"Три толстяка"

[Тунгус]

что именно произошло?

Гормональный сдвиг. Что-то сыпали в пищу или воду.

Испытывали препарат для бескровного устранения противников?

[master1976]

Здесь явно что-то нечисто, но что именно произошло?

И снова всплывает фактор рудокопов-карбонариев.Чернокнижники?Они знали,зачем идут к трем толстякам.Тайный орден,преследовавший какие-то свои,сугубо "масонские"цели.Мистификацион?

[master1976]

Атмосфера сказочной страны Трёх Толстяков напоминает дореволюционную Одессу.

Население страны делится на «народ» и «толстяков» и им сочувствующих, хотя чётких критериев такого деления не даётся. Толстяки в общем представлены как богачи, обжоры и бездельники, народ — как бедняки, голодающие, рабочий люд, но среди героев романа немало исключений, хотя бы доктор Гаспар Арнери, которого при скромных доходах нельзя отнести к беднякам, но сочувствующему революционерам, а также безымянные гвардейцы, стреляющие в своих сослуживцев, верных присяге Толстякам.

http://ru.wikipedia.org/wiki/%D2%F0%E8_%F2%EE%EB%F1%F2%FF%EA%E0

А вот это мне показалось весьма и весьма интересным...

Гофманиана для советских детей, часть 3

Кто же такая Суок? И кто такой Тутти? Начать с того, что Суок – это фамилия, а не имя, причем фамилия не вымышленная. Были такие три сестры по фамилии Суок, одна из которых, Лидия, стала потом женой поэта Багрицкого, а в другую, Серафиму, был влюблен сам Олеша (что не мешало ему впоследствии жениться на третьей из сестер, Ольге). Это многое объясняет: например – почему автор совершенно не скрывает своей любви к этой героине, причем любви…э-э… немного с «гумбертовским» привкусом? Кроме того, Суок – единственный персонаж, наделенный внутренним монологом. Что думает в ту или иную минуту Просперо – неизвестно; про мысли Тибула автор говорит с оглядкой («неизвестно, о чем думал в ту минуту Тибул»); доктор Гаспар говорит сам с собой. Только о мыслях Суок мы знаем почти все. Это, возможно, потому, что Суок – часть «alter ego» автора. А вторая часть… ну, правильно. Наследник Тутти. Брат-близнец Суок, насильственно разлученный с ней, но в конце концов воссоединившийся. В «Ни дня без строчки» есть сцена, когда одиннадцатилетнего Юру отец приводит к парикмахеру и говорит: «Подстригите наследника» , «Наследник – чего?» - недоумевает и маленький персонаж, и пожилой автор. В принципе, и наследник Тутти, и Олеша оказываются наследниками ничего, и по одной и той же причине – революция. Как и оба, лишившись наследства, становятся служителями искусства: Олеша – писателем, а Тутти – цирковым артистом. Кстати, чем «кукла наследника Тутти», которой пытаются заменить живую девочку, хуже блоковской «картонной невесты» из пьесы «Балаганчик»? Впрочем, мотив «куклы на арене» появляется и в тех же «Ни дня без строчки». Олеша вспоминает, как в отрочестве увидел в цирке очень красивую и ловкую акробатку и заочно в нее влюбился. Каков же был его ужас, когда он узнал, что это была не настоящая девушка, а парень с порочной и злобной физиономией, который нарочно переодевался и гримировался девушкой. Это напоминает уже упомянутую сцену казни Суок: на арене вместо живой девочки появляется кукла, фальшивка, ненастоящая девочка. Но в истории двух детей – жертв бесчеловечного эксперимента – прослеживается не только отголосок любовной истории автора, но и ее мифологическая подоплека. Миф о близнецах – один из самых распространенных у различных народов. Причем в классической мифологии часто эти близнецы – брат и сестра: Фрейр и Фрейя у германцев или Аполлон и Артемида у греков. Они же Делий и Делия или Феб и Феба (отсюда английское имя Фиби – Phoebe). А если обратиться к поэзии уже знакомых нам римских элегиков, то мы увидим, что лирическую героиню стихов Тибулла зовут Делия, а Проперция – Кинфия (Цинтия). В античной поэзии существовало правило: если посвящаешь стихи какой-нибудь даме, не называй ее настоящим именем, а придумай ей «ник» покрасивее. Обычно такими «никами» служили эпитеты богинь, греческие имена (Таис, Лаиса) или слова, указывающие на характерную черту внешности (Пирра – «рыжая»). Так вот, и Делия («рожденная на Делосе»), и Кинфия (греч. «цветущая») – эпитеты все той же Артемиды, и эпитет «Цветущая» в тексте сказки обыгрывается достаточно часто. Так, появлению Суок во дворце Толстяков предшествует фраза воспитателя Тутти: «Я вижу кусты жасмина, который на латинском языке имеет очень красивое, но трудно запоминающееся название» (тут и цветок, и отсылка к Древнему Риму); Суок, выходящая из кареты, напоминает «розовый букет, перевитый лентами» ; затем ее сравнивают с «маленькой цветочной корзинкой, которая плывет по огромной тихой воде» , а шаги ее звучат «не громче падения лепестков» . Кроме того, не стоит забывать о золотых розах, которые украшают наряд Суок. (Мотив розы – в тексте один из доминирующих, причем может звучать и гротесково, как, например, упоминание о синяке в форме некрасивой розы под глазом одного из Толстяков или о «сладких кисельных розах» на щеках одного из гостей на пиру Толстяков).

Бог Солнца Аполлон обычно наделяется эпитетом «златокудрый», а у наследника Тутти золотые волосы. Суок, правда, какими-то особыми чертами богини Луны не наделяется, но связь ее с луной и ночью весьма заметна. Луна в поэзии нередко определяется эпитетами «изменчивая», «неверная», «бледная», «печальная»; а самые заметные черты в облике Суок – это ее лукавые глаза и бледное и печальное лицо. Суок – актриса, а значит, переменчивой ей приходится быть «по долгу службы». Впрочем, с Суок связано и мнимое оборотничество. Что на суде инкриминируют ей Толстяки прежде всего? «Мнимая кукла обманула наследника Тутти»! А то, что она Просперо выпустила – это так, к слову, для усугубления ее вины. Любопытно, что Суок в тексте романа в своей истинной ипостаси – живой девочки – появляется только ночью, а днем ее заменяет кукла (или роль куклы, которую Суок вынуждена играть). Именно ночью доктор Гаспар теряет куклу (это последняя глава части под названием «Кукла наследника Тутти», которая носит заглавие «Ночь странной куклы») и именно ночью встречается с Суок (первая глава части под названием «Суок»). Кукла и ее живой двойник (именно так!) встречаются на заре, в «маргинальное» время; причем кукла бесследно исчезает ночью, чтобы появиться днем (учитель танцев находит ее как раз там, где ее искал доктор, но так и не нашел). Что выкрикивает Суок при виде куклы в руках у Раздватриса? «Это я!» (Сценка тянет на психологический ужастик, но Олеша на ней не останавливается.) Появиться днем в виде самой себя Суок может, только окончательно погибнув как кукла, и только после того, как Просперо провозглашает наступление нового времени (он же король-маг, не надо об этом забывать) – то есть снимает с Суок заклятие. (Знак наступления «истинного царства», справедливой власти – воссоединение разлученных близнецов, которые и выступают на празднике по случаю годовщины революции.) Непонятно, правда, почему Суок сообщает Просперо, придя к нему в зверинец: «Я не кукла, я живая девочка» . Просперо, думается, этой куклы в глаза не видел, а вот Суок видел, причем неоднократно. И еще непонятно, почему Просперо ее не узнает. Видимо, эта фраза имеет характер магической формулы: если герои в данный момент находятся на том свете, где все не так, как на этом, необходимо произнести определенные слова, чтобы стал возможен контакт. Суок этой фразой заявляет, что она из «мира живых», что она «настоящая» - потому что зверинец у нас тоже не просто зверинец. Здесь все не то, чем кажется. Как у Гоголя. Сначала Суок встречает мнимого Просперо (о странном получеловеке-полуживотном, с которого, как выясняется постфактум, вся эта каша с двойниками и заварилась, речь пойдет потом). Когда на шум, поднятый ею, приходят гвардейцы, она прячется на дереве, но прячется плохо (дерево – мнимое укрытие) и ее замечают. Однако ее принимают …за попугая. Вот и еще один случай мнимого оборотничества: формально Суок ни в кого не превращается, но всем кажется, что превращение происходит. Повторяется история с Тибулом-негром. Почтенный зоолог окончательно убеждает всех, что на дереве сидит попугай – но, увидев на дереве Суок, пугается не меньше, чем она сама, приняв ее за нечистую силу: куклы-де по деревьям не лазают. Получается, что Суок принимают за три вещи одновременно: куклу, попугая и «черта» в облике все той же куклы. (Кстати, попугай не простой: именно он говорит за Суок на суде, и именно в обмен на него Суок отдают бродячему цирку. То есть оборотничество все-таки присутствует: заместителями Суок выступают и попугай, и кукла).

