Рассказы с конкурса "Карлики на плечах гигантов"

[Magnum]

Рассказы с конкурса "Карлики на плечах гигантов". 

 

Рассказы размещены в алфавитном порядке, ничего личного. 

 

Голосование продлится до 28 февраля, например. 

 

Обсуждать, критиковать и комментировать можно и нужно прямо в этой теме. 

 

Поехали! 

 

Изменено 21 Feb 2022 пользователем Magnum

[Magnum]

В «нейтральной зоне»

 

 

* * * * * 

…Войной пахло ничуть не меньше, чем мочой в крестьянской подводе, возница которой взялся довезти Сухова с автостанции до нужного места в городе. Последние газеты, которые Сухов умудрился пролистать в немилосердно трясущемся разбитом «Лейланде» переменили тон на исторический, из чего следовало, что дела приняли скверный оборот. Даже официально признавались жертвы, и немалые. Объявили дополнительную мобилизацию. Ожидались крупные военные поставки из некой «дружественной страны».

      Сухов нашарил в складках одежды несколько мелких монет, причитавшихся с него за проезд, и лениво оглядывался по сторонам. Измучился Сухов в дороге, в автобусе, пока разматывалось шоссе. Редкие деревни и ассирийские беженцы, курдские беженцы, хазарейские беженцы, арабские беженцы, разбивавшие таборы под открытым небом. Затравленные глаза женщин, вздувшиеся животы детей… Выставив прикрытие, спали на ходу, вытянувшись на спине у верблюда и засунув ноги в висящий у него на шее мешок, дабы не свалиться. Стряпали тоже по — походному.

      Сухов в дороге многое пропустил. Когда, недалеко от места назначения он беспробудно спал на задней площадке «Лейланда», какого — то горемыку, на дороге, настигли его преследователи. Набросили обидчику на шею агаль, сверзли наземь да и прикончили враз, на глазах у пассажиров автобуса, женщин и ребятишек.

       Ходили упорные слухи, что Ассирия, изгнавшая недавно курдов, построит на своих границах стену, чтобы воспрепятствовать их возвращению. Ну, когда это еще будет и будет ли вообще?

       Городок изнывал в полуденной пыли. Улочки вымерли. «Черт его знает, куда он меня везет?» — подумал Сухов про возницу, правившего повозкой. Возница же — худой, полуголый, смуглый до синеватого отлива старик, с гнилыми зубами, сосредоточенно молчал…

     В Ширнаке, в так называемой «нейтральной зоне», находилась Геологическая служба Ассирии, в составе которой был отдел нефти; и там же — совместно с русскими основанная Компания по поискам нефти. Обе организации принадлежали ассирийскому Министерству энергетики. Кроме того, существовала еще Национальная Ассирийская нефтяная компания. Это была буферная компания с неясными функциями и штатом из нескольких человек — одно из многих ненужных учреждений в Ассирии, созданных для того, чтобы кто — то получил должность ее генерального директора. Сухов ехал в Компанию по поиску нефти… Он еще не проклинал тот день и час, когда согласился поехать, но уже был близок к этому.

     Ассирия, пока еще официально не признанная, пока еще обзываемая Лигой наций «нейтральной зоной», не ведая усталости, «чистилась» от иноверцев, заодно и от всех прочих. Правоверные резали ассирийцев, курды — кочевники резали феодалов, феодалы немилосердно резали отбившихся правительственных солдат, сунниты истребляли «неверных кафров», те, в свою очередь, «вероотступников» суннитов, ассирийцы — курдов, те и другие вместе — турок. Оставалось только гадать, когда при этом страна успевала зубами цепляться за оставшийся клочок земли, размером с Бельгию, облаивать Турцию и обмениваться с Ираком чувствительными укусами. Жуть… Одно на другое… В ответ на разграбление вооруженной курдской милицией шестидесяти ассирийских деревень и блестящую победу над мирными жителями тотчас следовали слаженные действия ассирийских карательных отрядов в Курдистане. Приговоры выносились раньше, чем обвиняемые попадали в суд!

    В Ширнаке было тихо. Относительно тихо, это Сухов знал. Совсем рядом с городом, в так называемом «европейском квартале», стояла русская воинская часть, то и дело пылили во все стороны броневики, гарцевали казачьи разъезды, менялись караулы, гремели барабаны, сипло изливались лагерные горны, трепетали флаги. Где русские — там относительный порядок… Там — широкие чистые улицы, канализация, водопровод, семи и восьмиэтажные дома, там электростанция, больница, в конце концов…

   В Ширнаке, под защитой русских штыков, с 1918 года, «квартировал» ассирийский патриарх Беньямин Мар — Шимон, в Ширнаке же пребывал глава ассирийского правительства генерал Петрос Элия из База. В Ширнаке стоял сформированный из ассирийцев элитный корпус «лива», который охранял учреждения и нефтепромыслы, подавлял восстания, боролся с курдскими повстанцами.

     Ширнак — временная столица Ассирии, «нейтральной зоны», был похож на гарнизонный городок, из тех, что прилепляются к какому — нибудь мирному селению и сосут его, пока от того не останется пять — шесть дворов. Появление неизвестного лица не могло вызвать у сонного городка решительно никакого интереса. Только вчера с десяток курдских вождей, слывших главными бунтовщиками, ассирийцы сумели отловить на окраине городка. Их расставили фигурно, в виде правильной пирамиды, и, прежде чем облить керосином, отрезали им языки. И что же? У жителей городка казнь не вызвала мало — мальски хоть какого — нибудь любопытства.

     …Проехали базар. Базар гудел. Здесь слышались знакомые до боли разнузданные речи:

— Не пихайся, гад! Куды лезешь? Сама хамка! Закрой рот, кишки простудишь!

     Какой-то ассириец в барашковой шапке поносил курдов, напоминавших бабу на чайнике, лопотали разом хазарийцы, арабы, узбеки, завывал перс с ассирийской черной бородой, тыча в глаза пятерни, унизанные соблазнительными перстнями. Кругом слепые и увечные тщетно выпрашивали подаяние, турок в шлепанцах на босу ногу грозил кому — то кальяном точно кривой саблей, летели на землю арбузные корки и перезрелая хурма, текли нечистоты; из соседней чайханы валила брань и запах опиума, стоял плач, похожий на песнопения, и смех, смахивавший на стон. Трудно было поверить, что сегодня утром на этой площади расстреляли трех человек за связь с курдами (Сухов самолично услыхал это в автобусе, утром еще). Сухов верил. Смерть дешево стоила в этих краях. Он уже бывал здесь дважды и знал, что здесь обыденной стала озверелость. Курды русским арабскую вязь на спине выжигали, ассирийцы деловито курдам кишки выпускали, а те чуть не рады: о небесах думали, где семьдесят семь гурий лежат — дожидаются… Русские не верили ни тем, ни другим. Они давно усвоили слова, сказанные Киплингом еще: верь сперва проститутке, потом змее, а уж потом — этим.

     …Сухов вполглаза смотрел, как туземцы мечут кости, и молча отпивают из чаши прокисшее молоко. Сухов смотрел на эти пестрые шали, миткаль, золотую парчу, а в висках стучало: неужто же все так плохо? Нет, не все, размах нынче не тот. Не тот размах.

    …Прямо навстречу выплыли два паланкина — с женихом и невестой. Толстый жених не успевал вытирать пот рукавом рубахи, размазывая по щекам цветную пудру, которую с удовольствием швырял ему в лицо нанятый по случаю торжеств мальчик. Возница пропустил паланкины, а также сундуки и корзину с приданым, и свернул в боковую улочку, где располагалась Компания по поискам нефти.

— Приехали.

     …На площади перед зданием компании среди десятков курносых и скуластых физиономий мелькали твердые подбородки и англо — саксонские профили; — в штатском, слабо скрывавшем их личность… Сухов не понимал, что они тут делают. Не видел логики. Впрочем… Русский человек привык жить размеренной, патриархальной жизнью, традиционной жизнью. В нем силен дух традиций. Одних только логических построений для Руси недостаточно. Сократ говорил, что знает только то, что ничего не знает. Сегодня — это только сегодня. Существует еще и завтра.

     …Беседовали с Суховым двое: глава компании некто Петр Фишер и его помощница Верещагина. Дама была прелесть — высокая, с узкой спиной и какой — то пеной из взбитого шелка спереди, чернобровая, с необычайным сиянием волос, бело — золотистых, воздушных, и коричневыми горячими глазами.

      Первый вопрос Фишера был по-военному прямолинеен — участвовал ли Сухов когда-либо в поисках и открытии месторождений?

— Разумеется, — ответил он.

— Назовите эти месторождения, когда и где они были открыты.

     Несколько озадаченный, Сухов начал перечислять названия, регионы, годы…«От Амура до Туркестана». Фишер быстро записывал. Когда Сухов закончил, Верещагина что — то шепотом сказала ему, и тот вышел из кабинета со списком в руках. Сухов улыбнулся: не иначе, глава компании отправился проверять правильность его информации по международному справочнику.

— Вы не сердитесь? — спросила Верещагина.

— На что?

— Что оказались под подозрением, что вы не тот, за кого выдаете себя.

— Утешает, что я имею дело с профессионалами. — парировал Сухов.

    Верещагина усмехнулась — кажется, именно она играла тут главную роль, а Фишер, так, на подхвате… Пока Фишер ходил, разговор принял несколько неожиданный оборот.

— Расскажите мне о своих идеях, где и на какую глубину нужно бурить в Ассирии, чтобы найти нефть? — огорошила Сухова Верещагина.

— Видите ли, я только что приехал. Я еще не видел ни одной геологической карты, ни одного сейсмического профиля. У меня еще нет никаких идей. Я должен начать работать, и тогда, надеюсь, появятся идеи.

     Верещагина была явно разочарована.

— Я думала, у вас есть предложения.

— Пока предложений нет и быть не может. Только после изучения геологических материалов я смогу что — либо сказать. — ответил Сухов. — В мои обязанности входит оценка нефтяного потенциала и составление разведочных проектов по территориям за пределами Ассирии. Это либо районы, которые могли стать потенциальными партнерами для совместной разведки, либо районы, представлявшие самостоятельный интерес для компании. Кроме того, моей задачей являлся независимый поиск районов и участков, в которых уже проводилась разведка нефти, но которые заслуживали дополнительных исследований.

— Все это необычайно увлекательно и требует кропотливой творческой работы. — закивала Верещагина, закуривая длинную тонкую смуглую египетскую папиросу. — Однако, здешние условия…

— А что условия?

     Сухов откровенно пялился на нежно — плюшевый отлив ее смуглых щек, локон, легший на лоб, руки, которые были видны только ему до самых плеч, и три расстегнутые на строгом платье пуговицы, с нарочитой небрежностью открывающие ее грудь, краешек груди.

— Руки опускаются, когда имеешь дело со здешним террором. К счастью, кажется, местные террористы недооценивают способности тайных служб.

— Успешно боритесь с ними?

— Надеюсь. Но легко не бывает. Обычные бунтарские замашки экстремистских ячеек, не наигравшихся в бомбистов, еще куда ни шло. Гораздо хуже, когда за боевиками стоят некие силы — политические, финансовые… Никто не знает, кто кому подчинен.

     Она подошла к окну, повернулась спиной, откинулась к подоконнику, рукой подозвала Сухова.

— Мы позволяем себе непозволительную роскошь идти на поводу у англичан, а между тем наш разговор с Лондоном должен быть жестким. — зашептала дама. — Мы должны показать, что наличествует наше существенное превосходство над англичанами. По всем параметрам.

    Под этот шепот она, откинувшись на подоконнике, оплетала Сухова, стоящего, как будто врастая в него, бедрами. Его руки быстро заворачивали юбку, влезали ладонями в тесную теплоту междуножья.

— Как у вас с сексуальностью? — задыхаясь, спросила она. — Надеюсь, вы не гомосексуалист?

— Тип сексуальности — вопрос не практики, а склонности. — ответил Сухов, пока его руки путались в задранном платье. — Переспать с приятелем мало, чтобы стать гомосексуалистом. Коллекция любовниц — не аргумент эротического правоверия…

    Лопнул лифчик, порвался чулок…

— Мужчина, предпочитающий стриженных, плоскогрудых, хрипящих, без ногтей, женщин, — сокровенный гомосексуалист. — продолжал говорить Сухов. — Это может быть тайной и для него самого. Гомосексуализм бесполезен. И с природной, и с общественной точки зрения, — непродуктивен.

   Губы его стали зарываться все ниже, толкаясь вдоль ее губ, шеи, груди. Он попытался губами захватить неровный катышек ее соска. Дама вскрикнула, когда Сухов наконец, нарушил государственные границы ее нейтрального, до сей секунды, тела. Она окончательно откинулась на подоконник и перестала сопротивляться…

 

[Magnum]

Взмах крыла бабочки

(из будней Института экспериментальной истории)

* * * * * 

      Взмах крыла бабочки на одном
      конце земного шара может
      вызвать ураган на другом.

      Посвящается памяти Владимира Свержина.

* * * * * 

 

     Анна Бретонская стояла на коленях перед статуэткой Богородицы и жарко молилась. Ее сын, маленький Карл-Орлан, опасно заболел. Придворный врач сказал, что у малыша — morbilli*, прописал настои и молитвы. Много монахов по всей стране служили молебны, но… Малышу становилось все хуже.

     Скрипнула дверь, вошел монах, облаченный в черную рясу. На его груди висел красивый крест. Отец Перегрин Тук.

      Удивительный монах, единственный, кто стал и духовником, и доверенным лицом Анны.

     Отец Тук получил великолепное образование в своих странствиях. Он побывал в многих странах мира, даже в Исландии, в далекой северной стране Руси и в Иерусалиме, впитывал знания и был, как изумленно сказал Анне глава гильдии литейщиков Жан Дюпен, демонстрируя слитки превосходной стали — «великий гроссмейстер». Так что Анна высоко ценила ученость отца Перегрина. Больше всего французская королева была благодарна монаху за его искусство врачевания — без этого, как была уверена гордая бретонка, малыш Франциск не выжил бы.

 

     _________
     *Корь.

 

     Анна помнила ужасный день, когда Франциску стало худо. Малыш кашлял и задыхался. К счастью, рядом оказался брат Перегрин. Монах действовал быстро — он распеленал малыша, перевернул лицом вниз, устроил ребенка на руке, начал то хлопать между лопаток, то массировать ребра. Наконец, Франциск задышал хорошо. А Анна плакала и благодарила спасителя малыша.

     — Отец Тук… — заговорила Анна — и в тот момент в ней не осталось ничего от королевы. Была искренне взволнованная мать. — Карл-Орлан очень болен!

     Священник присел на край постели больного.

     — Привет, Маленький Принц.

     — Здравствуйте, отец Перегрин. — серьезно ответил мальчик.

     — Смотри, что я тебе принес — монах вынул игрушку — лошадь с восседающим на ней рыцарем.

     — Спасибо… — малыш прижал к себе игрушку.

     — Я должен тебя осмотреть — сказал отец Перегрин. — Чтобы вылечить.

     Монах долго осматривал принца, потом проворчал.

     — Слава Богу, что я успел! Затем стал рыться в заплечном мешке. Вынул бутылочку с настоем, поставил на столик у изголовья больного, затем появился глиняной горшочек, наполненный белыми пилюлями. Анна с волнением наблюдала.

     А дальше… последовали разные сухие травы в мешочках.

     — Хорошо, что тут есть камин — сказал монах, налил из кувшина воду и повесил маленький котелок над огнем, побросал в воду несколько разных трав.

     — Это поможет?

     — Да. Я знаю много трав и изучил искусство фармацевтики. — Однако — отец Перегрин наставительно поднял палец к потолку — фармацевтика — это искусство. И как всякое искусство — не терпит дураков. Вроде медика короля. — он покачал головой.

     Вскоре мужчина сварил настой. Взял пилюлю.

     — Проглоти. Не бойся, сладкая.

     Дофин Карл-Орлан принял лекарство. Отец Перегрин дал принцу выпить настой.

     — Лекарство собьет жар, а также усилит откашливание. И малыш поправится.

     Анне захотелось задать вопрос, который ее мучил вот уже пару дней.

     — А вы… занимаетесь алхимией?

     Внимательный взгляд.

     — Моя фрейлина, которая носит поднос с тарелками вам в старый барбакан, где вы сейчас живете, видела… Как вы трудились над колбами и зачем-то соскабливали с хлеба плесень… И мне любопытно. Тем более в книгах мне попадалось про целебность плесени.

     —  Я ищу лечебную силу плесени. — улыбнулся отец Перегрин. — Все старинные тексты говорят, что плесень, если ее порошком посыпать гноящуюся рану, исцеляет. Поэтому я решил изучить это растение.

     — А хотите… — Анна нахмурила бровки — Хотите, я дам вам людей на испытания?

     Священник пристально посмотрел на нее.

     — Я видела, как умирают люди от антонова огня. Потому что воспалилась рана. Ваше лекарство бы пригодилось для раненых воинов. Я все-таки королева — Анна сверкнула глазами — Я подпишу разрешение для вас и указ о учреждении больницы для города Ренна. И что указом дозволено испытывать ваши лекарства на тяжелых больных. А там как Бог управит…

     — На Бога надейся, а сам не плошай.

     — ???

     По лицу монаха пробежала тень досады на себя.

     — Поговорка. Я слышал ее на Руси. Аналог нашей — Помогай себе, и Бог тебе поможет.

     Анна тихо кивнула.

     — Вы правы. Я это и делаю постоянно — помогаю себе. И больше всего хочу уберечь мою милую Бретань и ее свободу от Франции. И юный дофин — моя надежда.

     Монах пристально посмотрел на Анну. И спросил:

     — А вы когда-нибудь видели, как горностай ловит свои жертвы?

     — Конечно, видела… — Анна повела плечами — У меня в детстве был горностай. Он ловил крыс в замке. Раз притащил огромную крысу. Показал и съел. Я тогда так… визжала…

     — И при этом горностай герб Бретани. — заметил собеседник.

     — Серебряное поле, усеянное горностаевыми хвостами. — кивнула Анна.

     — Горностаи хорошие охотники. Мама-горностай учит своих детей охоте. И вместе они могут устроить погром мышам.

     — Что вы хотите сказать? — нахмурилась Анна — То есть… Раз королева Бретани сидит на троне Франции…

     — В этом случае, если она станет правящей вдовствующей королевой, ее горностаям никто не мешает разогнать квакающих французских лягушек.

     — Вы… — Анна поняла — Вы советуете… взять старое поломанное украшение и переделать его в новое? Объединение всех французских земель вокруг Бретани?

