Социалистические партии Советской России в Мире ОСП

[de_Trachant]

ИСТОРИЯ ВНУТРЕННЕЙ ПОЛИТИКИ РСФДР С 1917 ПО 1920 - ЗДЕСЬ

ИСТОРИЯ ВНУТРЕННЕЙ ПОЛИТИКИ РСФДР С 1921 ПО 1939 - ЗДЕСЬ

 

1. Украинские партии 1900-1927

2. Мусульманские социалисты. Часть 1

3. Мусульманские социалисты. Часть 2. Казахстан

4. Мусульманские социалисты. Часть 3. Туркестан

5. Среднеазиатские национал-коммунисты. Часть 1. Бухарская народная республика

6. Среднеазиатские национал-коммунисты. Часть 2. Туркестанская советская республика

7. Кавказские и закавказские партии, и Конгресс Народов Востока

8. Казачьи, национальные, еврейские, прибалтийские и прочие партии

9. Несоветские партии за границей 1920-1927 

 

Изменено 11 January пользователем de_Trachant

[de_Trachant]

1. Украинские партии 1900-1927

Украинский социализм, как и российский, уходит своими корнями в XIX век. Первой из организаций, которую можно с натяжкой считать революционной, было костомаровское панславистское "Кирилло-Мефодиевское братство" 1840-х годов, впрочем, далёкое от социализма и стоящее на позиции культурного просвещения и либерализации. "Братство" видело своей целью построение федерации славянских республик, одной из которых должна была быть украинская. Их наследниками стала "Киевская громада" - группа украинской национальной нтеллигенции 1860-70-х годов, также национал-демократическая и культурологическая, но уже не панславистская, а чисто украинская. Впрочем, и она не оставила особенного следа. Под самый конец XIX века активная часть "Громады" (18-летние будущие лидеры партии хлеборобов Николай Михновский и Владимир Шемет, 27-летний Коцюбинский-старший, один из авторов конституции УНР 26-летний Иван Липа и другие) создала "Тарасовское братство", настроенное уже на национально-освободительную борьбу (за что некоторые из членов братства в итоге и были осуждены). Под влиянием тарасовцев "Громада", вернее, её харьковское отделение, эволюционировало уже в политическую организацию - "Революционную украинскую партию", созданную в 1900 году. РУП создали объединением многочисленных кружков, в основном студенческих, национальной и левой направленности. Инициатором создания единой организации был 33-летний Дмитрий Антонович, программой партии провозглашалось возвращение Украине прав, положенных по Переяславскому договору. В РУПе оказались такие будущие звёзды украинской политики, как 21-летний студент-марксист Николай Порш, 20-летний "бродячий гимназист" Владимир Винниченко, 21-летний семинарист и самостийник Петлюра, 24-летний богослов и социал-демократ Чеховский и другие. Бедой РУП была её аморфность и неопределённость в целях, внутри партии активно боролись два крыла - национал-демократы и социалисты. Уже в 1904 году партия раскалывается надвое, большинство во главе с Поршем основывают Украинскую социал-демократическую рабочую партию, меньшинство оформляется в Украинский социал-демократический союз ("Спилку"), которая на протяжении 1900-1910-х годов всё больше сближается с РСДРП, пока окончательно туда не вливается.

 

Разгромленные "тарасовцы" в 1902 году основывают свою политическую партию - Украинскую народную партию. Возглавляемая Михновским и братьями Шеметами, УНП выступает под лозунгом "Украина для украинцев". Впрочем, после революции 1905 года партия уходит в глухое подполье. "Громадяне" из "старого поколения" организовали в 1897 ОУБДО - Общую украинскую беспартийную демократическую организацию, которая в 1904 году трансформировалась в Украинскую демократическую партию, от которой сразу же отколоась Украинская радикальная партия во главе с Борисом Гринченко и Сергеем Ефремовым, стоящая за федерализм и культурно-национальную автономию; впрочем, две партии недолгое время спустя слились в Украинскую демократическо-радикальную партию. Поражение революции 1905-07 годов привело к захирению и этой партии, члены которой создали легальное Товарищество украинских прогрессистов, общественную организацию для координации национального украинского движения. Состав ТУПа был крайне широк, в него входили и беспартийные деятели, например, историк Михаил Грушевский, и члены действующих и затаившихся партий. Фактически на территории украинских губерний было лишь две активно действующие партии - УСДРП и УПСР. Первая со штаб-квартирой в Харькове опиралась на национальную интеллигенцию, вторая, появившаяся в 1907 годах в Киеве, имела своей базой сельскую интеллигенцию, служащих, студентов, земцев и крестьян. Впрочем, в отличие от УСДРП, украинские эсеры были рыхлы и аморфеы (как и русские эсеры относительно РСДРП); у них зачастую не было даже общего мнения на самые горячие вопросы вроде аграрного: большинство организаций склонялись к признанию социализации земли, как самому справедливому способу передачи помещичьей земли трудящемуся крестьянству, который к тому же уничтожит основу буржуазного строя на Украине — частную земельную собственность. Киевская группа не разделяла симпатий большинства аграрных проектов, и в данном вопросе требовала национализации земли. Вообще можно сказать, что украинская политическая арена до 1917 года особой активностью не блистала.

 

Февральская революция изменила всё. Сразу же изо всех щелей, как и везде в России в то время, полезли политики всех мастей. Уже в марте ТУП основали Союз украинских автономистов-федералистов, который затем трансформировался в Украинскую партию социалистов-федералистов во главе с Сергеем Ефремовым; социалисты-федералисты опирались на интеллигенцию и были довольно консервативны. 4 мая 1917 в Киеве состоялся учредительный съезд партии украинских эсеров, партию возглавили Грушевский и Голубович, затем в Лубнах Шеметы и Михновский "переосновали" Украинскую демократическую партию, которая затем стала Украинской демократическо-хлеборобской партией. В течение года образовались также партии социалистов-самостийников Афанасия Андриевского, Украинская трудовая партия Федора Крижанивского, и Украинская федеративно-демократическая партия из деятелей "Старой громады"; ну и нельзя забывать про "общероссийские партии", и пусть ПСР не была особо сильно представлена по украинским губерниям, большевиков в Киеве водилось много, и в декабре 1917 они создали организацию под названием "РСДРП(б) - Социал-демократия Украины". Впрочем, главную роль по-прежнему играли УСДРП и УПСР, из представителей которых в основном и сформировалась Центральная Рада. Хотя вернее будет сказать, что УПСР тогда, как и "общерусская" партия эсеров, находилась в процессе развала надвое - на левое крыло Шумского и Михайличенко и правое крыло Голубовича. Но до поры до времени партия была едина. Политический кризис конца 1917 года, со стычками партийных мобов, был одной из острейших точек напряжения в украинском вопросе. Отдельные горячие головы предлагали объявить о независимости, и участвовать в будущих переговорах с Центральными Державами на правах отдельной стороны. Второе предложение встретило поддержку, первое решили до поры до времени придержать. В январе 1918 года 94 украинских депутата участвовали в общероссийском Учредительном собрании, 11 из них (в том числе Винниченко, Петлюра, Грушевский, Порш и Голубович) были выбраны в "переходный ВЦИК". Что, впрочем, не помешало Поршу с Голубовичем поучаствовать в брестских переговорах, и пообещать - неофициально, конечно - расширенное сотрудничество в рамках межгосударственных отношений между Украиной, Германией и Австро-Венгрией.

 

Брестские переговоры, как известно, провалились. Центральные державы инициировали поход на Восток, а самостийники, радостно потирая руки, начали готовиться к пришествию "союзников". Часть армии, подчинявшаяся Раде, не оказывала сопротивления немецким войскам, другая часть под непосредственным командованием Петлюры отступала без боя вместе с чехословаками. Когда немцы приблизились к Киеву, примерно 2/3 Рады и большая часть правительства во главе с премьером Винниченко покинули город - частью разъехавшись по домам, частью перебравшись в Харьков, а затем в Белгород. В Белгороде находилось и правительство Донецко-Криворожской республики Советов, руководимое большевиком Артёмом (Фёдором Сергеевым). Летом 1918 года из слияния украинского и донецкого правительств возникли Всеукраинский ЦИК (ВУЦИК), Народный секретариат и Всеукраинский ревком, председательствовал в которых Винниченко, а народными комиссарами подвизались в основном русские и украинские коммунисты, такие, как Коцюбинский-младший, Затонский, Скрипник, Антонов-Овсеенко и Артём. Вплоть до освобождения Украины, то есть до зимы 1919/20 года, этот орган пребывал практически в неизменном составе, лишь иногда переезжая из Белгорода в Курск и обратно. Летом 1918 украинские большевики совместно с украинскими трудовиками превратились в украинских коммунистов - КПУ. Винниченко и оставшиеся "по эту сторону" украинские эсдеки и эсеры от приглашения слиться воедино вежливо отказались. Впрочем, у них и так было всё не в порядке. Оставшуюся в Киеве Раду немцы разогнали, а спустя некоторое время Михновский и его хлеборобы выкрикнули на царство генерал-лейтенанта Скоропадского. Хлеборобы, социалисты-федералисты (к тому времени уже отказавшиеся от идей федерализма) и социалисты-самостийники в мае 1918 слились в Украинский национально-государственный союз, намекая гетману на то, что готовы стать его опорой в делах, касающихся украинской государственности. Гетман, заигрывая с национал-демократами, опираться на них тем не менее не спешил, как и назначать Михновского премьером. 

 

УПСР тем временем успешно развалилась надвое по линии отношения к восстанию против Скоропадского. На IV съезде партии в мае 1918 активное большинство, выступавшее за восстание, объявило о создании собственной партии, УПСР(б) - боротьбистов, по названию своей газеты "Боротьба". Что интересно, примерно в то же время прошёл учредительный съезд УПЛСР - украинского "филиала" общероссийских левых эсеров, которые год спустя создадут партию "Борьбистов" (и тоже по названию своей газеты "Борьба"). Остальная, "мейнстримная" УПСР вместе с УСДРП вела переговоры о присоединении к национально-государственному союзу, который к этому времени (август 1918) по причине разочарования гетманом был переименован просто в Украинский национальный союз. Перед переговорами о вступлении в УНС, лидеры УСДРП и УПСР запланировали провести секретную конференцию в Киеве, в ходе которой их "накрыла" гетманская варта при поддержке офицерских отрядов. Петлюра, Порш и Голубович были убиты "при попытке к бегству". Таким образом эти партии фактически оказались обезглавлены. В это время лидеры УНС, заручившись поддержкой "австрийских" сечевых стрельцов и некоторой части гетманской армии, создали Директорию из пяти человек - самостийника Андриевского, федералиста Ефремова, хлебороба Михновского, сечевого стрельца Коновальца и генерала Макаренко. Но четверо из них (все кроме Коновальца) погибают в самом начале Антигетманского восстания, попав в плен на станции Фастов. В новую Директорию Коновалец набирает лидеров второго плана тех же партий - самостийников и федералистов.

