День ежа: рассказы на литературный конкурс 2014

[Каминский]

Участник первый: День ежа

Был день как день , на склонах снег

Нестаявший лежал

Ручей , свой финишный забег

Неспешно начинал

И на опушке , у сосны

Который раз подряд

Сидел в преддверии весны

Лесной триумвират

Собрались , в спячке отощав

Поисхудав и все ж

На синоптический конклав

Сурок , барсук и ёж

Ёж верховодил как всегда

Взобравшись на пенек

Идет , друзья мои , беда

Задумчиво изрек

Падет вот вот , Великий Рим

Как перезрелый плод

И в тьму забвенья вместе с ним

И праздник мой уйдет

Я стар , пора бы на покой

Но люди знать должны

Когда повеет над рекой

Дыханием весны

Метеоролога стезя

Почетна , если чё

И вот поэтому , друзья

Они наперечет

Пускай не очень скромно , но

Один всего , ага

На этой должности давно

Покорный Ваш слуга

Теперь преемниками стать

Моими вы должны

Чтоб отоспавшись , назначать

Начальный день весны

Тебе Барсук , идти на Норд

На Север , стало быть

Я понимаю , не курорт

Но все же можно жить

Обличьем варвар ты , как есть

В мехах… и слой жирка

Германцы пусть почтут за честь

Восславить Барсука!

Тебе Сурок. Не кашляй зря

Европа , брат , мала

Командировка за моря

Такие вот дела

Отчалишь завтра в Новый Свет

Уже к исходу дня

Поклоны местным и привет

У нас там есть родня

Там , размножаясь и плодясь

(Ответственный момент!)

Займи , с сурчихой веселясь

Весь этот континент

Он не открыт людьми пока

Но через много лет

Великий праздник – День Сурка

Узнает Новый Свет!

Яволь , мой Ёж – сказал Барсук

Найн! Ахтунг! Ин дер люфт…

И тут спикировал на сук

Какой то черный фрукт

Он радикальный черный цвет

И мощный клюв имел

Непривлекательный портрет

С сосны на них глядел

Ну прям цветочки , так-растак!

Подснежники , ей-ей

Барсук , откормленный хомяк

И ёжик – царь зверей!

Римляне , мать его ети…

Синоптики всех стран

На Север барсуку идти

Хомяк – за океан…

По вашему , весь белый свет

Европы закуток

А вы слыхали или нет

Что есть еще Восток?

Там люди пашут , сеют , жнут

Весь день , пока светло

Там моего прилета ждут

Где я – там и тепло!

Ёж закипел – уж не взыщи

Ты вовсе нам не брат!

И коль хлебаешь лаптем щи

Не лезь в калашный ряд!

Твой клюв в земле , ты хам! Угу

Ты здесь незваный гость

В цивилизованном кругу

Ты словно в горле кость!

Такому , птица , не бывать!

Ёж крикнул сгоряча

Никто не будет отмечать

Твой праздник – День Грача!

**************************

Вот так все было. Чья взяла?

Не знаю , вам решать

И что Второго Февраля

Как праздник отмечать.

Участник второй: День Черного Ежа

Польша.Бельское воеводство.1-е февраля 1939-го года.

Пограничная станция Тересполь.

Городок Тересполь при одноименной железнодорожной станции в трех километрах к западу от Брест-Литовской крепости,скучился вокруг станционных построек и подъездных путей.В городке,бывшем одним из крупнейших владений князей Чарторыйских нынче царила полусонная,тихая жизнь провинциального захолустья.А каких-то полгода тому назад жизнь в городке и на станции кипела.Железнодорожные мастерские,депо,десятки паровозов и вагонов:товарных,международных пассажирских,местных «подкидышей»,цистерн.Пассажиры,пассажиры,пассажиры…

В июне прошлого,1938 года все это закончилось- весной вспыхнул польско-литовский конфликт ,впрочем,быстро переросший в войну с Советами, и большевики скоро пришли в Брест-Литовск,остановившись на правом берегу Западного Буга.Тересполь сильно пострадал от войны- в апреле, мае и в первых числах июня станцию и городок бомбили почти ежедневно,депо было разрушено,мастерские сгорели.Сгорела и большая часть станционных построек и пакгаузов с различным военным имуществом,который всю весну польские военные торопливо свозили на станцию для отправки на восток.

. . .Значительная часть населения городка покинула его,разбредясь по окрестным селам или перебравшись в Брест-Литовск на сторону,занятую Советами.Поезда теперь останавливались на полуразрушенной и пришедшей в запустение станции редко-в основном это были местные «подкидыши» из Бялы-Подляски,Менджызеца,Вышкува,да международные составы,наполненные всевозможного рода дипломатами с семьями, и репортерами,направлявшимися в красную,варварскую,коварную, непонятную, азиатскую Москву ,или возвращавшимися обратно,в лощеные европейские столицы.Возвращавшимися туда,где,как им казалось,в президентских дворцах,министерских кабинетах,на официальных приемах и светских раутах,в тиши закрытых привилегированных клубов,в гостиных со свечами,за карточными столами,покрытыми зеленым сукном,решались вопросы европейской и мировой политики.(глупцы,глупцы…Любой житель Тересполя,даже самый неграмотный мастеровой из еврейской механической артели Губельмана и Сноровского ,мог на пальцах объяснить европейским дипломатическим дурням перипетии мирового политического закулисья ,ибо прекрасно знал-вся европейская и мировая политика вершится ныне в небольшом, скромно обставленном кремлевском кабинете великого вождя,товарища Сталина,по-домашнему спокойно попыхивающем трубкой ,набитой папиросным табаком не то сербской,не то болгарской марки).

Пассажиры международных поездов с удивлением,испугом,изумлением,некоторые со злорадством,плохо скрываемом на безупречно выбритых(до пугающей своей мертвенностью синевы) щеках смотрели на полуразрушенный ,но все же сохранивший остатки довоенного уюта и обывательской мирности городок-и ехали дальше,в Брест-Литовск,где была оборудована площадка для смены колес с европейской на русскую колею,и где имелся просто-таки шикарный ресторан в здании брестского вокзала,с великолепным оркестром и пальмами в кадках,с огромными,по-русски щедрыми бутербродами с красной и черной икрой и настоящей микояновской колбасой,с водкой ,с армянским коньяком,с крымскими винами(европейские дипломатические дураки,а особенно европейские репортеры,ехавшие в Россию впервые,бешено скупали в ресторане Бреста всю снедь,полагая,что до Москвы ничего подобного приграничному изобилию они не увидят.И сильно удивлялись:в Барановичах,в Минске,Смоленске-там тоже царила брест-литовская вокзально-ресторанная сытость…).

Поручик Ярослав Кутшеба возвращался из служебной командировки варшавским экспрессом-полупустым и молчаливым.Поезд вкатился на станцию мягко.Кутшеба из тамбура посматривал на припорошенные мелким снежком полуразрушенные остовы сгоревшего при июньской бомбежки бронепоезда «Смелый»(ремонт и восстановление БЕПО сочли ненужным и затратным делом,оставив на путях возле самого вокзала-когда бронепоезд окончательно выгорел,все мало-мальски ценное с него сняли местные жители).Поручик решительно не одобрял подобного положения-«Смелого»нужно было бы убрать подальше,чтобы не бросался в глаза проезжающим и не напоминал о беспомощном.полуразрушенном состоянии самой Польши.Он даже засопел сердито и решил непременно выпить в буфете чего-нибудь,для поднятия бодрости…

…Площадь перед тереспольским железнодорожным вокзалом была занята гомонливым базаром.С возов торговали немудреной крестьянской снедью-вареными курами,картошкой,серым пеклеванным хлебом,салом,бимбером в квадратных тяжелых бутылках.Справа от вокзала,в одноэтажном кирпичном домике невзрачного вида находился теперь железнодорожный буфет.Кутшеба решительно отправился к зданию-машину из Милошевичей,где на авиабазе дислоцировалась его истребительная эскадрилья, поручику предстояло ожидать не менее часа,а то и двух.

В буфете было чисто,опрятно и немноголюдно.Возле входа расположились два сумрачных таможенника.У дальнего же столика,к своему удивлению,поручик Кутшеба увидел техника эскадрильи поручика Рыдзевского,пилота-инструктора подпоручика Лисоеда и двух моложавых девиц из военно-административной части.Имен девиц Кутшеба не помнил,а фамилии в голове всплыли сразу:Тромчинская и Миколайчик.Обе появились на авиабазе в конце лета,когда возникла необходимость заполнить военно-административные должности(взамен переведенных в строй на пополнение убыли кадровых и мобилизованных офицеров) доброволицами из всевозможных патриотических организаций и варшавских союзов.Обе явились в армию за женихами и не скрывали этого,всячески жеманничая и флиртуя с любым встречным-поперечным,лишь бы на нем был военный мундир и «рогатывка» на голове.

Рыдзевский пил кофе из миниатюрной фарфоровой чашечки,Лисоед аккуратно тянул анисовую,а девицы"клювали"через целлулоидные соломинки апельсиновый коктейль.

Поручик Кутшеба прошествовал к их столу и коротко,радостно улыбаясь,приветствовал всех.

-Где тебя носило,генеральский родственник?-лениво поинтересовался Рыдзевский.

-Ездил в Варшаву вступать в наслество внезапно умершей американской тетки-миллиардерши,-пошутил Кутшеба.

-Серьезно?-тотчас вскинулся Лисоед.

-Шучу-шучу…Вы что здесь делаете?И какие дела на базе?

-А-а,служебные пустяки…Получаю груз-два новых авиамотора со складов в Вышкуве.Жду когда придет состав.Подпоручик Лисоед выразил желание мне помочь,а наши прекрасные административные дамы прибыли двухчасовым из Бялы-Подляски и теперь ожидают штабной автобус.Ну а на базе…На базе спокойно.Вчера приехали из Варшавы два хлыща-англичанина и с ними переводчиком бывший опереточный конферансье.Некто Сегалович…

-Англичане?У нас в Милошевичах?

-Что ты удивляешься?В Люблине их целая добровольческая эскадрилья на «Бленхеймах».А в Варшаве чуть ли не целый штаб королевской бомбардировочной авиации развернут.Ты разве не видал их в столице?

Кутшеба помотал головой:мол не видел и даже не слышал про это.

-Поручик.что нового в Варшаве?-спросила одна из девиц с томным ,немного усталым лицом:не то Тромчинская,не то Миколайчик(нет,Тромчинская-та,что помоложе,с модной химзавивкой и озорным прищуром,а Миколайчик лицом попростоватее,с морщинками у глаз.С усталым лицом.Вроде бы.Или наоборот?Черт,не помню.)

-Все тоже,сударыня.-Кутшеба решил с девицами выражаться неопределенно,чтобы не рисковать ошибиться.-В столице болтают о новинках в парижских модах.

-Да?А мы тут другое слышали..

-Что же слышали вы?

- Мы слышали?! Говорят, будет война с немцами! Потому что якобы Ротшильд (ну тот, знаете, у которого гостил принц Виндзорский) сбежал в Прагу, и немцы сказали: или им отдадут Ротшильда, или они забирают Карлсбад. Ну вот, в Париже и приняли решение начать войну.

- Да, и пани Адольфина утверждает, что если начнётся война, в моде будут высокие сапоги и шляпки с козырьками вроде военных фуражек. Но не всем они к лицу.

- В этом смысле я войны не боюсь. –сказала пани Адольфина(кажется Миколайчик,будь она неладна),-Своих ног, слава богу, мне стыдиться не приходится, а маленькие шляпки мне всегда шли.

-Мир на краю бездны,а они про моды щебечут,- неожиданно громко и развязно сказал Рыдзевский и по голосу его,по его виду,поручик Кутшеба неожиданно понял,что техник эскадрильи пьян.И довольно сильно.

-Мир на краю бездны,-повторил Рыдзевский.-Мы все также пьем кофе,болтаем как сороки без умолку о шляпках…А вокруг ничто иное,как преддверие ада.Польша-предверие ада.Ха-ха!Польша-первый круг ада.Хотя нет,второй..

-Если Польша по-твоему второй круг ада,то первый,полагаю-Советы?-спросил Кутшеба.внимательно вглядываясь в лицо техника.Странно,Рыдзевский был пьян,но лицо его было как у совершенно трезвого человека.Ясный осмысленный взгляд .

-Нет.-Рыдзевский махнул рукой,-Не Советы.Не восток.Наоборот-Запад.Запад,черт бы его побрал!Европа стала превращаться в ад не в тот момент,когда возникла по воле Создателя,а в тот самый миг,когда в Берлине засел бесноватый автрийский художник,вождь германского народа с примесью неарийской крови..

-Но почему не Советы?-спросил Кутшеба.Почему не Москва?Не из-за нее ли довелось нам весной и летом прошлого года вдоволь хлебнуть военного лиха вкупе с унижением проигравших войну?

-Весной все было предельно просто и ясно:мы переоценили себя,свои возможности,свои силы.Захотели отожрать больше,чем могли бы переварить.Москве не понравилось.Они съели этот кусок и успокоились.

-Они съели наш кусок,-сказал Лисоед.

-Они съели не наш кусок.И даже не нами приготовленный.Но кусок,на который и мы имели определенные виды…

--Говоришь,успокоились?-спросил Лисоед.-Ой ли..

