Луи Жоффруа-Шато. "Наполеон покоряет мир" (1836)

[ясмин джакмич]

ГЛАВА ПЕРВАЯ. МОСКВА.

 Старые русские больше, чем любят свою старую столицу, ценят преданность. Для них Москва - святой город, и его вид напоминает им о Боге; поэтому, когда они видят свой Иерусалим на Горе Спасения*, они преклоняют колени и приветствуют его крестным знамением.
 Французская армия, прибывшая 14 сентября 1812 года на вершину этой горы, прониклась энтузиазмом москвичей. Когда император, опередив на несколько саженей безмолвно восходящую армию, первым поставил ногу на вершину горы и воскликнул: «Солдаты! Вот Москва!»
 Этот крик повторился, как гром, и последние ряды, которых еще не могли видеть, тоже закричали: «Москва! Это Москва!»
  Вот она. Этот город с его тридцатью двумя пригородами, тысячами шпилей, золотыми куполами, восточными, индийскими, готическими, христианскими шпилями. Огромный город, который волнообразно движется среди множества холмов, на которых он покоится, как будто пестрый караван всех народов мира остановился здесь и разбил свои шатры.
  Французская армия, развернувшаяся на Горе Спасения, созерцала это великолепное зрелище и пожирала ослепленными глазами панораму от тяжелых башен Кремля до сверкающих шпилей [колокольни] Ивана Великого.
 «Вот !» - Сказал император, уколола своего белого коня, и он проехал по строю, и его лоб озарился великолепием победителя. Однако армия продолжала марш.
 «Стой!» - Он воскликнул. И его приказы падали каскадом на все ряды, тысячи послушных голосов, от маршала до сержанта, в свою очередь кричали: «Стой!»
 Генералы собрались с ним, и он провел совет перед святым городом. Она казалась спокойной и покорной, как побежденный враг, который дрожит. Но, возможно, слишком тихо.
  Генералы ждали его слов. «Они не идут! Он прошептал и быстро прошел среди этих людей, которые отступили и наблюдали, какая мысль ускользнула от его опущенных глаз. Затем, через четверть часа, как будто устал чего-то ждать, он спросил короля [неаполитанского] Мюрата, почему такое спокойствие.
  «Кто бы мог подумать, - сказал он, - что какая-нибудь депутация из местных бояр не пойдет из этой столицы с бесполезными золотыми ключами от города»
  В то же время прибыл дежурный офицер и сообщил, что генерал Милорадович только что покинул город, а его арьергард уже ушел. Затем пришел другой офицер с найденными французами у ворот Москвы. Они узнали, что там было пусто.
  Двести пятьдесят тысяч москвичей покинули свой Иерусалим. Москва была безлюдна!.. «Тогда мы войдем, - сказал император, -  Моя армия должна заново заселить этот город».

*Поклонная гора.

[Magnum]

Попытка перевода? 

 

[ясмин джакмич]

Попытка перевода?

Таки да, раз Нельсон пока не дается

[ясмин джакмич]

ГЛАВА II.

РАСПТОЧИН*

Наполеон любил ложиться в постели других королей и отдыхать во дворцах, из которых их изгнал его призрак. Войску было приказано оставаться в предместьях, он пошел прямо к Кремлю, и там, когда наступил вечер, он прогуливался по самым высоким башням. Один в молчании он глядел на покой безжизненного города и на небо без солнца. Все это было тоскливо и мучительно для такой деятельной души, как его.

Он видел, как его армия обосновалась в дальних пригородах. В городе стояла звенящая тишина, и везде было тихо, кроме нескольких разрозненных дворцов, которые, казалось, ожили под властью генералов, избравших их для своих домов.

Только варварский вопль, скифские голоса слышались изредка и через промежутки. Похоже, они отвечали друг другу.

Наступила полночь. И вдруг горизонт стал красным. Из сердца города поднялось пламя: горели то базары, то церкви, то дома, то предместья. Всюду вспыхивал огонь, вновь предстала Москва в ночи, вся сверкающая, с тысячами огненных шпилей и огненными куполами.

Император понял это бедствие; он помнил Вильно, Смоленск и те пылающие села, что стояли на его пути.

- Так пусть она сгорит дотла!- воскликнул он и приказал армии немедленно выйти из адского города.

Солдаты проснулись еще до этого приказа. Крик: «Огонь! эхом проносился со всех сторон, но гнали его только французские голоса. Первый их сон среди покоренного города был тревожен ужасом пожарища.

Приказы были выполнены. В пять часов утра войска отошли за Москву и поднялись на склон Поклонной горы. Разведчики проникли до Петровского путевого дворца, в лье от столицы, и подготовили его для императора, который отправился туда со своим штабом, а еще в полулье, узнав замок большого вида, генерал Киргенер отправился туда с инженерными войсками, чтобы овладеть ею и укрепить эту позицию.

Но в пределах видимости этого замка и всего в нескольких стрелковых тирах поднимались клубы дыма, сопровождаемые ярким пламенем и частичными взрывами. Это великолепное жилище, окутанное со всех сторон, вскоре оказалось одним огромным очагом. Вдалеке с большой скоростью скакали всадники и неслись кареты. Генерал Киргенер приказал преследовать их, но они были так далеко впереди, что до них было отчаянно трудно добраться, и они уже исчезали из виду, когда влетели в самый центр французского отряда. Подошли еще солдаты, и окруженных повели к генералу.

В основном из этих экипажей шел мужчина средних лет, высокий, худощавый, с серьезным лицом и высоким лбом. При первом нападении он пытался защищаться. Видя, что дальнейшее сопротивление бесполезно, он уступил и предстал перед генералом Киргенером, который, не узнав этого незнакомца, спросил его имя.

- Какая вам разница? — ответил незнакомец.

Генерал, раздраженный этим ответом, который он квалифицировал как дерзкий, уже думал отомстить за него, когда незнакомец сказал ему:

- Мое положение таково, сударь, что я должен говорить только с императором. Дайте ему знать.

Генерал колебался, но самоуверенность этого человека подвела его, и он послал его к Петровскому дворцу.

Император посещал посты этой резиденции и проезжал через один из дворов, когда в него въехала карета незнакомца. Офицер, следовавший за ней, спешился и сообщил об обстоятельствах пленения и о намерении пленного объясниться только императору. Наполеон пристально посмотрел на незнакомца, отдал приказ очистить двор, а когда тот остался наедине с Дюроком и незнакомцем:

- Кто вы? — спросил он, прищуриваясь.

- Человек, который думал, что избежал мести вашего величества, но который, заряженный огромным действием, не боится заявить, что несет ответственность за это, и дать о себе знать. Я губернатор Москвы Распточин

- И что это за акция? — спросил император, побледнев.

— Ваше величество это знает и видит, — и Распточин указал рукой на огненное озеро, в котором тонул святой город.

- Огонь !

- Да, сир.

- Это работа варвара, сэр; ваша совесть преступления заставляет вас угадывать наказание.

- Это будет моя последняя жертва, сир; Я жду его со спокойствием.

- Жертва! Что вы имеете в виду?…

- У меня было все мое состояние в Москве и в моем дворце. Мой дом первым подожгли. Я пожертвовал всем ради родины, не хватает только жизни.

- Скажи, что ты пожертвовал своей родиной, затопив ее пламенем и обратив в пепел.

- И если есть только пламя и пепел, где ваше величество не может победить!