 

Боротьбисты - а их в УПСР было большинство - с лета вели активную борьбу против гетманата, организовывая восстания и занимаясь диверсионной деятельностью. Для этого они активно работали с идеологическими околопопутчиками - большевиками, "общерусскими" левыми эсерами, и анархистами, тем более что в РСФДР существовал левоэсеровский штаб повстанческого движения, ориентированного как раз на Украину, а у анархистов в апреле 1918 состоялась Таганрогская конференция, на которой были приняты решения по вопросам войны с немцами. Поэтому когда отряды Украинской армии Антонова-Овсеенко, очень быстро ставшие армиями Украинского фронта, рванули на Киев, Харьков и Полтаву, и дальше - на Крым и Одессу, боротьбистские отряды быстро стали вливаться в них. В ноябре того же года анархисты Украины объединились в КАУ "Набат", а в 1919 году представители боротьбистов, борьбистов и анархистов войдут во Всеукраинский ревком. Сближение трёх радикальных партий не могло не состояться и оно состоялось: в декабре 1919 УПЛСР(б), УПСР(б) и КАУ подпишут соглашение о сотрудничестве, а в июле 1920 произошёл объединительный съезд КРПУ - Конфедерации революционных партий Украины (которая позже станет Коммунистической революционной партией Украины). В объединённый ЦК вошли Волин, Махно, А.Барон, Трутовский, Терлецкий, Гринько, Шумский, Михайличенко, Шинкарь, Любченко и другие ключевые деятели трёх партий. Достаточно аморфная, но пользующаяся популярностью на юге и востоке Украины, КРПУ сразу вошла в тройку крупнейших украинских партий. В ней выделялись три фракции - анархо-коммунистов Махно, синдикалистов Гринько и национал-коммунистов Шумского. Последние, впрочем, в 1924 году отколются и присоединятся к укапистам.

 

ИРЛ боротьбисты, да и борьбисты, объединились (частично) с КП(б)У. Но в ЭАИ у коммунистов был гораздо более ценный партнёр для объединения. После "обезглавливания" гетманцами УСДРП И УПСР самыми авторитетными руководителями этих партий остались просоветские Винниченко и Грушевский, члены советского украинского правительства. И пусть Грушевский не был до конца уверен в необходимости объединения с коммунистами, Винниченко ничего против не имел - УСДРП к 1920 году довольно сильно захирела, особенно после отпадения от неё в январе 1919 группы т.н. "независимых украинских социал демократов". Летом 1921 года состоялось объединение УСДРП, независимых социал-демократов  и украинских коммунистов в единую УКП(о) - Украинскую Коммунистическую партию (объединённую). ЦК наполнили такие люди, как Винниченко, Пятаков, Затонский, Бош, Скрипник, Петровский, Гамарник и другие. При этом Артём сотоварищи присоединяться к украинским коммунистам отказались, и организовали Украинский отдел РКП (в нём оказались, например, Ворошилов, Каганович, Косиоры и Квиринг). Фактически оказалось, что на Украине существуют аж три (считая КРПУ) коммунистические партии. "Укаписты" были, безусловно, национально ориентированы, и были популярны в центре, на севере и западе Украины, в то время как "артёмовцы" (пользующиеся влиянием на Донбассе и вообще востоке) - интернационалистами. Наконец, последний "кирпичик" в здание украинской партийной политики был положен в 1922 году, когда остатки УПСР, социалистов-самостийников, социалистов-федералистов, и часть УСДРП объединились в социал-либеральную с лёгким национал-демократическим оттенком УСП - Украинскую социалистическую партию (под руководством Грушевского, Мартоса и Мазепы).

[de_Trachant]

2. Мусульманские социалисты. Часть 1

 

Утверждения некоторых современных ученых о том, что идеи "исламского социализма" были высказаны еще в конце XIX века османским идеологом панисламизма Джамаль-ад-Дином аль-Афгани, не вполне отражают суть вопроса, поскольку последний употреблял выражение "социализм ислама", противопоставляя его европейскому социализму, используя модное в то время выражение для объединения мусульманского мира с целью освобождения от колониального гнета, так как социалисты выступали за революционную борьбу. Истоки "социализма ислама" аль-Афгани возводил к Корану и "эпохе праведных халифов", писал о народовластии в исламском учении. В конце жизни аль-Афгани (а умер он в 1897) признавал, что социализм, обеспечивающий "попранные права большинства трудящихся, не только не противоречит религии, но и сама религия выдвигает его принципы", так как в Коране предписаны пожертвования и помощь неимущим, запрещено ростовщичество и отстаивается солидарность всех членов общины. Аль-Афгани одним из первых употребил выражение "социализм ислама", преследуя чисто практические цели —  привлечение мусульманского населения для освобождения мусульманских стран от колониализма. То, что некоторые нравственно-этические идеи ислама не противоречат, а близки как социалистическим идеям равенства, братства, милосердного отношения людей друг к другу, так и нравственно-этическим идеалам других мировых религий, как христианство, иудаизм и буддизм, видимо, также послужило поводом для обоснования выражения "исламский социализм". В России о соединении принципов ислама и социализма в статье "Ислам и социализм" впервые в 1906 году писал редактор газеты "Вакыт" ("Время") Ф.Карими: "Основные для ислама принципы равенства, справедливости, милосердия лежат и в основе социализма и демократии". Он подчеркивал, что социалистическая идеология вызвана к жизни увеличивающимся разделением на бедных и богатых и в будущем станет причиной революционных событий в Европе.

 

Первой социалистической мусульманской организацией в России - с большой натяжкой, впрочем - можно назвать Ваисовское движение 1860-80-х годов в Казани. Сын муллы, суфий Багаутдин Ваисов основал при государственном молитвенном доме в 1862 году общину, занимающуюся просвещением, в которой были бесплатная школа, типография, духовная академия. Члены общины проповедовали близкие к салафитским идеи и ценности. Правда, в конце концов общину занесло сильно в сторону, Ваисов начал проповедовать "булгаризм" - образ идеального государства Волжская Булгария (от правителей которой, а также от пророка Мухаммеда, он выводил свой род) в конце концов Ваисов поставил целью движения ни много ни мало восстановление Булгарского ханства (с собой во главе); члены движения активно участвовали в крестьянских беспорядках. В 1884 году община была разгромлена, а сам Багаутдин Ваисов закончил свои дни в психлечебнице. Его сын, Гайнан Ваисов, восстановивший молитвенный дом в 1906 году после возвращения из ссылки, придерживался уже гораздо более левых взглядов, и был близок к эсдекам, даже называл себя большевиком. Другим течением в мусульманском социализме был джадидизм, возникший в конце XIX века на фоне роста самосознания мусульманской интеллигенции, и требования модернизации мусульманской церкви. Крымскотатарский просветитель Исмаил Гаспринский открыл в 1884 году первую джадидистскую школу в Бахчисарае; до конца века учение широко распространилось на территории Оренбургского духовного управления. Гаспринский и его последователи были близки к кадетам, но среднеазиатские джадидисты нахоидилсь на политическом спектре левее. Революция 1905 года, а затем Младотурецкая революция 1908 года дали развитию движения сильный толчок. Сильное влияние на джадидистов оказывала Османская империя, так что движение, особенно его правый фланг, имело пантюркистский окрас. Среди среднеазиатских "партий" джадидистов выделялись младобухарцы и младохивинцы.

 

После подавления революции 1905-07 года затихли и мусульманские движения, и новая волна нахлынула лишь после Февральской революции. В марте в Туркестане появился "Исламский совет" - "Шуро-и-Ислам", общественно-политический орган, состоящий из джадидистов, либералов (в том числе казахов-алашевцев) и мусульманских автономистов; летом от него откололось консервативное крыло - "Шуро-и-Улем". 1-11 мая в Москве прошёл Всероссийский съезд мусульман, в котором принимали участие, например, такие деятели, как 26-летний историк-тептярь Ахмед-Заки Валидов, 25-летний башкир-артиллерист Муса Муртазин, один из руководителей Алаш Халел Дошмухамедов, узбекский интеллектуал-инфлюэнсер араб по происхождению Усман Ходжаев, кандидат в члены ЦК ПСР Ильяс Алкин, депутат первой Думы Алимардан-бек Топчибашев, осетинский журналист Ахмед Цаликов, юрист и член второй и третьей Думы Садретдин Максудов, и другие. Съезд высказался за федерализацию страны и культурно-национальную автономию мусульманских народов, за прекращение войны, и избрал 11 мая Всероссийский мусульманский совет (Милли Шуро), с Цаликовым во главе. Исполнительный комитет этого совета (Икомус) находился в Петрограде, и как бы являлся самоназначенным представительным органом всех российских мусульман. Икомус активно участвовал в подавлении корниловщины, и поддержал левую коалицию во времена керенщины, но в целом являлся скорее мертворождённым детищем - слишком мало что (не считая религии) объединяло, например, башкир, дагестанцев и крымских татар, слишком многие "зарывались, как улита, в узко национальную скорлупу" ((с) Цаликов). После Октябрьской революции Икомус начал сотрудничество с Наркомнацем, а Цаликов вошёл в коллегию наркомата. Однако, с оккупацией немцами и турками Крыма и Азербайджана, и с началом боевых действий против белогвардейцев в Туркестане и на Урале Всероссийский мусульманский совет приостановил свою деятельность, и его заменили четыре отдельных комитета (в составе Наркомнаца) по делам мусульман - Внутренней России, Туркестана, Кавказа и Крыма, фактически заменившие существовавшие при царе Оренбургское, Закавказское и Таврическое духовные правления.

 

Ещё до конца 1917 года члены Всероссийского мусульманского совета "разбежались по своим углам". Большая часть депутатов Милли Шуро, представляющие собой мусульман Поволжья, переехала в ноябре в Уфу, где в рамках Национальногт тюрко-татарского парламента приступили к обсуждению практической реализации проекта автономии. Садретдин Максудов и Гаяз Исхаки выступали за учреждение автономного "штата Идель-Урал", Мулланур Вахитов и Мирсаид Султан-Галиев предлагали аналогичный проект советской Татаро-башкирской республики, а Ахмед-Заки Валидов, сторонник чисто башкирской автономии, выступал против и того, и другого, и напирал на собственный проект Башкурдистана. Валидов, впрочем, не был против государства татар и башкир как такового, он лишь требовал, чтобы оное существовало помимо собственно башкирской автономии (территории с башкирским большинством), и без слова "-башкирская" в названии. Ильяс Алкин вообще утверждал, что башкиры – часть тюрко-татарской нации, потому они должны войти в состав Урало-Волжского Штата. Сами башкиры тем временем в декабре провозгласили одностороннюю автономию и избрали Башкирское правительство во главе с эсером Юнусом Бикбовым. Тем не менее, на местах мнения разделились: только Мензелинский уезд чётко высказался за объединённый "штат", в то время как остальные уезды Уфимской губернии не могли прийти к какому-то одному мнению и меняли свою позицию в зависимости от агитации той или иной стороны. Наркомнац Сталин, активный сторонник татаро-башкирской республики (естественно, советской и социалистической). Всероссийское Учредительное собрание в январе 1918 года провозглавила советскую форму организации федеративной республики, что внесло свои коррективы в проект "штат Идель-Урал". Председатель НТТП Максудов принадлежал к партии кадетов, и Советы не любил, более того, он был "унитаристом" а не "федералистом" (т.е. сторонником территориальной а не национально-культурной автономии), как и председатель проходившего в Казани с 21 января по 3 марта II Всероссийского мусульманского военного съезда Ильяс Алкин. Унитаристы сформировали в Казани  шовинистически настроенное антитатарское лобби, которое всеми силами пыталось не допустить создания национального штата/республики. В Уфе же власть принадлежала группе левого эсера Галимджана Ибрагимова, федералиста. 

