"Ответ большевику Дыбенко"

[Пулеметчик]

Лось на всякий случай показал ездовому кулак.

И осторожно зашел в чужую, чистую, пропахшую полынью, хату.

С лета почти ничего не изменилось – серая кошка в сенях лижет заднюю лапу, чистенький желтенький половичок на доливке, из кухни вкусно пахнет жареным.

Тесть себе на табуретке сидит, книжку какую-то читает.

И значительно располневшая жена в неновом синем платье, с недобрым взглядом наводчика бронепоезда на вражескую конницу.

Извните за столь долгую задержку, контактные линзы испортились

[Пулеметчик]

- Явился.

Лось пожал плечами, скинул на пол торбу. Да, это тебе не Крысючка.

- И принес трофеи, атлас, довоенный еще, два отреза. Розовый. На платье. По последней парижской моде.

- Ну один в один Федор, ну один в один. А еще студент.

Лось призадумался. Кажется, жене не понравилось, очень уж ласковый голосочек у нее стал.

- А Федор – это кто? – еще этого не хватало, на свадьбе вроде бы такого не упоминали, но прогрессор тогда изрядно напился и плохо помнил события.

- Мой первый муж. Тоже атласные шторы из имения принес, только желтые. И пропил мою швейную машинку на радостях.

- А куда он делся? – ну вот. Подозрения оправдывались с несказанной скоростью. Интересно, будут ли бить за женитьбу?

- Немцы прибили года полтора назад, когда тут были. И его, и дружков его.

- Мир праху его, - прогрессор уже понял, что при взятии какого-нибудь города надо будет срочно увести у кого-то «Зингер», - а теперь мне интересно, что тут делал наш одноглазый ездовой.

- Приставал к моей матери, за что и получил от нее макогоном. И рассказывал мне про свою беременную тетку, у которой ребенок перестал шевелиться и умер. И она умерла.

- Он контуженный у нас.

- Заметно, - кисло улыбнулась жена.

[Пулеметчик]

Лось глянул на дурацкие ходики в форме кота – три часа, пора обратно, темнеет рано, а Крестовский вчера прям за хатой следы нашел, свежие, на собачьи похожие. И еще ж надо набить морду Ременюку. Или помахать ему платочком, если тот решил перейти к Куркулю.

А, вот ты где - горшок у тетки покупаешь. Хоть бы заплатил деньгами, а не тем, что Свирепый по пьяни штампом из картофелины наштамповал. Иди сюда, иди-иди. Ездовой будто услышал и неспешно пошел навстречу.

- Ты сдурел или как? – Ременюк был непривычно серьезен. Да он даже на похоронах зубы скалит.

[Пулеметчик]

- Мне домой надо, - ездовой отдал тетке горшок и глянул на прогрессора в упор.

- С какой стати? Рождество не скоро, да и не отпустит командир даже тогда. И я – не он.

- Надо. Они казали, шо там хата пустая, никого нету.

- А они это кто? Куркуль? Или твои соседи?

- Соседи. До Демьяна от матери час пешком. Вот, гражданка у него горшков купила, так он ей и попросил сказать, шо такая оказия.

Лось выудил из кармана кисет и стал сворачивать самокрутку. Шевчук Тимку терпеть не может, мог бы – убил бы.

[Пулеметчик]

Село не изменилось, хлопцы по-прежнему сидели по хатам, ожидая хоть каких-то приказов. Палий не терял времени даром и спиливал чьей-то лошади разросшиеся зубы здоровенным напильником. Лошадь смиренно пускала слюни, зато ее хозяин нервничал за двоих. А, это Мироненко. Он всегда такой. Говорят, ему в детстве неудачно вылили переляк и он стал пугаться всего остального. А уточнять, чего он боялся до того, прогрессор не решался – Мироненко чуть ли не в каждом бою непринужденно половинил вражеских кавалеристов до брючного ремня. А с виду не скажешь, что так может - тощий, щуплый, сабля по земле волочится.

Затишье, мокрое, сырое, недоброе. Не то снег будет, не то огонь по селу.

[Пулеметчик]

Прогрессор еще раз посмотрел на петлюровца – тоже в остатках царской формы ходит, погоны срезал - и вперед. Только это в каком роду войск такое носили, красно-бурое, пюсовое, как говорили раньше на этот цвет? На гусарский доломан похоже, но там вроде бы галуны были спереди.