Император зашагал быстро, губы его дрожали и лицо бледнело.

- Какая ярость! - он сказал - Что за безумие! Вы хотели сыграть русского Брута, но разве это ваши дети, которых вы убили?

- Моя родина должна судить меня, сир...

- Родина ваша!... - и он перестал смотреть на него сверкающими глазами, - Ваша родина!.. Кто мне скажет, что это не страшное преступление, которон вы делаете своему государю! Кто мне скажет, что не Москву в жертву Петербургу, а старую Московию вы приносите в жертву новой России!

И, подойдя к нему, сказал с горькой улыбкой:

- Сколько царь заплатил вам за ваш огонь?

Распточин нахмурился и побледнел, быть может, от гнева:

- Россия будет судить меня после вашего величества, и иначе будут говорить обо мне, государь, когда я буду расстрелян.

- Расстрелян, это пытка храбреца, и поджигателя...

- Может, но не труса!

- Адская тайна! — прошептал Наполеон, отступая в изумлении. Через несколько мгновений он добавил:

— Если бы во всем этом был только слепой патриотизм... — не договорил он.

— Ваше величество меня осудили, — сказал Распточин с радостью, — я могу умереть.

- " Нет ! Вы этого не заслуживаете, и, может быть, вы того не стоите. Дюрок, Дайте ему охранную грамоту. Идите, ваше действие остается всецело с вами, но каково бы оно ни было, сомнение его иссушает... Идите.

Распточин ушел, а император вернулся во дворец.

________________________________
* в оригинале у автора фамилия Растопчин указана с ошибкой как Распточин

[ясмин джакмич]

ГЛАВА III.

ОТЪЕЗД АРМИИ.

Французская армия появилась перед Москвой раньше, чем ожидали русские. Так что вместо того, чтобы найти ее в пепле, огонь едва начался, когда она прибыла. Военные запасы не могли быть израсходованы, и в этом городе все еще находились

огромные ресурсы, где великая армия могла отдыхать и ждать своего подкрепления.

Однако Государь, не желавший пускать время напрасно и желавший воспользоваться еще благоприятным временем года, приказал отбыть на 20 сентября и, собрав совет, решил, что армия пойдет на Петербург.

Утром 20-го Великая армия, к которой пришли соединиться корпуса князей Евгения Богарне и Юзефа Понятовского, начала марш в количестве ста шестидесяти тысяч человек и четырехсот артиллерийских орудий. Перед отъездом она была

свидетельницей последних вздохов Москвы. Это огненное море пожирало себя, и пульсирующий город лишь вздымал кое-где свои контуры на пепле в вихрях дыма. Император, показывая его пренебрежительно и в последний раз войску, сказал:

«В России осталась только одна столица, так пойдем же туда»

 

ГЛАВА IV.

БИТВА ПОД НОВОГОРОДОМ.

Всем дивизиям французской армии, разбросанным по разным русским провинциям, был отдан приказ идти по дороге из Москвы в Петербург. Сорок тысяч пруссаков и австрийцев присоединились к императору в Волокламске. Далее дивизии Груши и

Латур-Мобура присоединились к корпусу короля Неаполитанского, в состав которого они входили, а за ними шли войска Итальянского королевства и Германского союза.

Именно на пути к Петербургу 23-го произошло сражение под Клином, а 26-го — под Тверью, в котором русские потеряли пять тысяч человек. На следующий день другая дивизия французской армии под командованием генерала Монбрена снова нанесла им поражение у Старицы. В этом последнем деле генерал Монбрен был сражен насмерть и немедленно заменен генералом Коленкуром.

Тем временем огромная армия, все еще победоносная и насчитывавшая уже 250 000 человек, с большой быстротой продвигалась к Петербургу. Со своей стороны, император Александр призвал к себе все силы империи. Королевский принц Швеции

Бернадот, его союзник, присоединился к нему с тридцатью тысячами шведов. Кроме того, он получил из балтийских портов подкрепление из двадцати пяти тысяч англичан. Он сосредоточил эти грозные силы в Новогороде и окрестностях, укрепил этот город и ждал с армией, по крайней мере равной по численности французской армии, императора Наполеона, продвигавшегося от побед к победам на этом величественном пути двух русских столиц.

7 октября, около полудня, при безоблачном солнце две большие неприятельские армии увидели друг друга и развернулись друг напротив друга. Но движение этих огромных сил длилось долго, наступила ночь, и Бог отложил до завтра свое решение судеб Европы.

Наступил следующий день, 8 октября, и произошло великое сражение. Какая битва! и какая победа! Европа, мир знает их, и было бы бесполезно давать какие-либо другие подробности, кроме тех, которые продиктовал сам император в быстром бюллетене, который мы собираемся привести здесь.

ВЕЛИКИЙ АРМЕЙСКИЙ ВЕСТНИК.

«Новогород, 9 октября 1812 года.

«День 8 октября будет славным среди всех дней славы.

«Великое войско оправдало ожидания, сражение под Новгородом навеки иллюстрирует это.

«Триста тысяч русских, шведов и англичан заняли позиции под стенами города и на равнине, которая ему предшествует, по направлению к дороге на Тверь*.

«Французская армия численностью 250 000 человек заняла всю левую сторону дороги и три холма, возвышающиеся над Новгородом.

«Бой начался в девять часов, в четыре часа вечера все было кончено.

«Шестьдесят тысяч человек неприятельской армии погибли, более семидесяти тысяч попали в плен, остальные утонули в озере или рассеялись перед нами.

«Около двух часов маршал Келлерман во главе своей дивизии был ранен пушечным ядром в живот и скончался на поле боя.

«Император Александр и маршал Бернадот, стоявшие на одной из возвышенностей, справа от дороги, были повернуты корпусом генерала Компана и взяты в плен.

«Из двадцати пяти тысяч англичан лишь две тысячи избежали смерти.

«Великая армия потеряла около шести тысяч человек и восемь тысяч была ранена.

«Император двинулся на Санкт-Петербург, взяв с собой царя и бывшего королевского принца Швеции.

«Вражеская армия потеряла английского главнокомандующего, трех фельдмаршалов и двадцать два генерал-офицера.

«Нам есть о чем сожалеть вместе с маршалом Келлерманом, храбрым генералом Фрианом и несколькими другими генералами.

«Генералы Груши и Рэпп были ранены.

«Солдаты! ваша храбрость и поведение были замечательны, я благодарю вас.

 

«Наполеон.»

Таков был этот бюллетень, верное и еще смутное выражение чудес того дня; Давно история не предлагала такой катастрофы, и этой катастрофы двух государей, попавших во власть победителя.

Государь, не соизволив их видеть, быстро продолжал свой поход с войском на Петербург; именно там он хотел разобраться со своими врагами.

 

 

*В оригинале - Тверия

[Владимир Станкович]

Человек явно не имел представления о путях сообщения на ТВД в описываемое время... 

[ясмин джакмич]

Человек явно не имел представления о путях сообщения на ТВД в описываемое время... 

186 лет прошло, а ошибки все те же

[Владимир Станкович]

186 лет прошло, а ошибки все те же

[A. Harlan, Technician]

Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt…

[ясмин джакмич]

ГЛАВА V.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ.

15 октября император с Великой армией двинулся к стенам Петербурга. В полумиле от города виднелась огромная процессия; это был Сенат, за которым шли все власти и народ, и князь Константин во главе, который пришел, чтобы принести Наполеону золотые ключи от этой другой столицы России.