 

Галимджан Шараф, глава Коллегии по осуществлению Волжско-Уральского штата, колебался между Алкиным и Ибрагимовым, то есть между проектами территориальной и национальной автономий); особенно его колебания усилились, когда Максудов отправился в продолжительное "турне" по России для выяснения политической ситуации. При этом Шараф одним из первых поддержал Советскую власть, направив Уфимскому мусульманскому военному Шуро телеграмму, в которой сообщал, что КУВШ постановила объявить в скором времени территорию штата автономной частью Российской Федеративной Советской Республики. ИРЛ после выхода левой части Парламента из его состава Шараф со своей комиссией перебрался в Казань, встав на сторону проекта Алкина, но в ЭАИ Вахитов и Султан-Галиев по предложению наркомнаца Сталина попытались договориться с Шарафом. Опыт совместной работы левых партий в СНК и Учсобрании, а также официально провозглашённая советская модель удержала комиссию Шарафа в Уфе. 1 марта 1918 года Галиджан Ибрагимов, Мулланур Вахитов, Гаяз Исхаки и Галимджан Шараф объявили провозгласили Волжско-Уральскую татаро-башкирскую Советскую республику. Алкину не оставалось ничего другого кроме как подчиниться. Национальный парламент становился Временным ТБЦИК, Военный совет превращался в Татбашревком. Валидов и Бикбов тут же заявили протест против "насильственного включения башкирского народа" в состав ВУТБСР. Вахитов и Султан-Галиев, пользуясь поддержкой красногвардейцев Кобозева, арестовали Башкирское правительство и сформировали на базе башкирской молодёжной организации "Тулкын" Временный Революционный Совет Башкурдистана во главе с Абдуллой Давлетшиным. Валидова и других депутатов, впрочем, пришлось сразу же отпустить. 

 

Но и ВРСБ, молодые левые радикалы, тоже были против вхождения в состав Татбаша. Споры по поводу статуса Башкурдистана слегка притихли в апреле-мае, во время боёв с оренбургскими казаками (правительства Башкурдистана, и старое и новое, находились именно в Оренбурге), а в июне-июле Оренбург и вовсе оказался потерян. Территория Татбаша превратилась в тыловую базу 1-й армии Фёдора Махина (оренбургского казака по происхождению), а наиболее негативно настроенные относительно единого "штата" башкиры находились на территории, либо занятой казаками и белогвардейцами, либо в зоне боевых действий. Само собой, в таких условиях башкирским автономистам деваться было некуда - не на сторону же Дутова с Корниловым переходить? ВРСБ влился в состав Татбашревкома. К этому времени назрело и формирование политических организаций. Вахитов с подачи Сталина в июле 1918 учреждает в Уфе РМКП - Российскую мусульманскую коммунистическую партию, куда переходят казанские и уфимские большевики, меньшевики и эсеры, в том числе Алкин, Шараф, Давлетшин и Муртазин. Валидов, Харис Юмагулов и некоторые другие в ответ основывают Башкирскую национальную партию "Ирек", стоящую на позициях башкирской национальной автономии. В пику проекту Татбаша, а также по причине своих хороших отношений с казахской партией "Алаш" Валидов предлагает более масштабный проект - "Киргизо-башкирскую советскую республику" со столицей в Оренбурге. Отдающий лёгкой (а то и нелёгкой) безуминкой проект, особенно в условиях гражданской войны, не имел шансов на осуществление, но потроллить Наркомнац башкиры тем не менее смогли. 

[de_Trachant]

3. Мусульманские социалисты. Часть 2. Казахстан

 

Одним из ключевых пунктов программы большевиков было признание права наций на самоопределение, то есть права каждого народа на образование собственного государства. Ленин в своей дореволюционной работе высказывался предельно чётко: "Под самоопределением наций разумеется государственное отделение их от чуженациональных коллективов, разумеется образование самостоятельного национального государства". При этом большевики изначально напрочь отметали идею возможного федерального устройства России. Однако в течение 1917 года в разных регионах возникло множество национальных политических движений, избравших своей целью как создание полностью независимых государств, так и образование автономных государственных образований в составе Российской республики. Продолжать игнорировать "федералистов" означало умножать ряды своих противников. Сила большевиков всегда заключалась в их необычайной гибкости, если того требовала ситуация, они всегда были готовы пересмотреть свои прежние взгляды. С весны 1917 года глава большевиков, несмотря на активное противодействие некоторых соратников, стал все чаще говорить о будущей России как о "Союзе свободных республик". Насколько важное значение во внутриполитической борьбе имела позиция по национальному вопросу, показывает пример партии кадетов, сохранившей приверженность лозунгу "единой и неделимой России". В результате партию покинул целый ряд видных деятелей нерусского происхождения. В их числе был признанный лидер казахского национального движения и комиссар Временного правительства в Тургайской области Алихан Букейханов. "Партия кадетов против национальной автономии. Мы же, собравшись под знаменем "Алаш", решили создать национальную автономию" – объяснял он своё решение в открытом письме. Казахский аристократ (чингизид) Алихан Букейханов был членом центрального комитета кадетской партии и масоном, то есть имел очень важные личные связи со многими представителями российской элиты, в том числе с председателем Временного правительства Керенским. Разрыв отношений с кадетами был ему невыгоден, но соратники по национальному движению поставили его перед необходимостью сделать четкий выбор. 

 

21-28 июля 1917 года в Оренбурге состоялся I Всеказахский съезд с участием делегатов из Акмолинской, Семипалатинской, Тургайской, Уральской, Семиреченской, Ферганской областей и Букеевской орды. В постановлении съезда указывалось: "В России должна быть демократическая федеративная парламентская республика… Киргизские области должны получить областную автономию, смотря по национальным различиям и бытовым условиям". Также было принято решение о создании национальной политической партии (позже получившей название "Алаш") и выдвинуты кандидаты для участия в предстоящих выборах в Учредительное собрание. В округах с преимущественно казахским населением партия взяла верх над своими противниками. По Семипалатинскому уезду "Алаш" получила 86,34% голосов избирателей, в Тургайском округе – 75% голосов, в Уральском округе – 75% голосов, в Семиреченском округе – 59,66% голосов. Всего в Учредительном собрании партию представляли 14 депутатов* - "Алаш" обошла дашнакцаканов и грузинских социал-демократов, уверенно вырвавшись на шестое место в общем зачёте. 5-13 декабря 1917 года в Оренбурге прошёл II Всеказахский съезд, единогласно высказавшийся за образование территориально-национальной автономии "Алаш", которая должна была быть объявлена после Учредительного собрания. Было образовано временное правительство Алаш-Орда, председателем которого стал Алихан Букейханов. Столицей автономии должен был стать Семипалатинск. В конце февраля 1918 года лидеры уральской группы партии "Алаш" Жаханша и Халел Досмухамедовы  по прямому поручению Алихана Букейханова выехали в Петроград на встречу с наркомнацем Сталиным. После довольно длительных переговоров Совнарком в обмен на признание алашевцами советской власти решил признать Алаш-Орду как временную автономную власть в Киргизском крае. Помимо прочего руководители западного отделения получили также 12 миллионов рублей, предназначенных для подготовки учредительного съезда. При Советском правительстве было решено открыть казахский комиссариат, состав которого будет определён алашским руководством.

 

Местные Советы, однако, в отличие от СНК, не спешили признавать "буржуазную автономию". Лидер левых радикалов Тургайского края Алиби Джангильдин и руководитель партии "Уш жуз" Кольбай Тогусов отказывались подчиняться Алаш-Орде. В своём обращении к восточным Советам, опубликованном 9 февраля 1918 года в газете "Правда", Сталин разъяснил строптивым товарищам текущий момент: "Автономно-буржуазные группы, возникшие в ноябре и декабре прошлого года в окраинах поволжских татар, башкир, киргиз, Туркестанского края, постепенно разоблачаются ходом революции. Для того чтобы окончательно оторвать от них "их же собственные массы" и сплотить последние вокруг Советов, необходимо взять у них автономию, предварительно очистив её от буржуазной скверны, и превратить её из буржуазной в советскую. Буржуазно-националистические группы требуют автономии, для того чтобы превратить её в орудие закабаления "своих собственных" масс. Именно поэтому, "признавая центральную Советскую власть", они вместе с тем не хотят признавать местных Советов, требуя невмешательства в их "внутренние дела". Некоторые Советы на местах решили ввиду этого отвергнуть совершенно всякую автономию, предпочитая "разрешение" национального вопроса путём оружия. Но этот путь совершенно непригоден для Советской власти. Он, этот путь, способен только сплотить массы вокруг буржуазно-национальных верхов, а верхи эти выставить спасителями "родины", защитниками "нации", что ни в коем случае не входит в расчёты Советской власти. Не отрицание автономии, а признание её является очередной задачей Советской власти". Джангильдин и Тогусов ждать не желали, а желали действовать. Уже 21 февраля, незадолго до официального объявления автономии Джангильдин объявил в розыск Алихана Букейханова и Ахмета Байтурсынова. За голову каждого из них была объявлена награда в 25 тысяч рублей. 11 апреля 1918 г. Совнаркомом Семиреченской области по инициативе большевика Токаша Бокина был ликвидирован областной комитет "Алаш" в Верном. Что любопытно, в то же самое время алашевцев начали арестовывать и белые - в апреле 1918 г. весь актив "Алаш" в Уральске фактически оказался под домашним арестом ввиду восстания казаков. Уральское казачество, выступив открыто на борьбу с большевиками, естественно, не доверяло алашевцам, ездившим на переговоры со Сталиным. 