     — Вы мудры, Ваше Величество. В Иерусалиме, где я побывал, мне приходилось общаться с разными людьми. И один мудрец из страны Китай говорил мне, что события состоят из цепочек. Бабочка взмахнула крылом, птица попробовала ее поймать — и события идут, пока на другом конце мира не начинается великая буря.

     Анна покусала губы и выдохнула.

     — Знаете… — Она погладила ее сына по волосам — Я бы охотно согласилась на жизнь за жизнь. Малыш Карл-Орлан выздоравливает, а тот, кто принудил меня к супружеству с ним — умирает. И я смогу спокойно воспитать сына настоящим бретонцем.

     — И при этом королем всей Франции. Объединенной вокруг Бретани — заметил монах.

     Когда рассвет семнадцатого декабря тысяча четыреста девяносто пятого года окрасил зимнее небо алыми красками, больной Карл-Орлан мирно дышал и спал сладким сном — мальчик больше не метался и не бредил. Корь отступила.

     Вбежал взволнованный стражник.

     — Король Карл Восьмой умер! Он… трагически погиб на охоте!

     — Да здравствует король Орландо Первый! — сурово отозвалась Анна.

     — Да пребудет так. Амен! — произнёс монах.

     — Амен!

     ****

     Брат Перегрин устало лег на кровать. Сжал крест в кулаке, прикрыл глаза. Посторонний наблюдатель подумал бы, что монах молится, но если бы мог прочесть мысли монаха…

     — Док, все сделано. Объект «Король Пик» устранен. Что у тебя?

     — Объект «Арагорн» будет жить. Гарантирую.

     — Ты уверен, Док?

     — Полностью. Лечебный настой, используемый при лечении от кори и у нас, немного убедительности и никакого мошенничества. Ребенок получил и пилюлю противокоревого препарата.

     — Ух, вспоминаю. Как мы пробивали использование на самый крайний случай лекарств из нашего мира. Хорошо хоть, аналитики подтвердили, что других вариантов войти в полнейшее доверие нет. Только монах-лекарь с чудодейственным восточным лекарством. Знаешь, док, я в восторге от тебя.

     — Из-за чего?

     — Круто было задвинуть про бабочку и шторм. Дама и поплыла. Осознала, что пора круто переменить свою жизнь.

     — Ничего забавного не вижу. Хоть и постылый, а муж. Мне придется быть рядом с нею, поддержать. Да и присмотр за Карлом-Орланом нужен.

     — Точно. Ведь мы знаем, что будет, если малыш умрет и в той реальности.

     — Не напоминай. Уже не раз разъясняли. Межмировой шторм. Смерть маленького ребенка, незаметная для этого мира, — а наш мир встряхнет так… Вернее, уже жестко встряхивает. Надеюсь, Карл-Орлан поправится.

     — А наши институтские присмотрят, чтобы вырос из него достойный король.

     — Отбой связи.

     — Отбой.

[Magnum]

Воспоминания о Команданте

* * * * * 

 

Из сборника «Воспоминания о Команданте»

Глеб Самойлов, редактор газеты Правда, военный корреспондент

 

Первый раз я увидел Команданте в 1924 году, когда он взирал с холма как из гавани выходит прекрасный куатромаран «Венера». Огромный, многокорпусный авианоснесущий крейсер потрясал взоры публики собравшейся на набережной.

В те годы, конечно, отношение к подобного рода «событиям», «достижениям прогресса» было совсем иным, не таким как сейчас — не утилитарным и пресным, таким, каким оно нам кажется после полетов к Марсу международного экипажа Д.Хеллборна, новейших открытий в области науки и техники, но было во всех этих «прорывах» нечто такое, что могло родиться только в странах, которые были наиболее раздавлены событиями первой половины века — бесплодными победами и поражениями, депрессиями, убийствами, травимые газами в бесконечных окопах простые люди земли хотели чудес — и щедрые диктаторы, президенты и парламенты дарили их обывателям.

Мне представилась тогда возможность впервые выбраться за рубеж, скудная редакция «Правды», куда меня «по знакомству» пристроила одна мадмуазель, была слишком бедна на инвалюту и ради этой командировки мне пришлось несколько лет ездить по стране и писать абсолютно скучнейшие репортажи об очередных успехах фермеров, о жизни граждан Романовых в сельской глуши, о громких и абсолютно пустых речах товарища Рыкова.

Нас, «молодой призыв» Правды первое время смущала вся эта «контрреволюционность» жизни в стране, которая медленно и лениво перестраивалась на новый лад, настолько медленно, что невозможно было понять, движется ли она куда либо вообще, или застыла в сонной тишине.

Безусловно в городах было не так душно, молодых людей манила богемная распущенность революционных городов, где кокаин и морфий, как говорили, даже выдавали в союзе писателей по карточкам, как спецсредство первоочередной коммунистической необходимости, а молодые пролетарии и служащие создавали семьи-коммуны.

Контраст в застывшей в патриархальном быту деревней был колоссальным, однако, вожжи, выпущенные из рук партией, тяжело было собрать в единое целое, и этот развеселый пароход продолжал приближаться к своему айсбергу, проедая хлеба, нефть, уголь и все то, что еще можно было продать и пропить.

Мне же тогда это казалось все это пресным, пошлым и мещанским, из чего хотелось вырваться, и вот — я, чрезвычайным напряжением сил, вырвался, — и главный редактор, грузный грузин с веселыми глазами, которого мы, на самом деле, сильно боялись и сочиняли про него всякие шуточные страшные истории, — одним прекрасным утром он поставил свою размашистую подпись на моем деле и отправил получать командировочные и оформлять паспорт.

Конечно, представитель советского государства, как первой страны признавшей республику, обязан был присутствовать и освещать это событие, как и многие другие события, которых в бурной жизни дружественной республики тогда было так много, кажется, еще больше, чем когда либо.

Для нас, простых, советских людей это было небывалое путешествие, вся республика поражала нас своими необычайными проектами, растянувшимися новейшими магистралями, полностью электрифицированными, новейшими заводами и удивительными домами, в которых, казалось, республика переплюнула сама себя: подчеркнуто неряшливый серый глыбоватый бетон сочетался с необычайно большими окнами. Конечно, когда такое строение выглядывало из-за аляповатых полуобветшалых домов прошлых веков его присутствие казалось излишним и даже «варварским», но как просторно и хорошо было внутри.

В одно из таких зданий мы и вошли в тот день, когда после митинга, Команданте позвал нас на пресс-релиз, как он его сам называл, смешивая английские и итальянские слова в выдуманной фразе.

Долго, настолько долго, насколько это возможно, «блистательный старик» излагал удивительные вещи, которые были бы похожи на бред сумасшедшего, если бы они не исходили бы из уст одного из безоговорочных лидеров европы тех лет.

Конечно, в МГБ нас предупреждали о том, что страна, в которую мы едем — невероятно специфичное место, и даже расхожие слухи, которые иногда публикует «желтая» иностранная пресса, которую мы вынуждены иногда отсматривать, могут быть крайне недостаточными для понимания «удивительности» дружественной республики.

Команданте рассказывал про «второе солнце», которое в ближайшее время величайший ученый земли Энрико Ферми добудет из глубин Этны, про подземные воды Ливии, которые превратят пустыню в плодороднейшие земли Средиземноморья, про Золотой Динар, который станет символом единства республики и оплотом ее богатств, про кораблестроение, которое уже приносит не менее десятой доли бюджета, из всего сказанного за день казалось на тот момент правдой, пожалуй, только последнее, — потому что действительно весь путь который мы проделали до республики — мы повсеместно видели фирменные катамараны и тримараны местной постройки, прочные и удивительные по своей контрукции, вместимости и объемности.

Потрясенный я вышел из здания и пошел до набережной, однако, пока я шел, я увидел толпу собравшуюся и гудящую на одной из площадей.

С трудом, махая красным шарфов и крича что я «из России» я наконец-таки продрался через толпу, которая, услышав откуда я, начинала сама меня пропихивать через свои ряды, я увидел удивительную картину представшую перед моим взором: мужчина и женщина под листьями пальм, которые держали два молодчика в коричневных рубашках, сношались. Каждое «действие» мужчины сопровождалось всеобщим вздохом, что только подстегивало его идти дальше и дальше, чаще и чаще.

Пожилая женщина в белом балахоне при этом подняв руки к нему шептала молитвы на италословенском, этом ужасном творении революционного безумия, которое, однако, не лишено приятного для слуха, и удивительно, противоречиво гармонично.

— Зачем вы это делаете?! — воскликнул тогда я на русском, на что дряблая «весталка» мне на хорошем русском языке ответила, чем немало смутила меня на весь оставшийся день:

— Они заключают священный брак, разве вы не видите?

Конечно, за всей этой «клоунадой» трудно было понять прозорливость. В деле «Рапальского мира» видели, конечно же, издевку Итальянского королевства над бывшими союзниками. Ах, смешные Итальянцы, думают, что мы не понимаем, что «безоговорочная капитуляция» это только «прикрытие» для аннексии югославских земель, завоеванных кровью и жертвами несчастного сербского народа.

Все эти «возрожденные культы», «языковые эксперименты» которые, как казалось, должны были разрушить через конфликт с церковью и обществом любые основания этой власти, похожей на балаган, однако, на ура были восприняты молодежью, которая во многих странах мира, гонимая и презираемая, прятала, распространяла и ценила прекрасные порнографические журналы, кассеты и даже книги государственного издательства «Молодая Афродита».

Конечно, молодому советскому государству, было не до того, чтобы выбирать союзников, но даже при всех издержках, таможня и госбезопасность справедливо пыталась хоть как-то остановить этот поток безумия, лившийся из «дружественной республики».

Но журналы, газеты, невероятные, фантастические фильмы, на любой вкус, все равно находили свои дороги в умы и постели неокрепших нравственностью и умом девушек и юношей, как будто тысячи мин, прорастая в умах и меняя весь мир бесповоротно.

Церковь же, которая попыталась «нанести ответный удар» поддержав широкую коалицию коммунистов, капиталистов, фашистов, демократов и даже сицилийской мафии — получила не просто волну террора, — а еще хуже, — волну компромата.

Да, я присутствовал при этих событиях, казалось, что — вот уже победа реакционных сил близка, вот уже взят Латеранский дворец молодчиками в коричневых рубашках с «фасциями», вот уже «христианские пролетарии» с красными повязками хозяйничают на проходной завода ФИАТ — и тут же, следующим утром, по всем городам на столбах и подъездах фотографии «вождей нации», «кардиналов», «уважаемых профессоров», «ветеранов войны» — отсасывающих, сношающихся, в компании голых несовершеннолетних — и «всепрощающие» радиообращения Команданте — кажется, что он умудрился вывернуть всю изнанку Церкви, а кто-то говорит, что он сознательно ее создавал, понимая, что невозможно иначе перевернуть шахматную доску, где таким необычным и нестандартным ходам не может быть и места, которые он, безусловно, тогда уже задумал.

Конечно, путешествие по «дружественной республике» или по Королевству Сербов-Словенцев-Хорватов-Итальянцев-без-Короля, или по Республике народа Фиуме, как она тогда официально уже называлась, поразило меня, как и размахом социального, промышленного и военного переустройства, так и тем, как быстро и незаметно у меня заканчивались командировочные.

Удовольствия манили и я был бы ханжей, если бы я бы не признался, что отпущенные мне на неделю проживания двести сорок рублей золотом я спустил буквально за три дня в бесконечных траттори, кабаре, храмах любви, поездках по историческим местам и экскурсиям по местам боевой славы республики.

И вот, оказавшись без гроша в центре прекраснейшей Венеции, на площади Сан Марко, украшенной по случаю годовщины Великого Единения, я пытался придумать легенду об ограблении, но, неожиданно, меня спас старый знакомый с нашего двора у верфей, друг детства, который, как оказалось, по военно-морским делам тоже был в командировке в Венеции, дослужившись до больших чинов в Революционном Флоте.

— Ты знаешь, — говорил он мне, когда я с голоду, почти не жуя, поглощал пасту в местной забегаловке, — это, конечно, безумие, которое никогда не поймут наши замшелые «какадемики», но я посмотрел несколько дней назад в натуре на испытания их новейшего комбинированного двухкорпусного авианесущего крейсера, — и, конечно, это удивительная вещь, — если она не развалится от первого залпа, то, можно сказать, что такой корабль способен будет заменить целый флот, а они планируют построить десяток таких кораблей и за совершенно смешные для такой мощи деньги распродать как «пробную партию».

— Ага, — говорил я, мало понимая перспективы таких далеких в тот момент для меня и моего желудка решений.

— Китай, Япония, Аргентина, Бразилия, Германия, — все они, имея потрясающий хотя бы своими размерами флот просто обрушат экономику колониальных Франции и Британии, которые будут пытаться угнаться за «фабрикой судов», которую они тут решили затеять.

Конечно, товарищ ссудил мне небольшую сумму, которую, как кап-два мог легко позволить мне выделить «за освещение дел морского комиссариата». Я не мог тогда и оценить насколько прозорлив он окажется в своих оценках, жаль, что с его гибелью на известных очередных испытаниях аэровагона страна потеряла такого глубокого аналитика.

И вот так, тогда, в мой «первый раз» в Республике, я чудом не остался в голоде и познакомился с этим удивительным миром.

Когда наш новенький параход отошел от берега наш «рыковский» РСФДР воцарился на борту судна, с его МГБ, воровством, глупостью, и революционирующими кокаинетками, и мне стало удивительно душно и тяжело, однако, к концу нашего путешествия я выдавил из себя образцово-тупую статью «Команданте приветствует революционные изменения в РСФДР» в точности по любезно подсунутому мне пресс-релизу с красивой голой итальянкой на задней стороне листа.

Конечно, это все придумал грузин, подумал тогда я, — наверное, он же уже был «в республике» и все понимал и безусловно воспринимал это как «отпуск» или даже «круиз», которым он меня «наградил», за пресловутую «лояльность».

Прошли годы, как любят писать посредственные романисты. Впрочем, они любят делать промежутки в три, пять, восемь, тринадцать, в крайнем случае, лет, в моем случае прошло ровно четырнадцать лет, восемь месяцев и восемь дней.

Это было невероятно тяжелое время для нашей бедной страны, стиснутой в клещи голодом, когда, под военным давлением бывших «союзников» страна была вынуждена выгребать последние крохи хлеба у населения, — неурожаи и взрывной рост населения начала 30-х наложились на всемирный экономический кризис, раздутый капиталистами в погоне за прибылями, торговавшими тогда воздухом повсеместно.

Для меня же, однако, все складывалось куда как лучше, Иосиф, назначенный руководить Комиссариатом национальностей оставил меня «греть место», как он сказал, поэтому большую часть времени я проводил со своими девочками на даче, выстроенной на «законных 12 сотках» в пригороде, изредка появляясь в редакции чтобы дать ЦЭУ.

За границу меня больше не пускали, придравшись к моему «неподобающему поведению», однако, вмешательство Иосифа и всеобщий бардак помогли «спрятать» часть ненужных сведений, однако, пометку «невыездной» Джугашвилли попросил оставить «до случая» и даже приписал карандашом какому-то молодому полковнику «расстрелять», по его словам.

Помощь тогда оказанная нам ливийским хлебом была невероятно значима. Возможно, не будь ее, и страна скатилась бы в глубочайшую яму в истории, гражданскую войну, или что еще хуже.

Однако, молодые фиумцы в черных рубашечках, девушки и юноши, за рулем новейших грузовиков спрыгивали буквально с аппарелей своих новейших транспортных катамаранов в питерских портах и по всей стране разъезжалась новейшая техника, которая даром давалась стране как и зерно, одежда и многое другое, хотя, жесткую и страшную цену этой «помощи» мы могли понять лишь много позднее. Мы, тогда, переживая за наших голодающих искреннее практически всенародно разрешили забирать «лишних» детей в республику фиуме, безусловно, под условием нашей проверки их «устройства» — и отдали! — по разным оценка до четырех миллионов детей!

Конечно, иные авторы могут сказать, что наша страна была бы не в силах их в тот момент прокормить, однако, как низко тогда мы пали и как коварны были эти планы мы, кажется, не можем осознать и до сих пор.

После этого, безусловно, наша страна должна была ответить какой-то «ответной вежливостью», и большая делегация была направлена сопровождать груз «возвращаемых на родину ценностей» — полотна Эрмитажа итальянских мастеров были «направлены домой» и с ними, наконец, Иосиф, разрешил отправиться и мне.

Так я и увидел Команданте второй раз.

Кажется, мы собирались в том же зале, или в другом, но очень похожем — таком же грубоватом, бетонном и гармоничном, наполненным светом из больших панорамных окон и зеленью окружающих его садов.

В этот раз Команданте превзошел самого себя.

Для начала Команданте запрыгнул на длинный стол. После того он прошелся по нему от края до края и обратно и замер повернувшись спиной к публике.

Кажется, из «пула» только мне было это внове — остальные внимательно приготовились записывать, фотографировать, а американская группа — даже снимать на большую видеокамеру.

— Я смотрю не на вас, — начал Д’Аннуцио, — я смотрю — в великое будущее! Вы не видите его, потому что от вас его заслонило это стекло! Но я помогу вам! —

Тут Команданте достал из-за пазухи широкого плаща, под которым, как всем известно, он не носил никакой одежды огромный новейший Каркано и очередью, которая оглушила всех, разбил огромное панорамное окно зала, в котором мы собрались.

— Смотрите, — он повернулся к нам в распахнутом плаще с воздетой в сторону разбитого окна рукой, — там, далеко, как маленькая черная точка пролетает над нами первый аэронавт земли, Тинто Брасс, маленький мальчик, которого отобрали мы, провели надлежащую подготовку, совершает первый виток вокруг орбиты, — мир пахнет войной, все хотят делить мир, — но я, — и тут он воздел руки и замер в распахнутом и трепещущем на ветру плаще, — я, Габриэлэ Муаммар д’Аннуцио, хочу предъявить всему закостенелому миру наш ультиматум: или вы, старые уродцы, пораженные империалистической чумой, полетите в Космос вслед за маленьким Тинто Брассом, который ничего не боялся и стал первый аэронавтом земли, или наш непревзойденный воздушный флот сотрет ваши замшелые паразитические сборища с лица земли! Мы основательно готовились — и мы, наконец, полностью готовы!

И в этот раз, он тоже, как оказалось, не врал и преувеличивал.

[Magnum]

Гимн Алеманов

* * * * * 

кибитка, жилище простое,
прекрасный наш дом кочевой,
мы родину носим с собою,
и храм мы свой возим с собой:

 

мы помним — над небом европы
как были развеяны в прах,
и тайные светлые тропы
в отторгнутых наших дворах

 

от Марки, прекрасной юдоли,
до бурного неба Шион,
одной алеманскою волею
мы, ениши, только живем!

