МПВ II, исторические личности (кроме вооруженных сил).

[Cobra]

Че та поздновато, мегахотелки и супервундераффли дороже обойдуться! Ресурсы и деньги в принципе то бесконечны согласно воли автора.

[wizard]

надо поствить перед Кюри задачу по БОМБе к лету 12-го.

[Cobra]

А че реалистично....

Когда задача поставлена очень четко проблему вызывает тока процесс обогащения.... А это уже физическая химия. Делить изотопы скорости реакций и т.д. т.п.

А бомба пушечного типа проблемы не представляет.

64 кг получили изотопа Урана 235-го, и продолжаем процесс ставя его на промышленный лад. ЧТо характерно, так как в головы ГГ встроен интернет то получить информацию о залежах природного урана проблем нет. ПРоцесс геологоразведки исключается.

[Беловчанин]

Коллега Кобра, в печатном тексте не видно иронию, если не стоят смайлики.

Попробовал поставить себя на место ГГ без ноутбука и интернета в голове. Единственное что смог вспомнить - золото и раиоактивная руда есть на Колыме был сюжет по ТВ про ГУЛаг. А еще, еще - в Средней Азии добывали. Стало грустно, очень широкий край географии получился.

Однако, приемлемый выход для коллеги Борисыча пожалуй, есть! Вполне возможно, если Кол в течении двух дней перед "заброской" изучая материалы по периоду догадается просто внимательно посмотреть на карту полезных ископаемых. Можно даже из школьного атласа. ЕМНИП, месторождение алмазов ГГ уже "местным" указанны.

Это сейчас я стал старый, низкорослый и все забываю, а в 8-10 классе контурные карты по памяти помню рисовали, часа подготовки хватало для СССР на пятерку.

Изменено 9 Jan 2013 пользователем Беловчанин

[Беловчанин]

Изменено 9 Jan 2013 пользователем Беловчанин

[Cobra]

Ая не шутил и не иронизировал............. И прежде чем писать просмотрел вкратце организацию процесса.

[Беловчанин]

Т.е. А-бомба реально возможна в 1935 году и весь вопрос РЕАЛЬНО только в месторождениях ?

А можно мне тоже вкратце глянуть, или идти уже гуглить самостоятельно?

[Doctor Haider]

РЕАЛЬНО только в месторождениях ?

главный вопрос в обогащении.

Я бы не был столь оптимистичен, как коллега Кобра. Гроувз у примеру пишет о том, что для создания установок обогащения различных типов потребовалось осваивать производство новых материалов и применять новые стандарты по точности механической обработки, которым соответствовали считанные предприятия в США 40-х. Некоторые производства и технику пришлось создавать с нуля под конкретные требования, ранее не акутальные.

[Беловчанин]

Кажется вот эти люди весьма пригодятся коллеге Борисычу. Остается только правильно организовать и оказать поддержку.

Черносотенцы не были единственными правыми в последние годы империи. В 1908 г., время начала распада черносотенных союзов, появилось еще родно направление правых — русские националисты.

Как явствует из названия, националисты основой своего движения положили защиту интересов русской нации, что для черносотенцев было менее значимым по сравнению с защитой монархии.

Влиятельный публицист "Нового времени" М. О. Меньшиков еще в 1907 г. писал, что "основной грех черносотенных союзов в том, что они не национальны"1. Черносотенцы, писал Меньшиков, сторонники неограничен ной монархии, отвергнутой монархом, и недостаточные националисты, они выступают против роста фабрично-заводской промышленности, а это чревато утратой Россией положения великой державы. Наконец, в список грехов Черной Сотни Меньшиков добавляет то, что они увлечены защитой русского прошлого и не думают о будущем. В мае 1908 г. Меньшиков предложил создать Всероссийский Национальный Союз из "здоровых прогрессивных сил".

Союз действительно был создан из ряда умеренно-правых депутатов III Думы, составлявших фракцию националистов численностью около 100 человек во главе с П. Н. Балашовым. Возникновение фракции стало возможным под прямым давлением П. А. Столыпина, Устав Всероссийского Национального Союза (ВНС), принятый в июне

1908 г., наряду с организационными вопросами содержал программные установки: "Союз имеет целью содействовать:

а) господству русской народности;

б) укреплению сознания русского народного единства;

в) устройству бытовой самопомощи и развитию русской культуры;

г) укреплению русской государственности" и т. д.2

Однако за пределами Таврического дворца националисты не были влиятельны и так и не смогли создать серьезную политическую партию. Националисты остались в истории лишь как парламентская фракция и федерация клубов в ряде городов империи. Всероссийский Национальный Клуб (ВНК) был открыт 21 февраля 1910 г., причем среди 41 учредителя было 14 депутатов Госдумы и 12 - Госсовета (наличие клубов, наряду с ВНС, позволяло обойти существующие в ряде правых партий запреты на двойное членство, поскольку формально клуб не является партией).

Как видим, с самого начала националисты представляли собой вполне элитную группу, что, с одной стороны, не дало им возможность привлечения на свою сторону масс, но с другой — нельзя не отметить высокий интеллектуальный уровень националистической публицистики, особенно в сравнении с прямолинейной лозунговостыо черносотенцев. Другое дело, что времени националистам для выработки более или менее четкой доктрины история не оставила. После революции 1905-1907 гг. в интеллектуальной жизни России произошли интересные процессы. Был заметен кризис революционных идей и идолов, что выразилось в упадке всех революционных партий, включая даже большевиков. Среди либеральной интеллигенции появились свои диссиденты - авторы "Вех", высказавшие немало горькой правды в лицо тем, кто самонадеянно считал себя "совестью народа". Впрочем, значительная часть российского "передового" общества в межреволюционный период ушла в декадентство, мистику, кокаин и алкоголь. У правых дела шли не лучше - переживало деморализацию черносотенство. Все это было следствием того, что ни революция, ни реакция не достигли своих целей, ускоренно развивался российский капитализм, одинаково неприемлемый для левых и ультраправых. Вполне естественно предположить, что среди идеологических течений должны были появиться и буржуазно-демократические националисты.

