Аэций служит Восточной империи

[Гера]

С Хлодвигом галло-римская знать сама могла "делать большие дела", а подчинение Равенне ничего хорошего не сулит.

Именно. Только тут если задуман ужасный СИГ токсандрийских франков, у них нет заметных сил чтобы что предложить со своей стороны, бретонцы будут по привычнее, а рипуарские еще не тот контингент с кем можно вести разговор - к тому чем далее тем нарастает активность континентальных саксов - взаимный экстерминатус займет все силы обоих на несколько веков вперед. Рискну предположить что 486 года может и не случится и своеобразный тандем суассоно-армориканцев продолжится

Правда варианты все же есть. После гуннского погрома главным представителем Рима в Галлии остается Авит, а он в РИ как-то умел договариваться с Арморикой (в РИ именно он убедил армориканцев придти к Дурокаталунуму).

Вполне пожет прийти в голову поднять старый проект Флавия Констанция по "Ассамблее Галлии". Согласно эдикту Гонория, ее участниками становились галло-римские магнаты, представители городских курий и высшие чиновники провинций. Ассамблея Галлии должна была собираться в Арелате ежегодно с 15 сентября по 15 октября и решать налоговые и судебные вопросы. Если Равенна согласится дать ассамблее широкие полномочия, гарантирующие Галлию от роли "дойной коровы" - может и выгорит.

поучаствовать можно. Но Авит не вечен, как застраховаться от превратностей ветренной политики Империи? да и маловероятно что арелатские "сеймы" будут иметь какой то реальный вес севернее Оверни

[Georg]

Гензейрих вел войну с ЗРИ, но ВРИ не могла остаться от нее в стороне. Предательский захват Карфагена явился ударом не только для западных римлян. Имея в своем владении лучшую гавань к западу от Александрии, с мощными верфями и опытными кораблестроителями, вандалы могли атаковать любой пункт на Средиземном море. В Константинополе и Александрии быстро оценили всю степень угрозы – «Mare Nostrum», важнейшая основа Средиземноморского мира-экономики, перестало быть «римским озером», к его берегам прорвалась чуждая и враждебная сила, грозившая перерезать транспортные артерии, парализовать экономические связи и даже создать прямую угрозу Востоку – недаром после получения известия о падении Карфагена префект Города Кир Панополитанский в рекордные строки построил по берегам Золотого Рога, Босфора и Пропонтиды «морские стены», оградившие Константинополь от нападения с моря. Александрийские корпорации навикуляриев, задававшие тон в торговой жизни Константинополя и имевшие своим представителем во власти всемогущего египтянина, «препозита священного кубикула» евнуха Хрисафия, требовали ликвидации вандальской угрозы, не видя собирающейся на далекой дунайской границе угрозы гуннской. Император Феодосий не мог пренебречь требованиями финансовой элиты империи. К тому же сам он ощущал себя «старшим августом», ответственным за судьбы всей Римской империи. В 437 году его юный западный коллега, Валентиниан III, вступивший в этом году в возраст совершеннолетия и официально принявший бразды правления Западом (хотя фактически за безалаберного Валентиниана продолжала править опытная и властолюбивая матушка) с блестящей свитой прибыл в Константинополь, где вступил в брак с единственной дочерью Феодосия, знаменитой своей красотой Евдоксией. Оба императора-соправителя единым голосом огласили «кодекс Феодосия», кодифицированный юристами Константинополя. По возвращении Валентиниана в Италию принцепс Сената Рима Аниций Фавст после предварительных консультаций торжественно огласил принятие западными провинциями нового свода законов Римской империи, составленного на Востоке.

В таковой ситуации Феодосий просто не мог не реагировать на просьбы Валентиниана о помощи с одной стороны, и представления Хрисафия (за которым стояли Александрийские воротилы) с другой. Вопрос о войне на западе встал ребром в 440ом году.

Ранним летом 440 правительство в Равенне узнало о том, что огромный флот вандалов покинул Карфаген. Направился ли он в Испанию, Сардинию или Сицилию, Египет, или даже Рим либо Константинополь - никто не знал. Стены Рима поспешно чинили, укрепляли берега и гавани Константинополя. В прокламации к римскому народу император Валентиниан III заверял что армия «всенепобедимого Феодосия» скоро прибудет для сражения против вандалов.

Гензейрих высадился на Сицилии. Вандалы захватили Лилибей, ограбили беспомощные города (давно не имевшие серьезных укреплений) и деревни острова и даже пересекли пролив Мессины, высадившись в Бруттиуме. Меж тем в Диррахии и Авлиде срочно формировалась военно-транспортная флотилия и стягивались войска. В Константинополе ни у кого не было сомнений, что экспедицию должен возглавить Аэций, единственный в Восточной империи военачальник, знавший противника и театр боевых действий. Сам Аэций был не в восторге от этой идеи, указывая что мир с гуннами ненадежен, но посольство от Аттилы недавно явилось с благоприятными вестями, и ничто не предвещало грозы. Вексилляции были выделены из всех трех региональных армий – иллирийской, фракийской и восточной. Командовать в Иллирике вместо Аэция остался комит Аспар.

Едва Аэций отплыл из Авлиды на Запад – тучи начали сгущаться на всех границах Восточной империи. На востоке шаханшах Ездигерд II ввел войска в Армению, и, сместив последнего царя-Аршакида, назначил для управления страной своего марзбана, причем местная знать, сохранившая и даже расширившая свои привилегии, не оказала сопротивления. Одновременно шах потребовал у Константинополя признания этой аннексии, и, не дожидаясь ответа, двинул свою армию через установленную Феодосием Великим и Шапуром Долголетним линию раздела на земли византийской Армении. Персидская армия осадила недавно построенный римлянами в Армении Феодосиополь, а их авангард продвинулся до Саталы, угрожая Каппадокии. Магистр Востока Анатолий, не имея достаточных сил для того чтобы остановить вторжение, требовал подкреплений, и ему были посланы столичные схолы и войска из Фракии. Теперь, когда римские военные силы на Балканах были окончательно ослаблены, Аттила ударил.

Предлогом для вторжения стало обвинение епископа пограничного города Кастра Маргис в разграблении гуннских «царских могил» на северном берегу Дуная. В августе 441 года Аттила форсировал Дунай в провинции Верхняя Мезия. Гунны осадили и взяли Виминаций, а затем и Кастра Маргис, везде разрушая укрепления. Аттила двинулся на юг по долине Марга, опрокинул немногочисленные римские войска Аспара и Иоанна Вандала, и после месячной осады с применением осадных башен взял и разрушил жемчужину Иллирии – Наисс, родной город Константина Великого.

Хотя гунны и не продвинулись южнее Ремесианы, города к северу от Наисса были теперь обречены – помощи было ждать не откуда. Один за другим пали Бассиана и Сингидун. Сам Аттила осадил великолепную бывшую столицу Иллирии и императорскую резиденцию – Сирмиум. В ноябре 441 года знаменитый город пал, был беспощадно разграблен и разрушен. Таким образом на большом протяжении гунны разрушили все пограничные цитадели, создав огромную брешь в римском лимесе. Император Феодосий Младший отдал приказ об отзыве экспедиции Аэция из Африки и предпринял меры к срочному замирению с персами.

Аэций, в июне 441 года высадившись на Сицилии, достаточно быстро вытеснил вандалов с острова. Гензейрих не давал генерального сражения и не пытался оборонять ни одного из захваченных пунктов, кроме Лилибея, который был взят Аэцием уже в июле. Вместе с Аэцием на Сицилию из Италии вступил Бонифаций с войском ЗРИ. Оба полководца готовы были теперь взять реванш за свою неудачу десятилетней давности. В конце августа 441 года после успешного маневра на море римская армия начала высадку у Гиппон-Региума. В этот момент быстроходная либурна доставила из Константинополя весть о вторжении гуннов и персов в ВРИ вместе с приказом Аэцию о срочном возвращении.

Аэций и Бонифаций оказались в крайне сложном положении – отступление могло теперь оказаться куда тяжелее наступления, ибо Гензейрих теперь мог атаковать римскую флотилию на обратном пути. Бонифацию пришлось начать переговоры о мире с вандалами. Было заключено перемирие, и римская армия эвакуировалась обратно на Сицилию, так и не успев повторить подвиги Сципиона. Но к моменту, когда войска сосредоточились на Сицилии, на море начался сезон зимних бурь, на протяжении которого чистым безумием было бы перебрасывать войска по морю на Балканы – можно было в одночасье потерять целую армию от «ярости стихий». Аэцию пришлось оставаться на Сицилии и принимать участие в переговорах Равеннского двора с вандалами.

Гензейрих, будучи чрезвычайно проницательным политиком, не стал выставлять условий, которые побудили бы Восток и Запад стремится к уничтожению вандалов любой ценой. Он однозначно потребовал уступки Римом захваченных вандалами провинций – Зевгитаны, Бизацены и части Триполитании. Но в обмен он предложил правительству ЗРИ коврижку, от которой нельзя было отказаться – ежегодные поставки зерна в Рим, ранее прерванные с захватом вандалами Карфагена. В совокупности с обещанием поддерживать мир на море этого в сложившихся обстоятельствах было достаточно для того чтобы императоры примирились с владычеством вандалов в Африке на срок, достаточный для укрепления власти Гензейриха в завоеванной стране. Зимой 441-442 годов мир с вандалами был подписан.

Этой же зимой магистр Востока Анатолий вел в Мартирополе переговоры с персами. В достижении соглашения не встретилось непреодолимых затруднений – шах Ездигерд, на протяжении всего правления вынужденный упорно сражаться с кочевниками на среднеазиатской границе Эраншахра, с тревогой взирал на державу Аттилы, которая после покорения акациров подходила к Кавказу, и вовсе не был заинтересован в разгроме ВРИ. Шах признавал границы, установленные прежними договорами, требовал признания бывшего царства Армении персидской провинцией и ежегодных денежных выплат. При этом согласно предлагаемому договору Иран обязался тратить выплачиваемые империей деньги на строительство крепостей и содержание охранных войск в проходах Кавказа, так чтобы оборона кавказских проходов оплачивалась обоими державами в равных долях. В случае попытки гуннов перейти Кавказ и атаковать азиатские провинции империи шаханшах обещал прийти на помощь римлянам. Поэтому договор был подписан достаточно быстро и войска магистра Анатолия уже зимой начали перебрасываться в Европу.

Весной 442 года Аттила вновь двинулся в пределы империи. Пройдя долиной Марга мимо разрушенного Наисса, хан выслал часть войска в грабительский рейд в Македонию, а сам двинулся к Сердике, собираясь прорваться во Фракию. Римская армия преградила ему путь у Траяновых ворот. В серии боев в горных теснинах гуннам не удалось сломить оборону римлян, но и римляне не смогли нанести сколь-либо значительный урон гуннам. Наконец в июне в ставку хана пришла неприятная весть – армия Аэция вернулась с Сицилии. Аэций высадился в Диррахии, и, ускоренным маршем продвинувшись на восток, у города Стобы на Вардаре разгромил гуннский корпус, посланный Аттилой в Македонию.

Получив эти известия, Аттила отошел к Дунаю и выслал послов. Хан требовал ежегодную субсидию в 700 фунтов золота, обещая взамен «быть другом Римской империи и врагом ее врагов». Требования хана обсуждались в сентябре 442 года в императорском консистории, куда прибыли магистры армий. Аэций выступил за принятие требований Аттилы, выставляя на вид что система обороны разрушена на большом расстоянии, так что гунны могут, уклоняясь от генеральной битвы в невыгодных условиях, подвергать набегам все балканские провинции, и эффективно отражать их невозможно. Нанести ответный удар по гуннам так же невозможно, ибо в степях Потисья римская армия в схватке с гуннами обречена на поражение. Необходим период мира, за который империя сможет восстановить дунайский лимес. Армия же для решающей победы над гуннами нуждается в серьезной реформе, проект которой Аэций готов предоставить.

