Рассказы февральского конкурса 2015

[Инженер]

Поскольку участников всего трое, считаю, что голос следует отдавать только одному.

Рассказы расставлены в случайном порядке.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Участник №1

Диссертация

Ойген Блау, профессор кафедры германистики факультета новой филологии Гейдельбергского университета позвонил в дверь своего дома. Протянул открывшей родственнице покойной жены, живущей с ним на правах экономки, портфель.

- Добрый вечер, фрау Бёме. Сегодня стоит хорошая погода, я решил прогуляться и не стал садиться в трамвай. Кстати, Урсула, а что у нас на обед?

- Ваши любимые жареные колбаски с тушеной капустой, доктор Блау, Проходите скорее. Все готово, сейчас буду подавать.

- Прекрасно, фрау Бёме. Есть какие-нибудь новости?

- Вам пришел пакет из какого-то русского университета, я не разобрала название города. Сар... Сару..., - экономка в задумчивости провела рукой по волосам.

- Саратов, Урсула, этот город называется Саратов. Скорее всего, прислали журнал с моей статьей. В тамошнем университете прекрасные литературоведы. Кафедра германистики, или как там она называется, просто замечательная, а её заведующий, доктор Соколов, мой хороший друг. Помню, нас познакомили на одной из конференций в Бонне... - профессор, как это часто за ним водилось, был готов начать пространственный рассказ.

- Я положила пакет в Вашем кабинете, доктор, - прервала его Урсула, прекрасно знавшая привычки хозяина. - Только не вздумайте смотреть его прямо сейчас, иначе обед точно остынет.

- Спасибо, фрау Бёме. Кстати, Вы не знаете, куда подевался мой велосипед? По такой погоде мне стоит ездить на нем на работу и обратно.

- Помилосердствуйте, Ойген, в Ваши-то годы... Да и что Вы наденете? И куда денете этот свой портфель? - экономка как раз поставила его на тумбочку в прихожей. - Или Вы, наконец-то, решили явиться в университет в джинсах и свитере, с рюкзаком за спиной? Погодите, вот скоро приедут Ваши внуки, тогда и покатаетесь на велосипеде с Алексом и Манфредом в свое удовольствие. Давайте, скорее, переодевайтесь, а я подаю к столу. И не опаздывайте.

Профессор посмотрел в зеркало. Там можно было увидеть высокого подтянутого мужчину, чей возраст могла выдать лишь аккуратно-подстриженная седая борода. Урсула не зря подтурнивала про джинсы и свитер, в одежде доктор Блау был невероятно консервативен, студенты говорили более ёмко - старомоден. Как и обычно, на профессоре был бежевый плащ, под которым обнаружился клетчатый пиджак из верблюжьей шерсти. Из-под пиджака выглядывал вязаный жилет - подарок Урсулы на очередное Рождество. Безукоризненно белая рубашка с запонкам и монограммами на манжетах. Темно-синяя бабочка на шеё. Завершали облик идеально выглаженные черные брюки и ботинки, которые, впрочем, слегка запылились после прогулки до дома.

Профессор прошел в свой кабинет, поставил портфель на стол, не удержавшись вскрыл конверт из Саратова. Так и есть, его статья...

- Доктор Блау, ну где же Вы? - вернул его в реальность голос экономки. - Обед подан.

- Сейчас, дорога фрау Бёме, уже иду.

Он быстро снял с себя пиджак с жилетом и повесил их на стул, развязал бабочку. Потом достал любимый домашний шлафрок, надел, завязал пояс. Теперь можно было и приступить к трапезе.

Урсула, как всегда, приготовила великолепный обед. Профессор не переставал нахваливать и колбаски, и капусту и сваренный кофе по-турецки.

- Может, налить рюмочку коньяку? - предложила экономка.

- Нет, фрау Бёме. Мне нужно поработать. Йорг, наконец-то, передал мне свою диссертацию. Нужно вычитать. Герр Амзель, безусловно, талантлив, должно быть, работа его интересная. Но только тема его мне совершенно не нравится.

- Йорг, этот милый юноша, Ваш докторант? И о чем же его исследования, что Вам не нравится тема?

- Представляете, Урсула, наш герр Амзель написал страниц пятьсот об эволюции германской фантастической литературы. Нет, Вы только представьте, - профессор начал жестикулировать, - и он поддался этим модным веяньям. Если так пойдет дальше, мне будут приносить диссертации про детективы. Или, того хлеще, про любовные романы.

Экономка, у которой в кухонном ящике как раз был припрятан любовный роман, только улыбнулась в ответ. Что ни говори, за все годы, проведенные в доме доктора Блау, она свыклась с чудачествами хозяина. И его явное нежелание пользоваться новинками современной техники. Не смотря на наличие в доме компьютера милейший Ойген всегда писал письма от руки и отправлял их по почте, предпочитал стационарный телефон сотовому и всегда посыла Урсулу за газетами, хотя все вокруг давно перешли к чтению их мобильных версий на планшетах. И его одеяние, ну кто сейчас носит, к примеру, бабочку? Тот же докторант Йорг Амзель спокойно появляется на работе в пиджаке с джинсами и водолазкой. Или профессорские внуки, Александер и Манфред, которых фрау Бёме любит как своих, хотя приходится им только отдаленной родственнице. Урсула припомнила, как мальчики пытались обучить деда посылать им сообщения по электронной почте, и не сдержала смех.

- Вы согласны со мной, почтенная фрау Бёме? - по-своему интерпретировал её смех профессор. - Вы тоже думаете, что тема Йорга вызывает ухмылку. Но посмотрим, что такого он написал в своей диссертации. Я всё же стараюсь быть объективным.

Отдав должное обеду и погладив любимого кота Урсулы, никогда не упускающего свою долю колбаски, доктор Блау поднялся в свой кабинет. Из портфеля на свет был извлечен футляр для очков, а сами очки водружены на нос. Следом появились шариковая ручка с красной пастой и, наконец, толстая пластиковая папка. Это и была диссертация Йорга Амзеля. Профессор принялся читать.

Ойген Блау не жаловал фантастику. Нет, вовсе не по той, причине, что, будучи филологом, не считал её литературой. Нет, в принципе он разделял мысль, что допустимы все жанры, кроме скучного. В детстве, как и многие его сверстники, отдал дань Жюлю Верну, Герберту Уэллсу и Александру Беляеву. Потом, уже в студенческие годы, не без удовольствия прочел книги Толкина. Впрочем, в том случае, скорее всего, будущий литературовед восхищался попыткой профессора английской филологии создать эльфийские языки и сотворить эпос. Поэтому "Сильмариллион" нравился молодому Ойгену куда больше "Властелина колец" и "Хоббита". К футуристическим антиутоприям и всякой постаппокалиптике отношение было двоякое. С одной стороны - полезное предостережение для человечества жить достойно, только иногда авторов заносило. Но все эти космо-оперы, звездные странники и пираты, бластеры-шмастеры, которыми в первую очередь грешили американские фантасты... Равно как и эльфы с орками в эпигонских продолжениях Толкина. Профессор Блау был уверен, что фантасты описывают тех же марсиан или эльфов просто от не умения изобразить реальный мир. Вот и накручивают интриги, показывают благородство или предательство в совершенно невероятных условиях. Если человеческая составляющая некоторым писателям все же удавалась, хотелось сопереживать героям, то антураж. Описание космоса настолько противоречило науке, что это понимал даже гуманитарий Блау. Да и к чему все эти джунгли Марса, пустыни Юпитера, да хотя бы равнины Средиземья? На нашей Земле много подходящих мест, даже экзотических, в которые можно поместить благородного героя и подлого негодяя. Взять, к примеру, книги Карла Мая или Лизелотты Вельскопф-Генрих про индейцев (Ойген Блау, надо сказать, приключенческую литературу любил). Оба автора побывали в Америке много позже того как их романами начали зачитываться дети. Но описание Дикого Запада было реалистичным, краснокожие и бледнолицые выглядели куда правдоподобнее что зеленых человечков с бластерами, что гоблинов с дубинами.

С удовольствием профессор заметил, что его докторант придерживается сходного мнения. Уже во введении Йорг Амзель оговорил, что слово "фантастика" не будет пониматься им в узком смысле и на страницах диссертации место найдется и братья Гримм, и Иоганну Вольфгангу Гёте, и Эрнсту Теодору Амадею Гофману, и Герману Гессе.

- Что сказать, - подумал профессор, - сумрачному германскому гению мистическое и фантастическое никогда не было чуждо. Наоборот, весьма и весьма созвучно. Если Йорг уделил большую часть своего труда германскому романтизму, то я, пожалуй, излишне строг к выбранной им теме. Любопытно, что это за эпиграф он подобрал к первой главе?

Я рассматриваю фантастику не как пророчество, а как изображение благоприятных и неблагоприятных возможностей, над которыми следует задуматься… Прошлое нас только учит, на будущее мы еще можем воздействовать; вот почему будущее для нас интереснее прошлого. Герберт Вернер Франке.