-Да.Успокоились.Мы им не нужны.Неинтересны.Они отгородились от Европы нами и строят свой мир.По-моему.это честно…А вот иное дело,совсем иное дело,коллеги,-Рыдзевский запнулся: иногда в его речи проскальзывали несвойственные военному обороты и словечки-то были отголоски прежней.довоенной жизни пана поручика,преподававшего в Варшавском политехническом институте стандартизацию и метрологию.-Иное дело-бесноватый германский канцлер.Он глотает все,не глядя и не переваривая.Самое страшное конечно же впереди.Когда он нажрется,когда он почувствует приятную сытость в утробе,ему наконец ,дадут хорошенько проср…,прошу прощения,здесь дамы…Ну надеюсь,вы все меня поняли…Так вот.Тогда будет не узнать ни Польши,ни Европы…Хватит на всех и с лихвой…

-Кстати о еде,-вступил в разговор Лисоед.-Завтра День ежа.Ну-ка,польские невесты,-и он подмигнул девицам из административной службы,-Завтра будете печь хлеб в форме ежа?

-Завтра будем есть мясо ежей.-сказала пани(Тромчинская,кажется).-Капрал Вихура из аэрофотографической лаборатории вчера наловил три десятка возле аэродрома.

-Ежей в этом году развелось..-сказал Лисоед,хищно улыбнувшись чему-то.

Катшуба отвернулся,стараясь не смотреть на Лисоеда,на его мелкие неровные желтые зубы,на плохо выбритое лицо.

- Ежей едят с древних времен. Самый простой способ приготовления - обмазывают в глине и запекают. Потом такой глиняный сосуд разбивают. В черепках остаются колючки ежей.-деловито пояснил Лисоед.

-Да, мясо ежа считалось целебным при выпадении волос: иглы ежа являли собой прообраз крепкого волоса.-сказал Рыдзевский,-А в христианстве символ ежа- злодей, творящий зло. Еж ворует виноградные гроздья точно также, как дьявол крадет души людей.

-Кстати об англичанах и о ежах,-заметил Катшуба.-В Великобритании предусмотрена уголовная ответственность за спаивание ежей. Местные садоводы выставляют миски с пивом в качестве борьбы с улитками. Ежики, напившись пива, теряют способность сворачиваться клубком и становятся легкой добычей для хищников.

-Совсем как про нас.Вы не находите,коллеги?-вставил Рыдзевский.-Мы тоже становимся легкой добычей для хищников…И все от того,что захотели фермерского пива…

-Хватит о плохом думать,поручик.Вспомни про Черного Ежа и дело с концом! Есть у нас в Польше старый обычай. То не для всех, для шляхтичей, и не всяких, а воинских. Говорят же , что все шляхтичи - рыцари. Рыцарей мало. ..

-Ага,-мрачно подтвердил Рыдзевский,-Большей частью - умеют только водку пить, девок валять да жрать от пуза. Пся крев, из-за них польская слава загинула. Из-за них Польшу делили три раза.

- Но есть и настоящие, из тех, что в гусарах, да в панцырных в старые времена были, что на порубежье стояли, рубились с татарами, шведами,с москалями. Да только не просто так наши рыцари такими храбрыми становились. Со старых времен, еще от Завиши, а то и от Болеслава, был у шляхты обычай. Если хотел шляхтич стать настоящим рыцарем польским, шел он в полночь в лес, да искал там ежа. Еж, как человека увидит, в клубок сворачивался. Тут надлежало шляхтичу снять штаны, да помолившись Ченстоховой, с размаху на того ежа и сесть. Ежли раздавит - будет добрый рыцарь. Если нет - ну, может в другой раз счастья попытать. Даже поговорка есть: "Перша доблесть для жолнежа голым дупем забить ежа".

-Господа,здесь же дамы,не забывайтесь,-Лисоед деланно возмутился и озорно вертел глазами.Девицы из административной службы,пунцовые как раки,тем не менее слушали историю Кутшебы,затаив дыхание.

Кутшеба покосился на них и продолжил:

- И был при короле Казмире шляхтич Пшепомуцкий. Храбр был, богат, любили его женщины. Но не в радость ему это было, и червонцы не в радость. Желал он славы, за Речь Посполиту хотел биться, как никто до него. И пошел ночью в лес, искать ежа. Долго ходил - лес как вымер. Уж он совсем отчаялся, как вдруг слышит - фырчание. Возблагодарил он Ченстохову, подкрался, видит - еж. Да не простой, а при луне видно - черный совсем, а не серый, как всем честным ежам положено. Ну, снял шляхтич Пшепомуцкий штаны свои алого шелка и, не дрогнув, с размаху на ежа и прыгнул, тот и не пискнул. Поднялся Пшепомуцкий, раны, как сумел, перевязал, и только штаны надел - смотрит, стоит перед ним паненка красоты неописуемой. Упал ей в ножки шляхтич, спрашивает: "Что ты, ясновельможная панна, среди ночи в лесу одна делаешь, или заблудилась? Позволь тебя до дому довести, или пойдем со мной, у меня в Пшепомутах переночуешь". Страшно посмотрела на него панна, сверкнули алым очи, и говорит она тихим голосом: "Ты зачем, шляхтич Пшепомуцкий, ежа моего убил?" И пошел у шляхтича мороз по коже от этого голоса. А панна продолжает: "Будешь ты, шляхтич, славен подвигами, но за ежа моего, будет теперь жолнежам польским поруха. Попомните вы черного ежа!" И пропала. Еле добрался шляхтич до дому, а на другой день уже на Русь поехал. Много там сражался и с хлопами, и с татарми. Великую славу добыл. Но с той поры и впрямь стала поруха рыцарям. Тот тут, то там, бывало, пойдет шляхтич ежа искать - и не вернется. Нечасто, но бывает. Говорят, встречают они в чаще Черного Ежа".

-Господи,охота вам панам офицерам такие пакости рассказывать.И веры в рассказы эти нету.Ну вот нисколечки.-сказала одна из административных девиц.И показала ,насколько нисколечек веры нету.

-Так может капрал Вихура все-таки не зря ежей наловил?-подмигнул Лисоед.-Может,пан командир эскадрильи решил сделать из всех нас настоящих рыцарей?А,господа?!

И захохотал во все горло.Следом грохнул смехом Кутшеба,засмеялся Рыдзевский,прыснули девицы…

Завтра День Черного Ежа…Першу доблесть творить жолнежи будут…

Участник третий: Большие секреты маленьких людей

Большие секреты маленьких людей.

Франта Хладек, хозяин ресторана на Облоуковой, смахнул пыль с зеркала, расставил сияющие стаканы и кружки, протер тряпочкой вишневый бакелитовый корпус и покрутил ручку настройки новенького радиоприемника. Послышались треск и хрип от атмосферных помех, и постепенно, пробившись сквозь разряды далеких гроз, из динамика «Телефункена» все громче и увереннее зазвучала бодрая танцевальная музыка. Где-то за тысячи километров надрывались саксофоны, а хрипловатый баритон пел: «Come On Baby...»

За угловым столиком сидели трое. Уже много лет, по субботам, они сходились в ресторанчике, и хозяин заведения просил случайных посетителей, не знакомых с местными обычаями, не занимать в эти дни столик за фикусом. Троица неспешно потягивала пиво, курила, иногда играла по маленькой в польский банчок или обсуждала свежие политические новости. Засиживались они допоздна, но уходили всегда на своих двоих. Пан Франта сделал радио погромче.

- Вот ведь здорово наяривают эти черные черти на своих дуделках! - произнес один из троицы, полноватый господин с круглым, гладко выбритым, лицом, похожим на полную луну, и светло-голубыми прозрачными глазами, кивнув в сторону радиоприемника. Пан Хладек снял с подноса еще три кружки светлого, поставил на стол, почесал нос и бросил, - «В «политичке» как-то писали, пан Йозеф, что американские музыканты часто в своих инструментах возят разные запрещенные законом вещи. Кокаин и прочую контрабанду. И так, бестии, хитро прячут, что ни один таможенник никогда не найдет. Особенно часто они используют тубы и валторны...»

- Я думаю, - кивнул пан Йозеф, - они поступают совершенно правильно. Посудите сами, ведь в какой нибудь кларнет много не влезет...

- Да уж, - произнес второй из троицы, постукивая в такт музыке пальцем по столу. Он был высок, худощав и подвижен. - Да уж! - повторил он, стерев ладонью со свисавших вниз седоватых усов, делавших его похожим на выдру, пену, - в «Народной политике» любят всякую чушь печатать, пан Франта. Выдумали каких-то американцев. У нас это было. Прошлым летом, как вы все знаете, мы с семьей отдыхали на баденском курорте...

Трое завсегдатаев были людьми опытными, много пожившими и повидавшими. Да и род занятий каждого заставлял его сталкиваться с самыми разными проявлениями случая, играющего судьбами людей как футбольным мячиком, так что рассказ историй стал негласной традицией этих субботних собраний. Высокий, пан Тадеаш, был помощником редактора «Пражского обозревателя» (или как ее чаще все называли за глаза - «брехунка»), полноватый, которого назвали паном Йозефом, занимался коммерцией, а третий, плотный господин с выдающимся носом, — пан Игнац, служил в полиции в Виноградах.

...По дороге в Баден-Баден мы заехали в Вену, забрать из пансионата младшую, провели в городе пару дней и сели на мюнхенский поезд. В Линце к нашему составу прицепили отдельный вагон, в нем ехал через Вену на гастроли знаменитый остравский джаз-банд «Оркестр Бейбла Чрвены». Мои девчонки, как ненормальные, бегали по всему поезду, охотясь за автографами. Первое заграничное выступление европейского турне планировали они провести в Мюнхене. Среди музыкантов там был один корнетист, некий Воженилек. Он решил подзаработать, и в свой инструмент запрятал сверток с незадекларированными кронами. Толстенькую такую пачку, говорили, что тысяч на пять, не меньше. Глубоко засунул хитрец. В Зальцбурге, при таможенном досмотре, даже с фонариком в глотку его корнета заглядывали, но ничего не обнаружили и старший наряда поставил ему штамп о прохождении досмотра. И вот наряд выходит из купе, только один, из новичков, задержался на минутку. Новичкам, всем известно, всегда везет. Как оказалось, этот молодой таможенник, фамилия его была, если мне не изменяет память, Бенеке, играл в народном оркестре по воскресеньям. «Дай, - думает он, - попробую сыграть разок на профессиональном инструменте, а не на своей жестяной дудке». И дунул, а был он здоровья крепкого, грудь широкая, так что сверточек тот пулей и вылетел. И прямо в окно купе птичкой и упорхнул. И что тут поделаешь, раз контрабанда есть, а свидетелей нет, и доказать, что сверток был в этой трубе - никак? Так и пришлось им отпустить пана Воженилека. А тромбонист еще и возмущался, мол он никому не позволяет играть на своем тромбоне... Даже по судам затаскать незадачливого господина Бенеке грозился...

- Музыканты, народ скандальный, - пан комиссар обычно долго отмалчивался и в разговор вступал только плотно поев, а сейчас перед ним была знаменитая острая овощная запеканка с ветчиной, которую умеет готовить только пани Хладекова. - Вот, в среду, оркестрантка из Национальной Оперы, пани Штумплова, проживающая на Югославской, когда ее муж пришел домой далеко за полночь, как говорится, «на бровях» и весь в женской помаде, так избила его контрабасом, что соседям пришлось вызвать наряд полиции. Иначе от шума домашнего сражения весь дом уснуть не мог...

- Контрабасом — это обидно, - поддержал собеседника пан Йозеф. - Лучше бы он на скрипачке женился. А вообще, много из-за женщин нашему брату претерпевать приходится. Помню, стоял наш батальон в Бугуруслане...

В это время в зале ресторанчика кто-то из посетителей попросил послушать спортивную передачу. Пан Франта вернулся к своей стойке, поколдовал с настройками, и, к удовольствию гостей, поймал спортивную передачу из Брно. Диктор зачитывал свежую телефонограмму из Барселоны, где местная команда принимала пражскую Славию: «...на тридцать второй минуте товарищеского матча Соботка с подачи Копецки забивает третий гол в ворота каталонцев. Голкипер Барселоны вводит мяч в игру, и Брадечка пытается обойти хавбека испанцев. Неудачная передача на левый фланг мимо Техеса, Чамбал не успевает за мячом. Мяч покидает поле. Гранатово-синие производят замену. Вместо Техеса на поле выходит Турилья. Сабанес вводит мяч из-за боковой. Турилья с мячом проходит у самой бровки поля. Пас на Сабанеса, наша защита замешкалась, и Сабанес, сильнейшим ударом, посылает мяч в ворота Планички на тридцать четвертой минуте игры. Счет становится три-два в пользу пражан...»

Пан Йозеф снова набил трубку табаком и продолжил:

- ...и был у нас горнист, Боржек из Йиглавы, нынешней столицы. Полу-чех, полу-цыган. Чернявый как крыло ворона, глазищи огненные, усы как две пики торчат в стороны. Как говорится, не человек, а смерть бабам. А он до этого дела, скажу вам, был большой охотник. Пока был в плену успел охмурить дочку мельника, у которого работал, и оставил ему память по себе — такого-же чернявого внука... Как прибудет наш батальон в какой-нибудь город, он сразу же начистит свой мундир, шапку заломит эдак набок, выйдет на бульвар или площадь перед местным собором и давай глазами стрелять в местных барышень. А те на такого красавца как мухи на мёд слетаются. Вот и в Бугуруслане подцепил он одну. Вдовую купчиху. Молодую. А она ему под стать оказалась, такая знойная женщина! — мечта поэта, одним словом. Влюбилась в него без памяти, так что когда мы покидали осенью город, она бросила свой дом и решила ехать с нами в Чехию. Вот тут парень и попал в переплет. Его же в Йиглаве жена с парой детишек ждали. Он ей мол, не могу тебя взять, мол «листья опали — любовь умерла» и всё такое прочее. А она в ответ всё свое твердит: «Я тебя люблю, и я жить без тебя не могу. Oui, oui moi je t'aime chaque fois que tu te reveille...» Что тут поделаешь? - пан Йозеф стряхнул накопившийся табачный пепел на пол. Затянулся.

