Историко-богословский ликбез к миру императора Германа

[Georg]

Данный текст, давно обещанный коллеге Гучкову, написан как «пояснительная записка» к религиозной ситуации (и ее развитию) в АИ-мире императора Германа. Поскольку большинство участников слабо знакомо с вопросом, пришлось «начать с начала», и охватить всю предысторию проблем, которые придется решать в мире Германа. Продраться сквозь «лабиринты метафизики» было не просто, но понять истоки и развитие религиозного конфликта необходимо для понимания грядущих судеб этого мира.

Надеюсь что изложил удобоваримо. Здесь первая часть. Вторая на подходе.

Часть первая. От Кирилла Александрийского до Юстиниана Великого. Вековой конфликт двух великих богословских школ.

Антиохийская и Александрийская школы.

Термины "антиохийский", "александрийский" - условные, технические. Они служат для обозначения оттенков в богословствовании церковных писателей IV-V вв. Эти писатели, при коренном тождестве своей догматической позиции, имели все же в своем богословствовании некоторые особенности, обусловленные или личными их качествами, или местными традициями и мощными влияниями пройденной школы. По этим особенностям издавна они делились на две группы: «александрийцев» и "восточных", или - по принятой школьной терминологии – «антиохийцев». Различие между ними в своей основе сводится к различию в их природном характере. «Александрийцы» были глубокими мистиками, «антиохийцы» - людьми трезвого рассудка. Те жили религиозным чувством, эти - научными интересами. «Александрийцы» любили созерцать в христианстве его таинственную, непостижимую сторону и трепетно ощущали в нем все высшее, духовное, божественное, ощущали так, что не особо стремились доказывать его рационально, находя полное удовлетворение в своем глубоком религиозном чувстве. «Антиохийцы», наоборот, сосредоточивались не на таинственном и сокровенном, а на внешнем исторически данном содержании христианства и центр тяжести своих изысканий полагали в доказывании непостижимых тайн религии и в выработке точных и определенных богословских формул. В этом смысле тонкие различия между теми и другими сказываются во всех видах церковной письменности. Александрийцы в экзегетике держались «таинственного смысла», а не буквы Писания, в апологетике посвящали много внимания теории о таинственных воздействиях Логоса в мире языческом, в полемике опирались на мистико-сотериологическую идею обожения человека. Антиохийцы же предпочитали в экзегетике буквально-историческое понимание (не разрешая истории в аллегорию), в апологетике и полемике сосредоточивались главным образом на своих диалектических доказательствах, в истории оставались в рамках эмпирической действительности.

Указанное различие между александрийцами и антиохийцами, между мистиками и людьми трезвой науки, сказывалось в богословии. Александрийцы, следуя своим глубоким религиозным стремлениям, без всяких рациональных околичностей прямо созерцали во Христе Бога. Это было жизненным исповеданием их сотериологического упования - спасение (обожение) может подать только Бог. Эта идея составляла для них все. Для них не важны были рассуждения о том, как выразить и объяснить отношение ее к идее единобожия или как представить себе таинственное единство божества и человечества во Христе. Их живое религиозное чувство просто созерцало во Христе это совершенно непостижимое, недо-ведомое, но и совершенно неделимое единство. Они видели в Нем Бога во плоти, "одно естество Бога воплощенное" – Бога, «принявшего зрак раба» ради спасения человечества. Это воззрение много говорило сердцу человека, и в этом причина его жизненности, но оно мало давало места всесторонней рассудочной обработке догмата. Подхватив идею, подсказанную сердцем, идею расплывчатую, неопределенную, как самый голос сердца, и приняв ее за точную формулу, неумеренные сторонники этого воззрения всегда могли впасть в крайность, что действительно и случилось с монофизитами. Во всяком случае, впрочем, воззрение это весьма возвышенно. Удерживаемое в должных пределах, оно составило самую светлую и привлекательную сторону в воззрениях александрийцев и примыкающих к ним писателей (св. Григорий Богослов, св. Григорий Нисский).

Иного типа было богословие антиохийцев. Оно чуждо было мистических полетов александрийцев. Элемент рассуждений в нем преобладал по преимуществу. В поте лица своего антиохийцы трудились над решением разных проблем, связанных с рациональным обоснованием христианских догматов. Их трудам христианство обязано целым рядом точных формул, которые вошли во всеобщее употребление как вполне удовлетворяющие интересам научно-философской формулировки догматов. При этом некоторые антиохийцы увлекались задачей рационального выяснения догматов и увлекались в такой степени, что во имя логической последовательности в своих построениях готовы были пожертвовать и верой в Божество Христа (Лукиан), или в единство Его существа (Несторий).

Влияние на массы антиохийцев или александрийцев обусловливалось личными склонностями каждого и лишь отчасти местными традициями. «Мистики» усвояли идеи александрийские, «философы» - антиохийские. В таком порядке каждый держался известного любимого автора и соответственно тому делал различие между своими авторитетами.

Истоки и суть «христологического спора».

Cмысл догматических столкновений IV-VI веков можно понять, лишь принимая во внимание их сотериологический аспект – учение о спасении и обожении человека. Во времена арианских споров св. Афанасий и каппадокийцы решительно настаивали на том, что «спасение» совершается как реальная встреча Бога и человека. Воплощенное Слово было истинным Богом, а не тварью, ибо только Богу возможно воссоединить с собой падшее человечество – таково было главное возражение арианам. При этом человеческая природа Христа была истинной человеческой природой, «нашей природой», во всей полноте воспринятой Словом, поскольку «не воспринятое не уврачевано, и что соединилось с Богом, то и спасается», — писал св. Григорий Назианзин.

Источником «христологического спора» и стал вопрос о «способе соединения» Божества и Человечества во Христе. Сформированные различными типами богословского мышления и различными экзегетическими методами, Александрия и Антиохия в первой половине V века выработали противоречащие христологические доктрины.

Богословский язык того времени не располагал адекватными терминами для выражения современной концепции личности как противопоставленности природе, и, поскольку главной заботой антиохийской школы было защитить полную реальность обеих природ – божественной и человеческой - во Христе, она говорила о «Слове, воспринявшем» человеческую природу, и Человеке Иисусе, Сыне Марии, «воспринятом Словом». Такое различение было очень удобным для экзегезы, поскольку позволяло истолковывать различные евангельские эпизоды (н.п. «гефсиманийское борение»), относя их то к Богу, то — к Человеку. Феодор Мопсуестийский осознавал, что антиохийская христология «воспринявшего Слова» и «воспринятого человека» была недостаточна для того, чтобы выразить исповедание Никейского Символа веры «во Единого Господа нашего Иисуса Христа». Но это единство он выражал формулой: одно лицо (просопон) и две природы (физис). Какой бы смысл ни вкладывал Феодор в свою терминологию, она вызывала путаницу, поскольку термин «лицо», объединяющий Божественную и человеческую природы Христа, на греческом языке того времени мог обозначать и просто «личину», маску. Термин же «природа» в греческой философской терминологии всегда указывал на конкретную реальность и иногда на реальность личностную. По Феодору, Божество «обитало» в человеке Иисусе.

С точки зрения антиохийцев, человеческая природа Христа была автономной: она обладала и собственной свободной волей, развивалась и действовала самостоятельно (хотя и в единстве со Словом). Этой-то человеческой природе антиохийцы и усвояли заслугу спасения человечества. Согласно Феодору, Человеку Иисусу «Слово содействует по мере того, как Он свободно утверждается в добре». Из такой интерпретации спасения можно легко вывести заключение в пользу «гуманистического аскетизма", усматривающего спасение человека в его собственных усилиях, направленных к добру и истине, в подражании подвигу, совершенному некогда Иисусом. Эта интерпретация сочеталась у них со стремлением к рациональному объяснению Воплощения (у Феодора и особенно у Нестория). Но такое объяснение требовало соответствующей метафизики, которой Несторию явно не хватало. «Рациональный» подход привел его в противоречие с некоторыми выражениями общепринятого христианского словоупотребления, такими, например, как термин «Богородица», что немедленно сделало его подозрительным в глазах традиционалистов. Против их критики у Нестория не оказалось серьезных богословских и философских аргументов.

В то же время во главе Александрийской школы оказался знаменитый Кирилл Александрийский. В своем богословии Кирилл стремился подчеркнуть, в первую очередь, что спасение даруется и осуществляется только Богом. Власть греха и смерти не может быть разрушена человеческими достоинствами человека Иисуса. Слово восприняло человеческую природу, действительно соделав ее Своей собственной. Он утверждал, что связь между божественным и человеческим во Христе состоит не просто в содействии, или даже взаимопроникновении природ, но в единстве: воплощенное Слово едино, и не может быть никакого «раздвоения личности» Единого Искупителя — Бога и Человека. Спасение состоит именно в том, что Слово являлось субъектом во всех событиях человеческой жизни Иисуса. Именно Его родила Дева Мария - отказываться именовать Ее Матерью Бога значит отрицать тайну Боговоплощения, поскольку во Христе нет никого другого, Кому Она могла бы дать жизнь, кроме Слова. Нет двух сынов, есть два рождения Одного и Того же Слова, Которое, по природе неизменно оставаясь Богом, воспринимает в Свое существо всю человеческую природу для того, чтобы восстановить человечество в его первозданном состоянии, освободив его от греха и смерти. Именно Слово умерло на кресте. И смерть Бога-Слова была поистине искупительной, в то время как смерть человека, даже самого праведного, осталась бы обычной смертью человеческой индивидуальности.

Для того, чтобы утвердить единство существа Христа, показать, что и до и после Воплощения Слово является единственным Совершителем человеческого спасения, св. Кирилл говорит о единой ипостаси или «о единой воплощенной природе Бога-Слова». Слишком неопределенный термин «лицо», использовавшийся в Антиохии для обозначения единства двух природ во Христе, представлялся св. Кириллу совершенно неприемлемым. Обычно он противопоставлял ему идею «ипостасного единства», но в силу синонимичного употребления терминов «ипостась» и «природа», принятого в то время обеими сторонами, он вынужден был также говорить и о «единой природе».

В силу нескольких причин терминология св. Кирилла не могла стать основанием для создания общеприемлемой христологии. Св. Кирилл не осознавал, насколько смущала многих его сомнительного происхождения формула «единая природа Бога Слова воплощенная». Эта формула была заимствована св. Кириллом из текста, принадлежащего, как он полагал, св. Афанасию, в действительности же — еретику Аполлинарию. Подлог, невольным соучастником которого стал ни о чем не подозревавший Александрийский епископ, был выявлен византийскими авторами VI века. Для антиохийских богословов формулы вроде «единая воплощенная природа Бога-Слова» были неприемлемы, ибо «во-площенность» Бога легко толковалась в духе ереси Апполинария. Библейское понятие «плоть» («Слово стало плотью», Ин 1:14) в греческом переводе теряет присущее ему на древнееврейском значение «одушевленной природы» и используется главным образом как синоним тела в его противопоставлении душе. В соответствии с этим Апполинарий предполагал, что Христос обладал не полной человеческой природой, но только человеческим телом, место же разумного и нематериального начала в Его человеческом естестве заняло Слово, а именно это разумное начало рассматривалось греками как «игемоникон», управляющий принцип в человеческом индивидууме. Лишенное человеческого ума («нус»), человечество во Христе не могло быть истинной человеческой природой, но только неодушевленным телом, в котором обитает Божественный Ум.

Хотя св. Кирилл и пользовался непреднамеренно терминологией Аполлинария в своей полемике против несториан, сам он решительно отвергал учение Аполлинария. Такие выражения, как «игемоникон» и «миа ипостасис» представлялись ему необходимыми прежде всего для того, чтобы указать на тождество субъекта между предвечно существующим Божественным Словом и Словом воплощенным, единство личности и сознания Христа. Несомненно, св. Кирилл всецело признавал полноту человечества во Христе при единстве «двух природ». Тем не менее концепция Кирилла, выраженная им в «Двенадцати анафематизмах», вызвала взрыв возмущения «антиохийцев» - Кирилла обвинили именно в ереси Апполинария.

Конфликт усугублялся церковно-политическими мотивами. Уже больше века Александрийская церковь была наиболее авторитетным богословским центром Востока, именно она была опорой православия во времена арианского спора. По решениям Никейского собора Александрийский епископ имел второе место после римского и титуловался папой и «вселенским судьей». И вот Константинопольский собор при Феодосии Великом выдвинул на место второй кафедры Римской империи и главной – Востока – Константинополь. Решение это вызвало взрыв возмущения в Египте, и побудило его патриархов вступить в ожесточенную борьбу за церковное главенство на Востоке – борьбу, последний раунд которой прошел уже в начале VI века в царствование Анастасия.

Эфесский собор. Хрупкий компромисс.

Когда александрийские монахи отрапортовали Кириллу ? богословском шуме в столице около Нестория (вызванном отвержением им термина «Богородица»), Кирилл почувствовал себя достаточно вооруженным для нападения. Доказать богословскую некомпетентность и еретичность выученика Антиохийской школы, свергнуть его со столичного трона и провести туда дружественного Александрии кандидата, повторить весь цикл борьбы своего дяди Феофила против Златоуста стало для него увлекающей боевой задачей, которой Кирилл отдался со всей страстностью и богословским вдохновением. При этом Кирилл мог надеяться привлечь и действительно привлек Римского папу себе в союзники в борьбе с Константинополем – проведя очевидные параллели между богословием Нестория и западным учением Пелагия. Мощная «египетская партия» среди чиновничества и финансовых кругов Константинополя, а так же экономическое могущество Александрийской патриархии (позволявшее Кириллу раздавать миллионные «подарки» императорским министрам) позволило ему инициировать процесс, добиться созыва собора в Эфесе, и провести на оном соборе как осуждение Нестория, так и свои «12 анафематизмов», даже не дождавшись Антиохийской делегации.

По словам отца Иоанна Мейендорфа:

Победа св. Кирилла в Эфесе (431 год) имела своим результатом не только утверждение «единства личности» исторического Христа, но также провозглашение положительной творческой богословской концепции полноты человечества во Христе, и в то же время - всецелого усвоения этой «полноты человечества» Богом-Словом, концепции, утверждающей идею обожения, к которому предназначены все, кто «во Христе». Учение о «всецелом причастии» Божеству и обожении человека не могло быть создано в контексте строго антиохийского богословия.

Однако св. Кириллу не хватало терминов, которые могли бы совершенно отклонить подозрения в аполлинаризме и сделать его учение приемлемым для всей Церкви. Конфликт, усугубленный диктаторским поведением Кирилла, вызвал раскол церкви, угрожавший смутой в империи. В этой ситуации Феодосий II предпринял жесткие меры. От обоих патриархов – александрийского и антиохийского - император потребовал ликвидации раскола. В противном случае - смещение с кафедр и Кирилла и Иоанна Антиохийского и ссылка их в Никомедию "под надзор" двора, с перспективой, конечно, на их сдачу.

Таким образом лидеры обоих школ вынуждены были искать тот минимум догматического единомыслия, на котором они могли бы официально согласится, составив общее вероисповедание. Антиохийцы соглашались держаться минимума обязательных догматических формул: только Никейского вероизложения с толкованием его Афанасием Александрийским, а так же принимали определения Эфесского собора относительно термина «Богородица» и анафему Несторию. Кирилл в свою очередь решил пойти на уступки и согласился не навязывать всем своих 12 анафематизмов. Более того - он подписал антиохийское вероизложение, в основных чертах то самое, которое антиохийцы привозили и в Эфес, но неистовый Кирилл сорвал тогда самую возможность его прочтения.

Подписка единой согласительной формулы, и притом компромиссной, не могла упразднить различий в богословии двух школ. Каждая из них продолжала создавать богословскую литературу своего стиля. Кирилл по-прежнему употреблял свое выражение "??? ?????"... Антиохийцы - свои. По указу властей сочинения Нестория истреблялись. Его друзья вместо них делали выписки из не затронутого эфесской анафемой первоисточника Нестория, т. е. из Диодора Тарсского и Феодора Мопсуестийского, и их распространяли. Сторонники Кирилла вновь пришли в движение. Вопрос проник в "низы", и те начали "контроль" своих владык. Клирики начали ездить в Константинополь с жалобами на неправославие своих епископов. Бродившие и неорганизованные толпы монахов были большой и беспокойной агитационной силой. Восточные епископы все время чувствовали себя подозреваемыми в неправославии. Хотя Кирилл соблюдал условия мира и не позволял разнуздываться египетским "низам", но он сам все-таки давал поводы думать, что в любую минуту он потребует от антиохийцев анафемы на Феодора и Диодора. Когда вскоре в 444 г. Кирилл скончался, на "Востоке" встретили эту смерть вздохом облегчения. Но антиохийцы напрасно радовались. Им пришлось пожалеть ? Кирилле, который своим авторитетом сдерживал в Александрии поднимавшуюся вражду к ним. Новый патриарх Александрии Диоскор, напротив, "поставил ставку" на это низовое течение, развивавшее учение Кирилла до «экстремистских» крайностей. И, как человек узкий, страстный и беспощадный, он был желанным орудием той стихийной реакции, которая вскрылась в монашеской среде и в семитских и кушитских народностях империи против учения Антиохийской школы.

Халкидонский собор – предыстория и итог.

Новый "фараон" Александрийской церкви, Диоскор, инстинктивно пошел за спиритуалистическим чувством коптских народных масс. Пафос монофизитского богословия у Диоскора подкреплялся и всеми традиционными александрийскими страстями в борьбе с Константинополем. Конечно, он не признавал канона II Вселенского собора ? втором месте для Константинопольского епископа, считая, что второе место принадлежит Александрии и что правило это направлено не столько против Рима, сколько против Александрии.

В это время в Константинополе с новым учением выступил архимандрит Евтихий (ок. 378—после 454), который считал себя истинным продолжателем св. Кирилла. Евтихий развил «монофизитские» аспекты богословия Кирилла до крайних пределов. Согласно имеющимся сведениям, Евтихий учил, что человечество Христа стало само Богом по природе, и оно не является человечеством нашей природы. Оно не единосущно нам по человечеству. С этим связывалось представление Евтихия о том, что у Христа—«тело небесное». Обожение человека представляет собой не соединение человеческой природы с божественной, а уничтожение этой пораженной грехопадением природы, «умерщвление плоти» и замену ее природой божественной.

Ересь Евтихия обратила внимание Восточной Церкви, все еще находившейся под впечатлением победы св. Кирилла над Несторием, на опасности, к которым мог привести торжествующий александризм. Было очевидно, что в богословском словаре св. Кирилла отсутствовали термины, позволившие бы справиться с ними.

Акты Константинопольского Синода, разбиравшего под председательством патриарха Флавиана в 448 году дело Евтихия, показывают, что св. Кирилл все же оставался единственным критерием православия как для судей, так и для осужденного. Евтихий, сперва не хотевший признать формулу согласия, которую св. Кирилл принял в 433 году во время примирения с антиохийцами (Христос истинный Бог и истинный Человек и «единство двух природ»), в конце концов согласился с ней. Однако он отказывался исповедовать существование во Христе двух природ «после соединения», то есть сохранение целостности обеих природ во Христе. Хотя многие епископы, принимавшие участие в работе Синода, справедливо считали учение о двух природах после соединения по содержанию кирилловым.

Осуждение Евтихия показалось крайним «александрийцам» отходом от учения св. Кирилла. Диоскор Александрийский при поддержке всесильного в последний период правления Феодосия II «первого министра» – египтянина Хрисанфия, - без особого труда добился низложения св. Флавиана, реабилитации Евтихия и осуждения последовательных защитников учения о «двух природах после соединения», а именно Феодорита Кирского и Ивы Эдесского, которые, принимая во внимание их прежнюю дружбу с Несторием, изначально были скомпрометированы. Таковы были деяния «разбойничьего» «Второго Эфесского собора», который под воинственным предводительством Диоскора и под прямым силовым давлением толпы фанатичных монахов совершил все это во имя богословия св. Кирилла. В результате церковь снова оказалась расколотой. Только смерть императора Феодосия II сделала возможным изменение ситуации. «Египетская партия» в Константинополе, возглавляемая Хрисанфием, потеряла власть в результате переворота, организованного сестрой покойного императора Пульхерией и полководцем Аспаром. Новая императорская чета—Маркиан и Пульхерия—созвала еще один вселенский собор в 451 г. в Халкидоне.

Халкидонский Собор, в работе которого участвовали почти все восточные епископы, числом 500 (самый представительный церковный форум, какой Церковь знала до тех пор), показал, что «монофизитство» Евтихия было в принципе неприемлемо для Восточной Церкви. Как только исчезло прямое давление со стороны Феодосия II и Диоскора, епископат признал выразителем кафолической веры св. Флавиана, а не Диоскора, и тем более не Евтихия. Однако никто не оспаривал абсолютный авторитет св. Кирилла, и не было речи о том, чтобы для осуждения ереси Евтихия вернуться к подозреваемой в несторианстве антиохийской терминологии. Решение вопроса было найдено в арсенале западной, латинской христологии. Западное богословие, как то видно из известного «Послания к Флавиану» папы Льва, обладало по сравнению с александрийской и антиохийской системами тем очевидным преимуществом, что утверждало совершенную реальность двух природ (субстанций) во Христе, не имея при этом ничего общего с несторианством. Методом папы Льва были не отвлеченные философские рассуждения о том, как собственно понимать единство двух природ во Христе, но восстановление здравого смысла при толковании Писания, где Иисус ясно предстает и как Бог, и как Человек. Евангельский текст ясно показывает, что каждая из природ воплощенного Слова сохраняет свое собственное действование (agit utraque forma quod proprium est), но каждая действует только во взаимодействии с другой (cum alterius communione). Это взаимодействие — не простое соположение, но соединение, основанное на единстве субъекта Божественного и человеческого действия во Христе: Один и Тот же — и Бог, и Человек (qui enim verus est Deus, idem verus est homo). Хотя св. Лев прямо и не говорит об обожении, существенные богословские предпосылки этого учения у него подразумеваются. В конечном счете, в тексте Льва имеет место четкая концепция communicatio idiomatum, то есть то самое, что являлось камнем преткновения для «несторианствующих» антиохийских богословов: единство Личности позволяет сказать, что «Сын Божий умер» (unitatem personae in utraque natura intelligendam Filius Dei crucifixus dicitur et sepultus), без утраты Божественной природой присущего бесстрастия. Это был тот самый момент, из-за которого св. Кирилл вынужден был бороться с Несторием: Бог, не переставая быть Богом, соделывает человеческую природу Своей собственной, вплоть до ее смертности.

Следует отметить особую политическую обстановку, в которой проходил Халкидонский собор. Император Маркиан выступил в Мезию против гуннов, в то время как посланный им корпус восточно-римских войск высадился в Равенне, придя на помощь Аэцию, который держал оборону против Атиллы по реке По.

Согласно хронике Идация «дополнительные войска, посланные императором Маркианом, под командованием Аэция вырезали их [гуннов] на собственных стоянках. Также они были истреблены посланной с неба чумой». И хотя пропагандируемая римской церковью легенда всецело приписывает спасение Италии от гуннов папе Льву, силой слова укротившему свирепого язычника – согласно письму папы Симмаха миссия святого Льва к Атилле была специфической, он вел переговоры об «освобождении римских пленников», возможно обсуждая размеры выкупа. Отступить Атиллу заставил не папа, а Аэций, получивший подкрепления с Востока, и мор, настигший гуннов в ими же опустошенной стране.

скрыть

[Georg]

Последствия Халкидонского собора. Эскалация религиозного конфликта.

Вера собора была отныне объявлена обязательной для всех. Указ императоров Валентиниана и Маркиана, изданный 27 января 452г., заявлял, что "никто, ни клирик, ни государственный чиновник, ни личность любого другого звания, отныне не должен пытаться публично высказываться о христианской вере... или публично обсуждать дела, уже решенные и правильно улаженные собором. Нарушители, будь то клирики или миряне, лишаются своего места". Но произошло то, чего опасалось соборное большинство – отказ от терминологии Кирилла вызвал взрыв на востоке.

Хронологически первый, и массовый, протест против собора произошел в Палестине. Толпы монахов под предводительством Феодосия и при поддержке императрицы Евдокии, вдовы Феодосия II (живущей в Иерусалиме и противящейся религиозной политике ненавистной ей Пульхерии) восстали против Ювеналия Иерусалимского. Позже Ювеналий был восстановлен на своей кафедре, но только ценой вмешательства римских войск и кровопролитных столкновений, в ходе которых солдатам пришлось перебить несколько тысяч монахов.

Еще большее неприятие Халкидон вызвал в Египте, где решения собора были восприняты практически как национальное унижение. За щитами и копьями римских солдат удалось провести избрание патриархом Александрии сторонника Халкидонского собора Протерия взамен низложенного и сосланного Диоскора. Протерий был при Диоскоре пресвитером и поэтому верным последователем Кирилла. Папа Лев в течение некоторого времени даже подозрительно относился к его православию. Но признание им собора сделало его неугодным большинству египетских христиан. Диоскор умер в изгнании в 454г., и монофизиты, не признававшие Протерия, считали александрийскую кафедру «вдовствующей». Когда умер император Маркиан (457), в Александрии вспыхнуло восстание, и Протерий был растерзан толпой прямо в храме. В главном соборе Александрии, Кесарионе, захваченном монофизитами, два монофизитских епископа, Евсевий Пелузский и Петр Маюмский, хиротонисали нового патриарха, Тимофея. Будучи высок ростом и худ, он получил прозвище Кот («Элур»). По всему Египту были также поставлены монофизитские епископы. Наряду с Халкидонским собором Тимофей Элур анафематствовал также и крайнее монофизитство Евтихия. Сегодня, когда важнейшие сочинения Тимофея Элура, утраченные по-гречески, но сохранившиеся на сирийском и армянском, изданы и изучены, можно сказать, что это был (не считая псевдо-Дионисия Ареопагита) едва ли не самый выдающийся богослов послехалкидонской эпохи, учение которого послужило базой позднейшего «севирианства». Почти все свое патриаршество он провел в ссылках, но среди монофизитов это лишь стяжало ему исповедническую славу св. Афанасия.

Римские войска подавили Александрийское восстание ценой 10 000 жертв. Тимофей Элур был сослан в Гангру, а затем в Херсонес, в Крым. Его преемник, другой Тимофей, прозванный Салофакиол ("Белый тюрбан"), был избран и поставлен под прикрытием имперских войск. Лично умеренный и добрый (эти качества признавались за ним даже монофизитами), он сделал несколько "экуменических" попыток примирения и дошел до того, что восстановил имя Диоскора в диптихах. Но после унижения, как они считали, своей Церкви в Халкидоне и после кровавой расправы с восставшими при помощи императорских войск огромное большинство египтян не хотело иметь ничего общего с Тимофеем III.

Ловкость императора Льва в обращении с епископами и энергичное применение им силы в Египте создали на Востоке видимость единства, продолжавшуюся вплоть до смерти Льва в 474 г. Однако это единство не отражало "признания" Халкидонского собора. Монофизитские идеи продолжали распространятся в восточных провинциях. Прочная позиция Халкидона на латинском Западе уже не могла оказать долговременного влияния на восточные церковные дела в связи с наступившим в 470ых годах коллапсом Западной империи. И что самое главное, в богословских дискуссиях монофизитская сторона оказалась неизмеримо сильнее. Главными защитниками Халкидонского собора оказались антиохийцы, богословская терминология которых была уже скомпрометирована осуждением Нестория. Антиохийцы, интерпретируя постановления Халкидонского собора в рамках своей концепции, вызывали на Халкидонский орос огонь убийственной критики со стороны монофизитов, давая повод объявить сам собор несторианским.

Преобладание антиохийской христологии среди защитников собора видно прежде всего по интерпретации постановления, где говорится про свойства двух природ, "соединенных в одном лице и одной ипостаси", а кроме того, по отвращению к "теопасхитским" формулам. Эти два пункта, конечно, связаны один с другим. Со времен Диодора Тарсского и Феодора Мопсуестийского антиохийцы называли Божество и человечество Христа "природами", которые не могли смешиваться или даже считаться состоящими в истинном "общении" друг с другом. Связь между ними понималась антиохийцами как "контакт", тогда как единство Христа выражалось термином "одно лицо" (prosopon), то есть термином неточным, означающим и "личность", и "маска", и "олицетворение", и "роль". В глазах Феодорита и прочих «антиохийцев» выражение Халкидонского ороса "соединение в одном лице и единой ипостаси" означало новое и ослабленное употребление термина ипостась как синонима «лицо». Взятое само по себе, выражение, быть может, и допускало такое понимание (недаром сам Несторий, получив в ссылке халкидонский орос, счел что его точка зрения победила ). Однако весь контекст Халкидонского собора, включающий не только многочисленные формальные провозглашения "Кириллова богословия", но также и употребление в Халкидонском оросе термина «Богоматерь», предполагает, что слово «ипостась» означает предвечную Ипостась Логоса, единого от Святой Троицы. Общим же в позиции антиохийских защитников Халкидона было то, что они избегали понятия «ипостасное соединение» со всем тем, что в него вкладывалось. Конечно, формально они не были несторианами и всегда отрицали учение о "двух сынах", то есть то, что предвечный Сын Божий иной, нежели Сын Марии, родившийся в истории. Однако на деле совершенно так же, как их антиохийские учители Диодор Тарсский и Феодор Мопсуестийский, они последовательно избегали признания во Христе реального единства субъекта. Это становилось особенно ясным, когда они касались Страстей Христовых. Когда монофизитские полемисты им прямо задавали вопрос: "Кто пострадал на Кресте?"—они отвечали: "Плоть Христова, Его "человечество", Его "человеческая природа" или «человеческое», то есть безличные реальности. Они и вправду не признавали во Христе второй личности—это было бы буквальным несторианством,—но были неспособны согласиться с тем, что реально страдать может только кто-то (а не что-то). В итоге их позиция стала проигрышной – философские построения антиохийцев, четко отделявших «божество» от «человечества» оказывались для масс верующих гораздо менее привлекательными, чем пропагандируемый монофизитами живой и чарующий образ «Господа Славы», «принявшего зрак раба» и «распятого за ны». Монофизитство неуклонно распространялось в Восточной империи, и антиохийцы, даже располагая полной поддержкой государства, оказались не в силах его остановить.

Кирилл писал в знаменитом двенадцатом анафематизме своего третьего письма Несторию: «Бог Слово пострадал во плоти ". Именно эта «теопасхистская формула» Кирилла стала теперь главным камнем преткновения между антиохийцами и александрийцами, приобретя такое же значение религиозного лозунга, которое во времена Нестория имел термин «Богородица». Следует признать, что сочинения и деятельность антиохийских халкидонитов типа Феодорита Киррского мешали последователям Диоскора и Тимофея Элура положиться на так ясно высказанные в Халкидоне заверения: "Томос" Льва и окончательное соборное определение следует читать и понимать только в свете кирилловой христологии, кирилловой сотериологии и кирилловой веры в то, что «соединение с Божеством не уничтожает человечества, а делает его истинно самим собой, соответствующим изначальному творению Божию». Отсутствие четко выраженного халкидонского богословия в дополнение к жесткости императорского вмешательства привели к тому, что халкидонское определение превратилось в символ и лозунг. Обе стороны – антиохийская и александрийская - наполняли его тем содержанием, которое соответствовало их собственным эмоциональным, политическим, а позже культурным тенденциям и интересам. Конца расколу не было видно.

Папа Лев умер в 461г. Среди выдающихся лиц своего времени он был фактически единственным осознавшим (особенно в примирительных письмах к императору в 458г., где папа, обеспокоенный восточной смутой, даже соглашался на равное употребление формул «из двух природ» и «в двух природах»), что верность Халкидонскому собору требует (и по существу предполагает) верность сотериологическому аспекту христологии Кирилла. Монументальной фигуры великого папы будет очень не хватать в последующие десятилетия. В Антиохии внутренняя борьба в Церкви вылилась в частые перемены на епископской кафедре. За кратковременными периодами Максима, Василия и Акакия последовало епископство Мартирия. Против последнего восстал Петр Валяльщик, выдающаяся личность, монофизит, которому удалось последовательно три раза прогнать Мартирия и занять его место, однако лишь для того, чтобы самому быть изгнанным императорскими ставленниками: Иоанном Кодонатом, Стефаном (растерзанным монофизитской толпой) и, наконец, Каландионом (481). Христологическая традиция старой антиохийской школы была погребена под давлением монофизитства. Особенно она была ослаблена, когда после смерти епископа Ивы (457) Эдесская школа—центр сирийского богословия и культуры—под натиском монофизитского монашества эмигрировала в Нисибис на персидской территории. Новая школа в Нисибисе внесла огромный вклад в интеллектуальное развитие и миссионерское распространение несторианского христианства при "великом митрополите" или "католикосе" Персии, проживавшем в Селевкии-Ктесифоне. В Египте в это же время Тимофей III Салофакиол держался только на копьях имперских войск.

«Энотикон» Зенона. Компромисс методом «отката».