 

Тем временем семиреченское казачество в апреле 1918 г. также стало подниматься на борьбу против большевиков. Здесь причиной стал союз новой власти с крестьянами-"новосёлами", так называли переселенцев столыпинского периода, обосновавшихся в Казахстане в начале XX века. Большевистский лозунг "Землю – крестьянам!" пришёлся по душе "новосёлам". Они и без того были крайне враждебно настроены к "старожилам", обосновавшимся в Семиречье несколько десятилетий назад и успевшим захватить самые лакомые земельные угодья. На фоне разгоревшихся столкновений члены официально распущенного большевиками семиреченского областного комитета "Алаш" подготовили специальное обращение к казахскому населению, в котором говорилось: "В Верном в настоящее время сражаются, с одной стороны, казаки, а с другой, граждане и советские войска. К вам, киргизам, мы как ваши представители и избранники, обращаемся с покорной просьбой – отнеситесь к данному событию совершенно спокойно, занимайтесь своими делами, ни на какие увещевания – с чьей бы то стороны ни было – не соблазняйтесь". В это время в Семипалатинской области сформировался тайный антибольшевистский заговор бывших офицеров царской армии. В числе заговорщиков был капитан Хамит Тохтамышев. Это был один из немногих казахов – кадровых военных, сражавшийся в Первую мировую войну. Он помог офицерам установить связь с лидерами "Алаш". Алихан Букейханов, Ахмет Байтурсынов и другие руководители национального движения формально находились в розыске, но, кажется, особо не таясь, жили в казахских аулах у Чингизских гор. Более того, они понемногу обзаводились оружием, тайком покупая его у красноармейцев, и набирали добровольцев в свой отряд. Алашевцы поддержали офицеров, передав им около 35 тысяч рублей. Помощь была явно несущественной, сделанной по восточному этикету, чтобы просто не обидеть людей прямым отказом и заодно поддержать авторитет казаха-офицера. Алашевцы ещё питали надежды на благоприятные новости из Москвы. Тем более что Джангильдин провести учредительный съезд новой казахской республики так и не смог, и новый наркомнац Прошьян, левый эсер, доверия к казаху-большевику явно не испытывал.

 

В начале июня семиреченские казаки, подавленные было в апреле отрядом левого эсера Щукина, снова восстали, 21 июля отряд полковника Ярушина взял Сергиополь. В конце июля-начале августа начинается выступление офицерских организаций в Сибири, на Урале и в Поволжье. Корнилов, как символ реакции и контрреволюции, был для казахских автономистов абсолютно неприемлем, тем более что белые отрицали какие-либо автономии в составе "единой и неделимой". В условиях восстания офицеров, уральских и семиреченских казаков, и продолжающейся мировой войны, алашевское руководство провело совещание. "Бокейханов доложил обстановку и поставил вопрос, как быть в ситуации, когда политические события развиваются в направлении реставрации монархического строя. В такой обстановке рассчитывать на самоопределение нации нельзя. Поэтому необходимо связаться с Советской властью… В связи с этим нами был послан в Москву Байтурсынов" – рассказывал Халел Габбасов. Основатель главной национальной газеты "Казак" являлся фигурой, по своему авторитету в казахском обществе вполне сопоставимой с Букейхановым. Кроме того, Байтурсынов обладал превосходными дипломатическими способностями. Разведать возможность возобновления переговоров с Советской властью было решено через башкирское национальное движение. Началась активная подготовительная работа по переходу на сторону Советской власти. Но, поскольку в отличие от Башкирии территория Казахстана по большей части оставалась под контролем дутовцев и прочих анненковцев, открыто объявить о своём переходе на сторону большевиков алашевцы не могли. Байтурсынов всё лето пытается пробраться через линию фронта, но застревает в Тургае, и лишь в октябре добирается до недавно занятого красными Уральска, где присоединяется к руководителям западного комиссариата "Алаш" Досмухамедовым. Путь в Москву растянулся более чем на месяц. В ноябре 1918, на фоне съезда народных депутатов и окончания мировой войны проходят переговоры между Байтурсыновым и Досмухамедовыми с одной стороны, Джангильдином и Амангельды Имановым с другой, при посредничестве нового наркомнаца Енукидзе. Изначально алашевцы хотели вести переговоры только с Москвой, но известный своими дипломатическими способностями Енукидзе уговорил-таки их общаться с "красными казахами". 

 

Джангильдин, в свою очередь, требовал, чтобы казахская автономия должна быть образована исключительно на советской платформе, говорил о темноте населения, опасности, которую продолжают представлять националисты. Негибкость казахского большевика в конце концов довела Наркомнац, и Джангильдин был заменён на посту руководителя Казахского отдела Наркомнаца на "хитрого и пронырливого" Мухамедъяра Тунганчина, чингизида, бывшего осведомителя царской охранки. Тунганчин возглавил специальную группу по созыву Всеказахского учредительного съезда, проведение которого сначала намечалось в Ханской ставке, а затем было перенесено в Оренбург. Сначала от своего имени он обратился к руководству с ходатайством разрешить принять участие в готовящемся Всеказахском съезде членам "Алаша". Енукидзе дал добро. Помимо этого, Тунганчин включил алашевцев в состав комиссии по проведению Учредительного съезда. В начале декабря 1918 года был создан единый Кирревком, в который загнали, аки лебедя, рака и щуку, председателя - алашевца Байтурсынова, и его заместителей - Джангильдина и Тунганчина. Таким образом, второй человек в партии "Алаш" становился первым в советском Казахстане. Вся казахская интеллигенция теперь наглядно могла убедиться, чем отличаются "белые" и "красные", стало понятно, что с большевиками всё-таки можно иметь дело. Членом Ревкома также стали чингизид и бывший кадет Бахытжан Каратаев, и замнаркома член СДКПиЛ Станислав Пестковский. Кирревком обратился к руководству Восточного фронта с просьбой объявить амнистию всем казахам, в том числе уральской и тургайской группам алашордынцев, борющимся против советской власти на стороне белых на случай перехода их на сторону советской власти. Таковая была объявлена, и казахи начали покидать ряды уральских казаков. По мере продвижения 1-й армии Махина на восток, алашевцы присоединялись к Кирревкому и обеспечивали красноармейцам тыл. Букейханов, Дулатов и прочие руководители "Алаш" скрывались в Семипалатинском уезде от белых репрессий. 

 

После освобождения территории Киркрая, процесс образования казахской автономной советской социалистической республики вышел на финишную прямую. Коммунисты давили на Байтурсынова с целью расколоть "Алаш" и отколоть от партии её левое крыло. Байтурсынов, хоть и чувствуя привязанность к Букейханову, понимал, что оппонировать противникам немедленной казахской автономии типа Джангильдина нужно изнутри. 30 января 1920 года была создана Коммунистическая партия Киргизского края, куда вошли казахские отделения Компартии Туркестана, национальная партия "Уш жуз", и западные отделения партии "Алаш". Впрочем, новая партия от своей "буржуазной" сестры отличалась не сильно, являясь по факту социал-демократической национально ориентированной партией с сильной коммунистической фракцией в составе. Восточная часть партии "Алаш" с Букейхановым во главе трансформировалась в Киргизскую народную партию, к ней присоединились деятели правого крыла "Уш жуз"; соответственно КНП тоже являлась скорее социал-демократической партией, но с сильной национал-демократической фракцией в составе. Уже в 1922 году, в рамках дискуссии о единой социалистической партии, КПКК и КНП объединились в Коммунистическую народную партию Киргизии; соответственно внутри партии образовались три фракции - левая (Алиби Джангильдина), центристская или "просветительская" (Ахмата Байтурсынова) и национальная (Миржакипа Дулатова). В 1925 году, на фоне вывода из состава Кирреспублики северных территорий и вхождения в её состав Сырдарьинской области и Семиречья, в аббревиатуре "КНПК" последняя буква сменила значение с "Киргизии" на "Казакии", а затем и на "Казахстана".

__________________________________________________________
* по подсчётам Букейханова их должно было быть аж 43! Еесли подсчитать количество мест по избирательным округам, то это получается сумма вообще всех депутатов по следующим округам: Ордынский - 2, Уральский - 6, Тургайский - 5, Семиреченский - 6, Сырдарьинский - 9, Амударьинский - 1, и 14 в Степном (Акмолинская и Семипалатинская области). Чтобы получить эти места, нужно было естественно занимать подавляющее большинство во всех этих округах, чего, конечно же, не было. К тому же, выборы в Степном и Сырдарьинском округах не состоялись.

Изменено 11 January пользователем de_Trachant

[de_Trachant]

4. Мусульманские социалисты. Часть 3. Туркестан

 

Крах самодержавия в России в феврале 1917 предопределил развитие многочисленных конфликтов в туркестанском обществе, которые, однако, имели мало общего с тем, что происходило в Петрограде или Москве, ибо коренились в региональных особенностях. Покоренный лишь в последней трети XIX в. и плотно заселенный, Туркестан являлся во многих смыслах единственной настоящей российской колонией, где расстояние между администрацией и населением было много больше, чем где-либо еще в империи. Как показала перепись 1897 года, автохтонное население плохо интегрировалось в общегосударственную сословную и цензовую систему, а подавляющее его большинство определялось просто как "инородцы", которых четко отличали от пришлого европейского населения. Русское население края делилось на три главные группы. В первую входили горожане, представители которых занимали позиции как в администрации, так и небольшом индустриальном секторе местной экономики*. Вторую группу европейцев представляли сельские жители. Большинство из них жило в Семиречье, однако небольшие русские общины существовали и во всех других областях Туркестана. Наконец, третья группа европейского населения состояла из русских солдат, находившихся на военной службе, численность которых особенно возросла в 1916 г. Большинство же коренного населения было сельским. "Туземцы" идентифицировали себя прежде всего "мусульманами Туркестана" — это была концепция, в которой религиозные, региональные и этнические аспекты глубоко переплетались. Мусульманская общественная жизнь, опиравшаяся на развитие местной прессы и национального театра, не стояла на месте. Джадидизм, новаторское движение культурной реформы, бросил вызов власти традиционных элит в мусульманском обществе, приближая кардинальную реформу местной жизни. В Ташкенте многолюдный митинг, состоявшийся 9 марта, составил отдельный комитет для управления старым городом, выбравший себе название Шура-и Исламия, которое переводилось как "Совет мусульманских депутатов". Мусульманское политическое движение достигло своего межреволюционного апогея, когда в Ташкенте 16 апреля 1917 открылся 1-й съезд мусульман Туркестана, представлявший все политические течения среди местного населения. 

 

Первоначально лидерство в организации местного населения принадлежало джадидам, увидевшим в революции возможность осуществления той самой культурной реформы, о которой они так мечтали в течение предыдущего десятилетия. Но, как только Февральская революция сместила вектор борьбы из сферы культуры в область большой политики, джадидам пришлось испытать сильное давление противоборствующих партий. С одной стороны, к ним примкнула небольшая группа получивших образование в России интеллигентов-мусульман, многие из которых являлись казахами и не играли какой-либо роли в джадидском движении, но чье владение русским языком оказалось столь важным в новых сложившихся обстоятельствах. Наиболее значительной фигурой среди них являлся М.Чокаев (Мустафа Шокай), представитель аристократической казахской семьи из Перовска, который закончил юридический факультет Петербургского университета и работал консультантом мусульманской фракции Государственной думы. С другой стороны, джадиды были атакованы консервативными силами, которые не видели потребности в фундаментальном культурном преобразовании их общества. Ядро этой группы состояло из улемов, религиозных ученых, которые откололись от Шура-и Исламия в мае 1917, и сформировали свою собственную организацию под названием Улама джамияти (Общество улемов), стремившуюся к союзу с российскими партиями и поддержавшую кадета на пост председателя Ташкентской городской думы. Небезынтересно, что ее лидером стал не религиозный деятель, а адвокат Серали Лапин – казах, получивший русское образование и многие годы состоявший на государственной службе в качестве переводчика. Конфликт между улемами и джадидами являлся определяющей чертой мусульманской политики 1917 года. Улемы, как выяснилось, оказалось намного более влиятельными, чем джадиды, что доказали июльские выборы 1917 года в Ташкентскую городскую думу, где они получили 72 из 112 мест. После такой победы джадиды и улемы действовали порознь и осенью созвали отдельные друг от друга съезды, на которых каждая их сторон утверждала, что, мол, только она говорит от имени всех мусульман Туркестана. 

