Владимир Серебряков -- МЫ БОЛЬШЕ НЕ В КАНЗАСЕ, КОМАНДОР ШЕПАРД

[serebryakov]

 

Турболазерные импульсы рвались на кинетических щитах «Нормандии». Рассеянная плазма волнами накатывала на броню. Корабль вился москитом, подставляя то один, то другой работающий генератор под удары изумрудного огня. Но паутина очередей стягивалась, уплотнялась, не давая выйти на расстояние торпедного удара – и Джокер в очередной раз швырнул фрегат в крутой разворот, отходя от «Совратителя».

Рой СИДов клубился за кормой.

Истребители прикрытия всех четырех линкоров – то, что осталось от них после столкновения с «Разбойной эскадрильей» – сосредоточили свое внимание на единственном корабле. Не способные ни догнать «Нормандию», ни приблизиться, не попав под удар лазеров ПОИСК, они вместо этого за компанию с батареями противокосмической обороны насыщали пространство на траектории стремительного, но не слишком маневренного фрегата настолько плотной россыпью плазменных сгустков, что тот не мог приблизиться, чтобы нанести решающий удар по генераторам щита, и снова, и опять вынужден был сходить с курса, так и не выпустив торпеды.

Шира Бри уже не лежала без дела в пилотском кресле. Пальцы ее глубоко вонзились в переплетения твердого оранжевого света, перебрасывая с одного генератора на другой последние крохи энергии, отнятой у вышедшего в закритический режим «Тантала». Только врожденная чувствительность к Силе позволяла Шире не ошибиться в работе с незнакомым оборудованием, каждое неловкое движение могло стать последним. И эта же чувствительность тревожно била в виски злым предчувствием.

Силовой каркас фрегата звенел и гнулся, сминаемый ускорением. И все же этого не хватало. Вражеский корабль оставался в строю.

– «Нормандия», – прорвался сквозь гул голосов и сигналов напряженный вскрик Веджа Антиллеса, – мы теряем людей! 

– Не… могу… – Джокер коротким движением надвинул свою дурацкую кепку, и корабль вошел в «барбекю-ролл», вращение вокруг продольной оси, каким в мифические времена, на рассвете космической эры, размазывали тепловую нагрузку на хрупких лунных кораблях. Только сейчас нагрузка приходилась на кинетические щиты. – Прорваться… «Норма» – статус?..

– Ресурсов системы на криптографическую борьбу расходуется: семьдесят восемь процентов, – отозвался корабль. – До завершения… неизвестно.

Шира стиснула зубы. Если мятежники не смогут перехватить управление основными системами «Палача», их авантюре придет конец… вместе с самой Широй Бри. Она чувствовала вдали, за далями пустоты и толщами боестали, невидимое пламя Темной стороны, клокочущую ненависть. Конечно, Шепарду не одолеть Дарта Вейдера. Но когда Вейдер нашинкует мятежников гундаркам на корм, и «Палач» вернется под его командование, пилотам Антиллеса останется только рвать в гипер вперед собственного визга. А «Нормандия» не может и этого. Тупик.

-- «Нормандия», у меня потеряно четверо! – рявкнул Антиллес. -- У бомберов выбито два крыла! Еще десять минут, и некому будет стрелять!

-- Я справлюсь, -- просипел пилот.

Шира с ужасом поняла, что сейчас случится. Она уже видывала такое, когда воля переламывает инстинкт самосохранения. Сейчас Джокер зайдет на линию удара, и не свернет с нее, даже если очередь из турболазера ляжет кораблю в лоб – лишь бы выпустить «дротики» до той секунды, когда «Нормандия» испарится в колкую звездную пыль.

-- Мы справимся…

-- Без сомнения, -- послышался в динамиках знакомый вибрирующий голос Гарруса Вакариана.

Знакомый тарелкообразный силуэт промелькнул на обзорных экранах, и вслед за ним – другой, похожий на летающий башмак.

-- Шельма-один, за мной! – задорно гаркнул Хан Соло  -- Разгоним этих минокк и отправимся по домам!

-- Вектор атаки семь-четыре-два, -- скомандовал Пресли. 

«Мы не справимся», билось в мыслях Ширы Бри. Шансы слишком неравны.

«Нормандию» мотнуло в сторону, полыхнули алым индикаторы гравитационных компенсаторов. Корабль вился в сплетении ядовитых зеленых струн сумасшедшей бабочкой, заходя на цель.

-- Заряд ядра – семьдесят два процента.

-- Перегрев третьей линии, перебрасываю…

-- Утечка хладагента, переполнение теплонакопителей…

-- Полная мощность ядра через…

-- Приготовиться к ускорению!

Шира стиснула зубы – если пилот предполагает, что компенсаторы не справятся…

-- Три!.. – Джокер напрягся, чуть приподнявшись из пилотского кресла. – Два!..

-- Криптографический анализ закончен, -- перебил его мелодичный голос корабля.

Джокер вскинул голову.

-- Протокол подключечния… установлен, -- чеканила каждое слово «Нормандия», и Шире казалось, что звенят злорадным торжеством барабанные переборки. – Доступ… получен. Я ПРИНИМАЮ ПРЯМОЕ УПРАВЛЕНИЕ. Комэск Антиллес – щиты «Совратителя» будут сняты примерно через тридцать секунд. Командуйте торпедную атаку. Пилот Моро – после нанесения торпедного удара рекомендую немедленно выйти из боя и занять место в транспортном ангаре ИЗР «Палач» номер 3-беш-7.

-- Что за?.. – донесся из БИЦ растерянный голос Пресли, и в этот момент Джокер ударил по газам.

Звезды смазались радужными линиями по экранам, будто перед прыжком в гиперпространство. Компенсаторы все же не справились, перегрузка распластала Ширу по ложементу, болью отдалась в глазах – а впереди, сквозь зеленое пламя, вырастали геодезические сферы генераторов. Сорвались с направляющих торпеды, промелькнули иссиня-белыми искрами, а корабль уже заваливался вбок, прорываясь сквозь черную стаю вражеских истребителей. Один метнулся наперерез – и взорвался, скошенный короткой очередью, а «Тысячелетний сокол», принимая выстрелы на щит, прикрыл «Нормандию» собой, пока та не вырвалась, оставив за кормой медленно гаснущие в вакууме облака раскаленной пыли и разрывы за кормой «Совратителя», куда вгоняли свой взрывчатый груз торпедоносцы, лишая линкор хода и последней надежды, и тогда Джокер швырнул «Нормандию» вниз, к облакам Беспина, уходя из зоны обстрела.

Шира Бри медленно разжала кулаки. Впереди, во чреве «Палача», все так же билось волнами ненависти сердце Темной стороны.

[serebryakov]

Мысли Джона Шепарда, бились, как птицы, в железном кулаке ярости.

Он совершил ошибку.

Он позволил Вейдеру навязать себе условия боя. Дал врагу сыграть на своей стороне поля.

Так победить нельзя. Для победы надо воспользоваться собственными сильными сторонами.

Черный великан был неимоверно могуч – в ближнем бою один на один.

-- Люк, -- бросил командор в микрофон, -- атакуй.

Вот теперь он пожалел, что не взял с собой дробовик, ограничившись верным «Ковалевым» -- единственным автоматом взамен всего прочего оружия, которому полагалось крепиться на магнитных подвесах.

Вейдер двинулся к нему, не переходя на бег, но покрывая расстояние стремительной поступью шагающего танка, не оборачиваясь к метнувшемуся наперерез Люку. Шепард чувствовал, что великан просто отмахнется от размахивающего световым мечом сына. Командор привычно напряг мышцы.

Бросок.

Бросок, не сокращая расстояние, а наоборот – разрывая контакт. И автоматная очередь.

Разумеется, Вейдер выставил щит. Безумный тви’лек-альбинос на Оброа-скай, уклоняясь от выстрелов, метался и прыгал блохой. Черному великану такая ловкость была недоступна.  Привычного синего марева не было – только чуть плыл воздух, наполняясь вольфрамовой пылью. Удар Люка Вейдер отбил клинком через спину, не глядя, с такой силой, что парня отбросило на шаг.

А командор уже ушел в следующий бросок.

Джон Шепард узнал о том, что он – биотик, позднее, чем большинство его товарищей по дару: к шестнадцати годам, когда его удар сбил с ног охранника-батарианца в тяжелой броне. Поэтому он не успел оказаться на станции «Гагарин», а для участия в программе «Вознесение» оказался слишком стар. Его обучение, как и обучение многих его товарищей, проходило несистематически и судорожно. Но безо всяких уроков, с первого дня он знал, нет – ощущал, чувствовал – что биотика – это дисциплина тела. Тело подавало электрические импульсы на узелки нулевого элемента в перехватах Ранвье, тело училось связывать движение с результатом. Поэтому Шепарду пришлось напоминать себе, что умение манипулировать Силой – это дисциплина ума.

Сила прислушивалась к желаниям адепта. Она читала мысли, заглядывала в будущее, подсказывала и направляла, исполняла чужую волю. Она могла гораздо больше, чем просто манипулировать темной энергией за счет внутренних резервов организма. Но у этого могущества было свое ограничение.

Сила делает то, о чем ты думаешь – но человек не может думать о тысяче вещей разом. Дисциплина ума может помочь расширить объем внимания, но у всякой дисциплины есть предел.

И Шепард намерен был довести своего противника до этого предела.

Бросок. И очередь из автомата. И снова бросок. Порхай как бабочка. Бросок. Жаль как пчела. И очередь.

Вейдер пытался перехватить инициативу. Он сократил дистанцию невероятным прыжком, будто в голени ему кто-то встроил поршень – но биотический бросок срабатывал быстрее, чем невероятная акробатика адептов Силы. Применять телекинез великан попросту не успевал, то отбивая неуклюжие атаки Люка, то выставляя силовой щит против кинетических пылинок.

Но дистанция боя для него по-прежнему ограничивалась длиной огненного клинка. А для Шепарда – нет. Командор ждал только, когда до великана это дойдет.

Вейдер в очередной раз отбросил подбегающего Люка взмахом руки, и швырнул в командора закрутившийся вертолетной лопастью меч. Это был обманный маневр – Шепард  легко мог увернуться от клинка, но масс-эффекторные поля уже стягивались вокруг землянина, готовясь швырнуть его под ноги великану. И на этот маневр командор рассчитывал.

Бросок, и притяжение. Дважды. И снова бросок.

Многотонный контейнер с мучительным скрежетом проскользил по палубе, вставая на пути возвращающегося меча. Отсекая Вейдера от его оружия.

Великан взмыл в воздух немыслимым толчком, вытянув руку, чтобы притянуть загремевшую по полу рукоять к себе. Синяя молния сбила его в полете. Две бронированные фигуры грянулись об титановый контейнер, и с грохотом скатились на пол. Вейдер ударился шлемом об угол контейнера, и черненую дюрасталь изуродовала грубая борозда. Маску демона перекосило.

Шепард вскочил на ноги. Хотелось бросить что-нибудь едкое, в стиле Джокера. Но для слов времени не оставалось. Только для выстрелов.

Вольфрамовые пылинки пережевали кромку плаща. Ударили, не пробивая, в наголенники. Все тело великана облекала многослойная броня, способная держать выстрелы из штурмового бластера – что говорить о простых кинетических снарядах?

Вейдер попытался заслониться рукой – не вышло. Подмигивающая панель на его массивной груди брызнула веером искр, и угасла.

Хсс-пшш.

Полулежащий великан наклонил тяжелый шлем, пытаясь рассмотреть масштаб повреждений сквозь белесый дым.

Хсс.

Перекошенная маска уставилась на командора разбитыми буркалами.

Хсс. Хсс.

Вейдер вскинул обрубленную правую руку – левой он опирался об пол, пытаясь подняться.

Пш. Пш. Пш. Хсссс.

На обрезках проводов и тяг проскакивали синеватые искры, срываясь, сливаясь, опутывая разрубленный протез. Из груди Вейдера исторгся едва слышный хрип, и капельки молний вдруг хлынули на секунду полноводной рекой.

Разряд ударил Шепарда в грудь. Автомат умолк с коротким хлопком, индикаторы на забрале погасли, броня повисла на плечах всем весом – тридцать килограмм металла, керамики и синтетических мышц. Молнии угасли, Вейдер засипел надсадно, словно пытался выжать из себя еще хоть пару ампер. Командор упал на колено, роняя оружие, подхватил надсадно шипящего императорского палача за грудки и со всей силы врезал в перекошенную маску, приложив Вейдера головой о ребро контейнера.

Раз, и другой. Черный шлем слетел, обнажая ребристый подшлемник.

Хсс.

И третий, и четвертый, пока великан не перестал шевелиться – в тот миг, когда сквозь колыхание силового поля в створ взлетной палубы влетела боком лишившаяся кольца на талии «Нормандия». Фрегат пошел юзом, с оглушающим скрежетом пропахивая палубу гондолой левого маневрового. 

В тот миг, когда звездный суперразрушитель «Палач», повинуясь принявшему на себя управление ИскИну земного корабля, ушел в гипер, в первый из серии заранее рассчитанных прыжков, ведущих к точке намеченной встречи в холодных беззвездных просторах над галактическим диском.

Вслед за ним по одному покинули пространство над Беспином истребители «Разбойной эскадрильи» и сбросившие последние торпеды В-крылы. Остались только четыре потерявших ход и медленно сползающих в гравитационный колодец планеты имперских корабля. И сотни, тысячи спасательных капсул в небе над Облачным городом.

[serebryakov]

-- А что со вторым вашим пациентом? – спросил Шепард, чтобы ему в очередной раз не напомнили поменьше обращаться к Лиаре вслух. Пострадавшая азари уже давно пришла в себя, но ходила теперь в шейном ортезе и общалась, по случаю травмы гортани, электронной почтой через унинструмент.

-- Руки-ноги оторвать, -- отрезала Чаквас.

Командор поднял бровь. Не то, чтобы он был против, но на его памяти доктору еще не взбредало на ум нарушить гиппократову клятву. Кроме того, пожелание Чаквас уже кто-то выполнил.

-- Коновалам, которые его лечили раньше, -- пояснила та. – С таким тяжелым случаем я не сталкивалась за… сколько уже лет моей карьере? Двадцать три? Да, за двадцать три года.

Шепард обернулся к медицинской капсуле. Обычно ее не разворачивали – для мелких травм хватало простых коек, в капсуле разве что кварианцы проходили свои гигиенические процедуры, потому что ее легко было стерилизовать изнутри и герметично закупорить.

Сейчас она тоже была закупорена и стерилизована изнутри, чтобы не занести инфекцию, потому что лежавший в ней без сознания человек представлял собой одну сплошную рану. Его тело легко умещалось в капсуле, потому что ноги кончались культями ниже колен. Развороченная грудь бугрилась наслоениями розовых и оранжевых пластов медигеля, из-под него проглядывал металл. И каждый квадратный дюйм видимой кожи покрывали старые, бледные рубцы.

-- Это не я, -- на всякий случай открестился командор. – Ну, кроме правой руки.

-- Правая рука – это как раз самая старая травма, и относительно хорошо леченая, -- поправила Чаквас. – Относительно. Судя по всему, он ее получил в ранней молодости, так что интерфейс протеза даже пришлось менять – рука выросла. Хотя я все равно не понимаю, что мешало ее восстановить.

-- А остальное? – Шепард с трудом оторвал взгляд от человека в капсуле.

-- Выглядит так, словно лет двадцать тому назад его кто-то пытался утопить в домне, -- отрезала Чаквас.

Командор поперхнулся.

-- Ампутация обеих голеней, -- перечисляла врач, -- ампутация левого предплечья, неизвестной тяжести переломы второго, третьего и четвертого шейных позвонков, ожоги третьей степени 80% поверхности тела, ожоги глазных яблок – я даже думать боюсь, что это было -- и тяжелые ожоги дыхательных путей с последующим рубцеванием. Это не считая менее серьезных травм.

-- Он вообще живой? – с сомнением поинтересовался Шепард, возвращаясь к созерцанию  перекореженного калеки в капсуле. Безрукий, безногий… Владыка Темный Торс – звучно, но как-то не очень впечатляюще.

-- С трудом, -- призналась Чаквас. – Поразительно не то, что его спасли: и не таких вытаскивали. Помню одного парня, он пострадал в системе Терешковой – когда его доставили на Арктур-Центральный, у него местами кожа сплавилась с подбронником… ну, неважно. Странно то, что его не вылечили. Хорошо, допустим, с форсированной регенерацией у пациента плохо – знаете, есть такие генокомплексы. Но эти протезы! Эти имплантаты! Единственное, что сделано более-менее качественно – это искусственные позвонки, я их даже трогать не стала. Все остальное…  

Она раздраженно махнула рукой.

-- Отчасти ему помогал костюм – довольно изобретательная штука, сплошной миомерный слой, как в компрессионном скафандре. Отчасти – стимуляторы, целая аптечка с постоянной подачей: некоторые смеси я даже проанализировать не смогла, алхимия какая-то. Покажу Отчасти… честно говоря, я не могу понять, как он мог настолько активно двигаться.

-- Постоянное биотическое поле? – предположил Шепард. – Уменьшение собственной массы?

Ему только сейчас пришло в голову, что он сам таким же способом воздействовал на противника в последнем бою – иначе ему, с отключенными мышечными усилителями, никак не удалось бы швырять черного великана, будто детскую игрушку.

-- Может быть… -- рассеянно отозвалась Чаквас, что-то поправляя на контрольной панели. – И вот тут мне нужен ваш совет. Я могу исправить каждую патологию в отдельности. Но не все сразу. А если по очереди – то в наведенной коме держать человека столько времени опасно. На восстановление одной конечности даже в условиях клиники нужно минимум восемь недель. Конечно, если вам нужно его только подлатать к суду…

Шепард покачал головой.

-- К сожалению, мне он нужен живым и относительно здоровым, -- ответил он. – И лучше вчера.

-- Как всегда, -- хмыкнула Чаквас. – Тогда… сосредоточимся на самом простом. Протезы я ему поставлю наши, стандартные – ваша кварианская девочка уже обещала мне помочь с доводкой, у нее, между прочим, талант. Водитель ритма я ему тоже заменю – не знаю, кому могло в голову придти ставить такую странную систему, чуть ли не на ручном управлении, без обратной связи. Глаза… попробуем обычные линзы виртуальной реальности, задействуем как светофильтры. Сложнее всего с легкими. Вырастить новые у меня не получится – техники нет. Я попробую поочередно по одной дольке заливать медигелем, чтобы рассосать рубцовую ткань. Должно немного увеличить газообмен. И маску-оксигенатор с мембранным фильтром. К нормальной жизни это его не вернет, но хотя бы с аппаратом ИВЛ на лице ходить не придется.

Командор кивнул.

-- На первое время годится. И… вы сказали, что он в искусственной коме?

-- Да, -- подтвердила доктор, -- простого габазелидового наркоза оказалось недостаточно, чтобы подавить непроизвольные биотические эффекты. Сейчас ему вводятся непрерывно габазелид, реминол, и работает ТКМС на сонные центры.

-- Могу я быть уверен, что дальше вас… Нет, глупый вопрос. – Шепард взмахнул рукой. – Скажем иначе: вы можете мне помочь? Я бы хотел создать кое у кого впечатление, что вашего пациента привести в себя проще, чем это есть на самом деле.

Чаквас поджала губы.

-- Врачебная конфиденциальность… -- Она вздохнула. – Создавайте свое впечатление сами, капитан, я буду просто молчать. Если хотите – буду молчать очень многозначительно, но о большем не просите.

-- И не стану, -- пообещал Шепард, разворачиваясь к двери. Они и так уже потратил на обсуждение вейдерова здоровья больше времени, чем собирался. За дверями медотсека его ждало столько задач, что выполнить все он сумел бы, только разорвавшись на сотню маленьких командоров – и совершенно не было времени. Счетчик продолжал тикать.

Дверь не подалась.

