Боги Моря и Льда

[Magnum]

Рисса, выкрикнув последние слова заклятья и скрестив руки на груди,  лицом вниз рухнула в купель.

Это то, о чем я подумал?! 

[Каминский]

Это то, о чем я подумал?! 

Ага. Портал)

[Каминский]

Великий Старец-  морской бог, которому поклоняются саамы, сииртя и квены. Особенно его культ распространен  в Фрисланде и Хеллуланде, где ему стали поклонятся иннуиты и даже некоторые скандосаксонские поселенцы.

Прекративший космическую битву морской Старец, имя которого не называется, имел облик самого крупного животного северных морей - моржа. У саамов этот обитающей за северным морем Старец почитался хозяином рыбных богатств - он посылает косяки рыбы и морских зверей, тюленей и нерпу людям, он выбрасывает на берег даже китов. Когда он ворочается в своей ледяной постели, льды стонут и ломаются - и люди знают, что Старец жив во льдах. Возможно, он и был тем стариком, голова которого стала источником Мировых вод при сотворении мира: миф о том, что мир или земля покоится на животном, обитающем в Мировом океане, широко распространен у самых разных, в том числе финно-угорских народов.

Шведский ученый XVI в. Олаус Магнус в своей «Истории северных народов» рассказывает о гигантском морже, который обитает посреди Ледовитого океана: этот зверь засасывает воду, а с ней - корабли. Подобные представления об ужасном водовороте в самом центре океана мы уже встречали у финнов.

http://hibiny.pro/saamskaya-mifologiya.html

 

[Magnum]

Ага. Портал)

Вопрос вопросов - куда ?! 

[Каминский]

Вопрос вопросов - куда ?! 

А куда бог пошлет) Богиня точнее. Могу сказать точно, что это не другая реальность- просто другой регион. Не настолько дальний, чтобы ГГ вообще выпала из гущи событий, но и не настолько близкий, чтобы у нее не было там проблем. 

Изменено 13 Oct 2015 пользователем Каминский

[ВИП]

Добрался наконец до этой повести, основательно прочитал 1ю страницу пока что

This is f*cking awesome! 

Сиськи, политика и все элементы СИГа, ну и немного паранормальных способностей. В общем именно то что надо.

С удовольствием почитал бы что-то подобное, но уже поближе к нашим дням. Чтобы был век 20й. А то и 21й.

Ладно, читаю далее

[Каминский]

С удовольствием почитал бы что-то подобное, но уже поближе к нашим дням. Чтобы был век 20й.

На это уже есть "Плеяда"))

Но в принципе все возможно- ведь в МИМиМИ тоже когда-нибудь наступит и 20 и 21 век.

Изменено 19 Oct 2015 пользователем Каминский

[ВИП]

Осилил 2ю страницу и сразу вспомнил вот это

Может как аудиоиллюстрация к главе сойдёт

На это уже есть "Плеяда"))

"Плеяда" - не совсем то, хотя и близко

В "Плеяде" магия, как бы это сказать, "партизанская", а не глобалистская

[ВИП]

Ну и ещё есть большой магический проект у красных, масштабный но какой-то провинциальный

Если бы тамошние комми юзали магию для управления массами, дык небось и не проиграли бы

В общем Плеяда это круто, но жанр другой. Война в поле.

А тут - политический триллер про руководителей мира сего.

Про 20й век почти ничё такого не писали ЕМНИП

Особенно с подобной ГГ

[Каминский]

за несколько лет до описываемых событий

 

Зов труб раздался на рассвете – многоголосый мощный рев, донесшийся до самых удаленных закоулков Сенкт-Галлена. Следом послышался грохот множества копыт по мостовой,  после чего даже самые ленивые и нелюбопытные из горожан  высыпали на улицы города. Все они - кто с изумлением, кто с восторгом, а кто и с неприязнью - смотрели как через Озерные врата в город въезжают всадники на могучих  конях, иным впечатлительным горожанам казавшимся массивными будто быки. Только такие звери могли выдержать воинов, с ног до головы облаченных в  тяжелые черные доспехи. Рядом с великанскими конями казались карликами небольшие мохнатые лошадки  - потомки коней кочевников, что и спустя полвека после  крушения Меркитской империи,  доставляли немало хлопот набегами из Паннонской Пушты. В приграничных марках Рейха, бароны и комтуры рыцарских орденов отбили у меркитов несколько табунов и, скрещивая их с местными породами лошадей,  получили скакунов  столь неприхотливых и быстроногих, как и меркитские кони, равно приученных к горам и равнине.  Сейчас на них восседали худощавые всадники в легких кольчугах, вооруженные луками и арбалетами – лучники баварского герцога, в годы меркитского владычества, перенявшие многие военные традиции  кочевников.

 

Впереди ехали герольды и трубачи, громкими криками оповещавшие горожан о визите высочайшей особы. Впрочем, для высыпавших на улицы горожан подобные разъяснения были излишни - в этой горной стране хорошо знали, кто может ехать под знаменем с «волчьим крюком» окруженным венком из дубовых листьев. И хотя мало кто из здешних мог похвастаться, что видел кайзера вживую, тем не менее, все горожане послушно склоняли головы и отводили  глаза, завидев во главе колонны высокого воина  с узким лицом, обрамленным аккуратно подстриженной рыжей бородой. На вид ему было лет двадцать пять, но из-за хмурого, неприветливого вида, всадник казался старше. Взгляд серых глаз то и дело устремлялся поверх  голов герольдов  и трубачей к нависавшей  над городом горе, на которой высилось  величественное строение,  окруженное крепостной стеной, с множеством башен увенчанных крестами. Именно туда вела  вымощенная брусчаткой мостовая. И даже отсюда на самой высокой из башен бросалась в глаза исполинская фигура, раскинувшая широкие крылья. Ослепительно сверкали золотом на солнце завитые острые рога, также как и еще один, окованный золотом рог, который крылатый великан подносил к губам. В другой руке он сжимал огромный меч.

 

-Это больше похоже на замок, чем на монастырь,- произнес ехавший рядом с рыжебородым  голубоглазый парень в легкой кольчуге. Он выглядел лет на пять меньше своего спутника- над его верхней губой только пробивались пшеничного цвета усы.

 

- Клянусь Нахелленией, - продолжал он, -даже в Трире я не видел ничего подобного.

 

-Меньше поминай свою богиню, Вальтеоф,- произнес ехавший рядом  мужчина в черной кирасе ,- хотя бы на время.

 

 Говоривший это был невысок, смугл и скуласт, с черными как вороново крыло волосами и слегка раскосыми зелеными глазами. Ехавший рядом   знаменосец держал  стяг с синей пантерой на белом фоне- знамя Баварского Герцогства.

 

-Понтифику может не понравится, что в обители Златрогого  поминают богов Мерсии,- продолжал черноволосый.

 

-Нахеллению никогда не почитали в Мерсии,- горячо возразил Вальтеоф,- это богиня фризов, святая покровительница нашего народа.

 

-Это решит Понтифик - святая или дьволица,- усмехнулся его собеседник,- но до тех пор, тебе лучше помолчать. Иначе весь этот визит может оказаться напрасным.

 

-Ты так говоришь, будто последнее слово в Рейхе  за Понтификом,- мрачно  напомнил доселе молчавший рыжебородый,- такие разговоры смердят, Людвиг.

 

-Простите ваше величество,- Людвиг Баварский слегка опустил взор,- и в мыслях не было  принижать императорское достоинство. Но испокон веков слово здешнего владыки считалось главным после вашего и я подумал, что…

 

-После, герцог,- подчеркнул кайзер,- после меня. Это то, о чем тебе нужно помнить, когда мы войдем в Монастырь Святого Галла.

 

Герцог склонил голову в знак покорности, промолчал и фриз. Уже смолкли герольды и ответные голоса горожан, выкрикивавшие здравицы императору. В почти полном молчании  колонна поднималась к  монастырю. Над его башнями уже  поднимались стяги с изображением бараньей головы вписанной в равноконечный крест, а со стен башен слышался трубный глас рога, приветствовавшего владыку Рейха. Но лицо Атаульфа оставалось мрачным, несмотря на эти знаки внимания – впереди был непростой разговор.

 

Семь с лишним веков назад ирландский отшельник, позже ставший известный миру под именем Святого Галла, основал на берегу озера неприметную скромную обитель для уединения. Сейчас же, монастырь Святого Галла напоминал небольшой город- с массивными башнями и крепостными стенами, выдержавшими не одну осаду, с множеством келий и молельных комнат, казармами для братьев-воинов, а также с огромным залом, где каждый вечер проходили богослужения. Здесь же стоял золотой алтарь, отделанный жемчугом и драгоценными камнями, окруженный золотыми курильницами, где дымился ладан и мирра. Множество свечей освещали огромный зал, в котором ныне было светло как днем. Вдоль стен красовались скульптуры, иконы, фрески, изображавшие деяния святых и богов - что в Единой  Имперской Церкви часто совпадало. Чаще всего средь бесчисленных ликов и образов попадалось суровое лицо, обрамленное двумя парами крыл, с плотно сжатыми губами и раскрашенными ярко-синей краской глазами. Над завитками буйных волос поднимались изогнутые золотые рожки. Михаил Златорогий, Хеймдаль с карающим мечом, главное божество Ордена после Солнечного Христа. Сам Бальдр Воскресший тоже присутствовал здесь на множестве икон, скульптур и распятий, среди которых особенно выделялся расписанный рунами  крест в три человеческих роста, с которого взирал распятый Белый Бог в короне из солнечных лучей.