- Ну шо? – Мироненко шарахнулся в сторону. Палий матюкнулся, ему один зуб подровнять осталось, а тут всякие скачут, будто сотника никогда не видели. – Клистир не ставил?

- Та нашо ей клистир,- махновец аккуратно вытащил напильник, стряхнул с него крошки зубов,- зараз пожрет як миленькая.

- Точно?- Мироненко почесал своей кобыле шею.

Палий не ответил.

[Пулеметчик]

Лось не стал вмешиваться, им в сарае виднее, какие проблемы у кобылы. А вот куда делся Ременюк? Он уехал из Яновки, в этом прогрессор был уверен, потому что сам видел. Но если его тут нет, то Шевчук взбесится окончательно. Он после этих горе-партизан и так озверел, даже запретил в карты играть. Крысюк идет, за ним еще несколько хлопцев. Куда это они собрались? И Заболотный с ними.

- А дальше?

- Шо дальше? – Крысюк дернул плечом, видно было, что вопрос Кондратюка ему не по душе.

Сташевский протиснулся вперед и вежливо постучал в дверь хаты, где квартировал нынешний командир.

- Шо такое? – Шевчук подозрительно глянул на всю компанию.

- Все боеспособные, - Сташевский обвел десяток бойцов широким жестом.

- Все? – командир даже ухватился за дверь.

- Ага, гений ты наш тактический. Без разведки поперся, хорошо еще, что петлюровцы подошли.

- Вы перейти к ним собираетесь? - Шевчук не злился, просто смотрел на пеструю свою армию.

- Та нет, - Крысюк встал рядом со Сташевским, ленты на его плечах щербились пустотой в желтой латуни патронов, - просто хреновый ты командир, если простыми словами.

- А ты, значит, делегат от восставших? - Шевчук так и стоял в дверях, не уходя, не приглашая.

- Мы тогда офицера закопали, весело было.

- Ты хоть читать умеешь, делегат?

- Умею, умею.

- А карту? А то потопишь людей в реке, думая, что там лес.

- Та умею.

- Ну так и командуй! – Крысюк шарахнулся от внезапного выкрика над ухом.

Шевчук сунул новоявленному командиру в руки планшет с картой Екатеринославской губернии и от души грохнул дверью.

Крысюк оглядел новоявленных подчиненных и жалобно матюкнулся.

[Пулеметчик]

. И отказываться неудобно, и командовать страшно. Его дело- пулемет. А хлопцы молчат, стоят и молчат. И студент молчит, как засватанная девка. И сотник в сторонке смотрит, чем дело обернется.

- На госпиталь самогонки надо, - подбоченился Сташевский.

- В дурня грать можна? - Палий пришел поздно, но понял правильно.

- Поздравляю! – студент проснулся.

- С тебя могорыч! – и Марьяна тут. Как это – чтоб гулянка и без нее?

Глава одиннадцатая

…Ой билися вдень і вночі – кровці по коліна, кровці по коліна,

Напиймося, товариші, кровці замість вина…

(с) народна пісня

Прогрессор переваривал тещин борщ и то, что сказал Крысюк. Передислокация в Яновку на ночь глядя, да еще и в таком темпе душу не радовала. Получается, что Ременюк – лжет. Крысюк сказал, что ездовой куда-то ездил недели полторы назад, на похороны матери. Так если бы похороны были, то Ременюк бы про это не молчал, еще и денег бы стребовал, как сирота и несовершеннолетний. Нестыковочка И скромненько притулившийся в углу на табуреточке Вужик. Чего это его теща испугалась? Поздоровался, даже спасибо за ужин сказал. Он же не виноват, что из-за старорежимных законов не смог получить образование - Свирепый рассказывал новобранцам в рамках работы культпросвета, что сейчас можно кому угодно выучиться, образование получать – турку, лютеранину, католику, иудею, раскольнику и даже униату, а при царе можно было только православным-никонианцам, потому что царь – угнетатель, эксплуататор и антихристов прислужник был и таким законом только своего хозяина радовал.

