Боги Моря и Льда

[Каминский]

Людвиг/Атаульф: Переправа ч.2

 

- За кайзера и Михаила Архангела!

 

Ландкомтур Герхард кивнул трубачу и тот поднес к губам горн. Его рев, подхваченный остальными горнистами, тут же заглушил мощный пушечный залп. Всю реку заволокло дымом и имперская пехота устремилась по каменному мосту через Дунай. С его южного берега тоже стреляли пушки, стоящие на крепостных стенах большого города, осененного стягами с Синей Пантерой.

 

Кайзер Атаульф восседал на белом коне, впереди всей имперской конницы. Армия Рейха разместилась среди заречных предместий Регенсбурга, наполовину разрушенных пушечными залпами. Накануне за северные районы баварской столицы шел жестокий бой, но ворвавшись в город Атаульф обнаружил, что Людвиг увел армию за Дунай. Широкий каменный мост, построенный еще во времена меркитского владычества над Германией, был единственным сухопутным сообщением между двумя частями города. Людвиг не смог или не захотел взрывать его, но через каждые три метра, мост преграждали высокие баррикады, из-за которых бавары вели огонь из пушек и кулеврин по наступавшим имперцам. Выстрелы, молитвы и проклятия сливались в один громогласный звук, но и его заглушали грохотавшие с обеих берегов пушки.

 

-Уже к вечеру вы будете пировать во дворце Людвига и эта война, наконец, закончится, - сказал Вольфганг Саксонский: светловолосый юноша в серебристой кольчуге и остроконечном шлеме на вендский лад. Атаульф смерил его долгим взглядом и вновь повернулся к реке, наблюдая, как имперская пехота прогрызает себе путь к города.

 

Конечно, саксонский герцог не от простой удали столь радужно смотрит на исход этой битвы. Особенно, если вспомнить, что еще несколько месяцев назад кайзер настраивался на долгое и кровавое отвоевывание Германии, немалая часть которой оставалась под Людвигом. Но тут на другом конце империи, Орду, хан балканских орд пал от руки Теобальда, герцога Карантании. Преемник Орду, Бурундай, заключив мир с Империей, вторгся в родовые земли Улуса Чжэлмэ, упирая на свое дальнее родство Чжэлмидами и том, что он истинный наследник Толу-хана, избранник Бхайравы. Многие мурзы, разочарованные поражением при Манйце, примкнули к Бурандаю, разом захватившего чуть ли не половину улуса. Людвиг, оказавшись перед угрозой потери главного козыря в этой войне, отвел войска на восток, где, в ходе нескольких сражений, разбил и пленил Бурандая, чтобы затем принести его в жертву на Черном Камне. Однако победа далась герцогу нелегко – а кайзер, воспользовавшись этой передышкой, устремился на восток, возвращая захваченные Людвигом города. Почти без боя пали Франкфурт, Эрфурт, Нюрнберг. Герцог Висландии Никлот, вновь перейдя на сторону Империи, атаковал северные районы меркитского государства, где ему на помощь пришли отряды карпатских ариан, восставших против своих жестоких правителей. Сам Людвиг, вернувшись в Баварию занял собственную столицу всего за несколько дней до того, как перед Регенсбургом встало вражеское войско.

 

Но Людвиг не собирался сдаваться – сражение у стен Регенсбурга могло решить исход этой войны, как ранее под Майнцем. Ближе к «имперскому» берегу продвижение шло быстро – артиллерия кайзера чуть ли не в упор расстреляла первые баррикады и бавары, оставив груды мертвых тел, откатились чуть ли не к середине моста. Но там уже вражеские пушки заговорили с удвоенной силой, тогда как пушкари Атаульфа во-первых, часто не доставали на такое расстояние, а во-вторых, опасались задеть своих. Дав имперцам пройти чуть ли не две трети пути, бавары встали насмерть. Два войска ощетинившихся клинками, лязгающих сталью и громыхающих кулевринами, ворочались посреди моста, а вал мертвых тел поднимался все выше, создавая самую большую и труднопроходимую баррикаду. Но все же, преодолевая бешеное сопротивление, имперцы медленно, но верно продвигались по мосту. Меж тем через реку уже плыли лодки и баржи, перевозящие отряды армии Рейха. Некоторые из этих барж оказались настолько велики, что на них поставили пушки, стреляя по городским стенам. В ответ по ним тоже летели ядра и зажигательные снаряды – несколько барж уже плыли вниз по течению, превратившись в плавучие костры, а спрыгнувшие в реку солдаты беспомощно барахтались, пытаясь удержаться на воде. Однако другие солдаты Рейха все же добрались до берега, забрасывая на стены Регенсбурга осадные лестницы и веревки с кошками. В них летели пули и стрелы, лились потоки смолы и кипятка, но все новые воины высаживались на берегу, упорно стремясь к городским стенам. А за ними тянулись баржи, перевозящие тараны и иные осадные устройства, а также саперов, везущих все необходимое для закладки мин под стенами Регенсбурга.

 

Людвиг Баварский, стоял в окне одной из городских башен, внимательно наблюдая за продвижением вражеских войск. На лице его не дрогнул ни один мускул, даже когда, вражеская армия, сломив сопротивление баварских войск все же выхлестнулась на южный берег. Следом подвезли и осадные орудия – и вскоре городские ворота затрещали от ударов тарана. А по осадным лестницам уже карабкались вверх имперские солдаты, прикрывавшиеся щитами от смолы и кипятка.

 

-Пора!- крикнул кайзер и горнист рядом с протрубил сигнал к общему наступлению. Тяжелая конница пришла в движение, неумолимым стальным потоком двинувшись к мосту. Впереди, под знаменем с «волчьим крюком», скакал сам кайзер Атаульф. Рядом с ним трепетало на ветру знамя Ордена Михаила-Архангела, Лев Тюрингии и Белый Конь Саксонии. Имперская конница, ускоряясь, въезжала на мост и мчалась вперед, чтобы ворваться в ворота, готовые рухнуть под ударами таранов.

 

- Пора! – крикнул Людвиг и стоявшие рядом с ним гонцы устремились на крышу башни. Там несколько воинов сидело вокруг большого костра, разожженного в специальном углублении. Узнав приказ, они принялись кидать в огонь пропитанные смолой дрова – и вверх повалил густой черный дым. Вскоре такой же дым пошел и от других башен.

 

Имперская конница уже достигла середины моста, когда сзади раздались громкие крики и, перекрывавший их звук, напоминавший раскат грома. Обернувшись, Атаульф выругался– все же Людвиг сумел перехитрить его! Кайзер выкрикнул команду и войско, неуклюже топчась на мосту, пыталось развернуться назад. Атаульф отчаянно прорывался вперед и с досадой, граничащей с суеверным страхом, понимал, что не успевает!

 

Со стороны Баварского леса к имперской армии неслась меркитская орда, числом не уступавшая войску Атаульфа. Кочевники, в меховых накидках поверх легких лат, приставали в седле, пуская стрелы и вновь припадая к гривам косматых лошадок, нещадно понукая их плетками. Узкие глаза горели жаждой крови и добычи, иные в упоении от близости схватки вскидывали над головами кривые сабли. Некоторые даже вскакивали на спины коней, стоя в седле и стреляя из луков. Впереди, под фиолетово-черным знаменем Чжэлмидов с черепом-капалой, мчался Найма-хан, младший брат покойного Эбугена. Рядом с ним, на желтой кобыле, скакала шаманка. Над ней развевалось причудливое знамя – на черном фоне красное чудовище, напоминавшее многолапую жабу. Уродливая морда расплывалась в устрашающей гримасе, скаля огромные клыки. А на обороте знамени красовалась иная жаба, сидевшая на задних лапах и обращавшая к меркитам не злобный лик, а осклабившуюся в мерзкой ухмылке пьяно-похотливую харю. Обе жабы были вышиты с необычайным искусством, а в их глазах вспыхивали и гасли красные искры. По краю знамени тянулись незнакомого письма. Никто не знал, что за чары творила шаманка перед Черным Камнем, камлая над знаменем, сплетенным ею собственноручно из волос женщин, принесенных в жертву. Их же кровью, смешанной с разными зельями, были намалеваны и две жуткие жабы. Та, что смотрела на меркитское войско, пробуждала в кочевниках жажду наживы, алчность и похоть заставлявших забыть о страхе, о былых распрях, о недовольстве «каганом Людвигом». То же чудище, что уставилось выпученными глазами на войско Атаульфа вселяло в имперцев страх и растерянность, лишая их воли к сражению. Разрозненные залпы от войска кайзера не смогли остановить орду, готовую ударить в тыл имперской армии. Рядом с кочевниками, завывая, мчались серые волки, а над головами меркитов зловеще каркали черные вороны, нагоняя еще большего страха.

 

Воинственный крик, вырвавшись из тысяч глоток, слился с многоголосым воем и карканьем черных птиц. И в этот момент из строений полуразрушенного города взлетел зажигательный снаряд, упавший под копыта коня шаманки. В три человеческих роста взметнулось золотисто-красное пламя, принявшее странные очертания – не то дракона, не то золотистой птицы. Видение продержалось всего миг – и тут же яростное пламя испепелило шаманку. Вместе с ней сгорел и ее конь и колдовское знамя.

 

Несущаяся подобно буре орда будто споткнулась – смерть шаманки ошеломила кочевников, разразившихся испуганными криками. Найма, опаленный колдовским пламенем громко кричал, прижимая руку к выжженному глазу. Растерявшись, орда сбавила темп, что и позволило войску Атаульфа выиграть время: вырваться на берег и построиться. Грянул пушечный залп – и ядра ворвались в толпу, убивая и калеча людей и коней. За первым залпом последовал второй, потом пальба из кулеврин и в следующий миг стальной клин имперской конницы врубился в орду. Кривые сабли ломались о черные доспехи, тогда как западные мечи разрубали тела меркитов от плеча до пояса. Атаульф, скакавший в первых рядах, оказался лицом к лицу с Найма-ханом. Тот, отбросив саблю, сдернул с пояса палицу и, пришпорив коня, устремился к кайзеру. Но лишившись одного глаза, потеряв самообладание от ярости и боли, хан не смог нанести верный удар – и шипастая булава лишь скользнула по шлему Атаульфа. Превозмогая звон в ушах, император встал в седле и обрушил меч на голову Наймы. Испуганный конь заржал и устремился прочь с поля боя, уволакивая за собой разрубленное пополам тело.

 

Смерть хана окончательно лишила храбрости кочевников, вскоре устремившихся в поспешное бегство. Атаульф не стал их преследовать, повернув коня обратно к мосту. Проезжая мимо развалин ратуши, от которой раздался выстрел, он мимоходом вскинул руку в имперском приветствии перед укрытой меж стен черной палаткой, украшенной золотыми символами и астрологическими знаками. Возле палатки стояла катапульта, у которой копошилось несколько смуглых мужчин с и черными волосами. Над ними стоял, скрестив руки, такой же смуглый и черноволосый мужчина, но с куда более тонкими чертами лица и аккуратно подстриженной бородкой. На его синем одеянии красовались такие же золотые символы, что и на палатке. Он сдержанно кивнул в ответ на приветствие кайзера и вновь перевел взгляд на кочевников, удиравших в сторону леса. В черных глазах читалось надменное торжество и Атаульф в очередной раз поморщился от самодовольства этого человека.

 

Впрочем, вскоре он забыл о нем – разворачивая войско, кайзер вновь устремился к мосту, где его пехота погибала под мечами вырвавшихся из Регенсбурга тяжелых конников. Людвиг слишком поздно заметил бегство меркитов и не успел отозвать своих воинов – и имперская конница, топча своих и чужих, вломилась во врага. Не выдержав удара более многочисленного противника, бавары побежали – и на их плечах ворвалось в Регенсбург имперское войско. Озверевшие солдаты Рейха без жалости вырезали бавар, уже не делая различия между вражескими воинами и мирными горожанами.

 

- Разве я был неправ, ваше Величество? - Вольфганг Саксонский вскинул чашу с вином, - вот мы, празднуем в герцогском дворце Баварии! За победу Империи!

 

Многолосый гул был ему ответом и сам кайзер, слабо улыбнувшись, поднял чашу.

 

-Война еще не окончена, - заметил он, - Людвиг опять ускользнул.

 

-Без своей столицы, да еще и с дважды разбитыми меркитами он уже не опасен, - заметил ландкомтур Герхард, - не сегодня-завтра собственные подданные выдадут его нам.

 

-Может и так, а может и нет, - заметил кайзер, - да и в любом случае остаются сами меркиты. После таких поражений они еще долго не оправятся: так не настало ли время перенести войну в их земли и раз и навсегда уничтожить эту угрозу у наших границ?

 

Одни встретили заявление воинственными криками и стуком кружек по столу, другие хранили ошеломленное молчание. Первым опомнился Вольфганг.

-Немного славы в разорении грязных кочевий, - сказал он, - теперь, когда единство Рейха восстановлено – не настала ли пора подумать о том, с чего началась эта война.

 

-О чем ты? - недоуменно спросил император.

 

-Король Кента Освальд вывел войска из Иггенсбурга, - пояснил Герхард, - вступив в войну за титул бретвальды. Вместе с ним отправились и самозваный король Вальтеоф, со своими фризами и лютский полузверь, захвативший Антверпен.

 

-Само время забрать разом всю Фризию, - с азартом произнес Бруно Тюрингский.

 

Атаульф покачал головой.

 

-Мы слишком долго пренебрегали меркитской угрозой, - сказал он, - и вот до чего дошло. Я, вместе со своим войском отправлюсь на восток – степной волк должен быть добит, пока не зализал свои раны. Но, если Фризия и Иггенсбург и впрямь остались без защиты – я не буду возражать, если герцог Вольфганг преподнесет их империи. Тем более, что в Бретани все еще стоит флот южан – надо, наконец, и их задействовать в деле.

 

-Я возьму три тысячи братьев и пойду с герцогом, - сказал ландкомтур, - наш понтифик сгинул в том проклятом городе и его кровь взывает к отмщению. Остальных братьев можете взять себе.

 

-Спасибо за разрешение, мой добрый Герхард, - язвительно протянул Атаульф, - безусловно, смерть Дезидерия заслуживает самого сурового возмездия.

 

Про себя он надеялся, что его голос прозвучал достаточно искренне.

 

- В Британии орудуют маги куда сильнее тех, что мы видели здесь, - вдруг подал голос до сих пор тихо сидевший за столом смуглый мужчина с вьющимися волосами. Даже суровые полководцы кайзера старались держаться от него подальше, опасаясь коснуться даже края его фиолетового одеяния с золотыми символами.

 

-Возможно, моя помощь окажется там более полезной, - продолжал он.

 

-Почему бы и нет, Ринольдо, - пожал плечами Атаульф, - отправляйся с Вольфгангом и еще раз докажи нам всем, что знания Лекториума теперь работают на империю. Если твое искусство послужит столь же хорошо, как сегодня – по возвращении я сделаю тебя наместником в Барселоне и всей Пиренейской Марке.

 

Ринольдо Морено, уроженец упомянутого города и один из лучших выпускников Лекториума, поднял бокал, приветствуя решение императора.

[Magnum]

Риссе тоже ничто не мешает в перспективе предать Бродира

Об этой парочке речь даже не идет. Я про компанию, которая собралась вокруг Эдмунда.

ну так сами бы и предложили

Логика подсказывает, что через пять минут после победы, но интуиция говорит, что их подлая натура не сможет выдержать так долго.

 

П.С.

Я что-то упустил, у Ягморта с Бродироом старые счеты есть? 

 

 

 

 

П.П.С.

 

У кайзера головокружение от успехов. Не ходил был он в монгольские степи...

 

[Ottokar]

Об этой парочке речь даже не идет. Я про компанию, которая собралась вокруг Эдмунда.

Нортумбрийцы вряд ли. Вот пикты могут.

[Magnum]

Нортумбрийцы вряд ли. Вот пикты могут.

Ягморт прежде всего.  Я бы этому трансгендеру не доверял.

 

 

[Ottokar]

Ягморт прежде всего.  Я бы этому трансгендеру не доверял.

Как-то нетолерантно с вашей стороны. Тем более что он ещё и из национальных меньшинств будет.

[Magnum]

Как-то нетолерантно с вашей стороны. Тем более что он ещё и из национальных меньшинств будет.

Ну, они не все плохие, есть и хорошие. Например, некоторые мои лучшие друзья...  

 

Пардон, не удержался. 

 

Но этот-то по-любому плохой.

 

[Каминский]

Я что-то упустил, у Ягморта с Бродироом старые счеты есть?

Нет, вот как раз у этих ничего личного - просто жажда власти.

Хотя основания не любить друг друга уже у них появились, но все в рамках преодолимого. Если бы не Рисса - пока она с Бродиром, Ягморт будет против.

Если не произойдет чего-то совсем уж  экстраординарного.

Ягморт прежде всего.  Я бы этому трансгендеру не доверял

Эдмунд и не доверяет. Но не в его положении перебирать союзников.

 

Изменено 24 Dec 2020 пользователем Каминский

[Magnum]

Нет, вот как раз у этих ничего личного - просто жажда власти.

Ну вот, я уже вижу, как Ягморт приходит к Бродиру и говорит:

 

- Я лучше, чем Рисса (нет, не в этом смысле ). Она тебя все равно предаст. Гони ее, насмехайся над ней.

 

Не факт, что у него получится, но он может попытаться.

 

[Ottokar]

Кстати, о трансгендерах. Азелинда Ягморта вылечит, или он так и останется каким стал?

[Каминский]

Ну вот, я уже вижу, как Ягморт приходит к Бродиру и говорит

Теоретически возможно, но пока обстоятельства складываются так, что ему проще на стороне Эдмунда. Они, в конце концов, знают друг друга. А у Бродира к обещаниям Ягморта закономерное недоверие - он его уже раз кидал.

Азелинда Ягморта вылечит, или он так и останется каким стал?

Все вам расскажи

Изменено 24 Dec 2020 пользователем Каминский

[Каминский]

Перемирие

 

- Мы не хотим сражаться за ложного короля!

 

Слова эти отозвались одобрительным гулом среди мужчин, собравшихся во внутреннем дворе Линкельнского бурга. Сам говоривший – рослый воин с рыжими волосами и грубым лицом, покрытым веснушками, - воодушевленный поддержкой собратьев бросал обвинения в лицо спокойно слушавшего его Ивара.

 

- Мы шли за ней, потому что ты говорил, что она законная наследница Пиктавии и родственница короля Нортумбрии, - продолжал воин, - но эти королевства присягнули иному бретвальде – а мы продолжаем служить королю-мяснику и его ведьме.

 

-Ты давал ей клятву верности, Брант, - напомнил Ивар.

 

-Я присягал Нортумбрии, - запальчиво сказал Брант, - а она – кто такая вообще?

 

-Королева Пиктавии.

 

-У Пиктавии уже есть свой король, - выкрикнул черноволосый пикт.

 

-Самозванец, назначенный самозванцем, - холодно ответил Ивар.