В отличие от истории большевиков и их значительных оппонентов, например кадетов или эсеров, изучение которых не прекращалось ни в нашей стране, ни за рубежом, а также от авторов "Вех", по отношению к которым наблюдается в наши дни настоящий бум публикаций, до изучения националистов исследователи еще не добрались. Можно только указать диссертационное исследование Д. А. Коцюбинского1.

Мы же остановимся на некоторых небольших теоретических работах членов ВНС и ВНЕС, где содержались основополагающие принципы националистов. Особый интерес представляют те авторы, которые ранее состояли в черносотенных союзах или даже в левых организациях. В их числе можно назвать профессора П. И. Ковалевского (ректора Варшавского университета), В. Строганова, проф. И. А. Сикорского (отца знаменитого авиаконструктора, одного из обвинителей Бейлиса), В. А. Бернова (бывшего лидера черносотенной "Русской Народной Партии" в Воронеже и редактора газеты "Живое слово"), Г. В. Локтя (бывшего депутата I Думы от трудовиков), П. Е. Казанского, Н. И. Герасимова, П. Перцова, Д. И. Пихно (профессора, редактора газеты "Киевлянин") и др. Кредо националистов ясно и сжато изложил в своей речи "В защиту русского национализма" Н. И. Герасимов: "На недавнюю попытку поднять в России революцию - ответим своей национальной мирной революцией - возгласим Декларацию Исторических Прав Русского человека на русскую землю, всю ее от Белого до Черного морей, назовем заповедным национальным владением из рода в род, объявим государственное братство всем народам меньшим, вошедшим в нашу русскую семью, с искренним сердцем облекшимся в имя русского, на беспощадную войну каждому, кто внутри родных стен сеет злобу, измену и коварство"1.

Самый принципиальный момент отличия национализма от черносотенства, по мнению В. Строганова, заключается в том, что "истинный национализм мыслим только при наличии гражданской свободы... Весь ужас нашего современного положения заключается в том, что "о свободе" у нас судят по революции, а о национализме - по черносотенству"2. Националисты, как видим, не только признавали Манифест 17 октября 1905 г., но и считали нужным дальнейшее расширение прав и свобод. На утверждения о том, что русский народ "не готов", "еще не созрел" до гражданских свобод, Строганов отвечал: "Народ, создавший величайшую в мире Империю, заслонивший своей грудью Европу от татарского погрома, спасший ту же Европу от наполеоновского ига, наконец — создавший длинный ряд гениальных людей во всех отраслях искусства и науки, до сих пор считается незрелым для участия в управлении... Не революционеров, полуграмотных, загнанных, осатанелых в своей злобе и ненависти, можно упрекнуть в пристрастии к отвлеченным теориям, а наше просвещенное чиновное правительство. Именно оно погрязло в теории, заимствованной с Запада, — о невежестве и негодности русского народа для созидательной государственной работы"3.

Негодование Строганова разделяли и другие националисты. При этом многие из них, в духе славянофильства, вспоминали традиции древнерусского самоуправления - веча, посадской общины, казачьего круга и т. д. Националист Н. И. Герасимов в своем докладе, выразительно названном "В защиту русского национализма", резко полемизировал с черносотенцами: "Крайне правые упрекают нас в сочувствии народному представительству. Это правда, но мы видим в созыве Государственной Думы не заимствованное, чуждое политическое начало, мы узнаем здесь возрожденный добрый обычай Старой Руси, чуем прежнюю родную дорогу московскую"4.

В целом националисты считали необходимым не только демократизировать Российское государство, но и демократизировать русское национальное движение и свою партию. Профессор П. И. Ковалевский прямо говорил: "Русская национальная партия первее всего должна стать народною демократическою партией, и только в таком случае она будет иметь право называться национальной"5.

Тему национально-демократической партии подробно развил бывший трудовик Г. В. Локоть в брошюре "Оправдание национализма" (1910) (кстати, на экземпляре брошюры, хранящемся в Российской национальной библиотеке, есть посвящение автора октябристскому лидеру А. И. Гучкову). По словам Локтя, "основной средой, в которой будет расти национально-демократическое мировоззрение, конечно, будет являться главным образом имущественная, хозяйственная масса демократии, и с точки зрения именно ее интересов истинный демократизм в настоящее время вне национализма немыслим'".

Как легко догадаться, под "имущественной, хозяйственной массой демократии" имеются в виду мелкие и средние предприниматели, квалифицированные рабочие, зажиточное крестьянство и национально-мыслящая интеллигенция. Демонстрируя эрудицию, националисты называли свою социальную опору демократией, напоминая, что в Древней Греции под "демосом" имелся в виду не весь народ античного полиса, а лишь его имущая часть. Пролетариат неимущий и поэтому космополитичен2, писали националисты и считали необходимым принятие мер по увеличению культурного и материального уровня рабочею класса, что сделает его националистичным.

Таким образом, трудящиеся собственники, которых националисты называли "демосом" или "демократией", а современные социологи средним классом, являлись главным носителем национальной идеи. Нетрудно заметить, что именно эти же слои были опорой Черной Сотни. Но вспомним, что в черносотенном движении, в силу особенностей его появления в период революции, были представлены все социальные слои, а не только "демос", и самое главное - мелкие собственники в черных сотнях по преимуществу происходили из традиционного сектора народного хозяйства и упорно цеплялись за старый патриархальный быт. Националисты же решительно делали ставку на просвещенный зажиточный слой, поднявшийся в годы столыпинских реформ. На тот исторический момент "демократия" в России действительно представляла собой все современное и прогрессивное. Националисты чувствовали себя вполне уверенно и с оптимизмом смотрели вперед. "Мелко- и среднеимущая демократия в России должна быть национальной, и она будет национальной, как бы ни шла вразрез с этим даже вся русская интеллигенция! - продолжал Г. В. Локоть. - Русская национальная демократия должна в близком будущем представлять одну из самых крупных политических партий России. Думская фракция националистов по своей пока еще слабо и неявно выраженной идеологии и программе представляет уже до известной степени прообраз будущей Национал-Демократической Партии. Защита национальных интересов русского коренного населения, т. е. и русской имущей демократии, характеризующей фракцию националистов, позволяет нам считать ее думским ядром будущей партии. Зародыши же этой партии совершенно явственно видны во многих существующих уже русских политических организациях, начиная от Сою-sa Русского Народа и кончая даже трудовой группой"3. "Все у нас найдется -и люди, и капиталы, и энергия, когда мы почувствуем себя полноправными гражданами"4, - уверенно добавлял В. Строганов.