[Пулеметчик]

. Это что, наш лысый агитатор – сам раскольник? Он же только сидел в Сибири, а не родом оттуда. Спросить, что ли? Но это подождет. А сейчас - надо ждать, до чего договориться Крысюк с Куркулем. А если верить тестю, то куркуль – это местные так коршуна называют. О, легок на помине. Трезвый, хмурый, будто незнакомый, Крысюк. Кажется, подмоги нам не видать. Мало у Куркуля бойцов – два десятка хлопцев, и те необстрелянные. От сотника тоже помощи немного, у него раненых – на целый госпиталь и лекарств почти нет. До весны точно не дотянем. Первая крупная атака белых – и по нам можно панихиду служить. А про лето лучше и не думать – вдруг красные выберут новое руководство и опять пойдут в наступление? Сейчас просто мелкие стычки в тылу белых, из более-менее крупных схваток только Катеринослав отбили, а юг по большей части под их благородиями. А если не юг, а Киев или там Полтава с Черниговом – то там сцепились белые с петлюровцами, особенно под Черниговом. Их благородия не то отступать в Россию хотят, не то оттуда наступать. И зачем было лезть в командиры? Из стратегических размышлений Крысюка выдернул стук в дверь. Прогрессор под столом расстегнул кобуру, взвел курок нагана.

На пороге стоял Ременюк с вопящим младенцем в руках.

[Пулеметчик]

- Это хто? – Крысюк даже подавился борщом.

- Гальшка. Гликерия, если полностью.

- Не поняв. Ты где ее взял? Ты нашо ее сюда притащил? Она вообще чья?

- Она вообще моя, - за Ременюком в хату протиснулась еще не старая женщина в изрядно заношенном полушубке.

Лось вжался в стену. Если мать у Ременюка умерла, то это тогда кто? Да еще и тоже ребенка на руках держит. Ребенок немедленно заорал за компанию.

- А это кто будет?

- Солоха, - Ременюк положил младенца на стол.

- Тут написано на дверях «фребелевский садок»? – Крысюк потихонечку зверел.

- Так колодец обвалился, внутрь, я один не раскопаю, - Ременюк даже носом шмыгнул.

- Ты мне тут не крутись! Ездит чортзна куда, ще й брешет, что у него мать умерла!

Ременюк так и застыл. Обвинение было серьезным, но так лгать он, кажется, не мог.

- Тут Ременюков як гною, - встрял Вужик, - то нашему письмо с оказией пришло. Три месяца шло, а там и новости, что мать умерла.

- И где тебя в военное время носит? До контры доплюнуть можно, а воно девок портит. Ты ж всех сдашь, як тебя прижать.

- К Фирочке в гости пару раз заглянул. Как тебе до жинки лазить, так можна? – Ременюк успокоился и привычно обнаглел.

Примолкшие младенцы снова заверещали дуэтом и даже в унисон.

- Последний раз прощаю.

[Пулеметчик]

Из кухни осторожно выглянула теща, провела взглядом Ременюка и только вздохнула – не гнать же людей из дому по такой холодине.

Вужик устроился на табуреточке поудобней.

Тепло, кормят хорошо, даже отвертка у дьяка нашлась подходящая, так что сотник не будет зверствовать из-за пулемета. Вот если бы еще какого-нибудь офицера важного поймать и повесить на колокольне, так было б совсем хорошо. Той полковник так дрыгался и матюкался, что никакого синематографа не надо. Сотник только чего-то тоже разорался. Нельзя, говорит, сажать контру на палю.

Будто они наших пленных варениками кормят.

[Пулеметчик]

Еще и хорунжим пугает, мол, доберется до нас Дереш – засмеешься на кутни зубы.

Ну и шо? До козака разжалует или в обоз загонит, бульбу чистить?

Деньги и так не платят, а в обозе даже лучше – помогай на кухне и чисть волов. А мы ж население не обижали, фураж не в счет, а Салько кобылу купил, а те хлопцы сами напросились, ему ж нужен второй номер до тачанки?

Нужен. Та и если то Дереш, который давал хозяйским детям поклацать протезом, то мы с ним Киев брали, знакомый человек.

[Пулеметчик]

Лось тоскливо глянул на дверь. Похоже, кто-то тут лишний, и похоже, что этот кто-то – это он сам. Слишком много народу в хате, жена спряталась в комнате, да еще и петлюровец сидит, как приклеенный, ой не зря от него тещенька шарахается, не зря. Старшего Шульгу прогрессор не так боялся. Старое суеверие, одинаковое и там, и здесь – выпрошенное дитя, вымоленное у святых. Не единственным ребенком был у старой Шульжихи сын, но единственным выжившим – за остальных четверых детей Шульжиха молилась за упокой. Не на войне убили, не от голода умерли – лихоманка прицепилась. А если б нет – были бы уже прогрессора постарше, Крысюку ровесники, да и внуков бы наплодили. А так пришлось несчастной матери аж в Польшу, в Ченстохову идти, у Черной Богоматери просить. Выпросила, вымолила – горлореза, убийцу, атамана беспощадного. Видел прогрессор Вужика в деле – спокойно так товарищей большевиков стрелял. И проклятия соседские тоже спокойно слушал, будто не его кляли за сына убитого. И те партизаны, что уцелели после боя, слушались своего атамана, а не какого-то сотника в латаном жупане. Они того сотника меньше месяца знают, а атаман – с лета с ними товарищей-благородий шкварит.

