только текст Путь домой (текст повести)

[АНТ]

Здесь только текст.. Обсуждение по адресу: http://fai.org.ru/forum/index.php/topic/15214-путь-домой

Глава 1. Женева. XXI век.

«…Уважаемые пассажиры! Наш самолет совершил посадку в аэропорту Куантрен…» Под это объявление на русском, английском и французском языках пассажиры аэрофлотовского «аэробуса» отстегивали ремни и тянулись к полкам с ручной кладью. Высокий мужчина средних лет аккуратно сложил номер «Правды» и засунул во внутренний карман пиджака. Это был Ростислав Александрович Вельяминов, физик из Московского университета, направляющийся в командировку в ЦЕРН. Захватив портфель с ноутбуком и дорожными мелочами, Ростислав пробрался к выходу, с удовольствием разминаясь после четырехчасового перелета в эконом-классе. Пограничные формальности в швейцарском коридоре прошли достаточно быстро, багажа не имелось, и ученый скоро оказался на стоянке женевского аэропорта. После московского мокрого снега теплое солнце и зеленые, с редкими желтыми и красными пятнами, деревья заставляли забыть, что на дворе середина ноября.

- Славка, привет! – физик обернулся на знакомый голос. Русская речь выделялась на фоне многоязычного гвалта.

- А, Миша, день добрый! Как жизнь в Женеве?

- Суета вокруг коллайдера. Будто других ускорителей в ЦЕРНе нет. Народу – как на привозе. – Михаил Гозман, бывший однокурсник Вельяминова, иногда любил щегольнуть одесским говорком. – Проходи, мой «форд» на краю стоит.

Друзья погрузились в обшарпанный «мондео». Михаил вел машину очень рискованно, пугая женевцев зигзагами с выездом на встречную полосу. Гозман работал в ЦЕРНе уже лет десять, выезжая в Москву только в редкие отпуска. Вельяминов же делил время между международным ядерным центром и московской лабораторией почти поровну. Впрочем, в последнее время командировки в Швейцарию становились всё длиннее.

«Форд» проехал мимо коричневой сферы «глобуса» и на светофоре свернул наМихаило к главному входу. Михаил сунул в считывающее устройство карточку-пропуск. Шлагбаум поднялся, при этом вахтер-негр так и продолжал дремать в своей стеклянной будке. Машина двигалась по улицам научного городка. Здешние «route» назывались в честь выдающихся ученых – от Демокрита и Архимеда до Лоуренса и Векслера. Главный офис ЦЕРНа напоминал лабиринт – новичок легко бы заблудился в его закоулках. Оформив бумаги и продлив магнитный пропуск, Ростислав вышел на площадку перед столовой. Михаил жевал бутерброды с сыром.

- Угощайся, я взял на твою долю.

- Спасибо, последний раз я перекусывал еще в самолете. Теперь получу в техотделе дозиметр – и в общагу отсыпаться.

- Понимаешь, Слава, - замялся Гозман, - тут из-за пуска новых детекторов на коллайдере приперлась чертова куча народу, причем не столько наши коллеги, сколько политики, журналюги и прочая гоп-компания. В общем, в общежитии свободных комнат нет.

- Ни хрена себе!

- Я заказал тебе номер в отеле в Сен-Жени. Далековато, но…

- Ладно, поехали во Францию, черт с тобой.

Против ожидания, отель «Балладен» понравился Вельяминову. Небольшая панельная коробка стояла на окраине французского поселка. Границу миновали почти незаметно, после вступления Швейцарии в Шенгенскую зону исчез даже символический контроль. Симпатичная толстушка-портье выдала ключ от номера, улыбнувшись ученому из России.

Утром Ростислав, едва позавтракав круассанами и кофе, быстрым шагом дошел до главного корпуса. В комнате исследовательской группы его уже ждали коллеги.

- Поздравляем наше светило! – оглушительно гаркнул Михаил, размахивая бутылкой шампанского.

- Мы все поздравляем дорогого доктора Вельяминова и желаем ему десять тысяч лет жизни, - по-английски, но с церемонной восточной вежливостью произнесла Пак Ма Ян, электронщик из Южной Кореи. Маленькая кореянка внешне походила на десятилетнюю девочку. Вельяминов улыбнулся, вспомнив, как в прошлом году устроил Ма Ян экскурсию на подмосковный ускоритель. Охранник сперва рявкнул «С детьми нельзя!», а потом, увидев документы девушки, долго извинялся. Теперь кореянка с хитрым видом прищуривала и без того узкие глаза.

- Ура! Браво! – дуэтом крикнули постдоки Войцех и Марио – поляк и итальянец. Молодые парни откровенно веселились, глядя на занимающую большой стол батарею разнокалиберных бутылок.

- По какому поводу веселье? – недоуменно спросил Ростислав. – До нового года еще далеко, а день Октябрьской революции уже прошел.

- Я знаю, что ты убежденный коммунист, - сказал Михаил, взглянув на портрет Ленина над рабочим столом Вельяминова, - но, кроме годовщины революции, неплохо бы помнить и про собственный юбилей.

Ростислав хлопнул себя по лбу. Надо же так закрутиться, чтобы забыть про собственное сорокалетие! А празднование постепенно раскручивалось по стандартному сценарию. Прочувственные речи, подарки от коллег. Непрерывные тосты на нескольких языках. Но главный подарок неожиданно преподнес Гозман.

- Мы все знаем нашего дорогого юбиляра как талантливого теоретика, предложившего принципиально новую модель темной материи. Но любая теория нуждается в экспериментальной проверке. И эта проверка, experimentum crucis, так сказать, скоро наступит. Надеюсь, успешно. Я верю в тебя, Славка.

Михаил жестом фокусника протянул Вельяминову прозрачную папку с бумагами. Ростислав увидел короткое описание установки-концентратора темной материи в полном соответствии с его собственными недавними расчетами, опубликованными в Astroparticle physics. На захваченные ловушкой частицы темной материи планировалось направить пучок высокоэнергичных пионов от ускорителя. Недавно Вельяминов, обрабатывая данные наблюдений ядра Галактики, предположил, что темная материя влияет на течение времени. Эффект должен был проявиться при взаимодействии темной материи с адронами. Работа велась на энтузиазме, параллельно с основным занятием – изучением кварк-глюонной плазмы в рамках огромной международной коллаборации. Правила коллаборации довольно жестко регламентировали порядок доступа к ускорителям, но Гозман проявил сообразительность и добился выделения двухсотгэвного пучка под внеплановый эксперимент. Увлеченные перспективой открытия, коллеги работали по ночам, разрабатывая установку. Михаил провел инженерные расчеты и заказал узлы в мастерских ЦЕРНа, Пак Ма Ян смонтировала прибор, Войцех и Марио работали как подсобники.

Ростислав чувствовал азарт – скоро решится судьба теории. Если получится, не за горами овладение темной материей. В любой точке Галактике космические корабли получат неисчерпаемый источник энергии. Управление временем тоже сулит очень много. Вот только для нынешней России пользы от открытия немного. Президент и премьер произносят громкие слова про наукоемкие технологии, а на практике продолжается примитивная распродажа нефти, газа и металлов. Провинциальный капитализм не заинтересован в развитии. Впрочем, прогресс человечества в целом рано или поздно приведет к мировой революции и коммунизму. Так что польза всё-таки будет, хоть и не сразу.

Коллеги выпили за успех будущего эксперимента, за победу социализма, за космическую экспансию – в команде подобрались люди левых взглядов. Ма Ян предложила тост за воссоединение Кореи на основе социализма. Экспансивный Марио произнес целую речь о Четвертом Интернационале. Вдумчивый Войцех поправил:

- Сейчас нужен новый, Пятый Интернационал для всех коммунистов. Вражда Троцкого и Сталина для нас – нечто вроде борьбы Суллы и Мария. Оставим прошлое историкам. То будет правильно.

Михаил, потративший в студенческие годы немало времени на демтусовку, но затем ставший яростным защитником марксизма, иронично усмехнулся:

- Это мы понимаем. А какой-нибудь поц, нацик по натуре, примазавшийся к комдвижению уже во время кризиса, будет нести чушь про особый национальный социализм, цепляясь к любой разборке из прошлого.

Празднование, периодически перетекающее в дискуссию то о марксизме, то о теорфизике, затянулось. В итоге Ростислав махнул рукой на потерянный рабочий день. Гозман пообещал следующим утром подвезти установку к лабораторному корпусу. Устав от празднования юбилея больше, чем от работы, физики стали расходиться. Вельяминов и Пак Ма Ян решили прогуляться по Женеве. Подъехав на автобусе от ЦЕРНа до вокзальной площади, коллеги прошли к Женевскому озеру. Впереди вздымалась струя знаменитого фонтана, мост через вытекающую из озера Рону был забит машинами. Ростислав и Ма Ян свернули в сторону парка Монрепо. Девушка обратила внимание на памятник. Выполненная в слегка авангардистской манере белая статуя изображала женщину в старинном платье.

- Это императрица Сисси, жена австрийского императора, – пояснил русский ученый. – Здесь её заколол напильником итальянский анархист.

- Я немного изучала европейскую историю, - сказала кореянка. – Кажется, перед первой мировой войной анархисты были сильны в Испании и Италии.

- Не только. У нас в России и во Франции тоже. Один Махно – фигура не из последних, не говоря уже о Кропоткине. Личности яркие, но путь тупиковый, сплошной идеализм. Впрочем, об убийстве императрицы Сисси в России знают в основном из романа Гашека.

- Гашек? Это русский писатель? – недоуменно спросила Ма Ян.

- Нет, чешский, - уточнил Ростислав. – Неужели не читала на английском или корейском? Думаю, «Швейка» наверняка перевели.

Вельяминов на ходу пересказал несколько эпизодов из романа, подбирая английские слова. Девушка звонко хохотала, опровергая расхожие стереотипы об азиатской невозмутимости и непонимании европейского юмора.

- Так хорошо отвлечься от неприятностей! – прошептала кореянка, вдыхая свежий воздух с озера.

- Неприятности? – спросил Вельяминов. – Вроде бы в лаборатории дела идут неплохо. Завтра начинаем эксперимент.

- Да проблема не в лаборатории…

Ма Ян нахмурилась и с горечью начала рассказывать про родителей и двух сестер, живущих только на денежные переводы из Женевы. Жизнь в южнокорейской провинции сильно отличалась от рекламных картинок из Сеула. Рухнувшие пенсионные фонды – это впечатляло даже на фоне специфического российского опыта. К тому же родители кореянки числились политически неблагонадежными – в молодости они участвовали в студенческом восстании в Кванчжу. Тогда американцы всерьез рассматривали возможность применения ядерного оружия против левых студентов. Сама Пак Ма Ян, старшая из трех сестер, успела получить высшее образование до кризиса. Теперь ее европейской зарплаты инженера-электронщика ЦЕРНа с трудом хватало на скромное существование семьи.

- Впрочем, Ростислав, - Ма Ян с трудом выговорила славянское имя, - вам вряд ли приходилось сталкиваться с чем-то подобным, у вас все в порядке. Если эксперимент подтвердит вашу гипотезу, будет шанс на Нобелевскую премию.

Вельяминов невесело усмехнулся.

- Значит, со стороны я выгляжу этаким сытым бюргером, увлекающимся марксизмом лишь от скуки? Просто не привык я жаловаться. Но видимо мне следует кое-что вам рассказать.

Ростислав вспоминал детство, благополучные советские времена, отдых с родителями в Крыму. Вспоминал и бестолково суматошные годы перестройки, катастрофу 1991 года, и как в 1993, еще студентом, оказался на баррикадах Дома Советов, как в составе отряда повстанцев прорывался в Останкино. Героизм коммунистов и зверства омоновцев. Природное упрямство помогло Вельяминову не сломаться после поражения. Учеба, исследования в физике высоких энергий, несмотря на жуткое безденежье и необходимость приработков на стороне. Работа в коммунистической партии, уличные акции и выборы. Жесткие внутрипартийные дискуссии, защита марксизма-ленинизма от пролезших в партию националистов, прикрывающихся именем Сталина. Выигранные гранты на изучение темной материи немного улучшили материальное положение – заработок старшего научного сотрудника кое-как подтянулся к среднемосковскому. Ростислав женился довольно поздно, вроде бы по любви, но брак оказался неудачным. Оксана оказалось истеричной особой, верующей христианкой, работающей в газетенке с православно-националистическим уклоном. Коммунистические взгляды мужа, его работа в райкоме партии раздражали православную журналистку, а физика тошнило от вида развешанных в квартире икон со слащавыми рожами христианских святых. Детей, к счастью, не было, и год назад Ростислав и Оксана развелись с чувством облегчения. Теперь Вельяминов с удовольствием занимался теоретической физикой и пропагандой марксизма, не отвлекаясь на нудные семейные разборки.

- Вот какая у вас жизнь, - с непонятным чувством сказала Ма Ян. – А я считала вас абсолютно бесстрастным ученым, просто воплощением железной логики.

- А я считал вас просто успешной специалисткой, довольной своим положением. Знаете, в Москве Южная Корея прочно ассоциируется с достижениями в области электроники, а сами корейцы кажутся почти роботами.

Коллеги дружно расхохотались. Пак Ма Ян, очень похожая на расшалившегося ребенка, смахивала выступившие слезы с прищуренных карих глаз. Ростиславу всегда нравились рослые женщины с пышными формами, но теперь маленькая кореянка заняла очень важное место в его жизни. Вельяминов обнял Ма Ян, поцеловал, поднял, закружил в воздухе. Физик снова чувствовал себя бесшабашным влюбленным студентом.

- Я люблю вас, Ростислав, - произнесла Пак Ма Ян. Вельяминов не сразу сообразил, что это было сказано по-русски.

- Ма Ян, и я тебя люблю!.. Любимая, ты знаешь русский? Вот здорово! Откуда?

- Говори не быстро… я.., - кореянка запнулась, затем перешла на более привычный английский. – Когда я была в Москве в прошлом году, сразу обратила внимание на одного высокого теоретика. А он вел себя, как викторианский джентльмен…

Девушка лукаво улыбнулась.

- Вот и решила выучить язык этого симпатичного джентльмена. Правда, в церновской библиотеке мне попался самоучитель с сильным милитаристским уклоном. Основные выражения – «чем разрушена эта стена?», «какой калибр орудия?» et cetera.

- Сколько же ты знаешь языков, кроме родного корейского?

- Японский, английский, французский, итальянский и теперь немного русский.

- Великолепно! Завидую белой завистью, - Ростислав присвистнул. – Я толком один английский освоил, да по-французски могу заказать обед в ресторане и объясниться в аэропорту. Слушай, через неделю закончим серию экспериментов, будет три свободных дня. Давай съездим в Париж. Как-то обидно – жить во Франции и не повидать Парижа с Версалем.

- Я тоже хотела это предложить. Скоростной поезд ходит от здешнего вокзала. Можем сегодня пройти через Корнавэн, уточнить расписание…

Обсуждая планы, Ростислав и Ма Ян миновали комплекс Лиги Наций и добрались до ботанического сада. Здесь росло немало деревьев, экзотичных для Швейцарии, но обычных для Дальнего Востока.

- Знаешь, - задумчиво сказала кореянка, - когда мне грустно, я обычно гуляю здесь. Природа меняется медленнее, чем цивилизация. Здесь сразу кажутся мелкими наши человеческие проблемы. Наверно, такой подход более типичен для востока, чем для запада.

- По-моему, разговоры о принципиальных различиях цивилизаций в духе Тойнби годятся только для бульварной прессы. Люди везде разные. Я тоже отдыхаю от суеты на природе. В Москве посреди города остался кусок почти настоящего леса – Лосиный остров. Приедешь – обязательно сходим туда.

- Ты, видимо, прав, Ростислав. Мы просто люди… Мужчина и женщина… К дьяволу национальные предрассудки... Я живу недалеко, пойдем…

…Пусть нацики завидуют… Моя Ма Ян умная и красивая. Любому, кто в этом усомнится, набью морду, - думал Вельяминов, глядя на спящую девушку и с удовольствием вспоминая прошлый вечер и ночь. Кореянка снимала маленькую квартирку в пригороде Женевы, недалеко от ЦЕРНа. Панельный дом до смешного напоминал московскую хрущевку. «Надо бы приготовить завтрак. Ма Ян обожает крепкий кофе. Надо сварить кофе по-кубински». В шкафчике на кухне обнаружилась кофемолка, банка с кофейными зернами и турка. Вскоре аромат наполнил квартиру.

- Какой запах, it’s miraculously… - поколебавшись, девушка все-таки вернулась к английскому. Ма Ян выбежала из комнаты, не тратя времени на одевание. Ростислав с удовольствием разглядывал маленькую, изящную, но при этом спортивную фигурку.

- Так кофе в России варят? Как я в прошлый приезд в Москву не попробовала?

- Нет, это кубинский рецепт - с корицей и щепоткой соли. Кубинские студенты-комсомольцы научили, я еще на первом курсе университета был. Потом власть захватил Ельцин, и кубинцам пришлось уехать.

- Кубинцы – молодцы! Отстаивают социализм. Настоящие интернационалисты!

Кореянка смаковала крепчайший напиток. Вельяминов достал из микроволновки пиццу, взглянув при этом на часы. Аппетит сразу пропал: всего через час Гозман должен привезти установку в рабочий зал ускорителя. Пак Ма Ян поняла без слов, и романтический завтрак превратился в деловой. Через считанные минуты Ростислав и Ма Ян уже бежали к автобусной остановке. Автобус маршрута Y шел через границу с Францией, где и находился выход пучка.

От Сен-Жени до Превессена Вельяминов и Пак Ма Ян шли пешком через дубовую рощу вдоль забора из металлической сетки, «украшенного» табличками с надписью на французском языке «частная собственность».

- Сколько раз бываю здесь, а всё никак не привыкну, что лес может быть чьей-то частной собственностью, - проворчал Ростислав. – К дьяволу капитализм!

- Рано или поздно эта дикость исчезнет во всем мире. О частной собственности будут вспоминать, как о кобуксонах времен Имдинской войны, - оптимистично заявила Ма Ян. – Когда-то собственность была необходима для развития, а в двадцать первом веке этот институт – архаизм.

- Это Маркс еще в девятнадцатом доказал, впрочем… мы уже пришли, - сказал Вельяминов, показывая взглядом на проходную за узким по московским меркам шоссе. Там начиналась французская часть ЦЕРНа. Глядя на дорожный указатель, Пак Ма Ян хихикнула:

- Почему-то раньше не задумывалась, мы выходим на Юрскую улицу. Ассоциации с «Парком Юрского периода». Так и ждешь живого динозавра.

- Вообще-то рядом Юрские горы, где этих самых динозавров впервые откопали. А здесь вместо динозавров чаще чокнутые «зеленые» попадаются. Будто все беды – от суперколлайдера!

Рабочий корпус ускорителя представлял собой большую приземистую железобетонную коробку без особых архитектурных изысков. Небольшая часть огромного комплекса: кольцевой тоннель, откуда выводился пучок высокоэнергичных частиц, пересекал государственные границы. Здесь в рабочем зале импульсы излучения достигали цели – на оси луча ставились мишени и регистрирующие детекторы.

У входа в корпус уже кипела работа: Войцех и Марио доставали главный блок установки из кузова грузовика. Ловушка для темной материи монтировалась на массивной раме, сваренной из стального профиля. Тяжелый аппарат погрузили на тележку и по наклонному пандусу вкатили в зал под вопли Гозмана на русском и английском языках.

- Осторожнее! Грохнете – пришибу! Я вам покажу, обезьяны косорукие!

Михаил был в своей стихии: энергично размахивая руками, он руководил подготовкой эксперимента.

- Славка, мисс Пак! Привет! Вот и вы! Замечательно! Тащите кабель, а я пока с французским обормотом разберусь.

Гозман на английском языке начал объяснять здоровенному французу в потертой джинсовке, что установку надо подцепить портальным краном и установить напротив выходного окна ускорителя. Француз-крановщик что-то монотонно отвечал по-французски.

- Погодите, - вмешалась Пак Ма Ян. – Месье просто не понимает английского. Сейчас я ему переведу.

Выслушав кореянку, крановщик кивнул и полез по лестнице в кабину, которая могла двигаться по рельсам, установленным под крышей зала. Войцех подцепил крюк, и вскоре аппарат встал на место.

- Спасибо, мисс Пак, - немного смущенно поблагодарил Михаил. – Давно общался только с учеными, привык, что все английский понимают.

В кармане у Ростислава зазвонил мобильник. «Странно, кто бы это мог быть?» Высветившийся на дисплее номер не был знакомым.

- Hello! Dr.Velyaminov is hearing…

- Славка, ты что ли?

- С кем имею честь?

- Да Вася я, Никитин.

Ростислав с трудом сдержал мат. Звонил брат его бывшей жены, полковник ОМОНа. Бывают люди, вызывающие неприязнь при первом же знакомстве. Омоновец явно относился к их числу. Во время стремительного романа Вельяминова и Оксаны офицер «наводил конституционный порядок» в Чечне. Ростислав познакомился с шурином уже во время свадьбы. Знакомство едва не переросло в драку: выяснилось, что в октябре 1993 Вельяминов и Никитин были по разную сторону баррикад. Прошли годы, Ростислав стал убежденным и последовательным коммунистом-интернационалистом, активно работающим в партии. Василий же преданно служил режиму Ельцина, а затем и его преемников.

- Я за православную Россию любому пасть порву! Какая разница, кто у власти! Если бы не жиды-большевики, мы бы миром владели! – поминутно крестясь, визжал офицер после очередного стакана водки, выпитого за здоровье молодых.

Вельяминов тогда вежливо спросил омоновца про достижения Российской империи при Николашке и получил в качестве ответа пьяную истерику на религиозной почве… После свадьбы физик не общался с шурином – о нем напоминали только ссоры, затеваемые Оксаной, желавшей непременно окрестить мужа-атеиста – а после развода ученый почти забыл о существовании неприятного субъекта.

Теперь же полковник ВВ пытался фамильярничать с Вельяминовым.

«Неужто Оксана надумала помириться и прислала своего братца-фашиста в качестве парламентера аж в Женеву?» - подумал Ростислав. – «Надо вежливо дать понять головорезу, что его психованная сестрица-христианка – эпизод далекого прошлого».

Всё оказалось проще. Полковник под давлением жены купил на отпуск тур по Европе. Жена обходила бутики, муж – кабаки. Супруги встречались на экскурсиях – всё-таки после возвращения надо продемонстрировать знакомство с европейской культурой. Во время автобусной поездки по Женеве гид много рассказывал русским туристам про ЦЕРН – мировой научный центр, гордость женевцев – и про страхи вокруг коллайдера. Якобы какие-то научные авторитеты предупреждали: при опытах может возникнуть черная дыра, способная поглотить Землю. И тут Никитин вспомнил, что его бывший родственник работает как раз в Европейском центре ядерных исследований. Жена сразу же захотела узнать про будущий конец света из первых рук – от физика, готовящего этот самый конец. После ланча в ресторане с обильной выпивкой супруги взяли такси и на школьном английском втолковали водителю, что им нужно в ЦЕРН. Таксист привез их к главному входу и высадил перед «глобусом». Только сейчас до полковника дошло, что научный центр занимает огромную территорию, и найти на ней конкретного человека весьма проблематично. Василий нашел в мобильнике номер Ростислава и позвонил, уговаривая показать ЦЕРН. Вельяминов отвечал раздраженно:

- Вася, я сегодня серьезно занят, начинается новый эксперимент. Могу уделить максимум два часа. Такси уже уехало? Нет? Скажи водителю, чтобы ехал на площадку Превессен – Site de Prevessin – любой здешний шофер должен знать. Я буду ждать на главной проходной – entr?e principale.

