Родерих наголову разбил арабов при Гвадалете

[AVGUR]

Хильперик Второй поссорился с Эдом и вернулся к Карлу Мартеллу. Да и без Меровингов он, собственно говоря, неплохо правил, а уж воевал и того лучше.

Есть и другая интерпретация этого. Меровинги на тот момент не субъекты, а скорее объекты. Хильперик конечно исключение, но не достаточно сильное.

Смерть короля Австразии Хлотаря IV в том же 719 году поставила Карла Мартела в сложное положение, поскольку майордому для легитимизации своей власти необходим был законный король из рода Меровингов, каковым мог стать только пленённый аквитанцами Хильперик. Карл был вынужден отправить для переговоров к Эду в Тулузу реймсского архиепископа Милона. Переговоры длились долго, и только в 720/721 году Эд внял уговорам Милона, согласившись вернуть Карлу короля Хильперика II вместе с захваченными королевскими богатствами и заключить с майордомом Австразии мир. По этому договору Карл признавал Хильперика единственным королём, а герцога Эда — независимым правителем Аквитании.^[19][20]

Без арабов у Эда должно хватить власти удержать Хильперика (если нужно силой) и править самостоятельно лишь прикрываясь Хильпериком.

Разницы для соседей франков, ИМХО, не будет.

Напоминаю у Карла был брат Карломан который говорил что с лангобардами нужно дружить

То есть шансы на Ганский Халифат Омейядов есть?

50 на 50. Правда матчасти по истории Ганы немного.

[Ottokar]

Меровинги на тот момент не субъекты, а скорее объекты.

Вот-вот. А объекты тянутся к субъектам. Значит, положение Эда постепенно ухудшалось, и не только из-за арабов.

Без арабов у Эда должно хватить власти удержать Хильперика

Дык в РИ серьезные проблемы с арабами у него потом начались, так что исключать переезда Хильперика нельзя.

Напоминаю у Карла был брат Карломан который говорил что с лангобардами нужно дружить

Это потому, что он был братом Карла. Если бы он был на месте самого Карла - боюсь, результат был бы тот же самый.

50 на 50. Правда матчасти по истории Ганы немного.

...А то я уже представил себе чОрный Халифат...

[AVGUR]

Это потому, что он был братом Карла. Если бы он был на месте самого Карла - боюсь, результат был бы тот же самый.

Карл был братом короля Карломана, который граничил с лангобардами и арабами. Он был на своём месте.

[Ottokar]

Карл был братом короля Карломана, который граничил с лангобардами и арабами. Он был на своём месте.

Карломан был МЛАДШИМ братом Карла. Отсюда и курс на союз с лангобардами против брата.

[AVGUR]

Карломан был МЛАДШИМ братом Карла.

Карл Мартелл и Пипин Короткий тоже имели старших братьев. Это не помешало им переиграть своих родичей.

А у Карломана большого выбора и не было: либо забыть, что он король и следовать в фарватере брата или поискать союзников.

[Ottokar]

А у Карломана большого выбора и не было: либо забыть, что он король и следовать в фарватере брата или поискать союзников.

И я о том же. Но вот будь он ЕДИНСТВЕННЫМ королем - он бы, ИМХО, с лангобардами не заигрывал.

Карл Мартелл и Пипин Короткий тоже имели старших братьев. Это не помешало им переиграть своих родичей.

Не спорю. Хотя с Пипином и его братом, пошедшим в монахи, всё вышло как в анекдоте - "сам, всё сам" (c).

[AVGUR]

..А то я уже представил себе чОрный Халифат...

Вот тут http://historic.ru/books/item/f00/s00/z0000104/st008.shtml о политической истории региона кое что есть.

 

[LokaLoki]

Арабы, скорее всего, попытаются снова. Возможно, сразу же - возможно, в 720ые. Имхо, хорошо бы определиться, что в Испании - чтоб понять, почему арабы не "схлопнут" развилку.

РеИ:

Для всех вестготских королей, начиная, по крайней мере, с Хиндасвинта, важнейшим вопросом становятся отношения со знатью. Последняя укрепилось в процессе феодализации государства и могла противопоставлять себя центральной власти. Короли, с одной стороны, делали шаги ей навстречу, а с другой — стремились сурово подавлять всяческие попытки заговоров и мятежей. Не стало исключением и правление Эгики.

В какое-то время до весны 693 г. в Толедо возник заговор, направленный против короля. В нем приняли активное участие высшие чины королевского двора, в том числе близкие семье Эрвигия. Некий Сунифред, о котором нам больше ничего не известно, провозгласил себя королем с помощью Толедского митрополита Сисберта. Должно быть, некоторое время он владел столицей, так как чеканил там свою монету (Miles, 454). 

Эгика принял решительные меры. Сисиберт был смещен со своего поста и заменен гиспалийским митрополитом Феликсом, которого, в свою очередь, заменил в Гиспалисе митрополит Бракары Фаустин, замененный епископом Портукале Феликсом. Такое неприкрытое вмешательство в церковные дела, особенно смещение толедского митрополита, могло вызвать новое напряжение в отношениях короля и церкви, что могло грозить непредвиденными последствиями. Чтобы избежать такого поворота событий, Эгика решил созвать новый собор и легализовать, уже с церковной точки зрения, все эти перемещения. XVI Толедский собор был созван в мае 693 г., и присутствующие на нем иерархи представляли все провинции королевства. Собор оправдал ожидания короля, узаконив смещение Сисиберта, обвинив его в намерении не только свергнуть короля, но и лишить его жизни. Но ни Эгика, ни собор этим решением не ограничились. И в королевском послании собору, и в решениях самого собора утверждалось, что король принимает свой трон от Бога, так что выступление против него оказывалось не только государственным преступлением, но и греховным вызовом самому Богу. Было решено, что любой человек, злоумышляющий против короля или поднявший в пределах Испании мятеж, независимо от его достоинства и статуса, будет лишен своего имущества и он сам, и все его потомки никогда не смогут занять никакой придворной должности.

