конкурс Рассказы с конкурса "Сибирский детектив"

[Magnum]

Рассказы с конкурса "Сибирский детектив":

Изменено 4 Jan 2021 пользователем Magnum

[Magnum]

Большие гонки

 

_________

 

 

  Мачтовые сосны, пушистые ели, кудрявые березки и клены в поясе высоких трав проносились перед взором, оставаясь позади с верстами пройденного пути. Шустрый автомобильчик с пучеглазыми фарами мчался по проложенной в просеке могучего леса дороге. Бравый шофер старался удержать свою машину ровно на полосе движения,  но на пути попадались крестьянские розвальни в упряжках или колесные тракторы. Чего только не увидишь на дорогах старого Сибирского шоссе! Тут проезжали старые конные омнибусы и их моторные собратья с красными крестами. Тянулись за четверками тяжеловесных лохматых битюгов ломовые подводы с обернутыми рваными грязными брезентами кузовами. У некоторых притрактовых деревень путь преграждали валоки деревьев, стволы которых по каткам неуклюже тянули за собой пыхтящие паровые вездеходы. На окрестных полях через дорогу беззастенчиво маршировали тучные стада коров и живые грязные облачка овечьих отар, погоняемые пастухами разных полов и возрастов, пешими и конными, но одинаково громко сквернословящими. Все эти колесные, лапотные и копытные участники движения все же обнаруживали себя издали, и экипаж мог заранее притормозить и объехать их. А вот старая брусчатка из-под истертого битума покрытия возникала под колесами внезапно – со всей оснасткой автомобиля этого увидеть не получалось. От этих каменюг и ям самых прихотливых форм и размеров автомобильчик трясло так сильно, что становилось страшно за целостность путешественников. Трясло так, что казалось пломбы повыпадают вместе с зубами. Между селом Упоровкой и Большими Бодунами автомобильчик вьехал в яму таких неприличных глубин, что скрылся в ней целиком и рисковал остаться на ее дне навсегда. Однако крепкая нога опытного шофера вовремя добавила газу и моторный экипаж резво выскочил из грязной засады, после чего вылетел обратно на дорогу через несколько метров вперед.
  Водитель ни на миг не терял присутствия духа и держался за рулем очень решительно. Если бы художник был рядом, то мог рисовать с него Колумба. Уже дважды он фиеерично подскакивал на своем сидении и ударялся головой о крышу изнутри, но не терял хватки, ясности сознания и бодрости. Он бы искренне уверен в своем успехе. Может, невероятное жизнелюбие и сила воли поддерживали в нем огонь и толкали в путь за мечтой, от чего он не замечал мелкие неприятности, а может складная крыша авто все-таки была из непромокаемо тента.
  - Вот зачем шоферам нужны отвага и каска! - воодушевленно воскликнул лихой водила и небрежно оправил очки и массивный шлем быстрым рывком руки, когда его автомобильчик снова коснулся земли и устремился дальше.
- Ты успел снять яму? Да не растекайся ты, так весь материал так упустишь! Достань фотоаппарат
   Возглас был обращен к его товарищу-пассажиру, затянутому ремнями безопасности на соседнем с водителем сидении. На его груди болтались из стороны в сторону дорожный бинокль и фотоаппарат, подвешенные на ремешках. По его лицу под козырьком кепки и защитными гоночными очками читалась гамма таких  эмоций, которые не выразить цензурными словами. Он почти обмяк и в немом отчаянии молил всех святых и богов, чтобы солнце скорее закатилось, и случилась плановая остановка.
   - Лолек, останови машину, я выйду! – натужно проговорил он, держась за дверцу. Внутри у него все булькало, хотя с прошлого приступа тошноты в желудке не осталось даже следов обеда, - Лолек, меня тошнит!
  - Не дрейфь, Козловский! Через два часа в Омске остановимся.
-  Я кажется не доживу, мне дурно…  - Козловский почувствовал, что перед глазами у него разливаются чернила и всё видимое тускнеет, тело его сейчас держалось от сползания вниз только ремнями безопасности. Лолек давно знал своего друга, поэтому не стал церемониться. Он вытащил одной рукой флягу, отвинтил кончикам пальцев крышечку и от души выплеснул на напарника. Тот задергался и закричал как мокрый попугай.

- Пфпфпфп… Ай! Уюююйй.. Ах ты вот кааак! Вот ты как, с другом!.. Ты что творишь, негодяй! – бледность сразу сошла с лица Козловского и он воинственно вскинул козырек своей кепки, оттираясь от воды.
-  Профилактика рвоты.  Держи себя в руках! Ты чего раскис, как ссыльный конфедерат!
- Ты просто ненормальный! – Козловский, который ещё ерзал от попавшей ему за воротник воды, упер в шофера гневный взгляд.
- А иначе нельзя победить, дружище, ни в гонке, ни в любви, ни в жизни, - философски прочувственно ответил Лолек.
  Кругом резко потемнело.  В следующий миг Лолек вовремя вывернул руль и объехал очередную канаву, от чего их порядочно качнуло из стороны в сторону.  Козловский высунулся из оконного проема и тут же отшатнулся обратно на свое сидение – по крыше и борту машины зло забарабанили могучие веники-ветки, словно чудовищные лапы лезли внутрь и силились схватить отчаянных автомобилистов.  
- Остановись, мы врежемся!
- Спокойно, Козловский! Не пристало журналисту бояться сорняков и буреломов
  В другой ситуации Козловский утер бы товарища за такое обращение. Но сейчас он судорожно уперся рукой в панель перед собой, другой придерживая свою голову. Таежный лес, наконец,  отступил от кромки дороги, и автомобильчик снова пошел вперед спокойнее. Только разговор ещё не остыл и оба друга порядочно надрывались, чтобы докричаться друг до друга через шум мотора и потока встречного воздуха.
-  Сам ты ночной кошмар, Лолек! Ты так водишь, что нас вместе с автомобилем разобьешь вдребезги!
-  Ай, не мели чепухи! Мой автомобиль надежен и безопасен! Я сам его сконструировал, сам оснастил. Он нас не подведет! За шесть дней ни одной серьезной поломки, ни одного пострадавшего!
- Это я пострадавший, что вообще согласился с тобой ехать! А ты за рулем опасен!
- Именно благодаря этому я и участвую в автопробеге! Бодрее, Болек! Впереди этот жулик Кортезе и ковбой Дарнелл. Мы должны их догнать!

  Неизвестно откуда у них на пути взялось покосившееся с обочины к дороге дерево.  К ужасу Козловского, толстая ветвь – настоящее бревно - повисла прямо перед лобовым стеклом. Ещё миг и оно снесет крышу вместе с их головами….
  Он судорожно закрылся руками. Жизнь пронеслась синематографической лентой перед глазами: от детства в сонном родительском имении, между лживым поцелуем первой возлюбленной, университетская страда, стройбригады Беломорско-Уральской дороги и Иртыш-Аральского канала,  мечты, бессонные ночи над рукописями, мытарствами репортера, светские пьянки, походы с археологами и неописуемые истории до нынешних странствий  «бродячего рыцаря пера». Шесть дней назад он, репортер уважаемого журнала «Вокруг Света»  Болеслав Козловский, опрометчиво присоединился к своему славному чудаковатому другу Георгию Лолекову в Лондоне. Оттуда стартовала великая транс-евразийская гонка.  Тогда-то всё и началось! Тридцать экипажей из двадцати  стран отправились на своих автомобилях  в далекий путь, чтобы поднять тиражи газет и выиграть приз в 20 000 фунтов, назначенный лордом Лайонсом. И словно мало таких денег, несравненная мадемуазель Дориан Эль Хал заявила, что отдаст свою руку и сердце победителю. Чего же удивляться, что французов-гонщиков набралось целых пять экипажей, а итальянцев три!
  Каким местом думал Болеслав, когда согласился на уговор редактора сопровождать друга в этом безумном, безумном, безумном пути! Ведь он знал «Неугомонного Лолека» с гимназической парты. Он уже тогда был восхитительный оригинал и опасный тип. Тот уже тогда все свободное время что-то самозабвенно мастерил, взрывал и запускал, иногда разнося все и вся на своем пути к ужасу обывателей. Сколько сил Георгий приложил, чтобы из доморощенного самоделкина вырасти в изобретателя и конструктора, через что он проходил! Он выступал в цирке, с ним бесплатно гастролировал в Германию и Северо-Американские Соединенные Штаты, где с нуля изучал весь цикл электротехники и машиностроения на заводах и фабриках. Закончил экстерном университет, вернулся на родину и открыл свою мастерскую. Там, в перерывах между конвейерным клепанием всяких грузовиков, тракторов и плугов с сучкорезами, он и собрал это чудо техники. В этом кургузом, но шустром автомобильчике, прозванном злыми языками «Коньком-Горбунком», шесть его изобретений и патентов. Два из них он успешно отсудил заграницей. Собственно, только благодаря неохотно выплаченным неустойкам от Дженерал Электрик и Детройт Мотор Венчлес Кампани он и смог собрать достаточно средств, чтобы рискнуть принять участие в гонках.  
  И вот с ним в одной машине Болеслав несется через бесконечные пространства, рискуя свалиться в бездну, утонуть в трясине или столкнуться с дикими зверями, если не с местными аборигенами или бандитами из числа беглых ссыльных. Правда, за эти шесть дней автомобильчик выдержал путь от британской столицы до Тюмени и Лолек вел его аккуратно, без серьезных поломок и без аварий. Остались позади туннель Ла-Манша и лабиринт каналов Бельгии и Нидерландов,  немецкие бетонбаны и сравнительно-приличные битумные шоссе Европейской России, а впереди…. Дорога без конца и края через дремучие леса, болота и глушь, вздымающуюся в гору!
- Не дрейфь, Козловский! Мы с тобой въедем в историю, - раздался где-то раздражающе-бодрый голос. Лолек дернул за какой-то рычаг на коробке передач. Дзинькнула какая то пружина, послышался треск и россыпь золотистых опилок попала в открытые окна. Где то позади них шмякнулся в придорожную  траву сук, обрубленный хитроумным устройством.
   Козловский с трудом открыл глаза и с ещё большим трудом убедился, что их путешествие продолжается не во сне, а наяву.
- Ха-ха, ты глянь, Формье бежит! – с мальчишеской радостью воодушевился Лолек, толкая локтем ошарашенного напарника, - С подскоком бежит, бегмя! Как пленный наполеонер, честное слово
 По  обочине Сибирского тракта действительно во всю прыть бежал взъерошенный человечек  в грязных гамашах и тренче, до неприличия заляпанном дорожной грязью и какой-то травой.  Если бы парижане сейчас его увидели, он сгорел бы от стыда. Великий и ужасный Бертран Формье, который «всем покажет как правильно надо делать дела и выбиваться в люди», главный конкурент Де Дион-Бутона и Рено, сам взбивал пыль на русских дорогах в сотне верст от Омска.
 - Он как будто от чего-то пытается увернуться, - пробормотал Козловский, приложив к пучеглазым автомобильным очкам свой дорожный бинокль. Субтильного вида коротышка с растрепанными остатками волос  и расхлистаными усами торопливо перебирал ногами, боязливо всматриваясь в сторону леса. Он тяжело взмахивал своей кепкой и будто кого-то звал и от кого-то отмахивался.
 Лолек поравнялся с пешеходом, сбавив лихой бег до малого хода, и насмешливо обратился к нему на французском языке, таком же ухабистом, как и дорога:
- Бон жур, месье! Что, ваш племянничек решил облегчить машину и забыл вас на остановке для туалетных нужд?
- Вы ещё издеваетесь, месье Лолекофф! – страдальчески залился финансовый директор «Формье-мотор»,  силящийся взяться за крыло автомобильчика, - Ох молю, спасите меня! Тут дикие звери! Это чудовищный варварский край!
- А зачем же вы тогда сошли? По мокрому делу или решили поискать стойбища недалеких предков? Я Вас разочарую, месье, храмовниковые слободы в Новгороде и Москве, посёлки пленных Великой Армии по трассе Исеть-Чусового канала, а колонии гугенотов у Черного моря.
- Как вы бессердечны, ещё и читаете мне этнографические лекции! Остановитесь сейчас же!
- Только сапог зашнурую и в портянку высморкаюсь, - в свое время эти цветастые идиомы Лолека ставили американских репортеров и судей штата Нью-Йорк в тупик – переводчик был вынужден перевести это как «индейские обмотки». У Болеслава проскочила мысль, что может именно поэтому Пульман и Эдисон и откупились от него, чтобы не слышать больше таких шарад, от которых у американцев заклинивало мозги и холодело за спиной.
- Почему вы из машины-то вышли? – спросил Козловский вслух, выглядывая и оборачиваясь из окна.
- Это все Комары! Чертовы насекомые, целое облако! – размахивая руками, человечек старался одновременно не отстать и показать, насколько велика была необычная ему преграда, - Мы выехали берегом через брод…
- Через какой берег?
- Какая-то речка, я почем знаю! Да остановитесь же!

- Значит, вы срезали путь? – кисло отозвался Болеслав, глянув в планшете на дорожную карту, - Ай-яй-яй, месье Формье! Вы же отступили с шоссе и линии железной дороги. А правила гонки требуют идти по этому коридору.
- Так больше невозможно нигде проехать! Только ваша машина здесь движется! Это же не дороги, это не земля, это  черт знает что такое, вязкая грязь без конца и края! Это же кошмар! Мы вышли к берегу, шли вдоль реки и у оврага туча комаров опустились на нас, как пыльная буря! Они всё, всё заляпали! – он в отчаянии потряс своими очками, чьи стекла сделали совершенно коричневыми и непрозрачными от налипших дохлых комаров, - Я попытался вытереться и выпал! А этот негодник Дидье с Полем поехали вперед и бросили меня одного!
 - Может, возьмем гада? – кивнул Болеславу Лолек,  следя за семенящим французом в зеркало заднего вида - А то этот плюгавый до Сибирского Посада так не добежит.
- Дополнительный груз, - с брезгливостью ответствовал журналист, позволив себе, наконец, закурить -  А так будет знать, как обзываться и нарушать правила
- Возьмите меня с собой! Я х-хороший – в отчаянной мольбе Формье, сбиваясь в дыхании и надламывая трагически брови, тянулся руками к автомобилю - Я б-больше никогда не буду!
 Неизвестно чем бы кончилось это баловство и препирательство, только из лесу, в который так тревожно вглядывался Формье, с ритмичным перестуком копыт выскочил здоровенный лось. Встревоженный и разозленный шумом мотора, сохатый устремился следом за машиной, воинственно потрясая головой с массивными костяками рогов. Крик ужаса встал комом в горле незадачливого автомобилиста, и он красноречиво сипел, пытаясь добежать до машины. В следующий миг лось рванулся вперед и мощным рывком поднял Формье рогами от земли. Как пингпонговый шарик, подброшенной ракеткой, француз взлетел вверх. Следом лось попытался лягнуть машину, от чего она громко ухнула и быстрее покатилась вперед.
- Болек, снимай это быыыстро! Это же сенсация! Смертельный номер, - Лолек дергал рычаги и яростно вращал баранку руля, напряженно выслеживая траекторию полета человечка – Автомобильный фабрикант против настоящего таежного лося!
  Пока ошарашенный Болеслав ловил в прицел объектива летящего Формье и гневно пыхтящего зверя, пока он жал кнопки и крутил валик перемотки пленки, зверь успел боднуть автомобиль ещё раз. Этот толчок спас Формье жизнь, потому что он упал как раз на крышу подкатившегося вперед моторного экипажа как на батут.
- Не отдавайте меня ему! Он меня преследует! – кричал с крыши перепуганный француз, хватаясь руками за края тента, чтобы не свалиться - Как страшно, мама!..
 Наконец, подчинившись какому-то рычагу, задняя дверь на ходу резко отворилась, безжалостно треснув по лбу лося, готового к новому удару. От толчка животное спотыкнулось и свалилось на обочине. Лось недовольно отряхался и топтался на месте, поднимаясь на ноги. А Лолек не терял времени даром и прибавил газу, чтобы увеличить отрыв.
- Так и быть, влезайте, Формье, черт с вами! Только без фокусов, иначе я сам лично вас повешу на рога лосю - или в дупло древесное посажу
- Только не это, прошу Вас! – человечек поползнем влез через открытую дверцу внутрь машины, переваливаясь, как пловец в лодку, и смирно сжался в уголке заднего сидения, оставшегося свободным среди грузов и запасов.
  - Отлично! – захлопнул дверцу Лолек, расправляя плечи - Путешествие продолжается!
  Через полчаса  автомобильчик свернул на щебенку и въехал в деревню Воскресенское. У двухэтажной избенки с антенной и кривой решеткой для телеграфных проводов, уже сгрудился народ. На тощей колоколенке паномаря и зрителей-мальчишек понесло, поэтому «горбунковцев» встречали с колокольным звоном. Сельский голова, грузный мужчина в белом сюртуке и с бумажкой в руках погладил бороду и грубым голосом крикнул:
 - Селяне, поприветствуем наших бравых автомобилистов! Участникам автопробега Лондон-Токиё ура!  
- Урааа!!!!
- Да здравствует отечественный автопром!
- Русским умельцам честь и хвала!