Еще один связанный с Суок момент – мотив сна и мотив пения. Суок, по заявлению Тибула, «лучше всех танцует и лучше всех поет» . Танцевать ей, правда, по ходу действия не приходится, а вот петь – приходится. Правда, что она поет? «Только песенка ее немного странная» , - комментирует один из слушателей, и он глубоко прав – ибо откуда Суок догадывается, что перед ней ее брат, раз она поет «Не забудь твоей сестрички имя нежное – Суок» , хотя до этого испытывала к Тутти почти антипатию? Наследника Тутти она впервые видит (по ее мнению) – но в песне говорит, что «всю жизнь к нему спешила» , называет себя его сестрой (которой и является, но она пока об этом не знает)… Чем-то эта сцена напоминает сцены пророчеств античного (и не только) театра, но не менее – наведение чар с помощью пения, а еще более – архетипическую сцену сошествия Орфея в ад (чтобы вступить в контакт с владыками мира мертвых, Орфей поет; эта же сцена – в версии песенного поединка – фигурирует в «Калевале» и в толкиновском «Сильмариллионе» - правда, оба песенных поединка для героев кончаются плохо). В песне Суок впервые появляется и мотив сна-смерти: «Снова я живою стала, и, заснувши в тишине, я тебя во сне видала, как ты плакал обо мне» . Кстати, сцену выступления Суок перед Толстяками тоже можно трактовать как скрытую цитату из «Саломеи». У Уайльда царь Ирод, восхищенный прекрасным танцем царевны, клянется в награду исполнить любое ее желание. Но та требует принести ей голову Иоканаана, и как Ирод ни пытается ее от этого отговорить, все же добивается своего, апеллируя к нерушимости царского слова; возмущенный чудовищным поведением Саломеи, Ирод приказывает воинам убить ее. Доктору же Толстяки в награду за починку куклы тоже обещают исполнить любое его желание, и тогда доктор требует помилования осужденных на смерть повстанцев. Эта просьба – инверсированная просьба Саломеи: та требует казни – доктор требует отмены казни. Суок бы и рада, подобно Саломее, попросить об этом сама – но настоящая кукла наследника Тутти немая, а Суок не может выбиться из роли. Толстяки на эту просьбу реагируют вполне по-иродовски: «Нет! Ни за что! Они будут казнены!» И тогда доктор, чтобы добиться от Толстяков того, чего он хочет, просит Суок разыграть мнимую смерть. Ирод приказывает страже: «Убейте эту женщину!» - доктор говорит Суок: «Умрите!» . (Кроме того, наша Суок-Саломея ведь согласилась на роль куклы не просто чтобы выручить доктора, а и чтобы вызволить Иоканаана-Просперо!) Потом тема сна-смерти возникает в рассказе Суок о своей реальной жизни. «Когда я была больна и лежала в мастерской доктора Гаспара, мне приснилось, что я живая девочка» , - говорит она Тутти. Итак, реальная жизнь выдается за сон, причем не просто за сон, а за тот, который «видится в смерти» - уж не за тот ли, о котором говорит Гамлет в своем монологе? Причем Суок ухитряется своим рассказом настолько загипнотизировать Тутти, что тот отдает ей ключ от клетки Просперо. К чести Суок, надо сказать, что она не знала, у кого ключ от клетки (уж менее всего можно было предположить, что он у Тутти!), и не имела целью обманом выманить у Тутти этот ключ (да она и не знает сначала, что с этим ключом делать, и «машинально» прячет его в карман). Явь, рассказанная как сон, затем превращается действительно в сон: Тутти видит во сне то, что услышал от Суок. Впрочем, «не только Тутти снились в эту ночь сны» , которые на поверку не такие уж и сны. Реальная Суок, пытающаяся пробраться в зверинец мимо стражника, является этому же стражнику во сне, и во сне повторяет то, что делает наяву. Кстати, и Просперо в эту ночь говорит Суок: «Я, кажется, спал. Сегодня я заснул впервые» . Что интересно, все в эту ночь видят Суок, но не так – принимают ее то за попугая, то за черта, то за сновидение. Один Просперо не видит, или не понимает, кого он видит. (Судя по кратким и сумбурным репликам Просперо, беднягу и впрямь разбудили, и он плохо соображает, где находится и что вообще происходит: «Кто ты?» - «Я Суок» - «Суок!» - «Меня прислал Тибул. Я не кукла. Я живая девочка. Я пришла тебя освободить. Ты не видел, как я пришла?» - «Нет. Я, кажется, спал» ). Чтобы лишить наследника Тутти возможности помешать суду над Суок, Толстяки приказывают его усыпить – но то, как его усыпляют, странно напоминает рассказ Призрака отца Гамлета о том, как Клавдий его отравил. И яд, и снотворное вливают в ухо. Цель усыпления, напоминающего убийство – пресечь попытку помешать реальному убийству. И, наконец, когда мятежники… простите, революционные массы берут дворец штурмом, кто-то из советников кричит: «Это сон!» - а в ответ слышится песня, только в исполнении уже не Суок, а Тибула, Просперо и компании.

Еще один существенный для этой сказки мотив – мотив взаимодействия и борьбы человека, зверя и машины. Конфликт этот не нов, он достаточно частотен в литературе романтизма и модерна – однако здесь он раскрывается несколько по-новому. В зверинце Толстяков Просперо сводит знакомство еще с одной тенью – тенью доктора, а значит, и собственной; настолько «собственной», что эта «тень» не смущается, когда ее называют «Просперо» (равно как только Просперо знает имя этого существа и сообщает его Суок). Это самый загадочный и трагический из всех персонажей сказки; на ее страницах он почти не появляется – однако именно на нем держится одна из важнейших пружин действия. Разумеется, речь идет о таинственном полузвере-получеловеке, узнике зверинца Толстяков – ученом по имени Туб. Может быть, Туб – сокращенное от «Тубалкаин», герой древнееврейской мифологии, первый кузнец на Земле? Роль божественного кузнеца (кто такой кузнец, нам уже известно) Тубу вполне по силам, если он сумел создать, по сути, механического человека (не робота, не автомат, а именно человека) – куклу, развивающуюся подобно живой девочке! Куда там гофмановскому доктору Дапертутто из «Песочного человека» с его заводной куклой Олимпией и прочим создателям кукол-автоматов - героям романтических новелл! Правда, делать из Тутти киборга, заменив его сердце на железное, он не стал, за что и был наказан. Жестокий опыт над ребенком по переделке его сущности в угоду сильным мира сего – нередкий сюжет в литературе, и столь же нередка развязка этого сюжета, в которой подобный опыт кончается неудачей. Можно вспомнить рассказ А. Грина (тоже упоминаемый в «Ни дня без строчки») о мальчике, которого с рождения содержали в условиях, не позволявших ему узнать, что такое солнце, и которому потом дали взглянуть на закат. «Не бойтесь, оно вернется» , - говорит мальчик после того, как солнце заходит, повергая экспериментаторов в изумление и ужас. Впрочем, замена человеческого сердца на, например, каменное – процедура, тоже известная в литературе романтизма: вспомнить хотя бы «Снежную королеву» Андерсена (чем, кстати, Суок не Герда?) или сказку В. Гауфа «Холодное сердце», - очередную версию на тему продажи души дьяволу - герой которой добровольно отдает свое сердце злому колдуну Голландцу Михелю в обмен на богатство и успех, но потом все же забирает сердце обратно (ценой немалых усилий). Так же и Тутти, которому всю жизнь внушали, что у него железное сердце, не становится жестоким. Основная мысль, развиваемая в этом сюжете, проста: человеческая сущность сильнее любого экспериментатора. (Здесь человеческая сущность понимается как стремление к добру, свету, правде – можно с таким пониманием и спорить, однако в данном случае оно именно таково). Этой же точки зрения придерживается и Туб (не случайно на еврейском «туб» или «тов» значит «добрый»): «Я сказал, что нельзя лишать человека его человеческого сердца. Что никакое сердце – ни железное, ни ледяное, ни золотое – не может быть дано человеку вместо простого, настоящего человеческого сердца» . И именно такая позиция навлекает на Туба гнев Толстяков. (Кстати, вовсе необязательно было устраивать встречу Суок и Туба в зверинце: Суок могла бы узнать свою тайну как-нибудь иначе. Однако для мифа важно, чтобы нанесенный ущерб исправил тот, кто его нанес; и тайну разлученных близнецов открывает именно тот, кто так или иначе способствовал разлучению Суок и Тутти) Почему Туба и Просперо подвергают одинаковому наказанию? (Почему Просперо – единственный, кто называет Туба по имени, это отдельный вопрос. Сомнительно, чтобы эти двое вели между собой светские беседы, равно как сомнительно, чтобы кто-нибудь из охранников сообщил Просперо, как зовут его товарища по несчастью). Да потому, что они совершили одинаковое преступление, которое на греческом языке называется «хюбрис». На русский этот термин переводят то как «гордыня», то как «богохульство»; на самом деле он означает что-то вроде посягательств на то, что положено лишь богам. Если Просперо просто воюет с Толстяками, как Тор с ётунами, то бунт Туба - более «интеллигентский»: Туб открыто им заявляет о том, что они не всемогущи! Ибо даже они не в силах пойти против человеческой сущности. Сами же Толстяки откровенно враждебны человеческому: их мир – мир двух начал, звериного и механического. Средства воспитания наследника Толстяков – «мертвая кукла» и «злые звери». Возможно, и инвектива Просперо в адрес Толстяков – «заменившие сердце камнем» - не просто фигура речи (то-то они на нее так обиделись – Иоканаан наш, сам того не желая, угодил в яблочко!). Куклу наследника Тутти ломают гвардейцы. Эти гвардейцы Толстяков – сами почти куклы или роботы ( «кожаные и железные люди» , у которых кулаки «ничем не отличаются от глиняных кувшинов» ); однако чем ближе к концу книги, тем больше в них проявляется нечто человеческое: они оказываются способны видеть сны, улыбаться… Они и на Тутти нападают именно потому, что в них проснулось (пусть и уродливо) человеческое начало: «Вот сидит волчонок. Три свиньи воспитывают железного волчонка. Когда сдохнут три свиньи, злой волк заступит на их место… Вот чучело. Вот кукла. Волчонок играет с куклой. Ему не показывают живых детей. Чучело, куклу с пружиной, дали ему в товарищи» - выкрикивают они; и ломает куклу именно тот гвардеец, который вспоминает об оставленных дома жене и ребенке. Во многих традиционных культурах свинья – животное мало того, что «нечистое», а еще и связанное с темным началом (ну, кто такие Толстяки, мы уже знаем). Однако быть под властью свиней (те еще твари, но все же живые существа) не так страшно, как под властью железного волка (прямо Фенрир какой-то) – чудовища, в котором звериное сплетено с механическим. Как ни странно, но пробуждение человеческого в этих людях-машинах связано с … Суок и ее двойником-куклой: одна действует как нечто позитивное – тот самый улыбающийся во сне гвардеец улыбается потому, что видит Суок; другая – как нечто негативное, вызывающее неприязнь и пробуждающее утраченную человечность именно с помощью этой неприязни. Сам Тутти плачет только тогда, когда чувствует угрозу лишиться куклы, и эти слезы страшны для Толстяков даже больше, чем все ораторское искуство оружейника-пророка, ибо для пророка говорить гадости –профессиональная обязанность (что с него взять - голову отрубить, и вся недолга), а вот для наследника Толстяков плакать – аномалия, ибо слезы – признак человеческой природы и наличия души; в церковных сочинениях «слезный дар» – черта праведника. А вот как раз Толстякам и их преемнику душа менее всего нужна. И вообще – зачем было создавать куклу, если проще было бы украсть одного Тутти и внушить ему, что никакой Суок и в помине не было? Много ли помнит четырехлетний ребенок? (Кстати, могли бы найти и единственного ребенка в семье, безо всяких там Суок) Не есть ли история Тутти – еще и притча о человеке, разлученном с собственной душой? Сначала он не понимает, что у него отняли душу и заменили ее каким-то суррогатом, но когда он теряет и этот суррогат - «сердце его сокрушается в слезах» (как пишут в церковной литературе), что становится первым шагом к обретению истинной души. Не сломай гвардейцы куклу и не потеряй ее доктор – возможно, Суок и Тутти никогда бы не встретились. И спасает Суок от смерти «голубоглазый гвардеец» - тот, в ком человеческое начало победило окончательно (подчеркивается та черта его облика, которая показывает его непринадлежность к миру смерти: обычно жители потустороннего мира слепы; кроме того, раз глаза, согласно расхожему выражению – зеркало души, значит, у этого человека есть душа). И если вспомнить, что во время написания сказки наличие у человека железного сердца (а еще лучше – пламенного мотора взамен оного) в официозной пропаганде рассматривалось отнюдь не как недостаток, а вот наличие души - как опасный предрассудок, у сказки появляется еще один скрытый смысл!