 

- Кто это решил? – прищурился Брант, - даже вдова бретвальды признала, что Эдмунд сын Канульфа. А если Рисса – дочь Макморна, то почему отец хотел сжечь ее живьем?

 

-Раньше это вас не волновало, - презрительно бросил Ивар.

 

-Потому что раньше мы не видели, какая она!- выкрикнул кто-то из толпы.

 

-Эд верно говорит, - кивнул Брант, - мы не знали, какому чудовищу ты привел нас на службу! Да нас все Линдси ненавидит и с ним еще полстраны! Может, Нектон понял про нее все раньше всех! А может – она и не его дочь вовсе. Я видел как в Сассексе местные жрицы возносят ей почести каких не заслуживают и богини, - почему так? Кому она родня – королям Пиктавии или кому-то иному?

 

- Да подкидыш она, - выкрикнул кто-то из толпы, - отродье троллей.

 

- Ты все слышал Ивар, - сказал Брант, - ты можешь служить ей и дальше – а мы пойдем за королями Нортумбрии и Пиктавии, именем которых мы и присягали Риссе.

 

-Ты клятвопреступник, Брант, – холодно сказал Ивар, - ты хуже тролля, ты нидинг!

 

Лицо Бранта залилось багровой краской. Внезапно, с быстротой, за которым не мог бы уследить обычный глаз, он ударил мечом. Обычный человек уже упал бы замертво, но Ивар отбился и перешел в атаку. С трех ударов он выбил клинок из рук нортумбрийца и уже готов был нанести смертельный удар, когда один из воинов, размахнувшись, метнул копье. Ивар, ухватившись за пробившее ему бок оружие, гневно обернулся и в тот же миг Брант, сорвавший с пояса ближайшего воина боевой топорик метнул его в Ивара. Не проронив ни звука, старый воин упал на землю с разрубленной головой.

 

-Все кончено, - с трудом переводя дыхание, произнес Брант, , - больше нам тут нечего делать. Будем уходить к…

 

- Куда это ты собрался? - раздался звонкий голос от ворот. Обернувшись, Брант увидел въезжавшую во двор Риссу Макморн. При виде мертвого Ивара лицо ее словно окаменело.

 

-Мы отказываемся от наших клятв!- крикнул Брант и, обернувшись к остальным, крикнул, - что стоите – она одна, а нас сотни! Убьем ведьму!

 

Громкими криками прогоняя страх, воины ринулись к Риссе, занося мечи и копья. Но жрица оказалась быстрее: выхватив из-за пазухи небольшой мешочек, она высыпала в лица нападавшим черную пыль. Попадая в глаза, рот и ноздри, пылинки превращались в круглые ядрышки, размером с мушиную головку. Брант, и еще с дюжину крикунов, словно подавились своими воплями, заходясь в отчаянном кашле. Согнувшись в три погибели, они покраснели от натуги, пытаясь выкашлять черные ядрышки. Лица несчастных налились багровым и темнели дальше, пока не стали черными. Вот изо рта Бранта выплеснулась кровь пополам с гноем – и такая же мерзость хлынула у него и из глаз и ноздрей. Рядом выблевывали собственные внутренности и его подельники – и в разливавшейся по земле буро-красной жиже извивались мерзкие твари. Жадно глодая человеческие трупы, они быстро вырастали до нескольких футов длиной. Черные блестящие тела покрывала не то чешуя, не то панцирь, как у жуков. От извивающихся тел отходили когтистые лапки, делавшие существ похожими на гигантских многоножек, а зазубренный гребень вдоль хребта, придавал тварям сходство с тритоном. Но самой жуткой была голова – лысая, с выпуклым черепом и скошенным лбом, как у младенца-уродца. Пораженные ужасом воины смотрели на заостренные уши, приплюснутый нос с дырами ноздрей, толстогубый рот с мелкими острыми зубами. Этими зубами мерзкие твари терзали плоть корчившихся на земле людей, пожирая человечину и становясь все больше. Обглодав тела до костей, твари, извиваясь черными телами, быстро закопались в землю, оставляя на земле обглоданные костяки в лужах дурно пахнувшей жижи.

 

Рисса перевела взгляд на побелевших от страха воинов.

 

- Кто еще хочет нарушить клятву? – сказала она и воины тут же повалились на колени. Рисса, с презрением сплюнув, спрыгнула с коня и подошла к телу Ивара. Что-то похоже на сожаление промелькнуло на ее прекрасном лице, но когда она обернулась к остальным, оно походило на застывшую маску.

 

-Похороните его здесь, - сказала она, - сами навалите курган, своими руками. И принесете поминальную жертву - выберете из своих, по жребию, трех человек. Кто не послушается – будет как они, - она кивнула на останки смутьянов.

 

Позади послышался стук копыт и Рисса, обернувшись, увидела въезжавших в бург всадников. Впереди ехал светловолосый человек под знаменем с бесовской рожей. Рядом скакал мужчина, средних лет, в одеждах, напоминавшие фризские.

 

-Конрад, принимай командование, - небрежно бросила Рисса, - и готовь город к обороне.

 

- Все, как скажете моя леди, - кивнул командир наемников, - вот этот человек нагнал нас, когда мы въезжали в Линкельн.

 

-Кто такой? – отрывисто бросила Рисса.

 

- Сигфред, госпожа, - человек поклонился в пояс, - я посланник Вальтеофа, короля Фризии. У него срочное дело к королю Бродиру.

 

Сам Вальтеоф, тем временем, стоял в тронном зале Йорвика. Перед ним, на двух тронах восседали Леофрик, в своей золотисто-красной мантии и Эдмунд, в черном плаще с серебряным драконом. В отличие от Леофрика, носившего золотую корону Нортумбрии, Эдмунд ничем не прикрыл волос, заявив, что единственная корона, что увенчает его голову, будет корона бретвальды. Справа от Эдмунда стоял Ягморт, в своих черных доспехах, слева от Леофрика – Азелинда, в одеяниях Вороньей Жрицы.

 

- Так ты говоришь, что отправил послов и к Бродиру? – недобро сощурившись поинтересовался Эдмунд.

 

- Я готов обратиться за любой помощью, - вскинул голову Вальтеоф, - и считаю, что любой, кто именует себя бретвальдой не может бросить Фризию. Тем более, что угроза нависла не только над ней, но над исконным владением Мерсии – Иггенсбургом. И над твоим Антверпеном тоже, Ягморт – или ты уже не считаешь себя его князем?

 

-Я-то считаю, - нахмурившись, произнес великан, - а вот кем себя считаешь ты? Если бы твой флот успел к берегам Темзы – та битва могла кончиться совсем иначе.

 

-Да и ты бы сейчас воевал против Эдмунда за своего бретвальду, - хмыкнул Вальтеоф, - я не виноват, что непогода и морские чудовища задержали меня в пути. И первое, что я увидел, войдя в Темзу, это голова Освальда на драккаре Бродира. Ты станешь меня попрекать тем, что я не стал сражаться за мертвого короля?

 

-Странно, что ты не сражаешься за кайзера, - усмехнулся Эдмунд, - Атаульф ведь начал войну, чтобы усадить тебя на трон.

 

- После того как я перешел на сторону Мерсии, - Вальтеоф пожал плечами, - мне больше нет веры в Рейхе. Насколько я знаю, Фризия и Иггенсбург обещаны Вольфгангу, герцогу Саксонии – именно он развязал эту войну. На трон же Дании он хочет усадить Кнуда – племянника Свейна и брата Ордена Святого Витта.

 

- А тебе, я смотрю, понравилось быть владыкой двух королевств? - хмыкнул Ягморт.

 

-Кому бы не понравилось, - в тон ему ответил Вальтеоф, - но если их захватит Рейх – как скоро ждать нового вторжения в Британию? Имперцы уже были в Люнденбурге.

 

Эдмунд и Леофрик переглянулись.

 

-Вести две войны мы не сможем, - покачал головой король Нортумбрии, - если только…

 

- Если только брат не согласится выступить против Рейха вместе со мной, - хмыкнул Эдмунд, - даже если вся Фризия будет валяться у него в ногах, Бродир не согласится.

 

-Поэтому, я отправил гонца не к нему, - усмехнулся Вальтеоф.

 

 

-Нет, нет и нет! - кулак Бродира грохнул по столу так что жалобно забренчали золотые блюда, а кубок с вином опрокинулся на платье королевы Эльсвит. – Мир с этим мерзавцем? С тем, кто ради короны отказался от нашего отца! С тем, кто жаждет моего трона? Иному кто предложил бы мне такое, я бы вырезал ворона на спине.

 

Он бросил злобный взгляд на сидевшую напротив него Риссу и Эльсвит улыбнулась, видя унижение ненавистной соперницы. Но эта улыбка увяла, когда королева встретилась глазами с жрицей и Эльсвит спешно потупила взор, очищая платье от вина.

 

- Если ты не заключишь мира, то и Эдмунд не станет, - Рисса вновь перевела взгляд на короля, - и Рейх захватит Фризию с Иггенсбургом.

 

- Да и провались они пропадом, - буркнул король, - о них ли переживать, когда Мэн – в руках каких-то налетчиков. Я вообще не понимаю, почему мои войска еще не там.

 

-Потому что ты мудр, бретвальда, - улыбнулась Рисса, - и понимаешь, что это ловушка. Тебя хотят выманить из Мерсии – и ударить по ней, пока ты будешь отвоевывать этот несчастный остров.

 

- Это ты так говоришь, - нахмурился Бродир, - поэтому ведь ты стянула весь свой отряд в Линдси? Хотя я велел перебросить его в Мэйденбург.

 

- На востоке от «Банды Локиэля» больше пользы, - сказала Рисса, - тем более, что в Эссексе опять неспокойно. Уверена, там не обошлось без Азелинды.

 

-Ты не хочешь, чтобы я отбил Мэн, но считаешь, что мне нужно защищать Фризию, - в упор уставился на нее Бродир.

 

-Да, потому что если ты сдашь Иггенсбург, Эдмунд напомнит всем, что именно ты с Этельвульфом, привел имперцев в Британию. И он же, не преминет заметить, что они придут сюда снова. Ему даже не придется врать – ведь от Иггенсбурга до Кента рукой подать. Второй раз ты с ними не договоришься – Конрад мне рассказывал кое-что об этих служителях Хеймдалля. Ты же не скрывал, что расправился со всеми имперцами, которых захватил в Люнденбурге? Ты глумился над телом Дезидерия, похваляясь, что он пал от твоей руки. И хотя мы и знаем, что это не так, в Империи уже услышали твою похвальбу. «Овцеголовые» будут мстить – и тебе в первую очередь.

 

-Может ты и права, - поморщился Бродир, - но сражаться на одной стороне с Эдмундом.

 

-Возможно, мы сможем обернуть это себе на пользу - заметила Рисса, - мало ли что может случиться на море. Тебе ли не знать, что порой временные союзники бывают опаснее открытых врагов?

 

- Ты сам Локи во плоти, - расхохотался Бродир, вскидывая чашу, - клянусь Одином, теперь мне нравится твой план. Выпьем же за доблестных королей, что как один встанут на защиту священной Британии от святотатцев!

 

Выйдя из трапезной Рисса, столкнулась со старой женщиной в синем плаще и резным жезлом в руках. Несколько дней назад она объявилась в Тамворте и Рисса, поговорив с Бродиром, определила родственницу в пророчицы Храма Всех Богов в Мэйденбурге.

 

-Ну, так что? – спросила она, - он согласился?

 

-Да, хоть и не сразу, - сказала Рисса, - ничего, скоро будет послушным. Теперь тебе предстоит убедить в этом всех остальных.

 

- Что же, мне хотя бы не придется врать, - пожала плечами Ведис, - боги не против твоего решения. А что же до тебя…

 

- Моя богиня тоже не против, - усмехнулась Рисса, - с богами вообще, как я заметила, в чем-то куда проще чем с людьми.

 

-Не без этого, - кивнула Ведис, - как там Марл?

 

- В пыточных подвалах - как под холмом у троу, - хмыкнула Рисса, - и в отличие от Пака, у него нет проблем с девками. Занимается делом, а не сводом счетов со всем миром.

 

Встречу назначили в Мейденбурге – бывший римский Дева Виктрис, город и после ухода легионов почитался одним из главных святилищ Британии. Еще король Пенда, с его любовью ко всему римскому, учредил поклонение извлеченной им из каменоломни статуе Минервы, с копьем и совой на плече. Сейчас, в Мейденбурге поклонялись Девам-Воронам и их грозной матери, одним из обличий которой считалась Великая Сова. Само святилище было построено на месте храма, возведенного еще римлянами, да и для его постройки использовались кирпичи и мраморные плиты, взятые из остатков римских построек. Рядом с храмом находился бывший римский амфитеатр, по праздникам использовавшийся для торжественных жертвоприношений и священных ристалищ, а в иные, более приземленные дни – для разных увеселений.

 

Нынче же сюда явились оба претендента в бретвальды – каждый с сильным отрядом, оставшимся за стеной амфитеатра. Вместе с королями зашли лишь приведенные ими с собой жрецы и пророчицы: так возле Эдмунда находились Азелинда, Ягморт и Верховный Жрец, прибывший с Мэна – именно мюркландцы, вместе с норвежцами захватывали остров. Рядом же с Бродиром стояла Рисса и тощий человек в черном плаще и бородой крашенной в черный цвет, сквозь который проглядывала естественная рыжина. Бритую голову венчала бронзовая корона, где в каждом зубце было выгравировано изображение черепа. Мужчину звали Мейредах и был он верховным друидом Ольстера – той территории в Ирландии, что испокон веков принадлежала Королевству Островов. С тех пор как мерсийцы и скандинавы искоренили христианство в Эйре, в нем возродились и древние языческие культы – а с ними возродились и друиды. Мейредах служил Тройной Богине-Вороне, под ее древним именем Морриган, а также Донну Темному и Кромму Кровавому – самым жестоким богам кельтов. Во всей Ирландии верховного друида боялись чуть ли не больше, чем самого Бродира.

 

Эдмунд в черном плаще, поверх кольчуги, и Бродир в своих черных доспехах, стояли друг напротив друга, меряясь неприязненными взглядами. Между ними стояла, вскинув руки, Ведис в своем синем плаще и капюшоне из шкуры черного ягненка.

 

-Боги говорят, что лишь один король в Британии может быть бретвальдой, - говорила она, - и не призывают вас прекратить распрю. Один сам выберет достойного – но не прежде, чем вы победите общего врага. Враги Мерсии не должны воспользоваться спором, чтобы забрать наши исконные владения и сокрушить наших союзников. В знак перемирия – пусть король Эдмунд отведет войска с Мэна – но и Бродир не введет туда свою армию. Четыре жреца, по двое от каждого претендента будут хранить мир в Сигридбурге: Мейредах, король друидов, Азелинда, Воронья Колдунья, Лорд-Жрец Цернобока и, я пророчица Ведис. Мэн останется землей мира на время войны – и здесь признают королем любого, кто победит в вашей схватке. Но возобновится она не раньше, чем оба короля вернутся с победой от стен Иггенсбурга. Если же кто-то из них погибнет, оставшийся будет признан бретвальдой всеми. Таково мое слово, таково слово Богов!

 

Оба короля мрачно кивнули, соглашаясь с таким условием. Послышалось громкое ржание – это вводили белого коня. Оба короля, взяв по секире, подошли к животному и одновременно обрушили топоры на его шею. Конь с отрубленной головой повалился на землю и Бродир с Эдмундом, умывшись его кровью, произнесли положенные клятвы. Никто из них и на миг не допускал мысли, что это шаткое перемирие продержится хоть сколь-нибудь долго.

[Ottokar]

Как бы поход на континент при отсутствии единого командования и наличии двух ненавидящих друг друга бретвальд не кончился плохо.

[Каминский]

Вода, Огонь, Кровь

 

Драккар «Ярость Тора», гордость нормандского флота, шел во главе флотилии, присланной новым вассалом Рейха. Драккарами, впрочем, эти корабли звались больше по старинке – от судов старинных «морских королей» остались лишь резные драконы на носах. У новых кораблей куда выше борта и в них вмещается больше людей – не только воинов, но и гребцов, - по трое-четверо на каждое весло. Более двух веков сотрудничества с Карфагеном сделали свое дело и сейчас эти драккары представляли подобие галер Лиги. Для межокеанского плавания они, впрочем, не годились – и меж гребных судов величаво шли корабли о трех мачтах, с надувавшимися от попутного ветра парусами. Молот Громовержца соседствовал на них с христианским крестом и солнечными знаками гуанчей. Самым большим из таких судов и была «Ярость Тора», также считавшаяся драккаром из-за оскаленной пасти змея на носу. Слева от нормандского флота, под стягом с бретонским горностаем, шли корабли нового герцогства Рейха – более мелкие и неказистые, но зато с высокими бортами и почти сплошь парусные. Справа же от нормандцев шли когги и галеры Рейха, выведенные из гаваней Бордо. Всего в имперском флоте собралось около трехсот кораблей.

 

Сердаф, наследник нормандского трона, стоял на носу «Ярости Тора», в начищенном до блеска панцире с золотым солнцем на груди. На фоне солнечного диска чернел Молот Тора – пусть и крещеный, принц не забывал чтить и Громовержца. Но больше чем на помощь богов он полагался на собравшуюся под его началом силу – снова и снова Сердаф оборачивался, самодовольно озирая следовавший за ним флот. Он силен не только числом – на палубах, мачтовых гнездах, надстройках на носу и кормах, всюду где только можно, стояли пушки, баллисты и катапульты. Целая армия, вооруженная до зубов, разместилась на кораблях, готовясь к абордажному бою. Но главное оружие войска находилось на борту «Ярости Тора», в небольшой каюте на носу. Здесь стоял худощавый смуглый мужчина, в черной хламиде расписанной причудливыми знаками. Несколько дней назад он прибыл в расположение союзного войска, привезя с собой приказ кайзера к выступлению. Сердаф поначалу недоумевал, зачем этот человек, явно не воин и не моряк, просится на корабль – и тогда Ринольдо из Барселоны продемонстрировал кой-какие свои умения, приведшие принца в полный восторг.

 

Арнульв, дядя принца, тоже впечатлился искусством нового гостя, но радости оно у него не вызвало – от Ринольдо буквально разило Карфагеном. И не просто Карфагеном, а Лекториумом, а все связанное с ним вызвало у старого воина искреннее отвращение. Но, командовал походом не Арнульв, поэтому он старался просто не замечать барселонского умника, сосредоточившись на предстоящем бое. Союзный флот уже входил в канал между Кентом и Иггенсбургом, так и не встретив противника. Может и правы те, кто говорит, что в Мерсии слишком заняты собственными усобицами, чтобы обращать внимание на заморские владения. Еще немного – и Иггенсбург, уже осажденный саксонцами, будет блокирован еще и с моря, после чего дело пойдет быстро.

 

- Впереди! – крик с мачты прервал раздумья старого воина, - идет на нас.

 

-Кто идет? Флот! – крикнул в ответ Сердаф.

