выступавшая за создание Дунайской Социалистической Федерации. В свою очередь, за немцев выступили словаки и чехи, опасавшиеся учреждения «Великой Венгрии» на социалистических началах.

 

Все это сопровождалось усилением репрессий во всех коммунистических государствах, все более ширящейся волне расстрелов, арестов и экспроприаций. Все это породило ответное сопротивление, которое не преминули использовать разные контрреволюционеры. В ночь  30 апреля 1917, накануне  празднования Первого мая, в Нанте были вырезан весь актив местной Коммуны.  Это стало сигналом к всеобщему восстанию на северо-западе Франции – британцы, выведя войска еще в декабре 1916-го, оставили разветвленную агентуру, заботливо выращивающую  сопротивление коммунистам. В первых числах июля в Нормандии, при поддержке Британии. высадился десант «Французской имперской армии» во главе с  Альбером Бонапартом, сыном Эжена Бонапарта и принцессы Беатрисы Великобританской, принявшим титул Наполеона Пятого.

 

На юге Франции также ширилось сопротивление подпитываемое Испанией и Италией, оккупировавшей родовые земли Савойской династии, а также Корсику, превратившуюся в фактически независимое государство.

 

На фоне интервенции Французская и Германская Коммуна заключили перемирие, однако противоречия между двумя социалистическими государствами никуда не делись. Германия все же оккупировала Австрию, но столкнулась с антикоммунистическим сопротивлением в Альпах, состоявшим из местных религиозных крестьян, во главе с бывшими офицерами австро-венгерской армии и активно поддерживаемыми Италией. В Румынии и «Иллирийском Королевстве» скапливалась венгерская контрреволюция, ожидавшая  своего часа.

 

Разворачивалось сопротивление и в Германии, умело поддерживаемое из Британии и Швеции, где также собирались свои контрреволюционные армии. В июле 1917 года вспыхнуло восстание в бывшем Ганновере, объявившем о  выходе из Германской Коммуны и воссоздании  Королевства Ганновер. На трон был приглашен Эрнст Август II Ганноверский.

 

К востоку простиралась Польская Коммуна,  выдвинувшая ряд территориальных претензий к Германии – впрочем, Германия не осталась в долгу, выкатив встречные претензии. В самой Польше боролись две социалистические фракции – троцкистско-свердловский блок под председательством Феликса Дзержинского и социал-националистический блок во главе с Енджеем Морачевским. Существовала еще и третья сила, одинаково враждебная двум вышеназванным  – формируемая  в Румынии «Польская освободительная армия», представляющая собой разношерстную смесь из шляхты, клерикалов, несоциалистических националистов и зажиточного крестьянства. Лидерами этой группы, активно поддерживаемой Румынией и Италией, стали Роман Дмовский и Евстафий Сапега. Все три фракции могли отчаянно враждовать в вопросе о внутренней политике,- но были практически едины в позиции о политике внешней, мечтая о присоединении Словакии, Литвы, Беларуси, большей части Украины, а также ряда германских земель. Таким образом, коммунистическая Польша сразу же встала в оппозицию Германской, Венгерской, Российской, Украинской и Прибалтийской коммунам.

 

Впрочем, у последних трех также не наблюдалось порядка. В Прибалтике межсоциалистические  противоречия переплетались с противоречиями национальными – между немцами, русскими, поляками, евреями, литовцами, латышами и эстонцами. Формировались и свое антикоммунистическое сопротивление, поддерживаемое Швецией и Финляндией.

 

Росло напряжение и между Российской и Украинской Коммунами. Первая управлялась более-менее устойчивым блоком всех трех социал-демократических фракций (хотя между ними также начинались трения, усугубляемые разной степенью представительства этих партий в регионах), то Украина управлялась блоком  эсеров (обеих фракций), анархистов и влившихся в их состав левых националистов. Идеологические разногласия усугублялись территориальными претензиями, а также лютым антисемитизмом украинского руководства, превзошедшим даже антисемитизм русско-румынских белогвардейцев. Отношения между Коммунами портились с каждым днем и дело стремительно скатывалось к войне, тогда как на территории России и Украины уже поднималось разношерстное сопротивление.

 

Украина  претендовала и на Кубань, но тут ее интересы сталкивались с интересами как России, так и Закавказской Коммуны, претендовавшей на весь Кавказ. В самом Закавказье также шли напряженные интриги – против грузинских «мартовцев» и правых эсеров, доминировавших в политической жизни Коммуны, интриговали армянские левые националисты, состоявшие с грузинами во вынужденном союзе. Азербайджанцы же вообще слабо прониклись социалистической идеологией – активные политические организации этого народа придерживались национал-пантюркистских, либо клерикальных позиций опираясь соответственно на Турцию или Иран и ведя борьбу за полное свержение Коммуны. Временами с ними блокировались не-социалистические националисты Грузии и Армении, несмотря не все межнациональные противоречия.

 

Туркестанская Коммуна и вовсе существовала больше на бумаге: слабость политической опоры у любых социалистов  региона, сильные позиции местных феодалов и мулл, активная их поддержка из-за рубежа делали позиции коммунистов здесь крайне шаткими. На плаву они держались лишь благодаря разрозненности выступавших против них сил да  постоянным компромиссам с ними.

На период 1917-1920 гг  старый  и новый мир застыли в шатком равновесии: у социалистов, одолеваемых нарастающими противоречиями, уже не хватало сил, чтобы окончательно утвердить в Европе коммунистический строй, но и у их противников не хватало сил, чтобы перейти в решительное контрнаступление. Требовалась сила извне, увесистая гиря, что, будучи брошенной в нужный момент, перевесила бы чашу весов на ту или иную сторону. И таковой силой, как и в РИ, могла быть только Америка.  Однако сейчас, спустя почти полвека после развилки Новый Свет представлял собой качественно иную картину, в сравнении с известным нам миром.

 

Вкратце рассмотрим бывшие Соединенные Штаты после Гражданской войны.

 

Традиционный  «Старый Юг» (изначальная Конфедерация и некоторые штаты, присоединившиеся после войны) оставался цитаделью рабовладельческой олигархии. Ее экономическую основу по-прежнему составляло крупное плантаторское хозяйство, со свободным вывозом хлопка на внешний рынок - прежде всего британский. Впрочем, после того как Британия обзавелась собственным хлопковым производством, в Индии и Египте, КША начали искать и иные рынки сбыта в Европе и Азии. Многие плантаторы, обзаведясь, через подставных лиц, обширными земельными владениями на Карибах и в Центральной Америке, активно включились в выращивание кофе, табака, сахарного тростника и иных культур. Подобные же начинания внедрялись и в самих Штатах, хотя здесь все еще господствовал «король-хлопок».

 

Несмотря на общую, по сравнению с РИ, технологическую отсталость КША, промышленный переворот, так или иначе затрагивал и ее: все это время на Юге прокладывались железные дороги, строились машиностроительные заводы, развивалось пароходостроение. Однако  местная индустриализация достигалось за счет эксплуатации рабов в промышленности: негры-рабы строили железные дороги, служили пароходной прислугой, матросами и кочегарами, работали на рудниках; их использовали на всех тяжелых и неквалифицированных работах, которыми изобиловало хозяйство американского Юга. На предприятиях с машинной техникой управляющими и механиками обычно работали белые. Часть промышленников предпочитала наем рабочих, но главная тенденция заключалась именно в росте «индустриального рабства». Сочетание дешевого труда рабов с квалифицированным техническим руководством и применением машин делало промышленность Юга вполне себе рентабельной и конкурентоспособной. Однако этот же процесс, в который все больше вовлекались разные воротилы с бывшего Севера, служил причиной размывания южной идентичности, деформируя те основы на которых зиждилось государственность и общество КША.

 

В политическом плане КША представляла собой формально демократическое государство, подобное прежним США, разве что менее централизованное, с большими правами штатов. Кардинальным отличием стало конституционно закрепленное неравенство белых с неграми, не имевших, в частности, никаких политических прав, за исключением особо отличившихся чернокожих. Впрочем, на практике применение данного законодательства разнилось от штата к штату, равно как само определение «белизны» и допустимой степени смешения.

 

Простые белые избиратели немногое получали от наличия у них политических прав. Их возможность влиять на политику государства была сведена к минимуму, а голосование превратилось в пустую формальность. Также как и пост президента, чьи полномочия в период с 1865 по 1913 урезались трижды. Фактической властью в КША, обладали семейные кланы богатых плантаторов, державших в своих руках все бразды правления Конфедерации. По сути, плантаторская элита окончательно превратились в своеобразную аристократию, с соответствующей моралью и традициями. Между могущественными семьями заключались династические браки, зачастую приводившие к объединению семейного бизнеса. Именно это, а также почти поголовное членство элиты Конфедерации в тайных обществах типа «Рыцарей Золотого Круга», обеспечивало реальное единство и устойчивость формально рыхлое и децентрализованные КША.

 

Однако, несмотря на свое фактическое бесправие, белые «простолюдины» все же не чувствовали себя оторванными от политической элиты КША. Несмотря на имущественное расслоение, подразумевалось , что все белые, вне зависимости от классовой принадлежности, самоидентифицировались как единая группа, с точки зрения жизненных ценностей и восприятия окружающего мира (это касалось, разумеется, прежде всего южан). Мелкие фермеры обычно жили рядом с плантаторами и эти две группы постоянно пересекались — как в торговле, так и в родстве. Несмотря на то, что попадание в высший эшелон Южной элиты основывалось, прежде всего, на родословной, социальная и экономическая мобильность играли более чем активную роль в обществе: не владевшие землей имели возможность ее приобрести, не владевшие рабами — купить их, а не бывшие плантаторами — стать ими, удачно женившись. Безусловно, мелким фермерам редко светил шанс быстро и крупно разбогатеть, однако практически все имели возможность обеспечить себе и своей семье достойную и комфортную жизнь, а также владеть землей в количестве, достаточном для обеспечения наделами сыновей.

 

Постоянный страх белых перед восстанием черных превратил всех южан в военизированное общество: с шестнадцати лет все белые участвовали в патрульной службе, которая бы могла пресекать какую-то враждебную деятельность рабов. Страх перед восстанием рабов был столь высок, что южане стали применять насилие в превентивных целях, чтобы показать силу потенциальным бунтовщикам. Милитаризм стал отличительной чертой Юга и выразился в склонности к военкому образованию, военному делу — одному из любимых занятий южан. Это находило применение как за пределами КША, - в войнах в Латинской Америке и на Карибах, - так и внутри страны.

 

Милитаризация воспитания подрастающего поколения вкупе с опасением восстания рабов породили на юге что-то очень схожее с традициями спартанских криптий. Причем сходства этого добивались сознательно, с прямой отсылкой на античные традиции, тем более что образование на Юге подразумевало особую роль  классической литературы Древних Греции и Рима, а труды античных философов рассматривались чуть ли не наравне с Библией, как морально-нравственный ориентир всей жизни.

 

Но отношение к черным зиждилось не только на грубой силе и экономической целесообразности сбережения «рабочей скотины». Черные рабы были одним из важнейших факторов, оказавших влияние на формирование характера южанина: Они были няньками белых детей, домашними слугами, работали на полях, используя знания и опыт, накопленные их предками из Африки. Многое в жизни южан воспринято от черных (пища, фольклор, музыка). Две расы находились не только в постоянной конфронтации, но и влияли друг на друга, что сказалось на характере тех и других. Неизбежно происходили и сексуальные контакты – иные богатые плантаторы содержали целые гаремы из черных рабынь, на что их белые жены были вынуждены закрывать глаза. Многие отпрыски незаконной связи белых хозяев и черных рабынь становились управляющими на плантациях Кубы, Гаити, Доминиканы, центральноамериканских государств – формально независимых, но по факту находящихся в полной экономической и политической зависимости даже не от КША, а отдельных могущественных кланов. Само собой, что мужчины означенных семей старались пристроить своих отпрысков на семейные плантации, разрешая им вступать в браки с представителями местной мулатской элиты (тогда как сами южане порой заключали браки с креольской элитой). Так, проникая сквозь огромные расстояния, через море и государственные границы, формировались огромные многорасовые семьи, со своими «белыми» и «черными» ветвями, объединенными как общими экономическими интересами, так и чувством кровного родства и семейной солидарности.

 

Своеобразным слепком с КША была находящаяся на особой автономии Индейская Территория. Верхушка «пяти цивилизованных племен» давно уже переняла  рабовладельческие порядки белых - причем рабами становились не только негры, но и менее «цивилизованные» индейцы. Однако, несмотря на старательное копирование порядков Конфедерации, индейские вожди, разумеется, не считались ровней белым. Тем более не считались таковыми апачи и команчи на юго-западе Конфедерации с которыми шли бои чуть ли не до конца 19 века.

 

«Окончательное решение индейского вопроса» претворяли в жизнь  «парамилитарес»  юго-западных штатов – Техаса и прочих. Здесь господствовали «скотоводческие бароны», владельцы  огромных ранчо:  такие как Чарльз Гуднайт, Джон Чисум, Оливер Лавинг и другие. Заключая браки с плантаторской верхушкой Техаса, эти «бароны» добились немалого влияния, расширив владения по обе стороны мексикано-конфедератской границы. Нередко заключались браки и с крупными мексиканскими землевладельцами,  которые формально оставаясь подданными Империи, проживали на территориях де-факто контролируемых Конфедерацией, точнее – все той же плантаторско-скотоводческой олигархией. Особенно охотно эти браки заключали те из местной верхушки, в чьих жилах текла испанская кровь -  вроде Сантоса Бенавидеса, потомка  испанской колониальной знати в Техасе.

Он храбро воевал в Гражданской войне, дослужившись до полковника, и он же стал одним из наиболее заметных политических деятелей конфедеративного Техаса, одно время даже став его губернатором. Его потомки, породнившись и с англосаксонской верхушкой Техаса и с  мексиканской императорской семьей, образовали один из самых могущественных кланов конфедеративного юго-запада – Техаса, Аризоны, Нью-Мексико и южной Калифорнии, а также северных территорий Мексики. Эта, равно как и другие могущественные семьи, роднясь с мексиканской знатью, все более тяготились статьей в конституции  КША прямо постулирующей, что: «Ни одно лицо, занимающее какую-нибудь оплачиваемую или почетную должность на службе Конфедеративных Штатов, не может без согласия Конгресса принять тот или иной дар, вознаграждение, должность или титул от какого-либо короля, принца или иностранного государства». Это, достаточно формальное недовольство накладывалось на иное все более фундаментальное противоречие – экономический базис местной элиты все более отличался от общеконфедеративного, основываясь не сколько на плантаторском, сколько на скотоводческом хозяйстве.  Также многие «бароны» имеющие владения в горных районах, активно занимались разработкой  полезных ископаемых – золотых, серебряных, медных рудников. Работали на них как черные рабы, так и мексиканские пеоны и индейцы, статус которых немногим отличался от рабского. Экономическое обособление юго-запада еще больше углубилось, когда в 1907 году британская экспедиция нашла в Техасе нефть.

 

К северу начинались владения Дезерета: мормонской автономии в составе КША, де-факто- независимого теократического государства во главе с президентом «Церкви Иисуса Христа святых Последних Дней». Все мормонские традиции были соблюдены в неприкосновенности, включая многоженство и «искупление кровью», применявшееся не только за убийство, но и за ряд иных грехов, включая вероотступничество и фактически превратившееся в человеческое жертвоприношение ( соответствующие цитаты из Библии быстро были найдены). Местные индейцы были обращены в жестокое рабство, как и все чернокожие.

 

В Дезерете, рабство было религиозно обусловлено: индейцы и чернокожие  считались проклятыми богом, «семенем Каина», «потомками Хама»,   «ламанийцами», чей цвет кожи- знак наложенного на них проклятия. Впрочем, подобные религиозные доктрины господствовали и в остальных КША:  рабство получало религиозное обоснование в трудах священника Бакнера Пейна из штата Теннесси. Пейн утверждал, что негры не были потомками Хама: это мнение, говорил он, зиждется на неверном прочтении Ветхого Завета. На самом деле негры были созданы еще до Адама. А это значит, что негры были одной из пар животных, которых Ной взял на свой ковчег. Эту «доадамовскую» теорию тридцатью годами позже подхватил Чарльз Кэрролл, автор сочинения «Негр — дикий зверь и искуситель Евы».

 

«Искусителем Евы в Раю был не Змий, - заявил Кэрролл, - а другое, еще более презренное животное — человекообразная обезьяна-негр».

 

Все это входило в резкое противоречие с более традиционными направлениями протестантизма, осуждавших рабство. Однако после победы Юга священники, проповедовавшие аболиционизм подвергались остракизму, изгонялись, а то и вовсе линчевались. Впрочем  многие плантаторы со скепсисом относились и к идеям Пейна и Кэролла , учитывая их тягу к созданию «черных гаремов».  Да и в целом подобный радикализм не особо согласовывался с запутанной системой межрасовых отношений на Юге. Многие  плантаторы в вопросах рабства предпочитали вдохновляться Аристотелем и иными источниками древней Греции и Рима, весьма популярных в КША. Сексуальная связь с чернокожими рабынями причудливо переплеталась с усвоенными с детства античными легендами о сатирах, кентаврах, сиренах и прочих полулюдях-полузверях,  с неумеренным сексуальным аппетитом.

 

Расистские проповеди оказались неожиданно к месту на так называемом «южном Севере» или в Центральной Конфедерации – штатах, вошедшим в КША по итогам «Северной войны»: Огайо, Иллинойс, Индиану,  Айову, Небраску, Пенсильванию и Нью-Джерси. Здесь, где плантаторское хозяйство было не развито, расцвело «индустриальное рабство»: место сельскохозяйственных рабов заняли прикрепленные к заводам подневольные рабочие.  И не всегда черные – ирландцы, немцы, итальянцы и другие белые эмигранты, особенно те, кто принимал участие в революционных событиях начала 70-х, оказались лишены многих прав, опутанные таким множеством ограничений, что фактически оказались прикреплены к тем или иным предприятиям. Воскресло старое именование «сервант», применимое «белым рабам». Что не мешало им испытывать расовую неприязнь к черным, искусно подогреваемую указанными религиозными проповедниками. Учитывая, что индустриальное рабство в «Центральной Конфедерации» было более завуалированным, с множеством градаций, политика «разделяй и властвуй» приносила свои плоды  – хоть далеко и не всегда.

 

За формально демократическим фасадом,- в прямом смысле «демократическом», власть в штатах не выпускали из рук демократы-«медянки», -  также скрывалась олигархия, только уже не плантаторов, а крупных финансистов и промышленников. Некоторые из них, такие как Джон Рокфеллер, оказались слишком завязаны на Республиканскую партию, отметившись, к тому же, симпатиями к аболиционизму. В КША ему не нашлось места и Рокфеллер был вынужден переехать в Новую Англию, а империя «Стандарт Ойл» так и не родилась. Однако иные бизнесмены, такие как Асторы или Вандербильты  сумели реабилитироваться перед властями КША. Влившись в новые порядки, они в скором времени заняли ключевые позиции в экономике Конфедерации. Началось сращивание с плантаторской верхушкой, с династическими браками с наиболее богатыми землевладельцами и общим членством  в «Золотом Круге».

 

Аналогичные порядки были  заведены и в «вольном городе Нью-Йорке» где власть захватила олигархия «медянок», служивших  передаточным звеном в торговле между Югом и Новой Англией и группирующихся вокруг Таммани-холла.

 

Новая Англия, все еще формально именующаяся «Соединенными Штатами Америки» превратилась в небольшую, индустриально развитую страну, практически без изменений сохранившей политический строй Союза. В политической жизни страны господствовала Республиканская партия. Именно сюда устремился основной поток эмигрантов из Европы в Северную Америку. В Новой Англии нашли прибежище множество беглецов из КША – от беглых рабов до приверженцев разных причудливых сект, отвергающих рабство и осуждающих методы правления олигархии. Впрочем, в Новой Англии хватало и своих воротил, промышленников и банкиров, однако они вели себя скромнее, ведя торговлю с Югом не напрямую, а через Нью-Йорк и Британию.  Укреплялись связи с Британией ( точнее с Канадой) , несмотря на то, что в США культивировались идеалы Войны за независимость и первых поселенцев-пуритан. Впрочем, кальвинизм, в разных его вариациях, больше господствовал в сельской местности – в городах  переживал второе рождение трансцендентализм и тому подобные религиозные течения.

 

Озерная Республика – бывшие штаты Миннесота, Мичиган и Висконсин,- напротив представляла собой преимущественно аграрную страну с развитым сельским хозяйством и достаточно патриархальным укладом. Сельским хозяйством занимались как местные фермеры, так и разного рода религиозные коммуны типа шейкеров. Промышленность развивалась в основном вблизи залежей полезных ископаемых – вроде медных рудников Верхнего Мичигана,- да в Детройте, ставшим крупным транспортным узлом на  Великих Озерах.  В политическом плане Озерная Республика представляла собой рыхлую федерацию, с формальной столицей в Детройте. Правящая верхушка страны состояла преимущественно из выходцев из Новой Англии, еще с начала 19 века начавших заселять регион. Это крепило связи Озерной Республики с США, однако куда больше Озерная Республика зависела от Британии, точнее Канады, выступавшей гарантом независимости государства от  посягательств КША. Заодно Британия получала и  дополнительный рычаг влияния на Новую Англию, стремительно растущее население которой все больше зависело от поставок продовольствия с Озер.

 

К западу от Миннесоты начинался Индейский Пояс – формально автономия в составе КША, фактически – канадский протекторат. Компактные места проживания белых поселенцев перемежались с обширными территориями, остававшимися под властью индейских вождей. Индейцы, - лакота, шаейены, арапахо и прочие, -  жили, в общем и целом, по своим обычаям, выплачивали необременительный оброк канадским властям и чисто формальный – в казну КША. Арбитром возникавших споров между белыми и индейцами выступала британская Корона. Из индейцев англичане и конфедераты также набирали и новобранцев в особые, «индейские» части, участвовавших в войнах КША и Британии по всему миру.

 

Социалистические революции в Европе мало кому понравились в Северной Америке. Еще жива была память о Нью-Йоркской коммуне и всему что сопутствовало ее утверждению. При всех разногласиях между государствами бывших США тем не менее, они оказались почти единодушны в своем отношении к гонениям на религию, национализациям, экспроприациям и массовым казням «контрреволюционеров». В КША существовали и более значимые причины для беспокойства: местные социалисты, уйдя в глубокое подполье, сделали выводы из прежних ошибок и теперь агитировали за совместную борьбу черных и белых за «освобождение». Это породило ряд выступлений, жестоко подавленных, но никто не гарантировал, что это не повториться вновь. Особенно актуально это все представлялось  для «Центральной Конфедерации», с ее многорасовым подневольным населением. Не менее острые проблемы вставали и перед «баронами» юго-запада, где также хватало «угнетенных». В соседней Мексике беглецы - Габсбурги капали на мозги своим заокеанским родственникам, убеждая их в опасности того, что случилось в Европе.

 

Государства Северной Америки начали воевать еще с Германией: вместе с Британской империей войну центральным державам объявила Новая Англия, промышленность которой росла как на дрожжах от военных заказов. Причем все, что производилось на оружейных заводах Новой Англии шло не только местной армии, но и британской. Воинские  подразделения Новой Англии участвовали в британской высадке во Франции. Также англичане использовали в войне индейские отряды, правда, больше на вспомогательных участках, на Тихом океане.  КША активно помогали Британии и ее союзникам по Антанте поставками своей продукции, но от непосредственного вступления в войну воздерживались, также как и Мексика, где император сочувствовал своим европейским родичам. . Крушение европейских монархий и провозглашение Коммун стало поворотным моментом: 22 августа 1917 года КША объявили войну всем европейским коммунам под предлогом ведения ими подрывной деятельности в Америке ( деятельность эта действительно велась, через местных социалистов).  Еще через два дня в войну вступила Мексиканская империя.

Латинская Америка

В Мексике после смерти императора Максимилиана в  1895 году, на трон взошел император Августин Второй, - внук первого императора Августина Итурбиде, усыновленный бездетным Максимилианом. По матери он был потомком губернатора Мериленда и участника Войны за независимость  Джорджа Платтера, что роднило его с плантаторской верхушкой КША. С начала своего правления он  прикладывал все усилия для восстановления мексиканского влияния в «арендованных» северных территориях Мексики, немало сделав для сближения плантаторско-скотоводческой верхушки юго-запада КША с имперской знатью. На юге страны он добился полноценного включения в состав страны «Республики Чан Санта-Крус» на Юкатане, остававшейся де-факто независимой с 1850-х гг и до начала 20-го века. Поглощение «юкатанской республики» произошло в ходе умелого сочетания успешных военных действий и не менее удачной дипломатии, балансирующей между интересами Британской империи и лидерами майя, интегрированных в структуру имперской знати.

 

Император Августин долго не решался вступить в войну – несмотря на тесные связи с Британской империей и КША, он открыто симпатизировал Германской и особенно Австро-Венгерской империям, надеясь на их поддержку в возвращении «северных территорий».  Революции в Европе помогли Августину объединить противоречивые векторы своих симпатий, выступив на стороне европейской реакции, к чему Мексику подталкивала как Британия, так и номинальная европейская родня, особенно свергнутые Габсбурги. Мексиканская империя объявила войну европейским коммунам вслед за КША, однако, как и Конфедерация, не торопилась вступить непосредственно в боевые действия, ограничившись посылкой  дивизии «добровольцев» в Испанию. Позже, мексиканское участие в  гражданской войне существенно расширилось- не в последнюю очередь благодаря установившимся еще с конца 19-го века связям членов мексиканской императорской семьи с испанскими карлистами ( сам Августин был женат на Инфанте Бланке, дочери Карлоса, герцога Мадридского, лидера карлистов).

 

Вторая империя Нового Света – Бразилия, намеревалась вступить в войну еще с Германией, вскоре после Британии. Однако активное участие Бразилии в европейской войне тормозилось нарастающими противоречиями с Аргентинской Республикой. Эта страна, после принятия закона о всеобщем избирательном праве, отличалась чуть ли не самым либеральным законодательством в Новом Свете, благодаря чему стало возможным избрание президентом  радикала Иполито Иригойена, завершив тем самым многолетнее господство консерваторов. Благодаря Иригойену Аргентина отошла от пробританского курса во внешней политике. Следствием чего, в частности, стал не только провозглашенный с началом первой мировой войны нейтралитет (впрочем, до поры до времени его поддерживала и сама Британия). Однако и после вступления Британии в войну, Аргентина оставалась нейтральной. В официальной пропаганде Аргентины, война в Европе представлялась «стычкой феодальных монархий», к которым готовы были примкнуть и «оплоты реакции в Новом Свете»  – монархии Бразилии и Мексики, а также рабовладельческая Конфедерация. Аргентинский нейтралитет активно  поддерживала и местная немецкая диаспора, достигшая здесь немалого влияния, как впрочем, и в Бразилии. Тамошние немецкие колонисты, во множестве сосредоточившиеся в южных штатах, испытывали все возрастающее давление со стороны имперских властей, что компенсировалось не менее растущей поддержкой со стороны Германии. Высшей точкой этого влияния стало вторжение 23 мая 1916 года немецких колонистов с юга Бразилии в Уругвай, вскоре после того как эта страна разорвала дипломатические отношения с Германией. Хорошо вооруженные и экипированные немецкие отряды свергли уругвайское правительство, установив новое, более склонное к доброжелательному отношению со стороны Германии. Это вторжение повлекло за собой бразильскую интервенцию, которая в свою очередь повлекла за собой интервенцию аргентинскую:  причем обе происходили под знаком освобождения Уругвая от иностранного господства. Скоротечная война завершилась уже к сентябрю 1916 года отводом войск из Уругвая, однако отношения между обеими странами остались предельно натянутыми.

 

Иригойен приветствовал провозглашение коммун в Старом Свете, осудив «перегибы», но признав практически все революционные правительства, чем вызвал восторг у местных социалистов и жгучую ненависть консерваторов. По сути, Аргентина стала вдохновляющим примером для всех «прогрессивных» сил в Латинской Америке, в то время как «полюсом» консерваторов оставалась монархическая и рабовладельческая Бразилия. Аргентина оставалась нейтральной, тогда как Бразильская империя все же вмешалась в европейские дела на стороне родственной португальской монархии, втянувшейся в Гражданскую войну в Испании.

 

Из остальных латиноамериканских стран в войну вступили лишь абсолютно зависимые от КША государства Центральной Америки и Карибского моря, а также Эквадорское Королевство, монархи которого к тому времени уже связали себя родственными браками с представителями бразильской и мексиканской династий. Впрочем, участие Эквадора в Гражданской войне оказалось чистой формальностью – как из-за его удаленности, так и из-за нарастающих противоречий с Перу.

 

Африка

Также как и в РИ, война началась, среди прочего, из-за стремления к переделу африканских колоний. Однако, поскольку Британия поначалу оставалась в стороне от этого конфликта, то война в Африке превратилась в затяжное вялотекущее противостояние, без четко выявленного победителя. Без англичан, французы так и не смогли захватить германские колонии – даже вторжение в  Того, было свернуто из-за позиции Британии и королевства Дагомеи, за которой стояла КША и которая поддерживала давние контакты с немцами. Провалом закончилась и попытка французов и бельгийцев захватить Камерун.

 

С другой стороны у немцев было еще меньше шансов захватить вражеские колонии.

 

Так продолжалось до 1917 года, когда поражение Франции и провозглашение европейских коммун разбалансировало ситуацию не только в Европе, но и во многих колониях. Франция и Германия, занятые борьбой с внутренним и внешним врагом, фактически махнули рукой на колонии, в которых немедленно пошли разброд и шатания. Революционные ветры из метрополий донеслись и до здешних мест, дав новый импульс антиколониальному сопротивлению. Правда, все это сопротивление очень скоро оседлали местные вожди, шейхи и короли, так что европейские идеи свободы, равенства и братства, оказались очень мало востребованы в местных условиях. Исключение составляли колониальные войска – повоевав в Европе и поотершись с белыми социалистами, многие из них возвращались домой, уже зараженные социализмом. Однако на родине они находили немного понимания. Европейцы из колониальных войск также раскололись - офицеры и колонисты, в большинстве своем, оставались верны «старым правительствам», с подозрением относясь к коммунистическому эгалитаризму. Рядовые же солдаты, уставшие от войны в жаркой местности, с готовностью окликались на социалистическую пропаганду. Все это накладывалось на межрасовые, межплеменные, межрелигиозные и какие угодно противоречия.

 

И само собой в этой мутной воде очень скоро стали ловить рыбку внешние игроки – англичане, итальянцы и их союзники в Европе и Америке.

 

Одним из первых отвалилось  Марокко –  султан Абдельхафид, вовремя оседлав Зайанское восстание, провозгласил независимость своего королевства. Позже, воспользовавшись смутой в Испании, он аннексировал и испанскую часть страны, в обмен на отправку своих солдат на помощь консерваторам. Независимость страны активно поддерживала КША.

 

Тунисский бей, опасаясь волнений, принял итальянский протекторат. В  Алжире местная, «дочерняя» по отношению к Франции коммуна была свергнута французскими генералами, присягнувшими императору Наполеону. Однако режим военной диктатуры был вынужден опираться на итальянскую поддержку, оказавшись в зависимости от Рима.

 

В остальной Африке также было неспокойно: как и в РИ,  поднялись мятежи недавно усмиренных племен, таких как Каосенское восстание  на севере современного Нигера (подавлять которое были вынуждены итальянцы) или  восстание в Вольта-Бани, на территории французской Верхней Вольты. Здешнее восстание было поддержано королевством Дагомеей: воспользовавшись бедственным положением Франции, король Дагомеи принял подданство ряд племен Верхней Вольты, существенно расширив свои владения на север. Ранее Дагомея аннексировала германское Того, где позиции германской администрации и ее торговых представителей были оставлены почти в неприкосновенности. По сути, колониальная администрация сама сменила подданство, из принципа - лишь бы не достаться врагам из Антанты или германской Коммуне. Местные колониальные солдаты со временем влились в дагомейскую армию, составив отдельное подразделение. Того - единственная колония Германии в Африке находилась на самоокупаемости, немцы всячески налаживали инфраструктуру, поднимали экономику и уровень жизни местного населения. Соответственно в Дагомее были заинтересованы в том, чтобы все это работало как можно лучше и при новых владельцах - немцам обещались всяческие преференции, если они останутся на местах, вне зависимости от исхода войны. С другой стороны Дагомея всячески подчеркивала перед Антантой, что захват осуществлен в рамках союзного долга.

 

Одновременно и Либерия, инициировав выступления ряда племен, аннексировала часть территории французского Берега Слоновой Кости и французской же Гвинеи. Все эти инициативы Дагомеи и Либерии происходили с подачи КША, финансировавшей военные операции своих клиентов, снабжая их оружием, снаряжением и черными «добровольцами». Организацией этой поддержки занимались представители «черных ветвей» плантаторской верхушки КША, установившие давние и прочные контакты с местными элитами. Иные из них давно породнились как с представителями американо-либерийской мулатской верхушки, так и правящей династией Дагомеи. Вся эта помощь компенсировалась массовым вывозом  африканского сырья в Америку – включая и «найм» черных рабочих для карибских и центральноамериканских плантаций.

 

Собственно само вступление в войну КША было вызвано, среди прочего, перспективой расширения сферы своего влияния в Африке, воспользовавшись тем, что раздираемые внутренними противоречиями и погрязшие в войнах с соседями, Германская и Французская Коммуны были не в состоянии контролировать свои заморские владения.  Тоже касалось и Бельгийского Конго, откуда еще со времен короля Леопольда набирались «рабочие» на карибские плантации КША. Колониальная верхушка Бельгийского Конго, также как и их сторонники из числа местных вождей, не признали Брюссельскую Комунну, которую они рассматривали как марионетку «Красной Германии» - и рассматривали не без оснований. Так что бельгийцы почти не сопротивлялись высадке частей Конфедерации, вскоре захвативших все Конго. Кое-где вспыхнули восстания, но их подавили достаточно быстро. Попутно Конфедерация захватила еще французское Конго и часть Габона. Оставшаяся часть французской западной Африки управлялась либо колониальной администрацией, присягнувшей Наполеону Пятому или местными вождями, поднявшими восстание и до которых у европейцев не дошли руки.

 

Хотя в отличие от Франции Германия не имела общепризнанного союзниками эмигрантского правительства,  колониальная администрация вполне была готова сотрудничать с оккупантами. Тем более, что ряд эмигрантов из Европы нашел себе прибежище в колониях. Впрочем, тут надо отметить, что война в Африке началась задолго до революций в Европе, так что многие колонии сдались только после провозглашения Берлинской Коммуны. Германский Камерун заняли англичане, кое-где – испанцы, как своеобразную компенсацию за потерю Марокко. Германскую Юго-Западную Африку захватил ЮАС, Германская юго-восточная Африка стала британской колонии, с отходом Португалии некоторых пограничных территорий. Разумеется, отдельные германские части продолжали сопротивление, кое-где вспыхивали восстания, на самой разной почве, однако в целом, война в Африке закончилась относительно быстро.

 

Азия

В Турции продолжалась затяжная война между султанским правительством, националистами, коммунистами и местечковыми сепаратистами. В эту свару периодически вмешивались интервенты – англичане, итальянцы, греки, а также войска Закавказской Коммуны. К югу от собственно Турции англичане возводили разные конструкции в бывших арабских провинциях Османской империи, во главе с разными ветвями Хашимитской династии.

 

Иран, объединенный под властью новой династии Бахтиаров, пытался вести экспансию на территорию Курдистана и Азербайджана – в частности, новому шаху Сардару Бахтиару, присягнул Джафаркули Хан Нахичеванский.

 

Далее на востоке Королевство Афганистан активно вмешивалась в дела Средней Азии, активно поддерживая всех противников Туркестанской Коммуны. Афганскому королю присягнул на верность и эмир Бухары, именно благодаря афганской помощи сумевший отвоевать свою столицу.  За самим же Афганистаном, как и за Ираном, стояла, разумеется, Англия.

 

Британская Индия, под влиянием революций в Европе и Азии разродилась несколькими восстаниями, но в целом осталась лояльна Короне. Индийские части, как и в РИ, приняли самое деятельное участие в войне и интервенциях Британской империи – в Европе, Азии и Африке. Кроме того, под управлением Британии находился и формально китайский Тибет.

 

Крушение Франции вызвало коллапс власти во французском Индокитае, где, с момента вступления в войну Китая активно действовали местные «борцы за свободу», пользовавшиеся всемерной поддержкой Пекина. Лидером сопротивления стал Фан Сич Лонг – вьетнамский мистик, колдун  и геомант, утверждавший, что является потомком вьетнамского императора Хам-нги.

Лонг попытался организовать антифранцузское восстание еще с началом Первой мировой, но был схвачен и посажен под арест. Его сторонники несколько лет вели партизанскую войну, получая помощь из Китая и Германии. С разгромом Франции, Вьетнам разродился очередным восстанием, освободившим Фан Сич Лонга, провозгласившим себя новым императором. Китай его признал сразу, чуть позже это сделали Британия и Япония, впечатленные тем, с каким рвением новый император принялся за истребление только зарождавшихся местных социалистов. Сам Лонг объявил себя Сыном Неба и Богом-Императором, опираясь на поддержку синкретических милленаристских сект. Одно из первых действий Фан Сич Лонга после прихода к власти – объявление войны Таиланду, оккупировавшему Камбоджу.

 

Еще дальше к востоку союзные англо-японские силы вылавливали последних партизан на Филиппинах, оставшихся верными немцам. Сама эта германская колония была поделена:  Лусон, с прилегающими островами отошел Японии, остальная часть Филиппин досталась Британии.

 

Параллельно этому Япония, совместно с китайцами и англичанами, занималась организацией антикоммунистического сопротивления на Дальнем Востоке, выковывая кадры для местной «освободительной армии Дальнего Востока». Состав ее был весьма противоречивым и разношерстным - от великодержавных имперцев-монархистов до бурятских и прочих сепаратистов, под руководством местных князей и ламаистского духовенства.

Конец 1917-начало 1918 гг ознаменовались некоторым реваншем «красного блока». Потерпев поражение в Испании, красные отстояли Францию, вовремя заключив перемирие и новый союз с  красной Германией ( ради чего пришлось окончательно отказаться от претензий на Эльзас-Лотарингию). С  германской помощью красные французы смогли отбросить имперские войска от Парижа, местами даже перейдя в контрнаступление.

 

В самой Германии к октябрю 1917-го был разгромлен «независимый Ганновер». Остатки войск Эрнста Августа отступили в Голландию, где королевский режим держался из последних сил, потеряв две трети страны. В ноябре-начале декабря, войска Красной Германии, воспользовавшись отвлечением Швеции на востоке, вновь вторглись в Данию, заняв всю материковую часть страны, где была провозглашена Датская Коммуна. Попытка вторжения на острова и занятия столицы, впрочем, была отбита местным ополчением.

 

Меж тем все больший размах и ожесточение приобретала война Красной Германии с королевской Италией. Основной фронт пролег в Австрии, где итальянцы поддерживали местное антикоммунистическое сопротивление. В войну все больше втягивалась и Швейцария – формально оставаясь нейтральной, фактически она выступала на стороне австрийских мятежников: предоставляла им свою территорию для перегруппировки и отдыха, поддерживала финансово. Велись переговоры с Италией о возможности пропуска  итальянских войск по территории Конфедерации, с выходом в тыл красным армиям.  Наиболее консервативные политики шли еще дальше, выступая за полноценное вступление в войну  – к чему их подталкивали осевшие в Швейцарии многочисленные эмигранты из Франции, Германии и бывшей Австро-Венгрии. Поддерживал эту идею и командующий швейцарской армии генерал Ульрих Вилле. Однако раздавались голоса и в поддержку европейских Коммун: здесь на  первые роли выдвинулся Фридрих Платтен, лидер Социал-демократической партии Швейцарии, близкой по позициям к российским «свердловцам». Он указывал, что Швейцария крайне зависит от импортного зерна и угля, львиная доля которого поступала по Рейну, находящегося под полным контролем Германии.   Швейцарские комми указывали, что дальнейшее ухудшение отношений с Германией – любой политической ориентации, - приведет и к общему снижению уровня жизни швейцарцев. Консерваторы же предлагали крепить отношения с Италией, как альтернативе германскому импорту – и без того сильно упавшему за годы войн и революций.

 

В ноябре 1917 года, на совместном совещании руководителей  французских и германских Коммун, было принято решение о вторжении в Швейцарию, которая рассматривалась либо как потенциальный противник, либо как потенциальная Коммуна.  Операция получила кодовое наименование «Вильгельм Телль». Само вторжение началось в январе 1918, что стало для швейцарцев полной неожиданностью – там не ожидали зимнего наступления. Тем не менее, красные столкнулись с необычайно жестоким сопротивлением, которое, впрочем, по мере сил саботировалось местными социалистами. Война в горах, с обороной перевалов и прочих узловых точек, затянулась до марта 1918, когда большая часть страны все же была занята германо-французскими «красноармейцами». Часть южной Швейцарии, с итальянским и рето-романским населением оккупировала Италию. Относительно же будущего остальной Швейцарии у оккупантов и их местных пособников мнения разделились: сами  швейцарские социалисты и часть германских видели на месте Швейцарии очередную Коммуну, однако социал-шовинисты в руководстве Германии  хотели полной аннексии немецкоязычных кантонов, а французы, соответственно,  - франкоязычных. Спор вышелдолгим, общий знаменатель никак не находился, неопределенный статус оккупированной Швейцарии затягивался, а в стране поднималось ожесточенное антикоммунистическое сопротивление поддерживавшееся из Рима.

 

Именно война в Швейцарии стала причиной, по которой немцы не успели прийти на помощь Юго-Славянской Коммуне, в феврале 1918 года раздавленной итальянцами и румынами. Другим фактором, способствовавшим падению здешних социалистов, стала, как не странно, смерть генерала Келлера в  сомнительно автокатастрофе случившейся в самом начале 1918 года на улицах Кишинева. Нового, столь же авторитетного лидера у русских белогвардейцев не нашлось, началась грызня между генералами, что угрожало «Русской Императорской армии» полным развалом. Чтобы не допустить этого, остававшийся номинальным главнокомандующим император Кирилл Романов дал добро на временное подчинение армии непосредственно румынскому королю. Он же фактически закрыл глаза на поглощение Румынией Бессарабии. Король Фердинанд, в свою очередь, прекратил вялотекущую войну с Украинской Коммуной, развернувшись на Запад, где навстречу друг другу шло румыно-итальянское наступление.

 

В марте 1918 произошел небольшой переворот в Украинской Коммуне: блок левых  эсеров, анархистов и левых националистов разогнал местный Совет, объявив вне закона и «агентами Москвы» всех  украинских социал-демократов, всех направлений. Кроме них под запрет попали и оставшиеся законными  партии, включая и правых эсеров. Блок победителей, объединившийся в Украинскую Народную Партию, установил однопартийное правительство, переименовал Украинскую Коммуну в Украинскую Социалистическую Громаду и объявил войну России.

 

Время для нападения было выбрано удачно – Российская Коммуна тем временем вела тяжелые бои сразу на несколько направлений – помимо Украинского, война шла еще на Северо-Западном, Прибайкальском и Дальневосточном фронтах. Кроме того Российская Коммуна оказывала военную помощь Прибалтийской, Закавказской и Туркестанской коммунам. Так что на первых порах Украине сопутствовал успех: в апреле 1918 войска Громады заняли Таганрог и осадили Ростов, высадились на Кубани, продвинувшись до Екатеринодара. Однако впоследствии Россия, свернув боевые действия на иных фронтах, перешла в мощное контрнаступление, в первых числах мая заняв Юзовку и Харьков, после чего российское наступление начало пробуксовывать.

 

Меж тем в Польской Коммуне усугублялось противостояние между двумя фракциями правящего социалистического блока: ортодоксально-марксистской фракцией Дзержинского и «социал-националистической» - Морачевского. В  середине мая противостояние достигло точки невозврата: начались перестрелки, на улицах Варшавы появились баррикады. После нескольких дней ожесточенных боев сторонники Дзержинского одержали верх: Морачевский и ряд его сторонников были заключены под стражу и вскоре расстреляны, в стране установилась  жесткая марксистская диктатура, незамедлительно начавшая массовые расстрелы контрреволюционеров, «попов, спекулянтов и буржуазных националистов», а также сторонников фракции Морачевского. Последние многими поляками воспринимались как «национальное крыло» в правительстве Коммуны, более мягкое в политическом и экономическом плане, сдерживающее наиболее радикальные порывы «дзержинцев», небезосновательно считавшихся проводниками «линии Москвы». Расправа с Морачевским и последовавшие за этим репрессии породили ответное сопротивление – Польшу буквально затрясло от непрестанных восстаний, во многих городах начались погромы местных партийцев, а заодно немцев, русских и евреев, из которых в значительной степени состояла верхушка «дзержинцев».

 

Этого момента только и дожидалась «Польская освободительная армия», до поры до времени базировавшаяся в городе Станиславове, под «крышей» Румынии. Пополнившись множеством русских белогвардейцев с польскими корнями и не пожелавших переходить под прямое командование румын, эта армия решила, что настал ее час. Выступив свой поход, они начали двигаться на северо-запад, почти не встречая сопротивления: 21 мая пал Львов, 28 мая – Люблин, а уже 4 июня «Польская освободительная армия» подступила к Варшаве. Город оборонялся две недели, но все же был взят, после чего начались массовые казни коммунистов и всех им сочувствующих. Верховный совет Польской Коммуны был заключен под стражу и почти сразу расстрелян. И хотя в других польских регионах оставались сторонники социалистов дни их были сочтены – тем более, что на помощь «Польской освободительной армии» пришли шведы, высадившие десант у Гданьска. В течение июня все основные очаги социалистического сопротивления в Польше оказались подавлены. 15 июня 1918 года Коммуна  была упразднена и провозглашена «Вторая Речь Посполитая» во главе с Евстафием Сапегой. Установленный им режим оказался предельно реакционным, клерикальным и весьма экспансионистским, в полной мере унаследовав территориальные претензии Польской Коммуны ко всем соседям.

 

Еще продолжались  бои, добивавшие остатки польской «красной армии», а на горизонте уже назревала новая война, еще более ожесточенная. За два дня до провозглашения «Речи Посполитой» премьер-министр и верховный главнокомандующий, а фактически - диктатор Италии Габриеле д’Аннунцио, подписал так называемую «Дунайскую директиву» предоставленную ему итальянским генштабом. Суть ее состояла в планировании широкомасштабного наступления, дабы вышибить красных за Дунай на всем протяжении реки, причем отбросить их к северу как можно дальше. По факту это означало  свержение коммун в Австрии и Венгрии, с последующим установлением там марионеточных режимов. На западном фланге, в Австрии, наступление должна была осуществлять Италия; на востоке, в Венгрии – Румыния, Иллирийское Королевство и Сербия. Важная роль в этом наступлении отводилась и Польше, которая наносила удар с севера. Все ксендзы во всех костелах Польши, по призыву Папы Римского, благословляли поляков на эту «священную войну».

 

Директива была подписана в середине июня 1918, а уже через месяц началось наступление, согласованное между всеми союзниками. Активную поддержку оказывала Англия – деньгами, оружием, снаряжением, припасами, советниками и «добровольцами» со всех концов Британской империи. Тем не менее, собственно в Австрии итальянцы потерпели неудачу – после нескольких месяцев упорных боев, в ходе которых пару раз итальянцы подступали к самой Вене, все же в сентябре 1918 красные немцы сумели отбросить и вытеснить противника на его территорию. Впрочем, попытки «красных» перенести боевые действия в Южный Тироль также окончились ничем, также как и попытка вытеснить итальянцев из захваченной ими части Швейцарии.

 

Более успешно развивалось наступление в Венгрии – румынские войска (включая русские части), «иллирийцы» и сербы, совместно с венгерскими белоэмигрантами, медленно, но упорно занимали страну. В начале июля к нападавшим присоединились поляки, после чего падение Венгерской Коммуны стало делом буквально пары недель. Командир венгерской «белой гвардией» Пал Пронаи въехал в Будапешт на белом коне и почти сразу же приступил к «белому террору» против социалистов и евреев. Румынский король рассматривал варианты с развитием наступления на запад, с осадой Вены и соединения с итальянцами, но против этого выступили как венгры, так и сами итальянцы. Первые опасались, что быстрое освобождение Австрии поставит вопрос о статусе Бургенланда, уже оккупированного венграми. Итальянцы же не хотели делиться славой «завоевателей Австрии», а кроме того опасались, что участие во взятии Вены венгров усилит позиции легитимистов - сторонников Габсбургов с дальней перспективой на реставрацию и восстановление Австро-Венгерской империи. Даже оставление Австрии в руках красных казалось Риму более приемлемой альтернативой. В принципе, у румын были схожие опасения, так что на этом варианте они не настаивали, решив сосредоточиться на востоке.

 

Украинская Громада из последних сил отбиваясь от Российской Коммуны, в середине августа получила непревзойденный удар в спину, когда румыны (совместно с белогвардейцами), перешли Днестр и вторглись в Украину. В сентябре начала свое движение на восток и Польша, что по сути, также было саботированием своих союзных обязательств: по плану поляки должны были, совместно с шведами, атаковать северные и восточные границы Германии. Однако Швеция, освободив Данию, фактически самоустранилась от наступления на западном фронте, дав возможность немцам сосредоточить войска против поляков. Те были предсказуемо разбиты при попытках вторгнуться в Западную и Восточную Пруссию, неудачей кончилась и попытка наступления в Силезии. 23 августа Польша и Германия заключили мир, а уже через неделю поляки начали наступление на восток. Им удалось, используя помощь литовских «лесных братьев» захватить Вильнюс и Каунас, запустив процесс окончательного разрушения Прибалтийской Коммуны. Также поляки заняли всю Белоруссию и немалая часть Левобережной Украины. Южнее, тем временем, продвигались румыно-русские войска – с августа по сентябрь 1918 года ими были заняты Одесса, Очаков, Николаев. Крайней восточной точкой продвижения румын стал Херсон – восточнее начинался «сухопутный коридор» вдоль западного побережья Азовского моря, соединявший Российскую Коммуну с Крымом. Так или иначе, к октябрю 1918 года Украина, как сколь-нибудь независимое гособразование прекратило свое существование, оказавшись поделенной между Польшей, Румынией и Россией.

 

Сосредоточение немцев на южном и восточном направлении заставило их ослабить свою активность на направлении западном, где Германию прикрывала Французская Коммуна и немцам казалось, что «французы и сами справятся». Они и справлялись – до того, как в июле 1918 года к ним не прибыло подкрепление – войска Канады, КША и Мексиканской империи.  Пропаганда мексиканцев и конфедератов  утверждала, что они «возвращают долг» династии Бонапартов, в свое время, в лице Наполеона Третьего, поддержавшего КША и императора Максимилиана. Канадские же отряды в значительной степени были укомплектованы «добровольцами» из франкоязычного Квебека ( а также франкоканадцев из Мэна и других штатов Новой Англии). Впрочем и в армии КША был отдельный полк сформированный из луизианских каджунов.