Император принял их серьезно и ничего не ответил. Он не позволял сенату и брату царя общаться с августейшим узником. Именно в Петербурге он только хотел объявить о своих намерениях.

Он вошел туда в тот же вечер, и его офицеры приготовили для него императорский дворец, где он и ночевал.

Император Александр поселился во дворце князя Константина, а Бернадот был переведен и содержался в одном из флигелей императорского дворца.

Это вступление огромной и победоносной армии в великолепный город Санкт-Петербург привлекло толпу и всеобщее восхищение. Газеты того времени рассказывают об адресах*, лести, блестящих вечеринках, которые приветствовали французов; но император отказывался от всякого почтения и отказывался принимать кого-либо, пока не урегулировали интересы империй.

Через два дня, 17 октября, утром он сообщил о свидании с императором Александром. Туда же позвали Бернадота. Император появился там с королем Неаполя и принцем Евгением. Эта беседа длилась два часа и происходила во дворце царей. Возле стола стояли три стула. Их заняли Наполеон, Александр и Мюрат. Бернадот и Евгений остались стоять.

— Послушайте, — сказал Император, заговорив первым. вы оба мои пленники, но я могу различить ваши действия... Вы, сир, вы сражались за Россию, за свою страну... Вы, мсье маршаль (обращаясь к Бернадотту), вы забыли, что вы француз, и вы обнажил свой меч против Франции!..»

Бернадот хотел ответить и сказал, что Швеция стала его страной**, и он, должно быть, забыл обо всем, чтобы целиком посвятить себя ей.

- Тихо! — строго сказал ему император и добавил:

- Что ж ! Эта новая родина больше не твоя. Вы снова стали маршалом Франции, сэр, и вам не забыть этого. У дивизии герцога де Вальми больше нет командира, его заменишь ты... Ты больше не принц Швеции... Подумай, что я тебе приказываю, а не веду с тобой переговоров... Иди»

Маршал Бернадот вышел с принцем Евгением. Через несколько мгновений за ними последовал король Неаполя.

Оставшись наедине, оба императора разговаривали друг с другом с холодностью и сдержанностью, которые мало походили на ту блестящую и дружескую беседу в Тильзите.

Наполеон говорил как завоеватель. Царь, пленный и побежденный, почти не оспаривал навязанных ему уступок, подобных приказам. Вскоре прибыли государственные министры и составили основы договора, который император хотел сохранить в тайне. Ибо именно тогда он впервые обнародовал в качестве указа, исходящего только от него самого, результаты договоров, которые он подписал с другими державами.

Его указ был задержан из-за сообщений, которые должны были быть сделаны в Швеции и Дании, и после принудительного согласия этих двух корон и того, что уже было получено от Австрии и Пруссии,

Было постановлено:

«Что Царство Польское было восстановлено в своей целостности и в том виде, в каком оно существовало до первого раздела;

«Что Финляндия была возвращена Швеции, которая сама уступила Норвегию Дании;

«Гольштейнское герцогство было присоединено к империи и разделено на три французских департамента;

«Дан королевского принца Швеции был лишен маршала Бернадота с согласия императора и сословий Швеции;

«Король Швеции должен был платить Франции ежегодную дань в размере 5 000 000 франков;

«Император России, кроме контрибуции в 50 000 000 рублей*** на военные расходы, должен был также уплачивать в казну империи ежегодную выплату в 20 000 000 франков;

«Пленных вернули с обеих сторон»

Таковы были главные положения того знаменитого петербургского указа, сокрушительного для завоеванных государств указа, который, однако, не обнародовал двух статей, хранившихся в тайне, чтобы избежать окончательного унижения обоих государей.

Это была передача в распоряжение империи двух шведских и русских флотов и части вооруженных сил этих двух государств.

Политика Наполеона везде и непрестанно следовала его идее завоевания Англии.

to be continued

*Адрес - здесь: обращение, речь
**Маршалл Бернадот был усыновлен бездетным шведским королем Карлом XIII в ходе сложной интриги шведских политиков и членов масонских лож, чему Наполеон потворствовал
***В оригинале указаны рубли, хотя ранее и ниже расчеты во франках

[ясмин джакмич]

ГЛАВА VI.

ПОНЯТОВСКИЙ.

Наполеон знал, какую силу он придает себе в Северной Европе, восстанавливая Польское королевство. Именно на него надеялась эта рыцарская нация, которая пятьдесят* лет стремилась воссоединить разрозненные члены отечества. Их надежда сменилась обожанием, когда они увидели, что их Польша возродилась такой же целостной, такой же сильной, как до завоеваний и расчленений.

Если что-то еще могло возвысить их благодарность, так это имя короля, которого выбрал для них Наполеон.

Понятовский, без трона, без поместий, без скипетра, был еще королем поляков, он был племянником Станислава-Августа, их последнего государя, и это великое имя Понятовский имело для них такое очарование, что слава юного героя кто носил его так хорошо, увеличился еще больше.

Князь Понятовский не покидал французской армии во время этой войны. Он был с императором в Санкт-Петербурге, когда туда прибыли главные члены самых знатных семей Польши, согласно полученному ими заранее приказу. 20 октября Наполеон вызвал их во дворец Сената. н сам явился среди этих палат, сопровождаемый молодым князем, и среди ожидания и глубокого молчания сказал:

"Поляки! Польша возвышается, она снова предстает могущественной среди других государств Европы. Я долго размышлял над моментом ее воскресения. Поляки! Ваша преданность моей особе и ваше замечательное мужество внушили мне благодарность... Я сегодня отдаю свой долг... У вас есть отечество... и вот ваш король!..

В этот момент Наполеон опустил руку на стоящую голову Понятовского и так он назвал его. Этот жест, как и его слова, были встречены криками восторга и восхищения.

Он Добавил он:

- Ваша конституция была старой и противоречила установленному порядку в Европе. Я позаботился о его пересмотре, как отец, который всегда будет смотреть на тебя, как на других своих детей. Пусть этот день навсегда останется у вас праздником, ибо с него начинается восстановление Польши!

Эти последние слова были встречены с меньшей благосклонностью. Что-то вроде безмолвного оцепенения, контрастирующего у одних с энтузиазмом других. Это потому, что эти последние слова фактически научили Польшу тому, что ее старые привилегии были уничтожены, и что отныне она была не более чем феодалом Франции. Наконец, он появился, и их радость была велика.

Наполеон заметил это смешанное впечатление, произведенное его речью, но, как бы не принимая в ней участия, жестом пригласил князя Понятовского подойти.

Последний, поднявшись на несколько ступенек, преклонил колени перед императором и вложил ему в руки шпагу французского генерала. Император принял ее, поднял, вручил ему золотую корону. Они обнялись. Затем, перейдя галерею, они снова появились вместе на балконе дворца, где к ним присоединился император Александр, который до сих пор воздерживался от появления на инвеституре царства, которое он терял.

Так была восстановлена Польша.

*В оригинале указано 50, однако подразумевается 15 лет между третим разделом и войной Пятой коалици 1809 г.

 

ГЛАВА VII.

1813 ГОД.