  Под радостные возгласы крестьян-переселенцев и аплодисменты местных «тилигентов»-грамотеев, с акомпониментом  оркестра пожарной команды, Лолек сбавил ход. Эффектного прибытия не получилось – извергнув из выхлопеой трубы ядовито-черные клубы дыма, автомобильчик стал глохнуть на пригорке, даже почти покатился назад. Выскользнув со своего места, Лолек встал на землю с боку и стал толкать машину, иногда давая рукопожатия  толкающимся у борта зрителям. Те стали толкать машину, причем так лихо, что Формье почти завалило корзинами и тюками.  Козловский так же выбрался на землю со своей стороны, помогая товарищу толкать машину. Ему тоже досталось от энтузиазма населения. Рядом с ним нарисовались какие-то пригожие девицы с букетами полевых цветов и вязанками баранок. Они принялись так смачно целовать репортера, что перед глазами у него снова потемнело. Командор же ничуть не смущался, начал речь на ходу:
- Здравствуйте, сибиряки! Здравствуйте, первопроходцы-целенники! – воскликнул он трубным голосом, - Мы рады разбудить тишину таежных заимок автомобильным гудком!  У вас есть единственный в своем роде случай…. Осторожно, ноги! Единственная возможность подтолкнуть гоночный экипаж до выезда на Омск!
   Пока толпа внимала словам Лолека и толкала машину, члены городского правления бежали за ними, как были при полном параде. Поп с дьяконами и служками в облачениях, поселковые чины с караваем и рушником, сельский голова в сюртуке с пузом наперевес и казацкий пятидесятник в парусящихся шароварах с саблей и синей гимнастерке в гирлянде наград.  Жестом он освободил место мальчонке-ученику аптекаря с канистрами. Пока малец заливал через воронку топливо в бак, а другую тару с драгоценным бензином приделывал на широком крыле, Лолек держал его за ремень штанов.
- Болек, хватит нести бремя славы. Болек! Барышня, отпустите пана журналиста, ему телеграмму дать надо. Где телеграфист? – он крикнул в толпу - Дайте связиста срочно! Болек, ну хватит, - он потянул растаявшего товарища в гирлянде бубликов из объятий сердечной девицы, - Девушка, пустите репортера, он вас сфотографирует! В журнал попадете!
  С трудом ему удалось вызволить товарища из экзальтированных объятий, едва дышащего, в цветах с баранками и следами помады по всему лицу. При этом фотоаппарат остался у Лолека в руках, щелкая в сторону бегущей сельской администрации.
- Улыбнитесь, господа!
- Георгий Викторович, - за толстой бородатой головой отчаянно бежал его помощник, тонкий человечек в очках с усами и пронзительным голосом, - Георгий Викторович, родной вы наш, неужели вы даже на банкет не останетесь?
- Рады бы, да от графика отстаем! Берем сухим пайком. Выпейте за наш успех, сограждане, а мне сейчас никак нельзя, я за рулем. Ну где связист, черт возьми?
  К воодушевленно толкающим селянам протиснулся щуплый молодой человек с длинной бумажной ленточкой на шее  в ядовито-зеленном козырьке, с сияющими от восторга как начищенные пуговицы глазами.
- Здесь Георгий Викторович! Такая честь, первый раз вас вживую видим!
- И как мы живые?
- Просто потрясающе!
- Хорошо, к делу, к делу! У нас Бертран Формье из экипажа №11 выпал, - Лолек сурово поглядел на сидящего сзади растрепанного усача, чей портрет печатался в журналах для автолюбителей, который на его глазах беззастенчиво схватил предложенный бутылец с мутноватым содержимым и хомуток вяленой колбасы от мужчика.
- Как же так? А как же Даркс и Боргерон без него поехали? – озадаченно поправил фуражку телеграфист, - Где же он сейчас тогда?
 - На сидении заднем самогон прёт и не брезгует! Тьфу, из машины №11 он выпал, и мы его подобрали. Телеграфируете по этапу через Омск на Восток, чтобы его забрали обратно. С фотоаппаратом умеете обращаться?
- Умею!
- Берите камеру, забегите вперед и снимите нас, - властным жестом Лолек вручил тому камеру и указал вперед, - Сограждане, внимание, сейчас вылетит птичка!
  Пока телеграфист бежал задом наперед и фокусировал  в кадре всех, он дважды вступал в рытвины и споткнулся о какую-то собаку. Бабы поправляли волосы и платки, мужчины старались сделать умные лица, а руководство торжественно выпрямилось, как носильщики. Когда Козловский вскочил на подножку, а Лолек снял шлем и отсалютовал, все же получилось сделать пару снимков нужного качества.
  - Отлично, просто великолепно! - Лолек вытащил листок блокнота, что-то на нем черкнул одной рукой и всучил работнику морзянки, отбирая обратно фотоаппарат - А это в редакцию журнала! Все, господа сибиряки! – обратился он к бегущим, снимая мальчишку с крыла авто - Благодарим Вас за сердечный прием, рады бы задержаться у Вас, но Мы должны спешить! Нельзя чтобы американские и итальянские жули… Нельзя допустить, чтобы лидирующие экипажи американцев и итальянцев выиграли так легко!
 Он заскочил в машину и после нескольких яростных взведений стартера двигатель заработал.
  Пуская облака пыли, автомобильчик покинул расцветшую от небывалого события деревеньку, устремляясь вдогонку за неуловимыми автоболидами, навстречу восходу. Солнце, однако, уже начинало катиться к западу. Дотемна нужно было успеть достичь плановой остановки нового этапа гонок.
 - Какие милые и сердечные люди, они так нам радовались и так щедро угощали, что неудобно было отказаться - отозвался с набитым ртом с заднего сидения Формье, с аппетитом жуя колбасу, запивая содержимым из бутылки. От крепкого выпитого он сильно закашлялся, - Ох, сильна настойка.
- Не увлекайтесь, иначе мы доставим вас не в отель, а в ночлежку для опьяневших, - потирал ладонью шею и лицо Козловский, все ещё пытаясь прийти в себя после поцелуев.
- Если вас так впечатляет, что же с Вами будет во Владивостоке – криво ухмыльнулся Лолек, следя за дорогой.
 Впереди на изгибах дороги показался черно-серный силуэт автомобильного зада, вихлявший на ухабах.
- Внимание! Принсипе Виторио и вся песня с припевом де Кортезе собственной персоной!
Лолек прибавил ходу с явным намерением сесть на хвост идущей впереди машине.
  Князь де Кортезе, богатый и сиятельный красавчик-лоботряс, больше других стремился выиграть гонку «из любви к спорту» и ради несравненной мадемуазель Дориан Эль Хал. По крайней мере, так говорил он сам и это печатала «Каррьере де ла Серре». Трудно судить о его искренности, но машина у него была первоклассная, а сам он прочно держал репутацию хорошего гонщика. Бороться с ним было трудно. Однако Лолек не отступал.
  - О боже! Этот придурошный изобретатель уже здесь! – воскликнул князь. Он мигом потерял свой обычный величественный вид смазливого цыгана, корчащего из себя римского патриция, когда завидел в зеркале шустро приближающуюся точку, выраставшую до контуров автомобиля. Над могучей бобиной троса на радиаторе автомобильчика красовалась ярко-оранжевая V – пятерка победы.
- Никаких сомнений, порко канто мантина джорна билиссима оддове! – процедил сквозь зубы Ромуле Ругаттини, сопровождавший князя журналист, - Узнаю его подскоки
-  Это катастрофа, шеф! – сидевший на груде запасов и оборудования механик Джулио посмотрел в бинокль и ощутил растущую досаду, - Он нас догонит!
- Не догонит,  - сурово проговорил князь, толкая локтем бак с маслом, - Джулио! Вылей это на дорогу
- Но шеф, это против правил…
- Делай, паршивец! – не оборачиваясь от руля, князь сумел дать усатому коротышке сильный тумак, к которому добавил тычок локтем Ругаттини.
- Ва-бене…
И Джулио ничего не оставалось, как предупредить дальнейшее рукоприкладство тем, чтобы вытащить бутылку с машинным маслом. Откупорив ее, он стал выливать содержимое позади их авто на проезжую часть тракта.
 Автомобиль Лолекова-Козловского неумолимо приближался и уже достиг зоны разлива масла.
- Ну же… Ну же… скрипел зубами Ругаттини, следя за приближающимся соперником, - Вито, прибавь газу!
- Не могу, мы идем на пределе, - огрызнулся князь, сверяясь со спидометром и  рычагом поддувая воздуху.
- Кажется, у них, что-то лопнуло, - успел проговорить Козловский, всмотревшись в силуэт идущей впереди прекрасной «Бьеллы-Фоскатини» перед тем как их машину сильно занесло из стороны в сторону.
- Дорога скользкая! – в ужасе закричал Формье.
  Лолек хладнокровно, без слов, вертел баранку, кусая до крови губу и что-то переключал. Автомобильчик нещадно крутился и продолжал нестись вперед, как шар для кегельбана. В следующий миг он врезался в заднюю часть  «Бьеллы-Фоскатини» от чего Джулио начал падать.. «Горбунок» снова стукнул машину итальянца и механик был вынужден отталкиваться ногами от их капота, чтобы забраться обратно.
- Отстань, отстань от нас, матекоза кретина сьямакотти! – кричал князь, в холодном поту оборчиваясь при толчках.
 Ругаттино в спешке стал бросать из окна мусор – сигаретные упаковки, жестянки от консервов, даже пустые бутылки, -  все, что попадалось и что можно было бросить под колеса или в лобовое стекло.
- Что вы делаете, негодяи! – Болек едва увернулся от просвистевшей мимо него банки.
- Игра есть есть игра, сеньор Козловский! Я не могу проиграть несравненную Дориан кому либо! – крикнул ему князь, - Будьте веселее, сеньоры фессо.
 Неуправляемый занос вдруг оборвался так жен резко, как и начался, зато поднялось облако пыли. Формье и Козловский выглянули в окна и увидели под колесами грунтовую полосу с боку от битума. Лолек смог съехать на землю, не сваливаясь в кюветы и оставая от итальянца. Он поравнялся с ним с левого борта. И тут он уже не смолчал. Он как лев из клетки высунулся из окна и прорычал такую тираду на итальянском языке, что негде было ухватиться, чтобы ее размотать и перевести.
- Ты что делаешь! – он потряс разводным ключом, - Принсипе Кретино! Тенти остатенти! Дольваре дес культе, дес фрути та дьяволо! Подоро апире! Пароле бова вита, дольче вита э финита! Мама мия, квод ми терабентте… - он обернулся внутрь смовего авто к побледневшему другу - Нет, Болек, ты погляди с каким негодяем мы имеем дело!
- Ради Бога, смотри на дорогу! – Болек инстинктивно хватился за край рулевого колеса обеими своими руками.
- Чтобы твоя профурсетка танцевалка стервой обернулась, чтоб из тебя, шалопая негронобельского, все соки выпила и в Африку голым пустила и потом ревностью изводила, губищу на палец намотала и под парту засунула!... Принсипе Фурбо… Пермите перматоре аборте лезе лубо абебапа! Иль стронззо!
  Ни Формье, ни Болек Козловский никогда раньше не видели молчавших и остолбеневших итальянцев. С выражением немного ужаса на лицах они следили за тем, как неказистый автомобильчик, послушный своему невероятному водителю, устремился на обгон и вскоре ушел вперед.
- Они же зависли и врежутся во что нибудь…. – робко сказал  Козловский, когда расстояние между автомобилями выросло значительно, после чего спровил: - Л..Лолек, ты где так научился говорить по-итальянски?
- У Дориан Эль Хал, - торжественно дернул плечом Лолек.
- О ля-ля, как это понимать? – присвистнул Формье, наклонившись вперед.
- То есть как? Ты что, с ней самой… Ты серьезно?! – проговорил Болек, пытаясь рассмотреть в друге ответ. Он же отвечал все так же невозмутимо:
- Она гастролировала с цирком, тогда была акробаткой и танцовщицей, а я чем-то средним между фокусником и клоуном с велосипедом. Так что если мы придем первыми, я с радостью уступлю его светлости князю честь быть ее новым мужем. Я с ней второй раз под венец не пойду!
  Уже в сгущающихся сумерках машина №5 Лолекова-Козловского с примкнувшим к ним Формье въехала по Токалинскому тракту мимо берега Иртыша в омские предместья. После необходимого отдыха, пополнения припасов и необходимого ремонта вновь отправиться в путь, по склонам Восточных хребтов, мостам и туннелям к стране Восходящего Солнца. Формье напился доброго воскрессенского первача до того, что заснул прямо в машине. Храпел он неприлично громко для своего роста и комплекции. Болек Козловский смог, наконец, сделать то, о чем мечтал с самой остановки в Тюмени: выйти из машины и прилечь. Правда, выбравшись со своего места, он сваливался прямо на землю. До гостиницы его нес на себе Лолек, мычавший под нос маршевый мотив Матчиша. В ночном небе над головой сияли бриллианты звездочек. Кривому треугольнику –мастерку Лолек улыбнулся с теплотой и как-то приободрился, несмотря на скотскую усталость. Это были его счастливые звезды, под которыми он родился. И он знал, что чтобы не случилось, они будут сиять и указывать ему верный путь. Главное – не бояться по нему идти и не терять понапрасну головы.  Счастливый, командор машины №5 свалился на диван в свое номере и почти сразу засыпая. Утром его ждали великие дела!
 

 

[Magnum]

Сибирское колдунство

 

 

_________

 

 

Ресторан сибирской кухни "Медведь и соболь" на самом деле был убогой привокзальной забегаловкой, хотя и довольно вместительной. Здесь коротали время пересадочные путники, у которых образовались свободные часы между поездами и не было желания гулять по городу с чарующим и манящим именем Топорищев. В ожидании скоростного экспресса на Новониколаевск таких скопилось довольно много - они заняли все столы, заказывали графин за графином исконно-традиционные сибирские напитки, курили, спорили до крика о политике и, временами, рассказывали несвежие анекдоты, так что сперва заливисто начинала хохотать одна компания, потом соседняя, а через какое-то время смеялись уже в дальних углах, хотя первоначальную остроту там расслышать было никак невозможно.

 

В самом дальнем углу не смеялись. Там за небольшим столом сидели двое: очень высокий худощавый парень лет двадцати пяти, своим красивым лицом напоминавший испанского актера Хорхе Ньету, и сорокалетний мужчина крепкого сложения, которого природа наградила красотой значительно меньше. Из алкоголя они заказали лишь по бутылке пива, которое теперь задумчиво потягивали. Оба скучали.

 

- Как тебе здешняя кухня? - спросил старший.

 

- Я не знаток кулинарии, но какие-то эти сибирские блюда... То ли на венгерские похожи, то ли на чешские, что-то такое. Пять видов гуляша, ноги эти свиные...

 

Здоровяк усмехнулся и ответил так, чтобы за другими столами не было слышно:

 

- Тут в Сибири какие оккупанты стояли, от тех и исконная сибирская кухня осталась. В Желтогорске нас кормили луковым супом и бургундской говядиной, в Подозёрном был ростбиф с пудингом, а тут, значит, какие-то дунайцы наследили. Ну, хоть вкусно?

 

- Ноги ничего. Если с пивом.

 

Разговор исчерпал себя. Какое-то мгновение старший колебался: не возмутиться ли услышанной по телевизору наглостью голландского правительства, которое увязывало заключение торгового договора с принесением извинений за агрессию 1947 года, а ведь это было очень давно, делалось антинациональной кликой, и вообще не агрессия, а превентивная мера, и европейцы потом в России ещё куда хуже себя вели...  Но для таких тем собеседник не годился - он был то ли правый социалист, то ли левый либерал, и мог запросто брякнуть, что, дескать, "виноват - так извинись, делов-то". От скуки оставалось лишь наблюдать за другими посетителями... Ого!

 

- Так, Илюха! Незаметно приглядись к столу слева у окна. Там, где четверо в голубых спецовках пьют.

 

Долговязый Илюха, казалось, никак не отреагировал, продолжая ожесточенно пластать ножом несчастную свиную ногу. Но его боковое зрение мгновенно заработало. Вот нужный стол, вот четверо в рабочей форме с нашивками "Норд-Минерал"... Пьют кедровую водку, да ещё как пьют... Один совсем юный, вчерашний школьник по виду, двое работяг лет по сорок, и, видимо, их главный, полноватый мужчина за пятьдесят с пышными седеющими усами. Этот пил меньше всех.