Фигурируют в тексте сказки еще два любопытных персонажа; уж эти-то – типичные трикстеры. Один, более симпатичный – трикстер Просперо, другой, менее симпатичный – трикстер Доктора и Тибула одновременно (трикстер трикстера – эк куда метнул!). Что делает персонаж-трикстер? Либо пародирует действия протагониста, либо вредит ему (но не всегда успешно, и часто этот вред оборачивается в пользу героя). Типичный трикстер – Локи или Иван-дурак. Первый персонаж – это продавец детских воздушных шаров, слишком сильным порывом ветра занесенный во дворец Толстяков. Именно его глазами мы впервые видим Просперо вблизи, и именно благодаря ему становится возможно бегство Просперо из заточения. Но Продавец шаров и пародирует (вольно или невольно) или просто повторяет некоторые действия Просперо. Они оба попадают во дворец Толстяков не по своей воле (вернее, Просперо и хотел туда проникнуть, но совсем не так); они бегут из дворца одной и той же дорогой (да уж не влезает ли Просперо в то же окно, в которое до этого влетел продавец?). Оба устраивают катастрофы в кондитерской; впрочем, если Просперо это делает целенаправленно, Продавец – случайно (и оба подгадывают как раз к приготовлению десерта для праздничного угощения; причем появлению Просперо и Суок на кухне предшествует фраза об опасениях кондитеров, как бы очередной «летающий гость» снова им не навредил – и тут же появляются именно очередные непрошеные гости). «Торт погиб» , - говорит кондитер, когда продавец на этот торт приземляется; глава же о побеге Просперо из плена называется «Гибель кондитерской». Да и говорят Просперо и Продавец почти одинаково. Просперо говорит Толстякам: «Моя голова – одна. У народа сотни тысяч голов. Вы их не отрубите» - Продавец возмущенно заявляет Тибулу, который пытается оторвать его торчащую из земли голову, приняв ее за кочан капусты: «Это не капустная, а моя голова!» (почему Тибул сначала не понимает, что такое перед ним – потому что перед ним человек, побывавший в потустороннем мире, а частый мотив легенд – того, кто побывал на том свете, или у эльфов, или в работниках у лешего, не узнают даже родственники; Тибул способен вступить с ним в разговор, потому что и сам – трикстер. Кстати, один из шаров, некогда принадлежавших Продавцу, спасает Тибула от погони, отвлекая внимание преследователей). Фразу «Получайте цену моей свободы!» мог бы сказать Просперо, но говорит ее продавец шаров; да и оба они изъясняются книжно и риторически. Другой трикстер – учитель танцев Раздватрис. Появляются оба трикстера в сказке одновременно (башмак, уроненный Продавцом, падает на Раздватриса). Сначала Раздватрис выглядит как трикстер Тибула: тоже артист, тоже высокого роста ( «длинный, тонкий и изогнутый» ); по отношению к ним обоим применяются «насекомые» метафоры - Тибул похож (под куполом) на осу, а Раздватрис на кузнечика. И Тибул в гриме негра, и Раздватрис с башмаком на голове «возбуждают ужас» . Но жители одного мира постоянно вызывают ужас у жителей другого: Просперо страшен с точки зрения Толстяков – капитан дворцовой гвардии страшен с точки зрения тетушки Ганимед, а сломанная кукла вызывает у доктора не только восхищение, но и страх (когда доктор везет куклу ночью во дворец Толстяков, он боится, что у куклы глаза… начнут светиться; no comments, как говорится). Связь Раздватриса с хтоническим началом (кто такие Толстяки?) видна даже в песенке-дразнилке: «Учитель танцев Раздватрис смотрел обыкновенно вниз, пищал учитель, точно крыса…». Взгляд, обращенный вниз, и выдает связь с обитателями «нижнего» мира; в народном христианстве свинья считается дьявольской тварью потому, что она не поднимает головы. Крыса или мышь – тоже существо, ассоциируемое с хтоническими божествами (и охота тетушки Ганимед на мышь – не просто вставной комический эпизод; кстати, не случайно и то, что тетушка Ганимед упускает мышь при виде Тибула, загримированного негром). И Тибул, и Раздватрис имеют в своем гардеробе деталь одежды зеленого цвета: у Тибула это плащ (о котором автор постоянно напоминает читателю), у Раздватриса – фрак (добавим: у Доктора есть «чемоданчик зеленой кожи», а у Просперо, скорее всего, зеленые обшлага куртки; неспроста же автор постоянно говорит о «ремесленниках в серых куртках с зелеными обшлагами» , в толпе которых Просперо впервые появляется на страницах книги. Кстати, волшебный плащ (неизвестно, правда, какого цвета) – атрибут шекспировского Просперо!). Затем Раздватрис превращается уже в трикстера Доктора: он находит то, что теряет Доктор (куклу). Доктор, едущий с Суок в экипаже, и Раздватрис, бегущий с куклой в руках, движутся навстречу друг другу (причем действие происходит на рассвете, в маргинальное время – время встречи двойников). Доктор доставляет во дворец Суок – Раздватрис пытается доставить туда куклу, днем повторяя ночной путь доктора, во время которого тот и потерял куклу. (И, подобно доктору, он опять теряет куклу - вернее, ее у него отбирают). Причем этот поступок – уже чисто трикстерский, который мог бы нанести вред и Суок, и Доктору. Если бы даже Суок не устраивала ничьих побегов – появление в это время во дворце настоящей куклы вызвало бы у Толстяков о-очень много вопросов! Но «вредный» поступок Раздватриса, как часто водится у трикстеров, приводит к счастливой развязке – жизнь настоящей Суок спасает ее нашедшийся искусственный двойник, чтобы самому исчезнуть окончательно.