Наполеон хотел остаться в Санкт-Петербурге на всю зиму, он получал удовольствие, уничтожая своим присутствием имперского врага, которого он побеждал десять лет. Ныне, царствуя в своей империи, живя в своем дворце, он с наслаждением продлил это великое действие своих побед, может быть, и для того, чтобы русские народы лучше поняли, что над их царем есть еще более грозное всемогущество. Наполеон между Александром и Богом.

Кроме того, это был замечательный город для жизни, Санкт-Петербург, совершенно новый город, полностью предназначенный для того, чтобы быть столицей, без остатков старого прошлого, освоивших, как в других городах мира, действие тех, кто хотел возродить или украсить их. Там великий государь едва век тому назад чертил линии, намечал площади, обозначал здания, и вдруг, по его воле, дивные строения шли толпами и послушно теснились и собирались вместе. армия дворцов и храмов маневрирует в этом пространстве с восхитительным порядком. Немедленно прибыло огромное население, и молодая столица России уже прииобрела все признаки цивилизованной жизни.

То, что творение Петра сразу сделало в Петербурге, что огонь наполовину сделал в Лондоне, потребовалось всей медлительности столетий, чтобы совершить в Париже. Наполеон был достаточно силен, чтобы сжимать время в своих руках, и он пообещал себе скорейшее возрождение своего любимого города, в разгар осмотра завоеванного города.

Однако русские войска, так сказать, дислоцированные, были рассеяны по всем пунктам Московской империи и особенно отнесены к восточным окраинам, тогда как большое войско собралось под стенами Санкт-Петербурга и заняло побережье от Риги до самой Риги, Кронштадте, а также прилегающие к столице провинции и города. Император также приказал занять Стокгольм дивизиями Жюно и Ренье, которые русские флоты переправили за море. Владычествуя столицами и северными империями, окруженный своими войсками, таким образом отдал своим армиям берега Балтику для их зимних квартир, а с высот покоренной Европы он решил управлять Францией.

В то время три неизвестных генерала, Малет, Лахори и Гуидаль, предприняли попытку бессмысленного переворота, причины и масштабы которого мы так и не узнали, чтобы свергнуть имперское правительство. Именно в тюрьмах эти люди вынашивали

свой заговор, который, так сказать, иссяк на пороге их калитки. Наполеон сжалился над этой глупой попыткой и в знак пренебрежения приказал освободить этих троих, «чтобы они могли заговорить на свежем воздухе», - сказал он.

А между тем из Петербурга во Францию беспрестанно приходили указы, все упорядочивающие, всем управляющие с той высокой мудростью, столь полезной, когда исходит из такой высокой власти. Королевства, ставшие французскими, министерства внутренних дел, различные администрации получили организации, которые всегда улучшали существующее государство, не приводя слишком быстро к беспорядку прошлого, которое должно в значительной степени войти в ту цивилизацию, что возрождается.

В особенности Париж был постоянным объектом его мыслей; именно там он собрал все великолепие, всю роскошь, все величие своих идей; это было похоже на поэзию среди его трудов. Он находил удовольствие вдали от своей столицы, создавая там многочисленные площади, насаждая плантации повсюду посреди новых улиц, сажая общественные фонтаны и бронзовые и мраморные статуи великих людей родины. Указом от 5 декабря было принято решение об открытии и немедленном строительстве знаменитой улицы Империале, спроектированной еще Людовиком XIV и завершенной в 1816 году, великолепного французского пути, который начинается от Лувра и идет по прямой линии к тронному барьеру. , шириной восемьдесят футов повсюду, засаженный четырьмя рядами деревьев и граничащий на всем своем протяжении с правильными и великолепными дворцами с галереями под двумя рядами аркад и колонн.

В разгар этих трудов, этого всемогущества, проявленного с таким блеском в побежденной нации, и дипломатических действий, более таинственных, но не менее решительных, которые все больше и больше подчиняли Северную Европу политике

Французской империи, 1813 год блестяще и славно открылся для Наполеона и тем самым показал положение Европы по отношению к нему.

Страны под непосредственным господством императора Наполеона:Франция, Нидерланды, Ганновер, Гольштейн, Ольденбург, Италия, Иллирия.

Под правлением членов его семьи: Испания, Неаполь, Португалия, Вестфалия.

Под его косвенным правлением: Рейнская конфедерация, Бавария, Вюртемберг, Саксония, Баден, Швейцария, Польша.

ГЛАВА VIII.

ГАМБУРГ.

Император покинул Петербург и Россию в начале апреля 1813 года. Он думал оставить в этой столице оккупационную армию. Однако, уступив мольбам Александра и удовлетворившись, кроме того, другими важными гарантиями, он велел эвакуировать этот город своими войсками, оставил значительные силы в Кронштадте и отплыл в этом порту в Стокгольм.

Царь сопровождал Наполеона до самого Кронштадта. Навстречу ему с ключами от своего города пришел и Карл XIV*, король Швеции, ибо казалось, что у него уже одни короли для охраны. Он вошел в эту столицу как завоеватель и как бы повелитель, и триколор в одиночестве проплыл над всеми зданиями, чтобы всем было известно, что Стокгольм был заполнен Наполеоном.

Таким образом, он исполнил свое предназначение — побывать во всех столицах мира, по крайней мере, Европы.

Его пребывание в Стокгольме было недолгим. Этот приятный город, но посредственный по населению и силам скоро ему наскучил. Швеция — страна, которая сама по себе не сильна и может лишь влиять на баланс европейских коалиций. Эта политика сателлитов имела столь малое значение, особенно в то время, в глазах императора, что он не счел нужным ни мерить ее, ни ослаблять, и, вскоре освободившись от этих бесполезных отношений с Карлом XIV, он отправился в Данциг.

Он ненадолго остановился в этом городе и почти сразу же отправился в Гамбург, где созвал на 11 мая конгресс королей континента.

Уже прибыли все короли, ожидая господина Европы, привезя с собой великолепие своих дворов и смешав их всех в двор и великолепие, достойные Наполеона.

Ничего не было прекраснее этой встречи. Дрезденские фестивали, которые в том же месяце прошлого года произвели такую сенсацию, не шли ни в какое сравнение с этими. Тогда два государя пропали, объявили врагами, с которыми шли воевать, а сегодня умножили толпу побежденных и данников.

Везде и в первом ряду появлялся Наполеон, за которым уже не оспаривался титул короля королей.

Но пышность и великолепие этих празднеств только внешне занимали мысли императора. У него были другие заботы. За этим великолепием встреча в Гамбурге скрывала великие события, и именно там решалась судьба Англии.

*Вероятно подразумевается Карл XIII. В РИ маршал Бернадот взял себе тронное имя Карл XIV Юхан

[agnez]

Да ладно вам. Писала книжку сугубо штатская штафирка. Причем поленившаяся даже поговорить с живыми ветеранами наполеоновской армии. Впрочем если бы Луи-Наполеон Жоффруа-Шато таки узнал бы реалии кампании 1812 г. от её участников, свою Histoire de la Monarchie universelle: Napoléon et la conquête du monde он бы попросту не написал.

С другой стороны те-же мемуары деМарбо впервые увидели свет лишь в 1891, почти через 50 лет после смерти автора. Выйди они куда раньше, т.н. "наполеоновская легенда" була бы куда как скромнее и меньше. 

[ясмин джакмич]

ГЛАВА IX.

АНГЛИЯ.