На какой же платформе собирались националисты привлечь на свою сторону "демос" и создать могучую партию? Националисты не касались теорий "всемирного заговора" или происков "жидо-масонов", этих излюбленных тем черносотенцев. Главные задачи национализма были вполне конкретны и реалистичны. "Первейшая и главнейшая задача русского национализма заключается в окончательном утверждении тех прав гражданской свободы, которые были дарованы русскому народу Манифестом 17 октября"5, - писал В Строганов. Он же перечислял необходимые первоочередные реформы, которые следовало провести в России, - создать более мелкие, чем губернские, административные единицы, поднять образовательный ценз провинциальной администрации, разрешить женщинам доступ к государственной службе.

Более подробную платформу националисты изложили в своем сборнике "Ладо" с подзаголовком "Сборник литературно-общественный, посвященный нарождающейся русской национал-демократии", вышедшем в 1911 г. В отличие от знаменитых "Вех" выход "Ладо" остался незамеченным, что во многом объяснялось узкопартийной ориентацией сборника и отсутствием значимых произведений в его литературной части. И тем не менее программные требования национал-демократии в сборнике были обозначены четко: неделимость России, укрепление Россией своего культурного влияния в Азии и активная политика на славянском Востоке, выделение Холмской губернии из Царства Польского и обособление Сувалкской губернии, тесное национально-культурное единение с Червонной Русью (Австрийской Галицией).

Требования национал-демократов в государственном устройстве были такие: расширение прав Государственной думы, распространение земского самоуправления на всю территорию России, включая Кавказ и Сибирь, свобода вероисповедания, отмена смертной казни, всеобщее 4-летнее образование, прогрессивный подоходный налог, создание министерства труда для решения рабочего вопроса и т. п.6

Действительно, впечатляющий план реформ. В сущности именно такие реформы проводил и задумывал провести П. А. Столыпин. Не случайно именно националисты были главной опорой реформатора в Государственной Думе.

Националисты отчасти даже оправдывали революцию 1905-1907 гг., видя главную беду революции в ее классовом, а не национальном характере, -"национализм... - это то, что не хватило нашей революции"1.

Причина ненационального характера большинства русских политических движений и вообще бед России — "антинациональный дух передовой интеллигенции... Наша интеллигенция, у которой нет ни национальной веры, ни культа Отечества, ни заветных преданий, становится слепым орудием в руках тех, кто воспламенен фанатизмом своей религии и национального культа, - в руках евреев, поляков, финнов"2. Националисты обвиняли космополитическую интеллигенцию в эгоизме: "Не истина и тем более не демократизм космополитического мировоззрения, по существу возбуждающий серьезные сомнения, вызывают ожесточенное противодействие самому принцип}' национализма, а только желание деспотически властвовать над общественным сознанием"3. Г. В. Локоть сделал краткий экскурс в историю русской национально-мыслящей интеллигенции. По его мнению, западники и славянофилы, боровшиеся против крепостного права, которого не знали инородцы, были уже национал-демократами. С Каткова единая прогрессивно-демократическая интеллигенция разделилась на два течения - космополитически-прогрессивное и национально-консервативное, из которых первое оспаривало для себя исключительную честь считаться демократическим, а второе совершенно напрасно и даже мало основательно стало отказываться от этой чести4.

Напоминая, что либералы и тем более революционеры не ценят преимущества третьеиюньской системы по сравнению с прежним неограниченным самодержавием, Г. В. Локоть справедливо пишет, что правое крыло русской интеллигенции оберегает интересы русских, допускает принцип народного представительства и, следовательно, является более демократичным, с точки зрения современной демократии, чем космополиты-прогрессисты.

Общий вывод националистов по отношению к интеллигенции был ясен: нужно национальное воспитание и просвещение русского "умственного слоя". По этой же причине националисты критиковали и авторов "Вех", практически проигнорировавших национальные задачи России и оставшихся космополитами, сменившими материализм на христианство.

Но в целом с присущим им оптимизмом националисты были уверены в национальном перевоспитании интеллигенции: "Народные массы, народные демократические группы в конце концов подчинят себе интеллигентные группы, и общественно-политическое воззрение интеллигенции неизбежно должно будет включать элементы национализма"1. За этой уверенностью националистов стояла замечательная тенденция "поправения" еще недавно радикальной интеллигенции, которая впервые в истории заговорила не только о правах, но и о значении сильного государства.

Т. В. Локоть считал возможным завоевание национальными идеями и рабочего класса, допуская возможность появления национальных течений и в рабочих партиях. По его словам, "даже русская социал-демократия, особенно поскольку русский рабочий пролетариат является не полным пролетариатом, а до известной степени сохраняет связь свою с имущественной хозяйственной демократией, - может дать почву для национальных течений в своей среде"2. Не без зависти националисты приводили пример германской социал-демократии и рабочего движения, пророчески предсказывая, что поскольку при всей преданности идеям социализма немецкий социал-демократ чувствует себя прежде всего немцем, то в случае внешней войны германский рабочий класс поддержит правительство. Как известно, именно так и случилось в августе 1914 г.

Суть внутренней политической программы националистов образно выразилась в короткой фразе: "Наша программа заключается в трех словах с одним союзом - Единая и Неделимая Россия".

Сепаратистские настроения в ряде окраин России вызывали тревогу у националистов. Особо волновала их активизация украинского национализма, учитывая многочисленность населения малороссийских губерний и их значительный промышленный потенциал. Для националистов эта тема тем более была актуальна, учитывая, что Национальный Союз и клубы русских националистов были особенно влиятельны именно в Малороссии. Большинство националистов-депутатов Думы также были избраны от избирательных округов на территории современной Украины, и многие из них были по происхождению малороссами (слово "украинцы" в устах националистов означало не народ, а "самостийников").