 

Вдоль стен под иконами,  почетным караулом застыли молчаливые  воины-монахи. Громоздкие шлемы с позолоченными рогами почтительно наклонялись вслед кайзеру.

 

В тени Распятого Бога, на ступеньку ниже алтаря стоял трон из черного дерева, на котором восседал высокий тучный человек в просторной коричневой рясе, под которой угадывались широкие плечи и мускулистые руки. Набитые костяшки пальцев и многочисленные мозоли указывали на человека в течение многих лет занимавшегося с мечом, луком и копьем, также как и застарелые шрамы на лице. Отброшенный на голову капюшон приоткрывал бритую голову, на необычайно худом для такого массивного тела, лице фанатичным огнем горели темные глаза. Взгляд  их остановился на кайзере и чуть заметная усмешка искривила тонкие губы.

 

-Да не опустится над тобой солнце, Атаульф,-  негромким, но сильным голосом произнес сидевший на троне.

 

-Да не опустится оно над всеми нами, Святейший - произнес кайзер, с явно неохотой преклоняя колено. Милостиво кивнувший понтифик Дезидерий Пятый протянул свою длань и Атаульф  нехотя поцеловал ее. Вслед за ним к руке припал и герцог Баварский, после чего взгляд темных глаз переместился на Вальтеофа.

 

-Ты фриз,-  утвердительно произнес Дезидерий и Вальеоф кивнул,- мне говорили о тебе. Ты готов отвергнуть демонов Мерсии, чтобы принять в свое сердце Солнечного Бога?

 

-Я готов отвергнуть Вотана, но не богов своих отцов,- произнес Вальеоф. Лицо Дезидерия  омрачилось и он почти ткнул руку в лицо фризу. Тот коснулся губами длани первосвященника и на лице  понтифика появилась слабая улыбка.

 

-Если твое дело правое, боги дадут нам знать,- произнес он,- а если нет, то…

 

-Боги уже дали  знак,- вмешался в разговор Атаульф,- Вальтеоф пришел к нам готовый преклонить колено перед императором Запада, взамен за подтверждение его законных прав.  Я пообещал, что Рейх придет ему на помощь, дабы  свергнуть власть рабов Черного Бога. Вся Фризия озарится светом Солнца Правды, отпав от Тьмы и тогда…

 

-Фризия?-   Дезидерий пренебрежительно усмехнулся,-  столько пафоса  из-за полоски  прибрежной земли у Северного моря? Твои предки, Атаульф, мыслили не так мелко…

 

Лицо кайзера вспыхнуло.

 

-Ты забываешься, жрец,- начал он, но тут Дезидерий  встал с трона. Фриз чуть не сделал шаг назад - понтифик  оказался столь огромен, что на миг почудилось, что он заполнил собой все пространство между троном и стоявшими перед ним людьми. К тому же он был   на голову выше кайзера, не говоря о его менее рослых спутниках.

 

-Продолжим в моей опочивальне,  такой разговор не для посторонних ушей,- понтифик кивнул на воинов, - за добрым застольем и разговор пойдет лучше- мои служки уже накрыли стол.

 

 Не дожидаясь ответа, Дезидерий развернулся, обходя  трон, за которым, укрытая портьерой из охряно-желтого бархата, виднелась железная дверь, прикрывавшая вход во внутренние покои понтифика. Ряса  Дезидерия при этом   колыхнулась, на мгновение обтянув тело и Вальтеоф застыл, ошеломленный неожиданным открытием.

 

Сначала он думал, что Дезидерий просто необычайно тучен, как это бывает с многими из церковных владык. Сейчас же фриз видел, что с правого бока ряса свободно болтается, будто тело понтифика было столь же худосочным, как и его лицо. Слева же рясу, от плеча и до бедра оттягивал разбухший нарост, буквально распиравший монашеское одеяние. Выглядело это так, будто у Дезидерия вырос огромный горб, но  не на спине, как обычно бывает, а на боку,  заползая и на живот. Уродливый нарост плоти колыхался при каждом  шаге понтифика, и это выглядело столь отвратительно, что  фриза замутило. Он поймал предостерегающий взгляд  Людвига,  успокаивающе кивнул и шагнул  за портьеру.

 

Келья Дезидерия не поражала роскошью, как остальной монастырь: небольшая кровать в углу, распятие на стене, со скромным алтарем, на котором еще дымился ладан, да большая икона с изображением Златорогого повергавшего ниц  змеевидного Локиэля. Резким контрастом  к  этой показной скромности выглядел огромный стол ломившийся от яств - даже в императорском дворце, не говоря уже о замках герцогов или баронов Рейха, не видел Вальтеоф ничего подобного. Привыкший к аскетическим порядкам Ордена святой Вальберги, фриз с некоторым ошеломлением наблюдал, как пыхтящие от натуги служки один за другим мечут на стол все новые блюда: колбасы, начиненные мясом каплуна, рагу из оленьего мяса, жареную форель с травами, бараньи ноги, приправленные шафраном, кабанье мясо с изюмом и сливами, жареных павлинов и лебедей , пироги с мясной начинкой. Вершиной всего этого кулинарного апофеоза стала жареная косуля, разрезанная на куски и сильно приправленная горячим перцовым соусом.

 

И сам Вальтеоф и его спутники, оголодавшие с дороги отдавали должное богатому столу, но Понтифик превзошел аппетитом их вместе взятых- вгрызаясь в сочные ломти мяса, разгрызая кости и высасывая из них мозг, запихивая в рот огромные куски пирога. Зрелище было неприятным, даже при том, что несмотря на свою прожорливость, Дезидерий старался не заляпаться жиром и соусом, то и дело промокая пальцы в пиале с лимонной водой. Также он почти не пил вина- хотя рядом со столом стоял виночерпий, услужливо  наполнявший кубки из кованного золота.

 

Наконец, когда стол опустел, оставив  лишь груду обгрызенных костей и пустые  блюда, а служки быстро прибравшись, покинули келью, зашел разговор о делах приведших в монастырь трех вельмож.

 

- Значит ты просишь у слуг Златорогого,- Дезидерий пристально взглянул в глаза фриза,- чтобы они помогли тебе овладеть Фризией?

 

-Он просил помощи у меня,- сказал Атаульф,- и я обещал, что вся империя поднимется против Мерсии. Вся, понтифик, - и твой орден тоже, как велит ему клятва вассала.

 

-Орден не присягал защищать мерсийцев и их прихвостней,- небрежно произнес Дезидерий, качнувшись вперед всем телом. Огромный нарост колыхнулся и Вальтеофа накрыла такая волна отвращения, что он с трудом удержался, чтобы не отвернуться.

 

-Вальтеоф отверг мерсийских демонов,-  сказал Атаульф,- а вместе с ними  - и власть бретвальды. Хватит  терпеть на севере нож, направленный в сердце Империи, пора вырвать сорняк с корнем, чтобы засеять это поле добрыми хлебами.

 

-В первый раз слышу, чтобы на морском берегу колосились хлеба,- произнес понтифик, переводя взгляд на фриза,- а местные знают, что они отвергают мерсийцев? Сейчас корону Фризии носит Вульфрам и, насколько мне известно, он предан Люнденбургу.

 

-Вульфрам мой младший брат,- с ненавистью произнес Вальтеоф,- прознав о моих планах восстановить древнее королевство Фризов, он донес об этом мерсийцам и вскоре у Утрехта и Дорестада высадились армии Эдгара, короля Кента и Альфреда, короля Сассекса. Мне пришлось бежать в Рейх, а Вульфрам взошел на трон. Помоги мне взойти на престол, Понтифик и я клянусь, что разорву цепи, приковавшие нас к Мерсии и присягну Рейху, а храмы Златорогого и Солнцеликого будут  стоять по всей Фризии.

 

-Как щедро, -желчно усмехнулся Дезидерий.

 

-Это удачный момент, понтифик,- добавил Атаульф,- Мерсия сейчас слаба, как никогда. Бретвальда Канульф – стар и немощен, а его жена-  блудница, чуть ли не на глазах у всего двора предающаяся похоти с оферэлдорменом Сигвардом. Короли саксов и англов ропщут и этот ропот доносится и до вассалов Мерсии. В Трир уже тайно приезжали посланцы Свейна,  Ярла Дании, неспокойно и в Сконе. Мы обрушимся на Мерсию всей своей мощью, возьмем Дорестад и Утрехт, разрушим проклятый Иггенсбург и  наконец-то твердо встанем на берегу Северного моря!

 

-Дания, Фризия, - поморщился Дезидерий,- все это уже принадлежало Рейху, ты забыл? Даже если мы обретем их вновь- что помешает Мерсии, когда она окрепнет, а мы ослабеем или будем заняты с другим врагом, вновь ударить нам в спину? Так как это было когда с востока пришли меркиты? Нет, если и вступать в войну, только до тех пор пока вековечный Враг не будет сокрушен окончательно!

 

Атаульф переглянулся с Людвигом и Вальтеофом, на лице которых читался все тот же невысказанный вопрос: «Он обезумел?»

 

- Мерсия слишком сильна,- неуверенно сказал Вальтеоф.

 

-От Биармии и до дальних берегов в Море Мрака простерлись владения бретвальды и его союзницы в Люти,- произнес Атаульф,- земли, населенные омерзительными дикарями и поклонниками темных богов, обитель Боли, Крови и Ужаса. Можно вышвырнуть их из Фризии или Дании, но как можно окончательно разгромить тех, кто может обрушить на наши головы бесчисленные орды, что злобой своей  и нравами подобны демонам.