- Миша, Ма Ян, продолжайте монтаж пока без меня. Я пока отлучусь, надо устроить экскурсию по ЦЕРНу для знакомых.

Ростислав вышел за шлагбаум, когда к проходной подъехал автомобиль городского женевского такси. Из машины вылез упитанный субъект среднего роста с красной лоснящейся физиономией – полковник Никитин. Физик сухо поздоровался с омоновцем, от которого заметно попахивало водкой.

- У меня времени немного, так что решим сразу, что вам показать. Могу продемонстрировать рабочий зал адронного ускорителя – это неподалеку.

- А коллайдер где? – спросила вылезшая из машины вслед за мужем толстая курносая баба. – Нам туда надо.

- Кольцевой тоннель под нами, мадам, а управляющий центр в Майрене, на швейцарской стороне.

- Ой, поехали туда, господин профессор!

- Люся, погоди, - попытался возразить полковник.

- Вася, поехали на коллайдер! – рявкнула супруга.

- Хорошо, хорошо, дорогая… Слава, давай съездим на твой коллайдер.

Физик кивнул, сел в машину и объяснил шоферу, что надо ехать снова в Майрен к «глобусу». Русские туристы давно имели специфическую репутацию, так что швейцарец не удивился. По дороге Ростислав рассказывал про историю Европейского центра ядерных исследований.

- Здесь раньше была пограничная зона. Во время войны, когда гитлеровцы оккупировали Францию, швейцарцы всерьез опасались вторжения. Не совсем беспочвенно – план операции «Танненбаум» разрабатывался основательно. А после войны свободные государственные земли в Швейцарии и Франции отдали под ядерный центр. Большие ускорители занимают много места и расположены в подземных тоннелях под здешними пастбищами.

Ученый показал на стадо коров, пасущееся недалеко от шоссе. Но сельская идиллия снова сменилась корпусами научного городка. У главного входа Вельяминов предложил прогуляться пешком. Таксист остался ждать, а физик повел гостей по территории центра.

- Вот главный административный корпус. Пройдемте. Здесь интеллектуальный и организационный центр.

Ростислав повел гостей по напоминающим лабиринт коридорам, показывая кабинеты, где за компьютерами склонились знакомые теоретики. В конференц-зале шел семинар по проблемам суперсимметрии. Полковник с супругой непонимающе пытались прислушиваться к английским словам докладчика и рассматривать многоцветные диаграммы на огромном экране. Комната группы Вельяминова была пуста, и Ростислав спокойно воспользовался собственным компьютером, чтобы показать выход на коллайдер по внутренней сети. Никитин смотрел на схему ускорителя, как баран на новые ворота.

- В тоннель сейчас доступа нет, - пояснил физик. – Радиация. Управление идет через компьютеры. Но я сам работаю на другом ускорителе, не на коллайдере.

- А почему? – недоуменно спросила Люся. – Евреи не дают русским ученым пользоваться коллайдером?

Вельяминов расхохотался.

- Национальные разборки у нас как-то не приняты, хотя по другим поводам интриг хватает. Просто для моих целей коллайдер не подходит. Мне нужен плотный пучок пи-мезонов со средними энергиями на установке, разработанной нашей командой. А коллайдер дает сравнительно редкие столкновения встречных пучков со сверхвысокими энергиями внутри тоннеля. Понимаете?

Люся неуверенно кивнула, потом спросила:

- А как на коллайдере образуются черные дыры?

- Ну это, мягко говоря, преувеличение досужих журналистов. Теоретически столкновение со колоссальной энергией может сжать вещество до гравитационного коллапса. Только коллайдеру до этих энергий очень далеко. Да и возникни черная дыра – она моментально испарится. Эффект Хокинга. Так что конец света не предвидится.

- Конец света наступит по воле господа, - размашисто крестясь, вставил скучающий полковник.

- Разве что, если под божьей волей понимать выгорание водорода в звездах и сброс оболочек, - расхохотался физик. – Но Солнцу остался не один миллиард лет – на наш век хватит. Один раз голландский астрофизик, Ван дер Меер, кажется, опубликовал статью под названием «Солнце взорвется через пять миллиардов лет». У нас в каком-то журнале перевели, перепечатали, но при переводе пропустили слово «миллиардов». Устроили небольшую панику на пустом месте. Надо жизнь на Земле улучшать, а не уповать на волю Христа или Будды.

- А есть ли в вашем ЦЕРНе храмы божии? – спросил Василий. – Я только языческий многорукий идол видел, когда шли сюда.

- Статую Шивы подарили индийские коллеги, - ответил Ростислав. – Как символ вечного обновления. А церкви здесь вроде ни к чему. Кому в них ходить? Если редкий оригинал найдется – в центре Женеве есть всякие храмы. Там недалеко от озера костел прикольный – в форме шара. Какой-то архитектор-авангардист постарался.

- Да как же можно жить без веры в бога? – рявкнула Люся.

- Если начистоту, мне кажется нелепостью или шутовством сохранять религиозные взгляды в двадцать первом веке, - сказал Вельяминов. – Возвращаться от диамата к религиозной философии – всё равно, что машину заменять телегой.

Никитин заметил портрет Ленина над рабочим столом Ростислава.

- И тут этот немецкий шпион! – закричал омоновец, брызгая слюной. – Ты же русский человек!

- В первую очередь я ученый и коммунист, - спокойно ответил физик. – Коммунизм неизбежен для всего человечества, но хотелось бы сократить путь к новой формации. Я уважаю труды Маркса и Ленина, они и сейчас актуальны.

- Православная Россия превыше всего, а остальное меня не волнует, - заявил Василий.

- А нельзя ли посмотреть на настоящий ускоритель? – попыталась перевести разговор на более спокойную тему Люся.

- Не проблема, - сказал Вельяминов. – Тогда поедем в Превессен. Покажу работу нашей группы.

Ростислав повел гостей к выходу с территории научного городка. Полковник угрюмо молчал, но его толстая супруга пыталась общаться с физиком, как ни в чем не бывало.

- Это, наверно, очень страшно – работать всё время с радиацией? Я бы так не смогла.

- Понимаете, Люся, радиация ничем не страшнее других издержек цивилизации. Электричество тоже опасно, если схватиться за оголенный провод. А сколько людей гибнет в автомобильных катастрофах? Просто соблюдайте технику безопасности – и всё будет в порядке. Сейчас сами увидите…

Скучающий таксист лениво листал журнал с фривольными иллюстрациями. Пожелание русских клиентов снова ехать во французскую часть ЦЕРНа водитель выслушал без видимых эмоций, будто был не франко-швейцарцем, а англичанином из анекдотов.

А в рабочем зале ускорителя работа шла полным ходом. Крики на русском, английском, французском, польском языках перекрывали друг друга. Основной модуль установки уже стоял перед выходным окном пучка, а со вспомогательными возилась Пак Ма Ян. Миниатюрная девушка змеёй протискивалась между массивных металлических цилиндров, дотягиваясь паяльником до скрытых разъемов. Ростислав провел гостей вверх по металлической лестнице и показал набитый электроникой закуток, отгороженный металлической сеткой.

- Вот здесь наш «домик». Управляющий компьютер связан кабелем с установкой.

Через сетку с галереи хорошо просматривалась аппаратура, с которой возились Войцех и Ма Ян. Рядом о чем-то оживленно спорили, энергично жестикулируя, Михаил и Марио.

Вельяминов сказал Люсе:

- У нас надежная блокировка. Каждый, кто входит в зону облучения, использует особый ключ. Пока ключ вставлен в разъем, включить пучок невозможно.

- А это тоже надежное приспособление? – хихикнула Люся, показывая на соединение проводов, обвязанное шнурками от ботинок.

- Пардон, это результат межгосударственных заморочек. Сейчас мы на французской территории, но в ЦЕРНе приняты швейцарские, а не европейские стандарты, в том числе, на электрические розетки. Переходников вечно не хватает.

- Я сегодня в гостинице розетку разбил, когда пытался вставить вилку от бритвы, - пробурчал полковник.

На галерею поднялся Гозман, утирая пот со лба.

- Славка, Ма Ян закончила пайку, Марио привез из криогенки жидкий гелий и залил его в систему охлаждения. Сегодня можно попробовать врубить пучок. Пардон, товарищи, у нас запарка.

При слове «товарищи» Никитин побагровел.

- Какой я тебе товарищ, морда жидовская! Развелось коммуняк!

- Слава, я думал, всё единомышленники этого хера повешены в Нюрнберге. Видно, ошибся маленько. Разреши, я чуть-чуть поучу твоего знакомого хорошим манерам.

Михаил сжал внушительные кулаки. Ростислав тоже напрягся. Правая рука полковника дернулась к поясу, но турист – не вэвэшник при исполнении, оружия не имеется. При виде решительно настроенных ученых омоновец стушевался.

- Я это, немного выпил… Извините…

- Василий, Люся, вас наверно в гостинице заждались, а в такси счетчик тикает за простой, - попытался вежливо выпроводить надоевших гостей Вельяминов. – А нам работать надо. Сейчас пучок пойдет. Съездите лучше в женевский городской музей, там на днях открылась роскошная выставка старинных музыкальных инструментов, начиная чуть ли не со времен раннего средневековья. А около университета есть занятный памятник – «стена реформаторов». Впрочем, многим нынешним отечественным реформаторам давно требуется стенка.

- Пойдем, пойдем, Васенька, - подключилась Люся. – ЦЕРН мы уже посмотрели, спасибо господину профессору, теперь надо по магазинам прошвырнуться.

- Тогда вам на улицу Сервета, - посоветовал Гозман. – Там самые роскошные бутики Женевы. В общем, что-то среднее между Тверской и Кузнецким мостом. А еще, мадам, - Михаил обращался к женщине, демонстративно игнорируя её хамоватого супруга, - настоятельно рекомендую съездить в Лозанну. Можно на катере от пристани в Монрепо.

Глаза Люси загорелись в предвкушении шопинга, но Никитин напоминал заупрямившегося быка с окрестных пастбищ.

- А я никуда не поеду! – пьяно рявкнул полковник. – Вот останусь и буду смотреть, как безбожники православных людей обманывают!

Ростислав даже перестал злиться на Василия. Физик глядел на омоновца, как на диковинного зверя в зоопарке.

- Интересно, в чем обман? – ухмыльнулся Вельяминов, поддразнивая святошу. – У нас не церковь, здесь всё по-честному. Ускоритель работает в полном соответствии со специальной теорией относительности.

- Ваш Эйнштейн – обычный еврейский жулик, всем мозги запудрил… Я читал в газете…

Михаил и Ростислав хохотали уже в полный голос.

- Ну, газета – это важный документ! Куда там Physical Review!

- А написал, небось, какой-нибудь архиерей?

- Нет, просто Геббельс доморощенный…

Стуча кроссовками по металлической лестнице, подбежала Пак Ма Ян, недоуменно рассматривая развеселившихся друзей.

- Охлаждение системы закончено. Можно давать ток. Ростислав, это твои друзья? Наверно, они люди с юмором. Переведешь мне их шутки?

Вельяминов пояснил, что его знакомые уже собираются уходить. Ма Ян села за компьютер, от которого тянулся кабель к блоку управления установкой. Тонкие пальцы забегали по клавиатуре. На экране появились строчки с данными диагностики аппаратуры.

- Всё в порядке, дорогие коллеги. Ловушка для темной материи работает, сцинтилляционные и микростриповые детекторы подключены к каналу регистрации. Пионный пучок дадут через пять минут.

Пак Ма Ян откинулась на спинку вращающегося кресла. Ростислав улыбнулся, глядя девушке в глаза.

- Всё у нас получится, любимая. Не волнуйся!

- Что говорит твоя косоглазая мартышка? – сказал полковник с кривой ухмылкой.

- Ну ты меня достал, урод православный!

Вельяминов сжал кулак, но ударил ногой, неожиданно для офицера. Носком ботинка по яйцам – достаточно чувствительно. Омоновец явно потерял профессиональные навыки на штабной работе и не успел отреагировать. Его жена истошно завизжала.

- Прошу прощения, Люся, но с такими хамами, как ваш муж, приходится общаться на их языке. Нормальные люди произошли от обезьяны, а этого придурка точно сделал его бог, причем с большого бодуна.

Полковник наконец разогнулся и попытался схватить табурет, но Михаил и вовремя подоспевший Войцех скрутили отморозка. По ушам ударил звонок, предупреждающий о включении пионного пучка. На дисплее появились диаграммы с показаниями различных детекторов установки. Основная часть луча проходила мимо концентратора темной материя. Пак Ма Ян набрала на клавиатуре команды коррекции координат. Тут же загудели сервомоторы – аппарат приподнялся и сместился в сторону.

- Метр вверх, полметра к Юре, - пояснила девушка, имея в виду Юрские горы.

Теперь мезоны сталкивались с таинственными частицами темной материи. Получилось! Детекторы фиксировали потоки продуктов реакций. Данные записывались на жесткий диск, но экспресс-информация оперативно отражалась на экране. Вельяминов заметил, что уменьшилась частота эталонного генератора сигналов, установленного на корпусе установки – течение времени замедлялось. Ростислав попросил Ма Ян увеличить поле ловушки. Частота генератора вернулась в норму, зато сразу померк дневной свет, проникающий через раскрытые двери корпуса.

- Откуда такая тьма? Вроде бы весь день хорошая погода была, - недоуменно сказал Гозман и пошел к выходу.

- Зона замедленного времени расширилась, - пояснил Вельяминов. – Мы внутри неё, поэтому частота световых волн извне вышла из оптического диапазона. Ма Ян, усиль еще поле! Попробуем довести до максимума.

Кореянка кивнула и набрала комбинацию команд. Тотчас в зале погасли лампы и экран компьютера. Ростислав почувствовал, что металлический пол проваливается. Затем – сильный удар…

Сознание возвращалось постепенно. Сперва была резкая боль и шум в ушах. На мгновение Вельяминову показалось, что он в Останкине, а на дворе осень 1993 года. Ельцинские полицаи расстреливают демонстрантов. Потом Ростислав сообразил – прошло два десятилетия, а он сам – уже давно не студент физфака, а старший научный сотрудник, находящийся в командировке в ЦЕРНе. Физик стер с лица кровь, натекшую с рассеченного лба, и попытался оглядеться. Вельяминов лежал на наклонном стальном листе недалеко от его рваной кромки. Сверху в каком-то метре угрожающе нависала искореженная ферма, не давая встать. Сквозь разрывы в крыше пробивался яркий солнечный свет. Похоже, здание рухнуло. Взрыв, землетрясение? Зеленые устроили теракт? Что с Ма Ян? Опасаясь обрушить поврежденные конструкции, ученый осторожно повернулся. Пак Ма Ян лежала рядом с разбитым компьютером. Ростислав дотянулся до руки девушки. Пульс прощупывался. Вельяминов подхватил Ма Ян за пояс и потянул из-под прогибающейся железяки. Выбравшись на уцелевшую площадку, физик встал на ноги, поднял остающуюся без сознания девушку и начал пробираться к выходу через завал. Пандус обрывался ровной границей, будто отрезанный огромным ножом. Дальше начинался грунт – куски дерна, смешанного с обломками бетона и металла. На конце пандуса что-то лежало. Приглядевшись, Ростислав узнал Марио, вернее, половину его тела, рассеченного наискосок. Остальное исчезло. Большая лужа крови растеклась вокруг. Обойдя труп, Вельяминов наконец вытащил Ма Ян из-под руин обвалившегося корпуса. Но вместо забитой машинами служебной автостоянки физик увидел лужайку без малейших признаков асфальта. Чуть дальше начинался лес – дубы и каштаны. Кое-где возвышались сосны. А на горизонте белела горная цепь. По очертаниям ученый сразу узнал Юрские горы, однако белый цвет был необычен. За лето в окрестностях Женевы снег успевал растаять почти на всех вершинах. Только Монблан оправдывал своё название и в ноябре. Сейчас же и окрестный лес не выглядел осенним. Ни единого желтого листка, только свежая зелень. В Подмосковье лес так выглядит в середине мая, но в Швейцарии подобный пейзаж обычен в начале апреля. Неужели получилась темпоральная инверсия? Вельяминов думал и раньше о такой возможности, но считал её маловероятной, надеясь на переброску в прошлое только центральной части установки. Форма руин подтверждала такую гипотезу – на месте вытянутого прямоугольного корпуса остался круг из бетона и стали, окруженный нетронутыми зарослями. Похоже, взрыва не было – просто несущие конструкции остались в другом времени, и лишенная опоры крыша просела. Но насколько глубоко в прошлое провалились люди и оборудование? Компьютер с данными измерений разбит, неизвестно, сохранился ли винчестер. Без компьютера едва ли возможно использовать и астрономические данные, впрочем, телескопа тоже нет. Остается рассчитывать на логику. За пределами круга развалин признаки цивилизации не наблюдаются. Значит, ЦЕРН еще не построен. С другой стороны, цепь Юрских гор вполне узнаваема. Скорее всего, последнее большое европейское оледенение уже закончилось. Выходит, произошел перенос минимум лет на шестьдесят, в первые послевоенные годы, максимум – на десяток тысячелетий.

Ростислав внимательно осмотрел Ма Ян. Вроде бы переломов не было, на затылке прощупывался след от удара – видимо, девушка ударилась при падении на спину, когда просел пол. Но рана была неглубокой, и физик надеялся, что Пак Ма Ян просто оглушило. Вельяминов слегка прикоснулся к щекам девушки. Та застонала, приходя в себя, потом пробормотала что-то по-корейски.

- Как ты себя чувствуешь, любимая?

- Голова болит. Тошнит.

- Вероятно, у тебя сотрясение мозга. Не уверен, что правильно перевёл медицинский термин на английский. Ничего, всё пройдет. Держись!

- Что случилось с лабораторией?

Ростислав подчеркнуто сжато описал обстановку, упомянув гибель Марио и изложив предположение о переносе в прошлое. Ма Ян помрачнела и сказала:

- Надо обследовать развалины корпуса. Возможно, кто-то застрял под обломками. Я сейчас постараюсь встать и пробраться внутрь.

- Тебе лучше полежать, пока есть возможность. Я попробую осмотреть руины.

Ростислав достал из кармана мобильник. Аппарат чудом уцелел и показывал, как и ожидалось, отсутствие базовой станции. Но аккумулятор был полностью заряжен, а встроенный фонарик мог давать довольно яркий свет. Физик спустился в пролом и огляделся с помощью подсветки, пытаясь вспомнить, кто где стоял в момент катастрофы. Вскоре Вельяминов обнаружил тело Войцеха. Молодой ученый погиб от удара упавшей стальной опорой. Раздавленный череп не оставлял никаких сомнений. А Михаил, похоже, остался в двадцать первом веке. Ростислав вспомнил, что Гозман успел отойти от установки дальше, чем Марио, на свою беду оказавшийся на границе прямого и обращенного времени. Вот только и в будущем шансов уцелеть не очень много – вряд ли оставшаяся часть корпуса стоит ровно.

Под рваным гофрированным листом что-то мелькнуло. По искореженному металлу карабкался Никитин. Полковнику пригодились профессиональные навыки, двигался он спокойно, без лишней суеты.

- Василий, что с Люсей? Помощь нужна?

- Уже нет. Кранты Людмиле, - офицер говорил об уже покойной жене ленивым скучающим тоном. – Спасатели уже прибыли?

- Не прибыли. И вряд ли вообще будут, - раздраженно ответил Вельяминов. Вот ведь судьба! Погибли Войцех и Марио, хорошие ребята, настоящие ученые. Неизвестно, что с Мишей. Ранена Пак Ма Ян. Да и Люся, пожалуй, не была такой дурой, какой показалась с первого взгляда. А её супруг-фашист жив и здоров. Придется волей-неволей налаживать сотрудничество.

- Что за бардак в этом ЦЕРНе! – ругнулся полковник. – Теракт нешуточный. Чтобы так аккуратно рвануть здание, заряды надо расположить в нагруженных точках, профессионально. Наверно, «Аль-Кайеда» постаралась. Надо, чтобы полиция зарегистрировала нас как жертв терроризма. Тогда хорошие деньги сможем получить от здешних властей.

- Черт его знает, что можно получить от властей, если таковые существуют.

- Что значит «если существуют»? В Женеве есть полиция.

- Василий, это не теракт. В результате побочного эффекта проведенного эксперимента мы оказались в прошлом. Правда, эпоху пока не могу определить, - сказал Ростислав.

- Как это в прошлом? Это юмор такой?

- Выйди и посмотри.

Вельяминов и Никитин выбрались наружу. Ростислав продемонстрировал отсутствие признаков цивилизации в ближайших окрестностях. Пак Ма Ян уже пыталась встать, опираясь на ствол каштана. Ростислав подбежал к девушке и кратко пересказал услышанное от полковника. А тот уже начинал осознавать происходящее.

- Как мы вернемся? – кричал офицер. – Я вас спрашиваю, умники хреновы!

- Любой эксперимент можно воспроизвести, - спокойно ответил Вельяминов. – Надеюсь, Гозман восстановит аппарат и создаст межвременной канал. Тут неподалеку собираются строить новую лабораторию. Мы определим дату и закопаем послание на месте фундамента. Информация поможет провести эксперимент более направленно, без лишнего риска, и выйти в данную эпоху.

- Какую эпоху? О чем вы говорите? Может, тут динозавры шастают! Сожрут нафиг! – столкнувшись с непредвиденной ситуацией, Никитин был близок к истерике. – Надо молиться!

- Посмотри на растительность! Вот дуб, вот каштан, под ногами – трава, - сказал физик. – Откуда динозавры возьмутся?

- И при чем тут ботаника?

- Элементарно. Я не палеонтолог, но помню, что даже в меловом периоде растения сильно отличались от современных. Не говоря уже про юрский и триасовый. Мы не настолько далеко удалились от нашего времени.

Пак Ма Ян с трудом разбирала русские слова, но суть разговора уловила.

- Ростислав, я немного интересовалась историей Женевы. Мне нравилось бывать в городском музее, помнишь, за ратушей. Здесь люди обитали еще в ледниковом периоде, неподалеку есть следы неандертальцев. В историческую эпоху жили кельты-аллоброги, потом пришли римляне. В средневековье эти земли принадлежали то местному епископу, то Савойскому герцогу. В шестнадцатом веке Женева под властью Кальвина вошла в состав Швейцарской конфедерации. Позже – наполеоновские войны, гражданская война, генерал Дюфур…

- Погоди, Ма Ян, об этих событиях поговорим попозже, - прервал девушку Ростислав. – Кажется, мы попали в сравнительно цивилизованное время. Прислушайся!

Из-за деревьев доносилось мелодичное звяканье. Полковник, моментально перейдя от паники к наглости, ухмыльнулся:

- Крестьяне местные коров пасут. Можно продуктами разжиться. Купим или стырим.

Действительно, по едва заметной тропе двигалось небольшое стадо крупных пегих коров с колокольчиками на шеях. Вельяминов пояснил на русском и английском:

- Колокольчики – не очень давнее изобретение. Да и в эпохи феодальных войн привлекать внимание к живности – лучший способ этой самой живности лишиться. Так что на дворе, скорее всего, вторая половина девятнадцатого или первая половина двадцатого века. Наши кредитки еще не действуют, но полиция наверняка имеется.