- И как этот ваш Боржек? Выкрутился? - поинтересовался пан Тадеаш.

- Да, самым ловким образом. Под Уфой его разорвало большевистской гранатой.

По радио диктор закончил читать описание матча в Барселоне. Больше никто не забил, и победа осталась за красно-белыми. Пан Хладек снова покрутил ручку радиоприемника, поймал заграничную передачу из Кошице, из динамика полилась медленная минорная мелодия, а бархатный томный баритон запел: «Szomor? Vas?rnap sz?z feh?r vir?ggal, V?rtalak, kedvesem...»

Все трое замолчали. В компании только пан Тадеаш не имел военного опыта. Пан Йозеф был ветераном двух войн: Великой и Русской Гражданской. А пан Игнац, тогда еще подвахмистр полиции, участвовал в Дунайской кампании, короткой, бестолковой и несчастливой. Он был дважды ранен: под Трнавой, во время зимнего отступления, и под Голичем, когда генерал Штефаник организовал «Чудо на Мораве» и остановил продвижение венгров.

- Упаси, Боже, нас от еще одной войны, - прервал затянувшееся молчание пан Игнац. - Надеюсь, четырнадцатый год людей научил, и на моем веку войн больше не будет.

- За себя скажу, - поддакнул пан Йозеф, - я навоевался досыта, и смело зовите меня полным идиотом, если услышите от меня, мол наконец пришло время всыпать этим мадьярам. Война ведь это дело такое... Как вляпаешься в нее, так и не знаешь: где найдешь, а что потеряешь. Точно, как доктор Колб, что живет на Водичковой, он на тротуаре нашел банкноту в пять крон, выпил на них на радостях и забыл в трамвае новый зонтик, ценой в семнадцать крон. Зонтик так обратно и не получил...

- Лучше бы купил билет сокольской оборонной лотерей, - проворчал пан Тадеаш. - Вот наш наборщик пан Немечек, он на такой билет перед Рождеством выиграл семьсот пятьдесят крон...

- Где найдешь, и где потеряешь,.. - задумчиво пробурчал пан Игнац. У него на языке вертелась одна история, но он не торопился ее выкладывать. Пан Йозеф и пан Тадеаш смотрели на него с любопытством. Наконец комиссар решился. Он понизил голос и потребовал: «Только чтоб ни одна живая душа не прознала о том, что я вам расскажу». Он внимательно посмотрел на пана журналиста. Пан Игнац был уверен, его приятели могут держать язык за зубами, но ему хотелось сделать свое блюдо поострее, и он, попыхивая короткой трубочкой-носогрейкой, начал свой рассказ:

- Это произошло почти два года назад, за пару-тройку месяцев до того, как во Франции случилась заварушка с президентом. Вызвали меня в час ночи, в субботу, на Бартоломейскую и потребовали срочно выделить несколько самых опытных агентов. Самых, что ни на есть надежных, ибо дело, сказали мне, государственной важности. А ситуация была в ту пору пренапряженнейшая — помните, балатонский адмирал попробовал выступить с претензиями к сербам из-за Воеводины. Наши в Йиглаве тоже сидели как на иголках. Скажу вам по секрету, в комиссариаты уже были разосланы призывные листы, и все ждали войны с минуты на минуту. И тут случается эта история с доктором Мечиславом Адамеком, советником из министерства иностранных дел. Он из Йиглавы поехал на выходные домой, в Прагу, и взял с собой черновик дипломатической ноты. Писался черновик второпях, как это часто бывает, и выражения в нем были резковатые. Пан Адамек собирался «подшлифовать» бумагу, чтоб она приобрела приемлемый вид. Из Йиглавы он выехал на машине, но в Праге, на проспекте Фоша, у Радио-Паласа, остановил машину, чтоб купить свежую газету, а потом отпустил шофера, сказав, что пойдет дальше пешком, так как хочет прогуляться через Ризгровы Сады, благо он жил недалеко, на Крконошской. Было семь вечера когда пан доктор отпустил машину. В восемь вечера, то есть через час, он позвонил в министерство из своей квартиры и сообщил, что в парке подвергся нападению неизвестного, и у него был отобран портфель с черновиком этой ноты. Тут же на ноги была поставлена военная контрразведка. Шутка ли, попади эта бумага в Будапешт, скандал бы был мирового масштаба. И это как минимум, там и до войны бы дело дошло. Короче, дело было архисерьезное. Контрразведка взялась проверять своих клиентов, а полиции было поручено прошерстить уголовников, вдруг это был не шпион, а простой грабитель.

Я, получив указание от начальства, вызвал своих людей и разослал четверых по округе, поспрашивать, вдруг кто-то что-то видел ненароком. А сам, с агентом Коларжиком, отправился к старому Карелу Штайнеру, он обычно в Ризгровых садах играет на шарманке и знает, всё что там происходит. Штайнера мы застали дома, он еще не спал, и сразу же выложил, что по пятницам мелкими грабежами в парке промышляет только Евжен Вотруба. Вотруба, по словам шарманщика, строго следит, чтоб очередность соблюдалась строго, и нарушителей конвенции жестоко карает. Парень он здоровенный, кулаки тяжелые а нрав суровый. Грабит он только пьяных, забирает из карманов мелочь, правильно рассуждая, что когда пьянчужка проспится, то сам не вспомнит, куда и как делись его деньги. А бумажники никогда не трогает. Умный мерзавец. Дал Штайнер и адрес этого Вотрубы. Тот жил рядом с железной дорогой, на Фричовой. Я захватил по дороге пару полицейских из патруля и нагрянул на его квартиру. Дверь нам открыла сожительница Вотрубы, так как сам Вотруба уже спал. Пока Коларжик зажимал рот подружке уголовника, мы с полицейскими быстро скрутили спящего, повалили на пол и уселись на него сверху, иначе не было никакой возможности утихомирить этого бугая. Сперва он позапирался, но патрульные слегка помяли ему ребра, и он перестал упрямиться. Вотруба признался, что в пятницу действительно был в парке «на дежурстве», но часов в шести там начались какие-то соревнования женского гимнастического клуба и работать стало просто невозможно. Вотруба добавил, что проболтался в садах до восьми вечера и пошел в пивную, а в Панкрац тащить его не за что, все равно улик у нас на него нет и не будет никогда. Вахмистр Юрина подтвердил слова Вотрубы, так как сам охранял это мероприятие. Дальше держать Вотрубу смысла не имело, Юрина дал ему еще пару раз по зубам, для профилактики, и мы ушли. Тут мы с паном Коларжиком и задумались. Не клеился рассказ пана Адамека, просто разваливался на части: Шофера он отпустил в семь, а дома был только в восемь. Хотя от места, где пан Адамек отпустил машину, до его дома было минут двенадцать ходьбы неспешным шагом. Где же он провел остальное время, если в парке на него не могли напасть?

В участке, в девять утра, меня дожидались сыщики, особыми успехами они похвастаться не могли, только агент Калаш упомянул, мол в круглосуточной аптеке на Английской хозяин, пан Лассак, опознал по фотографии пана Адамека. Тот пару раз забегал к нему взять бутылку сельтерской воды, и один раз он зашел с какой-то молодой дамой купить что-нибудь от бессонницы, взяли упаковку либидола. Аптекарь их запомнил потому, что этот новый патентованный препарат тогда только-только поступил в продажу. Если судить по описанию аптекаря, эта неизвестная дама никак не могла быть пани Адамековой, супруга пана доктора была женщиной солидной и в возрасте, а эта миниатюрная брюнетка гораздо моложе. Я спросил у Калаша, не помнит ли аптекарь, заходила ли к нему эта пани еще когда-нибудь? Молодой Янек смутился, и сказал, что даже не подумал задать такой вопрос. Пришлось строго отчитать его. Малый он небесперспективный, и если будет почаще думать головой, сможет подняться до капитана или даже до майора...

Мы с агентами устроили небольшое совещание, и предположили: вдруг пан Адамек был с этой пани вчера? Так как никаких других ниточек у нас в руках не было, я решил распутать этот клубок до конца, таков уж обычный полицейский метод — тщательно исследуй одну версию за другой, пока не наткнешься на правильную. Аптекарь подтвердил, что помнит эту молодую пани. Она заходила к нему несколько раз за последние пол-года, брала всякую мелочь: зубной порошок, нафталин и тому подобное...

Мы вышли из аптеки. Коларжик предположил, что пани могла покупать все эти вещи по пути на вокзал, я же возразил: «Она должна жить где-то рядом, зубной порошок и щетку еще можно купить, забежав в аптеку перед поездкой. Но нафталин никто в дорогу покупать не станет, этот запах еще можно терпеть, когда нафталин лежит у тебя дома в закрытом гардеробе, а когда ты едешь в маленьком купе, то вонь будет просто невыносима. И к тому же, моль не успеет добраться до вещей, только что упакованных в чемодан. Значит, нафталин покупался для домашнего употребления, и искать надо в ближайших кварталах». Пришлось снова отправить агентов на поиски. Искать молодую пани, брюнетку в Праге — это хуже чем разыскивать иголку в стогу сена. Одно могло помочь, аптекарь вспомнил, что пани говорила с легким средне-баварским акцентом.

Нам повезло. Агенты нашли фройляйн Розу Габбе довольно быстро. Она подходила под описание и проживала на Балбиновой 18, в квартире с окнами во двор, второй этаж. В полицейском участке мне сообщили, что Роза Габбе, девятнадцати лет от роду, приехала чуть более года назад в Прагу из Леобена. Судя по учетной карточке, она училась на медицинских курсах. Источник доходов не определен, возможно получала помощь из дома или подрабатывала, а может жила у кого-то на содержании. Полиция ее ни разу не задерживала. От соседей жалобы не поступали.

Консьержки в доме не держали, и я оставил одного человека на парадной лестнице и одного на черной. Вместе с агентом Коларжиком мы поднялись и позвонили в дверь квартиры. Дверь нам открыла сама фройляйн Роза. Как и описывал аптекарь это была невысокая брюнетка, с темными глазами и короткой прической в стиле «паж». На ней было синее шелковое платье в мелкий белый горошек, такие были в моде предыдущим летом, теперь его, по видимому, использовали как домашнее. Мы представились и спросили напрямик, говорит ли ей что-либо имя «Мечеслав Адамек»? Что мы услышали о себе и о докторе Адамеке! Фройляйн визжала, что не знает никакого доктора Адамека, и знать не желает, что в гробу всех докторов видела, чтоб нам провести всю жизнь в приемной у докторов, а у дантиста по две жизни... Мы ретировались под таким потоком брани. Дверь оглушительно захлопнулась, но из-за нее до нас доносились крики о клистире с патефонными иголками каждому, кто еще раз посмеет ее беспокоить со всякими докторами Адамеками. Коларжик усмехнулся:

- Знает она доктора. Ручаюсь. Моя Ренка, когда мы в последний раз поссорились, так же орала. Если бы фрау Роза просто не знала доктора Адамека, она бы спокойно так и сказала. А тут, она демонстрирует, так сказать «urbi et orbi», что она желает, чтоб все знали, она БОЛЬШЕ не хочет знать доктора Мечеслава Адамека так как он явный «кхазер».

- К тому же, мы не упоминали, что пан Адамек доктор, - добавил я.

Мы поднялись по черному ходу, проинструктировали агента Беднаржа следившего за квартирой фройляйн Габбе. Спускаясь вниз, Коларжик подобрал со ступеньки смятый мужской носовой платок. Он покрутил его в руке, посмотрел через окошко, и указав вниз, сказал:

- В тот раз Ренка вышвырнула все мои вещи из квартиры.

Я посмотрел в окно. Во дворе стоял полный мусорный ящик, его не опорожняли со среды, как минимум.

- Думаю, - согласился я, - агенту Калашу надо дать шанс реабилитироваться. Коларжик закивал, пытаясь скрыть смех.

Оставив сотрудников присматривать за квартирой, я отправил Коларжика в обход соседей, и, заодно, поручил допросить дворника. Сам же поспешил на Бартоломейскую с отчетом. Меня там встретил подполковник Врзал из контрразведки. Его заинтересовала фройляйн Габбе, и он при мне позвонил сперва в Йиглаву, а потом и в Вену наводя справки. Но и ему требовались более серьезные доказательства ее связи с доктором Адамеком, чем показания аптекаря и наши подозрения.