По "украинскому" вопросу националисты были категоричны - такого вопроса не существует по причине отсутствия украинской нации. Как выразился в докладе в Национальном Клубе Киева 7 февраля 1913 г. профессор И. А. Сикорский, "Этнографический термин "украинцы" за отсутствием самого объекта, т. е. этнографически особого народа, не имеет основания существовать, а обозначение территории именем "Украины" потеряло свою первоначальную административную надобность, а потому самый термин представляется бесполезным, подобно наименованию "Священной Римской Империи" или "Московского государства""1.

Русские националисты особенно подчеркивали то обстоятельство, что среди деятелей "украинства" XIX и начала XX вв. много поляков (Гощинский, Залесский, Грабовский), великороссов (М. П. Драгоманов, Н. И. Костомаров), и что вплоть до начала XX в. "украикство" не носило сепаратистский характер, и что политическое "украинство" поддерживается исключительно из-за рубежа.

Впрочем, большинство националистов все же признавали определенную культурную историческую особенность украинцев, но считали их всего лишь территориальной группой русских, наподобие швабов или баварцев среди немцев, венецианцев или неаполитанцев среди итальянцев или гасконцев или провансальцев во Франции. Соответственно украинские язык и литература считались областническими диалектами, имеющими региональную литературу, что было действительно характерно для ряда западноевропейских стран.

Об украинском языке, на котором известный самостийник М. С. Грушевский писал свои книги, филолог А. С. Будилович писал, что "по своему составу и строю жаргон этот приблизительно так же относится к нашему образованному языку и даже речи Шевченко, как жаргон еврейский к языку немецкому"2. В целом украинская "мова" была для националистов областным диалектом и не более чем, несмотря на то, что 20 февраля 1906 г. Отделение русского языка и словесности Императорской Академии наук признало ее большинством в один голос отдельным языком.

Общее суждение националистов было таково: русский народ в составе велико-, мало- и белорусов представляет собой этнографическое целое, единое в расово-антропологическом, языковом и религиозном плане. Сам факт деления русской нации на три ветви свидетельствовал об особой силе и крепости нации, ее будущем величии.

Раскритиковав "украинство", националисты поневоле обратили внимание на последние восточнославянские (русские, в их терминологии) земли, находящиеся под иноземным владычеством. Речь шла об Австрийской Галиции (в XIV в. называемой Червонной Русью), Буковине и Закарпатье, или Карпато-россии. (Поскольку Закарпатье находилось под властью венгерской части Габсбургской империи, ее часто называли Угорщиной.) Для национал-демократов галицийская проблема носила не только этнографический или религиозный характер, как, например, для славянофилов, но еще и социальный. Напоминая, что галицийские русины и карпатские угрорусы (термин "украинцы", обозначающий население современных областей Западной Украины, утвердился лишь с 20-х гг.) не только находились под властью чужого государства, но и весь господствующий класс в этих землях был инонационален. Поэтому националисты по-своему логично доказывали, что в случае присоединения этих земель к России (а учитывая надвигающуюся Первую мировую войну, эта перспектива казалась вполне реальной) в Галиции и Закарпатье должна произойти своеобразная демократическая революция в виде усиления "трудового русского элемента". Освобождение Галиции и Закарпатья являлось для националистов одной из первоочередных задач. С их точки зрения Россия делилась на две неравные части - Русь Державная (Российская империя) и Русь Подъяремная (Галиция). И, как писал П. И. Ковалевский, "доколе паши братья будут стонать в Галиции и Угорщике, мы не имеем права считать себя успокоенными, в государственном плане окончательно устроенными"1. Только с воссоединением в одном государстве всех восточных славян закончится начатое еще Иваном Качитой "собирание Руси".

Как видим, внешнеполитические задачи были сформулированы достаточно определенно, в духе заветов Н. Я. Данилевского, — ликвидация Австро-Венгрии и возвращение Подъяремной Червонной Руси в Русское государство. Но отношению к остальным славянам националисты не высказывались, считая главной своей задачей воссоединение и развитие русской нации. Лишь в Первую мировую войну академик К. Я. Грот (член Русского Собрания) выразился со всей определенностью: "Если Провидению угодно будет призвать Россию вскоре к осуществлению коренных преобразований политической карты Карпато-Дунайских земель, то на ее долю выпадет великая и ответственная роль в деле созидания там прочного порядка вещей и новых независимых национально-политических единиц или групп - в прямом соответствии с народными интересами и национально-историческими правами наших братьев-славян, австрийских и венгерских"2. Речь шла, как видим, не об аннексии западно- и южнославянских земель, а о создании независимых государств.

При своем русском этноцентризме националисты не игнорировали много-национальность России. Программа в отношении инородцев была проста: "Мы хотим их обрусения... Обрусить - значит сделать инородцев по своим убеждениям русскими... Ни под каким видом мы не должны давать инородцам больше прав, чем имеем их мы, русские... Инородческая автономия, кроме того, есть первая ступень к распаду России"3. И общий вывод националистов — инородцы должны быть наделены всеми правами и в том же объеме, которым пользуется русское население1. Итак, "обрусение" инородцев не означало принудительную ассимиляцию, а только превращение их в русских по убеждениям. Отличие от черносотенцев заключалось лишь в том, что националисты добивались расширения прав и свобод для граждан России, а черносотенцы - уравнения в правах всех подданных царя путем ликвидации привилегий некоторых категорий населения окраин.

По еврейскому вопросу у националистов не было особых расхождений с черносотенцами, если не считать того, что их антисемитизм был более, если можно так выразиться, интеллектуален. И националисты почти не использовали религиозную аргументацию типа "жиды Христа распяли" и не рассказывали страшных историй и сказок о "всемирном жидо-масонском заговоре", тем более что ряд думских националистов сами состояли в масонских ложах. Часть националистов даже выступала с осуждением суда над Бейлисом, справедливо полагая, что обвинение в ритуальном убийстве только нанесет урон репутации правых. Националисты не скрывали экономическую сторону своего антисемитизма, видя в евреях главного противника национальных демократических элементов. Уже после Октябрьской революции, находясь в эмиграции, один из думских лидеров националистов В. В. Шульгин в своей книге "Что нам в них не нравится..." в достаточно корректной форме и на высоком уровне изложил кредо националистов по еврейскому вопросу. (Эта книга была издана в нашей стране в 1992 г.)