Консисторий согласился с мнением Аэция, и император утвердил его решения. Весной 443 года в Ратиарии на берегу Дуная встретились Аттила и Аэций. Было немало воспоминаний о былом, лицемерных заверений в дружбе, хан гуннов снова стал «другом и союзником римского народа», как союзник получая солидную субсидию (которую меж собой гунны не обинуясь называли данью). Заключив соглашение, «друзья детства» разъехались в разные стороны. Аттила – готовить новые рейды в Германию против непокорных племен, Аэций – восстанавливать лимес Иллирика. Встретится в мирной обстановке им более не было суждено.

В июне 443 года император Феодосий Младший назначил Аэция презентальным магистром, передав ему верховное командование вооруженными силами ВРИ. Карт-бланш на преобразование армии был выдан.

[Green]

celcumplit - введена премодерация. Перечитайте правила и уточните, где вы находитесь.

[Georg]

В РИ Аэций при крайне стесненном материальном положении Западной империи не имел возможности создавать собственные войска «нового образца», используя свой гуннский опыт, но здесь, опираясь на ресурсы богатого Востока, ему удалось осуществить ту «военную революцию», которая в РИ впоследствии в замедленном темпе осуществилась в Византии на полвека позже. Восточно-римская кавалерия к VI веку эволюционировала от специализации «копейщик» или «лучник» к универсальности, и Прокопий мог написать:

«Нынешние же лучники идут в сражение, одетые в панцирь, с поножами до колен. С правой стороны у них свешивается колчан, с левой – меч. Есть среди них и такие, у которых имеется копье, а на ремне за плечами – короткий без рукояти щит, которым они могут закрывать лицо и шею. Они прекрасные наездники и могут без труда на полном скаку натягивать лук и пускать стрелы в обе стороны, как в бегущего от них, так и в преследующего их неприятеля. Лук они поднимают до лба, а тетиву натягивают до правого уха, отчего стрела пускается с такой мощью, что всегда поражает того, в кого попадает, и ни щит, ни панцирь не может отвратить ее стремительного удара….».

Подготовку иллирийской армии к боям с гуннами Аэций начал еще десять лет назад, получив должность магистра Иллирика. Главным тактическим ходом гуннов было расстраивание противника массированным обстрелом с последующей атакой холодным оружием, с умением успешно отступать и перегруппировываться; главным их техническим преимуществом был более совершенный и дальнобойный композитный лук. Аэций поставил задачу создания «универсальных» кавалеристов, способных и к таранной атаке и к успешному обстрелу.

Аэций располагал достаточным количеством опытных инструкторов, выросших в иллирийской армии при Гауденции, когда гунны еще имели возможность служить наемниками в римской армии (теперь Аттила это категорически запрещал, требуя под угрозой войны выдачи «дезертиров»). За время командования Аэция в Иллирике проводилось длительное обучение всадников обращению с гуннским луком. Специфика подготовки лучника состояла в совмещении двух типов стрельбы: «римского» и «персидского». Если первый тип предусматривал сильную и точную «снайперскую» стрельбу, то второй – массированный скоростной обстрел противника «по площади».

Получив верховное командование, Аэций ввел по этим образцам подготовку всей кавалерии империи, использовав как инструкторов уже иллирийцев. Самым главным недостатком римской кавалерии оказалась естественно слишком поздняя подготовка лучников – дети ветеранов начинали служить с 16 лет, в каковом возрасте юноша-гунн был уже подготовленным стрелком. Поэтому согласно разработанному уставу в бою в качестве конных стрелков выступали лишь воины старших возрастов, являвшиеся опытными стрелками; из кавалеристов более младших призывов составляли передние шеренги, которые атаковали противника в копейном строю. Уступая противнику в искусстве стрельбы, римская кавалерия должна была превзойти его за счет организации и тактической подготовки, которая проводилась с особой тщательностью.

Тактика кавалерии Аэция сложилась аналогично РИ Византии VI века, где ее приемы были выработаны именно в борьбе с задунайскими кочевниками. В бою она делилась на 4 вида: дефензоры («линейная» тяжелая кавалерия, занимавшая центр боевого порядка), 2) курсоры (конные лучники, стоявшие на флангах боевого порядка), 3) плагиофилаки (1-3 тагмы, прикрывавшие левый фланг от обхода его противником), 4) гиперкерасты (отряд в 1-2 тагмы для обхода вражеского левого фланга). Задачей гиперкерастов, бывших конными лучниками, было не только прикрытие правого фланга, но и обход вражеского. Для подготовки этого маневра одна тагма строилась в линию – как и дефензоры, а вторая – становилась позади ее рассыпным строем. Если первая тагма должна была связать противника боем, то вторая и совершала внезапный выход во фланг, предрешая разгром левого фланга противника.

Экипировка римского кавалериста включала тунику из плотной ткани, закрывающую колени; кольчугу персидского образца до лодыжек с кольчужным капюшоном и поясом, весом до 16 кг; войлочную пелерину с широкими рукавами поверх кольчуги; металлический шлем с шишаком с небольшим султаном наверху и с шейными щитками. Поножи и наручи у воинов первых шеренг, кольчужные перчатки. На лошади – «рогатое» седло «сарматского» типа со вторым арчаком, чешуйчатые конские наголовник и нагрудник на войлочной прокладке. Оружие: лук гуннского типа в 117-125 см с колчаном на 30-40 стрел по 70 см, с наконечниками от 2 до 6 см; длинное копье в 2,5 метра, перехваченное посредине ремешком, с фламулами; прямой меч-спата, булава, кинжал. Каждый всадник имел заводного коня, каждая контуберния всадников - свою палатку.

Гуннская держава полностью отрезала Восточную империю от варварского мира, так что вербовка варваров оказалась практически невозможной. В пополнении армии Аэций мог рассчитывать лишь на внутренние ресурсы, и его армия неизбежно должна была стать армией римских граждан по преимуществу. Впрочем мобилизационный ресурс имелся, а демографическая ситуация в Восточной империи была куда благоприятнее нежели в Западной. Фракия и Иллирия давали превосходных (но к сожалению не искусных в стрельбе с коня) кавалеристов еще со времен Галлиена, в азиатских же провинциях можно было навербовать даже относительно подготовленных лучников. Скотоводы Анатолийского нагорья (ликаонцы, каппадокийцы и галаты) были отличными природными всадниками. По описанию времен Юстиниана «Ликаония имеет мужей, столь же воинственных как и исавры, искусных в верховой езде и стрельбе из лука, которые легко воспламеняются и хватаются за оружие». Кроме анатолийцев Аэций, помня исторический опыт успешного использования римской армией осроенских и пальмирских конных стрелков, навербовал в армию значительное количество сирийских арабов из состава лояльных империи и принявших христианство племен.

Наконец отличным, хотя и ограниченным боевым ресурсом были армяне, особенно дворянство вошедших в состав Восточной империи западных областей бывшего армянского царства. Армяне придерживались персидского боевого стиля, и их дворяне были отличными бойцами как в копейном бою, так и в стрельбе с коня. Из армянских «азатов» Аэций навербовал элитную тагму, которая позднее превратилась в полк императорской гвардии – «схолу экскувиторов», а многие армяне сделали блестящую карьеру на римской службе.

В организационном плане тагмы реформированной Аэцием кавалерии состояли из:

1) регулярной кавалерии тагм, входивших либо в корпус императорской гвардии, либо в списочный состав одной из региональных армий (иллирийской, фракийской или восточной), комплектуемых из римских граждан (преимущественно из сыновей воинов, а дополнительно – по конскрипции в «коневодческих» регионах империи);

2) Бригад федератов – поселенных на римской территории варваров, обязанных военной службой. Выставлявших отдельные формирования под командой офицеров из своей среды, но назначаемых римским командованием. В РИ после того как Аттила «стер в пыль» балканские провинции, опустошив их до стен Константинополя и Фермопил, империя приняла на земли этих провинций большое количество варваров – остготов, гуннов, герулов, ругов и пр.. Но при Феодосии II ситуация обстояла по иному – после вытеснения везиготов латиноязычное римское население – романизированные фракийцы и иллирийцы – составляло основную массу населения северо-балканских провинций. Федератские бригады в армию Аэция выставляли на Балканах аланы, поселившиеся в Мизии и Скифии (из которых происходили Ардабур и Аспар), а в Азии – арабы.

3) Тагм оптиматов. Оптиматы формировались из готов, оставшихся в пределах Восточной империи после ухода Алариха и разгрома Гайны, утративших организацию «федератского королевства», но сохранивших свою общинную обособленность и арианское вероисповедание, и пользовавшихся привилегиями в обмен на обязанность военной службы. Основой этой группировки послужили лояльные империи «готы Ульфилы». При Феодосии II из их рядов вышло немало высших офицеров, из которых Арнегискл и Плинта (в этом мире тесть Аэция) достигли консульства. Организационно они почти не отличались от регулярных тагм, и составляли особый корпус лишь в силу «этнической» комлектации.

4) Букеллариев - воинов из «личных» дружин полководцев. Как правило, это были высокопрофессиональные воины, связанные со своим работодателем узами личной верности в германских дружинных традициях.

Создание подобной кавалерии должно было подарить Римской империи блестящие победы в будущем….. но это будущее отстояло как минимум на десятилетие. Пока восточно-римская кавалерия уступала гуннской в стрелковом бою, и могла взять свое лишь сокрушительным таранным ударом. Но для таранного удара необходима была база в виде крепкого рубежа обороны – в длительной атаке гунны неизбежно вымотали бы римскую кавалерию перестрелкой, после чего произвели бы успешную контратаку. Иными словами – необходима была прочная опора боевого порядка в виде пехоты. В этом случае римская кавалерия могла бы производить короткие, но сокрушительные контратаки, отходя под прикрытие пехоты, причем весь боевой порядок двигался бы вперед «неотвратимо, словно пресс для оливок». Предстояло взяться и за пехоту.

Восточно-римская пехота в V веке утратила «манипулярную» римскую тактику и вернулась к греческой традиции фаланги. Пехотинцы умели растягивать и смыкать ряды (уплотняя строй в глубину) и шеренги (размыкая и смыкая строй, пропуская вперед и назад всадников, стрелков и метателей). Как и писал Вегеций, большая часть пехоты отказалась от тяжелого вооружения, что было вполне разумно, учитывая что былая ударная роль римской пехоты осталась в прошлом, и теперь ее задачей было стать опорой боевого порядка, «стоящей несокрушимо как стена». Соответственно тяжелое вооружение имела лишь сама основа этой «стены». В ранневизантийских легионах, строившихся фалангой, основой строя являлись «тяжеловооруженные» шеренги – «антисигнаны», «гастаты», и «ординарии» (в шеренге ординариев стояли офицеры, командовавшие всем рядом). Воины этих шеренг имели полный комплект вооружения, уже кардинально отличавшегося от классического римского. «Галльский» шлем («тип Weisenau») уступил место композитным шлемам восточного образца, на смену lorica segmentata пришли длиннополые кольчуги, полуцилиндрический щит-скутум сменился овальным «ауксилиумом», а короткий и широкий гладиус – длинным мечом-спатой (причем как правило пехотинец имел «в резерве» еще и короткий однолезвийный слегка изогнутый «контарион», некий аналог германского скрамасакса). Вместо пилума используется длинное копье (hasta).

Строй «скутатов» состоял из 6 шеренг, но следующие за ординариями три шеренги были вооружены уже гораздо легче. Они так же были вооружены длинными копьями, коими могли поддерживать передние шеренги в оборонительном бою, но не имели кольчуг, и их туловище кроме щита-ауксилиума защищал лишь стеганый «торакомах» из вареной кожи, войлока и «набивки» из пеньки, пакли либо конского волоса. Отсутствие кольчуги позволяло «нагрузить» этих воинов метательным оружием – кроме ланцеи они имели дротики - веруту либо спикулум, а так же короткие «мартозабарбулы» со свинцовым утяжелителем, крепившиеся на внутренней стороне щита. В бою «завязку» производили именно эти воины, атаковавшие в первую очередь метательным оружием и затем отходившие за тяжеловооруженных, которые смыкали строй. Далее стояли шеренги лучников, которые либо выходили вперед для перестрелки, либо вели обстрел атакующего противника навесом через головы скутатов.

