Русское солнце

[Archer]

Это будет относительно небольшой рассказ. Тут, так сказать, зачин. В славянской тематике я не шибко силен, так что тапки будут приняты с благодарностью превеликой. А где здесь развилка - судить читателям

-------------------------------------------------

Деревушка эта – Три Дуба, на самом берегу Ветлуги стояла, верстах в двадцати от крома нашего, на самой, стало быть, границе земель Остромысловых. Да и вообще на границе Русской земли, можно сказать. Там, за Ветлугой, уже черемисы живут, что дань булгарам платят. Моя бы воля, ни почем я б сюда не поехал.

Нет, конечно, охота тут знатная. На кабанов особенно. Но ведь ясно, что не на охоту Яромир наш собрался! Ни рогатины не захватил, ни лука – даром, что в кроме всем растрезвонил – поохотиться, мол, еду. Ага. Так бы тебе и поверили, кабы я хоть для виду пару луков с собою не прихватил. А вот Вилимир все равно не поверил. Помню я, каким взглядом он нас провожал, да еще подмигнул мне – дескать, все понимаю, дело молодое, только присмотри хоть ты за гридневым сыном. Знал бы он, что за «дело молодое» тут вершится… Ну, присмотрю, куда ж деваться. Хотя вроде как это Яромир у нас старшим считается, на два лета больше меня видал.

В деревню мы въехали неспешно, коней шагом пустили – не подобает людям гридневым по своим деревням рысями раскатываться. Поначалу-то Яромир вообще хотел в Дубы эти не заглядывать, но что-то мы на жаре истомились совсем, горло промочить хочется, а в деревеньке пивом всегда можно разжиться. Корчма тут у них знакомая уже. Пиво, правда, местные так себе варят, но на безрыбье, как говорится…

Караульный у ворот поклонился нам, само собой. Не то чтобы низко, но с уважением. Да и прочие смерды кланяются. С интересом глядят, перешептываются. Что ни говори, вольница тут у них большая, но гридня своего уважают. И есть за что: три шкуры с них не дерет, как некоторые соседи, в голодные годы в положение входит, а то и поможет чем. Да, уважают тут Остромысла. И сыну его почет. Ну и мне заодно перепадает. А девки глазами так и зыркают – кажется, любую выбирай, не откажет. Еще бы - кони добрые, парни тоже мы вроде ничего себе, при мечах, пояса да плащи дорогие – это вам не здешние смерды лапотные. Вот, кстати, еще знак, что верят здешние гридню своему крепко. Ездили мы прошлый месяц с Вилимиром в кром к Позвизду-гридню. Так у него смерды, едва воинов завидят, девок прячут по избам. Научены, видать, людьми позвиздовыми. Здесь не так.

- Глянь-ка, Молчан, нас что ли встречать высыпали? – сказал вдруг Яромир. - Чего вдруг?

Это он мне, стало быть. Глянул. Народишко у корчмы столпился. И староста ихний тоже тут. Помню я его по бородище и рубахе вышитой. Нажир его кличут. Веселый мужик, но сегодня смурной какой-то. А и правда, чего?

Спешились мы у корчмы, двое мальчишек тут же к коняшкам нашим метнулись, под уздцы подхватили, а староста к нам подкатил.

- Здрав буди, Яромир, сын Остромыслов! И тебе, Молчан, рады мы завсегда. Уж как вас увидал, так сердце возрадовалось! Сам Перун-батюшка, должно быть, вас к нам направил.

- Что случилось-то, Нажир? – спросил Яромир, оправляя пояс.

Ну да, раз он тут оказался, вместо отца ему жалобы разбирать, или что там у смердов этих припасено.

- Да вы в корчму-то проходите! Нехорошо гостей на улице держать. Пива с дороги выставим, закусить чего может. Эй, Неждан! Гостей принимай!

Зашли мы в корчму, за стол уселись. Корчма у них маленькая, столов-то всего четыре. Понятное дело, для своих только держат. Из сторонних-то редко когда кто тут покажется. Корчмарь нам тут же бочонок на стол выставил, да три кружки к нему. А вскорости жена его подсуетилась – огурчиков соленых вынесла, рыбки вяленой, хлеба да лука. Чем, как говорится, богаты, гости дорогие.

- Пожаловаться тебе хочу, батюшка Яромир! – староста едва дождался, чтоб мы из кружек пригубили, так уж ему дело свое изложить не терпелось.

Я чуть не прыснул прям в пиво, да сдержался. Не подобает перед смердами так себя вести. А смерды вон они – за дверью толпятся, да в окна заглядывают.

Ну и выдал староста! Да какой из Яромира нашего «батюшка»? Чай, не Остромысл-гридень. Двадцать два года всего, бороды еще даже не отрастил.

- Пожаловаться хочу, - повторил Нажир, будто мы с первого раза не поняли. – Были вчера у нас тут люди боярские. Ели, пили, гуляли. Да с нашими парнями-то задираться стали, к девкам нашим приставать. Наши-то к такому обращению непривычные, в ответку пошли. Слово за слово… Подрались, корчму погромили, вот только-только в порядок тут все привели. Да и леший бы с ней, с корчмой! Так ведь они двух парней наших порезали, хорошо не до смерти, а еще кому руку сломали, кому…

Ого! Вот это дела творятся на земле Остромысловой! Я аж огурец отложил, но молчу, понятное дело.

- Что за люди? – спросил Яромир и брови сдвинул, прям как отец.

- Люди-то? Людьми Истомы-боярина назвались. И сын его, боярина то есть, с ними. Молодой ишо, а ровно волк смотрит, и взгляд у него такой… Скользкий какой-то. На дочку мою взор положил, да, видано ли дело, за зад ее давай при всех щупать!

- С каких это пор люди Истомы на нашей земле хозяйничают?

Это мне вопрос, верно. Можно бы и не отвечать, но, вижу, закипает наш Яромир, не ровен час…

- Не спроста это, - говорю. – Истома – боярин над Позвиздом. А у Позвизда с Остромыслом спор из-за леса того верхового идет, сам знаешь. Думаю, это Истома так гридня своего поддержать решил против нас. Надо бы отцу о том рассказать.

Остромысла я иногда отцом называю, хоть и не родня он мне кровная. Но как еще назвать того, в чьем доме рос, сколько себя помнишь? С Яромиром мы, опять же, как братья, считай, да и сам старый гридень велит себя отцом называть. Так что никого это не удивляет. А что до людей Истомы – так мне это дело сразу не понравилось. К Позвизду-то мы с Вилимиром ездили о том самом лесе толковать. И ведь договорились вроде! Так нет же, лезут гады на землю остромыслову! И ответить бы им по Правде оружьем да силой надо. Яромир, вижу, о том же думает. Но когда б это Позвизд был – еще куда ни шло, а чтоб сам боярин Истома вмешался в спор двух гридней – такого и Остромысл не ожидал. Тут осторожность нужна. О том и Яромиру скажу, горяч он больно, как бы не натворил чего. Но не при смердах же дела обсуждать!

Яромир меня понял вроде:

- Виру они заплатили? – спросил.

- Какое там! – вздохнул Нажир. – «Радуйтесь, что весь не пожгли», так нам сказали.

Брат мой названый кружкой по столу грохнул:

- Да что ж они, очумели совсем?! Сколько их было?

- Пятеро. Все вои. Все при оружии. Я вот тут список ущерба, нам причиненного, набросал, - говорит староста и грамотку берестяную Яромиру сует.

Яромир поглядел ее, свернул и в кошель сунул.

- Разберемся мы с этим, Нажир, - сказал он. – Остромысл обиды своих людей никому не спускает. О том все знают.

Староста еще что-то там ворковал, да я больше не слушал. Пока пиво допивал, все думал, как тут быть, даже о том, куда мы ехали, позабыл. Эх, если б и Яромир позабыл! Да куда там. Едва с хозяевами распрощались, да за ворота выехали, на тропку свернули неприметную, что вдоль Ветлуги-реки тянется. Ясно, к Темному урочищу путь держим.

- Яромир, в кром нам надо. Остромысл знать должен, какие дела тут творятся.