 

Улемы организовали в Ташкенте съезд, который, ссылаясь на то, что "мусульмане Туркестана… составляют 98 процентов населения", решил предложить Ташсовету для управления Туркестаном до созыва Учредительного собрания создать новый Турккомитет из 12 членов (6 от мусульманского съезда и по 3 от региональных съездов городских самоуправлений и советов), отвечающего перед Краевым Советом (из 24 членов, в том числе 14 представителей улемов). Естественно, что Ташсовет отнюдь не имел намерения делиться своей властью и в резкой форме отклонил данное предложение. В свою очередь лидеры Шура-и Исламия решили возобновить работу своего сентябрьского съезда с целью объявления края автономным. 4-й Чрезвычайный съезд мусульман Туркестана, созванный в Коканде 27 ноября 1917 г., объявил Туркестан "территориально автономным в единении с Федеративной Демократической Российской республикой, предоставляя установление форм автономии Туркестанскому учредительному собранию, которое должно быть созвано в кратчайший срок". Съезд выбрал "Временное правительство Туркестана" из 8 членов, которое несло ответственность перед руководящим советом из 54 членов. В состав этого совета, который возглавлялся членом Турккомитета М.Tынышпаевым, входили все видные мусульманские деятели региона. Поскольку местное население не несло воинской повинности, единственными мусульманскими солдатами, которые оказались в наличии у Кокандской автономии, были служившие в татарско-башкирских подразделениях, а также немногочисленные турецкие офицеры — бывшие военнопленные, получившие свободу. В феврале 1918 г. кокандское правительство доверило начальнику старо-городской милиции Эргашу пост "главнокомандующего" своей "армии". В любом случае, этих войск явно не хватало для того, чтобы силой взять власть в Ташкенте, тем более что ТуркСНК становился на ноги всё прочнее и прочнее. Впрочем, до поры до времени Советы пытались договориться. Кобозев неоднократно требовал от председателя ТуркСНК Колесова вступить в переговоры с Тынышпаевым, а затем с Шокаем, но Колесов явно склонялся к силовому решению проблемы. В начале февраля он выдвинул ВПТ ультиматум о признании ими Советской власти, но ответа от Временного Правительства Туркестана так и не получил - узнав о переговорах своих руководителей с Ташкентом, Кичик Эргаш совершил военный переворот, арестовав министров и объявив себя лидером Автономии. Шокаю с частью коллег чудом удалось бежать в Ташкент, где они вынуждены были просить у Колесова помощи. 21 февраля было подписано соглашение, по которому все население Туркестана признавало власть краевого Совета народных комиссаров. 

 

Первоначальная задача Центра в 1918-1919 гг. состояла в том, чтобы вынудить ТашСовет отказаться от его политики отторжения мусульман от власти, для чего Кобозев и его единомышленники начали пропаганду за включение представителей кореннного населения во все властные структуры. Благодаря объявленной амнистии в отношении лиц, которые сотрудничали с кокандским автономным правительством, некоторые из них были включены в состав новых советских органов. Перед съездом Кобозев добился также переизбрания Ташкентского Совдепа. Кобозев получил место председателя съездовского президиума и заставил включить в последний нескольких мусульман. Благодаря ему же 9 из 37 членов ТуркЦИК, избранного в качестве высшего органа власти в крае, и 4 из 16 членов Совнаркома являлись мусульманами. В течение лета немалое их количество получили также ответственные должности в советских учреждениях и вошли в большевистскую и левоэсеровскую партии, образовав эти "мусульманские коммунисты" начинали играть весьма существенную роль в формировании советской политики в Средней Азии, причем все их руководящие деятели условно делились на две группы. Первую из них представляли джадиды, которые весьма радикализировались благодаря революции 1917 г. и встреченной ими оппозиции внутри собственного мусульманского общества. Они по-прежнему считали возможным добиться прогресса лишь через просвещение соотечественников, что в общем не противоречило целям русских революционеров, и рассматривали новые органы власти как средство для преобразования своего общества. Вторую группу составляли, главным образом, те мусульмане, которые учились в так называемых русско-туземных школах, хорошо владели русским языком и, не имея отношения к джадидскому движению, тем не менее страстно желали участвовать в реализации принципов национального самоопределения и культурной революции. Наконец, мусульманские ремесленники и мастеровые начали организовывать собственные профсоюзы, которые были особенно влиятельны в Самарканде и, функционируя как объединения бедноты, сотрудничали с Советами. Тем не менее это были "туземные" организации, имевшие мало общего с европейскими Советами рабочих и солдат. 

 

Кобозев добился учреждения в марте 1919 года Центрального бюро мусульманских коммунистических организаций Туркестана (Мусбюро), в задачи которого входили пропаганда идей советской власти среди коренного населения и создание местных партийных организаций. Мусбюро сформировало сеть организаций по всему Туркестану, занималось вербовкой местных мусульман и с мая 1919 по январь 1920 года провело три конференции. Оно получило право напрямую связываться с Москвой, в его распоряжение была передана газета "Иштирокиюн". "Восточная" политика Москвы отражала и другую точку соприкосновения интересов сторон. Поражение в октябре 1918 г. Османской империи, вызвало у джадидов не только ощущение отчаяния, но и сильный антиколониальный, а, главное, антибританский, настрой. Поэтому все они были очарованы риторикой советского режима, уповая на его "восточную" политику как на единственную возможность остановить безудержное продвижение британского империализма на Восток. Джадиды считали, что, поскольку европейский пролетариат не сумел поддержать советскую Россию, последняя не имеет другого выхода, кроме как вступить в союз с Востоком. Мусульманские коммунисты без джадидской подготовки говорили примерно о том же, хотя и в слегка ином тоне, помогая советской власти в деле революционизирования народов Востока. В феврале 1919 г. убитого афганского эмира Хабибуллу сменил его сын Аманулла, который сразу же объявил войну британской Индии и, желая заручиться поддержкой советского правительства, отправил в Москву свою делегацию. В марте она добралась до Ташкента, где ее руководитель М.Баракатулла издал брошюру под названием "Большевизм и демократия ислама", в которой приводил доводы в пользу их совместимости. Неудивительно, что мусульманские коммунисты считали, что их миссия в рамках провозглашенной Москвой восточной политики приобретает всемирно-историческое значение**. Лидеры мусульманских коммунистов исходили из теоретического постулата, что в колониальном обществе интересы социальной революции должны быть подчинены задачам его национального самоопределения и культурного возрождения. Наиболее интересные положения на сей счет сформулировал Турар Рыскулов — семиреченский казах, который, окончив до революции русско-туземную школу и сельскохозяйственное училище, в 1919 г. возглавил Мусбюро и состоял зампредседателя ТуркЦИК. Он писал: "национальное единство на Востоке должно вызвать «интернациональное единство трудящихся и эксплуатируемых народов, и соответственно одна из целей компартии состоит в том, чтобы пропагандировать идею объединения тюркских народностей, не входящих в состав РСФДР, вокруг их колыбели Туркестана в одну мощную Тюркскую Советскую Республику Российской Советской Федерации".

 

Прорыв Красной Армией оренбургской «пробки» обеспечил возможность для установления более эффективного контроля над Туркестаном со стороны Москвы, организовавшей в октябре 1919 г. новую "Комиссию ВЦИК по делам Туркестана", представлявшую также Совнарком РСФДР. Комиссия состояла из видных большевиков — Шавлы Элиавы (председатель), Яна Рудзутака, Филиппа Голощекина, Валериана Куйбышева и командующего Туркестанским фронтом В.И.Шорина (Элиава и Куйбышев были членами реввоенсовета фронта). Уже первые выступления членов Турккомиссии показали, что они выбрали правильный тон в отношении мусульман. Элиава, например, говорил, что советская Россия не требует от Востока немедленного проведения социальной революции — достаточно добиться национального освобождения. Однако Мусбюро так и не сумело установить с Турккомиссией столь же теплые отношения, какие оно имело с Кобозевым. В январе 1920 г. собралась 5-я краевая конференция KПT, на которой Рыскулов и его союзники предприняли самый смелый свой шаг. После того, как мусульманские коммунисты получили большинство мандатов на съезде, рыскуловцы сумели добиться принятия нескольких радикальных резолюций, переименовав, в частности, KПT в Тюркскую коммунистическую партию. Съезд также заявил, что "Туркестан — страна тюркских народностей", а остальное население представляет из себя пришлый элемент. Турккомиссия выступила против решений съезда и аннулировала их, что было поддержано и Москвой. Элиава отмечал "узкий мелкобуржуазный национализм" мусульманских коммунистов. Мусульманские коммунисты, контролируя уже и Крайком, и ТуркЦИК, продолжали наступление на Турккомиссию, торпедировали выполнение ее решений и, упрямо аппелируя к Центру, даже командировали в Москву свою "чрезвычайную делегацию". Рыскулов вновь ссылался на значение Туркестана для советской восточной политики и указывал на все еще не устраненный там колониальный характер межнациональных отношений. Но Совнарком принял новые решения, определившие отношения между Туркреспубликой и РСФДР и поставившие регион под жесткий контроль Центра. В результате в течение лета весь советский аппарат и все ревкомы были переизбраны, а 19 июля Турккомиссия распустила Крайком KПT, заменив его временным ЦК, который уже и формировал новый состав ТуркЦИК. Очередные партийный и советский съезды избрали новое руководство советского Туркестана. 