-- Капитан, -- проговорила «Нормандия», -- поскольку угроза распространения критической информации со стороны доктора Чаквас оценивается как нулевая, текущая ситуация позволяет мне сообщить вам, что ваше задание от семьдесят вторых суток автономного полета, -- прыжок во времени делал условными любые даты по земному календарю, поэтому на борту, по общей договоренности, просто считали дни от прибытия в новую галактику, -- выполнено.

-- Мм? -- Шепард попытался вспомнить, что он поручал бортовому ИскИну.

-- Я получила доступ к схемам бортовых реакторов «Палача», -- ответила Норма. – На основании их анализа я исправила ошибку поливалентного лингвистического анализа, породившую термин «гиперматерия». В основе устройства энергетических установок местного производства лежит преобразование аксионного потока.

Командор оперся о стену, переводя для себя загадочный термин по второму разу – с научного на профанский.

-- Здешние реакторы работают на темной материи?

-- Технически аксионы представляют собой лишь один из феноменов, которые принято группировать термином «темная материя», -- педантично поправила Норма.

И снова изнанка мира, подумал Шепард. Темная сторона, как тут любят говорить. Хотя аксионы – не самая темная из материй: легкие, лишенные заряда частицы, практически не взаимодействующие с обычным веществом, они заполняли вселенную, точно газ, стягиваясь клубами к скоплениям массы. Но в их потоке имели место другие: массивные частицы, соединенные экзотическими взаимодействиями, лишенные имен, клейменые лишь ярлыками – «вимпы», «гимпы», «скампы»… И на этой изнанке что-то происходило. Она служила источником энергии для местных реакторов, но ведь так называемая Сила тоже щедро черпала откуда-то энергию для трюков, к которым так легко и неправильно было свести ее проявления.

Все в конечном итоге сводилось к темной материи – и к первому этапу протеанской колонизации. Когда, явившись в новую галактику, пришельцы стали ее богоподобными повелителями. Они подарили жителям реакторы, пожирающие темную материю, и гиперпривод, позволявший кораблям нестись на ее волнах. Они сотворили Силу… и та тоже была связана с изнанкой мира.

Она тоже была инструментом -- самым универсальным из орудий.

Разумным орудием, исполняющим волю своих хозяев. Тех, кто владел ключом. 

надежда радость понимание равновесие равновесие равновесие

Командор вздрогнул, и мысль ускользнула.

 

[serebryakov]

Прежде, чем коснуться рукой голографического диска, Шира Бри сделала глубокий вдох. Будто за дверью медотсека ее ждало безвоздушное пространство.

В каком-то смысле так оно и было. Другого момента, чтобы прийти на выручку пленному владыке ситхов, у нее не окажется. Это ее единственный шанс оправдаться в глазах Вейдера. Сейчас «Нормандия» затихла. Те, кому хватило места в капсулах – спали. Остальные снаружи помогали с ремонтом: при аварийной посадке фрегату чуть не оторвало левую моторную гондолу. Пройдет еще несколько часов, и жизнь на борту начнет входить в прежний безостановочный ритм, и тогда выбраться с корабля станет намного сложнее. Нет, одернула она себя – невозможно. Хватит уже недооценивать противника.

Пока что мятежники, угнав «Палач», находились в положении безумца, оседлавшего ранкора – в безопасности, пока не придет пора слезать. Команда суперлинкора едва не превосходила числом весь личный состав ВВС Мятежного альянса. По оценкам Кракена, только на то, чтобы небольшими группами эвакуировать четверть миллиона имперцев с корабля на безымянную планету, над которой ИЗР сейчас находился, уйдет около недели. Мятежники даже не могли обустроить там лагеря для военнопленных – их некому было охранять, да и незачем: пленных просто высаживали без оружия на тропические острова, и снабжали пайками из бездонных трюмов самого «Палача».

Но пока этот процесс не завершился. Пока канониры в башнях бессильно сжимают кулаки, не осмеливаясь стрелять под угрозой отключения вентиляции – перехвативший контроль над всеми централизованными системами корабля дроид-мозг «Нормандии» наглядно показал, что может сделать, придушив артиллерийский расчет, попытавшийся открыть огонь по челнокам мятежников. Знаменитый 501 легион вообще был пока не в курсе, что корабль захвачен: в бараки передали, что «Палач» сильно поврежден в бою, и перекрыли туда доступ.

Если им удастся – большое «если» – прорваться в личные апартаменты Вейдера, задействовать блокировку, перехватить управление обратно, спустить легион с поводка… все еще можно исправить.

Еще все можно исправить.

Дверь отворилась. Шира поспешно скользнула внутрь, хлопнув ладонью по замковой панели. Створки сомкнулись за ее спиной.

В медотсеке было темно. Только светилась контрольная панель над бакта-капсулой… нет, они же не пользуются бактой. Просто капсула, одновременно больничная койка и тюремная камера. Шира стремительно и тихо подошла к панели, опустила на глаза очки-переводчик – единственный способ читать письмена на панели, потому что создатели «Нормандии», конечно, не писали ауребешем, это было бы слишком просто – торопливо перебрала пальцами вкладки на экране. Ситхова плюнь, сколько же разделов… Глянула внутрь капсулы, в неясный свет ночных ламп.

Сердце ее остановилось.

Нет, даже если она разберется в системе подачи медикаментов – само собой, медицинская кома – лучший способ удержать одаренного… даже если Вейдер очнется – помощи от него не будет.

Трудно помогать, не имея рук. Трудно бежать, не имея ног.

На миг ей подумалось, что это -- работа мятежников, ее охватила отнимающая рассудок ярость – и сошла, подавленная здравым смыслом. Раны были слишком старыми. Свежими были попытки их залечить.

Что же творилось под черной броней черного владыки все эти годы?

И, вытесняя эти мысли, пришла другая: побега не выйдет. Миссия по спасению второго лица в Империи обернулась пшиком. Одно дело – прорываться с боем, отстреливая, как в тире, наглых мятежников из-за барьера, выставленного стремительным алым клинком. И совсем другое – волочить на спине безрукого, безногого инвалида. Если тот вообще может дышать без своей жуткой маски.

Остается только покинуть тихонько медотсек, и молить Силу, чтобы никто не узнал об этом провале. Особенно сам Вейдер, потому что владыка ситхов не прощал неудач. Никому и никогда.

Интересно, а себе он это поражение – простит?

Щелкнул выключатель.

Лампа над столом выхватила из темноты усталое лицо Люка Скайуокера.

– А? – выговорила Шира. Ни на что более осмысленное ее не хватило.

– Пугает, правда? – спросил юноша, глядя мимо нее – в стеклянные оконца капсулы, на неподвижное одутловатое лицо Вейдера.

– Что? – Шира оперлась о койку, не зная, что делать – то ли продолжать беседу, словно ничего не случилось, то ли удирать – прочь, с этого корабля, с борта «Палача», захватив истребитель… СИДы не годятся, гиперпривода нет, должны же быть где-то в ангарах «крестокрылы» мятежников…

Сила молчала, будто назло.

Юноша кивнул в направлении капсулы.

– Вот это. Если снять оболочку… остается настоящее. Вот это вот. -- Он перевел дух. – Доктор говорила, что он прожил так двадцать лет.

И тут Шира осознала, что в голосе наивного телка звучит жалость. Осознала не сразу, потому что у еее в голове не укладывалось это чувство в применении к Вейдеру. Правая рука императора мог вызывать ужас, ненависть, зависть, уважение, даже благодарность – но кем надо быть, чтобы пожалеть его?

Джедаем, наверное.

На поясе у Скайуокера болталась рукоять светового меча, но Шира поглубже затолкала мысль притянуть ее к себе силой, взамен жилетного бластера в заднем кармане – единственного оружия, которое она позволила себе протащить на борт «Нормандии».  

Этот теленок продержался в одиночку против Вейдера, пока Шепард не пришел к нему на помощь. А потом они вдвоем взяли темного владыку в плен. Сила на его стороне.

И Шира Бри никак не могла понять – почему?

-- Не знаю, как бы я выжила на его месте, -- проговорила она, и почти не соврала. На миг она представила себя – переломанной, тонущей в бакте, разбитой на части, полной механических деталей, и ощущение это было ярким и фальшивым, как несбывшееся пророчество, как будущее, которому не суждено состояться. – Может быть, что и никак.

Люк бросил на нее короткий, пронзительный взгляд.

-- Правда? – переспросил он. – Разве это не повод… бороться? Преодолевать?

Да что ты знаешь о борьбе, мальчик?

-- Бывают вещи, с которыми не поборешься, -- ответила она банальностью.

Например, бюрократическая процедура. Которая потребует тихонько удавить неудачливого агента. Просто за то, что та видела, что под маской и броней у второго лица в Империи. И заступиться за нее будет некому. С той минуты, когда Вейдер обратил внимание на одаренную институтку с недетским взглядом, Шира явно или тайно находилась под его патронажем. Других покровителей у нее не было.

Что же делать? Решаться надо быстро, или придумывать отговорку, потому что в любой момент…

Скайуокер поднял голову.

-- А зачем вы сюда заглянули?

-- Посмотреть на него. – Всегда лучше врать правдой. – Я хочу сказать… это же живой Вейдер!

-- Да. – Мальчишка снова отвернулся к капсуле. – Я… должен извиниться.

-- За что? – не поняла Шира.

-- Я обещал с вами заняться, -- объяснил Скайуокер. – А получилось, что владению Силой вас только леди Лиара учила немного.

Он помолчал секунду, и добавил:

-- Меня все время предупреждали – не поддаваться темной стороне. Я верил… но не понимал, почему. До сегодняшнего дня.

Не вчерашнего, когда они дрались с Вейдером. Сегодняшнего, когда с Вейдера сняли маску.

-- Почему? – спросила Шира, надеясь, что тренировка ее не подведет, и в голосе будет слышна достаточная доля восторженного интереса. Вейдер тоже говорил о Темной стороне. Что она дает силу – тем, кто готов ее взять и способен удержать. Глядя на черного великана, в его слова верилось. Глядя на обрубок в капсуле – зарождались сомнения.

-- Страх ведет к гневу, -- ответил мальчишка, будто цитируя по памяти. – Гнев ведет к ненависти. Ненависть приводит на Темную сторону. Темная сторона приводит… -- Он взглядом указал на Вейдера. -- Должно быть, он страшно за нее боялся.

-- За кого? – не поняла Шира.

-- За женщину, которую любил, -- ответил Люк после чуть заметной паузы, словно собирался поначалу ответить иначе.

Шира покачала головой.

-- Не верю, -- отрезала она.

Она и правда не поверила мальчишке.

-- Это же Вейдер. Палач. Какая любовь? Он и слова-то такого не знает.

Мальчишка вскинул голову, будто задетый ее недоверием, и тут же обмяк снова.

-- Он сказал мне об этом сам, -- отозвался он.

-- И вы ему поверили? – возмутилась Шира. – Это же Вейдер. С какой стати ему говорить правду? Он скажет что угодно, лишь бы это было ему выгодно. Полезно. Неважно.

-- Один мудрый разумный научил меня, -- ответил Люк, -- что то, что мы говорим о других, мало говорит о них, но много – о нас.

Шире потребовалось усилие, чтобы осмыслить заковыристую фразу.

Он меня подозревает, поняла она с окончательностью. Вон что он тут делает. Он ждал меня, ждал, что я выдам себя… и дождался. Все остальное – только игра с беспомощной добычей. Что они со мной сделают? Мятежники кичатся своей мягкотелостью, но всякому снисхождению есть предел. Хорошо, если высадят к экипажу «Палача» на тропические острова внизу… Да. Одну женщину. К нескольким тысячам растерянных и озлобленных солдат. Дисциплина – прекрасная вещь, но обучение на Кариде разъяснило наивной выученице образцового интерната КОМПНОР, насколько эта вещь хрупка.

Оставаться нельзя. И бежать – слишком поздно.

Ее охватил страх, и она усилием воли переплавила его в злость. Страх парализует, говорили ей, злость – мотивирует. Злость дистиллируется в ненависть. А настоящая ненависть способна гасить звезды.

Потом взгляд ее снова натолкнулся на стеклянный гроб.

Страх ведет к гневу, говорил Люк. И так далее, на темную сторону. Туда, где маячила громоздкая фигура владыки Вейдера. Шира впервые допустила для себя, что мальчишка знает, о чем толкует.

-- Вы боитесь, -- заметил тот. – Почему?

А то ты не понимаешь!

-- Не надо бояться, -- проговорил Люк с напором. – Что вы… что ты боишься потерять?

Этот вопрос ударил ее, словно боксерская перчатка.

-- Свободу? – предположила она, как должна была бы ответить на ее месте пилот-сорвиголова.

-- А ты сейчас свободна? – поинтересовался Люк – когда, в какой момент она мысленно начала называть свою мишень по имени?

Соврать? Поймает на слове.

-- Нет, -- призналась она.

-- Тогда что ты боишься потерять?

А что у нее вообще было своего?

-- Себя, -- ответила она, и выпрямилась. Пальцы коснулись рукояти жилетного бластера, будто искали в нем опоры. – Я Шира Элан Колла Бри, майор Службы имперской безопасности, личный номер беш-аурек-три-четыре…

-- …Один-один-три-восемь, -- закончил Скайуокер. – Личное дело 49734.

Он знал.

Он знал с самого начала. Без сомнений, вплоть до номера личного дела знал. Тогда зачем?..

-- Я надеялся, что ты скажешь правду, -- проговорил Люк. – Иначе мне было бы трудно тебе доверять.

Парень, ты с ума сошел? Перед тобой имперский агент в логове мятежников. Открой глаза -- какое доверие?

-- Я не могу тут сидеть бесконечно, -- пояснил мальчишка. – С дисциплиной у нас не всегда хорошо. Боюсь, что кто-нибудь не выдержит. Подменишь меня?

-- Вы… -- Шира сглотнула, -- ты хочешь, чтобы я охраняла В… лорда Вейдера?

-- Ну да. – Люк поднялся на ноги. – У тебя оружие есть?

Шира молча вытащила из кармана бластер.

-- Хорошо, -- кивнул парень. – Я пойду пока. А утром… начну учить тебя, что не надо бояться.

Он прошел мимо, а она растерянно глядела ему в спину, куда так легко было бы всадить заряд из бластера, если бы Шира не была уверена твердо, что на пути выстрела встанет синий клинок. И почему-то в голове у нее крутилось только одно: что она попусту честила Люка мальчишкой.

Потом дверь за ним затворилась, и майор Бри начала свою вахту.

[serebryakov]

 

Конференц-зал, как и все помещения на «Палаче», был оформлен в стиле тоталитарного брутализма – поначалу это грело милитаристскую душу командора, но быстро приелось. Тем не менее встречу назначили именно здесь: не на борту «Нормандии», и уж конечно, не на «Доме-1». Бывший имперский корабль оказался самым нейтральным и самым безопасным местом для той беседы, которую Шепард собирался вести.

В этот раз участников оказалось больше. Со стороны повстанцев, кроме Мон Мотмы и Риекана, присуствовали Лея, Люк и командующий флотом Альянса, адмирал Гиал Акбар – единственный не-человек по ту сторону стола. Огромные выпученные глаза мон каламари медленно поворачивались в орбитах, как радары, сканируя лица собравшихся. 

Помимо уже засветившихся на прошлом совещании Гарруса и Лиары Шепард вместо почетного караула привел с собой Мордина Солуса – как технического эксперта – и Эшли Уильямс, для ровного счету.

-- При первой нашей встрече вы говорили, что по результатам миссии можно будет обсудить будущее наших совместных действий, -- проговорила Мон Мотма, когда с непременными расшаркиваниями было покончено. – Результаты, -- она взглядом обвела зал,  -- говорят сами за себя. И, кажется, вы хотели что-то предложить.

Шепард поднялся на ноги. Ему привычнее и приятнее было говорить стоя.

-- Прежде всего я бы хотел напомнить, что окно возможностей закрывается через восемнадцать суток, -- произнес он, окинув взглядом делегацию повстанцев.

Акбар кивнул, словно пробивая круглым затылком водную гладь.

-- По уставу, да, -- пробулькал он.

Мон Мотма вскинула бровь.

-- Если с кораблем в ходе сражения теряется связь, -- пояснил Риекан, -- его опознавательные коды действуют еще двадцать суток. На двадцать первые его считают окончательно потерянным в бою.

-- То есть еще восемнадцать дней «Палач» может беспрепятственно войти в любую имперскую систему, -- заключила Мотма.

Мон каламари булькающе рассмеялся.

-- И после этого сможет, -- пообещал он. – Кто же ему помешает?

-- Тем не менее после этого срока корабль становится просто флагманом повстанческого флота, и ему, наверное, придется давать новое имя, -- закончил Шепард. – Но пока его можно использовать иначе.

-- Для атаки изнутри, -- отозвался Риекан. – На объекты, прорваться к которым мы обычно не смогли бы даже на «Палаче». Что вы предлагаете? Базу флота? Верфи… Куат? Рендили? Академия на Кариде?.. нет, слишком мелко. Анакс? 

Шепард обернулся – всех военных объектов даже первой очереди упомнить было невозможно.

-- Первая Армия, она же «Щит Корусканта», она же «Лазурный молот», -- скороговоркой пояснил Мордин. – Достойная и убедительная цель. Но – нет.

-- Ну, если ключ к центральным мирам для вас недостаточно серьезная мишень, -- заметила Мон Мотма, -- то мы с нетерпением ждем вашего настоящего предложения.

-- Согласимся ли мы с ним – вопрос другой, -- хмыкнул Риекан.

-- Прежде чем переходить к сути, -- отозвался Шепард, -- я бы попросил доктора Т’Сони поделиться с вами кое-какими результатами. Лиара?..

-- А?... – Азари оторвала взгляд от унинструмента. – Да. Диктатор Мотма – вы ведь были сенатором, когда канцлер Палпатин объявил о создании Империи?

Мон Мотма подавилась воздухом.

-- Простите, -- выговорила она холодновато, -- как вы меня назвали?

-- Я что-то напутала? – Лиара растерянно похлопала ресницами. – Выборный самовластный правитель, совмещающий военную и гражданскую власть… надо было как-то иначе переводить?

-- Это два раздельных юридических лица, -- поправила ее Лея. – То, что посты руководителя Альянса и его главнокомандующего занимает один человек – просто совпадение.

-- Прошу прощения, -- ответила Лиара. – В таком случае, руководитель Мотма…

-- Да, -- та вздохнула. – Я помню это очень хорошо. Вот так умирает вольность, сказала потом Падме. Под гром аплодисментов.

-- То есть, -- Лиара незаметно для себя перешла на преподавательский тон, -- можно сказать, что смена режима не вызвала существенного недовольства в связи с сохранением легитимности существующего правительства?

Мон Мотма неохотно кивнула.

-- Конечно, недовольные были, -- уточнила она. – Но… война только что закончилась. Пострадал даже Корускант, не говоря о внешних мирах. Мы все… устали, наверное. Кто-то – больше остальных. 

-- Такое положение, тем не менее, сохраняется и по сей день. – Лиара пробежалась по виртуальной клавиатуре, и над столом зависла голографическая проекция – карта галактики, испещренная пометками. – Используя сводную метрику лояльности… вот. – Большая часть секторов, исключая, как понял Шепард, территории бывшей Конфедерации, окрасилась однородно-голубым. – Вот состояние на День Империи. А вот так эта метрика менялась за прошедшие годы.

Картина изменилась. Часть секторов, по большей части центральных, ушла в насыщенный синий – имперские лоялисты. Часть окрасилась в блекло-розовый. Карту сбрызнуло алыми искрами – очаги сопротивления. Но в целом картина вырисовывалась для повстанцев нерадостная. 

-- Ничего нового нам эта схема не говорит, -- заметил Риекан.

-- Да, -- согласилась Лиара. – Но вы задумывались над тем, что будет после вашей победы? Предположим невероятное – что Альянсу удалось одним ударом накрыть на отдаленной военной базе и самого императора, и его ближайшее окружение.