 

-Нет! Туман!

 

-Что?! – Сердаф развернулся к морю, напряженно вглядываясь в серую гладь. Как-то незаметно в небе сгустились тучи, закрыв солнце, тогда как впереди сизые облака, нависнув над водой, почти сливались с ней, образовав плотную серо-белую завесу. И эта завеса быстро приближалась к ним.

 

-Отдай сигнал по всем судам, - как-то незаметно Ринольдо оказался позади наследника, - это непростой туман.

 

-Кто ты такой, чтобы приказывать наследнику? – нахмурился Арнульв.

 

-Выполняй, дядя, - мотнул головой принц и, когда старый воин, ворча себе под нос, спустился на палубу, повернулся к барселонцу, - ты сможешь что-то сделать?

 

-Попытаюсь, - кивнул Ринольдо, когда его взгляд, скользнувший за плечо наследника, вдруг изменился. Сердаф, предчувствуя неладное, обернулся – и выругался сквозь зубы, глядя как из тумана выплывают паруса и мачты бесчисленных кораблей.

 

-Этот трюк меня еще никогда не подводил, - довольно осклабился Ягморт. В своих черных доспехах и шлеме с медвежьей головой, он стоял на палубе своего корабля: исполинского плота, водруженного поверх двух драккаров. В них, придавленные деревянным настилом, в вечном мраке ворочали веслами рабы, превращенные в «живых мертвецов» зельем карфегенянина Баджади. В нужную сторону их направляли не только плетки надсмотрщиков, но и сила мысли князя-колдуна. Вокруг же Ягморта стояло с дюжину массивных пушек и катапульт с зажигательными снарядами.

 

Великан-лют в очередной раз порадовался, что не взял свой корабль в поход Освальда – ведь там он командовал армией, а не флотом. Громоздкое судно дожидалось его в Антверпене и теперь стало флагманом фризско-датского флота. Сам Вальтеоф стоял сейчас рядом с Ягмортом, а за ними тянулись шеренги закованных в сталь воинов, с мечами и секирами, отряды лучников и кулевринеров. Такие же воины переполняли и иные суда, шедшие за чудищем Ягморта – драккары, когги и хольки, вышедшие из портов Фризии и Дании, дабы остоять независимость обоих королевств.

 

Со своей стороны наследник Нормандии скрипнул зубами, завидев знакомые корабли справа от фризско-датского флота. Впереди шел исполинский фрекогг, с тараном в виде головы вепря. На носу стоял мужчина в наброшенном поверх доспехов черном плаще с серебряным драконом. Рядом с Эдмундом стояла Сварта, в голубовато-белом, в цвет льда, одеянии пророчицы Фрисланда. Следом за «Морским Вепрем» шел второй корабль, при виде которого Сердаф испытал еще большие душевные муки – ведь это был его собственный драккар, отобранный у него этим выскочкой с Островов. Про себя принц поклялся, что сегодня он кровью искупит давний позор и отомстит за своих воинов, принесенных в жертву морским чудищам.

 

Эдмунд тоже узнал корабли нормандцев, хоть и не различил принца. Сейчас его больше волновало не то, кто ведет врагов, а сможет ли его разношерстный флот выстоять в этом бою. Кроме «Морского вепря» и трофейного нормандского корабля, флот, более-менее сопоставимый с вражеским, имелся лишь у Нортумбрии. Остальные – драккары, еще те старые, на которых шли пикты и воины Заката – Винланда, Скреллинланда, Рейвенланда. С ними плыли скреллинги, оставившие свои каноэ и каяки в Британии – от этих суденышек все равно не было бы толку сейчас. Пушек, равно как и прочего огнестрела на кораблях Заката почти не было – да и мало кто за морем умел с ним обращаться. Кроме, конечно, черных жрецов Мюркланда – их предки еще на службе у меркитов выучились и огнестрельному бою и строительству кораблей нового типа. С этим всем они и явились на Закат, разгромив Авалон и основав свое мрачное королевство; с этим же они вернулись и в Европу, приведя свои черные корабли, ощетинившиеся пушками. Хотя сам Лорд-Жрец оставался на Мэне, сторожить мир, он отправил в бой одного из своих помощников: как жрец более низкого сана, нежели Верховный, Рюбецаль Нацхерер имел свое имя. Однако служитель Цернобока, не рвался в бой, хоть и не уклонялся от него: свои силы он хотел сберечь для последующей высадки в Саксонии и кровавой бани для потомков тех, кто когда-то изгнал предков жреца за океан.

 

На левом же фланге шел флот Бродира – тоже когги и драккары, но на этот раз уже больше по названию, а по сути – все те же галеры. В свое время карфагеняне помогли Мерсии создать флот, не уступающий имперскому – и теперь большинство этих кораблей достались Бродиру. Сам Король Островов стоял на палубе своего фрекогга – плавучего исполина с тремя мачтами. На парусах извивался на ветру Морской Змей; такое же чудище, только вырезанное в дереве, скалилось и с носа корабля. Рядом с Бродиром стояла Рисса, в чешуйчатом одеянии цвета морской волны и диадеме из акульих зубов и алых кораллов. У ног жрицы, в человеческом обличье, застыл верный Урм.

 

Оба флота разделяла какая-то сотня футов, когда Сердаф скомандовал:

 

-Огонь!

 

Великан в черной броне тоже что-то прорычал, но его слова заглушил грохот пушечных залпов с обеих флотов. Вслед за «Яростью Тора» начали стрелять и остальные корабли Нормандии, их примеру последовали бретонцы и имперцы. Пушечные ядра и огненные снаряды поджигали деревянную обшивку и паруса, обрушивались на палубы – и вскоре до ушей Сердафа донесся жалобный крик сгорающих заживо людей. Полыхали драккары – и воины в рогатых шлемах прыгали в море, предпочитая смерть в воде сожжению заживо. Следом посыпались копья, гарпуны и ядра - пронзающие, калечащие, заживо раздавливающие людей. Густой черный дым поднимался в небеса вместе с криками умирающих врагов. Но и мерсийский флот не оставался в долгу – и немало кораблей союзного флота полыхали, словно огромные плавучие костры.

 

-Смотри, что это? – Вальтеоф указал на головной корабль врага. Командующего на носу сменила странная фигура: человек в черной хламиде, разрисованной странными знаками, казался нелепым посреди развернувшейся бойни. Рядом с ним несколько рабов пыхтя, устанавливали странное сооружение, собранное из нескольких зеркал. За началом боя Ягморт пропустил момент, когда тучи вновь расступились и солнце засияло, отбрасывая веселые блики на волны. Отразилось оно и от множества зеркал, яркой вспышкой ослепив вражеских флотоводцев. Ягморт вскинул руку, заслоняясь от безжалостного света, и спешно прошептал заклинание, сгустившее вокруг него влажный туман. Соседним кораблям повезло меньше – паруса шедшего рядом холька вдруг вспыхнули золотисто-алым пламенем. На миг это пламя приняло очертания исполинской ящерицы с человеческим лицом, прекрасным и безжалостным. Язычки красного пламени вспыхивали на золотистой чешуе, пока тварь, лениво потягиваясь, простирала свое тело по всему кораблю. Вот распахнулись золотистые крылья и пугающее существо вдруг рассыпалось множеством искр. В следующий миг воздух наполнился ужасными криками – по палубе охваченного пламенем корабля метались сгоравшие заживо люди. От превратившегося в погребальный костер судна поднимались клубы дыма, растекавшегося на соседние суда – и вместе с ним скользили, словно переливая себя с корабля на корабль, призрачные тени, усыпанные чуть заметными искорками. Они казались невесомыми и совсем безобидными, но стоило им коснуться хоть самого маленького огня, как на палубе вновь вспыхивало красно-золотое пламя, принимавшее очертания некоего причудливого существа – будь то золотистая ящерица с человеческой головой, диковинная птица, увенчанная золотистой короной, разевающий пасть лев или крылатый змей с головой петуха. Видение держалось всего миг – а потом рассыпалось ворохом искр – и весь корабль вспыхивал ярким пламенем, от которого люди горели, словно пучок соломы.

 

Ринольдо Морено стоял рядом со своими зеркалами, ловя ими солнечные зайчики и направляя их на вражеские корабли. В душе он ликовал – видели бы его сейчас эти высокомерные недоумки из Лекториума! Еще будучи совсем юнцом из знатного, но обедневшего рода, попавшим в Лекториум по протекции архиепископа Барселоны, он впечатлился историей Архимеда – древнего механика, создавшего удивительное оружие из зеркал. Несколько раз Ринольдо пытался повторить опыт механика из Сиракуз, но каждый раз у него получалась лишь безобидная игрушка, не способная сжечь даже клочок сухой травы. Страдая от следовавших одна за другой неудач, насмешек сокурсников и пренебрежения преподавателей, молодой студент был готов наложить на себя руки, когда его осенила идея. Он еще раз повторил свой опыт, направив солнечный зайчик на чистящего клюв голубя. В следующий миг по крышам уже метался обезумевший от страха и боли комок горящих перьев. С тех пор отношение к нему изменилось – самые видные светила Лекториума, убедившись в его правоте, с великим вниманием обхаживали молодого гения, создавшего столь ужасающее оружие. Скоро его посвятили и в Огненный Круг – тайное общество, ставившее целью свергнуть власть Карфагенского Сената – оплота жадных торгашей и тупых вояк, - установив правление мудрецов, по заветам Платона и Пифагора. Несколько лет Ринольдо использовал свое устройство в обрядах Огненного Бога, сжигая заживо кричащих девушек. Слишком поздно кичившиеся своей мудростью наставники почувствовали презрение, что как нарыв зрело в его сердце – и никто не успел ничего сделать, когда Ринольдо, едва закончив Лекториум, бежал домой в Барселону. Когда же город пал перед армией Рейха, бывшего студента нашел Адоунис Каленте, - один из немногих преподавателей, к которому Ринольдо сохранил уважение, - и пригласил его ко двору кайзера.

 

Теперь он со смехом вспоминал велеречивые беседы, что вели с ним эти бородатые мужи. «Правление мудрецов», «лучший мир», «Город Солнца» - ха! Где была их мудрость, их богатство и влияние, когда их резали как свиней на бойне? Они стали добычей червей, а Ринольдо Морено, всемогущий, как сам Молох, повелевает карающим пламенем, словно архангел с огненным мечом, испепеляет язычников и нечестивцев. Власть его не только в этих зеркалах – но и в золотых знаках на черной оправе. В этих знаках – Имена, почерпнутые в иудейских и греческих книгах, тайком вынесенных из библиотеки Лекториума. Заклятия, вызывающие духов огня – саламандр. Посели их в малейшем огоньке, в едва тлеющей искорке – и получишь могучую силу, способную испепелять армии. Ринольдо еще раз усмехнулся, насмешливо посмотрев на Сердафа, глядевшего на ученого с раскрытым от восхищения ртом. То ли еще будет! Снисходительно кивнув наследнику, он покрутил несколько рычажков, разворачивая машину дальше.

 

-Вот там этот мерзавец! – вдруг вскрикнул Сердаф, тыча пальцем в «Морского вепря», - кто забрал у меня корабль и убил всех моих людей. Убей его!

 

Не обращая внимания на неодобрительный взгляд дядюшки, принц сорвал с шеи золотое ожерелье, усыпанное драгоценными камнями, и всучил его Ринольдо. Тот, бегло оценив стоимость подарка, величаво кивнул и развернул луч на корабль Эдмунда. В него уже попало пара зажигательных снарядов и сейчас моряки, отчаянно ругаясь, тушили огонь. Ринольдо положил руку на нагретую оправу зеркала, чувствуя как наливаются жаром магические символы и прошептал заклятие.

 

Эдмунд слишком поздно заметил опасность – да и не все в союзном флоте осознавали, из-за чего их корабли охватывает столь яростный пожар. Однако это поняла Сварта – вскинув руки, она зашептала заклятия, призывающие мрачных духов подледных бездн. Ледяной холод разлился по кораблю, с шипением гася полыхнувшее было пламя. Бледным светом замерцали руны на лице пророчицы – и в тот же миг над кораблем сгустился странный туман: не белый, но бледно-голубой, переливавшийся множеством мерцающих искр. Голубоватое облако поднялась над «Морским вепрем» и устремилось навстречу флоту Нормандии. Вот на пути его очутился солнечный зайчик и в уши ударил нечеловеческий вопль и оглушительное шипение. Призрачная фигура, усеянная множеством искр, взметнулась в воздух, замерцала и вдруг погасла. В следующий миг облако накрыло корабль. Ледяной холод зимней стужи объял людей, мачты и канаты покрылись инеем, потухло пламя, плясавшее в чаше для катапульты. Вот затрещали и со звоном раскололись зеркала смертоносного устройства. Сердаф едва успел пригнуться, его дядю защитил шлем, хотя пара осколков и поранила выставленную руку. Ринольдо же повезло меньше – длинный кусок стекла, острый как клинок и холодный как лед, вонзился в его шею. Булькая кровью, он сполз на палубу, корчась в предсмертных судорогах. Последнее, что он увидел – гаснущие золотые буквы на оправах зеркал.

 

Облако ледяного тумана тоже сгинуло - силы Льда и Огня взаимно уничтожили друг друга. В тот же миг на флот Мерсии обрушился новый шквал огня и стали. Эдмунд, не успев порадоваться победе, почувствовал, что палуба встала на дыбы, сбрасывая его за борт. Он едва успел ухватиться за обрывок каната, вскарабкиваясь обратно. Первое что он увидел – лежавшую на палубе Сварту. В ее груди торчало длинное копье, с зазубренным наконечником – оно пробило фрисландской пророчице грудь и пришпилило ее к палубе. Слишком много сил отняло вызывание колдовского тумана – и Сварта не успела уклониться от простого оружия. Ее губы дрогнули, словно она хотела что-то сказать, но из ее рта выплеснулась только алая кровь и ледяная колдунья, первая из тех, кто предрек Эдмунду корону бретвальды, ушла к Черному Дракону.

 

Позади Эдмунда послышалось причитание волосатых фрисландцев, оплакивавших свою пророчицу. Взмахом руки Эдмунд пресек этот вой.

 

- Она умерла, чтобы могли жить все мы!- сказал он, - почтим ее память требой, какой еще не видали эти трусы! Спрячьте тело Сварты в трюме – позже мы отправим ее назад во Фрисланд! А пока же – напоим ее дух кровью нидингов!

 

Словно в подтверждение его слов сходившиеся флоты с оглушительным треском врезались друг в друга. Эдмунд, соскочив на палубу ближайшего корабля, рубился как бешеный, сея смерть направо и налево. Первый нормандец, вставший у него на пути, упал с разрубленным черепом, второму, замахнувшемуся мечом, Эдмунд отрубил сначала руку, а потом голову. Следом за ним, рыча от ненависти, ворвались покрытые мехом дикари больше наводившие ужас своим обличьем, нежели сталью своих клинков.

 

Рисса следила за страшным оружием врага, впечатленная его смертоносной силой. Удивление, впрочем, не мешало ей шептать заклятия, собирающие тучи – она уже поняла, что враг обращает на них огонь, скрытый в солнечных лучах. И все же она колебалась – ведь урон пока наносится Эдмунду и Ягморту. Она уже готовилась выкрикнуть слово, что сгустило бы тучи, когда смертоносный луч перешел на корабль Эдмунда. Она встретила взгляд Бродира и тот молча кивнул: даже в преддверии схватки он не забывал о своей войне с братом. И тут над флотом Эдмунда взлетело облако ледяного тумана.

 

- Двое готовы, - произнесла Рисса, внимательно следя за схваткой.

 

-Что ты там бормочешь? – недовольно протянул Бродир, - Эдмунд жив?

 

-Да, - кивнула Рисса.

 

-Жаль, - проворчал король, - а у тебя самой есть в запасе колдовство, что поможет нам?

 

-Есть, - усмехнулась Рисса, - Урм, ко мне!

 

Перевертыш подскочил к хозяйке и та, выхватив нож, с силой провела им по ладони оборотня. Такой же надрез она сделала и себе. Ухватив руку Урма, так чтобы их кровь смешалась, она шептала заклятия, окровавленным пальцем рисуя в воздухе руны. Закончив, она отпустила Урма, с силой толкнув его в грудь.

 

-Давай! – крикнула она, - веди их всех!

 

Урм упал в воду – и вынырнул зубастой тварью, похожей на помесь дельфина и крокодила. Выпрыгнув и перевернувшись в воздухе, он снова нырнул, - а за ним поднимались огромные плавники, щупальца, гребнистые хвосты и чешуйчатые спины.

 

-Вперед! – проревел Бродир, - за Одина и бретвальду!

 

Корабли Бродира врезались во вражеский флот и его воины сходу вступили в схватку. Сам король Островов, с необычайной быстротой для столь грузного тела, носился средь имперцев, разрубая их пополам огромным топором. Чуть поодаль слышался животный рев – это Ягморт, спрыгнув со своего корабля, рубился с насевшими на него сразу тремя воинами. Вальтеоф сошелся в бою капитаном бретонского судна, тогда как Эдмунд, во главе верных фрисландцев, прорубался к Сердафу сражавшемуся на палубе «Ярости Тора». Всякий строй оказался нарушен – корабли обеих враждующих флотов оказались бок о бок друг с другом. Еще громыхали редкие пушки, но в целом враги сблизились уже настолько, что исход мог решиться только в рукопашном бою. Противники оставались примерно равны друг другу по силе, так что исход боя все еще не был предрешен и чашу весов в ту или иную сторону могло склонить что угодно.

 

В проеме между нормандским драккаром и фризским коггом из воды вынырнула тварь, напоминавшая дельфина и, взвившись в воздух, упала на палубу когга. Тут же она обернулась черноволосым мужчиной, тяжело дышавшим, как после бега. В следующий миг воздух огласило оглушительное шипение и над имперским судном взвилось тело исполинского змея с высоким гребнем вдоль хребта. Перепончатая лапа с острыми когтями, разом смела с корабля с дюжину человек и жуткая пасть сыто клацнула, перекусывая тех, кто бросился на тварь с мечом. Следом поднимались все новые твари: существо, похожее на касатку, но с двумя парами плавников и длинными зубастыми челюстями; кракен, хватавший щупальцами кричавших нормандцев; тварь, похожая на исполинскую ящерицу, с тюленьими ластами вместо лап. Вот всплыло нечто с бочкообразным туловищем и длинной шеей, увенчивающейся змеиной головой с огромными зубами.Выхватывая бегущих людей, словно цапля лягушек, тварь душила их огромными кольцами, ломая шейные позвонки, а потом, с необыкновенной силой подбрасывала их в воздух, целиком проглатывая изуродованные тела.

 

Все эти твари атаковали лишь «врагов», различать которых им помогала воля «морской ведьмы». Сидя на драккаре Бродира, Рисса старалась удержать под контролем всех морских чудовищ, досадуя лишь на то, что ее силы сейчас ограничены. Приказать им наброситься на кого-то «из своих» - значит спутать тонкую мысленную паутину, опутывавшую тварей, призванных ею из глубины веков. И все же одну жизнь Рисса могла сегодня забрать – отдав одно из призванных ею чудовищ существу, превосходящему ее могуществом. Самой морской богине, пришедшей забрать свое.