Это построение оказывалось достаточно эффективным в боях с германцами. Но в бою с гуннской конницей легковооруженные метатели были неэффективны, ибо выкашивались конными лучниками до того как успевали пустить в ход дротики, пешие же лучники вынуждены были укрываться за строем тяжеловооруженных, ведя стрельбу навесом вслепую по маневренным всадникам. Массированный обстрел с коня, который вели атакующие гунны, достигал цели, нанося урон и скутатам, и лучникам.

Военная мысль Рима искала «противоядие» гуннской тактике, и Вегеций в своем «идеальном легионе» предлагал под прикрытием первой шеренги тяжеловооруженных использовать «трагулариев», вооруженных «аркбаллистами». Это было всего лишь пожеланием – известно что в штатах позднеримского легиона аркбаллистариев не было. В то же время само использование арбалета в позднеримской империи доказано. Эту точку зрения поддерживают два галло-римских рельефа из Полиньяка и Сен-Марселя с охотничьими сценами, датируемыми серединой IV века. На них ясно изображены арбалеты. Судя по изображениям, лук имел композитную конструкцию, а натяжка производилась с помощью поясного крюка, как у европейских арбалетов XII-XIII веков. Их успешное применение против конницы в средние века доказано – по воспоминаниям крестоносцев сельджукские конные лучники «немедленно оставляли нас в покое, как только видели что арбалетчики вставляют ноги в стремена своих арбалетов», и даже монголы, по утверждению Плано Карпини боялись «ручных баллист».

Применение аркбаллист в реальной позднеримской армии имело место. Согласно Аммиану Марцеллину (XVI.2.5) «чтобы не получилось какой-либо задержки, Юлиан взял только катафрактариев и баллистариев, мало подходящих для охраны особы командующего, и, пройдя по этому пути, прибыл в Аутосиодор». Ballistarii, которые являлись частью мобильного конного отряда, организованного Юлианом для нанесения быстрого удара по алеманнам в 356 г., не могли быть прислугой осадных машин (иначе теряется смысл такого мобильного отряда), а имели на вооружении ручные метательные машины. Но из этого фрагмента не ясно, были ли они пехотинцами или всадниками. Чеведден считает их пехотинцами на лошадях, потому что ballistarii не смогли бы перезаряжать свое оружие верхом, т.к. римляне не использовали стремян. Наиболее вероятно, что у них на вооружении были аркбаллисты, похожие на те, что изображены на галло-римских рельефах, а не более тяжелые торсионные манубаллисты. Но согласно структуре позднеримской армии все «баллистарии» были сведены в отдельные подразделения, крайне немногочисленные, и в состав легионов не входили.

Известно что гастрофет был изобретен еще при Дионисии Сиракузском, но в римскую эпоху не получил развития – изобретение торсионных стрелометов задвинуло арбалеты. Но теперь, когда при регулярных нападениях варваров от войск требовалась большая мобильность (что затрудняло использование торсионных орудий), арбалет оказался востребованным. При этом он оставался достаточно дорогим в производстве девайсом, что ограничивало численность баллистариев.

Волею исторических судеб именно Аэцию суждено было в этом мире положить начало распространению арбалета в римской армии. Именно шеренги арбалетчиков, защищенных ростовыми щитами и чешуйчатым полупанцирем поверх торакомаха, должны были при нападении гуннской конницы, правильно рассчитав момент, дать залпы прицельной стрельбы утяжеленными короткими стрелами (которые, снабженные острыми "крыльями", наносили страшные раны), поражая незащищенных лошадей гуннов. После залпов арбалетчиков кавалерия переходила в контратаку, отбрасывая противника, но не отрываясь далеко от пехоты. При необходимости конница отходила назад, через разреженный строй пехоты, арбалетчики снова давали залп, и сами отходили за тяжеловооруженных, которые смыкали строй. Меж тем кавалерия перегруппировывалась на фланги пехоты для новой атаки. При этом во время контратаки кавалерии пехота должна была продвигаться за ней всем боевым порядком, медленно но неуклонно тесня противника.

Реформа Аэция потребовала от восточно-римского казначейства огромных затрат, в основном на производство оружия для проводимого им перевооружения армии. Восток располагал необходимыми производственными мощностями в виде как государственных оружейных мастерских, обеспечивавших текущие потребности армии, так и развитого ремесла в процветающих городах, а так же разработками необходимых металлов (на территории ВРИ добывались все используемые металлы кроме олова). Но сжатые сроки, в которые проводилось перевооружение, потребовали серьезных денежных вливаний. Впрочем расходы эти вряд ли превысили те тонны золота, которые в РИ пришлось платить Аттиле после сокрушительного разгрома восточно-римской армии в 447 году. Император Феодосий, испытавший чувство беззащитности перед варварами и не желавший более никогда испытывать подобного, оказывал полную поддержку Аэцию, и реформа успешно продвигалась.

[Georg]

Меж тем как Восток накапливал силы, Запад неуклонно двигался к упадку. Италия, испытавшая глубокий экономически и демографический спад, не в силах была дать империи ни солдат, ни значительных налоговых поступлений. Сицилия была опустошена нападением вандалов, Африка потеряна. В Испании римское владычество снова рушилось. В 438 году король свевов Рехила предпринял вторжение в Бетику и разгромил войско, навербованное местными магнатами во главе с Андевотом, причем магистр Испании Астурий, занятый упорными боями с багаудами в Тарраконской провинции, не смог оказать Бетике ни малейшей помощи. С этого момента начинается победоносное шествие свевов по полуострову. В 439 году Рехиле покорилась Августа Эмерита, что ознаменовало установление свевского господства над всей Лузитанией. В 440 году Рехила добил остатки римских войск в Бетике, осадив их в Мертоле на Гвадиане и принудив к сдаче, причём был пленён комит Цензорий. Наконец в 441 году жемчужина Испании и столица Бетики Гиспалис (Севилья) покорилась свевскому королю. Падение Гиспалиса означало установление свевского владычества в Бетике. Римский главнокомандующий в Испании Астурий снова не смог вмешаться, ибо был занят удержанием Тарраконской провинции – согласно Идацию в 441 году Астурий в сражении «перебил множество тарраконских багаудов». Наконец в Галлии римское правительство так и не сумело установить контроль над Арморикой, остававшейся оплотом багаудов.

Современный римский автор Герик утверждает, что «между Секваной и Лигером живет народ, злостный и непостоянный, полный любви к нововведениям, расточительный на слова и известный тем, что никогда не сохраняет верности правительству». Со стороны армориканцев сложившееся положение описывает сохранившаяся латинская комедия «Кверол», написанная явно куриалом одной из армориканских муниципий. Писатель упоминает социальные преобразования на Луаре, сетует на тяжесть римских налогов, рисует картину ожесточенных религиозных споров. С особой силой он бичует Рим («псы кормятся в Капитолии»), продажность его чиновников («никто задаром не хорош»), своеволие власть имущих («а бросать людские души то в царство живых, то в царство теней — это им проще простого»), вымогательство и грабежи чиновников («негодяи забирают плод чужих трудов»).

В ряде высказываний обрисована тяжелая участь рабов. Автор крайне отрицательно характеризует служителей Церкви. С большим сарказмом описывает он церковные споры по вопросам Троицы: «Сперва они шипят между собой, тройные высунув языки, а когда один из них закричит, то остальные крыльями бьют со страшным гоготом».

Писатель намекает на последствия освободительного движения на Луаре и характеризует установившиеся в сельских общинах Арморики социальные порядки: «Там живут по естественным законам природы. Там нет начальства. Там законы пишутся под дубом на спинах виновных. Там мужики произносят речи и судят без чиновников. Там все дозволено».

Равеннское правительство, осознавая, что дальнейшая покупка гуннской военной помощи приведет к государственному банкротству, приняло меры к укреплению собственной армии. Главной ударной силой должны были стать аланы, которые обосновались в Галлии еще в 410ых годах, но теперь их число на римской службе удвоилось - в ряды аланских федератов империи влились как аланы, ранее находившиеся в альянсе с разгромленным гуннами Вормсским королевством бургундов, так и часть испанских аланов, не ушедшая с вандалами в Африку. Все они были зачислены на римскую службу и составили 3 кавалерийские федератские бригады. Первая из них должна была использоваться для защиты Италии и дислоцироваться в Плаценции на Падане (ныне Пьяченца), вторая дислоцирована в южной Галлии в окрестностях Валанса на Родане (здесь наиболее вероятным противником были вестготы), и третья – в северной Галлии на Лигере, в районе Аврелиана (Орлеана). Эту группировку возглавлял вождь Гоар, а после его смерти - Сангибан, и ее задачей была борьба с армориканскими багаудами и поддержка римских войск Бельгийского дуката против франков. Аланы, в силу специфики своего скотоводческого хозяйства расселившиеся на большом пространстве, не составили федератского королевства и не контролировали города, но получили право на «треть земель» местных магнатов. В 442 г. хронист записал, что аланы «усмирили сопротивлявшихся оружием и захватили земельные участки, изгнав их владельцев».

С поселением аланов на Лигере обстановка в Арморике стала чрезвычайно взрывоопасной. В 445 году вспыхнуло новое восстание. Равеннский двор приказал аланам Гоара выступить против Арморики. Гоар однако принял посредничество Турского епископа Германа, вступил в переговоры и направил Германа в Рим уладить дело миром. Поскольку аланы на тот момент были язычниками и прославились своей страстью к грабежу, такое их миролюбие вряд ли может быть приписано авторитету святого епископа – очевидно задача усмирения Арморики представлялась аланам достаточно трудной. Как раз в начале 440ых годов произошла первая волна миграции бриттов на Корнуайский полуостров на западе Арморики.

Военные колонии британских лаэтов, призванных охранять побережье от набегов саксов и скоттов, имелись там еще с IV века, но теперь прибыло значительное количество новых дружин, очевидно противников Вортигерна, начавшего утверждать свою власть в восточном Уэльсе и Корнуолле после разгрома скоттов в «алилуйской битве». Бритты Арморики стали превращаться в значительную силу. Англоязычные статьи о тогдашнем предводителе армориканских бриттов Саломоне ап Градлоне утверждают что его женой была знатная римлянка Филия Патриция, что может свидетельствовать о его альянсе с галло-римской знатью севера. Как бы то ни было, бритты значительно увеличили военные силы Арморики, что удерживало аланов от нападения.

Сын Бонифация Себастиан, назначенный магистром Галлии, не мог бросить римские войска на Арморику, ибо гроза собиралась на восточной границе. Отношения с гуннами портились с каждым годом, ибо ЗРИ крайне нерегулярно платило Аттиле. Согласно первоисточникам, приводимым Мельхен-Хельфеном – письмам Кассиодора и панегирику Аэцию Меробауда, в середине 440ых годов ЗРИ угрожала полномасштабная война с гуннами, которую Аэций сумел предотвратить. Аттила угрожал и требовал денег, Аэция же ЗРИ этого мира не имела. Конфликтная ситуация углублялась, и о разладе между империей и гуннами узнали ее западные соседи – франки и алеманны. Возможно Аттила этого мира втайне сам подстрекал их к войне с Римом, но инициатором нападения стал объединивший под своим предводительством салических франков король Хлодион. Хлодион сумел привлечь к союзу рипуарских франков и алеманнов, так что границе Галлии угрожало нападение на всем ее протяжении.