Англия! Вот кого ненавидел Наполеон. Англия! Вот зачем он внедрил свою континентальную систему, это торжественное изгнание народа, лишенного огня и воды на континенте. Англия! Вот зачем он воевал в Египте, в России, в Германии, в Испании. Эта проклятая Англия! Всегда присутствующая или скрытая со своими уловками и своим золотом, как скрыты туманом ее берега. Гидра с перерожденными головами, которая непрестанно плюется своим ядом на яркие молнии имперского орла.

Англия, которая разбила ему сердце ненавистью и местью. Страна, которую он хотел завоевать, унизить и уничтожить во что бы то ни стало!

К концу 1812 года в Испании французские войска вернули себе большое преимущество. Однако судьба этого королевства была еще неопределенной, когда под стенами Асторги маршал Сульт одержал знаменательную победу. Почти вся английская армия и испанская армия под командованием генерала Веллингтона были вынуждены сложить оружие и капитулировать. Тридцать две тысячи пленных были отправлены в Байонну, а английский генерал доставлен в Париж побежденным, но не лишенным славы в своем поражении, поскольку эта неудачная кампания еще больше прославила его военную репутацию.

Капитуляция Асторги была решающей. Испания, полностью очищенная от англичан, вскоре была умиротворена. Король Жозеф вернулся в Мадрид, отозвал тамошние кортесы и с тех пор спокойно правил этой нацией.

Потеряв своего союзника Россию, изгнанная из Испании, гордая Англия все еще оставалась королевой океана, откуда она бросила вызов хозяину Европы.

Утомленный этой бесконечной борьбой, император послал генерала Лористона из Санкт-Петербурга в Лондон, которому было поручено заключить своего рода перемирие и сделать некоторые предварительные приготовления к миру. Он думал, что

среди его побед и его могущества его достоинство не должно страдать от такого шага. Английское министерство со своей стороны направило уже известного дипломата мистера Каннинга, который отправился к Наполеону с инструкциями того же

характера. Но эти две секретные и нерешенные миссии не принесли никаких результатов. С равнвм выскомерием обе стороны отвергли требуемые уступки, и Англия отозвала первые из этих переговоров, считая себя дома столь же непоколебимой, как белые скалы Дувра.

Поэтому необходимо было продолжать войну, войну на истребление и впредь без передышки. Смертельный поединок между этими двумя нациями, или, вернее, между Наполеоном и ею, в котором должен погибнуть либо Наполеон, либо Англия.

Гамбургский конгресс открылся при таких обстоятельствах, с его праздничной маской снаружи и с постоянной мыслью о подчинении соперничающей нации. Образовалась наступательная конфедерация всех морских держав Европы под руководством

Франции. Все флоты этих государств были отданы в распоряжение императора. Вскоре океанские порты от Кадиса до Кронштадта забурлили необычайной активностью, и решающая экспедиция была отложена до весны следующего года.

Усмирив Европу, император не счел, что слишком много сил континента и целого года приготовлений, чтобы удостовериться в успехе и славе столь великого завоевания. В остальном этот год прошел таким образом в одной этой единственной мысли и в этих трудах, и не произошло ни одного значительного события, которое бы его ознаменовало.

Англия, которая по ту сторону морей все знала и все видела, впервые усомнилась в своей судьбе.

 

ГЛАВА Х.

ПОДГОТОВКА К ВОЙНЕ.

 

Во время пребывания императора в России императрица Мария-Луиза родила дочь по имени Клементина-Наполеона*. По этому поводу император издал указ, гласивший, что его дети с рождения принимают титул короля и королевы крови Франции, оставляя за собой право присоединять к этому титулу определение государств и королевств, как он сделал для своего первенца, короля Рима.

Мы, без сомнения, ниже расскажем подробнее об этой молодой королеве, память о которой так дорога Франции.

Третий ребенок по имени Габриэль-Шарль-Наполеон, родившийся в феврале месяце 1814 года, также имел титул короля в своей колыбели. Королем, но какой страны? В те дни мы напрасно ждали бы пояснения, куда гений его отца собирался назначить его в Европе. Эта пустота слова была тогда более заметна, чем самый ослепительный поступок. Как будто не было поступка Императора, который не имел бы его последствий, его молчания, а также его решения.

Тем временем со времени Гамбургского конгресса побережье океана с севера на юг оживилось огромной активностью, связанной с морскими делами. В течение зимы эскадрильи под всеми флагами континента последовательно подходили, чтобы соединиться на Эльбе, от Гамбурга до моря. Транспортные суда строились в портах Голландии, а Эльбский флот, непрерывно пополнявшийся всеми флотами Европы, к которому присоединились в апреле месяце 1814 г. время шестьдесят линейных кораблей, сто восемьдесят фрегатов, большое количество боевых кораблей и громадное количество транспортных и десантных кораблей.

Король Обеих Сицилий, великий адмирал Империи, отправился в сопровождении герцога Декреса, министра военно-морского флота, чтобы проинспектировать эти огромные приготовления, одновременно с двумястами тысячами сухопутных армий, которые в течение некоторого времени месяцы соединялись в Мекленбурге и Вестфалии, приближались к Гамбургу, чтобы все могли быть готовы к внезапной посадке.

Англия неотступно следила за малейшими передвижениями Европы и не могла без беспокойства и без противодействия видеть эти грозные вооружения. Его корабли в нескольких боях пытались предотвратить соединение различных эскадрилий на Эльбе. Частичные бои, в которых преимущества были неопределенны и никогда не были велики, не могли помешать полному сосредоточению всех морских сил Европы на побережьях Гольштейна.

Она тоже в ожидании вторжения подняла все свои силы и, полагая, что узнала места, предназначенные для спуска, направила туда большую часть своих средств защиты.

Однако ничто еще не сообщало с уверенностью о намерениях Наполеона. Апрель месяц почти закончился, а официального объявления не появилось, и Европа ждала рокового момента в молчании и изумлении.

Это таинственное спокойствие было вдруг нарушено этим указом от 22 апреля 1814 года:

«Наполеон, император французов и т. д. и т. д. Установили и постановили следующее:

Арт. 1 Наш любимый сын король Габриэль-Чарльз-Наполеон отныне примет титул короля Англии.

Арт. 2. Наши министры иностранных дел, юстиции, внутренних дел и наш министр-статс-секретарь несут ответственность в том, что их касается, за исполнение настоящего указа.

Дано в нашем императорском дворце в Гамбурге 22 апреля 1814 года.

Подписано, Наполеон.

Заверенно нами архиканцлер Империи,

Подписано, Камбасерес, принц, герцог Пармский. Император,

Государственный секретарь,

Подписано, герцог Бассано»П

 

*в оригинале Клементи'н-Наполеон

 

ГЛАВА XI.

ВТОРЖЕНИЕ В АНГЛИЮ

Таким образом, имперский вызов был брошен. Именно поражение было залогом битвы, а разделение страны, которую нужно было завоевать, было его провозглашением войны.

Несомненно, в таких вызовах, сообщаемых историей, есть что-то надменное, вызывающее недовольство, и слишком часто нулевой или противоположный результат показывал всю тщеславие и нелепость решительных прокламаций такого рода.

Однако там было иначе: двадцать лет борьбы, политического мастерства, приготовлений и, прежде всего, ненависти были подытожены в этом декрете, таком серьезном, что Англия содрогнулась. Она видела, что теперь для нее все кончено.

Наполеон перешел рубикон, которым для него становился Ла Манш*. Один из двоих должен погибнуть в этой борьбе.