 

и жертвам нечистым подобны,
мы с дымом взлетев в вышину,
простились с планетой удобной,
и слушаем звезд тишину

 

что было границами скованно
живущих враждой и жнивьем,
то стало бескрайним бескровно нам,
в просторе великом живем

 

от Марки, прекрасной юдоли,
до бурного неба Шион,
одной алеманскою волею
мы, ениши, только живем!

 

пусть жены, — мы делимся всеми,
пусть песни и наше вино
развеют последние тени
мечтаний минувших давно

 

ту тьму тевтобуржскую осени
как бремя имперских орлов
мы с плеч наших радостно сбросили
и сняли короны с голов

 

от Марки, прекрасной юдоли,
до бурного неба Шион,
одной алеманскою волею
мы, ениши, только живем!

[Magnum]

Купейный разговор

* * * * * 

 

       …На асфальтовом перроне изогнутого в терракотовом модерне, укрытого стеклянным чахоточным дебаркадером железнодорожного вокзала в Каунасе, с фонарем в руках, стоял пожилой железнодорожник, в длинной суконной накидке, с баварским петушиным пером на форменной шляпе. Юзеф взял чемоданы, по одному в каждую руку, и пошел по грязи асфальта. Ботинки Юзефа промокли насквозь, но не от влаги земли, а от сырости воздуха. Ему неприятно и промозгло было идти в мокрых носках, и он перекрестил пальцы в узких, начищенных до блеска туфлях.

      Увидев Юзефа, железнодорожник почтительно снял свой головной убор и сделал несколько шагов ему навстречу. Юзеф молча полез в вагон…

      Только подходя к своему купе Юзеф вспомнил, что оставил один из своих чемоданов на скользком перроне. Вспомнил только тогда, когда вошел в купе и взглянул на своих попутчиков… Попутчики его являли собою некую, если так можно выразиться, одновременно противоположность и дополнение к образу своего визави: оба худощавые, с большими, окладистыми бородами огненно — рыжего цвета, в льняных костюмах, у одного совершенно не подходивший ему карманный брегет, у другого еще менее подходившая соломенная шляпа….Вспомнил только тогда, когда из огромного рюкзака один из попутчиков вынул бутылку шнапса, большой кусок копченого сала, круглый крестьянский хлеб и аппетитно зажаренного курченка. Вспомнил только тогда, когда поезд слегка начал дергаться вперед, и колеса начали движение, медленно переваливаясь.

      Юзеф бросился в тамбур, чуть не сбил с ног проводницу, стал требовать открыть дверь, чтобы выскочить за чемоданом, и все — таки успел, в последний момент, подхватить с перрона мокрый от дождя чемодан.

      В купе, не застелив белья, он сразу лег на свое место, на второй полке, закинул руки за голову, и долго смотрел на тусклый огонек на потолке, прислушиваясь к негромкому разговору попутчиков внизу:

— Этот, в соседнем купе, видать немец. Ишь как глазами зыркнул…

— Или еврей…

— Да, скорее всего. Еврей, не немец… Вот все им не так. И у нас, в России, им все не так… Осень в средней полосе, — в Москве, например, — им отвратительна. И нет в ней, по — ихнему, вовсе никакого там, «очей очарованья» и «пышного увядания». Все у них выходит серо, неопрятно, и ветер у них гонит облака непременно клочками, и обувь у них обязательно дешевая, и хлюпает по жиже, стекающей по тротуару, и никакого просвета вдали. Все — то у них задернуто, закупорено серой мглой. Плюнуть им бы в рожу…

     В соседнем купе кто — то громко простонал…

— …Слыхал?

— …У них в Германии уже восьмая революция… Когда у нас будет восьмая, мы тоже будем стонать по ночам…

— Я так и слышу жар в ваших словах! Жажду справедливости. Но позвольте мне усомниться, что лично вы желаете воочию узреть якобинский террор мценского разлива.

— О, террор — то я как раз застал!

— Полноте! — не выдержав, воскликнул с верхней полки Юзеф. — Ваши бомбисты — социалисты — это детский лепет.

— Вам легко судить, любезный. — ехидно отозвался на восклицание Юзефа один из попутчиков, с нелепой шляпой. — Вы, кажется, поляк?

— И что?

— Вы натурализовались в свободной богатой стране. Ваши местные литовские и польские социалисты сотрясают воздух не адскими машинками, а речами в Тарибе. Король гарантирует вам, что ваше священное право частной собственности не будет попрано. Ваше будущее безоблачно. Но мне, чтобы выехать из России, пришлось долго, с унижениями выправлять паспорт! — спокойным тоном начав, стал распаляться попутчик в шляпе.

— Когда Тариба собиралась раз в год, от нее был и толк и польза… — возразил Юзеф. — А теперь что — ж такое? Чем отличается она от вашего русского Собора, от всех этих рейхстагов, палат и сенатов? Только и делают, что болтают, интригуют, мутят народ… Я бы на месте короля просто разогнал всю эту публику, и дело с концом…

— …Ну, это легче сказать, чем сделать…

— Ага…

— Это мне, русскому, следовало бы ненавидеть Литву, уцелевшую только по прихоти матушки Екатерины, которая по прекращении мятежей в Литве и Польше манифестом 1795 года фактически восстановила Великое Княжество, но, читая газеты, я, как ни странно, испытываю чувство гордости за вашу родину. И не за сгинувшее глупо Великое Княжество Литовское, а именно за Литовское королевство! Оно действительно поднимается, возвращается в ряд великих держав. Новые фабрики, чугунные дороги, возвращение Сувалкии, наконец, суда под национальным флагом — я их стал встречать даже у берегов Камчатки — это ли не повод для гордости?

— А про цену вы спросите! — вскрикнул, даже не вскрикнул, а как сквозь зубную боль протянул Юзеф, сползая с верхней полки к попутчикам. — Спросите меня, какой ценой, какой ценой? Выродившееся дворянство, наглые нувориши, швыряющие сотенные ассигнации цыганам в ресторанах, работницы, живущие как скот, по четырнадцать тел на комнату — и чуть что, их сразу в нагайки! Мироеды по хуторам, крестьяне, брошенные на произвол судьбы после манифеста…

— А флот? — попутчик пошамкал губами, будто пробуя слово на вкус.

— Ну что флот… Армия и флот — лучшие друзья Короля.

— Чего еще желать?

— Думаете, в старой доброй Литве жизнь — патока? Думаете, у нас нет проституции? Да весь наш Парламент, вся эта пресловутая Тариба — сборище продажных горлопанов. Думаете, нас не утомила эта стабильность, когда Сметона и Миронас сменяют друг друга, как день и ночь? Но мы, в отличие от вас, русских, мы, литовцы, и поляки, и евреи, сплотились вокруг Короны — потому что, куда ни глянь, всюду нас окружают враги: безумная Германия, живущая от революции до революции, наступающая нам на пятки Россия — кто бы мог подумать, что вы за какие — нибудь четверть века вырветесь из своих грёз и создадите не просто промышленность, а передовую химическую индустрию! Да что там вы, нам даже шведы вставляют палки в колёса!

— Приятно поговорить с попутчиком, да притом не русским…

— Чего?

— Вы присаживайтесь, закусите, выпейте…

— Что ж, не откажусь…

— Знаете, почему русские избегают друг друга, будучи за границей? — поддерживая приятеля, рассмеялся попутчик, тот, что с брегетом. — Потому что где соберутся двое, там между ними встанет вопрос: что делать и кого наказать? Как будто это в России двести лет тому назад случилась гражданская война, а не английские учёные третье столетие подряд ломают копья вокруг личности Кромвеля: правильно ли его выкинули из могилы и вздёрнули на виселице, или не по-христиански было тревожить прах цареубийцы?

 

 

[Magnum]

Медведь и Павлин

* * * * * 

 

Ночь опустилась на Константинополь, но никто во Втором Риме не мог сомкнуть глаз. Кольцо осады замкнулось и у подножия городских стен не имелось ни единого свободного клочка земли — все было уставлено палатками, всюду стояли пушки и горели костры. Огни охватывали город и со стороны моря — огромный флот вошел в Мраморное море, удерживая город в блокаде. Византийский флот, укрывшийся за исполинской цепью в бухте Золотого Рога, даже не пытался дать бой захватчику, сознавая непомерное неравенство сил. Но кто бы упрекнул греческих моряков за трусость: сегодня никто в Европе не посмел бы прийти на помощь обреченному городу. Лишь могущественная островная империя чья удаленность от Боспора и морское могущество позволяли ей чувствовать себя в относительной безопасности от азиатского нашествия, прислала отряд артиллеристов, однако этого было явно недостаточно, чтобы защитить город.

На рассвете все пришло в движение. Загрохотали, пока еще негромко, словно просыпаясь, первые пушки. Постепенно к ним присоединялись все новые и новые орудия, паля с суши и с кораблей, пока все залпы не слились в одну нескончаемую канонаду. Все вокруг заволокло пушечным дымом, но даже сквозь эту завесу было видно, как трескаются и осыпаются глыбами камня стены Феодосия. Под прикрытием осадных башен, захватчики засыпали рвы всем, что попадалось под руку, прокладывая дорогу бесчисленной орде. Одновременно зарывающиеся в землю как кроты, саперы рыли подкопы, чтобы заложить пороховые мины под стенами города. Защитники города также не сидели, сложа руки, ведя непрерывный обстрел, но гибнувшие сотнями и тысячами враги, ни на минуту не прекращали своего натиска. И словно чудовищный лес у стен Константинополя вырастали бесчисленные колья, на которых корчились в муках пронзенные пленники — всех кого удалось захватить в сельской округе.

Мелек-Таус получал свое.

Среди бесчисленных палаток выделялся исполинский белый шатер. Над ним развевалось золотое знамя с изображением черного павлина с красными глазами-пятнами на распущенном хвосте. В редкие минуты затишья из шатра доносилось монотонное бормотание, придававшее духа осаждающим. Каждый в войске — от могущественных шейхов-военачальников в золоченных шлемах, украшенных павлиньими перьями до последнего пехотинца, — знал, что сам шейх Сараф ад-Дин Ади бен Азраэль, брат Солнца и Луны, блюститель горы Лалеш, шаханшах Сирии, Месопотамии, Армении, Египта, Хорасана и обоих Иранов, хранитель ключей Иерусалима и духовный владыка всех йезидов, сейчас молится о том, чтобы Ангел-Павлин даровал им победу сегодня.

— Ибо ты есть Верховный, предваряющий все сущее. Тот, кто рек Истину, судья и правитель вселенной. Тот, кто дал небесам их высь, Тот, кто вскричал в Начале и тем самым от Себя явил все…

Слова эти, неслышные за пушечным грохотом даже тем, кто их произносил, тем не менее, сейчас повторял каждый йезид — ибо все знали, какое блаженство за гробом ожидает того, кто погибнет в бою с именем Мелек-Тауса на устах.

Но вот смолкла канонада — вместо нее в уши ударил рев множества труб и огромное войско устремилось на стены. Йезиды вздымались, как волны, пересекая рвы по переброшенным, как мосты, лестницам. Их рядами косили ромейские пушки, но теперь атакующие были уже под самыми стенами, и ядра летали поверх их голов.

Фризские запальщики обрушивали огонь почти вертикально вниз, и йезиды несли большие потери, но, приставив лестницы к стенам, завывающие фанатики упрямо лезли наверх. С земли, прикрывая их, непрерывно летели пули и стрелы, сбивая защитников города. Меж тем городские ворота уже трещали под ударами могучих таранов. В довершение всех несчастий вдруг прогремел взрыв и одна из стен рухнула, погребая под собой одновременно нападавших и защитников города. С радостными воплями йезидские шахиды устремились в проем.

С одной из стен Влахернского дворца за падением города наблюдали двое мужчин. Одним был высокий старик в церковном облачении. Из-под седой бороды выглядывал золотой крест, усыпанный драгоценными камнями. Рядом с ним стоял худощавый мужчина с курчавой черной бородой. Поверх золоченной кольчуги была наброшена пурпурная тога. Рука судорожно сжимала золотую рукоять меча, усыпанную драгоценными камнями.

— Похоже, все кончено, — сказал, ни к кому не обращаясь, последний император Второго Рима, — если что и остается басилевсу, так это умереть вместе со своим народом…

— Пока живешь, надеешься, сын мой, — патриарх пытался говорить столь же наставительно, как всегда, но голос его предательски дрогнул, — Христос не позволит случиться…

— Он уже позволил, — горько усмехнулся Константин, — и если я…

 Император вдруг замолчал, резко изменившись в лице и внимательно вглядываясь во что-то за спинами йезидов, осаждавших Константинополь. Патриарх проследил за его взглядом и от изумления приоткрыл рот.

Громко взревели трубы и военачальники йезидов, надрывая глотки, завопили новые команды, стараясь развернуть свое воинство. Казавшаяся неумолимой волна людских тел, грозившая накрыть город, внезапно отхлынула от его стен, в тщетной попытке перестроиться. Но поздно — за спинами йезидов уже вздымалось облако пыли и из него, словно демоны ада, неслись всадники в черных доспехах. Окованные железом копыта могучих коней сминали шелковые шатры, безжалостно давя тех, кто не успел выскочить, в то время как длинные мечи и жуткого вида секиры, крушили черепа и разрубали от плеча до пояса всех, кто не успел увернуться. Клин бронированной конницы врезался в азиатское воинство, давя и убивая разбегавшихся поклонников Мелек-Тауса.

Со стороны моря послышался грохот и, обернувшись, император и патриарх увидели, что сразу несколько йезидских галер полыхает, в то время как в Босфор, паля из всех пушек, входят огромные незнакомые корабли.

— Теперь я вижу, что ты был прав, — в восторге сказал Константин, — Христос не оставил город равноапостольного Константина! Фризское посольство в Москаунас не осталось без ответа, и князь Гимбут внял просьбе наших союзников о помощи. Город спасен!

Он бросил радостный взгляд на патриарха и осекся. Лицо Афанасия было чернее тучи, губы чуть слышно шептали молитвы, пока правая рука совершала крестное знамение.

— Христос не велел изгонять бесов силою Вельзевула, князя бесовского, — сказал он, — и кто решится, чтобы избавиться от волка, пустить в дом медведя? Боюсь, басилевс, что цена за это спасение окажется как бы не горше, чем самое жестокое поражение.

Говоря все это, патриарх перевел взгляд на нежданных спасителей, хмуро разглядывая шлемы в виде оскаленной медвежьей морды. Такая же морда красовалась и на резных носах огромных судов, на парусах и знаменах реявших над войском. Еще больше чем фризов и йезидов вся Европа страшилась этого медведя — символа Вельняса, Владыки Смерти, верховного бога Великого Княжества Голядского.

Отныне именно этот кровавый бог заявлял права на город Константина.

 

[Magnum]

Недоросли

* * * * * 

 

Македонская армия втягивается в Хайберский проход. Десяток за десятком, сотня за сотней, тысяча за тысячей…

Ветераны, воевавшие еще при Филиппе и прошедшие всю войну от Граника до Бактрии. Новички, только зимой прибывшие из Македонии на край света. Персидские новобранцы.

Ноги слаженно бьют в землю, поднимают пыль, пыль, пыль. Глотки хрипло орут маршевые песни.

Покачиваются тяжелые сариссы. Десятки копий, сотни, тысячи…

За спиной остается Кабул. Впереди, за проходом, лежит Индия.

— А правда, что там столько сокровищ, что даже простые мужики едят с золотых блюд, а их бабы носят жемчужные ожерелья?! — восторженно перекрикивает маршевую песню Ахиллес, совсем молодой македонянин, рослый, как все горцы, косая оргия в плечах, улыбка до ушей.

Он марширует в последней шеренге, за ними — только прикрытие конницы, в нескольких стадиях, и где-то дальше ползут нестроевые. Ахиллес второй в шеренге — заместитель десятника.

— И каждая жемчужина — с куриное яйцо, — хмуро кивает Стазис, десятник, чудом оставшийся целым и вполне здоровым после восьми лет походов и боев.

Стазис ниже Ахиллеса, но явно более жилистый.

И в глазах у него живет смерть.

— А еще там живут цари такого роста, что когда они едут на слоне, издали кажется, что это просто всадник! — частит Ахиллес. — А их жрецы ходят в чем мать родила по огню и месяцами могут не жрать!

— И летают, — хмурится Стазис.

— Ну не все, небось, только некоторые. Скажи, Савак! Правда?!

— Так говорили, — неохотно соглашается молодой перс, он третий в шеренге.

Ростом, силой и выучкой Савак явно уступает Ахиллесу, но он лучший из персидских новобранцев в десятке Стазиса. Новобранцы учатся воевать в фаланге. У остальных пока что получается куда хуже, чем у Савака.

— Говорили? — переспрашивает Стазис.

— Потом пришли недоросли, — пожимает плечами Савак.

Сарисса покачивается и начинает соскальзывать на землю, перс судорожно хватает копье. Ахиллес не глядя придерживает длинное тяжелое древко, помогает закинуть на плечо.

Стазис одобрительно кивает — почти незаметно.

— Все равно все погибнем, — вздыхает Савак. — Но спасибо.

— Македонская армия непобедима! — фыркает Ахиллес. — Что нам какая-то мелюзга?! Не сдадутся сами — размажем! Стазис, скажи ему!

— Давно они пришли? — спрашивает Стазис.

— При Артахшассе.

— Котором из пяти?

— Охе. Сразу после второго покорения Египта, — Савак произносит это с гордостью, словно это лично он пятнадцать лет назад воссоединил отпавшие провинции с Империей.

— Пффу! — фыркает Ахиллес. — Нашел, чем хвастать! Египтян они забороли! Вот к нам сунулись, получили по шее, а теперь мы с ответкой пришли!

— Полтораста лет прошло, — вздыхает Савак, тянется закрыть лицо ладонью, но решает не играть с балансом сариссы. — Сколько раз вечный мир заключали… Не надоело?

— Пепел Афин стучит в мое сердце!

— Так ведь македонцы тогда были нашими союзниками, — тяжело вздыхает Савак. — Вместе Афины жгли.

— Ч-о-о?! — не верит Ахиллес. — Стазис, скажи ему!

— Хватит, — отрубает Стазис. — Дальше, Савак.

— Недоросли разрушили все царства и княжества по эту сторону Инда, — рассказывает Савак. — Нам удалось их остановить только в горах. На этом перевале держался большой гарнизон, не пускавший недорослей дальше.

— Хм, — хмурится Стазис.