Известие о новом восстании Арморики послужило сигналом к нападению германцев. Весной 446 года Хлодион, выступив из Токсандрии, прошёл через Угольный лес (римское название для части Арденнского леса от Самбры на северо-запад до Шельды) и атаковал область Нервиев (позднейшее Геннегау). Франки захватили город Турнациум (Турне), а затем и Камбрэ. Вслед за этим Хлодион вторгся в землю Артебатов (Артуа) и продвинулся почти до Соммы. В то же время Рипуарские франки осадили Колонию Агриппину (в то время Рим еще удерживал Кельнский дукат, включавший часть провинции Нижняя Германия между Маасом и Рейном), а алеманны наводнили Верхнюю Германию (Эльзас и Пфальц), после разгрома Вормсского королевства бургундов вернувшиеся под римский контроль. Малочисленные отряды кельнского дуката отходили, не принимая боя. Колония, Ксантен и прочие прирейнские города перешли в руки рипуарцев и были разграблены, в то время как алеманны захватили полупустые города Верхней Германии – Бротомаг, Могонциак, Агенторат и прочие.

К тому моменту, когда Себастиан сумел сосредоточить войска для отпора германскому вторжению, Верхняя и Нижняя Германии были окончательно потеряны. Армия Себастиана оказалась немногочисленной – Равеннский двор, опасаясь в любой момент удара вестготов в спину, вынужден был держать войска на юге Галлии. Себастиан располагал лишь римскими легионами Бельгийского и Кельского дукатов, отступившими на запад рейнскими лимитантами – так называемыми рипариолами, аланами Сангибана (старик Гоар умер около этого времени) и вспомогательными отрядами бургундов. По расчетам Бонифация этого войска вполне должно было хватить для отражения варваров, которых Себастиану рекомендовалось разбить по частям. Но сын Бонифация, отнюдь не обладавший блестящими военными талантами, не сумел предотвратить соединение алеманнов и рипуарских франков. В сражении, состоявшимся неподалеку от Треверы, он послал свою кавалерию прямо в засаду, и был разбит, сложив в этом бою и собственную голову.

Откатившиеся на запад римские войска (кроме бургундов, которые отступили прямо на юг чтобы прикрыть от алеманнов свои земли в Сабаудии) сумел собрать оставшийся теперь старшим по рангу римским офицером в Галлии дукс Бельгики Юлий Майориан. Этому талантливому военачальнику удалось отчасти выправить последствия поражения – в ряде боев на рубеже Соммы он отбросил салических франков, остановив наступление Хлодиона. Меж тем рипуарские франки осадили бывшую столицу Галлии – Треверу. Но хорошо укомплектованный и снабженный гарнизон Треверы, возглавляемый комитом Арбогастом, внуком знаменитого военачальника ЗРИ конца IV века Флавия Арбогаста, оказал упорное сопротивление, так что даже король Рипуарских франков сложил голову под стенами Треверы. Алеманны добились гораздо больших успехов – им удалось взять Мец, важнейшую крепость на востоке Бельгики. После этого алеманны ринулись на юг, на земли провинции Максима Секванорум, взяли Базель и Безонтион (Безансон) и лишь в горах Юры были остановлены в ожесточенном сражении королем бургундов Гундиохом.

Не смотря на успех Майориана на Сомме и удачную оборону Треверы положение в Галлии можно было назвать катастрофическим. Галльский лимес рухнул на всем его протяжении, в следующем году следовало ожидать новых скоординированных действий варваров. Не лучшим было положение в Испании, где к 445 году удалось усмирить багаудов, но когда усмиривший их новый римский военный магистр Испании Вит выступил в Бетику против свевов – он был наголову разбит ими в сражении, причем снова, как и при разгроме Кастина при Гонории, причиной поражения послужило бегство вестготов. Разгром Вита был столь катастрофическим, что римская армия в Испании прекратила свое существование, а свевы приступили к завоеванию Картахенской провинции и захватили один из важнейших городов полуострова, Толет (Толедо).

Но самым страшным было не это, а ненадежность вестготов. Согласно поступившим в Равенну агентурным данным послы Хлодиона морем добрались до Аквитании и побывали в Тулузе. Было очевидно что Хлодион предлагает Теодориху поделить римскую Галлию, и учитывая известную вражду Теодориха к Риму можно было догадаться, что предложение встречено благосклонно. Галла Плацидия и Бонифаций откомандировали в Тулузу сенатора Марка Мецилия Авита, богатейшего землевладельца Арвернии (Оверни), имевшего близкие личные связи с вестготским королем, но на вопросы и предложения Авита Теодорих ответил уклончиво, лишь укрепив подозрения римлян. Равеннский двор пошел на назначение магистром Галлии наиболее талантливого военачальника – Юлия Майориана (не смотря на то что ему еще не исполнилось и сорока лет), а префектом претория Галлии был назначен Авит, располагавший большим авторитетом в стране. Авит, едва приняв дела в Арелате, тут же устремился на север, в Арморику, ставя себе целью любой ценой добиться соглашения с армориканцами и их выступления против варваров. Но даже с участием Арморики шансы одолеть намечавшуюся варварскую коалицию были не велики, тем более что не было стопроцентной уверенности в нейтралитете вандалов. Потеря Галлии казалась почти неизбежной.

В сложившееся ситуации Равеннский двор не нашел иного выхода как снова пойти на поклон к Аттиле. Римские послы снова явились в ставку гуннского хана, везя сундуки с золотом и прося о помощи. Аттила, ухмыляясь в бороду, заверил, что не помнит былых недоразумений, остается верным «другом и союзником римского народа» и будет рад помочь. В заключенном секретном пакте Аттила обязался на будущий год выступить на Рейн против алеманнов и франков.

[Georg]

Ранней весной 447 года Аттила выступил в поход на запад вдоль Дуная. Он вел с собой большую часть воинов-гуннов, а так же отборные дружины из вассальных племен – причерноморских акациров и аланов, гепидов, остготов, ругов, герулов, свевов-баваров, скиров и тюрингов. Двигаясь вдоль южного берега Дуная по римским дорогам, войска гнали с собой стада скота и тащили по Дунаю суда с продовольствием, снаряжением и стенобитными машинами.

Римское население Норика Прибрежного в ужасе попряталось в укрепленных городах, но Аттила старался избежать эксцессов на Римской территории, и двинул отряды своих наиболее диких и недисциплинированных вассалов северным берегом Дуная. Вступив в Винделицию, которая давно уже перестала быть римской провинцией, Аттила обрушился на алеманнов. Значительных битв не было. После образцово-показательной расправы с парой племен алеманнские вожди, ошарашенные масштабами вторжения, стали являться к хану с покорностью. В то же время на западе магистр Галлии Юлий Майориан, оставив своего комита Эгидия Афрания в заслоне против салических франков на Сомме, атаковал алеманнов в западной Бельгике, а в Максиме Секванов на них обрушились бургунды Гундиоха. Мец и Безонтион были освобождены, и алеманны откатились к Вогезам.

Аттила, выйдя долиной Неккара на Рейн, ринулся в земли рипуарских франков, которых так же намеревался включить в свою державу. После гибели в прошлом году короля рипуарских франков Гриномера при осаде Треверы его сыновья Рамахер и Вааст схватились за власть. Рамахер при поддержке короля салических франков Хлодиона был провозглашен королем, а Вааст, потерпевший поражение в скоротечной распре, бежал к Аттиле. Теперь Аттила объявил Вааста королем рипуарцев, Рамахер же призвал на помощь Хлодиона. Хлодион в это время вел успешное наступление на римлян - весной он перешел Сомму, продвинулся в землю Веромандиев (Вермандуа) оттеснил Эгидия и намеревался осадить Августу Веромандиев (Сен-Кантен). Теперь Хлодион, осознав гуннскую опасность, немедленно двинулся к Рейну на помощь Рамахеру. В битве у Ксантена Аттила сокрушил объединенное воинство франков. Рипуарцы покорились грозному завоевателю и приняли королем Вааста, салии же откатились за Маас, в Токсандрию. Развивая наступление, Аттила перешел Маас и ворвался в Токсандрию, где запылали поселения салиев. Старик Хлодион пал в битве на руинах своей столицы – Тонгра – а его внук Меровей лесами отходил к Рейну и за него, спасая свой народ от истребления. Эгидий, возобновив наступление с запада, беспрепятственно занял территории, ранее захваченные Хлодионом – области Атербатов (Артуа) и Нервиев (Геннегау).

В конце июня 447 года все враги, атаковавшие Галлию, были повержены «другом и союзником римского народа» Аттилой, и в Равенне вздохнули было с облегчением. Посол Аттилы, Орест, прибывший в Равенну, был принят благосклонно, но прочитав его послание, государственные мужи Рима впали в ступор. Аттила ставил императора в известность, что после сокрушения франков идет на юг Галлии для разгрома последнего врага Рима – вестготов. Теодорих обещал хану выдать гуннов-дезертиров и не сдержал слова; кроме того, Аттила располагает доказательствами его происков, имеющих целью отвратить остготов от союза с гуннами; он пытался даже поссорить его с гепидами. Теперь хан идет на юг, дабы покарать общего врага Рима и гуннов.

Действительно, Теодорих I имел неосторожность увлечься заманчивыми предложениями Хлодиона о разделе Галлии, и в последний раз в своей жизни этот вечный мятежник выступил против Рима, атаковав весной 447 года Каркассон и угрожая Нарбонне. В Арелат прибыл презентальный магистр Бонифаций с 4 легионами (4 000 пехоты) и конницей валансийских аланов. Валентиниан отказался направить в Галлию федератов комита Рецимера, гвардейские схолы и аланов Плаценции, опасаясь нападения вандалов на Италию и Сицилию, тех же войск которые получил Бонифаций было слишком мало для противостояния вестготам. Но Бонифаций и не собирался давать генеральную битву – он лишь тревожил вестготов нападениями, ожидая, пока вести с Рейна образумят Теодориха. Как и ожидалось, известия о разгроме алеманнов и франков, и о том что гунны могут пожаловать и к Тулузе, изрядно снизили воинственный пыл Теодориха – король вестготов отвел войска и попросил (в который уже раз) о мире. Бонифаций начал торг об условиях, и вел его достаточно успешно – речь шла о том чтобы вестготы в очередной раз двинулись воевать за интересы Рима в Испанию, против свевов. Договор должен был быть вот-вот подписан, и в Галлии воцарился бы мир. Теперь крах иллюзий Валентиниана и его приближенных был ужасным. Аттила шел на юг долиной Мааса, даже не дожидаясь ответа на свое послание – ведь нападение на врага Рима (каковым все еще числились вестготы) было его обязанностью согласно договору.

К Аттиле срочно помчались гонцы, уведомлявшие о соглашении Рима с вестготами и просившие остановить продвижение в Галлию. В императорском послании «другу и союзнику римского народа» говорилось, что август благодарит повелителя гуннов за помощь, но вестготы изъявили покорность империи, и если возникнет необходимость в усмирении вестготов, император сделает это без помощи извне. И, наконец, сколь бы дисциплинированны ни были войска гуннов, они не смогут дойти до Аквитании, не подвергнув основательному разорению римской Галлии. Император убежден, что хан, в свою очередь, внемлет доводам римлян и воздержится от похода, доверив Риму следить за лояльностью вестготов.

Вскоре в Равенну прибыло два послания – от Аттилы и от Теодориха. Аттила сообщал, что имеет свои счеты с вестготами, и намерен довести войну до конца. Если Рим будет препятствовать расправе гуннов с вестготами, это будет рассматриваться как нарушение союзного договора. Но еще больше напугало Равеннский двор послание Теодориха, который попросту переслал в Равенну письмо, полученное от Аттилы. В этом письме гуннский хан объяснял королю вестготов, что у него личные счеты с Римом, а потому он намерен захватить Галлию для себя. Ему пришлось воспользоваться предлогом, что экспедиция направлена против вестготов, но могущественному Теодориху должны быть хорошо известны дружеские чувства, которые Аттила к нему питает, чтобы не поверить в это. Ему не будет причинено зла, напротив! Единственное, что движет гуннами, — желание разбить оковы, наложенные на готов Римской империей. Поэтому хан просит Теодориха не поднимать попусту тревоги, а подготовиться, чтобы в нужный момент прийти к нему на помощь, и после победы над Римом хан гуннов и король вестготов по братски разделят Галлию.