Наконец, националисты, пожалуй, первыми обратили внимание на то, что Россия вплоть до начала XX в. была страной иммиграции, в которую сотнями тысяч переселялись армяне, греки, южные славяне и пр. Националисты обращали внимание на формирование на окраинах империи многотысячных диаспор, не внушающих доверия в политическом плане. В самом деле, многие тысячи армян, бежавшие от турецкого ига на российский Кавказ, пополняли ряды террористов из "Дашнакцутюн" и других экстремистских партий. Заполнение иммигрантами многих городов и даже сельской местности затрудняло "обрусение" инородцев, а порой иммигранты сами оказывали ассимилирующее влияние на население российских окраин. Наконец, в свете назревавшей войны с Германией у националистов вызывала подозрение лояльность двухмиллионной влиятельной и богатой немецкой общины в России.

Позицию националистов в отношении иммиграции сформулировал П. И. Ковалевский: "С давних пор Россия с распростертыми объятиями принимала всех переселенцев славян, армян и пр. Довольно! Эта политика должна быть прекращена навсегда. Все эти переселенцы в России остаются прежними армянами и проч. Этого впредь не должно быть. Кто желает жить в России, тот должен стать русским"2.

Заботясь о приоритете коренной русской нации в России, националисты не склонны были подробно останавливаться на политическом устройстве России, хотя в большинстве своем они были монархистами. "Доказывая необходимость гражданской свободы для возрождения России, я ни на одну секунду не допускаю мысли, что у нас может быть иной образ правления, кроме монархического", - уверял В. Строганов1. Однако монархия, в их представлении, была конституционной и при этом постоянно эволюционирующей в сторону расширения демократических свобод. Именно это было совершенной ересью для признавших Думу черносотенцев, главным пунктом расхождения двух течений русской правой.

Как видим, были устремлены в будущее, и сам их национализм не имел характера изоляции народа от разлагающего влияния. Скорее, напротив, националисты справедливо указывали, что в XX в. лишь хозяйственно и культурно прогрессирующая нация сможет считаться великой.

Закономерен вопрос: что же отличало националистов от других умеренно-правых партий, т. е. октябристов и части кадеюв? В сущности, в идеологии расхождения националистов с октябристами почти отсутствуют, с кадетами существовала масса совпадений, особенно по внешнеполитическим задачам России. Единственным отличием было лишь то, что прагматичные националисты не склонны были абсолютизировать те или иные экономические и политические теории. С октябристами у националистов были лишь тактические расхождения (по западному земству и пр.).

Так что теоретически вполне возможным было создание на базе слияния националистов, октябристов, части черносотенцев и даже части кадетов Национал-Демократической Партии, опирающейся именно на демократические элементы российского общества.

Но времени на такое развитие партий не хватило. К началу Первой мировой войны националисты представляли собой штаб без армии - влиятельную думскую фракцию, сеть клубов, сочувствующую прессу, но чисто партийных организаций фактически не существовало. В своем сборнике "Ладо" националисты жаловались, что их пропагандисты не были дальше Нарвской заставы, не существует единой партийной газеты (хотя и выходил "Вестник ВНС", но он был скорее бюллетенем, сводкой партийных сообщений; газеты "Националист" и "Правда" (орган Псковского отдела) не стали общепартийными). За прошедшие несколько лет ситуация не изменилась. Начавшаяся война, вызвавшая первоначально всплеск патриотических настроений, все же не благоприятствовала партстроительству, особенно в условиях разорения и обнищания "демократии", да еще в условиях деградации монархии Николая II. Летом 1915 г. думская фракция националистов раскололась, и часть ее во главе с В. В. Шульгиным вошла в союз с октябристами и кадетами в составе т. н. "Прогрессивного блока". В стремительно левеющей и идущей к революции стране это стало концом несостоявшейся партии.

В. Лебедев

[Cobra]

интернет закончился все уже на варяге

[Беловчанин]

Коллега Кобра, честно говоря - не понял о чем Вы. По тексту вроде не помню организации ГГ нац. партии. В ТЛ каюсь, давно не заглядывал, перечитаю.

[Беловчанин]

Помошники Кола! Надеюсь РеИ персонажи пригодятся в АИ.

Русский агент Дантес

Он охранял царя, следил за Лениным, работал на советскую власть

В нынешнем году исполнится 160 лет со дня рождения Анри Бинта. Мало кто помнит его имя – месье Анри предпочитал держаться в тени. Но слишком ко многому был причастен этот скромный парижский частный сыщик в переломные для России времена.

Агентурную кличку Дантес Анри Бинт получил не случайно. Он эльзасец, из городка Сульц (там французы и немцы живут вперемешку – и Бинта в русских документах иногда именуют то Анри, то Генрихом). А барон Жорж-Шарль де Геккерн Дантес – тот самый! – в Сульце был мэром. И у него чиновником – отец Бинта.

Анри служил в парижской полиции. Через много лет рассказывал, что как-то его пригласил секретарь русского посольства Муравьёв и сделал некое заманчивое предложение. Бинт подумал – с кем бы посоветоваться? В Сульце все знали, что господин мэр когда-то жил в России. Что ж – папин шеф его горячо благословил.

Хотя с чего русскому дипломату специально искать мелкого полицейского чиновника? Вероятнее другое. Дантес ведь во Франции связей с Россией не порывал. Будучи французским сенатором, иногда выступал как русский «агент влияния». И с посольством держал контакт. Потому, когда там возникла надобность в человеке для специфических задач, подсоветовал земляка. А что? Полицейский опыт у парня есть. Не глуп. Умеет держать язык за зубами. Последнее было особенно важным, поскольку вербовали Бинта в агенты «Священной дружины».

С ней такая история. 1 марта 1881 года народовольцы убили царя Александра II. В монархических кругах негодовали: как полиция могла проморгать? И среди придворных, гвардейских офицеров, просто верноподданных граждан возникла идея – создать неофициальную организацию, которая будет бороться с террористами их же методами – вплоть до того, что отслеживать, убивать… Причём не только в России.