 

Эдмунд ворвался на палубу нормандского флагмана, сходу вступив в бой с Арнульвом. Старый воин был равен ему мастерством, но сильно уступал в проворстве и выносливости. После нескольких ударов, Эдмунд выбил меч из его рук и мерсийский скрамасакс пробил сердце нормандца. В следующий момент принц краем глаза отметил некое движение – и еле успел отбить направленный ему в бок меч. Перед собой он увидел полное злой решимости лицо Сердафа.

 

-Вот мы и встретились снова, наследник! – Эдмунд через силу усмехнулся, - разве я не говорил, что тебе не стоит больше выступать против Мерсии?

 

- Плохой был бы из меня наследник, если бы я слушал чужеземных королей, - рассмеялся в ответ Сердаф, - сегодня мы закончим тогдашний спор.

 

Отчаянный броском он метнулся к Эдмунду, целя клинком в лицо. Эдмунд отбил меч, заставив Сердафа отшатнуться, да так неудачно, что он поскользнулся ступив в лужу крови. Сердаф упал, но, перекатившись в сторону, ушел от лязгнувшего по палубе меча. Вскочив, принц атаковал снова, обрушив на Эдмунда град ударов, которые тот умело отражал. Обоих настолько захватил бой, что они уже не видели, как быстро пустеет палуба, как разбегаются, перепрыгивая на соседние корабли, остальные и как из взволновавшегося моря, поднимается исполинский, в человеческий рост, плавник.

 

Нога Эдмунда запуталась в корабельном канате и он упал на спину, отчаянно пытаясь освободиться. Над ним, торжествующе ухмыляясь, встал Сердаф, вскидывая меч.

 

-Вот и все, король!- сказал он, - за мой корабль и моих воинов!

 

Невероятный по своей силе толчок сотряс корабль и Сердаф, так и не успев опустить меч, покатился по палубе. Послышался громкий треск и нос судна исчез, словно срезанный острым ножом. Вода хлынула на палубу и перед кораблем вдруг поднялась голова исполинской акулы, больше любого кита. Словно смрадная пещера распахнулась чудовищная пасть, блеснув огромными, длиной в меч, зубами в несколько рядов. На Эдмунда глянул холодный глаз величиной с человеческую голову, – и на его блестящей черной поверхности, принц увидел отражение обнаженной, ослепительно красивой женщины, с длинными рыжими волосами. Когтистые руки тянулись к нему и алые губы, искажались в злобной ухмылке, обнажая острые зубы.

 

- Бледугхадда! - Эдмунд встал, ухватившись за мачту, - я возвращаю тебе долг!

 

Он ухватил за шиворот барахтавшегося в воде Сердафа и, не успел тот опомниться, как король, пнув его ногой в спину, направил нормандца в страшную пасть. Жуткие челюсти сомкнулись, перекусив пополам тело принца, и акула, развернувшись, ушла на глубину, ударив напоследок хвостом. Вслед за ней вдруг сгинули и остальные чудовища.

Изменено 29 Dec 2020 пользователем Каминский

[Каминский]

- Эдмунд! Эдмунд, задери тебя драуг, да очнись ты, наконец!

 

Слова эти подкрепило несколько смачных пощечин и в тот же миг бессильно распростертое тело сотряслось в жестоком кашле. Со стоном Эдмунд уселся на палубе, выплевывая воду. Придя в себя, он оглянулся и увидел, что рядом с ним стоят фрисландцы, Вальтеоф и Ягморт.

 

-Очнулся все-таки, - пробасил великан-лют, - тебя всегда было нелегко убить.

 

-Где я? – спросил Эдмунд.

 

-На моем корабле, - усмехнулся Ягморт.

 

-А где Бродир?

 

-Вон там, - мрачно произнес Вальтеоф, указывая на исчезавшие вдали черные точки.

 

Оглушенный, упавший в воду Эдмунд чуть не утонул – лишь верные фрисландцы, заметив, что король уходит на глубину, вовремя выловили его. К тому времени сражение уже закончилось: остатки вражеского флота, изрядно растрепанного морскими чудовищами, спешно отходили назад к Бретани. Союзный же флот праздновал победу – мерсийцы, фризы и даны перебирались на палубы захваченных судов, безжалостно вырезая пленников, приносимых в жертву Морским Богам. Часть кораблей увел Бродир, как свою законную добычу за помощь в войне.

 

-Когда твои гхм…люди тебя выловили, я оказался рядом, - рассказывал Ягморт.- Бродир, конечно, как с ножом к горлу – где ты? Я говорю, мол, ничего не знаю, видать та тварь его и сожрала. Рисса, довольная, кивнула, вроде именно того она и ждала. Еще говорит Бродиру: «Я же говорила, что у Старшей Сестры на него зуб».

 

-Верно говорила, - Эдмунд невольно вспомнил огромную пасть, распахнувшуюся перед ним, - еще какой зуб. А на самом деле, где я был?

 

Я, конечно, не Рисса, но кое-что в морском колдовстве смыслю, - усмехнулся великан-лют, - учился у варлоков Рэйвенланда. Ты валялся без памяти, на нижней палубе моего драккара. Среди моих гребцов, ага. Мертвечина к мертвечине поближе – Рисса, если и искала, все равно не распознала.

 

-Мертвечина к мертвечине?

 

-Ну да, - осклабился Ягморт, - я же в тебе заклятием воду удержал, дыхание и кровь замедлил. Так ты и застыл, «живым утопленником» среди мертвецов, сама Ранн не отличила бы. А когда Бродир убрался – вернул тебя к жизни.

 

-Почему не сразу? – зло посмотрел на него Эдмунд, - зачем все это?

 

- Затем, что Бродир или убил бы сразу или потребовал поединка, - объяснил лют, - а поединщик из тебя был бы так себе. Эта тварь, когда уходила, с тебя чуть всю кожу не содрала. А когда ты выплыть пытался, тебя еще и обломком мачты приложило.

 

Эдмунд, прислушавшись к себе, не мог не признать правоты Ягморта. Он помнил как спешно скидывал доспехи, собираясь убраться вплавь с тонущего корабля, когда чудовищная рыба хлестнула хвостом по воде. Утопая, хватаясь руками за что попало, Эдмунд наткнулся на акулий бок и шершавая кожа стерла ему до крови половину туловища. Оттолкнувшись от плавника, он всплыл наверх, где что-то с силой ударило его по голове, да так, что он потерял сознание. Теперь Эдмунд чувствовал, как болит все тело, а потрогав голову нашупал и большую, еще кровоточащую ссадину.

 

-Ну, какой из тебя боец сейчас, - сказал Ягморт, - Бродиру на один зуб. А так только и сказал мол: здесь я вам помог, а теперь возвращаюсь в Британию, у меня там дел немеряно. А с Иггенсбургом, когда вражеского флота нет, вы и сами справитесь.

 

-Может, и справимся, - мрачно произнес Вальтеоф, - но сил у нас займет это изрядно. Сейчас Иггенсбург держит Вульфстан, сын Освальда. Незаконнорожденный, правда, ну так у короля Кента законных и не было. Совсем мальчишка, куда ему против саксонцев и «овцеголовых». Мы, если поторопимся, можем их разбить, но дастся нам это большой кровью, а уж на то, чтобы изгнать его из всей Фризии…

 

-На это у Бродира и расчет, - усмехнулся Эдмунд, - чтобы вы тут как следует истощились, пока он решает дела в Британии. Кто бы не победил – он так ослабнет, что Бродир легко приберет к рукам Иггенсбург и всю Фризию. Неглупо – я бы сказал слишком умно для моего братца. Не иначе новая пророчица ему подсказала.

 

- Эта сука может! – Ягморт сразу помрачнел, - попадись она мне.

 

Эдмунд бросил на него быстрый взгляд: уже не первый раз Ягморт, обычно держащий себя в руках, теряет самообладание, при упоминании Риссы. Чем же ему так досадила пророчица Короля Островов?

 

-А сначала он пойдет на север, - кивнул Вальтеоф, - нортумбрийцы уже ропщут, что пока они здесь, а Бродир разорит их королевство.

 

-Сразу не пойдет, - покачал головой Эдмунд, - перво-наперво он явится на Мэн – ему этот остров, как нож в горле. А что до Нортумбрии…может мы и успеем туда раньше Бродира.

 

- Сначала мы возьмем Иггенсбург, - сказал Вальтеоф, - клянусь Фрейей и Ньердом, что поддержу тебя в этой войне, если ты поможешь мне сейчас.

 

-Много толку от той поддержки, если Бродир захватит всю Британию, - хмыкнул Эдмунд, - а так и будет, если мы завязнем под Иггенсбургом.

 

-Прошу прощения, что вмешиваюсь, - послышался негромкий голос и Ягморт с Вальтеофом невольно отпрянули, когда между ними ступил бледный как смерть человек в черном капюшоне. Светлые, почти бесцветные глаза, даже не взглянули на них, в упор уставившись на Эдмунда.

 

- Мой дух говорил с Верховным, - сказал Нацхерер Рюбецаль, - и предупредил его об опасности. Взамен он рассказал, как можно облегчить вам задачу.

 

 

Ночь спустилась на Иггенсбург и его окрестности – лишь полная Луна освещала раскинувшийся вокруг города лагерь. Чуть слышно всхрапывали накормленные кони, пока их хозяева, перешучиваясь, собирались у костров, над которыми булькали котлы с похлебкой. Перекусив, имперские солдаты, отходили ко сну – и лишь воины в шлемах с золотыми бараньими рогами стояли на посту. Братьям- воинам Михаила Архангела не нужно много времени для сна– в завтрашнем бою их будет бодрить мысль о скором падении оплота языческой мерзости.

 

Готовится отдохнуть перед штурмом и герцог Вольфганг – в своем шатре, под знаменем с Белой Лошадью, он снял панцирь и шлем, укладываясь на узкой, но мягкой лежанке, рядом с теплой жаровней. Ночная прохлада в этих краях разбавлена гнилостными испарениями, поднимающимися из близлежащих болот, так что нет ничего дурного в том, чтобы как следует просушить и прогреть воздух у ложа. Вот и новый императорский лекарь говорит, что это полезно. А кто из солдат думает, что герцог слишком изнежился для солдатского быта – пусть скажет это Вольфгангу в лицо, когда он завтра поведет войско на штурм Иггенсбурга. Этот город считается воплощением позора имперской армии, еще в начале войны потерпевшей под этими стенами жесточайшее поражение. Сегодня Вольфганг Саксонский кровью смоет тот позор со страниц летописи военной истории Рейха - и вступит в Иггенсбург как полновластный владыка. Затем настанет черед Антверпена, Фризии и Дании – и уже не Бавария, а Саксония станет величайшим из зарейнских герцогств.

 

Улыбаясь этим мыслям, герцог выпил подогретого вина с пряностями и отошел ко сну.

 

Десять воинов сторожат шатер Вольфганга – личная гвардия герцога, испытанная им в боях. Прямо у входа стоят двое – лучшие воины, в стальной броне, с мечами на поясах и длинными копьями в руках. Сам герцог выбрал их за рост и силу – а еще за верность и опытность в бою. Карл, сын градоначальника Бремменсбурга – рыжий и веснушчатый парень, добродушный на вид, в бою преображался, превращаясь в неудержимого рубаку. Это он, собрав остатки гарнизона, вырвался из окруженного Бремменбурга, отойдя к Одеру – и он же, взял город обратно, когда наемники отступили на Запад. Второй же, Хейнрих – бывший брат Ордена Святой Вальберги, ушедший из него ради родной Саксонии – воевал бок о бок с Вольфгангом под Франкфуртом и Регенбсургом, не раз спасал герцога от смерти. Да и остальные гвардейцы мало чем уступят этим двоим. Как за каменной стеной чувствует себя герцог со своими верными стражами.

 

Тяжек час перед рассветом: тьма, кажется, сгущается сильнее всего, убаюкивая стражей ночными звуками и мерным рокотом волн с близкого моря. Не впервой Хейнриху бороться со сном на посту – но впервой проиграть этот бой. Светловолосая голова кренится все ниже, оперевшись на копье, Хейнрих клюет носом, все больше погружаясь в тревожную дрему. Рокот волн и крик совы из ближайшего леса доносятся до его слуха, сливаясь в убаюкивающую песнь, порождающую видения-воспоминания.

 

Огромный костер посреди заснеженного леса. Деревья, тянущие к нему голые ветви с когтями-сучьями. Мерцание глаз в ночной тьме и далекий волчий вой. И в ответ ему монотонное бормотание людей, облаченных в черное, босых, несмотря на мороз. Синие от холода руки простираются к черному рогатому идолу, нависшему над костром. А перед ним, на столь же черном алтаре, лежит плачущий ребенок. Вот над ним, словно черный призрак, вырастает некто в рогатой шапке, держащий в руках плошку с кровью. Он макает палец в алую жидкость и чертит ею странные узоры на теле ребенка.

 

Хейнрих не помнил своей семьи – одной из последних, таившихся по темным углам Саксонии, и по сей день приносивших жертвы Цернобоку. Нередко среди жертв были и человеческие – в том числе и детей. В этот раз, отец, - имени которого он тоже не помнил, - решил почтить грозное божество, посвятив ему собственного сына, нарекая его тайным именем, угодным Цернобоку.

 

Тойфел!

 

Только это имя врезалось в воспоминания, что должны были уйти вместе с младенчеством. Как стерлась память о ворвавшихся на поляну всадниках с крестом Солнцеликого, о копьях и мечах, пронзающих одетых в черное жрецов, о рогатом идоле, поваленном в костер. Все исчезло – лишь имя осталось где-то на задворках памяти, забытое…но не сгинувшее.

 

Он был единственным, кто выжил из рода – каратели герцога, решив, что он всего лишь жертва, отдали сироту в монастырь Святой Вальберги. В нем мальчик и вырос, став одним из братьев-воинов Ордена Святой Вальберги. Но со временем строгие порядки монашеского братства ему наскучили – и Хейнрих ушел к герцогу Саксонии. Там его с радостью приняли – герцоги ценили выучку и дисциплину, прививаемую братьям с детства. Со временем, доказав свою преданность, Хейнрих вошел в личную гвардию герцога. И сейчас, сторожа вход в его шатер, он вдруг вспомнил имя – давно забытое, точнее даже незнаемое, - но все еще имеющее власть над ним.

 

Тойфел!

 

Костер средь заснеженного леса. Крики фанатиков, пляшущих перед черным идолом. И жуткая фигура – рогатая, с горящими глазами, возносящаяся выше всех деревьев.

 

Тойфел!!

 

Размыкаются толстые губы и нечеловеческий рот говорит - будто выплевывает слова- приказы. И невольно смыкаются руки вокруг древка копья, а голова наливается черно-красной хмарью, имя которой – Ненависть и Месть.

 

Тойфел!!!

 

- Эй, ты куда? - Карл хватает за руку Хейнриха, пытающегося войти в шатер, но тут же замирает, удивленно уставившись на вонзившееся ему в живот копье. Сдавленный крик срывается с его губ и остальные стражи бегут смотреть, что случилось. Но Хейриха им уже не остановить: приподняв полог, он проскальзывает внутрь шатра. Герцог, разбуженный шумом снаружи, поднимается на локте, желая о чем-то спросить вошедшего дружинника – и вдруг видит меч в его руке. Он не успевает испугаться, даже удивиться как следует, когда остро заточенный клинок вонзается в его грудь.

 

Ворвавшиеся в шатер гвардейцы убили Хейнриха, даже не пытавшегося сопротивляться – он только хохотал как безумный, выкрикивая имя Цернобока. Меж тем слухи о гибели герцога распространялись по лагерю, как лесной пожар, на ходу обрастая все новыми, подчас совершенно нелепыми, подробностями – и суеверный страх проникал в души воинов Света. Встревоженный, словно муравейник, лагерь уже не обращал внимания на густой туман, волнами накатывавший с моря – и лишь рев рогов, заглушивший все остальные звуки, заставил их обратить свой взор туда, откуда они ждали подмоги.

 

Впереди шли корабли, казалось бы, имперского флота – и поначалу это сбило с толку часовых, не сразу поднявших тревогу. Но затем с бортов этих кораблей плюнули огнем пушки, сметая заслоны, затем суда расступились - и вперед вышел исполинский корабль, в виде плота, водруженного на драккары. Вновь огненные снаряды обрушились на лагерь, убивая и калеча толком не проснувшихся воинов – а в следующий миг с воинственными криками, на берег обрушилось орда воинов, никогда доселе не виданных на этой земле. Казалось, враз вернулись времена битвы под Иггенсбургом – ведь здесь и сейчас снова имперцы сражались с мерсийцами и самыми диковинными из их союзников. Светловолосые фризы и англы бились бок о бок с раскрашенными дикарями, сдирающими скальпы с убитых врагов, а великаны в рогатых шлемах, - норвежцы и даны, - сражались рядом с узкоглазыми карликами, вооруженных зазубренными гарпунами. Были тут и еще более страшные воины – облаченные в черное, не то демоны, не то люди, живо напомнившие всем о последних словах Хейнриха. Рядом с ними, рыча, словно дикие звери, сражались существа, покрытые белой шерстью, убивающие не только сталью, но и терзая, будто дикие звери, имперских солдат клыками и когтями.

 

И все же, даже потрясенные гибелью своего герцога и столь внезапным нападением с моря, имперцы еще могли взять верх. Опомнившись от первого потрясения, они ответили огнем пушек и кулеврин. Груда мертвых тел, в одночасье выросшая на берегу, задержала бешеный натиск – и имперцы уже были готовы перейти в контратаку, когда вдруг распахнулись ворота Иггенсбурга– и из них вырвалось войско осажденных. Эдмунд, бившийся в первых рядах, тоже почуствовал, будто ожили времена той осады – когда увидел на белом коне светловолосую фигурку под стягом Кента.

 

Законный или нет, Вульфстан был достойным сыном своего отца.

 

Когда и ландкомтур Герхард пал от руки Вальтеофа, остальные, не выдержав, обратились в бегство – но лишь немногие ушли от погони. Всю ночь в Иггенсбурге шел пир, где, объявленный Эдмундом королем Кента, молодой Вульфстан чествовал победителей. А на берегу моря шло иное, куда более жуткое торжество. Бритоголовые скреллинги, с гребнем волос на макушке, сдирали скальпы с убитых и раненных. Они же, вместе с мохнатыми фрисландцами пожирали сердца и печень убитых. Светловолосые норвежцы и датчане со смехом вырезали своим врагам «ворона» на спине. А молчаливые жрецы Цернобока творили такое, что перо и пергамент не в силах описать весь ужас происходящего.