Если посмотреть на текст пьесы Олеши «Три Толстяка», появившейся лет через 10 после одноименной сказки, то многое, выступающее в книге завуалированно, в пьесе становится явным. Так, более откровенны цитаты из Уайльда, более откровенно проступает античный элемент (герои носят имена Каллиопа, Пифагор и даже Калигула; Кондитерша, узрев Продавца шаров в торте, изрекает: «По-гречески это катастрофа, а по-нашему – черт знает что» ).Хотя есть и моменты, принципиально не схожие с книгой. Толстяки очеловечиваются и получают собственные имена и профессии (Генерал, Мельник и Кардинал – то есть власть военная, гражданская и церковная); та же метаморфоза постигает и некоторые другие персонажи (так, «отрицательный» стрелок-испанец превращается в «положительную» циркачку Алину); появляются и совсем новые герои. Наконец, в пьесе появляются моменты, просто предвосхищающие французский театр абсурда (так, у одного из Толстяков из бородавки на щеке вырос цветок, что доставляет этому персонажу массу неудобств и является поводом для насмешек других Толстяков). Причем больше всего абсурдных сцен – с участием доктора Гаспара (неудивительно, если роль писалась в расчете на Мейерхольда). Кукла наследника Тутти приобретает откровенно демонические и агрессивные черты (ее и ломают-то из страха перед ней). Просперо в пьесе резко молодеет и получает хоть какую-то биографию: выясняется, что он – сын садовника одного из Толстяков, и лет пять тому назад заехал этому самому Толстяку в ухо лопатой, защищая от него маленькую Суок. (Так что, кажется, наши Иоканаан и Саломея и впрямь друг другу не вполне безразличны) Мотив «отрубленного уха», возможно, должен напоминать о поведении апостола Петра во время ареста Иисуса (некоторые библеисты полагают, что Петр начинал как сикарий – иудейский террорист-партизан). Возможно, намек на мистерию с участием королей-магов содержится в сцене, где повстанцы, вторгшиеся во дворец Толстяков, говорят: «Мы пришли забрать мальчика, который был у нас похищен» (почти что «мы пришли посмотреть на Младенца» ) – причем в этой сцене участвует наша знакомая троица. (Толстяки, правда, здесь держатся замечательно стойко, а фраза, сказанная одним из них, – «Пусть господин палач объяснит господину народному вождю, что здесь происходит» - просто великолепна).

Мифологические мотивы здесь тоже ничем не скрыты. Так, Просперо – сын садовника и сам, надо думать, в отрочестве именно садовником и работал (и с чего он вздумал сделаться оружейником – непонятно; впрочем, «сикарий» значит – кинжальщик), а мечты героев о царстве справедливости выглядят как «рай среди цветущих садов»; да и само имя Просперо по-латыни означает «преуспевающий, процветающий» (prosperus). Таким образом, наш «сантехник» приобретает здесь уже черты не бога-кузнеца, а бога растительности (почти Диониса – если рядом с ним оказывается пантера), и история его пленения и освобождения наделяется календарной обрядностью. Один из весьма распространенных календарных обрядов, предназначенных для возвращения земле утраченного плодородия – разрывание куклы и бросание ее в воду. Но именно так выглядит мнимая казнь Суок в пьесе: Тибул, переодетый палачом (с красивым именем Гораций), отрывает у настоящей куклы, которую все принимают за Суок, руки, ноги и голову и бросает эти оторванные части в бассейн с акулами. И именно после совершения этого действия положительные герои одерживают окончательную победу над Толстяками. (Сознательно или нет, но Олеша тут просто протягивает руку фольклористам: ведь участвующая в обряде кукла – по происхождению субститут человеческой жертвы! Да и действие пьесы происходит летом, а обряд разрывания и утопления куклы связан с летними праздниками) Возвеличивание героев соседствует с их осмеянием (амбивалентность – важная черта архаических мифов и ритуалов; так, в традиционный крестьянский свадебный обряд входят как величальные, так и корильные песни, адресованные одним и тем же лицам): так, Просперо кличут «вождем, потерявшим штаны» (потерял он их, когда еще подростком убегал от хозяина через забор) даже те, кто ему симпатизирует. (Впрочем, здесь еще и намек на санкюлотов – т.е. «бесштанных»).

Интересен мотив еды, с которым связан и мотив смерти: так, пойманной Суок Толстяки говорят, указывая на пришедшего за ней палача: «Вот, курочка, твой повар, который тебя зажарит!» Издеваясь же над пленным Просперо, Толстяки называют его «фазаном» (сами они в этот момент и едят фазана). В общем – чем не «быть тебе Ивашкой под простоквашкой» , как говорила одна Баба-Яга? В сцене, где Просперо отказывается есть то, что предлагают Толстяки, тоже, возможно, присутствует мифологический подтекст: известно, что в потустороннем мире нельзя ничего есть, иначе рискуешь навсегда там остаться. Просперо не желает иметь ничего общего с миром Толстяков и не желает остаться там навсегда. Суок же (и в книге, и в пьесе) ест пищу потустороннего мира, которую предлагает ей Тутти, не устояв перед искушением (она же отродясь таких вкусностей не ела, как тут устоять?). Возможно, это как-то объясняет фразу Суок в прозаическом тексте: «Я не кукла, я живая девочка» . Так как она через еду приобщилась к потустороннему миру, Просперо, не приобщенный к этому миру, ее или действительно не узнает, или просто не видит. Возможно, именно из-за этого Суок не удается бежать из дворца вместе с Просперо: мир, к которому она приобщилась, ее не отпускает. Правда, Просперо почему-то в пьесе узнает ее сразу и произносит не менее странную фразу: «Я знал, что ты спасешь меня» . Нормальному человеку и в голову бы не пришло надеяться, что какая-то девчонка, которая тебя видит второй раз в жизни, станет из-за тебя рисковать жизнью (больно ей это надо). Но не напоминает ли это сцену, характеризующуюся как «любящая женщина спасает героя»? Сначала Просперо выступил в роли рыцаря-защитника по отношению к Суок, а потом она пришла его спасать, как в рыцарских романах. Кстати, Просперо – единственный в пьесе мужчина, в которого Суок может влюбиться (однако, они так и остаются сами по себе): Тибул – ее приемный отец (он, по сути, подарил ей жизнь, и не один раз), Тутти – родной брат, а прочие либо слишком старые (Август, Доктор), либо отрицательные (Раздватрис, раскрывающийся во всем своем трикстерском блеске). И именно Суок толкает Просперо на революционную стезю: не окажись она тогда в саду, не пришлось бы за нее заступаться, не пришлось бы драться лопатой, и копался бы он в грядках по сие время, не помышляя о политической борьбе. Впрочем, в фильме «Три Толстяка» Суок влюблена в Тибула – и это не вольность сценариста, а сюжетный ход, внесенный в сценарий самим Олешей. Тибул в сказке называет Суок «мой маленький дружок» - но «дружочком» сам Олеша называл Серафиму Суок! Да и, возможно, Тибул и Доктор – два портрета самого Олеши: он был маленького роста, с черными вьющимися волосами и при малом росте очень «спортивный» - например, почти профессионально играл в футбол. Кстати, фраза «Это бьется мое железное сердце» , в сказке принадлежавшая Тутти, в пьесе отдана Тибулу, переодетому палачом…

Вот такой непростой на поверку оказывается простая детская «политическая» сказка. Но в том-то и заключается истинный талант, чтобы сложнейшие вещи излагать просто – хотя и простота эта кажущаяся.

Сентябрь 2006

http://art-div.narod.ru/orange/litra.htm

[master1976]

Гофманиана для советских детей, часть 3

Кто же такая Суок? И кто такой Тутти? Начать с того, что Суок – это фамилия, а не имя, причем фамилия не вымышленная. Были такие три сестры по фамилии Суок, одна из которых, Лидия, стала потом женой поэта Багрицкого, а в другую, Серафиму, был влюблен сам Олеша (что не мешало ему впоследствии жениться на третьей из сестер, Ольге). Это многое объясняет: например – почему автор совершенно не скрывает своей любви к этой героине, причем любви…э-э… немного с «гумбертовским» привкусом? Кроме того, Суок – единственный персонаж, наделенный внутренним монологом. Что думает в ту или иную минуту Просперо – неизвестно; про мысли Тибула автор говорит с оглядкой («неизвестно, о чем думал в ту минуту Тибул»); доктор Гаспар говорит сам с собой. Только о мыслях Суок мы знаем почти все. Это, возможно, потому, что Суок – часть «alter ego» автора. А вторая часть… ну, правильно. Наследник Тутти. Брат-близнец Суок, насильственно разлученный с ней, но в конце концов воссоединившийся. В «Ни дня без строчки» есть сцена, когда одиннадцатилетнего Юру отец приводит к парикмахеру и говорит: «Подстригите наследника» , «Наследник – чего?» - недоумевает и маленький персонаж, и пожилой автор. В принципе, и наследник Тутти, и Олеша оказываются наследниками ничего, и по одной и той же причине – революция. Как и оба, лишившись наследства, становятся служителями искусства: Олеша – писателем, а Тутти – цирковым артистом. Кстати, чем «кукла наследника Тутти», которой пытаются заменить живую девочку, хуже блоковской «картонной невесты» из пьесы «Балаганчик»? Впрочем, мотив «куклы на арене» появляется и в тех же «Ни дня без строчки». Олеша вспоминает, как в отрочестве увидел в цирке очень красивую и ловкую акробатку и заочно в нее влюбился. Каков же был его ужас, когда он узнал, что это была не настоящая девушка, а парень с порочной и злобной физиономией, который нарочно переодевался и гримировался девушкой. Это напоминает уже упомянутую сцену казни Суок: на арене вместо живой девочки появляется кукла, фальшивка, ненастоящая девочка. Но в истории двух детей – жертв бесчеловечного эксперимента – прослеживается не только отголосок любовной истории автора, но и ее мифологическая подоплека. Миф о близнецах – один из самых распространенных у различных народов. Причем в классической мифологии часто эти близнецы – брат и сестра: Фрейр и Фрейя у германцев или Аполлон и Артемида у греков. Они же Делий и Делия или Феб и Феба (отсюда английское имя Фиби – Phoebe). А если обратиться к поэзии уже знакомых нам римских элегиков, то мы увидим, что лирическую героиню стихов Тибулла зовут Делия, а Проперция – Кинфия (Цинтия). В античной поэзии существовало правило: если посвящаешь стихи какой-нибудь даме, не называй ее настоящим именем, а придумай ей «ник» покрасивее. Обычно такими «никами» служили эпитеты богинь, греческие имена (Таис, Лаиса) или слова, указывающие на характерную черту внешности (Пирра – «рыжая»). Так вот, и Делия («рожденная на Делосе»), и Кинфия (греч. «цветущая») – эпитеты все той же Артемиды, и эпитет «Цветущая» в тексте сказки обыгрывается достаточно часто. Так, появлению Суок во дворце Толстяков предшествует фраза воспитателя Тутти: «Я вижу кусты жасмина, который на латинском языке имеет очень красивое, но трудно запоминающееся название» (тут и цветок, и отсылка к Древнему Риму); Суок, выходящая из кареты, напоминает «розовый букет, перевитый лентами» ; затем ее сравнивают с «маленькой цветочной корзинкой, которая плывет по огромной тихой воде» , а шаги ее звучат «не громче падения лепестков» . Кроме того, не стоит забывать о золотых розах, которые украшают наряд Суок. (Мотив розы – в тексте один из доминирующих, причем может звучать и гротесково, как, например, упоминание о синяке в форме некрасивой розы под глазом одного из Толстяков или о «сладких кисельных розах» на щеках одного из гостей на пиру Толстяков).