Я вернулся на Балбиновую и в ресторане «У золотого литра» устроил временную штаб-квартиру, где за рюмочкой кальвадоса сел дожидаться результатов. Вскоре появился Коларжик, он кратко отрапортовал, что во двор выходят окна еще пяти квартир. Одна не заселена, в ней от протечки обвалился потолок, и ее готовят к ремонту. В другой проживает коммивояжер пан Шмидт, но он уже неделю как в отъезде. В третьей живет глухой пенсионер пан Скаличка, его спрашивать бесполезно. В четвертой сапожник пан Валек с семьей, они ничего не видели, ничего не слышали и вообще соседи их не касаются, так как отец семейства третий день как в запое и у них своих проблем выше головы. Пятая квартира тоже пустовала, старый наниматель переехал в Нове-Место неделей ранее, а новый еще не вселился. Соседи по лестнице описывают фройляйн Габбе, как молодую девицу, не слишком твердую в вопросах морали, словом, типичную представительницу современной молодежи. Но конкретно ничего сказать не могут. Пана Адамека не опознал никто. Дворник, пан Липка, и его супруга пани Липкова подтверждают, что видели человека, похожего на пана Адамека вместе с пани Розой, но кто он, они не знают, и заходил ли он в пятницу они тоже сказать не могут. Кроме того, Колражик принес найденные в мусоре Калашем клочки фотографии. На снимке можно было узнать пана Адамека в летнем костюме, правда всё его лицо было исцарапано пером, а глаза выколоты. Вместе с ним была женщина, в темном платье в мелкий светлый горошек. Обрывок с головой женщины не удалось найти, хоть Янек и выгреб весь мусор из ящика, к преужаснейшему неудовольствию дворника. На обороте читалась надпись: «Мечек и Ро... ...арловы Ва... …14 июня 19...» Хоть какие-то улики, и если правильно задавать вопросы, можно многое прояснить. Я позвонил подполковнику Врзалу и направился на Крконошскую с визитом к пану доктору.

К доктору Адамеку мы с подполковником прибыли вместе к шестнадцати часам. Пан Адамек с супругой пани Барборой нас встретили настороженно. На фоне супруги доктор, хоть он и имел обычный рост, выглядел недомерком. Мы еще раз попросили пана советника рассказать о событиях пятницы, и получили повторение рассказа о прогулке через парк и нападении неизвестного. Доктор выглядел недоумевающим, ведь он уже рассказал все в вечером. Тогда подполковник достал газету, с репортажем с места соревнований женского гимнастического общества, и поинтересовался, как так получилось, что при таком многолюдстве не оказалось ни одного свидетеля происшествия. Пан Адамек смутился, и стал что-то мямлить про кривые дорожки, неожиданные случайности и тому-подобное, что мол это все происки врагов. Врзал спросил, кого пан Адамек может подозревать, и кто из его «врагов» мог столь ненавидеть пана доктора, чтоб так изуродовать его фотографию. После чего я показал аккуратно склеенную карточку. Пан советник побледнел, а пани Адамекова выхватила картонку у меня из рук. Она внимательно осмотрела снимок, ее лицо наливалось краской, перевернула, прочитала надпись и отвесила пану доктору увесистую оплеуху: «Вот значит, что это была за конференция! Мечеслав - ты мелкий и подлый негодяй!» Фотография полетела на пол, а пани Барбора ушла вся в слезах, громко хлопнув дверью. Пан Адамек, ставший похожим на сдувшийся воздушный шар, тяжело опустился в кресло и закрыл лицо руками.

С фройляйн Габбе пан Адамек познакомился прошлой весной, вскоре он снял для нее жилье с таким расчетом, чтоб можно было наносить визиты по пути на вокзал и обратно. В пятницу, отпустив шофера, пан советник направился прямиком к Розе. Фройляйн Габбе его встретила неприветливо. Ходила надувшаяся, чем-то недовольная, все время ворчала, а потом заявила, что хочет автомобиль. Доктор ей отказал, он бы не смог объяснить дома такую большую трату денег, у него и так много уходило на оплату этой квартиры. И тогда разразился грандиозный скандал. Портфель с бумагами, лежавший в прихожей, вылетел в окно, а в пана Адамека полетела ваза с цветами. Синяк на скуле он потом выдал за удар, нанесенный грабителем. Когда пан советник, наконец, накинул пальто и выбежал во двор, портфеля там уже не было.

- Видели ли Вы кого-нибудь во дворе или на улице? - задал вопрос подполковник.

- Нет, ни единой живой души, - вздохнул пан Адамек и развел руками.

Врзал, не спрашивая разрешения, прошел в комнату, набрал номер на телефоне и вызвал наряд солдат на Балбиновую.

К фройляйн Габбе мы с Врзалом поехали вместе на армейской машине. Подполковник взял дальнейшее расследование в свои руки. Мои наблюдатели сообщили, что к фройляйн Розе никто не приходил, и она квартиру не покидала. Мы позвонили в дверь. Попытка повторить скандал была немедленно пресечена напористым подполковником. Уже через пять минут фройляйн Габбе сидела на стуле и четко отвечала на вопросы. Да, она знает Мечеслава Адамека, но больше знать его не желает. Да, он был у нее в пятницу вечером. Она устроила ему сцену. Почему? Он ей надоел, тем более, что она недавно познакомилась в американском баре с подающим надежды автогонщиком из команды Шкоды, Тибеком Земаном. А с ним проводить время гораздо веселее, чем с этим унылым скаредным старикашкой доктором Адамеком. Мечеслав Адамек, этот «тохус лэкер», в отличии от Тибека, никогда не водил ее по шикарным ресторанам и в театры, боясь встретить кого-либо из знакомых и испортить свою ср-ную репутацию. Портфель? Кто его знает! Она что-то схватила со столика в прихожей и вышвырнула в окно. А была ли это грёб-ная шляпа или драный портфель, ей без разницы.

Подполковник кивал головой, но по его виду можно было понять - он ей не верит. Выйдя из комнаты, где осталась сидеть под охраной Роза Габбе, Врзал сказал, что как он считает, у Розы был сообщник, который и подобрал портфель. В качестве сообщника он подозревает автогонщика, у того была прекрасная возможность с портфелем на своей машине уже добраться до Будапешта. Но пограничные посты будут, на всякий случай предупреждены, а если даже Тибек с документами уже и находится в Венгрии, то у контрразведки длинные руки. Далее всё расследование будет вестись только контрразведкой, а полиция должна прекратить дело и передать материалы Врзалу лично в руки.

Я спустился по черной лестнице во двор. Врзал был не прав. Я был готов чем угодно поклясться, что Роза Габбе никакая не шпионка, а обычная кокотка. Кожаный портфель, набитый министерскими бумагами, мог взять кто угодно. Мы снова были в тупике, но, несмотря даже на распоряжение подполковника Врзала, бросать следствие я не намеревался. Как-никак именно полиция нашла Розу Габбе, а не хваленая контрразведка. Да и мое начальство тоже не любит, когда чужаки суют нос в нашу епархию и пытаются указывать нам, полиции, что и как надо делать. Я осмотрел место происшествия. В небольшой дворик, примерно десять метров на двадцать, выходили двери двух черных лестниц и запертая дверь в угольный подвал. На уровне земли в стене было пробито крохотное подвальное окошко с мутными, запачканными угольной пылью, стеклами. В углу стоял большой темно-зеленый ящик для отходов, за ящиком громоздилась куча подтаявшего снега, от которого посреди двора образовалась большая лужа, и ручеек, уходивший в подворотню. Я осмотрелся, нашел пустую бочку, рядом с ручейком талой воды, и усевшись на нее стал намечать в записной книжке план дальнейшего расследования.

Вечернее солнце заглянуло во дворик, я прикрыл глаза и вытянул ноги. Я начал про себя перечислять пункты своего плана, не пропустил ли я чего важного. Первым пунктом в плане стоял обход соседних домов и расспрос жителей, может кто обратил внимание на человека с кожаным портфелем, плотно набитым бумагами, идущим по улице или садящимся в автомобиль примерно в половине восьмого в пятницу. Вторым был опрос кондукторов трамваев и автобусов, проходящих по соседним улицам, а так же таксистов. Третьим пунктом... Я не успел перейти к третьему пункту, как меня отвлек детский голос.

- Дядя, уберите ногу. Вы мешаете моему пароходу плыть по реке.

Передо мной стоял, засунув руки в карманы испачканного чем-то черным поношенного пальто, карапуз лет шести-семи. Я посмотрел вниз. В мой ботинок, нечаянно перегородивший ручеек, уткнулся свернутый из плотной бумаги кораблик, еще несколько плавали в луже. Я убрал ногу и внезапно вскочил, как будто в меня вонзилась иголка. На борту лодочки отчетливо проступал контур ёжика. Я схватил бумажный кораблик, развернул лист. Плотная бумага, в левом-верхнем углу лев и орел держат щит белым ежом и девизом «Nemo mordent nos!», ниже надпись «Unia ministerio por eksterlandaj aferoj».

- Где ты взял эту бумагу? - спросил я, нависая над пацаном.

- Не скажу! А будете ломать мои кораблики, я позову папу, и он вас вздует!

- Где ты взял эту бумагу?!! - тряхнул я мальчишку за плечи. Пацан заорал благим матом.

Через минуту во дворике яблоку было негде упасть. Вокруг нас с мальчиком столпились мои агенты, сотрудники контрразведки, отец пацана — дворник пан Липка, и подполковник Врзал. Я размахивал листом бумаги и пытался добиться от пацана ответа, где он взял эту бумагу. Пацан или вопил, как будто его режут, или упорно молчал. Мои попытки были безуспешны, как и старания Врзала и пана Липки. Отец обещал выпороть ремнем, и оставить на месяц без сладкого, Врзал просто орал на пацаненка, потому как никаких угроз сверх папашиных придумать не мог. Всё впустую. Ситуацию спас Янек Калаш. Мой молодой сотрудник, как оказалось, всегда таскал в кармане жестянку с монпансье, хотя никому и не признавался в своей любви к сладостям. Рассмотрев коробку и оценив количество оставшихся внутри конфет, маленький негодник согласился обменять ее на портфель. А дело было так: он вчера вечером играл в угольном подвале со спичками (в подвал он влез через окно) и увидел, как посреди двора в лужу упал портфель. Из какой квартиры его кинули, через подвальное окошке было не видать. Штепек, так звали этого паршивца, взял портфель, нашел в нем кучу прекрасной бумаги и тут же запрятал добычу под углём. Так что, когда пан Адамек выбежал во двор, он никого не увидел. На следующий день Штепек достал из портфеля пачку бумаги и, наделав корабликов, пустил их по ручью до самой Английской улицы, где ручей уходил в водосток.

Услышав это подполковник Врзал схватился за голову. Он кинулся в подвал, сам разгреб руками кучу угля и, откопав портфель, стал в нем с остервенением рыться.

- Слава Богу! - застонал подполковник, в его руках было несколько тонких листков. Очевидно более тонкая бумага не заинтересовала мелкого вредителя, и он не пустил ее на строительство флота. Остальные документы не представляли особой ценности, но все же господам из контрразведки пришлось еще несколько дней обшаривать водостоки в округе и извлекать из тины и отбросов министерские бумаги.

Пан Игнац откинулся на стуле, и потер виски. По радио сообщили о наступлении в Праге полночи.

- А что потом было с паном Адамеком, - поинтересовался пан Йозеф.

- Насколько мне известно, никакого скандала не было, видимо дело замяли, - ответил ему пан помощник редактора, - знаю, что теперь пан советник работает в чешском министерстве народного образования...

- Действительно, неисповедимы пути Господни, - и пан Йозеф стал набивать свою трубку свежим табаком.

Участник четвертый: Цель жизни

Он не знал своих родителей. Первое время Он не задумывался, хорошо это, или плохо. Потом Ему уже было не до подобных мыслей.

Первое время Он провел среди себе подобных. Каждый день приходили одни и те же люди, иногда они забирали одного из них, иногда появлялся кто-то новенький, рассказывавший о том, что видел во внешнем мире. Жизнь была спокойной и размеренной.

Как и многие другие Его предшественники, Он мог бы пойти в строительство. По ночам ему виделись высокие своды цехов, в которых муравьями суетились люди, ажурные паутины гигантских мостов, шагавших через величественные полноводные реки, по мостам длинными гусеницами ползли паровозы с вагонами, к небу росли высотки, в которых жили веселые, добрые люди.

Но в этот момент Его страна воевала. И Он попал на военную службу.

Подготовка была короткой, но очень насыщенной и болезненной.

Он изменился, стал жестче, целеустремленнее, ну, Он так думал. Но все так же, с юношеским пылом, Он хотел поскорее попасть на фронт, выполнить свой долг перед страной.

Его оставили в городе.

После подготовки их отправили в расположение части.

Хотя Он и состоял на военной службе, но мало что изменилось в размеренности Его жизни. Дни сменялись ночами, ночи сменялись днями. Иногда накрапывали дожди, падал снег, потом Его снова согревало солнышко.

По ночам гудели сирены воздушной тревоги, люди спускались в бомбоубежища. Потом наступал новый день, со своими хлопотами, большими тревогами и маленькими радостями.

Артиллерийская канонада приближалась, становилась все более явственной и тревожной.

Его и товарищей перевели на участок, который они должны были оборонять. Это оказалась извилистая улица на подъезде к мосту через реку.

Рядом обосновались артиллеристы. Однажды Он видел, как солдаты закатывали в капонир здоровенную пушку.

На их улице бой начался совершенно неожиданно. Еще ночью канонада бумкала где-то в стороне, вздергивая нервы, закручивая мысли длинными спагеттинами. А с утра снарядом разнесло одно из перил моста.

Он видел, как молоденькие мальчики побежали к входу в капонир, перетаскивая через грязь ящики со снарядами.

Все чаще вокруг разрывались снаряды. Взрывы раскидывали во все стороны куски кирпича и комья земли. Ударяясь о булыжную мостовую, осколки высекали искры.

Вдруг артобстрел прекратился.

Он увидел, как из-за угла показался враг. Огромная туша, взревывая, отравляя своими миазмами воздух вокруг себя, неслась прямо на Него.