Было очевидно, что это вторжение, и что самое главное – нет времени стянуть в один кулак все силы для противостояния этому вторжению. На севере империя располагала малочисленными войсками. Под командованием магистра Галлии Юлия Майориана находилось 4 легиона бельгийского дуката (позднеримский легион – 1 000 солдат) и 3 000 лимитантов-рипариолов, а так же аланские федераты Сангибана. Эгидий на севере располагал 2 легионами из остатков войск прекратившего свое существование Кельнского дуката и 3 000 варваров-«лаэтов». Сангибан с аланами был после победы над алеманами направлен Майорианом на помощь Эгидию, а после разгрома салических франков – должен был вернуться к Майориану, готовившему изгнание алеманнов за Рейн. Теперь Сангибан оказался отрезан Аттилой, захватившим Виродунум (Верден), и, не долго думая, увел своих аланов в «места постоянной дислокации» за Луару. Одновременно массы алеманнов во главе с вождем Годегизилем снова перешли Вогезы – на этот раз по соглашению с Аттилой. Майориан, оказавшись в клещах между гуннами и алеманнами, начал с максимальной скоростью уводить свои легионы на юг, спасаясь от окружения.

Старик Бонифаций, оценив масштаб угрозы, выдвинулся в Лугдун (Лион), куда подошел отступивший с севера Юлий Майориан, а так же бургунды короля Гундиоха. Бонифаций слал гонцов в Тулузу, умоляя Теодориха немедленно выдвигаться на север, где объединенные армии могли бы занять Аврелианум (Орлеан), преградив гуннам дорогу вглубь Галлии. Однако вестготы желали оборонять свое королевство, а в ответ на призыв оценить масштабы опасности Теодорих отвечал что готы умеют сражаться. В РИ у Аэция ушло определенное время на то чтобы убедить готов выступить на север, но в данном мире этого времени не оказалось. Бонифаций не мог оставить без прикрытия жемчужину ЗРИ - долину Родана, и с момента когда Аттила форсировал Лигер (Луару), соединение римлян и готов оказалось невозможным.

Аттила двинул отдельный корпус (в основном германцев, включая рипуарских франков) в Бельгику под командованием Эдекона с целью захвата провинции и уничтожения корпуса Эгидия, а сам, продвигаясь на юг, вышел к Дурокаталунуму, где местный епископ просил его пощадить город. Аттила взыскал с города контрибуцию, но не допустил никаких эксцессов. От Дурокаталунума Аттила повернул на запад и вышел к Луаре у Аврелианума. Сангибан немедленно вступил с ним в переговоры, и, получив гарантии передачи под контроль аланов всей Аквитании между Лигером и Арвернией, перешел на сторону гуннов. Новоиспеченные союзники осадили Аврелианум. В отличии от РИ, где Аврелианум, полагаясь на обещания Аэция о помощи, упорно держался, здесь, где вторжение гуннов началось слишком стремительно и Рим просто не успел подготовиться, город на Лигере последовал примеру Дурокаталунума, выдал продовольствие и контрибуцию, а мосты через Лигер перешли под контроль гуннов. В конце июня Аттила перешел Лигер. Он был спокоен за тылы – хотя багауды Арморики и не присоединились к его войску, но виднейший вождь багаудов Евдоксий дал хану гарантии союза и охраны тылов, в обмен на что Аттила обещал Арморике независимость под протекторатом гуннского хана.

Римские города Аквитании Первой – Битуриг (Бурж) и Лемовик (Лимож) покорились завоевателю. Аттила перешел границу вестготской Аквитании Второй неподалеку от Петрокории (Периге). Город был пуст – Теодорих эвакуировал население на юг за Дураний (Дордонь), на рубеже которого выстроил оборону. Вдоль реки начались ожесточенные бои. Вестготы, заготовив речную флотилию и выстроив редуты в опасных местах, упорно оборонялись. Аттила, выбрав несколько узких мест, выстроил там силами согнанных крестьян насыпи и установил катапульты. Под прикрытием массированного обстрела гуннам удалось переправиться на плотах и закрепится на противоположном берегу реки. Поняв, что оборона прорвана, Теодорих отошел на юг и дал сражение у Августы Кадурков (Кагор). Стойкость и отчаянная отвага вестготов не смогли одолеть численного превосходства гуннов и военного таланта Аттилы. Король Теодорих и его старший сын Торисмунд пали на поле битвы, и вместе с ними там остались лежать почти двадцать тысяч трупов вестготских воинов. Остатки вестготского войска откатились в Тулузу, где сели в осаду во главе со вторым сыном покойного короля Теодорихом Младшим.

Аттила осадил Тулузу и приказал готовить осадные башни. До него доносились вести что римляне и бургунды под предводительством Майориана разгромили Ардариха и алеманнов…. Это не важно. Вот-вот Тулуза падет, вестготы будут уничтожены, и тогда армия гуннов выйдет к морю, к Нарбонну, Немаусу и Арелату, отрезая римлян от их тылов. Тогда им не останется ничего иного, как бежать через Альпы в Италию. Но когда Галлия станет гуннской – и Италии останется не долго. Послы уже направлены в Августу Эмериту к Рехиле Свевскому и в Карфаген к Гензейриху Вандальскому. Первому обещана вся Испания, второму – острова и возможность поживиться в Италии. Время римлян прошло. Настало время.... о-оррко-о-в.

[mactuca]

Аттила великЪ, но автор по более.

Я так понял

Ранней весной 446 года Аттила выступил в поход на запад вдоль Дуная. Он вел с собой большую часть воинов-гуннов, а так же отборные дружины из вассальных племен – причерноморских акациров и аланов, гепидов, остготов, ругов, герулов, свевов-баваров, скиров и тюрингов. Двигаясь вдоль южного берега Дуная по римским дорогам, войска гнали с собой стада скота и тащили по Дунаю суда с продовольствием, снаряжением и стенобитными машинами.

в Панонии не очень много народу осталось.

[Georg]

в Панонии не очень много народу осталось.

Ушла "большая часть гуннов" и "отборные дружины" германских племен. Остались все остальные.

Логистически Аттила мог потащить в Галлию массовые ополчения лишь тех вассальных племен, которые жили не так далеко от Рейна - как то тюрингов и свевов.

Об этом до сих пор спорят, но мое ИМХО - Аттила в РИ вошел в Галлию имея около 60 000 бойцов, правда высокого качества.

[Georg]

Ранней весной 446 года Аттила выступил в поход на запад вдоль Дуная.

.

В тексте была очепятка. Вторжение Аттилы происходит "ранней весной" 447 года. В тексте исправил.

[Женя]

Проды! Проды! : )

[Georg]

В августе 447 года Аттила безуспешно осаждал Тулузу. Вестготы, за время правления Теодориха Старшего основательно укрепившие свою столицу, сражались с мужеством отчаяния. Укрепления Тулузы выдержали несколько приступов и даже не дрогнули. От бомбардировки на стенах кое-где появились редкие едва заметные трещинки, совершенно не похожие на пролом. Под стены подвели подкоп, на который возлагались определенные надежды, но кладка так и не обрушилась. Осада затягивалась.

В то время как Аттила продвигался на юг, Эдекон разворачивал наступление на запад, в Бельгику. Поскольку с Арморикой было достигнуто соглашение, на севере оставалось лишь завоевать эту провинцию. Эдекон расстался с Атиллой в районе современного Намюра, где догорали села салических франков. Оттуда он намеревался долиной Уазы двинутся вглубь Галлии. Эгидий сделал отчаянную попытку остановить вторжение варваров в свою родную Бельгику в холмистых теснинах «Угольного леса», но у варваров было слишком большое численное превосходство, не позволившее Эгидию избежать окружения. Эдекон, располагая конными отрядами аланов и акациров, применил классическую тактику гуннов: сперва атака легких «диких» наездников, затем одна за другой в дело вступили все четыре конные линии линии; окружение римлян прошло не без труда, но тем не менее успешно, и, обойдя противника с флангов, перегруппировавшаяся конница Эдекона ударила с тыла. Встречная конная атака букеллариев Эгидия была отбита и, отступая, конница потеснила собственную пехоту. Германские наемники-лаэты, увидев себя в окружении, начали кричать что хотят сдаться и прекратили бой. Эгидий, произведя с букеллариями отчаянную контратаку, сумел дать части римлян-легионеров отойти к лесу, прочие же были вырублены, а германцы сдались и поступили на службу в войско Эдекона. Корпус Эгидия прекратил свое существование. Эгидий, посадив в седло остатки своей пехоты, сформировал отряд в 2000 всадников и начал упорную, но безнадежную партизанскую войну.

Эдекон вышел на равнину Бельгики у Августы Веромандиев (Сен-Кантена). Там уже знали о разгроме Эгидия, а так же о том, что Аттила щадит сдавшиеся города, и не намеревались искушать судьбу. Епископ в лучшем праздничном облачении вышел из города в сопровождении церковных служителей. Во имя Всемогущего Господа он пришел просить полководца гуннов пощадить город и не проливать крови невинных. Чуть свесившись с коня, Эдекон внимательно слушал епископа, когда, растолкав священников, к нему пробился предводитель акациров и ударом меча снес епископу голову. Гикнув, и пришпорив коня, акацир галопам понесся к открытым воротам, и, как по сигналу, воины бросились за ним. Защитники города, не успевшие закрыть ворота, теперь валились под ударами топоров и мечей. Проломленные черепа, отрубленные головы, перерезанные глотки… Не уцелело ни одного живого существа. Вырезав население, варвары уничтожили и город. Всё жгли, топтали, разбивали и швыряли. Исключение составили только винные погреба. На развалинах Веромандия началась пьяная оргия, пляски и дикие вопли до изнеможения.

Эдекон вдруг обнаружил, что он бессилен. Аттила благодаря своему авторитету сумел не допустить превращения своей армии в орду грабителей. Фуражировку осуществляли «царские гунны», среди которых хан неуклонно поддерживал дисциплину, и хотя безжалостно выгребали в деревнях на виллах большую часть зерна и угоняли скот, все же крестьянам оставлялся некий минимум, а убийства, поджоги, насилие и захват в рабство были строго запрещены. Возможности уследить за всем, конечно же, не было, но в целом Аттила прилагал максимум усилий к тому что бы не «зарезать курицу, несущую золотые яйца» - ведь он намерен был оставить Галлию себе. В покорившихся городах происходил организованный грабеж – взымалась контрибуция, «царские гунны» обыскивали дома на предмет сокрытия золота и драгоценностей, но беспорядочного грабежа и насилий не допускалось. Германские союзники вознаграждались наравне с гуннами из состава взятой таким образом добычи.

Эдекону был дан приказ действовать в Бельгике так же, но у Эдекона не было ни достаточной силы, ни достаточного авторитета для того чтобы обуздать аппетиты своего войска, составленного из германских союзников и диких кочевников, и смотревшего на Галлию как на источник добычи. При Веромандии произошло страшное – был потерян контроль над войском. Отчасти даже к удаче Эдекона в предрассветных сумерках на лагерь упившихся варваров налетели всадники Эгидия. Прежде чем варвары успели очухаться и схватиться за оружие, мечи римлян собрали обильную кровавую жатву, после чего, получив наконец организованный отпор, нападающие растворились в лесной чащобе. Это заставило германцев и акациров опомниться, и на военном совете вождей было решено не допускать впредь повального пьянства и поддерживать порядок.