- Успеем. До урочища близко. Сперва проверить хочу, все ли там в порядке. И сразу домой повернем.

- А ну, как этих встретим? Староста говорил пятеро их.

- Вот и поговорим. Не думал, Молчан, что ты такой трус.

Не стал я ему отвечать, хоть и обидно стало. Это я что ли трус?! Да шел бы ты, Яромир, знаешь куда… «В том, чтобы правильно оценить опасность, трусости нет», - так Вилимир нас учил. Забыл что ли? Ладно, не хотел меня брат названый обидеть. Знаю. Ляпнул, не подумав. Бывает такое с ним, когда разволнуется. А сейчас как раз такой случай и есть. Вон, едет мрачнее тучи и коня погоняет. За нее беспокоится.

Сразу домой, говоришь… Как же, знаю я тебя, Яромир. От Беляны раньше вечера не уедем. А может, и на ночь остаться придется, коли замилуются там, обо всем позабыв. Вот поэтому и не люблю я такие «охоты». Не в добрый час прошлым летом нас к этому урочищу занесло, где избушка одинокая стоит. Скоро год уже будет, как братец мой сюда зачастил. При каждом случае удобном к Трем Дубам «охотиться» ездит! Раз в месяц точно наведывается. И как еще до отца не дошло?

А ведь дойдет, дойдет обязательно рано ли поздно. Молва донесет. Тогда уж и мне крепко от Остромысла достанется – почему, мол, сразу же не сказал? Оно и правильно вроде бы, да разве могу я брата предать? Вот и приходится, пока он от любви своей голову потерял, мне за двоих думать, как любовь эту Яромирову от чужих глаз половчее скрыть. И ладно бы просто девка какая была деревенская. Мало ли кмети наши развлечений себе позволяют. Многих тут по весям привечают, многих девки ждут. Но ведь ведунья она! Да еще старая, лет тридцать ей, поди. Ох, выпорет меня старый гридень, когда узнает. И не посмотрит, что не малец я уже беспорточный. Рука у Остромысла тяжелая. А что уж он с Яромиром сделает, страшно подумать даже.

Но пока, хвала Макоши светлой, везет нам с братом. Никто ни о чем не догадывается. Верно, то нас спасает, что люди Беляну побаиваются. Из Дубов к ней за советом ходят, да и из других деревушек окрестных. Слава про нее среди смердов большая идет. Но чтоб в дела ее нос совать, о таком здешний народец и помыслить не может. А вот Яромир не испугался чар Беляниных. И то дело, не пристало воину ведунов бояться, чай не смерды мы. Но полюбить ее… Иногда думается мне, околдовала она Яромира нашего. Хотя чушь это, конечно. На нем, как и на мне, оберег висит. Да не кем-нибудь, а самим Светозаром, волхвом нашим, сработанный. А Светозар чай посильнее деревенской ведуньи будет.

Нет, другое тут. И сама Беляна в Яромира втрескалась по самые уши. Никогда б не подумал, что ведуньи вот так любить могут, сильно, преданно, беззаветно, как только в былинах да сказах бывает. Сам-то я не любил никого еще так, потому, верно, и не понять мне брата. Разве что с девками холопскими, бывало, по молодости баловался, когда с кметями отцовскими выпивали…

Ну вот, пока думал я тут, до урочища добрались. И десяти верст от веси не отъехали, а места тут совсем другие. Там видно, что люди живут, поля распаханы, смерды к Купале готовятся. А здесь глушь, леса нехоженые. Деревья вековые на ветру шумят да вороны каркают. Гнезда у них тут. Самое место ведунье жить. А это что? Я прислушался – кричит кто-то что ли, или показалось? Брат, видать, тоже услышал, но раздумывать не стал.

- Неладное там, Молчан. Вперед!

Шпоры коню дал и по тропке понесся. Я за ним. Пронеслись мы по дну оврага, где обрывы, елью поросшие, двумя стенами возвышаются, и на поляну вырвались. Вот он, домик Беляны, простая изба дерном крытая, а перед ней-то…

Пятеро отроков, те самые, из дружины боярской, видать, ведунью к забору прижали. Двое держат, двое руки-ноги привязывают, а еще один уже и портки спустил. Все гогочут, ровно гуси на выгоне. Вовремя мы успели.

Яромир, как увидал такое дело, заорал что-то страшно, коня прям на них погнал, меч на ходу выхватывая. Ну годиться ли так, голову очертя, вперед бросаться? Видно же, вои они. Хоть и насильничать собрались, а мечи тоже у всех под рукой. Хорошо хоть, доспехов не видно. Потом уж я думал, погорячились мы. Яромир-то понятно, она ж любовью его была, но я мог бы и сообразить, что к чему. Да только в тот миг видел я одно – брат мой на пятерых опытных кметей нарвался. А они враз смекнули, что дело неладно. Беляну бросили, развернулись, трое мечи из ножен рвут. Порубят сейчас, думаю, Яромира. Сорвал я лук с седла, стрелу наложил и, не думая больше, выстрелил.

На мечах против Яромира я всегда битым бывал. Раз-другой, может, только победителем выходил. Но как лучнику равных мне в кроме нет. И не я это придумал, а сам Вилимир так сказал. В общем, пока доскакал до них Яромир, двое уже на земле валялись, стрелами моими сраженные, так что брату с тремя только сойтись пришлось. Одного он конем сшиб с разгону – того, что портки надеть не успел, - да и завертел мечом так, что любо дорого посмотреть. Те двое на него наскакивают, а Ворон его, битву почуяв, захрипел разом, заплясал на месте, не дается мечам вражеским – одно слово, конь боевой. Тут я, наконец, охолонул маленько:

- Бросай мечи! – заорал, что есть силы. – Враз обоих стрелами положу!

У тех ужас на лицах. Не ждали они такого поворота, не ждали. Отпрыгнули к забору, мечи бросили, да только Яромир взбесился уже от того, что увидел тут. Не остановился он, одним ударом голову кметю снес, тот и увернуться не успел. Последний, такое увидев, на колени бухнулся:

- Не убивай! – кричит. – Я сын Истомы-боярина, отец за меня мстить будет страшно!

Это он верно сказал. И так мы тут такого натворили, что долго расхлебывать будем. Хорошо, я тут подоспел, схватил брата за руку:

- Остановись, Яромир! Не надо. Сдается он. Все уже, все.

Хотел брат меня оттолкнуть, да и оттолкнул бы, силищи у Яромира не меряно. Но одумался все же, плюнул на сына боярского, с коня соскочил и к Беляне метнулся. Она все это время, как у забора упала, так и лежала там на земле.

Я тоже с коня спрыгнул, меч брошенный подобрал, да к сыну Истомину направился. Тот подумал, видать, кончать его буду, и давай отползать спиною вперед, будто рак речной. Пятиться так от меня, глаза бешеные. На меч глядит.

- Не убивай, - в голос ревет. – Далибор я, сын Истомы-боярина. Не нада-ааа….

А кровищи-то вокруг! Ну, понятно, когда голову рубят, крови завсегда много бывает. И те двое, что я подстрелил, лежат не шевелятся. Ох, не хорошо-то как. Ну, хоть беспорточный, конем сбитый, вроде ворочается, голым задом сверкая.

Подошел я к сыну Истомину и грозно так говорю:

- Ты что это разбой на чужой земле учинил? В деревне как тати себя вели, теперь и здесь еще?

- Не хотели мы. Сама она. Сама…

Взял я его за плечо, тряхнул посильней.

- Ты язык придержи, сын боярский. Яромир услышит, что ты тут бормочешь, зарубит, не посмотрит, чей ты там сын. И юшку утри.

Страшно ему. Но смотрит нехорошо, не понял он, что зло сотворил. Как там староста в Трех Дубах говорил? Волчий у него взгляд. Точно. А сам-то сопляк еще совсем, на год может меня помладше. Такие они, сынки боярские. Особенно эти, из новых бояр. Отца его князь нынешний сюда посадил. Небось, из холопов княжеских выслужился Истома. Не сам, так отец его точно. Вилимир, помню, про них говорил – развелось нынче всякой безродной шушеры, по кромам здешним князем рассаженной. А по мне, так и правильно говорил. Вон, предки Остромысла спокон веков гридями были, а кромом этим уже несколько поколений его рода владеют, с тех пор, как пришли сюда из Суздаля. Потому и смердам под его рукой вольно живется, что обычаи старинные здесь чтят, не то что эти выкормыши холопские, смердов свободных за таких же холопов считающие.