Имя автора цитаты было смутно знакомо доктору Блау. Записав его в блокноте, чтобы при случае вспомнить, профессор продолжил чтение. До позднего вечера он читал рукопись, иногда что-то подчеркивая, делая выписки, а то и отрываясь от стола, чтобы свериться с томиками, что стояли на полках книжных шкафов, и даже пару раз (вот чему точно не поверили бы его студенты) заходил во всемирную паутину, чтобы получить информацию из компьютерной сети. Не без удивления Ойген обнаружил, что в отцы-основатели германской научной фантастики можно записать великого Иоганна Кеплера, да и другие астрономы XVII-XVIII веков потрудились в этом жанре. Конечно, их творчество было далеким от совершенства, что подчеркивал и Амзель на страницах своей диссертации. Ну а то, что жанр "фентези", который тогда, разумеется, так не назывался, появился именно в Германии - у кого в этом могут быть сомнения? Полистайте томики Гофмана, Арнима или Тика и эти сомнения окончательно развеются.

Профессора отвлекло появление на пороге кабинета Урсулы. Он как раз закончил с анализом творчества романтиков начала XIX века и перешел к мистикам конца того же столетия.

- Доктор Блау, я уже третий раз зову Вас ужинать. Когда же Вы, наконец, соизволите откликнуться?

- Да? - ученый не сразу сообразил, что желает от него экономка. - Вы что-то сказали, фрау Бёме?

- Я говорю, что пора ужинать, а Вы, герр Ойген, никак не реагируете на мои взывания. Вы сидите за письменным столом уже пятый час, - разумеется, Урсула слегка преувеличила. - Чай давно остыл, а бедный Томми призывно мяучит, глядя на холодильник. Чем Вы так заняты, профессор, что витаете в облаках?

- Читаю труд Йорга, - доктор Блау поднялся из-за стола. - Мой ученик, похоже, написал прекрасную работу. Она легко читается, у Амзеля неплохой слог. Посоветую ему издать монографию. Вот, послушайте...

- Пойдемте ужинать, профессор, всему свое время, - экономка решительно направилась из кабинета. - Завтра продолжите.

- Уже иду, дорогая Урсула, уже иду.

В тот вечер экономке удалось оторвать своего хозяина от дальнейшего чтения диссертации. За ужином, на который Урсула подала горчичный картофель со свиным фаршем и шампиньонами, яблочный штрудель и чай, поскольку доктор Блау отказался от бокала рейнвейна, говорили в основном о внуках профессора, о хорошей погоде и планах на лето. Ойген вновь выразил желание сесть на велосипед и даже поехать на нем в университет. После еды, не забыв поблагодарить фрау Бёме за приготовленное, он и в самом деле отправился в кладовку, чтобы осмотреть своего двухколесного Росинанта. Велосипед был в хорошем состоянии, следовало только подкачать шины, но профессор никак не мог отыскать насос. Так что в университет, как обычно, пришлось ехать на трамвае.

На следующий день занятия в университете у доктора Блау были не продолжительны. Он с удовольствием отвел семинар по германским романтикам, вспоминая при этом диссертацию Амзеля, побеседовал с деканом о предстоящем конкурсе студенческих эссе, в котором ему предстояло быть председателем жюри. Не забыл показать свою статью в журнале Саратовского университета. И поспешил откланяться, сославшись на вычитку.

- Ну как Вам творение Йорга? - спросил декан. - Помнится, на первом курсе этот молодой человек поразил меня своими знаниями Гофмана. А его курсовые работы я до сих пор привожу как пример того, как вообще нужно делать подобные вещи. В его стиле не было излишнего академизма, но именно излишнего, Вы меня понимаете, дорогой Ойген.

- Отлично понимаю, Штефан. Обычно студенты грешат либо излишним увлечением источников, когда почти невозможно понять, что они думают сами, а что позаимствовали у маститых корифеев. Особенно это стало бедой последнее десятилетие, а может и больше, когда в компьютерных сетях можно отыскать что угодно. Мои внуки, правда, говорят, что появилась возможность выявлять явный плагиат. Но я не так дружен с современными вычислительными машинами, - доктор Блау понял, что по привычке пустился в разглагольствование и чуть не потерял первоначальную мысль, махнул рукой и продолжил. - Ну а второй крайний случай, когда они все делают самостоятельно, но при этом совершенно не читают научных работ. Их язык при этом такой наивный, я даже не могу подобрать для него подходящего слова. А перлы, проскальзывающие в таких работах, заставляют улыбнуться.

- А Вы знаете, доктор Блау, один мой знакомый из университета Бонна, он профессор философского факультета, недавно издал книгу "Антиответы" с подзаголовком "Как не надо сдавать экзамены", в которой изложил все ляпы и несуразности, что преподносили ему студенты. Я как-нибудь принесу Вам экземпляр, надеюсь, он Вас обрадует.

- Буду премного благодарен, доктор Дистергоф, - улыбнулся Ойген. - Вы знаете, меня тоже порой посещали мысли о подобной книге. Но все некогда заняться столь несерьезным делом. Позвольте откланяться. Я поспешу дальше читать диссертацию Йорга Амзеля, чей слог совмещает достоинства как академического стиля, так и популярного. Надо бы выделить ему грант на издание монографии, в каком-нибудь приличном издательстве, чтобы труды герра Амзеля были известны и за пределами научного сообщества.

- Я подумаю над Вашим предложением, милейший Ойген. Прощайте. Как-нибудь выпьем по кружечке пива в выходные.

- Непременно, дорогой Штефан.

Придя домой, профессор сразу проследовал в кабинет и углубился в чтение. Следующая глава диссертации посвящалась фантастике в узком смысле этого понятия, той, что обычно называют "научной" или "космической". Как мы уже отмечали, доктор Блау не особо жаловал данный жанр, но признавал, что и в нем можно найти шедевры. Увидев упоминание романа Курта Ласвица "На двух планетах", когда то любимого в детстве, не удержавшись, полистал стоящий на дальней полке томик. В очередной раз подумал, что был прав, когда ещё в четырнадцать лет решил, что Ласвиц не зря носит прозвище "немецкого Жюля Верна", но пишет все же хуже француза. Как, впрочем, и Герберта Уэллса. Хотя, возможно, чуть лучше Константина Циолковского. Мысленно согласился с Амзелем, что книги того периода можно разделить на популяризаторские, как те же «Власть трех» или «Наследие Уранды» Ганса Доминика, и дешевые приключения в псевдокосмическом антураже. Непременно с кровожадными космическими пиратами, роковыми красотками и белокурыми героями, рушащими на своем пути все препятствия. Последних книг, по мнению доктора Блау, в германской фантастике было не много, что выгодно отличало её от той же американской. Когда он был мальчишкой, то читал лишь парочку авторов, пишущих в подобном стиле. Какого же было его удивление, когда на страницах работы Амзеля встретились десятки имен, многие из которых творили ещё в начале XX века.

- Неужели Йорг все это прочитал? - удивился профессор. И когда только успел?

- Герр Ойген, - отвлек его голос Урсулы. - Спуститесь к телефону. Вам звонит Йорг.

- Здравствуйте, Амзель, а я как раз читаю Ваш труд. И сегодня говорил о Вас с деканом.

- Здравствуйте, профессор, - в баритоне докторанта чувствовались нотки беспокойства. - Хотел сообщить, что вынужден покинуть на некоторое время Гейдельберг. Дела семейные, сегодня прооперировали отца. Надеюсь, все обойдется. Но все же выезжаю в Мюнхен.

- Дай Вам Бог, дорогой Йорг, - сочувствием ответил Ойген. - Не буду докучать Вас расспросами. Но все же скажу, что Ваша диссертация пришлась мне по вкусу. Только не могу понять, по какому признаку Вы её структурировали. По хронологии или же по жанрам?

- Этот вывод, доктор Блау, я приберег для заключения. Не зря работа названа "Эволюцией". Так уж получилось, что сказку сменили чудеса инженерной мысли, тех - космические приключения, за ними, вперемешку с антиутопией, последовали всевозможные эльфы, потом на сцену вступил киберпанк. И так далее.

- Вот как? Весьма интересно, - задумался профессор.

- До свидания, доктор Блау, у меня поезд через два часа, - поспешил сказать Амзель. - Думаю, что через неделю или около того возвращусь, и мы с Вами побеседуем. Тогда с удовольствием отвечу на все Ваши вопросы.

- Прощайте, дорогой Йорг. И здоровья Вашему отцу.

После разговора со своим докторантом профессор решил позвонить внукам и спросить, что из космической фантастики, которую приводил в диссертации Амзель, они читали. Оказалось, что Манфред с Александером в этом вопросе куда более продвинуты чем их дед. Удивились, с чего бы это вдруг "либер гроссфатер" спрашивает о фантастической литературе.

- Диссертация про фантастику? Не может быть! Здорово! Дашь почитать? - восторженно произнес старший из мальчиков. - А про что пишет твой ученик? "Образ космического пирата как символ...". Да, дед, безусловно я издеваюсь. А про фантастические фильмы он не пишет? Жаль, я бы порекомендовал бы тебе посмотреть парочку. А то ты все Шиллер да Гёте, будто больше и читать нечего.