Бог Солнца Аполлон обычно наделяется эпитетом «златокудрый», а у наследника Тутти золотые волосы. Суок, правда, какими-то особыми чертами богини Луны не наделяется, но связь ее с луной и ночью весьма заметна. Луна в поэзии нередко определяется эпитетами «изменчивая», «неверная», «бледная», «печальная»; а самые заметные черты в облике Суок – это ее лукавые глаза и бледное и печальное лицо. Суок – актриса, а значит, переменчивой ей приходится быть «по долгу службы». Впрочем, с Суок связано и мнимое оборотничество. Что на суде инкриминируют ей Толстяки прежде всего? «Мнимая кукла обманула наследника Тутти»! А то, что она Просперо выпустила – это так, к слову, для усугубления ее вины. Любопытно, что Суок в тексте романа в своей истинной ипостаси – живой девочки – появляется только ночью, а днем ее заменяет кукла (или роль куклы, которую Суок вынуждена играть). Именно ночью доктор Гаспар теряет куклу (это последняя глава части под названием «Кукла наследника Тутти», которая носит заглавие «Ночь странной куклы») и именно ночью встречается с Суок (первая глава части под названием «Суок»). Кукла и ее живой двойник (именно так!) встречаются на заре, в «маргинальное» время; причем кукла бесследно исчезает ночью, чтобы появиться днем (учитель танцев находит ее как раз там, где ее искал доктор, но так и не нашел). Что выкрикивает Суок при виде куклы в руках у Раздватриса? «Это я!» (Сценка тянет на психологический ужастик, но Олеша на ней не останавливается.) Появиться днем в виде самой себя Суок может, только окончательно погибнув как кукла, и только после того, как Просперо провозглашает наступление нового времени (он же король-маг, не надо об этом забывать) – то есть снимает с Суок заклятие. (Знак наступления «истинного царства», справедливой власти – воссоединение разлученных близнецов, которые и выступают на празднике по случаю годовщины революции.) Непонятно, правда, почему Суок сообщает Просперо, придя к нему в зверинец: «Я не кукла, я живая девочка» . Просперо, думается, этой куклы в глаза не видел, а вот Суок видел, причем неоднократно. И еще непонятно, почему Просперо ее не узнает. Видимо, эта фраза имеет характер магической формулы: если герои в данный момент находятся на том свете, где все не так, как на этом, необходимо произнести определенные слова, чтобы стал возможен контакт. Суок этой фразой заявляет, что она из «мира живых», что она «настоящая» - потому что зверинец у нас тоже не просто зверинец. Здесь все не то, чем кажется. Как у Гоголя. Сначала Суок встречает мнимого Просперо (о странном получеловеке-полуживотном, с которого, как выясняется постфактум, вся эта каша с двойниками и заварилась, речь пойдет потом). Когда на шум, поднятый ею, приходят гвардейцы, она прячется на дереве, но прячется плохо (дерево – мнимое укрытие) и ее замечают. Однако ее принимают …за попугая. Вот и еще один случай мнимого оборотничества: формально Суок ни в кого не превращается, но всем кажется, что превращение происходит. Повторяется история с Тибулом-негром. Почтенный зоолог окончательно убеждает всех, что на дереве сидит попугай – но, увидев на дереве Суок, пугается не меньше, чем она сама, приняв ее за нечистую силу: куклы-де по деревьям не лазают. Получается, что Суок принимают за три вещи одновременно: куклу, попугая и «черта» в облике все той же куклы. (Кстати, попугай не простой: именно он говорит за Суок на суде, и именно в обмен на него Суок отдают бродячему цирку. То есть оборотничество все-таки присутствует: заместителями Суок выступают и попугай, и кукла).

Еще один связанный с Суок момент – мотив сна и мотив пения. Суок, по заявлению Тибула, «лучше всех танцует и лучше всех поет» . Танцевать ей, правда, по ходу действия не приходится, а вот петь – приходится. Правда, что она поет? «Только песенка ее немного странная» , - комментирует один из слушателей, и он глубоко прав – ибо откуда Суок догадывается, что перед ней ее брат, раз она поет «Не забудь твоей сестрички имя нежное – Суок» , хотя до этого испытывала к Тутти почти антипатию? Наследника Тутти она впервые видит (по ее мнению) – но в песне говорит, что «всю жизнь к нему спешила» , называет себя его сестрой (которой и является, но она пока об этом не знает)… Чем-то эта сцена напоминает сцены пророчеств античного (и не только) театра, но не менее – наведение чар с помощью пения, а еще более – архетипическую сцену сошествия Орфея в ад (чтобы вступить в контакт с владыками мира мертвых, Орфей поет; эта же сцена – в версии песенного поединка – фигурирует в «Калевале» и в толкиновском «Сильмариллионе» - правда, оба песенных поединка для героев кончаются плохо). В песне Суок впервые появляется и мотив сна-смерти: «Снова я живою стала, и, заснувши в тишине, я тебя во сне видала, как ты плакал обо мне» . Кстати, сцену выступления Суок перед Толстяками тоже можно трактовать как скрытую цитату из «Саломеи». У Уайльда царь Ирод, восхищенный прекрасным танцем царевны, клянется в награду исполнить любое ее желание. Но та требует принести ей голову Иоканаана, и как Ирод ни пытается ее от этого отговорить, все же добивается своего, апеллируя к нерушимости царского слова; возмущенный чудовищным поведением Саломеи, Ирод приказывает воинам убить ее. Доктору же Толстяки в награду за починку куклы тоже обещают исполнить любое его желание, и тогда доктор требует помилования осужденных на смерть повстанцев. Эта просьба – инверсированная просьба Саломеи: та требует казни – доктор требует отмены казни. Суок бы и рада, подобно Саломее, попросить об этом сама – но настоящая кукла наследника Тутти немая, а Суок не может выбиться из роли. Толстяки на эту просьбу реагируют вполне по-иродовски: «Нет! Ни за что! Они будут казнены!» И тогда доктор, чтобы добиться от Толстяков того, чего он хочет, просит Суок разыграть мнимую смерть. Ирод приказывает страже: «Убейте эту женщину!» - доктор говорит Суок: «Умрите!» . (Кроме того, наша Суок-Саломея ведь согласилась на роль куклы не просто чтобы выручить доктора, а и чтобы вызволить Иоканаана-Просперо!) Потом тема сна-смерти возникает в рассказе Суок о своей реальной жизни. «Когда я была больна и лежала в мастерской доктора Гаспара, мне приснилось, что я живая девочка» , - говорит она Тутти. Итак, реальная жизнь выдается за сон, причем не просто за сон, а за тот, который «видится в смерти» - уж не за тот ли, о котором говорит Гамлет в своем монологе? Причем Суок ухитряется своим рассказом настолько загипнотизировать Тутти, что тот отдает ей ключ от клетки Просперо. К чести Суок, надо сказать, что она не знала, у кого ключ от клетки (уж менее всего можно было предположить, что он у Тутти!), и не имела целью обманом выманить у Тутти этот ключ (да она и не знает сначала, что с этим ключом делать, и «машинально» прячет его в карман). Явь, рассказанная как сон, затем превращается действительно в сон: Тутти видит во сне то, что услышал от Суок. Впрочем, «не только Тутти снились в эту ночь сны» , которые на поверку не такие уж и сны. Реальная Суок, пытающаяся пробраться в зверинец мимо стражника, является этому же стражнику во сне, и во сне повторяет то, что делает наяву. Кстати, и Просперо в эту ночь говорит Суок: «Я, кажется, спал. Сегодня я заснул впервые» . Что интересно, все в эту ночь видят Суок, но не так – принимают ее то за попугая, то за черта, то за сновидение. Один Просперо не видит, или не понимает, кого он видит. (Судя по кратким и сумбурным репликам Просперо, беднягу и впрямь разбудили, и он плохо соображает, где находится и что вообще происходит: «Кто ты?» - «Я Суок» - «Суок!» - «Меня прислал Тибул. Я не кукла. Я живая девочка. Я пришла тебя освободить. Ты не видел, как я пришла?» - «Нет. Я, кажется, спал» ). Чтобы лишить наследника Тутти возможности помешать суду над Суок, Толстяки приказывают его усыпить – но то, как его усыпляют, странно напоминает рассказ Призрака отца Гамлета о том, как Клавдий его отравил. И яд, и снотворное вливают в ухо. Цель усыпления, напоминающего убийство – пресечь попытку помешать реальному убийству. И, наконец, когда мятежники… простите, революционные массы берут дворец штурмом, кто-то из советников кричит: «Это сон!» - а в ответ слышится песня, только в исполнении уже не Суок, а Тибула, Просперо и компании.