- Беги отсюда, - говорю. – Коня бери и тикай, пока Яромир такую мразь, как ты не прикончил. И чтоб не видали мы тебя больше здесь.

Ни слова не сказал Далибор. Поднялся, сопли размазывая, коня отвязал да в седло вскочил. Отъехав шагов на десять, обернулся, злобно так на меня зыркнул:

- Запомнил я вас обоих, - сквозь зубы выплюнул. – Сынка Остромыслова и тебя, приблуда подзаборная. За все мне заплатите. На коленях о пощаде молить будете!

Я усмехнулся и лук поднял. Так, попугать просто. Развернулся он и шпоры коню дал, уже у леса снова голову повернул, не останавливаясь:

- С войском вернусь!

- Давай, давай! Штаны только постирать не забудь!

Проводил я его взглядом, обернулся. Яромир Беляну на руки поднял, в избу отнес. Ну, они там сами разберутся. А мне, видать, покойниками заняться придется. Герой-то наш, Далибор, так улепетывал, что своих людей бросил на милость нашу. Подошел я к кметю бесштанному, сапогом потыкал. Зашевелился насильник неудавшийся, застонал, заворочался, лицо ко мне обратил. Этот постарше Далибора будет, и даже Яромира, пожалуй.

- Живой?

- Живой, господин. Вот только рука…

- Ничего, и одной управишься. Поможешь мне этих троих перетаскать. Не годится им посреди двора валяться.

Встал кметь наш героический, штаны подтянул, одной рукой кое-как завязки приладил. Другая у него и правда плетью висела, сломана, а может, вывихнута была. Но держался он неплохо для насильника и разбойника. Кряхтел, а приятелей своих таскал вместе со мной. Отнесли мы их и за домом сложили. Пока носили, расспросил я его, зачем они на землю Остромысла сунулись.

- Так на охоту собрались. Заехали вот, зверя искали. Земля ж повсюду княжеская, нешто такой грех большой в лесах Остромысла поохотиться?

- А разбойничать зачем стали?

- Так это… Не разбойничали мы. В веси той малость пошумели и все. Не убили ж никого.

- А здесь?

- Да, само как-то так получилось. Смотрим, баба одна. Ну и… Да вам-то что за дело до нее? Из смердов ведь она! Сказали б нам, мы бы ушли. А вы убивать начали. Трех отроков любимых Далиборовых загубили. Не спустит этого боярин, не спустит.

- А вы, по-твоему, все по Правде делали?

- Да я что… Может и ошиблись в чем, не мне, простому кметю, судить. Да и не тебе, сын гриднев. Боярин нас рассудит, а может и князь.

Не стал я с ним дальше разговаривать. Да еще, когда обратно шли, увидел Черныша Беляниного. Пес лежал в луже крови. Хороший был пес, добрый, понимающий. Часто я с ним играл, пока Яромира тут ждал.

Заметив, куда я смотрю, кметь сначала замялся, потом плечами пожал:

- Под меч подвернулся. Хозяйку защищал.

Перетащив трупы, я отпустил кметя, позволив ему забрать своего коня. Остальных трех, привязанных у забора, я решил оставить пока вместо виры. Обычным порядком ее с этих татей когда еще стребуют.

Когда кметь скрылся в лесу, вслед за Далибором, я постучал в дверь избушки. Не дождавшись ответа, вошел.

В избушке ведуньи было темно, бревна почернели от копоти. В нос сразу шибал крепкий запах развешанных по стенам трав. Беляна сидела на лавке возле печи, укрытая одеялом. Яромир примостился рядом, держа ее за руку. На меня они не взглянули, а я не решился что-то сказать, у двери встал.

- Что ж ты, Белянушка, им позволила? Ты же силой немалой владеешь. Огонь тебе послушен, я знаю.

Она улыбнулась какой-то странной улыбкой. Сочувственной что ли?

- Нельзя силу эту на людей поднимать, Яромир.

- Да какие они люди?!

- Люди. Какие ни есть. Да и все равно не осталось во мне ничего. На вчерашнем гадании все отдала. Ночь купальская близится. Такие гадания всю правду откроют. Нельзя время упускать. Холодно мне.

Что-то мне в ее голосе не понравилось. Не отошла что ли еще от насильников этих? Может быть и так, хоть и не успели они дело свое сотворить. Только что-то раньше так она не говорила. И смотрит странно, куда-то вдаль, будто нас и не видит вовсе.

Яромир быстро встал, вытащил из сундука еще одно одеяло, укутал ее, сам рядом присел, обнял. А она вроде и не заметила ничего. Я молча пошел к печи, взял кочергу, пошуровал угли, поленьев подбросил. Огонь жадно впился в дерево. По стенам избушки заплясали красноватые отблески.

- Видение мне было, - сказала она, глядя куда-то сквозь меня. – Беда надвигается на Русскую землю. Большая беда. Знамения страшные были. Кровь и огонь… Вижу кровь и огонь. Всадники скачут по степи. Солнце сверкает на шлемах. Блещут клинки. Мечи, обагренные кровью. Селенья пылают, рушатся стены. Полки уже строятся. Ненависть… гнев… Растет злая сила. И Он идет!

Последние слова она выкрикнула, рванувшись, словно хотела вскочить на ноги. Яромир от неожиданности отпустил ее, но ведунья тут же сникла и упала обратно на лавку. Мы с братом в ужасе слушали ее слова. Теперь я уже не сомневался. Это не было бредом. Она видела.

Несколько минут мы не могли пошевелиться, пораженные ее прорицанием. Наконец она открыла глаза и посмотрела на нас, будто впервые видела.

- Вы еще здесь?! Скачите в кром! Расскажите все Светозару. Он должен знать. Беда близко.

- Да что… что случилось, Белянушка? В себе ли ты?

Она решительно отбросила одеяла и встала. Взгляд ее снова стал обычным, но не ласковым, а повелительным. Перед нами была не возлюбленная Яромира, но ведунья.

- Скачите в кром. Сейчас же. Времени терять нельзя. Если… Если Светозар вам не поверит, пусть приходит ко мне. Я сама с ним поговорю. Так ему и передайте. Да что вы стоите, как истуканы?! Быстро на коней!

Кто как, а я не хотел бы разгневать ведунью, поэтому я вылетел из избушки первым. Яромир нерешительно последовал за мной, на пороге он обернулся:

- Мы пришлем людей из веси. Чтоб помогли тебе.

- Шлите кого хотите, только скачите быстрее!

Она сама хлопнула по крупу Яромирова коня, не дожидаясь, когда он даст шпоры и мы понеслись к Трем Дубам. «Вот и съездили поохотиться», - подумал я.

Изменено 19 Nov 2011 пользователем Archer

[Сибиряк Комнатный]

Особенно эти, из новых бояр. Отца его князь нынешний сюда посадил. Небось, из холопов княжеских выслужился Истома. Не сам, так отец его точно. Вилимир, помню, про них говорил – развелось нынче всякой безродной шушеры, по кромам здешним князем рассаженной. А по мне, так и правильно говорил.

Ничего не изменилось... :dntknw:

[Dzedatis]

- Не спроста это, - говорю. – Истома – боярин над Позвиздом. А у Позвизда с Остромыслом спор из-за леса того верхового идет, сам знаешь. Думаю, это Истома так гридня своего поддержать решил против нас. Надо бы отцу о том рассказать

А под кем тогда Остромысл?

[Archer]

А под кем тогда Остромысл?

У него свой боярин.

[Dzedatis]

У него свой боярин.

Очевидно Но почему-то ГГ ни разу не приходит в голову пожаловаться на разбой "в вышестоящую инстанцию".

[Шотландец]

Где развилка?