Потом внуки, вырывая друг у друга трубку, долго рассказывали, что они думают про то или иное произведение, удивлялись, что дед из не читал, как такое вообще возможно. А в итоге вынесли вердикт, что раз Ойген начал смотреть с литературоведческих позиций на фантастику, то ему пора выходить из своих консервативных представлений и в других вопросах. Например, перестать пользоваться таким старьем, как стационарный телефон и наконец-то начать общаться с внуками по скайпу. Это куда дешевле, к тому же позволит им видеть лица дорогого дедушки, равно как и ему любимых внучков. И пообещали поскорее приехать на каникулы, чтобы научить "либер гроссфатера" пользоваться современными информационными технологиями.

Чтение диссертации занимало у доктора Блау больше времени, чем он предполагал. Если произведения романтиков XIX века были ему знакомы и любимы, то авторов космической фантастики он толком и не знал. Внуки, при всей любви к ним, не были достойными экспертами, на чье мнение он мог безоговорочно положиться. Некоторые произведения, упомянутые Йоргом, стоило прочесть. Пришлось даже обращаться к некоторым текстам во всемирной паутине, хотя Ойген и не был любителем читать с экрана.

Но вот, наконец, космическая фантастика была преодолена, за ней последовали и другие жанры. Антиутопия, фентези, и примерно через неделю доктор Блау добрался до раздела, озаглавленного "Альтернативная история".

- Сейчас будет исследование всяческих реваншистов, - скептически произнес профессор, отрываясь от текста. - Торжество прусского порядка, кайзер на белом коне на площади Петербурга. Помню, помню, рассказывал мне как-то Дитер.

Доктор Дитер Хольст, старинный приятель доктора Блау, также был профессором Гейдельбергского университета. На факультете философии и истории он уже который год занимался исследованиями по геополитической обстановке XX века. Ну а в свободное время любил почитывать и несерьезную литературу из серии "что было бы, если...". Ойген вспомнил, что по мнению его товарища, среди груды бреда про то, как Германия всех победила, иногда попадаются неплохие книги. Доктору Хольсту они ценны не за литературные достоинства, на привилегии своего друга Ойгена он не покушается, но, в первую очередь, хорошим критическим анализом проработанного мира.

- История не знает сослагательного наклонения, - утверждал как-то Дитер за кружкой баварского пива, - эта истина, давно набившая оскомину. Но человеческая фантазия имеет право, в том числе и на сослагательное наклонение. И порой творения этих авторов, гордо именующих себя альтисториками, помогает нам, историкам, понять, было ли в тот или иной развитие нашего мира трендом или мы удачно проскочили очередную точку бифуркации.

Припомнив этот разговор, доктор Блау решил, что ему есть к кому обратиться за консультацией. Тем более, что Йорг пока так и не вернулся из Мюнхена. Интересно, Дитер как-то назвал ему имя одного автора, недурственно пишущего в альтисторическом жанре. Жаль, детали того разговора по прошествии времени слегка позабылись.

Попросив Урсулу принести ему чашечку крепкого кофе и отправив на пол запрыгнувшего было к нему на колени кота, профессор продолжил вычитку. Первые впечатления от текста вполне соответствовали его ожиданиям. Амзель верно подметил, что если первый наверняка задокументированный альтисторический труд, разумеется Тит Ливий, рассматривал ситуацию "что было бы если мы бы проиграли", т.е. победу Карфагена над Римом, то германские авторы большей частью сосредоточиваются над своими возможными победами. Есть, разумеется, и исключения, которые, в общем-то, подтверждают правило. Неплохи книги Фридриха Нойквиста про несостоявшуюся Реформацию, наполеоновские альтернативы Вальтера Куницки, книга про неутонувшего Барбароссу, написанная дуэтом Генриха Валентайна и Леона Юнгмана. Но большинство, увы, к этому не относится. Практически все авторы грезят переиграть Великую войну, порой даже не приводя к этому никакого исторического обоснования. Многие используют "бога из машины" и "туза в рукаве" в виде попавшего в те времена человека из нашего мира, снабженного... А вот тут фантазия авторов гуляет от современного оружия, до компьютера со всей информацией о тогдашнем ходе военных действий, планами кампании, ну и разумеется чертежами танков, самолетов, линкоров и подводных лодок. И если бы для такого перехода в прошлое использовалась машина времени. Но нет, внезапно провалился и все тут. Словно в сказке, по воле провидения. Кому-то из авторов одного попаданца мало, они отправляют в прошлое целые воинские подразделения. Другие, видимо понимая, что шансов выжить в прошлом у нашего современника мало, отправляют их сознания в тела исторических персонажей. Того же кайзера Вильгельма или Бисмарка. И последние, что интересно, вовсе не оказываются в сумасшедшем доме с явно выраженной шизофренией от раздвоения личности, а начинают блестяще справляться с ситуацией, приводя Германию к вершинам победы.

Йорг Амзель давал хороший анализ приживания жанра альтернативной истории на германской почве. Помимо того, что это один из мировых фантастических трендов, вспомним, например, блестящие произведения Гарри Тертлдава, популярности способствовал и никуда не девшийся реваншизм. Первые произведения, появившиеся вскорости после окончания войны, собственно и посвящались тому, что она была выиграна. Впрочем, тогда они остались незамеченными у широкого круга читателей. Все тогда грезили техническими новинками, покорением космоса. Новым толчком, приведший жанр альтистории на пик популярности, по мнению Амзеля, послужила нынешняя сложившаяся в стране ситуация, когда бюргерам все приелось, они, образно говоря, зажрались, им хочется что-то изменить, исправить. Вот и находятся в прошлом возможности повернуть историю вспять.

У лучшего, по мнению Амзеля, германского автора этого жанра, сумевшего переболеть "вирусом реваншизма", хорошо разбирающегося в истории и имеющего прекрасный литературный язык, была своеобразная говорящая фамилия. Альтхаус. Йоахим Альтхаус, писатель-фантаст из Берлина, которому на данный момент едва исполнилось сорок лет.

Доктор Блау припомнил, что именно эту фамилию и называл ему Хольст. Что же, если и старый приятель, и любимый ученик, оба считают данного автора стоящим, то, пожалуй, его книги и в самом деле следует прочесть. Ну а пока посмотрим, что там Йорг пишет про творчество этого самого Альтхауса.

В тот вечер профессор просидел в кабинете так долго, что Урсуле пришлось пару раз напоминать, что время позднее, а завтра у него лекция с самого утра. Докторант так интригующе преподносил творчество "мэтра германской альтистории", что желание прочесть книги Альтхауса стало ещё сильнее. Доктору Блау, надо сказать, обычно не требовалось знакомства с первоисточником, когда он разбирал анализ художественного текста, проделанный его учениками. Но в этом случае захотелось ознакомиться с оригиналом, пожалуй, даже не из профессиональных соображений. Взять, например, роман о эрцгерцоге Рудольфе, наследнике Франца-Иосифа. Волею автора в сознании принца, в действительности погибшего при странных обстоятельствах, очутился молодой австрийский бухгалтер. Разумеется, история пошла другим путем. Йорг Амзель замечал, что в этом романе писатель не избежал использования вселенца, допустил достаточное количество штампов, и хотя книга - не шедевр творчества Альтхауса, она все же отличается в лучшую сторону от подобных произведений других авторов.

На следующий день после лекции и двух семинаров доктор Блау направился в университетскую библиотеку.

- Здравствуйте, герр Ойген, - приветствовал его старый служитель, - давненько Вы к нам не захаживали. Что привело Вас на этот раз? Хотите новые выпуски журналов? Мы как раз получили бюллетени из университетов Бонна, Геттингена и Вены.

- Мое почтение, герр Михаэль, - профессор пожал протянутую ему руку. - Нет, сегодня я пришел за книгами.

- Неужели у нас есть то, чего нет в Вашей домашней библиотеке, уважаемый доктор? Не может этого быть.

- Меня интересуют новинки беллетристики, - улыбнулся профессор. - Вы не поверите, мой докторант написал диссертацию, в которой рассматривает фантастическую литературу. К чести его, он не ограничился звездолетами и пришельцами, хотя и отвел им достаточное число страниц. Как по мне, было бы совсем не плохо, ограничься Йорг романтиками и мистиками, впрочем, всякую бульварную шелуху он в любом случае не рассматривает. Вот и захотелось взглянуть на некоторые книги, чтобы составить собственное представление.

- И какие же авторы Вас интересуют, профессор?

- Иоахим Альтхаус в первую очередь. Это современный автор.

- Сейчас посмотрю в каталоге художественной литературы, - библиотекарь повернулся к компьютеру и что-то начал набирать на клавиатуре. - Есть. Мы недавно получили две его книги. Возьмете домой?

- Да, разумеется. Большое спасибо, герр Михаэль.

Весь оставшийся день профессор посвятил чтению книг, спть лег затемно. А на утро позвонил Дитеру Хольсту и предложил встретиться в ближайшее время.

- С удовольствием, Ойген, - ответил историк. - Завтра выходной, сходим в нашу любимую пивную, выпьем пару кружечек, возьмем к ним колбасок. Я так понял, что разговор не требует столь серьезной атмосферы, чтобы собираться в кабинете за бумагами.

- Пожалуй да, Дитер, но я хотел бы задать тебе множество исторических вопросов. Впрочем, твоя эрудиция должна позволить ответить на них, не прибегая к документам. Я мог бы поискать информацию в сети, но ты же знаешь, недолюбливаю я все эти новомодные компьютерные штучки. и с живым человеком общаться всегда приятнее.