Как мы уже сказали, одна только форма этого указа должна была ее удивить, ибо такая война зарождается давно, и давно уже и ее провинции вооружились всеми своими оборонительными силами.

Но ее прогнозы отчасти обманули ее о точном времени императорской экспедиции и о местах спуска.

Едва вышел указ от 22 апреля, как уже произошла встряска флотов, и эта грозная экспедиция покинула континент и направилась в Англию.

Эти события были так быстротечны, что английское правительство не могло этого предвидеть. Двух месяцев показалось ему мало для того, что длилось всего восемь дней. Как будто все было сделано для того, чтобы помешать его проникновению, вместо того, чтобы направиться к Темзскому заливу и побережьям от Порстмута до Ипсвича, флот Франции, благоприятствуемый ветрами, высадился в Уоше и на побережье от Бостона до Ярмута.

Посадка прошла за два дня, без каких-либо препятствий. С первого дня 3-й армейский корпус под командованием бывшего королевского принца Швеции, вновь ставшего маршалом Бернадотом, двинулся на Норидж. Захватил его, несмотря на упорное сопротивление, и обосновался по всему графству Норфолк, ожидая, когда другие армейские корпуса подойдут и соберутся в окрестностях этого города. Вскоре военные действия французской армии были завершены, в кампаниях Гертфорда и Ипсвича произошли два ожесточенных сражения подряд. Французская армия все еще наступала.

Третья и еще более важная битва произошла под стенами Колчестера. Там были убиты генералы Белфур и Харрис из английской армии. Двенадцать тысяч англичан остались на поле боя, и самой французской армии пришлось оплакивать в разгар своей победы значительные потери и смерть храброго генерала Лепика, убитого снарядом в начале боя.

Эти бои, которые при других обстоятельствах имели бы решающее значение, были лишь подготовкой к грандиозному сражению при Кембридже.

Английское правительство не переставало, начиная с первых известий о высадке, проявлять наибольшую активность. Сражения при Ипсвиче и Колчестере помогли ему в его расчетах и задержали, несмотря на их победы, марш французских армий. В это время английские войска отступали из различных пунктов и от границ, где герцог Йоркский, генералиссимус, рассеял их. Они форсированным маршем двинулись к Кембриджу, и через несколько дней в окрестностях этого города собралась грозная армия численностью более двухсот двадцати тысяч человек.

Наполеон не предотвратил этого соединения английских армий, и, возможно, ему было приятно продлить на несколько дней кажущуюся инертность, в которой он оставил свои войска, чтобы положить конец этим частичным боям, которые никогда не решали проблемы, и противостоять в одной точке судьбам и накопленным силам Франции и Англии.

Герцог Йоркский не покидал пределов Кембриджа. Он решил дождаться там неприятеля, и его решимость еще больше укрепилась, когда он узнал, что император идет со всем своим войском к этому городу.

Это гигантское сражение произошло 4 июня 1814 года.

С одной стороны присутствовали император с королями, а с другой — принц-регент, герцоги Йоркский и Кембриджский. Английская армия только накануне была подкреплена прибытием армейского корпуса генерала маркиза Англси во главе десяти тысяч шотландцев, и, таким образом, она насчитывала более двухсот тридцати тысяч человек. Французская армия насчитывала более ста девяноста тысяч человек. Артиллерия была грозной с обеих сторон, а английская кавалерия имела численное преимущество.

Препятствие со стороны войск герцога Йоркского, вызванное необычайной быстротой событий после высадки, вызвало большой беспорядок и вынудило главнокомандующего ускорить свои атакующие действия. Это обстоятельство особенно благоприятствовало планам Наполеона, который, таким образом, смог свести бой к той местности, которую он распознал и избрал.

Действие, начавшееся с восходом солнца, закончилось с рассветом, но все закончилось еще до наступления темноты. Результаты были огромными. В девять часов утра английские войска под командованием герцога Йоркского, пораженные французскими батареями, увидели, как их генерал-аншеф пал, насмерть сраженный пушечным ядром. В половине десятого сам герцог Кембриджский был так тяжело ранен, что его пришлось унести с поля боя. Потеряв этих двух генералов, лишенная командования и в величайшем смятении, английская армия была окружена со всех сторон, разгромлена и уничтожена. Ярость войны никогда не заходила дальше. Никогда еще такая великая борьба не всколыхнула такие великие народы. Англия и Франция были там скорее как нации, чем как армии, и их старая национальная ненависть переросла в ярость и кровопролитие. Провидение все же решило это завоевание Наполеона. Раздавленные и падающие тысячами, английские солдаты гибли в своих рядах, не уступая своих позиций. Когда к концу дня, доведенные до отчаяния, их оборванные батальоны могли только умереть, не защищаясь, они, наконец, отступили, издав громкий крик боли, который положил конец битве. Этот крик был последним вздохом Англии. Падение великана потрясло мир.

Помимо герцога Йоркского, генералиссимуса, вражеская армия потеряла двадцать два генерала. Погибло 54 тысячи человек, остальные были ранены или взяты в плен. Едва ли сорок тысяч беглецов избежали этой бойни, направившись в Бедфорт.

Вся артиллерия осталась во власти завоевателя, а самого герцога Кембриджского, раненого и пленного, привели к императору.

Потери французской армии составили более четырнадцати тысяч человек. Король Неаполя получил легкое ранение в левую руку. Маршал Ней и генерал Компанс также были ранены, причем последний был так серьезен, что в течение нескольких дней они отчаялись в его жизни.

Все решила эта невероятная победа. Англия была более чем побеждена, она была уничтожена и отрезана от мира, а нации, как и армии, больше не существовало.

В тот же вечер император прибыл в Кембридж, где пробыл всего один день. Двумя днями позже, 6 июня, он двинулся со своей армией прямо на Лондон и вступил в него победителем 9 июня, в день, когда имперский флаг развевался над Тауэром, Монументом и общественными зданиями.

Парламент со времени битвы при Кембридже и в разгар отечественного кризиса был сформирован на постоянной основе. Как только Наполеон прибыл в Лондон, он отправился в Вестминстер. Он хладнокровно вошел в гостиную палаты общин, к

которой присоединились лорды, быстро прошел к креслу оратора и там громким голосом объявил, что парламент распущен и упразднен. В то же время следующие за ним войска эвакуировали зал, после чего Император, затворив двери, сам взял

ключи и, подтолкнув своего коня к середине Вестминстерского моста, бросил с силами эти ключи в Темзу, крича: «Нет больше парламента!» Англии больше нет! »

Англии больше не было! Это был второй раз, когда государь и его армия, пришедшие из Франции, завоевали эти страны. Сражения при Гастингсе и Кембридже также были решающими. То, что для Вильгельма было королевством, Наполеон хотел видеть в нем только провинцию.

Англии больше не было! Она даже не думала сопротивляться. Быстрота завоевания так поразила англичан, что они уже не знали, как подчиняться. Порты и города внутренних районов молча принимали победителей и их флаги, а нация, потерявшая веру в свою судьбу, беспомощная и безнадежная ждала, что сделает с ней Наполеон.

На следующий день после битвы при Кембридже королевская семья удалилась в северные провинции. Она сообщила Йорку о вступлении французов в Лондон. Принц-регент отправил лордов Каслри и Ливерпуль в качестве послов к императору; но последний даже отказался принять их, сказав, что не может вести дела с такими врагами и что, завоевав Англию, он желает остаться ее господином.