[Изяслав Кацман]

Шотландец, как понимаю, Русь осталась языческой. Вопрос, каким образом... Если, конечно, увиденное колдуньей - это монголо-татарское нашествие

[Сибиряк Комнатный]

Шотландец, как понимаю, Русь осталась языческой. Вопрос, каким образом... Если, конечно, увиденное колдуньей - это монголо-татарское нашествие

Монголо-татары слишком предсказуемо. Надо бы других кандидатов , для большего интереса.

[Telcontar]

И при всем при этом - местный феодализм гораздо более походит на западноевропейский...

[Archer]

В деревне весть о том, что обидчики их оказались так быстро наказаны, с огромной радостью приняли. От желающих ехать хоронить незадачливых кметей Истомы отбою не было. Пришлось старосте самому выбирать, кто поедет, но то уже было не наше дело. Мы с Яромиром, не задерживаясь в Трех Дубах, двинулись в обратный путь.

В дороге мы с ним почти не разговаривали. Яромир близко к сердцу принял покушение на его Беляну. Ехал мрачный, о том, верно, думал, что зря одну ее там оставил, да только что мог он сделать? Меня же занимали другие мысли. Нет, о пророчестве Белянином я больше не думал. Первое впечатление прошло, ужас, охвативший меня в ее избе, схлынул, будто и не было его вовсе. Но вот что мы Остромыслу скажем заботило меня сильно. Да и вообще, что из всей этой истории выйдет?

Как ни крути, убили мы трех кметей боярских. Да еще видно из ближних отроков его сына. Если по Правде будут судить, то полагается Истоме вира за его людей. Сорок гривен, положим, за каждого кметя, ну а если окажется, что из ближней дружины они, то и все восемьдесят положить может. Правда, и сами они должны за разбой виру платить… Да нет, пес с ней с вирой! Не об том речь-то. Если все вирой обойдется, так и славно будет. А ну как потребует Истома выдать ему головников? Нас то есть, с Яромиром. Мысли о том, что Остромысл и вправду нас выдаст, я, само собою, не допускал. Не это меня беспокоило. Но его отказ может Истома за оскорбление почесть. А это война. Если Истома против нас всю свою волость поднимет и рать двинет, не выстоять нам одним, даже если Остромысл созовет ополчение.

- Слышь, Яромир, - спросил я, поколебавшись. – Как думаешь, Всеслав-боярин нас против Истомы поддержит?

- Чай под его рукой ходим. Должен. А ты чего, о суде думаешь что ли?

- Ну да, о суде.

- А.., - Яромир только рукой махнул. – Брось. Виру заплатим и разойдемся. Хотя, как по мне, так эти псы шелудивые и виры не стоят. Но это не мне решать.

Ясно. Яромир наш так далеко, как я, не смотрит. Ну, увидим скоро, что Остромысл скажет.

Кром Остромысла стоял на холме над обрывистым берегом реки Вол. Его бревенчатые стены и башни видны были издалека. Под холмом примостилась весь, разросшаяся, после прихода этой весной новых поселенцев с запада, до пяти десятков домов.

А людей последние годы приходило много. В поисках лучшей доли и земли шли сюда, на восточную границу Руси, смерды из Владимирского княжества и Новгородской земли, уходя от жадных бояр и гридей. Были и переселенцы из Тверских и даже Смоленских земель. Те бежали от распри князей и междоусобной войны, в которой княжеские да боярские рати не щадили чужих смердов. Здесь-то у нас поспокойней было. Как никак на отшибе живем. Степняки сюда не доходят, да и князь наш Нижегородский Брячеслав Станимирович, хоть и не из великих князей, а правит рукою твердой. В смуты княжеские не вмешивается и в своем княжестве буйства боярского не допускает. И то дело – каждый тут знает – не до смут нам, границу земли Русской держим. Случается и у нас замятня то там, то здесь. То черемисы лихие через Ветлугу переправятся, то, что опаснее не в пример, булгарские дружины приходят силу русскую попытать. Но все же, с другими княжествами в сравнении, спокойно у нас тут, а главное – смердам свободнее дышится, не зажимают их тут в тиски повинностей да оброков, как в других землях, я слыхал, бывает.

В кроме мы сразу к Вилимиру сунулись. Так и так, мол. Обсказали, как дело было. Помрачнел лицом Вилимир, но ничего не сказал. Велел нам обоим с дороги переодеться, перекусить чего, да в залу совета приходить немедля. Сам же пошел Остромыслу докладывать. Струхнули мы оба, признаться. Вроде и Правда за нами, а как там еще отец, честностью своей славный, рассудит? Но в залу пришли честь по чести.

За столом дубовым, где обычно гридень с кметями своими и людьми дворовыми трапезничает, сидел уже Вилимир да с ним Светозар, волхв наш. Сидеть бы еще тиуну тут, да не было у нас тиуна. Как старый Верен прошлой осенью помер, так Остромысл нового тиуна не нашел еще, самолично в дела земель своих вникал. Отец тоже тут сидел, в кресле своем резном, во главе длинного стола. Посмотрел он на нас, кивнул – садитесь, мол, с нами. Совет держать будем.

Остромысл для меня всегда примером гридня истинного был. Стар он уже, а стати воинской не потерял. Ни жира, ни брюха не нажил, все тот же воин, что в юности был. И рука вроде даже ничуть не ослабела.

- Рассказывайте, други, - сказал нам и бороду свою короткую в ладонь забрал. Всегда он так делал, когда поразмыслить требовалось.

Рассказывал, как у нас водится, Яромир. Я только отвечал иногда, если отец ко мне обращался. Пришлось Яромиру, хочешь не хочешь, сказать, что к ведунье мы заехали после Трех Дубов. Не сказал он только, что туда-то и ехали мы с самого начала, а не охотиться вовсе. Небольшая вроде бы ложь, а все равно неприятно. Отчего-то мне показалось, что Светозар на меня с усмешкою смотрит. Не догадался ли? Он волхв, ему многое ведомо…

Выслушав нас, отец надолго задумался.

- Нехорошо вышло, - сказал он, наконец. – Что за смердов да ведунью вступились, то правильно сделали. Коли люди Истомы пришли на моей земле непотребства творить, должно нам наказать их было. Но вот убивать их не стоило. Говоришь, Яромир, зарубил ты кметя того, когда он сдавался уже? Совсем плохо вышло.

Яромир голову опустил. Не стал он врать, не место здесь для того, правду чистую поведал.

- Да и ты, Молчан, зачем убивал? Стрелок ты богами отмеченный, то всем ведомо. Мог ведь хоть ранить их что ли.

Теперь уже мой черед доски на столе изучать наступил. Правильно Остромысл говорит, чего уж там!

- Дело дурное выходит, - продолжал отец. – Истома такой вой поднимет, что до князя дойдет. А что там Брячеслав Станимирович присудит – одним богам ведомо. Что мыслите, други?

Это он, понятно, не нам. Это он Вилимира со Свтозаром спрашивает. Волхв наш помалкивает пока, оберегом поигрывает, на старшего кметя поглядывает. Говори мол, а я послушаю.

- Мыслю я, не станет Истома суда княжеского дожидаться, - заговорил Вилимир. – Выдать потребует соколов наших на свой суд. Откажем ему…

- Понятно, откажем, - раздраженно перебил Остромысл.

- Вот тогда он с гридями своими на нас и пойдет. Позвизд давно на наши земли заглядывается и Истома туда же. Не верю я, что случайно они тут оказались. Ясно же, ссоры искали. Повод им нужен, чтоб перед князем потом оправдаться.

- Не то ты говоришь, Вилимир! Чай не сам по себе я тут на землях сижу. Всеславу как никак служим. Не выдаст боярин. Это что ж, волость на волость? Не пойдет на такое Истома. Брячеслав Станимирович его за такое сам не помилует.

Сижу я, в стол смотрю, а сам думаю - неуверенно как-то Остромысл все это сказал. Будто верить хочет, что все так быть должно. А вот как оно будет на деле, того и сам не знает. Вот и Светозар, оказалось, также помыслил:

- Так я тебе скажу, Остромысл, хоть и не хуже меня тебе все это известно. Князь наш Истому сам сюда посадил. Истома – из верных холопов княжеских. В Нижнем Новгороде и рука у него своя есть, и доступ к Брячеславу имеется. Если милостивы к нам боги будут и если в совете княжеском голос старых бояр прозвучит, князь в стороне останется – разбирайтесь, мол, сами, как знаете. А нет – так на сторону холопа своего встанет нам на погибель.