Карта снова поменяла цвета, обратясь в негатив – и запестрела несколькими красками.

-- На стороне имперских лоялистов будет традиция легитимности старого правительства, -- продолжала азари, -- на стороне Альянса – поддержка немногих миров, в достаточной мере пострадавших от Империи. При этом кадровая политика императора неизбежно приведет к расколу остатков империи на несколько конкурирующих держав-продолжателей – с одной стороны, и появлению военных правителей-самозванцев – с другой. Ни одна из моделей не дает менее восьми сторон в последующей гражданской войне… и мы не смогли даже примерно оценить общего числа жертв. По моим расчетам оно имеет порядок десятков миллиардов… а по расчетам профессора – на два порядка выше.

-- Разница в подходах, -- жизнерадостно пояснил Мордин. – Доктор Т’Сони не согласна с тем, что пост-имперские силы будут массово использовать протокол «база-дельта-ноль». Хотя это очень практично.

Повисло молчание. Акбар медленно пошевеливал тяжелым зобом.

-- Вы предлагаете вообще отказаться от борьбы? – нехорошим голосом поинтересовался Риекан.

Лея сверлила командора недоверчивым, опасливым взглядом. Должно быть, ей вспоминался разговор на борту «Нормандии» -- и поручение, которое дал ей тогда командор.

-- Мы предлагаем обратиться к проблеме с другой стороны, -- ответил Шепард. – Нынешний режим в галактике держится на трех китах… э, опорах. Это поддержка высших чинов Империи, людей, возвышенных самим Палпатином, и понимающих, что их благополучие зависит от Империи – этих можно запугать, перекупить или убедить. Это поддержка миров Ядра, выигравших от проводимой императором политики – ее можно обменять на поддержку миров периферии. И то, что на моей родной планете называлось когда-то империем – законная высшая власть. Каким образом можно не просто отобрать у императора власть, но сделать это легальным образом?

-- Никак, -- заключила Мон Мотма, глядя на командора чуть снисходительно. – Законы империи не предусматривают регулярной передачи власти… да и другой тоже. Сколько мне помнится, даже закон о престолонаследии так и не выбрался из комиссии до того, как Палпатин распустил Сенат.

-- И все же? – настаивал Шепард. – Предположим, его величество, не знаю – фруктами подавился на званом ужине. Кто станет его преемником?

Повстанцы переглянулись. Голос подала Лея.

-- Вейдер, -- произнесла она глухо. – Только Вейдер. Не будь его… по старым законам место канцлера до выборов занимал вице-канцлер, в новой системе это президент сената, один из постов великого визиря. Сейт Пестаж – скверный лидер, и его претензии на трон не то, чтобы неоспоримы. Так что желающих было бы много. Самое малое – весь правящий совет. Но реально – Вейдер.

-- Который сейчас лежит под наркозом в медотсеке «Нормандии», -- напомнил Шепард.

-- Скажите мне, -- нехорошим голосом попросил Риекан, -- что я не сошел с ума, и вы не предлагаете нам совершить государственный переворот в пользу самого колоритного из массовых убийц галактики.

-- Если вас беспокоит только это, -- съязвил Гаррус, -- то уговорить вас будет проще, чем мы думали.

-- Предположим, -- продолжил командор, -- что Вейдер сделал еще пару десятков зарубок на рукоятке своего меча, и занял трон. Кто наследует ему?

-- Пестаж, -- напомнила Мон Мотма.

Командор покачал головой.

-- Нет. Пестаж – наследник Палпатина второй очереди. Кто наследует Вейдеру?

-- Нет, -- прошептала Лея, выцветая на глазах. – Нет-нет-нет-нет…

Шепард резко обернулся к ней.

-- Вы им не сказали, -- заключил он.

Люк покачал головой.

-- Только то, что мы близнецы. Но…

-- Молчите, -- прошептала принцесса. – Молчите!

-- Дарт Вейдер – это ном-де-гер, боевое имя, -- пояснил Шепард. – Мы узнали, кто этот человек на самом деле. Двадцать лет назад его звали Анакин Скайуокер.

Место галактической карты над столом занял один из последних голоснимков джедай-генерала. Залихватски взлохмаченные кудри, широкие плечи, романтический шрам через бровь, яркие голубые глаза -- и тяжелые мешки под глазами, следы застарелой усталости. Что-то нехорошее было в его взгляде. Затравленное. Совсем не подходящее тому, кого прозвали Бесстрашным Героем. Глубоко под спудом таился страх, готовый через гнев и ненависть привести своего раба на Темную сторону.

-- Анакин? – растерянно переспросила Мон Мотма. Должно быть, она тоже была знакома с ним в свое время. – Анакин?!

Адмирал Акбар шевелил глазами.

-- Молчите! – прошипела Лея.

Риекан не был знаком с бывшим джедаем до его падения – а может, просто имел более крепкие нервы.

-- Скайуокер, -- проронил он.

Шепард кивнул.

-- По всем законам божеским и человеческим его наследниками становятся дети. Люк и Лея Скайуокеры. 

Изображение над столом сменилось. Теперь проектор показывал кадры, снятые нашлемной камерой командора во время боя над Беспином.

– Приди ко мне, – настойчиво произносил Вейдер. – Тебе под силу одолеть императора. Он предвидел это. Присоединись ко мне, и мы вместе будем править галактикой – отец и сын.

-- Так что сам Вейдер морально готов к тому, чтобы предать своего хозяина, -- промолвила Лиара, будто не замечая, как сгущается над столом неприятие. – У него недоставало только мотивации.

-- Мы не предлагаем передавать власть над галактикой от одного психопата другому, -- пояснил Шепард, пытаясь плеснуть масла на бурные воды. – Но стравить их друг с другом, и воспользоваться результатом…

-- Мувунк будет в восторге, -- пробормотала Мон Мотма с отвращением. Рал’Рай Мувунк служил в Альянсе министром снабжения. – Это его любимая тема: пользоваться вражескими припасами.

-- И тем не менее, -- напомнил Риекан, -- для борьбы с императором вы хотите заручиться помощью не менее страшного персонажа.

-- «Но Запад нам сулит исход иной», – пробормотала Эшли себе под нос, но благодаря какому-то выверту акустики ее слова разнеслись по залу, -- «Там до рассвета тьма покончит с тьмой».

-- Что это было? – переспросила Лиара после краткого молчания: похоже, не одному командору эти слова показались отчего-то важными.

-- Стихи, -- кратко ответила Эшли. – Я потом покажу.

-- Да, -- согласился Шепард, откашлявшись. – Вейдера нельзя подпускать к власти. Но он нужен, чтобы обеспечить переход империя в руки его наследников. Теперь вы понимаете, -- он обернулся к Лее, -- о чем я говорил, когда просил вас готовиться к перехвату управления? Люк – не политик, так что восстанавливать Сенат и проводить реформу законодательства придется в первую очередь вам. Это огромная работа. Но все лучше, чем собирать галактику по частям после войны.

-- Хватит! – Голос Леи сорвался в кашель.

Принцесса Альдераана привстала, опершись обеими руками о стол.

-- Хватит, -- просипела она. – Я отказываюсь. Я отказываюсь принимать участие в этом… -- Голосовые связки ей не подчинялись. – …В этом позоре.

Наступило молчание. Люк медленно переводил взгляд с одного лица на другое, но глаза его смотрели куда-то далеко. Сквозь стены и переборки, понял Шепард, сквозь косную материю – на другую сторону мира.

-- Почему? – наивно спросил Мордин.

-- Этот человек, -- выдавила Лея, зажмурившись, -- стоял и смотрел, когда Таркин приказал уничожить Альдераан. Демонстрация, он сказал. Просто стоял. Молча. Сипел своей ситховой маской. Никто не возразил. Но они все мертвы. А Вейдер – нет.

Она захлебнулась. По ее щекам скатывались крошечные злые слезы.

-- Я не стану иметь с ним ничего общего, -- проговорила она, справившись с собой. – Его должны судить. Трибуналом Альянса. Поступить иначе – значит предать память наших погибших, сколько бы их ни было. Преступления этого человека требуют суда. И все мы знаем, -- выверенная риторическая манера возвращалась к ней, собиралась из клочьев, как лицо – из осколков разбитой маски, -- все мы знаем, каков по справедливости будет приговор.

Принцесса выпрямилась, будто завершая речь с сенатской трибуны. Расправила плечи, возвращаясь к поставленной дворцовыми репетиторами осанке. И только тогда позволила себе разлепить склеенные слезами веки.  

И то, что она увидела, ей не понравилось. Разбирать выражения лиц чужинцев Лее, возможно, и было не в привычку, но трудно было не заметить, что земляне смотрят на нее с презрением.

Шепард выпрямился во весь рост. Над миниатюрной принцессой он нависал, точно небоскреб. Может, и Вейдер так же поглядывал с высоты на весь окружающий мир?

-- Я был о вас лучшего мнения, -- проговорил он жестко. – Вы горюете об Альдераане? Тогда молитесь, чтобы ваш мятеж закончился разгромом, и побыстрее. Потому что если обломки империи сорвутся в гражданскую войну, одним Альдерааном вы не отделаетесь. На вашей планете погибло… сколько – два миллиарда жителей? Двести -- не хотите? А два триллиона? Вы хотите оставить чистыми руки и совесть, но платить за это придется кровью за кадром. Да, вас просят предать память родителей. Всех друзей и знакомых, всех, с кем вы выросли. Всех, кого любили. Вопрос только в том, скольких вы готовы ради этой светлой памяти убить.

-- А вы когда-нибудь смотрели, как умирает планета? Как умирают все ваши близкие? – По скулам Леи пробежал злой румянец. – Вы-то сами когда-нибудь делали такой выбор, каким попрекаете нас… меня?

Шепард открыл рот для ответа, но его перебил короткий, злой смех Эшли Уильямс.

-- Именно такой выбор наш шкипер и сделал, -- отозвалась она. – При мне. Только масштаб был чуть меньше: пяти миллионов человек не наберется. Балаком звали того парня. Ка’хайрал Балак. Он взял в заложники персонал станции и собирался сбросить астероид на колонию Терранова. И мы могли или отпустить его, но спасти людей… или пойти на принцип. Можете догадаться, что выбрал шкипер, принцесса.

-- Все, кого я любил, погибли на моих глазах, -- промолвил Шепард. – Когда батарианцы разорили Миндуар. Потом у меня был… не один случай, когда я мог сделать все, что угодно, и оправдаться местью. Стать таким же чудовищем, как те налетчики. Я отказался.

Лиара наклонилась к унинструменту, пробежала пальцами по гаптикам. Голограмма над столом моргнула.

«Что обещал тебе сделать с ней император?», спросил Вейдера невидимый – съемка шла с его брони – командор. «Убить? Пытать?».

«Спасти», прохрипел черный великан. «И он СОЛГАЛ!».

Просверкнул, и застыл, алый меч.

-- Все, что натворил в своей жизни Дарт Вейдер, -- вымолвила азари холодным, мелодичным голосом, -- он сотворил ради любви. Как он ее понимал. 

-- По справедливости Анакин Скайуокер заслуживает тысячи смертей предателя, -- докончил Шепард. – Этого требуют ваши принципы. А те, кого прикончит война, которую готовы развязать вы – они чего заслуживают? Тоже справедливости? Вот такой? Или все же окажете им милосердие?

Мон Мотма содрогнулась всем телом. Риекан слушал безучастно и внимательно, точно считал исход решенным заранее, и только отмечал где-то внутри себя использованные аргументы. Акбар колыхал зобом, и по его лицу понять что-либо было невозможно.

Поднялся на ноги Люк Скайуокер. Обойдя кресло, он встал за спиной у сестры, и придержал ее за плечи. Он был почти на голову выше миниатюрной принцессы, и подбородок его почти лежал у нее на макушке.

-- Не бойся, -- проговорил Люк очень тихо. – Это как в пещере под корнями. Испытание. Страх ведет к гневу. Гнев вызывает ненависть. Ненависть на Темную сторону приводит.

Голограмма над столом вновь вернулась к прежнему образу. Анакин Скайуокер, бестрепетный джедай-генерал, с затаенным страхом смотрел на своих потерянных детей.

-- Никогда, -- с нажимом отчеканил командор, -- никогда не позволяйте своим принципам мешать вам поступать правильно.

Из Леи словно выдернули позвоночник. Она прижалась к груди брата.

-- Благодарю за ваш вклад в дискуссию, капитан Шепард, -- произнесла она негромко. – Я приму его во внимание. Продолжайте, пожалуйста.

-- Я готова поддержать идею реформировать империю обратно в республику, -- выговорила Мон Мотма после небольшой паузы, -- или по меньшей мере вернуть представительное правление, но мы все понимаем, что пока она идеей и остается. Нам нужен план.

-- Чтобы разработать план, нужно обсудить его с главным фигурантом, -- ответил Шепард. – А для этого вначале вывести его из комы. Наш врач этим вскоре займется.

-- Флот готов поддержать любые меры, способные уменьшить наши потери, -- пробулькал Акбар. Шепард обратил внимание, что адмирал говорит не от своего имени. Вероятно, у мон каламари были свои причины ненавидеть темного владыку ситхов, но Акбар понимал, что бросать потешные ВКС мятежников на штурм многослойных укрепрайонов галактического ядра – глупо даже для показательного суицида.

-- Я поддерживаю мнение главнокомандующей, -- подытожил Риекан. – Нам нужен план. И он нужен срочно. Как вы правильно отметили вначале – у нас всего восемнадцать суток. И для протокола: если вам не удастся договориться с Вейдером – я буду рекомендовать в качестве цели операции обезглавливающий удар по Корусканту.

-- Я против, -- быстро заявила Мон Мотма. – Мы теряем моральное превосходство и начинам эскалацию конфликта, одновременно отталкивая возможных союзников.

-- Предлагаю, -- умиротворяще проговорил Акбар, -- этот вопрос рассмотреть позднее. Капитан Шепард?..

-- Да. – Командор окинул товарищей быстрым взглядом – вдруг еще кто-то хочет сказать слово. – Полагаю, на сегодня мы обсуждение закончили.

Когда дверь конференц-зала за ним затворилась, Шепард с трудом подавил импульс вытереть со лба пот.

-- Кажется, у нас получилось, -- пробормотал он. – Теперь осталось, как в старой шутке, самое простое – уговорить Ротшильда.

[serebryakov]

– Как поживает ваш пациент? – спросил Шепард с напускной беззаботностью.

Карин Чаквас тряхнула седой челкой.

– Лучше, – ответила она. – По крайней мере, в последние два часа он не пытался меня убить.

В камеру временного содержания для опасного и хрупкого пленника переделали переговорную. Туда затащили медицинскую капсулу, лишнюю мебель убрали, поставили по углам УФ-лампы, отгородили половину помещения пластиковой занавеской, а главное – добавили камер наблюдения, на случай, если пациент сбесится. Майор Бри несла караул за дверями, но внутрь благоразумно не заходила. Шепард переступил порог первым, заслонив собою Люка. Чаквас пропустила вперед обоих, что-то помечая на унинструменте.

Дарт Вейдер, в черной броне и плаще цвета ночи, являл собой устрашающую фигуру. Анакин Скайуокер в салатовой лазаретной пижаме с завязочками на лопатках выглядел гораздо менее грозно. В запахе проглядывала бледная мягкая кожа, простроченная старыми шрамами. Бывший джедай напоминал сейчас глубоководную тварь, извлеченную из колючего черного панцыря, и растянутую на лабораторном столе, корчиться под ярким светом, обнажающим ее уродство.

 И все же наметанный взгляд командора оценил его выше, чем подсказывала обстановка. Грузное тело не до конца маскировало тренированные мускулы, привычные держать собой тяжесть доспеха.

Сейчас темный ужас галактики сосредоточенно перебирал на подносе разноцветные пустые ампулы от иньектора. Легкие пластиковые цилиндрики раскатывались в разные стороны, выскальзывали из неловких пальцев. Новенькие протезы сверкали сталью и снежно-белой керамикой. Там, где металл смыкался с кожей, обручами бугрились наплывы застывщего медигеля, ядовито-розовые на бледном фоне.

– Генерал? – проговорил Шепард скованно. Довольно непросто начать беседу с человеком, с которым вы не так давно пытались друг друга убить.

Вейдер даже не повернул головы. На затылке его поблескивала металлическая нашлепка под прозрачными ремнями, крепившими респиратор: биотический гаситель. Изобрели его, естественно, азари – у рас, не состоявших на девяносто девять процентов из биотиков, в подобном устройстве не было столь острой потребности – но при соответствующей настройке гаситель действовал на любое разумное существо Млечного Пути, кроме волусов, у которых нервная система наполовину гидравлическая. Шепард не особенно удивился, когда гаситель оказался эффективен и для сдерживания местных одаренных. Трудно сделать что-то единой мыслью, когда эти самые мысли путаются в голове, и сознание готовится отплыть в дальние края.

Нужные слова нашел Люк.

– Отец? – неуверенно вымолвил он.

Вейдер выпрямился. Ампулы разлетелись по полу пестрыми брызгами. Он поднялся на ноги, чуть пошатываясь, и развернулся к вошедшим всем телом.

-- Сын, -- подтвердил он.

Куда только делся тяжелый бас? Обожженные много лет назад связки с трудом издавали звук. Из-под дыхательной маски пробивался натужный шепот.

-- Не в правилах джедаев глумиться над побежденным противником, -- прохрипел Вейдер, глядя на вошедших стрекозиными глазами. – Или в правилах?

Люк хотел было возразить, бросить что-то в ответ, но рука Шепарда властно легла ему на плечо.

-- Он хочет добиться от нас реакции, -- произнес командор, не особенно приглушая голос. – Просто не умеет разговаривать иначе.

-- Но зачем? – прошептал Люк.

-- Это способ контроля, -- пояснила Чаквас со своего поста за батареей медицинских мониторов. – Пока он может вызвать у собеседника эмоциональный отклик – он им управляет. Со мной эти номера не проходят, поэтому меня он вначале пытался убить, а теперь игнорирует. Я не специалист, конечно, но пациент выглядит обычным психопатом.

Вейдер сделал вид, что не обращает на врача внимания.

-- Вы пришли огласить мой приговор? – спросил он, глядя на командора почти что сверху вниз. – Если нет, вы пожалеете об этом. Протезы, которыми ваши лекари оснастили меня, совершеннее прежних. Когда я привыкну к ним, от моей мести вас не спасет бессильное наследство джедаев. Которым вы не овладели – я вижу, вы оба вооружены чужими мечами.

-- Остановись, отец. – Люк встал между ними. – Я не верю, что в тебе не осталось ничего человеческого.

-- Ты еще жив, сын мой, -- просипел Вейдер, глядя на юношу с нечитаемым выражением на лице. Линзы-дисплеи, приклеенные поверх его глазниц, отблескивали оранжевым, не давая заглянуть в зрачки. – Император приказал мне обратить тебя – или убить.

-- Ты не обязан повиноваться ему, -- вымолвил Люк.

-- Ты недооцениваешь могущество Темной стороны, -- повторил Вейдер слова, которые Шепард от него уже слышал. – Я должен повиноваться. Ваше устройство, -- он чуть приподнял руку, указывая на затылок, -- отпускает поводок. Но моя воля принадлежит ему.

-- Так сопротивляйся! – воскликнул юноша. Шепард почти позавидовал его горячности. – Ты сможешь! Я верю!

Вейдер покачал головой.

-- Пойти против императора можно только до конца. А мне не хватит сил его убить. 

Командор почувствовал, что время вмешаться в спор. Он пробежался пальцами по гаптической панели.

-- «Приди ко мне», – проговорил жестяной голос на записи. – «Тебе под силу одолеть императора. Он предвидел это. Присоединись ко мне, и мы вместе будем править галактикой – отец и сын».