Ему стало очень страшно, за себя, за то, что сейчас его существование может закончиться и за то, сможет ли он выполнить свою цель жизни.

Он основательнее уперся в землю, весь напрягся-напружинился. Враг налетел на Него. Его еще больше вдавило в землю, придавило сверху огромной махиной, закрутило. В последний момент Он понял, что все-таки справился.

Степан в голос материл Петра.

Мехвод умудрился наехать на одного из ежей, стоявших перед мостом. ИС чуть не перевернулся, когда под его днищем загрохотала железная дура. Командир знал, что попытка съехать назад ничего не даст. Машина застряла крепко.

Когда Степан привстал и приподнял люк, по башне гулко забила пулеметная очередь.

-- Командир! Справа, -- крикнул заряжающий.

Степан глянул через триплекс. Справа у дороги возвышался плохо замаскированный капонир, из которого торчал ствол сорок третьего.

-- Петр, твою мать! У тебя десять секунд, чтоб открыть люк!..

-- Генрих, ты погляди, как этого красного перекрутило!

Генриху было совершенно не до этого. Вместо восьми человек расчета, при орудии оставили только двоих. Придурошный, но сильный Клаус заряжающим, а ему пришлось быть и за командира, и за наводчика.

Проворачивая штурвал горизонтальной наводки, Генрих не выдержал:

-- Клаус, не заткнешься, я тебе зубы выколочу…

Изменено 3 Feb 2014 пользователем Каминский

[Каминский]

Участник пятый: День Ежа

ДЕНЬ ЕЖА

Исполинская площадь имени Константина Великого была заполнена народом до отказа. Добрая квадратная верста пустого пространства, огороженная бетонным забором с колючей проволокой. Александр крутил головой с высоты своего роста, и везде вокруг были только головы, головы, головы.

За площадью, за спиной Александра располагалось здание аэропорта, опять же Константина Великого. По левую руку высилось здание Софийского железнодорожного вокзала, и чуть дальше – Европейский автовокзал. По правую руку – пассажирский Мраморный морской порт. Все приехавшие в город со стороны Европы, на любом транспорте, выходили только на эту площадь. Других доступных выходов не было. Тысячные человеческие реки вливались в это людское море с трёх сторон. А с четвёртой стороны был выход – через арку, рентгены, сканеры и будки паспортного контроля. Если уж Духовная столица вынуждена была мириться с наплывом понаехавших, в ней хотя бы желали знать всех своих гостей, без исключения.

Александр, всего 10 минут назад прилетевший из Айос-Петрополиса, умильно щурился на яркое солнышко. +10, такая теплынь в феврале! Не то, что эти надоевшие «минус тридцать» и вечный промозглый ветер с Залива. Духовная Столица оказалась живительным контрастом по сравнению с продрогшей столицей Северной.

Внезапное течение в людском море налетело, подхватило и понесло растерявшегося Александра, прервав его мечты. Бледные и загорелые, блондинистые и брюнетистые, широкоглазые и узкоглазые, белые и чёрные, из всех провинций от Белого до Красного моря. Разноязыкие вопли со всех сторон слились в единый нарастающий гвалт, чем ближе к будкам контроля – тем больше, тем плотнее. Александра с размаху впечатало в какого-то невзрачного мужичка, после чего течение ослабло.

- Слышь, брателло! – возмутился мужичок, бомжеватый косматый блондин с трёхдневной щетиной, с ног до головы одетый в потёртый abibas, - Ты поаккуратнее! Смотри куда летишь, благородная морда!

Он явно был уверен, что его русский здесь не понимают – всё равно что кричать, лишь бы тон был возмущённый.

- Простите, - отозвался Александр. – А вы что, тоже русский?

- О, земляк! – обрадовался мужичок. Прежнего возмущения как не бывало. – Да, русский, а ты откуда?

- Я из Питера, - ответил Александр. Не то чтобы он хотел познакомиться с этим чучелом, но всё-таки приятно встретить соплеменника вдали от дома. – Меня Александр зовут.

- Столица, значит. Понятно тогда. А то я и думаю, откуда ты такой приехал – в костюмчике, лакированный весь. А я Сергей, Беляков. Из Таганрога.

- Очень приятно, - поморщился Александр, изображая слабое подобие улыбки. – Что, тоже решили на День Ежа сюда, за Духовностью?

- А то! Два года на самый дешёвый теплоход копил, чтоб за море сплавать, блин! «Москвич» старый продал! И вот я здесь! Нам, рабочему классу, тоже хочется мир повидать!

“Быдло ты, а не рабочий класс”, - подумал Александр.

- А ты, Саша, кем трудишься? – не унимался Беляков.

- Первый Заместитель Помощника Главы Департамента, в Министерстве Топливной и Энергетической политики, - честно ответил Александр.

- А… - Сергей поморгал, стараясь обработать поступившую сложную информацию. – Понятно. Чиновник, значит. Ну и как, сильно там сквозит у вас, в Северной Столице?

- Сильно, - признался Александр.

- У нас в Таганроге тоже что-то сильно стало, - пожаловался Сергей. – И снегом завалило всё. День Ежа, блин. Какие уж тут ежи в начале февраля, когда до второго этажа сугробы!

- Ну, праздник то не из наших широт родом.

- Оно понятно, - Сергей зевнул во всю широкую пасть, полную гнилых жёлтых зубов, небритую рожу перекосило. – Ладно, вон уже будка, я на контроль. Будь здоров, земляк!

- И ты не кашляй, - бросил Александр в спину удаляющемуся abibas’у.

- Ваши документы? – приветливо улыбнулась юная мулатка в форме Миграционной Службы. “Наверняка из Адена или Джибутиума”, - подумал Александр, бросая на стол красную паспортину подданного Восточной Гелиократии. На обложке паспорта золотым тиснением было нарисовано солнце со множеством лучей. Если присмотреться повнимательнее, то на месте солнечного диска можно было разглядеть свернувшегося ёжика, а десятки лучей превращались в торчащие ежовые иголки.

За спиной мулатки стояли, напряжённо вглядываясь в толпу, два здоровых мужика в форме городской полиции, а за ними на стене висели два стандартных портрета. Кардинал и Первый Министр.

“Девушка в будке явно ещё новенькая здесь”, - понял Александр. – “Ещё вежлива, и не утратила способности улыбаться. Повезло мне на этот раз. Уже через полгода её будет не узнать. Будет лаять, собачиться и скалиться, как и все правоохранители здесь. Эх, и что такое Духовная Столица делает с людьми!”

Девчонка смахнула волосы с плеча, и Александр заметил бейджик с именем повыше левой груди: “Оливия аль-Джумани”

- Вы чиновник? Карточку, пожалуйста, - попросила Оливия. Александр с достоинством вытащил пластиковую карту, отличавшую его от окружающего быдла. Отдельные гостиницы, отдельный транспорт, проход куда угодно без очереди, более высокие стандарты обслуживания – пропуск на все случаи жизни. Символ принадлежности к Высшим Сферам.

Поперёк карточки тянулась магнитная полоса, ниже – личный номер и подпись, выше – надпись на официозно-греческом: «Министерство Топливной и Энергетической Политики». На обратной стороне – “Восточная Гелиократия”, и знакомый символ в виде ёжика-солнца.

Оливия провела карточкой через сканер, и быстро застучала по клавиатуре. Мордовороты повели Александра на рентген. В будке было жарко и душно, грязно, и сильно воняло от сотен предыдущих посетителей. Одна из камер сфотографировала лицо, другой аппарат просвечивал тело в поисках металлов.

“Знали бы вы, твари, зачем я здесь!” – думал Александр, ухмыляясь про себя. - “И ничего вы у меня не найдёте! Посмотрим, как вы запоёте через несколько часов!”

Из металлического на нём была только крупная золотая цепь с нательным золотым ёжиком. Обычные серебряные ёжики для быдла были совсем маленькими, а золотые для чиновников – крупные, тяжёлые, и даже немного кололись. Ёж покалывал на груди и сейчас. Александр предпочитал носить его поверх майки, под рубахой. Вроде и на теле, и незаметно.

То, что могло заинтересовать Миграционную службу, Александр хранил не где-нибудь, а в заднем проходе. И не металл вовсе, а пластик. Маленькая коробочка, размером с батарейку. При нажатии на кнопку стреляет на 10 метров малюсенькими иглами с цианистым калием. На предохранителе и в футляре это должно быть безопасно, но он инстинктивно старался лишний раз не сжимать очко. У быдла могли проверить и там, а высший класс – не полагалось.

Александр не был особенно спокоен, но он и не боялся. Какая-то азартная злость охватывала его. Он должен был сделать то, на что не решались другие. Изменит ли это мир? Вряд ли. Но первый шаг будет сделан. Скорее всего, он умрёт, но это его уже не заботило. Главное, чтобы первый шаг был сделан. А за первым последуют и остальные.

- Осталось только выпить капсулу, - приторно улыбнулась Оливия, протягивая Александру розоватую удлиненно-овальную таблётку с прочнейшим твёрдым покрытием. – Проглотите и откройте рот, чтобы мы убедились. Для чиновников положен ещё стакан водички, заряженной Кардинальской Духовностью. Можете запить.

Александр молча взял, проглотил. Открыл рот. Оливия протянула узенький шланг автоматического сканера, со светящейся стеклянной головкой. Александр сам засунул его в рот, сканер поворочался пару секунд, вспыхивая фонариками и шевеля фотоэлементами. Загорелся зелёный огонёк, девушка улыбнулась и вытащила эту противную штуковину обратно.

- Капсула стандартная? – безэмоционально поинтересовался Александр.

- Да, «День Ежа-001 Стандарт», - вежливо кивнула Оливия. – Если в течение 6 часов вы не приобщитесь к Духовности в плановом порядке, покрытие рассосётся и в желудке останется только яд. Желаем вам в этот светлый праздник поскорее приобщиться к Духовности!

- Какой хоть яд на этот раз? – поинтересовался Александр. Хотя, в принципе, ему было всё равно.

- Кажется, разлагает клетки мозга и печени, - пожала плечами Оливия, - Не помню точно. Да не всё ли равно? Вы же не собираетесь ждать 6 часов?

- Не собираюсь, - подтвердил Александр.

- Добро пожаловать в наш город! Ежи уже вышли!!

- Истинно, вышли! – машинально ответил он, покидая контроль.

В северных провинциях, а особенно в светской столице страны Айос-Петрополисе, религиозность была чисто формальной. Стандартные духовные мантры давно не использовались в обиходе. Здесь, однако, всё было по-другому. Знаменитые слова Солнечного Пророка «Ежи уже вышли!», сказанные две тысячи лет назад, многое значили для Южной Столицы.

Над выходом с контроля висели портреты Кардинала и Первого Министра. Горделивая надпись на официозно-греческом гласила:

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ГОРОД-ГЕРОЙ КОНСТАНТИНОПОЛЬ – ДУХОВНУЮ СТОЛИЦУ ВОСТОЧНОЙ ГЕЛИОКРАТИИ!

В огромном городе было грязно и шумно, дул влажный тёплый ветерок, пахло чем-то морским и мокрым. Александр шёл по улице в новеньком костюмчике и блестящих туфлях, сторонясь многочисленных прохожих низших классов и брезгливо обходя лужи на тротуаре. С тех пор, как он был здесь в последний раз, три года назад, изменилось немногое. Ещё больше машин, ещё больше пробок, ещё больше понаехавших, ещё больше кавказских и персидских таксистов, ещё больше киосков с шаурмой, ещё больше унылых серых зданий. Где-то впереди была остановка монорельс-экспресса – это то, что требовалось в данный момент.

- Ежи уже вышли!! – поприветствовали его по-гречески двое патрульных ППСовцев.

- Истинно, вышли! – ответил Александр, не поворачивая головы.

Его путь лежал в Айя-Софию – главный храмовый комплекс для сотен миллионов людей, на протяжении веков. Старый город вообще удивительно сохранился, несмотря ни на что. Уже больше 2000 лет прошло со времени рождения Солнечного Пророка, и учения Единого Гелиоса. Превозмогая ненависть, зависть и бешеное сопротивление властей, ему удалось-таки посеять семена истинной веры. А уже через какие-то 2 века великая Империя на Средиземном море превратилась в Гелиократию. Ещё через несколько веков Гелиократия разделилась на Западную (Рим) и Восточную (Константинополь). Многое пришлось пережить великим предкам – войны, голод, эпидемии, кризисы и нашествия, но шаг за шагом расширялись Гелиократии, шли переселения народов, велось просвещение самых отдалённых дикарей, и распространялась Истинная вера, сделавшись воистину всемирной. Только Китай, Индия и некоторые страны Азии всё ещё упрямились в своих заблуждениях, но Истинная вера уже начала проникать и туда.

Найдя, наконец, остановку монорельс-экспресса, Александр пошарил в карманах и ужаснулся. Карта чиновника была потеряна!! Что же теперь делать? Весь план был готов рухнуть. Конечно, карту можно было восстановить, но это займёт дни, а действовать надо прямо сейчас! Без заслуженных привилегий, на правах простого быдла, добиться цели было намного труднее. Но нет таких трудностей, перед которыми спасовал бы Первый Заместитель Помощника Главы Департамента! Он ведь и так уже готов умереть, не так ли? Риск увеличился – плохо, но главное – добиться цели. Они все ещё попляшут!

Александр осмотрелся и направился в сторону ближайшего метро. Вот незадача – он совсем не знал, как пользоваться этим быдлячьим транспортом. Но видимо, пришла пора научиться.

