Рассказы с конкурса "Война на Тихом Океане"

[Magnum]

Рассказы с конкурса "Война на Тихом Океане"! 

 

"В мгновенье камнем стать…"
"Забытые"
"Кумуста оэ"
"Тайна острова"
"Укол"
"Утопленник"

 

 

Голосование начинается сейчас и продлится до 23.59. 18 ноября 2020 г., когда и будут раскрыты имена авторов. 

 

Критиковать, обсуждать и комментировать можно в этой же теме. 

 

Поехали! 

Edited 10 Nov 2020 by Magnum

[Magnum]

«В мгновенье камнем стать…»

 

Сражение началось еще до того, как моряки обоих флотов увидели друг друга собственными глазами. Сначала сближение отразилось на радарах, отозвавшись мгновенным радиосигналом по всем кораблям, а вскоре взлетевшие с авианосцев самолеты обрушили на врага шквал стали и огня. Ответные залпы не заставили себя долго ждать, сшибая в воздухе смертоносно-изящных стальных птиц, тогда как с оставшихся неповрежденными палуб уже взлетала авиация. Грохот взрывов, рев моторов и оглушительный треск выстрелов полностью заглушили крики людей, в недобрый час оказавшихся на смертельной для себя траектории. В считанные минуты счет погибшим пошел на тысячи: изрешеченных пулями и разорванных в клочья снарядами, сгоревших в пламени пожаров, превративших стальные громады в исполинские плавучие костры. Меж тем, сохранившие боеспособность корабли, наконец, сойдясь друг с другом на расстояние выстрела, сошлись в ожесточенной артиллерийской дуэли, сопровождаемой рыком моторов и разрывами снарядов.

Пилот серебристого «Вампира», совершив крутой вираж, зашел в хвост гнавшемуся за ним истребителю, окрашенному в хищные, черно-красные цвета. Пушка плюнула огнем сразу из нескольких стволов и вражеский самолет, клюнув носом, рухнул на палубу одного из авианосцев. В яркой вспышке взрыва сгинул красный флаг с многопалой белой звездой, послышались отчаянные крики людей, пытавшихся потушить пожар, когда пламя добралось до цистерн с горючим. Новый, еще более страшный взрыв потряс корабль, с которого люди, не успевшие даже спустить шлюпки, просто бросались в воду, чтобы утонуть или оказаться на зубах у акулы. Пилот «Вампира» дав последний залп по барахтавшимся в море врагам, развернулся, направляясь к родному авианосцу.

Самолет уже снижался, когда внезапно взрывы и выстрелы перекрыл новый, намного более ужасающий грохот. Море пришло в чудовищное волнение, качая и переворачивая стальных гигантов, словно бумажные кораблики, растаптываемые в луже капризным мальчишкой. Исполинские струи пара ударили из воды, захлестнув палубу авианосца, сбивая с ног кричащих, варящихся заживо людей. Новый, еще более страшный толчок всколыхнул океан и огромный авианосец, шедший под бело-сине-оранжевым триколором, треснул и переломился пополам. Вспыхнувшее пламя тут же захлестнули океанские волны, жадно поглотившие останки корабля. В следующий миг воды с шумом отхлынули, давая дорогу чему-то огромному. Круша стальные борта тонущих кораблей, из моря поднималась громада черного камня, окруженная облаками пара и кипящей водой. Все новые скалы вздымались ввысь, вырастая на десятки футов над поверхностью моря, застывая над ним высоким усеченным конусом.

Морское сражение отдалялось — один из флотов, получивший непоправимый урон от титанических сил моря, обратился в бегство, тогда как его противник, почти не пострадавший от вулканических толчков, опомнившись, кинулся в погоню. Вскоре грохот выстрелов и жужжание моторов стихло в отдалении — и лишь в небе кружил забытый всеми серебристый «вампир». От одного из винтов шел густой черный дым, полыхал и хвост самолета. В последний момент, перед тем, как истребитель взорвался, от него отделился белый парашют и, покачиваясь в струях ветра, принялся спускаться на поднявшийся из моря новый остров.

 

 

 

— Ну и дыра!

Моложавый мужчина, с прилизанными черными волосами, брезгливо отдернул носок лакированного ботинка от сваленной ему под ноги бледно-красной требухи. В своем элегантном костюме и с небольшим черным чемоданчиком он выглядел белой вороной среди угрюмых рыбаков с волосами цвета речного песка, одетыми в засаленные куртки и штаны, с прилипшими к ним рыбьими чешуйками. Столь же чужеродно выглядел среди рыбацких баркасов и белый катер, с его стеклом, сталью и пластиком.

— По здешним меркам это цивилизация, Парсонс, — послышался сзади насмешливый голос. Обернувшись, мужчина увидел, как с трапа, размахивая тростью, спускался одетый в белый костюм седовласый и бородатый джентльмен. За ним, сгорбившись под тяжестью увесистого чемодана, шел мускулистый канак, голый по пояс. Следом шел рослый мужчина с наголо бритой головой и холодными голубыми глазами. Военную форму украшали знаки отличия коммодора Ново-Альбионского флота. Замыкал процессию еще один мужчина, темной кожей и чертами лица походивший на несущего чемодан канака, но при этом одетый также, как и его белые спутники.

Все пятеро столпились на хлипком деревянном причале, к которому, бросая на приезжих недоверчиво-любопытные взгляды, причаливали рыбаки, с лодками заваленными до краев рыбой, пресноводными крабами и большими черепахами.

-Думал, мисс Марч нас встретит здесь, — щеголеватый Парсонс демонстративно поморщился, — вообще не понимаю, зачем нам нужно было забираться в эту глушь? Почему бы не приказать девчонке просто явиться в столицу?

-Девчонка под опекой мисс Марч, — проворчал военный, — а у той связи в правительстве и в Генштабе. Кроме того, чем меньше народу будет знать об этом визите, тем лучше…

-Эта ваша секретность, — Парсонс сказать что-то еще, когда его слова прервал шум мотора. Вскинув головы, все пятеро проводили взглядами геликоптер, сделавший круг над рыбацким городком и развернувшийся в открытое море.

-Похоже, это она, — хмыкнул бородач, — кстати, за нами тоже уже прислали.

Он кивнул на стоявшую у самого края причала моторную лодку. В ней стоял высокий светловолосый мужчина в куртке из крокодиловой кожи и шляпе с широкими полями. Наполовину высунувшись из лодки, он отчаянно махал гостям, привлекая их внимание.

-Рональд Хобарт, — представился мужчина, — управляющий поместья Марченхауз.

— Профессор Деррик Уэст, доцент и мой ассистент Джон Парсонс, коммодор Роберт Стивенс, Соломон Уфа Тупоу, принц Тонга и мой слуга, Даниэль, — разом представил всех бородатый мужчина, — мисс Марч ожидает нас.

— Именно так, — кивнул мужчина, — она послала меня, чтобы доставить вас в усадьбу.

  Лодка шла параллельно берегу, давая возможность всем как следует осмотреть окрестности. Впечатление о Марченвилле, как о невероятной глуши, подтверждалось, чем дальше они отъезжали от центра. Иные из неказистых, полуразвалившихся домов подходили вплотную к морю, так что дверь открывалась прямо над водой. У входа порой сидел кто-то из местных жителей, возившийся в лодке или чинящий рыбацкую сеть. При этом городок считался главным центром цивилизации на северном побережье Внутреннего моря. Кроме него вокруг было лишь еще несколько поселков, да отдаленные фермы, отстоящие друг от друга порой на несколько миль, населенные еще более темными селянами. Дальше к северу до самого залива Карпентария тянулись джунгли и мангровые болота, кишащие змеями и крокодилами. Казалось невероятным, что на южном берегу моря раскинулись многолюдные города, в окружении пастбищ и возделываемых полей, меж которых пролегли современные дороги. Здесь же единственной связью с внешним миром был катер, совершавший один рейс в неделю.

   Город кончился, когда лодка обогнула выступавший далеко в море мыс, за которым открылось множество островков поросших мангровыми зарослями. Меж островов двигались небольшие лодки из цельного ствола дерева. Сидевшие в них чернокожие рыбаки почтительно кланялись управляющему, отвечавшему им небрежным кивком.

.

  Вскоре перед ними появился большой остров, где, в окружении пышной зелени, красовался живописный особняк. Часть его стояла прямо над водой, поддерживаемая массивными высокими сваями. На поднимавшейся же от воды лестнице стояла красивая женщина в элегантном белом платье. Очень светлые волосы укладывались в замысловатую прическу, в тонких чертах безошибочно читалась «порода», также как и во взгляде больших зеленых глаз.

   — Добро пожаловать господа, — грудной голос был под стать ее аристократичной внешности, — я Арабелла Марч.

   Она протянула руку и профессор, склонившись в галантном поклоне, поцеловал тонкую кисть. Его ассистент, не сводя восхищенного взгляда с женщины, повторил жест профессора, остальные ограничились лишь почтительными поклонами.

 -Можешь быть свободен Рональд, — сказала она управляющему, — Исайя поможет вашему слуги донести багаж.

   За спиной женщины маячил высокий туземец, с грубыми, отталкивающими чертами лица. Темная, почти черная кожа, вьющиеся, как негров волосы, но при

этом борода отливающая насыщенной рыжиной. Однако одет этот дикарь был во вполне современную ливрею. Ухватив обеими руками сразу все вещи новоприбывших, слуга молча кивнул канаку, указывая ему дорогу.

-Слуги уже приготовили ужин, — улыбнулась хозяйка дома, — прошу к столу.

   Ужинали на небольшой веранде в одном из верхних помещений. Из большого окна открывался изумительный вид на заходящее солнце, тонущее в водах Внутреннего моря. Накрытый стол поражал как своим изобилием, так и экзотичностью преподнесенных блюд: жаркое из хвоста сухопутного крокодила, суп из гигантской черепахи, салат из пресноводных крабов, искусно запеченное мясо мегалании. Парсонс брезгливо отказался от таких блюд, Стивенс и профессор сжевали пару кусочков, из вежливости, зато тонганец уминал предложенные деликатесы за обе щеки.

— О здешнем гостеприимстве не зря ходят легенды, — с набитым ртом сказал Деррик Уэст, — когда мы можем поговорить с вашей…спутницей?

Парсонс и Стивенс как по команде переглянулись, лица обоих искривила чуть заметная усмешка. Лицо же Арабеллы осталось безмятежным.

— Хенни приходит и уходит, когда считает нужным, — пожала плечами хозяйка, — я не считаю нужным ограничивать ее в чем-либо.

-Мы видели вертолет, — заметил коммодор, — несмотря на молодость, она считалась одной из лучших…

-Да, я даю ей свой геликоптер, — кивнула Арабелла, — с запада, порой, в мои владения заходят браконьеры и она патрулирует те места, высматривая непрошеных гостей. На вертолете установлена небольшая пушка, так что она может не только высмотреть нарушителей, но и как следует их припугнуть…

— Целая пушка? — вскинул брови Стивенс, — однако…

— Когда она вернется? — перебил его Парсонс, — не хотелось бы злоупотреблять вашим гостеприимством.

-Вы меня не смущаете, — улыбнулась Арабелла, — а насчет того, когда она вернется…ничего не могу сказать. Я, конечно, предупредила ее о вашем визите…

-Леди Марч, — послышался звонкий голос, — прошу прощения, что задержалась.

Головы всех присутствующих как по команде повернулись к двери. Там стояла невысокая, ладно сложенная девушка, с золотисто-рыжими волосами, остриженными по шею. Она носила летную форму гражданской авиации Нового Альбиона. Серые глаза на усыпанном веснушками лице смущенно потупились при виде как по команде уставившихся на нее людей.

— Ты как раз к ужину, дорогая, — улыбнулась Арабелла, — господа, это Хенни.

Девушка, настороженно озираясь, уселась на углу стола, поставив на него локти. Вытягивая губы, она принялась осторожно прихлебывать горячий суп. Остальные гости смотрели на нее как на диковинного зверя, чем смущали ее еще больше.

— Хенни ван дер Бумен, я полагаю? — начал разговор коммодор Стивенс, — корнет Королевских ВВС Нидерландов?

— Соединенного Королевства Бельгии и Голландии, — поправила девушка, — в нынешних огрызках я не служила ни дня. Ни в Бельгии, ни в Голландии, ни тем, более в Соединенных Штатах Индонезии.

— Вам стоит быть благодарными Новому Альбиону за то, что сейчас там именно Соединенные Штаты, — заметил Парсонс, — а не очередная провинция Сферы.

-Я была бы благодарна, если бы вы поддержали нас в той войне, — зло бросила девушка, — может тогда Белголландия осталась единой.

— Уверен, Империя сделала вывод из тех ошибок, — примирительно сказал профессор, — по крайней мере, дальше Сфера пока не продвинулась.

-Если бы мы задавили тот мятеж, Япония тоже не стала бы красной, — сказала девушка, — а так — продолжать ту войну теперь вам.

-Я смотрю, вы следите за мировыми событиями даже в этой глуши, — заметил коммодор, — это хорошо. Значит, нам будет проще перейти к цели нашего визита.

— Вы — одна из немногих белголладнцев, кто выжил в сражении при Анахатане, — мягко произнес профессор, — вы хорошо помните тот бой?

— Думаю, леди не смогла бы забыть поражение, уничтожившее славу Белголландии, — заметил Парсонс.

-Мы не потерпели поражения, — оскалилась Хенни, — нас победила стихия.

-Согласен, имело место трагичное стечение обстоятельств, — кивнул профессор, — вы хорошо помните извержение?

— Каждую ночь оно встает у меня перед глазами, — с горечью произнесла девушка, — это был мой первый боевой вылет и как замечательно он начинался! Я сбила самолет, а он потопил авианосец…никто не смог бы так, даже Фамке!

-Кто? — непонимающе спросил профессор.

-Фамке ван дер Бумен, — пояснил коммодор, — командир эскадрильи белголландских ВВС, герой войны в Европе. Ваша…кузина, если я не ошибаюсь?

-Младшая тетка, — буркнула Хенни, — хотя у нас и разница всего в восемь лет. Я хотела доказать, что в нашей семье может быть не одна женщина-пилот — и доказала, черт бы их всех подрал! Но после того разгрома, кто вспомнит о моем первом бое?

-Ваши заслуги без сомнения будут оценены по достоинству, — кивнул профессор, — но вернемся к извержению. Вы же помните, как появился новый остров?

— Помню, — кивнула Хенни, — я там провела почти сутки, пока меня не забрала наша подлодка. Я понимаю к чему вы клоните, док — да, я видела те уродливые руины и пусть дьявол заберет меня, если я захочу увидеть их снова. Никогда не видела более мерзкого строения. Хорошо, что через месяц этот проклятый остров вновь погрузился под воду.

— Не совсем, — вдруг произнес тонганец, игнорируя взгляд Хенни, шокированной столь бесцеремонным вмешательством цветного в разговор белых людей, — недавно появились сообщения, что после новых подземных толчков остров поднялся вновь.

— Принц — специалист по культурам народов Океании, — пояснил профессор, — он обучался в Лондоне, под моим руководством. Парсонс — знаток древних культов и запретных книг, в которых, как мы предполагаем, упоминается это строение. Одновременно он является блестящим химиком, создателем нескольких типов мощнейшей взрывчатки. Ну, а коммодор Стивенс отвечает за военное обеспечение нашей экспедиции.

-Какой еще экспедиции? — хмуро спросила девушка, предполагая самое худшее.

— К которой мы приглашаем присоединиться и вас, — широко улыбнулся Деррик Уэст, — ведь вы единственная, кто впервые за десятки, если не сотни тысяч лет увидел вершину священной горы затонувшего царства Му.

— Ни за что я не вернусь туда!

— Оставьте ее в покое! — возмутилась Арабелла, — девчонка и так натерпелась.

— Мисс, вы не понимаете, — коммодор грозно нахмурил брови, — вот приказ министерства. Даже с вашими связями не удастся его проигнорировать.

— Это мы еще посмотрим, — воинственно выпятила грудь Арабелла. Коммодор с трудом отвел взгляд от волнующих полушарий, но спорить не перестал.

— Кстати, в Генштабе считают подозрительной вашу привязанность к гражданке иного государства…пусть и уже несуществующего. Не так уж давно мы были врагами…

— Война с Белголландией — позорнейшая страница нашей истории! — горячо ответила Арабелла, — если бы мы договорились, Сфера бы так и не возникла.

-Мисс, мы не в Сенате, не тратьте свой пыл, — оборвал ее коммодор, — если ваша подопечная откажется, то я подниму вопрос о ее депортации. А если согласится — получит не только гражданство, но возможность вступить в ВВС Нового Альбиона.

-И немаленькую сумму от нашего вуза, — улыбнулся профессор, — что скажите, мисс?

Хенни затравленно посмотрела на Арабеллу, потом на гостей и неохотно кивнула.

 

 

— Вот он!

Рокоча лопастями, новенький вертолет снижался к острову. За рулем, сосредоточившись на приближающейся цели, сидела Хенни ван дер Бумен, рядом находился коммодор Стивенс. Что же до профессора, тонганца и Парсонса, то они сидели позади, с не меньшим вниманием смотря на таинственный остров.

-Вблизи он, конечно, внушает гораздо больше, — кивнул профессор, — коммодор Стивенс, вы уверены, что здесь нет войны?

-Формально Марианские острова принадлежат Окинавской империи, — пожал плечами коммодор, — но реально здесь заправляет Дезерет. Думаю, наш союзник не станет сердиться на нас за эту высадку. А что до Сферы…. боевые действия сейчас идут близ Филиппин. Вряд ли краснопузые сунутся именно на этот остров, который того и гляди, опять уйдет под воду.

— Надеюсь, этого не случится, прежде чем мы как следует, обследуем все здесь, — усмехнулся Деррик Уэст, — снижайтесь моя дорогая.

Хенни неохотно направила вертолет к вершине острова. Сейчас на нем уже ясно виднелось уродливое строение из черного камня. Жутковатая постройка казалась нарушением всех канонов архитектуры, вызовом самому понятию симметрии.

Не без труда девушка нашла мало-мальски ровную поверхность, у самой кромки воды, куда можно было усадить вертолет. Еще прокручивались лопасти, а Деррик Уэст, не в силах сдержаться, распахнул дверь и выскочил на черные камни.

— Это восхитительно! — произнес он, в почти молитвенном экстазе вскидывая руки к черной цитадели, — Богом клянусь, я даже не представлял, что…

Автоматная очередь, заглушившая даже шум вертолета, прервала его на полуслове. С выражением огромного удивления на лице, профессор рухнул на камни. Его светлая одежда окрасилась кровью из множества ран.

— Осторожно! — крикнул Стивенс, затаскивая обратно в кабину высунувшегося Парсонса. В следующий момент из-за ближайших скал вынырнул тощий человек, с всколоченными черными волосами и безумным блеском в глазах. Рваную форму покрывали пятна крови, на груди висел автомат. Новая очередь простучала по обшивке вертолета и коммодор, выстрелив в ответ, невольно выругался, зажав предплечье. Рукав его формы быстро набухал кровью. Безумец, расстреляв все патроны, быстро заменил рожок, готовясь дать новую очередь. Но Хенни оказалась быстрее: грянул новый выстрел — и нападавший упал на землю с простреленной головой.

— Не воюет, значит? — Хенни исподлобья глянула на коммодора, опуская пистолет. Стивенс пожал плечами, настороженно осматривая мрачные скалы, однако никого больше так и не появилось.

-Пойдем, посмотрим, — буркнул он, распахивая дверцу вертолета, — Парсонс, принц — сидите пока тут.

 Осторожно оглядываясь по сторонам, Стивенс и Хенни подошли к мертвецу.

-Это наша форма, — уверенно сказала девушка, — япошки так к ней привыкли, что не стали менять ее даже в армии Сферы.

-Значит, эти выродки где-то рядом? — выругался Стивенс.

— Были, — покачала головой Хенни, — но сейчас их нет, иначе здесь бы уже все кишело бы желтыми макаками. Нет, этот был последним живым.

— И что же случилось с остальными?

— Думаю, мы можем узнать, если пойдем здесь.

Она указала на кровавый след меж скал терявшийся где-то внизу.

-Эй, что там у вас? — Парсонс опасливо выглянул из кабины вертолета.

-Все в порядке! — крикнул Стивенс, — оставайтесь на месте!

Кровавый след привел летчицу и коммодора к небольшой пещере под скалами, наполовину затопленной водой. Здесь же, притуленный к берегу, блестел металлом длинный, хищно вытянутый корпус.

— Черт бы меня побрал, — выдохнул Стивенс, — это подлодка!

— «Рюйтер», — мрачно кивнула Хенни, — еще один трофей Сферы. А вот и морячки.

На берегу лежали два мертвеца — столь же желтые и узкоглазые, что и убитый наверху безумец. Однако этих никто не расстреливал — судя по страшным ранам, удары наносились чем-то вроде топора. Голова одна из трупов была почти отделена от тела, второй же, скорчившись в позе эмбриона, зажимал страшную рану внизу живота, из которой вываливались внутренности. Кровь, залившая всю подлодку, говорила, что эти жертвы могли быть не единственными.