 

-Орден поклялся воевать против врагов Христа, где бы они не находились,- прогремел Дезидерий,- и не к лицу императору вести столь малодушные разговоры. Сердце и голова Дракона- в Люнденбурге, обруби ее и все чудовища, демоны и вампиры, что заселяют морозный Север, покрытый  ядовитым туманом Восток и заокеанский Запад- все падут перед Солнцем Правды и мечом Златорогого. Ты спрашиваешь, пойдут ли братья Ордена в бой за этого фриза, Атаульф? Вот тебе мое слово- мы огнем и мечом пройдем через Фризию, но только если ты пообещаешь, что война не закончится до тех пор, пока армии Рейха не ворвутся в Люнденбург, а вместо капищ Одноглазого по всей Британии воздвигнутся храмы Солнечного Овна!

 

Глаза Дезидерия горели фанатичным блеском, сильные  пальцы сжались, будто хватая что-то, лицо исказилось. Он привстал за столом и огромный нарост на его теле вновь заколыхался, будто под ним билось что-то живое. В сочетании с яростной и страстной речью понтифика, это выглядело настолько жутко,  что Атаульф невольно кивнул, соглашаясь - правда Вальтефон заметил как в глазах кайзера блеснул злой огонек.

 

-Ты станешь великим правителем, Атаульф,- торжественно провозгласил Понтифик, размашисто  перекрестив всех троих,-  тебя запомнят как императора, окончательно сокрушившего Зло Севера. Сегодня, мы вместе выедем из Санкт-Галлена объявляя всем твою волю - и в замке Ивердон я  возвещу о начале Великого Похода!

 

Последующие несколько дней  они провели с Понтификом, взявшимся самолично объезжать замки Ордена. Последним стал Ивердон- главный оплот Ордена, возникший на месте римского укрепления. Именно там, когда меркиты обрушились на Германию, Лиутпранд Седьмой, предок нынешнего понтифика собирал воинов для отпора поклонникам Кровавого Бога. Здесь горел вечный огонь, поддерживавшийся святыми сестрами замка-монастыря, а недалеко от озера Нешатель дышали паром горячие источники, которым молва приписывала целебную силу. И хотя полвека назад резиденцией понтифика стал монастырь Святого Галла, все же главной святыней Ордена остался исполинский замок у отрогов Юрских гор.

 

Горячие пары, раздуваемые кузнечными мехами, устремились вверх внутри полой статуи Хеймдалля-Михаила. Трубный глас, вырвавшийся из огромного золотого рога, потряс древние горы. В тот же миг ему эхом отозвались трубы от близлежащих замков,  подавая знак дальним, а те – далеким, разнося по всем владениям Ордена весть о начале Крестового Похода во имя Непобедимого Солнца.

 

А потом был пир, собравший в парадном зале Ивердона,  как братьев Ордена, так и соседних баронов, вассалов герцога Людвига Баварского и Бернарда Ломбардского. Сами властительные герцоги тоже пребывали здесь: рыжебородый пузатый здоровяк Бернард и черноволосый поджарый Людвиг, иронично посматривавший вокруг раскосыми зелеными глазами. Одна за другой поднимались здравицы во имя «светлейшего кайзера», «святейшего понтифика», «доблестного герцога» и, конечно же, за «законного короля Фризии», сидевшего на почетном месте рядом с Атаульфом. Сидевший неподалеку понтифик, как и раньше, почти не пил вина - зато налегал на мясо, рыбу, пироги и прочие яства, метавшиеся  на стол запыхавшимися служками. Гости же вином не брезговали, как, впрочем, и многие хозяева. Сновавшие меж столов и скамей девушки, будто и не замечая собственных монашеских ряс, вовсю строили глазки захмелевшим воинам, все больше распускавшим руки. Девушки, похоже, вовсе не возражали против их грубых ухаживаний и сальных шуток, только взвизгивая когда иной из подвыпивших баронов слишком сильно хлопал по упругому заду. Вальтеоф понял, что многочисленные слухи о нравах в женских монастырях Рейха ничуть не сгущали краски, однако это его только воодушевляло. На его глазах   то один, то другой воин сграбастав в охапку хихикающую девушку стремился укрыться в одной из келий. Сам Вальтеоф, с пьяным вожделением смотрел на наливающую ему вино голубоглазую красавицу, с губами, алыми словно спелые вишни.  Заметив, как смотрит на нее фриз, она рассмеялась, сверкнув жемчужно-белыми зубами, и, приложив палец к губам, поманила его за собой.

 

Валтеоф сам не помнил, как вышел из зала и, пропетляв по петлящим коридорам,  оказался за стенами Ивердона, выйдя к сырой, заволоченной душными испарениями низине, простиравшейся до самого озера. Неверным шагом он следовал за девушкой, спускавшейся к курящимся паром ямам, наполненным горячей водой. Остановившись возле одной из них, девушка, лукаво улыбнувшись,  ухватила подол рясы и одним движением задрала ее, показывая, что под монашеским облачением у нее  ничего нет. Полными, влажными от пота грудями и бедрами, она прижалась к Валтеофу и, смеясь, заставила его разоблачиться. Скинула платок, расплескав по плечам роскошные русые волосы. Сграбастав девушку в объятья, Вальтеоф впился в алые губы жадным поцелуем, в то время как его рука коснулась влажных завитков внизу живота. Протяжный стон вырвался из губ девушки, когда палец фриза проник в ее текущую расщелину и монашка  опустилась в ближайшую «ванну», увлекая за собой рыцаря. Горячие, будоражащие кровь пары обжигающе-ласково касались вспотевшей кожи, пока  хмельной от похоти и вина фриз резкими толчками входил в  разгоряченное лоно извивавшейся под ним девушки.

 

Вальтеоф проснулся словно от толчка, от слишком громкого удара сердца.  Фриз приподнялся на локтях и осторожно огляделся: он  лежал почти по шею в  исходящей парами горячей ванне, обволакивающей его тело приятным теплом. Несмотря на это хмель  почти выветрился из его головы - возможно, таковы были целебные свойства горячих источников. Девушка-монашка куда-то исчезла.

 

Затем он услышал.  Неподалеку послышался  плеск и следом - негромкий голос, что-то ласково выговаривавший неведомому собеседнику - столь тихо, что Вальтеоф не мог разобрать ни слова. Тем не менее, это был явно знакомый голос - только со столь непривычными интонациями, что фриз не смог опознать говорившего. Напрягая глаза, он вглядывался в  клубы пара, но мог различить лишь смутные силуэты в тумане. Было в них что-то странное и в то же время пугающее, невольно заставившее фриза опустится в яму, чтобы не привлекать излишнего внимания.

 

Неожиданный порыв ветра всколыхнул и  развеял пары, открыв на мгновение  низину с горячими источниками. Возле одной из ям Вальтеоф увидел  высокого, отлично сложенного человека с наголо бритой головой. Стоя спиной к Вальтеофу, он бережно удерживал за талию щуплое обнаженное тело, осторожно омывая его теплой водой. Тонкие руки и   ноги цепко обхватывали могучий торс, смыкаясь  чуть ниже ребер.

 

Вальтеоф, смутившись, решил, что прервал чье-то интимное уединение, когда, приглядевшись, понял свою ошибку. Тонкие руки и щуплые лодыжки сковывали небольшие, можно сказать изящные кандалы, отливавшие чистым золотом. Сейчас обнаженный гигант осторожно размыкал оковы, разминая покрасневшие суставы и бормоча что-то успокаивающе-ласковое. Ярко-красные полосы тянулись по белой коже, обхватывая грудь и талию - Вальтеоф понял, что это следы от веревок совсем недавно привязывавших оба тела друг к другу. Сами веревки валялись тут же на земле. Едва освободившись, прикованный человечек судорожно задергал руками и ногами, словно собираясь бежать, но воин (Вальтеоф как-то сразу решил, что гигант был воином) бережно поглаживая дрожащее тело, заставил его успокоиться.

 

Головы спутника гиганта Вальтеоф не видел - складывалось впечатление, что прикованный засунул ее под мышку воина, прижавшись к его груди. Но тут великан повернулся- и  Вальтеоф не удержался от изумленного вздоха. К счастью, ветер дул в его сторону и готовившийся погрузиться в ванну  воин так и не услышал его.

 

Головы  не было - тонкая шея, будто врастала под широкую грудь, образуя уродливый нарост на  мускулистом торсе.

 

Ошеломленный Вальтеоф  не в силах пошевелиться смотрел, как ему казалось, прямо в лицо гиганта. На какой-то страшный миг фризу показалось, что воин его узнает, но нет - продолжая бережно поддерживать  хрупкое тельце, великан медленно погрузился в горячую воду. Сдавленный стон вырвался из его губ, могучие руки бережно гладили дрожащее тощее тело, порывисто прильнувшее к гиганту. Эту сцену, одновременно трогательную и омерзительную,  скрыли сгустившиеся вновь пары, затянув уродливое и причудливое существо, наслаждавшееся горячей ванной. Стараясь не шуметь, Вальтеоф осторожно, чуть ли не ползком вылез из ямы и, на ощупь собрав разбросанную по земле одежду,  ретировался в сторону замка.