 

Несколько секунд Илья оценивал ситуацию, потом задумчиво произнес:

 

- А ведь этот усатый хрен колдует... И как колдует! Силы у него всего-ничего, а пользуется мастерски. Хорошо обучен, значит. Нам бы в Отдел таких побольше...

 

Как и любой профессионал, Илья употреблял в разговоре исключительно простонародный термин "колдовство" вместо официального "психокинетического воздействия". Его напарник ответил почти шепотом.

 

- К нам в Отдел такие в наручниках попадают. Он ведь на убийство колдует. 

 

"Усатый хрен" и впрямь вел дело к смерти своего юного коллеги.  Колдовской силы у него было мало, но использовалась она как шпага в руках опытного фехтовальщика - стремительные выверенные уколы в уязвимые места. Орудием должны были выступить двое работяг - незаметными воздействиями он разжигал в них гнев против паренька, что было совсем несложно проделать с пьяными. Вот юноша пытается разлить новую порцию по рюмкам - колдун делает выпад - и водка вместо рюмки льется на одного из работяг. Следующий выпад - и облитому чудится на лице разливающего глумливая ухмылка. Парень начинает оправдываться - новый выпад уже по нему, легкое воздействие на голос, чтобы он приобрел издевательские нотки. И сразу воздействие на облитого - его праведный гнев искусственно усиливается. Немного, процентов на пятнадцать, на большее невеликой колдовской силы не хватит, но ведь ярость и так уже кипит. А сам колдун, театрально взмахивая пухлыми руками, вроде бы пытается всех мирить, но, разумеется, лишь усиливает напряжение.

 

- Ещё десять минут этой дружеской попойки, - прикинул Илья, - и мальчику конец. Те двое забьют его на смерть. Умно! Два придурка по пьянке совершают убийство на глазах толпы свидетелей, полиция берет их тепленькими, здешний суд не долго будет с чужаками разбираться... Они сядут, а наш усатик поедет домой довольный.

 

- Не поедет. Я тут прослежу, а ты беги за местной полицией. По телефону мы их час не дозовёмся, тут пост под башней с часами, покажешь им жетон и дуйте сюда. Если дойдет до мяса пока не вернешься, я вмешаюсь, но лучше бы тебе успеть.

 

- Справишься один? - участливо произнес Илья. Напарник очень выразительно посмотрел на него вместо ответа.

 

- Извини, извини. Только сам не колдуй, смажешь им психограмму, потом на суде наплачемся...

 

- Будет он старшего по чину учить! Вали уже!

 

Илья выскользнул из зала. Впрочем, проблему он обозначил серьезную. Как остановить двух разъяренных мужиков, обезумевших от водки и колдовства? Вступать в рукопашную - не лучшая идея. Есть ещё пистолет, но опыт подсказывал: вид оружия таких личностей не усмиряет, а, наоборот, толкает на всякие глупости. А пистолет глупостей не терпит...

 

Особенно этот. Илья носил обычный служебный "Штайр" на шестнадцать зарядов и всегда подтрунивал над напарником, таскавшим древний восьмимиллиметровый "Пюто-Больже". Самый дрянной пистолет, позор галльских оружейников - такого хлама после ухода оккупантов осталось много тысяч, их вместе с револьверами Томлинсона раздавали всем прислужникам и приспешникам, и годились они лишь застрелиться, да и то со второго выстрела. Но только не этот... Этот десятилетиями пылился в дальнем углу оружейки вместе с Наганами, Торренс-Юпитерами, Старами и прочим безнадежным ломом чуть ли не дымнопорохового периода, да так бы и отправился в переплавку, если бы однажды опытный колдовской глаз тайным зрением не увидел исходящее от рукояти желтоватое свечение. Прежний владелец - наверняка какой-то высший чин ПК-отдела французской оккупационной контрразведки - до предела зарядил пистолет сильнейшим оружейным колдовством старой Парижской школы, превратившим дрянную трещотку в машину смерти со снайперской точностью, абсолютной надежностью и убойностью как у хорошей винтовки.

 

Вот только получилась эта машина такой злой, что даже сам создатель, видимо, предпочел не забирать её с собой, возвращаясь на родину. Покинув кобуру, она упорно не хотела возвращаться назад без пары убийств, а уж будучи на кого-то направленной, требовала полного колдовского напряжения, чтобы предотвратить самопроизвольный выстрел. Для разгрома опасной банды силами одного бойца - неплохо, но для вразумления пьяных придурков такое оружие совсем не годилось. Так что оставалось... оставалось надеяться, что подмога придет вовремя.

 

Надежда испарилась через пять минут. Нет, даже меньше - чертов усач быстро управился. Тайным зрением было уже видно, как лицо обреченного юноши синеет и превращается в подобие черепа, разве что обычные черепа скалятся в вечной ухмылке, а этот какой-то очень грустный. Дальше ждать было нельзя.

 

Пять шагов к столу веселой компании... Один из работяг встает. В следующую секунду он потянется к бутылке, возьмет за горлышко, со всей дури ударит о голову парнишки, потом острыми краями горлышка беспорядочно нанесет 27 ударов и порезов, сам совершенно не осознавая, что делает... нет, не нанесет. Ещё пять шагов сделаны. Левая рука достаёт жетон. Правая на всякий случай готова достать жуткий французский пистолет - всякие бывают сюрпризы. Колдовской, он же, по-официальному, психокинетический удар впечатывает несостоявшегося убийцу назад в кресло. Второго, уже готовившегося присоединиться, такой же удар с кресла валит на пол. 

 

- Капитан Березин, Национальная полиция! Никому не двигаться! Не двигаться, я сказал!!!

 

Никто и так не двигался. Парнишка, несостоявшийся труп, был в полном шоке и ничего не понимал. Усатый колдун, напротив, все понял очень хорошо, но тщательно изображал полнейшее недоумение. Оставшимся двоим двигаться после удара было трудно чисто физически. 

 

- Вы арестованы по подозрению в попытке психокинетического принуждения к убийству! - сообщил капитн усатому.

 

Тот оказался не только прекрасным колдуном, но и великолепным артистом. 

 

- Вы нас, господин полицейский, простите, если мы тут шумели лишнего! Мы ведь проездом, из Питера откомандированные, возвращаемся... Ну, перебрали немного, ежели вам мешаем отдыхать, так бы и сказали, можем и тихонько посидеть, что сразу убийствами-то грозить...

 

Весь ресторан теперь глазел на них. "Только бы не полезли восстанавливать справедливость и спасать честных подгулявших тружеников от полицейского произвола, - подумал Березин, - Этак и впрямь стрелять придется..."

 

Стрелять не пришлось. Двери распахнулись, и в зал вошел Илья с двумя здоровяками в черной форме. Он с первого взгляда все понял.

 

- Эх, не успели! Как быстро этот гад управился! Сильно ты их приложил?

 

- На двести где-то, может, двести пятьдесят. В таких случаях как раз нужно бить как можно сильнее, но очень быстро, не дольше полсекунды, чтобы на психограмме резкий пик остался. Если титьки мять и минуту держать полупаралич, тогда как раз вся психограмма смажется.

 

Местных полицейских этот разговор сильно озадачил. Старший из них, с капральскими нашивками, поинтересовался:

 

- Простите, господин офицер, с кем имею?

 

- Капитан Березин, ПК-отдел Центрального Директората. 

 

- Капрал Найденых, муниципальная полиция Топорищева. Так, значит, этот усатый хрен на убийство покушался?

 

Оставалось лишь гадать, то ли Илья рассказал о замышляющемся преступлении, используя свою лексику, то ли  при виде злоумышленника определение приходило на ум само собой.

 

- Он самый. У нас в связи с этим проблема образовалась. Я произвел первичный арест от своего имени при куче свидетелей. По статье 323 параграф 5... там очень длинная формулировка, в общем, в ваше отсутствие я имел право так сделать, поскольку дело не терпело промедления. Но теперь этот арест должна утвердить местная полиция.

 

- Я не очень-то разбираюсь во всех этих параграфах, - прошептал капрал, - сейчас позвоним капитану Калмыкову, он разберется.

 

Березин кивнул. Принуждаемые к убийству, тем временем, немного пришли в себя и начали интересоваться происходящим.

 

- Чё случилось-то? Зачем пингвины?

 

- Не пингвины, а служители полиции. Затем, что вы, два дебила, под психокинетическим воздействием, то есть, грубо говоря, под колдовством вот этого типа, чуть не убили вот этого парня. Кстати, капрал, у вас нашатырь есть в полевом комплекте? Оживите жертву.

 

Работяги дружно пришли в ярость - почти как десять минут назад.

 

- Так он колдун?!!

 

- Это непреложный факт.

 

- Вот гнида! Он на той неделе у меня в польский марьяж семнадцать рублей выморщил! А у Петьши девять семьдесят! Мы думали, ну, везет ему так, а он, значит, колдовал, сука!

 

- Вы что, дебилы, не слушали, что я говорил?!! - теперь разьъярился и Березин, - Вы только что чуть не убили человека! Человека, мать вашу! Насмерть! Невинного мальчонку! Сели бы на тридцать лет! А вас только волнует, что вы семнадцать рублей проиграли?!

 

- Так у вас в полиции какое жалованье! А для нас семнадцать рублей - деньги немалые...

 

Капитан развернулся на каблуках и зашагал прочь, чтобы не натворить лишнего. Пистолет шептал, кричал, пел, хрипел: tirez... sur... ces... deux!...

 

- Да когда-же я привыкну-то?! - простонал Березин, - Я же не в бальной школе работаю, откуда эта чувствительность?

Придя в себя, он вернулся к месту несостоявшегося преступления. Илья, (Илюха для капитана Березина, а также бесчисленных любовниц и любовников, сублейтенант Полоцкий для всех остальных) вел беседу - ни в коем случае не допрос - куда результативнее.  

 

- Ты у нас университет закончил. Что значит "тирэ сюр се ду"? - спросил его Березин.

 

- "Пристрели этих двух", как-то так. Я не уверен, что это правильно построенное предложение. 

 

- Пистолетам вообще человеческая речь плохо дается. Хотя идеи у них бывают хорошие. Что узнал?

 

- Не так много. Сам понимаешь, правило "не спрашивай, но говори".

 

Это правило было знакомо каждому полицейскому, даже капралу Найденых. Задавать вопросы нужно в присутствии адвоката. Не то чтобы это очень строго работало, но всегда можно словить невезение в суде. А вот если вопросы задают тебе, и информация не конфиденциальна - отвечать можно. И можно формулировать ответы так, чтобы спрашивающий сам наболтал лишнего. 

 

- Рассказывай всё. 

 

- Михаил Иванович Полторахин, 54 года, начальник выездной группы "Норд-Минерала". Огромная, кстати, корпорация, они там все пешечки. Живет в Питере, как и остальная троица. Парнишка - Артем Петрович Дергунов. Его отец в этом самом "Норд-Минерале" проработал много лет начальником Полторахина и буквально недавно умер. Они с Полторахиным друг друга терпеть ненавидели.

 

- О! Мотив! - воскликнул Березин.

 

-  Я тоже самое подумал. И ещё надо бы выяснить, сам ли Дергунов-папа умер, или помог кто...

 

- Скорее всего, сам. Убийство сына, который к их вражде максимум краешком - как раз от бессилия. Настоящий враг ускользнул, умер своей смертью, так хоть на его потомке отыграться. А папаша колдовством владел, кстати?

 

- Ничего не известно.

 

- Скорее всего, владел. Иначе Полторахин его бы его уже давно таким же образом уработал, как сейчас его сынка хотел уработать. А против колдуна, даже слабого, такое не действует, поэтому наш усатый друг и не пытался

.

- Вот тут ты не прав! - торжествующе произнес Илья, - у него же цель была не просто отомстить, а безнаказанно отомстить. Пока они в Питере были, это никак не выходило. Там можно убить колдовством, это да. Но там при каждом участке ПК-группа, повяжут быстро. А здесь городок маленький, не только ПК-группы, но и ни одного колдуна в полиции нет... Я верно говорю, капрал?

 

-  Ага, как Тимофеев умер, так уже лет шесть никого.

 

- Вот! Следовательно, Полторахин должен был ждать, пока они попадут в маленький городок, где колдовство примут за обычную пьяную драку. И, поскольку попытка преступления случилась только сейчас, значит, раньше их из Питера никуда не посылали.

 

- А неплохой у него "Не спрашивай, но говори", - подумал Березин, - если сейчас сработает...

 

- Да нифига! - завопил проигравший семнадцать рублей, - Мы уже лет пять и не по таким любеням ездим. И с этим Дергуновым, и с батькой его. Бывало, что вообще никаких пингвинов на тыщщу кэмэ не было. И пальцем их не тронули, ни того, ни другого! Так что лживые все ваши обвинения!

 

Капитан Березин и сублейтенант Полоцкий одновременно подмигнули друг другу. Вот только капралу Найденых никто не подмигивал, и он вслух брякнул:

 

- Ага! Значит, мотив - не месть! А настоящий мотив появился только сейчас! 

 

"Вот дурак! - подумал Березин, - Хватает ума, чтобы понять, в чем дело, а не хватает, чтобы держать язык за зубами. Так тебе и ходить всю жизнь в капралах!".

 

- Когда ваш командир приедет? - поинтересовался он вслух.

 

- Да вот уже в окне сверкалки видны. У него "Остин", один такой на весь город...

 

Капитан Калмыков удивительно напоминал палача Сансона с картины "Последние слова Людовика XVI". Он вошел в сопровождении трех полицейских и немедленно крикнул:

 

- Не давайте свидетелям разбегаться! 

 

Разумеется, после этих слов свидетели, до того увлеченно наблюдавшие за происходящим, бросились кто куда, но полиция уже заблокировала все выходы.

 

- Господин капитан, им ведь нужно успеть на свои поезда. Билеты пропадут, а оплачивать новые никто не будет... - умоляюще произнес Илья. 

 

- А вы очень хорошо сыграли в "Лучшем медовом месяце". Шучу, я знаю. что это не вы. Просто моя дочка от него без ума. Арестовали по 323-5, говорите?

 

- Да.

 

- Подтверждаю первичный арест. Капрал, запишите: я подтверждаю первичный арест, наложенный на... как его там? Данные скажите! Ага!.. На Михаила Ивановича Полторахина, рожденного 8 сентября 1960 года, уроженца и обитателя Петрограда. Арест наложен в связи с вескими и обоснованными подозрениями в совершении преступления, обозначенного в статье 291 параграф 9 специальной части национального криминального кодекса. 

 

Полторахин вновь решил прервать молчание и заговорить елейным голосом:

 

 - Вы, господин полицейский, извольте принять во внимание, что я ни маленечко ни понимаю. Сперва эти господа мне про какое-то принуждение объясняли, теперь вы всякие параграфы трактуете... Мы, конечно, люди простые, нас всякий...

 

- Почему он у вас говорит будто по Гоголю? - раздраженно поинтересовался Калмыков, - Мне литературных персонажей прямо неудобно арестовывать.

 

- Тужится изображать простой народ, видимо... - ответил Илья, - Довольно странно, что человек, всю жизнь проработавший с тружениками, пытается их имитировать таким способом.

 

- Везем его в участок, там разберемся. А я поеду к судье, оформлю вторичный арест, получу статус следственного и размотаю гадский клубок по ниточке. Только сперва обсудим нашу проблему... 

 

Березин изобразил полнейшее внимание. Проблему он и сам понимал.

 

- У нас никогда не было ПК-отдела, и последний колдун давно умер. Мы не сможем вести дело. Я теоретически знаю, что надо делать, но практически... Без вас мы даже до суда не дойдем.

 

- Хорошо. По той же группе статей общей части криминального кодекса, по которой я произвел временный первичный арест, я могу получить от вас временный статус содействующего специалиста. Это 247-я статья. Я получу полный допуск к следственной информации, но только частичные полномочия. Это ладно, мне полные и не нужны. Беда в том, что мы с сублейтенантом Полцким возвращаемся с задания, о котором я не буду говорить, и обязаны прибыть в означенный срок. Вы должны отправить официальный запрос о содействии в Центральный Директорат . Там будет очень много писанины, но вы спросите Иль... сублейтенанта Полоцкого, и он всё объяснит. И народ отпустите, им на поезд надо, а толку от их свидетельства никакого.

 

- Капрал, перепишите данные свидетелей и отпустите их на поезд! Этих везите в участок, а я к судье.

 

Березин, Полоцкий, топорищевские полицейские, преступник, жертва и двое работяг, пока что привлеченных свидетелями, вместе едва влезли в служебный фургон. Капитан внимательно следил, не попытается ли Полторахин опять колдовать, но тот старательно маскировался, изображая невинно пострадавшего простеца. Остальная выпившая компания от шока трезвела с каждой минутой. Наступало осознание.