 

Сменивший Шорина в феврале 1920 года Фрунзе должен был в своей борьбе против "заносов" мусульманских коммунистов на кого-то опереться. Вариантов было пять - закрутить гайки с помощью армии (но Фрунзе прекрасно знал, что сидеть на штыках очень неудобно), попросить помощи у улемов (что было совершенно неприемлемо), реабилитировать национал-коммунистов-тюркистов, заручиться поддержкой русских колонистов-переселенцев (крестьяне-переселенцы в политическом плане почти поголовно являлись эсерами; тем не менее Фрунзе, хотя и соглашался с тем, что почти все русские крестьяне в Туркестане — кулаки, полагал, что их вполне можно интегрировать в советский строй), либо опереться на умеренных нац-комов и джадидистов с их "чагатайским проектом". Несмотря на сопротивление остальных членов Турккомиссии***, Фрунзе решил действовать по комбинированному варианту - привлекая к управлению как джадидистов, так и "колонистов". Начиная с марта 1920 года туркестанские эсеры (в особености левые) массово начали переходить в состав КПТ. Летом 1920 г. Турккомиссия вела активную борьбу против "национализма", в связи с чем многие политические деятели, объявленные "национал-шовинистами", изгонялись из властных структур. Попытки отдельных членов Турккомиссии, например, зиновьевца Сафарова, начать кампанию против "колонизаторства" вызвали резкое недовольство со стороны других членов Турккомиссии, особенно Томского, Петерса и Рудзутака, которые рассматривали русских в качестве главной опоры советской власти. Обвинения в злоупотреблении властью, выдвинутые Наркоматом Госконтроля против Сафарова, были сняты лишь благодаря личному вмешательству Зиновьева. В течение 1921 года деятельность Турккомиссии оказалась не очень эффективна как из-за постоянных кадровых перестановок, так и в связи с разногласиями среди его членов, в связи с чем реальная власть в республике оказалась фактически в руках Реввоенсовета Туркфронта. В декабре 1921 года новоизбранный ВЦИК объявил о новом составе Турккомиссии, и впервые допустило в него мусульман. Первые члены Турккомиссии — Н.Тюрякулов, А.Рахимбаев и К.Атабаев - представляли новую советскую туркестанскую элиту. Очень молодые, учившиеся, как правило, в русско-туземных школах, лидеры мусульманских коммунистов заняли высшие государственные посты в Туркестане. 

 

Появление "туземцев" в верхних этажах власти сочеталось с еще более крепким привязыванием Туркестана к России, откуда непрерывным потоком прибывали все новые и новых русские партийные, советские и военные работники, а также специалисты в области агрономии и ирригации. Восстановление транспортных связей с внутренней Россией улучшило ситуацию со снабжением населения продовольствием, и Центр обратил внимание на необходимость перестройки сельского хозяйства, превратившей Среднюю Азию в последующие десятилетия в настоящую хлопковую плантацию, и на ирригацию, которые в значительной степени были разрушены во время гражданской войны. Туркестан вновь привязывался к российской экономике. То же происходило и в бывших российских протекторатах. Бухарское правительство под руководством Файзуллы Ходжаева надеялось добиться максимально возможной самостоятельности БНСР во внутренней политике, предусматривая, в частности, защиту частной собственности, проведение независимой от РСФСР внешней торговли, сформирование отдельной Бухарской Красной Армии и непосредственное вхождение Бухарской компартии в состав Коминтерна.  Но все это осталось лишь благими пожеланиями: уже в феврале 1922 г. БКП оказалась включена в КПТ, а Бухарская и Хорезмская республики вступили в дипломатический союз с РСФДР, дававшей ей право представлять их за границей. Москва также настаивала на экономической и финансовой интеграции трех республик, в результате чего уже в 1923 году организовался Среднеазиатский Экономический Совет. Во время размежевания исчезла и единая Коммунистическая партия Туркестана. Его ташкентская и "казахская" части были включены в Коммунистическую народную партию Киргизии, где Шокай и Рыскулов организовали "пантюркистскую" фракцию, держащую плотные контакты с татарскими пантюркистами Султан-Галиева, из состава Российской Мусульманской Коммунистической Партии. Ходжаев и товарищи, соответственно, организовали Коммунистическую народную партию Узбекистана, в которую вошли и экс-монстровцы, и экс-младобухарцы. Конечно же, была организована и КНП Туркмении, руководимой, что характерно, исключительно "европейцами". (в настоящий момент национальное рамежевание пересматривается - В.Т.)

_____________________________________________________
* по словам Сафарова, "принадлежность к промышленному пролетариату в царской колонии была национальной привилегией русских". 
** например, можно оценить уровень пафоса по принятой в мае 1919 года резолюции конференции мусульман-коммунистов: "Революционному пролетариату Востока: Турции, Индии, Персии, Афганистана, Хивы, Бухары, Китая, всем, всем, всем. Мы, мусульмане-коммунисты Туркестана, собравшиеся на первую краевую конференции в Ташкенте, шлем Вам наш братский привет, мы свободные — Вам угнетенным. Мы ждем с нетерпением, когда Вы последуете нашему примеру и возьмете управление органами власти? в свои руки, в руки местных советов рабочих и дехканских (крестьянских) депутатов. Мы скоро надеемся идти с Вами плечом к плечу в борьбе Вашей с мировым капиталистическим гнетом, выразившимся на Востоке в лице английского удушения туземных народов".
*** например, заведующий Отделом внешних сношений Турккомиссии Г.И.Бройдо, с мнением которого тогда еще считались Элиава и Куйбышев, резко критиковал местных русских крестьян. Он указывал, что они, особенно в Семиречье, были типичными "кулаками, многоземельными, с большими стадами" и не испытывали никаких симпатий к революции, из-за чего "нормы советской конституции и декретов в руках этого звероподобного кулака превращались в могучее орудие в совершение разграбления киргиз".

Изменено 11 January пользователем de_Trachant

[de_Trachant]

5. Среднеазиатские национал-коммунисты. Часть 1. Бухарская народная республика*

 

"Новая интеллигенция" - джадиды - были особой группой, которая себя таковой осознавала; члены ее сплотились на почве защиты реформаторских идей. В период политического либерализма представители джадидов считали всеобъемлющие преобразования единственной гарантией выживания в современную эпоху. Мусульманское общество должно культивировать современные знания и создавать элиты, способные действовать в современном мире: только так ислам и мусульмане смогут достичь процветания и, безусловно, обеспечить выживание своему сообществу в этом мире, созданном колониализмом. Как и многие другие модернистские течения в колониальном мире, джадидизм в то время создал новые представления о мире, в процессе преодоления противоречий между аутентичностью и современностью. Само сообщество в новом представлении стало нацией, привязанной к определенной истории и определенной территории. В полтора десятилетия, предшествовавших 1917 году, сформировался проект культурных преобразований, основанный на этой позиции: такой образ мыслей выразился в тюркизме — представлении о том, что различные народы, говорящие на тюркских языках, связаны узами родства и что их язык, культура и вклад в историю ислама должны составлять предмет гордости (к сожалению, исследователи часто смешивают тюркизм с пантюркизмом — идеей о политической унификации всех тюркских народов). Так, например, исходя из него джадиды отвергали наименование "сарты" — обобщающий термин, которым чужаки (русские, а также татары и казахи) обозначали оседлое население Средней Азии. Тюркизм, ориентированный на Туркестан, подразумевал, что все оседлое население Средней Азии является узбекским. Всю традицию исламской государственности, как и всю высокую культуру в Средней Азии, они приписывали узбекской нации. Золотым веком этой нации стало правление Тимуридов — время процветания высокой культуры на восточно-тюркском (чагатайском) языке. Для описания такого понимания узбекской нации будет использован термин "чагатаизм". Итак, "мусульман Туркестана" джадиды переосмыслили как узбеков, а чагатайский язык, обновленный и очищенный от иностранных слов, — как узбекский (понятно, что термин  имеет малое отношение к узбекским кочевникам под предводительством Шейбани-хана, которые вытеснили Тимуридов из Среднеазиатского Двуречья). При этом большинство персидскоговорящих интеллектуалов в Средней Азии также были причастны к чагатайскому проекту, даже при том, что он зиждился на отрицании персидского среднеазиатского наследия, а самих таджиков стали выделять как остаточную категорию, в которую относили население самых глухих сельских районов Восточной Бухары, наименее склонное к ассимиляции. 

 

После падения режима бухарского эмира осенью 1919 года, младобухарцы пришли к власти в Бухаре на штыках Туркреспублики. В состав Революционного комитета, образованного еще во время вторжения, вошли младобухарцы, члены старой БКП и два представителя КПТ (С.Юсупов и Н.И.Ходжаев). Вскоре его председателем, а следовательно, и главой государства стал А.М.Мухиддинов. В Совете министров фигурировали представители богатейших купеческих семей города, а также джадидской интеллигенции. Председателем стал Ф.Г.Ходжаев; министром финансов — его двоюродный брат У.П.Ходжаев. В отличие от Туркестана, где джадиды никогда не имели политической власти, в Бухаре советская тактика поставила мусульманских реформаторов-обновленцев во главе государства. Младобухарскую политику надо рассматривать как попытку претворить на практике ряд идей, имевших гораздо больше общего с этатистскими реформами позднеосманского образца, чем с Марксом. В планах у младобухарцев было создание современного централизованного национального государства. Главной целью государствастало обеспечение экономического развития посредством мобилизации ресурсов страны. Помимо этого, у него имелась четкаяиссия: цивилизовать своих граждан, и Министерство просвещения взяло курс на борьбу с невежеством и фанатизмом. Также правительство намеревалось реформировать ислам, поставив  мусульманские институты и крупные сферы религиозной деятельности под бюрократический контроль государства. В намечавшейся теперь этатистской экономической политике не было места признанию классового конфликта, не говоря уже о каком бы то ни было стремлении бороться с классовой эксплуатацией. Земельная реформа так и не вышла за рамки экспроприации имущества семьи эмира и тех, кто бежал с ним в изгнание, а собственность богатых торговцев осталась по большей части неприкосновенной. Крайне важно, что нация мыслилась как этнически тюркская. Тюркизм младобухарцев проявляется в использовании ими узбекского как языка делопроизводства и школьного обучения. Короче говоря, младобухарцы надеялись превратить Бухару в суверенное, модернизирующееся национальное государство с собственной экономической и внешней политикой. Представители в Кабуле и Москве носили титул посла, а в Петрограде, Ташкенте и Баку были консулами. Также младобухарцы рассчитывали, что БКП войдет в Коминтерн в ранге самостоятельной партии ("как немцы"), а не сателлита РКП. 

 

Обретение легитимности в глазах собственного населения и укрепление власти, особенно за стенами Бухары, оказались чрезвычайно трудными. Несмотря на все преследования и поборы, которыми эмир обложил свой народ с 1917 года, его легитимность не слишком пострадала, тогда как политический язык, избранный младобухарцами, оставался в  начительной степени чужд людям. Огромные разрушения, сопровождавшие красноармейский штурм города, еще сильнее дискредитировали притязания младобухарцев на роль освободителей. Ходили слухи, что эмир вот-вот вернется, чтобы возвратить себе трон предков и наказать тех, кто взбунтовался против него. Еще более серьезной проблемой являлось повстанческое движение — так называемое бухарское басмачество, не стихавшее в БНСР на протяжении всего ее существования. Его подхлестнули мятежи местных правителей, особенно в горных крепостях Восточной Бухары. Данный регион никогда полностью не контролировался бухарскими эмирами; помимо этого, он был оплотом консервативной кухистанской фракции бухарских улемов — самых непримиримых противников реформ. После свержения эмира к власти здесь пришли местные правители и военачальники. Централизованный контроль было трудно установить и над другими областями. Ответом правительства стало создание Чрезвычайной диктаторской комиссии по Восточной Бухаре. Значимым для младобухарцев было ожесточенное соперничество между Ф.Г.Ходжаевым и А.М.Мухиддиновым, не имевшее ничего общего с идеологическими разногласиями и связанное исключительно с личными отношениями и давней торговой конкуренцией между двумя состоятельными семьями. Это соперничество c самого начала привело к борьбе за власть. В апреле 1921 года бухарская ЧК получила донесения о тайном собрании в доме И.М.Мухиддинова, брата А.М.Мухиддинова, целью которого был заговор против Ходжаева и его сторонников с применением таких методов, как убийства и подбрасывание компрометирующих улик. Ситуация накалилась и в результате вылилась в попытку переворота, предпринятую отрядом приверженцев Мухиддинова, который на короткий срок арестовал нескольких лиц, близких к Ходжаеву (включая Фитрата). Ходжаев бежал к советскому представителю в Кагане, который направил в старый город броневики и предотвратил мятеж, после чего восставшие бежали в Самарканд. Затем министры, верные Ходжаеву, арестовали семейство Мухиддиновых, и таким образом власть консолидировалась в руках клана Ходжаевых. Будучи всем обязан Советам, Ходжаев тем не менее последовательно стремился к максимальной самостоятельности, как своей, так и своего правительства.