 

Так или иначе, подкрепления набралось аж на две армии, вдохнувших  второе дыхание в наступление Наполеона Пятого. К тому же в ходе обоевых действий, имперцам удалось занять все атлантическое побережье Франции, установив границу  с Испанией, откуда также начала поступать помощь.  В течение двух месяцев с июля по сентябрь большая часть территории Франции была очищена от красных. 22 августа пал Париж и император Франции торжественно въехал в приветствующий его город.  А к 15 сентября 1918 года практически вся Франция объединилась под властью императора. Впрочем, на старых французских границах победоносные войска не остановились: вторжение в Бельгию, например, покончило с Брюссельской Коммуной. Тогда же Германская Красная Армия отступила и из Нидерландов, в которой высадились британцы. Французы тем временем, преследуя остатки собственных коммунистов, вторглись на территорию собственно Германии, заняв сначала Эльзас-Лотарингию, а потом и вовсе все земли по левому берегу Рейна.  Наполеон  Пятый оставил за собой и завоевания Коммуны в Швейцарии, включив франкоязычные кантоны в состав Империи. Однако он и на этом не остановился, поддержав (совместно с итальянцами) антикоммунистическое  сопротивление в немецкоязычной части Швейцарии и прилегающих территориях Австрии и собственно Германии. Закончилось эта борьба очищением территории от красных войск – не только немецкоязычной Швейцарии, но и южной части герцогства Баден и королевства Вюртемберг, а также австрийской провинции Форарльберг. Здесь было учреждено так называемое «Королевство Алемания»:  зависимое от Франции, основанное на идеях «алеманнского национализма» и ведущее преемственность не больше ни меньше, чем от племенного герцогства раннего средневековья. Формальным главой государства считался король Вюртемберга, но фактическим  правил  страной канцлер и верховный главнокомандующий Алемании Ульрих Вилле.

 

Неудачи армии Коммуны во Франции вызвали недовольство ее руководством среди армии и части политиков. 23 декабря 1919 года произошел переворот, приведший к власти местных национал-социалистов, бывших ранее частью правящей коалиции. Если брать аналоги из РИ, то можно представить нечто среднее между национал-большевизмом Никиша и левым крылом НСДАП. «Интернационалисты» из местных марксистов были обвинены в работе на Москву, арестованы и расстреляны, по всей стране начались еврейские погромы и истребление бывших союзников по коалиции. А еще через несколько дней, буквально на Новый Год, вместо Германская Коммуна была провозглашена Германская Республика, идеологией которой стал воинствующий национал-социализм. От имени нового республиканского правительства и было заключено перемирие, признающее текущее статус-кво и фактические границы по Рейну, а также новое королевство у своих юго-западных границ. Также немцы признавали прежние правительства Нидерландов и Дании, в их довоенных границах. Впрочем, у Нидерландов эти границы и так поменялись, после раздела Бельгии между ними и Францией, забравшей себе валлонскую часть бывшего королевства. Германская же республика оставляла за собой Австрию и «Богемский Протекторат» - бывшую Чешскую Коммуну.

 

Уладив дела с Францией, Германия развернулась в сторону Польши, воспользовавшись незначительным инцидентом на границе. Польша, продолжавшая войну на востоке и не ожидавшая столь быстрого перемирия на Западе, оказалась застигнута врасплох, когда 21 января 1919 года армия Германской Республики  атаковала Польшу сразу с нескольких направлений. Наиболее боеспособные армии Польши находились на восточном фронте, а то, что осталось немцам удалось относительно быстро разгромить, заняв все западные воеводства Польши, включая и такие крупные города как Краков, Лодзь, Гданьск, да и саму Варшаву. Однако полностью завоевать Польшу так и не удалось: находящиеся на востоке  военные сумели сорганизоваться и отстоять восточную часть Польши, укрепившись на восточном берегу Вислы, Нареве и Буге. Критически важной оказалась поддержка украинцев, белорусов и литовцев: пусть и не питавших горячей любви к полякам, тем не менее, перспектива перехода под власть Германской Республики или какой-либо из Коммун прельщала их еще меньше. К тому же на востоке находились и части «белогвардейцев», не пожелавшие служить румынам – особенно много было этнических белорусов и украинцев.  В результате на карте Восточной Европы появилось странное государство: не имевшее устойчивого этнического преобладания ни одной из этнических групп, включавшее в себя восточную Польшу, всю Литву, примерно две трети Украины и всю Белоруссию. Запад же Польши стал «Варшавским Протекторатом» - марионеточным государством под германской оккупацией.

 

Вероятнее всего, Российская Коммуна, ударив по Польше с востока, смогла бы покончить с этим государством окончательно, однако у  России не было такой возможности  из-за очередных свар в социалистической коалиции. После присоединения Восточной Украины данная коалиция пополнилась еще и тамошними кадрами, что немало спутало все расклады и союзы. С одной стороны был троцкистско-свердловский блок, в союзе с левыми эсерами и анархистами, с другой – блок мартовцев с правыми эсерами. И хотя, в конце концов, был достигнут компромисс, всем было очевидно, что он весьма зыбок. Как бы то ни было, эти свары помешали Комунне вести дальнейшую экспансию – более того, были утрачены и некоторые предшествующие завоевания.

 

Русский Север по-прежнему оставался под властью белых генералов, союзных Швеции и Финляндии. От Прибалтийской Коммуны остались только территория современной Латвии и восточной Эстонии,  куда вошли русские войска. Литва и часть Белоруссии вошли в состав Польши, а северо-запад Эстонии, включая Таллинн, заняли шведы. На юге Россия отвела войска из Закавказья, что окончательно обрушило и без того непрочное единство местной Коммуны, тут же взорвавшейся ожесточенной войной всех против всех. Аналогичные события происходили и в Средней Азии – в южной ее части образовался ряд ханств и эмиратов во главе с потомками либо местных династий, либо импортированных из Ирана и Афганистана. В северной же части бывшей Туркестанской Коммуны, примерно на территории современного Казахстана и Киргизии, образовалось крайне непрочное правительство «Киргизской Республики».

 

На Дальнем Востоке сформировалось несколько правительств из белогвардейцев, казаков, китайских торговцев и бурят-монгольской верхушки, под патронажем Китая и Японии.  Преимущественно Японии – Китай вступил в полосу очередного кризиса и подъема центробежных сил. И наконец,  в крайнем северо-восточном углу бывшей империи примостилась Чукотская Автономия. Местное правительство состояло из   купцов,  самых богатых чукотских оленеводов, нескольких российских офицеров и представителей духовенства –православных священников и шаманов. Опекалось это странное гособразование правительством Аляскинского Протектората.

 

1920 год стал переломным в Гражданской войне в России: весной началось наступление на Петроград силами шведов, финнов, белогвардейцев, а также ополчения карелов и  ингерманландцев. Одновременно началось наступление шведов и эстонцев в Прибалтике, поддержанное местным ландвером и русскими белогвардейцами. С моря, помимо шведов, наступавших поддерживал и британские флот, небольшие английские подразделения участвовали и в сухопутном наступлении. Красные сопротивлялись отчаянно, на мгновение забыв о всех межфракционных разногласиях, они сражались за каждую пядь в «колыбели Коммуны». Однако силы были неравны, да и необходимость сражаться на иных фронтах отвлекала Красную армию. В итоге, 15 июля 1920 года шведы и их союзники вошли в город, вернувший именование Санкт-Петербург. Еще ранее от красных была очищена и вся Прибалтика – в мае пала Латышская Коммуна, эстонское ополчение заняло сначала Нарву, а потом и Ивангород. Российские белогвардейцы вторглись в Псковскую губернию и к середине июня заняли Псков. Наступление продолжалось и дальше – к концу лета союзные войска заняли Новгород и Вологду. Однако дальнейшее наступление белых застопорилось – путем неимоверных усилий красным удалось стабилизировать фронт на линии: Тверь-Рыбинск-Вятка-Пермь.

 

Остановить наступление красным удалось не только и не сколько из-за собственных усилий, сколько из-за возросших разногласий в стане союзников. Почти сразу же после вступления союзников в имперскую столицу, многие русские были шокированы появлением неведомо откуда царевны Анастасии, считавшейся давно погибшей дочери императора Михаила. Ее провозглашение императрицей России и брак с шведским принцем Эриком Вестманландским, шокировал не только белых республиканцев, но и многих монархистов, приверженцев Кирилла Романова. Сам император призвал своих сторонников не признавать новую царицу, одновременно направив ноты протесты королевским дворам Британии, Швеции и Финляндии. Впрочем, там эти гневные письма почти не заметили. Другие противники новой власти пытались связаться с вдовствующей императрицей Беатрисой, но она, очень некстати, скончалась от эпидемии испанки. Две ее оставшиеся дочери-близняшки к тому времени уже покинули Европу в разных направлениях, живя своей жизнью и не проявляя особого интереса к династическим проблемам давно покинутой родины – даже обретение считавшейся погибшей сестры не заставило их вернуться в Россию. Поговаривали, что это нежелание связано в том числе и с появлением возле императрицы Геннадия Похотина, считавшегося самой одиозной фигурой михаиловского царствования.

 

Были и иные моменты, смущавшие многих белых офицеров – множество признаков указывало на то, что шведы и подконтрольные им финны (также пригласившие на трон шведского принца)  не особенно стремятся освобождать всю Россию, резонно полагая, что столь большой кусок им не по зубам. После провала наступления на Москву (также вызвавшего немало вопросов), шведы почти полностью свернули операции в этом направлении. Вместо этого они предпочитали откусывать по кусочку от побережья Северного Ледовитого Океана, забираясь все дальше на восток, по  путям хорошо известным скандинавским бизнесменам, морякам и охотникам. Впрочем, сколь-нибудь консолидированное присутствие и контроль распространялся лишь до устья Оби – далее начиналась слабозаселенная, малоисследованная и труднодоступная территория, где скандинавам удалось создать лишь несколько опорных пунктов. Поскольку южнее в Сибири все еще держались красные, связь с ними могла осуществляться лишь по морю, что несло известные трудности. Но справедливости ради шведы всячески стремились наладить более прочное сообщение с этим регионами, используя и авиацию и новые модели ледоколов и подводных лодок, снабжая свои фактории и порты всем необходимым. В этом им оказывали немалую услугу знаменитые русские моряки, из числа тех, кто все же присягнули царице Анастасии – включая прославленного исследователя Арктики адмирала Александра Колчака. Благодаря всем задействованным ресурсам – и не только собственным, но и союзной Британской Империи, - шведам удалось расширить свою зону влияния до устья Лены, где произошло антикоммунистическое якутское восстание, и еще дальше – вплоть до Чукотки где, при поддержке Аляски-Англороссии, сформировалось местное «правительство», также признавшее царицу Анастасию. Даже правитель Аляски, «князь» Максутов, стал ее подданным, - но только в частном порядке, лично от себя, а не от всей Аляски, считавшейся по-прежнему британским протекторатом. Англичане восприняли это на удивление спокойно,- может потому, что приняли во всем этом столь деятельное участие, что теперь не только Аляску, но и саму «анастасиевскую империю» можно было считать британским протекторатом – по крайней мере, в неменьшей степени, чем шведско-финским. Финны, кстати, хоть и выступали младшим партнером Норвежско-Шведского Королевства, но вели и свою игру, всячески способствуя эмансипации малых северных народов и подчеркивая свое родство с теми из них, в ком можно было обнаружить (или придумать) хоть какие-то финно-угорские корни.

 

В 1922 году  сформировалась «Циркумполярная империя» или «Арктида»  - своего рода конфедерация независимых государств, протекторатов и доминионов, объединенных общими коммерческими интересами, оборонительным союзом и династическими связями.

 

К югу на Дальнем Востоке начинались государства образованные при участии Японской Империи – Великая Монголия, Даурия и Приморье. Далее на север и запад Япония уже расширяться не могла – все больше времени и сил отнимали проблемы в Китае. Коллапс Цинов все же достиг критической точки – восстание в южном Китае покончило здесь с маньчжурским владычеством. Вместо него сформировалась хунта из местных милитаристов, на штыках которых был провозглашен императором некий конфуцианский мудрец, из старинного ханьского рода.

 

В России несмотря на тяжелые поражения на Севере, все еще сохранялась Коммуна, удерживающая большую часть европейской России и Сибири, исключая самые восточные и самые северные регионы, а также часть Кавказа и юго-восток Украины. Очередная свара меж социалистов привела к власти блок свердловцев, троцкистов и левых эсеров. Диктатором стал Свердлов, в то время как Троцкий, с именем которого все связывали спасение Коммуны скончался от странной болезни, с весьма подозрительными симптомами. Свердлов обвинил мартовцев в отравлении, после чего развернул жесточайший террор, заставив мартовцев эмигрировать или уйти в подполье. Аналогичные свирепые репрессии обрушились и на правых эсеров. Их лидеры были расстреляны или бежали за границу, однако на местах оставались скрытые ячейки, ведущие ожесточенную террористическую войну против правительства Свердлова. Центр этого сопротивления оставался за границей, там же находились и лидеры означенных направлений, которым все желающие помогали подрывать режим Коммуны.

 

В Европе окончательно утвердился режим Третьей Империи Наполеона Пятого. Франция вышла из гражданской войны не без территориальных потерь в том числе и в самой Европе – Италии за помощь были возвращены Савойя и Ницца ( «Наполеон Третий получил их за помощь Савойскому дому в объединении Италии, Наполеон Пятый вернул их за помощь Италии в освобождении страны»). Корсику, впрочем, удалось вернуть («наследник великого корсиканца не может допустить, чтобы родина его предков оставалась в чужих руках»). «За помощь» Италии были передан и Тунис, Наполеон признал независимость Марокко, но оставил за собой Алжир и большую часть французской колониальной империи в Африке, за вычетом тех территорий, что были переданы КША, Либерии и Дагомеи. Тоже «за помощь» - против коммунаров во Франции воевали не только конфедераты, но и союзные им марокканцы и дагомейцы –  последними даже командовал наследник престола африканского королевства. Впрочем, на фоне территориальных приращений в самой Европе ( Валлония, левый берег Рейна, французская часть Швейцарии и вассальная Алеманния) все это казалось справедливыми и допустимыми уступками.

 

В восточной Европе продолжалось обустройство отвоеванных у красных государств – в первую очередь Венгрии. Пришедшая к власти хунта выступила за возвращение монархии, однако тут же возникла проблема - кого звать на престол. Габсбургов не хотела видеть Италия и часть венгерской знати. Эта часть венгерской элиты пыталась позвать на трон короля Иллирии, но и тут итальянцы  выступили против, справедливо усмотрев в этом стремление вернуть Венгрии Хорватию и получить выход к морю. Выход был предложен неожиданный  –  свою кандидатуру на вакантный трон предложил румынский король Фердинанд.

Еще несколько лет назад сама такая идея была бы поднята на смех, но не сейчас, когда Венгрия отходила от последствий Коммуны, а по всей стране стояли румынские войска. Фердинанд был католиком, в его роду были и Габсбурги и, главное,- представители старинного венгерского рода Кохари, что особенно подчеркивала прорумынская пропаганда в Венгрии. Кроме того, в случае избрания на престол, Фердинанд обещал предоставить автономию венгерскому меньшинству в Трансильвании и включению его в состав Венгерской Короны. Этот аргумент, пожалуй, был решающим и 27 марта 1922 года Фердинанд торжественно короновался в Будапеште  короной Святого Стефана, провозгласив появление на карте Европы нового государства, созданного по принципу старой Габсбургской империи – двуединой Румыно-Венгрии, в просторечии иногда именуемой «Руменгрией». Главной задачей двух господствующих народов было удерживание в узде разных национальных меньшинств – прежде всего славянских.

 

«Вассальными королевствами» Руменгрии стали Сербия и Болгария.

 

Другой участник Тройственного союза, Греция, также существенно улучшила свое положение. Прирастив свою территорию за счет Турции и Болгарии, Греческое Королевство также поставило под свой контроль Республику Понт в южном Причерноморье. Понт стал частью в сформировавшейся тогда Понто-Армянской Федерации, управляемой соответственно, митрополитом Трапезундским и Католикосом Всех Армян. Под влиянием Греции оказалось и образовавшееся после краха Закавказской Коммуны Грузинское Царство, возглавляемое свергнутым болгарским царем, из Мингрельской династии и Республика Северный Понт, организованная потомками греческих переселенцев в северном Причерноморье, примерно в границах бывшей Черноморской Губернии: от Туапсе до Темрюка. Здесь же нашли убежище и многие кубанские казаки, восстававшие против Коммуны.

В Турции же, после краха Закавказской коммуны, султанскому войску, вступившему в союз с наиболее умеренными, «правыми» националистами, удалось разбить местных коммунистов и левых националистов. Султанской Турции досталась небольшая территория на северо-западе Малой Азии. Ряд османских земель перешли к Греции, была выделена «зона влияния» и для Италии. На востоке, помимо Понто-Армянской Федерации, образовалось «автономное», а фактически независимое Курдское Королевство. На юго-востоке Малой Азии, была воссоздана Киликийская Армения, под британским протекторатом. Зона проливов  перешла под международный контроль, прежде всего – британский.

 

Южнее начиналось арабское Хашимитское Королевство, состоящее из слабо собой связанных феодальных владений в Сирии, Ираке, Аравии и Палестине.

 

«Хашимитское королевство» являлось лишь одной из составных частей создаваемой англичанами «Ближневосточной Империи». Другим ее важнейшим элементом стал Бахтиарский Иран – бахтиары, давние клиенты Британии, подписали договор "о британской помощи для содействия прогрессу и благополучию Персии", фактически превративший Иран в британский протекторат. В то же время Ирану позволили расшириться на север за счет Азербайджана и Дагестана.

В описываемые события на карте мира появилось и еще одно государство - созданное при активном участии Швеции и Британии. Эстония и Латвия, освободившиеся от коммунистического владычества уже несколько привыкли жить вместе - отладились хозяйственные связи, да и местное антикоммунистическое сопротивление настолько тесно сотрудничало друг с другом, что им было удобнее совместно выстраивать государственные структуры. Да и внешним покровителям было удобнее иметь дело с одним государственным образованием.

В итоге 5 марта 1921 года на карте Европы появилось новое конфедеративное государство - Эсто-Латвия, в просторечии именуемая Ластония ( иногда еще Ливония). Формальным главой государство стал эмигрировавший в свое время из Германии в Швецию Клеменс фон Кетллер - пусть и не из той ветви, что была герцогами Курляндскими, но все же некоторая иллюзия преемственности. Сам герцог, впрочем, в новом владении появлялся редко и за него правил так называемый "Совет старейшин" - десять человек, избираемых по имущественному цензу- пять в Эстонии и пять в Латвии.

Хотя на карте мира еще и оставались государства созданные социалистами и коммунистами, с которыми велись окраинные бои,  опасность мировой революции, казалось, миновала. "Великая война против коммунизма" в целом завершилась, глобальные цели и планы сменялись иными – более приземленными, но не менее злободневными.

 

 

Войны 20-х

Карлисты против савойцев

На полях сражений в Сибири и Центральной Европе еще гремели последние отзвуки войны с коммунизмом, а в иных регионах уже завязывались узлы новых конфликтов, переходящих в новые же войны. Одной из  них стала очередная гражданская война в Испании, именуемая иногда «Четвертой карлистской» или «Второй войной за испанское наследство».

 

История Испании в этой АИ начала меняться гораздо раньше, чем в остальной Европе. Поражение в Десятилетней войне и потеря Кубы еще в конце 1870-х вызвало в Испанию бурю недовольства Альфонсо XII и без того не шибко популярным в стране. В итоге он был убит вместе с супругой в 1880 году в результате покушения радикального республиканца. Наследника он породить еще не успел – вообще детей не было, его первенец, девочка, погибла вместе с беременной матерью. По всей стране начались возмущения кончившиеся провозглашением Второй испанской республики 1881 - 1884. Монархисты впрочем, не теряли времени даром, очень скоро подняв мятеж, кончившийся свержением республики и установлением Регентского совета, позвавшего на трон бывшего короля Амадео Первого. Тот, впрочем, ранее отрекшийся от испанской короны, взять свое отречение обратно не захотел и на испанский трон в 1886 году взошел его старший сын и наследник 17-летний Эммануил Филиберт Савойский.

 

Понятное дело, что относительно молодой человек во главе государства с кучей неотрегулированных проблем, не мог сразу их всех разрешить. Лет десять ушло у него на то, чтобы стабилизировать внутреннее положение в стране, подавить мятежи карлистов, республиканцев и разных сепаратистов, также примыкавших к одному из двух лагерей.  На его правление пришлась и неудачная война на Филиппинах, после которой Испания потеряла все свои владения в Тихом океане, продав их Германии. Впрочем, полученные от немцев деньги помогли сбалансировать бюджет и подавить новую волну выступлений. Помимо Германии, немалые средства король Эммануил получал и от Италии, рассматривавшей Пиренейский полуостров как почти семейную вотчину Савойской династии.

 

Так или иначе, король худо-бедно проправил до начала Первой мировой войны, от вступления в которую он всячески удерживал Испанию – даже после того как в войну с Центральными Державами вступила Италия и все семейство всячески подбивало Эммануила нарушить  испанский нейтралитет. Именно то, что король был готов податься этим уговорам вкупе с рядом нерешенных внутренних проблем и подтолкнули выступления против монархии, подхлестнутые революциями в России, Германии, Франции и других европейских странах. Выступления приобрели такой размах, что король был вынужден покинуть страну, укрывшись в Италии. На время была провозглашена Третья Республика, вскоре переименованная в Испанскую Коммуну, но тут уже вмешались внешние силы. В ноябре 1917 года в Испанию вторглись войска Великобритании, Италии, Португалии, Мексики и Бразилии. Им удалось подавить мятеж и установить в Испании клерикально-военную диктатуру, под влиянием Италии.

 

Через четыре года король Эммануил скончался от испанки. На престол взошел его сын  Амадео Второй, тут же поддержанный итальянцами. При нем страна еще больше попадала в зависимость от Италии, что тяготило  испанцев еще при Эммануиле. Недовольство усугублялось рядом внутренних и внешних проблем, национальным унижением от потери Испанского Марокко, а также идеологическим пристрастием Амадео к романизму –в наиболее «светском», условно «фашистском» варианте. Новый король был большим поклонником Габриеле д’Аннунцио, живо интересовался римским прошлым Испании и искренне считал, что будущее Испании может быть только в союзе с Италией – «великом латинском союзе» призванном править Средиземноморьем. С католической же церковью отношения короля не сложились – впрочем, после войны папство и в Италии переживало не лучшие времена.

 

Все это привело к тому, что 30 мая 1922 года на севере Испании вспыхнул карлистский мятеж, поддержанный рядом военных и высшим клиром Испании. Своим претендентом, после смерти Хайме,  карлисты считали Хуана, второго сына императора Мексики Августина и инфанты Бланки, сестры Хайме. Именно его претензии на испанский трон предопределили поддержку карлистов Мексикой – сначала морально и финансово, а потом и военной силой. Италия, в свою очередь, ввела войска на помощь Амадео.

 

Опорой карлистов был север и ряд обособленных анклавов на западе и юге страны. Опорой сторонников Амадео, «савойцев»  стали центральные и восточные провинции –впрочем это деление являлось не четким и не раз менялось в ходе войны. Династические распри были только предлогом – по сути, речь шла о путях  дальнейшего развития страны. За Амадео  поддерживали местные «романисты», объединившиеся в политический блок  «Сыны Сципиона», утверждая преемственность римскому завоеванию Испании – точнее это представлялось как освобождение  европейских иберов братскими римлянами от «афро-семитской» тирании карфагенян ( у их противников, разумеется, были диаметрально противоположные оценки этого события). Под маской нарочитой древности, продвигалась идея превращения Испании в жесткую диктатуру, которую в нашей реальности назвали бы фашистской. Там было и «корпоративное государство» и отделение этого государства от церкви и многие иные, весьма прогрессивные,  по тогдашним меркам идеи. Карлисты же выступали с позиций крайне консервативных, в духе традиционного испанского монархизма и католического фанатизма. Различались они и в отношении к национальным меньшинствам - «савойцы» выступали за жесткое унитарное государство, тогда как карлисты были готовы дать широкую автономию баскам (но не каталонцам и прочим).

 

Война шла три года с 1922 по 1925 год, причем с переменным успехом. Итальянцы высадились сначала на Балеарах, потом в Валенсии и Андалусии, мексиканцы – в Астурии и Галисии. На стороне мексиканцев воевали и конфедераты – хотя официально КША и не участвовали в войне, но «скотоводческие бароны» юго-запада за свой счет формировали «добровольческие отряды», воевавшие отдельными подразделениями в составе мексиканского корпуса. В пропаганде «савойцев» это участие обыгрывалось не иначе как «зверства ацтекско-техасских извергов». При всем при этом в Ричмонде с неодобрением смотрели на это вмешательство, безуспешно пытаясь прекратить проявлявших чрезмерную самостоятельность «баронов». Тем более, что воевали недавние соратники, всего несколько лет назад плечом к плечу освобождавшие полуостров от красной чумы. Означенная чума в Испании также наличествовала – в ней еще сохранились радикальные республиканцы, порой даже весьма левых взглядов, поддерживаемые из России и Германии. Однако стать по-настоящему значимой силой в испанской гражданской войне им так и не удалось: сказывалось устроенное им ранее радикальное кровопускание.

 

На стороне карлистов также воевали католические добровольцы со всего мира – от Филиппин до Ирландии, о своей поддержке объявило и Королевство Эквадор, признавшее «короля Хуана». Был готов вступить в войну на стороне карлистов и султан Марокко, в обмен на территориальные уступки в виде анклава Ифни и Испанской Сахары – в чем ему было отказано.

 

С другой стороны, савойцев поддерживала Португалия. В этой стране, где в силу ряда причин так и не случилось революции, также сохранилась монархия, связанная теснейшими узами с императорским домом Бразилии – как и в целом оба государства. Идеологически монархическая, лузотропикалистская и себастианистская Португалия была ближе карлистам, но сыграли роль соображения национализма, точнее ирредентизма – под шумок Португалия вознамерилась присоединить Галисию, где росло недовольство поведением мексиканцев и техасцев. В этом португальцев поддержала и Бразилия, которая, после полной отмены рабства в 1917 году, без всяких хитростей и двусмысленностей, все чаще оппонировала как КША, так и союзной им Мексиканской Империи. Португальские войска вмешались в войну, также как и бразильцы, после того, как савойцы пообещали им уступить Галисию. Сделано это было из безысходности – сторонники Аамедео проигрывали войну, потеряв три четверти страны и с трудом удерживая Мадрид и сухопутный коридор к Валенсии.

 

Пользуясь случаем к савойцам с предложением «помощи в обмен на территории» обратились Франция, Дагомея и опять же Марокко. От последнего удалось откупиться одним Ифни, Франция и Дагомея претендовали на Испанскую Гвинею – Дагомея на островную, а Франция, соответственно, на континентальную часть, надеясь хоть так компенсировать себе потерю своих экваториальных владений – тем более, что ранее Рио-де-Муни было расширено за счет некоторых территорий  Камеруна и  Габона. Соответствующие договоры были подписаны в начале 1924 года. Впрочем, участие  в войне Франции ограничилось лишь кратковременным вторжением в Страну Басков, под предлогом, что местные националисты ведут агитацию среди французских басков. В остальном помощь Третьей Империи ограничилась поставками оружия и финансовой помощью. Дагомейцам же и марроканцам пришлось повоевать всерьез.

 

Колдун-Император

 

Относительно скромное участие Франции в делах Испании было вызвано в том числе и  отвлечением на дела иных регионов, прежде всего колоний  утерянных французами во время смуты. С потерей части территорий в Африке Париж  более-менее смирился , а общественное мнение  успокоили тем, что это была «плата за помощь». И хотя император Наполеон не исключал, что данный вопрос еще может быть пересмотрен, пока что он был снят с повестки дня. Тем более, что бывшими французскими колониями владели либо великие державы Европы и Америки, либо их клиенты. Воевать  с ними Пятой империи явно было сейчас не с руки. Однако был иной регион –  обретший независимость в годы войн и революций, в результате открытого и  весьма кровавого восстания против французских властей. Установившийся режим рассматривался в Париже как посильная, хоть и совсем не легкая добыча.

 

Речь шла о самопровозглашенной «Империи Лонг» в бывшем Французском Индокитае.

 

Император-Колдун Фан Сич Лонг, пользуясь временным ослаблением Франции также не терял времени даром, всеми доступными ему способами укрепляя свое государство. Он упразднил старое административное деление, отобрал земли у ряда представителей местной знати, лояльных французам и раздал их своим сторонникам. Создаваемая им «Непобедимая армия», спешно перевооружалась, для нее закупались самое новое оружие, которое только новый император мог достать. Особое пристрастие новый император питал к бомбам, гранатам и прочему «взрывному оружию», приглашая к себе европейских химиков, для разработки все новых типов взрывчатки. Средством их доставки, помимо прочего, предполагались сделать «живые бомбы»- бесчисленных фанатиков, готовых умереть за «живого бога».  Фан Сич Лонг умело промывал им мозги – созданное им «Учение высшего света» провозглашало императора воплощением Будды,  Сыном Неба и перерождением Лак Лонг Куана, одного из мифических культурных героев Вьетнама, «Государем-Драконом». Сам Лонг также провозгласил себя «Красным Драконом Вьетнама» , своих жен – воплощением наиболее почитаемых богинь вьетнамской народной религии, а четырех ближайших соратников – перерождениями Четверых Бессмертных. Одним из них стала главная жена Лонга, объявленная воплощением принцессы Льеу Хань.

 

Поддержку Лонга обеспечивали часть местной знати, настроенной антифранцузски; фанатики милленаристских сект, в 1922 году объединившихся в единую секту «Высшего света», а также, наиболее крупные и влиятельные группировки местной организованной преступности. Поддерживали Лонга и из-за рубежа – в первую очередь Япония, чьи советники, специалисты и инструкторы  наводнили «Непобедимую армию». Впрочем, Лонг  искал и иной помощи – в штабе  «Красного Дракона» встречались немецкие национал-социалисты, русские коммунары, мексиканские конфедераты и даже гавайские самураи.

 

«Непобедимая армия» не стояла без дела – с момента взятия власти в 1916 году,  Лонг провел три войны с Сиамом за Камбоджу, с 1917 по 1923 год. Сиамская армия была лучше вооружена и обучена, однако вьетнамская армия, помимо большей численности, имела два солидных подспорья: безудержный фанатизм сторонников  «Живого Бога», готовых на любые жертвы ради малейшего успеха, и немалую популярность Лонга в Камбодже, где он провел некоторое время до начала войны, обучаясь у кхмерских мистиков. Тогда же он посещал и Сиам, где смог ознакомиться с тактикой боя тайской армии. В общем, к 1923 году  «Империя Лонг» захватила большую часть Камбоджи – Сиаму удержал за собой лишь западные провинции утраченные в 1904- 1907 гг.

 

А в 1925 году явились французы.

 

Более чем пятидесятитысячный корпус французской армии высадился в Сайгоне, Хюэ и Камрани, почти без боя заняв эти города. Высадка в Тонкине и занятие Ханоя обошлись французам большей кровью, но в целом,  Тонкин был занят довольно быстро – тем более, что с севера французам помогали армии Южного Китая, к тому времени уже провозглашенного Китайской Республикой. Однако при попытке продвинуться вглубь страны французы встретились с ожесточенным сопротивлением. Не надеясь разбить французов в открытом сражении, Фан Сич Лонг сделал ставку на партизанскую войну в горных районах Вьетнама и Лаоса, совмещенную с ожесточенным террором в городах. «Живые бомбы Живого Будды» взрывались чуть ли не каждый день – смертником мог быть чистильщик обуви, носильщик, рикша, буддийский монах, проститутка из местного борделя, солдат колониальной армии. Помимо этого широко применялись и более традиционные методы  покушений – яд, нож или пистолет.

 

Впрочем, происходили и открытие боестолкновения – так при попытке  занять город Донгсоай одна французская дивизия была окружена и практически вырезана превосходящими силами противника. Нападения становились все наглее и злее:  Фан Лонг, окопавшийся в кхмерском Пномпене, призывал своих сторонников атаковать французов везде где только можно, «убивая самыми жестокими способами из всех возможных».

 

Нельзя сказать, что французов никто не поддерживал: были бывшие функционеры колониальной администрации, были солдаты колониальных войск и представители знати, ущемленные во время конфискаций Лонга. Сторону французов приняла и большая часть вьетнамских католиков: несмотря на то, что Лонг пытался синкретизировать христианство с собственным учением, клюнули на это немногие. Также стороны французов приняли и мусульмане-тямы, чьи религиозные чувства оскорбляло обязательное почитание «живого бога». И все же социальная база профранцузских сил была сравнительно узкой, в разы уступая поддержке населением Лонга. Попытки французов  искоренить разросшийся криминал привели и к конфликту к местными бандами, ранее пытавшихся договориться с французским командованием.

 

Кроме того, французы оттолкнули от себя и потенциального союзника в лице Сиама - когда тайцы пытались прозондировать почву насчет получения Камбоджи в обмен на помощь им был дан недвусмысленный ответ, что после победы над Лонгом, с  тайцами тоже будет разговор по поводу занятых ими кхмерских провинций. В итоге Сиам перешел в глухой нейтралитет, временами даже помогая войскам Лонга. Не в последнюю очередь именно из-за такой позиции Сиама потерпел эпический крах поход французской армии на Пномпень в сентябре-ноябре  1927 года. Остатки французского корпуса, отходившего в Кохинхину, подвергались непрестанным атакам лонговцев, а трупы пленённых солдат подбрасывались на пути отступающей армии, со следами самых жестоких пыток, какие только мог измыслить человеческий разум.

 

Это стало переломом в войне: общественное мнение во Франции и без того не особо восторгавшееся началом очередной войны, теперь просто таки требовало от императора вывода войск. Сам император тоже склонялся к такому решению – узнав о жутких расправах, что творили лонговцы над пленниками и «изменниками», Наполеон Пятый изрек: «Рано или поздно этот дракон сожрет сам себя.» Однако время это еще явно не настало, а боевой дух французских войск неуклонно падал. Офицерский корпус разъедала коррупция,- командование все же вступало в те или иные сношения с местным криминалом, заботясь не сколько о военных успехах, сколько о собственном обогащении. На улицах гремели взрывы, города один за другим сдавались перед вышедшей из лесов «Непобедимой армией». Множилось дезертирство – причем не только колониальных солдат, но и европейцев. Особенно отличились в этом немецкие солдаты, набранные в оккупированном французами Рейнланде. Их оказалось так много, что Лонг,- точнее немецкие спецы в его штабе,- сформировали из них «Немецкий легион».

 

С декабря 1927 года начался вывод войск, завершившийся в общем и целом, к марту 1928. Авторитет Лонга среди вьетнамского народа вырос и укрепился невероятно, победа шумно праздновалась во всех мало-мальски крупных городах страны. Особенного размаха празднование достигло в Сайгоне, столице «Красного Дракона», где в числе прочих увеселений проводилась и массовые казни французских пособников, длившиеся несколько дней. Кульминаций стало пожирание «предателей» огромным гребнистым крокодилом, выкрашенным красной краской, смешанной с кровью. Ночью сцена пожирания стала еще эффектней, поскольку в эту краску был  добавлен еще и фосфор. Сам Лонг во время казни перед народом не появлялся,  породив у суеверных вьетнамцев еще больше слухов о своей сверхъестественной сущности.

 

Сам Лонг недолго почивал на лаврах – уже через полтора года он вмешался в войну в Южном Китае, где местные милитаристы ожесточенно грызлись между собой. Красный Дракон претендовал на родство не только с династией Нгуен, но и с средневековой династией Ле, а главное – с китайской династией Мин. Так что вполне естественно он претендовал еще и на китайский трон. В 1929 году «непобедимая армия» вторглась в Китай, где, воспользовавшись  усобицами китайских генералов, Лонг захватил всю Юньнань и вторгся в Гуанси, где его сторону приняла местная милитаристская клика. Правительство Китайской Республики в Шанхае, поддерживаемое французами, отчаянно пыталось остановить продвижение «Непобедимой армии» и ее местных пособников, тогда как у северных границ уже скапливались японо-маньчжурские войска.

 

В стране инков

 

На другом берегу Тихого океана  тем временем начиналась другая война – точнее формально она и не прекращалась, растянувшись на добрых полвека. Корни данного конфликта уходили еще в прошлое столетие, времена Тихоокеанских войн и последних отзвуков войны за независимость испанских колоний в Южной Америке.

 

Наибольшие расхождения с реальной историей на тихоокеанском побережье Южной Америки случились в Эквадоре. Президент этого государства, Габриель Гарсиа Морено, был упертым консерватором, клерикалом и где-то даже монархистом, происходившим из знатного испанского рода. Соответственно, при его правлении Эквадор считался своего рода «засланным казачком» среди государств Латинской Америки, особенно у тамошних либералов, сильно не любивших Морено. Существовала либеральная оппозиция и внутри страны, поддерживаемая соседями -  Колумбией и Перу,  одно время подумывавшими о разделе Эквадора. Соответственно, сам Гарсиа Морено, понимая уязвимость своего положения, искал возможность обрести сильного покровителя за пределами Латинской Америки. В первое президентство он рассматривал в качестве такого покровителя Францию, рассматривая возможность превращения Эквадора в протекторат Второй империи. Во второе президентство, когда Франция уже потерпела поражение от Германии, Морено стал ориентироваться на Британию, КША и Мексиканскую империю, завязав тесные связи со всеми этим государствами. Фактически Эквадор попал под коллективный протекторат этих трех держав, следствием чего стало формирование его охраны из демобилизованных конфедератов ( преимущественно католического вероисповедания, тесно связанных с «скотоводческими баронами» юго-запада КША и Мексиканской империей). Именно эта охрана в 1875-м году предотвратила РИ-покушения на Гарсиа Морено, совершенное колумбийцем  Фаустино Райо. Данный факт сильно испортил отношения Эквадора с Колумбией – и без того небезоблачные,-  и предопределило вмешательство Морено в начавшуюся в Колумбии гражданскую войну 1876-77 гг, где консерваторы подняли мятеж против либерального правительства из-за закона о школьном образовании. Морено  поддержал клерикальных повстанцев и вдохновлявших их епископов, вторгнувшись в провинции Нариньо, Каука и Потумайо. Здесь было создано консервативное правительство, оппозиционное либеральному правительству в Боготе, устоявшее даже когда остальные мятежники были задавлены по всей стране. Колумбия пыталась силой задавить «оккупированные территории», но мексикано-конфедератская гвардия Морено разбила правительственные армии, вынудив отступить либеральных колумбийцев. Территории были возвращены Колумбии лишь после гражданской войны 1884-85 года, когда к власти в Колумбии пришло более консервативное правительство.

 

Тогда же Гарсия Морено объявил себя королем Эквадора, для чего Британия даже вернула ему подаренную им в 1962 году инкскую корону. В 1890 году Морено скончался и на престол взошел его сын Габриэль Гарсия, женатый на испанской инфанте Эльвире.

 

Пока еще был жив Морено, он поддержал  Чили в детерменистичной Тихоокеанской войне 1879-83 гг. Война шла, в общем и целом, схоже с реальной, разве что здесь Перу не поддерживали США, а КША, как и Британия, склонялись к поддержке Чили. Во многом это делалось в пику Франции, с которой в описываемый момент у Британии были не лучшие отношения – из-за колониального соперничества в Северной и Западной Африке, - и которая поддерживала Перу. Собственно в южной Америке чилийцев поддерживала Бразильская империя, а перуанско-боливийский альянс – Аргентина. Как и в РИ перуанско-боливийские войска были разбиты чилийцами оккупировавшими города Такну и Арику – но здесь они полностью и безоговорочно перешли Чили, без всяких компромиссов типа плебисцитов и арбитражей. Перуанцам это все не понравилось и они рассчитывали на  реванш в будущем.

 

Меж тем,  на рубеже веков в Колумбии разразилась детерменистичная Тысячедневная война между правящими консерваторами и оппозиционными либералами. Война шла не менее ожесточенно, чем в РИ  и точно также в нее вмешивались иностранные державы, в том числе и соседи Колумбии. На стороне консерваторов выступил Эквадор, на стороне либералов – Венесуэла, президентом которой был либерал Чиприано Кастро. Последний считал себя новым Симоном Боливаром, чья миссия состояла в том, чтобы освободить всю Южную Америку от «реакционных» правительств и создать совместно с Эквадором и Колумбией «Боливарианскую Конфедерацию». Результатом этого стала интервенционистская политика в соседних странах – в том числе и в Колумбии. Венесуэльское вмешательство оказалось весьма кстати – либералы в Колумбии уже были на грани поражения, спасти их могло только чудо. В результате венесуэльского вторжения, либеральное правительство удержалось у власти, но ему пришлось распрощаться с рядом территорий: при поддержке КША и Колумбии свою независимость провозгласила Панама, а острова Сан-Андрес-и-Провиденсия стали британским протекторатом. На юге Эквадор оккупировал провинции Нариньо, Каука и Потумайо окончательно присоединив их к себе. Самой Колумбии пришлось пожертвовать своей независимостью, объединившись с Венесуэлой в означенную Конфедерацию. Это произошло в 1903 году, но уже в 1910 году, после свержения Кастро (при активном участии КША и европейских держав). Конфедерация распалась в результате  очередного мятежа консерваторов в Колумбии.

 

Первая мировая война прошла мимо тихоокеанского побережья Южной Америки, если не считать чисто символического объявления войны Германии Эквадорским («Андским») Королевством. Однако пламя европейских революций перекинулось и сюда, как обычно бывает в Латине, смешав идеи прогресса и социальной справедливости с идеями национального освобождения, плавно перерастающего в национализм, реваншизм и экспансионизм. Перу, все еще переживающая из-за национального унижения оказалось питательной средой для подобных идей.  В 1921 году здесь было свергнуто правительство  «Аристократической Республики» и, после ряда сменивших друг друга либеральных правительств в 1927 году к власти пришла так называемая «Революционная хунта национального спасения» ориентировавшаяся на Германию и Аргентину, где к власти вновь пришло правительство Иригойена. В 1929 году был создан «Тройственный Альянс» Боливии, Аргентины и Перу, заточенный против Чили и Эквадора.

 

В 1930 году правительство Перу поставило перед Чили вопрос о возвращении Такны и Арики, но получив решительный отказ, развязало войну. Чили и Эквадор традиционно поддерживали Британия, КША и Мексика, тогда как их противников – Германия. Кстати, немало немецких эмигрантов осело в Латинской Америке и собо теплый прием был им  оказан именно в Чили, где еще жива была память об Эмиле Кернере, бывшем генеральным инспекторе чилийской армии. Немало кайзеровских офицеров осело и в Чили и в Эквадоре, тогда как Перу «Революционной Хунты» было не лучшим местом для германских «контрреволюционеров».

 

«Третья тихоокеанская война» шла с 1930 по 1933 год и закончилась сокрушительным поражением «Тройственного альянса». Чили захватило у Перу еще три провинции – Арекипо, Пуно и Мокегуа, а у Аргентины -  ее часть Огненной Земли. Эквадор оккупировал перуанские провинции Тумбес и Пиора. Боливия же потеряла часть Гран-Чако, когда Парагвай, заключивший соответствующий договор с Чили ударил Боливии в спину.

 

Поражение в войне привело к падению «прогрессивных правительств» и «революционных хунт» в Аргентине и Боливии – на их место пришли «реакционные диктатуры». Эквадор укрепил свое положение в Южной Америке, также как и Чили, сменившее Аргентину в роли «второй державы на континенте». Незадолго до войны к власти в  Чили пришла так называемая «Националистическая партия»,  во главе с Франсиско Антония Эскиной. Государственной идеологией Чили стали идеи  Николаса Паласиоса, называвшего чилийцев лучшей расой в Южной Америке, соединившей кровь вестготов (якобы в Чили селились испанцы с наибольшим процентом германской крови) и мапуче, «двух народов-воинов». В годы войны против Перу это эта теория была взята на вооружение как обоснование перуано-чилийского противостояния ( храбрые мапуче против инков-империалистов) и засилья немецких офицеров в армии Чили.

 

Восходящее солнце Африки

 

В те же годы разгоралась война и на другом континенте – в Африке, точнее в Эфиопии. В этой стране развилка сработала еще в 19-м веке:  детерменистично разразившаяся итало-эфиопская война протекала по отличному от РИ-сценарию. В частности здесь Россия, в которой продолжал править Александр Третий, ограничилась лишь моральной поддержкой– без поставок оружия, советников и «добровольцев» Эфиопии. Более проитальянской оказалась позиция Британии, поддерживавшей некоторых региональных феодалов против центрального правительства, вынуждая эфиопскую армию отвлекать свои силы с итальянского направления. Все это предопределило финальное поражение эфиопов, повлекшее за собой признание Уччальского договора в удобной для эфиопов трактовке. Фактически это означало мягкий протекторат Италии над Эфиопией, в которой сохранили большую самостоятельность местные династии, чисто формально подчиненные негусу – такие как Тато Гаки Шерочо,  правитель царства Каффа. Сам Менелик, не выдержав позора поражения, вскоре отрекся от престола и на Эфиопский престол взошел его малолетний внук Иясу. Регентом при нем стал считавшийся лояльным Италии султан Аусса, Мухаммед ибн Ханфере. Все это вызвало немалое возмущение в стране, подозревавшей, что таким образом пытаются обратить императора в ислам. Это беспокойство разделяли и Франция с Россией, опасавшиеся вовлечения Эфиопии в орбиту турецкого, а значит и германского влияния. С вступлением Италии в войну султан Мухаммед был отстранен от регентства, под предлогом достижения Иясу совершеннолетия. В скором времени Османская империя полностью дезинтегрировалась, в Центральных державах были провозглашены Коммуны и актуальность вражеского проникновения в регион была на какое-то время снята с повестки дня.

 

Но оставались противоречия внутри самой Эфиопии – слухи о склонности Иясу к исламу никуда не делись, также как и оппозиция со стороны антиитальянски настроенных феодалов. Эти настроения подогревались Францией и Британией, уже обеспокоенных имперскими амбициями Италии, ставшими особенно выпуклыми с началом войны в Испании. Однако не только европейские страны проявляли интерес к событиям в Эфиопии – внимание к ним проявлял молодой  «африканский лев», Королевство Дагомея и особенно Японская империя, служившая примером для всех неевропейских стран, как образец «модернизации без вестернизации». Сама Япония с приобретением  обширной сферы влияния в Восточной Азии, начала проявлять интерес  к экспансии и в иных регионах. Интерес к Эфиопии в стране появился давно -  с особенно когда дочь  императора Менелика Заудиту, покинула Эфиопию, опасаясь за свою жизнь после отречения и последовавшей за ним смертью отца. Какое-то время она путешествовала по Европе и Америке, потом в 1903 году осела в Японии, попав в разработку местных военных. Там и состоялся брак 28-летней наследницы Менелика с принцем Такэда-но-мия Цунэхиса, представителем одной  из младших ветвей японской императорской фамилии. Именно этот принц, в данной АИ счастливо избежавшей смерти от испанки, использовав имя, а главное – происхождение супруги, стал одним из главных инициаторов вмешательства Японии в поднявшееся в 1924 году восстание эфиопских феодалов враждебных императору Иясу и итальянскому протекторату.

 

Восстание началось в области Тиграи, у  границ Итальянской Эритери, отрезав ее от центральных областей Эфиопии. Меж тем, в стране «как-то» ( на самом деле через Французское Сомали) появилась  императрица Заудиту с  мужем, а с ним и внушительный японский контингент.  Официальный Токио, в ответ на жалобы итальянской стороны, невозмутимо отвечал, что данное вторжение есть частная инициатива принца, выступившего на стороне законных притязаний законной супруги, а его японские солдаты – простые «добровольцы». Поддержавшие Заудиту расы объявили ее истинной наследницей Менелика, в противовес итальянской марионетке и «тайному мусульманину» Ийсу.  Очень скоро восстание охватило обширные области Эфиопии, включая и столицу, что быстро захваченную сторонниками Заудиту. Одновременно эфиопам (и поддерживающим их японцам) удался и еще один смелый маневр – в марте 1925 эфиопо-японские войска внезапным наскоком захватили эритрейский порт Асэб. Для Италии этот захват оказался знатной пощечиной: именно этот порт был первым владением Италии в здешних водах, городом, с которого, собственно и началась Итальянская Эритрея.  Однако отбить его быстро у итальянцев не получилось – они все еще воевали в Испании, так что большая часть итальянских войск  была скована в Средиземноморье. Лишь весной 1926 года итальянцы смогли перебросить в Эритрею значительные силы, однако теперь момент был упущен: большая часть Эфиопии оказалась под контролем эфиопов и их японских союзников, которых становилось все больше и больше. Благо теперь их не было надобности скрывать при посредничестве «третьих стран»- через захваченный Асэб, откуда активно шло наступление на территории собственно Эритреи, в Эфиопию потоком шло японское оружие, техника и «добровольцы». Не только японские – с лета 1926 года к ним присоединились и «добровольцы» из Дагомеи, как братская помощь «От Западной Африканской Империи Восточной».

 

Война шла с 1925 по 1928 годы и закончилась сокрушительным поражением Италии, даже двумя – первое состоялось на море у островов Дахлак, где японский подводный флот ( никто так внятно и не смог ответить откуда он у «добровольцев») сначала пустил на дно итальянский транспорт, сорвав прибытие подкреплений. После этого японский десант занял Массауа, установив связь с войсками Раса Тиграи и отрезав от побережья итальянский корпус, наступавший на Аддис-Абебу. У стен эфиопской столицы итальянцы потерпели второе, еще более сокрушительное поражение. Меж тем начались восстания кланов Итальянского Сомали, у которых неожиданно появились вполне современные винтовки и в Риме поняли, что  надо спешно спасать, то что осталось. 23 марта 1928 года был подписан мир, где итальянцы признавали Заудиту императрицей Эфиопии. Иясу к тому времени  попал в плен и как-то странно умер, так что Рим лишился мало-мальски внятного обоснования войны в Эфиопии. Взамен итальянцам возвращалась Эритрея ( кроме Асэба) и выплачивалась солидная компенсация.

 

Эфиопия обрела независимость, но фактически итальянский протекторат сменился на японский, посредством слияния «потомков Аматэрасу» и «потомков Соломона» в новую  династию. После смерти в 1930 году  так и оставшейся бездетной Заудиту, принц  Цунэхиса женился на ее племяннице, внучке Менелика Вейзиро – в этой АИ она покинула Эфиопию вместе с теткой, не испытала всех прелестей раннего брака и не умерла от родов в 12 лет. Несмотря на зрелый возраст супругов ( ему было 48, а ей 37), тем не менее им удалось зачать наследника престола на следующий год после свадьбы. Укрепив тем самым свое положение, принц принялся за масштабную программу укрепления связей между Японией и Эфиопией (организация в Эфиопии плантаций хлопчатника и других технических культур, переселение в Эфиопию  миллиона японских поселенцев и так далее).

 

Королевство Одинокой Звезды

 

Война в Испании и участие в ней «добровольцев» с юго-запада КША усугубила объективно нараставшие противоречия  среди конфедератов. Как уже говорилось юго-запад,- прежде всего Техас,  - находился в «особых отношениях» с Мексиканской Империей, многие представители плантаторско-скотоводческой верхушки имели владения по обе стороны границы. Тем более, что Северная Мексика имела особый статус – формально являясь частью Империи и одновременно зоной особых интересов КША – политических и экономических,  многие земли которой находились в бессрочной аренде у северных соседей. Де-факто же эта территория представляла собой некую «серую зону» не подчинявшуюся ни Ричмонду, ни Мехико. Верховодила тут землевладельческая олигархия – результат слияния богатых плантаторов и скотоводов юго-запада КША с мексиканской креольской верхушкой. Здешние богатые семейства были связаны многочисленными родственными связями, вполне осознавая себя как консолидированное целое, понимающее общность своих интересов и готовое сообща отстаивать их от любых посягательств извне. При этом данная общность вовсе не замыкалась в себе, распространяя свое влияние и дальше на юг, все больше связывая свои интересы с Мексикой, а также расположенными к югу от нее «банановыми республиками»  Центральной Америки с их креольско-конфедератской верхушкой и находящимся в полурабском состоянии афро-индейско-метисным населением.