- Эй, брателло, - донеслось сзади. Александр обернулся – знакомая волосатая рожа, тот самый чушкан в Abibas’е. Как его, Сергей что ли. – Чё стоишь, поехали!

Не скрывая чувств, Александр бросился к этому мужику как к родному.

- Метрополитеном пользоваться научишь?

- Хахаха! – жизнерадостно заржал Сергей Беляков из Таганрога, - Не боись, брателло, счас преподам тебе программу детского сада! Ты ведь в Айя-Софию едешь?

- Да.

- Я тоже! Вместе поедем, земляк! Не теряйся, я с тобой! – Сергей покровительственно похлопал его по плечу, дыхнув перегаром. Александр вздрогнул, его чуть было не вырвало, но выбора не оставалось.

Под землёй было жарко и душно, темновато, и противно воняло миллионами пассажиров из низших классов. Они кишели здесь повсюду, сотнями, тысячами! Александр был просто в шоке от такой массовки. Ни солнышка, ни ветерка, ни простора – совсем не похоже на монорельс! Только ради высокой цели он был готов пройти через всё это. И цель оправдывала всё.

День Ежа был старинным языческим праздником, ещё со времён Великой Римской Империи, но прошедшие века прогресса совершенно исказили его смысл. Второго февраля каждого года римляне наблюдали ежей, в первый раз выползающих из нор на волю. Многие народные приметы были связаны с поведением этих зверьков – но не более того.

Много веков назад в этот день, Солнечный Пророк был брошен со скалы на торчащие копья. Случайное совпадение или нет, но полусфера из копий у многих вызвала невольные ассоциации. Стилизованный ёжик стал стал символом истинной веры. Через много веков святой Мухаммед Аравийский изменил стандартное изображение Солнца, добавив к нему лучи-иголки и завернув тело в полуспираль, сделав Солнце похожим на священное животное. Если бы этим всё и ограничилось, Александр не имел бы ничего против, но это было только начало…

С течением Прогресса иерархи будто сошли с ума, раздувая повсюду эту свою Духовность и изобретая всё новые и новые раздражающие условности. День Ежа был одной из них. Каждый год, второго февраля, каждый совершеннолетний подданный Гелиократии был обязан посетить любой храм Истинной Веры и приобщиться к Духовности. В этот день мобилизовывали всех священников, а процедуру сократили до минимума, но наплыв верующих был ужасен. Многие пытались “косить”, а со временем это стало массовым явлением. Иерархи не остались в долгу, изобретая разные «железные» методы «напоминания». Ядовитые таблетки появились всего год или два назад. Рано утром 2 февраля, их раздавали всем без исключения на рабочих местах, в транспорте, в домах, на улице. Пока не проглотишь – не отстанут. Противоядием от этих капсул было лишь ежегодное приобщение к Духовности. Если за несколько часов не успеешь, значит – загнёшься.

- Туда им и дорога, - заявил как-то по этому поводу Кардинал на очередном празднике в Айя-Софии. – Если у них нет энтузиазма, кто ж им доктор? Очередь в храм большая, или бежать далеко – разве это оправдание? Другие ведь могут – и ты моги! А нет усердия в вере – подыхай, как собака!

Бурные и продолжительные аплодисменты были ему ответом.

- Естественный отбор ещё никто не отменял, - вторил ему Первый Министр из своего питерского офиса. – Гелиократия означает естественный отбор по усердию в вере. Когда-нибудь все лентяи и неверующие будут отбракованы естественным путём, а их гены отомрут. Останутся только те, кто всей душой проникся ценностями Восточной Гелиократии. Вот тогда и наступит настоящая, истинная Гелиократия, счастье под Солнцем на Земле.

И аплодисменты загрохотали вновь.

***** *****

Александр ехал в забитом вагоне этого вонючего плебейского метро и размышлял о высоком, не замечая ничего вокруг. Этот небритый алкаш Сергей из Таганрога всё время зудел над ухом, рассказывая какие-то алкашеские истории, но Александр не воспринимал ни слова.

Как хорошо было бы уничтожить этих проклятых иерархов! Они уже дошли до этих чёртовых таблеток – а что будет дальше? Кто сможет их остановить? Народ, быдло – они слишком темны в вере, слишком покорны, они ничего другого не видели и не знают. Они по-прежнему благоговеют перед гелиократами и их главарём – Кардиналом. Светская власть занимается только текущими делами и ничего не может сделать. Да, честно говоря, и не хочет. “Зачем, если можно неплохо устроиться и так?' – размышляло большинство. Но только не Александр.

В мире уже полно стран – бывших независимых гелиократий и колоний, уже давно оттеснивших веру на второй план. Гелиократы-храмовники там никто! Когда же такое наступит у нас? Власть должна принадлежать исключительно чиновникам – высшему классу, лучшим людям государства! Таким, как он, Александр! Только тогда наступит настоящее счастье! Александр был не одинок – он знал, всё больше людей его круга думают также. Но никто пока не решается действовать. Раз так – кто-то должен быть первым. Кто-то должен показать, что это возможно! Кто-то должен подать пример, пусть даже ценой своей жизни. А последователи найдутся обязательно!

Он, Александр, станет посмертным героем на века!

Он сделает то, о чём это покорное тёмное быдло не могло и помыслить!

Прямо сегодня, через несколько часов, он убьёт Кардинала!

И пусть он погибнет сам, пусть эти святоши выберут нового Кардинала из своей братвы. Но порядок вещей начнёт меняться, меняться необратимо.

***** *****

- Слышь, земляк, ты чего не отвечаешь? – алкаш Сергей Беляков из Таганрога толкал Александра локтем в бок, выведя из задумчивости. – Алё, включайся!

- А? Чего?

- Я спрашиваю, а когда светская столица из твоего Питера уедет в Мурманск, что тогда делать будешь?

- Ах, это, - поморщился Александр. “Я вообще сегодня погибну, а этот урод ещё чего-то там спрашивает!”, - уеду в Мурманск, разумеется.

- Так там же ещё больше дубак, чем в Петрополисе!

- Ну и что? Придётся терпеть!

- Терпила ты чиновная! Давай лучше к нам в Таганрог! У нас знаешь, какие тёлочки в подъезде живут? Я их в гараже и так, и этак, а моя ничего не знает, представляешь! А сейчас после продажи «Москвича» там знаешь, сколько места освободилось? Нам на двоих – во!!

- Не знаю, - сморщился Александр. – И знать не хочу! Скажи лучше, скоро ли нам выходить?

Если духовная столица всегда была в Константинополе, то смена светской столицы подчинялась сакральным космическим циклам Духовности. Каждые 400 – 500 лет светская столица уезжала всё дальше на север, на одно и то же расстояние вдоль Священного меридиана. Первое правительство было в Александрии вплоть до Великого переселения народов. Затем, до Монгольского нашествия – в Константинополе. В тот период светская и духовая столицы совпадали. Затем, несколько веков – в Киеве. И наконец, с 1600 года, после Великой Войны с Западной Гелиократией и отвоевания Балтики, в устье Невы возникла новая столица – Айос-Петрополис. Через несколько лет её срок должен был истечь, и по той же логике уже готовился перенос в Мурманск. Далее на север был только Ледовитый океан, но что будет ещё через 500 лет – мало кого заботило. В конце концов, там ещё есть Шпицберген. Ну и что, что сейчас он принадлежит полувраждебному Западу? Ну и что, что западные гелиократы не хотят его отдавать? За 500 лет всё может измениться. Может, и с Римом объединятся, наконец.

- Именем Гелиократии! – заревел репродуктор в вагоне метро. – Администрация метрополитена поздравляет вас с Днём Ежа. Не забывайте приобщиться к Духовности! Ежи уже вышли!!

- Истинно, вышли!!! – грянули в едином порыве сотни пассажирских глоток.

- Истинно вышли!! – грянул вместе с ними Сергей Беляков из Таганрога.

Александр недоумённо крутил головой, очнувшись от полудрёмы. Он один ничего не крикнул, но этого совершенно никто не заметил.

Между тем, вагон заезжал на какую-то станцию, притормаживая. Со всех сторон ринулись плотные толпы низкоклассного быдла, спеша занять своё место в скотовозке. Александр передёрнул плечами от отвращения. Как это не похоже на скоростной монорельс для элит! Едешь себе над всеми, смотришь на улицы сверху, и не видишь всего этого.

Александр посмотрел на часы. Один час уже затрачен на метро. До начала действия яда осталось ещё пять. На монорельсе поездка заняла бы всего 20 минут. Но что ж теперь делать? Цель оправдывает мучения.

- Станция Святая София! – пробубнил репродуктор.- Следующая станция Золотой Рог. Да пребудет с вами Духовность!

Александр подскочил и дёрнулся к выходу вслед за Сергеем Беляковым.

***** *****

Айя-София была совсем не похожа на большинство других гелиохрамов. В основном храмы строились в виде квадратных зданий с башенками, вершины которых увенчивались шарообразными солнышками-ёжиками с лучами-иголками. Айя-София была гигантским куполом, поднимающимся прямо из земли. Святая София состояла из полушария-ёжика целиком. Каждый луч-иголка был целой башней. По утрам храм подсвечивался прожекторами и лазерами с запада, а по вечерам - с востока, создавая иллюзию восходящего или заходящего бутафорского Солнца.

Туристы и паломники ежедневно пёрли сюда тысячами, из всей Восточной Гелиократии, из всех мест от Белого до Красного моря, от Балтики до Индии, от Карпат до Урала.

Казалось бы, если в обычный день тут десятки тысяч посетителей, то в День Ежа, когда все обязаны приобщиться к духовности, тут должны быть миллионы. Но это было не так.

Миллионы просто растянулись бы в колоссальные очереди и не успели бы попасть в гелиохрам за отведённые часы. Они просто умерли бы.

Люди были не дураки. В этот день они предпочитали сидеть в своих городах и районах и шли в храм по месту жительства, работы, учёбы.

В Айя-Софию, резиденцию Кардинала, шли только высшие чиновники Константинополя.

Ах да, ещё приезжали самые тупые быдлотуристы, и просто те, кому больше всех надо.

Сергей Беляков как раз был тупым быдлотуристом. Он приехал в День Ежа, потому что в этот день были самые дешёвые гостиничные номера и билеты.

А Александру, как мы знаем, было больше всех надо.

Очереди в главный храм, однако, были всё равно. Не миллионные, но на грани риска для жизни – на несколько часов стояния.

Отмороженные быдлотуристы и паломники готовы были рисковать ради того, чтобы непременно приобщиться к Духовности именно здесь.

Чиновники могли предъявить карту высшего класса и пройти без очереди, ничем не рискуя. Но Александр, как назло, карту потерял.

Чтобы убить Кардинала, он теперь должен был рисковать, вместе с этими ничтожествами.

Но великая цель оправдывала риск. Ведь Александр стремился к всеобщему счастью!

Все священники Айя-Софии были мобилизованы на День Ежа и вели приём в нескольких залах. В каждый зал тянулась отдельная очередь в отдельную дверь. Александр встал в центральную очередь к главному входу – самую рискованную и самую длинную.

Там, внутри, вёл службу сам Кардинал.

***** *****

- Господин Первый Министр, вам звонит Кардинал! Соединять?

- Да, конечно, моя киса, соединяй поскорее!

- Слушаюсь, мой могучий господин!

- Петруха, ты! Здорово, брателло, Кардинал беспокоит.

- Ах, это ты? Здорово, Колян! Рад слышать! Моё почтение!

- Ежи уже вышли, брателло!

- Истинно вышли, братан! Как оно?

- Спасибо, регулярно. А ты?

- Я тоже по утрам. И по вечерам ещё.

- Молодец, здоров! Береги себя. Я чего звоню-то… Давно мы не виделись с тобой, друган. Надо бы пообтереть кое-что, без свидетелей, без телефона, на природе, так сказать.

- Да я только за, Колян. Вот только заботы государственные, ты не поверишь, никак не отпускают.

- И меня тоже, дела духовные. Всё повышаю и повышаю градус духовности, вот. Совсем никак. Даже тёлочки наши, из Айя-Софии, не радуют уже. Скучно, друг. Скоро опять службу вести. На день Ежа этот, чтоб его…

- Колян, меня что беспокоит. Может ну её на ***, идею эту насчёт колёс-то? Ядовитых? Чего это народ травится зря? Народишко-то в хозяйстве пригодиться может. Ладно бы одни пенсионеры дохли, а то ведь рабсилу тоже гробим.

- Ну, Пётр, ты меня прямо расстраиваешь. А как же духовность, как же естественный отбор? Этак, они совсем страх потеряют! Если отменить-то! Да и сколько там дохнет то? Доли процента? Зато остальные послушны! Разве не хорошо? Я, как Кардинал, за продолжение программы. А то ещё распустим их, возомнят о себе невесть что… Вон, слышал, что в Сибирской Гелиократии происходит? Не кормили своё быдло таблетками, вот и шатается уже тамошняя Гелиократия. Эти импотенты – тамошний Кардинал с Премьером, совсем пожухли, ничего сделать не могут. А мы ведь не импотенты?

- Ты прав, Колян, уважаю. Но всё-таки, нам бы не помешали некоторые конструктивные меры.

- А я и готовлю конструктивные меры. Сегодня проводим в Константинополе эксперимент.

- Какой ещё эксперимент?

- Ну, мы во всей стране дадим настоящие ядовитые таблетки, а тут, в городе, дают всякую бяку, неопасную, под видом этих таблеток. И от яда не помрут, и бояться будут всё равно.