За окном гавкала собака. Похоже, приближался еще один гость. Та тут что, медом намазано? Самогон уже весь выпили, до капельки, причем тесть с Ременюком, на кухне , та и сколько там того самогону было – кружка на двоих, а Ременюк еще и основательно замерз.

[Пулеметчик]

- Батьку, тебя сотник зовет!

Прогрессор подавил смешок – рябой петлюровец годился Вужику в отцы, если не в деды. Ушел – вот и славно, еще бы Крысюка выпроводить. Но Крысюк расстелил на столе карту и принялся искать на ней не то речку, не то железную дорогу – как раз на сгибе протерлась.

- Так мы и будем сидеть ровненько? – Лось бы выразился поточнее, но рядом с женой, тещей и Ременючкой было неудобно материться.

- Ага, - Крысюк разгладил карту, - пока до сотника не доберется его начальство с новым панцерником, и будем. Люди кажут, шо те стрельцы наконец-то починили.

- А, они Деникина подрихтовали? – прогрессор что-то слышал про разбитый белый бронепоезд «Памяти ген. Деникина» где-то возле Полтавы, но не уточнял, что там за дело было.

- Угу. Мабуть, будет Маруся чи там Орыся.

- Скорей Антонина, - прогрессор фыркнул.

[Пулеметчик]

- А нашо ты Палия грамоте навчил?

Прогрессор опешил. С чего это такая смена темы?

- Воно книжки читать стало, воно вычитало про то, як Богун поляков топил. И тоже понесло его на речку. Зла не хватает.

- А как Богун поляков топил и кто это такой? Вроде это какой-то атаман под Черниговом, но там же нет поляков?

- То не той. Той давно был, дуже давно. Он ополонки в реке нарезал и камышом прикрыл, их снегом трошки засыпало, а поляки не знали. Так контра ж не поляки. Завтра сюда полезут.

- И мы будем отступать?

- Не, - Крысюк свернул карту вчетверо, убрал в планшет.

- С ума сошел?

- Уйдем – спалят всех. Уже даже немцы до нас переходят, злые на господ офицеров стали.

- А сколько тех немцев?

- Шесть, двое дядькив и четыре коняки.

Лось присвистнул. Умирать ему не хотелось, особенно по такой погоде.

- И ты, - Крысюк ухватил прогрессора за рукав, - будешь сидеть тут вместе с Ременючкой.

[Пулеметчик]

- Не доверяешь?

- С тебя боец хреновый, если не хуже.

- Контра ворушится! - Глина влетел в хату, даже не закрыл за собой дверь, заорал от порога.

Прапорщику Назарчуку было страшно. Аэропланов немецких не боялся, хлора не боялся, иприта не боялся - а сейчас боялся до рези в кишках. За кого он воюет? И зачем? И кто теперь по доброй воле наденет погоны? И слишком тихо вокруг, жди беды. Научили селюков воевать, на свою голову. А ведь они уже тогда поглядывали – унтер-мазепинец, те два австрияка, фейерверкер, даже лучший, единственный, друг, Иван-кубанец. Им теперь хорошо, есть ради чего воевать. А ему? Ну нельзя же все собрать как было. Большевики вот попытались – и где теперь те большевики?

А сейчас враг был рядышком, в теплом логове, и выкурить его оттуда стало для Назарчука делом чести. Только что сейчас значила честь?

Откуда-то справа затарахтел льюис, и ему ответил редкий винтовочный залп слева. Где ж эта сволочь засела? И что у них на уме? В лоб атаковать не полезут, он сам бы точно не стал. Значит, точно какой-то план. Хорошо, что хоть чугунка не рядом - они умеют выскакивать своими панцерниками в тылу и крошить картечью.