 

Несколько дней молодой фриз ходил сам не свой, постоянно думая о случайно увиденной им постыдной и пугающей сцене. Все в замке теперь внушало ему гадливое отвращение, а необходимость встречаться с понтификом превратилась почти в пытку.  Как никогда искренне и пылко вознес Вальтеоф хвалу  Нахеллении, Солнечному Христу, Михаилу и даже Одину, когда узнал, что кайзер покидает орденский замок, чтобы подоспеть в Трир, когда туда съедутся его вассалы. Следом выехал и Людвиг – герцог спешил в Регенсбург, чтобы собрать свое воинство, прежде чем присоединиться к Атаульфу.

 

Отъехав от замка на несколько миль, фриз не выдержал и рассказал своим спутникам,  об увиденом той ночью. Втайне он опасался и в то же время надеялся, что его поднимут на смех, однако лица кайзера и герцога неожиданно помрачнели, а Людвиг даже сделал жест, отвращающий зло.

 

-Ты узнал его?- хмуро спросил Атаульф.

 

-Да,- кивнул Вальтеоф,- это был…

 

-Мы все знаем, кто это был,- хмыкнул Людвиг,- это не настолько страшная  тайна, как делают вид в Ирендоне.

 

-Но…что это с ним?- тихо спросил Вальтеоф.

 

-Говорят,  проклятие,- пожал плечами герцог,- сорок лет назад Ратхис, прежний понтифик,  уличил семью из восточного Гарца в  поклонении Цернобоку. Отца семейства и двух его сыновей разорвали лошадьми, дочь насиловали до смерти, а мать заставили на все это смотреть. Ее убивали последней, поскольку она и была главной ведьмой в этой семье, отвратившей мужа от Солнцеликого и посвятившей детей Врагу. Ее закопали в землю по шею, а потом накидали сверху веток и развели над  головой костер. В предсмертных судорогах она выкрикнула страшное проклятие, а через несколько лет супруга Ратхиса родила двух сросшихся близнецов, один из которых оказался ацефалом..

 

-Так говорят,- хмыкнул Атаульф, - только сдается мне,  это байка, которую пустил сам Ратхис,- он ведь понимал, что совсем скрыть правду не удастся. Тогда ведь  умерла и его дочь - и многие говорили, что не случайно понтифик взял в жены дурнушку из захудалого швабского рода, которая тоже   быстро скончалась -  как и повитуха, якобы принимавшая  роды. Еще со времен Империи, лангобардские короли считали себя избранными, а с тех пор как Удальрих, отнял у них светскую власть, оставив лишь сан понтификов, они замкнулись в прошлом,  цепляясь за чистоту угасавшего рода. Об этом не говорят вслух, но многие знают, что они веками предавались кровосмешению -  братья с сестрами, отцы с дочерьми. Подставные жены из худородных замухрышек, незнатные мужья, закрывавшие на все глаза ради возможности породниться со столь славным родом.  Сам Ратхис был шестипалым, его дед Ариперт родился с белыми, как у старика волосами и красными глазами. Стоит ли удивляться, что этот род закончился, -  ведь у Дезидерия нет наследника,-  таким позором? Ратхис оставил  отпрыскам жизнь - ведь других  детей он вряд ли успел бы зачать, да и не от кого - со смертью дочери больше не осталось женщины, с которой он смог продолжить династию.   Дезидерий  воспитывался в Ивердоне только самыми доверенными людьми, а когда настала пора выйти к людям, он всячески скрывал свое уродство. Но разве такое спрячешь? Он  носит столь просторные одежды, сколь это вообще возможно, он ест за двоих – потому что ему и вправду надо кормить два тела. Его мозг сжигает мысль, что он последний в своем роду – поэтому он и настаивает на войне с Мерсией, потому что хочет уйти к Златорогогому со знанием, что сокрушил самого страшного врага христианства.

 

-И все же он держится,- заметил Людвиг,- думаю,  он считает, что это  крест, посланный в испытание Солнцеликим и старается нести его достойно. Наверное только вера помогает ему не сойти с ума- я бы давно свихнулся, вынужденный день и ночь заботиться о том, чтобы скрывать  от всех своего безголового брата.

 

-Это не брат,- тихо сказал Вальтеоф и зачем-то опасливо огляделся. В голове разом всплыли сцены той ночи - худенькое тело, дрожащее в руках Дезидерия, огромные ладони  оглаживавшие белую кожу,  ритмичные движения смутно различимые за завесой пара.

 

-Это не брат,- повторил фриз,- это его сестра.

[Шотландец]

У баварского герцога, судя по внешности, в роду были меркиты?

[Каминский]

У баварского герцога, судя по внешности, в роду были меркиты?

Да, герцогство пограничное, чаще всего с кочевниками соприкасается, ну и случился такой адюльтер. Думаю, это еще сыграет свою роль.

[ВИП]

Я подозревал, что прода не разочарует Но чтоб настолько  

-Это не брат,- тихо сказал Вальтеоф и зачем-то опасливо огляделся. В голове разом всплыли сцены той ночи - худенькое тело, дрожащее в руках Дезидерия, огромные ладони оглаживавшие белую кожу, ритмичные движения смутно различимые за завесой пара.

-Это не брат,- повторил фриз,- это его сестра.

Это что же, инцест выходит на новый, невиданный доселе уровень?!

 

Изменено 24 Oct 2015 пользователем ВИП

[Каминский]

Это что же, инцест выходит на новый, невиданный доселе уровень?!

Нет предела совершенству!

[Mixey]

У баварского герцога, судя по внешности, в роду были меркиты?

А возможно и авары

[Каминский]

А возможно и авары

Вполне возможно для баварского герцога. Но в данном конкретном случае- таки меркиты.

Изменено 25 Oct 2015 пользователем Каминский

[Крысолов]

Это не брат,- повторил фриз,- это его сестра.

И прослезился!

[Каминский]

Музыкальная пауза:

 

[Mixey]

Музыкальная пауза:

Слишком сухопутно

[Шотландец]

Ждем продолжения!

[Каминский]

Ждем продолжения!

Сейчас работаю над другом направлении, но я помню)

[Каминский]

Штурм подходил к концу и кончался он неудачей. Еще громыхали  бомбарды с восточных дюн, заставляя стены города содрогаться от редких попаданий,  еще огрызались выстрелами лучники и кулевринеры, отступавшие меж болотных кочек к основным силам, но в целом наступление провалилось - Иггенсбург подтвердил  свое звание неприступной крепости. Бои затихали  и лишь на городской стене еще сражались взобравшиеся на них  воины отрезанные от осадных лестниц, надеявшиеся уже не выжить, но лишь умереть, забрав с собой как можно больше защитников города.

 

-Умри, проклятый язычник! Убирайся в ад! 

 

На западной стене трое мужчин в кольчужных рубахах и шлемах с бараньими рогами наседали на четвертого – молодого светлобородого воина в кольчужной рубахе поверх кожаной куртки. Узкое костистое лицо оставалось бесстрастным, также как и светло-серые глаза, с губ не срывалось не единого звука, в отличие от его врагов сыпавших проклятиями и оскорблениями. Отбив меч черноволосого здоровяка, светлобородый  ответным ударом разрубил ему ключицу и  толкнул нападавшего на другого воина. Тот, замешкался, не успев увернуться и это промедление стоило ему жизни  - прямой удар клинка разрубил ему челюсть, достав до мозга. Однако меч, глубоко погрузившийся в тело, на миг застрял и в этот миг третий воин с удвоенной яростью кинулся на противника.  Светлобородый отшатнулся, пытаясь одновременно уклониться от удара и удержать равновесие, опасно балансируя на краю стены. Враг издал торжествующий клич, занося меч, когда в одном из горящих ненавистью глаз вдруг проклюнулось оперение черной стрелы. Воин, все еще держа занесенным меч, покачнулся и рухнул вниз.

 

-Убирайтесь в Хель, псы!- светлобородый столкнул  следом убитого воина, вместе с  его стонущим раненным  соратником. Смачно сплюнул и развернулся навстречу взбиравшимся на стену воинам.

 

-Ваше высочество, вы не ранены?- произнес грузный мужчина в кольчужной рубахе до колен. Рыжие усы и волосы уже покрывала седина.  Через плечо у него был переброшен мерсийский длинный лук, из колчана торчали стрелы с черным опереньем.

 

-Чуть было не отправился к Иггу,- усмехнулся воин,- если бы не твоя стрела. Эти ублюдки последние?

 

-Да, милорд,- склонил голову рыжеусый,- стена очищена, имперцы отброшены от города.

 

-Это ненадолго,-  принц Эдмунд, сын короля Островов, сощурил глаза, внимательно всматриваясь в ночные сумерки. По обеим берегам Ама  вспыхивали костры и ветер доносил до Иггенсбурга монотонные песнопения-  священники Солнцеликого  отпевали своих мертвецов. На востоке все стихло - похоже атакующие решили поберечь снаряды.

 

-Бранд?- не оборачиваясь, спросил Эдмунд.

 

-Да милорд?

 

-У нас есть пленные?

 

-Пять человек, оглушенных на стене,- произнес Бранд,- среди них Фридрих Люксмебург, комтур ордена Святого Михаила и сын  герцога Тюрингии.

 

-Младший сын,- усмехнулся Эдмунд, - как и я. Иначе не пошел бы к овцеголовым.

 

-Скорей всего пришлют кого-то с просьбой о выкупе,- предположил тан,- или обмене пленными.

 

-Обмен,- хмыкнул Эдмунд,- они, что могут предложить равную цену? Разве я пленен?