По настоянию короля собор принял постановление, направленное на защиту имущества местных сельских церквей от посягательств епископов. Эгика явно хотел опереться на низший клир для ограничения могущества высших иерархов. И собору пришлось с этим согласиться.

В деятельности этого собора, как и предыдущего, активно участвовали высшие чины двора. Однако в их персональном составе по сравнению с XV собором, состоявшимся всего пять лет назад, произошли важные изменения. Из 16 viri illustres, подписавших акты этого собора, только четверо присутствовали на XV соборе, да еще двое — на более раннем, а десять человек появились в качестве высших чинов государства впервые. Это несомненно говорит о «чистке», произведенной Эгикой в высшем эшелоне власти, возможно, в связи с раскрытием заговора Сисиберта. Этот заговор был не единственным выступлением против Эгики. На соборе упоминалось и о других мятежниках, выступавших против короля, в том числе в Септимании, где они призвали себе на помощь франков.

Подавление всех этих мятежей и раскрытие заговоров укрепили власть Эгики.

Эгика сурово преследовал всех своих подлинных и воображаемых врагов. Изгнания, конфискации, большие штрафы, а то и смерть обрушивались на головы аристократов (Cont. Hisp. 53). Наряду со стремлением предохранить свою власть от возможных попыток узурпации этими мерами Эгика преследовал и другую цель — пополнить казну. Экономическое положение Вестготского королевства ухудшилось. Это ясно видно из ухудшения монеты, в которой к золоту все больше прибавляется серебро. Несколько лет подряд отмечаются плохие урожаи, что в условиях и так очень низкой урожайности вело к голоду, повышению смертности и как следствие к возросшей нужде в рабочей силе, особенно в крупных светских и церковных имениях.

В 693—694 гг. Испания обезлюдела в результате жестокой эпидемии чумы. Потери населения в Южной Галлии были настолько высоки, что там не применялось анти– иудейское законодательство. Иудеи были предоставлены в распоряжение герцога Септимании, который мог пользоваться их услугами (17. Tolet., Введение). Около 701 г. Пиренейский полуостров поразила новая эпидемия (Cont. Hisp. 62), а между 707 и 709 гг. множествой людей стали жертвами голода и присоединившейся к этому несчастью чумы (Ajbar Maymua, перевод C. Sanchez-Albornoz, La Espana musulmana segun los autores islamitas y cristianos medievales 1, Buenos Aires 1946, S. 51, S. 38). В этот период произошло значительное уменьшение населения вестготского государства. Чтобы обеспечить королевскую власть за своим родом, в 698 г. Эгика назначил соправителем своего сына Витицу. Сначала в качестве области для управления ему было выделено бывшее королевство свевов с резиденцией в Туе. Однако из-за плохого состояния здоровья короля Витица был вскоре вызван в Толедо. 15 ноября 701 г. он был помазан на царство, а в конце 702 г. Эгика скончался.

 

Витица в целом продолжал курс своего отца. С одной стороны, он смягчил суровые меры Эгики. Была объявлена всеобщая амнистия, давшая возможность изгнанникам вернуться на родину. Амнистированным возвращалось их имущество и их подданные. Многим было дано возмещение из королевской казны (Cont. Hisp. 59). Возможно, речь шла о сторонниках Эрвигия, а может быть, даже противниках Вамбы, которые столь сурово преследовались Эгикой. Однако с другой стороны, Витица, как и его отец, стремился укрепить свою власть, что в конце концов привело его к столкновениям с той же знатью. Результатом стало возникновение нескольких заговоров. Один из них возглавил герцог Кордубы Теудофред, другой — Пелайо (Пелагий). Еще отец Пелайо Фафила вступил в конфликт с Витицей. Возможно, что Фафила к этому времени был довольно опытным деятелем, и не исключено, что каким-то родственником короля, так что Эгика мог послать его в Галлецию в качестве помощника или некоего опекуна Витицы. Последний, однако, не собирался считаться с таким помощником, а тем более каким-либо образом подчиняться ему. Это, видимо, и стало причиной конфликта, в результате которого Витица убил Фафилу. Теперь сын выступил мстителем за отца. Правда, оба заговора провалились. Теудофред был ослеплен, а Пелайо изгнан на север страны в Астурию (5/7. Chron. 15; Ер. Ovet. 16).

 

Около 710/11 Витица был свергнут, в одной части королевства стал править Родерих, в другой - Ахилла. А вскоре приплыли арабы.

 

Если в АИ Витица продолжает курс отца, не объявляет амнистию, делает ставку на низший клир и низших феодалов - в принципе, как кажется, он может стабилизировать государство хотя бы на время своего правления, и отбить арабов.

Родился он около 687го, так что даже если проживет всего 42 года (как его родственник Вамба - но Вамбу травили и заключали в монастырь, а вот отец, Эгика, прожил лет девяносто), умрет он в 730м, а может "дотянуть" и до 740го.