Войска Эдекона достигли Лана. Это был укрепленный город, стоявший на невысоком, но крутом холме. Эдекон разбил свой лагерь к западу от города и, памятуя недавнее кровопускание, устроенное его армии Эгидием прямо в лагере, посылал во всех направлениях конные отряды, чтобы очистить окрестности от любого противника, осмелившегося приблизиться. Вся местность была полностью вытоптана и выжжена. Всех крестьян, которых удалось захватить, варвары убивали, скот, который был не нужен для фуражировки, забивали и оставляли гнить. Сам город был взят в кольцо и подвергнут штурму. Несмотря на потоки кипящей смолы и град камней, ворота были высажены тараном. Однако за воротами варваров ждал сильный гарнизон, оставленный Эгидием в Лане еще в начале кампании. Штурмующие отступили под дождем стрел, камней и дротиков. Осажденным удалось отбросить варваров, восстановить ворота и забаррикадировать проломы в стенах. Но потери осажденных оказались слишком велики, чтобы выдержать второй штурм, предпринятый Эдеконом через месяц, на этот раз с полным парком осадных машин. На город обрушились снаряды всех катапульт Эдекона, а с неба огненным дождем посыпались зажигательные стрелы. Ворота снова были проломлены, и в лютой резне у ворот пали последние защитники города. Войска растеклись по улицам во всех направлениях. Убийство детей, изнасилование и убийство женщин. Повсюду трупы - зарезанные, удушенные, сброшенные со стен на каменную мостовую. После резни сбор и дележ добычи прошли в полном порядке под контролем и арбитражем начальников. Покидая Лан, войска Эдекона сожгли его дотла.

Обойдя чрезмерно крепкий Суассон, но начисто опустошив мелкие города долины Уазы, Эдекон подошел к Лютеции, или Паризию, как называли город галло-римляне. Паризий был тыловой базой римлян в войнах с германцами и багаудами, здесь были сосредоточены мастерские, запасы снаряжения и продовольствия, стоял сильный гарнизон. Остров посередине Секваны был центром и цитаделью Паризия, но кроме «Ситэ» город включал в себя обширный «посад» на левом берегу Сены с термами, театром, аренами и множеством жилых домов, обнесенный крепостными стенами, но еще лучше защищенный топкими болотами, окружавшими "Лютецию Паризиев" с юга. Город был готов к обороне. Эгидий покинул его за два дня до подхода гуннов, убедив парижан что помощь близка. И она действительно была близка. С севера, из Токсандрии шел новый король салических франков Меровей, внук Хлодиона. Франки пылали жаждой мести за опустошенную Токсандрию и обещали Эгидию помощь всеми силами. Но главное – Эгидию удалось привлечь к союзу против гуннов Арморику.

Прошлогодняя миссия Авита закончилась ничем – армориканцы не верили римскому префекту (который в РИ звал их на Каталунские поля во время мира с Римом, здесь же приехал непосредственно после боевых действий Рима против Арморики). На совете Армориканской лиги, куда прибыли вооруженные отряды багаудов, возобладали крайние элементы, и багаудский лидер Евдоксий повел переговоры с Аттилой, добиваясь независимости Арморики. Его позиция уже тогда была отнюдь не бесспорной – многие представители знати и городских курий были против союза с гуннами, но тогда Евдоксию удалось продавить свою точку зрения.

Взгляды большинства армориканцев радикально изменились с началом вторжения Эдекона в Бельгику. Евдоксий превозносил справедливого и благородного Аттилу, верного союзам и щадящего подчиняющихся. Но к границам Арморики двигалась орда варваров – режущих, жгущих, грабящих и насилующих. Идут варвары во всех смыслах этого слова – те, с которыми неоднократно сражались предки армориканцев, в боях с которыми и родилась Армориканская лига в жуткие годы, когда после вывода Стилихоном рейнских легионов варварский потоп затопил Галлию.

Эгидий, постоянно поддерживавший связи с Арморикой через своих родственников из местной знати, был приглашен на очередное совещание Армориканской лиги в Ценоманах (Ле-Ман). Там комит выступил с пламенной речью, убеждая армориканцев пока не поздно встать на защиту Галлии от варваров и уверяя их что совместными силами с Римом варвары будут отброшены. Предложение о выступлении против гуннов поддержал главный духовный авторитет Арморики – Турнонский (Турский) архиепископ Герман, и наконец «комит федератов» - предводитель бриттов Корнуая Саломон. Когда Евдоксий взял речь, другой предводитель багаудов, Руфин, обозвал его предателем, продавшимся захватчикам-дикарям. Евдоксий вспылил, выхватил оружие, и со второго же удара был зарублен Руфином.

Совет лиги принял решение выступить против гуннов, и мало того – предложить Эгидию, который имел опыт войны с ними и которого в Арморике считали до некоторой степени своим, военное предводительство. Так под командой Эгидия внезапно оказалось 10-тысячное войско из опытных бойцов – багаудов, федератов-бриттов и букеллариев землевладельцев. Эгидий начал действовать незамедлительно, пока Эдекон не проведал о произошедшем в Арморике перевороте. Скрытно проведя армориканское войско лесами, Эгидий нанес удар в тыл Эдекону в тот самый момент, когда его войско, построив гати через болото, ринулось на штурм Паризия и вело ожесточенный бой у городских укреплений. В комбинации с вылазкой осажденных, устроенной догадливым комендантом, это едва не привело к разгрому всей варварской армии, часть которой оказалась загнана в трясину. Лишь резерв, предусмотрительно оставленный Эдеконом, сумел спасти положение. Армия завоевателей отошла в лагерь, армориканцы – в лесные засеки, отряд, устроивший вылазку – в город.

Подсчитав потери, Эдекон понял что продолжать осаду нет смысла. Нужно было срочно отводить войско, но путь на юг, к Аврелиануму, был прегражден засеками армориканцев. Эдекон начал отступление долиной Уазы, оставив конницу в тылу – отбивать нападения армориканцев. Но у города Мельды (Мо) путь отступающим завоевателям преградили франки Меровея, подошедшие с севера. Атаки тюрингов и свевов раз за разом разбились о франкскую стену щитов, и наконец с другой стороны по воинству Эдекона ударили подоспевшие армориканцы. Началась эпическая резня. К вечеру армия Эдекона перестала существовать, а его отрубленная голова была отослана в Паризий, где некоторое время, надетая на копье, украшала местный форум.

Не спасся никто. Легкоконные отряды багаудов рассыпались по окрестностям, отлавливая уцелевших варваров. Все варвары, которых удалось взять живыми, были посажены на кол – благо сырья для этого орудия в лесах Галлии было предостаточно, а память о резне в Лане и Веромандии не давала пленным надежды на снисхождение. Кто-то из литераторов позднее сетовал на обеднение римской Галлии – в былые времена варваров скормили бы экзотическим хищникам на аренах амфитеатров, теперь же приходится довольствоваться варварскими методами и деревянными орудиями для расправы.

В то время как Эгидий уничтожал армию Эдекона, архиепископ Герман вступил в тайные переговоры с епископом Аврелианума Аннианом. Анниан в безнадежной ситуации сдал город Аттиле; но теперь, с выступлением Арморики, готов был содействовать изгнанию вражеского гарнизона. В миру будучи архитектором и на посту епископа руководя ремонтом и проектировкой городских укреплений, епископ Анниан прекрасно знал все их устройство, и сообщил армориканцам о ранее построенном под его руководством тайном ходе. Ночью Руфин с отрядом багаудов этим ходом вошел в город и перерезал сонный гуннский гарнизон.

Осада Эдеконом Паризия началась в один день с осадой Аттилой Тулузы. Вести о переходе Арморики на сторону Рима, разгроме Эдекона и захвате армориканцами Аврелианума пришли одна за одной сразу же после того как вестготы отбили тщательно подготовленный штурм Тулузы. Еще ранее пришли вести от короля гепидов Ардариха, который возглавлял восточную колонну гуннской армии, двинувшуюся в Максиму Секванов и составленную по большей части из союзных алеманнов. Ардарих сообщал о том, что разбит в теснинах Юры римским магистром Юлием Майорианом и королем бургундов Гунидиохом. Ардарих отступил в Мец, сделанный Аттилой тыловой базой вторжения, но разгромленные алеманны деморализованы, их вожди начали распри и не признают королем поставленного Аттилой Годегизеля. Но самая страшная весть пришла Аттиле не из далека, а из собственного лагеря. Август выдался чрезвычайно жарким, и среди воинов-гуннов благодаря непривычному климату и скоропортящейся пище начались болезни, перераставшие в эпидемию. Воины страдали от кровавого поноса, число заболевших и умерших росло с каждым днем.

В эти дни по свидетельству Ореста Аттила произнес на латыни знаменитую фразу: «если прислушаться, можно услышать смех богов». Боги подшутили над ним жестоко – будучи в шаге от того чтобы стать властелином Галлии, владыка гуннов теперь вынужден спасаться бегством. Да, бегством. Ибо если простоять здесь еще месяц – его армия от болезней уполовинится, и тогда Майориан с Гундиохом из Лугдуна, а Эгидий – из Аврелианума сомкнут клещи. Аттила приказал сжечь лагерь и осадные сооружения и отступать. Из добычи увозили лишь золото, серебро и прочие ценности, больных привязывали к седлам и поили лекарствами на привалах, умерших наскоро хоронили. Совершив стремительный марш на север, Аттила вышел к Лигеру у Нивернума (Невер), и, переправившись, двинулся к Дурокаталунуму, где разбил лагерь. Здесь можно было оглядеться. Тыл был надежен, все оставшиеся войска с подходом Ардариха стянуты в кулак, союзные алеманны с прибытием Аттилы снова воспрянули духом. Вражеские армии все еще разделены, и можно попробовать не дать им соединиться. Если же это им все же удастся – то Каталунские поля идеальны для гуннской конницы. Но в этот момент с востока примчались гонцы с известием – Аэций на Тиссе......

Переговоры о союзе против гуннов начались между Равенной и Константинополем сразу же как только Аттила проявил свои намерения. В Равенне понимали, что в случае выхода Аттилы к Средиземному морю его союз с Гензейрихом угрожает Западу полной и окончательной гибелью. Единственной надеждой оставался Восток. Все новые и новые послания от императора, сената и папы неслись в Константинополь к «старшему августу» Феодосию Младшему с просьбой, мольбой, почти заклинанием – спасти Рим и империю от грозящего варварского потопа.

В Константинополе быстро осознали степень угрозы. Завоевав Галлию, Аттила взял бы Римскую империю в клещи и получил бы возможность координации действий с вандалами. Следующим шагом будет нашествие гуннов и вандалов на Италию и уничтожение Запада, а затем – нашествие Аттилы и всей массы покорившихся ему германских варваров на Балканы с одновременным ударом вандалов с моря по Греции или Египту. Варваров следовало остановить во что бы то ни стало, и остановить прямо сейчас. Сомнений в этом не было ни у Аэция, ни у императора, ни у его консисториума. По возможности усиленный флот был сосредоточен на военно-морской базе в эпирском Никополе, откуда при необходимости мог быть направлен против вандалов. Армия во главе с Аэцием сосредотачивалась для удара через Дунай в центр державы Аттилы.

Аттила конечно же знал о масштабных военных приготовлениях в Восточной империи в последние годы. На самой границе римляне восстановили все разрушенные крепости и глубоко эшелонированную систему лимеса и завели сильную военную флотилию на Дунае, суда которой имели на вооружение катапульты и дальнобойные торсионные стрелометы. Наконец в позапрошлом году император Феодосий перестал выплачивать обещанную сумму в 700 фунтов золота, отделываясь отговорками на напоминание о необходимости ее платить; кроме того римляне не исполняли и требований о выдаче гуннских дезертиров. Аттила понимал, что новая битва с Востоком, армией которого руководил теперь его старый друг Аэций, неизбежна, но он так же не здраво оценивал силу востока и способности Аэция. Поэтому хан решил начать с разгрома слабого Запада. Лишив Восток единственного союзника, овладев ресурсами римских провинций и боевой силой западногерманских племен, получив выход к Средиземному морю и возможность действий на нем в союзе с вандалами, можно было обрушиться на Восток и раздавить его.