 

- Значит, мы бы на тридцать лет сели?...

 

- Уж не сомневайтесь! - веско ответил капрал, - Сели бы как миленькие. Тут вам не Питер, у нашего судьи с убийцами разговор короткий.

 

В участке с Березина, и четверых тружеников "Норд-Минерала" сняли ПК-граммы. Аппарат был древний, производства ныне не существующей Скандинавской Федерации, но узоры рисовал на удивление четкие. Кажется, с момента выпуска им пользовались только на заводских испытаниях. Затем Полторахина заключили в одиночную камеру, а Илья для надежности уселся караулить рядом с дверью. Березин же, добравшись до терминала, немедленно послал уведомление в Центральный Директорат, а потом сделал десяток запросов - про всех четырех собутыльников, про компанию "Норд-минерал", про город Топорищев и так далее. Капитан очень не любил ясные преступления с неясными мотивами. Увы, быстрый поиск ничего интересного не дал. Полторахин был чист как дитя - родился, отслужил в армии по конскрипции, закончил технический колледж, потом всю жизнь честно трудился, последние семь лет - в "Норд-Минерале", хотя и крупной, но вполне обыкновенной добывающей корпорации. Никаких сведений о занятиях колдовством и вообще наличии колдовской силы не было. Единожды в возрасте 24 лет был оштрафован столичной полицией за справление нужды в муниципальном парке. 

 

Скоро от судьи приехал капитан Калмыков, весь светящийся счастьем. 

 

- Всё, есть вторичный арест! Ведите сюда гаденыша!

Гаденыша привели вместе с его коллегами. Полторахин несколько сник, но по-прежнему отыгрывал литературного персонажа девятнадцатого века. На вопрос о наличии адвоката он отвечал, что, дескать, мы люди простые, авукатов отродясь не держали, и вообще надобно поскорее на службу вернуться, покуда начальство не осерчало.

 

- Люди они простые, мать их! - разозлился Калмыков, - Значит так, злодей, раз у тебя нет адвоката, нация предоставит тебе бесплатного. А пока он едет, мы тебя обыщем.

 

Обыск ничего интересного не дал. Ни при самом Полторахине, ни в его дорожной сумке не оказалось запрещенных или хотя бы просто подозрительных предметов. Оставался шанс, что злоумышленник мог подкинуть нечто в вещи своих коллег, но и этот шанс не сыграл.

 

- А этот бесплатный адвокат... Он как вообще? - расплывчато поинтересовался Березин, - С ним работать можно?

 

- Ну, иголки под ногти, конечно, загонять не даст, а в остальном работать можно, ещё как можно. Отличная тётка.

 

Отличная тётка явилась через полчаса, наполнив воздух ароматом парижских духов. В участке она явно была своим человеком: со всеми полицейскими поздоровалась по именам, причем употребляя ласкательные формы, а Калмыкова даже обняла. Ей представили Березина и Полоцкого.

 

- Ого, какие красавчики в Центральном Директорате служат! - воскликнула дама-адвокат при виде Ильи, - Вылитый Хорхе Ньета, только лучше! У вас, случайно, нет испанских корней?

 

- Только белорусские. Но ведь говорят же, что Белоруссия - северная Испания.

 

Увы, никто кроме Ильи так не говорил, поскольку он сам это только что придумал. Калмыков любезно предложил гостье чаю.

 

- Чаю? Ну если только красного сухого французского чаю с южного склона! - засмеялась адвокатесса.

 

- У нас только водка в сейфе. А насчет чаю всё же распоряжусь. Что ж, приступим к допросу.

 

- До сего момента к вам применялось физическое или психокинетическое воздействие, какие-либо методы причинения боли и страданий либо угрозы применить таковые, либо угрозы в отношении ваших родных и близких, а равно имущества и капиталов, либо шантаж, либо подкуп и обещания, либо иные методы незаконно склонить к невыгодным для себя действиям и заявлениям? - без запинки оттарабанила бесплатная защитница.

 

- Да я, любезная госпожа, и слов-то таких не знаю... - в своём стиле ответил Полторахин.

 

- Ну и отлично. Можно приступать к допросу.

 

- Гражданин Полторахин! Следственная полиция города Топорищева обвиняет вас в том, что 19 июля сего года вы сознательно и злонамеренно оказали психокинетическое воздействие на граждан Липоева, Чубатого и Дергунова с целью принудить Липоева и Чубатого к убийству Дергунова. Преступление было прервано в процессе совершения по независящим от вас обстоятельствам. Это покушение карается двадцатью годами тюремного возмездия. Вы признаете вину?

 

- Нет! - в кои-то веки ответил по-простому Полторахин.

 

- Вы владеете навыками психокинетического воздействия?

 

- Нет!

 

Тут в дело вступил Березин. Он развернул на столе пять ПК-грамм и начал говорить, одновременно указывая карандашом в нужные места.

 

- Вот огромные внутренние завитки у Липоева и Чубатого на 112.4 - это я их приложил. У меня, соответственно, на 112.4 аналогичный, но внешний завиток. А ниже, за шестым кругом, у Липоева, Чубатого и Дергунова целая серия мелких и средних внутренних завитков - но у меня там все гладко. Зато у вас на каждый их внутренний завиток на аналогичной позиции есть свой внешний. Вот, например, у Чубатого правозакрученный завиток на 35.9, и у вас там же, у Липоева на 43.7 - такой же у вас...

 

- Вы какие-то узорчики на бумаге сами нарисовали, и теперь по ним честного человека на двадцатку в острог закатать пытаетесь. Вот правильно сицилисты говорят, что нету у нас правды ни в полиции, ни в суде!

 

- Острог! Сицилисты! - не выдержал Калмыков, - Твою ж мать, дальше что?! Дохтур, фершал, анпиратор Пётр Ляксеич?! Хватит придуриваться!

 

- Не судите строго, - вдруг вступил в разговор Илья, - он и не придуривается вовсе. Ему трудно по-другому разговаривать. Да, Михал Иваныч?

 

Но Михал Иваныч такой неожиданной поддержке не обрадовался и ничего не ответил. 

 

- Я тут, господин капитан, пока вы обыск вели, посидел за терминалом, а потом набрался наглости воспользоваться вашим печатным автоматом...

 

- Ааа! Ты хоть знаешь, сколько для него краска стоит?! - простонал Калмыков.

 

- Не беспокойтесь, понадобилась только черная, она дешевая. Фото ведь черно-белое. Вот, любуйтесь!

 

Илья достал распечатанную на листе американского газетного формата фотографию. На переднем плане - два генерала, английский и французский, что-то обсуждают. Мундиры старомодные, времен оккупации. Англичанин скалит зубы в ухмылке, француз скривился от презрения к островному юмору. Очень жизненная сценка, мастерски схваченная неизвестным фотографом. На заднем плане ничего забавного уже нет. Цепью выстроились бойцы вспомогательной милиции с карабинами. За ними - ограда из колючей проволоки. За проволокой - узники в нелепых белых одеяниях. Узники не истощены голодом и непосильным трудом, на них нет следов побоев, и тем страшнее обреченное выражение лиц. В этом лагере не заставляли работать, не пытали и не морили голодом: ещё дальше, далеко-далеко, возвышался железобетонный зиккурат, покрытый нечестивыми письменами.

 

- Желобнихино! - выдохнули все разом. Повеяло древней жутью, как-то вдруг уравнявшей и опытного бойца колдовского отдела, и честолюбивого офицера провинциальной полиции, и его недалеких подчиненных, и любвеобильную адвокатессу, и несостоявшихся убийц, и их несостоявшуюся жертву. 

 

- А если официально, "Исследовательский центр 23-19" - уточнил Илья, - Место, где оккупанты пытались пробудить Хозяина. Лучшие колдуны Европы, зиккурат по подлинным чертежам Фламэля, человеческие жертвоприношения - сколько их было, до сих пор подсчитать не могут... И ведь почти получилось! Если бы сперва англичане с французами не перессорились, а потом в Париже не началось "Чище и краше" с круглосуточной работой гильотин, то, может быть, мы бы сейчас не разговаривали. Может быть, никто в мире сейчас бы не разговаривал...

 

- Это очень всё, конечно... Очень... Но как это относится до дела? - поинтересовался Калмыков.

 

- Прямым образом. Даже ваш догадливый капрал понял, что мотив преступления возник совсем недавно. Скорее всего - во время нынешней командировки этой четверки. Я заинтересовался пунктом этой самой командировки - и что бы вы думали? Пустое место! На сотню километров вокруг никаких значимых населенных пунктов. Чистое поле! В это чистое поле они и ездили на ремонт находческой установки. Алмазы, вроде бы, там ищут.

 

- Так мотив - алмазы?

 

- Нет. Их ищут, но до сих пор не нашли. Вернемся к лагерю Желобнихино. Все про него знают, но почти никто не знает, где он находился конкретно. Разумеется, думают, что где-то в Желобнихино или рядом с ним. Но ведь Желобнихино - такое же условное наименование, как и "Исследовательский центр 23-19". Нет такого места. А истинное расположение лагеря... Опаньки! Всего в 25 километрах от места поиска алмазов! Конечно, уходя из Сибири, всё взорвали, разобрали по кирпичику и заровняли - от зиккурата до последнего барака, там теперь лес подрастает...

 

Капитан Калмыков ворчливо произнес:

 

- Мы сейчас как в детективном фильме, где гений уже все раскрыл, а тупой начальник полиции прерывает его речь своими тупыми вопросами и возражениями. Я не тупой, просто давайте покороче.

 

- Вы не тупой, да и я не гений. Мне лишь повезло. Но, чтобы удержать ваше внимание, просто попрошу посмотреть ещё раз на фото. Там очень колоритный майор вспомогательной милиции слева от английского генерала. 

 

Все пригляделись, кроме Полторахина, решительно изображавшего безразличие. 

 

- До чего похож!

 

- Ага, конечно, просто похож. Такой треугольник из родинок над бровью ведь у каждого второго встречается. Нашему усатому другу подождать бы до нынешнего времени, их бы теперь без следа удалили. А он поторопился - видимо, в семидесятые оперировался - и шрамчики остались.

 

- Да ладно! Сколько же ему лет тогда?! - воскликнула бесплатная защитница.

- Не знаю, но лет двести, наверное, должно быть. Думаю, его чудная речь - не игра, он действительно привык так говорить. Редчайшая ПК-мутация. Фламэль, говорят, четыреста лет прожил, да и нынешний шведский премьер Наполеона помнит. 

 

Все принялись разглядывать Полторахина как диковинного зверя. Тот состроил физиономию человека, оказавшегося среди опасных умалишенных.

 

- Я только что зарекался задавать вопросы, но все же: пусть ему двести лет и он охранял Желобнихино, но парнишку-то ему зачем убивать? - не выдержал Калмыков.

 

- Ну, это не очень интересная часть рассказа. Английские и французские военные колдуны в Желобнихино были истинными энтузиастами, фанатиками. Их не интересовали материальные мелочи - после возрождения Хозяина всё материальное теряло смысл. А вот охранники из местных были людьми куда как более приземленными. Обручальные кольца, золотые зубы... Высокий чин охраны мог скопить сундучок сокровищ. Вот только вывезти его тогда не получилось. При эвакуации Полторахин... пардон, майор Полторахин все время  был на виду у своих англо-французских хозяев. Хозяев с маленькой буквы, уточню. Оставалось только закопать нажитое, чтобы потом вернуться в более спокойной обстановке. Вот только это оказалось сложнее, чем думалось. Сперва много лет пришлось просто скрываться, а потом... Отдаленная непроходимая местность, густо населенная медведями, дорога давно заросла... А на геликоптер или гусеничный вездеход господин майор за двести лет так и не скопил. Пришлось устраиваться в компанию, которая занималась в этом регионе изыскательскими работами и скупила все земли. Видимо, перед устройством на новую работу майор и убил настоящего Полторахина, заняв его место. Нашел одинокого, внешне похожего человека и... Будь мы в Германии, где в документах есть отпечатки пальцев, такое бы не прошло, а у нас запросто. Конечно, пришлось ждать целых семь лет, пока не отправили именно к нужному месту, но для такого долгожителя это не срок. И вот он в шаге от цели!

 

- Только вездеход водить не умел! - воскликнул Липоев, осененный догадкой.

 

- Слушай, мы договорились, что я тут тупой полицейский! - осадил его Калмыков, - А ты хоть и тупой, но не полицейский ни разу.

 

- Действительно, майор не умел водить вездеход, и Липоев на свое счастье тоже не умел, а Чубатый водил плохо. - вдохновенно продолжал Илья, - Поэтому, чтобы добраться до места, Полторахин - придется пока называть его так за незнанием настоящей фамилии - дождавшись дня отдыха, попросил Дергунова отвезти его в лес "прогуляться и подышать воздухом". С собой он взял рюкзак, что вполне естественно даже для небольшого выхода в лес. В тяжелом рюкзаке даже несколько килограммов драгоценностей не привлекли бы внимания. Кстати, господа капитаны - вы оба сосредоточились на преступнике, и это вам мало что дало, а я тем временем дружески поболтал с жертвой. Так вот, этот милый мальчик рассказал, что лже-Полторахин настрого приказал оставаться при вездеходе, пока он "дышит воздухом". Но по рации их срочно вызвали для какого-то дела, и Дергунову пришлось идти за начальником по следам. И он застал господина майора сосредоточенно копающим землю. Тот не придумал ничего лучше, чем сказать, что искал женьшень. Женьшень!

 

- Значит, до сокровища Полторахин не добрался? - спросил Березин, вовсе не стесняясь роли тупого полицейского.

 

- Не добрался, Дергунов ему помешал. Конечно, Полторахин пришел в ярость от срыва многолетнего плана, и, к тому же, испугался, что этот многолетний план будет раскрыт. И он решил избавиться от парнишки при первой возможности - которая представилась в мерзкой забегаловке "Медведь и соболь". Ну, как вам?

 

Все молчали. Лишь Полторахин неожиданно подал голос:

 

- Молодой офицер с печатью содомского греха на лице все верно изложил. Ну, за вычетом простительных мелочей - для примеру, настоящего Полторахина никто не убивал, он естественным образом скончался, а я уж подсуетился. В прочем же все верно. Да упустили вы, господа полицейские, одну тонкость: сокровище-то по сию пору там лежит, и где искать один я знаю. Ежели государство из меня и выпытает, так само же и заберет. А вот ежели без государства... Меня от петли избавите, а сами золото поделите. Господам капитанам тройную долю за чины высокие, лефтенантику двойную за ум, Дергуше недобитому за смертный страх полуторную, да и остальным по гроб  жизни хватит...

 

- Дельное предложение! - заинтересованно произнес Калмыков, - А бабушке моей сколько дашь? Какую долю?

 

- И бабушке вашей хорошую долю дадим. Да только... Как же ваша бабушка жива-то может быть, вы ведь и сами, прошу пардону, не юноша...

 

- Не может она быть жива, дружок, не может. Увезли её в Желобнихино, в этот ваш 23-19. Отвели на пирамиду, и больше уж она не жила. Ну и ты долго жить не будешь. Звоните, господа, в свой Центральный Директорат, рапортуйте о поимке преступника века.