 

Сюда вмешивались и иные игроки – в частности те же англичане, хоть и считались союзниками Конфедерации, всегда готовы были поддержать в ней центробежные тенденции если усматривали в том для себя выгоду. А выгода в обособлении юго-запада просматривалась четко: после нахождения в Техасе богатых нефтяных месторождений. Да и местные «бароны» были непрочь сами ими распоряжаться без оглядки на Ричмонд. Который, как нетрудно догадаться, не собирался отпускать нефтяной регион.

 

Имелись и иные противоречия – в частности, как уже поминалось, местная верхушка, породнившись с мексиканским дворянством, сама желала обладать аристократическими титулами и проистекавшими из них привилегиями, что прямо запрещалось конституцией КША. Меж тем в Мексике все это не просто позволялось, а считалось весьма престижным, что естественно склоняло симпатии юго-западных «баронов» в сторону Империи. Именно эти симпатии и предопределили вмешательство юго-запада в испанскую гражданскую войну на стороне Мексиканской империи, при официальном нейтралитете Ричмонда.  После возвращения «добровольцев» из Испании, правительство КША потребовало от властей юго-запада выдать их полиции, для проведения тщательного «расследования всех обстоятельств», включая и источники финансирования заморской экспедиции. Спонсоров также предлагалось «призвать к ответу», а  поскольку таковыми были местные «бароны», то всем стало ясно, что претензии по поводу Испанской войны – всего лишь предлог для того, чтобы наконец расправиться со своенравным Юго-Западом.

 

Впрочем, войны хотели с обеих сторон – власти Техаса демонстративно отказались выдать «добровольцев», резонно заявив, что их действия не нарушали законы КША. Отказались они и содействовать в расследовании деятельности местных баронов – которым  к тому времени выдвинули ряд еще более тяжких обвинений, нежели снаряжение «добровольцев» на войну в Испании»- вплоть до государственной измены. Более того, следователям прозрачно намекнули, что если они будут упорствовать в своих намерениях, то  в Техасе с ними может случиться что-то нехорошее. В Ричмонде поняли все правильно – и объявили о готовности принудить местные власти к содействию силой – в том числе и военной. В ответ Техас объявил о вооружении ополчения, его примеру последовали и иные штаты юго-запада. Через Рио-Гранде потянулись вооружённые отряды, снаряженные тамошними родичами техасской верхушки.

 

23 августа 1926 года армия КША обстреляла город Ньютон на границе Техаса и Луизианы. Этот день считается официальным началом войны, получившей название «Техасской». Война шла преимущественно на восточной границе Техаса – Индейская Территория и Дезерет фактически саботировали боевые действия, что несколько сравняло изначальное неравенство сил. Однако остальная КША, включая и «Центральную Конфедерацию» были настроены карать мятежников – несмотря на то, что техасцы прямо апеллировали к примеру самой Конфедерации  более чем полвека назад точно также начавшей свой выход из Союза. Чтобы избавиться от неудобных ассоциаций, пропаганда конфедератов распространяла всяческие страшилки: в них подчеркивалась грубость и алчность «скотоводческих баронов», их тяга к феодально-монархической системе правления, приписывалось стремление насадить католицизм и отторгнуть Техас в пользу Мексики. Не все кстати, было такой уж неправдой – конечно, власти Техаса и в страшном сне не подумали бы о смене веры ( религиозный вопрос старались деликатно не трогать, учитывая сложную конфессиональную ситуацию в регионе) однако связи с Мексикой и впрямь были обширными,  хотя официальный Мехико, конечно же, объявил нейтралитет. Император Августин к тому времени уже скончался и на трон взошел его старший сын Максимилиано Второй, названный в честь приемного отца покойного императора. Официально он не вмешивался в войну, но без сомнения, сочувствовал мятежникам, также как и его брат Хуан, все еще лелеющий планы восхождения на испанский престол. Именно при его содействии в Техас и прилегающие окрестности потянулись отряды испанских карлистов, считавших Хуана своим законным королем, а конфедератов юго-запада – «братьями по оружию».

Однако наибольшую активность в Техасе проявил отпрыск иной ветви императорского дома Мексики – той, что представлял двоюродный брат покойного императора Августина – Сальвадор де Итурбиде. Сам Сальвадор к тому времени также пребывал в могиле, но он оставил после себя несколько дочерей, старшая из которых, Мария-Хосефа де Итурбиде, в 1897 году вышла замуж за Иоганна Георга, представителя королевского дома Саксонии. Через два года у них родился сын Альберт, который, как и его родители, жил на два континента, между Европой и Мексикой.  После краха германской монархии, когда Иоганн Георг был расстрелян трибуналом Коммуны, его сын вместе с матерью окончательно перебрался  в Мексику. Энергичному юноше пришлись по вкусу нравы мексикано-техасского пограничья. С 1918 года он постоянно проживал в Техасе, даже женившись на Мэри Лавинг, наследнице одного из самых влиятельных семейств Техаса. К началу Техасской войны Альберт успел повоевать в Испании и во Франции, так что опыт военного дела у него имелся. И он оказался достаточно удобной компромиссной фигурой чтобы «бароны» и плантаторы Техаса, Аризоны и Нью-Мексико сочли возможным предложить ему корону «Техасского Королевства», включившего в себя весь Юго-Запад. 16 октября 1926 года в Хюстоне прошла церемония коронации, где присутствовали, среди прочих гостей, принц Хуан и британский посланник в Мексике.

Первые полтора года войны шли не так уж плохо для Техаса: оборонять по сути приходилось всего лишь восточную границу, тем более, что у КША в тот момент имелись проблемы в иных регионах. Тыл техасцам надежно обеспечивала Мексиканская империя. И хотя флот КША полностью блокировал техасское побережье, разнообразные суда, без опознавательных знаков, спокойно бросали якорь в Матаморосе, где  выгружалось оружие и боеприпасы для мятежников. Техасские войска, под личным командованием своего короля, бойко отбивали наскоки конфедератов, то и дело переходя в контрнаступление. Болота и сосновые леса луизиано-арканзасо-техасского пограничья стали ареной постоянных стычек, сопровождаемых сожжением ферм, убийством мирных поселенцев, насилием над женщинами и прочими сопутствующими прелестями. Почувствовав ослабление хозяев начали бунтовать негры, внося  в и без того ожесточенное противостояние характерные  элементы африканского колорита.

 

Кульминацией успехов «короля Альберта» стал состоявшийся  в сентябре 1927 год дерзкий рейд через всю Луизиану, закончившийся временным захватом Нового Орлеана и сопровождавшийся крупнейшим восстанием негров за всю историю штата. И хотя вскоре техасские войска оставили город, а затем и штат, тем не менее, КША наводили тут порядок до конца года.

 

Данный успех подтолкнул Индейскую Территорию к выходу из состава Конфедерации и вступлению в войну на стороне Техаса – король Альберт обещал индейским вождям независимость, территориальное расширение на север, союз и дружбу.

 

Однако с началом 1928 года ситуация стала меняться в худшую для Техаса сторону. КША, уладив, наконец, свои проблемы в ином регионе, получила возможность  сосредоточиться на мятежном Техасе. Теперь уже техасцы с большим трудом отбивались от конфедератов, уже не думая о контрнаступлении. Видя это, начали потихоньку сворачивать помощь и «дружественные страны»- в том числе и Мексика. Альберт попробовал исправить ситуацию, вмешавшись в разгоревшуюся в Империи династическую смуту. Принц Хуан попытался силой свергнуть брата и взойти на трон, после чего, используя ресурсы Империи, он планировал вновь вступить войну за испанское наследство, объединив  короны  по обе стороны Атлантики. Он склонил на свою сторону троюродного брата, пообещав, после  восшествия на трон, полную поддержку Техаса, вплоть до интервенции – в обмен на вассальную присягу нового королевства. В границы которого, кстати, должны были войти все земли утраченные Мексикой в ходе американо-мексиканской войны.

 

Если вкратце – план Хауна провалился, мятеж был задушен, а сам принц схвачен и привезен в Мехико. После некоторых душевных терзаний, Максимилиано отдал приказ о его расстреле. С тех пор он полностью изменил  отношение к Техасу, поддержав территориальную целостность КША и выразив готовность помочь им подавить мятеж. В обмен на военную помощь он хотел восстановление полноценного контроля Мексиканской империи над «северными территориями».

 

Британия, видя такое изменение конъюнктуры, также свернула помощь Техасу.

 

В октябре 1928 года началось полномасштабное наступление на Техас – КША с востока и Мексика с юга. В первых числах декабря армия КША заняла Индейскую территорию, жестоко поплатившуюся за свой союз с мятежниками. Альберт еще сопротивлялся – перебрасывая войска с одного фронта на другой, маневрируя и контратакуя, он удерживал мексиканцев на южном берегу Рио-Гранде и как мог замедлял движение  конфедератов к Хьюстону. Как мог он и старался восполнить потери освобождая негров, индейцев, пеонов и зачисляя их в армию.

 

Подобные меры, мягко говоря, не способствовали популярности Альберта у местной верхушки – постепенно от него стали отворачиваться даже его верные союзники, втихомолку ведя переговоры с командованием конфедератов и мексиканцев. Произошла парочка мятежей, подавленных оставшимися верными королю войсками, а также одно покушение.

 

И в этот момент против Техаса открылся новый фронт.

 

Дезерет, хоть и являлся формально частью Конфедерации, тем не менее, пользовался широчайшей автономией, благодаря чему ему удавалось долгое время оставаться нейтральным. В то же время мормоны пристально следили за ходом военных действий, ожидая благоприятного момента для вмешательства. С королем Альбертом отношения у них не сложились – тот, проводя централизацию королевства, нет-нет, да и ущемлял мормонских поселенцев в Нью-Мексико и Аризоне, где у Церкви Святых Последних Дней к тому времени сложилась обширная диаспора. Иные из местных мормонов одновременно являлись и крупными землевладельцами, с самого начала не воспылавшими теплыми чувствами к новому королю.

 

В общем, в декабре 1928 года мормонское государство вступило в коалицию против Техаса.

 

Далее все шло быстро: в первых числах января мексиканская армия прорвала Южный фронт и начала быстрым маршем двигаться на соединение с армией КША, наступавшей с севера. Мормоны тем временем планомерно подминали западные владения Техасского Королевства. 2 февраля 1929 года мексикано-конфедератские войска, после варварской бомбардировки начали штурм Хьюстона, закончившийся 12 февраля. Король Альберт погиб средь дымящихся развалин столицы. Свою супругу, вместе с малолетним наследником он  эвакуировал еще в конце 1928 года на британской подводной лодке, через Калифорнийский залив.

 

Техас  вернулся в состав КША на правах обычного штата – там было сформировано правительство из плантаторов и «баронов», более-менее лояльных Ричмонду, сдавших конфедератам  оставшихся сторонников Альберта и всех, кто считался «ненадежным». С давними техасскими вольностями было покончено – также как и с «серой зоной» в Северной Мексике, перешедшей под плотный контроль имперского правительства. Впрочем, часть местной верхушки также сохранила свои позиции на условиях полной лояльности Мехико.

 

С автономией Индейской территории было покончено, а сама она – оккупирована армией КША.

 

Зато увеличила свои размеры и влияние мормонская автономия. К западу от Техаса и до самого Тихого океана все земли подмял Дезерет. Еще с 60-х годов мормонская теократия отличалась устойчивым демографическим ростом, подстегнутым мормонским многоженством и общей религиозностью  населения. Вследствие чего мормонские диаспоры, как уже говорилось, обладали немалым влиянием в указанных регионах, обеспечив тем самым относительно быстрое их  присоединение к Дезерету. Местным  не-мормонам предстоял суровый выбор – или эмиграция или поражение в правах ( для не-белых означавшее фактическое рабство) или принятие веры Церкви Иисуса Христа Святых Последних Дней. Не так уж мало местных «баронов» приняли третий вариант, плавно влившись в элиту мормонского государства.

 

Медведь и Козел

 

Как уже ранее говорилось, КША не могли сразу подавить техасский мятеж, в том числе и потому, что были заняты в другом месте. Этим местом был остров Гаити, с давних пор представлявший несерьезную, но досадную проблему. Собственно проблему представляла западная часть острова: в восточной же части, в Доминикане, президент Буэнавентура Баэс еще в 1869 году убедил КША аннексировать республику. Баэс рассчитывал получить права штата, но сумел выбить только статус протектората. Американские плантаторы быстро выкупили большую часть земель, пригодных под плантации, некоторые породнились с креольскими семьями, другие направили сюда своих незаконнорожденных отпрысков-мулатов, помогая строить карьеру и устраивая им браки с местной мулатской верхушкой. Позже в Доминикану эмигрировало некоторое количество немецких и итальянских предпринимателей, которые слившись с уже имевшейся верхушкой, образовали местную аристократию, копирующую порядки в КША. Основой экономического могущества этих магнатов стали плантаторское хозяйство и скотоводческие латифундии.

 

Аналогичные порядки, пусть и с местными вариациями, развились на Кубе и Пуэрто-Рико.

 

Иначе обстояло дело в Республике Гаити. В годы Гражданской войны в США, президент Гаити Фабр Жеффрар поддерживал Союз, сочувствовал американским аболиционистам и принимал у себя беглых рабов, что соответствующим образом сказалось и на его отношениях с победившей КША. Установление протектората КША над Доминиканой мотивировалось, среди прочего, и возможностью нападения Гаити. Фабр к тому времени уже был свергнут генералом Сильвеном Сальнавом, который тоже долго не продержался на высшем государственном посту Гаити. Началась очередная кровавая заварушка, в которую не преминули вмешаться КША. Кончилось это тем, что в 1870 году в Гаити установилась диктатура Луи Саломона, бывшего министра «императора» Фостэна, ныне ставшим премьер-министром при его дочери Селестине провозглашенной «императрицей» Гаити. В  последующие годы в новоиспеченную империю стекались чернокожие отпрыски плантаторских семейств Юга, которые, породнившись с «императорской фамилией» и местной мулатской элитой заняли доминирующие позиции в местной политике и экономике. Сюда же со временем переместились и некоторые из мулатов-плантаторов Доминиканы, где они все же считались людьми второго сорта, по сравнению с белой элитой. В игрушечной империи династии Фостэна они являлись полноправными хозяевами, исправно поставляющими продукцию своих плантаций белой «родне» в Конфедерации.

 

Вся эта система окончательно оформилась к началу 20 века и до поры до времени функционировала относительно исправно. Однако плантаторы Доминиканы, к тому времени уже полностью подмявшие под себя и Пуэрто-Рико, стремились распространить свою власть и на западную часть острова. Они убеждали политиков в Ричмонде, что существование «черного королевства» в Западном полушарии плохо влияет на чернокожих в Америке – и были не так уж и неправы:  расовое самосознание афроамериканцев росло, вдохновляясь победами дагомейцев и эфиопов в Африке,  а также  отменой всех форм рабства в Бразильской Империи. Свое влияние оказывали и события в Европе. Все кончилось тем, что в 1923 году малолетний «император» был смещен,  «Империя Гаити»  упразднялась и присоединялась к Доминиканской Республике, в честь такого события переименованную в «Республику Экспаньола».

 

Все это всколыхнуло черных гаитян и ранее без всякого восторга смотревших как навязанная им элита, попирая все заветы «отцов-основателей» независимого Гаити, с потрохами продает страну расистам-рабовладельцам. Ликвидация королевства и возвращение колониального названия стало последней каплей: через несколько месяцев Гаити заполыхало огнем непрерывных восстаний. Отряды черных «революционеров» жгли усадьбы и плантации, убивали белых, мулатов и черных «предателей», разрушали инфраструктуру и вообще веселились, как могли, вспоминая славные времена Жан-Жака Дессалина и Анри Кристофа. Очень быстро волнения перекинулись и в Доминикану, где поднялись  черные «контрактники» из Африки. Начались волнения и на Кубе и в Центральной Америке и даже в самих КША.

В Ричмонде какое-то время не желали вмешиваться, полагая, что наемники местных плантаторов справятся сами. Но, несмотря на драконовские меры, предпринимаемые местной элитой, окончательно восстание подавить не удалось. Меж тем назревал конфликт в Техасе, для подавления которого предполагалось использовать элитные части – ведь воевать приходилось с такими же конфедератами.  Свободных войск у Ричмонда не было и тогда в чью-то светлую голову пришла идея  «давить ниггеров илотами»  - в Гаити  направили несколько полков из Центральной Конфедерации, укомплектованной теми, кого считали «белыми второго сорта»: ирландцами, славянами, евреями, немцами, финнами. Все они были еще большими расистами, чем элита КША, мотивированными тем, что по условиям контракта, прослужив определенный срок, они могли рассчитывать на  небольшую пенсию, участок земли и вообще куда более почетный статус, нежели у их собратьев, надрывавшихся на тяжелой работе.

 

И вот тут командование КША допустило ошибку, поставив во главе одного из полков Яна Красницкого – потомка старинного шляхетского рода, бывшего подданного Российской Империи, а позже – созданного немцами марионеточного «Королевства Польского». С провозглашением Коммуны в Германии, России и Польше, Красницкий покинул страну и волею судеб угодил в КША, где и завербовался в местную армию. Здесь его шляхетский гонор претерпел жестокое столкновение с реалиями Центральной Конфедерации, где к полякам, да и вообще славянам относились немногим лучше чем к неграм. Впрочем, конкретно к Яну относились более-менее с уважением, учитывая его воинский опыт и высокое происхождение. И все равно пребывание в Конфедерации его тяготило - особенно когда Ян узнал, что в Польше свергли Коммуну. Красницкий, разумеется, засобирался на родину, но его пыл быстро охладили, напомнив, что он подписал контракт на десять лет и обязан его отслужить. В случае же самовольного оставления своего полка Красницкий мог считаться дезертиром, к которым закон КША был весьма строг – даже к самым что ни на есть чистокровным дикси. Красницкий продолжал служить, но сердце его рвалось на родину – даже после того, как от собственно Польши остался лишь клочок восточных земель, вошедших в Государство Четырех Народов.

 

Так он и служил, пока на Гаити не вспыхнул мятеж и кому-то в высшем военном руководстве КША не пришла в голову идея отправить туда илотов. Яну намекнули, что в случае успешного завершения кампании, срок его службы может быть и сокращен, так что шляхтич  охотно направился давить  восставших негров

 

Что произошло с ним вскоре  после высадки в Порт-о-Пренсе доподлинно неизвестно. По местной гаитянской легенде навстречу солдатам Красницкого,- преимущественно полякам, - вышла негритянская процессия с изображением вудуистской богини Эрзули Дантор ( как не трудно догадаться, вуду быстро стало идеологией восставших гаитян). Красницкий признал в богине икону Божьей Матери Ченстоховской, отождествлённой с вудуистским божеством еще во времена Гаитянской революции. Тут с Красницким и случился некий катарсис – он перешел на сторону восставших, как в свое время сделали польские легионеры Наполеона. Вместе с ними перебежали и практически все поляки, а также «илоты» иных народностей. Тех же, кто сохранил верность КША  вырезали, также как и офицеров-конфедератов.

 

Разумеется, имелись и иные версии произошедшего, более прозаичные, но в тот момент это было и неважно. Важным оказалось то, что Красницкий сумел объединить разрозненные отряды мятежников и нанести плантаторам ряд чувствительных поражений. Его любовницей стала Аделина Бланше – красивая мулатка с зелеными глазами, жрица вуду и отпрыск боковой ветви династии Фостена. Она провозгласила Красницкого избранником Эрзули Дантор и перевоплощением Анри Кристофа, «черным императором с белой кожей». Данный расовый казус ничуть не смутил чернокожее население Гаити, с этого момента слепо шедшим за Красницким, узрев в нем своего нового бога. 

 

В течение 1926- начале 1927 года восставшие полностью захватили бывшее Гаити, перенеся боевые действия уже и на территорию собственно Доминиканы.   Новоиспеченный император уже видел себя владыкой всего острова. Ситуация облегчалась тем, что уже начался Техасский мятеж и КША, фактически, воевала на два фронта. Красницкий использовал весь свой авторитет «воплощения короля Кристофа», дабы поднять на мятеж негров КША – во многом он считается ответственным за Луизианское восстание. По сей день звучат обвинения,- пока никем не доказанные, - о координации им действий с «королем Техаса», Альбертом Первым.

 

Вскоре на Гаити высадились войска собственно КША, наконец-то принявших всерьез восставших рабов, но и их на первых порах преследовали неудачи. Наибольшая опасность исходила не от конфедератов, а от  уроженца самого Гаити, Рафаэля Эро Мура – отпрыска «черной ветви» влиятельного семейства Муров, владевших обширными плантациями в Луизиане и Алабаме, а также на Кубе, Доминикане и Гватемале.

 

 Рафаэль Мур был внуком Томаса Мура, один из сыновей которого имел длительную связь с мулаткой из Доминиканы, внебрачной дочерью Улиссеса Эро . Рафаэль Мур получил хорошее образование, служил в армии КША и,  со временем, благодаря отцовским связям стал весьма влиятельным человеком в Доминикане. Цвет кожи, правда, не давал ему напрямую войти в «белую элиту», однако он сумел компенсировать этот недостаток глубоким знанием местного «дна», тесно сойдясь с местным криминалом: содержателями публичных домов, контрабандистами и тому подобной публикой. Используя связи семьи Рафаэль периодически покрывал кого-то из криминальной верхушки, заручаясь тем самым его поддержкой для тех или иных действий - как правило, весьма неприглядных. Также он прославился как организатор изощренных развлечений для богатой «белой публики» - тех самых, которые запрещал даже не особо строгий закон Доминиканы. Связи Рафаэля простирались не только на Доминикану, но и на Гаити, где он работал рука об руку с тамошними «черными бастардами». Все это, а также умелое распоряжение ресурсами семьи, - Эро являлся главным управляющим всех земельных владений Муров на Гаити,- сделало его самым богатым человеком острова. Как и его будущий противник Рафаэль глубоко погрузился в колдовство вуду, - как в его гаитянском, так и доминиканском варианте,- используя суеверия черных для укрепления своего влияния на них.  Рафаэль любил наряжаться в черный костюм и носить темные очки, украшал свои апартаменты кладбищенской и колдовской атрибутикой, активно способствовал распространению о себе самых диких слухов. Еще до Красницкого Рафаэль Мур обзавелся собственной любовницей из жриц вуду – правда доминиканского, - Марией-Анжеликой Кастро. Она также претендовала на знатное происхождение, уходящего корнями в совсем уж седую древность – Мария-Анжелика считала себя потомком касиков Таино, правивших Гаити еще до испанцев и воплощением Анакаоны. С ее подачи Рафаэль стал участвовать в самых диких  оргиях, а точнее сказать шабашах  с участием молодых людей обоего пола и всех рас, а также больших змей, черных собак, свиней и козлов. Рафаэль и сам получил прозвище «Козел», без всякого уничижения – как за чрезмерную похотливость, никак не останавливаемую Марией-Анжеликой, так и за привычку появляться на этих сборищах в черной рогатой маске. Вскоре среди суеверных негров поползли суеверные слухи об оборотничестве, как самого Эро, так и его супруги. Впрочем, подобные слухи ходили и о Красницком- говорили, что он умеет превращаться в черного медведя.

 

Параллельно с этим  Рафаэль  вооружал и натаскивал отряды головорезов, которых обучали германские беженцы-офицеры. К началу восстания Эро уже стоял  во главе своей личной армии, показавшей куда большую боеспособность, нежели опереточная «армия Эспаньолы». Именно Рафаэль, действуя в тесном взаимодействии с войсками Конфедерации,  нанес повстанцам несколько серьезных поражений, выбил их с территории Доминиканы  и перенес войну непосредственно на Гаити. Когда поражение Красницкого стало выглядеть неизбежным, КША вывели войска с острова, дабы сосредоточиться на Техасе. Добивать остатки восставших было предоставлено Эро-Муру – и тот оправдал возложенные на него ожидания, окончательно потопив в крови восстание. Его армия весьма разрослась, превратившись в самую значительную военную силу на острове. Рафаэль вел сложную игру – с одной стороны, с помощью разных интриг он сумел оторвать от Красницкого ряд черных лидеров, пообещав им разные послабления и привилегии. С другой – он вел сложные переговоры с плантаторами и военными КША, убеждая их в том, что «единая власть» на острове дело, конечно, нужное, вот только способы ее реализации были выбраны неправильные. А он, разумеется, знает как правильно.

 

В КША к тому времени намечались президентские выборы, кандидатом на которых был и Ричард Мур, белый кузен Эро. Финансовая поддержка Рафаэля стала одним из решающих факторов избрания Мура, который не преминул, после своей победы, помочь столь щедрому родственнику. 8 апреля 1928 года, при полном одобрении Ричмонда, Рафаэль Эро Мур совершил переворот, и провозгласил себя «Императором Объединенного Гаити». Его поддержали все «черные бастарды», ряд гаитянских лидеров, а также часть белых плантаторов, тесно связанных с семьей Муров. Совершив ряд популистских жестов в сторону черных,- таких как возвращение прежнего названия острова и помолвка собственного сына с одной из принцесс Фостенов, - Эро тем не менее обещал белой элите  сохранение ее позиций на Гаити – и слово это, в общем, держал.

 

К тому времени гаитянское восстание было полностью подавлено, а те его лидеры, что не подались на посулы Трухильо – схвачены и жестоко казнены. Однако сам Красницкий, вместе с женой, сумел покинуть остров на бразильском крейсере. Впоследствии он объявился сначала в Африке, а потом и в Европе, где сыграл свою роль в разворачивающихся там событиях.

 

Но это уже совсем иная история.

Pax Britannica: падение исполина

 

Великобритания оказалась главным победителем по итогам Великой Войны, в которую она вступила позже, нежели в РИ, понеся куда меньшие убытки и людские потери. Ее главные конкуренты, разоренные войнами и революциями, вышли из войны сильно ослабленными, а то и вовсе дезинтегрированными, фактически прекратив свое существование как единое государство. Возрожденная Французская империя, под руководством Наполеона-полуангличанина, находилась в зависимости от Великобритании, также как и сильно урезанная Российская Империя, фактически находившаяся под двойным, англо-шведским протекторатом. Сама объединенная Скандинавия без помощи  Британии была не в состоянии более-менее эффективно контролировать столь огромные территории. В союзе с Британией находилась и Италия со всей своей романистской «Осью», где Греция и Руменгрия видели в Британии своего защитника от чрезмерного гегемонизма Рима. Поддерживало тесные отношения с Лондоном и Государство Четырех Народов. Что же до социалистических Германии и России, то эти страны, громогласно обличая британский империализм, не могли причинить Лондону серьезного вреда, тогда как у самих бриттов находилось множество инструментов давления на красные правительства.

 

Вместо единого колосса – США, в Северной Америке простиралось лоскутное одеяло из нескольких государств и автономий, находящихся в разной степени зависимости от Британии  – и это не считая огромного Канадского Доминиона. В Южной Америке в тесном союзе с Британией находились Бразильская империя и Чили, что определяло и общую ситуацию на континенте. Конфедерация, в отличие от РИ-Америки, не  могла на равных конкурировать с Британией на местных рынках, также как и ослабленные войной Германия и Франция. По сути, Британия являлась монополистом во многих сферах, а Лондон оставался важнейшим торговым и финансовым центром мира.

 

 В Азии продолжал действовать англо-японский союз, определявший основные политические процессы на Дальнем Востоке и на Тихом океане. В Средней Азии находились Туркестанские Эмираты, на которые англичане оказывали влияние, как напрямую, так и опосредованно, через подконтрольные им Афганистан и Иран.  Ближний же восток представлял собой лоскутное одеяло из государств, возникших на развалинах Османской империи, полностью зависящих от гегемона. Африка, большей частью, также находилась под контролем Британии или зависимых от нее государств. 

 

Ореол главного победителя в Великой Войне окружал как саму Британскую империю, так и ее правящие круги, где уверенно доминировала Консервативная партия, во главе с премьер-министром лордом  Джорджем Керзоном. Внутренняя политика Керзона была, что называется «реакционной», сосредоточенной на  максимальном сохранении, а то и возрождении иных «старых порядков». Поскольку усталость от войны в британском обществе была куда меньше, нежели в РИ, следовательно, и социальная напряженность была куда ниже. Соответственно и надобности в реформах, которые в РИ проводил Ллойд-Джордж, Керзон не видел.

 

Сам будучи лордом и пэром, Керзон всячески укреплял значимость Палаты Лордов, добившись отмены «Акта о Парламенте» 1911 года, в свое время заменившего её абсолютное вето в отношении решений палаты общин отлагательным. Теперь же данное вето вновь вернулось лордам. Естественно, в этой РИ не было и никакого «Народного бюджета», предусматривавшего повышенные налоги на предметы роскоши, доходы и пустующие земли лендлордов.  Керзон не стал проводить и иные реформы РИ-Ллойд Джорджа: не было, например, «Закона о народном представительстве», что в РИ расширил право голоса для мужчин в возрасте 21 года и старше, независимо от того, имеют ли они собственность и увеличил мужской электорат с  5,2 миллиона человек до 12,9 миллиона человек. Керзон же, напротив повысил имущественный ценз, позволивший отсечь от голосования еще около двухсот тысяч избирателей. О том, чтобы дать право голоса женщинам он и слышать не хотел. Ряд социальных реформ Керзон все же провел (об образовании, о строительстве муниципального жилья и помощи нуждающимся), однако в сравнении с РИ, данные реформы имели куда меньший размах. Керзон последовательно противился дальнейшему укреплению самостоятельности доминионов, отвергал он и расширение самоуправления Индии. Восстание в Ирландии было подавлено со страшной жестокостью, с привлечением, помимо армии, ольстерских добровольческих отрядов, а также гуркхов и раджпутов.

 

В РИ Керзон скончался в 1925 году, возможно, подкошенный неудачами в политической карьере. Здесь он протянул чуть дольше, оставшись на посту премьер-министра до самой смерти в 1927 году. Его место занял новый лидер консерваторов Джозеф Чемберлен, пошедший на некоторые  реформы, но в общем продолживший внутреннюю политику Керзона. В области внешней политики отличался крайней германофобией, всячески способствуя усилению весьма симпатичной ему Франции.

 

 

Выборы 1929 года также выиграли консерваторы, однако в этот раз они с трудом  набрали требуемое большинство для формирования правительства. Эффект от выигранной войны и последовавшего за ней экономического роста начали давать сбои,  население сталоо все громче требовать разных прав и свобод, а также социальных гарантий.  Расходы на поддержание британского военного присутствия по всему миру становились все накладней, восстания в колониях происходили все чаще, а доминионы стремились к все большей независимости и к тому, чтобы играть большую роль в международных делах. В частности, в Канаде все больше тяготились англо-японским союзом, пусть возмущение было тише чем в РИ – ведь не было надобности постоянно оглядываться на могучего южного соседа. И тем не менее, правительство  Макензи Кинга, стремилось к большей автономии – как и в Австралии и в Новой Зеландии и в ЮАС. В котором расовые, национальные и социальные противоречия проявлялись с особой остротой, усугубляясь с каждым годом.

 

В самой Британии сложился широкий фронт требующих перемен: от левых либералов до самых радикальных социалистов, иногда и с приставкой «национал». «Демократическую коалицию» поддерживали драматург Бернард Шоу;  теософ, суфражистка и социалистка Анни Безант;  социалисты Сидней и Беатриса Веббы; лидер лейбористов Рамсей Макдональд;  еще один социалист, еще более радикальный, Генри Панкхёрст; сторонник «германской модели социализма», Джеральд Мосли и тому подобные деятели. Все они требовали расширения избирательного права для мужчин и предоставления его женщинам, расширения социальных гарантий, сокращения расходов на армию, введения «Народного бюджета» и ограничения влияния Палаты Лордов. А наиболее радикальные деятели, типа Панкхёрста требовали вообще ее упразднения. Анни Безант, несмотря на крайне преклонный возраст, все еще политически активная, установила тесные связи с ирландскими и индийскими националистами поддерживала их стремление к независимости и, хотя в данных требованиях ее поддерживали не все «в демократической коалиции», тем не менее, все соглашались, что какое-то самоуправление необходимо. В колониях и доминионах сложились свои аналоги «демократической коалиции», поддерживавших тесные связи с  «товарищами» из метрополии.

 

 

К началу 30-х гг ухудшилась  общая экономическая и финансовая конъюнктура: возвращение к «Золотому стандарту» сделало британский экспорт более дорогим на мировых рынках и  менее конкурентоспособным.. Чтобы компенсировать последствия высокого обменного курса экспортные отрасли пытались сократить издержки, снижая заработную плату рабочим. Усиливался  разрыв в благосостоянии между различными регионами в Великобритании – особенно падение уровня жизни стало заметно в угледобывающих районах, где было закрыто множество шахт, а оставшимся работать шахтерам сокращали заработную плату и увеличивали рабочий день. Были и иные факторы, способствовавшие усилению социальной напряженности и росту леворадикальных настроений.

 

Кризис переживал и институт британской монархии. В отличие от РИ, здесь  от эпидемии гриппа скончался принц Георг, а не Альберт-Виктор, который и стал в 1910 году монахом Соединенного Королевства. Слухи, сопровождавшие принца с 1889 года, по восшествии на престол обрели новую плоть – также как и иные, еще более жуткие. Лорд Керзон как мог, оберегая престиж британской монархии, препятствовал распространению этих слухов, что ставило короля Алберта в зависимость от премьер-министра.

 

 

В 1891 году Альберт-Виктор женился на принцессе Алисе Гессенской от которой в 1905 году родился названный в честь деда принц Эдуард, страдающий от гемофилии. Других сыновей у короля не было и будущее королевской фамилии представлялось в весьма мрачных тонах.  Сам Альберт-Виктор скончался в 1930 году и на престол взошел Эдуард, на которого быстро распространились иные слухи, связанные с его отцом – их не смогла остановить даже женитьба Эдуарда на великой княжне Кире, дочери Кирилла Романова.

 

В 1933 году состоялись очередные выборы, на которых снова победили консерваторы. Недовольство этой победой оказалось столь велико, что уже на следующий день по всему королевству начались стачки, митинги и демонстрации, быстро перекинувшиеся  сначала в Ирландию, а потом  и в доминионы с колониями. Действиями руководила все та же «демократическая коалиция» получившая название «Народный фронт». Возглавляли ее Панкхёрст и Мосли. Оперативность их выступлений, а также синхронность по всей Империи, наводит на мысль о том, что к такому повороту «Народный фронт» готовился давно. Наводили на нехорошие мысли и участившиеся в преддверии выборов визиты некоторых его лидеров в Берлин и Москву. Надо сказать, что множество беженцев-социалистов, проигравших межпартийную борьбу в своих странах, осело в Лондоне, приняв активнейшее участие в начавшейся буче.

 

Очень скоро митинги и демонстрации переросли в потасовки с полицией, а потом – и в настоящие уличные бои. Снова полыхнуло в Ирландии, а вслед за ней – и в Индии и иных колониях. В самом Лондоне полиция уже не справлялась с беспорядками и в столицу ввели войска, однако часть солдат отказалась «стрелять в народ», другие напротив проявили излишнее рвение, устроив настоящую бойню, которая, не сбила, а только подхлестнула негодование. Некоторые военные и полицейские стали переходить на сторону восставших, спешно формирующих свои вооруженные силы. Генералы советовали королю ввести военное положение по всей Англии, но Чемберлен отсоветовал ему это делать. Свято веря в незыблемость британских демократических институтов и недопустимость гражданской войны, он подал в отставку вместе со всем кабинетом министров, после чего король назначил новые выборы. Чемберлен встретился с лидерами оппозиции, в которой к тому времени задавали тон самые радикальные элементы, и договорился о прекращении насилия на время выборов. Однако по возвращении домой, Чемберлен был застрелен неизвестным.

 

Поскольку одним из условий «гражданского перемирия» был вывод войск из Лондона, начавшееся с новой силой восстание застало врасплох руководство страны – также как и убийство Чемберлена. В столице началось настоящее побоище, возглавленное Мосли и Панкхёрстом. Теперь  восставшие требовали отречения короля, роспуска Палаты Лордов, социальных гарантий, национализаций, расширенных автономий и независимости. Теперь даже элиты доминионов крепко задумались о том, какие силы они пробудили. Однако в самой Англии уже некому было сдать назад: 12 декабря 1933 года король, в страхе за себя и свою семью, покинул столицу, власть над которой, также как и над всей Британией взял Временный Революционный Комитет Народного Фронта. Спешно прошедшие выборы установили новое правительство, которое объявило короля низложенным, а саму монархию – упраздненной. Провозглашалась Вторая Республика, во главе которой встал Революционный Протектор Генри Панкхёрст. Он же объявил о преобразовании Британской империи в Федерацию Автономных Протекторатов, со столицей в Лондоне, но широчайшим внутренним самоуправлением.

 

Но из всех доминионов лишь один признал новые преобразования – ЮАС, где власть взяла Народная революционная партия. В руководстве ее преобладали британско-еврейско-индийские интеллектуалы, тогда как буры относились к ней настороженно – особенно их отпугивал демонстративный атеизм данной партии, хотя социалисты и пытались привлечь буров потаканием их расовым предрассудкам («проклятые капиталисты хотят заменить ваш труд черными штрейкбрейхерами»). В итоге, партийцы оттолкнули от себя  черных и  добились весьма ограниченной поддержки буров, ну а высшие слои местного британского общества с самого начала были против социалистов. В скором времени в ЮАС заполыхала  ожесточенная гражданская война.

 

Остальные доминионы не признали ФАП и Протектора, сохранив верность королю Эдуарду – даже в Канаде нашлось достаточно лоялистов, удержавших доминион от свержения монархии. В Канаду и отправился король Альберт, не отрекавшийся от престола и не признавший новые власти. В Северной Америке, к тому времени, уже вызревали силы, готовые поддержать низложенного короля в его притязаниях и стремлениях. Самое занятное, что силы эти вызревали  не в Канаде, точнее не только и не сколько в ней, хоть и совсем рядом. Новая сила, способная перевернуть всю политическую карту и Северной Америки и Британской Империи и всего мира, решительно и властно готовилась заявить о себе.

Марсианский Мессия

 

 

США, как уже было сказано, представляло собой небольшое, индустриально развитое государство в Новой Англии. Высокий уровень жизни и относительно демократическое устройство привлекало часть того иммигрантского потока, что в РИ-растекался по всей Америке. Там же давалось убежище и разномастным беженцам из КША. Экономически и политически, страна зависела от Британии, что и привело к ее вступлению в Великую Войну на стороне Англии.  Именно война стала рубежом и одновременно мотором  радикальных преобразований   США.

 

Главной национальной идеей США был реваншизм – страна рассматривала себя как преемник Союза, претендуя на все территории, возникшие после его развала. К  реваншизму подталкивали не только фантомные боли, но вполне себе прагматичные соображения:  бурно развивавшаяся промышленность требовала все новых источников сырья, на которое маленькое государство, было не сильно богато.  Растущее население требовало все больших запасов продовольствия, которое не могло обеспечить сельское хозяйство Новой Англии. Сырье и еду приходилось экспортировать из-за рубежа, прежде всего из Канады и иных британских владений. Возрастающая зависимость от Британии,  приводила к тому, что идеалы Войны за независимость подвергались все большей эрозии: демократия не спасла, а, по мнению иных кругов, так и прямо погубила Союз, приведя к его развалу. Политическая мысль в Новой Англии пытливо искала новые способы политического существования, способного вернуть стране былое величие.

 

Одновременно в стране нарастал рост ксенофобских, антисемитских и расистских настроений. Идеализм первых послевоенных президентов, вынуждавший их принимать всех беженцев из Конфедерации, и относительное сочувствие к ним  общества, сменилось плохо скрытой неприязнью. Беглые негры, оседавшие в Новой Англии, часто не находили там себе места, скатываясь в маргинальное существование, часто криминальное. То же касалось и многих белых «илотов» из ирландцев, поляков, итальянцев, евреев.  Все эти настроения усилились когда, после всех войн и революций в Европе, в страну устремился очередной поток беженцев, а после подавления негритянских восстаний в Луизиане и на Гаити, к ним добавились еще и черные.

 

Расизм, в разных его формах, накладывался на популярные у американских интеллектуалов идеи Дарвина, Геккеля, Гобино, Ницше. Не отставала и религиозная мысль: популярный в сельской округе кальвинизм испытывал все большее влияние иных учений  КША, постулирующих расовое смешение как подлинное и самое ужасное грехопадение. В городах тем временем все более распространение получали «новые религии»: некогда популярный трансцендентализм все больше вытесняли спиритизм, теософия и иные, еще более экзотические учения.

 

Ничего удивительного в том, что именно в такой атмосфере  зародился человек, ставший вдохновителем, организатором и исполнителем тех великих и страшных событий, что в очередной раз  радикально перекроили политическую карту мира.

 

Гарольд Френсис Хейткрафт.

 

Запомните это имя, ибо оно стоит того.

 

Разумеется, настоящая фамилия данного деятеля звучала иначе, но в историю он вошел именно под этим, нарочито провокационным прозвищем. Оригинальная фамилия принадлежала одному из старинных родов Новой Англии, чьи представители гордились тем, что могут проследить свое родословное древо до первых пуритан-колонистов и еще дальше – к провинциальным сквайрам Дорсета, Суссекса и Девоншира. По крайней мере, сам Хейткрафт всегда позиционировал себя именно так.

 

Он родился в 1892 году, в небольшом городке, на границе штатов Род-Айленд и Массачусетс. С ранних лет он воспитывался на примере своих предков-пуритан, участников войн с индейцами, голландцами и французами, покрывшими себя славой в боях Войны за независимость. Однако юный Гарольд относительно рано преисполнился скепсиса по отношению к идеалам «Американской революции», тем более, что менее за тридцать до его рождения данные идеалы подверглись жесточайшему испытанию. С подросткового возраста Гарольд позиционировал себя как консерватор и англофил, не отступая от данных принципов до конца своей бурной и насыщенной жизни. Ярко характеризует эти свои  убеждения сам Хейткрафт в своих мемуарах, впоследствии многократно обыгранных его бесчисленными биографами:

 

«…Как-то в Массачусетсе я посетил памятник первым колонистам, павшим в Войне за независимость. Когда меня спросили, испытываю ли я какие-нибудь чувства, я выпрямился и громко крикнул: «Так умрите же все враги и предатели его законного величества короля Георга Третьего!» Какая-то внутренняя сила принудила меня петь „Боже, храни Короля“ и взять противоположную сторону всему тому, что я читал в проамериканских детских книжках о Войне за независимость. Уже в трехлетнем возрасте я хотел красную униформу британского офицера и маршировал вокруг дома в неописуемом „мундире“ ярко-малинового цвета, части ставшего мне маленьким костюма, и в живописном подобии килта, в моем воображении представлявшего двенадцатый Королевский шотландский полк. Правь, Британия! И я не могу сказать, что в моих чувствах произошли какие-то значительные изменения… Все мои глубокие душевные привязанности относились  к нации и империи, а не к американской ветви — и эта приверженность Старой Англии все более усиливалась, по мере того, как Америка механизировалась и вульгаризировалась, все более удаляясь от изначального англосаксонского направления, которое я представляю»

 

С ранних лет у парня развился вкус к литературе ужасного и таинственного. Его любимцами были готические писатели конца восемнадцатого-начала девятнадцатого веков: Анна Радклифф, Мэтью Грегори Льюис и Чарльз Мэтьюрин. Его дед Альфред Френсис развлекал мальчика, выдумывая для него страшные сказки о «черных лесах, огромных пещерах, крылатых кошмарах… старых ведьмах с ужасными котлами и „низких завывающих стонах“». Где-то в 1910 году Гарольд познакомился с творениями По, Мэйчена и иных, более молодых авторов, открывшими ему новые грани «ужасного и таинственного». Еще ранее он увлекся астрономией, астрологией и только-только начинавшими входить  в моду рассказами об иных планетах, пришельцах из космоса и войнами между мирами. Одно время он даже подписывал свои письма как «Вуал Ксот, старший легат Четырнадцатого легиона Марсианской Империи».

 

Уже  к семнадцати годам более-менее оформились и его  политические убеждения: помимо стойкой англофилии и монархизма, они включали социал-дарвинизм, антисемитизм и расизм. Хейткрафт, преклоняясь перед всем англосаксонским, был ярым сторонником «нордического мифа» и «превосходства тевтонской расы». Обратной стороной данных убеждений было пренебрежительное отношение к французам ( кроме выходцев из Нормандии), испанцам, итальянцам, грекам ( что не мешало ему  преклоняться  перед Античностью), славянам и ирландцам. Неевропейские народы ( к которым он относил евреев, венгров и финнов) Хейткрафт открыто презирал, причем на низшей ступени представляемой им расовой иерархии он помещал негров. Тогда он еще симпатизировал порядкам в КША, хотя уже тогда критиковал их за излишнюю мягкость к чернокожим. В Конфедерации хотели, чтобы «негры знали свое место», Гарольд же хотел, чтобы у негров вообще не было никакого места в Северной Америке.

 

Довольно рано Хейткрафт стал писать: рассказы о «таинственном и ужасном» совмещались у него с  публикацией в местных изданиях очерков и статей на острополитические темы. Начало Мировой войны, поначалу, не вызвало у него особого интереса, до тех пор, пока в нее не вступила Англия. Гарольд чуть ли не каждый день бомбил публикациями, гневно требуя от правительства вступить в войну на стороне Британской Империи. Когда же это произошло, он записался добровольцем в американскую армию и, после нескольких месяцев подготовки, отправился в Европу, как военный корреспондент сразу нескольких газет. Он воевал в Нормандии и на севере России, был в «добровольческом отряде», высаживавшегося в восставшем Ганновере, получил множество наград, как от своего правительства, так и от английского, причем английскими наградами он дорожил куда больше чем «родными».

 

Демобилизовавшись в 1920 году, овеянный славой Гарольд Френсис вернулся домой в звании первого лейтенанта, еще более укрепившись в своих политических убеждениях, к которым, ко всему прочему, добавился и ярый антикоммунизм. На последнее обстоятельство немало повлияла и неожиданно удачная женитьба, не сулившая Гарольду особых доходов, но зато резко поднявшая его значимость в собственных глазах: перед отбытием в Америку, он обвенчался в одной из лондонских церквей  с Ольгой Романовой, одной из дочерей-близняшек Михаила и Беатрис. Хотя оба ее родителя к тому времени были мертвы, тем не менее, оставшаяся родня да и вообще высшее общество всячески противилось этому мезальянсу. Однако Ольга проявила незаурядную твердость характера и сумела настоять на своем, отбыв вместе с мужем в Америку. Уже тогда она не шутку прониклась его политическими и прочими идеями, став ярой сподвижницей Гарольда на новом этапе его жизни – политическом.

 

Политическая жизнь в Новой Англии к тому времени кипела и бурлила: наплыв эмигрантов, ухудшение экономической конъектуры и оживившиеся после европейских революций социалисты делали свое дело.  Естественно, что всему этому вскоре возникло и неизбежное противодействие.

 

Чуть ли не с первых дней своего появления в Америке, супруги активно включились в политическую борьбу. Именно тогда Гарольд Френсис  принял тот партийный псевдоним, под которым он и вошел в историю. Как писал сам Гарольд:

 

« Ненависть  есть тот источник величайшей мощи, из которого мы черпаем силы к борьбе. Но ненависть наша обращена не на гнусный крысиный сброд из гетто и крысомордых азиатских полукровок – эта псевдочеловеческая скотина не заслуживает столь величественных чувств. Предатели нашей великой расы, дегенераты-псевдоинтеллектуалы, разрушители-революционеры и потакающие им лживые политиканы – вот против кого устремлены мечи нашей ненависти – и мы не уберем их в ножны до тех пор, пока их лезвия не оросит кровь последнего из изменников.»

 

 В начале 20-х гг в американской политической элите сформировалось два основных направления, примерно совпадающим с традиционным партийным делением. Республиканцы выступали за  дальнейшее дистанцирование США от Конфедерации, развитие национальной промышленности, автаркию и активную поддержку в КША всех «антирабовладельческих сил», а в перспективе –откол «колеблющихся» штатов и их «возвращение в Союз». Также они выступали за объединение с Озерной Республикой. Демократы же выступали за расширение и углубление всех возможных контактов с КША, поиск «национального примирения» и возможностей для компромисса, за которым бы последовало долгожданное воссоединение расколотой страны.

 

Позиция  Хейткрафта по некоторым вопросам была близка позиции республиканцев, по другим – позиции демократов, но по ряду пунктов кардинально расходилась с обеими политическими силами. Центральным пунктом его «Манифеста англосакса» было укрепление связи с Британской Империей и особенно Канадой, вплоть до объединения с ней, а также с Озерной Республикой и «вольным городом» Нью-Йорк в некий  федеративный «супердоминион». Верховной властью в нем, разумеется, становился британский монарх. И сам доминион и всю Британскую империю ( точнее «белую» ее часть) предполагалось перестроить на основе программы Хейткрафта, предусматривавшей, среди прочего, изгнание или, как минимум, максимально возможное принижение «низших рас»; всемерное поощрение англосаксонского супрематизма; установление власти аристократической нордической элиты; всемерное искоренение всего, что напоминает социализм ну и так далее в таком же духе.

 

В отношении КША позиция Хейткрафта сильно изменилась - не в последнюю очередь, после того как его супруга совершила визит вежливости в Ричмонд, Новый Орлеан и Чарльстон. Великую княжну принимали на высшем уровне в самых влиятельных семьях Конфедерации, она посещала крупнейшие плантации и лично знакомилась с местными условиями. Вернувшись, Ольга Хейткрафт предоставила мужу подробнейший отчет о своем пребывании на Юге –  а уже через две недели Хейткрафт разразился проникновенным «антиюжным» памфлетом:

 

«Южная Конфедерация являет собой  мерзость перед Богом –  не менее отвратительную, чем современная демократия и даже большую, поскольку либералы хотя бы не маскируются под приличное  общество. То, что должно было служить средством подчинения негров, обернулось средством их возвышения – и  уже сейчас черные ублюдки южных «джентльменов», находятся в нескольких шагах от того, чтобы встать вровень со своими господами – да и можно ли их  считать таковыми сейчас? Южная нега, пагубный климат, омерзительные болота и джунгли, сходные с теми, откуда явилась эта нечистая раса, развратили некогда гордый  Юг. Черные женщины воспитывают белых детей, черные девушки делят постель с белыми  хозяевами, бесстыдно нарушающими одну из важнейших заповедей Божьих. Они сходятся даже со своими цветными дочерями, умножая тем грех кровосмешения.  Да и только ли  об этих развратных самках может идти речь, когда  их детеныши, созревающие столь  быстро, сколь и любая низшая форма жизни, прислуживают   прославленным «южным красавицам» за столом в одной рубашке,  не прикрывающей даже их гениталии!  Можно ли представить себе большую скверну – но на Юге она в порядке вещей! Вот он новый Содом, вот она Гоморра! Белые люди едят африканскую пищу,  слушают  дикарскую музыку, чьи истоки - от каннибальских обрядов негритянского фетишизма, проникаются их грубейшими суевериями и нелепыми байками. Вновь и вновь говорю я – нет и не может быть никакого совместного нахождения между негром и белым, поскольку даже самые жесткие ограничения, оборачиваются в итоге скверной расового смешения. Только размежевание, только изгнание, только нордическая Америка, белая, как те гиперборейские снега, из  которых некогда вышла наша великая раса».