Коллеги,никогда не колупайтесь в настройках доступа на Виндовс 7. Иначе тоже не сможете ничерта открыть, создать или изменить в нужной папке. К счастью, удалось расколупать мне доступ к родимому разделу

[Пулеметчик]

Чья-то лошадь наткнулась на камыш передними ногами, забилась, скидывая на тонкий лед всадника, и со стороны деревни заиграл максим, дробно и метко, как парень с бубном на сельской свадьбе.

Чтоб вас!

И ведь не отступишь быстро – разведчики про эти ловушки ничего не сказали – не то с ними в сговоре, не то селюки подготовили это недавно, с вечера, уже когда разведка вернулась. Назарчук выстрелил в ответ, селюки тоже не озаботились хоть какими опознавательными знаками. Пулеметчики не успокаивались, укладывая людей и коней на лед и землю.

Луна пряталась за тучами, будто сама боялась шальной пули.

[Пулеметчик]

А потом земля куда-то ушла и голова взорвалась болью.

Головная боль никуда не делась, но теперь к ней добавились незнакомые голоса. И один смутно знакомый, с мягким «л», вроде бы как у унтера. К голосам добавился болезненный пинок под ребра. Назарчук понял, что атака на деревню провалилась, а ему не повезло фатальным образом. Можно же было утонуть! Не такая и мучительная смерть, если сравнивать с махновскими развлечениями. Прапорщик осторожненько открыл левый глаз: незнакомая хата, чужие люди и унтер, который теперь кто-то другой. На скрыне сидит какой-то лохматый незнакомый тип в штанах и разбитых, стоптанных сапогах, без рубашки, с перетянутым холщовыми бинтами торсом. Тип сворачивал самокрутку и время от времени поглядывал по сторонам.

- О, воно не здохло! - тип разговаривал вполне понятно, как крестьянин. Да, не драл его папенька за мужицкие слова.

- От и добре, а то у меня в сотне такие есть, шо не знают, как рубать надо.

[Пулеметчик]

- Еще одежу поганить, шинель хорошую чи там кожушок.

- Крысюк, тебе шо, шкода шинели? А поручика тебе не шкода?

Назарчук уже не пугался. Если к ним перешел поручик Борисов, то оставалось читать по себе заупокойную молитву.

- Не, - Крысюк развел руками, скривился от боли, - он казав, шо к нам хочет, ну Ременюк и купился. А той его и стрельнув. Ну малой, дурной, от и поверил.

- Насмерть? – бывший унтер подался вперед.

- Та вроде не.

- Ты шо, поручика не убил?

Крысюк чуть не упал со скрыни.

- А чья голова на тыне? Я ж не вчерашний, я контру насквозь вже бачу.

Прапорщик вздохнул. Интересно, на том тыне для второй головы места хватит?

[Пулеметчик]

- Кавалерист? – бывший унтер повернулся к прапорщику, вгляделся в самодельные погоны – защитные, со звездочками, нарисованными химическим карандашом.

- Артиллерист, - выдавил Назарчук.

- Теж добре. Нам и такие нужны.

- Та он контра, не видно разве? – Крысюк уже свернул самокрутку и теперь рылся по карманам.

- Шо мовчишь?- вмешался тощий парень в подозрительно новом, еще необмятом, синем жупане. – Оглох?

- А ты кто такой? – прапорщик не разбирался в петлюровских званиях, может, это и есть их командир?

- Шульга, - парень почесал в затылке.

Бывший унтер фыркнул.

- Так что, артиллерист? Идешь до нас или мы тебя на хозяйской груше повесим.

- Или поучимся, як рубать, - безмятежно прибавил Шульга.

- Или башкой в ополонку, - важно дополнил Крысюк.

Назарчук расхохотался.

Заскрипела дверь. В хату ввалилось нечто в женском жакете на вате, горжеткой из очень облезлой лисы на шее и с железным костылем вдобавок.

- Здрасьте, в нас кобыла здохла и Грач помер. Его вынести надо, - нечто подхромало к Крысюку, при этом чуть не наступив на прапорщика.

- Ну шо, артиллерист? Выбрал? Мы тут люди занятые, - бывший унтер глядел равнодушно, и глаза у него были карие и круглые, как у чучела ястреба в зоологическом кабинете гимназии.

[Пулеметчик]

- А спросить можно?

- Ну?

- Кто из вас Сенкевича читал? Ловушки точь-в-точь оттуда.