Физик выразительно посмотрел на омоновца. Василий деловито заявил:

- Хватит болтать! Идем в Женеву, там разберемся!

- Между прочим, во время второй мировой войны швейцарцы вовсю укрепляли границу. Где-то здесь были минные поля. Да и за шпионов принять вполне могут. Придется двигаться осторожно.

- Ага. Твою… э…э…. даму, - полковник покосился на кулаки физика, - точно за японскую шпионку примут.

- Это я переводить не буду. Мисс Пак – кореянка, а у корейцев с японцами счеты очень давние. Покруче, чем у армян с азербайджанцами.

За стадом появился пастух. Низкорослый бородатый мужик стандартной европейской внешности. Холщовая куртка на пуговицах, штаны, сапоги. Пожалуй, одежда не показалась бы особо архаичной и в двадцать первом веке. Помахивая кнутом, пастух что-то насвистывал. Ма Ян нахмурила лобик, затем улыбнулась и шепнула:

- Это же из «Риголетто». Песенка герцога. Правда, фальшивит безобразно.

Ростислав с трудом удержался, чтобы тоже не запеть «Сердце красавицы склонно к измене». Вместо этого он кратко изложил свои соображения.

- Мы или в конце девятнадцатого, или в начале двадцатого века. Раньше – Верди еще не написал свою оперу, позже – у широкой публики появились свои шлягеры. Разве нынешний пастух будет напевать оперную арию вместо попсы?

Никитин, вспомнив свой чеченский опыт, предложил захватить пастуха, допросить и получить все нужные сведения наверняка.

- Ну, допросим его, - усмехнулся Вельяминов, - если мои предположения верны, то вполне годится современный французский, которым в совершенстве владеет мисс Пак. А что дальше? Пастух расскажет окружающим про неизвестно откуда взявшиеся развалины и про странных людей, шляющихся рядом с ними. Дойдет до журналюг. По-моему, сейчас для нас широкая известность – прямая дорога в дурдом.

- Какие вы, интеллигенты, чистоплюи! – сказал полковник. – Выпотрошенных «языков» обычно ликвидируют. Перережем подходящей железкой горло этому душману – и нет проблем.

- Мы на французской территории, а здесь в ходу такое милое изобретение, как гильотина. Чтобы избежать близкого знакомства с ней, придется скрываться от полиции. Получится без документов, денег, знания языка и обычаев?

Тем временем пастух остановился и уставился на гору металлолома, оставшуюся от рабочего зала ускорителя. Пак Ма Ян сделала успокаивающий жест и спокойно вышла навстречу. Ростислав застыл, готовый в любой момент броситься на помощь девушке. Физик помнил, что кореянка владела тэквандо, но какое боевое искусство будет эффективно при несопоставимых весовых категориях?

Кореянка спокойно заговорила по-французски. Вельяминов различал лишь отдельные слова – упоминались Женева, Лозанна, Сен-Жени-Пуйе. Мужик явно удивился, но понял и ответил, не проявляя агрессивности. В ходе разговора и Ма Ян, и пастух показывали руками на обломки металла. Минут через десять француз кивнул и побежал к своим коровам.

Пак Ма Ян выждала, пока стадо, подгоняемое кнутом и энергичными криками, скрылось в роще и медленно отошла к залегшим за кустами физику и офицеру. Девушка перевела дух и улыбнулась.

- Всё в порядке, Ростислав. Ты прав, сейчас седьмое апреля тысяча девятьсот третьего года, если месье Франсуа не перепутал с похмелья. Он сезонный рабочий у какого-то местного богатого землевладельца. Я знаю, что для европейца выгляжу моложе своих лет, поэтому представилась четырнадцатилетней дочерью китайского дипломата, приехавшего в Швейцарию. Джинсы, соответственно, - последний писк пекинской моды при дворе старой императрицы Цыси. Любые промахи легко списываются на экзотичность происхождения и юный возраст. Франсуа я наплела, что вместе с родителями выехала из Женевы на верховую прогулку. Потом с неба упал дирижабль, - Ма Ян снова показала на остатки корпуса, - а что дальше – не помню. Спросила дорогу до Женевы и Сен-Жени-Пуйе, а Франсуа направился за местным полицейским и врачом. Так что нам лучше побыстрее отсюда убраться. Лучше в Швейцарию – граница, по словам Франсуа, охраняется только конными разъездами, гоняющимися за контрабандистами. Охрана несерьезная – ни КСП, ни мин не имеется. Совсем непохоже на 38-ю параллель.

[АНТ]

Глава 2. Город у озера

Людям из двадцать первого века Женева 1903 года показалась грязноватым городишком третьего мира. Ростислав вспомнил командировку в Индию, Пак Ма Ян – деревню в южнокорейской провинции, Никитин – Афганистан. Вроде бы многое знакомо: ратуша, мост через Рону, остров Руссо, парк Монрепо. Вокзал тоже на месте, но вместо скоростных электропоездов в сторону Лиона и Парижа отправляются составы, которые тянут неторопливые свистящие паровозы. Вместо машин – множество лошадей, впряженных в разнообразные экипажи. Улицы пропахли конским навозом. По городу ползают смешные, похожие на детские игрушки, трамваи.

В вокзальном зале ожидания среди разношерстной толпы пассажиров третьего класса пришельцы из будущего перевели дух. На кореянку косились, но не чрезмерно – видно, в Швейцарии успели привыкнуть к достаточно экзотичным гостям. А Вельяминов и Никитин в потрепанных костюмах из другой эпохи почти не выделялись на фоне итальянских рабочих. Один из итальянцев, очень похожий на покойного Марио, даже принял физика за своего соотечественника и поприветствовал на своем родном языке. Однако, услышав «no comprene», не расстроился, а узнав в процессе короткого разговора на ломаном французском, что собеседник русский, заулыбался и поделился черствой пресной лепешкой и бутылкой красного сухого вина. Оказывается, итальянец работал в Женеве на строительстве и сорвался с лесов, переломав кучу костей. Местные врачи отказывались лечить бесплатно. Быть бы гастарбайтеру калекой, если бы не русский медик-политэмигрант. «Доктор Алессандро», как называл его итальянец, помог бедолаге, а друзья-социалисты собрали немного денег.

Теперь бывший пациент доктора-социалиста сам стал горячим сторонником социализма и собирался связаться с ячейкой Революционного социалистического союза в Лионе, куда направлялся на заработки.

- Vive Lafargue! Vive Guesde! No Millerane!

Пак Ма Ян прислушивалась к разговору, одобрительно кивая. Полковник пытался расспросить кореянку по-русски, но та лишь вежливо улыбалась и извинялась за плохое знание языка. Распрощавшись с итальянским товарищем, Ростислав вернулся к спутникам с подаренной провизией и вкратце пересказал суть беседы. Никитин уже начал уплетать свою часть лепешки, чавкая и давясь, но, узнав про то, что помощь поступила от социалиста, вскочил с жесткой деревянной скамьи.

- Я понял высший смысл нашего перемещения на век назад! Мы должны предотвратить революцию! Не будет миллионов жертв коммунизма!

- Ни черта у тебя не выйдет! – заявил Вельяминов. – Революция предопределена всем ходом исторического развития мировой цивилизации вообще и России в частности.

- Значит, для тебя Россия – частность?

- Естественно. Лично для меня наша страна очень важна, но надо адекватно представлять ее роль по сравнению с остальными странами, а не принимать желаемое за действительное. Успехов Россия достигала только при социализме, когда вышла в авангард мировых тенденций. К сожалению, у нас недооценили груз пережитков даже не капитализма, а феодализма, раннего средневековья. Рядом с передовой наукой в Советском Союзе оставался массовый слой обывателей с сознанием дикого крестьянина, суеверно верящего в бога и приметы. Слишком мало времени прошло после революции. А некоторые очень патриотически настроенные гуманитарии стали выдавать эти заморочки – разухабистость, общинность, презрение к теоретическому знанию, мифологичность мышления – за специфическую русскую духовность. Восхищались недоумками, повалившими в церкви вместо технических библиотек. Отсталый крестьянин подавался писателями-деревенщиками как эталон русского человека. А криминальная буржуазия с успехом стала манипулировать этим размножившимся средневековым православным быдлом.

- Ты презираешь русский народ! – крикнул Никитин. – Слишком много общался с жидами в своем университете!

- Я презираю недоумков и верующих любой национальности и конфессии. А уважаю ученых, инженеров, просто толковых рабочих, игнорирующих средневековые заморочки.

Пак Ма Ян подмигивала Ростиславу, пытаясь обратить его внимание на собирающихся вокруг людей. Пассажиры в зале ожидания с опаской посматривали на ругающихся на своём языке оборванных русских. Полицейский в смешной старинной форме на другом конце зала перестал лениво слоняться взад-вперед и начал поглядывать в сторону возможной драки. Никитин тоже увидел швейцарского мента и сбавил тон.

- Мне с вами не по пути. Я сам сделаю всё, что нужно.

Размашисто перекрестившись, полковник вышел из здания вокзала. Вельяминов, с одной стороны, чувствовал некоторое облегчение, избавившись от общества неприятного бывшего родственника, с другой – опасался того, что может натворить отмороженный нацик в тихой чинной Женеве начала двадцатого века. Но пока следовало решать насущные вопросы. Физик предложил девушке немного прогуляться. Та согласилась, несмотря на накопившуюся усталость.

- Ма Ян, нам сейчас требуется решить проблему денег и документов. Впрочем, документы пока могут подождать – в эти патриархальные времена они требуются нечасто.

- Мы можем найти работу, Ростислав.

- Непременно найдем, любимая. Но специалисты по физике высоких энергий и по дискретной электронике пока спросом не пользуются. А неквалифицированная работа оплачивается очень негусто. Этот вариант будем рассматривать как запасной. Сейчас попробуем провернуть операцию по методу Остапа Бендера, - Вельяминов снял с руки чудом уцелевшие часы и отрегулировал показания в соответствии с большим циферблатом на башенке вокзала. – Это получше чайного ситечка.

Последнюю фразу кореянка не поняла, но спросила:

- Ты хочешь продать свои часы? Но они же не золотые, на один обед вряд ли хватит.

- Это как продать. Жидкокристаллический дисплей изобретут лет через семьдесят-восемьдесят. Ты только загадочно улыбайся и поддакивай.

Пак Ма Ян и Вельяминов вошли в маленький часовой магазинчик рядом с вокзалом. Хозяин, маленький толстый человечек отчетливо семитской наружности, вскочил при виде потенциальных покупателей, но, разглядев потрепанную одежду посетителей, утратил свой энтузиазм.

- Что угодно мадам и месье? Хотите купить? У нас есть дешевые часы, дешевле не найти ни в Женеве, ни в Цюрихе. Или желаете починить? Я беру недорого.

Ростислав заговорил по-английски, глядя на торговца с надменным видом.

- Скажите, вас интересуют очень редкие часы? Раритеты?

- Вы имеете что-нибудь на продажу? Золото я могу купить.

- Нет, часы не золотые, но работа уникальная. Других таких не найдете во всей Европе.

- Швейцарские часы лучшие в мире, - похвастался толстый часовщик.

- Высокая репутация ваших мастеров известна всем. Однако посмотрите вот на это.

Вельяминов протянул свою «электронику» минского завода на простом металлическом браслете. Часовщик стал крутить часы в руках с видимым недоумением.

- Интересно, кто придумал часы без стрелок? И как здесь сменяются цифры?

Швейцарец попытался снять заднюю крышку, но не сумел. Потом поднес часы к уху и, не услышав ожидаемого тиканья, вопросительно посмотрел на гостей. Ростислав припомнил Ильфа и Петрова с Блаватской в придачу и начал выдавать только что придуманную версию.

- Меня зовут Вильямс. Доктор Росс Вильямс, из Пуны, Британская Индия. В прошлом году я путешествовал по Тибету. Там в каждой долине отдельное княжество или королевство. Они считаются вассалами Китая, но только на бумаге. Тибетские властители и мудрецы хранят много тайн, недоступных европейцам. Большинству тибетцев европейские дела и достижения чужды и неинтересны, но есть и исключения. Одна долина показалась мне необычайно богатой – сытые жители, крепкие дома. Многие обитатели говорят по-английски. Владелец постоянного двора объяснил, что еще отец нынешнего короля решил соединить древнюю мудрость предков с достижениями Запада…

На Вельяминова нашло вдохновение. Он рассказывал, как король пригласил «доктора Вильямса» к больной дочери, как принцесса Ма Ян влюбилась в своего спасителя и как монарх нехотя согласился на их брак. Новобрачные отправились в свадебное кругосветное путешествие, но на пути из Парижа в Женеву у них в поезде украли багаж и кошелек. Доктор Вильямс подозревает русского, крутившегося рядом с их купе. Сейчас из ценных вещей остались только часы, сработанные лучшими мастерами королевства специально под европейское исчисление времени. А для возвращения на Восток требуются деньги. Поэтому мистер и миссис Вильямс будут весьма признательны, если месье купит эти часы редкостной работы. Кроме того, король заинтересован в продвижении товаров из своих владений на европейские рынки. И дальнейшее сотрудничество может оказаться взаимовыгодным…

- Мои соотечественники умеют многое, - на безупречном французском языке сказала Ма Ян, улыбаясь краешками губ. – Полагаю, в ваших интересах не распространяться о нашей договоренности. Мне не нравится склонность европейцев к шумихе.

Торговец обалдел от истории в духе Буссенара или Жюля Верна и от коммерческих перспектив. Вскоре Ростислав получил приличную сумму в швейцарских франках золотыми монетами. Увесистые столбики монет оттягивали карманы и казались более надежными, чем разноцветные, похожие на фантики, купюры тех же франков двадцать первого века. Выходя от погруженного в мечты о грядущем богатстве торговца, Вельяминов усмехнулся и, перехватив недоуменный взгляд Пак Ма Ян, пояснил:

- Вечно в Женеве вокруг часов забавные истории случаются. Вспомнил первую командировку сюда. Тогда на обратном пути Михаил купил в куантреновском duty free «настоящие швейцарские часы», оказавшиеся made in China. А сейчас мы слегка приоденемся по здешней моде.

Ростислав решил дальше представляться русским, приехавшим из Маньчжурии с женой-кореянкой. Роль эксцентричного англичанина из Индии годилась только для штучек в духе Остапа Бендера. Первая встреча с настоящим англичанином была чревата разоблачением. В магазинах готового платья недалеко от Женевского университета удалось подобрать одежду и для Пак Ма Ян, и для Вельяминова. Девушка откровенно веселилась, выйдя из примерочной в белой кофточке с кружевным воротником и длинной черной юбке. В здешнем наряде кореянка была похожа на школьницу. А Ростислав матерился вполголоса, примеряя короткий для его роста сюртук. В конце концов физик и Ма Ян вышли на бульвар, чувствуя себя актерами самодеятельного театра.

- Теперь устроимся в гостинице, - предложила девушка. – Разместимся в цивилизованных условиях.

- Я не знаю, принято ли сейчас предъявлять в отелях документы. Вот будет забавно, если мы предъявим свои, выданные в двадцать первом веке. Паспорта несуществующих республик и пластмассовые карточки-пропуска в ЦЕРН. Портье рехнется, - усмехнулся Вельяминов. – Нет, нам лучше поискать съемную квартиру. Хозяев обычно франки интересуют больше, чем паспорта. Но без рекомендации нам не обойтись, а посему предлагаю познакомиться с «доктором Алессандро». По словам итальянского рабочего, живет русский врач в районе Сешерон.

- А, наверно это там, где в наше время улица Сешерон. Это между вокзалом и парком Монрепо.

Ростислав тоже вспомнил эту улицу в двадцать первом веке. Солидные дома, отделанные рустованным камнем. Стиль напоминал сталинскую архитектуру улицы Горького в Москве, только этажей поменьше. Видимо, примерно одна эпоха. Но в 1903 году здесь была глухая окраина, почти деревня. Маленькие двухэтажные домишки. С некоторым трудом Вельяминов и Пак Ма Ян нашли нужный. Девушка отправилась прогуляться в парк у озера, пока не стемнело, а физик постучал в дверь. На стук вышла пожилая женщина – видимо, хозяйка дома. С трудом подбирая французские слова, Ростислав растолковал, что ему нужен постоялец, русский доктор.

Дама кивнула, видимо, приняв Вельяминова за пациента, и провела его внутрь. Доктор Александр Федоров удивительно походил на молодого Чехова. Возможно, из-за пенсне с большими диоптриями. После дежурного «бон суар» врач обратился к Ростиславу по-русски.

- На что жалуетесь, уважаемый?

Ростислав начал жаловаться на последствия падения со скалы, демонстрируя синяки и ссадины, полученные в момент межвременного переноса. Доктор умело обработал повреждения и посоветовал постельный режим, пока не пройдет сотрясение мозга. Вельяминов отдал врачу его гонорар и сказал:

- Уважаемый Александр Иванович! Честно говоря, мне требуется помощь не только медицинского характера. По моим сведениям, вы разделяете социалистические убеждения…

- Это не секрет. Здесь Женева, а не Санкт-Петербург – голубых мундиров можно не опасаться, - резко ответил Федоров.

- Извините, если мои слова показались вам нескромными. Что вы скажете, если я признаюсь, что тоже придерживаюсь марксистских взглядов?

Доктор неожиданно задумался, постукивая пальцами по полированному столу.

- Наверно, вы всё-таки не шпион. Охранка придумала бы более изощренный подход. Да и прислала бы не такого заметного человека.

- Что вы имеете в виду?

- С вашим ростом вполне можно в кавалергардах служить. Да и речь звучит необычно. Какой-то странный акцент. Никак не пойму, откуда вы родом. Может, скандинав…

- Не гадайте, русский я. Только в России не жил, - выдал начало новой легенды Ростислав. – Отец мой, будучи студентом медицинского факультета Петербургского университета, был сослан в Сибирь по делу Петрашевского, хотя реально в кружке не участвовал. Подвело шапочное знакомство с кем-то из петрашевцев. Позднее ему удалось бежать через Кяхту в Китай. Помогла дочь купца-чаеторговца, впоследствии ставшая моей матушкой. Вполне романтическая история… Когда они добрались до Пекина, началась вторая опиумная война. Европейцы в Китае тогда сильно рисковали, но моим будущим родителям помогли английские офицеры из экспедиционного корпуса. В конце концов, родители осели в Австралии. Я вырос и получил техническое образование в Сиднее, работал инженером на опаловых копях, заинтересовался марксизмом. После попытки организации социалистического кружка мне пришлось уехать из Австралии. Побывал в Корее, в Маньчжурии. А теперь в спокойной Швейцарии влип в дурацкую неприятность: у нас с женой в поезде украли вещи и документы. Проблема в том, что документы, так сказать, не совсем настоящие… И официальным путем через британское консульство действовать мы не можем.

Федоров задумался. Потом сказал:

- Думаю, что смогу вывести вас на нужных людей. Но потребуются деньги. Не одна сотня франков.

- Кое-какими суммами я располагаю. Хотя заработок не помешал бы. Если где-нибудь нашлось бы место инженера-электротехника или, на худой конец, электромонтера, был бы очень рад.

- Сразу и не вспомню, - ответил доктор. – Впрочем, буду иметь в виду.

Разговор постепенно отклонился от житейских проблем. Вельяминов и Федоров обсуждали «Анти-Дюринга», вопросы развития социал-демократии в разных странах. Ростислав на ходу вспоминал всё, что прочел по истории революционного движения в эпоху II Интернационала. Физик догадывался – врач-социалист проверяет его. Эрудиция ученого-марксиста помогла, Федоров явно поверил в предложенную легенду. Под конец медик между делом пообещал отрекомендовать гостя хозяйке соседнего дома, которая собиралась сдавать комнату подходящим постояльцам.

Теперь Ростислав решился представить Пак Ма Ян Федорову. Свободно говорившая по-французски кореянка произвела несомненное впечатление на доктора. Ма Ян вела себя в гостях с аристократичной непринужденностью, несмотря на непривычное и не слишком роскошное платье. Федоров достал бутылку граппы, но беседа снова сползла в политическую тематику. Ма Ян рассуждала о перспективах японской экспансии в Китай, сравнивала преобразования Мэйдзи с европейскими буржуазными революциями, проводила марксистский анализ политики Цыси. Вельяминов тоже решил добавить информации из будущего и от аферы Безобразова плавно перешел к перспективам военного столкновения России и Японии.

- Вот и напишите про будущую войну! – воскликнул врач. – Грамотный марксистский анализ международной обстановки – это то, что надо образованному читателю. Здешние знатоки разбираются в европейских делах, но Азия для них terra incognita. Я дам вам рекомендации для редакторов.

Вечер закончился уже в гостях у соседки, мадам Кретьен, очень похожей на Рину Зеленую в роли миссис Хадсон. Федоров выполнил обещание: вдова швейцарского таможенного чиновника сдавала комнаты небогатым туристам. Хоть временное, но пристанище. Договорились о цене быстро – рекомендация русского врача имела вес. Наконец Ростислав и Ма Ян остались одни. И не было им никакого дела, что за окнами – давно прошедшая эпоха…

Жизнь постепенно налаживалась. Статьи о дальневосточных проблемах, подписанные «Р. и М. Вельяминовы» печатались как в социал-демократических, так и в нейтральных женевских изданиях. Ма Ян помогала Ростиславу совершенствоваться в французском языке. По вечерам, закончив вычитку очередной рукописи, Ростислав и Ма Ян обычно вспоминали жизнь в двадцать первом веке, пытаясь сообразить, как подтолкнуть прогресс. Как-то, получив гонорар в редакции солидной газеты, Вельяминов пригласил Ма Ян в оперу. В женевском оперном театре, по слухам скопированном с парижской оперы, шел «Бал-маскарад» Верди. Возвращаясь домой на извозчике, молодожены (Ма Ян и Ростислав воспринимали себя именно таким образом) вспоминали историю двойного либретто. Копыта лошаденки звонко цокали по булыжнику на мосту через Рону. Через столетие тут будут сплошные пробки.

- Знаешь, Слава, - задумчиво сказала Ма Ян, - в этом времени больше всего мне не хватает радио или плеера. Чтобы под настроение послушать хорошую музыку, не дожидаясь похода в театр.

- Давай купим граммофон.

- Это не техника, а издевательство над ушами. Тут пока обходятся без усилителей, ставят резонаторы, а они превращают звук черт знает во что.

Ростислав задумался, вспоминая историю радиотехники, изобретения, определившие путь развития технологии на десятилетия.

- Пожалуй, стоит опередить Флеминга и Ли Фореста с радиолампами. Где бы найти приличный вакуумный насос?

- А в Женевском университете? Там вроде бы уже есть физический или физико-математический факультет?

- Это идея! Только посоветуемся с доктором Федоровым, чтобы не попасть впросак из-за незнания здешних реалий.

На следующее утро Ростислав и Ма Ян нанесли визит Федорову. Тот явно обрадовался гостям и отложил медицинский журнал, который небрежно листал. Врач торжественно объявил, что его знакомый голландец взялся за изготовление британских паспортов для мистера и миссис Вельяминовых. Требуемая сумма, правда, составляла большую часть от выручки за часы, но дело того стоило. Подтвердив согласие с ценой, Ростислав плавно перевел разговор на новинки науки.

- Знаете, Александр Иванович, еще в Австралии мы занимались исследованием свойств катодных лучей. По-моему, некоторые их особенности могут иметь практическое применение в электротехнике. Насколько я могу судить, посмотрев научную периодику в публичной женевской библиотеке, европейские и американские ученые пока не получили аналогичных результатов.