- Ты просто гений, Колян. Рапортуй о результатах, если что – применим повсюду.

- Вот именно, брателло! А знаешь, что я им туда вместо яда намешал?

- Что же?

- Пасту из канализационных стоков.

- Гыгыгы! Ну ты даёшь, брателло! Позаботился о ближнем.

- Зато не яд, хехе. Пусть радуются.

- И что, смертей не будет?

- Будут, наверно. От испуга. Самовнушение. Когда 6 часов пройдёт. От самовнушения кто-то и помрёт. Но мало. Наверно. Ну ладно, заговорился я, а мне ещё служить! Бывай! Да пребудет с тобой Духовность!

- Гыгы! Скажешь тоже, Духовность. От кого угодно услышать, но не от тебя, старого стяжателя. Ну бывай, брателло. Побольше духовности тебе.

- Мой господин, Кардинал отключился. Может, продолжим? Муррр??!

- Ну давай, моя киса, прыгай сюда.

***** *****

- В очередь, шайтаново отродье, соблюдайте очередь!

- У меня уже 6 часов скоро кончится! Пропустите, пожалуйста!

- Вали отсюда, старая карга! Тебе и так уже пора!

- Чтоб тебе…

- Молодые люди, девушку беременную пропустите! У неё пятнадцать минут осталось!

- А у меня десять минут, и что?

- Куда лезешь, жирняк? Куда? Задавил уже!

- Простите, я волнуюсь, время…

- Ничего, из тебя отличные удобрения получатся.

- Я щас из тебя удобрения сделаю!

- Спасите, умираю! Время…

- Смотрите, он упал, глядите! О Гелиос, он умер!

- Рррррасступись, граждане! Не мешайте ассенизаторам забирать тело!

- Сергей!! Беляков!! Это ты что ли упал? – крикнул Александр, понимая. – Да ты чего, дружище, совсем немного же времени осталось?! Ты что? Да он может, ещё очнётся, ещё шести часов нету! Он переволновался просто!

- Ничего не знаем. Пульса нет, значит всё. Отойдите, гражданин, не мешайте. В катафалк его…

***** *****

Александр вошёл внутрь, когда осталось 10 минут. Айя-София была величественна! Несколько гелиослужителей в костюмах ёжиков жгли костёр в яме на полу. Над костром висел котёл с варившимся, кипящим зельем. Противоядие. Каждый подходил, молился и откушивал большой деревянной ложкой вязкое зеленоватое варево из котла, приобщаясь к духовности. Люди торопились, кашляли, когда в рот попадали ежовые иголки. Радостные, разворачивались и убегали прочь. Приняли противоядие – и слава небесам.

Чуть подальше, на возвышении, стоял Кардинал и пел какие-то песни про Солнце, небеса и землю, и ещё что-то про Духовность.

Александр спрятался за колонной, так, чтобы не видели служители и Кардинал, и запустил руку в своё потайное место внутри организма. Несмотря на все системы безопасности, ему удалось принести сюда свой мельчайший самострел. Ну держись, старая тварь! Сейчас я тебя…

Александр достал самострел.

Снял с предохранителя.

Зарядил иголочкой с цианидом.

Сунул в карман.

Вышел из-за колонны, аккуратно держа руку в кармане, кося глазами в сторону Кардинала.

Отличная мишень.

Чёрт, кто там толкается? Блин, кнопка сорвалась. И что-то колет в ноге.

Почему стало так темно? И дышать нечем?

Ну вот, всё зря…

***** *****

- Граждане, посторонитесь, не мешайте ассенизаторам забрать тело!

- Ещё один, в катафалк!

- Уже полный!

- Грузи этого, и поехали!

- Куда эту падаль? В Босфор?

- Ты что, какой Босфор? А экология? Старшой же сказал – в зоопарк. Друзья там у него, всё заберут.

***** *****

- Извини, друг, падаль идёт только по двадцать пять дукатов за кило.

- Ничего, пойдёт. Халява всё равно же.

- Ну держи, вот это за всё. Меж собой разделите.

- Неплохо. Спасибо. А кто это жрать то будет? Тигры?

- Ты что, им нельзя. Крокодильчики вот с удовольствием уплетают. Ещё и добавки просят.

- Ух ты, а посмотреть можно?

- Да, пожалуйста, вон, пройдём на мост, там сверху всё видно. Видишь, как кушают?

- Ну, ещё бы. А это он что выплюнул?

- Не знаю, наверно что-то несъедобное попалось.

ЭПИЛОГ

Три года спустя. 2 февраля 2017 года. Зоопарк Константинополя.

- Дедушка, а пойдём, крокодильчиков посмотрим?

- Пойдём, внученька. Где тут дорожка-то?

- Ну вон же указатель, смотри!

- Я уж стар стал, буквы плохо различаю.

- Как же ты кардиналом работаешь, с таким здоровьем-то? Может, на пенсию пора?

- Всё-то вы меня хотите на покой… Нет уж, не дождётесь! Да и что мне там читать-то? А песни петь я и ещё могу!

- Красивые крокодильчики, да дедушка?

- Сверху они забавные, но не хотел бы я оказаться там, внизу.

- Ой, что это! Мост рушится! Помогите!!

- Смотрите! Кусок моста обвалился! Там кто-то висит в воздухе, держится за край! Над крокодилами!

- Скорее вызовите спасателей!

- Это же Кардинал! Кардинал в воздухе! Помогите Кардиналу!

- Там мост узкий, болтается, слишком опасно. Не пройти.

- Там кто-то стоит на мосту!

- Внученька! Оливия! Помоги скорей, дай руку деду!

- На тебе пинок в зубы, дедушка. Приятного аппетита, мои дорогие!

Участник шестой: Последний день

- Ёжик тени не увидит! Ёжик тени не увидит!

Веселые детские голоса ворвались в окно вместе с первым лучом солнца. Гай неохотно открыл глаза. Вставать, что ли, пора?

- А ну пошли вон! Ишь, расшумелись! Господин спит еще!

Это старый Эрбин. Покой оберегает. Поздно, разбудили уже.

За окном раздался переливчатый смех, потом на миг воцарилась тишина, и вдруг Эрбин загремел так, что уж точно разбудил бы господина сам и без всяких детей.

- Ах, ты, засранец мелкий! Вот я вас!

Новый взрыв смеха и топот убегающих ног.

Гай вздохнул и хотел уже перевернуться на другой бок, но вдруг вспомнил, какой сегодня день и разом сел на кровати. Да, День ежа, конечно - но это для всех. А для него – последний день службы. Сегодня минули два года. Сегодня он сдаст когорту Энтропию, и почтовая карета тронется в путь, унося его к Вечному Городу. Рим… Рим ждет его. Отец с матерью, сестры, друзья – все, от чего оторвала юного патриция обязательная военная служба, вернется вновь.

Накануне отец прислал обстоятельное письмо, где сообщал, что его возвращения ждут с нетерпением, что Сенат готов утвердить его в должности городского эдила на следующий год и должность эта, несомненно, станет для него первой ступенькой блестящей карьеры. Той же карьеры, что прошел в свое время отец – ныне почтенный сенатор и нотарий императорской канцелярии.

«Возвращайся, сын», - писал он. «В дороге не задерживайся. Мы ожидаем тебя к мартовским идам».

Торопливо одеваясь, Гай чувствовал, как в нем поднимается ликование. Сегодня! Уже сегодня! И с праздником как-то совпало. Здесь, в Арморике, жизнь не часто балует людей событиями. Потому-то здесь, наверное, и отмечают так широко этот День ежа. Ну, в самом деле, что тут такого? Разбуженный еж вылезет из норы… Или не вылезет. А вот все равно гулянья устраивают! Нет, не видели здешние провинциалы настоящих праздников, истинных зрелищ…

Иногда, не зная куда деваться от скуки, Гай думал, что, возможно, напрасно согласился с отцом. Служба здесь, в глухом медвежьем углу великой Империи, конечно, была безопасна. Но до чего же бывает здесь скучно! Может быть, прав был Деций, когда насмехался над ним еще там в Риме? Сам-то он выбрал XII-й, на персидской границе. Вот уж где было опасно! Опасно по-настоящему. Еще тогда, два года назад ходили слухи о близкой войне. Легионы стягивались к восточной границе. Год назад туда ушел III-й с рейнского лимеса, а там служил трибуном Порфирий Генат – еще один «римский» друг Гая. Одно время и здесь поговаривали, что их IX-й тоже могут отправить к Евфрату, но в итоге все обошлось – когорты IX-го остались в мирной цветущей Галлии.

Сам Гай полностью соглашался с таким решением. Галлию тоже нельзя оставлять без защиты. Саксонские пираты, что свили себе гнезда на островах Британии, бывало, тревожили побережье набегами. Нет, идти вглубь провинции они не осмеливались, но прибрежные деревушки требовали охраны. За два года Гай пять раз поднимал когорту по тревоге и трижды его солдаты «были в деле». Так что, не в тавернах и лупанарах просидел он свои два года воинской службы… По-крайней мере, не только в них.

Осторожный стук раздался, когда Гай уже пристегнул пояс с мечом.

- Посыльный прибыл, - сообщил Эрбин, появляясь в дверях. – В лагерь зовут. Опять неймется Аврелию!

- Иду, - Гай набросил плащ.

- Куда ж ты, господин, не позавтракав!

- Служба, старик, - ответил Гай, усмехнувшись. – Служба.

* * *

- Мальчишка прискакал из деревни, - центурион Аврелий говорил не спеша, и, как обычно, слегка прищурясь, глядел куда-то мимо Гая. Такую манеру можно было бы счесть оскорбительной, если бы центурион не разговаривал так абсолютно со всеми. – На побережье видели корабли. Три или четыре. Снова саксы, похоже. Знаю, что сегодня тебе уж не до того…

- О чем ты, Деций? Я еще не сдал командование. Выводи алу. Едем.

Аврелий кивнул и, широко отмахивая рукой, направился к двери. Гай смотрел ему вслед и думал, что с самого начала своей службы поступил правильно, доверившись этому старому служаке. В отличье от некоторых других молодых трибунов, Гай не пытался ломать порядки и традиции своей когорты. Старший центурион знал службу куда лучше него и, по мнению Гая, мог бы вообще обойтись без трибуна. Аврелий, в свою очередь, никогда не позволял себе демонстрировать превосходство над «столичным мальчиком», как, - Гай знал это, - втихаря за спиной величали его некоторые. Если требовалось поправить неопытного командира, Аврелий делал это как бы между делом, почти незаметно и Гай был за это ему искренне благодарен.

Подхватив шлем, трибун тоже поспешил к двери. Что ж, в последний день можно и прогуляться. Время быстрее пройдет. Не прошло и получаса, как он уже мчался к побережью во главе двух сотен аланских всадников.

* * *

- Четыре «дракона», - сказал Аврелий, глядя в сторону моря из-под ладони. – Что ж они так прямо-то прут? Видят же нас.

- Да, странно…

Гай видел четыре низких боевых корабля саксов. Тех самых, что частенько тревожили берега Арморики. Они шли не скрываясь, держали к берегу - точно туда, где стояла их конница . Но что-то было не так с этими кораблями. Гай пристально вглядывался в морскую даль. Да, корабли саксов выглядели так, будто только что вышли из боя. Мачты обломаны, уцелевшие паруса бессильно свисают, весла поднимаются вразнобой, а кое-где деревянная обшивка вроде как обгорела. Одно судно заваливалось на борт, еще два, казалось, начерпали воды.

- Высадиться хотят, ублюдки, - чуть удивленно протянул Аврелий. – Совсем обнаглели, что ли? Ну, мы им покажем, этим детям ослицы!

- Сколько их там?

- Сотни полторы, должно быть…

Он обернулся и отдал команду. Аланы подняли луки.

Словно не замечая римской кавалерии, корабли упрямо шли к берегу, и Гай ощутил неясную еще тревогу. Что происходит? Любому ведь ясно, что высаживаться в виду римлян – безумие.

Первый «дракон» ткнулся в песок. Люди густо стояли вдоль бортов, но не было боевых криков, не сверкали мечи, не летели стрелы, никто не спешил прыгать на берег.

- Да это же бабы.., - вдруг пробормотал Аврелий. – Да с дитями еще…

Плеснули волны. Весла на кораблях поднялись. И тут на песок спрыгнула одинокая фигура. Высокий воин в блестящей кольчуге шел прямо к ним.

- Будь я проклят! – сплюнул центурион. - Это же сам Хенгист! Что он задумал, чертов сын?!

Гай быстро поднял руку, останавливая готовые сорваться стрелы.

Хенгист… Морской король, не раз собиравший кровавую жатву в римских землях. Удачливый предводитель лихих дружин. Сколько крови попортил он римлянам! За его голову префект обещал целую кучу золотых солидов – и вот он сам шел к ним в руки.

Вождь саксов приближался. Гай видел суровое лицо, длинные светлые волосы, стянутые серебряным обручем, на щеке виднелся свежий рубец, а левая рука висела плетью. И на ней не хватало трех пальцев. Хенгист остановился в пяти шагах от них. Некоторое время старые враги молча смотрели друг на друга, и вдруг - грозный вождь саксов медленно расстегнул пояс и бросил свой меч на землю. А потом опустился на колени.

Гай чуть не задохнулся от изумления. Такого просто не могло быть!

Между тем, Хенгист поднял голову и заговорил на латыни. Он говорил хрипло, слова давались ему с трудом.