Еще один существенный для этой сказки мотив – мотив взаимодействия и борьбы человека, зверя и машины. Конфликт этот не нов, он достаточно частотен в литературе романтизма и модерна – однако здесь он раскрывается несколько по-новому. В зверинце Толстяков Просперо сводит знакомство еще с одной тенью – тенью доктора, а значит, и собственной; настолько «собственной», что эта «тень» не смущается, когда ее называют «Просперо» (равно как только Просперо знает имя этого существа и сообщает его Суок). Это самый загадочный и трагический из всех персонажей сказки; на ее страницах он почти не появляется – однако именно на нем держится одна из важнейших пружин действия. Разумеется, речь идет о таинственном полузвере-получеловеке, узнике зверинца Толстяков – ученом по имени Туб. Может быть, Туб – сокращенное от «Тубалкаин», герой древнееврейской мифологии, первый кузнец на Земле? Роль божественного кузнеца (кто такой кузнец, нам уже известно) Тубу вполне по силам, если он сумел создать, по сути, механического человека (не робота, не автомат, а именно человека) – куклу, развивающуюся подобно живой девочке! Куда там гофмановскому доктору Дапертутто из «Песочного человека» с его заводной куклой Олимпией и прочим создателям кукол-автоматов - героям романтических новелл! Правда, делать из Тутти киборга, заменив его сердце на железное, он не стал, за что и был наказан. Жестокий опыт над ребенком по переделке его сущности в угоду сильным мира сего – нередкий сюжет в литературе, и столь же нередка развязка этого сюжета, в которой подобный опыт кончается неудачей. Можно вспомнить рассказ А. Грина (тоже упоминаемый в «Ни дня без строчки») о мальчике, которого с рождения содержали в условиях, не позволявших ему узнать, что такое солнце, и которому потом дали взглянуть на закат. «Не бойтесь, оно вернется» , - говорит мальчик после того, как солнце заходит, повергая экспериментаторов в изумление и ужас. Впрочем, замена человеческого сердца на, например, каменное – процедура, тоже известная в литературе романтизма: вспомнить хотя бы «Снежную королеву» Андерсена (чем, кстати, Суок не Герда?) или сказку В. Гауфа «Холодное сердце», - очередную версию на тему продажи души дьяволу - герой которой добровольно отдает свое сердце злому колдуну Голландцу Михелю в обмен на богатство и успех, но потом все же забирает сердце обратно (ценой немалых усилий). Так же и Тутти, которому всю жизнь внушали, что у него железное сердце, не становится жестоким. Основная мысль, развиваемая в этом сюжете, проста: человеческая сущность сильнее любого экспериментатора. (Здесь человеческая сущность понимается как стремление к добру, свету, правде – можно с таким пониманием и спорить, однако в данном случае оно именно таково). Этой же точки зрения придерживается и Туб (не случайно на еврейском «туб» или «тов» значит «добрый»): «Я сказал, что нельзя лишать человека его человеческого сердца. Что никакое сердце – ни железное, ни ледяное, ни золотое – не может быть дано человеку вместо простого, настоящего человеческого сердца» . И именно такая позиция навлекает на Туба гнев Толстяков. (Кстати, вовсе необязательно было устраивать встречу Суок и Туба в зверинце: Суок могла бы узнать свою тайну как-нибудь иначе. Однако для мифа важно, чтобы нанесенный ущерб исправил тот, кто его нанес; и тайну разлученных близнецов открывает именно тот, кто так или иначе способствовал разлучению Суок и Тутти) Почему Туба и Просперо подвергают одинаковому наказанию? (Почему Просперо – единственный, кто называет Туба по имени, это отдельный вопрос. Сомнительно, чтобы эти двое вели между собой светские беседы, равно как сомнительно, чтобы кто-нибудь из охранников сообщил Просперо, как зовут его товарища по несчастью). Да потому, что они совершили одинаковое преступление, которое на греческом языке называется «хюбрис». На русский этот термин переводят то как «гордыня», то как «богохульство»; на самом деле он означает что-то вроде посягательств на то, что положено лишь богам. Если Просперо просто воюет с Толстяками, как Тор с ётунами, то бунт Туба - более «интеллигентский»: Туб открыто им заявляет о том, что они не всемогущи! Ибо даже они не в силах пойти против человеческой сущности. Сами же Толстяки откровенно враждебны человеческому: их мир – мир двух начал, звериного и механического. Средства воспитания наследника Толстяков – «мертвая кукла» и «злые звери». Возможно, и инвектива Просперо в адрес Толстяков – «заменившие сердце камнем» - не просто фигура речи (то-то они на нее так обиделись – Иоканаан наш, сам того не желая, угодил в яблочко!). Куклу наследника Тутти ломают гвардейцы. Эти гвардейцы Толстяков – сами почти куклы или роботы ( «кожаные и железные люди» , у которых кулаки «ничем не отличаются от глиняных кувшинов» ); однако чем ближе к концу книги, тем больше в них проявляется нечто человеческое: они оказываются способны видеть сны, улыбаться… Они и на Тутти нападают именно потому, что в них проснулось (пусть и уродливо) человеческое начало: «Вот сидит волчонок. Три свиньи воспитывают железного волчонка. Когда сдохнут три свиньи, злой волк заступит на их место… Вот чучело. Вот кукла. Волчонок играет с куклой. Ему не показывают живых детей. Чучело, куклу с пружиной, дали ему в товарищи» - выкрикивают они; и ломает куклу именно тот гвардеец, который вспоминает об оставленных дома жене и ребенке. Во многих традиционных культурах свинья – животное мало того, что «нечистое», а еще и связанное с темным началом (ну, кто такие Толстяки, мы уже знаем). Однако быть под властью свиней (те еще твари, но все же живые существа) не так страшно, как под властью железного волка (прямо Фенрир какой-то) – чудовища, в котором звериное сплетено с механическим. Как ни странно, но пробуждение человеческого в этих людях-машинах связано с … Суок и ее двойником-куклой: одна действует как нечто позитивное – тот самый улыбающийся во сне гвардеец улыбается потому, что видит Суок; другая – как нечто негативное, вызывающее неприязнь и пробуждающее утраченную человечность именно с помощью этой неприязни. Сам Тутти плачет только тогда, когда чувствует угрозу лишиться куклы, и эти слезы страшны для Толстяков даже больше, чем все ораторское искуство оружейника-пророка, ибо для пророка говорить гадости –профессиональная обязанность (что с него взять - голову отрубить, и вся недолга), а вот для наследника Толстяков плакать – аномалия, ибо слезы – признак человеческой природы и наличия души; в церковных сочинениях «слезный дар» – черта праведника. А вот как раз Толстякам и их преемнику душа менее всего нужна. И вообще – зачем было создавать куклу, если проще было бы украсть одного Тутти и внушить ему, что никакой Суок и в помине не было? Много ли помнит четырехлетний ребенок? (Кстати, могли бы найти и единственного ребенка в семье, безо всяких там Суок) Не есть ли история Тутти – еще и притча о человеке, разлученном с собственной душой? Сначала он не понимает, что у него отняли душу и заменили ее каким-то суррогатом, но когда он теряет и этот суррогат - «сердце его сокрушается в слезах» (как пишут в церковной литературе), что становится первым шагом к обретению истинной души. Не сломай гвардейцы куклу и не потеряй ее доктор – возможно, Суок и Тутти никогда бы не встретились. И спасает Суок от смерти «голубоглазый гвардеец» - тот, в ком человеческое начало победило окончательно (подчеркивается та черта его облика, которая показывает его непринадлежность к миру смерти: обычно жители потустороннего мира слепы; кроме того, раз глаза, согласно расхожему выражению – зеркало души, значит, у этого человека есть душа). И если вспомнить, что во время написания сказки наличие у человека железного сердца (а еще лучше – пламенного мотора взамен оного) в официозной пропаганде рассматривалось отнюдь не как недостаток, а вот наличие души - как опасный предрассудок, у сказки появляется еще один скрытый смысл!