[AVGUR]

на Ковадонге пишут

Гражданская война воспрепятствовала Агиле отправить необходимое подкрепление графу Сеуты Олбану (Дону Хулиану), который был враждебен Родериху и лоялен арабам Ифрикии. Несомненно, что именно Олбан выступил посредником соглашения между Агилой и Тариком бен Зиядом, военным командиром прилегающей к Сеуте зоне. Условия соглашения, скорее всего были просты: золото королевской казны Толедо в обмен на военную помощь арабов. В истории вестготов подобное соглашение уже заключалось между Сисенандом и франками.  Тарик принял предложение Олбана и гарантировал ему сохранение власти над Сеутой. Безусловно, Тарик не мог самостоятельно принять решение об экспедиции в Испанию. Известно, что арабский губернатор Магриба, Муса ибн Нусияр обсуждал этот вопрос с халифом аль-Валидом, который возразил ему: "Остерегайся рисковать мусульманами через опасности моря неистовых бурь". Несмотря на ответ халифа, Муса не устоял перед искушением завладеть вестготской казной. В июле 710 года небольшой отряд берберов пересек пролив. Здесь не обошлось без помощи Олбана, так как в то время у арабов не было флота в районе Западного Магриба. Без разрешения графа Сеуты ни одна лодка не смогла бы переправиться из Африки в Европу. В конце 710 года Тарик сообщил Мусе о том, что пролив можно пересечь свободно, и получил приказ готовить в Танжере новую экспедицию. Весной 711 года Тарик высадился на скале, которая в настоящее время называется Гибралтаром, и недалеко от этого места основал крепость Альхесирас.

Муса принял эмиссара своего вольноотпущенника летом 711 года. В сообщении говорилось о сложившейся благоприятной военной ситуации, и о захвате королевской вестготской казны.  Много говорится о гневной реакции Мусы на весть о триумфе Тарика.

Кстати в 739 году недовольные политикой арабов в РИ восстали берберы. Не может ли в АИ это произойти раньше?

[Ottokar]

Если в АИ Витица продолжает курс отца, не объявляет амнистию, делает ставку на низший клир и низших феодалов - в принципе, как кажется, он может стабилизировать государство хотя бы на время своего правления, и отбить арабов. Родился он около 687го, так что даже если проживет всего 42 года (как его родственник Вамба - но Вамбу травили и заключали в монастырь, а вот отец, Эгика, прожил лет девяносто), умрет он в 730м, а может "дотянуть" и до 740го.

ИМХО, да, шансы есть. Получается, надо Родериха на Витицу менять? Он ещё и дочь графа Сеуты может и не снасильничать. А

Без разрешения графа Сеуты ни одна лодка не смогла бы переправиться из Африки в Европу

Изменено 15 Apr 2016 пользователем Ottokar

[Neznaika1975]

Насколько безумной выглядит теория, когда вестготы вспоминают про опыт тисенанда - и просят помощи у франко (автсразийцев)

 

И Пипин Геристальстий отсылает к ним молодого пасынка, вместе с кучей отморозков-младших сыновей?

[Ottokar]

Насколько безумной выглядит теория, когда вестготы вспоминают про опыт тисенанда - и просят помощи у франко (автсразийцев) И Пипин Геристальстий отсылает к ним молодого пасынка, вместе с кучей отморозков-младших сыновей?

ИМХО, не прокатит. Вариант с "поумневшим Родерихом" или Витицей лучше.

[LokaLoki]

Нашел на английском про падение королевства вест-готов:

The only strictly contemporary material relating to the events surrounding the end of the Visigothic kingdom comes in the form of coinage. There exist coins of two kings that from their design could be expected to belong to the same chronological context as those of the sole reign of Wittiza. The names on the coins are Ruderic and Achila. Coins of Ruderic are known bearing the mint signatures of Toledo and Egitania (probably Idanha a Velha, northeast of Castel Branco in central Portugal) on their reverse. Achila’s coins come from Narbonne, Gerona, Tarragona, and Zaragoza. Small as the sample may be, especially of the coinage of Ruderic, the lack of geographical overlap between them would imply that one king ruled over Toledo and at least parts of Lusitania, while the other controlled the major settlements of the provinces of Tarraconensis and Narbonensis. No clear view can be taken from coin evidence of the political situation in Baetica and Galicia.

 

However, the general point would seem to be established, that there is good evidence for thinking that Wittiza was succeeded, under whatever circumstances, by two kings, controlling different parts of the kingdom.

 

The literary source nearest in time to these events is the Chronicle of 754, written about 40 years later, and most probably in Toledo. Its author, rather surprisingly in the light of his usual practice, entirely fails to report the fate of Wittiza. What he says instead is that in the year 711 (Spanish era 749) Ruderic “tumultuously invaded the kingdom with the encouragement of the Senate” and ruled for a year. By “Senate” is surely meant the leading members of the aristocracy, and perhaps also some of the bishops, in other words, the lay and ecclesiastical elite that had been involved in virtually every royal succession since the time of Reccared.

 

As already mentioned, no word is given here of the fate of Wittiza. Nor is there any mention of Achila. It would seem to be a reasonable assumption, if no more, that Wittiza had been overthrown violently. If he had just died of natural causes, and Ruderic had been chosen to succeed him with the backing of the political elite, it is hard to see why confusion or tumult should enter into the picture, especially as all royal successions since 642 had been made to seem peaceful and the result of consensus.