 

Прибытие 31 декабря 1920 года в Бухару Ахмет-Заки Валиди, по-видимому, послужило катализатором образования тайной организации. Валиди, с которым мы познакомились во второй главе, в своем стремлении к башкирской автономии проделал сложный путь. К лету 1920 года ему стало ясно, что татаро-башкирская автономия по-советски — это не то, чего он хотел. В апреле 1921 года бухарские, туркестанские и несколько казахских деятелей образовали "Федерацию национальных мусульманских обществ Средней Азии", или "Милли иттихад", с общей программой. В 1922 году название было изменено на "Туркестанское национальное единство". Первоначально в его задачи, по словам Валиди, входило обеспечить независимость "Тюркистана" и удостовериться, что его судьба находится в руках "туркестанцев". Этот Туркестан должен был стать "демократической республикой" с полной свободой в вопросах религии и отделением церкви от государства, обзавестись собственной национальной армией и экономической самостоятельностью, стремиться развивать современное образование и науку, имея прямую связь с европейской цивилизацией (а не через посредство российской). Доступ к природным ресурсам страны должен был обеспечиваться каждой национальности пропорционально ее доле в составе населения. В более поздних версиях программы и территориальные границы, и основные требования были сформулированы более четко. Название "Туркестан" широко использовалось для обозначения всей российской Средней Азии — Туркестанского края царских времен, Бухары, Хивы, Казахской республики (то есть бывшего Степного края) и областей, населенных башкирами. Притязания на независимость основывались на принципе национального самоопределения и были направлены против русских переселенцев и Российского государства. Туркестан явно мыслился как государство тюрков, тем не менее о тюркских территориях, находившихся под управлением Китая или Афганистана, в программе не упоминалось. Для "Милли иттихад" наиболее важен был российский политический контекст. Подражание русским революционным образцам было характерно для практики национальных тайных обществ и в других отношениях. "Милли иттихад" имел Центральный комитет и периодически проводил "съезды", на которых решались практические и политические вопросы, так же, как это делали все российские партии с 1917 года. В целом перспективы подпольных организаций в Средней Азии были чрезвычайно ограниченны. Бóльшая часть правительства (и вся армия) находилась в руках европейцев, и у тайных обществ не было возможности проникнуть в структуры власти, а без контактов с иностранными державами вероятность осуществить заметные изменения стремилась к нулю. 

 

Советы, со своей стороны, не были заинтересованы в поддержке современного мусульманского национального государства в Средней Азии. Они предпринимали усилия, чтобы как можно скорее направить Бухару в общее русло советской жизни и взять ее под контроль центрального правительства. Советское руководство неизменно питало подозрительность к Бухаре, а отношение к младобухарцам внутри партийной иерархии варьировалось от раздражения до открытого презрения. Годы революции и Гражданской войны переориентировали внешнюю торговлю Бухары. Мало кто из бухарских купцов принимал российскую валюту, выпущенную Временным правительством, не говоря уже о советских деньгах, и, поскольку экспорт в Россию резко снизился, многие стали искать рынки сбыта в Афганистане и Индии. Торговля с Афганистаном всегда была активной, но исторически сложившиеся торговые связи с Индией после российского завоевания ослабели, поэтому поворот к Индии являлся признаком самостоятельности Бухары, даже если инфраструктуру для этой торговли надо было создавать заново. Советы всеми силами стремились прервать развитие в этом направлении: во-первых, им самим нужны были бухарские товары (особенно хлопок и зерно), за которые не пришлось бы платить по ценам мирового рынка, а во-вторых, они с подозрением относились к политическим последствиям подобной переориентации торговли. самая крупная распря случилась из-за бухарского посольства в Кабуле. Открытое в марте 1921 года, оно едва уживалось с советским посольством, располагавшимся на другом конце города. Советы были крайне недовольны тем, что бухарское посольство действует самостоятельно, и препятствовали его сообщению с Бухарой. "Покончить" с Хивинской и Бухарской республикой должен был проект национального размежевания, включавший в себя раздел ХНСР, БНСР и Туркреспублики и создание новых советских республик, автономных в составе РСФДР. Вторжение белогвардейцев и басмачей, и последующая экспедиция в Синьцзян частично покончили с басмаческой проблемой. Окончатльно добить угрозу планировалось в 1923-24 годах серией экспедиций в Афганистан. Требовалось отловить и ликвидировать наиболее опасных руководителей басмачества (курбаши) - Курширмата, Ибрагим-бека и Фузайло Максума. С Амануллой Баракзаем, королём Афганистана, было заключено соглашение, по которому части РККА имели право входа на территорию Афганистана для преследования отярдов курбаши. РККА воспользовалась этим правом в 1924 и в 1925 годах, а с 1926 года её присутствие стало постоянным - на службе у Амануллы-хана появилась "узбекская кавалерийская бригада" Али Авзаль-хана (А.И.Черепанова), занимавшаяся противодиверсионными рейдами на территории Афганистана.

 

Что же до национального размежевания, то оное появилось в политических дискуссиях ещё в самом начале 1920-х, но только в марте 1923 года – после того как районирование обсудили в местных партийных и государственных органах, а также на непартийных съездах крестьян и нерусских народов – ВЦИК и СНК официально взялись за рассмотрение вопроса. Они "в принципе" одобрили пересмотренный план районирования, но в ответ на недовольство на местах, межведомственный конфликт и непрекращающиеся внутрипартийные споры о пути к социализму призвали к "осторожному подходу". Алексей Рыков выразил общую позицию на совместном заседании Президиума ВЦИК и Малого Совнаркома: правительству "не хватает "знания местных условий" для одномоментного проведения в жизнь столь масштабного мероприятия, и называл одобренный ВЦИК проект Госплана "предварительной рабочей гипотезой", которую придется пересмотреть "на основании опыта". Наркомнац Енукидзе предупреждал, что позволить одним национальностям процветать за счет других означает воспроизводить "старую специальную систему управления", при которой власть "приближает к себе некоторые национальности, дает им привилегии" и, "приближая одну национальность… давит через нее на остальные". К 1924 году советский режим добился формальной политической унификации территорий в границах РСФДР. Советские эксперты и чиновники приступили к их концептуальному завоеванию и выработали революционный подход к решению проблемы многоукладности. Кроме того, экономические и этнографические исследования, проведенные для проектов районирования, облегчили интеграцию ресурсов, людей и территорий в единую советскую систему. Но многие проблемы остались нерешенными. Среднеазиатское бюро после 1924 года пересматривало спорные границы и по-прежнему обращалось за советами к экономистам и этнографам. Советские власти и Среднеазиатское бюро с самого начала признавали, что новые национально-территориальные границы в Средней Азии будут временными. Исаак Зеленский в 1924 году предупреждал, что "нет ни достаточных статистических данных об экономике и национальном составе районов, ни достаточного знания отдаленных местностей даже коренными работниками" и потому "в процессе образования национальных республик, особенно установления территориальных границ" нельзя "сразу же дать совершенно твердые решения, не допускающие никаких дальнейших исправлений". Администраторы и эксперты подтверждали слова Зеленского о нехватке надежной информации, отмечая, что переписные данные по Туркестану полны ошибок, а про Хорезм и Бухару писали, что "в национальном отношении это была совершенно белая страница, в отношении административном также ничего не было известно, точно так же в отношении экономики". Запланированное на 1924 год национально-территориальное размежевание было перенесено на три года вперёд - на лето 1927 года.

 

_________________________

* основные материалы главы - из книги Адиба Халида "Создание Узбекистана. Нация, империя и революция"

Изменено 11 January пользователем de_Trachant

[de_Trachant]

6. Среднеазиатские национал-коммунисты. Часть 2. Туркестанская советская республика*

 

Сместив летом 1920 года коммунистов-мусульман во главе с Рыскуловым, центральные власти взялись за усиление контроля над советскими и партийными учреждениями Туркестана. Советское государство обладало поистине утопическими амбициями: переделать мир, изгнать из него эксплуатацию, передать власть в руки угнетенных, д ав им возможность поквитаться со своими мучителями. Создание советских структур — советское строительство, если применять излюбленную большевиками инженерную метафору, — являло собой задачу массовой мобилизации, заключавшуюся в вовлечении в сферу политики как можно большего количества людей. Советское строительство предусматривало организацию крестьян, ремесленников, женщин и молодежи; учреждение газет и школ; кампании по борьбе с неграмотностью; формирование новой административной структуры, гораздо более плотной, чем в царскую эпоху. Для этого, в свою очередь, требовалось политическое просвещение или по меньшей мере политическая грамотность. Социальные преобразования также имели отчетливый прагматический смысл для нового режима. Ему были необходимы сторонники на местном уровне, которые поддерживали бы его. Новые структуры были призваны поколебать устоявшиеся связи и оспорить авторитет давно сложившихся групп. Привлекая в создаваемые учреждения новобранцев, Советы пытались играть на социальных разногласиях, которых было немало, и добивались поддержки маргинальных общественных групп. Все это происходило на фоне хозяйственной разрухи. После долгих лет войны и гражданской междоусобицы хлопководство пришло в упадок, ирригационная система лежала в руинах, целые районы обезлюдели. Катастрофический спад продолжался и после 1920 года; потребовалось еще несколько лет военных действий, прежде чем Советы распространили свою власть на всю Среднюю Азию. Советское строительство, по сути, являлось строительством государства с нуля и должно было сопровождаться восстановлением экономики. Разруха в самой России негативно сказалась на возможностях центра по оказанию помощи. В условиях нехватки материальных средств и проблем с финансированием задачи политической мобилизации и экономического восстановления часто вступали между собой в конфликт. Задача добывания ресурсов и повышения плодородности земель нередко отодвигала на задний план надежды местного населения на перераспределение богатств.