 

Безусловно, одно поражение не сломило бы саксонцев, настроившихся на долгую и упорную войну. Но герцог Вольфганг еще не успел обзавестись ни женой, ни тем более детьми – и в Саксонии вспыхнул спор между сразу несколькими претендентами. Кайзер, завязнув в войне на востоке, тоже не спешил на помощь – и поэтому очень скоро саксонцы отступились от Иггенсбурга, Антверпена и всей Фризии. В своей древней столице, Вальтеоф вновь короновался короной обеих королевств и тут же поклялся в верности Эдмунду, бретвальде Мерсии. А тот объявил о новом вторжении в Британию, ради свержения узурпатора Бродира.

 

-Ягморт! Ягморт, раздери тебя тролли! Куда запропастился!

 

На сегодняшнем пиру Эдмунд, на радостях, выпил больше обычного. Вальтеоф пил вместе с ним, также как и норвежские и датские ярлы. Поднимали кубки и ярлы Заката: ярл Ингольф, Эйрик Кровавая Секира, Ульф Полускреллинг. Не было тут лишь Нацхерера, равнодушного к подобному веселью, но жрецов не больно и хотели видеть на пиру. Впрочем, Эдмунд приказал отнести ему еды и лучшего вина.

 

А вот Ягморта нигде не было – хоть и празднование шло в Антверпене, правителем которого он был сам. Спьяну, Эдмунд решил разыскать князя Люти – и высказать свои претензии за неуважение к законному бретвальде. Заодно поискать и Тостига – фрисландец тоже куда-то запропастился, прямо с пира.

 

-Ягморт! – снова крикнул Эдмунд и вдруг услышал протяжный стон из соседней комнаты. Осторожно он толкнул дверь и замер, пораженный.

 

На широком ложе, устланном звериными шкурами, извивались два обнаженных тела. Точнее полностью голым можно было счесть только одно, принадлежавшее изящной молодой женщине, с рассыпавшимися на шкурах длинными волосами. Нависшее же над ней звероподобное существо, сплошь покрытое белой шерстью, обнаженным можно было назвать лишь условно.

 

-Тостиг! – громко выкрикнул Эдмунд и фрисландец, гневно обернулся, оскалив клыки.

 

-Тебя не учили стучаться, когда ты входишь в чужую комнату, король, - прорычал он.

 

-Это ты у нас родился в пещере, не я, - произнес Эдмунд, заходя в комнату? - это покои Ягморта. Думаешь, он обрадуется, увидев тебя здесь с его…

 

-Ягморт не будет против, - выкрикнула девушка, - Эдмунд, закрой дверь!

 

-Вот у него и спросим, - хмель уже уходил из головы Эдмунда, - кстати, где он?

 

-Не твое делооооох, - девушка застонала, обнимая ногами тело Тостига, прижимая его к себе. Тот сделал еще несколько движений и, наконец, с рычанием отвалился.

 

-Получил, что хотел, - усмехнулся Эдмунд, - а теперь иди отсюда.

 

-Пользуйся, - хмыкнул Тостиг, напяливая скудное одеяние, - королевская шлюха!

 

-Нет!!! Пошли вон!!! Оба!!! Нет, Тостиг останься!!! А ты уйди!!!

 

-Ты не забываешься, девка? – Эдмунд искоса посмотрел на шлюху - растрепанную, похотливо стонавшую, не знавшую куда девать руки от страсти, - Тостиг, выйди!

 

- Разбирайтесь сами!- пробурчал Тостиг и выскочил за дверь. Эдмунд перевел взгляд на извивавшуюся на кровати девку. Что-то знакомое почудилось ему в ее чертах лица, разрезе глаз, цвете волос. Впрочем, он не был уверен – столь исказилось страстью лицо неведомой девушки, исступленно ласкавшей себя.

 

-Тебе, может, помочь? – он отложил в сторону перевязь с мечом.

 

-Да! То есть нет!!! Нельзя!!! Ягморт возненавидит тебя, если ты это сделаешь!!!

 

Что-то в ее голосе заставило короля поверить в ее слова.

 

-Ну, тогда его и спросим! – сказал Эдмунд, - так где он?

 

- Он вернется! На рассвете! А пока уходи!

 

- И не подумаю, - хмыкнул Эдмунд, - тут творится что-то непонятное и Ягморт лично объяснит мне, в чем дело. Я подожду его здесь – рассвет уже скоро. А ты продолжай, ты меня не смущаешь.

 

Лицо девушки исказилось злобой, она явно хотела ответить какой-то дерзостью, но вместо этого с ее губ сорвался похотливый стон и она с новой силой принялась ласкать себя. Эдмунд, потягивая вино, молча наблюдал за этой неестественной, болезненной похотью, все больше убеждаясь, что тут что-то нечисто.

 

-Вот так оно все и происходит, - сказал Ягморт, - каждое новолуние. Хороший же мне подарок преподнесли Рисса с сестрицей, верно?

 

Наутро они сидели в опустевшем зале за кружкой вина. Ягморт, с кругами под глазами, будто не спал всю ночь, рассказывал свою историю, ошеломленному Эдмунду.

 

-За это ты так ненавидишь Риссу? – спросил король.

 

-Ну, а ты бы не возненавидел? – ответил Ягморт.

 

-Наверное, - пожал плечами король, - не хочу даже думать об этом.

 

-А я вот думаю каждую ночь, - зло ответил Ягморт, - считаешь, мне легко в теле развратной девки? Азелинда сказала – только смерть Риссы, от моей же руки снимет проклятие. Там были, правда, еще условия, но ничего невыполнимого. Об одном прошу тебя, Эдмунд – эта тварь должна достаться мне живой.

 

Эдмунд чуть заметно скривился –ему совсем не хотелось влезать в эту дикую ссору. С другой стороны – Рисса ему враг, а Ягморт вроде как союзник.

 

- Если она попадет в плен, ты ее получишь, - сказал Эдмунд, - но специально ловить для тебя ведьму я не буду. Это твое проклятие и твоя месть.

 

- Спасибо и на этом, - проворчал великан-лют, - будь уверен, я своего не упущу!

Изменено 28 Dec 2020 пользователем Каминский

[Magnum]

Перемирие

Я угадал финал на 99 процентов. "А поговорить?" Как по мне, Эдмунд и Бродир должны были хоть парой слов обменяться. "Как сам? Не сдох еще? Ну-ну..." или вроде того.

Вода, Огонь, Кровь

Вот такого побольше.

 

Про Архимеда прослезился. Это должен был придумать я!.. Впрочем, у меня тоже было. Хотя и не так эпично.

увидел, что рядом с ним стоят фрисландцы, Вальтеоф и Бродир.

Тут явная ошибка, должен быть Ягморт вместо Бродира.

 

[Каминский]

Тут явная ошибка, должен быть Ягморт вместо Бродира.

Да, косяк

Как по мне, Эдмунд и Бродир должны были хоть парой слов обменяться. "Как сам? Не сдох еще?

Им элементарно нечего друг другу сказать. Впрочем, поговорить им еще придется)

Вот такого побольше.

Будет)

[Каминский]

Ворон ворону глаз не выклюет

В Сигридбурге принцессе Эссекса пришлось по душе – да и могло ли быть иначе в городе, что носил имя такой же Вороньей Колдуньи, как и она сама. Азелинда заняла святилище Богини – небольшой, но добротный храм из черно-красного камня, вынесенный за пределы города. Она, конечно, предпочла бы поселиться в том самом святилище, откуда вещала сама Сигрид, но ту комнату, превращенную некогда Бродиром, в место для тайных встреч, сейчас занял друид. Верховный Жрец Цернобока поселился в подвалах, где некогда обитал Пак, ну, а жрица Ведис – в храме Серого Манна, также находящегося за пределами города. Двое в городе и двое за его стенами, по жрецу от каждого бретвальды – идеальное равновесие для острова.

 

Но, как и оба короля, все четверо прекрасно понимали, что долго их перемирие не продержится. Не дожидаясь возобновления войны, каждый лихорадочно искал способы, как нарушить этот баланс – в свою пользу, разумеется.

 

В потайном гроте, наполовину заполненном водой, на возвышении, накрытом шкурой черной овцы, сидела пророчица Ведис. Рядом стояли две плошки из тюленьего жира – и полыхавшее в них пламя бросало неверные блики на водную гладь.

 

Ведис пропела рунное заклинание, меняя тональность с каждой произнесенной руной – и в тот же миг по гладкой, словно зеркало, поверхности воды, пробежала легкая рябь. Когда же она стихла, на пророчицу смотрело лицо внучки.

 

-Эдмунд погиб, - вместо приветствия сказала Рисса, - не знаю, чем прогневил он Кровавовласую, но сейчас он обживает акулье брюхо.

 

- Радостная весть, - кивнула старуха, - значит бретвальда теперь – Бродир.

 

- Да, - кивнула Рисса, - но не все еще в Британии с тем согласны. Я убедила его плыть прямо в Нортумбрию – что ему делать в Мэне? Этот остров вернешь ты.

 

-Разве его нужно возвращать? – пожала плечами Ведис, - он теперь и так его.

 

- Пока жива эта сучка Азелинда, - выругалась Рисса, - борьба не кончится. Ты и этот друид должны расправиться с ней. Жреца Цернобока постарайтесь не трогать – он пригодится Бродиру, когда его войско вторгнется в Саксонию.

 

-Непростая задачка, - задумчиво произнесла Ведис.

 

- Уверена, ты справишься, бабушка, - Рисса усмехнулась, - до скорой встречи.

 

Водная гладь заколебалась и Рисса исчезла.

 

- Услышь меня, о Тройная Богиня, Чернокрылая, Остроклювая, в Трех Ликах единая.

 

Мейредах, в своем черном облачении, с веточками омелы, вплетенными в густые волосы, призывал богиню, что под разными именами почитали трое из четырех Колдунов Мэна. Сейчас друид стоял перед раскрытым окном, глядя на восходящую над морем Луну. Сердце его радовалось благоприятному знамению – поверхность ночного светила казалась красноватой, будто налитой кровью. Кровь прольется и здесь – на алтаре из черной меди, обложенным вороньими перьями, раздавался надрывный плач трех младенцев. Рядом с ними лежал, наточенный до невероятной остроты, золотой серп.

 

- Тебе, о Маха, любящая головы воинов на кольях! Тебе, Бодуя, стирающей, кровавые одежды! Тебе, о Неметона, оплакивающая убитых!

 

Трижды поднялся серп – и опустился, окрашенный кровью. Когда же стих детский плач и друид, усталый, но довольный, вновь посмотрел в окно, там уже сидела крупная ворона. Мгновением спустя она обернулась светловолосой жрицей в черно-красном одеянии и венке из вороньих перьев.

 

-Да восславится Мать Чудовищ, - склонила голову Азелинда, - надо поговорить, друид.

 

Позади стукнула дверь и Мейредах, обернувшись, увидел застывшую на входе фигуру в черном. Бледные руки откинули капюшон и на друида насмешливо глянули зеленые глаза Верховного Жреца Цернобока.

 

В плошках из человечьих черепов снова горел тюлений и китовый жир, освещая то черную воду, то лежавшее на алтаре тело молодого раба – с вскрытой грудиной и вынутыми внутренностями. Их бросала в воду жрица Ведис, нараспев произнося древние тайные имена. И, словно в ответ им из глубины поднималось нечто огромное, бесформенное, колышущееся, словно огромная медуза. Вот студенистое тело поднялось над водой – и тут же обернулось белесым облаком, повисшим перед алтарем. Холодным смрадным духом, словно от всплывшего из-под льда утопленника пахнуло в лицо Ведис – и женщина, выкрикнув последнее заклинание, мягко осела на овечью шкуру, постеленную у алтаря. А над недвижным телом Ведис вдруг поднялось ее призрачное подобие. Бесстрашно она шагнула вперед и белесое марево обступило, обтекло ее с разных сторон, словно вбирая в себя. Немыслимое существо, что на далеких северных островах именовалось просто «Оно», слилось с духом колдуньи, направлявшей бесформенное отродье. Окутавшись белым туманом, Оно поднялось еще выше…и прошло сквозь камень. Вознесясь над храмом Манна, существо, более напоминавшее обычное облако, устремилось к башням Сигридбурга. Именно там Ведис чувствовала присутствие женщины, которую она собиралась погубить.

 

- Тебе скажут, что Эдмунд мертв, что Бродир истинный бретвальда, - говорила Азелинда опешившему друиду, - все это ложь, что льет в уши королю Рисса Макморн. Она и ее бабка сеют раздор между братьями и желают смерти Эдмунду.

 

-А мне какое дело, - пожал плечами друид, - я служу Бродиру.

 

- Разве царь друидов может служить кому-то кроме богов, - покривила губы Азелинда, - и разве Великая Ворона велит ее служителям сражаться между собой? Я служу Ангрбоде, Пожирательнице Плоти, чьи воплощения – Ворона, Стервятник и Волк. Ты именуешь ее Морригган – так с чего бы нам, ее жрецам, ссориться?

 

-Боги возбуждают в нас вражду, дабы выбрать лучших, - возразил Мейредах, - как среди жрецов, так и воинов и королей. Да и Ведис служит Вороньей Богине.

 

-Притворно служит, - возмущенно сказала Азелинда, - только ради того, чтобы получить Мэйденбург от Бродира. А истинные ее боги не в лесу и не в небесах, а в морских глубинах. Как и у ее внучки, сожри ее тролли!

 

-Я тоже не одной Морриган служу, - пожал плечами друид, - но и Донну и Кромму Круайху. Наши боги, не Христос, к другим не ревнуют.

 

-Кромм и Донн лишь два из множества ликов Величайшего, - усмехнулся Верховный Жрец, - я его служитель и ты тоже, пусть и не ведаешь об этом.

 

-Если мы с божественными делами не сговоримся, так может, тогда о людских поговорим, - подхватила Азелинда. – Ты ведь друидом только в Ольстере зовешься, верно?

 

-Верно, - осторожно кивнул друид.

 

-Да и то, Бродир тут выше тебя. А Эдмунд сказал – если встанешь на нашу сторону, то получишь еще и те земли в Коннахте, что раньше Уэссексу принадлежали. С Уэссекса вся эта каша началась, с Этельвульфа. Вот бретвальда и решил его земельку урезать.

 

- И кому передать? – нахмурился Мейредах.

 

-А тебе, - улыбнулась Азелинда, - никто из королей, кроме самого бретвальды не будет над тобой властен. Сам станешь владыкой – земным и духовным. А еще Эдмунд велел передать, что введет тебя в Уинтенагемот.

 

-А потом – получишь владения и на Закате, - добавил Верховный Жрец, - в Авалоне, хоть и христиане, а старых богов еще не все забыли. Как только разберемся здесь – примемся и за Закат. Много земель получишь и славить там будут лишь тебя.

 

- Великой Вороной клянусь, так все и будет, - горячо сказала Азелинда, - а сейчас – помоги нам. Одно слово твое – и все Эйре против Бродира поднимется.

 

-Слов придется сказать много, - проворчал друид, - так что и впрямь жив ваш бретвальда? И слово свое держит?

 

-Я перед тобой богиней поклялась, - оскорблено сказала колдунья, - думаешь, врать буду? Не меня недоверием оскорбляешь – саму Трехликую.

 

- Ничего я не думаю, - сказал друид, уже соглашаясь, - сказать по правде, с Бродиром и впрямь как-то бестолково все получается. Ладно, будь по вашему…

 

-Вот и славно, - улыбнулась Азелинда, - знала, что ворон ворону не обидит. Теперь надо разобраться только с Ведис.

 

Глаза друида вдруг изумленно расширились, глядя на что-то позади колдуньи и тут же Азелинду охватила волна невероятного холода. Чутье опасности не подвело ее и сейчас: обернувшись вороной, Азелинда взмыла под потолок – и тут в комнату ввалилась белесая масса, напоминавшая груду мокрой овечьей шерсти. Белые щупальца взметнулись, пытаясь поймать носящуюся с отчаянным карканьем птицу, но та оказалась слишком быстрой для жуткой твари, тяжело ворочавшейся в тесной для нее каморке.

 

Друид, подхватив с пола золотой серп, бесстрашно шагнул вперед.

 

- Изыди тварь! – крикнул он и остро наточенное лезвие вонзилось в неведомое отродье. Из огромного разреза пролилась бесцветная, дурно пахнущая жидкость и Оно, издав шипящий звук, вскинулось вверх и рухнуло на людей. Верховный жрец успел отпрянуть, а друид нет - и оказался погребен под жуткой массой. Заточенная в ней Ведис слышала слова Мейредаха и не колебалась, как поступить с предателем. Послышался отчаянный крик – и когда тварь отступила на полу осталось только большое кровавое пятно.

 

Верховный жрец, выхватил из-за пояса трезубец, с черной рукоятью покрытой золотыми письменами. На каждом лезвии было выгравировано изображение одного из ликов Цернобока – дракон, демон и адская рыба. Письмена вспыхнули ярким пламенем и в тот же миг на мерзкое отродье обрушилось существо с телом волка, но крыльями и головой вороны. Зубастый клюв терзал студенистое тело, разрывая его на части, когда жрец, выкрикнув заклятие, вонзил трезубец в тело твари. В уши ударил оглушительный вой и тело твари расползлось мерзко пахнущей студенистой лужей. Над ней появилось призрачное тело старой женщины, с искаженным ужасом лицом, заколебалось и исчезло.

 

В глубокой пещере, на черной овечьей шкуре лежала мертвая жрица. Еще горевший в плошках тюлений жир освещал лицо Ведис, искаженное гримасой боли, испытанной ею перед смертью. На ее одеянии алели три раны, с уже запекшейся кровью.

 

Послышался шелест крыльев и под потолок пещеры влетела большая ворона. Вот она опустилась рядом с умершей и обернулась молодой женщиной в черно-красном одеянии. Глаза Азелинды хищно блеснули, когда она достала из складок одеяния ритуальный бронзовый нож - то, что она собиралась делать, не терпело железа.

 

Ухватившись за рукав одеяния Ведис, жрица принялась разрезать и срывать с нее одежду. Под ней обнажилось тело старой женщины, словно еще больше высохшее и скукожившееся. Гримаса отвращения исказила лицо Азелинды и тут же исчезла: богиня, принимающая обличье пожирателей падали не терпит малодушия или брезгливости. С бесстрастным лицом Воронья Колдунья воткнула нож под высохшую грудь. Медленно поворачивала она свое оружие, с трудом разрезая мертвую плоть, вспарывая кожу, тонкий слой жира и закоченевшие мышцы. Наконец, безобразный сморщенный ошметок оказался в ее руке. Медленно, словно оцепенев, Азелинда поднесла его ко рту и, зажмурив глаза, вцепилась зубами. Еле разжевав жесткое мясо, она сделала глотательное движение и тут же поперхнулась - сильный спазм сжал горло, не пропуская ужасную пищу дальше. Что есть силы сжав зубы, Воронья Колдунья удержала во рту комок мертвой плоти и снова попыталась проглотить. На этот раз ей это удалось и она снова потянулась к трупу. Теперь Азелинда работала только руками: нож нужен лишь для того чтобы отрезать первый кусок. Вороньими когтями Азелинда сдирала полоски мяса, обнажая ребра, волчьими зубами разрывала брюшину, пожирая сердце и печень. Каждый новый кусок шел все легче – и Азелинда чувствовала, как ей переходят все знания старой пророчицы. Не только колдовские тайны – но и мрачное прошлое самой Ведис. Незнакомые места и незнакомые лица представали перед глазами Вороньей Колдуньи – со страхом и жгучим любопытством она увидела, как перед ней возносится извивающееся тело, покрытое белой чешуей. Вот это видение заколебалось, будто растаяв – и обернулось прекрасной девушкой с золотистыми волосами.