 

The chronicler, having mentioned Ruderic’s length of reign, then goes on to record how the new king sent armies against the Arabs and Mauri (Berbers), who, led by “Taric Abuzara” and others, were raiding and destroying many towns. In one of these expeditions in 712 his forces deserted him and he was killed.48 Unfortunately, the chronicler’s words could hardly have been more obscure had he been trying to conceal the truth from his readers. There may be some problems with the textual transmission, but what at least seems clear from this all too brief and confusing narrative is that some kind of treachery was involved, and that some unnamed individuals had accompanied Ruderic “in rivalry and deceptively, out of ambition for the kingdom.” Their presence seems to be linked to the flight of the army, but it also appears that they too perished in the disaster, though whether at the time or subsequently is not clear. This might imply that some of the court aristocracy had hoped to eliminate Ruderic by allowing him to be killed in battle, freeing the throne for another of their number, but that the plan in some way backfired, and many of them too fell in the course of the defeat or soon after.

 

An equally difficult and possibly corrupt passage records how the Arab and Berber forces under the command of Musa took Toledo in 711, and how this was followed by the execution of various “noble lords” who were still in the city, on the pretext of their being involved in the flight of Oppa, a son of king Egica. The logic of the chronicler’s chronology would be that the fall of Toledo occurred before the battle in the south in which Ruderic was killed. However, the Arab capture of the city is placed after the defeat of the king, and as this is the more likely sequence of events, it is probably wiser to follow the ordering of the chronicler’s narrative in preference to his stated chronology. Thus it may be that the death of Ruderic and the fall of Toledo both took place in 712.

 

It is also possible that the reference in the chronicle to the killing of Ruderic’s rivals, which made little sense in its immediate context, may apply at least in part to these events in Toledo. The chronicler certainly refers to Spain being destroyed both by the attacks of the Arabs and by “internal fury.” It is thus feasible that the ruling elite had split, and that not only did Ruderic have to contend with a rival king in the northeast, in the person of Achila, but he may also have lost control of Toledo to Oppa, son of Egica. At the very least it is certain that there were serious internal dissensions wracking the kingdom at the very time that the Arabs and Berbers were raiding and devastating a growing number of towns in the south.

 

To pass from this picture of events in Spain in the years 711/12, drawn from the only contemporary and near contemporary evidence, to that given by the next generation of sources is to enter a rather different world. Although there are many and serious problems to be faced (as they all too rarely are) in the text traditions, source criticism, and evaluation of the Arabic accounts of the conquest of Spain, it is safe enough to say that the earliest of these date from no earlier than the mid-ninth century, and were written in Egypt. They do not, it should also be stressed, derive from some immutable and reliable oral tradition that gives them greater authority.

 

Around 860, in the first such narrative of the conquest of al-Andalus, Ibn ‘Abd al-Hakam (ca.803–71) wrote in his Futuh Misr wa’l-Maghrib (“Conquest of Egypt and of the Maghreb”) that Tariq ibn Ziyad, who commanded the Arab and Berber garrison of Tangiers, made contact with “Ilyan,” lord of Ceuta and Alchadra, who was subject to Roderic, the ruler of Spain. He went on to explain that “Ilyan” had a grudge against Roderic, who had had an affair with his daughter, while she was being educated at the court in Toledo, and to get his revenge offered to transport Tariq and his forces across the Straits to Spain. Once there the Muslims occupied Cartagena and headed for Cуrdoba, defeating an army that tried to block their advance. In response to the threat to Cуrdoba, Roderic and his army fought a battle with Tariq at a place called “Shedunya,” in which the Visigoths were defeated and the king killed. Tariq then proceeded to Toledo, where among other treasures he found the table (or carpet) of King Solomon.

 

Significantly, and despite variations in detail, all subsequent Arab accounts of the conquest are derived to a greater or lesser degree from those first elaborated by Ibn ‘Abd al-Hakam in Egypt in the mid-ninth century, and they share common narrative features, notably the role of count “Ilyan” or Julian and his search for revenge, and a decisive battle in a location that is generally identified as the valley of the Guadelete, near Medina Sidonia.

 

Not long after Ibn ‘Abd al-Hakam wrote, the first historical narratives of the conquest from the Christian kingdoms of northern Spain began to take shape. These came in the form of the Chronicle of Albelda, named after the monastery in the Rioja where a final extended version was completed around 976, and the Chronicle of Alfonso III. The latter exists in two different versions with marked differences in parts of their narrative, which probably date from the early tenth century. They are known as the Rotense and the Ad Sebastianum versions, after a monastery in which the earliest manuscript of the former was found, and after the addressee of a prefatory letter unique to the latter. The Rotense version is generally fuller than the Ad Sebastianum. They are thought to derive from a common lost original version of the work that may have been written by or for the Asturian king, Alfonso III (866–910), after whom it is named.

 

The Rotense version of the Alfonsine chronicle, followed in part by the Ad Sebastianum, makes several highly critical remarks about Wittiza, who is accused of having many wives and mistresses and of trying to make his bishops marry, something that is seen as the reason for the ensuing “ruin of Spain.” However, he is said to have died of natural causes in Toledo in 711, and Ruderic was elected king in his place “by the Goths.” An account is then provided of the new monarch’s origins. He is described as being a son of Theodefred, himself a son of king Chindasuinth, who had been blinded by Egica out of fear that the Goths might try to make him king. Thus rendered incapable of ruling, Theodefred had retired to Cуrdoba, where he had married an aristocratic lady called Riccilo, thus fathering Ruderic.