Хотел Остромысл сказать что-то, но Светозар руку поднял – не закончил, мол, я еще.

- Что до Всеслава, так опять же сам знаешь – не тот уже наш боярин, что в годы былые. Стар стал, из горницы, говорят, не выходит совсем. С той поры, как сын его и наследник единственный на охоте погиб, занедужил Всеслав. Говорят, уже и домашних своих узнавать перестал. Не будет нам от него подмоги. И надеяться нечего.

- А щенок-то Истомин кричал, будто с войском сюда вернуться собрался, - вставил Вилимир. – Не проболтался ли? О том, что они там задумали?

- Думаете, значит, пойдет Истома на нас силой ратною?

Обвел нас всех Остромысл взглядом своим суровым. Да что я сказать могу? А меня и не спрашивают. Но и другие помалкивают. «Эх, Молчан, Молчан», - это я про себя думаю. «Натворил ты все-таки дел. Сидели бы дома, все бы и обошлось. Ну, подрались бы кмети боярские со смердами, ну корчму погромили… Постой! А Беляна как же?! Да если б нас там не случилось, они бы ее… Нет! Значит, боги так присудили. Чему быть, того, как говорится, не миновать, как ни крутись».

- Что ж, - сказал Остромысл. – Коли пойдет – встретим его по чести.

Но Светозар головой покачал:

- Истома не зря все это затеял сейчас. Смотрите: князь вмешиваться не станет, Всеслав не в себе ныне. Покуда он еще жив и нового боярина у нас нет – волости не собрать. Если самим гридней кликнуть – кого еще соберешь? Поля засеянные стоят, не до войны сейчас никому.

- Мечеслав придет, - Остромысл пристукнул ладонью по столу и выпрямился. – Вместе мы всегда бились, вместе и Истому встречать будем.

Мечеслава я хорошо знал, брат он матери Яромировой, а земли наши на юге друг с другом встречаются. Мне он почему-то помнился огромным и шумным дядькой, что приезжал к нам гостить, когда мы с Яромиром мальцами еще были. Он оглушительно хохотал и любил подкидывать нас чуть не к самому небу, а у нас была мечта как-нибудь все-таки побороть его, и, когда он сам поддавался, нам это даже удавалось. Последний раз я видел гридня весной, когда ездили мы в его кром, на свадьбе Всемилы, дочери Мечиславовой, погулять.

- Если б Позвизд один на нас поднялся, - гнет свое Светозар. – Мы бы и сами с ним сладили. Если б он с двумя-тремя гридями пришел – мы с Мечиславом сошлись бы с ними на равных. В том я не сомневаюсь. Но если вся волость Истомы против нас будет? Тогда как?

Вилимир считал уже что-то, загибая пальцы и шевеля губами. Получилось у него так: Истома может двинуть на нас сотню конных, да около четырех сотен пеших. Это только гридей с кметями, без ополчения смердовского. Но ополчение созывать он не станет, полагал Вилимир. Лето все-таки, да и незачем ему всю волость поднимать, чтобы нас раздавить. Мы же, вместе с Мечеславом, сможем выставить в поле не больше семи десятков. А даже если решимся созвать ополчение весей, выведем на битву три сотни, не больше. Да и толку от смердов против бойцов Истомы мало будет, зря только мужиков положим.

Пока наши старшие судили, рядили да прикидывали, мы с Яромиром все переглядывались. Война! Битва, первая в нашей жизни. Все, что было да этого – потехи воинские, да пара стычек с татями здешними – все не в счет. По глазам Яромира читаю, видятся ему уже знамена боевые, строй на строй, доспехи да кони. Да и мне, чего уж скрывать, страсть как хотелось в настоящем бою отличиться, хоть и понимаю я разумом – сила большая на нас пойдет, можем и не устоять, и лучше б для земли Остромысловой миром дело решить.

В общем, приговорил отец под конец так. К Истоме послом Светозара отправить, склонить его виру принять за убитых. Светозар сам вызвался, потому как ведомо всем – Истома-боярин хитер да жесток, может и на посла руку поднять, на Правду не посмотрев. А волхва тронуть все ж даже он не посмеет. Кроме того, решили в Нижний Новгород весточку направить, брату Остромыслову Идану, что подворье свое купеческое там держал и, в случае надобности, ходатаем перед князем мог выступить. Мечиславу решили дать знать тотчас же, чтоб людей своих наготове держал, а остальным гридями волости Всеславовой растолковать это дело, да так повернуть, что Истома, коли землю нашу забрать решит, может на том и не остановиться. Самому Всеславу-боярину весть тоже послать было надо, хоть толку в том никто и не видел.

За разговорами о ратных делах как-то я позабыл, что Беляна просила нас со Светозаром поговорить. Хорошо хоть, Яромир не забыл. Когда расходиться все стали, толкнул он меня в бок да глазами на волхва указал - давай, мол. А ведь и правда, вспомнил я сразу, как страшно нам тогда стало. Любому тут не по себе будет, пророчества такие услышать! Тут уж мне и самому захотелось с волхвом поговорить. Светозар завсегда успокоить умеет, если дело о высших силах идет. Да и к нам с Яромиром как к сыновьям он всегда относился, ни разу даже в детстве не бил, когда премудростям, гридю надобным, обучал, хоть у многих волхвов, слыхал я, это в обычае.

Выслушал нас Светозар да и улыбнулся только в бороду. У меня от сердца отлегло сразу.

- Не забивайте вы себе голову, отроки, - сказал Светозар. – Знаю я деревенских ведуний. Редко какая из них чего стоит. А многие и вообще ведуньями прикидываются, чтоб головы смердам дурить, да подношения от них получать.

Слова такие Яромиру, что нож в сердце понятно. Бросился он Беляну горячо защищать, Светозар только руки поднял.

- Верю, верю я тебе, Яромир. Пожалей старика! Да и слыхал я кое-что про Беляну, сам только с ней пока не видался еще. Хорошо, Три Дуба по пути к землям Истоминым, заеду я к ней, поговорим. Посмотрим, что она там такого узрела, о чем мне, волхву, неведомо вовсе. Вы же пока отца поддержите. Тяжело ему, хоть и виду не подает. Остромысл – гридень справный. О смердах думает, не о себе. Им все беды войны, коли случится она, нести прежде всех. Как всегда – бояре дерутся, у смердов лбы трещат…

На том мы и разошлись, вестей от посольства ждать да к битве готовиться.

[Archer]

Где развилка?

Собственно, она довольно очевидна. Коллеги ее раскрыли, хотя и не полностью

как понимаю, Русь осталась языческой.

Именно так. Можно было, конечно, год указать, но ведь и так ясно, что действие происходит намного позже X века.

И при всем при этом - местный феодализм гораздо более походит на западноевропейский...

А вот и самая суть происходящего! ;)

[Петруха]

Жду продолжения!

Сначала не понравилось, сюжет показался слишком стандартным, плюс ряд шероховатостей. Потом втянулся :D

Хорошо написано. И хорошо, что автор к середине представленного текста отказался от "псевдостарославянской" языковой стилизации. Типа "вельми понеже" и "житие мое".

Теперь по поводу шероховатостей. В принципе, если предположить, что описываемый мир отличается от нашего очень сильно, развилка ранняя, то эти замечания отпадут, но все же.

1. Пресловутые огурцы. Когда там они появляются в русской кухне? Не при Иване Грозном часом?А у Вас по описаниям никак не аналог 16 века.

2. Употребление термина "деревня" к крупному, по всей видимости - укрепленному, поселку. Насколько я помню, споры относительно появления и первоначального употребления термина ведутся, но все -таки скорее всего деревня - это поселок небольшой, в один-несколько дворов. И даже в этом качестве - века с 15-го, ЕМНИП.

3. Корчма в деревне. Нафиг она там вообще?