Вельяминов вкратце описал идею электровакуумного диода для выпрямления высокочастотных колебаний и возможности его применения в радиосвязи.

- Только пока это сугубая теория. Организовать полноценную лабораторию у меня денег не хватит. Если бы получить доступ к университетской лаборатории…

- Думаю, Ростислав Александрович, устроить это можно. Я часто общаюсь с профессором Леклерком. Он социал-демократ и безусловно поможет товарищам. К тому же он редактор «Анналов».

Женевский университет располагался в старой части города, рядом с бастионами эпохи Реформации. Ростислав бывал здесь в двадцать первом веке и теперь узнавал многие здания. Леклерк, невысокий лысый мужчина с аккуратной рыжеватой бородкой, энергично жестикулировал, обсуждая вельяминовскую статью. Листки, исписанные бисерным почерком Ма Ян, лежали на профессорском столе.

- Вы понимаете, что предложили? Это переворот в технике беспроволочного телеграфирования! Немедленно оформляйте патент!

- Бумагами уже занимается жена, это и её изобретение, - сказал Вельяминов. – А я хотел бы сделать экспериментальный образец катодной лампы. Если вы позволите воспользоваться университетской лабораторией…

- Никаких возражений, месье Вельяминов! Всегда к вашим услугам. Только потребуется немного заплатить мастерам. А сегодня вечером непременно жду вас с супругой. Оказывается, у мадам Кюри нашлась последовательница в далекой Австралии.

[АНТ]

Вечер у профессора удался. Леклерк жил в просторной квартире с окнами, выходящими на тихий бульвар. В большой гостиной, по размеру похожей на спортзал, собрались женевские интеллектуалы-марксисты и политические эмигранты из самых разных стран. Спорили в основном о Бернштейне. Многие ругали ревизионизм, но некоторые поддерживали новации от австрийского социалиста. Доктор Федоров азартно спорил о возможности революции в России с каким-то немцем, не забывая потягивать пиво. Появление Ма Ян произвело фурор. Экзотическая красота кореянки даже приглушила дискуссию. В отношении прекрасной дамы социалисты проявляли старомодную галантность. Впрочем, во время спора поведение становилось менее джентльменским. Леклерк долго и нудно объяснял Ма Ян свои взгляды на дальневосточную политику, превознося заслуги Хирабуми Ито как великого японского реформатора, достойного ученика европейцев. Ростислав вспомнил, какую роль предстоит сыграть Ито в истории Кореи и чем он кончит. Поэтому физик поторопился отвлечь профессора вопросом про его отношение к новейшим открытиям в естествознании. Леклерк с энтузиазмом откликнулся и начал рассуждать про работы Лоренца и Планка. Вельяминов заметил, что инерция мышления была еще очень велика: швейцарский профессор мыслил еще классическими категориями, для него перспективы квантовой теории казались совершенно неопределенными.

- Месье Вельяминов, занимайтесь лучше своими катодными лампами. Теория Планка – пока чисто математический фокус, феноменологическое описание…

Леклерк подошел к столу и взял бокал вина. Ростислав последовал его примеру, стараясь отвлечься от резкого запаха табачного дыма. Курильщики собрались в дальнем углу комнаты, среди них выделялась рослая дама. Не выпуская из пальцев длинной папиросы, она резким голосом рассуждала о каких-то редакционных делах.

- Редакция должна быть в одном месте! Невозможно вести серьезную работу по переписке. И Жорж с этим согласен.

- Вера Ивановна, голубушка, я уважаю Георгия Валентиновича, но не надо торопиться…

Неужели это сама Вера Засулич? Революционерка, в прошлом народница, а ныне член редколлегии «Искры». Сейчас Вельяминов впервые видел человека, известного ему раньше из исторических книг, и остро чувствовал разрыв со своей эпохой. Вспомнив свой опыт партийной работы в двадцать первом веке, Ростислав отпустил несколько замечаний по поводу ведения марксистской пропаганды среди студентов и рабочих.

- Необходима действительно боевая марксистская организация, без кружковщины и национального чванства, на основе революционной идеологии.

- Партия, конечно, необходима, - заметила Засулич, - но вы забегаете вперед. Так можно впасть в якобинское сектантство в духе Бланки. Вы, наверное, читали последние статьи Ильина? Он чрезвычайно сильный полемист, но как марксист совершенно ортодоксален.

Вельяминов не сразу сообразил, что Ильин – один из псевдонимов Ленина. Видимо, речь шла про статью «Что делать?».

- Вера Ивановна, я тоже ортодоксальный марксист и во многом согласен с Ильиным, но сейчас дело не в нем. Нас время поджимает. Вы следите за дальневосточной политикой? После японо-китайской войны и боксерского восстания военное столкновение между Россией и Японией стало неизбежно. И российский, и японский капитал проникают в Корею, безобразовские молодцы рубят там лес – будто в Сибири мало деревьев, а японцы зарубили королеву Мин.

- Японцы превращают Корею в колонию, - зло сказала Пак Ма Ян. – Император давно стал их марионеткой.

- Вы ведь кореянка? – спросила Засулич. – В Корее что-нибудь знают о марксизме?

- Пока немного, - ответила Ма Ян. – В основном сеульская интеллигенция, читающая на европейских языках. Но численность пролетариата растет быстро. Да и настроения крестьян меняются после разгрома восстания тонхак.

- Так вот, - продолжил Ростислав, - Япония крайне бедна природными ресурсами, но после переворота Мэйдзи встала на путь индустриализации. Японские промышленники жизненно заинтересованы в угле, руде, рисе Кореи и не потерпят конкуренции. А со стороны России в дальневосточных аферах участвует придворная камарилья, не принимающая японцев всерьез. Поэтому компромисс маловероятен. Скорее всего, войну начнет Япония, причем в ближайший год, пока сибирская железная дорога не достроена до конца.

- Ну и что? – недоуменно сказала Засулич, стряхивая пепел с папиросы. – Будет очередная колониальная война наподобие подавления боксерского восстания. Не могут же японцы всерьез противостоять европейской державе.

- В том-то и дело, Вера Ивановна, что теперь уже могут. Англичане неплохо вооружили самураев. Японский флот гораздо сильнее российской тихоокеанской эскадры. Может получиться что-то вроде Крымской войны. Так что единственный шанс для Санкт-Петербурга – затянуть войну в расчете на истощение противника. Но в этом случае тяготы войны лягут на русский пролетариат. В случае победы рабочим постараются заморочить головы ура-патриотической кампанией, но при поражении ситуация будет напоминать Францию 1871 года…

Ростислав описывал международный расклад с позиции позднейших историков. Для марксистов начала двадцатого века возможность революции не в неопределенном будущем, а в ближайшие несколько лет означала необходимость серьезно заняться организацией. Вельяминов помнил из истории, что курс на вооруженное восстание партия взяла, когда первая русская революция фактически уже началась. Сейчас же пока шла подготовка второго съезда. Впереди раскол на большевиков и меньшевиков…

Размышления Вельяминова прервал возмущенный голос профессора Леклерка.

- Я ни в коем случае не одобряю выход Аннама из-под французского протектората! Азиатская раса косна по своей природе и для развития требует обучения под руководством просвещенных европейских наций. Простите, мадам Вельяминова, но вы – редкое исключение.

Ма Ян еле сдерживала ярость. В двадцать первом веке расизм был дурным тоном в приличном обществе, но сейчас взгляды доктора Гобино не шокировали даже европейских левых.

- Месье Леклерк! Уверяю вас, что среди европейцев процент тупиц ничуть не меньше, чем среди азиатских народов.

Федоров попытался перевести разговор на другую тему, взяв со стола последний номер «Трибюн».

- Вы представляете, какую чушь пишет буржуазная пресса в погоне за популярностью? На одной странице сказки про гигантский управляемый аэростат из железа, якобы упавший на границе с Францией, и про таинственные знания тибетских шаманов. А на другой – здешние писаки смакуют подробности похождений какого-то бандита по имени или прозвищу Ле Мюэ. Ходят слухи, что это лондонский душегуб Джек Риппер перебрался в Женеву.

Ростислав пытался вспомнить, в какие годы Джек Потрошитель наводил страх на Англию. Пак Ма Ян сообразила быстрее:

- Это исключено! Маньяк не может выключить свою манию на десяток лет. Наверно, Ле Мюэ – местный псих.

Ма Ян бесцеремонно выхватила газету из рук Федорова и бегло проглядела статью.

- Ну вот видите – здешний маньяк не режет людей, а ломает им шеи одним ударом. Вероятно, владеет ударной техникой боя.

Споры переросли в склоки, и гости стали постепенно расходиться. Ростислав и Ма Ян шли пешком вдоль набережной. Вельяминов рассмеялся и сказал:

- Всё-таки я доволен сегодняшним сборищем, дорогая. Мы постепенно врастаем в нынешнее общество.

- Этот Леклерк меня разочаровал, - фыркнула кореянка. – Не социал-демократ, а какой-то куклуксклановец.

- Увы, до толерантности еще очень далеко. Но твои достижения в экспериментальной физике наверняка переменят взгляды профессора.

- Хотелось бы верить, но… - ой, Слава, что там?

Из темных аллей парка Монрепо донесся отчаянный женский крик. Вельяминов рванулся на голос, выхватывая из притороченных под сюртуком ножен купленный на днях охотничий кинжал. Ма Ян посмеивалась над приобретением Ростислава, но теперь остро заточенная железяка могла пригодиться. В лунном свете физик разглядел упитанного мужика, вытаскивающего сумочку из рук лежащей женщины. Ма Ян опередила Ростислава и ловко ударила грабителя по шее ребром ладони. Удар, хоть и не очень сильный, заставил отморозка сжаться и выронить добычу. Вельяминов тем временем чиркнул по лбу бандита острием кинжала. Кровь из длинной раны потекла в глаза. Луна осветила окровавленное лицо – физик узнал полковника Никитина и от души выругался по-русски. Полковник тоже матюгнулся, разглядев противников. Похоже, офицер понял, что без оружия с Ростиславом ему не совладать. Никитин с неожиданной для его комплекции быстротой отпрыгнул в сторону и скрылся в зарослях. Ма Ян нагнулась, чтобы пощупать пульс у лежащей женщины, но тут же разочарованно махнула рукой. Всё было ясно и так: полковник свернул своей жертве голову, как курице.

- Черт, как я раньше не догадался! – раздраженно сказал Вельяминов. – Никитин и есть пресловутый бандит Ле Мюэ, то есть немой. Лингвистические способности полковника практически нулевые, владеет только русским матерным. А женевские уголовники вряд ли знают русский. Для них Васька немой и есть.

- Полагаю, хроникёры, сравнившие Ле Мюэ и Джека Потрошителя, были отчасти правы, - заметила кореянка. – Твой знакомый тоже охотится на проституток. Покойная надушена дешевым парфюмом сверх всякой меры. И платье, насколько я могу разглядеть в потемках, подходит именно для такого рода ночных занятий.

- Ты прямо Шерлок Холмс в юбке, - усмехнулся Ростислав, - но теперь нам лучше убраться отсюда подальше. Имей в виду, дорогая, дактилоскопия уже изобретена.

Ма Ян смущенно отдернула руку от трупа и вскочила, прислушиваясь к ночным шорохам. Вельяминов спрятал в ножны кинжал, подхватил девушку под руку и увлек ее прочь от места трагедии.

На следующий день Вельяминов и Ма Ян отправились в университетские мастерские. Рекомендации от Леклерка сделали своё дело – в мастерских гостей ждали и охотно шли им навстречу. Пожилой мастер с лихо закрученными под кайзера Вильгельма II усами показал стол с бунзеновской горелкой и печь со стеклянным расплавом. Сам месье Луи оказался опытным стеклодувом. После короткой беседы с кореянкой и разглядывания эскизов он уверенно взялся за изготовление колб для радиоламп. Тем временем Ростислав нарезал проволоку – из объяснений университетских служащих он понял, что тугоплавкий сплав был близок по составу к нихрому. Первой радиолампой должен стать простенький диод с катодом прямого накала.

Когда Луи подал первую заготовку, предварительно отпустив стекло на малом огне, Ма Ян уже выгнула из проволоки электроды, а Вельяминов собрал испытательный стенд с измерительными приборами и гальваническими батареями и подготовил вакуумный насос. Девушка умело вставила электроды и впаяла их в стекло, оставив трубку для подключения насоса. Когда колба немного остыла, Ростислав подсоединил насос и начал крутить ручку привода.

- Когда привод ручной, фитнесс обеспечен на рабочем месте, - пошутил физик.

Когда стрелка манометра замерла вблизи нуля, Вельяминов окончательно запаял колбу на бунзеновской горелке, потом установил готовую лампу на стенд. Кореянка взяла карандаш, готовясь записывать показания приборов, но после включения диод ярко засветился. Луи присвистнул. А Ма Ян разочарованно сказала:

- Вместо радиолампы мы изобрели газосветные трубки для световой рекламы. Вакуум недостаточен, а другого подходящего насоса в мастерской нет.

Ростислав почесал затылок.

- Не унывай, прорвемся! Ма Ян, я ведь постарше тебя и застал в детстве ламповые телевизоры. Помню, что внутри ламп был серебристый налёт – след химического поглотителя. Вроде бы кальций или какой-то щелочной металл. Надо проконсультироваться со здешними химиками.

Через неделю Ма Ян и Ростислав в Женевском университете уже демонстрировали Леклерку и Федорову первый радиоприемник с вакуумным диодом в качестве детектора. Из подключенного телефона отчетливо звучали телеграфные сигналы, передаваемые Луи с помощью вибратора Герца из соседнего корпуса.

- Это пока игрушка, - с улыбкой сказала Ма Ян, - но всё-таки лучше когерера. Нам удалось принимать сигналы удаленных радиотелеграфных станций даже на короткую антенну.

- Мы уже подали заявку на патент, - добавил Вельяминов. – И есть еще кое-какие идеи по поводу передачи электромагнитного сигнала на большие расстояния.

- Ростислав Александрович, извините, вы сказали «передача на большие расстояния»? – возбужденно выкрикнул врач.

- Да, волны Герца способны распространяться очень далеко, - подтвердил физик.

- Дело в том, что один мой хороший знакомый рассказывал про передачу на большие расстояния энергии взрыва.

Ростислав замолчал, вспоминая давно прочитанное. Интересуясь историей науки, он несколько раз встречал в разных мемуарах упоминание об одном петербургском профессоре-марксисте, опубликовавшем сообщение об изобретении аппарата для «передачи энергии взрыва с помощью электричества». Однако что это значило? Вскоре после этой публикации профессор погиб при очень странных обстоятельствах. Вот только когда это случилось?

- Александр Иванович, случайно фамилия вашего знакомого не Филиппов? Автор «Осажденного Севастополя»? – спросил физик.

- Значит, вы тоже знакомы с Михаилом Михайловичем? Я имел возможность общаться с ним в Петербурге.

Похоже, Филиппов еще жив. Но есть ли возможность спасти его? Вельяминов усмехнулся, представив себе гипотетический визит к профессору. Является странный субъект из Женевы и предупреждает о непонятной опасности. Интересно, Филиппов сразу даст в морду, приняв за полицейского шпика, или, не прерывая вежливой беседы, пошлет за психиатром?

- Александр Иванович, с профессором Филипповым я лично не знаком. Но кое-что о нем слышал. Информация не слишком хорошая – профессору угрожает серьезная опасность. Простите, не могу раскрыть все свои источники. Да и сведения отрывочные. Кто-то хочет его убить. Кто конкретно – не знаю. Может, охранка, а может, японская разведка. Это связано с его изобретением. Если хотите Филиппову добра, пошлите ему письмо или лучше телеграмму поубедительнее, чтобы он не писал никаких опрометчивых статей, а выезжал побыстрее за границу.

Федоров задумался. Леклерк быстро перевел разговор на перспективы развития электровакуумной техники, особо напирая на проблемы с патентованием и пути их преодоления. Потом, взглянув на часы, извинился:

- Прошу прощения, господа, я вынужден откланяться. Меня ждут в мэрии.

Профессор быстрым шагом вышел из лаборатории.Через несколько минут Ма Ян, Вельяминов и Федоров тоже засобирались. Погода стояла великолепная, и друзья решили прогуляться по вечерней Женеве и дойти до Сешерона пешком. Стемнело, переулок освещали только тусклые газовые фонари. Неспешный разговор об изобретении профессора Филиппова прервал истошный женский крик. Выбежав за угол, Ростислав увидел кричащую девушку, похоже, продавщицу из соседнего модного магазина, и лежащее рядом с фонарным столбом тело Леклерка.

[АНТ]

Глава 3. Друзья и враги.

- … всё-таки следовало рассказать полиции. Я чувствую себя виноватой. Профессор Леклерк столько сделал для нас, несмотря на свои предрассудки.

- Ма Ян, любимая, ты же понимаешь, что мы ничего не сумеем растолковать здешним ментам. Или ты хочешь рассказать про ЦЕРН, про эксперимент и про личность Ле Мюэ – Никитина? Вот будет материал для здешних психиатров!

Вельяминов и Ма Ян вполголоса беседовали, не слушая бубнящего молитвы кюре. Панихида шла в старинном готическом соборе в католическом пригороде Женевы.

- Ростислав, почему Никитин так поступил?

- Он грабил всех подряд и убивал, чтобы не оставлять свидетелей. Как говорится в одном бородатом русском анекдоте, «десять старушек – уже рубль». А Леклерк был одет довольно богато.

- Я не о том, - поморщившись, сказала кореянка. – Раньше Ле Мюэ действовал жестоко, но по-своему рационально. Убивал одним ударом, брал деньги и уходил. Парк Монрепо – сейчас место глухое, удобное для грабителя. Вполне понятно, что мы стали свидетелями преступления, срезая дорогу через парк. А профессор убит в людном районе, недалеко от университета. Там убийца рисковал очень сильно. Зачем, если есть Монрепо и окраины? И лицо изрезано ножом. Так убивают в припадке ненависти. Но Никитин раньше не знал Леклерка. Откуда ненависть?

- Думаешь, убийца Леклерка – не Никитин? Какой-то местный псих начал подражать неуязвимому Ле Мюэ? Многовато маньяков для маленькой Женевы получается.

- Не знаю, Слава. – Ма Ян нахмурилась, глядя на закрытый гроб.

А Вельяминов прокручивал в памяти все детали рокового вечера. Крик перепуганной свидетельницы, лежащий на спине труп с лицом, залитым кровью, которая кажется черной в свете газового фонаря. Аккуратная бородка клинышком тоже в крови. Ростислав наконец сообразил, кого ему напоминал Леклерк. Бородка, как у Ленина. Правда, профессору было далеко за пятьдесят, а политический эмигрант Ульянов, он же Ильин, сейчас еще очень молод, моложе самого Вельяминова. Но Ленин точно приехал в Женеву в 1903, до второго съезда партии. Ростислав чувствовал, что уловил извращенную логику Никитина. Омоновец вряд ли помнил точные даты, но то, что Ленин жил в Женеве до революции, знал наверняка. Видимо, полковник следил за Вельяминовым, думая о возможной встрече коммуниста из XXI века с Лениным. Приняв профессора Леклерка за будущего вождя революции, Никитин в припадке острого антикоммунизма потерял способность критически мыслить. Действительно, профессора убил маньяк. Но, поняв свою ошибку, отморозок может повторить покушение, действуя более осмотрительно. Если Ленин сейчас в Женеве, риск огромен. Физик вспоминал когда-то прочитанные воспоминания Крупской и Троцкого, но даты никак не шли в голову.

Панихида закончилась. Задумавшись, Ростислав столкнулся на выходе из церкви с невысоким лысоватым молодым мужчиной, машинально извинился и, приглядевшись, остолбенел. Этого человека Вельяминов уже видел. В Мавзолее.

- Товарищи, вы еще не знакомы? – из столбняка физика вывел голос Федорова. – Мы ведь соседи. Владимир Ильич и Надежда Константиновна тоже недавно поселились в Сешероне.

Ростислав взял себя в руки и пробормотал несколько приличествующих ситуации фраз, неуклюже поклонившись стоящей рядом Крупской. Миловидная молодая дама ничем не напоминала заслуженную деятельницу наркомпроса с кадров черно-белой кинохроники сталинских времен. Ма Ян быстро нашла общий язык с Надеждой Константиновной, заговорив о связи просвещения и пропаганды марксизма в различных странах. А Вельяминову пришлось нелегко. Ульянов засыпал его вопросами о рабочем движении в Австралии. Физик выкручивался, подчеркивая удаленность опаловых копей от больших городов и переводя разговор на общие проблемы марксистской теории. К счастью, Ма Ян (предложившая называть себя Мери) вставила несколько дельных замечаний про успехи социалистов в Квинсленде. В Южной Корее история Австралии преподавалась лучше, чем в Европе. А Ленину явно импонировало жесткое отношение новых знакомых к бернштейнианству.

- Это архиправильно, товарищи! Ревизионизм мешает построить действительно революционные партии. Возьмите как пример германскую социал-демократию…

Владимир Ильич непринужденно оперировал множеством фактов, на память приводил статистические данные по экономике разных стран. Факты общественной жизни объяснялись материальными причинами без идеалистической болтовни и морализирования. Такой подход, близкий не столько к гуманитарному, сколько к естественнонаучному, нравился физику.

[АНТ]

Послы были только в великих державах (США, Британия, Франция, Германия, Австро-Венгрия, Италия, Испания, Турция; с 1905 года - Япония). Так что в Берне сидел посланник Российской империи (и при нём должен был быть консульский отдел). В Женеве мог быть консул, и скорее всего - даже генеральный (уж больно много всяких отдыхающих из России было в тех краях).

P.S.: поиски в Гугле показали, что в Женеве действительно было генеральное консульство:

Спасибо.

Выяснилось, что Ленин уже познакомился со статьями Вельяминовых по дальневосточному вопросу и высоко ценил проведенный марксистский анализ.

- Сегодня вечером ждем вас, поговорим обстоятельно, - Владимир Ильич улыбнулся, глядя снизу вверх на Ростислава. – Придут товарищи из разных марксистских организаций.

Ленин и Крупская сняли в Сешероне отдельный домик. Жилые комнаты находились на втором этаже, а весь первый занимала огромная кухня с массивной угольной плитой.

- Добро пожаловать в приют контрабандистов, - с улыбкой сказала Надежда Константиновна, показывая на сложенные вдоль стен разнокалиберные деревянные ящики. – Так наше пристанище прозвал товарищ Игнат. С мебелью у нас плоховато, вот и приспосабливаем ящики из-под книг. Редакционных бумаг накапливается – целые горы. Вы тоже принесли рукописи?

Крупская показала взглядом на объемистый саквояж в руках физика.

Ма Ян и Ростислав едва сдержали смех – в ЦЕРНе тоже для хранения скапливающихся бумаг частенько использовали упаковку, в которой перевозили оборудование. Вслед за Вельяминовыми на кухню вбежал лохматый парень в пенсне со стопкой исписанных листков в руках.

- Ну сколько можно согласовывать? Владимир Ильич, вы говорите одно, Вера Ивановна – другое, а выход номера задерживается. Стоило ради этого ехать из Парижа?

- Лев Давидович, не волнуйтесь, - попыталась успокоить гостя Крупская. – Сейчас главное – провести съезд, а редакционные дрязги подождут. Кстати, разрешите вас познакомить с Мери и Ростиславом Александровичем.