Фигурируют в тексте сказки еще два любопытных персонажа; уж эти-то – типичные трикстеры. Один, более симпатичный – трикстер Просперо, другой, менее симпатичный – трикстер Доктора и Тибула одновременно (трикстер трикстера – эк куда метнул!). Что делает персонаж-трикстер? Либо пародирует действия протагониста, либо вредит ему (но не всегда успешно, и часто этот вред оборачивается в пользу героя). Типичный трикстер – Локи или Иван-дурак. Первый персонаж – это продавец детских воздушных шаров, слишком сильным порывом ветра занесенный во дворец Толстяков. Именно его глазами мы впервые видим Просперо вблизи, и именно благодаря ему становится возможно бегство Просперо из заточения. Но Продавец шаров и пародирует (вольно или невольно) или просто повторяет некоторые действия Просперо. Они оба попадают во дворец Толстяков не по своей воле (вернее, Просперо и хотел туда проникнуть, но совсем не так); они бегут из дворца одной и той же дорогой (да уж не влезает ли Просперо в то же окно, в которое до этого влетел продавец?). Оба устраивают катастрофы в кондитерской; впрочем, если Просперо это делает целенаправленно, Продавец – случайно (и оба подгадывают как раз к приготовлению десерта для праздничного угощения; причем появлению Просперо и Суок на кухне предшествует фраза об опасениях кондитеров, как бы очередной «летающий гость» снова им не навредил – и тут же появляются именно очередные непрошеные гости). «Торт погиб» , - говорит кондитер, когда продавец на этот торт приземляется; глава же о побеге Просперо из плена называется «Гибель кондитерской». Да и говорят Просперо и Продавец почти одинаково. Просперо говорит Толстякам: «Моя голова – одна. У народа сотни тысяч голов. Вы их не отрубите» - Продавец возмущенно заявляет Тибулу, который пытается оторвать его торчащую из земли голову, приняв ее за кочан капусты: «Это не капустная, а моя голова!» (почему Тибул сначала не понимает, что такое перед ним – потому что перед ним человек, побывавший в потустороннем мире, а частый мотив легенд – того, кто побывал на том свете, или у эльфов, или в работниках у лешего, не узнают даже родственники; Тибул способен вступить с ним в разговор, потому что и сам – трикстер. Кстати, один из шаров, некогда принадлежавших Продавцу, спасает Тибула от погони, отвлекая внимание преследователей). Фразу «Получайте цену моей свободы!» мог бы сказать Просперо, но говорит ее продавец шаров; да и оба они изъясняются книжно и риторически. Другой трикстер – учитель танцев Раздватрис. Появляются оба трикстера в сказке одновременно (башмак, уроненный Продавцом, падает на Раздватриса). Сначала Раздватрис выглядит как трикстер Тибула: тоже артист, тоже высокого роста ( «длинный, тонкий и изогнутый» ); по отношению к ним обоим применяются «насекомые» метафоры - Тибул похож (под куполом) на осу, а Раздватрис на кузнечика. И Тибул в гриме негра, и Раздватрис с башмаком на голове «возбуждают ужас» . Но жители одного мира постоянно вызывают ужас у жителей другого: Просперо страшен с точки зрения Толстяков – капитан дворцовой гвардии страшен с точки зрения тетушки Ганимед, а сломанная кукла вызывает у доктора не только восхищение, но и страх (когда доктор везет куклу ночью во дворец Толстяков, он боится, что у куклы глаза… начнут светиться; no comments, как говорится). Связь Раздватриса с хтоническим началом (кто такие Толстяки?) видна даже в песенке-дразнилке: «Учитель танцев Раздватрис смотрел обыкновенно вниз, пищал учитель, точно крыса…». Взгляд, обращенный вниз, и выдает связь с обитателями «нижнего» мира; в народном христианстве свинья считается дьявольской тварью потому, что она не поднимает головы. Крыса или мышь – тоже существо, ассоциируемое с хтоническими божествами (и охота тетушки Ганимед на мышь – не просто вставной комический эпизод; кстати, не случайно и то, что тетушка Ганимед упускает мышь при виде Тибула, загримированного негром). И Тибул, и Раздватрис имеют в своем гардеробе деталь одежды зеленого цвета: у Тибула это плащ (о котором автор постоянно напоминает читателю), у Раздватриса – фрак (добавим: у Доктора есть «чемоданчик зеленой кожи», а у Просперо, скорее всего, зеленые обшлага куртки; неспроста же автор постоянно говорит о «ремесленниках в серых куртках с зелеными обшлагами» , в толпе которых Просперо впервые появляется на страницах книги. Кстати, волшебный плащ (неизвестно, правда, какого цвета) – атрибут шекспировского Просперо!). Затем Раздватрис превращается уже в трикстера Доктора: он находит то, что теряет Доктор (куклу). Доктор, едущий с Суок в экипаже, и Раздватрис, бегущий с куклой в руках, движутся навстречу друг другу (причем действие происходит на рассвете, в маргинальное время – время встречи двойников). Доктор доставляет во дворец Суок – Раздватрис пытается доставить туда куклу, днем повторяя ночной путь доктора, во время которого тот и потерял куклу. (И, подобно доктору, он опять теряет куклу - вернее, ее у него отбирают). Причем этот поступок – уже чисто трикстерский, который мог бы нанести вред и Суок, и Доктору. Если бы даже Суок не устраивала ничьих побегов – появление в это время во дворце настоящей куклы вызвало бы у Толстяков о-очень много вопросов! Но «вредный» поступок Раздватриса, как часто водится у трикстеров, приводит к счастливой развязке – жизнь настоящей Суок спасает ее нашедшийся искусственный двойник, чтобы самому исчезнуть окончательно.

Если посмотреть на текст пьесы Олеши «Три Толстяка», появившейся лет через 10 после одноименной сказки, то многое, выступающее в книге завуалированно, в пьесе становится явным. Так, более откровенны цитаты из Уайльда, более откровенно проступает античный элемент (герои носят имена Каллиопа, Пифагор и даже Калигула; Кондитерша, узрев Продавца шаров в торте, изрекает: «По-гречески это катастрофа, а по-нашему – черт знает что» ).Хотя есть и моменты, принципиально не схожие с книгой. Толстяки очеловечиваются и получают собственные имена и профессии (Генерал, Мельник и Кардинал – то есть власть военная, гражданская и церковная); та же метаморфоза постигает и некоторые другие персонажи (так, «отрицательный» стрелок-испанец превращается в «положительную» циркачку Алину); появляются и совсем новые герои. Наконец, в пьесе появляются моменты, просто предвосхищающие французский театр абсурда (так, у одного из Толстяков из бородавки на щеке вырос цветок, что доставляет этому персонажу массу неудобств и является поводом для насмешек других Толстяков). Причем больше всего абсурдных сцен – с участием доктора Гаспара (неудивительно, если роль писалась в расчете на Мейерхольда). Кукла наследника Тутти приобретает откровенно демонические и агрессивные черты (ее и ломают-то из страха перед ней). Просперо в пьесе резко молодеет и получает хоть какую-то биографию: выясняется, что он – сын садовника одного из Толстяков, и лет пять тому назад заехал этому самому Толстяку в ухо лопатой, защищая от него маленькую Суок. (Так что, кажется, наши Иоканаан и Саломея и впрямь друг другу не вполне безразличны) Мотив «отрубленного уха», возможно, должен напоминать о поведении апостола Петра во время ареста Иисуса (некоторые библеисты полагают, что Петр начинал как сикарий – иудейский террорист-партизан). Возможно, намек на мистерию с участием королей-магов содержится в сцене, где повстанцы, вторгшиеся во дворец Толстяков, говорят: «Мы пришли забрать мальчика, который был у нас похищен» (почти что «мы пришли посмотреть на Младенца» ) – причем в этой сцене участвует наша знакомая троица. (Толстяки, правда, здесь держатся замечательно стойко, а фраза, сказанная одним из них, – «Пусть господин палач объяснит господину народному вождю, что здесь происходит» - просто великолепна).

Мифологические мотивы здесь тоже ничем не скрыты. Так, Просперо – сын садовника и сам, надо думать, в отрочестве именно садовником и работал (и с чего он вздумал сделаться оружейником – непонятно; впрочем, «сикарий» значит – кинжальщик), а мечты героев о царстве справедливости выглядят как «рай среди цветущих садов»; да и само имя Просперо по-латыни означает «преуспевающий, процветающий» (prosperus). Таким образом, наш «сантехник» приобретает здесь уже черты не бога-кузнеца, а бога растительности (почти Диониса – если рядом с ним оказывается пантера), и история его пленения и освобождения наделяется календарной обрядностью. Один из весьма распространенных календарных обрядов, предназначенных для возвращения земле утраченного плодородия – разрывание куклы и бросание ее в воду. Но именно так выглядит мнимая казнь Суок в пьесе: Тибул, переодетый палачом (с красивым именем Гораций), отрывает у настоящей куклы, которую все принимают за Суок, руки, ноги и голову и бросает эти оторванные части в бассейн с акулами. И именно после совершения этого действия положительные герои одерживают окончательную победу над Толстяками. (Сознательно или нет, но Олеша тут просто протягивает руку фольклористам: ведь участвующая в обряде кукла – по происхождению субститут человеческой жертвы! Да и действие пьесы происходит летом, а обряд разрывания и утопления куклы связан с летними праздниками) Возвеличивание героев соседствует с их осмеянием (амбивалентность – важная черта архаических мифов и ритуалов; так, в традиционный крестьянский свадебный обряд входят как величальные, так и корильные песни, адресованные одним и тем же лицам): так, Просперо кличут «вождем, потерявшим штаны» (потерял он их, когда еще подростком убегал от хозяина через забор) даже те, кто ему симпатизирует. (Впрочем, здесь еще и намек на санкюлотов – т.е. «бесштанных»).