Годы, последовавшие за смертью императора Льва 1 (474), были отмечены борьбой за власть между зятем покойного императора Зеноном, который первым занял трон, и его шурином Василиском. Василиск, свергнув халкидонита Зенона, решил заручиться поддержкой монофизитов. Его энциклика была посланием, обращенным к сосланному александрийскому патриарху Тимофею Элуру, которого новый император хотел восстановить в его положении. Во имя "единства", "доброго порядка в церквах" и "всемирного мира" Василиск заявлял, что истинная вера достаточно выражена в Никее и на Первом Эфесском соборе, что "Томос" Льва и "то, что было совершено в Халкидоне", является "нововведением" и что всякий, кто будет пытаться поддерживать халкидонскую веру, будет подвергнут ссылке, конфискации имущества и высоким штрафам. Тимофей Элур покинул свою крымскую ссылку, был торжественно принят в Константинополе, проехал в Эфес, где председательствовал на соборе епископов Азии и торжественно отменил 28-е правило Халкидона, дававшее константинопольскому архиепископу право поставлять епископов в Эфесе. В Александрии, куда он немедленно вернулся, торжество его было настолько полным, что он смог позволить себе проявить великодушие и даровать пенсию низложенному Тимофею Салофакиолу. Последний мирно ушел в халкидонитский монастырь Канопа. Тело Диоскора было возвращено в Александрию и почиталось как мощи исповедника. В Антиохии Петр Валяльщик был восстановлен в архиепископстве, а в Иерусалиме архиепископ Анастасий, преемник Ювеналия, подписал энциклику.

Этот невероятный поворот событий показывает, что весь епископат Востока состоял либо из прямых противников Халкидона, либо по крайней мере из людей, именуемых "колеблющимися", которые с легкостью были на стороне Халкидона при Льве и отвергали его при Василиске.

Зенон, победив Василиска, вернулся в столицу в сентябре 476г. и принял жесткие меры против монофизитов: и Петр Валяльщик Антиохийский, и Павел Эфесский (поддерживавший Тимофея), и сам Тимофей Элур—все были низложены и сосланы. Только последний умер вскоре после получения императорского указа и ему не пришлось покидать Александрию (31 июля 477г.). Немедленно после его смерти монофизитские епископы, обманув бдительность префекта-августала, поставили патриархом Петра Монга, убежденного антихалкидонита. Петру пришлось скрываться, когда Тимофей Салофакиол вернулся на свою кафедру. Конечно, Египетская церковь осталась неизлечимо разделенной, и подавляющее ее большинство поддерживало беглого Петра.

Новое имперское правительство, прочно утвердившееся в Константинополе, неизбежно должно было искать пути стабилизации церковного положения. После смерти Тимофея Салофакиола (481) стало ясно, что нельзя добиться мира в Египте, пока Петр Монг не будет признан патриархом. Подавляющее большинство египтян не приняло бы никакого другого кандидата. В Верхнем Египте последователи монашеского лидера аввы Шенуде вели чуть-ли не полноценную партизанскую войну, применяя при этом индивидуальный террор против имперских чиновников и их местных приспешников. Обстановка в Египте накалялась с каждым днем, в то время как ситуация на Балканском фронтире оставляла желать лучшего. В этой ситуации император Зенон счел необходимым договариваться с партией, имевшей за собой подавляющее большинство египтян.

В 482 г. император Зенон (474-491) издал догматический документ, имевший силу государственного закона—так называемый Энотикон. В нем предлагалось православное исповедание веры—выдержанное вслед за Никео-Цареградским Символом с прибавлением Кириллова учения о «единой природе». В документе анафематствовались сразу и Несторий, и Евтихий, а о позиции Диоскора и о Халкидоне не говорилось ничего. Как по форме, так и по содержанию Энотикон был попыткой поднять спор до уровня христологических понятий, уводя его от сложившихся терминологических тупиков. Если бы он достиг успеха, то христологические споры могли бы удержаться на уровне общего «отката» к ситуации, которая последовала за примирением святого Кирилла и Иоанна Антиохийского в 433 г..

На Востоке Энотикон был принят абсолютно всей иерархией, независимо от отношения того или иного епископа к Халкидонскому собору. Его поддержали самые бесспорные духовные авторитеты того времени, особенно преп. Даниил Столпник, к советам которого постоянно обращался император Зенон. Только в Египте образовалась группа тех, кто не принимал Энотикон, считая его слишком компромиссным (возможно, это как раз и были последовательные сторонники Евтихия), но, как бы то ни было, следы этой небольшой группы теряются уже к началу VI века.

Даже в Палестине, где Халкидонский собор теперь активно поддерживался монахами, "Энотикон" был принят Мартирием Иерусалимским, и выдающиеся сторонники Халкидонского собора приветствовали объединение Церкви. Историк Евагрий так описывает положение, созданное "Энотиконом": "В эти дни Халкидонский собор и не провозглашался открыто в святейших церквах, и не отвергался всеми; каждый епископ действовал по своим убеждениям".

За церковное объединение Востока пришлось заплатить расколом с Западом: в 483 г. новоизбранный папа Римский Феликс III (483-492) собрал в Риме поместный собор, на котором отлучил от Церкви Константинопольского патриарха Акакия (471-489), главного насадителя политики Энотикона, а чуть позже отлучил и других восточных патриархов. Начался период, которому римские историки Церкви дали название «акакианский раскол»; он закончится только в 519 г., после официальной отмены Энотикона императорской властью. Но авторитет Римского епископа в христианском мире был уже в это время достаточно мал, чтобы им можно было пожертвовать. Западной империи уже не существовало, и церковная юрисдикция епископа Рима распространялась лишь на варварские государства, где, к тому же, вероисповеданием правящих германцев было арианство.

Энотикон временно покончил с расколом (вплоть до начала VI века), но разумеется, не прекратил богословской полемики. В конце V в. тон задавали великие богословы-монофизиты Филоксен (Ксенайя) Маббугский и Севир Антиохийский; халкидонская же партия по смерти Феодорита Киррского не могла противопоставить им ни одного выдающегося богослова.

Эпоха Анастасия. Наступление монофизитства.

В начале VI века монофизитство переходит в наступление, захватывая все новые регионы. Причиной тому было усовершенствование богословской концепции монофизитства, осуществленное выдающимся богословом Севиром Антиохийским. Со времени публикации фундаментального исследования о монофизитстве Жозефа Лебона стало общепринятым считать, что концепция Севира есть не что иное, как развитие концепции св. Кирилла после восстановления единства 433 года.

Позиция Севира Антиохийского серьезно приближалась к смыслу постановлений Халкидонского собора. Севир явно ставил свой целью утвердить подлинный дуализм божественной и человеческой природ внутри единого существа Христа. Это существо он обозначал словами «единая природа», но в то же время избегал говорить о слиянии природ. Таким образом, он подошел к понятию «сложной природы» или «сложной ипостаси». До Воплощения Слово было «простой» природой, но, став человеком, Оно сделалось «сложным в отношении плоти». Севир был единственным монофизитским богословом, говорившим о внутренней «сложности» единой природы Христа, и утверждал этот тезис весьма последовательно. Несомненно, наличие внутри единой природы (или конкретного существа) двух категорий: божественного и человеческого, делают «единую природу» неизбежно «сложной». Севир различал во Христе две сущности (усиос), но постигаемые отвлеченно, «в умозрении».

Несмотря на то, что конкретно Христос является единой природой, теоретически допустимо различать в Нем две природы. Несомненно, единство Божества и человечества означает, что Христос состоит «из двух природ», но, с другой стороны, собственно единство понимается как превращение «двух» в «одну», после чего дуализм природ можно рассматривать только посредством умственного воображения.

Учение Севира о двух природах целиком соответствует учению св. Кирилла, употреблявшего те же самые термины для обозначения двусвойственности природ во Христе. Однако поскольку христология Севира представляла собой более философски строгую, проработанную систему, чем у св. Кирилла Александрийского, слова, которые Кирилл использовал для выражения сотериологического аспекта своего учения, а также в экзегетических целях, приобрели у Севира более точный философский смысл. Необходимость защищать свою позицию и точно определить собственную терминологию привела Севира к монофизитскому ригоризму, которого не было у св. Кирилла. Различая во Христе две природы «в умозрении», Севир неизбежно должен был ответить на вопрос: сколько же природ во Христе было energeia, т.е. «в действии» или «актуально»? Его ответ - «одна природа» — логически приводил к моноэнергетической позиции. Ведь и по Аристотелю, единая природа всегда проявляет себя в единой энергии.

Это объясняет, почему формула из «Томоса» Льва об активных свойствах каждой из природ, включенная в Халкидонское вероопределение («сохраняется свойство каждого естества»), так и осталась для монофизитов неприемлемой. Им казалось, что две энергии подразумевают двух активных субъектов действия, и ипостасное единство становится иллюзорным. «Есть один субъект действия, т. е. Воплощенное Слово, — пишет Севир, — одно есть действование (energeia), но дела, т. е. то, что произведено действованием, различны». Единство субъекта (единая ипостась-природа Христа) имеет своим следствием единство энергии, но при этом не исключается возможность относить дела к различным категориям, т. е. рассматривать их либо как божественные, либо как человеческие, в соответствии с естественными свойствами обеих природ. Таким образом уже Севир предвосхитил моноэнергетическое (монофелитское) движение VII в., также стремившееся к логическому примирению Халкидонского собора с монофизитской позицией.

Одновременно с Севиром действовал еще один выдающийся монофизитский лидер – Ксенайя (Филоксен), епископ Маббугский в Сирии. Получив образование строго антиохийское в Эдесской школе епископа Ивы, Ксеная перешел в монофизитство и стал его страстным проповедником. По всей видимости, Ксенайя не знал греческого языка, что было редкостью среди вождей монофизитства в V-VI вв. При этом он, несомненно, был талантливым проповедником, значительным сироязычным писателем, поэтом, гимнографом, авторитетным литургистом, и наконец - чрезвычайно энергичным и харизматичным лидером. Вместе с выдающимся религиозным поэтом Иаковом Сарругским Ксенайя развернул пропаганду монофизитства в Сирии на сирийском языке и в чрезвычайно удобоваримой для сирийцев форме.

Дьяконов в своем исследовании об Иоанне Эфесском отмечает мощное египетское влияние, которое испытало сирийское монашество с середины V века, распространение в Сирии египетской аскетической практики и аскетической литературы. Богословское влияние Египта падало теперь в Сирии на подготовленную почву. Но в отличии от египетских коллег сирийские монахи в массе своей оставались созерцателями, «хранящими веру про себя». Ксеная, завоевав умы и сердца сирийского монашества, убедил монахов в их ответственности за «чистоту веры». В итоге толпы фанатизированных монахов начали по египетскому образцу отстаивать истину дубинкой, и на улицах Антиохии произошли те же сцены, что немного ранее имели место в Александрии. В то же время массы сирийских крестьян, экономически тесно связанные с монастырями и увлекаемые проповедью на родном языке, становятся оплотом монофизитства.

Сопротивление антиохийцев оказалось неэффективным, так как в богословской полемике они безнадежно проигрывали Севиру. В итоге Антиохийская школа быстро теряет почву под ногами на родном Востоке. Разразившийся вскоре религиозный конфликт показал, что халкидонское православие имеет опору лишь в наиболее эллинизированных, приморских провинциях – Киликии Первой, Сирии Второй и Финикии (где в бытность Севира патриархом Антиохийским местные епископы упорно отказывались отречься от Халкидона), в то время как внутренние провинции – Ефритисия, Финикия Ливанская, Месопотамия и Осроена становятся монофизитскими и принимают на ура «анафему Халкидону».

Что же касается несториан, то с ними монофизиты не вели полемики – официальный статус несторианства как ереси позволял не церемонится. Ксенайя и его монашеская армия в несколько лет уничтожили остатки несторианских общин в Сирии путем прямых погромов. К концу V века несторианство оказывается вытесненным за восточную границу империи.

В то время как монофизитское богословие развивалось и выходило на новый уровень, защитники халкидонского собора продолжали придерживаться утратившей эффективность концепции Феодорита Киррского. Поэтому шаг в сторону сближения с Халкидонским вероопределением, сделанный в учении Севира, не привел к новой попытке компромисса. Сторонники Халкидона продолжали упорно держаться за антиохийские формулировки, чем безнадежно компрометировали Халкидон в глазах монофизитов. Это обнаружилось во время так называемых теопасхистских споров, разразившихся в Константинополе в первые годы VI в. при патриархе Македонии (495-511). Несгибаемый халкидонит, Македоний все годы своего патриаршества был символом исповеднической изоляции Константинопольской Церкви. Будучи в оппозиции к императору-монофизиту Анастасию и к монофизитскому большинству в Египте и Сирии, Константинопольская церковь оказалась покинутой и Римом, централизованный формализм которого не прощал ей литургического поминания патриарха Акакия, замешанного в истории с «Энотиконом». Опираясь на поддержку «акимитов» (монахов «неусыпающих» монастырей Константинополя), Македоний отвергал всякий компромисс с монофизитством; но его позиция оставалась чисто негативным противостоянием и была уязвима для критики. Теоретическая слабость его позиции проявилась во время теопасхистских споров, которые во многом были спровоцированы вставкой («Распныйся за ны»), внесенной монофизитами в т. н. «Трисвятое». Если ознакомиться с некоторыми текстами халкидонитов, имеющими отношение к этому спору, можно обнаружить возражения против теопасхизма во всех его формах, имевшие место и до, и после Эфесского Собора в антиохийских кругах, враждебно настроенных по отношению к св. Кириллу. Примечательный пример можно найти в сборнике писем, адресованных Петру Гнафею, которые были опубликованы в 512-ом году. В первом письме, приписываемом Антеону, епископу Арсинои, утверждается, что «Иисус Христос есть Един от Святой Троицы воплотившийся, но крест может быть усвоен только его человеческой природе». Халкидонизм константинопольских монахов-акимитов, главных противников монофизитства в Константинополе в первые годы VI столетия, также был чисто антиохийским. Даже если не верить монофизитским источникам, утверждающим, что столичные монахи официально праздновали память Нестория, несомненно, что акимиты отказывались признать учение папы Льва о coinmunicatio idiomatum. Последнее явствует из переписки Юстиниана с папой Иоанном II в 533-534 годах. Акимиты активно боролись не только против теопасхистских формул, но считали, что и термин «Богородица» не должен приниматься буквально. Поэтому даже сам папа Иоанн II назвал их несторианами.

Такое же строго антиохийское понимание Халкидона защищал в Антиохии Василий Киликийский. Фотий пишет, что он был «заражен несторианством». Не принимая открыто сторону Нестория и не нападая непосредственно на св. Кирилла, он упрекал Иоанна Скифопольского за его преданность двенадцатому анафематизму, в котором св. Кирилл провозглашал «страдания Бога». Очевидно, что взгляды Василия точно соответствуют воззрениям Феодорита Киррского, возможно, с более определенным полемическим акцентом против теопасхизма.

Этих нескольких примеров достаточно для того, чтобы выявить существование в Антиохии и Константинополе «поздне-антиохийской» богословской школы, которая, принимая Халкидонский орос, в действительности исповедовала христологию Феодора Мопсуестийского, хотя и не впадала формально в несторианство. Это направление преобладало среди сторонников Халкидона в начале VI века. Монофизитские богословы считали эту партию несторианской и по ассоциации с ней ошибочно считали несторианским и сам Собор, несмотря на то, что Халкидон анафематствовал Нестория и почтил память св. Кирилла. Вожди антиохийской школы, во главе с блаж. Феодоритом, вынуждены были принять сторону Собора, но для преданных учеников Кирилла их анафематствования были лицемерием, коль скоро основные богословские принципы и терминология, сделавшие возможным появление несторианства, оставались в силе и даже предлагались в качестве решительных аргументов в пользу Собора. Для них вернейшим свидетельством несторианства их противников был отказ последних признать, что «воплощенное Слово пострадало во плоти». В начале VI века проблема теопасхизма приобрела такое же принципиальное значение, которое слово «Богородица» имело в период с 428 по 431 год.

Вторая эскалация религиозного конфликта и «смутное время» 510ых годов.

В 505 году хрупкий мир, установленный Энотиконом Зенона, был разорван со стороны монофизитов. Александрийский патриарх Иоанн Никиот, знаменитый египетский подвижник-аскет, опубликовал документ, в котором раскритиковал Томос Льва и истолковал Энотикон Зенона в смысле полного отвержения Халкидонского собора.

Выступление Иоанна Никиота было закономерно. Монофизитство победоносно наступало, получая преобладание в Сирии и на востоке Малой Азии. В 506—507гг. Ксенайя возглавил энергичную кампанию в Сирии, требуя от патриарха Антиохийского Флавиана формально анафематствовать Халкидонский собор. Когда это ему не удалось, он послал свое исповедание веры императору и потребовал его поддержки, которую легко получил, и был приглашен в столицу. Однако решению императора воспротивился патриарх Константинопольский Македоний, который отказал Ксенайе в общении. Последний вернулся в Сирию, чтобы продолжать борьбу против Флавиана. В самом Константинополе позиции монофизитов усиливались с каждым годом, а Севир в качестве личного эмиссара патриарха Александрийского находился при императорском дворе. Император Анастасий, и ранее сочувствовавший монофизитам, вполне принял аргументацию Севира. Монофизиты получили преобладание в наиболее экономически важных регионах империи – не только в Египте, но теперь уже и в Сирии. В то же время Западная Римская империя исчезла, а в ее провинциях господствовали варвары-ариане. Религиозная консолидация Восточной Римской империи на основе успешно наступающего монофизитства казалась политически верным решением. В финансовых кругах этих процветающих провинций, где было немало крупных состояний, Анастасий вербовал себе ценных сотрудников, входивших в чиновничество через покупку должностей и откупа, и служивших противовесом старой сенатской знати. Император Анастасий перешел к прямой поддержке монофизитства.

В Восточной Римской империи у Халкидонского собора было много сторонников. Целиком халкидонитскими были Иллирик и Фракия, где преобладал латинский язык (и латиноязычное богословие), и принимался Томос Льва, основные греческие регионы, включая большую часть Малой Азии, и наконец, Палестина, где местное монашество благодаря огромному авторитету преподобного Саввы Освященного, поддерживало Халкидонский собор. Верность Халкидону сохраняла старая знать иллиро-фракийского происхождения, для которой латынь была вторым, а то и первым родным языком, и связанная с ней греческая полисная знать. Вышеупомянутый патриарх Константинопольский Македоний принадлежал к сенаторскому роду, и состоял в родстве как с полководцем Виталианом, так и с видными куриалами Антиохии. Наконец приверженность Халкидону сохраняло большинство населения Константинополя, раздраженное укреплением в столице восточных элементов.

В результате крах хрупкого религиозного мира, установленного Зеноном, поверг империю в смуту, едва не дошедшую до полномасштабной гражданской войны.

В 511 году в столице разразился открытый конфликт. Согласно монофизитскому хронисту Захарии Ритору, серьезный конфликт Анастасия с патриархом Македонием произошел из-за составления последним неких псевдотрудов отцов церкви. Император отверг их, тогда Македоний стал возбуждать против императора мятеж, называя его еретиком и манихеем. Очевидно, у патриарха были сторонники среди высших должностных лиц. На его сторону встал некий военный магистр, «который почтен от него дарами». Некие верные люди сообщили об этом Анастасию. Тот обратился к сенату, перечислил все хулы, что возвел на него Македоний, и потребовал, чтобы сенат лишил его власти, если считает своего императора еретиком. Сенат потребовал ссылки Македония. Магистра, помогавшего последнему, сослали в Оазис. Македония взяли под стражу, тут же посадили на корабль и увезли в ссылку. Но на стороне Македония оказалась часть горожан. Дело чуть не дошло до кровопролития. Тогда толпы народа, «собираясь на зов православных монахов», проклинали императора. Напряженность ситуации вынудила императора приготовить суда для бегства.

Как бы то ни было, главное препятствие на пути монофизитского курса было устранено. Возведенный на столичную кафедру патриарх Тимофей следовал курсу императора, признавал Энотикон и пытался «усидеть на двух стульях», с одной стороны не отвергая Халкидонский собор, с другой – вступив в общение с монофизитскими епископами, открыто этот собор анафемствовавшими. В то же время на востоке монофизиты перешли в прямое наступление при поддержке императора. Собор восточных епископов был созван Анастасием в конце 511 г. в Сидоне. Флавиан Антиохийский, поддержанный «несколькими из епископов, которые стояли на его стороне», не пошел на анафемствование Халкедонского собора. Правительство распустило собор и прибегло к насилию: Флавиан был низложен и сослан. В эти бурные для Сирии дни на стороне Флавиана стояла часть антиохийского плебса. Горожане дали отпор толпам ворвавшихся в город монахов, сторонников Ксеная, пытавшимся терроризовать город, перебили их и побросали в Оронт. Тем не менее антиохийцы вынуждены были подчинится императору. В ноябре 512 г. патриархом Антиохии стал Севир.

Иной оборот дело приняло в Палестине, где монашество придерживалось «халкидонской веры». Патриарх Иерусалимский Илия наотрез отказался вступать в общение с Севиром. Множество православных монахов, возглавляемые Саввой Освященным, вступив в Иерусалим, изгнало посланных Севером монофизитских монахов и солдат. Севиру была провозглашена анафема. Тогда правительство вновь прибегло к силе: дукс Палестины Олимпий вступил в Иерусалим с войском, низложил Илию и поставил первосвященником Иоанна. Однако во время богослужения в храме Св. Стефана Иоанн, поддержанный огромной массой монахов во главе с Саввой и Феодосием, решительно высказался за Халкедонский собор и против Севира. Дукс Палестины не решился прибегнуть к силе, видя возбуждение народа, и удалился в Кесарию. На новый нажим Анастасий не пошел.

В этом же 512 году, когда в столице сирийские монахи при поддержке императора предприняли попытку ввести в базилике Святой Софии пение Трисвятого с «теопасхистской» прибавкой «распныйся за ны», началось восстание в Константинополе. 6 ноября 512 г., после волнений, носивших религиозный характер, часть горожан убивала на улицах монофизитов, а часть низвергала статуи императора, прогнала камнями сенаторов, посланных императором для переговоров, и попыталась навязать императорскую власть патрицию и консуляру Ареобинду. Кризис удалось преодолеть благодаря мужественному поступку старого императора, который появился перед бушующей толпой на ипподроме в траурной одежде, без императорской короны и предложил отречься от трона. Его личная популярность, репутация человека благочестивого и очевидная искренность в этот день победили, и восстание прекратилось.

Наконец в 513 году во Фракии восстал федератский корпус во главе с комитом Виталианом. Наголову разгромив императорскую армию и взяв в плен командовавшего ей Ипатия, Виталиан подошел к стенам Константинополя. Поражение императорского войска и пленение Ипатия совпали с вспыхнувшим в столице новым восстанием. Был убит префект, а Анастасий бежал в одно из предместий столицы. Казалось его правлению приходит конец. Случилось иное. На переговорах неподалеку от столицы Виталиан потребовал 5 тыс. фунтов золота, достоинство магистра милитум Фракии, возвращения Македония и Флавиана и созыва собора под предводительством папы. Император обещал Виталиану исполнить все его требования. Войско мятежников возвратилось обратно.

Подобное миролюбие Виталиана, проявленное в момент когда, казалось, ему стоило лишь протянуть руку чтобы взять корону империи, имело под собой веские основания. Насильственный захват власти привел бы к отпадению восточных провинций, где Анастасий обрел бы убежище и поддержку, полномасштабной гражданской войне и возможному распаду империи. Меж тем та группировка, к которой принадлежал Виталиан, отнюдь не стремилась к подобному результату. Эта группировка, в исторической литературе именуемая «православной партией» и включавшая виднейших представителей римской знати, оказывала последовательное сопротивление курсу Анастасия, но в то же время не шла на свержение императора, опасаясь возможных катастрофических последствий.

Лидеры «православной партии» принадлежали к тогдашнему истеблишменту. Выше упомянуто, что во время восстания 512 года в Константинополе народ провозглашал императором известного военачальника Ареобинда. Ареобинд происходил из весьма влиятельного рода германского происхождения, основателем которого был франк Дагалайф, магистр конницы при Юлиане Отступнике. Дед Ареобинда по отцовской линии (также Ареобинд), победитель персов Бахрама Гура, был консулом в 434 г., а по материнской линии дедом Ареобинда был знаменитый Ардабур, сын Аспара, консул 447 года, внучатым племянником которого являлся Виталиан. Отец Ареобинда, Дагалайф, был также высокопоставленным военачальником и консулом в 461 г. Сам же Ареобинд стал консулом в 506 г. В 503-504 гг. он занимал пост magister militum per Orientem и возглавлял римские войска в войне с Персией, в которой участвовали также magister militum praesentalis Патрикий, Виталиан, Ипатий и будущий император Юстин, все как один позднее вошедшие в «православную партию».

Но еще более важной фигурой, подлинной душой православной партии, была супруга Ареобинда, на которой он был женат с 478/9 г. - Юлиана Аниция. В то время как происхождение Ареобинда говорит о его тесных связях с германцами, Юлиана Аниция принадлежала к императорской семье, поскольку была дочерью западно-римского императора Олибрия и его жены Плацидии, дочери другого западно-римского императора Валентиниана III (425-455). Таким образом, она была потомком Валентиниана Первого и Феодосия Великого. Кроме того, род Анициев был древнейшим римским сенаторским родом, существовавшим ещё в эпоху Римской Республики, и к этому роду в то время принадлежали виднейшие члены сената Рима в Италии (в т.ч. Боэций), с которыми Юлиана поддерживала оживленные связи. Твердая про-халкидонская позиция Юлианы Аниции была усвоена ею благодаря семейным традициям: она признавала римского папу в качестве главы Церкви и считала совершенно невозможным отход от учения св. папы Льва, каковое легло в основу вероопределения Халкидонского Собора. Как и в случае со многими другими приверженцами православной партии, рождение и происхождение Юлианы изначально предопределяло ее конфессиональную принадлежность. Юлиана Аниция прославилась еще и тем, что при ее дворе был составлен ряд манускриптов, послуживших компедиумом античной науки (н.п. знаменитый «Венский Диоскорид»), а так же строительством многочисленных церквей, которое она финансировала из своих средств (в том числе и крупнейшего в те годы в Константинополе храма святого Полиевкта, на котором был опробован архитектурный план будущей Святой Софии). Как представляется, в кругу Юлианы Аниции жила мечта об отвоевании у варваров западных провинций и восстановлении Римской империи. Поскольку единственным, что соединяло теперь Запад и Восток, была Церковь, «православная партия» считала необходимым поддерживать церковное единство с Римом.

Посредниками в примирении Виталиана с императором выступили сенаторы из православной партии. Тактика партии была ясна – Виталиан, обеспечив себе фактически независимое положение во Фракии, осуществлял военное давление на императора Анастасия, а сенаторы, оставаясь формально лояльными императору, действовали в пользу православных в столице и на Востоке. В силу своего исключительного положения Виталиан мог выполнять две важные задачи: поддерживать связи с Западом (он переписывался не только с папой и с правителем Италии, королем остготов Теодорихом Великим, но даже с королем бургундов Сигизмундом) и осуществлять давление на императора с целью подтолкнуть его к налаживанию отношений с римским понтификом.

Нападением на столицу в 514 г. Виталиан вынудил Анастасия поклясться, что он в скором времени созовет Собор, который должен устранить недоразумения между Церквами Рима и Константинополя. Речь шла при этом, конечно, о том, чтобы спор с монофизитами был решен в пользу православных. Анастасий вступил по этому поводу в переписку с папой – сохранилось письмо Анастасия папе Гормизду, в котором он просит его принять участие в Соборе в Гераклее в июле 515 г. .

Папа Гормизда прислал в Константинополь двух легатов, но привезенные ими условия соглашения были для Востока столь унизительными (папа требовал осудить за «акакианский ракол» не только патриарха Акакия, но и всех его преемников, включая даже Македония, которого православные считали исповедником), что вызвали возмущение подавляющего большинства византийского епископата. Таким образом папа своим твердолобым формализмом собственноручно расколол и дезорганизовал православную партию, сыграв на руку императору-монофизиту. Анастасий немедленно воспользовался этим, и перешел в наступление, сместив Виталиана с поста магистра Фракии. Виталиан отказался подчинится и поднял новый мятеж. Однако его попытка атаковать Город с моря, посадив пехоту на суда, закончилось сокрушительным поражением в Босфоре от императорского флота, возглавляемого Юстином. Корабли Виталиана, обстрелянные из торсионных баллист керамическими снарядами с апироном, были по большей части сожжены, а измена гуннского хана Тургуна и высадка войск Юстина в Сикках (Галате) заставили Виталиана бежать.

Одержав победу, старый император не делал резких движений. Он даже добросовестно продолжал переговоры с Римом, будучи уверен что из них все равно ничего не выйдет. Больной восьмидесятилетний старец изо всех сил пытался поддержать мир в раздираемой религиозным конфликтом империи, положение которой оказалось незавидным. После разгрома армии Виталиана дунайская граница рухнула, болгары и анты затопили Мезию, прорвались в Иллирик, Македонию и даже Фессалию.

В такой обстановке император Анастасий скончался 5 июля 518 года.

[Georg]

Политическое торжество «православной партии». Юстин I.

События, развернувшиеся в ночь и на следующий день после смерти Анастасия, создают впечатление заранее подготовленного переворота. Юстин и Келер, узнав о смерти императора, в ту же ночь собрали гвардейских офицеров. Наутро, когда гвардия и народ собрались на Ипподроме, гвардейцы быстро, одного за другим провозглашают кандидатов на престол, все из которых оказываются неприемлемыми для одной из сторон. Вспыхивают конфликты, едва не переходящие в побоище – но ни разу не переходят. Юстиниан, племянник Юстина, являвшийся в то время одним из высших офицеров гвардии, ведет себя очень уверенно, вмешиваясь и разрешая конфликты, причем явно пользуется большим авторитетом среди солдат. При этом спафарии, охраняющие ворота императорской ложи и регалии для коронации, отвечают отказом на все требования выдать их для очередного кандидата. Сенат в это время заседает неподалеку в Консисториуме. Сенаторы поначалу ошарашены вестью о смерти императора и начинается разброд, но вскоре члены «православной партии» берут инициативу в свои руки. Сенат, побуждаемый раздающимися с Ипподрома грозными криками и советами командующего гвардией магистра оффиций Келера определится поскорее, голосует за Юстина. Когда Юстин в сопровождении сенаторов и патриарха появляется в императорской ложе, войско и народ разражаются приветственными криками, а спафарии немедленно выдают императорские регалии.

Судя по всему «православная партия» заранее сделала ставку на наиболее популярного в армии генерала, который, будучи иллирийцем, являлся приверженцем православия, а солдаты и димоты были заранее подкуплены. Монофизиты тоже не сидели сложа руки – лидер восточной партии, «препозит священной спальни» египтянин Амантий прочил в императоры сенатора Феокрита, и пытался подкупить Юстина для обеспечения Феокриту военной поддержки, но в итоге лишь профинансировал «избирательную кампанию» Юстина, догадавшись об обмане лишь в последний момент, когда поздно было думать об организованном сопротивлении. Многие угадывают за этой сложной интригой руку будущего императора Юстиниана. Вскоре был раскрыт «заговор евнухов», и Амантий с Феокритом и еще несколькими сторонниками лишились голов, что ознаменовало окончательное падение монофизитского влияния при дворе.

Виталиан на момент смерти Анастасия по всей видимости держался в Скифии, отбиваясь от варваров, и в то же время не подчиняясь Анастасию. Юстин, воцарившись, немедленно призвал его в столицу и назначил презентальным магистром (главнокомандующим). Варвары вскоре были отброшены за Дунай, а Виталиан получил консульство.

Уже в первую неделю после того, как Юстин взошёл на престол, на константинопольского Патриарха Иоанна с разных сторон было оказано давление с целью принудить его к официальному признанию определений Халкидонского Собора. Собравшаяся в церкви толпа кричала, что он должен восстановить память Халкидонского Собора, а также вписать в диптихи имена патриархов, изгнанных за их православие, как и имя папы Льва, а Севира отлучить от Церкви. Того же самого потребовали от Иоанна и столичные монахи, передавшие ему свой меморандум (libellus) . Императорская чета также не осталась в стороне: императрица Евфимия предупредила патриарха, что она до тех пор не вступит с ним в церковное общение, пока он не исполнит предъявленные ему требования. Непосредственно после этого под председательством патриарха в Константинополе был созван Собор, который исполнил требования монахов и восстановил почитание четырёх Вселенских Соборов. Вслед за этим император издал эдикт, обязывающий военнослужащих присоединиться к вере Халкидонского Собора под угрозой в случае отказа лишить их анноны и других полагавшихся им привилегий. Судя по быстроте осуществления всех этих мер, они были заранее тщательно подготовлены руководителями «православной партии».