 

[Magnum]

Система безопасности

 

 

_________

 

 

  Штабс-капитан  Германов вызвал меня срочно в дом №4 угол Сенной и Зеленодольской. Я плохо понимал, почему он так решительно попросил меня присутствовать на осмотре места преступления, да ещё довольно заурядного. Как я понял со слов вахмистра Нетудыхатько, речь шла то ли о самоубийстве, то ли об убийстве мелкого конторщика И.С.Конникова.  
 - Вы все увидите на месте и сможете внести ясность, - коротко резюмировал Германов по телефону. Голос у него был сильно удрученным.
  Дом №4 по Зеленодольской не принадлежит к числу лучших домов Иркутска. Это один из тех приплюснутых доходных домишек, что с таким азартом строились на деньги золотой лихорадки в грюндерскую эпоху. В них было проведено паровое отопление и первые в городе домашние эклектические свечи. Потом после кризиса 1873 года Государственная Дума по понуканию цесаревича инициировала программу общественных работ, включавшую массовое строительство и газификацию дешевого жилья, и цены на недвижимость в бозартных особнячках рухнули. Приток поселенцев по новопостроенной  железной дороге только усугубил процесс. Старую квартиру на бельэтаже взял внаем некий Илья Сидорович Конников, юстиции советник 36 лет. Его тело я увидел на полу, с двумя пулевыми ранами на груди и на левом запястье со следами порохового ожога.  
  От штабс-капитана я узнал предысторию. Переднюю комнату убитый переоборудовал в контору, где вел прием. Две боковых комнаты сдавал жиличке, пожилой особе Фирсовой Ольге Сильвестровне, с трудом ходившей с костылем. Она и услышала подозрительный шум и вызвала городовых. Сам же Конников обитал в задней комнатушке, примыкавшей к кухне.
 Все двери в квартире были заперты и имели засовы, а окна имели решетки. Подчиняясь смутным страхам, Конников закрыл дверь между комнатами жилички и своей специальным засовом.  По словам соседей, Конников до ужаса боялся того, что в его дом заберутся воры и ограбят его, потому запирался тщательно.
 И все-таки, несмотря на все предосторожности, кто-то пробрался в его дом и застрелил Конникова, не взяв при этом денег. И ни убийцу, ни пистолет полиция не обнаружила. Ни дворник, ни консьержка, ни привратник, ни городовые, ни соседи не видели, чтобы кто-нибудь выходил из квартиры. Что до внутренней двери с засовом, то городовой силился ее взломать, но она не поддалась. В квартиру кроме Фирсовой и Конникова никто не входил. В 10:00 по полудни он зашел к себе домой, зажег свет, который через полчаса погас. После этого всё и случилось. Получалась загадка закрытой комнаты.
- Что-то здесь не так, Сан Саныч. Слишком уж эта загадка прихотливая.
- Возможно.  Если бы это было самоубийство, то почему три выстрела? Если убийство, то куда делся преступник. Вот поэтому, Алёша, я и попросил Вас приехать. Если другие ваши коллеги про это разнюхают и напишут, начнется стыд и срам.
- А кто и как открывал дверь?
- Держурные чины выломали вместе с дворником.
- Сколько у них ушло на это времени?
- Секунд 20-30, не более минуты.
Я осторожно прошел от двери до комнаты, где ещё лежало тело, и юркнул на кухню.
- Мы уже думали об этом. Если бы он ушел через черный ход, ему пришлось бы возиться с задвижками, - он рукой в перчатке долго дергал изрядно притершийся ствол засова и цепочку, которые поддались с большим трудом за минуты полтора.
- Даже если бы убийца ушел через черный ход, он не мог защелкнуть его. Дверь была закрыта на засов, когда сюда вошли.
 Я ещё раз осмотрел комнаты. Обследовали дверь, ведущую в комнаты мадам Фирсовой. Засов приржавел к своим скобам, щель между дверью и косяком заросла паутиной. Окно, выходящее во двор, было плотно закрыто. Пыль на подоконнике свидетельствовала о том, что окно не открывалось уже неделю. Прутья решетки были целы. Окна, выходящие на улицу, было в том же состоянии. Транцевое оконце, расположенное над парадной дверью, также исключало версию проникновения извне – оно было прибито гвоздями в своей раме.
 - Или убийца один из соседей, или ушел через черную лестницу. Вы осмотрели комнаты Фирсовой?
- Для этого нужен ордер, однако мы необходимые приняли меры. Никого в комнату не пускают.
Через приоткрытую дверь я поглядел в комнаты жилички. Скупая обстановка, кровать, венский стул, тумбочка. Однако стены и полы цивильные, даже есть электрическая лампочка. Наклоняясь вперед, я принюхался.
- Странный запах.
- Табак и духи, - шмыгнул носом стоящий рядом Нетудыхатько, -  Эта бабулька курит турецкие папиросы.
- А в комнатах убитого или в конторе нет случайно таких окурков?
Снова проверили все закутки, но следов сигарет мадам Фирсовой не нашли. Беседа с этой особой не клеилась. Она божилась в своей невиновности и возмущалась, что такое гнусное возмутительное происшествие творится именно с ней.
- Что же это такое! В приличных домах творится беззаконие и ужасы! Конечно, советник человек нервный и нелюдимый, но не заслуживает такого конца. А вы не имеете права меня подозревать! Я старая чувствительная женщина.. . Тут за стеной люди гибнут на пороге собственных домов!
Мадам Фирсову пришлось оставить. Однако я не мог отделаться от мысли, что в ее словах было сказано некое важное сведение.
- Головоломное дельце, - мрачно заметил доктор Ивлев, когда гориллоподбные санитары уносили из дому убитого под белой простыней, - Судя по ожогу и следам на груди, стреляли с очень близкого расстояния, можно сказать почти в упор.
- Значит это можно расценивать, как попытку имитировать самоубийство, - задумчиво пробормотал  штабс-капитан, заметив, как напряженно я черкаю в своем блокноте.
- Ну что Алёша, есть ли соображения у журналистики, кто убил?
- Нужно искать, кому это выгодно или ещё раз проанализировать данные, на что мы не обратили внимания.
- Конников жил один, семьи или любовниц не имел.
- А связи?
- Нелюдимый, всего чего то боялся и работал до седьмого пота.
- А по книгам оружейного учета его проверили?
- Проверяют. Сомнительно, чтобы у него было оружие – он из вольноперской шушвали.
Доктор грубовато кашлянул. Германов ничуть не стушевался и пояснил:
- Из песни слов не выкинешь, есть содомты и передасты, есть вольноопределяющиеся, а есть вольноперы, Митя. Вольноопределяющиеся, как ты, служат и учатся, а вольноперы косят с липовой херней.
- Гернией, что есть позвоночная грыжа.
- Ну, все равно.
Я не стал слушать дальше, поглядев рассеяно на пол. И тут заметил две черные полоски.
- Николай Гаврилович, Дмитрий Юрьич, смотрите. Следы от каблуков
Сыщик и врач всмотрелись в полоски.
- Тут будто стадо бизонов пробежало. Однако положительно, от каблуков.
Я осмотрел косяк двери ведущей по коридору в комнату Конникова и тогда мой взгляд упал на открытую входную дверь. Все время  с момента проникновения, пока шёл осмотр места преступления, никто не трогал.  «На пороге собственных домов»….
Пригнувшись, я на корточках подобрался к створке и носком подвинул ее.
- Николай Гаврилыч, пусть все выйдут из комнаты и коридора. А вы на пол!
Штабс-капитан недоуменно посмотрел на меня.
- Там что то есть?
- Ещё не знаю, но подозреваю, - надев перчатки, я вооружился рожком для обуви и медленно стал приоткрывать дверь, - Всем на пол залечь, живо!
 Едва полицейские чины и доктор Ивлев залегли, дверная створка скрипнула и тишину разорвал выстрел, похожий на хлопок. Дыма не было. Когда мы поднялись, то увидели на обратной стороне входной двери тонкую внутреннюю створку, почти сорванную с петель. К ней на уровне груди было привинчено устройство, напоминавшее грубо выполненный кустарем пистолет на доске. Ствол его почернел от копоти. От него к стене тянулся проводок. Осмотрев его, обнаружили, что он тянулся к столу конторы.
 - Вот он, убийца. Можете вставать, господа, он разряжен.
- Эта х..герния? – просипел Нетудыхатько, помогая встать начальнику и Ивлеву.
- Это карманный пистолет с электрическим контактом, - поглядел на смертоносную игрушку Германов, - Очень ловко придумано.
- Судя по всему, сам Конников это и придумал. Он так боялся воров, что установил эту штучку на случай, если к нему вломится кто-то в дом.
Германов осмотрел устройство, тронув его ручкой трости. Доска поворачивалась на оси на 180 градусов.

 - Он пошёл со спичкой проверить или включить его. И видимо в впотьмах схватил что то не то.

 

[Magnum]

Солнце и Крест

 

 

_________

 

 

"...Но вернуться туда — это означало отказаться от богатств, власти, могущества, господства, от городов, земель и целых королевств. И вот орден заметался в страхе и ярости, словно чудовищный дракон, которому вонзилось в бок копье... Большинство крестоносцев стремились к войне, сознавая, что нужно схватиться с врагом не на жизнь, а на смерть, пока силы ещё не растрачены, пока не померкла ещё слава ордена, и весь мир спешит ему на помощь..."

Генрик Сенкевич, "Крестоносцы".

1.

- Gott mit uns! - вскричал благородный рыцарь Бруно фон Кислинг и первым врубился в ряды язычников. Братья-рыцари следовали за ним по пятам, поражая азиатских варваров мечами, топорами и боевыми молотами. Девственно-белое поле, на котором повстречались два войска, в считанные мгновения окрасилось кровью. Казалось, кровь мгновенно захватила все окружающее пространство; она была повсюду. Не только на едва прикрытой снегом земле, на плащах рыцарей, на их оружии, на попонах благородных рыцарских коней - мелкие брызги крови даже повисли в морозном воздухе, и в этот кровавый туман сейчас погружалась крестоносное воинство, все дальше и глубже. Барабанные перепонки были готовы в любой момент лопнуть от невыносимого шума, лязга мечей и копий, грохота ручных бомбард и петриналей, воплей сотен раненных и умирающих - как людей, так и животных. Так не могло продолжаться бесконечно, кто-то из бойцов двух армий должен был сломаться и уступить - и первыми сломались татары. Следовало отдать им должное, воины Великого Хана были готовы сражаться и дальше, но сразу два тяжелых удара - удар засадного полка крестоносцев и гибель главного татарского военачальника - заставили их дрогнуть, отступить, а потом и вовсе удариться в бегство. Даже в этот позорный момент из уст татарских всадников продолжал вырываться их леденящий душу боевой клич "Уррагх, уррагх!", но теперь он звучал иначе - не как торжествующий вопль победоносной орды, но как крик ужаса людей обреченных и испуганных, стоявших на грани гибели и заглянувших за грань поражения. Западные рыцари, наученные горьким опытом, не преследовали разбитого противника - пусть даже в этот раз татары и не помышляли об одном из своих знаменитых ложных отступлений, в прежние и недавние времена погубившие целые вражеские армии и царства, а искренне желали спасти свои жизни. Побежденные варвары отступали с такой поспешностью, что даже бросали оружие и доспехи, дабы облегчить своих коней.

- Стойте! стойте! куда же вы?! - кричал им вслед разгоряченный Бруно фон Кислинг. - Остановитесь! Жалкие трусы! Позвольте мне убить вас! Братья!.. Бейте язычников! не давайте им пощады!.. Пленных не брать!

- Остынь , Бруно! - расхохотался барон Альберт фон Хаузер. - Все кончено! Мы победили! Победа, братья! Победа!

- Победа! Sieg! Sieg! Vittoria! Seger! Deus lo vult! Buddugoliaeth! Non nobis, Domine! - на разные голоса закричали окружавшие их рыцари.

Это был один из величайших крестовых походов, которые видел свет. На это поле явились не только братья Тевтонского Ордена, но и паладины Священной Римской Империи, преторианские гвардейцы латинского императора Константинополя, железные латники властелинов Дании и Швеции, воины из далеких западных королевств - Англии, Бургундии, Арагона, Сицилии, даже из самой Ирландии; рыцари и полубратья союзных орденов - госпитальеры, храмовники, лазариты, гауденты и многие другие. Шесть королей, девять великих магистров, двенадцать епископов, восемнадцать герцогов, бесчисленное множество малых церковных и светских князей. Казалось, весь христианский мир объединился в едином порыве, дабы проникнуть так глубоко в сердце Азии, как не удавалось ни одному из властителей Европы со времен Александра Великого. До сих пор крестоносцам сопутствовала удача, поэтому они не собирались поворачивать назад; поэтому они собирались идти дальше - через снежные равнины Тартарии, через безводные пустыни древней Персии, до великих стен загадочного Катая; идти, пока не увидят берега последнего моря - и переправиться на другой его берег, дабы скрестить свои мечи с легендарными всадниками волшебной страны Чипангу. Потому что так желает Господь - и так будет сделано, к вящей славе Его.

Прежде чем разбить лагерь и собраться у вечернего костра, победители добросовестно обошли поле битвы. Подобрали своих раненных, которым еще можно было помочь и облегчили страдания тех, кого спасти было нельзя; добивали врагов и собирали трофеи. Шедшие с обозом рабы уже привычно долбили уступами мерзлую землю, чтобы достойно похоронить павших крестоносцев. Убитых татар тоже собирались хоронить - их освобожденные от брони и оружия трупы стаскивали в кучи, которые должны были превратиться в погребальные костры. Пусть над миром царила зима, и вряд ли рыцарям грозила вспышка чумы, в крестоносной армии царила суровая дисциплина, а приказы полководцев, велевшие сжигать тела мертвых врагов, были ясны и недвусмысленны. Тем более что эту грязную работу все равно выполняли рабы и кнехты.

И, несмотря на возмущение и возражения брата Бруно фон Кислинга, христианские воины брали пленных.

- Смотри-ка! - воскликнул молодой рыцарь Август фон Каттерфельд, склонившись над очередным татарином в богато украшенных доспехах. - Этот еще жив! Дышит!

- Ну так помоги ему перестать, - пожал плечами Бруно. - Верни его в ад, откуда он вышел!

- Не спеши, - остановил его Альберт фон Хаузер. - Видишь, Август, на нем совсем нет крови. Сдается мне, он всего лишь оглушен. Давай-ка приведем его в чувство. За знатного пленника можно взять богатый выкуп...

- Постыдись, Альберт! - нахмурился фон Кислинг. - Помни, что мы отправились в этот поход не ради татарского золота, но ради торжества Господа и католической веры!

- Татарское золото ничуть не хуже золота иудеев или схизматиков, чьи сундуки и сокровищницы мы опустошали по дороге сюда, - невозмутимо отвечал фон Хаузер. - Меня устроит любое золото, на которое можно купить новые доспехи или оружие - оружие, которое поможет мне поразить еще больше врагов Христа и Святого Престола!

На эти слова даже суровый Бруно не нашел что возразить, поэтому, все еще продолжая ворчать себе под нос "не дело это", он спустился с коня и присоединился к своим товарищам. Лежавший на снегу татарский воин носил не только дорогой, но и хитрый шлем из черного индийского железа, поэтому братьям-рыцарям пришлось потратить несколько минут, прежде чем они справились с мудреными застежками. Август фон Каттерфельд сам не понял, как ему удалось сорвать шлем с головы поверженного врага - это произошло так неожиданно, что молодой тевтонец потерял равновесие и едва удержался на ногах. Чтобы не упасть, ему пришлось упереться левой ладонью в грудь татарина - и тут же отдернуть ее, как будто рука коснулась раскаленной сковороды. Каттерфельд шарахнулся назад и все-таки упал, очень удачно приземлившись на собственные ягодицы. На лицо его при этом возлегла печать крайнего изумления:

- Женщина!

- Женщина, - подтвердил барон фон Хаузер и пожал плечами. - Эка невидаль. Что тебя так удивляет, брат Август? В армиях врага сражаются женщины. Это все знают.

- Грязная язычница! - с отвращением сплюнул фон Кислинг и перекрестился. - В пекло ее!

- Не говори глупостей, брат, - поморщился барон Альберт. - Или ты не знаешь законов Ордена, в которых прямо и ясно говорится, как нам должно поступать с женщинами, захваченными в плен? Не станем же отступать от них и сейчас.

И снова Бруно не нашел что возразить, тем более что в этот самый миг маленькая стройная татарка, облаченная в черные с золотом доспехи, открыла глаза. Глаза, черные и глубокие как ночь, уставились на тевтонцев из-под копны таких же черных густых волос.

Некоторое время крестоносцы молча рассматривали свою пленницу. Маленькие уши, широкие скулы, приплюснутый нос, полоска белоснежных зубов, мелькнувшая между бледно-розовыми губами... Очень странный цвет кожи - одновременно смуглая и бледная. Возможно, отблески погребальных костров и холодное солнце Тартарии сыграли с рыцарями злую шутку. Вне всякого сомнения, пленница принадлежала к примитивной варварской расе, хотя была по-своему красива - как бывает красивым дикий зверь или цветная ящерица, привезенная из жарких южных стран. Трудно было сказать, к какому из многочисленных племен вражеской империи она принадлежит. Скорей всего, чужеземная воительница была рождена в гареме какого-то аристократа или могущественного военачальника, куда доставляют женщин со всего обитаемого мира, даже из Африки и Нового Света. Известно, что такие гаремные принцессы нередко становятся солдатами, фанатично преданными своему отцу и господину.

Первым опомнился барон Альберт фон Хаузер и произнес по-татарски, старательно выговаривая слова:

- Я говорить - ты понимать?

- Не утруждайте себя понапрасну, - немедленно отозвалась татарка слегка хриплым, простуженным голосом. - Я прекрасно говорю на вашем языке... и других языках.

- Ведьма! - взревел Бруно фон Кислинг и схватился за меч. - Как ты смогла так быстро выучить наш язык?! Братья, это чернокнижное колдовство! Давайте убьем ее, пока она не наслала на нас злодейские чары!