Вот это знакомство! Вельяминовы с интересом смотрели на Льва Давидовича Бронштейна, в будущем вошедшего в историю под псевдонимом Троцкий. Руководитель Петросовета, один из вождей Великой Октябрьской социалистической революции, председатель реввоенсовета, изгнанник, до конца борющийся за социализм, создатель четвертого Интернационала, оклеветанный на родине и убитый завербованным испанским отморозком в далекой Мексике.

Пока будущий «демон революции» напоминал студента во время трудной сессии. Однако соображал он быстро: из объяснений Ленина Бронштейн сразу вычленил главное и засыпал Ма Ян и Ростислава предложениями написать серию статей по дальневосточным делам для «Искры». Вельяминовы согласились без дополнительных условий. Физик восстанавливал в памяти последовательность событий, связанных со вторым съездом РСДРП. Дебаты вокруг устава, раскол на большевиков и меньшевиков. Можно ли что-то изменить? Видимо, разрыв с правым крылом неизбежен, но надо сразу максимально усилить большевизм. И здесь ключевое звено именно Троцкий. При голосовании по уставу он принял сторону меньшевиков, хотя в остальном был ближе к большевикам. После съезда Лев Давидович неоднократно пытался примирить две фракции, в итоге перессорился почти со всеми и оставался с небольшой группой последователей вплоть до 1917 года.

Ленин заговорил о плане построения партии, о необходимости жесткой дисциплины, видимо, готовясь к будущим дебатам на съезде. Троцкий вставлял осторожные замечания про необходимость расширения рядов партии.

- Нет, нет и нет, - эмоционально отмахивался Владимир Ильич, - пусть лучше десять работающих формально не будут в партии, чем принять одного болтающего!

- Согласен, - Вельяминов поддержал Ленина, - члены партии – передовой отряд революции, а сочувствующие – резерв. Когда революция на подъеме, сочувствующие найдутся обязательно.

- Вы считаете, что в России революция может быть в скором будущем? – спросила Крупская.

- Я читал «Развитие капитализма в России», - сказал Ростислав, глядя на Ленина. – Из ваших данных следует, что рост промышленности сопровождается кризисом общины. После крестьянской реформы помещики оттяпали немалую часть земли. С другой стороны, прогресс медицины снизил детскую смертность. В результате деревня банально перенаселена. Любой заурядный кризис перепроизводства в городе блокирует отток лишнего сельского населения. Это об экономических факторах. А неудачная война обострит все противоречия. Вспомните франко-прусскую войну и Парижскую коммуну. Значит, желательное и возможное развитие событий – синхронизация промышленного и аграрного кризисов на фоне войны.

- Синхронизация… интересное выражение, но скажите, уважаемый Ростислав Александрович, какие практические выводы следуют из вашего анализа?

- Владимир Ильич, вы сами ответили на вопрос «что делать?» в статье с таким же названием. Строить боевую партию. Вот только позвольте мне как стороннему, но благожелательному наблюдателю, дать несколько советов. Не надо забывать про сроки, считайте, что на дворе 1787 или 1869 год. Следовательно, помимо общей марксистской пропаганды нужна очень мощная агитация, привязанная к практическим проблемам. И чисто техническая подготовка на случай восстания и гражданской войны. Требуются профессиональные военные, обязательно нужно агитировать солдат – в случае неудачной войны это подходящая среда.

Вельяминов чувствовал неловкость, выступая в роли оракула. Но другого варианта не было. Ма Ян добавила:

- Запасайтесь оружием и средствами связи. Когда обстановка обострится, это будет сложнее.

- Согласен, оружие крайне необходимо. А конспиративная связь между организациями у нас постепенно налаживается, - сказал новый гость, молодой мужчина с интеллигентным лицом.

- Проходите, проходите, товарищ Клэр, - приветствовал вошедшего Ленин. – Вам будет интересно пообщаться с австралийскими марксистами.

- Рад познакомиться, - Ростислав протянул руку Клэру, судорожно пытаясь вспомнить, какому видному деятелю принадлежала эта кличка (ник, как по интернетовской привычке про себя выражался ученый). – Но миссис Мэри говорила о другой связи.

Для человека двадцать первого века роль связи на войне очевидна. Но в 1903 году командиры передают большую часть приказов конными гонцами. Если на море Попов и Маркони уже начали внедрять радиотелеграф, то на суше и простой полевой телефон – серьезное достижение. Ростислав и Ма Ян подготовили демонстрацию возможностей новых технологий. Физик достал из саквояжа фанерную коробку.

[АНТ]

Ма Ян вытянула из коробки и размотала тонкую медную проволоку. За конец взялся Ростислав. Кореянка повернула несколько рычажков на крышке. Через минуту послышалось негромкое шипение.

- Это экспериментальная радиотелефонная станция, - пояснил Вельяминов. – Обеспечивает дальнюю голосовую связь.

Ма Ян и Ростислав доделали приемопередатчик в день смерти Леклерка. В ход пошли все готовые триоды нужного качества. Про разработку трехэлектродных ламп, в отличие от диодов, Вельяминовы ничего не говорили покойному профессору, рассчитывая сохранить техническую информацию в тайне, насколько возможно. Впрочем, конструкция была еще сырой, а доля бракованных триодов выходила за любые нормы.

В комнате зазвучал слегка искаженный самодельным динамиком голос Федорова:

- Слушаю вас… Пардон, забыл, включаю прием…

Ма Ян с очаровательным акцентом проговорила в микрофон:

- Слышим вас хорошо. Скажите товарищам что-нибудь для дополнительной проверки передачи звука. Прием.

- Что сказать… Телефонировать без проводов – дело хорошее. А песня, наверно, тоже передастся эфирным образом.

Врач прокашлялся и запел:

- Отречемся от старого мира,

Отряхнем его прах с наших ног.

Нам враждебны златые кумиры,

Ненавистен нам царский чертог…

Собравшиеся у Ленина социалисты тоже подхватили лавровскую «Марсельезу». Ростислав обратил внимание на профессионально поставленный голос Клэра. Пожалуй, в двадцать первом веке он мог бы с успехом выступать на эстраде.

- Вот, Глеб Максимилианович, - сказала Крупская, - технический прогресс скоро позволит вам исполнять «Варшавянку» сразу для тысяч слушателей.

- И вести пропаганду на расстоянии, - уточнил Владимир Ильич.

Вельяминов наконец вспомнил настоящую фамилию товарища Клэра. Глеб Максимилианович Кржижановский, революционер и поэт. Его «Варшавянка» и «Красное знамя» продолжали звучать на демонстрациях коммунистов двадцать первого века.

Троцкий вокальными способностями не блистал. С коротким смешком он заметил:

- Родители пытались научить меня музыке, но успехов не добились. Купили за шестнадцать рублей у разорившейся помещицы клавесин, извлекли из-под деки дохлых мышей, но в моих руках инструмент звучать отказался. Сестры немного освоили, а я предпочел марксизм.

- Ну в марксизме, дорогой Лев Давидович, вы разбираетесь получше многих почтенных ученых филистеров, - сказал Ленин. - А хорошая музыка всегда жизнь скрашивает.

Тем временем Ма Ян прервала сеанс связи, а Ростислав свернул антенну, пояснив:

- Для начала требуется оснастить аппаратами связи наиболее крупные подпольные организации в Москве, Петербурге и крупнейших промышленных центрах, а также, естественно, заграничные центры. Это позволит отслеживать ситуацию в России в режиме реального времени, а когда вопрос о вооруженном восстании станет актуальным, организовать выступление в подходящий момент и координировать действия различных групп.

Вельяминов помнил, что одной из главных причин поражения декабрьского восстания 1905 года в Москве было отсутствие одновременных выступлений в других городах. Тогда царизм смог разгромить петербургский Совет и перебросить войска в Москву. Удастся ли изменить историю?

- Ростислав Александрович, ваш аппарат действительно в состоянии обеспечить связь между Москвой, Питером и Женевой? – спросил Кржижановский. – Я читал об опытах Маркони, его аппараты, судя по описанию, выглядят гораздо внушительнее.

- Эта установка – пока только прототип. Но принципиальные технические проблемы уже решены. Способ дальней радиопередачи при помощи аппаратуры малой мощности основан на обнаруженном нами эффекте, неизвестном пока Маркони и другим исследователям.

Физик имел в виду существование ионизированного слоя в атмосфере, отражающего короткие радиоволны. Хотя Хэвисайд уже предсказал существование такого слоя, до его практического открытия и массового использования коротковолновой радиосвязи оставались многие годы. Трудноперехватываемая связь могла стать для революционеров тузом в рукаве. Поэтому Ростислав и Ма Ян с самого начала старались поднять максимальную рабочую частоту радиоламп…

Вокзальная площадь Женевы была заполнена народом. В толпе сновали мальчишки-продавцы газет, выкрикивая немудреную рекламу. Вельяминовым плохо удавалось смешаться с местной публикой. Очень высокий по местным понятиям «англичанин» и маленькая азиатка выделялись, несмотря на тщательный подбор одежды в соответствии с советами здешних социалистов. Ростислав нервничал, посматривая на башенные часы. Ма Ян старалась успокоить мужа:

- У нас полно времени. До отхода венского поезда еще два часа, можем спокойно погулять в Монрепо.

- Может быть, мы ошиблись, решив уехать в Россию сразу, как только раздобудем британские паспорта. Ленину и другим видным марксистам по-прежнему угрожает опасность со стороны Никитина.

- Слава, ты всё правильно сделал. После встречи с товарищами неделю назад ты предупредил Троцкого и Кржижановского об угрозе. Опытные конспираторы приняли меры, наладили наблюдение в Сешероне. Один раз Никитин появился неподалеку, но товарищи набили ему морду.

- Вот именно, всего лишь слегка врезали, когда надо было убить! Черт бы побрал викторианские нравы! У них, понимаешь ли, нет прямых доказательств, что Никитин враг. Надо было найти контакты с эсерами – этим ребятам решительности не занимать.

- Видимо, не хотели осложнений для русских политэмигрантов. К тому же сегодня делегаты съезда уезжают в Брюссель – мне по секрету сказала Наташа, супруга Льва Давидовича.

- Ма Ян, любимая, у тебя лучше получается войти в здешнее общество, чем мне, - признался Ростислав. – Пожалуй, стоит принять твое предложение и для успокоения нервов прогуляться в парке.

По дороге в парк Вельяминовы подошли к дому Федорова. Около жилища врача суетились люди, занося пациента в залитой кровью одежде. Приглядевшись, Ма Ян и Ростислав узнали Троцкого. Рядом стояла красивая невысокая девушка с растрепанными волосами – Наталья Седова.

[АНТ]

Ма Ян подошла и начала осторожно расспрашивать. Со слов Натальи Сергеевны выходило, что в последний момент Троцкий и Дмитрий Ульянов уговорили Ленина ехать в Брюссель вместе. На всякий случай сесть в поезд решили не на женевском вокзале, а на следующей станции Нион. От Сешерона до Ниона добирались на извозчике. Уже около станции Седова заметила, что их преследует одинокий велосипедист. Лев Давидович узнал Никитина, с которым успел столкнуться накануне. Слишком поздно! Несмотря на толпу пассажиров, собравшихся на станции, омоновец подбежал и попытался ударить Ленина ножом. Троцкий бросился наперерез, получил удар ножом в грудь, но братья Ульяновы не пострадали. Дмитрий Ильич сумел выбить нож. После этого Никитин нокаутировал опешившего от такой наглости полицейского и вскочил на платформу проходящего товарняка.

Несмотря на тревогу за здоровье раненого товарища, Ленин и Крупская сели в свой поезд, чтобы вовремя прибыть в Брюссель, а Наталья Сергеевна наплела очухавшемуся полицейскому про психопата, преследующего ее мужа. Похоже, нионский страж порядка поверил – оборванный, с выросшей неопрятной бороденкой, омоновец и впрямь производил впечатление умалишенного. Дмитрий, начинающий врач, остановил кровотечение и обработал рану подручными средствами. Но требовалось более серьезное лечение, и Ульянов-младший вспомнил про опытного коллегу Федорова. На извозчичьей пролетке Седова и Дмитрий отвезли раненого в Сешерон. Александр Иванович разместил пациента в своей приемной и обещал полное выздоровление месяца через два. Наталья осталась ухаживать за мужем.

Вельяминов искренне сочувствовал Троцкому, но поневоле просчитывал изменение ситуации по сравнению с известной из истории партии. Лев Давидович жив, но на второй съезд РСДРП поехать не может. Последнее время Ростислав убеждал Троцкого примкнуть в случае раскола к Ленину и другим будущим большевикам. Теперь Лев будет обдумывать предмет дискуссии, лежа на больничной койке, а на съезде меньше будет попыток компромисса.

Выслушав заверения Федорова, что уход за раненым товарищем будет наилучшим, а жизни его ничто не угрожает, и, отдав Седовой половину оставшихся после покупки паспортов денег, Ростислав и Ма Ян отправились на вокзал. В вагон второго класса венского поезда Вельяминовы сели в последний момент. Если к домашнему быту и к лабораториям начала двадцатого века пришельцы из будущего уже успели привыкнуть, то старинный поезд снова вызвал ощущение исторической реконструкции. Надраенные латунные ручки и отполированное дерево. Проводник в расшитом мундире – пышнее, чем у генералов двадцать первого века. Паровоз с огромной торчащей трубой (Ма Ян, хихикнув, сравнила ее с лингамом) неторопливо потянул вагоны, извергая клубы черного дыма…

Долгое путешествие по Европе, в отличие от привычного четырехчасового перелета от Куантрена до Шереметьева, позволяло отвлечься от женевской жизни, прежде чем втянуться в российскую. Вагон представлял собой особый мирок. Ростиславу успели надоесть разговоры попутчиков – французских коммерсантов – о ценах в Вене и Константинополе, о недавней англо-бурской войне и о только что случившемся убийстве в Белграде короля Александра и королевы Драги. Во время остановки в Цюрихе Ма Ян купила свежие газеты. Журналисты самых разных направлений наперебой возмущались бесцеремонностью царской охранки, подсылающей убийц к политическим эмигрантам на территорию суверенной Швейцарской конфедерации. Но, судя по тем же статьям, женевским полицейским так и не удалось изловить Никитина. Что сталось с ментом из двадцать первого века, Ростислав и Ма Ян могли лишь гадать.

В Вене путешественники устроили короткую прогулку, осмотрев собор святого Стефана и Шенбрунн, где обитал престарелый император Австро-Венгрии Франц-Иосиф. После такой туристической паузы Вельяминовы сели на московский поезд. Непривычным для Ростислава оказался пограничный контроль посреди Польши – впереди была Российская империя. Вельяминов беспокоился из-за паспорта, но голландец сработал на совесть: царский пограничник, не найдя контрабанды или запрещенной литературы в скудном багаже (упакованные в стружку радиолампы не вызвали никакого интереса), бегло глянул в документы и козырнул, приветствуя «британского инженера» с супругой. Русские рабочие деловито заменили колесные тележки в соответствии с российской широкой колеей. Пейзажи за окном постепенно менялись – деревни выглядели всё беднее и грязнее. Черепичные крыши сменились соломенными. На станциях неопрятные бабы торговали подозрительно пахнущей снедью. Ма Ян морщила носик, выбирая что-нибудь относительно съедобное.

Путешествие подходило к концу. Промелькнули за окном подмосковные березовые и сосновые рощи, сёла с покосившимися избами сменились дачами, стилизованными под древнерусские терема. Кунцево, Фили… Не верилось, что через столетие здесь, на месте деревень и дачных поселков, будут кварталы многоэтажных домов, станции метро и забитые автомобилями дороги.

- Господа! Поезд прибывает на Александровский вокзал, - объявил проводник. Луженая глотка с успехом заменяла трансляцию.

Вельяминов, коренной москвич, с трудом вспомнил, что Александровским назывался будущий Белорусский вокзал. Скромное строение ничуть не напоминало хорошо знакомое помпезное здание. Выбравшись на пропахшую конским навозом площадь, Ростислав и Ма Ян наняли извозчика. Здоровенный бородатый мужик в нелепо раздутом кафтане, криво улыбаясь щербатым ртом, спросил:

- Куда везти, барин?

- Недалеко, на Лесную.

В свое время доктор Федоров рассказал Ростиславу про недорогую, но достаточно удобную гостиницу. Там Вельяминовы и решили остановиться. Гостиница «Венеция», несмотря на пышное название, представляла собой заурядный двухэтажный домик. Первый этаж был кирпичным, второй – деревянным. Портье с любопытством посмотрел на хорошо говорящего по-русски «англичанина» и маленькую «миссис Вильямс». Оставшись наедине, Ростислав и Ма Ян на время забыли про скопившиеся проблемы, про то, что денег осталось в обрез, про бродящего неизвестно где Никитина…

[АНТ]

Глава 4. Соперник Распутина

Секретарская должность в генеральном консульстве Российской империи не была синекурой, хотя Женева не считалась мировым центром. Скромный чиновник Петр Сергеевич Кошелев злился на судьбу и на начальство. Генеральный консул, всю жизнь проработавший в министерстве иностранных дел, изволил уехать на воды в Карлсбад, а Петру Сергеевичу приходится доказывать местным газетчикам, что наемных душегубов из Петербурга к господину Бронштейну никто не посылал. Впрочем, женевские журналисты – полбеды: требуется написать отчет для ведомства его превосходительства Алексея Алексеевича Лопухина. А господин сенатор весьма щепетилен и может устроить большие неприятности подставившему его чиновнику, пусть официально и числящемуся за МИДом. Все прекрасно понимают, что дипломатический статус – лишь прикрытие для слежки за политическими эмигрантами, коих так много в Швейцарии.

Выпроводив очередного щелкопера, Петр Сергеевич откинулся на спинку массивного кресла, вздохнул и вполголоса выругался. Кто-то кашлянул за его спиной. Обернувшись, чиновник увидел оборванного бродягу.

- Ты кто такой? Как прошел в консульство? Немедленно убирайся! Сейчас позову охрану!

- Ваше превосходительство! Вы обязаны выслушать меня во имя высших интересов Российской империи и православной веры.

Высокопарная речь настолько не сочеталась с видом и запахом оборванца, что секретарь невольно улыбнулся. Да и неуклюжая лесть в виде титулования «превосходительством» прозвучала очень забавно.

- У вас есть три минуты.

- Послушайте… Меня зовут Никитин Василий Степанович. Дело в том, что я из будущего.

Кошелев потянулся к шнурку звонка, но незваный визитер бесцеремонно перехватил руку чиновника своей грязной лапой.

- Сиди и не рыпайся! Не вздумай дурку вызвать! Вот смотри и думай – кто и когда эту штуку сделал.

Никитин выложил на стол прямоугольную коробочку, в которой любой человек двадцать первого века узнал бы мобильный телефон.

- Специально берег заряд для такого случая.

- Занятная безделушка, тонкая работа - сказал Кошелев. – Не пойму, из чего сделано. Похоже на слоновую кость. Никогда не видел ничего подобного. Где вы это взяли?

Вместо ответа гость нажал на кнопку. Экран засветился, на нем появился логотип «Моторолы» и надпись «сеть не найдена». Никитин нажал еще несколько кнопок – зазвучала музыка, на экране соблазнительно завертелась Бритни Спирс.

Секретарь консульства хмыкнул:

- Движущиеся французские открытки… Очень мило.

Экран внезапно погас.

- Аккумулятору кранты! – ругнулся Никитин

[АНТ]

- И всё-таки где вы раздобыли этот раритет? – снова, уже с большим интересом спросил секретарь.

- Да пойми ты, балда, что эту штуку сделают через сто лет! А в семнадцатом году случится революция и таких, как ты, буржуйчиков красные будут пачками стрелять и на куски рвать. Церкви божьи осквернят! А меня бог сюда послал, чтобы замочить ихнего главного Бланка, то есть Ленина, то есть Ульянова…

Омоновец заливался соловьем, превосходя Солженицына с Радзинским в описании ужасов грядущей революции и ГУЛАГа. Кошелев, опытный агент, в это время пытался определить, кто такой этот странный субъект. Хамские манеры и внешний вид не сочетались с правильной речью, пусть и насыщенной жаргонными словечками. Выдать мазурика женевской полиции – дело нехитрое и в определенном смысле приятное, но оправдаться перед здешним общественным мнением уже не удастся. К тому же наболтать в полиции головорез сможет всё, что взбредет в голову. После такого скандала точно придется вместо Женевы отправиться куда-нибудь в Туруханский край надзирать за ссыльными. После очередной порции пророчеств Петр Сергеевич вспомнил рассказ своего питерского знакомого про склонность императорской четы к разного рода мистике. Дочь Танеева (так звали знакомого) недавно стала фрейлиной её величества Александры Федоровны. Раздосадованная отсутствием долгожданного сына императрица после рождения четвертой дочери начала давить на синод с требованием канонизировать Серафима Саровского, чьи предсказания интерпретировались в благоприятном для Николая II духе. При дворе крутились всевозможные шарлатаны: от французского мага Филиппа до пензенского деревенского дурачка Митеньки. А этот проходимец, как бишь его, Никитин, пожалуй, ничем их не хуже. Пророк или умалишенный – неважно. Отмыть, приодеть – и пусть произносит свои апокалиптические пророчества перед придворными дамами и перед самой царицей. А странная вещица, показывающая весьма скабрезные картинки, вполне сойдет за магический амулет. Решено! Пока господин генеральный консул не вернулся из отпуска, надо вывезти Никитина в Россию и познакомить его с Анютой Танеевой, а вопрос о происхождении гостя отложить. Главное – к революционерам, и эсерам, и эсдекам, Никитин относится крайне отрицательно, а к православию – очень положительно. А какие перспективы откроются в карьере Кошелева, если его протеже будет иметь успех при дворе…

- Господин Никитин! Я возможно сочту ваши сведения заслуживающими внимания и помогу добраться до Петербурга, если вы будете беспрекословно выполнять мои указания…

[АНТ]

Для омоновца путешествие из Женевы в Санкт-Петербург оказалось похожим на тюремное заключение. Никитин ехал в купе вместе с двумя шкафообразными субъектами, приставленными посольским чиновником. Перед отъездом Кошелев с коротким смешком предупредил омоновца, что конвоирам приказано не вступать в разговоры с опасным бомбистом, то есть с Василием. На станциях молчаливые спутники вежливо, но непреклонно препятствовали любым попыткам Никитина выйти из вагона. Офицер из двадцать первого века пришел к неутешительному выводу: если будучи лейтенантом он мог бы справиться с мордоворотами из охранки, то сейчас шансы разжиревшего полковника в рукопашной были близки к нулю. Сам Кошелев ехал в соседнем купе, периодически отдавая конвоирам короткие распоряжения.

В Петербурге прямо с Варшавского вокзала Никитина в закрытой карете отвезли на небольшую грязноватую улицу и провели в квартиру на третьем этаже. Под видом прислуги там дежурили сотрудники охранки. Омоновец понял, что оказался в комфортабельном заключении на конспиративной квартире, принадлежащей охранному отделению. Впрочем, после бомжевания в женевских закоулках это выглядело роскошью. Кошелев сразу дал понять, что дальнейшая судьба гостя будет зависеть от того, как успешно он усвоит правила поведения. С курсантских времен Василию не приходилось так плотно заниматься – чиновник приходил к нему каждый день и обрушивал кучу сведений об обстановке при дворе и характеристики влиятельных персон, чье расположение необходимо завоевать. Никитин уже сообразил, что роль пророка предполагает определенные правила игры, вспоминая телесеансы Кашпировского и Чумака. Наконец Петр Сергеевич остался доволен подопечным и сообщил:

- Милейший, завтра мы попробуем выйти в свет. Для вас это важнее, чем для меня. Между нами говоря, таких прорицателей можно найти на любом сельском базаре.