Хотя православная партия выступала за немедленное примирение с папой, для нее было, тем не менее, немыслимо полагаться в этом деле только на находящихся в столице сторонников Халкидонского Собора. В качестве предварительного условия для переговоров с папой была достигнута консолидация всех приверженцев Халкидонского собора в империи. Уже в августе был проведен Собор в Иерусалиме, который одобрил постановления Константинопольского Собора. Вслед за этим в Тире в сентябре 518г. также был проведён Собор, что было важно для православной партии уже потому, что там же за пять лет до того был созван Собор, установивший унию всех монофизитских патриархов и осудивший Халкидонский Собор и «Томос» папы Льва. Схожий по повестке дня и результатам Собор состоялся и во Второй Сирии. Следует отметить, что соборы эти прошли лишь в тех наиболее эллинизированных провинциях Востока (Палестина, Финикия, приморская Сирия) где имелось устойчивое православное большинство.

Посредством всех этих мер была создана почва для переговоров с папой Римским. Православные Востока и Константинополя на основании требований константинопольских монахов касательно церковного единения пришли к соглашению по следующим пунктам: 1) восстановление в диптихах имен Македония и Евфимия, патриархов Константинопольских, низложенных Анастасием, а равно и их сторонников; 2) исповедание и восстановление в диптихах памяти Халкидонского собора; 3) восстановление в диптихах имени Льва, папы Римского, и его почитания наравне с Кириллом Александрийским; 4) низложение и анафематствование Севира. Эти положения разделялись отныне всеми православными Империи. Сверх того был поставлен вопрос о необходимости осуждения Акакия, бывшего патриарха Константинопольского, который считался в Риме виновником возникновения так называемой «Акакианской схизмы». Хотя вина Акакия для многих православных в Византии не была очевидной, осуждения его невозможно было избежать, если православная партия Константинополя действительно хотела примирения с Римом.

В начале 519 г. Рим прислал делегацию. Ни о каком соборе речь не шла, папа думал достичь цели более простым, римским, путем. Он прислал свое мнение в форме папского libellus для простой подписи восточных епископов поодиночке. Для Востока такая форма звучала ультиматумом.

"На апостольском Римском престоле всегда невредимой сохраняется православная вера. Не желая отпадать от этой веры и следуя во всем установлениям отцов, мы предаем анафеме Нестория, Евтихия, Диоскора, Тимофея Элура и Петра Монга Александрийских, подобным же образом и Акакия, бывшего епископа Константинополя, ставшего их сообщником и последователем, а равно и тех, которые упорствуют в общении и соучастии с ними. Посему, как мы выше сказали, следуя во всем апостольскому престолу, мы и проповедуем все, что определено им, обещаясь в будущем времени не поминать при совершении св. таинств имена отлученных от общения кафолической церкви, т.е. не соглашающихся во всем с апостольской кафедрой."

Этот метод подписания с закрытыми глазами папского либеллуса был свидетельством глубокого провинциализма тогдашнего Рима, его наивности и слепоты. Даже в чисто латинском Иллирике епископы Авлоны, Диррахия и далее до Фессалоники и островов Архипелага — все, как сговорились, не подписывали либеллус, ожидая, что сделает Константинополь. Константинополь встретил легатов с помпой. Виталиан, Юстиниан и сенаторы встретили их за 10 миль от города. Но легаты не пожелали вступить в общение с патриархом, пока не будет выяснено полное согласие с тезисами папы. Никаких обсуждений легаты не допускали. Императорская власть потребовала подписи патриарха Иоанна на другой же день. Патриарх просил изложить папский текст в иной форме. Император объявил иерархии ультиматум. Патриарх сдался. За ним последовали и епископы, собравшиеся в Константинополе, и игумены монастырей, но... эта жертва для Востока оказалась непомерной. Ведь требовалось анафематствовать имена не только Акакия, но и следующих за ним патриархов столицы: Фравиты, Евфимия, Македония и Тимофея, из коих Евфимий и Македоний чтились уже святыми.

Перед Пасхой 519 г. легаты вошли в храм св. Софии и сами на престоле вычеркнули из диптиха имена патриархов, указанные папой. На пасхальной неделе народ видел общение патриарха Иоанна с легатами. Казалось, римляне добились полного успеха. Но это только казалось. Вне Константинополя дало себя почувствовать неудержимое сопротивление такому огульному осуждению всех патриархов Константинополя начиная с 484 г., в течение 37 лет состоявших в общении с Акакием. Терпение лопнуло. Из Ефеса раздалось даже осуждение Халкидонского собора. B Фессалонике хозяин дома, у которого остановился папский легат, был осажден толпой в собственном доме и убит. Легата при этом ранили в голову. На другой день легат под охраной властей покинул Фессалонику.

Иные сцены в это же время разыгрывались на востоке. Императорским указом было приказано всем епископам принять Халкидонский орос, не согласным же – оставить кафедры. В итоге в областях Малой Азии и Востока было смещено 54 епископа. В Малой Азии, где монофизитство не успело пустить глубокие корни в народе, дело ограничилось изгнанием клириков. Иначе сложилась ситуация в Сирии, где деятельность покойного Ксенайи не прошла даром. Монахи развернули бешенную агитацию в народных массах, предлагая всем «анафемствовать собор Халкидонский». Против Халкидона проводился настоящий «сбор подписей», и у монастырских ворот собирались массы верующих для подписи «анафемы Халкидону». Там где собор был принят, дикие «ихидайе» врывались в храмы во время службы и производили насилия и бесчинства. Когда в сирийских городах объявляли императорский указ «о возглашении собора», народ закидывал свеженазначенного православного епископа и императорских чиновников камнями.

В первый год правления Юстина правительство проводило «ультрамонтанскую» линию, направленную на достижение полного единения с Римом и подавление сопротивления силой – политику, вызвавшую сопротивление как монофизитов, так и православных, не желавших принимать «диктат папы». О том, кто направлял эту политику, красноречиво говорит тот факт, что она резко пошла на спад после гибели Виталиана. Прославленный военначальник занимал второе место после императора, и проводил политику крайних элементов православной партии, по военному без колебаний пуская в ход силу. Тяжкую руку Виталиана и пришлось испытать на себе сирийским монофизитам. Для проведения решений собора в жизнь в Сирию были направлены отряды войск, состоявшие из германских наемников.

«Ефрем, сын Аппиана из Амиды, произвел сильное возмущение в Церкви Божией на Востоке и во всей Сирии. Ибо, обходя все земли и города, он опустошил большие и малые монастыри, поверг на землю и самые столпы, с которых согнал подвижников, других, выгнанных варварской силой из их затворов, мечом и бичами принуждал принять причащение. Военной силой разогнал монахов из монастырей, как находящихся близ Амиды, так и рассеянных по всей стране... Никто не смел дать им приюта в своем доме, иначе дом подлежал конфискации, и хозяин дома подвергался уголовной каре, вследствие чего многие были принуждены, как звери, скрываться в пещерах и недоступных местах, прилежащих Евфрату... Многие, подчиняясь необходимости, заходили в недоступные горы, покрытые снегом, и скрывались в загонах козьих и овечьих. Так все угнетаемы были стужей, и холодом, и теснотой, и другими бедствиями.»

Иоанн Эфесский рисует жуткие картины гонений, направленных на то чтобы заставить сирийцев «принять собор Халкидонский». Успенский, некритически восприняв сочинения Иоанна, пишет о бегстве из Сирии «до 80 000 человек». Впрочем в позднейших исследованиях при перекрестном анализе первоисточников Иоанн Эфесский был неоднократно уличен как сказочник, и этот случай – не исключение. Псевдо-Захария, дотошный и объективный хронист, в отличии от Иоанна описывавший события по горячим следам, рисует иную картину. Никто не пытался немедленно навязать монофизитам халкидонское исповедание. Войскам был дан приказ утвердить православных епископов на кафедрах, и силу они применяли лишь когда при выполнении данной задачи сталкивались с открытым сопротивлением. Гонение постигало тех, кто, по выражению Захарии, «вступил в битву с синодитами». Но и число этих открытых бунтовщиков было громадно – только из одной Амиды было изгнано около тысячи монахов. Гонения питали фанатизм монахов, делая их еще более непримиримыми, и давали им новый источник власти над народными массами, которые считали их «новомучениками».

Что же касается столицы и крупных греческих городов – оппозиция новому курсу подавлялась с помощью организации димов. Партия венетов традиционно была греко-римской, православной, и имела в качестве «генеральных спонсоров» сенаторов из православной партии. Теперь димоты венетов при поддержке правительства развернули в городах террор против своих противников, красноречиво описанный Прокопием.

Что касается Египта – он так и оставался монолитной цитаделью монофизитства. Все епископские кафедры занимали монофизиты, и на Александрийском патриаршем престоле сидел монофизит, выдающийся проповедник Тимофей. В силу сплоченности народа вокруг патриарха и огромных экономических возможностей Александрийской патриархии даже Виталиан не осмелился посягнуть на Египет. Было слишком очевидно что такая попытка повлечет за собой открытое и масштабное восстание, что в ситуации военных действий против болгар и антов на Дунае поставило бы правительство в очень затруднительное положение. С патриархом Тимофеем был заключен негласный договор, обеспечивший господство монофизитов в Египте в обмен на лояльность. В Египет бежали многие сирийские монахи; туда же уехали в большинстве своем низложенные монофизитские епископы, в том числе согнанный с Антиохийской кафедры Севир.

Летом 519 года Виталиан праздновал на Ипподроме свое вступление в должность консула. Прасины, возмущенные инспирированным Виталианом террором венетов, начали закидывать новоиспеченного консула камнями. В ответ на это Виталиан бросил на Ипподром войска, которые перебили несколько тысяч прасинов. Буквально через несколько дней после этого Виталиан был убит в результате покушения. Прокопий (как и переписывавший его Евагрий) обвиняет в организации покушения Юстиниана (причем оно якобы было совершено во дворце). Но писавший по горячим следам комит Марцеллин дает куда более прозаическую картину – Витлиан с двумя соратниками был заколот при выходе из комплекса бань, а организаторами покушения явились «родственники убитых по приказу Виталиана».

Как отмечает наш византолог Васильев, гибель Виталиана привела к смене курса. После исчезновения Виталиана с политической сцены правительство в Константинополе позволило себе новый тон своих отношениях с папой перед лицом проблем, которые создало жёсткое проведение папской линии в восточных провинциях , а также послабление в отношении мер против монофизитов. Исключение из диптихов всех патриархов периода «Акакианского раскола» так и не было проведено в жизнь – все православные патриархи востока составили единый фронт против папских притязаний, и папе пришлось смягчить свою позицию.

В то же самое время обозначилась новая возможность для примирения с монофизитами, которая, впрочем, была вполне задействована лишь десять лет спустя. Этой возможностью явился «теопасхистский проект», под знаменем которого прошла почти вся религиозная политика Юстиниана. Краеугольным камнем этого проекта стал тезис «един из Святой Троицы пострадал во плоти» (unus ex Trinitate passus est carne) в качестве возможной формулы для примирения православных и монофизитов.

Теопасхистский проект.

Историки, мало симпатизирующие «юстинианову неохалкидонизму», придают огромное значение тому факту, что формула «Один от Троицы плотью пострадал» была использована в «Энотиконе» Зенона и обнаружена в текстах Аполлинария. Употребление ее в документах монофизитской направленности, конечно, неизбежно; однако тексты, в которых она встречается, этими документами не исчерпываются. Сам апостол Павел говорит о «властях века сего», которые «распяли... Господа Славы» (1 Кор. 2, ; теопасхистские выражения можно найти и в доникейском богословии; у св. Григория Богослова они уже становятся существенными элементами учения о спасении: «Мы нуждались в Боге, воплотившемся и приявшем смерть, чтобы мы могли возродиться»; для св. Григория не представляло затруднения использовать такие термины, как «кровь Божия» и «распятый Бог». Никео-Цареградский Символ провозглашает определенно веру Церкви «в Сына Божия... воплотившегося от Духа Свята и Марии Девы».

Таким образом, не было ничего нового в том, что в начале VI столетия некоторые халкидонские круги начали настаивать на теопасхистских формулировках. Единство халкидонской партии в этом вопросе более всего нарушалось нерешительностью антиохийских кругов. Эта осторожность имела скорее философский, нежели богословский характер. Когда Феодорит Киррский заключил мир с Кириллом и анафематствовал Нестория, антиохийские богословы признали единство существа в Иисусе Христе, выраженное в Халкидоне термином «ипостась». Однако использование понятия страдания, страстности применительно к Богу, который по природе бесстрастен, вызывало смущение, поэтому антиохийцы по-прежнему относили страдание только к безличной «плоти».

В начале VI века, в вышеописанных событиях в правление Анастасия, банкротство поздне-антиохийской школы пред лицом богословия Севира с его живым образом Богочеловека, стало очевидным. Антиохийцы со своими философскими выкладками проигрывали пропагандистскую войну монофизитам, которые привлекали все новых адептов и проникали во все новые регионы. Именно в этот период с новой силой осознается необходимость отождествить халкидонское вероопределение не только с антиохийской христологией, но и с богословием св. Кирилла.

Обычно данный поворот приписывают Юстиниану, но Юстиниан совершенно очевидно был привлечен уже к готовому проекту. Теопасхистскую формулу «Един от Святыя Троицы плотию пострадал» выдвигают «скифские монахи» (из провинции Скифия), принадлежавшие к окружению Виталиана, Иоанн Магненций и Леонтий. Леонтий принадлежал к сенаторскому роду и был родственником Виталиана. «Скифы» происходили из латиноязычной части империи, и были людьми всецело латинской культуры. И в данной ситуации именно это оказалось их преимуществом – «скифы» не были связаны школьной антиохийской традицией. Почва их богословия была латинской, а главный латинский документ Халкидонского собора - «Томос» папы Льва – по духу и букве вполне соответствовал кирилловой идее теопасхизма.

Идея была подхвачена в кругах «православной партии». Незадолго до 518 гг. появилась «Апология Собора», написанная Иоанном Грамматиком. Православие для Грамматика заключается в признании равнозначности халкидонского вероопределения о двух природах и кирилловой формулы «единая воплощенная природа Бога-Слова». Иоанн Грамматик порывает с позднеантиохийской христологией – наследием Феодорита Киррского – и безусловно принимает «теопасхистские» формулы, на которых так твердо настаивал св. Кирилл.

Теопасхистская формула была приемлема для православных, потому что она подчёркивала человеческую природу Бога-Слова через упоминание воплощения. Как формула, восходившая к св. Кириллу Александрийскому, она также имела большой шанс быть воспринятой монофизитами как возможная формула примирения. Но требовалось чтобы формула примирения была приемлемой и для Рима. Зондаж почвы по этому вопросу был начат еще при жизни Виталиана и по его инициативе.

Вопрос был поставлен перед папскими легатами, но они оказались не достаточно компетентными для его разрешения. Тогда Виталиан заслал Магненция и Леонтия прямо в Рим. В Риме скифы нашли поддержку в греке Дионисии Малом, сочинившем для Запада новый календарный стиль. Это ученый Дионисий перевел на латинский язык для оправдания скифов в римском общественном мнении и известный томос святого патриарха Прокла к армянам, в котором содержится теопасхистская формула, и 3-е письмо Кирилла Несторию, содержащее «12 анафематизмов». После этого скифы нашли себе опору в лице представителей школы блаженного Августина - африканских епископов, сосланных арианствовавшими вандалами в Сардинию и стяжавших славу исповедников. Давление на папу ещё более усилилось, когда в сентябре 520 г. сам император Юстин, а также и Юстиниан, написали папе по поводу этой проблемы, приложив к своим письмам послание православных монахов Второй Сирии, которые равным образом поддерживали эту формулу. Рим обратился за советом к тогдашнему светилу латинского богословия, ученому диакону Карфагенской церкви Фульгенцию Руспийскому. Тот отверг всякие излишние страхи, признав формулу правильной.

Папа Гормизд после ответа Фульгенция все-таки отказался признать эту формулу скифов, не по ее содержанию, а потому, что она была "новой" и скрыто утверждала, что прежняя, халкидонская, недостаточна. Но тем не менее «пробный камень» показал что в латинской богословской мысли «теопасхизм» встретил понимание.

Папа Гормизд умер 6 августа 523 г.. Со времени отправления Гормиздом вышеупомянутого письма Юстину, в котором он высказал своё восприятие ненужности теопасхитской формулы, и до самого конца правления Юстина у нас нет других указаний на то, что эта компромиссная формула когда-либо вставала на повестку дня в переговорах с папой или с монофизитами. Дело выглядит так, что в это время по не вполне понятным причинам правительство было вынуждено отказаться от попыток компромисса. Возможно формула встретила определенное сопротивление среди последователей Феодорита Киррского в составе «православной партии». Очевидно Юстиниан, не будучи по началу достаточно влиятельным и самостоятельным, чувствовал себя обязанным осуществлять общую программу православной партии, которая возвела на престол его дядю. Тем не менее «теопасхистский проект» продолжал прорабатываться, что стало очевидным в первые годы царствования Юстиниана.

В Сирии меж тем отношения с монофизитами вышли из «военной фазы», хотя противостояние оставалось жестким. Антиохийским патриархом был избран постригшийся в монахи комит Востока Ефрем, перейдя, таким образом, с высшего гражданского поста на церковный. Это был энергичный человек, аскет, заявивший себя и на литературном поприще. Ефрем был единственным писателем своего времени, удачно полемизировавшим с монофизитами. Он объезжал епархии, устраивал диспуты с видными монофизитами, разоблачал измышления монофизитов о Халкидонском соборе и его решениях.

В Египте монофизитские епископы, изгнанные со своих кафедр, на досуге занялись богословскими дискуссиями друг с другом. Дискуссии эти выявили глубокие разногласия внутри монофизитского богословия и привели к первому масштабному расколу монофизитов, в результате которого монофизитский монолит Египта треснул. Раскол привел к столь масштабному конфликту среди монофизитов, что толкнул последователей Севира в объятия Юстиниана и позволил создать в Египте мощную православную общину, посадив на богатейшую в империи Александрийскую кафедру православного патриарха.

Первый великий раскол монофизитства. Севириане и юлианисты.

Центральный вопрос данного внутримонофизисткого конфликта удивительно четко перекликался с вопросом, вставшим в ходе спора Августина и Пелагия – каково влияние греха прародителей, Адама и Евы, на человеческую природу вообще и на человечество Христа в частности.

Спор между севирианами и юлианитами был сосредоточен на вопросе о тленности или нетленности тела Христова до воскресения (нетленность после воскресения сомнений не вызывала). История сохранила клички, которыми обменялись противоборствовавшие партии: «танатолатры» («смертепоклонники») для последователей Севира и «афтартодокеты» («нетленномнители») для последователей Юлиана.

Севир по данному вопросу повторял мысль Афанасия – поскольку Христос по человечеству единосущен нам, тело Христово было способно к тлению, но не истлело по причине своего единства с Логосом. Его оппонент Юлиан Галикарнасский отрицал для плоти Христа саму способность истлеть, признавая эмпирический факт разрушения тела Спасителя лишь в порядке особого чуда. Если у Севира (и халкидонитов) таким чудом, превосходящим собственные возможности плоти, было воскресение, то у Юлиана им становится, наоборот, смерть, тогда как воскресение оказывается для плоти Христа не чудом, а закономерностью. Сила его аргумента в пользу нетления тела Христова «от самого соединения» (божества и человечества) заключалась в возможности сделать самый прямолинейный вывод из Нового Завета, где (в Послании к Евреям, 4,15) было сказано, что Христос стал человеком во всем, «кроме греха». В той, общей для Юлиана, Севира и всего церковного Предания системе рассуждений, в которой смерть и тление считаются последствиями греха, наиболее очевидным оказывался вывод Юлиана — о том, что, коль скоро Христос не был запятнан грехом, то и закону тления Он никоим образом не мог подлежать.

В этом заключалась особенность учения Юлиана по отношению к его последователям: нетление тела Христова объясняется безгрешностью Христа, а не фактом соединения плоти Христовой с божеством. Тление оказывается законом только для тех, кто греху повинен. Здесь Юлиан оказался заложником той простоты, с которой он сделал вывод об абсолютной непричастности Христа закону тления. А именно, с такой же—симметричной—простотой ему приходится объяснить эмпирический факт подвластности тлению всего рода человеческого греховностью каждого человека с момента зачатия.

Действительно, если Христос нетленен с момента зачатия («от самого соединения») потому что безгрешен, то все те, кто тленны с момента зачатия, оказываются и греховными тоже с момента зачатия. Иными словами, свойством человеческой природы оказывается грех, который передается по наследству. А это уже создавало реальные проблемы с «единосущностью нам»: ведь если человеческое естество, по Юлиану, греховно от рождения и даже от зачатия, а человечество Христа, по тому же Юлиану, таковым не является, то принадлежность этого человечества Христа человеческому естеству становится, мягко говоря, далеко не очевидной.

Этот тезис оказался самым слабым пунктом учения Юлиана. Уже в 540-е гг. среди юлианитов стали преобладать учения, которые не придерживались этого пункта, а просто учили о нетлении «от самого соединения» по причине такого способа соединения во Христе человечества с божеством. После VI века о юлианитах, которые исповедовали бы учение Юлиана о «первородном грехе», вообще перестает быть слышно.

Итак, особенность учения Юлиана по отношению к его предшественникам заключалась в определении греха прародителей как свойства человеческой природы, хотя и не воспринятого Христом. Это учение создавало трудности как с определением человечества Христа как «единосущного нам», так и вообще с восточной церковной традицией, где представления о наследуемости греха не существовало: грех всегда понимался как нечто личное и поэтому не способное передаваться по наследству.

Спор между Севиром и Юлианом коснулся концепций, фундаментальных для всей восточно-христианской богословской мысли и едва ли не для всей христианской цивилизации. На Западе в VI веке было широко распространено, хотя и не было общепринятым, учение Августина о том, что в человеческую природу необходимым образом входят и наследуемый грех (так называемый «первородный грех»), и тление. Это учение традиционно выражалось в том или ином понимании (и часто—переводе) фразы апостола Павла, которую в греческом оригинале можно понимать по-разному: то ли «все согрешили» в «Адаме», то ли «в смерти» (Рим. 5,12) . Впрочем, всегда был важен не столько буквальный смысл этой фразы, сколько ее содержание: передается ли людям по наследству от Адама его грех или же только последствие греха— смертность? Греческие отцы, независимо от их разногласий по другим вопросам, сходились на том, что наследуемого греха не бывает, а от Адама люди наследуют только «смерть», так сказать «склонность к энтропии» их «плоти», которая затем уже делает склонным ко греху каждого человека индивидуально. На Западе, особенно у Иеронима Стридонского и Августина, закреплялось другое понимание Послания к Римлянам. 5,12: в Адаме все согрешили в самом действительном смысле, и грех стал передаваться по наследству каждому человеку.

С точки зрения Августина, так называемый «первородный грех», присущий каждому человеку, делает его заранее обреченным на погибель, и только особая милость Божия—«благодать»—избавляет некоторых людей от вечной погибели. При этом получается, что воля самих людей не может повлиять на выбор Божий. Учение кальвинистов (XVI в.) об изначальной предназначенности одних людей к погибели, а других ко спасению почерпнуто прямо из Августина. Восточная Церковь никогда не одобряла подобных идей, да и в Западной Церкви августинизм победил далеко не сразу.

Основатель монашеского движения в Галлии, Иоанн Кассиан (в своем трактате о воплощении Бога и в Собеседованиях, XV) выдвигает совершенно иное понимание свободы воли и благодати—такое понимание, которое на христианском Востоке никогда не вызывало споров. За человеческой свободной волей не только признается способность самостоятельного, а не вынужденного «благодатью» стремления к добру, но сама эта способность понимается как необходимое условие спасения данного конкретного человека. Само собой разумеется, что о предопределении одних людей к спасению, а других к погибели речи идти не может. С Пелагием Иоанна Кассиана сближало то, что оба признавали необходимость участия свободной воли человека в его спасении, и оба не признавали «первородного греха», который, якобы, придает всем людям с момента рождения импульс движения к смерти, физической и духовной. С точки зрения сторонников Августина, Иоанн Кассиан был наполовину пелагианином. В VI веке традиция Иоанна Кассиана была еще чрезвычайно сильна, особенно благодаря расцвету преемственно с ним связанного монашества Галлии, а традиция августинизма еще не успела завоевать Запад.

У Иоанна Кассиана и у всех восточных отцов были свои претензии к Пелагию, и не случайно Пелагия осудили заодно с Несторием. Исторически пелагианство и несторианство состояли в близком родстве, хотя Пелагий был кельтским монахом, то есть уроженцем крайнего запада Римского мира. Однако, у Пелагия был учитель—некий более ниоткуда не известный Руфин Сириец,—который, в свою очередь был учеником Феодора Мопсуестийского и, значит, соучеником Нестория.

Принадлежность Пелагия к школе Феодора Мопсуестийского гарантировала его согласие с общей для христианского Востока антропологией—представлением о грехе и тлении как о чем-то, что не входит в человеческую природу. Но одинаковые антропологические воззрения вполне совместимы с разномыслием чисто богословским—как это и оказалось в случае Пелагия. В данном случае на первом плане было расхождение в области сотериологии (учении о спасении), но Иоанн Кассиан (в сочинении О воплощении) и отцы Третьего Вселенского собора увидели за ним и христологическую ересь, то же самое несторианство. Принципиальная возможность для человека исправиться, опираясь только на силы собственной природы, предполагала ненужность реального соединения со Христом. Действительно, значение воплощения, согласно Пелагию, сводилось к «примеру» (exemplum) и «учению» (doctrina). Пелагианская сотериология могла вполне естественно произрасти на крайне-антиохийской богословской почве, где воплощение Христово понималось как внешнее соединение человечества и божества, без образования ими общего онтологического единства (как бы ни называть это единство—единой ипостасью или единой природой).

Итак, к VI веку христианской мыслью были пройдены все логически допустимые трактовки зависимости (или независимости) человеческой природы от греха и тления (смерти). Их было четыре, причем две из них—Севира и Юлиана—сыграли роль живущих очень короткое время нестабильных радикалов, образующихся в химических реакциях, а две другие—исконная патристическая традиция и набравший на Западе силу августинизм—в значительной степени предопределят будущие богословские и культурные расхождения в христианском мире.

На пороге эпохи Юстиниана.

Таким образом к началу правления Юстиниана контуры религиозного конфликта в империи стремительно и кардинально менялись. На протяжении почти столетия суть конфликта состояла в противостоянии двух великих богословских школ – Александрийской и Антиохийской – и их христологических концепций, основателями которых являлись Кирилл Александрийский и Феодор Мопсуестийский соответсвенно. Антиохийцы поддержали Халкидонский орос, интерпретируя его в понятиях своей концепции, александрийцы же с точки зрения своей школы отвергли его как «несторианский». В рамках данных концепций спор оказался в терминологическом тупике, а Халкидонский орос, «уйдя в массы», превратился в символ и лозунг, придавший мощный религиозный импульс тем политическим, социальным и этническим конфликтам, которые имели место в империи. В итоге богословское противостояние, приняв глобальный и непримиримый размах, повергло империю в смуту.

Теперь данный расклад отходил в прошлое. С одной стороны сторонники Халкидонского собора все больше отходили от антиохийского богословия, и обращались к концепции Кирилла Александрийского, возвращаясь к изначальной сути халкидонских постановлений – «согласию Льва и Кирилла». Началом данного процесса явилось принятие кирилловой «теопасхистской формулы» в православном лагере, а его кульминацией станет осуждение «Трех глав» на Пятом Вселенском соборе.

С другой стороны монофизитская богословская концепция в интерпретации Севира так же сближалась с халкидонской терминологией, открывая путь к взаимному компромиссу в вопросе о «двух природах».

И наконец раскол монофизитства на севирианство и юлианизм, и стремительный рост последнего в Египте, заставлял севириан искать поддержки государства и идти на компромисс с государственной церковью. Как покажут события эпохи Юстиниана, в монофизитском лагере уже в 530ых годах сложилась мощная партия сторонников такого компромисса.

В таковой ситуации и пришлось действовать императору Юстиниану, религиозная политика которого будет освещена во второй части.

[MGouchkov]

Спасибо за посвещение, коллега Georg, отмечу при том что инициатива целиком и полностью ваша (возможно частью- в ответ на мою реплику "..где я видел вечную духовную Византию.. ..а вот МЮХ.." )

Дерзну резюмировать мой взгляд на вопрос, ибо сказано (кем-то из физиков) "Если не способен объяснить чем занимаешся уборщику в лаборатории, то ты шарлатан".

Вопрос (второй - третий как минимум по значимости в христианстве; а это очень много в последствиях, и для истории в том числе):

Были ли события в Иерусалиме около 32ого года по Р.Х в исчислении Дионисия Малого (упомянутого в тексте) типа назидательной театральной постановкой бога для людей, или чем-либо иным?

Можно понять, что ответ на вопрос,- ответ на вопрос Иисуса (к ученикам изначально) - "За кого меня принимаете?"

Знаменательно что варианты ответа на этот вопрос, проявляют ситуации когда людей заносит в психопроецировании собственных проблем в виде очень-но значимого развала восприятия именно этого аспекта.

Знаменитая александрийская "духовность" потому для меня одно из 2ух ругательств на ФАИ, потому как "обосновывала-индульгировала" снимать с людей вполне физическую кожу уже тогда, когда праславяне были где-то за Дунаем.

Такое проявление "партийности" при всяком будировании этого вопроса знаменательно (ни коем образом не в обиду коллеге Georg'у) и в сопоставлении изложения РИ событий в тексте выше, с достаточно прозрачным рассуждением и соборным постановлением, того самого "собора Юстиниана", который я в "честь" назабвенного пленума 1937ого года называю "февральско-мартовским" (и вокруг которого в частности - моя полемика с коллегой Georg'ом), и перед которым остановилось описание событий РИ в его тексте.

При этом ("миркоанонс"), суть проявляется не в богословских, но одном или двух ФАИ'шных терминах ("послезнание" и "вселенец"; о последнем ещё примечательно почему при интересе к попаданцам в "своём теле лично" у меня например религиозное отторжение ко "вселенцам").

Вернусь к первоначальному вопросу о Событии:

Во IIом - начале IIIего века (в основном) РИ, среди гностиков был распространён (но не был единственным среди них) такой ответ на вопрос о событиях в Ерусалиме в 32г как докетизм: Это.. .."голографический фильм", в основе такой же, как весь "эмприрически" воспринимаемый мир.. .."Матрица". Да,- назидательная и познавательная для людей.. .."трансляция", возможно максимальная в силе воздействия как апофеоз,. ..но по сути "заранее спланированная".. ..всё последовательно и логично (потому гностицизм неистребим- "Матрица" ).

Люди в Церкви христианской отвергли (при всёй его неистребимости) гносицизм-докетизм из мотиваций, называемых "сотериологическими".

О спасении. Отвергли из знания и понимания что дОрог в спасении "весь человек",- Новый Завет в "Апокалипсисе" Иоанна Богослова и антихристанские полемисты- неоплатоники согласны в том, что "линия размежевания" проходит не через вопрос о единстве Творца, но через вопрос Воскресения во плоти.

А гностики-докеты спасают тн "сознание" (как спустя 1800лет РИ стало ещё моднее).

(Второй акт марлезонского балета)!

Столп Церкви, ревностный борец с арианством, воздвигнутый как "строгий никеец" Собором как Избранный Свидетель Веры для Востока Аполлинарий Лаодикийский, докетом быть никак не мог.

Христос во плоти для непреложен совершеннейше,- так же полнота пребывания Бога (здесь- с большой буквы) во Христе. Один,- Преисполненный, вопринял плоть человека.

А где человек - Иисус в таком понимании можно представить себе читая ФАИ про тн "вселенцев". "Вселенец - бог" отличается от человека чья тн "психоматрица" вселяется тем, что человеческие представления о Его сверхпредельных свойствах- Знании и Силе, делают для Него в таком понимании события в Ерусалимме в 32ом году с плотью человека - Иисуса куда меньшей проблемой чем ранение "акцептора психоматрицы" для вселенца-человека в АИ тексте.

То есть,- опыть к "агитке", "реализованной точно в соответствии с предватительно составленным планом" мы возвращаемся именно в развитии "александирийской духовности", а не из "антиохийских предпосылок" как создаётся впечатление от текста коллеги Georg'а, через достаточно тонкое и с большим знанием "смещение акцентов" ("цензурами") в изложении в посте выше!

Ведь даже в самом наиутрированнейше-крайнем понимании "антиохийского подхода" (встречающемся среди благорасположенных к христианству иудеев) в событиях 32ого года в Ерусалиме был распят страдал и умер на Кресте- Человек- Иисус, которому "пофиг" сиё "могло быть" не более чем всякому человеку в такой ситуации.

А пофиг-больше, чем даже скотине на бойне, у которой "наркозом" (названным потом "опиумом для народа" одной очень религиозной в действительности натурой) "великой силы" "смирена" даже "животная душа" получается в модели Аполлинария,- как для плохого театра (из чуства плохости коего театра следует модель отношения Творца к людям, и возможный ответ таких людей Ему).

Святость христианской Церкви в том, что аполлинаризм был отвергут ею "по горячим следам", не дожидаясь создания ФАИ и текстов со вселенцами.

Вопреки авторитету этого человека; аз грешный когда-то отметил об этом "первом (Аполлинария) марлезонском акте", что видимо вот куда ведёт в аспекте Логики о Человеке (основах антропологии и психологии в логике), тн "строгое никейство", поделился с собутыльниками (и собираюсь напомить в цитатах из поста коллеги Georg'а).