- Железноголовый болван, - в голосе девушки прозвучало откровенное презрение. - Я говорю по-немецки, потому что моя мать была родом из Саксонии. Но отец мой был воином из племени Алшин и телохранителем самого императора, поэтому я пошла по его стопам.  Мое имя - юзбаши Валия-Бакира бинт Темур аль Кабир, я солдат армий Пророка и Золотой Воин Шибирского Царства, верная слуга Богдыхана, повелителя Востока. Больше я вам ничего не скажу.

- Валиябакира? - переспросил благородный рыцарь Альберт и ухмыльнулся. - Валькирия что ли?!

- Надо же, из Саксонии, - пробурчал Бруно. - Землячка почти... Ладно, поболтали и хватит. Берите ее под руки и пошли отсюда.

Но прежде чем убраться прочь, хозяйственный Альберт подобрал шлем пленницы и ее небольшой изящный меч, украшенный вделанным в рукоятку бледно-голубым драгоценным камнем. Ломбардские купцы, следовавшие за обозом, отвалят за такое оружие кругленькую сумму в звонкой монете...

Х Х Х

Вернувшись в лагерь, братья-рыцари бросили пленницу в трофейную палатку - довольно скромную, явно принадлежавшую татарскому полководцу не самого высокого ранга - и поставили охранять ее молодого Каттерфельда. Пусть стоит на часах и смиряет плоть, а то он до сих пор в себя не пришел - так потрясла его встреча с женщиной. Еще вызвали из обоза турецкую рабыню, чтобы присмотрела за татарской принцессой. Сами же собрались с другими братьями своей хоругви у костра, дабы поужинать чем Господь послал. Дичи в этих лесах водилось немеряно, даже в зимнее время года, поэтому крестоносцы ни в чем себе не отказывали, благо сам папа римский освободил всех участников похода от поста и воздержания.

- Я тут перекинулся парой слов с другими рыцарями и кнехтами, - поведал Альберт, - они говорят, что на поле боя нашли немало мертвых женщин в сибирской броне. Никогда столько раньше не видели. Похоже, нам повезло - мы единственные, кто смогли захватить такого пленника - то есть пленницу - живьем.

- Готов биться об заклад, - пробурчал Бруно фон Кислинг, вгрызаясь в хорошо прожаренную медвежью лапу, - среди тех, кто отступил, женщин было еще больше. Поэтому и побежали. Трусливые бабы! - и благородный тевтонский рыцарь заржал так громко, что напугал стреноженных лошадей.

- Зря ты так, брат, - заметил Виллиброрд фон Регер, один из самых старших и опытных рыцарей хоругви. - Те, кто полегли, сражались отважно. Помни, что принижая врага, ты принижаешь себя.

- Даже если враги наши - грязные язычники, сражающиеся по наущению самого дьявола?! - прищурился Бруно. - Как можно принизить их больше, чем они принижают самих себя?! Отважно сражались? Так и дикий безмозглый зверь, прижатый к стене, сражается за свою жизнь - но должен ли я его за это уважать?!

Фон Регер вздохнул и ничего не ответил. С фон Кислингом было бесполезно спорить.

- Вечер добрый, братья, - к костру подсел один из союзников, Рамнульф Аматор, сицилийский рыцарь из Ордена Святой Девы Марии. В хоругви, где служили Альберт, Бруно и их товарищи, Аматор был давним и желанным гостем. Вот уже не первый год они сражались бок о бок. - Слышал, вы захватили в плен татарскую герцогиню...

- Слухи расходятся быстро, - хохотнул Альберт фон Хаузер. - Не знаю, какая она герцогиня, но в плен мы ее захватили.

- Сегодня на татарской стороне сражалось немало женщин, - вольно или невольно, Рамнульф повторил слова, сказанные Альбертом несколько минут назад. - Братья говорят, что это хороший знак.

- И что в нем хорошего? - не понял удивленный Бруно.

- Разве не очевидно? - в свою очередь удивился сицилиец. - Силы сибирского хана слабнут. Ему уже не хватает воинов-мужчин, которые могут сражаться за его империю. Завтра он бросит против нас детей и младенцев!

- Хо-хо-хо! - отозвался фон Кислинг. - Если так, то полная победа близка! Еще один удар - и Сибирское королевство окажется целиком в наших руках, а путь на Катай - будет открыт!

- Хорошо, если так, - кивнул фон Регер. - Но я бы не стал праздновать победу прежде времени. Враг все еще очень силен, и не позволяйте сегодняшней победе обмануть вас. Впереди множество битв и сражений.

- Больше веры, брат мой! - воскликнул Бруно. - Вот увидишь, не пройдет и месяца, как мы будем стоять у ворот сибирской столицы! С внутренней стороны! - добавил он и снова расхохотался.

- Враг силен, - упрямо повторил фон Регер. Немного помолчал и продолжил: - Некоторые братья считают, что мы потратили слишком много времени и сил на борьбу с поляками, русскими и литовцами. Это позволило сибирскому хану укрепить свою империю, призвав на помощь единоверцев с Востока и неведомые языческие племена, некоторые из которых, говорят, прибыли даже из Нового Света!

- Это ересь, брат Виллиброрд, опасная и безумная ересь! - сверкнул глазами фон Кислинг. - Борьба против схизматиков была неизбежна, потому что мы не могли оставаться в стороне и безучастно наблюдать, как они оскверняют имя Господа! Схизматики хуже магометан, хуже язычников, хуже самих иудеев - те просто не верят в Христа, а эти исказили само слово Божье!

- Поляки были католиками, - тихо заметил фон Регер.

- Хо-хо-хо! - осклабился Бруно. - Они НАЗЫВАЛИ себя католиками, но были ли они ими?! Это гнуснопрославленное предательское племя, вставшее на пути нашего великого крестового похода! Они выбрали себе в короли лживого язычника, лишь для виду принявшего Святое Крещение! И этот негодяй не желал пропустить наших рыцарей в лежавшие на Востоке языческие земли! Был ли он католиком?! Кому он самом деле служил - и кого защищал? Уж точно не великое христианское дело, а своих единомышленников, слуг Сатаны! Нет, мы не могли не вступить с ними в борьбу, и если Сибирское царство за это время усилилось, то пусть грех падет на головы предателей-поляков! И вот что я скажу тебе, брат - разве время не доказало нашу правоту? Разве победа над Польшей не позволила Ордену усилиться многократно? Разве не наши братья сумели прекратить смуты в Италии и Франции и тем самым остановить раздоры, терзавшие христианский мир? Разве не тевтонские рыцари спасли Константинополь от безбожного турецкого султана?! Разве не наши воины первыми ступили на берега Нового Света и сокрушили многочисленные царства заокеанских язычников, запятнавшие себя столь мерзкими и отвратительными преступлениями, что кровь стынет в жилах и язык застревает в горле при одной лишь мысли о них?! Сумели бы мы все это совершить, если бы не победа над Польшей? Нет, я так не думаю.

- У тебя на все готов ответ, Бруно, - усмехнулся сицилийский рыцарь Аматор.

- Как и у всякого, кто искренне верит в правоту нашего дела и не сомневается в нем, - немедленно отозвался фон Кислинг. - А как же я могу не верить, если правда на нашей стороне? И если Господь сражается рядом с нами - то кто же тогда сражается против нас?!

На это нечего было возразить, поэтому братья-рыцари провозгласили здравицу за здоровье Бруно и с удвоенными силами накинулись на еду. Завтра будет новый день бесконечной войны во славу Христа, и им понадобятся все силы.

В этот самый момент к костру подошел еще один гость и заслуженный участник крестового похода. Бруно заметил его первым.

- Вечер добрый, падре! Присоединяйтесь к нам!

- Прошу прощения, но я здесь не за этим, - смиренно отвечал отец Леодегар, перебирая четки. - Я прослышал, что вы захватили в плен знатную татарскую графиню...

- Слухи разносятся быстро, - усмехнулся Альберт фон Хаузер.

- И будто бы она родом из германских земель, - продолжал священник. - Мне хотелось бы поговорить с ней.

- Я провожу вас, падре, - кивнул Бруно фон Кислинг. - Заодно подменю Августа, бедняга до сих пор не поужинал.

Х Х Х

Некоторое время спустя отец Леодегар оказался лицом к лицу с татарской пленницей, которая встретила его крайне презрительным взглядом - точно таким же, каким она смотрела на своих тевтонских пленителей.

- А! понимаю, - сказала она. - Ты один из тех христианских попов, о которых рассказывала мне мать...

- Именно поэтому я здесь, - кивнул священник. - Мы не враги тебе, потому что ты одна из нашего народа. Не по своей воле ты оказалась в царстве тьмы, вдали от родных земель. Полагаю, что в плену языческого гарема у тебя не было возможности открыть свое сердце Господу нашему Иисусу Христу. Но теперь, когда ты очутилась среди нас, я вижу в этом знак небес и перст Божий! Теперь ты сможешь вернуться в лоно матери нашей католической церкви...

- И что потом? - насмешливо поинтересовалась сибирская принцесса. - Мне придется влачить жалкое существование в одном из ваших монастырей и замаливать свои грехи, которые я вовсе не считаю грехами? Или стать женой скучного старика вроде тебя? Ты напрасно тратишь время. Пусть я говорю на вашем языке, но я не одна из вас! Я уже говорила твоим железным болванам, кто я такая. Валия-Бакира аль Кабир, защитница Богдыхана и командир его армий! Ступай прочь, глупый старик. Меня не интересуют ни твои проповеди, ни твои боги.

- Ты напрасно гонишь меня, дитя мое, - укоризненно покачал головой отец Леодегар. - Знаешь ли ты, какая судьба ждет тебя, если ты продолжишь упорствовать в своих заблуждениях? Будь ты обычной язычницей, тебе бы просто отрубили голову. Но поскольку ты говоришь на нашем языке, к тебе отнесутся как к католичке, которая совершила немыслимое - отвернулась от Господа нашего и предала свою веру! Поэтому тебя сожгут на костре, как злостную еретичку. Как ведьму, которая носила мужскую одежду. Как изменницу...

При этих словах татарка заметно побледнела, но голос ее оставался тверд:

- Ты не только глуп, но и туговат на ухо?! Разве ты не услышал меня с первого раза? Убирайся вон, иди служить своему господину в другое место - а я останусь верна господину своему!

- Боюсь, что она безнадежна, - вздохнул священник некоторое время спустя, на выходе из палатки встретившись с вопросительным взглядом Бруно фон Кислинга. - Я доложу папскому легату. Он соберет священный трибунал, который окончательно решит ее судьбу. Но кажется мне, уже сейчас мы оба знаем, какое решение примут судьи, - и отец Леодегар несколько раз истово перекрестился.

Бруно фон Кислинг тут же упал перед ним на колени и поклонился, одновременно вонзая в землю свой меч.

- Благословите меня, преподобный отец.

- In nomine Patris, et fillii, et Spiritus Sancti, - прошептал старый священник, осеняя коленопреклоненного рыцаря крестом. - Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, благословляю тебя, сын мой. Пусть будет будет тверда твоя рука, сжимающая оружие, коим станешь ты и дальше разить врагов Господа. Ad maiorem Dei gloriam, к вящей славе Его, именем Его! И ныне, и присно, и во веки веков. Sicut erat in principio, et nunc, et semper, et in saecula saeculorum. Amen.

- Аминь, - послушно повторил Бруно и несколько раз ударил себя кулаком в грудь. После чего добавил уже другим, деловитым тоном:

- Будьте добры, преподобный отец - станете проходить мимо нашего костра, пришлите сюда брата Каттерфельда. Пора ему возвращаться на пост...

Х Х Х

Два часа спустя юный рыцарь Август фон Каттерфельд все еще стоял на посту, время от времени проверяя, все ли в порядке. Когда пленница отослала турецкую рабыню, тевтонец в очередной раз заглянув в палатку и остолбенел. Судя по всему, татарская принцесса собиралась отходить ко сну. Она стояла посреди палатки и расчесывала свои коротко остриженные, но все еще пышные волосы. Из одежды на ней не было ровным счетом ничего. Ощутив на себе чужой взгляд, она обернулась, и на ее тонких бледных губах заиграла презрительная улыбка:  

- Что такое, отважный рыцарь? Никогда раньше не видел обнаженную женщину? Скажи, а это правда, что воинам вашего Ордена запрещено прикасаться к женщинам, поэтому вы поручаете своим рабам и слугам насиловать захваченных пленниц?

Эти слова как будто вывели фон Каттерфельда из оцепенения, и выражение его лица внезапно сменилось с потрясенного на иронично-презрительное - и татарская принцесса вздрогнула, как будто заглянула в зеркало; и оглянулась по сторонам в поисках одежды, чтобы укрыться от этого взгляда.

- Я вырос на хуторе в Ливонии, - доверительно поведал молодой тевтонец, - и прежде чем стал братом Ордена, знал столько женщин и наплодил столько бастардов, что ты даже вообразить себе не сможешь. У нас с этим было просто, особенно если ты господский сын... Ты даже не представляешь, сколько у нас общего. Вот увидишь. Я докажу тебе.

И прежде чем она успела возразить, крестоносец решительно бросился вперед - как несколько часов тому назад бросился в гущу сражения, в адский грохот и кровавый туман.

2.

В полдень следующего дня армия крестоносцев стояла на берегу реки, одной из многочисленных сибирских рек, чьи странные языческие имена воины христианской Европы даже не успевали запоминать. А напротив, на ее восточном берегу, замерла новая армия татарского богдыхана - свежая, многочисленная и грозная. Как будто и не было вчерашнего поражения. И пусть река промерзла до самого дна, никто не торопился сделать первый шаг и ступить на лед.

- Мы стоим здесь, как Александр Великий при Гидаспе, - пошутил начитанный сицилиец Аматор, снова навестивший своих тевтонский друзей. - Позади покоренные царства Западной Азии, а на другой стороне бесчисленное воинство индийского императора. Вот только слонов не хватает!

- Тут и без слонов есть на что посмотреть, - заметил Альберт фон Хаузер, пристально рассматривая длинные ряды татарских воинов, застывших в сверкающей броне под разноцветными знаменами. - Сдается мне, это отборная гвардия самого Богдыхана.

- То есть опять валькирии и амазонки?! - расхохотался Бруно фон Кислинг. - Жаль, слонов нет. На слонов я бы посмотрел... и убил бы заодно парочку-другую. Слонов мне до сих пор убивать не приходилось.

- Может быть появятся еще, - задумчиво пробормотал Виллиброрд фон Регер. Благородный фон Регер знал толк в слонах, потому что прежде чем вступить в ряды Тевтонского Ордена, много лет провел на Среднем Востоке, где служил в армиях королей Великой Армении и Малой Сирии, ведущих бесконечную войну против персидского шаха. - Говорят, у сибирских татар есть боевые слоны, с ног до головы покрытые шерстью. Я в это не верю, конечно, - поспешно добавил он. - Глупые детские сказки. Где это видано - шерстяные слоны?!

- Проводники говорят, - сказал Альберт фон Хаузер, - что отсюда до сибирской столицы рукой подать. Два дневных перехода, не больше. Если бы не эти вековые деревья, мы бы уже увидели ее башни! Говорят, будто город целиком построен из ледяных кирпичей, или даже высечен из цельного ледяного блока... Я не верю, конечно. Глупые детские сказки.

- Между прочим, - оживился Рамнульф Аматор, - глядя на эту реку, я вспомнил и про другого Александра, русского принца, с которым ваш Орден сразился в незапамятные времена. Кажется, это случилось в тот самый год, когда татары впервые пришли в Европу - или около того. Скажите, а это правда, что ваши братья не только потерпели поражение, но и провалились под лед?

- Нет! - хором отозвались тевтонские рыцари, а Бруно фон Кислинг ворчливо добавил: - Глупые детские сказки.

- Смотрите! - воскликнул Август фон Каттерфельд. - Татары спускаются на лед! Неужели началось?..

Но молодой рыцарь поторопился и выдал желаемое за действительное. На лед спустились всего три сибирских всадника. Подняв высоко над головами ханское знамя, они направились к западному берегу. Им навстречу выступили три рыцаря в красных плащах гвардейцев кардинала Ришелье, папского легата и формального руководителя похода. Всадники встретились на середине реки и некоторое время о чем-то беседовали. Затем все шестеро направились к "европейскому" берегу.

- Мирные переговоры, - недовольно пробурчал Бруно фон Кислинг. - Это надолго. А смысл? Разве что татарские язычники признали свое поражение и решили сложить оружие. Эх, а мне так хотелось подраться!

- Успеешь еще, - усмехнулся Аматор. - Отсюда до Катая путь неблизкий. Но я не думаю, что сибирцы сдаются. Не с такой армией. Тут что-то другое. Сдается мне, брат Бруно, у тебя еще будет возможность подраться с ними - если не сегодня, то уж наверняка завтра.