Особой уверенности в голосе Кошелева, однако, не прозвучало, и Василий счел, что чиновник просто берет на понт. Омоновец догадывался: Петр Сергеевич серьезно превысил свои полномочия и всё поставил на продвижение женевского пророка в придворные круги. Про себя Никитин называл Кошелева антрепренером.

На следующий день Никитина нарядили в крайне неудобный фрак и снова в закрытой карете привезли в роскошный дом на Крестовском острове. Офицер двадцать первого века был знаком с аристократическим обществом только из исторических фильмов, но, увидев здешнюю публику, сразу поверил – перед ним высшая знать империи. Долговязый господин в роскошном мундире с эполетами самоуверенно обсуждал перспективы разгрома Японии в скорой войне. Ему поддакивал мордастый толстяк, тоже в мундире, только другого покроя, который ассоциировался со старыми фильмами на военно-морскую тему. Толстый то нахваливал новые броненосцы и крейсера, то жаловался на нехватку средств для флота. Две похожих друг на друга дамы (брюнетки, явно южного типа) в длинных пышных платьях, развалясь на маленьком диванчике, увлеченно листали журнал на французском языке. На обложке Никитин с удивлением заметил свастику.

К Кошелеву и Никитину подошла молодая, но удивительно некрасивая девица. Толстая, неуклюжая, почти без талии, подволакивающая опухшие ноги, с маленькими поросячьими глазками на простоватом круглом лице – вид совсем не аристократический, омоновец сначала принял ее за служанку. Однако Петр Сергеевич почтительно приветствовал толстушку:

- Здравствуйте, уважаемая Анна Александровна! Скоро шифр получите?

- Ой, еще не скоро. Когда ее величество вернется из Саровской обители, не раньше. Святой Серафим обязательно поможет родить наследника.

Долговязый скептически ухмыльнулся, пробормотав под нос что-то совсем непочтительное по отношению к императорской чете.

Кошелев вернулся к роли конферансье и почтительно обратился то ли к Анне, то ли ко всем присутствующим:

- Разрешите вам представить господина Никитина, о котором я говорил. Обладая необычайными способностями прозревать будущее, он готов поделиться результатами своих предсказаний, касающихся будущего России и царствующего дома Романовых.

- Это знак свыше! Недаром ее величество вчитывалась в предсказания святого Серафима Саровского! – Анна Танеева в экзальтации закатила глаза.

Василий вдруг вспомнил давнишний фильм с Петренко в роли Распутина. Кстати, а где сейчас сам Гришка? Вроде бы он в это время резвился. Вот как надо действовать, а не думать про придворный этикет! Омоновец схватил со стола графин с водкой и вылил содержимое себе в глотку.

- Развлекаетесь, господа аристократы, мать вашу… – рявкнул офицер. – Недолго вам осталось! Просрете войну с Японией, а потом всё покатится кувырком. Адмирал Рождественский угробит флот при Цусиме, и царь отдаст японцам Сахалин.

Толстяк захихикал, так что заколыхались жирные щеки.

- Проиграть войну япошкам! Надо же такое выдумать! Да и никакого адмирала Рождественского в русском флоте точно нет. Хотя имеется Зиновий Петрович Рожественский, но он служит на Балтийском флоте и на Тихий океан переводиться не собирается.

- Алексей Александрович! Ваше высочество, вы, конечно, высочайший шеф российского флота, но судьбы людские исключительно в руках божьих, - возразила откормленному великому князю Танеева. – Неблагоразумно пренебрегать предупреждением от божьего человека.

- Во! Умная женщина! За ваше здоровье, Аня!

Никитин запил водку мадерой, занюхал рукавом и попытался поцеловать Танееву. Та отшатнулась, но сестры-южанки (как выяснилось, черногорки) одобрительно приветствовали бравого пришельца из будущего.

- Брезгуешь божьим посланцем? Ну и хрен с тобой! Петя, давай еще выпьем.

Василий схватил со стола рюмку и протянул остолбеневшему от ужаса Кошелеву. Чиновник автоматически схватил её и проглотил водку, будто газировку. А Никитин уже чувствовал себя в своей стихии. Он произносил тосты, казавшиеся ему крайне остроумными, обнимал дам, рассказывал длинному Николаю Николаевичу и толстому Алексею Александровичу про танки, самолеты, ракеты, атомные бомбы и злодеев-большевиков

[АНТ]

Глава 5. Подполье и бомонд

- Ма Ян, любимая, сегодня мы идем в театр, - с улыбкой сказал Ростислав, откладывая в сторону номер «Московских ведомостей» и доставая из чемодана привезенный из Женевы относительно приличный костюм. – В Художественном закрытие сезона.

- Это здорово, Слава, неплохо чуть-чуть отвлечься. Я как раз закончила перешивать платье.

Кореянка продемонстрировала обновку. Впрочем, физик не заметил особенных отличий от первоначального варианта. Поняв это по лицу Ростислава, Ма Ян начала с жаром объяснять особенности нового фасона, который должен произвести фурор в московском обществе. Вельяминов расхохотался.

- Мне важна ты, а не твоя одежда. Ты обязательно затмишь здешних аристократок и купчих хоть в роскошном платье, хоть в джинсах, хоть в рванине.

Для лучшего знакомства с Москвой начала двадцатого века Ростислав предложил добраться до Камергерского переулка без помощи извозчика. Вельяминов и Ма Ян поехали сначала на конке, потом пересели на дребезжащий трамвай, увешанный рекламой мыла и косметики фирмы Брокара и Сиу. Электрический привод пока не до конца вытеснил лошадей. Физик с интересом разглядывал других пассажиров. Рабочие в дешевых выходных костюмах по случаю воскресного дня, студенты в форменных тужурках, крестьяне из подмосковных деревень, кажущиеся персонажами исторической реконструкции из времен раннего средневековья. Почти все в головных уборах, несмотря на теплую погоду. Возможно, кого-то из нынешних гимназистов Ростислав в детстве мог еще застать, но большинство этих людей разного происхождения и образования умерли задолго до его рождения. Вельяминов вспоминал историю своей семьи. Прадедушка сейчас должен быть студентом высшего технического училища и, наверно, еще не знаком с прабабушкой. Ма Ян тоже приглядывалась к окружающим, непроизвольно сравнивая увиденное сейчас и в двадцать первом веке в различных странах.

- Знаешь, Слава, тут всё очень похоже на Африку наших дней. Есть тонкий модернизированный, европеизированный слой, и есть масса, застрявшая в традиционном обществе.

- Надеюсь, всё-таки больше сходства с Индией или Латинской Америкой. Кое-какая промышленность имеется, хотя общая картина удручающая – я посмотрел статистику.

Остаток пути до театра проделали пешком. Тверская улица ничем не напоминала привычную широкую парадную магистраль. Узкая, скучная, почти без деревьев. Не надстроенная резиденция генерал-губернатора мало похожа на будущее здание Моссовета. На тумбе около театра висели афиши, извещавшие о бенефисе Марии Андреевой. Бенефициантка исполняла роль Ирины в «Трех сестрах». Ростислав купил билеты на хорошие места в партер. Хотя и Вельяминов, и Ма Ян видели разные постановки пьесы Чехова в своем времени, спектакль понравился. Андреева, Книпер, Станиславский, Мейерхольд блистали на сцене. В антракте физик преподнес Андреевой большой букет с вложенной запиской. После спектакля «мистер и миссис Вильямс» беспрепятственно прошли за кулисы.

- Здравствуйте, Мария Федоровна! Вам привет от наших общих знакомых из Женевы.

Ростислав протянул актрисе письмо от Ленина. Андреева проглядела короткое послание и приветливо посмотрела на визитеров.

- Старик пишет, что вам можно доверять. Пройдемте в гримерную.

Ма Ян ткнула Ростислава локтем и прошептала по-английски:

- Не очень-то засматривайся на актрис! Признайся, сам выпросил у товарища Ленина рекомендательное письмо к этой красотке.

- Будь повежливее, моя прелесть!

Кореянка принужденно улыбнулась и начала рассматривать развешанные на стенах гримерки многочисленные афиши.

- Мария Федоровна, мы располагаем патентами на ряд разработок, имеющих значительные коммерческие перспективы. Прибыль от их реализации может стать неплохой поддержкой социалистического движения, - сказал Вельяминов. – Впрочем, возможности открываются не только чисто коммерческие. Как вы отнесетесь к аппаратам для усиления звука?

- Это какие-то новые рупоры?

- Не совсем. Наши приборы используют электричество. С помощью громкоговорителей можно сделать голоса актеров отчетливо слышимыми и на галерке. А можно усиливать и звукозапись с граммофонных пластинок. Представляете, какие возможности для шумовых эффектов в театре?

- Наверно, Константин Сергеевич заинтересуется. А насчет коммерческого применения, - Андреева на мгновение задумалась, - я поговорю с Саввой Тимофеевичем. С его деловой хваткой и вашими изобретениями наверняка получится что-нибудь дельное. Меня, однако, больше интересует искусство. Миссис Вильямс, вы, кажется, кореянка. Я почти ничего не знаю о корейском театре.

- У нас более популярна чангык, традиционная опера, - ответила Ма Ян. – Син Чжа Хэ и Чхэ Сон серьезно реформировали корейскую оперу, приблизив к европейской.

Дамы оживленно беседовали о театре и музыке, обсуждали различия европейской гаммы и восточной пентатоники. Ростислав, хоть и любил театр, не был фанатиком искусства и, тем более, моды. Поэтому, когда разговор перескочил на фасоны одежды в различных странах, физик еле сдерживал зевоту.

[АНТ]

Мария Андреева, она же товарищ Феномен, выполнила обещание: через три дня в гостинице «Венеция» появился посыльный от Саввы Морозова с письмом для мистера и миссис Вильямс. На дорогой мелованной бумаге безупречным английским языком было написано приглашение на встречу в ресторане «Яр».

К встрече Вельяминовы подготовились серьезно. Из привезенных деталей собрали усилитель звуковой частоты с динамиком, подготовили кислотные батареи питания и угольный микрофон с длинным кабелем. Чтобы не разбить по дороге, оборудование запихнули в саквояж.

Роскошный ресторан произвел впечатление. Пышная, хотя и несколько безвкусная отделка, дорогая мебель, цыганский оркестр и хор.

- Это тебе не «макдональдс» и не церновская столовая, - шепнул Ростислав.

Ма Ян нервно рассмеялась, поправляя шляпку и путаясь в непривычно длинном платье.

Савва Морозов уже ждал за столиком. Промышленник ничем не напоминал старомосковского купца из пьес Островского – такой образ заранее сложился в голове Вельяминова. Вполне европейский джентльмен. И беседа началась в европейском стиле. Савва Тимофеевич галантно отпускал комплименты в адрес Ма Ян, вежливо хвалил хороший, почти без акцента, русский язык «мистера Вильямса». Смакуя изысканные блюда старорусской кухни, перешли к делу. Ростислав раскритиковал недостатки фонографов и граммофонов, не позволяющих добиться высокой громкости без потери качества звука.

- Вы надеетесь усовершенствовать граммофон? – скучающим тоном спросил предприниматель.

- Судите сами, господин Морозов, - сказала Ма Ян, улыбаясь краешками губ. – Слава, включай аппаратуру.

Вельяминов достал из саквояжа усилитель и повернул рычажок выключателя. Сквозь прорези охлаждения было видно, как багрово-красно засветились катоды радиоламп. Из динамика донеслось тихое шипение. Ма Ян вытянула кабель с микрофоном и пропела что-то по-корейски.

Морозов от неожиданности отшатнулся от динамика. А кореянка перешла на французский язык, запев звонким высоким голосом что-то из репертуара Патриции Каас. Посетители ресторана, сидевшие за соседними столиками, зааплодировали. Цыган в ярко-красной рубахе, то ли дирижер, то ли антрепренер оркестра и хора, подошел и в восторженных эпитетах расхвалил силу голоса Ма Ян. Та расхохоталась и предложила воспользоваться микрофоном любому певцу. Смелее других оказалась цыганка в кричаще пестрой кофте и длинной до пола юбке. Позвякивая монетами из ожерелья, солистка неловко взяла микрофон и запела «Очи черные», чуть испуганно оглядываясь на усилитель. Эффект превзошел все ожидания – мелодии из динамика завоевали внимание большинства посетителей ресторана. Савва Тимофеевич уставился на усилитель, словно пытаясь понять принцип действия по внешнему виду.

- Вот что, - сказал промышленник, - вижу, что люди вы серьезные. С машинкой вашей дело наверняка выгорит, ежели дело правильно поставить. Но сейчас нам тонкости всё равно не обсудить. Приходите завтра ко мне на Спиридоновку, познакомлю кое с кем. А пока лучше выпьем шампанского за успех.

Ма Ян захмелела очень быстро, что было неудивительно при ее росте и весе, заснула, сидя за столиком, и до пролетки Ростиславу пришлось нести кореянку на руках, наплевав на косые взгляды окружающих.

Пробуждение было ужасным. Ма Ян не сразу узнала гостиничный номер в «Венеции» и обратилась к Ростиславу по-корейски. Вельяминов еще ночью выпросил у привычного к подобным ситуациям портье огуречного рассола. Молодая женщина с видимым отвращением выпила стакан мутной жидкости, но домашнее средство от похмелья подействовало быстро.

- Кошмар! Особенно, когда вспоминаешь, что до изобретения эффективных и более-менее безвредных анальгетиков еще не одно десятилетие. Не понимаю, как европейцы так много пьют! Я же не помню, как вернулась в гостиницу. И какой позор! Что обо мне будет думать Морозов? Сочтет алкоголичкой! Мне ужасно холодно!

На самом деле стояло теплое июньское утро, но Ма Ян куталась в плотное одеяло, страдая от озноба.

- Держись, любимая! Сейчас мы спустимся в ресторан, закажем крепкого черного кофе – и ты сразу почувствуешь себя лучше. А насчет мнения Морозова не беспокойся, в России к выпившим относятся сочувственно, особенно к красивым женщинам.

Ростислав подумал, что Ма Ян лучше по возможности ограждать от деловых переговоров в России, слишком опасно для здоровья. Может быть, дело не только в малом весе, но и в каких-то генетических проблемах с усвоением алкоголя у восточноазиатских народов. Но в гости к Савве Морозову сегодня идти необходимо.

Морозовский особняк, построенный недавно в модном стиле модерн, производил внушительное впечатление – не столько богатством, сколько хорошим вкусом. Хозяин провел Ростислава и Ма Ян в малую гостиную, где их уже ждал молодой человек в модном европейском костюме.

- Знакомьтесь, господа, Шмит Николай Павлович, мой родственник.

Морозов представил гостей Шмиту. Тот поклонился, поцеловал руку Ма Ян и пожал Вельяминову. На этот раз промышленный воротила не стал говорить вокруг да около, а сразу взял быка за рога. Оказалось, что Шмит является совладельцем мебельной фабрики, хотя права его ограничены ввиду несовершеннолетия. Физик сперва удивился – парню явно было больше восемнадцати – но потом вспомнил, что до революции совершеннолетие наступало только в двадцать один год. Дядюшка рекомендовал молодому родственнику попрактиковаться в управлении фабрикой, а чтобы практика вышла за рамки рутины, советовал наладить выпуск электрических граммофонов по патентам «мистера и миссис Вильямс». Самому «мистеру Вильямсу» предлагалось место главного инженера фабрики.

- Понимаешь, Николенька, в пользу затеи с электрическими граммофонами я окончательно убедился на выходе из «Яра». Пока господин Вильямс помогал супруге выйти к пролетке, – Морозов неожиданно проявил изрядную деликатность, - тамошний управляющий догнал меня и стал упрашивать продать ему аппарат для усиления пения. Так что сбыт будет.

[АНТ]

Ростислава предложения Саввы Тимофеевича вполне устраивали, но Ма Ян проявила въедливость и потребовала за использование патентов вместо денег долю в деле и инженерскую должность для себя.

Морозов опешил, похоже, не столько от материальных требований, сколько от претензий женщины, тем более, восточной, на место инженера. Такое не укладывалось в голове промышленника, несмотря на прогрессивность его взглядов.

- Моя жена – высококвалифицированный инженер, с большим практическим опытом, - физик поддержал Ма Ян, умолчав, что опыт получен кореянкой во время работы в еще не построенном ЦЕРНе. – Её вклад в работу неоценим.

Ситуацию выправил Шмит, восторженно глядевший на Ма Ян.

- Дама-инженер – это замечательно и прогрессивно! Будет справедливо, если госпожа Вильямс займет подобающую ее знаниям должность. Тем более, что расширение дела требует наличия на фабрике второго инженера.

- Будь по-твоему, Николенька, - сказал Морозов. – Фабрика твоя, ты и решаешь все вопросы.

Понятно! Воротила вроде бы устраняется, но фактически сохраняет контроль над делом. Если у Шмита внедрение новой техники даст прибыль, Савва Тимофеевич будет вкладываться в проекты «супругов Вильямс» по-крупному. Если нет – прожектером ославят молодого парня, а не почтенного предпринимателя.

Дело пошло. Хотя предприятие Шмита фабрикой можно было назвать с большой натяжкой – просто большая полукустарная мастерская на Пресне недалеко от горбатого моста, на месте детского парка, знакомого Вельяминову по обороне Дома Советов. Рабочие были довольно квалифицированными по меркам Российской империи. Недавние крестьяне, перебравшиеся в Москву ради заработка, искусно вырезали и выжигали по дереву. Однако мало-мальски сложная техника ставила их в тупик. Вершиной здешних технологий были станки с ременным приводом от вала, протянутого под потолком цеха. Движущиеся приводные ремни делали работу в цеху крайне опасной: у зазевавшегося в механизм легко затягивало руку. Пришедшие из деревни мужики или не замечали угрозы вообще, или, напротив, шарахались и крестились при виде любой работающей машины. Шмит сократил рабочий день до девяти часов, устроил курсы переподготовки, но паять усилители научились только несколько человек. Пришлось повышенной зарплатой переманить квалифицированных рабочих с других заводов. Морозов ворчал, что лучшие мастера ушли от него к молодому родственнику.

Ма Ян вертелась, как белка в колесе. Обучала рабочих на курсах, старалась упростить технологию производства. Впрочем, от идеи делать радиолампы в Москве пришлось пока отказаться. Подходящие сплавы для электродов и качественное стекло для корпусов в России не удавалось достать в нужном количестве. Поэтому Ростислав списался с Федоровым и договорился об организации производства катодных ламп в Женеве. Техническую часть взял на себя Луи, довольный возможностью заработать значительно больше, чем на университетских заказах. Зато производство динамиков сносного качества на Шмитовской фабрике получилось, хотя рождаемый ими звук Ма Ян и сравнивала с гудением работающих механизмов. Первую акустическую систему установили в «Яре», содрав с владельца втридорога. Вельяминов лично монтировал причудливо украшенные деревянной резьбой в псевдорусском стиле колонки и протягивал кабели, не доверяя неопытным сотрудникам. Но ресторатор не остался в накладе – сенсационные газетные заметки об «электрической музыке» послужили бесплатной рекламой. Большую часть своей премии Ростислав через Андрееву передал в фонд партии. За «Яром» последовали другие крупные рестораны, где уже имелось электрическое освещение, и можно было обходиться без неудобных громоздких батарей. Привезенные катодные лампы кончились (за исключением неприкосновенного запаса, предназначенного для опытов с радиосвязью). Для выполнения всех заказов требовалось ехать в Швейцарию за новыми лампами – Ростислав не надеялся, что почта обеспечит сохранность хрупкого груза.

Перед отъездом Вельяминов снова встретился с Марией Федоровной, на этот раз у нее на квартире. Актриса открыла резной шкафчик (кажется, шмитовской фабрики), отодвинула склянки с резко пахнущими духами и достала толстый конверт из грубой оберточной бумаги.

- Товарищ Вильямс, здесь послание для Старика от московского комитета. Не секрет, что после съезда в организации раздрай. Одни, в их числе и вернувшийся со съезда Грач, – за Старика, другие – за Мартова. А в брошюрах, изданных по итогам съезда, разобраться неосведомленному человеку весьма затруднительно. Вы сами читали творения наших доморощенных Цицеронов.

Последние две недели среди московских социал-демократов из рук в руки передавались брошюрки, отпечатанные в разных подпольных типографиях брошюрки с изложением событий на съезде. Каждый автор пропагандировал свой взгляд на причины и последствия конфликта. Меньшевики из руководства партии и редакции «Искры» обвиняли большевиков в бланкизме, сектантстве, начетничестве и стремлении к расколу. Большевики отстаивали идею построения боевой нелегальной партии и верность марксизму, без ревизионизма под маркой «национальных особенностей». От меньшевиков особенно доставалось московской организации социал-демократов и её руководителю-большевику Грачу (то есть Бауману). Плеханов выступал за объединение фракций, но без особого успеха. Судя по всему, отсутствие на съезде Троцкого с его склонностью к поиску компромиссов привело к большей ожесточенности конфликта между большевиками и меньшевиками по сравнению с развитием событий, известных Вельяминову из книг по истории партии. В Москве меньшевиков оказалось не очень много, но их интриги сильно мешали нормальной партийной работе. В этой ситуации Бауман не хотел терять время на поездку в Женеву. Но советы Ленина, уже завоевавшего колоссальный авторитет среди марксистов, были крайне необходимы для разрешения внутрипартийного кризиса. Деловой визит в Швейцарию сочувствующего партии «инженера Вильямса» подвернулся как нельзя кстати.

Андреева, похоже, говорила не всё. Вельяминов догадывался, что просьба о доставке послания – часть проверки нового для партии человека. Проверки, впрочем, довольно поверхностной, на взгляд физика, занимавшегося политической деятельностью в ельцинской и постъельцинской Российской Федерации в условиях бесконечных интриг и фээсбэшных провокаций. Но в начале двадцатого века опыта у подпольщиков еще не хватало, действовали почти прямолинейно. Только разоблачения Азефа и позднее Малиновского заставят революционеров быть более изощренными.

[АНТ]

Ма Ян осталась в Москве присматривать за фабрикой, повышать качество производимых громкоговорителей и подбирать людей посмышленее для новых цехов. Ростислав, как всегда, взял в дорогу минимум вещей, но не забыл блокнот, где делал расчеты. За последнее время Вельяминов привык обходиться без компьютера.

В Женеве Ростислав остановился в респектабельном отеле недалеко от острова Руссо в соответствии со своим новым статусом представителя солидной фирмы. Из отеля физик поспешил в Сешерон. Доктор Федоров обрадовался, увидев знакомого.

- Здравствуйте, здравствуйте, дорогой Ростислав Александрович! Или мистер Вильямс? Как предпочитаете?

- Хоть горшком назови, только в печь не ставь, - ухмыльнулся физик. – Как жизнь идет в тихом городе у озера?

- Жизнь идет своим чередом. Лев Давидович постепенно поправляется, главным образом, стараниями Натальи Сергеевны. Замечательная женщина! А Владимиру Ильичу нездоровится после приезда из Лондона. Съезд социал-демократической партии серьезно расстроил его нервы. Мы с Дмитрием Ильичем пытаемся убедить Надежду Константиновну, чтобы она уговорила мужа отдохнуть от политики месяц-другой в горах. Да и самой отдых пойдет только на пользу…

В дверь приемной постучали. Хозяйка пропустила к Федорову низкорослого плотного хорошо одетого мужчину, лысого, с черной бородой.