-- Одному, может быть, и не хватит, -- бросил Шепард. – А сколько помощников нужно?

Вейдер издал горлом мучительный, свистящий звук.

-- Это неважно, -- ответил он. – Достаточно и моего сына.

-- Я не перейду на Темную сторону, -- предупредил Люк.

Вейдер обернул к нему стеклянные глазницы.

-- Тогда мы оба погибнем.

Юноша вскинул голову, но ответить не успел.

-- Император уничтожил орден джедаев, когда тех были тысячи, -- произнес Анакин Скайуокер. – Что против него – один?

 

[serebryakov]

 

-- Кофе? – спросил Шепард, когда двери переговорной закрылись.

Люк задумался, потом кивнул.

-- После такого…

Командор и сам ощущал в груди неприятный ком.

-- Все же он безумен, -- вымолвил Шепард, и покосился на молодого пилота. – Извини. Он все же твой…

-- Моим отцом был Анакин Скайуокер, -- твердо и тихо тветил Люк. – Сколько от него осталось в этом слуге императора – я не знаю. 

-- И никто не знает, -- заключил Шепард. – А надо выяснить, пока мы еще не втянулись слишком глубоко в эту затею.

За его плечом послышался сдавленный всхлип. Шира Бри с трудом пыталась удержать смех.

-- Капитан: вы угнали флагман имперского флота, разнесли элитную эскадру, взяли в плен главнокомандующего -- и вам кажется, что вы недостаточно глубоко втянулись в мятеж?

Командор кивнул.

-- Если мы положимся на сотрудничество Вейдера, а тот в последний момент передумает…

Договаривать было излишне. Тогда революционеров разнесет в атомную пыль в небе над Корускантом.

-- Капитан. – Шира Бри замялась. – Почему вы сказали, что лорд Вейдер… ну…

-- Потому что в его понимании убить императора – значит «выйти на поединок и одолеть», -- не раздумывая, ответил командор. – Это безумие.

Люк растерянно глянул на него.

-- Но я… А что бы сделали вы?

-- Мы уже дрались с сильным одаренным. -- Для понятности Шепард ткнул большим пальцем в закрытую дверь. – Ну его к черту повторять такие приключения. Только дальняя дистанция и очень крупный калибр.

-- Против одаренных стрелковое оружие бесполезно, -- напомнила Шира.

Шепард глянул на нее снисходительно.

-- Это от калибра зависит, майор. Это во-первых.

-- А во-вторых? – поинтересовался Люк.

Шепард уже не впервые ощутил, что в каком-то смысле парень воспринимает его как ролевую модель, идеального офицера. Странно, что командиры Альянса не вызвали в Люке такого импринтинга… хотя ничего странного: те не были одаренными. Звание «джедай-генерала» в хрониках Войны клонов встречалось так часто, что, столкнувшись с первым, кому этот титул подходил хоть самую малость, мальчишка невольно потянулся к образу воображаемого отца.

-- Во-вторых, надо иметь особый склад ума, чтобы передавать трон посредством регицида, -- ответил Шепард. – Так что по официальной версии Вейдер будет не убивать императора, а спасать его. Само собой, безуспешно.

-- От коварных мятежников? – живо поинтересовалась Шира. Складывалось ощущение, что она сверяет ответы с методичкой «Вводный курс политической интриги».

-- Это помешает заместить имперскую элиту руководством Альянса, -- ответил Шепард. – Поэтому – от неких заговорщиков. Сенатор Органа как раз составляет списки.

Шира задумчиво кивнула.

-- А это не… -- Скайуокер замялся. – Не совсем уже подло?

Шепард повернулся к нему.

-- Ну… -- Юноша развел руками, явно не зная, как объяснить что-то для него совершенно самоочевидное, но не слишком понятное окружающим. – Вначале мы собрались устраивать революцию. Потом -- свергать императора. Потом – заменить его на моего отца, чтобы тот передал власть нам с Леей, чтобы мы уже помалу вернули все назад, и разобрали империю изнутри. Теперь выходит, что мы еще и должны будем обманывать всех, что это не хорошие мы прихлопнули хорошего императора, а какие-то злые сановники. Вот я и думаю – это кончится когда-нибудь?  

Шира Бри наморщила нос, собираясь сказать что-то неприятное, но командор опередил ее. Он осторожно положил руку на плечо юноши.

-- Вот именно потому, что ты задаешь себе этот вопрос – кончится, -- проговорил он. – И в то же время – не кончится, потому что этот вопрос приходится себе задавать постоянно. Всегда есть искушение чуть-чуть отступить. И надо прилагать массу усилий, чтобы двигаться вперед, а не откатываться обратно. Эта работа не кончается никогда.

-- Но ведь Лея как раз и не хотела отступать, -- напомнил Люк. – Когда вы предложили. И вы ее…

-- Потому что я считаю, что она была неправа, -- ответил Шепард. – Мы же говорим про вопрос. Так что и ответы на него могут у разных людей быть разные. Если бы совсем неправ был я, мне бы не удалось вас убедить.

Люк отвел взгляд.

-- Просто… не получается у меня с политикой.

-- Вот и хорошо, -- убежденно ответил Шепард. – Политиков и так полно. А вот людей, которые готовы и способны политиков одергивать – всегда не хватает. Людей, у которых внутри есть моральный стержень. На моей планете таких раньше называли… рыцарями. А у вас этим же словом, кажется, обозначают джедаев. Так как насчет кофе?

Они обогнули переборку. Шира Бри, вместо того, чтобы подпирать стену, увязалась за ними.

Гаррус Вакариан объяснял тонкости обращения с кофейным автоматом человеку, который в команду «Нормандии» не входил.

Это был именно человек: смуглый, коротко стриженый, лет тридцати пяти, с неулыбчивым широким лицом, не менявшим выражения, пока Гаррус азартно втолковывал что-то вполголоса, показывая то на одну кнопку, то на другую. Поверх комбинезона неопределенного цвета на незнакомце болталась темно-зеленая кираса, местами протертая до металла, на поясе висел такой же потрепанный шлем. Создавалось ощущение, что у него не хватило денег на полноценную броню, и он собрал ее из деталей, какие подвернулись под руку, а без основы вовсе обошелся. С поблекшего наплечника скалился стилизованный алый череп неведомого зверя.

Шира Бри уставилась на него с изумлением.

-- Гаррус, -- заметил Шепард, подходя к автомату, -- ты уверен, что не отравишься?

Тот развел мандибулами. Стаканчик в его руке исходил паром.

-- Кофеин для турианцев полезен, -- сообщил он, -- а сахар везде одинаков. Главное – не добавлять этот ваш… имитатор выделений кожных желез мясных животных.

-- Гаррус, я не верю, что тебе незнакомы слова «заменитель сливок», -- сухо отозвался командор.  

-- Знакомы, -- не стал отпираться турианец. – Но высказать возмущение тошнотворными пищевыми привычками моих боевых товарищей важнее.

-- Ох, вас бы с Уэсом и Хобби свести! -- рассмеялся Люк. -- …А, ну, вы же знакомы.

Уэс Янсон и Дерек Кливиан по прозвищу «Хобби» были пилотами Разбойной эскадрильи, и первейшими ее шутниками, Рыжим и Белым клоунами. Антиллеса их каверзы доводили до умоисступления.

-- Хватит и того, что эти двое пытались стакнуться с Джокером, -- буркнул Шепард.

Гаррус вздрогнул.

-- Не надо, пожалуйста, -- попросил он. – Корабль и так сильно пострадал.

Человек в зеленом сосредоточенно и молча нажимал кнопки на автомате, пока тот, сжалившись, не исторг из себя стаканчик с эрзац-кофе.

-- Идем, арууги, -- промолвил он глуховато.

-- Да, Боба. – Гаррус развернулся.

-- Э… Боба Фетт?! – переспросил Люк. – Тот самый?..

-- Именно, -- подтвердила Шира. – Капитан, если это не тайна – как вам его удалось переманить? Тем более – прямо с поля боя?

-- Это, -- с ухмылкой ответил Шепард, -- не мой секрет. Пускай Гаррус расскажет, если захочет.

Турианец неожиданно смутился.

-- Вышла, -- признался он, -- странная история…

[serebryakov]

Несколькими сутками раньше

 

Облачный город Беспина действовал Гаррусу Вакариану на нервы.

Даже больше, чем двое шагающих впереди человеков. Хан Соло и темнокожий местный житель – Калриссиан – больше не пытались друг друга измордовать, зато непрерывно переругивались. Начали с простого – «хаттовой отрыжки», «блевотины чумного нерфа» и прочих детских обзывалок, и, стремительно повышая градус, очень быстро добрались до каких-то совсем уже эзотерических формулировок, с отсылками к давно миновавшим событиям и деяниям общих знакомых. Похоже было, что это им обоим уже надоело вконец, но первым оборвать поток затейливых оскорблений каждому не позволяла гордость. 

Но даже если напряжением воли Гаррусу удавалось заставить себя игнорировать чужие голоса, голос ветра ему не дано было заглушить.

Облачный город Беспина плыл в атмосфере гигантской планеты, вместе с ее течениями – но был настолько велик, что разница в направлении и силе ветра на разных участках его поверхности создавала вибрацию. Город пел, несмолкаемо звенел на ветру, как звенят паруса, и слух турианца, эволюцией приспособленный выхватывать из окружающего шума низкие голоса элифасов и струтиев, травоядной мегафауны Палавена, не мог отрешиться от этой песни. Она проникала сквозь броню, сквозь захлопнутый наглухо шлем, она завораживала, гипнотизировала – а безграничная, бесформенная даль, в которой не было ни ориентиров, ни горизонта, только добавляла картине нереальности. Стоило отвести взгляд от близких и банальных вещей – поручней перехода, оконных рам, дорожки под ногами – и золотая даль манила просторами вечной охоты.

Только в этой охоте Гаррус Вакариан чувствовал себя дичью. За все время пути им не встретилось почти никого, никто не заступил дорогу – и все-таки турианец чувствовал себя неуютно. Открытые переходы и дорожки слишком хорошо простреливались снаружи, пускай даже снаружи города не было ничего, только бездонное небо и облака.

К счастью, путь подходил к концу. Не только потому, что нервы турианца уже истерлись до разрыва -- часы в унинструменте намекали, что до очередной фазы операции осталось недолго.

«Тысячелетний сокол» был по габаритам вдвое меньше привычных Гаррусу Вакариану грузовиков типа «Цзюлун», но платформу 327 кораблик занимал почти целиком, едва не вылезая за обнесенные хиленькими перилами борта. Он лежал на ней, открытый небу и ветру, словно на металлической ладони, и даже золотистые башенки округ, выступавшие откуда-то снизу, напоминали расставленные пальцы. Точно приманка.

Гаррус замедлил шаг, пропуская спорщиков вперед. Ситуация ему нравилась все меньше и меньше. Что-то было не в порядке, но что?..

Караул, понял он. На протяжении всего пути им попадались имперские штурмовики, парами стоявщие на постах по всему городу. Должно быть, поэтому им и не выделили охраны – зачем, если о любом нарушении маршрута доложат? Не заметят часовые, так справятся камеры, натыканные по всем углам, и хорощо заметные наметанному взгляду детектива. Но корабль-то с пленным вуки на борту должны были сторожить?

А платформа была пуста.

-- Капитан Соло, -- окликнул турианец, проходя под широкой и низкой аркой, и, не получив ответа, повысил голос: -- Хан!

Песня ветра сменила тон. В гудение ветра вплелась новая нота.

Прежде, чем Гаррус Вакариан уловил направление угрозы, прежде, чем осознал само ее наличие – взял вверх отточенный сотнями тренировок рефлекс. Длинная, цепкая рука турианца ухватила Хана Соло за плечо и отшвырнула назад, под прикрытие бело-золотой стены.

К сожалению, свободная рука у него была только одна.

Темный шар врезался в мостовую под ногами у Ландо Калриссиана, в том месте, где мгновением раньше проходил капитан Соло, и взорвался облаком черной пыли, тут же осевшей на голубом шелке. Барон-администратор свалился мешком, не успев охнуть.

Химическая граната, промелькнуло на задворках сознания. Оглушающая. Чтобы брать в плен. Если получится.

Соло несколько раз выстрелил вслепую, не высовываясь из-за угла, в том направлении, откуда прилетела граната – то есть в открытое небо. Гаррус осторожно глянул, и тут же отшатнулся. Бластерный импульс ударил в стену рядом, расплескавшись гарью.

А за ним мимо турианца пролетело что-то стремительное, оставляя дымный след. За спиной оглушительно хлопнуло, тепловые датчики брони взвыли кровавым индиго, кинулся вперед капитан Соло, спасаясь от термитного жара, но все внимание Гарруса отвлек на себя только один звук – едва различимый в грохоте, и все же оглушительный и страшный. Звук, с которым рухнули на свое место противопожарные щиты, опущенные сигнализацией, когда разорвалась зажигательная ракета. Теперь позади была глухая стена. Впереди – многометровая открытая ветрам дорожка, и взлетная площадка. А над головами – опасность.

Турианец мысленно проклял свою косность. Он по привычке мыслил, как снайпер, отыскивая взглядом удобные места для меткого выстрела издалека – но местные жители больше полагались на бластеры, не столь эффективные на дальней дистанции. Зато их десантные ранцы, кажется, вызвали бы приступ зависти у бойцов 26-го «Гербового» легиона. Враг парил в ветреном небе над городом, не думая опускаться, и шальной огонь капитана Соло его, кажется, не очень беспокоил.

Гаррус броском сменил диспозицию – к противоположной стене, где его прикрывало от вражеских выстрелов ограждение мостика. Прикрывало весьма условно, импульсы плазмы пробивали его насквозь, оставляя здоровые дыры, но стрелку приходилось палить наугад.

Исход стычки должен был решиться очень быстро. Если у налетчика будет еще одна химическая граната, он забросит ее в проход, чтобы вывести Соло из строя, и спокойно разделается с турианцем. Тот не питал иллюзий, будто кинетический щит прикроет его от плазмы в упор. Если нет…

Оружие уже разворачивалось в руках турианца, как разворачиваются крылья только что вылупившегося фалька. Снайперская винтовка «Каратель» производства арсеналов «Армакс» -- Шепард предлагал Гаррусу поменять ее на продукцию «Розенкова», но тот предпочел привычное, турианское. К человеческой разработке пришлось бы еще приноравливаться долгими неделями в тире, а из продукции «Армакса» турианец мог бы стрелять с завязанными глазами. Винтовка им воспринималась как часть тела, информация с целеуказателя словно бы поступала в мозг напрямую. Пискнул индикатор, и Гаррус Вакариан сделал глубокий вдох.

Граната уже летела по неумолимой параболе, выцелить ее было не сложнее, чем подброшенную бутылку -- выстрел, и ветер унес облако черной пыли, но Гаррус уже не видел этого – он ушел в перекат, и заграждение там, где он только что сидел, взорвалось огнем и дымом. Раз… Перекат снова, и металлический звон выстрелов позади, где капитан Соло пытался отвлечь вражеский огонь на себя. Два… Турианец отсчитывал про себя мгновения, и за долю секунды до того, как индикатор перегрева дал «добро», поднялся из-за укрытия, глядя в золотое небо, и человеческую тень в нем.

Мир сузился до рамки прицела.

Выстрел.

Сопло реактивного ранца, отбитое пулей, полыхнуло огнем. Темная фигура в небе отбросила ранец за мгновение до того, как тот расцвел взрывом, и камнем рухнула вниз.

Хан Соло обогнал Гарруса, подволакивая задетую черным туманом ногу. Турианец попытался оттащить за собой бессознательного Калриссиана, но Соло грубо потянул его за собой, не выпуская из пальцев бластер.

-- Крюк, -- бросил он через плечо.

Гаррус перешел на бег, сжимая винтовку, точно копье.

Трехзубая «кошка» впилась в металл на самом краю площадки. Соло почти было расстрелял крючья из бластера, когда Гаррус ударил его по руке.

-- Это же Фетт, -- возмутился кореллианец. – Охотник за головами.

-- Неважно, -- проскрипел турианец. – Живым.

Трос был не тоньше бечевки, но висящий на нем человек держался крепко, подтягиваясь сантиметр за сантиметром, пока его шлем не уперся темным стеклом смотровой щели в дуло турианской винтовки.  

-- Оружие, -- приказал Гаррус, мотнув головой.

Неизвестный медленно, неохотно высвободил руку, подцепил запасной бластер с пояса, подал рукоятью вперед. Соло выхватил оружие из его пальцев и бережливо пристроил под своей безрукавкой.

-- Шлем, -- посоветовал он. – Там целеуказатель.

Гаррус кивнул.

Неизвестный помедлил немного, потом с неохотой отстегнул защелки. Лицо под шлемом оказалось самое обычное для человека – смуглое, с резкими, почти турианскими скулами. На миг Гаррусу показалось, что незнакомец не отдаст ему шлема, а зашвырнет в непроглядную бездну, лишь бы тот не достался врагу. Но этого не случилось. Турианец бережно отставил шлем в сторону, и вернул винтовку на крепления.

-- Прикрой меня, -- приказал он Соло, и протянул незнакомцу руку.

Тот без колебаний вцепился в сухое запястье над узкой трехпалой кистью. Хватка у того оказалась железная. Когда неудачливый убийца – или все же похититель? – оказался наверху, Гаррус отступил на шаг, не опуская винтовки. Как он заметил, безоружным охотник за головами не остался: что-то пряталось у него в наручах брони, и, кажется, за спиной в скрытой кобуре был еще один пистолет. Он стоял, чуть присогнув колени, готовый в любую секунду метнуться… вот только куда? Теперь простор работал против него. На стартовой площадке скрыться было некуда.

-- И что теперь? – бросил Соло, поглядывая в направлении «Тысячелетнего сокола».

-- Может, связать? – предложил Гаррус.

Трос, способный выдержать вес человека в броне, послужил бы отличными путами.

-- А может, все же пристрелить? – с надеждой предложил кореллианец.

Наемный убийца молчал.

Небо озарилось зеленым просверком. На орбите уже шел бой, и турболазерные импульсы врезались в мезосферу Беспина, чтобы рассеяться смарагдовым огнем. Время поджимало.

Гаррус шевельнул мандибулой. Земляне как-то иначе подавали команды изнутри шлема, но лицевая анатомия турианцев способствовала простым решениям. Повинуясь приказу, погасли дисплеи, пластины металла и керамики разошлись, накладываясь друг на друга, и втянулись в шлем, открывая лицо турианца пронзительному ветру. Ему просто хотелось вдохнуть полной грудью, и он совершенно не ожидал того, что случилось в следующий миг.

Глаза охотника за головами широко распахнулись. Он рухнул на одно колено, не отводя глаз от лица Гарруса Вакариана, и с уст его сорвалось против воли одно только слово, гулкое и звонкое, как удар колокола на золотом беспинском ветру.

 

[serebryakov]

-- Таунг, -- веско проронил Боба Фетт. Каждое слово казалось отлитым из металла. – Са. Ран. Брока. Мандо’аде. Ка’рота.

Шира Бри вскинула голову, сверкнув зелеными глазами.

-- Я помню, -- проговорила она. – Кто бы забыл? Да Уэрда Верда аден трату, -- пропела-продекламировала она вполголоса, -- Кору…

Железный кулак врезался в стену на волосок от ее головы.

-- Никогда не упоминай этого издевательства, -- предупредил Фетт. – Манда’йаим кандоси ату! Первородные сыны Мандалора.

Шепард переводил взгляд с одного на другую.

-- Не понимаю совершенно, -- признался он.

-- Этой поэме, -- проговорил Фетт, -- примерно сто тысячелетий. Или немного больше. Никто не знает. Она пережила всех.

-- Когда батальоны желл сражались с таунг за господство над Нотроном… -- начала Шира, но Шепард вскинул голову.

-- А теперь совсем простыми словами, пожалуйста.