Тевтонские рыцари узнали, зачем посланцы татарского хана и гвардейцы кардинала встречались на льду замерзшей реки, когда через несколько часов к ним в лагерь примчался гонец от самого кардинала.

- Татары хотя обменять пленных, - поведал французский рыцарь. - Его высокопреосвященству стало известно, что вы держите у себя знатную татарскую пленницу. Она дочь важного сибирского военачальника. Татары готовы поменять ее на наших рыцарей, попавших в плен в начале похода.

- Лживая ведьма! - взорвался фон Кислинг, в ярости хватаясь за меч. - А нам она говорила, что дочь простого телохранителя!

- Не кипятись, Бруно, - вмешался фон Хаузер. - Телохранители богдыхана не бывают простыми воинами, их набирают из очень знатных родов. Некоторые равны нашим графам или даже герцогам.

- Не может такого быть, чтобы татарский язычник был равен нашему герцогу, - убежденно заявил Бруно. - И передай его высокопреосвященству, пусть этих жалких трусов, которые угодили в татарский плен, поставят под мое начало. Я прослежу за тем, чтобы они искупили свою вину перед Господом и Орденом - кровью, если потребуется!

- Обязательно передам, - улыбнулся в усы кардинальский посланец, но фон Кислинг не обратил на это никакого внимания.

Чуть позже прискакал еще один гонец, с новым приказом, на этот раз от великого магистра Ордена. К северу от того места, где встала крестоносная армия, ниже по течению реки, разведчики наткнулись на брошенную сибирскую крепость. Бруно и его товарищам поручилось занять ее, прежде чем татары передумают и вернутся. Судя по всему, перед уходом сибирские воины подожгли покидаемый форпост, но крайне неудачно. Небольшая, но добротная каменная крепость, господствовавшая над переправой, совсем не пострадала. Возможно, какой-то молодой и неопытный татарский командир еще поплатится за это головой.

- А может и нет, - ухмыльнулся Бруно, когда тевтонцы наткнулись в подвале на несколько бочек с вином. Несмотря на соблазнительный запах, к трофеям никто даже не притронулся. Привели обозного раба - в обозе всегда найдется ленивый бездельник, которого не жалко - и велели выпить ему полную кружку. Бруно все правильно угадал - раб едва успел сделать два глотка, как лишился сознания и рухнул на пол. Хоть и не умер, но так крепко уснул, что напрасно братья-рыцари пытались привести в его чувство. Даже несколько ведер с ледяной водой не помогли. Обозный бездельник что-то бессмысленно бормотал и тут же снова закрывал глаза.

- Так вот что они задумали! - воскликнул Альберт фон Хаузер. - Хитро. Надо отдать им должное.

- Наши разведчики могли еще что-то пропустить, - заметил Бруно. - Я бы порыскал в окрестностях, вдруг это не единственная татарская хитрость...

- Я сделаю это, - вызвался фон Регер. - Самое время поразмять мои старые кости. -Он осмотрелся по сторонам. - Август, Генрих, Конрад, ступайте за мной.

3.

Словно таинственные призраки в зимней ночи скользили тевтонские рыцари в своих белых плащах меж вековых стволов великой сибирской тайги. Пусть они были пришельцами в этой стране, но воевали в ней не первый год и тоже кое-чему научились. Поэтому они были готовы достойно встретить любую опасность и выдержать столкновение с любым противником. Практически никто и ничто не могло их испугать или остановить.

Но этого они предвидеть не могли.

Странное место обнаружили тевтонские разведчики на очередной прогалине. Сперва им показалось, что в центре лесной поляны в круг выстроились несколько странных низких деревьев - то ли срубленных не до конца, то ли пострадавших от лесного пожара. И только подобравшись поближе, они поняли, что это не деревья.

- Иисусе! - перекрестился один из младших рыцарей. - Языческое капище! А я-то думал, что сибирские татары поклоняются только Магомету!

- Татарскому императору служит множество диких племен, - возразил брат фон Регер. - Как знать, кто еще скрывается в этих лесах!  

- Это проклятое место! - воскликнул брат Конрад, не уступавший в фанатизме самому Бруно фон Кислингу. - Мы должны немедленно предать этих идолов огню!

- Что, прямо сейчас? - поморщился фон Регер. - Не говори глупости, брат. Сжечь это место мы всегда успеем. Помни, что мы здесь не за этим. Нам следует вернуться в крепость и...

- Мы здесь именно за этим! - возвысил голос Конрад. - Нести слово Божие и броться с происками дьявола! Пусть все язычники в этом лесу набросятся на меня, но я готов рискнуть, ибо Он двигает мой рукой! Август, Генрих, собирайте хворост! Скорее, братья! Каждый лишний миг под небом это нечестивое капище оскорбляет Лик Божий! - Тевтонец извлек из-под плаща кремень с огнивом и принялся лихорадочно высекать огонь. У него почти получилось, когда меч, сверкнувший при свете полной луны, отсек ему правую руку. Вне себя от изумления Конрад повернулся к нападавшему - и второй удар меча пронзил ему горло. Все произошло так быстро, что молодой крестоносец не успел даже почувствовать боль.

- Что ты творишь... - начал было Генрих, когда убийца накинулся на него. Генрих был так потрясен, что даже не понял, что должен защищаться - и нападавший расправился с ним одним точным ударом в лицо. Только Виллиброрд фон Регер успел выхватить свое оружие и скрестить его с мечом убийцы. И неизвестно, как бы завершился этот поединок, если бы не сразу две прилетевшие из чащи стрелы, каждая из которых пронзила грудь фон Регера. Старый крестоносец выронил оружие, упал на колени и закашлялся, выплевывая на белый снег кровавые сгустки.

Из-за деревьев выступили несколько темных фигур, еще более походивших на призраки, чем сами тевтонские рыцари.

- Кто ты, воин? - спросил один из них, и Август фон Каттерфельд вздрогнул, услышав звуки знакомой речи. Как ни странно, фон Регер тоже узнал этот язык.

- Он предатель, - из последних сил прохрипел старый тевтонец, все еще пытавшийся дотянуться до своего оружия. - Зачем ты это сделал?.. Не стоило оставлять тебя у той палатки... Неужели эта татарская девка все-таки соблазнила тебя?! Что она тебе посулила?..

- Предатель?! - вскричал Август. - О, нет! Нет, я не предатель! Потому что предать можно только своих, а вы никогда не были мне своими! Нет и нет! Моя мать была литовской рабыней! Благородный рыцарь фон Каттерфельд из Северной Пруссии взял ее как вещь, попользовался, а потом выбросил! Меня, своего бастарда, он и знать не хотел. Я рос между псарней и конюшней. Но потом его законные сыновья погибли на войне с московитами, а сам рыцарь был тяжело ранен и лежал при смерти. Поэтому он поспешил узаконить меня и впервые за долгие годы впустить в свой замок, дабы хоть как-то сохранить благородную династию фон Каттерфельдов! Но стоило ему оправиться, как мой отец тут же взял новую законную жену и завел нового наследника. И как только наследник появился на свет, отец приказал мне убираться из дома и не возвращаться никогда. Только фамилию и позволил сохранить, дабы избежать скандала. Но использовал все свое влияние, чтобы я поступил на службу в Орден, где не смогу завести законного наследника, который сможет угрожать его роду. И вот я здесь. Но я никогда не забывал, кто я такой и откуда пришел. Только не думал что здесь, в сердце Тартарии, снова встречу богов своего народа! Ты их тоже узнал, брат фон Регер?! Вот Перкунас, Громовержец; а вот Габия, богиня Священного Огня; вот Аустра, Утренняя Звезда, богиня зари; а вот Лайма, Жемина, Велс и другие. Долго же я ждал... И в честь этой встречи я принесу им такую жертву, какой еще не видел свет! А начну прямо сейчас!

- Грязный полукровка... - с ненавистью прошептал фон Регер. - Ну же, давай!.. Я не боюсь тебя и твоих демонов!

Август фон Каттерфельд снова взмахнул мечом, и голова тевтонского рыцаря фон Регера упала в сугроб, а густая струя красной крови брызнула точно на идол Перкунаса. Больше ничего не произошло, но литовскому бастарду почудилось, что земля дрогнула, а мертвые глаза идола сверкнули в ночи. Громовержец благосклонно принял предложенную жертву.

- Я не ожидал встретить вас здесь, - снова заговорил Август, повернувшись к вышедшим из леса хранителям капища. - Так далеко от берегов Янтарного моря...

- Как видно, недостаточно далеко, - печально улыбнулся седовласый жрец и пригладил длинную белую бороду. - После того, как тевтонские псы-рыцари окончательно разгромили старую Литву, мы решили искать спасение в бегстве и двинулись на восток, навстречу солнцу, дабы сохранить то немногое, что осталось от нашей веры. Нам казалось, что мы ушли достаточно далеко... Но крестоносцы все равно настигли нас, пусть даже спустя столько веков. И если вы нашли нас, найдут и другие. Похоже, пора двигаться дальше. Если понадобится - до самого края земли. Конечно, ты можешь присоединиться к нам. Нам не помешает сильный и опытный воин.

- Крестоносцы теперь везде, - покачал головой молодой Каттерфельд. - Не одни, так другие. В то время как эта армия штурмует сибирские царства, другие покоряют Новый Свет, Индию и даже Африку. Спасение не в бегстве, а в сопротивлении. Если мы не станем сопротивляться, они не остановятся никогда; не остановятся, пока не завладеют всем миром.

- Я вижу, ты что-то задумал, - заметил старый жрец.

- Я заведу эту армию в ловушку и позволю сибирскому богдыхану уничтожить ее, - вскинул голову Август.

- Что с того? - пожал плечами его собеседник. - Татары не друзья нам. Пусть у нас сегодня общий враг, но они ведут свою войну за своего бога. Нам с ними не по пути.

- Не имеет значения, - упрямо возразил Каттерфельд. - Если мы поможем им нанести поражение этой армии -- и не просто поражение, а такое, которое покроет позором крестоносные знамена, есть шанс, что псы-рыцари остановятся, а то и повернут вспять. Пусть ненадолго, но крестовый поход прервется. И тогда мы сможем выиграть время, а вместе с ним найти способ, как выиграть эту бесконечную войну.

- Боюсь, что жажда мести сжигает тебя, сын мой, - прошептал жрец, и молодой литовец вздрогнул - "неужели все священники одинаковы?" - Мы всегда считали, что если выживем и сохраним наше наследие, то это будет лучшая месть захватчикам. Жизнь, а не напрасная гибель в безнадежной битве. Но так или иначе, мы поможем тебе. Мы поможем тебе добраться до татарского лагеря, а там поступай, как знаешь. Ровно через семь дней мы покинем этот край, переставший быть для нас безопасным убежищем. Если успеешь воплотить свой план до этого срока - возвращайся в этот лес, в любое время дня или ночи. Наши люди встретят тебя. Но торопись! Помни, семь дней!

- Я запомню, отец, - прошептал Август фон Каттерфельд. Пока еще фон Каттерфельд, но скоро, совсем скоро он перестанет носить это чужое и проклятое имя, и назовется своим именем, настоящим; тайным именем, которое дала ему мать, и которое благословили древние литовские боги.  

Х Х Х

- Хорошего же дружка ты нашла себя в лагере франков, Валия аль Кабир! - воскликнул татарский мурза.

Сибирские полководцы, собравшиеся в шатре самого богдыхана, смотрели на Августа фон Каттерфельда, как смотрят на диковинную и неведомую зверушку.

- Ты пытаешься оскорбить меня?! - вспыхнула татарская принцесса и схватилась за саблю. - В таком случае надеюсь, что ты уладил все свои земные дела, потому что я охотно отправлю тебя на встречу с Создателем - или в преисподнюю, к ифритам и джиннам! Выбирай!

- Прекратите немедленно, вы, оба, - тихо произнес богдыхан, но его услышали все, и в шатре воцарилась тишина. - Не время для споров, когда враг стоит в двух переходах от нашей столицы.

Татарский император был довольно молод, едва ли намного старше Августа, но чувствовалось, что толпившиеся в шатре вожди и генералы испытывают к нему бесконечное уважение. Скорей всего, дело заключалось не только в происхождении от той или иной "божественной" династии. Сибирский властелин был как молодой тигр - молодой, но уже покрытый бесчисленными шрамами, полученными в поединках со множеством побежденных им врагов, куда более старых и опытных, чем он.

- Почему ты решил предать своих людей? - спросил великий татарин.

- Я уже говорил, ваше величество, - устало произнес фон Каттерфельд, - это не мои люди. Не мой народ. Народ моего отца не принял меня. Мой народ - это народ моей матери. Ради них я готов помочь вам.

- Как странно, - протянул император. - В этом шатре собралось немало людей, чьи матери родились в далеких странах. Но все они решили следовать за народом своих отцов. Хотя... Быть может, с этого дня мне следует внимательно присматриваться к ним, искать признаки измены? Что скажешь, Валия?

- Государь! - голос юной татарки зазвенел от гнева. - Разве я не доказывала свою верность и преданность многократно?! Пусть разверзнутся небеса, пусть расколется земля и поглотит меня, если я предам вас или наше великое царство! У меня нет ничего общего с тевтонскими псами и быть не может! Пусть даже моя мать родилась в их стране, но она сама покинула ее, и всегда вспоминала о ней с ненавистью! Она научила меня их языку, потому что изучив язык врага, ты выбиваешь оружие из его рук! Моя мать обладала пророческим даром и знала, что крестоносцы рано или поздно придут за ней - и тогда ее дочь сможет встретить их во всеоружии!

- Достаточно, - обронил великий хан. - Я знаю, как ты предана мне, и никогда в этом не сомневался. Но есть и другие, чья преданность вызывает сомнения. Настал день, когда они смогут послужить нашему делу...

4.

- Мы попали в засаду, - угрюмо поведал Август фон Каттерфельд братьям Ордена, встретившим его во дворе захваченной сибирской крепости. - Кроме меня все погибли, все... Но я отомстил. - Он бросил на землю связку татарских луков и несколько отрубленных голов. На смуглых лицах татарских воинов, обезглавленных по приказу богдыхана, застыла печать предсмертного ужаса. - Я привез тела наших товарищей, мы сможем достойно их похоронить. - Август кивнул на коней, через седла которых были перекинуты мертвые тела крестоносцев, отправившихся с ним в дозор. - К сожалению, фон Регер лишился головы, и я не смог найти ее...

- Брат Виллиброрд всегда был самым умным из нас, но теперь-то она ему все равно ни к чему! - хохотнул Бруно фон Кислинг, но тут же осекся и умолк, поймав на себе укоризненные взоры соратников. - Ладно, как раз пришло время ужина. Соберемся за столом и помянем наших братьев! Да так громко, чтобы татарские шпионы, которые скрываются в ночи, услышали нас! Пусть думают, что мы пьем отравленное вино, которое они оставили для нас в подвале. Пусть считают, что смогут безнаказанно войти в крепость, когда в ней воцарится тишина. А мы тем временем приготовим им горячую встречу, хо-хо-хо! Добро пожаловать в Новый Танненберг, брат Август!

- Танненберг? - переспросил фон Каттерфельд.

- Да, - кивнул Бруно, - мы решили назвать эту крепость в честь величайшей победы Ордена! Доброе имя, оно еще не раз принесет нам удачу!

- Пусть будет Танненберг, - согласно кивнул Август. "Какая теперь разница?"

Поминальный пир удался на славу. Всего два глотка - и даже могучий Бруно фон Кислинг принялся клевать носом. Судя по его лицу, тевтонский пес был бесконечно удивлен. Как же так, ведь он велел доставить вино из обоза и даже не прикоснулся к татарскому "подарку" в подвале...

Разумеется, не все рыцари уснули за пиршественным столом, но немногочисленных часовых, добросовестно стоявших на посту, легко смяли сибирские воины, ворвавшиеся в крепость через открытые Августом ворота. Все было кончено в несколько минут.

- Что делать с остальными, госпожа? - спросил один из татарских гвардейцев, обращаясь к Валии аль Кабир. - Сделать так, чтобы они никогда не проснулись?

- Нет, - отрезала принцесса. - Свяжите их как следует и бросьте в подвал. Мы проведем их по улицам нашей столицы, а потом предадим страшной и позорной казни на площади перед императорским дворцом. Пусть весь мир и увидит и содрогнется, когда узнает, как мы поступаем с врагами, посягнувшими на наше великое царство!

- Внимание и повиновение! - поклонился воин и бросился исполнять приказ.

Валия аль Кабир повернулась к Августу фон Каттерфельду:

- Ты честно выполнил свою часть сделки, поэтому волен идти куда угодно. Вот охранная грамота с печатью великого богдыхана, с ней ты и твои люди смогут беспрепятственно передвигаться по дорогам нашей империи.