 

-Нет, милорд.

 

-Что на море? За сегодня пришел хоть один когг?

 

-Нет, милорд,- покачал головой Бранд,- на море только они.

 

Принц Эдмунд выругался, мрачно посмотрев на север. Там, где Ам, перед впадением в море, делал поворот на восток, образовалась  гавань  Иггенсбурга. С моря  мерсийские корабли  подвозили подкрепления и припасы, делавшие оборону Иггенсбурга если и не легким, то во всяком случае посильным делом даже при соотношении защитников и захватчиков один к десяти. Однако двадцать дней назад все изменилось - Фризия почти захваченная имперцами  уже не требовала такого напряжения сил от Рейха и, на помощь осаждавшим Иггенсбург имперским войскам направились отряды орденов Святой Вальберги и Святого Михаила. Понтифик Дезедарий прилюдно объявил Иггенбсург «ключом к Мерсии», сокрушение которой и было главной целью «Священной войны». Предательство датчан поставило под угрозу побережье самого острова- и флот Ноннархии  переместился в Северное море. Имперцы же наоборот собрали тут все свои корабли, а на отмели, между морем и гаванью, командующий вражеским войском поставил форт,  мигом ощетинившийся самыми мощными бомбардами, какие только были на вооружении вражеского войска. Этот форт, защищавший имперские корабли, осуществил полную блокаду побережья, не давая мерсийцам послать помощь осажденным.

 

Эдмунд с ненавистью посмотрел на черневший на фоне моря силуэт форта и яростно сплюнул. Сегодняшний штурм был самым ожесточенным за те полгода, что он оборонял город- воодушевленные имперцы сражались как бешеные псы, стремясь ворваться в город. Он разгромил, сбросил их со стен, усеял землю под ними трупами  – и белый мерсийский дракон по-прежнему реял над главной башней города. Однако мерсийцы потеряли много своих, помощи им было ждать неоткуда, а из внутренних областей Рейха к непокорному городу подтягивались все новые и новые войска. Было очевидно, что не сегодня завтра начнется очередной штурм, которого Иггенсбург может не пережить.

 

Соратники уже спускались вниз, чтобы оценить  потери и разрушения, а принц все еще стоял на стене, вглядываясь в ночное небо. Всходила полная Луна- на другом конце пролива такую именовали Оком Игга.

 

-Всеотец,- воскликнул он,- неужели ты дашь этому случиться?

 

И, словно услышав его вопрос , Луна на мгновение изменилась, подернувшись кровавой пеленой- словно и впрямь какой-то великан прикрыл огромное око. Эдмунд  хищно улыбнулся и поднял руку, коснувшись губами железного перстня с печаткой в виде валькнута. Острия перекрещивающихся треугольников приподнимались вверх на треть дюйма. Холодное железо взрезало кожу губ и Эдмунд слизнул капли выступившей крови.

 

-Я понял тебя, Сеятель Раздоров,- произнес он.

 

Наутро у стен Иггенсбурга появились парламентеры- несколько воинов в кольчугах и угрюмый воин в черных доспехах, поверх которых виднелся белый плащ с золотой бараньей головой. Он был немолод, даже, пожалуй стар, - седые волосы выбивались из под шлема, хмурое лицо изрезали глубокие морщины, но Эдмунд сразу понял, что из всех пришедших на переговоры этот старик- самый опасный.

 

-Брат Генрих,  ландкомтур Ордена  Михаила Златорогого  желает говорить с принцем Эдмундом с Островов,-   громко сказал он, - готов ли принц выслушать меня?

 

-Готов,- ряды лучников на стенах расступились, пропуская  принца,- говори старик.

 

Искра злобы мелькнула в выцветших голубых глазах, но когда Генрих заговорил снова в его словах были только смирение и скорбь.

 

-Эта осада бессмысленна и бесполезна,- произнес он,- Иггенсбург обречен, пусть даже он и достанется нам ценой большой крови. Остановите эту бесполезную бойню, сложите оружие- и вам всем будет предоставлена возможность уйти в Мерсию. Клянусь в этом именем Златорогого и Солнцеликого.

 

-Клянусь Одином,- в тон ему ответил Эдмунд,- что пока я жив, никто из нас не отдаст город Игга овцепоклонникам. Этот мыс был, есть и будет Мерсийским- и каждый из нас не сложит оружия, чтобы доказать вам это.

 

-Глупец,- на минуту потерял контроль Генриха,- ты погубишь себя и всех остальных. Позволь хоть спастись мерсийцам, что стали нашими пленниками. У нас их много- пусть вернутся в Иггенсбург. А вы отпустите  брата Фридриха.

 

-И только его?-  едко спросил Эдмунд,- он не единственный наш пленник.

 

-Остальным да будет защитой Христос,- сквозь зубы ответил брат Генрих.

 

На какое-то время принц сверлил глазами парламентера и вдруг расплылся  в улыбке.

 

-Хорошо,- сказал он,- сын герцога Тюрингского  покинет  Иггенсбург.

 

Он кивнул кому-то позади него и ряды лучников расступились, выпуская вперед светловолосого юношу презрительно глядящего на окруживших его язычников. Благородство происхождения угадывалось даже под теми лохмотьями, в которые превратилась одежда комтура. Шею юноши охватывала  веревочная петля, а сама веревка спускалась по его спине и свободно падала на стену, исчезая в ногах мерсийцев.

 

Трое тэнов подвели  Фридриха к краю стены и отошли, выводя из толпы еще нескольких мужчин - в лохмотьях и с петлей на шеях. Эдмунд, отойдя к другому краю стены, принял из рук Бранда большое копье с черным древком. Вдоль листовидного наконечника тянулась насечка из рун.

 

-Брат Фридрих, сын герцога Тюрингского,- произнес Эдмунд,- я отпускаю тебя… в чертоги Одина!

 

Он с силой вонзил копье в спину юноши, одновременно толкая его вниз. С криком Фридрих полетел вниз, орошая стену кровью. На полпути  его тело дернулось и зависло, качаясь в петле- второй конец веревки  крепился к огромному крюку, врезанному в стену. Эдмунд кивнул и воины, столкнули со стен и других пленников.

 

-И так будет с каждым бараноголовым у стен Иггенсбурга,- произнес Эдмунд пристально глядя в глаза старика,- слава Иггу!  Слава Одину!

 

-Слава!- громыхнуло со стен.

 

-Завтра,- сплюнул старик,- ваш проклятый город падет и все вы, погрязшие в скверне Локиэля, будете очищены пламенем Златорогого. Жди этого и бойся, язычник!

 

С этими словами он развернулся и зашагал к реке. За ним, бросая ненавидящие взгляды на защитников города последовали и его спутники.

 

Весь последующий день Иггенсбург никто не тревожил- осаждавшие еще зализывали раны после атаки. Однако Эдмунд понимал, что это лишь отсрочка- лазутчики  доносили, что к армии Рейха постоянно подходят подкрепления, да он и сам видел, как за рекой то и дело взмывают все новые знамена. Командир армии Рейха, кузен императора Бернгард Кельнский слыл осторожным полководцем и, после первых поражений, решил не начинать штурма, не достигнув подавляющего превосходства над противником.

 

К вечеру на болотах к югу от города заполыхали костры. Ветер донес до стоящего на стене Эдмунда отчаянные крики, сопровождаемые монотонным песнопением.

 

-Они сжигают наших пленников, милорд,- произнес подошедший сзади Бранд.

 

-Знаю,- улыбнулся краем губ Эдмунд,- ну что же, они в своем праве.

 

 

Его слова заглушил грохот и над восточной стеной взметнулось облако пыли-  с дюн  снова принялись обстреливать город. Стрельба шла всю ночь, не прекратившись даже утром, когда пришедший с моря густой туман, наполовину скрыл  город. Но и в этом тумане Эдмунд видел, как звякая сталью, в свисте стрел и грохоте выстрелов, шла к Иггенсбургу имперская армия, чтобы стереть с лица земли непокорный город.

 

Никогда еще этот унылый болотистый край не видел столь огромного войска. Впереди шла нерегулярная пехота, -  разбойный сброд вытащенный из всех окрестных тюрем и насильно мобилизованные пленники из местных крестьян, до войны подвластных Мерсии  –наименее ценная часть имперского войска, посланная на убой. За ними шли закованные в сталь  наемники –боссонцы и луизитанцы,  затем конница - герцоги и графы со своими вассалами. Среди них выделялась тяжелая кавалерия  Бернгарда- рослого грухного мужчины с красным лицом, ехавшего под знаменем с Волчьим Крюком . Но главной ударной силой этой армии стали пешие и конные воины Ордена Святого Михаила. Между  закованных в сталь братье шли монахи в черных и коричневых рясах громко распевавшие  библейские псалмы, рунические поэмы Хеймдалля и воинские гимны Ордена.

 

Новый сокрушительный залп из бомбард, сразу с востока и запада, потряс стены города. Одновременно на стены города обрушился дождь из стрел и пуль кулеврин. Осажденные отвечали, но реже - Эдмунд велел беречь снаряды до начала штурма, сказав бомбардирам сосредоточить усилия на том, чтобы вывести из строя артиллерию противника.  Ядра и осколки камня, сеяли смерть меж защитников Иггенсбурга, разбрызгивая их кровь и мозги по  крепостным стенам. Под прикрытием огня к стенам города подкатывались первые людские волны, и первые осадные лестницы  ложились на стены, чтобы дать ход обезумевшему людскому потоку. Стрелы, пули, потоки кипящей смолы и кипятка, раз за разом сметали обезумевших от страха крестьянских «ополченцев», но они вновь и вновь кидались на стены, подгоняемые плетьми боссонских наемников. Кровь  потоками стекала в Ам, окрашивая воды его в красный цвет- до тех пор, пока волны тумана шедшего с моря, не скрыли реку из вида.