4. Производство холопов в бояре как новая, но общепринятая практика. Как-то это сильно выбивается из наших традиций. Бояре - это практически каста.

5. Употребление термина "гридень" для землевладельца. Не, понятно, что Вы пытаетесь выстроить строгую феодальную иерархию гридень-боярин-князь, но, может, заменить гридня на что-то менее специализированное? Типа витязя?

6. Брат "гридня", работающий купцом, тоже смущает слегка.

[Тень Дуба]

>И при всем при этом - местный феодализм гораздо более походит на западноевропейский...

Мир симпатишный, но... бесперспективный . Схлопывающийся. Потому что что немцу здорово, то русскому смерть. Такая Русь явно слабее даже РИ. Не то что нашествие уровня монголов Чингиза - любые серьёзные степняки стопчут её, и не заметят.

Надеяться пока что можно разве на магию - вроде как автором заявлены в мире настоящие волхвы и ведуны/ведьмы (и ведьмаки?)...

[Archer]

К Купале Светозар вернуться никак не мог успеть, так что праздник без него отмечать пришлось. Странным получился праздник, не таким, как всегда. Кмети наши и дворня все уже знали. Только и разговоров было, что зарвался Истома, обнаглел совсем, и надо бы его проучить, как следует. Те, кто подальше глядел, силы прикидывали, и выходило у них – не сдержать нам Истому. Разве что в кроме запереться, но тогда землю Остромыслову страшное разорение ждет.

Смердам тоже тревожно было. Слухи о разбое в Трех Дубах до них дошли уже, да и отсутствие Светозара заметили все, конечно. А что это за праздник без волхва?

Но, какие бы беды в будущем не грозили, праздник есть праздник. Купалу в наших краях чтили и кмети и смерды и дворня холопская. С утра все в лучшие одежды нарядились и принялись к угощению готовиться. А угощение у нас всегда было на славу! Остромысл для своих людей никогда не скупился.

Ворота крома гостеприимно открылись, во дворе выставили с десяток огромных столов. Известное дело, погуляешь хорошо на Купалу, тогда и удача во всем тебе будет. Угодно это богам. Потому и столы ломились от яств. Дичи жареной, мяса, рыбы, солений да закусок разных, пирогов, меду да сладостей не пожалели – все на стол выставили. Про пиво я и не говорю – рекою лилось. Сам Остромысл на Купалу решил, видно, забыть обо всех заботах, пил да гулял наравне со всеми, а шуткам громче всех смеялся.

В полдень трапезу начали. От такого изобилия яств и запахов дразнящих и хворый бы с постели поднялся да за стол поспешил. Поэтому первый час все только и делали, что ели да пили, так что челядь едва успевала всех обнести. Потом уж, когда голод первый прошел, сидели за столами, в блюдах ковырялись, болтали, посмеивались да пивко попивали.

Смотрю, отец к Витиму, сказителю нашему, склонился, пару слов сказал. Не я один это заметил, разговоры тут же стали стихать, тех, кто увлекся слишком, соседи в бок кулаком толкали. Витим, между тем, медовухи неспешно отпил, - сказитель, понятно, иного напитка и в рот не возьмет, - не торопясь, седые усы промокнул, а тут и отрок ему с поклоном гусли подал. Тронул Витим струны пальцами чуткими да умелыми, и полилась, сперва тихо, едва слышно, а затем все громче и громче, музыка. Тут уж все разговоры смолкли, на сказителя все смотрели. По первым же звукам, слетевшим со струн, я узнал зачин былин о князе Святославе и не ошибся.

Склоните слух к началу рассказа моего

О храбром Святославе и витязях его.

Таких героев ныне давно уж нет у нас

Про их дела великие поведаю сейчас.

С дружиною к Царьграду князь выступил в поход

С тех пор в кровавых битвах проходит ровно год.

Разбив полки ромейские на дальних рубежах,

Князь Святослав с боярами к реке Дунай спешат…

Это была «Песнь о битве при Доростоле». Витим пел ее редко, потому что песнь эта была одной из самых печальных во всех былинах о Святославе. Хотя в жестокой сече великий князь победил, там полегла половина его дружины и погиб, сразив ромейского кесаря Ивана, отважный боярин Боривой, про которого тоже было немало песен сложено. Не сразу я понял, что Остромысл нарочно велел Витиму исполнить именно эту песнь, ведь в ней славилась отвага и доблесть, сломившие огромное войско врагов. В самый раз для нас это подходит сейчас, если подумать.

Стихло все в кроме. Только голос Витима и звон его гуслей звучал над нами, то опускаясь до самой земли, так что приходилось напрягать слух, то возносясь высоко к небу и гремя громовыми раскатами. Вместе со всеми я позабыл о пиве и угощении. Меня больше не было за столом во дворе нашего крома.

Я перенесся далеко на юг, где никогда сам не бывал, и вернулся во времена Святослава Храброго. Я видел могучую реку Дунай, русские полки, вышедшие биться, чтобы победить или умереть, видел несметную рать ромеев, думавших, что могут устрашить витязей Святослава уже одним своим огромным числом. Ромеи несли перед войском знаки своего непонятного бога, а их волхвы вершили темные обряды, призывая помощь злых духов Юга. Шли в атаку на русский строй воины множества подвластных Царьграду племен и закованная в броню гвардия кесаря. Но от темных сил войско Святослава сумели защитить могучие волхвы Перуна, а княжеским витязям не было равных в бою. К вечеру ромеи дрогнули и побежали, а их кесарь остался на поле битвы, сраженный в честном поединке Боривоем. Но и сам Боривой пал, пронзенный предательской ромейской стрелой…

И так это я заслушался, что не заметил, как Яромир куда-то исчез. Сперва-то подумал, по нужде отлучился или, может, перепил-переел, да в горницу поднялся отдохнуть перед состязаниями. Поэтому, как закончил Витим свою песнь, я сразу в горницу заглянул – нет Яромира, хотел уже у дворовых поспрашивать, да вовремя смекнул, в чем тут дело может быть. Пошел в конюшню – ну, так и есть, коня Яромирова на месте нет. Не иначе, брат к Беляне решил наведаться.

Беспокоиться о нем я и не думал. Что может с сыном Остромысла в собственных землях случиться? Чай, не малец, сам о себе позаботиться сможет. А раз ушел тайно, так и мне шум поднимать не с руки, значит. Подумал я так и пошел к потехам воинским собираться.

Потех у нас воинских обычно бывало три. Первыми мечники мастерство свое показывали, затем борцы, а под конец лучники выходили. На мечах биться для меня – только позориться. Раньше Яромир меня всегда за собой тянул – давай, мол, Молчан! Не гоже сыну Остромыслову честного состязания сторониться! Ему-то хорошо говорить, меч его как хозяина слушается, а вот у меня с этим делом не шибко все ладится. Ну, выходил я, конечно, куда деваться. Только если брат мой побеждать выходил, я и кметям, бывало, проигрывал. Переживал потом сильно, хоть виду и не подавать старался. Но Светозар на прошлом празднике как почуял. Пришел ко мне, да и говорит: «Воин, конечно, должен любым оружьем владеть. Про то тебе и Вилимир говорит. И правильно говорит. Да только я добавлю к тому – мало, очень мало воинов равных высот достигают с мечом и луком. Ты, Молчан, лучник отменный. Не смотри, что брат тебя на ристалище тащит. Выйди-ка ты в следующий раз лучше на стрельбище. Покажи себя. И тебе почет будет, и отцу твоему».

С той поры часто я себе слова Светозаровы повторял и сейчас прикинул – даже при том, что Яромира не будет, не видать мне победы. Есть у нас два-три кметя, что всяко сильнее меня окажутся. Так к чему мне позориться? А победить сегодня мне страсть как хотелось. И вот почему. Так уж у нас заведено было, что тот, кто верх в состязании одержал, может венок васильковый получить да избраннице своей его при всем народе подарить. Дорогого стоил такой венок среди девок наших! Которая венок такой на Купалу получит, той уважение всеобщее да почет достаются.