Люк подлодки был открыт и Хенни, поколебавшись, устремилась к нему.

-Погодите, — схватил ее за руку Стивенс, — вы что, собираетесь спускаться?

-А почему бы и нет? — пожала плечами девушка, — сдается мне, там нет живых.

-Вот тут ты ошибаешься красотка! — послышался голос из открытого люка. В следующий миг в нем появились сначала тонкие, но сильные руки, насыщенно-шоколадного цвета, затем копна кудрявых волос и, наконец, лицо симпатичной мулатки.

-Стой на месте! — Стивенс вскинул пистолет.

-Полегче, кэп, — молодая женщина вскинула руки, — я без оружия и я не враг.

-Откуда мне знать это? — пожал плечами коммодор.

-Мы же союзники, — мулатка неожиданно подмигнула смутившейся Хенни, — я Франсуаза Эжени Бонапарт, полковник Имперской Гвардии.

Невольный новый член экспедиции имела, как минимум, два серьезных основания, считать, что ей не повезло в жизни: во-первых, когда она родилась девочкой, во-вторых, пятым ребенком в семье, с тремя старшими братьями. Соответственно, с мечтой о троне Бонапартианской Империи Гаити она могла попрощаться с раннего детства. Живой и непосредственный характер принцессы не позволял ей сидеть во дворце, занимаясь благотворительностью: едва достигнув совершеннолетия, она отправилась за океан — в дружественное Королевство Дагомея, которой правил ее кузен Беханзин Четвертый. Отслужив несколько лет в Амазонской Гвардии, Эжени вернулась на родину, где и была зачислена в Имперскую Гвардию, сразу в звании капитана. Однако воинственный нрав: продолжал брать свое: уже через полгода после возвращения, она отправилась в Колумбию, где против левого правительства восстали тихоокеанские провинции с преимущественно черным населением. Восстание окончилось удачей, а новообразованная Республика Чоко стала сателлитом Бонапартистской Империи. Однако на кону было куда более серьезные ставки чем территориальная целостность Колумбии. Дележ белголландской колониальной империи вскоре перерос в полномасштабный конфликт между Ново-Альбионской империей и Восточноазиатской Социалистической Сферой Сопроцветания. Конфликт этот разрастался, затягивая в него все новые страны — от воинственной Латинской Империи Тихо-Океанских Рексистских Наций до мрачного и причудливого государства «безумного пророка» Геннадия Похотина.

Все это Франсуаза разъясняла уже после того как Хенни и Стивенс отвели ее к вертолету. Закутавшись в теплый плед и прихлебывая горячий шоколад, принцесса рассказывала, как очутилась на этом острове.

— В Пекине и Токио были на нас сильно сердиты, что мы оторвали такой кусок от Колумбии, — пояснила Эжени, — так что волей неволей и нам пришлось вступить и в эту войну. В Новом Альбионе надавили на КШД и мормоны, пусть со скрежетом зубовным, но согласились на союз с Гаити. Крейсер, на котором я находилась, шел на Гавайи — и напоролся на подлодку Сферы. Тех, кто выжил, выловили из воды — белых казнили сразу, а меня оставили в живых — думали перетянуть меня на свою сторону как цветную — война же идет против колонизации, среди прочего.

— И ты согласилась? — криво усмехнулась Хенни.

-Не успела решить, — сверкнула в ответ белыми зубами принцесса, — когда все это началось, мне уже было не до выбора союзников. Хорошо, что хоть жива осталась.

-Так что здесь произошло? — спросил Стивенс.

Подлодка Сферы, потопившая крейсер Дезерета и взявшая на борт принцессу Гаити, возвращалась в Японию из глубокого рейда по вражеским тылам. На Марианских островах, во время подводных толчков, подлодка получила незначительные повреждения, которые нельзя было починить на ходу. Именно поэтому лодка остановилась у этого острова. Пока несколько механиков чинили двигатель, остальные разбрелись по окрестностям, где и наткнулись на мрачную цитадель. Найдя что-то вроде запертого люка, азиаты решили подорвать его, чтобы проникнуть внутрь.

-Не знаю, что случилось дальше, — сказала девушка, — вернулся только один — тот самый, свихнувшийся. Хироси Такага, старший лейтенант — если по-старому, — их революционные звания я не запомнила. Меня охраняли трое — он убил двоих, а третий, смертельно раненный, заперся в каморке, где держали меня. Там он и испустил дух, пока Хироси пытался прорваться внутрь. Потом он, видимо, ушел бродить по острову, где и напоролся на вас. Когда я убедилась, что на подлодке никого нет, я взяла ключи у мертвеца и вышла наружу. Вот и все.

-Нет, не все, — вдруг сказал Парсонс, открывая чемоданчик, с которым не расставался от самого Нового Альбиона и вынимая цилиндр из неизвестного металла. Отвернув крышку, оккультист достал рулончик голубоватой пленки со странными письменами.

-Очень хорошо, что япошки выполнили свою работу, — сказал он, — мне не придется задействовать взрывчатку, что я привез с собой. Никто кроме меня теперь не сможет спасти вас — и весь этот мир.

-Парсонс, ты свихнулся? — недоверчиво ответил Стивенс, — спасти от чего?

— Увидишь, — усмехнулся Парсонс, — когда поднимемся.

— А стоит? — хмуро спросила Хенни.

-Поверьте, если мы не поднимемся, то сильно пожалеем.

-Ты что-то скрываешь, — недовольно сказал Стивенс, — но будь я проклят, если я позволю тебе надуть меня, Парсонс! Я иду с тобой!

-И я, — вмешалась в разговор Франсуаза. Хенни скептически хмыкнула, но смолчала. За этими прениями никто уже не обращал внимания на тонганского принца, сидевшего в тени кабины, с лицом бесстрастным, словно маска полинезийского идола.

Окончательно убедившись, что на острове больше никого нет, пять человек поднялись на вершину скалы. Повсюду виднелись признаки недавнего разрушения словно вызванного землетрясением. Среди обломков обнаружились массивные каменные блоки, напомнившие Хенни те странного вида камни, что ей попадались на берегах Внутреннего моря: слишком причудливой формы, чтобы быть естественного происхождения.

А меж базальтовых блоков высился исполинский склеп, со входом зиявшим словно черная дыры. Из нее исходил смрад, превосходящий вонью все, что когда-либо чувствовал любой из присутствующих. Дыхание невероятного, губительного зла чувствовалось в этом строении — и все присутствующие невольно заколебались, перед тем как войти туда. Все, кроме Парсонса.

-Можете оставаться здесь, — упрямо сказал он, — а я иду.

С этими словами он бестрепетно шагнул вовнутрь и оставшимся ничего не оставалось как идти вслед за ним, освещая склеп захваченными из вертолета фонарями.

Им открылся обширный зал, наполненный запахом рыбы, гниющих водорослей и мертвечины. В центре его высилось нечто вроде огромного люка, крышка которого была частично разрушена могучим взрывом. А вокруг люка…

-Иисус-Мария, — прошептал Стивенс, Хенни невольно сглотнула — отступив назад, она поскользнулась на влажных камнях и упала бы, если бы ее не поддержала Франсуаза.

-Осторожней, сестренка, — сочувственно улыбнулась мулатка и Хенни невольно улыбнулась в ответ. По лицу принца ничего нельзя было сказать, и лишь лицо Парсонса светилось радостью при виде представшей им ужасной картины.

Пол перед люком был завален мертвыми телами. Черты лица и обрывки формы выдавали солдат Сферы, но со странно деформированными телами. Глаза мертвецов были плотно зажмурены или прикрыты руками, тогда как сами лица искажала гримаса запредельного ужаса. Кожа мертвецов, больше похожих на мумии была тускло-серого цвета, на ощупь напоминая нечто среднее между кожей и камнем.

Лишь единственный из мертвецов не походил на солдат Сферы — сидевший в самом углу, также прикрывший лицо ссохшимися руками. С ним, судя по всему, произошло то же, что и с остальными, но черты лица его резко отличались от азиатских — никто из всех присутствующих не взялся бы определить к какой расе принадлежал этот человек. Клочки неизвестной ткани, еще сохранившие следы странных рисунков, плотно прилегали к телу.

Рядом с этой мумией лежал странный цилиндр, в точности повторяющий тот, что взял с собой Парсонс. Этот также был примерно восьми дюймов в длину и чуть меньше двух в диаметре, сделанный из неизвестного переливчатого металла. Из него же была сделана и крышка, на которой были выгравированы изображения, вызывающие представление о неизвестной и непонятной геометрической системе.

Именно к этой мумии был прикован взгляд Парсонса. Даже не взглянув на мертвых азиатов, он шагнул вперед и выхватил из рук мумии цилиндр.

-Тебе это больше не понадобится, Тог, — рассмеялся оккультист, открывая крышку и доставая бледно-голубую тонкую пленку, намотанную на стержень из того же металла, что и цилиндр. Крупные иероглифы написанные или нарисованные серым пигментом, узкой линией шли в центре свитка.

-Что все это значит, Парсонс? — потребовал ответа коммодор, однако молодой ученый даже не взглянул на него: словно завороженный он рассматривал оба свертка, сравнивая тот, что он взял из рук мумии и тот, что он принес с собой.

-Я с тобой разговариваю! — Стивенс положил руку на кобуру и Парсонс, наконец, соизволил оторваться от созерцания таинственных манускриптов.

-Это значит, — скривил губы в усмешке он, — что вы оказались первыми людьми, кто впервые за 175 тысяч лет ступил на вершину священной горы Яддит-Го, в царстве К’Наа, исчезнувшего континента Му.

-Что за чушь ты несешь? — не выдержала Хенни.

-Это не чушь моя отважная, но недалекая летчица, — губы Парсонса искривились в змеиной улыбке, — все вы очень скоро убедитесь, насколько я был прав. Лучше присядьте и послушайте — этот разговор будет долгим. Впервые я прочитал об этом в «Сокровенных культах» фон Юнтца. О, ты вздрогнула дорогая Хенни — я слышал, что в библиотеке Арабеллы Марч хранится том этой проклятой книги. Но вряд ли леди Марч позволила бы тебе прочесть ее — для этого она слишком любит свою воспитанницу. Что же, я расскажу тебе, что скрывала твоя прелестная опекунша.

Голос Парсонса будто отдалился, приобретя поистине нечеловеческое, пугающее звучание. Темные глаза загорелись фанатичным блеском, когда он вспоминал об исчезнувшей расе и затонувшем континенте Му, что был высоко цивилизованным уже когда Европа была населена лишь обезьяноподобными существами, а исчезнувшая Гиперборея поклонялась черному аморфному Тсатхоггуа. В стране Му, процветало королевство К’Наа, где первые люди обнаружили громадные руины, оставленные отпрысками пришельцев с темной планеты Юггот, колонизировавших Землю еще до появления на ней жизни.

 

Сыновья Юггота погибли за миллионы лет до появления человека, но они оставили живое существо, чудовищное и бессмертное: своего демонического покровителя Гатаноа. Он остался на вечные времена в подземельях гигантской крепости из огромных камней на горе Яддит-Го. Ни один человек никогда не забирался на Яддит-Го и не видел вблизи этой кощунственной крепости — только как далекий, геометрически неправильный силуэт, вырисовывавшийся на фоне неба. Однако большинство людей было убеждено, что Гатаноа по-прежнему таится в темных глубинах. Были и такие, кто считал, что Гатаноа следует приносить жертвы, чтобы он не выполз из своего логова и не стал посещать мир людей, как некогда посещал мир сыновей Юггота. Говорили, что если не приносить жертв, Гатаноа возникнет, как миазм при свете дня и спустится по базальтовым обрывам, разрушая все, что встретится на его пути, потому что ни одно живое существо не может созерцать ужасающего бога. Все легенды уверяли, что вид Гатаноа вызывает паралич, в результате которого жертва внешне превращается в камень, в то время как ее мозг остается живым на протяжении тысячелетий, сознает течение времени, но бессилен что-либо сделать, если только какой-нибудь случай не нарушит целостность окаменевшего тела и не даст мозгу умереть.

Ежегодно Гатаноа приносили в жертву двенадцать воинов и двенадцать девственниц. Эти жертвы отдавались на пылающих алтарях в исполинском храме у подножия горы, так как никто не смел подняться по базальтовым стенам Яддит-Го. Власть жрецов Гатаноа была сказочной, ведь только от них зависела сохранность и безопасность К’Наа и всего континента Му. У каждого жреца был мраморный дворец, сундук с золотом, двести рабынь и сто наложниц, а также власть над жизнью и смертью всех жителей К’Наа, кроме жрецов короля. Однако, несмотря на таких защитников, всегда имелось опасение, что Гатаноа выскользнет из глубины и тяжело пойдет по горе, сея ужас и окаменение.

Но со временем нашелся человек, что осмелился бросить вызов Гатаноа и его безымянной угрозе. Дерзкого еретика звали Тог, Великий Жрец Шуб-Ниггурат и хранитель медного храма Козы с Тысячью Младых. Тог долго размышлял над силами различных богов, и у него были странные сны и откровения. В конце концов, он уверовал в то, что Шуб-Ниггурат, Нуг и Яб, так же, как и Йиг, Бог-Змей, поддержат людей против тирании и высокомерия Гатаноа.

По внушению Богини-Матери, Тог составил формулу на языке нааль, священном языке его ордена, — формулу, которая, как он считал, защищает ее носителя от власти Темного Бога. С такой защитой, думал он, смелый человек поднимется по страшным базальтовым склонам и проникнет — первым из людей — в циклопическую крепость Гатаноа. С поддержкой Шуб-Ниггурат, Тог сможет диктовать свои условия демоническому богу и освободит человечество от темной угрозы. Благодаря ему все люди будут свободны, и он будет пользоваться безграничным почетом. Он станет выше всех жрецов Гатаноа, и королевская власть, даже сама божественность, будут, без сомнения, принадлежать ему.

Тог написал заветную формулу на тонкой пленке, что, по мнению Фон Юнтца, могло быть внутренней поверхностью кишок исчезнувшего вида ящериц якит, и положил в гравированный цилиндр из неизвестного на Земле и привезенного Древними из Юггота металла лаг. Этот талисман, спрятанный под одеждой, должен был служить ему щитом против действия Гатаноа. И так Тог решил подняться на страшную гору, где никогда еще не ступала нога человека, проникнуть в таинственную цитадель и встретить дьявольское создание в его собственном логове. Он не мог представить себе, что за этим последует, но надежда стать спасителем человечества придавала ему сил и укрепляла его волю.

Однако он не учел зависть и алчность жрецов Гатаноа. Узнав о намерениях Тога, они испугались за свой престиж и привилегии в случае, если Бог-Демон будет низложен. Они громко протестовали против святотатства, уверяя, что ни один человек не сможет противиться Гатаноа и что всякая попытка бросить ему вызов окончится истреблением человечества. Выкрикивая все это, они надеялись повернуть общественное мнение против Тога, однако желание народа избавиться от Гатаноа и его вера в искусство Тога были настолько крепки, что все протесты жрецов оказались тщетными. Даже сам король, обычно бывший марионеткой в руках жрецов, отказался запретить Тогу это смелое паломничество. Тогда жрецы хитростью достигли того, чего не смогли сделать открыто. Имаш-Му, Верховный Жрец Гатаноа, вошел ночью в келью Тога и похитил металлический цилиндр. Он вытащил могучий талисман и заменил его другим, почти таким же по виду, но с другим текстом, который не имел никакой власти над Темным Божеством. Снова положив цилиндр в одежду Тога, Имаш-Му удалился, очень довольный собой. Едва ли Тог станет проверять содержимое цилиндра. Считая себя защищенным истинным талисманом, еретик полезет на запретную гору и смело предстанет перед Гатаноа, которого не оттолкнет никакая магия…

Жрецы Гатаноа теперь больше не проповедовали и не восставали против вызова дерзкого еретика. Пусть Тог действует, как хочет, и идет навстречу своей гибели.

На Заре Дня Пламенного Неба Тог, сопровождаемый молитвами и песнопениями народа и благословениями короля, пошел к страшной горе с посохом из дерева тлат в руке. Под одеждой он нес цилиндр с настоящим, как он думал, талисманом. Конечно же, он не заметил подмены и не услышал иронии в молитвах, распеваемых Имаш-Му и другими жрецами Гатаноа для защиты его предприятия.

Народ стоял все утро, наблюдая за силуэтом Тога, поднимающегося по базальтовым ступеням священного склона. Очень многие еще оставались на месте, даже когда он исчез за сплошным карнизом, окружавшим гору. В ту ночь некоторым казалось, что они чувствуют некую дрожь, сотрясавшую вершину Яддит-Го, но, когда они говорили об этом остальным, над ними смеялись. На следующий день громадная толпа наблюдала за горой, молясь и спрашивая, когда же вернется Т’ог. Так было и на следующий день, и дальше. Целую неделю народ ждал и надеялся. Но никто более не видел того, кто хотел освободить человечество от страха.

Отныне люди дрожали, вспоминая высокомерие Тога, и старались не думать о той каре, которая постигла его за безбожие. А жрецы Гатаноа высмеивали тех, кто осмелился восстать против воли бога и отказать ему в принесении жертв. Впоследствии народ узнал о хитрости Имаш-Му, но лучше всего было не задевать Гатаноа, и никто никогда уже не решался на это. Однако служители Темного Бога заботливо хранили украденный свиток: он передавался от одного Верховного Жреца к другому для того, чтобы использовать его в отдаленном будущем, если когда-нибудь возникнет потребность защищаться от Бога-Демона. Шли века, сменялись короли и великие жрецы, возвышались и падали нации, земли поднимались со дна морского и вновь уходили в бездонные пучины. За тысячелетия исчезла К’Наа, и, наконец, настал страшный день гроз и бурь, великих землетрясений, и приливная волна навеки поглотила землю Му.

Но в отдельных землях обнаружились бледные беглецы, пережившие гнев моря, и под чужими небесами поднимался дым от алтарей, поставленных исчезнувшим богам и демонам. Никто не знал, в каких безднах затонула священная гора с крепостью страшного Гатаноа, но кое-кто еще шептал его имя и предлагал ему жертвы, боясь, что он восстанет из океанских глубин, сея ужас среди людей. Вокруг рассеянных по миру жрецов основывались рудименты тайного темного культа. Ходили слухи, что древняя линия жрецов-беглецов еще хранит подлинный талисман против Гатаноа, который Имаш-Му украл у спящего Тога, хотя никто не представлял, в какой части света находилась земля К’Наа, гора Яддит-Го и крепость Бога-Демона.

 

— Но я узнал это, — с горящими от восторга глазами воскликнул Парсонс, — не спрашивайте меня, где я получил посвящение в жрецы Гатаноа и как мне удалось раздобыть этот свиток. Важно, что я расшифровал его и отныне смогу предстать перед ликом Гатаноа и произнести слова, что подчинят мне величайшего из богов. Когда я обрету над ним власть, весь остальной мир склонится передо мной из страха, что в противном случае все человечество превратится в скопище окаменевших мумий, где в темнице из камня будет медленно сходить с ума живой, еще трепещущий мозг!

— Ты свихнулся, Парсонс! — крикнул Стивенс, — а еще ты лжец! Ты обещал мне сокровища древних царей, из-за чего я помог тебе организовать эту экспедицию. Вместо этого ты…

— Тупой солдафон, — с презрением сказал Парсонс, — твоему умишку не дано постичь тайны межзвездных бездн: тебя достаточно поманить презренным металлом и блестящими камнями. Но что такое богатство перед силой способной сотворить такое!

Он подхватил с пола кортик одного из японцев и всадил его в грудь ближайшей мумии. Из раны мощным потоком хлынула алая кровь. Парсонс еще раз посмотрел на оторопевшего Стивенса и презрительно рассмеялся.

-Ты мне больше не нужен, — сказал он, — со своей глупостью и жадностью ты не достоин, встретиться с Ним лицом к лицу. Убей его!

Грянул выстрел — и Стивенс, покачнувшись, обернулся, удивленно смотря на медленно опускавшего пистолет Соломона Уфа Тупоу. Стивенс хотел что-то сказать, но тут в его горле что-то заклокотало, изо рта выплеснулась кровь и он повалился на землю.

-Вот так, — самодовольно кивнул Парсонс, — спасибо Соломон. Что же до вас, дамы…

Очередной выстрел прервал его на полуслове — с простреленной головой Парсонс рухнул рядом с мертвым коммодором.

-Много говорит, — презрительно сказал Соломон, — ну вы, обе! Бросайте оружие!

Он повел стволом пистолета и Хенни, буравя его ненавидящим взглядом, выполнила приказ. Франсуаза же хоть и будучи безоружной, совершенно не выглядела расстроенной, глядя на тонганца со смесью удивления и восхищения.

— Ты задумал это все с самого начала? — медленно сказала она, — умно, клянусь Легбой! Как ловко ты обставил всех этих белых!