— Даже при Дараявауше держались, не смотря на войну, даже при Бессе. У Спатимена не хватило людей, и он, будь он проклят, увел все гарнизоны.

— Ну и где они, твои страшные ужасные недоросли? — хмыкает Ахиллес. — Поджали хвосты и свалили за Инд?

Мимо проносится всадник.

— Накликал, — вздыхает Савак.

Маршевая песня замолкает. Труба играет «стой», потом «разворот», потом «атака».

— Он чо, в панике?! — орет в боевом задоре Ахиллес. — Где «сформировать строй»?!

— Ущелье, — отрубает Стазис. — Нет места. Нет времени. Вперед.

— С этими?! — оглядывается на персов Ахиллес.

Перепуганные персы отчаянно пытаются сформировать что-то, что хотя бы издали можно было принять за первую шеренгу фаланги. Сариссы заметно подрагивают.

— Выбора нет, — сквозь зубы цедит Стазис.

— Впе-э-э-э-рёд! — рявкает Ахиллес, и кажется, что от этого крика дрожат стены ущелья.

С гребней склонов прохода срываются валуны — огромные, в человеческий рост и больше. Набирают скорость, разгоняются, крушат кустарник, вышибают фонтаны земли и щебня. Камней много, очень много, кажется, оба склона сползают, съезжают, слетают вниз, чтобы столкнуться в нескольких сотнях шагов перед воинами. Земля дрожит от гула. Десяток всадников отчаянно скачет к фаланге, стараясь успеть проскочить.

— Стой, — командует Стазис, хотя фаланга и так замерла, в ужасе наблюдая за двумя лавинами.

— Сто-о-ой! — рявкает Ахиллес, но уже не так уверенно.

С громовым грохотом валуны сшибаются в нескольких сотнях шагов перед македонцами.

Оседает пыль.

Всадники проносятся мимо пехоты — все успели проскочить.

Дороги у них за спиной больше нет.

— Здоров ты орать, — улыбается Стазис, но в глазах у него внимательная, настороженная смерть.

— Я?! — обижается, потом пугается Ахиллес.

— Слишком много валунов, — почтительно говорит Савак. — И с двух сторон.

— Знаю, — отрубает Стазис. — Ахиллес, Савак, оставить сариссы, осмотреть обвал. Слишком далеко не отходить. Увидите противника — дать сигнал и отходить, в бой не вступать. Ясно?

— Противник?! — удивляется Ахиллес.

— Камни столкнули недоросли, — поясняет Савак. — Если увидим…

— Свернем шеи! — хмыкает Ахиллес. — А, нет! Кричим и валим! Все хотят повеселиться, не тока мы! Савак, рядом!

Перс вздыхает, прикрывает ладонью лицо, молча идет за Ахиллесом.

 

* * * * *

 

На них нападают, как только они перебираются через первый завал — и скрываются с глаз войска и Стазиса.

От удара по голове Ахиллес теряет сознание, быстро приходит в себя — но во рту у него уже кляп, оружие убрано достаточно далеко, а на него наседают десяток странных обезьян, ростом чуть больше метра, в кирасах, как у гоплитов, в шлемах, с тесаками в ножнах на боку. Обезьяны деловито переговариваются на своем птичьем языке, стараются стянуть Ахиллесу ноги и руки веревками.

Зрелище настолько комичное, что Ахиллес начинает хохотать.

Обезьяны впадают в ступор, всего на несколько секунд.

Если бы у Ахиллеса была хорошая реакция, он мог бы легко раскидать их всех и заодно освободить Савака — но Ахиллес может только ржать. Если бы Савак не впал в ужас от того, что его берут в плен недоросли — он мог бы вывернуться и освободить Ахиллеса.

«Обезьяны» приходят в себя первыми, быстро и умело скручивают пленников, связывают руки за спиной, надежно пеленают ноги. С дружным «ух!», поднимаясь на валуны, как на скамейки, перекидывают Савака через спину странного осла, рослого, больше похожего на коня — только коня-недоросля. С долгим и мучительным «ох-йо-о-о!» «обезьяны» загружают на второе животное тяжелого Ахиллеса.

Кони-недоросли в сопровождении двух десятков «обезьян» споро семенят по завалу прочь от войска и Стазиса.

Какое-то время Ахиллес видит только валуны, под копытами хрустит щебень и осколки.

Начинается склон — сначала перепаханный рваными траншеями от катившихся валунов, потом — мирный, покрытый травой и кустарником. Ахиллес пытается дотянуться до ближайших кустов головой или ногами, чтобы зацепиться, упасть — но «обезьяны» ведут коней-недорослей слишком далеко от веток.

Склон поднимается и поднимается.

* * * * *

— Вынужден извиниться за причиняемые неудобства, — слышит Ахиллес, когда процессия переваливает гребень и неожиданно останавливается.

Он выворачивает шею, чтоб посмотреть, кто говорит — и видит еще более дрессированную обезьяну того же роста метр в шлеме. Только эта обезьяна помимо того, что носит кирасу как заправский гоплит, умеет еще и открывать рот и шевелить губами, издавая звуки, очень напоминающие человеческую речь, правда, со странным цоканьем, будто одновременно пытается пародировать скачущую лошадь.

Неимоверным усилием Ахиллес сдерживает смех, чтобы дослушать выступление до конца.

— Как только доберемся до корабля, я постараюсь обеспечить вам более комфортные условия, — продолжает обезьяна. — Пока что мне приходится больше думать про безопасность моих людей.

— Лю-эй?! — мычит Ахиллес и, не в силах больше сдержаться, хохочет во все горло.

Кляп не выдерживает и вылетает изо рта.

На этот раз Ахиллес быстро приходит в себя — и хохот моментально сменяется волчьим воем, тем воем, каким самец призывает стаю на обильную охоту и просит поторопиться.

Жеребцы-недоросли знают этот вой. Тот, что несет Ахиллеса, верно оценивает вероятность убежать с грузом на спине — встает на дыбы, стряхивает македонца и уносится прочь. Второй жеребец-недоросль не тратит времени — и уносит обиженно мычащего Савака с собой.

Ахиллес знает, что никто не верит в его гибкость — при его-то размере. «Обезьяны» не отличаются от людей — руки за спиной связаны в запястьях, а не в локтях. Пока «шимпанзе» приходят в себя, Ахиллес становится в упор на плечи, подтягивает колени за уши и рывком переносит руки вперед.

В следующий миг он уже на связанных ногах, готовый бить сложенными в «замок» кулаками, а кулаки у Ахиллеса огромные.

Говорящая «обезьяна» резко клацает что-то на своей тарабарщине — и окружившие македонца «шимпанзе» неохотно отходят на десяток шагов.

Ахиллес чувствует внезапную симпатию к умному противнику — как к человеку. В ближнем бою македонец мог бы покалечить а то и убить нескольких бойцов, возможно, завладеть оружием и устроить резню. Издали его можно расстрелять луками, пращой или дротиками — без потерь и без того невеликого личного состава.

— Поговорим? — предлагает говорящая «обезьяна».

— А чо и не поговорить?! — смеется Ахиллес. — Ты отпускаешь нас с Саваком, возвращаешь оружие и добровольно идешь с нами к нашим войскам, чтоб твои мартышки глупостей не делали, а мои могли тебя порасспрашивать! И тогда, так и быть, я никого из твоих мартышек сегодня не убью! Идет?!

— Не называй нас мартышками, пожалуйста, — неожиданно серьезно просит «обезьяна». — Персы зовут нас «недоросли», это ближе к правде.

— Если с остальным согласен, то без вопросов! — соглашается Ахиллес.

— Может быть, ты согласишься сопровождать нас к вашему царю? — предлагает недоросль. — С оружием. Просто подтвердить, что войска заперты в ущелье…

— Может быть, — передразнивает Ахиллес. — Ты поцелуешь меня в задницу?! Как раз дотянешься, если на цыпочки встанешь!

— Это сэкономило бы всем немного времени, — вздыхает недоросль. — Хорошо, я согласен.

— Ага! — кивает Ахиллес, ожидающий подвох.

— Нам придется подождать, пока поймают кулана с твоим другом, — извиняется недоросль.

Что-то приказывает. Недоросль, что стоит поближе, вынимает тесак и замахивается. Ахиллес готовится отскочить — но нож-меч аккуратно втыкается в землю у его ног.

Македонец падает на землю и быстро пилит веревки на ногах. Потом зажимает рукоять подошвами — и освобождает руки. Теперь, пока его не расстреляют, он может драться довольно долго.

— Ты обещал не нападать, — напоминает недоросль. Вынимает свой тесак, отдает бойцу, и неторопливо подходит к македонцу, как заложник.

Опять что-то приказывает — отряд снимает оцепление, строится и отходит шагов на сто. Несколько недорослей бегут за куланами — конями-недорослями.

— Не знал, что эллины так мастерски умеют выть, — говорит недоросль.

— Я македонец, — сухо отвечает Ахиллес. — Мой тотем — волк.

— Не знал, что вы так близки к зверям, — со странной теплотой говорит недоросль.

* * * * *

Приводят кулана, навьюченного Саваком. Помогают сгрузить перса, освободить от веревок и кляпа. Возвращают оружие.

— Идем! — приказывает Ахиллес, чувствуя себя намного увереннее.

— Знаете, в какой стороне? — уточняет недоросль. — Или отвести?

— Знаем! Но ты все равно иди вперед, а то еще треснешь по башке каменюкой! Савак, присматривай за ним! Я прикрываю тыл!

— У нас у всех приказ, — напоминает недоросль. — Никто не будет…

— Ага! — кивает Ахиллес. — Шагай давай!

Недоросли смотрят, как уходит вверх по склону командир и пленники. Ахиллес начинает воспринимать их как людей — но на лицах со скошенными назад лбами, с массивными надбровными дугами, с выступающими вперед крепкими челюстями не может разобрать эмоции. Возможно, их и нет. Приказ есть приказ.

— Тут есть хитрость! — говорит, постоянно оглядываясь через плечо, Ахиллес. Говорит на персидском. — Они отпускать! Он идтить с мы! Я не верить! Хитрость! Не понимать! Помогать!

— Моя твоя не понимать, — качает головой Савак.

— Я знать персидский, — вздыхает недоросль, не оглядываясь. — Нет никакой хитрости. У меня приказ: не допускать убийства воинов Македонского любой ценой. Наши сейчас предлагают вашему царю мир: граница по Инду и военный союз, мы поможем ему завоевать все царства на западе, если захочет. Может, тогда вы перестанете воевать между собой.

— Но он же тогда станет сильнее, — не понимает Савак. — И может потом ударить.

— Македонцы верны своему слову!

— Тем лучше, — соглашается недоросль. — Тогда мы разобьем всю Империю в одном сражении и заключим новый мир.

— Македонцы непобедимы!

— Именно поэтому нам пришлось запереть армию в ущелье, — соглашается недоросль. — Чтобы с нами стали разговаривать.

— Почему вы нам такое не предложили, — цедит сквозь зубы Савак.

— Предлагали, — возражает Савак. — Но Артаксеркс так хотел отомстить за свои поражения, что слушать не стал, да и отравили его скоро. Со следующим Артаксерксом не успели поговорить — ваши его слишком быстро прирезали. Дарий вызвал большое сомнение в легитимности — уж очень он далекий родич, да и какой из него царь… Осталось подождать, кто победит — он или Александр.

— Вы сомневались?!

— Не особенно, — вздыхает недоросль.

Ахиллес последним поднимается на гребень и видит внушительный отряд недорослей перед завалом.

— Нас пропустят, — обещает недоросль. — Можем обойти по склону, но будет дольше и наши все равно уже заметили.

— Я многих порублю, если чо!

— Я понимаю, — соглашается недоросль. — Поэтому нас пропустят.

Начинается спуск. Странно — когда везли на кулане, склон казался куда длиннее.

— А куда вы нас везли? — любопытствует Савак.

— На остров Флорес, — отывается недоросль. — Праздновать Битву при Лианг Буа, или при Пещере Хоббитов. В этом году девять тысяч шестьсот семьдесят вторая годовщина.

— Серьезно?! — хмыкает Ахиллес. — Вы помните, что было десять тысяч лет назад?!

— Эм, — задумывается недоросль. — Я не помню, но я младший духовный наставник. Старшие помнят все. И в книгах записано.

— Хе! — не верит Ахиллес. — И с кем была битва?!

— С переростками. С вашим подвидом людей, если можно так сказать.

— То есть, если можно так сказать? — интересуется Савак.

— Наши духовные наставники определили вас как… у вас нет такого термина… как аналог саранчи. Что-то, что подлежит немедленной… дезинсекции. Это и позволило нам подготовиться, ударить первыми и выиграть при Лианг Буа. Потом мы провели дезинсекцию Индонезии, Индокитая, Китая, обоих Америк. До Австралии и островов Океании, вы, к счастью, не добрались.

Склон заканчивается, отряд недорослей уже близко — и недоросль, который идет с Ахиллесом и Саваком, что-то приказывает. Отвечает на вопрос — и отряд молча расступается. Ахиллесу кажется, что недоросли бы его с радостью… даже не убили, просто раздавили бы, как надоедливое вредное насекомое, вроде таракана.

Возможно, это ему просто кажется.

— А почему — саранча? — спрашивает Савак, взобравшись на завал.

— Вы же съедаете и уничтожаете все, что можете. Мамонтов, мегафауну, другие подвиды людей… Все!

— Кого-кого? — удивляется Савак. — Каких еще мамонтов?

— Вот видите, — говорит недоросль. — Съели и не помните. Это шерстистые слоны. Нам удалось сохранить популяцию в Америке и Сибири. Вам бы такое и в голову не пришло.

— Другие подвиды людей? — не верит Савак.

— Были еще переростки, пониже вас, объем груди побольше, еще делились на два подвида… Не важно. Важно, что после дезинсекции Индии наивысшие духовные наставники решили пересмотреть, есть ли необходимость проводить дезинсекцию дальше.

— А чо так поздно Индию завоевали?! — хмыкает Ахиллес. Слушает он вполуха, оглядывается через плечо, осматривается вокруг на случай засады. — Кишка была тонка даже против индусов?

— Мы не торопились, — пожимает плечами недоросль. — Америки очень большие. И там, в Андах, мы первый раз увидели что-то, что жалко было… дезинсецировать. В Индии мы старались сохранить книги и песни. Архитектуру сохранили всю. Вы все равно не-люди, но…

— От обезьяны слышу! — бурчит Ахиллес.

— Ничего личного, — извиняется недоросль. — Но человек — это тот, кто не совершает агрессии без необходимости.

— Странное определение, — задумывается Савак.

— Трусливое! — отрубает Ахиллес. — Как вы только выжили!

— Но вы же уничтожили всех людей в Китае и Америках? — спрашивает Савак. — Разве…

— Необходимость, — вздыхает недоросль. — Или вы, или мы.

— Но мы вас зацепили десять тысяч лет назад! — все-таки влезает в разговор Ахиллес. — эт ничо?! Не слишком долго дезин… как оно там?! Не надоело?!

— А мы вас полтораста лет назад тронули, — напоминает Савак. — А вы сейчас пришли мстить. Какая разница? И там, и там — очень давно.

— Сейчас необходимости больше нет, — говорит недоросль, словно пытается завершить спор. — Между нами Инд с крокодилами и стена Инду-куш. Мы можем сосуществовать. Мы можем даже изучать друг друга.

— Саранчу?! — хмыкает Ахиллес и удваивает внимание: где-то здесь, возле самого конца завала, на них напали в прошлый раз.

— Да, — серьезно соглашается недоросль. — Вы построили очень интересную культуру.

— А зачем вы везли нас на остров Флорес? — спрашивает Савак. — В жертву принести?

— Ужас, — вздрагивает недоросль. — Мы не приносим жертв. На годовщину Битвы съезжаются недоросли отовсюду, обмениваются новостями, строят планы на будущее. Мы хотели показать это все рядовым… переросткам, чтобы вы рассказывали всем, что видели. Может быть, со временем, вы тоже сможете стать людьми…

Завал заканчивается. За завалом все так же стоит македонская армия, готовится к штурму.

Стазис стоит впереди.

Впервые Ахиллес видит у него в глазах не смерть, а удивление, и — хотя, возможно, просто Ахиллесу очень хочется в это верить — немного одобрения.

 

[Magnum]

Планы на отпуск

* * * * * 

 

В начале ноября было против обыкновения тепло, но как обычно крайне мрачно и дождливо. И вот, в один субботний вечер, когда дождь хлестал как из ведра, как и предыдущие 4 дня, мы с женой начали обсуждать планы на отпуск, чтобы хоть немного отвлечься от того мрака, который творился на улице. Неожиданно для меня Настя предложила:

— Ваня, а давай съездим в Бриттанию на море? Там же и море теплое, и природа красивая… И субтропики, и горы. И всяких древних красивых церквей много… И главное — Дуглас тебе предлагал к нему приехать.

— Ну, не знаю… Это надо с ним списываться, а вдруг он занят… А обычную путевку мы с тобой в этом году не потянем — сама знаешь, сколько у нас новая квартира, переезд и ремонт съели.

— Но ты же говорил, что он сам предлагал нам к нему приехать в гости! Тем более, у него на побережье большой дом с участком, и Дуг рассказывал, что там есть и гостевой домик. Может, он нам его просто сдаст на какое-то время? Так мы его не стесним… Море у него почти у порога, достопримечательности всякие мы сами посмотрим… Дорогой, ну пожалуйста, хотя бы спишись с ним!.. Опять же — всего на недельку — понятно, что больше мы по деньгам не потянем.

— Ладно, но я только ему напишу — и всё. Может, он занят, может, он уже кому-то еще дом сдал, может, какие родственники приехали… Кто знает.

— Мурр, больше я не о чем и не прошу.

На самом деле идея мне понравилась. В последнюю нашу посиделку Дуг действительно звал меня и Настю в гости. Фото его владения я видел — действительно, очень уютно, и прямо на берегу моря, в кипарисовой роще…

Если бы Дуг согласился, отдых мог бы быть замечательным.

Поэтому я сел за компьютер и написал ему письмо с вопросом о возможности нашего к нему приезда. Это было вечером в субботу.

Собственно, в его приглашении ничего удивительного не было — после того, сколько времени мы провели в совместной работе, и как я ему помог заключить несколько крайне выгодных для наших обеих стран контрактов, которые сначала не вызвали интереса у коммерсантов.

Сколько раз мы пили вместе после конца рабочего дня, отмечая прогресс в переговорах…

Потом начались походы друг к другу в гости — и как-то незаметно мы начали дружить — и даже семьями.

Жена Дуга, Сати, была очень приятной и умной женщиной, и они с Настей тоже стали подругами.