Что ж тут скрывать? И я себе девушку присмотрел. Не все Яромиру только у нас миловаться. Глаз же я на Раду положил, что весной этой с новыми поселенцами прибыла из Смоленской земли. Первой красавицей в веси, конечно, она не считалась, но красива была, хоть и по-своему. И скромная очень. Шуткам, от которых прочие девки звонким хохотом заходились, она улыбалась только, да и то почти незаметно. Я с ней и не говорил толком, всегда уйти поскорей норовила, будто избегала меня почему-то. Знал я, что за ней несколько парней деревенских ухлестывали, но вроде как никому она благосклонности не выказывала. Так и жила одна, о старухе матери заботилась. И заступиться-то за нее некому было, случись что. В других местах ее, может, и обидел бы кто, но у нас даже пришлые быстро узнавали, что девок здесь против воли не трогают.

Вот и решил я венком ее покорить. А что? В глазах всех девок сразу Рада моя вознесется на небывалую высоту. Ну и мне, может, свою благосклонность подарит.

К вечеру сошлись на ристалище наши кмети. Посмотреть поединки вся весь собралась. Ох, и крику тут было! Многие об заклад бились, иные просто бойца, что им нравился, подбадривали. Остромысл с Вилимиром, конечно, тоже тут были. Не увидев сына, отец тут же ко мне подошел. Что я сказать мог? Пришлось соврать, что Яромир занемог вдруг после трапезы слегка, да и понял, что биться в полную силу не сможет. Ну а смотреть на поединки и самому не участвовать было для него всяких сил выше. Вот и решил брат коня взять да прокатиться поехать, проветриться перед гулянием ночным. Глупая ложь получилась. Отец только головой покачал и отошел от меня. Может, и не поверил, не знаю, но спрашивать больше не стал.

Восемь поединков всего в этот раз получилось. Пока бились бойцы, прикинул я, кто из наших кметей без Яромира венок получить сможет. Получилось у меня, что Мстивой бы должен. Так и вышло. Правда, Мстивой не очень доволен был, он-то рассчитывал с Яромиром под конец сойтись – вечно они спорили, кто из них лучший. Но так ли, иначе, а Мстивой свой венок получил. Сам Остромысл ему с улыбкой вручил. Вот тут-то девки глазами так и застреляли. Мстивой – парень видный. Статный, высокий, лицом пригож – каждая, верно, его на Купалу в «женихи» хотела бы получить.

Да только зря они надеялись. У Мстивоя нареченная есть, не всем, правда, о том ведомо. Никто иная она, как дочка Идана-купца - племянница, стало быть, Остромыслова. Любят они друг друга, только о свадьбе все никак сговориться не могут. Никак отец ее не решит, подходит ли его дочери такой муж. Ни «да», ни «нет» не говорит.

Потому Мстивой венок взял, мимо девок для порядка прошелся, и прямиком к Люборе направился, матери Яромировой и моей названной, выходит. Склонился перед ней и венок преподнес. Заулыбалась Любора, а Остромысл, смотрю, в усы усмехается. Но доволен витязь. Самому-то ему не по званию вроде как с кметями мастерством мечника меряться. У витязей свои забавы ратные, на конях да с копьями. А все ж вот венок жена получила. А Мстивой, стало быть, таким поступком своим всем ясно сказал – никого себе на Купалу не ищу, своей возлюбленной верен буду. Парни поступок Мстивоя громко приветствовали, а вот девки что-то не очень. Кое-кто и вообще на него рассердился, думаю, не на шутку.

После мечников борцы на ристалище вышли. Тут уж не только кмети были, но и из смердов крепкие парни удачу свою попытать решились. Да только куда им против кметей! Тут же не только сила - ловкость да сноровка еще требуются. А у воинов ко всему еще и приемы всякие есть особые. Один за другим неудачники с ристалища уходили, с толпой смешаться спеша. Половина схваток уже закончилась, когда я заметил, что необычное дело у нас на глазах творится. Нечай, сын мельников, один из смердов остался. И ведь двух кметей уже прошел! Стал я за ним попристальнее следить. Сейчас, думаю, тебя заломают… Куда там! Еще двоих на землю поверг и остался один на один против лучшего нашего борца Бивоя Хромого. Хромым-то его для смеху только кличут – силен и быстр в схватке Бивой, сам Вилимир в борьбе его лучшим считает.

А Нечай что? Парень, конечно, он здоровенный, но ведь смерд всего-навсего. Как это он кметей победить смог? Тут я вспомнил, что мельников сын с прошлой осени частым гостем в кроме бывал. Как выдастся у него время свободное, к кметям спешит, вместе с ними бороться учится. Меч-то ему, понятно, не даст никто, а борьба – почему нет? Его и мельник-отец ругал постоянно – не твое, мол, это дело, Нечай, зря только время тратишь. А Нечаю все хоть бы что. И битым бывал он часто, но задумку свою не бросал. А еще вспомнилось, слыхал я однажды, как Светозар Остромыслу с усмешкой рассказывал, пристал, мол, к нему мельников сын – научи да научи приемам хитрым, волхвам ведомым. Посмеялись тогда они оба над смердом, что выше головы прыгнуть хочет, а вот теперь подумалось мне – ну как Светозар и вправду Нечая учить взялся?

Долго боролись они с Бивоем. Смерды от такого зрелища совсем ошалели, да и у кметей гордость взыграла. Еще бы – неужто, смерд лучшего среди них победить сможет? Крику было! Нечай, смотрю, хрипит уже, задыхается, а не сдается. Но и Бивою, видно, противник серьезный достался. Не смеется кметь, как обычно, шуточки свои и подначки забыл. Бьется в полную силу. Все, что умеет показывает. Еще бы немного и народ точно себе голоса сорвал на неделю вперед, но, наконец, уложил Бивой соперника на землю и руку в хитрый захват поймать смог.

Затихли все. Ждут, когда Нечай по земле хлопнет или крикнет «Сдаюсь!». Нечай, однако, сдаваться не думал. Как карась на земле трепыхался. Неужто, верит еще, что Бивоя скинет? И ведь больно ему! Вон как Бивой ему локоть правый свернул. Я бы тут не раздумывал больше, сдался немедля. Вроде и сам Бивой удивился, растерялся даже на миг. Не хотел он парня калечить, а что еще остается? Это же состязание, честная схватка. Не хочешь сдаваться – сам дурак значит. И Бивоя никто не осудит, а Нечаю еще и отец наподдаст за такую глупость. Уже и народ Нечаю кричит – не глупи, мол, ясно уже все. Куда там! Он уже и не бился даже, лежал, в землю уткнувшись, но не сдавался. Так бы Бивой ему руку и сломал, но Вилимир быстро вперед шагнул, хлопнул Бивоя по плечу, сказал что-то.

Отпустил Бивой побежденного, на ноги поднялся, к Остромыслу пошел венок получать. Нечай тоже встал и побрел сквозь толпу куда-то. Мимо меня как раз прошел и заметил я, что по щеке у него слеза катиться. Но не от боли, мне показалось, плакал Нечай. От обиды…

Впрочем, я тут же об этом забыл. Следующее состязание моим было. Народ повалил на стрельбище.

[Archer]

Коллега Петруха, спасибо за замечания! А за одно из них особо Вам благодарен!

1. Пресловутые огурцы. Когда там они появляются в русской кухне? Не при Иване Грозном часом?А у Вас по описаниям никак не аналог 16 века.

Я где-то читал, что раньше. В 15 веке. А здесь, видимо, еще раньше на Русь попали.

От огурцов не откажусь! Соленые огурчики моя любимая закуска, зачем же героев ее лишать?

2. Употребление термина "деревня" к крупному, по всей видимости - укрепленному, поселку. Насколько я помню, споры относительно появления и первоначального употребления термина ведутся, но все -таки скорее всего деревня - это поселок небольшой, в один-несколько дворов. И даже в этом качестве - века с 15-го, ЕМНИП.

Здесь надо посмотреть. Вероятно, так и есть. Я о чем-то таком догадывался, поэтому параллельно использую термин "весь".

3. Корчма в деревне. Нафиг она там вообще?

Ну где-то же мужики должны собираться посидеть?