-И белых и желтых, — хмыкнул принц, польщенный восхищенным блеском в глазах Франсуазы, — хватит им всем хозяйничать на нашем Океане. Гатаноа — древнейшее и истинное имя великого бога, которого гавайцы зовут Каналоа, маори Тангароа, а на моей родине — Тангалоа. Белые миссионеры сделали все, чтобы заставить нас забыть о наших древних богах, но будь я проклят, если променяю славное наследие на бесцветный рай их Христа. Пусть белые и желтые рвут друг другу глотки — всех их хватит лишь на один короткий крик ужаса, когда древний бог восстанет из бездны, неся миру страх и уничтожение. Тонганская Империя, наследница затонувшей Му, вернет свое величие и распространится по всему Океану.

— Позволь мне следовать за тобой, о принц, — истово сказала Франсуаза, — только сейчас мне открылось то, ради чего стоит жить и служить. Мой народ помнит вашего бога — много веков боккоры Гаити и жрецы Дагомеи почитали его под именем Г’танто, веря, что однажды он воспрянет в силе и славе. И также восстанут, сбросив власть белых угнетателей, и две Черных Империи — на Атлантике и в Тихом океане.

Внезапно Франсуаза метнулась к трупу Парсонса — и тут же простерлась в поклоне перед Соломоном, протягивая ему таинственный свиток.

-Вот подлинный свиток Тога, — сказала она, — только ты достоин его прочесть перед ликом Гатаноа, дабы обратить его могущество во благо наших народов.

— Ты красива и умна, — кивнул Соломон Тупоа, принимая из рук Франсуазы свиток Тога, — и достойна стать первой среди сотни наложниц Верховного жреца Гатаноа. Пожалуй, я попрошу бога оставить тебя в живых. Но что до этой белой шлюхи…

— Когда восстанет Гатаноа, ему понадобиться жертва, — быстро сказала Франсуаза, — и кто как не она лучше подойдет для этой цели? Я сберегу ее до твоего возвращения, принц.

-Пусть так, — кивнул Соломон, — я спущусь в преисподнюю и вернусь оттуда уже не один. Жди и трепещи, в ожидании грядущей славы, дочь Африки.

-Все во славу расы, — кивнула Франсуаза. Она подобрала окровавленный кинжал, которым Парсонс поразил одну из мумий и приставила к горлу Хенни, все еще остававшейся на мушке у тонганца. Принц одобрительно хмыкнул и убрал оружие. Держа в одной руке фонарь, а в другой — сверток Соломон подошел к разверстой пасти люка и начал спускаться. Франсуаза и Хенни напряженно следили за ним, даже когда тонганец скрылся из виду, а звук его шагов звучал все тише, пока не затих совсем.

Неожиданно тишину склепа взорвал жуткий крик, полный невыразимого ужаса и следом послышался вязкий, булькающий, абсолютно нечеловеческий смех, наполнивший сердце девушек благоговейным страхом. Лишь когда смех стих, они вновь обрели дар речи.

-Все-таки он встретил своего бога, — пробормотала Франсуаза.

Лезвие ножа убралось от шеи Хенни и та отпрянула к стене, зло скалясь на мулатку.

-Ну-ну, без глупостей, сестренка, — Франсуаза показала голландке ее собственный пистолет, подобранный с пола, — я тебе как-никак жизнь спасла. Да и не только тебе

— Что…что с ним? — хрипло спросила девушка, мотнув головой в сторону люка.

-А ты не догадываешься? — усмехнулась мулатка, — а ну глянь сюда.

Она тряхнула рукавом — и на пол выпал свиток — точная копия того, с которым отправился вниз принц Тонга.

— Ты подменила их?! — воскликнула Хенни.

-Соображаешь, — довольно кивнула мулатка, — братья всегда говорили, что у меня клептомания. В детстве я любила воровать у них всякие безделушки и, пожалуй, поднаторела в мелком воровстве. Как никогда оказалось кстати.

-Но почему?

— Во-первых, я насмотрелась на этих «борцов за свободу» еще в Африке, — пренебрежительно махнула рукой Франсуаза, — а потом и в Колумбии. Они всегда красиво говорят о борьбе против угнетения, а получается кровавое месиво, резня и непроглядная нищета. Наша династия ведет свой род от европейского монарха, одного из величайших в человеческой истории, белые граждане возвысили и нашу империю и Дагомею. И я не хочу, чтобы моя страна превратилась в какое-нибудь Конго, да еще и с оружием столь разрушительной силы. К тому же, я не верю, что тонганец смог бы удержать Гатаноа под контролем — весь мир бы забился в пасти неудержимого безумия. Нет, спасибо, пусть миром управляют те, кто на это действительно способен.

-Это было, во-первых? — уточнила Хенни.

-Ага, — улыбнулась Франсуаза, — есть и во-вторых. Я ведь знакома с Арабеллой Марч — встречались в Африке. И я знаю, что она не берет опекунство абы над кем…

Ее рука коснулась волос испуганно отпрянувшей Хенни.

— Ты чего?!

— Не притворяйся, красавица, — рассмеялась Франсуаза, — ты знаешь, что я имею в виду. У нас с твоей опекуншей очень похожие вкусы.

Ее рука легла на грудь девушки, толкнув ее к стене.

-Ты ошиба…- начала Хенни, когда мулатка вдруг впилась в ее губы жадным поцелуем — и голландка уже не сопротивлялась. Проворные руки быстро освободили обеих девушек от одежды и их обнаженные тела сплелись в сладострастных объятьях меж окаменевших мумий. Впервые под сводами мрачного склепа звучали похотливые стоны и всхлипы.

Лишь вдоволь насладившись друг другом девушки вспомнили, где находятся.

-Что будем делать с этим? — спросила Хенни, кивнув на поврежденный взрывом люк.

-Оставлять это так нельзя, — покачала головой Франсуаза, — Гатаноа проснулся и теперь лишь дело времени, когда он вылезет наружу. Эту проблему, — она посмотрела на свиток, — придется решать нам. Но я не знаю языка нааль…

-Зато знаю я, — вдруг сказала Хенни и криво усмехнулась при виде изумленного взгляда Франсуазы, — что, не ожидала, что я тоже умею удивлять? Арабелла посвятила меня и Розалин Нортон в культ Шуб-Ниггурат, обучив древнему языку ее жрецов.

— Узнаю леди Марч, — с уважением сказала Франсуаза, — что же, вперед сестренка!

Взявшись за руки, обе девушки начали спускаться в мрачный зев разрушенного люка, навстречу ожидавшему их ужасающему богу Юггота.

 

 

Edited 14 Nov 2020 by Magnum

[Magnum]

Забытые

 

Заря высветила на горизонте низкое зеленоватое облачко. Сказочно прекрасная земля, изумрудно-зеленная страна грез в легкой призрачной дымке, словно японская акварель. 
К полудню моя лодка подошла к самой кромке коралловых рифов, роскошным ожерельем окружавшим остров. Пришлось долго курсировать вдоль них, проклиная на все лады эти бестолковые камни и покрывающих его морских обитателей (так обожаемых туристами и защитниками природы), чтобы найти удобное место для высадки на берегу. На мое счастье, пока я плутал, то случайно нашёл на этих коварных коралловых скалах большую колонию двустворчатых моллюсков, которые оказались съедобными.  Их сырой студень составил мой обед и пополнил скудеющий запас продуктов. И мне повезло вовремя закончить до того, как черные треугольники  акульих плавников стали маячить со всех сторон.  На западной стороне их было столько, что я поспешил отойти. Лишь с началом прилива я смог, наконец, увидеть проход между двумя каменными гребнями на юго-востоке. Через него я проскочил ядовито-голубую поверхность лагуны и выбрался вместе с моей лодкой на землю, ощутив затекшими гудящими ногами ее тяжелое притяжение. Двенадцать дней я не ступал по этой тверди. Пять дней прошло, как мне удалось скрыться от людей – и закрытость острова рифовыми косами с моря давала надежду, что их не окажется тут. 
Может из-за моей усталости и пережитой тревоги, несмотря на живописность, остров показался довольно неприветливым. В какой-то момент, я поймал себя на мысли, что кроме плеска волн и сердитых окриков чаек над берегом не слышно вообще никаких звуков. После гула пушек и рокота взрывов, лязга металла и шипенья снарядов, топота ног и криков людей природная тишина кажется чужеродной. Здесь же не слышно ни гомона птичьих голосов, ни переливов шумов от ветра. Лес темной громадой стоит шагах в трехстах против берега и хмуро смотрит на меня, точно раздраженно озлобившись на дерзкого пришельца, посмевшего нарушить его покой. В штиль эта молчаливая темная масса внушала почти осязаемую жуть. Нигде так не чувствуется таинственная сила природы, как на берегах Пасифики. И нигде не чувствуешь себя таким маленьким и одиноким, как в этом океанском царстве. Однако, я жив и искренне радовался своему спасению. Подняв измозоленные руки, всё ещё болевшие в запястьях и правом бицепсе, я воскликнул, не узнавая свой охрипший голос:
- Хвала Богу, Вселенной, этой Земле и всем обитателям её, что встретили меня на пути! Да позволит добрые берега Пасифиды и их почтенные жители отдохнуть путнику у порога их райского сада.
Звучало, конечно, глупо. Сомнительно, чтобы лес и остров понимали мой отвратный тонганский язык.  А люди сюда почти не могут причалить. Интуиция, почему-то голосом моего деда, мне настойчиво твердила, что стоит проявить хоть какую-то вежливость. Старик часто мне говорил, что людям нужно оставаться милостивыми и уметь уважать друг друга и окружающий их мир,  особенно путешественники, которые ступают в гости в чужих краях. Конечно, старик мог много придумывать, чтобы меня как-то занять и чем-то увлечь, когда родители сбагривали к нему на каникулы. Только сейчас я был готов поверить даже причудам этого бродяги-натурафила. Молчание леса я расценил как знак согласия, другое значение в ту минуту мне и не хотелось искать. 
Ровно установив лодку на песке за так, чтобы ее не унесло приливом, но и не слишком тяжело было бы сталкивать в воду, я стал выгружаться. Весь мой скарб, не считая некоторого снаряжения в лодке, моей одежды и нескольких брелоков, состоял из грубоватого планшета-коробка  с листами бумаги и тремя карандашами, пары сетей, пончо, объемистый бидона для пресной воды с винтовой крышкой,  дождевика и походной двухпинтовой фляги.  В просмоленном продуктовом мешке осталось немного сухарей и галет, похудевшие кисеты с сушеными овощами и рисом, да три жестянки с пеммиканом.  Этот запас был моим сокровищем, которое с таким трудом удалось сберечь от загребущих лап сукиного сына Хаббарда и бесчувственного моря. Потому я разделил все запасы на несколько частей, оставив половину в мешке лодке, четвертую часть в мешковине под сухими листьями у подножья раскидистого сандала, а остальное сунул в свой подсумок. Осторожность лишней не бывает. Обращение полоумного капитана Кёртиса и мистера Бойла заставило меня откладывать запасы и просчитывать мои шаги наперед постоянно…. Однако здесь, на острове, людская злоба и голод не угрожали. Во всяком случае – пока нет. Лес и лагуна всегда дадут возможность прокормиться тому, кто усерден. И тому, кто не боится. Осталось разобраться с пресной водой. 
Я не очень верю книгам, в которых потерпевших крушение быстро находили ручей или родник. Конечно, разумнее всего было бы выкопать колодец или, на первых порах, воронку для конденсирования воды, пока не пойдет дождь. Да только голыми руками этого сделать непросто. С собой у меня не было ни иного инструмента, ни иного оружия, кроме моего складного туристического  ножа. Милая игрушка, чьи железные крючки и полоски обычно совершененно бестолковы, а маленький компас на рукоятке просто отвратителен. Большое лезвие не длиннее мизинца, но даже с таким компаньоном в моей руке в меня вселялась уверенность. Поправив на запястье шнурок, который предварительно пропустил через подвесное кольцо на рукоятке ножа, я подошел к кучерявым столбикам банановых пальм. За ними постепенно сгущалась тень, растения переплетались друг с другом, точно цепляющиеся друг за друга утопающие. Могучие стволы деревьев неизвестных мне пород стояли суровыми стражами, оберегающими тишину леса. Лишь блеклые дымчатые лучи иногда прорезали это царство зеленого безмолвия, находя себе путь в густой многоярусной листве. То там, то здесь свисали до самой земли причудливые лианы, увешенные диковинными цветами.
   Мне нужно было войти вглубь леса, чтобы отыскать хоть какой-то источник пресной воды, а по возможности – хороших палок, которыми можно мотыжить. Стараясь не думать о жажде, коль скоро в моей фляге воды оставалась еще около пинты,  я собрал несколько палок и обмотал их концы рваньём. Некогда оно служило мне носками. На мое счастье, их пропитала не только морская вода, но и заляпал деготь, которым обильно пропитывали доски и переборки погибшей «Энрики». Взяв сухую банановую листву за трут, я смог зажечь огонь и обзавёлся вторым спутником. Желто-молочный сгущенный свет с оранжевыми жилками воодушевлял. 
- Раз я смог выпутаться и добраться сюда, я смогу дойти дальше, - тихим, но бодрым голосом сказал я сам себе, расправил плечи и устремился вперед по кромке леса.
Идти было трудно. Толстый шелестящий ковер листвы и выступающих корней не давал и шагу ступить ровно – бессчетно я спотыкался, и дважды чуть не сломал мои бедные ноги, все ещё болевшие от кандалов и долгого сидения в лодке. Каждый раз, когда я пытался углубиться в чащу, кустарники и травы вставали перед грудью, лезли в лицо, лупили розгами и царапали, словно пытались выколоть мне глаза. Здесь приходилось работать локтями и ножом почти на ощупь, чтобы расчистить хотя бы шаг пространства впереди. С другой стороны, если пойдет дождь, тут можно будет за несколько минут наполнить бидон и флягу – с листьев в них польется как из-под крана. Пока дождь ещё где-то бродит, нужно действовать.  
За час я вымотался больше, чем за все пять дней перехода в шторм. Мышцы болели, с меня градом катился пот. Лес же поражал своей густотой.  Даже странно, что это богатство древесины здесь, где она ценна сама по себе как материал, никого до сих пор не привлекло. С опаской я водил своим светочем над землей, памятуя о змеях. Добравшись до верхушки холма, я сделал небольшой привал, скупо смочив губы и рот водой. Без хорошего мачете тут не пройдешь. С досадой я осмотрелся, рассчитывая собрать немного валежника, и только сейчас увидел в просветах между деревьями нечто темное, выделявшееся на фоне ослепительно-яркой зелени. Он походил на скалу, но уж очень правильной формы. Привстав и выйдя к просвету, я различил очертания старого домишки, частично разрушенного. Крыша его просела, древесина совсем почернела и заросла мхом и травой.  Под углом строение напоминало обычный мшелый камень. Я мог бы бродить вокруг него весь день, но не понял бы, что это. 
- Странно... Дом из камня в таком месте. 
Я ухватился за мысль, что это могла быть часовня или, что менее вероятно, но возможно – пакгауз, сооруженный когда-то португальцами или голландцами. Я с трудом продрался через кусты к каменной коробке и зашел. Внутри все было завалено опавшей листвой, ссохшимся водорослями, слоем песка и раковинами. Очевидно, что сюда, несмотря на удаленности от берега, их приносило штормами – какова же сила у этих бурь! На полу через труху досок проросли сорняки. Пробираться по сетке балок и перекладин, уходящих в землю, было ещё трудней, тем более балансируя с палкой в руке. И все же я нашёл комнату, пострадавшую менее других. Там уцелел очаг и оставалась  пара древесных стволов, которые можно было положить на камни как скамью и переходное покрытие на пол. Убедившись, что дымоход не обвалился, я обнаружил, что труба его наклонена под острым углом, чтобы дым не поднимался вверх, а рассеивался в листве.  Я сгреб немного плавника и собрал его в очаге, чтобы разжечь огонь. 
Тогда-то я и услышал выстрел. 
Хлесткий громкий хлопок ружейного выстрела, который не сразу понятен. Сердце от этого звука у меня замерло и ноги похолодели, если бы попали в меня самого. Никакие истории о призраках, плотных и проницаемых,  о странных явлениях на опустевших островах не так страшны, как люди, которые пристают к этим берегам. Вопросы заметались тараканами на свету. Кто они? Зачем сюда явились? Могли ли следовать за мной? Нужна им моя лодка? Нужен им я сам…. Кого они жаждут принести в жертву уродливому богу закона за желание жить, обзываемое дезертирством…. Или же это просто охотники, моряки ищут пресную воду...  Может это кит резко пускает фонтан или падает после подъема с глубины, может, это бьются лбами дикие бараны. Может….  Может…. Напряженные нервы кололи иглами. С минуту я не двигался. Прошибленный холодным потом, я прислушивался и напряженно всматривался в заросли, подступавшие к дому. Ничего не колыхалось и не хрустело. Нет, звук слишком далеко. До боли в костяшках стиснул свой нож и древко и стал подступать к выходу вдоль стены. Это было трудно – остатки пола как канат над пропастью, набитой мусором. Балансируя, я прокрался к дверям и выглянул наружу. 
На западной стороне моря белел парус. Заурядная шхуна под топселями, дрейфует у коралловых скал. Между ней и выступом помелькает сероватая тень шлюпки, плывущая к западному берегу. Они с другой стороны острова, где есть небольшая бухта, кишащая акулами. На шхуне и шлюпке не могу меня видеть, скалы и прибрежные пальмы отгородили руины, как ряды рослых зевак закрывают собою обзор улицы от коротышек и детей. Почти ползком, держа палку зубами, я перебирался в зарослях к месту высадки. У самого пляжа, я все же откупорил флягу и залпом допил остатки воды. 
Наверное, со стороны я был смешен в этот момент – испуганный, мечущийся как зверь человечек, взъерошенный и растрепанный, чья жизнь сошлась на оплетенной изъеденной солью кожей жестянке для воды с выжженным на боку вензелем CSA.  Фортуна женщина, она не любит нытиков и маловеров. Ей нравится те, кто может ее развеселить и продолжает домогаться успеха, оставаясь уверенным оптимистом. Она легкомысленна, но иногда и милосердие стучится в ее сердце. Фортуна ли, Господь Бог, Всемогущий Случай или Духи Островов Великой Пасифики  всё же изъявили милость ко мне, потому что у самой кромки леса перед моим лагерем я буквально врезался в желтовато-зеленные заросли голенастых стебельков с клонящимися к земле растопыренными листьями. Это оказался бамбук-водонос. Самый настоящий. Не заметил я его при первом обходе, потому как рос в низине за сандаловой купой и утром был ещё маленьким. 
Больше выстрелов не последовало. До сумерек я возился, нацеживая полную флягу и половину бидона, грузил в лодку бананы, рассаживал бамбуковые ростки на клочках почвы у своего склада на берегу.  С первым звездами я развел огонь в небольшом овраге, накрытым сверху выступом спутанных корней и травы, как роскошной шевелюрой. Укрытие неважное, даже не пещера, нора. Но с моря и из лесу не видно ни ее, ни света костерка. Поодаль я выскреб ямку и застелил ее своим дождевиком, проложенным камнями, так чтобы вода собиралась на его поверхности. 
Жажда на время отступила, но тревога не оставляла меня. Сидя на песке под россыпью звезд, я мучительно думал, что за люди высадились на той стороне острова. Если мои познания в навигации стоят чего-то, этот клочок земли находится в стороне от пути Серайны, голландской «Системы этапов», маршрутов британских и французских кораблей.  Значит,  они используют как случайную стоянку. Или смотрят, чем тут поживиться. Но откуда тогда взялся этот каменный дом? Может быть, испанцы или голландцы лет двести-триста назад установили тут форт или миссию, а потом, устроив очередную войну, просто о нем забыли. Его обитатели остались тут одни. Они искали выход, может быть, мастерили плоты и плыли навстречу Филиппинам или Новой Гвинее. Могли им помешать ураганы – ещё как могли. И в наше время полинезийцы кочуют по островам после больших тайфунов, надеясь найти приют. А люди на этом острове? Те, из них что остались ждать подмоги, постепенно вымерли от голода и эпидемий, которые цепляются к ослабленным телам. Те, чьи души источило отчаяние и страх, могли искать короткий выход в море, если не ещё хуже…. Их прах дал деревьям и кораллам силы расти. 
Меня зазнобило от этих мыслей, я улегся у тлеющих углей и постарался заснуть. Сон был тяжелым. Мне снилась «Энрика», такая прекрасная и такая несчастная парусно-винтовая бригантина, обреченная быть капером на службе рабовладельцев. Напыщенных господ без фабрик и заводов, чей мир грозил упасть подобно дому Эшеров.  Капер… Пират. Крейсер. Бесконечно слабый одинокий боец против безликих стен линейных флотов великих держав. Злобный в своей ярости против контрабандистов Калифорнийского залива, среди которых оказался и я. Да, я продавал лекарства и консервы восставшим апачам и яки, я возил им патроны и ружья, которые  за виски продают хуаристы и максимилианос. Разве этого не романтика морских странствий и не разумный бизнес? Выходит, что нет. Каперы умирают красиво и скачут в облаках грез миллионов людей, но они не могут победить. Не могут…. Перед глазами моими носился сумасшедший капитан Кёртис, с горящими глазами и бандитскими усами, топорщащимися над щегольской бабочкой, в своем омерзительном рединготе с пуговицами, похожими на присоски осьминога. Он то свято верил, что все правильно делает и переломит ход истории. Он называл себя рыцарем моря и настоящим джентльменом так, будто был сыном олимпийских богов, а сам надувался как злобный и опасный индюк. Когда ему не нравилось поведение матросов, он отправлял их на поручения, откуда они не возвращались. Так он берёг свои привилегии капитана и драгоценную репутацию. Смешно, он всерьез надеялся стать после войны президентом или же основать собственное королевство на островах. Грязный ублюдок буфетчик Хаббард, вечно хихикающий и заискивающе любезный, со змеящейся гибкой спиной. Он кормил помоями и клал в миски особо строптивым матросам и «пассажирам» битое стекло. Он творил такое с пленницами и маленькими пленниками…. Это чудовище Бойл…. Он сажал людей в карцер, заковывал кандалы и бил - в назидание остальным и просто ради развлечения. 
Рассвет поднял меня из пучины кошмара с тяжелой головой. Я встал и огляделся, все ещё соображая, где нахожусь. Ни «Энрики», ни ее экипажа тут нет. Я наконец-то остался один, без внимания. Горячий песок жжется. Кричат птицы. Лес глухо трепещет от бриза. Морские волны с плеском катятся и отходят от берега мутными зелеными гребешками. Море…. Двадцать ночей назад это равнодушное море вдруг встало на дыбы и шестидесятифутовым валом сомкнулось над нами, растворив в небытие стройные обводы и прекрасные крылья-паруса «Энрики». От нее не осталось обломков – ударные волны, я знаю, разбиваются  вдали от берегов.  Может, для нее это стало избавлением – она не останется в памяти людей кораблем ужасов, а станет ещё одной прекрасной тайной моря. Нефритовые морские кони с пенными гривами  унесли с собой капитана Кёртиса. Его раздавило сознание, что всё его положение капитана и капера ничто перед лицом стихии. Буря не слушается приказов, а доблесть не дает плавучести. Рыдающий Хаббард со всей изворотливостью не смог держаться на кипящей поверхности вод. Он умолял не бросать его, требовал дать ему руку, обещал золото, женщин, девочек, мальчиков если потребуется. Я отдал ему свою цепь, вырванную из крепления – господин стюард ушел с ней на дно, как ведро в колодец. И мистер Бойл, так рьяно бивший цепляющихся за борта лодки людей своими пудовыми кулаками, получил шанс показать свою силу в бою с достойным противником. Вот только у акулы нет рук, чтобы боксировать и перехватывать. У нее есть лишь пасть, усеянная острыми зубами. В дурном или любопытном настроении ими она щупает все подряд именно зубами. 
Долго ещё крики и смертный скрежет корабля будут настигать меня во сне. От этого никуда не деться. Лишь работа может отвлечь и успокоить. Начинается прилив, нужно много успеть. Я проверил лужу росы в своем макинтоше – она чиста. Ее я сливаю в бидон. Ещё немного, и можно будет плыть на север, к Тайваню. Или на Японию. В сеттльменте легко затеряться. А там можно пойти на службу к русским или тайпинам. Быть может, найдется другой островок, где можно будет жить, забытым цивилизацией. Жить на природе, охотиться и рыбачить, между морем и небом, быть может, найдется утешение….
Мои робинзоновые грезы холостяка разрушил пронзительный крик. На кромке рифа карабкалась тонкая фигура, трепетавшая подобно стебельку. Внутри у меня все оборвалось…. Меня заметили! И кто! Какой-то тщедушный туземец-ныряльщик. Или он приплыл сюда сам, или привезли на той шхуне. В сердцах я топнул ногой. 
Крик повторился. Подступив к берегу, я взобрался на валун и всмотрелся в сторону лагуны. Без бинокля плохо видно.  Выбравшийся на скалу незнакомец ещё подросток, смуглый почти до черноты и субтильный. Одет он лишь в пояс и кусок холста, обернутый вокруг бедер. Он отчаянно цеплялся за камень, боясь, что его замочит вода. Господи, откуда взялся на мою голову этот трус….
Черный гребень акульего плавника блестел на солнце и различился не сразу. Он методично огибал скалу, наводя ужас на ныряльщика. Из оружия у него был нож с раздвоенным лезвием, какими выскабливают ракушки. Его он судорожно сжимал в руке, по которой алела полоска….. Он поранился в воде, когда работал, и кровь привлекла чертовых рыб! Да, с таким снаряжением против хищника не поборешься. А к акуле с приливом стали прибывать сородичи. Один плавник, вот уже два смертельных уголка, которым место в китайском супе… Что тогда меня тогда двинуло – глупость, жалость, сострадание…. В долю секунды я схватил шест от снаряжения лодки и стал нарочно громко топтаться в воде, стуча по ней палкой, пытаясь так отвлечь акулу. До чего это было глупо – пытаться докричаться до этой тупой проклятой рыбины за двадцать саженей. Дельная мысль пронзила мой мозг пулей. Я обернулся к лодке и через минуту вернулся с веревкой,  бруском-грузилом и магнитной пластинкой. Раз уж их столько валяется тут после ремонта вспомогательного двигателя и правки компаса, то здесь…. С каким азартом я раскрутил эту штуковину и отпустил в сторону скалы и как боялся, что она угодит парнишке в голову! Но железка врезалась  с сердитым дзиньканьем в камень у ног несчастного пленника акул и шустро нырнула в воду. 
Случилось маленькое чудо. Жадно кружившие у подкрашенной кровью воды акулы бросились врассыпную как шуганные дворником дети. 
Отчаянными жестами и криками на тонганском, китайском, японском  я стал объяснять, чтобы незнакомец срочно спускался и двигался прочь от скалы. Я рисковал, ведь из лесу меня могли увидеть и услышать, несмотря на шум прибоя. Но незнакомец меня понял. Он спрыгнул в воду и устремился в мою сторону, вытянувшись под водой стрелой. Меня поразило, как умело и уверенно он двигался с проворством дельфина. Через минуту он уже вставал на ноги на песке, откашливался и щурился в мою сторону.  Утерев свои глаза, он смотрел на меня с удивлением и опасливым любопытством, сжимая нож в оцарапанной руке. И вдруг  он воткнул свиное копытце в стороне песка, упал передо мной на колени, сжав перед собой ладони, и зачирикал на грубоватом языке.  С большим усилием я разобрал, что японский.
- Вы спасли меня! Благослови Вас Боги!  
     Он качался на коленях, согнувшись до выпирания позвонков ребер (чего вида я не терплю и не переношу), и хлопал ладонями. Трудно было понять, просит он прощения или молится, или делает все это одновременно. 
- Благодари не Богов, благодари знания. Встань, я не твой сюзерен, негоже гнуть спину перед немытым варваром. 
Я тронул его за плечо и решительным жестом поднял с колен. И только вблизи я увидел, что это не незнакомец, а незнакомка.  На шее под детским личиком не было даже намека кадыка. В отличие от груди. Томоко – Томо - японская ныряльщица, ама. Ей было лет 14 или 15, но она настолько напугалась и так отощала, что выглядела скверно, как побитый бездомный щенок. Выведать ее имя и получить внятный ответ на вопрос, как она появилась тут, посреди Океана, мне удалось с большим трудом.  
Обработав и перевязав ее рану, я разделил с Томо завтрак – и лишний раз поразился, что японцы могут быть весьма прожорливы, не теряя при этом изящества своей фигуры. В какой-то момент было страшно за ее желудок, но галеты, вымазанные пеммиканом как паштетом, пошли ей впрок. Густо покраснев, она вдруг осеклась и принялась извиняться.
  - Мне нельзя так набрасываться на чужую еду…. Вы сами голодны, а я не подумала, что объедаю вас.
 -  Томо,  ты когда ела последний раз?
Она задумалась, надув губы, считала по пальцам, стараясь что-то вспомнить.
- Три дня назад. 
- Ешь, ты не доставляешь неудобств. Ответь, как ты сюда попала? Япония отсюда в семи тысячах миль. 
- Меня взяли на корабль в Нагасаки…. Одни арматоры искали охотников за жемчугом для работы на южных островах. Я не боюсь трудиться, и мне нужно заработать. Нас собрали на шхуне и повезли по морю, боком к солнцу. Нас высадили тут три месяца назад 
Я почувствовал, что глаза мои полезли из орбит. Я поддался вперед. 
- Три месяца? 
- Три луны прошло.
- Ведь вчера сюда приходил корабль.
- Он ушёл на закате…. Они оставили лагерь. Белый корабль с белыми людьми, его флаг черно-желтый-красный. 
- Они говорили на лающем языке?
- Нет. Их язык… Я не знаю. Они меняли флаг в море на красный-белый-зеленый с какой-то птицей, когда мимо проходили другие корабли. Один раз они остановились и подошли близко к паруснику, оттуда кричали на неизвестном языке. Наш капитан приказал что-то выгрузить на лодках и переправил туда ящики, а обратно выгрузили тюки ваты. 
- Ты не видела их флаг?
- Он был похож на синие подтяжки на алом. 
Я задумался. Пираты бельгийцы, маскирующиеся под мексиканцев, торгующие с конфедератами? Нонсенс. Что это за отморозки, которые тихой контробанде блокадопрорывателей предпочитают рандеву в море. Может Томо что-то напутала, ведь флаги и гюйсы некогда рассмативать, а на ночь и в облачность снимают. 
- Это для вас важно? – робко спросила она, заметив, что я погрузился в мысли. 
- Может быть. Это могло бы навести на их след. Что было потом, когда вас высадили? 
- На острове они сказали ловить тут раковины и искать обломки кораблей. А мужчины собирали морские огурцы, пока остальные белые что-то искали в лесу. Нас ругали и били за то, что мы плохо работаем. Главный начальник, в дорогой шляпе и с усами, говорил, что даст награду той, кто найдет в лагуне остатки  кораблей.
Томо обняла свои колени и тревожно осмотрелась – кожу ее покрыли мурашки. 
- Он очень злился, что матросы и мы не можем ничего отыскать. Его не волновал жемчуг. Одна из девушек, Мику…. Стала говорить, что видела меня в лагуне ночью. Она рассказывала, что я тайком что-то искала в воде и прячу у себя. Капитан и его помощник обыскали меня. Но я бедна, у меня нет и лишней корки хлеба.… 
Она склонила голову и уронила слезу. 
- Они били меня. Потом посадили в деревянную клетку и сказали, что не отпустят, пока я не признаюсь. Сначала они давали воду и сухари…. Потом только воду.
     Слезы полились градом.
- Когда капитан стал допрашивать Мику, то решил, что она лжет. Он бил ее хлыстом. Она может уже умерла…. Люди собрались на корабль. Кого то они забрали с собой, а меня и Мику они оставили на берегу. Они сдвинули клетку к прибою. Помощник капитана и матросы смеялись, что мы сами доплывем, а кормить нас не зачем – мы едим сырую рыбу…. Ночью я сбежала, потому что наш бригадир отдала мне кайган. Я долго царапала доску, царапалась, но резала ее, пока она не погнулась. Тогда я смогла выбраться. Я не знала, куда мне идти и попыталась доплыть до другой стороны острова. Начался прилив, и появились акулы…. А потом пришли вы. 
Я накрыл плечи девчушки своей курткой и тронул за руку. Она все ещё плакала, потихоньку затихая, хлюпая носом и вытираясь о рукав с выцветшим галуном. Я вздохнул и принял ее, как ребенка, присев рядом с ней. 
- Не плачь, малыш, не надо. Ты так храбро извернулась от пиратов и от акул, а теперь? Ты устала и напугана. Слезами тут не поможешь, разве то немного выйдет боль. Если твоя заклятая подружка ещё тут, мы ей поможем…. или отдадим последний долг. Может о нас забыли негодяи…. Тем лучше, мы пойдем своим путем. 
Она судорожно сжала мой палец своей рукой и повисла на моем плече, не прекращая реветь. 