Никого «Дружина» не убила. Вообще всё было до ужаса по-дилетантски: взрослые дяди, не так воспитанные, не под то заточенные, решили играться в каких-то карбонариев. Но иногда дилетантам приходят в голову идеи, до которых не додумываются те, кому положено, – особенно если система закоснела и забюрократизировалась. Вот и мысль о постоянной зарубежной агентуре действительно пришла в голову именно «дружинникам». В конце 1882 года император Александр III «Дружину» распустил (полицейскую борьбу с крамолой взяли в свои руки новые люди, они ревниво считали, что энтузиасты-романтики лишь путаются под ногами), однако ряд её начинаний охранка переняла. И закордонные агенты перешли в ведение МВД. Бинт – в том числе.

«Розыскное бюро «Бинт и Самбен» создал в Париже в 1911 году тогдашний заведующий русской заграничной политической агентурой Департамента полиции А. Красильников. Ранее слежку за революционерами вело «Справочное бюро Биттар-Монена». Сама идея якобы независимого, а на самом деле «подкрышного» частного сыскного агентства возникла из-за регулярных скандалов во французском парламенте. Депутаты-социалисты ставили вопрос – по какому праву русские власти у нас официально содержат агентуру, строят козни соотечественникам-оппозиционерам?

Биттар-Монена подвели кадры. Мало что его люди из-за непрофессионализма вечно во что-то влипали. При задержании они (граждане Франции!), несмотря на строжайший запрет, тут же заявляли о работе на русское правительство. Одновременно революционеры тоже выявляли тех, кто их «пасёт», – на этом особо специализировался знаменитый «охотник за провокаторами» – журналист В. Бурцев. А сыщики Биттар-Монена к делу относились цинично, запросто сдавали коллег. Последней каплей стал скандал с неким месье Фонтана.В1911 году в парижском кафе он набил морду некоему Леоне. Выяснилось: оба служили у Биттар-Монена, но Леоне, уйдя, слил Фонтана Бурцеву. Тот опубликовал портрет Фонтана в своей газете – и деконспирированный агент потерял работу. При этом выгнанные сыщики нередко начинали шантажировать бывших русских шефов, грозя раскрыть сведения о тайных операциях.

Формально новое бюро было не связано с Красильниковым (встречи – только на конспиративных квартирах). Бинту даже рекомендовалось брать посторонние заказы, чтобы «русские» выглядели лишь частью клиентуры. Штат небольшой, но отборный, из тех, кого Бинт отобрал сам. Бюро выполняло филёрские (наблюдательные), функции, реже – разведывательные и охранные.

Аналогичные подразделения русская охранка имела в Англии и Германии.

Тридцать с лишним лет он прослужил российскому престолу. Был, наверное, самым доверенным французским сотрудником у русских шефов.

Тут надо пояснить. Париж – центр эмиграции и один из основных центров международной «большой политики». Соответственно, стал главным нервным узлом русской политической внешней разведки. Агенты-то были и в Германии, Швейцарии, Австро-Венгрии, Англии – перечислять долго. А вот руководители агентуры (П. Корвин-Круковский, потом П. Рачковский, Л. Ратаев, А. Гартинг, А. Красильников) находились в столице Франции. Они определяли цели, разрабатывали операции, вербовали или имели дела с уже завербованными лицами – теми, кто работал внутри революционных партий и групп. Но требовалась также рутинная черновая работа: просто ходить за «объектами», фиксировать встречи, тереться в кафе во время сходок. Ею и занималась бригада филеров-французов, в которую входил Бинт. «Наблюдательный агент» – так называлась его должность.

Если начнём перечислять, кого Бинт за годы службы «пас», какие давал сведения, – утопим читателя в груде имён, многие из которых сегодня напрочь забыты. Важно другое: работал грамотно, если надо – рисково. Эдакий профессионал-наёмник без комплексов. Вот пример – операция 1886 года по ликвидации типографии «Народной воли» в Женеве. Сидящий в Швейцарии агент Гурин вывел на некую Г. Чернявскую, явно связанную с типографией. Бинт и агент Милевский выехали в Женеву. Перехват писем Чернявской, месяц слежки… Установили местонахождение типографии. Приехавший Рачковский, глава агентуры, дал добро. Ночью Бинт, Милевский, Гурин и неустановленный швейцарец ломанули двери, рассыпали наборы, вытащили и раскидали по улицам шесть пудов шрифта. Типография, однако, вскоре возобновила работу. Налёт повторили.

«Острые» акции случались, конечно, не каждый день, да и не всегда удавались. Скажем, в 1890-м сорвалось похищение в Константинополе известного революционного журналиста В. Бурцева. Но дел и без того хватало. И не только с революционерами. Месье Анри «пас» жившую на покое во Франции графиню Юрьевскую – морганатическую жену Александра II. Охранял Николая II и семью Столыпина при выездах за границу. В 1912-м достиг пика скандал с великим князем Михаилом Александровичем, братом царя, – отбил чужую жену, путешествовал с ней за границей, тайно обвенчался… Дантес вёл слежку. Во время Первой мировой выявлял германскую агентуру в Швейцарии, в скандинавских странах.

За женевскую операцию Бинт получил золотую медаль на Аннинской ленте и дважды – денежные премии. Они в общей сложности составили 2 тыс. франков (годовой заработок во Франции тогда – в среднем 2500). Командировочные, оклад, оплата оперативных расходов… Он был доволен работой, а в Петербурге считали, что Дантес свои деньги отрабатывает. В 1905-м он заявил начальству, что впредь топтать мостовые обычным филёром не намерен, давно заслужил повышение. В служебных характеристиках появилась пометка «несколько тщеславен», но, когда зашла речь о реорганизации работы (см. нашу справку), хозяином нового бюро сделали именно Бинта.

Пару слов о следе, который наш герой оставил в истории. Его подпись стоит, например, под донесением из Швейцарии (декабрь 1916 г.) о том, что объект наблюдения «Ульянов, он же Ленин» встречался в Берне с германским консулом. Сторонники версии о связях большевиков с германской разведкой делают из этого факта многозначительные выводы. Впрочем, крупнейший знаток царской охранки, д. и. н. З. Перегудова, пишет: всё фальшивка: и документ, и подпись Бинта.