 

- Змеиное отродье, - прошептала пораженная Азелинда, - никакая не Макморн.

[Каминский]

Победитель забирает все

 

Лязг клинков сменился стонами и проклятиями умирающих, лежавших среди торчавших из земли обломков каменной стены – все, что сохранилось от древнего Вала Адриана. По обеим его сторонам сейчас лежали трупы – утыканные стрелами, изрешеченные пулями, изрубленные мечами и топорами. На мертвых телах доспехи с гербом Нортумбрии перемежались с разномастным облачением наемников. Их победившие товарищи сейчас бродили средь убитых, беззастенчиво обирая трупы и раненных, которых головорезы безжалостно добивали на месте.

 

Рисса стояла на одном из фрагментов вала, задумчиво созерцая унылую равнину, усеянную мертвыми телами.

 

- Принц Ида ушел от нас, - сказал подъехавший Конрад, - организовать погоню?

 

- Не стоит, - махнула рукой Рисса, - мы встретимся с ним под Эйденбургом.

 

-Туда уже могут подойти пикты, - напомнил наемник.

 

-Пусть приходят, - рассеяно произнесла ведьма, - всех разом и прихлопнем.

 

У Риссы имелись основания для хорошего настроения: и месяца не прошло с тех пор, как «Банда Локиэля» штурмом взяла Йорвик, столицу Нортумбрии. Король Леофрик погиб в бою, а королева Элла, вдова бретвальды, приняла яд, чтобы не достаться наемникам.

Однако принц Ида, наследник, отступил с армией на север. Наемники догнали его и хотя сам новоиспеченный король Нортумбрии опять ушел, от армии его королевства практически ничего не осталось. Оставалось завоевать лишь Эйденбург и Пиктавию, к которой особенно стремилась Рисса. И даже не потому, что с покорением самого северного из королевств Ноннархии эта война закончится: Риссе просто хотелось увидеть землю, где она родилась. Посмотреть на поросшие вереском холмы и горы, выйти на берег озер, полных древних чудовищ. На берегу одного из таких озер ее мать встретилась с чешуйчатым королем-кнакером, зачав будущую пророчицу. Там же, Рисса рассчитывала и вступить в свои права, как королева Пиктавии, принеся в жертву, на алтаре Мульярстух, всех самозваных принцев и королей.

 

От кровожадных мечтаний ее отвлекло некое движение на выщербленной, покрытой мхом и лишайниками стене. Рисса пригляделась – в щели меж двух каменных плит, выполз большой черный паук. Ведьма, присев на корточки, подставила руку, дав восьминогой твари взобраться ей на ладонь. Вот паук приподнял голову и на Риссу глянуло сморщенное черное личико, обрамленное белыми волосками.

 

-Давно я не пересылал свой дух в детей Ллокес, - пропищало существо голосом Марла, - король Бродир велел мне связаться с тобой. Он хочет, чтобы ты вернулась в Люнденбург. Он велел также сказать, что это срочно…и что он очень сердит.

 

 

- Ты обманула меня! Эдмунд жив!

 

Бродир в ярости поднялся на троне, его пальцы с такой силой впились в подлокотники, что под ногтями проступила кровь. Сидевшая рядом Эльсвит злорадно усмехалась.

 

-Не обманула, а ошиблась, - поправила Рисса.

 

-Это еще хуже!- рявкнул король, - я-то думал, что у тебя все схвачено. А ты делаешь ошибку за ошибкой. Эдмунд жив, Иггенсбург освобожден и Вальтеоф на стороне моего братца! А ты говорила, что они этот город еще не скоро возьмут. Говорила, что твоя бабка расправится с Азелиндой и черный жрец перейдет на нашу сторону – но Ведис мертва, как и друид, а жрец и Воронья Ведьма – в стане врага.

 

-Этого бы не случилось, если бы твой друид не перешел на сторону Азелинды, - напомнила Рисса, - я ведь вызывала дух Ведис. И потом – Мэн ты все-таки вернул.

 

- Слабое утешение, когда Эдмунд и Вальтеоф уже на пороге королевства.

 

-Я потоплю их флот! Второй раз я не буду полагаться на Дев-Волн и их капризы.

 

-Поздно, - махнул рукой Бродир, - они уже высадились в Эссексе. В Колчестере Азелинда объявила Эдмунда бретвальдой и весь Эссекс с Восточной Англией присягнули ему, пока ты копошилась на Севере – кстати, где твои наемники? Я велел привести их к столице.

 

- В Йорвике, - ответила Рисса и, заметив, как снова наливается гневом лицо Бродира, добавила, - а ты хотел, чтобы на подмогу Эдмунду подошли еще и пикты с нортумбрийцами? Пока Конрад там – мы защищены хотя бы с севера. Да и Линдси поостережется восставать, пока мои люди рядом.

 

-Хоть что-то сделала нормально, - махнул рукой Бродир, - но все равно – слишком много ошибок. Все время думаю – правильно ли я сделал, что связался с тобой? То что ты творишь – глупость или измена? Еще эти слухи…что ты и не дочь Нектона Макморна.

 

- С каких это пор король Бродир верит бабским сплетням?

 

- Главное, что им верят в Пиктавии, - проворчал Бродир, - да я в свое время кой-чего слышал о том, как умерла твоя мать. Правда это или нет, на руку это только Эдмунду.

 

- Что же, прогони или убей меня, - пожала плечами Рисса, - мои наемники перейдут к врагу, также как и Сассекс, а тебе...желаю удачи против колдунов Эдмунда.

 

Бродир смерил ее злобным взглядом, потом махнул рукой и осел на трон. Разговор проходил в тронном зале Бургхагена, где на королевских тронах восседали бретвальда и его супруга. Рисса стояла перед ними в одеждах жрицы Ранн.

 

-Положим, я погорячился, - нарочито спокойно произнес Бродир, - ошибиться может каждый. Но что…что сейчас нам делать?

 

-Выйти и сражаться, - спокойно произнесла Рисса, - ты сам еще не проиграл ни одной битвы, за тебя – самые богатые королевства Ноннархии. А я помогу.

 

-Как помогала до сих пор?

 

-Как помогала в Линдси, Кенте и проливе, - сказала Рисса, - или ты забыл, что у меня были не только неудачи? До сих пор я еще не уделяла Эдмунду и его своре должного внимания. Теперь я возьмусь за них всерьез.

 

- Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, - хмыкнул Бродир. -Тебе что-нибудь нужно?

 

-Да так, - усмехнулась Рисса, - сущие пустяки.

 

Она перевела взгляд на Эльсвит и та внезапно похолодела от того, сколь одинаковой улыбкой исказились лица бретвальды и его пророчицы.

 

 

Два войска стояли под стенами Люнденбурга. Над обоими королями реяли знамена с драконом – разве только Бродир, чтобы отличать себя от противника, вышел с новым, невиданным ранее стягом: на черном фоне – белый Морской Змей, в знак соединения двух корон. Сам бретвальда, с отборным конным отрядом, стоял чуть позади, выжидая удобного момента, чтобы бросить в бой резерв. Впереди же основного войска выстроились лучники – в основном из Сассекса. За ними находилось пешее ополчение – собранные из мерсийских поселян воины с топорами, пиками и дрянными мечами, в доспехах из вареной кожи и стеганой шерсти. Тут же и стояли кулевринеры, готовые, чуть что, стрелять не только во врага, но в того, кто покажет ему спину. Ну, а еще дальше выстроились стальным квадратом воины в рогатых шлемах, вооруженные мечами и боевыми секирами – ярлы Островов, потомки «морских королей» Скандинавии. Справа от них разместилась конница под стягом с Золотым Линдвормом – король Уэссекса, Эдгард, пришел на помощь Бродиру. Слева стояла тяжелая конница Сассекса, во главе с Этельвольдом. Со стен же Люнденбурга всех их прикрывали пушкари.

 

Рисса засела в Бургхагене, на башне, увенчанной Белым Драконом. В Башне Мидгарда и Мерсии она чувствовала себя неуютно: куда роднее башня Островов и Утгарда или Нифельхейма и Сассекса. Но с тех башен она могла пользоваться силой только одного из миров, тогда как с Башни Мидгарда – всех девяти. Были бы нормальные помощники, - та же Ведис, - было бы проще, а так все делать одной. Почти одной – на Башне Нифельхейма встал Урм, за годы проведенные с Риссой, обучившийся кое-каким чарам. На башне же Нортумбрии и Свартальхейма, разместился Марл, владеющий знаниями темных эльфов. По остальным башням рассажены те, кого Рисса разыскала на скорую руку: жрицы кнакеров из Вельда, друиды Эйре, жрицы островов. Их задача только принести жертвы: против колдунов Эдмунда эти помощнички слабоваты – тем более, что таких и у врага хватает. По-настоящему опасны для пророчицы Бродира были лишь трое колдунов, а она, в свою очередь, являлась единственной серьезной опасностью для них самих.

 

Прищурившись, Рисса наблюдала за войском Эдмунда. На первый взгляд оно мало отличалось от армии Бродира: те же лучники и кулевринеры впереди, разве что огнестрела куда больше – в Фризии хватает стрелков, обученных еще карфагенскими умельцами. За ними крестьянское ополчение с Эссекса и Восточной Англии – ну, тут вообще никакой разницы, - еще дальше фризская пехота, уже получше вооруженная и защищенная. Тут же стояли и норвежцы с датчанами, - близнецы-братья с воинством Островов: в таких же доспехах и рогатых шлемах, с мечами и топорами. С ним и воины, приведенные Эдмундом с Заката, в том числе и смуглые дикари со странной прической и раскрашенными лицами. Тут же стоят воины, приведенные Ягмортом из Люти – от лесных дикарей Пармы, до облаченных в добротные кольчуги свеев, кривичей, лютов. А вот и сам Ягморт – великан в черных доспехах, во главе тяжелой конницы. Рядом с ним Рисса заметила женские фигуры в черном – все-таки зря Вамма дала братцу Щук. Здесь же и конница под стягом Фризии – войско Вальтеофа. Все эти конники составляли левый фланг войска Эдмунда, тогда как на правом фланге находилась тяжелая конница Эссекса и Восточной Англии. Рисса поморщилась, увидев тонкую фигурку в черно-красном одеянии – надо же, а она уже начала думать, что они с Бродиром обошлись слишком жестоко с тамошними элдорменами. А надо было еще жестче – чтобы боялись даже подумать о том, чтобы вновь податься посулам Азелинды.

 

Ну и, наконец, позади всех, в резерве – закованное в черную броню воинство, пешее и конное, под двумя черными стягами: с Белым Драконом Мерсии и другое, с незнакомыми Риссе знаками. Шлемы рогатые, но не такие как у норманнов, а полностью закрывающие лицо, да еще и с забралом в виде демонического лика. Среди всадников выделяются двое – Верховный Жрец в черном балахоне и сам король Эдмунд в черном плаще с серебряным драконом. Короля обступают покрытые белым мехом твари – не то люди, не то снежные тролли. Там же, на небольшом пригорке, стоят и пушкари.

 

Внимательно осмотрев вражеское войско, Рисса отошла от края башни, подойдя к алтарю из черного камня. На нем извивалась голая Эльсвит, умоляюще смотревшая на колдунью. Равнодушно скользнув взглядом по ее обнаженному телу, Рисса вскинула над головой нож – из зуба гигантской акулы, в серебряной оправе, испещренной рунами - и нараспев начала читать заклинание- молитву.

 

- Чешуйчатая владычица Пучины, древностью своей превосходящая всех богов. Услышь меня, о Богиня-Змея, Мать Кракенов, Драконов и всей твари, что ползает и плавает. Лоно Тьмы, Бездна Изначальная, исток и единство всех Девяти Миров и всего темного, что есть в них! Я Рисса, Кнакером Рожденная, Полное Посвящение прошедшая, прошу о помощи Ту, от кого проистекает род мой. Ты, кому по душе змеиное шипение и льющаяся кровь, Та, кто собирает мертвецов в подводных чертогах и поднимает их войском драугов. Приходящая Со Штормами, Мать Волн Морских, Ранн, Мульярстух, Тысячеликая Змея, прими величайшую из жертв, что отдает тебе бретвальда и объедени силы Девяти Миров во имя моей победы!

 

Эльсвит завопила, когда нож вонзился меж ее обнаженных грудей и поток крови хлынул на алтарь, растекаясь по выдолбленным в нем желобкам. Вытесанные в камне руны засияли зловещим, багровым свечением – и на вершине башни вспыхнуло призрачное черно-красное пламя. Рисса, вскинув руки, прокричала заключительные слова – и такие же языки заплясали на остальных башнях – золотистые, темно-синие, ядовито-зеленые. Все жертвы приняты, дорога к силе открыта – осталось направить ее на врага.

 

Бродир дал знак – и звук боевых рогов пронесся над полем. Черной тучей застили небо стрелы – и в ответ им взмыли стрелы от войска Эдмунда. Крики раненных и умирающих наполнили воздух, землю перед войсками усеяли мертвые тела. За стрелами последовали выстрелы кулевринеров – и лучники Бродира, не выдержав, побежали, смешав ряды стоявшей позади них пехоты. Впрочем, стрелы и пули прокосили и ее – но сзади уже слышались выстрелы в воздух и ополчение, с громкими воплями, устремилось вперед. Поверх их голов стреляли кулевринеры, словно подбадривая бегущих. Но не все ополченцы бежали лишь из страха. Многих грела мысль, что погибшие здесь умрут не на соломе, как обычно бывает с крестьянами, а в бою и после смерти окажутся в чертогах богов, за одним столом с королями и знатью. С дикими воплями ополченцы бежали прямо на палившие по ним кулеврины, уже не чуя и не боясь смерти. Не выдержав, стрелки отступили, давая дорогу таким же ополченцам, что, потрясая над головами мечами и топорами, устремились вперед. Лязг стали, проклятия, стоны умиравших и крепкие мужицкие ругательства носились над землей и, потерявшие всякий страх воины, устилали своими телами пропитанную кровью почву. А в Хагенбурге плясало золотистое пламя над башней Асгарда, чья колдовская сила поддерживала слепую веру на славное посмертие в чертогах Вальгаллы.

 

В тот же миг со стен Люнденбурга грянули первые пушечные залпы.

 

Рисса с довольным вздохом откинулась на каменную стену – больше не надо подгонять пехотинцев, мысленным усилием давя в них страх. Глянув со стены, она увидела, что и вражеские пушки заговорили в ответ и опомнившиеся кулевринеры начали стрелять по пешцам. И все же они прорвали и опрокинули собранное Эдмундом ополчение – чтобы напороться на фризские пики и топоры. Здесь мужество, наконец, изменило ополченцам и они с облегчением разбежались, когда позади них послышались воинственные крики – это воины Островов, бежавшие за ними по пятам, врубились во вражеский строй. Опрокинув и разметав фризов, островитяне встретились лицом к лицу с воинами, не уступавшими им в свирепости – норвежскими и датскими берсерками. Рыча, словно медведи, грызя края щитов, кинулись они друг на друга, в ярости не уступая зверям, которым они уподобились. Рядом с ними, рубились топорами, кололи копьями и широкими ножами пришельцы с Заката. Вот один из скреллингов, сбив шлем с головы островитянина, воткнул ему нож в горло и, повалив на землю, чиркнул ножом, сдирая скальп. С торжествующим криком он вскинул руку с еще капающей кровью кожей – и в этот момент секира другого воина Островов, срубила скреллингу руку и голову.

 

Все же ярость островитян уступала боевому безумию берсерков – и Рисса, глянув духовным зрением, поняла, в чем дело. Над рычавшими, окровавленными воинами реяли прекрасные девы с вороньими крыльями, пробуждая в людях звериную свирепость.

 

Рисса отдала мысленный приказ – и вспыхнуло фиолетовое пламя над башней Свартальхейма. Над огнем появился клубок черных теней, распадавшихся на тончайшие нити, сплетавшихся в свою очередь в причудливое кружево.

 

В кровавой горячке боя, никто из берсерков не то, что не удивился – даже не сразу заметил, как рядом на тонких нитях, повисших, казалось, прямо на воздухе начали спускаться многоногие твари. Даже когда они опускались воинам прямо на лица, те лишь небрежно отмахивались – и тут же жуткая боль пронзала им руку, а тем, кто не успел отмахнуться, щеку или нос. Черные пауки впрыскивали смертельный яд – и словно жидкий огонь разливался по жилам воинов. Боевое безумие продолжало свое действие, но спасти от яда оно не могло – и воин, бешено рубившийся направо и налево, вдруг падал замертво, с черным, как у покойника лицом. То же происходило и с скреллингами – один за другим смуглые воины падали на землю, тогда как островитяне, видя как умирают их враги, с новыми силами устремились вперед.

 

Но и Азелинда заметила враждебное колдовство – вскинув руки, она прокричала заклятие и воздух содрогнулся от оглушительного карканья, на миг перекрывшего все прочие звуки. Воронья стая кружилась над сражавшимися, с необыкновенной быстротой склевывая пауков. Одновременно вороньи клювы и когти терзали и островитян. Люди, вороны, пауки, - все смешалось в один мельтешащий, кричащий, каркающий комок ярости, боли и смерти. Снова послышался воинственный клич – и берсерки с удвоенным ожесточением, обрушились на, наконец-то, дрогнувшего и побежавшего врага.

 

Увлекшись преследованием противника, берсерки не заметили, как оторвались от своих. Тут же взревел рог – и загрохотали копыта тяжелой конницы Уэссекса. Впереди, на гнедом скакуне, мчался король Эдгард – молодой, но уже грузный, в стальном панцире с золотым Линдвормом. Длинные светлые волосы, выбившись из-под шлема, трепетали на ветру. Врезавшись в берсерков, закованные в броню кони рассекли пополам войско скандинавов и пришельцев с Заката. Пригнувшиеся всадники рубили их мечами и кололи копьями. Но тут Ягморт, обернувшись к своим, что-то проревел, вскинув над головой черный меч. Грохот множества копыт перекрыл все остальные звуки – и лютская конница устремилась вперед, готовясь ударить Эдгарду в тыл.