- Ладно, ладно, старина, - засмеялся доктор Хольст, - не надо льстить. В своей области ты столь же эрудирован. До встречи завтра за кружкой пива.

- Это кстати, дружище, - заметил Блау, - мой вопрос будет иметь к пиву некоторое отношение.

Дитер Хольст внешне был полной противоположностью своего приятеля. Пышнотелый здоровяк, с гладковыбритым лицом и слегка загорелой на весеннем солнце лысиной. По случаю теплой погоды историк оставил дома плащ и появился в легком бежевом трикотажном свитере и темных джинсах. На ногах кросовки.

- Уж не приехал ли ты на велосипеде, Дитер, - приветствовал его Ойген, первым пришедший на встречу и в ожидании друга уже попивающий пиво.

- Сейчас нет, но утром я и в самом деле крутил педали. Что ты тут заказал? Келнер, - кивнул он подошедшему служителю, - мне кружку того же самого пива, что и у моего друга. Дальше поглядим.

- Прозит, дружище!

Профессора сдвинули кружки, смачно отхлебнули.

- Ну так что ты хотел меня расспросить? - произнес доктор Хольст.

Ойген Блау чуть ослабил свой галстук, отодвинул кружку и заговорил:

- Я вроде сообщал тебе, что мой докторант, Йорг Амзель, принес мне на вычитку свой труд. Получилась весьма интересная работа. С позволения этого милейшего юноши я позже дам тебе почитать. Йорга заинтересовала наша германская фантастика, причем он задался целью рассмотреть её становление. От сказок до современности. Есть там и романтика, и мистика. Разумеется, и космонавтика, без фентези тоже не обошлось. А с тобой я хотел поговорить по той причине, что меня заинтересовал жанр альтернативной истории. Или, если быть точнее, одно произведение одного автора.

- Кажется, я догадываюсь, о ком пойдет речь...

- Конечно, ты когда-то называл мне это имя, - улыбнулся доктор Блау. - Милейший Йорг настолько хвалил творчество Иоахима Альтхауса что я не удержался и взял пару его книг в библиотеке. И настолько втянулся, что читал позавчера до двух часов ночи. Даже получил выговор от дражайшей фрау Бёме. Роман называется "Фюрер".

- Я читал эту книгу, дорогой Ойген, - Дитер потянулся к кружке. - Так вот почему ты вчера говорил, что твой вопрос связан с пивом. Как известно, 9 ноября 1923 года в Мюнхене произошла некоторая заварушка, которую окрестили "Пивным путчем". И этот самый Альтхаус предположил, что в ходе перестрелки с полицией одна шальная пуля пролетела мимо.

- Совершенно верно, приятель, - теперь и Блау сделал глоток. - И в результате некий молодой человек, участник прошедшей войны и средней руки художник, по имени Адольф Гитлер остался в живых. Вот я и хотел спросить тебя, имеют ли под собой основания фантазии Альтхауса. Ты знаешь, чем меня зацепила эта книга? Я не столь знаком с жанром альтернативной истории. Сужу по ней только по нашим с тобой разговорам, ну и по диссертации Амзеля, разумеется. Раньше у меня было мнение, что здесь творят одни реваншисты, с лозунгом "Германия превыше всего" в голове. Будто не понимают, что величие не обязательно достигается военным путем. Да, мы проиграли Великую войну, но поражение нас отрезвило. Мы многого достигли, хотя сейчас, кажется и зашли не туда со всем миром. А в книге Иоахима Альтхауса как раз и показано, к чему может привести тот самый реваншизм, если его вовремя не обуздать. Нарисованные им картины просто ужасные. Я просто молюсь, как хорошо, что этого в нашей жизни не случилось. Но, как ты думаешь, могло ли это произойти?

- Ты знаешь, дорогой Ойген, я веду некоторые исследования о том, как бы могла повернуть история в тот или иной момент. Привлекаю для этих целей самые последние достижения науки и техники, в том числе и так нелюбимые тобой компьютеры, - в этот момент на лице доктора Хольста так и было написано, что он не какой-нибудь простодушный бюргер, каким казался, а и в самом деле профессор, член всевозможных международных академий и вообще светило исторической науки. - Мои коллеги-математики разработали целую модель, уж и не знаю всех тонкостей, на чем она основана. Искусственный интеллект, мягкие вычисления, нечеткая логика, нейронные сети - в общем эти слова будто бы сошли со страниц книжек, про которые твой Амзель пишет диссертацию. Важно, что это и в самом деле работает. Мы порой развлекаемся, читая ту или иную книжку с альтисторическим сюжетом. Привлекаем к описываемым в них развилках нашу модель, чтобы показать, что никаких точек бифуркации там на самом деле нет. Могут быть другие персонажи, но генеральную последовательность не обманешь. Точек бифуркаций на самом деле не так много.

- Ну а в случае с данной? - Ойген Блау даже привстал с места.

- А вот тут - как раз тот самый редкий случай, когда системе не удалось дать определенного ответа, - Дитер Хольтс в задумчивости провел рукой по макушке, вытирая пот. - Равновероятно, что события пошли бы так, как они развивались в нашем мире. Правительство доктора Маркса, его президентство после смерти Гинденбурга, попытки захвата власти Тельманом. В общем, все, как мы и предполагаем. Но также вероятен и написанный Альтхаусом сценарий. Разумеется, без излишней чернухи. Не людоеды же немцы в конце-концов. Мы пересчитывали множество раз, но так и не смогли найти единственного верного ответа. Похожие исследования ведут наши коллеги в Оксфорде.

- И? - нетерпеливо спросил доктор Блау.

- У них тоже все неоднозначно. Чем-то подобным занимаются и в Москве, но их результаты мне неизвестны. Понятно, что русских больше интересуют события из их собственной истории, как ты понимаешь, там тоже есть интересные точки бифуркации. Что им до драки в пивной, перешедшей в стычку с полицией, пусть в ней и отличился генерал, из армии, проигравшей войну.

- Ну а что могут сказать на этот счет документы? - произнес Ойген. - Машина не человек и всего знать не может. И, насколько я понимаю, историю так просто не описать математической формулой. Что вам, историкам, известно про личность того самого Адольфа Гитлера?

- Не так много, - пустился в разъяснения историк. - Родился в Австрии, неплохо рисовал, переехал из Вены в Мюнхен. Во время Великой войны служил в пехоте. Ранен несколько раз. Пара Железных крестов. Отравление газом. После войны полез в политику. Антисемит, противник Версальского договора, социалист, но не коммунист. В общем, его никак не назовешь серьезным политическим деятелем. Пуля, полученная им на Одеонплац, вполне логичное завершение карьеры. Альтернативой могла бы быть тюрьма. В общем, дорвись он до власти, вполне мог бы сотворить те ужасы, что описывает этот Альтхаус. Но в то, что он смог бы получить власть, лично я сомневаюсь. Давай ещё по кружке выпьем, да попросим к ним колбасок.

- С удовольствием, что-то мы заговорились, - согласился Блау. - Эй, кельнер!

Через несколько дней, когда Йорг Амзель возвратился из Мюнхена, научный руководитель вернул ему диссертацию.

- Должен Вас поздравить, Йорг, - доктор Блау с удовольствием пожал руку своего ученика. - Вы проделали большую работу, которая лично мне понравилась. Буду рекомендовать Вас к защите. Я ещё раз поговорил с деканом, вопрос о выделении гранта на печать монографии решен положительно. Только скажите мне, друг мой, почему Вы выбрали именно фантастику в качестве темы исследования?

- Все очень просто, профессор, - на лице Амзеля появилась улыбка. - Просто я очень люблю книги этого жанра. Среди них, Вы согласитесь, попадаются шедевры. А серьезных литературоведческих работ на эту тему не так много. Особенно про нашу, германскую фантастику. Американцев знают все, пишут про них много, русская фантастическая литература тоже находит своих исследователей, как и французская, к примеру. У нас же есть только разбор отдельных произведений, цельного же нет. Вот мне и захотелось заполнить этот пробел.

- И Вам это блестяще удалось, дорогой коллега. Надеюсь, скоро назвать Вас доктором Амзелем. Уверен, скоро Ваше имя станет известным в литературоведении.

-------------------------------------------------------------------------------

Участник №2

Собака, которая молчит

Пока Президент СССР и Генеральный секретарь ВКП(б) Виктор Александрович Селахин посещает с официальным визитом в Париже президента Французской республики генерала Франуса Левэ Лувена, пока товарищ Литвинов и господин Барту обсуждают условия дополнительного протокола франко-советского договора, подписанного 1 мая сего года, пока наши британские либералы и социал-демократы продолжают дробиться в преддверии новых общих выборов, тем временем в центральной Европе продолжает тлеть очаг напряжения, вызванного очередным всплеском в германо-итальянских разногласиях.