 

В данном памфлете Хейткрафт также призывал поощрять центробежные силы в КША, особенно в Центральной Конфедерации, которую он считал менее оскверненной, нежели остальные южные штаты. Впрочем, его планы шли и дальше, в идеале предусматривая «освобождение» и «великое очищение» всего Юга.

 

Не забывал Хейткрафт и религиозную сторону вопроса: в 1925 году он написал так называемую «Историю Великой Расы», ставшую настоящей Библией для его сторонников. В данном труде причудливо смешались расистские проповеди наиболее непримиримых священников Центральной Конфедерации, расистские теории того времени, теософские, спиритуалистические и неоязыческие идеи, а также убеждения и пристрастия самого Хейткрафта. Именно тогда он заявил о себе не только как о политике и писателе, но и как о священнослужителе, вернее даже Пророке, раскрывающим глаза людям на «великие тайны прошлого, настоящего и будущего».

 

Центральной темой «Истории Великой Расы» стала сформулированная самим Хейткрафтом теория марсианского происхождения англосаксов. Марс с давних пор занимал особое место в мировоззрении нового пророка, понимавшего символизм Красной Планеты одновременно в астрологическом, мифологическом и уфологическом смысле ( пусть и самого понятия «уфология» еще не возникло). Согласно Хейткрафту марсиане некогда построили великую цивилизацию, но из-за не менее великой катастрофы покинули родную планету, переселившись на Землю. Возглавлял их великий вождь, обожествленный после смерти прототип римского Марса и германского Тюра, как известно, отождествляемого Тацитом опять же с Марсом. Как Сикснот, он выступал прародителем саксов, что, по мнению Хейткрафта, было лишним подтверждением, что великие англосаксонские предки помнили о своих великих истоках. Он также считал, что изначально название именно планеты, по которой позже назвали римского бога.

Поскольку Марс находится дальше от Солнца, нежели земля, то и марсиане, привыкшие к более холодному климату высадились на северном полюсе, где в то время находился Гиперборейский Материк, населенный  расой светловолосых и голубоглазых дикарей. Марсиане, схожие с ними обликом, взяли в жены самых красивых из местных женщин и оба народа, смешавшись, дали начало нордической расе. Впоследствии это отразилось в библейском предании о «сынах божьих, бравших в жены дочерей человеческих».

 

Однако в то же время, в топких болотах и джунглях на экваторе существовала раса иных существ – невыразимо мерзких тварей, обладающих, тем не менее, отдаленным подобием человеческого облика и зачатками разума. Хейткрафт писал, что у этих существ имелось великое множество разновидностей, но назвал лишь некоторые, такие как: «calamary-nigga», «black anacondas» и «bestial pygmies-toads». Уже тогда эти существа обладали характерными чертами негроидной расы, такими как курчавые волосы, пухлые вывороченные губы и  черная кожа. Все они отличались крайней жестокостью, мерзкими обычаями и ненасытным сладострастием.

 

Потомки нордических марсиан разгромили этих существ, однако, - не иначе как из-за примеси земной крови, - проявили недопустимое милосердие, не добив их до конца. И так свершилось Грехопадение – под покровом ночи некая болотная тварь вползла в жилище марсианских господ и, воспользовавшись отсутствием мужа, колдовством склонила его жену к прелюбодеянию. Из текста не совсем ясно как дальше развивались события, однако  спустя века и тысячелетия, процесс смешения уже зашел очень далеко, дав начало тому расовому и этническому разнообразию, что мы наблюдаем сегодня. Память о грехопадении сохранилась в бесчисленных фаллических культах, религиях плодородия, ритуальной проституции, ритуальной педерастии, демонолатрии, поклонении змеям и прочим животным.

 

Преградой на пути расового хаоса и омерзительных культов стало явление Христа – второго Сына Божьего (первым был Тюр-Марс), а точнее нового воплощения старого. Само собой, Христос понимался Хейткрафтом как истинный ариец, в земном своем теле - прямой потомок марсианских нордических царей. Однако христианство было сильно замутнено кривыми толкованиями, на которые толкала ересиархов их смешанная кровь. Были и более-менее верно толкующие учение Христа деятели – такие как Кальвин. Но лишь с явлением Хейткрафта истина открылась людям во всей своей полноте.

 

Важным элементом учения Хейткрафта был спиритизм: он заявлял, что беседует с духами нордических царей и марсианских героев, которые диктуют ему «Историю Великой Расы». Утверждая, что царство духов находится «вне времени  и пространства», Хейткрафт говорил, что общается с духами не только прошлого, но и из будущего. Того будущего, где потомки его сторонников,  истребят «недочеловеческий сброд болотного отродья» и возродят великую Империю – и на Земле и на Марсе. Начало же этой империи должно быть положено уже сегодня, буквально со дня на день.

В иные времена и в иной стране, подобное учение вряд ли было принято всерьез, но в этих США  все еще травмированных поражением в Гражданской войне и последующими беспорядками, усугублённых нашествием разномастных мигрантов, могли прийтись ко двору самые дикие идеи. Учение Хейткрафта, помимо экстравагантных идей о происхождении рас, содержало  множество иных, более приземленных моментов, вошедших в программу созданной им в 1923 году Юнионистской консервативной партии и пришедшейся по душе неожиданно широким слоям общества американского общества. Ореол героя войны привлекал множество ветеранов – по обе стороны американо-канадской границы, составивших костяк будущих «штурмовиков Хейткрафта».  В своем учении он парадоксальным образом сумел объединить два разнонаправленных вектора религиозной жизни  Новой Англии – условно «городских» и «сельских» верующих. Способствовало его популярности и написание рассказов, в которых он всячески популяризировал свои идеи. Ну а  представители высших слоев общества  – не только новоанглийского, но и канадского и  британского и отчасти конфедеративного,- с удовольствием посещали спиритические сеансы, медиумом на которых часто выступала Ольга  Хейткрафт.

 

Активно поддерживали политика-англофила  и за океаном – лорд Керзон немало сделал для того, чтобы ЮКП превратилась во влиятельную политическую силу. Эту же политику продолжил, пусть и с меньшим рвением, и Джозеф Чемберлен. И вот уже в 1928 году, в ходе очередных президентских выборов в США, произошло полуизбрание-полупереворот, сделавший 36-летнего Хейткрафта  президентом - самым молодым в истории США.

 

Уже через два года он  осуществил бескровное присоединение Озерной Республики, давно превратившейся в придаток Новой Англии и вполне созревшей для «аншлюса». На волне популярности, Хейткрафт сумел, опираясь на своих фанатичных сторонников, установить в Новой Англии настоящую диктатуру. Тогда же он совершил еще одно территориальное приращение - в Нью-Йорке, в начале 30-х сотрясаемым жесточайшими расовыми, национальными и социальными бунтами. КША все еще разбирались с Техасом и Гаити, поэтому и пропустили тот момент, как олигархия «Таммани-Холла», где нашлось немало завсегдатаев спиритических сеансов в доме Хейткрафта, призвали войска Новой Англии для усмирения восставших. Хейткрафт ввел войска в Нью-Йорк, но выходить уже не собирался: 15 декабря 1932 года он объявил о воссоединении «вольного города» с исторической родиной.

 

В Британии, спокойно отреагировавшей на поглощение Озерной Республики, аннексия Нью-Йорка вызвала куда более нервную реакцию: правительство Его Величества даже успело заявить протест совместно с КША. Однако отношения между «старой» и Новой Англией испортиться не успели: начались описанные ранее события на Острове, кончившиеся, как мы помним, провозглашением Британской Республики и ФАП. Король Эдуард, бежавший в Канаду, безоговорочно признал аннексию  Нью-Йорка и Озерной Республики, подписав договор о дружбе с правительством Хейткрафта. Подобная покладистость монарха была вызвана, среди прочего, и поиском союзников: англофилию Хейткрафта не  поколебало даже кратковременное охлаждение из-за Нью-Йорка. В Канаде же, несмотря на относительную лояльность Короне, положение короля было весьма шатким:  там существовали достаточно серьезные силы, выступавшие за провозглашение Республики, а то и за присоединение к ФАП. К маю 1935 года эти силы оформились в так называемый «Канадский народный фронт», в который вошли столь разные политические течения, как левые либералы-республиканцы, квебекские националисты и разномастные социалисты. Летом этот фронт поднял восстание, принявшее необыкновенно широкий размах и Эдуард, и без того нервированный событиями на родине, готовый на все, чтобы удержаться хотя бы здесь, призвал на помощь Новую Англию, к тому времени, резко увеличившую свою армию. Хейткрафт согласился помочь на своих условиях: Канада и США должны были объединиться в одно федеративное государство, во главе с королем и Хейткрафтом в роли премьер-министра, а фактически – диктатора. Король, не видя иной альтернативы, был вынужден согласиться – да он и изначально был не особо   против такого решения, изрядно разочаровавшись в парламентской демократии.

 

Войска Новой Англии, опираясь на поддержку оставшихся верными Короне войск и отрядов добровольцев-лоялистов из Оранжевого Ордена Канады , ворвались в доминион и буквально за год подавили восстание. А в сентябре 1936 года было объявлено об объединении государств в единую Спиритуалистическую Англо-Саксонскую Империю. Императором стал Эдуард, премьер-министром, с диктаторскими полномочиями – Гарольд Хейткрафт. Своей следующей задачей неугомонный «марсианин» видел освобождение священной прародины англосаксонской расы  от «предателей и разрушителей цивилизации».

Великий Передел

 

Британское «двоевластие» по обе стороны Атлантики неизбежно привело к расколу по всей Британской Империи. Австралия и Новая Зеландия, после подавления местных социалистов, - в силу большего населения куда более организованных и боевитых, нежели в РИ  - сохранили верность Короне, а значит и королю Эдуарду. Идеи Хейткрафта довольно быстро получили в Океании широкое распространение, органично наложившись на идею «белой Австралии». За Короной остались и колониальные владения здешних доминионов, а также режим Белых Раджей на Борнео. Последние, с помощью австрало-новозеландских войск удержали за Короной и Малайю с Сингапуром.

 

Корона  пригребла и Гонконг, однако наткнулась на сопротивление при попытке   поставить под контроль и Филиппины, точнее британскую их часть. Местное правительство, формально претендовало  на статус отдельного доминиона в ФАП, но фактически образовало независимое государство, поддержанное Японии. Последняя   в одностороннем порядке приостановила действие англо-японского союза «до появления общепризнанного имперского правительства». Япония также выставляла себя защитником «Филиппинского Протекторат» от возросшей агрессии империи Фан Сич Лонга, чьи аппетиты лишь росли ( в 1934 году генералы Китайской Республики объявили его главой «возрожденной  Мин», что резко испортило отношения  империи Лонга с Цинами и покровительствующей им Японией).

 

Под  Японию  легло и Королевство Гавайи,  разорвавшие даже формальные связи с Британией. Одновременно распалась и Полинезийская «Империя»: Малиетоа Танумафили I,  объявил себя королем Самоа и принял австралийский протекторат (в старом смысле этого слова).

 

В противоположность «белым доминионам», Индия, получившая широчайшее самоуправление,  признала республиканское правительство в Лондоне и вошла в ФАП. Завоевавший абсолютное большинство в парламенте Протектората Индийский национальный конгресс тут же потребовал  выборов единого парламента ФАП, по схеме «один человек – один голос». 

 

Впрочем, наполеоновским планам Индии по «захвату власти» в ФАП мешали все более нарастающие противоречия между мусульманским и индусским населением. Мусульмане требовали собственного государства, отдельного доминиона, чему противилось правительство в Дели. Одновременно Конгресс пытался удержать в составе Индии Бирму и Цейлон, также возжелавших статуса автономии в ФАП. Усугублялись противоречия и в самой Индии – национальные, религиозные, кастовые. Князья все с большим подозрением слушали пропаганду левых конгрессистов, втихомолку занимаясь созданием своих частных армий. Целые регионы де-факто выходили из-под власти центрального правительства. Конгресс пытался использовать Индийскую армию для централизации государства, но и в самой армии начинались разброд и шатания – британские офицеры массово увольнялись либо  покидая Индию, либо вступая в частные армии местных царьков, зачастую вместе с индийскими офицерами и рядовыми. В армии Конгресса также усугублялись религиозные противоречия, грозящие ввергнуть весь Индостан в пучину гражданской войны. Масла в огонь подливали одновременно Лондон и Оттава ( а позже Бостон, ставший временной столицей объединенной Империи).

 

Одним из центров индийской реакции стали отряды гуркхов, под командованием британских офицеров, поддерживавшиеся правителями Непала, Бутана и Сиккима.

 

Разгорающаяся в  Индии  смута вынудила англичан вывести войска из всех прилегающих государств: Ирана, Афганистана, Тибета и Средней Азии. Последнюю почти сразу сожрала Российская Коммуна, ранее и без того отжавшая ряд северных территорий у здешних государств. Границы Коммуны пролегли рядом с Ираном и Афганистаном, где начались собственные волнения. Тибет, от греха подальше, ушел под крыло Цинов, под гарантии сохранения власти Далай-ламы. Шатались и созданные англичанами арабские монархии – Египет объявил о своей окончательной независимости (прихватив и Судан), хоть и постерегся предъявлять права на Суэцкий канал. Объявило о своей независимости и Хашимитское Королевство, в ответ на что в  Палестине  левые сионисты провозгласили создание Иудейского Протектората, равноправного члена ФАП. И лишь аравийские эмираты, султанаты и имаматы решили повременить с громкими заявлениями, поглядев куда и как пойдут дела.

 

Неопределенность усугублялась тем, что оба центра «двоевластия» еще толком не определились со своим отношением к колониям. Король Эдуард считал себя  монархом всей Британской империи, однако Хейткрафт не особо интересовался делами цветных рас. Неотъемлемой частью будущей империи он видел лишь «белые» доминионы и территории с расово близким населением, а экономические интересы в Азии и Африке, за вычетом некоторых стратегически важных территорий, можно соблюсти и без прямого управления колониями. Впрочем, Африка его интересовала как возможный «отстойник» для собственных негров, чтобы поставить над ними  небрезгливых белых «надсмотрщиков» и забыть черных в Америке как  страшный сон.

 

В Лондоне же, безусловно, видели в ФАП всю Британскую империю, однако насчет многих  колоний в британском парламенте имелись серьезные сомнения: достаточно ли они развиты для того, чтобы формировать из них  равноправные доминионы? В первую очередь это касалось  колоний в Африке: здесь наблюдался острый недостаток сознательного цветного населения, способного сформировать достаточно компетентное правительство. В британском парламенте продолжались ожесточенные прения,  ну а в Африке  постепенно развертывалась грызня за власть между черным, арабским, азиатским и разными группами белого населения.

 

Наиболее жестко противостояние обозначилось в ЮАС: местное социалистическое правительство, по сути, контролировало только Кейптаун и ряд анклавов в глубине континента. Буры, пользуясь случаем, сначала возродили свои республики, но после объединения Канады и Новой Англии в Англо-Саксонскую империю пошли на союз в британскими роялистами. Это был крупный успех дипломатии Хейткрафта, сумевшего адаптировать собственное учение под религиозные взгляды самих буров, чьи духовные лидеры признали Гарольда «новым пророком». Понятное дело, что его эмиссары предпочитали помалкивать об особо экстравагантных концепциях своего лидера: упертые кальвинисты, буры  плохо принимали идеи о множественности миров и тем более инопланетном происхождении нордической расы. Но расизм Хейткрафта им пришелся по душе – тем более, что в Лондоне, под давлением индийских депутатов, склонялись к тому, чтобы предоставить равные с белыми права цветным и азиатам ( но не неграм, ни в коем случае, разумеется). Это привело к тому, что, во-первых, в руководстве Южно-Африканского Автономного Протектората очень скоро стали преобладать мулаты, индусы и евреи, а во-вторых, что буры таки окончательно выбрали сторону. По всему Союзу заполыхала война между «Королевской Армией Южной Африки» и «Революционной Гвардией Капской Республики».  Черные, в основной своей массе, выступали в  роли «третьей силы»: помимо того, что вспыхнула старая межплеменная грызня, их деятельность активно направлялась из-за рубежа силой, почти одинаково чуждой обеим враждующим сторонам.

 

В остальных колониях сохранялось относительное спокойствие, хотя и там потихоньку заваривалась каша. Южная Родезия поддерживала роялистов, также как и Намибия, где буры, англичане и немцы установили  очередную «республику»,  при поддержке Португалии. В Северной Родезии удерживалось колониальное правление, поддерживаемое южными родезийцами и конфедератами в Конго. Что же до Кении и Танганьики то там белые, арабы и индийцы все же установили «Автономные Протектораты», но столкнулись с восстаниями черных, во главе которых иной раз становились офицеры-роялисты и иные представители белой элиты.

 

В Западной Африке тоже происходило много интересного, но об этом стоит поговорить отдельно – тем более, что  события, происходящие там, затрагивали, помимо Африки, и иные регионы.

 

Предыстория западноафриканских дел  началась задолго до описываемых событий и за много миль от Черного Континента – в Санкт-Петербурге, столице Российской империи.

 

Как уже говорилось у императора Михаила и Беатрисы Саксен-Кобург-Готская, «царицы Бетти» было три ребенка – к большому огорчению августейшей четы все три – девочки: близняшки Ольга и Екатерина, а также младшая Анастасия. Законодательство Российской Империи не допускало наследование престола женщиной, по причине чего после смерти Михаила на русском троне успели посидеть два его родственника, но не его прямые потомки. Наступившая впоследствии Смута снесла многие из прежних устоев – благодаря чему, чудом спасшаяся великая княжна Анастасия, стала «императрицей Всероссийской», при поддержке Великобритании и Шведо-Норвегии. Это нарушало не только закон о престолонаследии, но и элементарный принцип старшинства, но мало кого в мире это всерьез волновало.

 

Само собой разумеется, что старшим двойняшкам, к тому времени уже выросшим во взрослых совершеннолетних девушек это не понравилось, однако сделать они ничего не могли:  императрица Беатриса очень не вовремя скончалась от гриппа, а с ее дочерьми царствующие дома  и вообще видные политики Европы не особо считались. Что вызывало у девушек вполне законное разочарование и скепсис к основным принципам легитимизма, породив желание самим  как можно лучше устроить свою жизнь. Благо честолюбия, ума и силы воли  двойняшкам было не занимать,  что в сочетании с «королевской кровью» и относительно приятной внешностью давало обеим определенные перспективы на будущее.

 

Однако действовали княжны порознь – с детства они были не особо близки, сильно отличаясь характерами. Ольга росла скорей «ботаником», прилежно зубрящим науки, со снисходительным презрением посматривая на обычные для подростков увлечения. Ее политические взгляды, более-менее сформировавшиеся к 20 годам, отличались редким для столь юного возраста консерватизмом, хоть и без всякого снобизма – то, как к девушкам отнеслась коронованная родня не способствовало замыканию в сословной спеси. В итоге Ольга вышла замуж за Гарольда Хейткрафта, прониклась всеми его идеями и став верным сподвижницей во всех начинаниях.

 

Екатерина же оказалась полной противоположностью сестре – и по характеру и по общей судьбе. В семье она росла скорей «сорванцом», с любовью к  условно «мужским» забавам, вроде охоты и верховой езды, а также увлеченностью прогрессивными идеями, в особенности тогдашним «феминизмом». Впрочем, на социализм и схожие с ним учения ее увлеченность не распространялась –  смута в России и по всей Европе, давали неплохую прививку от радикального левачества. Прогрессивные взгляды Екатерины совмещались с  умеренным монархизмом и четким антикоммунизмом – что и привело ее в итоге во «Французскую имперскую армию» Эжена Бонапарта. К ее огромному сожалению на фронт ее не пустили, несмотря на неплохое владение оружием, однако позволили стать сестрой милосердия в одном из тыловых госпиталей. И вот там Екатерина Романова и познакомилась с Гезо – наследником престола Дагомея, командовавшего дагомейскими войсками, прибывшими во Францию в рамках союзной помощи Бонапарту. Сам Гезо был молод, довольно симпатичен, его мать – вдовствующая королева-регент, - была мулаткой из Гаити, в родстве с тамошней королевской семьей и «черной ветвью» одной из плантаторских семей КША, так что внешность принца была полуевропеоидной, лишенной совсем уж ярко выраженных негритянских черт. Гезо получил отличное, по местным меркам, образование, с приглашенными учителями из Европы и Америки, был весел, неглуп, обаятелен и обладал определенной экзотической привлекательностью для своенравной европейской аристократки. Екатерине также пришлись по душе воительницы-амазонки, воевавшие в составе дагомейского контингента. В общем, ничего удивительного не было в том, что между молодыми людьми вскоре появилась взаимная симпатия, быстро переросшие в бурный роман.

 

Европейское высшее общество, разумеется, было шокировано романом великой княжны с черным дикарем, родная, но не особо любимая сестра, не на шутку увлекшаяся идеями Хейткрафта также сказала свое «фи». Все это возымело довольно  предсказуемый эффект – сразу после освобождения Франции и установления Третьей Империи, упрямая Екатерина отправилась в Дагомею где и обвенчалась с Гезо,  по обычаю вуду. Сам Гезо к тому времени уже стал королем, так что формально совсем уж мезальянсом этот брак не был. Именно присутствие Екатерины позволило относительно безболезненно включить в состав Дагомеи германское Того, с оставлением в прежних правах германской верхушки и  сносным функционированием созданной ими инфраструктуры. Немцы, разумеется, с большей охотой подчинились дагомейскому королю с европейской женой, благороднейших по самое не могу кровей. Екатерина сумела завоевать и любовь своих новых подданных, особенно амазонской гвардии, которая при ней выросла почти вчетверо, причем ее обучением занимались приглашенные офицеры русской и германской императорской армий. Именно немцы и преданные амазонки сыграли главную роль в  удержании Екатерины у власти, когда в 1923 году  король Гезо был застрелен неизвестным, а его старшие родственники подняли мятеж с целью устранения вдовствующей королевы. Однако мятеж был подавлен, а поскольку наследник к тому времени уже имелся, то Екатерина приняла статус королевы-регента и продолжила править. Популярности ей добавили и успешно проведенные переговоры с Испанией и Францией, где за помощь дагомейцев в испанской Гражданской войне, королевство получило островную часть бывшей испанской Экваториальной Гвинеи.

 

Дагомея продолжала крепить отношения  с Карибами – тамошними «королями» и «императорами», черными и белыми плантаторами.  При этом Екатерина прекратила практику отправления «наемных рабочих», благо с приобретением бельгийского Конго у КША больше не было нужды в услугах Дагомеи. Однако налаженные торговые связи никто прерывать не собирался,  дагомейские воины были готовы и впредь  воевать за  КША, а сама Екатерина была желанной гостьей в домах плантаторской олигархии. Эта идиллия длилась до начала Гаитянской войны – хоть Дагомея и формально никак в ней не участвовала, тем не менее, в Ричмонде подозревали, что подданные королевы поддерживают мятежников. Эти подозрения превратились в уверенность, когда изгнанный «король» Ян Красницкий бежал вместе с супругой именно в Дагомею. Туда же стекались и разбитые мятежники из его армии. КША и Гаитянская империя заявили Дагомее решительный протест, потребовав выдачи Красницкого, угрожая в противном случае вторжением. И хотя это был блеф, - еще шла война в Техасе, а Дагомею поддержала Бразилия, с императорским домом которой у Екатерины установились самые дружественные отношения, - тем не менее, царица не стала обострять ситуацию. Красницкий покинул королевство, отправившись в Государство Четырех Народов, после чего КША посчитали, что достаточно «сохранили лицо» не став настаивать на выдаче остальных мятежников и даже супруги Красницкого,  Аделины Бланше, зачисленной в амазонскую гвардию и ставшей со временем самой сердечной подругой царицы.

 

Революция и фактический распад Британской империи открыли для Дагомеи новое «окно возможностей». Первым, на что пал взор царицы Екатерины стал британский Золотой Берег, где, как и по всем колониям началось усиленное брожение. У Дагомеи были свои рычаги влияния на положение дел: в свое время, еще во времена Германского Того, немцы и англичане поделили между своими колониями  туземное королевство Дагбон. Присвоив себе германское Того Дагомея приняла  и восточную часть Дагбона. Опираясь на верную ей часть феодальной верхушки, осенью 1934 года Екатерина убедила короля Букари присягнуть ей взамен на воссоединение обоих частей королевства. Данная политика позволила Дагомее, опосредованно включить в свой состав север и часть центра Золотого Берега, разрезав его пополам.

 

Вслед за Дагбоном настал и черед Ашанти –  здесь ради власти Екатерина вышла замуж за  асантехене Премпеха, вернувшегося после начала смуты в Британии из своей ссылки на Сейшельских островах. Взамен за помощь он согласился взять  королеву Дагомеи в жены и в  1936 году объединить оба королевства.  Однако уже в следующем году, Премпех, опираясь на поддержку знати, попытался убить супругу, возжелав даже не независимости, а воссесть на трон объединенной империи. Однако план был раскрыт, Премпех обвинен в заговоре и казнен, также как и ряд его сторонников. После этого Екатерина, уже вполне  понявшая и принявшая африканские правила игры, опираясь на некоторые матрилинейные традиции Ашанти и традиционные женские структуры в тамошнем обществе, провозгласила себя «Асантехемаа», королевства Ашанти, короновавшись на легендарном Золотом Троне.

 

В том же 1937 году Дагомея была объявлена империей, наследуя как традиционным африканским монархиям, так и Российской Империи.

 

Практика использования традиционных женских структур в своих целях была успешно опробована Екатериной и в соседней Нигерии. Там тоже шло  брожение, усилившееся после революционного переворота в Британии. Уже сформировавшаяся к тому времени прослойка черных националистов требовала статуса «Нигерийского Протектората», равноправного члена ФАП. Однако подобные требования не находили понимания как в Лондоне, так же как и у ряда местных феодалов, особенно на севере колонии, резонно опасавшихся, что доминировать в новом доминионе будут выходцы с юга – йоруба и игбо. Пример сильного африканского государства по соседству, не рвущего с корнями, но в то же время  связанного с европейскими монархиями, в некотором роде ставящий африканские монархии с ними наравне, оказался довольно привлекателен для черных националистов региона. Влияние Дагомеи усиливалось прямо пропорционально ослаблению здесь Британии –  «королева Кэт» вела переговоры с местной знатью (даже обручившись с обой Лагоса Эшугбайи Досунму), с умеренно-консервативными националистами типа Аджаса Китойе и более радикальным Гербертом Маколеем, а также с представительницами местного «феминизма», такими как Ойкинсола Абайоми (дочь Китойе) и Алимоту Пеливурой, лидером «Ассоциации женщин рынка Лагоса». Сама Пеливура была торговкой рыбой и дочерью торговки рыбой, поэтому она благоволила Дагомее, одним из символов правящего дома которой была акула.  Именно при ее участии многие молодые женщины Нигерии пополнили ряды дагомейских амазонок.

 

При этом Екатерина старалась не противопоставлять себя британскому колониальному правлению. Даже поставив под контроль Гану, она не рвала связей с Лондоном, всячески заверяя всех в своей лояльности и даже намекая, что она готова возглавить правительство очередного доминиона. Такую же риторику она использовала и в Нигерии,   приводя в восхищение британских суфражисток поддержкой местного женского движения. Не забывала она и про второй центр «двоевластия»  – хоть у нее и не было любви с Ольгой, тем не менее, они частенько переписывались. После того как Хейткрафт взял власть в Новой Англии и объединил ее с Канадой, Ольга, с его санкции, инициировала переселение местных черных в Африку, под крыло сестры. Та же, в свою очередь, использовала переселенцев для пополнения своей армии и администрации новыми, более-менее цивилизованными и обученными кадрами.

 

Не забывала она и про другую сторону Атлантики: в 1935 году карибские островные колонии образовали что-то вроде рыхлой конфедерации, формально претендующей на статус доминиона в ФАП, но фактически склоняющиеся к уходу под КША. Местные белые плантаторы давно породнились с южанами, но там же сформировалась и  многочисленная прослойка  зажиточных черных, породнившихся с «черными ветвями» плантаторских семейств и местной знатью. Все они с все с большим  интересом смотрели и на деятельность королевы Дагомеи –  как и представители американо-либерийской верхушки и ряд черных лидеров  в Африке. Вплоть до ЮАС: в тамошнем конфликте Дагомея, почуяв вкус к большой политике, все смелее поддерживала черную «третью сторону», вождей зулусов, коса и прочих.

 

Разумеется,  в обычное время великие  державы давно поставили бы зарвавшуюся «императрицу» на место. Однако времена наступали необычные, чтобы не сказать тревожные: и Европа и весь мир стояли на пороге очередного большого конфликта. Причем не одного.

«Вторая мировая война» в этом мире не была похожа на ту, что мы знаем в РИ – с более-менее четкими  военно-политическими блоками, с единой стратегией и противостоящими планами на будущее мироустройство. Здесь же не было какой-то одной войны – вместо этого со второй половины 30-х годов началась серия крупных конфликтов разной степени тяжести, решающих в основном свои региональные задачи. Зачастую один конфликт цеплял за собой другой, но в какую-то общую бойню это все равно не переходило – порой страны-союзники в одной войне становились противниками в следующей и наоборот. Собственно поэтому самого понятия «Второй мировой войны» в этом мире так и не возникло, несмотря на то, что по итогам всех конфликтов 30-40-хх годов карта мира поменялась столь же сильно, как и в нашем мире.

 

Одним из первых таких конфликтов стала война именовавшаяся Скандинавской, Полярной или Второй Северной. Ей предшествовало заключение «Пакта о дружбе и ненападении» между Российской Коммуной, Германской Республикой и ФАП. Фактически это было оформление военно-политического союза между тремя социалистическими государствами. Острие данного союза было направлено против Французской Империи и Шведо-Норвежского королевства, кинувшегося судорожно искать нового покровителя, после смуты в Британской империи.

 

Пакт был подписан в июле 1934 года, а в марте 1935 уже начались боевые действия. Германия атаковала Данию, оккупировав ее буквально за несколько дней, тогда как войска Коммуны вторглись на территорию Российской империи и Ливонского Королевства. Британский флот вышел в Северное море, высадив десанты на Фарерах и Исландии, а заодно готовясь и к высадке в Норвегии, в которой началось восстание местных «национал-социалистов». Для Британии участие в этой войне выглядело явной авантюрой, учитывая растущие как снежный ком проблемы в оставшейся подконтрольной Лондону территории бывшей Британской империи. Впрочем, иного выбора не наблюдалось  – союз с Коммуной выглядел единственным способом обезопасить охваченную смутой Индию от «русской угрозы». В рамках данной политики была и фактическая сдача русским коммунарам британских позиций в Средней Азии, Иране и Афганистане. Имелись и иные соображения –  в Англии всерьез опасались совместной атаки Франции, Голландии и Скандинавии для свержения правительства ФАП и учреждения марионеточной республики. Опасения были, скажем так, небезосновательные: в Нидерландах и в на взятых Францией «под защиту» Нормандских островах собирались британские «контрреволюционеры», формировавшие собственные вооруженные отряды, только и ждущие когда можно будет начать вторжение. Иные из них считали своим королем Эдуарда, однако большинство склонялось к иной кандидатуре и иной династии на британском престоле. Наиболее ярые галлофилы даже называли имя Эжена Бонапарта, как сына британской принцессы имевшего некоторые права на престол. Союз с Германией и Россией представлялся в Лондоне средством более-менее эффективного противодействия возможной агрессии.

 

Однако наибольшие преференции от этой войны получила  Российская Коммуна.

 

Швеция вынужденная держать оборону по трем фронтам уже не могла оказывать должной поддержки своим восточным сателлитам, особенно в условиях превращения Британии из могущественной империи-союзника в пусть и ослабленного, но  агрессивного врага. Армия Российской Империи отчаянно сопротивлялась, но численный перевес коммунаров сделал свое дело: к концу 1936 года пал Санкт-Петербург, а следом был оккупирован и весь Север России. В начале 1937 года пала и Ливония, армия Коммуны вторглась в Финляндию.

 

Однако часть территории Российской Империи все же осталась неоккупированной красными войсками – Дальний Восток, вплоть до реки Лены, остался под властью императрицы Анастасии, в феврале 1937 года неожиданно объявившейся в тамошних краях, вместе с престарелым, но еще бодрым Геннадием Похотиным. Именно здесь Циркумполярная империя все еще продолжала свое существование, при поддержке японцев.   Последние согласились на «воссоединение» империи Анастасии с марионеточными государствами «Даурией», «Бурят-Казакией» и «Уссурийским государством». Новой столицей «Российской Империи»  стал Хабаровск.  В следующем году с Короной окончательно порвала и Аляска, присоединившись к «империи Анастасии».

 

В остальной же части Арктиды воцарилась Коммуна, ведущая наступление теперь уже в Финляндии и почти захватившая ее, за исключением самых западных и северных районов. Весной 1938 года готовился совместный англо-русско-немецкий десант в Скандинавии – тем более, что Франция и Нидерланды, так и не пришли на помощь союзнику. Однако помощь пришла откуда не ждали: летом 1937 Империя ( уже переименованная в Марсианскую Англо-Саксонскую Спиритуалистическую Империю - МАССИ) оккупировала Гренландию, а в сентябре того же года внезапным десантом вышибла гарнизоны ФАП с Исландии и Фарер. Революционный Протектор стянул все войска и флоты в Европе поближе к Острову, тем более, что  и Франция  зашевелилась, стягивая  флот в Канал. Ею же было инспирировано Ирландское восстание –  ирландцы видели в ФАП новое издание «Британской Империи» и желали полной независимости под покровительством католического французского монарха. Восстание длилось с  октября 1937 по январь 1938 и было потоплено в крови. И хотя Ирландии подтвердили статус Автономного Протектората (включая Ольстер) тем не менее, резня еще больше оттолкнула их от Лондона.

 

Весь 1938 год Британия жила в страхе перед вторжением из Канады, укрепляя береговую оборону и объявив полную мобилизацию. Военную помощь ФАП обещала и Германия. Однако Хейткрафт решил повременить с вторжением, исходя, прежде всего, из логистических соображений. Да и в Северной Америке не все оставалось в порядке. Поэтому он озаботился лишь созданием сильных военно-морских баз в Гренландии, Исландии и на Фарерах, с разрешения Скандинавского Королевства. Последнее радостно согласилось сдать эти острова «в аренду»: после вмешательства МАССИ вторжение в Скандинавию было сорвано и Королевство, свирепо подавив норвежское восстание, получило возможность сосредоточиться на Восточном Фронте. Кое-где шведам даже удалось перейти в контрнаступление и потеснить русских в Финляндии.

 

Осторожность Франции в Северной Европе во многом была вызвана невнятной позицией Италии – в 30-е годы эта страна сделала ряд явно недружественных Франции шагов, в том числе и подписав «договор о дружбе» с Германией. В Риме все чаще раздавались голоса, что, мол, в свое время Италия слишком многое вернула Франции, надо было брать и Алжир и Корсику, пока была возможность, да и в Африке что-то прихватить. А самые горячие  из радикалов недвусмысленно намекали, что еще не поздно переиграть все назад.  Другие говорили, что неплохо было бы поживиться и британскими владениями – Мальтой, Гибралтаром и так далее.

 

На почве дележа британского наследства в Средиземноморье  итало-французские отношения охладились еще больше. Тем более, что Франция уверенно перехватывала у Италии ее младших союзников по «Оси»- Грецию и Руменгрию. В случае с Грецией это все было все особенно очевидно – ее руками Франция уничтожала следы британского влияния в Малой Азии и близлежащих территорий.  В 1935 году Лондон вывел все британские войска со своих протекторатов и колоний в регионе, оставив войска только на Мальте, Гибралтаре и в Иудейском Протекторате, через который ФАП контролировал заодно и Суэц. Остальные британские владения были, по сути, брошены, чем не преминули воспользоваться иные державы. Греция, например, в марте 1936 ввела войска в Стамбул, окончательно переименовав его в Константинополь и объявив о возрождении Византийской империи. Также после отказа Кипра войти в ФАП в статусе протектората, остров воссоединился со страной-матерью, став самой восточной провинцией «Новой Византии». По ее крыло ушла и Киликийская Армения. Что же до остального Ближнего Востока, то за исключением Иудеи, то он  уже полыхал в пламени больших и малых войн, причем масла в огонь активно подливала усилившаяся Коммуна. Именно эта страна, воссоединившись со своими «северными территориями» готовилась произвести, совместно с союзниками новый кровавый передел Европы и Азии.

 

1939 год начался почти по классическому сценарию:  в  январе Российская Коммуна и Германская Республика направили совместную ноту правительству Государства Четырех Народов, с длинным списком территориальных и прочих претензий. В течении января-марта шли переговоры, а в апреле Германия и Россия разорвали с Государством дипломатические отношения. Девятого мая 1939 года Коммуна объявила Государству войну, спустя еще три дня, выступила в поход и Германская  Национал-Социалистическая Республика.

 

Государство Четырех Народов, равно как и прочие страны Восточной Европы к концу 30-х считались клиентами Французской империи, активно поддерживавшей своих союзников деньгами и оружием. Несмотря на все дипломатические усилия Италии, ее формальные союзники – Руменгрия и Греция, поддержали Государство Четырех Народов, что стало поводом для Коммуне объявить войну еще и им. Государство поддержала и Шведо-Норвежская уния, все еще воюющая с русскими в финских лесах.

 

Государство Четырех Народов на удивление  долго  огрызалось –  ставки на его внутреннюю непрочность  не оправдались. Относительно равное представительство народов во всех сферах власти сгладило межнациональные противоречия, а жесткость социалистических режимов была известна слишком хорошо, чтобы мотивировать население Государства на  ожесточенное сопротивление. И все же силы оказались неравны – к октябрю 1939 года Государство Четырех Народов прекратило свое существование,  оккупированное и впоследствии разделенное между двумя социалистическими империям. В честь этого события в Бресте прошел  торжественный парад союзных армий под схожими, до степени смешения, красными флагами.

 

Одновременно Российская Коммуна пыталась атаковать Руменгрию. Слабым местом дуалистической монархии оказались ее северо-восточные области – Николаев, Одесса, Херсон. Здешнее население, мягко говоря, было не в восторге от румынских и венгерских  префектов, ведших себя со славянами как европейцы в африканской колонии. К началу войны королевство пыталось исправить ситуацию, назначая в «приднепровские жудецы»  бывших чиновников и офицеров Российской империи, которые, как мы помним, сыграли важную роль в становлении Венгро-Румынского государства. Однако сейчас эта практика оправдала себя лишь частично – иные из этих чиновников даже перешли на сторону коммунаров во время вторжения.

 

Тем не менее, территориальные потери Руменгрии оказались меньше, чем можно было ожидать – ей даже удалось удержать Одессу, ставшую крайним северо-восточным форпостом Руменгрии, потерявшей Николаев и Херсон. Параллельно Россия начала наступление и на Черноморском побережье Кавказа, захватив Северный Понт, население которого чуть ли не в полном составе переселилось в Понт Южный, также опекаемый Грецией. Часть  населения, впрочем, бежала в Грузию, которой удалось отбиться от попыток вторжения: при активной поддержке Греции. В целом, можно сказать, что Коммуне удалось достичь своих целей в регионе лишь частично, существенно расширив свое влияние в северном Причерноморье, но все же не сломив сложившийся тут военно-политический союз Греции, Румыно-Венгрии, а также подконтрольным им Грузии и Болгарии ( в последней коммунарам, правда, удалось разжечь коммунистическое восстание, ради подавления которого Руменгрии и Греции пришлось отвлечься от своих северных территорий). Успехи Коммуны в Закавказье также оказались половинчатыми: вторжение в Бахтиярский Иран, объятый, после ухода англичан, феодальными распрями и крестьянскими восстаниями, позволило коммунарам вернуть Дагестан и Азербайджан, после чего Красная Армия продолжила наступление уже собственно в Иране. Но провалилась попытка атаковать Армению: Греции удалось создать здесь прочный антибольшевистский союз из Южного Понта, Армении, курдов и даже турок. В октябре 1939-го – январе 1940-го, коммунары были разбиты под Ереваном и отброшены  в Азербайджан. Эта победа значительно повысила престиж «Новой Византии» в регионе, компенсировавшей, таким образом, свои потери в Северном Причерноморье.

 

Меж тем Красная Армия продолжала наступление в Иране: 25 февраля 1940 года был взят Тегеран и провозглашена Персидская Народная Коммуна. Шах бежал в Исфахан, где было сильно влияние его родного племени – бахтиаров, там же начали консолидироваться и все антикоммунистические силы. Видя это, в Красной Армии, испытывавшей все большие проблемы с партизанским сопротивлением, решила временно приостановить наступление.

 

В Средней Азии Коммуна быстро вышла на старые границы Российской Империи, а вскоре и перешагнула их – в Северном Иране и Синьцзяне. Однако при  попытке продвинуться на восток коммунары потерпели поражение от японских, монгольских и имперских войск. В мае-июне 1940-го шли ожесточенные бои, кончившиеся договоренностью о текущем статус-кво. Сил наступать дальше не было не только у коммунаров, но и у Японской империи, основные силы которой были отвлечены на юг, где их влиянию всерьез угрожал неугомонный Фан Сич Лонг.

 

Благодаря данному деятелю регион, с  момента его прихода к власти, находился в состоянии перманентной войны – вернее нескольких, следующих одна за другой войн, довольно удачных для Колдуна-Императора. После изгнания французов он вел несколько  войн с китайцами, отторгнув у Китайской Республики несколько провинций. Однако далее его наступление застопорилось и Лонг, заключив с китайскими милитаристами перемирие, начал очередную войну с Таиландом (193-32 гг). Опираясь на ресурсы захваченных ранее китайских провинций, Лонг отторг  в пользу своей империи Исан, а сам Таиланд превратил в своего сателлита. Не успев переварить только захваченные земли, он уже жаждал новых аннексий и контрибуций – и тут очень кстати подвернулся кризис в Британской Империи. Ожегшись на попытках вторжения на Филиппины и в Малайю (первый раз помешали японцы, второй – австралийцы), Лонг обратил свой взор на Бирму. Благо бардак, охвативший Британскую Индию, затронул и эту колонию: британские войска здесь были деморализованы, а национальное движение - на подъеме: начались племенные и религиозные распри, появились требования независимости от Индии и создание не то отдельного протектората, не то собственного государства.

 

Однако прежде чем вторгнуться в Бирму, Лонг еще раз обратил свое внимание на Китай. Генералы Республики давно перегрызлись, в то время как Цины, пусть и при поддержке Японии, снова набирали силу. Чтобы спасти южный Китай от японо-маньчжурского реванша, лидер одной из местных милитаристских клик обратился за помощью к Лонгу, признавая его наследником Мин и императором Китая (при условии автономии Южного Китая и сохранения власти означенной клики, при истреблении всех соперников-милитаристов). Лонг, разумеется, согласился, его войска вошли в южный Китай и присоединили его к растущей империи. Сам Лонг объявил себя Богом-Императором всей Азии, поставив своей целью ее полное завоевание,  а затем и всего мира, разумеется. Используя людские ресурсы новых подданных в 1935 году он, наконец, вторгся в Бирму. К тому времени оттуда уже  вывели все британские войска, а индусы были слишком заняты своими внутренними разборками, чтобы обращать внимание на восточные границы. За два года Фан Сич Лонг окончательно присоединил Бирму к своей растущей империи.

 

В самый разгар бирманской кампании, воспользовавшись военным мятежом против лонговского ставленника, в Китай вторглись войска Цинов, попытавшихся силой завершить воссоединение империи. Впрочем, наступление шло для них не сильно удачно и, возможно, маньчжурам пришлось бы убираться восвояси, если бы их не поддержали японцы. Тем не менее, темпы наступления замедлились и Лонг, закончив бирманские дела, вновь вторгся в Китай. Одновременно начались боевые действия в Южно-Китайском море, с попыткой вторжения на Филиппины. Так, в  феврале 1938 года, началась японо-вьетнамская война.

 

Пока в Европе и Азии происходили все эти драматичные события, в Северной Америке происходил свой передел. Оставив на время идею «крестового похода» на Британские острова, Хейткрафт решил обратить внимание на американские дела. С момента его прихода к власти и объединения Канады с Новой Англией, Нью-Йорком и Озерной Республикой, шла ускоренная индустриализация и перевооружение Империи, в рамках чего расширялся и модернизировался, например,  порт в Сиэтле, ставший главной военно-морской базой МАССИ на Тихом океане. Для лучшей связности Атлантического и Тихоокеанского побережья империи Хейткрафт решил проложить  две новые железные дороги, значительная часть которых должна была пройти через территорию Индейской Автономии.  Также диктатор же стал инициатором новой волны белой земледельческой колонизации данной территории, многократно превосходящей все предыдущие белые переселения в регион.

 

Строительство началось в 1937 году, чуть ли не сразу после образования МАССИ. Местные индейские вожди заявили решительный протест, который Хейткрафт проигнорировал. Редкие, пока еще спорадические индейские выступления были встречены пулеметным огнем. После этого восстание стало поистине всеобщим, охватив огромную территорию. Одновременно индейские вожди обратились за помощью в Ричмонд – формально данная территория все еще считалась частью КША. И хотя конфедераты давно махнули рукой на эти территории, фактически сдав их англичанам, все же подобные действия Хейткрафта не могли быть оставленными без ответа. Конфедерация заявила решительный протест, в ответ, на что Хейткрафт обвинил Ричмонд в расовом предательстве и разорвал с КША дипломатические отношения. В августе 1938 года он объявил об аннексии бывшей автономии, после чего «огнем и железом» обрушился на индейцев, частично истребив их, частично загнав в самые бесплодные и отдаленные  уголки. Тысячи индейцев устремились в бегство на юг, поселившись на бывшей «Индейской территории» КША. Хейткрафт в резкой форме потребовал от Ричмонда вернуть беглецов и получил предсказуемый отказ – вместе с протестом против аннексии. Иного ответа он, в общем-то, и не ждал, но  теперь у него появился долгожданный повод, наконец, разобраться с КША.

 

В январе 1939 года представители Центральной Конфедерации, на конгрессе в Чикаго, объявили о выходе из КША и вхождении в МАССИ на правах автономии. Данному решению предшествовало долгая и кропотливая работа Хейткрафта и его эмиссаров, шедшая еще с двадцатых годов: с тайным приглашением высокопоставленных «медянок» на спиритические сеансы Хейткрафта, со столь же тайными переговорами и соглашениями. Сыграло свою роль и то, что олигархия Центральной Конфедерации была экономически больше завязана на связи с англичанами и Нью-Йорк, нежели на Юг. До тех пор пока Британская империя и КША находились в дружественных отношениях, данный факт никого особо не беспокоил, но в новых условиях это стало миной, причем не замедленного, а прямого действия, заложенной под государственность КША.

 

Армия Конфедерации вошла во взбунтовавшиеся штаты, но скоро выяснилось, что тут у нее нет серьезной опоры: приходилось полагаться в основном на военную силу. В скором времени туда вторглась и армия МАССИ и, после нескольких выигранных сражений, окончательно вышибла конфедератов из данного региона. Вслед за армией КША устремились в бегство и местное чернокожее население – расизм «марсиан» многократно превзошел все, что они когда-либо испытывали от южан. Меж тем Хейткрафт, наскоро оформив «воссоединение», двинул войска дальше на юг – и хотя тут он столкнулся с реальным сопротивлением, тем не менее «марсианская» армия медленно, но верно продвигалась на Юг. Небраска и Канзас оказались захвачены почти без боя. Ричмонд задержал наступление Хейткрафта почти на год – и все же к началу 1940 он пал, а вслед за ним оказалась оккупирована и вся Вирджиния. Столица Конфедерации была перенесена в Монтгомери, штат Алабама.

 

После непродолжительного затишья, наступление МАССИ возобновилось – в  апреле-июле имперская армия заняла Теннесси, Северную Каролину и север Арканзаса, развивая наступление на Юг. На «освобожденных» территориях началась дикая резня черных и прочих цветных, инспирированная, «Марсианской Гвардией»: военизированными карательными отрядами, набранными из наиболее фанатичных сторонников Хейткрафта. Зачастую белые плантаторы сами вставали на защиту своих рабов, раздавая им оружие и отстреливаясь вместе с ними – таких убивали с особой жестокостью. Казни и расправы приобретали ритуальный характер – согласно «древним марсианским обычаям»,  «реконструированным» Хейткрафтом в его «видениях».  Вал беженцев захлестнул Конфедерацию, отчаянно пытающуюся задержать наступление врага. При этом черные, не испытывая особой любви к южным плантаторам всячески уклонялись от призыва в армию, да и вообще рассматривали КША как временное пристанище, рассчитывая впоследствии перебраться на Карибы, в Южную Америку или даже Африку.

 

Воспользовавшись сложностями КША, вновь зашевелился Техас: в Мексику прибыла «вдовствующая королева» Мари Итурбиде-Лавинг, а вместе с нею –  Роберт, сын Альберта, короля Техаса, объявивший себя королем Робертом Первым. Его притязания поддержала Мексика, прямо поставив  вопрос о помощи северному соседу с признанием независимости Техаса. Аналогично поставил вопрос и Дезерет. Начались волнения и в марионеточных государствах Центральной Америки, также инспирированные Мексикой. Неспокойно было и на Карибах.

 

Хватаясь за последнюю соломинку, президент КША Генри Мур обратился к королеве Дагомеи Кэтрин с просьбой о посредничестве и помощи – в том числе и военной. Королева согласилась, -  но с рядом условий. Наряду с отменой заградительных тарифов для торговли на Карибах, обещанием послаблений для негров и признанием Либерии сферой влияния Дагомеи, Кэтрин-Екатерина потребовала не много не мало, как передать Дагомее Конго.

 

В Монтгомери было заартачились, но быстро сдались – наступление Хейткрафта продолжалось и впереди маячила  перспектива потери Конфедерацией своей государственности. Понятно, что в таких условиях уже не до какого-то там Конго. Соответствующий договор был подписан, причем в последний момент в него  добавился секретный пункт о включении в сферу влияния Дагомеи и бывших британских владений на Карибах – не только всех островов, но и Белиза с Гайаной. На это КША также относительно спокойно согласились – не свое же. Куда более нервно там отреагировали на пункт о расширении экономической независимости марионеточных государств типа Гаити и Кубы, но деваться опять же было особо некуда.

 

Екатерина начала действовать: собрав во всех зависимых от нее африканских территориях экспедиционный корпус,  она отправила его за океан. Возглавил корпус молодой король Дагомеи – Глеле, сын Екатерины и короля Гезо. Несмотря на то, что он уже  достиг совершеннолетия и считался полновластным королем, тем не менее, он был достаточно умен, чтобы позволить белой матери, заниматься делами белых. Сам же он, вместе с посланными с ним американо-либерийцами обратился к чернокожим беженцам с призывом встать на защиту КША, за что неграм был обещан ряд преференций .

 

Впрочем,  дипломатия КША не сидела сложа руки – в результате трехсторонней встречи между представителями КША, Мексиканской империи и Королевства Техас была достигнута договоренность, что Техас остается в составе Конфедерации, но в статусе монархии, вассальной Мексиканской империи.  То есть речь шла о некоем совладении, в котором, по мере возможности усматривались интересы обеих стран. Это было грубейшее нарушение конституции КША, где был пункт об аристократических и королевских титулах, но разрешение этой коллизии решили рассмотреть после войны. Дезерету пришлось предоставить независимость без всяких оговорок, но к тому времени это и так был «отрезанный ломоть», входящий в КША лишь формально. Государства Центральной Америки переходили под протекторат Мексики, однако все интересы, собственность и прочие преференции южан-плантаторов оставались в неприкосновенности.  В обмен на эти уступки, все указанные государства обязались оказывать военную помощь. Благо все они понимали, что победа Хейткрафта не несет и им ничего хорошего. Благодаря этому военному союзу фронт стабилизировать, остановив «марсианское» наступление.