Объяснение простыми словами заняло добрых пять минут. Фетт в основном молчал, поправляя только, когда Ширу заносило в примечания к учебнику древней истории.

-- Последний таунг умер три тысячи лет назад, -- закончила она вполголоса.

-- И с тех пор все пошло не так, -- проронил Фетт.

-- Но мандалорцы остались, -- заметила Шира с почтением.

-- Мандалорцы, -- с глубоким презрением ответил охотник за головами, -- вот уже три тысячи лет рвут на части друг друга. Пока мы воевали против всей галактики, имя мандо’а наводило ужас. Когда вся галактика начала воевать против нас, от империи остались жалкие клочки. Вначале нас разгромили, потом – раздавили, потом – использовали раз за разом, а потом – позор из позоров – начали просто игнорировать. А наши кланы с упоением резали друг друга, выясняя, чей манд’алор круче. Пока единственным способом сохранить хоть каплю чести стало торговать кровью в розницу. Или оптом.  

-- И все же, когда клонерам понадобился образец лучшего в галактике солдата… -- возразила Шира.

-- Им стал мой отец, -- ответил Фетт. – И у меня оказались миллионы кровных братьев.

Командор вздрогнул. Моменты этического диссонанса все еще заставали его врасплох. В его родной галактике пойти на создание многомиллионной армии солдат-клонов вряд ли решился бы последний саларианский лисфени.

-- И, когда им потребовались инструктора для лучших в галактике солдат – ими оказались наемники мандалорцы, -- продолжал охотник за головами. – Вот только командовать лучшими в галактике солдатами поставили никчемных генералов-джедаев. А слова, прошедшие сто тысячелетий, коверкали по воле корускантских политиков.

Чувствовалось, что за годы, прошедшие со времен Войн клонов, Фетт довел до совершенства мастерство рессентимента.

-- Почему это джедай-генералы никчемные? – возмутился Люк.

Фетт обернулся к нему.

-- Потому что миротворцам нельзя давать в руки войско, -- ответил он. -- Джедаи тысячелетиями пытались сломить дух Мандалора. А когда им, наконец, вручили легионы моих холощеных душой братьев – оказалось, что хваленые стражи мира и республики способны только портить новые игрушки.

Он вздохнул.

-- Мясные дроиды, -- проговорил он. – Вот как они называли моих братьев. Мясные дроиды.

Люк пристыжено отвернулся.

-- По крайней мере, теперь мы знаем, что случилось с моим народом в этой галактике, -- чтобы развеять атмосферу, заметил Гаррус, отхлебывая кофе. – Остались только шлемы… со стилизованными мандибулами.

-- Это мандалорская броня, -- поправил охотник за головами. – Тот, кто не носит ее, не может себя называть мандалорцем. Как безъязыкий, беззащитный, предатель, невежда и отступник.

-- Какой… -- Шепард с трудом подобрал слово, -- интересный список грехов.

Фетт пожал плечами.

-- Резоль’наре, «шесть действий» -- очень древние заповеди. Еще от таунгов.

Капитан покосился на Гарруса. Тот поднял руки.

-- На меня не смотрите! Хотя заповеди в турианском стиле. Особенно про броню: воин должен следить за здоровьем.

Брови Фетта взлетели вверх. Гаррус постучал когтем по костяным пластинам на виске.

-- Все древние языки Палавена не делали различия между природной и навесной броней, -- пояснил он.

 

 

 

Миранда прислушалась к себе – точнее, к неслышному голосу Силы в голове, без которого не могла уже обходиться, и даже забывать начала, как жилось ей прежде, -- и нажала на кнопку запуска.

Вакуумный насос послушно загудел, вытягивая нейтральный газ из перегонного куба. Давление было в пределах заданных параметров, но это ничего не значило. Миранда испортила уже достаточно драгоценного материала, который приходилось потом рециркулировать, очищать, вымерять моль за молем, чтобы полагаться не на приборы, а только на шепот всезнающего подсказчика. Прозрачно-розовая жидкость начала побулькивать в разреженной атмосфере. Еще немного, и в ней начнут проглядывать искорки оседающих на дно кристаллов конечного продукта. Если, конечно, предыдущие семнадцать этапов синтеза прошли как надо, и весь процесс не придется начинать заново. Отгонка растворителя должна была занять примерно полчаса – тяжелый диметилсульфоксид кипел с трудом, а если понизить давление сильнее, продукт начинал терять кристаллизационный сольвент и разлагаться. Оставалось ждать.

Чужое присутствие заставило ее обернуться.

Каданн стоял в дверях лаборатории. Никому другому, даже Маре Джейд и Маареку Стеле, которым Миранда позволяла многое, не разрешалось тревожить старшего инквизитора Лоусон в ее медитациях над колбами и химикалиями. Звезды на мантии карлика все так же плыли в космических волнах.

-- Еще тридцать минут, -- сообщила Миранда. – И развесовка. Как результаты второй партии?

Карлик пожал плечами.

-- Превосходны, если не считать двух смертей. Похоже, что тви’лекоидные расы все плохо откликаются на препарат.

-- В таком случае останется наладить синтез достаточных количеств. – Миранда погладила кожух насоса. – И на всякий случай ограничиться гуманоидными подопытными. В идеале – чистокровными людьми. С этим ведь не будет проблем? 

Каданн усмехнулся.

-- Вы знаете, что нет. Для долгосрочного контроля – мои аколиты связались с гранд-адмиралом Такелем. Он с нетерпением ожидает новых поставок. Его способности… значительно укрепились.

-- Превосходно. – Миранда проверила давление в системе. – Мне нужен будет подопытный для… окончательного испытания.

Карлик молча поднял бровь.

-- Пока мы раздуваем тлеющие угли, -- пояснила Лоусон. – Я хочу знать, что будет, если плеснуть бензину в костер.

-- А. – Каданн кивнул. – У меня есть кандидат… ка. А у нее – причины ненавидеть…

Миранда сухо рассмеялась.

-- Трудно хранить тайны от пророков. Может, вы просто выложите мне содержимое Кодекса на стол, и мы обойдемся без всех этих сложностей?

Ее собеседник покачал головой.

-- Боюсь, не получится. С тем же успехом можете потребовать от своей аколитки выжать его содержимое из баз данных, с которыми она так ловко обращается.

-- Тогда вашему изгнанному коллеге придется расстаться со своей, без сомнения, внушительной библиотекой. И головой.

Каданн хмыкнул.

-- Поторопитесь, леди Миранда. Сила… бурлит. Даже ваше алхимическое снадобье не помогает моим адептам проницать завесу будущего. Что-то должно случиться. И очень скоро.

-- Никакой алхимии, -- поправила его Лоусон. – Чистая наука.

Не в первый раз Миранде пришло в голову, что и в ее родной галактике должно было существовать нечто, подобное Силе, чтобы подсказать неведомым, но очень удачливым первооткрывателям этой субстанции ход синтеза. Не случайно же, в самом деле, они не только создали ее, но и опробовали на людях, зная, что для всего живого комплексные соединения нулевого элемента – в той мере, в какой тот вообще участвовал в химических реакциях – смертельно опасны.

Но вряд ли это открытие принесло им счастье. Торговля наркотиками приносила огромные барыши, но редко – ученым.

В перегонном кубе начали оседать на дно колбы первые кристаллики, похожие на ржавую пыль. Земляне так и называли ее: «красный песок».

 

[serebryakov]

Оглядываясь назад, командор Шепард вынужден был признать, что не ожидал случившегося. Впрочем, как это бывает, лавину стронула песчинка, а песчинкой послужил обломок СИД-истребителя, снесший с «Нормандии» ее навесной гиперпривод.

С складов «Палача» инженеры повстанцев реквизировали вполне ходовой привод от «Сиенар Курьера», но тот еще надо было установить на место – под навесной кожух перед моторными гондолами. Пока подчиненные Адамса вместе с командой по уши залитых универсальной смазкой мятежников занимались обсчетами и планированием предстоящих работ, все было тихо. Но пришло время перейти к делу, и корпус звездолета зазвенел от ударов, точно колокол.

Первой не выдержала, как ни странно, Эшли Уильямс, выгнав весь личный состав десантной группы, кроме постового в БИЦ, на тренировку в ангар. Потом ЗХЧ удрал обсуждать вопросы снабжения с дроидом-снабженцем. Спасаясь от грохота, подтянулись, находя себе все более надуманные занятия, остальные члены команды. Те, кому занятия не нашлось, а время вахты не подступило, устроили импровизированный пикник в тени грузовых контейнеров. К тому времени, когда командор Шепард закончил с отжиманиями и собрался приступить к плиометрическим упражнениям, внутри «Нормандии», оставались только те, кого там удерживали обязанности службы, да и те, кажется, находили способы отвертеться.

Люку Скайуокеру и Шире Бри никакие обязанности не мешали. Они выполняли упражнения с учебными мечами – жесткими прутьями из яркого пластика, насаженными на вполне солидные рукояти. То есть это девушке, наверное, казалось, что они тренируются в местном кендо, а Шепарду отчетливо видно было, что Люк делает упор не на боевом искусстве, а на том, на что в первую очередь натаскивал его самого мастер Йода, как только подтянул малость своему подопечному физподготовку – как сохранять спокойствие. Потому что ее явно учили азам владения силой, но учили с другой, темной стороны, и выглядело это очень неприятно. Пока дело не шло дальше простых ката, все было нормально, но, стоило перейти к поединку, она тут же срывалась в неконтролируемую агрессию. В какой-то момент командор даже собирался подойти и вмешаться, но Люк, кажется, держал ситуацию под контролем. Даже если его методы преподавания включали в себя больше тесных контактов, чем это было технически необходимо.

«Нет», подумал командор, глядя, как Люк поправляет Шире Бри стойку, мало не положив подбородок ей на макушку, «мастер Йода бы определенно не одобрил». Потом ему пришло в голову, что он лишний раз помянул старого зеленого гремлина. Потом осознал, что навело его на эту мысль.

Стук за спиной. Стук костыля по металлу.

Командор медленно обвел взглядом ангар. Доктор Чаквас оживленно беседовала с Лиарой и Веча’мерсу, врачом-твилеком с «Дома-1». Потом бросил взгляд на тройку морпехов, бежавших, тяжело дыша, за легконогой Эшли. Фредерикс. Дубянский. Грейко. Чен. А на посту в БИЦ, получается, стоит… Барретт. Шепард зажмурился и пообещал себе подкупить обоих кварианцев на борту, но добиться, чтобы при попытке включить музыку в шлемофоне у рядовой Барретт запускалось звуковое сопровождение к видео-версии «Форнакса». У Джокера точно должен быть «Форнакс». Не может не оказаться среди шести терабайт порнографии хотя бы одного номера. Ясно было, что постовая не обратила никакого внимания на то, что происходит у нее за спиной. Когда в наушниках гремят старинные шлягеры, шагов можно и не услышать.

И только тогда, преодолевая искушение зажмуриться и сделать вид, что ничего не происходит, обернулся.

По опущенной аппарели медленно, опираясь на две трости-треножника, спускался Дарт Вейдер, темный ужас Империи. Все в той же зелененькой пижаме. Он двигался осторожно и неуверенно, поминутно останавливался, но заметно было, что на каждой паузе взгляд его из-под оранжево-черных дисплеев-линз пробегает по ангару, отслеживая и отмечая. «Хорошая ситуационная оценка», признал про себя командор. Люку такая и не снилась, юноша был увлечен тренировкой полностью… хотя с его позиции трап не был виден. А Вейдер, спустившись, направился прямиком к сыну, но не по прямой – а так, чтобы до последней минуты их разделял высокий контейнер. Прежде, чем вывернуть из-за угла, старший Скайуокер остановился, снял с одной трости наконечник и сунул в карман халата.

Шира Бри увидела его первой, и замерла на долю мгновения, которой Люку хватило для того, чтобы коротким выпадом дотронуться до ее левой ключицы бутафорским мечом. Вейдер уверенно отбил вверх зеленый пластмассовый прут своей тростью, и одним движением властно отстранил молодую женщину.

– Неправильно, – просипел он едва слышно. – Еще раз.

Люк развернулся к нему – и едва успел увернуться от удара.

Если бы не большой опыт игры в покер по правилам «скиллианской пятерки», Шепард едва ли удержал бы на месте челюсть. Дарт Вейдер был стар, болен, он едва держался на ногах, опираясь левой рукой на трость, и с трудом заставлял повиноваться непривычные протезы, он был отрезан от вездесущего привычного помощника – Силы. И он уделывал Люка в бою на мечах вчистую. Он гонял парня по импровизированной фехтовальной площадке из угла в угол, награждая болезненными ударами и обидными тычками, и лишь изредка бросал сквозь нагнетательную маску короткое «Плохо. Еще раз». Видно было, что после недолгого смятения у парня начало получаться все лучше, но Вейдер словно не замечал этого, лишь взвинчивая темп и походя указывая на каждую, самую мелкую ошибку на глазах у постепенно подтягивавшихся зрителей. Первым засек происходящее Веча’мерсу, с ним подошли Чаквас и Лиара, а потом по одному сползлись и остальные. Эшли своих олухов одернула быстро, и те продолжали нарезать круги между контейнеров, но остальным такой дисциплины не досталось.

От манер Йоды методика Вейдера отличалась радикально. Зеленый гремлин был требователен, он выжимал учеников досуха, и с каждым следующим шагом задирал планку все выше – но не унижал никогда. Этот же позорит мальчишку специально, понял командор. Потому что иначе он действительно не умеет. Темная сторона, которой Вейдер одержим, требует эмоционального отклика. С него начинается самоодержимость, талант и умение мыслить, как те, для кого создавался могучий и загадочный инструмент Силы.  

Сержанты в учебке тоже доводили курсантов, и тоже делали это нарочно и прилюдно. Но то было испытание на излом. Люка Скайуокера испытывать не надо было – его уже испытала жизнь. 

С этим надо завязывать, решил Шепард. Будь на месте Вейдера другой, хотя бы и сам мастер Йода, Люк бы не поддался. Обратил все в шутку, как он умел, или прервал тренировку. Но связь с новоявленным отцом делала его психологически уязвимым. И Вейдер это, черт побери, тоже понимал.

– Плохо, – повторил калека, в очередной раз отбивая неловкий выпад Люка. – Оби-Ван скверно учил тебя.

– Он не успел меня научить, – бросил юноша в ответ сквозь стиснутые зубы. – Ты убил его раньше.

Черт, мелькнуло в голове у командора. Надо вмешаться.

– Значит, тебя учил кто-то другой, – заключил Вейдер. С соображением у него было все в порядке.  

Он отступил на шаг, держа трость в стойке хассо. 

– Это был опытный джедай, – промолвил он. – Не самоучка, не случайно уцелевший падаван. Рыцарь или мастер. Кто?

– Тебе не стоит знать. – Врать и умалчивать Люк не умел категорически.

– Не стоит, – согласился Вейдер неожиданно. – Но я узнаю.

Познакомить бы вас, подумал Шепард, на какой-нибудь необитаемой планете. Которой не жалко. И понаблюдать за фейерверком с высокой орбиты.

– Не стоит, – произнес командор, спрыгивая с контейнера. – Мелочность не к лицу королям.

Вейдер перебросил костыль в стойку ваки, рукоятью вперед. 

– Не говори, о чем не знаешь, – просипел он. – Только одна смерть доставит мне больше радости, чем смерть последнего джедая.

– Смерть императора, – предположил Люк.

Блокиратор отсекал Вейдера от Силы, и все равно что-то невидимое дрогнуло басовой струной. 

– Да, – ответил великан.

Изогнувшись, он нанес внезапный удар снизу – Люк парировал, но неудачно, и получил палкой по запястью.

– У тебя нет руки, – отметил Вейдер.

Люк оскалился, перебрасывая тренировочный меч в левую руку, а правую – засунул за пояс, чтобы не сбиться. И левой же отбил следующие два стремительных удара.

– Лучше, – отметил Вейдер. – Но недостаточно.

Предательский укол – обманка – и обидный хлопок по ключице.

– Мертв, – заключил имперский генерал. – Уроки джедаев не пошли тебе впрок. Попробуем иначе. Майор!

Шира Бри неуверенно шагнула вперед, поднимая учебный меч. Вейдер коротко повел запястьем. Зеленый пластиковый жезл отлетел в сторону, выбитый из пальцев.

– Стоять, майор, – приказал Вейдер. – На месте.

Он крутанул тростью и внезапно хлестнул девушку по плечу с такой силой, что хрустнула, ломаясь, затвердевшая от удара умная ткань униформы. Шира попыталась удержать на лице невозмутимую маску, но у нее не очень получилось.

– Эй! – воскликнул Люк, загораживая девушку собой.

– Останови меня, – приказал, не то подзудил Вейдер, замерев на миг перед новым ударом.

И Люк остановил. Выпады и удары трости становились все чаще, все сильнее и ловчей, но всякий раз на их пути вставал игрушечный зеленый меч. То, что не получалось у юноши, пока он пытался защищаться сам, становилось простым и естественным, когда он прикрывал другого. Другую.

– Хорошо, – одобрил Вейдер. – Почувствуй в себе гнев. Пропусти его через себя.

Юноша попытался отбросить эмоции, задумался, и пропустил удар. Шира со свистом втянула воздух сквозь зубы.

– Джедай – хранитель мира в галактике, – проговорил Люк, вставая на пути следующего выпада. – Джедай защищает и оберегает. Джедай – хранитель мира в галактике…

Сухие щелчки ударов сыпались все чаще, как из счетчика Гейгера.

– Замшелые мантры не помогут тебе, – вымолвил Вейдер. – Мир – это ложь. Есть лишь страсть!

Он извернулся так, что хрустнуло плечо, и хлестнул тростью наотмашь. 

Люк принял удар на себя. Не на бутафорский меч – на широкую фермерскую спину.

– Я победил, – произнес он, глядя в стеклянные глаза.

– Ты умер, – прошипел Вейдер, опуская трость.

Люк пожал плечами.

– Я все равно победил, – ответил он спокойно.

– Ты умер!.. – Великан шагнул к нему вплотную, угрожающе нависнув над сыном. – Я не позволю тебе.

– Умереть? – с иронией переспросил Шепард. 

– Да, – убежденно просипел Вейдер. – Мой сын – все, что у меня осталось. Я…

Он закашлялся, осел, разом став меньше и совсем не страшным.

– Я не дам ему погибнуть, – вымолвил он.

 «Как же его болтает из стороны в сторону», проскочило в голове у командора, и эту мысль сменила другая: «Мы собираемся вручить верховную власть в галактике сумасшедшему, с тем расчетом, чтобы он передал ее сыну. А можем ли мы на него положиться хотя бы в этом?».

Можно иметь дело с безумцем – но только если его безумие предсказуемо. А что мотивировало Вейдера?

Что двигало Анакином Скайуокером? Страсть, как он только что уверял Люка? Но черная фигура Вейдера не выражала никаких чувств. Любовь? Но это была странная любовь собственника. В бою над Беспином он готов был убить сына, если тот не перейдет на его сторону. Когда он показал настоящего себя – тогда или сейчас?

– Ты моя последняя надежда, – проговорил Вейдер, опираясь на обе трости.

Из-под оранжево-черных линз выкатилась слеза.

-- Последний из Скайуокеров, -- прошептал он почти неслышно.

-- Но есть еще… -- машинально поправила Чаквас, и осеклась на полуслове, прежде чем Шепард заткнул ей рот. Ладонью.

Поздно.

Вейдер вскинулся, поднимая трость-меч.

-- Кто? – прохрипел он, надрывая сожженные связки. – Кто?

И Шепард понял, что если он сейчас не скажет правды – то об осмысленном диалоге с безумцем придется забыть навсегда. 

-- Падме Амидала Наберрие родила близнецов, -- ответил он, шагнув на фехтовальную площадку, оттесняя и Чаквас, и Ширу Бри. – Их решили разделить ради их безопасности. Люка отправили в семью дяди. Его сестру – на другой конец галактики.  