В ответ на что моя местная Инквизиция, наряду с "несторианством" (никто не знает что это такое, Несторий Халкидон принял; по опыту человека с Востока пробовал предупредить об опасности "женственных божеств", я тоже связывать Мариам боюсь (Её) с архетипами "реи-кибелы", но бестактно Несторий пробовал, да, Феодорит Кирский предложил "срединный путь"- Кристотокос, не услышали- "богородичный центр" получите-распишитесь.. .."..мать") ещё и троцки арианство стала вменять (а это - зело серьёзнее; снял линком на отношения Василия Анкирского с Афанасием)

Третий акт марлезонского балета (Юстиниана)!

Аполлинаризм осуждён, как в конце 1ого акта был преодолён докетизм.

"..А я буду - буду.."

Египетским хлебом - умаслить царьградскую чернь.. (ой)..

В анафематствованиях Vого (февральско-мартовского) в "преодоление антиохийства" против одного из "Трёх глав" (Феодора Мопсуэстийского, Диодора Тарсийского и Феодорита Кирского; против кого из них конкретно- не помню) специально узазано что проклинается он за мнение об отсутствии.. .."послезнания" во Христе в его земной жизни.

То есть, "конечно конечно" аполлинаризм осуждён на XXом съезде , но вот относительно ориентиров в таком вопросе как неприменность (ли) психодинамики в исповедовании полноты Личности совершенного (как свидетельствуемо о Христе от папы Льва) Человека, внемлем египетским товарищам в интересах духовности (ведь "неизменная верность вечным идеалам" - наш рулевой).

Искушение в пустыне, молитва в Гефсимании, "Или Или, лама савахвани", для такого "совершенного" (только в кавычках) "эсхилловского героя"- суперштирлица ("послезнание" от бога - абсолютное, каков же иначе в так увиденных событиях- "герой")- более ли по сути чем всё та же (что и у докетов).. ..театральная постановка..

..Разворачиваемая в дальнейшее развитие "духовности" в с той поры 1500годах РИ.

Закончено резюме моего видения развития вопроса из поста коллеги Georg'а

Georg писал:

«антиохийцы» - людьми трезвого рассудка. Те жили религиозным чувством, эти - научными интересами.

Антиохийцы скорее - практическими, теорнаука- в Александрии. С чувством, в начале, до того как идологизированная ангажированность превратила диалог в его противоположность у сторон было достаточно близко что бы действительно понимать друг друга.

«Александрийцы» любили созерцать в христианстве его таинственную, непостижимую сторону и трепетно ощущали в нем все высшее, духовное, божественное, ощущали так, что не особо стремились доказывать его рационально, находя полное удовлетворение в своем глубоком религиозном чувстве. «Антиохийцы», наоборот,

"Брат Феодорит очень тонко созерцает таинство. Едва ли в трезвенном состоянии, скорее в опьянении.." Кирилл Александрийский - Феодориту Кирскому (а не наоборот). Александирия (имхо) родина наиболее искусительного в интеллигенции "замыкания",- интуиция - радионализация её- эмоционально-интеллектуальная самоиндукция.

Перейти на личности из-за разногласий о технических частностях, имхо отсюда идёт у интеллигенции (технари при том изумительны тем, что уверены в своей рациональности в этом процессе и понятийно-терминологической корректности).

Антиохийцы же предпочитали в экзегетике буквально-историческое понимание (не разрешая истории в аллегорию)

О Феодорите Кирском пишут как об основателе герменевтики. О своих давних семиотических построениях касательно внимания свойствам восприятия акцептора мне открывали что я изобретал велосипеды за ним.

Принцип подобия в "физическом" мире ("фрактальность") То есть это имеет мало общего с профанированным протестантским позднейшим буквализмом. Пример приведу: Г-дь знает что день для человека - некий период завершения-цикл дел. И о Творении говорит "день"- давая понять некий период. И человеческий (РИ астрономический) день, и период в творении вселенной- равно явления этого физического мира. День человеческий (Реал.Физ. астрономический) подобие по смыслу- "цикл" периоду в творении; это - фрактальность.

Меня недавно более "александрийский" приятель декларировав "..образ и подобие - одно и то же.." на ноль помножил; а Г-дь- тавтологичен, так (? )

Но это единство он выражал формулой: одно лицо (просопон) и две природы (физис). Какой бы смысл ни вкладывал Феодор в свою терминологию, она вызывала путаницу, поскольку термин «лицо», объединяющий Божественную и человеческую природы Христа, на греческом языке того времени мог обозначать и просто «личину», маску.

Подходим к вопросу о наследии "строгого никейства"..

еретику Аполлинарию

Даты РИ, абсолютную и относительную в последовательности событий, когда Столп Веры для Востока становится "еретиком" запамятовал, увы.

Подлог, невольным соучастником которого стал ни о чем не подозревавший Александрийский епископ

Думаю всё же, что Кирилл Александрийский более волен в психодинамике Просто он думал так же, при том богословы тогда дерзали открыто использовать конструкции еретиков переосмысляя их.

Библейское понятие «плоть» («Слово стало плотью», Ин 1:14) в греческом переводе теряет присущее ему на древнееврейском значение «одушевленной природы» и используется главным образом как синоним тела в его противопоставлении душе.

Примечательно, на каком из этапов это происходило, и происходило ли?

Няз, плоть и тело различались как и в греческом "сарко"/"сома" так и арамейском, но с принципиальнейшим действительно сдвигом, ведомым ещё из полемики неоплатонических антропологов Нумения (восточного) с Плотином.

Восточные (и семитская и арийские) понятийные системы, няп знают плоть ("сарко"), но не знают противопоставленной ему как субстанция- "души".

Почему и в перевод Заветов вторгается толкование, что когда говориться "душа" понимать следует в смысле физической- "психосоматической" жизни. На востоке нет "сомы" (бОльшей "сарко", но меньшей "идеальной души"), но есть воплощённая энтеллихия. Здесь динамизм Аристотеля - восточен (и конструктивен), имхо.

С этим связывалось представление Евтихия о том, что у Христа—«тело небесное».

Сравните, коллега Georg, c идеями "тонкого эфирного" тела, в контексте какого только и "можно" понимать Воскресение во плоти, распространившимися в предагонаидальном апофигее византийской "духовности", и дальше на Руси. Прекрасно-прекрасно "христианство=неоплатонизм", но только с этим от Иоанна Богослова - Воскресением во плоти жыдовским, поделать чтО б, "надо" придумать..

Западное богословие, как то видно из известного «Послания к Флавиану» папы Льва, обладало по сравнению с александрийской и антиохийской системами тем очевидным преимуществом, что утверждало совершенную реальность двух природ (субстанций) во Христе, не имея при этом ничего общего с несторианством

"Substantia"- "стала" по гречески- "физис" (перестав быть "усиос")? Таки извините, а как тогда по гречески "natura" будет?

Таки результат не никейского символа как такового, но РИ варианта "строгого никейства",- что бы "substantia" - "ипостась" на греческий "никак не перевелась" бы, что б ни делать..

"Natura" стала бы "физис", сказать о воплощении личности так возможно как об энтеллехии физис в ипостаси,- так вместе с аристотелевским авторским термином принимая Аристотелеву и "восточную" антропологическую модель.

Тем нафиг изводя вместе с Плотиновой моделью греческий сотериологический идеал (спасения "души"- не "сознания" как модно в РИ сейчас, но и не "всего человека"!

Почему, толкуя что Г-дь как великий и совершенный Врач начал с самого тяжёлого случая, я считаю таким случаем греков а не евреев.. Последние,- см. Послание к Римлянам о "лозе привитой", случай не столь тяжёлый (из богословской логики к иудаизму все времена "христианообразное" как минимум, вовсе не "автомат Калашникова" возникает; почему таковая логика очень под подозрением в иудействе), но особый (см выше).

Они колебались написать в постановлении "в двух природах

..И так Рим в РИ отстоял основу дела будущего "топа" в интеллектуальном аспекте, собственно византийского богословия- Леонтия Византийского.

По сию пору неооцененного недопонятого в психологии и логике сознания, имхо.

Феодорит был на самом деле человеком ученым и умеренным, устроителем примирения между Кириллом и Иоанном Антиохийским в 433г.

В социальном аспекте делом его была инфраструктура - логистика дорог и водоканалов (питьевых) кирского района.

В те далёкие времена, на Востоке в антиохийской области получение денег от воплощённой Любви понимали.. ..не вот так..

Регилиозно одарённые особы среди евнухов (читаем внимательно текст коллеги Georg'а) ещё только начинали тогда организовывая социум ориентировать его на агрессию и духовность.

И что самое главное, в богословских дискуссиях монофизитская сторона оказалась неизмеримо сильнее.

...

..скомпрометирована осуждением Нестория.

Приводя квоту о "богословских дискуссиях" выше, готовился сказать о другом, но здесь ремарка:

Коллеге Georg'у, уверен, нет нужды напоминать как в РИ оказался на к-польской кафедре бестактный Несторий. Но посколько коллега Georg это обошёл, приведу- как удобная Двору "внешне эффектная" (PR) замена Иоанну (Златоусту) сосланному. К какому бы Иоанн принадлежал "направлению"?

В Верхнем Египте последователи монашеского лидера аввы Шенуде вели чуть-ли не полноценную партизанскую войну

Примечательнейший человек: Великий писатель,- если возникло желание звездануть в табло самому себе- перечитайте Шенуте Великого. "Отличный спортсмен"- за 3 дня до своего преставления в 90о летнем возрасте одним ударом валил была (христианство местные племена приминали с молниеносной скоростью его личным примером). Как воздушный транспорт использовал бесов, как водный- крокодилов (единственное в чём я его не понял,- подходит к крокодилу и говорит "Христос - Воскрес, а ты - крокодил?!?". Крокодил помер. Зачем так с матчастью возможно могут понять буддисты,- освобождал от перевоплощения кого, что ль).

Гуманист,- точно дозировал порку сёстрам в соседнем монастыре в зависимости от их физической формы.

Севир различал во Христе две сущности(усиос), но постигаемые отвлеченно, «в умозрении».

Это какой-то "право-левый уклон",- соединение в итоге непринятого от каждой из сторон. "Две сущности"- основное обвинение несторианству.

Насколько понимаю, в РИ в будущем - основа соглашения "патриархата Селевкия - Ктесифон",- ("девиз",- главное- без греков).

В итоге толпы фанатизированных монахов начали по египетскому образцу отстаивать истину дубинкой, и на улицах Антиохии произошли те же сцены, что немного ранее имели место в Александрии.

Я к этому цитировал о силе в "богословских дискуссиях"

Что же касается несториан, то с ними монофизиты не вели полемики – официальный статус несторианства как ереси позволял не церемонится.

Примечательно, пробую вспомнить,- несторианин Исаак Сирин (читая коего я почуствовал что религиозная поэзия может действовать не так как "духовная") насколько близко к этому времени творит?

Изменено 4 Aug 2011 пользователем MGouchkov

[MGouchkov]

..воплощенное Слово пострадало во плоти..

"По плоти".. ..Даже то, "человеческое" (сознание, эмоции, и плоть) о котором вынужались (не встречал до этого текста коллеги Georg'а) говорить антиохийцы что бы не вменили троцки "несторианство" (о "двух сущностях" это Севиру можно), и то- более (vs "по плоти, но Кому- типа самому "Логосу"".

Севир по данному вопросу повторял мысль Афанасия – поскольку Христос по человечеству единосущен нам, тело Христово было способно к тлению, но не истлело по причине своего единства с Логосом.

В источниках, которые помню я, связь с вопросом- грех/последствия поражения природы (энтеллехии) не акцентировалась так прямо. Предмет дискуссии именовался "безгрешными страстями", под которыми попросту понимаются соматические - физиологические процессы.

Его оппонент Юлиан Галикарнасский отрицал для плоти Христа саму способность истлеть

Собственно, "юлианизм" это мнение о том, что Христу в его земной жизни была свойственна та самая "тонкая эфирная плоть", о распространении идея что именно такую следует понимать в словах о Воскресении (уже всех людей) я упоминал. Помня про распространённость этой идеи в дальнейшем (как по мнению носителей - вполне "православной"), тому что по мнению историко-богословской науки предыдущего периода, Юстиниан перед преставлением выступил за юлианистов не удивлялся, но воспринимал как основывание традиции.

Принципиальная возможность для человека исправиться, опираясь только на силы собственной природытолько на силы собственной природы, предполагала ненужность реального соединения со Христом.

.."Только.." ..Такое мыслю только в человекопоклонском постгуманистическом психоанализе, в христианстве в истории не помню..

Я помню спор так: Был первородный грех, от последствий которого природа стала поражена, психосоматические процессы, тление (в смысле - окисления в "фермантативных реакциях") замкнуло на себя в рас-тлении. Христос Воскрес. Создал Церковь, причащением к которой в Таинстве Крещения.. ..С точки зрения одних- действие фатальности первородного греха исключаемо полностью, человек восстаналивает свободу преодолеть последствия (вполне актуальные). С точки зрения других,- Крещение- обретение возможности только противостоять,- в наиболее лояльном варианте понимания,- вести безнадёжный на земле бой внутренне достоино.

..воплощенное Слово пострадало во плоти..

"По плоти".. ..Даже то, "человеческое" (сознание, эмоции, и плоть) о котором вынужались (не встречал до этого текста коллеги Georg'а) говорить антиохийцы что бы не вменили троцки "несторианство" (о "двух сущностях" это Севиру можно), и то- более (vs "по плоти, но Кому- типа самому "Логосу"").

Севир по данному вопросу повторял мысль Афанасия – поскольку Христос по человечеству единосущен нам, тело Христово было способно к тлению, но не истлело по причине своего единства с Логосом.

В источниках, которые помню я, связь с вопросом- грех/последствия поражения природы (энтеллехии) не акцентировалась так прямо. Предмет дискуссии именовался "безгрешными страстями", под которыми попросту понимаются соматические - физиологические процессы.

Его оппонент Юлиан Галикарнасский отрицал для плоти Христа саму способность истлеть

Собственно, "юлианизм" это мнение о том, что Христу в его земной жизни была свойственна та самая "тонкая эфирная плоть", о распространении идея что именно такую следует понимать в словах о Воскресении (уже всех людей) я упоминал. Помня про распространённость этой идеи в дальнейшем (как по мнению носителей - вполне "православной"), тому что по мнению историко-богословской науки предыдущего периода, Юстиниан перед преставлением выступил за юлианистов не удивлялся, но воспринимал как основывание традиции.

Принципиальная возможность для человека исправиться, опираясь только на силы собственной природы, предполагала ненужность реального соединения со Христом.

.."Только.." ..Такое мыслю только в человекопоклонском постгуманистическом психоанализе, в христианстве в истории не помню..

Я помню спор так: Был первородный грех, от последствий которого природа стала поражена, психосоматические процессы, тление (в смысле - окисления в "фермантативных реакциях") замкнуло на себя в рас-тлении.

Христос Воскрес. Создал Церковь, причащением к которой в Таинстве Крещения.. ..С точки зрения одних- действие фатальности первородного греха исключаемо полностью, человек восстаналивает свободу преодолеть последствия (вполне актуальные). С точки зрения других,- Крещение- обретение возможности только противостоять,- в наиболее лояльном варианте понимания,- вести безнадёжный на земле бой внутренне достоино.

Здесь кончаются мои ремарки на отдельные реплики в тексте коллеги Georg'а

Соглашусь с представлением коллегой Georg'ом двух направлений в христианстве как "деятельного" и "созерцательного" (хотя из источников знаю другое, но повторюсь- соглашусь с тем что коллега не использовал его).

РИ последствия за 1500лет этих "двух направлений в христианстве",- "деятельного" и "созерцательного", имхо, как дверные петли у Высоцкого,- "..кому скрипят, кому пояют"..

Как коллега Georg - Феодорита Кирского представил где-то на границе своего текста, так и аз грешный, присутствуя в полемике об инфаструктуре, тем не менее постараюсь отслеживать тему.

В заключение (в заключении), дочитавшим до сего и заинтересовавшимся вопросом, как когда-то - коллеге Georg'у и остальным форумитам (раз Georg создал эту тему) рекомендую:

Богословско-гностическо-антигноститческий (диалектический ), петербургского-мистический, остросюжетный философский детектив-боевик, преподавателя СПбДА научного руководителя моих дипломированных в отличии от меня и коллеги Georg'а собутыльников по вопросу, Романа Светлова - "Сон Брахмы"! (текст доступен в сети).

Изменено 4 Aug 2011 пользователем MGouchkov

[Georg]

Часть Вторая. Эпоха Юстиниана.

Развитие «теопасхистской» богословской доктрины в 530ых годах.

Как отмечалось выше, хотя после возвращения «скифов» из Рима на протяжении всего правления Юстина и в первые годы Юстиниана не предпринималось попыток возвести теопасхистскую формулу в догмат, все говорит за то, что в православных кругах продолжалась ее активная разработка. В 530ых годах итоги этой разработки были изложены в корпусе сочинений, дошедших до нас под именами Леонтия Византийского и Леонтия Иерусалимского.

Новая философская конструкция, созданная Леонтием, вывела «христологический спор» из терминологического тупика. Ему удалось подобрать терминологию, выражающую связь между понятиями природа («физис» - как нечто общее) и ипостась (нечто, выражающее идею самобытности). Леонтий предложил новый термин во-ипостасностъ (энипостатон). Такая терминология допускает наличие нескольких сущностей в одной ипостаси, что, в свою очередь, позволяет говорить о составной (или сложной) ипостаси, «ипостасис синтетос». Иисус – всецело Бог, в то же время – всецело Человек, и при этом божественная и человеческая природы существуют в ипостаси Христа хотя и «нераздельно», но в то же время и «неслиянно». Если подбирать аналогии в современной философии – тут больше всего подойдет «принцип дополнительности» Нильса Бора. Световой поток является всецело волновым и в то же время – всецело корпускулярным, и только применив для описания данного явления два взаимоисключающих («дополнительных») набора классических понятий мы можем получить исчерпывающую информацию об этом явлении как о целостном.

Ипостась — не производное от природы как частное от общего, но то, "в чем" природа существует, самый принцип ее существования. Такое понимание ипостаси возможно использовать и в христологии, поскольку оно подразумевает полноту человеческой природы без какого-либо ограничения, «воипостазированной» Богом-Словом в свою собственную предвечную ипостась. Такая концепция предполагает, что Бог — личностное существо, не ограниченное Своей собственной природой; Его ипостасное существование является гибким и «открытым», тем самым признается, во-первых, возможность Божественных действий (энергий) вне Божественной природы и, во-вторых, принимается, что Бог способен личностно и свободно воспринять истинную человеческую природу, оставаясь при этом Богом, природа Которого совершенно трансцендентна.

Леонтий предложил такое истолкование теопасхистской формулы «один от Пресвятой Троицы во плоти пострадал», которое устанавливало абсолютное различие между ипостасью и природой, различие, до конца не принимавшееся ни св. Кириллом, ни антиохийскими богословами: Слово, оставаясь бесстрастным по Своей Божественной природе, страдало по Своему человечеству. Поскольку с момента Воплощения человеческое естество становится в такой же степени Его собственным, как и Его Божественная природа, можно (и должно) говорить, что «Слово пострадало» ипостасно, в Своей собственной плоти, поскольку Его Ипостась — не просто производное от Его Божественной природы, но начало, онтологически от природы отличное, то «Я», Которое «обладает» Божественной природой и «воспринимает» человеческое естество для того, чтобы умереть и воскреснуть.

Таким образом, теопасхистская формула «один от Пресвятой Троицы во плоти пострадал» проясняет халкидонское вероопределение, в котором лишь постулируется единение двух природ «в одной ипостаси». Ипостась — это то, что предсуществует в Логосе, Который и до Своего Воплощения во чреве Марии, и на Кресте неизменно сохраняет свою личностную самотождественность. В этой Ипостаси возникает единение природ или сущностей, которые не могли бы быть соединены никаким иным образом. Поэтому, с одной стороны, наследие Халкидона остается полностью актуальным: даже после соединения сохраняются две природы, ибо нетварная Божественная сущность никогда не может смешаться с тварной природой каким бы то ни было образом, - в этом будет заключаться один из основных моментов позднейшего византийского богословия. С другой стороны, человечество, воспринятое Логосом, воипостазированное в Нем, обожествленное Его энергиями, само становится источником Божественной жизни, ибо оно обожествлено не просто по благодати, но потому, что это — собственная "плоть" (плоть в библейском смысле, то есть одушевленная человеческая природа) Бога-Слова.

Вследствие соестественного единства с Богом, осуществленного путем непосредственного ипостасного соединения, сила обожения достигает Человека Господа в Его человеческой природе; для остального же человечества, прочих собратий, происходящих от семени Адамова - в Теле Церкви, в котором они участвуют только посредством природного единства с Человеком, которым был Господь, первым из нас обретшим благодать, подобно закваске в тесте, как единородный Сын (Ин. 1:18), но также и Первородный (Рим. 8:29), являющийся членом Тела, но также и его Главой (Еф. 1:22)..., единый Посредник между Богом и человеком - Человек Иисус Христос (1 Тим. 2:5).

Ситуация 530ых годов и подготовка Юстинианом переговоров с севирианами.

Император Юстиниан Великий был не только главным византийским политиком VI века, но и, пожалуй, ведущим православным богословом того времени. Это был император, наиболее удачно совмещавший свое светское служение с призванием богослова. Надписанные его именем богословские произведения были, по всей видимости, написаны им самим, а не его «спичрайтерами», по крайней мере, никаких подтверждений обратному нет. Если император в некоторых конфликтах стремился уйти от догматического спора (всегда наиболее трудно разрешимого) и обойтись компромиссной формулировкой, тем самым проявляя себя как политика, то из этого, вопреки некоторым современным исследователям, вовсе не следует, что догматические вопросы его вообще не интересовали. Просто он знал реальную цену, которую Церкви и государству приходится платить за догматические конфликты, и всеми силами старался ее уменьшить.

В церковном предании память императора Юстиниана Великого почиталась во святых с VI века. Однако даже внутри халкидонитского лагеря он имел при жизни столь влиятельных врагов, что традиция представлять святого императора настоящим исчадием ада и едва ли не Антихристом сохранилась даже в церковной литературе. Впрочем, в глазах современного историка Юстиниану пожалуй не так уж и не повезло - посмертный образ «святого благоверного императора Юстиниана» не стал лакированной картинкой для взрослых детей, а так и пронес через века шрамы войны, не только светской, но и церковной, которую ему пришлось выдерживать на протяжении всей своей жизни.

Юстиниан в момент вступления на престол желал достичь компромисса с монофизитами и посредством некоего соглашения между иерархами обоих направлений привести их к унии с имперской Церковью. Соответственно в 531 г. был издан эдикт, разрешающий монофизитам всякого чина и звания вернуться из ссылки. Впрочем, монофизитским епископам не было разрешено вернуться на свои кафедры. К водворению сосланных монофизитов по их месту жительства или в их монастыри приложила руку и Феодора. Сообщается, что она передала Велизарию, командовавшему войсками в войне с Ираном личное распоряжение помочь монахам монастыря «восточных» вернуться в их монастырь, поскольку, вероятно, этому поначалу воспротивился православный епископ Эдессы.

В начале 532 г., т.е. вскоре после подавления мятежа «Ника», Юстиниан призвал в Константинополь восемь монофизитских экс-епископов из Сирии для того, чтобы провести с ними собеседование о вере. Хотя стороны и не достигли на этом собеседовании какого-либо окончательного решения, однако точки соприкосновения были намечены. Монофизиты тогда сослались на авторитет Севира, который один, по их мнению, мог принимать решения такого уровня. Переговоры с Севиром означали переговоры с монофизитским Египтом.

В Египте в середине 530ых годов сложилась чрезвычайно удачная политическая ситуация для попытки воссоединения монофизитов с православной церковью на основе «теопасхистской формулы». Конфликт между сторонниками Севира и Юлиана Галикарнасского принял чрезвычайные масштабы. Ситуация обострялась социальной подоплекой – юлинанизм стал популярен среди простонародья, в то время как высшие слои египетского общества и монофизитская церковная иерархия однозначно придерживались севирианства. Натиск «афтартадокетов» заставлял севириан искать государственной поддержки. Многие представители монофизитского духовенства благосклонно взирали на идею воссоединения, тем более что вышеописанная новая халкидонская богословская концепция «во-ипостасности» имела явные точки соприкосновения с богословием Севира с его «сложной природой». Кроме того, торгово-финансовые круги Александрии (и удерживаемая монофизитами Александрийская патриархия) были заинтересованы в восстановлении единой средиземноморской экономики и возвращении западных рынков, и оказали Юстиниану полную поддержку в его «ренконкисте Запада». Александрийская корпорация навикуляриев взяла на себя львиную долю расходов по снаряжению транспортной флотилии для африканской экспедиции Велизария, да и изрядная часть боевой эскадры была выстроена на верфях Александрии, а командовал ей александриец Каллоним. Завоевание Велизарием королевства вандалов вызвало в Александрии эйфорию. Идея Римской империи как «благоверного царства» приобретала широкую популярность, стимулируя восстановление «единства христиан». Александрийский истеблишмент готов был оказать поддержку проекту унии с государственной церковью.

Не менее удачно складывалась церковно-политическая ситуация и на западе. Конфликт между «римской» и «готской» партиями, начавшийся в Италии в последние годы правления Теодориха и продолжившийся при Амаласунте, заставлял римскую знать и высшую церковную иерархию с надеждой смотреть на восток. Победа Велизария в Африке вызвала в этих кругах Италии не меньшую эйфорию – слава римского оружия восстановлена, изгнание варваров близко. В этой ситуации Римская курия уже гораздо благосклоннее смотрела на униональные проекты императора. Еще в 533 году Юстиниан направил на Запад свое «исповедание», содержавшее теопасхистскую формулу. Вероятно было не случайным, что посланники Юстиниана, которые привезли папе все эти письма, с самого начала были задействованы в проведении юстиниановой политики примирения. Один из них, Ипатий, епископ Эфесский, одновременно был одним из крупнейших богословов своего времени. Равным образом в этом посольстве принимал участие епископ Маропии Иннокентий, богослов, составивший протокол собеседования с епископами-северианами в 533 г.. Он передал папе своё сочинение, в котором подчёркивалось согласие веры святого Прокла Константинопольского с Томосом Папы Льва в пункте теопасхизма . Этот акт однозначно имел своей целью устранить все возможные сомнения папы. Папа Иоанн утвердил «исповедание», признав «согласие Льва и Кирилла».

Наконец в самой Византии оппозиция «теопасхизму» среди приверженцев Халкидонского собора, придерживающаяся концепции Феодорита Киррского, сошла на нет. Выше был установлен состав «православной партии», состоявшей преимущественно из высшей римской знати. Влияние и активность этой партии ощущалось на всём протяжении царствования Юстина Старшего. Теперь же, когда в 530ых годах наметилось изменение в религиозной политике государства, старая православная партия окончательно прекратила своё существование. Большинство участников событий 512-519 гг. к тому времени уже давно умерли (н.п. Келер, Патрикий, Ареобинд и Юлиана Аниция); другие пали жертвой репрессий Юстиниана после подавления восстания «Ника» (в котором участвовал ряд представителей знати). К тому же, как показывает пример Виталиана, в последний год жизни активно продвигавшего теопасхистский проект, далеко не все члены православной партии были приверженцами поздне-антиохийского богословия. Политическая оппозиция религиозному курсу Юстиниана сникла.

Классическая «антиохийская школа», «отслужив свое», тихо умирала. В этом плане чрезвычайно показательна судьба последних влиятельных приверженцев антиохийского богословия в Константинопольской церкви – акимитов. Монахи-акимиты имели славу непоколебимых защитников Халкидонского собора, их монастырь был главным оплотом православия в столице с последней четверти V века. Акимиты открыто придерживались христологии Феодора Мопсуестийского и категорически возражали против теопасхизма. Теперь, после богословских консультаций с Римом, в ходе которых было подтверждено полное соответствие «теопасхистской формулы» Томосу Льва, акимиты оказались в изоляции. В конце 533 года Юстиниану удалось добиться их официального осуждения папой Римским Иоанном, как «отрицающих, что блаженную Марию следует исповедовать как собственно и истинно Богородицу, а также Одного из Троицы как воплотившегося и пострадавшего плотью». Спорные вопросы были изложены в письме папы Иоанна к сенату Константинополя, которое папа завершал фразой: «относительно всего этого мы одобрили православную веру императора».

Уже в 534 г., сразу же после осуждения акимитов и подтверждения папой императорского эдикта, Юстиниан установил контакты с Севиром. Севир был вплоть до своей смерти в 538 г. общепризнанным главой монофизитского движения, а точнее той его группы, которая считалась Юстинианом главным течением и с которой он был готов вести переговоры. Монофизитские епископы Сирии во время собеседования о вере в 532 г. не захотели пойти на соглашение с императором, говоря, что лишь Севир способен принять компетентное решение. Севир также был признан в качестве предводителя большей частью египетских монофизитов, поскольку в египетских делах он, по всей видимости, играл ещё большую роль, чем Патриарх Александрийский Тимофей. С этого времени (т.е. с 532 года) отношения с монофизитским Египтом выходят на первый план императорской церковной политики, поскольку сирийские монофизиты из-за долгих преследований, ухода со сцены старшего поколения монофизитских лидеров и того факта, что значительное число активных клириков и монахов проживало теперь в Константинополе под императорским контролем, осуществляемым Феодорой, было надолго «выведено из игры». Исходя из этого, император отправил к Севиру несколько писем с приглашением прибыть в Константинополь для участия в переговорах об унии.

В 534 г. император отправил в Египет кубикулария Калотихия. Префект-августал Диоскор и комит Аристомах (то есть высшие гражданский и военный правители Египта) получили приказ оказать полное содействие миссии Каллотихия. Согласно хронике Псевдо-Дионисия имели место длительные переговоры между императором и севирианами, на которых были представлены не только лица духовного звания, но и различные слои египетского общества, в том числе высшие учебные заведения и могущественная корпорация навикуляриев (судовладельцев).

Речь шла, вероятно, о том, что Севир, который к 535 году по всей видимости уже в значительной мере утратил своё влияние в Александрии (оно теперь переходило к сторонникам Юлиана Галикарнасского), должен был пойти на компромисс с императором по вопросу унии. Чтобы подвигнуть его к этому, ему и его сторонникам была обещана политическая и военная поддержка в Александрии. Уже одно то, что император рассматривал только Севира в качестве партнёра по переговорам, должно было оказывать Севиру значительную поддержку, поскольку юлианисты более не признавали его авторитета в качестве главы монофизитов.

В результате миссии Каллотихия был предварительно достигнут компромисс, согласно которому не Севир, который всё ещё стремился оттянуть свой отъезд в Константинополь, а патриарх Александрийский Тимофей должен был отправиться к императору. Но в феврале 535 года Тимофей внезапно умер.

Сразу после смерти Тимофея обе монофизитские партии в Александрии, севериане и юлианисты, рукоположили собственного патриарха, каждый из которых претендовал на легитимность. Знать и высшие корпорации Александрии поддержали лидера севириан, Феодосия. Однако, поскольку большая часть простонародья в Александрии держала сторону юлианистов, Феодосий, был вынужден спасаться бегством, несмотря на то, что именно его рукоположение являлось канонически законным. Кафедру захватил лидер юлианистов Гайан. Феодосию пришлось скорейшим образом покинуть город и укрыться в одном монастыре в сельской местности, поскольку чернь Александрии решительно против него взбунтовалась. В этом монастыре он пробыл примерно до конца июня 535 года, а затем был восстановлен на александрийском патриаршем престоле военной силой - специально для этой цели император отправил в Александрию Нарзеса. В Александрии Нарзес был вынужден выступить с оружием против населения города, вступив с ним в уличные бои, причём был вынужден прибегать даже к поджогам, но в итоге успешно справился с задачей – юлианисты были разгромлены, а на патриаршем престоле Египта оказался человек, зависимый от императорской поддержки.

Сразу же после начала восстания Севир наконец решился отправиться в Константинополь. Своего нежелания и сомнений по поводу целесообразности этого путешествия он не хотел даже скрывать: в кругу доверенных лиц он высказывался в том духе, что пока живут эти цари, не может быть никаких перспектив примирения. Несмотря на это он не смог избежать поездки в Константинополь - его сторонники, «прижатые» юлианистами, побуждали его откликнуться на приглашение императора. Севир был принужден отправится в Константинополь, ибо в противном случае он стал бы предметом упрёков и насмешек как единственное препятствие на пути к унии. Это обстоятельство наводит на мысль, что желание примириться с императором «при сложившихся обстоятельствах» широко распространилось в кругах севериан. Нарзес с войсками был задействован в Александрии по согласованию с Севиром и всем «севирианским» истеблишментом Александрии.

Имеющиеся сведения о действительном ходе переговоров с Севиром и его сторонниками к сожалению чрезвычайно скудны. Несмотря на его продолжительное пребывание в Константинополе и многочисленные беседы, которые с ним велись, в сущности нам известно лишь о деле патриарха Константинопольского Анфима.