- Спасибо, - кивнул Август, - но у меня есть еще несколько дней в запасе. Если не возражаешь, я останусь с вами и досмотрю это представление до конца.

- Как знаешь, - пожала плечами татарская воительница. - Мы атакуем лагерь крестоносцев на рассвете, когда солнце будет слепить им в глаза. Понимаешь? Завтра само солнце будет сражаться на нашей стороне!

- Как скажешь, - в тон ей ответил фон Каттерфельд и удалился. Его ничего не связывало с этой женщиной.

Один из татарских офицеров, до сих пор стоявший в стороне, приблизился к Валии и наклонился к ее уху:

- Господин велел передать вам - избавьтесь от предателя при первой же возможности.  Вы же знаете, как повелитель относится к изменникам. В этом отношении он верен заветам своего великого предка Чингизхана. Сегодня этот человек предал крестоносцев, завтра он предаст нас...

- Вот как! - воскликнула Валия аль Кабир. - Да, конечно... Мне стыдно. Я сама должна была догадаться об этом. Передай императору, что все будет сделано.

- Слушаю и повинуюсь, моя госпожа, - ответил офицер и растворился в ночи. Валия задумчиво посмотрела ему вслед и отправилась на поиски Каттерфельда.

- Император приказал меня убить?! - вспыхнул от гнева молодой литовец, когда она все ему рассказала. - После того, что я для вас сделал?! Вот черная неблагодарность! Но почему?!

- Ничего не спрашивай, просто беги, - прошептала татарская принцесса. - Беги, пока я не передумала. Я найду, что рассказать своему господину. Прощай, Август фон Каттерфельд из Ливонии. Не поминай лихом!

Теперь пришла очередь Августа задумчиво посмотреть ей вслед. "Черная неблагодарность!" - повторил он про себя. Никому нельзя верить, кругом предательство и измена. Вот интересно, чего стоит эта охранная грамота? Остается надеяться, что вновь обретенные лесные братья справятся и без нее. Должны справиться. Они ведь давно скрываются в этой стране, и должны хорошо ее знать.

Ну что ж, пора покидать "Новый Танненберг". Но перед этим... "Татары не друзья нам", - вспомнил он слова старого литовского жреца. Конечно, не друзья. Если адептам Перкунаса и других старых богов пришлось скрываться в лесу, а не свободно разгуливать по улицам имперской столицы. Ну что ж, тем хуже для сибирцев. Не стоило им предавать его. Они такие же, как и крестоносцы. Предательское отродье Велняса! Так пусть убьют друг друга. Этот мир станет чище.

Август спустился в подвал, куда бросили одурманенных и связанных рыцарей Ордена. С двумя стражниками, охранявшими подвал, он расправился без особого труда. Тевтонцы уже понемногу приходили в себя, катались по полу и стонали, пытаясь понять, что же с ними произошло. Каттерфельд окинул их внимательным взглядом и перерезал веревки на руках Альберта фон Хаузера, которого счел самым безобидным.

- Что... с нами... случилось... - прохрипел Альберт, пока безуспешно пытаясь встать на ноги.

- Ничего не спрашивай, - ответил Август. - Ваше оружие и доспехи свалены у входа. Татары заняли крепость. Они все прибывают и прибывают. Поторопитесь!

Вот теперь можно вернуться на капище Перкунаса.

У ворот крепости ему преградили путь два татарских воина.

- Куда-то направляешься, предатель?

"Их всего двое", - подумал Каттерфельд. - "Как и стражников у входа в подвал. Я легко с ними справлюсь..."

- Не ваше дело, - резко бросил он. - Вот охранная грамота от вашего господина. Вы обязаны пропустить меня.

- Ты хотя бы знаешь, что здесь написано, глупец? - ухмыльнулся татарин. - Нет? Ну так я тебе растолкую. "Именем государя, подателя сего - казнить!"

"Их всего двое..."

Их было трое. Третий, ранее незамеченный, подошел сзади и ударил литовского перебежчика кривым татарским мечом в спину. Последнее, о чем успел подумать Август фон Каттерфельд, так и не успевший вернуть себя настоящее имя - старый жрец был прав, тысячу раз прав. Надо было выбрать жизнь - но он выбрал смерть, и потому сгорел в огне мести.

Валия аль Кабир тем временем бродила по темным коридорам замка, проверяя посты и строя планы на грядущий день. От грандиозных мыслей ее отвлек человек в белом плаще крестоносца, на которого она наткнулась на одном из нижних этажей.

- Ты все еще здесь?! - зашипела она. - Я же велела тебе бежать!

Альберт фон Хаузер собрал в кулак все свои силы и ударил ее в горло тонким узким стилетом - "кинжалом милосердия", который рыцари использовали для добивания поверженных противников. Валия пошатнулась и рухнула прямиком в подвал, из которого только что выбрался Альберт. "Пусть расколется земля и поглотит меня..." - успела вспомнить она, прежде чем окончательно растворилась во тьме.

- Скорее, братья! - повысил голос фон Хаузер. - Поднимайтесь наверх и вооружайтесь. Скоро рассвет!

Им не удалось приготовиться к восстанию без лишнего шума. Один из сибирских патрулей, обходивших крепость, забрел на нижние этажи, где завязалась стычка. На лязг оружия прибежали другие татары, и тогда разгорелось полноценное сражение. Теперь уже не было смысла соблюдать тишину и осторожность. Крестоносцы прорвались наверх, во внутренний двор замка, где их встретили основные татарские силы - успевшие правильно построиться, ничуть не хуже, чем дисциплинированная европейская армия; их строй сверкал щитами и ощетинился пиками. И тогда Бруно фон Кислинг повернулся к своим товарищам и воскликнул:

- Вот он, наш Танненберг, братья! Снова, как и двести лет назад мы стоим на границе света и тьмы, позади нас - весь христианский мир, а перед нами - орды азиатских язычников, неверных, еретиков и предателей! И снова мы победим! Потому что Отец небесный следит за нами, а святой отец в Риме молится за нас! А после победы мы снова пойдем на восток, до последнего моря, до самого края Вселенной! И никто - никто нас не остановит! Потому с нами Бог! Вы слышите?! Он с нами! Gott mit uns!

- GOTT MIT UNS!!! - подхватили тевтонские рыцари и ринулись в горнило сражения - словно карающие ангелы Господа, словно земные воплощения смерти самой! Такими их и запомнили татарские воины - те немногие, кто уцелел после битвы; те немногие, кто успел что-либо разглядеть, перед тем, как первые лучи восходящего солнца отразились от германских клинков и ослепили их - надолго или навсегда. А потом не было ничего - кроме беспросветного красного тумана, лязга мечей и криков ярости, гнева и боли, извергаемых сотнями, тысячами, десятками тысяч глоток; криков, от которых равно содрогнулись земля - до самых темных глубин; и небеса, до самых далеких звезд.

 

 

"...Пылала заря; воздух стал прозрачен после дождя, и кровавое побоище было видно как на ладони, необъятное, дымящееся; повсюду виднелись горы конских и человеческих трупов, торчали обломки копий, рогатин и кос, руки, ноги, копыта; усеянное десятками тысяч тел, скорбное поле смерти простиралось далеко-далеко, исчезая на горизонте из глаз.

По необозримому этому кладбищу сновали слуги, собирая оружие и снимая с убитых доспехи.

А вверху, в румяном небе, уже кружили орлы, и стаи воронья громко каркали, радуясь добыче".

Генрик Сенкевич, "Крестоносцы".

+ + +

Изменено 11 Jan 2021 пользователем Magnum

[Magnum]

Голосование продлится до 10 января.

 

Поехали!

[John D. Long]

Большие Гонки - это топ! Прекрасно получилось передать атмосферу авантюрных приключений 1920-х. Отсылки на Золотого Телёнка, собственно Большие Гонки и на Болека с Лёлеком добавили юмора, а намёки на какие-то таинственные развилки, вроде слобод потомков тамплиеров в России - антуража.

 

Единственно, под Омском в основном не тайга, а степь и болото. Но это уже детали, а в целом очень круто.

[Paltus]

Беда новогоднего периода: мало писателей, но мало и читателей.

[Magnum]

мало и читателей.

Это перманентный процесс.

 

[Magnum]

П.С. 

мало и читателей.

Откройте в соседнем разделе тему "Стален пириносится в Гирманию с пападанцами и спосает СССССРРРРР от Горбачельцина с гомониграми" - будет у вас сотня благодарных читателей, 1000 постов, и все лучшие и блестящие умы форума заглянут, чтобы сказануть что-нибудь этакое.

 

А всякая там АИ-литература - это для лохов.

 

[master1976]

А всякая там АИ-литература

Полагаю, не очень высокий интерес к нынешнему конкурсу связан с новогодним периодом, поставленностью конкурса на поток( один за одним, один за одним)...

[ясмин джакмич]

Полагаю, не очень высокий интерес к нынешнему конкурсу связан с новогодним периодом

Возможно, но 11 уже проголосовали. Ещё 14!
 

поставленностью конкурса на поток( один за одним, один за одним)...

Это никогда не было плохо, это было технически непросто

[master1976]

Это никогда не было плохо

Как насчет количества предлагаемых произведений? Их число снижалось от конкурса к конкурсу.

[ясмин джакмич]

Как насчет количества предлагаемых произведений? Их число снижалось от конкурса к конкурсу.

Нууууу, тут отдельная история, коллега - и она как мне кажется напрямую зависит от близости Нового года

[Magnum]

Полагаю, не очень высокий интерес к нынешнему конкурсу связан с новогодним периодом, поставленностью конкурса на поток( один за одним, один за одним)...

Прямо сейчас на форуме толпа народа. Но все они тусуются в

"Стален пириносится в Гирманию с пападанцами и спосает СССССРРРРР от Горбачельцина с гомониграми

Такие дела.

 

[Брян]

Редко, но метко. Возможно оно и к лучшему, рассказов всего четыре, но зато ни одного откровенно слабого.

[ясмин джакмич]

Прямо сейчас на форуме толпа народа. Но все они тусуются в 21 часа назад, Magnum сказал: "Стален пириносится в Гирманию с пападанцами и спосает СССССРРРРР от Горбачельцина с гомониграми Такие дела.

Печально, не хочется ковыряться в таком нане провокационном

[Омич]

"Большие гонки" понравились больше всего. Отсылка к "Золотому телёнку" и конечно славный город Омск. Но, конечно, как уже говорилось выше, не было под Омском тайги, маленькие рощи только. Тут же издревле кочевники бродили... "Солнце и Крест" - второй замечательный рассказ, несколько фантастичный, но очень интересный. Ну а дальше выбрал, с очень небольшим перевесом - "Система безопасности", хорошая детективная зарисовка.

 

[Magnum]

Голосование продлится до 10 января.

Первое место занимает коллега Палтус с рассказом "Сибирское колдунство".

Второе место занимает коллега Магнум с рассказом "Солнце и крест".

Третье место занимает коллега Ясмин Джакмич с рассказом "Большие гонки".

Четвертое место занимает коллега Dzekumi_Jango с рассказом "Система безопасности".

Поздравляем победителей!

 

* * *

Традиционные несколько слов по художественно-литературной части.

 

Сибирское колдунство.

 

Ну что тут скажешь, Палтус велик. Это старый добрый Палтус, которого мы не заслужили, но которого получили. Нельзя не отметить, что рассказ его проникнут духом глубочайшего альт-исторического гуманизма, которого нам так не хватает в эти суровые времена. Не скрою, порой и меня посещают мысли написать хорошую, светлую книгу, про одного маленького мальчика, который КАК ПОДОЙДЕТ ВРЕЖЕТ ЕМУ ПО КУМПОЛУ А ТО ЕМУ В ГЛАЗ МОЗГИ НАРУЖУ КРОВЬ КИШКИ РАСКОЛБАСИЛО, но потом понимаю, что это не мое. Заслуженное первое место.

 

Солнце и Крест.

 

Буду краток. Магнум велик.

 

Что грустно, это третья версия оригинального сюжета, но первые две мы вряд ли когда-нибудь прочитаем. Хотя тут ничего нельзя гарантировать. Одно точно - финал в первых двух версиях был на порядок лучше.

 

Резня бензопилой в Транссибирском экспрессе.

 

Этот рассказ до конкурса не добрался, но вы всегда можете посмотреть фильм про "Поезд сибирской смерти", или как он там назывался, там еще неандертальца в Китае откопали, а внутри пришелец сидел, и почти все умерли.

 

Большие гонки.

 

Увы, не могу судить объективно, потому что никогда не был горячим фанатом "Золотого теленка". Книгу так целиком и не осилил. Каждой книге свое время и место, но в ХХ веке она мне в руки не попалась, а в 21 было уже не так интересно. Увы.

 

Система безопасности.

 

Напильником бы обработать, и альтернативность совсем не ощущается. Да. Альт-историчности не хватает. История слишком универсальная, могла случится в любом мире и в любую эпоху после изобретения пороха.

 

[ясмин джакмич]

[Paltus]

Честно признаюсь, завязка сюжета мне приснилась два или три года назад. Только во сне Березина с Илюхой не было, и у злодея все получилось. Тогда я думал добавить положительных персонажей и запилить целую серию рассказов, а то и роман про этот мир. Жуткий и мрачный мир, который лишь горстка честных и отважных людей спасает от полного падения во тьму. Видят зло - бьют без рассуждений, а не эти ваши ночные дозоры с нравственным релятивизмом. Увы, лень помешала тому замыслу, но когда увидел конкурс, старая заготовка пошла в ход.

Рассказ про крестоносцев меня заинтриговал. Кто же автор? Если Магнум, то где Хеллборн и почему так мало предательств на абзац? Если Каминский, то где лесбийский секс и ктулхи? Если я, то почему не помню как писал?) Как бы то ни было, рассказ читается на одном дыхании.  

Рассказ с дорожными приключениями хорош, но я просто не большой любитель дорожных приключений и двадцатых годов. 

В "Системе безопасности", действительно, не хватает альтернативности. Замени мир действия на РеИ - смысл бы не поменялся.

В целом все очень плохо. Три достойных оригинальных рассказа собрали 18 голосующих и пяток комментаторов, в то время как Эрнесто де Сырно общается с половиной форума а не профильными  специалистами.

Изменено 10 Jan 2021 пользователем Paltus

[maxab]

Честно признаюсь, прочитал пару абзацев из первого рассказа и закрыл тему. Не зацепило. Видимо усталость от конкурсов лично у меня какая-то выработалась. Надеюсь, что со временем пройдет... или вакцину изобретут...

[Magnum]

почему так мало предательств на абзац?

 

П.С.

1-я версия готовилась на Тихоокеанский конкурс. Там короче, в 21 веке в Тихом океане блуждает подводная лодка "Танненберг" с немецким экипажем. И читатель некоторое время ломает голову - чо за немцы такие? фашисты? кайзерасты? неужели ФРГ? ГДР?! а потом внезапно оказывается, что это корабль Тевтонского ордена, а орден уже много лет сидит в Австралии. Потом они подбирают подбитую летчицу из Империи Инков, находят остров с ктулхами и литовскими язычниками, этот бастард закачивает в лодку снотворный газ, чтобы сдать ее инкам, ну и дальше по тексту.

 

Финал был чуть-чуть красивее.

 

" - Слушать в отсеках! - рявкнул капитан. - Слушайте, слушайте все! Для нас не изменилось ровным счетом ничего! "Танненберг" - наша крепость, я - ваш комтур, и вы - мои братья! Отец небесный следит за нами..." ну и дальше по тексту, "таким его и запомнили экипажи кораблей инков - те, кто уцелел после битвы - несущий смерть и к ней же идущий железный дракон. А потом не было ничего, кроме лязга стали и рева пламени" (в этом месте положено разрыдаться).

 

Во 2-й версии лодка блуждала в Северном Ледовитом, а воевали они против того же Сибирского Ханства, дожившего до 21 века.

 

Но мне надоело писать очередную историю про корабли и летающих девушек, поэтому я внезапно погрузился в средневековое мракобесие.

 

К сожалению, не удалось подчеркнуть, что в этом рассказе нет положительных персонажей.

 

Такие дела.

лишь горстка честных и отважных людей спасает от полного падения во тьму. Видят зло - бьют без рассуждений,

Секретные организации супергероев это не наш метод.

 

В целом все очень плохо.

Нет правды на земле. Но нет ее и выше!

 

[Paltus]

Секретные организации супергероев это не наш метод.

 

Открытая организация усталых людей, скованных бюрократией и недофинансированием. Но они превозмогают!)

[ясмин джакмич]

Открытая организация усталых людей, скованных бюрократией и недофинансированием. Но они превозмогают!)

За деньги и дурак может. Другое дело без них научиться и продолжать хотеть писать, творить, сочинять