Все искусство этих дипломатов потерпело крах перед суровостью Наполеона, и их политическая иллюзия едва угасла, когда декрет, который мы собираемся прочесть, рассказал им, как завоеватель распоряжается побежденным народом.

 

*в оригинале сжег свои корабли

 

ГЛАВА XII.

ЛОНДОНСКИЙ ДЕКРЕТ.

 

«Наполеон, император французов, король Италии, протектор Рейнской конфедерации и посредник Швейцарской конфедерации и т. д. и т. д.,

Установили следующее:

Арт. 1. Моря свободны, государства Европы возвращают себе колонии, которыми они владели до 1789 года.

Арт. 2. Англия воссоединяется с Французской империей.

Арт. 3. Правление Дома Брауншвейгов в Англиии прекращено.

Арт. 4. Король Георг III примет титул феодального короля соединенных королевств Шотландии и Ирландии при условии уплаты ежегодно Франции дани в размере 5 000 000 франков и военного контингента в войсках и деньгах, которые будут

установлены позднее.

Арт. 5. Английский парламент расупщен и упразднен

Арт. 6. В Англии нет другой конституции, кроме конституции Французской империи, частью которой она является.

Арт. 7. Англия разделена на двадцать два департамента»

Многочисленные статьи, которые следуют в этом декрете, содержат судебную, административную и военную организацию этой новой провинции.

Сорок пэров из самых знатных домов были вызваны во французский сенат, а сто английских депутатов были назначены в выборную палату. Потому что дух этого указа, как воля и политика Наполеона, состоял в том, чтобы смешать две нации, чтобы осталось только одно государство, Франция, в которое должна была быть поглощена Англия.

Аркканцлер Камбасерес был назначен вице-королем Англии, и ему было поручено создать новую судебную и административную организацию.

Маршал герцог Далмации прибыл, чтобы принять командование войсками и установить военную систему.

Англичане остались в своих должностях и при функциях, насколько позволяли эти новые диспозиции.

Остатки английской армии, собранные и обработанные без особой строгости и строгости, были, переправившись через океан, переправлены в Голландию, Францию и Италию для распределения и переплавки с мерой во французских войсках.

Поставленная таким образом под командование французских офицеров, эта армия лишилась значения и опасности, в то же время она с пользой увеличила вооруженные силы императора.

В течение трех лет в двадцати двух новых департаментах были только французские гарнизоны.

Торговля снова задышала, моря снова были свободны. Англия вышла из депрессии, ее деловой интерес приучил ее к тому, чтобы быть француженкой, и ее гордость смягчилась под мягкостью и умением нового господства.

Король Георг III, не имея войск и средств к сопротивлению, принял этот фрагмент королевской власти, брошенный ему в качестве компенсации за его империю, и спокойно отправился основывать свой двор в Глазго.

Это произошло потому, что моральной силы Англии больше не существовало. В тот момент, когда мы достигли этой неприступной земли, чары были разрушены; она становилась обычной нацией, и ее нужно было преодолеть.

Все ее колонии были присоединены к Французской империи, кроме Доминики и островов Лукайес в Карибском море, английской Северной Америки и острова Цейлон в Индии, которые были закреплены за королем Шотландии и Ирландии.

Таким образом, составными частями и колониями Французской империи стали Индия, Новая Голландия, острова Африки, мыс Доброй Надежды, Мальта, Гибралтар, Ямайка, Вест-Индия, Ньюфаундленд и другие английские колониальные владения.

Острова Джерси и Гернси стали субпрефектурой в зависимости от департамента Манш, столица этого округа была закреплена на Гернси. Новые французские законы заменили на этих островах старые нормандские обычаи и законы, которые они сохранили до тех пор.

Ост-Индская компания была распущена, и азиатская торговля освободилась.

Государственный Долг Англии оставался в его ведении и отделялся от долга Франции.

В Лондоне был учрежден примас-архиепископ. У него было духовное превосходство англиканской церкви. Огромные доходы духовенства направлялись в качестве фонда погашения для выплаты государственного долга, и членам этого духовенства, как и представителям французского духовенства, выплачивалось фиксированное жалованье из общих фондов государства.

Лондон также стал домом для кассационного суда, политехнической школы и школы для судей.

Университеты Оксфорда и Кембриджа стали академиями. Английский университет был основан в Лондоне.

Французские законы были переведены и стали обязательными с 1 января 1815 года.

Прошло несколько лет, когда Англия, побежденная и распавшаяся, обнаружила себя воссозданной в качестве провинции империи и почувствовала себя французской.

[Владислав]

В общем, у фрогги тоже была патриотическая АИ. Кстати, немцы что-то такое породили при Веймаре?

[ясмин джакмич]

В общем, у фрогги тоже была патриотическая АИ.

И столь же упоротая как в наши дни

Кстати, немцы что-то такое породили при Веймаре?

Ищу чтобы представить коллегам, с немецкой фантастикой все довольно плохо

[sanitareugen]

Это потому, что эти последние слова фактически научили Польшу тому, что ее старые привилегии были уничтожены, и что отныне она была не более чем феодалом Франции.

Подозреваю, что в оригинале "феодом" (владением), а не "феодалом" (властителем).

[ясмин джакмич]

Подозреваю, что в оригинале "феодом" (владением), а не "феодалом" (властителем).

В оригинале такое написано, что просто жуть

[ясмин джакмич]

ГЛАВА XIII.

ХАРТВЕЛЛ.

Император Наполеон, желая завершить результаты завоевания, не согласился уступить ни малейшей их части, не прикрепив к ней печать своего сюзеренитета. Поэтому он дал понять, что сам поедет в Глазго, чтобы передать инвеституру объединенных королевств Шотландии и Ирландии обездоленному королю Великобритании. Это действие имело в его глазах большое политическое значение: оно должно было низложить короля, данного этим двум королевствам, и проявить свою власть над нацией, которую он только что основал.

На пути из Лондона в Глазго находится город Эйтсбери, а в нескольких милях от этого города находится замок под названием Хартвелл.

Именно там жила, сгорбленная под ударами страшной судьбы, старая королевская семья Бурбонов. Там жил также король Франции, святой в крови, увенчанный несчастьем, и чья тщетная королевская власть имела только имя и несколько бесплодных поклонов от верных слуг.

Когда французская армия приблизилась, друзья изгнанного монарха призвали его бежать, Они представляли ему опасности, которым ему придется бежать, если он попадет во власть того, кого здесь называют узурпатором. Они говорили о возможности крупного преступления. Говорили, что несколькими убийствами можно было обрести легитимность, и священная голова короля была бы поражена первой.

Посоветоваться по этому делу Людовик XVIII отвернулся к старому принцу де Конде, который был в этот момент один в Хартвелле: «А вы, мой кузен?» — спросил он его.

Господин принц де Конде ответил, что для него он видит величие только в том, чтобы оставаться лицом к лицу с императором и ждать его.

Людовик XVIII нежно пожал руку старому генералу. "Это была и моя мысль, мой кузен," сказал он ему "Мы увидим, нет ли в короле Франции ничего, что могло бы остановить меч убийцы »

Он ошибся в своем несправедливом горе. Он неправильно понял величие души Наполеона, чья политика была слишком высока, чтобы мечтать о преступлении, к тому же столь бесполезном.