 

Edited 10 Nov 2020 by Magnum

[Magnum]

Кумуста оэ

 

Западный ветер гонял в ярко-синем небе редкие облачка, ласково потрепывал вершины пальм. Волны лениво переворачивали мелкую, черную гальку на пляже. Отдав якоря посреди бухты на волнах, казалось, дремал корабль пришельцев, раздутый в боках как фляга из тыквы.

Верховный вождь Тот-В-Котором-Есть-Нечто-От-Птицы завтракал. Вопреки ожиданиям мясо белого человека на вкус было таким же, как и мясо любого темнокожего гавайца. Если бы верховный вождь знал что такое «пост» - он бы назвал это мясо слегка постным.

Белые люди приплыли к острову неделю назад во время сильной бури, утомленные голодом и жаждой. Сперва они были веселы и радушны, с удовольствием принимали подарки, но с каждым днем по непонятной причине становились все злее и злее. Вождь заподозрил было, что пришельцы недовольны туземной манерой заимствовать во временное пользование премилые вещицы, в избытке валяющиеся там и сям на странном корабле, но потом отверг эту мысль. В конце концов, у настоящих людей принято, что вещью пользуется тот, кому больше всего нужно. И понятно, что настоящим людям нужно пользоваться новыми и интересными вещами. Это и хорошо, и приятно. К тому же белые люди и сами бы могли позаимствовать во временное пользование вещи гавайцев: хочешь - чашку из кокосового ореха, хочешь – скребок из раковины. Нет, причина определенно была в другом. Скорее всего – то, что пришельцы были людьми ненастоящими, не знали правил- капу, и возможно даже были одержимы злыми духами. Белые люди все мрачнели и мрачнели день ото дня и наконец их внутреннее зло и невоспитанность проявились сполна.

Случилось это так. Несколько туземцев повезли на корабль свинину, а вернулись с позаимствованным предметом. Смешной такой предмет – сверху прозрачный твердый камень, а посредине стрелка. И смотрит стрелка всегда в одном направлении, хоть влево предмет крути, хоть вправо. Очень веселая магия. Явно этот предмет – моэ-моэ, жилище духа. А сам дух, несомненно, благословляет людей на упорство в достижении цели. Самые сильные и ловкие мужчины пробовали покрутиться с моэ-моэ в танце – но падали на песок от головокружения, а стрелка как смотрела в одном направлении – так и смотрит. Соплеменники Того-В-Котором-Есть-Нечто-От-Птицы уже начали думать, как обустроить место для поклонения духу Упорства и чем его лучше угощать, как вдруг причалила лодка с пришельцами. Шесть человек, оглашая вечерний воздух громкими и злобными криками, вознамерились забрать моэ-моэ. Кахуна Тот-У-Которого-Большие-Уши попытался, мешая слова и знаки, объяснить пришельцам, что священному предмету лучше оставаться на острове, но одержимые злыми духами испанцы (а это были именно они) достали свои длинные ножи и попытались отобрать предмет силой. Ножи были очень острые и дрались испанцы отменно – многих гавайцев ранили или убили. Но как говорится – духи благоволят многочисленным племенам: горстку испанцев задавили массой.

Хороших бойцов обязательно надо было съесть, чтобы боевитость побежденных перешла к воинам-победителям. Конечно, были опасения что от съеденных к туземцам перейдет не только боевитость, но и злые духи невежества. Однако кахуна посоветовал подать к мясу приправу из водорослей хули-хули. После такой приправы туземцы могли быть индифферентны к любым злым духам.

- И очень правильно решили – подумал вождь, догрызая берцовую кость. Никаких злых духов на вкус не ощущалось, а боевитость увеличивалась с каждым кусочком.

Тем временем пузатый корабль пришельцев стряхнул с себя дремоту, скрипучие кабестаны спустили на воду шлюпки, галеон развернулся к селению бортом. Из открытых портов начали вылетать облачка дыма и с грохотом, свистом и визгом на селение обрушились ядра и картечь.

Случайное ядро угодило в пальму – и вождь В-Котором-Есть-Нечто-От-Птицы обзавелся-таки чем-то птичьим - клювом из длинной щепы.  Вождю не судилось увидеть, что было дальше - люди с перебитым гипоталамусом как правило живут не долго и окружающим миром не интересуются.

А дальше на пляж начал высаживаться закованный в сталь экипаж манильского галеона. И были у них стальные кирасы с морионами, и были у них грохочущие, убивающие на месте ружья. (кроме того, были у них еще и незнакомые дотоле туземцам микробы, но на первых порах в гуще битвы это никто не заметил, а когда заметили – было уже сильно поздно.)

Первый залп испанцы дали еще из шлюпок, второй – с кромки прибоя, а третьего и не понадобилось  -  деморализованные туземцы прекратили сопротивление. Ослабили атаку и испанцы, но лишь до того момента как  наткнулись на остатки пиршества. После этого началась резня всех без разбору: взрослых, детей, свиней, маленьких собачек пои. После того как туземцы в первом поселении кончились, испанцы двинулись вдоль берега ко второму: галеон по морю, а десант – по берегу.

Так они прошли несколько деревень пока наконец до нападавших не ухитрился дойти живым очередной парламентер от вождя Того-В-Котором-Есть-Нечто-От-Рыбы. Парламентер знаками пояснил, что люди Рыбы всегда смеются при виде испанцев, а при виде людей Птицы всегда хмурятся и плюют на землю, и «бабах!» не надо, вождь Тот-В-Котором-Есть-Нечто-От-Рыбы больше так не будет. Что он больше не будет вождь Тот-В-Котором-Есть-Нечто-От-Рыбы еще и сам не знает – но точно не будет. И если испанцы захотят – то люди Рыбы сами для них уничтожат всех на острове, а если испанцы дадут людям Рыбы «бабах!» - то еще и на соседних.

Ружья туземцам давать естественно не стали, но бесхозяйственную резню прекратили. Побежденных заставили заготавливать соль, бревна и веревки. Кое-кто предлагал включить в оброк солонину – но побоялись, памятуя о людоедском прошлом данников. Пообещав вернуться две руки лун спустя испанцы выбрали якоря и взяли курс на Акапулько.

На острове остался испанский кахуна с бритой по центру головой. Он окунул каждого уцелевшего гавайца в воды бухты, нацепил странные деревянные крестики, отнял старые понятные имена, сказал называться новыми и непонятными и засунул душу каждого островитянина в моэ-моэ похожий на стопку сшитых листьев.

Так над Гавайскими островами взвился флаг Новой Испании.

 

 

 

Edited 14 Nov 2020 by Magnum

[Magnum]

Тайна острова

 

Эхо выстрела разнеслось по дикой, дикой чащобе…
Пуля пробила ствол гигантского папоротника прямо над головой  Ежи Малковича.
Тот сжал губы. Припал теснее к земле. прищурился, стараясь вычислить своего противника. Что-то мелькнуло, на краю зрения… 
Малкович выстрелил не целясь.
В ответ послышалась тирада… На безупречном языке древнего Самниума.
Малкович замер, не веря своим ушам. Отозвался на латинском продолжением того же мудрого выражения, перекатился, затаился.
- Малкович, ты, старина? – откликнулся знакомый голос.
- Помнишь, что было на третьем курсе? Как новогодние отмечали ты и я?
- Еще бы не помнить! Мы за девчонку, Софию, вступились. Славная драка вышла… А девчонка нам потом передачи носила, пока нас не выпустили.
- Правильно – Малкович улыбнулся. Поднялся. Навстречу вышел рослый мужчина в камуфляже, едва видимый на фоне кустарника. 
- Алекс Камински, ты?
- Да, я! - ухмыльнулся Камински. – Не забыл нашего пароля…
- И как забыть? Это же наш тайный язык был. – сказал Малкович – А теперь, брат, объясни, что за демоны тебя занесли в это дьявольское место?
- Повеление Государя – ухмыльнулся Камински. – Всем разведкам интересно, откуда это все это взялось. – он обвел рукой. – Яйцеголовые кипятком писают, всякие заумные теории строят вроде «пересечение миров», «телепортация», «инопланетный эксперимент». Даже марсиан и венериан приплели. 
- По мне, ничего похожего на инопланетную флору-фауну я не вижу.  – усмехнулся Малкович – Обычные африканские дебри.
- Твои сведения устарели. Пойдем, покажу кое-что…
 Мужчины пошли вместе. Наконец, они вышли на высокий утес.