 

According to the Asturian chronicler, the Arabs came into Spain in the third year of Ruderic’s reign “because of the treachery of the sons of Wittiza.” The king marched against the invaders, but because of their heavy burden of sin and thanks again to the treachery of the sons of Wittiza, the Gothic army was defeated. Nothing apparently was known of the fate of Ruderic, but in the resettlement of the town of Viseu an epitaph was found in a ruined church, recording the fact that “Here lies Ruderic the last king of the Goths.” As the chronicler refers to the repopulation of the town as being recent and being carried out under his orders, this is one of the passages used to confirm king Alfonso III’s own authorship of this work.

 

Seen like this, there are very clearly three very different sets of stories here. There is evidence of a little cross-fertilization. The Chronicle of Alfonso III refers to the existence of a “Palace of Ruderic” in Cуrdoba, giving the Arab name for it. This is reminiscent of the taste for associating places and buildings with famous people and events of the past, testified to in the works of Ibn ‘Abd al-Hakam and other Arab historians, and it may be that knowledge of the supposed palace site reached Oviedo through Asturian diplomatic and other contacts with the south. Similarly, the name Oppa appears in both the Chronicle of Alfonso III and the Chronicle of 754. In the latter he is the son of king Egica, who may have escaped from Toledo when the Arabs took the city, but in the former he is made out to be a son of Wittiza and bishop of Toledo (or of Seville in the Ad Sebastianum version of this chronicle), who accompanied the Arab armies into the Asturias when they came to crush the resistance being led by Pelayo, the founder of the Asturian royal line. Pelayo and Oppa engage in a long debate, by the standards of this chronicle, prior to the Asturians winning the battle of Covadonga. That this is totally unhistorical has generally been recognized.

 

 That Oppa cannot be both a son of Wittiza and a son of Egica, a lay lord and a possible royal claimant and also bishop of Toledo or Seville must also be accepted. There may have been a bishop of Seville of this name at about this time, as testified in an episcopal list preserved in a late tenth-century manuscript. That Oppa could not be a son of Wittiza can also be shown. In any case, priority has to be given to the account of the Chronicle of 754 over the Alfonsine one, as it is so much closer in date. In fact it looks as if the Oppa of the Chronicle of Alfonso III derives from a garbled or poorly transmitted version of the events that are independently recorded in the 754 chronicle, but with some deliberate recasting and revision of them, intended to promote the ideological program of the Asturian monarchy.

 

It may seem remarkable that none of these three sets of later narratives makes any reference to king Achila, whose existence, testified by both coinage and king lists, is one of the few definite things that can be known about the final phase of the history of the Visigothic kingdom. An all too common but methodologically totally unjustifiable reaction is to assume that all these different pieces must somehow fit together, and in the case of Achila, for example, to claim that he should be identified with one of the characters from the literary narratives. So he is seen as being Oppa of the Chronicle of 754 or one of the unnamed sons of Wittiza of the Asturian chronicles, without any further thought being given to the reliability of those texts.

 

A good example of the kind of difficulties into which such an approach may lead comes with the story of the sons of Wittiza in the Chronicle of Alfonso III, whose undefined treachery is said to have been instrumental in the kingdom’s downfall. However, it is this very chronicle that records that Wittiza was the son of Egica’s marriage to Cixilo, daughter of Ervig. As this marriage was planned as part of the arrangements for Egica’s succession to Ervig, and if Wittiza was the offspring of it, he cannot have been born much before 688. If then he was only in his mid-twenties at the time of his death or deposition, he could not have had children old enough to betray anybody or anything; at best the oldest of them would still have been less than 10 years old in 711/12. The narrative is totally selfcontradictory. As in the case of its account of the replacement of Wamba by Ervig, the Chronicle of Alfonso III is of no use whatsoever in trying to piece together the reality of the events surrounding the end of the Visigothic kingdom. As a view of how they were seen 200 years later, it is invaluable.

 

Similar problems exist with respect to the Arabic sources, most of which are even later in date, but which are by and large no more than elaborations on a core of legendary materials put together or devised in the middle of the ninth century. In general it has to be admitted that both these later levels, the Arab and the Asturian, add little or nothing to a proper understanding of what actually happened around 711, and if anything only get in the way of achieving one.

 

Pared down to the bare essentials, it looks as if Wittiza was overthrown in a coup, probably in the year 711 but possibly in 710. This was carried out by Ruderic with the support of some at least of the secular and ecclesiastical elite of the court, but it may have been violent and certainly did not achieve the level of consensus among the aristocracy secured by some earlier transfers of power. As in 653 and 672, an uneasy or unpopular royal succession led to a regional attempt to challenge it, and as in those two previous cases, this was based in the northeast. This would seem the most reasonable explanation for the existence of Achila and for his power base being located in the provinces of Tarraconensis and Narbonensis. That he, unlike Paul, who had proclaimed himself king in this region, survived and, according to the king list, reigned for three years, may be due to the fact that he and Ruderic never came to fight it out between them. It is unlikely that this was due to any degree of mutual tolerance, let alone a formal division of the kingdom, of the kind offered to Wamba by Paul in 673. It is more probable that a more serious threat intervened, in the form of the Arab raids on the south, before they could come to blows.

 

The traditional account given by the Arabic sources implies a single expedition, led by Tariq, which resulted in one major battle, in which Ruderic was defeated. The Chronicle of 754, far closer in time to these events, indicates a rather different pattern of events, with the crucial battle being preceded by destructive raids, in which various towns were attacked. Once the nonsense of count Julian and his daughter is dismissed, and with it the idea that the Arabs and Berbers lacked shipping of their own, both to bring them to the Tangiers peninsula in the years around 705/6 and then to transport them across the Straits into Visigothic territory at will, it is easy to see how a series of sea-borne raids on southern Spain could have followed on from the subjugation of Tangiers and Ceuta.