Высказанные министром иностранных дел Италии графом Чиано в ходе встречи с советским, британским и французским коллегами в Фонтенбло надежды на получение части французского Тоголенда для создания стратегической базы на Атлантическом побережье по истечению срока мандата (30 сентября 1936 года) вызвали бурное негодование лидера Южнотирольской немецкой партии Петером Хофером. Муссолини немедленно отреагировал на это обещанием "в случае попытки южных тирольцев передвинуть границу хоть на сантиметр заставить немцев пройти через кровавую войну, в которой он объединит весь мир против германства и сокрушить Германию как минимум на два столетия". Начальник Зарубежного отдела НСДАП в Италии Эрвин Эттэль и рейхсминистр иностранных дел Германии барон фон Нейрат поспешили принести свои официальные извинения Риму - "Правительство Германской империи, несмотря на благожелательное отношение к возможности возвращения своих колониальных владений, не разделяет мнения всех своих соотечественников по тем или иным вопросам". Фюрер и Рейхсканцлер Германии Рудольф Астер как всегда в подобных ситуациях дистанцируется от данного конфуза - он вне оплошностей.

Подобное лицемерие становится все более частым явлением в германской политике - не имея возможности преследовать своих критиков открыто, на государственном уроне выражать свои стремления и осуществлять территориальные приобретения и переделы, нацисты через представительства своих Зарубежных отделов в 14 странах мира ведут активнейшую деятельность по восстановлению германского экономического присутствия на международном рынке, покупают все на что хватает их скудных валютных запасов, заключают контракты, прощупывают почву на предмет создания концессий, и жестоко используют своих слабых "партнеров", вроде Гватемалы и Китая. Несмотря на впечатляющую своим размахом коммерческую деятельность и медийную компанию, направленную на создание положительного облика Третьего Рейха в глазах мировой общественности, заявления о принципиально-щепетильном использовании исключительно мирных средств решения геополитических задач и хладнокровно-циничное разделение партийных и государственных мнений не мешает Третьему Рейху поддерживать регулярными поставками оружия и военными специалистами-штурмовиками боливийского диктатора Хермана Буша в войне с социалистической республикой Чили за Атакаму, курирование и полное обеспечение инженерами крупномасштабных строек индустриализации националистического Китая в обмен на воссоздание концессий в Шанхае и Ханькоу, ударное строительство компанией Цеппелина дирижаблей для военно-морского флота Японии, потрясающий своим цинизмом концессионный договор "Мерседес-Бенц" и "Симменс" на поставку Советскому союзу промышленного оборудования для автомобильных заводов и гидроэлектростанций в обмен на покупку немцами советской пшеницы для создания "Хлебных резервов" и стратегических цветных металлов.

Похоже, что итальянцы разгадали уловки отдела Штрассера, и принимают меры для расширения своей экономической кооперации. Немцам это резумеется не нравится - они рассматривают успехи итальянских дирижаблестроителей в подмосковном Долгопрудном и японском Ёкосуки, открытие Вятского завода бытовой техники, построенного по концессии Аристиде Мерлони, похищение лайнером "Рекс" Голубой Ленты у немецкого рекордсмена "Европы" как вызов чувству национального чванства, что не может не привести к ухудшению итало-германских отношений.

Отношения между национальными лидерами двух стран, Бенито Муссолини и Рудольфом Астером, с самого начала их сосуществования были очень неоднозначными. Слишком разные эти люди, чтобы найти между собой общий язык. С одной стороны Муссолини - сын кузнеца-анархиста и набожной учительницы, бывший каменщик, не выдержавший тяжелой работы, зато сделавший карьеру в профсоюзе, ренегат-социалист, не имеющий серьезного образования, в годы войны служивший в пехоте капралом и выбывший из-за ранения. Кажущийся волевым, энергичным, решительным, хвастливый и несдержанный, чей имидж создает во многом его бурный темперамент. С другой стороны, Астер - сын инженера и певицы, получивший прекрасное образование, сделавший в войну блестящую карьеру дослужившись от вольноопределяющегося до майора, а в годы кризиса составивший спекулятивное состояние. Безусловно, это самый одаренный политик среди "наци", мистически настроенный, изощренный, артистичный, харизматический и очень эффективно мотивирующий, организовывающий, контролирующий людей вокруг себя и так же ловко манипулирующий ими. Итальянский дуче, любимый беспринципными особами тип бунтаря, имеющий в прошлом тюремные заключения и трения с итальянскими властями, пришел к власти на волне "Марша на Рим" - 30 000-ной демонстрации фашистских боевых отрядов, по сути, угрозой силы свергнувших правительство и вынудивших короля назначить их вождя премьер-министром. В политике он ведет себя так же нагло, чем вызывает восхищение как почитателей так и оппонентов. Немецкий же фюрер всячески дистанцируется от подобных нарушений закона, гордится тем, что сидел лишь в польской военной тюрьме как защищающий Родину патриот, и пришел к власти вполне легальными методами, опираясь на большинство своей партии дважды скинул центристские правительства фон Папена и генерала фон Шлейхера, отказывавшихся дать ему реальные властные полномочия, и угрозой парализовать работу Рейхстага лишив его кворума, добился формирования своего кабинета, куда включил обоих оппонентов в качестве вице-канцлера и военного министра. Этот человек вызывает в памяти пословицу "Не бойся собаки которая лает, бойся собаки, которая молчит". И причины для опасений есть, хоть и кроются они в .

Среди политических аналитиков как у нас, так и в СССР распространено мнение, что начало конфликту Германии и Италии положили озвученные в 1933 году на сессии Рейхстага планы экспансии с целью объединения всех немцев в одном государстве - аншлюсс с Австрией и выход к Адриатическому морю за счет Истрии и возможно Словении. Однако мы, ознакомившись с точками зрения активистов правых движений, имеем основания считать, что главным яблоком раздора между фашистами и нацистами являются идеологические разногласия вообще и отношение к религии в частности, вставшие наиболее остро после возабладания астеристов в партии и активизации заграничной деятельности НСДАП в последние 5-7 лет, что вызывает плохо скрываемое негодование и презрение в Италии. Итальянские фашисты при всём своем несомненном национализме и изрядной ксенофобии никогда не были принципиальными расистами и уж тем более антисемитами. Значение Римско-католической церкви и как общественного института и как воспитателя человеческой морали в Юго-Западной Европе всегда было и остается исключительным, поскольку даже в годы самого рьяного антиклерикализма приходиться считаться с её культурным и общественным положением. В Германии же бытовой антисемитизм распространен шире и тесно связан с традиционными предрассудками христиан - как католиков, так лютеран, - воспринимающих популярное изложение расовой теории, и еще больше усилившийся на фоне общего духовного кризиса после Войны и волны неудачных революций, участниками которых было немало коммунистов еврейского происхождения, что чрезвычайно раздражало "фёлькишных" патриотов. Однако основное ядро нацистов, которых после раскола вызванного гибелью Гитлера возглавил в 1925 году Астер, решительно отодвинуло антисемитскую риторику в сторону, как важный в глобально-идеологическом, но все же второстепенный в текущей обстановке фактор. Только откровенные фанатики Штрайхер и Розенберг считали евреев квинтэссенцией мирового зла, сводя все проблемы к их существованию. Сам Астер за откровенную узколобость называл обоих идеологов правого крыла "галимыми черносотенцами", упрекал за вульгарное упрощение и непонимание сути проблемы. Он считал, что главная и самая существенная угроза, исходящая от евреев, не является материальным вредительством и не может быть истреблено путем физического уничтожения людей, исповедующих иудаизм, и имеющих еврейское происхождение. Оно состоит в религиозно-культурном влиянии иудаизма на христианство, запрограммировавшее развитие европейской цивилизации почти на два тысячелетия. Ветхий Завет по его мнению, - главный источник религиозных и нравственных норм, служащих благодатной почвой для роста этнической, расовой и международной напряжённости и развития конфликтов. На основании ариософических работ своего учителя Гвидо фон Листа Астер разработал собственную санкритическую систему верований и практик, опирающуюся на оккультно-языческие традиции - ариософию, получившую распространение внутри Третьего рейха с приходом нацистов к власти. И здесь мы видим первое, но очень существенное различие в задачах и целях - фашисты стремятся контролировать жизнь людей, придав им "посредством пинков под зад" ускорение, в то время как нацисты не останавливаясь на этом, вторгаются прямо в души, порабощая волю варварско-сатанинскими идеями, подчиняя сознание внешней выразительностью своих ритуалов и разлагая советь избирательно даруемой безнаказанностью.

Кажущейся странной сила нацисткой пропаганды кроется в том, что она апеллирует не только к низменным инстинктам, сколько к кажущемуся невинному примиренческому стремлению личности уйти от гнетущей действительности с её бедностью, безнадежностью, безработицей и грязью в мир фантазий, иллюзий, грёз, в данном случае больше сходных с наркотическим дурманом, гипнозом, галлюциногенным бредом, который нацистский пропагандистский аппарат дает в изобилии и ассортименте, радио, кинематограф и интенсивно продвигаемое в массы телевидение создают вокруг немцев искусственную атмосферу, в которой их мнение им больше не принадлежит. Его всецело формирует богатое воображение безусловно талантливого фантаста Рудольфа Астера, так импонирующее и захватывающее души и сердца уставших, растерянных, жаждущих запредельного, идет гораздо дальше банального тыканья пальцем в Ротшильдов и Гинзбургов, демонизации председателя Коминтерна Троцкого и первого секретаря Грузинской ССР Сталина, обращаясь к широко трактуемой языческой синкретической традиции общения со скрытыми силами природы, описывает историю Цивилизации через призму героико-фантастических событий, борьбы космических скитальцев с рептилоидами, позволяя каждому колеблющемуся, малохольному, растерянному обывателю почувствовать себя ближе к Чуду, возгордиться сознанием своего наследования каким-то высокоразвитым древним цивилизациям, неведомым астрономической, исторической и филологической наукам нациям героев и богов. В блистательной череде которых - германские варварские племена, сокрушившие изнеженный порочный рабовладельческий Рим, открыв новую веху в истории.