- Что теперь скажешь? – спросил Камински.
- Это же… птеродактили! – вырвалось у Малковича, когда он посмотрел в бинокль.
Действительно, на берегу сидели крупные, чуть больше вороны… ящеры. Одни прикрывали крыльями гнезда, где виднелись яйца, другие кормили маленьких птеродактилей. 
Камински пальцами показал сигнал. «Стой, не двигайся!» 
Малкович застыл как статуя. Да и в своей маскировочной форме скорее напоминал одну из причудливых скал на утесе.
Недалеко что-то шевельнулось и на уступ вылез летающий ящер. Он с подозрением покрутил головой, расправил кожистые крылья, оттолкнулся задними лапами и взмыл в небо.
Послышался шум, деревья страшно скрипели и стонали. Упал высокий древовидный папоротник. Малкович смотрел во все глаза – над лесом покачивался странный толстый столб, направляясь к реке. И вот из чащобы вылез… длинношеий ящер. Переступая толстыми ножищами, он полез в воду – и тогда Малкович рассмотрел довольно маленькую голову. Бронтозавр опустил морду в воду и начал шумно, как насос, всасывать в себя воду.
- Динозавры? Но откуда же? – нахмурился Малкович – Летчики, пролетавшие над Новым Островом, видели руины какого-то не то дворца, не то храма. Не могли же…
- Динозавры – нет. Рептилоиды да.
- Какие к дьяволу рептилоиды?
- Историю обожаешь, все знаешь про твой любимый Древний Рим. Как там ты говорил?
- «Скульптор История отказался высекать из римской глыбы великий шедевр». – пробурчал Ежи.
- А я к твоему сведению, и фантастику почитываю. Есть весьма впечатляющие авторы. – усмехнулся Камински.
- Ты про Найтмаркрафта и его расу ящеров, которая якобы передавала людям свои древние знания? Про мудрых драконов? 
- Его самого. Вот и представь себе – в эру динозавров развилась разумная раса. И однажды произошла некая катастрофа. – продолжал мужчина - И разумные ящеры попытались спастись именно так – телепортировавшись в Будущее.
- А отчего они не пытаются установить с нами Контакт? - нахмурился Малкович.
- А ты бы устанавливал Контакт с разумными муравьями? Явно, если кто-то и уцелел при перемещении, прячется в этом твоем здании и прослушивает эфир, собирает информацию. – произнёс Камински - Чтобы решить, стоит ли общаться с достигшими цивилизации млекопитающими. И кстати… если сопоставить с информацией про знания от мудрых драконов – все становится на свои места.
- То есть этот остров возникал здесь, засылал специалистов, и те… - понял Малкович.
- Да. Попытка подготовить Человечество к Контакту с Мудрыми Наставниками. Надеются, что мы не будем так агрессивны… - произнес Камински.
- Надеюсь, что они не представляют себе масштабов наших войн… - проворчал Малкович - И не знают, что разные сверхдержавы уже мечтают поделить этот остров.
- Что? 
- Ты в качестве Робинзона несколько отстал от жизни. – насмешливо посмотрел Малкович на собеседника - Позавчера, перед моей заброской сюда, начался съезд Лиги Империй.  Обсуждают заявление императора Квебека Наполеона Пятого, что «Квебек считает этот остров по праву открытия своей собственностью». Естественно, Испано-инкская империя против – «раз Остров появился в наших территориальных водах, близ острова Рапа-Нуи, значит, он наш!».
— Это серьезно. – нахмурился Малкович – Может и до Мировой войны в Тихом Океане дойти. Нам нужно поскорее добраться до этого Белого Дворца.
- Пойдем – сказал Камински – Судя по карте, этот «бункер рептилиоидов» - находится в паре часов ходу.
И мужчины двинулись вдоль высокого берега реки.

****  
Свистели мачете. Камински и Малкович шли бок о бок, прорубаясь через дебри. Время от времени они останавливались, вслушивались в крики птиц.
И вот они вышли к большому бунгало, сложенному из белого известняка.
Камински нахмурился
- Что же тут произошло? – он начал осматривать лежащий скелет с остатками юбки из растительных волокон. В руках скелет еще сжимал длинное острое копье.
- И где здесь твои рептилоиды? – ухмыльнулся Малкович – Здесь лишь люди лежат. И судя по одежде, дикари. 
- Негроиды – подтвердил Каминский, изучая череп – Только… что же их такое убило? Словно… просто свалились и истлели.
- И быстро. – кивнул Малкович, с сомнением поглядывая на распахнутые двери здания. – Там тоже скелеты валяются.
Камински задумчиво осмотрелся.
- И тут явно не было никакого боя. А вот – он указал на множество столов с тарелками, кувшинами, калебасами из тыкв, костями птиц и рыб – праздновали что-то важное.
- Думаю, нам надо осмотреть здание.
Мужчины вошли в здание. 
- Не лаборатория. Совсем. – вздохнул Камински. – Я ожидал другого. Хотя бы всякие непонятные приборы и что-то напоминающее наши технологии.
- Какие?
- К примеру, сейчас наши ученые работают над Т-лучами. Читал?
- Читал – высказался Малкович – Передача изображения на расстоянии. Многообещающая разработка. Ты хотел увидеть нечто схожее? 
- Да. А вижу… просто всякие надписи и изображения зверей.
И вот они вышли…
- Пся крев! – вырвалось у обоих.
Исследователи очутились в огромном роскошном зале. 
Там, у одной из стен, стоял золотой трон. На троне так и осталась сидеть… мумия красивой женщины, скорее девушки в некогда великолепном наряде, рядом в беспорядке валялись мумии пышно одетых людей - ее придворных.
А в центре зала было изображение пентаграммы, из ее центра в потолок глядела омерзительная демоническая рожа, каждый из лучей расписан какими-то знаками. На острие каждого луча лежал скелетик младенца. Из грудной клетки скелетика торчала рукоять кинжала. Рядом в беспорядке валялись пустые одежды жрецов.
- Иезус Мария… - Малкович стал читать молитву. 
- Святой Б-г, сохрани и укрепи… -   прошептал Камински. - Что же тут было? 
- Ничего хорошего. Ритуал в честь вот этого страхолюдного рогача. Но… что-то пошло неправильно… - Малкович чувствовал как шевелятся волосы на голове.
Камински подошел к испещрённой какими-то надписями стене. Стал разбирать надписи. 
- Интересно… Ежи, ты в этом смыслишь? Язык странный…
Ежи всмотрелся в слова, поднял брови.
— Это… Язык мертвого города Рима. Язык Лациума.
- Напомни. А то я, признаться, подзабыл. Это ты интересуешься Лациумом и даже считаешь, что у Рима, вотчины разбойников, был шанс.
- Ладно. Только учти, прочту тебе целую лекцию. Слушай. Первое – Рим не был такой уж вотчиной бандитов. Скорее, что-то вроде казацкого войска. Римляне принимали к себе кого угодно – беглого раба, изгнанника, всякого, кто не поладил с вождями и жрецами и сбежал. Рим принимал и слабые племена под свою защиту. – Малкович явно повеселел и сел на любимого конька. - Город успешно расширял свою власть.
- Стало быть, у него был шанс?
- Да. Маленькая случайность – Александр Молосский успешно договорился с греками Тарента, а самнитам было не до жиру – быть бы живу. Тоже договорились с Молоссцем. А теперь представь – Молоссца убивают раньше, и самниты считают себя круче яиц. В результате проигрывают, а Рим постепенно прибирает себе всю Италию. 
- Хм… В принципе… Допустимо. Самнитам повезло, что их вождю судьба отпустила большой ум. И тот решил использовать полезные достижения побежденного Рима. Только вот, Карфаген… —задумчиво протянул Камински.
- Помнишь из истории, что с Карфагеном сталось?
- Минутку. Он напал на Грецию. Александру Македонскому пришлось сделать настоящий марш-бросок от самого Вавилона.
- И забыл про Индию. Правда, богатства персидских царей вывезти не забыл. 
Все помнят плавание Неарха вокруг Аравии в Красное море. С сокровищами.
- «Клады Неарха». – согласился Камински – Там, у берегов Аравии иногда находят затонувшие корабли флота македонян, поднимают сокровища персидских царей.
- Именно. Неарх прошел в Нил через канал фараонов, а отсюда – в Средиземное море. Уже вместе с флотом Птолемея и египтян.
Камински заинтересованно слушал. Малкович продолжал говорить.
- Александр успел. Греки выстояли перед карфагенянами, а Александр сбросил врага в море, высадился в Африке, под Киреной. Затем беспримерный поход вдоль побережья, Объединенный флот Греции и Египта  разбил карфагенские корабли, и…
- Александр вспомнил папину поговорку про осла, нагруженного золотом, подкупил «партию мира» - и Карфаген пал. – улыбнулся Камински.
- Но пал и Александр. Дочь правителя Карфагена, говорят, это была Саламбо, пошла на спасение чести города – она умастилась маслами, спрятала ядовитую змею в корзине фруктов и сладостей и пришла к Александру.
- Они оба умерли в объятиях друг друга - кивнул Камински – И они были так крепки, что Саламбо и Александр легли в общую могилу.
- И диадохи воевали между собой за наследство Александра, не обращая внимания на то, как укрепляется гордый Самниум, который принялся прибирать себе греческие города. 
- Да – согласился Камински – Это я знаю из уроков.
- Помнишь, как переименовали Карфаген?
-  Александрия Танатос.
- Именно. Даже поговорка была – «Увидеть Танатос и умереть». Вот такой древнегреческий каламбурчик. – усмехнулся Ежи. – Город посрамил даже Сибарис. Каждый мог там получить все, что удовлетворило бы его пороки. Женщин, мужчин, богатство, нега… «Не думай о прошлом, не думай и о будущем. Вот настоящее – пей и веселись». — девиз Танатоса.
 - И они так и веселились, пока не прозвучало: «При Самниуме жалованье будет вовремя!» - кивнул Алекс Камински. – Гней Сципион с отрядом отважных воинов пробрался в город, убил правителя. Командующий гарнизона Ганнибал Барка с его братом Геннадием, Гасдрубалом у местных, пошли служить Самниуму. Потому что доблесть для них была ценнее, чем вино.
- Рим вполне мог бы провернуть подобное. – кивнул Ежи - Отряд римлян захватывает Карфаген и Рим расширяет власть на море. Ведь после Карфагена… 
- Оставались бы государства диадохов. Но их… можно было бы покорять так же, как покоряла их Самнитская Республика, а позже Империя. Поддержать слабого, воспитать сыновей побежденного в нужном духе. Разумная переселенческая политика, умные реформы в стиле великих самнитов Тиберия и Гая Гракхов.
- Такое, как бросание жребия среди самнитских пролетариев и безземельной бедноты. А затем переселение в Испанию, Галлию, Африку. И контроль за аппетитами богачей. Чтобы наследником становился лишь старший сын, а остальные отправлялись в провинции управителями и руководителями набранной бедноты. «Боги выбирают землю».
- Именно так. А потом Гней Помпей стал первым императором после страшной гражданской войны, когда... 
- Раб Спартак стал правителем Италии. И создал государство Свободы.
-Которое просуществовало сорок лет. Помпей объединил провинции Самнитской республики в единую империю, а сам присматривался к тому, что творится в государстве Спартака. И не постеснялся позаимствовать многое.
- Такое, как отмена рабства?      
- Ну да. Хотя Спартак просто продолжил реформы Гракхов. Если Гракхи установили, что раб мог выкупиться, уплатив свою цену или работая на хозяина до шестидесяти лет – а потом получал хижину и становился вольноотпущенником – Спартак рабство вообще отменил и нарезал землю.
- Правильно. Историки отсчитывают зарождение феодализма, Средних веков, именно с Спартаковской войны. Есть даже фантастические романы, как у Марка Твена. Где поклонник средневековья попадает в эпоху Древнего Самниума и становится гладиатором, поднимает восстание и создает столь обожаемое им средневековье. Что разумеется – фантастика. Спартак был фракиец и принес со собой с родины идеи укреплений, башен, которые были творчески переосмыслены и сохранены наследниками Помпея после поражения Свободной Италии.
- Да. Знаменитые линии крепостей. Которые не мог захватить никто. Лишь сдать путем предательства. А потом произошло Великое переселение народов и началось Темное Средневековье. И только молодое христианство помогло людям выжить – оно давало утешение, веру, силы жить.  Христианские монахи сохранили книги и продолжали научные исследования – ведь при гуннах, победивших при Каталауне, невежество считалось добродетелью! Наука уцелела и в Византии, на разведку которой работаешь ты.
Камински ухмыльнулся.
- И на сцену выходят славяне. Они создали сильные государства, приняли христианство. И постепенно их страны, пока Индию громили и завоевывали турки-османы, а монголы сидели в покоренном Китае – расширяли свою власть и объединялись в единый союз Речь Посполитую – «Империю от моря до моря».
- А дальше – все как обычно в истории человечества. Войны, объединения-разъединения, и наконец Эпоха Империй. Пока наконец, императоры не поняли, что споры и проблемы лучше решаются всеобщим обсуждением в Лиге Империй, чем войнами.  – закончил Малкович, достал из рюкзака фотоаппарат и начал фотографировать.
Каминский повозился с своим рюкзаком и тоже принялся фотографировать.

 

*****

- Что будем докладывать… Большим Начальникам? – спросил Камински.
- Правду. Что… этот кусок суши, большой остров, прилетел из другого мира. И может унестись обратно, когда угодно. А «Храм» это какая-то иномирная лаборатория. И там все мертвы и разумеется, оборудование рассыпалось в прах.
- И это правда – засмеялся Камински – Незачем людям знать, что существует способ договора с чем-то потусторонним. Пусть лучше останется таинственный Дворец с странной историей того мира, записанной на его стенах, чем та страшная пентаграмма, которую мы уничтожили.   
- Да. И что самое разумное для Лиги Империй – сделать на острове Всемирный заповедник. А то… сколько невероятного мы встретили за время нашей экспедиции. Взять хотя бы динозавров – явно они сохранились в том любопытном мире. 
- Или же все-таки опыт рептилоидов с временем и пространством в нашем мире. – не уступил Камински.
 - Тоже возможно. – согласился Малкович. - Главное, что войны не будет, здесь появится огромный заповедник для сбережения динозавров.
Двое мужчин, поразительно похожих друг на друга, улыбнулись.
— Вот письмо от нашей мамы для тебя – Малкович вручил конверт, извлеченный из нагрудного кармана военной куртки.
- А это от нашего папы. Для тебя с мамой. -  кивнул Камински и вручил конверт Малковичу. 
- Передам. И знаю, что ты передашь. – кивнул Малкович.
Оба мужчины пожали друг другу руки и разошлись по берегу Тихого океана в разные стороны. Каждого ждал свой путь.

 

 

Edited 14 Nov 2020 by Magnum

[Magnum]

Укол

 

 

1.

 

     Кабинет был меблирован в строгом соответствии с протоколом и положением в иерархии занимавшего его постоянного заместителя министра внутренних дел Австралийского Союза. В кабинете на первом плане располагались старомодный письменный стол, вывезенный, по всей видимости, из Англии с первыми каторжниками, и шкаф-сервант. Возле одной стены стояли два деревянных стула с высокими прямыми спинками, обтянутыми кожей, у другой стояли кожаный диванчик и стул. В правом углу расположился пузатый сейф.

     Постоянный заместитель министра внутренних дел Австралийского Союза подчеркнул карандашом несколько фраз в лежавшей перед ним бумаге, посмотрел на сидевшего напротив шефа секретной службы, сухопарого джентльмена с безукоризненным, но несколько старомодным пробором...

-…Мне ясно дали понять, что Джеймс Холлебон - большая заноза в нашей заднице. И нам следует эту занозу вытащить. - заместитель министра был воинственно - торжественен и не мог сдержать эмоций. - Это просто необходимо. Вы прекрасно знаете, что в основе внешней политики и разведки лежат интересы государства. Поэтому, цели внешней политики и разведки не должны противоречить друг другу.

    Шеф секретной службы немного напрягся: по опыту он знал, что помощник министра - натура увлекающаяся и его может «понести». Так оно и случилось - постоянный заместитель министра патетически вскидывая голову, изложил целый спич.

-…Обычно цели внешней политики занимают приоритетные положения по отношению к целям разведки, что обусловлено приоритетом политики перед разведкой. Разведка всегда ведется в соответствии с определенной политикой. Следовательно, если меняется политика, меняется и разведка. Должна меняться, а не превращаться в «вещь в себе», что чревато негативными последствиями для внешней и внутренней политики государства. Обычно это происходит в двух случаях: если органы, определяющие внешнюю политику, слабо контролируют или не контролируют разведку, а во-вторых, если руководители специальных служб входят в узкий круг лиц, принимающих решения, и способны оказывать влияние на их принятие. В данном случае вам ставят задачу и вы должны ее выполнить. Словом, вытащите занозу.

-Мы не в состоянии вытащить эту занозу хирургически чисто. - вздохнув, сказал шеф секретной службы. - А как мне кажется, здесь нужна именно хирургическая операция.

-Я уже убедил министра, а тот убедил премьер - министра, что это дело заслуживает наших усилий.

-И затрат.

-Надеюсь, вы в состоянии нанять профессионалов? Желательно подальше от Австралии. В Европе, например. Наймите кого - нибудь со стороны. Деньги не проблема.

-Не проблема для кого? Наш бюджет и так урезан дважды в течение года почти что наполовину.

-Повторяю, министр дал понять, что деньги не проблема. Мы используем особый, рептильный фонд. Вы с сегодняшнего дня в оплачиваемом отпуске. Две недели. Летите в Париж и поищите профессионалов…

 

2.

 

    Шеф австралийской секретной службы встретился с господином Ксанти в Давосе. Ежегодно в зимнюю пору в уютный Давос, расположившийся в Швейцарских Альпах, с целебными природными условиями горного курорта съезжалось множество людей - сюда  притягивало европейский люд независимо от подданства, сословия или национальности.

    Ксанти, человек - посредник в щекотливых делах, был немногословен. Выслушав шефа австралийской секретной службы, он крякнул, негромко, ворчливо, произнес малопонятную фразу:

-Все пропадет к дьяволу, как только влезут нефтяники.

    И после этого вручил смятый листок из записной книжки с Давоским адресом «фирмы»…

 

3.

 

    Квартирка была непритязательная на вид и носила следы легкого запустения. По крайней мере, пыли везде хватало.

-К вашему сведению: эту квартиру мы снимаем у монахинь женской церковной общины. - подмигнул господин Луавье, подходя к простенькому столику и наливая аперитива, себе и гостю, в маленькие рюмочки. Он был в превосходном настроении.

-Специально для подобных встреч? - сухопарый джентльмен в синем непромокаемом плаще, подойдя к столику позволил себе легкую тень улыбки. Аперитив однако, пить он не стал.

     Господин Луавье покосился беззаботно и, крякнув, выцедил свою порцию.

-Итак, ситуация такова, что нужен профи, именно, я бы сказал, международного масштаба, уже не раз работавший за границей.  - сказал сухопарый. - К тому же дело из горячих. Каждая минута на вес золота - промедления допустить нельзя ни в коем случае.

-А вы выступаете посредником? - поинтересовался господин Луавье и сделал жевательное движение губами.

-Вы спрашиваете таким тоном, словно удивлены. - сухопарый, наконец, приложился к аперитиву, оценивающе цокнул языком, - Неплохой вкус, однако…

-Не удивлен, только уточняю лишь. Я знаю вас, как торговца тайнами…

-Тайна…Я торгую только тайнами. За них можно получить жизнь.

-Ого. Сразу  с тонких угроз начинаете деловой разговор? Нагоняете страху?

-Страх и заинтересованность в хорошем вознаграждении - две вещи, на которых держится мир. Но вас я достаточно хорошо знаю, и  пугать не собираюсь. Наоборот, я предполагаю быть с вами откровенным, ибо ваша погруженность в дело в лучшую сторону отразится на событиях, в которых вам предстоит принять участие.

-Ваше дело не таит в себе нечто особенное, что может круто повернуть мою собственную судьбу?

-Дело относится к разряду «или-или».

-Что ж, давайте перейдем к делу…

    Луавье плеснул в рюмочки еще немного аперитива.

-…В нашем распоряжении два месяца до того, как премьер - министр Австралийского Союза Мензис призовет к присоединению Папуа и Новой Гвинеи к Австралии в качестве нового штата.  - сказал сухопарый.

-Шестьдесят дней.

-Шестьдесят один, если точнее.

-Я не силен в политике, но мне кажется, такое решение равносильно прямой аннексии? - спросил Луавье.

-Несомненно. Однако…есть нюанс. Люди, возглавляющие внешнюю политику Австралийского Союза, понимают, что откровенные прожекты в традиционно - колониальном стиле сейчас попросту нереальны. Поэтому они ищут замаскированные формы удержания колониального контроля.

-За такое решение стоят многие в Австралии, не так ли?

-Многие. Сторонников «австралийской Новой Гвинеи», стоящих за поощрение белой иммиграции, расширение политического влияния белых поселенцев в местных органах, увеличение правительственных ассигнований для территорий и обеспечение благоприятных условий для притока частного капитала в Канберре хоть отбавляй. Они желают единовластно распоряжаться не только экономикой, но и политической жизнью территорий. При этом все ссылаются на «желание» самого коренного населения. Все -  плантаторы, переселенцы, достопочтенные директора австралийской школы тихоокеанской администрации, парламентские идеологи. Но больше всех кричат об этом нефтяные компании и те, кто за ними стоят…

-Нефтяные?

-Да. Небезынтересно отметить, что, по данным Бюро минеральных ресурсов министерства национального развития Австралии, из общей суммы расходов на поиски нефти в Австралийском Союзе около половины суммы пришлось на разведку в Новой Гвинее. Нефть, нефть…Запах нефти издавна привлекал крупнейшие международные нефтяные монополии в самые отдаленные районы мира. Теперь пришло время Папуа. Вы ведь знаете, выходы нефти были обнаружены в Папуа еще в 1911 году. Для Австралийского Союза нефть - это первостепенное дело. Вопрос нефти - это вопрос жизни. Он имеет громадное значение.

-В самом деле?