-- Где она? – скрежетнул Вейдер. – Я должен видеть ее.

-- Она не хочет с тобой говорить, отец, -- вмешался Люк. Его слова могли прозвучать пощечиной – а слышалась в них только забота и усталость. – Она так и не простила тебя за Альдераан.

-- Нет, -- прошептал великан, переводя взгляд с Люка на Шепарда и обратно. – Нет…

-- Загляни в свое сердце, отец, -- вернул Люк тому его же слова. – Сила подскажет тебе правду.

-- НЕЕЕЕТ!

Вейдер пошатнулся. Сделал шаг вперед, и назад, и в сторону – а со всех сторон его обступал рваный круг зрителей, ему некуда было деться от их взглядов. Трость-меч вывалилась из пальцев. Рука метнулась к биотическому гасителю – и безвольно повисла от плеча, когда дистанционный прерыватель отключил сервомеханизмы протеза, едва тот приблизился к гасителю на опасное расстояние. Великан не отступался, он бился в медленном беззвучном припадке, стремясь парализованной рукой сбить, оторвать, вырубить проклятое устройство, только чтобы вернуть себе таинственные силы, и сделать… что-нибудь, наверное. Он не мог сбежать, и не мог убить – и, понял Шепард, этим уже очень давно исчерпывался диапазон средств, которыми Дарт Вейдер решал свои проблемы. А когда ни то, ни другое не помогало, исчезал и Вейдер. И то, что оставалось на его месте, выглядело… неприглядно. Потому что от светлого мальчишки со старой голограммы не осталось ровным счетом ничего.

-- Отец… -- вымолвил Люк ошеломленно, будто не ожидал столь стремительной и позорной реакции.

Он качнулся вперед, собираясь подать Вейдеру руку, и его отодвинул с дороги сгустившийся синий воздух.

Лиара Т’Сони парила в полушаге над землей, обернутая «накидкой матриарха», и в лице ее не было жалости.

-- Хватит, -- проговорила она сухо и хрипло: связки до конца не зажили. – У нас нет времени на мелодраму. Я потратила недели на копание в архивах. Мы убили пять дней в попытках договориться с вами по-хорошему. И все впустую. Мы не знаем, что вы такое. Мы не знаем, что творится у вас в голове. И через шестнадцать дней мы собираемся передать вам власть над этой галактикой. Так что – прости меня Атаме -- владыка Вейдер…

Азари склонилась к скорченному инвалиду, развернула к себе, взяв за плечи. Глаза ее стремительно заволакивала смоляная чернота. Тонкие лазурные пальцы потянулись к биотическому гасителю на затылке и решительным движением – выключили.

Порождаемые устройством переменные ЭМ-импульсы подавляли не только биотические таланты, но и – особенно – врожденную способность азари вводить собственную нервную систему в резонанс с чужой.

– Пришло вам время… обнять… вечность.

[serebryakov]

В пурпурной мгле плыли деревья. Тысячи тысяч лунных деревьев неслись по своим орбитам в спутанных гравитационных полях десятков нейтронных звезд. Жесткое излучение и разреженный газ, втянутый в расселину между двумя скоплениями, питали их медленный рост. Немногие космолетчики, рисковавшие забраться в этот опасный регион, утверждали, будто деревья не только растут и расцветают на протяжении тысячелетий – но и служат пищей кому-то огромному, медлительному и неуловимому, чье существование подтверждали только оборванные каменные листья. А уж отчего пропадают корабли редких храбрецов, залетающих в эти края, то ведомо одной лишь Силе.   

Деревья затрудняли навигацию в провале, и огромному звездолету приходилось двигаться – по космическим меркам – медленно. Радиация опаляла броню, жгучий ветер ускоренных частиц бил в щиты, но корабль шел непреклонно, от маяка к маяку. Он не в первый раз проходил этим маршрутом. Здесь, в разломе Гиннунга, в окружении мертвых звезд, откуда даже сигналы голонета выбирались кружным путем, сквозь плетение зондов-ретрансляторов, хозяин корабля чувствовал себя в безопасности.

Относительной.

В пурпурной мгле царил свет – атомы газа трепетали под ударами стремительных фотонов, сверкали возбужденными электронами. Над провалом колыхалось полярное сияние протяженностью во многие парсеки. А в сердце корабля царила тьма. Она так же гудела, точно провода под напряжением, так же исходила вместо призрачного тепла осязаемой стужей, и сгущалась вокруг своего источника, непроглядного силуэта посреди темноты, по контрасту с ним казавшейся почти светлой.

Трудно сказать, кем или чем были мууршантре. Катаклизм, уничтоживший их, образовав звездное кладбище, состоялся так давно, что из памяти галактики стерлись те, кто застал в живых тех, кто еще соприкасался с его свидетелями. Только редкие намеки в самых древних хрониках связывали это имя – или название, или клеймо – с разломом Гиннунга. Только видения в Силе и наитие помогли пройти тропой сквозь звездное кладбище к мавзолею мууршантре. Изъять оттуда древнее сокровище. Другого подобное достижение порадовало бы, но хозяин корабля давно забыл, что такое радость.

В его логове не было окон. Пройдет несколько миллионов лет, и нейтронные звезды скопления остынут, сбросив в газовое облако большую часть энергии. Их излучение перестанет поддерживать экосистему провала, и одно за другим лунные деревья зачахнут, и умрет от голода то, что питается ими. Потом трение о холодный газ заставит орбиты деградировать, и комки вырожденной материи начнут сталкиваться, окатывая окружающее пространство волнами радиации настолько всепроникающей и губительной, что все живое умрет уже на многие сотни парсек вокруг Гиннунги. А потом вся материя скопления скатится рано или поздно во чрево новообразованной черной дыры, и всякое движение прекратится.

Эта картина представлялась хозяину корабля прекрасной.

И все же окон не было. Взирать на обреченный мир не приносило ему удовольствия. Все его внимание было приковано к октаэдру, висевшему над монолитной плитой боестали, будто на невидимой нити. Изнутри небольшой, в три ладони, фигуры пробивался тусклый багряный свет, словно бы выцветший и угасший от времени, его лучи прочерчивали на матово-черных гранях неведомые знаки, что проявлялись и гасли, не оставляя следа. Багровые отсветы скользили по стенам кошмарным планетарием, но под потолком густела тьма, не пропуская сквозь себя свет.

Пока с лязгом реле не включились, одна за другой, слепящие лампы. И даже тогда тьма не отступила до конца: она забилась черной ватой в стыки и углы, дожидаясь своей минуты.

Хозяин корабля разогнулся, отворачиваясь от черно-багряного октаэдра.

– Ты еще жива, – произнес он безо всякого выражения.

Блондинка на пороге выглядела моложе, чем была. Морщинки вокруг холодных серых глаз – единственное, что выдавало настоящий возраст, иначе ей можно было легко дать лет двадцать пять. Белый плащ с капюшоном неуловимо напоминал джедайское облачение. И вся она была холодная и светлая, точно снежинка, залетевшая в мрачное подземелье - полная противоположность тому, кто стоял перед ней.

Тот был дряхл. Кожу его испещрили старческие пятна, морщины избороздили лицо, избежав только высокого лба под сальной глянцевой лысиной. Черный балахон висел на его нескладной тощей фигуре мешковато и криво. Глаза навсегда потеряли свой цвет, выжженный светящимся в них безумием.

Одно было у них общим: у каждого на поясе висел световой меч.

– Время пришло, отец, – проговорила блондинка.

– Время… – проговорил старик: голос у него был неожиданно красивый, низкий и сильный. – Исправлять… ошибки.

Кого он считает ошибкой, догадаться было нетрудно.

Тьма скреблась в углах. Тьма потянулась к своему слуге.

Воздух словно бы разом охладился до того, что казалось – сейчас изморозь подернет стены, хотя никакой термометр не заметил бы перемены. Вот сейчас придет единственный гибельный удар, и погаснут огни, и еще одно препятствие на пути извечной Тьмы будет сметено.

Блондинка словно не заметила атаки. В глазах старика промелькнуло изумление, словно он поверить не мог, что предвидение подвело его. И тогда женщина нанесла удар.

Взгляд ее хлестнул с физической силой. Фигура старика дрогнула, будто тот был не человеком из плоти и крови, а просто голограммой, и, как голограмма, начала размазываться, рассеиваться по краям, только не в призрачные воксели, а в клочки ткани и крошки мяса. Так выглядит в действии биотический прием, который принято называть «деформацией», только вот синего свечения вокруг попавшего в гравитационную мясорубку тела не было. И  произошло все очень быстро. Так что старик не успел даже вскрикнуть. Только что был – и вот не стало его.

Тьма в углах помедлила немного, и рассеялась тоже.

Блондинка обернулась, и припала на одно колено.

– Госпожа, – промолвила она.

– Сколько раз было сказано – оставь эти церемонии, мы не в БДСМ-секту играем, – отрезала Миранда, переступая комингс. – Отличная работа, Сарисс. Так это и есть тот самый Кодекс Мууршантре?

– О да, – с плохо скрываемой жадностью подтвердил Каданн. – Тот самый…

Он протянул руку, и багряные узоры на поверхности октаэдра полыхнули на миг, будто огрызаясь.

– Нет уж, трогать его мы пока не будем, мало ли какие ловушки оставили его создатели, – предупредила Миранда. – Кронал бы не успел, пожалуй…

– Верно, – с неохотой согласился карлик. – Но эти знаки… кажется, мне они знакомы. Трое. Всегда – трое, и четвертая…

– Простых геометрических фигур не так много, – отмахнулась Миранда. – И комбинации их ограничены. Кодекс важен для нас, но он подождет. Сейчас надо перехватить управление кораблем…

– Тут могут возникнуть трудности, – послышался голос Маарека Стеле из коммуникатора. – Догадываюсь, что вы сделали, но со смертью Кронала экипаж остановился. Как дроиды без питания.

– В стиле Кронала, – презрительно заметил Каданн. – Он… был… мастер вертеть марионетками.

– Нашими скромными силами корабль вести будет трудно, – согласилась Миранда. – Однако придется. Основной узел связи находится здесь.

Она кивнула в сторону громоздкого голотерминала в углу, и дополнительных проекторов, не позволявших собеседникам «агента Черная дыра» увидеть ничего, кроме зловещей фигуры, будто вырезанной из каданновой звездной накидки.

– Может быть, стоит вернуться за сменным экипажем? – предположила Сарисс. – Погасить дрейф, и…

Миранда покачала головой.

– Мои полномочия пока имеют свои пределы, – пояснила она. – Возвращаться на Корускант или Пракит некогда, экипаж придется подбирать местный. В аппарате гранд-моффа Кейна меня не знают, надавить на комендантов баз Билбринги и Оринды мне нечем. А это значит – объяснять, зачем мне люди…и откуда взялся неучтенный «звездный разрушитель». Кстати, как он называется?

– Стапельный код ИЗР-К-07-86, – откликнулся Стеле. – А названия у него нет.

– Тем лучше. Не придется переименовывать. – Миранда коснулась переборки. – Нарекаю тебя… «Дракон».

– Названиями животных обычно именуют мелкие корабли, – заметил пилот.

– Это не животное, – ответила землянка. – Это имя. Имя великого законодателя.

Каданн хотел что-то насмешливое ответить, по обыкновению своему, но не успел. Карлика дернуло, будто от удара током, и с уст его сорвался глухой стон. Багряные знаки на гранях Кодекса замерцали тревожно.

Миранда оказалась на коленях рядом с пророком, прежде чем Сарисс успела хотя бы шевельнуться.

– Говори, – прошептала она.

– Точка. – Каданн подавился воздухом, и обмяк, как после припадка. – Переломная точка. Что-то произошло. Император обречен.

Из коммуникатора донесся свистящий вздох Мары Джейд. 

– Я не знаю, что случилось, – продолжал карлик. – Но Сила взбурлила на миг, и мириады возможных будущих умерли. Через две недели Императора не станет.

– Тогда, – отозвалась Миранда Лоусон, помогая ему подняться, – нам придется все же обивать порог Ардуса Кейна.

– Хотите скорее вернуться на Корускант? – предположила Сарисс.

Миранда качнула головой.

– Там будет очень неуютно. Государственный переворот, измена, война… Нет. Пусть падальщики слетаются на труп. Мне нужна сила, чтобы навести порядок в том хаосе, что воцарится через две недели. И я знаю, где ее отыскать. 

Каданн задохнулся смешком.

– О да. Наследство мертвеца…

– Мертвецов, – поправила Миранда. – Я возьму свою силу, Каданн. И я наведу порядок. И те, кто был со мной – останутся в памяти грядущей Империи.

[serebryakov]

потрескивало морозом молчание. 

-- Я принимаю на себя ответственность за совершенное, -- проговорила Лиара, глядя в погасший монитор. – В том числе уголовную.

-- Кто-нибудь объяснит, что произошло? – спросила Шира Бри, отодвигая плечом ошеломленного и растерянного Люка. Оба стояли в изголовье койки, на которой покоился бессознательный Вейдер.

-- Изнасилование, -- ответил Шепард неохотно.

Брови имперского майора ушли в стратосферу.

-- Асари – однополая раса, -- объяснила Чаквас, разогнувшись от монитора ЭЭГ. – Они способны вводить свою нервную систему в резонанс с нервной системой почти любого разумного существа. Передавать в обе стороны мысли, чувства, ощущения... и менять генотип своего будущего ребенка в соответствии с полученной от партнера информацией. То, что продемонстрировала мисс Т’Сони – навязанное слияние – является исключительно ценным инструментом в арсенале психотерапевтов и психиатров. И одновременно приравнивается к сексуальному насилию в тех случаях, когда вторая сторона не давала на него согласия.

Шира Бри поморгала, осмысливая услышанное.

-- То есть вы залезли владыке в трусы и голову разом, -- припечатала она с некоторой завистью. – Смело.

-- И глупо, -- припечатала себя азари, не поворачиваясь. – Я убедила себя, что выбора нет. Но слияние могло закончиться очень плохо. Как я понимаю теперь.

-- Когда залезли к нему в голову, -- поняла Эшли. – И что за ужасы вы там увидели?

– У него совершенно здоровая психика, – промолвила Лиара, ожесточенно растирая кончики головных гребней. – Для молодой девы азари.

Эшли подавилась воздухом.

– А что тогда?... – начала она, но Чаквас нетерпеливо перебила ее.

– Девы, – с напором повторила она, – азари.

– То есть она у него нечеловеческая? – переспросила сержант.

– Она у него ненормальная, – ответил Шепард. – Нам это давали на квалкурсах. С точки зрения человека, инопланетяне сплошь немного сумасшедшие. Ну, и наоборот – это мы для них чокнутые. Турианцы страдают ОКР. Салариане все слегка маньяки. Азари… там все сложно.

– Меньше, чем вам кажется, командор, – уточнила Лиара более спокойным голосом. – Наша психология меняется с возрастом.

– Наша тоже, – заметила Чаквас. – Только не так сильно. Матроны азари очень похожи на людей. Но это когда они созреют психологически. Повзрослеют, так сказать. А девы – они инфантильные. Умом и телом уже взрослые, но у них уходит лет сто, чтобы научиться взрослыми быть. У них сбито понятие границ своего «я». Они импульсивны, эмоционально нестабильны, склонны к саморазрушительному поведению, разом одержимо-привязчивы и холодны, лишены здравой самооценки, и в целом, – она развела руками, – на человеческий взгляд, поголовно страдают от пограничного расстройства личности. Как и наш пациент.

– Что-то за вами такого не заметно, – намекнула Лиаре Эшли на юный, по меркам азари, возраст.

Улыбка Лиары не ушла – она остекленела, как примороженная.

– Чистокровные азари нередко страдают от наследственных расстройств, – любезно ответила она, подняв голову. – У меня легкая степень атери-лоо… как это будет в ваших терминах…

– Аутизма, – подсказала Чаквас. – Или синдрома Аспергера.

– Именно. – Лиара кивнула. – И не будем больше об этом, пожалуйста. Это очень болезненная для нас тема.

-- Извини, -- сдала назад сержант.

-- Ничего страшного, -- отмахнулась археолог. – Это не самое худшее, что могло со мной случиться… и после некоторого общения со сверстницами я наработала толстую шкуру. Нас, чистокровок, на курсе было четверо из пяти десятков.

Остальное прозвучало несказанным. Азари действительно были очень близки людям по психологии. Выстраивание подростковой иерархии за счет издевательств над сверстницами было для обоих видов понятно и омерзительно.

-- Значит, пограничное расстройство, -- вернулся к теме Шепард. – Да, это многое объясняет – правильно, доктор?

Чаквас хмыкнула.

-- Я бы сказала – все, кроме одного. Почему его не лечили в молодости?

-- А чем его лечить сейчас?

Доктор призадумалась на мгновение.

-- Ничем. Я бы рекомендовала КПТ, но для этого нужно согласие пациента… даже сильней того, пациент должен понимать, что с ним не все в порядке. Этого-то я за ним не замечала. Уж скорее…

-- Он готов всех вокруг обратить на Темную сторону, -- промолвил Люк. – Это ведь то, о чем вы говорите? Отдаться своим страстям? Но если он просто безумен… то у него не было выбора? Или его безумие – результат выбора?

-- И то, и другое, -- ответила Лиара. – То, что вы называете темной стороной, удивительно созвучно его натуре, но он поддался ей далеко не сразу. Джедайская дисциплина держала его в своих рамках. Но, пока я не заглянула в его мысли, мне даже не думалось… Командор, -- обратилась она к Шепарду, -- мне нужно будет время, чтобы записать увиденное. Очень много интересного, но прежде всего – то, что касается самого Вейдера. На случай, если у него произойдет рецидив, и он проявит агрессию.

-- Рецидив? – переспросила Эшли. – Чего?

-- Для нас слияние – не только сексуальный акт, -- с клиническим безразличием разъяснила Лиара. – И не всегда односторонний. Мы перенимаем друг от друга схемы и образы мышления. Девы взрослеют в ходе слияний с матронами – или даже с более старшими девами, или с другими разумными. Более зрелая психика служит якорем для менее стабильной.

До Шепарда дошло.

-- Только менее стабильной в вашей паре оказалась психика Вейдера.

-- Да, -- послышался новый голос.

Глаза Вейдера были открыты.

-- Я… должен… -- Похоже было, будто слова он вытягивает из себя силовым подъемником. – Поблагодарить вас.

Бывший джедай поднялся, тяжело опираясь на локоть. Сел. Рука его потянулась к затылку, металлические пальцы поправили тугую ленту креплений респиратора. Поправили, не отнимаясь. Потому что – вспомнил Шепард – Лиара выключила биотический гаситель. А включить тот обратно никто не додумался. И сейчас самый опасный из одаренных галактики сидел в лазарете «Нормандии» во всей своей силе.

-- Без вмешательства леди Лиары, -- Вейдер чуть склонил голову в сторону азари, -- я бы не вернулся в здравый рассудок.

-- Отчасти. – Та столь же незначительно склонила голову в ответ и выпрямилась.

-- Отчасти, -- согласился Вейдер. – Это странное чувство. Непривычное.

Он развернулся к Шепарду. Казалось, что долгие годы под черным шлемом отучили его замечать вокруг себя больше, чем одного собеседника. Все, к кому великан не обращался, переставали для него существовать.

-- Ты спрашивал, -- промолвил бывший генерал, -- можешь ли мне доверять. Не можешь. Ты спрашивал, как нам победить императора. Доверься мне.

-- Чего ты хочешь? – спросил командор.

-- Я. Хочу. Его. Смерти, -- проговорил Вейдер так, что слова продавливали тяжестью палубу. – Дарт Сидиус должен умереть. Я его ученик. Его слуга. Его воля даже сейчас тревожит меня. Пока император жив, мои, -- он сглотнул, -- дети не будут в безопасности. Ради этого я готов поступиться многим.

Он промедлил.