Второй эпизод тоже бернский. Здесь в 1936 году проходил суд по делу о знаменитой антисемитской фальшивке «Протоколы сионских мудрецов».Эксперт С. Сватиков, доказывая подложность «Протоколов», ссылался, в частности, на рассказы Бинта – как тот по просьбе своего шефа Рачковского подбирал в Парижской библиотеке соответствующую литературу для предполагаемого создателя «Протоколов» М. Головинского.

Сватиков с Бинтом общался плотно. После Февраля 1917-го зарубежная агентура охранки была ликвидирована, и Сватиков, комиссар Временного правительства, разбирал её документы. Месье Анри охотно согласился помочь. Да, власть переменилась, однако, может, новые начальники не забудут про обещанную от России пенсию? Ему ведь уже 64 года! Ладно, революционеры. Но учтите помощь вашей контрразведке в борьбе с германским шпионажем!

Вскоре, однако, рухнуло и Временное правительство. В начале 1920-х Бинт повздыхал, покряхтел (из-за этих проклятых большевиков пропали акции «Русского кредита», в которые он вложил все сбережения), – и, спрятав гордость в карман, предложил услуги советскому полпредству. После чего несколько лет там служил. Чем занимался? Сам, как в молодости, топал по бульварам, выслеживая уже белоэмигрантов? Или учил чекистов? Жить-то надо, а что человек ещё умел делать?

В 1925-м его уволили. То ли из-за прошлого, то ли просто по старости. Увы! – без пенсии. В 1929-м умер. Московский Музей революции выкупил у вдовы Бинта его личный архив. Сейчас он хранится в ГАРФе.

Изменено 2 Feb 2013 пользователем Беловчанин

[Борисыч]

Спасибо!

[Беловчанин]

Отто Маркграф - решение валютных проблемм, увеличение российского экспорта.

Особенности соболиного секса

Их разгадка помогла СССР стать великой пушной державой

№ 6 (348) от 14 февраля 2013 [«Аргументы Недели», Сергей НЕХАМКИН ]

110 лет назад (февраль 1903 г.) вице-инспектор Корпуса лесничих Министерства землеустройства и земледелия Российской империи Отто Маркграф подал начальству доклад под названием «Звероводство. Русский зоопромышленный парк».

Статский советник Отто Васильевич Маркграф был, как он о себе писал, «лесничим в шестом поколении». Его отец управлял лесными угодьями графа Панина и пропагандировал в России «культурную охоту». Сын отцовскую идею продолжил, предложив фантастическую, революционную по тем временам вещь: постепенно заменить охоту на пушного зверя целеноправленным разведением его на особых фермах. Доказывал – это «высшая форма пушного промысла».

Предложение казалось нелепым. Но Маркграф выкладывал аргументы. Есть зарубежный опыт – клеточное разведение чернобурки в США и Канаде. В Канаде пытаются разводить и ондатру. В Боливии какие-то англичане просят концессию на разведение шиншиллы. А отечественные примеры? Соловецкие монахи разводят песцов. С XVIII века известен крестьянский опыт «избяного» содержания пушных зверей – это когда в лесу удаётся найти, например, лисёнка, и его подращивают в клетке.

В конце концов, у нас просто нет другого выхода! Посмотрите, что творится с русским соболем!

А с соболем действительно дела шли неважно. По разным промысловым районам статистика разная, но если в среднем… В первой половине ХIХ века охотник за сезон добывал 25–20 шкурок.

В описываемое время – максимум десяток. Поголовье истощалось.

Хотя могло ли быть иначе! Русский соболь отстреливался на протяжении столетий умело, систематически и целенаправленно. Это ведь уникальный мех – мягкий, прочный, благородно красивый. Мех-король, мех-жемчужина…

Когда-то в незапамятные времена Киевской Руси соболь был обычным зверем на территории нынешней Центральной России. Но – не родись красивым! Шкурками соболя брали подати, платили дань, они были главным товаром на торгах с иноземными купцами. И повыбили зверька мало-помалу. Потом, с 1581?го, благодаря Ермаку, могущество России начало прирастать Сибирью. В какой последовательности оно прирастало, можно судить по видам («кряжам»)соболей, шкурки которых поступали в кремлёвские хранилища – тобольский, якутский, алтайский, енисейский, минусинский, баргузинский, амурский, камчатский… Объёмы добычи? Ну вот Мангазея – первый русский заполярный город XVII века. Сюда свозили пушной ясак ненцы, эвенки… Известно: за семь лет (1630–1637) из Мангазеи было вывезено около полумиллиона шкурок. Дальше перемножайте цифру на всю Сибирь и на все годы русского присутствия в ней. Тут самая богатая популяция затрещит.

Впрочем, признаемся: Отто Васильевич, пропагандируя идею клеточного звероводства, о соболе думал в последнюю очередь. Больше – о песцах, чернобурках... Не мог не знать – никогда и никому не удавалось получить приплод соболя в неволе. Ещё по указу Петра I пробовали да не вышло.

Так или иначе, в 1905-м с подачи Маркграфа у нас было образовано «Общество хозяйственного разведения животных и представителей полезной дичи». Появились и первые зверопитомники. Но дальше случился в стране 1917 год.

А через десять дет, в 1927-м, в журнале американских меховщиков FurTradeReview вышла ехидная статья. Некая фабрика решила освоить новый товар – соболиные манто. Но… На американских аукционах не нашлось ни одной русской соболиной шкурки. А других быть не могло – соболь водится только в России. Мораль: ну, довели большевики!

Упрёк был и справедлив, и несправедлив одновременно. Да – революция, Гражданская война. Рухнуло всё, включая отлаженную систему закупок и сбыта соболиных шкурок. А свято место пусто не бывает – нишу заняли всякие жулики. А. Никишин цитирует газеты того времени: «Звероловный промысел находится главным образом в руках инородцев: тунгусов, якутов, бурят, камчадалов (...), их нищета и кабальная зависимость от скупщиков-мародёров» приводят к тому, что соболя «истребляют нещадно, ловят, губят несметное количество». Сводки ОГПУ фиксировали, куда контрабандными тропами уходит добыча – прежде всего в Китай.