Поэтому, конечно, было печально, что командировка у Дугласа закончилась — что несколько компенсировалось нашей радостью от того, что в Бриттанию он вернулся на повышение — в центральный аппарат Министерства торговли.

                Уже в воскресенье днем пришел ответ от Дуга, что он и Сати будут с удовольствием ждать нас этим летом — желательно в середине июня, когда еще не совсем жарко, а море уже прогрелось.

                Я ему ответил, что очень рад и сообщу ему, если удасться всё уладить с отпуском.

                На работе и у меня и у жены как раз составляли графики отпусков — так что наше желание уехать в отпуск в середине июня, высказанное заранее, не вызвало ни у кого возражений.

                За то время, которое оставалось до поездки я решил побольше почитать по истории и культуре Бриттании.

                Всё-таки очень занятная страна.

                В ней перемешано много культур, есть и теплое море, и высокие горы, и плодороднейшие сельскохозяйственные земли.

                Сама она конечно и близко не такая большая, как Русь, но всё же и не мелочь какая-то…

                Читая же про её историю, я как-то очень обострённо понял, как от действий всего одного человека может измениться история целого народа, а потом и региона.

                Если бы Бренн Мак Айвер, например, утонул в детстве (а он как-то раз чуть и не утонул, купаясь в Псыже), то непонятно, что было бы с Бриттанией. Была бы она вообще в том виде, в котором мы её знаем…

                Кто бы тогда железной рукой подавил своеволие бриттанских кланов и объединил свой народ? Кто бы, наплевав на древние обычаи, ввёл единонаследие в правящем доме и сумел упрочить на троне династию Макайверов, которая правит уже почти тысячу лет? Кто бы точно рассчитал время и в нужный момент, через два года после того, как князь адыгов Редедя был убит Мстиславом Удалым, и когда князь был занят на Руси, ударил по деморализованным горцам и покорил их власти бриттанцев, с которыми они в конце концов слились в едином государстве?

                И разве не ему должны быть благодарны горцы Сарира, что в решающей битве через 9 лет они сумели с помощью Бренна, русичей и алан разбить войска дербендского эмира, взять Дербенд, покорить лезгин и остановить продвижение ислама на север?

                А что было бы без династии Макайверов?

                Что было бы с Бриттанией, если бы через почти 200 лет после Бренна не родился бы Кеннет Великий, который выгодным браком присоединил страну, превосходящую тогдашнюю Бриттанию как по размеру, так и по богатству? И покорил, а главное удержал вместе со своей славной женой Тамар столько земель вокруг, что их и сейчас называют «вторыми основателями Бриттании»?

А если бы не родился их сын Дейотар, который, как мы сейчас понимаем, был велик именно в своем унижении — ибо кто бы иной смог с одной стороны оценить опасность пришельцев из Азии и понять, что в то время нужно склониться перед ними, а не героически погибать,? А потом спасти свою новую страну еще от одних злобных пришельцев с востока?

                И что стало бы со всеми этими землями, если бы Дональд Третий Макайвер вовремя не сообразил, что с Востока снова идет злая сила и нужно покориться Железному Хромцу? Судя по тому, что Тимур делал с остальными непокорными, можно считать, что Дональд спас свою страну от страшного истребления.

                И много ещё чего было бы наверное по-другому в этом мире, если бы не Макайверы и Бриттания…

                И чем дальше, тем больше я хотел попасть в этот край вина и пива, волынок и баянов, тартанов и бурок, моря и гор…

 

[Magnum]

 

Прелестное местечко

* * * * * 

 

     Первым пристанищем в Сюаньту, городе с полутора миллионами жителей, с несколькими небоскребами, скопированными с Нью-Йорка, стала гостиница «Олд Инглэнд». Роскошная. Шикарная. Шикарная настолько, что это било не в бровь, а сразу в глаза. Наотмашь. Грейдинг знал, что такое роскошество — верный признак того, что в стране есть что скрывать. Нужна маскировка, пышно расписанная декорация, парадная вывеска, за которой визитерам ничего тайного может так и не открыться, особенно если желания нет вникать. Грейдинг вникать не собирался.

      Фонтаны, искусственные водопады, резная мебель, картины, скульптуры, горничные в наколках, охрана в форме с галунами. В ресторане лобстеры, раки, креветки, акульи плавники, черепаховый суп, мясо бычков, выбор вин отменный, сплошное «шато». С террасы гостиницы открывается дивный вид. Вот оно, и как близко, озеро! Ханка! Жемчужина Восточного Воцзюй! Достояние народа илоу!

      Едва Грейдинг вошел в номер, пошатнулась и грохнулась на пол тяжеленная дверца резного деревянного шкафа, но он успел отскочить. Сюрприз. Но не последний. Следующий сюрприз из ряда вон — отсутствие в номере ватерклозета. Абсолютное. Даже ведра не было. И как народу илоу, родственному чжурчжэням, удалось не только выстоять против многочисленных завоевателей, сохранить независимость, сквозь века отстоять суверенитет, построить государство, электростанции, железные дороги, парки аттракционов и при этом не оборудовать в шикарном отеле для приезжающих иностранцев сортира? Чудеса Восточного Воцзюй… Да, в Европе и Америке о таком и не мечтать!

      Грейдинг стал обдумывать серьезный вопрос: где ему справлять нужду? Прямо перед входом в гостиницу неудобно. Он вышел на улицу, неспешно миновал будку с сонной охраной и… Ничего: обрыв, обвал. Овраг. Ни дорог, ни жилья. Сплошные рытвины, ямы, ухабы. Песок. Поваленные деревья. Мусор. Песок, песок. Песок, сгнившая трава… Значит, ходить по нужде предстоит в овраг. Прогулки в окрестностях исключаются, так как Грейдинг подозревал, что они успешно загажены проживающими в роскошном отеле иностранцами, этими «белыми дьяволами».

     Он вернулся в отель. В фойе купил в гостиничном киоске пачку открыток с местными роскошными видами — сосны — великаны, двухсотметроворостые ели, закаты, восходы и прочее. Купил книжку про народ илоу и прямо у гостиничного киоска наугад открыл. Пролистывая, взгляд его зацепился за пассаж, отпечатанный на плохонькой бумаге: «их земля тучна и красива, обращена спиной к горе, лицом к морю. Пригодна для пяти хлебов, хороша для полевых посевов. Люди по природе честны и прямодушны, стойки и мужественны»…

    Грейдинг перелистнул пару страниц: ого, вот и разгадка, кажется — «Илоу носили одежду из льняных и конопляных тканей, а также кожи домашних свиней, жир которых намазывали на тело зимой для защиты от холода. Жили в землянках, лучшими считались самые глубокие землянки, у богатых в землянке было до девяти ступеней»…Все ясно, бьется в тесной печурке огонь, и поет мне в землянке гармонь… Так, далее…»…знали земледелие. Разводили свиней, имея общий загон посреди селения, где также было отхожее место для людей». Ну, все ясно, надо искать загон со свиньями и там присесть в случае необходимости…

        Главное — продержаться. Сомерсет Моэм в странах, где он побывал, к ужину переодевался, расставлял вазы с цветами, зажигал свечи, не ради гостей… Хорошо ему было. Ничего, можно обойтись без свечей и переодеваний. Продержаться, надо продержаться всего — то дня два, не более…

      Контракт стоил того. Контракт на доставку перламутровой пенелопы — бабочки. Семейства Nymphalidae, черт бы его побрал вместе с родом Argynnis. Прихоть патрона, ничего не поделаешь. Этот джентльмен занимал огромный кабинет с видом на Ист — Ривер и дальше. Гурман, сибарит, старый волк с острыми, но по большей части искусственными зубами, потребляющий сырые бифштексы и шотландское виски. И вдобавок к этому — собиратель экзотических бабочек… Кажется, патрона привлекло слово — «лепидоптерология». И пошло — поехало, с самого простого способа собирания бабочек: на стволах деревьев, на старых сараях и заборах. Срезал с дерева щепку, не больше спички, и хорошенько заострял кончик. При помощи импровизированной булавки между грудью и брюшком, патрон накалывал бабочку на большой листок какого — нибудь растения. Потом охотиться за бабочками патрону поднадоело — он сделал пару миллионов на булавках для насекомых и «банках — убийцах», стеклянных колпаках, под которые сажают бабочек, предварительно напустив туда немного эфира… За новыми экземплярами для своей коллекции патрон посылал Грейдинга…

     Основное место в жизни патрона, веселого, ограниченного и самоуверенного нью — йоркца, буйного холостяка, занимали бабочки и телефон. Бабочек он раскладывал по альбомам, по телефону начинались и завершались разные фазы почти всех его дел; по телефону также производились частные заказы и улаживались домашние недоразумения. Кипучая деятельность: творчество, мудрые распоряжения, — шутки, лесть, блеф, реклама, — домашние мероприятия и, вперемешку, воркования, располагающие к сексу или убийству. Или собиранию бабочек…

       Грейдинг уже достаточно пригляделся к своему патрону. С вульгарным нью — йоркцем Грейдинг чувствовал нестерпимую скуку. Пустота, тщеславие, разврат, тупость (возводимая даже в качество — поскольку она приносила определенный дивиденд), рутина, лень, трусость (перед общественным мнением), виски, бейсбол и гольф, лицемерие, эгоизм, только усугубляемые заплатанными цитатами из Сенеки и Шекспира. Кавалькады, банкеты, сисястые блондинистые девки на каблуках, наряды и парады — американские выкрутасы, свидетельства эпохи, мать их так… Надоел и был скучен май в Нью — Йорке: без запаха сирени, без журчания вод и вибрации холодного, светлого воздуха. Надоело жить в каменном мешке, гудевшем на земле и под землей от поездов и машин…

     Грейдинг, откровенно говоря, после Маврикия, Голландской Индии, северо-австралийских джунглей, амазонских низменностей и африканских саванн, был рад этой нелепой поездке в Восточное Воцзюй. Государство — фантом, государство — призрак. Стиснутое с трех сторон Россией, Китаем и Кореей лимитрофное пространство с проживающим на нем племенем илоу (и немного — мохэ), по непонятному капризу великих держав оставленное ничьим, но в общем, совместном пользовании. Однако богатое пространство. С двадцатимиллионным населением, разбросанным на тысячи ли, живущим не хуже сингапурского. Добывающее нефть и газ, кормящее Японию миллионом тонн риса в год, корчующее в тайге ценные породы деревьев, таскающее через границы жень — шень, ловящее промысловую рыбу.

    Восточное Воцзюй — одна из немногих стран мира, где мифология выдается за историю. Оно не есть государство своих граждан; оно — илоуское государство, хотя никому не ясно, как это толковать на практике. Илоу сознательно и сладострастно противопоставлял себя окружающему миру… Весь мир (по крайней мере — китайцы) думал исключительно о них — в основном о том, как бы их ассимилировать, покорить, на худой конец — уничтожить. Они преследуемы. Но — непобедимы (благодаря русским, для которых Восточное Воцзюй порой выглядело российской Палестиной, исходя из чего Россия то и дело выступала на стороне народа илоу). Илоу, однако, не благодарили русских за помощь, считали, что и так весь мир — их должник. А Россия воспринималась как «эта странная страна». Илоу не принимали критики.

    Туземцам тут хорошо. А вот иностранцам — плохо. Иностранцы — натуры чувствительные, страдают головными болями и упадническим настроением. Иной раз туриста в Сюаньту, «белого дьявола», вернувшегося после коктейля, находили в петле или с перерезанным от уха до уха горлом…

   Грейдинг вернулся в номер и принялся сочинять послания оставшимся в Нью — Йорке друзьям. То, о чем он живописал, смело можно было бы почерпнуть из рекламных проспектов, заманивающих клиентов — туристов. А он сам ничего и не видал, не успел узнать. Не рассказывать же, что сидит в гостинице, в номере без сортира, как узник в темнице.

    Нет, завтра… Завтра он поедет на озеро Ханка, к Синим Скалам… Прелестное местечко, усеянное россыпями веселых пестрых бабочек, сотнями взмывающих в небо, сбивавшихся в разноцветные облака. И да, он увидит прозрачные заливы, ступит на бархатный, шелковый песок, дары озера протянутся ему на туземных подносах, мол, вкушайте, мистер как вас там Грейдинг…

 

[Magnum]

 

Сказания канадских чукчей

* * * * *

     Как шаман в нижний мир ходил.

     Шаман Рырультет не спал. Странная была ночь.
     Рырультет был ленив и любил поспать, а люди стойбища уважали его только за то, что шаман умел варить лечебные настои и лечить болезни, а также помогать женщинам при трудных родах.
     Что-то должно было случиться — так что явно не стоило лениться!
     Шаман взял бубен, вышел из яранги и стал колотить в бубен колотушкой. Запел бубен, стали слетаться духи. Прилетел могущественный Кэле Никъэен, овеял холодом моря лицо шамана… Почувствовал шаман — не зря он выбрался из яранги.
     Запел шаман грозную песню и отхлебнул колдовской отвар из глиняной чаши. Поймал шаман грозного кэле, и обратился дух в черного оленя. А шаман Рырультет забрался на оленя и поехал по огненной дороге в нижний мир.
     Вскоре он увидел двух детей — один мальчик был в белой малице, а другой в черной. Оба мальчика горячо спорили.
     Посмотрел мудрый шаман на детей и спрашивает:
     — Отчего вы спорите и бранитесь?
     Мальчики взглянули на Рырультета.
     — Приветствуем, почтеннейший старик. Кто вы?
     — Я шаман Рырультет. Мой народ зовется луораветла́ны**.
     — А у нас пока нет имен — отвечали мальчики. — И спорим мы, кто должен родиться и где. Каждый из нас принес дары народам.

     ________________
     *Кэле — дух из мифологии чукчей
     **Чукчи

     — Может, я смогу вас рассудить? — сказал шаман. — Но пусть каждый скажет, что принес он.
     И молвил мальчик в белой малице.
     — Я принес для моего племени, меркитов — объединение воедино. И будут такие справедливые законы, что другие народы захотят так же жить. А меркиты усвоят мудрость и знания, но не принесут никому страшных войн и горя.
     А мальчик в черной малице нахмурился
     — Мне придется среди моего племени, монголов, испытать сиротство, расти без отца. И скажу — объединить племена в народ — этого мало! Надо мечом и силой подчинить другие народы одному правителю. Соединить всех в один народ, а зваться они будут монголы!
     Шаман Рырультет подумал и спрашивает.
     — А долго ли захотят люди подчиняться вождю, который лишь принуждает их что-то делать? Даже мудрые законы не помогут — люди не любят принуждения, особенно когда оно исходит от врага. Давай я тебе покажу.
     И молвил мудрый шаман:
     — Дай мне нож, пожалуйста.
     Мальчик поклонился и дал нож. Шаман подержал нож, вернул. Встал. И сцапал мальчишку, стал шлепать и приговаривать
     — Отдай нож! Не смей его носить!
     — Что вы делаете! — возмутился мальчик, вырвался и вытащил нож. — Я буду защищаться!
     — Вот! — наставительно промолвил Рырультет — Я словом сделал больше, чем принуждением. Так и народы — если к ним приходить с
     войной — они возьмутся за оружие, а если с добром, они послушают
      тебя. А теперь внимай. Пусть мальчик в белой малице пойдет к его народу, принесет им добро и мудрость. А вот тебя я зову родиться среди моего народа. Ибо враждуют племена — береговые с оленными. И творится неправда. Твоя сила и мудрость поможет людям объединиться, и ты принесешь мир луораветла́нам. А главное — у тебя будут отец и мать, и ты будешь счастлив, не испытаешь горького сиротства. Ладно же будет?
     Согласился еще нерожденный богатырь. Посадил его шаман Рырультет на оленя впереди себя и понесся олень-кэле шибче ветра…
     Родился по колдовству шамана в семье отважного охотника-китобоя Имрына и его жены Тына-твал — а те, к слову, уже отчаялись дождаться сына в семье, великий воин и богатырь Атч-ытагын.