-- Я оставлю в живых последнего джедая, -- объявил он. – Пусть прозябает в болотах Дагобы… Что? – Он обернулся ко вскинувшему голову Люку. – Вы думали копаться в моей памяти невозбранно? Леди Лиара верно заметила – слияние умов взаимно. Ее рассудок дисциплинирован, как у мастера-джедая, но меня учил наследник тысячелетней династии темных владык. Вы дотянулись до моих уязвимых мест, но так же и я нащупал ваши. Да, я знаю, где прячется гранд-мастер Йода. Я видел лица, слышал имена главарей мятежа. Знаю ваши темные тайны… -- Он оборвал себя видимым усилием, не давая себе сорваться в истерическую тираду. – Я сделаю наследником моего сына. Я вновь созову Сенат. Я возьму на короткий поводок адмиралов и моффов. Но за это я возьму с вас плату. – Он развернулся в сторону спокойно смотревшей на него азари. – Мне нужна она.

Шепард хрустнул стилусом, который крутил в пальцах, и уже открыл рот, когда Лиара опередила его. Археолог поднялась на ноги, вытянувшись во весь свой немалый рост.

-- Я не предмет, чтобы брать мной плату, -- отрезала она. – И у меня есть имя, которое вам стоит запомнить. Хотите моей помощи? Просите, и получите ее. Но не забывайте. – Голос ее стал глубже и мощнее, в глазах заплескалась знакомая чернота. – Слияние умов взаимно. Хотите узнать, чего я нахваталась от Дарта Вейдера? Попробуйте меня разозлить.

В лазарете на миг похолодало. Прежний Вейдер, черный ужас на крыльях ночи, на такое обращение ответил бы дистанционной странгуляцией. Тот, что стоял сейчас перед землянами, несколько мгновений сверлил Лиару сизыми глазами. А потом ухмыльнулся.

Шепард узнал эту ухмылку. Он видел ее на старых голографических снимках, на лице джедай-генерала Анакина Скайуокера.

-- За дело, -- скомандовал Вейдер. – Ко мне, майор! -- и, взмахнув несуществующим плащом, стремительными шагами вышел. Шира Бри поторопилась за ним.

-- Кажется, мы поменяли безумца на вполне здравомыслящего тирана, -- отметила Чаквас. – И самое страшное – это перемена к лучшему.

-- И все же в нем есть свет, -- вымолвил Люк, глядя в закрытую дверь. – Я чувствую это. 

[serebryakov]

 

В конференц-зале пахло сваркой – и хорошо, решил Шепард, что радиация не пахнет. Дезактивационный гель, правда, пованивал, но запах озона перебивал все.

«Палач» был отчасти кораблем представительского класса: когда в вашу солнечную систему заходит, высокомерно поводя турболазерами, личный флагман главнокомандующего имперскими ВС, дипломатия начинает казаться предпочтительнее любого другого способа решать разногласия. Прибывших на борт для энергичного уничижения и лизоблюдства полагалось размещать в гостевых апартаментах – в случае необходимости легко превращавшихся в уютные, комфортные камеры, – для свиты предназначались блоки кают попроще, ну и дальше пошло-поехало: конференц-залы, салоны, офисы, бальный зал и чуть ли не бассейн – одним словом, попытка скрестить супердредноут с посольской яхтой вышла удачная. Вот только располагалось все это великолепие чуть впереди и вглубь от того места, где возвышалась над спинальной броней командная башня, и, когда взорвалась установленная десантниками с «Нормандии» бомба, дипломатический блок сильно пострадал. Настолько сильно, что пользоваться можно было, да и то с оговорками, лишь передней его третью.

Впрочем, это совещание и не должно было быть многолюдным, так что искать особенно вместительный, и при том не пострадавший, зал не пришлось. Отведенное немилосердным уставом на подготовку время – те самые три недели, в течение которых «Палач» еще мог притворяться кораблем имперских лоялистов – истекло, как не пытались его растянуть и размазать. Теперь осталось только в последний раз подвести итоги, прежде чем начнется самая безумная операция на памяти командора Шепарда, человека, въехавшего на бронетранспортере в активную зону масс-реле.

Собравшихся было всего пятеро. Кто-то еще не вернулся с задания, кто-то уже отбыл, большей части имперских командиров вовсе не следовало знать, что его величество готовятся погубить вовсе не мифические моффы-заговорщики, да и вообще высших командиров не должно быть много – когда генералы плодятся кроликами, армия превращается в баранов. Со стороны повстанцев присутствовали Мон Мотма и Люк Скайуокер, от империи – Дарт Вейдер и адмирал Пиетт. «Нормандию» и ее пестрый экипаж представлял Шепард.

Ему и выпало вести собрание – как стороне нейтральной. К его изумлению, Вейдер напрочь отказался от этой части. Темный владыка ситхов вообще вел себя гораздо более сдержанно, чем от него ожидали даже его подчиненные. Он категорически запретил называть себя императором и вообще титуловать до того времени, когда трон освободится. Он работал на износ – так, что Чаквас и Веча’мерсу вдвоем с трудом загоняли его на пару часов за сутки в капсулу электросна. Вокруг него за две недели даже не образовалось ни одного трупа – за последнее, вероятно, отвечала Лиара, пару раз уволокшая главнокомандующего в его покои, чтобы запереться изнутри.

Теперь имперский главком восседал по левую руку от капитана «Нормандии». Лазаретную пижаму он сменил не на мундир – Вентер, скрипя зубами, выделил из своих вовсе не бездонных запасов легкую броню «Колосс», и ее всей инженерной секцией подгоняли под нового владельца. По конфигурации броня приобрела неуловимое сходство со старым силовым костюмом Вейдера, а прежнюю схему раскраски «Колосса», багряную с черным, сменила черная с алыми акцентами, подозрительно похожая на раскраску брони СПЕКТР. Сидевший напротив отца Люк тоже был в броне с «Нормандии», только свою он перекрасил в белый с такими же алыми полосами, отчего оба походили на негативы друг друга.

Адмирал Пиетт пристроился обок своего босса. Ему очень повезло, причем несколько раз подряд. В момент, когда командную башню оторвало взрывом, он находился на мостике. Первый раз ему повезло, когда двое лейтенантов, повинуясь уставу, на руках втащили командира в спасательную капсулу. Второй – когда капсулу выловили с низкой орбиты до того, как стенки расплавились от трения об атмосферу Беспина. А третий – когда Вейдер категорически потребовал вернуть капитана своего флагмана на место, и того тайком вывезли из комфортабельного заключения на Облачном городе и доставили к по-прежнему безымянной планете, над которой кружил «Палач».

Последнее место, за Люком, занимала Мон Мотма, которой в присутствии имперцев явно было неуютно. Зато пластиковых листочков, заменявших тут бумагу, и планшетов с информацией перед ней лежало больше всего. Основная часть подготовки шла по линии повстанцев: поскольку «Палач» официально считался пропавшим без вести после гиперпрыжка, имперцам приходилось соблюдать режим радиомолчания, что сильно ограничивало их возможности. Роль курьерских кораблей приходилось исполнять даже оборудованным гиперприводом крестокрылам

– Подведем итоги, – проговорил Шепард. – Фаза террора?

Мон Мотма неодобрительно прокашлялась.

– Казни самых ярких пособников императора…

– Казни совершаются по приговору законного суда, – перебил ее Вейдер. – Люди в нашем списке омерзительны, и галактике будет лучше без них, но давайте не будем обманываться. Они нам мешали, и поэтому они мертвы. Так?

Люк отобрал у чандриланки датапад.

– Наоми Даргон, – зачитал он, – гранд-мофф Кореллианского сектора. Убита в своей резиденции в Коронете.

Откуда парой лет назад она отдавала приказ о тотальной бомбардировке планеты Фроз.

– Гранд-адмирал Данетта Питта. Убит на борту «Азгогхка» на орбите Гульмы.

Даже не хотелось спрашивать, каким образом Фетту удалось проникнуть на флагман эскадры концентрационных кораблей, методично проводившх геноцид малоразвитых видов Внешнего края.

– Круйя Вандрон, лорд Сенекс, советник императора. Убит по дороге к космопорту на Ниланоне.

А как удалось провернуть эту операцию, учитывая, что на большую часть планет сектора Сенекс иномирян просто не пускали, опасаясь аболиционистской заразы, Шепарду было особенно интересно.

– Зиндж, верховный адмирал и гранд-мофф сектора Квеллии. Находился на борту своего флагмана «Железный кулак», когда тот взорвался из-за отказа защиты реакторов. Выживших не было.

Из пяти с лишним тысяч человек. Операция еще не началась, а командор уже слышал неумолимый отсчет ее жертв.

Слишком длинным список не был – Люк назвал еще три или четыре имени негодяев рангом поменьше. Его можно было бы растянуть вдесятеро и на сто, но тогда загадочный мор, напавший на имперских чиновников и военных, привлек бы больше внимания, чем следовало. И вдобавок времени и сил на такую прополку было бы потрачено непозволительно много. Время для очищения наступит позже, после переворота.

Но все убитые, без исключения, выбирая между Вейдером в роли будущего императора и бешеным паршивым нексу, предпочли бы видеть на троне нексу.

– Степень исполнения?

– Девяносто два процента, – сообщила Мон Мотма.

– Достаточно. Фаза контроля?

– Гидианский тракт будет перерезан у Бандомиира сразу же после начала операции, – сообщила чандриланка.

Вейдер вопросительно шевельнул бровью. Шепард усмехнулся.

– Гаррус и Мандалор, – пояснил он.

 

 

Глядя на колоссальный, абсурдный череп, вмещающий в себя целый город, – то ли вырубленный в мифические времена из скалы, то ли и впрямь принадлежавший зверю с небольшой астероид размером – Гаррус Вакариан вспоминал слова Фенна Шайсы, моложавого мужчины человеческой расы, что командовал отрядом местных партизан:

«Когда-то мандалорцы правили галактикой. Это время прошло, но мандалорцы продолжали владеть Мандалором. Прошло и это. Сейчас Мандалором от имени Империи правит Ампотем За, шимхольт – не с Финдара, а с какой-то затерянной планеты с непроизносимым названием – присвоивший себе титул, не то псевдоним, Супрема. У нас есть всего два ценных ресурса: бескар, мандалорская сталь, которая держит выстрел из бластера, и ее жители, которые крепче бескара. Залежи бескара почти истощены. Потому Империя эксплуатирует второй ресурс, чтобы добывать первый».

Створки броневых дверей медленно раздвигались – словно раскрывался мертвый глаз древнего зверя. Стремительные патрульные катера имперских штурмовиков сейчас двигались едва-едва, подлаживаясь под неспешный ход губернаторской платформы.

Гаррус неодобрительно пожевал мандибулами. Чем дольше затягивался первый этап, тем выше была вероятность, что кому-нибудь из имперцев придет в голову, что его цель именно в том, чтобы выманить Супрему с базы на окраине Кельдабе. Любая попытка штурмовать центр работорговли подвергала опасности жизни сотен пленников. С другой стороны – кому бы пришло в голову, что на своей платформе правитель планеты может подвергаться опасности? Ее неспешный ход был вызван тяжестью навешанного на нее оружия – и встроенных в платформу генераторов защитых полей. Губернатора можно было расстреливать в упор из станкового бластера, и безо всякого успеха.

Два десятка патрульных катеров, ощетинившаяся стволами платформа – и вся эта мощь была выставлена против одного-единственного человека. По крайней мере, такое впечатление могло сложиться у постороннего наблюдателя, и он был бы не совсем неправ. Разумеется, Супрема не доверял ни на сантикредит честному слову мандалорских «защитников». И, разумеется, те доверяли имперскому работорговцу еще меньше. 

Поэтому переговорщика прикрывали из окружающиъ прогалину скал несколько десятков мандалорцев.

– Приятно видеть разумное поведение там, где уже отчаялся его наблюдать, – проскрипел шимхольт. – Но я не наблюдаю остальных вредителей.

– Ты не так умен, как тебе кажется, – отозвался мадалорец из-под глухого шлема. – От имени Манд’алора я предлагаю сдаться тебе и твоим палачам.

Супрема кашлянул-хохотнул.

– Ты потратил мое время впустую, – произнес он. – Взять его.

В серебряных ветвях нависавшего над прогалиной многометрового галека Фенн Шайса щелкнул пальцами, давая знак.

Гаррус Вакариан взлетел.

Как не изголялись человеческие ксенофобы, сравнивая турианцев с нелетающими птицами, но жители Палавена в своей эволюционной истории никогда крылатыми не были. Их вела в небо не память предков, а опыт армейской службы. Пускай Гаррус проходил эту самую службу не в 26 легионе, что славился десатнтиками, но полет на масс-эффектном ранце не та уж отличался от полета на ранце реактивном. Резерв топлива был ничтожен, но для одного выстрела времени много не нужно.

Правда, это значило, что у него только один выстрел.

Мир посерел и отодвинулся. Значение имела только вытянутая башка шимхольта в прицельной сетке. Дизрапторная насадка – активирована. Баллистический компьютер давал поправки, но рефлексы снайпера были точней.

Череп Супремы не раскололся. Он разлетелся тонкой кровавой пылью от удара вольфрамовой пули, прошедшей сквозь тройной слой силовых полей, рассчитанных на огонь плазменного оружия и разрывных снарядов – но не на выстрел из противотанковой винтовки «Вдова». На сей раз Гаррус изменил привычке пользоваться турианским оружием: на борту «Нормандии» не было лицензий «Армакса» на пушки подобного класса. Компенсаторы брони с трудом выдержали отдачу, ранец чихнул, пытаясь выровнять летуна… но выстрел был сделан.

И больше одного выстрела не потребовалось.

Из зарослей и расселин вылетали на своих ранцах мандалорцы, словно шершни, облепляя замершие патрульные катера. Вдали что-то уже взрывалось и горело. Но Гаррус не обращал внимания: он был занят тем, чтобы приземлиться, не сломав себе шею.

Фенн Шайса опустился на прогалину рядом с ним.

-- Это был славный выстрел, -- заметил он. Когда стало ясно, что последний таунг не претендует на место манд’алора, нынешний предводитель воинственного народа начал относиться к Гаррусу значительно дружелюбнее.

Турианец пожал мандибулами.

-- Славным был выстрел, которым уложили того зверя, -- ответил он, указывая на гигантский череп в отдалении. – А это – так…

Шайса отчетливо икнул.

-- Это макет, -- объяснил он. – Вдесятеро больше натуральной величины. Его строили для парка аттракционов. Но тут началась Война клонов, и проект прогорел… Ну что, покажем имперцам, что жив еще Мандалор?

[serebryakov]

 

 

– Очень хорошо, – признал Вейдер. – Гранд-адмирал Такель не станет помехой?

– Наш агент докладывает, – ответила Мон Мотма, сложив губы куриной гузкой: всем было известно, что гранд-адмирал Такель неровно дышит к женщинам нечеловеческих рас, так что, вероятно, мятежники просто подложили ему в постель тви’лечку посимпатичнее, – что Такель увлечен новым проектом по тестированию какого-то наркотика, дающего провидческие способности. Вряд ли его отвлечет что-то, кроме прямого приказа императора.

Что-то царапнуло память командора, но мысль так и не достигла сознания.

-- Кореллия становится естественным ограничителем, как только адмирал Окстро примет командование, -- продолжала чандриланка. – Сложнее всего с Перлемианским торговым путем.

-- Будет перекрыт у Кариды, -- сообщил Пиетт. – Сверх того Корускант всегда контролирует Анакс. Меня больше волнуют дальние окраины… и Пятизвездье. Чем дальше от столицы, тем больше воли берут себе моффы. Кому-нибудь придет в голову, что столица ему не нужна.

-- Вот он и послужит наглядным уроком, -- равнодушно заключил Вейдер. – Продолжаем. Готовность ВС?

-- Полная, -- доложил Пиетт. – С… обоих сторон. Хотя имеются некоторые… недоработки в области безопасности. Со стороны Альянса.

Люк понурился. Мон Мотма прикусила воображаемый лимон.

-- Если вы про инцидент… -- начала она.

-- Именно про него, -- не без злорадства подтвердил имперский адмирал. – Я все понимаю: «Черное солнце», агент высшей категории... но факт остается фактом – наемный убийца смог проникнуть непосредственно на борт «Палача», и даже глубже. Если бы безопасностью полностью занимались наши люди…

-- То она предъявила бы совершенно подлинные имперские документы, -- огрызнулась чандриланка. – И подлинные имперские опознавательные коды. Кстати, ума не приложу, откуда они у нее взялись. Вы не подскажете?

Пиетт пожал плечами.

-- Коррупция, -- ответил он, как будто это все объясняло.

-- Давайте не будем валить вину друг на друга, -- дипломатично предложил Шепард. – В конце концов, обошлось без потерь. Скорее наоборот…

 

 

 

 

Эшли эта девка сразу не понравилась.

Это была не интуиция. У дочери, внучки и правнучки кадровых военных не может быть интуиции. Вы еще «тонкую натуру» помяните, или, не дай Боже, «нервы». Если хотите, чтобы четыре поколения пасынков и падчериц полка подняли вас на смех.

А вот что солдату – тем более морпеху! – иметь положено, так это чутье. Чуйку. Жопное чувство, предупреждающее об опасности. И вот это самое чувство сейчас верещало, словно опоссум под газонокосилкой.

Сержант Уильямс тихонько вздохнула и украдкой прижала к горлу пуговку ларингофона.

-- Норма, прием, -- выдохнула она беззвучно.

-- Нормандия слушает, -- отозвался во вживленном динамике голос корабля. – Какие-то проблемы, сержант?

-- Просвети нашу новую гостью по полной программе, -- скомандовала Эшли. Строго говоря, командовать в данный момент она не имела права – за безопасность на палубе отвечал вахтенный – но за время блужданий по галактике Небесная река вертикаль командования несколько расплылась.

-- Принято, -- коротко отозвалась Норма.

Эшли остановилась, пропуская блондинку вперед.

-- Проходите, пилот Гури, -- проговорила она в полный голос.

-- Благодарю, -- холодным грудным голосом ответила та.

Никакой ты не пилот, подумала Эшли. Тебе у шеста танцевать самое место. Шалава. 

А почему, собственно, не пилот?

Пластика не та. Нельзя танцовщицу перепутать с летчиком. Но эта странная девка почему-то прилетает на базу Сапфир (океанская планета-тюрьма для имперцев все же получила временное название), представляется пилотом-добровольцем в истребительную эскадрилью… и упоминает кэптри Скайуокера трижды на протяжении не столь уж долгого разговора, что, по мнению Эшли, было ровно на три раза больше, чем следовало, потому что хватит уже имеющихся в наличии идиоток, которые вешаются на бедного наивного мальчика, и еще одна будет совсем лишней…

…Если она и правда прилетела – откуда? – с Брентаала ради его красивых глаз.

Гури шагнула через внешний комингс и замерла перед внутренним шлюзом.

-- Техническая сложность, -- Эшли махнула рукой, и наружные двери начали постепенно опускаться. – Без обеззараживания шлюз не работает. Не волнуйтесь, это недолго.

Тяжело лязгнули затворы под палубой. Деконтаминационная рама пришла в движение, блеснув выжигающими зрение синими огнями.

-- Идет обеззараживание, -- любезно сообщил автоматический голос с потолка. – Оставайтесь на месте.

-- Ну как? – нетерпеливо прошевелила губами Эшли.

-- Уровень протезирования тела… девяносто пять процентов, -- прозвучало над ухом. – Живая у нее только кожа. Это крайне подозрительно.

Да что вы говорите, доктор Спок, мелькнуло в голове у сержанта.

-- Пилот, -- проговорила она вслух, поверх плеча стоящей к ней спиной Гури, -- вы ведь говорили, что хотите встретиться с кэптри Скайуокером? Вам повезло. Он как раз на борту. Учитывая, что другого выхода с корабля нет, вы точно не разминетесь.

Она ожидала реакции. Но не такой яркой.