 

Поверх груд мертвых тел, доверху заполонивших оборонительные рвы,  по приставленным заново осадным лестницам, на стены устремились орденские братья.  Мерсийцы обрушивали огонь почти вертикально вниз, но имперцы, неся большие потери,  продолжали взбираться на стены. С земли, прикрывая их,  летели стрелы и пули, поражая защитников города. Продолжали громыхать бомбарды с востока,  в тумане уже не разбирая своих и чужих-  на восточную стену уже карабкались вальбержцы.

 

Рядом с Эдмундом упало ядро, отправив в Хель  трех керлов и чудом не зацепив его самого. Принцу некогда было  радоваться спасению - на стену уже взбирались воины в ненавистных плащах с бараньей головой. На Эдмунда навалилось сразу двое - первый удар сорвал с  него шлем,  но ответный удар принца разрубил врагу и шлем и голову. Одновременно мерсиец вскинул вторую руку, отбивая щитом меч второго имперца. Тут же мерсийский рунный клинок вгрызся в тело монаха, разрубая кольчугу и погружаясь глубоко в тело. Эдмунд рубил, колол, сек, чувствуя как его охватывает  ярость берсерка, ругаясь и хохоча, не обращая внимания на обрушивающиеся на стену ядра, радуясь тому, что умрет, так и не увидев падения города. Рядом с ним столь же яростно рубился Бранд, другие тэны и керлы, обуянные священным безумием Одина схлестнувшимся  с фанатизмом братьев Святого Михаила.

 

Внезапно, будто вынырнув из  кровавого омута, принц увидел, что рядом с ним нет ни одного живого врага - как будто ослабел неумолимый поток возносящий вверх все новые и новые полчища. Снизу слышались недоуменные возгласы, панические вопли, раздраженные выкрики командиров. А потом со стороны моря послышался ужасающий грохот и Эдмунд, посмотрев на север, увидел, как выступившая из тумана громада форта на отмели, покачнулась и обрушилась в воду Из стремительно рассеивавшегося тумана в гавань вошел исполинский корабль, напоминающий плавучий замок. Над ним развевались знамена с Белым Драконом Мерсии и Пляшущим Скелетом Люти.  С  громоздкого строения посреди судна грохотали пушки, осыпая ядрами воинство Рейха. А следом в гавань входили драккары и когги поменьше и с них уже слышались воинственные крики белобрысых варваров.  Эдмунд прислушался – восточная стена тоже перестала содрогаться от непрерывных бомбардировок. Запыхавшийся гонец, подбежавший к нему сообщил, что обстрел  прекратился, зато слышатся разрывы со стороны дюн. Принц улыбнулся.

 

-Игг принял нашу жертву,-  раскатисто рыкнул он, заглушая шум боя,- эй, там внизу! Открыть ворота!

 

Атакованные с двух сторон, понесшие большие потери на стенах Иггенсбурга, имперцы дрогнули, смешавшись и расстроив ряды. Часть из них, пытаясь перестроиться, оказались загнаны в болотную грязь, где кавалерия оказалась беспомощной перед градом стрел, ядр и пуль. А с моря подходили все новые драконоголовые корабли  и с диким криком, больше напоминавшим волчий вой, вступали в бой все новые варвары – низкорослые и гиганты, татуированные и в звериных шкурах поверх доспехов, с волосами заплетенными в косы и бритые наголо. Призывая на помощь Отца Битв и Хозяйку Смерти и множество иных кровожадных богов они в слепой ярости кидались на имперцев, на которых и так наседали вырвавшиеся из Иггенсбурга мерсийцы.

 

Впереди атакующих на черном как ночь коне, скакал великан в шлеме в виде медвежьей головы, круша черепа  и ребра огромной булавой. Вот он прорвался к Бернгарду, занесшего меч, чтобы размозжить голову противнику. Сталь со звоном ударилась о сталь и удар великана оказался столь силен, что вырвал меч из рук герцога. Второй удар вышиб Бернгарда из седла,  проламывая его доспех и размозжив  грудь. В следующий миг копыта черного коня  раскололи череп покалеченного военачальника.

 

Эдмунд не видел гибели вражеского командующего- на него внезапно вылетел  ландкомтур Генрих. Кто-то сбил с него шлем и седая грива, выпачканная кровью, делала германца похожим на демона войны. При виде Эдмунда  глаза  имперца сверкнули безумным блеском.

 

-Ублюдок с островов!- выплюнул он,- иди сюда! Или ты боишься сцепиться со стариком, презренный пес!

 

С силой, которую никак нельзя было угадать в пожилом человеке, он обрушил  меч на голову Эдмунда, едва успевшего заслониться щитом. Не давая ему опомниться комтур осыпал его градом ударов, тесня к заполненному телами рву.  Для своего возраста комтур был быстр и силен, к тому же он недавно вступил в битву, тогда как мерсийский принц уже изрядно выдохся за время осады.

 

Нога Эдмунда ступила в лужу чьей-то крови, он пошатнулся, едва удержавшись на краю рва. Имперец ударил мечом и принц, хоть и сумел отбить выпад, но не сумел удержать вылетевший из рук клинок.

 

-Ты проиграл, язычник!- расхохотался Генрих,- приготовься встретиться с Локиэлем!

 

Ослепленный своим торжеством он чуть помедлил, растягивая радость победы и это промедление оказалось для него роковым- Эдмунд в последнем отчаянном прыжке впечатал кулак в висок имперца. Удар отозвался дикой  болью во всей руке, но брату Генриху пришлось куда хуже - шипы железного перстня с хрустом проломили кость. Германец покачнулся и рухнул в ров.

 

Пошатываясь,  Эдмунд встал, чувствуя себя полностью исчерпанным.  Не сразу услышал он новые воинские кличи, не сразу понял, что имперцы больше не желают скрестить с ним мечи, а напротив стремительно разбегаются во все стороны. Потом он услышал торжествующий визгливый смех, затем громкое ржание и  над головами сражавшихся взмыл  белый конь. На нем, хохоча и размахивая чьей-то отрубленной головой, восседал стройный всадник с длинными золотистыми волосами. В  другой руке он держал знамя  доселе еще не виданное на поле боя - красное с поднявшейся на дыбы белой лошадью.

 

Знамя Кента.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

[Magnum]

Некоторое время меня терзали мутные сомнения, но потом я вспомнил, где все это видел - пороховое средневековье в сочетании с языческими символами. В одном из своих опусов. Эх, ностальгия. 

 

  Отражаются черные тени

  На обугленных стенах Утрехта,

  Где на штурм полевых укреплений

  Генерал поднимает ландскнехта.

  

  За сплошным частоколом событий

  Нарушаются планы и мысли,

  Разрываются судьбы и нити,

  Искажаются смерти и жизни.

  

  Заглушая раскаты орудий,

  Как припев к аркебузному лаю,

  "Слава Митре!" - кричат наши люди,

  "Митре слава!" - враги отвечают.

  

  Если так, мои смелые други,

  Кто докажет, что Митра за нами?!

  

  -- Арбалетов смертельные дуги,

  -- Мушкетеры, несущие пламя!

  

  Обещая врагам гекатомбы,

  (Кинохроники редкие кадры!)

  Из мортир поднимаются бомбы --

  С ними в небе встречаются ядра!

 

 

Ну и т.д. 

 

[Каминский]

Отражаются черные тени   На обугленных стенах Утрехта,

Даже место примерно совпадает. Совпадает ли? Не думаю

[Каминский]

18+

 

Иггенсбург праздновал победу. После разгрома под стенами города имперская армия перестала существовать-  одни имперцы погибли при самом штурме, другие- во время отступления, превратившегося в паническое бегство. Лишь немногим удалось оторваться от преследования. Тех же, кто попал в плен ждала еще менее завидная участь:  вдоль стен замка тянулись виселицы, на которых качались тела пленников, также как и на столбах установленных вдоль дорог – так приходилось приносить жертвы Одину, после того как имперцы сожгли  все священные рощи. Других пленников топили в море или в болотах. как подношение богам моря и земли.

 

 

Осада истощила сельскую округу Иггенсбурга - после имперских реквизиций, в редкой крестьянской семье  можно было найти хотя бы курицу, не говоря уже о более крупной скотине. Опустели  окрестные леса и болота - дичь выбили боссонские лучники. Однако праздничный пир все равно состоялся - высадившиеся союзники были настолько уверены в своей победе,  вели за флотом несколько кораблей доверху груженных разнообразной снедью, а на одном из них привезли овец, свиней и даже быка.

 

 

Пока простой народ на улицах упивался дрянным пивом,  знать пировала в тронном зале наместника Иггенсбурга. Вдоль стен стояли огромные столы, на которых, покрасневшие от натуги трэли таскали из кухни огромные блюда с дымящимся жареным мясом, зажаренной целиком дичью, жареной и копченой рыбой, пирогами с мясом, грибами и ягодами. В окованные золотом и серебром рога рекой лились пиво, эль и южное вино, поглощаемые пирующими  в огромных количествах. Между столами ходили полуобнаженные рабыни, в золоте и мехах, соблазнительно улыбаясь воинам; кривлялись  карлики  и прочие уродцы;  скальды и  скоморохи распевали хвалебные песни.