Выступая на Запад, Аттила не исключал возможность удара в тыл со стороны Аэция. В его ставке на Тиссе остался Онегесий, получивший под свое командование корпус гуннского войска и значительную часть воинов гепидов, остготов, ругов и скиров. Но главным «сдерживающим фактором» для восточных римлян должно было послужить войско «восточных гуннов». Если «царские гунны» обосновались на среднем Дунае, в степи Пушты, то «младшие» племена – альпидзуры, альтцигиры и пр. – кочевали между нижним Дунаем и Днепром. Своим наместником в регионе Аттила поставил своего любимого сына Эллака, приказав ему в случае нападения римлян на Паннонию или Пушту атаковать Мезию. Нападение на Мезию должно было отвлечь римлян от удара в центр гуннской державы; в то же время Аттила приказал сыну уклоняться от генеральной битвы с Аэцием. Восточнее земель Эллака, между Днепром и Волгой, кочевали акациры, признававшие сюзеренитет Аттилы. Они по требованию Аттилы выставили отряды для западного похода; кроме того на случай нападения Аэция старший хан акациров Куридах имел приказ помочь Эллаку. Таким образом Аттила принял все меры для защиты дунайской границы и мог быть относительно спокоен за тылы. Но действия Аэция сразу же пошли в разрез с его планом.

Эллак, получивший распоряжение отца «сдерживать» римлян, расположил свои кочевья практически на берегах Дуная, в современной Берекзанской степи, стянув туда военные силы «младших гуннов». Этим и воспользовался Аэций, решив нанести первый удар именно по войскам Эллака, разгром которых позволил бы беспрепятственно нанести удар на среднем Дунае. Римская армия выдвигалась в Скифию чрезвычайно скрытно. Были приняты все меры для дезинформации гуннов о якобы движении римских войск в Верхнюю Мезию, к Синигидуну; меж тем кавалерия, меняя заводных лошадей в обширных коневодческих императорских сальтусах Фракии и Мезии, вышла к нижнему Дунаю в кратчайшие сроки. Что касается пехоты, припасов и машин – они были переброшены морем в Каллатис. Аэций по наведенному на кораблях дунайской флотилии мосту внезапно форсировал Дунай у Новиодуна и развернулся на юг, прижимая Эллака к Дунаю. Гуннам навязывалось «сражение с перевернутым фронтом» без шансов от него уклониться.

Эллаку не оставалось ничего как атаковать римлян. Раз за разом гунны нарывались на залпы арбалетчиков и «стену щитов» пехоты с летящим из-за нее дождем стрел, а при отходе на них обрушивалась римская кавалерия, меж тем как пехота всем боевым порядком продвигалась вперед. Попытка гуннов обойти левый фланг римлян была отбита контратакой плагиофилаков, и наконец гиперкерасты охватили левый фланг гуннов, меж тем как остававшиеся в резерве армяне-экскувиторы сквозь разомкнутые ряды пехоты произвели сокрушительную контратаку в центре. Гуннский боевой порядок распался, и началось повальное бегство. Армия Эллака избежала уничтожения лишь потому, что Аэций, опасаясь засады, запретил дальнее преследование. Но и без этого разгром положил конец существованию армии Эллака – «младшие гунны», не отличавшиеся такой организацией и дисциплиной как «царские», устремились отдельными племенными отрядами в бегство на север, стремясь побыстрее уйти за Прут и Днестр, к родным кочевьям. Эллак, не сумев удержать войско от распада, с остатками своей дружины ускользнул через Карпаты в остготскую Дакию, а оттуда отправился в Пушту к Онегесию. Аэций, получив от конных отрядов разведчиков доклад об обстановке, оттянул войска за Дунай, и, оставив в Скифии незначительный заслон, устремился на запад, к Сингидуну. «Младшие гунны» после полученной трепки были не опасны, что же касается акациров – их вожди получили богатые дары от римских эмиссаров, и Аэций мог быть уверен что теперь, когда весть о разгроме Эллака достигнет их кочевий, акациры не явятся помогать гуннам.

Онегесий, получив весть о разгроме Эллака, понял что скоро следует ждать в гости Аэция – теперь его армия несомненно движется южным берегом Дуная по великолепным римским военным дорогам для того чтобы форсировать реку в Верхней Мезии. Теперь, когда «младшие гунны» разгромлены, а акациры на все призывы о помощи упорно отмалчивались, сил для того чтобы отбросить римлян было явно недостаточно. В Галлию помчались гонцы с докладом Аттиле об обстановке. Онегесий рассчитывал что хан уже захватил Тулузу, добил римлян в Галлии и теперь сможет направить в Паннонию подкрепления. Его посланники однако встретили Аттилу в Дурокаталунуме. Аттиле не оставалось ничего как срочно возвращаться – все его воины (и гунны, и германцы) для которых родиной были Паннония, Пушта и Дакия, потребовали бы этого. Аттила передал укрепленный и хорошо снабженный Мец алеманну Годегизелю, обещая в будущем году придти снова или прислать подкрепления, и ринулся долиной Дуная на восток.

К моменту его подхода Аэций, перейдя Дунай у Сингидуна и основательно разорив гуннское южное Потисье, успешно отошел за линию лимеса. Его задача была выполнена – гунны ушли из Галлии. Приближалась зима, за время которой следовало собраться с силами для решающей схватки будущим летом.

Заканчивался 447 год от Рождества Христова.

[Женя]

Георг Магнум! : )

[Владислав]

GEORGIUM MAGNUS

[Инженер]

Извините, не удержался.

Маргарита Пушкина для песни Арии:

Рука его мала

Но в ней зажал весь мир

Как жалкого птенца,

Изранив когтем.

И не излечит ран

Его победный пир

Уродливость лица

Не скроет копоть.

Божий гнев,

Бич небес

Глотает пот и пыль,

Жизнь в седле,

Смерти блеск

На острие Судьбы.

Водоворот орды

Всю нечисть свел в одну,

Германец или скиф

Добычу делят.

Костров Аттилы дым

Несет с собой чуму

И варварский мотив

Сжигает веру

Запад здесь,

Под рукой,

Мечами выбьем дверь

Бросил клич

Дух степной

Злой азиатский зверь.

Над нами синего неба флаг,

Нет страха в блеске холодных глаз!

Нет правил в этот рассветный час,

До заката смерть рассудит нас.

Смертельная любовь

Коварная судьба

На свадебном пиру

Справляют тризну

Отравлено вино

Яд на его губах

Как горький поцелуй

Последний в жизни

Горлом хмель,

Горлом кровь,

Всю жизнь испил дикарь…

Кто теперь

Сын Ветров,

Жестоких гуннов царь?

Изменено 8 Apr 2012 пользователем Инженер

[Georg]

Аттила, вернувшись в Паннонию, обнаружил себя пред лицом сплошного фронта врагов – и Западная и Восточная части Римской империи жаждали его гибели. Галльский поход привел лишь к тому что все военные силы Галлии – армориканцы, вестготы, бургунды, франки – ранее слабо лояльные, а то и враждебные Риму, теперь сплотились пред лицом гуннской опасности. Даже аланы Сангибана, первоначально примкнувшие к Аттиле, сбежали от него из-под Тулузы и перешли на службу к Эгидию. На востоке племена акациров восстали против владычества гуннов, и теперь старик Куридах, терпя поражение за поражением, просил помощи. Но главное - Аэций с армией стоял в Сирмии, на самой границе державы гуннов. Восточно-римская армия, сосредоточенная в Иллирике и имеющая возможность в любой момент ударить в сердце державы Аттилы, связывала хана по рукам и ногам – теперь он не мог двинуться ни на запад – в Галлию или Италию, ни на восток – на подавление акациров – без того чтобы не получить удар в самое уязвимое место. Пока Аэций не разбит, Аттила бессилен – это было очевидно. Держава Аттилы не могла существовать без побед, добычи и дани. Без всего этого гуннам пришлось бы усилить давление на германских подданных, что взорвало бы гуннскую державу изнутри. К тому же в немалой степени господство гуннов держалось на личном обаянии и славе Аттилы, на его репутации победоносного и удачливого вождя, и эта репутация теперь была подмочена. На нападение Аэция нельзя было не ответить. Теперь у Аттилы не было иного выбора, как только поставить все на генеральную битву.

Нанести удар Востоку Аттила мог на очень узком фронте – Сирмии и верхней Мезии. Западнее этого участка лежала гористая Далмация, где гуннская конница лишилась бы всех преимуществ, восточнее, ниже Железных Ворот по Дунаю – мощная римская дунайская флотилия могла отсечь возможность отступления, что в случае неудачи обрекало гуннскую армию на уничтожение. К тому же Нижняя Мезия была покрыта густой сетью крепостей и кастелл, опираясь на которые, римская армия могла навязать свои условия битвы. В Верхней Мезии у римлян было куда меньше преимуществ – их флот не мог подняться туда по Дунаю из-за порогов и чрезвычайно быстрого течения великой реки в «Железных воротах», а инфраструктура лимеса была разрушена Аттилой во время предыдущего вторжения и еще не до конца восстановлена. Здесь можно было навязать римлянам генеральную битву на удобной для гуннов местности – и на эту битву приходилось поставить все.

Аттила мог не опасаться вмешательства Западной империи – в Галлии римлянам предстояла весной новая схватка с алеманнами, тюрингами и рипуарскими франками; кроме того король свевов Рехила собирался атаковать Тарраконскую провинцию и - возможно - перейти Пиренеи. Италийская же армия была скована угрозой со стороны вандалов. Гейзерих выступил против Рима узнав о разгроме Аттилой вестготов, но не предпринимал нападения на Италию, ожидая пока все военные силы римлян уйдут на север отражать Аттилу. Однако Бонифаций до последнего держал италийские легионы, федератский корпус и аланов Плаценции в районе Рима. Поэтому Гейзерих так и не напал ни на Италию, ни на Сицилию. Вместо этого он занялся ликвидацией римского плацдарма в Нумидии, где Рим еще удерживал половину провинции. До конца 447 года он осадой принудил к сдаче важнейшие римские крепости – Багаи и Цирту – и завладел всей Нумидией. Теперь, с началом 448 года, неослабевающая угроза Италии и Сицилии со стороны Гейзериха не давала Валентиниану послать свои войска на помощь Востоку.

Но и союзников против Востока у гуннов не было. На поддержку персов можно было не рассчитывать – после того как в 432 году гуннские военачальники Васих и Курсих совершили вторжение в Иран, шах Ездигерд враждебно относился к гуннам. Ведя на протяжении целого десятилетия упорную войну с «белыми гуннами» на рубежах Гургана и Хорасана, шах боялся появления еще одной кочевой орды на кавказской границе и предпочитал альянс с Римом против варваров. Вандалы же не могли пока создать серьезной угрозы обладающему мощным флотом Востоку, к тому же сфера их интересов лежала на Западе. Для нападения на Восточную империю Аттила мог рассчитывать только на свои силы.

Весной 448 года в Паннонии собиралась армия гуннской державы. Не все те войска, которые хан рассчитывал видеть под своими знаменами, явились на его призыв. С востока шли неутешительные известия – римляне за зиму попросту купили большинство акацирских вождей. Старик Куридах утратил власть, и теперь акациры, перейдя Днепр, напали на кочевья младших гуннов, которые вынуждены защищать собственные земли. Причерноморье не даст в армию хана ни одного воина. На севере неукротимые лангобарды, которых гуннам в былые годы так и не удалось покорить, перешли в наступление, атаковав свевов-баваров, потерявших лучших воинов во время прошлогоднего разгрома Эдекона в Галлии.