Патриарх Анфим Константинопольский и переговоры с Севиром

Антиохийским (535-536).

Обычно считается что Анфим был креатурой Феодоры; однако Захария Ритор, один из главных наших источников, подробно описывающий события 535-536 годов, вообще ничего не говорит о роли Феодоры, при этом приписывая поставление Анфима Юстиниану: «И, поскольку он (Анфим) присутствовал там по какой-то причине, и был выдающимся по своим качествам, а также известен царю и вельможам за свою совестливость, то был он назначен патриархом». Анфим был известен своими монофизитскими симпатиями, и благодаря своей непредубежденности был лучшим контрагентом для переговоров с Севиром. При этом, пойдя при поставлении Анфима на нарушение канонов (Анфим уже являлся епископом Трапезундским, а каноны прещали переход с кафедры на кафедру), император хотел оставить за собой благовидный предлог, чтобы в любое удобное для себя время низложить Анфима и отменить все соглашения, к которым этот последний мог прийти с монофизитской стороной (на случай если эти соглашения выйдут за рамки, приемлемые для православного епископата и папского престола).

Во время своих первых собеседований с Севиром Анфим заявил о своём принятии Халкидонского Собора в пункте осуждения еретиков Нестория и Евтихия, в то же самое время он сообщил о том, что не принимает решений Собора в части определения веры. Севир указал на непоследовательность такого подхода. После того как Севир практически отказался разделить идею Анфима о частичном согласии с постановлениями Халкидонского Собора, Анфим изъявил свою готовность вообще избегать в дальнейшем упоминания Собора, ссылаясь вместо этого на авторитет Энотикона Зенона, который предписывал подобную линию поведения. Далее, он, следуя соборным постановлениям, проклял Нестория и Евтихия, а так же изъявил согласие на осуждение Феодора Мопсуестийского, некоторых сочинений Феодорита и Ивы (вопрос о «трех главах» был впервые конкретно поставлен именно на переговорах Анфима с Севиром).

Впрочем, при подобном подходе Анфим естественно не мог однозначно изложить своего отношения к Халкидонскому Собору и Томосу папы Льва, что впоследствии и стало основной причиной его низложения. То, что он не отрекался полностью от Собора, следует из того, что прежде всего он порицал только некоторых людей и сочинения, которые были приняты Собором и из-за которых впоследствии разгорелся спор о Трёх Главах. Анфим, таким образом, выступал лишь за некоторый пересмотр Собора. Однако из сохранившейся переписки следует что Феодосий Александрийский, настаивавший на однозначном осуждении Собора и Томоса, был убеждён, что может понимать позицию Анфима именно в таком смысле. Можно предположить, что Анфим допустил в своих синодиках такие формулировки, которые были направлены против Собора и Томоса, или, по крайней мере, могли истолковываться в этом смысле. В то же время имеется свидетельство, однозначно говорящее о том, что Анфим, по крайней мере внешне, никогда не прекращал исповедывать решения Собора и Томос Льва.

Надо сказать, что позиция Анфима по началу оказалась довольно эффективной – Севир, различавший во Христе после соединения две природы «в умозрении» пошел на компромисс относительно исповедания в Халкидонском оросе «двух природ», и в его ответном послании Анфиму учение о двух природах излагается практически в соответствии с исповеданием Юстиниана (с опорой на Кирилла Александрийского и его формулу о «ставшей плотью природе Бога-Слова»). Но, признавая во Христе две природы «в умозрении», Севир учил о «единой энергии», то есть утверждал, что «актуально», «в действовании», у Христа после соединения была «единая природа». При такой позиции Томос Льва, постулирующий для каждой из двух природ собственное действование (в одних евангельских эпизодах Христос проявляет себя как Бог, в других как человек, и эти проявления подлинны) звучал для Севира ересью. Севир потребовал однозначного проклятия Томосу Льва. Эта мера в сочетании с осуждением Трёх Глав (пойти на которое Юстиниан был вполне готов уже в то время) равнялась бы полному отрицанию Халкидонского Собора. В этом случае у Юстиниана не осталось бы шанса сохранить общение с Римом.

Когда стало известно, что императорские определения в толковании Севира разрушают основания Халкидонского Собора, Юстиниан был вынужден прекратить дальнейшие переговоры с Севиром. Деятельность Анфима к этому времени вызвала в православных кругах не шуточные опасения. Константинопольские монахи писали в Рим, что папа должен освободить императора от еретиков: «Мы хорошо знаем, что вы их изгоните, если убедите благочестивейшего нашего императора и христолюбивейших патрициев, что они пребывают в общении с анафемой, имея анафему среди себя». Патриарх Антиохийский Ефрем был информирован о всех уступках, сделанных Анфимом Севиру, и поставил в известность папу Агапита. В этой ситуации Анфиму пришлось выступить в качестве козла отпущения: он был низложен для того, чтобы прикрыть промежуточный неуспех императорской церковной политики.

Папа прибыл в Константинополь в марте 536 г.. Он отказался встречаться с Анфимом из-за его, якобы, еретичества, и стал настаивать на его низложении. 13 марта он уже рукоположил нового патриарха Константинопольского по имени Мина.

Сразу же после своего низложения Анфим исчез и скрывался в течение долгого времени. В позднейших монофизитских источниках распространилась легенда, согласно которой Анфим был спрятан Феодорой в её дворце, и его пребывание там оставалось практически никому неизвестным в течение десяти лет. Однако, хотя Анфим вплоть до смерти Феодоры и не появлялся на публике, однако продолжал активно действовать в русле императорской церковной политики, причём таким образом, что его можно с большой долей вероятности считать одним из инициаторов того, что впоследствии имело место на Вселенском Соборе в Константинополе в 553 г., а именно осуждения Трёх Глав. Впрочем, остаётся неизвестным, дожил ли сам Анфим до этих событий.

Торжество теопасхизма.

Хотя Юстиниан и одобрил низложение Анфима, тем не менее, он желал сохранить достижения своей прежней политики в качестве основы для дальнейших переговоров с монофизитами. Это означало, что принятые раньше догматические постановления вновь должны были быть одобрены папой. С этой целью Юстиниан добился от папы Агапита подтверждения своего церковно-догматических постановлений относительно «теопасхистких формул», промульгированных в 533 г. и подтвержённых папой Иоанном в 534 г..

В конце апреля папа Агапит умер в Константинополе, низложив Анфима, а так же анафематствовав его монофизитских партнеров по переговорам - Севира, Петра Апамейского и сирийского монаха Зоору, который своей активной деятельностью производил волнения в Константинополе. Через десять дней после смерти папы начался Константинопольский Поместный Собор, который, в сущности, был созван лишь для того, чтобы придать папским решениям общецерковный масштаб. В церковном предании значение этого собора близко к вселенским; в честь него, как и в честь каждого из вселенских соборов, установлено литургическое празднование (ближайшее воскресенье к 13 июля), которое постепенно трансформировалось в праздник «Святых отец шести вселенских соборов». Севирианство было осуждено с достаточно отчетливых «теопасхитских» позиций. Именно этот собор ввел в православное богослужение звучащий ныне почти за каждой литургией гимн «Единородный Сыне и Слове Божий...» (сейчас присоединяется ко второму антифону, но первоначально служил тропарем на входе). В этом гимне, обращенном к Сыну Божию и Логосу, говорится, в частности: «...распныйся же, Христе Боже... един сый Святыя Троицы...». Распятие тут приписано не просто Христу, а именно Сыну Божию, «одному из Святой Троицы», то есть Богу.

Итог «первой итерации» униональных попыток: «православная интервенция» в монофизитский Египет.

По итогам этого Собора Юстиниан издал эдикт, который придавал его решениям силу закона. В этом эдикте от 6 августа 536 г. император подтверждал низложение и осуждение Севира. Юстиниан запрещал ему пребывание в столице и её окрестностях, а также в любом другом крупном городе, предписывал ему тихое проживание в монастыре и отказ от всякой богословской деятельности.

Дальнейшие события показывают, что Севира в Египте не ждал теплый прием. Уже упоминалось о наличии в Александрии монофизитской партии, которая стремилась к воссоединению с имперской церковью, и надавила на Севира, заставив его отправится в Константинополь на переговоры. Теперь, как представляется, эта партия, раздраженная тем что Севир переговоры провалил, вступила в непосредственный контакт с императором.

Подробностей история не сохранила, но последствия были следующими. Уже в начале следующего, 537 года севирианский патриарх Александрии Феодосий, занимавший по поводу «Томоса» Льва еще более непримиримую позицию чем Севир, был вывезен в Константинополь. Вернуться в Александрию ему уже не пришлось. Поселенный во дворце Гормизда под опекой Феодоры, Феодосий оставался признанным главой всех севириан империи, но находился под полным контролем императора и императрицы.

В это же самое время на Александрийский патриарший престол был поставлен новый патриарх. Им оказался православный – Павел Тавеннисиот, игумен Канопской лавры, которая долгие десятилетия была единственной цитаделью Халкидонского православия в Египте. Канопские монахи были египтянами, находились в постоянном контакте с монофизитами и отлично знали местные расклады.

Примечательно то, что поставление Павла на кафедру и занятие православным духовенством главных храмов Александрии обошлось без значительных волнений, что было возможно лишь при поддержке некой влиятельной силы в самой Александрии. Но на этом дело не завершилось. После того как в феврале 538 года Севир скончался, братия крупнейшего монофизитского монастыря Эннатон, долгие годы служившего Севиру резиденцией и оплотом, вступила в общение с православным патриархом Александрии Павлом и присоединилась к православной церкви на основе «теопасхистской формулы». Об этом недвусмысленно говорится в послании Юстиниана братии этого монастыря от 539 года. Из данного послания видно, каким образом Юстиниану удалось привлечь часть египетских севириан к православной церкви. Юстиниан охарактеризовал Севира как «наследника Аполлинария», причём целью его было показать, что учение Севира принципиально противоречит учению Св. Отцов, о чём ему следовало бы отдавать себе отчёт. Однако, главным слабым местом учения Севира было, по мнению Юстиниана, то, что оно противоречило учению Кирилла Александрийского. Опираясь исключительно на Кирилла, главного богословского авторитета Александрии, Юстиниан по пунктам громит концепцию Севира и доказывает полную идентичность провозглашенной Константинопольским собором «теопасхитской» концепции учению Кирилла.

Не известно, последовали ли какие-либо другие монофизитские монастыри примеру Эннатона (как-никак авторитетнейшего монастыря), но известно, что Павлу Тавеннисиоту удалось присоединить к православной церкви так же часть египетских епископов. Об этом гласит одно сообщение Михаила Сирийца, где говорится, что египетские епископы в сравнении с епископами других мест наиболее яростно воспротивились решениям Константинопольского Собора. Это, продолжает Михаил Сириец, однако, не помешало тому, что они были обращены Павлом в «диофизитство».

Таким образом, хотя попытка Юстиниана воссоединить севириан с православной церковью в целом провалилась, с политической точки зрения император добился огромного успеха. Ранее монолитно монофизитский Египет был расколот на безнадежно рассорившиеся «деноминации» севириан и юлианистов («афтартадокетов»), а из обращенных севириан удалось сформировать православную партию, которая хотя и сильно уступала по численности как севирианам, так и юлианитам, но при государственной поддержке стала определенно весомой «третьей силой» в Египте. И главное – Александрийская патриаршая кафедра с ее огромными богатствами, являвшаяся пожалуй самой мощной «финансовой корпорацией» в империи, «генеральным штабом» и «генеральным спонсором» монофизитов, перешла теперь в руки государственной церкви и стала управляться ставленниками императора. Благодаря всему этому Египет наконец был взят под плотный контроль, а возможность какого-либо значительного сепаратистского движения сведена к минимуму.

Но не меньшим успехом Юстиниана был идейный удар, нанесенный монофизитству в дискуссиях 530ых годов. Еще в начале века монофизиты успешно побивали халкидонитов в богословских дискуссиях. Теперь положение стало обратным – опираясь на теопасхистскую доктрину, православные богословы загоняли монофизитов в угол.

На вопрос, чем пострадал Сын Божий, православные отвечали — плотию, а не божеством. На вопрос же, кто пострадал, православные отвечали—Бог (Сын Божий). Логический парадокс заключается именно в этом: Сын Божий, Бог, который по определению не может страдать, страдает. Но парадокс здесь лишь с точки зрения формальной логики. Как отмечалось выше, теопасхитская схема «воипостасности» целиком укладывается в логику «принципа дополнительности» Нильса Бора, который более чем за тысячелетие до Бора был использован Каппадокийцами в их концепции Троицы. Эта «не Аристотелева» логика Каппадокийцев признавалась и монофизитами, и оспорена быть не могла.

Существенно иначе выглядит «теопасхизм» в монофизитской перспективе с ее «единой природой». Страдания здесь приписываются божеству (божественной природе), но при этом приходится признавать априорную неспособность божества к страданию. Ссылка на воплощение («единая природа Бога Слова воплощенная») тут не помогает: ведь божество по определению не может иметь никакого изменения, хотя бы и вследствие воплощения. Запрет на приписывание божественной природе какого бы то ни было изменения, страдания в том числе, действует абсолютно и не может быть обойден через принцип дополнительности. Впрочем, никто и не пытался говорить, будто божество «может» страдать. Это выглядело бы таким же противоречием в определении, как если бы сегодня кто-нибудь попытался объяснить корпускулярно-волновой дуализм света, давая непосредственно «волнам» определения как «частиц». Но, как для понимания дуализма света нужно понимать противоположность между волновым и корпускулярным представлениями, так и для понимания страданий Христа нужно было — и это с монофизитской точки зрения тоже — понимать противоположность между неспособностью к страданиям у божества и способностью—у человечества.

Поэтому для монофизитов возникала необходимость так объяснить страдания плоти, чтобы появилась возможность считать их страданиями божества – объяснить это в рамках «единой природы».

Здесь открывались две принципиально различающихся логических возможности, которые и определили дальнейшие расколы среди монофизитов: страдания плоти приписываются божеству или по причине того, что плоть Христа объявляется «нетварной» и отождествляется с божеством, или по причине того, что страдающая плоть de facto исключается из «единой природы Бога Слова». Как ни странно звучит последнее предположение применительно к монофизитам — слишком уж оно напоминает несторианство,—но и оно реализуется в истории монофизитских доктрин.

Все эти вопросы, поставленные «теопасхистским» православным богословием перед монофизитами, вскоре приведут к масштабным расколам как среди севириан, так и среди юлианистов. Поскольку в отличии от православной Церкви, соборное единство которой обеспечивалось поддержкой государства, монофизиты не имели никаких внешних средств для поддержания единомыслия (попытки Гассанидского царя Харита выступить примирителем имели слишком локальный масштаб) - к 570ым годам монофизитство окажется раздробленным на несколько враждующих «деноминаций» (с которыми в АИ и придется иметь дело Герману и его преемникам).

Продолжение следует.

[Georg]

Коллега Гучков, откомментироваться сегодня явно не успею.... :dntknw:

[MGouchkov]

Georg писал:

Коллега Гучков, откомментироваться сегодня явно не успею....

О, а я зато успею выправить к виду, читаемому по крайней мере вами.

Но тоже, уже фиговато вижу, но надо же сделать и вам что-либо прочитать в теме :dntknw:

[Georg]

О, а я зато успею выправить к виду, читаемому по крайней мере вами.

Но тоже, уже фиговато вижу, но надо же сделать и вам что-либо прочитать в теме

Прочитал. От подробного ответа по пунктам пока воздержусь. Во-первых ваш стиль не слишком удобоварим (что в и сами знаете) и я с первого взгляда местами недопонял. Но главное - потому, что мы с вами рискуем зарыться в достаточно серьезную полемику. А это грозит сильной отсрочкой продолжения данного текста.

Посему я лучше доведу текст до конца, а потом займемся разбором. Вам тоже удобнее будет видеть его целиком. Каюсь, что начал выкладывать кусками - но я боялся, что выложенный весь целиком такой текст коллеги "ниасилят". А переварить частями - реально.

Впрочем один момент все же отмечу, ибо завело :

Сравните, коллега Georg, c идеями "тонкого эфирного" тела, в контексте какого только и "можно" понимать Воскресение во плоти, распространившимися в предагонаидальном апофигее византийской "духовности", и дальше на Руси. Прекрасно-прекрасно "христианство=неоплатонизм"

Вы, коллега, очевидно так и недопоняли одной вещи. Я - "поганый грекофил" (по выражению коллеги Крысолова, правда не мне адресованному ). "Неоплатоник" и "космист", почитатель "архетипов женских божеств", тот самый "тяжелый случай" .

Что до "апофигея"..... Вереницу "апофигевших" возглавляет мой любимый "Дионисий Ареопагит" (кстати по свежей и зело убедительной версии Юрия Черноморца автор Ареопагитик и Иоанн Филопон - одно и то же лицо). Его до сих пор пинают за то что он де "больше неоплатоник нежели христианин". Что вместо "таинств" у него "теургия", а смысл воплощения целиком неполатонический - Бог-Слово, "самый теархический и сверхсущий Ум", уже будучи главой Небесной Иерархии божеств, нисходит, чтобы возглавить "теургическую" земную иерархию", стать ее «Просветителем», «Освятителем», «Посвящающим» и Первоиерархом.

Примечательно, что "Дионисий Ареопагит" явно был севирианином - это очевидно из его "моноэнергической" позиции, а его вероятный прототип Иоанн Филопон точно был севирианином, и при этом содействовал Юстиниану в попытках унии на базе теопасхизма. И Филопон высказал вполне конкретную позицию по вопросу о "воскресении во плоти":

"Тела людей станут в воскресении не тем, чем они были прежде. В самом деле, прежние тела не воскреснут. Они разрушились и не будет дано тел подобных этим. Они будут не только иными по числу по сравнению с этими, но и другого эйдоса.

По этому вопросу Филопон нападал на самого Кирилла Александрийского, обвиняя его в том, что тот писал: «Мы будем теми же, что и были, то есть людьми, только несравненно лучше, поскольку будем бессмертны и нетленны». Филопон спорит именно с этой фразой, считая, что Кирилл здесь противоречит сам себе; сказать, что будем бессмертными и нетленными — не значит теми же, что и сейчас, поскольку сейчас мы тленны и смертны:

«Говоря: "бессмертны и нетленны", ты показываешь, что воскресшие будут иной природы».

и в самом деле, с учетом знания биологии - как то не получается представить себе человеческое тело "нетленным". Без микрофлоры оно вообще не фунционирует ;-)

скрыть

[Крысолов]

(о дискуссии) А при Валенте несогласных епископов топили в море! :victory:

[Georg]

Спасибо за посвещение, коллега Georg, отмечу при том что инициатива целиком и полностью ваша (возможно частью- в ответ на мою реплику "..где я видел вечную духовную Византию.. ..а вот МЮХ.." :dance2: )

Думаю вы неверно истолковали «посвещение», коллега. Текст посвещен вам потому, что именно вы сподвигли меня подробно заняться данным вопросом. Текст ни коим образом не был направлен на полемику с вами. Его цель именно та, что указана в заголовке. Ни больше, ни меньше.

Были ли события в Иерусалиме около 32ого года по Р.Х в исчислении Дионисия Малого (упомянутого в тексте) типа назидательной театральной постановкой бога для людей, или чем-либо иным?........................................................

……………………. Искушение в пустыне, молитва в Гефсимании, "Или Или, лама савахвани"………театральная постановка..

Конечно ж нет. Не театральная.

Но позвольте, на каком основании вы шьете идеи «театральности» Пятому Вселенскому и Юстиниану??? Cформулированная на Соборе 553 года христология никоим образом не исключает во Христе совершенного человеческого сознания.

Небольшой примерчик. Автор «De sectis» (трактата, написанного между 581 и 607 годами и ранее ошибочно приписывавшегося Леонтию Византийскому), признавал, что Христу действительно было свойственно определенное неведение. Он пишет:

«Большинство отцов признавало, что Христос не знал некоторых вещей; поскольку Он во всем единосущен нам, и поскольку мы сами не знаем некоторых вещей, очевидно, что и Христу также было присуще неведение. Писание говорит о Христе: „Иисус же преуспевал в премудрости и в возрасте" (Лк. 2:52); это означает, что Он познавал то, чего не знал прежде».

Но для обоснования этого утверждения указанный автор ссылается (под стол прошу не падать) на Кирилла Александрийского. Конкретно - на «Защищение на возражение Феодорита Кирского на 4-й анафематизм.

«…зачем разделяешь и не стыдишься называть двух сынов? Не ясно ли произойдут два, если тот, кто имеет ограниченное знание, не одно и то же с тем, кто знает всё; если кто совершен в премудрости и знает столько же, сколько Отец, не одно и то же с получающим откровение по частям? И если есть един, един по причине истинного соединения, и нет другого в отдельности, особности, то выходит, что ему принадлежит знание и вид незнания. Итак, знает сам по божеству, как премудрость Отчая; но, став под уровень неведущего человечества, домостроительно совершает то, что свойственно и другим».

Здесь явно утверждается реальность неведения Христа по человеческой природе. Кирилл признавал, что человечеству, соединенному со Словом, воспринявшим из послушания рабское состояние, было свойственно «пребывать в неведении». Конечно, для св. Кирилла это было неведение, добровольно воспринятое в порядке икономии, но оно было вполне реальным. Христос как Бог естественно обладает «абсолютным ведением», но, образно выражаясь, «отключает» в своем сознании это ведение. И в такие моменты – он действительно человек, со всеми его сомнениями и страхами – до полной полноты человечества.

Об этом позднее подробно писал Дамаскин:

«Естественные наши страсти были во Христе и сообразно естеству, и превыше естества. Ибо сообразно с естеством они возбуждались в Нем, когда Он попускал плоти терпеть свойственное ей, а превыше естества потому, что естественное во Христе не предваряло Его хотения. В самом деле, в Нем ничего не усматривается вынужденного, но все – добровольное. Ибо по собственной воле Он алкал, по собственной воле жаждал, добровольно боялся, добровольно умер".»

В Гефсиманийском борении Иисус был человеком в наибольшей степени – он допустил для себя абсолютно реальную естественную боязнь смерти и страданий, и силой Своей человеческой воли не дал себе отступить от Божественной воли.

Кирилл подписался бы здесь под каждым словом. Таково православное Предание. Признанное в общем-то и на Западе, где Дамаскина хорошо знали.

Что же касается приписывания Христу абсолютного ведения, даже в момент Гефсиманийского борения и пр. – Кирилл и александрийцы здесь не при чем. И возникла она не в александрийской школе, а выросла из монашеского оригенизма. У ее истоков стоит Евагрий Понтийский. У него неведение автоматически ассоциировалось с грехом. Христос не мог быть «неведущим», поскольку Он был безгрешен. Ведение рассматривалось оригенистами как признак естественного совершенства непадшей природы, и «Адаму до грехопадения» приписывалось абсолютное ведение. Христос не мог не знать чего-либо, потому что Он был Новым Адамом. Чтобы утверждать подобное, не обязательно было быть "неохалкидонитом" – это наиболее логично выводится как раз из концепции «предсуществования душ» и «падших умов» Оригена.

И это, кстати о птичках:

Сравните, коллега Georg, c идеями "тонкого эфирного" тела, в контексте какого только и "можно" понимать Воскресение во плоти, распространившимися в предагонаидальном апофигее византийской "духовности",

«Кто утверждает, что тело Господа по воскресении сделалось эфирным, и приняло сферическую форму, каковыми телами в воскресении облекутся и все разумные твари, — кто утверждает, что как Христос совлекся своего земного тела, так и все разумные существа не будут иметь в воскресении подобных настоящим тел, — да будет анафема.»

Это, уважаемый коллега, "десятый анафематизм против Оригена" Пятого вселенского собора :P . Против тех самых оригенистов-евагрианцев.

И как теперь насчет «антропологического минимализма» Пятого собора?

как создаётся впечатление от текста коллеги Georg'а, через достаточно тонкое и с большим знанием "смещение акцентов" ("цензурами") в изложении в посте выше!

Коллега, говорю честно и откровенно – я и в мыслях не имел сместить акценты. Феодорит Киррский остался за кадром просто из-за нехватки экранного времени – так же как и его поздний противник Тимофей Элур. Объемы не те. Задача выяснять все противоречия александрийцев и антиохийцев, тем более проводить «тенденцию» в пользу одной из школ не ставилась. Задачей текста ставилось прояснить религиозную ситуацию в мире императора Германа. Основные предпосылки этой ситуации возникают при Юстиниане. Период до Юстиниана описывается лишь в тех объемах, без которых не понятно происходящее при Юстиниане. Феодорит попал в текст лишь в меру того влияния, которое он оказал на события, более близкие к развилке.

И это влияние…. как бы это сказать…ну слила его школа монофизитам. В чистую слила. Сливала даже когда пользовалась при Льве полной поддержкой репрессивного аппарата государства, а уж когда при Зеноне государство заняло нейтральную позицию - то и вовсе. Родную Сирию и то потеряли в чистую. Окажись у Анастасия достойный преемник-монофизит – такими темпами через полвека монофизитство стало бы религией подавляющего большинства населения ВРИ.

по опыту человека с Востока пробовал предупредить об опасности "женственных божеств", я тоже связывать Мариам боюсь (Её) с архетипами "реи-кибелы", но бестактно Несторий пробовал, да, Феодорит Кирский предложил "срединный путь"- Кристотокос, не услышали- "богородичный центр" получите-распишитесь..

Несторий не «принял Халкидонский собор», а истолковал его. Причем так, как большинству отцов собора и в кошмарном сне не снилось.

А что касается Богородицы – добрые граждане города Эфеса, которые чуть не убили Нестория и намяли бока его сторонникам, давно уже не только «связали», но и отождествили «Мариам» с «архетипом» своей былой полисной богини-покровительницы – Артемиды Эфесской. И когда Несторий заявил что она не Богородица – взъелись на него не менее чем когда-то на Павла, заявившего что Артемида не богиня.

И так происходило по всей Империи. Нередко даже храмы перепосвящались, как Парфенон в Афинах. В Греции Богородица в основном вписывалась в архетип Деметры, в Анатолии – Кибелы, в Египте – Исиды….. Только вот в чем «опасность» - не знаю. «Архетип женского Божества» в культе необходим для построения полноценной культуры.

А Несторию, будь он поумнее, следовало помолчать. Ибо идти против такого потока, когда почитание Богоматери уже давно «ушло в массы» - верный суицид.

Египетским хлебом - умаслить царьградскую чернь.. (ой)..

Коллега, простите, но просьба прекратить нести раз за разом один и тот же бред. Вам сорок раз объяснялось, какое значение имел Египет для экономики и обороноспособности ВСЕЙ империи. А в ситуации того природного катаклизма, что обрушился на Средиземноморье с 540 – без Египта империя бы однозначно не выжила. Он один не страдал ни от засух, ни от землетрясений, ни от увеличения увлажнения – только Нил разливался выше.

Это позднее, в VII веке, когда климатические изменения, вызванные оным катаклизмом, превратили Анатолию из выжженного плоскогорья в плодородную равнину – стало можно жить и без Египта. А в V-VI веках – никак. Если до вас это не доходит, то императоры это прекрасно понимали.

И кстати (я тут занялся исторической климатологией) обратите внимание на то, что когда снова наступило потепление – Анатолия в XI снова стала выжженным плоскогорьем, а могущественная Византия резко посыпалась и рухнула под ударом Сельджуков. А кочевники турки великолепно освоились на Анатолийском плоскогорье, снова превратившемся в степь.

Сори за эмоциональность, но вы уже столько раз талдычите про этот хлеб, что вывели, каюсь.

В анафематствованиях Vого (февральско-мартовского) в "преодоление антиохийства" против одного из "Трёх глав" (Феодора Мопсуэстийского, Диодора Тарсийского и Феодорита Кирского; против кого из них конкретно- не помню) специальноузазано что проклинается он за мнение об отсутствии.. .."послезнания" во Христе в его земной жизни.

Э-э-э-э-э. Это где????

Анафематизмы Пятого Собора против «Трех Глав»:

«1. Если кто не исповедует одно естество или существо Отца и Сына и Святого Духа, и одну силу и власть, Троицу единосущную, одно Божество, покланяемое в трех Ипостасях или Лицах: тот да будет анафема. Ибо един Бог и Отец, из Которого все, и един Господь Иисус Христос, чрез Которого все, и един Дух Святый, в Котором все.

2. Если кто не исповедует два рождения Бога Слова, одно прежде веков от Отца, безвременно и бестелесно, а другое в последние дни, когда Он же сошел с небес, и воплотился от святой славной Богородицы и Приснодевы Марии, и родился от Нее: тот да будет анафема.

3. Если кто говорит, что иной есть Бог Слово, творивший чудеса, и иной Христос пострадавший, или говорит, что Бог Слово был со Христом, родившимся от Жены, или был в Нем, как иной в ином, а не (говорит, что) один и тот же есть Господь наш Иисус Христос, Слово Божие, воплотившийся и вочеловечившийся, и Его же самого суть чудеса, и страдания, которые Он претерпел добровольно плотию: тот да будет анафема.

4. Если кто говорит, что соединение Бога Слова с человеком совершилось по благодати, или по энергии, или по достоинству, или по равночестию, или власти, или перенесению, или соотношению, или силе; или по благоволению, как будто бы Богу Слову был угоден человек потому, что Он благо и добро изволил о нем, как говорит безумный Феодор; или по соименности, по которой несториане, называя Бога Слово Иисусом и Христом, и отдельно человека именуя Христом и сыном, и явно говоря, что два лица, притворно говорят, что и одно Лицо и один Христос, по одному наименованию, и чести, и достоинству, и поклонению; а не исповедует, что соединение Бога Слова с плотию, одушевленною словесной и разумной душой, совершилось по сочетанию или по ипостаси, как учили святые отцы, и что поэтому в Нем одна ипостась, которая есть Господь Иисус Христос, один из Cвятой Троицы: тот да будет анафема. Ибо, при многообразном понимании соединения, последователи нечестия Аполлинария и Евтихия, придерживаясь исчезновения того, что соединилось, предпочитают соединение по слиянию, а единомышленники Феодора и Нестория, радуясь разделению, вводят соединение относительное (????????). Святая Церковь Божия, отвергая нечестие той и другой ереси, исповедует соединение Бога Слова с плотию по сочетанию, то есть, по ипостаси. Ибо соединение по сочетанию в тайне (воплощения) Христа не только сохраняет неслиянным то, что соединилось, но не принимает и разделения.

5. Если кто понимает единую Ипостась Господа нашего Иисуса Христа так, будто она принимает на себя обозначение многих ипостасей, и чрез это старается ввести в тайну (воплощения) Христа две ипостаси или два лица, и из двух вводимых им лиц говорит об одном лице по достоинству и чести и поклонению, как писали безумные Феодор и Несторий, и клевещет на святой Халкидонский Собор, будто он употреблял выражение «едина ипостась» в этом нечестивом смысле; а не исповедует, что Слово Божие соединилось с плотию по ипостаси (???? ?????????), и потому едина Ипостась или одно Лицо Его, и что так именно и святой Халкидонский Собор исповедал единую ипостась Господа нашего Иисуса Христа: тот да будет анафема. Ибо Святая Троица не приняла прибавления лица или ипостаси от того, что воплотился один из Святой Троицы - Бог Слово.

6. Если кто называет святую славную Приснодеву Марию Богородицею в несобственном, а не в истинном смысле, или по перенесению, как будто родился простой человек, но не Бог Слово воплотился и родился от Нее, и рождение человека, по его словам, переносится на Бога Слово, как соприсутствовавшего рождавшемуся человеку, и клевещет на святой Халкидонский Собор, будто он называл Деву Богородицею по этому нечестивому, выдуманному Феодором, разумению; или если кто называет Ее человекородицею, или христородицею, как будто бы Христос не был Богом; а не исповедует, что Она есть Богородица действительно и по-истине, потому что Бог Слово, рожденный от Отца прежде веков, в последние дни воплотился от Нее, и что так именно и святой Халкидонский Собор благочестно исповедал Ее Богородицею: тот да будет анафема.

7. Если кто, говоря: «в двух естествах», не исповедует, что в Божестве и человечестве познается один Господь наш Иисус Христос, дабы чрез это означить различие естеств, из которых неслиянно совершилось неизреченное соединение, так что ни Слово не претворилось в естество плоти, ни плоть не перешла в естество Слова (ибо то и другое остается тем, что есть по естеству, и после того, как совершилось соединение по ипостаси), но принимает это выражение в тайне (воплощения) Христа с разделением на части; или исповедуя число естеств в одном и том же Господе нашем Иисусе Христе Боге Слове воплотившемся, не в представлении только (?? ?????? ????) принимает различие (????????) этих (естеств), из которых Он и состоит, (различие) не уничтожившееся чрез соединение, (ибо из обоих един, и чрез единого оба), но употребляет это число так, как будто естества разделены и каждое имеет свою ипостась (???????????? ??? ??????????????): тот да будет анафема.