И если это "видение мира в коричневых очках" удовлетворяет немцев, уставших от сомнений, экономического метеоризма и страха за будущее, готовых спихнуть ненужную им ответственность вместе со свободой выбора неизвестно чего непонятно зачем со своих плеч тому кто готов "думать о Будущем за них", то никак не может понравиться итальянцам, которых нацистская оккультная доктрина позиционирует как декадентствующих наследников лживых и злых богов, к тому же еще и украденных ими у греков. И совсем это не нравится Ватикану, чью работу о спасении душ нацисты язвительно критикуют, смакуя мерзкие стороны сексуальных и финансовых скандалов, угрожая при этом физическим воздействием пастве в католических регионах Германии, изображая христианских проповедников от Папского Престола безжалостными фанатиками, уничтожавшими священные рощи, капища, жертвенники, стиравших традиции и знания предков, сжигая их хранителей на кострах как еретиков и ведьм. В Риме в отличие от Берлина хорошо помнят, что инициаторами гонений на ведьм были немецкие каноники, а рекордсменом по количеству сожженных - Германские духовные княжества в годы Тридцатилетней войны.

Периодически в европейской и советской прессе появляются обнадеживающие религиозных людей сообщения о том, что папа римский Пий XI намеревается отлучить от церкви Астера и прочих членов нацисткой партии, придерживающихся подобной ереси, но нам кажется крайне сомнительно, чтобы подобная угроза могла как-то напугать этого человека. Известные нам письменные документы, за которыми не надо ходить далеко - достаточно раскрыть любую немецкую газету, где регулярно печатаются критические статьи Астера. Они наглядно отражают необузданный эгоизм, алчность, жажду достижения власти любой ценой, мстительность и агрессивность господина рейхсканцлера по отношению к людям, которые, по его мнению, или недостаточно лояльны, или откровенно враждебны к его идеям (которые он не отделяет от своей персоны и партии), даже если это всего-навсего зарубежные деятели искусства, и это вызывает настоящее содрогание. Гневные выпады в адрес первого секретаря ассоциации драматургов СССР и художественного директора МХАТа М.А.Булгакова, автора скандальных пьес "Великий диктатор" и "Гестапо" с таким аншлагом идущие на заграничных гастролях театра в Лондоне и Париже. Обвинения в вульгарном идеологическом приспособленчестве и откровенном плагиате почетного председателя Союза Литераторов-Фантастов А.Р.Беляева за его повесть "Властелин мира". Особенно изощренные обороты, полные не столько обиды за оскорбленную немецкую киноиндустрию, сколько за невозможность дотянуться и задушить ненавистный киноконцерн братьев МакЛейонов "Силена филмс", организовавших при содействии Международного Синдиката Дистрибьюции бойкот и жесточайшие квоты для немецких фильмов. Проклятия и угрозы в адрес ведущих продюсеров итальянского кино посыпались из под пера после присуждению совместному советско-британскому фантастическому фильму "Франкенштейн" (1931) Кубка Муссолини на Венецианском фестивале. По нашему мнению, считая что кинематограф как искусство отражает современные ему чувства и настроения людей, этот странный на первый взгляд пример наглядно иллюстрирует глубинные противоречия, которые существую между режимами, во многом обусловленные личными качествами, симпатиями и антипатиями их лидеров - больное самолюбие и непомерные амбиции германского фюрера, принимающего близко к сердцу такие невинные вещи, как фильмы мрачного фентази, видящего в пассах колдуна вуду, демоническом гипнозе Дракулы и алчной жажде знаний Франкенштейна злую пугающую насмешку над диктаторским режимом и собственной фигурой "сиятельного зла", и отчаянное желание дуче, который плюясь и огрызаясь на левые нотки Чаплина и МакЛейнов, французских поэтических реалистов как Жан Виго и американских "дримворкеров" вроде Фрэнка Капры делает хорошую мину и идет на унижения, вручая награды, чтобы спасти от удушения итальянское кино. Опасность нацизма не в военной мощи, и не в безнаказанности его адептов, она проникает извне, из-за пределов здравого смысла, морали, сострадания и совести, из сфер безумия.

Как внешний результат, серьезные трения между нацистами и фашистами особенно рельефно обозначились на прошедшей 16-21 декабря международной фашистской конференции в Монтрё. С первого же заседания главный немецкий попутчик руководитель норвежских наци Видкун Квислинг стал "тянуть одеяло", спорить с председателем конференции Эженио Косельчи и наиболее солидарным с итальянцами ярым антикоммунистом лидером ирландских синерубашечников Оуэном О'Даффи, упрекая их в недостаточном признании "морального авторитета" национал-социалистической Германии, имеющей особую важность для мирового фашистского движения. Это безумно разозлило итальянцев - наполнив прессу и политические кулисы певцами величия Третьего Рейха, канцлер Астер никогда не отдавал должного уважения Муссолини как основателю фашистского движения, называл недоучкой, "перерожденцем", а его урегулирование отношения с Ватиканом - вопиющим в своей наглости оппортунизмом и покупкой индульгенции. Румынский представитель Йон Мота, при поддержке датских (читайте, северо-шлезвигских) и швейцарских делегатов, также муссировал эти разночтения, подчеркивая центральную роль арманистской теории Листа-Астера в идеологии фашистских движений, поскольку она позволяет подвести под их политику научную основу. Существенную поддержку итальянцам в ходе дискуссий оказал руководитель испанских фалангистов Хосе Примо де Ривера, который, не смотря на своё утверждение о непринадлежности Фаланги к фашистским организациям, подчеркнул что палеофантастические теории не могут быть преобразованы в универсальную кампанию ненависти против какой бы то ни было национальной, этнической или религиозной группы, поскольку отсутствие морали у подземных атлантов не может быть основанием для насильственного переустройства сложившегося порядка. Так же в частности дон Хосе обратил внимание на излишнее тяготение представителей Норвегии и Дании к ариософскому древнескандинавскому наследию в ущерб исторической справедливости. Мнение де Риверы разделили О'Даффи, канцлер Австрии Энгельберт Дольфус и лидер французских национал-синдикалистов Раймон Лантен: "С теми же основаниями, на каких господин Астер утверждает, что люди произошли как результат генетических опытов инопланетных рас, чьи представители замороженные на своих кораблях где-то за Солнцем и на обратной стороне Луны, мы можем требовать у Германии левый берег Рейна, потому что Сирано де Бержерак летал в космос, дрался на дуэли с атлантами и договорился с ними об этом".

Помимо колоссального скандала из-за высказываний Лантена главным итогом первого международной фашистского конференции в Монтрё стало фактическое размежевание национал-социалистов (в отсутствие делегатов Германии наиболее активные союзники - Румынская Железная гвардия, Норвежское Национальное согласие, южноафриканские серорубашечники, Аргентинский Гражданский Легион и синие рубашки националистического Китая, менее значительные, хоть и не менее крикливые - датские, нидерландские и швейцарские организации, состоящие на финансировании Зарубежного отдела) и фашистов (Италия, Франция, Испания, Португалия, Ирландия, Греция, Австрия), хотя вынесенные по ее итогам резолюции носят во многом компромиссный характер - осуждая радикальные ариософские догмы, участники признавали свою "солидарность" с их "общим направлением мысли и готовности бороться за это дело". Из пресс-релиза канцелярии президента Франции стало известно о запрете на территории республики и империи нацисткой научно-философской литературы, признанной экстремистской. Анализ ситуации показывает, что лидеры фашистских движений не только Италии, но Испании, Португалии и Франции настойчиво хотят отмежеваться от нацизма, чтобы разнообразие их национальных фашистских идей не было приравнено к астеровской оккультной модели.

Пока СССР и Франция налаживают военно-политическое сотрудничество, пока такие люди как МакЛейоны и Чаплин снимают хорошие светлые фильмы, пока международное сотрудничество опирается на сознание мирного сосуществования, необходимости мирного созидания и взаимной выгоды, пока сами фашисты считают учение нацистов вздором, еще остается надежда на то, что таящийся в темных уголках души истинный ужас не вырвется наружу. Хочется верить, что здравый смысл еще не оставил людей на столько, чтобы мы потеряли возможность уклониться от странной, пугающей, демонической силы нацизма, которую нельзя ни описать, ни понять, как космический ужас из произведений Говарда Лавкрафта.

Собственный Корреспондент газеты "Эдинбург-Курьер" Дезмонд Бэйли, 23 декабря 1934 года, Париж.

-------------------------------------------------------------------------------

Участник №3

Глас рога моего

- Мы - великая страна, великая нация! Зиг!

- ХАЙЛЬ!

- Мы никогда не примиримся с унижением! Зиг!

- ХАЙЛЬ!

- Нас не поставить на колени! Зиг!

- ХАЙЛЬ!