- Михаил? Какими судьбами? – врач вскочил. – Вот это встреча! Наконец-то приехал.

- Получил я твою телеграмму. Сначала не поверил, но обстоятельства заставили. Еле жив остался. Спасибо за предупреждение.

- Благодари… э-э… мистера Вильямса.

Оказалось, что неожиданный гость – профессор Филиппов из Санкт-Петербурга, редактор журнала «Научное обозрение». Когда Вельяминов рассказал Федорову про угрозу Михаилу Михайловичу, врач отнесся к предостережению достаточно скептически. Однако нападение в Нионе и ранение Троцкого произвело впечатление. Медик послал в Петербург телеграмму с намеками на угрозу для жизни. Для постороннего текст казался безобидным, но давний знакомый понял всё правильно. Филиппов тоже не был паникером, но, доверяя товарищу, стал присматриваться к окружающим. Ученому показался подозрительным один лаборант. По его словам и документам он закончил только церковно-приходскую школу, однако правильная речь заставляла думать о наличии, по крайней мере, гимназического образования. Приглядевшись, Филиппов заметил, как лаборант записывает что-то на клочках бумаги. Что и для кого? Михаил Михайлович при первой возможности постарался подпоить подозрительного типа. Лаборант не мог отказаться выпить за здоровье начальника. В водку профессор подмешал сильнодействующий наркотик. Пока окосевший работник ловил кайф, Филиппов просмотрел бумаги, оказавшиеся отчетом для Санкт-Петербургского охранного отделения. Не слишком разбираясь в сути экспериментов, шпик скрупулезно регистрировал всё, что творилось в лаборатории на Жуковской улице. Агент пришел к выводу, что основная часть работы по разработке нового оружия уже сделана, и есть угроза перевооружения бомбистов аппаратами Филиппова. Поэтому во избежание огласки «лаборант» предлагал уничтожить профессора без суда и следствия, документацию изъять и передать для изучения доверенным специалистам. Прочитав такое донесение, Михаил Михайлович с чистой совестью закрыл в лаборатории форточку, оставил рядом с окосевшим шпиком открытую колбу с концентрированным раствором синильной кислоты и разбил аппаратуру вдребезги. После этого первым поездом отправил жену с маленьким сыном к надежным знакомым на дачу в Териоки, а сам, прихватив бумаги с описанием установки, сел на шведский пароход до Стокгольма.

Филиппов достал из кармана смятый листок.

- Вот, собирался обнародовать факт открытия и послать письмо в редакцию «Русских ведомостей». Теперь, возможно, опубликую в «Искре».

Вельяминов бегло проглядел текст.

«В ранней юности я прочел у Бокля, что изобретение пороха сделало войны менее кровопролитными. С тех пор меня преследовала мысль о возможности такого изобретения, которое сделало бы войны почти невозможными. Как это ни удивительно, но на днях мною сделано открытие, практическая разработка которого фактически упразднит войну. Речь идет об изобретенном мною способе электрической передачи на расстояние волны взрыва, причем, судя по примененному методу, передача эта возможна и на расстоянии тысяч километров, так что, сделав взрыв в Петербурге, можно будет передать его действие в Константинополь. Способ изумительно прост и дешев. Но при таком ведении войны на расстояниях, мной указанных, война фактически становится безумием и должна быть упразднена. Подробности я опубликую осенью в мемуарах Академии наук. Опыты замедляются необычайной опасностью применяемых веществ, частью весьма взрывчатых, как NCl3 (треххлористый азот), частью крайне ядовитых».

Интересно, но на первый взгляд выглядит абракадаброй. Вельяминов стал расспрашивать Филиппова о сути его открытия.

- Дело в том, уважаемый коллега, - отвечал профессор, - что благодаря энергии взрыва возможно превратить поглощение электромагнитных волн в веществе в их усиление…

Михаил Михайлович схватил салфетку и карандаш и быстро набросал схему с параллельными зеркалами.

- Смотрите, в момент взрыва луч многократно отражается от зеркал и усиливается, поглощая энергию распадения взрывчатого вещества.

Ростислав изо всех сил старался скрыть свое изумление. Филиппов умудрился придти к идее инфракрасного химического лазера из чисто классических соображений, без использования находящейся пока в зародыше квантовой теории. Конечно, боевой лазер – далеко не вундерваффе, выглядит бледновато на фоне пулеметов, химического оружия, танков, авиации. Тут изобретатель, мягко говоря, преувеличил.

[АНТ]

Чтобы продырявить броненосец вроде «Микасы», потребуется аппарат несусветной мощности и габаритов. Пушка соответствующего калибра будет куда проще, легче и дешевле. Зато скорость света – абсолютный максимум, несоизмеримо больше скорости любого транспорта. Значит, при стрельбе по движущимся целям у излучателя Филиппова не будет проблем с упреждением. Если удастся сделать оптическую систему достаточно качественной, приблизиться к дифракционному пределу, то получится идеальное оружие для ПВО. Правда, братья Райт пока только экспериментируют со своим аэропланом, но дирижабли уже летают. Кроме того, возможности инфракрасного лазера для охоты на царских сатрапов выглядят очень соблазнительно. Конечно, не стоит идти по стопам Гершуни, Савинкова и прочих эсеров, зацикленных на индивидуальном терроре, но иногда ликвидация ключевой фигуры противника может принести огромную пользу.

- Михаил Михайлович, ваше открытие имеет колоссальное научное значение, - сказал Вельяминов, - но войну предотвратить не в состоянии. Бокль был прав локально, но в целом глубоко ошибался. Технически совершенное оружие влияет на организацию армии двояко. Первый вариант: стрелка с фузеей или винтовкой подготовить проще, чем хорошего лучника. Войско становится более многочисленным – настолько, насколько выдерживает экономика страны. Сравните рыцарские дружины и наполеоновские армии. Другой вариант: оружие сложное, зато эффективное. Например, картечница Гатлинга или недавняя новинка – пулемет Максима. Сразу после внедрения такая штука позволяет одному бойцу справиться с множеством врагов. Потом, правда, новое оружие осваивают все стороны. Ваше изобретение относится к этому сорту вооружений. Поэтому лучший способ содействовать прекращению войн – втайне максимально довести работу до работоспособного образца, пригодного для мелкосерийного производства. Когда начнется революция, аппарат поможет сломить сопротивление реакции. Но необходимое условие успеха – сохранение тайны. Поэтому, пожалуйста, очень вас прошу, Михаил Михайлович, никаких публикаций. Ну, разве что попробовать организовать дезинформацию через бульварную прессу.

В приемную Федорова вошли Троцкий и Седова. Наталья Сергеевна поддерживала мужа под локоть. Последствия ранения еще сказывались, но Лев Давидович был полон энергии. Врач стал расспрашивать Троцкого о здоровье, между делом рассказывая новости из России. Вельяминов и Филиппов по ходу вставляли свои пояснения о сути новых разработок. К удивлению Ростислава, молодого революционера больше заинтересовали звукоусилительные установки, чем боевой лазер. Прирожденного оратора сразу привлекла возможность обращаться одновременно к тысячам людей, агитировать их, вести за собой. Хотя, возможно, в чем-то Лев прав: народ еще не избалован голосами из динамиков, и эффект от технической новинки существенно усилит впечатление от агитации.

- А что вы думаете об итогах прошедшего съезда социал-демократов? На чьей стороне вы лично? – физик задал давно мучавший его вопрос. – В России среди социалистов ходят самые невероятные слухи о причинах раскола.

[АНТ]

Троцкий нахмурился, снял, протер и снова надел пенсне.

- Знаете, я очень уважаю стариков – Засулич, Аксельрода, Дейча, Плеханова. Понимаю позицию Мартова. И мне не очень нравятся манеры товарища Красикова, который целый день уговаривал поддержать позицию большинства. Однако по существу дела прав Владимир Ильич. Я написал для «Искры» манифест большинства.

Седова недовольно проворчала:

- Лучше бы слушал Александра Ивановича и берег здоровье, а не писал по ночам! Не успел на ноги встать – а снова в драку!

Федоров поблагодарил Наталью Ивановну за поддержку и раскритиковал Льва Давидовича за несоблюдение режима. Вельяминов тоже автоматически буркнул что-то насчет медицины. Голова была забита сумбурными мыслями по поводу возможного дальнейшего развития событий. В отсутствии Троцкого съезд закончился уверенной победой большевиков. Редакция «Искры» остается в руках ленинцев. Сам Лев Давидович ознакомился с материалами, отлеживаясь после ранения и не участвуя лично в разборках. Без эмоциональной встряски Троцкий спокойно всё обдумал и однозначно принял сторону Ленина. Молодой невероятно талантливый марксист может принести огромную пользу партии…

В университетских мастерских Ростислава встретил широко улыбающийся Луи. Мастер с довольным видом рассказал, что ему удалось усовершенствовать технологию производства катодных ламп. Теперь доля брака снизилась до пятнадцати процентов. Вельяминов щедро расплатился наличными и попросил поаккуратнее упаковать в большой чемодан все готовые лампы, за исключением пяти триодов с наиболее стабильными характеристиками.

На следующий день Ростислав использовал эти лампы – собрал в лаборатории Женевского университета приемопередатчик по усовершенствованной схеме. Еще несколько дней заняла отладка. В воскресенье утром физик натянул антенну, зацепив за сук старого каштана в университетском дворе перед маленькой пристройкой-лабораторией. В Москве уже полдень, Ма Ян обещала к этому моменту тоже доработать и подключить рацию. На фабрике Шмита выходной, контора свободна.

Лампы нагревались, эбонитовые платы чуть потрескивали. Вельяминов подкрутил ручку конденсатора переменной емкости, настраивая частоту передатчика.

- Алло, алло, говорит Женева! Москва, как слышно? Перехожу на прием!

Ростислав повторил вызов несколько раз. Наконец из динамика донесся искаженный федингами, но такой родной голос Ма Ян.

- Слава, Слава, слышу тебя! Как ты? Я очень соскучилась по тебе! Прием!

Ростислав и Ма Ян беседовали через тысячи километров, счастливые от самой возможности такого разговора. Примитивные коротковолновые радиостанции искажали речь, частота плыла из-за отсутствия кварцевых резонаторов, прием и передачу приходилось переключать вручную. Но это было несущественно…

Скрипнула дверь. Вельяминов обернулся. В лабораторию вошли Крупская, Ленин и Федоров. Врач энергично уговаривал Владимира Ильича сделать перерыв в работе и отправиться в горы.

- Надежда Константиновна! Хоть вы повлияйте! Если Ильич доработается до нервного истощения, на пользу социал-демократии это не пойдет. Что за безобразное отношение к здоровью у товарищей! Впору добиваться специальных партийных решений по этому вопросу.

- Хорошо, хорошо, Александр Иванович! Обещаю вам отправиться отдыхать, как только отправлю статью по итогам съезда в Россию.

[АНТ]

- Хорошо, хорошо, Александр Иванович! Обещаю вам отправиться отдыхать, как только отправлю статью по итогам съезда в Россию. А у вас, уважаемый Ростислав Александрович, какие успехи? Помню, прошлый раз вы весьма эффектно продемонстрировали свой беспроволочный телефон.

- Теперь беспроволочный телефон не только междугородний, но уже и международный, - весело сказал физик. – Вам привет из Москвы от моей супруги. Она сейчас на связи.

Ленин и Крупская подошли к радиостанции, с интересом рассматривая новый аппарат, и обменялись приветствиями с Ма Ян.

- Товарищи, выходит, что можно продиктовать статью здесь, - сказала Надежда Константиновна, - а миссис Мэри запишет ее в Москве и передаст Грачу.

- Вот только возможности подпольных типографий в России существенно меньше, чем в Швейцарии, - заметил Федоров.

- Зато нет проблем с транспортировкой через границу. Для социал-демократических организаций тираж напечатать можно и на гектографе, этого хватит - Владимир Ильич с энтузиазмом подхватил идею жены. - А выигрыш во времени и вовсе неоценим. Задержимся – «мягкие» всё повернут в свою сторону. Давайте сейчас попробуем.

Ленин достал из кармана свернутый черновик, взял микрофон и начал диктовать. В остро полемической статье ядовито высмеивались меньшевики, погрязшие в соглашательстве и превращающие революционную деятельность в смесь пустой говорильни и внутрипартийных склок. Ростислав вспомнил, как сам боролся против пролезших в партию националистов. Во время пауз, когда включался прием, из динамика было слышно, как Ма Ян ругается на корейском, английском и русском языках, поминая перья, ручки, чернила и еще не родившегося Биро.

- Извините, - наконец сказала Ма Ян. – Я не могу писать по-русски так быстро. Тем более этой чертовой перьевой ручкой. Требуется стенографистка.

Вельяминов запоздало подумал, что и ему, и Ма Ян надо осваивать старое, то есть пока современное, русское правописание. Конечно, «мистер и миссис Вильямс», недавно выучившие русский язык, могли толком не разбираться в ятях и ерах, но злоупотреблять такой отмазкой не стоило.

- Ничего страшного, этот аппарат останется у Александра Ивановича, он уже немного умеет им пользоваться, - предложил Ростислав. – За несколько дней Ма Ян с помощью московских товарищей подберет стенографистку, которой можно доверять, и тогда статью быстренько передадим…

На следующий день Вельяминов, выполняя просьбу доктора Федорова, направился в путешествие по Швейцарии вместе с Лениным и Крупской. Маршрут предложил Владимир Ильич. От пристани в центре города в сторону Монтрё регулярно отправлялся маленький нещадно дымящий пароходик. В своем веке Ростислав уже путешествовал на подобном транспорте по Женевскому озеру и теперь мог сравнивать туристический аттракцион будущего с подлинной жизнью. Монтрё не хватало бронзовых Набокова и Меркьюри. Шильонский замок, возвышающийся над городком, отличался только меньшей чистотой и обустроенностью. Вероятно, таким его видел Байрон, таким он был и во времена «шильонского узника» Бонивара – женевского приора-реформатора, не поладившего с герцогом Савойским. Физик вдруг сообразил, что постоянно ждёт появления вездесущих пожилых японских туристов с цифровыми видеокамерами. Но среди иностранцев, бродящих по замку, сейчас преобладали англичане в смешных шляпах-котелках.

После мрачноватого сырого замка Ростислав предложил подняться на Роше-де-Ней. Не очень высокая, но красивая гора виднелась неподалеку. Оказалось, что железная дорога с зубчаткой еще не построена и парка сурков тоже пока нет. Сперва хорошо протоптанная туристами тропа петляла по сосновому лесу и альпийским лугам, потом достигла вересковых пустошей. Здесь подъем стал более крутым. Приходилось карабкаться по гладким каменным глыбам. На этой высоте снег растаял лишь в начале лета. Надежда Константиновна заметно устала, Вельяминов предложил остановиться для короткого отдыха.

Вид сверху на окрестности Монтрё был великолепен. Лес, альпийские луга, поля, озеро – всё рядом. Крупская с чувством процитировала Байрона. Но Ленин, похоже, слушал жену только из вежливости.

- Нужно дать решительный бой меньшевикам! – заявил он без всякого перехода. Наверно, мысль о прошедшем съезде, расколе и его последствиях преследовала Владимира Ильича постоянно.

[АНТ]

- По-моему, жизнь сама всё расставит по местам, - рассудительно сказал Ростислав. – В скором времени в России начнется революция, тогда и увидим, кто настоящий революционер-марксист, кто безответственный болтун, а кто просто фрондирующий буржуа.

Надежда Константиновна попыталась перевести разговор на события менее актуальные.

- Ростислав Александрович, а в Австралии есть похожие горы? Всё как-то собиралась расспросить про тамошнюю жизнь поподробнее.

Вельяминов успел отвыкнуть от необходимости поддерживать легенду. Поэтому вопрос Крупской оказался неприятным сюрпризом.

Набравшись наглости, физик постарался вывалить на слушателей смесь сведений, полученных от бывавших в Австралии знакомых, из книг, Интернета и «Крокодила Данди». Крупская вроде бы заслушалась, но Ленин вдруг перебил увлекшегося Ростислава:

- Чувствую я, уважаемый Ростислав Александрович, что вы что-то не договариваете. Вы сыплете фактами из самых разных областей знания, но не сообщаете главного – откуда у вас такая уверенность в близкой революции?

Вельяминов замешкался. Огромный соблазн – рассказать Ленину правду. Но поверит ли Владимир Ильич в перемещение во времени? Может, писатель-фантаст Богданов и поверил бы. Нет, пока рано.

- Владимир Ильич, не могу я чисто технически описать свои методы сбора данных и их анализа. Прошу вас только запомнить – в январе-феврале следующего года начнется война с Японией. Надежда Константиновна, будьте свидетельницей, что я сейчас, в августе 1903 года, говорю про высадку в Чемульпо и осаду Порт-Артура будущей зимой…

Ленин стоял, опираясь на альпеншток.

- Ладно, предположим, вы правы, и через полгода заговорят пушки. Тогда наши великодержавные держиморды постараются задушить не только рабочее движение, но и безобидную либеральную фронду.

- Вот именно! Надо договариваться с эсерами – не по идейным вопросам, это невозможно – а по чисто практическим.

- Хорошо, хорошо, - Владимир Ильич вдруг рассмеялся. – К черту меньшевиков, эсеров, японцев. Посмотрите лучше на соседние горы. Как красиво! Видите, наши усилия не пропали даром!.. Нам стоило сюда карабкаться. К счастью, наши почтеннейшие изобретатели, Ростислав Александрович и Михаил Михайлович, пока не придумали телефон, по которому человека можно побеспокоить на прогулке.

Усилия Вельяминова всё-таки возымели действие. Этот поход несомненно пошел Ильичу на пользу. Да и сам Ростислав почувствовал себя беззаботным студентом на каникулах…

После возвращения в Женеву физик узнал от Федорова, что Ма Ян нашла стенографистку, и ленинская статья уже тиражируется в Москве. Вельяминов запоздало подумал, что в принципе не слишком трудно сделать фототелеграфный или телетайпный аппарат для передачи текстов. Хотя при использовании для связи коротких волн скорость такой передачи должна быть совсем уж черепашьей, чтобы не мешали фединги. Наверно, связь голосом со стенографированием – всё-таки самый практичный вариант в данных условиях.

По дороге в Москву Ростислав то рисовал схемы электронных устройств, то обдумывал предстоящие события. История уже начала меняться, но к чему это приведет? В Вене мысли перескочили на предстоящие мировые войны. Будут ли они при новом раскладе? А ведь где-то неподалеку живет некий Адольф Гитлер. Сейчас ему лет четырнадцать или пятнадцать. Увлекается пейзажной живописью, поет в церковном хоре.

[АНТ]

В Москве Вельяминов с вокзала отправился прямо на фабрику. Извозчик с удивлением смотрел на барина, который, не доверяя носильщикам, сам нес здоровенный чемодан. Радиолампы – штука хрупкая, лучше лишний раз не швырять. В конторе было тихо. Видимо, Ма Ян уже провела утреннюю планерку, и вся активность переместилась в цеха. Спрятав привезенные детали в кладовке с прочной дверью, Ростислав пошел к выходу по длинному коридору.

- Господин Вельяминов! Подождите!

Физик обернулся на женский крик и тут же сообразил, что свалял дурака. В России Ростислава все, кроме Ма Ян, знали как «мистера Вильямса». Неужели провокация? Среди женевских знакомых оказался агент охранки? Или Никитин выследил и сдал местным ментам?

К Вельяминову подбежала молодая, довольно высокая для начала двадцатого века девушка с коротко стрижеными волосами, в белой блузке и длинной черной юбке. Девушка фамильярно схватила физика за рукав и тут же со сконфуженным видом отскочила.

- Ой, простите, обозналась. Но вы очень похожи на моего… одного хорошего знакомого.

«Увидит Ма Ян, как я с этой красавицей общаюсь, будет повод попрактиковаться в тхэквандо», - подумал Ростислав. – «Но всё-таки с кем меня путают?»

- Привет! Наконец-то приехал!

В коридоре появилась Ма Ян. Взъерошенная, со стружкой в иссиня-черных волосах и логарифмической линейкой в руке.

- Привет, дорогая! Как жизнь в Москве? Тебе привет от наших женевских знакомых.

- Вижу, ты уже успел познакомиться с нашей стенографисткой, - сказала Ма Ян, недоверчиво глядя на мужа.

Оказалось, что Ольга Владимировна – так звали девушку – учится на высших женских курсах и работает стенографисткой в конторе Саввы Морозова. А Ростислава в полутемном коридоре она приняла за своего жениха – молодого инженера Андрея Вельяминова, только что закончившего московское императорское высшее техническое училище.

У физика начала отвисать челюсть. Чтобы скрыть смущение, он закашлялся.

- Что с тобой, Слава? Ты не заболел? – спросила Ма Ян, когда Ольга вышла из конторы. – Или юная леди впечатление произвела?

- Дело в том, что эта юная леди – моя прабабушка. А упомянутый инженер – соответственно прадедушка. Уверен почти наверняка. Хотя они умерли задолго до моего рождения, мне кое-что известно из семейных преданий. Да и старинные фотографии в альбомах сохранились. Знакомые находят фамильное сходство между мной и моим предком. Андрей Вельяминов, еще будучи студентом, занимался марксистской пропагандой, читал лекции в воскресной школе для рабочих. Там и познакомился с будущей супругой. Она тоже вела занятия, а сама училась на курсах. Вообще-то аристократическая родня прадедушки была против женитьбы потомственного дворянина на дочери мастера с Трехгорки. Но в итоге всем пришлось смириться – упрямством мой предок точно не был обделен. Впрочем, его невеста тоже – раз сумела закончить гимназию, а потом и высшие женские курсы, несмотря на все препоны для выходцев из трудового народа.

- А как сложилась их дальнейшая жизнь? Понятно, что потомство они оставили – что лично для меня важнее всего, - с улыбкой спросила Ма Ян.

- Андрей Вельяминов работал инженером на различных заводах, потом вернулся в высшее техническое училище, начал преподавать, но умер от тифа во время гражданской войны. Его жена стала видным педагогом, после революции была директором школы, умерла во время Великой Отечественной в эвакуации в Кировской области. А их сын, мой дед, родился в 1904, тоже закончил бауманку и позднее работал в курчатовском проекте. В альбоме сохранилась только одна фотография молодой прабабушки, и то довольно плохого качества – свадебная, как раз 1903 года. На остальных – пожилая строгая дама. Мне как-то нелегко соотнести ее облик с обликом симпатичной юной стенографистки. Ладно, это всё лирика. Разберемся со временем. Сейчас я хочу приехать в гостиницу и немного вздремнуть.

- А в гостиницу ехать не надо. Я рассчиталась с хозяином, сдала номер и забрала вещи, - заявила Ма Ян.

- Зачем? «Венеция» - вполне сносное пристанище. И куда ты предлагаешь перебраться?

- Слава, я не хочу жить в отеле. Пьяные коммивояжеры – общество, довольно утомительное. А недавно на заседании правления Шмит объявил об окончании строительства дома со служебными квартирами для руководства и лучших мастеров. Между прочим, с электричеством. Не возражай! Я знаю твои принципы и разделяю их, но, живя в цивилизованных условиях, ты сделаешь для рабочего движения больше.

- Ладно, дорогая, не буду изображать Рахметова. Мне, говоря по совести, тоже осточертел гостиничный быт.