 

Параллельно Кэтрин-Екатерина вела переговоры и с самим Хейткрафтом –  в основном через сестру. Королева обещала, что в случае прекращения наступления, она  примет у себя множество чернокожих, бежавших из оккупированных МАССИ штатов. Также она намекала, что в случае войны между МАССИ и ФАП, она сможет  ухудшить положение английских республиканцев, заняв их владения в Карибском море и Западной Африке, лишив Лондон всего имеющегося там сырья. Также  Екатерина пообещала прекратить поддержку черных повстанцев в Южной Африке, а некоторых даже сориентировать на союз с монархистами.

 

Сам Хейткрафт потихоньку терял интерес к дальнейшему завоеванию КША: сопротивление там росло, негров по мере продвижения на Юг становилось все больше, а офицеры канадской, да и  новоанглийской армии выражали  недовольство зверствами «Марсианской Гвардии», что порой доходило  до открытых бунтов. Назревала необходимость как-то заниматься интеграцией уже завоеванных территорий, а не продвигаться на юг, где решить проблему черных простой резьбой по кости было крайне затруднительно, ввиду их многочисленности. Да и перспектива воевать с обширной коалицией – с которой ко всему прочему начала переговоры еще и Бразилия, - его совсем не прельщала.

 

В общем, 30 июля 1941 года был подписано перемирие, а потом мир. КША теряла больше половины своей территории, - не только «Центральную Конфедерацию», но и Небраску, Вирджинию, и Канзас. Но все же она сохраняла независимость, пусть и в  урезанном виде  и даже получила назад три оставленных ранее штата – Теннеси, Арканзас и Северную Каролину.

 

Остальные территориальные и прочие изменения происходили согласно заключенным ранее договоренностям.  Главный итог для Хейкрафта был в том, что он, наконец, развязал  себе руки для вторжения в Британию, благо в Европе, наконец, постепенно складывались благоприятные условия для подобного  масштабного предприятия.

 

Летом 1940-го года начались стачки и демонстрации в Рейнской Области, переросшие вскоре в вооруженные столкновения. Демонстранты требовали вывода французских войск и референдума по всей области о воссоединении с Германией. Аналогичные  протесты начались и в «Алеманнском Королевстве». Все эти требования были горячо подержаны Берлином.

 

Франция, разумеется, не согласилась с требованиями восставших, введя в Рейнскую Область дополнительные войска. Германия обвинила французов в притеснениях немцев, разорвала дипломатические отношения и 26 августа 1940 года объявила Франции войну. А через пару дней Британия потребовала от Франции возвращения Нормандских островов, но, также получив отказ, присоединилась к Германии. А через пару недель, давно отмобилизованные и приведенные в боевую готовность армии англо-германского союза вторглись во Францию.

 

Мощный, тщательно подготовленный удар, с использованием новейшей военной техники, позволил агрессорам за несколько недель захватить Рейнскую область, бывшую Бельгию, Фландрию, часть Нормандии, а также «Великие Нидерланды», с давних пор выступавших союзником Французской Империи. Менее удачным оказалось наступление в Эльзас-Лотарингии и Алеманнии: здесь немцы столкнулись с тщательно продуманной системой оборонительных линий, а также ожесточенным сопротивлением  горцев. И все же темп наступления был взят настолько хорошо, что никто уже не сомневался, что война закончится разгромом Франции, причем довольно быстро.

 

Успехи англо-германского блока подтолкнули Италию к вступлению в войну на их стороне. В октябре 1940-го начались волнения на Корсике, тут же поддержанные итальянцами. В ноябре Италия объявила Франции войну, атаковав Корсику, Алжир и собственно французскую территорию – правда без особых успехов. Начала мобилизацию и Испания.

 

В ноябре 1940-го года началась «Битва за Париж», длившаяся несколько месяцев. Наполеон Пятый, сумел мобилизовать все ресурсы Французской Империи и, после   невероятно ожесточенного «Рождественского Сражения»,  отбросил интервентов от французской столицы. Эта победа над «безбожным воинством» да еще и совпавшая с главным праздником христианства произвела огромное впечатление на католиков во всем мире. Даже в Риме папа  Пий XII не побоялся отслужить мессу, восхвалявшую победы французского оружия, по окончании которой он был задержан итальянскими карабинерами и помещен под домашний арест, как государственный преступник. Это действие произвело крайне негативное впечатление на католиков всего мира – в том числе и самих итальянцев. Несмотря на  пристальный надзор за Пием, вскоре по городам Италии стал распространяться текст папской буллы отлучавший от церкви все итальянское руководство. Начались волнения и в самой Италии и в ее сателлитах – в той же Испании вновь подняли голову карлисты, полностью поддержанные былыми противниками – Францией и Португалией ( которой, соответственно, активно помогала Бразилия). Очередная Карлистская война получила второе дыхание после того того, как в феврале 1940 года скончался император Мексики Максимилиано Второй. Сыновей у него не было и императором стал его племянник Фернандо, сын принца Хуана, главного претендента карлистов на испанский престол. После того как были улажены все вопросы с КША, Техасом и МАССИ, Фернандо объявил себя претендентом еще и на испанский трон, что было признано всеми карлистами.

 

Однако положение Франции еще оставалось угрожающим – в апреле-мае англо-германский блок начал новое наступление на Париж. Английские десанты высадились в Бретани, где подняли голову местные национал-социалисты. Не собиралась складывать оружие и Италия.

 

Но в самый разгар наступления главная ударная сила антифранцузского альянса – Германия, получила первостепеннейший удар в спину, от союзника, казалось бы, самого близкого Германии  по государственному устройству и господствующей идеологии.

 

Отношения между Российской Коммуной и Германской Республикой начали портиться вскоре после раздела Государства Четырех Народов – уже тогда у обоих режимов появились взаимные претензии из-за тех или иных территорий. Именно эти раздоры, как считается, стали причиной того, что Германия не поддержала Россию в ее войне против Руменгрии. Данное обстоятельство коммунары сочли самым настоящим предательством, позволившим Румыно-Венгрии выйти из войны с относительно скромными потерями. Были и иные трения, а главное – в Москве все более созревало понимание, что если Германия разделается с Францией, то превратится в неоспоримого гегемона Европы. И куда тогда обратится взор германских национал-социалистов?

 

В Германии тоже понимали, что Москва – союзник ненадежный, но надеялись, что она слишком увязла в азиатских проблемах, чтобы вмешиваться в дела Европы. И надеялись напрасно – более-менее уладив дела на Востоке, Москва решила нанести превентивный удар по «германским оппортунистам», основные силы которых все равно находились на Западе.

 

21 мая 1941 года Коммуна объявила об аннулировании союзного пакта с Германией, а еще спустя два дня – о разрыве дипломатических отношений и объявлении войны. Одновременно был подписан мир  с Шведо-Норвежским Королевством, зафиксировавший переход  России  северных областей и Ливонии, но подтвердивший независимость Финляндии, отделавшейся лишь рядом восточных территорий.

 

Атакованная с востока Германия была застигнута врасплох, не успев перегруппировать собственные силы. В первые месяцы русско-германской войны Германия потеряла почти всю Польшу, Литву и Восточную Пруссию. Восстала и Чехия. Руменгрия, так и не заключив перемирие с Коммуной начала наступление на Вену. Другая румыно-венгерская армия вторглась в Иллирийское королевство, совместно с сербами. Еще южнее в Албании наступали греческие войска. На севере шведо-норвежцы высадились в Копенгагене.

 

Благодаря этому наступлению французы разгромили оставшихся без союзников британцев, сбросив их в море.  Уже к осени 1941 года они вышли на довоенные границы Французской империи, но на них не остановились. Завершив к концу сентября освобождение Нидерландов, франко-голландские войска вторглись уже непосредственно в Германию. Параллельно шло французское наступление и на атакованную со всех сторон Италию.

 

Британия еще цеплялась за последние оставшиеся клочки французской территории, как гром среди ясного неба последовало известие: в ночь с 31 октября на 1 ноября в Шотландии высадились войска МАССИ. Чуть ли не сразу после перемирия с КША Хейткрафт только и занимался переброской войск в Исландию и Скандинавию ( именно эта поддержка стала одним из аргументов для Коммуны для того, чтобы сменить сторону). И вот, наконец, когда основные силы Британской армии находились на юге, опасаясь французского вторжения, «марсиане» нанесли удар с севера, совместно со скандинавами. Все это шло под лозунгами восстановления власти законного короля, у которого оставалось на Острове немало сторонников.

 

Выполнила свое обещание  и королева Дагомеи – в декабре 1941 года ее войска почти бескровно заняли как карибские владения Британии, так и ее африканские колонии: Золотой Берег, Сьерра-Леоне, Нигерию, Камерун. Активное участие в этом вторжении принимали не только местные аборигены, но и пришлые – эмигранты-афроамериканцы...и бывшие военнослужащие армии Государства Четырех Народов. Дело в том, что активное участие в той войне принял  и Ян Красницкий, который, после поражения, укрылся в Руменгрии – как и тысячи других беженцев от тогда еще союзных красных империй. Он же собрал из разрозненных боевых отрядов единую армию и, разными путями, по частям, сумел переправить ее в Африку. Польские, литовские, белорусские и украинские легионеры сменили конфедератов в Конго, наведя здесь должный порядок, пока собственно дагомейцы сражались за КША против «марсиан». Сам Красницкий  стал верховным главнокомандующим армии Дагомеи.

 

Произошел перелом и в войне в Южной Африке – на Рождество войска роялистов вступили в Кейптаун. В этом им помогал и небольшой «марсианский» контингент присланный Хейткрафтом.

 

В январе 1942 года войска МАССИ вступили в Лондон, что забило последний гроб в англо-германо-итальянский Союз, а заодно и в саму ФАП. Власть короля Альберта признали в возрожденном ЮАС, Намибии и Родезии, что автоматически обозначало и распространение на них влияния МАССИ и Хейткрафта. Королю также присягнули гарнизоны в Гибралтаре, на Мальте и на Суэце. Меж тем в Европе продолжалось французское наступление, - а вот русское застопорилось, также как и румыно-венгерское: обе страны, все еще с опаской смотрели друг на друга опасаясь очередного «вероломного нападения». Все это позволило  франко-голландцам, соединившимся с занявшими Данию шведами, войти в Берлин в марте 1942 года.

 

 Италия, разбитая в нескольких сражениях, объятая восстаниями, была оккупирована в течение 1942-го – север французами, а юг англо-канадцами. В Сардинии высадились испанцы.  Румыны и венгры заняли Иллирию, где непосредственно под власть Румыно-Венгрии  отошла хорватская и боснийская часть государства, тогда как  сербская часть марионеточного государства перешла Сербии, также как и Черногория. Греки захватили Албанию, а также итальянские владения в Малой Азии и на Додеканезских островах. Под шумок  Египет вторгся в Ливию, а Эфиопия – в Эритрею и Сомали.

 

В Испании карлисты вступили в Мадрид в апреле 1942 года, после чего мексиканский император Фернандо был коронован королем Испании. Отныне Мексика и Испания становились независимыми государствами в личной династической унии.

 

На Дальнем Востоке, после пятилетней бойни, в январе 1943 японо-маньчжурские войска раздавили Южный Китай. Фан Сич Лонг вынужден был отвести войска и подписать перемирие, но оставил за собой несколько захваченных им ранее китайских провинций и титул «императора Мин». Окончание японо-вьетнамской войны одновременно считается и завершением «великого передела» конца 30-х- начала 40-х гг.

Окончание «больших войн», разумеется, не означало разрешения всех конфликтов вообще, также как и не исключало возможности повторения их в будущем. Напротив, формирование новых «центров силы», наряду с крахом либо переформатированием старых делало мир еще более хрупким, нежели до войны, то и дело прерываемым вспышками малых войн.

 

МАССИ, формально считавшаяся правопреемником Британской Империи, оставалась наиболее могущественной державой мира: даже потери множества колоний компенсировались поглощением Новой Англии, Озерной Республики и большей части КША. Также власть Короля-Императора признавали в Австралии, Новой Зеландии, ЮАС, а также более мелких владениях разбросанных по всему свету. Что же до территорий населенных «цветными» то их судьбой Хейкрафт не особо интересовался, в лучшем случае осуществляя меры косвенного управления, в худшем же – попросту махнув на них рукой.  Куда больше его волновали вопросы внутреннего управления, интеграция разных частей империи в единое целое с дальнейшим его преобразованием  в рамках идеологии «марсианского спиритуализма».

 

Впрочем, периодически МАССИ приходилось выходить за рамки своего «неоизоляционизма». Часть задач удалось переложить на доминионы: ЮАС осуществлял контроль над югом Африки, Австралия и Новая Зеландия сторожили бывшие колониальные владения Британии в Океании и Юго-Восточной Азии.  Что же до непосредственно империи, то Хейткрафт, поддержав Шведо-Норвежскую унию, по сути, превратил Скандинавию в своего сателлита (включая  Западную Финляндию).  Платой за помощь против Коммуны стала уступка, на правах долгосрочной аренды, Гренландии, Исландии и Фарерских островов, под военные нужды «Марсианской Империи». Также в свое время, из-за угрозы мальтийским и прочим средиземноморским владениям  МАССИ, Хейткрафт вступил в войну против Италии, в ходе чего южная Италия была оккупирована, где впоследствии образовалось очередное марионеточное государство.

 

Что же до остальной Европы то общий расклад сил в ней определялся противостоянием двух военно-политических блоков. Первым была Российская Коммуна, вместе с марионеточными социалистическими режимами в Польше, Прибалтике и Восточной Финляндии. Ядром же второго блока была Французская Империя, в союзе с которой выступали Нидерланды, Руменгрия, Алеманния, Дания и Греция, возглавлявшая свой собственный «Византийский блок». Также в союзе с Францией выступала оккупированная ею Италия и Германия, раздробленная на ряд независимых королевств, с возвращением представителей старых династий.

 

Обе империи – Французская и Англо-Саксонская относились друг к другу без явной враждебности, но с изрядной долей настороженности. Тем не менее, и им приходилось сотрудничать - в частности во время Ближневосточного кризиса 1944-1947 гг. Кризис разразился в виду агрессивной политики Российской Коммуны – в 1944 году умер иранский шах, не имевший прямых наследников.  Претендующие на наследство родственники, передрались друг с другом и один из них, внучатый племянник старого шаха, придерживавшийся «прогрессивных» и в чем-то даже социалистических взглядов, позвал на помощь Персидскую коммуну. Юношу переполняли честолюбивые планы: он собирался воссоединить разделенный Иран, возглавив в нем ряд социалистических преобразований. Чего стоили эти мечты показал 1945 год, когда вместе с армией «Красного Ирана», на юг вторглась и армия «Российской Коммуны». Красные помогли молодому шаху победить врагов и взойти на трон. А через месяц после этого знаменательного события шах был свергнут, а потом и расстрелян, по обвинению в « предательства Революции». 4 апреля 1946 Иран окончательно стал очередной красной Коммуной.

 

Один из соперников покойного шаха бежал в Соединенное Королевство Египта, Сирии и Судана(СКЕСС), возникшее еще в 1942 году, как результат династической унии Египта и Хашимитского королевства. Поддержка арабами иранской контрреволюции стало поводом для вторжения Иранской Красной Армии в Месопотамию и Аравию.  Поскольку СКЕСС явно не мог  дать отпор «красным персам», поддержанным всей мощью «красного блока», он обратился за помощью к великим державам. Откликнулись сразу две – Французская империя и МАССИ, опасавшиеся распространения Коммуны на нефтеносный Персидский залив. Они поддержали сиро-египтян и аравийские эмираты, также затронутые этой войной. Благодаря этой поддержке СКЕСС и Объединенные Аравийские Монархии (ОАМ) сумели отбиться, а в регионе появились гарнизоны Французской Империи, МАССИ и некоторых их союзников.

 

Коммуна, впрочем, не унывала: потерпев неудачу на Ближнем Востоке, она перенесла свои усилия в иной регион. Еще в 1941 году установилась «красная» власть в Афганистане, а в 1947 Российская, Афганская и Персидская коммуны вторглись в Индийский Протекторат. Этот последний осколок ФАП, раздирался множеством внутренних противоречий и казался красным легкой добычей: уже в 1948 на северо-западе государства, в районе Пенджаба и Кашмира появилась Индийская Коммуна.

 

Происходил передел и в иных частях света. Остро, например, развернулось противостояние в Карибском море и Центральной Америке: ослабление  КША и утрата интереса МАССИ к данному региону не ослабило, а лишь усугубило противоречия между Конфедерацией, Мексиканской Империей, Дагомеей и, проявлявшей все больший интерес к региону, Бразилией. У всех означенных держав хватало противоречий и в иных регионах, что делало  общую обстановку еще более взрывоопасной. Масла в огонь подливали и европейские державы: Франция и Нидерланды сохранили здесь колонии и не собирались выпускать Карибы из сферы своих интересов.

 

Меж тем, пока обострялись противоречия между Мексикой и Бразилией, в Латинской Америке постепенно вызревала и крепла «третья сила». Чили, предусмотрительно не вмешавшаяся ни в одну из «больших войн», тем не менее, не упускала случая то тут, то там урвать кусок по мелочи. Особенно  хорошо получилось в Южной Атлантике:  и на Фолклендские острова  и в Чили, точнее на Огненную Землю, где имелась своя британская диаспора, из Южной Африки переселилось некоторое число тамошних белых, преимущественно англичан, бежавших от войны. Обе «конкурирующих Британии» на тот момент совершенно забыли о Фолклендах и прилегающих к ним островах,  что полностью устраивало беженцев, желавших максимально дистанцироваться  и от ФАП и от МАССИ. Но подобная независимость имела свои издержки:  Аргентина,  все еще мучившаяся фантомными болями от потери Огненной Земли, пыталась компенсировать это в мае 1942 высадкой на «Мальвинах» небольшого десанта. Однако фолклендцы, усиленные эмигрантами, умудрились сбросить десант в море. В Аргентине восприняли это поражение довольно болезненно, вследствие чего, жители Фокледндов, используя свои связи с чилийской британской диаспорой,  в сентябре, от греха подальше, перешли под покровительство Чили, на правах широкой автономии. В нее вошли Фолкленды, остров Южная Георгия и  прилегающие острова, а также прихваченный под шумок Антарктический полуостров. Недостатка в колонистах не было -  вскоре сюда переселилось  некоторое количество белых южноафриканцев, как английского, так и африканерского происхождения. После к ним добавились и переселенцы из Европы –скандинавы, финны и прибалты ( в основном эстонцы). Все они осваивали регион для Чили, окончательно выжив с Огненной Земли аргентинцев и все с большим рвением изучая прибрежные воды и берега Антарктиды.

Две России

 

 

К середине 40-х Российская Коммуна сильно отличалась от того ублюдочного полугосударства, что лишь чудом удержалось от разгрома в 1920-м году. Спасение тогда стало возможно, среди прочего, и благодаря союзу с эсерами, сумевшим привлечь на сторону коммунаров широкие массы крестьянства, напугав их перспективами «возвращения царя и помещиков», символизируемых фигурами «царицы Анастасии», ее мужа – шведского принца, а также генералами Белого Севера. Однако, после того как непосредственная опасность миновала, союз дал опасную трещину, вызванную, прежде всего, отношением к крестьянскому вопросу. После долгих споров победила «линия Троцкого», как в РИ, поставившего на дальнейшую милитаризацию всех сфер внутренней жизни коммуны, созданию «трудовых армий» и проведению политики «сверхиндустриализации», в том числе и благодаря привлечению западных спецов и технологий – прежде всего немецких. Все это предполагалось делать, в том числе и за счет жесточайшей эксплуатации крестьянства, которое лишалось всяческой хозяйственной самостоятельности, выполняя жесточайшие планы хлебозаготовок, для продажи зерна и прочего продовольствия в Германию. Эсеры и мартовцы встретили данную программу в штыки, тогда как Свердлов поддержал Троцкого в его инициативах. В самый разгар дискуссий Троцкий как-то подозрительно скончался – что дало повод Свердлову в развязывании жесточайших репрессий против политических оппонентов. Часть левых эсеров, впрочем, поддержала Свердлова и влившись в состав созданной им Единой социалистической партии. Самым ярким представителем бывших эсеров стал Яков Блюмкин, совместивший должности главы Комиссариата иностранных дел и внешней разведки Коммуны.

 

Ушедшие в подполье мартовцы, эсеры и анархисты  стали инициаторами ряда крупных крестьянских восстаний, подавленных с необычайной жестокостью. Крестьянство окончательно оказалось «аграрным придатком» трудовых армий, постепенно поглощаясь ими. По сути именно эти полумилитаризированные структуры подменили собой большинство управленческих структур Коммуны, в приказном порядке оформлявшими все мало-мальски значимые вопросы внутренней жизни государства. Неотъемлемой частью хозяйственной деятельности трудовых армий стали огромные концлагеря, в которых  использовался бесплатный труд рабов-заключенных. За членами «трудовых армий» надзор был немногим слабее, но они, по крайней мере, могли рассчитывать на фиксированный денежный и продуктовый паек, им полагались определенные социальные гарантии и возможность продвинуться вверх по партийной лестнице. Правда, в Коммуне это было сделать сложнее, чем в РИ так как здесь не имелось своего «ленинского призыва». Тем не менее, все вышеназванное способствовало определенной популярности «трудовых армий» в народе, а самой коммуны  - за рубежом, особенно в тех странах, где низшие слои населения особенно страдали от безработицы и тому подобных проблем. Однако недовольных порядками Коммуны оставалось больше – что и приводило к периодическим восстаниям. Чтобы сломить социальную базу для подобного недовольства Свердлов провел жесточайшую политику расказачивания и раскулачивания, организовал свирепейшие гонения на религию, за исключением прикормленной «обновленческой церкви», одновременно установив ряд льгот для солдат «трудовых армий».

 

Величайшей головной болью для красной Москвы было существование обширных территорий с русским, украинским и прочим населением, неподвластным Коммуне. Особенно раздражала их «Вторая Российская Империя», рассматривавшая себя как «альтернативная», а точнее подлинная Россия, противопоставлявшая себя Коммуне. Туда, равно как и в Государство Четырех Народов тек непрерывный поток беженцев, который, несмотря на все репрессии, так и не удавалось остановить. Именно поэтому Коммуна, едва почувствовав себя способной на большую войну, сразу же атаковала Вторую Российскую Империю.

 

Белые северяне упорно сопротивлялись, но огромный численный перевес коммунаров, а также предельная милитаризированность их общества, предопределили поражение «Арктиды», а заодно и «Ливонского Королевства». Чуть позже, под совместными ударами России и Германии, пало и Государство Четырех Народов, был оттяпан ряд земель у Руменгрии, растоптана независимость греко-казацкого Северного Понта, население которого чуть ли не в полном составе переселилось в Понт Южный. На присоединенных территориях коммунары вели себя как оккупанты, чуть ли не в полном составе поразив в правах местное население. Однако на  Востоке, особенно в Закавказье политика коммунаров была мягче –  не в последнюю очередь благодаря Блюмкину, немало времени проведшему на Востоке, хорошо знавшему местную специфику и сыгравшему одну из ключевых ролей в расширении влияния Коммуны. Именно Блюмкину принадлежит заслуга по присоединению к Коммуне Туркестана и Северной Персии, а потом и всего Ирана. Блюмин же, исходя из своего эсеровского прошлого, настоял и на превращении новоприсоединенных государств в отдельные, формально независимые коммуны, где власть, впрочем, целиком принадлежала управляемым из Москвы структурам и лидерам. Именно Блюмкин стал автором идеи «переноса центра революционной борьбы» на Восток и Юг, объединив национально-освободительную, антиколониальную борьбу с идеей победы «Мировой революции» ( от этой идеи в Коммуне никогда не отказывались ни де-факто, ни де-юре).

 

В 1947 году скончался Свердлов и Блюмкин стал главой государства –  как раз вовремя, поскольку Свердлов, недовольный результатами войны против СКЕСС и ОАМ, уже собирался назначить Блюмкина ответственным за провал. Однако это у него не получилось, а сам Блюмкин, едва вступив в должность Генерального Комиссара, тут же начал подготовку к началу новой войны. На этот раз целью стало раздираемая множеством внутренних и внешних конфликтов Индия.

 

Антиподом «Российской Коммуны» стала «Российская Империя» царицы Анастасии, называемая еще  «Сибирской Империей». Впрочем, собственно Сибири там  было немного – в  состав империи входили, в основном, дальневосточные территории «Второй Российской империи» воссоединенных с созданными ранее японцами марионеточными государствами на Дальнем Востоке, в Приамурье и Забайкалье. Также в состав Империи вошла и Аляска, отпавшая от Короны во время кризиса в Британской Империи. Власть императрицы Анастасии над этими территориями была далеко не абсолютной – атаманы, князья и военные диктаторы тех или иных территорий, по-прежнему пользовались огромным влиянием в своих вотчинах, установив в них де-факто монархическое правление. Фактически, «Сибирская империя» представляла федерацию полунезависимых владений, объединенных авторитетом династии и осознанием общей угрозы от Коммуны. Но последнее слово  принадлежало представителям японского командования: без поддержки японцев и их монголо-маньчжурских союзников «Сибирская Империя»  долго  бы не продержалась. Многие крупные купцы, державшие всю торговлю в регионе, фактически являлись представителями на местах могущественных японских дзайбацу.

 

Влияние Востока не ограничивалось только военным, политическим или экономическим проникновением: еще более существенным стало влияние духовное и особенно религиозное. Казачьи атаманы Приамурья и Забайкалья, все больше проникались ламаизмом и местным шаманизмом, усиливавшегося от заключавшихся время от времени браков с представительницами знатных монгольских и маньчжурских родов. Вслед за престарелым адмиралом Колчаком  многие молодые офицеры  увлекались восточным мистицизмом, буддийскими, конфуцианскими и синтоистскими текстами, причудливо сочетая «самурайский дух», с околоправославным мистицизмом. Бурный расцвет переживали и разнообразные секты – с легкой руки сначала «старца» Похотина, а после его смерти в 1948 году – его дочери Матрены, наставницей и сердечной подругой императрицы. Именно с ее подачи все большую значимость в религиозной жизни «Сибирской Империи» приобретал и шаманизм сибирских «инородцев» - якутов, чукчей, эвенков. На все это наслаивалась и «высокая культура» Империи – своего рода продолжение «Серебряного века», развивавшего и приумножавшего  оккультные, а то и прямо сатанинские тенденции характерные для культурной жизни поздней Российской империи.

 

Апофеозом всего вышесказанного стало шокирующее религиозное откровение царицы Анастасии: в 1950 году она открыто объявила, что порывает с православной верой, оказавшейся неспособной защитить Россию от красной скверны. Отныне верховным богом Империи стал Донный – мифологический персонаж из поморского фольклора,  объединенный с разного рода «хозяевами вод» местных народов, типа чукотского Анкы-Келе или якутского Ойдома Сурона. Отождествлялся Донный и с японским богом моря Рюдзином, как явный реверанс в сторону азиатских покровителей царицы. Другим именем Донного стало  Тьмяный – а в этом качестве он уже ассоциировался и с владыками подземного мира: монгольского Эрлика, японского Эммы, якутских хозяев  смерти.

 

Население, также как и образованное общество, изрядно дезориентированное несколькими десятилетиями идейной неразберихи, в общей своей массе приняло религиозное новшество без особого сопротивления. Поклонение Донному, владыке великих рек, глубоких озер и ледяных морских глубин, соприкасавшихся с адскими безднами, на редкость органично вписалось в общий контекст культурной жизни «Сибирской Империи», сравнительно быстро став в ней господствующей религией и идеологией.

 

Анастасия утверждала свое право  на власть над всей Россией, но она была не единственным претендентом на вакантный российский престол. Ее племянник, сын великой княжны Екатерины и король Дагомеи, Глеле, хоть и не выдвигал никогда претензий на российский престол, тем не менее, мог заиметь такие претензии  в дальнейшем, учитывая, что провозглашение Дагомеи империей, опиралось, среди прочего, и на преемственность его матери от императорской фамилии России. Другим претендентом мог стать еще не родившийся наследник двух ветвей славного рода –    Альфред, сын великой княжны Ольги и Гарольда Хейткрафта, в 1949 году был помолвлен с принцессой Алисой, дочерью короля Эдварда и великой княжны Киры, дочери экс-императора Кирилла.

 

«У меня есть сын, у вас есть дочь, - сказал однажды Хейткрафт королю Эдуарду,- мы объединим наши дома и будем властвовать над миром».

Индийская Империя

 

 

Индия,- самый крупный и населенный из протекторатов ФАП, - после завоевания Британии МАССИ оказалась в состоянии полной идейной и политической дезориентации. Попытки Индийского Конгресса сохранить «основополагающие принципы Федерации» и тем самым удержать власть,  беспрестанно подвергались свирепым атакам слева и справа. «Правых» представляли индийские феодалы, британские чиновники и офицеры, а также некоторые религиозные лидеры. Слева Конгресс атаковали представители разных социалистических партий, собственное левое крыло, а также опять же, представители некоторых религиозных и кастовых движений, вступивших в тактический союз  с леворадикалами. Выступления справа и слева с переменным успехом подавлялись армией Индийского Протектората, однако на нее приходилось полагаться все меньше  –   армия  стремительно разлагалась, разъедаясь социальными, национальными и религиозными противоречиям.

 

Масла в огонь подливали и иностранные державы – в первую очередь Российская Коммуна и Империя Лонг. Последняя находилась в состоянии открытой войны с Протекторатом - Конгресс еще надеялся вернуть Бирму, ведя вялотекущие боевые действия на границе. Также правительство Протектората держало гарнизоны на Цейлоне, Мальдивах и Сейшелах, поддерживало «Восточноафриканский Протекторат», антицинские силы в Тибете и даже антиколониальное движение в Голландской Ост-Индии.

 

В  попытках удержать свою рассыпающуюся сферу влияния Индийский Протекторат пропустил самого сильного и опасного врага. Еще с 30-х у Блюмкина имелась в Индии разветвленная и многочисленная шпионская сеть, хватало в Индии и «полезных идиотов», разной степени отмороженности. После захвата Ирана и Афганистана, Российская Коммуна получила неплохой плацдарм для «экспорта революции». Еще продолжалась война на Ближнем Востоке, когда Блюмкин, опираясь на своих людей, разжигал волнения в Пенджабе, где красные вступили в тактический союз с сикхскими сепаратистами. Ситуативными союзниками стали и  мусульмане – здесь Коммуна старалась не показывать свои атеизм, упирая на империалистическую сущность правительства в Дели и превалирование индусов в руководства Конгресса, в ущерб мусульманам. Особенно популярными эти идеи стали и в Кашмире, где мусульманское большинство считало себя угнетенным местными индусами-махараджами.

 

В Кашмире же в феврале 1948 года и вспыхнуло восстание «угнетенных исламских масс» против махараджи Хари Сингха. Тот сумел привлечь размещенные здесь британские гарнизоны ( в том числе и гуркхов), утопив в крови восстание. Бежавшие революционеры воззвали о помощи – и уже в апреле 1948 года в Кашмир вторглись войска «Тройственного Союза» -  Афганской, Персидской и Российской Коммун. Ударной силой вторжения была 11-я Азиатская армия, под командованием командарма Блюхера. Сравнительно быстро подавив сопротивление армии магараджи, войска Коммуны заняли Кашмир, после чего провозгласили «Индийскую Коммуну». Почти одновременно началось вторжение в  Пенджаб и Белуджистан. Развивая наступление и сметая слабые заслоны армии Протектората,  в течении 1948-50 гг Коммуна  захватила чуть ли не весь северо-запад Индии, выйдя на подступы к Дели. Правительство Конгресса  собиралось бежать в Калькутту, но по всей Бенгалии уже полыхало «красно-зеленое» восстание Бенгальской революционной армии, объединившей противоречивые элементы – от местных леворадикалов до умеренных мусульманских лидеров. Неспокойно было и в иных больших городах Индии – Бомбее, Мадрасе, Бангалоре.

 

В этих условиях  Конгресс рискнул назначить командующим Индийской армии  генерала Реджинальда Янгхазбенда, единственного сына Френсиса Янгхазбенда, известного британского военного, политического и религиозного деятеля. Реджинальд пошел по стопам отца, как в военном, так и всех прочих устремлениях: воевал в Тибете, Иране и Месопотамии, довелось ему участвовать и в интервенции на Севере России, откуда он вышел ярым антикоммунистом. Вернувшись в Индию, он был назначен начальником штаба  Британской индийской армии, но после свержения монархии и провозглашения ФАП, был смещен с поста, как недостаточно лояльный к новым властям. Однако он пользовался огромной симпатией в армии, причем как среди европейцев, так и туземцев , особенно среди гуркхов, командиром которых он остался и после смещения. Реджинальд пользовался большим авторитетом среди правителей Непала, Сиккима, Бутана, а также племенных лидеров северо-востока Индии: кхаси, бодо, нага. Он совершил несколько экспедиций в Тибет, был принят Далай-ламой, не на шутку увлекшись восточными религиями, одинаково хорошо разбираясь как в  запутанном учении буддийско-индуистской Тантры, так и в племенных культах самых разных народов.

 

Он хорошо зарекомендовал себя в Ассамской войне (1946-48), когда, опираясь чуть ли не на одних гуркхов и кхаси, вышиб из Ассама много превосходящие силы Фан Сич Лонга, отбив у того охоту развивать экспансию в этом направлении. Война еще больше сблизила его с подопечными, а также усилила его популярность у индусов – говорили, что у своих гурк[ских подопечных, Янгхазбенд подхватил почитание Кали и Шивы, почитаясь непальцами чуть ли не за прямое воплощение последнего. Среди кхаси распространялись еще более пугающие слухи: якобы Реджинальд сумел обзавестись духом У Тхлен, который, в обмен на человеческие жертвы, помогает ему в боях. В Тибете  же говорили, что Янгхазбенд набирает свою армию из ротангов – живых мертвецов, оживляемых колдовством местных шаманов.

 

В руководстве Конгресса его не любили – и все же призвали на помощь, после того, как гуркхи и кхаси Янгхазбенда жестоко и эффективно подавили восстание в Бенгалии. Многие индийские феодалы поддержали его, также как и британские офицеры, после чего руководство Конгресса, скрепя сердце, поставило Янгхазбенда во главе армии, призванной противостоять красному потопу. Укомплектовав  высший командный состав  офицерами британской армии – в том числе и относящимися, мягко говоря, скептически к Конгрессу, - склонив на свою сторону большинство феодальных «армий», Янгхазбенд начал контрнаступление в северной Индии. На его стороне даже выступили тибетские отряды, под командование маньчжуров: Цины прислали помощь в обмен на признание Дели их суверенитета над Тибетом.

 

Силы Коммуны превосходили армию Ангхазбенда числом, но из-за трудностей в логистике не смогли быть собраны разом в одном месте для решающего удара.  Командный состав персидской и особенно афганской части Объединенной Красной Армии также оставлял желать лучшего. К тому же в тылу у захватчиков, после распада ситуативного союза с мусульманами, начали вспыхивать восстания фанатиков, проповедями которых проникались и иные иранские и афганские военнослужащие, не говоря уж о наспех собранном ополчении Синда и Белуджистана. Несмотря на это, Красные Армии трех республик выступили в поход на Дели  - и 3-21 мая 1951 года оказались наголову разбиты у стен индийской столицы. Реджинальд развивая успех, продолжал наступление на запад, пока красным не удалось закрепиться на Инде. И хотя полного изгнания Коммуны так и не случилось, все же падения Дели удалось избежать. Янгхазбенд сумел подавить и остальные выступления красных, поставив под свой  контроль большую часть Индии, после чего, опираясь на преданные ему войска, он совершил переворот, принудив к роспуску Конгресс и назначив новые выборы. Новый состав индийского парламента, вычищенный от левых и условно «центристских» депутатов, оказался под контролем крупных феодалов и британских военных, выбравших главнокомандующего Протектором Индии. Спустя же еще месяц Янгхазбенд упразднил и Конгресс и Протекторат, провозгласив себя Императором Индии, установив тем самым новую династию и новую империю. В ее состав вошла большая часть бывшей британской Индии, кроме тех территорий, что еще оставались под властью красных. Южные княжества, вроде Хайдерабада или Траванкора, сохранили формальную независимость, но вступили с новой Империей в военно-политический союз, также как и Непал, Бутан и Сикким. Признали императорское достоинство Янгхазбенда и Цины и Японская Империя и даже МАССИ. Чуть позже он заключил династический союз с Белыми Раджами Саравака, женив своего старшего сына на дочери Чарльза Брука.

 

В Империи Янгхазбенда провозглашался принцип веротерпимости, однако сам император, оставаясь номинальным христианином, выказывал явное предпочтение шактизму и шиваизму, не чураясь и наиболее экстремальных его течений. Не стал он возражать и когда брахманы,  объявили его аватарой Шивы, Махатмой и много кем еще.

 

Набрав себе в охрану гуркхов, кхаси и нага, Янгхазбенд с подчеркнутым уважением относился к их автохтонным культам, умело поддерживая все ходившие про него слухи.

 

Чтобы сблизить своих туземных поданных с англичанами, новоиспеченный император  поддерживал  распространению среди европейцев теософии  и ей подобных учений, принявших в его интерпретации странные, порой диковатые очертания. Идеи множественности миров, палеоконтактов землян с жителями других планет и галактик, несоизмеримо превосходящих человечество в своем развитии, причудливо переплетались с  теорией  «коренных рас», смены эпох и бесконечной череды реинкарнаций.

 

- Древнейшие арийские мифы и  озарения, посещающие  наиболее проницательные умы современности, - писал Эдвард Бульвер-Литтон, политик, писатель и главный «философ» Империи, -  имеют сходство в главном: и те, и другие недвусмысленно намекают, что человечество является лишь одной из множества высокоразвитых цивилизаций, в разные времена населявших эту планету. Существа странного, непередаваемого облика воздвигли башни до небес и проникли во все тайны природы задолго до того, как первый земноводный предшественник человека триста миллионов лет назад выполз на сушу из теплых океанских волн. Некоторые из хозяев планеты прилетали сюда с далеких звезд — истоки этих цивилизаций порой терялись в глубинах космоса, который сам по себе был их ровесником; другие зарождались в земных условиях, опережая появление первых бактерий нынешнего жизненного цикла в той же степени, в какой сами эти бактерии опережали появление собственно человека. Измерение велось в миллиардах лет и сотнях галактик. Разумеется, здесь не могло быть и речи о времени в его человеческом понимании.

 

 Прародиной же непосредственно человечества объявлялась Лемурия – древний континент в Индийском океане, который, в результате дрейфа материков «прибился» к Азии, образовав полуостров Индостан. Именно из Лемурии вышла «арийская раса», став у истоков множества современных народов, в том числе и большинства европейцев. Провозглашение Индийской империи объявлялось «возвращением на давно утерянную прародину» и «началом новой манватары». Заодно этим обосновывались и притязания Индийской империи на акваторию Индийского океана, со всеми прилегающими землями. Даже блок Империи с ее индийскими союзниками получил название «Лемурийского».

Возрожденный Израиль

 

Иудейский Протекторат пережил падение ФАП, однако будущее его выглядело весьма туманным. Находясь во враждебном окружении, ставшим еще более опасным после объединения Египта и Ирака Иудея раздиралась еще и внутренними противоречиями.  Правительство Протектората составляла зыбкая коалиция социал-демократов и левых сионистов, тогда как  справа и слева его атаковали более радикальные силы. Левыми были социалисты – «троцкисты» и «свердловцы» объединенные в единый блок, имевший как легальное, так и нелегальное, «вооруженное крыло», в любой момент готовое перейти к уличной борьбе. Разумеется, данная движуха активно поддерживалась красной Москвой. Помимо этого существовали и иные группы социалистической направленности, анархо-коммунисты и тому подобные товарищи, находящиеся в жесткой оппозиции как к действующему правительству, так и к Российской Коммуне и ее местным сторонникам. Не было единства и в лагере условных правых, делившихся на иудейских ортодоксов  и «правых сионистов». Последних поддерживали воротилы бизнеса, связанные с крупными еврейскими банкирами, в том числе  американскими и британскими Ротшильдами. Эта династия, как и ряд других, сохранили свои позиции и в МАССИ, несмотря на ранний антисемитизм Хейткрафта. Однако позже тот скорректировал свою позицию: не отказываясь от нее в целом, в то же время он признал, что некоторые представители мирового еврейства могут быть носителями той же арийской, «марсианской», крови, что текла в жилах царей Давида и Соломона, а также их потомка Иисуса Христа. Определять же, кто из евреев является носителем, а кто нет, Хейткрафт предлагал в духе кальвинистской «доктрины предопределения»: кто из евреев богат, успешен и предприимчив, тот и является носителем означенной крови. Впрочем, и остальным евреям Хейткрафт хоть и отказывал в праве считаться европейцами, в то же время он не считал их столь пропащими, как, допустим негров или индейцев, признавая за ними право иметь свое государство – разумеется, под присмотром богатых евреев «правильного» происхождения. Как не трудно догадаться, сторонники данного направления активно поддерживались Лондоном, где все больше склонялись к мысли, что священный Иерусалим должен принадлежать Империи.

 

В то же время в Иудейском Протекторате оставались и немалое арабское население,  люто ненавидевшее иудеев, организующее собственное «ополчение» и надеявшееся,-  не без оснований, - на помощь арабских монархий.

 

С началом  Ближневосточного кризиса, левые радикалы требовали от своего правительства вступить в войну на стороне Коммуны и покончить с арабской угрозой. Однако правые круги, вместе с поддерживавшими их бизнесменами сумели удержать Протекторат от этого шага. Правильность данного решения выяснилась чуть позже – после интервенции МАССИ и Французской Империи. Однако, когда опасность миновала, а Коммуна переориентировала свою экспансию в Индию, СКЕСС решил окончательно решить еврейский вопрос.

 

23 декабря 1950 года объединенные арабские войска атаковали Иудейский Протекторат одновременно из Египта, Сирии и Ирака. Угроза была  действительно смертельной –  через месяц после вторжения арабы уже были под Иерусалимом. Перед общим врагом евреи отбросили свои разногласия и, собрав все силы, отбросили арабов от столицы. Однако, когда непосредственная угроза миновала вновь ожили внутренние дрязги, кончившиеся тем, что левые радикалы  принудили правительство уйти в отставку. Пришедшая на смену Протекторату Иудейская Коммуна не прожила и недели – на пятый день произошел военный переворот, поддержанный как правыми кругами, так и крупным бизнесом. Правящая хунта воззвала о помощи к МАССИ – и помощь эту получила:  17 апреля МАССИ высадила десант на побережье Иудеи, взяв под контроль ее основные центры. Столкновений с арабами почти не было, если не считать нескольких стычек с местным ополчением – СКЕСС же оперативно отвел войска за старую границу. Власть взяли «правые сионисты», сторонники тесного союза с англо-саксами и мягкой интеграции идей Хейткрафта в реформированную версию иудаизма.  26 июня было объявлено о возрождении Израильского Царства. «Царем», естественно, был объявлен  английский король. Началась также подготовка к строительству Иерусалимского Храма и переселению в Палестину 200 тысяч переселенцев из Европы и Северной Америки.

 

Далеко не все в бывшем Протекторате были довольны новыми порядками, сопровождавшимися массовыми репрессиями против «неблагонадежных». Многие бежали с  «исторической родины», причем некоторые четко знали - куда. Большинство социалистов устремилось в Коммуну: с момента основания руководимая политиками-евреями, эта страна считалась одним из наиболее комплементарных государств для евреев  – кроме слишком религиозных. Еще с 30-х годов в Крыму начали появляться компактные еврейские поселения, еще больше разросшиеся после войны. Беглецы из бывшего Протектората добавили здешним евреям численности, что позволило уже в 1959 году провозгласить в Крыму еврейскую автономию.

 

Другой поток беженцев образовали еврейские ортодоксы, объявившие оккупацию МАССИ «вторым римским завоеванием», а Иерусалим « новой Элией Капитолиной». Данные переселенцы не имели столь четкой цели для бегства, но им подфартило – в мире все же нашлось место, где они могли обрести новую родину. Правда, ее еще предстояло отвоевать.

Новая Африка

 

 

Еще одним осколком ФАП оставался Восточно-Африканский Протекторат, бывшая британская Восточная Африка. Здесь, еще в тридцатые годы образовалось формально республиканское правительство, заявившее о вхождении в ФАП. Фактически здесь сложилось олигархическое правительство из белых плантаторов, арабской феодальной верхушки и наиболее богатых индийских торговцев. Черных в этом правительстве не было, также как и представителей менее зажиточных слоев азиатского населения. Интересы последних представлял так называемый Азиатский Конгресс Восточной Африки (АКВА), требовавший более широкого представительства и отмены имущественного ценза. В нем было сильно левое крыло, активно поддерживаемое из Москвы и Берлина. Появился также  ряд общественных организаций, отстаивающих права черных, очень быстро, впрочем, разделившийся по племенному признаку.  Наиболее крупными и влиятельными стали организации кикуйю и суахили. Все они также испытывали сильное влияние левых идей, их лидеры были частыми гостями в Москве. С переходом Конго под власть Дагомеи в восточной Африке появились и эмиссары «Королевы Кэтрин»,  распространяющие  идеи «правого панафриканизма» под эгидой черного монарха. Нечто похожее распространяла и Эфиопская империя, через которую пыталась расширить свое влияние в регионе  Япония. На побережье же появлялось все больше азиатов – в основном с юга Индии, бежавших от репрессий тамошних феодалов. Среди них было полным-полно социалистов, разной степени радикальности, зачастую представляющих собой прямую агентуру Блюмкина

 

Параллельно существовала и оппозиция справа – многие британцы, недовольные тем, что пришлось поделиться властью с арабами и индусами, также как и тем, что происходит в Британии вообще, находились в оппозиции к правительству Протектората, сохраняя верность Короне. Они же набирали отряды из белых наемников и черных, оставшихся лояльными белым хозяевам. Ориентировались эти монархисты в основном на сходные им по духу силы в Южной Африке.

 

Таким образом, Восточная Африка мало-помалу превращалась в закипающий котел, причем подбросить дров в него норовили все кому не лень.  

 

Падение Лондона и восстановление монархии на Британских островах резко меняет все расклады в Восточно-Африканском Протекторате. Монархисты, воодушевленные происходящим, попытались устроить путч, но его подавили  – в том числе и благодаря тому, что правительству удается привлечь к сотрудничеству АКВА и черные организации, под обещание «широкого представительства». После подавления путча правительство попыталось отыграть все взад – что вызвало широчайшее возмущение в Протекторате, так что правительству пришлось пойти на попятный. В 1943 состоялись первые всеобщие выборы, в которых приняли участие как АКВА, так и черные организации. Конгресс, по совету старших товарищей из Индийского Протектората, пошел на союз с черными организациями, благодаря чему, новое правительство возглавил представитель левого крыла Конгресса Шанкаран Гхош. Однако, расчёты Индии на то, что ей таким образом удастся усилить свое влияние в регионе не оправдались: Восточную Африку все более уверенно подминала под себя Москва. Ее влияние усилилось с провозглашением Иранской Коммуны и выходом красного блока в Индийский Океан. Влияние же Индии слабело, прямо пропорционально  углублению в ней внутреннего кризиса.

 

Ближневосточный кризис усилил связь между Москвой и Найроби, ставшим столицей нового государства. Левое крыло к тому времени обособилось от АКВА и объединилось с черными организациями в единую Коммунистическую партию. Коммунисты организовали очередной переворот, окончательно устранивший власть арабов и белых. Упразднение Занзибарского султаната, тесно связанного с Оманом, наносило удар и по Объединенным Аравийским Монархиям, составной частью которых и был Оман. Хотя сами ОАМ выстояли перед красным натиском, Коммуна отчасти компенсировала неудачу в Восточной Африке – падение Занзибара стало болезненным ударом для ОАМ, выпавшим, как игрок из данного региона, как и Индия.

 

В 1946 году была провозглашена Коммуна, после чего, под бдительным присмотром «московских товарищей», последовали волны социалистических преобразований: национализация, экспроприация, коллективизация, «красный террор». Белые плантаторы массово покидали Восточную Африку, переезжая в Родезию или ЮАР, тогда как арабские феодалы уходили в Аравию. Несладко пришлось и индийским богачам, раскулачиваемых черными «комиссарами». С начала 1948 года, под руководством советников из Москвы в Восточной Африке  началось создание громоздких «народных кооперативов», на базе бывших европейских плантаций, к которым насильственно приписывалось множество африканских хозяйств. Все это сопровождалось резкой ломкой местных традиционных институтов, расстрелами племенных вождей, как «контрреволюционеров» и разнузданной антирелигиозной компанией.

 

Ситуация усугублялась тем, что доминирующее положение в политической жизни региона  по-прежнему занимали азиатские революционеры, тогда как среди черных на вершине властной пирамиды находились только кикуйю и суахили. Остальные племена, за редким исключением оказались на обочине политической жизни в Восточной Африке.

 

Все вышесказанное породило, разумеется, ожесточенное сопротивление – уже со стороны черных, выступивших с оружием в руках, против нарушения привычного уклада жизни. Значимую роль играли и религиозные лидеры –  племенные шаманы, католические и протестантские священники, суфийские муфтии и лидеры  харизматических сект.  Племена луо, календжин, шамбала, ньямвези и прочие, недовольные засильем кикуйю и суахили,  формировали  ополчения,  убивавшие партийных функционеров, сжигавших плантации, травивших землю и скот. Зачастую эти отряды возглавлялись белыми командирами – из числа бывших колонистов в Кении и Танганьике, не пожелавших покидать ставшую для них родной землю. Вскоре к ним присоединились и другие белые – находящиеся на службе у императора Дагомеи восточные европейцы из бывшего Государства Четырех Народов: поляки, литовцы, украинцы. Эти люди компактно проживали в более-менее подходящих  природных условиях в Камеруне и Конго, свято сберегая традиции своего потерянного Государства, лелея мысль о возвращении на родину и люто ненавидя коммунаров. Война в Восточной Африке стала для них продолжением аналогичной войны в Европе, заставившей их покинуть родину.

 

Среди этих восточноевропейцев  оказалось немало евреев – правительство Государства Четырех Народов позволяло им жить достаточно автономными общинами, свято сберегающими еврейские традиции. Очень скоро главенствующую роль в этих общинах стали играть хасиды, которые, по причине своей крайней религиозности, покинули родные края, после присоединения земель бывшего ГЧН к Коммуне. Они же стали инициаторами переселения в регион еврейских ортодоксов из Палестины, под обещание создания своей религиозной и этно-территориальной автономии под эгидой Дагомейской Империи.

 

Война в Восточной Африке, начавшаяся еще в конце 40-х окончилась лишь в 1956 году: Коммуна, даже после чувствительного поражения в Индии, не желала уходить отсюда. В 1953 году сюда даже был переброшен русско-иранский контингент, вскоре завязший в боях в джунглях. Но ситуация для Москвы ухудшалась – кроме Дагомеи поддержку восточноафриканским повстанцам оказывали Эфиопия, СКЕСС и ЮАС.  Взятие Найроби в 1954 году окончательно показало, что власть Коммуны пала. 8 декабря 1956 года последние русские и иранские войска покинули Восточную Африку. Первое с чего начали победители – так это дичайшей резней азиатов, считавшихся главными виновниками установления Коммуны.