 

What happened next is exceedingly obscure and will probably always remain so. It is just possible, from the words of the Chronicle of 754, that another son of Egica, called Oppa, had been set up as king in Toledo while Ruderic was away in the south, or this may have happened in the brief period between the latter’s defeat and the Arab conquest of the capital. Ruderic’s death almost certainly took place in the context of a battle against one of the Arab and Berber raiding forces, and may have been the result of treachery on the part of some of his supposed followers. If so, this was with an eye to effecting a change of ruler and not to betraying the kingdom to the invaders, who, however, were quick to take advantage of an unexpected opportunity to turn a raid into a conquest. In the northeast, the end of Achila’s three-year regnal period would have coincided with the Arab conquest of the Ebro valley and Zaragoza, which the coinage shows to have been part of his kingdom. It is thus possible that his death was linked to the fall of this part of his realm. His successor Ardo is known only from a regnal list, and is given a reign length of seven years. This would take him to 721, in which year the Arab and Berber armies crossed the Pyrenees and conquered Narbonensis. He, the last of all the Visigothic kings, may have gone down fighting, like his predecessor.

 

While the elimination of vengeful counts and treacherous children may help to clarify the all too uncertain pattern of events, there remains a fundamental question of how it was that an apparently powerful and hitherto peaceful kingdom should fall so quickly to a relatively small number of invaders. In the past, such questions gave rise to the idea that the kingdom must have been in a state of moral decline, decay, and demoralization. Such an approach must now seem rather archaic, and in many ways it was conditioned by the reactions of the Spanish intelligentsia to the state of their country in the late nineteenth and early twentieth centuries, and in particular the humiliating defeat in the Spanish-American War of 1898, which had lost Spain most of her remaining overseas territories. Explanations found for the decay of Spain’s once great empire were also thought to be applicable to earlier national disasters.

 

The decline in the credibility of such an approach to the problem of understanding why the Visigothic kingdom proved so fatally unready to deal with the Arab and Berber invasion has tended to sideline the question rather than provide an alternative answer. But the enquiry itself is still a valid one, all the more so if it be accepted that the conquest was in some senses little more than an accident that was skilfully exploited by the beneficiaries. As has been shown earlier in this chapter, the Arabs had extended themselves over an enormous stretch of territory, encompassing the whole southern shore of the Mediterranean, by conquering the main settlements along what was a very long and narrow coastal region. There was no large-scale conquest, let alone assimilation at this time, and each of the discrete regions conquered had to be garrisoned. Their numbers were small, even after they began recruiting indigenous tribesmen, and relatively small forces would have been used in each phase of the expansion.

 

It is almost impossible to know the size of the forces involved. Later Arab sources speak of an invading force of 7,000 to 12,000 men, but as this was supposed to encounter a Visigothic army over 100,000 men strong, no trust can be placed in the accuracy of the figures. In any case, 7,500 is likely to be too high for the size of the Arab and Berber forces who entered Spain in 711/12. Something like a quarter of that number may be more realistic.

 

Reducing the scale of the invading army may seem to make the question of why it proved so devastatingly effective all the more significant. But it needs to be understood that the forces that confronted them were probably not much larger in number. The brief survey of the political history of the kingdom attempted in the preceding chapters should have suggested how very small the Visigothic elite really was. There were a tiny number of families, perhaps no more than a couple of dozen who controlled many of the economic assets of the kingdom, and who provided the personnel for the court aristocracy. Their immediate followings would also have constituted the principal constituents of the royal army, along with those troops the kings themselves would have raised from their own lands and those that formed the fiscal estates.

 

The size, maintenance, and armament of such forces cannot be known from the evidence available to us, but it is unlikely that numbers were large. For one thing, the military threats to be faced in and by the Visigothic kingdom were generally quite limited. Essentially, they consisted of the repression of banditry, defence against Basque raids, and securing the frontiers up in the northeast against the possibility of attack by the Franks, or in the late seventh century by the dukes of Aquitaine. The last of these was probably the most significant, and the fact that most of the serious military challenges to the kings in Toledo, as in 631, 672/3, and 711, came from this region may imply a greater concentration of forces in this area than elsewhere in the kingdom.

 

There is no evidence that Visigothic Spain was a society organized for war, in the way that was true of their Frankish neighbors. Among the latter it was the practice for annual assemblies to be held, in which the kings and their nobility would, among other things, decide upon the target for a military campaign in which they would all join later in the year. Although this practice may not have been followed consistently, especially after the mid-seventh century, it meant that the Frankish kingdoms were frequently aggressive and expansionary, as far as their neighbors were concerned, and the resulting spoils of war played an important part in enhancing the power of the most effective of the Merovingian kings.

 

The Iberian peninsula, unlike Francia, had geographically defined boundaries and provided far fewer opportunities for military expansion. After the disaster suffered by Theudis’s forces in Ceuta in the midsixth century, no subsequent king seems to have tried to reestablish a Visigothic enclave across the Straits of Gibraltar, and warfare on the borders with the Franks and Aquitainians always seems to have been defensive in character. Thus there was hardly any need for large armies, especially after the decline of the Frankish threat in the 630s. Wamba had to use threats of severe punishment to try to force lay and ecclesiastical landowners to produce military contingents. The Arab raids around 711 may not at the time have seemed more threatening than the frequent depredations of the Basques in the Ebro valley, and there is no reason to assume that unusually large forces could or would have been raised to counter them.