-До 1961 года в Австралии не было обнаружено ни одного промышленного месторождения нефти и страна ежегодно тратит до ста сорока миллионов австралийских фунтов на импорт нефти и ее доставку. Правительство проводит политику поощрения поисков нефти на территории Австралийского Союза, широко открывая двери иностранному капиталу, который сейчас контролирует большую часть в нефтеперерабатывающей промышлености и компаний, занимающихся поисками нефти в Австралии.

-Так в чем же проблема? Все согласны с жизненной важностью нефти, все согласны на присоединение Папуа…В чем проблема? - повторил Луавье.

-Проблем две. Первая проблема - чисто военная. Индонезийцы вот - вот готовы начать собственную игру по присоединению Западного Ириана. Вероятное вмешательство Австралийского Союза в дела Западного Ириана обусловлено несколькими причинами. Я назову их: Новая Гвинея и Папуа важны для обороны Австралии; передача Западного Ириана увеличила бы опасность коммунистического давления в Азии, могла бы позволить коммунистам обосноваться в австралийской части Новой Гвинеи; Индонезия «товарища» Сукарно, уверенно вставшего на путь социализма, получив Западный Ириан, потребовала бы подопечную территорию Новая Гвинея. И Папуа. С нефтяными месторождениями. Однако эти территории представляют безусловный интерес для американцев, ввиду того, что Вашингтону пока не удается втянуть ведущие государства Азии в фарватер своей политики. В свете этого более чем вероятны военные столкновения. Попросту говоря, возможен серьезный военно - политический конфликт, в который обязательно будут втянуты страны Тихоокеанского пакта.

-Война? - Луавье передернуло от услышанного.

-И есть вторая проблема. - продолжил сухопарый, словно не замечая реплики Луавье. - Это пара - тройка ребят, которые весьма энергично протестуют против идеи о создании Меланезийской федерации в составе австралийских территорий, Западного Ириана, Соломоновых островов, Папуа, Новой Гвинеи, Новых Гебрид, ныне находящихся в совместном владении Франции и Англии.

-Что за пара - тройка ребят?

-Прежде всего, лидеры лейбористов сенатор Джордж Ормонд и Колуэлл. За ними стоят влиятельные деятели, отражающие мнение рядовых членов и сторонников партии. Однако размежевание в лейбористском стане вокруг вопроса о Папуа и Новой Гвинее велико, внутрипартийная обстановка сложная и правое крыло, полагаю, сумеет оказать давление в нужный момент, чтобы консолидировать партию на других основах. Затем - коммунист Шарки, еще католический миссионер Пол Честертон, десятки лет проведший на Новой Гвинее…Этот, пожалуй, опаснее лейбористов и коммунистов. За ним стоит Ватикан. Ну, и наконец, Джеймс Холлебон, голландец, кажется, бывший управляющий плантациями на Новой Гвинее.

-Холлебон, вы сказали? - вскинулся Луавье. - Джеймс Холлебон?

-Да, Холлебон. Вижу, вам знакомо это имя.

-Доводилось слышать. У меня, кстати, появилась одна идейка, как обстряпать дельце…Вы ввязались в это дело из-за больших денег? Нефть и прочее? Но послушайте…Моя «Инко» - гигантское предприятие. У нас целая куча контрактов. Даже если мы не получим дохода от мероприятия с Холлебоном, нет никаких оснований опасаться за судьбу пакета акций.

-А престиж? А политическая необходимость?

-Мне он зачем? Не возьму в толк, зачем мне понадобилось бы это?

-В конце концов, даже такая фирма, как «Инко», с репутацией и историей, оказывается перед выбором, когда следует принять предложение, от которого нельзя отказаться. - ответил сухопарый. - Под угрозу может быть поставлено даже само экономическое существование ряда крупных и мелких заказов. В течение последних десяти лет фирма кормила сотни людей, обеспечивала огромные доходы, и вот представьте, что теперь кое - кто нацелил свой клинок в самое ее сердце.

-Все-таки решили угрожать?

-Предупреждаю.

-Черт возьми, почему я? Где же Сэлинджер, Соренсен, О'Доннел? Почему я?

-За вами имя. - поморщился сухопарый.

 

4.

 

      Встреча состоялась в маленьком ресторане на правом берегу в 8-ом округе Парижа, неподалеку от моста Альма, прямо напротив причала речных пароходиков.

-Человек предполагает, а бог располагает. - задумчиво произнес Хинкман, глядя на отчаливавший от пирса речной трамвайчик. - Школяром, помню, мечтал во Франции побывать. Все никак не доводилось. Теперь вот, сподобился…

-Может быть, поговорим о деле? - спросил собеседник Хинкмана, длинный, с острым кадыком на жилистой шее и пронзительными глазами. Он демонстративно ощерил рот, показывая провал в челюсти, оставленный чьим - то дюжим кулаком.

-Поговорим. - кивнул Хинкман.

-Организация, которую я представляю ныне, считает необходимым предпринять некоторые шаги по активизации определенных политических процессов. - неспешно и витиевато проговорил длинный. - Моих доверителей волнует судьба одной многострадальной территории, где грубо попраны свободы, закон и порядок, уничтожается священное право иностранной коммерческой собственности…

-Не надо громких слов, любезный. - не очень вежливо перебил Хинкман. - Я не мальчик, болтовня о какой - то территории, чьих - то там законах и свободе меня не волнует. Как, впрочем, и интересы ваших доверителей. Переведем разговор на деловые рельсы…

-Хорошо. Переведем.

-Прежде всего: я предпочитаю не ввязываться в политику. - сказал Хинкман. - Сегодня, правда, выходной, и мне никто не звонил.

-Тем лучше. Буду первый сегодня. - усмехнулся длинный. - Я бы хотел обсудить с вами несколько вопросов…

-Что за организацию вы представляете?

-Я имею достаточные полномочия от господина Луавье.

-Кто это?

-Господин Луавье - владелец известной фирмы «Инко», оказывающей некоторые посреднические услуги в щекотливых вопросах. Вам он более известен под именем Лимаса.

-Теперь понятно. У меня целая куча контрактов с вашей фирмой. В прошлом, разумеется. Стало быть, она называется «Инко»? Раньше она называлась…

-Бога ради, не стоит. - поморщился длинный. - Того названия давно нет. Оперируйте нынешним.

-Господа торговцы смертью предпочитают обсуждать дела фирмы со мною?

-Не дела фирмы, а кое - какие вопросы, способные повлиять на дела «Инко».

-Понятно…Господа торговцы по - прежнему желают не стрелять, а оплачивать стрельбу. -усмехнулся Хинкман.

-В данном случае не стрельбу, а ваш профессиональный укол. Это безопаснее и чище.

-Я слушаю вас. Так что же это за вопросы? Профессиональный укол вы говорите? Организация фехтовального турнира? Сбор профессиональной команды? Или, может быть, этот ваш, как его там, Лимас…

-Луавье. - поправил длинный.

-Да, Луавье, хочет, чтобы я поднатаскал его в фехтовании? - взгляд Хинкмана стал колючим. - Я, право, не вижу ничего более, чем я мог бы посодействовать. Я фехтовальщик, в прошлом, профессиональный продырявливатель черепов в настоящем, и никакой  коммерсант.

-Именно поэтому я, уполномоченный фирмой и господином Луавье, и обратился к вам.

-Погодите, погодите…Начинаю догадываться. Вы желаете, чтобы я заколол кого - нибудь, да? В честном поединке? Кого же? Недобросовестного конкурента? Любовника? Надоедливого соседа?

-Мы сейчас не будем определять конкретные объекты, господин Хинкман. - сказал длинный, не решаясь открыть все карты. - Но вы правы. Примерно этого мы и хотим.

-Вы шутите, должно быть?

-Нисколько. Реально оцениваем обстановку. Вопрос стоит шире. Согласны ли вы сотрудничать с фирмой в том аспекте, о котором я вам сообщу?

-Черт - те что. Я не знаю условий.

-На покрытие организационных расходов выделен специальный фонд. Ваше участие будет вознаграждено. Вы сможете поправить свое положение. Весьма шаткое, смею заметить. Как вы уже поняли, заинтересованной стороной выступает фирма «Инко». Фирма желала бы нейтрализации одного неудобного лица, препятствующего деятельности компании. Это лицо - политическое.

-Это плохо. - Хинкман покачал головой. - Я не вмешиваюсь в политику. Почти.

-Ваше «почти» звучит обнадеживающе. К сожалению, некоторые политические убеждения лица неприемлемы для моих поручителей. Вам предлагается убрать это лицо, чтобы оно перестало влиять на происходящие процессы.

-Я не бретер.

-Вы прекрасный фехтовальщик. Хотя и в прошлом. Но удар ваш все так же тверд, а навыки…Не думаю, что вы окончательно растеряли их.

-Я пока ничего не понимаю…

-Вкратце так: неудобное лицо тоже занимается фехтованием. Любительствует, скажем так. Предстоит  турнир по фехтованию. Вы выступите на нем. Также на турнире выступит и неудобное лицо. Сойдетесь в поединке и нанесете укол. Подразумевается, что ваш укол достаточно силен, чтобы была нанесена смертельная рана. Или травма. Смертельная, конечно же. Таким  образом, неудобное лицо будет убрано, но акция со стороны станет выглядеть как несчастный случай во время фехтовального турнира. Согласитесь, это лучше подосланного наемного убийцы с отравленным кинжалом, или выстрела снайпера. Никаких толков, разговоров и подозрительных пересудов. Чего только в спорте не бывает. Фирма избежит обвинений в злонамерении и сможет предоставить заказчикам возможность спокойно реализовывать свои замыслы.

-Что за лицо?

-Холлебон.

-Холлебон? Мне доводилось встречаться с ним на дорожке. Пару раз на Кубке Европы и на коммерческих состязаниях в Сингапуре, Лиме и в Токио.

-Ну, значит, определенное представление вы о нем имеете.

-Да. Он хороший боец. Крепкий середнячок. И к тому же параноик.

-С чего вы взяли?

-Он, помимо того, что любительствует в фехтовании, играет в шахматы. А шахматы сами по себе довольно-таки параноидальная игра. Только и знай, что просчитывай возможные угрозы, большинство из которых, скорее всего, не реализуется, да анализируй варианты развития партии с их бесчисленными ответвлениями. Поэтому и не снискал успеха ни в фехтовании, ни в шахматах. Скука.

-Прежде всего он активный борец против расовой дискриминации и способен возбудить против Австралии все страны Азии. По крайней мере, он располагает такими возможностями. Фигура достаточно известная, в чем - то противоречивая, но взрывоопасная. Последствия, если он вмешается, в таком случае, будут катастрофическими. Холлебон представляет главную опасность.

-Почему я?

-У вас имя. В спорте, я имею в виду. Это лишняя гарантия в предстоящем щекотливом поручении. Все будет выглядеть пристойно, носить характер случайности и не вызовет лишних разговоров накануне политической акции. А дальше у людей голова будет забита совсем другими делами. Не до Холлебона им будет. И не до вас.

-Так. Теперь перейдем к гарантиям.

-На этот счет тоже не стоит беспокоиться. Главная гарантия - ваше участие в турнире фехтовальщиков. Ну, посудите сами, если вас уберут после случившегося, несчастный случай с Хеллебоном на фехтовальной дорожке перестанет выглядеть таковым. Начнутся сложности. Этого никто не хочет. Поверьте мне. Вы получите щедрый гонорар. И для вида посыплете голову пеплом, мол, не хотел, не рассчитал, так получилось. Кроме того, вы  достаточно давно сотрудничаете с господином Луавье, и уже имели возможность убедиться в его порядочности.

-Порядочностью вы называете то, что Лимас, простите, Луавье, до сих пор меня не убрал?

-Именно это я и называю порядочностью…Он нуждается в вас, вы умеете ладить с ним.

-Дайте мне немного подумать.

-Конечно. - кивнул длинный. - Пяти минут вам будет достаточно?

     Хинкман поглядел на него.

-От вас можно было ожидать несколько большего. - он улыбнулся.

-Вам, как я слышал, хватает обычно и трех минут. - сказал длинный. - Ведь бой по регламенту на  пять уколов обычно занимает три минуты.

-Вы хорошо осведомлены. Это если отборочный бой. А  за пятнадцать уколов бой длится пятнадцать минут с двумя минутными перерывами, черт возьми.

     Длинный не ответил. Помолчав, Хинкман сказал:

-Возможно, в течение ближайшего месяца мне придется отпрашиваться с работы.

-Об этом вы побеспокоитесь сами, - ответил длинный.

-Да. О себе я могу позаботиться. Но…Меня беспокоят остальные.

-Кто остальные?

-Участники турнира.

-Об этом уже побеспокоимся мы. Не волнуйтесь.

-Где пройдет турнир?

-Отличное местечко! Острова Палау, в Микронезии. Призовой фонд не слишком большой, но ведь турнир проходит в раю. Уже это одно стоит дорогого. Это будет обычный коммерческий турнир, в котором примут участие некоторые былые звезды, так сказать, ветераны клинка и гарды, желающие заработать монет.

-Вы уже связались с ними?

-Отправили телеграммы. Так я вас правильно понял, что вы даете свое принципиальное согласие на участие в деле?

-Да.

     Хинкман встал.

-С завтрашнего дня вы начнете действовать. - сказал длинный. - Подготовительный период должен выглядеть правдоподобно: обратитесь в федерацию, вас внесут в список, подадут заявку в судейскую коллегию и распорядителям турнира. Объявят условия соревнования. Словом, рутина. Билеты, перелет, клинки, экипировка…

-Буду действовать сам.

-Да уж. Покумекайте над деталями. Поединка, я имею в виду.

-Я понимаю.

-Не думаю, что есть смысл подключать на этом этапе господина Луавье…Вы все - таки профессионал…

 

5.

 

   Судя по всему, пилотов «Эйр Микронезия» специально учат «туристской» манере летать. Во всяком случае, самолет, на котором Хинкман отправился на Палау, опустился сравнительно низко, метров на двести, над поверхностью лагуны, и, хотя аэропорт лежал прямо по курсу, сделал большой залихватский круг. Командир воздушного судна, обращаясь к пассажирам, стал называть объекты, достойные особого внимания. Он давал объяснения как заправский экскурсовод, пересыпая свою речь шутками-прибаутками.

     Внизу, и правда, было на что посмотреть: несколько десятков островов, замкнутых в большом коралловом кольце, изумрудные лоскутки суши, песчаные пляжи. Сосед Хинкмана в самолете, старый добрый, дородный Ричард Чэннэл, с которым Хинкман сошелся близко в юношеские еще годы занятий фехтованием,  дополнял веселую речь пилота. Чэннэл любил рассказывать любопытные истории об островах, труднодоступных туристических местечках. В последние годы Чэннэл, кажется, стал каким - то чиновником в администрации одной британской подопечной территории и поэтому постоянно скитался по островам Тихоокеанского региона.

-Большой капитал Австралии не проявляет желания расстаться со своими колониальными владениями…- разглагольствовал Чэннэл.

-Ради бога, Рич, не начинай.-  поморщился Хинкман. - Все эти любопытные причуды истории, заключающиеся в том, что изо всех стран, вероятно, Австралия окажется последней колониальной державой на земле, мне глубоко безразличны. Я лечу на Палау участвовать в турнире, выиграть в нем и сколотить небольшой капиталец из призовой суммы.

-А куда ты хочешь вложить капиталец? - хитро подмигнул Чэннэл. - Могу присоветовать парочку сладких мест. Я  прикупил немного первосортных акций в «Вакуум ойл компани», которая владеет скважиной в Иехи, и в «Булоло голд дреджинг» - у этих золотишко и лес.

-Рич, я живу в Европе, в Европе трачу и в ней же и вкладываюсь.

-Где в той Европе вкладываться-то? Советы подмяли половину…

-А здесь что ли лучше обстоят дела? Наш общий друг Холлебон, я читал, чуть ли не коммунистический агент. Тоже желает допустить  на Тихий океан советских.

-Холлебон? - Чэннэл рассмеялся. - Да он  большой чудак. Я  с ним время от времени пересекаюсь по административно-чиновничьим делам.

-Говорят, он бывший плантатор?

-Да, что-то в этом роде. Или управляющий. Бывший. Тиснул пару статей про коренных папуасцев, которым платят десять шиллингов в неделю за двенадцать часов труда в день, дают семь чашек риса и две банки дрянных японских рыбных консервов, и на этом прославился. Высоко метит Джеймс Холлебон. Только у него ничего не выйдет.

-Почему?

-Или выйдет. Только все останется по-прежнему. Как уступал папуас дорогу белому, как ожидал у входа в лавку, пока не обслужат белого покупателя, так все и останется. Холлебон играется в борьбу с расовым неравноправием, а на самом деле он просто-напросто кукла. А кукловоды сидят в Голландии и ведут кропотливую работу, при помощи нашего друга Джеймса копают под австралийскую колониальную империю. Поверь мне, уж я знаю наверняка.

-Рич, ты снова о политике? К черту политику.

 

6.

 

    Хинкман был поражен контрастом между реактивным самолетом, продуктом современной цивилизации и «прохладой» аэропорта, расположенного под пальмовой крышей, держащейся на нескольких бамбуковых столбах. В такой обстановке таможенный досмотр пассажиров выглядел комично. Даже грозные выражения лиц двух таможенников не могли придать процедуре необходимую серьезность…

 

7.

 

     Отель в Нгерулмуде, столице Палау, назывался роскошно - «Континенталь», но выглядел довольно захудало. Коммерческий турнир намечено было проводить именно в отеле, для чего наскоро переделали теннисные корты, расположенные в полуподвальном зале. Дешево, сердито, но удобно - никуда не надо было ехать, тащить сумки с экипировкой.

    На первом этаже отеля находился кафетерий. За стеклянной перегородкой мелькнула физиономия Джеймса Холлебона. Хинкман зашел поздороваться.

-Хинкман! Вы и сюда забрались? Прекрасно, а то здесь сегодня что-то совсем пусто, ни одной знакомой физиономии. Что ж, сойдет и европейская. - Холлебон пошутил на свой лад, несколько грубовато, и занялся уничтожением стоящей перед ним порцией мороженого. Хинкман учтиво откланялся.

    В номере был, на удивление, кондиционер, музыкальная машина и автомат с прохладительными напитками. Очутившись в номере, Хинкман немедленно лег спать.

 

8.

 

     В спортивном зале, что был арендован для проведения коммерческого состязания среди шпажистов, стоял гул оружия, бьющегося в танце разминочного боя. Голоса участников турнира сливались воедино в дружелюбной, ни к чему не обязывающей  беседе. Мастера по оружию проводили завершающую оценку качества фехтовального оборудования, а судейская коллегия конвульсивно билась над составлением списков групп для отборочного этапа.

     Хинкман вальяжно вошел внутрь скромного помещения, что было определено под раздевалку. Слегка уловимый шлейф перспирации просачивался сквозь потрепанные костюмы участников турнира. Хинкман повел носом. Никогда не любил находиться в тесном помещении с такой-то оравой, нацеленной на положительный исход. Здесь были различимы некоторые из его товарищей, с кем он имел возможность познакомиться еще в годы активных тренировок. Тут и Бриджмен с его рыжей скандинавской бородкой, что-то старательно рассказывавший собеседнику, и Кокрил с его маниакальной улыбочкой и желанием скурить еще одну кубинскую сигару…

     Нацепив на себя фехтовальное обмундирование, Хинкман вышел из раздевалки. Задачей на сегодня была не большая победа, а легкое состязание с человеком, чью жизненную веревочку стоило обрубить у самого узла в разгар любительской инсценировки. Для исполнения его не столь кровожадного плана следовало размяться. Хинкман направился к уголку с парой тренировочных мишеней, предназначенных для отработки уколов. Там его фигура могла стать неприметной, что позволило бы ему настроиться на дальнейшие свершение его скромной установки, предполагающей приличный такой гонорар.

    Отработав пару приемов, что сумели немного забыться в связи с отсутствием ежедневной практики, Хинкман направился провести пару разминочных боев. В группе столпившихся спортсменов он сразу  различил объект его будущей казни. Протиснувшись через толпу, Хинкман обменялся парой любезностей с участниками и отправил скептический взгляд на дорожку, на которой один из оппонентов разминал голеностоп.

-Да, - протянул Хинкман, - Чувствую, что сегодня я буду в ударе. Ну, или как говорят в наших кругах, в уколе.

-С чего такая уверенность? - поинтересовался Холлебон, человек, не ведающий своей скорой и нелепой смерти. - Я с легкостью составлю вам конкуренцию на нашей импровизированной сцене.

-Нисколько не сомневаюсь в вашем актерском мастерстве. А вот ваши фехтовальные навыки меня смущают. Вы же любитель, жалкое звено в этой спортивной обители, жаждущий достичь хоть каких-то высот в спорте. Смотрите, не ударьтесь вашей пустой головешкой о купол цирка уродов. - с этими словами Хинкман переступил за ограничитель дорожки и принялся в свою очередь разминаться.