Император, прибыв в Эйтсбери, хотел отправиться в Хартвелл. Присутствие Бурбонов в этих владениях удивило его, и он, возможно, восхищался их мужеством.

Он свернул с дороги, покинул свой кортеж и в сопровождении только герцога Далмации и генерала Раппа галопом поскакал к резиденции Хартвелла.

Его неожиданное появление произвело в замке величайшее смятение, и г-н де Блака явился с некоторым ужасом, чтобы сообщить об этом Людовику XVIII.

"Это визит," сказал король, улыбаясь. И с обычным своим присутствием духа прибавил: «Плохо и не воспитано не принять его. Я дома, сэр, пусть генерала Бонапарта приведут»

Это имя полководца, данное императору, вызывало слезы у всей этой верной знати; они не знали, что может произойти из такого свидания, где законный и обездоленный король Франции готовился отказать в титуле суверена могущественному императору французов.

Был представлен Наполеон в сопровождении двух своих генералов. Людовик XVIII, после того как его двор отозвали, остался наедине с принцем Конде, и между двумя государями произошел следующий разговор, как писал генерал Рапп в своих мемуарах.

ЛЮДОВИК XVIII, вставший по прибытии Наполеона.

«Генерал, я не ожидал такого счастья, и ваш визит в этот замок изумляет меня и дорог мне. »

При этих словах Наполеон побледнел и закусил губу. Он ответил :

«Несчастье имеет право на все почтение, принц, и я не хотел проходить так близко к такому великому примеру, не увидев их. Государю Франции нравится находить своих близких, где бы они ни были»

ЛЮДОВИК XVIII.

" Его ! Сир, вы, конечно, не имеете в виду своего короля? »

НАПОЛЕОН, улыбаясь.

— Ваше Высочество так не думает. »

ЛЮДОВИК XVIII, с достоинством.

— Как и ваши подданные, без сомнения? »

Государь молчал и, приблизив стул, на котором он только что сидел, к стулу короля Франции, посмотрел ему в лицо и сказал ему:

«Все эти формулы напрасны. Я знаю дух вашего высочества, и мои мысли слишком полны, чтобы идти и сражаться с ним на том поле, где я был бы в слишком невыгодном положении. Я должен ясно объясниться.

«Ваше Высочество по-прежнему сохраняет за собой титул короля Франции; двадцать пять лет несчастий должны были убедить вас в его тщеславии. Это я, только я являюсь истинным сувереном Франции, я расширил ее до границ Европы. И мир, который вас больше не знает, даже не знает, есть ли еще где-нибудь Бурбоны. Двадцать пять лет страданий стерли их память.

«Как бы мало я ни беспокоился о бесполезной покорности своим планам, вам решать, принц, не будет ли уместно оставить этот бесплодный титул короля Франции, который поглотил другой титул и моя власть. «И все же ваш дом долгое время был королевским. Это может стать так снова: Ирландия имеет довольно прекрасные католические провинции для потомков христианских королей. Король Георг еще не настолько прочно сидит на этом троне, чтобы я не мог поместить туда Бурбонов, и если..."

ЛЮДОВИК XVIII, с энтузиазмом перебивая его.

" О ! Моя прекрасная корона Франции, хотя ваши лилии и увяли, как я мог думать о том, чтобы заменить вас! Ах! скорее это слово короля Франции, чем всемогущество в другом месте! »

НАПОЛЕОН.

«Если Ирландия плохо подходит семье Бурбонов, то на севере пустует большая и, возможно, более достойная ее империя; Швеция с Финляндией имеет только одного короля без потомства. Норвегия, которая только что была отвлечена от него, могла бы воссоединиться там снова, а сама Дания, если бы того захотела судьба, могла бы прийти, чтобы завершить эту древнюю монархию трех королевств севера. Эта северная тиара, принц, несомненно, стоила бы такой жертвы. »

ЛЮДОВИК XVIII.

— Вы мало знаете о сердцах королей, сэр, чтобы пытаться завоевать их с помощью такой лести»

НАПОЛЕОН, сердито вставая.

«Ни вам страшиться твердости императора французов, принц. Там, где прекращаются благословения, может начаться более легкое наказание. »

ЛЮДОВИК XVIII, спокойно.

«Моя семья привыкла к мученичеству, генерал. Вот я и готов на все: в о рву Венсенского тзамка для меня еще есть место. »

При этом слове Венсен старый принц де Конде, который с холодным пренебрежением слушал этот разговор, вдруг вздрогнул, побледнел и уронил руку на рукоять шпаги; затем, когда слезы потекли по его щекам, он воздел руки к небу и вышел, восклицая: «О! Боже мой ! »

Наполеон не потерял ни одного из этих движений и, успокоившись, сказал Людовику XVIII:

«Ваше Высочество не могут оставаться во Франции, и Англия стала Францией. Мой министр сообщит ему о моих намерениях". С этими словами он поспешил вон, снова сел на лошадь и, не сказав ни слова сопровождавшим его генералам, с величайшей скоростью вернулся в город Эйтсбери. ГЛАВА XIV.

ОСТРОВ МЭН И ЧЕЛОВЕК.

Император отправился в Глазго, где заседали парламенты Шотландии и Ирландии. Как он уже сделал для короля Польши Понятовского, он вручил в присутствии членов этих парламентов скипетр королю Георгу и в довольно короткой речи заверил эти два королевства в соблюдении их конституций и их привилегии с модификациями, которые наложила на нее система Европы, сказал он, и первой была эмансипация католической Ирландии.

Это наделение этого двойного королевства гарантировало ему де-факто сюзеренитет, хотя официально оно не было обнародовано.

Из Глазго он попросил герцога Бассано, министра-секретаря, написать Людовику XVIII следующее решение:

«Наполеон» ;

«Приказываю следующее:

«Здания, территория и хозяйственные постройки замка Хартвелл присоединены к нашему частному владению.

«В течение одного месяца, с этого дня, граф Лилльский и его семья, а также сопровождающие их лица отправятся на остров Мэн, который станет местом их жительства.

«Дано в Университетском дворце Глазго 22 июля 1814 года.

«Наполеон.

«Герцог Бассано»

Это решение сопровождалось письмом герцога де Бассано; преисполненная почтения к знатным изгнанникам, она объявила им, что эта резиденция является как бы самой собственностью острова и что, пока семья Бурбонов остается на его территории, никакая французская власть не будет оставаться там, да и не может действовать.

Людовик XVIII сделал вид, что отказывается от простой видимости суверенитета над этим островом. Де Монтескью и де Блакас управляли им, даже не давая ему отчета, которого он никогда не хотел получать.

Таким образом, некое игрушечное королевство как бы навязывалось тому, кто называл себя королем Франции. В этой умеренности императора была искусная тактика, от которой не мог ускользнуть Людовик XVIII. Поэтому, принимая это изгнание, из которого он не мог вырваться, он все же протестовал одним из тех благородных заявлений, которые так хорошо известны.

Остров Мэн около десяти лиг в длину и пяти в ширину. Это довольно плодородно; Дуглас — столица, порт и город с населением около трех тысяч человек. Другие менее важные города все еще существуют; всего населения около сорока тысяч душ.

Именно на этом острове, спустя много времени после смерти Людовика XVIII в 1824 году, его брат, граф д’Артуа, был провозглашен, без ведома Европы, королем Франции под именем Карла X.