4. Производство холопов в бояре как новая, но общепринятая практика. Как-то это сильно выбивается из наших традиций. Бояре - это практически каста.

Холопы на Руси, вроде бы, разные были. Начиная от фактически рабов и обслуги и кончая управляющими. Здесь холоп это статус, который старая знать презирает, а вообще такой товарищ может быть и уважаемым человеком. Князь же начинает процесс "централизации власти", поэтому заинтересован в своих людях в противовес старым боярам, которые может плевать на князя хотели.

5. Употребление термина "гридень" для землевладельца. Не, понятно, что Вы пытаетесь выстроить строгую феодальную иерархию гридень-боярин-князь, но, может, заменить гридня на что-то менее специализированное? Типа витязя?

Вот это замечательно! Именно так и поступлю. Витязь - прекрасный аналог европейского рыцаря. Отныне они будут так называться.

6. Брат "гридня", работающий купцом, тоже смущает слегка.

Но ведь переход части знати в торговое сословие был обычным явлением. Это же младший сын, который все равно земли не получит. Ему остается быть воином, волхвом или торговлей заняться. Если к первому душа у него, допустим, не лежит, а во вторые не берут, что ему остается?

[Тень Дуба]

Хммм... А когда на Руси появились мельницы?

(Вопрос плавно перетекает в следующий: западноевропейская структура общества - результат более тесных связей с Зап. Европой - или самобытно сложилась?)

[Владислав]

западноевропейская структура общества - результат более тесных связей с Зап. Европой - или самобытно сложилась?)

Судя по язычеству или языческая Европа или своим ходом додумались

[Петруха]

Вообще интересно.

У автора получается достаточно занимательный мир. Можно даже придумать вполне логичные объяснения отмеченным нестыковкам (кроме, пожалуй, корчмы в деревни/веси, она там совсем не к месту). Даже производство из холопов в бояре можно прописать. Например - холопы князя набираются из вольного населения, "свободных атомов", "людей длинной воли", короче - отморозков. Такой товарищ заключает с князем кабальный договор на определенный срок (собственно, вполне возможно, что реальные "боевые холопы Московской Руси" так и набирались). По окончании срока договора князь может дать бывшему холопу землю в пользование. В дальнейшем - и произвести в боярское достоинство. Это процесс не разовый, на поколения вперед, параллельно с закрепощением крестьян. Кроме того, он будет идти в разрез с вековыми обычаями, следовательно - идти через кровь.

Точно так же переход из воинского сословия (касты) в торговую сферу также возможен, хотя бы и по схеме, предложенной коллегой.

Беда в том, что автор позиционирует общество как языческое. А языческое общество обычно рассматривается как стремящееся традиции сохранить и упрочить. Тогда получается, что в рассказе демонстрируется период ломки устоявшейся общественной структуры. Причем, ломка идет как-то практически бесконфликтно. Вот это вызывает определенное недоумение.

Пришло в голову: если бы уважаемый Арчер рассматривал общество как католическое, заменив волхвов на прелатов - непоняток бы не было :)

[Тень Дуба]

>Пришло в голову: если бы уважаемый Арчер рассматривал общество как католическое, заменив волхвов на прелатов - непоняток бы не было

Зато возникли бы проблемы с вписыванием в мир ведьм, ведьмаков, пророчеств и прочей магии. И особенно с доведением ихних видений до ушей большого начальства через голову инквизиции. В общем, Кассандру бы однозначно не послушали. А схлопыватели развилок уже на подходе...

[Сталкер]

Это явно альтернативная Русь какая-то. С нормандской системой феодализма.

Отроки или кметы men-at-arms, оруженосцы. Гридни - межевые рыцари с земельными наделами, бояре - графья.

Воина зовут Остромыслом, как будто он из волхвов или княжеского роду, парень - Неждан. С каких пор парень для отца Нежданом будет? Девка, когда парня ждали - ту Нежданой назвать можно, а парень - любой - всегда Ждан. :)

[Петруха]

Зато возникли бы проблемы с вписыванием в мир ведьм, ведьмаков, пророчеств и прочей магии.

Никаких проблем. В реальной католической европе всякие гадатели-предсказатели-ведуны были в ассортименте. И представители властной верхушки вплоть до самых высших уровней к ним достаточно часто прислушивались.

Инквизиция также совсем не обязательна. А против "схлопывателей" Кассандра - помощь плохая, если база заранее не подготовлена.

[Тень Дуба]

>Инквизиция также совсем не обязательна.

В экстремистском "испанском" варианте - не обязательна. Но совсем без неё, это сильно альтернативное католичество. Ну и даже при отсутствии инквизиции чтобы прелат (не князь-прагматик, а прелат, как тут волхв) лично помчался с Кассандрой беседовать...

>А против "схлопывателей" Кассандра - помощь плохая, если база заранее не подготовлена.

А вот тут +1000.

Не вижу я , чем и как такая Русь будет отбивать не то что татар, а хоть тех же печенегов или половцев. Малахаями закидают.

Изменено 29 Nov 2011 пользователем Тень Дуба

[Петруха]

Не вижу я , чем и как такая Русь будет отбивать не то что татар, а хоть тех же печенегов или половцев. Малахаями закидают.

Ну, кто лучше отбивался от тех же татар: централизованная Москва или Речь Посполитая со своими рокошами и шляхетскими ольностями - вопрос, например, спорный.

Можно попробовать сконструировать систему общественных отношений, при которой конфликты феодалов не нарушают целостности всей системы, а, наоборот, встроены в нее. Как вариант - разборки феодалов ведутся по жестко определенным правилам и представляют собой, фактически, групповую дуэль, Божий суд. В варианте "дружина на дружину". Это даже неплохо, поскольку, если заложена неделимость феода, то у нас будет постоянный избыток праздношатающихся представителей благородного сословия (касты кшатриев, если хотите ). Впрочем, доводить такие схватки до тотального самоубийства тоже не обязательно (например - выбитый из седла выбывает из боя).

Но. Автор уже в первом отрывке такой подход отверг. У него витязь всерьез рассматривает возможность мобилизации ополчения из числа смердов. А это уже на конвенционные разборки феодалов не тянет, потому как подрывает экономическую устойчивость феода. Равно как и перспективы разорения земель - это тоже за пределами "Божьего суда".

Возможно (коллега Арчер пояснит) действительно представлена стадия слома традиций прошлого. И тогда, если придут монголы, то амба ...

[Тень Дуба]

>Ну, кто лучше отбивался от тех же татар: централизованная Москва или Речь Посполитая со своими рокошами и шляхетскими ольностями - вопрос, например, спорный.

Особенно он спорен, если географию вспомнить...

Но по сравнению с тем, что описывает автор, разница между Москвой и Речью не имеет значения. Обе выглядят суперцентрализованными.

"Кшатрийская" же система любопытна - но в неё уже не укладывается слишком многое, не только мобилизация смердов, но и прямой грабеж и разбой "чужих" смердов и чужих земель. Собственно, автор не сколько раз повторяет, что это "Не по "Правде", а значит, как раз "стадия слома", разброда и шатания - налицо. Какая бы там та "Правда" ни была, европейкая, кшатрийская, хоть самурайская - её уже активно не блюдут. Причём герой этим возмущен, но не особо удивлен, то есть событие не из ряда вон.

То есть "слом традиций" - в основе конфликта рассказа...

[Cмельдинг]

Только-только наткнулся.

Жаль, коллеги, заклевали автора. Мне б было интересно прочитать, чем закончится.

парень - Неждан. С каких пор парень для отца Нежданом будет? Девка, когда парня ждали - ту Нежданой назвать можно, а парень - любой - всегда Ждан

Неждан Никитин села Ресцова крестьянин, Неждан Киреев, крестьянин Суздальского уезда, Поп Клементий по прозвищу Неждан Весильев села Леонтьева, Нежданко Петров сын, Костромской ямщик, Неждан Федоров, человек Ивана Михайловича Годунова, гонец в Верхотурье. Неждан Иванов сын крестьянин, Неждан Ильин сын Усов, костромской дворнянин.

Довольно ль Вам, куме? Это только из словаря Тупикова