- Мы - и только мы! - единственные и несомненные наследники Священной Римской Империи Германской Нации, Тысячелетнего Рейха, величайшей державы всех времен и народов, готовой, словно Феникс, вновь возродиться из пепла! Зиг!

- ХАЙЛЬ!

- Одна империя - одна нация - один фюрер! Зиг! - завершил вождь свою речь.

- ХАЙЛЬ! ХАЙЛЬ! ХАЙЛЬ! - продолжала бесноваться толпа на площади под балконом.

Фюрер поспешно покинул балкон и укрылся во внутренних комнатах Большого Императорского Дворца: никто из простых смертных не должен был видеть слезы, выступившие на его глазах.

Впрочем, как только ликующие подданные остались позади, настроение фюрера резко переменилось.

- Кто написал всю эту сентиментальную чушь? Ахахаха! Фениксы какие-то, колени, вот это вот все?

- Народу это нравится, мой фюрер, - осторожно заметил один из ближайших советников.

- Кто я такой, чтобы спорить с народом? - усмехнулся великий человек. - Я - всего лишь слуга народа, его голос и выразитель... Три тысячи чертей! Это из какой-то другой речи. Ну, что там еще у нас на сегодня запланировано? Хотелось бы покончить с делами побыстрее. Грешно в такой чудесный день торчать в городе.

- Венгерский посол просил о встрече...

- Ах, этот... - недовольно поморщился фюрер. - Ладно, пригласите его.

- Ваше высокопревосходительство! - начал было посланник Будапешта, едва показавшись на пороге.

- Ну-ну, к чему эти церемонии между старыми друзьями? - ласково улыбнулся наследник Священной Римской Империи. - Можете называть меня просто по имени...

- Я не смею, ваше высокопревосходительство, - отвечал посол. - Больше того, недалек тот день, когда мне придется обращаться к вам не иначе, как "Ваше Величество"!

- "Ваше величество"? Кх-кх, - от смущения фюрер закашлялся. - Безусловно, мы собираемся восстановить в стране монархию - ибо что такое Империя без кайзера?! - но я никогда не видел себя в этой роли. Я всего лишь скромный слуга народа...

- Я верю, что германская нация выберет себе достойного императора, - твердо заявил мадьярский посланник, - но речь сейчас не об этом. Я представляю Венгрию, а она уже сделала свой выбор. Ваше Величество, станьте нашим королем!!!

- Кх-кх-кх... Но... Но как?! Почему я?! - искренне удивился фюрер.

- Вот, посмотрите, - венгр развернул принесенный с собой толстый фолиант, украшенный драконами, химерами, леопардами и другими геральдическими животными и чудовищами. - Наши ученые провели самые тщательные генеалогические изыскания, и вот что они выяснили: вы и только вы являетесь самым прямым наследником древней венгерской королевской династии Арпадов. Вы и только вы достойны, должны и обязаны занять королевский трон Венгрии! Ваша корона ждет вас!

- Реакция западных союзников... - невпопад пробормотал изрядно растерянный вождь.

- Западные союзники настояли на том, чтобы Габсбурги никогда больше не появлялись в Будапеште! - воскликнул посол. - И пусть так! Эти бездарные вырожденцы проиграли войну и потеряли империю! Но вы, вы - совсем другое дело! Вы - не Габсбург, вы - Арпад! Вы восстановите нашу древнюю славу во всей ее величии! Вы поведете наш народ - все наши народы! - к новым вершинам великих побед и свершений! О, мой король! - коварный венгерский соблазнитель рухнул на колени и попытался облобызать туфли фюрера.

- Встаньте, встаньте, друг мой, - еще больше смутился фюрер, - мне право так неловко... Обещаю, что я самым серьезным образом изучу ваше предложение, и дам ответ в самое ближайшее время.

- Мы оба знаем, каким будет ваш ответ! - вскричал мадьярский посланник, направляясь к выходу. - Вы согласитесь - нет, вы уже согласный! Я знаю, знаю это! Да здравствует король! Трижды виват!

"Три тысячи чертей, что это было?" - растерянно задумался фюрер. Дела и так шли неплохо, но мог ли он мечтать о таком...

...мог ли он мечтать об этом пятнадцать лет назад? Тогда казалось, что все кончено, и их дело проиграно навсегда. Так думал не только он - так думали все, когда опускали в землю гроб с телом дорогого друга Адольфа, сраженного предательской пулей... Но пришел новый день, и новый год, и новая надежда. Да! Он увидел новую возможность и ухватился за нее. В свое время австриец Адольф Гитлер отправился на север, чтобы покорить Германию, но потерпел поражение. Быть может, стоило избрать другой путь? И тогда баварец Герман Геринг отправился на юг, дабы покорить Австрию. И вот он здесь - рейхсканцлер Австрийского Государства, властелин Вены, фюрер австрофашизма. Сегодня Австрия, а завтра... завтра... кто знает?

Очередной советник появился в кабинете и прервал размышления великого человека.

- Мой фюрер, мы получили ответ от англичан. Они намекнули, что не станут препятствовать правильному решению Судетского вопроса...

- Кто бы сомневался, - усмехнулся Геринг. - Что-нибудь еще?

- Генеральный штаб прислал на утверждение планы нашего блицкрига против Югославии.

- Верните обратно, - зевнул фюрер. - С пометкой: "Начать разработку планов наступления против Румынии".

- Румыния? - удивился соратник. - Но у нас даже нет общей границы!

- Считайте, что она уже есть, - ухмыльнулся наследник династии Арпадов. - Венгрия у нас практически в кармане, а с ней и общая граница. Вас что-то смущает, дружище?

- Вряд ли это понравится англичанам или французам, - заметил советник. - Они придают большое значение румынским нефтяным полям, и совсем недавно предоставили Бухаресту очередные гарантии...

- Ну и что? - презрительно усмехнулся фюрер. - Гарантии? Ахахаха! Неужели вы думаете, что эти ничтожные плутократы захотят воевать с нами из-за Румынии?! Но довольно на сегодня Прочь из Вены! В лес, в мои охотничьи угодья! О. это будет великолепно! Я уже как будто слышу глас рога моего!

Изменено 2 Mar 2015 пользователем Инженер

[ясмин джакмич]

И Пусть победит интереснейший!!!

[prostak_1982]

В "Собаке" не только Германия альтернативна, но и весь остальной мир малость другой.

Из "Диссертации" не совсем понятно, а что поменялось-то? Оно да, возможно миллионы людей не погибли, а может быть и нет. Война могла начаться в другом месте. Например, вокруг Китая. Или в Южной Америке могли продолжиться разборки. Хотя с литературной точки зрения, эта вещь самая причесанная.

А вот в "Роге" весьма забавно смотрится предложение какому-то немецкому бюргеру венгерской короны. Правда результаты будут теми же самыми, что и в реале. Большая, тяжелая война.

[Деметрий]

Я - лицо пристрастное, посему по конкурентам пройдусь позже, завистнически ехидно. Пока хочу сказать, что конкурс все же удался. Жаль, что произведений мало. Но те, что есть, весьма недурственны.

В "Собаке" не только Германия альтернативна, но и весь остальной мир малость другой.

Одна точка бифуркации и весь мир поменялся.

Из "Диссертации" не совсем понятно, а что поменялось-то? Оно да, возможно миллионы людей не погибли, а может быть и нет. Война могла начаться в другом месте. Например, вокруг Китая. Или в Южной Америке могли продолжиться разборки.

Получается, что автор специально это оставил "за кадром". Но из отдельных намеков в тексте вроде можно понять, что мировая война была только одна.

А вот в "Роге" весьма забавно смотрится предложение какому-то немецкому бюргеру венгерской короны.

Ну я бы не назвал Германа Геринга каким-то немецким бюргером.

Изменено 24 Feb 2015 пользователем Деметрий

[prostak_1982]

А вот в "Роге" весьма забавно смотрится предложение какому-то немецкому бюргеру венгерской короны.

Ну я бы не назвал Германа Геринга каким-то немецким бюргером.

Черт, имя-то я проглядел. Но развилка действительно забавная.

[Деметрий]

Черт, имя-то я проглядел. Но развилка действительно забавная.

Этого не отнять. Рассказ и привлекает своей забавностью

[Сибиряк Комнатный]

Трудно отдать предпочтение кому то одному. Пока склоняюсь к третьему , но еще не уверен. Из за краткости и здорового чувства юмора. :)

[ясмин джакмич]

Чувствуется, что призовой финалист уже наметился.

[Деметрий]

Чувствуется, что призовой финалист уже наметился

Неделя у коллег есть, чтобы определиться с предпочтениями. По сравнению с вечером понедельника и утром вторника картина существенно изменилась, причем не единожды. Как говорится, ещё не вечер!

[ясмин джакмич]

Чувствуется, что призовой финалист уже наметился

Неделя у коллег есть, чтобы определиться с предпочтениями. По сравнению с вечером понедельника и утром вторника картина существенно изменилась, причем не единожды. Как говорится, ещё не вечер!

Практика конкурсов показывает, что, Как правило, определение с предпочтениями выяявляется как раз в первые два дня, а потом просто приплюсовывается один-два голоса

[Деметрий]

Практика конкурсов показывает, что, Как правило, определение с предпочтениями выяявляется как раз в первые два дня, а потом просто приплюсовывается один-два голоса

Не совсем так, к тому же в этот раз голосовать можно только за одно произведение.