      (Чукотская легенда)

      Записана в 17 веке миссионером Феофилактом

 

      Сказание об Атч-ытагыне

 

     … Жил на студеном берегу холодного моря, где плавают огромные льдины, храбрый охотник Атч-ытагын. Смело ходил он на своей лыгъытвъэт* вместе с другими отважными охотниками далеко в море, охотиться на китов.
     И вот случилось так, что из-за моря повадились налетать на стойбища рыбаков и оленеводов неведомые враги. Тихо подкрадывались они к стойбищу, а затем нападали, убивали, опустошали все. Причем выгадывали враги время, когда мужчины уходили на охоту за китами или рыбную ловлю.
     Собрались тогда самые лучшие воины и вожди советоваться, как избыть страшную беду. И сказал старый вождь Аляпэнрын:
     — Луораветла́ны, пусть говорит молодой! Ибо не помнят старики, когда такая беда была.
     Встал Атч-ытагын, сын славного китобоя Имрына и сказал:

     ___________
     *лыгъытвъэт — байдара.

     — Знаю, как беду избыть. Надо всем стойбищам забыть вражду между собой. Вот смотрите — поднял охотник растопыренную пятерню — Мы сейчас как те пальцы. И враги ломают нас палец за пальцем. А надо вот так! — и молодой Атч-ытагын сжал кулак.
     Подозвал Атч-ытагын девять воинов с острыми копьями, отличными луками, облаченных в прочные доспехи из шкуры кита. Стал рядом с воинами и велел:
     — Защищайте друг друга! И обратился к остальным — А вы нападайте!
     Бросились воины на людей Атч-ытагына и удивились — быстро обезоружили и повергли врагов Атч-ытагын и его храбрецы.
     — Я смотрел сожженные стойбища — молвил охотник. — И увидел — все убитые жители дрались в одиночку, не защищали друг друга. Это неправильно. Надо драться так, как сейчас я показал.
     — Но как же охота? — спросил кто-то. — Без охоты не обойтись!
     — На охоту пойдут старые, но умелые! Кто хорошо может рыбу ловить. Женщины с детьми пойдут в тундру за ягодами. А старухи будут всячески ходить между яранг и перекликаться. Мужчины же сделают так… — и Атч-ытагын отвел своих воинов от стойбища и крикнул:
     — Попытайтесь нас найти!
      Ходили вожди и воины по тундре, устали, закричали:
     — Атч-ытагын, как ты спрятался?
     — А вот так! — и охотник встал из снега прямо рядом с теми, кто его искал. — Нужно затаиться и ждать, когда придут враги. Пусть мужчины стойбища, на которое напали, прежде чем вступить в бой, зажгут костер из сухого плавника, чтобы ближние увидели и спешили на помощь. Только так, вместе, можно победить.
     Вскоре случилось так, что на родное стойбище Атч-ытагына напал заморский враг. И на этот раз — одолели китобои, рыбаки и охотники грозного врага. Потому что в этот раз каждый дрался за всех, а все за одного. Побили сорок луораветла́н много-много врагов. Прибежали воины из других стойбищ, тоже приняли участие в грозном бою, захватили и лодки врага.
     Подивились луораветла́ны, как ладно вышло — все бились согласно, все друг другу подсобляли. И побили врага сильного, пленных взяли.
     Атч-ытагын и говорит:
     — Теперь надо собирать удальцов, учить мастерству, которое я придумал, и пойти мстить этим врагам, освобождать украденных ими женщин.
     Собрались удальцы — береговые и оленные. И избрали Атч-ытагына своим вождем, стали они делать так, как учил молодой летами, но старый умом Атч-ытагын.
     Построили луораветла́ны много лыгъытвъэт, с добрую сотню. Село в каждую по тридцать удальцов — и отправились за море, туда, где виднелась чужая земля, страна того недоброго врага.
     Одолел Атч-ытагын врага, обложил побежденных ясаком. И интересно ему стало, куда простирается та неведомая земля.
     Выбрал Атч-ытагын четыреста удальцов, даже позвал храбрецов от племен, которые жили рядом с луораветла́нами.
     Два года отсутствовал Атч-ытагын и его храбрецы. И однажды он вернулся, когда великий Мороз и могучий Кэле Никъэен уже сковали ледяными оковами море. Вот что поведали великий воин и его достославные спутники.
     Та земля была большая, очень большая. Воины плыли вдоль берега, ловили рыбу, а дальше… начались чудеса. Увидели люди Атч-ытагана много-много больших, высоких деревьев с вершинами до самого неба. А затем солнце, постоянно сиявшее в небе, внезапно стало скрываться за горизонтом и наступала короткая ночь. Однако не устрашились Атч-ытагын и его воины.
     Они продолжали путешествие — где вытаскивали свои лодки на берег и несли их, а где и шли по морю вдоль берега. Кроме того, Атч-ытагын помнил наставления мудрого Рырультета. Так что, когда его люди встречали селения краснокожих людей в странных расшитых одеждах, они не делали зла. Наоборот — выменивали за шкуры песцов и иных зверей все интересное, что было у красных людей.
     А еще Атч-ытагын придумал — стал выбирать удобные места и ставить стойбища, оставлять отряды своих людей. Благо красные люди меняли землю за все, что имели доблестные путешественники — даже за красивые бусы с далекого юга, неведомыми путями попавшие к луораветла́нам. Стал присматриваться, думать Атч-ытагын. Больно хороша та страна! Тепло, много дичи, много удивительных зверей. И что странно — людей там мало. Можно плыть день-два — и не встретить стойбищ краснокожих.
     И наконец, попали богатырь и его отважные спутники в жаркий край, где… не было зимы. А солнце вставало и заходило не так, как на родине героев. Дни были короткими и ночи короткими.
     Решили луораветла́ны остановиться здесь и пожить. Тем более, земля все не кончалась — велика и изобильна она была.
     Стали люди Атч-ытагына охотиться и исследовать ту землю. Поладили они с красными людьми, взяли свободных женщин в жены. А еще увидали отважные — много-много стад неведомых рогатых зверей. С отличными шкурами и вкусным мясом.
     И придумал богатырь — позвать свой народ, луораветла́нов, жить в этом благодатном краю. Тем более много там совершенно ничейной земли, никто там не живет. Так что можно расселиться и жить там, кочевать где угодно. И всем будет хорошо, не будет вражды между стойбищами.
     И хоть, когда наступает местная зима — дуют сильные ветры, льют дожди — но можно же откочевывать на север, где и зима привычнее луораветла́нам. Так что все, кто хотел, остался там, а Атч-ытагын с отрядом воинов поплыл обратно, чтобы поведать народу, что увидел и отыскал.
     Подивились луораветла́ны на дары той неведомой земли, посовещались. И призадумались — ведь как раз пришел Голод. Злые кэле прогнали рыбу и леммингов, ушли песцы, да и ягеля и иных трав созрело мало, так что олени тоже голодали, а людям пришлось резать самых слабых оленей. Тогда как, согласно рассказам Атч-ытагына, там, на том берегу, вполне ловилась рыба и дичи было много, даже в ту злую зиму.
     Поклонились люди богатырю.
     — Веди нас за море!
     Повел Атч-ытагын весь народ за море вместе с оленями и иным скарбом. Все — и луораветла́ны, и коряки и иные люди тундры снялись с насиженных мест, пошли по ледяному мосту, выстроенному кэле мороза и ветров, за море, в земли, открытые богатырем. Только немногие предпочли остаться в родных краях. Нашли олени много ягеля, а люди много дичи. Все стало ладно и хорошо. Устремились люди на юг, туда, где и дни и ночи коротки, но много еды и мехов…
     Привел их богатырь в землю обетованную, расселились луораветла́ны по ней. Стали мужчины краснокожих брать в жены луораветла́нок, а женщины краснокожих — за луораветла́нов идти. Слились малочисленные племена воедино с новым сильным народом.
     Много лет прожил Атч-ытагын, было у него несколько достойных жен, народилось много детей и внуков.
     Почитали, уважали его люди, как спасителя от голода и холода, богатыря, нашедшего богатую землю. Размножились луораветла́ны и на своих оленях расселились по пустым землям. Перестали стойбища враждовать, люди убивать друг друга, творить неправду. Стали помогать друг другу против врагов. Так и живут луораветла́ны на землях своей новой родины в мире, в счастье и довольстве. Ибо не стало с времен мудрого Атч-ытагына бедных и голодных.

      (из эпоса канадских чукчей)

      Выписка из этнографического труда О.М. Панфутьева.

      «Атч-ытагын, великий вождь чукчей».

     Исследования и изучение эпоса канадских чукчей показывают удивительную историю этого народа.
     Примерно в 12 веке из числа вождей чукчей, которые тогда обитали в Северной Азии на Чукотке, выдвинулся молодой талантливый и амбициозный Атч-ытагын. Он объединил племена чукчей перед угрозой набегов эскимосов из Аляски. Ему удалось создать сильную армию, а также выработать новую тактику военных действий. Многое из этой тактики было достойно даже современного спецназа — разведка, наблюдение за врагом, неожиданные нападения, хитроумные западни.
     В Атч-ытагыне жила душа исследователя и первопроходца — когда вождь разгромил врага и подчинил эскимосские стойбища своей власти, он заинтересовался, где кончается новая земля?
     Атч-ытагын собрал сильный отряд и двинулся на юг. Он совершил много открытий — так, он добрался до полуострова Калифорния, где его остановили зимние штормы. Несмотря на это, Атч-ытагын не сдался — он проявил дар дипломатии и заключил мир с местными племенами. Проведя около года в новой стране, Атч-ытагын счел, что западное побережье Канады намного лучше подходит для чукчей, вернулся на родину с группой храбрецов, среди которых были и отважные краснокожие воины, последовавшие за сильным вождем, и убедил соплеменников, среди которых как раз разразился голод, переселиться в открытые им земли.
      За чукчами последовали и некоторые подвластные им племена — отчасти из-за своего рабского положения, отчасти по той же причине — голода. Остались только некоторые стойбища. От чукчей Чукотки, потомков оставшихся, и услышали русичи-землепроходцы «о народе, ушедшем за море»
     Переселенцы заняли свободные земли, частью смешавшись с местными аборигенами. Их Великое переселение изменило расклад сил в регионе. Чукчи привели с собой своих оленей, и местные индейцы постепенно усвоили оленеводство, езду на оленях, а также научились использовать собачьи упряжки. В результате началось покорение Великих Равнин и чукчами, и подвластными им индейцами. Кроме того, сыновья Атч-ытагына проводили завоевательные походы — они где добрым словом, а где и острым копьем подчиняли племена краснокожих…
     Двигаясь на восток и юг, воинственные чукчи столкнулись с мешико. Увидев грозных всадников верхом на оленях, мешико дрогнули и побежали. Их вождям пришлось подчиниться власти великого Атч-ытагына, отказаться от многочисленных человеческих жертв — даже суровых чукчей потрясла такая жестокость и кровожадность. Атч-ытагын лично снял кожу с пленных жрецов мешико, обтянул ею шаманские бубны и провозгласил, что не надо больше приносить людей в жертву. Потому что шаманы-луораветла́ны будут бить в бубны, а Солнце услышит пение кожи жрецов и будет спокойно бежать по небу. Но и чукчи выиграли от покорения мешико — они усвоили письменность этого народа и стали пользоваться ею. Произошла эта история, если опираться на летописи и легенды чукчей и мешико — примерно в 1200 году.
     А когда Атч-ытагын состарился, он разделил покоренные земли между своими сыновьями и внуками и сказал — что следует его потомкам дружить и не враждовать. А если какой потомок хочет завоевывать — пусть позовет удальцов и пойдет покорять новые земли. Что и было записано в Кодексе Атч-ытагына
     Историки с этого времени — завещания Атч-ытагына отсчитывают историю великой вражды между -луораветла́нами и южными народами земли Тотонак — -луораветла́ны совершали набеги и грабили богатые города науа, опустошали окрестности. А местные племена были вынуждены усваивать технологии сильного врага, а также развивать свои методы войны.

      Выписки из книги «История мира»

     Пока чукчи расселялись по просторам Канады и Великих Равнин, в их южных владениях в середине тринадцатого века произошло вот что –мешико восстали против правившего ими сына Атч-ытагына Лелекая и ушли на юг, где создали свое государство на озере Тескоко. Незнакомая местным племенам верховая езда, которую успешно использовали мешико, оказалась козырной картой — мешико за двести лет подчинили себе огромные пространства страны, получившей их имя — Мексика.
     Заметим — именно оленетерия и ее атаки больше всего потрясли воинов Кортеса. Испанцев спасло только умение строиться в терцию, а также огнестрельное оружие — верховые олени боялись грохота пушек и аркебуз. Так что Кортес при содействии тласкаланцев и других враждебных мешико племен все же смог захватить Теночтитлан. Кортес погиб во время взятия города, но его место было занято другими честолюбивыми командирами и им удалось подчинить Мексику, тем более помогли принесенные пришельцами опасные болезни. Однако испанцы оценили оленетерию и стали ее использовать как легкую кавалерию для передвижения в джунглях или тягловую силу для пушек, тем более и лошадей не хватало в первые годы трудного завоевания Мексики.

     ****

     Первые сведения о чукчах мы имеем из испанских хроник завоевания Америки — экспедиции конкистадоров на север Мексики столкнулись с хитрым сильным противником, который применял искусные методы войны. Многие экспедиции сгинули без следа, так погибла экспедиция Коронадо, остатки других принесли сведения про пустые стойбища, где у костров сидели седые старики и старухи и бесстрашно смотрели на неведомого врага, про многочисленные стада оленей, от которых внезапно летели меткие стрелы хитрого врага, про смерть, ожидавшую любого отставшего. А ночи запомнились, как самое кошмарное время — никто не знал, встретит ли живым рассвет…
     Узнать все про чукчей удалось бесстрашным монахам-миссионерам.
     Отец Пабло де Гонзалес, один из скромных слуг Божьих, искупался, облачился в чистое, и с молитвой на устах отправился на север. И он… смог увидеть тот удивительный народ — луораветла́ны. Чукчи решили, что одинокий белый человек в «женском платье» — шаман и не тронули его. А отец Пабло смог показать чукчам, что полезен им — он умел лечить болезни, а также делать несложные хирургические операции вроде вскрытия нарыва или удаления зуба.
      Отец Пабло прожил среди чукчей пятьдесят лет, изучил сложный язык и письменность, сходную с письменностью мешико. Но в отличие от жестоких мешико -луораветла́ны-чукчи не приносили человеческих жертв, хотя не чурались пустить на бубны шаманов кожу врага.
     Отец Пабло проповедовал чукчам о Боге — существует даже описанная в его житии легенда — когда один шаман затеял с священником спор, кто сильнее — духи — «кэле» или бородатый Бог, погибший за всех людей и учивший добру, священник просто стал молиться о здравии всех людей и их оленей, а шаман бил в бубен, призывал духов покарать чужака. Тут шаман забился в припадке, скорчился и… умер. В тот день крестились многие стойбища, даже некоторые шаманы. Также отец Пабло перевел Библию на чукотский язык.
      Католическое учение, воспринятое чукчами Великих Равнин, подверглось переосмыслению и вплелось в шаманизм. Изменились и представления чукчей — теперь от злых кэле можно было отгородиться призывом к духу-защитнику, а «Отче наш» сделалась очень важной частью шаманских плясок. Шаман теперь вопрошал Бога и просил его прислать духа, который даст мудрую подсказку. Однако чукчи продолжали оставаться суровы к чужеземцам, а также освоили огнестрельное оружие. Зато испанцы смогли наладить торговлю железными изделиями в обмен на меха и кожу зверей.
     Судьба государств чукчей трагична — они рухнули под ударами Англии. Англосаксы действовали коварно — сначала заключили союз с чукчами, вооружили их новейшим оружием и те помогли англичанам ликвидировать восстание в колониях. Грозные воины на оленях пронеслись по тринадцати колониям, опустошая их. Джордж Вашингтон пал от чукотской стрелы. А потом на празднике победы британцы вручили чукчам одеяла, зараженные оспой…
      Страшная эпидемия пронеслась по этим своеобразным государствам, которые заботами британских послов распались на враждующие варлордства, а вскоре, когда была изобретена вакцина от оспы, англичане отправили в колонии сильный корпус солдат, названный «Вакцинированный». Этот корпус, вместе с американскими лоялистами, неспешно приступил к завоеваниям и исследованию неизвестных земель, о которых даже в конце 18 века было мало сведений.
     Однако была еще одна страна, с интересом поглядывающая на западные земли Северной Америки — Россия.
     Интересующихся историей отсылаю к многотомным трудам Истории России, так как речь дальше пойдет о чукчах.
     Согласно документам, с чукчами Канады русские начинают контактировать уже в 17 веке, выменивают за железо меха и шкуры бизонов, а также интересные изделия и ткани, также налагают ясак.
     А когда государство чукчей рухнуло под ударами Англии, русский царь Дмитрий Второй Оболенский* предложил чукчам защиту в обмен на их присягу России. Таким образом, Россия получила западный берег Канады и Калифорнию, где, как и на Гавайях, возникли базы для Тихоокеанского Флота и города, такие как Архангело-Михайловск, Алькатваам, Атч-ытагынск, названный в честь

     _____________
     * Потомок Георгия 1 Оболенского, приемного сына последнего из династии Рюриковичей Василия Третьего.

     великого вождя чукчей. Кроме того, чукчи указали, где добывают для своих нужд золото — из золота они делали украшения для бубнов и оружия.
     Судьба чукчей Калифорнии и запада Канады, вошедших в состав России, сложилась лучше их сородичей — если чукчи и индейцы Великих Равнин изгонялись англичанами с родных земель, и в лучшем случае попадали в резервации, то канадские чукчи обладали теми же правами, что и остальные инородцы-подданные России. Поэтому поток беженцев устремился в русские владения.
     С этого времени начинается новая эпоха России –эпоха капитализма. Дмитрий Первый и его сын Александр Пятый, завладев ресурсами западной Канады и Калифорнии, добиваются отмены крепостного права, строят заводы и фабрики, отправляют множество переселенцев в Сибирь, Калифорнию и Канаду, где вырастают богатые города…

      Послесловие.

      Как ни парадоксально, но в наше прагматичное и образованное время возник жанр — «Альтернативная история». Авторы, пишущие в этом жанре, рассматривают исторические события, ищут в них другие повороты по принципу «А если?»
     Пробуждение интереса к истории в читателях можно было бы приветствовать, если бы не прискорбный факт.
     На форумах «Ураган времени» и «Форум альтернативной истории» действует коллектив авторов, называющий себя «Русь и Орда».
     Они создали великолепные и увлекательные книги, читать их одно удовольствие, если бы не вопиющее невежество авторов по вопросу кавалерии.
     Они отчего-то считают «монгольских» лошадей неутомимыми юнитами и заставляют этих лошадей проскакать половину мира! Причем от Каракорума до Новгорода эти живые роботы добираются за полтора-два года!
     Хочется ткнуть авторам в карту — посмотрите расстояния — где Русь, а где Каракорум!
     Ладно, неприхотливая меркитская лошадь, но люди?
      Здесь и спотыкаются большинство авторов. Для обоснуя своих представлений о Великой Орде они создают «сферического всадника в вакууме». Хана и полководца Чингиз-хана. Грозного и жестокого правителя, в котором причудливо переплелись все штампы альтернативной истории.
     Несколько великих правителей династии Ван волею авторов объединены в лице этого фантастического Чингиз-хана.
     Мечтающий о покорении всего мира Чингиз-хан начинает с реалистичного — объединения монгольских племен — хотя в глаза читателю уже бросается его повышенная кровожадность — чего стоят его приказы «убить всех ниже колесной чеки». Хотя это и не выбивается из образов исторических деятелей этого сурового и жестокого тринадцатого века. Были и даже более кровожадные правители-современники.
     Принятие имени «монголы» вполне реалистично — история знает такой же факт, когда объединенные Ван-ханом племена стали именоваться «меркиты» по имени объединителей. В победе племени монголов нет ничего невозможного — главное иметь сильного лидера.
      Разгром Северного Китая и падение государства Цзинь тоже реалистично описаны, легко веришь авторам. Тем более именно так и было в нашей истории — Ван-хан, первый правитель объединенного Меркитского ханства напал на Цзинь после казни его послов. И поход на Хорезм тоже был — в ответ на вероломное вторжение армии хорезмшаха Мухаммеда.
     Однако Ван-хан резко отличался от вымышленного Чингисхана — девизом этого хана было — «Мертвый не платит налоги» и он старался не истреблять мирное население. Тогда как Чингисхан льет кровь почем зря — чего стоят яркие описания взятия городов Хорезма! Причем многие города трусливо сдаются без боя! Во что нельзя поверить, вспоминая реальную историю сражений и битв меркитов и хорезмийцев.
     А вчитываясь в прописанные со вкусом казни десятков тысяч жителей… невольно задумаешься о душевном здоровье тех, кто придумал этот страшный и грозный образ монгольского правителя и полководца.
     Но дальше… начинается чистейшая фантастика.
     Зачем-то монголы отправляются на запад, к «Последнему морю». Громят и унижают в ближке все встречные народы. Такие «идеальные солдаты», которые не нуждаются в обозах продуктов, питаясь только куском сырого мяса, который кладут под седло, чтобы хорошенько размять. Возникает резонный вопрос — зачем монголам идти за тридевять земель, быть разгромленными в битвах с грозными и сильными государствами, когда рядом с Монгольской империей и включенными в ее состав землями Цзинь есть богатая и слабая китайская империя Сун?
     От описаний быстроты и скорости монгольских орд у маститых историков — просто кровь из глаз! А дальше — полнейший персик… По капризу своих повелителей монголы поворачивают в русские леса и прут паровым катком по Руси. Сразу видно, что никто из этого коллектива не удосужился прочитать труды по тактике войн русских князей против Степи. Дальше уже читаем про вассалитет Руси от Орды, и Александр Невский, в нашей истории первый русский царь, вынужден кататься за ярлыком в Орду! Какая-то совершенно альтернативная, вывернутая наизнанку личность! Невозможно читать такие, с позволения сказать, книги, с вкусом описывающие противостояние Руси с выдуманными Золотой Ордой, а также с Литвой, которая шутя подчиняет себе русские земли…
     На самом деле идея правителя завоевать мир до последнего моря была бы воспринята его монгольскими и китайскими советниками как сумасшествие и правитель был бы удавлен. Разгром Хорезма — иное дело — враг должен был получить суровый отпор и униженно платить выкуп в течение многих лет.
     Но наступление на запад, чтобы омыть копыта коней волнами последнего моря, погубить тысячи жизней монголов? Это было бы воспринято всеми от приближенных до последнего арата* однозначно — «хан сошел с ума». И мигом собравшийся курултай избрал бы другого хана.
     История уверенно отвечает на вопрос про такие масштабные завоевания монголов — «нет». Реальность против, особенно когда под боком вкусный пирог в виде империи Сун.
     Однако есть книги команды «Русь и Орда», достойные внимания придирчивого читателя, как цикл «Ветер времени» Шабалова — прекрасный исторический фон, на котором действуют герои.
     Сейчас трудами данного коллектива «Русь и Орда» вышла новая книга «Иоанн Грозный», где в втором браке у Василия Третьего наконец-то родился долгожданный сын, нареченный Иваном. Данная книга, пусть и с учетом характера этого своеобразного коллектива авторов — достойна внимания читателя хорошим соблюдением исторической достоверности.
      Приятного чтения!
     Главное, не забывайте про историческую достоверность!