8. Если кто, исповедуя, что из двух естеств, божества и человечества, совершилось соединение, или говоря о едином естестве Бога Слова воплощенном, понимает это не так, как учили святые отцы, что из божественного и человеческого естества, чрез соединение по ипостаси, совершился единый Христос; но на основании таких выражений старается ввести одно естество или существо (????? ???? ??????) божества и плоти Христа: тот да будет анафема. Ибо, признавая, что единородное Слово соединилось с плотию по ипостаси, мы не говорим, что совершилось некое слияние (???????? ????) естеств между собою; напротив мыслим, что Слово соединилось с плотию так, что то и другое (естество) остается тем, что оно есть. Посему и един есть Христос, Бог и человек, Он же самый единосущный Отцу по божеству, и единосущный нам по человечеству: ибо Церковь Божия отвергает и анафематствует равно и разделяющих на части или рассекающих, и сливающих тайну божественного домостроительства Христа.

9. Если кто говорит, что поклоняется Христу в двух естествах, от чего вводятся два поклонения, особое Богу Слову и особое человеку, или если кто посредством уничтожения плоти, или посредством слияния божества и человечества, или странным образом вводя одно естество или существо того, что соединилось, так поклоняется Христу; а не поклоняется одним поклонением Богу Слову воплотившемуся вместе с Его собственною плотию, как приняла от начала Церковь Божия: тот да будет анафема.

10. Если кто не исповедует, что распятый плотью Господь наш Иисус Христос есть истинный Бог и Господь славы, и один из Святой Троицы: тот да будет анафема.

11. Если кто не анафематствует Ария, Евномия, Македония, Аполлинария, Нестория, Евтихия и Оригена, с нечестивыми их сочинениями, и всех прочих еретиков, которые были осуждены и анафематствованы святою кафолическою и апостольскою Церковию и святыми четырьмя помянутыми Соборами, и тех, которые мудрствовали или мудрствуют подобно вышесказанным еретикам, и пребыли в своем нечестии до смерти: тот да будет анафема.

12. Если кто защищает нечестивого Феодора Мопсуестийского, говорившего, что иной есть Бог Слово, и иной Христос, Который был обуреваем страстями душевными и вожделениями плотскими, и отдалялся от более дурного мало по малу, и так, преуспевая в делах, улучшился, и образом жизни стал непорочен, Который крестился как простой человек во имя Отца и Сына и Святого Духа и через крещение получил благодать Святого Духа, и удостоился усыновления, и, по подобию царского изображения, принимает поклонение, воздаваемое Богу Слову, и после воскресения сделался неизменяемым в помышлениях и совершенно безгрешным; - того же нечестивого Феодора, говорившего еще, что соединение Бога Слова со Христом совершилось такое же, о каком говорит апостол относительно мужа и жены: будет два в плоть едину (Еф 5. 31),- и сверх других бесчисленных своих богохульств дерзнувшего сказать, что когда Господь по воскресении дунул на учеников и сказал: приимите Дух Свят (Ин 20. 22), то не дал им Святого Духа, а дунул только образно (???????),- говорившего также, что и исповедание Фомы по осязании рук и ребр Господа после воскресения: Господь мой и Бог мой (Ин 20. 28), сказано Фомой не о Христе (ибо он и не называет Христа Богом), но что пораженный необычностью воскресения Фома прославил Бога, воскресившего Христа,- и, что еще хуже, в своем будто бы толковании на Деяния апостольские сопоставлявшего Христа с Платоном, Манихеем, Эпикуром и Маркионом, и говорившего, что как каждый из них, изобретши собственное учение, дал ученикам своим названия платоников, манихеев, эпикурейцев и маркионитов, подобным же образом, когда Христос изобрел учение, от Него стали называться христиане,- итак, если кто защищает вышесказанного нечестивого Феодора и нечестивые его сочинения, в которых он излил как вышесказанные, так и другие неисчислимые богохульства против великого Бога и спасителя Иисуса Христа, а не анафематствует его, и нечестивые его сочинения, и всех, которые поддерживают или защищают его и говорят, что он изложил православно, и которые писали в защиту его и мудрствовали одинаково с ним, или пишут в защиту его или нечестивых его сочинений, и тех, которые мудрствуют или когда-нибудь мудрствовали подобно ему и до смерти остались или остаются в таком нечестии: тот да будет анафема.

13. Если кто защищает нечестивые сочинения Феодорита, которые он написал против истинной веры и против первого Эфесского святого Собора и святого Кирилла и двенадцати его глав, и все, что написал он в защиту нечестивых Феодора и Нестория и в защиту других, которые мудрствовали одинаково с вышесказанными Феодором и Несторием, защищая их и их нечестие, и по причине этого называя нечестивыми учителей Церкви, которые исповедуют соединение по ипостаси Бога Слова с плотию, а не анафематствует упомянутые нечестивые сочинения и тех, которые мудрствовали или мудрствуют подобно им, и всех которые писали против правой веры и святого Кирилла и двенадцати глав, и умерли в таком нечестии: тот да будет анафема.

14. Если кто защищает послание, которое, говорят, написал Ива к Маре Персу, которое отвергает, что Бог Слово, воплотившись от святой Богородицы и Приснодевы Марии, сделался человеком, а говорит, что от Нее родился простой (?????) человек, которого называет храмом, так что иной есть Бог Слово и иной человек, и клевещет на святого Кирилла, проповедовавшего правую веру христианскую, будто он еретик и писал подобно нечестивому Аполлинарию, и обвиняет первый Эфесский святой Собор, будто он без суда и следствия осудил Нестория, и двенадцать глав святого Кирилла называет то же нечестивое послание нечестивыми и противными правой вере, и защищает Феодора и Нестория и нечестивые их учения и сочинения,- итак если кто защищает упомянутое нечестивое послание, а не анафематствует его и защитников его, и тех, которые говорят, что оно правое, или часть его, и тех, которые писали или пишут в защиту его или нечестия, в нем содержащегося, и дерзают защищать его или заключающееся в нем нечестие именем святых отцов или святого Халкидонского Собора, и в этом пребывают до смерти: тот да будет анафема» (АСО. T. 4. Vol. 1. P. 240-244; 215-220; ДВС. Т. 3. С. 470-474).

Это все.

скрыть

[MGouchkov]

Исполняя предобсуждённое в ЛС, симметричное "..уж я вам отвечу.." открывющее модератором прения, приступлю :dance2:

".. Беседа приняла принципиальный тон. Набожный фельдкурат понёс околесицу. .." (ЯГашек)

скрыть

Изменено 5 Aug 2011 пользователем MGouchkov

[MGouchkov]

Georg писал

Думаю вы неверно истолковали «посвещение», коллега. Текст посвещен вам потому, что именно вы сподвигли меня подробно заняться данным вопросом

Коллега Georg! Хронология ящика моей ЛС свидетельствует что инициатива привлечь меня к обсуждению принадлежала вам (посмотрите).

Более того, некоторый период предобсуждения, я практически максимально откровенно излагая в ЛС свои убеждения и понимая вполне конфликтность оных с вашими, резюмировал в ЛС, что в АИ "вечной Византии" (досточно быстро прикинуть что монофизитской/монофелитской я вполне мог, знаете ли), я- вне темы.

В теме появился в ответ на ваш тогдашний анонс "Подождите текст, всё будет не так"

В этом контексте (КОНКРЕТНО) восприняв посвещёние.

Ещё более того: О этих (этом и том моём что выше) постах в тему специально в ЛС уточнил уместность у вас, после прочтения вами, коллега Georg, по вашим словам в ЛС, моего 1ого в теме.

Полностью готовый воздержаться от продолжения.

Но позвольте, на каком основании вы шьете идеи «театральности» Пятому Вселенскому и Юстиниану???

См ниже, вопрос об анафематизмах.

Но для обоснования этого утверждения указанный автор ссылается (под стол прошу не падать) на Кирилла Александрийского.

Отчего мне "падать под стол", если можно заметить что Кирилл Александрийский в моём посте упоминается единственно и уважительно как автор цитируемого мной по памяти письма к Феодориту?

ГДЕ, ВО ИМЯ ИБЛИСА???????

Да вот же! 12ый анафематизм, верно помнил- против Феодора Мопсуестийского:

(цитирую ваш же пост)

Если кто защищает нечестивого Феодора Мопсуестийского, говорившего, что иной есть Бог Слово, и иной Христос, Который был обуреваем страстями душевными и вожделениями плотскими, и отдалялся от более дурного мало по малу, и так, преуспевая в делах, улучшился..

Действительно, возможны разные толкования, но с тем что "an mass" распространилось в традиции то, о котором я, вы так же вобщем соглашаетесь отождествляя византийское христианство с неоплатонизмом.

Относимся мы к этому явлению диаметрально по разному..

Изменено 4 Aug 2011 пользователем MGouchkov

[Georg]

Коллега Georg, вы наверняка понимаете, что без по точному выражению коллеги Нкоро_- "многопоточности"- без сложносочинений с большими вставками в скобках вместо сносок, всё что я говорю представило бы собой даже не один текст, но систему со ссылками друг на друга, объёмом примерно с ваш в теме. Такой я не потяну, да и точно неуместно было бы.

Но значительная часть текста моего предыдущего поста написана вобще - простыми предложениями.

Где же недопонимание- примечательно попросить уточнений, имхо.

Именно там, где не «простые предложения». Вставки, скобки, подчеркивания, обрывы фраз, «vs», «aka» (не о данном посте, а вообще). Не привык и не понимаю, иногда приходится угадывать смысл.

Кстати с вашим изначальным постом я, как только появилось время, очень быстро разобрался. Так что в качестве примера – свежак. Вот в этом:

«Для воплощённости в некий плазмоид, обнаруживаемая человеком только тонким спектрометром флуктуация, не меняя "плотяна" чем для человека ручка серпа (например).

Для вопрощённости в некий электомагнитный процесс прозрачно как для "водоэлектролитчика"- газ (воздух), пространство стального рельса.»

я не понял. Ни что значит, ни к чему сказано.

В возможной (и уместной ли - вам решать) полемике я по предобсуждению вижу два достаточно действительно серьёзных и сложных в изложении вопроса. Одного из которых (о плоти) невозможно не коснуться в ответе на ваш пост, и стремясь пройти по грани меж лозунгами и сложными конструкциями я попробую менее бояться второго (вопреки моему обыкновению).

Полемике несомненно быть. Правда не по всем вопросам – по некоторым она пожалуй бессмысленна. Попробую ниже разобрать.

Так же, в моих репликах присутствовали обращения уточнить детали в известной фактологии, в который вы, коллега Georg сейчас в принципе более в теме чем я. Потому как вобщем-то прожив в теме и сопредельных лет 8-10, примерно 1993-2001-2, далее не будучи не епископом ни даже доцентом, пробыть в таких темах ещё 10лет поддерживая настрой и форму невозможно по моему опыту.

Я тоже не епископ и не доцент. И обсуждаемыми вопросами занимаюсь всего лишь второй год. Но да, возможно я более в теме, ибо читал более свежие источники. Проиллюстрирую словами одного из используемых мной авторов – С.Я. Лурье, автора «Истории византийской философии».

«До самого недавнего времени представления церковных историков о VI веке были самыми смутными. Только к началу 1970-х гг. стала складываться хотя бы приблизительная картина—и это после столетия систематического чтения богословских трактатов, сохранившихся только в переводах (а иногда и оригиналах) на сирийском, армянском, грузинском, коптском, арабском и эфиопском. Знакомство с этими языками, особенно сирийским, становится всё более обязательным для изучающих византийскую патристику среднего периода (поэтому в этой главе мы иногда будем приводить основные термины на сирийском и армянском языках, а не только на греческом и латыни).

Впрочем, до сих пор за каждые десять, а то и пять лет наши знания об этой эпохе в каком-нибудь очень важном пункте меняются. Не будет преувеличением сказать, что VI век—одна из самых бурно развивающихся областей истории христианского богословия. Монографии устаревают не успев выйти в свет, и пока трудно предвидеть, когда этому придет конец,—когда современными научными средствами будет разработан весь ставший теперь доступным корпус источников, после чего, наконец, изучение этого периода замедлится—до новой научной революции, если таковая случится. Впрочем, на ближайшие десять лет можно уверенно прогнозировать в этой области всё такое же бурное поступательное развитие—настолько велик еще корпус непрочитанных или почти непрочитанных богословских произведений, сохранившихся на языках негреческого Востока……..»

Я не ответил до конца на ваш изначальный пост, и несомненно отвечу. Не гарантирую исчерпывающих ответов, но – «чем могу».

Раз уж мы коснулись вопроса новой и устаревшей информации..

Коллега Georg! Хронология ящика моей ЛС свидетельствует что инициатива привлечь меня к обсуждению принадлежала вам (посмотрите).

Более того, некоторый период предобсуждения, я практически максимально откровенно излагая в ЛС свои убеждения и понимая вполне конфликтность оных с вашими, резюмировал в ЛС, что в АИ "вечной Византии" (досточно быстро прикинуть что монофизитской/монофелитской я вполне мог, знаете ли), я- вне темы.

В теме появился в ответ на ваш тогдашний анонс "Подождите текст, всё будет не так"

Может я где-то не ясно выразился?

В моей памяти следующая предыстория. В былых темах, где я излагал факты и взгляды по Ранней Византии, вы мне неоднократно возражали. Я в ответ ставил вам на вид, что вам, опирающемуся на Поснова, Флоровского и прочие источники как минимум полувековой давности, не известен ряд фактов, на которые я набрел при прочтении более свежих источников. В процессе я обещал вам текст, где эти факты будут изложены.

Более того, некоторый период предобсуждения, я практически максимально откровенно излагая в ЛС свои убеждения и понимая вполне конфликтность оных с вашими,

И об «убеждениях» я речь вовсе не вел. Их конфликтность для меня вещь очевидная. Речь шла о фактах.

Парадокс состоит в том, что оные факты я даже не успел изложить. Факты, касающиеся именно ситуации, которая сложится в АИ «императора Германа». Ведь самое вкусное еще впереди!

в АИ "вечной Византии" (досточно быстро прикинуть что монофизитской/монофелитской я вполне мог, знаете ли), я- вне темы.

В теме появился в ответ на ваш тогдашний анонс "Подождите текст, всё будет не так"

Я абсолютно не понимаю, из чего вы исходили в ваших прикидках о том, что «монофизитской/монофелитской». «Из моего текста следует», что в РИ сплоченная группа римской знати, преданной римским традициям, и опиравшаяся на полуварварские, но латиноязычные и латино-культурные Фракию и Иллирию, остановила триумфальное наступление монофизитства в 510ых годах, и обеспечила – причем не только силой, действие которой кратковременно, но и интеллектуальным креативом («теопасхистский проект» с опорой на Томос Льва) масштабное контрнаступление халкидонитства.

А теперь – не ужели столь трудно вообразить себе империю, в составе которой остались Италия (не разоренная и раздираемая лангобардами, а процветающая и усиленная романизирующимися отсготами), Африка, понемногу окультуривающая маврусиев, Фракия и Иллирия по Дунай – все это области латинского языка и латинской культуры, и глаголы папы Льва Великого будут вечно жить в их сердцах.

При этом – в империи правит династия иллирийско-римского происхождения, тесно связанная с Италией, а военная элита империи остается латино-балканской. Замечу что столица – Константинополь – стоит практически на границе латинской и греческой языковой и культурной зон.

И если сохранится альянс латинских провинций с «чисто эллинскими» - а в РИ он сохранялся, и все предпосылки за то, что так и будет – Восток и Египет будут построены в столько шеренг, сколько будет предусмотрено «разработчиками конфигурации» в Сенате. Тем более что «шеренги» уже готовы – монофизиты распадутся на столько враждующих сект, что, останется лишь «разделять и властвовать», и привлекать то одну, то другую группировку к унии с государственной церковью. Без каких-либо новых догматических уступок, на основе – да-да – постановлений Пятого собора. В РИ при Маврикии таковые прецеденты имелись.

Так что своих обещаний я ни в чем не нарушил.

Да вот же! 12ый анафематизм, верно помнил- против Феодора Мопсуестийского

Не въезжаю. И где же там «проклятие за отсутствие послезнания»? Наезд на Феодора идет с четкой «Кирилловской позиции», вполне в духе «12 анафематизмов». Наезд на «двухсубъектную христологию», на то что «сын Марии» есть иной нежели Бог-Слово.

Действительно, возможны разные толкования, но с тем что "an mass" распространилось в традиции то, о котором я, вы так же вобщем соглашаетесь отождествляя византийское христианство с неоплатонизмом.

Относимся мы к этому явлению диаметрально по разному..

Меня терзают смутные сомнения что в моем и вашем понимании «неоплатонизм» - это круги пересекающиеся, но не целиком совпадающие. Посему не будем цепляться к терминам, а обратимся к фактам.

А факты, знаете ли, противоречат тому что «возможны разные толкования». Разные толкования возможны для фразы, выдернутой из контекста, но понимание того, что имел в виду автор, возможно только в контексте.

А контекст Пятого собора таков. Кроме анафематизмов собор практически канонизировал христологию Кирилла, объявив ее единственно верной. То есть озвученный Кириллом принцип – Христу было присуще неведение, принятое как икономия, но тем не менее реальное – был торжественно утвержден решением и авторитетом Собора, так что последующие полемисты, как я отмечал выше, ссылались на данный постулат как на святоотеческий авторитет. Его же постулировал кодификатор православного предания – Иоанн Дамаскин. Именно этот принцип, по вашему собственному выражению, «"an mass" распространился в традиции».

В то же время Собор анафемствовал «антропологических минималистов» в лице оригенистов, утверждавших именно «послезнание» Христа.

И в свете этого предлагаемое вами толкование двенадцатого анафематизма настолько выбивается из контекста собора, что оказывается за гранью реальности.

Относимся мы к этому явлению диаметрально по разному..

Да, похоже так. Только вот принцип этого отношения до меня не доходит.

Собор утвердил и практически канонизировал христологию Кирилла, к которой выше вы сами отнеслись уважительно. Собор анафемствовал оригенистов, которые как раз реально продвигали "абсолютное ведение" Христа, "эфирные тела" и прочий "антропологический минимализм". Собор в свете своих прокириловских постановлений довольно тактично обошелся с Феодоритом, осудив его труды, кардинально противоречащие кирилловой христологии, но не подвергнув сомнению его "святоотеческий" статус. По поводу Ивы – ежели перечитаете анафематизм, обнаружите что личность Ивы там практически не затронута – текст анафематизма ставит под сомнение самое авторство Ивы относительно пресловутого письма.

По поводу же Феодора Мопсуестийского – по факту на момент собора подавляющее большинство и так считало его еретиком. Причем не только на Востоке, но и на Западе. Перечитайте хотя бы «Историю Вселенских соборов» Карташова. Автор занимает позицию, прямо враждебную Юстиниану, и подробно освещает действия латинской стороны. Так вот, в защиту Феодора не нашлось ни слова ни у греков, ни у латинян. Представители Запада – папа Вигилий, и даже наиболее яростный оппонент осуждения Трех Глав, Факунд Гермианский – неприкрыто говорили о том, что воззрения Феодора несомненно еретические. Их аргументы против его осуждения сводились лишь к тому, что нельзя осуждать мертвых – но когда Юстиниан привел прецеденты из западной же практики (где Блаженный Августин ничтоже сумняшеся анафемствовал покойничков) – и сии протесты сникли.

И я не могу понять – в чем причина вашего категоричного неприятия Пятого собора. Если только в невинноумученном Феодоре – то тогда у нас действительно «принципиально разные подходы». Тем более что я не могу испытывать симпатий к богослову, который в христологии обосновал «раздвоение личности» Христа (с потенциальной возможностью, прости Господи, когнитивного диссонанса), а в натурофилосифии аргументами от Ветхого Завета обосновал что Земля плоская, а не круглая, а кто не согласен тот язычник. Козьма Идиокоплов, знаете ли Феодора как авторитет цитирует. B)

Теперь вернемся к оффтопу.

Да.. а.. А зулус ли так выходит что Леонтий Византийский, чьи поразительные с тз меня- "иудеофила" философско-антропологические открытия актуальны по настоящему только в СИНергистском- "антиохийском" контексте, Антиохию построили и жили в ней- ирокезы, Иоанн Златоуст- древнего самурайского рода - японец ("понятное" дело), а монахи александирийской области и Верхнего Нила- истиные голубоглазые нибелун дорийцы, что ли?

См под кат в начале этого моего поста.

Возможно (и даже скорее всего) мой пост был излишне эмоциональным. Хотя…. Вы ранее, по прочтении моих постов по Риму, обращались ко мне как к «римскому патриоту» по поводу «гречишек-педерастов», и возможно стоило разрушить ваши иллюзии (а мало ли в РИ было среди римлян убежденных грекофилов?). Но все же он был излишне эмоциональным.

Я замечаю, что выхожу на эмоции в дискуссии с вами уже не впервые. И кажется осознаю причину. Эта причина – непонимание вашего отношения к той культуре, которая вызывает у меня (при гегелевском «интуитивном вчувствовании» в нее) восторг и пиетет. По вашему это:

Жемчуг в дерьме

А я вот готов купаться в этом «дерьме», вдыхая его тонкий аромат. :D

Скорее всего мы недопонимаем друг друга, и причем по ряду моментов. Но выяснение этих моментов отнимет столько «эфирного времени», сколько у меня однозначно нет, а скорее всего и у вас тоже.

Посему..

Да.. а.. А зулус ли так выходит что Леонтий Византийский, чьи поразительные с тз меня- "иудеофила" философско-антропологические открытия актуальны по настоящему только в СИНергистском- "антиохийском" контексте, Антиохию построили и жили в ней- ирокезы, Иоанн Златоуст- древнего самурайского рода - японец ("понятное" дело), а монахи александирийской области и Верхнего Нила- истиные голубоглазые нибелун дорийцы, что ли?

См под кат в начале этого моего поста.

Коль мы в грешности и так, но всё же приближаемся в таких темах к Огню, без алкоголя и околесицы- невозможно, но что б такая АИ!

Посему ерничество оставим за кадром. И продолжим дискуссию лишь по вопросам, хоть как-то касающимся обсуждаемого мира.

Пещеры и стены под Псковом вероятно так научили (достаточно "по чаньски", честно говоря, очень страшно).

Был я там неоднократно. Это ж почти моя родина. Но на сильные эмоции как-то не вывело. Интересно – да, было. Впечатлило. Но что б сильных эмоций…

Там кстати захоронили моего земляка, прославленного питерского бандитского авторитета начала девяностых Гавру (Николай Гавриленков, легендарный «Степаныч»). Братва регулярно навещала «ячейку». И как утверждают, чистый воздух пещер он совершенно не испортил…..

А мне внимание и память о 15ти летней девочке, о которой по селению-городишке слухи ходят что не от мужа Сына прижила, напрочь запрещают это.

Возможно у меня отсутствует какой-то орган восприятия, но…. Не сказано ли «вы боги и сыны Всевышего все»? Обожение обещано «всем верным», но «звезда от звезды разнится во славе». Человек, ставший святым, не занимает ли место в «Небесной иерархии»? Не возносятся ли ему молитвы c верой в их действенность перед престолом Всевышнего, не совершаются ли праздники?

Носившая во чреве Бога-Слово, пребывавшая в столь тесном с ним общении, не выше ли их всех?

В контексте той эпохи, когда еще сохранялась память об антропоморфизме эллинских богов – святые великолепно вписывались в архетип. Шарль Диль приводит ряд примеров, когда при христианизации того или иного греческого полиса на место прежнего бога-покровителя становится подходящий христианский святой, тут же приобретающий все архетипические черты. Дмитрий Солунский и Георгий Победоносец – самые мифологизированные образы.

И в этом контексте – да, несомненно Богородица, заступница и печальница, в этом плане действительно занявшая «архетип» былых языческих богинь. Богиня, не убоюсь сказать (да что тут бояться, Ареопагит прямо писал о «низшей божественности»).

И в том что та самая девочка стала богиней – в греческом сознании совершенно естественно при таком приобщении к божеству. Апофеоз смертного человека вполне в греко-римской традиции.

После открытия атомно-волновой структуры вещества и относительных расстояний между разными уровнями его организации, со свободой к таковому стало яснее настолько, что не надо ко всяким "восточным практикам" апеллировать как к примеру того, что такое возможно человеку даже в современной дольней воплощённости (какой ценой- вопрос другой).

Плоть,- и современная дольняя - динамический процесс. Если на такие прения придёт кто из санитаров (фиксировать) то подскажет может быть, за который срок плоть полностью обновляет состав (и в "нормальных условиях"). Кости- 2месяца - полгода, дольше всего зубя, как помню.

Среди людей со взглядами близкими моим, вопрос- та же по сути, но очень во многом иначе действующая, создаёт отдельную область "богословски спекулятивной биологии"

Что ж, наши с вами взгляды на воскресение не так уж и отличаются.

Но Синезию и Филопону откуда было знать об «атомно-волновой структуре вещества и относительных расстояниях между разными уровнями его организации»? Для них, с их «научной картиной мира» изменение этих самых расстояний уже оказывалось переходом в качественно иную природу. От которой до «плазмоида» - очень тонкая грань. Ведь вся окружающая эмпирика говорила им что все материальное – не вечно, все в непрерывном становлении и разрушении. И несомненный вывод отсюда – «бессмертное и нетленное тело» уже по определению не совсем материальное. Вывод в сущности правильный даже в свете сказанного вами.

..Такой грекофил как вы, вашим "АИ исключением" Леонтия Византийского, так смогли спровоцировать меня, по национальности - прирождённого польского токтаида начать думать и писать с псевдоеврейским акцентом

А из чего я исключил Леонтия?

А вот из вашего же текста, сомнения в этом возникают,- из того что в итоге в РИ Юстиниан поссорился с северианами, но Ареопагитики после этого на Vом были канонизированы.

В моем тексте Юстиниан не рассорился с севирианами. Только с Севиром. С севирианами контакт в дальнейшем повествовании будет более чем плотным. До самого конца его правления.

Но этот аргумент является излишним, ибо наличествуют более достоверные факты. А именно – Ареопагитики впервые всплыли на упомянутом мной собеседовании Юстиниана с сирийскими севирианами 533 года. Причем Ареопагитики были представлены севирианами, и ссылались они на вполне конкретный текст Ареопагита, где упоминается «единое богомужнее действо», как две капли похожее на "единую энергию единой природы" Севира.

Православным на тот момент Ареопагитики были совершенно неизвестны. Более того, они выразили сомнения в их подлинности.

А почему Ареопагитики (и Филопон) через десятилетие пришлись так ко двору Юстиниану – будет сказано в продолжении.

С чёткой интегрально-оценочной оппозицией (имхо- ложно-прелестной): Дальше от воплощённости - легче - менее инертно - благо, ближе к воплощённости, из-за инертности- зло, препятствующее типа созерцать.

Назвав греков- самым тяжёлым случаем, тактично так уж и версию диагноза привести:

"Коитус на пляже в лагуне так прекрасен, что тленность и смертность Творцу никак невозможно простить"!

Вынужден вас разочаровать, коллега, но в греческих дохристианских мысли и мировосприятии понятие «Творца» отсутствовало напрочь.

И это… по платоновски освободившись от бремени плоти и погрузившись в «созерцание», они по вашему что, рассчитывали достигнуть состояния непрерывного ментального оргазма? :blink: Ведь коитус вне материи им бы уже однозначно не грозил.

А он ведь реально прекрасен.

Всю эту "духовность" они в РИ приняли, не из-за национальной предрасположенности (я это иронично выше проиллюстрировал). Скорее (но не утверждаю) это египетский вариант семитского (понятно всё ж надеюсь, блин).

Приняли "духовность" от Египта греки, устав и в неудачах изуверившись. "Созерцательность" как психокомпенсацию обратного (типа позы,- не очень-то и желалось прекрасного коитуса, да тленно всё).

А Восток это пространство границ рек и моря с каменистой пустыней, острых но не настолько фатальных в динамике, как Нил с цикличностью его разливов.

И в экстремальных ситуациях, которые куда менее предсказуемо свойственно создавать таковому пространству максимально хочется жить, в принимаемой созданой и действенной на дольней земле, воплощённости.

Не-а. Не от Египта.

Первоначально, когда пришли те самые неудачи (а это было в III веке, когда посыпалась великолепная двуединая греко-римская цивилизация Адриана и Антонинов) – Эллада попыталась встретить эти перемены стоически, мобилизовать былой героический идеал. Плотин хотя и вырос в Александрии, был греком и мыслил целиком в рамках греческого мироощущения. Я тут недавно отсканировал прекрасный текст Елены Михайловны Штаерман, где она разбирает отношение Плотина к бушующему вокруг него «кризису III века». Не удержусь чтобы не запостить, хотя и много:

«В своих «Эннеадах» он неоднократно повторяет знакомые нам из сочинений стоиков образы и мысли: мир — единое целое, все вещи связаны взаимной симпатией. Человек — органическая часть этого целого, актер мировой драмы, обязанный исполнять то, что требует от него назначенная ему роль. Бегство от мира Плотин не отвергает, но, как и стоики, трактует его не как действительный уход от общества, а как жизнь в нем, достойную мудреца. Мир, по Плотину, в целом совершенно гармоничен и прекрасен, зло в одной его части уравновешивается благом в другой. Так, например, если разрушен город и жители его попали в плен, то, может быть, впоследствии ими будет основан новый, лучший город. Одни животные гибнут, чтобы служить пищей другим, и это лучшее для них применение, поскольку они все равно смертны. Войны укрепляют мужество людей, а погибших не стоит жалеть, так как проживший короткую жизнь достойно не менее счастлив, чем живший долго. Счастье не измеряется временем, в продолжение которого оно длится, ибо счастье не процесс, а состояние. Осуждать мир в связи с имеющимся в нем злом так же близоруко, как осуждать художника за то, что он кладет не только светлые, но и темные краски, необходимые для гармонии всей картины. Всеобщий кажущийся беспорядок, говорит между прочим Плотин, может быть, приведет к порядку и происходит лишь от стремления к нему.

Все это — знакомые положения стоической этики. Но интересно, что у Плотина этим образам придается более активный характер, чем у стоиков. Он охотно сравнивает человека с солдатом на поле боя. Он спрашивает, не от того ли происходит кажущаяся несправедливость в мире, где злые управляют добрыми, что последние слабы и пассивны? Если бы они не были подобны зажиревшим овцам, позволяющим без сопротивления нападать на себя волкам, они не стали бы рабами злых правителей. Ведь в борьбе побеждают не молитвами, а мужеством и силой; и так же не молитвы, а трудолюбие обеспечивает хороший урожай и богатую жатву; поэтому, говорит Плотин, ваш злой но энергичный сосед богаче вас и вы не должны на это жаловаться.

В этой же связи стоит и его точка зрения на вечность и непроходимость мира, что также сближает его со стоиками. Он резко выступает против всех теорий о сотворении мира, о

возможном конце, о незакономерности, катастрофичности, случайности его развития. Теории гностиков о том, что мир возник в результате грехопадения одного из эонов, и о грядущем искуплении в конце мира представляются ему нелепыми. По его мнению, всё в мире подчинено единому, вневременному закону, так как мир с необходимостью постоянно порождается и управляется вечной мировой душой. Никакая катастрофичность в истории вселенной невозможна. Эта позиция Плотина в то время, когда почти все ждали каких-то колоссальных перемен в земном или космическом масштабе, очень характерна. Она должна была находить отклик у тех слоев, которые искали своего идеала в прошлом порядке вещей и еще надеялись восстановить и сохранить это прошлое.

Но, подобно Филострату, Плотин обосновывал стоические положения, некогда способствовавшие успеху стоицизма и сделавшие его официальной идеологией времени Антонинов, совершенно иначе, чем стоики. Вскользь высказанная Филостратом мысль, что разум, даже самый совершенный (а следовательно, и руководимая разумом жизнь, бывшая целью мудреца стоиков), подобен прекрасному, но не озаренному внутренним светом лицу, развивается и разрешается Плотииом. Интеллект для него только первая эманация высшего единого блага, которое проникает всё сущее, составляет начало и цель всего и обусловливает всеобщее единство. Это единство для Плотина, как и для стоиков, основная предпосылка этики. Но если для стоиков материальна и первопричина мира, то для Плотина, напротив, материальный мир лишь последний отблеск того света, который исходит из своего источника — высшего блага и, постепенно ослабляясь в интеллекте и душе, наконец, как бы совсем гаснет в пассивной, аморфной материи. Поэтому для Плотина упражнение в добродетели хотя и необходимо, но отнюдь не является самоцелью, как у стоиков. Это лишь средство очистить свою душу от страстей, порождаемых ее соприкосновением с материей, от ложного представления, что действия практической жизни имеют какое-то реальное значение. Если стоики, признававшие материальность души, считали, что она подвержена аффектам и порокам, то Плотин решительно отрицает как материальность души, так и то, что в ней могут происходить какие-то изменения. По его мнению, пороки, зло, страсти происходят лишь от соединения души с материей, но они не изменяют душу и она очищается от них, как золото очищается от прилипших к нему комков грязи. Па Плотину, душа не может быть материальна, так как в таком случае она должна была бы, как и тело, страдать от бедствий внешнего мира, она же причастна не чувственному, а интеллигибельному миру. Уйдя в свою душу, познавая ее, человек делает первый шаг к созерцанию высшего блага и слиянию с ним. Так, человек, живя среди зол мира, находит убежище от них в своей душе, и они перестают задевать его.