 

 

За столами собрался весь цвет союзного воинства: светловолосые саксонские тэны и эрлы, поднимали тосты вместе с князьями и боярами Люти,  мерсийские жрецы Одина в темно-синих плащах о чем-то спорили с закутанными в черное волхвинями Мары- сейчас никто бы не признал в этих бесстрастных, рассудительных женщинах  яростных демониц с распущенными волосами, что метались среди лютичей, завывая словно волчицы, вдохновляя их убивать во имя Богини Смерти. Были тут и фризские герцоги и  старейшины эстов и узкоглазые  финские шаманы, -  все, чье слово имело вес и значение среди всего разношерстного воинства, одержавшего ныне победу. Все они ели, пили, смеялись ужимкам уродцев и, разумеется, раз за разом провозглашали здравницы в честь стоящих у стены трех тронов, на которых восседали хозяева пира.

 

 

Правый трон занимал Эдмунд- одевший по такому случаю плащ из лисьих шкур- подарок от лютичей. В этой одежде было нестерпимо жарко, но принц не жаловался, даже учитывая то, что под плащом носил кольчугу. На шее принца красовалась золотая гривна, однако других украшений он решил не надевать - не считая железного перстня с валькнутом. Будто случайно он подносил его к губам, с удовольствием ощущая укусы острых шипов. Махнув рукой он подозвал слугу и тот с поклоном протянул ему рог, полный местного  яблочного эля. С наслаждением Эдмунд глотнул ощущая как крепкий напиток щиплет израненные губы.

 

 

Слева сидел Ягморт из Люти- гигант в черных доспехах, не снимавший их даже в пиршественном зале. В руке он держал огромную кость, сдирая крепкими острыми зубами полусырое кровоточащее мясо. Рядом стоял трэль, державший в руках огромное блюдо - Эдмунду уже доносили, что готовили Ягморту привезенные им рабы и что мясо, которое он жадно пожирал не было ни свининой, ни говядиной.

 

 

Тот кто сидел на троне между Ягомртом и Эдмундом, казался совсем мальчишкой, рядом с великаном бьярмом. На первый взгляд его можно было принять за девушку- лишь с трудом глаз различал  золотистый пушок на  подбородке и верхней губе. Длинные золотистые волосы разметались по узким плечам, глаза подведены черной краской, по моде карфагенских красавиц, в ушах  красовались золотые серьги с драгоценными камнями. Одежда - странная смесь женского и мужского нарядов, увешанная множеством амулетов.  Когда молодой человек шевелился, побрякивали вырезанные из кости и дерева фигурки различных животных, среди которых особенно часто попадались изображения кабана и оленя. Оленьи же рога украшали и большую меховую шапку, нахлобученную на голову юноши, а с шеи свисала цепочка на которой болталась каменная фигурка идола, самой выдающейся частью которого было мужское достоинство.

Выглядел парень не намного приличней ходящих между столами скоморохов, каждую похабную песню которых он сопровождал визгливым хохотом. Однако синие глаза внимательно следили за всем, что происходит в зале, не упуская ничего.  Эдмунд знал, что внешний вид обманчив- не один человек расстался с жизнью, потому что не воспринимал всерьез Освальда,  короля Кента. Несмотря на свою молодость, он уже был опытным воином, что и подтвердил при нынешней осаде, обрушившись с кентцами и свеями на засевших на восточных дюнах братьев Святой Вальберги. Высадившись, Освальд прямо с берега вступил в бой, опрокинув и разметав оторопевших имперцев. Теперь трофейная артиллерия украшает стены Иггенсбурга, а пленных вальбержцев король Кента лично приносил в жертву, совершая непристойный обряд в честь бога Фрейра, которого, вопреки мерсийским традицими, Освальд почитал наравне с Одином.

 

 

-Вам кажется не по душе такие зрелища?-  обратился Освальд к Эдмунду, когда  меж столов замельтешили гибкие юноши и девушки, жонглирующие зажженными факелами.

 

 

-Это забавно,- усмехнулся принц,- но так недолго и до пожара. Что же до меня, то у нас на Островах предпочитают  более…жесткие зрелища.

 

 

- Похожи земли, похожи и люди, что в них живут, - хмыкнул Освальд,- Ягморт такой же- он родом из суровых краев и знает цену кровавым  зрелищам.

 

 

-Не беспокойтесь, принц - рассмеялся гигант,- на наших с Освальдом ристалищах редко обходится без серьезной драки. Ваш бог требует крови, не меньше, чем мой и в нашей стране знают, как достойно преподнести ему жертвы.

 

 

-Ваш бог?-  спросил Эдмунд,- вы не почитаете Хель?

 

 

-Почитаю,- кивнул князь,- все в Люти почитают Йому. Но у нас много богов и я был посвящен  самому страшному из них - Черному Богу  Нга,  которого зовут еще Кулем и Лудом. Он хозяин преисподней, насылающий болезни, смерть, голод…

 

 

-Один, Хель, Нга,- рассмеялся Освальд,- каждый раз убеждаюсь в том, что правильно выбрал  покровителя - Фрейр повеселее их всех вместе взятых.

 

 

Эдмунд дипломатично промолчал, хотя склонность короля Ноннархии к поклонению Фрейру стала притчей во языцех по всему Северу. Богу Урожая, смешавшимся в Британии с уцелевшим с доримских времен  культом Рогатого Бога, молилось в основном простонародье, хотя олень и стал символом королей Восточной Англии. Однако Освальд,  побывавший в землях свеев,  воспринял там более изощренные формы почитания Фрейра, непривычные, даже шокирующие на острове Одина. Там же, на востоке он свел знакомство и с Ягмортом, посвятившим его в традиции бьярмийских  шаманов.

 

 

-Я все же еще раз хочу вас поблагодарить,- сменил тему Эдмунд,- не думал уже, что кто-то придет к нам на помощь.

 

 

-Мы не могли сдать Иггенсбург,- рассмеялся Освальд,- десять дней назад я ездил в Тамуорт и встречался с Сиревардом и бретвальдой. По их просьбе Кент берет  город под свою руку - ведь если он падет, то следующий удар придется по мне. Так что в помощи Кента нет ничего неожиданного - неожиданной была только помощь Ягморта. Если бы он не пришел с флотом в Северное море - сражение могло кончится  иначе.

 

 

-По правде сказать, я редко бываю в здешних водах,- пробасил Ягморт,- после разгрома данов я думал уже вернуться в Лють. Однако тут случилось необъяснимое, - не иначе вмешались боги,- пленный венд рассказал нам о крушении Ордена Святого Витта.

 

 

-Я слышал об этом,- заметил Эдмунд,- правда ничего точно…

 

 

-Точно не знает никто,- усмехнулся Ягморт,- но то, что Венета, один из двух оплотов Ордена  разрушена, а все ее витязи погибли - верно. Много баек ходит о том как это случилось, но я там не был, а повторять  слухи – пустое дело. Может наводнение или землетрясение или еще что-то.  Как бы то ни было - мощь Святого Витта на Балтике подорвана - никто теперь и носа  не высунет из Арконы. Поэтому  я   откликнулся на просьбу  короля Восточной Англии прийти на помощь Иггенсбургу.

 

 

-Значит я должен благодарить не только вас, но и короля Этельреда,- пробормотал Эдмунд. Про себя он подумал, что  надо бы принести жертвы и Морским Богам, разрушившим эту самую Винету. Впрочем, сегодня они и так получили достаточно.

 

 

-Мои гости начали скучать!-  вдруг выкрикнул Освальд, поднимаясь с трона, - а ну, покажите как мы умеем веселиться в Кенте!

 

 

Только сейчас Эдмунд заметил, что юные факелоносцы куда-то исчезли, а вместо них в центра зала выходят двое - светлобородый сакс в кольчужной рубахе,  с мечом и коротким кинжалом и темно-русый лют или, как вполголоса объяснил Ягморт, «кривич»,-  с боевым топором и булавой-клевцом.

 

 

 

 

-Сейчас начнется потеха,- Освальд довольно откинулся на троне, подставляя рог  виночерпию. Вокруг тронов вдруг послышался негромкий смех и быстрые перешептывания-  рядом с владыками Иггенсбурга замельтешили  молодые создания, с  смеющимися глазами. Не сразу Эдмунд понял, что это были все те же факелоносцы, облаченные  в ту же странную смесь мужского и женского нарядов, что и молодой король. С некоторой оторопью Освальд понял, что не сразу отличает юношей от девушек – одинаково стройных гибких, с длинными светлыми волосами и похотливыми алыми ртами, шепчущими угодливо-соблазнительные речи своему владыке.

 

 

-Эля, ваше высочество?- раздался вкрадчивый голос над ухом Эдмунда. Обернувшись он увидел высокую светловолосую девушку с курносым лицом и  голубыми глазами. С некоторым облегчением Эдмунд увидел что кувшин с вином прижат к пышной груди, приоткрытой довольно смелым вырезом. Столь же смелого покроя была и  юбка  заканчивавшаяся выше колен, открывая стройные сильные ноги.

 

 

-Я служу не Фрейру, а его сестре,- рассмеялась девушка, заметив взгляд принца,-  взгляните!

 

 

Она указала на охватывавший тонкую талию пояс, с которого свисали изображения кошек из темной меди.  Изображения кошек покрывали и ткань ее одежды.