     _______________
     *Арат — пастух у меркитов.

 

 

[Magnum]

С Ш А

* * * * * 

 

Я прочистил горло. Посмотрел на хмурых мужчин, сидевших за длинным Т-образным столом. В центре стола, где «ножка» встречалась с «поперечиной», восседал Уважаемый С Прекрасной Душой Бога Солнца. Уважаемый был молод, несколько растерян, но держался хорошо.Он единственный из сорока мужчин носил странную шапку с чем-то вроде парика, жезл и хлыст.

Стол поставили в просторном внутреннем дворе храма Богини. Жрецы бесшумно сновали по двору, подливая воду в кубки собравшихся — или просто спешили по своим делам.

Многие «Большие люди» привели на встречу армии, более или менее многочисленные — но все воины остались за стеной храма, внутри царили мир и тишина.

Я снова прочистил горло, нарушая тишину.

— Панове Черной Земли!

* * * * *

— Граждане черноголовые! — кричал молодой красивый парень, от которого нестерпимо разило рыбой.

Кричал он на центральном рынке Города, забравшись на крышу присматривающего за порядком. Над рынком нависала рукотворная гора, на которой возвышался храм Владыки неба. Кричал парень достаточно давно, чтобы собралась большая толпа и отец посадил меня на плечи, чтоб не задавили.

Купцы, привычные к митингам, шустро позакрывали лавки, закрыли окна тяжелыми ставнями, задвинули засовы — и приаились внутри, готовые к беспорядкам.

В городскую охрану никто, как обычно, не верил — в такие моменты охранники часто сами запирались в своих караулках и готовились держать оборону, пока толпа не остынет.

Отец давно хотел уйти, но мы оказались в числе первых слушателей и даже нюхателей парня, и выбраться из толпы сейчас было практически невозможно.

Мне было интересно, я первый раз видел митинг. Толпа бурлила, парень кричал, отец ворчал и вжимался в стену прочной на вид лавки.

Правда, хотелось пить — но я был согласен потерпеть хоть до вечера ради такого зрелища.

* * * * *

Я облизнул пересохшие губы. Посмотрел на изможденных мужчин в простой папирусной лодке посреди бескрайнего океана, под вечным высоким небом.
Припасы заканчивались. Заканчивалась вода.

— Друзья, — хрипло прокаркал я. — Зря я позвал вас присоединиться ко мне…

* * * * *

— США предлагают всем желающим присоединиться к нам, — начал я. — Мы гарантируем свободу религии, торговли и личности.

— Ты не понимаешь, — перебил Уважаемый. — Мы — не черноголовые. Этому народу нужна сильная рука, он мечтает о ней. Он не понимает свободу и не хочет ее. Свобода означает ответственность, а люди хотят просто жить, иметь свой кусок хлеба и уверенность в завтрашнем дне. Уверенность, что завтра будет так же, как сегодня и ничего не изменится, а ты предлагаешь перевернуть все с ног на голову.

«Большие люди» хмуро переглянулись. Кто-то неуверенно кивнул. Кто-то отвел взгляд.

— И наконец, — торжествующе закончил Уважаемый. — Без единого царя наступит голод!

— Голод уже наступил, верно? — отозвался один из «Больших людей», который сидел на «ножке» несколько «южнее» Уважаемого. Снова закивали хмурые мужчины — на этот раз намного оживленнее.

— Мы поможем с зерном, — вмешался я. — Даже тем, кто не захочет присоединяться к нам.

— Выборный верховный правитель, — засмеялся Уважаемый, стараясь скрыть растерянность. Получилось не убедительно. — Что там еще?..

 

* * * * *

— Мы вернемся к старым обычаям! — кричал парень. — Каждый город будет сам выбирать себе «Большого человека» и Совет Старейшин! А все города вместе будут избирать «Великого человека» и Великий Совет, чтобы они управляли внешней политикой, армией, дорогами и почтой, а также решали спорные вопросы!

— Так он царем станет!

— Его будет сдерживать Великий Совет! И будем переизбирать… каждый год!

— Мало! — заорали в толпе.

— Мало! — завопил я в полном восторге.

Отец дернул за ногу, прошипел что-то неразборчивое.

— На четыре года? — предложил парень.

— Для круглого счета — на шесть!

— Шесть лет! Шесть лет! — поддержала толпа. — Шесть!

* * * * *

— Нас шесть, — хрипел я. — И плывем мы уже шестьдесят дней. Я прошу у вас прощения, если окажется, что я был не прав…

— Мы сами согласились, — сверкнул зубами Землепашец, изрядно растерявший свою привычную упитанность, наш Очиститель и Травник на борту. — Нам нечего терять, нам всем за шестьдесят. И мы все еще живы, все шестеро. Рано извиняешься, дружище. А если мы хотим присоединить Китай и сохранить одного «Великого человека», нам нужен быстрый путь на восток.

* * * * *

— Но мы же будем выбирать своего «Великого человека», одного из нас, верно? — спросил тот же «Большой человек», что ляпнул про голод. Насколько я мог понять, его армия была одной из самых многочисленных. — И свой Великий Совет Старейшин. Один для черноголовых, другой для Черной Земли, верно? Вы не поймете наши проблемы, мы не разбираемся в ваших, и мы слишком далеко от вас. Все верно?

Я вздохнул. Лица «Больших людей» светились пониманием и одобрением. Приунывший было Уважаемый снова воспрял, хотя было очевидно, что каждый из «Больших людей» уже мысленно примерял на себя новую должность.

— Нет, — твердо сказал я. — Один «Великий человек», один Великий Совет Старейшин. И баллотироваться может любой житель США, не только один из вас.Что касается расстояний — на сегодня к США присоединились города в верховьях Великих Рек вплоть до Северного моря, города на побережье Западного моря, Дильмун и Элам. Прямо сейчас мы ведем переговоры с Мелуххой…

— Но это же… в Индии? — удивился Уважаемый. — Как ваш великий будет всюду успевать? На ковре-самолете?

— Мы уже начали копать канал от Великой Реки к Западному морю, — я пожал плечами. — Если договоримся, поможем прокопать каналы вам — из Западного моря в Красное, из Красного моря в верховья Нила.

— Это… да-а-а, — выдохнул один из «Больших людей» где-то в основании «ножки».

— А мы… это… пирамиды, — загрустил другой, с «поперечины». — А тут…

— Кроме того, выборные Большие Люди и Советы Старейшин городов будут обладать практически всей полнотой власти в каждом городе. Вам и не нужен будет Великий человек чаще, чем раз в год.

— А если война? — хмуро спросил «Большой человек» с дальнего конца «ножки», похоже, правитель самого южного города.

— У вас будут военные базы США, — охотно пояснил я. — У генерала будут все полномочия и возможности, чтобы защитить город и все США.

— Ну хорошо, — выдавил «Большой человек». — Ну хоть название вы поменяете, если мы присоединимся, верно? Будет не США, а, скажем, СШАиАЧЗ, верно?

— Нет, — твердо ответил я, догадываясь, что многие разочаруются. Но врать не имело смысла. — Название США останется как память, где все началось.

* * * * *

— А назовем мы наш союз США! — кричал парень. — Союз Шумерских Агломераций! Но это не значит, что мы ограничимся шумерами! Мы понесем свет цивилизации и радость свободы во все части света! До самых дальних окраин!

— И еще дальше, — буркнул отец. — Слова, слова, бла-бла-бла. Революции делают романтики, а пользуются плодами мерзавцы. Люди хотят просто жить, иметь свой кусок хлеба сегодня и уверенность, что завтра не будет голода. А какой правитель — да какая разница? Все они му…ки! Что, поменяем царя и все сразу станет лучше? Хорошо, если так же, а может и хуже станет. Лучше ничего не менять, сидеть тихо, тогда, глядишь, и доживешь до спокойной старости…

— Да как сказать, — неожиданно отозвался сосед, державший на плечах моего ровесника. Ровесник был упитан, вертелся во все стороны и постоянно показывал зубы — то ли улыбался, то ли скалился. — Слышал, в соседнем городе мечтают построить Империю, чтоб, наконец, навели порядок. А знаете, что такое порядок?

— И знать не хочу, — буркнул отец.

— Все люди делятся на трудотряды, — охотно пояснил сосед. — И перекидываются с места на место в зависимости от желаний Царя. Нормы питания устанавливает Царь, но на каждую норму вводится урок — количество отработанных трудодней, или сделанных горшков, или выловленных рыб, в зависимости от специальности. Выполнил — получил паек, не выполнил — сиди голодным, работай лучше.

— Что вы меня пугаете? — возмутился отец. — Вы что, за этого?

— Да, — кивнул сосед. — А то и правда Империю соорудят.

— Да, — энергично закивал ровесник на плечах соседа. — Не хочу трудодни!

— Не хочу паек! — подключился я. — Хочу свободу!

— Да эти страшилки… — возмутился отец. — Уже были бородатыми, когда я…

* * * * *

Туземцы были бородатыми. Рослыми и загоревшими. И практически без одежды. И оружие у них было примитивное, каменное. Никакого металла, ни меди, ни бронзы.
Враждебности не показывали, наоборот, с любопытством разглядывали лодку.
Землю увидели почти сразу после моего извинения — Землепашец был прав, как обычно.

— Не очень-то они похожи на цивилизацию, — задумчиво сказал Землепашец.

— Возможно, это острова к востоку от Китая, населенные дикарями, — предположил я. — В любом случае, надо вернуться, вывести сюда колонию — и потом уже разбираться, в какую сторону Китай. Может, найдем хоть один город, который захочет к нам присоединиться.

* * * * *

— Не обязательно присоединяться к США всем, — сказал я. — Мы будем рады даже одному городу.

Мне не нравилась эта часть, но выхода не было. Когда прорабатывали варианты разговоров, эту фразу оставляли напоследок — что мне, что Землепашцу, который отправился в Мелухху.

— Лучше бы они миром согласились, — показывал зубы упитанный Землепашец, как всегда, вертя головой во все стороны. — Но если надо хитростью…

— Это не хитрость, — морщился я. — Это правда. Просто… Надо будет сначала найти одного местного «Большого человека», который даст согласие — а потом уже созывать всех.

Искал я не долго — прочитал отчеты наших торговых агентов, жрецов и туристов, проанализировал и наметил несколько городов в Дельте, так похожей на родной Шумер. Начал с города, где поклонялись Богине, очень похожей на нашу, Городскую, Инанну. Только воскрешала она не смертного пастуха, а мужа-бога, но это уже были мелочи верований.

«Большой человек» согласился сразу — и созвал всех, как он их назвал, номархов, во главе с фараоном, которого с начала засухи перестали воспринимать всерьез. Фараон обязан обеспечивать разлив Нила — иначе зачем он такой уважаемый нужен?

Я попросил поставить стол в форме Т и рассадить приглашенных географически, «ножка» символизировала Нил, «поперечина» — Дельту, чтоб хоть как-то ориентироваться, откуда они.
«Мой» Большой человек сидел немного восточнее впадения Нила в Дельту. Но смотрел я на Уважаемого, на фараона.

— Даже если согласиться присоединиться только один город, мы будем рады, — повторил я и улыбнулся. Не «своему» Большому человеку — Уважаемому. — И будем защищать все его интересы.

— И поможете подмять соседей, верно? — заинтересовался «Большой человек».

— Нет. Только оборона.

— И как быстро вы пришлете флот? — кисло спросил Уважаемый.

— Корабли стоят меньше чем в полудне пути отсюда.

— Но там же не может быть много бойцов, верно? — уточнил «Большой человек».

— Их там достаточно, — лучезарно улыбнулся я.

* * * * *

— У нас достаточно сил, чтобы справиться и с Саргонидами, и гутиями! — кричал парень. — Сейчас, когда они грызутся одни против других, нам надо собрать добровольцев, ударить на них, и освободить Аккад от тирании Саргонидов! Защитить шумер от гутиев! Записывайтесь в добровольцы!

— Веди нас! — взревела толпа.

— Энки!

— Хен!

— Галь!

— Эн-ки!

— Хен-галь!

— Энки-хенгаль! — неслось над площадью, над Городом, над всем Шумером.

Я подпрыгивал на плечах отца, ровесник — на плечах соседа.

Мы переглянулись — и ровесник радостно показал зубы.

* * * * *

Я переглянулся с Землепашцем — он радостно показал зубы.

Мы возвращались домой, в США.

Снова простая папирусная лодка, снова шесть немолодых людей, снова океан — только теперь мы знали, где у него края.

— Я вот иногда думаю, — сказал я. — Если бы та засуха длилась дольше… Или если бы она была более засушливая… Ничего бы у Энкихенгаля не получилось. Нам бы пришлось все силы бросить на то, чтобы выжить, и гутии взяли бы нас голыми руками. В Черной Земле, скорее всего, рухнула бы их система ирригации — и все сказали бы, что это из-за того, что «Большие люди» перестали слушаться фараона…

— А у нас бы победил соседний город и построил свою Империю, как и говорил отец, — показал зубы Землепашец. — Нам повезло, что в нашей реальности так не произошло. Может быть, когда-нибудь, мы сможем достучаться до соседних реальностей… И тоже пригласим их в США!

____________

Примечания

* * * * * 

 

Уважаемый С Прекрасной Душой Ра — возможный перевод имени одного из фараонов седьмой династии, когда Египет из-за засухи рассыпался обратно на номархии

Большой человек — перевод титула «лугаль», правителя города в Шумере

Черная Земля — Та-Кемет, Египет

Черноголовые — самоназвание шумеров

Город — возможный перевод названия Урук

Великие Реки — Евфрат и Тигр

Северное море — Черное море

Западное море — Средиземное море

Канал из Красного моря в верховья Нила копали и в РеИ, копали и аналог Суэцкого

Соседний город — Ур, страшилка в упрощенной форме описывает устройство Шумера во время Третьей династии Ура, наступившей после свержения гутиев и утопления Утухенгаля из Урука, который начинал как торговец рыбой, а закончил как лидер восстания против гутиев и лугаль Урука, но вскоре утонул

Бородатые туземцы — по одной из версий стали причиной названия остров Барбадос

Барбадос — остров в Карибском море, именно к нему причалила лодка Ра-2 через 57 дней после отплытия из Марокко. Возглавлял экипаж Тур Хейердал, врач — Юрий Сенкевич

Богиня — Исида, действие происходит в городе Бейхбейт аль Хагар, что возле Себеннита, в двенадцатом номе Нижнего Египта

Развилка — засуха 2000 г. До н.э. легче, шумеры восстают раньше и воссаздают что-то наподобие Ниппурского союза городов, в который позже включают Египет, Индию и весь цивилизованный на тот момент мир.

 

[Magnum]

Тёплое дыхание Аквилона

 

* * * * *
  
      
  
      
  
     Шёл 1600 год ab Urbe condita
  

     *****
  

     В камине замка горел огонь. Языки пламени заставляли плясать тени на стенах зала. На троне, смакуя старое фалернское вино и любуясь отблесками огня, сидел человек.

  
     - Синьор Теодон … – в залу осторожно вошёл встревоженный слуга, - к нам приближается большое войско северян.
  

     Владыка Суз кивнул и, прогоняя наваждение, поставил кубок. – Передай Катальдо, Лупо и Юлию, чтобы были готовы.

  
     Под звуки труб, также незаметно, как и вошёл, слуга покинул зал.

  
     *****

  
     Вскоре, надев при помощи Юлия доспех, Теодон вышел во двор. К нему подошёл широкоплечий воин.

  
     - Мессир, мы готовы к бою. Но северяне не подходят ближе тысячи шагов. 

  
     - Чего же они ждут, Катальдо?

  
     - Мессир, их посланцы заявляют, что Меровей Ретийский перешёл Альпы с миром.
  

     - Можно ли ему верить, Катальдо?
  

     - Я ни капли не верю, но посланцы Меровея утверждают, что он действует от имени своего Повелителя.

  
     - Тогда ясно, почему они решили попытать счастья здесь, а не у Гарибальда Фриульского или у Одилона Трентского. Пусть вестники передадут, что переговоры состоятся у ворот замка через час.
  

     *****

  
     К назначенному времени Теодон взошел на стену. Напротив входа расположился отряд в тридцать всадников, закованных в броню. Вскоре Теодон обратил внимание на двух беседующих друг с другом мужчин. Один из них был моложе и имел достаточно длинные светлые волосы, а второй имел характерный нос. Так как остальные северяне демонстрировали своё почтение к беседующим, Теодон счел, что перед ним глава посольства и его помощник. Герцог указал трубачу, чтобы тот дал сигнал к началу переговоров.
  