 

Основной массив бывших Кении и Танганьики получила Дагомея – Эфиопия, СКЕСС и ЮАС урвали лишь отдельные клочки по окраинам. Это вызвало осложнения в отношениях Дагомеи и Египта, рассчитывавшего пробить  себе «коридор к Индийскому океану».  Охлаждение вылилось в небольшую войну в 1958-60гг, но, после ряда чувствительных поражений и  инспирированных  Дагомеей восстаний в южном Судане, Египет отказался от своих претензий. Что же до ЮАС, то он удовлетворился  некоторыми  территориями на юго-западе Танганьики, а также щедрыми компенсациями  бывшим владельцам плантаций в Кении и Танганьики. Новыми  плантаторами стали еврейские переселенцы из Палестины и Восточной Европы,  быстро занявшими место азиатов в экономике региона. Центром их поселения стало бывшее «Белое Нагорье», ставшее теперь «Хасидским Нагорьем», главным политическим и религиозным центром разбросанной по территории бывшего протектората обещанной автономии.  Сохранялись тут и белые поместья – в основном у тех англо-кенийцев, кто был организаторами сопротивления коммунистической власти, кое-где появились  плантаторы из Восточной Европы.

 

Все указанные преобразования происходили под эгидой и контролем Дагомейской империи, усердно укреплявшей свой контроль над  новыми владениями. Фактически контролируя центр континента, Дагомея все громче заявляла  о своих притязаниях на гегемонию во всей Африке.

 

В 1961 году скончался Фан Сич Лонг: согласно официальной идеологии Империи Лонг, не умер, а вознесся на небо, воссоединившись со своей божественной ипостасью. Считалось, что оттуда он продолжает присматривать за созданной им империей, но, судя по всему, получалось у него это плохо: чуть ли не сразу после его смерти начались войны и бунты. Поскольку у Лонга было множество жен и наложниц, за право наследования сцепилось не менее десяти потомков «Живого Бога», за какие-то два года устроивших по всей империи полный разнос. Начались восстания покоренных народов, обрадованные соседи поспешили на раздел наследства «Императора-Колдуна». Первым имперское ярмо сбросил Таиланд,  оккупировавший сначала свои потерянные провинции, а потом и Лаос с Западной Камбоджей. На севере окрепшая Цин вернула свои южные провинции, а после, при поддержке японцев, вторглась в северный Вьетнам. Там была учреждена очередная марионеточная империя во главе с одним из уцелевших представителей династии Нгуен, прозябавших в эмиграции в Токио.

 

Особо напряженная ситуация сложилась в Бирме. Здесь оппозицию режиму Лонга составила местная националистическая оппозиция, густо замешанная на идеологии «буддийского социализма»: причудливого гибрида местного сектантства и импортированного из России троцкизма-свердловизма. Естественно, что вся эта движуха активно поддерживалась из Москвы. При жизни Лонгу удавалось удерживать  мятежников под плинтусом, однако после его смерти ситуация быстро вышла из-под контроля. Наследник Лонга, окопавшийся в Бирме был свергнут и жестоко казнен, после чего за какие-то полтора года бирманские «социалистические буддисты» захватили почти всю страну. На этом, впрочем, их амбиции не ограничивались: местный  лидер провозгласил идею «Великой Бирмы», разумеется, социалистической. В ее состав планировалось включить ряд  территорий Таиланда и Индии.

 

Все это повлекло интервенцию означенных государств в Бирму. Задавить ее полностью им не удалось, но амбиции изрядно поумерило. Индийская Империя отторгла у Бирмы территорию Аракана, образовавший независимое государство, вступившее в Лемурийский Союз. образовал марионеточное «государство Шан», под руководством местных князей – сао фу. На остальное же территории Бирмы сохранилась Бирманская Буддийская Коммуна, ориентированная на Москву.

 

Власть же династии Лонга сохранилась лишь на территории, откуда некогда и начал свое возвышение будущий «Колдун-Император»: Южный Вьетнам и Восточная Камбоджа. Столицей стал Сайгон: здесь находился великолепный мавзолей Фан Сич Лонга, здесь совершались ритуалы в его честь   с верой, что настанет день и «Бог-Император» вернется, дабы восстановить Империю Лонг. То что осталось от нее на текущий момент  поддерживал, в противовес японцам, Белый Раджа Саравака Чарльз Брук, который к тому времени, при поддержке императора Янгхазбенда, утвердил свою власть в континентальной Малайе, поставив тамошних султанов в вассальную зависимость. Он же подчинил и Сингапур, куда еще в 1960 году перенес свою столицу.

«Столетний Юг»

16 апреля 1964 года в Монтгомери, столице Конфедеративных Штатов Америки, торжественно отмечалось 100-летие победы в Гражданской войне. Именно эта дата считалась подлинным «днем рождения» Юга, как независимого государства, а не формальное провозглашение независимости в 1961. Открывал торжественные мероприятия президент КША, Сэмюэл Тумбс, потомок того, первого Тумбса, что был первым президентом Конфедерации. На празднике присутствовали все губернаторы штатов, индейские вожди, крупнейшие плантаторы со своими семьями – как «белыми», так и «черными» ветвями, а также иностранные гости из дружественных держав. Среди последних демонстративное уважение оказывалось соратникам по оружию в Гражданской войне: как  монарху Мексикано-Испанской империи Фернандо Первому и Пророк-Президенту Дезерета Френсису Янгу. Также на торжестве присутствовал император Дагомеи Глеле, со своей матерью Катрин и вассальными королями; молодой император Гаити Филипп Мур, главы марионеточных государств Карибского бассейна и Центральной Америки, а также послы разных стран Европы и Азии.

КША, разумеется, уже  была не та, что в  19 веке: поражение в войне с МАССИ и потеря  больше половины территории, окончательно поставила крест на попытках утвердить свою преемственность от бывшего Союза и претензиях на всю его территорию. Преемником США воспринималась именно МАССИ, тогда как официальной идеологией Юга, последних пары десятилетий стало постулирование своей особенности, чуть ли не как отдельной цивилизации, во всем враждебной Северу. Хотя война давно закончилась между МАССИ и КША так и не установились дипломатические отношения. 

Внутреннее устройство государства также претерпело существенные изменения. После бегства тысяч чернокожих с Севера на Юг, при их активном участии в защите Конфедерации, а также потери Конфедерацией северных более "белых" штатов, сохранение прежней системы общественных отношений не представлялось возможным. На этом настаивала и Дагомея, чей авторитет у чернокожего населения Юга был крайне высок. Старое рабство ушло в прошлое, на его место пришло что-то среднее между мягким крепостничеством и долгосрочной арендой, с правом перехода к другому хозяину. Но при этом былой антагонизм между черными и белыми не ушел в прошлое: белые, особенно плантаторы, ревниво оберегали существующие расовые барьеры, а также политические привилегии, не желая даже слушать о том, чтобы черные получали слишком много политических прав. Особенно в штыки они воспринимали идею о всеобщем избирательном праве. Дагомея, впрочем, и не настаивала на этом: вместо этого она проталкивала идею  создания неких параллельных органов власти, что-то вроде римских «народных трибунов», которые бы смогли более эффективно отстаивать права черных. В принципе, зачатки подобных структур уже существовали в КША, но они оставались замкнутыми в пределах собственных штатов, тогда как Дагомея настаивала на введении общего органа для всей КША, а в идеале – и карибских владений тоже. В этом дагомейцы находили поддержку у многих представителей «черных ветвей»,  управлявшими семейным бизнесом на Карибах и в Центральной Америке, но в то же время считавшимися «элитой второго сорта» по сравнению с «белыми ветвями». Последние  придумали для своих цветных кузенов хлесткое, но отражающее реальное положение дел прозвище: «ублюдочные царьки». Однако, по мере нарастания влияния Дагомеи в Карибском бассейне голос этих «царьков» становился все громче.

Менялась структура власти и в самих КША: государство становилось подлинно конфедеративным, с непомерно разросшимися полномочиями отдельных штатов. Роль президента и Конгресса стремительно теряла значение: реальная власть  все больше переходила к губернаторам штатов, избиравшихся из полутора десятков  плантаторских семейств.  У них же на содержании находилась и Национальная Гвардия, по сути представлявшая полноценную армию для каждого штата. Набиралась она только из белых, командовали ею, как правило, сыновья или иные родственники губернаторов. Все эти формирования, несмотря ни на что, поддерживали высокую боеспособность – «южный милитаризм» по-прежнему культивировался как одна из главных скреп здешнего общества. 

Все более уходили  в прошлое общие принципы, худо-бедно, возводившие преемственность  Конфедерации к Войне за независимость и «отцам-основателям». Вхождение в состав КША Техасского королевства, да еще и на правах совладения с Мексиканской империей, фактически обессмыслило статью Конституции о запрете принимать титулы от иностранных королей и принцев, вследствие чего  в 1956 году эту статью банально упразднили – вместе еще с парой десятков «пережитков» республиканского прошлого. Именование себя аристократическими титулами стало в порядке вещей у плантаторской верхушки – тем более, что там еще до войны вошло в моду женить своих отпрысков на представительницах европейской аристократии, бежавших в Новый Свет после революций в Германии и России. Нормой стало именование двойными фамилиями, с прибавлением имени старинных родов Европы. Парадоксальным образом это уравняло «белые ветви» плантаторских семейств с «черными» - те еще с конца 19-го века роднились, как с представителями гаитянских «королевских» и «императорских» династий, так и с представителями африканской племенной знати, охотно принимая соответствующие титулы.

Особое место среди них занимала верхушка Луизианы: в этом штате  увеличилась доля французского населения, после устроенных Хейкрафтом репрессий против франкоканадского населения в конце 40-х. Многие покинули МАССИ: кто-то эмигрировал в Европу, но большинство подались к близким культурно и исторически каджунам. Среди этих переселенцев выделилась относительно зажиточная группа населения – потомков еще колониальной французской знати или же выдававших себя за таковых. Так или иначе, эта легенда помогла французам смешаться с плантаторской верхушкой Луизианы,  проталкивая на административные и военные должности своих земляков. К 1964 году французский элемент в Луизиане хоть и не стал превалирующим, но заметно увеличил свое присутствие. И конечно, все они стремились к еще большему обособлению и укреплению в своих «королевствах»-штатах.

Единственное, что скрепляло эти КША воедино это угроза внешнего вторжения, а также необходимость совместными усилиями подавлять восстания чернокожих. Последнее, впрочем, происходило все реже, однако опасность внешнего вторжения не теряла своей актуальности. Опасность исходила не только со стороны МАССИ, все более замыкавшейся в  изоляционизме, но и от былых союзников. Пышное совместное празднование 100-летия победы в Гражданской войне не могло заслонить нарастающих противоречий между государствами. Яблоком раздора становился Карибский бассейн, в котором переплетались интересы КША, Дагомейской, Испано-Мексиканской и Бразильской империй, а также Венесуэлы и ряда европейских стран. Причем конкретно у КША соперничество и сотрудничество с другими государствами причудливо переплеталось с внутренними противоречиями, лишь одним из которых были противоречия расовые 

Атлантические войны:

 

 

На праздновании «Дня Конфедерации» у гостей, включая и приглашенных глав государств, было множество возможностей чтобы обсудить самые насущные вопросы. И нет ничего удивительного в том, что именно там был заключен военный союз между Дагомейской и Испано-Мексиканской империями. Острие этого союза было направлено против еще одной империи – Бразильской.

Бразилия, после отмены рабства и заметной демократизации общественной системы, быстро развивалась все эти годы: проводилась индустриализация, строились железные и шоссейные дороги, активно осваивались новые земли и далее в том же духе. В 30-40-е гг там был установлен полудиктаторский режим Жетулио Салгадо, - формально премьер-министре при императоре, - но и эта диктатура пошла империи на пользу, к тому же в 1946-м страна все равно вернулась к демократии. Возросло влияние Бразилии в прилегающих государствах – так, после очередного поражения Аргентины от Чили, Бразилия установила марионеточный режим в Уругвае, что позволяло некоторым говорить о «возрождении Сисплатины».  Росло влияние Бразилии  в ослабленном Перу, союзником Бразилии выступало и королевство Эквадор, династия которого была связана родством с бразильской императорской семьей. Однако наибольшее внимание Бразилия уделяла Венесуэле и ее нефтяным богатствам,  активно вовлекая местный режим в сферу своего влияния. Посредством Венесуэлы Бразилия пыталась проникнуть и в  Карибский бассейн, чем весьма нервировала тамошних  игроков.

Однако куда серьезней их волновала активность Бразилии вне Латинской Америки. Тесные связи между Бразилией и Португалией окрепли после войны, став особенно дружественными после женитьбы наследника бразильского престола Педру на дочери португальского короля. Последний скончался в 1960 году, не оставив иных наследников, соответственно именно муж принцессы Летиции стал монархом  Португалии. После того, как в 1964 году умер и император Бразилии, Педру стал и его наследником, впервые за полтора столетия объединив дом Браганса по обе стороны океана. Фактически это означало подчинение Португалии более сильной Бразилии – и самой Португалии и всех ее колоний – Анголы, Мозамбика, Гвинеи-Бисау, островов Зеленого Мыса и Сан-Томе и Принсипи, а также Макао, Восточного Тимора и Португальской Индии.

Именно это усиление Бразилии и не устраивало Дагомею и Мексику. В мае1965 году, император Фернандо выдвинул ультиматум Педру, в ультимативной форме потребовав возвращения Галисии, отторгнутой еще в 20-е годы. Император Испано-Мексики напоминал, что Галисия была отдана Португалии, как плата за помощь иноземной Савойской династии, давно свергнутой и вообще не имевшей никакого права раздаривать исконно испанские земли

Педру предложил переговоры, но Фернандо в резкой форме отверг их, заявив, что любые переговоры возможны лишь после немедленного возвращения Галисии.  На это Педру согласиться не смог и переговорный процесс оказался свернут. 

 25 июля 1965 года началась война, названная впоследствии  Первой Атлантической.

Испано-мексиканские войска, заблаговременно расквартированные в прилегающих к Португалии регионах, с  трех направлений начали вторжение в страну. После нескольких поражений, Педру вновь запросил переговоры, уже соглашаясь на возвращение Галисии, но Фернандо, войска и флот которого к тому времени блокировали Лиссабон, выдвинул новые условия – отречения Педру от португальской короны и, соответственно, от всех ее владений. В новые короли Португалии Фернандо, без ложной скромности, предлагал себя. Педру отверг эти предложения, однако 17 сентября пал Лиссабон, а уже к октябрю последние бразильские части были сброшены в море. Одновременно в войну вступила и Дагомея, - войска возглавляемого ею  Африканского Союза, вторглись в Анголу, Гвинею-Бисау и на острова. Поскольку основные силы Португало-Бразилии были связаны в Европе, данные владения, задолго до этого обрабатываемые панафриканистской пропагандой Дагомеи, пали без особого сопротивления. Исключение составляла Ангола – там была сильна прослойка бразильских и португальских мулатов, однако против них Дагомее удалось поднять племена баконго и овамбо. Бразилия не смогла смириться с потерей европейских и африканских владений: несколько раз за океан посылались войска, но все попытки высадить десант рано или поздно терпели крах. К тому же возник фронт и в самой Южной Америке: переворот 1966 года сверг пробразильскую хунту в Каракасе, установив в Венесуэле формально демократическое, но фактически про-мексиканское правительство. Это стало последней каплей: в мае 1967 года Бразилия подписала мир, где Педру передавал корону Португалии Фернандо, что означало и передачу ему всех португальских колоний. В самой Бразилии итог войны вызвал народное возмущение, переросшее в 1968 в вооруженное восстание и свержение монархии. В Бразилии установилась левоватая республика, поддержанная Российской Коммуной, что в свою очередь повлекло за собой длительную гражданскую войну, окончательно поставившей крест на бразильском «великодержавии».

Впрочем, и победители недолго почивали на лаврах. Несколько лет ушло на то, чтобы «переварить» новые владения: согласно тайным договоренностям о разделе португальского наследства, Ангола, Гвинея-Бисау,  Острова Зеленого Мыса, Сан-Томе и Принсипи переходили Дагомее. Мексикано-Испанская империя, в свою очередь, получала Мозамбик, Восточный Тимор, Португальскую Индию и Макао - не считая самой Португалии. Однако Фернандо этого было мало: в 1970-м году он потребовал у Дагомеи ее добычу, заявив о претензиях на все, без исключения, владения Португальской Короны.  Параллельно он инспирировал несколько восстаний испаноязычного населения в Карибском бассейне – на Кубе, Пуэрто-Рико и испанской части Гаитянской империи, бывшей Доминикане. Здесь задевались интересы не только Дагомеи, но и КША, однако Фернандо это явно не смущало: он явно чувствовал себя в состоянии бросить вызов обеим державам одновременно, утвердив себя как единственного гегемона в Карибском бассейне. Он же ввел войска и в Техас, объявив об упразднении местного королевства и присоединении его к Мексике на правах  штата. Именно эта дата – 25 октября 1970 года и считается началом Второй Атлантической войны, хотя война велась не только в Атлантическом, но и в Тихом и даже в Индийском океанах.

Поначалу Фернандо способствовал успех –  в начале 1971 года пал Хьюстон, а в марте-апреле испано-мексиканские войска высадились на Кубе и Гаитии, попутно оккупировав Ямайку. Однако попытка высадиться в Африке в то же время, потерпела сокрушительный провал: здесь его ждали хорошо обученные  черные отряды, под командованием немецких, восточноевропейских и даже еврейских офицеров. Тем не менее, Фернандо еще способствовал успех –  летом 1971 года мексиканские войска заняли Панамский канал принадлежащий КША. Однако при попытке вторгнуться в Луизиану мексиканские армии потерпели  поражение от белого ополчения. Вскоре боевые действия были перенесены  в Техас, где разворачивалась ожесточенная партизанская война. Меж тем Дагомея сбросив в море испано-мексиканские войска, начала перебрасывать собственных солдат за океан – на Кубу и Гаити. Там же высаживались и армии КША.

Меж тем конфликт разворачивался, затрагивая все новых участников. На стороне Мексики выступила Венесуэла, а на стороне союзников – Марокко, напуганная словами  Фернандо о пересмотре соглашений по передаче Марокко Ифни, Танжера и том, что статус самого Марокко нуждается в уточнении. Зашевелился Дезерет, настороженный притязаниями Мехико на его южные территории, а также гонениями на мормонов в северных штатах Мексиканской империи. Однако решающее значения для этой войны имело вступление в нее европейских держав: так Франция и Нидерланды обеспокоились сохранностью своих владений в Карибском море. В октябре 1971 года Нидерланды оккупировали восточный Тимор и послали войска в Карибское море.

1972 год начался с масштабного наступления Техасской освободительной армии, поддержанной армиями КША и Дезерета. К марту 1972 последние мексиканские войска отошли за Рио-Гранде, где началась позиционная война. Под давлением дагомейских и конфедератских войск, Мексика эвакуировала своих солдат с Кубы и Гаити. 

Но самый страшный удар  Фернандо  получил в Европе: летом 1972 года французская армия начала вторжение на полуостров. Война велась под предлогом возвращения на престол Савойской Династии в лице Амадео Третьего. Последний был рожден  в 1951 году, от брака младшего сына Наполеона Пятого и дочери свергнутого еще в 20-е короля Амадео Второго. Война шла с 1972 по 1975 год и закончилась поражением карлистов и установлением на престоле Савойско-Бонапартистской династии. Так Испания ушла во французскую сферу влияния.

Французы восстановили и Королевство Португалия – здесь нашел свое убежище дом Браганса, вместе с бразильской монархической эмиграцией. 

Впрочем, о возвращении Португалии ее владений можно было смело забыть – в 1973 году в войну вступила МАССИ. Ее южноафриканский доминион оккупировал Мозамбик. Сама МАССИ потребовала у КША передать ей Панамский канал,– в противном случае империя угрожала поддержать мексиканцев. В Монтгомери охотно согласились со столь «скромными» условиями: не имевшая владений на Тихом океане, КША не была сильно заинтересована в Канале, казавшемся теперь крайне незначительной платой за гарантии от ненападения могучего северного соседа. В Лондоне и впрямь не выказывали иных поползновений, вышибив мексиканский гарнизон из Панамы. Впрочем, на этом их участие в войне и ограничилось.

Но и без того положение Мексики ухудшалось с каждым днем. В 1973 году началось восстание чернокожих и индейцев в Центральной Америке. Крайняя жестокость, с которой мексиканцы подавляли местные мятежи, порождали не меньшую жестокость в ответ. Меж тем в Белизе и бывшем Москитовом берегу уже высаживалась армия КША, пришедшая на помощь своим родственникам и соотечественникам: незадолго до начала войны Фернандо инициировал масштабное изъятие земель у белых плантаторов-конфедератов. Впрочем, их пришлось защищать не только от мексиканцев, но и от потомков черных рабов и местных пеонов.

В апреле 1974 года техасско-мормонская армия прорвала фронт на Рио-Гранде и устремилась вглубь страны. С падением Мехико в 8 февраля 1975 и самоубийством Фернандо война закончилась. Новым императором стал король Техаса Роберт под именем Роберто Первого, благо он имел родственные связи с мексиканскими Габсбургами по линии бабки по отцу и был женат на одной из мексиканских принцесс. Техас и Мексика объединились под властью Техасской династии, однако северо-западные штаты Мексики были потеряны для новой империи – на них  наложил лапу Дезерет.

Дагомея закрепила за собой все завоевания Первой Атлантической войны, а заодно и укрепила свое положение в Карибском бассейне и так называемой Конфедерации Центральной Америки, где власть перешла к лидерам черных повстанцев ( при сохранении немалых владений за белыми плантаторами) причем, собственно КША, вышли из войны довольно ослабленными.

Португальскую Индию аннексировала Индийская Империя, а Макао – империя Цин. Марокко досталась Испанская Сахара.

Результаты двух Атлантических войн в очередной раз изменили расклад сил в мире, но не сильно приблизились к тому, чтобы сделать его более безопасным.

Атлантические войны были не единственными конфликтами того времени: почти параллельно шла так называемая Сомалийская война 1968 -1976 годов. Эфиопская Империя, к тому времени превратившаяся в местную региональную державу, по-прежнему поддерживала связи со своей  «Великой Восточной Сестрой» - Японией. Правящие династии обеих стран связывали родственные узы еще с 20-х годов, в Эфиопии поселилось множество японских, корейских и китайских колонистов, немало способствовавших относительному, по африканским меркам, но все же процветанию страны – также как и японские инвестиции. Часть  переселенцев придерживались синтоизма, буддизма и разных народных верований, другие обратились в православие, но  привнесли в местные религиозные практики элементы своих обрядов и верований. 

 

Эфиопская церковь реагировала на все это относительно спокойно, зато мусульманские лидеры увидели в «азиатской экспансии» удобный повод для давно ожидаемого восстания. Оно вспыхнуло в 1968 году, в Сомали, возглавляемое местными шейхами – вождями кланов. Целью восстания была не только независимость бывших британских и итальянских колоний, но и отторжение от Эфиопии восточных провинций, с последующим включением их в «Великое Сомали». Восстание поддержали  мусульманские народности в самой Эфиопии,  эритрейские и прочие сепаратисты, а также эмираты и имаматы ОАМ, Не осталась в стороне и Российская Коммуна: часть повстанцев пытались совместить троцкизм с шариатом, что нашло определенный отклик в Москве, начавшей помогать восставшим деньгами, оружием и советниками.

 

Первый этап войны  (1968 – 1972) прошел для Эфиопии относительно успешно: основные центры мятежников были разгромлены, эфиопские войска взяли под контроль порты, через которые поступали помощь восставшим, часть шейхов пали в бою или сдались. Однако другие продолжали войну, которая обходилась Эфиопии весьма недешево, ложась тяжким бременем на еще не окрепшую эфиопскую экономику. Разразившийся в 1971 году голод вызвал мятежи и погромы азиатов даже в ранее лояльных властям регионах. Усугубилась и внешнеполитическая обстановка: СКЕСС ранее выражавший в основном моральную поддержку повстанцам перешел от слов к действиям. Воспользовавшись незначительным пограничным инцидентом, египтяне в 1973 году вторглись в Эритрею, где были с восторгом встречены местными сепаратистами.

 

Так начался второй этап войны  (1973 - первая половина 1975). Король Египта не просто хотел отторгнуть от Эфиопии ее восточные и северные провинции: он поддерживал и притязания потомков императора Иясу на эфиопский трон. Конечной его целью было создание на Африканском роге нескольких феодальных владений, полностью зависимых от СКЕСС и возглавляемых мусульманскими династиями.

 

«Эфиопия должна быть раздробленной и под опекой» - любил повторять в узком кругу король Египта,  в 1974 году принявший императорский титул. Таким образом в Африке было уже четыре империи: Дагомейская, Эфиопская, Сирийско-Египетская и МАССИ в лице своего южноафриканского доминиона.

 

Впрочем, тогда казалось, что скоро число империй в Африке снова сократится до трех: в марте 1974 года египетская армия, вместе с эритрейцами и сторонниками Иясу вошла в Аддис-Абебу. Император Теодорос бежал на юг, к границам Кении и был уже готов просить политического убежища у императора Дагомеи. Однако вскоре против захватчиков развернулось широкое партизанское движение, возглавляемое оставшимися верными императору расами. К тому же оккупационные власти оттолкнули от себя сторонников социализма жестокими репрессиями – очередной очаг коммунизма сиро-египтянам был нужен еще меньше, чем самим эфиопам. Собственно именно это и было одной из причин египетской интервенции, получившей теперь еще одну головную боль. Стал дистанцироваться от этой войны и ОАМ – тамошние монархи смекнули, что вслед за поглощением Эфиопии настанет черед Аравии, потому что конечной целью новоиспеченного императора было полное подчинение Ближнего Востока. 

 

Перелом наступил в сентябре 1975, когда «Великая Восточная Сестра» высадила пятидесятитысячный десант в Могадишо и некоторых иных портах. Объединившись с лоялистами Теодороса, а также с ополчениями азиатских колонистов, японцы начали наступление на столицу. В 1976, после окончания Атлантической войны, законные власти Эфиопии поддержала и Дагомея, устроив волнения в Южном Судане. В итоге в марте 1976 года египетские войска покинули Эфиопию, а вскоре был подписан и мир, сохранявший статус-кво.

 

Относительно позднее вмешательство Японии в африканские дела было вызвано не только дальностью расстояний, но и тем, что в 1969-1973 году в непосредственной близости от японских владений шел иной конфликт, требовавший внимания Токио. Речь идет о войне, развязанной режимом Северного Вьетнама против Империи Лонг – войне за воссоединение Вьетнама. Север, - Вьетнамскую Империю, - поддерживали Япония, Цинский Китай и Таиланд, которому было обещано возвращение восточной Камбоджи. Юг поддерживало Государство Белых Раджей, а через него – Австралия и Индийская Империя. Именно позиция Индии, от которой немало зависела логистическая связность между Японией и Эфиопией, и вынудило Токио надавить на Северный Вьетнам, заставив его подписать перемирие на условиях статус-кво.

 

Чуть южнее простиралась Голландская Ост-Индия, где с 1966 по 1978 состоялось три восстания, успешно подавленных колониальными властями ( с помощью австралийцев и государства Бруков). Тем не менее, голландцам пришлось пойти на уступки индонезийцам, сформировав ряд государств, с широкой внутренней автономией и своими «правительствами» из местной знати и религиозных лидеров. Тем не менее, внешнюю политику и оборону по-прежнему осуществляло Королевство Нидерланды, доминировавшее и в экономике колонии.

 

В Малой Азии, при поддержке Коммуны, в 1977  году вспыхнуло восстание очередных «младотурок» против султанского режима, в том же году успешно подавленными греческими, армянскими и грузинскими войсками. Грузия и Армения, кстати, к тому времени, уже стали монархиями: на троны закавказских государств уселись греческие принцы, женившиеся на представительницах местных дворянских фамилий.

 

В Европе, после Атлантических войн, было все относительно спокойно – если не считать нескольких восстаний в Южной Италии, вынудивших МАССИ вывести войска с полуострова. В 1980 году южные итальянские территории торжественно воссоединились с остальной Италией. Та к тому времени представляла собой католическую теократию во главе с Папой и полностью подчиненную французам. Сицилия же осталась «независимым государством», фактически – марионеткой МАССИ. Власть здесь осуществляли главы крупнейших мафиозных семей острова.

 

В Латинской Америке продолжалась гражданская война в Бразилии, а также в Колумбии. Впрочем, для последней это было нормальное состояние со времен Тысячедневной войны. Сейчас война шла между сторонниками объединения с Венесуэлой ( сумевшей пережить падение Испано-Мексиканской империи) и сторонниками независимости Колумбии. Как и прежде «юнионисты» придерживались либеральных воззрений, а «патриоты» – консервативных. Последних  поддерживало Королевство Эквадор, после падения монархии в Бразилии переориентировавшееся на связи с Чили.

 

Все эти войны и восстания оставались сугубо локальными проблемами, мало влияющими на общий баланс сил. Ни один из этих конфликтов не предвещал скорой ужасающей бойни, потрясшей основы мира не меньше, чем полузабытая Великая Война.

 

Падение Коммуны

 

 

 

Основой политической жизни Европы  1950-1970-х гг была "холодная война" между Французской Империей и Российской Коммуной. Последняя к началу 80-х переживала период острого кризиса: революционные войны, поддержка сателлитов и  подрывных движений по всему миру, - от Бирмы до Бразилии, - ложились тяжким бременем на и без того не шибко крепкую экономику. Ее основой оставались "трудовые армии",  к тому времени превратившиеся в громоздкие, забюрократизированные ведомства, гибрид воинских подразделений и государственных трестов, сочетавшие функции территориального, военного и хозяйственного управления.  Все они показывали все большую неэффективность, в них процветали коррупция, взяточничество, кумовство и непотизм. Стимулов для производственной активности рабочих становилось все меньше, а  труд заключенных концлагерей становился все менее возобновляемым ресурсом. Робкие попытки свернуть данную практику и вообще любых реформ приводили к бешеному сопротивлению руководства "трудармий".  Единственное, что еще помогало экономике Коммуны держаться на плаву это продажа сырья, в первую очередь нефти.

 

Зрел и политический кризис. Обострилась внутрипартийная борьба: оживились идейные наследники прежних социалистических фракций: "мартовцев", "троцкистов"  и "эсеров" спорящих о будущем страны. В коммунах-сателлитах поднимал голову национализм, где наиболее "вросшие" в регион функционеры трудовых армий все чаще контактировали с представителями разнообразных "национал-диссидентов", создававших подпольные, порой террористические организации. Помимо национализма знаменем Сопротивления все чаще становилась религия - на почве противостояния государственному атеизму "Коммуны", прежние разногласия отступали на второй план. В "Индийской Коммуне" возникали причудливые коалиции индусов, сикхов и мусульман, в Иране- шиитов и суннитов, в Польше, Украине и Прибалтике- православных, католиков, лютеран и иудеев. Массовые аресты и высылки в Сибирь все чаще давали обратный эффект в виде учащения бунтов политзаключенных. Самым крупным восстанием стало Красноярское - восставшие  завладели оружием, перебив охрану лагеря и ушли на восток, в Российскую Империю. Кстати, побеги в соседнее русское государство были достаточно распространенным методом диссидентства в Сибири. Другим "пагубным" влиянием Российской Империи здесь стал рост «черного рынка», основанном, среди прочего, и на связях наиболее коррумпированных «коммунаров» с дельцами соседнего государства. Схожие процессы наблюдались и на границе с Грузией, Арменией и Руменгрией.

 

Все подрывные процессы в Коммуне активно поддерживались ее соседями, но наибольшую активность проявляла Французская империя и ее собственные союзники и сателлиты. Париж, Амстердам, Рим стали точками сбора для лидеров российской оппозиции - от монархистов до разного рода оппозиционных социалистов. Немалую активность проявляла и  Папская теократия, на которую ориентировались польские и литовские повстанцы. Москва, впрочем, не осталась в долгу, всячески разжигая социальные, национальные и религиозные противоречия в сфере влияния Французской империи: как в Европе, так и в Африке. На Черном Континенте Франции приходилось противодействовать не только коммунистической, но и панафриканской (от Дагомеи), панаарабской ( от СКЕСС) и панисламистской (от ОАМ) пропаганде. Сложными были отношения Франции и с МАССИ. Однако во всех указанных случаях находились и точки пересечения, выражавшиеся в осознании общей угрозы, исходящей от Коммуны.

 

Ключевым моментом противостояния стало  подписанное в марте 1982 года соглашение между Французской империей, Королевством Нидерланды, СКЕСС и ОАМ о резком увеличении добычи нефти - от Ливии до Индонезии. К данном соглашению вскоре присоединились Венесуэла и Техасо-Мексиканская империя. Падение цен на нефть вызвало новую волну кризиса в Российской Коммуне, что вылилось в волнения по всему "красному блоку". Особенно масштабными стали восстания в Иране апреля-сентября 1983 года, открыто поддержанные СКЕСС и ОАМ. Сил местных трудовых армий оказалось недостаточно, для чего пришлось перебрасывать части самой крупной и самой боеспособной Российской Трудармии. Восстание оказалось подавлено после чего войска коммунаров вторглись на Ближний Восток. В течении 1983- 84 был захвачен Ирак, южный берег Персидского залива, красные войска вторглись в Сирию и подступили к Суэцу. Чтобы не допустить захвата Египта французские войска высадились в Каире и Александрии, а уже в октябре 1984 года начались и первые боестолкновения между французами и русскими.

 

Параллельно вспыхнуло восстание и в Польше - начавшись с незначительных выступлений в Гданьске, к январю 1985 года волнении охватили всю Польшу. Местные солдаты отказались стрелять в народ, переходя на сторону повстанцев. 15 февраля 1985 года Временный сейм Польского Государства объявил о низложении Коммуны.

 

Восставшие поляки обратились за помощью к французам и их немецким союзникам - и эту помощь получили. Уже в марте 1985 года на территорию Польши вошли франко-прусские и румыно-венгерские войска. В ответ Российская Коммуна объявила, что находится в состоянии войны с французским блоком.

 

Тут надо сделать небольшое отступление и сказать пару слов о российском атомном оружии - да и не только российском. Относительная локальность военных конфликтов конца 30- начала 40-х, плюс отсутствие некоторых персоналий из числа физиков-атомщиков  РИ, привели к тому, что в ходе означенных войн атомное оружие так и не было применено, да и толком изобретено. Соответствующие разработки начались позже, шли медленнее и необходимость их была очевидна далеко не всем. Исключение составляла МАССИ, но там вообще любили всякие странные штуки, так что никто особо этому факту не удивился и не обеспокоился.
Тем не менее, уже в конце 50-х ведущие мировые державы, провели соответствующие испытания атомного оружия: исключительно в мирных условиях, поскольку подходящих войн не нашлось. Тем не менее, результаты испытаний впечатлили  военных и политиков, после чего началось лихорадочное накопление атомных арсеналов  всеми, кто мог себе это позволить. К началу 80-х четыре державы имели все компоненты "ядерной триады" (МАССИ, Французская Империя, Российская Коммуна и Япония). Частично овладели атомным оружием также КША, Дагомея, Чили, Индия и Нидерланды. Относительно позднее начало "атомной гонки" сыграло двоякую роль в военной истории этого мира: с одной стороны даже по совокупности страны не успели накопить достаточно "атома", чтобы ввергнуть Землю в пламя ядерного апокалипсиса. С другой - отсутствие соответствующего опыта не давало в должной мере оценить разрушительную мощь данного оружия. К нему относились как всего лишь к одному из видов вооружения ( пусть и чрезвычайно мощного), которое, при необходимости, вполне можно пустить в ход.

 

Примерно так рассуждало и руководство Российской Коммуны: осознав, что не в состоянии выиграть войну на два фронта обычными средствами, генеральный комиссар Егор Полозков приказал нанести ядерный удар по вражеским городам. Частично французское ПВО отразило удар, но полностью, конечно, обезопасить себя, а уж тем более своих союзников им не удалось. 22-29 мая 1985 года Атомные бомбы упали на Париж, Орлеан, Бордо, Марсель, Страсбург, Амстердам, Рим, Бухарест и Константинополь. Эффект превзошел все ожидания - немалая часть этих городов превратилась в оплавленные руины, погибло множество народу, был нанесен серьезный удар и по военной промышленности. Один из снарядов накрыл и загородную резиденцию, где находилась французская императорская семья: единственным выжившим оказался третий сын императора Наполеона Шестого, находившийся в то время в Алжире. Погиб и папа Римский  и ряд кардиналов, что на время обезглавило верхушку католической церкви. Королевской семье Нидерландов, также как и правительству удалось спастись, однако самому государству был нанесен немалый урон.

 

Одновременно вспыхнули восстания в Германии и Венгрии под левонационалистическими лозунгами, еще больше дезорганизовавшими управление и  замедливших движение войск на восток. Воспользовавшись этим, русские армии вновь вторглись в Польшу, а заодно и в Руменгрию, чуть ли не слету взяв Одессу.

 

Ответный удар Франции не замедлил себя ждать: в начале июня 1985 атомной бомбардировке подверглись Москва, Троцкоград, Сведловск, Казань, Ростов, Тула, Севастополь и Воронеж. Но этот удар оказался довольно запоздалым и руководство Российской Коммуны успело схорониться в бункерах, откуда и координировало дальнейшее наступление. 

 

К началу 1986 года Красная Армия вновь оккупировала всю Польшу, вторглась в Чехию и захватила кусок Румынии вплоть до Сирета. Однако попытки поднять восстания в Болгарии и Сербии провалились: "болгарскую революцию" задавили греческие и румынские войска, а восстание в Сербии - королевская армия, напуганная левыми лозунгами восставших. Очередную венгерскую революцию задавили силами местных "белых", тогда как в объятую восстанием Хорватию и Далмацию вошли итальянцы. К тому времени в Риме выжившие кардиналы  более-менее опомнились и выбрали нового папу, тут же призвавшего католиков всего мира к крестовому походу на восток. В общем, так или иначе, к лету 1986 фронт в Европе удалось стабилизировать.

 

Конец 1986 -1987 год ознаменовался новым наступлением Коммуны на Ближнем Востоке: Полозков решил, что вырвав у Европы  нефтяную копилку, Францию можно принудить к капитуляции.  Коммунисты оккупировали азиатскую часть СКЕСС и почти весь ОАМ, готовились они и к вторжению собственно в Египет. Одновременно шло наступление и в Малой Азии, где к войскам Коммуны присоединились турецкие националисты, свергнувшие османского султана и, совместно с войсками Бакинской Коммуны устроившие дикую резню армянам.

 

Летом 1987 года Красная Армия, казалось, находившаяся на пике своих успехов, начала наступление на Египет. Флот Коммуны вошел в Красное море( попутно захватив Джибути), тогда как с севера катились казавшиеся неиссякаемыми орды. Но в самый ответственный момент полыхнуло восстание в «Индийской Коммуне» тут же поддержанное Индийской Империей и Империей Цин. Что особенно неприятно: на сторону восставших перешли и некоторые представители местной партноменклатуры и армейских чинов. Именно благодаря им в руках восставших оказалось размещенное на здешней территории атомное оружие. Которое индусы немедленно пустили в ход, грохнув по Тегерану, Кабулу и Ташкенту. Ответный ядерный удар разрушил Дели, однако императорскую семью и высшее руководство заблаговременно эвакуировали, а гибель пары-тройки миллионов простых индусов не все заметили даже в Индии. Во всяком случае, наступление индусов это не остановило, к тому же, почти сразу полыхнуло восстание в Иране и Афганистане. Вынужденное перебрасывать войска, руководство Коммуны вскоре отошло от Суэца, а к концу 1987 года и вовсе отступило к Месопотамии. Однако и здесь ему становилось все труднее удержаться: франко-египетские войска стремительно наступали, восстание в Иране и Афганистане, никак не удавалось подавить, а на Индию и вовсе пришлось махнуть рукой – ее увлеченно декоммунизировали индусы. Особенно старались гуркхи и кхаси Имперской Гвардии.

 

В  Европе тем временем французы и их союзники, преодолев стихийный кризис управления, задавили коммунистические и националистические выступления, готовясь к новому натиску на восток. Ударным ядром новой армии должна была стать франко-германо-голландская группировка, сконцентрированная в Пруссии. Во главе ее стал нидерландский генерал Реймонд Вестерлинг, отметившийся жестоким подавлением мятежей на родине, а также не менее энергичной помощью германским государствам в этом  деле. С юга двигались итало-австро-венгерские войска, готовясь прийти на помощь борющейся Румынии. Перешла контрнаступление и армия «Новой Византии». 

 

Коммуна обрушила на Европу новый ядерный удар, но на этот раз союзники чуть лучше подготовились и последствия были для Европы менее тяжкими. В отличие от ответного удара по Коммуне – даже двух ударов. Первый удар нанесла Франция, а вот второй – МАССИ, решившая, что для нее тоже настала пора вступить в схватку.

 

Незадолго до этого наступления зашевелилась и Дагомея: император Глеле, вызвавший к себе французского посла объявил, что готов помочь Франции войсками и всем чем можно…при условии, что Париж предоставит независимость своим колониям на Карибах и в Западной Африке ( Гвинее и Берегу Слоновой Кости), при сохранении всех прав собственности французских граждан. В противном случае Дагомея угрожала отобрать их силой. Поскольку МАССИ еще не вступила в войну и ее исход оставался неясным, правительство Французской Империи было вынуждено принять это предложение. В начале 1988 года в Европу прибыло две дивизии, собранные из конголезских и камерунских восточноевропейцев – потомков бывших подданных Государства Четырех Народов. Все они горели жаждой мести и стремлением помочь угнетенным братьям вернуть себе родину. На их место, по договоренности с правительством Дагомеи, приходили конфедераты из «черных линий», решившие вернуть позиции КША в Конго.

 

Весной 1988 года началось наступление на Коммуну. С юга двигались итало-австро-венгеро-сербские войска, объединившиеся с битой, но не сдавшейся румынской армией. С севера наступали скандинавские войска, в мае 1988 занявшие всю Карело-Финскую Коммуну. Однако наибольшую опасность для Москвы представляла франко-германско-голландская армия под командованием Вестерлинга.  В ходе ожесточенных боев лета 1988-го, вновь была освобождена Польша, отпала Прибалтика, где армии «Центра» объединились с войсками МАССИ и Скандинавской Унии. Однако дальше вглубь России продвинуться не удалось – даже истерзанная ядерными ударами, Коммуна не сдавалась, несмотря на то, что ее войска гнали буквально отовсюду: к сентябрю 1988 года Красная Армия отступила из Месопотамии, а уже в январе 1989 был оставлен и южный Иран. В нем  тут же было сформировано новое персидское правительство, во главе с одним из сыновей свергнутого бахтиярского шаха. Тогда же была очищена от красных войск и территория всей Малой Азии, а греко-армяно-грузинские войска, вторглись в Азербайджан и Северный Иран.  Пало коммунистическое правительство и в Афганистане, а Туркестанскую Коммуну трясло от непрерывных восстаний. Однако Центральную Россию, Сибирь, Беларусь, Восточную Украину и Северный Кавказ Коммуна держала крепко. Она еще огрызалась, организуя контрнаступления и спешно сооружая все новое ядерное оружие, готовая применить его вновь. Спешно перевооружались и ее противники, хотя нанести новый удар никто не решался – слишком тяжкими оказались последствия предыдущих ядерных бомбардировок.  Так, в позиционной войне, без существенных территориальных изменений и прошел 1989 год.

 

1990 год ознаменовался началом нового наступления французской армии, хотя ее попытки продвинуться вглубь России были встречены жесточайшим сопротивлением. Казалось, что новый обмен ядерными ударами был неизбежен, когда в войну внезапно ворвался новый, хотя многими давно ожидаемый игрок.

 

Дальневосточная Империя, к тому времени преодолела все центробежные тенденции, превратившись пусть и в малолюдное, но крепкое централизованное владение. Разношерстная, русская, монгольская и прочая знать сплотилась вокруг Трона, также как и местные олигархи, прямые наследники сибирских  купцов. Правил ими всеми император Иоанн Пятый, сын царицы Елизаветы и волхв Донного Царя. Он учился в Токио, считался верным союзником Японии, помогал маньчжурам давить выступления китайских коммунистов,  а в 1975 даже послал свои войска в Эфиопию ( а его мать ранее отправляла русских в Индокитай). Неудивительно, что Япония помогла ему деньгами, войсками и оружием, также как и Цины с монголами.

 

Понятно, что наступление войск «Темного Царя» не увенчалось бы успехом даже с такой поддержкой – если бы у него не нашлось обширной «пятой колонны» в лице уже упомянутых ранее «коррумпированных коммунаров», а также местных «подпольных миллионеров» и криминальных авторитетов. Иван и сам был одним из крупнейших дельцов своей империи, не гнушался общаться не только с купцами, но и с откровенным криминалом, отличался свободой нравов и истинно русским размахом в повседневной жизни. Даже многим жителям Коммуны он казался более симпатичным правителем, нежели фанатик Полозков. В итоге, Восточная Сибирь пала перед Иваном Пятым, как спелый плод, а освобожденные из тюрем политзаключенные массово вступали в его армию. Окончательно пала и власть Коммуны в Средней Азии, цинская армия захватила бывший красный Синцзян, зашевелилась и Западная Сибирь. К концу 1990 года вся Россия, восточнее Урала оказалась под властью царя Иоанна, а уже в феврале 1991 он торжественно въехал в Москву. К тому времени войска западного блока уже заняли всю Украину и Беларусь, англо-скандинавские войска стояли в Санкт-Петербурге, а на Северном Кавказе восставшие горцы ожесточенно резали не успевших сбежать коммунаров. Власть Коммуны рухнула в России, вернувшейся под скипетр нового Царя. Егор Полозков, пытавшийся под чужим именем бежать в Финляндию, был выдан Иоанну, а тот, недолго думая, утопил его в Волге.

 

5 марта 1991 года был раздавлен последний оплот коммунаров в Свердловске, которому было возвращено его старое название Хьюзовка. Эта дата считается окончанием «Красной войны» 1983-1991 гг и концом Российской Коммуны.

Разгром Российской Коммуны сделал Францию неоспоримым гегемоном в Европе, однако гегемония эта была  натянутая, во многом основанная на компромиссах с окрепшими вассалами. Разрушенная атомной войной, вышедшая с огромными людскими жертвами и материальными потерями, Франция была вынуждена погрузиться с головой во внутреннее устроение, волей-неволей предоставив союзникам большую самостоятельность. Впрочем, несмотря на все вышесказанное, Франция оставалась самой  сильной державой в Европе и ее голос почти всегда оказывался решающим.

 

В частности, именно Франция предотвратила очередную попытку объединения в Германии, несмотря на справедливые претензии немцев на то, что за их вклад в разгром Коммуны они заслуживают такого подарка. Однако Францию поддержали и иные европейские государства, так что Германия так и осталась разделенной. Чтобы закрепить это состояние, Франция пошла на создание регионального, южногерманского центра силы, так называемого Инбрукского союза, в составе Австрии, Баварии, Рейнланда и Алеманнии. Данный союз должен был противостоять гегемонистским устремлениям Пруссии. С последней, неожиданно для всех, начала сближаться Чехия, в свою очередь опасавшаяся гегемонистских устремлений уже Австрии. Франция, также имевшая определенные подозрения касаемо Вены не стала тому препятствовать, а Италия так и прямо поддерживала.

 

Как сильный противовес прусским устремлениям рассматривалась и Польша. Власть в ней, после недолгих трений взяли конголезские ветераны "Государства Четырех Народов", поддержанные старшим поколением и некоторыми местными националистами. С помощью этих ветеранов было осуществлено воссоединение с Литвой, а также поглощение большей части Беларуси и Украины. Правда тут возникли определенные проблемы: украинцы, белорусы и литовцы считали, что объединение состоится по прежнему сценарию, когда все четыре народа имели реальное, а не декларативное равноправие. Однако в данном случае, удельный вес поляков в новом государстве был явно выше, чем ранее, что и породило у местных националистов соответствующие гегемонистские устремления. Имелся и фактор "прусских немцев": в бывшей Восточной Пруссии, в годы Коммуны, их число сильно поубавилось, но все же не настолько, чтобы там не было кому мечтать о воссоединении с Берлином. Впрочем, поначалу межнациональные и межконфессиональные противоречия еще не зашли слишком далеко. 

 

В Венгрии было сильно движение за  независимость, но, по здравому размышлению, там решили, что им и с румынами  неплохо. Руменгрия существовала  без малого восемьдесят лет,  ни один из двух "титульных" народов не имел достаточно возможностей, чтобы реально эксплуатировать другой, поэтому годы румыны и венгры более-менее притерлись друг к другу. Единство Руменгрии активно поддерживали и Франция с Италией, опасавшиеся, что независимая Венгрия окажется под властью Вены. 

 

Впрочем, кой-какие территориальные потери Руменгрия все же понесла: Италии пришлось уступить Далмацию, несколько клочков земли досталось и сербам, хотя большая часть Хорватии все же осталась за Румыно-Венгрией. Также им пришлось уступить Одессу Третьей Российской Империи.

 

Прибалтийская Коммуна  распалась на Латвию и Эстонию, причем первая быстро попала в зависимость от России, а вторая - от Скандинавии. Финляндия раздвинула свои границы до Белого моря.

 

В Малой Азии была окончательно ликвидирована Турция: территорию Османии поделили Греция и Армянское царство, объединившееся с Киликией. Армения же, поделила с Грузией и Бакинскую Коммуну.

 

В Иране новому шаху недолго довелось править - уже через полгода его свергли шиитские фанатики, во главе с неким аятоллой, объявившим себя Махди - "скрытым имамом". В Иране был учрежден Имамат, в который вошла и шиитская часть Ирака - ослабленный СКЕСС уже не мог его удержать. Иных территориальных потерь Египет  не понес, также как ОАМ: его короли, султаны и эмиры, отсидевшиеся во время войны в Индии, вернувшись, очень быстро восстановили старые порядки.

 

В Африке Дагомея, согласно прежним договоренностям, оперативно пригребла Гвинею и Берег Слоновой Кости, объявленные "независимыми государствами", а также Габон. В Париже возмутились, кто-то заговорил о новой войне, но тут же замолк - тут еще от старой войны предстояло отходить очень долго. Так что за Африку воевать никто не стал, благо большая часть колоний осталась все равно за Францией. Также никто особо не дернулся и за переход к Дагомее французской Вест-Индии. Французское Сомали/Джибути, освобождая от коммунаров, оккупировала Эфиопия, да себе и оставила.

 

В Азии Индийская Империя поглотила бывшую "Индийскую Коммуну", а заодно и поставила под контроль освобожденный Афганистан. Также индусы совместно с тайцами раздавили Бирманскую Коммуну. Синцзян захватили Цины, Туркестан перешел Российской Империи

Меж тем государственный строй КША претерпевал очередную трансформацию. После того как Дагомея усилила свои позиции в Карибском бассейне, а также позволила конфедератам восстановить свои позиции в Конго, - но уже под дагомейским чутким руководством, -  у нее появлялось все больше рычагов для давления и на саму Конфедерацию. Требования особо не изменились: Дагомея по-прежнему не настаивала на всеобщем избирательном праве для негров, но активно поддерживала идею  создания ими параллельных органов власти. И хоть прямо об этом мало кем говорилось, но куратором этого "Черного Сената" автоматически становился монарх Дагомеи. К тому времени император Глеле уже скончался и на трон взошел его старший сын Беханзин Второй, женатый на гаитянской принцессе, находящейся в родстве по "черной линии" и с некоторыми влиятельными плантаторскими семействами. Эта супруга, - Памела  Фостен-Чеснат, - сыграла одну из ключевых ролей в развитии дальнейших событий в истории КША, найдя черным активистам нового и довольно влиятельного к тому времени союзника. Речь идет о движении за права женщин.