 

Вспыхнул желто-зеленый огонь над башней Ванахейма – и перед войском Ягморта вдруг заклубился черный туман. Темные клубы перетекали друг в друга, обретая некую форму. Вскоре перед войском уже стоял черный вепрь, величиной с быка, со светящимися золотом глазами. На клыках висели клочья черной земли, ноги, тяжело ступая, оставляли глубокие следы, а вместо щетины торчали колючки чертополоха. Взревев, зверь устремился прямо на Ягморта, пригнув голову, словно пытаясь поддеть его клыками. Лошади всадников позади князя испуганно пятились, вставая на дыбы и сбрасывая седоков. Но Ягморт, соскочив с коня, рухнул на колено и, сорвав с пояса нож, полоснул себя по ладони. Прижав окровавленную руку к земле, он зашептал заклинание, вынесенное им из родной чащобы. И вот земля дрогнула, вспучилась огромным горбом и оттуда, издавая оглушительный рев, поднялся исполинский медведь с горящими красными глазами. Вместо шерсти его тело покрывал черно-зеленый мох, жуткие лапы оканчивались стальными когтями. Такими же были и зубы в ревущей пасти. С оглушительным хрюканьем вепрь врезался в медведя, тут же вцепившегося в кабана когтями и зубами. В тот же миг земля расступилась и поглотила обоих чудовищ.

 

Несмотря на поражение вепря, его появления хватило коннице Уэссекса, чтобы перестроиться и устремиться навстречу лютам. В лязге стали, проклятиях и воинственных криках, оба клина столкнулись и воздух наполнился шумом оглушительной сечи. Вот Ягморт оказался рядом с Эдгардом, еле уклонившись от брошенного саксом копья. В следующий момент Ягморт поднял коня на дыбы, чтобы обрушить на голову Эдгарда меч, когда земля под ногами его скакуна словно взорвалась. Ягморт спасся лишь тем, что вовремя спрыгнул на землю, а на Эдгарда, кинувшегося было в погоню, кинулось трое всадников-свеев. Меж тем конь самого Ягморта лежал на земле, пылая будто костер – и из этого костра поднялось пугающее существо, напоминающее великана, с телом, состоящим сплошь из огня. Еще несколько зажигательных снарядов рухнуло на землю, сжигая заживо людей и коней. Подняв глаза, Ягморт увидел, как полыхает багровым пламенем башня Муспельхейма – «родная» башня Уэссекса. Живо вспомнился ему бой на море и чужеземный чародей, насылающий огненных духов. Сейчас подобных, только еще более жутких тварей насылала Рисса – один за другим вставали огненные великаны, от одного прикосновения которых плавился металл, а люди и лошади превращалось в груду обгорелых костей. Самым же огромным был исполинский дракон – подобие линдворма, скалившегося со знамени Уэссекса.

 

Единственное оружие мог противопоставить Ягморт этому колдовству – развернувшись лицом к близкой Темзе, он прошептал заклятие, сделав несколько пассов. В тот же миг над рекой заклубился густой туман. Расползаясь на берег, он окутывал огненных чудовищ – и они с шипением гасли, оглашая поле жалобным воем. Пар, поднявшийся от затухавших тварей, смешивался с туманом, еще больше скрывая сражавшихся. Только крики, ржание лошадей и лязг оружия говорили, что бой еще продолжается.

 

Рисса зло усмехнулась: туманом вздумал ограждаться, черт лесной? Ну так есть и в тумане сила – куда ближе и роднее. Жаль только, что войско Сассекса бьется на другом фланге, а башня Нифельхейма принадлежит им. Ничего, есть и иной мир, тоже ей не чужой. Она обмакнула палец в кровь жертвы и произнесла заклинание, чертя в воздухе руну льда – «Иса». Вспыхнуло голубое, будто льдистое пламя на башне Йотунхейма-Утгарда, земля задрожала от тяжелых шагов и из тумана проступили громадные фигуры.

 

Эдмунд, заметив, что происходит на левом фланге, кивнул жрецу.

 

-Помоги им!

 

Ягморт, вскочив на одну из бесхозных лошадей, метался по полю в поисках Эдгарда. В тумане, созданном им же, он чувствовал себя куда уверенней, чем бестолково метавшиеся саксы. Наконец, он заметил короля Уэссекса, схлестнувшегося с одной Щук. Вот жрица Мары неудачно отбила выпад короля и ее собственный меч ударил ее по лбу плашмя. Оглушенная Щука на миг опустила клинок – и Эдгард одним ударом отрубил держащую его руку. Следующий удар пришелся в сердце женщине и король, с кровожадной ухмылкой, вскинул окровавленный меч. Но тут же за его спиной послышался стук копыт и Эдгард, обернувшись, увидел скачущего на него беловолосого великана. Король Уэссекса не успел ничего сделать, когда князь снес ему голову.

 

Ягморт оглянулся – теперь, когда огненные твари погибли, можно и убирать туман, пока его собственные воины не перерезали друг друга. Да и саксам будет полезно посмотреть на гибель их короля. Великан-лют, быстро произнес заклятие, но туман и не думал развеиваться: напротив сгустился еще сильнее, пронзая тело холодом, какого Ягморт не встречал и в ненецкой тундре. Послышался утробный хохот, потом чей-то отчаянный крик и хруст костей. В следующий миг из тумана выступила исполинская фигура – звероподобный великан, чье бело-синее тело, казалось, было соткано сплошь из инея и льда. В могучей лапе йотун держал отчаянно вырывавшегося человека, в котором Ягморт признал одного из своих воинов. Великан поднес его ко рту и клыки, похожие на осколки льда, откусили воину голову. Забросив в пасть окровавленный комок, йотун сыто рыгнул и обернулся к Ягморту. Дрогнула земля и, обернувшись, Ягморт увидел двух таких же тварей, тянувших к нему лапы. Скалились уродливые рожи, открывая крупные острые зубы, толстые пальцы, с кривыми когтями, сжимались и разжимались, в предвкушении мягкой плоти. Но тут три молнии ударили в тело тварей и великаны развеялись морозной пылью, вместе с туманом. Ягморт вскинул глаза – перед ним, на черном коне, восседал Верховный Жрец, опускавший руку со странного вида оружием, наподобие трезубца.

 

-Проклятие!- в сердцах воскликнула Рисса, - это нечестно!

 

Она бы победила одного, может, даже двух колдунов, но сражаться против сразу трех ей становилось все труднее. Рисса перевела взгляд на поле боя – западные саксы, увидев смерть их короля, обратились в бегство, преследуемые лютами. Она прошептала очередное заклятие, чертя руну «Соулу» - и светлое пламя, взметнулось над башней Альвхейма. Следом взмыли изящные, почти воздушные силуэты, испускавшие белое сияние. Взмахивая широкими крыльями, похожие на огромных бабочек существа устремились на лютское войско – и даже Ягморт отшатнулся, прикрывая глаза от ослепительно яркого света. Но Верховный Жрец подбросил в воздух нечто, расплывшееся облаком чернильного мрака. Одно из похожих на бабочек созданий оказалось слишком близко - и от черного облака вытянулись длинные щупальца, втягивая порождение альвов вовнутрь. Ярко вспыхнуло белое пламя - и тут же погасло, словно кто-то пальцами загасил свечу. А черное облако стало еще шире, растекаясь потоками непроглядной Тьмы. Огненные духи сгрудились вокруг него, словно скопище светлячков, закутывая Мрак сияющей пеленой, но и сквозь нее проступали разрастающиеся темные пятна. Сияющие создания гасли и, погибая, питали жизненной силой клубящуюся Тьму. Последнее из белых существ ярко вспыхнуло, поглощенное черное тварью – и порождения двух миров сгинули, растаяв в воздухе.

 

Рисса поморщилась – на большую помощь от альвов она и не рассчитывала. Хорошо еще и то, что белое сияние позволило войску Уэссекса, воспользовавшись замешательством врагов, перестроиться и дать отпор лютам. Рисса осмотрела поле боя – берсерки почти истребили друг друга, а оставшиеся в живых пешцы, отошли, прикрываемые огнем пушек и кулеврин, с обеих сторон. Справа конница Сассекса схлестнулась с конницей Восточной Англии и Эссекса - и здесь Этельвольду, встретившемуся с численным превосходством противника пришлось туго. Рисса послала мысленный сигнал Урму, чертя руну «Наутиз» – и над башней Сассекса и Нифельхейма взметнулось ядовито-зеленое пламя. В уши ударило змеиное шипение – и земля под вражеской конницей покрылась чешуйчатым ковром из извивающихся змей и ящериц. Рыхлая почва вздувалась буграми и из открывшихся червоточин, вытягивая черные тела, выползали твари, похожие на огромных червей, но с головами, напоминавшими человеческие. Рядом ползли твари, вроде небольших драконов, без крыльев, но с когтистыми лапами. Все эти гады обвивались вокруг ног коней, заставляя их спотыкаться и падать, вонзали в людей и лошадей наполненные ядом зубы. Однако коней южных саксов эти твари не трогали, спешно расползаясь или зарываясь в землю на их пути.

 

- Кнакер с нами! – крикнул Этельвольд, вскинув руку к знамени своего королевства, и воодушевленные воины, с новыми силами кинулись на врага. Рисса заметила Азалинду – вскочив на спину коня, она вздела руки, поднимая полы жреческого одеяния. В тот же миг небо над ней закишело вороньими стаями – и птичья свора устремилась на змей. На миг обе конные лавы отпрянули друг от друга – сейчас их разделял огромный, шевелящийся клубок, в котором смешались извивающиеся змеиные тела и бьющие крыльями птицы. Шипение и надрывное карканье наполнило воздух – и даже воины трех королевств не вмешивались в битву гадов и птиц.

 

Рисса не стала ожидать кто победит – достаточно было и того, что удалось предотвратить разгром Сассекса. В запасе у нее осталось еще одно колдовство – и еще одна, самая страшная башня. Снова макнув палец в кровь, она начертила руну «Хагалаз», и вслед за ним – символ Мертвой Луны. Мертвенно-бледным пламенем засияла башня Пиктавии и Хель – и слова одного из самых жутких заклятий, известных ей, пронеслись над сражавшимися. Такое же свечение разлилось и по полю – и на нем, зашевелились, вставая, мертвые люди и кони. Все мертвецы, с обеих разбитых армий, сливались в одно жуткое воинство, терзая испуганное войско Эдмунда. Мечи и копья оказались мало полезными против мертвой плоти – даже с отрубленной головой мертвецы продолжали бестолково размахивать мечами, разя всех, кто окажется рядом.

 

Эдмунд, вскинув руку, дал сигнал побледневшим пушкарям – и залпы пушек и зажигательных катапульт, врезались в мертвое войско. Но даже это не остановило восставших из мертвых – и тогда Азелинда, начертив в воздухе несколько рун, выкрикнула Имя. Воздух наполнился хриплыми криками – и небо потемнело от стай хищных птиц. Канюки, беркуты, грифы и все те же вороны алчно рвали свои жертвы, на лету погружая изогнутые когти и клювы в мертвую плоть. Азелинда, соскочив с лошади, воздела руки, как будто сама собираясь взмыть в небо, и, уносясь вдаль, с ее губ слетал призыв к богине. Отвечая на заклятия Вороньей Колдуньи, отовсюду к ней устремились хищные птицы. Заслоненное неисчислимым множеством стай, померкло небо, а от хлопанья множества крыльев поднялся свирепый ветер. Изголодавшиеся пожиратели мертвечины обрушились на воинство Хель, и крепкие когти в клочья раздирали ходячих мертвецов. Азелинда, подняв голову, испустила жуткий звук – словно смешав волчий вой и воронье карканье – и расселась земля и из нее, оглашая воздух громким воем, поднялся зверь, напоминавший черного волка, но размером с лошадь. Клацнули жуткие челюсти и могильный зверь ворвался в толпу мертвецов, терзая и пожирая мертвую плоть. Вот волк развернулся к войску Сассекса – и вновь издав протяжный вой, ринулся в гущу сражавшихся. Рисса выкрикнула еще одно заклятие – и из земли вдруг поднялась огромная свинья. Кожу ее покрывала щетина, цвета трупной серости, а вдоль хребта тянулся гребень из острых шипов. Волк сгоряча хотел перепрыгнуть через нее – и упал наземь с распоротым брюхом. Земля расселась и поглотила обеих зверей – и вместе с ними сгинули и восставшие мертвецы. Туча птиц какое-то время носилась над землей, оглашая воздух разочарованными криками, но постепенно рассеялась.

 

Оба войска, изрядно напуганные творящимся вокруг ужасом, все равно продолжали сражаться. Слишком хорошо они знали, что сделают их же колдуны с теми, кто покажет спину – и участь тех, кто пытался бежать с поля боя, служила лучшим тому доказательством. К тому же над сознанием воинов довлела мысленная сила всех жрецов и пророчиц, вновь и вновь заставлявших их участвовать в бойне. Армии продолжали сражаться – но, истерзанные, понесшие огромные потери, уже не могли перевесить чащу весов в ту или иную сторону. Лишь двое, со своими людьми, еще не вступали в битву – Эдмунд и Бродир. Именно им предстояло решить каким будет исход этой бойни.

 

Бродир прорычал приказ – и его конница пришла в движение, устремившись вперед. Однако, оказавшись всего в ста шагах от ненавистного соперника, Бродир вскинул руку – и его воины, остановившись, дали королю выйти вперед. Остановил свое войско и Эдмунд, направив коня шагом и приближаясь к сводному брату.

 

- Колдуны так и не решили, кто из них сильнее, - вместо приветствия произнес Бродир, - даже боги не могут выбрать, кому из их слуг даровать победу.

 

-Значит, пусть выбирают среди нас, - кивнул Эдмунд, - этому бою давно пора была состояться. Пусть победит достойный.

 

-Ты говоришь о достоинстве? - рассмеялся Бродир, - тот, кто сам назвал себя ублюдком, чтобы занять престол, вместо того, чтобы взять его по праву сильного? Ты – позор нашего рода – и я исправлю ту ошибку отца, что он вообще породил тебя на свет!

 

-Не он меня породил, - хмыкнул Эдмунд, - и не тебе решать кто из нас достоин. Не я, а ты позор рода – тот, кто залил Британию кровью, подсылал ко мне убийц и предал Британию, связавшись с нашим исконным врагом. А еще пытался выдать за королеву Пиктавии это змеиное отродье, еще более жадное до крови, чем ты сам!

 

-Единственное отродье здесь – ты! – расхохотался Бродир, - и я избавлю от тебя землю.

 

С этими словами Бродир вскинул топор и, пришпорив коня, устремился к брату. С лязгом встретились секира и меч - и Эдмунд с трудом удержался от крика – удар топора резкой болью отозвался в его плече. Развернув коня, он снова устремился на Бродира, на этот раз отбив секиру вовремя подставленным щитом. Одновременно он ткнул мечом – но Король Островов подставил шлем и Эдмунд чуть не выронил клинок, зацепившийся за один из рогов. Снова разъехавшись, противники развернули коней и в третий раз кинулись навстречу друг другу. На этот раз Эдмуд отбил топор собственным мечом, но Бродир, отпустив поводья, второй рукой сорвал притороченное к седлу копье и что есть силы ткнул им в Эдмунда. Король спасся лишь подняв на дыбы коня – так что удар копья пришелся в бок скакуна, пробив ему ребра и пронзая внутренности. Конь, заржав от боли и страха, рухнул на землю - Эдмунд едва успел выскочить из седла. Но и Бродир, выпустив поводья, не удержался на коне. Лязгая доспехом, он повалился на землю, но тут же вскочив, с яростным воплем рванулся вперед, занося секиру над Эдмундом. Тот, уклонившись от удара, поднырнул под руку Бродира и его клинок по рукоять вошел под подбородок сводного брата. Следующим ударом Эдмунд отрубил ему голову и, ухватив рыжую бороду, поднял свой трофей над головой, показывая его всем. Воинственные крики собственного войска приветствовали победу бретвальды, тогда как вражеские солдаты, поняв, что битва проиграна, бросали оружие. Эдмунд повернулся к стенам Люнденбурга, чтобы голову Бродира видели и там – и застыл на месте.

 

Даже после смерти Бродира Рисса не собиралась признавать поражение. Мертв один бретвальда? Не беда, найдем другого! Она уже видела, что Этельвольд уцелел, вовремя бросив оружие, и сейчас понуро стоял под присмотром восточноанглийской стражи. Позже, она припомнит ему это малодушие – после победы! Все девять башен Бургхагена, - девять миров и девять королевств, - полыхали огнями разных цветов. Выше и ярче всех вздымалось сейчас черно-красное пламя Башни Мерсии и Мидгарда. На ней скалил зубы Белый Дракон – кто усомнится в том, что Эдмунд ложный король, если его покарает оживший символ саксонской династии? Кто не склонится перед подлинным владыкой Мерсии – воплощением древнего ужаса, самим Белым Червем, что некогда даровал эту землю саксам? Она послала очередной мысленный приказ Урму и тут же почувствовала ужас и боль, волнами растекавшиеся с вершины Башни Нифельхейма – перевертыш начал жертвоприношение, что придаст ей силы. То же самое творилось и на башне Свартальвхейма, где творил заклятие Марл. Чувстуя как стекаются к ней силы всех девяти Башен, Рисса зашептала заклинание, что было старше мира.

 

Как один пронесся над полем вздох, полный страха и изумления, с которым воины обеих армий смотрели на Башню Мидгарда. Сейчас ее обвивало тело белоснежной змеи, толщиной немногим меньше самой башни, а длиной так и превосходя ее. Огромная голова раскачивалась в воздухе и раздвоенный язык выхлестывал из пасти, оскалившейся большими, длиной в меч, острыми зубами. В десяти футах ниже головы, из туловища вырастала пара коротких, но мощных лап с огромными когтями.

 

Сине-зеленые глаза с вертикальным зрачком, уставились на Эдмунда, сразу понявшего, кого Белый Змей выбрал своей жертвой. Оглушительное шипение пронеслось над Люнденбургом и змей, не сводя немигающего взгляда с Эдмунда, устремился вниз. Бретвальда хотел поднять меч, хоть и понимал, сколь жалкой окажется эта стальная иголка против Червя. Но даже умереть в бою ему было не дано – змеиное шипение и взгляд завораживающих глаз, словно сковали его тело льдом, не давая пошевелить даже пальцем. И не только его – все войско, что он мог видеть, тоже стояло беспомощным, не в силах двинуться с места. Люди и лошади, чужие и свои - все застыли словно статуи, не в силах пошевелиться – и даже Ягморт с Азелиндой, при всей своей колдовской силе, оказались бессильны перед древней змеиной магией.

 

Но не жрецы Цернобока! Еще когда Эдмунд с Бродиром только готовились схватиться, служители Черного Бога, предчувствуя, что самое страшное впереди, затеяли жуткий и кровавый обряд. Ритуальными ножами они вырывали сердца отобранным пленникам, тогда как сам Верховный Жрец, вскинув над головой ритуальный трезубец, читал древнее заклинание, что в мрачных цитаделях Мюркланда передавалось от Верховного к Верховному. Он читал – и над его головой сгущалось облако непроглядной Тьмы, чернее ночи и холоднее льда. Это облако росло, напитываясь лившейся внизу кровью, принимая форму исполинского шара, окруженного бесчисленными щупальцами, присосками, суставчатыми ногами и зубастыми пастями. По уродливому телу, подобно жуткому созвездию, мерцали глаза, похожие на драгоценные камни - зеленые, красные, синие. Все эти глаза выглядели слепыми, за исключением огромного зеленого ока, мерцавшего на конце самого длинного и толстого отростка, напоминающего слоновий хобот.