- Я отдаю себя в ваши руки. Сам. Добровольно. Прошу вас лишь об одном. Я прошу… Нет, я молю вас – спасти мой народ. Здесь.., - он обернулся и указал рукой на корабли. – Все, кто пробился. Наши женщины. Наши дети. Я молю принять их под защиту римских легионов. Сам я готов принять смерть и заплачу эту цену, но спасите хотя бы их.

Он умолк и опустил голову, все так же оставаясь на коленях. Римляне стояли в полной растерянности, не зная, что сказать. А с кораблей, между тем, сходили саксы – женщины с детьми на руках, подростки… и совсем немного безусых еще юнцов. Но не было саксов-воинов. Ни одного. Молча люди сходили на берег и также молча, один за другим, опускались на колени вслед за своим вождем…

* * *

- Что он там толковал? Этот сакс.., - задыхаясь, говорил Гай, карабкаясь вслед за центурионом по узкой тропе. – Демоны из глубин Нифльхеля?

- Это их Ад. Так они его называют, язычники.

- Воины-леопарды, оборотни… Воины-птицы… Вырывают сердца на алтарях… Сказки какие-то!

- Я бы серьезно отнесся к его словам. Хенгист – грабитель и насильник, но воин отважный. Чтобы его так напугать, это надо… Не знаю даже. Сейчас доберемся – увидим, какие там демоны.

Гай умолк, продолжая подъем. Путь на вершину Белой скалы был нелегким, камни сыпались из-под ног, приходилось цепляться за чахлые кустики вдоль тропы. Но он помнил, с каким ужасом говорили саксы о пришельцах, что сжигали их поселения и убивали людей. Когда же он спросил Хенгиста, где сейчас эти демоны и много ли их, тот, как-то зло усмехнувшись, предложил трибуну подняться на скалы.

«Ты их увидишь», - сказал он. «Их флот идет вслед за нами. Мы вырвались из адского пекла, но опередили их ненамного. Посмотри сам, римлянин. Посмотри сам…»

Вот и вершина. Гай перевалили через откос и замер, ткнувшись в плечо центуриона.

- Что это?!

Море, не более чем вмиле от берега, было покрыто огромными кораблями. Их было… не перечесть. Сотни. Многие сотни. Такого зрелища Гай никогда не видел и даже представить не мог. Чудовищная армада вражеского флота медленно приближалась к берегам римской Арморики.

- Сколько ж их там? – выдохнул Гай. Глаза его широко раскрылись.

- Десятки тысяч, трибун. Если то, что сказал Хенгист, правда…

- Господь нас помилуй! Но Галлия – города, виллы, деревни… Боже нас сохрани! Что же нам делать, Аврелий?

Старший центурион в последний раз обвел взглядом море, покрытое кораблями пришельцев, и повернулся к тропе.

- Шли людей в Аврелиан. Надо поднимать легион. И пусть спешат в Арелат. И в Рим.

- Но Девятый не остановит…

- Сделаем, что должны. А там – видно будет. А пока – прикажи занять форты Гезокрибата. Будем удерживать их, сколько сможем. Надо хоть время дать людям уйти.

Прежде чем последовать за ним по тропе, Гай еще раз обернулся.

- Ёж… все-таки увидел тень, - прошептал он. И, не оглядываясь, побежал вниз.

Участник седьмой: "Мы пойдем другим путем" или как два брата поссорились из-за ёжика и что из этого приключилось

В жизни столько точек бифуркаций,

Всех их рассчитать не хватит сил.

Вот мальчишку, можете смеяться,

В детстве как-то ёжик укусил.

Архинеприятный вышел случай,

Да и кто, скажите, виноват,

Что комок забавный и колючий

Притащил из леса старший брат

И сказал: "Твоим он станет другом,

С ним забавно, весело играть".

А ежонок, видимо с испугу,

Мальчугана за мизинец хвать.

Все могло бы быть совсем иначе,

Лучше бы на рыбалку брат сходил.

А теперь мальчишка громко плачет,

Словно его цапнул крокодил.

И не столько больно, как обидно,

Что хохочет над тобой весь дом,

Родственники, экие ехидны,

Стали звать грибом-боровиком.

Ерунда, вы скажите, ежонок

Укусил, ну, в общем-то, пустяк.

Но обиду затаил ребенок,

Брат теперь ему первейший враг.

Раньше был пример для обожанья,

Коему всегда глядел он в рот,

Образец, достойный подражанья.

Только стало все наоборот.

Любит старший, младший - презирает

И от этого воротит нос.

Думали, мальчишка так играет,

Не могли поверить, что всерьез.

- Что ты хочешь, кофе или чаю? -

За столом, к примеру, говорят.

- Что угодно, - малый отвечает,

- Хоть какао, лишь бы не как брат.

Он не любит все, что ценно брату,

Дескать, мы пойдем другим путем.

Ежик ли, скажите, виноватый,

В том, что приключилося потом,

Что с годами лишь усугубились

Ненависть, гордыня и вражда?

Будто не в одной семье родились,

Впрочем, так бывает иногда.

Старший вырос свободолюбивым,

Власть ругает постоянно он,

Младшей же в кого, скажи на милость,

Только за империю и трон,

"За царя, за родину, за веру",

Всей родне своей наперекор.

Даже стать собрался офицером,

Хоть твердят кругом: "Какой позор".

Что же дальше? Вовлечен был старший

В заговор, чтобы царя убить.

Как уж разузнал про этом младший?

Только поспешил остановить.

- Отрекаюсь от тебя, Иуда, -

Старший рек, идя на эшафот, -

Проклинаю твой, донос, паскуда,

Месть, поверь, тебя не обойдет.

Виселицу ссылкой заменили,

Милость проявил свою монарх.

Долго жил мятежный брат в Сибири,

Да на акатуйских рудниках.

Пробыл там едва не четверть века,

Все свое здоровье подорвал,

В общем, измотало человека,

Еле с поселения сбежал.

Много лет с поры той миновало,

Грянула великая война,

Царской власти вслед за ней не стало

И в хаос страна погружена.

Старший брат меж тем по заграницам,

Вдалеке от дома прозябал

Как-то раз на набережной Ниццы

Вдруг лицо родное увидал.

Офицер в поношенном мундире.

Без погон, "Георгий" на груди.

- Быть не может, Юзеф, это ты ли?

- Что? Бронислав?! Нет, не подходи!

- Нет, ты объясни мне, как мужчина,

Что ты с детства мнишь меня врагом?

Не могу понять я, где причина,

Вроде неповинен я ни в чем.

До седых волос дожили оба

И все не помиримся никак.

Объясни мне, Юзеф, ради Бога,

Как решил ты, что тебя я враг?

- Ха! Так ничего ты и не понял?!

Или, может вовсе позабыл.

Память напряги свою и вспомни,

Как ежа из леса притащил.

Тот урок, тобой преподнесенный,

Я запомнил, братец дорогой!

Дай пройти! - и гневом обуянный

Он упал на камни мостовой.

Изменено 3 Feb 2014 пользователем Каминский

[prostak_1982]

Последний день.

[Archer]

Участник второй: День Черного Ежа

Польша.Бельское воеводство.1-е февраля 1939-го года.

Пограничная станция Тересполь.

Ну этот участник угадывается легко

-Все тоже,сударыня.-Кутшеба решил с девицами выражаться неопределенно

Сударыня? Не пани?

Участник третий: Большие секреты маленьких людей

«Unia ministerio por eksterlandaj aferoj».

Но почему эсперанто?

Читаем дальше...

[Archer]

Участник седьмой: "Мы пойдем другим путем" или как два брата поссорились из-за ёжика и что из этого приключилось

Неужели коллега Деметрий решил сменит прозу на стихи? ))

[Archer]

Участник пятый: День Ежа

Неужели коллега ВИП?

Уже больше 2000 лет прошло со времени рождения Солнечного Пророка

Эвмен III, также известный, как Аристоник? ))

Изменено 3 Feb 2014 пользователем Archer

[ВИП]

А на этот раз немало участников получилось!

Пока ещё не читал, но впечатляет!!

[Каминский]

А на этот раз немало участников получилось!

Сам приятно удивлен. Несмотря на всякие сомнения и инсинуции.

Изменено 3 Feb 2014 пользователем Каминский

[Magnum]

Конкурс удался, тут двух мнений быть не может.

П.С.

Меня тут нет, если что. Борьба с творческим кризисом затянулась. :(

[Каминский]

Меня тут нет, если что.

И это очень жаль:(

[Magnum]

Самому обидно! Вот уже месяц двух строчек связать не могу.

[Сибиряк Комнатный]

Конкурс удался, тут двух мнений быть не может.

Однозначно! А некоторые сомневались...

Участник пятый: День Ежа

Очень хорошо! Портит пожалуй лишь перебор с "быдлом".

Отдельный плюс за Сергея Юрьевича Белякова. Из Таганрога. :grin:

[Деметрий]

Похоже польская тема потихоньку передает эстафету чешской. Понравилось всё, лучшего выделить не могу.

[master1976]

Сударыня? Не пани?

Вот так и палятся шпиены...

По всей видимости-это плохо адаптированный перевод с польского....

Понравилось всё, лучшего выделить не могу.

Нет уж,голосуйте! :clapping:

[Ottokar]

Кстати, я вот тут подумал и вспомнил, что у литовцев-язычников священным животным был уж. Может, провести потом День Ужа, посвященный развилкам про Великое Княжество Литовское (особенно про языческую Литву)?

[Сибиряк Комнатный]

Кстати, я вот тут подумал и вспомнил, что у литовцев-язычников священным животным был уж. Может, провести потом День Ужа, посвященный развилкам про Великое Княжество Литовское (особенно про языческую Литву)?

Пожалейте коллегу Ясмин Джакмича. Этак мы его потеряем. Ежи , ужи... :grin:

[Каминский]

Кстати, я вот тут подумал и вспомнил, что у литовцев-язычников священным животным был уж.

Далеко не у одних литовцев кстати.

Может, провести потом День Ужа, посвященный развилкам про Великое Княжество Литовское (особенно про языческую Литву)?

Идея мне нравится и я бы поучаствовал, но:

Пожалейте коллегу Ясмин Джакмича. Этак мы его потеряем. Ежи , ужи...

[Percy]

А можно мне тоже поучавствовать? Когда будет еще конкурс?

Изменено 4 Feb 2014 пользователем Percy

[prostak_1982]

А можно мне тоже поучавствовать? Когда будет еще конкурс?

Победитель решит, что, когда и на какую тему. Пока лидирует "Последний день".

Изменено 4 Feb 2014 пользователем prostak_1982

[Деметрий]

Мысли по поводу. Конкурс удался! Однозначно. Вроде произведений чуть меньше, чем на колчаковском, но уровень их как бы совсем не хуже. Может даже лучше. И напрасно коллега Ясмин Джакмич думал, что конкурс благополучно провалится.

Авторов угадал примерно у половины, интригу потяну, потом выскажу, ошибался я или нет. Что до самих произведений, то вот мое мнение:

1. Отличный стих, автор узнаваем. Мгновенная реакция на обсуждения на форуме про ежей, сурков и барсуков порадовала. А про "День грача" даже захотелось провести конкурс поближе к середине марта. Но

Пожалейте коллегу Ясмин Джакмича. Этак мы его потеряем. Ежи , ужи...

2. И тут Польша. Доколе? Но

"Перша доблесть для жолнежа голым дупем забить ежа".

не может не порадовать. Автор достаточно легко опознаваем.

3. Польша передает эстафету Чехии. Недурственно, весьма недурственно. В духе старины Ярослава Гашека. Но ёжик то где?

4. Конец не понравился. Лучше бы на противотанковый ёж наехали фашисты и были убиты.

5. Тут я просто ожидал, когда возникнут реалии из МДС, что почувствовал себя обманутым. Потом вспомнил свое пребывание в Ая Софии. Недурственно, весьма недурственно. Автора признать легко.

6. Вот этот рассказ полностью удовлетворяет первоначальным пожеланиям об условиях конкурса. Ёжи есть, Рим есть, все на месте. Почему-то напоминает творчество одного автора с СИ, Артёма Савина, может служить приквелом к тому. Увы, автор забросил творчество, произведение удалил. В кратце - в мире позднего рима появляются "бестии", что-то вроде развивающихся в сторону людей волков, медведей и пр. И соответствующая служба с ними борется.

7. И тут Польша? А ожидалась совсем не Польша.

[Деметрий]

А можно мне тоже поучавствовать? Когда будет еще конкурс?

Возникло у меня такое предложение - следующий конкурс объявить к 1 апреля. И написать на него достаточно забавные произведения на АИ тему со всевозможными розыгрышами, двойными и даже тройными развязками и т.п. Назвать можно "День дурака", но мне самому это название не очень

[Сибиряк Комнатный]

Назвать можно "День дурака", но мне самому это название не очень

1. У дураков мысли сходятся.

2. Дурак дурака... (налицо двусмысленность) Налицо... , опять двусмысленность...

3. Дуракам закон не писан.

Ну и т.д... ;)

[master1976]

3. Польша передает эстафету Чехии.

Это еще бабка Швейка надвое сказала. (шутка).

"Перша доблесть для жолнежа голым дупем забить ежа". не может не порадовать.

В каком смысле?

Конкурс удался! Однозначно.

Согласен.

[ВИП]

Польша действительно надоела. Хватит!!!111

[Ottokar]

А может и правда про ужей и Литву напишут коллеги?

Далеко не у одних литовцев кстати.

Уж - король змей!!!111111