 

Положение женщины на Юге за полтора столетия успело претерпеть несколько изменений. Задолго до Гражданской войны сложился образ  "южной красавицы": почитание и защита "southern belle"  являлось одним из ключевых понятий южного "кодекса чести", как аналог рыцарского культа "Прекрасной Дамы". Но при этом в южной семье царили патриархальные отношения, что нравилось далеко не всем южанкам:

 

Главную роль играл муж — хозяин, владелец собственности, рабов, жены, честь и достоинство которой он должен защищать. М. Чеснат заметила: «Для мужчин — слава, честь, похвала и власть, если они патриоты. Женщин, дочерей Евы, ждет наказание, если они действуют по своей воле».

 

Жена плантатора, «хозяйка большого дома», как ее обычно называли, выполняла широкий круг обязанностей: занималась не только семьей, домом, садом, но и рабами — лечила их, порой вела дела плантации. Рабовладение освободило белых женщин от работы в поле. Они могли больше, чем северянки, уделять внимания семье, детям, собственному образованию. Все путешественники, побывавшие на Юге, отмечали разницу между южанкой и северянкой: первая лучше воспитана и образована, со вкусом одета, у нее хорошие манеры. Гертруда Томас из богатой семьи Джорджии, училась три года в Веслеянском колледже, г. Мэкон. Более сорока лет (1848-1889) она вела дневник, написанный хорошим слогом, хотела даже стать писательницей. Ее дневник дает представление не только о положении женщины, семейной жизни на Юге, но и о судьбе самого региона. Гертруда много читала: она цитирует У. Шекспира, Т. Карлейля, судит о сочинениях В, Скотта, А, Гумбольдта. Будучи владелицей нескольких плантаций и почти сотни рабов, она тем не менее трезво оценивает деморализующие последствия рабства: «Я полагаю, что все женщины-южанки в сердце аболиционистки… Я придерживаюсь мнения, что институт рабства способствует больше деградации белого человека, чем негра, и оказывает очень вредное влияние на наших детей».23

 

Другая образованная южанка, Мэри Чеснат, окончила французскую школу мадам Тальван в Чарлстоне, где молодых леди учили не только манерам, но истории, риторике, естественным наукам, а также давали знания по английской, французской и немецкой литературе. Мэри вышла замуж за одного из самых богатых плантаторов Южной Каролины Дж. Чесната, ездила с ним в Европу. Ее дневник — одно из лучших свидетельств событий накануне и во время гражданской войны.

 

Мэри, как и Гертруда Томас, ненавидела рабство и писала о его развращающем влиянии: превращении белых женщин в рабынь, гаремах черных невольниц у богатых плантаторов. «Бог простит нас, но наша система чудовищна, несправедлива и беззаконна. Подобно патриархам, все наши мужчины живут в одном доме с женами и наложницами; мулаты, которых можно увидеть в каждой семье, похожи на белых детей. Любая леди расскажет вам, кто отец детей-мулатов в чужом доме, но ничего не скажет о собственном».
https://america-xix.ru/library/suponitskaia-southron/ 

.....

Представляется, что принципиальным для южного сообщества в целом, а для женщин этого региона в особенности явилось то, что в их сознании движение за женские права и аболиционизм составляли неразрывное целое. Эта общность идей была четко сформулирована южанкой Ангелиной Гримке, опубликовавшей еще в 1836 г. «Воззвание к женщинам-христианкам Юга» (An Appeal to the Christian Women of the South), где она обращалась ко всем женщинам плантаторского класса с призывом освободить рабов, тем самым сделавшись свободными и достойными звания христианок и самих себя. Кроме того, Ангелина Гримке стала первой женщиной в истории США, выступившей в 1838 г. в законодательном собрании штата Массачусетс по проблеме уничтожения рабства.
Деятельность двух южанок, Ангелины и ее сестры Сары, столь же активной сторонницы аболиционизма и эмансипации женщин, автора многих статей по этим вопросам, имела далеко идущие последствия: она нарушила традицию невмешательства женщин в общественные дела, что, собственно, и дало толчок развитию женского движения, и вместе с тем обозначила рост аболиционистских идей, посягающих на социальные институты Юга. В сознании южан два фактора — аболиционизм и эмансипация женщин — представлялись нерасчлененными и составляли одну большую проблему, связанную с категорией свободы в общественном и политическом пространстве американских демократических институтов.
https://america-xix.ru/library/morozova-abolitionism-in-writings/

 

 Скрыть содержимое

 

Впрочем, в годы Гражданской войны, а также в первые десятилетия после ее окончания на Юге царили иные настроения – в том числе и среди образованных женщин.  Эйфория от выигранной войны и возросший южный патриотизм, перераставший в шовинизм породил  плеяду  писательниц и активисток, выступавших в защиту рабства, последовательниц Луизы Маккорд и К. Хенц, непримиримых критиков аболиционизма и пылких защитниц рабства. Несколько десятилетий именно это идейное направление, жестко оппонирующее и феминизму, доминировало в "женском движении" Юга. 

 

Однако со временем женское движение в КША вернулось к  своим "аболиционистским" традициям. Причин тому было несколько. Одной из них стала революция в Британии, где  английские суфражистки сыграли не последнюю роль. Другим фактором стало образование МАССИ, где к феминизму относились крайне отрицательно, а само понятие понимали весьма широко относя к нему и  культ "южной красавицы". Так, "от противного", отношение к женскому равноправию стало более терпимым  на Юге, вдохновив местных радикалок. Еще одним фактором, способствовавшим усилению "южного феминизма" стал личный пример "королевы Кэт" - царицы Дагомеи, в 30--40-ее гг  бывшей частой гостьей в плантаторских семьях Юга. Екатерина, как мы помним, была ярой поборницей женского равноправия, примером чему, в частности, она считала и "амазонскую гвардию" Дагомеи. Популяризация ею данного примера во многом и способствовала реанимации и укреплению связей между женской эмансипацией в КША и движением за равноправие черных. 

 

Надо отметить, что и «северная» и «южная» версии патриархата основывались, прежде всего, на протестантском фундаментализме и вообще на Библии. Соответственно, местный феминизм скоро приобрел антихристианские и неоязыческие черты, основываясь, в свою очередь, на идеях авторов вроде Маргарет Мюррей, с ее теорией об исконном «культе ведьм» в Западной Европе. Интерес к античной культуре, испокон веков культивирующийся в плантаторских семьях КША, предопределил и дальнейшее формирование этого «ведьмовского феминизма». Кульминацией его стало создание в 1965 году общества «Дочери Дианы», пропагандирующего феминизм, свободную любовь и разного рода неоязыческие культы, главным из которых стал культ Трехликой Луны: Дианы-Селены-Гекаты. 

 

Возглавила данное сообщество писательница и активистка Диана Чеснат, уроженка одной из наиболее влиятельных плантаторских семей Южной Каролины. В  свое время в их семье была частой гостьей царица Катерина, совершенно очаровавшая юную девушку. Родители Дианы, придерживавшиеся относительно либеральных взглядов, неосмотрительно позволили ей совершить поездку в Африку, где Диана несколько лет работала учительницей при миссии в Лагосе (а заодно и «пересидела» войну между КША и МАССИ).  В Западной Африке Диана ознакомилась с традициями племенных «женских обществ» и амазонской гвардией и  хотя многое ее шокировало, тем не менее, она постепенно прониклась местным «феминизмом». Это, в свою очередь, повлияло и на ее отношение к черным в самой Конфедерации. Родители, спохватившись, вернули ее обратно, но семя уже было брошено в почву  и Диана с тех пор начала активную борьбу за равноправие – как женское, так и негритянское, - кульминацией чего и стало вышеназванное общество, созданное во многом по аналогии с тайными обществами в Африке. В годы Второй Атлантической войны, «Дочери Дианы» ( название, как не сложно догадаться, получило двойной смысл), проявило патриотическую позицию, немало мотивировав как своих сторонниц, так и негритянское население на всяческую поддержку военных усилий КША и Дагомеи. Сотни молодых женщин уходили на фронт: сестрами милосердия, связистками, разного рода культработницами, а особо фанатичные – даже летчицами и снайперами. Злые языки поговаривали, что иные из этих «волонтерок» помогали солдатам снять сексуальное напряжение на фронте, причем, не делая разницы между белыми и черными ( может даже отдавая последним предпочтение). 

 

Но, помогая своей стране, «Дочери Дианы», как и сама Диана, не забывали и о собственных интересах. С их подачи были отменены многие ограничения для женщин, в частности «Акт о наследии», устанавливавший при наследии имущества простое старшинство, что облегчало передачу его женщинам. Для Дианы Чеснат это было особенно актуально, поскольку ее родители уже несколько лет как скончались и она вела тяжбу с парой кузенов за семейное наследие. Новый «Акт о наследии» позволил Диане ( так и не вышедшей замуж) вступить в единоличное владение всей семейной фирмой, включившей огромное поместье в Южной Каролине, ряд владений поменьше  в других штатах, а также множество плантаций на Карибах и в Центральной Америке. Завладев семейным богатством, Диана смогла в разы усилить возглавляемую ей организацию, привлекая в него все новых «дочерей». Тогда же, при посредничестве еще живой «императрицы Кэт», она выдала свою дальнюю родственницу Памелу Фостен-Честат за наследника престола Дагомеи. Вместе они способствовали еще более тесной спайке феминизма и движения за «самоуправление» для черных.  И, конечно же, вся деятельность "Дочерей Дианы" активно поддерживалась правящими кругами Панафриканской империи и тесно связанными с нею «черными ветвями» плантаторских семей на Карибах. При этом вопрос о смешении «черных» ветвей с «белыми»  никогда и никем не поднимался.

 

Надо отметить, что движение Дианы Чеснат носило достаточно элитарный характер: у истоков его стояли девушки и женщины из хороших семей, получившие прекрасное образование, зачастую с аристократическими корнями. По сути «Дочери Дианы» превратились в аналог «Золотого круга» для женщин, ставя перед собой цель добиться схожего влияния. "Дочери" из низших слоев белого населения, оказывались в нем на вторых ролях, не допускаясь до высших ступеней посвящения. Что, впрочем, не мешало этим женщинам туда стремиться – для многих вдов или сирот это была чуть ли не единственная возможность заполучить влиятельного покровителя и более-менее приличную работу. 

 

Мужское население  КША воспринимало деятельность «Дочерей Дианы» без особого восторга, но степень негатива была разной. Аристократы-плантаторы, ворочавшие огромными деньгами, не  боялись утратить свои позиции даже при предоставлении формальных прав черным. Более того: стремясь к расширению своих владений в Африке, - не только в Конго, но и в Анголе с Кенией, - южные магнаты были заинтересованы и в укреплении связей с элитой «Панафриканской Империи». Деятельность «Дочерей Дианы», хотя и вызывала у них раздражение, но была  и в чем-то полезной, способствуя получению новых плантаций в Африке. Однако мелкие белые фермеры были более непримиримы: более религиозное, но менее зажиточное население  отчаянно цеплялось за «белые привилегии», видя в снятии ограничений для черных прямую угрозу своим интересам. Добрые воспоминания о деятельности феминисток в годы войны постепенно сошли на нет, особенно когда стало очевидно, что делалось все это не без выгоды.  Среди «белой бедноты» о  «Дочерях Дианы» ходили самые тревожные слухи: поговаривали, что они  сманивают бедных белых девушек, мороча им голову своими нелепыми идеями, чтобы потом, под видом учительниц или сестер милосердия, продавать их в наложницы африканским и карибским царькам. Говорили, что в поместье Чеснат проходят оргии, где бедных девушек принуждают заниматься сексом с неграми и другими женщинами, осквернять Библию, поклоняться языческим идолам и творить прочие мерзости. 

 

С начала 90-х в среде белой бедноты начали формироваться  военизированные организации, основанные на белом расизме и протестантском фундаментализме: "Патриоты Алабамы", "Мужчины Старого Юга", "Рыцари Короля Христа" и другие. Естественно, данные организации начала  поддерживать и МАССИ.

 

Диана Чеснат скончалась в 1994 году в  75 лет. Своей преемницей - и наследницей всех ее владений, - учредительница "Дочерей Дианы" назначила  40-летнюю двоюродную племянницу Анджелину Рэндольф, давнюю сподвижницу знаменитой тетки. Она же  впоследствии смогла расширить владения семьи в Африке: пользуясь опять же давней дружбой с императрицей Памелой, она приобрела несколько плантаций в Катанге и Кении. Умело используя увеличение  богатства для расширения политического влияния, ей удалось привлечь на свою сторону ряд влиятельных магнатов КША - не без содействия их жен и любовниц. Особенно любовниц - как черные, так и белые девушки, поставлялись им "Дочерьми Дианы".

 

Но были среди южной аристократии и иные настроения: те плантаторы, чьи интересы  были связаны не с Африкой, а с бизнесменами МАССИ, Техасо-Мексики и Дезерета,  были против назревавших нововведений. Они взяли под свое покровительство названные выше организации, в трех штатах - Алабаме, Арканзасе и Теннесси, -  даже  полностью интегрировав их в местную Нацгвардию. Естественно, что губернаторы этих штатов,- выбранные из  указанных плантаторов, -  всячески противились любым посягательствам на их право законодательной деятельности. По сути в КША вызревало новое противостояние между унитаристами и федералистами.

 

В ноябре 1996 года один из самых влиятельных политиков КША, губернатор Северной Каролины, Роберт Рэндольф, выступил в Сенате Монтгомери с планом политических реформ. Среди желаемых преобразований, помимо создания "Черного сената" и значительного расширения прав женщин, указывалось и необходимость большей централизации государства. Новая реформа  предусматривала  усиление роли президента,  избираемого не всеобщим голосованием, как, хотя бы формально, происходило до сих пор, а губернаторами штатов. К тому времени данная должность давно  стала наследственной де-факто.

 

Большинство губернаторов уже были готовы принять, пусть и с некоторыми оговорками, данную схему, однако "три мятежных штата" категорически ее отвергли. Когда стало ясно, что их голос во внимание приниматься не будет, Алабама, Арканзас и Теннесси объявили о своем выходе из КША. Белые радикалы в этих, да и других штатах начали "черные погромы", негры, к тому времени  создавшие свои  организации, не остались в долгу. Страна погружалась в пучину гражданской войны и лишь вмешательство извне, - с севера или юга, - могло склонить чашу весов в тут или иную сторону.

 

С югу успели первыми - в марте 1997 года в Майами, Чарльстоне и Новом Орлеане высадились войска  Панафриканской империи, Гаити, Кубы, Пуэрто-Рико и более мелких карибских "государств". Соединившись с войсками "унитаристов" и местными "черными ополчениями", данным силами удалось  задавить сепаратистов в течении нескольких месяцев. Мятежные губернаторы были смещены и высланы в тюрьму на Гаити, на их место заступили более лояльные политики. В  августе 1997 года в Чарльстоне ( ставшим новой столицей КША) собрался Конфедеративный Конгресс, закрепивший все предложенные нововведения. Под давлением Дагомеи вводились и новые - теперь в выборах президента  могли принимать участие ( но не избираться самим) и главы карибских государств, при условии их принадлежности той или иной "черной линии". 

 

В сентябре 1997 года прошли первые выборы по новой схеме, где президентом на пять лет был избран Роберт Рэндольф. Долго проправить ему не удалось: на Рождество того же года его застрелил фанатик из "Рыцарей Короля Христа". Новой главой КША стала вице-президент Анджелина Рэндольф.

Французская Империя недолго почивала на лаврах победителя:  многочисленные трудности с послевоенным восстановлением страны и явная неспособность молодого императора с ними справиться привели в 1995 году к военному перевороту, свергнувшему империю. Сменивший ее режим Четвертой Республики оказался не более компетентен в решении насущных проблем, чем имперское правительство, погрязнув во внутрипартийных дрязгах. По  стране прокатилась волна бунтов, для подавления которых пришлось задействовать колониальные части из Алжира и Сенегала. В этих условиях лидерство Франции в Европе стало еще менее очевидным.

 

Первой почувствовала ослабление Франции Германия - точнее ее католический юг, возглавляемый Веной. Именно Австрия, заняв лидирующие позиции в "Инбрукском блоке", попыталась возглавить  объединительные процессы во всей Германии. Пруссия же выступила в роли германских «сепаратистов», поддержанных Чехией и Нидерландами, хотя последние и сами тяжело отходили от последствий ядерных ударов. Франция хоть и подержала германский Север, не решилась ввязываться в новую войну.

 

Объединение Германии Австрией было явно направлено против национальных интересов Италии, однако папистское правительство колебалось в том, чтобы четко занять сторону: ведь австрийский блок выступал, в том числе, и под католическими лозунгами. Нерешительность папистской теократии вкупе с проблемами послевоенного восстановления страны привели к отстранению Папы от светской власти. 2 мая 1993 года была провозглашена Римская Республика, основанная на принципах "неороманизма".

 

В 1994 году Румыно-Венгрия, "Новая Византия", Болгария и Сербия образовали так называемый "Балканский союз", призванный противостоять возможным угрозам от итальянского, российского и, потенциально, германского империализма.

 

В  "Государстве Четырех Народов" на первых демократических выборах в 1995 году власть взяли бывшие партийные функционеры "Польской коммуны", из тех, что в свое время, установили контакты с местной диссидой и оперативно перекрасились в  польских националистов. Ими была начата масштабная полонизация всех сфер жизни "Государства" ( польский как государственный язык, вытеснение украинцев, белорусов и литовцев с высших государственных постов, усиление роли католичества). Естественно, это вызвало овозмущение остальных трех народов, ответивших правительству массовыми митингами и демонстрациями в Вильно, Львове, Минске и других городах. Во главе  протеста встали ветераны африканских войн, оттесненные от власти "новыми поляками". Все эти выступления активно поддерживались Российской империей: лидеры "конголезцев" без труда находили общий язык с "Донной Россией". В том числе и потому, что среди них также было популярно неоязычество, оставшееся еще со времен первого ГЧН, обогащенное обрядами и образами заимствованными из африканских культов.

 

Россия претерпевала сложный процесс внутренней трансформации и послевоенного восстановления. Практически вся европейская часть страны лежала в руинах, большинство крупных городов были частично или полностью разрушены - даже столицу "царь Иван" перенес в Муром. Сил нетронутой Сибири оказалось явно недостаточно для полноценного восстановления страны, - даже элементарное наведение порядка сопрягалось с немалыми трудностями. В сложившихся условиях царю Ивану ничего не оставалось как обратиться за помощью к давнему патрону  - именно за счет японских технологий и инвестиций осуществлялось восстановление страны. Взамен Иван полностью подчинил политику страны японским интересом: по сути "Российская империя" стала западным авангардом японского наступления на Европу.

 

Другой "субимперией" под японским контролем стал Цинский Китай. Как и у России, здесь восстановление  территориальной целостности, растянувшееся более чем на полвека, прямо зависело от японской военной поддержки - и за нее же Цинам пришлось  распрощаться с самостоятельностью во внешней, а частично и внутренней политике. Маньчжурскую династию люто ненавидело большинство китайцев, то и дело поднимавших восстания против иноземного владычества. Во главе восстаний нередко становились коммунисты, поддерживавшиеся из Москвы. Восстания жестоко подавлялись японцами, расставившими базы в ключевых районах  Китая, при поддержке варлордов-коллаборационистов, привыкшими действовать с оглядкой на оккупантов, но не на центральную власть. Филигранно отточенные системы слежки и контроля, с 90-х годов широко использовавшие технологии видеонаблюдения и БПЛА, позволяли  выявлять мятежи на ранней стадии и оперативно их ликвидировать. Японские дзайбацу  подмяли всю экономику Китая и сопредельных вассальных государств, ряд прибрежных городов образовал "свободные экономические зоны", где цинская власть фактически отсутствовала: здесь правили японские корпорации в союзе с местными "Триадами" под бдительным присмотр японских спецслужб и военного командования.

 

Но нельзя сказать, что у Цинов совсем не было внутренней поддержки. Присоединение в 30-х годах Тибета ( на правах широчайшей внутренней автономии), резко повысило значимость тибетского буддизма в религиозной жизни империи. Цины активно покровительствовали тибетскому буддизму, кульминацией чего стало официальное объявление императором Айсиньгёро Пуцзе  о своем принятии ламаизма. Это вызвало повальный переход в ламаизм у маньчжуров, а также обеспечило Пуцзе поддержку монголов и других народов исповедующих данную религию - включая и тех, кто населял формально независимые Монголию и Туву, а также Российскую империю. Монголы, тибетцы, тувинцы, буряты, а также забайкальские казаки принимали активное участие в подавлении китайских восстаний, а также в войнах Цинов ( фактически Японии) за пределами Китая. Японцы всячески поддерживали как можно более широкое распространение ламаизма в империи Цин - более того, данное учение проникало и в саму Японию, смешиваясь с синтоизмом. Активно популяризировался панмонголизм: японцы, корейцы, маньчжуры, монголы и тюрки объявлялись частью одной культурной и расовой общности, принципиально отличной от китайцев. В пропагандистских целях в данную общность включались и тибетцы и финно-угры и восточные славяне, особенно казаки, как "наиболее сильная и чистая ветвь русской расы".Активно заключались династические браки между боковыми ветвями японской императорской фамилии и Цинами, между Цинами и монгольскими ханами.

 

Все указанные выше тенденции проникли и в "Третью Российскую империю": калмыки, буряты и казаки вошли в личную охрану царя, а ламаизм стал де-факто второй религией в России. В бывшей Туркестанской коммуне ислам, ослабленный десятилетиями государственного атеизма, оказался не в силах противостоять государственной политике  насаждения ламаизма, при активном содействии Японии и Китая. С религией же Донного ламаизм,  имевший опыт длительного взаимопроникновения с шаманизмом и синтоизмом, без труда нашел общий язык. Что же до православной церкви, то она, также ослабленная господством безбожной власти, мало что могла противопоставить религии, верховным  волхвом которой являлся сам царь. Многие священники днем служили в церкви, а ночью, на берегах рек и озер, справляли обряды во имя Донного.

 

"Бог на небе, а Донный на земле", "Бог землю сотворил, а Донный обустроил", "Не творить бы Господу мира, кабы Донный со дна морского ком земли не подал" -  примерно так  проповедовали эти священники.

 

Могущество Японии в 90-гг достигло своего пика. Кроме Российской Империи и Империи Цин в Азии у Страны Восходящего Солнца имелось множество зависимых режимов поменьше: Монголия, Тыва, Таиланд, Филиппины и Северный Вьетнам. В Африке ее союзником  была Эфиопская Империя, в Океании - королевство Гавайи. В Латинской Америке Япония опекала Перу. К союзу с Японией склонялся и Иранский Имамат. 

 

Однако были у Японии, разумеется, и соперники. Самым крупным из них стала Индийская Империя:  в союзе с Королевством Белых Раджей и Империей Лонг, она всячески препятствовала проникновению Японии в Юго-Восточную Азию. В этом ее поддерживали Нидерланды и Австралия с Новой Зеландией.

 

Непростые отношения сложились у Японии и со СКЕСС. Данное государство, пусть и потеряв Ирак, оставалось одной из ключевых сил в регионе. Падение влияния Франции, прохладное отношение МАССИ к арабским монархиям и опыт недавних поражений от Коммуны, подтолкнули СКЕСС и ОАМ к более тесному союзу и наращиванию собственных вооруженных сил. Холодок между СКЕСС и ОАМ окончательно растаял в 1994 году, когда был подписан Каирский пакт, предусматривающий всестороннее политическое, экономическое и военное сотрудничество. А еще через два года король Египта был объявлен Халифом, покровителем Мекки и Медины, Протектором аравийских монархий и Защитником Веры. Данный титул, среди прочего, подразумевал и защиту мусульман по всему миру, везде, где они подвергались притеснениям. Что, в свою очередь, почти автоматически противопоставляло халифат как Российской, так и Японской империям ( а также Франции, Дагомее и Индии). Непростыми были отношения и с МАССИ – из-за Израильского Царства. Однако наиболее конфронтационные отношения у Египта сложились с Иранским Имаматом.

 

На Тихом океане соперником Японии выступал Дезерет: окопавшиеся еще с 19-го века на Гавайях к концу 20-о века мормонские миссионеры смогли взрастить на островах многочисленную и фанатичную паству, как из местных жителей, так и из европейских и азиатских колонистов. С 1934 по 1992 на островах прошло в общей сложности двенадцать мормонских восстаний за независимость от Японии и присоединение к  Дезерету. Все восстания подавлялись со страшной жестокостью, однако сила Дезерета росла и он все чаще готовился примерить на себя роль тихоокеанской державы. Следствием чего, в частности, явилось и постепенное сближение Дезерета с МАССИ.

 

Еще одним соперником Японии на Тихом океане выступало Чили. Здесь с 1986 года правил военно-аристократический режим адмирала Адольфо Дёница Пиночета, ярого апологета «чилийского великодержавия». Его идеология представляла собой причудливую смесь католического фундаментализма, индейских мифов, разных геополитических концепций и представлений об особой «чилийской расе», соединившей черты наиболее воинственных народов Старого и Нового Света – мапуче, инков, испанских вестготов, немцев и викингов. Диктатор спровоцировал и победоносно завершил войну с Аргентиной 1996-99 гг, позволившей Чили отторгнуть от Аргентины провинцию Санта-Крус, и город Мендосу, столицу одноименной провинции. Также стараниями Пиночета Чили продолжало активно осваивать Антарктику, расширило свое военно-морское присутствие в южной части Тихого океана и вовлекло в орбиту своего влияния Королевство Эквадор, нуждавшегося в сильном покровителе после падения Бразильской империи.

 

В самой же Бразилии продолжалась вялотекущая гражданская война, поляризировавшая местное общество по расовому, социальному и географическому признаку. Бедный, метисно-негритянский Север противостоял тут богатому «белому» Югу. Интересно, что социальная риторика основных лидеров Севера совмещалась с монархическими, «себастианистскими» лозунгами и ориентацией на Португалию и Панафриканскую империю. Юг же все больше тяготел к Чили.

 

К северу от Бразилии продолжалась война между Колумбией и Венесуэлой. Юнионистам, наконец-то, способствовал успех: к 2000 году около двух третей Колумбии было оккупировано венесуэльцами, включая и столицу Боготу. Эта оккупированная часть объявила о слиянии Колумбии и Венесуэлы в  «Великую Боливарию». Это государство периодически вмешивалось и в Бразильскую гражданскую войну в качестве «третьей силы».  На оставшейся не оккупированной части Колумбии было сформировано независимое правительство, поддерживаемое Эквадором и Чили.  

 

В перманентном выяснении отношений, лихорадочном вооружении и перевооружении, сколачивании новых блоков и небольших войнах по всему миру прошло последнее десятилетие 20-го века. И мало кто ожидал, что этот суматошный передел мира станет лишь преддверием куда более ужасающих и глобальных событий, знаменующих приход Всемирного Лесника.

Марс атакует

 

 

На начало 90-х гг Марсианская Англо-Саксонская Спиритуалистическая Империя  считалась крупнейшим  государством мира. В Европе в  ее состав  входили  Великобритания и Ирландия, под имперским владычеством оставались Гибралтар и Мальта. В Северной Америке, своеобразном "ядре" Империи, ей принадлежали Канада, Ньюфаундленд, Новая Англия, "свободный город" Нью-Йорк и три самоуправляющихся региона: Озерный, Средний Запад и Юг, образованный из отторгнутых у КША территорий. Территория Панамы и Панамского канала, полученная МАССИ по итогам Атлантических войн, имела статус простой колонии. В 1978 году МАССИ осуществила  еще одно территориальное приращение в Северной Америке, выкупив  Гренландию. В Африке в состав МАССИ входил ЮАС, Родезия и ряд  колоний, включая и оккупированный в 70-е Мозамбик. Также МАССИ  удерживала зону Суэцкого канала и контролировала Палестину, сиречь Израильское Царство. В Океании в Империю входили Австралия, Новая Зеландия, Папуа-Новая Гвинея и ряд островов поменьше. В Азии от прошлой Британской империи МАССИ унаследовала Гонконг и Сингапур,   над Малайей и Сараваком осуществлялся протекторат , перешедший впоследствии и на образованное из этих территорий Королевство Белых Раджей. Наконец, МАССИ принадлежало и несколько островов, разбросанных в океане: Бермуды, Остров Святой Елены, Тристан-да-Кунья и некоторые другие. Кроме того МАССИ осуществляла полный контроль над формально независимой Сицилией и столь же формально арендованной Исландией.

 

В области политического устройства МАССИ представляла собой де-юре монархию,  де-факто -  диктатуру Юнионистской консервативной партии. Консервативные партии в Великобритании, Канаде, Австралии, слившись с рядом более радикальных правых партий и организаций  превратились, по сути, в территориальные фракции или филиалы ЮНК. Во главе данных филиалов стоял крупные бизнесмены, военная верхушка, аристократия, - если таковая имелась, - и религиозные лидеры. Главой партии считался премьер-министр МАССИ - единственный премьер-министр во всей Империи. Посты же премьер-министров в доминионах, равно как и сама система доминионов,  упразднялись "Актом об имперском управлении" 1967 года. Вместо этого резко расширялись права генерал-губернаторов и лейтенант-губернаторов, которые выбирались премьер-министром из местной партийной верхушки  и утверждались монархом. Такие генерал-губернаторы обладали широкими  полномочиями  касаемо внутренней и отчасти внешней политики:  в исключительных случаях им позволялось заключать союзы с другими государствами, объявлять войну и заключать мир, если это не шло вразрез с общими интересами Империи. Так Австралия с Новой Зеландией заключали союз с Нидерландами и Индийской империей, противостоя империалистическим поползновениям Японской империи.

 

 Разумеется, все вышесказанное работало только для "белых" частей империи: бывших доминионов и самоуправляющихся регионов. В самой Британии, Канады и Ньюфаундленда, главой считался непосредственно премьер-министр. Что же до колоний - таких как Гренландия, Панама и ряд африканских территорий, то они были лишены даже формального самоуправления - там была прямая оккупация, с жесточайшей эксплуатацией коренного населения.  Особый режим предназначался и для Ирландии - формально там имелся  филиал ЮНК и  генерал-губернатор из местных( как правило ольстерцев), но реальная власть принадлежала армейскому командованию, осуществлявших правление немногим мягче колониального. В противоположность этому, у Королевства Белых Раджей была весьма широкая степень автономии, но пользовался ею  лишь узкий слой белой элиты, делегировавший часть своих полномочий на местах малайским султанам. Широкой степенью автономии пользовалась и Израильское Царство, где существовало собственное правительство и даже собственные партии, тогда как Империя отвечала лишь за оборону и внешнюю политику.

 

Постоянным союзником, а фактически сателлитом МАССИ считалась Скандинавская Уния, хорошие отношения сложились и  Индийской империей. Резко конфронтационными были отношения с Коммуной, довольно прохладными - с Японией, с остальными же странами  ситуация могла меняться по обстоятельствам в диапазоне от военного союза до военного противостояния.

 

Господствующей религией МАССИ была так называемая "Единая епископальная церковь". Ее основой стала англиканская церковь с которой  объединились как оставшиеся на территории империи структуры католической церкви, так и крупнейшие протестантские деноминации. В официальную доктрину Единой церкви было полностью интегрировано учение Хейткрафта, ради чего был даже создан новый "Символ веры", а "История великой расы" стала, по сути, еще одной священной книгой. Еще одним новшеством стал официально введенный в церковную иерархию институт медиумов, ответственными за общение с мертвыми предками и потомками. Самым известным и влиятельным медиумом в Империи долгое время считалась супруга Хейкрафта Ольга Романова. Формальным же главой церкви считался король-император.

 

В 1959 году Гарольд Хейткрафт скончался от редкой формы рака. Великий человек оказался великим во всем: как выяснилось еще при жизни Хейткрафта, его раковые клетки размножались вдвое быстрее клеток из нормальных тканей. По сути у них отключилась программа подавления роста после определенного количества делений, вследствие чего эти клетки  стали  бессмертными. Узнав об этом сам Хейткрафт завещал  частицы собственной плоти для научных исследований,  провозгласив, что когда-нибудь, с помощью этих клеток он возродится в новом теле.  Культура этих клеток, выращиваемая в специальных сосудах, стала основой некоего "внутреннего культа" в высшей иерархии ЕЕЦ, где клетки Хейткрафта были объявлены высшей "марсианской плотью", свидетельством чудесного преображения  земного тела Вождя и надеждой на его будущее возрождение. Однако это все станет возможным лишь  когда уровень земной науки приблизится к уровню науки Марса, о которой  все знали лишь из видений Хейткрафта и его супруги. Данный постулат обусловил огромные темпы развития молекулярной биологии в  МАССИ, причем культура клеток Вождя использовалась для многочисленных опытов и экспериментах на однородной клеточной линии.  

 

Тело же самого Хейткрафта было похоронено в Вестминстерском аббатстве. Незадолго до смерти он написал "Завещание", по сути представлявшее полноценную книгу-наставление, инструкцию к действию для потомков. Однако доступ к книге имел лишь узкий круг родственников и ближайших сторонников Хейткрафта.

 

У  умершего премьера было четверо детей, старшим из которых был его 37-летний сын Роберт, принявший как фамилию  псевдоним отца. Именно он, бывший одним из наиболее близких  сподвижников Гарольда Френсиса, стал премьер-министром после  смерти родителя. С  именем Роберта связано вмешательство МАССИ во Вторую Атлантическую и "Красную" войны, он же поддержал Чарльза Брука в его стремлении к консолидации всех имперских владений в ЮВА и переносе столицы в Сингапур. В то же время участие МАССИ в войнах 60-80-х было достаточно ограничено:  Роберт Хейкрафт взял на вооружение доктрину умеренного изоляционизма, не позволяя себе чрезмерно выходить за пределы Империи. При этом изоляционизм не мешал МАССИ совершенствовать свои вооруженные силы, наращивать ядерный арсенал и  разрабатывать все новые технологии. С подачи Роберта монарх ( которым все еще оставался  Эдуард) принял указ о "новых землях", расширивших "собственность Короны" на  ряд  колоний. Там, на не подотчетных местным властям владениях, создавались тайные лаборатории и площадки для  экспериментов и испытаний,  с массовым использованием местного населения в качестве подопытных животных. Собственно данную политику начал еще Хейткрафт-старший, следствием чего, в частности, стало испытание в МАССИ ядерного оружия еще в 1952 году. Однако Роберт  вывел эту политику на новый уровень, закрепляя и увеличивая технологический отрыв Империи от ее основных конкурентов. Накопленный ею ядерный арсенал во многом стал решающим фактором, завершившим "Красную войну".

 

МАССИ стала и пионером освоения космоса: для Империи стать первой здесь означало не просто престиж, но и практически священный долг - ведь выход в космос приближал Империю к вожделенному Марсу. В 1956 году был запущен первый спутник, облетевший вокруг Земли, а в 1959 - и первый космонавт: военный летчик из Австралии. 

 

Другие страны тоже поспешили включиться в космическую гонку: первый спутник Коммуны облетел Землю в 1958 году, а первый космонавт - в 1960; во Франции, соответственно, в 1959 и 1963. После этого запуски космических аппаратов, - пилотируемых и беспилотных, - стали для МАССИ, Коммуны и Франции рутинным делом. Япония подключилась к космической гонке сравнительно поздно: лишь в 1969 поднялся первый японский космонавт. Однако вскоре Страна Восходящего Солнца наверстала упущенное, перегнав по количеству запусков Францию и Коммуну, выйдя на второе место после МАССИ. Обогнать же МАССИ ей не удалось при всем желании: к началу  80-х на счету Империи насчитывалось с десяток пилотируемых высадок на Луну и около сотни пилотируемых полетов в космос вообще  - и это не считая разного рода проб и экспериментов, когда в космос, в качестве подопытных животных запускались "космонавты" из африканских колоний. Многие из них не выжили, однако полученные результаты помогли выявить разные недочеты космической программы МАССИ и сделать дальнейшие запуски более безопасными для белых людей.

 

Разумеется, огромное значение уделялось исследованию  Марса: первый  исследовательский аппарат, прилетевший на красную планету в 1969, оставил там вымпел в виде искусственного копья  и шлема с выгравированном на нем гербом МАССИ. Этот же аппарат доставил на планету и образец клеток Хейткрафта. Последующие запуски аппаратов, несущих те же клетки, предусматривали и их возвращение на Землю. С радостью было объявлено, что "плоть Вождя" выжила и продолжает активно размножаться, несмотря на все опасности открытого космоса.

 

Однако кроме дел небесных оставались еще и дела земные. Роберт Хейткрафт умер в 1993 году. Среди его трех детей двое старших были женского пола, что автоматически отсекало для них возможность наследования  высшей должности ( к тому времени старое "премьер-министр" сменилось на более звучное "первый лорд Империи"). Его же сыну, Кеннету Хейткрафту исполнилось всего 23 года и многие считали, что он слишком молод для столь значимой должности. Тем не менее, он был приведен к нужной присяге,  заняв ключевой пост в Империи. 

 

Не все ладно было и с троном: король Эдвард скончался в 1974 году, не оставив детей мужского пола. На трон взошел его внук Георг - сын его старшей дочери, принцессы Маргарет и принца Пруссии, Альбрехта. Однако в 1989 году Георг скончался от ран полученных при взрыве на космодроме в Намибии, где император присутствовал при запуске нового космического корабля. На трон взошел его несовершеннолетний сын Генри, опекаемый королевой-матерью, Евгенией Бонапарт. Вокруг нее группировались "умеренные" члены ЮНК, склонные к постепенному смягчению режима в МАССИ и ее трансформации в обычную авторитарную империю. Эта же группировка оказывала немалое влияние и на молодого Кеннета Хейткрафта.

 

Но у его великого деда, как уже говорилось, было четверо детей. Старшим был Роберт, следующими по старшинству шли две дочери, а вот самым младшим был Альфред, в 1949 году женившийся на принцессе Алисе, дочери короля Эдварда. Через два года у них родился сын, получивший имя слишком знаковое даже для МАССИ - Хенгест. Вот он как раз принадлежал к группировке наиболее радикальных членов ЮНК: упертых консерваторов, считающих, что все идеи Хейткрафта надо неукоснительно претворять в жизнь. Сам Хенгест мог похвастаться  бурной биографией: он участвовал во Второй Атлантической войне при вторжении в Панаму,  а в 1981 году возглавил очередную лунную экспедицию, заставив весь мир любоваться его фото с водружением флага МАССИ посреди Океана Бурь. Спустившись на землю, Хенгест, отвергнув любые государственные должности, взял под командование имперский гарнизон на Суэце: именно его приказ открыть огонь по коммунарам наступавшим на франко-египетские позиции , спровоцировал ответный  удар красных армий, хотя  Коммуна всеми правдами и неправдами стремилась удержать МАССИ от вступления в войну. Позже Хенгест был в кабине одного из тяжелых бомбардировщиков,  сбрасывавших атомные бомбы на Москву. Войдя позже в правительство, Хенгест настаивал на более активной поддержке  Империей мятежных штатов Конфедерации, вплоть до военного вмешательства, однако король и первый лорд ответили отказом - не в последнюю очередь из-за позиции Евгении, втайне восхищавшейся Анджелиной Рэндольф. Разочарованный Хенгест подал в отставку со всех постов и удалился в свое имение в Кенте.

 

В марте 2000 году король Генри скоропостижно скончался от сердечного приступа. А уже через два дня, Хенгест Хейткрафт, пользуясь возникшей неразберихой , объявился в столице и провозгласил себя Королем-Императором. Опираясь на верные ему части, Хенгест также отстранил от должности своего кузена Кеннета, объявив , что он, как наследник одновременно Гарольда Хейткрафта и британских монархов, отныне объединяет в своей особе как титул монарха так и должность первого лорда.

 

Мир, погрязший в своих мелких дрязгах не успел проникнуться всей значимостью данного факта, пока еще не содрогнулся, но уже обещал быть.

 

Не успели затихнуть фанфары и салюты по поводу коронации нового императора, а Хенгест Хейткрфат уже начал подготовку к большой войне. Первой намеченной жертвой стали КША: план, разработанный Имперским штабом обороны, предусматривал разгром и оккупацию Конфедерации за полгода. При этом сам Хенгест не уставал проклинать политику обоих своих предшественников, упустивших удобный момент в 1997 году, когда КША стояли на грани распада. С того времени Анджелина Рэндольф, с помощью Дагомеи, существенно укрепила свои позиции: щедрой раздачей земель в Африке она еще сильнее привязала  изначально лояльных плантаторов и склонила на свою сторону колеблющихся. Земли тех магнатов, что были инициаторами "Мятежа трех штатов" были конфискованы и распределены между белыми фермерами, принявшими или, по крайней мере, не возражавшими против новых порядков. Данная мера существенно повысила авторитет Анджелины среди широких слоев белого населения. Но, разумеется, оставалось и немало недовольных. Опальные плантаторы, в большинстве своем укрылись в МАССИ откуда и поддерживали своих сторонников в КША. Небольшие партизанские отряды еще действовали в Аппалачах на границе Теннесси и Северной Каролины,  в горах Уошито и Озарка в Арканзасе развертывался террор белых радикалов, ничуть не ослабший из-за законодательного запрещения экстремистских организаций. Немало их тайных сторонников состояли в Национальной Гвардии и армии США. С другой стороны поднималась волна и черного недовольства: многие чернокожие считали, что их обманули, не дав всех обещанных прав, а "Черный сенат" стал орудием в руках "ублюдочных царьков", но не простых негров.

 

15 июля 2002 мятежники подняли восстание в Теннесси и, почти сразу же, их поддержала МАССИ. Мятеж перекинулся на Арканзас и Северную Каролину, а уже 27 июля имперские войска  вторглись в КША. "Легкой прогулки", которую прогнозировали в штабах, не получилось: "южный патриотизм" еще не изжил себя и даже многие  белые бедняки, не говоря уже о фермерах и плантаторах выигравших от реформы, встали на защиту КША. Почти поголовно вступили в войну и черные, хорошо знавшие, как поступают с неграми в МАССИ. Также среди защитников юга оказалось непропорционально много  женщин: "Дочери Дианы" или , как они себя еще называли "новые амазонки", во множестве были представлены в самых разных родах войск. Активную поддержку КША оказали  карибские государства и Дагомейская империя, отправившая тысячи "добровольцев", - и черных и белых, - на защиту Конфедерации.

 

Вместо запланированного полугода война длилась более полутора лет - с 2002 по 2004 год, - приняв крайне ожесточенные формы. С обеих сторон практиковались массовые расстрелы мирных жителей, вплоть до поголовного истребления целых городов, осуществлялись все возможные военные преступления и применялось оружие массового поражения. С особой жестокостью "Марсианская Гвардия" расправлялась с "белыми предателями" из захваченных в плен плантаторов, а также с "Дочерьми Дианы", которых прилюдно сжигали из огнеметов как "ведьм". Также поступали с боккорами вуду и другим черными "язычниками". Те, впрочем, тоже не оставались в долгу, соперничая друг с другом в самых изощренных расправах с захваченными в плен проповедниками ЕЕЦ. Особенно богатая фантазия обнаружилась у "Дочерей Дианы". В горах, лесах и болотах с обеих сторон шла ожесточенная партизанская война

 

В войне на территории Юга почти не применялось ядерное оружия, если не считать прицельного разрушения Нового Орлеана, пережившего сначала ядерную бомбардировку, а потом и наводнение от разрушенных дамб и плотин. Но в целом, с обеих сторон хотели сохранить более-менее цельную страну. Однако в войне за пределами Американского континента Хенгист не церемонился: в марте 2003 Империя нанесла ядерный удар по Дагомейской империи,  разрушив прибрежные города  Гвинейского Залива от Лагоса до Фритауна. Однако в Дагомее, предвидев варианты такого исхода, давно оборудовали сеть бомбоубежищ в Конго, куда заблаговременно перебазировалось  высшее руководство Панафриканской империи. В июне 2003 началось наступление ЮАС на Конго, Анголу и Танганьику, в ответ на что дагомейцы спровоцировали грандиозные восстания черных в Мозамбике, Намибии и обеих Родезиях, начались волнения и непосредственно в  Южной Африке. Часть белых родезийцев открыто саботировала наиболее бесчеловечные приказы своего руководства, тогда как буры и немцы проявляли куда больше рвения чем любые "чистокровные англосаксы". 

 

Так или иначе  к началу 2004 года Юг  пал. Десятки тысяч беженцев устремились в Африку, используя как панафриканский флот, так и остатки конфедеративного. Бежали не только черные, но и белые - плантаторы, отступавшие в свои африканские владения; офицеры, оставшиеся верными "делу Юга"; практически все "Дочери Дианы"  высокого посвящения - все кто остался в живых. "Марсиане" им не препятствовали: это бегство помогало  хоть немного облегчить задачу  тем, кому предстояла грязная и кровавая "работа" по зачистке Юга от "земнородных тварей". 

 

 КША была поделена на зоны оккупации, - по числу бывших штатов, - во главе с назначенными лейтенант-губернаторами с Севера. Им в помощь были приданы местные коллаборационисты, упоенно делившие захваченные плантации. Впрочем, крупное землевладение на Юге доживало последние дни: большинство земель было разделено между белыми фермерами, в том числе и переселенцами с Севера. Лишь немногие плантаторы из числа участников "Мятежа трех штатов" сохранили свои владения. 

 

Волна лютого террора обрушилась на черное население Юга: его лишили малейших человеческих прав, изводили тяжелой работой, подвергали химической и прочей кастрации, а то и просто истребляли всеми доступными средствами. Новая волна беженцев хлынула на юг- те, кто не мог добраться до Африки бежали на Кубу, Гаити и другие карибские острова,  никак не готовыми к такому наплыву беженцев. В считанные месяцы Карибы превратились в зону ужасающей гуманитарной катастрофы. Но и это было не самое худшее - в начале 2005 года Хенгест Хейткрафт обрушил на Вест-Индию всю мощь своей армии и флота. Заливая острова потоками огня, используя все виды оружия массового поражения, кроме ядерного, МАССИ подвергла Карибы жесточайшему геноциду.  Новые беженцы устремились на юг, в Гвиану и Венесуэлу. При этом была сметена колониальная власть в Суринаме и Французской Гвиане, через которых многомиллионная волна беженцев буквально затопила север Бразилии.

 

В том же 2005 году Дезерет, впечатлившись расправой над КША, добровольно вошел в состав МАССИ на правах ограниченной автономии. Началось постепенная интеграция Церкви Святых Последних Дней в ЕЕЦ и адаптация мормонского вероучения к "марсианской доктрине". Мексикано-Техасской империи повезло меньше: после отказа уступить МАССИ Техас, она была атакована одновременно с востока и запада. Техас был занят уже в начале 2006 года, вместе с Индейской территорией, где "решение индейского вопроса" осуществлялось теми же методами, что и решение "негритянского" в КША. Уже к марту 2006 года войска МАССИ вышли на Рио-Гранде, осуществив, впервые с 1861 года полное воссоединение территорий бывшего Союза в одном государстве. Впрочем, столь знаменательное событие мало кто заметил, потому что  в мае того же года атомные бомбы упали на Мехико, а имперские войска  вторглись в собственно Мексику. В ней уже шла ожесточенная резня: на юге Мексики местные майя и прочие индейцы восстали против имперских властей, образуя свои эфемерные республики. Повстанческая волна перекинулась и через границу: вся Центрально-Американская Конфедерация заполыхала огненной вакханалией взаимоуничтожающей резни и мятежей, где индейцы резали негров, негры резали белых, а белые резали всех. Имперская армия не пошла дальше центральной Мексики, предоставив местным истреблять друг друга. Волна беженцев хлынула на юг, но уперлась в "пробку" Панамского канала, где военные МАССИ встретили  беженцев огнем. Лишь немногим удалось на любых попавшихся плавсредствах добраться до Венесуэлы, где, несмотря ни на что, не прекращалась собственная война. Беженцы добавили в нее хаоса, быстро слившегося с хаосом в соседней Бразилии и весь север континента обрушился в нескончаемую бойню.

 

Все ждали, что вслед за Северной Америкой придет черед Южной, но у Хейткрафта были иные планы. В 2008 году состоялся очередной съезд Юнионисткой консервативной партии, на котором император выступил со своей  исторической речью:

 

"Багряным заревом полыхает  Красная Планета, освещая нам путь, достойный  великих предков.  Марс  - это всевидящее око Единого Бога, воплощавшегося в Христе и Тюре, чье истинное учение открыл нам мой великий дед. И ныне бог радуется, созерцая свой избранный народ: народ-воин, народ-властелин, народ-очиститель. Могучие пращуры и благодарные потомки наблюдают за нами из райских чертогов и сердца их преисполнены великой радости, видя, как мы здесь и сейчас становимся достойны нашего героического прошлого и славного грядущего. Крест объединился с мечом и меч этот - в длани Бога Войны. И этот  клинок не опустится в ножны  пока весь мир не падет к ногам Марса,  что поможет возлюбленным детям своим отделить агнцев от козлищ, низвергнув нечистых во тьму внешнюю где плач и скрежет зубов, а избранным своим даст очищенную от скверны Землю".

 

Эта речь произносилась в Храме Войны, 4 апреля 2008 года. А уже через несколько месяцев первые дивизии МАССИ высадились в Скандинавии, Нормандии и Португалии. В Европе шла очередная свара: австро-католический блок  разбил противостоявшие ему прусско-чешские силы и объединил Германию, провозгласив 21 апреля 2005 о создании Третьего Рейха. Попытки Италии вмешаться кончились как обычно: немцы наголову разбили итальянские войска, оккупировав Апеннинский полуостров до самого Рима, где была торжественно восстановлена власть папы. Оккупировать всю Италию им не дали французы, все же вмешавшиеся в войну и высадившиеся в Неаполе. На помощь им пришли испанцы, а на севере - голландцы, потерявшие Ганновер и с трудом удерживавшие войска Рейха от вторжения в собственно Нидерланды. Дальше на восток полыхала гражданская война в Государстве Четырех народов, где австрийцы поддерживали поляков, а Россия - всех остальных. 

 

Новый агрессор ворвался столь стремительно, что никто толком не успел сообразить, что делать, когда пол-Европы уже оказалась под пятой "марсиан". К январю 2009 года были захвачены Франция и Испания с Португалией, в марте того же года имперские войска, совместно с перешедшими на их сторону голландцами, вторглись в Германию, захватив ее за три месяца. Из Сицилии началось вторжение в Италию, захваченную еще быстрее, после чего южная группа армий МАССИ начала высадку на Балканах. В центральной Европе пала Польша, тогда как на севере англо-скандинавские войска оккупировали страны Балтии и вторглись в Россию, захватив Санкт-Петербург, Псков и Доннеград ( бывший Архангельск). Тогда же войска МАССИ захватили последнюю, не принадлежавшую империи территорию в Северной Америке - Аляску.