 

The disaster seems therefore to have resulted from the death of the king in battle, the first time this had happened since 507, and the related destruction of a significant proportion of the aristocratic elite. Some of these may have fallen in the battle, and others, according to the Chronicle of 754, were killed in Toledo soon after the Arabs took the city. The loss of king, capital, and palatine aristocracy would have had a paralyzing effect on a political system in which the transmission of royal authority depended entirely upon a process of selection by the court elite of one of their own number, with a formalizing of it that could be held only in the urbs regia.

 

There were of course regional nobilities, but these had been excluded from any part in the king-making processes from at least 653 onward. Nor were their individual resources sufficient to challenge the authority of the conquerors, who had replaced the former Visigothic elite. So it is not surprising that in the immediate aftermath of the defeat of Ruderic and the fall of Toledo, regional leaders, such as count Theodemir, who seems to have controlled seven small towns in the southeast, made treaties with the invaders that ensured their personal continuance in their offices, landholdings, and local authority. Overall, it is hard to resist the impression that the Gothic ruling classes were at the end of the history of their kingdom, as at the beginning, a small military aristocracy perched on top of a large civilian subject population that, for all the best efforts of the church, did not greatly care whether they survived or not.

Если в двух словах - автор не верит в версию с графом Сеуты, потому что версия середины IХ века, а источники ближе к 711му говорят про ряд набегов арабов на юг Испании, что кажется логичнее.

Витицу, как полагает автор, был смещен в результате переворота, после чего королевство распалось надвое: северо-восток и Толедо (возможно, частей было больше), при этом в Толедо было как минимум две группировки, Родериха и Оппы, сына Эгики.

С вооруженными силами у вестготов были проблемы - Вамба (правил 672-680) жестоко карал за попытки феодалов формировать свои отряды, автор говорит всего про "пару дюжин" семей, которые формировали двор, "дружины" и политику государства. Что еще хуже - большая часть воинов была сосредоточена на северо-востоке, где постоянно шли бои (или угроза боев) с Аквитанией и басками.

Соответственно, когда арабы начали набегать на юг - у Родериха было совсем плохо с войском. А когда он собрал все, что мог, и пошел воевать, в Толедо произошел переворот, власть захватил Оппа, а в ходе битвы с арабами, похоже, имело место предательство - только не в пользу арабов, а в пользу Оппы. Недооценили вестготы арабов, решили, что Родериха убьют - а в итоге получилось массовое избиение войска. Арабы "на плечах отступающих" ворвались в Толедо - и там устроили казни лордов. Собственно, на этом элита Испании и закончилась - кто не погиб в битве, был казнен, королевство осталось без короля, двора, и власти, поэтому "мелочь" из провинций и заключила договора с арабами.

А северо-восток, как предполагает автор, еще десять лет отбивался от арабов - года до 720/721, когда арабы появились в Южной Галлии. Но и у них войско было небольшое, восполнялось плохо, и арабы победили.

 

Если не происходит раскол на два королевства, и Витица может пойти на арабов с привлечением войск с северо-востока, и в армии не происходит предательства - у Витицы, насколько я понимаю, есть все шансы разбить Тарика.

А заодно начать формировать нормальную армию.

[Ottokar]

Если не происходит раскол на два королевства, и Витица может пойти на арабов с привлечением войск с северо-востока, и в армии не происходит предательства - у Витицы, насколько я понимаю, есть все шансы разбить Тарика. А заодно начать формировать нормальную армию.

Тут интереснее расписать арабскую политику в Магрибе без завоевания Испании.

[LokaLoki]

Тут интереснее расписать арабскую политику в Магрибе без завоевания Испании.

Я хотел понять, смогут ли испанцы организовать оборону от арабов - чтобы направить арабов и берберов на запад и юг. Похоже, шанс есть.

Арабы в Магрибе до развилки:

706 - поход против берберов масмуда на западных отрогах Аталаса, масмуда договорились о мире, а также второй морской поход на Сицилию, успешный.

707 - ничего, вероятно, строительство крепостей на территории масмуда.

708 - поход на Дальний Сус, успешный, но без покорения и присоединения, а также морской поход на Балеары с высадкой в Мурсии.

709 - покорение Сеуты.

710 - первый десант в Испании.

711 - новый десант, в АИ закончившийся разгромом.

У Мусы есть три года - потом сменился халиф и сменил Мусу. За это время ему логично провести еще пару морских рейдов на Сицилию, Балеары и Испанию, с переменным успехом, и, вероятно, совершить еще один поход в Дальний Сус - на этот раз основательнее, вполне возможно с основанием там гарнизона на подобие Кайрауна, чтоб был базой для походов на юг, и, вероятно, закладкой верфи.

Новый халиф прожил всего два года, а в 717м пришел Умар/Омар, который вообще приостановил агрессивную политику.

В 720м пришел новый халиф - Язид, его губернатора в РеИ берберы зарезали. Зарежут и в АИ. На смену в РеИ пришел Бишар б. Сафван, и вот он-то и возродил бурную деятельность:

Возродил ежегодные морские походы: в 720м на Сицилию, в 721м на Сардинию, в 724 на Сардинию и Корсику, в 725 на Сицилию, в 727 на Сардинию. В АИ, надо думать, будут грабить и Балеары.