    Подключив шнур к тройнику с обоих концов электрической цепи, и поместив руку в перчатку, убийца бросил оценивающий взгляд на будущего конкурента. Тот безмятежно разогревал сплав металлов, обращенных в форму трехгранного клинка, дабы слегка изменить угол наклона наконечника, что собирался пустить вперед  при первом удобном случае. Хинкман от такого действия только и сумел, что пожевать щеку, а потом его губы натянулись в зловещей ухмылке. Да, в этом разминочном бою он точно одержит верх.

    Некое подобие забрала было опущено вниз, лишь  только небольшой кусок ткани не вписывался в очерченные границы лица.  Оба спортсмена вышли на линии начала. Половица дорожки слегка прогнулась под весом оппонента, что весьма  позабавило Хинкмана. Уж слишком сильно это свиное рыло любило искать трюфеля.

    Разминочный бой, как и предполагал Хинкман, не подразумевал под собой каких-то заурядных тактических действий. Пара атакующих уколов и контратак, и соперник был повержен в сухую.

    Протянув руку в дружелюбном жесте, Хинкман тем самым выразил признательность за возможность размять конечности и голову, после чего отстегнулся и направился вновь донимать предмет будущих манипуляций.

-Жду Вас в финале состязаний, - кивнул Холлебон надвигающемуся на него немцу.

-Вы ожидаете меня как соперника или как человека, который сможет утереть нос всем кроме вас, потому как вы вылетите с соревнований смачным пинком под зад еще на первом этапе? - поинтересовался  убийца, со сверкающими ехидством глазами.

-Как соперника, достойного принять поражения от любителя.

-Ох, значит такого вы обо мне мнения? Что ж, ваша самонадеянность меня знатно повеселила. С каких пор вы примерили на себя роль королевского шута? Обожрались чего на своих плантациях? Или же что-то еще?

-Не переживайте об этом, - с этими словами Холлебон удалился по направлению к столам, за которыми разместились члены судейской коллегии.

 

9.

 

     План, исполнение которого упиралось в рамки сегодняшнего дня, был продуман Хинкманом еще в отеле, во время прочтения утренней газеты. Этот Холлебон - жалкий аристократишка, выступающий в поддержку наших  дорогих иноземцев, давеча возымел возможность  ознакомиться со своим плачевным диагнозом. У этого активиста шаткий сердечный ритм. Один аккуратно спланированный укол через оппозицию и наш плантатор замертво упадет на дорожке. Надо бы бросить это пристрастие к кубинским сигарам, одышка страшная. А нам ведь еще раскочегаривать этого вшивого егеря. Какого черта он вообще решил заниматься фехтованием? Узнай о проблемах четырехкамерного насоса, любой бы разумный человек на его месте сразу прекратил попытки что-то там себе доказать. Занимался бы дольше своими кустиками и не петюкал.

 

10.

 

     Состязание началось. Всех участников турнира выстроили в линию на одной из дорожек, а потом объявили каждого поименно, огласили списки и дали команду начинать. С убийством Хинкман был вынужден повременить, поскольку оказался в разных группах с его недалеким собеседником. 

     Поток был всего один, что конкретно сужало временные рамки соревновательного процесса. В каждой «пуле», именно так назывались группы, в которых участники фехтовали на начальном этапе, потому, как проходили они достаточно быстро и наносили «смертельный выстрел» тем, кто был далек от совершенства, было минимальное количество человек.

     Почти все соперники Хинкмана, фехтующие с ним на предварительном этапе, были матерыми ребятами, с хорошей техникой и тактикой ведения боя, что, однако, не отменяло того факта, что Хинкман превосходил их всех.  Он подкрадывался к своей добыче незаметно, перехватывая инициативу на себя, а потом вгрызался в глотки резкими и болезненными уколами, все время держа в голове мысль о том, что цыпленка табака он зажарит в качестве основного блюда чуть позже.

     Хинкман вошел в раж. Испарина лилась соленым ручьем, а голень пронзала ноющая боль, из-за давно скопившейся молочной кислоты.

-После этой чертовой пули надо будет обратиться к костоправу - выплюнул Хинкман, направляясь к усердно заполняющему протокол результатами последних боев судье. Оставив закорючку на офсетной бумаге, душегуб проковылял к банкетке, где оставил маску, перчатку и оружие.

-Ну, как успехи? - поинтересовался Джеймс Холлебон.

-Мусат* носа не подточит.

-Что ж, отлично. Поскольку я ожидаю увидеть вас пускающими слюни, после проигрыша.

     На эту фразу Хинкман никак не отреагировал. Однако желание поскорее осуществить задуманное пронзало немца с ног до головы. «Кто еще будет пускать слюни?» - подумал про себя немец.

 

11.

 

    Обстановка была накалена до предела. Семь лучших метались по дорожкам, разминая конечности и настраиваясь на грядущие поединки. Лишь один Хинкман держался особняком. Нужды скакать кузнецом, рьяно размахивая культяпками, не было. Немец был уверен в своем успехе. Он побеждал головой, а не физической подготовкой.

    Настал момент истины. В одной восьмой на первой дорожке встречались видавший виды убийца Хинкман и активист, выступающий в поддержку расово угнетенных, Холлебон.

     Перед началом поединка оба соперника проверили гарды на предмет каких-то технических неполадок. Затем их клинки взмыли в воздух и отправили приветственный поклон судье, другим участником соревнований, с вожделением наблюдавших за ними, и непосредственно друг другу. На лице Хинкмана вновь была различима ехидная улыбка, только слегка приоткрывавшая завесу его дальнейшего плана. Тактику своего соперника немец изучил еще во время разминки. Холлебон был тем фехтовальщиком, кто с уверенностью перетягивал одеяло инициативы на себя.  Поэтому Хинкман решил с самого начала копировать действия оппонента.

-En guard! Etes-vous pret? Allez! - объявил судья спортсменам, стоявшим на изготовке.

    Прозвучал долгожданный сигнал к началу поединка. Холлебон стартовал со своей половины дорожки, словно олимпиец. Но Хинкман ничуть не растерялся, он с той же прытью, что и его соперник, метнулся на вражескую территорию.  Оба клинка скрестились в шестой позиции ровно на середине. Началась репостная игра.

-Вот же ж изворотливый пес! - вслух подумал Хинкман, когда Холлебон в четвёртый раз встал в защиту, а потом перевел наконечник в восьмую позицию.  - Сейчас возьму шестерочку и…

    Хинкман перевел клинки в шестое соединение. Сигнал. Лампочка загорелась с его стороны.

-Toucher! - объявил судья.

    За маской было не разглядеть растерянного выражения лица Холлебона, но Хинкман  оставался равнодушным, не давая эмоциям взять верх над холодной расчетливостью.

    Поединок был продуман им задолго до начала. Хинкман не хотел ни на шаг отступать от своего плана. Он вообще, как всякий немец, был склонен всегда и во всем следовать четкому плану.

    Первый укол был отправной точкой. Правда, Хинкману следовало нанести еще пару-тройку уколов, чтобы увеличить разрыв в счете, который непременно повлек бы за собой возникновение стрессовой ситуации, а та, в свою очередь, и сыграла бы решающую роль в ожесточенной борьбе.

    Холлебон начал прессинговать. В его действия начинала проглядывать сумбурность… Нечеткий рисунок боя…Поджав Хинкмана к штрафной линии, Холлебон попытался атаковать соперника напористым выпадом. Но Хинкман знал все наперед. Такое тактическое действие подразумевало под  собой возможность оппонента дернуться назад в попытке избежать укола противника, и, следовательно,  переместить его за штрафную линию, вырвав  укол хитростью. Выпад Холлебона был парирован батманом, в целях сбить намеченную траекторию попытки ложного действия, и затем, интерпретировать как собственную  инициативу. Хинкманом был нанесен четвертый угол. «Как бы он не взорвался раньше времени». - подумал про себя убийца.

 

12.

 

     До конца первой трехминутки оставалось секунд сорок. Немцу следовало удерживать преимущество.

-Парад-рипост в спину, в прыжке! - крикнул кто-то из зрителей. Немец усмехнулся…Да, это была короночка Хинкмана.

     Долгожданный минутный перерыв…Он должен сбить  сердечный ритм Холлебона, который неожиданно присел. Хинкмана передернуло. «Зачем он присел? Чертов плантатор! Но нам оно и наруку! Да, это было абсурдное решение -  присесть сразу после такой-то кардионагрузки.  Он убьет сам себя!  Мне так и делать ничего не придется».

     Убийца отхлебнул из фляжки, любезно поднесенной одним из официантов.

 

13.

 

    Хинкман вышел на финишную прямую. Он знал, что Холлебон немедленно должен начать агрессировать.

    Хаотично метаясь по дорожке, Холлебон выискивал возможность нанести хотя бы пару уколов, дабы сравняться. Он перешел исключительно на атакующие действия. Но только лишь одна флеш атака получилось чистой. Все остальные уколы были слиты на обоюдку. Хинкман мог буквально слышать как дыхание оппонента сбивалось.

-Вот и он - контрольный выстрел.

Хинкман позволил сопернику сократить дистанцию. Наконечник Холлебона был направлен прямиком в ближнюю точку, и сейчас должна была произойти еще одна попытка изменить  ход поединка. Сгиб локтя начал выпрямляться…

-Ха-ха, еще одна шестерка. - Хинкман встал в шестую защиту. «Сейчас этот воришка почистит карманы сам у себя!» - стоило этой мысли только пронестись в голове, как Холлебон отошел назад в попытке контратакующего действия и был пойман с поличным.   

    Хинкман плавно изменил траекторию наконечника, направив его в мысок и сделал выпад. Холлебон сделал еще пол шага назад и попытался батманом сбить оружие соперника.

-Грязная голландская полукровка! Сейчас ты…

Хинкман резко отклонил корпус назад и попытался сделать ремиз. Холлебон не растерялся.  Он начал выводить четвертую позицию, чтобы чисто пройти колоть прямо, но тут…Хинкман ловко успел перехватить шестую защиту вновь и нанес укол вразрез прямо в горло…

 

14.

 

    Хинкман улетал с Палау через пару дней. Улаживал формальности. Дело было сделано. Чисто. Джеймс Холлебон был мертв. Хинкмана никто не провожал. Он отправился к терминалам. Все закрутилось в обычном порядке - регистрация, пограничный и таможенный контроль, посадка на самолет…

    На досмотре таможенники ненадолго прекратили свою работу, прислушиваясь к орущему радиоприемнику:

«Австралийское правительство сегодня утром приступило к выполнению мероприятий, связанных с будущим Меланезийской Федерации…В своем выступлении перед парламентом, премьер-министр Австралийского Союза Мензис заявил, что Австралия не является  только лишь участником или арбитром в споре, а выступает естественным заинтересованным соседом, желающим предупредить непредвиденные и прискорбные последствия в случае любых военных действий из-за Западного Ириана, имеющего право на законный принцип самоопределения. Премьер-министр отдал австралийским вооруженным силам приказ на осуществление мер на случай вторжения Индонезии на Западный Ириан и в Папуа. Австралия во всех отношениях признает суверенитет Голландии в Западном Ириане, отвергает индонезийские притязания и не допустит распространения коммунизма в Юго-Восточной Азии. Австралийские контингенты будут действовать совместно с войсками Голландии и ООН, что наглядным образом демонстрирует, что Австралия не будет осуществлять необходимые военные меры в одиночку…».

   Хинкман ухмыльнулся и прошел на посадку в самолет. Место ему досталось в середине салона, да еще в эконом - классе - он намеренно взял самый дешевый билет из имевшихся в наличии. Вместе с Хинкманом летели туристы - тощий высокий швед лет шестидесяти, супружеская пара из Калифорнии, молодой японец-студент…

-Отдыхали? И как? - вежливым тоном поинтересовался у Хинкмана тощий швед.

-Увы. Работал. - вздохнул Хинкман.

-Но хоть пару деньков для отдыха в здешнем раю урвали?

-К сожалению нет. Просто у меня адская работенка.

 

==================================

 

мусат* - это универсальное приспособление для правки клинков.

 

 

 

Edited 14 Nov 2020 by Magnum

[Magnum]

Утопленник

 

 

 

  В ноябре 1919 года боливийская шхуна “Вертумн” покинула Арику и взяла курс на Сидней. Она везла груз селитры; капитаном был знаменитый Джеймс Каннингем, англичанин, уже двадцать лет водивший суда между Австралией и Южной Америкой. 
  Казалось, ничто не предвещало беды; но с самого начала путешествие не заладилось. Команда вся была набрана из новичков – лишь старый кок Диего уже много лет ходил в плавания с Каннингемом. Старый помощник весной попал под автомобиль и умер; так что капитану пришлось нанять какого-то Рауля Сан-Доминго, бывшего флотского офицера – человека грубого и неуживчиго. Матросы тоже были не сахар – двое итальянцев, Винченцо и Бенито, оба пьяницы – и боливиец, наполовину индеец Хуан Антонио. Этот был, пожалуй, поуживчивей прочих – вот только в морском деле смыслил мало.
  Уже через пару дней после выхода из порта на борту начались склоки и раздоры; и, хоть Каннингему, человеку опытному, удавалось удерживать своих подчинённых в рамках, напряжение всё росло. Усиливали беспокойство и грозные известия о всё сильнее разгорающейся битве между Союзом и Священной Римской Империей за Тихий океан – хотя курс “Вертумна” и пролегал в стороне от главных морских путей, всё же он вёз товары в британский доминион и мог стать жертвой имперских рейдеров. 
  Настоящие проблемы начались на десятый день пути. Утром Сан-Доминго поднялся на мостик – и не обнаружил там капитана. Он прошёл в капитанскую каюту – она была пуста. В кают-компании, на камбузе, в трюме и на палубе Каннингем тоже не обнаружился.
- Похоже, наш капитан свалился за борт! - объявил Сан-Доминго собравшейся на баке команде.
- Надо развернуться и искать его, - сказал кок, - это не могло случиться давно – на рассвете он заходил ко мне на камбуз выпить кофе.
  Шхуна развернулась. Все встали у фальшбортов, вглядывясь в серые волны. 
- Помнится, вот также было с капитаном Мендосой, - проговорил кок, - у Берега Скелетов.
- Каких ещё скелетов, - буркнул Хуан Антонио, - ещё про морского монаха расскажи.
- А ты не знаешь, так и не спорь. Есть такой Берег Скелетов. В Намибии. Опасное для судов место. Да и про морского монаха...
- Ну уж про монаха точно сказки.
  Накануне вечером кок рассказал матросам пару баек – в том числе про морского монаха, таинственное существо, рыбу с человеческой головой в капюшоне, что будто бы видел его друг у берегов Огненной Земли; и, как всегда, матросы подняли старика на смех. 
- Вы бы заткнулись оба, - прервал спор Сан-Доминго, - смотрите лучше на море повнимательней.
- Человек за бортом! - послышался крик с юта.
  Все бросились на нос. Действительно – в паре метров от судна на волнах качалось тело.
- Мне кажется, он мёртв, - сказал Сан-Доминго.
- Может быть, без сознания? - предположил кок, - надо его вытаскивать.
 Двое матросов взяли с разных концов канат, опустили его в воду, подтянули под утопленника и стали острожно поднимать. Тело безжизненно повисло. 
- И точно помер, - вздохнул помощник.
- Откуда у него этот чёрный халат? - пробормотал кок, - никогда...
  Вдруг утопленник вцепился руками в фальшборт. Сан-Доминго вскрикнул. Матросы быстро втащили человека на борт.
- Это не капитан! - вскричал кок.
  И правда – это был кто угодно, только не капитан Джеймс Каннингем. Неизвестный был чернокожим и худым, как скелет; одет он был в странное облачение наподобие халата или хламиды, чёрное, бархатное, расшитое золотыми драконами. Он был определённо жив, но, видимо, очень слаб – даже не встал, а так и сидел, прислонившись к фальшборту. С халата ручьями стекала вода.
- Кто вы? - наклонился к незнакомцу Сан-Доминго.
- Аш-кедель прешна асатра, ит кхамаш машта политра, - быстро, как скороговорку, пробубнил чернокожий.
 Сан-Доминго повторил по-английски.
- Кхобештык! - отвечал неизвестный, - аш назг дурбатулук!
- Чёрт его разберёт, кто это такой, - повернулся помощник к матросам, - ничего не понимаю. Возьмите-ка его и отнесите в кают-компанию, да дайте выпить рому – авось оклемается. А мы продолжим искать капитана.
  Бенито и Хуан Антонио подхватили чернокожего, отнесли в кают-компанию и уложили в кресло. Бенито достал бутылку рома, отхлебнул сам и влил ему в рот пару глотков.
- Кумба. Пумба. Тумба, - сказал тот и подмигнул.
- Ну ты, утопленник черномазый, какая ещё тумба? - заржал Бенито.
 Утопленник подмигнул ещё раз и вдруг на чистом испанском протараторил:
- Карлики! Белые карлики! Белые карлики!
- Чего-о? - Бенито выпучил глаза, - а, всё ясно! Двинутый.
  Итальянец ещё раз пригубил из бутылки и пошёл прочь; Хуан Антонио задержался у кресла.
- Сам он двинутый, - сказал чернокожий, - итальяшка хренов. Итальянец-померанец-румянец-ракетный ранец. И белые марокканские карлики. Всё. Я спать.
  С этими словами он закрыл глаза и тут же захрапел.
- И впрямь, выловили какого-то психбольного негра, - поморщился Хуан Антонио, - тьфу, аж страшновато.
  И он последовал за Бенито, на всякий случай закрыв кают-компанию на щеколду. 
  ...Капитана так и не нашли. Вечером Сан-Доминго объявил, что, как это ни прискорбно, Джеймса поглотила морская пучина, а потому он, как старпом, принимает командование над “Вертумном”. Судно легло на прежний курс и продолжило путь к берегам Австралии. 
  Впрочем, нужно было ещё разобраться с непонятно откуда взявшимся незнакомцем. Появление его было таинственно – за последние дни “Вертумн” не встречал никаких судов, с которых мог бы свалиться этот странный тип. Быть может, он свалился где-то далеко от этих мест и уже несколько суток болтался по волнам? Это могло бы объяснить его сумасшествие – но возможно ли так долго плавать, тем более человеку немолодому, тем более весной, тем более – в тяжёлом бархатном халате?.. 
  Незнакомец проспал до позднего вечера. После ужина кок принёс ему еды; тот к ней не притронулся. Перед сном в кают-компанию заглянул Сан-Доминго; он всё сидел в кресле, скрестив руки на груди и уставившись стеклянным взглядом куда-то в пустоту.
- Они пришли с севера, - вдруг, не меняя выражения лица, заговорил он, - они убили меня. Меня бросили в вулкан. Моя смерть в драконе. Они убили дракона. Они не знали, что я оживу снова.
  Помощнику стало страшно. Он вышел из каюты и запер дверь. 
  ...Утром на вахту заступил Хуан Антонио. Он вышел, поёживаясь, на палубу; море было окутано туманом, дул холодный, промозглый ветер. На юте, облоктоившись на фальшборт, стоял и глядел на море незнакомец. Хуан Антонио подошёл к нему; тот не обернулся. 
- Что вы здесь делаете? - раздражённо спросил матрос.
  Незнакомец глубоко вздохнул, сжал и разжал костлявые пальцы.
- Я выбросил за борт кока.
- Что?!
- Я выбросил его за борт.
  Чернокожий повернулся к Хуану и пристально посмотрел на него. Матрос вздрогнул.
- Да кто вы такой?
 Незнакомец воздел вверх руки, обхватил ими свою голову – и вдруг оторвал её. Хуан Антонио хотел закричать, но горло сдавило спазмом, и вместо крика наружу вырвался хрип. 
  Чернокожий опустил руки. Голова лежала в них и вращала выпученными жёлтыми глазами. Потом голова заговорила.
- Извините, я, кажется, вчера забыл представиться. Так вот – я царь земных царей, царь Маммон. Моё царство было величайшей державой мира...
  Матрос попятился. Маммон приставил голову на место и пошёл прямо на него.
- Вы правильно сделали, что вытащили меня из воды. Теперь я смогу осуществить свой замысел – а вы будете моими покорными рабами.
  Хуан Антонио побежал прочь. Он взбежал на корму, дёрнул дверь, влетел коридор – и налетел на Винченцо.
- Какого...
- Там... там! - Хуан Антонио указал на дверь.
  Бенито выглядел. Маммон медленно приближался. Теперь он оторвал себе правую руку и размахивал ей над головой. Из носа и ушей у него валил дым.
- Чтоб я подох! - взвизгунл Винченцо, - бежим!
  В два прыжка они подбежали к каюте помощника и ворвались внутрь. Сан-Доминго сидел за столом; перед ним лежали карты, приборы, пустая бутылка и револьвер.
- Вы что, совсем уже охренели?! - вскочил помощник, - кто разрешил ко мне врываться?
  Дверь снова распахнулась. На пороге стоял Маммон. Казалось, он стал выше; глаза его сверкали; драконы на халате ожили, они ползали, извивались и выпускали струйки огня.
- Сейчас я тебя прикончу, - Мамон взял со стола револьвер.
- Спокойно, - Сан-Доминго был бледен, но старался держать себя в руках, - он не заряжен.
  Раздался выстрел. Старпом упал замертво.
- Вот так, - Мамон съел револьвер, - теперь, - он повернулся к Хуану Антонио, - беги в капитанскую каюту и принеси мне посох. Да живо!
  Матрос почувствовал, что не может не послушаться. Он побежал в каюту; она была открыта. На койке покойного Каннингема лежала какая-то палка, украшенная странной резьбой. Хуан схватил её и помчался назад.
  Маммон стоял на столе и рисовал пальцем на потолке огненные знаки. Увидев Хуана Антонио, он спрыгнул со стола и выхватил у него палку; потом стукнул этой палкой по столу – и стол расползся лужей грязи.
- Теперь все в трюм! - рявкнул Маммон, - быстро!
  ...В трюме было темно и сыро. Трое матросов сидели на бочках, тупо глядя друг на друга.
- Мы развернулись, - сказал Винченцо, - на юг идём.
- На юг?
- Да. К Антарктиде. Там и подохнем.
  Хуан Антонио подошёл к лестнице, осторожно, стараясь не скрипеть ступеньками, поднялся под ней, чуть-чуть приоткрыл люк и выглянул.
  Мамон теперь был великаном. Он сидел на корме; ноги его протянулись до самого юта, голова была где-то у вершины мачты. Царь скрестил руки на груди; он бы совершенно недвижим; жёлтые глаза, не моргая, глядели вперёд – на юг, туда, куда с пугающей скоростью, против ветров и течений, неслась шхуна; туда, где мировой океан замыкал непроходимый барьер Антарктиды; в пустыню льда, где нет ни жизни, ни земли, одни изумрудные льды, что с гулом сталкиваются друг с другом; там, за пределом обжитых широт, уготовал Мамон могилу для подпавших под его власть несчастных. 
  Шхуна летела вперёд; и ореол смерти окружал её, и рыбы, оказавшись в её кильватере, умирали, и загнивала вода; и одни лишь альбатросы над облаками без опаски пролетали над ней, и перекрикивались:
- Маммон! Маммон вернулся! Предупредим скорее жителей суши, пусть бегут, пока не поздно!