Интересен мотив еды, с которым связан и мотив смерти: так, пойманной Суок Толстяки говорят, указывая на пришедшего за ней палача: «Вот, курочка, твой повар, который тебя зажарит!» Издеваясь же над пленным Просперо, Толстяки называют его «фазаном» (сами они в этот момент и едят фазана). В общем – чем не «быть тебе Ивашкой под простоквашкой» , как говорила одна Баба-Яга? В сцене, где Просперо отказывается есть то, что предлагают Толстяки, тоже, возможно, присутствует мифологический подтекст: известно, что в потустороннем мире нельзя ничего есть, иначе рискуешь навсегда там остаться. Просперо не желает иметь ничего общего с миром Толстяков и не желает остаться там навсегда. Суок же (и в книге, и в пьесе) ест пищу потустороннего мира, которую предлагает ей Тутти, не устояв перед искушением (она же отродясь таких вкусностей не ела, как тут устоять?). Возможно, это как-то объясняет фразу Суок в прозаическом тексте: «Я не кукла, я живая девочка» . Так как она через еду приобщилась к потустороннему миру, Просперо, не приобщенный к этому миру, ее или действительно не узнает, или просто не видит. Возможно, именно из-за этого Суок не удается бежать из дворца вместе с Просперо: мир, к которому она приобщилась, ее не отпускает. Правда, Просперо почему-то в пьесе узнает ее сразу и произносит не менее странную фразу: «Я знал, что ты спасешь меня» . Нормальному человеку и в голову бы не пришло надеяться, что какая-то девчонка, которая тебя видит второй раз в жизни, станет из-за тебя рисковать жизнью (больно ей это надо). Но не напоминает ли это сцену, характеризующуюся как «любящая женщина спасает героя»? Сначала Просперо выступил в роли рыцаря-защитника по отношению к Суок, а потом она пришла его спасать, как в рыцарских романах. Кстати, Просперо – единственный в пьесе мужчина, в которого Суок может влюбиться (однако, они так и остаются сами по себе): Тибул – ее приемный отец (он, по сути, подарил ей жизнь, и не один раз), Тутти – родной брат, а прочие либо слишком старые (Август, Доктор), либо отрицательные (Раздватрис, раскрывающийся во всем своем трикстерском блеске). И именно Суок толкает Просперо на революционную стезю: не окажись она тогда в саду, не пришлось бы за нее заступаться, не пришлось бы драться лопатой, и копался бы он в грядках по сие время, не помышляя о политической борьбе. Впрочем, в фильме «Три Толстяка» Суок влюблена в Тибула – и это не вольность сценариста, а сюжетный ход, внесенный в сценарий самим Олешей. Тибул в сказке называет Суок «мой маленький дружок» - но «дружочком» сам Олеша называл Серафиму Суок! Да и, возможно, Тибул и Доктор – два портрета самого Олеши: он был маленького роста, с черными вьющимися волосами и при малом росте очень «спортивный» - например, почти профессионально играл в футбол. Кстати, фраза «Это бьется мое железное сердце» , в сказке принадлежавшая Тутти, в пьесе отдана Тибулу, переодетому палачом…

Вот такой непростой на поверку оказывается простая детская «политическая» сказка. Но в том-то и заключается истинный талант, чтобы сложнейшие вещи излагать просто – хотя и простота эта кажущаяся.

Сентябрь 2006

http://art-div.narod.ru/orange/litra.htm

Весьма и весьма занятно.

[master1976]

Что есть в фильме и чего нет в книге-Генерал Караска:циничен,жесток.По сути-то он и есть реальный правитель государства.Именно он ломает куклу Тутти и стреляет в самого наследника, после чего тот произносит – «Смотрите, это кровь... Оно не железное, оно настоящее!» (одна из самых ярких сцен фильма, отсутствующих в первоисточнике).

[master1976]

Перенесут все посты по теме о трех толстяках?

[Vasilisk]

Перенесут все посты по теме о трех толстяках?

Уже, коллега. Вы зашли, должно быть, прямо в момент переноса.

[master1976]

Перенесут все посты по теме о трех толстяках?

Уже, коллега. Вы зашли, должно быть, прямо в момент переноса.

Благодарю,коллега.действительно,в момент переноса .

Раз уж про трех толстяков тема так далеко зашла.может стоит придать ей новое веяние?скажем.поговорить о причинах восстания Просперо-Тибула?Или о вариантах,при которых генерал Караска сумел бы удержать власть(уже в своих руках ,без трехтолсяковой ширмы,триумвирата неудачников)?

[Ottokar]

Кстати, арлекин первоначально не злобный шутник, а знаменосец Дикой Охоты во французском варианете, псоглавец-эллекин, который едет рядом с дьяволом и несет его черный флаг с языками огня.

Ага. Шут- это классическая ипостась всех азазелических персонажей

[master1976]

Шут- это классическая ипостась всех азазелических персонажей

Веселие и мрачность?Смех и слезы?

[Ottokar]

Веселие и мрачность?Смех и слезы?

Предлагаю погуглить "пляска смерти"- одна из основополагающих концепций Средневековья. Например, средневековый палач одевался как шут

Есть в немецком такое забавное словечко- "Meister Haemmerlein". Варианты перевода следующие: 1. фокусник, 2. шут, 3. палач, 4. колдун, 5. дьявол, 6. смерть

Такие дела

А учитывая, что Арлекин родственен этому персонажу

Который, в свою очередь, восходит к вот этому

http://en.wikipedia.....org/wiki/W?den

Изменено 25 May 2013 пользователем Serbes

[ясмин джакмич]

Согласно этой концепции, Олеша списал Революции в Городе Трёх Толстяков с Французской Революции 1848-го, точней её февральских событий.

Далее проводятся следующие параллели

Три Толстяка - магнаты (уголь, железо и хлеб) и министры, выражающие их интересы (остальные не в счет)

Тутти - Людвиг Баварский (??!)

Суок - Лола Монтес (??!!!)

Просперо - рабочие

Тибул - журналистика и студенчество

Гаспар - интеллигенция

Раздватрис - гламурный падонок

Имеется и домысленное продолжение - революция произошла только в одном отдельном Городе, которую в конечном итоге не очень поддержали в провинции. Собравшийся Совет (Просперо, Тибул) не пришел к практическим решениям, за исключением назначения главы Национальной Гвардии из бывших гвардейцев. Он совершает переворот, при поддержке иностранного государства сокрушает Совет и устанавливает диктатуру похлеще режима Толстяков. Суок вышвырнута заграницу, Тутти убит (этого автор не поясняет), Просперо сослан в колонию на каторгу, Тибул как всегда смылся искать Суок.

[master1976]

за исключением назначения главы Национальной Гвардии из бывших гвардейцев.

Ну если это генерал Караска-то вполне может быть.вполне...

[master1976]

Доктор Гаспар-образчик жиденькой интеллигенции.аморфной и ни к чему не приспособленной...

[ясмин джакмич]

Ну если это генерал Караска-то вполне может быть.вполне..

Собственно Караска и был. Только больше похожий на Гурко Лейнена

Гаспар вообще представляет не столько интеллигенцию, скольку науку, и если совсем строго - сигмент этой науки.

[Владимир Станкович]

С другого форума - текст с кратким альтисторическим анализом "Трех толстяков" и комментариями

http://kamsha.ru/forum/index.php?topic=12159.0

[master1976]

С другого форума - текст с кратким альтисторическим анализом "Трех толстяков" и комментариями

http://kamsha.ru/for...p?topic=12159.0

Более чем явный намек на Францию...

[Ottokar]

Доктор Гаспар-образчик жиденькой интеллигенции.аморфной и ни к чему не приспособленной...

Ну, он по крайней мере способный ученый. В отличии от верхушки Страны Толстяков, показанной в... довольно неприглядном, в общем-то, виде

[ясмин джакмич]

ИМХО, Олеша очень много упустил и слишком много описывал совершенно не нужные розы вместо того чтобы наполнить смыслом и глубоким звучанием.

[Ottokar]

ИМХО, Олеша очень много упустил и слишком много описывал совершенно не нужные розы вместо того чтобы наполнить смыслом и глубоким звучанием.

Ага. Было бы интереснее описать, из-за чего, собственно, революция началась- экономические предпосылки

[Magnum]

существует сиквел Т.Алёшкина Четыре друга народа, где эта метафора развёртывается во всю ширь. На мой вкус - не очень.

Все познается в сравнении!

Не понимаю, почему это до сих пор не обсуждают (или обсуждают? каюсь, тему про диагонали просмотрел)

http://samlib.ru/a/aleshkin_t_w/chdn.shtml

[ясмин джакмич]

ИМХО, Олеша очень много упустил и слишком много описывал совершенно не нужные розы вместо того чтобы наполнить смыслом и глубоким звучанием.

Ага. Было бы интереснее описать, из-за чего, собственно, революция началась- экономические предпосылки

В этом то то вся и проблема. Оставив хорошую образность, Олеша рисует вещи, а не людей, как говорила Лидия Чуковская. Мы не знаем почему гвардейцы предают своих однополчан и встают на сторону Народа, почему ради этого народа творятся такие страшные вещи, чем этот народ так хорош? Не пояснено, какого черта Тутти оказался в наследниках.

Вобщем, больно за талантливого Писателя, который при таком потенциале к фэнтази оказался в 20-е годы в той же про идеологизированной канаве, куда то и дело проваливался бедный Беляев, и откуда даже не пытался вылезти Лазарь Лагин (при всем уважении к Хоттабычу и Шпионским страстям).

Хотя к чести Олеши он этому противилися.

Изменено 19 Oct 2013 пользователем ясмин джакмич

[Наполускр]

Да нормальное чтиво, какие еще канавы?

[master1976]

http://samlib.ru/a/a..._t_w/chdn.shtml

Еще один пример того"что революция пожирает своих тибулов"?

[Ottokar]

Еще один пример того"что революция пожирает своих тибулов"?

Кончилось всё, замечу, хорошо