С другой стороны, большевики честно пытались взять пушное дело под жесточайший контроль. С 1920 года действовал соответствующий декрет, подписанный Лениным. Были созданы «Союзпушнина», «Пушторг». А как иначе? СССР в экономической блокаде, а меха – большая валюта!

Тут-то и встал снова вопрос об искусственном разведении соболя.

Эту историю автору материала подсказал писатель Александр Никишин. Наши постоянные читатели знают его имя (см. например, «АН»-21.06.12). Александр Викторович занимается национальными брендами России. Темой предыдущих книг была русская водка, название новой говорит само за себя: «Русский мех. Иллюстрированная история». Рассказ о соболях зверосовхоза «Пушкинский» – один из многих её сюжетов. Что ж – «АН» с благодарностью предлагают считать сегодняшнюю публикацию своего рода анонсом готовящегося к выходу издания.

Да простят нас блюстители нравственности – дальше разговор пойдёт о проблемах сексуальных. Правда, не людских, а соболиных. Но, в общем, похоже. Для искусственного разведения требуется на самом деле одно: чтобы у самца с самкой, если профессиональным жаргоном звероводов, «завязался коитус». А он не завязывался – и в этом была суть проблемы. И соболь-самец вёл себя как любой мужик, у которого, пардон, в постели не получилось: впадал в депрессию, сатанел. Мог и самку загрызть.

Объяснения выдвигались разные. Дикий зверёк, привыкший к таёжной тиши, – а тут непривычная обстановка, посторонние раздражающие факторы... С привезёнными из тайги дикими особями ничего не получится, надо отлавливать молодь, выращивать её вблизи людей – тогда, может быть, получится (профессор М. Завадовский)… Неподходящий рацион питания… Это вообще мёртвая идея, надо не тратить время на соболя, а ставку делать, например, на бобра (профессор Н. Граве)… И т. д.

Но эксперименты тем не менее продолжались – на опытной станции при Московском зоопарке под руководством известного зоолога, профессора Петра Мантейфеля. А ещё… Но об этом – ниже.

Чтобы вас не томить… Выяснилось, что многое было верно. И зверька сначала надо приручать к человеку. И питание влияет – лучшей соболиной виагрой оказался лук-латук, богатый витамином Е. А кроме того, постепенно выявились (и были исправлены) некоторые изначальные ошибки. Соболя ведь всегда больше били, чем изучали. И, например, считалось, что время гона у него – март-апрель, как у большинства животных. А оказалось, июнь-июль. И беременность длится не три месяца, как полагали, а девять – причём всё это время ничего у пары состояться не может. В общем, 3 апреля 1929 г. самка по кличке Кривой Зуб (уральского кряжа) от енисейца Хромого впервые в мире дала приплод.

Американцы заявили, что это случайность, всё равно дело не пойдёт. После чего предложили… за весьма солидные деньги поставить в США тысячу живых особей. «Шиш!» – ответили большевики и в 1931 г. организовали под Москвой специализированный зверосовхоз «Пушкинский». Первым директором которого стал Павел Александрович Петряев. Специально для этого освобождённый из Соловков.

Московские зоологи не знали – параллельно эксперименты с разведением соболя идут и в печально знаменитом Соловецком лагере особого назначения (СЛОН). Это была идея Петряева – бывшего гвардейского капитана, а после Октября – красного командарма (если точно, начальника войск обороны железных дорог Республики). Потом он служил в Главном артиллерийском управлении и сел то ли за служебный проступок, то ли за контакты с Троцким в Гражданскую (а скорее, за то и другое). Но человек умный и дипломатичный, Петряев придумал гениальный ход. Здешние монахи ведь когда-то разводили песцов? Так давайте возродим промысел, стране же нужна валюта! Времена были ещё относительно либеральные. Петряев уговорил лагерное начальство выписать литературу, в том числе зарубежную (знал языки), изучил её, добился, чтобы по требованию ОГПУ поставили животных, – и организовал биостанцию со зверофермой, которая формально действовала под маркой отделения Архангельского краеведческого общества, а фактически была чем-то вроде лагерной «шарашки». Петряев стал научным руководителем отделения, а заведующим пушхозом поставил Карла Туомайнена – тоже зэка, бывшего «красного финна», ныне кучера у начальника лагеря. Биологического образования ни тот ни другой не имели, но – обратного ходу у мужиков ведь всё равно не было?

Опыты с чернобурками прошли успешно. Решили попробовать с соболями тоже. И почти одновременно с Мантейфелем (29 апреля 1929 г.) получили приплод. Только наработанные методом проб и ошибок методики Петряева–Туомайнена шли по ведомству ОГПУ, потому носили гриф «Секретно».

…Профессор Мантейфель в 1940-м получил Сталинскую премию. Петряев стал учёным, организатором зверохозяйств, работал в «Союзпушнине». Умер вроде бы своей смертью. Туомайнен в 1929-м тоже получил освобождение, но решил, что спокойнее остаться в системе ОГПУ вольнонаёмным спецом. Жил на Соловках, потом работал на Беломорканале, в Карелии. Увы, в 1937-м расстрелян.

Зверосовхоз «Пушкинский» стал с годами знаменем советской пушной отрасли. Здесь (и в соседнем «Салтыковском») не просто наладили промышленное разведение соболя, но даже вывели новые его породы. Благодаря искусственному воспроизводству появилась возможность увеличить поголовье диких соболей. Соболиными шкурками мы расплачивались в войну с американцами за ленд-лиз, соболью пелерину в качестве дипломатического подарка Хрущёв возлагал на плечи английской королеве… И много ещё можно привести красивых эпизодов, которые с особой грустью вспоминаются сегодня, в непростые для наших звероводов времена.

Но, может, уроки былого как раз в том, что ситуация иногда должна показаться безвыходной – и тогда выход находится?

Изменено 15 Feb 2013 пользователем Беловчанин

[Борисыч]

ОБСУЖДЕНИЕ ЗАВЕРШЕНО. КОММЕНТАРИИ БОЛЬШЕ НЕ ОСТАВЛЯТЬ.