Таким образом, человек, или вернее философ, продолжает жить в мире и исполнять свои обязанности и вместе с тем живет как бы и вне мира, имея перед собой некую определенную цель, не зависящую от окружающих событий и условий.

Однако, считая, что человек имеет известные обязанности в отношении общества. Плотин, как и другие современные ему представители идеологии умирающего класса, относится к обществу и большинству человечества с презрением и недоброжелательством. За исключением немногих избранных, люди, по его мнению, всецело погружены в материальную жизнь и не имеют ни искры мудрости. Они стоят не больше, чем рабы, и пригодны лишь на то, чтобы работать на немногих истинных философов. Они не стоят даже того, чтобы философы пожелали исправить их или управлять ими. Представление о миссии мудреца, как наставника, исправляющего людей, какими были идеальный киник Эпиктета и Аполлоний Филострата, совершенно чуждо Плотину.

В системе Плотина утверждение долга индивида в отношении целого сочетается с крайним индивидуализмом, может быть, даже более последовательным, чем у гностиков, которых он упрекает за то, что они думают только о себе, избегают других людей и не имеют никакого учения о добродетели. В его философии разложение полисной, в основе своей коллективистической морали, дошло до крайних возможных в античности пределов, что свидетельствует и о далеко зашедшем разложении античной общины и античной формы собственности. Главное внимание Плотин сосредоточивает на самопознании, которое в то же время есть познание бога.

«Я пытался божественное во мне возвести к божественному во всем», —в этих предсмертных словах Плотин наиболее полно сформулировал одну из основных идей своей системы. Чтобы познать в себе божественное начало, человек должен отвлечься от всего, «устранить всё», как говорит Плотин, и смотреть внутрь себя. Тогда он увидит тот единственный свет, который ниоткуда не приходит, так как он присутствует всегда и во всем, но только не всегда видим. Созерцание этого света, вернее высшего единого блага, которое Плотин часто сравнивает со светом, для него высшее блаженство и цель мудреца. Добродетель — лишь путь к этой цели.

Плотин уделяет много места доказательству того, что мир идей существует не вне интеллекта, как считал Платон, а внутри его, и что он создается постоянно, в процессе мышления интеллекта. Таким образом, мир идей не локализуется где-то, а присутствует всюду, следовательно, как и вездесущее высшее благо, он присущ и человеку. Помещать божество в каком-то определенном месте, например, за неподвижными звездами, казалось Плотину несообразностью. Чтобы через душу и интеллект приблизиться к созерцанию верховного блага, человек должен обратиться не во вне, а во внутрь себя. «Зачем мне ходить в храм, боги сами придут ко мне» — сказал раз Плотин к большому смущению своих учеников. Так, по Плотину, достигается полная автаркия, о которой столько говорили представители всех античных философских направлений. Эта автаркия, гораздо более полная, чем стоическая, давала, но мысли Плотина, возможность, не уходя от мира, служа государству, оставаться равнодушным ко всем бедствиям жизни, поскольку они теряли всякое значение по сравнению с блаженством экстатического слияния с высшим благом.

Но созерцание Плотина не пассивно, оно — творческое постоянное самоусовершенствование, так же как созерцание мировой душой интеллекта — постоянное творение чувственного мира.

Вместе с тем индивидуализм Плотина значительно отличается от гностического, так как он все-таки пытается сохранить идею мировой взаимосвязи, в которую включается человек, как одно из звеньев мира в целом; и, таким образом, указать человеку на его обязанности в отношении целого, т. е., по возможности, спасти хоть что-нибудь из морали, обязывавшей каждого человека быть в первую очередь хорошим гражданином. У Плотина это достигается его отношением к природе.

В отличие от гностиков, которые считали злом мир в целом, Плотин находит его прекрасным. Созерцание красоты вселенной он считает наиболее прямым путем к очищению души и познанию высшего блага. Проникаясь красотой и гармоничностью

природы, человек начинает ощущать, что и в нем имеется так же божественное начало, присутствие которого он ощущает во всем. Мысль эта, как мы видели, играет большую роль и в учении герметистов.

Аскетизм гностиков направлен против всех законов природы и мира, который они считали созданием злого демиурга, тогда как себя они рассматривали как носителей божественной искры, стоящих вне этого мира. Плотин, напротив, говорит о своем единстве с миром. Он выступает против исключительного возвеличения человека и его души. Ниже людей стоят животные, выше — светила и боги, души которых, не смешанные с материей, существуют исключительно в мире идей. Всё имеет свое место, подчиняется строгому закону, всё гармонично и прекрасно. Богохульствуют те, кто осуждает этот мир. лучшую копию мира идей, получивший свою красоту от верховного блага. Поэтому Плотина нельзя назвать аскетом в строгом смысле этого слова. Он считает, что тело нуждается в известных заботах, так как душа временно пользуется телом как артист лирой. Он не осуждает брак и деторождение, так как, говорит он, продолжительность породы почти равна красоте. Его аскетизм направлен не на подавление и отрицание красоты мира, а на устранение того, что мешает созерцать ее. слиться с нею, проникнуться ее божественностью и осознать эту божественность в себе. Это, если можно так выразиться, оптимистический аскетизм.

Элементы оптимизма, содержащиеся в оправдании мира,— одна из черт системы Плотина, отличающих ее от большинства современных ему систем. Однако оптимизм его непоследователен, так как и его философия была порождена уходящим, отживающим классом. Поэтому и для него зло имманентно миру и не может быть устранено, так как его существование определяется законами, которые не могут быть нарушены ни в каком случае. Зло коренится в материи. Душа, соединяясь с телом, освещает его, но слабеет и загрязняется сама. От этого смешения с материей и происходит зло. Плотин не считает зло самостоятельным началом и оспаривает теории дуалистов. Но он полагает, что зло неустранимо, как неустранима материя. Соединяясь с телом, входя в мир, душа подчиняется действию законов необходимости и должна подчиняться им, пока не очистится от материи и не вернется окончательно в мир идей, свободный от власти необходимости. Очищается душа не благодаря божественному искупителю, знанию молитв и божественных формул, а внутренней активностью, обращением к интеллекту и верховному благу. Эта сознательная, активная деятельность души — тоже характерная черта системы Плотина и может быть сопоставлена с его словами, что в битве побеждают не молитвами, а мужеством. Человек не должен надеяться на спасительую помощь извне, ожидать всемирной катастрофы и возникновения нового, идеального мира без зла и страданий. Тот мир, в котором он живет, неизменен и необходим, надо принять его таким, как он есть, и самому усовершенствовать себя, «лепить свою душу, как скульптор лепит прекрасную статую».

Мысль, что стройный закон, которому подчиняется мир, не может быть изменен, повторяется Плотином постоянно.

С этой точки зрения он дает критику современной ему магии и астрологии. По его мнению, бессмысленно думать, что маг может нарушить мировой закон или что великие светила произвольно влияют на события жизни людей, до которых им нет дела. Движение их неизменно и не зависимо от земного наблюдателя. Маг или астролог могут действовать только на основе всеобщей мировой симпатии, в силу которой одни явления могут указывать, что где-то во вселенной совершаются другие события, с которыми они связаны. В силу этого же закона можно направить естественные проявления симпатии вещей, но нельзя создать что-либо противное природе и ее законам. К такому же использованию симпатических влияний Плотин сводит и молитвы, так как просить богов, чтобы они сделали что-либо несоответственное законам необходимости, недостойно и нечестиво.

Положение это, по существу, то же, что и у Филострата. Как мы помним, Аполлоний настаивал на строгом выполнении религиозных обрядов во всей их чистоте при полной свободе религиозных исканий. Не противоречит оно и исконной римской религии, требовавшей в основном лишь точного выполнения установленных действий.

Важно также отметить, что иногда Плотин сравнивал верховное единое благо с солнцем, считая солнце его видимым образом, а иногда с Аполлоном, имя которого он связывал с отрицанием множественности, единством, а мировую душу с Зевсом, т. е. Юпитером, как движущим началом мира и верховным божеством. Он стремился также доказать отрицаемое, по его словам, некоторыми наличие души у Земли, что должно было послужить обоснованием хтонических культов. Душа земли, по Плотину, как и все индивидуальные души, является частью мировой души, которая, содержа их все в себе, одновременно обусловливает их индивидуальность и их взаимосвязь.

Как мы видим, здесь намечается прямая связь философии Плотина с культами, наиболее поощрявшимися и пропагандировавшимися Галлиеном.

Таким образом, система Плотина, несмотря на ее абстрактность, содержала ряд черт, которые могли сделать ее базой для определенной политической идеологии.

Это, прежде всего, новое обоснование старого стоического принципа о всеобщем мировом единстве и о превалировании блага целого над благом индивида. В связи с общим уклоном в сторону идеализма, связанного с развитием кризиса, который порождал недовольство существующим положением, религиозные искания, склонность к мистицизму и т. п., это положение обосновывается идеалистически. Однако фактический уход от мира отвергается,—человек должен наилучшим образом исполнять свои обязанности в отношении общества и государства. Вместе с тем человек должен быть активным борцом, так как пассивное ожидание помощи извне ни к чему не приводит, поскольку ни душа его не может быть спасена кем-либо, кроме него самого, ни мир, подчиненный вечным законам, не может быть вдруг изменен в результате катастрофы. Мир должен быть принят таким, как он есть, он прекрасен, наличие же зла неизбежно и, в конце концов, зло не портит мир, поскольку уравновешивается благом. Но и то зло, которое существует, ничего не значит для человека, постигшего свою связь с верховным единым благом. Самоусовершенствование и самоуглубление — вернейшее прибежище мудрого. Оно дает ему возможность, оставаясь в мире и участвуя в его делах, как того требует его долг, не придавать значения внешним обстоятельствам, которые — не более как мираж по сравнению с доступным для него высшим миром.

Полагаясь только на собственную активность, не следует пренебрегать молитвами и установленными обрядами. Это, конечно, предполагает полную свободу мысли при формальной лояльности к государственной религии. Вообще, несмотря на брошенное вскользь замечание, что монархия является наилучшей формой государственного устройства, Плотин не мог быть сторонником той близкой к теократии монархии, которая представлялась идеалом Диону Кассию, поскольку в такой монархии нет места мудрецу и философу. Плотин же, вероятно, имел в виду государственный строй, близкий к тому, который Аполлоний в романе Филострата советовал установить Веспасиану. Известное место из написанного Порфирием жизнеописания Плотина о намерении последнего основать город, устроенный согласно учению Платона, позволяет предполагать, что Плотин, хотя он и ничего не писал о политике, был близок к сторонникам идеи империи, опирающейся на аристократически организованные городские общины. Об аристократической ориентации Плотина свидетельствует и его утверждение, что главная масса людей годна лишь на то, чтобы обслуживать немногих избранных. Это сближает его систему с гностическими, хотя Плотин постоянно полемизировал с гностиками по другим вопросам.

Часто высказывалось предположение, что главной целью Плотина было опровержение христианского учения и что Галлиен покровительствовал Плотину потому, что, отменив гонения на христиан, он все-таки хотел бороться против них, противопоставив их учению нечто иное. Эта точка зрения не представляется убедительной. В сочинениях Плотина мы не встречаем ни прямых, ни косвенных выпадов против христиан. Его полемика направлена против гностиков, по-видимому, даже не считавших себя одной из христианских сект, поскольку, как сообщает Порфирий в жизнеописании Плотина, они основывались на сочинениях персидских магов, которые Порфирий считал недавно сфабрикованными апокрифами. Хотя христианство к этому времени и получило распространение в муниципальной среде, оно не было ее специфической идеологией. Между тем, неоплатонизм был распространен именно в этой среде, ею был порожден и на нее рассчитан. Поэтому в философии Плотина так много общих черт с течениями, против которых он пытается бороться. Однако особенности, о которых говорилось выше, могли сделать ее популярной среди тех слоев муниципальной знати, которые еще не окончательно отчаялись в возможности отстоять свое существование и бороться за сохранение старых форм общества и государства. Это делает понятным, почему Галлиен, правительство которого возглавило эту борьбу, так сочувственно отнесся к Плотину и почему расцвет его философии совпадает именно с годами правления Галлиена. Чтобы сплотить все силы, еще способные дать отпор разрушавшим Римское общество элементам, надо было что-то противопоставить все возраставшей пассивности, пессимизму, безнадежности, абсентеизму, еще более ускорявшим разложение.»

скрыть

[Georg]

Как и обещал, закончу комментирование первого поста.

Антиохийцы скорее - практическими, теорнаука- в Александрии. С чувством, в начале, до того как идологизированная ангажированность превратила диалог в его противоположность у сторон было достаточно близко что бы действительно понимать друг друга.

Не соглашусь. Теорнаука в Александрии была на высоте, но светская, и преподавали (до времен Филопона) по большей части язычники. А вот александрийские богословы, в отличии от антиохийских, не очень стремились к теоретической разработке догматов. Терминологию как правило брали у «соседей через улицу» - профессоров-неоплатоников Академии (благо от Гимнасиона до Кесариона и пешком недалеко), но терминология александрийского «неоплатонизированного аристотелизма» не очень-то подходила для стоящих на повестке дня богословских задач. В итоге – путаница. И Афанасий, и Кирилл юзают термины «природа» и «ипостась» как синонимы, и ничтоже сумняшеся применяют «физиз» как обозначение конкретной индивидуальности.

Даты РИ, абсолютную и относительную в последовательности событий, когда Столп Веры для Востока становится "еретиком" запамятовал, увы.

Уже на Втором Вселенском в 381 году. А через год Феодосий Великий издает эдикт, приравнивающий апполинаристов к евномианам и македонианам.

Думаю всё же, что Кирилл Александрийский более волен в психодинамике Просто он думал так же, при том богословы тогда дерзали открыто использовать конструкции еретиков переосмысляя их.

Думать можно что угодно, но книжко было надписано именем Афанасия Великого.

Примечательно, на каком из этапов это происходило, и происходило ли?

Няз, плоть и тело различались как и в греческом "сарко"/"сома" так и арамейском, но с принципиальнейшим действительно сдвигом, ведомым ещё из полемики неоплатонических антропологов Нумения (восточного) с Плотином.

Восточные (и семитская и арийские) понятийные системы, няп знают плоть ("сарко"), но не знают противопоставленной ему как субстанция- "души".

Почему и в перевод Заветов вторгается толкование, что когда говориться "душа" понимать следует в смысле физической- "психосоматической" жизни. На востоке нет "сомы" (бОльшей "сарко", но меньшей "идеальной души"), но есть воплощённая энтеллихия. Здесь динамизм Аристотеля - восточен (и конструктивен), имхо.

Не задавался подобным вопросом. Да он мне в рамках данной темы и не интересен.

"Substantia"- "стала" по гречески- "физис" (перестав быть "усиос")? Таки извините, а как тогда по гречески "natura" будет?

Таки результат не никейского символа как такового, но РИ варианта "строгого никейства",- что бы "substantia" - "ипостась" на греческий "никак не перевелась" бы, что б ни делать..

Увы, коллега, я в МЮХ маленько не догонял этого вопроса…… Но латинцы проклятые в богословии V-VI веков упорно отказывались принимать предлагаемую вами конструкцию («эссенция-сущность» и «субстанция-ипостась»). Натуру и субстанцию тоже бывало путали, но к халкидонскому собору латинская терминология была следующей:

Сущность (усиос) – substantia;

Природа (физис) – natura;

Лицо (просопон) – persona;

И наконец ипостась – subsistentia.

Термин «субсистенция» - это новодел. Его авторство принадлежит Гаю Марию Викторину, учителю Августина. Викторин сконструировал сей термин специально для богословской терминологии как раз во время тех самых арианских споров, которые мы рассматривали в МЮХ – дабы нормально различать на латыни сущность (которая так и осталась субстанцией) от ипостаси. И термин этот в латинском богословии закрепился. Этимологически субсистенция – способ и принцип бытия субстанции, то есть буквально ипостась.

Вот вам русский текст Халкидонского ороса:

«Последуя Святым Отцам, мы согласно поучаем исповедовать одного и того же Сына, Господа нашего Иисуса Христа, совершенного в Божестве и совершенного в человечестве, истинно Бога и истинно человека, того же из души разумной и тела, единосущного Отцу по Божеству и того же единосущного нам по человечеству, во всем подобного нам, кроме греха, Рожденного прежде веков от Отца по Божеству, а в последние дни ради нас и ради нашего спасения, от Марии Девы Богородицы — по человечеству; Одного и того же Христа, Сына, Господа, Единородного, в двух естествах неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно познаваемого, — так что соединением нисколько не нарушается различие двух естеств, но тем более сохраняется свойство каждого естества и они соединяется в Одно Лицо и Одну Ипостась; — не на два лица рассекаемого или разделяемого, но Одного и Того же Сына и Единородного, Бога Слова, Господа Иисуса Христа, как в древности пророки (учили) о Нем и (как) Сам Господь Иисус Христос научил нас, и (как) то предал нам символ отцов.»

скрыть

[MGouchkov]

В итоге раздумий решил ответить без лицеприятия

Georg писал

Конечно ж нет. Не театральная.

Театральная

Но позвольте, на каком основании вы шьете идеи «театральности» Пятому Вселенскому и Юстиниану???

Основания от логики - ниже. Коллега Georg, народу, единое основание культуры и цивилизации, в политической, например, области, которого - театр,- "шить"..

Вернувшись из под стола уверю что я не Дионис.

Я говорил что эта система, внутренне- полностью логична (это- "объективно"). Декларирируя себя христианством (имхо)- стала отвратительной.

Агитка про вселенца с абсолютными даже не, "после" но "все-знанием", и возможностями,- пло-хой театр, имхо.

И плоть и память даже как такой АИ, "акцептора", да да- присутствуют, но полностью страдательны.

Отвратительно, имхо, равно- эстетически и этически.

Конечно, для св. Кирилла это было неведение, добровольно воспринятое в порядке икономии, но оно было вполне реальным.

Согласен принять как первое основание для конкретизации понимания 12ого анафематизма Vого февральско-мартовского.

Второе основание, в том что как в свою очень интерпретировать "в порядке икономии" определяется вопросом синэгизм versus моноэнергетизм.

он допустил для себя абсолютно реальную естественную боязнь смерти и страданий, и силой Своей человеческой воли не дал себе отступить от Божественной воли.

Очень знаменательно переплетаются в этих словах "человеческая воля" и "Он допустил". Кто "допустил"? Апофеозом человеческой воли, да- свидетельствованной, выставлена абсолютная страдательность.

РИсторико-богословский контекст- вопрос другой, но не столь далёкий от генезиса конструкции.

Кирилл подписался бы здесь под каждым словом.

Так же признаю что продумывая сделал несколько шагов по АИ цепи, но думая о Кирилле и Халкидоне (он бы не допустил 449ого года, уже развилка и вопрос снят как "детерминизм"), здесь соглашусь с Севиром Антиохийским интеллигентным человеком, с то есть никоем образом так не соглашаясь с вами

Непредставим Кирилл синэргистом, то есть "под каждым словом" там где слова о разности воль, неверно!

«Кто утверждает, что тело Господа по воскресении сделалось эфирным, и приняло сферическую форму, каковыми телами в воскресении облекутся и все разумные твари, — кто утверждает, что как Христос совлекся своего земного тела, так и все разумные существа не будут иметь в воскресении подобных настоящим тел, — да будет анафема.»

Это, уважаемый коллега, "десятый анафематизм против Оригена" Пятого вселенского собора

Воспользуюсь достижениями пилотажа одного моего знакомого (кого бы ) в "различении эфирного и плотно-воздушного".

А вобщем-то вопрос примечательнее о том, чтО- "весь человек". Воспользоваться славянским словом "тело", что бы сказть- тело- сферическое, но плоть- та же по сути ("водоэлектролитная"), с формами дорогими как минимум- как память (о пляже в лагуне) мне препятствует предание о том, что тело в Вокресении - единое Тело Христово (непредставитое мной как "усиленное гиперрегби")

Я обращал внимание на вопрос о "соме" и динамике энтеллехии Аристотеля или "психе"- субстанции у Плотина.

Коллега, говорю честно и откровенно – я и в мыслях не имел сместить акценты. Феодорит Киррский остался за кадром просто из-за нехватки экранного времени

Историю "собора под дубом"- осуждения Иоанна Златоуста, первый акт антиохийско-александрийского противостояния вы вовсе отцензурировали до неупоминания.

В начале меньшевики меньшеви- Феодор Мопсуэстийский, а потом (через 70лет, в предюстинианово время) "вдруг" Троцк Феодорит Кирский.

Коллега, партийность и тенденциозность имхо вполне приемлимы,. ..настолько насколько автор отдаёт себе в этом отчёт и декларирует.

И это влияние…. как бы это сказать…ну слила его школа монофизитам.

Когда "слила" (часто ниже будет задаваться этот вопрос)? В конце Vого века- да. После, сначала- погрома по "делу Нестория", а потом- гослояльность для школы на периферии Империи не способствует талантливым ученикам. А через 1500лет предпочтения в той полемике, совсем не только у меня, поверьте, в сторону Феодорита.

при Зеноне государство заняло нейтральную позицию

При Зеноне с "Энотиконом"- неитральную!?! "Нетенденциозно"

Всесь Vый век - даже более чем меж двух огней.

Родную Сирию и то потеряли в чистую.

Как - вы описали.

Окажись у Анастасия достойный преемник-монофизит – такими темпами через полвека монофизитство стало бы религией подавляющего большинства населения ВРИ.

Очень-но небезынтересная АИ. Оно ж трансформировалось.

..С одной стороны, ваша инфо более убедила меня в моих взгядах,- византийский "мальчик для биться" (вот что византийское изобретение вместе с минправдом)- "несторианство",- 2 "усиос" в Богочеловеке, а в РИ никто такого не говорил, 2proposon говорили. C другой стороны, в РИ же несторианство- монофелитство (2 proposon соединённые единой волей).

Несторий не «принял Халкидонский собор», а истолковал его. Причем так, как большинству отцов собора и в кошмарном сне не снилось.

Вот это бы прочитал с интересом, если несложно дать конкретный линк.

..отождествили «Мариам» с «архетипом» своей былой полисной богини-покровительницы – Артемиды Эфесской. И когда Несторий заявил что она не Богородица – взъелись на него не менее чем когда-то на Павла, заявившего что Артемида не богиня.когда-то на Павла, заявившего что Артемида не богиня.

Я указал ситуация кого мне ближе.

Только вот в чем «опасность» - не знаю. «Архетип женского Божества» в культе необходим для построения полноценной культуры.

Опасность в РИ освещённой суперпозиции. Мат-Марьям почитают и РИ несториане, и мусусьмане Мариам помнят.

Вдали от лагун "пруда с лягушками"- религиозными особами меж евнухов, где максимальной имхо в РИ после Воскресения Христова бесовщины не творилось (и не творится).

Кристотокос, предложил Феодорит тактично, но не энергично (не сублимативно) от того.

Коллега, простите, но просьба прекратить нести раз за разом один и тот же бред. Вам сорок раз объяснялось, какое значение имел Египет для экономики и обороноспособности ВСЕЙ империи.

Вопиюще знаменательно библейский пример!

I Экономико-военно-политические факторы, о которых я, считая вменяемым человеком вас, так же вменяем,- одна из сторон весов. На второй- Израиль ли Новый - Церковь Господня, в том что не продаётся.

II- А дело-то не столько в бобине догматике, сколько в марксистской норме эксплуатации, и в такой РИ ситуации всякая, да - созвучная национальному ментальному строю антиимперская идеология работает

III- И не получилось, в аспектах о которых вы сварить новый опиум для народа с Севиром, потярявшим паству ушедшую к юлианистам, и пришлось давить силой.

Думая об этом с имперской тз ещё раз осознал римские "..сила и право".

Державень скажет- "..Я грекофил, со всей силы давим египтян." (так стало с климатом). А сила перешла к другим- арабам, и отымели за всё всех их-им-перцев.

Сори за эмоциональность, но вы уже столько раз талдычите про этот хлеб, что вывели, каюсь.

Обсуждали же в ЛС, у меня создалось тогда впечатление что ваш ответ- "Нафиг христианство, главное- Империя" вполне включает ответ на то, о чём говорил я.

Последовательно по крайней мере.

я писал Для воплощённости в некий плазмоид

я не понял. Ни что значит, ни к чему сказано.

Сказано, как иллюстрация ложности неоплатонической (мейнстримной в нем) "оппозиции"- "дальше от вопрощённости-благо, ближе- зло".

Может я где-то не ясно выразился?

***

В моей памяти следующая предыстория. В былых темах, где я излагал факты и взгляды по Ранней Византии, вы мне неоднократно возражали.

Возможно недостаточно ясно выразились в жесте, сочетания предобсуждения в ЛС (о коем возможно запамятовали) и посвещёния в заглавии темы.

Не будь любого одного из этих двух обстоятельств, я бы в теме не возник.

И посвещение вопринял бы к тому, что бы остаться изобретённым как раз в Византии "удобным троцким для битья" за кадром.

Мне было бы пофиг, каюсь.

Открытие темы без посвещения воспринял бы по результатам того же предобсуждения было бы ещё более амбивалентно (почитал бы, небезынтересно, но никоем образом как и в главную здесь не стал бы писать).

Изучение 2ух ваших, коллега Georg, крайних постов в полемике со мной, создало у меня определённое впечатление об основах наших и разногласий, и отдельно- "фронта" с некоторой I-нет форумной, но всё же публичностью (по крайней мере- возможной).

Готов поразмыслив предложить следующее: Я обязуюсь не возражать вам в темах где вы- топикстартёр или вообеще- модератор как здесь (в иных темах- не обессудьте).

Вы же оставляете здесь мои посты, не скрывая по имеющемуся у вас правооснованию- оффтоп, до следующего включительно.

Изменено 6 Aug 2011 пользователем MGouchkov

[wizard]

О ГОСПОДИ!!

[Berlinguer]

Историю "собора под дубом"- осуждения Иоанна Златоуста, первый акт антиохийско-александрийского противостояния вы вовсе отцензурировали до неупоминания.

Сори, коллега. Теперь уже я настаиваю на раскрытии – чего такого кардинально стоящего я не упомянул???

Действительно,-что там серьезно пропущено-?

Мне краткий обзор матчасти понравился,сохранил отдельно страницу(4-й или 5-й раз с ФАИ всего за время чтения;почти все время-этого же автора,раз еще-про кризис 3-го века и раз-про московскую Русь Калиты)

[Georg]

Berlinguer

Простите, коллега, пока копался - снес свой пост.

Возобновлю.

В итоге раздумий решил ответить без лицеприятия

Основания от логики - ниже. Коллега Georg, народу, единое основание культуры и цивилизации, в политической, например, области, которого - театр,- "шить"..

Вернувшись из под стола уверю что я не Дионис.

Я говорил что эта система, внутренне- полностью логична (это- "объективно"). Декларирируя себя христианством (имхо)- стала отвратительной.

Агитка про вселенца с абсолютными даже не, "после" но "все-знанием", и возможностями,- пло-хой театр, имхо.

И плоть и память даже как такой АИ, "акцептора", да да- присутствуют, но полностью страдательны.

Отвратительно, имхо, равно- эстетически и этически.

Да тогда и нефиг было бы расписываться в уважении к Кириллу. Сказали бы сразу все что думаете – меньше было бы энтропии в многострадальном интернете. Сказали бы что православное предание вам чуждо – и избавили бы коллегу от излишней долбежки по клавишам.

Так же признаю что продумывая сделал несколько шагов по АИ цепи, но думая о Кирилле и Халкидоне (он бы не допустил 449ого года, уже развилка и вопрос снят как "детерминизм"), здесь соглашусь с Севиром Антиохийским интеллигентным человеком, с то есть никоем образом так не соглашаясь с вами

Непредставим Кирилл синэргистом, то есть "под каждым словом" там где слова о разности воль, неверно!

Эх-хе-хе, коллега.

Вы, насколько я знаю, маленько старше меня. И в ВУЗе вас учли слегка раньше. По диамату у вас там что было?

А я его вообще не изучал в в ВУЗе. Однако понимаю, что любое историческое явление должно рассматривать в динамике

И здесь вы ставите вопрос синергии. Относительно «энергейи».

Вопрос, который в РИ к моменту Пятого собора едва всплыл. «Одна энергия» и «две энергии» на тот момент толковались в зад и вперед, и - я вам страшный вещь скажу – принимались и халкидонитами, и монофизитами --- по обстоятельствам. Ибо философская школа, породившая сии термины, сама находилась в нестабильном состоянии.

То, что вопрос о единой – двуединой – энергии как вопрос принципиальный встал позже событий, освещенных в моем тексте – вас как бы не волнует. И расклады, заставлявшие современников оперировать терминами – «одна энергия» - «две энергии» (причем обе формулировки допускают православное толкование, с учетом даже авторской позиции)- вам тоже не интересны. Вы исходите из позиции вашего «послезнания», зафиксированной соборами VII века.

Только вот к Миру Императора Германа сии соборы не имеют никакого отношения.

Мне же грешному приходится рассматривать процесс в динамике. Ежели вам сие рассмотрение не интересно – что ж – флаг, барабан и все прочие соответсвующие атрибуты в вашем распоряжении.

Простите ежели что… праздновал у друзей….

Так же признаю что продумывая сделал несколько шагов по АИ цепи, но думая о Кирилле и Халкидоне (он бы не допустил 449ого года, уже развилка и вопрос снят как "детерминизм"), здесь соглашусь с Севиром Антиохийским интеллигентным человеком, с то есть никоем образом так не соглашаясь с вами

Непредставим Кирилл синэргистом, то есть "под каждым словом" там где слова о разности воль, неверно!

Ну… э… все претензии к Дамакскину. Он по любому был на порядок более в курсе ситуации чем мы. Но думал он именно так, как бы вам это не нравилось.

Историю "собора под дубом"- осуждения Иоанна Златоуста, первый акт антиохийско-александрийского противостояния вы вовсе отцензурировали до неупоминания.

Сори, коллега. Теперь уже я настаиваю на раскрытии – чего такого кардинально стоящего я не упомянул???

Когда "слила" (часто ниже будет задаваться этот вопрос)? В конце Vого века- да. После, сначала- погрома по "делу Нестория", а потом- гослояльность для школы на периферии Империи не способствует талантливым ученикам. А через 1500лет предпочтения в той полемике, совсем не только у меня, поверьте, в сторону Феодорита.

Гы. Дражайший коллега. Вас не затруднит обосновать сию позицию историческими фактами? Хоть один факт, свидетельствующий о том, что государство как-то сдерживало активность школы Феодорита?

"Через 1500 лет" меня в данном контексте абсолютно не инетерсует.

Как - вы описали.

Угу. А кто не давал собрать свою толпу и набить физию Ксенайе и иже присным???? Монофизиты как-то и в гонении умудрились, и против солдат тысячные толпы выводили. А эти..... "Страшно далеки они от народа"

Вот это бы прочитал с интересом, если несложно дать конкретный линк.

Здесь- я как раз сегодня возобновлял матчасть. Карташев сей момент подробно разобрал.

Сочинение Нестория по-сирски носит заглавие "Тегурта Гераклидис". Это можно перевести: "Коммерция Гераклида". Бетюн-Бэкэр перевел: "The Bazaar of Heraclides". Но это, вероятно, передача греческого слова "??????????", что означает торговый договор, трактат. Отсюда и просто "трактат" в литературном смысле: "?????????? ???? = трактат о..." Ираклид Дамасский — это псевдоним. Имя Нестория обрекло бы книгу на сожжение. В книге представлен диалог между Несторием и Софронием. Последний псевдоним явно скрывает Кирилла Александрийского. В диалоге подвергнуты критике акты Ефесского собора 431 г. и много других писаний Кирилла. Приводится и примирительный акт 433 г. Затем Несторий откликается на те сведения, которые дошли до него о деле Евтиха и Флавиана, о позорном триумфе Диоскора в Ефесе 449 г., о смерти Флавиана, о вмешательстве папы Льва, о смерти Феодосия II и о новом курсе при Пульхерии и Маркиане. Последний факт, неизвестный нам из других источников, — это попытка Диоскора убежать от ссылки. A в ссылку, как мы знаем, Диоскор все-таки был увезен уже после Халкидонского собора, именно в Гангры Пафлагонские. О Халкидонском соборе Несторий уже не говорит. Его перо остановилось раньше получения сведений об актах собора.