В 719м арабы вышли в Южную Галлию. В АИ походов на острова, вероятно, не хватит на всех желающих - а рассказы про золотые земли "там, за Сахарами", вероятно, будут. И тогда первый поход в Гану состоится около 720го, а не в 734м. И, вероятно, так же принесут «значительное количество золота».

А дальше надо смотреть

[Ottokar]

И тогда первый поход в Гану состоится около 720го, а не в 734м

"А вот с этого места поподробнее"^тм. Просто самое интересное, что есть в этой теме - африканские перспективы Халифата. С этой стороны не смотрели.

[AVGUR]

Нашел на английском про падение королевства вест-готов:

Коллеги вот статья на русском на Ковадонге

http://www.covadonga.narod.ru/Visigodpal.htm

там более понятно

 

[Ottokar]

Коллеги вот статья на русском на Ковадонге

ЧТД - без конфликта Агилы с Родерихом арабское вторжение можно было бы и отбить.

[Neznaika1975]

кстати, наткнулся на интересную фразу

Следует также остерегаться относить за счет нашествий все волнения сельского населения. Например, в Испании, где во внутренних районах Леванта (Carpetania) наблюдается катастрофическое падение численности населения. Германцы здесь ни при чем — благодаря случайности хроники позволяют увидеть в ней последствие почти непрерывных эпидемий VI и VII вв.

 

 

все таки были у испанцев шансы отбиться?

[Ottokar]

а рассказы про золотые земли "там, за Сахарами", вероятно, будут

Не отправит ли халиф Хишам в этой АИ армию вторжения в Гану? Халифат ведь живет именно за счет военных сверхдоходов, покрывающих дефицит.

[LokaLoki]

Не отправит ли халиф Хишам в этой АИ армию вторжения в Гану?

Читаю про транс-сахарскую торговлю периода.
Там, вроде, не столько Хишам пошлет, сколько губернатор Ифрикии - но разница, в сущности, не большая.

[Ottokar]

Читаю про транс-сахарскую торговлю периода. Там, вроде, не столько Хишам пошлет, сколько губернатор Ифрикии - но разница, в сущности, не большая.

А последствия какие? Для интересов Халифата хорошо бы завоевать Гану или хотя бы обложить её данью.

[LokaLoki]

Про транссхараскую торгволю.

В РеИ, Сиджильмаса был основан в 757/58 году, на краю пустыни, и вскоре стал центром торговли. Торговый путь шел в древнюю Гану, «страну золота». Город стал важным экономическим и политическим центром в 776/7 – 784/5, то есть, можно полагать, в это время торговый путь уже «работал».

Другой торговый путь, Тиарет – Гао, уже «работал» до 823го года. По другим данным, торговый путь был открыт уже в последней четверти восьмого века.

Муса ибн Нусейра в 705/6-708/9 продвинулся в Магрибе до «Дальнего Суса», и поставил сына губернатором. В РеИ, регион не был окончательно покорен до правления губернатора Хабиба Ибн Аби Убайда (734-740), который совершил поход не только на Южное Марокко, но и в Западный Судан. Похоже, его сын регулярно повторял походы, а один из арабских генералов вроде как сказал: «Я совершил двадцать походов на Анбию из Дальнего Суса. Я видел Нил (Сенегал, в смысле). Между рекой и соленым морем (Атлантикой) стоит песчаный холм, от подножия которого течет река». Анбия – это Западная Сахара, от Дальнего Суса до Ганы. Походов было немного, Анбия покорилась, или договорились.

Когда берберы были, наконец, «утихомирены», в период Аглабидов, в Ифрикии стали чеканить золотые динары (с начала девятого века), после 817го процент золота в динарах стремительно вырастает, а в период 841-863 держится на уровне ста процентов. Правда, это золото могло быть и из Сицилии, и уверенно говорить про торговые пути можно только с 900 года.

Но это все в РеИ.

 

В АИ активность в Испании можно «перенести» на активность в Западной Сахаре.

Тогда 719-721 (захват Нарбонны и осада Тулузы) могут означать окончательное покорение Дальнего Суса. Возможно, губернатором будет тот же, кто в РеИ управлял Испанией – этот генерал был весьма активен, пока не погиб под Тулузой. В АИ он, скорее всего, совершит те самые 20 походов вплоть до реки Нил-Сенегал, утвердив Халифат в Западной Сахаре.

В РеИ в 725-729 Испанию «лихорадило», губернаторы сменялись чуть ли не постоянно – можно предположить то же и для Магрбиа. Отличия от РеИ, похоже, будут не слишком большими.

Абд аль Рахман, по аналогии, станет губернатором Магриба в 730м – и, весьма вероятно, пойдет походом на Гану. В РеИ Альморавиды подчинили Гану в районе 1076го, возможно, одним походом. Можно предположить, что Абд аль Рахман покорит этот район в начале 730х, и к 734му золото (и, наверное, рабы) пойдет на север в Ифрикию и далее в Халифат.

 

Теоретически, это может означать, что берберов Ифрикии станут давить немного меньше – ибо губернатор сможет отправлять в столицу золото, а не каждого пятого бербера в виде раба. Плюс, если удастся организовать базу в Гане – а это обычная практика арабов – можно будет организовывать походы оттуда, и слать в Дамаск много хорошего. Что, в свою очередь, может означать, что губернатора не сменят на того, кто довел до восстания 740го.

[AVGUR]

Нил-Сенегал

Может Нигер? Или там что то есть?

[Neznaika1975]

Интересно было бы понять, как будут развиваться австразийцы без добычи от южных походов