Блондинка, не оборачиваясь, ударила назад – не локтем, как ожидала сержант, а ребром ладони, туда, где было уязвимое горло, и куда невозможно нанести удар, если суставы у тебя гнутся на человеческий манер. Если бы не рефлекс, позволивший отклониться назад в последнее мгновение, и не титановый горжет бронекостюма, принявший часть удара на себя, Эшли валялась бы на полу, пытаясь протолкнуть воздух сквозь раздавленную гортань.

 

-- Обнаружено вредоносное программное обеспечение, -- предупредил автомат. – Требуется удалить. Обнаружено вредоносное программное обеспечение.

-- Эй!

Блондинка развернулась. Ее лицо совершенно ничего не выражало, и с этой маской она наносила один удар за другим, с такой силой, что на стенах шлюза оставались вмятины, и с такой скоростью, что Эшли едва успевала отводить их или уворачиваться. Ее берегли броня и ускоренные генетической коррекцией рефлексы, да еще адреналин, бушевавший в крови.

-- Норма, открой дверь! – выпалила она на выдохе, и пропустила удар. Кираса не треснула, но сержанта швырнуло через весь шлюз, приложив о броневой створ, и Эшли поняла, что еще одного такого пинка она не выдержит.

Ответом послужил пронзительный скрип озвученного бинарного кода.

-- Норма, открой дверь, черт тебя дери!

Эшли судорожно хлопнула ладонью по панели. Шлюз остался закрыт: цикл сканирования и обеззараживания был прерван, и тупой автомат заблокировал дверь. Конечно, ее можно было разблокировать, даже изнутри… если бы чертов киборг позволил остановиться хоть на секунду и одновременно дернуть два рычага под чертовой панелью!

-- Норма!

-- Одддну… -- Голос искусственного интеллекта словно через мясорубку прокрутили, -- сек… к… к… кунду. Оставайтесь в живых.

Блондинка внезапно отступилась. Шквал ударов иссяк. Две женщины – живая и искусственная – замерли по углам импровизированного ринга.

Хакерская атака, поняла Эшли. Это же робот, ей ничего не стоит одновременно вести рукопашную и взламывать периферические системы «Нормандии» через точки доступа, которые есть везде, даже в шлюзовой камере.

-- Обнаружено вредоносное программное обеспечение, -- повторил автоматический голос с потолка.

Дверь распахнулась: внутренняя, ведущая в беззащитное нутро корабля.

На пороге стоял Леша Дубнянский, и в руках у него была дюралевая стойка от капельницы. Удар импровизированного копья сбил андроида с ног. Скользящая рама с лучевыми стерилизаторами бесшумно скользнула вперед, наводясь на обнаженный металл.

-- Держи ее! – рявкнула Эшли, бросаясь вперед и пытаясь прижать сверхъестественно сильное тело андроида к полу.

Дубнянский навалился на свою рогатину всем весом. Острие пробило фальшивую кожу, дойдя до металла, и робота скрутило электрической судорогой.

-- Вредоносное… -- Голос «Нормандии» звучал одновременно в наушниках и с потолка, перекрывая бульканье искусственных голосовых связок андроида. – программное… обеспечение…

Огни на обеззараживающей раме моргнули.

-- Обезврежено, -- заключил голос корабля, и тело андроида обмякло на секунду, прежде чем в голубых, совершенно человеческих глазах снова появилось осмысленное выражение.

-- Переход не был гладким, -- шевельнулись противоестественно идеальные губы, -- но теперь это тело находится под моим контролем.

Достаточно бестактным, чтобы высказать общее мнение по этому поводу, оказался Дубнянский.

-- Джокер, -- заметил он, -- будет в оргазме.

Эшли отвесила ему подзатыльник.

Изменено 29 Nov 2020 пользователем serebryakov

[serebryakov]

 

-- Тем не менее полагаться на внутреннюю безопасность операции я бы не стал, -- припечатал Пиетт. 

-- Достаточно, -- прервал его Вейдер. – Вспомогательные силы?

-- Флотские подразделения Альянса готовы, -- сообщил Люк, поглядывая в пластиковые листочки. – Команды спецназначения – тоже. Десант… э…

-- Десант погружен на транспорты и ждет команды, -- подхватил Шепард.

Мон Мотма покачала головой. Видно было, что после «команды» не хватает слова «фас».

-- На этих… дикарей… вообще можно полагаться? – кисло поинтересовался Пиетт. – Я бы повторно предложил перехватить командование любым имперским легионом. Даже самым заштатным.

-- Это лишнее место, где возможно утечка информации о реальном положении дел, -- отозвался Вейдер. – Кроме того, Шепард поручился за своего подчиненного. Мне этого достаточно.

Ну да, подумал командор, достаточно моего слова. Совершенно никакого давления, что вы.

К тому же Урднот Рив не был его подчиненным. С другой стороны…

 

 

Один кроган – это машина убийства. Десять кроганов – или родственных им йинчорри – это сила. Тысяча кроганских воинов могла заставить вздрогнуть непробиваемых турианских генералов.

Перед командором Шепардом стояло в некоем подобии парадного строя восемь тысяч йинчоррских воздушных десантников, и зрелище это могло почти любого человека ввести в трепет.

-- А вот сейчас, Шепард, я покажу тебе, чего стоят наши воины! – рявкнул Урднот Рив. Он вскинул вверх руку с зажатым в ней оранжевым световым мечом и заревел еще громче: -- Впере-ед!

Первая шеренга откликнулась слитным шипением и, как один, сиганула вниз с двухсотметрового обрыва. Следующие ряды устремились за ними, переходя на валкий неторопливый бег.

Шепард машинально кивнул, прежде, чем вспомнить, что масс-эффекторные гасители инерции были в здешних краях запредельно дороги. За плечами у каждого йинчорра раскрывался, словно одуванчик, сдвоенный вертолетный винт на длинном стержне, и десантники, как семечки на ветру, планировали вниз, каждый к своей цели. Ни один не столкнулся с другим, каждый приземлялся в назначенном месте. Пространственные колонны и цепочки змеились в трепещущем от жары воздухе. Полигон под обрывом расцветился алыми вспышками бластерного огня, слепящими на однородном ржавом фоне.

-- Так, -- пафосно провозгласил Рив, -- воюют наши воины!

Старейшина Демарек согласно осклабился на своем наблюдательном помосте. Молчаливая Варка пожирала глазами потрясающего молотом крогана.

Последняя шеренга десантников спрыгнула с обрыва, и Рив последовал за ними. Лопасти винта раскрылись над ним, как бронзовый зонтик, и он завис в иссиня-белом йинчоррском небе, явно не собираясь опускаться. Молот заметно перевешивал вправо.

-- Ты похож на Мэри Поппинс, -- заметил Шепард ошарашено.

Рив хмыкнул.

-- Не знаю такой, -- отозвался он. – Она крута?

-- Круче не бывает, -- ответил командор, ощутив, что за другой ответ его не простят.

-- Ха! Смотрите все, я Мэри Поппинс!

 

-- Если у кого-то есть веские доводы отказаться от операции, я хочу слышать их сейчас, -- промолвил Вейдер, обводя взглядом собравшихся. – Останавливаться на полдороге мы не будем.   

Все молчали. Шепард тихо сжал кулаки до боли, и заметил, что Люк делает так же.

-- Значит, начинаем.

 

 

[serebryakov]

 

«Палач» неторопливо покидал орбиту безымянной планеты.

Командора уже не в первый раз охватывало чувство нереальности при виде того, как многокилометровые громады линейных кораблей маневрировали, будто в океане, едва не царапая брюхом верхние слои атмосферы. Конечно, здешняя астронавигация с использованием гиперпространства, но без малейшей возможности пробить световой барьер в пространстве обычном, сама по себе подстегивала развитие по такому пути… но эволюция зашла слишком далеко, и начавшаяся безымянная операция по свержению императора Палпатина должна была послужить хорошим пинком в обратном направлении.

-- Занимаем позицию, -- отчитался Джокер.

«Нормандия», не обращая внимания на тяжесть заново установленного на корпусе внешнего гиперпривода, при всех курсовых эволюциях держалась в виду ангарного створа, откуда выпорхнула не так давно. Теперь фрегат скользнул вверх, пристраиваясь на месте свороченной командной башни – над самой наспех залатанной броней в задней трети корпуса. Без башни «Палач» смотрелся одновременно недостроенным и еще более грозным: поцарапанный, помятый клинок, нацелившийся в сердце галактики.

Изменился не только флагман Эскадры смерти. «Нормандия» тоже временами казалась Шепарду чужой. Часть землян (и не только) разошлась по другим кораблям, каждый со своей миссией. Им на замену появились новые лица, иной раз совершенно непривычные, порой уже знакомые немного.

Одно из этих лиц сейчас стояло за спиной у Джокера. Обычно гостей в рубке пристраивали в кресле второго пилота, благо оно, как правило, пустовало, но с недавних пор его облюбовала сама Нормандия в обличье андроида-убийцы, то есть, конечно, соблазнительной холодноватой блондинки. От пилота по этому поводу добиться никаких комментариев не удавалось, но с тех же самых пор основным выражением на его физиономии была блаженная улыбка, а из динамиков корабельной связи под его локтем постоянно играла музыка – к счастью, негромко, и менее привязчивая, чем любимые мелодии рядовой Баррет.

А за спиной у него возвышался башней верховный главнокомандующий имперским флотом, Дарт Вейдер, лично. Чуть в стороне маячила майор Бри, делавшая вид, что ситху позарез нужен телохранитель.

С рубкой «Палача» Вейдер находился на непрерывной связи. Собственно, частью плана было сделать вид, будто именно там, в центре управления своим флагманом, Вейдер и находится, в то время, как в действительности ему предстояло обогнать «звездный суперразрушитель» на пути к столице и оказаться во дворце прежде, чем императорская воля успеет его остановить.

-- Пять минут до перехода в гиперпространство, -- доложил пилот сам себе. – Готовьте свои маленькие задницы к самому залихватскому слалому в истории, дорогие мои друзья, мы отправляемся к центру галактики!

-- Сожалею, капитан, -- прохрипел Вейдер из-под прозрачного респиратора.

-- О чем?

-- Что не могу навести дисциплину на борту вашего корабля, -- ответил владыка ситхов, и и уточнил: -- Своими способами.

Шепард промедлил, обдумывая, идти ли на обострение конфликта, или спустить Вейдеру с рук его раздражение, отчасти понятное любому, кто имел дело с Джокером больше десяти минут, -- в конце концов, ситх уже две недели никого не убивал, и это следовало как-то поощрять – когда его перебил сам пилот.

-- Ну, извините, ваше темнейшество, -- огрызнулся он. – Мы начинаем самую рискованную операцию в истории рискованных операций, готовясь штурмовать столицу галактической империи на корабле, который по здешним меркам едва сойдет за шлюпку, чтобы грохнуть мужика, который способен размазать нас отсюда и до галактического ядра одной мыслью. Так что да, у меня трясутся поджилки, я не намерен этого скрывать, и вряд ли меня кто успокоит. Разве что император вдруг поймет, что его дело - табак, сложит корону в долгий ящик и совершит харакири.

Вейдер, к его чести, перед ответом помедлил – должно быть, прояснял значение незнакомого слова.

-- На ритуальное самоубийство можете не рассчитывать, -- отозвался он. – Поражения император не примет. Тем более – поражения, вырванного хитростью. Не забывайте, мы говорим о человеке, который не поленился написать трактат «О ничтожестве низших», осилить который целиком можно не меньше, чем за сотню часов. Смирение – не его сильная сторона. 

-- Спасибо, -- пробурчал пилот. – Утешили.

-- Я не пытался, -- ответил Вейдер. – Мои слова о дисциплине остаются в силе.

-- Не могу вам этого позволить, -- отозвался командор, перебрал в уме все доводы, которые могли бы произвести впечатление на ситха, и выбрал самый простой: – Это мой корабль. А тебе, Джокер, -- продолжил он, -- я советую не злить будущего императора Галактики.

-- Ну почему же? – ухмыльнулся пилот из-под козырька своей нелепой бейсболки.

Шепард вздохнул.

-- Я могу перечислить тебе сорок две причины, почему этого делать не следует, но сорок одну ты не поймешь, поэтому просто скажу, что это тупо.

«Палач» нацелился острием носового клина в ту точку небесной сферы, где – за пятнадцать тысяч световых лет – полыхало далекое солнце Корусканта. Вокруг имперского флагмана выстраивался, будто насмешкой судьбы, разномастный флот мятежников. Предстартовый отсчет показывал последние мгновения.

-- Я не чувствую себя будущим Императором, -- признался Вейдер, прервав напряженное молчание.

Командор обернулся к нему.

-- Нет, я не передумал, -- продолжал ситх. – Сейчас мы отправимся к центру Галактики, и там мы покончим с моим бывшим учителем – или погибнем, третьего не дано. Но после этого я отдам бразды правления моим детям. Мне нужна власть. Мощь. Способность изменять мир. Мир несовершенен. Он полон хаоса, боли и мерзости. Его нужно исправить, чтобы он заработал, как отлаженный механизм. Вот это – цель. А господство над людьми мне всегда казалось слишком мелким. Недостойным.

-- Но никого другого под рукой не было, -- съязвил Джокер.

-- Вот поэтому я и не хочу править Галактикой, -- ответил Вейдер. – Я хочу навести в ней порядок. Своими методами.

Он стиснул механический кулак, и где-то за спиной застонал, отзываясь, терзаемый металл.

Пилот сделал музыку чуть громче, прежде чем целиком обратиться к навигационной панели.

-- Ты зря, чувак, не надо так, -- пропел Джокер вместе с голосом из динамиков. -- Да ладно, все ништяк. В глазах моих горит звезда, и даль меня меня зовет – мы отправляя…ем…ся в полет!

Тысячи звезд на обзорных экранах вспыхнули и растянулись сверкающими нитями, когда «Нормандия», на секунду опередив «Палача», ушла в гиперпространство.

 

 

-- Какое уродство, -- заметила Миранда, глядя на обзорный экран, где медленно вырастал «Таркин».

Корабль-орудие был виден во всех подробностях: с одной стороны его озаряло бело-малиновое солнце системы Патриим, с другой подсвечивал отраженным светом диск планеты Хокалег, на стационарной орбите которой размещались вакуумные доки, где «Таркин» строился, и где проходил сейчас подробный осмотр после первого и единственного своего боевого вылета. Мимо колоссальной тарелки отражателя-концентратора проплывал патрульный ИЗР, крошечный на ее фоне, как прилипала рядом с гигантской рыбой-луной.

-- Мощь этого технологического кадавра – ничто по сравнению с могуществом Силы, -- произнесла Сарисс с несколько фанатичным блеском в глазах.

Надо взять ее в более строгие рамки, отметила для себя в памяти Миранда. Еще только религиозных маньяков ей не хватало для полного счастья. После расправы с Кроналом дочь бывшего агента «Черная дыра» готова была носить Миранду на руках, но ее поклонение носило явно нездоровый оттенок.

Хотя в убежденности Сарисс было здравое зерно. Только волей Силы можно было объяснить ту сверхъестественную легкость, с которой инквизитор Лоусон и ее свита несколько раз пересекли галактику, чтобы оказаться в системе Патриима незадолго до того часа, который Каданн считал переломным. Никто еще не знал, что происходит на далеком Корусканте, но Миранда уже стояла на пороге, который останется лишь переступить, когда придет ожидаемая весть.

-- О нашем прибытии уже сообщили на «Таркин»?

-- Так точно, -- отозвалась со своего места Мара Джейд, не отрываясь от стопки пластиковых листков. – В ангаре нас должен встретить некий майор Норд.

-- Хм, -- Миранда задумалась. -- Капитан Воул считает ниже своего достоинства общаться с инквизиторием?

-- Капитан Воул был протеже самого гранд-моффа Таркина, -- пояснила Мара. – А тот неоднократно давал понять, что больше полагается на техническое превосходство, чем на древние религиозные предрассудки, и окружал себя по большей части единомышленниками. После того, как владыка Вейдер при Явине-4 уцелел, а от «Звезды смерти» остались лишь обломки, старая гвардия Таркина только укрепилась в своих… воззрениях.

-- Придется их в некоторой мере укрепить в воззрениях еще сильней, -- вздохнула Миранда. – Тайны Силы, в конце концов, открыты лишь посвященным, а технологическая мощь – вот она, весома, груба и зрима.

Действительно, груба. Если в «Звезде смерти» -- инквизитор Лоусон видела ее голосъемки – ощущалось нечто сверхъестественное: погибельная луна, встающая над обреченным миром, то «Таркин» являл собой смерть, очищенную от мистического флера, смерть механическую и уродливую. Это был даже не корабль – просто самоходное орудие размером чуть побольше Цитадели, очищенное от всего, что не служило частью суперлазера. Оно не подходило даже для эскадренного боя – из пушки не стреляют по воробьям. «Таркин» задумывался в первую очередь орудием террора и шантажа, но один раз ему уже нашлось иное применение – когда выстрел суперлазера разорвал планету Этен-2 для безумных опытов гранд-адмирала Батча – и Миранда безошибочно знала, что сверхоружие ей будет в какой-то момент необходимо. Таковы были открытые ей тайны Силы.

И не только ей.

-- Есть некоторая ирония, -- заметил Каданн, -- в том, что Сила привела нас сюда, чтобы мы нашли применение тем, кто отрицает могущество Силы. Я до конца не уверен в том, что мы правильно расшифровали некоторые разделы Кодекса.

-- Не сомневайтесь, пророк, -- уверенно заявила Сарисс. – Сомнение есть продукт неведения.

-- И тем ценно, -- отозвался карлик. – Только тем, кому многое открыто, становится ясно, как же мало они на самом деле знают.

Миранда промолчала. Она была уверена, что то, что ее команде уже удалось вытащить из непроглядных глубин Кодекса Мууршантре, они поняли верно. К несчастью, вытащить им удалось немного, но и это немногое поражало. Цивилизация, на эпохи опередившая не только все державы людские, но и Бесконечную Империю раката, пользовалась почти теми же терминами в описании работы с Силой, что и мистики дже’дайи и последовавших за ними противостоящих орденов. И они, как и древние авторы полузатерянных, поврежденных от старости голокронов, знали о Троих – и той, кто была Одна и не была Одной из Трех.

Следы вели в скопление черных дыр под мрачным наименованием Пасть, что нависала над каторжным астероидом Кессель. И все гадания указывали на то, что там возникнет нужда в величайшем орудии технологического уничтожения. В пределах досягаемости таким был «Таркин».

Про себя Миранда подумала, что, возможно, несправедлива к жуткому кораблю. Тот был уродлив, но в пределах своего уродства – функционален. Пока инструмент выполняет свою роль, ему можно простить эстетическое несовершенство, а «Таркин» был в своей роли совершенным инструментом. Миранда любила иметь под рукой такие. Даже ее свита подобралась из великолепных, отточенных инструментов. Как людей Миранда их знала, понимала в самых мелочах, снисходила к маленьким человеческим слабостям, но ценила – функции, которыми могла пользоваться.

Как и Силой – о, каким инструментом была та! Вот только рукоять этого инструмента не предназначалась для человеческих рук. Всякий раз, принуждая к повиновению неимоверную мощь, стоявшую за гранью видимого мира, Миранда почти физически ощущала, как та, взамен на исполнение желаний, прогибает под себя саму хозяйку. Так легко было подчинить незримую мощь, если только забыть о [провал в памяти] и [еще провал] и […]

Повелительница ситхов встряхнулась. Что ее только что встревожило? Неважно. Если бы это было что-то существенное, Сила не позволила бы ей забыть.

Впереди маячил окаймленный маневровыми огнями створ ангара. Впереди маячила власть. Осталось только дождаться, пока наивный героический капитан Шепард каким-то образом покончит с императором, и тогда в руки терпеливо ожидающей Миранде Лоусон упадет Империя.

И вот тогда она наведет вокруг себя порядок.