Явились со своими воинами старые соратники Аттилы – король остготов Валамир и король гепидов Ардарих. Подходили отряды ругов, скиров и герулов. Все это были испытанные соратники, с которыми Аттила проделал не один поход. Выступая с речью, Аттила просто обрисовал сложившуюся ситуацию. Пока армия Востока не разбита – гунны и их союзники связаны по рукам и ногам, дорога к добыче и славе закрыта. Но если сокрушить ее – вся Римская империя будет у ног победителей, и уже никто не сможет остановить гуннов и их союзников. Призвав соратников к победе, хан выступил на юг.

Перейдя Драву, Аттила получил данные разведки, заставившие его возликовать – римская армия была совсем рядом. Аэций выступил на границу для восстановления города-крепости Цибалы (современные Винковцы в Хорватии). Цибалы имели стратегическое значение – они прикрывали всю область Сирмии между Дунаем и Савой, но не меньшим в их восстановлении был вопрос престижа – ведь это была родина правящей Римом династии, именно из этого города происходили братья-императоры Валентиниан I и Валент. В то же время открытая равнина вокруг Цибал давала возможность гуннам развернуть свою конницу.

Аэций, получив сообщение о приближении вражеской армии, не стал уклоняться от столкновения. Он опирался на уже частично отстроенные укрепления Цибал, разбив лагерь в их периметре и имея хорошо защищенную линию снабжения. Аттила, подойдя к Цибалам, так же в первую очередь озаботился постройкой укрепленного лагеря из повозок, окруженных глубоким рвом.

Битва при Цибалах началась 8 июня 448 года. Аттила растянул боевые порядки широким фронтом, стремясь заставить римлян сделать то же самое. Хан намерен был сделать ставку на атаку по центру, с массированным обстрелом и последующим прорывом вражеского строя. Левый фланг гуннской армии составили остготы во главе с королем Валамиром, правый – гепиды короля Ардариха; и те и другие имели как пехоту, так и тяжелую конницу. В центре в качестве опоры боевого порядка и отрядов поддержки Аттила выставил герулов, скиров и ругов, и там же в первой линии – царских гуннов, которых возглавил лично.

Битва началась атакой царских гуннов на центр римской армии, в ответ на что, после залпов арбалетчиков, римская кавалерия произвела контратаку. Одновременно на правом фланге римской армии магистр Фракии Арнегискл с тагмами оптиматов опрокинул остготскую кавалерию на собственную пехоту и начал успешно теснить остготов. Меж тем на левом фланге римской армии, где магистр Иллирика Аспар противостоял гепидам Ардариха, начался упорный бой по фронту – фланги обоих противников с этой стороны упирались в реку и предпринимать какие-либо маневры не было возможности.

Аттила, введя в бой резерв, отбросил римскую кавалерию в центре и на «остготском» фланге и снова атаковал по центру. Это был критический момент сражения. Гунны ринулись в атаку не взирая на потери, и, загнав конницу за линию пехоты, закрутили «хоровод» перед римским строем. Арбалетчики после одного залпа вынуждены были ретироваться за сомкнувшийся строй скутатов, где оказались совершенно бесполезными. Римская пехота, подвергшись массированному обстрелу «по площади» и неся потери, начала пятится, и, заметив это, гунны в нескольких местах врубились в ее прореженный строй. Аэций бросил на поддержку центра последние резервные когорты пехоты, но строй римского центра все равно неуклонно прогибался.

К этому моменту согласно плану Аэция Арнегискл, перегруппировав свою конницу и получив в подкрепление кавалерийские резервы, повторно атаковал остготов, применив «маневр гиперкерастов». Остготская кавалерия, уже понесшая большие потери, не выдержала второго удара и была обращена в бегство, после чего Арнегискл охватил пехоту остготов во фланг и тыл, меж тем как в лоб ее атаковала римская пехота правого фланга. Боевой порядок остготского фланга Аттилы стал разваливаться – и в этот момент Аэций, увидев образовавшийся разрыв между гепидами и «царскими гуннами», ворвался в него со своей дружиной букеллариев. Атилла, увидя себя в полуокружении, приказал всем отходить к лагерю. Оптиматы Арнегискла, преследуя бегущих остготов, даже ворвались в гуннский лагерь, но были отброшены подошедшими гуннами за линию повозок. К этому моменту и Ардарих сумел в относительном порядке отвести к лагерю своих гепидов. Арнегискл рвался повторить атаку на линию повозок, но наступили сумерки, и Аэций не стал рисковать войсками в ночном бою. Римская армия отошла на исходные позиции.

На следующий день обе армии залечивали раны. Аэций одержал победу, но не мог немедленно перейти в наступление – следовало реорганизовать полуразгромленные подразделения центра и дать войскам отдых. Аттила со своей стороны отсиживался в лагере, демонстрируя готовность к отражению атаки. Как напишет позднее историк:

Он бряцал оружием, трубил в трубы, угрожал набегом; он был подобен льву, прижатому охотничьими копьями к пещере и мечущемуся у входа в нее: уже не смея подняться на задние лапы, он все-таки не перестает ужасать окрестности своим ревом. Так тревожил своих победителей этот воинственнейший король, хотя и окруженный.

Гуннам, потерпевшим поражение и понесшим большие потери, отдых и реорганизация были необходимы еще больше чем римлянам. Аттила, принимая все необходимые меры, опасался нового нападения. К вечеру, когда такового не произошло, хан решил попытаться отступить под покровом ночи. Альтернативы подобной попытке не было – сил для новой битвы не хватало, а задержка в укрепленном лагере в виду противника означала голод. Ночью, с величайшей осторожностью и по заранее продуманным маршрутам Аттила отводил армию на север, к Драве. Гунны, пересаживаясь на заводных коней, вполне способны были оторваться от преследования, но Аттила не мог бросить германских союзников. Поэтому он сам во главе гуннов отступал по римской дороге, стараясь создать впечатление что вся его армия двинулась этим маршрутом; меж тем как германцы двинулись по гатям через болота низовий Дравы к Дунаю. Отступающие гунны дали насколько арьергардных боев наседающей кавалерии Аэция, но сумели отвлечь внимание от союзников, которые под руководством Онегесия успешно переправились через Дунай. Вслед за тем гунны, пересаживаясь с коня на конь, быстрой скачкой разорвали контакт с преследователями. Убедившись в том что противник оказался вне досягаемости, Аэций продолжил движение на север, закрепляя за собой оставленную гуннами Савию. Мурса, Мурселла, Тевтобургиум и прочие города к югу от Дравы возвращались под римский контроль.

Аттила, отступив к Интерцизе, предался размышлениям. Хану пришлось осознать горькую истину – удержать былые позиции не удастся, и, мало того, следует позаботится о самом выживании народа гуннов. Было очевидно, что римляне теперь продолжат войну до полного вытеснения гуннов из Паннонии. На севере так же складывалась угрожающая ситуация – король лангобардов Ламиссо наголову разгромил свевов-баваров, которые бежали к Дунаю. Победоносные лангобарды теперь угрожали землям герулов и скиров. Но больше всего беспокоили хана события на востоке. Акациры наносили младшим гуннам поражение за поражением, и Эллак, сражавшийся на востоке, настойчиво просил отца о помощи.

Сражаться одновременно на трех фронтах не было возможности – следовало определить приоритетное направление, на каковом и сосредоточить оставшиеся силы. Хан недолго колебался в выборе такового направления – в первую очередь следовало обрушиться на акациров, разгромить и снова покорить их. Утратив Причерноморье, гунны оказались бы стиснутыми в Паннонии и Пуште среди ненадежных германских вассалов, и еще одно сокрушительное поражение от римлян могло оказаться роковым для народа гуннов. Удержав Причерноморье, гунны сохраняли за собой боевые силы кочевой степи и возможность «перенести войну в пространство», что позволяло им наносить молниеносные удары, оставаясь при этом неуязвимыми. Удержать Причерноморье следовало во что бы то ни стало, и ради этого можно было при необходимости пожертвовать Паннонией.

Аттила объявил о своем выступлении на восток, на помощь Эллаку и младшим гуннам. С собой хан уводил большую часть царских гуннов. На среднем Дунае он оставлял своего юного сына Денгизиха и при нем Онегесия с малой частью войска царских гуннов и вассальными сарматами-садагарами. Им было приказано не ввязываться в новые битвы с Аэцием, ограничиваясь малой войной, и уйти из Паннонии в случае невозможности ее удержать. В то же время Ардарих во главе с гепидами, герулами и скирами выступил на север против лангобардов, продвижение которых к Дунаю грозило теперь всем германским вассалам Аттилы.

[Женя]

А почему вы сыграли битву именно так, а не иначе? калька с какой-то реальной?

[Georg]

А почему вы сыграли битву именно так, а не иначе? калька с какой-то реальной?

Ряд деталей взят с Каталунских полей, но отнюдь не калька. Почему именно так.... потому что считаю такой исход битвы наиболее вероятным. Думаю Аттила, как и на Каталунских полях, сумел бы вовремя соориентироваться и начать отступление, избежав полного разгрома. Да и неинтересно сразу уничтожать его. Батько еще погуляет

Действия сторон в принципе тоже понятны. У римлян традиционно сильнее правый фланг, где находятся ударные части. Наносить главный удар по нему - не лучший для Аттилы способ добиться победы, ибо ему нужна не просто победа, а разгром римлян. Левый же фланг римлян, исходя из выбранного поля сражение прикрыт рекой. В этой ситуации Аттила атакует по центру с целью разорвать боевой порядок римлян. Именно так он действовал на Каталунских полях.

Что касается тактики Аэция - она была описана ранее, и вроде все в рамках.

[Крысолов]

Испытываю нестерпимый альтисторическо сенсорный голод зпт требую проды тчк

[Владислав]

Испытываю нестерпимый альтисторическо сенсорный голод зпт требую проды тчк

люот зпт бешено плюсую тчк

[moscow_guest]

Плюсег

[etselop]

еще дозу пожалуйста

[Женя]

А почему вы сыграли битву именно так, а не иначе? калька с какой-то реальной?

Думаю Аттила, как и на Каталунских полях, сумел бы вовремя соориентироваться и начать отступление, избежав полного разгрома. Да и неинтересно сразу уничтожать его. Батько еще погуляет

Дада, вы верно уловили моё главное сомнение - видимо, оно и ваше тоже : ) как кажется - здесь Аэций начать преследование просто был бы обязан, и здесь ему есть кем, а в РеИ не было. Нужен какой-то может мятеж, или ранение самого полководца, чтобы дать гуннам остаться хотя бы какой-то силой. Самого же Атиллу, конечно, уконтрапупливать против! : (

[Georg]

здесь Аэций начать преследование просто был бы обязан, и здесь ему есть кем, а в РеИ не было. Нужен какой-то может мятеж, или ранение самого полководца, чтобы дать гуннам остаться хотя бы какой-то силой. Самого же Атиллу, конечно, уконтрапупливать против! : (

Мятеж поднимать некому - здесь не Галлия, федератских королей нет, в основном регуляры... Аръергардных боев добавить в принципе можно.

[Женя]

Вот да. Аэций преследовал интенсивно, потом оценил, что через время гунны оправились и в преследовании его подготовленные воины стачиваются уже примерно с той же скоростью, что и оставшиеся - элитные - части Атиллы - а потеря выпестованной армии гораздо страшнее недобивания. Пусть даже и Божьего бича. И - попустился, просто кусая за пятки.

[Тень Дуба]

Арбалетчики после одного залпа вынуждены были ретироваться за сомкнувшийся строй скутатов, где оказались совершенно бесполезными.

Э-э... А собственно, почему "совершенно"? Что им мешало стрелять Из-за или поверх? Тем более - по всадникам? (Несколько возвышающимся над пехотой).

Конечно, эффект будет не тот, но чтобы вовсе никакого... Даже китайцы умудрялись пусть скорее менее, чем более эффективно, но всё же как-то отстреливаться от "хороводящих" хунну...

Или такая стрельба просто не была разучена?

(Я не говорю про стрельбу "плутонгами", с падением первых рядов на колено - это сложнее и точно без тренировки не выйдет...)