 

 

-Если принцу будет что-то угодно, то я…

 

 

-Потом,- улыбнулся Эдмунд,-  как тебя зовут?

 

 

- Уна,- улыбнулась девушка, наполняя его кружку.

 

 

-Ты из свеев?

 

 

-Нет,- кивнула головой девушка,- из данов. Мой отец ярл Тостиг, был казнен Свейном за верность бретвальде,- торопливо добавила она заметив нахмурившегося Эдмунда.

 

 

-Понятно,- усмехнулся Эдмунд,- посиди со мной.

 

 

Девушка кивнула и проворно скользнула на колени принца, ерзая, устраиваясь поудобнее. Приятная тяжесть юного тела наполнила кровью  чресла, руки невольно потянулись – смять, задрать эти одежды, стиснуть в руках эту соблазнительную белую плоть. Эдмунд бросил взгляд на  Освальда - вокруг него вились три длинноволосых создания,  глупо хихикая  пьяным шуткам короля Кента. Мимолетная гримаса скользнула по лицу Эдмунда и он перевел взгляд  на импровизированную арену, с которой раздавался звон стали и сдавленные проклятия.

 

 

Бой оказался недолгим – вот в очередной раз скрестились клинки, послышался негромкий вскрик и  на усыпанном стружками полу  уже корчился кривич, зажимая страшную рану внизу живота. Его победитель торжественно вскинув руки, принимал одобрительные выкрики со всех сторон.

 

 

-Кто еще!?- выкрикнул Освальд,  оторвавшись от губ одного из длинноволосых созданий,- кто хочет выпустить кишки моему человеку?

 

 

-Я! - послышался звонкий голос и одна из лютских волхвинь поднялась из-за стола,срывая  черное одеяние. Под ним обнаружилась кольчужная сетка,  облегающая ладное крепкое тело славянки. Сакс отпустил похабную шутку, встреченную одобрительным гоготом его друзей, однако волхвиня даже не поморщилась, принимая из рук соратниц оружие- короткий меч и нечто вроде трезубца. Выйдя в зал, она поклонилась в сторону тронов и вдруг ударила без предупреждения. Насмехавшийся сакс еле успел уклониться, грязно выругавшись -  по его щеке тянулась длинная кровоточащая рана.

 

 

- Щуки,-  довольно  пояснил Ягморт,- боевые девы Мары. Не выходят замуж, пока не принесут на алтарь Хель три головы снятые в бою.

 

 

Вдоль скул жрицы и впрямь тянулись изображения зубастых челюстей,  символизирующие рыбу, давшую имя воительницам. Словно рысь перед разъяренным кабаном металась жрица вокруг сакса. Мощными рубящими ударами меча воин старался загнать ее в угол, но каждый раз, жрица исчезала из под занесенного под ней клинка, оказываясь сбоку или сзади воина, из-за чего тот вертелся на месте, не зная откуда ждать удара. Вот, улучшив момент, он ударил, целя в лицо воительницы, но та, поймав меч в перекрестье трезубца, ткнула мечом - как раз туда, где звенья кольчуги разошлись, приоткрывая незащищенную ногу. Сакс опустился на подрубленное колено, взвыв от боли, и в этот момент сразу три острия трезубца вошли  ему глаза и переносицу. Торжествующая «щука» вскинула  вверх капающее кровью оружие, ее лицо светилось от кровожадной радости..

 

 

-Воздаю должное храбрым воительницам Люти!- встал с трона Освальд, принимая из рук очередной светловолосой девицы рог с элем,- выпей!

 

 

Волхвиня с поклоном приняла из рук Освальда кубок, но в глазах ее мелькнула тревога.

 

 

- Клянусь Тором и Фрейром,- продолжал Освальд, - негоже таким прекрасным девам сражаться с простыми воинами. Станцуй-ка с королем, жрица!

 

 

-С удовольствием ваше величество,- волхвиня напряженно улыбнулась. Освальд развернулся к Эдмунду.

 

 

-Не знаю сойду ли я с этой арены или меня вынесут оттуда, - рассмеялся он,- в любом случае, будет лучше, если я отдам тебе это прямо сейчас!

 

 

С этими словами он бросил на колени Эдмунду небольшую серебряную пластинку испещренную рунами, после чего, размахивая сразу двумя  мечами шагнул вперед. Принц пробежался взглядом по рунам, задержавшись на печати с драконом.

 

 

-Что там?- спросил Ягморт.

 

 

-Меня вызывают в Тамуорт,- усмехнулся Эдмунд,- даже не в Люнденбург, а сразу в к бретвальде. Говорят, что что есть дело, достойное моих заслуг в этот ответственный момент. Надо же, они были так уверены в нашей победе, когда еще шла осада…

 

 

-Тебя не слишком это радует, верно?- понизив голос, спросил Ягморт.

 

 

-Это не было неожиданностью,- пожал плечами принц,- но да, мне не хочется покидать этот город, после того, как я столько времени и сил отдал его защите.

 

 

-И тем более тебе не хочется отдавать  его сумасбродному мальчишке, пусть и с короной на патлатой башке,- закончил Ягморт. Эдмунд пристально посмотрел на него, потом перевел взгляд на замершую у него на коленях датчанку.

 

 

-Она ничего не скажет,- рассмеялся Ягморт,- это я подарил ее Освальду. Так я прав?

 

 

Эдмунд, не ответив, перевел взгляд на арену, где мечущаяся жрица, пыталась атаковать короля, но везде ее трезубец и меч встречал сталь одного или двух клинков. Вот ей показалось, что тот на мгновение раскрылся и она ударила трезубцем- быстро, словно атакующая змея. Однако Освальд молниеносно скрестил мечи, схватывая ими оружие  жрицы и тут же отдернул их, вырывая трезубец  из рук славянки. Дева Мары лишь на миг отвела взгляд,  провожая ее оружие падающее на столы пирующих и эта невольная оплошка стоила ей жизни -  мечи взметнулись, проворачиваясь в воздухе и обрушиваясь на плечи жрицы, прорубая одновременно кольчугу, рубаху, плоть и кости. Отрубленные руки рухнули на пол. Пока лютка неверящими глазами смотрела на кровоточащие обрубки снова сверкнули мечи, скрещиваясь в подобие гигантских ножниц– и красивая голова покатилась по полу, разбрызгивая капли крови. Безголовое тело еще какое-то время стояло  прямо, затем  тяжело рухнуло на пол.

 

 

Эдмунд переглянулся с Ягмортом. Тот пожал плечами.

 

 

-А  ты думаешь,- сказал он, - как бы еще при  таких привычках он  усидел на троне Кента?

 

 

-Кто еще!? -   хохотал Освальд, выплясывая вокруг обезглавленного тела,- кто еще скрестит клинки с королем Иггенсбурга?

 

 

-Послушай меня, Эдмунд,- горячо зашептал Ягморт,- я могу убить его прямо сейчас. Никто меня не осудит -  Вамме не понравится, что жрицу Мары убили в пьяной драке, да и в Ноннархии найдется немало людей, считающих, что Кенту нужен менее сумасбродный король. Все будет по обычаю, в честном поединке.  А мне будет легче управлять этим городом вместе со столь опытным воином, как ты, чем с этим…- он промолчал давая Эдмунду возможность самому выбрать как назвать Освальда. Принц посмотрел в серые глаза Ягморта, потом перевел взгляд на пляшущего Освальда – если князь Люти так легко списывает со счетов короля Кента,  что от него ждать самому Эдмунду?

 

 

-Мне все-таки интересно, что от меня хочет бретвальда,-  небрежно сказал Эдмунд, откидываясь на спинку трона,- Освальд славный парнишка, думаю,  надо дать ему шанс.

 

 

Ягморт пожал плечами, переводя взгляд на «славного парнишку», все еще выплясывающего в луже крови. Рядом мельтешили гусляры и скоморохи, поющие  скабрезные песни,  длинноволосая молодежь, кроме прильнувшей к Эдмунду датчанки,  тоже развилась рядом с Освальдом, извиваясь в непристойном танце.

 

 

-Ягморт!- выкрикнул Освальд, перекрикивая всеобщий гвалт,-  станцуй с нами!

 

 

-Он не оставляет желания посвятить меня в свою веру,-  хмыкнул великан,- и хотя ему это вряд ли удастся, его настойчивость достойна поощрения.

 

 

Он поднялся во весь свой исполинский рост, скидывая доспехи , обнажая мускулистый торс. Словно черный ворон в стаю чаек, ворвался он в круг пляшущих, гогоча и тиская  полураздетых юнцов и девиц. Эдмунд брезгливо поморщился, видя, как огромная лапа бьярмийца взъерошила светлые волосы прильнувшего к нему Освальда.

 

 

-Не смотри на них,- прошептала Уна, обнимая руками его шею,- смотри на меня.

 

 

Эдмунд  посмотрел вокруг - половина пирующих покинула зал, вокруг остальных  вились полураздетые танцовщицы и даже волхвини, похоже, потеряли свою суровую надменность. То же что происходило в центре зала и вовсе не хотелось созерцать. Эдмунд привлек к себе жрицу Фрейи,  обнимая ее левой рукой, в то время как правая уже задирала юбку, проникая меж сжатых бедер. Томный стон сорвался с алых губ, когда сразу два пальца ворвались в истекавшую влагой расщелину и  тут принц закрыл женщине рот жадным требовательным поцелуем.

Изменено 19 Apr 2016 пользователем Каминский