[Деметрий]

Вообще складывается впечатление, что конкурсы слегка поднадоели. Второй подряд всего три участника.

Может, и в самом деле сделать перерывчик на пол-года или год?

[ясмин джакмич]

Вообще складывается впечатление, что конкурсы слегка поднадоели. Второй подряд всего три участника.

Может, и в самом деле сделать перерывчик на пол-года или год?

Помилуйте, коллега, это много. Два месяца вот перерыв подходящий. Этакие каникулы

[prostak_1982]

А может поменять условия конкурсов?

Самым большим конкурсом по численности, из тех, которые я лично видел, был "День ежа". Конкурс мало завязанный на конкретную историческую тему, но зато сама тема была оригинальной.

Вот и перестать приурочивать темы к конкретной дате, как было на следующем конкурсе, или же к конкретной стране, персоне.

Предложить, например, "Неизобретение чего-нибудь", или "Отсутствие какой-либо страны, как факта". Вспомните "Исландскую карту" Громова. Дядечка, конечно же сильно перегнул в своем торможении прогресса, но все-таки. (Я бы еще один конкурсный вариант предложил, но тогда будет подыгрывание самому себе, ибо сразу два рассказа на такой конкурс в голове крутятся.)

[ясмин джакмич]

А может поменять условия конкурсов?

Самым большим конкурсом по численности, из тех, которые я лично видел, был "День ежа". Конкурс мало завязанный на конкретную историческую тему, но зато сама тема была оригинальной.

Вот и перестать приурочивать темы к конкретной дате, как было на следующем конкурсе, или же к конкретной стране, персоне.

Предложить, например, "Неизобретение чего-нибудь", или "Отсутствие какой-либо страны, как факта". Вспомните "Исландскую карту" Громова. Дядечка, конечно же сильно перегнул в своем торможении прогресса, но все-таки. (Я бы еще один конкурсный вариант предложил, но тогда будет подыгрывание самому себе, ибо сразу два рассказа на такой конкурс в голове крутятся.)

В принципе Британский тоже много участников собрал. Можно попробовать.

Скажем, приурочить к апрелю или маю следующий конкурс,

День Дурака и День Весны - достаточно широко

[maxab]

Скажем, приурочить к апрелю или маю следующий конкурс, День Дурака и День Весны - достаточно широко

и назвать их:

"Homo ludens" - в рассказе должны быть любые азартные игры (а кто более азартен, чем дурак?), хоть блэкджек, хоть рулетка, хоть скачки, хоть безумное пари

и "Cherchez la femme" - и без перевода понятно о ком.

P.S. третья тема может быть к осеннему конкурсу "Quo usque tandem abutere, Catilina, patientia nostra?" (навеяно упоминанием разбора Феанора на комсомольском собрании) - любая обвинистельная форма об одном историческом, альтисторическом или псевдоисторическом персонаже и его деянии (совершенном или несовершенном), хоть в виде сенатской речи, хоть в виде анонимки в госорганы...

[Деметрий]

Ну а я в который раз предлагаю "конкурс наоборот", когда зачинатель задает некоторую ситуацию, а участники подводят к ней развилку. Как пример - "1 марта 2016 года Государь Император Александр Шестой по случаю торжественного богослужения в Соборе Святой Софии Константинополя..." - и надо сочинить рассказ, с развилкой, приведший к такому событию. Затравка может быть концом или началом этого рассказа.

[ясмин джакмич]

Ну а я в который раз предлагаю "конкурс наоборот", когда зачинатель задает некоторую ситуацию, а участники подводят к ней развилку. Как пример - "1 марта 2016 года Государь Император Александр Шестой по случаю торжественного богослужения в Соборе Святой Софии Константинополя..." - и надо сочинить рассказ, с развилкой, приведший к такому событию. Затравка может быть концом или началом этого рассказа.

Надо хорошо продумать над фразой. "Титаник швартовался в токийской гавани"

Скажем, приурочить к апрелю или маю следующий конкурс, День Дурака и День Весны - достаточно широко

и назвать их:

"Homo ludens" - в рассказе должны быть любые азартные игры (а кто более азартен, чем дурак?), хоть блэкджек, хоть рулетка, хоть скачки, хоть безумное пари

и "Cherchez la femme" - и без перевода понятно о ком.

P.S. третья тема может быть к осеннему конкурсу "Quo usque tandem abutere, Catilina, patientia nostra?" (навеяно упоминанием разбора Феанора на комсомольском собрании) - любая обвинистельная форма об одном историческом, альтисторическом или псевдоисторическом персонаже и его деянии (совершенном или несовершенном), хоть в виде сенатской речи, хоть в виде анонимки в госорганы...

Если кроме требования азартных игр и Феммин никаких дополнительных требований и ограничений не будет, тоже можно попробовать

Я думаю, что стоит ублажить ради разнообразия коллегу Инжинера и попробовать на одном из конкурсов написать про Античность, - но в качестве меры для привлечения участников разрещить описывать мир за много лет после развилки в Антиности. Как у меня в "Ангеле истребителе"

[Инженер]

Я думаю, что стоит ублажить ради разнообразия коллегу Инжинера и попробовать на одном из конкурсов написать про Античность

И трех работ не наберется.

К тому же, вдруг я начну придираться к заклепкам и не смогу нормально читать?

Лично мне нравится идея с альтернативной географией. Чего-нибудь по-крупному, чтобы мир до неузнаваемости поменялся. Так больше свободы, чем если бы, скажем альтернативы типа естественного Панамского канала, где в деталях изменится многое, но так чтобы глобально - нет.

[prostak_1982]

Так больше свободы, чем если бы, скажем альтернативы типа естественного Панамского канала, где в деталях изменится многое, но так чтобы глобально - нет.

Широкий естественный Панамский пролив это очень вкусно. Переброска японского флота в Атлантику и реально совместные действия с немцами. А еще раньше более удобное сообщение между Европой и Тихоокеанским побережьем Америки, а значит другая колониальная политика...

Это глобальное изменение, а не мелочь.

[maxab]

Лично мне нравится идея с альтернативной географией.

да объявите, чтоб в начале 19-ого века начался новый Ледниковый период и будет иная география...

Это глобальное изменение, а не мелочь.

При естественнном панамском канале будет совершенно иная картина океанских течений. А это гораздо большими альтернативами попахивает...

[ясмин джакмич]

Я думаю, что стоит ублажить ради разнообразия коллегу Инжинера и попробовать на одном из конкурсов написать про Античность

И трех работ не наберется.

К тому же, вдруг я начну придираться к заклепкам и не смогу нормально читать?

Лично мне нравится идея с альтернативной географией. Чего-нибудь по-крупному, чтобы мир до неузнаваемости поменялся. Так больше свободы, чем если бы, скажем альтернативы типа естественного Панамского канала, где в деталях изменится многое, но так чтобы глобально - нет.

Ну это уж ваше право и отвественность, как придираться) Вам симпатичная сложная рядовому альтернативщику эпоха, что же взять с нас...

География к сожалению, уходит так далеко в Историю, что это может повлиять на историю образования народов. Хотя пролив на месте Суэца был бы жарким местечком

Лично мне нравится идея с альтернативной географией.

да объявите, чтоб в начале 19-ого века начался новый Ледниковый период и будет иная география...

Это глобальное изменение, а не мелочь.

При естественнном панамском канале будет совершенно иная картина океанских течений. А это гораздо большими альтернативами попахивает...

Чем этого больше, тем сложнее это сформулировать, удержать в голове и написать

[prostak_1982]

География к сожалению, уходит так далеко в Историю, что это может повлиять на историю образования народов. Хотя пролив на месте Суэца был бы жарким местечком

Я открывал тему про естественный Суэц. Дискуссия застряла еще на каменном веке, на обсуждении, насколько изменится картина течений и когда человек сможет преодолеть пролив и пойдет осваивать остальную землю.

[ясмин джакмич]

География к сожалению, уходит так далеко в Историю, что это может повлиять на историю образования народов. Хотя пролив на месте Суэца был бы жарким местечком

Я открывал тему про естественный Суэц. Дискуссия застряла еще на каменном веке, на обсуждении, насколько изменится картина течений и когда человек сможет преодолеть пролив и пойдет осваивать остальную землю.

Как Моисей евреев вывел, так и преодолеть

Эх.. Нет все таки фаворит этого конкурса выделился.

География к сожалению, уходит так далеко в Историю, что это может повлиять на историю образования народов. Хотя пролив на месте Суэца был бы жарким местечком

Я открывал тему про естественный Суэц. Дискуссия застряла еще на каменном веке, на обсуждении, насколько изменится картина течений и когда человек сможет преодолеть пролив и пойдет осваивать остальную землю.

Хотя нет.. Как Шри Ланка от Индии отделилась, так же и Африку! в исторический период размыло мол, фараоны его строили строили, а его все равно смывало.

[Деметрий]

Мне лично альтгеографическое не очень нравится. Поскольку придется слишком уж много допущений и детерминизма делать. Может получиться хороший худлит, это бесспорно, но может и не получиться. И все будет за уши притянуто.