 

Новые власти с самого начала предпринимали неустанные усилия по активизации населения и повышению продуктивности земель. Политические и экономические задачи были неразрывно переплетены между собой. Восстановление экономики должно было создать опору нового режима в регионе, где промышленность находилась в зачаточном состоянии, а «пролетариат» в подавляющем большинстве был европейским. Кроме того, центр отчаянно нуждался в экономических ресурсах края. В годы Гражданской войны Туркестан поставлял в Россию продовольствие, несмотря на то что сам переживал голод, но теперь на передний план вышел хлопок. Хлопководство чрезвычайно пострадало с 1917 года. Ремонт оросительной системы производился в основном за счет трудовой повинности, введенной местными советами. В 1921 году на это ушло 2 млн человеко-часов работ, в результате которых было расчищено 25 893 версты (27 623 км) оросительных каналов. В сентябре 1921 года ВСНХ РСФДР учредил Главный хлопковый комитет (Главхлопком), которому было поручено скупать весь урожай хлопка в СССР, поставлять его на текстильные фабрики (главным образом в России), организовывать кредитование производителей и надзирать за ирригационной системой. В 1922 году государственная монополия на закупку хлопка была без особого энтузиазма отменена, однако вся полнота власти осталась за Главхлопкомом. В 1923 году Средазбюро выразило намерение ввозить зерно в Среднюю Азию из других регионов, "чтобы освободить место для хлопка" на полях. Экономические планы, составленные Средазбюро в 1925 году, утвердили главенствующую роль хлопка в среднеазиатской экономике. Политика, проводимая государственными органами, зачастую вызывала опасения у национал-коммунистов. В первую очередь разногласия порождала цена на хлопок, установленная Главхлопкомом. Она была привязана к цене зерна (1 пуд хлопка по стоимости равнялся 2,5 пудам зерна), но редко покрывала даже издержки производства. В 1923 году Рыскулов, тогдашний глава ТурЦИК, утверждал, что центр должен приобретать у Туркестана хлопок по мировым ценам, но подобные заявления лишь усиливали сомнения Москвы в лояльности местных коммунистов и их политической благонадежности. Подобным же образом многие национал-коммунисты надеялись, что советская власть принесет в регион индустриализацию. 

 

Помимо этого, государство организовывало трудовые и потребительские кооперативы, призванные привлекать ремесленников в социалистический сектор экономики и противодействовать влиянию рынка (а также «баев и кулаков») на хозяйственную жизнь региона. Земледельцам оказывали помощь кредитные кооперативы, хотя процентные ставки, как правило, были очень высоки. Трудно в полной мере оценить эффективность кооперативного движения, но оно, несомненно, внесло вклад в перераспределение сил в туркестанском обществе, поскольку купечество утратило значительную долю своей экономической мощи, культурного и социального авторитета. Одним из первых шагов в направлении глубокого вмешательства в жизнь обшества стала реформа земельно-водных отношений на селе, в ходе которой земля национализировалась и перераспределялась между теми, кто ее непосредственно обрабатывал. В 1921–1922 годах уже предпринималась попытка земельной реформы, в ходе которой несколько тысяч славянских переселенцев были выселены обратно в Россию, а их земли возвращены казахским кочевникам8. Это был один изэпизодов восстановительного правосудия после кровопролития 1916 года и земельных захватов, осуществленных переселенцами. Кампания оказалась недолгой и с тех пор не повторялась. Земельно-водная реформа 1925–1927 годов явилась первым опытом перераспределения земель среди оседлого мусульманского населения Средней Азии. Ожидалось, что земельный передел повысит экономическую производительность, но в основном реформа преследовала политические цели, а именно: изолировать сельскую верхушку, считавшуюся враждебной режиму, и лишить ее собственности, а взамен сформировать из безземельных и малоземельных дехкан группу приверженцев нового режима. Программа была запущена сначала в трех «передовых» областях, Самаркандской, Ферганской и Ташкентской, и предполагала предоставление земли издольщикам, а также малоземельным и безземельным дехканам. Земельная реформа сопровождалась программой районирования, перестроившей административную структуру республики.

 

КПТ была основана лишь в июне 1918 года, но ее ряды быстро пополнялись, так что к началу 1920 года она насчитывала не менее 57 000 членов. Немногие из этих членов соответствовали критериям политической сознательности и идеологической чистоты. Туркестанская комиссия с глубоким подозрением относилась к коммунистам-мусульманам, большинство из которых считала "буржуазными националистами". В апреле 1920 года Турккомиссия задумала распустить КПТ и организовать ее заново. Постановления Политбюро от июля 1920 года отменили роспуск, но привели к радикальным изменениям. Одним из первых действий Туркбюро стало начало кампании по очистке КПТ от "чуждых" и "политически несознательных элементов". В результате из партии было исключено 42 % членов. Очередная чистка в начале 1922 года сократила ее ряды еще на 30%, так что всероссийская партийная перепись на 1 августа 1922 года выявила в Туркестане всего 15 273 действительных члена и кандидата. Цифры колебались в этом диапазоне до осени 1924 года, когда в рамках быстрого роста РКП и её отделений, в ряды КПТ было принято большое количество кандидатов, в результате чего общая численность была доведена до 24 166 человек. Членский состав оставался молодым. На 1 января 1924 года из 12 410 действительных членов 4392 (35,4%) были моложе 30 лет и только 16% — старше 40. Женщины в этот период составляли менее 3%, а, по данным партийной переписи 1927 года, лишь 1,2% узбекских членов партии принадлежали к женскому полу, тогда как в партии в целом женщины составляли 8%. КПТ являла собой механизм, с помощью которого молодые мужчины преобразовывали общество. Партия с самого начала стремилась сформировать в Туркестане идеологически благонадежные кадры. Первая советско-партийная школа открылась в Ташкенте в 1920 году, а к 1923 году в Туркестане существовало шесть таких школ, в том числе Среднеазиатский коммунистический университет. Наименование "университет", возможно, слегка вводило в заблуждение, поскольку набор учащихся производился с трудом, и из 405 студентов, зачисленных в 1923/24 учебном году, 50 были неграмотными, а 172 — малограмотными. С 1921 года КПТ начала отправлять перспективных молодых членов на учебу в Россию. Эта категория, обучавшаяся в различных институтах (от рабфаков до Университета трудящихся Востока и Московского университета) должна была сформировать в Туркестане новое поколение управленцев с иным мировоззрением. Однако их численность оставалась небольшой, и проблема серьезной нехватки кадров по-прежнему сохраняла актуальность.

 

У мусульман, находившихся на вершине партийной иерархии, были другие заботы. Начиная с V Съезда КПТ в январе 1920 года они занимали руководящие посты в ЦК и с 1921 года были допущены в Туркбюро. Первое поколение, возглавляемое Рыскуловым, рассматривало революцию сквозь призму нации и антиколониализма. «Избранное» после его поражения новое руководство по происхождению и траектории мало чем отличалось от рыскуловской группы, разве что работало в условиях более строгой партийной дисциплины. Его члены также принадлежали к обновленческой элите, рвавшейся насадить перемены в обществе и видевшей в советских институтах средство для достижения этой цели; так же надеялись, что новыеорганы власти приложат усилия к ликвидации колониальногонаследия и изменению политического ландшафта Туркестана; также происходили из зажиточных городских семейств, были в основном выпускниками русско-туземных школ и активно участвовали в мусульманской политике в 1917 году. Н.Т.Тюрякулов, новый глава ТурЦИК, был казахом из узбекского города Коканда, сыном богатого купца. А.Р.Рахимбаев, который также некоторое время являлся председателем ТурЦИК и секретарем ЦК КПТ, посещал гимназию в Самарканде и продолжил обучение в русскоязычной учительской семинарии в Ташкенте. С.Х.Ходжанов, казах из города Туркестана, посещал русско-туземную школу, после чего окончил Ташкентскую учительскую семинарию. Основной проблемой для партии являлся поиск национальных кадров, с которыми она могла бы общаться и которые занимали бы определенное положение среди коренного населения. Учитывая малочисленность мусульман, имевших современное образование и владевших русским языком, у советской власти не было иного выбора, кроме как ориентироваться на одних и тех же людей. К тому же РСФДР не могла позволить себе разбрасываться драгоценными человеческими ресурсами. Когда местные коммунисты совершали оплошность, им лишь объявляли выговор. Руководство КПТ было безусловно лояльно московским "прагматикам" и лично Красину, что обе стороны полностью устраивало.

 

Вызов руководству КПТ в начале 1920-х годов был брошен группой самопровозглашенных "молодых коммунистов". Эти люди были еще более юны и успели получить некоторое образование в партийных учебных заведениях. Помимо этого, они были затронуты повсеместной радикализацией молодого поколения среднеазиатских элит, обусловленной борьбой в мусульманском обществе. В 1924 году члены этой группы бросили вызов тогдашнему мусульманскому руководству КПТ (и всей республики), обвинив его в соглашательстве, патриархальности и карьеризме и настаивая на более быстрых изменениях, особенно в сфере культуры. Группу возглавлял У.Ишанходжаев, еще один выпускник русско-туземной школы и гимназии в Андижане, пришедший к общественной деятельности через журналистику и с 1921 года трудившийся в Наркомпросе; в группу также входили А.И.Икрамов и Х.Х.Бурнашев. В своей декларации о намерениях "молодые коммунисты" объявили, что они наиболее «марксистски образованные» среди коммунистов-мусульман и поэтому выступают "против всех... фракционно-карьеристских, патриархально-консервативных демагогических влияний" в жизни партии. Их "программа максимум" предполагала "как окончательную эмансипацию партии (именно всей партии) от всякого прошлого", которая "пока еще не выполнена", как минимум же они хотели очистить КПТ от всех членов с "патриархальными предрассудками". Весной 1924 года "молодые коммунисты" начали массированное наступление, как внутри, так и вне КПТ. По терминологии РКП, "молодые коммунисты" являлись "левыми", и потому есть соблазн причислить их к "левым уклонистам" из группы Свердлова. Однако, нетерпеливое стремление "молодых коммунистов" к переменам уравновешивалось полнейшим отсутствием хоть какого-то управленческого опыта, и фактически Свердлов использовал их в роли "торпеды", чтобы "потопить" текущее руководство КПТ, лояльное к "мэйнстримной" группе Красина и "прагматиков". "Молодые коммунисты" фактически расчищали политическое пространство для возвращения старших товарищей - национал-коммунистов Рыскулова, нелояльных Красину и "прагматикам", но удивительным образом нашедшие общий язык со свердловцами и зиновьевцами на почве борьбы с колониализмом и за мировую революцию в странах Востока. В 1925 году в Ташкент прибыл новый глава Средазбюро - Исаак Зеленский, который должен был осуществить смену "старой гвардии" на национал-коммунистов-рыскуловцев. Ташкентский комитет партии был поставлен под непосредственный контроль московского ЦК РКП, а Свердлов получил очередной "лояльный регион" себе в карман.

_________________________

* основные материалы главы - из книги Адиба Халида "Создание Узбекистана. Нация, империя и революция"

Изменено 11 January пользователем de_Trachant