 

Но царь Иван не собирался капитулировать, накапливая силы для контрнаступления и ожидая помощи от восточного союзника.  В январе 2010 года под Вологдой, Москвой и Тулой удалось застопорить вражеское наступление, дав российским войскам столь необходимую им передышку. Тогда же Иван Пятый выступил со своим знаменитым ответом "марсианскому императору":

 

"Во имя Владыки земного и подземного, Хозяина морей, рек и озер, от Ивашки, раба Царя Донного, беззаконному душегубу, королю Хенгусу, шлем ответ наш. Ты молишься красной звезде, что далеко в  поднебесье, а мы - Отцу нашему, что от века с нами. Ты говоришь, что родом с той красной звезды - так и убирайся на нее, коль земля  наша не мила. Знал уже русский народ иго лютое, иго красное,  под кровавой звездой насаженное, а ныне где оно? Ты жжешь мир огнем, но как  огонь тушат водой, так и сила красной звезды сгинет от вод Донного. Пойдешь на Русь - поднимутся воды великих рек и озер и самого Ледяного Океана, черными волнами захлестнут тебя и  погибель тебе принесут страшнее какой в мире не бывало".

Неизвестно, какое впечатление царская речь произвела на императора Хенгеста и читал ли он ее вообще, но так или иначе, наступление вглубь России приостановилось. Правда, Москву в мае-июле 2010 года все же взяли, также как и ряд других городов России. В течении 2010 года также были  оккупированы все Балканы, гарнизон МАССИ занял Константинополь, а имперский флот вошел в Черное море. В сентябре «марсианский» десант высадился в Крыму, в Украине и Южной России имперские войска продвинулись почти до Дона. Однако империя Ивана Пятого все же не вышла из войны: столицу временно перенесли в Казань, откуда царь продолжал руководить обороной. В Имперском штабе все больше склонялись к мысли о нецелесообразности войны в мало что решающей России, когда «сердце зла» оставалось нетронутым. А где именно находится главный враг и конкурент в борьбе за мировое господство, в МАССИ знали очень хорошо.

 

В октябре-ноябре войска МАССИ в Европе, также как собственно и саму Империю накрыла эпидемия новой формы гриппа,  с необычайно высоким процентом летальности. С пандемией справились относительно быстро: скорее всего, на фоне мировой войны, она бы прошла почти незамеченной, если бы не имперская пропаганда, всячески подчеркивавшая масштабы бедствия. Почти сразу  было заявлено, что вирус имеет искусственное происхождение. Виновника тоже долго искать не пришлось: пропаганда МАССИ десятилетиями рассказывала о бесчеловечных экспериментах японцев по разработке биологического оружия. Нельзя сказать, что эти обвинения не имели под собой оснований, хотя, подобные же исследования в МАССИ, как минимум, ничем не уступали японским. Но, естественно, никто в империи не обвинил собственное правительство:  общество безоговорочно приняло «японскую» версию.

 

В принципе, МАССИ было в чем обвинить японцев и помимо пандемии: Страна Восходящего Солнца, как и все ее союзники,  поддерживали Российскую Империю всем чем можно, не давая ей выйти из войны. Также японцы, посредством марионеточного Перу,  оказывали помощь и индейским повстанцам в южной Мексике и Центральной Америке: регионе, который «марсиане» неблагоразумно упустили из виду. Обострялись и противоречия  между прояпонскими и проимперскими силами в ЮВА. Но главное – Япония, со всей своей обширной сферой влияния, была главным препятствием на пути объявленного Хенгестом «крестового похода» и одновременно  удачным, с идеологической точки зрения, «расово-религиозным врагом». Учитывая все вышесказанное, никто бы не удивился, если бы МАССИ, «в порядке самообороны», нанесло бы превентивный удар по коварному врагу. Однако этого так и не произошло.

 

Потому что японцы нанесли удар первыми.

 

Японская Империя отлично понимала, кто станет следующей жертвой – поэтому и решила сыграть на опережение. 20 января 2011 года на территорию МАССИ (преимущественно американской ее части) обрушились атомные бомбы. Нельзя сказать, что имперская ПВО оказалась не готова к такому развитию событий: более трети ракет и самолетов  оказались сбиты еще над океаном, часть отклонилась от первоначальной цели, взорвавшись где-то в глуши. Однако и то, что осталось нанесло Империи немалый урон. Особенно пострадало западное побережье, куда наносился наиболее мощный удар. Большинство прибрежных городов оказалось разрушены, включая и главный технополис МАССИ на западном побережье: Сиэтл-Ванкувер-Виктория, где находилась мощнейшая военно-морская база на Тихом океане. Еще более болезненным оказалось разрушение Панамского канала: ядерная бомбардировка, истребившая большую часть местного населения, на годы вывела этот стратегический объект из строя. Развивая успех, японцы высадили десанты в Сальвадоре, Никарагуа и южной Мексике, объединившись с местными повстанческими армиями. В Азии же, японская армия, совместно со своими сателлитами, устремилась на юг, атакуя союзников и протектораты МАССИ в ЮВА.

 

Империя, разумеется, нанесла ответный удар по городам Японии и Китая, но разрушения военной инфраструктуры в Северной Америке, не позволили сделать этот удар по-настоящему убойным. Однако «марсиане» уже отошли от первоначального шока: в Панаме спешно высадились новые войска – фактически смертники, несмотря на выданное им противорадиационное снаряжение, новейшие лекарственные препараты и медицинское оборудование. И все равно большинство из них было обречено, знало об этом и гордилось этим. В Панаму направились настоящие фанатики Марса, верящие, что их жертвенность будет по достоинству оценена в том лучшем мире, куда они рассчитывали попасть. Они собрали остатки местного населения, дополнили его привезенными с собой чернокожими рабами и заставили их работать ради скорейшего восстановления Панамского канала.

 

Тогда же марсианские десанты высадились  в Центральной Америке, сходу вступив в схватку с японцами и повстанческими армиями. Подобные же бои разворачивались в джунглях Индокитая и на Малаккском полуострове, на Борнео, Сулавеси и Новой Гвинее, где японцам противостояли австрало-новозеландские и голландские войска.

 

Все это сопровождалось ожесточенными воздушными боями над Тихим океаном, Азией и Северной Америкой. Ежедневно тысячи бомбардировщиков сбрасывали свой смертельный груз на все, до чего могли дотянуться. А еще выше, в стратосфере и в безвоздушном пространстве шла иная война: спутники и пилотируемые корабли, наводя на цель воздушные армады, одновременно пытались уничтожить друг друга, выжигая лазерами элементы противовоздушной обороны противника.

 

В Европе наступило некоторое затишье: разве что царь Иван, пользуясь выводом части войск  МАССИ, перешел в контрнаступление и даже сумел отвоевать некоторые города, хотя, разумеется, переломить ход военных действий ему было не под силу. «Марсиане», перебрасывая войска на тихоокеанский театр, естественно стремились найти союзников, на которых можно было переложить  часть бремени по оккупации Европы. Они поддержали Пруссию, которая, на пару с Нидерландами, сумела «утихомирить» Германию, создав некоторое подобие ее объединения. Прусские и голландские части, также использовались и для усмирения Франции и Польши. В последней, впрочем, находились и свои «коллаборационисты» увидевшие в интервентах неожиданный шанс на построение империи «От можа до можа». Их противники, из украинцев, литовцев и белорусов, по-прежнему надеялись на Российскую империю, но об этих надеждах предпочитали помалкивать. В Италии, «марсианская» идеология неожиданно пришлась по душе иным романистам – ведь захватчики поклонялись богу Великого Рима! Из этих энтузиастов и было сформировано  новое правительство Италии, в которое вошли и некоторые деятели папской теократии. Во время своего визита в Рим Хенгест  поставил кардиналам ультиматум – интегрировать католическую церковь в ЕЕЦ, к тому времени переименованную во Вселенскую Церковь Бога Истинного. Это вызвало ряд восстаний, жесточайше подавленных,  после чего 11 июля 2011 года появилась булла «Об объединении» шокировавшая католиков во всему миру. Отныне главой Вселенской церкви хоть и считался Понтифик, но теперь он назначался императором – причем необязательно из римских кардиналов: папой мог стать любой из прежних епископов ЕЕЦ достаточно высокого сана. Те же, кто не признавал эту церковь, считался еретиком – со всеми печальными вытекающими. На Балканах «марсиане» принуждали к унии православные церкви, жестоко карая все попытки неповиновения.

 

К началу 2012 года японцы захватили практически всю ЮВА, угрожая вторжением в Австралию. Чтобы этого не случилось, МАССИ направила в Тихий океан свой Африканский Флот, с южноафриканскими войсками на борту. Выбор был не случаен: Панамский канал еще не работал, а большинство англо-американских войск пока оставались в Европе. Флот был без вопросов пропущен чилийцами, контролировавшими все проходы из Атлантического Океана в Тихий. Сын Адольфо Пиночета, Густаво, возглавивший Чили после смерти отца, позволил «марсианам» использовать чилийские военно-морские базы, тем самым, фактически, вступив в войну. Взамен он выторговал Чили право занять Французскую Полинезию. Также в марте 2012 года, чилийцы, совместно с эквадорцами, вторглись в союзное японцам Перу.

 

Африканский Флот объединился с австрало-новозеландским и двинулся к Гавайям,  главной базе японского флота на Тихом океане. Навстречу новому врагу уже двинулся японский Центрально-Океанский флот. Однако  первый сокрушительный удар по японцам – и по флоту и по базе на Гавайях был нанесен не с юга, а с севера.

 

"Секретное оружие" МАССИ родилось далеко на севере среди вечной тьмы и льдов Гренландии. Огромный остров, сначала арендованный, а потом и прямо приобретенный Англо-Саксонской Империей, был сплошь покрыт базами, большая часть которых скрывалась под толщами камня и льда. За более чем полвека остров был изрядно изрыт туннелями, один из которых в  1976 году и вывел "марсиан" к Большому Каньону Гренландии. Согласно  легендам, его увидел в своих видениях один из лучших медиумов МАССИ. Именно эта находка, по некоторым данным, и подтолкнула Империю к покупке Гренландии у Скандинавского Королевства. Пятнадцать лет ушло на оборудование  базы - и там же закладывалась гордость Имперского ВМФ - исполинские подводные авианосцы. К 2012 году их было построено пять -  "Арес", "Фобос", "Деймос", "Энио" и "Антерос". Титанические стальные чудовища могли нести до двухсот тяжелых бомбардировщиков с атомными бомбами - и это не считая собственной оснащенности ядерными ракетами: по полторы тысячи на каждом. Помимо всего вышесказанного данные корабли могли, поднявшись на поверхность, собраться вместе уже в  своего рода "суперавианосец",  настоящий "плавучий остров" способный дополнительно принять еще двести самолетов к уже имеющимся. 

 

Именно эти левиафаны, когда настал их час, покинули свое подводное логово в Гренландии, пройдя подо льдами Северо-Западного Прохода, никем не замеченные прошли Берингов пролив и, не поднимаясь на поверхность,  обрушили имперское возмездие  на японский флот и на Гавайи. А вслед за ними свой удар нанесла и армада идущая с юга.  Пока флот МАССИ добивал ослабленного врага, подводные чудовища, не давая японцам опомниться,  дали подряд сразу два ядерных залпа   - уже непосредственно по Японским Островам, а заодно и по Китаю. 

 

В мае 2012 года африканеры  высадились в Индонезии, придя на помощь  голландским "братьям по крови" и вместе с австралийцами самозабвенно погрузились в кровавую вакханалию "азиатской войны".  Меж тем "марсианский" десант оккупировал Гавайи, нарушив коммуникации между собственно Японией и ее частями в Центральной Америке. Но снабжение японских войск и их индейских пособников  продолжалось  разными обходными путями: по воздуху, подводным и надводным флотом, пробирающимся к Америке несмотря на ведущуюся "марсианами" подводную войну. Даже повторная бомбардировка Японии не повлияла на боеспособность местных войск, давно научившихся действовать в автономном режиме. В августе 2012 японо-индейским войскам удалось окружить и уничтожить англо-американскую армию в горах Гватемалы. Развивая успех, японцы вышли к Карибскому морю на широком протяжении, почти сбросив в море "марсианские" войска. В Мексике сформированная при поддержке Японии "Армия Ацтлана" захватила полстраны, отвоевав и Мехико. Недавняя атомная бомбардировка мексиканской столицы породила кровожадные эсхатологические культы, где эстетика постапокалипсиса причудливо смешалась с неоацтекскими культами и японской буддийско-синтоистской мистикой. Важным элементом данных культов был каннибализм - что отчасти  решало проблему со снабжением войск продовольствием. Против этих войск МАССИ бросило отборные части, набранные в Дезерете: мормоны, сполна хлебнувшие прелестей японской бомбардировки, не нуждались в особой мотивации,  чтобы воевать с азиатами. Фанатики-мормоны стали более чем достойным противником для японо-индейского альянса, нанеся ему ряд тяжелых поражений.

 

Не все было ладно и в Европе: в Германии, Италии и Испании поднялись бунты "старокатоликов" не признающих буллы «Об объединении». Оскорбленные религиозные чувства накладывались на испытанное этими народами национальное унижение. Точно также бунтовали греки и сербы, не согласные с унией. Румыны, напротив, быстро  признали унию, оживившую в Бухаресте почти забытый "романизм". Однако неожиданно появились проблемы с венграми: во-первых, не признавших унию; во-вторых, испугавшихся насаждения "великороманского шовинизма"; а в третьих, все больше проникавшихся идеями японского "панмоноголизма" в его российской интерпретации. То же самое касалось и оккупированных греками и армянами турок. Сама же Россия к тому времени, все более результативно огрызалась, вновь и вновь пытаясь перейти в контрнаступление на позиции МАССИ, где англосаксонские войска, ввиду трудностей на Тихом океане, пытались заменять польскими  частями, в тылу у которых  зашевелились украинские, литовские и белорусские повстанцы.

 

В усмирении бунтов и восстаний в Европе прошел для МАССИ конец 2012- первая половина 2013 года, да и впоследствии в ней было не все спокойно. 

 

Не сдавалась и Япония: несмотря на колоссальные разрушения, вызванные атомными бомбардировками, Империя все еще не исчерпала воли и силы к продолжению войны. В Индокитае была собрана пятимиллионная "Великая армия": японцы, китайцы, тайцы, въетнамцы, малайцы...МАССИ отработала по ним  ядерными ударами с подводных авианосцев в два приема, - первый раз в момент развертывания, второй уже на стадии форсирования Южно-Китайского моря, - но на этот раз ПВО Японской империи сработало на высоте и армия не досчиталась лишь полутора миллионов погибшими, обожженными и облученными до полной потери боеспособности.  Оставшиеся же три с половиной миллиона 30 сентября 2013 года высадились в Индонезии и неумолимым катком покатились на юг, не считаясь ни с какими потерями. За два месяца была вновь захвачена вся Голландская Ост-Индия,  а уже в декабре передовые части "Великой армии", погибая десятками и сотнями  тысяч преодолели  огонь береговых батарей "Крепости Австралия" и высадились на северном берегу континента.

 

Начало 2014 года ознаменовалось переломом в войне в Центральной Америке: в январе мормонские части  остановили, а потом и отбросили части Нового Ацтлана, вышвырнув его обратно в Гватемалу. Меж тем в Белизе и на Москитовом берегу, где еще держались войска МАССИ в помощь им высадились британские коммандос. К марту 2014 года МАССИ подавило основные очаги сопротивления в Центральной Америке, обезлюдевшей примерно на две трети. Не последнюю роль в победе "марсиан" сыграло и то, что  имперский флот, закрепившись на Гавайях, со временем  сумел перекрыть основные каналы помощи от Японской Империи. По сути это означало окончательный переход стратегической инициативы на Тихом океане от японцев к англосаксам. Однако ситуация в Австралии  оставалась крайне тревожной и в июне 2014 туда началась переброска войск из Центральной Америки. Туда же было направлено и новое подкрепление из Южной Африки. В грандиозной битве у Эрс-Рок катящиеся через центральную Австралию азиатские орды были сначала остановлены, а потом и отброшены обратно к северному побережью.

 

В этом наступлении Япония впервые применила свои новейшие разработки в области биокибернетической модификации человека. В японских "летающих госпиталях" солдатам, получившим самые тяжелые травмы, спешно и массово вживлялись относительно здоровые органы от свежих трупов, еще не тронутых разложением. Помимо этого в них вживлялись и разные механические суррогаты естественных органов,  а с ними - наблюдательные и прочие приборы. Этих "франкештейнов" накачивали  стимулирующими веществами, позволяющими им исправно функционировать в течении нескольких суток. Все вышеуказанные модификации сопровождались полным разрушением сознания и тем более воли "киборга", замененной на пару десятков простых команд. Полученное существо, - не рассуждающее, не подверженное панике, не нуждающееся во сне, обходящееся минимальным количеством воды и пищи ( получаемой, как правило из трупов ), - бросалось в бой. "Атака мертвецов у Эрс-Рок" 22 августа 2014 года была, без сомнения, одной из самых ужасающих страниц той войны. И хотя данная методика не спасла японцев от разгрома, все же она помогла им удержаться в Северной Австралии.

 

Меж тем в октябре 2014 года чилийско-эквадорские войска завершили оккупацию Перу, разгромив размещенный там японский контингент. А 7 ноября 2014 года было подписано историческое соглашение об объединении Эквадорского Королевства и Чилийского Государства в Тихоокеанскую Империю. Императором становился Эквадорский король Габриель Третий, тогда как Густаво Пиночет стал премьер-министром и фактическим диктатором  нового государства. По примеру "старшего брата" дочь Габриеля Мария-Луиза Морено выходила замуж за сына диктатора Адольфо Пиночета-второго. Ребенок от этого брака должен был унаследовать объединенную империю. Впрочем, до тех пор предстояло решить более насущные проблемы: ведь именно на новую империю теперь ложилось основное бремя улаживания того кровавого кошмара в который погрузилась большая часть Южной Америки.

Для МАССИ и ее союзников 2015 год начался относительно неплохо: удалось удержать Австралию, крахом окончилась попытка Японии отбить Гавайи, а главное – в войну вступила Индия, вторгшаяся в Таиланд со стороны Бирмы. Однако до окончательной победы было далеко – и это подтвердил новый фронт, открывшийся в регионе, о котором в общей мировой бойне малость подзабыли.

 

Неоднократная переброска на Тихий океан южноафриканских частей объективно ослабила силы МАССИ в Африке. Хенгест Хейткрафт думала, что после бомбардировок Дагомеи и жестокого подавления негритянских восстаний, черные уже не поднимутся – и думал совершенно зря. С помощью беженцев из КША и Вест-Индии, Дагомея сумела относительно быстро отстроиться, -  используя труд чернокожих рабов не хуже своего главного антагониста, - белые плантаторы наладили экономику и в скором времени, забытая ведущими мировыми державами, Панафриканская империя вновь воспрянула духом. Король Беханзин, к слову, скончался еще в 2010 году и на трон вступила его дочь Дикеледи – 35-летняя амазонка, положившая все силы на то, чтобы приумножить наследие своих предшественников. В этом ее поддерживала не только черная, но и белая элита: так «Дочери Дианы»,  объявшие своим учением большую часть белого женского населения, горели жаждой мести за погибшую Конфедерацию.

 

В апреле 2015 года, почувствовав ослабление Южной Африки, черные вновь восстали: в Мозамбике, Намибии, Северной Родезии...Тогда же императрица Дикеледи выступила со своей знаменитой речью:

 

«Когда львенок был мал, гиены и шакалы насмехались, говоря, что ему никогда не стать сильным. Но ныне львенок стал свирепой львицей, прекрасной в своей священной ярости. Я – эта львица, несущая под сердцем боль нашей Африки, Черной Матери всего рода людского. Веками неблагодарные дети унижали и насиловали ее, заковывали в кандалы и  пороли до смерти, расстреливали и сжигали заживо. Но сейчас пришел час расплаты! Вы, львы и пантеры, крокодилы и черные мамбы, в ваших жилах воды великих рек Африки, а в членах – мощь ее великих гор и лесов. Вы ее войско – и вы ее дети, мои дети! Восстаньте же, дабы отомстить за все муки, причиненные Матери и пусть все, что они сделали с вами воздастся им стократно. Наши когти остры и зубы жаждут белой плоти гонителей, наши боги благословляют нас на эту священную бойню. Черная Львица пробудилась –  пусть весь мир услышит ее рев и ужаснется ему!»

 

Эта речь была произнесена 25 апреля 2015 года, а уже в следующем году свирепые черные орды вторглись в Намибию и Северную Родезию. Вожди Дагомеи долго готовились к этой войне, а их белые подданные приложили немало сил для приумножения африканского арсенала. Немалый вклад в это внесла и Япония, через своего эфиопского сателлита передавшая дагомейцам немало технологий, ну а бывшие конфедераты, нашли не один способ как адаптировать их к уже имевшимся видам вооружений. Мотивация бывших плантаторов была не бескорыстна: их манили земельные владения родезийцев и южноафриканцев, обещанные  королевой Дикеледи. 

 

Имелся у Дагомеи и свой атомный арсенал: как свой, созданный еще при короле Глеле, так и вывезенный из КША. Кой-какую помощь в этом направлении, опять же оказала и Японская Империя.

 

Под двойным натиском, - панафриканцев снаружи и собственных повстанцев изнутри, Северная Родезия и Ньясаленд пали уже летом того же года, чуть позже пал и Мозамбик. Дольше держалась Южная Родезия, но там удалось убедить часть верхушки, что она сохранит свои владения, если войдет в соглашение с Дикеледи. Переговоры эти велись еще до войны, с обеих сторон договаривались белые люди, так что общий язык нашли сравнительно легко. Не со всеми, разумеется, нашлись в Южной Родезии и свои непримиримые. Судьба их была ужасна – Дикеледи ничуть не шутила, когда говорила о «стократном возмездии», причем мало кто вникал в степень конкретной вины отдельно взятых белых людей.  В сентябре пала Намибия и войска Панафриканской Империи вышли на границы непосредственно ЮАС, полыхавшего от непрерывных восстаний.

 

МАССИ уже не могла прийти на помощь своему южноафриканскому анклаву – свирепые войны в ЮВА и участившиеся восстания в Европе, вкупе с начавшимся вновь русским наступлением отнимали слишком много сил и ресурсов. Было принято иное решение  – найти союзника, который  сделал бы грязную работу по усмирению Дагомеи. Единственная же африканская сила, способная выступить против Дикеледи находилась на севере Африке – в Египетском Халифате. Египту была обещана вся Французская Западная Африка – и сверх того, все, что он сумеет взять в Дагомее. Король-халиф Фарук Четвертый подписал договор с императором Хенгестом, получив от него кучу оружия, советников и технологий, а заодно и территорий в Северной Африке – до Алжира включительно. Марокко оставалось независимым, однако секретными протоколами предусматривалось и его передача под державную руку Египта. Как итог  –  4 октября король-халиф объявил Всеафриканский джихад. Однако первой его жертвой стала вовсе не Дагомея – для начала Фарук решил перекрыть ей канал поставок технологий из Японии, а заодно и отомстить за давнее поражение. Поэтому 15 октября войска СКЕСС и ОАМ вторглись в Эфиопию. На этот раз Япония ничем не могла ей помочь – к началу 2016 года Эфиопия была оккупирована, на ее престол воссел негус-мусульманин, тут же признавший себя вассалом «величайшего халифа».

 

Но, эффектно разгромив Эфиопию, Фарук потерял время, ставшее для него роковым. Его сложно за это судить – даже в самой Южной Африке не все понимали, сколь ослабили ее переброска войск в Австралию и ЮВА. Двух с небольшим месяцев оказалось достаточно, чтобы войска ЮАС, потерпевшие жесточайшее поражение, откатились к самому югу континента к границам ранней Капской Колонии. Все же остальное: Трансвааль и Оранжевое Государство, Натал и Бечуаналенд  оказались под пятой «Матери Африки», со всеми ужасающими вытекающими. Но самое главное – теперь у Дикеледи освободились силы, которые можно было перебросить на север. Фарук потерпел поражение при попытке вторгнуться в Кению, а уже 14- 27 января у озера Чад разыгралось величайшее сражение в истории Черного Континента, с применением танков, авиации и даже ядерного оружия. В Чаде был утоплен египетский джихад, когда арабы потерпели одно из самых сокрушительных поражений за всю свою историю. К тому времени уже восстал и Южный Судан и Эфиопия и много кто еще. Армия Матери-Африки, разлилась по всему Магрибу черным потопом, предел которому положили лишь воды Средиземного моря.

 

Теперь Дагомея стала поистине Панафриканской империей. Ни Эфиопия, ни бывшие французские колонии, разумеется, не получили никакой независимости. Не была она дарована и самому Египту: 15 мая 2016 года императрица Дикеледи была коронована перед Сфинксом священной короной с уреем фараонов, как царица Верхнего и Нижнего Египта. Короновала ее  Кара Рандольф, верховная жрица «Дочерей Дианы».

 

«Ибо великий ветер вечности сметает с лица земли прах суетного и преходящего, обнажая истинную власть и истинное божество. Как дурной сон развеивается чужеземное наваждение и мать природы, госпожа всех стихий, единый образ всех богов и богинь, великая и прекрасная Исида, сходит в свою священную обитель».  

 

Лишь небольшой клочок земли, жмущийся к мысу Доброй Надежды, остался у МАССИ в Африке: на остальной континент простерлась власть Панафиканской империи. Дикеледи сдержала слово, данное ее белым сторонникам – плодородные земли Южной Родезии и Южной Африки были отданы бывшим плантаторам КША. Судьба ее бывших владельцев была разной: те из родезийцев, кто вовремя сменил сторону, остались при своем – разве что им пришлось смириться, что их дочери будут обучаться в «Храме Дианы». Что же до тех южноафриканцев, кто не успел отступить в Кап и кто не пал жертвой резни сразу, то их судьба осталась незавидной. Все старшее поколение было казнено, без разбора пола, возраста и социального положения: исключение было сделано лишь для технических специалистов на промышленных предприятиях Претория-Витватерсранд-Ференихинга, коим обеспечивали сравнительно сносное существование.  Молодые женщины розданы в гаремы черных владык, а дети  – отданы на воспитание «Дочерям Дианы». Что же до молодых людей, то им пришлось жениться на «Дочерях» помоложе, отдавая земли своих отцов и себя самих под власть жестоких женщин, которых пропаганда МАССИ не именовала иначе как «ведьмами».

 

В Южной Африке была реализована матриархальная утопия, с давних пор вынашиваемая высшим кругом посвящения «Дочерей Дианы»: общество «новых амазонок», властных плантаторш и жриц кровавой богини, осуществляющей свое жестокое господство над обращенными в унизительное рабство белыми мужьями. 

 

Не менее жестокие расправы проходили и в северной Африке – шла массовая резня негров, арабов и туарегов, кто не желал отречься от ислама. Дикеледи не знала компромиссов – даже пытавшееся добиться некоторого снисхождения королевство Марокко, было  разгромлено, король казнен, а жители обращены в рабство. Верховным божеством всей Африки отныне становилась Великая Богиня: именуемая Исидой и Дианой, Оей и Гекатой, Ошун и Мами Вата. Для католиков и эфиопских православных, впрочем, было сделано снисхождение: им разрешалось почитать это божество под именем Девы Марии и разных святых женщин. Что же до протестантов, не имеющих подобной лазейки, то им снисхождения не делалось: протестантизм, к тому времени во всем мире прочно ассоциировался со Вселенской церковью МАССИ. 

 

С захватом в июне 2016 года Мадагаскара, все еще остававшегося под властью французской колониальной администрации, а также всех прилегающих островов, типа Коморских Африка была практически объединена. Теперь Дикеледи обратила свой взор за океан: на север Бразилии где местные черные вожди отчаянно призывали на помощь ту, кого они считали воплощением Йемайи и Помба Жира, дабы она установила, наконец, мир и порядок на истерзанной войной земле.

 

Крушение ЮАС застало врасплох МАССИ и лично короля Хенгеста, по репутации которого был нанесен сокрушительный удар. Начались волнения в южноафриканских войсках: узнав об участи своих родных и близких, буры рвались на родину, чтобы отомстить "ниггерам" и белым предателям". Однако положение дел на Тихоокеанском фронте оставалось крайне неустойчивым, чаша весов могла качнуться в любую сторону и Империи ни один солдат  не был лишним. И ни один ядерный заряд - поэтому ответный удар по Африке оказался достаточно щадящим: во всяком случае, устойчивости новорожденной империи он серьезно не поколебал, верхушка империи большей частью уцелела, а кой-какие стратегические объекты даже удалось защитить. Гибель же пары десятков миллионов африканцев Панафриканская империя пережила относительно спокойно.  Дикеледи даже не отказалась от своих планов высадки в Бразилии, что и произошло в декабре 2016 года.

 

Буры, узнав о том, что их не возвращают на родину подняли несколько мятежей, жестоко подавленных.  Одновременно их обрабатывали пропагандой, что африканские успехи - тоже дело рук японцев ( что отчасти было правдой), что путь к мести и отвоеванию Южной Африки лежит через Восточную Азию. Про себя же верхушка МАССИ утешалась мыслью, что большая часть погибших белых была бурами,  в жилах которых хоть и текла толика марсианской крови, но которые  не были англосаксами. Все же, ради успокоения южноафриканцев, на Мыс Доброй Надежды отправилось несколько дивизий: их было недостаточно, чтобы отвоевать страну, но по-крайней мере, они укрепили Капскую колонию, превратившуюся в "осажденную крепость" в Южной Африке.

 

Все эти волнения и переброска сил сыграли свою роль в январе 2017 года, когда  японцы перешли в наступление, захватив большую часть Австралии. С большим трудом МАССИ удалось закрепиться в Голубых Горах и на Муррее. Азиатский фронт пожирал все больше ресурсов Империи вынуждая ее ослаблять свои силы на иных фронтах. 7 января 2017 года русские  прорвали фронт, устремившись на Запад. В январе-марте армия царя Ивана очистила от врага всю территорию Российской Империи и вторглась в бывшее Государство Четырех Народов.  12 апреля пал Минск, а 20-го - Киев, русские войска также вошли в Литву и Восточную Польшу. Началось наступление и на Финляндию. 

 

5 марта 2017 года ОАМ  принял протекторат Иранского Имамата, опасаясь, что в противном случае аравийским монархиям придется иметь дело с мощью объединенной и языческой Африки. После Имамат планировал вторжение в Израильское Царство, но японцы уговорили его атаковать Индию, где имелось множество угнетенных мусульман.  

 

Панафриканская империя, в свою очередь, закрепилась в Северной Бразилии и бывшей колониальной Гвиане, выковывая из местных негров, а также беженцев из КША и Карибов единую могучую армию.

 

И все же, несмотря на эти успехи прояпонского блока, судьба самой державы Восходящего Солнца была  уже решена.

 

К тому времени уже никого нельзя было удивить войной в космосе -  спутников и пилотируемых аппаратов. В середине 2016 года эпизодические боестолкновения достигли даже Луны! Однако в мае 2017 года на орбиту поднялась новейшая боевая спутниковая система МАССИ - "Эрида-9". 7 июня 2017 года компьютерные сети японских спутников были атакованы новым вирусом, внесшим полный разлад в их работу и тут же лазеры "Эриды"  выжгли сложную электронику японских спутников, превратив их  в тонны вращавшегося на орбите мертвого железа. 

 

В японском генштабе не успели осознать весь масштаб катастрофы, когда из океана  вынырнул исполинский  суперавианосец, состоявший из пяти подводных авианосцев поменьше. Армады бомбардировщиков устремились на запад и на беззащитную Японию, оставшуюся  фактически без ПВО, обрушились атомные бомбы, в количестве превосходящем всякое воображение.  

Отбомбившись, самолеты поднялись в стратосферу, возвращаясь на базы и пропуская летевшие за ними крылатые ракеты с давшего второй залп «мегаавианосца». Новый атомный удар пришелся не только по Японии, но и восточному Китаю, превратив в радиоактивный пепел большинство городов и истребив сотни миллионов людей. Третий удар, нанесенный уже с территории Северной Америки, был в разы слабее, окончательно зачищая пораженную территорию.

 

Известие о гибели их родины быстро достигло и японских командиров в Австралии и ЮВА. Несмотря на свой  шок, горе и отчаяние многие еще были готовы сражаться: хотя бы ради того, чтобы отомстить. Но и такой возможности у них не было: залп «Эриды», уничтожив спутниковую систему Японии, ослепил и оглушил ее многомиллионные армии, а уничтожение командных центров на самих Островах многократно усугубило ситуацию. Англосаксы получили возможность расстреливать вражеские армии как в тире, почти без угрозы для себя – и этой возможностью они с удовольствием и воспользовались.  К осени 2017 года вся Австралия была очищена от азиатских армий, а вскоре войска МАССИ начали высадку в Новой Гвинее и других островах. Тем временем индийские войска захватили Таиланд и продвигались к Вьетнаму.

 

Ядерные бомбардировки Японии и Китая уничтожили не только империю, но и все ее династии: как собственно японскую императорскую семью, так и Цинов. Однако, в ноябре 2017 года выяснилось, что один из членов японской императорской семьи выжил. Принцесса Химико, младшая дочь императора Кумихито, во время бомбардировок как-то очутилась в России, в самой,  что называется,  «глубине сибирских руд». Царь Иван, бывший, как языческий правитель многоженцем, объявил, что берет Химико в свои законные супруги. От ее же имени он объявил себя наследником Японской империи, а поскольку в жилах Химико текло и немного маньчжурской крови –  наследником и Цинов тоже. Японские войска, стоявшие во внутреннем Китае и Монголии, признали Ивана своим монархом, готовые продолжать войну от его имени.

 

Это вызвало бешеную ярость императора Хенгеста, уже считавшего себя победителем «Желтого Дракона». У монарха к тому времени сформировался «пунктик», основанный на убежденности в том, что сокрушение «языческой империи» Востока, которую он считал источником всей скверны на Земле – есть миссия, возложенная на него Богом. В том, что один из членов омерзительной династии выжил Хенгест видел прямой знак: Марс желает, чтобы точку в этой войне поставил лично император  – и никак иначе. И, разумеется, Хенгест опрометью кинулся исправлять  свою оплошность.

 

Взяв наиболее фанатичных «марсиан» из имперского флота, Хенгест взошел на борт подводного авианосца «Арес» в Ванкувере. Заново укомплектованный полным набором ядерного оружия, 21 декабря 2017 года корабль ушел под воду – с тем, чтобы всплыть лишь в Северном Ледовитом Океане. Оттуда планировал Хенгест нанести ядерный удар по России, «обрушив мощь божественного огня на вековой оплот мрака».

 

«Арес» двинулся на север, прошел Беринговым проливом, но, выйдя в  Восточно-Сибирское море, внезапно пропал со всех экранов и радаров – и на земле и в космосе. Самые тщательные поиски ничего не дали – подводный авианосец, с «величайшим завоевателем в истории человечества», бесследно канул в ледяной пучине.

 

Император оставил после себя обширное потомство: с тех пор как Церковь Святых Последних Дней была интегрирована во ЕЕЦ, последняя переняла некоторые мормонские догматы – в том числе и дозволенность многоженства. Прямого преемника Хенгест не назвал, не каждый из его наследников имел полностью законное происхождение, были и иные тонкости – в общем, за спорами кому предстоит возглавить МАССИ, было не до дальнейших завоеваний. Формального перемирия не подписали, но де-факто война прекратилась. Взошедший на трон 16 февраля 2018 года новый император, Эдгар, объявил, что МАССИ победила, а марсианская кровь слишком ценна, чтобы и дальше доказывать эту очевидную истину «земнородным отродьям». Начались сначала тайные, а потом и все более явные переговоры о мире с Россией и Африкой.

 

В последующие два года закреплялся полученный передел мира. МАССИ формально могла считаться победителем: по итогам 16-летней войны, она получила всю Северную Америку – от Аляски до Панамского Канала, почти зачищенную от «земнородных». Также за МАССИ осталась практически вся Европа, вся Океания, под ее фактический контроль переходила Индонезия, Филиппины и половина Индокитая, по-братски разделенная с Индией. Последняя, к слову, в 2018-2019 гг разгромила Иранский Имамат, провозгласив создание «Арийской Империи» от Бенгальского Залива до Средиземного Моря. Там индийские владения смыкались с чудом выжившим во всей этой мясорубке Израильским Царством, оставшимся в прежнем статусе имперского владения. Местный иудаизм, к тому времени, давно стал частью Вселенской Церкви.

 

МАССИ забрала себе и Японию с Кореей и восточным Китаем   – несмотря на то, что состояние тамошнего «общества» представляло собой нечто среднее между каменным веком и шестым кругом Дантовского Ада. В Африке МАССИ по-прежнему принадлежала Капская колония. Многие  африканеры, выжившие в «японской мясорубке» не пожелали возвращаться на родину, расселившись в Австралии и Новой Зеландии.

 

Оставшаяся Африка, со всеми прилегающими островами, пребывала под властью Панафриканской империи или, как ее именовали еще по старинке – Дагомеи. Кроме Африки в ее состав входил северо-восток Южной Америки: Северная Бразилия, все три Гвианы, почти вся Венесуэла и кусок Колумбии. Здесь образовалось Амазонское Королевство, во главе с одним из потомков гаитянской императорской фамилии. Местная религия  представляла собой дикую смесь из вуду, сантерии, макумбы, кимбанды и индейско-креольского «народного католицизма».

 

Оставшуюся часть Южной Америки контролировала Тихоокеанская империя. В 2017 году Аргентина в союзе с Боливией попыталась взять сторону Панафрикании за что и жестоко поплатилась: Тихоокеания отторгла у нее провинцию Чубут и ряд городов вдоль западной границы. Также южноамериканская империя поглотила западную Боливию, большую часть Колумбии, кусочек Венесуэлы и самый западный кусок Бразилии. На оставшейся же части Южной Америки сформировалась так называемая «Пампасская федерация», в составе урезанной Аргентины, Парагвая, Уругвая, восточной Боливии и южной Бразилии. Данное образование также опекалось Тихоокеанской империей, считавшейся «младшим партнером» МАССИ в Западном полушарии.

 

Российская империя приросла большей частью Китая, Монголией, Закавказьем, Украиной, Белоруссией, Литвой, Латвией, Эстонией и восточной Финляндией. Все местные неоязычники получили второе дыхание, радостно влившись в культ Донного.

 

Таким, если вкратце, был мир, сформированный к 2020 году.

 

Император Эдгар,  ставленник «умеренной» партии, с момента восшествия на трон решил, что доказать превосходство Империи над остальным миром можно и по-иному – отправив пилотируемый корабль на Марс. Соответствующие работы велись задолго до войны, кое-что делалось и во время нее, а бешеное развитие технологий, подхлестнутое опять же войной, позволило завершить проект в предельно сжатые сроки.

 

30 апреля 2018 года с австралийского космодрома Эрс-Рок стартовал космический корабль «Гарольд Хейткрафт». На Марс он опустился 20 августа 2020 года в так называемом «Лабиринте Ночи». Место было выбрано не случайно – именно там в свое время сел первый имперский марсоход несший частицы «священной плоти» Пророка.

 

История сохранила запись первой трансляции на Землю экипажа «Гарольда Хейкрафта» по прибытии на место:

 

«Не могу передать словами свои чувства,  - вдохновлено говорил командир экипажа, внучатый племянник Хенгиста, Джозеф Хейткрафт, - как будто вернулся домой после невероятно долгого отсутствия. Здесь все как я и представлял, разве что немного темно. Наш медиум уверяет, что видит что-то в этой тьме, но  все мы, преисполненные волнения, верим, что тени наших великих пре…»

 

Но тут связь прервалась… 

 

 

Изменено 15 May 2020 пользователем Каминский

[protopope]

Аплодисменты!

[sanitareugen]

Сочно. 

[Каминский]

С датами точно всё в порядке?

Сорян  Мой всегдашний бич.

спасибо

[agnez]

Не имеет смысла особо останавливаться на ходе военных действий, внешней и внутренней политике Конфедерации под руководством Роберта Тумбса – достаточно сказать, что все вышесказанное отличалось от политики Дэвиса.

Ога, ога. Ибо даже поверхностный разбор положения дел сделает все ниже написанное сказкой написанной палочкой на песке. Ибо рулит экономика и финансы, с которыми у конфедератов было все плохо с самого начала. 

Изменено 10 Apr 2019 пользователем agnez

[Каминский]

Ибо рулит экономика и финансы, с которыми у конфедератов было все плохо с самого начала. 

Эти заклинания я слышу в каждой теме про "победивший Юг", но здесь они не действуют.

 

[литовец]

КША могла выиграть только при одном условии, если свободные штаты мохнут рукой  и не захотят больше воевать-

[марик]

Это будет прекрасный мир, где второй Рейх победит и мир станет немецким. И наступит всеобщее счастье для немецкого народа. Зато миллионы во ВМВ не погибнут. 

[monamy]

Это будет прекрасный мир, где второй Рейх победит и мир станет немецким. И наступит всеобщее счастье для немецкого народа. Зато миллионы во ВМВ не погибнут. 

Ну судя по  описанию развилки второй рейх здесь чувствую может и не появится 

[Просто Некромант]

Север имеет 22 миллиона населения против 9 миллионов южного, при этом на Юге всего 5 миллионов белых... И их лояльность не абсолютна - десятки тысяч южан в процессе ушли под знамёна другой стороны.

 

Север имеет флот. Юг нет. И у Юга достаточно серьёзного флота не будет - им и на броню реаловых немногочисленных броненосцев приходилось переплавлять рельсы с второстепенных железнодорожных веток, что позднее сыграло свою роль в транспортном коллапсе. Значит - будет блокада и сделать с ней что-то невозможно. И прибрежные города под угрозой.

 

Север производит всю номенклатуру необходимого оружия и боеприпасов, у Юга с этим огромные сложности. В процессе войны наладили стрелковое оружие, боеприпасы, что-то мелкосерийное из артиллерии, но это слёзки.

 

Солдаты северян полноценно питаются, солдаты южан даже на своей территории испытывают проблемы с питанием. И чем дальше тем больше. При вторжениях на территорию Севера положение с продовольствием принимало совсем катастрофический характер и армия жила подножным кормом.

 

Внутреннее единство у Конфедерации тоже достаточно так себе.

 

Французам не до поддержки конфедератов - у них мексиканская авантюра в разгаре, пожирающая ресурсы и транспортные возможности флота, плюс Северная Африка, плюс европейские игры. Англичанам, в целом, тоже - источники хлопка появляются и другие (Египет, Индия).

 

Ну и в дополнение - даже если Юг включит читы и устоит, с точки зрения экономики его ждёт очень весёлая, но короткая жизнь. Вся экономика ориентирована на экспорт хлопка, но его предложение на рынке растёт. Никакого другого внятного экспортного продукта у Юга нет. Промышленности серьёзной нет. Кадров для промышленности крайне мало. Денег у государства нет и не будет, так как с севера крайне недружественное государство, против которого нужно вооружаться и тонкий ручеёк поступлений от экспорта хлопка уйдёт на армию. Наличие четырёх миллионов рабов приведёт, скорее, к попытке на плантациях вместо хлопка выращивать что-то ещё, но убьёт перспективы развития промышленности - для этого просто будут слишком слабые стимулы. Да и населения для развития промышленности откровенно маловато, и перспективы роста населения так себе (мигрантам мало смысла ехать на нищий Юг). Посыпется в первые же послевоенные годы - штаты начнут обратно в Союз проситься.

[Стержень]

Он уделял слишком мало внимания ослабевающей экономике Конфедерации;

Могу напомнить, что по Конституции Конфедерации он и не имел права этого делать

Это будет прекрасный мир, где второй Рейх победит и мир станет немецким. И наступит всеобщее счастье для немецкого народа. Зато миллионы во ВМВ не погибнут.

Развилка слишком близко-ни на что в Европе так кардинально повлиять не успеет

Посыпется в первые же послевоенные годы - штаты начнут обратно в Союз проситься.

Ну не будем сбрасывать со счетов возможность развития а-ля Латинская Америка в ее плохих проявлениях

Что тоже не супер, но все же не так апокалиптично

 

[Каминский]

штаты начнут обратно в Союз проситься.

Не начнут. Некуда будет проситься. Север впадает в полное ничтожеств и сыпется ко всем чертям.

 

Изменено 10 Apr 2019 пользователем Каминский

[марик]

Ну судя по описанию развилки второй рейх здесь чувствую может и не появится

Каким образом америка может помешать его появлению? 

[Каминский]

Ну судя по  описанию развилки второй рейх здесь чувствую может и не появится 

Развилка слишком близко-ни на что в Европе так кардинально повлиять не успеет

Каким образом америка может помешать его появлению? 

Да Рейх-то на месте, что с ним станется.

Могу напомнить, что по Конституции Конфедерации он и не имел права этого делать

Права не дают, их берут:

Деятельность Дэвиса за пределами театра боевых действий вызывала многочисленные нарекания; даже друзья отрицательно отзывались о его стремлении лично контролировать каждое действие подчинённых. Экономические вмешательства, регулирование и государственный контроль рабочей силы, производства и транспорта в Конфедерации были намного более распространены, чем в Северных штатах; фактически Дэвис, в довоенные годы создавший себе репутацию защитника суверенных прав штатов, в попытках мобилизовать достаточно сил для ведения войны ввёл бо́льшую централизацию власти, чем та, против которой некогда протестовал. 

[Nagel]

Не имеет смысла особо останавливаться на ходе военных действий, внешней и внутренней политике Конфедерации под руководством Роберта Тумбса – достаточно сказать, что все вышесказанное отличалось от политики Дэвиса. Уже в 1862 году произошел резкий перелом в пользу Юга.

Атомный реактор на схеме условно не показан. 

[Просто Некромант]

Ну не будем сбрасывать со счетов возможность развития а-ля Латинская Америка в ее плохих проявлениях Что тоже не супер, но все же не так апокалиптично

Ну, смотря кто... В той же Бразилии тем временем мракЪ и кошмарЪ творится с десятилетиями стагнации, сменяющейся падениями... Франсиа и Лопесы тоже построили довольно неприятный режим. Аргентина не вылезает из гражданских войн десятилетиями. В Мексике перманентный бардак, мятежи, гражданские войны и иностранные интервенции. И это только то, что вспоминается навскидку.

Не начнут. Некуда будет проситься. Север впадает в полное ничтожеств и сыпется ко всем чертям.

Юг не настолько для Севера важен, чтобы без него северяне не могли прожить. Юг уже не единственный поставщик хлопка в промышленно значимых количествах. И рынок сбыта не самый ценный.

[monamy]

Каким образом америка может помешать его появлению? 

Франко-Прусская у вас проходит также, как в РИ? 

Каким образом америка может помешать его появлению? 

Ну  я просто из этого отрывка думал, что в этой АИ будет  иной исход Франко-Прусской с победой Франции. Но видно не судьба

"Когда в 1866 году ввиду неизбежности войны между Францией и Пруссией французские войска вывели из Мексики, их сменили войска КША и Англии."

[Каминский]

Юг не настолько для Севера важен, чтобы без него северяне не могли прожить.

Настолько.

Юг уже не единственный поставщик хлопка в промышленно значимых количествах

Зато Северу надо сбывать на юг свою промышленную продукцию:

Франко-Прусская у вас проходит также, как в РИ?

Да.

[Nagel]

Юг не настолько для Севера важен, чтобы без него северяне не могли прожить. Юг уже не единственный поставщик хлопка в промышленно значимых количествах. И рынок сбыта не самый ценный.

Как то беседовал с американцами насчет их ГВ. Я спросил у них - как бы существовала Конфедерация как независимое государство. Мне ответили - никак. Мы (США) не може допустить попадания устья Миссисипи в руки иностранной державы. Любой. Поэтому с КША воевали бы до их полного разгрома.

И ИМХО даже в случае победы в Гражданской Войне и удачной сецессии, янки непременно попытались бы взять реванш. Тут вопрос не в неграх, а в недопустимости сецессии, и недопустимости, в конечном итоге отказа от доктрины Монро - Конфедерация союзник Англии и Франции. 

[Стержень]

Деятельность Дэвиса за пределами театра боевых действий вызывала многочисленные нарекания; даже друзья отрицательно отзывались о его стремлении лично контролировать каждое действие подчинённых. Экономические вмешательства, регулирование и государственный контроль рабочей силы, производства и транспорта в Конфедерации были намного более распространены, чем в Северных штатах; фактически Дэвис, в довоенные годы создавший себе репутацию защитника суверенных прав штатов, в попытках мобилизовать достаточно сил для ведения войны ввёл бо́льшую централизацию власти, чем та, против которой некогда протестовал.

С другой стороны-возможно именно благодаря этому Юг продержался 4 года, а не коллапсировал раньше

[марик]

Франко-Прусская у вас проходит также, как в РИ?

Ну никак не сможет повлиять победа юга на Германию с Францией. Тем более и в реале вышли из Мексики

[Каминский]

янки непременно попытались бы взять реванш

Если бы  было кому брать

Ну  я просто из этого отрывка думал, что в этой АИ будет  иной исход Франко-Прусской с победой Франции. Но видно не судьба "Когда в 1866 году ввиду неизбежности войны между Францией и Пруссией французские войска вывели из Мексики, их сменили войска КША и Англии."

И по прочтении этого отрывка я понял, что дальше цитируемой ранее фразы мало кто прочел

Коллеги, не старайтесь. Юг победил. Здесь это данность

Изменено 10 Apr 2019 пользователем Каминский

[Просто Некромант]

Настолько.

Сырьевой придаток, производящий хлопок, который можно купить и в других местах? Не, значение крайне ограниченное и как раз перед самой войной резко снизившееся.

 

Замечу, кстати, что четыре года войны не вызвали на Севере не только экономического коллапса, но и кризиса.

Зато Северу надо сбывать на юг свою промышленную продукцию:

Север прекрасно может её продавать и у себя, и в Латинской Америке. Юг относительно Севера беден. Рынок - это не когда много людей, а когда много денег.

Как то беседовал с американцами насчет их ГВ. Я спросил у них - как бы существовала Конфедерация как независимое государство. Мне ответили - никак. Мы (США) не може допустить попадания устья Миссисипи в руки иностранной державы. Любой. Поэтому с КША воевали бы до их полного разгрома. И ИМХО даже в случае победы в Гражданской Войне и удачной сецессии, янки непременно попытались бы взять реванш. Тут вопрос не в неграх, а в недопустимости сецессии, и недопустимости, в конечном итоге отказа от доктрины Монро - Конфедерация союзник Англии и Франции.

Подписываюсь под каждым словом. Впрочем, у Конфедерации и отбиться шансов не было - удавка блокады работает хоть и не как часы, но достаточно эффективно.

[Каминский]

Замечу, кстати, что четыре года войны не вызвали на Севере не только экономического коллапса, но и кризиса.

Значит вызовет позже. Что и произошло.

Юг относительно Севера беден

 

 и в Латинской Америке

Да, конечно, Латинская Америка это отличная альтернатива)))

Север прекрасно может её продавать и у себя

А смысл?

Касаемо шансов Юга, если вам всем так уж нужна конкретика.

генералы-южане Борегар и Джонстон понимали, что северяне спешно готовят новые силы, поэтому необходим новый мощный удар, чтобы не позволить Союзу развернуть свои необъятные ресурсы. 30 сентября на заседании у президента Дэвиса Джонстон предложил усилить войска у Манассаса новобранцами до 60 тыс. человек (тогда их было около 40 тыс.) и бросить на Вашингтон. Его поддержали другие генералы, но Дэвис заявил, что не может бросить все силы на одно направление и пренебречь другими. В принципе он был прав, но, по мнению многих историков, после разгрома у Булл-Рана и утеса Боллс столицу Союза можно было захватить чуть ли не голыми руками.

 

Изменено 10 Apr 2019 пользователем Каминский

[Звёзды Светят]

Никакого другого внятного экспортного продукта у Юга нет

 

Сахар, красители.....