Мы знаем, что Нестория навестил в оазисе Павел, епископ из Сирии, низложенный потом Диоскором в Ефесе. При кончине Нестория при нем находился верный друг его, ссыльный епископ Дорофей Маркианопольский. Вот пути, какими осведомлялся Несторий. Он был в восторге от томоса папы Льва и не написал ему только потому, чтобы своей перепиской не повредить авторитету папы. Но Несторий написал письмо жителям Константинополя, выражая свою солидарность с Флавианом и папой Львом. Тут он осуждает и анафематствует Евтиха, критикует суждения некоторых "несториан" и аполлинаристов. Это письмо подало повод в Константинополе добиваться, чтобы Несторий был приглашен на Халкидонский собор. Спустя несколько десятилетий Александрийский патриарх Тимофей Элур сообщает нам, будто в этот момент к Несторию в местность около Ахмина (Панополиса) прибыл посланец от императора Маркиана и объявил Несторию, а вместе с ним и Дорофею Макрианопольскому, что они теперь не должны бояться преследований своих врагов. Захария Схоластик прибавляет к этому, что изгнанники даже выехали в путь. Куда? Как бы к себе, в родные пределы. Но падение с лошади ускорило смерть Нестория. Несторианские биографы рисуют этот момент как начало полной реабилитации Нестория и что лишь смерть помешала ему испытать торжество. Биографы яковитские (монофизиты), наоборот, рисуют этот момент как авантюрную попытку Нестория вырваться из ссылки, причем его падение с лошади завершилось страшной смертью: выпадением языка и заполнением чрева убившегося червями...

Апология Нестория отражает его героическое убеждение, что из ссылки ему не вернуться, и потому он самоотверженно пишет: "Мое горячее желание — да будет благословен Господь небесе и земли! A Несторий пусть останется анафемой. Господу угодно, чтобы люди примирились с Ним, проклиная меня. Я не отказался бы зачеркнуть то, что я говорил, если бы я был уверен, что это нужно и что люди через это обратятся к Богу".

Таким образом, приветствуя Льва и Флавиана и анафематствуя себя, Несторий выполнял постановления и призывы Халкидонского собора.

В чем же ересь Нестория, его личная вина и ответственность? Что "несторианство" есть определившаяся христологическая ошибка и ересь, это не составляет никакого вопроса.

Сначала Нестория понимали и отождествляли с Павлом Самосатским. Это — явная ошибка. Полноту божества в Богочеловеке Несторий утверждал безусловно. Некоторые обвиняли его, что он утверждает "два Сына, два лица в Иисусе Христе". Этот уклон антиохийских авторитетов, Диодора и Феодора, по свидетельству Феодорита, чужд как ему, так и Несторию. В учении о Богородице Несторий допустил легкомысленное непонимание. Но это было до того, как церковь формально утвердила это слововыражение. Сомнения в точности термина "Богородица" подобны сомнениям "Востока" в термине "омоусиос" после Никейского собора.

Сам Несторий подписывался под богословием Льва и Флавиана. Что же? Значит, в этом его отождествлении себя с ними было какое-то недоразумение? Ибо ведь папа Лев сам и Вселенский собор в Халкидоне заявили об их несогласии с Несторием. Согласие не отрицалось в формуле: "две природы", но расхождение утверждалось в понимании "образа соединения" этих природ. Как они соединены? Еще во время Ефесского собора 431 г. Несторий признавал две природы соединенными в одном лице. A Кирилл — в одной ипостаси.

Все монофизиты (имеется много их разновидностей) считали, что они верно истолковывают Кирилла, когда, следуя ему, утверждают, что во Христе после соединения остается только одно естество, т.е. одна ипостась, т.е. одно лицо.

Дифизиты, т.е. православные, считая, что они правильно толкуют Кирилла, утверждали (так это было и в Халкидоне), что после соединения в Иисусе Христе — две природы, одна ипостась (как и у Кирилла) и одно лицо.

Несториане (тоже дифизиты) утверждали, что во Христе после соединения — две природы, две ипостаси (вопреки Кириллу и православным) и одно лицо. Кирилл для них монофизит уже благодаря тому, что он утверждает одну ипостась. Значит, здесь узел спора.

В своей Апологии Несторий, снимая с себя грубые обвинения, сам нам проясняет, как бы невольно, за что же именно его осудили все, вплоть до Феодорита. Он две природы мыслит до того полными и действенными, что считает, что каждая из них не может не быть и ипостасной и личной, так что единое лицо (просопон) у него получается "из двух природ, из двух ипостасей и из двух лиц (!), соединенных в одно, в свободном (вольном) общении". В "Трактате Ираклида" Несторий придумал даже особый термин для этого "сложного лица": "Лицо единения (???????? ??? ???????)", подчеркивая тем ипостасную полноту каждой природы, вплоть до особого ее (данной природы) лица. Вот за это разделение естеств церковь и отвергла его.

Несторий, однако, своей апологией примиряет с собой лично и морально. Он кончает свое писание словами: "Возвеселися со мной, пустыня, подруга моя, прибежище и утешение мое, и ты, земля изгнания, мать моя, которая сохранит мое тело до дня воскресения".

скрыть

[MGouchkov]

Georg писал:

Я абсолютно не понимаю, из чего вы исходили в ваших прикидках о том, что «монофизитской/монофелитской».

..обеспечила – причем не только силой, действие которой кратковременно, но и интеллектуальным креативом («теопасхистский проект» с опорой на Томос Льва) масштабное контрнаступление халкидонитства...

Возможно конкретизировать,- монофелитской. Из предобсуждения (1, но там были оговорки), Кирилла с александрийской интерпретацией теопасхизма как аполлогетично изложенных в предыстории (2), обращения к авторитету Августина (видимо- обосновать принятие на Западе).

И если сохранится альянс латинских провинций с «чисто эллинскими»

... Восток и Египет будут построены в столько шеренг...

Тем более что «шеренги» уже готовы – монофизиты распадутся на столько враждующих сект

Без каких-либо новых догматических уступок, на основе – да-да – постановлений Пятого собора. В РИ при Маврикии таковые прецеденты имелись.

Латинские провинции ни в каком Vом соборе не нуждались.

"Шеренги" строятся силой (которая вполне возможно достоверно обосновать что будет). Про какое-либо дополнительное к ней- недолговечной, влияние на события на Востоке Vого собора, кроме как и РИ же пустое, примечательно почитать, глубоко не верю.

Дезинтеграция монофизитов не уменьшает антиимперского настроя масс, связанного с совершенно другим.

О политических шагах- имхо более примечательно.

Религиозные аллюзии таковых наверняка - монофелитские (см выше).

Цитата(MGouchkov @ 4.8.2011, 23:47) *

Да вот же! 12ый анафематизм, верно помнил- против Феодора Мопсуестийского

Не въезжаю. И где же там «проклятие за отсутствие послезнания»?

(Ключевой момент в нтегральности с офф-топом дискуссии, для меня; нужно ли делать логический анализ 12ого анафематизма ):

I- Согласились что 2ух личностей в Богочеловеке нет.

II- Остаётся так две возможности: 1- Бог совершеннейше состраждал Человеку во Христе

А это противоречит неоплатоническим представлениям о совершенной бесстрастности / неизменности божества спроецированных эллинами на Ветхого Днями

2- Человек в Богочеловеке "смирён" до такого "совершенства" полнотой "..бесстрастного", что свойства человека, то есть- антрополого-сотериологический идеал,- "совершенство" в полноте в действительсти лишь ПОТЕНЦИАЛЬНОГО! СуперЭсхилловский герой ("Человек, какой должен быть"- герой в совершенном покорстве року)- СуперШтирлиц, глядящий через зал кафе на жену.

Последовательнейшее использование страдательных конструкций в говоримом о человечестве Христа в интерпретации положений томоса Папы Льва, и ориентация на моноэнергетизм в юстиниановское время свидетельствуют о выбранном из II-1 и II-2 последнем.

И увы для христиан, более чем неудивительно- нечудесно, такой подход максимально "адекватен и органичен" эллинам (с их театром, даже безо всякого Египта, искренне).

Я, примечательно,- за первым это сделавшим в богословии- Оригеном (!), посылаю нафиг поздне-мэйнстримно-попс-неоплатонические неизменность (близкую Року эллинов, про энергейю писал в контексте МЮХ) и бесстрастность (может ли ..создать Камень ..).

Выбираю II-1, что из ересей если есть заказ вменить ближе, сам подсткажу,- к савеллианству, действительно считая такой крен (если крен по нашёй грешности возникает) меньшей опасностью (но всё равно- опасностью), при этом "дорого и общество" подозревавшееся именно в этой ереси.

Изложить анализ без сложной конструкции увы невозможно мне

Меня терзают смутные сомнения что в моем и вашем понимании «неоплатонизм» - это круги пересекающиеся, но не целиком совпадающие.

Ниже по вашему тексту понятно соотношение этих наших "кругов". Различие в "когда"- важнейшие в вашем и в моём понимании люди в этом интеллектуально-идейном пространстве жили в очень-но значимо разное время.

В полемиках с "абстрактными гносеологами" (кантианско-гегельянского толка) я декларировал свою партийность "онтолога-неоплатоника"

А факты, знаете ли, противоречат тому что «возможны разные толкования».

Прикладная психология, рассказывали мне, началась с открытия того, что даже астрономы работают не с фактами, но с интерпретацией их наблюдателем.

Оставим экстраспекцию- логический анализ- см.выше.

То есть озвученный Кириллом принцип – Христу было присуще неведение, принятое как икономия, но тем не менее реальное – был торжественно утвержден решением и авторитетом Собора, так что последующие полемисты, как я отмечал выше, ссылались на данный постулат как на святоотеческий авторитет.

В начале прошлого моего поста,- ключём к пониманию "икономии" является синэргизм или моноэнергизм. Известный в РИ ответ на этот вопрос делает позитивный вклад Vого- нулевым (в перспективе- создавшим проблемы; это в АИ где монофелиты победили- 533г - важнейший этап).

Юстиниан, имхо, в культурно-филосовско-религиозном аспекте- монтер заделавший крышку гроба. В остальных,- готов в принципе и вам доверить, иногда возможно и надо культуре в гробу отлежаться, откопать бывает после очень уместно.

Да, похоже так. Только вот принцип этого отношения до меня не доходит.

В меньшей степени,- "вопрос о плазмоиде/плотно-воздушном теле", в большей (следствие из которого и "плазмоид"), вопрос о значении впечатления- той самой "эмоционально-интеллектуальной самоиндукции", о которой я писал в начале своего 1ого поста в эту тему (про Александрию в топик), имхо. Вы, Georg, ("только не обижайтесь" )- куда бОльший интеллигент чем я.

Для вас, ограничений на в действительности- театральность как на реализацию эмоционально- интеллектуальной (рационализирующей) самоиндукции куда меньше чем для меня. Чему соответсвует ваша декларация смысла АИ как эстетического источника, и мои слова об ответственности поминания.

По поводу же Феодора Мопсуестийского – по факту на момент собора подавляющее большинство и так считало его еретиком.

С Феодором Мосуэстийским я совместно спиртного не употреблял и даже не читал его в изложении бОльшем чем приводят для еретиков.

Но знаю, что мнение даже в византийской строе отличается от человека по принципу "..и подобные же..". Анализировал анафематствованное мнение.

(где Блаженный Августин ничтоже сумняшеся анафемствовал покойничков)

Вот на кого начали ссылаться что б апологезировать Vый. А вот Августина я читал пока "кирпич" не полетел в другой конец комнаты став одной 2ух таких книг (наряду с АФКеренским )

Вы ранее, по прочтении моих постов по Риму, обращались ко мне как к «римскому патриоту» по поводу «гречишек-педерастов», и возможно стоило разрушить ваши иллюзии (а мало ли в РИ было среди римлян убежденных грекофилов?).

Греки и неоплатонизм (что будет важно далее) - явления различные, но и то и другое ведомо нам в динамике, в их РИ.

В которой И(стории) в разное время возникают разные ситуации. Когда-то мне рассказывавшееся на лекции о речах в Сенате Рима именно на адрес римских грекофилов относилось ко временам ранней Империи. Не припомните контекста, в котором я это приводил, возможно и уместно было в нём.

В разных аспектах (не синхронно по ним) в раное время и в разных ситуациях через разные "состояния эгрегора" проходили греки (как и любая другая нация, впрочем).

Эта причина – непонимание вашего отношения к той культуре, которая вызывает у меня (при гегелевском «интуитивном вчувствовании» в нее) восторг и пиетет.

Видя что перед тем как написать это вы прочли моё резюме выраженное "девизом" в односложном предложении, даже приводите его в квоте, не может не возникнуть мысли, что отношение признать важнейший "жемчуг", но контекст считать "дерьмом", против восторга - протест вызывает бОльший нежли б я был "чистым западником - однозначным византофобом".

А я вот готов купаться в этом «дерьме», вдыхая его тонкий аромат.

Без лицеприятия скажу,- сказывается. Буквально - см абзац выше. "На эмоции" вы стали тогда, когда ранее могли вызвать уважение по-христианскии (имхо)- "активной прозрачностью", в ситуации возникновения этой полемики так возможно несправедливо подозреваю византийскую ориентацию на "оппонента-тень".

Слова, нельзя по христиански принимать на земле ничего вцелом - без суда в себе, не под катом пафосно выглядели б

скрыть

Изменено 7 Aug 2011 пользователем MGouchkov

[MGouchkov]

Посему ерничество оставим за кадром.

"Ерничество"- препарат против эмоционально-интеллектуальной самоиндукции (эт я наукообразно, и для корректности, и что б заставлять уже мои эмоции "делить")

И продолжим дискуссию лишь по вопросам, хоть как-то касающимся обсуждаемого мира.

И далее переходите через пару абзацев к тому, что сами назвали "оффтопом".

А жаль-то что вы помнитесь человеком, способным чувствовать что в слабой разделимости в этом диалоге топа и оффтопа и живёт-то сейчас та культура, то византо-эллинство, о любви к которому вы говорили и использования самим собой в чём она в частности тоже и жива сейчас её приёмов, не замечаете теперь, БЛИН!!!

Но на сильные эмоцииэмоции как-то не вывело. Интересно – да, было. Впечатлило. Но что б сильных эмоций…

Был, коллега Georg, может быть помните, такой- Григорий Палама. Этот чукча (наверное )- предположил и реализовал что монатырь,- то место, где загасив эмоции можно открыть так сердечное чувство.

Минимально пожив там когда-то я учился минимально тому, что в интеллекте- больше интеллекта.

"По восточно-йогически" скажу,- очень страшно, о котором я написал может быть только "сердцем" а не "лёгкими".

Очень бы хотелось что б вы всё же услышали, почему- против чего я "ёрничаю"

Там кстати захоронили моего земляка, прославленного питерского бандитского авторитета начала девяностых Гавру (Николай Гавриленков, легендарный «Степаныч»)

Я в курсе. Традиция с Голгофы идёт.

Что ж, наши с вами взгляды на воскресение не так уж и отличаются.

С автором, приведшим в прошлом цикле инфо про одну из неоднократных в истории Церкви ротаций этой темы (я помню о таковой в конце РИ XIXого века, причём позицию аналогичную моей отстаивали в ней как помню- оптинцы), с чётким "инаково по сути", мой взгляд отличен принципиально.

Но Синезию и Филопону откуда было знать об «атомно-волновой структуре вещества и относительных расстояниях между разными уровнями его организации»?

Что бы чувствовать разность точек зрения, и Кириллу отстаивать свою "тоже по сути", отсутствие знаний в РИ тогда об атомно-волновой структуре, не препятствовало. Сейчас нам промогает.

А из чего я исключил Леонтия?

Из открытого вниманию жемчуга Византии. Его открытия актуально только в действительно синергистском контексте.

собеседовании Юстиниана с сирийскими севирианами 533 года. Причем Ареопагитики были представлены севирианами, и ссылались они на вполне конкретный текст Ареопагита, где упоминается «единое богомужнее действо», как две капли похожее на "единую энергию единой природы" Севира.

Это я к тому, о чём выше вашу, коллега Georg, иллюстрирующую квоту добавил.

Вынужден вас разочаровать, коллега, но в греческих дохристианских мысли и мировосприятии понятие «Творца» отсутствовало напрочь.

Радуете пожалуй более чем чем-либо в этом тексте, пониманием противоположности логичской спекуляции мейнстримно-неоплатонического Первоначала и Ветхого Днями, настолько, что мысль что обо всех неоплатониках утвёрждать невруб я бы не стал,- частность.

И это… по платоновски освободившись от бремени плоти и погрузившись в «созерцание», они по вашему что, рассчитывали достигнуть состояния непрерывного ментального оргазма?

Полемика ВВБибихина с АФЛосевым именно об этом в контексте Максима Исповедника- топа византийской мистики, вне вашей доступности, помню; и именно поэтому предыдущие обращения к его авторитету в ваших постах в диалоге я обходил.

Ведь коитус вне материи им бы уже однозначно не грозил.

С аргументацией в логике и гносеологии основателя "современного" индуизма Рами Шанкары о том, что материя как понятие- одна из опаснейших иллюзий интеллекта- согласен полностью. Чувствует человек предметы по их осмысляемым границам, через поле. "Эфир" у Рами Шанкары (заполненный "черепками")

А он ведь реально прекрасен.

Да.

Воплощённый с ближней-возлюбленной может быть спасителен. Эмоционально-интеллектуально самоиндуцируемый- маленькая геена (но "цена" типа за снатие многих проблем про "ближнего").

Не-а. Не от Египта.

..отношение Плотина к бушующему вокруг него «кризису III века».

Порфирий ...

Прокл – родился в Константинополе,

Ну как вам тенденция?

Ког-да! Коллега Georg, да-ты!

Про Плотина вы точно отметили про "кризис IIIвека", он умер в 270ом.

Последний, уже совсем одинокий из не попс-профанаторов умирает в 485ом, почти за полвека до Vого и "первого полного-безоговорочного расцвета "духовности""!

Расцвет любимого мною неоплатонизма начинается с Нумения

http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9D%D1%83%...%BD%D0%B8%D0%B9

Конец 1хх и можно сказать до Оригена, до Плотина!

Ямвлих умирает в 306ом, Порфирий- в 330ом.

А та "духовность", которая- моё бранное слово, только начинается в первых признаках в последней трети IVого века (Антоний Великий, спровоцировавший в части, ещё успевает поиздеваться противостоя своим таким профанаторам.

Выходит в значащий макро-социо-культурный контекст с об-вами "собора под Дубом" (с "религиозной партией императрицы") в конце IVого века сразу после Андианополя и смерти Феодосия Великого (говорил что Империю интересно спасать в АИ до этого).

Распускается за Vый век, к юстиниановскому началу VIого

Откуда она родом, и какое отношение к ней имеют места рождения неоплатоников, кончившихся ЗА ПОЛВЕКА ДО 1ЫХ ПРИЗНАКОВ "ДУХОВНОСТИ"!!!???

"..An-mass" язычетсво (о чём вы пишете) при аристократии по крайней мере христианизированной, лейт-мотива задать не может.

Да мода среди аристократии и "христианская". О ней, её генезисе, ситуации и принципах встраивания в архетипы и говорю.

Никакого надрывного аскетизма. Все те же, перешедшие через Ареопагитики от язычников-неоплатиников традиционные «мистическое богословие» и «теургия».

Из того, что я радостно пишу о текстах совершенно "чаньского" монофизита Шенуте, можно понять что линия противостояния в которой "я воюю", не в этом!

В индуцируемых симулякрах, в лейт-мотивах культурной моды (на "ах-х" театральное)..

Термин «субсистенция» - это новодел.

... А «эссенция» так и не обрела себе места в богословском языке эпохи.

"Субсистенция"- перевод "энтеллехии" Аристотеля, получается.

С "эссенцией"- понятно что непросто. Ведь в том контексте, в котором говорил Осий Кордовский, в греческом пространстве мысли близком позднейшей софиологии,- "essentia"- Отец, и сказать так о том, о чём Осий говорил "substantia"- сходу- савеллианство и пантеизм.

Через двойной перевод, в процессе коего уточняется сначала греческая терминология (и так понятно что "усиос" нельзя сказать о том, о чём Оссий говорит "substantia", можно если вслед за Оригеном (по Поснову) думать "три единосущных ипостаси", сказать по латыни об "усиос"- "essentia".

Изменено 7 Aug 2011 пользователем MGouchkov

[MGouchkov]

Думал- дописал на сегодня, но вот на это не могу не откликнуться оперативно:

Да тогда и нефиг было бы расписываться в уважении к Кириллу.

Стоп стоп стоп! Где я высказал неуважение к Кириллу,- партнёру по соглашению 433его года?

Не выказывая уважения к Vому февральско-мартовскому я не разделяю его "предания" вменять мнения преждепочивших богословов отвергнутые в догматике в дальнейшем, им в какое-либо осуждение.

Потому свидетельство моего мнения о моноэнергетизме христологического образа Кирилла Александрийского неуважением считать никак не соглашусь!

По диамату у вас там что было?

До диамата- недодержался а вот диалектику синхронного-диахронного анализов изучить и сдавать пришлось.

И здесь вы ставите вопрос синергии. Относительно «энергейи».

Вопрос, который в РИ к моменту Пятого собора едва всплыл.

Я отвечал на ваш вопрос, об основаниях моего мнения о "театральности" христологического идеала Vого собора.

Предлоложение моноэнергетизма в модели. Что Vый происходил до того, как в догматике было принято иное- синергистское мнение, запрещает вменять ему попытку "исключающего прежнее нововведения", но к вопросу о "театральности"- вполне открытой из тогдашних установок как допустимая, это КАКОЕ ИМЕЕТ ОТНОШЕНИЕ?

Можно сказать что в дальнейшем, принятие синергизма соориентировало понимать "неведение по икономии" Кирилла в радующем меня варианте. Но опять, какое это отношение имеет к моему утверждению что к иному склонялся Vый а РИ принятый позднее синергизм, сделал богословские результаты Vого - неконструктивными.

Вы исходите из позиции вашего «послезнания», зафиксированной соборами VII века.

Я не говорю более, чем что Vый в его модели склонялся к другому- "театральности", тогда- не запрещённой, да, но иному чем было принято позднее и радует меня.

***

Вопрос-то ваш, коллега Georg, был где я сейчас нашёл "театральность" в подходе Vого собора- синхронный вопрос, а не можно ли это или другое, считать ересью в тот или иной момент истории (диахронный вариант близкого).

Ну… э… все претензии к Дамакскину.

А Дамаскин проявил альтисторическую уверенность о Кирилле? "Бы"- из текста Дамаскина? В том чтО я понял в вашем посте как текст Дамаскина- две воли свидетельствует Дамаскин живший позднее догматического решения, и ничего о том, что синэргизм свидетельствовал явившийся Дамаскину духовно- Кирилл.

То есть нация должна покончить суицидом ради чистоты религиозной доктрины?

Блин, на то что в РИ Византия держала Египет до арабов силой юстиниановы богословские экзерцисы не оказали никакого значимого действия!

Из какой, блин, логики возникает что если б не было этих экзерцисов, то Египет не удержать и "суицид"!!!

Ортогональные вещи по делу!

А вот что б аполлогезировать несбывшиеся фантазии Юстиниана, то да, надо строить такую конструкцию.

Глубоко рад за вас как за арабского патриота. Возрадуйтесь за то, что "сила переходит к ним" - абы не к имперцам поганым.

Тоже, феноменальный логически вывод (про арабского патриота)!!! И не думаю что вы настолько не в логике (и даже не в обсуждавшемся в одной из ваших же АИ "дольше прожившего Феодосия") что бы не понимать абсурдности ("значит" по византийски-нужно вменить мне настолько некорректную экстраполяцию)..

О! "Поздравьте" меня лучше как "египетского патриота! Тоже- неправда, но чуть ближе к реальности.

Изменено 7 Aug 2011 пользователем MGouchkov

[Georg]

Эх-хе, дорогой коллега. Я вот долбил по клавишам возражение вам, а увидел ваш пост - и стер его. Нехай полежит.

Ибо - я напишу ответ, вы напишете следующий. Давайте, коллега, уж по христиански. Братия жде развития сюжета, а не километров флейма...

Мы можем сколь угодо декларировать несогласие, но... где вы еще найдете такого оппонента?

Ямвлих умирает в 306ом, Порфирий- в 330ом.

Э-э-э! А Прокл? Но им ведь дело не кончается. Как я понимаю, поздняя Академия от вашего просвещенного внимания ускользнула. А меж тем Дамаский, преемник Прокла дожил до 530ых, и схолархом в Афинах оставался до закрытия Академии Юстинианом.

И я вам страшный вещь скажу – все прежние версии авторства Ареопагитик полетели к чертям собачьим после того как пару лет назад в Франции в тексте Ареопагитик нашли прямые вставки из Дамаския.

Тогда стрелки и сошлись на Филопоне… (Если не считать уж совершенно экстравагантных версий что Ареопагитики написал сам Дамаский – как идеологическую диверсию в христианский лагерь). Надо сказать что и главный оппонент Филопона – Симплиций – из Киликии Первой, по факту Сирии..

То, что неоплатонической мыслью, не только ранней, но и поздней, рулили греко-сирийцы-язычники - есть факт. И то что Ареопагитики вышли из данной среды - тоже.

о моноэнергетизме христологического образа Кирилла Александрийского неуважением считать никак не соглашусь!

А-а-а-а-!

Давайте так. Вы принимаете как данность момент развилки (Пятый собор уже прошел), определяетесь насколько вам интересен сей мир, и если участвуете - то участвуете, нет - нет. У меня есть много матчасти, которая пойдет в разрез с вашим знанием. Предлагаю следющую конструкцию: я выкладываю оную матчасть, мы не даем ей по возможности оценочных суждений - до развилки.

И - прошу не клеить с ходу ярлыков. Моно и диэнергизм - он разный.

Андрей Критский, покаянный канон которого мы выслушиваем каждым Великим постом - тоже был "моноэнергистом". Но его православие не подвергается сомнению. Как и термин Ареопагита "единое Богомужное действо".

на то что в РИ Византия держала Египет до арабов силой юстиниановы богословские экзерцисы не оказали никакого значимого действия!

С чего это силой???

[Крысолов]

Разговаривают, разговаривают, контрреволюция одна...

Когда продолжение таймлайна?

[Georg]

Коллега Гучков. Во первых прошу прощения, если был вчера резок. Был не просто пьян, а сильно пьян.

Разобрать вдумчиво ваши ответы разумеется не мог. Попробую сейчас.

Потому свидетельство моего мнения о моноэнергетизме христологического образа Кирилла Александрийского неуважением считать никак не соглашусь!

Коллега, может я не знаю чего. Но насколько мне известно у Кирилла нет четкой позиции по поводу одной или двух энергий. Концепция "единой энергии единой природы" разработана Севиром. Он "сделал выводы" из Кирилла. Но православные богословы с не меньшим основанием делали из Кирилла иные выводы, благо Кирилл по данному вопросу четко не высказался.

Ваше мнение я понял, но обоснования его не увидел.

Возможно конкретизировать,- монофелитской.

Вы ошибаетесь. Теопасхистский проект изначально предполагал 2 синергические воли – согласно букве и духу Томоса Льва. Из-за этого кстати и провалились описанные мной переговоры с Севиром - диэнергизм Томоса Льва был для Севира ересью.

Формулировка "единая энергия" появляется у Юстиниана с 540ых годов. Но хотя ради привлечения монофизитов и принималась формула "единая энергия", ей давалось специфическое толкование. Во Христе по единству Ипостаси — "единое Богомужное сложное действие" при двух естественных волях и действиях — Божьей и человеческой. По аналогии со "сложной ипостасью" Леонтия и "сложной природой" Севира.

Целью Юстиниана в данном случае было так истолковать Томос Льва, чтобы сделать его приемлемым для севириан. Показать что описанное Львом "активное действие каждой природы в тесном взаимодейсвтии с другой" не противоречит "единой энергии" Севира. Сложная природа, сложная энергия. Благо Севир, будучи уже на том свете, возразить не мог.

После монофелитского кризиса от "моноэнергической" терминологии отказались как от скомпрометированной ересью. Тем не менее синергическое прочтение "единого богомужного действия" вполне возможно. И Юстиниан понимал его именно так. Последнего шага в "монофелитскую" сторону Юстиниан так и не сделал. На него пошел только Ираклий.

Латинские провинции ни в каком Vом соборе не нуждались.

Зато они нуждались в восточных провинциях. Войска, защищавшие Балканы ведь египетскую аннону кушали.

"Шеренги" строятся силой (которая вполне возможно достоверно обосновать что будет). Про какое-либо дополнительное к ней- недолговечной, влияние на события на Востоке Vого собора, кроме как и РИ же пустое, примечательно почитать, глубоко не верю.

Дезинтеграция монофизитов не уменьшает антиимперского настроя масс, связанного с совершенно другим.

Антиимперский настрой масс в тех устаревших исследованиях, которыми вы пользуетесь, слишком преувеличен. Почитайте здесь. Странички там можно листать, меняя последнюю цифру в адресе странички.

Выбираю II-1, что из ересей если есть заказ вменить ближе, сам подсткажу,- к савеллианству, действительно считая такой крен (если крен по нашёй грешности возникает) меньшей опасностью (но всё равно- опасностью), при этом "дорого и общество" подозревавшееся именно в этой ереси.

Понятно. Воля ваша. А у меня, грекофила, "запрет на страдание божества абсолютный".

Развивать этот вопрос не буду....

В начале прошлого моего поста,- ключём к пониманию "икономии" является синэргизм или моноэнергизм.

Тоже понятно. Я сейчас как раз описываю момент Пятого собора относительно моноэнергизма. История почти детективная. Думаю вам будет интересно.

куда бОльший интеллигент чем я

Уже почти творческий интеллигент. :D

Видя что перед тем как написать это вы прочли моё резюме выраженное "девизом" в односложном предложении, даже приводите его в квоте, не может не возникнуть мысли, что отношение признать важнейший "жемчуг", но контекст считать "дерьмом", против восторга - протест вызывает бОльший нежли б я был "чистым западником - однозначным византофобом".

Коллега, протеста нет. Есть непонимание.

византийскую ориентацию на "оппонента-тень".

Не понял.

"..An-mass" язычетсво (о чём вы пишете) при аристократии по крайней мере христианизированной, лейт-мотива задать не может.

Задавало еще как. Видите ли, христианизация аристократии – вещь специфическая. Оная аристократия в подавляющем большинстве по прежнему жила целиком в языческой культуре, а христианство у них "преломлялось" сквозь призму этой культуры.

В этом плане характерен Боэций. В «Утешении философией» ни слова о первородном грехе, о боговоплощении, необходимом для спасения падшего человечества, об искуплении греха, в преодолении смерти смертью, о втором пришествии, о Страшном суде, о рае и аде. Вся эта христианская "священная история" поразительным образом, и притом совершенно целиком, отсутствует у Боэция. Боэция утешает не Христос и не Богородица, а неоплатоническая «диалектика чистого разума».

Несовершенства жизни неоплатонизм толкует как нечто вполне естественное, вполне законное и всегда чередующееся также и с подлинными совершенствами жизни, так что созерцание этого вечного круговорота совершенств и несовершенств для язычников вполне утешительно и самодостаточно. И именно таков дух "Утешения философией".

Совсем другая здесь позиция христианства, которое трактует все эти вечно мятущиеся несовершенства жизни как нечто противоестественное и незаконное, как результат грехопадения, отпадения человека от вечной истины, требующий своего искупления и своего окончательного уничтожения. Но у Боэция о мировом грехопадении нет ни единого слова.

Не зная имени автора, можно было бы уверенно сказать, что трактат написан язычником. Но доподлинно известно, что Боэций христианин. И такое «христианство» для элитных слоев достаточно типично. Сравните с мировоззрением Агафия Миринейского.

Вопрос-то ваш, коллега Georg, был где я сейчас нашёл "театральность" в подходе Vого собора- синхронный вопрос, а не можно ли это или другое, считать ересью в тот или иной момент истории (диахронный вариант близкого).

Этот вопрос сейчас прописываю. Увы, выложить сегодня не успею.

Блин, на то что в РИ Византия держала Египет до арабов силой

Не силой. Я ссылочку выше давал.

Тоже, феноменальный логически вывод (про арабского патриота)!!!

Логическое мышление у меня вчера было отключено благодаря большому количеству выпитого спиртного.

Поздравьте" меня лучше как "египетского патриота! Тоже- неправда, но чуть ближе к реальности.

В египетские вы не годитесь :D . Ибо желать перехода Египта под власть арабов – египетски не патриотично. Египтяне в массе в РИ такого желания не проявляли, см. ту же ссылку. А арабы, как только освоились с бюрократическими методами управления и провели первый кадастр, установили такую «норму эксплуатации», каковой при византийском правлении и близко не было.

"Двойное увеличение налогов привело к резкому изменению социально-политической ситуации в стране. Малообеспеченные слои населения оказались на грани голода. В Дельте вспыхнуло большое восстание, которое с трудом удалось подавить. Появляются сведения о бегстве крестьян, которые не могли заплатить налоги, об опустевших деревнях, о селянах, которые доходили до такой крайности, что продавали балки своих домов. Крестьяне бежали из своих деревень, и чтобы остановить это бегство, была введена система паспортов; всех беглых крестьян под конвоем возвращали в их деревни. Отсутствие запасов зерна у крестьян привело к тому, что в 737-739 годах Египет постиг первый за описываемое время большой голод. По отдельным сведениям, цена на хлеб возросла в 10 раз. Голод сопровождался эпидемиями, от которых, по расчетам О. Г. Большакова, должно было вымереть до половины населения крупнейших городов."

И еще. Ежели не затруднит - просьба прочитать и прокомментировать вот это.