- И еще, Слава, я полагаю, нам надо купить дачу под Москвой.

Ростислав опешил от неожиданной идеи жены.

- Пардон, а на какие шиши? В смысле, откуда мы возьмем средства? Во всяком случае, в двадцать первом веке это стоило бешеных денег. Да и зачем – проще снять, а через два года всем будет не до недвижимости.

- Мне посоветовала Ольга Владимировна. Наша стенографистка – особа весьма осведомленная. Она на днях узнала про банкротство одного купчика. Тот прокутил наследство и вынужден срочно продать почти достроенную дачу. При этом за землю платить не надо – она арендуется у удельного ведомства. Я спросила Шмита, он может ссудить нам деньги на покупку в счет будущего жалованья. За полгода рассчитаемся.

- Ну а всё-таки зачем? Не лучше ли лишние деньги пустить на новые разработки и в партийный фонд?

- Вот именно, что новыми разработками лучше заниматься в собственной лаборатории без посторонних глаз. А я вспомнила кое-что из истории стрелкового оружия. Но для работы мне нужна собственная мастерская, не заводская, куда может запросто заявиться городовой, а моя личная. К тому же домовладельцев здешние власти считают по умолчанию лояльными и особо не беспокоят.

- Хорошо, Ма Ян, умеешь ты уговаривать, - рассмеялся физик.

[АНТ]

- Хорошо, Ма Ян, умеешь ты уговаривать, - рассмеялся физик. – А где именно ты сторговала дачу?

- Очень трудное название, - кореянка запнулась и с нажимом выговорила, - Лосиноостровская. Знаешь, где это?

От избытка чувств Ростислав чуть не матюгнулся. В Лосинке прошло его детство, и там он жил вплоть до роковой командировки в ЦЕРН. Интересно, как выглядят знакомые места почти за семь десятилетий до рождения некоего Р.А.Вельяминова. Надо будет посмотреть в ближайшие дни…

Глава 6. Православный союз.

Ее величество будущая святая великомученица Александра Федоровна неожиданно показалась Никитину похожей на Ксению Собчак в «Доме-2». Лошадиная физиономия и колоссальная стервозность. Перед аудиенцией в Царском Селе Василий немного оробел, но сумел с помощью стакана водки преобразовать робость в наглость. В принципе, какая разница – дача на Крестовском острове или императорский дворец. Лишь бы слушали, раскрыв рот, и не забывали угощать. Царица приняла омоновца в маленькой гостиной, богато украшенной в восточном стиле. Рядом с Александрой Федоровной сидела толстая Анюта Танеева. Полковник усмехнулся, вспоминая первый выход в свет и первую встречу с будущей фрейлиной на Крестовском. Тогда на следующее утро Никитин проснулся на кушетке, придавленный потной похрапывающей тушей Анны. Детали одежды были разбросаны по всей комнате. Придворные нравы православной империи оказались далеки от пуританских. Танеева компенсировала недостатки внешности бешеным темпераментом. А теперь фрейлина устроила своему новому любовнику аудиенцию у императрицы.

- Александра Федоровна, - заявил Василий, не утруждаясь придворным этикетом, - бог послал меня, чтобы спасти Российскую империю от революции, которую готовят коммунисты и сионисты.

- Кто-кто? – недоуменно спросила императрица. – Вы хотите сказать, социалисты? Эсеры и эсдеки? Бомбисты? Это чудовища! Они проникают повсюду! Из-за них я не могу родить государю наследника.

Царица сорвалась на истерический крик и совсем не аристократическое размахивание руками. «По бабенке Канатчикова дача плачет», - непочтительно подумал омоновец. – «Тем лучше, проще дожать».

- Бомбисты – марионетки в руках сионистов. Вы читали «Протоколы сионских мудрецов»? Жиды хотят уничтожить православную Россию.

В двадцать первом веке Никитину довелось прочесть немало националистических статей в газетах и Интернете – отчасти по долгу службы, отчасти для поднятия настроения. Авторы, доказывавшие существование особой «духовности» русского православного народа, льстили самолюбию офицера, возвышали его в собственных глазах. В сознании Василия рассуждения доморощенных нациков вполне органично слились с официальной единороссовской пропагандой.

- Ваше величество! Враги русской цивилизации угрожают вам и вашему будущему сыну! И для победы нам нужно вернуться к заветам святого князя Александра Невского. «Не в силе Бог, а в Правде» - какие мудрые слова. Как глубоко надо знать дух народа, чтобы в этой короткой, как выстрел, фразе вместить всю суть миропонимания русской цивилизации! - подражая Гитлеру, истерически выкрикнул Никитин.

- А разве это не Христос сказал? – спросила опешившая Александра Федоровна, отпивая кроваво-красное вино из поданного подошедшей служанкой бокала. Но омоновец уже ничего не слушал. Он не просто говорил, а вещал, подобно ветхозаветному пророку:

- Святой князь понял, что мы не развращенный Запад, на Святой Руси другая цель жизни: не гнаться за богатством, за наживой, за деньгами, а прожить жизнь по-доброму, по правде, по совести, в достатке и справедливости. Он, благодаря трудам древнерусских философов Иллариона Киевского, Феодосия Печерского, Серапиона Владимирского, узнал причины гибели византийской цивилизации. Александр Невский извлек урок из этой трагедии, чтобы предотвратить гибель Руси. Византийскую империю погубили затеянные ее правителями радикальные реформы, внесшие раскол в общество, развенчавшие социальные институты, его скрепляющие, а также попытка пойти на сделку с Западом в ущерб своей идеологии — вере.

- А разве не турки погубили Византию? – пискнула Танеева, но вопрос повис в воздухе.

- Князь Александр Невский создал свой самобытный цивилизационный проект, соответствующий особому миропониманию русского народа. Этот проект носил условное название «Русский Лад». Опираясь на русский лад, князь говорил западным рыцарям: «Идите с миром. И скажите всем, что Русь жива. Приходите к нам в гости. Но кто с мечом к нам придёт от меча и погибнет. На том стояла, и стоять будет Русская Земля»

Увлекшись, Никитин смешал отрывки прочитанного в националистических брошюрках с фильмом Эйзенштейна.

Глаза императрицы забегали, кулаки сжались – осколки хрустального бокала посыпались на инкрустированный паркет.

- Боже! Кругом враги! Я всегда говорила Ники, что он должен стать новым Иваном Грозным. Неужели нет выхода?

Окончательно войдя в роль спасителя династии, Василий торжественно провозгласил:

- Для того чтобы избежать катастрофы, необходимо, прежде всего, восстановить духовное единство власти и народа на основе миропонимания русской цивилизации. Нужно отказаться от западного принципа «Разделяй и властвуй» и восстановить истинно русский принцип «В единстве — сила».

По незнанию омоновец назвал «истинно русским» лозунг Габсбургов, позднее ставший государственным девизом Гати, но царица, одуревшая от агрессивного напора гостя, уже не вникала в детали.

- Вот способ спасти Россию! – Никитин вручил Александре Федоровне папку. Последние дни Кошелев не вылезал из-за письменного стола, приводя сумбурные откровения своего ставленника в грамотный вид. В папке лежал план создания Православного Союза имени святого Александра Невского.

[АНТ]

- Вот способ спасти Россию! – Никитин вручил Александре Федоровне папку. Последние дни Кошелев не вылезал из-за письменного стола, приводя сумбурные откровения своего ставленника в грамотный вид. В папке лежал план создания Православного Союза имени святого Александра Невского. К плану прилагался свежий номер крушевановского «Знамени» с «Протоколами сионских мудрецов». Петр Сергеевич, будучи опытным чиновником, постарался вынести высокопарную болтовню о духовности и православии в преамбулу, а основную часть документа целиком посвятить сухому деловому изложению проекта. Никитин и Кошелев предлагали создать массовую организацию сторонников самодержавной власти по образцу «Единой России», куда вошли бы все чиновники и священники Российской империи. Православный союз формально не должен быть политической партией – ввиду полного отсутствия парламентаризма в самодержавном государстве. В основу организации закладывался фюрер-принцип – беспрекословное подчинение низовых ячеек руководству, ответственному, в свою очередь, только перед императором. В проекте предлагалось вменить в обязанность полиции формирование и подготовку при каждом церковном приходе вооруженных отрядов ПС. А сами «стражи православной веры» должны были помогать полиции бороться с революционерами. При составлении проекта Никитин постарался вспомнить всё, что знал про СС (в основном, из «Семнадцати мгновений весны») и «стражей исламской революции» в Иране. Романовым предлагался пряник в виде подчиненных лично императору вооруженных формирований. При этом омоновец рассчитывал стать фактическим командиром «стражей». Кошелев тоже почуял радужные перспективы для карьерного роста в новой организации, поэтому трудился над проектом на совесть, прорабатывая не слишком заметные, но важные для практической реализации детали.

Императрица немного успокоилась – видимо, косноязычные рассуждения Никитина о русской национальной идее воспринимались как заклинания могущественного шамана. Милостиво кивнув омоновцу, Александра Федоровна взяла папку и бегло проглядела бумаги, исписанные витиеватым почерком профессионального чиновника из эпохи до широкого внедрения пишущих машинок.

- Благодарю вас, мой друг. Я непременно поговорю с Ники о вашем православном ордене. Мне кажется, что для его организации потребуется опытный человек. На эту роль вполне может подойти господин Зубатов.

Физиономия омоновца вытянулась – он сам рассчитывал на пост руководителя ПС. Императрица поняла гримасу на лице Василия по-своему.

- Разумеется, мне известно, что говорят о Сергее Васильевиче. Прискорбно видеть, как столь умный человек втягивается в недостойные интриги. Но он умеет обращаться с рабочими. Для духовного окормления Православного Союза подойдет протоиерей отец Иоанн, надо будет пригласить его из Тифлиса. Благодарю вас за искреннюю поддержку престола и православной веры.

- Ваше величество, жизнь моя, ваш дар разбираться в людях – неоценимое благо для России, - Танеева воспользовалась случаем, чтобы еще раз польстить Александре Федоровне. Сейчас омоновцу фрейлина показалось похожей на опытного адъютанта, угодливо заискивающего в глаза перед начальством, но готового при этом вести собственную игру.

Аудиенция закончилась. Никитин покинул дворец и вышел в парк. Полковник вспоминал туристическую поездку в Царское Село, куда его вытащила покойная супруга за несколько лет до переноса. Тогда бесконечные экскурсии и нудные питерские дожди довели Василия до полного ступора. К литературе омоновец был равнодушен, поэтому в лицее он обратил внимание только на тесные дортуары, показавшие неудобными даже по сравнению с курсантским общежитием. Сейчас Царское Село выглядело более пыльным и менее зеленым. Около фонтана «Девушка с кувшином» Никитина догнала Танеева. Василий ухмыльнулся, сравнивая упитанную подругу со статуей.

- Базиль, поздравляю! Вы понравились Александре Федоровне, так что за положение при дворе можете не опасаться. Ее величество сможет убедить государя принять нужное решение.

«Ага, привет Раисе Максимовне. Знаем, проходили», - подумал омоновец. Вслух же сказал:

- Что-то непохоже на успех. Мы с Петром вкалывали, как проклятые, продумывали каждую мелочь, а руководство Союзом отдают какому-то Зубатову.

- Какому-то? – хихикнула Анна. – Вы в самом деле ничего не слышали про Сергея Васильевича? Про «полицейский социализм»?

Училище Никитин закончил еще при Черненко, но от курса истории КПСС у полковника остались только смутные воспоминания.

- Господин Зубатов сумел противопоставить разлагающей пропаганде социалистов среди петербургских мастеровых идею патриотического объединения под скипетром самодержавного монарха, - с жаром заявила Танеева. – К моему великому сожалению, Сергея Васильевича отстранили от должности вследствие некоторых разногласий между высокопоставленными сановниками империи. Точнее, Витте и Плеве. Но теперь воля государя заставит недоброжелателей забыть про интриги, а преданные сотрудники Зубатова смогут стать основой предложенного вами православного ордена. Вам же государыня предлагает пост товарища председателя Православного Союза.

[АНТ]

Глава 7. Лосинка.

Маленький паровозик дотянул пригородный поезд до деревянной платформы, засыпанной желтыми опавшими листьями. Станция «10-я верста», недавно переименованная в Лосиноостровскую. Новенькое станционное здание в виде рубленого сказочного теремка с островерхой крышей, обильно украшенное резьбой.

Осень вступала в свои права – холодный ветер пробирал до костей. Кутаясь в теплые плащи, Ростислав и Ма Ян вышли из вагона, брезгливо обошли оборванных неопрятных торговок, перебрались через рельсы и по узкому проходу между глухими дощатыми заборами выбрались к своей даче.

В поселке Красная Сосна улицы назывались на питерский манер линиями. Название поселка было очень удачным – новенькие дачи стояли среди высоких мачтовых сосен. Пришельцам из двадцать первого века понравился лес – часть Лосиного острова, оказавшаяся между Ярославским трактом и железной дорогой. Поэтому участок «Вильямсов» сохранился в почти первозданном виде, с соснами и березами, в отличие от соседних, где хозяева или арендаторы изощрялись в разведении яблонь и крыжовника. В поселке жили преимущественно железнодорожные служащие, инженеры московских предприятий, юристы средней руки. Более состоятельная публика селилась по другую сторону железной дороги, воздвигая терема, превосходящие по роскоши многие городские особняки. Особенно выделялся настоящий дворец банкира Джамгарова на берегу большого проточного пруда. Примыкающие дачи последнее время стали называть Джамгаровкой почти официально. Вельяминов рассказал жене, что парк и пруд сохранились до двадцать первого века. Школьником Слава подолгу пропадал в заросшем парке среди фундаментов разрушенных дач и запускал там самодельные ракеты. При всех различиях дачные поселки быстро росли и скоро должны были слиться в будущий город, а затем и московский район. В Красной Сосне «английского инженера» соседи считали чудаком, но уважали, особенно после того, как «Вильямс» убедил общество благоустройства провести электричество в поселок. Дачники быстро оценили преимущества ламп Эдисона перед керосиновыми. А Ростиславу и Ма Ян электрический свет служил напоминанием об еще не наступившей эпохе.

Дача «Вильямсов» была небольшой, но удобной. Слегка усовершенствованный пятистенок покоился на капитальном фундаменте – прежний владелец планировал строить второй этаж. Вместо него по указанию Вельяминова возвели башенку со шпилем. Внутри поместилась антенна коротковолнового радиопередатчика. А просторный подвал Ма Ян оборудовала под мастерскую с новыми немецкими станками, оснащенными электроприводом. В доме имелась печь-голландка, но Ростислав не хотел ни нанимать прислугу (хоть это и стоило всего лишь десятку в месяц), ни тратить лишнее время на хозяйственные дела. Физик сконструировал и смонтировал электрическое отопление и электроплиту для готовки. Автоматический насос по маннесмановским трубам подавал в дом воду из колодца. Горячий душ привел Ма Ян в восторг: стоя под упругими струями, девушка мурлыкала веселую корейскую песенку. И главное – уединение, недоступное в гостинице и даже в съемном доме в Сешероне. Постепенно Вельяминовы начали воспринимать дачу в Лосинке как свой семейный дом, тогда как служебная квартира на Пресне оставалась продолжением фабрики, с кучей деловых бумаг, разбросанных на столах, на диванах и на полу.

[АНТ]

На этот раз Ма Ян не стала задерживаться в душе – вечером ожидались гости, Ольга и Андрей. Ростиславу хотелось познакомиться со своими предками в неофициальной обстановке. Впрочем, дело было не только в сентиментальности: Оля уже неплохо управлялась с передатчиком, а Андрей Вельяминов, будучи толковым инженером, мог серьезно помочь своему правнуку в разработке технических новинок на местной элементной базе. К приходу гостей Ростислав сунул в электродуховку пироги, купленные утром в филипповской булочной, выставил на стол бутылку итальянского сухого вина.

- Мистер Вильямс! Здравствуйте! Как дела? Ау! Где вы? – от звонкого голоса Ольги заметно задрожали стекла веранды.

Высокая девушка в серой накидке легко вбежала на веранду, цокая каблучками изящных туфелек по ступенькам крыльца. Вслед за Олей прошел молодой человек в костюме-тройке и фуражке. Физик с любопытством разглядывал своего прадеда. Начинающий инженер, как выяснилось уже в начале разговора, работал на механическом заводе братьев Бромлей и интересовался двигателями внутреннего сгорания и самобеглыми колясками – автомобилями. Через несколько минут Ростислав и Андрей увлеченно спорили о влиянии компрессии на мощность мотора и проблеме детонации топлива. Физик постарался подкинуть предку мысль о значении состава бензина и об антидетонационных присадках. К сожалению, курс химии основательно выветрился из головы – трудно объяснять то, что сам еле помнишь. Тем временем Ольга довольно бесцеремонно накинулась на Ма Ян:

- Машенька! Ну что у тебя за беспорядок на дворе? Сосны, березы да ольха. Столько земли пропадает. Где огород? Хоть лук могла бы посадить!

Ростислав, не переносивший запах лука, непроизвольно скривился.

- Или укроп! Какая еда без зелени?

Тут поморщилась Ма Ян. В корейской кухне укроп не используется, и, даже прожив в Европе много лет, «миссис Вильямс» воротила от него носик.

Зато электрифицированная кухня вызвала у Оли самые положительные эмоции.

- Электрическая печка без чада и копоти – просто здорово! И дрова для нее колоть не надо!

Темнело. Ма Ян включила на веранде электрическую лампу и новенький электрограммофон, поставив на него пластинку вошедшего недавно в моду Шаляпина. Ростислав разлил вино по чайным чашкам – «Вильямсы» не успели обзавестись бокалами. Зазвучали тосты – за присутствующих прекрасных дам, за марксизм, за технический прогресс, за революцию.

[АНТ]

Здешние пластинки обеспечивали сносное качество записи только при большой скорости вращения диска. Поэтому длительность звучания была невелика. Физик поменял пластинку на новую, с выступлением цыганского хора из «Яра». Фабрикант грампластинок приобрел у Шмита ламповый усилитель и прочую аппаратуру для подготовки матриц, разработанную Ростиславом и Ма Ян, так что искажения и шумы не мешали воспринимать музыку.

Ольга вскочила и закружилась в быстрой русской пляске. Жалобно заскрипели половицы. «Бабуля отжигает. На любой дискотеке в нашем времени она показала бы класс», - подумал физик. Раскрасневшаяся Ольга со смехом повалилась на кресло-качалку.

- Уф, запыхалась, давненько не плясала. Вот у бабушки в селе почитай каждый праздник пляски. Весело! Только мужики напиваются, дерутся смертным боем.

- Нравилось жить в деревне? – спросила Ма Ян.

- В селе, - уточнила Оля. – Бабушка в Медведкове жила, это недалеко отсюда. В детстве нравилось, сейчас – нет. Деревенская жизнь – скука смертная. Из года в год одно и то же, от рождения и до смерти. Крестьянская работа не менялась, наверно, со времен Владимира Красно Солнышко. Отсюда и праздничный безумный разгул – других способов отвлечься нет.

- Понимаю, то ли дело в городе: и работа разнообразнее, и досуг, даже при небольших заработках. От шопинга, ну по магазинам побегать, до театра, – сказала Ма Ян. – Я тоже часто бывала у родственников в деревне недалеко от Сеула, представляю разницу.

- По совести говоря, практически на развлечения и в городе не хватает ни времени, ни денег. Главное различие в людях. Ужасно, но деревенские родственники для меня совершенно чужие, всё равно, что какие-нибудь кафры. Помню, после окончания гимназии приехала в Медведково. Первое впечатление – рай земной. Картошка великолепная. А какая там красная смородина, как виноград большая, - девушка даже облизнулась.

- А какой там лук зеленый! – по пояс взрослому мужчине и хрустящий. Замечательная зелень - укроп да петрушка. Одно зернышко случайно подсолнух обронил, так целая клумба образовалась… Там коровы такой сочный клевер едят и такое сладкое молоко дают, какого ни в какой вашей Швейцарии не сыщешь.

Ма Ян вежливо кивнула.

- А потом, - помрачнела Ольга, - мне напомнили, что изобилие это кратковременное, когда собирается урожай. Зимой и особенно весной крестьяне питаются хуже городских нищих. Раньше, при Александре Освободителе, говорят, было легче, но сейчас людей в селе прибавилось, а земли – нет. Беда в том, что сами мужики не осознают перемен. Уповают на бога, на доброго царя, матерят злого исправника, жалуются на выкупные платежи, но всерьез бороться за землю или усовершенствовать хозяйство даже не пытаются.

[АНТ]

- Неужели в Медведкове среди крестьян совсем нет активных людей? – спросил Ростислав.

- Эх, мистер Вильямс, кто поактивнее, тот давно или в Москву на заработки подался, или попросту спился от тоски. А оставшиеся ходят то в церковь, то в кабак и копят злобу на жизнь беспросветную. На бунт бессмысленный и беспощадный сорваться могут, когда совсем невмоготу станет, но к организованной революционной борьбе неспособны. Городским и вообще грамотным не доверяют, при каждом удобном случае норовят облапошить с детской непосредственностью. В избах грязь, клопы, тараканы. От духоты и жуткой вони можно в обморок упасть – нет форточек, и сквозняков хозяева боятся панически. У многих баб и мужиков носы провалились из-за сифилиса. Вот после этой поездки я и поняла, что правы не народники, а марксисты.

- Считаете, что на крестьян опираться нельзя? Эсеры считают иначе.

- Не знают все эти Гершуни и Савинковы народа, о котором пекутся, - Ольга махнула рукой. – Вот мастеровые совсем другие, хотя темноты и религиозных предрассудков среди них тоже предостаточно. Ничего, будем просвещать. Пролетариат еще себя покажет. Непременно покажет!

Андрей одобрительно улыбался, глядя на разошедшуюся невесту. Неслучайно студент и курсистка познакомились именно в марксистском кружке. Потом, чуть нахмурившись, сказал:

- К сожалению, царизм старается использовать темноту и предрассудки рабочих, чтобы поставить их под полный контроль. У нас на механическом заводе черные уже создали своё отделение.

- Кто-кто? – спросил физик.

- Ну, православный союз, александровцы. У их охранных добровольческих отрядов форма – черные гимнастерки.

Ростислав вспомнил прочитанные в будущем книги по истории. Вроде бы в России организации ультраправых, «Союз русского народа», «Союз Михаила Архангела», оформились позднее, уже во время первой русской революции. Да и униформы у них, кажется, не было, ни черной, ни какой-либо еще, а прозвали здешнюю фашню черносотенцами совсем по другой причине.

Физик взял с журнального столика пачку свежих газет, которые не успел просмотреть в поезде по дороге на дачу. И либеральная «Речь», и консервативные «Московские ведомости», и бульварный «Московский листок», и шизофренически-погромное «Знамя»… Несмотря на плотную цензуру, существовавшую до октябрьского манифеста, общая ситуация просматривалась вполне отчетливо. Православный союз имени Александра Невского создавался в соответствии с императорским указом для «воспитания народа в истинно русских традициях человеколюбия и нестяжательства» и «достижения единения всех сословий русского народа». На практике получался гибрид политической партии фашистского толка, профсоюза и религиозного ордена, даже скорее секты. Сверху организацию курировали одновременно департамент полиции и священный синод. Фигура Зубатова в качестве председателя союза выглядела совершенно естественно. А фамилия заместителя объясняла очень многое. В.С.Никитин.