     Когда замолкли звуки труб, Теодон, обращаясь к носатому, спросил:

  
     - Я герцог Астийский. Кто вы такие и с какой целью пришли в наши южные земли? 

  
     К его удивлению, с озорной усмешкой ответил длинноволосый: 

 – Я - Меровей Ретийский, мой спутник - Роберт Отёнский. Мы верные слуги императора Поппо III. Император предлагает королю Арехису III забыть старые обиды и восстановить добрососедские отношения.

  
     - Но я не король Арехис и не могу представлять его интересы. Если же вы хотели проехать на юг и увидеть моего государя, вам следовало бы собрать менее многочисленную свиту…. -. завершая речь этими словами, Теодон указал в сторону войска северян.

  
     - Эта война повлияла и на Юг, и на Север. Путь до Папии не близок и извилист. Но с вашей помощью мы надеемся пройти его быстрее.

  
     - Вы надеетесь, что я просто так, без боя, сдам свои крепости и пропущу вас дальше? – сверкнув очами, спросил Теодон.

  
     - Отнюдь! Мы надеемся привести доводы, которые убедят короля Арехиса III принять нас в Папии без проволочек.

  
     - Я много лет не жил в столице…

  
     - …Но несмотря на это, ваше слово весомо и теперь, – продолжил за герцога северянин. 

  
     - Многолетняя война приучила и нас, и вас к осторожности. Положившись на ваше слово, я оставлю эти земли без присмотра. И может быть уже завтра или послезавтра на них попытается напасть кто-то из тех северян, что не связанны мирной клятвой.

  
    - Разумеется, наши войска покинут Италию, и пока вы будете отсутствовать, мы гарантируем, что со стороны Альп никто ваши владения не побеспокоит.
  
      
  
     Стороны продолжали обмениваться любезностями. Но так как световой день подходил к концу, а разговор грозил затянуться, стороны договорились перенести его на утро.

  
     *****

  
     На следующий день стороны встретись вновь и, обменявшись учтивыми приветствиями продолжили переговоры.
  

     - …. вы согласны, герцог, выслушать наши доводы и вести переговоры более предметно?
  

     - Излагайте.
  

     - Но не кажется ли вам, что разговаривать на такой дистанции, когда каждое слово слышно на тысячи шагов, не совсем разумно?
  

     - Вы же не предлагаете мне спустится вниз или пустить вас всех в замок?
  

     - Зачем же всех? Поеду я и еще десяток моих людей. 

  
     Роберт Отенский, услышав это, начал в чём-то активно убеждать Меровея. И хотя большинство слов не было слышно, было ясно, что граф пытается отговорить своего юного спутника от того чтобы «самому лезть в пасть ко льву». Но его попытки были тщетны. Прервав беседу со спутником, Меровей вновь обратился к Теодону:
  

     - Ваше решение?

  
     - Вас и 10 ваших спутников пропустят через первые ворота. Но надеюсь, что вы не попытаетесь повторить трентскую ошибку.

  
     - Я тоже надеюсь, что Верона и Тренто многому нас научили и не вы, и не мы не хотим повторять старые ошибки, а планируем жить в мире.

  
     С этими словами Меровей, повернувшись к своим спутникам, выбрал десятерых.
  
     А Роберту Отенскому, желавшему оказаться в этой десятке, сказал:
  

     - Дорогой друг, мы оба знаем, что южане коварны. И если мы оба угодим в ловушку, слёзы прольют не только в Ретии, в Отёне или Хаспенгау, но и в иных городах империи. Но важность этой миссии состоит в том, что в случае успеха слёзы прольют мавры, хорутане и велеты. А если южане закусят удила или наделают иных глупостей, вы знаете, что нужно предпринять.
  

     После того как отряд Роберта, графа Отёнского, направился в сторону лагеря, Меровея и его спутника впустили в крепость.

  
     *****

  
     Всадники, въехав во двор, спешились. Навстречу Меровею вышел Теодон. За его спинами было несколько десятков рыцарей.

  
     Но начавшуюся беседу предводителей прервал сбивчивый переходящий на визг голос монаха:

 – Господин…., не слушайте его…… это самозванец….., он не тот за кого себя выдает.

  
     Спутники Теодона схватились за мечи, спутники Меровея также были готовы вступить в свой последний бой. Но оба предводителя сохраняли хладнокровие.

  
     Теодон, дав знак монаху приблизится, спросил: 

- Что ты имеешь в виду, Гильдуин?

  
     - Я лично знаком с герцогом Ретии – Меровеем, но этот юноша не может им быть. Он ему в сыновья годится. Но сын Меровея носит совсем иное имя, а значит, этот человек присваивает себе чужой титул, а может и имя.

  
      - Что на это вы скажете? – сверкнув очами, спросил Теодон.
  

     - Ваш монах убеждён в своих знаниях и даже не допускает мысли, что он видит лишь то, что хочет видеть. Меня на самом деле зовут Меровей Ретийский, кое-кто называет Меровеем Отважным. Я сын Фарамонда и приёмный сын Маркомира Ретийского. Может хотя бы о нём ваш монах слышал?

  
     Теодон убрал пальцы с меча и перевёл взгляд с Меровея на Гильдуина. Тот, сглотнув, кивнул.
  

     Меровей, увидев это, сказал:

  
     - Хорошо, что он не кривит душой. Давайте я кратко объясню, кем я прихожусь правителю Ретии. Вы все слышали о герцоге Ретии Меровее II, он уже почти 30 лет правит герцогством после смерти своего отца Хлодвига. Хлодвиг был сыном первого герцога Ретии – Меровея I Верного. Вот на младшей дочери Меровея Верного и был женат мой дядя Маркомир, получив от Хлодвига право именоваться Ретийским. После смерти моего отца дядя усыновил меня. Несколько лет назад император Поппо III разрешил мне при необходимости именовать себя Ретийским. И герцог Меровей, и я являемся дальними родственниками – мы оба ведем род от сыновей короля Хильперика III Восстановителя. 

  
     Вы знаете, что сын короля Хлодвига V (называемого христианами Верным, а в империи Безрассудным) попав в юности плен к королю Гондебальду, не только признал себя его вассалом, но отрешись от веры Хлодвига I и Хлодвига V назвал богами Одина и Бадугенну. Возможно, поэтому он и получил Ретию и сохранил жизнь.

  
     В схожей ситуации мой прадед Хлодвиг Тихий, помня, что король Один был нашим предком, тоже был вынужден принять северных богов и выразить почтение Ирминсулю и его детям. Но ему, пусть и тайно, удалось сохранить христианство. В этой вере он воспитал моего деда Меровея Старого, а тот своих сыновей.

  
     С этими словами Меровей из-под воротника доспеха достал нательный крестик, повесил его поверх брони и осенил себя крёстным знамением. Аналогичным образом поступили его спутники. Спутники Тедона и он сам пребывали в смятении. Глядя на ошарашенные лица южан, не ожидавших что с Севера, из языческой империи, где уже почти сотню лет преследовали католиков, прибудет посольство, сплошь состоящее из собратьев по вере, Меровей продолжил развивать успех:
  
     - Надеюсь, все присутствующие помнят о судьбах мецких и анжерских мучеников и не желают подобной участи нам. Надеюсь, что ни вы, герцог, ни ваши люди не раскроете узнанную вами тайну.

  
     - Слово чести…. Слово чести…. Клянусь…. – послышались голоса как за Теодоном, так и Меровеем.
  

     После этого Теодон пригласил Меровея на приватную беседу. Меровей, оставив меч и шлем своей свите, в компании Теодона и двух сузских воинов направился в Малую залу.

  
     *****

  
     - …..Дорогой собрат во Христе, вероятно, вы помните, что еще 100 лет назад главным врагом для вас и нас были мавры. Ислам покорил Пиренеи, мусульмане подчиняли Галлию, захватили Корсику, Сардинию, угрожали Риму. Многие христиане (наследники Кассия, Ардо, Юлия, Теодемира, Пелайо и других) не только склонились перед ними, но и приняли ислам. Лиутпранд, получивший от папы титул Защитник веры, лишил мавров Прованса и Тирренских островов, но после его смерти эти земли для вас оказались потеряны.

  
     90 лет назад прадед моего деда – Хильдерик III - сумел воспользоваться междоусобицей между Абдурахманом Омейядом и наследниками Абдурахмана Галльского и освободить Готию, Аквитанию и часть Таррагоны. Но смерть сына Дагобера Юного, а затем и новый конфликт на востоке (в который оказались втянуты и Меровинги) свёл его в могилу. Хильперик и Хильдерик сопротивлялись, как могли, но младший брат и его семья погибли в войне с Радбодом II, а старший отступил в Арморику. По одним сведениям Хильперик погиб, по другим успел бежать в Альбу, где его и настигли убийцы. После того как Радбод II изгнал мавров из Галлии, он провозгласил себя императором. Императоры Севера после нескольких войн с маврами решили освободить Карфаген.
  

     В правление предыдущего императора Поппо II, когда армии Ритзарда, старшего брата Поппо III (моего сюзерена), были на полпути к цели, отец Арехиса III напал на империю. Поппо II вынужден был направить против них Поппо (III) и его младшего брата Аббу, выделив им часть отрядов, что шли на помощь Ритзарду. Пока наши державы воевали друг с другом, мавры разбили Ритзарда. Его армия смогла отступить в Новую Алеманнию, но он сам погиб. Вёльва указала, что «если тело Аббы вернётся на родину, то Север получит землю Карфагена». Поэтому вместе с миром император Поппо III предлагает нашим державам совершить обмен телами погибших: Север получит нужное ему, а Юг получит нужное ему.
  

     - Вы считаете, что сможете обменять вашего принца на десяток или даже сотню наших? И это будет равноценным? Думаю, король Арехис III считает иначе, – заметил Теодон.
  

     - Я мог бы возразить, что Бонифаций, Виллиброд и прочие мученики, объявленные папой святыми, более ценны для церкви, чем северный принц. Но у меня есть иной аргумент. Во время создания Западной Ангрии против ютов и их союзников (англов и саксов) воевали не только саксы Ангрии и Вестфалии, но и часть войск империи. Один наш человек среди трофеев обнаружил «кольцо рыбака»….
  

     - Этого не может быть! Оно хранится в Риме!
  

     - В Риме фальшивка, изготовленная во времена папства Феофилакта или Филиппа. А настоящий артефакт был увезён с собой антипапами Сергием и Адрианом. Так он попал в Альбу.
  

     - Почему же вы предлагаете его нам, а не хотите оставить его себе?
  

     - Италия осталась единственной землей, где король и его подданные открыто верят в Иисуса Христа и Деву Марию. Да, говорят, что где-то далеко, в землях то ли серов, то ли синдов зажгли свет веры, но я этому не верю…Константинополь впал в ересь и подобно пиренейским государствам на днях подчинится исламу, в Гибернии и Альбе своя ересь и оторванные от Рима, они вскоре падут перед сынами Одина. В империи до сих пор не безопасно проявлять приверженность Христу. Да, ситуация может измениться, но это зависит скорее от вас, чем от нас.
  

     - И как же?

  
     - В этом и состоит тайная часть моей миссии, - Меровей оглянулся по сторонам и продолжил: - У императора Поппо III четыре сына: Радбод, Ритзард, Поппо и Абба. Император уже выделил часть земель сыновьям, чтобы они приучались править подданными: Радбод получил «сердце империи» - низовые земли и часть того что раньше называли Австразией, Ритзард бывшую Арморику и побережье бывшей Нейстрии, Поппо - юг того что раньше было Алеманнией и Баварией, Абба - Новую Алеманнию и Готию.

  
     Я и пришедшие со мной рыцари - вассалы Аббы. Он и сам, пусть пока и тайно, проявлял интерес к нашей вере. И даже убедил Радбода, чьим вассалом является Роберт Отёнский (верный последователь Одина) в том, что христиане не слуги Хель и Фенрира, а лишь запутанные Локи люди. Радбод согласился дать нам шанс: если христиане не будут поднимать мятежи и сравнивать императора с Сатаной, а также обещают не приносить человеческие жертвы, он обещает разрешить христианам открыто исповедовать свою веру. И наказывать тех, кто нас будет за это преследовать.

  
     - А что по этому поводу думает император и другие сыновья?

  
     - Император стар. Он хочет успеть при жизни то, что не удалось его отцу и брату: получить земли Карфагена. После его смерти следующим императором - Радбодом III - будет старший сын. Но ему могут помешать Ритзард и Поппо. Они дружат и активно поддерживают друг друга. Если во время войны с маврами вновь начнется война в Италии или с Альбой то они будут только рады этому. И вдвойне будут рады, если Абба погибнет, а значит Радбод останется с ними один против двоих.
  

     - Неужели Поппо III готов пожертвовать сыном?

  
     - Он верит предсказанию вёльвы: «если тело Аббы вернётся на родину, то Север получит землю Карфагена». Всем ясно под «телом Аббы» именуют мёртвого, а не живого человека. Споры идут лишь о том, брат или сын императора Поппо III имеется в виду. Как вы понимаете, мой сюзерен не очень хочет стать героем данного пророчества, но кое-кто ради достижения своих целей готов принести его в жертву. При этом я бы хотел вас (южан) предостеречь от желания «погреть руки» на костре войны, которая может разразиться между сынами Поппо III. Ритзард уже сейчас привечает в своих владениях маврских купцов. У него хорошие отношения и с ренегатами. Возможно, он и сам ради победы готов стать ренегатом. Радбод тоже будет не в восторге, если вы, южане, не просто нападёте и ограбите владения его брата Поппо, но попробуете забрать часть Империи себе. Конечно, война на какое то время ослабит Империю, но потом она придет на ваши земли или земли мавров. Империи не нужна война с наследниками Лиутпранда, она предлагает мир. Примет ли руку дружбы король Арехис III?

  
     *****
  
      
  
     P.S. 
Меровей во главе десятка рыцарей выехал из ворот Суз. Тёплый Аквилон нежно обдувал его лицо. Совсем скоро Меровей встретится с Робертом и вернувшись на Север, они обрадуют братьев тем, что миссия удалась.

  
     На следующий день, из других ворот замка, подгоняемый Зефиром в Папию выехал Теодон. Через два месяца был заключён мир. После этого была война с маврами. И были битвы, и была победа…. И Добро победило Зло, и каждый получил по заслугам своим.
  
      
  
      
  
     Эпилог, едва не ставший Прологом
  

  
     Северная Галлия. Примерно за 130 лет до описываемых событий.
  
      
  
     - Господин, всё готово. 

С этими словами дверь темницы отворилась. В неё, держа в руках чадящий факел, вошел страж. Пленник встал и расправил затёкшие плечи.

  
     - Господин, прошу следовать за мной.

  
     Страж и бывший пленник прошли один, затем второй поворот. Воздух свободы пьянил.
  

     Освобождённый уже начал строить планы о том, как он накажет мачеху, окружение зарвавшегося племянника и прочее быдло. Но вдруг, после очередного поворота, страж резко затормозил, развернулся и ударил. Перед смертью удивленный пленник успел услышать лишь начало фразы - «Умри, бастард……»
  
      

Изменено 23 Feb 2022 пользователем Magnum

[Magnum]

Рассказы с конкурса "Карлики на плечах гигантов". 

 

Рассказы размещены в алфавитном порядке, ничего личного. 

 

Голосование продлится до 28 февраля, например. 

 

Обсуждать, критиковать и комментировать можно и нужно прямо в этой теме. 

 

Поехали! 

 

[Стержень]

Первое место для меня-Сказания канадских чукчей.

И написано достаточно художественно и соединены собственно рассказ и качественный тайм-лайн.

Отлично!

Второе место с не очень большим отрывом-Недоросли.

Интересно, оригинально (хотя я сразу догадался про флоресцев).

Правда чуточку мутно (в какой-то момент показалось, что македонцы-оборотни).

Но повторюсь-общее впечатление очень хорошее.

Насчет третьего места-колебался между США и Теплым дыханием Аквилона.

Но всё-таки-США.

Конечно такой вариант крайне маловероятен, но за смелость-достойно третьего места, тем более и пояснения хорошие.

В Аквилоне я не опознал развилку, да и как-то несколько перегружено что ли.

Но это хорошее четвертое место для меня.

Пятое место-Медведь и Павлин.

Слишком коротко и малообоснованно. И не совсем законченно.

Но оригинально и интересно.

Остальное не зашло-да простят меня авторы:)))

[Каминский]

Ничего не понравилось. В школе вот писали на сочинениях "тема нераскрыта" - вот и здесь что-то такое. От силы два-три произведения попадают под заданные в конкурсе условия темы. В остальном - кто в лес, кто по дрова. С чукчами было бы неплохо, но финал все схлопнул.

ЗЫ. Но хоть относительно много участников и то плюс, конечно.

Изменено 21 Feb 2022 пользователем Каминский

[Magnum]

Давайте я сразу раскрою главную интригу - моих рассказов здесь нет. Очень старался, но не успел. Раз на раз не приходится. 

 

[Каминский]

моих рассказов здесь нет.

Заметно, кстати.

[Урус-хай]

Очень понравился "Недоросли".

Великолепно описаны македонские солдаты. Обычные люди, которые прошагали по страницам Истории - и навечно в свитке музы Клио остались. Александр велик - в первую очередь вот этими обычными людьми.

Интересная и неожиданная находка автора - как хоббиты с Флореса, создавшие свою странную культуру, начинают... осознавать, что и эти "громадины" тоже нужны и необходимы, Природе без Человека никак не обойтись.

И поэтому надо договориться...

Одно точно последствия для мира обещают быть необычными.

.

Изменено 21 Feb 2022 пользователем Урус-хай

[Paltus]

Воспоминания о Команданте

Сначала не понял, а потом как понял!

[Magnum]

Сначала не понял, а потом как понял!

Да ладно, источник вдохновения очевиден до боли в глазах. 

 

[LokaLoki]

От силы два-три произведения попадают под заданные в конкурсе условия темы.

Какая тема, такое и попадание Vox populi.

А вообще красота в глазах смотрящего Не тема ж главное...

А трэш, мясо и кишки по стенам? 

[Каминский]

А трэш, мясо и кишки по стенам? 

Так и этого ведь нет

[Стержень]

А трэш, мясо и кишки по стенам? 

Так и этого ведь нет

А может и хорошо?

А то слишком много гурятины тоже как-то не вдохновляет...

[Каминский]

А может и хорошо?

Может и хорошо. Если другие условия соответствуют. А когда нефига не соответствует - может хоть гуро бы все это вытащило.