 

Может, только сам Верховный Жрец мог бы сказать, из какого закоулка Изначальной Бездны явилась эта тварь. Но сам жрец как раз исчез, словно растворившись в нависшем над ними монстре. А затем, словно невесомое облако, Неведомый Ужас устремился навстречу Белому Змею. Над пришельцем из мрака были не властны парализующие чары – и вскоре жуткие твари столкнулись друг с другом. Оглушительное шипение, пронеслось над полем боя: длинные щупальца оплели белое тело, хищные пасти рвали его чешую и мерзкие присоски жадно чавкая, пили змеиную кровь. В ответ когти и зубы Белого Дракона терзали желеобразное тело, но самые глубокие раны затягивались без следа, а слепые глаза, выбитые острыми когтями, в тот же миг загорались вновь. А в вышине, над телом Змея раскачивался жуткий глаз. В этой зеленой глубине было нечто убаюкивающее, умиротворяющее, перед чем не мог устоять и гипнотический взгляд Белого Змея. Сейчас все его силы уходили на то, чтобы противостоять мощи этого взгляда – и обе армии, освобожденные от его сковывающей власти, в панике устремились в бегство. На месте остались только Эдмунд, жрецы, продолжающие монотонно бубнить заклинания, да два чародея. Ягморт, с застывшим взором смотрел на битву чудовищ, сам не зная, кого он сейчас ненавидит больше - ведьму, принявшую облик Змея или убивавшее ее чудовище, крадущее у него надежду вновь стать прежним.

 

Азелинда, приняв облик вороно-волчицы, метнулась к башням, в надежде погасить пламя и окончательно уничтожить волю Риссы к сопротивлению. Но когда она пролетела над Башней Сварталвьхейма, снизу вдруг вылетели тонкие серые нити, оплетшие ее ноги и крылья. С жалобным воем, она рухнула вниз, прямо на сплетенную посреди башни сеть. К ней тут же кинулось, стремительно перебирая ногами, странное и мерзкое существо – с телом огромного, величиной со свинью, паука и оскаленного мордой морского зверя. Острые клыки и когти уже вонзились в тело Азелинды и та, приняв свой человеческий облик, выкрикнула отчаянную мольбу-призыв. В тот же миг вокруг башни с карканьем закружила стая ворон, долбивших и терзавших тело жуткой твари. Когда же вороны разлетелись, взору Азелинды предстало изуродованное маленькое тело, с гривой белых волос. Не думая, что это за тварь, Азалинда, высвободившись из паутины, приняла вороний облик и, роняя капли крови из полученных ран, устремилась к Башне Мерсии, на которой все еще полыхало зловещее пламя.

 

Белый Червь уже не видел этого – из последних сил он боролся со сдавившей его тварью. Тело его скручивалось в немыслимых узлах и изгибах, пытаясь выскользнуть из смертоносных пут, но на месте каждого сброшенного щупальца появлялось с десяток. Колышущийся над Змеем зеленый глаз опустился еще ниже, желая полностью уничтожить волю Риссы к сопротивлению – и отчаяние от близости своего поражения, придало ей новые силы. Когтистая лапа с размаху вошла в распахнувшуюся рядом с ней пасть – и острые зубы перекусили и саму лапу и оплетшие ее черные отростки. Всего на миг опали обрывки щупалец, но, прежде чем демон отрастил новые, Белый Змей, распрямившись, вцепился зубами в чудовищное зеленое око.

 

Жуткий вой разнесся над городом – словно рев самой Бездны, раненной в самое сердце. Две вещи произошли одновременно: погасло пламя на Башне Мидгарда и мерзкая тварь, взорвалась, рассеявшись в воздухе клочьями черного тумана. На землю упала обнаженная золотоволосая девушка: со страшными ранами и откушенной по локоть рукой. Однако Верховному пришлось куда хуже – от него осталось только залитая кровью хламида.

 

И тут же к лежавшей без сознания Риссе молнией метнулся Ягморт. Оторвав от одеяния жреца кусок ткани, он перетянул ей руку, остановив хлещущую кровь. Затем, вскинув девушку на руки, Ягморт достал из-за пазухи плоскую серебряную флягу, с просмоленной пробкой. Сковырнув ее, князь Люти, просунул горлышко меж зубов Риссы, вливая ей в горло зелье, лишающее ведьму колдовской силы.

Изменено 29 Dec 2020 пользователем Каминский

[Ottokar]

Сейчас Риссу будут мучить, я так понял?

[Каминский]

Сейчас Риссу будут мучить, я так понял?

Да 

[Crusader]

Сейчас Риссу будут мучить, я так понял?

 " - Пыт. Пыталово." (с)

 @Каминский тут вопрос возник немного глупый: раз дошло до сферического АзатотаЧернобога - то имеют ли место быть в будущем ангелы в виде колёс с глазами на стороне кайзера?

[Каминский]

тут вопрос возник немного глупый: раз дошло до сферического АзатотаЧернобога - то имеют ли место быть в будущем ангелы в виде колёс с глазами на стороне кайзера?

На стороне кайзера уже выступали схожие существа и даже некоторое время одерживали победы. Но вообще, силы, что охраняют Империю действуют немного по-другому

Изменено 29 Dec 2020 пользователем Каминский

[Magnum]

Про эту битву скальды будут вспоминать много веков, если не тысячелетий... 

 

Ближе к финалу стало казаться, что сейчас вся история закончится, потом вспомнил, что линия Атаульфа не закрыта. 

 

Бродир как-то быстро помер, на мой взгляд, я ожидал еще парочку абзацев. 

 

[Каминский]

потом вспомнил, что линия Атаульфа не закрыта

Линия и останется открытой. Он ушел на восток и это все о нем.

Бродир как-то быстро помер, на мой взгляд, я ожидал еще парочку абзацев

Ну, на протяжении большей части произведения он и не был первостепенным персонажем.

 

Изменено 30 Dec 2020 пользователем Каминский

[Каминский]

Рисса: Снова плен

 

Медленно, словно выныривая из вязкого болота, приходила в себя Рисса. Очнуться ей помогла боль: ноющая, мучительная, жгучими волнами расходящаяся по ее измученному телу. Рисса попыталась поднести руку к глазам, но что-то сильно дернуло ее обратно. Девушка хотела застонать, но поняла, что не может даже этого - зубы вонзались во что-то твердое, распирающее челюсти. Девушка открыла глаза, но даже это движение отозвалось в ней пульсирующей болью. Превозмогая невыносимую муку, Рисса все-таки огляделась.

 

Вокруг царил мрак, но ее глазам, давно привыкшим к темноте, он не был помехой. Она висела на каменной стене, в сырой камере, скованная по рукам и ногам. Точнее, целой осталась одна рука, вторая, отгрызенная по локоть, была замотана тряпкой, покрытой коркой грязи и засохшей крови. Но и этот обрубок стискивала железная колодка, от которой уходила цепь, крепящаяся к вбитым в камень скобам. Зубы Риссы сжимали колышек с двумя веревочками, связанными у нее на затылке. Стены, пол и потолок покрывало множество рун, целые фразы, образовывавшие сильнейшие заклинания, известные Риссе. Сковывающие, охранные руны, отваживающие троллей, драугов, мар и прочую нечисть. Такие же руны были по живому вырезаны у нее на теле.

 

Место своего заточения Рисса признала сразу и горько усмехнулась – совсем не так она посещала эти казематы недавно. Кто поместил ее сюда догадаться было нетрудно. Единственная странность – почему ее не убили сразу?

 

Словно в ответ на ее недоумение послышались негромкие шаги, и вскоре за дверью, где она находилась, забрезжил неяркий свет. Заскрежетал ключ в замке и в каморку, прихрамывая, вошла Азелинда. Левая рука ее была обмотана повязкой, на щеке виднелись рваные шрамы. В правой руке она держала факел, который она воткнула в закрепленное на стене гнездо. Через плечо ее висела кожаная сумка, расшитая узорами в виде дерущихся волков и драконов.

 

Какое-то время обе пророчицы молча мерились взглядами.

 

- Если я выну палку, - наконец, сказала Азелинда, - ты выпьешь это?

 

Она достала из сумки флягу и Рисса презрительно посмотрела на нее.

 

- Если не выпьешь сама, - сказала Азелинда, - то в тебя вольют его силой. А так хоть утолишь жажду. Заодно и поговорим.

 

Подумав, Рисса неохотно кивнула. Азелинда развязала повязку и, вынув колышек, также покрытый резными рунами, приставила к губам Риссы горлышко сосуда. Морщась, ведьма глотала мерзкую жидкость, пока флага не опустела.

 

- Кто это тебя так? – спросила Рисса, кивнув на шрамы пророчицы.

 

-Один из твоих, - усмехнулась Азелинда, - полутюлень-полутроу.

 

- А, Марл. Что с ним?

 

- Мертв. Вороны растерзали его.

 

- Жаль. А Урм?

 

- Никто не видел его с тех пор, как Эдмунд вошел в город.

 

- Надеюсь, ты не станешь его искать, - Рисса искривила губы, - для тебя он неопасен.

 

-У меня есть и более важные проблемы, чем твой перевертыш, - усмехнулась Азелинда, - как и у тебя. Не задумывалась, почему тебя не убили сразу?

 

- Наверное, я кому-то из вас нужна, - Рисса попыталась пожать плечами и тут же охнула от невыносимой боли.

 

-Ягморту, - сказала Азелинда, - знаешь зачем?

 

- Догадываюсь, - кивнула Рисса, - проклятие, как больно! Ты знаешь его маленький секрет, верно? Я видела, как ты уносила Ягморта из-под Грейвзенда.

 

-Знаю, - сказала Азелинда, - и он теперь знает, как снять твое проклятие.

 

-Да? И как же?

 

- Нужно отрубить тебе голову, - сказала Азелинда, - в ночь полнолуния, мечом, выкованным в кузне цвергов и закаленным в крови девушки, обесчещенной собственным отцом и повешенной на волосах матери.

 

- Все верно, - криво усмехнулась Рисса, - и где же он нашел все это?

 

- Даже знать не хочу, - поморщилась Азелинда.

 

- А чего так? – издевательски произнесла Рисса, - твоя богиня ведь не одобряет чистоплюйства. А бабку мою кто сожрал?

 

- Скажи еще, что ты горюешь.

 

- Ну, - Рисса вновь поморщилась от пронзившей ее боли, - все же родная душа.

 

- Она хотела меня убить, - напомнила Азелинда.

 

- А ты ее не хотела? – парировала Рисса, - ладно, это бесполезный разговор. Говори, зачем пришла? Не только же затем, чтобы напоить меня этой дрянью?

 

- И за этим тоже, - кивнула Азелинда, - больше никто не осмелится. Даже Ягморт не торопится спускаться. Все-таки он тебя боится.

 

-А ты – боишься?

 

- Как и все, кто видел, что ты творила в Бургхагене, - призналась Азелинда, - я бы такого не смогла. Но и тебе нашелся противник не по зубам.

 

- Верховный жрец жив?

 

- Нет.

 

- Ну и кто кому оказался не по зубам?

 

- Мы все – тебе, - сказала Азелинда, - хотя сейчас я и жалею, что мы стали врагами. Ты хотя бы не предавала всех и каждого, так как Ягморт.

 

- Зато ты меня предавала, - Рисса со злобой посмотрела на Азелинду, - с тем самым Ягмортом. Может, самое время исправить свою ошибку?

 

- Нет, - покачала головой Воронья Колдунья, - уже поздно. Да и раньше мы вряд ли поладили бы. Но я хочу, чтобы ты знала – я не держу зла. Ты была достойным противником – и я всегда уважала тебя.

 

Рисса устало прикрыла глаза – вот уж на что ей было наплевать. Тут же она почувствовала на своем лице порывистое дыхание и женские губы нежно коснулись ее губ. Рисса распахнула глаза и Азелинда, словно испугавшись внезапного порыва, поспешно отстранилась. Взяв колышек, она хотела вновь вставить его в рот Риссе, но та, словно озаренная внезапной мыслью, с неожиданной силой отвернула голову.

 

- Подожди! Скажи, Эдмунд в Люнденбурге?

 

- Бретвальда на севере, - удивившись, сказала Азелинда, - но он вернется еще до…

 

- До того, как Ягморт снесет мне голову, - нетерпеливо сказала Рисса, - когда он вернется, скажи, что я хочу его видеть.

 

Азелинда неохотно кивнула, после чего Рисса дала вставить ей в рот колышек и завязать веревки на затылке. Азелинда, захватив факел, вышла, оставив ведьму одну во мраке.

 

Несколько дней Рисса пребывала в полузабытье. Когда она несколько привыкла к боли, то засыпала, повиснув на цепях. Из еды и питья было только проклятое зелье, что приносили неразговорчивые тюремщики – явно из Люти, похоже, даже из сородичей Ягморта. Вместе с ними всегда приходила Азелинда – только в ее присутствии звероподобные стражи соглашались вливать в нее «вора силы». Лишь по их появлению Рисса и вела отсчет времени – ведь действие зелья длится сутки.

 

Через несколько дней к Риссе все же пришел Эдмунд. Бретвальда был в простом черном кафтане, с вышитым на груди серебряным драконом, и штанах из черного бархата. Из украшений он носил только перстень с валькнутом. С ним явилось несколько стражей-мерсийцев и жрец Цернобока, тот, что был с Эдмундом в битве на море.

 

Подойдя, Эдмунд развязал веревки и отбросил колышек.

 

- Оставьте нас, - не оборачиваясь, бросил он.

 

- Мне говорили, что это зелье продействует еще сутки, - сказал король, когда его спутники вышли, - так что ты не сможешь причинить мне вред колдовством.

 

- Зелье действует не на всякое колдовство, - Рисса усмехнулась потрескавшимися губами.

 

- Я знаю, - кивнул Эдмунд, осматривая Риссу, - иначе, зачем было бы нужно столько рун и заговоренные цепи. Даже не верится, что в тебе скрывается столько зла.

 

- Я не такая уж и злая, - Сухой смешок сменился надрывным кашлем, - кто-то оговорил меня перед вами, ваше величество.

 

-Ягморт мог бы рассказать об этом больше, - хмыкнул король, - да я и сам кое-что видел. Ты ведь хотела убить меня.

 

- Такова война, - Рисса скорчилась от боли, пытаясь пожать плечами.

 

- Не уверен, что это можно назвать войной, - заметил Эдмунд, - впрочем, нет худа без добра. Теперь уже все убедились, что Азелинда никому не соврала, рассказывая о твоем истинном происхождении.

 

- Так это Азелинда распространяла эти слухи, - Рисса горько рассмеялась, - не держу на тебя зла! А она говорила, как это узнала?

 

Эдмунд покачала головой и Рисса рассказала все, что узнала от духа Ведис.

 

- Я предполагал что-то такое, - брезгливо поморщился он, - какова Богиня, такова и жрица. Но не тебе попрекать ее – ты делала вещи и похуже. Как и твои наемники.

 

- Что с ними, кстати?

 

- Мы взяли Йорвик почти без боя, - пожал плечами Эдмунд, - узнав о том, что случилось под Люнденбургом, уж не знаю как, вся твоя банда разбежалась. Те, что наши – пришли с повинной. Остальные – даже не знаю. Их сейчас немного осталось, хотя они долго держались, Ида с Дурстаном, как не старались, так и не прорвались ко мне.

 

- Конрад свое дело знает, - усмехнулась Рисса, - послушай, Эдмунд.

 

- Король Эдмунд, - равнодушно поправил ее бретвальда.

 

- Как скажете, ваше величество, - поправилась Рисса, - поговорим о Ягморте?

 

- А что с ним?

 

- Может вы и считаете, что чем-то ему обязаны, - сказала Рисса, - но, даже помогая вам, он думал только о своей выгоде.

 

- Как и все, - пожал плечами Эдмунд.

 

- Но сойдутся ли ваши выгоды? - сказала Рисса, - он ведь делился со мной планами на Вальтеофа и Освальда. Править Фризией и Мерсией за спиной подставных королей.

 

- Намекаешь, что то же самое он захочет провернуть и с мной?

 

- Знаешь, как в Люти говорят: сколько волка не корми, а он все в лес смотрит. А Ягморт не волк – он медведь. И как только он снимет проклятие – исчезнет последнее, что держало его в узде.

 

- Наверное, ты права, - покачал головой Эдмунд, - но я обещал Ягморту твою голову. И у него достаточно заслуг перед королевством, чтобы иметь право.

 

- У меня таких заслуг куда больше, - зло сказала Рисса, - если бы не я, все вы могли бы и не дожить до битвы под Люнденбургом.

 

- О чем ты? – вскинул брови Эдмунд и Рисса рассказала ему о том, что случилось в болотах Линдси и о заклятии, изгнавшем чуму с острова.

 

- Если это правда, - Эдмунд кивнул, - Британия действительно в долгу перед тобой. Но все же я не смогу нарушить королевского слова.

 

- Это еще не все! - сказала Рисса.

 

Эдмунд, с бесстрастным лицом, выслушал все что сказала жрица и, покачав головой, молча вышел из камеры.

 

За Риссой пришли через два дня, судя по еще двум приемам зелья. Ее руки, целую и обрубок, связали заговоренной лентой, покрытой защитными рунами, на голову набросили мешок, а рот завязали. Потом вели наверх, пока ведьма не почувствовала дуновение ветерка и не поняла, что они вышли из крепости. Вскоре ее остановили, заставили опуститься на колени и сдернули с головы мешок. Рисса оглянулась и увидела, что находится на Площади Крови. Сейчас здесь не было зевак, что и неудивительно, учитывая, что вокруг царила глубокая ночь и в небе светила полная Луна.

 

За оградой Площади Крови стояли Эдмунд, Азелинда, несколько стражей и жрец в черном. Над самой же Риссой, широко расставив ноги, возвышался Ягморт. Облаченный лишь в черные штаны, босой и голый по пояс, он, казалось, был неподвластен времени: волосатый торс так же поражал своей звериной мощью, как тот в день, когда Рисса впервые увидела князя-шамана. Сильные руки сжимали черный меч, испещренный рунами. Сам Ягморт по-прежнему избегал смотреть на Риссу, голова которой лежала на свежесрубленной колоде из осины.

 

- Ну же, шлюха! - зло крикнула колдунья, - давай! Трус, взгляни мне в глаза!

 

Ягморт вскинул меч и с силой опустил его на женскую шею. Отрубленная голова, с грязными, но все еще не утратившими золотистого блеска волосами, подкатилась под ноги лютского князя и уставилась в ночное небо широко распахнутыми глазами.

Изменено 30 Dec 2020 пользователем Каминский