- Не знаю я вашего Сенкевича, то Богун такое придумав, а другой человек записал, - Крысюк даже почесался от удивления.

- От вредный, - заулыбался Шульга, - их благородие время тянет, думает, шо мы его в хате не стрельнем.

- Кто тут Директория? – хоть бы не этот Крысюк, а то злой он сильно после того вояки с костылем стал, кулаками сжатыми в скрыню уперся.

- От и добре, - бывший унтер наклонился над прапорщиком, умело отодрал погоны и как-то хитро дернул за веревку на связанных руках..

Назарчук попытался сесть, голова кружилась немилосердно и, вдобавок, захотелось спать. Оно и понятно - сутки на ногах, туда-сюда носился.

[Пулеметчик]

Крысюк нашарил за возле скрыни свою торбу, зубами развязал узел и стал рыться там в поисках чистой одежины: хоть и несильно подрало пулей бок, а шоб прикинулось, то не надо. Коробочка с иглами всякими – то для Усти, шить-вышивать, надо б домой заскочить, четверть паляницы в тряпочке, ще не спортилась, но можно и свеженькую пожувать, коробочка из-под халвы с гайками – то к инструментам надо положить, то для максимки гайки запасные, галстук модного фасона, помялся только, драная стрелковая рукавица, зашить надо, патентованный пуговицепришиватель – только попадись, контра, мне еще раз, я ж тебе его на голове поламаю!, и банка тушенки, завернутая в чистую латанную-перелатанную сорочку. Сойдет, под куртку ведь.

Прогрессор мрачно глядел в стенку. Отбились, вашу мать! Удержали деревню на свою голову. Здоровых – аж трое: он сам, Тюнечка и Тиночка, а все остальные извели все бинты в двух отрядах. И самогон в деревне. И малых жалко: Грача и Ременюка. Ременюк, правда, еще живой, но его все равно жалко – пришлось резать без наркоза, потому что он даже от наливки слабенькой звереет и в драку лезет. Контрразведке нашей тоже досталось – и крови много потерял, и как бы без ноги не остался.

[Пулеметчик]

Да из старого отряда вообще трое в живых остались, четверо, если самого прогрессора считать. Да надоела та война хуже вшей. И, как назло – зима на дворе, самое тифозное время, помирать из-за такой грязной болезни не хочется.

И даже голова поручика на тыне совсем не радовала – люди туда посуду, между прочим, вешают, а тут такое украшение, которое и в руки брать противно. И обязательно было изгаживать именно тын у тестя? Палия надо б найти, пусть уберет, он ведь и отрубил. Или Палий уже рванул домой?

Он и так собирался.

[Пулеметчик]

Да и кто сейчас воюет? Так, стычки сотня на сотню, точим зубы в ожидании весны. Крысюк вообще собрался перевозить свое семейство домой, если хата уцелела. Он на колонистов еще с семнадцатого зол, когда ему те же колонисты вместо двух мешков хлеба всучили обманку – полова с камнями, для весу. А теперь вот те же самые немцы пришли к нему за помощью. Видно, законное правительство Романовского было хуже злопамятного соседа. Знать бы еще, что за фрукт этот Романовский и каковы его военная сила и полководческие умения. А то перебьют нас весной вместе с петлюровцами, а жить-то хочется. И интересно, как там у петлюровцев со снабжением? Хлопцы что-то говорили про авиацию, и полконика Витковского, который прехрабро и преотважно полез в аэроплан с двигателем «Испано-Сюиза» и даже смог это чудо техники посадить. Это, конечно, хорошо, но как у нас с медикаментами и бинтами?

За мешок с половой большое спасибо тов. Дубовику, который выложил тот кусок мемуаров немца-колониста.

[Пулеметчик]

В дверь постучали. И постучали еще раз. Что еще на наши головы? Всего лишь Глина, со штофом зеленого стекла и каким-то ободранным веником. И его деточки, которые чуть не сорвали дверь с петель.

- Вот тебе самогон, вот тебе мои люциперченки, вот еще розги, если слушаться не будут. Надо ж их грамоте вчить.

- Так они ж наборщики! – Лось надеялся на тихое утро и пару вопросов жене с тещей.

Неотложных вопросов.

- Так они писать не умеют.

- Понятно. А как я их учить должен? Углем по стенке? Тетрадки нужны, карандаши, ручки, чернильницы. Вот идите и ищите. В кульпросветотделе точно что-то есть.