  Имперский крейсер “Рюген” шёл через Тихий океан. Пенились под стальным  носом холодные волны; развевалось на ветру золотое знамя, и грозный двуглавый орёл озирал горизонт.
  А на капитанском мостике стоял отважный капитан Рихард фон Ральбиц, и курил трубку, и поглядывал в бинокль на море; а рядом сидел оберлейтенант Грицхальд Гельбмауэр, и пил кофе, и листал какую-то толстую книгу. 
- Всё так же пусто, - сказал капитан, ещё раз поглядев в бинокль, - ни дымка на горизонте. Впрочем, в этих водах редко встретишь судно.
- Жаль, - отвечал Гельбмауэр, - мы уже давно рыскаем по океану без дела.
- Жалеть здесь не о чем, - капитан убрал бинокль, - захватим мы какое-нибудь судно или не захватим – это в сущности безразлично. Да, быть может, без груза каких-нибудь там чугунных болванок англичане будут сражаться капельку хуже и отступят где-нибудь на десяток метров; ну и что?
- Ну вы скажете. Зачем же мы воюем?
- Не мы начали эту войну. Не в наших силах её закончить. Всё что мы можем делать – в точности выполнять приказы. Не больше и не меньше. Я не желаю зла шведам и англичанам, но пусть я сгнию заживо, если пойду против своей страны. Если Провидению будет угодно скрестить наш курс с курсом английского или шведского судна – мы набросимся на него, как акула на добычу. Но если за весь рейд нам ни разу не представится такого случая – я не буду жалеть.
- Что ж, господин капитан, вы рассуждаете интересно. Но я предпочту остаться при своём мнении.
- Как вам будет угодно. Мы с вами люди разные. Вы человек книжный, и даже профессор; вам, должно быть, открыты тайны, другим недоступные. А для меня нет радости больше, чем вести корабль сквозь штормы и бури, и знать каждую его заклёпку и гайку, и подставлять лицо под тропические ливни, и смотреть по ночам на свечение планктона в чёрной глубине...
- А я, - вздохнул Гельбмауэр, - больше всего люблю прибытие в порт. Когда ты сходишь с корабля, и поначалу ступаешь нетвёрдо, а вокруг расцветает уже подзабытая сухопутная жизнь, кричат торговки, смеются дети, и пахнет свежими булочками, и где-то играет уличный музыкант. А вечером на город опускается прохлада, и над крышами по одной зажигаются звёзды...
- Вот видите. В частностях мы расходимся, но в главном едины. Должно быть, мы не зря оказались на одном корабле.
  Капитан снова оглядел горизонт, сделал пометки в судовом журнале; оберлейтенант перевернул ещё несколько страниц.
- Что читаете?
- “Историю древней Месопотамии”. Пал Вавилон великий, с его бесконечным днём... знаете, господин капитан, я нахожу всё больше свидетельств тому, что ещё до Вавилона, до Шумера и Аккада, даже до Египта – где-то на юге существовало великое древнее государство.
- Хм. Вы начинаете говорить как спиритуалист. Надеюсь, в вашем великом государстве жили не белокурые арийцы?
- Я учёный, господин капитан, а не жёлтый журналист. Я понятия не имею, кто там жил. Но мне кажется, я знаю имя их царя. Это имя – Маммон.
- Вот как? - пожал плечами фон Ральбиц и вдруг дёрнулся, и подался вперёд, и схватил бинокль, - стоп! Что это там?! Никак судно!
  Гельбмауэр вскочил, разлив кофе, и взял другой бинокль. Действительно – наперерез курсу крейсера шла шхуна.
- Не вижу флага, - пробормотал капитан, - и курс очень странный. Как она вообще так идёт? Ветер-то не тот.
- Что будем делать?
- Что положено, - ответил капитан и проорал в трубку связи: - самый полный вперёд!
  ...Вот крейсер почти поравнялся со шхуной. Та, кажется, замедлила ход; и теперь все видели, что на ней нет флага, что паруса в полном беспорядке, а палуба пуста.
- Брошенное судно, - проговорил капитан.
- “Вертумн”, порт Арика, - прочитал надпись на борту Гельбмауэр.
- Что ж, думаю, стоит его на всякий случай осмотреть. Готовьте шлюпку. 
  Вскоре на борт “Вертумна” поднялась призовая команда во главе с самим капитаном. Они осмотрели палубу – и не нашли на ней ничего стоящего. 
  Потом пошли в каюты. Фон Ральбиц распахнул первую попавшуюся дверь – и замер. Посреди каюты лежал в луже грязи мертвец с кровавой раной в груди.
- Боже правый. Что здесь приключилось?
  Он осторожно вошёл внутрь. За ним проследовали Гельбмауэр и ещё несколько моряков. 
- Глядите! - Гельбмауэр указал на потолок, где чернели какие-то письмена.
- Это ещё что такое?
- А вы вот с этой стороны посмотрите.
  Капитан встал рядом с оберлейтенантом.
- О Господи. Это немецкие готические буквы.
- Да. “Пфенниг, пфенниг, гульден и полпфеннига”. Понимаете?
- “Мене, мене, текел, упарсин”!
- Угу.
  Капитану стало не по себе. 
- Тут творится какая-то чертовщина. Будьте начеку.
  Тут на пороге появились двое матросов.
- Капитан, - доложил один из них, - в трюме какие-то люди.
  Вскоре на палубу, где уже поджидали капитан и Гельбмауэр, вывели троих человек. Вид их был жалок; они дрожали и с ужасом озирались по сторонам.
- Гельбмауэр, вы знаете испанский. Ведите допрос.
  Оберлейтенант начал расспрашивать людей; но большого толку из этого не вышло. Они лишь плакали и сбивчиво рассказывали о неком ужасе, посетившем их судно.
- Здесь случилось что-то страшное, господин капитан.
- А конкретней?
- Трудно понять. Но знаете... они повторяют одно имя. И это имя...
- Царь Маммон, - прогремел голос.
  На палубу непонятно откуда вышел высокий чернокожий мужчина в халате. В правой руке он держал посох. 
- Это судно принадлежит мне. И ваше тоже будет. А вы падёте ниц или погибнете, - молвил Маммон, - нет силы, способной противостоять мне. Я – царь земных царей. Ваша смерть в моей деснице! - он замахнулся посохом, собираясь ударить капитана; его халат взвился крыльями, в глазах блеснуло пламя.
- Хватит, - сказал капитан и выстрелил в Маммона из револьвера.
  Пуля прошла насквозь; Мамон даже не пошатнулся. Он ударил посохом о палубу; всё судно содрогнулось; блеснули молнии; драконы на халате издали страшный мертвенный вопль.
- Ребята, - спокойным голосом сказал капитан, - бейте его.
  Всей толпой моряки набросились на Мамона. Тот толкнул одного, ударил другого; отскочил в сторону; начал размахивать посохом. Из посоха вылетали снопы искр, обжигая каждого, кто приближался к царю.
  Но вот Гельбмауэру удалось подкрасться к Мамону сзади; он со всей силы пнул его, и царь упал. Посох выпал из руки; оберлейтенант быстро схватил его – и выкинул за борт.
- Нет! - вскричал Маммон, - ты поплатишься за это, червяк!
  Из глаз и ушей Маммона повалил дым; он начал расти; но тут на него со всех сторон навалились моряки, прижали к палубе, заломили руки.
- За борт его! - скомандовал фон Ральбиц.
  ...Капитан фон Ральбиц стоял на капитанском мостике и глядел, как вдали догорает “Вертумн”. Он распорядился обстрелять шхуну – во-первых, очистительный огонь есть одно из лучших средств против чёрной магии; во-вторых, шхуна везла товар в британский доминион; в-третьих – надо было дать потренироваться орудийным расчётам. 
- Что там с боливийцами? - не оборачиваясь, спросил капитан.
- Пока что в лазарете, - отвечал Гельбмауэр, - доктор говорит, что у них тяжёлый случай посттравматического синдрома – но есть надежда на восстановление.
- Что ж, хорошо. Довезём их до Триеста – а там, ничего не поделаешь, придётся интернировать. Ну да оно может и неплохо, поживут на казённых харчах, а после войны отправятся домой.
  Немного помолчали.
- Господин капитан, - тихо сказал оберлейтенант, - что нам теперь делать? Как дальше жить? Весь мир перевернулся...
- Не говорите глупостей, господин оберлейтенант. Вам ли не знать, сколько ужасов поджидает человека на извилистых путях жизни. Чем, скажите, сегодняшнее приключение страшнее, скажем, того боя у Мадагаскара, или того дня, когда нас торпедировала британская подлодка, или того, когда мне пришлось приказать расстрелять анархиста? Скажете, тем, что сегодня мы столкнулись с существом сверхъестественным? Ха! Всё, что существует – естественно. Или вы думаете, что теперь не сможете спокойно спать, ибо узнали о вещах чуждых и странных? Забудьте. Весьма вероятно, что ещё до конца рейда нас потопят. Если нет – скорее всего, мы погибнем в одном из следующих. Но даже если мы, по милости Провидения, доживём до конца войны – поверьте, после этого будет столько всего, что нам будет не до царя давно исчезнувшего царства.
- Возможно, вы правы, - вздохнул Гельбмауэр, - куда мы теперь?
- Рейд заканчивается. Мы идём на север. В Россию.
- Что ж. Пойду заварю себе кофе.
  Солнце садилось; алели в его лучах далёкие кресты альбатросов, и нежно-розовый крейсер спешил по червленому морю на север, туда, где за минными полями и ощетинившимися орудиями эксадрами ждал усталых моряков недолгий отдых.

 

Edited 10 Nov 2020 by Magnum

[Magnum]

Поехали!!! 

[master1976]

Рассказов шесть...

Как там у Переслегина в "Тихоокеанской премьере"? Авианосцев  рассказов шесть..., всего шесть, уже шесть...

[Q-silver]

- За борт его! - скомандовал фон Ральбиц.

- Отведай соленой водички, сверхъестественное!

Рэй, Шмульке, когда Вас в следующий раз спросят, не бог ли Вы — отвечайте: «Да»!  

Edited 10 Nov 2020 by Q-silver

[Оцелот]

- Это судно принадлежит мне. И ваше тоже будет. А вы падёте ниц или погибнете, - молвил Маммон, - нет силы, способной противостоять мне. Я – царь земных царей. Ваша смерть в моей деснице! - он замахнулся посохом, собираясь ударить капитана; его халат взвился крыльями, в глазах блеснуло пламя.

- Хватит, - сказал капитан и выстрелил в Маммона из револьвера.  

Пуля прошла насквозь; Мамон даже не пошатнулся. Он ударил посохом о палубу; всё судно содрогнулось; блеснули молнии; драконы на халате издали страшный мертвенный вопль.

- Ребята, - спокойным голосом сказал капитан, - бейте его.

Так, я уже определился с победителем. Остальные можно не читать, лучше уже точно не будет! 

[John D. Long]

Так... "В мгновенье камнем стать" - это великий писатель Магнум Каминский. 

 

"Тайна острова" - судя по самнитскому языку, который он заспойлерил в обсуждении тем, Урус-Хай

"Укол" - Магнум

"Кумуста Оэ" - сложно... может быть, Ясмин Джакмич?

[asdetr]

Коллега Магнум, я дико извиняюсь, а почему Вы не захотели выложить рассказы отдельными темами, как в прошлые разы?

[ясмин джакмич]

Коллега Магнум, я дико извиняюсь, а почему Вы не захотели выложить рассказы отдельными темами, как в прошлые разы?

Чтобы потом выложить по отдельным темам уже с именами авторов

[Magnum]

Коллега Магнум, я дико извиняюсь, а почему Вы не захотели выложить рассказы отдельными темами, как в прошлые разы?

У меня сложилось впечатление, что в прошлые разы у нас было недостаточно читателей. Людям лень ходить из темы в тему, а потом еще искать голосовалку. А тут все сразу, вместе и рядом. 

 

[asdetr]

"В мгновенье камнем стать" - это великий писатель Магнум Каминский. 

Магнум, притворяющийся Каминским, притворяющимся Магнумом или Каминский, притворяющийся Магнумом, притворяющимся Каминским? Полагаю - второе. Надо сказать, оба двое притворяются уж больно нарочито.

"Утопленник" - Магнум, притворяющийся Каминским, или Каминский, притворяющийся Магнумом. Полагаю - первое. Надо сказать, - притворяются куда тщательнее.

"Забытые" - коллега Джакмич, менее вероятно - Мастер.

Остальные рассказы мне зашли заметно хуже.

У меня сложилось впечатление, что в прошлые разы у нас было недостаточно читателей.

Даже если оно и было так, не думаю, что из-за оформления. Впрочем, Вам в любом случае виднее.

 

[Урус-хай]

С интересом прочел. Все такие увлекательные, достойны быть в сборнике на бумаге.

В мгновенье камнем стать… - автор явно - Каминский. Узнаваема его лавкрафтовская стилистика, великолепное описание руин. Прописаны живо и тепло две бесстрашные девушки, которые готовы усыпить древнее зло... Так как оно слишком страшно и опасно - раз если даже мрачные сыны Юггота постарались отправить это чудовище на окраину Галактики к динозаврам.

 

Забытые - получилось мистическое произведение.

Кумуста оэ   Получился отличный рассказ в духе "Рассказов Южных морей". Хорошо расписаны картины, образы героев, людоеды вызывают ужас... именно своей будничностью.

 Утопленник У автора получился интересный рассказ ужасов. Нечто год за годом, век за веком пытается восстать из небытия, чтобы завоевать мир - и снова найдется скромный герой, который вернет Нечто в море.  Причем герой особого подвига в этом не замечает - "Поверь, было и пострашнее".

Бесконечный цикл...

 

Над остальными подумаю. Но скажу у каждого из авторов нашлась своя изюминка.

 

[Paltus]

Тайна острова

Потом рядом со мной возникли два прозрачных человека, встали в позы и начали говорить. Оба они были босы, увенчаны венками и закутаны в складчатые хитоны. Один держал в правой руке лопату, а в левой сжимал свиток пергамента. Другой опирался на киркомотыгу и рассеянно играл огромной медной чернильницей, подвешенной к поясу. Говорили они строго по очереди и, как мне сначала показалось, друг с другом. Но очень скоро я понял, что обращаются они ко мне, хотя ни один из них даже не взглянул в мою сторону. 

[Оцелот]

Ну я тогда что ли тоже напишу свои "рецензии" на рассказы. Хотел кстати сам поучаствовать, но вот что-то как-то не пошло - постоянно получалась несусветная калька Индианы Джонса, от которой мне самому было стыдно

 

Про "Забытые" и "Кумуста оэ" мало что могу сказать, мне просто было скучно их читать. Несколько раз пытался, но вот не заходило и бросал где-то на середине. В первом возможно у меня проблема связана с тем что он написан от первого лица и по содержанию, на мой взгляд, несколько меланхоличный что ли - ну не моё это. Второй просто не зацепил никак, там и сюжета как такового нет.

"Тайна Острова" уж слишком сильно ушла в бесполезную для своей истории экспозицию. Со всеми этими Лигами Империй, Наполеоновскими Квебеками, Самнитской Республикой и т.д. тайна собственно острова как-то совсем теряется. Убери всю эту мишуру и рассказ сократился бы в трое, но при этом сюжетно почти совсем ничего бы и не потерял, а может и приобрёл бы. Ну вот просто как пример из расказа: главные герои застают ужасающую их сцену произошедшего много лет назад демонического ритуала, прошедшего не как было задумано и убившего всех близ находившихся... и через пару минут увлечённо рассказывают друг другу краткий пересказ истории всей Античности, всё ещё находясь в том же помещении. Об сцене ритуала вспоминается лишь в самом конце как постфактум, мол сожгли там всё пока обсуждали. В общем, даже не АИ-рассказ получился в итоге, а художественная зарисовка будущего таймлайна или АИ-карты как по мне.

С "В мгновенье камнем стать…" мне сложно определить понравился ли рассказ или нет. Он хорошо написан, увлекательный, лавкрафтовский элемент да и отсылки порадовали. Вот только у меня рука всё равно никак не поднимается проголосовать за него. И дело даже не в его открытой политизированности (не в том плане что я не согласен с выдвинутой позицией и  теперь в ярости негодую, а в том что она уж слишком однобоко и в лоб показана - у меня аж ассоциации возникли с тем как практически также сейчас многие голливудские сценаристы "левацкую повестку" в свои произведения впихивают), а в том что герои в итоге сильно картонными получились и переживать за них вообще не охота. Уж слишком бросается в глаза что вся пятёрка гг чисто персонажи-функции с одной или двумя чертами: есть героиня-авантюристка которая в основном только наблюдает и делает что-то полезное для сюжета лишь один раз, учёный что погибнет первым, старый алчный солдафон-наёмник что погибнет вторым, занощевый и неприятный юнец что предсказуемо оказывается злодеем, его соучастник-предатель и женщина "Пипл оф Колор" нетрадиуионной ориентации что у нас ответствена за "повестку" (не левую, но разницы особо не вижу) в сюжете и которая по определению умнее всех остальных ибо все остальные идиоты. Вот не уловил в них никакой харизмы или глубины, пустышки сплошные, кому какое дело умрут они или нет на этом злополучном острове? 

К "Уколу" у меня претензий особо и нет, небольшая история из буднечного дня наёмного убийцы-фехтовальщика - такое я люблю . Я бы даже сказал что это не рассказ, а почти готовый сценарий к небольшой короткометражке - текст даже разбит будто специально под сцены которые собираются снимать! Единственное чего мне не хватало разве что какого-нибудь твиста во время поединка, каких-то внезапно всплывших непредвиденных трудностей для Хинкмана в убийстве своей цели, хотя я вполне мог это и пропустить за не так сильно известной мне терминологией фехтования. Но даже без этого описанный поединок всё равно держал меня в напряжении, так что однозначно плюс.

Больше всех понравился "Утопленник" - он пробил на эмоции сильнее чем остальные рассказы, хотя я не уверен по правильным ли причинам. Не знаю была ли эта попытка в хоррор или пародия на него, но результат удался на славу. За одного только бедного неудачника Маммона, пытающегося всеми силами внушать страх и трепет, а в итоге отп@$%#ленного за это обыкновенными немецкими моряками и скинутого обратно в море можно безоговорочно давать первое место!!!

[Q-silver]

Со всеми этими Лигами Империй, Наполеоновскими Квебеками, Самнитской Республикой

короче - поменьше вот этой всей вашей альтистории.

пожелание народа услышано.

[Magnum]

короче - поменьше вот этой всей вашей альтистории.

пожелание народа услышано.

Ну не до такой же степени. 

 

[Magnum]

Опять я должен страдать, потому что знаю всех авторов.   

 

Однако версии хороши, продолжайте в том же духе. 

 

[Q-silver]

Ну не до такой же степени. 

это был сарказм, коллега. Я же воспитанный кролик.

[Оцелот]

Опять я должен страдать, потому что знаю всех авторов.   

Как вариант, чтобы такого не допустить при проведении следующего конкурса, просить присылать рассказы не в личку, а например на специально созданную под это электронную почту или просить загружать в единое облако. Мороки с этим чуть-чуть побольше, но зато хоть какая-то альтернатива будет. 

[Magnum]

Не пропустите!